Ирина Андреева
Клин-баба
Повесть и рассказы



Всё возвращается на круги своя
(времена года)

Зима

Декабрь. Озорные Снеговики
Снега в декабре выпало больше сезонной нормы. Наступили морозы — всё как положено в Сибири в эту пору.
И вот на дворе самый канун Нового года. Наряжены ёлки в доме и на сугробе под окном. Закуплены подарки, бенгальские огни, свечи, мандарины и шампанское к столу. Написано письмо Деду Морозу (от имени внука). И вдруг оттепель! Да столь сильная, что осели, огрузли от влаги снега. Шалишь, природа!
Гуляем с внуком. Дышится легко, воздух пахнет весной. Это настраивает на какой-то весёлый лирический лад. Решаю слепить внуку необычных Снеговиков — задорных, отчаянных. Пусть это будут Снеговики-спортсмены. Снег скатывается легко. Накручиваю заготовки для голов и туловища, поднимаю их на кучу снега, где установлена ёлка. Первый Снеговик свесил с сугроба ноги как с горки. Второй стоит на голове ногами кверху. Нахожу нужные детали: старую кепку, непарные перчатки и носки, сучки для рук и ног. Морковь для носа нашлась одна. Это не беда. Тому Снеговику, что стоит на голове, нос формирую из снега. Обоим вставляю глаза-угли, первому Снеговику надеваю на руки-сучки перчатки, второму носки на ноги-сучья. Последний штрих: раздавливаю ягоды рябины, выступившим соком рисую рты. Ай да Снеговики получились! Весёлые, озорные ребята! Внук теперь любуется ими прямо из окна.

Январь. Гало
Близятся крещенские морозы. Студёно с утра. Солнце на небосвод выкатывается яркое — день будет ясный.
Примета верная, день простоял ослепительно-солнечный. Эта яркость вызывает в природе атмосферное оптическое явление — эффект гало. Это такое свечение, ореол вокруг солнца. За редким исключением сегодня свечение состоит из полного спектра цветов, как при радуге. Значит, в воздухе высокая влажность, — насыщенность ледяными кристаллами, сквозь которые проходят солнечные лучи. Их преломление и вызывает это чудесное явление. Кажется, что на небе сразу два светила. Жди перемены погоды: приближение снежного бурана или ещё более сильных морозов.
На гало невозможно долго смотреть незащищённым глазом, оно буквально слепит. Однако зрелище столь завораживающее, что опять и опять притягивает взгляд. По привычке обхожу свои «владения», разглядываю всё, что встречается на пути. Вот небольшое, приземистое деревце облепихи, оно всё в куржаке — кристаллах измороси. Если смотреть через его крону на гало, над облепихой тоже появляется ореол — красноватая радуга с горбинкой посредине. Может, это снегири уронили своё алое оперение, украсив плодовитое деревце?
Зимний день короток. Солнце идёт на закат, окрашивая небосвод сиреневым, а горизонт — коралловым цветом. Завтра будет новый день. Что принесёт он нам?

Февраль. Вьюга мглою небо кроет
Завьюжило, забуранило с раннего утра. Сосед отворил настежь большие ворота, чтобы двор не забило снегом. Февральский вьюжный снег тяжело убирать, он ложится плотно, будто набивает тугую перину. Иногда подшучиваю над соседом: «Фёдорыч, характер у тебя, как у февраля — вьюжный, метельный». Сосед, кстати, родился в феврале.
В саду жалобно поскрипывает беседка-качели. Как птица, пойманная в силки, беспомощно бьётся, хлопает крыльями полога летняя веранда. В некоторых местах ветер до земли выдирает снег. Хорошо, что ещё с осени я устроила снегозадержание: где бросила пустой ящик, где укрыла многолетники сухой мякиной. На образовавшихся бугорках снег мало-помалу задерживается, образует наносы и надёжный покров.
В такой ненастный день не хочется выходить из дому. Но дела не ждут. Иду встречь ветру боком, стараясь смягчить напор снеговых вихрей. Ветер рвёт полы одеяния, норовит забраться под одёжку, бросается пригоршнями колючего сухого снега. Из глаз самопроизвольно катятся слезинки. Не в такой ли день русский классик написал незабываемые строки: «Вьюга мглою небо кроет, вихри снежные крутя»? Классика на века!
После такой зябкой прогулки особенно ценишь домашнее тепло и уют. Горячий чай с золотистым мёдом, впитавшим лето.

Весна

Март. Домик для скворцов
Чуть закапала с крыши капель в середине марта, и нас, крестьянских детей, потянуло к земле — к огородничеству. Как-то на досуге в один из последних дней марта заехали с мужем и дочерью в садоводческий магазин на окраине города. Заходим, и уже в «предбаннике» вижу милые вещички: мешки с крупным опилом, сосновые спилы, плетёную мебель для веранд и садовых террас, кормушки для птиц и скворечники разных фасонов — дуплянки и сколоченные из досок домики.
Обращаюсь к мужу:
— Давай выберем скворечник!
Выбрали самый красивый. Он сделан из разных сортов дерева. Мастер изготавливал его явно с творческим подходом. Серёдка передней стенки зеленоватая, уголки набраны из светлого дерева. Крыша обшита зернистым водонепроницаемым материалом. И вот мы уже мчимся домой. Я счастлива — давно мечтала о скворечнике. Раньше ведь на каждом крестьянском подворье было не по одному домику для птиц. А как же мы, дети, ждали прилёта скворцов! Помню весенние школьные каникулы. Первые проталины, весёлые ручейки. Искристые морозные утренники, хрупкий ледок на лужах. Первые скворцы, первое апреля — день розыгрышей и первый день новой четверти.
Скворечник установлен на длинном прочном шесте. К задней его стенке супруг прибил веточку. Остаётся дождаться скворцов.
- Тить-тинь, — с каждым днём все веселее поёт, вызванивает синичка.
- Кап-кап, — всё смелее капель.
Ночные сосульки переливаются радугой, истончаются к исходу дня. Стою у водосточной трубы дома, слушаю весеннюю капель. А она всё бойчее: кап-кап-кап, — барабанят наперебой капельки. И вдруг до моего уха доносится какой-то нежный, едва уловимый серебряный звук — склянь-склянь. Пытаюсь уяснить, откуда он? А это капель пробила себе дорожку в сугробе и где-то там под ним журчит весёлым ручейком, подтачивает снежный покров изнутри. Невидимые ручейки сочатся, множатся, пробивают дорогу, сливаются в один более мощный поток, образуют под снегом лужи. Лy-жа. Слышите, как плещется, журчит в этом слове вода? Этот звук будит в душе светлое чувство возрождения, которое случается весной. Радуют даже первые изумрудно-зелёные мухи на припёке. Едва перекатываются, расправляют слюдянистые крылышки: з-зум-зум. Бабочки-крапивницы раскрывают крылышки на прогретой солнцем стене дома, надолго замирают так, греются, набираются сил.
Март на исходе.

Апрель. А скворец-то не глупец!
- Вы видели, скворцы прилетели? — радуюсь в один из апрельских дней, спрашиваю своих домочадцев утром за завтраком.
День-два спустя слышу скворчиный гомон, а потом и первую трель. Выглядываю в окно. Ну, так и есть: на веточке, прикреплённой к птичьему домику, сидит скворец и выделывает коленца, взмахивая в такт песне крылышками. Клюв полуоткрыт, иссиня-чёрное оперение переливается в лучах восходящего солнца. На пёстрой шейке так и трепещут перышки, а в горлышке будто хрустальные ручейки журчат. Я радуюсь: вот и новосёлы!
Ан нет! Это лишь разведчик — самец. Обследовал жильё, подзывает самочку: можно вить гнездо — домик свободен. В природе ведь всё так мудро устроено. Животные, птицы, рыбы и насекомые всё знают, только не могут сказать. Они живут по непреложным законам матушки-природы. А мы, люди, сказать можем, но знаем далеко не всё, но везде суём нос и лезем со своим уставом.
Под крышей дома засуетились вездесущие воробьи:
- Жив ли, сосед?
— Жив-жив!
— И я жив! Жив!
— Фью-иль, фью, фью, фью. Фью-илль! — это маленькая птичка на кусте ирги с набухающими белёсыми почками. Летом их множество, эти птички поют, чуть только окрасится горизонт перед восходом солнца. И грудки у них алые, как заря. Должно быть, их называют зарянками.
- Так-так-так, фюль-фюль-фюль, — вот ещё какая-то птаха заводит свою партию.
- Трри-три-три-три, — словно ведёт счёт другая.
Наш скворец затихает на мгновение. Прислушивается, нельзя ли мотивчик перенять, запомнить? И вдруг, резко сорвавшись, улетает прочь.
Однако дня через два наблюдаю уже парочку. Один забирается в домик. Полагаю, что самочка.
Другой — самец, спрыгивает с ветки на порожек перед лазом, заглядывает внутрь, протяжно свистит:
- Фью-ю-ю, — в переводе на человеческий язык, должно быть, — ну как тебе?
С этого дня началась работа. Сухая травка, кусочки пакли, клочки бумаги — всё идёт в дело. Гнездо они устраивают сообща. Когда оно готово, самочка занята кладкой: нанесёт яиц, разложит их поудобнее и сядет выпаривать. Он её и вкусным червячком угостит, и песенку споёт, и с готовностью подменит на гнезде, когда ей захочется покормиться, водицы испить, крылышки поразмять. Самцы птиц, имеющие одинаковое оперение с самочками, на равных заботятся о потомстве, в том числе высиживают птенцов. Примеров этому много: лебеди, аисты, журавли, чибисы, страусы, пингвины. Скворец в этих рядах.
Впрочем, весной всякая живность озабочена: успеть вывести за летний сезон новое потомство. Вот незадачливый воробей нашёл где-то кусочек минваты (стекловолокна) вдвое больше себя, старательно тянет его в гнездо. Ох, и почешутся твои воробишата от такого утеплителя, когда вылупятся из яиц!
- Фьюить! — это опять скворец на порожке ранним утром.
Должно быть, спрашивает у подруги: «Сидишь, Феня?». Она ему оттуда: «Фьюю! — Сижу, Веня!».
И защёлкал, и засвистал он в самозабвении на разные голоса с новой силой — это гимн восходящему солнцу и будущему потомству!
Днём его песня будет иная. Скворец — птица-пересмешник. Захочет, по-кошачьи замяучит, изловчится, конём заржёт, уточкой закрякает. А наш, должно быть, ещё немного хвастается: «Вот какой я коттедж нашёл, и супруга довольна!».
Живите, скворушки, птицы моего счастливого беззаботного детства! Живите, зарянки, овсянки, малиновки, зяблики! Каким бы безликим стал наш сад и планета Земля без вас!

Май. Первоцветы. Бронзовые птицы
Май — пора огородничества. По народной пословице — как потопаешь, так и полопаешь. Правда, бывает он в наших сибирских краях капризным. То солнышком припечёт, заветрит, зажарит лица и руки докрасна, то потянет студёным северным ветром. Того и гляди снегу натянет, морозных утренников.
По обочинам дорог подняли головки цветки мать-и- мачехи, в садах вездесущий одуванчик раскинул розетки листьев. Пробились садовые первоцветы — мускари, крокусы, пролески. От земли два вершка, но какая в них сила: в серединке уже завязь цветка. Когда распустятся, лепестки их на ощупь тонкие, как шёлк, но ведь не замерзают! Какая в них заложена воля к жизни! На фоне чёрной, ещё холодной земли выглядят они райскими бабочками. Цветы радости, жизнелюбия и жизнеутверждения. Первоцветы пахнут мёдом. А вот и первые шмели проснулись. Тяжёл их полёт. Кружатся они над цветами, собирают жёлтую пыльцу, опыляют неутомимо. Многие цветы, у которых узкий и закрытый зев, опыляют именно шмели. Нижний лепесток, на который они садятся, опускается под их тяжестью, открывается вход в венчик. Шмель проворно вползает туда, длинным рыльцем собирает нектар и пыльцу, деловито перебирается на следующий цветок.
Первая половина мая. Необычно яркий солнечный день. Спешу по делам и вдруг слышу из поднебесья отчётливые клики. Так кричат дикие гуси. Ищу клин в небе. Вот он! Высоко летят. Много их, ах, как много! Вот клин сломался, прерывистым пунктиром отделилась партия. И снова сомкнулся. Колышется клин на воздушных волнах. Как красиво летят! И клики весной иные, нежели осенью, — «Домой, домой, к родным гнездовьям!». Белый их испод — брюшко и подкрылья — в лучах солнца глядятся золотыми, бронзовыми. Летите, золотые птицы, Россия-матушка ждёт вас!

Лето

Июнь. Птицы сада
У соседа-художника (это не тот «метельный» сосед) в сорочьем гнезде поселились совы. Когда они вывели потомство (двух птенцов), он снимал их вечером и ночью фотоаппаратом и видеокамерой. Они такие пушистые и глазастые, я была в восторге и даже позавидовала (белой завистью) соседу. Зато в нашем саду поёт какая-то чудная пташка столь нежным голоском, будто о хрустальную рюмочку карандашиком постукивают.
Никак не могла выследить её. Лишь один раз мне это удалось. Был хмурый день. Моросящий нудный дождь. Я сидела под укрытием летней веранды, а она прилетела на ветки ирги, что растёт рядом. Запела. Вот тут-то я её рассмотрела. Мелкая, узкая в туловище с тёмно-оранжевой грудкой и длинным, подвижным, как у трясогузки, хвостиком. Решила тихо выйти и сбегать за фотоаппаратом, но осторожная птичка вспорхнула и улетела. Её серебряные трели я слушала ежедневно, но увидеть певунью больше не удавалось.
Однажды утром зашла в теплицу: нужно вовремя открыть форточки, иначе дневная жара опалит растения. И вдруг всё тот же хрустальный голосок. Поднимаю голову — знакомая птичка. Видно, залетела с вечера, а выбраться не смогла.
Часто залетевшие птицы погибают, в панике разбиваясь об остеклённые поверхности. А эта не мечется, не бьётся, не садится на шпалеры. Зависнув на одном месте, часто-часто машет крылышками, а хвостиком рулит. Видела по телевизору, так птичка колибри зависает над цветами, опыляя их.
— Лети в двери, малышка, лети — открыто!
Метнулась к дверям, присела на поливочный шланг над бочкой, отдохнула чуток и выпорхнула на волю. А я за это время рассмотрела её очень отчётливо.
Попыталась вычислить. Похожа на малиновку либо зарянку. Мне больше нравится последнее название.

Июль. Серебряные росы
Придумала себе приятный ритуал: который год летом по утрам умываюсь росой. Нужно выйти в сад, пока она не спала — не высохла. Сначала любуюсь росой: на траве в лучах восходящего солнца она сияет мириадами бриллиантов. Наслаждаюсь красотой цветов, напоенных росами. Самые обильные капли собираются на развёрнутых листьях капусты. Глянцевитый лист её имеет тонкий белёсый налёт, словно тальком присыпано. Чуть тронешь пальцем, открывается зелёная основа. Роса на этом налёте собирается в выпуклые, как ртуть, капли, легко перекатывается на поверхности листа, не оставляя влажных следов. По прожилкам, как по желобу, собираю капли в ладони, умываю лицо. Сушу на воздухе, не хочется касаться полотенцем. Мысленно благодарю Создателя за это благо. Теперь можно заняться делами насущными.
Июль подарил мне дочь. Всякий год собираю ей в день рождения композицию из цветов своего сада. Хожу по участку, выбираю, что пойдёт на букет в этом году. Остановилась у куста многолетников — лиловых колокольчиков. Срезаю их стебли ножом, собираю в пучок. Кажется, достаточно. Добавить сюда жёлтого цвета лилейников, и получится скромный, но красивый букет, напоминающий полевой.
Взгляд привлекает что-то чёрное, едва копошащееся в чашечках колокольчиков. Приглядываюсь и понимаю — это же две малюсенькие дикие пчёлки, тесно обнявшись, ночевали в нише цветка. Только чуть шевелятся усики. Воображение дорисовывает мультяшные глазки с длинными ресницами. Боже, какой восторг, какая гармония природы! Проверяю другие цветки. И тут ночевали, и тут! Так и заношу букет в дом с пчёлками.
Заряд радости на целый день!
После дня рождения новое чудо. Утром застилаю кровать, слышу с улицы через открытую створку окна сорочий гвалт. Вот расшумелись! Сорока — не певчая птица. Звуки, издаваемые ими, неприятны для слуха: то верещат, ровно лягушки квакают, то скрежещут, как по железу гвоздём цепляют, то срываются на ржавый скрипучий писк, тараторят, стрекочут, выражая тревогу. Ну так не всем же разливать трели. Человек почитает сороку первой сплетницей. Эта никого не пропустит, сообщит всему лесу о том, кто идёт или едет! А на заборе заведёт свою песню: «Жди, хозяйка, гостей», — так гласит народная примета, суеверие, если точнее.
Однако уж слишком они там что-то колготятся. Что случилось? Выглядываю в окно. Сорок в саду целое скопище, на газоне и на заборе, на детской качели и на беседке-качели, на кустах вишни. Пытаюсь пересчитать птиц, но тщетно, явно они чем-то возбуждены: перелетают, гоняются друг за дружкой, бранятся на своём языке. Осмысливаю: в чём же дело?
Наконец, понимаю причину ажиотажа: у трёх из них в клювах какие-то ярко-красные лоскутки. Той, которой достался самый малый, повезло больше: уже взобралась на конёк соседской крыши, прижала его лапами, теребит клювом. Та, что ухватила средней величины лоскут, перелетает с забора на газон, за ней носятся товарки, не дают возможности остановиться. Извернувшись, одна выдирает лоскут из клюва — теперь и ей покоя не дают, преследуют.
У третьей самая значительная добыча в виде длинной ленты. Вот ей-то беда: присела она на детские качели, си- душка-перекладина под её весом балансирует, не даёт сосредоточиться. Взобралась на сидение беседки-качели — там надёжнее, но не тут-то было, красная лента виснет до пола, её подхватывает другая сорока и, упираясь лапами, тянет на себя. Лоскут растягивается, но стоит птице отцепиться, пружинно возвращается обратно.
«Да что же это они поделить не могут? — разбирает меня любопытство. — Уже целый спектакль, как на сцене, разыгрался. Мясо? — гадаю. — Нет, слишком яркое по цвету».
Ах, вот оно что! Вчера к дочке приходили подружки, принесли воздушные шарики. Один из них, видимо, лопнул. Но зачем же пернатым резина — материал несъедобный? Сорока — птица любопытная — тянет в гнездо всё, что блестит, ярко выглядит. Вот и присмотрели проказницы лоскутки от шарика.
Взгляд мой привлекает чёрный кот, притаившийся в зарослях малины. Разбойник нервно передёргивает хвостом, прижимается туловищем к земле, подбирает задние лапы, приподнимает зад, готовится к прыжку, но сорок спугивает вошедший в сад человек. Дружно снимаются они с места, добычу уносят с собой, так и развевается по воздуху красная лента. Кот выбирается из засады, лениво трусит прочь. Занавес!

Август. Зажарок
Более тридцати лет живу в пригороде Тюмени, но всё зовёт малая родина, не отпускает. Исход августа. Вот я и на родине — в отдалённом селе за увалом в Абатском районе. К своему стыду, не знала о существовании в окрестностях своего села круглого болота. Это в стороне, где стояла пекарня. Вот туда и поехали с родственниками по грибы. Болотце небольшое и действительно круглое, располагается в берёзовом лесу. Стволы берёз причудливо изогнуты у комля, верхушки тянутся к солнцу. Аномальная зона. Картину скрашивают изумрудные мхи на всех этих вывернутых комлях, пнях и разросшихся кочках. Коровники и грибы-дождевики — видимо-невидимо! В простонародье их называют дедушкин табак, порховка, цыганская пудра. Прихлопнешь его ногой, и коричневый дымок вылетит — порхнёт. В таком количестве я их никогда не видела. Мы грибы-дождевики, конечно, не брали, я только успевала делать снимки. Мой покойный дядя Иван Иванович знал какую-то примету к такому урожаю этих грибов, но никто, к сожалению, не помнит, чем обернётся это изобилие.
По дороге на болото видели на казахском пастбище «зажарок» — это такое устройство для отдыха коням или коровам. Выбирается небольшой колок берёз (осинок), по нижним веткам которых устраивается (провешивается) небольшой навес из веток же — крыша, тень от зноя. Для того чтобы животные сами туда шли, на земле раскладываются для лакомства куски кормовой соли. Лесочек редкий, продувной, животные отдыхают от гнуса и жары. Использовать его можно всякий год, достаточно добавить новых веток на «крышу». Правда, красиво и мудро? Об этом я тоже раньше не знала.
День разыгрался как по заказу солнечный, такой благодатный, что уезжать не хотелось! Нашли сырые грузди. Потом я набрела на осенние опята. У меня разыгрался азарт не столько на добычу, сколько на красоту и желание запечатлеть всё, оставить в памяти. Говорят, всякий человек любит то время года, когда родился. Мой месяц осенний, и я действительно до самозабвения люблю краски и особый свет осени, бабье лето, осеннюю гулкую тишину, прозрачные дали, клики перелётных птиц. Но и зиму обожаю, так как в наших широтах в мой день почти всегда лежит снег и уже прижимают хорошие морозцы.
И всё же самым ярким впечатлением дня остался зажарок. Это сооружение, изобретённое людьми-степняка- ми, кочевниками. Человек, который трудится на земле, не мудрствует лукаво, а поступает рационально и с любовью, как подобает существу разумному. И название придумано логичное. Зажарок — за жарой, значит. А если трактовать его как существительное, то звучит оно, как самый жаркий месяц лета — июль, равно как старославянское — червень (красный, алый). Именно в самый жаркий месяц используется зажарок.

Осень

Сентябрь. За расставанием будет встреча!
Сентябрь — последний месяц перед предзимьем. Тихий он, прозрачный. Птицы собираются в стаи: скоро перелёт на зимовку. Кормятся, набираются сил. Природа одевается в самые яркие наряды. Словно на осенний бал принаряжаются осины багряным резным листом; берёзы — золотым, рябины пригоршнями предлагают бусы — оранжевые, алые.
В сентябре едем с мужем к родственникам в город воинской славы Воронеж. В наших краях сентябрь выдался ясным, погожим. Как-то там, в европейской части страны? Всю дорогу любуюсь пейзажами России. Душу наполняет двоякое чувство, с одной стороны — гордость за ширь и необъятность просторов нашей страны, красоту её полей и лесов, богатство природных ресурсов: тут и карьерные разработки различных строительных природных материалов, часто встречающиеся на пути нефтяные вышки-качалки. Убранные нивы дышат покоем, тюки золотистой соломы напоминают исконную Русь, занимающуюся хлебопашеством. Вдоль дорог ещё много подсолнечника — довольно низкие сорта с мелкими шляпками-сотами. Как узнаю позже, именно этот подсолнечник идёт на переработку для получения растительного масла. Меняются пейзажи за окном и достопримечательности, мы проезжаем Пермский край и Удмуртию, Башкирию и Татарстан, Марийскую Республику и Чувашию — это всё моя Россия! Россия — родина моя!
Отчего же так щемит сердце? Оттого, что наряду с гордостью за её ширь и богатство, я ощущаю боль за порушенные деревни, за брошенные сельскохозяйственные угодья, пустые глазницы окон ферм и комплексов.
Моя грусть усиливается льющейся из динамиков песни группы «Белый день»:
— Как же мне не любить тебя, не жалеть,
Как же песен родных твоих мне не петь?!
А погода, как на заказ — чистое небо, чуть прохладные утренники, но тёплые дни. Прозрачные дали, тихая, особая благодать.
Вот, наконец, Воронеж. Встреча с родными, разговоры на целые сутки. В предстоящие выходные дети моей двоюродной сестры обещают показать город, познакомить нас с его историей, достопримечательностями.
В воскресный выходной молодожёны Максим и Наташа забирают нас и везут в центр Воронежа. Уже через несколько минут я приятно удивлена: молодые люди прекрасно знают историю родного города, любят его и ценят. Но экскурсия на машине прекращается очень быстро. Так совпало: сегодня День города, движение перекрыто, мы выходим из авто и дальше пешком двигаемся по широкому главному проспекту города. Воронеж расположен в пятистах километрах южнее Москвы. Можно много и долго рассказывать о его основании, об истории, которая тесно связана со становлением российского кораблестроения и флота при Петре Великом. Снимаю памятник Петру, идём дальше.
Ребята приводят нас на площадь Победы. Это мемориальный комплекс, который состоит из трёх частей. В южной части площади возвышается 40-метровый обелиск, составленный из двух стел. Почти у самой вершины обелиска между стелами укреплены две модели ордена Отечественной войны I степени — одна с западной стороны, а другая — с восточной. На противоположном конце площади установлена многофигурная композиция, символизирующая единство советского народа в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Перед скульптурной группой — Вечный огонь. Рядом перезахоронили останки неизвестного воина. С западной стороны площадь окаймляет стена с семью выступающими тумбами. На первой из них выбит Указ Президиума ВС СССР от 6 мая 1975 года о награждении города Воронежа орденом Отечественной войны I степени «За мужество и героизм в годы Великой Отечественной войны и успехи в развитии народного хозяйства». На последней тумбе помещена выполненная чеканкой по листовой бронзе часть военной карты. На остальных пяти обозначены наименования или номера воинских частей и соединений, громивших гитлеровцев на воронежской земле.
Сразу за этим комплексом глубокий овраг, вдоль которого растут красивые деревья. Родственники пояснили, что овраг — это русло обмелевшей реки Воронеж, что впадает в Дон. Уже на той, правобережной части города, стояли фашистские пушки, территория была оккупирована. Шесть с лишним месяцев город держал оборону. Во времена сражений в Великой Отечественной войне Воронеж был разрушен на 90 процентов. Можно подробнее рассказать об обороне, но сегодня у меня другая задача.
Наши гиды прекрасно знали, что я пишу, и, возможно, специально водили нас по таким местам, где я, приятно удивляясь, открывала для себя, как много писателей и поэтов связаны с городом: Осип Мандельштам, Александр Пушкин, Иван Никитин, Андрей Платонов, Самуил Маршак. Только успеваю делать снимки. Потом мы выходим на главную площадь города. Названа она в честь В.И. Ленина, которому в центре площади установлен памятник. Площадь представляет собой архитектурный ансамбль, возникший в 50-е годы XX века по замыслу советских архитекторов в ходе восстановления города после войны. Тут расположен Дом Советов (ныне здание Правительства Воронежской области), Кольцовский сквер, в котором установлен монумент А.В. Кольцову. Об этой площади тоже можно рассказать поразительную историю, связанную с Великой Отечественной войной.
В данный момент тут раскинулась осенняя ярмарка саженцев, цветов и кустарников для дачников. Любуясь цветами, минуем площадь, сворачиваем в сквер Кольцова. Обходим его, входим в одну из аллей, ведущих ещё к одной площади. Сентябрь пока мало тронул красками осени природу.
Я любуюсь диковинными деревьями и кустарниками, постоянно спрашиваю сопровождающих:
- А это что? Такие же деревья я видела на площади Победы.
Мне объясняют:
- Это канадский клён.
- Я сразу подумала, что это клён, но иной, чем у нас в Сибири.
- Ваш сибирский на самом деле выходец из Америки. У нас его тоже полно, — объясняет Максим. — Он неприхотливый. Зато канадский очень красивый, и крона у него более аккуратная — круглая.
Я разглядываю огромные пятиконечные листья, восхищаюсь:
- Уж как лист хорош! Не зря канадцы избрали его государственным символом страны. Похож на лист винограда, только более жёсткий.
- Красивый, — соглашается Наташа, — люблю собирать из них осенние букеты. Сейчас он ещё зелёный, позже станет лимонно-жёлтый, красный, оранжевый.
- А это? — опять спрашиваю я.
- Это каштаны, мы очень любим их весной, они цветут розовыми длинными соцветиями. Буквально розовые гирлянды! А сейчас у них уже вызрели плоды. Кстати, молодые каштаны очень вкусные, их жарят, — отвечает Максим.
Я принимаюсь подбирать плоды каштанов. Их так много тут под деревьями. Кожица плода тёмно-коричневая глянцевая, приятная на ощупь.
Муж смеется:
- Зря вы ей это сказали, теперь она наберёт целый чемодан каштанов.
Незаметно по красивой аллее мы выходим к очередному памятнику. И тут я вновь замираю. На этот раз мне не нужно читать надпись на постаменте.
Невольно вырывается возглас восторга:
- Это же Иван Бунин — великий русский писатель! Мой любимый писатель!
- Да, это памятник Бунину, — улыбается Наташа. — Он здесь родился в 1870 году, здесь прошли его первые годы жизни. Решение о сооружении памятника Бунину на его родине Правительство России приняло ещё в 1990 году. И вот в 1995 году памятник великому земляку в Воронеже был открыт. Этот подарок городу к 125-летию со дня рождения писателя преподнёс банк «Воронеж». Так, спустя много лет, Бунин вернулся на родину… Тут в день его рождения проводятся бунинские чтения.
Внимательно разглядываю памятник. Бронзовая фигура сидящего на поваленном дереве «хозяина» сквера с раскрытой книгой и прильнувшей к его ногам собакой как бы предлагает замедлить темп, остановиться, прислушаться к себе. Фигура писателя с правильной осанкой, гордой посадкой головы безошибочно выдаёт в нём дворянские корни, даже порода собаки свидетельствует об этом. Однако лицо Бунина полно грусти и тревоги. Меня это очень взволновало, заставило задуматься: «Тёмные аллеи», они написаны с особой пронзительностью и тоской по Родине в эмиграции. Не связано ли создание памятника с этим?».
На заднем плане за памятником очень красивое здание. Спрашиваю о нём.
- Это главная Воронежская областная универсальная научная библиотека имени Ивана Никитина.
- Ах, ребята, какой вы мне сегодня преподнесли бесценный подарок! — благодарю я родных.
Жареные каштаны с аллеи Бунина мы так и не попробовали, я возьму их домой в качестве сувенира.
На следующий день мы уже в дороге к дому. Я полна до краёв впечатлениями, встречами. Затрудняюсь сказать, что более всего произвело на меня впечатление. Не выходит из памяти восторг «встречи» с Буниным. За трое суток преодолеваем две с половиной тысячи километров. Очень устали. После Урала начинаются густые утренние туманы. Сплошное молоко, особенно в низинах, у воды. Да, в наших краях заметно холоднее, природа уже примеряет осенний наряд.
Ближе к родным местам меня одолевает тревога за мужа: я устала в качестве пассажира, а как же ему за рулём?
Вечер, изрядно стемнело, но вот наконец мы распахиваем ворота в свою ограду. Въезжаем, открываем дверцы авто, и сразу в нос ударяет тёплый аромат яблок. Яблоками усыпан весь двор, всё пространство под яблоней у дома, водоотводные канавы и крыша теплицы. Это уральский медовый ранет опять одарил невиданным урожаем!
О, какое счастье вернуться домой! И этот запах яблок, как что-то неуловимо родное, зовущее. Хорошо в гостях, но дома лучше!
Вернувшись домой, я поискала историю создания памятника Бунину в Воронеже и нашла в Википедии такую запись: «По замыслу скульптора А. Бурганова, писатель изображён в момент расставания с Россией, вся его фигура полна тревоги и надежды, а пёс у его ног должен символизировать одиночество и уходящую эпоху дворянства». И опять я радуюсь: верно угадала!
Сентябрь. Яблочный Спас. Вот уж поистине: «Унылая пора, очей очарование. Приятна мне твоя прощальная краса». Но ведь в этом и заключается смысл нашего бытия — на смену непроглядной ночи приходит рассвет, грусть идёт рука об руку с радостью, а за расставанием будет встреча! Будет встреча с новой весной, как у Бунина с милой родиной, пусть даже после физического ухода. Будет встреча!
В нашем саду теперь тоже растёт канадский клен. Я вырастила его из семечка-крылатки, привезённого из Воронежа. Этот клён напоминает мне аллею Бунина.

Октябрь. Казарки летят
Конец октября. Серое непроглядное утро. На крышке колодца в саду грустит искусственная уточка, с клювика повисла огромная капля: кап! Это не та весёлая весенняя капель. В этой — грусть осени, безвозвратно ушедшего лета. Капли скапливаются на проводах и обнажённых ветках деревьев и кустарников: кап-кап. Серая хмарь осязаемо ощутима. Она давит. На небе ни облачка, и не понять, низкое оно, высокое ли: сплошная серая марь. Грустные, прощальные клики в небе. Это летит казарка — мелкий дикий гусь. Они улетают в числе последних перелётных птиц.
Пытаюсь вглядеться ввысь. Нет, не видно, только лишь клики. Как же они летят при такой видимости? Летят! Целый день летят казарки.

Ноябрь. Нечаянная радость
Теперь зима в наших краях. Сегодня гуляла по уснувшему саду. Выпал снежок, подморозило, пронизывающий ветерок. Зябко! К зиме ещё не адаптировались. Вдруг нежданная радость: никак в лозе декоративного винограда гнёздышко устроено? Я ведь всё лето тут садовничала, лозу обрезала, подвязывала. Осенью листву убирала, но не видела. Подошла, пригляделась. Ну, так и есть: гнёздышко, да столь аккуратное! Устроено оно в образовавшейся от подвязки лозы воронке. Лоза вокруг оплетена травинками, утыкана пёрышками и шерстью животных. Всунула руку. Оно довольно глубокое и даже будто сбоку крыша вымощена. Это не иначе, как моя зарянка тут жила! Возвращайся весной, пташечка! Я буду тебя ждать!