Ирина Андреева
Сто первый снег
Повесть и рассказы.
Не плачь, Маруся!
Кошку в дом притащил сын Валерка. Оголодавшая она была, грязная с подпалинами по бокам и на мордочке, одичавшая, но по всему видно, что молодая. Сын сказал, что подобрал её в подвале колледжа, а вернее отобрал у изуверов — прожигали ей сигаретами шерсть, травили дымом никотина. Валерка учился на первом курсе транспортного колледжа.
Глаза у кошки были мученически прекрасные. Валерка окончательно сразил сомнения матери:
— Мам, у неё глаза как твои: мудрые, всё понимающие.
Сердобольная Маруся не прогнала бедолагу, откормила, приласкала, приручила, только строго-настрого заявила:
— Пусть живёт, но приплода от неё не надо, самим порой на хлеб не хватает.
— Я узнавал, ма, можно ей в определённое время специальные таблетки давать, говорят хорошо помогает. А питаться будет с общего стола, всё же не помойными объедками, да, Маргоша? — так на радостях он окрестил кошку.
— Марр, — ответила кошка.
— Вот, видишь, мама, она пытается выговаривать твоё имя.
Марусей Марию Петровну называли все приближённые: мама, двоюродная сестра и её дети, бывший муж и подруга, сын — в шутку или когда хотел уговорить-успокоить. Мысленно и сама себя она так называла: «Держись, Маруся, пробьёмся!» — было её девизом.
Два года с кошкой не было проблем, отпаивали её таблетками, когда начинались «приступы любви», а на третий всё же не уследили — Марго сбежала через балкон к соседскому молодому коту, которому хозяева не сделали ещё экзекуцию оскопления.
Домой кошка вернулась виноватая и словно побитая, спряталась под кроватью у Валерки, видимо ища покровительства у законного и любимого хозяина.
— Иди уже, ешь, блудёна, что теперь бог даст, — сжалилась Маруся.
К кошке она и сама привязалась, нередко удивлялась её сметливому уму и покладистости. На еду Маргоша была не жадная, не умыкала оставленные на столе продукты. Лакомый кусочек просила вежливым мяуканьем, осторожно протягивала лапку и трясла ею. Не бедокурила в квартире, не портила мебель и ковры когтями, аккуратно ходила в лоток.
Через положенное время Маргоша окотилась. Маруся, заглянув в коробку, пришла в ужас:
— Куда их теперь девать? Целых три! Неси их, Валерка, куда хочешь, пока они ещё слепые, а она не хватилась.
— Ты что, мать? Куда я их понесу? Мне не сегодня-завтра затылок забреют — в армию, такой грех на себя брать?!
— И что ты предлагаешь? Может мне взять дополнительные часы, чтобы эту ораву прокормить?
Вскоре Маруся поняла, что надо действовать самой. Написала и развесила объявление, о том, что отдаст котят в хорошие руки. Пока суть да дело, может, найдётся желающий приобрести живность.
На следующее утро котят в коробке не оказалось. Маруся спросила сына:
— Унёс всё же?
— Куда унёс? — недоумевал Валерка.
Маргоша сидела на спинке кресла и внимательно наблюдала за хозяевами. Когда Валерка начал искать котят под диваном и кроватями, явно насторожилась, вытянула шею, вопросительно мяукнула, чего мол, ищете?
Пропажу Маруся обнаружила лишь вечером, придя с работы. Оказалось своих детей Марго спрятала за книжным шкафом в нише под стеллажами.
На следующий вечер Валерка объявил, что пришла повестка в армию. Ровно через неделю ему предстоит явиться в военкомат в полной готовности.
Маруся по наущению соседки сходила в военкомат, попросила не отправлять сына далеко, один он у неё. Оказалось, что Валерий на призывных комиссиях просился в десантные войска.
О приплоде кошки забыли. Маруся хлопотала о вечере: надо хоть какой-то стол собрать, Валерка приведёт друзей.
Но сын решил по-своему:
— Никакого застолья не будет! Пьяные никчемные клятвы друзей, циничный трёп, твои переживания и хлопоты, лишние затраты.
Мать порадовалась: какой же взрослый, самостоятельный у неё сын, любит и оберегает её!
Наступил день и час расставания. Маруся заранее взяла отгул, чтобы проводить сына как положено.
Вчера с крыши падала весёлая капель, солнце пригрело так, что, возвращаясь с работы, Маруся распахнула зимнее пальто, радуясь теплу. Потому утром, выглянув в окно, понадеялась на хорошую погоду, оделась в демисезонные вещи и к назначенному часу поспешила в военкомат.
Простояв битый час у ворот со звёздами, Маруся поняла свою оплошность: неизвестно, когда ещё выведут новобранцев, а она уже продрогла — потянул северный пронизывающий ветерок, небо заволокло свинцовыми тучами.
По плацу, наконец, начали вольно передвигаться новобранцы, многие ринулись к решётке ворот, где скопилась уже большая масса провожающих.
Маруся едва пробилась к подбежавшему сыну. Валерка с первого взгляда определил:
— Ма, ты совсем синяя, замёрзла? Беги домой, сейчас построение, то, да сё, когда ещё за нами подводы придут. Меня определили на Дальний Восток в спецназ. Сказали, хотел десант, будут тебе и прыжки с парашютом и тельняшка и погружение с аквалангом, — всё будет!
Маруся заплакала:
— Как же так, сын, я же просила их?! Это сколько же тебе служить?
— Три, Маруся. Отслужу как надо и вернусь! — пытался он взбодрить мать известной песенкой.
Призвали к построению. Валерка на ходу крикнул матери:
— Иди домой, мама. Я буду писать часто-часто. Привет Маргоше с детьми.
Маруся не ушла. Она промёрзла до костей, когда построение закончилось. Ребят больше не подпускали к воротам, взад-вперёд ходил постовой, предотвращая попытки.
Маруся видела, что группу в которой находился сын, снова увели в казарму. Валерке удалось передать матери записку, в которой он сообщал, что только через два часа приедет «покупатель», разрешат проститься с родными, ей следует идти домой, не мёрзнуть на ветру.
Между тем небо разверзлось сухой колючей крупой. Маруся решила ехать на железнодорожный вокзал, отогреться там и дождаться сына на месте.
Она изучила расписание поездов, идущих на Восток, то и дело бегала на перрон, высматривала не ведут ли новобранцев. В этот день их было много, она бегала от колонны к колонне безрезультатно.
Минуло два и три часа, а сына она так и не увидела. Отчаявшись, помчалась вновь к военкомату. Народу у ворот заметно поубавилось, но никто ничего вразумительного не сказал ей. Теперь, после тепла вокзала Маруся замёрзла ещё сильнее, ветер крепчал, близился вечер. Наконец, с горем пополам ей удалось узнать, что команду увезли минут сорок назад, видимо она разминулась с ними в пути.
Промёрзшая, голодная и подавленная вернулась домой, рухнула в чём была в кресло и дала волю слезам. И почему она, Маруся, такая несчастная да нескладная всю свою жизнь? Почему?
Безотцовщина. Мать тянулась из последних сил, чтобы поднять, выучить её. На физмате в вузе уверенно шла на красный диплом, но на последнем курсе простудилась, заработала жесточайший бронхит, долго провалялась в больнице, отстала. Брать академический за полгода до диплома не захотела, защитилась отлично, но на красный не дотянула. Уехала по распределению в Томск, где случилась бурная и настоящая любовь. Замужество, роды. Валерику было год, когда она попала с ним в больницу. Супруга в их отсутствие увела лучшая подруга. Друг семьи начал грязно домогаться её, отпускать сальные шуточки. Друзей-подруг изжила. Бросила всё: обжитую квартиру, работу, вернулась в родной пригородный посёлок под Тюменью, к матери.
«Всё наладится!» — успокаивала мама, а сама не пережила горя, обрушившегося на любимое чадо, скоропостижно скончалась через две недели.
Маруся подалась в город. Кое-как нашла жильё рядом с седьмой, ставшей потом родной школой. Со временем получила двухкомнатную квартиру. Пошла в «гору»: занимает должность завуча по учебной части, но из-за нехватки денег берёт факультативные часы в старших классах, готовит ребят к экзаменам.
Сына воспитала человеком: не дал загубить невинную душу, спас бессловесную божью тварь. Но всё равно, невезучая она какая-то, нелепая. Последний автобус уйдёт непременно перед её носом. В дождливый день она не возьмёт зонта, в жаркий вырядится в шерстяное, в холод, вот как сегодня. Не успела с сыном проститься по-человечески: обнять, дать дельный совет, выразить свою материнскую любовь и поддержку.
Маруся выла, распаляла сама себя, жалела и кляла одновременно. В дверь позвонили, потом настойчиво постучали. Открыла. Пожилая соседка:
— Что случилось?
На объяснения Маруси заругалась:
— Эва, девка, разве эдак можно сына в армию провожать, не на войну ведь — мирное время, слава те Господи! Прекрати немедленно!
Напоила Марусю горячим чаем, наказала принять ванну и лечь в постель. Ушла. Маруся делала всё как во сне, через силу. После ванны заглянула в комнату сына, на диванчике его рубашка, разброшена по подушке, будто руки раскинуты. Схватила, прижала к груди, вдыхала родной не выветрившийся запах единственной кровинушки. Опять слёзы. Старалась сдерживать громкие рыдания, но слёзы лились и лились рекой. Верный её девиз не работал.
Так и легла в постель с рубашкой у сердца. На миг её остановил неясный шорох, в следующий миг на груди у неё оказалась кошка, в зубах у неё болтался котёнок. Марго бережно уложила своё сокровище к рукам хозяйки, на мол, Маруся, только не плачь, и отправилась за другим.
Так и спали они в эту ночь все вместе: Маруся, с котятами на груди, Марго в изголовье.
И всё-таки Маруся жестоко простудилась. Воспалились все застаревшие хронические болячки, поднялся жар. Та же соседка вызвала скорую, но от госпитализации Маруся отказалась: «В квартире четыре живые души, кто их кормить станет?»
Болела она долго, участковая медсестра колола антибиотики. Первое время, пока Маруся не могла встать, соседка готовила еду, ходила в магазин за продуктами. Ела Маруся плохо, отставляла тарелку:
— Идите, Галина Арсеньевна, я потом доем.
«Потом» доедала Маргоша. Всё это время котята так и спали в кровати у Маруси, мать утаскивала их покормить, обиходить и снова возвращала на место. Сама часами сидела в изголовье и внимательно наблюдала умными огромными глазами за состоянием хозяйки. На любое движение Маруси, отчётливо произносила: «Марр!», что означало должно быть: «Как ты, Маруся, что ты хочешь?» И когда больная медленно, вдоль стеночки передвигалась в туалет, неслась впереди задрав хвост трубой, словно показывала дорогу. Успевала вернуться обратно, тихо мяукала, звала: «Ещё шажок, хозяюшка! Осторожно, порожек! Ну, вот и добрались!»
Пришло уже три письма от Валерки, служба его проходила на острове «Русский». Маруся кое-как накарябала короткий ответ, сослалась на занятость на работе, но ни слова о болезни.
Однажды она проснулась утром и сразу почувствовала: пошла на поправку. Подняла голову.
— Мур-р, — произнесла Маргоша. С груди за ней в шесть глаз наблюдали котята — трёхшёрстный в мать, чёрный и рыжий. Маруся улыбнулась:
— Вот черти, какие хорошенькие!
Первое, что сделала она, когда впервые выбралась на улицу на трясущихся от слабости ногах: пересиливая немощь, обошла все пять подъездов, сняла свои объявления. Пусть и оказались они невостребованными, ей не хотелось, чтобы что-то напоминало о том её решении.
Когда она окончательно выздоровела, выводок носился по квартире собирая в прихожей дорожки, раскатывая клубки Марусиного рукоделия, грыз карандаши, взбирался на портьеры и настенные ковры. Все три оказались девочками.
Маргоша внимательно наблюдала за проказницами, иногда журила, то хлопала лапой, то рычала, нервно передёргивая хвостом, то хватала за шкирку и усмиряла особо разбаловавшуюся дочь.
Так и ждали две матери спецназовца Валерку: Маруся и кошка.
На побывку Валерий пришёл через два года. В дневной час не застал мать дома, открыл дверь ключом, оставленным у соседки. В прихожей его встретило четыре трубы: Маргошин радостный хвост — узнала хозяина, и три дочериных распушённых от страха в страусовое перо — чужой пришёл, пропахший ветром и морской солью.
Вскоре прибежала Маруся, извещённая соседкой, застала сына играющим с кошачьим семейством. Опять в слёзы.
— Ма, ну, чего ты?
— От радости, сынок. Возмужал-то как!
Наговорившись вволю за семейным ужином, Маруся посетовала:
— Что с Маргошиным приплодом делать ума не приложу. Привязалась я к ним, но накладно всё-таки — четыре кошки в доме. Им ведь и время уделять надо, а я вся в работе.
— Не горюй, Маруся, потерпи ещё годик, пока вернусь. Ну а потом…Женюсь ведь я когда-то, вот и выделишь мне половину в наследство. Чую, принесут они мне счастье, как в сказке про кота в сапогах.
Утром, собираясь на работу, Маруся заглянула в комнату сына. Валерка сладко спал, разметавшись по подушке. Маргоша чутко стерегла его сон, пристроившись в стареньком кресле в изголовье кровати. Дочери нежились в постели матроса, в ленивой неге вытянув передние лапы.
Ирина Андреева
Сто первый снег
Повесть и рассказы.
Не плачь, Маруся!
Кошку в дом притащил сын Валерка. Оголодавшая она была, грязная с подпалинами по бокам и на мордочке, одичавшая, но по всему видно, что молодая. Сын сказал, что подобрал её в подвале колледжа, а вернее отобрал у изуверов — прожигали ей сигаретами шерсть, травили дымом никотина. Валерка учился на первом курсе транспортного колледжа.
Глаза у кошки были мученически прекрасные. Валерка окончательно сразил сомнения матери:
— Мам, у неё глаза как твои: мудрые, всё понимающие.
Сердобольная Маруся не прогнала бедолагу, откормила, приласкала, приручила, только строго-настрого заявила:
— Пусть живёт, но приплода от неё не надо, самим порой на хлеб не хватает.
— Я узнавал, ма, можно ей в определённое время специальные таблетки давать, говорят хорошо помогает. А питаться будет с общего стола, всё же не помойными объедками, да, Маргоша? — так на радостях он окрестил кошку.
— Марр, — ответила кошка.
— Вот, видишь, мама, она пытается выговаривать твоё имя.
Марусей Марию Петровну называли все приближённые: мама, двоюродная сестра и её дети, бывший муж и подруга, сын — в шутку или когда хотел уговорить-успокоить. Мысленно и сама себя она так называла: «Держись, Маруся, пробьёмся!» — было её девизом.
Два года с кошкой не было проблем, отпаивали её таблетками, когда начинались «приступы любви», а на третий всё же не уследили — Марго сбежала через балкон к соседскому молодому коту, которому хозяева не сделали ещё экзекуцию оскопления.
Домой кошка вернулась виноватая и словно побитая, спряталась под кроватью у Валерки, видимо ища покровительства у законного и любимого хозяина.
— Иди уже, ешь, блудёна, что теперь бог даст, — сжалилась Маруся.
К кошке она и сама привязалась, нередко удивлялась её сметливому уму и покладистости. На еду Маргоша была не жадная, не умыкала оставленные на столе продукты. Лакомый кусочек просила вежливым мяуканьем, осторожно протягивала лапку и трясла ею. Не бедокурила в квартире, не портила мебель и ковры когтями, аккуратно ходила в лоток.
Через положенное время Маргоша окотилась. Маруся, заглянув в коробку, пришла в ужас:
— Куда их теперь девать? Целых три! Неси их, Валерка, куда хочешь, пока они ещё слепые, а она не хватилась.
— Ты что, мать? Куда я их понесу? Мне не сегодня-завтра затылок забреют — в армию, такой грех на себя брать?!
— И что ты предлагаешь? Может мне взять дополнительные часы, чтобы эту ораву прокормить?
Вскоре Маруся поняла, что надо действовать самой. Написала и развесила объявление, о том, что отдаст котят в хорошие руки. Пока суть да дело, может, найдётся желающий приобрести живность.
На следующее утро котят в коробке не оказалось. Маруся спросила сына:
— Унёс всё же?
— Куда унёс? — недоумевал Валерка.
Маргоша сидела на спинке кресла и внимательно наблюдала за хозяевами. Когда Валерка начал искать котят под диваном и кроватями, явно насторожилась, вытянула шею, вопросительно мяукнула, чего мол, ищете?
Пропажу Маруся обнаружила лишь вечером, придя с работы. Оказалось своих детей Марго спрятала за книжным шкафом в нише под стеллажами.
На следующий вечер Валерка объявил, что пришла повестка в армию. Ровно через неделю ему предстоит явиться в военкомат в полной готовности.
Маруся по наущению соседки сходила в военкомат, попросила не отправлять сына далеко, один он у неё. Оказалось, что Валерий на призывных комиссиях просился в десантные войска.
О приплоде кошки забыли. Маруся хлопотала о вечере: надо хоть какой-то стол собрать, Валерка приведёт друзей.
Но сын решил по-своему:
— Никакого застолья не будет! Пьяные никчемные клятвы друзей, циничный трёп, твои переживания и хлопоты, лишние затраты.
Мать порадовалась: какой же взрослый, самостоятельный у неё сын, любит и оберегает её!
Наступил день и час расставания. Маруся заранее взяла отгул, чтобы проводить сына как положено.
Вчера с крыши падала весёлая капель, солнце пригрело так, что, возвращаясь с работы, Маруся распахнула зимнее пальто, радуясь теплу. Потому утром, выглянув в окно, понадеялась на хорошую погоду, оделась в демисезонные вещи и к назначенному часу поспешила в военкомат.
Простояв битый час у ворот со звёздами, Маруся поняла свою оплошность: неизвестно, когда ещё выведут новобранцев, а она уже продрогла — потянул северный пронизывающий ветерок, небо заволокло свинцовыми тучами.
По плацу, наконец, начали вольно передвигаться новобранцы, многие ринулись к решётке ворот, где скопилась уже большая масса провожающих.
Маруся едва пробилась к подбежавшему сыну. Валерка с первого взгляда определил:
— Ма, ты совсем синяя, замёрзла? Беги домой, сейчас построение, то, да сё, когда ещё за нами подводы придут. Меня определили на Дальний Восток в спецназ. Сказали, хотел десант, будут тебе и прыжки с парашютом и тельняшка и погружение с аквалангом, — всё будет!
Маруся заплакала:
— Как же так, сын, я же просила их?! Это сколько же тебе служить?
— Три, Маруся. Отслужу как надо и вернусь! — пытался он взбодрить мать известной песенкой.
Призвали к построению. Валерка на ходу крикнул матери:
— Иди домой, мама. Я буду писать часто-часто. Привет Маргоше с детьми.
Маруся не ушла. Она промёрзла до костей, когда построение закончилось. Ребят больше не подпускали к воротам, взад-вперёд ходил постовой, предотвращая попытки.
Маруся видела, что группу в которой находился сын, снова увели в казарму. Валерке удалось передать матери записку, в которой он сообщал, что только через два часа приедет «покупатель», разрешат проститься с родными, ей следует идти домой, не мёрзнуть на ветру.
Между тем небо разверзлось сухой колючей крупой. Маруся решила ехать на железнодорожный вокзал, отогреться там и дождаться сына на месте.
Она изучила расписание поездов, идущих на Восток, то и дело бегала на перрон, высматривала не ведут ли новобранцев. В этот день их было много, она бегала от колонны к колонне безрезультатно.
Минуло два и три часа, а сына она так и не увидела. Отчаявшись, помчалась вновь к военкомату. Народу у ворот заметно поубавилось, но никто ничего вразумительного не сказал ей. Теперь, после тепла вокзала Маруся замёрзла ещё сильнее, ветер крепчал, близился вечер. Наконец, с горем пополам ей удалось узнать, что команду увезли минут сорок назад, видимо она разминулась с ними в пути.
Промёрзшая, голодная и подавленная вернулась домой, рухнула в чём была в кресло и дала волю слезам. И почему она, Маруся, такая несчастная да нескладная всю свою жизнь? Почему?
Безотцовщина. Мать тянулась из последних сил, чтобы поднять, выучить её. На физмате в вузе уверенно шла на красный диплом, но на последнем курсе простудилась, заработала жесточайший бронхит, долго провалялась в больнице, отстала. Брать академический за полгода до диплома не захотела, защитилась отлично, но на красный не дотянула. Уехала по распределению в Томск, где случилась бурная и настоящая любовь. Замужество, роды. Валерику было год, когда она попала с ним в больницу. Супруга в их отсутствие увела лучшая подруга. Друг семьи начал грязно домогаться её, отпускать сальные шуточки. Друзей-подруг изжила. Бросила всё: обжитую квартиру, работу, вернулась в родной пригородный посёлок под Тюменью, к матери.
«Всё наладится!» — успокаивала мама, а сама не пережила горя, обрушившегося на любимое чадо, скоропостижно скончалась через две недели.
Маруся подалась в город. Кое-как нашла жильё рядом с седьмой, ставшей потом родной школой. Со временем получила двухкомнатную квартиру. Пошла в «гору»: занимает должность завуча по учебной части, но из-за нехватки денег берёт факультативные часы в старших классах, готовит ребят к экзаменам.
Сына воспитала человеком: не дал загубить невинную душу, спас бессловесную божью тварь. Но всё равно, невезучая она какая-то, нелепая. Последний автобус уйдёт непременно перед её носом. В дождливый день она не возьмёт зонта, в жаркий вырядится в шерстяное, в холод, вот как сегодня. Не успела с сыном проститься по-человечески: обнять, дать дельный совет, выразить свою материнскую любовь и поддержку.
Маруся выла, распаляла сама себя, жалела и кляла одновременно. В дверь позвонили, потом настойчиво постучали. Открыла. Пожилая соседка:
— Что случилось?
На объяснения Маруси заругалась:
— Эва, девка, разве эдак можно сына в армию провожать, не на войну ведь — мирное время, слава те Господи! Прекрати немедленно!
Напоила Марусю горячим чаем, наказала принять ванну и лечь в постель. Ушла. Маруся делала всё как во сне, через силу. После ванны заглянула в комнату сына, на диванчике его рубашка, разброшена по подушке, будто руки раскинуты. Схватила, прижала к груди, вдыхала родной не выветрившийся запах единственной кровинушки. Опять слёзы. Старалась сдерживать громкие рыдания, но слёзы лились и лились рекой. Верный её девиз не работал.
Так и легла в постель с рубашкой у сердца. На миг её остановил неясный шорох, в следующий миг на груди у неё оказалась кошка, в зубах у неё болтался котёнок. Марго бережно уложила своё сокровище к рукам хозяйки, на мол, Маруся, только не плачь, и отправилась за другим.
Так и спали они в эту ночь все вместе: Маруся, с котятами на груди, Марго в изголовье.
И всё-таки Маруся жестоко простудилась. Воспалились все застаревшие хронические болячки, поднялся жар. Та же соседка вызвала скорую, но от госпитализации Маруся отказалась: «В квартире четыре живые души, кто их кормить станет?»
Болела она долго, участковая медсестра колола антибиотики. Первое время, пока Маруся не могла встать, соседка готовила еду, ходила в магазин за продуктами. Ела Маруся плохо, отставляла тарелку:
— Идите, Галина Арсеньевна, я потом доем.
«Потом» доедала Маргоша. Всё это время котята так и спали в кровати у Маруси, мать утаскивала их покормить, обиходить и снова возвращала на место. Сама часами сидела в изголовье и внимательно наблюдала умными огромными глазами за состоянием хозяйки. На любое движение Маруси, отчётливо произносила: «Марр!», что означало должно быть: «Как ты, Маруся, что ты хочешь?» И когда больная медленно, вдоль стеночки передвигалась в туалет, неслась впереди задрав хвост трубой, словно показывала дорогу. Успевала вернуться обратно, тихо мяукала, звала: «Ещё шажок, хозяюшка! Осторожно, порожек! Ну, вот и добрались!»
Пришло уже три письма от Валерки, служба его проходила на острове «Русский». Маруся кое-как накарябала короткий ответ, сослалась на занятость на работе, но ни слова о болезни.
Однажды она проснулась утром и сразу почувствовала: пошла на поправку. Подняла голову.
— Мур-р, — произнесла Маргоша. С груди за ней в шесть глаз наблюдали котята — трёхшёрстный в мать, чёрный и рыжий. Маруся улыбнулась:
— Вот черти, какие хорошенькие!
Первое, что сделала она, когда впервые выбралась на улицу на трясущихся от слабости ногах: пересиливая немощь, обошла все пять подъездов, сняла свои объявления. Пусть и оказались они невостребованными, ей не хотелось, чтобы что-то напоминало о том её решении.
Когда она окончательно выздоровела, выводок носился по квартире собирая в прихожей дорожки, раскатывая клубки Марусиного рукоделия, грыз карандаши, взбирался на портьеры и настенные ковры. Все три оказались девочками.
Маргоша внимательно наблюдала за проказницами, иногда журила, то хлопала лапой, то рычала, нервно передёргивая хвостом, то хватала за шкирку и усмиряла особо разбаловавшуюся дочь.
Так и ждали две матери спецназовца Валерку: Маруся и кошка.
На побывку Валерий пришёл через два года. В дневной час не застал мать дома, открыл дверь ключом, оставленным у соседки. В прихожей его встретило четыре трубы: Маргошин радостный хвост — узнала хозяина, и три дочериных распушённых от страха в страусовое перо — чужой пришёл, пропахший ветром и морской солью.
Вскоре прибежала Маруся, извещённая соседкой, застала сына играющим с кошачьим семейством. Опять в слёзы.
— Ма, ну, чего ты?
— От радости, сынок. Возмужал-то как!
Наговорившись вволю за семейным ужином, Маруся посетовала:
— Что с Маргошиным приплодом делать ума не приложу. Привязалась я к ним, но накладно всё-таки — четыре кошки в доме. Им ведь и время уделять надо, а я вся в работе.
— Не горюй, Маруся, потерпи ещё годик, пока вернусь. Ну а потом…Женюсь ведь я когда-то, вот и выделишь мне половину в наследство. Чую, принесут они мне счастье, как в сказке про кота в сапогах.
Утром, собираясь на работу, Маруся заглянула в комнату сына. Валерка сладко спал, разметавшись по подушке. Маргоша чутко стерегла его сон, пристроившись в стареньком кресле в изголовье кровати. Дочери нежились в постели матроса, в ленивой неге вытянув передние лапы.