Наталья Эрбес
Причастность
Водолей
Москва
2021
ББК 84(2Рос=Рус)6
УДК 821.161.1
Э74
Эрбес Н.
Э74 Причастность: Стихотворения. ― М.: Водолей, 2021. ― 136 с.
ISBN 978-5-91763-526-2
Эта книга ― дебют; в ней впервые собраны стихотворения Натальи Эрбес, разбросанные по страницам коллективных сборников, периодической печати и литературных сайтов. Ее стихи очень разные: о любви и о природе, о внутренних переживаниях и о внешних впечатлениях. Для поэта важно ощущать свою связь со всем окружающим ― с природой, Миром, Вселенной, чтобы, «…почувствовав свою причастность, стать ежедневно, ежечасно живой натянутой струной».
ББК 84(2Рос=Рус)6
УДК 821.161.1
ISBN 978-5-91763-526-2
© Н. Эрбес, 2021
© Издательство «Водолей», оформление, 2021
Светлой памяти мамы
Причастность
Опять ночная тишина
так осязаемо струится,
что хочется с ней тихо слиться,
не разрушая царство сна.
В неясных бликах вдоль стены,
в души волнении глубоком,
застыть в одном из темных окон,
чтоб разделить печаль луны,
чтоб с замиранием следить
за звёздным трепетным свеченьем,
таинственное притяженье
ночной Вселенной ощутить.
И к этой скорби неземной
почувствовав свою причастность,
стать ежедневно, ежечасно
живой натянутой струной.
Родинка
Ельники да ольшаники,
Лес далеко тянется.
Души людей ― странники,
Ходят, куда глянется.
В темной лесной поросли
Щёки Земли впалые.
Здравствуй. Меня помнишь ли?
Родинка ты малая,
Капля слёзы жгучая,
Грусть пополам с радостью,
Я не нашла случая
Путь проложить рядышком.
Только душа тихая
Пренебрегла правилом
И над тобой птицею
Крылья свои расправила.
Давай раскрасим осень
Давай раскрасим осень в синий цвет.
На лист альбомный нанесем аллею,
Там будут листья облетать, синея,
А в небе будет золотой рассвет.
Ты на ладонь осенний синий лист
Возьмешь, от изумленья замирая, ―
В прожилках потемней, светлее с края ―
Кусочек неба ты подбросишь ввысь.
Давай раскрасим осень в синий цвет
И, может быть, случатся перемены.
Все говорят, что желтый ― цвет измены,
И постоянства в этом мире нет.
Птицы-листья
Осень ― ясная, цветная,
Но печальная, когда
Птицы-листья улетают
Из привычного гнезда.
Каждый лист ― былая почка
Полная счастливых снов.
Каждый, как немая строчка
Ненаписанных стихов.
Непоседа ветер свистнет,
Зашумит нарядный сад,
Поплывут по небу листья ―
Золотые паруса.
Вновь за окном показывают дождь
Вновь за окном показывают дождь,
Как сериал бразильский бесконечный.
Калачиком свернулся кот беспечный ―
Не любит сырость, что с него возьмешь.
Пойду под дождь и появлюсь в окне,
И стану героиней сериала.
«Как хорошо ты эту роль сыграла!» ―
Восторженно соседи скажут мне.
«Тянула ты носок, держала спинку,
И шлёпала по лужам так изящно!
Да, ты была актрисой настоящей
С намокшими деревьями в обнимку!»
Жаль, ты не видел. За окошком дождь
И ты, по всем приметам, не придешь.
Где зимует лето
В киоске овощном ютится лето:
Присело на нехитрый инвентарь
И спит, обогревателем согрето,
А за стеклом свирепствует январь.
У лета нос в янтарных конопушках,
Кудряшки опустились на глаза…
Зима стучит в окошечко: «Послушай,
Мне жаль, но на работе спать нельзя»
Смутилось, улыбнулось виновато:
«Здесь так тепло, что просто клонит в сон.
А что вам взвесить? Зелень для салата?
Иль этот симпатичный патиссон?»
«Ах, лето, нет. Для моего стола
Взвесь граммов двести твоего тепла».
Ангел мой
Ангел мой, спасибо за полёт
В темной небывало-звездной выси.
На Земле рассыпал кто-то бисер,
Он мерцает, словно вниз зовет.
Ангел мой, спасибо за урок.
Трудно быть прилежной ученицей,
Если видишь, опустив ресницы,
огоньки нехоженых дорог.
Ангел мой, спасибо за мечту,
Что вела меня, почти вслепую,
И за ту большую, неземную,
Виденную мною красоту.
Кто ж теперь её у нас отнимет.
Среди звезд я вижу твое имя.
Танец на углях
На побережье, у ресторана,
Не чуя боли, забыв про страх,
Под звуки гайды[1] и барабана
Танцует женщина на углях.
Она из Странджи[2], она ― болгарка.
Национальный надев наряд,
Танцует истово нестинарка[3],
А угли рдеют и чуть горят.
Скажи сестренка моя, славянка,
Какие силы тебя хранят?
«Ногам прохладно, а сердцу жарко:
Я выполняю святой обряд».
Старый бульвар
В городе том по вечерам тишь,
Млечный туман зябко скользит с крыш.
Сбросив с себя вешних тревог гнёт,
Старый бульвар листьев настой пьёт.
Город живёт, вот уж какой век,
По берегам двух небольших рек,
И, растворив в них фонарей мёд,
Старый бульвар листьев настой пьёт.
Много видал старый бульвар встреч,
Стал не одну он понимать речь.
Вот и опять осень вершит год.
Старый бульвар листьев настой пьет.
В янтарном яблочном варенье
Не унывай, когда печаль
в окно заглянет по привычке,
подарим ей стихов страничку,
и будем пить с вареньем чай.
День в пелене из серых туч
нам не испортит настроенье ―
в янтарном яблочном варенье
засахарился солнца луч.
Как вязкой памяти клочок
легко за ложку зацепился,
и засверкал, и заискрился.
В нём заготовка лета впрок:
свежеразрезанный арбуз
в жару на азиатском рынке,
и звяканье дешёвых бус
на шее смуглой бедуинки.
Не унывай, когда печаль
или плохое настроенье,
с янтарным яблочным вареньем,
мы будем пить душистый чай.
Ветер, ветер
Ветер, ветер, шалопай-мальчишка,
Рвёт с цветущих яблонь лепестки,
Пишет непонятные записки
И бросает мне под каблуки.
Он ещё вчера за мной гонялся,
Провожал до тихого двора,
Глупости шептал и обнимался,
Верным другом был ещё вчера.
А сегодня, лишь слегка затрону
Шелестящий звук его одежд,
Улетает быстро по перрону
Сказочных несбывшихся надежд.
Для тебя
В той реке вода очень чистая ― дно видать.
Ты порою смотрела пристально в её гладь.
Отражалась небес излучина в хрустале,
Обещая, что встретишь лучшего на Земле.
Из мечты твоей детской розовой в мир войдя,
Он из солнца, земли и воздуха, из дождя.
Белым днём или ночью синею он, любя,
Каждой клеточкой, каждой линией ― для тебя.
Гайдн
Когда нет хлеба у музыканта
И дом чужой,
Нужда заставит взрастить талант свой
Любой ценой.
Нужда научит быть гениальным
В своём аду
За угол в тесной служебной спальне
И за еду.
Но, Ваша светлость, таков мой принцип:
В моём оркестре я ― господин.
В Европе много богатых принцев,
А Гайдн ― один.
Кто не жил, наверно, и неподсуден
Осень мягко стелет листом дороги,
Вольный ветер просится на постой.
Нам с вершины опыта все тревоги,
Может быть, покажутся суетой.
Не грусти о том, что нескладно прожил,
Что ошибок много насовершал,
Осознанье их, может быть, дороже
Тех минут, когда спокойна душа.
Мы уйдем и, может быть, всё забудем,
Чтобы вновь начать с пустого листа.
Кто не жил, наверно, и неподсуден.
Кто не пел, тот, видно, и не летал.
Осень касается струн
Лето испито до дна,
Темные ночи длиннее.
Только рябина одна
В парке прозрачном алеет.
Осень касается струн,
И под печальные звуки
Тянется ветер к теплу,
Греет холодные руки.
Неба дырявая шаль
В ветках запуталась острых.
Может быть, эта печаль
В сердце вошла через осень.
Через унынье полей,
Что сиротеют без нивы,
Через следы на стекле
Дней непогожих, дождливых.
Я люблю тебя, Мир!
Водосточные трубы ― водопой воробьиный ―
Прошумели весь вечер под напором дождя.
Стихло всё. Погрузился в сон наш город старинный.
Туча небо открыла, на восток уходя.
Невесомая нежность соловьиных мелодий
Нарушает непрочный передутренний сон.
Звёзды медленно гаснут, ночь беззвучно уходит.
Так, бывает, не спится, когда ты влюблён.
Оттесняя печаль-тишину на рассвете,
Льются тёплые волны, заполняют эфир.
Я люблю тебя, Солнце! Я люблю тебя, Ветер!
Я люблю тебя, Небо! Я люблю тебя, Мир!
Шаги дождя
Шаги дождя по мокрой крыше
Стучат всё тише, тише, тише.
Ночь навалилась на карниз.
Душа любовью кровоточит,
И твой красивый мелкий почерк
Ложится вновь на белый лист.
Настольной лампы свет неяркий,
Печально высветив помарки,
Прольется на сырой асфальт,
Чтоб в свете утра раствориться.
Устало ты сомкнешь ресницы,
А твои строчки со страницы
Вспорхнут и унесутся вдаль…
Что без любви душа?
Что без любви душа? Она безлика.
Она бесплодна, коль любви в ней нет.
Как на колоннах нефов ― базилика,
Так на любви основан её свет.
Душа плутает в снах своих волшебных,
О смысле жизни ищет там ответ,
И ждет любви, как семена ашеба
В пустыне ждут дождя десятки лет.
Бродяжий дух
Чужие храмы ненадолго
моей душе дают приют,
чтобы послушать втихомолку,
как там поют.
Как там поют! В высоких сводах
молитву множит резонанс,
но ждет забытая свобода
забытых нас.
Бродяжий дух исканий вечных
опять уносит мой покой.
Дорога эта бесконечна,
зато с тобой.
Радушному гостеприимству
поклон отвесим до земли.
Как долго колокол, неистов,
звенит вдали.
Я закажу тебе теплое с ливнями лето
Я закажу тебе теплое с ливнями лето,
Белый туман, вечерами скрывающий ноги осин,
Ночи в сиянии тысячи звезд разноцветных,
Утро, прекраснее самых изысканных в мире картин.
Я закажу тебе дни, что полны перезвоном
Шустрых незримых кузнечиков и разговорами птиц,
Скатерть июльских цветов расстелю на зеленом,
Сняв тебя бережно с самых высоких божниц.
Ночные фонари, как свечи в храме
Ночные фонари, как свечи в храме.
Как паства у священного огня, стоят дома.
А мой любимый ангел
беззвучно плачет, глядя на меня.
Когда болею, он в моих покоях
невидимой сиделкой до утра.
Касаюсь я горячею рукою
опущенного нежного крыла.
В синеглазой стране
«Не видать конца и края ―
Только синь сосет глаза».
Сергей Есенин
В синеглазой стране вьется дым от сжигаемых истин,
Полонезом Огинского в ней поселилась печаль,
Серебрятся от инея вечнозеленые листья,
Льдом и снегом затянута вечноманящая даль.
Здесь сосульки под крышами, будто замёрзшие слёзы.
За окошком метель все дневные следы замела.
В синеглазой стране моей снова лютуют морозы,
Пробираясь туда, где ютятся остатки тепла.
Но порой сквозь узорные стекла сверкнет лучик солнца,
Заиграет на выступах льда озорным маяком,
И народ синеглазой страны так светло улыбнется,
И согреет озябшую душу горячим чайком.
Нежность
В поисках веры с любовью всё бродит надежда.
Рядом с тобой бессловесно живет моя нежность.
Ветром прикинется, снегом, дождем, листопадом,
Только бы ей, незамеченной, быть с тобой рядом.
Строчкой неровною ляжет она на страницу,
Ночью во сне беспокойном тихонько приснится.
Падают звезды, свершает свой путь неизбежность,
Рядом с тобою всегда пусть живет моя нежность.
В Трептов-парке
Всё меньше помним мы войну,
Её поэзию и прозу,
Но Трептов-парка тишину
Хранят плакучие березы.
Не забегайте впопыхах,
Не разговаривайте громко,
Здесь воин держит на руках
Спасенного, как мир, ребенка.
Он вознесен под облака
над скорбной братскою могилой
Напоминанием векам,
Чтоб память наша не остыла.
Склонились горестно знамена,
И, в образе солдат гранитных,
Стоят коленопреклоненно
Все те, кто выжил в этой битве.
Плато Путорана
На юге Таймыра ―
плато Путорана,
как будь то Земли
незажившая рана.
Такой необычный
пейзаж путоранский,
как инопланетный,
почти марсианский.
В глубоких каньонах
скрываются тайны,
а стены каньонов
почти вертикальны.
Ступеньками к небу
взбираются склоны.
Как фьорды, озёра
в оправах зеленых.
Страна водопадов ―
плато Путорана,
здесь Пясина-речка
спешит к океану.
Красиво звучит,
необычно и странно:
плато Путорана,
плато Путорана…
Весенний гимн
Под музыку Моцарта ― гимн синичий,
под крыше-капелевый дождь мелодичный
придет к нам весна, распахните же двери
порыву тепла, и любви, и доверью.
Придет синеглазою и златовласой
и снова обманет, что все не напрасно.
Но трудно не верить, что все так чудесно,
под эту синичью весеннюю песню.
Апрельский снег
Вся земля просохла было,
но шальное небо вдруг
снегопадом разразилось,
посыпая всё вокруг
чистой белою порошей.
Снег, оброненный весной,
падал с неба на прохожих ―
неуклюжий и смешной.
Для него полет ― награда,
с ветерком, на вираже…
И не знал он, что не рады
на земле ему уже.
На атлас заводи речной
На атлас заводи речной,
На изумрудный бархат трав
Опустится туман ночной,
От путешествия устав.
Об лодку стукнется волна,
В тумане путь не разобрав.
Зевнет неслышно тишина
И мир проглотит до утра.
Притихнут ветер, и кусты,
И на реке глубокий плёс.
И, может быть, услышишь ты
Звенящий голос дальних звезд.
Февральские морозы
Так порой не точны на февраль прогнозы,
Ждали потепления ― выпали морозы.
Вновь они рисуют на стекле узоры,
И в тупик заводят наши разговоры.
В инее деревья, в куржаке ресницы,
И морозный воздух блёстками искрится.
С влажных губ слетая, стынет речь, как речка.
Катятся со звоном мёрзлые словечки.
Чтоб не поцарапать ненароком грубо,
Лучше рукавицей я прикрою губы.
Холодно
Кристаллизуется тень от мороза,
Воздух царапает жёстко лицо,
И воробей залетает без спроса,
Чтобы погреться, на наше крыльцо.
А на рябине сидят свиристели,
Мы их узнали по хохолкам.
К людям поближе они прилетели
В эти морозы издалека.
Добрый хозяин зовёт в дом собаку,
Холодно ей ночевать в конуре.
Кот не затеет с собакою драку:
Хоть тесновато, но всё же в тепле.
Яркое солнце, в снегу отражаясь,
Слепит глаза, но не греет совсем.
Зябко сугробы друг к другу прижались.
Холодно! Холодно! Холодно всем.
Возвращение
Прими же, родина, меня!
В чужих краях свои мытарства
прерву хотя бы на три дня,
чтоб воздух пить твой, как лекарство.
Рассветом золотым встречай,
когда затихнет стук колесный,
и утоли мою печаль
в серебряных слезинках росных.
Опять, как в детстве, исцели
своей живительной любовью.
Полученные там вдали
обиды снимет как рукою.
Уеду снова, а потом,
заплачу горько, вспоминая
крапивою заросший дом,
и запах твой, земля родная.
Упали с полочки две книги
Упали с полочки две книги,
Посыпались из них листы,
Смешались книжные интриги,
И повстречались я и ты.
Ах, добрый принц из сказки мудрой,
Не останавливай коня.
Пусть расставаться очень трудно,
Но в этой сказке нет меня.
Мои страницы ― жизни проза,
В них нет волшебников, мой принц.
Тобой подаренную розу
Я сохраню среди страниц.
Судьба-хозяйка аккуратно
Порядок в доме наведет,
Странички книг вернет обратно,
И всё исчезнет, всё пройдет.
Бессонница
По стене скользили тени,
Время плавилось свечой,
Мир в оконном обрамленьи
Спал, не зная ни о чем.
Ночь осенняя в смятеньи
Ветру плакалась в плечо.
Становилась на колени
И шептала горячо:
«Ныне, присно и вовек…»
А наутро выпал снег.
Магия сказки
Средневековый сказочный Багдад.
Базар так говорлив и так богат.
Сверкает купол тронного дворца,
Где стены в бирюзовых изразцах.
К молитве призывает муэдзин.
Гуляет беззаботный Алладин.
Запив лепешку кислым молоком,
Купец Синдбад свой покидает дом.
А вот глаза сверкнули над фатой
Шахерезады ― девушки простой:
«Все чудеса и приключенья впереди.
Послушай мой рассказ, не уходи!»
О, сказка! Затаили вы дыхание,
Хотя конец известен вам заранее.
Бесконечное
А знаешь, в синих облаках
есть лес, и горы, и река,
еще какой-то водоем,
и дом, где мы с тобой живем.
Там вечером, в руке рука,
мы долго смотрим на закат,
на лес, на речку и туман,
на тучек длинный караван.
А в этих синих облаках
есть лес, и горы, и река,
еще какой-то водоем,
и дом…
Иорданская баллада
Царит жара в арабском мире,
в Пустыне Розовой ― мираж.
Уже давно об Аль Таире
мечтает девушка Айташ.
Но ей, храня закон старинный,
шейх[4] жениха уже нарек:
«Судьбу разделишь с бедуином[5].
Путь будет труден и далек…
Айташ! Негоже бедуинам
феллахам[6] отдавать невест!
Ты рождена была в пустыне,
тебе оседлость надоест»
Свет над пустыней быстро тает,
плывет обманчивый мираж,
но Аль Таир найти мечтает
свою любимую Айташ.
Нохчалла[7](чеченская притча)
Дики и суровы условия гор,
И путника в дом не пустить здесь ― позор,
Он может погибнуть снаружи.
Хозяин обязан любого впустить,
Согреть, накормить и ночлег предложить,
От зверя спасти и от стужи.
Раз горец бродил средь обрывов и скал.
Темнело, и он огонек увидал
В окошке на каменной башне.
Хозяйка открыла тяжелую дверь,
Накрыла на стол, постелила постель,
Особо его не расспрашивая.
Сама же сидела всю ночь у окна.
А утром он понял ― она здесь одна,
И заторопился в дорогу.
Хозяйка воды принесла не спеша.
Чтоб путник умылся, лила из ковша
В ладони ему понемногу.
А гость торопился и сильно робел,
Мизинцем он женскую руку задел,
Когда из ковша поливала.
Уже уходя, он достал свой клинок
И метким ударом мизинец отсек,
Чтоб женская честь не страдала.
Где-то в чужих землях
Где-то в чужих землях
Озеро у дороги,
Там в камышах дремлет
Цапля, поджав ногу.
Там белых птиц стая
На голубой глади.
Плавают и взлетают,
И устают за день.
Там, на холме лысом,
Вьется, бежит тропка.
Домик с седой крышей
Жмется к холму робко.
Как-то давно, летом
Ехали мы мимо,
И красота эта
В сердце вошла незримо.
Как плачется легко под дождь
Как плачется легко под дождь,
Когда тебе мир целый вторит.
И вроде никакого горя,
Но на стекле дождинок дрожь
Заворожит своей печалью,
И кажется, что всё всерьёз:
И город, вымокший от слёз,
И небо ― грустной серой шалью.
Как плачется легко под дождь.
Первый поцелуй
Теплый вечер в пригороде. Тихие слова.
От прикосновения кружилась голова.
Словно кто-то выключил звуки все вокруг.
Мы, такие юные, повзрослели вдруг.
Плыл по небу млечный путь, звездами клубясь.
Ах, какая нежная кожа у тебя.
Девчонка
Шепчутся листья о чем-то,
И, через низкий забор,
Заворожённо девчонка
Слушает их разговор,
Словно она понимает
Листьев чуть слышную речь.
Шепот зеленого мая ―
Как обещание встреч,
Как обещание счастья.
Сердце сжимает в груди
Ветра и листьев участье
В том, что еще впереди.
Химия любви
Туманный смысл красивых слов
пленит твоё воображенье
и зарождается любовь,
настоянная на брожении
чувств, вызревших в душе давно.
Слова, как сахар или дрожжи.
Любовь, как терпкое вино.
Она чем дольше, тем дороже.
Не печалуйся, радость моя
Как в апреле румяно-туманном
на дню семь погод.
Отступать не желает зима, но
и это пройдет.
Не печалуйся, радость моя,
не тужи обо мне.
Мы приедем в родные края,
да на белом коне.
Пусть капелью скорей да звончей
истекает апрель,
превращая сугробы в ручей
под звенящую трель,
пролагая дорогу весне
и тепла не тая.
Улыбнись, обо мне
не печалуйся, радость моя.
Ягодный спор
Ягода культурная спорила с лесной:
«Где же тебе силою меряться со мной?
Ты такая мелкая, меньше ноготка,
У меня же пышные сочные бока».
А лесная ягодка ей в ответ: «Ну вот!
За тобой ухаживал долго садовод.
Я ж в лесу под солнышком выросла сама,
На меня охотников здесь бывает тьма».
Ничего не изменилось
Та же зелень на деревьях,
то же доброе светило,
всё как летом, всё как прежде,
ничего не изменилось.
Но рубеж, что обозначен
лету был, перешагнули,
словно мы на повороте
вдруг за угол завернули.
И от этого немного
поменялось настроенье
от предчувствия холодных
и дождливых дней осенних.
Поспокойней стали чувства,
неизбежность прояснилась.
Просто лишь немного грустно.
Ничего не изменилось.
Эхнатон
― О, фараон мой Эхнатон,
ты споришь с Амон Ра?!
С богами спорить не резон
― опасная игра!
О, фараон мой, ты жрецов
совсем лишаешь власти!
Послушай наших мудрецов,
чтоб избежать напасти.
Жрецы восстанут и вернут
всё прежнее себе.
Лучи Атона не спасут
твой город в той борьбе.
― Три тыщи лет пройдут как сон,
руины сохраня,
и вечной памятью Атон
вознаградит меня.
Волшебник-вечер
Волшебник-вечер
включает свечи фонарей.
Унялся ветер,
заснув на ветках тополей.
Печально город
навеял прошлое опять,
он так упорно
тебя не хочет забывать.
И память кружит
по старым улицам, где дождь,
где через лужи
ты на руках меня несешь.
Любовь не вечна,
и дождь смывает все следы.
Колдует вечер,
оценит ночь его труды.
Кофе со вкусом слёз
Маленькое кафе
в Реймсе на авеню…
Сядет мадам в углу,
не заглянув в меню.
Кофе седой гарсон
выставит на поднос.
Будет мадам глотать
кофе со вкусом слёз,
Будет смотреть в окно
взглядом незрячим ― вдаль,
Встанет, и на лицо
спустит она вуаль.
Зима ― царевна Несмеяна
Полям так сладок снежный плен
Под зимним небом полинялым.
Притихший ельник до колен
Укрыт пушистым одеялом.
Подняв поземок белых рать,
Спешит метелица седая
В покрове дыры залатать.
Скорей, скорей! Мороз крепчает!
И, не теряя ни минутки,
Огрехи ищет, да изъяны
Зима ― царевна Несмеяна.
С ней, сероглазой, плохи шутки.
Берлинский собор
Над сонным городом витает
Дух лучшего из королей.
Berliner Dom необитаем
В объятиях ночных огней.
Гробы покинув вековые,
Все души царственных особ
Встают здесь в полночь, как живые,
И в зал проходят сквозь засов.
Зал щедро освещен луною.
Курфюрсты, принцы, короли
Привычно спорят меж собою:
Чей вклад важней для их земли.
Органа музыка чуть слышно
Для них струится с высоты.
Все королевы в платьях пышных
И в украшеньях золотых.
Беседуют. Луиза слева
Стоит одна у алтаря,
Печально смотрит королева,
Вслух, как молитву, говоря:
«Амалия, мой ангел кроткий,
Взгляни на Землю из-за звёзд.
Оплакать дочки век короткий
У матери не хватит слёз»
Светлеет небо. Звёзды тают,
Все призраки спешат в подвал.
И ангел, низко пролетая,
Собор крылом задел едва.
Стужа-кружевница
Тихо-тихо за окном,
Ветер не стучится,
Обвязала все кругом
Стужа-кружевница.
На окне витой узор,
В кружевах деревья,
Белый парк и белый двор ―
Стужина затея.
В нашей комнате тепло,
Холодно снаружи,
Ткет гипюры на стекло
Кружевница-стужа.
Что знает ветер
Не знает ночь того, что знает ветер.
Ей не видать, как мир бывает светел,
Как разноцветны крылья легких радуг,
Как зайчик солнечный скользит по саду.
Не всё, что видел ветер, дню известно.
Не видел день, как в мире повсеместно
Тень побеждает, а одно оконце
Порой кому-то заменяет солнце.
А ветер вряд ли знает что, с тоскою,
Скрывает молчаливо дно морское,
Когда волна стальному кораблю
Игриво шепчет: я тебя люблю.
Прокатился по краю август яблоком спелым
Прокатился по краю
Август яблоком спелым.
То ли я не такая,
То ли ты был несмелым.
Как песок через сито,
Как водичка сквозь пальцы,
То, что мной не испито,
Устремляется дальше.
Прокатился по блюдцу
Август, сердце терзая,
Обещая вернуться,
Легким облаком тая.
И поют в переулке
Без надрыва и фальши
О любви и разлуке
Перелетные пташки.
Ожидание
На стенах от огня плясали тени.
Морозно за окном дышала ночь.
И девушка, бросая в печь поленья,
опять гнала плохие мысли прочь.
Снег серебристо-белым покрывалом
почти касался низкого окна.
И ни следов, ни звука, ни сигнала!
Она здесь, как затворница, одна.
А лунный свет блестел в снежинке каждой,
когда Она, впадая в забытьё,
ждала, что постучит Он в дверь однажды,
спасет из плена снежного её.
Непогода
Как монетки, август звонко
Мне отсчитывает годы.
Город — маленьким котенком
На ладонях непогоды.
От дождей совсем взъерошен,
От ветров не знает средства,
Неказистый, но хороший
Город мой, знакомый с детства.
Ночь-полночь, а мне не спится.
Это что за наказанье?
В темноте мелькают спицы —
Жизнь плетет своё вязанье.
Шепчут тени-великаны,
Что под утро сон приснится
Про такой же дождик в Каннах,
Про такой же дождик в Ницце.
Когда ты рядом
Больное горло, чай, тягучий мед,
Светлеет ночь в объятьях снегопада,
Средь пенных облаков звезда плывет.
Больное горло ― легкая досада,
Когда ты рядом, славный мой король.
Как дирижер невидимый ― любовь
Здесь палочкой волшебной ловко машет.
Плывет звезда средь пенных облаков,
И кажется царапиной пустяшной,
При мысли о тебе, любая боль.
Присядь со мной, и свиту отпусти
Для отдыха в заснеженных палатах.
Ты говоришь: «я вас любил когда-то»,
И мой платочек у тебя в горсти?
Нет-нет, у нас сейчас другая роль!
Должно же иногда и повезти.
Знаешь ли ты
Знаешь ли ты,
что самое лучшее лекарство для меня
твоя нежность?
Кутаюсь в неё,
как когда-то в детстве куталась в мамину шаль,
и стихает боль.
Так спокойно и хорошо.
А за окном старый тополь,
словно китайское дерево жо,
качает на ветках уходящее солнце.
Подорожник
Небо хмурилось беспросветно,
Ветер листья перебирал,
Путешественник кругосветный
По дорожной пыли шагал.
Торопился, ругаясь смачно,
Чтоб к далеким плыть берегам.
Подорожника цвет невзрачный
Прикасался к его ногам.
С мягкой нежностью, незаметно
Задевал его башмаки,
Чтоб за тысячи километров
В рост пустить свои корешки.
В горах
В высоких задумчиво-синих горах,
в неведомых людям пределах,
рождаются бури, несущие страх,
слепую и темную веру.
Там шепчутся камни друг с другом без слов,
о звездах далеких мечтая,
и медленно эхо прошедших веков
в холодных прожилках стихает.
Зеленоглазый май
Зеленоглазый май,
Что же в глазах слеза?
Вылилась через край
Ливневая гроза.
Зеленоглазый май,
Хмурится неба синь,
Где я была вчера,
Ты у меня спросил.
Там, где грустил февраль,
Март набирался сил,
Там, где апрель с утра
Дождиком моросил.
Вот и июнь. Встречай!
Яркий, цветной, хмельной.
Что же в газах печаль,
Зеленоглазый мой?
Пионы
Окунаю лицо в бело-розовый омут
И вдыхаю, вдыхаю неземной аромат.
Так люблю я, когда расцветают пионы,
Украшая мой маленький сад!
Как балетные платья, легки и воздушны
И, в традициях лучших балов,
Кружат в танце их, трепетных и послушных,
Кавалеры из здешних ветров.
Песня воина
Братья, непрочна жизни урочной
тонкая нить.
Время для битвы и для молитвы
не совместить.
Ногу на стремя и полетели
смерти сыны.
Мир в том свидетель ― мы не хотели
этой войны.
Снова дорога гонит на запад
волны надежд,
но остается Родины запах
в складках одежд.
Жизнь отвлекает от тебя
Жизнь отвлекает от тебя,
Диктует мне свои законы,
Уводит под свои знамена,
Туманы белые клубя.
Жизнь повергает в забытье,
Глаза метелью липкой застит,
Но вглядываясь сквозь ненастье
Ищу, ищу лицо твое.
Скользят ступеньки пьедестала,
Я не сломалась, не устала,
Мне б после горестной разлуки
Поцеловать родные руки.
Утро пахнет дождём
Утро пахнет дождём,
Утро льется сквозь легкие шторы
Мягким светом, встревоженным свистом стрижей.
Мы с тобою уйдем
От не нужных пустых разговоров,
Чтобы слушать мелодию утра в душе.
Видишь, с птичьих высот
Предстает отдаленным и светлым
Горизонт, за спиной городских этажей.
Как малиновый зонт,
Разлились над ним краски рассвета.
Утром после дождя даже чувства свежей.
Веселое Да и печальное Нет
Жило да было веселое Да,
Жило да было печальное Нет.
Вы не поверите, но иногда
Звали друг друга они на обед!
Что же происходило тогда?
Ох, удивляли они целый свет! ―
Вдруг становилось задумчивым Да,
И улыбалось печальное Нет.
Время текло, проходили года,
Пусть не хватало порою монет,
Но подружились они навсегда
И получилось в итоге Да Нет.
С добрым утром
Красит золотом рассвет
Неба синюю косынку,
Превращает в самоцвет
В поле каждую росинку.
С добрым утром! Ты готов
Посмотреть, как мир украшен?
Сколько на лугу цветов:
Колокольчиков, ромашек!
Нам с тобой не сосчитать:
Раз, два, три, четыре… двадцать.
Мы цветы не будем рвать,
Мы идём полюбоваться.
Скрипачка-осень
Рыжая осень на скрипке
В парке играет Вивальди.
Бросьте монету в футляр на асфальте,
В черный футляр на асфальте.
Ветер-бродяга услышал
И засмотрелся на осень,
Лист золотой он к ногам её бросил,
Золото ветер ей бросил.
Лица светлеют немного
У торопливых прохожих.
Осени скрипка их души тревожит,
Песней печальной тревожит.
Чумазое солнце
Глинистый скользкий берег. Заросший пруд.
Здесь мы когда-то в детстве в войну играли,
Мазали глиной спину, лицо и грудь,
Тёмные брызги до солнца порой взлетали.
После из глины стряпали калачи,
И расходились нехотя, как ведётся.
Под одеялом ночи, свернув лучи,
Пряталось до рассвета чумазое солнце.
Рыба дорада по-лигурийски
Берег Лазурный, профиль арийский,
В центре Сан-Ремо говор российский:
«Что принести вам? Ром или виски
К рыбе дорада по-лигурийски?»
Здесь, в ресторане, после сиесты
Просто не сыщешь лишнего места.
Здесь все туристы ― Persona Grata.
И по-лигурийски рыба дорада.
Море и солнце, «дольче» и «прадо»,
Бархат сезона ― просто награда!
Вкусной добавкой к модным изыскам ―
Рыба дорада по-лигурийски.
Слышишь, октябрь
Рано октябрь землю снегом осыпал,
хмуро глядит сквозь осеннюю стужу,
за поволокою облачной зыбкой
прячет сентиментальную душу.
Слышишь, октябрь, для чего столько снега,
если он утром снова растает?
Ветер простуженный просит ночлега
и поредевшие листья листает
словно молитвенник перед причастьем,
шепчет сквозь липкую снежную стаю.
Слышишь, октябрь, отогрей моё счастье
солнцем осенним. Может оттает.
Что тебе приснилось под этот дождь
Что тебе приснилось под этот дождь?
Шелестел он с вечера до утра,
и не видно было далеких звёзд,
и печаль ― она ведь дождю сестра ―
прикасалась тихо к твоим глазам,
так же неприкаянна и светла.
Городских огней золотой бальзам
растекался струйками вдоль стекла.
Мир, дождем заплаканный, был похож
на мираж, на сказку, на звездный сон.
Что тебе приснилось под этот дождь
шелесту печальному в унисон?
Март
Месяц в омуте звездном
Плавал долькой лимона,
Отступали морозы
С ледяным перезвоном,
Опускался все ниже
Дым над крышею сонной,
Март застенчивый вышел
На подмостки сезона.
Зачем меня так манит лес
Зачем меня так манит лес
Своей таинственностью темной,
И высотою до небес,
И тишиной своей бездонной?
Какая сказка здесь живет
В плену у этих елей-сосен?
А лес зовет меня, зовет,
Тропинку мне под ноги бросив.
Шел июль
Напрямик, по сердитой крапиве,
по картофельной пышной ботве
шел июль молодой и красивый
с легкой кепкой на голове.
Золотыми рассветами дивен
шел июль ― нараспашку душа,
если дождь ― обязательно ливень,
если вёдро ― полуденный жар.
Шел, подсвистывал весело птицам.
Шел, подмигивал ярким лучам.
Знал, у солнца слывет он любимцем,
а у солнца любовь горяча.
Этот город
Этот город на мой похож,
словно младший брат переросший.
Он протягивал мне сквозь дождь
городских площадей ладоши,
вел по набережной реки
и понравиться так стремился,
что под легкие каблучки
через речку мостом ложился.
Этот город так схож с моим,
словно брат, незнакомый прежде.
Он запомнился мне таким ―
теплым, летним, в цветной одежде.
Караванке[8]
Над рекой зеленой мутной
Голубые горы дремлют.
Небо серым перламутром
По горам течет на землю
И смывает понемногу
Камни белые с откосов
Вниз, где речка-недотрога
Их вплетает в свои косы.
Караванке-Караванке
Выше облаков темнели.
Мы их видели с изнанки,
В длинном сумрачном тоннеле.
На малой родине
Здесь каждый лепесток,
Оброненный ромашкой,
Мне о любви шептал.
Тумана поясок
Тянулся у овражка,
И тайну навевал.
Еловый темный лес
Протягивал тропинку,
И в гости приглашал.
А день смотрел с небес
Под голубой косынкой,
И счастье обещал.
Изгнанник
День скучен мне. А ночи темный лик
Рождает в сердце странные желанья.
Не страсти, нет! К страстям я не привык,
Горька и одинока жизнь в изгнанье.
В ночной тиши я слышу чей-то зов,
Что заглушает шум дневной и пыльный,
И вслушиваясь в ночь, сижу без снов,
Смотрю на звёзды, слёзы лью бессильно.
И будто кто невидимой рукой
Проводит по лицу, их осушая
И так беззвучно шепчет: «Я с тобой.
Я жду тебя, обет не нарушая.
Из этих невозвратных и чужих
Далёких дол страданий и разлуки
Я жду тебя. Я жду тебя всю жизнь,
Через миры протягивая руки».
Мы возвращались из театра
Мы возвращались из театра.
Душа, в плену у красоты,
Была, казалось безвозвратно,
За гранью сказки и мечты.
Фонарь, как одинокий гений,
Вел с темнотой неравный бой,
Скользили от снежинок тени
По освещенной мостовой,
Мы возвращались с представления
Сквозь зимний город, ты и я,
И всё казалось продолжением
Высокой сути бытия.
В маминой комнате
Здесь, как и прежде, мамин запах
живёт в углах.
Глядят в окно на юго-запад
сквозь лёд стекла
цветы гераней и бегоний.
Здесь полка книг
прикосновение ладоней
её хранит.
И память, в гулких коридорах
включая свет,
со мной заводит разговоры,
что смерти нет.
Ночь на Адриатике
Убегала волна, обнажая песок
И прибрежные камни.
Я пила эту ночь, как гранатовый сок,
Небольшими глотками.
Было море темней, чем ночной небосвод
В ярком звездном сиянии,
Между небом и морем мигал теплоход
Золотыми огнями.
Млечный путь проходил прямо над головой
Затуманенным шрамом.
В эту ночь я казалась себе не простой,
А червовою дамой.
От прохлады ночной приходилось теплей
Укрывать свои плечи,
И ныряли фигурки летучих мышей
Под фонарные свечи.
Остывает в чашке капучино
Остывает в чашке капучино
в маленьком кафе внутри вокзала,
Скажет незнакомый мне мужчина:
«Это я. Ты разве не узнала?»
Взглядом незнакомца не обижу,
вдруг я на мечту его похожа.
Я Тебя в других мужчинах вижу,
он Её во мне увидел тоже.
Или там, в какой-то жизни прошлой,
мы встречались с ним под этим солнцем.
«Как дела?» ― поговорю немножко,
хоть не доверяю незнакомцам.
Остывает в чашке капучино.
Мой транзитный рейс объявят скоро,
и adieu, не узнанный мужчина,
и adieu, неведомый мне город.
Один лишь образ светит мне теперь
Один лишь образ светит мне теперь.
Он в уголке души, в её божнице.
А отражение его в страницах
Печальных книг открытий и потерь.
Везде, во всем ищу его черты
И, если нахожу, то принимаю.
Я сохраню до жизненного края
Тот светлый образ. Знаешь, это ― ты.
Чашка солнечного чая
Чашка солнечного чая,
утоли его печали,
пусть всегда он ощущает
шелест крыльев за плечами.
Отодвинь чуть-чуть тревоги
о работе, о дороге,
и о том, что скоротечна
эта летняя беспечность.
Осень встала у порога.
Ароматом, вкусом, цветом
задержи её немного,
пусть ещё продлится лето.
Самый первый автобус
Самый первый автобус
Утром летним и свежим
Возвратит меня в город,
Где бываю всё реже.
Здесь ещё малолюдно
И рассвет в небе брезжит
Над листвой изумрудной,
Озаряя надеждой.
Светит из-под бетона,
Из-за стен монолитных
След тропинок знакомых.
Память здесь многолика.
И пойду, растворяясь
В этой памяти гулкой
За улыбчивым утром
В городских переулках.
Если зелень дорожает
Вновь из ярких листьев клёна
Осень вьет себе корону,
И опять до декабря
Будет миром управлять.
Если зелень дорожает,
Ей и золота хватает.
В королевстве её ― злато
Дворники гребут лопатой.
А зима придет в поля ―
Будет много хрусталя.
Рассыпаю по страницам
Я бродила с летом босым
по лугам, как хмель пьянящим,
я в лесу сбирала росы
слов серебрянозвенящих.
Там желтеющий орешник
о весне теперь вздыхает,
шалый ветер-пересмешник
по следам моим гуляет.
В тишину холодных комнат
осень мокрая стучится.
Всё что было, всё что помню
рассыпаю по страницам.
Это любовь
Вечером вновь
Солнце небесное прячется за окоем.
Солнце земное мне светит и ночью и днем ―
Это любовь.
Не в унисон
Здесь без неё даже вера с надеждой поют,
И без неё этот краткий земной наш приют ―
Тягостный сон.
Это не суть ―
В сердце печаль или радость от светлой любви,
С нею, хоть десять сапог на ходу изорви,
Легче твой путь.
Снова нежность в простые слова облачаю
Не сбылось, не пришлось, не сложилась из пазлов картинка,
Белым снегом на город упали мои валентинки.
Удивлялись прохожие: что это? что это было?
Белым снегом летели стихи, что тебе сочинила.
Поднялись над землею пушистые легкие птицы,
Чтоб сквозь лед одиночества к сердцу родному пробиться.
Прикасаясь к лицу, они медленно-медленно тают…
Снова нежность к тебе я в простые слова облачаю.
Легким росчерком на шлейфе
уходящей темноты
Прикасалась к циферблату
синим отблеском луна.
Ночь печальною сонатой
зазывала в царство сна,
а потом легла стихами
на исчерканном листке…
Запорхали мотыльками,
заиграли вдалеке
птичьи звонкие жалейки,
и падение звезды
росчерком легло на шлейфе
уходящей темноты.
Научи меня
О, научи меня любить,
не ожидая поощрения,
отбрасывая прочь сомнения,
и не теряя связи нить.
И так же искренне прощать,
не оскорбляя мир упреком.
И никогда не пребывать
в ожесточенье одиноком.
О, научи меня взлетать
Из бездн унынья и бессилья,
Печалью оплетенным крыльям
Былую силу возвращать.
Дождь-прохожий
Дождь случайный, как прохожий.
Смелый, дерзкий и хмельной,
Он по листьям и по коже
Пробежит, смывая зной.
Торопливый и беспечный,
Как и много лет назад,
Он пройдет, но будет вечно
Возвращаться в этот сад.
Поделюсь своей печалью,
Пусть с собою заберет,
И в какой-то дальней дали
Как слезу её прольет.
Родник
Настанет день, настанет срок,
Стряхну, как платье, пыль дорог,
В твои объятья окунаясь.
Без бренных мыслей, налегке,
В твоем хрустальном роднике
Я растворюсь как соль земная.
Через булыжники и лед
Вода соленая пройдет,
Не замерзая,
И станет капелькой слезы,
Что после горя и грозы
Мир очищает.
Ты в девушках красавицей слыла
Ты в девушках красавицей слыла.
Как воду из колодца ты несла!
Как по траве бежала босиком,
И как пила из крынки молоко!
Закончился твой вечер выпускной,
Под утро возвратилась ты домой,
Присела у открытого окна,
И вдруг услышала: Война! Война! Война!
Девчонка из российского села,
По юности твоей война прошла ―
Протопала тяжелым сапогом
И счастье растоптала каблуком.
Что плохого может случиться с нами?
Что плохого может случиться с нами?
Ведь разлука тоже весьма условна.
Я тебя всегда обниму стихами,
ты меня утешишь заветным словом.
Как волшебны эти прикосновенья!
Как душа с душой говорить умеет!
Обожжет дыхание на мгновенье,
чтобы сделать радостней и сильнее.
Снова солнце выплывет над домами
и разгонит все ночные тревоги.
Что плохого может случиться с нами,
если счастье светится на пороге?
Братья мои
В шуме ветров, в трепете
крыльев больших ласковых,
братья мои лебеди
сделали мир сказкою.
Глядя во все стороны
вдумчиво и пристально,
братья мои вороны
были всегда искренни.
Но не в земном ведении
ваши пути горние,
братья мои лебеди,
братья мои вороны.
Мартовский снег
Мартовский снег ― зимние слезы,
липнет к одежде, застит глаза.
В кашице снежной вязнут колеса,
вязнут сигналы и голоса.
И не видать в этом ненастье,
как по распутью да по весне,
движется заплутавшее
Счастье медленно пробиваясь ко мне.
Метет. И тенью вдоль дороги
Метет. И тенью вдоль дороги
Бредет какой-то человек.
А ветер, как охранник строгий
Свистит, свистит ему вослед.
Что путнику угрозы ветра?
Он выбрал сам ночной свой путь.
Мелькают дни как километры,
Нельзя ни сбиться, ни свернуть.
Но всё кончается однажды ―
И ночь, и ветер, и метель.
И только то, что было важно,
Зовет как цель.
Дикая яблонька
Дикая яблонька ― птичья услада ―
Пышно цветет перед дачной оградой.
Некому деревце холить, лелеять ―
Дождь поливает да солнышко греет.
За изобилие яблок янтарных
Только пичуги ей благодарны.
Но посмотри, как весне она рада,
Дикая яблонька ― птичья услада.
Капли блестят на окне
Капли блестят на окне
словно слёзы зеркальные.
Светлые ангелы плачут по неприкаянным,
Крылья свои распахнув
белоснежные нежные,
торят к сердцам озябшим дороги нездешние.
Веру в себя потерял?
Помолчи и прислушайся ―
Ангел поет о любви над заблудшими душами.
Заповедный лес
Мой заповедный лес притих
В плену осенних пестрых снов.
Я вижу каждый новый штрих,
Ступая под его покров.
Строги, прохладны и сыры
От бесконечности дождей
Зеленоватые стволы,
Переплетения ветвей.
Всё меньше птичьих голосов,
И удивительно смотреть,
Как золотой наряд лесов
Дождь с ветром превращают в медь.
Вайнахтсмаркт ― рождественский базар
Пусть ветрено, зябко, туманно,
На площади ― шум и уют.
Здесь жарят блины и каштаны,
Напитки веселые пьют.
Согреюсь горячим глювайном,
Взгляну на веселье вокруг
И не удержу свою тайну ―
Жар-птицей вспорхнет она с рук.
Ах, сладкое это лекарство
Коварно для русских Емель.
Моё тридесятое царство
За тридевять с лишним земель.
Танец с ветром
Дрожь по листьям тополиным,
Рябь в холодных серых лужах.
Скоро снова вальс старинный
Ветер с осенью закружат.
И охватит мир пожаром
От волос багряно-рыжих,
Расплетенных ветром шалым,
Откровенным и бесстыжим.
Запылают, словно свечи,
Листья в парках, на бульварах,
И тушить их будет ветер,
Разбросав по тротуарам.
Кедр, сосна и кипарис
То стезя твоя ― прямая,
То причудлива как вязь.
Ходишь-бродишь ты, петляя,
Сетуя, любя, молясь.
Против ветра и по ветру,
С багажом и налегке…
Кипарис, сосна и кедр
Подрастают вдалеке.
Окликает птичья стая,
Зазывая в свою высь…
Где-то дружно подрастают
Кедр, сосна и кипарис.
Первый ливень
Первый ливень после стужи
С пузырями в темных лужах
Зашумел, забарабанил,
Отмывая стены зданий.
Руки вытяну в окошко,
Лодочкой сложу ладошки,
Чтобы дождь в ладоши лился
И, как в лужах, пузырился.
Перед экзаменом
Перелистаны вопросы
И учебника страницы,
На березовые косы
Тополиный пух ложится.
Тяжело идет зубрежка,
Громко цвиркают стрижи,
И знакомая дорожка
К парку без меня бежит.
Вечерами сладко-сладко
Пахнет в городе сиренью.
Не конспекты, а тетрадка
Со стихами, на коленях.
В городе этом климат морской
Северный ветер приносит в низину
Холод и сырость далеких морей.
Мох покрывает шершавые спины
Стражей высоких садов и аллей.
В поле колосья спелой пшеницы
Гнутся под грузом погоды сырой.
Острые крыши, тревожные птицы…
В городе этом климат морской.
Только ни моря нет рядом, ни речки,
Просто спускаются вниз облака.
Легким туманом на крыши и плечи
Лягут, приплывшие издалека.
Дождь из листьев
День сегодня с утра не весел,
Тучи хмурые в небе виснут,
Но бросает на землю ветер
Яркий дождь пожелтевших листьев.
На асфальте в осенних лужах
Листья светятся золотые,
Отражаясь радостью в душах,
Освещая будни седые.
Золотого дождя скольженье,
Солнца летнего отраженье
Под угрюмым небесным блюдом ―
Это осени украшенье,
Это легкое утешенье
Невеселым озябшим людям.
Берлину
Я буду долго вспоминать
Тебя, чужой страны столица,
Где небу серому под стать
Прохожих пасмурные лица.
Где, сквозь резные кружева
Над неподвижной сонной Шпрее,
Дух старины и волшебства
В плоть облачался, зеленея.
Конфессий, рас и языков
Кружило голову смешенье.
В дыханье прошлого легко
Вливалось новое теченье.
Но укрывал туманный плат
Соборов старенькие плечи.
Январь, быть может, виноват,
Что вышла хмурой наша встреча.
Сентябрьский ясный день
Сентябрьский ясный день. Кружится лист,
его полет хоть плавен, но недолог.
А над землей задумчиво повис
безоблачный и синий неба полог.
Так ярки краски ― золото и медь,
но так печальны осени чертоги
от опасенья что-то не успеть…
Майская гроза
Долго сухие зерна в серой земле лежали,
Рыжими петухами вспыхивали пожары,
Тучи не вызревали в складках небесной шали,
Листья, пеленки сбросив, влаги печально ждали.
Вдруг собралась-нависла бархатными крылами,
Вдруг прокатилась гулко всполохами-громами.
Ветер стелил дорожку белыми лепестками,
Небо поило землю спелыми облаками.
Из глубин большой пустыни
Из глубин большой пустыни
Вылетая ураганом,
Жаркий ветер горсть песчинок
Обронил над океаном.
Изгибали волны спины,
Увлекая за собою,
И горячие песчинки
Остывали под водою.
Там у каждой свой «билетик» ―
Быть затерянной в планктоне,
Или через многолетье
Стать жемчужиной в короне.
Минус десять
Минус десять, лёгкий снег,
В мире тихо и темно.
От домашнего тепла
затуманилось окно.
Словно в детстве, на стекле
Я рисую силуэт.
Освещают фонари
На дороге чей-то след…
Так же падал легкий снег
На асфальт и парапет.
Минус десять нам с тобой
Быстро пролетевших лет.
Я шагаю по небу
Я шагаю по небу,
а внизу птичья стая.
Сероватую тучу
каблуком протыкаю.
Мне нисколько не страшно,
только голову кружит.
Я шагаю по небу,
отраженному в лужах.
Привал
Ветер то в спину гнал, то толкался в грудь.
Ночью безумно черной незрим наш путь,
значит немного можно передохнуть
здесь, в стороне от пестрой людской толпы,
лечь и подставить ветру свои стопы,
чтоб остудить, горячие от ходьбы.
Солнце едва коснется лесных вершин,
мы свой привал задумчивый завершим.
Ну а пока поспим в моховой глуши.
Слепой снег
Солнца скользил свет
По рукавам рек,
С синих небес-век
Падал слепой снег.
Словно в цветном сне
Сквозь золотой блеск
В тихий седой лес
Падал слепой снег.
Птицы несли вздор,
День ускорял бег,
На городской двор
Падал слепой снег.
Из ничего, вдруг,
На разъездной круг,
И на лицо мне
Падал слепой снег.
Все мы немного готы
Оседлая жизнь до зевоты
надоедает порой,
все мы немного готы ―
древний народ кочевой.
Дважды не ночевали
готы на месте одном,
рождались и умирали
в пути, под небесным шатром.
Верхом через всю Европу,
частично Азию даже,
торило новые тропы,
их «государство на марше»
Оседлая жизнь до зевоты
надоедает порой,
все мы немного готы ―
древний народ кочевой.
Вновь узнаю осенний почерк
Вновь узнаю осенний почерк
На рано пожелтевших листьях,
Разлуку осень мне пророчит,
Размахивая яркой кистью.
В моей душе её приметы
Печаль забытую разбудят.
Крик птицы в небе «Где ты! Где ты!»
Пронзает монотонность буден.
Закружатся слова с листвою,
Все не о том, все не о главном,
И, в такт качая головою,
Умчит их ветер в танце плавном.
Но разве осень виновата,
Что любит рисовать закаты?
Слушаю дождь
Я слушаю дождь,
он о призрачной шепчет любви,
про острые скалы
и сладкую песнь Лореляйн,
про старые замки,
где тенью живут привидения,
про славные вина,
что в бюргерских спят погребах,
ряды из кустов
винограда на склонах покатых.
Дождь был там рекой,
мы по ней проплывали когда-то.
Печаль утонет
Удары грома,
разряды молний
и танец ливня
веселый, вольный.
Гуляй, стихия!
Тебе я рада!
Душа танцует
с тобою рядом.
Печаль утонет
в потоках ливня,
мир станет чище,
светлей, наивней.
От той стихийной
безумной встряски
опять захочется
верить в сказки,
и, скинув туфли,
идти по лужам,
и вспомнить то,
что кому-то нужен
твой теплый взгляд
и твои ладони.
В потоках ливня
печаль утонет.
Нотки счастья
Нотки счастья еле уловимы,
Словно аромат цветущей липы
Через горечь веничной полыни
И крапивы придорожной всхлипы.
Уловить, услышать и увидеть,
Извлекая из того, что рядом.
Собирать по маленькой крупице ―
Много ли порой для счастья надо.
Улица. Ночь. Дождь
Дождь сверкает и искрится,
превратив асфальт в зеркальность.
Фонарями отразится
этой ночи нереальность.
Свет неона, блеск кобальта,
перелив ультрамарина
отразятся на асфальте
под колесами машины.
Музыку ― какую хочешь ―
и без остановки мчаться,
растворяясь в яркой ночи.
Созерцанье ― тоже счастье.
Прошлогодняя трава
Поле, поле… Редки дерева.
Едем мимо, не снижая бега.
Только прошлогодняя трава ―
Рыжею щетиной из-под снега.
Словно незабытая печаль,
Не запорошённая годами,
Стебли пожелтевшие торчат
Тонкими сухими маячками.
Про печаль
Так случилось ― однажды чужая печаль
подружилась с моей, чтобы вместе пить чай,
чтобы тихо грустить и печально молчать,
геометрию окон ночных изучать.
Так с тех пор и приходят они по ночам.
Разучилась я их меж собой различать,
И теперь на стихах моих ставят печать
две подруги ― моя и чужая печаль.
Снимаю облака
Кучевые облака
К нам плывут издалека,
И заметно еле-еле,
Что вверху они слегка
Запылились, потемнели.
Я снимаю облака
Ненадолго, на пока.
Чистыми верну обратно,
Только вот отмою пятна.
Пролетает лето, чтобы возвратиться
Яблоки и звёзды
Падают на даче,
Никогда не поздно
Загадать удачу.
Загадаем где-то
Встретиться и сбыться.
Пролетает лето,
Чтобы возвратиться.
Примечания
1
Гайда ― болгарская волынка.
2
Странджа ― горы в юго-восточной Болгарии.
3
Нестинары ― танцующие на углях.
4
Шейх ― глава племени.
5
Бедуины ― племя кочевников. По кочевому обычаю бедуины женятся и выходят замуж только внутри племени.
6
Феллахи ― оседлые крестьяне.
7
Нохчалла ― чеченский кодекс чести.
8
Караванке ― горный хребет в Восточных Альпах между Австрией и Словенией.
Причастность
Водолей
Москва
2021
ББК 84(2Рос=Рус)6
УДК 821.161.1
Э74
Эрбес Н.
Э74 Причастность: Стихотворения. ― М.: Водолей, 2021. ― 136 с.
ISBN 978-5-91763-526-2
Эта книга ― дебют; в ней впервые собраны стихотворения Натальи Эрбес, разбросанные по страницам коллективных сборников, периодической печати и литературных сайтов. Ее стихи очень разные: о любви и о природе, о внутренних переживаниях и о внешних впечатлениях. Для поэта важно ощущать свою связь со всем окружающим ― с природой, Миром, Вселенной, чтобы, «…почувствовав свою причастность, стать ежедневно, ежечасно живой натянутой струной».
ББК 84(2Рос=Рус)6
УДК 821.161.1
ISBN 978-5-91763-526-2
© Н. Эрбес, 2021
© Издательство «Водолей», оформление, 2021
Светлой памяти мамы
Причастность
Опять ночная тишина
так осязаемо струится,
что хочется с ней тихо слиться,
не разрушая царство сна.
В неясных бликах вдоль стены,
в души волнении глубоком,
застыть в одном из темных окон,
чтоб разделить печаль луны,
чтоб с замиранием следить
за звёздным трепетным свеченьем,
таинственное притяженье
ночной Вселенной ощутить.
И к этой скорби неземной
почувствовав свою причастность,
стать ежедневно, ежечасно
живой натянутой струной.
Родинка
Ельники да ольшаники,
Лес далеко тянется.
Души людей ― странники,
Ходят, куда глянется.
В темной лесной поросли
Щёки Земли впалые.
Здравствуй. Меня помнишь ли?
Родинка ты малая,
Капля слёзы жгучая,
Грусть пополам с радостью,
Я не нашла случая
Путь проложить рядышком.
Только душа тихая
Пренебрегла правилом
И над тобой птицею
Крылья свои расправила.
Давай раскрасим осень
Давай раскрасим осень в синий цвет.
На лист альбомный нанесем аллею,
Там будут листья облетать, синея,
А в небе будет золотой рассвет.
Ты на ладонь осенний синий лист
Возьмешь, от изумленья замирая, ―
В прожилках потемней, светлее с края ―
Кусочек неба ты подбросишь ввысь.
Давай раскрасим осень в синий цвет
И, может быть, случатся перемены.
Все говорят, что желтый ― цвет измены,
И постоянства в этом мире нет.
Птицы-листья
Осень ― ясная, цветная,
Но печальная, когда
Птицы-листья улетают
Из привычного гнезда.
Каждый лист ― былая почка
Полная счастливых снов.
Каждый, как немая строчка
Ненаписанных стихов.
Непоседа ветер свистнет,
Зашумит нарядный сад,
Поплывут по небу листья ―
Золотые паруса.
Вновь за окном показывают дождь
Вновь за окном показывают дождь,
Как сериал бразильский бесконечный.
Калачиком свернулся кот беспечный ―
Не любит сырость, что с него возьмешь.
Пойду под дождь и появлюсь в окне,
И стану героиней сериала.
«Как хорошо ты эту роль сыграла!» ―
Восторженно соседи скажут мне.
«Тянула ты носок, держала спинку,
И шлёпала по лужам так изящно!
Да, ты была актрисой настоящей
С намокшими деревьями в обнимку!»
Жаль, ты не видел. За окошком дождь
И ты, по всем приметам, не придешь.
Где зимует лето
В киоске овощном ютится лето:
Присело на нехитрый инвентарь
И спит, обогревателем согрето,
А за стеклом свирепствует январь.
У лета нос в янтарных конопушках,
Кудряшки опустились на глаза…
Зима стучит в окошечко: «Послушай,
Мне жаль, но на работе спать нельзя»
Смутилось, улыбнулось виновато:
«Здесь так тепло, что просто клонит в сон.
А что вам взвесить? Зелень для салата?
Иль этот симпатичный патиссон?»
«Ах, лето, нет. Для моего стола
Взвесь граммов двести твоего тепла».
Ангел мой
Ангел мой, спасибо за полёт
В темной небывало-звездной выси.
На Земле рассыпал кто-то бисер,
Он мерцает, словно вниз зовет.
Ангел мой, спасибо за урок.
Трудно быть прилежной ученицей,
Если видишь, опустив ресницы,
огоньки нехоженых дорог.
Ангел мой, спасибо за мечту,
Что вела меня, почти вслепую,
И за ту большую, неземную,
Виденную мною красоту.
Кто ж теперь её у нас отнимет.
Среди звезд я вижу твое имя.
Танец на углях
На побережье, у ресторана,
Не чуя боли, забыв про страх,
Под звуки гайды[1] и барабана
Танцует женщина на углях.
Она из Странджи[2], она ― болгарка.
Национальный надев наряд,
Танцует истово нестинарка[3],
А угли рдеют и чуть горят.
Скажи сестренка моя, славянка,
Какие силы тебя хранят?
«Ногам прохладно, а сердцу жарко:
Я выполняю святой обряд».
Старый бульвар
В городе том по вечерам тишь,
Млечный туман зябко скользит с крыш.
Сбросив с себя вешних тревог гнёт,
Старый бульвар листьев настой пьёт.
Город живёт, вот уж какой век,
По берегам двух небольших рек,
И, растворив в них фонарей мёд,
Старый бульвар листьев настой пьёт.
Много видал старый бульвар встреч,
Стал не одну он понимать речь.
Вот и опять осень вершит год.
Старый бульвар листьев настой пьет.
В янтарном яблочном варенье
Не унывай, когда печаль
в окно заглянет по привычке,
подарим ей стихов страничку,
и будем пить с вареньем чай.
День в пелене из серых туч
нам не испортит настроенье ―
в янтарном яблочном варенье
засахарился солнца луч.
Как вязкой памяти клочок
легко за ложку зацепился,
и засверкал, и заискрился.
В нём заготовка лета впрок:
свежеразрезанный арбуз
в жару на азиатском рынке,
и звяканье дешёвых бус
на шее смуглой бедуинки.
Не унывай, когда печаль
или плохое настроенье,
с янтарным яблочным вареньем,
мы будем пить душистый чай.
Ветер, ветер
Ветер, ветер, шалопай-мальчишка,
Рвёт с цветущих яблонь лепестки,
Пишет непонятные записки
И бросает мне под каблуки.
Он ещё вчера за мной гонялся,
Провожал до тихого двора,
Глупости шептал и обнимался,
Верным другом был ещё вчера.
А сегодня, лишь слегка затрону
Шелестящий звук его одежд,
Улетает быстро по перрону
Сказочных несбывшихся надежд.
Для тебя
В той реке вода очень чистая ― дно видать.
Ты порою смотрела пристально в её гладь.
Отражалась небес излучина в хрустале,
Обещая, что встретишь лучшего на Земле.
Из мечты твоей детской розовой в мир войдя,
Он из солнца, земли и воздуха, из дождя.
Белым днём или ночью синею он, любя,
Каждой клеточкой, каждой линией ― для тебя.
Гайдн
Когда нет хлеба у музыканта
И дом чужой,
Нужда заставит взрастить талант свой
Любой ценой.
Нужда научит быть гениальным
В своём аду
За угол в тесной служебной спальне
И за еду.
Но, Ваша светлость, таков мой принцип:
В моём оркестре я ― господин.
В Европе много богатых принцев,
А Гайдн ― один.
Кто не жил, наверно, и неподсуден
Осень мягко стелет листом дороги,
Вольный ветер просится на постой.
Нам с вершины опыта все тревоги,
Может быть, покажутся суетой.
Не грусти о том, что нескладно прожил,
Что ошибок много насовершал,
Осознанье их, может быть, дороже
Тех минут, когда спокойна душа.
Мы уйдем и, может быть, всё забудем,
Чтобы вновь начать с пустого листа.
Кто не жил, наверно, и неподсуден.
Кто не пел, тот, видно, и не летал.
Осень касается струн
Лето испито до дна,
Темные ночи длиннее.
Только рябина одна
В парке прозрачном алеет.
Осень касается струн,
И под печальные звуки
Тянется ветер к теплу,
Греет холодные руки.
Неба дырявая шаль
В ветках запуталась острых.
Может быть, эта печаль
В сердце вошла через осень.
Через унынье полей,
Что сиротеют без нивы,
Через следы на стекле
Дней непогожих, дождливых.
Я люблю тебя, Мир!
Водосточные трубы ― водопой воробьиный ―
Прошумели весь вечер под напором дождя.
Стихло всё. Погрузился в сон наш город старинный.
Туча небо открыла, на восток уходя.
Невесомая нежность соловьиных мелодий
Нарушает непрочный передутренний сон.
Звёзды медленно гаснут, ночь беззвучно уходит.
Так, бывает, не спится, когда ты влюблён.
Оттесняя печаль-тишину на рассвете,
Льются тёплые волны, заполняют эфир.
Я люблю тебя, Солнце! Я люблю тебя, Ветер!
Я люблю тебя, Небо! Я люблю тебя, Мир!
Шаги дождя
Шаги дождя по мокрой крыше
Стучат всё тише, тише, тише.
Ночь навалилась на карниз.
Душа любовью кровоточит,
И твой красивый мелкий почерк
Ложится вновь на белый лист.
Настольной лампы свет неяркий,
Печально высветив помарки,
Прольется на сырой асфальт,
Чтоб в свете утра раствориться.
Устало ты сомкнешь ресницы,
А твои строчки со страницы
Вспорхнут и унесутся вдаль…
Что без любви душа?
Что без любви душа? Она безлика.
Она бесплодна, коль любви в ней нет.
Как на колоннах нефов ― базилика,
Так на любви основан её свет.
Душа плутает в снах своих волшебных,
О смысле жизни ищет там ответ,
И ждет любви, как семена ашеба
В пустыне ждут дождя десятки лет.
Бродяжий дух
Чужие храмы ненадолго
моей душе дают приют,
чтобы послушать втихомолку,
как там поют.
Как там поют! В высоких сводах
молитву множит резонанс,
но ждет забытая свобода
забытых нас.
Бродяжий дух исканий вечных
опять уносит мой покой.
Дорога эта бесконечна,
зато с тобой.
Радушному гостеприимству
поклон отвесим до земли.
Как долго колокол, неистов,
звенит вдали.
Я закажу тебе теплое с ливнями лето
Я закажу тебе теплое с ливнями лето,
Белый туман, вечерами скрывающий ноги осин,
Ночи в сиянии тысячи звезд разноцветных,
Утро, прекраснее самых изысканных в мире картин.
Я закажу тебе дни, что полны перезвоном
Шустрых незримых кузнечиков и разговорами птиц,
Скатерть июльских цветов расстелю на зеленом,
Сняв тебя бережно с самых высоких божниц.
Ночные фонари, как свечи в храме
Ночные фонари, как свечи в храме.
Как паства у священного огня, стоят дома.
А мой любимый ангел
беззвучно плачет, глядя на меня.
Когда болею, он в моих покоях
невидимой сиделкой до утра.
Касаюсь я горячею рукою
опущенного нежного крыла.
В синеглазой стране
«Не видать конца и края ―
Только синь сосет глаза».
Сергей Есенин
В синеглазой стране вьется дым от сжигаемых истин,
Полонезом Огинского в ней поселилась печаль,
Серебрятся от инея вечнозеленые листья,
Льдом и снегом затянута вечноманящая даль.
Здесь сосульки под крышами, будто замёрзшие слёзы.
За окошком метель все дневные следы замела.
В синеглазой стране моей снова лютуют морозы,
Пробираясь туда, где ютятся остатки тепла.
Но порой сквозь узорные стекла сверкнет лучик солнца,
Заиграет на выступах льда озорным маяком,
И народ синеглазой страны так светло улыбнется,
И согреет озябшую душу горячим чайком.
Нежность
В поисках веры с любовью всё бродит надежда.
Рядом с тобой бессловесно живет моя нежность.
Ветром прикинется, снегом, дождем, листопадом,
Только бы ей, незамеченной, быть с тобой рядом.
Строчкой неровною ляжет она на страницу,
Ночью во сне беспокойном тихонько приснится.
Падают звезды, свершает свой путь неизбежность,
Рядом с тобою всегда пусть живет моя нежность.
В Трептов-парке
Всё меньше помним мы войну,
Её поэзию и прозу,
Но Трептов-парка тишину
Хранят плакучие березы.
Не забегайте впопыхах,
Не разговаривайте громко,
Здесь воин держит на руках
Спасенного, как мир, ребенка.
Он вознесен под облака
над скорбной братскою могилой
Напоминанием векам,
Чтоб память наша не остыла.
Склонились горестно знамена,
И, в образе солдат гранитных,
Стоят коленопреклоненно
Все те, кто выжил в этой битве.
Плато Путорана
На юге Таймыра ―
плато Путорана,
как будь то Земли
незажившая рана.
Такой необычный
пейзаж путоранский,
как инопланетный,
почти марсианский.
В глубоких каньонах
скрываются тайны,
а стены каньонов
почти вертикальны.
Ступеньками к небу
взбираются склоны.
Как фьорды, озёра
в оправах зеленых.
Страна водопадов ―
плато Путорана,
здесь Пясина-речка
спешит к океану.
Красиво звучит,
необычно и странно:
плато Путорана,
плато Путорана…
Весенний гимн
Под музыку Моцарта ― гимн синичий,
под крыше-капелевый дождь мелодичный
придет к нам весна, распахните же двери
порыву тепла, и любви, и доверью.
Придет синеглазою и златовласой
и снова обманет, что все не напрасно.
Но трудно не верить, что все так чудесно,
под эту синичью весеннюю песню.
Апрельский снег
Вся земля просохла было,
но шальное небо вдруг
снегопадом разразилось,
посыпая всё вокруг
чистой белою порошей.
Снег, оброненный весной,
падал с неба на прохожих ―
неуклюжий и смешной.
Для него полет ― награда,
с ветерком, на вираже…
И не знал он, что не рады
на земле ему уже.
На атлас заводи речной
На атлас заводи речной,
На изумрудный бархат трав
Опустится туман ночной,
От путешествия устав.
Об лодку стукнется волна,
В тумане путь не разобрав.
Зевнет неслышно тишина
И мир проглотит до утра.
Притихнут ветер, и кусты,
И на реке глубокий плёс.
И, может быть, услышишь ты
Звенящий голос дальних звезд.
Февральские морозы
Так порой не точны на февраль прогнозы,
Ждали потепления ― выпали морозы.
Вновь они рисуют на стекле узоры,
И в тупик заводят наши разговоры.
В инее деревья, в куржаке ресницы,
И морозный воздух блёстками искрится.
С влажных губ слетая, стынет речь, как речка.
Катятся со звоном мёрзлые словечки.
Чтоб не поцарапать ненароком грубо,
Лучше рукавицей я прикрою губы.
Холодно
Кристаллизуется тень от мороза,
Воздух царапает жёстко лицо,
И воробей залетает без спроса,
Чтобы погреться, на наше крыльцо.
А на рябине сидят свиристели,
Мы их узнали по хохолкам.
К людям поближе они прилетели
В эти морозы издалека.
Добрый хозяин зовёт в дом собаку,
Холодно ей ночевать в конуре.
Кот не затеет с собакою драку:
Хоть тесновато, но всё же в тепле.
Яркое солнце, в снегу отражаясь,
Слепит глаза, но не греет совсем.
Зябко сугробы друг к другу прижались.
Холодно! Холодно! Холодно всем.
Возвращение
Прими же, родина, меня!
В чужих краях свои мытарства
прерву хотя бы на три дня,
чтоб воздух пить твой, как лекарство.
Рассветом золотым встречай,
когда затихнет стук колесный,
и утоли мою печаль
в серебряных слезинках росных.
Опять, как в детстве, исцели
своей живительной любовью.
Полученные там вдали
обиды снимет как рукою.
Уеду снова, а потом,
заплачу горько, вспоминая
крапивою заросший дом,
и запах твой, земля родная.
Упали с полочки две книги
Упали с полочки две книги,
Посыпались из них листы,
Смешались книжные интриги,
И повстречались я и ты.
Ах, добрый принц из сказки мудрой,
Не останавливай коня.
Пусть расставаться очень трудно,
Но в этой сказке нет меня.
Мои страницы ― жизни проза,
В них нет волшебников, мой принц.
Тобой подаренную розу
Я сохраню среди страниц.
Судьба-хозяйка аккуратно
Порядок в доме наведет,
Странички книг вернет обратно,
И всё исчезнет, всё пройдет.
Бессонница
По стене скользили тени,
Время плавилось свечой,
Мир в оконном обрамленьи
Спал, не зная ни о чем.
Ночь осенняя в смятеньи
Ветру плакалась в плечо.
Становилась на колени
И шептала горячо:
«Ныне, присно и вовек…»
А наутро выпал снег.
Магия сказки
Средневековый сказочный Багдад.
Базар так говорлив и так богат.
Сверкает купол тронного дворца,
Где стены в бирюзовых изразцах.
К молитве призывает муэдзин.
Гуляет беззаботный Алладин.
Запив лепешку кислым молоком,
Купец Синдбад свой покидает дом.
А вот глаза сверкнули над фатой
Шахерезады ― девушки простой:
«Все чудеса и приключенья впереди.
Послушай мой рассказ, не уходи!»
О, сказка! Затаили вы дыхание,
Хотя конец известен вам заранее.
Бесконечное
А знаешь, в синих облаках
есть лес, и горы, и река,
еще какой-то водоем,
и дом, где мы с тобой живем.
Там вечером, в руке рука,
мы долго смотрим на закат,
на лес, на речку и туман,
на тучек длинный караван.
А в этих синих облаках
есть лес, и горы, и река,
еще какой-то водоем,
и дом…
Иорданская баллада
Царит жара в арабском мире,
в Пустыне Розовой ― мираж.
Уже давно об Аль Таире
мечтает девушка Айташ.
Но ей, храня закон старинный,
шейх[4] жениха уже нарек:
«Судьбу разделишь с бедуином[5].
Путь будет труден и далек…
Айташ! Негоже бедуинам
феллахам[6] отдавать невест!
Ты рождена была в пустыне,
тебе оседлость надоест»
Свет над пустыней быстро тает,
плывет обманчивый мираж,
но Аль Таир найти мечтает
свою любимую Айташ.
Нохчалла[7](чеченская притча)
Дики и суровы условия гор,
И путника в дом не пустить здесь ― позор,
Он может погибнуть снаружи.
Хозяин обязан любого впустить,
Согреть, накормить и ночлег предложить,
От зверя спасти и от стужи.
Раз горец бродил средь обрывов и скал.
Темнело, и он огонек увидал
В окошке на каменной башне.
Хозяйка открыла тяжелую дверь,
Накрыла на стол, постелила постель,
Особо его не расспрашивая.
Сама же сидела всю ночь у окна.
А утром он понял ― она здесь одна,
И заторопился в дорогу.
Хозяйка воды принесла не спеша.
Чтоб путник умылся, лила из ковша
В ладони ему понемногу.
А гость торопился и сильно робел,
Мизинцем он женскую руку задел,
Когда из ковша поливала.
Уже уходя, он достал свой клинок
И метким ударом мизинец отсек,
Чтоб женская честь не страдала.
Где-то в чужих землях
Где-то в чужих землях
Озеро у дороги,
Там в камышах дремлет
Цапля, поджав ногу.
Там белых птиц стая
На голубой глади.
Плавают и взлетают,
И устают за день.
Там, на холме лысом,
Вьется, бежит тропка.
Домик с седой крышей
Жмется к холму робко.
Как-то давно, летом
Ехали мы мимо,
И красота эта
В сердце вошла незримо.
Как плачется легко под дождь
Как плачется легко под дождь,
Когда тебе мир целый вторит.
И вроде никакого горя,
Но на стекле дождинок дрожь
Заворожит своей печалью,
И кажется, что всё всерьёз:
И город, вымокший от слёз,
И небо ― грустной серой шалью.
Как плачется легко под дождь.
Первый поцелуй
Теплый вечер в пригороде. Тихие слова.
От прикосновения кружилась голова.
Словно кто-то выключил звуки все вокруг.
Мы, такие юные, повзрослели вдруг.
Плыл по небу млечный путь, звездами клубясь.
Ах, какая нежная кожа у тебя.
Девчонка
Шепчутся листья о чем-то,
И, через низкий забор,
Заворожённо девчонка
Слушает их разговор,
Словно она понимает
Листьев чуть слышную речь.
Шепот зеленого мая ―
Как обещание встреч,
Как обещание счастья.
Сердце сжимает в груди
Ветра и листьев участье
В том, что еще впереди.
Химия любви
Туманный смысл красивых слов
пленит твоё воображенье
и зарождается любовь,
настоянная на брожении
чувств, вызревших в душе давно.
Слова, как сахар или дрожжи.
Любовь, как терпкое вино.
Она чем дольше, тем дороже.
Не печалуйся, радость моя
Как в апреле румяно-туманном
на дню семь погод.
Отступать не желает зима, но
и это пройдет.
Не печалуйся, радость моя,
не тужи обо мне.
Мы приедем в родные края,
да на белом коне.
Пусть капелью скорей да звончей
истекает апрель,
превращая сугробы в ручей
под звенящую трель,
пролагая дорогу весне
и тепла не тая.
Улыбнись, обо мне
не печалуйся, радость моя.
Ягодный спор
Ягода культурная спорила с лесной:
«Где же тебе силою меряться со мной?
Ты такая мелкая, меньше ноготка,
У меня же пышные сочные бока».
А лесная ягодка ей в ответ: «Ну вот!
За тобой ухаживал долго садовод.
Я ж в лесу под солнышком выросла сама,
На меня охотников здесь бывает тьма».
Ничего не изменилось
Та же зелень на деревьях,
то же доброе светило,
всё как летом, всё как прежде,
ничего не изменилось.
Но рубеж, что обозначен
лету был, перешагнули,
словно мы на повороте
вдруг за угол завернули.
И от этого немного
поменялось настроенье
от предчувствия холодных
и дождливых дней осенних.
Поспокойней стали чувства,
неизбежность прояснилась.
Просто лишь немного грустно.
Ничего не изменилось.
Эхнатон
― О, фараон мой Эхнатон,
ты споришь с Амон Ра?!
С богами спорить не резон
― опасная игра!
О, фараон мой, ты жрецов
совсем лишаешь власти!
Послушай наших мудрецов,
чтоб избежать напасти.
Жрецы восстанут и вернут
всё прежнее себе.
Лучи Атона не спасут
твой город в той борьбе.
― Три тыщи лет пройдут как сон,
руины сохраня,
и вечной памятью Атон
вознаградит меня.
Волшебник-вечер
Волшебник-вечер
включает свечи фонарей.
Унялся ветер,
заснув на ветках тополей.
Печально город
навеял прошлое опять,
он так упорно
тебя не хочет забывать.
И память кружит
по старым улицам, где дождь,
где через лужи
ты на руках меня несешь.
Любовь не вечна,
и дождь смывает все следы.
Колдует вечер,
оценит ночь его труды.
Кофе со вкусом слёз
Маленькое кафе
в Реймсе на авеню…
Сядет мадам в углу,
не заглянув в меню.
Кофе седой гарсон
выставит на поднос.
Будет мадам глотать
кофе со вкусом слёз,
Будет смотреть в окно
взглядом незрячим ― вдаль,
Встанет, и на лицо
спустит она вуаль.
Зима ― царевна Несмеяна
Полям так сладок снежный плен
Под зимним небом полинялым.
Притихший ельник до колен
Укрыт пушистым одеялом.
Подняв поземок белых рать,
Спешит метелица седая
В покрове дыры залатать.
Скорей, скорей! Мороз крепчает!
И, не теряя ни минутки,
Огрехи ищет, да изъяны
Зима ― царевна Несмеяна.
С ней, сероглазой, плохи шутки.
Берлинский собор
Над сонным городом витает
Дух лучшего из королей.
Berliner Dom необитаем
В объятиях ночных огней.
Гробы покинув вековые,
Все души царственных особ
Встают здесь в полночь, как живые,
И в зал проходят сквозь засов.
Зал щедро освещен луною.
Курфюрсты, принцы, короли
Привычно спорят меж собою:
Чей вклад важней для их земли.
Органа музыка чуть слышно
Для них струится с высоты.
Все королевы в платьях пышных
И в украшеньях золотых.
Беседуют. Луиза слева
Стоит одна у алтаря,
Печально смотрит королева,
Вслух, как молитву, говоря:
«Амалия, мой ангел кроткий,
Взгляни на Землю из-за звёзд.
Оплакать дочки век короткий
У матери не хватит слёз»
Светлеет небо. Звёзды тают,
Все призраки спешат в подвал.
И ангел, низко пролетая,
Собор крылом задел едва.
Стужа-кружевница
Тихо-тихо за окном,
Ветер не стучится,
Обвязала все кругом
Стужа-кружевница.
На окне витой узор,
В кружевах деревья,
Белый парк и белый двор ―
Стужина затея.
В нашей комнате тепло,
Холодно снаружи,
Ткет гипюры на стекло
Кружевница-стужа.
Что знает ветер
Не знает ночь того, что знает ветер.
Ей не видать, как мир бывает светел,
Как разноцветны крылья легких радуг,
Как зайчик солнечный скользит по саду.
Не всё, что видел ветер, дню известно.
Не видел день, как в мире повсеместно
Тень побеждает, а одно оконце
Порой кому-то заменяет солнце.
А ветер вряд ли знает что, с тоскою,
Скрывает молчаливо дно морское,
Когда волна стальному кораблю
Игриво шепчет: я тебя люблю.
Прокатился по краю август яблоком спелым
Прокатился по краю
Август яблоком спелым.
То ли я не такая,
То ли ты был несмелым.
Как песок через сито,
Как водичка сквозь пальцы,
То, что мной не испито,
Устремляется дальше.
Прокатился по блюдцу
Август, сердце терзая,
Обещая вернуться,
Легким облаком тая.
И поют в переулке
Без надрыва и фальши
О любви и разлуке
Перелетные пташки.
Ожидание
На стенах от огня плясали тени.
Морозно за окном дышала ночь.
И девушка, бросая в печь поленья,
опять гнала плохие мысли прочь.
Снег серебристо-белым покрывалом
почти касался низкого окна.
И ни следов, ни звука, ни сигнала!
Она здесь, как затворница, одна.
А лунный свет блестел в снежинке каждой,
когда Она, впадая в забытьё,
ждала, что постучит Он в дверь однажды,
спасет из плена снежного её.
Непогода
Как монетки, август звонко
Мне отсчитывает годы.
Город — маленьким котенком
На ладонях непогоды.
От дождей совсем взъерошен,
От ветров не знает средства,
Неказистый, но хороший
Город мой, знакомый с детства.
Ночь-полночь, а мне не спится.
Это что за наказанье?
В темноте мелькают спицы —
Жизнь плетет своё вязанье.
Шепчут тени-великаны,
Что под утро сон приснится
Про такой же дождик в Каннах,
Про такой же дождик в Ницце.
Когда ты рядом
Больное горло, чай, тягучий мед,
Светлеет ночь в объятьях снегопада,
Средь пенных облаков звезда плывет.
Больное горло ― легкая досада,
Когда ты рядом, славный мой король.
Как дирижер невидимый ― любовь
Здесь палочкой волшебной ловко машет.
Плывет звезда средь пенных облаков,
И кажется царапиной пустяшной,
При мысли о тебе, любая боль.
Присядь со мной, и свиту отпусти
Для отдыха в заснеженных палатах.
Ты говоришь: «я вас любил когда-то»,
И мой платочек у тебя в горсти?
Нет-нет, у нас сейчас другая роль!
Должно же иногда и повезти.
Знаешь ли ты
Знаешь ли ты,
что самое лучшее лекарство для меня
твоя нежность?
Кутаюсь в неё,
как когда-то в детстве куталась в мамину шаль,
и стихает боль.
Так спокойно и хорошо.
А за окном старый тополь,
словно китайское дерево жо,
качает на ветках уходящее солнце.
Подорожник
Небо хмурилось беспросветно,
Ветер листья перебирал,
Путешественник кругосветный
По дорожной пыли шагал.
Торопился, ругаясь смачно,
Чтоб к далеким плыть берегам.
Подорожника цвет невзрачный
Прикасался к его ногам.
С мягкой нежностью, незаметно
Задевал его башмаки,
Чтоб за тысячи километров
В рост пустить свои корешки.
В горах
В высоких задумчиво-синих горах,
в неведомых людям пределах,
рождаются бури, несущие страх,
слепую и темную веру.
Там шепчутся камни друг с другом без слов,
о звездах далеких мечтая,
и медленно эхо прошедших веков
в холодных прожилках стихает.
Зеленоглазый май
Зеленоглазый май,
Что же в глазах слеза?
Вылилась через край
Ливневая гроза.
Зеленоглазый май,
Хмурится неба синь,
Где я была вчера,
Ты у меня спросил.
Там, где грустил февраль,
Март набирался сил,
Там, где апрель с утра
Дождиком моросил.
Вот и июнь. Встречай!
Яркий, цветной, хмельной.
Что же в газах печаль,
Зеленоглазый мой?
Пионы
Окунаю лицо в бело-розовый омут
И вдыхаю, вдыхаю неземной аромат.
Так люблю я, когда расцветают пионы,
Украшая мой маленький сад!
Как балетные платья, легки и воздушны
И, в традициях лучших балов,
Кружат в танце их, трепетных и послушных,
Кавалеры из здешних ветров.
Песня воина
Братья, непрочна жизни урочной
тонкая нить.
Время для битвы и для молитвы
не совместить.
Ногу на стремя и полетели
смерти сыны.
Мир в том свидетель ― мы не хотели
этой войны.
Снова дорога гонит на запад
волны надежд,
но остается Родины запах
в складках одежд.
Жизнь отвлекает от тебя
Жизнь отвлекает от тебя,
Диктует мне свои законы,
Уводит под свои знамена,
Туманы белые клубя.
Жизнь повергает в забытье,
Глаза метелью липкой застит,
Но вглядываясь сквозь ненастье
Ищу, ищу лицо твое.
Скользят ступеньки пьедестала,
Я не сломалась, не устала,
Мне б после горестной разлуки
Поцеловать родные руки.
Утро пахнет дождём
Утро пахнет дождём,
Утро льется сквозь легкие шторы
Мягким светом, встревоженным свистом стрижей.
Мы с тобою уйдем
От не нужных пустых разговоров,
Чтобы слушать мелодию утра в душе.
Видишь, с птичьих высот
Предстает отдаленным и светлым
Горизонт, за спиной городских этажей.
Как малиновый зонт,
Разлились над ним краски рассвета.
Утром после дождя даже чувства свежей.
Веселое Да и печальное Нет
Жило да было веселое Да,
Жило да было печальное Нет.
Вы не поверите, но иногда
Звали друг друга они на обед!
Что же происходило тогда?
Ох, удивляли они целый свет! ―
Вдруг становилось задумчивым Да,
И улыбалось печальное Нет.
Время текло, проходили года,
Пусть не хватало порою монет,
Но подружились они навсегда
И получилось в итоге Да Нет.
С добрым утром
Красит золотом рассвет
Неба синюю косынку,
Превращает в самоцвет
В поле каждую росинку.
С добрым утром! Ты готов
Посмотреть, как мир украшен?
Сколько на лугу цветов:
Колокольчиков, ромашек!
Нам с тобой не сосчитать:
Раз, два, три, четыре… двадцать.
Мы цветы не будем рвать,
Мы идём полюбоваться.
Скрипачка-осень
Рыжая осень на скрипке
В парке играет Вивальди.
Бросьте монету в футляр на асфальте,
В черный футляр на асфальте.
Ветер-бродяга услышал
И засмотрелся на осень,
Лист золотой он к ногам её бросил,
Золото ветер ей бросил.
Лица светлеют немного
У торопливых прохожих.
Осени скрипка их души тревожит,
Песней печальной тревожит.
Чумазое солнце
Глинистый скользкий берег. Заросший пруд.
Здесь мы когда-то в детстве в войну играли,
Мазали глиной спину, лицо и грудь,
Тёмные брызги до солнца порой взлетали.
После из глины стряпали калачи,
И расходились нехотя, как ведётся.
Под одеялом ночи, свернув лучи,
Пряталось до рассвета чумазое солнце.
Рыба дорада по-лигурийски
Берег Лазурный, профиль арийский,
В центре Сан-Ремо говор российский:
«Что принести вам? Ром или виски
К рыбе дорада по-лигурийски?»
Здесь, в ресторане, после сиесты
Просто не сыщешь лишнего места.
Здесь все туристы ― Persona Grata.
И по-лигурийски рыба дорада.
Море и солнце, «дольче» и «прадо»,
Бархат сезона ― просто награда!
Вкусной добавкой к модным изыскам ―
Рыба дорада по-лигурийски.
Слышишь, октябрь
Рано октябрь землю снегом осыпал,
хмуро глядит сквозь осеннюю стужу,
за поволокою облачной зыбкой
прячет сентиментальную душу.
Слышишь, октябрь, для чего столько снега,
если он утром снова растает?
Ветер простуженный просит ночлега
и поредевшие листья листает
словно молитвенник перед причастьем,
шепчет сквозь липкую снежную стаю.
Слышишь, октябрь, отогрей моё счастье
солнцем осенним. Может оттает.
Что тебе приснилось под этот дождь
Что тебе приснилось под этот дождь?
Шелестел он с вечера до утра,
и не видно было далеких звёзд,
и печаль ― она ведь дождю сестра ―
прикасалась тихо к твоим глазам,
так же неприкаянна и светла.
Городских огней золотой бальзам
растекался струйками вдоль стекла.
Мир, дождем заплаканный, был похож
на мираж, на сказку, на звездный сон.
Что тебе приснилось под этот дождь
шелесту печальному в унисон?
Март
Месяц в омуте звездном
Плавал долькой лимона,
Отступали морозы
С ледяным перезвоном,
Опускался все ниже
Дым над крышею сонной,
Март застенчивый вышел
На подмостки сезона.
Зачем меня так манит лес
Зачем меня так манит лес
Своей таинственностью темной,
И высотою до небес,
И тишиной своей бездонной?
Какая сказка здесь живет
В плену у этих елей-сосен?
А лес зовет меня, зовет,
Тропинку мне под ноги бросив.
Шел июль
Напрямик, по сердитой крапиве,
по картофельной пышной ботве
шел июль молодой и красивый
с легкой кепкой на голове.
Золотыми рассветами дивен
шел июль ― нараспашку душа,
если дождь ― обязательно ливень,
если вёдро ― полуденный жар.
Шел, подсвистывал весело птицам.
Шел, подмигивал ярким лучам.
Знал, у солнца слывет он любимцем,
а у солнца любовь горяча.
Этот город
Этот город на мой похож,
словно младший брат переросший.
Он протягивал мне сквозь дождь
городских площадей ладоши,
вел по набережной реки
и понравиться так стремился,
что под легкие каблучки
через речку мостом ложился.
Этот город так схож с моим,
словно брат, незнакомый прежде.
Он запомнился мне таким ―
теплым, летним, в цветной одежде.
Караванке[8]
Над рекой зеленой мутной
Голубые горы дремлют.
Небо серым перламутром
По горам течет на землю
И смывает понемногу
Камни белые с откосов
Вниз, где речка-недотрога
Их вплетает в свои косы.
Караванке-Караванке
Выше облаков темнели.
Мы их видели с изнанки,
В длинном сумрачном тоннеле.
На малой родине
Здесь каждый лепесток,
Оброненный ромашкой,
Мне о любви шептал.
Тумана поясок
Тянулся у овражка,
И тайну навевал.
Еловый темный лес
Протягивал тропинку,
И в гости приглашал.
А день смотрел с небес
Под голубой косынкой,
И счастье обещал.
Изгнанник
День скучен мне. А ночи темный лик
Рождает в сердце странные желанья.
Не страсти, нет! К страстям я не привык,
Горька и одинока жизнь в изгнанье.
В ночной тиши я слышу чей-то зов,
Что заглушает шум дневной и пыльный,
И вслушиваясь в ночь, сижу без снов,
Смотрю на звёзды, слёзы лью бессильно.
И будто кто невидимой рукой
Проводит по лицу, их осушая
И так беззвучно шепчет: «Я с тобой.
Я жду тебя, обет не нарушая.
Из этих невозвратных и чужих
Далёких дол страданий и разлуки
Я жду тебя. Я жду тебя всю жизнь,
Через миры протягивая руки».
Мы возвращались из театра
Мы возвращались из театра.
Душа, в плену у красоты,
Была, казалось безвозвратно,
За гранью сказки и мечты.
Фонарь, как одинокий гений,
Вел с темнотой неравный бой,
Скользили от снежинок тени
По освещенной мостовой,
Мы возвращались с представления
Сквозь зимний город, ты и я,
И всё казалось продолжением
Высокой сути бытия.
В маминой комнате
Здесь, как и прежде, мамин запах
живёт в углах.
Глядят в окно на юго-запад
сквозь лёд стекла
цветы гераней и бегоний.
Здесь полка книг
прикосновение ладоней
её хранит.
И память, в гулких коридорах
включая свет,
со мной заводит разговоры,
что смерти нет.
Ночь на Адриатике
Убегала волна, обнажая песок
И прибрежные камни.
Я пила эту ночь, как гранатовый сок,
Небольшими глотками.
Было море темней, чем ночной небосвод
В ярком звездном сиянии,
Между небом и морем мигал теплоход
Золотыми огнями.
Млечный путь проходил прямо над головой
Затуманенным шрамом.
В эту ночь я казалась себе не простой,
А червовою дамой.
От прохлады ночной приходилось теплей
Укрывать свои плечи,
И ныряли фигурки летучих мышей
Под фонарные свечи.
Остывает в чашке капучино
Остывает в чашке капучино
в маленьком кафе внутри вокзала,
Скажет незнакомый мне мужчина:
«Это я. Ты разве не узнала?»
Взглядом незнакомца не обижу,
вдруг я на мечту его похожа.
Я Тебя в других мужчинах вижу,
он Её во мне увидел тоже.
Или там, в какой-то жизни прошлой,
мы встречались с ним под этим солнцем.
«Как дела?» ― поговорю немножко,
хоть не доверяю незнакомцам.
Остывает в чашке капучино.
Мой транзитный рейс объявят скоро,
и adieu, не узнанный мужчина,
и adieu, неведомый мне город.
Один лишь образ светит мне теперь
Один лишь образ светит мне теперь.
Он в уголке души, в её божнице.
А отражение его в страницах
Печальных книг открытий и потерь.
Везде, во всем ищу его черты
И, если нахожу, то принимаю.
Я сохраню до жизненного края
Тот светлый образ. Знаешь, это ― ты.
Чашка солнечного чая
Чашка солнечного чая,
утоли его печали,
пусть всегда он ощущает
шелест крыльев за плечами.
Отодвинь чуть-чуть тревоги
о работе, о дороге,
и о том, что скоротечна
эта летняя беспечность.
Осень встала у порога.
Ароматом, вкусом, цветом
задержи её немного,
пусть ещё продлится лето.
Самый первый автобус
Самый первый автобус
Утром летним и свежим
Возвратит меня в город,
Где бываю всё реже.
Здесь ещё малолюдно
И рассвет в небе брезжит
Над листвой изумрудной,
Озаряя надеждой.
Светит из-под бетона,
Из-за стен монолитных
След тропинок знакомых.
Память здесь многолика.
И пойду, растворяясь
В этой памяти гулкой
За улыбчивым утром
В городских переулках.
Если зелень дорожает
Вновь из ярких листьев клёна
Осень вьет себе корону,
И опять до декабря
Будет миром управлять.
Если зелень дорожает,
Ей и золота хватает.
В королевстве её ― злато
Дворники гребут лопатой.
А зима придет в поля ―
Будет много хрусталя.
Рассыпаю по страницам
Я бродила с летом босым
по лугам, как хмель пьянящим,
я в лесу сбирала росы
слов серебрянозвенящих.
Там желтеющий орешник
о весне теперь вздыхает,
шалый ветер-пересмешник
по следам моим гуляет.
В тишину холодных комнат
осень мокрая стучится.
Всё что было, всё что помню
рассыпаю по страницам.
Это любовь
Вечером вновь
Солнце небесное прячется за окоем.
Солнце земное мне светит и ночью и днем ―
Это любовь.
Не в унисон
Здесь без неё даже вера с надеждой поют,
И без неё этот краткий земной наш приют ―
Тягостный сон.
Это не суть ―
В сердце печаль или радость от светлой любви,
С нею, хоть десять сапог на ходу изорви,
Легче твой путь.
Снова нежность в простые слова облачаю
Не сбылось, не пришлось, не сложилась из пазлов картинка,
Белым снегом на город упали мои валентинки.
Удивлялись прохожие: что это? что это было?
Белым снегом летели стихи, что тебе сочинила.
Поднялись над землею пушистые легкие птицы,
Чтоб сквозь лед одиночества к сердцу родному пробиться.
Прикасаясь к лицу, они медленно-медленно тают…
Снова нежность к тебе я в простые слова облачаю.
Легким росчерком на шлейфе
уходящей темноты
Прикасалась к циферблату
синим отблеском луна.
Ночь печальною сонатой
зазывала в царство сна,
а потом легла стихами
на исчерканном листке…
Запорхали мотыльками,
заиграли вдалеке
птичьи звонкие жалейки,
и падение звезды
росчерком легло на шлейфе
уходящей темноты.
Научи меня
О, научи меня любить,
не ожидая поощрения,
отбрасывая прочь сомнения,
и не теряя связи нить.
И так же искренне прощать,
не оскорбляя мир упреком.
И никогда не пребывать
в ожесточенье одиноком.
О, научи меня взлетать
Из бездн унынья и бессилья,
Печалью оплетенным крыльям
Былую силу возвращать.
Дождь-прохожий
Дождь случайный, как прохожий.
Смелый, дерзкий и хмельной,
Он по листьям и по коже
Пробежит, смывая зной.
Торопливый и беспечный,
Как и много лет назад,
Он пройдет, но будет вечно
Возвращаться в этот сад.
Поделюсь своей печалью,
Пусть с собою заберет,
И в какой-то дальней дали
Как слезу её прольет.
Родник
Настанет день, настанет срок,
Стряхну, как платье, пыль дорог,
В твои объятья окунаясь.
Без бренных мыслей, налегке,
В твоем хрустальном роднике
Я растворюсь как соль земная.
Через булыжники и лед
Вода соленая пройдет,
Не замерзая,
И станет капелькой слезы,
Что после горя и грозы
Мир очищает.
Ты в девушках красавицей слыла
Ты в девушках красавицей слыла.
Как воду из колодца ты несла!
Как по траве бежала босиком,
И как пила из крынки молоко!
Закончился твой вечер выпускной,
Под утро возвратилась ты домой,
Присела у открытого окна,
И вдруг услышала: Война! Война! Война!
Девчонка из российского села,
По юности твоей война прошла ―
Протопала тяжелым сапогом
И счастье растоптала каблуком.
Что плохого может случиться с нами?
Что плохого может случиться с нами?
Ведь разлука тоже весьма условна.
Я тебя всегда обниму стихами,
ты меня утешишь заветным словом.
Как волшебны эти прикосновенья!
Как душа с душой говорить умеет!
Обожжет дыхание на мгновенье,
чтобы сделать радостней и сильнее.
Снова солнце выплывет над домами
и разгонит все ночные тревоги.
Что плохого может случиться с нами,
если счастье светится на пороге?
Братья мои
В шуме ветров, в трепете
крыльев больших ласковых,
братья мои лебеди
сделали мир сказкою.
Глядя во все стороны
вдумчиво и пристально,
братья мои вороны
были всегда искренни.
Но не в земном ведении
ваши пути горние,
братья мои лебеди,
братья мои вороны.
Мартовский снег
Мартовский снег ― зимние слезы,
липнет к одежде, застит глаза.
В кашице снежной вязнут колеса,
вязнут сигналы и голоса.
И не видать в этом ненастье,
как по распутью да по весне,
движется заплутавшее
Счастье медленно пробиваясь ко мне.
Метет. И тенью вдоль дороги
Метет. И тенью вдоль дороги
Бредет какой-то человек.
А ветер, как охранник строгий
Свистит, свистит ему вослед.
Что путнику угрозы ветра?
Он выбрал сам ночной свой путь.
Мелькают дни как километры,
Нельзя ни сбиться, ни свернуть.
Но всё кончается однажды ―
И ночь, и ветер, и метель.
И только то, что было важно,
Зовет как цель.
Дикая яблонька
Дикая яблонька ― птичья услада ―
Пышно цветет перед дачной оградой.
Некому деревце холить, лелеять ―
Дождь поливает да солнышко греет.
За изобилие яблок янтарных
Только пичуги ей благодарны.
Но посмотри, как весне она рада,
Дикая яблонька ― птичья услада.
Капли блестят на окне
Капли блестят на окне
словно слёзы зеркальные.
Светлые ангелы плачут по неприкаянным,
Крылья свои распахнув
белоснежные нежные,
торят к сердцам озябшим дороги нездешние.
Веру в себя потерял?
Помолчи и прислушайся ―
Ангел поет о любви над заблудшими душами.
Заповедный лес
Мой заповедный лес притих
В плену осенних пестрых снов.
Я вижу каждый новый штрих,
Ступая под его покров.
Строги, прохладны и сыры
От бесконечности дождей
Зеленоватые стволы,
Переплетения ветвей.
Всё меньше птичьих голосов,
И удивительно смотреть,
Как золотой наряд лесов
Дождь с ветром превращают в медь.
Вайнахтсмаркт ― рождественский базар
Пусть ветрено, зябко, туманно,
На площади ― шум и уют.
Здесь жарят блины и каштаны,
Напитки веселые пьют.
Согреюсь горячим глювайном,
Взгляну на веселье вокруг
И не удержу свою тайну ―
Жар-птицей вспорхнет она с рук.
Ах, сладкое это лекарство
Коварно для русских Емель.
Моё тридесятое царство
За тридевять с лишним земель.
Танец с ветром
Дрожь по листьям тополиным,
Рябь в холодных серых лужах.
Скоро снова вальс старинный
Ветер с осенью закружат.
И охватит мир пожаром
От волос багряно-рыжих,
Расплетенных ветром шалым,
Откровенным и бесстыжим.
Запылают, словно свечи,
Листья в парках, на бульварах,
И тушить их будет ветер,
Разбросав по тротуарам.
Кедр, сосна и кипарис
То стезя твоя ― прямая,
То причудлива как вязь.
Ходишь-бродишь ты, петляя,
Сетуя, любя, молясь.
Против ветра и по ветру,
С багажом и налегке…
Кипарис, сосна и кедр
Подрастают вдалеке.
Окликает птичья стая,
Зазывая в свою высь…
Где-то дружно подрастают
Кедр, сосна и кипарис.
Первый ливень
Первый ливень после стужи
С пузырями в темных лужах
Зашумел, забарабанил,
Отмывая стены зданий.
Руки вытяну в окошко,
Лодочкой сложу ладошки,
Чтобы дождь в ладоши лился
И, как в лужах, пузырился.
Перед экзаменом
Перелистаны вопросы
И учебника страницы,
На березовые косы
Тополиный пух ложится.
Тяжело идет зубрежка,
Громко цвиркают стрижи,
И знакомая дорожка
К парку без меня бежит.
Вечерами сладко-сладко
Пахнет в городе сиренью.
Не конспекты, а тетрадка
Со стихами, на коленях.
В городе этом климат морской
Северный ветер приносит в низину
Холод и сырость далеких морей.
Мох покрывает шершавые спины
Стражей высоких садов и аллей.
В поле колосья спелой пшеницы
Гнутся под грузом погоды сырой.
Острые крыши, тревожные птицы…
В городе этом климат морской.
Только ни моря нет рядом, ни речки,
Просто спускаются вниз облака.
Легким туманом на крыши и плечи
Лягут, приплывшие издалека.
Дождь из листьев
День сегодня с утра не весел,
Тучи хмурые в небе виснут,
Но бросает на землю ветер
Яркий дождь пожелтевших листьев.
На асфальте в осенних лужах
Листья светятся золотые,
Отражаясь радостью в душах,
Освещая будни седые.
Золотого дождя скольженье,
Солнца летнего отраженье
Под угрюмым небесным блюдом ―
Это осени украшенье,
Это легкое утешенье
Невеселым озябшим людям.
Берлину
Я буду долго вспоминать
Тебя, чужой страны столица,
Где небу серому под стать
Прохожих пасмурные лица.
Где, сквозь резные кружева
Над неподвижной сонной Шпрее,
Дух старины и волшебства
В плоть облачался, зеленея.
Конфессий, рас и языков
Кружило голову смешенье.
В дыханье прошлого легко
Вливалось новое теченье.
Но укрывал туманный плат
Соборов старенькие плечи.
Январь, быть может, виноват,
Что вышла хмурой наша встреча.
Сентябрьский ясный день
Сентябрьский ясный день. Кружится лист,
его полет хоть плавен, но недолог.
А над землей задумчиво повис
безоблачный и синий неба полог.
Так ярки краски ― золото и медь,
но так печальны осени чертоги
от опасенья что-то не успеть…
Майская гроза
Долго сухие зерна в серой земле лежали,
Рыжими петухами вспыхивали пожары,
Тучи не вызревали в складках небесной шали,
Листья, пеленки сбросив, влаги печально ждали.
Вдруг собралась-нависла бархатными крылами,
Вдруг прокатилась гулко всполохами-громами.
Ветер стелил дорожку белыми лепестками,
Небо поило землю спелыми облаками.
Из глубин большой пустыни
Из глубин большой пустыни
Вылетая ураганом,
Жаркий ветер горсть песчинок
Обронил над океаном.
Изгибали волны спины,
Увлекая за собою,
И горячие песчинки
Остывали под водою.
Там у каждой свой «билетик» ―
Быть затерянной в планктоне,
Или через многолетье
Стать жемчужиной в короне.
Минус десять
Минус десять, лёгкий снег,
В мире тихо и темно.
От домашнего тепла
затуманилось окно.
Словно в детстве, на стекле
Я рисую силуэт.
Освещают фонари
На дороге чей-то след…
Так же падал легкий снег
На асфальт и парапет.
Минус десять нам с тобой
Быстро пролетевших лет.
Я шагаю по небу
Я шагаю по небу,
а внизу птичья стая.
Сероватую тучу
каблуком протыкаю.
Мне нисколько не страшно,
только голову кружит.
Я шагаю по небу,
отраженному в лужах.
Привал
Ветер то в спину гнал, то толкался в грудь.
Ночью безумно черной незрим наш путь,
значит немного можно передохнуть
здесь, в стороне от пестрой людской толпы,
лечь и подставить ветру свои стопы,
чтоб остудить, горячие от ходьбы.
Солнце едва коснется лесных вершин,
мы свой привал задумчивый завершим.
Ну а пока поспим в моховой глуши.
Слепой снег
Солнца скользил свет
По рукавам рек,
С синих небес-век
Падал слепой снег.
Словно в цветном сне
Сквозь золотой блеск
В тихий седой лес
Падал слепой снег.
Птицы несли вздор,
День ускорял бег,
На городской двор
Падал слепой снег.
Из ничего, вдруг,
На разъездной круг,
И на лицо мне
Падал слепой снег.
Все мы немного готы
Оседлая жизнь до зевоты
надоедает порой,
все мы немного готы ―
древний народ кочевой.
Дважды не ночевали
готы на месте одном,
рождались и умирали
в пути, под небесным шатром.
Верхом через всю Европу,
частично Азию даже,
торило новые тропы,
их «государство на марше»
Оседлая жизнь до зевоты
надоедает порой,
все мы немного готы ―
древний народ кочевой.
Вновь узнаю осенний почерк
Вновь узнаю осенний почерк
На рано пожелтевших листьях,
Разлуку осень мне пророчит,
Размахивая яркой кистью.
В моей душе её приметы
Печаль забытую разбудят.
Крик птицы в небе «Где ты! Где ты!»
Пронзает монотонность буден.
Закружатся слова с листвою,
Все не о том, все не о главном,
И, в такт качая головою,
Умчит их ветер в танце плавном.
Но разве осень виновата,
Что любит рисовать закаты?
Слушаю дождь
Я слушаю дождь,
он о призрачной шепчет любви,
про острые скалы
и сладкую песнь Лореляйн,
про старые замки,
где тенью живут привидения,
про славные вина,
что в бюргерских спят погребах,
ряды из кустов
винограда на склонах покатых.
Дождь был там рекой,
мы по ней проплывали когда-то.
Печаль утонет
Удары грома,
разряды молний
и танец ливня
веселый, вольный.
Гуляй, стихия!
Тебе я рада!
Душа танцует
с тобою рядом.
Печаль утонет
в потоках ливня,
мир станет чище,
светлей, наивней.
От той стихийной
безумной встряски
опять захочется
верить в сказки,
и, скинув туфли,
идти по лужам,
и вспомнить то,
что кому-то нужен
твой теплый взгляд
и твои ладони.
В потоках ливня
печаль утонет.
Нотки счастья
Нотки счастья еле уловимы,
Словно аромат цветущей липы
Через горечь веничной полыни
И крапивы придорожной всхлипы.
Уловить, услышать и увидеть,
Извлекая из того, что рядом.
Собирать по маленькой крупице ―
Много ли порой для счастья надо.
Улица. Ночь. Дождь
Дождь сверкает и искрится,
превратив асфальт в зеркальность.
Фонарями отразится
этой ночи нереальность.
Свет неона, блеск кобальта,
перелив ультрамарина
отразятся на асфальте
под колесами машины.
Музыку ― какую хочешь ―
и без остановки мчаться,
растворяясь в яркой ночи.
Созерцанье ― тоже счастье.
Прошлогодняя трава
Поле, поле… Редки дерева.
Едем мимо, не снижая бега.
Только прошлогодняя трава ―
Рыжею щетиной из-под снега.
Словно незабытая печаль,
Не запорошённая годами,
Стебли пожелтевшие торчат
Тонкими сухими маячками.
Про печаль
Так случилось ― однажды чужая печаль
подружилась с моей, чтобы вместе пить чай,
чтобы тихо грустить и печально молчать,
геометрию окон ночных изучать.
Так с тех пор и приходят они по ночам.
Разучилась я их меж собой различать,
И теперь на стихах моих ставят печать
две подруги ― моя и чужая печаль.
Снимаю облака
Кучевые облака
К нам плывут издалека,
И заметно еле-еле,
Что вверху они слегка
Запылились, потемнели.
Я снимаю облака
Ненадолго, на пока.
Чистыми верну обратно,
Только вот отмою пятна.
Пролетает лето, чтобы возвратиться
Яблоки и звёзды
Падают на даче,
Никогда не поздно
Загадать удачу.
Загадаем где-то
Встретиться и сбыться.
Пролетает лето,
Чтобы возвратиться.
Примечания
1
Гайда ― болгарская волынка.
2
Странджа ― горы в юго-восточной Болгарии.
3
Нестинары ― танцующие на углях.
4
Шейх ― глава племени.
5
Бедуины ― племя кочевников. По кочевому обычаю бедуины женятся и выходят замуж только внутри племени.
6
Феллахи ― оседлые крестьяне.
7
Нохчалла ― чеченский кодекс чести.
8
Караванке ― горный хребет в Восточных Альпах между Австрией и Словенией.