Семикнижье (семь произведений прозы для детей детского писателя Арнольда Райсп: «Ёшкин кот», «Колькино детство», «Жужжаки», «Землеройка», «Карышок», «Джурбай», «Хрустальные сосульки») стало увлекательным чтением как для детей, так и для взрослых. Произведения этого автора вмещают немыслимо много событий и приключений — забавных, необычных, порой опасных и поучительных, в которых автор сам принимает участие под вымышленным именем Колька. Все истории не выдуманные, правдивые.


Арнольд Райсп


Ёшкин кот

Повести
и рассказы

Тюмень

2021

УДК 821.161.1-3
ББК 84(2=411.2)6-44
Р 18


Р 18 Райсп (Райспу) Арнольд Карлович. Ёшкин кот.
Повести и рассказы. ― Тюмень: АНО «ИИЦ «Красное знамя», 2021. ― 192 с.

ISBN 978-5-6046255-2-1


Рисунки художника Сергея Дерябина


Предисловие

Юный друг!

Открыв эту книгу, ты окажешься во времени, когда по рельсам мчались огромные пыхтящие паровозы, по рекам ходили тихоходные колёсные пароходы, а местность, где жил мальчик Колька со своими друзьями, окружали лога и овраги. В то время не было гаджетов, и ребята находили себе занятие в школьных кружках, порой на простых спортивных площадках, изготовленных своими руками и, конечно, среди обычной пыльной улицы. И чтобы тебе поближе познакомиться с героями этих рассказов, хотелось бы, чтобы ты прочитал все семь книг автора Арнольда Райсп. Начинается серия книг по числу дней в неделе с непридуманных рассказов «Колькино детство», «Жужжаки», «Землеройка», «Карышок», «Джурбай», «Хрустальные сосульки», «Ёшкин кот».

«Ёшкин кот» ― седьмая из серии этих книг, в которой Колька делится с ребятами своими тайнами. Он был вынужден пожертвовать самыми дорогими секретами, о которых знал, что эти тайны живут и существуют среди таких же ребят, как и сам он, но они порой об этом и не догадывались. Надеюсь, прочитанные книги принесут тебе удовольствие и ознакомят тебя с забавными, курьёзными историями и приключениями ребят.

Эта книга, как и вся серия, ― настоящий сюрприз и для детей, и для их родителей. В ней поучительные истории воспринимаются и читаются легко и весело.
Книга для среднего школьного возраста.

Автор

Детское живёт в человеке
до седых волос.
А. Грин



Щавелевая Поляна


Глава первая
Весеннее пробуждение

Не успели первые лучи солнца коснуться снежного покрова, как лёд на пруду всколыхнулся, изогнулся и стал странно выпуклым. Лёд пустил по сторонам множество извилистых трещин. Трещины, сверкающие серебром, не успев образоваться, упёрлись в берега, обозначив изогнутыми линиями новые контуры, пока неприметные, и затаились в тиши пробуждающейся природы, уставшей от долгой зимней спячки.

Пригретая весенним солнцем зеркальная поверхность льда помутнела и к середине дня приняла матовый оттенок, словно на неё к полудню случайно выплеснулся застоявшийся молочный туман. Ночь стояла тёплая, тихая, и поутру по закромкам у берегов образовались едва заметные оттаявшие заводи. Они сверкали в лучах яркого солнца, словно радовались первым оттепелям и солнечным лучам, спешившим растопить лёд, укрывавший водоём. Снег, лежащий по берегам, превратился в тысячи изумрудом сверкающих крупинок, искрился, наполняя окружающее пространство светом музыки и торжеством нового явления, спешащего на смену долгим зимним дням. Оттаявшие от снега проталинки вокруг деревьев неожиданно потемнели и напомнили о том, что весна вступает в свои права.

Первые робкие травинки, едва проклюнув землю, в ожидании долгожданного тепла поспешили выпустить неокрепшие стебельки. Стебельки были похожи на смелых лучников, готовых встретить долгожданное весеннее тепло. Остроконечные зелёные стрелки тянулись ввысь, к истоку света и тепла, излучавшему необычную энергию откуда-то сверху с небесных просторов голубого неба.

Весеннее солнце ещё не успело прогреть оттаявшую землю, а у заборов на солнечной стороне уже появился узколистый осот, листья одуванчика с резными узорами, торчащие на тоненьких стебельках корончатые головки травы мать-мачехи, ещё не распустившей свой золотистый цвет. Это проснулись первые предвестники наступающего лета. Ещё не совсем окрепшие, они пробились сквозь толщу прошлогодней травы, обновив своим необычным цветом скудную картину проталин, тем самым обозначили начало весны, приняв эстафету от долгой холодной зимы. От набежавшего прохладного дуновения ветра травы переливались необычным цветом, волновались, трепыхались и радовали своим праздничным видом. Первые насекомые, дождавшись долгожданного тепла, стремительно передвигались сквозь заросли пожухлой травы, спешили заняться своими неотложными делами, не осознав начала предстоящих хлопотных забот.

Истощенный после зимней спячки разведчик муравей, заблудший среди пробудившейся зелени, мучительно мотался по сторонам, пытаясь отыскать прошлогоднюю тропу, при этом каждый раз натыкаясь на новые преграды, он кружил вокруг травяных стеблей, взбирался на них, осматривая в округе местность, и снова опускался на землю, повторяя освоенный приём по нескольку раз. Убедившись в безопасности маршрута, он выбрал окончательно нужный ему путь. Удовлетворённый проделанной работой, муравей, не обращая внимания на спешившего ему навстречу жука-щелкуна в тёмно-коричневом блестящем наряде, поспешил к сородичам с докладом об окружающей обстановке. Окраска жука-щелкуна, его торопливость и важность напоминали весёлых майских жуков, которые были более крупными, в полёте проворными и медлительными на земле.

Назойливо шумя крыльями, словно воздушными моторами, почти у самой земли кружил огромный мохнатый шмель, который неторопливо осматривал первые появившиеся признаки того множества зелёных растений, которые в скором времени должны были порадовать буйным цветением. Облёт растений в поисках цветов, по всей видимости, мохнатый шмель считал своим важным делом, обеспечивая работой обитателей ближайшего улья и не доверяя это занятие никому из пчелиного семейства. Его целью было найти лучшие цветущие растения, чтобы указать их координаты пчёлам-труженицам, собирающим медовый нектар. Но цветенье трав ещё не наступило, и мохнатый приходил в негодование, с шумом включал свой крылатый моторчик и плавно перелетал к следующему зелёному стеблю, обследуя каждую травинку в надежде найти хотя бы единственный душистый цветок. Ему попадались коронованные особы на тонких ножках цветов мать-мачехи, и мохнатый шмель шумно их облетал со всех сторон, оценивая достоинства ещё не распустившихся цветов, но, не найдя ничего привлекательного, стремительно отлетал в сторону в поисках нового объекта влечения. Похоже, этот типаж мохнатого шмеля не слыл однолюбом, его интересовало цветущее разнотравье. Убедившись в бесполезности поиска ещё не созревших цветков, мохнатый шмель, набрав обороты крылатым моторчиком, резко взмыл вверх, перелетел через соседский забор и начал облёт следующей лужайки в надежде новой встречи среди пробуждающегося разнотравья.

Неожиданный всплеск воды в разводье пруда привлёк внимание сороки, сидевшей на прогнувшейся ветке берёзы. Водяная крыса ондатра из любопытства решила высунуть из-под льдины усатый нос. Сверкнув угольками глаз и заслышав стрекот сороки, она решила не испытывать судьбу и тотчас, оттолкнувшись от береговой кромки, скрылась под водой. Наступила звенящая тишина, какая бывает в редкие минуты весеннего пробуждения природы.


Глава вторая
Пыхтоша

С пробуждением природы в 4 Б классе который день творилось необычайное оживление. Приближались удивительные дни майских праздников, за которыми следовало и наступление летних каникул. Словно девиз «Мир! Труд! Май!» незримо витал в каждом уголке школы и на улицах города. То и дело в классе велись разговоры, кто, где и как будет проводить свободное время.

― Ура! Завтра у нас не будет занятий! ― Васька Веснушкин громко во весь класс поделился свежей новостью, его веснушчатое лицо ещё больше воспылало и от этого сообщения стало светлее, словно в классе появилось ещё одно солнечное светило.

«Опять конопатый что-то раньше всех узнал! Сорока на хвосте, что ли, ему новости приносит?» ― сокрушённо подумал Колька.

― Что-то особенное случилось? ― решил спросить он, уставив на Веснушкина удивлённый взгляд.

В классе обязательно в преддверии праздников и по окончанию учебного года что-то происходило необычное. На этот раз вроде никаких сюрпризов не предвиделось. Разве что в этом году придётся расстаться с начальной школой и перейти в среднюю городскую. Но до осени ещё было далеко, целых три месяца каникул.
― Да нет, ничего вроде особенного не случилось, ― ответил Васька.

― А что весь в крапинку-то покрылся, ― с улыбкой поспешил съязвить Колька, и солнечное сияние, исходившее от расплывшегося в веснушках лица, вдруг как-то сразу слетело.

― У нас завтра в классе неучебный день. И классная учительница объявила его санитарным. Часть ребят займётся субботником на школьном дворе, а часть ― генеральной уборкой класса.

― Какой-какой? ― придирчиво переспросил Колька.

― Генеральной! Вот какой!

― Небось, староста Светка возглавит? ― опять переспросил Колька.

― Может, без неё обойдёмся в этот раз.

― Опять придётся в школу тащиться. Можно было обойтись и без генеральной уборки. Лишний денёк бы погуляли, ― огорчённо произнёс Колька.

― А ты разве забыл про девиз: «Труд! Мир! Май!». Вот и будет тебе труд, а май ― целый месяц впереди. Ну, а мир со старостой Светкой, я думаю, мы найдём. Ведь нам предстоит скоро расставаться с этой школой. Не будет же она теперь вредничать напоследок, да и нам не придётся у неё просить списать домашние задания.

― Да, найдёшь с ней мир! На субботнике опять начнёт придираться. У нас, скажет, генеральная уборка, к этому надо отнестись серьёзно. Как будто ей больше всех надо. Да ещё подключит к этой уборке своих подружек: Тамарку — санитарку, да Вальку с Юлькой. Не зря они повязки с красным крестом на рукавах носят. Тоже мне санитары нашлись! Начнут раздавать задания и командовать: принесите то, сделайте это, парты, скажут, надо двигать, воду таскать. Надоели они со своей чистоплотностью!

― Вот тебе и будет «классный ледоход», ― вставил Васька. ― Парты в движение придут.

― А мне так лучше на субботнике на школьном дворе. Там есть, где разбежаться. Если что, то можно в кустах отсидеться, жуков, пауков, проснувшихся от зимней спячки, погонять, ― задумчиво глядя в окно, произнёс Колька. ― А ещё можно и на пруд, что за школой, сбегать. Там уж точно можно ледоход посмотреть, ― добавил он.

― Какой там ледоход увидишь? Просто ледолом или ледоутоп. Лёд треснет на пруду и под воду уйдёт. Вот и весь ледоход. Посмотреть на реке успеть надо! На стремнине лучше.

― Мне Гришка Грач тоже рассказывал, что слышал, как по ночам лёд на пруду потрескивал и шёпотом всю ночь кто-то там нашёптывал. Он рядом с прудом живёт. Вот бы подслушать этот разговор! Может, прудовому наскучило под льдом сидеть?

― Какому ещё прудовому?

― Ну, водяному. Не раз слышал, что они водятся на водоёмах.

― Враки всё это! Нет никого водяного. Даже если бы он был, тогда давно бы подо льдом задохся. Рыба и та без воздуха не может зиму пережить. Весной одни заморы по берегам. А ты про водяного!

― Может, самим смотаться под вечер на пруд и проверить Гришкины бредни, ― вдруг предложил Колька.

― А что, можно, ― согласился Василь. ― Вот только долго ждать вечера.

― Слушай, а может, Пыхтоша в его доме завёлся, ― произнёс с улыбкой Колька.

― Какой ещё Пыхтоша?

― Ну, тот, внучок домового, который ему во сне нашёптывал странные звуки.

― Он же про водяного рассказывал!

― Про водяного… может, ему всё это приснилось. Похоже, Гришка — чудак, наверное, решил развести нас.


Гришкины бредни до конца дня не давали Кольке покоя. Надо же было такое рассказать! Он и вправду поверил про ночной разговор и странный шёпот на пруду. А тут ещё Кольке припомнился один случай, который произошёл с ним, правда, дело было зимой. Зимой рано темнеет. Родители ещё с работы не успели вернуться, как день уже незаметно погрузился в вечерние сумерки, да так быстро, что улица стала серой ― дома и деревья, укрытые снежным покрывалом, незаметно растворились в пелене сгустившихся сумерек. От одиночества и духоты в доме Колька как-то устал, и к тому же ему захотелось просто подремать. Монотонное завывание ветра за окном, скрип ставней да стук калитки убаюкивали и расслабили окончательно Кольку. Под звуки этой мелодии и звенящей тишины в доме Колька незаметно закрыл глаза и провалился в сон. Сон был необычный, странно-загадочный. Как будто очутился он в зимнем глухом лесу. И рядом никого, ни одной живой души. Один среди снежного царства. Только сосны да мохнатые ели, укрытые снежным покрывалом, и вьюга метёт так, что в нескольких шагах впереди ничего не видно. Да так крутит пурга, словно снежная карусель в глазах мерещится.

А в центре этой «вертушки» за снежной пеленой ― в белом одеянии старуха с метлой. И тоже крутит метлой, что ни зги не видно. Ни тропинок, ни дорог. Кругом глубокие снега. Сама она улыбается и так ласково приглашает прогуляться по зимнему лесу. «А мне на что её приглашение?» ― подумалось Кольке. Только одна мысль в голове и крутится, как из леса быстрей выбраться. Хочет обратную дорогу разыскать, а ноги не слушаются, увязли в снегу, стали какими-то ватными и никак с места сдвинуться не могут. Уже и снега по колено намело, а старуха всё метлой крутит да крутит.
Того и гляди занесёт всего, да и замерзнуть можно. Деревья от мороза потрескивают. На помощь пытался позвать, так и звук издать невозможно. Рот хоть раскрывается, а звука произнести нет мочи. Похоже, спёкся, окончательно в плен попал, в царство окаянной снежной колдуньи. Стал с усилием ноги из снега вытаскивать. Ноги дергает, а валенки словно к земле примёрзли. Не хотят вызволяться из снежного плена. Еле из валенок ноги вытащил. Стоит босыми ногами среди сугробов, а мороза не чувствует и думает, как теперь без валенок по сугробам до дома добежать. Да и дороги не видно. Совсем окочуриться можно. Снег залепил глаза, и стало ничего не видать. Через силу пришлось приоткрыть один глаз, рукой протёр его, а за ним второй. Потом сильно зажмурился и открыл зараз оба глаза. Снежная пелена вроде пропала, а в комнате тишина и гробовая темнота. Только ходики часов на стене тикают. Страх накатил. Не помнит Колька, как соскочил с кровати и с ходу запрыгнул в валенки, стоящие у печи, даже и не сообразил, как они в доме вперёд него оказались. Накинул шапку и телогрейку и бегом на улицу, за ворота. На улице вроде тихо, ветра нет, и метель не метёт. В окнах домов уже свет загорелся. И как-то на душе спокойней стало. А тут и отец показался, возвращаясь с работы. «Ладно, ― подумал Колька, ― пронесло. Хорошо, что не поддался на уговоры Снежной Колдуньи! А так неизвестно куда бы увела. Сейчас бы и не узнал и Гришкиной байки про водяного или как там его ― Пыхтошу, ну того, кто на ухо ему сонному нашёптывал, что весна на пороге».


Глава третья
Школьный субботник

С зимой как-то незаметно распрощались. Утро нового дня было ясное, безоблачное. Выпал свободный от учёбы день. Если бы не эта генеральная уборка в школе, можно было подольше поваляться в постели. Мать с утра хлопотала на кухне. По дому разносился запах выпечки. «Наверное, к празднику приурочена стряпня», ― подумалось Кольке и, отбросив в сторону одеяло, он, словно кузнечик, выпрыгнул из кровати. Проводить время в постели, когда с утра уже высоко поднялся и разгорелся солнечный диск, не лучшее занятие. С вечера заброшенный в угол портфель мирно покоился на полу.

― Отдыхай, братец, не буду тебя сегодня ворошить, ― посмотрев в его сторону, с улыбкой произнёс Колька. ― У тебя сегодня не жизнь, а малина. А у меня ― субботник в школе и другие планы с ребятами. Одним словом, я помчался.

И, ухватив со стола пару испечённых булочек, Колька выбежал со двора, на ходу распихивая по карманам обжигавшие руки горячие булочки.

Добежав до оврага, Колька остановился, всматриваясь вдаль, по другую сторону оврага, залитую солнечным светом, школьных друзей было не видно. Стоя на берегу оврага, Колька некоторое время поразмышлял, сразу спускаться с откоса по тропинке на другую сторону или дождаться, пока не появится кто-нибудь из ребят. Из глубины оврага тянуло прелостью прошлогодних трав, мусорных куч из слежавшихся листьев и веток, согретых лучами солнца.

Пожухлая трава, словно кем-то прилизанная, удивительно ровными рядами лежала на склонах оврага, и сквозь едва заметные в ней промежутки пробивались жёлтые цветы одуванчиков. Они прямо заглядывали в Колькины глаза, и казалось, что их солнечный взгляд пытался ему о чём-то поведать. Может, это о том, о чём он и сам не догадывался в эти минуты. Потом Колька опустил свой взгляд ещё ниже, почти до самой седловины оврага, где среди вороха прошлогоднего сухостоя он заметил кусты буйно растущей молодой крапивы.
Они первыми спешили украсить своей зеленью неухоженный весенний овраг. Узколистая жгучая татарская крапива, так её называли ребята, и широколистная, с тёмно-зелёными листьями, не обжигающая, приветливая ― русская, сразу напомнили Кольке о её полезности в ранней спелости, когда только появляется первая зелень. С глубины оврага доносилось нежное щебетание: фити-фити-фью-у. Это за накренившимся у обрыва забором разносилась расплывчатая мелодичная щеголиная трель. У всякой птицы по весне свой голосок. Дворовый скворец только под вечер затягивает свою песню, а с утра он трудится, как на субботнике, обустраивая гнездо в стареньком, выгоревшем от солнца скворечнике. Скворец то и дело слетал со скворечника, опускаясь на склон и добывая там корм. «Похоже, на яйцах уже сидят. Надо ждать нового поколения», ― думалось Кольке.

Тут ему вспомнилось, что за оврагом в городке Тюменского военного училища простирается огромное поле, поросшее цветущими травами с настоящими учебными окопами, вырытыми в земле и скрытыми густой травой, где они однажды с ребятами в траве обнаружили гнездовья полевых птиц: трясогузок и жаворонков. А по соседству на отвесных труднодоступных склонах оврага всегда гнездились быстрокрылые стрижи.

«Вот куда надо смотаться в эти дни, ― подумал Колька. ― А сегодня неплохо было бы взглянуть и на весенний ледоход, половодье на Туре. Наверное, лёд уже вовсю идёт. Не пропустить бы это природное явление!».

Затем Колька перевёл взгляд на дорогу и заметил, что там уже появились ребята, которые ленивой походкой тянулись к школе. Присев на корточки, Колька решил не спускаться по тропке, как обычно, а скатиться по склону, поросшему травой. Не замечая, как он съезжает, Колька старался на ходу срывать желтоголовые шляпки одуванчиков. Получалось это у него машинально, просто так. У изгиба подножья, испугавшись ужалиться крапивой, он осторожно обогнул молодые кусты и, поднявшись в полный рост, стремглав взбежал по узкой тропинке на противоположную сторону оврага. Прихваченная из дома снедь раздувала карманы Колькиных брюк, и от этого вид у него был нелепый. Выбравшись из оврага, Колька заметил друга Валерку, выбежавшего из-за угла и направившегося в сторону школы. Колька свистнул. Свист получился негромкий и глухой: он как будто растворился в густом, ещё непрогретом весеннем воздухе. Тогда Колька припустил бежать со всех ног, стараясь нагнать этот свист.

Запыхавшись от быстрого бега, с растопыренными карманами от булочек, он выдохнул:

― Ну вот, наконец, догнал тебя! Ты что, не услышал мой свист?

Валерка удивлённо посмотрел на пыхтящего Кольку и сразу обратил внимание на его оттопыренные карманы:

― Что это у тебя в карманах? Опять насобирал в овраге всякой ерунды?

― Не ерунда это! Хочешь, покажу?

И он достал из кармана ещё тёплую, слегка помятую булочку. От неё шёл запах вкусно пахнущего хлеба, как будто её достали не из кармана, а только что из печи. «Неужели яркое солнце помогло сохранить тепло печи и заботливых материнских рук», ― подумал Колька.

― Угощайся! ― и, разломив булочку на две части, протянул половинку Валерке.

Весёлые и радостные от встречи, друзья за разговорами не заметили, как оказались во дворе школы. В глубине школьного двора у покосившегося сарая уже толпились ученики четвёртых классов. Похоже, там раздавали инвентарь для уборки школьного двора и небольшого пришкольного сада, разместившегося сбоку у школы, поросшего в основном вишнёвыми кустами.

― Бежим быстрее, Валерка, за инструментом, пока весь не разобрали, ― предложил Колька, ― а то придётся стать поломойками в бригаде с нашим «санитарным активом».

И они, смеясь, счастливые, размахивая руками, припустили через двор среди стоящих сосен и лиственниц, не обращая внимания на усыпанную высохшими шишками землю с торчащими из них по сторонам крылышками, походившими на вытянутые шарики.

Шум и треск лопающихся чешуйчатых пластинок под ногами напоминал роликовые коньки, на которых было так забавно перекатываться с хрустящим звуком. Однако Валерка не рассчитал такого коварства передвижения, раскатился и, еле удерживая равновесие, растопырив по сторонам руки, стал балансировать, словно демонстрируя перед ребятами танец гопак. Смех ребят и неловкость положения не смутили Валерку. Он ловко развернулся вокруг собственной оси, изобразил движениями ног что-то похожее на кордебалет и пристроился к группе ребят, при этом исполнил низко поклонный реверанс.

― Ну, ты настоящий артист! ― оценил Колька. ― Тебе только и выступать на импровизированной городищенской сцене.

― Придумал! Ты даже не представляешь, как мне было трудно удержаться, чтобы не присесть задницей на эти шишки. Иначе я бы походил на ёжика с иголками.

Из рук завхоза Колька успел ухватить грабли и, развернувшись лицом к Валерке, под смех ребят торжественно произнёс:

― Это тебе за лучшее исполнение произвольной программы!

И передал ему грабли с новеньким берёзовым черенком, такой необходимый на субботнике инструмент.

Школьный двор, не смотря на запущенность после долгой зимы, в этот ясный солнечный день стал приобретать привлекательный вид. Работа спорилась. Из распахнутых школьных окон доносились звенящие голоса и звонкий смех ребят.

― А не сбегать ли нам и посмотреть, чем же там заняты Васька Веснушкин с Гришей Болтушкиным? Наверное, опять про водяного Гришка байки рассказывает.

В классе Васька и Гришка тем временем на пару осваивали новые технологии по мытью полов. Гришка услужливо передвигал парты, а Васька со шваброй в руках и привязанной к ноге тряпкой надраивал полы. Расплескав воду по полу, он одним движением швабры разгонял её, а ногой с тряпкой, словно танцуя чарльстон, следом пытался протереть сверкающие разводы.

― Что это он придумал? ― удивлённо спросил Валерка, появившись в дверях класса.

― Что-то навроде уборочной машины. Похож на Мойдодыра!

Гришка ловко запрыгнул на парту, дожидаясь, когда «полотёр» Васька докончит танцевальный элемент со шваброй.

― На пруд нет у вас желания сбегать? Охота водяного послушать, ― улыбаясь, произнёс Колька.

― Да потоп уже лёд! Не видно его!

― Так быстро?

― А что, прикажите ему на солнце, что ли, плавиться? Вот лёд и занырнул глубже в воду. А может, водяной на лето про запас льдом запасся. Похоже, нынче лето жарким будет.

― Откуда ты знаешь?

― Да бабки говорят: весной паутины много ― на жаркое лето. Да и сам я заметил, что в сарае паук паутину развесил по углам. В прошлое лето он в меховой муфте квартировал, страсть, как он нас тогда напугал. С Вовкой и Толиком с нашей улицы пришлось его лишить жилища. Из муфты жёсточку сделали, такая игра. Чтобы в неё играть, нужно иметь гибкие ноги, примерно как у Васьки-полотёра, а лучше косолапые, как у Гришки. Потом жёстку в сарай забросил. Если в сарае как следует пошугать, то жёстку можно отыскать. А с пауком мы, кажись, подружились. Вроде он и не в обиде на нас. Другое жилище себе нашёл и трудится с утра до вечера как ни в чём не бывало. Развесил узорчатую паутину. Так что жди, точно лето жарким будет.

― А может, мы смотаемся после субботника на речку? Хочется ледоход посмотреть на Туре. Только давай, Валерка, взглянем, есть ли ещё лёд на школьном пруду, а то Гришка развёл нас в прошлый раз! Вместо Пыхтоши про водяного наплёл. Я-то мигом с лестницы могу разглядеть пруд и насчёт льда выяснить.

Лестницу Колька приметил у корпуса школы, со стороны сада. Колька тайком от ребят через сад пробрался к зданию школы, где стояла деревянная лестница. Она хоть и была стара, но Колька не побоялся забраться по ней. Лестница скрипела, кряхтела, словно ей не нравилось, что на неё, постаревшую и отслужившую свой срок, кто-то решил взобраться.
Ступеньки предательски прогибались, взбираться приходилось с осторожностью. «Мало ли что ей вздумается, возьмёт в сердцах и отчебучит что-нибудь, ― опасался он про себя, ― взбрыкнёт, подставит подножку, и тогда пиши пропало, не видать тебе пруда и водяного, а чего доброго, и шею свихнуть не составит труда. Не раз так случалось. Правда, сейчас высота небольшая, всего-то пятнадцать ступенек. Вот когда с ребятами пришлось лазить на деповское здание, там лестница металлическая вертикальная была, прямо к стене крепилась, и ступеней было в пять раз больше. Если смотреть вниз, то казалось, что под тобой обрыв, и от страха руки-ноги становились ватными и непослушными и отказывались взбираться выше. А сейчас на школьной ― деревянной ― лестнице проще, к тому же она наклонная. Прижался к ней животиком и ползи, как гусеница, вверх. Успевай только ноги переставлять».

На самом конце лестницы Колька развернулся полубоком, чтобы осмотреть пруд, но взгляд его скользнул сверху вниз, под свои ноги. Под лестницей, задрав голову, стоял школьный завхоз Захарыч и наблюдал за восхождением Кольки.

― Какая неожиданность! Ну что, альпинист, решил шишек набить? Так сосна растёт с шишками на поляне, ты малость промахнулся. Давай лезь обратно, пока цел!

― Степан Захарыч! Я только на минутку, мне разведать лёд на пруду надо!

Захарыч пригляделся внимательно к Кольке. Вроде на самом деле дурных намерений у альпиниста нет и, придерживая рукой, лестницу, сказал:

― Шугай вниз, страховать буду.

Напоследок Колька ещё раз посмотрел на пруд в надежде обнаружить лёд. Но его взгляд уловил только отражённый отблеск воды. Льдин как не бывало.

― Вот дела! ― всполошился Колька. ― Надо успеть сбегать на реку!

На Туру после окончания субботника решили отправиться втроём: Валерка, Васька и Колька.

Ребята решили остановиться на высоком берегу у старого, доживавшего свой век деревянного моста. На реке ― раздолье! От неё веет прохладой. Река с плотно прижавшимися друг к другу льдинами словно дышит, опуская и поднимая лёд. Друзья смотрели и слушали, как льдины слишком строптивого норова пытались проскочить замешкавшегося соседа, налетали друг на друга, с треском ломали бесформенные края и с приглушённым шумом продолжали своё движение, подчиняясь непокорному характеру реки. Льдины, прижимаясь друг к другу, неторопливо проплывали мимо, используя последнюю возможность насладиться речными просторами и широтой, пока река не достигла своей бурной стремнины. Льдинам нужно было теперь не переоценить свои силы перед неотвратимой возможностью раствориться в воде для непрерывного существования в природном круговороте.

С возвышенности, расположенной ближе к мужскому монастырю, посередине реки были хорошо видны деревянные ледорубы. Они стояли выше по течению перед деревянными опорами моста и походили на спинные плавники крупной акулы. Им предстояло встречать надвигающиеся льдины и безжалостно разламывать их, оберегая мост. За рекой простиралось поселение с незамысловатыми избами, почти прижавшимися друг к другу. Избы были слепленные в одно время из одного и того же нехитрого древесного материала. Только церквушка с колокольней, овчинно-меховая фабрика и фанерный комбинат с дымящей трубой вносили разнообразие в незамысловатый зареченский пейзаж. Река ещё не разлилась в полную силу, но уже начала завоёвывать прибрежный золотистый песчаный берег, на котором ребятам не однажды приходилось загорать и удить рыбу. Золотисто-серые песчаные берега будут ещё долго находиться под водой, и нескоро ещё им, обновлённым и отмытым быстрым течением, предстоит предстать во всей своей красе. Вода своё дело знает: отмоет кого захочет.

― А тебе не слабо, Колян, вот так просто поплыть на льдине? ― вдруг спросил Валерка.

― Слабо! Это тебе не на пруду колобродить с шестом. Здесь течение. Не устоять! Вон, как крутит водоворот! Лучше дождаться лета да и на рыбалку сгонять. Летом баржа недалеко от моста стояла, ― и Колька показал рукой то место, где однажды ему улыбнулась удача. ― На том месте я карыша словил, молодую стерлядку, ― гордо сказал Колька и отмерил руками расстояние с размером в батон. ― Потом мне все ребята завидовали!

― А не врёшь, что карыш был таким размером? Он что, на барже приплыл? ― ехидно спросил Васька.

― Да нет! На барже я «командовал» с удочкой в руках.

― Что, и бинокля не было? ― решил опять съязвить Васька.

― А зачем мне бинокль? Я и так разглядел его. Карыш, с его длинным носом, чуток на торпеду походил. А после рыбалки у костра провели ночь. Луна светила, и звёзды в реке всю ночь купались, и блеск от них шёл, пока утренняя заря не народилась. Здорово было! Летом мы можем на рыбалку вместе сходить. Вам точно понравится! Глядишь, повезёт нам и карышка словим.

― Ладно, размечтался! У нас ещё время есть. Пока лёд на реке, можем на военный полигон смотаться! Там тоже интересно. Давайте завтра после обеда, ― сказал Васька.

― Хорошо, Васёк, что ты про обед вспомнил! У Кольки вроде бы из дома ещё булочка была, но, похоже, он от нас решил её замылить, ― произнёс Валерка.

― Ой, я и вправду про неё забыл, ― оправдываясь, произнёс Колька и полез в карман доставать припасённую домашнюю булку.

Из кармана он достал подобие сморщенной лепёшки. Булочка уже мало походила на румяную с пылу с жару постряпушку.

― Ну что, тогда разламывай на троих!


Глава четвёртая
Щавелевая поляна

За глубоким оврагом, с полноводным ручьём, петлявшим незамысловатыми зигзагами, расположился военный городок пехотного училища с учебным полигоном. Поросший травой, он хранил «военную тайну» инженерных сооружений в виде отрытых когда-то окопов, траншей и блиндажей, на строительстве которых обучались будущие офицеры, отправлявшиеся на фронт. Для ребят с неприметного закутка, живших за городищенскими оврагами, этот полигон стал излюбленным местом знакомства с премудростями военных строителей. Это место было ребячьей тайной. Окопы, вырытые высотой в мальчишеский рост и укреплённые деревянными жердями, служили надёжным укрытием от посторонних глаз. В них можно было свободно передвигаться, оставаясь незамеченными, а разместиться гурьбой можно было и в блиндаже, похожем на вырытую землянку с потолком из брёвен в три наката, о которой поётся во фронтовой песне «На безымянной высоте»:

― Землянка наша в три наката,
Сосна, сгоревшая над ней…

А на линии условного противника стояли фанерные макеты танков, человеческие фигуры и различные заграждения из колючей проволоки, которые предстояло преодолевать при атаке на неприятеля. Сразу за полигоном был автопарк с военной техникой, обнесённый забором из колючей проволоки. Автопарк охранялся бдительным часовым, у которого за плечами была настоящая винтовка. Эту деталь сразу заприметил Серёжка Верёвкин, пробравшись однажды среди густой травы почти до самого поста часового. Серёжке хотелось посмотреть на военную технику и на часового с винтовкой. О своей вылазке Серёга редко завязывал разговор с ребятами, а когда рассказывал, то просто и без особой гордости, стараясь не хвастать, поэтому его поступок ребята считали очень смелым. Он старался быть не замеченным, чтобы пробраться в самое охраняемое военными место. А так мальчишеское любопытство можно было удовлетворить только с большого расстояния, и для ребят было сложно разглядеть необычные инженерные машины, не привлекая внимания строгого часового. Доброго часового можно было вплотную рассмотреть у входа в военный магазин, расположенный невдалеке от полигона. Правда, дежурный был без оружия и с красной повязкой на рукаве. Иногда он разрешал городским ребятам незаметно прошмыгнуть в магазин. Если у них имелось несколько монеток, то они прикупали сладостей, а потом убегали на полигон, где были вырыты окопы и, рассевшись на бруствере, как на скамейке у дома, свесив ноги в траншею, болтали меж собой, наслаждаясь по случаю добытым в военном магазине лакомством.

В тот год весна была ранней. Лог, соединяющийся с оврагом, уже покрылся мелкой зеленеющей порослью, хотя на равнине, на полигоне, трава уже вовсю буйствовала. Можно было смело перебираться через овраг и незаметно прошмыгивать в окопы, заросшие травой. А там ищи ветра в поле! Траншеи, блиндажи да и овраг были рядом, всегда можно было в них скрытно затаиться, исчезнуть и раствориться в безмолвной тишине. Вот в эти места и пригласил Колька друзей из класса, чтобы поделиться с ними своей тайной в последнюю весну перед поступлением в среднюю школу.

В день встречи со школьными друзьями Колька встал рано, помог родителям управиться по хозяйству и вышел на улицу. Соседские ребята Серёжка и Лёшка лениво катали ногами по траве мячик и о чём-то переговаривались, то и дело загадочно озираясь по сторонам.

«Неужели тайное дело обсуждают? ― подумалось Кольке, сердце от волнения ёкнуло и как будто провалилось в пятки. ― Всё! Опять опоздал, без меня что-то задумали!».

― Вы что, ждёте кого-то? ― поинтересовался Колька.

― Тебя заждались, ― с ухмылкой ответил Лёшка.

― Есть предложение делом заняться, сбегать на военный полигон. Похоже, щавель нарос.

― А для чего он тебе сдался?

― Для стряпни! Мамка обещала напечь пирожков с щавелём, ― и Колька сладостно проглотил слюну.

― А что, можем сгонять! Мы тоже с ребятами из класса на полигон собрались, но попозже, ближе к обеду. Птичьи гнёзда решили разведать.

― И что, им блиндаж наш покажешь?

― Ничуть, даже не собирался! Тайной о блиндаже я решил с ними пока не делиться. Они и без меня в прошлый раз шарили гнёзда, а нашли только гранату, потом не знали, что с ней делать. Похоже, это был учебный муляж, и ничего в нём интересного не было, но переполох домашним устроили.

А был похожий случай, когда Вовка Палкин приволок с железной дороги настоящую петарду, похожую на маленькую мину. Правда, она была не боевая, а сигнальная. Машинистам поездов сообщает об авариях на рельсах. Ну, Вовка и вообразил себе, что он взрывник, и решил сам привести её в действие. Взял из дома топор и, спрятавшись за угол избы, шарахнул по ней со всей силы. Грохот от взрыва напугал до смерти соседку бабу Нюру и хозяйского пса Бобика. Пёс с тех пор перестал подавать голос, а завидев Вовку, сразу шмыгает в подворотню. Бояться стал «взрывника».

На полигон ребята в этот раз решили идти дальней тропой, что круто спускалась к ручью. Эта часть полигона полуостровом примыкала к военному городку и была удалена от машинного парка с часовым, поэтому здесь можно было находиться незамеченными.

Овраг с отвесными глиняными склонами, поросшими высокой травой и кустарником, всё больше напоминал ущелье с быстрым ручьём. Спускаться решили с небольшой площадки, которая примыкала к железнодорожным путям, к паровозному тупику ― так называемому «треугольнику». Площадка вдоль забора была так мала, что по ней можно было продвигаться только по одному. Опасаясь скатиться в овраг, в кусты крапивы, пришлось придерживаться одной рукой за щербатый забор. Временами со дна оврага доносился плеск ручья, и раскрученный воронкой пенный водоворот подхватывался быстрым течением и обрушивался с камней, встречавшихся в русле ручья. Вода стремительно стекала вниз и напоминала небольшой водопад. Шум падающей воды глухим рокотом разносился по оврагу и уносился вместе с водой, омывающей заросшие берега. Спускаться по тропке ребята старались осторожно, чтобы не вызвать камнепад. Ноги то и дело скатывались по сыпучей глине, и из-за этого приходилось одной рукой придерживаться склона. Когда очутились у ручья, лучи солнца, падая с высоты безоблачного неба, отражались в водах ручья и слепили глаза. Склоны оврага резко уходили вверх и, казалось, упирались в самую голубизну неба. Теперь ребятам предстояло преодолеть ручей и забраться на противоположную сторону оврага. Чуть ниже кромки берега на отвесном склоне виднелось множество отверстий в глине, которые напоминали решето. Это были гнёзда стрижей. В овраге было душно, в воздухе витал запах сырой прелости.

― Пойдём вброд, ― произнёс Серёга и, побросав обутые на босу ногу резиновые калоши на другой берег, стал заворачивать штанины у брюк.

Только сейчас Колька вспомнил про натянутый проволочный переход, который они соорудили через овраг.

― И зачем мы сюда попёрлись? У нас же есть воздушный проволочный переход!

― А сразу-то почему не напомнил? Эх ты, шляпа, пальто из драпа, ― пробурчал Серёга, шагая и шлёпая по воде ногами, как длинноногая цапля.

― Хорошая мысля приходит опосля, ― оправдываясь, произнёс Колька.

― Дорога ложка к обеду! На берегу надо было договариваться, ― добавил Лёшка. ― Сырыми ногами теперь придётся ползти по глине, иначе уйдёт время сушить «вёсла».

― Скажи лучше сушить «ласты», ― поправил Серёга.

― А взбираться-то где будем? ― вдруг спросил Колька.

― Придётся идти на корячках по отвесному склону. У нас выбора нет. Не идти же нам назад, на твою воздушную переправу, ― ответил Серёга.

― А давай стрижа на подмогу свистнем. Как в той сказке, ну-у-у… про мальчика, которого стриж на спине носил.

― Не стриж тебе, а ласточка.

― Какая разница! Это курица не птица. А стриж та же птица.

― А может, в гору не пойдём, лучше гору обойдём! ― с улыбкой произнёс Колька.

― Опять ты о своём: не пойдём, обойдём! Торопиться нам надо! А то мамка раздумает пирожки печти, ― торопливо ответил Серёга.

― Печти тебе. А жаренных вам синьор не надобно?

― А что, неплохо бы пропустить жаренных с ливером пирожков. Ладно, всё про еду да про еду. Забыли про неё, больше ни слова! И так в животе глюки начались. Полезли!

Друзья стали карабкаться вверх по склону. Выбравшись на берег, они почувствовали тёплый воздух. Овраг остался позади, и перед мальчиками открылась поляна, покрытая густой травой. К большой радости ребят, щавель с чуть розоватыми стебельками у самого основания стал сразу же попадаться на глаза.

― Настоящая щавелевая поляна! ― крикнул Колька.

Серёга первым выдрал кустик щавеля, очистил от прошлогодних сухих листьев, корней и небрежно запихнул в рот. Глаза его прищурились и вдруг томно прикрылись, словно он смотрел на яркое солнце, затем он смачно крякнул и произнёс: «Кислятина! Но раз пришли за щавелем, давайте собирать». Скинув рубаху, он разложил её на траве и стал складывать отдельные щавелевые листики с тоненькими розоватыми стебельками.

― И что, полную рубаху будем набирать? ― спросил Колька.

― Почти! ― лукаво произнёс Лёшка. ― Только рукава не в счёт.

― А что, и рукава можно набить зеленью, ― с улыбкой произнёс Серёга. ― Пирожков-то испробовать всем хочется.

― Во-о-о! Кажись, дождик будет! Смотрите, как чижи низко залетали.

― А зачем им высоко летать, если корм близко к земле прибился. Мы же тоже по земле ползаем и зелень собираем, вот уже и рубаха, как подушка растопырилась. Домой можно сматываться.

― Правильно, а то меня, наверное, заждались Васька с Валеркой, ― поддержал Колька. ― Птичьи гнёзда же хотели обследовать. А ещё… Чур! Напечёт ваша мать пирожков, возвращайтесь на полигон с пирогами, да побольше прихватите, чтобы на всех хватило, а мы вас на щавелевой поляне будем ждать.

О блиндажах, траншеях и окопах Колька много раз читал в книжках про войну. А тут другое дело. Вот они, сооружения военной поры, совсем рядом, за оврагом. С соседскими ребятами Колька облазил все знакомые места в округе. Многие из них были необычные и хранили в себе тайны. С друзьями по классу Кольке тоже хотелось поделиться своей тайной, открытой для себя. Где им, городским, живущим вдали от оврагов, знать, как выглядят блиндажи и окопы, в которых не пришлось побывать. И теперь, договорившись с друзьями из класса, он решил поделиться своей тайной. Ждать в назначенное время Валерку и Ваську, школьных друзей, Кольке пришлось совсем недолго. Преодолев неглубокий лог со стороны школы, они неожиданно по очереди вынырнули из него.

― Погоди-ка! ― прозвучал голос Валерки, который, прихрамывая, плёлся за Васькой. ― Земли начерпал!

Сбросив ботинки, он присел на край берега и стал обувкой усердно ударять о траву, пытаясь высыпать из ботинок попавший песок и мелкие камешки.

Васька пристроился рядом и, посмотрев на Валерку, спросил:

― Где успел начерпать?

― Хотел тебя обскакать, вот и соскользнул с тропы, ― с улыбкой произнёс Валерка. ― А теперь ботинки ноги трут.

― Пусть трут, всё лишнее в муку перетрут, глядишь, она и сгодится.

― А вы что тут расселись? Я давно уже жду вас, ― подбежав к ребятам, удивлённо спросил Колька.

― Да вот, прокол у Валерки вышел, занесло его на обгоне. Не рассчитал, говорит.

В ответ Колька улыбнулся:

― У меня новость для вас есть!

― Хорошая?

― Лучше некуда! Если повезёт, конечно, то сегодня испробуем пирожков с щавелём.

― Откуда им взяться? ― удивлённо спросил Васька.

― Откуда-откуда, ― и показал рукой в направлении, где меркали от деревьев опрокинувшиеся в овраг тени. ― С утра с пацанами за щавелём сгоняли за глубокий овраг. Там щавель молодой народился. Серёга успел утащить его домой, говорит, что мать испечь пирожков обещала. Должен угостить. Договаривались.

― Обещанного три года ждут!

― Ладно слюни пускать и о пирожках думать. Мы же на полигон собрались.

― Что, идём?

Колька обвёл глазами ребят. Теперь, когда тему с пирожками закрыли, он решил поделиться с ними тайной. Валерка тем временем напялил на ноги ботинки, для уверенности пару раз подпрыгнул на месте, проверяя, не остались ли в них камни.

― Ну вот, теперь полный порядок, можно идти дальше. Сейчас делись своей тайной.

― Давайте дойдём до глубокого оврага, ― предложил Колька. ― А там я раскрою первую тайну.

― А сколько у тебя этих тайн? ― с любопытством спросил Валерка.

― Тайн? ― переспросил Колька и на мгновение задумался, словно вспоминал или прикидывал в уме все свои тайны, которые он знал с местными пацанами, живущими с ним по соседству.

Но Колька решил о всех тайнах городским не рассказывать.

«Тогда они уже точно не будут тайнами», ― подумал он про себя.

― Ну-у-у, одна, а может, две или больше, ― ответил он и стыдливо отвёл глаза.


Глава пятая
Колькин сундук с тайнами

Тайна первая
Мистер Пчих

Дом, в котором жил Коля, походил на хоромы, он был ухоженный, с необычным палисадником перед домом, газонами для цветов. Даже цветочные вазоны на пьедестале стояли по краям газона, как в скверике перед железнодорожным вокзалом. Дом стоял на краю оврага, как и многие другие дома в этом околотке, но этот дом привлекал своим видом внимание и вызывал зависть у соседей. «Зачем они отгрохали такой дом?» ― Коля часто слышал такие разговоры соседей. «Они не любили трудиться и не стремились так любовно заботиться о своём жилье, ― думал о них Коля, ― поэтому и завидовали».

А ещё в доме у Коли был удивительный чердак. С первого взгляда он казался необитаем. Но по его углам кипела настоящая, скрытая от любопытных глаз, тайная жизнь. У стропильных балок висели развешанные паутинные сети, и хозяевами этого скрытого пространства были пауки-вязальщики, облюбовавшие укромное тёмное место, из которого выслеживали свою добычу. А ещё обитателями чердака были толстопузые, мохнатые, пуделевые мотыли с туловищем, похожим на торпеду. Они обосновались ближе к свету.

Коля забирался на чердак только в случае необходимости. Этот чердак хранил многие его тайны, в нём находился старый чемодан, сделанный из крокодиловой кожи. Чемодан имел металлическую окантовку и очень походил на настоящий сундук с пиратского корабля. Похоже, чемодан побывал во многих путешествиях и странствиях, где, возможно, водились огромные крокодилы, и теперь в нём хранились не золотые монетки и разные пиратские удивительные драгоценности, а стали храниться со временем состарившиеся Колины игрушки и тайные предметы, о которых никто не догадывался. Колька своё свободное время проводил с ребятами на улице, в оврагах, но любил посещать и чердак, и иногда приглашал товарищей. Но делиться с ними тайнами чемодана он не спешил. Ведь тайны и есть тайны. Без них и живётся как-то скучно. Одним словом, бывают моменты, когда каждый мальчишка становится одержим безумным желанием поделиться с друзьями этими тайнами. И тайны можно доверить только настоящим друзьям.

Чердак на крыше дома имел большое окно с деревянными переплётами, выходившее на улицу. Когда Коля забирался на крышу веранды, он проникал на чердак и в окно любовался улицей, крышами домов, видневшимися оврагами с крутыми склонами. Ему забавно было наблюдать за ребятами, лениво выползавшими из ворот домов и рассеяно озиравшимися по сторонам в надежде обнаружить на улице друзей. Ему хотелось из своей засады прокричать: «А я здесь, вам меня не видно, а я с высоты слежу за вами!».

В один из дней, когда ему нечем было заняться, Коля опять решил посетить чердак и порыться в своём сундуке. Он любил это делать и с нетерпением радовался каждому случаю оказаться под крышей. Но лучше делать это с друзьями. Тогда смело можно было не бояться грозных пауков и мотылей-торпедоносцев, засевших в расщелинах крыши и зорко наблюдавших не только за сплетёнными ажурными сетями, но и за гостями, посетившими по случаю чердак. Но сегодня Коля на улицу вышел один и решил в одиночку взобраться на крышу. Он подтащил деревянную лестницу к веранде. По скрипучим ступенькам взобрался наверх. Прокрался на цыпочках по раскалённому железу к карнизу дома, где жемчужный солнечный свет брызгами отражался от металлической крыши, которая свисавшими краями отбрасывала прохладную тень, и в ней можно было незаметно затаиться и укрыться от палящего солнца. Спрятавшись в тени, он сверху с любопытством стал осматривать соседский огород, вспоминая про раненого беркута, забившегося в углу у забора, и улицу, на которой шумно резвились соседские дети. В этот раз сквозь просветы в заборе он вдруг заметил фигуру долговязого Юрки, который неожиданно появился рядом с домом у ворот. Сам он жил через три дома наискосок, у пологого оврага. Юрка был старше года на четыре, слегка придурковат и постоянно донимал ребят своей необычной привычкой потешиться над младшими, как бы развлекаясь, что совсем не нравилось ребятам. Похоже, в этот раз, затаившись возле забора, он задумал выследить и поизгаляться над Колькой. У него была странность, когда на улице вдруг происходила драка, Юрка старался не вмешиваться, наблюдал со стороны и дожидался, на чьей стороне будет перевес, а затем со слабым пытался ещё и по-своему разобраться и надсмеяться. Всматриваясь во двор сквозь щели в заборе, он не заметил Кольку на крыше веранды.

«Опять объявился чудак. Нужно в этот раз проучить Юрку», ― подумал Колька и вспомнил, что в сундуке на чердаке среди прочих вещей у него хранилась припасённая рогатка. Он её прятал в сундук от родителей. Из рогатки Колька тренировался стрелять по консервным банкам, бутылкам. Однажды даже с ребятами ходили стрелять по воробьям. Но ему было жалко их, и он не старался по ним целиться, а стрелял наугад, распугивая крикливую и нахальную компанию пернатых. И сейчас можно было стрелять незаметно пульками с крыши по забору, за которым притаился Юрка, и хотелось вспугнуть уже этого нахала. Опасливо Колька отодвинул задвижку и без скрипа открыл дверцу чердака. Потом стал осторожно пробираться внутрь через пыльные балки чердака, придерживаясь за стропила, на которых крепилась покатая крыша. Он старался остаться незамеченным не только Юркой, но ещё и пауком, сторожившим паутину как раз в том месте, где находился сундук с тайнами. Коля склонился над сундуком и обнаружил, что тот покрыт слоем пыли. Стремясь не испачкать руки, он решил её сдуть. Набрал в рот побольше воздуха и изо всех сил, как Соловей-разбойник, выпустил струю, похожую на вихревое воздушное облако. Слетевшая пыль накрыла Кольку, словно он попал в пылевую мглу. Уличный свет, проникающий через окно, вдруг померк, как в зале кинотеатра перед сеансом захватывающего фантастического фильма. В носу у Кольки что-то засвербело, глаза заслезились и вырвался непроизвольный громкий звук: «Пчих-х-х!».

― Кто это заговорил во мне? ― с испугом прошептал он.

Вдруг в облаке пыли перед Колькой предстал образ седого с бородой старика, похожего на старика Хоттабыча.

― Это ты пробудил меня, друг мой? ― вдруг сказал старик и представился: ― Я мистер Пчих, хранитель тайны старого сундука, весь к твоему вниманию.

Коля, как подкошенный этими словами, присел на корточки и прикрыл рот руками, пытаясь унять не ко времени пробудившегося Пчиха.

«Неужели мне показалось? ― решил он. ― Нет-нет, ни я…» ― хотел сказать Колька, как у него снова защипало в носу. Колька с силой зажал ноздри, и теперь вырвался только глухой звук, похожий на шипящий свист проколотого велосипедного колеса.

«Такая ужасная пыль! Задохнуться можно! А тут ещё и мистер Пчих неизвестно откуда явился», ― с этой мыслью он подскочил к окну, спешно протирая нос и глаза от пыли, стараясь понять, не услышал ли долговязый Юрка слова старика Пчиха. Юрка стоял у забора и вертел головой, сощурив глаза; он смотрел по сторонам невидящим взглядом, не понимая, откуда донеслись эти странные звуки. Наконец, его взгляд опять обратился к дырочке в доске от сучка, в которую, как в подзорную трубу, Юрка пытался разглядеть намеченную жертву.

«Глупый верзила, ― подумал Колька, ― зря я с тобой связался, теперь и старый Пчих не будет давать проходу». И, прихватив из сундука рогатку, он по ходу выдернул вместе с резинкой мотоциклиста ― старую механическую игрушку, которая неслышно упала на пыльный пол посреди деревянных балок. Бросив беглый взгляд на игрушку, Колька заметил недовольный взгляд обронённого мотоциклиста, и стремглав выскочил с чердака. Сейчас он решил не отвлекаться от назойливой мысли сквитаться с Юркой. Заняться мотоциклистом он решил позже.

Полуденная тень от фронтона дома большим серым пятном легла на крышу веранды, на которой он стоял, и Колькины глаза теперь смотрели только вперёд, вниз, где просматривался неприветливый силуэт Юрки.

― Теперь ты от меня точно получишь, ― возбуждённо себе под нос шептал Колька, ― никто тебе не отомстит за меня и ребят. Эта будет месть за наши страдания.

И Колька в эти минуты возомнил себя Робин Гудом, представляя, как он один разделается с Юркой.

― Отныне никто тебе не поможет. И получай тогда, ― сказал он и выпустил из рогатки по забору, за которым скрывался Юрка, несколько пулек.

Пульки, словно горох, щёлкали по доскам старого забора и рикошетом отлетали в картофельную ботву. Юркина голова начала метаться от щёлки к щёлке, он пытался понять, отчего появился странный перестук по доскам в заборе и откуда непонятный шум в картофельной ботве. Неожиданно Юркина тень замерла, и Колька заметил, как Юрка выпрямился и вытянул шею, словно гусак перед атакой. Бросив свой взгляд поверх забора, он заметил Кольку на крыше.

― Это ты барабанную дробь устроил? Ну-ка признавайся, чем ты по мне шарахнул? ― выкрикнул с шипением Юрка. ― Давай спускайся, а то будет худо тебе. Поговорим, ― продолжил он.

Колька спустился с крыши и, подойдя почти вплотную к забору, быстро взглянул на Юрку. Лицо Юрки было лишено обычного выражения, а на губе возле рта виднелось с подтёком кровавое пятно. Теперь его лицо походило на лицо кровожадного злодея. Юрка еле шевелил губами, и от этого у него не складывались слова, руками он пытался ощупать на лице болезненное место. Его силуэт теперь напомнил Кольке раненого беркута, который так же беспомощно, распластав крылья по земле, смотрел на окруживших его ребят в огороде, возле забора.

― А-а-а… если я теперь тебе врежу, то и забор не поможет, ― выдавил с трудом Юрка, слизывая с губы струйку крови.

― Ну, извини, это… случайно вышло, забор во всём виноват, ― произнёс Колька, робко выглядывая из-за забора, ― а тебе свой нос не надо было совать в чужую щёлку.

А то вообразил, что меня можно выследить. Ты сам прекрасно знаешь, что обижать младших нехорошо.

Юрка посмотрел на Кольку: ему хотелось что-то сказать, но он повернулся и молча побрёл к своему дому. У Кольки тоже не оказалось нужных слов, и почему-то ещё и настроение испортилось. Он решил позвать к себе на чердак «профессора» Валерку, знатока по ракетным кораблям. Это с ним в прошлый раз на чердаке они нашли трубку от сломанного калейдоскопа, из которой смастерили корпус ракетного корабля.

― Лучше на чердаке быть вдвоём, так безопасней и веселей будет. И с механическим мотоциклистом что-нибудь придумаем, ― решил Колька.

Уже вдвоём с Валеркой на чердаке они расселись возле сундука. Колька поднял с полу металлическую игрушку, краем рубашки смахнул с мотоциклиста пыль. Когда-то новенький и выкрашенный в зелёный защитный цвет корпус игрушки теперь выглядел выцветшим и бледно-серым. Взгляд мотоциклиста словно вопрошал: «Нажми скорее на этот мой заводной рычажок. Я немножко застоялся, и мой корпус покрылся ржавчиной. Я спешу, я должен успеть на представление к ребятам».

Колька быстро сообразил, где этот рычажок. Ведь он всегда интересовался настоящими мотоциклами и знал, как нужно их заводить.

― Валерка! Надо скорей найти в сундуке заводной ключик. Мотоцикл заждался, его можно завести. Пружина, похоже, на месте. Он ведь и вправду готов к гонке!

Наклоняясь головами в сундук, они стали рыться среди покалеченных автомобилей, разбросанных оловянных солдатиков, пружинок, издававших жалобные звуки, подолгу находясь в пыльном одиночестве и сумраке. Ключик для заводки пружинки мотоциклиста с трудом обнаружился в самом углу сундука. Вставив ключик в торчащий рычажок, Колька прокрутил пружинку. Она хрустнула и с трудом стала закручиваться, потом, бешено сорвавшись с места, с шумом вхолостую раскрутилась обратно назад. Колёса мотоциклиста даже не шевельнулись. Колька попробовал ещё раз завести.

― Что ты с ним мучаешься? Его надо в ремонт, а лучше самим разобрать и смазать, ― завил Валерка.

― А ты знаешь, как его разобрать?

― Пустяки! Потом разберёмся. А вот знаешь, в наш город приехал настоящий аттракцион на мотоциклах! ― произнёс Валерка. ― Я сам видел, как в центре у рынка рабочие устанавливали огромный шатёр, похожий на юрту. Внутри деревянные стены, по ним и будут гонки на мотоциклах, а на афишах изображён мотоциклист, и крупная надпись ― ГОНКИ ПО ВЕРТИКАЛЬНОЙ СТЕНЕ!

― Ты не брешешь, разве такое возможно? Как это по стенам гонять?

― А зачем мне брехать? Можно смотаться и посмотреть.

― Я бы пошёл, ― мечтательно произнёс Колька. ― Только чтобы смотреть, надо иметь деньги.

― Всего-то ничего, тридцать копеек добыть надо. А лучше рублишко, тогда и на мороженое хватит, ― сказал Валерка.

― А может, мы без билетов пролезем?

― А знаешь, там сколько таких, как мы?! Всем охота!

― Ладно, ― воскликнул Колька, ― пошли! Я только забегу на работу к мамке, попрошу денег.

У входа в аттракцион уже толпилась пацанва, у кассы стояла очередь взрослых. Из репродукторов неслась громкая музыка. Вдруг она прервалась, и через треск репродуктора донёсся голос: «Заезд начнётся через двадцать минут». Толпа ожила, мальчишки засуетились, загадочно жестикулируя и шёпотом переговариваясь, обсуждали план, как пробраться на представление без билетов.

― Может, и мы не будем стоять в кассы, ― предложил Валерка. ― Всё равно придётся стоя смотреть. Глядишь, и деньги сэкономим.

Для начала Колька решил разведать обстановку. Он заглянул в щель шатра, раздуваемого ветром. На самый его верх вела лестница. Под куполом по кругу висели потушенные фонари.

― Что за странный аттракцион? ― подумал Колька. ― И мотоциклов с высоты не увидишь. Музыка вновь прервалась, и в репродукторе прозвучало: «Начало заездов через десять минут». Валерка подтолкнул Кольку рукой и на ухо тихо сказал: «Готовься! Проскочим между взрослыми».

Вереница из зрителей выстроилась перед входом, и они стали по очереди заполнять лестницу, ведущую на смотровую площадку. Толпа, стоящая сзади, поднажала, и Валерка с Колькой очутились у самого входа на аттракцион. Теперь необходимо было пристроиться сбоку к пышной даме, держащей за руку рыжеволосого мальчугана с лицом в крапинку. Пусть подумают, что мы тоже дети ― не сироты, а пришли вместе с рыжеволосым мальчиком. Пристроившись к рыжеволосому мальчику, они, словно мыши, юркнули внутрь шатра. Оказавшись на скрипучей лестнице, уже не составляло особого труда очутиться на самом верху площадки, под фонарями прожекторов.

― Ловко у нас получилось, ― произнёс Колька. ― Теперь деньги остались на кино и мороженое, ― с радостным лицом добавил он.

Внутри шатра, как в огромной бочке, вдоль стен у самой земли, стояли два необычных на первый взгляд мотоцикла. Они были без крыльев над колёсами, с высоким рулём и без фар. На стенах огромной «бочки» по кругу было начертано три белых полосы. Две по краям и одна посередине. Между ними виднелись следы от мотоциклетных шин. Неожиданно музыка стихла, и на арену вышли два гонщика в обтягивающих кожаных комбинезонах, мотоциклетных шлемах и перчатках. Они поприветствовали публику, что-то сказали, показав руками наверх, где над бортиками «бочки» свисали головы зрителей.

― Что он сказал? ― спросил Валерка.

― Похоже, что головы надо убрать! ― с улыбкой ответил Колька.

― А как смотреть?

― Чудной ты, Валерка!

― Смотреть будем глазами! А голова тут не нужна.

Она в школе пригодится, а сейчас будет мешать гонщикам.

― Ну, им же не добраться до нас по стене.

― Умолкни! Сейчас начнётся представление.

Гонщики направились к мотоциклам, и каждый выбрал для себя мотоцикл. Но почему-то один из них остановился у мотоцикла и не стал запускать двигатель, а второй скатил мотоцикл с подножки и резким движением с первого раза завёл его.

«Странно! ― подумал Колька. ― Почему только один мотоцикл?». Раздался оглушительный грохот работающего двигателя. Дым от двигателя сладостно потянулся наверх, и по запаху он был совсем не похожим на обычный мотоциклетный.

― Он что, не на бензине? ― спросил Валерка.

Колька не успел ответить, как мотоцикл с гонщиком резко взмыл вверх, сотрясая стены, затем также резко помчался вниз. Стены аттракциона дрожали, и казалось, что они развалятся вместе с гонщиком и зрителями.

― Держись крепче, а то сдует потоком воздуха! ― крикнул Колька.

― Ничего себе, чуть не выскочил из «бочки», ― прокричал Валерка сквозь раздирающий треск мотоциклетного двигателя.

― Да… у мотоцикла и глушака нет!

Зрители восторженно аплодировали каждый раз, когда мотоциклист проносился почти у самого верхнего края стены. Колька стал считать круги. После десяти он сбился и хотел было начать считать снова, как вдруг мотоцикл заглох. Наступила мёртвая тишина, только стены издавали усталый хруст под колёсами сползающего по спирали вниз мотоциклиста.

― Странно, мотор не работает, а мотоцикл не падает и продолжает плавно съезжать вниз, ― с удивлением сказал Колька и посмотрел на Валерку.

Валерка засунул палец в ухо и крутил в нём, словно пытался завести пружинку игрушечного мотоцикла.

― Что с тобой? ― смеясь, спросил Колька.

― Слух потерял от этого грохота! Проверь и ты свои карманы, всё ли на месте. А то под шумок и рублишко потерять можно.

Колька запустил руку в карман и стал шарить, наконец, с довольным лицом произнёс:

― На месте! Запропастился, в самом низу нашёл.

Ждать нового заезда долго не пришлось. Заработали сразу два мотоцикла. Сорвавшись с места, они кругами и по спирали, содрогая деревянные стены, начали выписывать зигзаги, и теперь стало невозможно определить, кто из них первый, и кто какую для себя выбрал трассу.

И каждый раз, когда мотоциклист оказывался у верхнего края стены, Колька с Валеркой отпрыгивали от бортика и сквозь шум криком подбадривали:

― Давай жми, ещё кружок, ещё кружок!

Мотоциклы, словно подчиняясь желанию ребят, извергая клубы сизого дыма, то резко ныряли вниз, то взлетали вверх, радуя восторженных зрителей. Особенно езда по вертикальной стене воодушевляла всех ребят. Колька с Валеркой переглядывались и смотрели по сторонам на восторженные лица других мальчиков. Дым от выхлопных газов, шум моторов и возгласы ребят наполняли шатёр и создавали необычное радостное зрительское представление. Затем шум моторов стих, они плавно скатились вниз. Мотоциклисты, поблагодарив зрителей, сняв мотоциклетные шлемы, раскланялись и, помахав публике, оставив мотоциклы у стены, скрылись за деревянной дверью, вдруг открывшейся в стене, по которой они только что гоняли на мотоциклах. Для них гонка было обычным делом, обычной работой.

― А как ты думаешь, Валерка, смог бы наш механический мотоциклист так погонять?

Валерка задумался, словно заново представил эту гонку по кругу.

― Не знаю, ― ответил он.

― А я думаю, ещё как бы смог! Только пружину надо исправить.

И, покидая шатёр, они поскакали вниз по лестнице, опережая друг друга, позабыв про рублишко в кармане у Кольки, к своему механическому мотоциклисту, ожидавшему их в тайном сундуке на чердаке. По дороге домой ребята повстречали своего дружка Ваську, и Колька, не удержавшись, поведал ему о своей тайне ― механическом мотоциклисте, хранившемся на чердаке, почти таком же, который пришлось им увидеть на площади, на гонках по вертикальной стене.


Тайна вторая
Ёшкин кот

Друзья втроём шагали в направлении тополей, росших у оврага, на ветках которых раздавался воробьиный треск. Васька задрал голову и стал всматриваться вверх, откуда с деревьев доносился шум.

― Там кто-то есть! ― Валерка первым подбежал к дереву и стал кругами приплясывать вокруг него.

На развилке ствола он заметил скрытый от них густой листвой домик из старых досок в виде шалаша, из которого торчал чей-то серый хвост. Дерево было высокое и ветвистое. Но одна толстая нижняя ветка располагалась не так высоко. Ветку можно было достать, если хорошенько подпрыгнуть и, ухватившись за неё, подтянуться. А там дело техники, как по ступенькам можно подняться до домика.

― Давайте заберёмся и проверим, ― предложил Валерка.

Ваське такая идея понравилась, поскольку на дереве было много сучьев, по которым легко можно было взобраться.

― А вдруг там зверь! Вроде хвост чей-то болтается.

― Глупости! ― сказал Валерка. ― Откуда здесь зверью взяться?

― А может, Васька, тебе одному залезть и проверить?

― А что проверять, это кусок верёвки болтается. И никакой вам не хвост. Придумали тоже мне, ― произнёс бодро Валерка.

― Мне кажется, Валерка прав. Нет там никакого зверя. А если и есть, то можно его изловить, ― поддержал Колька.

― А Ваську испуг взял, не захотел первым на дерево лезть, ― с иронией проронил Валерка.

― Давайте я на всякий случай сбегаю домой за мешком, ― сказал Колька, ― если Васька прав, то изловим зверя.

― Точно! Вот полезем на дерево, и пригодится нам мешок.

― И что мы будем со зверем делать?

― Сначала изловить надо. А думать будем потом.

Все замолчали.

― Вбили себе в голову всякую ерунду, ― вдруг прорезало Ваську.

― Подождите, ― сказал Валерка, ― я сейчас!

И он стал искать под ногами, чем можно было бы запустить в укрытие на дереве. Набрав камней, Валерка стал их швырять. Сначала камни не долетали до цели: мешали ветки, а затем рикошетом они возвращались на землю.

― Так и по голове словить можно, ― пробурчал Васька и отошёл в сторону.

От ударов камней по веткам хвост моментально исчез, и вместо хвоста появилась усатая морда.

― Да это ж кот Вовки Палкина! Вот вам и ёшкин кот в мешке! — закричал Колька. ― Похоже, кот поменял профессию. В овраге промышлял на мышей и крыс, а сейчас решил перейти на диету. На пернатых стал охотиться. Вот воробьи и всполошились от такого нахальства. Да, весёлый случай, ― засмеялся он. ― Ладно, полезли на дерево. Я первый. И моя вторая тайна, похоже, раскрыта, ― с сожалением произнёс Колька.

― Это ты про домик на тополе? Где ёшкин кот охотится?

― Да. Похоже, кот заранее выдал вам мою тайну.

Васька решил похлопать в ладоши.

Кот, заслышав аплодисменты в свой адрес, насторожился и в растерянности стал соображать, что ему в этой ситуации предпринять. Прыгать с дерева? Высоко. Да к тому же не оценят зрители его прыгучесть. Лучший вариант взбираться выше, решил кот, где ветки потоньше. Там уж точно не доберутся. Кот понял, что он здесь без приглашения занял чужое место и решил не спорить с наглой компанией, а уступить домик хозяевам. И, спрыгнув с соседней ветки дерева, цепляясь когтями за шероховатый ствол, стал резво одолевать подъём.

Троица мальчиков, глядя на кота и удивляясь, как это ловко ему удаётся, по одному стали тоже карабкаться на дерево.

― А выдержит домик троих? ― вдруг засомневался Васька.

Васька страдал «умеренной» полнотой и необычной «смелостью», и этот момент для него был важен.

― Мне неохота с вами за компанию оказаться на земле.

― Постоишь у входа.

― Это я могу!

― А лучше тебе последовать за котом, на этаж выше, ― с улыбкой произнёс Колька, а ещё можешь стать и нашим наблюдателем, этажом ниже, на толстом суку.

Валерка с Колькой уселись вместе на дощатой площадке, расположенной на развилке стволов дерева. Над их головами расположилась густая крона из листьев, похожая на шалаш, а ещё выше, почти у самой верхушки дерева, ― Вовкин ёшкин кот, который нервно наблюдал за нежданными гостями, присматривая для себя пути отхода. Васька на правах дневального расположился веткой ниже.

― Знаете что? ― произнёс наблюдатель Васька. ― Отсюда хорошо просматривается овраг и поле военного городка. Всё как на ладони. Зачем мы сюда лезли? Давно уже бы за оврагом на полигоне были. И ёшкиному коту не помешали бы и весь соблазн ему не отбили.

― Ты, Вася, как в сказке про Машеньку и медведя, она тоже рассуждала: сижу высоко, гляжу далеко. Вот и ты поглядывай, не идёт ли Серёга с щавелевыми пирожками. Может, мы останемся на дереве и дождёмся Серёжкиных пирожков? ― с улыбкой произнёс Валерка. ― С высоты-то лучше видней!

― Вы опять на пирожки перешли, и тайны мои не стали вас интересовать, ― с упрёком сказал Колька. ― А я хотел ещё один случай вам рассказать.

― А это что за случай? ― вдруг заинтересовался Васька.

― Самый необычный. Это случай с пернатым.

― Что, ёшкин кот воробья, что ли, сцапал?

― Как бы не так! Я же сказал, что случай необычный, ― ответил Колька. ― И совсем не про воробья, а про птицу вот с такими крыльями, ― и он развёл руки в стороны так широко, что сам чуть не слетел с площадки, а Валерке, сидящему рядом, от Колькиной руки досталось по носу.

― Ты мне чуть нос не расквасил своими крыльями, ― с обидой произнёс Валерка.

― Ой, это я случайно. Я не хотел обидеть твой нос.

Васька на всякий случай присел на ветку пониже, ухватив руками ствол дерева. Решил не ожидать неприятностей от Колькиных показов, когда можно не только в нос получить, но и кубарем скатиться вниз с дерева.

«Очень странный случай, да с такими крыльями, ― подумал Васька, ― даже Валеркиному носу досталось».

Колька перевёл дух и, усевшись поудобнее, посмотрел вниз, так, на всякий случай, чтобы видеть, куда придётся приземляться, если «гнездо», в котором они сидят, не выдержит. Потом перевёл взгляд на Валеркин нос и, убедившись, что с ним всё в порядке, решил продолжить свой рассказ.

― Пернатого пацаны в овраге словили. Шарахался тот в кустах у самого ручья. Такой здоровенный! Удивляюсь, как они его притащили домой. Пернатый размером с большого гуся. Килограмм на пять. Но без шеи.

― Как это без шеи? ― удивлённо спросил Васька. ― А голова была?

― Голова была, с загнутым вниз кончиком носа.

Васька ещё раз обратил внимание на Валеркин нос, по которому досталось Колькиной рукой. У Валерки сейчас нос был прямой. Правда, иногда в школе у него нос кверху задирался.

― А этот пернатый летал?

― Да не мог он уже летать. Раненый был.

― Да кто ж это был?

― Беркут! Грозная птица. Его подбили, когда он охотился за домашними голубями. Летать не мог, прыгал по земле, волоча крыло. Я его потом сам видел в ограде у Серёги. Лечить крыло ему хотели. Но он не давался. Защищался, как мог, крыльями и клювом. Крылья половину ограды занимали. И Колька опять развёл по сторонам свои руки. Но Валерка, наученный в прошлый раз, вовремя пригнулся, и Колька шарахнул рукой по ветке. Ветка вздрогнула. Ёшкин кот, опустившись пониже и решивший подслушать разговор мальчиков, не удержался и сорвался, но успел когтями ухватиться за ветку. Повис, свесив хвост и заорал, как полоумный, словно зазвучал паровозный гудок: «Мя-ау-у-у-у! Мя-ау-у-у-у»!

Валерка возьми и дёрни кота за хвост, как бы приглашая присесть вместе.

Чего он решил его дернуть? Это же не рычаг паровозного гудка, который в паровозной будке висит обычно над головой машиниста. Ёшкин кот не ожидал такого с ним обращения, расслабил от неожиданности когти и свалился на голову Ваське, сидевшему на ветке этажом ниже. Но тут уже не до смеха. Васька хотел сбросить кота с головы, руки со ствола дерева убрал, но не удержался и полетел вместе с ним вниз. Очутившись на траве, Васька остался лежать в полусогнутом положении, в позе «пистолетика». Он смотрел вверх на дерево широко раскрытыми глазами и не понимал, как он вдруг очутился на земле. Теперь он видел зелёную крону тополя, которая казалась ему не такой уж яркой, не таким ярким казалось и голубое небо с плывущими одуванчиковыми облаками. И где-то там, на развилке стволов тополя, красовались две рожицы, словно два ярких солнышка, Кольки и Валерки, которые с нескрываемым удивлением смотрели вниз, раскрыв от смеха рты.

― Уставились! Чего вам весело? ― попытался произнести Васька.

Но голос его прозвучал глухо, как бы издалека, и звучал не так громко и ярко, как орал ёшкин кот на дереве. Сообразив, что он в дурацком положении, Васька продолжил лежать на траве, изображая, что с ним ничего не произошло.

― Мне здесь очень удобно, ― вырвалось из его уст. ― На ветке сидеть было трудней. Весь зад отсидел.

Затем он приподнялся и стал руками ощупывать своё мягкое место. «Вроде на месте», ― подумал он.

Приземлился Васька с котом одновременно. Правда, кот сразу дал дёру в подворотню.

― Лезь снова сюда. Дорасскажу про необычный случай с пернатым, ― с улыбкой позвал Колька.

― Никуда я не полезу. Налетался, как и твой беркут. Хорошо, что руки и ноги целы. Спрыгивайте с дерева. Да не бойтесь. Я вас здесь подхвачу.


Тайна третья
Переправа

― Теперь у меня для вас третья тайна, ― сказал Колька, когда они спустились с дерева и подошли к оврагу. ― Смотрите, как здесь здорово! Вон тот ручей, где нашли раненого беркута. А вот по этой тропке, ― Колька показал рукой на извилистый серпантин, протянувшийся от склона, где они стояли, можно будет спуститься вниз и подняться на ту сторону оврага.

― И в чём здесь секрет? Или тайна?

― А вы внимательней всмотритесь, ― сказал Колька. ― Вы должны ещё что-то увидеть. Но может, не сразу. Тайну всегда нужно разглядеть, и тогда удастся её разгадать.

Васька на всякий случай присел на траву и стал глазеть по сторонам.

― Всё, как обычно. Журчащий ручей. Крапива. Да склоны, поросшие травой мать-мачехой. Так в чём же тайна, ― недоумённо рассуждал Васька и стал внимательно наблюдать за Колькой.

Колька присел на край оврага, где рос куст молодого репейника, и стал шарить рукой в траве. Похоже, он что-то искал. Затем он нащупал какой-то предмет и потянул его на себя. В руке у него оказался кусок обычной проволоки, которая другим концом уходила в овраг через кусты крапивы.

― Что это у тебя за трос? ― поинтересовался Васька.

На этот раз и Валерка стал настороженно наблюдать за Колькой. «Опять выхлобучит что-нибудь», ― подумал он.

― Помогайте тянуть! Спускаться по проволоке будем на ту сторону, ― сказал Колька, ― как акробаты в цирке, ― с усмешкой добавил он.

― Мне акробатом быть нельзя, ― с горечью проронил Васька.

― А что так? ― спросил Колька.

― Весом не вышел.

― Ничего, покрепче проволоку привяжем.

― А тебе в голову никогда не приходило, например, быть шутом? ― поинтересовался Колька. ― Ему вроде и вес не помеха. Клоуну, наоборот, объём и вес нужен. Вот у меня есть брат Кеша, всё время под клоуна косит. Ему очень нравится всех веселить. Ладно, при случае расскажу про Кешу-клоуна. А теперь тянем.

Натянув проволоку, Валерка с Васькой увидели, что другой её конец закреплён на противоположной стороне.

― А что с этим концом будем делать? ― спросил Васька.

― К забору на столб привяжем.

Натянув и привязав проволоку на столб, ребята увидели, что она немного провисла, как раз посередине ручья, который кусками игриво поблёскивал в лучах яркого солнца.

― А теперь ― самое важное! Мы с нашими пацанами всё продумали. Есть у нас блок с колёсиком. Его надо найти в крапиве. Без него не сможем спускаться по проволоке, ― пояснил Колька.

Держась за куст полыни, росший на краю, Колька спрыгнул в овраг, ближе к сухостою из травы, и вытащил колесо с двумя деревянными ручками, скреплёнными проволокой.

― Вот где хранилась наша тайна! ― сказал радостный Колька. ― Теперь пару пустяков пристроить блок к проволоке, натянутой над оврагом, и можно переправляться.

Над разбуженным оврагом по зарослям крапивы пронёсся слабый ветерок. Он всколыхнул дремавшую тишину оврага, витавшую над тихим ручьём, словно оркестр на галёрке проиграл музыкальное вступление перед выходом акробатов на цирковую арену.

― Ну что, акробаты, начнём переправляться. Правда, зрителей нет.

Колька провёл рукой по туго натянутой проволоке. Проволока слегка завибрировала, готовая принять участие в необычном аттракционе ребят. Объяснив, как надо держаться за ручки блока с колёсиком, Колька оттолкнулся от берега и с шумом, издаваемым проволокой, стремительно стартовал в полёт над бездной, которая обдавала его тухлым запахом сопревшей травы, мёртвой трясины, расположенной вдоль ручья.

У самого берега, был закреплён второй конец проволоки. Кольке не составило особого труда вытянуть вперёд ноги и ловко приземлиться на глинистый грунт. Как и ожидалось, главные приключения будут впереди. Тайна всегда остаётся тайной, если она не твоя. С ней вести себя нужно уважительно. Валерка решил, что он так же, как Колька, легко справится с «цирковым» номером. Вначале он беспомощно топтался у кромки оврага, выбирая нужную позицию, ухватившись за ручки колёсного блока, стал изображать раскачивающуюся обезьяну на лиане и, набравшись смелости, решил, что ноги должны быть впереди туловища. Он вытянул их в позе стульчика и повис на проволоке, не сдвинувшись с места.

Васька, стоявший, как и положено в цирковом деле, на подстраховке, решил Валерке помочь толчком в спину. Это получилось у него сразу, хотя этот элемент циркового номера они вместе не репетировали.

― Ого! Ничего себе. Спасите-е-е! ― закричал Валерка, мчась навстречу глиняному склону.

Прохладная струя воздуха била в его перекошенное от страха лицо. У самого склона, почувствовав усталость рук, Валерка расцепил их, упав в изнеможении на склон.

― Ничего себе прогулочка! Думал в ручье приземлиться. А после сообразил, что купаться ещё рано, ― и, растянувшись на склоне, Валерка посмотрел на небо, мечтая парить в нём, но уже без помощи троса и Васьки, столкнувшего его с берега в бездонную пропасть оврага.

В это время Васька ждал своей очереди. В его голове роились мысли сомнения: спускаться по тросу или по извилистой тропе. Но тропа упиралась в ручей, где не было перехода через него. Преодолевать вброд? Но ребята подумают, что он струсил.

― Следующий! ― раздался голос Кольки.

«Придётся лететь! ― решил Васька. ― В таком случае, я не хуже их скачусь по проволоке».

О Васькином весе мальчики как-то сразу не подумали. Что особенного, если он пухлячок! Пухлячки тоже летают и даже без проволоки. Карлсон не меньшего веса был, но, правда, летал с моторчиком. Взялся Васька за ручки блока. Потянул блок на себя. А потом, оттолкнувшись от берега, со всей страстью бросился в овраг.

«Вот сумасшедший», ― подумали друзья.

Вначале движение по проволоке пошло с ускорением. Ближе к ручью проволока стала почему-то предательски чрезмерно провисать. И над ручьём получился ступор. Завис Васька. Висит и ногами дрыгает, вроде до земли достать хочет, а сам по сторонам озирается. Понять не может, почему непредвиденная остановка получилась. Не как у всех. Ну и весит себе так. И помочь ему нечем. Как разве только словами. Правда, и до воды-то ― пустяк, каких-нибудь полтора-два метра.

Когда он с тополя падал, там более было.

Тут Васька голос подаёт:

― Что делать?

Ну, Колька с Валеркой советуют:

― Сгруппируйся как следует и сигай в воду! Но только не заныривай с головой. Потом как тебя искать? Да смотри, чтоб штаны течением не унесло. А то как до полигона добираться? Там нас четвёртая тайна ожидает.

Васька дрыгнул ногами и по счастливому случаю на край ручья угодил. Хорошо, что так вышло.

Посмеялись все вместе и пошли ещё одну тайну обнаруживать. У Кольки же их несколько было.


Тайна четвёртая
Блиндаж

О четвёртой своей тайне Колька решил рассказать не сразу. Они радостные бежали по полю, которое было покрыто молодой травой, среди первого её цветения. Жаворонок беззаботно звенел в вышине. А где ещё можно его услышать, как не в поле, которое в данный момент служило учебным полигоном. «Причём тут моя тайна, когда и так хорошо», ― думалось Кольке.

― Ну не тяни кота за хвост, рассказывай о своей тайне, ― произнёс Васька, приняв простодушное выражение.

Когда Васька заговорил о хвостатом коте, скорее всего, он имел в виду ёшкина кота и забавный с ним случай на тополе. После этих слов Кольке стало совсем хорошо и весело.

― Погоди! Не всё коту масленица, ― улыбаясь, произнёс Колька.

Когда они подходили к первым вырытым в поле траншеям, Колька стал смотреть во все глаза. Самих траншей не было видно. Сверху они сливались с зеленью травы, укрывавшей полигон. Колька шагал впереди и комически изображал геройского разведчика. Васька-пухлячок, как всегда, шёл последним, обращая взгляд в пустоту. Когда Колька наткнулся на первую траншею, он подмигнул Валерке и сделал отвлекающий изворот, который заставил Ваську обернуться. Ухватив Валерку за рукав, Колька с другом спрыгнул в траншею и, согнувшись, они незаметно пробежали с десяток метров и затаились. Растерянный Васька остолбенел, не понимая, что же произошло. Он замедлил движение, соображая, почему вдруг оказался один и робко сделал несколько шагов назад. Колька раздвинул укрывавшую их траву, и вместе с Валеркой они закатились от смеха.

― Ты смотришь на нас, ёшкин кот, ― прокричал Колька, и они вместе с Валеркой опять захлебнулись от восторга.

― Ну вы даёте! ― воскликнул Васька и спрыгнул в траншею к ребятам. ― У вас тут настоящая крепость!

― Пошли за мной, ― позвал Колька.

Траншея петляла, извивалась зигзагом, она вся была сделана добротно, из стволов тонких деревьев. В отдельных местах траншея имела из дерева ниши на одного человека.

― Для стрелков! ― деловито пояснил Колька.

Они шли дальше по траншее в полный рост, пока не упёрлись в укрытие, сделанное из брёвен.

― Блиндаж! ― сказал Колька. ― Располагайтесь.

Будьте как дома. Нас здесь никто не обнаружит.

― И снайпер? ― спросил Васька.

― И снайпер, ― ответил Колька, ― если башку не высунешь наружу.

― Колька, а для чего там стоит танк, чучела из фанеры и колючая проволока на крестах?

― Какие тебе это кресты? Заградительная линия, мишени врага и танк.

― И что, подрывать их можно?

― Для этого и стоят! С ребятами прошлый раз мы там гранату нашли.

― Настоящую гранату? ― поинтересовался Валерка.

― Нет, учебная была. Навроде банки из-под сгущёнки.

― Да, сейчас бы неплохо найти такую банку, ― произнёс Васька и облизнулся. ― Я давно сгущёнки не пробовал.

― А я вчера патоки объелся, ― сказал Колька, ― пацаны целый бидон притащили. Патока сладкая, как мёд. Говорят, в тупике «треугольника» цистерна стояла. Без охраны. Вот и забрались в неё. Начерпали, кто сколько смог. А я не знал, обидно. А то, может, ведро тоже набрал бы.

― Одному не утащить полное ведро.

― Брата позвал бы! Он, хоть младше меня, но шустрый такой, как пчела на мёд летит. Правда, не жужжит. Что-то мы про мёд заговорили. А про щавелевые пирожки забыли. И Серёга чего-то не показывается. А обещал.

― Возможно, он нас ищет, а мы тут сидим. А может, на заградительную линию из колючки напоролся? Давайте часового выставим. Пусть наблюдает за обстановкой. А то Серёгу прокараулим или накроют нас всех вместе военные из городка, и пиши пропало пирожкам.

― А мы тут не ночевать собрались. Нам ещё одну тайну обнаружить надо.

― А блиндаж разве не тайна?

― Тайной был. Теперь уже не тайна. Пошли ещё одно место покажу, пока не начало темнеть.


Тайна пятая
Засекреченная тайна

Заброшенный окоп, поросший травой, был совсем не виден. Его распознать Колька сразу не смог. Тот окоп предназначался для одного бойца, он был отрыт вручную и только в лежачем положении укрывал от посторонних глаз. Колька долго бродил кругами, отыскивая окоп, обследуя местность, словно заяц, когда тот запутывает свой след. Валерка и Васька ходили за ним по пятам, повторяя следы его ног, едва заметные в примятой траве. Васька, как всегда, шёл последним и ковылял кое-как.

― И долго мы ещё так будем бродить? ― раздражённо спросил Васька. ― Ты лучше скажи нам, что мы ищем?

― Мы ищем чудо, ― улыбчиво ответил Колька, продолжая глазеть по сторонам.

― Какое ещё чудо? Ты всё про тайны говорил.

― Бывают же и чудесные тайны. Мне вот только надо вспомнить то самое место, где находится эта чудесная тайна, ― задумчиво произнёс Колька.

― А может, затерянная тайна, ― с усмешкой в разговор встрял Валерка.

― Найти-то найдём. Надо выяснить точно это место. У меня созрел план. И в этом нам может помочь сама птица. Её только надо выследить.

― А что это за птица? ― удивлённо спросил Васька.

― Это не вещая птица гамаюн, что обитает в нашем ручье? ― съязвил «профессор» Валерка.

― Откуда ты слышал о такой птице? ― спросил Колька.

― Феникс и гамаюн ― это райские птицы из сказок.

― Мы будем выслеживать другую, не сказочную птицу. А пока отправим Ваську к оврагу на встречу с Серёгой, в разведку, чтобы тот в поисках нас не заплутал с пирогами, ― с озабоченным лицом сказал Колька и, посмотрев в небо, увидел, как что-то металось в вышине.

― А про пирожки ты почему вспомнил? ― поинтересовался Валерка.

― С утра из дому ушёл, что-то есть захотелось, вот и вспомнил. А как добрались мы до этой поляны, где утром собирали щавель, она и вовсе скрутила мысли, сейчас бы поесть чего-нибудь, ― задумчиво произнёс Колька. ― А нам с тобой, Валерка, чтобы отыскать это тайное место, лучше затаиться в траве и подождать, когда джурбаю надоест в вышине песнопением изгаляться.

― Джурбаю, говоришь?

― А кому же ещё!

― Наверное, ты имел ввиду беркута с подбитым крылом, о котором рассказывал на тополином дереве?

― Да нет, джурбай ― это певчий жаворонок, полевая, невзрачная на вид птица. Не сродни беркуту. Жаворонок и поможет подсказать нам тайну, которую мы ищем. Хотя и помощь беркута могла пригодиться. Охотясь за жаворонком, он быстро согнал бы его к земле. А так нам придётся ждать, пока ему самому не надоест в вышине кувыркаться. Он-то и укажет нам тайное место.

Васька, словно подчиняясь приказу Кольки сходить в разведку в поисках Серёги, ковылял через бугры в сторону оврага. Тем временем Колька с Валеркой разлеглись на траве, устремив взоры в голубое небо. Через настоянный светом и теплом прозрачный воздух доносились из вышины жаворонковые колокольчики. Колька наблюдал, как ажурные, слегка окрашенные золотом облака медленно и беззвучно проплывали в вышине, и только тихие вздохи угасающего дня доносили прохладные струи ветра. Вдруг Колькина рука встрепенулась и потянулась вверх.

― Смотри! ― прошептал он. ― Там в небе чёрная точка. Это джурбай! Не упускай его из виду. Он может камнем зараз свалиться, и мы должны засечь на земле его место падения.

― И что, это будет то место, которое ищем?

― Именно!

― Здорово ты придумал, ― посмотрев на Кольку, сказал Валерка. ― Мы тоже с тобой наблюдатели. Только в воздушной разведке, ― с улыбкой добавил он.

― Ну не зря же оказались мы на военном полигоне, ― ответил Колька.

Пока Колька разглядывал в небе жаворонка, Валерка, как разведчик, который разглядывает ожидаемого недруга, вертел головой по сторонам, напрягал слух и зрение. Вдруг он полушёпотом произнёс: «Кажись, идут!» и дёрнул за рукав Кольку.

― Не отвлекай меня, ― произнёс Колька. ― Кто-то должен следить и за воздухом.

― А про щавелевые пирожки ты уже забыл?

― Фу ты с пирожками! У нас тайна почти в руках! Главное, не упустить её сейчас. А ты ― пирожки… Слушай, коль заговорил про пирожки, даю тебе тоже военное поручение. Не упусти тот момент, когда появятся ребята, чтобы Васька мою долю не съел, пока я в небо глаза луплю. А то наш пухлячок воспользуется случаем первым отведать угощение.

Валерка скрытно в густой траве, словно в засаде, теперь зорко наблюдал за приближающимися мальчиками, которые появились со стороны оврага. Наблюдая за ними, он силился разглядеть, что в свёртке в руках у Серёжки.

― Ого! Ничего себе кучка! Должно на всех хватить! ― произнёс Валерка. ― Теперь, Колька, ты мне не мешай наблюдать! Хочу разузнать, что у Серёги в пакете. Мне тайна тоже улыбнулась.

― Ну вот, видишь теперь, сколько нам тайн предстоит разгадать. Даже у тебя тайна будет!

Васька шёл из разведки с Серёгой и на ходу приплясывал, похоже, от искушения испробовать щавелевые пирожки. Он даже на ходу облизывал губы, словно уже успел запустить в рот обжаренный жирный пирог.

― Хочу доложить… ― было уже начал Васька, приблизившись к засаде, как Колька вдруг подал рукой сигнал и тихо произнёс: «Воздух! Ложитесь!».

Васька от услышанной команды, как подкошенный, мешком свалился в траву и потянул за собой растерявшегося Серёгу с пакетом пирожков.

― Ну, чего ты меня повалил, я же с пирожками шёл. Со мной надо очень осторожно. Сейчас пирожки могли помяться.

Васька опять облизнулся, словно проглотил очередной пирожок.

― Надо было осторожней самому падать, ― сказал в оправдание Валерка, ― мы тут в засаде, таинственное чудо ждём как из печки пирога.

― Всё! Кажись, падает вертухай.

Жаворонок, чертыхнувшись несколько раз в воздухе, камнем ринулся к земле, словно спасаясь бегством от беркута.

― Я заметил след в траве, куда приземлился джурбай, ― выпалил Колька, не отрывая взгляд от местности, где исчез жаворонок. ― Теперь запросто отыщем тайное место. Бежим!

― А пирожки! ― завопил Васька, поглядывая на измятый пакет в руках Серёги.

― Ох уж эти пирожки! С утра покоя не дают! И вправду в животе колики начались. Показывай, Серёга, чего натащил из дома!

Мальчики расположились рядком перед ним на траве. Серёга развернул газетку со снедью и каждому дал по румяному пирожку:

― Мамка враз напекла всем по пирожку!

― А себе? ― произнёс Колька.

― А я дома целых два съел, а ещё один сэкономил.

Про запас взял.

― Бог троицу любит, ― улыбнувшись, сказал Колька.

Серёга полез в карман доставать домашний припас и, откусив, добавил:

― Могу поделиться.

― Да уж ладно, жуй! Скоро наступит и наш час, буржуй. Вот отыщем тайное место, тоже завидовать будешь.

Ребята ели пирожки, хохотали и веселились, вспоминали, как накануне ёшкин кот угодил Ваське-пухлячку на голову.

― Хороши пирожки, да маловато. Мамке передай от нас спасибо!

― Кажись, я накормил вас! ― произнёс Серёга. ― Теперь показывайте тайное место.

― Неплохо бы ещё по пирожку, ― произнёс Васька-пухлячок и от испытанного удовольствия ещё раз облизнулся.

Мальчики хихикнули, посмотрев на Ваську и, задирая высоко ноги, спотыкаясь, бросились бежать по высокой траве к тому месту, где пропал жаворонок.

Налетевший лёгкий ветерок шелестел по верхушкам трав, разбрасывал по сторонам ещё не успевшие вызреть метельчатые верхушки весенней травы, раздувал по пути ребячьи рубахи. Наполняемые шаловливым ветерком рубахи трепетали, словно одуванчиковые парашютики, подгоняемые ветром. Мальчики неслись по полю к месту своей тайной встречи. Вдруг Колька от неожиданности остановился. Прямо из-под ног, хлопая длинными крыльями, вспорхнул жаворонок.

― Где-то здесь это место, ― почти шёпотом выговорил Колька.

Оглядываясь по сторонам, он медленно двинулся дальше. Мальчики, робко ступая по траве, молча украдкой продвигались за Колькой. Небольшое углубление, похожее на окоп, привлекло их внимание. Колька наклонился над травой, укрывавшей углубление, и разглядел примятый пятачок пожухлой травы, среди которой лежало скрученное в маленький веночек жаворонковое гнездо. В нём находились четыре птенца. Они молча тянули свои разинутые желторотые рты, при этом в такт кивали головками, словно приветствуя мальчиков.

Мальчики наклонились к гнезду и зашептали:

― Какие милые малявки…

― …они есть хотят…

― …а у нас ничего нет…

― …мы даже не догадались оставить кусочек пирожка…

― Чур, птенцов не надо трогать, ― первым сказал Колька. ― А то мать может к ним не вернуться.

Жаворонок, наблюдавший за мальчиками откуда-то со стороны, несколько раз пролетел низко над их головами, проявляя родительское беспокойство.

― Отползаем к оврагу, ― негромко сказал Колька. ― Пусть это место останется нераскрытой тайной. Это будет наша общая засекреченная тайна, о нёй никто больше не должен знать.

Мальчики удалялись всё дальше и дальше, и каждый думал о чём-то своём. Шли они не спеша к оврагу, за которым был их дом, их гнездо, в котором им посчастливилось появиться на свет.


Берка-Борис

Глава 1
Берка-Борис

Кольке почему-то никогда не хотелось быть пожарным, в отличие от родственника Бориса, которого Колька с любовью называл Берка. На лето Берка приезжал из деревни погостить в город. Колька уже знал, что пожарные борются с укрощением огня, а ему, наоборот, больше нравился огонь в печи, когда он разгорался, и языки жаркого пламени облизывали горящие поленья, принесённые в дом с холода. А ещё ему нравилось сидеть у ночного костра на рыбалке и слушать, как потрескивают в нём сухие ветки, и смотреть, как искры от нагретого костром воздуха поднимаются вверх, в темноту, и уносятся высоко в небо, где они в виде ярких звёздочек продолжают своё таинственное свечение на фоне звёздного небосклона. Они мерцали, подмигивали, как ночные светлячки, завлекая отправиться за собой в путешествие сквозь непроглядную ночную тьму.

Берке нравилось лежать с книжкой в руках, расположившись на мягком диване с булкой, намазанной вареньем, и мечтать о работе пожарного. Он думал, что когда нет пожаров, то в свободное время можно на службе проводить с книжкой в руках. Его увлекало чтение, и он мог зараз, за четвертиной хлебного каравая и банкой варенья, прочитать книжку Аркадия Гайдара или Марка Твена толщиной с жирного карася, пойманного на местном пруду. Сейчас Берка, развалившись, лежал на диване и смачно откусывал намазанную вареньем булку. На время оставив её в покое, он быстро подносил ко рту указательный палец. Языком проводил по кончику пальца, словно слизывая расплывшееся варенье. После возвращал руку к книге и лёгким движением с небольшой паузой перелистывал страницу за страницей. Затем он на ощупь отыскивал отложенную булку. Причмокивая языком от удовольствия то ли от прочитанного, то ли от забытого вкуса булки, Берка продолжал своё увлекательное чтение.

Однажды, наблюдая за ним, Колька поинтересовался:

― Берка! Скажи правду, ты на самом деле читаешь или просто с булкой глотаешь страницы?

Не отрываясь от книжки, с трудом прожёвывая очередной кусок, Берка еле слышно, не поднимая головы, ответил:

― Не только читаю, но и слизываю со страниц варенье…

Затем, оторвав голову от книжки, бросил взгляд на пустую банку с вареньем и с улыбкой произнёс:

― А ещё угостишь вареньем?

Колька задумался, словно соображая, как можно слизывать варенье со страниц книжки.

― А ты что, и варенье ещё на книжку пролил? ― изумлённо спросил Колька.

― Ой, не могу! Насмешил ты меня. В банке-то и было варенья почти на донышке. Захочешь пролить и не прольёшь! Пока рукой лазил в банку, весь измазался.

Последние слова прозвучали так, что Кольке стало жалко Бориса.

― Ладно, так и быть, угощу! Только по правде пообещай ответить на два моих вопроса!

Как только речь зашла о варенье, Борька сразу отложил книжку, свесил ноги с дивана и внимательно посмотрел на Кольку.

― А без вопросов, просто так, не угостишь баночкой варенья? ― с умильным взглядом произнёс Берка. ― Мы вдвоём можем её одолеть.

― У тебя же сегодня не день рождения.

Борька смутился и опять уставился в книжку.

Потом ребята посмотрели друг на друга. У Берки был такой смешной вид, что теперь он был готов ответить не только на два вопроса, подумалось Кольке, а на целую дюжину.

― Ладно, так и быть!

― Ах, какой я счастливый, ― произнёс радостный Берка, ― и задрыгал ногами так, как будто он стартовал на велосипеде по неровной дороге.

Колька перевёл дух, не зная, с какого вопроса начать.

― Доставай сначала варенье, ― сказал Берка.

Колька подставил стул и полез в шкаф, где хранились припасы с огорода, заготовленные руками матери.

В шкафу был полумрак, и он наугад взял маленькую баночку, стоящую у самого края. Подразнив Берку баночкой, он сел на стул напротив и прижал баночку коленями между ног.

― Знаешь, ― сказал Колька, ― эта баночка на двоих, ― ты же сам сказал, что мы вдвоём её одолеем.

― А я же не про такую маленькую баночку говорил.

До этого я в банку рукой лазил. А в эту можно только пальцем залезть. Я надеюсь, что это будет не последняя у нас с тобой баночка?

― Это будет видно, насколько честно ответишь.

― Тогда валяй свои вопросы, — сказал Берка и, подвинувшись на край дивана, приготовился слушать.

Уши у Берки, словно лопухи перед грозой, зашевелились, а потом повисли, словно в них неожиданно ударила молния.

― Вот послушай, мне интересно насчёт твоего чтения: ты и вправду все строчки читаешь?

― Тысячу чертей и ни одним меньше, ― ответил Берка.

― Я же не про чертей спросил тебя, а про строчки!

Знаешь, что я думаю? Мне кажется, ты делаешь вид, что читаешь. А сам уплетаешь на дармовщину булки с вареньем.

Тут уж Берку всерьёз задели Колькины слова.

― Не веришь ― не надо! Уж больно мне сдалось твоё варенье!

Колька на мгновенье задумался над словами Борьки, ещё раз потрогал баночку, потом сказал:

― Ладно, так и быть, поверю! Только я проверю твои способности на другой книжке!

Он соскочил со стула, выбежал из комнаты и через минуту вернулся снова, держа в руках книжку в сером переплёте с арабской вязью. Книга называлась «Тысяча и одна ночь».

― Такую книжку ты уж точно не читал! Она случайно в доме оказалась.

― Что, на иностранном языке?

― Не беспокойся, мать сказала, что перевод с арабского.

― А ты ещё толще не мог выбрать? Я что, за маленькую баночку варенья тебе должен всю книгу, ещё и с переводом, про тысячу и одну ночь прочитать?

― Ты же сам упомянул о тысяче чертей и ни одним меньше. А в книге как раз тысяча ночей и ещё одна.

Давай для проверки хотя бы про одну последнюю ночь прочитай, ― и Колька протянул Берке книгу.

― Давай! Читай на скорость и перескажи.

Берка повертел в руках книжку. Открыл последний рассказ о тысяче первой ночи. Пробежал глазами по тексту и захлопнул книжку.

― Без варенья неинтересно читать! Здесь рассказ про восточные сладости, кунафу для Фатимы, ― печально сказал Берка и облизнулся. ― Что мне читать про их сладости, по мне так и варенье сойдёт. Давай лучше откроем баночку!

Берка взял в руки свою недочитанную книжку и опять завалился на диван. Колька в три прыжка очутился на кухне и стал быстрыми и ловкими движениями расправляться с банкой, пытаясь откупорить металлическую крышку. Крышка сдёрнулась с места, издав громкий хлопок. В нос Кольке ударил аромат, совсем непохожий на запах варенья. Колька смутился.
Он прильнул к банке, стараясь разглядеть, что у неё внутри. Розовый помидорный цвет не походил на варенье и напоминал какую-то острую приправу, приготовленную матерью.

«Как я не разглядел, ― с досадой подумал Колька. ― Что, теперь вместо варенья вдвоём услаждаться придётся этой горечью?». Он сунул палец в банку и попробовал на язык. Язык защипало, как от прикосновения батарейки от карманного фонарика, лицо передёрнулось, будто бы ударило его током от домашней розетки.
И тут сразу Кольке пришла в голову мысль разыграть Берку: «Нет уж, угощу лучше таким «вареньем» Берку. Вот будет здорово!».

Взял четвертинку батона и намазал её толстым слоем жгучей приправы, на вид похожей на вишнёвое варенье. Колька с улыбкой подумал: «Увлёкшись чтением, Берка запросто может запустить в рот эту гадость».
С этой мыслью он, как нашкодивший ученик, на кончиках пальцев ног бесшумно отправился в комнату с четвертинкой батона в руке.

Берка, бросив мимолётный взгляд на него, не отрываясь от чтения, произнёс:

― Почему крадёшься, как мышь? И вид какой-то у тебя странный. Не слопал ли без меня банку варенья?

― Да нет, что ты… — нерешительно ответил Колька, еле сдерживая смех. ― О тебе позаботился, почти всю банку на булку вымазал. Самому только на донышке осталось.

И он протянул Борьке толстым слоем намазанный кусок булки. Берка, не отрываясь от книжки, не глядя, протянул руку и сразу запустил булку в рот. Неожиданно его лицо изобразило гримасу, словно он оказался в объятиях африканского удава.

― Тысяча чертей! Это чем ты меня угостил?! Дрянь настоящая, ― раскрыв рот, словно карась, выброшенный из воды на берег, тяжело дыша, произнёс он.

Откушенный кусок булки вылетел изо рта Берки на пол, как лягушка, спасаясь от прожорливой пасти удава. Оставшуюся часть булки он держал онемевшей рукой и соображал, что с ней теперь делать.

Немного подумав, пробормотал:

― Не выбрасывать же хлеб. Жалко. Давай разделим пополам, мне твой бутерброд вроде уже понравился. Представим, что это варенье с горчинкой.

И, разломив булку на двоих, усевшись на диване, они, смеясь, стали уплетать необычное Колькино «кунафе», поочерёдно раскрывая рты, как желторотые птенцы, освежая дыхание от жгучего перчика.

Колька посмотрел на стену, на которой висел барельеф головы лошади из лепнины. Барельеф походил на настоящих пожарных лошадей, запряжённых двойками, которых он видел мчащихся на пожар. Голова лошади на барельефе была того же цвета, как и у пожарных, тёмно-коричневая. Тут Колька вспомнил, что однажды он уже видел кареты пожарных, мчащихся на пожар. У лошадей от быстрого бега развевались гривы, а шеи, склонённые к земле, круто выворачивались в стороны. Лошади, громко хрипя и фыркая, тяжело дышали, и у краешков рта вздувалась густая белая пена, словно морской бриз обдавал диковинную раковину седой волной. Сидящий на конке пожарный-возчик, расставив по сторонам руки, с трудом удерживал вожжами коренного, рвущегося вперёд, задирая высоко вверх ноги с блестевшими копытами.

Со скрипом, надрывно звеня колокольчиками, прогромыхали телеги. «Топ… топ… топ», ― глухо раздавалось топанье копыт на пыльной и набитой колеями дороге. Подвод было две. Одна с бочкой из дерева с водой, вёдрами и лопатами, а на второй — двуручный насос с катушкой для шлангов, похожий на большой оркестровый барабан. Пожарные восседали на телегах с вытянутыми лицами, в сияющих медью касках, словно музыканты в оркестровой яме, готовые исполнить сюиту «Укрощение огня». Они были одеты в одинаковые одежды песочного цвета. Кольке страсть как захотелось узнать, куда так быстро мчатся пожарные. Он живо сорвался с места и во весь дух припустил бежать по тротуару, стараясь не отставать, то и дело подтягивая на ходу сползавшие штанины. На шум несущихся лошадей и звон колокольчиков из ворот, прямо под ноги Кольки, выскочил одуревший от непривычных звуков пёс Шарик, а за ним выбежал строптивый старичок ― дед «Характер», притоптывая ногами, поднимая пыль и размахивая метлой в руках.

― Держи его, хулигана! Лови! ― весело закричал он.

Предательница ― хлипкая доска тротуара ― прогнулась, и Колька, ногами запутавшись о собственную штанину, растянулся на тротуаре. Запах прелой земли, поднявшийся из-под прогнивших досок старого тротуара, ударил ему в нос. Колька громко чихнул.
Видя такое дело, пёс Шарик, потеряв с испугу голос, юзом притормозил, подняв облако пыли, и, присев на задние лапы, завертел головой, понимая неразумность своего поступка.

― Чего твоя морда собачья уставилась, ― с досадой проронил Колька. ― Из-за тебя я не успел за пожарными.

Колька поднялся с земли и огляделся по сторонам. Увлёкшись погоней за пожарными, он вдруг ощутил с дуновением лёгкого ветерка сладкий яблоневый запах, который доносился из соседского сада. Он вдохнул струйки свежего аромата вместе с поднятой Шариком пылью. Колька улыбнулся и бросил взгляд на щербатые заборы и кусты с распушившимися бутонами сирени в палисадниках, которые отбрасывали свои бледные тени на тротуар. А там, где-то у поворота, ещё раз громыхнув на кочках телегами и позванивая колокольчиками, скрылись пожарные подводы.

Отвлёкшись от воспоминаний, Колька вдруг посмотрел на Берку как раз в тот момент, когда он засылал в рот оставшийся кусок бутерброда с намазанным «перчиком».

― Я забыл спросить тебя, ― сказал вдруг Колька, ― ты правда, Берка, мечтаешь стать пожарным?

― Школу надо сначала окончить. А там видно будет. Может, в аграрный подамся. А пожарным тоже неплохо.

― Ты знаешь, Берка, сейчас вместо лошадиных подвод с бочками с водой уже появились автомашины, ― заявил с гордостью Колька. ― Сам видел, только издалека. И в городе уже ходят паровые машины. А вот посмотреть на настоящую пожарную машину тоже очень хочется. Может, сходим? Пожарная часть тут недалеко от нас, почти на берегу реки Туры.

Берка от этой идеи пришёл в такой восторг, что тут же отбросил книжку. Колька знал это место, потому что он не раз ходил с отцом, посещая по воскресеньям круглую «ленинскую» баню, недалеко от которой находилась пожарная часть.

― А говорят, что ещё и пожарный поезд, и пожарные катера есть, ― гордо сказал Колька.

― Пожар лучше смотреть, когда его тушат пожарные, ― сказал Берка.

― Дело стоящее, ― согласился Колька, ― но не дожидаться же нам, когда что-нибудь начнёт гореть. И откуда мы об этом узнаем? Пожарной каланчи по соседству нет. Разве что, как аисту, на деповской трубе сидеть, высматривать и ждать.

― А давай устроим лучше в овраге большой костёр, ― предложил Берка, ― тогда пожарные точно «прилетят» на своей машине. И мы высмотрим их новую машину и увидим, как они будут тушить костёр.

― А вдруг огонь ветром раздует? ― задумчиво сказал Колька. ― Заполыхают наши овраги. Беды не оберёшься. Не дело это. К тому же отец узнает, выдерет как сидорову козу.

И, не дожидаясь ответа, Колька выхватил из Беркиных рук книжку и, ударив ей по его голове, сказал:

― Садовая твоя голова, лучше один раз увидеть, чем бесконечно листать книжку. Бежим! К мосту на Туре! Там и рассмотрим чудо технику пожарных, а если повезёт, то мы своими глазами и пожар увидим.

Предавшись желанию, как ярко вспыхнувшему пламени, они сбежали по откосу в овраг. Их встретил тот заманчивый мир, в котором Колька со своими друзьями в любое время года любил проводить свободное время. Его с ребятами там встречало весной журчание зеркальных ручьёв, зимой ― сверкающие на солнце снежные сугробы, летом ― дурманящие запахи разнотравья, осенью ― настоянный, прелый запах увядающих трав. Это было то место, где проходило лучшее время ребят. По дороге в школу они преодолевали овраг и по крутой с изгибом тропинке спускались в низину. Ненадолго задерживались там и, задрав головы, из глубины оврага любовались голубым небом, белоснежными проплывающими облаками, похожими на гигантские парусники. Они наблюдали за полётом быстрокрылых стрижей, слушали пение шныряющих в зарослях лопуха и конопляника неугомонных пернатых.

Сейчас в овраге тоже было хорошо. Высоко над головой пекло солнце, гудели синие мухи, стрекозы потрескивали слюдяными крыльями. Вдруг Берка наткнулся в густой траве на чёрную с залысинами автомобильную шину.

Он ухватился за борт колеса и радостно крикнул:

― Эврика!

Затем, вытащив её на тропинку, покатил колесо в гору, упираясь ногами о склон оврага, словно бурлак, тянувший баркас по извилистому песчаному берегу.

― Ты чего задумал? ― спросил Колька.

― Сальто-мортале сейчас исполню с колесом, ― произнёс, смеясь, Берка.

― Ты что, дурень, решил внутрь колеса залезть и скатиться с горы?

― Пожалуй, не втиснусь, а так бы съехал.

― Что, прямо в крапиву?

― Запросто!

― Ты просто хвастаешься.

― А давай поспорим!

― Ладно, поверю, поспорим в другой раз.

Не уступая первенства, Колька первым рванул в гору и, поднявшись по склону на берег, стал наблюдать, как Берка, корячась с колесом, осиливал подъём.

Берка, запыхавшись, с трудом выкатил его на берег, тяжело дыша, посмотрел вниз, откуда только что выбрался, и, развернувшись в сторону оврага, с силой раскатил колесо, направив его в самую гущу крапивы, стоящую плотной стеной.

Колесо, раскрутившись на склоне, дважды на кочках подпрыгнуло вверх, словно не желая оказаться в жгучих зарослях крапивы, затем резко свернуло в кусты и, с хрустом приминая крапиву, замедлив движение, свалилось набок. Расступившаяся зелень тихо его накрыла своей листвой.

― Вот тебе и мортале! ― с улыбкой произнёс Берка.

― Я бы точно не пожелал в таком колесе оказаться в крапиве, ― воскликнул Колька.

― А что?! Оно было похоже на колесо обозрения. Правда, вращается быстро. Зато тренировка хорошая для вестибулярного аппарата.

― Какого-какого?

― Ну, черепного.

― В книжке, что ли, прочитал? ― спросил Колька.

― Да, есть такая подготовка для парашютистов.

― А как она называется?

― Колесо крутить!

― Значит, на автомобильной шине сальто-мортале тоже можно крутить. И для черепной коробки польза. Соображать будешь лучше, ― насмешливо сказал Колька.

― Пожалуй, ― ответил Берка, ― только после этой круговерти туман в глазах и вороны мерещатся, того и гляди заодно с ними ещё и летать захочется. Уж лучше стать пожарным!

Вокруг пахло свежестью. Они, смеясь, шли вдоль невысоких деревянных домов городища, утопающих в зелени цветущих яблонь, сирени, среди молодых акаций, пахнущих пряным ароматом, от склонившихся веток с жёлтыми цветущими венчиками ― они, словно озорные девчонки, с любопытством выглядывали на дорогу из своих палисадников, разглядывая случайных прохожих, встречавших их любопытными взглядами.

― Скоро свистульки созреют, ― заметил Колька и ласково провёл рукой по желторотым цветущим венчикам акации, писклявые стручки акаций всегда радовали ребят.

― На обратном пути созреют, ― с усмешкой произнёс Берка, посмотрев искоса на Кольку.

Тихая, сонная улица привела их прямо к «ленинке», к возвышавшемуся круглому зданию городской бани. Берка вдруг заметил чёрный столб дыма, поднимающийся откуда-то из-за деревьев, росших вдоль дороги, за которыми виднелся провал, обрывающий линию горизонта.

― Что там такое? ― поинтересовался Берка и показал рукой в направлении, откуда стелилось тёмное, как смоль, облако дыма.

― Хорошо бы взглянуть, ― отозвался Колька и первым пересёк серую асфальтовую дорогу, обогнул стоящие по краю деревья и кусты и очутился на самом краю берега, который круто обрывался к молчаливой и спокойной реке, покрытой мелкой серебристой рябью.

Берка поспешил за ним. Свежий бодрящий воздух с реки ударил им в грудь.

― Смотри! Это же труба дымит! ― удивлённо закричал Берка. ― Никакой это не пожар. А жаль. А так с высокого берега хорошо было бы поглазеть на него. Может, и катер пожарный увидели бы.

В низине заречной части города виднелись жилые постройки, а у самого берега, у корпуса из красного кирпича, торчала огромная металлическая труба, которая, словно догоравшая свеча, остриём врезалась в небо, заполняя пространство над водой тугим густым дымом. Дым, подхватываемый ветром, тянулся вверх, кружа лохматыми лоскутами, медленно стелился над водой и простирался над низиной, словно взбунтовавшееся русло реки. Это дымила фанерка ― комбинат, где работала обдирка берёзовых чурок. Связанные стопой из брёвен, берёзовые плоты длинной вереницей растянулись вдоль берега, отделяя воду от песчаной полосы, они плавно качались на волне и ждали своей очереди, когда сплавщики-речники крючьями багров подцепят их и вытащат на берег для отправки в цех на обработку.

― А что из берёзы делают? ― поинтересовался Берка.

― Фанеру разную. Даже кабины для грузовиков.

― Правда? Что, и пожарные из фанеры? Они же сами сгореть могут!

― Точно не знаю. А вот лыжи и клюшки бывают из фанеры. Из специальной. Слоёной. Это я точно знаю! Сами с ребятами из неё делали. Правда, тяжеловаты получались. А вот лыжи-бочата из досок бочки в самый раз. Приезжай зимой на каникулы, дам покататься.

― Бочата?! Название какое-то странное.

Солнечный диск, зависший над головами ребят, плескался в прохладной речной воде, отражая от её поверхности слепящие солнечные лучи. Друзья беззаботно шли вдоль осыпавшегося крутого берега реки, поднимая с земли попадавшие им камешки и, развлекаясь, метали их в реку, стараясь добрасывать до воды.

Вдали на пригорке у обрыва речки Тюменки, младшей сестры Туры, показалось невысокое здание пожарного депо. У распахнутых ворот виднелось ярко-красное пятно.

― Похоже, пожарная машина! ― с волнением произнёс Берка.

― Бежим смотреть, ― крикнул Колька и от радости подпрыгнул, словно вместо ног у него были пружинки (словно кузнечик, встревоженный в траве).

Берка, держа в руке поднятый камень, не глядя, запустил его в сторону реки. Переглянувшись, смеясь, они разом сорвались с места и, обгоняя друг друга, припустили бежать в манящую их сторону, сиявшую ярко-красным огнём.


Глава 2
Как Колька учился нырять щучкой

В один из жарких июльских дней Колька с Беркой решили с утра полакомиться горохом. Забравшись в огород, они обшарили сначала грядку с огурцами, затем прошлись по грядке с морковью и бобами. Напоследок решили разворошить гороховые плети, цепко державшиеся закрученными усами за хворостинки, которыми были утыканы все грядки. Насытясь, они еле-еле выползали из огорода с раздутыми животами и полными карманами зелёного гороха.

― Давай залезем на забор, ― предложил Колька.

Забравшись на забор, Колька уселся на один столб ворот, а Берка ― на другой, и они стали неторопливо шелушить набухшие стручки, выколупывая из них зелёные ядрышки гороха и забрасывая горошины одну за другой в рот. Стручки, освободившиеся от горошин, бросали на землю, и у ворот образовалось большая горка шелушённых стручков.

― Намусорили, теперь и родители заметят, что мы драли горох, попадёт нам по первое число, ― сказал Колька.

― Давай бросать стручки на дальность, до того места, где бродят куры бабки Нюры, ― предложил Берка, ― а то в меня уже что-то не лезет горох. А тебе до них не слабо добросить? ― добавил он и первым метнул целую горсть стручков.

Колька, едва удержавшись на столбе, решил не отставать. Тоже метнул, только два стручка.

― Мне жалко горох раздавать курам, ― сказал он.

Куры, обрадовавшись такой щедрости мальчиков, как шальные набросились на стручки, стараясь склевать ещё плотную, не совсем вызревшую кожуру. Но до горошин им добраться не удалось. Тогда раздосадованный петух решил поспешить им на помощь. Оглядевшись по сторонам, он долбанул клювом пару раз по кожуре, словно по наковальне, и стручок от этого разлетелся на части.

― Вот и горох! Пожалуйте, барыни, угощайтесь! ― говорил петушиный угодливый вид, и он, развернувшись бочком, как ни в чем не бывало с гордо поднятой головой отошёл в сторону и стал наблюдать, как подоспевшие особы на тоненьких суетливых ножках, украшенные нарядными белоснежными передничками, накинулись спешно склевывать зелёные ядра.

― Глянь-ка, а куры не хуже нас любят горох, ― усмехнулся Берка и метнул им ещё целую горсть.

Размах руки был такой силы, что Берка вместе с «гороховой эскадрильей», неловко взмахнув руками, сам повалился на землю, прямо в куриную толпу, распугивая недоумённых курей. Полёт Берки на гороховую шелуху походил на прыжок в мелководный ручей, журчащий в овраге.

― Ну и здорово у тебя получилось! ― произнёс хохочущий Колька, еле держась на столбе.

― Ты прямо, как Ихтиандр, нырнул со скалы.

― А ты зря смеёшься, нырять надо тоже с головой.

― Понятное дело, что не только ей можно крутить на уроках и получать подзатыльники. А что, можно нырять и солдатиком, ― отозвался Колька, ― не так опасно, и голова поближе к поверхности. И свежего воздуха глотнуть быстрее можно.

― Вот Ихтиандр об этом как-то и не думал. Ему на глубине было привычней, ― сказал Берка.

Колька соскользнул со столба и уселся на землю рядом.

― А что, правда, Ихтиандр под водой мог находится долго? ― поинтересовался он.

― Мог! Ещё как! Он же, как рыба, с жабрами был!

― Правда что ли?

― Ну, не зря же его хотели поймать, чтобы он жемчуг собирал со дна морского.

― А что, и нам нужно научиться нырять и находиться подолгу под водой. Правда, на дне нашей речки нет никакого жемчуга. Разве что ракушки с улитками.

― Со слабым дыханием под водой точно нечего делать, ― ответил Берка.

Колька решил испробовать, как это не дышать под водой. Набрал в лёгкие воздуха, на миг затаил дыхание, словно погрузился под воду. Щёки его раздулись, как жабры у лягушки, а глаза округлились от страха, как у карася. Берка стал считать. Раз! Два!.. Восемь! Тело у Кольки беспокойно задёргалось, и он, тяжело дыша, с шумом выдохнул воздух.

― Пфу-у-у! ― произнёс он, ― не просто с раздутым ртом под водой находиться!

― Зато не утонешь, как поплавок, будешь болтаться. У карася в животе даже два пузыря. Сам видел, поэтому он не тонет. А вообще, тренировка нужна, ― произнёс Берка, ― можно потренироваться и в бочке с водой.

― Бежим скорей!

― Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно… ― затянул Берка, смеясь, распевая на бегу слова из песни.

Очутившись в огороде возле бочки с водой, Берка понял, что рост его в два раза выше, чем высота бочки.

― Не по мне этот бассейн, ― с досадой произнёс он.

Колька, покрутившись у бочки с водой, решил, что для задуманного дела это не лучший вариант.

― Может, нам гусятник больше подойдёт? ― предложил он.

― А что за гусятник? ― поинтересовался Берка.

― Да есть у нас во дворе купалка для гусей. Отец смастерил, гусятником называется. Гусятник тебе не бочка с водой, он подходящих размеров, но мелковат, правда. Трусы только скрывает, зато потонуть нельзя. А вот если распластаться под водой щучкой, то на Ихтиандра будешь походить, и дно исследовать можно.

― Щучкой лучше на глубине нырять. А в небольшом водоёме только рак с клешнями по дну ползать может, ― ответил Берка.

― Вот и научимся на мелководье дышать под водой, как раки. А на глубине нырять будем.

― Ладно, давай показывай свой гусятник!

― Только не шумим! ― предупредил Колька. ― А то спугаем лапчатых, и, чего доброго, атакует нас гусак.

Ребята скрытно стали пробираться за сарай, где находился гусятник.

На заднем дворе, за сараем, виднелась купель, она была овальной формы и походила на лунный кратер. Посередине купели находилось небольшое возвышение, напоминавшее необитаемый морской остров. Только вместо пальмы и пиратов на этом островке красовался белоснежный гусак с гордо вытянутой шеей. Гусыни расположились рядком по краям бассейна. Они были заняты своей работой, вычищая клювами перья, похожие на белоснежные бальные платья. Завидев мальчиков, гусак насторожился, принял боевую стойку и, вытянув шею, подал громогласный клич, предупреждая сородичей, что объявились непрошеные гости.

― Что будем делать? ― спросил Берка, в растерянности посмотрев на Кольку.

― Как что? Изгонять будем эту балетную труппу! ― сказал Колька и стал снимать майку.

Задрав её над головой, он стал ей размахивать, словно завидел на горизонте проплывающий корабль. Гусь смекнул, что это сигнал для завершения их водных процедур, и недовольный, гогоча себе под нос, поспешил покинуть с гусынями место, облюбованное ими для купания.

В гусятник первым плюхнулся Колька и, погрузившись с головой под воду, тотчас же вынырнул с расплывшейся улыбкой на лице, держа в руке гусиное перо, словно он ухватил перо жар-птицы.

― Ну и что ты с пером собираешься делать? ― спросил Берка, болтая ногами в воде, усевшись на край бассейна.

― Как что? Перо для шляпы индейца! Попробую ещё одно найти! ― и, набрав полный рот воздуха, он с зажатым носом, словно лапчатый гусь, опустил под воду голову, а зад его почему-то оставался торчать над водой, и только раздутые воздухом трусы, словно брошенный в воду мячик, раскачивались на мутной поверхности гусятника.

Ноги Кольки, непрерывно колотили по воде, поднимая со дна серую муть.

― Вот чудак! ― смеясь, произнёс Берка. ― Воды всего по колено, и воздуха набрал полный рот, а раздулись почему-то трусы.

Колька стал совсем походить на карася с раздутым животом. Неожиданно вода забурлила, и поверхность воды покрылась мелкими пузырями, как при всплывающем с глубины батискафе. Странно, что у Кольки воздушные пузыри выходили из-под резинки трусов. Наконец, из воды показалась и голова Кольки. Он испуганно таращил глаза, протирая лицо от налипшей тины.

― Нулевая видимость! ― сказал он слабым голосом. ― Словно во тьму провалился.

― И чего ты там испугался, что пошли пузыри из трусов?

Колька смущённо повёл головой и ответил:

― Это торпедный аппарат случайно сработал, ― произнёс, смеясь.

― Ну, ты же не похож на подводную лодку, а скорее, похож на морского ежа, ― воскликнул Берка, ― тебе и гусиного пера не надо было искать, ― и добавил шутливо, ― карась грязи тоже не боится. Здесь только лягушкам водиться. Пойдём лучше из бочки обольёмся и на речку смотаемся, там уж точно поныряем, как Ихтиандры.

― Согласен! Я не против, ― ответил Колька. ― Я давно хотел научиться нырять щучкой.

― А твой стиль плавания в гусятнике называется ― ползать по дну пузом, ― смеясь, сказал Берка. ― Ну, раз ты согласен научиться нырять, вылезай!

Колька рассмеялся и выпрыгнул из бассейна. Подпрыгивая на одной ноге, он стал отплёвываться от остатков воды и трясти головой, освобождаясь от тины, налипшей на лицо и губы.

― Дураки мы с тобой, ― произнёс Берка, ― надо было сразу идти на речку.

― Мне мать не разрешает без старших ходить на речку. Говорит, там водовороты есть, ― смущённо ответил Колька. ― А давай, Берка, пока отца нет дома, я сбегаю и отпрошусь у матери сгонять на речку. Тебе же надо показать нашу Туру, а то уедешь и опять не побываешь на ней! А заодно позовём и Мишку Рябого, он у нас будет за главного, потому что он на два года старше. Ему отец уже мотик купил. На моём подростковом велике мне теперь за ним не угнаться.

― Пошли скорее в дом, ― предложил Колька.

Мать, как всегда, хлопотала по дому. Колька с Беркой предстали перед ней в виде двух ангелов, как перед картиной «Сикстинская Мадонна», смиренно наклоняя головы, соображали, с чего начать разговор.

Колька первым поймал себя на мысли, что плавать в гусятнике на мелководье, в раздутых воздушными пузырями трусах, несерьёзно и, поразмыслив, произнёс:

― Мамуль! Мы с Беркой на речку хотим смотаться, ему страсть как хочется на ней побывать! А заодно мы искупаемся, а то от жары можем спалиться. Ты же, мамуль, добрая, разрешишь нам? ― умилённо спросил Колька.

― Мы же мигом! ― добавил он и заговорщицки посмотрел на Берку.

Мать нахмурила брови, взглянула на мальчиков и, сложив на груди руки, словно сдерживая вырывающиеся слова запрета, сказала:

― Ох уж! Какая купалка одним на реке? Не сидится вам дома! С кем вы собрались на речку?

― Мишку Рябого прихватим. Он тоже давно собирался, ― ответил Колька и, подмигнув, улыбнулся Берке.

― Ну что с вами поделать! Только недолго и осторожно у воды! Чтобы не пришлось мне волноваться за вас.

Колька и Берка, получив разрешение матери, радостные выбежали из дома. Воздух на улице обдал их горячей струёй, стоял полуденный зной, и листья на деревьях, опалённые солнцем, поникли и, не шелохнувшись, висели, словно не просохшее на верёвке бельё.

― Все как все вымерли, ― произнёс Колька, оглядев по сторонам улицу, — ни души не видно! Бежим до Мишки!

Мишка у ворот дома под тенистой яблоней возился со своим мотоциклом. Он что-то подкручивал и подтягивал в моторе. То и дело брался за руль. Похоже, он проверял работу карбюратора. Руки и лицо у него были измазаны маслом и грязью.

― Так, что с твоим мотоциклом? Сломался, что ли? ― спросил Колька и, присев на корточки, стал рассматривать мотор, словно пытаясь найти причину неисправности.

― Тоже мне механик нашёлся, — произнёс Мишка и щёлкнул Кольку по носу грязной рукой.

Тёмное пятно, оставшееся от пальцев Мишкиной руки, походило на спелую сливу, и на фоне загорелого лица оттеняло загар и необычно «украшало» его лицо. Берка взглянул на Кольку. Вид светловолосого мальчика со «сливой» вместо носа рассмешил его.

― Ой, Колька на кого ты стал похож?! ― вскрикнул Берка.

И тут раздался хохот друзей. Всем стало веселей, а у Кольки лицо стало каким-то пасмурным, хотя солнце не думало прятаться за тучу. Да и туч на небе не было. Колька с недоумением посмотрел на ребят, не понимая, в чём дело.

― А что смешного? ― с обидой произнёс Колька.

― Ладно, оботри нос.

Колька провёл рукавом по носу и только сейчас догадался о Мишкиной проделке.

― Ну и постарался же ты, Мишаня, ― произнёс с улыбкой Колька.

Слова Кольки как лёгкий ветерок пронеслись под тенистой яблоней.

― На речку мы хотели тебя позвать. Хватит тебе возиться с драндулетом. Заводи его, и смотаемся на речку.

Глядя на ребят, Мишка ободрился, не спеша обтёр о штаны грязные руки и сказал:

― Троих за раз не потянет мотор!

― А мы по одному!

Мишка осмотрел мотор, повернул краник бензобака и не спеша дёрнул ногой стартер. Мотор чихнул, выбросил облако серого дыма и затарахтел с оглушительным шумом. Затем Мишка ловким движением запрыгнул на мотоцикл и, согнувшись, как спринтер на старте, стал газовать мотором. Дым от работающего мотора стелился по земле ядовитым облаком.

Мишка мотнул головой и прокричал:

― Запрыгивает только один! Подвозить по очереди буду!

Колька подтолкнул в бок Берку:

― Прыгай первым, я подожду!

Берка вскочил на багажник, растопырив по сторонам ноги, ухватился за Мишкину рубаху, словно за лошадиную гриву. Облако дыма от кричащего мотора накрыло обоих. Стараясь переставлять ноги, они упорно отталкивались от земли, пытаясь сорваться с места. Мотик, словно ленивый ишак, упирался, извергал дым и не хотел трогаться с места.

«Придётся помочь беднягам», ― решил Колька и, уперевшись руками в спину Берки, стал толкать мотоцикл.

Берка, обернувшись, прокричал:

― Э-эх! Э-эх! Детинушка, ухнем, ещё разик, ещё раз…

«Экипаж» рванул с места, еле удерживая равновесие, помчался, поднимая на дороге облако пыли. Колька, ошарашенный их быстрой ездой, с завистью остался стоять на месте.

― Здорово получилось, ― отметил он.

Мишка, вернувшись за Колькой, лихо, почти юзом, не останавливаясь развернул, мотоцикл у его ног, и Колька на ходу запрыгнул на багажник мотоцикла, вцепился руками за Мишку.

― Гони, родимый! ― почти ему в ухо прокричал Колька.

Так по очереди, сменяя друг друга, они добрались до речки.

― С вами мотор можно спалить, ― посетовал Мишка и заглушил двигатель.

Ребята, дружно ухватившись за мотоцикл, стали стаскивать его по склону ближе к воде. На включённой передаче колёса юзом нехотя ползли по песку, оставляя на склоне глубокий след.

― А подниматься обратно как? ― вдруг взволновано спросил Берка.

― Доберёмся вдоль берега до моста, а там есть съезд к реке.

Обогнув родниковый ручей, вытекавший из склона к реке, они вкатили мотоцикл в кусты, росшие у воды, и уставшие и радостные, не раздеваясь, плюхнулись прямо на горячий песок.

Яркие солнечные лучи приятно били в лицо. У берега слышались робкие всплески воды. На прибрежную полосу упругой рябью набегали серебристые волны, тёрлись о песчаную отмель, незаметно увлекая за собой мелкую гальку и песчаник, взрытый шаловливой волной.

Колька заставил себя встать, сбросил штаны и рубаху и медленно вошёл в воду. От нагретого на солнце тела вода казалась прохладной.

― Буду греть воду! ― произнёс Колька.

Берка, усевшись на песок, с любопытством разглядывал незнакомый для него пейзаж, открывавшийся по другую сторону реки.

― Давай, Ихтиандр, смелей заходи в воду, ― с иронией произнёс Берка. ― Это тебе не лягушатник! Наверняка наткнёшься на изумрудную раковину.

Колька стал продвигаться вдоль берега и шарить ногами под водой. Вдруг его нога нащупала что-то твёрдое, зарытое наполовину в песок. «Неужели настоящая раковина?» ― мелькнуло у него в голове.

― Что-то нашёл! ― радостно крикнул Колька и стал осторожно ногой разгребать песок.

Берка, не сдержав любопытства, сорвался с места и подбежал к Кольке, на ходу сбрасывая одежду.

― Где нащупал?

― Вот здесь! Здесь что-то есть, ― и показал рукой на то место, где поднималась песчаная муть, поднятая от Колькиных ног.

Затем он быстро нагнулся и нащупал предмет, по размеру похожий на морскую раковину.

― Смотри, не проболтайся, ― предупредил он Берку.

― Клянусь, что никому ни полсловечка!

И Колька не спеша стал вытаскивать находку из воды. В руках оказалось что-то металлическое и тяжёлое. Колька старательно старался смыть с предмета песок, вертясь с ним в воде вокруг себя, словно он оказался в речном водовороте.

― Делись находкой!

Колька неуверенно извлёк из воды руки. В руках оказалась ржавая консервная банка, наполненная песком. Похоже, её использовали рыбаки для хранения червей. Колька и Берка от досады разочарованно хихикнули. Пытаясь освободиться от ненужной находки, Колька размахнулся и с силой запустил банку в прибрежные кусты, а сам побрёл вдоль берега, как цапля в поисках корма, выбирая высоко из воды ноги. Наступившее разочарование из-за найденной ржавой консервной банки Кольку не смутило, и он решил устроить на воде кувыркалку.

― Берка, покажешь, как ты ныряешь щучкой? ― спросил Колька.

― Раз обещал, тогда давай позовём Миху. Надо из ваших рук сделать мостик. Навроде трамплина. С него я и прыгну.

― Ты что-то странное затеял?

Колька по привычке сунул в рот пальцы и громко свистнул, подзывая Мишку, и Берка стал показывать, как правильно делать руками зацеп, с которого он собрался прыгать. Перебирая руки и путаясь, Колька и Мишка никак не могли понять, как им лучше ухватиться, чтобы получился Беркин мостик. Наконец им это удалось, и на скрещенные руки ребят Берка забрался, удерживаясь за подставленные плечи.

― Поглядите на меня! ― крикнул Берка и, согнув ноги в коленях, оттолкнулся от рук ребят, щурогайкой скользнул в воду.

Вынырнув, он развернулся лицом к берегу, выпустил изо рта струю воды, похожую на городской фонтан, и так размашисто замолотил по воде руками, словно за ним гналась стая зубастых пираний.

― Могу и задом кувыркнуться, ― радостно произнёс он, ― только раскачайте меня, как на батуте.

― Хватит тебе, давай по очереди, ― подпрыгивая от нетерпения, сказал Колька.

― А тебе, Берка, приходилось в темноте нырять? В темноте, наверное, страшно? Могут разные приведения наслаждаться в воде.

― Обычно русалки любят купаться в прогретой воде.

― Что, сам видел?

― Сам ― нет, а деревенские ребята говорят, что на рыбалке видели. Поутру даже духи в тумане над рекой бродят, ― на мгновенье Берка задумался и замолчал, вспоминая рассказы ребят.

― Ты, Мишка, веришь этим бредням? ― вдруг спросил Колька.

― Я лично в них не верю, ― ответил он.

― Ладно, Ихтиандр, давай ныряй, может, тебе повезёт повстречать водяного.

― Ну, раз моя очередь, пошли в воду!

Мальчики зашли по колено и подготовили из рук «трамплин» для Кольки.

― На счёт три сбрасывайте, ― скомандовал Колька.

Колька не успел досчитать до трёх, как ребята столкнули его в речку. Колька, распластав по сторонам руки и ноги, подобно раку с растопыренными клешнями, плюхнулся брюхом, не успев на счёте «два» закрыть рот. Слово «два» прозвучало так, что Колька не узнал собственный голос из-за пузырей, поднимавшихся из воды.

― Что-то вздувается… ― хохотал Мишка, показывая рукой на то место, где скрылась голова Кольки.

― Это же… это же нечестно! ― произнесла всплывающая голова, ― я не успел досчитать…

― Ты не вовремя сорвался, счетовод, ― смеясь, сказал Мишка.

― Тогда это не в счёт, ― выпалил Колька и взглядом поискал сочувствия у Берки.

― Я не против, можно будет и повторить.

― Держите! ― скомандовал Колька и, скользя мокрым телом, опираясь на плечи ребят, он во второй раз взобрался на подготовленный их руками «батут».

С шумом рассекая водную гладь, посередине реки, надрывно ревя, неслась моторная лодка.

― Сейчас будет волна! ― радостно воскликнул Колька. ― Нам не страшен девятый вал… ― раздался его голос, и говорящая голова, сорвавшись с «батута», скрылась под набежавшей волной.

Накрывшая берег волна шумно прошлась по прибрежному песку, на мгновенье, задержав свой бег, остановилась и, спохватившись, что на берегу ей нечего делать, поспешила обратно, не забыв украдкой замыть ребячьи босоногие следы, оставленные на песке. Говорящая голова Ихтиандра на поверхности воды появилась не сразу.

― Наверное, ещё одну ржавую банку нашёл, ― сказал Мишка и засмеялся, вдруг заметив появившуюся из воды Колькину голову.

― А какой шум под водой от моторки! ― прокричал удивлённый Колька, озираясь по сторонам и всматриваясь вслед удалявшейся за поворотом лодки.

У берега на противоположной стороне реки виднелась вереница бревенчатых плотов, связанных между собой. Они не плыли, а просто вскидывались на волне вверх и опускались под воду, словно развлекались на подводных качелях.

― Вот бы с них понырять, ― с завистью в голосе сказал Берка, ― там самая глубина.

― А водовороты! Ты хочешь рискнуть? А если мать узнает, ― произнёс Колька, ― потом ни в жизнь одних не отпустит на речку.

― Никто не узнает. Правда, Мишка? ― сказал Берка и посмотрел на него.

Мишка помолчал, размышляя.

― Ну вот, кто узнает, что мы туда плавали? А?

― А если что, спасут нас. Вот там, за «фанеркой», спасательная станция с флагом ОСВОДа.

Яркое солнце купалось в реке, отсвечивая серебристыми лучами, словно туго натянутыми рояльными струнами. Для затравки Мишка первым сбежал в воду, широко расставив руки и улыбаясь, оглядывался на ребят. Его взгляд, словно магнит, приглашал друзей дерзнуть в этом заплыве. Колька, помня наказ матери, нерешительно последним вошёл в воду.

Плыть на глубине, где под тобой бездна воды, с воспоминаниями рассказов о морских чудовищах, морском дьяволе и водоворотах наводило необычный страх. «Вот тебе и Ихтиандр», ― робко подумал Колька и стал грести вслед за ребятами. Отплыв от берега, Колька почувствовал, что вода под ним дышит, словно живая. То она поднимала его наверх, и ему казалось, что бревенчатые плоты совсем рядом, то вода опускала его, и тогда, кроме серой массы и двух голов над водой плывущих мальчиков, ничего не было видно.

Вдруг Колька стал ощущать, что цель, которую он выбрал на противоположном берегу, стала смещаться и уходить в сторону. Он попробовал скорректировать движение, но через некоторое время, новая цель опять стала уходить. И чем ближе он приближался к плотам, тем сильнее стал ощущать, что его уносит куда-то в сторону. «Это течение, ― сообразил Колька, ― и почему я сразу-то не смекнул». Он стал из последних сил стремиться как можно быстрее доплыть до плотов. «Похоже, я устал», ― подумал он и, обессилевший, в последний момент ухватился рукой за скользкое и гладкое, как столешница стола, бревно, которое в связке с другими составляло вереницу плотов, вытянутых вдоль берега. Уставшие ноги от невидимого течения удивительным образом стало затягивать под плот. Собрав последние силы, Колька заставил себя подтянуться и выбраться на мокрую и скользкую поверхность брёвен. «Вот где бы пригодились способности Ихтиандра», ― подумал Колька и обернулся, чтобы увидеть ребят.

Они, сидя на плотах, расположились невдалеке и, опустив ноги в воду, разглядывали у плотов резвившуюся стайку гольянов.

― Перебирайся к нам! ― прокричал Берка.

Из-за поворота показался буксир. Надсадно дымя, он тянул баржу.

― Сейчас будет волна, ― крикнул Мишка и, поднявшись на плот, приготовился нырнуть под волну.

Колька и Берка насторожились и стали наблюдать.

― Посмотрим, какая будет волна! Пусть пройдёт баржа, ― сказал Мишка.

Берка бешено заколотил по воде ногами, обдавая брызгами Мишку.

― Вот тебе волна! ― закричал он и засмеялся, ожидая, что Мишка раньше времени сиганёт в воду.

― Не бесись! ― вырвалось у Мишки, и он посмотрел вниз, где плескалась вода о брёвна.

Волна всей своей силой ещё не докатилась до плотов, а плоты уже пришли в движение, раскачивая брёвна, словно качели.

― Они нас заметили! ― сквозь шум катера и плеск воды донёсся крик Берки.

Берка помахал рукой проплывающему каравану. Короткий, прерывистый гудок вдруг сорвался со стороны проплывающего буксира, и звук, словно чайка, коснувшись крылом воды, затерялся в шуме прибоя, ласкавшего загорелые ноги ребят. Берка попытался привстать на скользкое бревно, но оно предательски спружинило и погрузилось в воду, и Берка, соскользнув с бревна, оказался в воде, едва успев ухватиться руками за всплывающий комель.

― Эх ты! ― сказал, улыбаясь, Колька. ― Нырять надо было! Сам же твердил, что на глубине нырять лучше щучкой.

― Щучка-штучка тебе! Хорош надо мной надсмехаться!

― На то и щучка, чтобы карась не дремал! ― произнёс Колька и, оттолкнувшись ногами о плот, сиганул навстречу новой накатившейся волне.

Солнце уже катилось на закат и затем исчезло за крутым берегом, тянувшимся вдоль кромки воды извилисто, словно змея. На берег у самой воды теперь только падала серая тень, как ниспадал театральный занавес перед окончанием спектакля. Пора было собираться домой.

Втроём, с подкашивавшимися от усталости босыми ногами, осыпая грунт склона и оставляя след, похожий на вспаханную борозду, они с трудом затащили мотоцикл на берег. Вдруг над рекой и над макушками деревьев, скрывавшими видимость реки, запел монотонно мотор.

― Похоже, «кукурузник» застрекотал, ― задрав голову, произнёс Берка. ― Вот он, двукрылый, зелёный, совсем, как кузнечик.

Самолёт вынырнул из-за деревьев.

― А почему его зовут «кукурузником»? Может, кузнечиком лучше назвать? Видишь, как стрекочет.

― Какой он тебе кузнечик, ― ответил Берка. ― Он разве прыгает по воздуху?

― Ещё как прыгает! Мне рассказывали, он все воздушные ямы ловит. Аж дух захватывает!

― Вот бы полетать нам на нём!

― А что, давай попросим!

И они, дружно подняв руки вверх, закричали:

― Аэроплан, аэроплан! Посади меня в карман.

А в кармане пусто, выросла капуста,

А в капусте червяки. Все ребята ― чудаки!

― А что, и вправду он нас мог услышать?

― Наверное, мог. Вон как мы кричали! Только ему некогда с нами возиться. Он же Ан-2, «кукурузник».

― Ну и что?

― Как это ну и что? Он спешит, ему кукурузу надо обрабатывать.

― От кого?

― Ну а ты как думаешь?

― Не знаю.

― Эх ты! От вредителей полей! Он ещё разные грузы может возить, пассажиров и почту. У него и санитарные рейсы бывают. Во время войны женщины-лётчицы на похожем По-2 ночные полёты совершали. Фрицев бомбили. А в ДОСААФ с Ан-2 и парашютисты прыгают.

― Значит, «кукурузник» не только над полем летает!

― Ну, вот теперь и ты будешь знать.

― Прыгать с парашютом можно и в нашем городском саду. Это тебе не щучкой в реке нырять. Там высоченная парашютная вышка стоит. По ней не просто взбираться наверх, поэтому детей не пускают. Однажды Витюха хотел с парашютом спрыгнуть, но его не пустили, сказали, что он каши мало ел, поэтому весом не вышел.

― Что, груз нельзя было подвесить к его ногам? Как у водолазов, чтобы под водой находиться и не всплывать в своём костюме.

― Почём мне знать.

Мишка собрался катить домой на своём мотоцикле, а Колька с Беркой решили заглянуть в городской сад, чтобы ещё раз посмотреть на вышку, на которой висел белый купол парашюта. Купол, словно шар одуванчика, всегда находился на самом верху вышки и по тросу опускался с новоявленным парашютистом, пожелавшим ощутить радость полёта. Любителю острых ощущений предварительно требовалось карабкаться по отвесной металлической лестнице на самый верх, на площадку, где на ветру болтались на стропах парашютные ремни. В этот раз желающих спуститься с парашютом почему-то не было. Из окна небольшой фанерной будочки выглядывало услужливое лицо кассира, готового за полтинничек предложить захватывающий полёт.

― А что, парашют всегда раскрыт? ― поинтересовался удивлённый Берка, задрав голову и всматриваясь ввысь, где на ветру покачивался скреплённый тросом белоснежный купол.

― По-другому раскрыть парашют не получится, ― ответил Колька. ― Не успеет наполниться воздухом. Вот с «кукурузника» это вышло бы здорово. Он у парашютиста в специальной сумке лежит, и его надо самому раскрывать, при этом ещё нужно не растеряться и уметь парашютом управлять. А здесь аттракцион, только знай себе прыгай и не бойся, что парашют не раскроется. Он по тросу плавно на землю опустится. А лететь без парашюта тоже придётся с площадки вышки, пока не натянутся стропы. Стропы-то длинные. За это время успеешь в штаны навалить. Лучше прыгать на пустой желудок, ― игриво с усмешкой сказал Колька.

― А про кашу почему Витюха говорил, когда собрался прыгнуть?

― Непонятливый ты, Берка! Каша ― это развод, чтобы малых не пускать прыгать. Вес-то у нас, как пушинка. Будем на тросе болтаться, словно маятник у часов.

― Что, может, до дому пойдём? Что-то есть захотелось, не надо было про кашу вспоминать.

― Пошли! У нас же проволочная переправа есть через овраг. Можем там налетаться. Высота и ручей даже лучше этой вышки. И дух захватывает на пустой желудок. А чтобы «дух» успокоить, можно по дороге подкрепиться, в чей-нибудь огород заглянуть. Моркови надёргать с горохом, чтобы «душок» покрепчал.

― Ты о каком всё душке говоришь? ― спросил Берка.

― О том, что реактивную тягу создаёт. Сообразил?

― А чем тормозить будешь, гороховый принц?!

― Да, это важно! Тогда лучше помидоров с огурцами набрать. Всё в животе спокойней будет. Жаль, что Митюхи с нами нет. Небось, уже дома сидит и кашу уплетает.

― А я помидоры зелёные всё больше люблю, ― начал было Колька, ― особенно, когда их рвёшь прямо с куста. Тогда они пахучие и похожи на зелёное яблоко. Только соль нужна. Зубами вцепишься в ещё упругую зелень, аж хруст на зубах стоит, и запах ударит в нос, похожий на травы, что у ручья растут, а солью посыплешь надкушенный помидор и с хлебной горбушкой в рот запустишь, за милую душу еда сойдёт. И райских яблок не надо… ― Колька прищурился и облизнулся, словно он проглотил очередной ароматный кусок.

― А что, может, заглянем по пути в чей-нибудь огород. Всё веселей до дома идти будет.

― Не боишься? А если бежать придётся? Растеряем все помидоры. Какое тогда будет веселье? Однажды из-за яблок пришлось с ребятами целый квартал бежать. Правда, одного из нас, «артиста» Юрку Укропа, словили. Пришлось ему раскрыть весь наш репертуар и всю нашу «концертную группу» представить. Правда, не зрителям, а участковому.

― А при чём тут концертная группа?

― Да отомстить мы хотели с ребятами хозяину яблоневого сада, что не дал полакомиться урожаем. Вот и собрали «музыкально-ударную группу» и решили с ребятами закидать камнями крышу его дома. Устроить ему под вечер концерт.

Кидали дружно, правда, и на соседские крыши камни попали. Главным в нашей группе был «дирижёр» Кеша. Он, видно, не учёл, что «музыканты» неопытные, попутали «нотные строчки» — крыши домов, ну и стали пулять камни куда попало. После этого концерта хозяин сада соседей собрал с улицы и каждый вечер стал нас ждать и караулить, когда «артисты» опять наведаются. Ну и однажды чуть всех и не словили, пришлось бежать, еле ноги унесли. Не повезло только Юрке-«ударнику». Штаны не удержались у него на нужном месте. Запутался он в них. Словили его. Ну, после и нам пришлось держать ответ.

― Может, мы дождёмся, пока стемнеет? ― забеспокоился Берка.

― Ты что, уже напугался? Ладно уж, ― тяжело вздохнул Колька, ― дождёмся следующего раза.

Косые солнечные лучи уже не касались земли. Их желтоватый свет освещал только верхушки деревьев, покрытых густой зеленью листьев, откуда доносились звуки от вдруг налетевшей воробьиной стаи. Их музыкальная распевка напоминала подготовку к очередному вечернему концерту.

Мальчишки неторопливо с разговорами шли по дороге домой, то и дело бросая косой взгляд на огороды, поросшие молодой зеленью, за которыми сквозь щербатые заборы проглядывали не успевшие вызреть зелёные помидоры.


Рассказы

Музыкальный щегол

День выдался солнечным, но Колька, проснувшись, ходил грустным. У соседа с утра заливался пением щегол. А у Кольки в клетке была только чечётка. Хоть и считалась она певчей птицей, но по своему музыкальному образованию не дотягивала до солиста щегла. Щегол не только считался успешным исполнителем, но он и выглядел всегда безупречно. Носил светло-серый фрак. Крылья были ярко-желтые, обрамлённые чёрными перьями. На ногах коричневые с розовым отливом туфельки. При этом выпирающий у щегла белый животик, как у настоящего оперного певца, украшал чёрно-белый рисунок хвоста. Красный галстук-бабочка спереди придавал ему неповторимый щегольской вид. О такой птице Колька давно мечтал. И однажды на сэкономленные деньги он за полтора рублика купил щегла у соседа, посадил в клетку-садок и стал наблюдать. Щегол на редкость оказался спокойным. Перелетал с жёрдочки на жёрдочку. Иногда слетал на пол клетки, где для него был приготовлен корм: семечки, колючий репейник и маленькая стеклянная баночка из-под крема, наполненная водой. Щегол семечку расщёлкнет, да так, что она издаст жалобный хруст, и скорлупки, словно мотыльки, разлетятся по сторонам, а потом переключится на колючую шишку из репейника. Тут уж своё искусство щегол проявляет аккуратно. Ухватит кончик ершистой колючки, резко клювом потянет его на себя, вот и оно, зёрнышко репейника, и перекусить теперь им можно. Нашелушит за целый день ворох скорлупок, разбросает их по клетке, а некоторые и через проволочные прутья клетки разлетаются по полу комнаты.

― Опять намусорил твой щегол, ― с горечью скажет мама, ― придётся мне за уборку браться.

Возьмёт пушистую метёлочку, вздохнёт и начнёт сметать с полу разбросанную шелуху.

― Я сам, ― скажет Коля, ― это же мой дружок насорил.

Возьмёт из рук мамы голичок и начнёт им махать вправо-влево и быстренько разметёт шелуху по всей комнате.

― Не годится так, ― промолвит мама, ― надо аккуратно сметать мусор, в кучку, и потом совком собрать и вынести на улицу.

Коля присядет на стул, посмотрит на свой труд. Вроде под клеткой на полу чисто получилось. А то, что скорлупки от семечек и ершистые хвостики от репейника под кровать разлетелись ― не беда, их сразу и не заметишь. Какой прок их оттуда вытаскивать? Потом можно собрать, когда генеральную уборку в комнате делать будут. А щеглу-то что, ему и дела до этого нет. Сидит на жёрдочке и молча, как на качельке, раскачивается. Это развлечение ему тоже придумал Коля, чтобы он не скучал в одиночестве. А вот петь что-то не очень ему хотелось. То ли возраста ещё певчего не достиг или грамоте музыкальной с детства не обучался. И всё время Коля в размышлениях пребывал, как бы помочь щеглу освоить эту самую грамоту.

Тут Коля вспомнил, что утром передача детская идёт, «Пионерская зорька» называется. В ней звучали весёлые и бойкие песни для ребят, про чижика-пыжика, петьку-забияку и всякие разные. Бывало, и про жизнь пионерскую ребячью рассказывают. Решил Коля радиоприёмник рядом с клеткой щегла поставить. «Если у самого щегла тяги к пению нет, ― думал Коля, ― может, эта передача наведёт его на мысль, что ему грустить не стоит. А может, на свободе мало летал, не встречался с весёлой компанией своих собратьев. Так уж лучше пусть послушает по радио, как весело живут и дружат ребята. А иной раз классическую музыку передают. Говорят, она тоже влияет на интеллект». День проходит, другой, но концертной программы от щегла так и не предвидится.

«Может, угостить щегла сладостью, ― решил Коля. ― Чтобы настроение у него поднялось». Взял он со стола шоколадную конфету с названием «Ласточка» и решил угостить щегла, думая, что это как-то повлияет на певческие способности. Всё же родственная птичья связь у них есть. Решил сначала сам откусить первый кусочек от конфетки, затем откусил второй кусочек и положил его в клетку щегла, стал наблюдать и заметил, что щегол недоумённо смотрит на него и не может понять, что же Коле от него нужно. Потом перевёл взгляд на угощение. Отвернулся, взлетел на жёрдочку и ноль внимания. «Может, постеснялся принять угощение», ― подумал Коля и решил тогда другим делом заняться. Придумал воздушный винт смастерить. Может, он как-то поможет навеять щеглу лирическое настроение. Обёртка от конфеты с блестящей фольгой у края клетки осталась.

Пока Коля собирал воздушный винт, щегла заинтересовала блестящая бумажка. Клювом он попытался дотянуться до неё, но это у него получалось плохо. Теперь он стал больше проводить время возле блестящей обёртки. Поведение и внешний вид как-то сразу у щегла поменялись, и он забыл про жёрдочку и верёвочную качельку, на которой проводил всё своё время. Сейчас его больше влекло на пол клетки, где он пританцовывал возле блестящей обёртки от конфетки. Нет-нет, да и голосок стал прорезаться у него в виде глуховатого треска. Коля стал присматриваться к щеглу. Он стал напоминать ему артиста, который перед выходом на сцену прихорашивается перед зеркалом и распевает себе под нос концертную мелодию.

«Может, щеглу не хватает такого артистического туалета в виде зеркала в гримёрке?» ― подумал Коля и побежал в комнату матери, где на столике лежало маленькое зеркальце, которым он не раз запускал солнечные зайчики. Решил приладить он зеркальце в клетке, устроить подобие гримёрки для щегла. Пусть теперь зеркальце служит щеглу вместо обёртки конфетной. А в качестве лакомства закрепил на ниточке кусочек белоснежного сахара и стал снова наблюдать.

Щегол некоторое время недоверчиво разглядывал необычные атрибуты, появившиеся у него в клетке, осматривал он их с интересом со всех сторон. Затем он щёлкнет клювом по кусочку искристого сахара, поразмышляет некоторое время и подсядет к зеркальцу. Смотрит в него, никак не может понять, откуда же рядом с ним появился похожий на него собрат. Тогда и решил щегол на птичьем языке пообщаться со своим двойником. Издал он необычный звук: три-и-к, три-и-к, затем дважды повторил его и, не получив ответа, слетел на жёрдочку. А после решил снова вернуться к зеркальцу и, усевшись перед ним, произнёс целую связку музыкальных звуков. Приостановился, прислушался и наклонил набок голову. Ответа ему не последовало. Он повторил ещё раз разученную мелодию уже более длинной трелью. Прислушался опять. И затянул с небольшим перерывом целый куплет. Ему это понравилось. И крутясь, и красуясь своим ярким нарядом в отражении зеркала, он стал издавать различные звуки, переходящие в звонкие трели, с каждым разом расширяя свой певческий диапазон. Диапазон его голоса в две октавы по достоинству оценил любитель феерических выступлений кот Мурзик, с любопытством наблюдавший за ним с подоконника.

Любуясь собой в зеркальце, щегол всё чаще слетал к кусочку искристого сахара, который излучал лучистые искорки подобно софитам на сцене, и, ненадолго отвлекая взгляд на завораживающую игру света сахарных крупинок, снова возвращался на эстрадную площадку перед зеркальцем, продолжая любоваться своим отражением и распевая длинные оперные партии.

― Щегол-то у тебя настоящий нарцисс, ― как-то раз сказала мама. ― Ему только и выступать с концертной программой на фестивале «Алябьевская осень» в нашей Тюменской филармонии.

Теперь Коля решил, что клетку с щеглом можно выносить во двор, чтобы все ребята слушали не только «Пионерскую зорьку», но и нашего нарцисса щегла.


Воздушный винт

Лето выдалось жаркое и знойное. Щеголиная трель звучала ярко и сладострастно только в первой половине дня, до того самого момента, когда по радио начиналась детская передача «Пионерская зорька». Коля, забыв про все свои дела, вбежал в дом и, усевшись поудобнее на диван, стал внимательно слушать передачу, стараясь не пропустить последние пионерские новости.

Особенно его увлекала история, которая приключилась с мальчуганами Яшкой и Валькой из повести Аркадия Гайдара «На графских развалинах». Фрагменты этого произведения звучали в конце каждой передачи. Коля мечтал найти себе такую книжку. Школьная библиотека во время летних каникул не работала. А бежать в библиотеку Дворца пионеров по такой жаре тоже не хотелось. И тут Коля вспомнил, что ещё не успел доделать воздушный винт, когда задумал привить щеглу тягу к пению. Винт Коля тоже относил к силе воздуха, как и любовь к этой стихии, которую испытывал щегол.

В тот раз он только отыскал жестянку для винта, которую пришлось вырезать из консервной банки. Банка нашлась не сразу, пришлось бежать в овраг, куда сбрасывали с дворов разный мусор, и искать её там. Ещё с занятий в авиамодельном кружке во Дворце пионеров он помнил, как надо правильно рассчитать контур винта, чтобы у него появилась подъёмная сила. Колин винт будет взлетать вертикально вверх, при этом крылатый мотор должен издавать поющие звуки. Примерно такие, которые возникали при полёте нарцисса щегла. Вид винта из консервной банки Коле не понравился. Он не желал принимать форму «поющего» пропеллера. И тут Коля вспомнил про дядю Мишу. Как-то однажды с отцом он ходил в сигнальную мастерскую, где делался ремонт железнодорожных фонарей, находилась она возле путей паровозного депо и располагалась в старом деревянном доме, срубленном из брёвен, которые со временем обветшали и приобрели неказистый вид. В мастерской над разными приборами, необходимыми для безопасного движения поездов, колдовал мастер дядя Миша. Он ремонтировал сигнальные фонари, звуковые рожки для путейских рабочих и даже делал ключи для амбарных замков, на которые закрывали стрелочные переводы, чтобы мальчуганы-шутники ненароком не перевели стрелку железнодорожных путей. Иначе поезд вместо главного пути мог попасть на другой путь, второстепенный, занятый уже другим составом. Тогда уж точно могла случиться авария. Вагоны и локомотив могли сойти с рельсов. Вот тогда-то Коля и заприметил в мастерской у дяди Миши слесарный инструмент и различные приспособления, пригодные для изготовления заветного воздушного винта. А ещё он заприметил блестящие тоненькие пластинки из металла, которые стопкой громоздились на рабочем верстаке дяди Миши. Они были ровные, как раз бы сгодились для его поделки.

Сбегать к дяде Мише для Коли ― пара пустяков. Дядя Миша обрадовался, когда заметил Колю, стоящего на пороге мастерской. Его лицо сияло доброй улыбкой.

― Проходи, рассказывай, каким ветром занесло? ― произнёс дядя Миша, вытирая о фартук большие натруженные руки.

Услышав фразу про ветер, Коля сразу представил воздушный винт.

― Воздушный винт задумал сделать, ― поспешил ответить он, ― а вот подходящей жестянки не нашёл.

― Поди, как у Карлсона, с моторчиком? ― поинтересовался дядя Миша и, сдвинув со лба на нос очки, закреплённые на голове бельевой резинкой, разглядывал Колю почти в упор весёлыми глазами, которые смотрели из-под густых, косматых бровей.

― Нет, у меня моторчик деревянный будет из катушки из-под ниток. А воздушный винт из жестянки.

Дядя Миша улыбнулся и стал рыться среди металлических обрезков на верстаке, подбирая подходящую жестянку.

― Такая жестянка подойдёт? ― спросил он, протягивая на вид подходящий по размерам кусок металла.

― Подойдёт! Только ножницы теперь хорошие надо, ― сказал Коля, повертев заготовку из жести в руках.

― Ну, рисуй свой воздушный винт, а я пока отыщу ножницы.

― Конечно, я мигом!

И, расположившись у верстака, как заправский мастер, Коля стал рисовать на металле узор, похожий на часть крыла стрекозы, затем пририсовал вторую половинку. Он покрутил пластинкой над головой, вытянулся, встав на носочки, и, словно раскрученный пропеллер, потянулся вверх, в воздух, и громко прожужжал: жу-у-у-у!

― Кажись, в самый раз! Не хуже, чем у Карлсона, ― с улыбкой произнёс он.

― Ну, я побежал! Мне ещё катушку из-под ниток раздобыть надо.

Дома на полке Коля нашёл мамину шкатулку с нитками и стал рыться в ворохе ниток, пуговиц и резинок.

― Вот такой чурочек, похоже, сгодится.

И он выбрал самый большой, с ниткой серого цвета.

«Теперь надо успеть распустить нитки, ― подумал Коля, ― пока мама не вернулась из города». Он уселся на крыльцо, потянул конец нитки и стал распускать катушку. Катушка в руках зачертыхалась, нитки вначале неохотно сматывались с катушки, путались, пока ажурная паутина из ниток окончательно не сплела его ноги. Коля испугался, попытался встать и убежать, пока мать не застала его за этим занятием. Но ноги почему-то не слушались, как обычно, и он стал походить на стреноженного коня. Коля решил было сделать маленький шажок, чтобы позвать на помощь Валерку, но не удержался на ногах, словно кто-то прижал его к земле. Он присел, облокотился на руки, как бы готовясь преодолеть стометровку с низкого старта, да с места не смог оторваться. Получился фальстарт.

«Нет, ― решил он, ― так может произойти конфуз, скорей надо самому выпутываться из этой истории, ― подумал он, ― сейчас бы и перочинный ножичек сгодился». Только не предусмотрел он его прихватить. Не думал, что влипнет в такую историю. «Вот как нехорошо получилось», ― рассудил он.

Собака Барсик, дремавшая в конуре, высунула из будки заспанную морду, заприметив, что что-то не ладное происходит с Колей, дважды зевнула, почесала лапой за ухом и, ничего не поняв, разлеглась, продолжая наблюдать за ним.

― Барсику хорошо, ему не попадёт от мамы, ― раздражённо себе под нос пробурчал Коля, ― шёл бы да помог лучше! Чего разлёгся?

Но от этих слов Барсик ещё глубже уткнул морду в лапы.

― Если не хочешь помогать, то не спускай лучше глаз своих с хозяйской миски, ― с обидой пробормотал Коля.

Он стал дрыгать ногами, словно швейная машинка. Нитки с ног начали скручиваться и сползать к сандалиям. Потом Коля сбросил сандалики и освободил ноги от пут.

«Как я раньше не догадался, ― удивился он. ― Добегу до Валерки, вдвоём катушку с нитками быстрей размотаем». Валерка только вышел из дома. На голову напялил из газеты пилотку и не замечал вроде Колю.

― Помощь твоя мне нужна, ― сказал ему Коля, ― винт воздушный собрался делать.

― Вентилятор, что ли? ― поинтересовался Валерка.

«А что, может, вентилятор сделать, ― эта мысль вдруг осенила Колю, ― на улице-то жара стоит». А потом смекнул, что для этого мотор другой нужен, помощнее, чтобы воздушный винт раскручивать.

― Нет, ― говорит, ― с катушки винт запускать буду.

― С какой катушки? ― удивился Валерка.

― С самой обыкновенной, ― и показал ему серые нитки, смотанные на катушке. ― Поможешь размотать их, а то совсем в них запутался!

И подал ему гвоздь и катушку с нитками.

― А гвоздь зачем?

― Гвоздь в катушку вставишь и держать двумя руками будешь, как руль у велосипеда, ― объяснил Коля, ― а сам я с ниткой побегу по улице. Надёжней так будет, чтобы не запутаться двоим в нитках.

Валерка удивлённо посмотрел на Колю, но ничего не сказал. Раз надо, так надо.

― А может, Юрку позвать? ― вдруг спросил он. ― К велику привяжем нитку, и пусть катит по улице по своим делам. Двойная польза будет. И зачем самим сломя голову по улице бегать?

Юрке такая идея сразу понравилась. Выкатил он свой драндулет с ржавыми ободками.

Зацепили нитку за багажник, и Коля, как паровозный толкач, стал разгонять Юрку с великом, да так разогнал, что от шума и скрипа велика всех соседних курей распугал. Скрипя педалями велика, Юрка покатил, ковыляя задом на раме, по тротуару вдоль домов. Катушка на гвоздике в руках Валерки бешено стала крутиться и разматывать нитку.
На шум курей и доносившийся с улицы скрип Юркиного тарантаса сбрякала калитка ворот, и показалась баба Нюра. Она остановилась и, посмотрев по сторонам, ничего не смогла понять, чем это с раннего утра ребятня развлекаться решила, что курям нет покоя. Покрутилась она возле ворот и чувствует, что ноги всё хуже начинают двигаться. Из дома за ворота вроде шаркала ножками, а в дом они идти не хотят. Глянула на башмаки, а они паутиной покрылись. «Вот старая я, неужели в паутинную сеть попала», ― подумала она и давай нитки, как паутину стряхивать. А нитки крепкими оказались. Колька не разглядел, что десятый номер взял.

Юрка тем временем разошёлся, педали крутит, как маневровый паровоз, пыхтит и спутанную ниткой бабку словно на буксир взял и чуть с ног не свалил. Завращалась она, словно винт воздушный, вокруг оси своей, только подол веером трепыхается. А Валерка с Колей за животы схватились и со смеху по траве катаются.

― Вот тебе и воздушный винт получился, ― смеясь, сквозь слёзы выдавил Валерка, ― бабка, как веретено, кружится, и моторчика не надо.


Глиняные бомбочки

Коля соскочил с крутого обрыва в овраг. Его потрёпанные ботинки сразу зарылись в песок, наполовину смешанный с глиняными катышками. От радости от удачного приземления Колю тотчас охватил восторг сбывшейся мечты: вот так просто скатиться на задней точке, шурша догоняющим камнепадом, прямо к руслу ручья. Валерка с Юркой стояли на краю обрыва и размышляли, что им делать: повторить проделанный Колей кульбит или спускаться по едва заметной пологой тропинке, видневшейся вдали. Валеркин взгляд блуждал по откосу оврага, не находя более удобного спуска.

― Ну что, прыгать будем? ― спросил Валерка.

― А ты не боишься в ботинках оказаться в ручье?

― Была не была, я босой прыгну, ― ответил Валерка, снял ботинки и, связав узлом шнурки, перебросил их себе на плечи.

Осторожно присев на корточки и придерживаясь руками, он, съезжая вниз, стал бороздить по склону, оставляя след.

― Нет уж, я прямо в ботинках, ― произнёс Юрка, ― они у меня всё равно «есть просят». Зачем беречь я их буду?

― Тихо ты, не разгоняйся, а то мы точно окажемся в ручье, ― с досадой произнёс Валерка.

Только он успел произнести эти слова, как Юрка с толкача подцепил Валерку, и они дружно вдвоём в сцепке скатились прямо в ручей. Рот у Кольки расплылся в улыбке. И, недолго думая, он тоже спрыгнул в ручей, который скрыл по колено его ноги.

― Теперь никому обидно не будет, ― улыбаясь, произнёс он, и все втроём радостно засмеялись.

Крутой склон отбрасывал длинную тень, которая накрывала ребят и говорливый журчащий ручей. Косые, ещё по-вечернему яркие солнечные лучи, проникавшие до самой глубины оврага, едва касались выгоревших на солнце ребячьих голов. Мальчики стояли в буро-коричневом потоке воды. У самой кромки ручья над водою повис изогнутой саблей камышовый росток ярко-зелёной окраски. Колька ухватился за него, чтобы выбраться на берег, потянул его на себя и вместе с ростком и комом, выдернутым из глины, повалился на край ручья. Потом он стал шарить рукой в воде, разгоняя пенистые буруны, пытаясь нащупать в воде что-то ценное, скрытое от ребячьих глаз.

Вдруг со дна ручья он поднял глиняный ком. Ребята, стоящие по колено в воде, сгрудились у Колькиных рук, пытаясь разглядеть непонятную находку.

― Что это у тебя? ― поинтересовался Юрка.

― Мокрая глина. Не видишь?

― И зачем она тебе?

― Как зачем?! Из неё что угодно можно слепить, ― произнёс Коля.

Валерка ущипнул кусок глины, помял её в руках и, размахнувшись, запустил вдоль ручья. Брызги и всплеск воды с оранжевыми кругами уносились ручьём среди ивовых кустов, свисавших над водой.

― У меня идея! Мы можем наделать глиняные бомбочки, ― восторженно объявил Коля.

― Коля, ты странный какой-то. То тайны у тебя, сейчас появились идеи. Делись, для чего сдались тебе глиняные бомбочки?

― А что? Метать на дальность будем!

― В кого ты собрался метать их? Что, вот так просто бросать? ― и, отщипнув новый кусок глины, Валерка швырнул его теперь уже в кусты.

Глиняный комок, прошуршав в листве ивняка, залип на ветке, и она, раскачиваясь, словно маятник часов, совершив несколько плавных покачиваний, изогнулась дугой, склоняясь над ручьём.

― Это же проще простого так кидаться, ― сказал Валерка.

― Подумать только, ― съязвил Юрка, ― миномёт бы лучше пригодился!

― Нет, вы не поняли. Смотрите, ветка изогнулась под тяжестью глины, но не сломалась. Вот из прутьев и сделаем метательное оружие. Подобие миномёта. Метать бомбочки и будем.

― Не понял, ― произнёс Юрка, вылезая из воды, и посмотрел на ребят с досадой в глазах.

― Сейчас поймёшь!

И Колька, шлёпая ногами по воде, направился к ивняку, свисавшему над водой. Юрка с Валеркой тем временем выбрались на берег и со смехом во все глаза глядели, как Коля неловко, будто на ходулях, перебирал ногами и поочерёдно с трудом переставлял их, застревая в глиняной трясине, устилавшей дно ручья.

― Смотри, затянет тебя глиняное месиво, а мы не успеем даже руки подать, чтобы вытащить тебя!

Коля то и дело поддёргивал руками сползающие штанины, которые успели намокнуть и под тяжестью напитавшейся влаги свисали, словно их кто-то постоянно стягивал цепкой коварной рукой из-под воды. Мысль от ощущения, что могло в ручье завестись и хозяйничать непонятное существо, наводила ужас и страх, Коля старался как можно быстрей преодолеть вязкое дно и добраться к намеченной цели. Ноги предательски вязли в трясине, их приходилось с трудом переставлять, поднимая фонтаны брызг. Вдруг налетевший ветер опрокинул кусты ивняка, они наклонились до самой воды, зашумели и перегородили ручей. Тень от кустов упала на воду, и листья, коснувшись воды, затрепыхались, словно бабочки, попавшие в растянутую паутину. Коля оглянулся в сторону ребят, которые не поспевали за ним и пробирались вдоль берега, осторожно раздвигая кусты крапивы. На вытянутых руках высоко над головой они несли штаны и ботинки.

― Эй! Вы почему отстали? Мы почти у цели!

В это время в воде между ног Коли что-то трепыхнулось и попыталось проплыть, но застряло, подняв у самых колен пенные полосы, которые шлейфом спускались под самые кусты ивняка. Коля со страху отпрянул в сторону берега и, ухватившись за ивовую ветку, выскочил из воды. Тут сердце у Коли ёкнуло, и морозец по коже пробежал. Он набрал в рот воздуха и хотел произнести, что в воде на него напало непонятное существо, как Юрка первым заметил проплывающую корягу.

― Ты разве не видел, что рядом с тобой сом проплывал? ― смеясь, произнёс он. ― Натуральный, усатый.

Почему ты его не словил?

― Сам ты сом!

Ему не хотелось признаваться, что испугался, и он сказал: «А мне надоело шастать по воде!». Ребята улыбнулись и присели возле кустов, разглядывая раскидистые ивовые прутья.

― Может, костёр разжечь? Что-то прохладой потянуло, ― предложил Юрка. ― На склоне запросто можно набрать сухостоя.

― А чем разжечь? ― спросил Коля.

― Палочки будем тереть друг об друга! Как Робинзоны!

― Можно и деревяшками потереть, если бы Коля не упустил в ручье корягу, ― смеясь, произнёс Валерка.

― А у меня вот спички, я их сохранил, поэтому мне и не хотелось лезть в воду, ― бодро сказал Юрка.

Валежник и травяной сухостой собрали быстро. Юрка, сложив ветки шалашиком и подсунув под них пучок сухой травы, подпалил костёр, чиркнув спичкой. Неуверенный дымок неохотно потянулся вверх, потом надломился, словно подсохшая ветка ивняка, и появившийся ярко-жёлтый язычок пламени побежал вверх, оббегая и обжигая всё новые ветки сооружённого наспех костра. Налетавший ветерок разметал по кустам догорающие пепельные огарки прутьев, похожие на белокрылых мотыльков.

― Ну что, наломаем ивовых прутьев! Я выбрал самый гибкий, ― произнёс Коля и изобразил движением руки размах, похожий на удар хлыстиком строптивого коня, потом заговорил с неподдельной робостью, ― а кто первым полезет в кусты?

― Сам объявил и залазь первым.

Удостоенный таким ответом Юрки, Коля нерешительно стал раздвигать крупные ветки, чтобы добраться до молодой поросли. Хитросплетение стволов затрудняло движение, потрескивающие звуки сухих веток стреляли в уши, и шум разносился над тихим ручьём, унося с потоками воды случайно сорванные листья.

― Мы туда не полезем! Наломай и нам прутиков! А пока мы поддержим огонь в костре.

― Нечестно так! Мне за вас опять приходится отдуваться, ― невнятно прозвучал из кустов Колин голос. Проверяя на гибкость, Коля отламывал прутики и складывал их один к одному. Потом пересчитал. ― Всем по три прутика, ― крикнул он, пробираясь сквозь заросли кустов.

Затем, шурша ногами по траве, он подошёл к ребятам и сел сбоку у костра.

― Выбирайте сами! ― сказал он и подал пучок прутиков с надломленными концами.

Мальчишки сидели на корточках, и каждый выбирал для себя лучший прут.

― Надо глины побольше побыстрее набрать, и нечего здесь задерживаться. Метать бомбочки будем с берега, на дальность, ― произнёс Коля.

Захватив комок сырой глины и прутья из ивы, они стали выбираться из оврага. Костёр догорал, поблёскивая едва мерцающими угольками, над которыми вспыхивали и гасли слабые синеватые язычки пламени. Налетавший ветерок разносил по траве остатки серого пепла от догоравшего костра.

Расположившись на берегу оврага, Коля первым скатал из сырой глины кругляш размером со сливу, насадил его на кончик прутика и проделал резкое движение рукой сверху вниз. Прутик с шумом просвистел над ухом Валерки. Уши у него встрепенулись, словно он спугнул назойливого комара.

Валерка вздрогнул и отскочил в сторону:

― Ты так заикой можешь сделать!

Коля улыбнулся.

― Здорово получилось!

Глиняная бомбочка, сорвавшись с прутика, со свистом, словно ножом, полоснула воздух и с громким шлепком угодила в самый низ противоположного склона у ручья.

― Сорвалась! ― с обидой произнёс Коля. ― Большую скатал! Поменьше буду делать.

Он взял кусок глины и скатал ещё три бомбочки.

― Эти для пристрелки! ― с важным видом заявил Коля и оглядел ребят.

Мальчики с любопытством смотрели на него, повторяя несложные движения по скатыванию в ладонях глиняных катышков. Затем ребята по очереди друг за другом стали запускать бомбочки, как миномётные снаряды. Бомбочки у них срывались с прутиков и улетали недалеко.

― Смотрите на меня, как надо метать! ― весело сказал Коля и запустил очередной снаряд.

Бжи-и-и-к! Бомбочка просвистела и шлёпнулась на склон, чуть выше ручья. Юрка, оглядываясь на Колю, долго крутил прутиком с насаженным глиняным катышком, обращая внимание друзей на своё умение. Он размахнулся и хватил рукой не сверху вниз, а наоборот. Бомбочка просвистела прямо под носом у Валерки и смачным шлепком влепилась в забор, расположенный сзади.

― Ничего ты даёшь, метатель! ― произнёс испуганный Валерка.

Ошарашенный Юрка от растерянности бросил на землю свой прутик и, широко раскрыв удивлённые глаза, прикрыл рот руками. Он стоял, потеряв дар речи, похожий на статую метателя диска, стоявшую в городском парке. На заборе красовалась расплющенная жирная глиняная лепёшка размером с ванильную булочку.

― Похоже, у нас Юрка пекарем стал, ― смеясь, произнёс Коля. ― Всем бы так научиться стряпать дома лепёшки! А может, мы лучше девчонок пригласим с нашей улицы, пусть посмотрят на Юркины способности.

И все дружно рассмеялись.


Кто зажигает звёзды

Кто зажигает звёзды
Послушайте!
Ведь, если звёзды
зажигают ―
значит ― это кому-нибудь нужно?
Значит ― это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!

В. Маяковский

Домой после вечерней рыбалки Колька с Юркой Щучкиным возвращались с Цимлянского озера.

На этот раз они решили идти обходным путём, минуя военный городок, через знакомый железнодорожный тупик, называемый «треугольником». Дневной зной, полыхавший весь день, словно огонь в паровозной топке, наконец, к вечеру поутих, и казалось, что с темнотой должна наступить долгожданная прохлада. Прогретый за день солнечными лучами воздух струился в округе, отражаясь от железнодорожного полотна, рельс и деревянных заборов, окружавших неухоженный тупик. По сухопутной тропе к дому им предстояло пройти мимо железнодорожной стрелки, предназначенной для перевода рельсовых путей, ещё не успевших остыть от дневного раскалённого солнца. Затем ребятам пришлось преодолеть путь вдоль тянувшегося оврага. Из него едва уловимо веяло настоянным запахом прелой травы, поросшей вдоль бесшумного ручья, укрытого обрывистыми берегами.

― Смотри! ― неожиданно произнёс Колька. ― Обходчик зажигает фонарь.

Ребята замедлили шаги, а потом и вовсе остановились, застыв на месте, и стали наблюдать за дежурным обходчиком, суетившимся у железнодорожной стрелки. Рабочий, не обращая внимания на ребят, невозмутимо возился с фонарём, протирая закопчённые стёкла, и, раз за разом чиркая спичками, пытался разжечь керосиновую лампу. Едва уловимый керосиновый запах ударил в нос, перебивая мазутный запах шпал и росшей поодаль у забора полыни. Ноздри сами собой напряглись, втягивая появившиеся смешанные запахи. Возникшее пламя у керосинки на мгновение ярко вспыхнуло. Затем оно затрепыхалось едва заметным желтоватым мотыльком, словно пытаясь сорваться с фитилька и улететь в ночь, пока керосинка в умелых руках обходчика не оказалась внутри стеклянного фонаря. Внутри фонаря фитиль разгорелся ярче, отбросив свет на фигуры ребят. Свет освещал их, а тени от тел встрепенулись и заплясали на сером заборе.

Фонарь был установлен прямо по центру стального механизма, перемещающего два остроконечных рельса. Механизм менял направление движения паровозных локомотивов. Уходящие по разным сторонам чернеющие рельсы в надвигавшихся сумерках казались чёрными тоненькими ленточками, уходившими в темноту. Оказавшись внутри фонаря, желтоватый мотылёк успокоился и покорно смирился с предстоящей ночной службой. Теперь он освещал ровным, немигающим светом обрамление фонаря, состоящее из двух стёкол разного цвета.

― Вот здорово! ― произнёс Колька. ― Всю ночь фонарь будет светить.

Наступавшие сумерки незаметно сгущались и своим обволакивающим покрывалом опускались на землю, словно заботливая мать укрывала тёплым одеялом сладко заснувшего дитя. Колька устремил взгляд в потускневшее небо, пытаясь понять, откуда истекал другой загадочный свет. Его внимание вначале привлекла, казалось, единственная яркая звезда, расположившаяся прямо над заводской трубой. Она словно из любопытства пыталась заглянуть в узкое жерло трубы, откуда ввысь замысловатыми кольцами извергались клубы чёрного дыма. А по соседству с яркой звездой словно чьей-то рукой была разбросана изумрудная россыпь едва заметных огоньков, излучающих пока ещё не совсем яркий загадочный свет.

― Юрка! Как ты думаешь, кто зажигает звёзды на небе?

― Ясно дело, что не путевой обходчик, ― пробормотал он. ― А та-а-ак, кто его знает, ― задумчиво добавил он.

― Ладно, айда домой! Видишь, и фонарь указал нам дорогу.

Мальчики выбрали путь, который пролегал в сторону их дома.

― А нам и стрелка с фонарём нипочём, ― с улыбкой сказал Колька, ― мы и без неё знаем дорогу, ― добавил он и весело запрыгал по шпалам.

В этот вечер Колька долго не мог заснуть, думая о звёздах и о том, почему они светят. И как до них добраться, чтобы можно было их зажечь. Он то и дело отрывал голову от подушки и заглядывал в окно, пытаясь увидеть того волшебника, небесного обходчика, который так старательно каждую ночь зажигает на небе звёзды. В конец измученный этой мыслью, не найдя ответа, он с головой укрылся одеялом. Коля пытался представить бескрайнее небо и стрелочный перевод с фонарём, указывающим маршрут, по которому можно было добраться до звёзд, и как путевой обходчик с керосиновой лампой ходит всю ночь по безбрежным просторам вселенной и зажигает звёзды.

Наутро, едва проснувшись, Колька выбежал во двор и, стоя босыми ногами на крыльце, закинул вверх голову, пытаясь разглядеть вчерашние звёзды. Но на дворе уже давно было светло, звёзд не видать, и солнечный диск, поднявшись из-за горизонта, искоса испускал яркие остроконечные стрелы, которые слепили ещё не до конца проснувшиеся глаза. «Ничего и не разглядеть, ― подумалось ему, ― лучше дождаться сумерек. К тому же неплохо иметь бинокль или увеличительное стекло». В этот момент он испытывал чувство своей беспомощности в познании таинств бесконечной вселенной, наполненной мириадами звёзд, где невидимые силы с наступлением сумерек как по команде зажигали манящий и завораживающий небосклон. Когда он так размышлял, у него возникла мысль на всякий случай сбегать к Юрке, чтобы обзавестись необходимым прибором для предстоящего ночного наблюдения. К дому Юрки Колька не спеша шаркал ногами, обутыми в потрёпанные сандалии, по скрипучему дощатому тротуару. Иссохшие от жары доски, на которые падали лепестки солнечного света, пробивавшиеся сквозь густую листву стоящих деревьев, обнажали щербатые щели, напоминавшие разинутые пасти чудовищ, готовых поглотить всякого неосторожного зеваку. Колька, виляя из стороны в сторону, перешагивал подозрительные доски, стараясь запутать свой след, боясь угодить в приготовленную западню. Тротуар неожиданно кончился, и, уже не опасаясь оказаться в ловушке, Колька припустил мелкой рысью по пыльной тропинке навстречу появившемуся Юрке.

― Ты не знаешь, где достать линзу? ― обратился он к Юрке.

― Какую ещё такую линзу? ― переспросил растерянный Юрка.

― Обыкновенную. Я задал тебе простой вопрос.

Бедняга Юрка, услышав эту просьбу, как-то сразу оторопел, не зная, что ответить.

― А для чего тебе она?

― Хотелось разглядеть небосвод. И узнать, кто зажигает звёзды.

― А что, мы линзу сами сможем сделать, ― вдруг предложил Юрка.

― Ты шутишь?

― Нисколечко! Вот смотри!

И он побежал в дом. В дверях Юрка появился в руках со стеклянной трёх литровой банкой из-под молока. Ополоснув банку от пыли водой из ведра, стоявшего у крыльца, он посмотрел через неё на свет.

― Пойдёт! Теперь набрать надо прозрачной воды и смотреть через неё, как в линзу, ― сказал Юрка и, подбежав к бочке с дождевой водой, зачерпнул воду, до краёв наполнив банку. ― Вот теперь смотри! ― и поднёс руку с противоположной стороны банки, шевеля растопыренными пальцами, как это делает щупальцами морской краб.

Наклонившись к банке, друзья попытались разглядеть Юркин фокус с рукой, но, не рассчитав, что «линза» из банки предназначена не для двоих, они трахнулись головами друг о друга так, что у обоих из глаз посыпались искры.

― Ничего себе, какие яркие звёзды и прямо перед глазами, ― воскликнул Колька, смеясь, растирая ушибленный лоб.

― Мне тоже мерещатся звёзды, ― с улыбкой произнёс Юрка, вращая головой по сторонам, продолжая видеть то множество синенько-красных звёздочек, витавших перед его глазами.

― Оказывается, это очень просто ― зажигать звёзды с помощью банки с водой, ― отшучиваясь, сказал Юрка.

― А я, кажется, вспомнил, что у меня есть линза в фильмоскопе, ― продолжая растирать лоб, произнёс Колька. ― Может, лучше её использовать, чем твой трах-тара-рах с банкой воды.

Юрка улыбнулся и опрокинул банку с водой на землю, разметая рукой брызги, заканчивая неудавшийся эксперимент.

― Надо попробовать теперь твою линзу, ― горячо подхватил Юрка. ― Пойдём тогда к тебе!

Солнечный свет золотисто расстилался, заполняя пространство улицы. Тёплый, нагретый утренним солнцем ветерок задувал в затылок, словно нашёптывал тайные мысли о линзе, хранившейся в Колькином сарае, и о предстоящей встрече со звёздами. Среди разного хлама в старом сарае Колька отыскал неприметную коробочку из металла.

― Вот он, наш наблюдательный прибор, ― восторженно сказал Колька, выворачивая объектив из металлической коробочки. Прислонившись к нему одним глазом и задрав голову вверх, как настоящий звездочёт, он стал смотреть через него на свет. Через мутное стекло, покрытое пылью, он увидел только туманное небо. ― Похоже, обнаружил туманность Андромеды, ― с иронией вдруг произнёс Колька.

― Скажешь же ты! ― усмешливо обронил Юрка.

Потом Колька протёр краем рубахи замутневшее стекло, сдунул с него осевшую пыль и протянул объектив Юрке.

― Теперь посмотри сам, ― сказал он. ― Может, тебе удастся рассмотреть звезду альфа Центавра. Только на солнце не смотри, а то не увидишь потом настоящих звёзд.

Юрка долго приноравливал объектив к глазу, крутился с ним по сторонам, словно зоркий ястребиный глаз пытался высмотреть для себя добычу.

― Ничего не увидел в твой «телескоп»! ― с горечью ответил Юрка.

Тогда Колька взял объектив из рук Юрки, одной стороной нацелил его на солнце, а вторым концом направил сфокусированный свет на край своего кожаного сандалия. ― Ты что решил сделать? ― удивлённо спросил Юрка.

― Сейчас сам увидишь!

Яркое пятно величиной меньше горошины мгновенно скукожило кожу сандалии в том месте, где оказался яркий луч. Пятно, почернев на коже, испустило удушливый дымок и обдало лица запахом гари.

― Ты что, решил башмаки запалить? ― растерянно спросил Юрка.

― Пустяки, не обращай внимания. Башмаки уже отходили своё, ― с улыбкой произнёс Колька. ― Им скоро копец. А сила этой линзы видишь какая? Что угодно можно запалить.

― Ну, дай и я попробую, ― сказал Юрка.

Он прислонил объектив на рядом лежащую дощечку, стал старательно водить по ней лучом, изображая непонятные иероглифы. В его лицо пахнуло едким дымком. Чихая и протирая глаза от стелившегося дыма, он продолжал медленно водить по дереву линзой. На дощечке, обугленной от солнечного луча, стали вырисовываться буквы неправильной формы.

Колька с трудом вслед появляющимся загогулинам медленно читал: «КО-ЛЯ-Н ЗВЕ-ЗДО-ЧЁХ».

― Какой звездочёх? Тоже мне грамотей! Накривлякал непонятно что, да с ошибками!

― Не придирайся! Это же не в тетради в линейку писать. Не видишь, как руки дрожат, да и солнечный луч ветром относит. Попробуй сам его удержать.

― Ты и вправду про луч?

― А что мне врать!

― Ну, признайся, что всё это придумал.

― Как бы не так! Луч можно даже укротить.

― Это как?

― А очень просто: набежит тучка, вот и нет луча.

Некоторое время мальчики молча смотрели друг на друга, потом развеселились и стали болтать о звёздах.

― А знаешь, давай ночью сегодня наблюдать за небом. Может, повезёт разглядеть, как загораются звёзды. Можем у меня на крыше устроиться, когда все в доме улягутся спать, до утра можно разглядывать небосвод. На всякий случай прихватим линзу.

― Это ты про трах-тара-рах, про банку с водой? ― с улыбкой спросил Юрка.

― Нет уж, больно неловка твоя линза. Опять искры из глаз высечет, как в прошлый раз. Одни фейерверки в глазах засветят, ― смеясь, сказал Колька. ― Лучше уж так разглядывать небосвод.

С приходом сумерек Юрка ожидал появление Кольки, притаившись у забора его дома. В звенящей тишине вдруг с перепугу прокричал петух и разнёсся лай собаки. И опять всё стихло. Юрка с нетерпением ждал условного сигнала, когда можно будет незаметно мышью прошмыгнуть по лестнице на смотровую площадку, устроенную Колькой на крыше веранды. Вдруг темноту разорвал свет вспышки фонарика. Это был условный сигнал к занятию позиции, подготовленной Колькой. Юрка осторожно отогнул доску в заборе и незаметно прошмыгнул в сторону к приставной лестнице, ведущей на крышу веранды. Падающая тень от веранды укрывала лестницу плотной тьмой. А вокруг мерещились дремучие страхи.

― Иди сюда! Осторожно, не скрипи! ― раздался с крыши приглушённый голос.

Ступени лестницы предательски затаились в ночной темноте, их было совсем не видно. Юрка на ощупь нашёл одну из ступенек и, словно ящерица, цепляясь за невидимые перекладины, стал карабкаться вверх. Навстречу из темноты показалась чья-то рука. От неожиданности Юрка вздрогнул.

― Давай помогу, ― тихо раздался сверху голос.

― Ты один? ― спросил голос с лестницы.

― А то! С кем же? ― еле слышно прозвучал ответ.

Теперь на крыше темнота расступилась, и уже можно было разобрать лица. В этом образовавшемся ограниченном крышей пространстве над землёй показались соседские крыши, в огородах чернели тёмные пятна деревьев и кустарников, и где-то сбоку чернел вытянутый дугой овраг. Привыкшие к темноте глаза теперь уже разбирали и менее значимые предметы: свисавший над головами карниз, украшенный деревянными узорами, местами с облупившейся краской, провода, тянувшиеся к домам, словно натянутые струны. А где-то ещё дальше виднелись только спящие крыши домов с одиноко торчащими печными трубами. И над всем этим пространством нависал огромной чашей бескрайний тёмно-синий небосвод, усыпанный яркими звёздами.

― Падай на лежанку! ― негромко произнёс Колька. ― Это место будет теперь нашим приютом, ― шутливо добавил он и показал на отцовский меховой полушубок, аккуратно постеленный на железной крыше. ― А ещё я припас несколько помидоров и краюшку хлеба. Ночь же предстоит длинная! Теперь мы с тобой сказочно богаты: у нас есть съестной запас и огромное жемчужное небо.

Они не спеша улеглись на спину, запрокинув головы, устремив взгляды в черноту неба с сияющими ярко-голубыми звёздами.

― А звёзды уже кто-то успел зажечь, ― вполголоса произнёс Колька, ― мы опять опоздали. Неужели звёздный обходчик так быстро справился со своей работой?!

― Скорее всего, у него была колесница, запряжённая тройкой, а в руках волшебный фонарь, ― смущённо сказал Юрка. ― Иначе с такой работой никто бы не справился!

Вдруг в ночи раздался странный звук. На него кто-то отозвался. Но разобрать эти звуки было трудно. Мальчики насторожились. Колька нашарил рукой под шубой припасённый заранее объектив от фильмоскопа и ощутил рукой отдающую холодом линзу, она походила на кусочек льда. Неспешно протёр стекло краем рубахи и приложил к лицу, точно по центру глаза, и стал разглядывать по сторонам.

― Ничего не разглядеть, ― с досадой произнёс Колька.

Послышался странный звук. Что-то тяжёлое плюхнулось в картофельную ботву в соседском огороде. Мальчики сжались.

― Там кто-то бродит?

Они вновь насторожились.

― Кажись, это звезда упала?

― Ты что, успел загадать желание?

― Да-а-а не успел…

― Тогда сиди не двигайся и не стучи зубами, как стучат колёса поезда на стыках рельс.

― Это от холода зуб на зуб не попадает.

― А может, от страха?

Снова всё было тихо.

― Показалось!

И Колька перевёл объектив на звёздное небо. Ему теперь чудилось, что он загадочным образом очутился среди россыпи множества огней, в которых предстояло отыскать звёздные Медведицы ― Большую и Малую, о существовании которых он не раз слышал. Но свет, исходивший от звёзд, был ярким, подмигивающим своим холодным загадочным блеском, словно старался запутать меж звёзд едва приметные тропки. Поди разберись, где какая Медведица, где Гончие Псы! Казалось, звёздный свет приглашал, заманивал прогуляться по бескрайним просторам вселенной. Колька с трудом удерживался от желания шагнуть в эту бездну, поддаться необычному искушению.

― Юрка, а правда можно заблудиться среди звёзд?

― А я почём знаю! Думаю, что непросто до звёзд и долететь! И мы ещё не придумали такой фонарь, который мог бы по желанию зажигать на небе звёзды. Немудрено и заплутать!

― А без карты и компаса и на земле можно заблудиться!

― Вот Валерка из нашего класса по кличке Профессор уже пытался проложить путь к звёздам, даже вместе построили звездолёт. Запускать пришлось над оврагом. Правда, аварией завершился эксперимент. Подвёл пороховой двигатель. Теперь думаем, как построить новый ракетоплан и придумать навигацию, чтобы не сбиться с курса. Он говорит, что получится.

― А ты хотел бы стартануть?

― С этой крыши, что ли?

― С крыши ― это глупо! Тем более сейчас. Зимой в сугроб ― это можно!

― Смотри, опять звезда упала! Теперь на одну меньше придётся зажигать. Как жаль! А у нас с тобой и фонаря с колесницей нет, ― сказал Колька.


Необычная встреча

Летний вечер лениво вкрадывался через занавеску открытого окна, выходившего в сад. Колька заглянул в окно и спросил:

― Мамуль, ужинать скоро?

― Скоро-скоро! ― откликнулась мать.

Колька поторопился в дом. Перескочив порог, он запрыгнул на табуретку, стоящую у стола, словно на коня.

― А руки-то помыл, кавалерист? ― спросил отец, вошедший в комнату.

― А как же! Перед этим два раза в бочку с водой макнул, ― не моргнув глазом, посмотрев на ладошки, соврал Колька. ― Да они и так чистые! Подумаешь, Найдика во дворе за передние лапы потаскал. Он же свои лапы постоянно облизывает. Не будет же он с микробами дружить.

― Марш к умывальнику! ― скомандовала мать.

Не прошедший номер с немытыми руками несколько охладил Колькин пыл. Но где-то в глубине сознания ещё не совсем остыла затея, которую с другом Вовкой они задумали осуществить.

Усевшись за стол, Колька, неназойливо покачивая ногами, рассматривал на тарелке собранную в огороде зелень. Вкусно пахло укропом, малосольными огурцами; ароматно повеяло варёной молодой картошкой, словно теннисные мячики кучкой вывалившейся из кастрюли. Жареные котлеты шкварчали на сковороде. Колька наметил себе самую большую у края сковороды, издававшую шипящий звук «пши-и-и-и», будто кот Васька защищался от назойливого дворового пса Найдика.

Занавеска на окне иногда вздрагивала от залётного ветерка, и казалось, что кто-то, стоя за окном, любопытствуя, норовил заглянуть на стол, накрытый матерью для ужина. За разговорами родителей Колька узнал, что к ним в гости собирается заехать старинный друг отца Михаил. Колька навострил уши, словно локаторы. Для него это был тот случай, когда он не будет занят делами по дому, и ему удастся вырваться на свободу ― на улицу к друзьям. Колька то и дело отрывал взгляд от вкусно пахнущей котлеты, ковыряя вилкой поджаренную корочку, внимательно вслушиваясь в разговор родителей. Его захватила страсть, как быстрее узнать, на чём может приехать Михаил Макарыч. От этого Колька нервно ёрзал на стуле и никак не мог приступить к поеданию ароматно пахнущей котлеты.

Вдруг его внимание отвлекла здоровенная оса, неизвестно откуда появившаяся за столом. Прожужжав под носом, подразнивая пением крыльев, оса, описав круг над Колькиной головой, присела на край тарелки, словно её тоже заинтересовал разговор за столом.

― Вот так встреча! Небось, тоже решила выудить новость, ― подумал Колька.

И, чтобы проучить незваную гостью, Коля вилкой, словно шпагой, как настоящий гасконец, решил наказать приспешницу, присоединившуюся к семейной беседе. Он решил нанести удар остриём блестящих зубьев вилки вместо котлеты по противной осе. Звон вилки о тарелку прозвучал так громко, что походил на удар рыцарской шпаги.

― Коля, ну как ты себя ведёшь за столом! ― произнёс отец, удивлённо посмотрев на сына.

― Да привязалась тут ко мне одна надоедливая особа.

Вот и хотел отпугнуть приставальщицу.

― Ты же за столом, здесь не крепость Бастилия и не место для фехтования вилкой.

― Извиняюсь, ― говорит Коля, ― не хотелось совершать такие жесты, ― и смущённо опустил голову, искоса наблюдая полёт жужжалки.

Он с тоской посмотрел в открытое окно, откуда веяло прохладой, и куда скрылась непобеждённой оса.

Как раз в это время за окном пропел мотор. Колька встрепенулся и, чуть не свалившись со стула, позабыв про котлету, с огурцом в руке метнулся к двери.

― Ты куда сорвался? ― встрепенулась мать.

― Я счас-с-с! Только посмотрю, кто на тарахтелке промчался, ― и он выскочил за порог.

― Вот беда с ним! И не скажешь, что он не оса. И вылетел так же, не успев поесть. Останется голодным, ― сокрушённо произнесла мать.

― Хорошо урчит, ― подумал про себя на бегу Колька. ― Похоже, так тарахтеть на распев может только Мишкин мотик.

И, ухватившись за доску, заскочил на забор. Вид с забора был, как с театральной галёрки. Белёсая макушка выгоревших на солнце волос, словно расцветший подсолнух, замаячила над забором. Едва удерживаясь за пружинистые доски, он перегнулся всем туловищем через забор и стал крутить шеей, бросая взгляд то влево, то вправо, схоже подсолнуховой головёнке, раскачиваемой на ветру. Искристые лучи от выцветшей шевелюры разлетались по сторонам, подобно запущенным солнечным стрелам. Колька пытался понять, куда так внезапно исчез возникший и привлёкший его звук мотора. Теперь он видел только сизое облачко вперемешку с поднятой пылью, которое кружило вдоль дороги, оставляя еле заметный след от пересохшей на солнце земле. Бензиновый запах вылился в воздух и заполнил улицу.

«Эх, мне бы так прокатиться!» ― подумал Коля. Словно вонзившееся в тело жало встревоженной осы, Кольку пронзила мысль приделать к велосипеду одну простоватую штуковину. Тогда звук должен получиться не хуже, чем у Мишкиного мотоцикла, и он на зависть ребятам будет гонять по улице и издавать похожие звуки. Колька сейчас слушался и подчинялся только этой мысли, как лучше воплотить им задуманное.

Он задержал взгляд на щербатом соседском заборе, который своим видом чем-то походил на давно заброшенный музыкальный ксилофон, который хранился у него на чердаке. «А что, и вправду, если приделать к колесу велосипеда железную пластинку от ксилофона, то может получиться неплохой музыкальный звук. Тогда уж точно позавидуют все», ― спрыгнув с забора, Коля поспешил забраться на крышу, на тот самый чердак, где у него однажды произошло знакомство с мистером Пчихом, хранителем тайн старого сундука. В этот раз он решил не беспокоить дряхлого старичка. Припав на четвереньки, озираясь по сторонам, он тихонечко приподнял покрытую пылью крышку старого сундука и стал шарить рукой внутри. Нащупав слегка позванивающий предмет, он вздохнул с облегчением и достал игрушечный музыкальный инструмент, похожий на маленькую лесенку с потускневшими от времени металлическими пластинками.

Неслышно опустив крышку сундука, Колька поспешил покинуть чердак, чтобы не вызвать недовольство мистера Пчиха. Через секунду он сидел, свесив ноги, на краю открытой крыши, и разглядывал добычу, соображая, как приспособить железки к колесу велосипеда. От прикосновения пальцами к железкам пластинки не испытывали желания дребезжать и издавать привычные для них мелодичные звуки.

― Что, разучились трезвонить? Отвечайте! Теперь придётся вам тряхнуть своей стариной, противные пластинки, ― произнёс Колька, но пластинки молчали. ― Не хотите отвечать! ― и он сбросил на землю слегка побрякивающий железками ксилофон.

Когда-то в молодости звучавший сладкозвучно ксилофон, оказавшись на земле, издал жалобный звук. Дружившие до этого между собой игривые пластинки разлетелись в разные стороны.

― Вот так-то лучше! Мне-то и надо от вас всего две штучки, ― произнёс Колька и, окрылённый мыслью, посетившей его, слетел по лестнице вниз, перебирая руками и ногами ступеньки, подобно игре на ксилофоне.

При этом звучание от такого перебора по ступенькам лестницы было не столь выразительно, как при игре на самом музыкальном инструменте.

У лестницы на земле лежал разбитый музыкальный инструмент. С земли Колька поднял две с рыжеватым блеском пластинки.

― Ну, извините, друзья, ― обращаясь к ним, произнёс Колька. ― Я не хотел вас разлучать таким способом.

И задумался: «Значит, так! Теперь надо сообразить, как вас, бедняжек, закрепить к раме велосипеда. Работа вроде небольшая. Но для этого надо разыскать кусочек проволоки. Скорей всего, её можно найти у самоделкина Вовки, ― сообразил Колька. ― По крайней мере, у него такое хламьё водится, он мастак делать из проволоки разные стрелялки и даже мастерил для птиц клетки».

Ударяя одна о другую добытыми пластинками от ксилофона, Колька вприпрыжку побежал к Вовке, напевая песенку про бабусиных гусей, как она дружно жила с ними и не тужила… Встретив у ворот Вовку, Колька как-то сразу сбился с мыслей. Гуси и бабка всё перепутали в его голове и вертелись на языке, словно эти гуси были его, а не бабкины, и подходящих слов как-то сразу не находилось.

― Ты чего такой зашуганный? ― поинтересовался Вовка.

Колька нахмурился, соображая, зачем он бежал к Вовке.

― Ты знаешь, мне надо… ― начал было он и стал вращать руками, одновременно соображая, с чего начать рассказ о задуманной идее.

― Да говори же! Что это у тебя руки-то ходуном ходят? На барабане, что ли, учился играть?

― Какой тебе барабан! Вот, ксилофон раскурочил! Это от него осталось, ― и протянул рыжеватые пластинки, которых со временем коснулась ржавчина.

Солнце уже садилось и косыми лучами зацепило поблёкшие от времени металлические пластинки.

― Ксилофон, говоришь, у тебя, а бывает ещё и саксофон. Какие-то странные слова! Слыхать приходилось, а играть на них не доводилось, ― ответил Вовка.

И Колька бойко добавил:

― Ксилофон ещё металлофоном зовётся.

― Ну и для чего тебе этот металлолом? ― озадачено спросил Вовка.

― Сам ты металлолом! Задумал я одну штуку. Дай лучше проволоки!

― Ну, сперва скажи, что задумал.

― Вот нет у меня мопеда, как у Мишки. А пошуметь хочется! Вместо мотора трещотку музыкальную задумал. Хочу к велику её приладить.

― А пошуметь мы и без велика можем. Ксилофон, говоришь, есть. Правда, саксофона нет. Так и не надо его. Зато граммофон у Юрки Укропа можно взять, ― с улыбкой сказал Вовка. ― Такой шум на улице устроим, что и мопеда не надо, ― добавил он.

― Ну, так вот… ― Колька решил приостановить Вовкины фантазии и вернулся к своей задумке. ― Ладно, не жадничай, давай проволоку, и тогда вместе прикрутим. Тебе тоже дам на велике погонять.

― Ну вот, другое дело! Так сразу бы и сказал, что вместе займёмся! ― радостно ответил Вовка.

― Гони свой велик, а я пошугаю проволоку, ― сказал Вовка и с присвистом помчался в сарай.

Колька исчез и через некоторое время появился на велике, завидев в воротах дома Вовку, на ходу крикнул:

― Привязывать будем к обоим колесам! Так музыкальней будет!

Услышав громогласный голос Кольки, Вовка стремглав выбежал из ворот с мотком проволоки.

― Это всё, что осталось, ― невесело произнёс он.

― Да тут хватит опутать всё городище и все колёса повязать вместе с гражданами, ― выпалил Колька.

Сосед, дед с козлиной бородкой и с непростым характером, которому ребята с улицы дали прозвище Характер, в это время вышел из ворот дома. Держа метлу в руках, он собирался навести должный порядок у ворот дома. Заслышав странный диалог ребят, он на всякий случай облокотился на метлу, боясь скособениться от хворой спины, навострил уши и настороженно стал наблюдать за ребятами. «Верно, затевает хулиганьё масштабную авантюру, ― подумал он. ― Всё городище хотят, черти, чем-то опутать! Надо быть начеку! Чего бы не вышло дурного!». И так, потихонечку, со своей метлой шмыгнул в ограду и стал наблюдать в притвор ворот, что замышляет ребятня. Но, конечно, весь разговор ребят он расслышать не мог. Ветерок доносил только обрывки слов, да и дед к тому же глуховат на одно ухо был. Ну и пришлось ему свой локатор прикрыть рукой и ухо за воротину высунуть.

Соседка-то баба Нюра проходила мимо и заинтересовалась его странной позой.

Подходит к воротам и прямо в ушной локатор посылает сигнал деду:

― Что, соседушка, случилось? Защемление в спине, что ли?

― Какой чёрт, защемление! Хулиганы с авантюрой объявились. Приготовили моток проволоки, того и гляди какую-нибудь пакость сотворят.

И дед так глазами заводил по сторонам, что бабке Нюре самой вдруг страшно стало.

― Ой! Не дай Бог! Ну, я до дому побегла тогда, ― сказала она.

И так быстренько ножки запереставляла по тротуарчику. Сама семенит ножками да глазками по сторонам пучит и думает, как бы чего не вышло, успеть бы добежать до дома.

А тем временем Колька с Вовкой расположились у канавы, продолжая обсуждать, как присобачить музыкальные пластинки к велику, чтобы он походил на «чудо технического прогресса». Чтобы велик передвигался, да ещё издавал музыкальные звуки не хуже, чем мотор у Мишкиного мопеда.

Пластины-трещотки пришлось закрепить проволокой к велосипедной вилке так, чтобы они могли свободно скользить и прыгать по спицам вращающегося колеса.

Покрутили колесо рукой, оно стало издавать звуки, похожие то ли на треск сороки, то ли на звук мотора мопеда, требующего капитального ремонта.
Впрочем, Колька решил, что этих звуков достаточно, чтобы привлечь внимание окружающих. И чтобы никто не разгадал их тайны, Колька решил прикрыть трещотки листьями лопуха, росшего у забора бабы Нюры. Теперь велик с трещотками и лопухами стал походить на рикшу, индийскую двухколёсную повозку.

― Пора ехать, пока пассажиры не набежали, ― с улыбкой сказал Колька. ― Только ты, Вовка, на ходу запрыгивай на багажник. Поедешь зайцем! ― весело добавил он.

― Ну, зайцем так зайцем! На твой тарантас что, уже все билеты распроданы? ― с усмешкой сказал Вовка.

― Ну что, погнали, ― произнёс Колька и раскрутил педали, которые на удивление почему-то не очень хотели крутиться, похоже, трещотки в колёсах стали служить тормозом.

Экипаж из двух пассажиров, бренча трещотками, покатил по улице. Звук от колёс получился звонким.

― Трэк-трэк-трэк! — бесконечно разносилось по улице.

Даже баба Нюра окно распахнула и раздвинула занавесочки. Поглядывает по сторонам и понять не может, что за диво объявилось.

Вовка, приловчившись на багажнике, шаркал ногами по горбатой от выбоин дороге, поднимал за собой серую пыль и напевал:

― Мы едем, едем, едем в далёкие края…

Дед с козлиной бородкой растопырил ворота и по стойке смирно с метлой в руках сопроводил удивлённым взглядом музыкальный кортеж.

― Ну и дают чудаки, ― прошептал он. ― Сам бы прокатился с музыкой, да где уж мне удержаться на за днем колесе. Да и ноги отказывают, не угнаться мне за ними.

В конце улицы заднее колесо велосипеда вдруг стало что-то капризничать, вилять из стороны в сторону, выписывая на пыльной дороге замысловатые линии, пока совсем не отказалось крутиться.

― Смотри, Колька! ― сказал Вовка, сползая с багажника. ― Колесо заклинило, и спицы сморщились, словно солёных огурцов объелись. А одна совсем надорвалась. Торчит, как антенна.

Колька провёл рукой по спицам; они сникли, съёжились и лишились прежней упругости, словно им наскучил музыкальный марафон, устроенный мальчиками. Спицы колёс теперь были похожи на растянутые струны заброшенного музыкального инструмента.

― Это трещотки на колёсах расшатали спицы, ― произнёс Вовка. ― Их стойкий характер не выдержал нашего репертуара, ― с досадой добавил он.

― А может, твоя езда зайцем колесу не понравилась, ― сказал Колька, ― или весом лишним страдаешь?

― Ну, я тебе курица, что ли?

Они стояли рядом и растерянно смотрели на заднее колесо.

Подбежавший откуда ни возьмись Юрка Спицын, тараща глаза на велик, произнёс:

― А что у вас с колесом? У него, похоже, восьмёрка?

А лопухи от репейника для чего на колёсах?

― Сам ты лопух репейниковый, только тебя тут не хватало! ― раздражённо ответил Колька. ― Не видишь, спица лопнула?

Юрка задумчиво почесал за ухом, соображая, какой дать совет ребятам, и попытался покрутить колесо. Колесо намертво отказывалось вращаться. И, не дождавшись советов от ребят, Колька решил стащить велик на обочину дороги.

― Что теперь будем делать? ― спросил он и добавил: ― Придётся волоком тащить велик.

― А может, попробовать выгнуть колесо, ― предложил Юрка.

― Горбатого только могила исправит, ― выпалил Вовка.

― Любишь кататься, люби и саночки возить, ― съязвил Юрка.

У самой обочины дороги, ползая на карачках, ребята втроём стали пытаться выгнуть колесо, изогнутое восьмёркой, заодно вспоминая законы физики. Но почему-то закон физики не срабатывал. Восьмёрка на колесе всеми силами сопротивлялась.

― Может, рычаг нам другой подыскать? ― предложил Вовка. ― Архимеда на помощь призвать.

― Откуда в твоей башке такая теория с рычагом схоронилась? ― с улыбкой произнёс Колька.

― Откуда-откуда… Пёрышкина читал!

― А это что за мудрец такой?

― Да был такой автор учебника! Из-за него двоек по физике нахватал.

― Обод колеса нам так не исправить. Надо все спицы перекручивать, ― печально молвил Колька, ― и твои Пёрышкин с Архимедом нам не помогут.

Колька взялся за руль, а Вовка с Юркой, просунув палку в заднее колесо между спиц, ухватились за неё с двух сторон, приподняли колесо от земли, и дружно покатили к дому покалеченный чудо-драндулет. Они напоминали траурную процессию, побрякивая трещоткой, судорожно прыгающей на спицах переднего колеса.

Нетерпение услышать мотор, на котором должен приехать к отцу его друг Михаил Макарыч, уже к вечеру охватило Кольку. Весь следующий день прошёл в ожидании. Велосипед с восьмёркой на заднем колесе стоял в ограде, прибоченившись к забору. Полукровка пёс Найдик беззаботно полёживал у конуры и тоскливо поглядывал то на Кольку, то на погнутое колесо с торчащей из колеса спицей.

― Тебе, Найдик, не понять трепетное тарахтение мотора. Это тебе не лошадиная возница. Даже не велик с трещоткой. В моторе другая сила. Понять только не могу, откуда она берётся, ― рассуждал Колька.

Найдик понятливо тряхнул головой, выгнул дугой хребет и почесал за ухом.

― Ну вот, и тебе невдомёк. Сам знаю. Знание ― сила. А тебе зачем Пёрышкина знать? Хотя курочку с пёрышками ты за раз уплетаешь, ― с улыбкой произнёс Колька.

И тут ему вспомнилось, что приезд гостя, возможно, состоится только к вечеру. «Пойду к Витьке Вилкину, ― решил он, ― чего без толку ждать? Узнаю, может, у него найдётся запасное колесо для велика». Хотя добыть колесо представлялось трудным делом. У пацанов на колёсах тоже восьмёрки, но не такие, чтобы вихляли задом, подобно соседской гусыне. Зато спицы целые, их подтягивать можно. В этот день к удивлению Витька забросил баян и, похоже, не собирался в музыкальную школу, а сидел на подоконнике и возился с какой-то коробкой.

― Это что такое? ― спросил Колька.

― Отойди, сейчас тебя сфоткаю! ― и, наклонив голову над коробочкой, стал что-то в ней рассматривать. ― Готово! Как доснимаю плёнку, вечером проявлять буду.

― Что это, фотик у тебя? ― завистливо спросил Колька.

― Вот, видишь, называется «Любитель», мать купила.

― Ну, теперь давай тебя сфотографирую, только покажи, что надо крутить.

― Это тебе не велик, крути-верти педали, чтобы свои не догнали, ― улыбаясь, произнёс Витька. ― Давай, снимай на расстоянии, чтобы во весь рост вышел.

Витька отбежал шагов на пять:

― Ну, как видно?

― Слишком много фарсу! А так ничего. А говорить-то что надо?

― Ну, скажи: «Внимание! Улыбочку! Сейчас воробей вылетит».

― Ясно дело, что не ворона. Она бы в твоей коробушке точно не вместилась.

― Замри! ― вдруг сказал Колька и нажал спуск, еле слышно прозвучал стрекот, словно кузнечик исполнил свою лучшую песню. ― Не хило должно получиться! ― удовлетворённо добавил Колька, протягивая фотоаппарат Витьке. ― Отпечаток подаришь?

― А то! Ты прискакал-то чего?

― Я же человек пострадавший! Заднее колесо мне нужно.

― У Генки Петухова видел. Только оно от подросткового велосипеда, ― ответил Витька, ― меньше размером.

― А как же я ездить на нём буду?

― Всё просто, как в цирке. Там же ездят на разных колёсах.

― Так там цирк.

― Ну и ты разучишь программу, граждан удивлять будешь.

― Тебе всё смешки! Ну, дай тогда спиц для колеса.

― Дай уехал в Китай, остался один попрошай… Ладно, я пошутил, сам хотел найти спицы. Похоже, деф-ф-цит.

К шести часам вечера Колькино волнение стало нарастать подобно внезапному цунами. Он то и дело выглядывал за ворота в ожидании прибытия в дом гостя. Наконец, за углом на соседней улице раздался необычный звук, похожий на крякающую утку. Похоже, катила какая-то тарахтелка. Колька выскочил за ворота и замер как вкопанный, ожидая появления неизвестного объекта. Из-за угла вынырнула, подпрыгивая на кочках, небольшая, похожая на табуретку, ярко-жёлтая мотоколяска. Скрипнув тормозами и обдав Кольку дорожной пылью, она подкатила к воротам, лихорадочно передёрнулась и заглохла. В открывшуюся дверь показалось лицо добродушного человека.

― Вы не меня встречаете, молодой человек? ― поинтересовался басовитый голос.

Колька смутился от неожиданного вопроса.

― Мне кажется, я вас уже где-то видел, ― добавил мужчина тем же басом. ― А впрочем, отец уже дома?

― Мы давно уже ждём вас!

― Ну, давай тогда знакомиться! Михаил Макарыч я, ― и он подал руку.

― А меня Колей зовут.

В этот момент в воротах показался отец, который спешил навстречу старому другу. Макарыч грузно развернулся на сиденье и, ухватившись руками за дверцу, стал пытаться выбраться из коляски. Только сейчас Колька заметил, что его ноги неестественно сгибались. Отец поспешил подать руку и помог подняться Макарычу. Поприветствовав друг друга, они не спеша пошли в дом.

― Похоже, не свои ноги, ― подумал Колька.

Тут он вспомнил разговор за ужином, когда отец говорил о фронте, фронтовых друзьях, госпитале, где они виделись в последний раз с Макарычем. Колька стоял и растерянно смотрел, как удалялся отец с Макарычем, который неловко, но уверенно переставлял едва сгибающиеся колени. «Может, на ногах Макарыча протезы», ― вдруг подумал Колька. Протезы с металлическими шарнирами он с друзьями не раз встречал на свалке, что располагалась на берегу оврага. Похоже, эти протезы уже не были нужны их хозяевам, которых Колька никогда не видел. Не видел Колька и той виновницы, которая так несправедливо поступила с людьми, для которых эти протезы служили. Но Колька часто слышал разговоры, когда упоминалось страшное слово ― война. Набежавшие воспоминания рассказов отца и прочтённая книжка об отважном лётчике Алексее Мересьеве схлынули, словно внезапно потухший киноэкран. И тут же его взгляд переметнулся на мотоколяску рядом. Некоторое время он стоял в сомнении, покуда не знал, с чего начать знакомство с этой техникой. Убедившись, что он один, Колька решил заглянуть в кабину и осторожно, с краешка, присел на сиденье, ухватившись руками за руль. Рулевое колесо было совсем необычным, с множеством рычагов и переключателей, совсем не как в обычном автомобиле. Рычаги при нажатии пружинили и возвращались назад. Желание управлять этой техникой вскружило голову, лицо обливало горячим жаром, словно раскалённый солнечный диск расположился прямо над головой. За время, пока Макарыч беседовал с отцом, Колька излазил кабину и испробовал все рычаги и кнопки. Оставалось только дождаться возвращения Макарыча и напроситься управлять необычной машиной.

― Ну что, пострел! Нравится? ― неожиданно раздался бас Макарыча. ― Только ни к чему вам, молодым, такая техника! Вам нужна другая!

― Это точно! ― добавил отец.

― Ну, давай за руль! Учись пока на этой, ― с улыбкой произнёс Макарыч.

От волнения у Кольки сердце запрыгало в груди подобно запущенному мотору. Макарыч показал, как управлять рычагами, и они вдвоём покатили по вечерней улице. Солнечный диск, спешивший за горизонт, не казался уже таким раскалённым, только косые золотистые лучи освещали единственную широкую дорогу, указывая путь в светлое будущее.


Артисты

Артистической деятельностью раньше Коля не увлекался. Короче, не приходилось ему соприкасаться с этим искусством. Разве что случалось иногда на пионерском барабане дробь отстучать по случаю пионерского сбора да задуть в горн, сверкающий праздничной бронзой, и выдать незамысловатую трель, высоко задрав вверх раструб трубы. Он становился тогда похожим на одинокого журавля, стоявшего посреди болота с вытянутой шеей, который горласто созывал своих сородичей. Школьные друзья поглядывали на него с завистью и подмигивали, дескать, дуй в трубу, Коля, не робей, впереди у тебя музыкальное будущее. Но Коля о будущем не думал и в профессии артиста не разбирался, как не разбирается свинья в апельсинах.

Дома у него без дела уже давно пылились балалайка с гитарой. Иногда они вместе с братом тренькали на этих музыкальных инструментах. А так Коля проявлял своё творчество только с ребятами на улице, на склонах оврагов, которые окружали то место, где он рос.

В конце четверти, как раз перед самыми ноябрьскими праздниками, учительница Людмила Евстафьевна объявила классу, что на следующей неделе после уроков они будут разучивать новую песню. Она всему классу раздала написанный от руки на тетрадных листочках в косую линейку текст песни.

― Вы должны его прочесть и запомнить, ― сказала она, ― а потом вместе с классом под баян будем разучивать. К нам в класс придёт баянист Валерий Станиславович.

Коля послушно сложил листочек на две части. Вначале ему захотелось сделать из него голубка, а потом он раздумал и сунул листок в портфель, даже не прочитав ни одной строчки. «Подумаешь, какая-то песня!» ― решил он.

И, как только прозвенел звонок, Коля вместе с соседом по парте Валеркой схватили портфели и выскочили на улицу. Сообщение Людмилы Евстафьевны нисколько не заинтересовало и Валерку. Петь ― это не уборкой класса или школьного двора заниматься, где надо передвигать парты, таскать воду девчонкам да ещё и слушать их капризные указания. А петь хором можно очень просто, даже не зная слов.

― Нужны нам очень эти слова, ― с иронией произнёс Валерка. ― Знай себе только мелодию, стой вместе с ребятами да разевай рот. Всё равно твой голос будет не слышен и смешается в общем хоре.

― А может, нам лучше к Витьке сбегать, покажем ему слова песни. Пусть на баяне подберёт к ним мелодию, ― неожиданно предложил Колька. ― Он же музыкальный товарищ! Посещает музыкалку. Тогда мы первые в классе можем песню исполнить соло.

― Каким ещё соло?

― Ну, к примеру, вдвоём.

― Это уже дуэт.

― Не придирайся!

― Ну, пока всё равно нам нечем заняться, пошли к Витьке и заодно посмотрим, что он лобзиком выпилил.

У него даже выжигатель есть!

― Выжигатель-поджигатель для рисунков славных мастер, ― скороговоркой выпалил Коля.

― Сдалась тебе Витькина мелодия. Что, на конкурс певцов, что ли, собрался? Ты же не Робертино Лоретти, ― усмехаясь, сказал Валерка. ― А вот выжигатель ― вещь нужная.

― А вдруг мы с тобой запоём, и голос у нас прорежется, что тогда прикажешь, талантам пропадать?

― …Играй, играй, гармонь-трёхрядочка, а мы с Коляном подпоём… ― заливаясь смехом и пританцовывая, пропел Валерка.

― Ну ты даёшь, актёр! А давай взглянем в листочек, какие там всё же слова нам раздали, ― сказал Коля.

― Что, прямо на улице начнём разучивать?

Валерка крепко сжал руками свой портфель.

― А вот и не дам! ― глаза у Валерки игриво заблестели, и, раскрыв портфель, он вывалил всё его содержимое на землю.

«Есть же в жизни место подвигу, ― подумал Коля. ― Ух, как не терпится взглянуть на листочек!».

― Ой, ну как тут среди всего прочего можно найти его? — пробормотал он и стал вместе с Валеркой разгребать сваленное кучей драгоценное содержимое портфеля, чего тут только не было!

― Ты настоящий купец: две тетрадки, три пёрышка, книжки «Родная речь» с «Арифметикой» и настоящее увеличительное стекло, похожее на акулий глаз!

Коля схватил увеличительное стекло, вложил его в глаз, словно монокль, и скривил рожицу так, что стал походить на аристократа-туземца с корабля, потерпевшего крушение.

― Ну как? ― произнёс Коля. ― На кого я похож?

― На самого себя, ― улыбаясь, сказал Валерка. ― А где же мой листочек с текстом? ― задумчиво добавил он и стал перелистывать «Родную речь» с цветной обложкой. ― Слов из родной речи не выкинешь!

― Не из родной речи, а из песни, ― с довольным видом поправил его Коля и схватил выпавший из книжки затерявшийся смятый листок.

― Ладно, твой листок, сам и читай! ― и вернул его Валерке.

Валерка развернул тетрадный листок, всмотрелся в него и фальцетом затянул, размахивая листком, словно птица крыльями:

― Чайка крыльями машет, за собой нас зовёт…

― О, Валерка, как ты переврал мелодию! Она совсем не такая!

― Откуда ты знаешь?

― Мне кажется, она по радио по-другому звучала.

Валерка с отчаянием посмотрел на Колю. Коля тем временем шевелил челюстями, не издавая звуков, словно потерял дар речи.

― Ты вечно ко мне придираешься! Тоже мне, артист. А сам-то что рот зараскрывал да челюстями задвигал?

― Да мелодию про себя вспоминаю.

― Ну, вспомнил?

― А вот и нет! ― сказал Коля. ― Пусть Людмила Евстафьевна лучше сама напоёт. Она же выбрала такую песню!

― Ладно, собирай, купец, свой портфель да пошли до Витьки, ― предложил Коля, ― может, композитор наиграет нам мелодию на тему: гордо реет буревестник над городищенским оврагом…

― Ха-ха, ты всё переиначил! Где ты видел, чтобы в нашем овраге с ручьем случался шторм, да притом с буревестником. Ручей всегда там спокойный, журчит себе в тишине, как ты лепечешь под нос, когда не выучишь урок.

― Ничего себе! Сравнил! В ручье ещё какой шторм бывает! Бывало, у Толика Сизи после бабкиного гороха живот так скрутит, что он, забравшись в воду, таких пузырей напускает, что и альбатросы тебе привидятся.

― Из тебя, Коля, наверное, выйдет великий фантазёр! Тебя никак не поймёшь, когда ты врёшь или прикалываешься.

― А это когда как. Ладно, сейчас Витьку подколем.

― Пришёл твой звёздный час, ― произнёс Коля, завидев Витьку, который на крыльце малевал лаком только что законченную выжиганием фанерную шкатулку.

― Выручай, Витька, ты нам нужен! Мы с Валеркой с концертом выезжаем в другой город. Хочешь заработать?

― А что делать?

― Как что?! Чемодан наш таскать!

Витька посмотрел растерянным взглядом на Валерку, не понимая, о каком концерте идёт речь.

― А что за номер придумали?

― Ещё не знаем, может, стихи будем рассказывать, а может, песню споём. Вот и потребуется твоя звёздная помощь. Ты же сможешь на своей гармони наиграть.

― Обижаешь, не гармонь у меня!

― Ну, баян. Не всё ли равно?

Тут Валерка спохватился и достал из портфеля измятый листок.

― Вот, читай! ― и протянул его Витьке.

Витька упёрся взглядом и произнёс:

― Вроде написано складно. А ноты есть?

― Какие ещё ноты?

― Ну, чтобы мелодию подобрать.

― Ноты с Валеркой мы ещё не написали. Правда, Валерка? ― и Коля подмигнул ему.

― Да, это верно. Вот только как купим нотную тетрадь, так сразу и напишем, — не моргнув глазом соврал Валерка.

― Ладно, мы пошли. Чемоданы надо приготовить.

― А что вы сегодня ещё будете делать? ― озабоченно спросил Витька.

― Ясное дело, сначала слова надо выучить, а затем и репетировать начнём.

Витька стоял с разинутым ртом и глядел на ребят, которые удалялись, держась за животы, еле сдерживая смех.

― Здорово мы его развели! Теперь точно придётся слова разучить, а то вдруг и вправду Людмила Евстафьевна вызовет к доске отвечать.

На следующий день весь класс ходил и в перерывах между уроками напевал: кто ― «чайка крыльями машет», кто ― «за собой нас зовёт», а Валерка ― про облака, которые плывут и куда-то всё зовут ребят.

«Вот мечтатель, ― подумал про себя Коля. ― Ещё и чемодан не собрали, а он уже собрался на гастроли, да не как-нибудь, а на облаках».

На уроке Людмила Евстафьевна обратила внимание на странное поведение Валерки и спросила его: «Валерий, ты сегодня какой-то невнимательный. Похоже, в облаках летаешь. Что-то случилось?». Валерка встрепенулся и сразу опустился на землю.

― Да нет, Людмила Евстафьевна, на земле я. Мне только непонятно, почему облака плывут и на землю не опускаются.

― А чего это ты вдруг про облака вспомнил? У нас урок русского языка. Ты никак путешествовать собрался? ― с улыбкой произнесла она. ― Да, это на самом деле удивительный случай. Но мы его можем разобрать как-нибудь в другой раз.

Тут прозвенел звонок. Класс зашумел, словно встревоженный улей.

― Тишина, ребята! ― произнесла Людмила Евстафьевна. ― После уроков мы ждём Валерия Станиславовича. Собираемся в классе, будем разучивать новую песню. Приготовьте листочки с текстом!

Колька с Валеркой переглянулись, петь хором под аккомпанемент баяна им ещё не приходилось. Итак, настал тот волнующий момент, когда Людмила Евстафьевна сказала построиться в шеренгу.

Она сама расставила ребят:

― В первой шеренге будут солисты, а во второй ― запевалы.

― А мне куда встать? ― спросил Валерка.

― Стой, где стоишь, рядом с Колей.

― Ну вот, мы с тобой запевалы, ― уныло произнёс Коля.

― Не надо было на уроках во всё горло кричать, ― ответил Валерка. ― Похоже, теперь наш хор в солистах не нуждается.

Людмила Евстафьевна плавно повела руками, как дирижёр. Прозвучал музыкальный проигрыш на баяне. Валерка раскрыл рот и начал было вспоминать первую строчку песни о чайке, которая крыльями машет, как Коля осадил его, дёрнув за рукав.

― Постой, не торопись, а то она залетит тебе в рот, ― прошептал он. ― Ещё рано!

После Колиных слов Валерка как-то сразу остыл и забыл все слова песни. «Подумаешь, больно нужна мне эта чайка, ― подумал Валерка. ― Могу и не петь! Я же не собирался на гастроли. Это всё Колька замутил». Валерка обвёл взглядом ребят. Открытые рты ребят, как у птенчиков, ждущих от матери корм, раскрывались и закрывались в такт музыке. Колька неслышно бубнил что-то себе под нос. Похоже, он не успевал считывать слова с листка.

Людмила Евстафьевна, остановила пение.

― Нет, так не годится, ― сказала она.

И каждый раз всё начиналось сначала. Наконец, измученная чайка, пролетев над просторами необъятной Родины, притомилась и решила передохнуть.

― Ребята, вы хорошо поработали сегодня, ― сказала учительница. ― Расстаёмся до следующего раза.

Дни шли за днями, и стало правилом, что слова песни «Чайка» стали сопровождать Колю каждый раз по дороге в школу. Однажды после работы отец сообщил, что в его рабочем коллективе по случаю ноябрьского праздника состоится торжественное собрание коллектива работников. А концертная бригада поздравить коллектив своим творчеством приехать не сможет.

― Неплохо было бы, если ты, Коля выступишь, ― предложил отец, ― дал бы небольшое представление. И верно, красный уголок у нас хороший, коллектив заслуженный, и выступить не грех!

Коля страдальчески посмотрел на отца. О таких гастролях он и не мечтал! Только однажды они пошутили с Валеркой над Витькой, когда за компанию пригласили его совершить творческий выезд с «культурной» программой. Навроде артистов. Но сейчас красный уголок Кольку заинтересовал. Всё же очаг культуры! Жаль, что баяниста Витьку со своим музыкальным чемоданом он не сможет пригласить. Витька сам укатил с музыкальной школой на гастроли в сельский клуб. Валерка, как назло, второй день с ангиной валяется дома, он на холоде тренировал голос, избавляясь от фальцета.

«Придётся теперь отдуваться одному, ― подумал Коля, ― и за солиста, и за запевалу. Сам на свою шею замутил эту культурную программу с белокрылой чайкой. Но не отказывать же теперь трудовому коллективу из сознательных граждан черпать истоки народного творчества!» И он суетно стал искать листочек с текстом песни. «Надо слова повторить да напеть на память уже известную мелодию, ― решил он. ― Всё же без музыкального сопровождения петь придётся. Вот тебе и сольное исполнение!».

На тот случай, если голос срываться начнёт, Коля приготовил стишок про революционный Петроград в 1917 году. Собрание же было посвящено именно этому празднику.

Осень стояла сухая и прохладная. Отдельные дни были даже морозные. Низко плывущие тёмно-серые облака казались тяжёлыми, они жались к земле, словно гружёные караваны последних речных судов, торопившихся укрыться в речных затонах от настигающего холода, спешащего сковать льдом реки. Развешанные на зданиях красные флаги трепал ветер, они, словно яркие вспышки орудий, штурмовавших Зимний, под напором набегавшего ветра взмывали вверх. В то же время красные флаги, готовые ворваться в предпраздничную суетность, покорно склонив яркое полотно, миротворно дожидались наступавших ноябрьских праздников.

В этот осенний вечер в трудовом коллективе царила предпраздничная обстановка, посвящённая Великому Октябрю. Вначале речь шла о трудовых успехах коллектива, о чём Колька мало что понимал. Он даже начал скучать и зевнул пару раз, не раскрывая рта. Рот раскрывать пригодится на сцене. Но вот объявили о начале культурной части. Коля встрепенулся, зорким взглядом оглядел зал. Сцены с занавесом вроде не видно. Вдруг из-за стола напротив, где сидел президиум, слово взял ведущий собрания и сообщил, что в нашей стране подрастают молодые таланты. И что молодым везде у нас дорога, и им придётся идти по стопам своих отцов. Ну, в общем, всё такое патриотическое. У Коли в голове мелькали строки стихотворения о выстреле Авроры и слова песни о крыльях чайки, зовущей за собой. Другой песни по случаю такого приглашения он как-то не предусмотрел. Но зато стишок будет в тему, подумал он, и чайка ― она же тоже символ революции. Коля не раз видел, как она над суровой Невой парила, касаясь вспененных волн, бившихся о серый береговой гранит. Правда, в кино.

Аплодисменты из зала подняли Колю с места, и он, словно на крыльях, как чайка, вылетел на импровизированную сцену между столом председательствующего и первым рядом, где сидели работники предприятия.

Занавес почему-то организаторы праздника не предусмотрели. Зато свисающий за спиной председательствующего кумачовый транспарант славил Великий Октябрь. С потолка одиноко свисали, как морские якоря, две трёхрожковые люстры, в каждой из них светилось по одной лампочке. Правда, юпитеров почему-то не было, как и не было музыкального сопровождения.

― «Чайка крыльями машет»! Песня! ― бодро объявил Коля. ― Слова Сергея Михалкова. Исполняю сам, лично, без музыки.

Зал загудел, захлопал в ладоши. Впервые же на сцене такой юный исполнитель. Затем аплодисменты приутихли. «Ну, пора начинать, ― подумал Коля. ― Была не была! Не боги же горшки обжигают». На всякий случай выдержал паузу, поправил кончики пионерского галстука, скатавшиеся трубочкой, закинул рукой набок нависший на лоб чуб, и громким звонким голосом запел:

Чайка крыльями машет,
За собой нас зовёт.
Пионеры, друзья и товарищи наши
Собираются в новый поход.
Плывут, плывут, плывут
Над нами облака.
Зовут, зовут, зовут привольные просторы:
Зелёные луга,
Широкая река.
Родимые, любимые леса, поля и горы!
Никакие преграды
Не страшны нам в пути:
Если дождик пойдёт — мы и дождику рады,
Если ветер ― нам легче идти!
Хорошо на рассвете
Отдыхать у костра.
Пионерское наше походное лето ―
Для ребят золотая пора.

Колька закончил петь, галантно в пояс поклонился.

― Молодец, парень! ― закричали с мест из зала. ― Браво! Бис! Бис!

Коля выдержал паузу, подождал, пока успокоится зал.

― У меня для вас ещё и стихотворение есть, ― обрадовал он зрителей из трудового народа.

― Давай! Давай! ― кричал зал.

― «В музее Владимира Ильича Ленина». Стихотворение, ― объявил Коля.

Зал снова притих. Коля собрался с мыслями и уж было хотел поднять руку, как это делал на митингах Ильич, но передумал и начал стихотворный рассказ:

― В воскресный день с сестрой моей
Мы вышли со двора.
― Я поведу тебя в музей, ―
Сказала мне сестра.

Затем он в стихотворной форме поведал о гимназических годах Ильича, о его нелёгкой судьбе в роли пролетарского вождя, о революционной борьбе матросов и солдат, о клятве пионеров быть верным долгу ― Родине служить.

Зал дружно захлопал.

― Верный путь выбрала молодёжь! ― раздался из зала чей-то голос.

― Так и надо этим буржуям! ― поддержали голоса с задних рядов.

Коля расплылся в улыбке, в душе у него что-то затрепыхалось, словно от шума в зале вспорхнула чайка. Он был рад, что трудовой коллектив поддержал путь молодёжи.

Коля опять раскланялся и посмотрел по сторонам. Увидел сияющее лицо отца, который был горд за юного артиста. Коля уже было покинул сцену, как ведущий попросил его вернуться и вручил подарок, завёрнутый в праздничный пакет. Поблагодарив за подарок, Коля вернулся в зал и уселся рядом с отцом.

― Молодец, сынок! ― сказал отец и ласково потрепал его за чуб.

Коле страсть как хотелось заглянуть в пакет с подарком. Он осторожно раскрыл его, и перед его взором предстали в сверкающей обёртке конфеты, печенье и оранжевый мандарин. Коля запустил руку в кулёк и вытащил конфету, посмотрев на обёртку с изображением девушки, прочитал: «Чио-Чио-Сан».

― Кто она? ― поинтересовался у отца Колька.

― Невеста с японских островов, ставшая оперной героиней, ― с улыбкой произнёс отец.

― Значит, она тоже поёт?

― Её образ изображён в оперном пении. Вырастешь, может, и тебе посчастливится стать настоящим артистом.

― А я уже им стал! Не зря же мне так аплодировал зритель, ― горделиво ответил Коля.

Отец, согласившись, мечтательно улыбнулся.


Задание на лето

Началась длинная неделя. Коля ждал, когда наступит воскресенье, и он вместе с матерью пойдёт в универмаг «Детский мир» выбирать школьную форму. Коля уже с утра представлял, как первого сентября он наденет обновку, надраенные с вечера до блеска ботинки, и с портфелем в руках войдёт в класс, пахнущий свежевыкрашенной краской, где ребята непременно обратят на него внимание. А пока предстояло целую неделю томиться в ожидании новых встреч со школьными друзьями. По ночам спалось тревожно. Гуляка ветер никак не мог угомониться, стучал ветками в окно, беспокойно поскрипывали старенькие ставни, словно им тоже было пугливо и не спалось в преддверии первых осенних дней. С утра Коля решил заняться поисками своего чёрного портфеля, который после окончания школы он забросил куда-то и совсем забыл про него. Слегка потрёпанный с блестящим замочком, он где-то в одиночестве покоился и всё это время почему-то ни разу не попался ему на глаза.

― А где мой портфель? ― вдруг вспомнил Коля и вопросительно посмотрел на кота Мурзика, при этом он сам бегал кругами по дому, словно собачка, которая пыталась ухватить свой вертлявый хвостик.

Но Мурзик недоверчиво посмотрел на Колю и не стал следовать его примеру, а, спрыгнув со стула и не оглядываясь, как бы чего не вышло, выскочил во двор.

― Ну и друг ещё называется, ― в горечах проронил Коля, ― как выпросить лакомство, так готов по пятам ходить, а помочь, когда просят ― так убежал, только пятки засверкали!

Коля, сделав несколько кругов по дому, наконец, заглянул за шкаф, стоявший в углу комнаты. Блестящий замочек портфеля блеснул на полу в тёмном пространстве за шкафом.

― Наконец-то нашёл! ― победно воскликнул Коля и, просунув руку между шкафом и стеной, стал вытаскивать его наружу.

― Ааап-пчхи! ― громко сказал Коля, протирая нос рукавом.

Тут он вспомнил, что сам сунул его за шкаф, чтобы родители не увидели в тетради огромную кляксу, которую он случайно поставил, увлёкшись игрой с Мурзиком, обучая его школьной грамоте.

― Ого! ― произнёс Коля. ― Сколько пыли насело за лето! Сейчас бы пригодилась шёрстка Мурзика, ― с улыбкой добавил он. ― Ведь не зря же кот сиганул во двор, сообразил, что с ним обойдутся вместо щётки.

С портфелем в руках Коля вышел на улицу.

― Вчерашний ветер, похоже, приутих, ― сказал он негромко, посмотрев на молчаливо стоящий под окном куст сирени.

Коля стал азартно размахивать и крутить портфелем, изображая вертолётный винт, когда он раскручивается на старте, стараясь стряхнуть с портфеля накопившуюся пыль. Мурзик, сидевший под кустом, выпучив глаза, не успевал вращать головой, наблюдая за мелькавшим портфелем в Колиных руках. Он так раскрутился с портфелем, что у Мурзика помутнело в глазах. Тогда кот решил поглубже укрыться в кустах сирени. Но после нескольких Колиных кругов туловищем вокруг собственной оси замочек портфеля еле слышно щёлкнул, и портфель раскрылся, а тетрадки, словно голуби, вырвавшиеся из клетки, разлетелись по земле. Похоже, и замочку надоело сопротивляться раскрученной карусели и возникшим неожиданно перегрузкам. Заодно с замочком решила пошалить и ручка портфеля, которая за компанию тоже отвалилась, стараясь не отставать от него, и теперь едва удерживала портфель, оставаясь в руке у Коли.

― Одни неудачи преследуют с утра, ― пробурчал Коля недовольно. ― Жаль, что и ветер стих. Не получилась затея и с вертолётным винтом, да и Мурзик подвёл. Придётся чинить портфель, а лучше попрошу купить новый.

Теперь Коля растерянно смотрел на портфель с оборванной ручкой, на блестящий замочек и на куст сирени, под которым сидел, сжавшись в комочек, кот Мурзик.

― Из-за тебя всё это, Мурзик! Ты чего испугался? Не захотел потереть своей шёрсткой портфель! Вот чудак! Сейчас бы и портфель был целым, глядишь, и ещё на годик пригодился бы!

Мурзик смотрел на Колю, не понимая, почему он вдруг оказался под кустом и на что обиделся Коля.

От досады Коля вернулся в дом и вскоре позабыл о портфеле, засунув его обратно на прежнее место за шкафом. «До начала занятий впереди целая неделя, и портфель можно успеть привести в порядок. А сейчас нужно заняться другим делом», ― размышлял он. Коля вспомнил, что у него есть лобзик ― инструмент, похожий на скрипку, правда, вместо смычка надо держать за ручку инструмент. Сам инструмент из изогнутой металлической пластины навроде дуги, в которую надо суметь вставить горбатую пилку, с ершистыми зубчиками, похожими на зубы щучки. Когда эти зубья вставишь в станок инструмента, пилка распрямляется, позабыв про свою горбатость, и теперь она готова совершать немыслимые извороты в мастеровых руках, оставляя на заготовке из фанеры замысловатые фигуры, похожие на лабиринты средневековых городов. Рисунки можно выпиливать разные, но вначале их следовало перевести через чёрную, как уголь, копировальную бумагу на фанерную дощечку. А мастером выпиливать узоры среди ребят слыл друг Венька, который так же искусно умудрялся украшать выжигателем поверхность выпиленного рисунка, придавая ему вид свежекопчёной воблы.

Венька был рослым и щуплым мальчиком, жил с матерью за углом на соседней улице. Отца у него не было, и он днями трудился, помогая матери по дому. Домишко у Веньки был небольшой, с одним окном, расположившимся почти у самой земли. Небольшая завалинка под окном с серыми, выгоревшими на солнце досками, была любимым местом встречи друзей, собиравшихся в утренние часы, когда солнце ещё разгоралось и, не набрав силы, старалось задорно расплескать свои яркие лучи, которыми согревало и ослепляло лица ребят, ещё не успевшие свыкнуться с утренней прохладой. Иной раз их встречи нарушал голос матери Веньки.

― Ты бы не гонял лодыря, а шёл помогать по хозяйству, ― добродушно приговаривала она.

Тогда Венька, словно кузнечик, спрыгнув с завалинки, спешил во двор, с завистью озираясь на ребят, беззаботно болтающих о своём, еле слышно прикрывал за собой калитку, напоследок озорно оглянувшись, изображал необычную для его лица гримасу. Это был момент расставания, и ему оставалось только ждать новой встречи, освободившись от опеки родителей.

Небо всё больше озарялось солнечным светом. Косые тени заборов ложились ещё на мокрую от утренней росы траву. От неё тянуло прохладой и сыростью, и от укрывавших землю теней становилось зябко. Едва заметные бусинки росы, густо укрывшие траву, сверкали, пытаясь скрасить своим сиянием полумрак, затаившийся подле заборов. Это обстоятельство ещё больше заставляло поскорее выбраться на солнце, на Венькину завалинку, от которой, как обычно, по утрам исходил яркий свет и ласковое тепло, которое так притягивало и согревало души ребят. Коля тревожно и радостно ждал новой встречи с друзьями. В этот раз завалинка была пуста.

«Похоже, Венька ещё не выходил, разве что дома опять чем-то занят», ― подумал он. По счастью, Венька оказался дома, мать отошла в город, и он не был занят домашними делами. Теперь они сами могли распоряжаться своим временем, не опасаясь, что их будут понукать старшие. По избе тянул запах палёного дерева, хоть святых из избы выноси.

― Давай показывай свои поджарки, ― с улыбкой произнёс Коля.

Венька отложил в сторону выжигатель, повертел в руках на половину поджаренной фанеркой, наслаждаясь проделанной работой.

― Ну так как? ― произнёс он, протягивая собственноручно изготовленный узорчатый кусок фанеры.

― Неплохо! Только что означает твой рисунок?

― Осенний лес! ― терпеливо объяснил Венька. ― Видишь, на рисунке кругом желтизна на деревьях?

Колька внимательно вгляделся в рисунок, потом бросил взгляд в окно. Только сейчас он обратил внимание, что листья клёна, росшего под окном, приобрели какой-то загадочный цвет, слегка подрумянившись по краям, багровели к основанию листа, едва заметно раскачиваясь на деревьях, словно разноцветные качели в городском парке. Тут ему опять вспомнилось, что на самом деле лето уже позади и не за горами осень. Пора в школу!

― А ты, Венька, к школе готовишься? ― спросил Коля. ― Про летнее задание спросит учитель, ты что-то приготовил?

― А что к ней готовиться? Мамка подштопала школьную форму. А сам я всегда готов! Вот только доделаю осенний пейзаж и на школьную выставку «Как я провёл лето» отнесу.

― Ты это здорово придумал! А мне нечего нести.

― Эх ты, шляпа ― пальто из драпа, ― с улыбкой проронил Венька.

― А ты дай мне тоже рисунок. Может, и я успею выпилить что-нибудь. Время ещё есть. А выжигать поможешь? Идёт?

― Не знаю, если успею сам управиться.

Тут Коле вспомнилась предновогодняя история с героями из сказок, которых предстояло выпилить из фанеры. Тогда вдвоём с отцом они отправились выполнять порученное задание к новогодним праздникам.
Предстояло выпилить фигуры размером с человеческий рост.

Декабрь стоял люто холодный. Солнечный диск в окружении морозного ореола светился, словно королевская корона, переливаясь всеми цветами радуги, испуская холодный солнечный свет на промёрзшую землю. В натопленной столярной мастерской было тепло, пахло лесом, смолянистыми древесными стружками; по углам мерещились таинственные лесные звери. Большие заготовки из фанерных листов с нарисованными изображениями героев из сказок «Конёк-горбунок», «Машенька и медведь» ждали своей очереди, прислонившись к стенам мастерской. Им с нетерпением хотелось как можно скорее воплотиться в фанерных героев и очутиться на новогоднем ребячьем празднике. Тогда выпиливать фигуры Кольке пришлось настоящей ножовкой, которую с трудом приходилось усмирять в руках, выпиливая контуры предстоящих героев. Ножовка вертелась в руках, то и дело норовила уйти в сторону, огрызнувшись острыми зубьями о край фанерного листа. Коле хотелось как можно скорей вырезать образ конька с развивающейся на ветру гривой и выпустить его на волю, по заснеженной дороге навстречу вьюгам и буранам.

― Не торопись, сынок! Дело мастера боится! ― временами подсказывал отец, наблюдая со стороны. ― Аккуратность во всех делах нужна!

Эти слова надолго запомнил Коля. Вот и теперь, когда задумал к началу школьных занятий выпилить осенний сюжет лобзиком, этот наказ, казалось ему, вполне мог пригодиться.

― Ну что, даёшь мне рисунок? ― пытаясь напомнить свою просьбу, произнёс Коля.

― А тему тебе не слабо подсказать?

― Какая ещё может быть тема? Птичка лето красное пропела, оглянуться не успела, а зима катит в окно. Видишь, за окном уже на клёне лист зарумянился и задубел. Того и гляди, скоро на землю ложиться будет. Вот тебе и тема. Выпилю лобзиком осенний листопад. Заместо гербария он будет. Не буду же я, как девчонки, собирать листочки да подсушивать. Сделаю картину осени! Навроде твоей.

― Нехорошо получится. Две одинаковые картины осени. Подумают, что слизали тему друг у друга.

― А может, запечатлеть картину «Утро в сосновом бору»? Там вроде лес и медведицы есть, ― сказал обеспокоенно Коля. ― Как-никак, животный мир присутствует.

― Вот чудак, ― неуклюже взмахнул руками Венька. ― Ну, ты же не Шишкин!

― Ладно прикалываться, ― с обидой произнёс Коля. ― Тогда давай я сам выберу рисунок, ― сказал он, перелистывая папку с рисунками. ― А вот, кажись, и для меня рисунок. Медвежонок на дереве. Чем не картинка!

― Только Машеньки не хватает, ― усмехнулся Венька.

― А на что она мне? Тоже мне! С Машенькой я не управлюсь до конца четверти, ещё и двоек нахватаю, ― смеясь, произнёс Коля. ― Небось, она капризная. А вот медвежонка с деревом я мигом излажу, только с выжигателем будет проблема.

― А ты не знаешь, как его сделать?

― Пару пустяков! Мне помогал «профессор» Валерка. Сначала намотали трансформатор и присоединили кусок провода. На конце приладили спиральку, как у электрической плитки. И жарь себе, что душе угодно.

― Так уж и всё? Что, и печёную картошку, как на костре?

― Ну ты даёшь! Для этого настоящая плитка нужна!

Сковорода в придачу.

― А может, сразу спираль от плитки использовать для выжигания?

― Опасно, ― сказал Венька. ― Напряжение нужно понизить. Для этого и надо иметь трансформатор. Тут целая наука. Липестричество ― дело тонкое, ― с улыбкой добавил он. ― А проволоки у меня сколько угодно, целая катушка. Мотай себе да мотай.

― Трансформатор, понижатор, уж больно непросто, ― задумавшись, сказал Коля, ― тут кумекать надо! На всякий случай возьму твою проволоку, и с Валеркой вдвоём «понижатор» намотаем. Так дело быстрее пойдёт.

― Трансформатор, ― поправил Венька.

«Профессор» сидел у окна и, наклонившись над столом, колдовал с чертежами, намалёванными от руки.

― Это что за каракули? ― поинтересовался Коля.

― Перпетуум-мобиле! Короче говоря, вечный двигатель. Ты будешь спать, а он будет работать и днём, и ночью.

― А кто ж его будет вращать, если мы будем спать?

― В том-то и дело! До этого надо додуматься. А пока он будет вращаться от обычной электроэнергии. К примеру, от батарейки карманного фонаря. Вот только движок предстоит намотать.

Потом Валерка задумался и, стараясь вразумительно донести смысл его затеи, начал перечислять, откуда можно черпать энергию: от солнца, ветра, воды, которые даются бесплатно. Не принимая во внимание другие источники энергии ― уголь, дрова, газ, нефть. Но все эти источники движения недолговременны. В любой момент могут прервать свою силу. Закончатся или прервутся. А вечный ― он на то и вечный!

― Ну, ладно, а у тебя в руках что за рисунок? ― поинтересовался «профессор», небось, о звездолёте опять вспомнил.

Коле снова представилось звёздное небо с загадочно мерцающими звёздами, едва различимый среди ночных звуков шум вселенной, когда они в ночной тиши, расположившись на крыше с Юркой Щучкиным, задумали с помощью банки с водой и объектива от фильмоскопа разглядеть загадочный звёздный мир, пытаясь отыскать звезду альфа Центавра, звёздные тропинки на Млечном Пути, на которых могли бы остаться следы Большой и Малой Медведицы. Вспомнился полёт над оврагом ракетоплана под названием «Альтаир-1». Но в этот раз ему предстояло вернуться в сегодняшнюю осень, укрывавшую золотым листопадом дорогу в школу. Хотелось войти в класс и встретить друзей, поделиться с ними воспоминаниями о том, как провёл лето.

― Ты знаешь, Валерка, мне нужен особый прибор. Конечно, не перпету… ну-у-у, как его ты там называешь. А простой понижатор.

― Какой ещё такой понижатор? ― недоумённо посмотрев на Колю, спросил Валерка.

― Ну, ты знаешь… короче, выжигатель по дереву.

― Так бы сразу и сказал, ― ответил Валерка.

― Да, вот и проволока у меня есть. Целая катушка. Наверняка ты знаешь, как его делать. Ты же «профессор»! Давай вместе займёмся.

Единственное, что радовало Валерку в этот момент, это находиться вместе с другом Колькой, увлёкшись интересным делом. Валерка стал рыться в столе, разыскивая в ворохе бумаг единственный нужный ему листок.

― Расчёт трансформатора найти надо, ― озабоченно пробормотал он. ― Мы очень просто сделаем преобразователь напряжения. На круглом сердечнике, наподобие бублика. С разборным сердечником долго возиться.

Коля смотрел на Валерку удивлёнными глазами. Откуда это всё ему известно?! «Похоже, не зря же называют его профессором, ― подумал он. Сердечник из бублика, преобразователь. Все слова какие-то странные. Тут голову сломать можно, и мозги набекрень полезут».

― Что, бублик из теста тоже сгодится? ― решил полюбопытствовать Коля.

― Сгодится! Я уже проголодался! Только где его взять? Не бежать же в булочную, ― усмехнувшись, произнёс «профессор».

Непонятная скованность быстро исчезла, когда Валерка нашёл схему и рисунок с изображением преобразователя. Катушка с медной проволокой, как паутина, расползлась по комнате, сверкая оранжевой позолотой. Теперь предстояло её намотать в нужном количестве в виде двух катушек. Валерка ловко просовывал её в кольцо, подавая команды следить за проволокой, чтобы она не путалась. Проволока скользила и плясала по полу, покуда не оказалась уложенной ровными рядами по окружности кольца.

― Вот и готов наш «бублик», осталось припаять шнур из провода, и копти тогда свои произведения искусства, ― гордо сказал Валерка. ― Только уложи «бублик» в коробочку, чтобы провода не замкнули, ― добавил он, ― а то фейерверк получится.

Коля шмыгнул носом, словно он принюхивался. Этот жжённый запах дерева ему запомнился, когда он был у Веньки, который обжигал свою фанерную композицию. Теперь предстояло Коле выпилить из фанеры и обжечь выжигателем уже свой рисунок.

― Не забудь шлифануть фанерку, когда выпилишь контур, ― подсказал напоследок «профессор».

― Хорошо-хорошо… ― поспешно согласился радостный Коля и сорвался домой со всех ног, но перед самой калиткой своего дома приостановился.

Он вдруг заметил вдали фигуры ребят, возвращавшихся с железнодорожного тупика. В руках у одного из них поблёскивал на солнце, словно прожектор, металлический предмет с зеркальным отражением. «Опять что-то спёрли, ― подумал Коля. ― Интересно, куда они наведались?». Колька хотел было уже войти во двор, но решил дождаться, когда ребята подойдут ближе. Вовка Палкин с Серёгой Серым на ходу о чём-то вели разговор, вращая в руках, как лопухом, блестящей пластинкой, очень похожей на самолётный винт.

― Что это у вас? ― спросил Коля, рассматривая заинтересовавший его предмет.

― Да вот, на птичью «ярмарку» набрели, и болтливых белохвостых сорок пришлось разогнать. Похоже, пернатые не смогли поделить «антиквариат», ― с улыбкой произнёс Вовка, ― на блестяшку падкими оказались. Но разуметь не смогли, что им не под силу эта железка. Тут мы и подсуетились, решили добычу прихватить. Придумаем, что с ней делать.

Коле вспомнилась ярмарка, на которой он однажды побывал. Ему представился в нарядных одеждах людской сход в центре города, бойкая торговля на городской площади, шум и голоса, доносившиеся со всех концов площади. Праздничное веселье со скоморохами и забавами, на которых так нравилось бывать ребятне. Тогда его внимание привлёк стрелковый тир, от которого исходило громкое щёлканье пулек о железные баночки. Они при метком выстреле слетали с полочек. В награду за сбитые баночки стрелок получал дополнительный выстрел. А самые меткие стрелки стреляли по мишеням, нарисованным на бумаге. Хозяин тира то и дело бегал к бумажным мишеням и отмечал дырочки от пуль. Тогда Коле тоже захотелось дотянуться до ружья, закреплённого на цепочку и лежавшего на прилавке тира. «Наверное, чтобы не уволокли, ― подумал он, приладился глазом к прицелу. ― Вот бы шарахнуть! Да жаль на пульку деньги потратить! Мороженое на вафельных кружках вкуснее». Облизнулся и от досады пошёл восвояси, туда, где ребятня столпилась возле мороженицы.

За воспоминаниями Коля не заметил, как солнце скрылось за облаками. Набежавшие тучи теперь поосеннему низко прижались к земле, торопливо подгоняемые ветром, они плыли серой нескончаемой полосой, местами надорванные, словно с экрана кинозала сползали на зрителей чёрно-белые кадры фантастического фильма, запечатлённые на поистёртой от времени ленте.

Вдруг налетевший порыв ветра обдал ребят пылью, и уже не сверкающая на солнце жестянка сорвалась из рук Вовки и закружилась вместе с потоком пыли, то взлетая, то опускаясь к земле, изображая своё умение крутиться с помощью ветра.

― Лови злодейку, ― закричал Серый и припустил за ней, шаркая ногами по земле, придерживая то и дело спадавшие без шнурков башмаки.

― Башмаки сбрось, бродяга, не то кувыркнёшься носом, ― выкрикнул вдогонку смеющийся Коля. ― Без башмаков бежать ловчее!

― Ишь, как длиннохвостые сороки решили нам отомстить, ― сказал Вовка. ― Ни себе ни людям, они словно сговорились с ветром.

Вовка, расплывшись в улыбке, мысленно представил, как Серёга в погоне за злодейкой может растянуться на земле.

― Сделаем из неё хорошего вертуна, ― вдруг заявил Вовка, ― надо действовать, пока ветер.

― Что за вертун? ― поинтересовался Коля.

― Это не то, на что ты подумал, ― ответил Вовка. ― А есть такой ветрячок, похожий на голубя-вертуна. Только этот от ветра будет вращаться.

― А если ветер изменится?

― А если, если… Вращаться будет, как флюгер вокруг своей оси.

И всё-таки Серый плюхнулся. Нагнав жестянку, он решил ухватить её на лету, но новый порыв ветра сыграл злую шутку. В последний момент она резко поднялась в воздух, решив всех удивить воздушным кульбитом. Серому ничего не оставалась, как броситься на неё. Он был, как вратарь, который совершает отчаянный бросок на футбольный мяч, и в падении накрыл злодейку своим телом. Измазанный пылью, Серый лежал на земле, держа на выдававшемся брюшке железную пластинку. Потом с силой выпустил изо рта струю воздуха с пылью, забившей рот и лицо, посмотрел вверх на плывущие облака, по которым можно было угадать направление ветра, и подумал: «Неплохо запустить сегодня воздушного змея вместо этой злодейки». Поднявшись с земли, он с довольным видом посмотрел на ребят. Серый, словно игрок, выигравший приз на футбольном турнире, стоял, держа в руках жестянку, как призовой кубок, прижав её к груди.

― Герой-победитель! ― с улыбкой произнёс Вовка. ― Давай за дело! Ветряк будем делать.

― А может, воздушным змеем займёмся? ― протянул Серый, вытирая от пыли размалёванное лицо.

― Будет тебе змей и ветряк, если не провороним ветродуй, ― ответил Вовка. ― Видишь, как ветер тучи погнал. Хоть на воздушном шаре летай.

― Как Незнайка?

― Ладно, с вами не соскучишься, фантазёры! Я тогда пойду, ― сказал сокрушённо Коля. ― Занимайтесь своим вертуном. У меня теперь тоже есть дело. К занятиям в школе решил его сделать. Время остаётся маловато, ― добавил он и побежал к своему дому.

К удивлению, последняя неделя пролетела незаметно. Коля с упорством, позабыв про заброшенный портфель, проявлял особое рвение, выпиливая и выжигая фанерный орнамент с медвежонком. А в воскресный день с матерью отправился в Детский мир за школьной формой. Теперь Колю мучила мысль о выборе школьной формы. Сначала в магазине он решил примерить обувь. Тут он вспомнил про Серого, как тот бежал в башмаках без шнурков, шаркая по земле ногами, боясь их потерять.

«Нет уж, лучше сразу проверить шнурки», ― решил он и засунул ноги в чёрные ботинки. Потянул за шнурки, повертел навесу ногой, словно на модельном показе.

― В самый раз скороходы!

― Потрогай, где пальцы? ― сказала мать. ― А то натрёшь себе мозоли!

― А я не хочу походить на Чарли Чаплина, ― взвыл Коля.

― Тогда как на ходулях будешь ходить, ― поспешила ответить мать.

Ходули Коле были хорошо знакомы. Ему почему-то не захотелось на самом деле ходить на ходулях по школе. И он согласился на размер больше.

― Я в них пойду до дома. Пусть нога привыкает.

В отделе одежды Коля обратил внимание на висевшую школьную форму, ему хотелось, чтобы у него она была бы необычная, непохожая на форму ребят из его класса. Он стоял и растерянно смотрел на прилавок с выложенной формой в надежде выбрать самую красивую, временами бросал взгляд на свои новые чёрные ботинки. Но выбор одежды был однообразный и небольшой. В примерочной Коля быстро натянул брюки. Оказалось, что длина брюк скрывала шнурки и новенькие ботинки.

― А так и запнуться можно, ― посмотрев на мать, произнёс Коля.

Но другого размера брюк не нашлось. Пришлось брать, какой есть. «Сгодятся на вырост», ― решил он.

Потом только матери пришлось подшивать брюки. Зато утюжить их пришлось уже ему самому. От утюга стрелки у брюк упрямо не хотели заглаживаться и почему-то получались двойные, словно кто-то невзначай проложил по ним лыжный след. Хотя и зима была не за горами, но о ней он как-то и не думал. А впрочем, новенькая школьная форма пришлась впору. Подросший за лето Коля в ней выглядел повзрослевшим.

Первого сентября все ребята явились в школу нарядными. Особого внимания к себе Коля не заметил. Зато его гордостью было летнее задание, выпиленное из фанеры лобзиком ― «Как я провёл лето». Оно напоминало картину художника Ивана Шишкина «Утро в сосновом бору». Правда, у Коли рисунок на фанерке был только с одним маленьким медвежонком, очень похожим на пухлячка Васю из 3 Б класса.


Необычный случай

Наблюдая за работой отца, Кеша, младший брат Кольки, часто восхищался его сноровкой. В отцовских руках спорилась любая работа, когда он ловко орудовал ножовкой или топором. Тогда от распиленных досок и расколотых чурок исходил необычный запах стружек и опилок. Кеша глубоко вдыхал эти запахи грудью. Они проникали куда-то далеко внутрь, отчего в голове возникали воспоминания летнего леса после сильной грозы. Деревья с надломленными ветром стволами, низко склонившими к земле свои ветви, испуская похожие запахи. На лесные поляны отец часто брал с собой Кешу, когда подходило время покоса, заготовки сена на корм для домашних животных. Кеша наблюдал за привычным движением рук отца, когда, держа в руках серый оселок, похожий на зачерствевшую горбушку чёрного хлеба, он со звенящим звуком водил им по стальному изогнутому полумесяцем обушку косы, придавая ей необычную остроту. Сонный лес наполнялся звоном металла, мелодией кузнечиков. Эти звуки растворялись среди цветущей травы, ещё не потревоженной косарем.

В один из знойных, жарких летних дней Кеша решил спать на сеновале. Ему казалось, что сеновал может быть лучшим местом, где можно ощутить ночную прохладу и насладиться запахом свежескошенных трав, успевших вобрать в себя силу земли и солнечного света. Сколько прошло времени от того момента, когда, шумно ворочаясь в сухих листьях травы, он перестал ощущать едва уловимый мышиный писк и шуршащие звуки свежей травы. Накануне заготовленное отцом сено ещё передавало запахи лесной поляны, и сквозь нависшую ночную тишину уже с трудом доносился несмолкающий стрекот кузнечиков. Холодный свет месяца притаился где-то в самом верху сеновала, неприметно протиснувшись через узкую щель, образовавшуюся где-то у края крыши. Подкравшийся сон плавно растворил в ночи нахлынувшие и будоражащие воспоминания прошедшего дня.

Незаметно ночь уступила свои права, и проникший на сеновал солнечный луч известил, что он пришёл на смену ночи, началу нового дня. На дворе по-утреннему ещё было прохладно и тихо, и только в соседских дворах, как на перекличке, распевали петухи, стараясь перекричать друг друга. Ёжась от утренней прохлады, Кеша ещё глубже вжимался к нагретой из сена залёжке, укрывшись с головой стареньким одеялом, добытым в домашней кладовой. Мысли, словно выстроившись в очередь, стали спешить одна за другой, стараясь сообщить, что наступил новый день, и его надобно посвятить чему-то новому, необычному.

И тут в утренней тишине Кеша услышал знакомый ему звенящий звук. «Отец с утра точит косу, ― подумал он, ― опять, наверное, вместе отправимся на покос. А что, если, не дожидаясь отца, я схожу сам? К тому же коса уже наточена, и где растёт трава, я точно знаю», ― рассудил Кеша и стал продумывать план, где найти такое место, чтобы не идти далеко. Лощина в овраге, вблизи ручья, всегда густо зарастала травой. Это было лучшим местом для покоса. Здесь можно испробовать уже острую косу.

Выждав, когда отец выйдет из дома, Кеша покинул нагретую залёжку и стал осматривать сарай в поисках косы. Косу он обнаружил в самом углу сарая, висевшую острием, перекинутым через потолочную балку. Осторожно ухватившись двумя руками за черенок с дугообразным лучком, он стащил её вниз, держась за деревянный конец, как за древко пионерского знамени, высоко задрав сверкающее металлическое лезвие.
«Как здорово вот так идти с косой по улице на зависть ребятам», ― подумал он и с радостной улыбкой, отворив калитку, поспешил за ограду.

«Сейчас я мигом испробую косу в деле. А лучше позову кого-нибудь из ребят, чтобы они тоже знали, как я ловко буду орудовать косой. Это же не игра в городки или в лапту, где приходится гоняться за мячиком, как угорелым. Занятие с косой будет настоящим увлечением. Коса может звенеть и срубать своим сверкающим лезвием высокую траву и даже мелкий кустарник, если при этом ещё и хорошо размахнуться, ― подумал Кеша и широко вокруг себя провёл косой по воздуху. ― Ещё не так я смогу, только надо, чтобы увидели ребята».

― Ты куда в такую рань? ― поинтересовался Юрка, соседский мальчик, выскочивший из ворот ограды, с удивлением рассматривая необычный предмет в руках Кеши.

― В овраг, по траву, ― с серьёзным видом ответил Кеша.

― И ты пойдёшь один?

― Как видишь, с косой! Если хочешь, пойдём вместе, испробуем её! Видишь, как она наточена. Всё срубать может! ― и, закинув по-взрослому косу на плечо, Кеша заспешил к оврагу.

― Погоди! Не спеши! Я тоже хочу посмотреть, как она будет жалить траву, ― протараторил Юрка, поспешая и семеня босыми ногами за Кешей.

― Жалят пчёлки, крапивка и ёжика иголки. А коса ― дивная краса ― траву косит.

― Ах! А я как будто и не знал! ― с обидой произнёс Юрка. ― Только при чём тут дивная краса? Чего в ней дивного!

― А это я так, для красного словца.

― А мне дашь косу попробовать? ― с волнением произнёс Юрка.

― Самому охота испробовать! А вообще мне не жалко, если управишься с ней, ― горделиво ответил Кеша.

Приблизившись к оврагу, Кеша уже представил, как он будет ловко справляться с косой. Как встревоженные кузнечики, с шумом трещавшие в траве, будут врассыпную разлетаться по сторонам, как срубленная трава будет ровными рядками ложиться на землю, не успев сообразить, что теперь ей придётся долгое время томиться в тёмном сеновале.

― Вот и травушка-муравушка, ― весело произнёс Кеша. ― Коси коса, пока роса, ― на распев продолжил он и, повернувшись вполоборота в сторону Юрки, крикнул: ― Берегись! А то зацеплю, ― и круто размахнулся косой, как это делал отец.

Но коса почему-то, пройдя по зеленовато-бархатным верхушкам травы, занырнула, как подбитая птица, в самую гущу зелёной нивы, уткнувшись остриём в землю.

― Спасайся, кто может! ― послышался Кеше стрекочущий звук кузнечика-трубадура, и стайка кузнечиков, до этого мирно гревшихся на солнцепёке, таинственно пошептавшись, поспешила разом покинуть опасную для них поляну.

― Вот тебе и на! ― подумал Кеша. ― Это, оказывается, не так просто махать косой. Коса норовит показать своё упрямство.

― Юрка, давай лучше попробуй ты! ― крикнул Кеша.

― Ты думаешь, у меня лучше получится, ― неуверенно произнёс Юрка, берясь руками за черенок косы, а у самого вспыхнули щёки от глубокого волнения. ― Уж больно она по размеру большая. Да и вид её страхолюдный. Мне, похоже, не справиться с ней.

― Эх ты, ― проронил Кеша, искоса поглядывая на нерешительность Юрки. ― А ещё трепался, что тоже попробуешь. Давай обратно косу, тогда я сам, ― сказал Кеша и крепко сжал черенок руками.

― Сам с усам, ― передразнил Юрка.

― Не оскорбляй мою личность! Пошли за бугор, ближе к ручью. Там, кажись, трава лучше, ― с улыбкой произнёс Кеша и направился в сторону ручья, увлекая за собой Юрку.

У ручья, протекавшего в самой низине оврага, и правда трава выглядела лучше, сочнее. С высоты холма, издалека, казалось, что она блестела ещё ярче, не успев обсохнуть от утренней росы. От её цвета на солнце вода в ручье отражалась искристой зеленью, и берег у воды был похож на продолжение ручья, сплошь поросшего густой травой. С появлением ребят на гребне холма воробьиная стайка, сидевшая в кустах у ручья, спешно слетела на другую сторону, затерявшись в густой зелени репейника. От ручья тянуло прохладой. Трава по обе стороны ручья стояла бездвижно, словно оцепеневшая от неожиданной встречи с мальчиками. Не ощущалось ни малейшего движения воздуха. Только доносился откуда-то снизу едва различимый шёпот воды да различался сияющий блеск ручья маслянистым отражением зелени трав, образуя причудливое видение, уносимое вниз по течению неспешным потоком воды.

― Может, и мы спустимся в низину, к ручью? ― спросил Юрка.

― А что, и правда, трава у ручья добрее, ― подтвердил Кеша.

Длинный, не совсем пологий склон предстал перед мальчиками.

― Бежим скакуном, ― отозвался Юрка.

― Тоже мне, сказал! Ты что, кавалерист с литовкой?!

― С какой ещё винтовкой?

― Не с винтовкой, а с литовкой! Глухня! Отец так часто называет косу.

― А я и не знал, что есть ещё и литовка, ― смущённо ответил Юрка.

― Теперь знать будешь, ― сказал Кеша и первым с осторожностью ступил на край холма.

Держа в одной руке деревянный черенок с блестящим на солнце лезвием, Кеша наклонился в сторону уклона и стал скользить ногами к ручью по ещё не просохшей от росы траве. Вначале у Кеши это получалось ловко. При спуске он страховал себя спереди деревянным косовищем, временами притормаживая им скольжение. Но потом случилась скверность. Ноги странно разъехались по сторонам, и черенок, потеряв опору, предательски скользнул вниз по траве раньше, чем сам Кеша.

― Ой-и-й, братцы-кролики! ― неожиданно произнёс Кеша.

― Ты где увидел кроликов? ― заверещал Юрка, лупая по сторонам глазами.

― Погоди ты-ы-ы!

И Кеша, сморщась, ощутил, что чем-то обожгло руку. «Неужели напоролся на крапивный куст», ― мелькнула мысль. Но, остановив свой взгляд на руке, в которой держал косу, он понял, что виной всему явилось острое лезвие металла, которое оказалось прямо на изгибе запястья. Словно цветной фотографический отпечаток теперь возник перед глазами Кеши, но почему-то он был окрашен только в один ярко-красный цвет. «Что это?» ― вдруг пронзило его сознание. По запястью ладони медленно растекалась струйкой алая кровь. На мгновенье от увиденного ему показалось, что его сердце сжалось и перестало биться, хотя он и раньше не ощущал его биения. Но тревожная мысль уже не покидала его.

― Кажись, распластал руку, ― вырвалось из уст Кеши.

Он растерянно смотрел на руку и видел, как розовые струйки крови неспешно огибали пальцы, оставляя бледные берега светлой кожи. Алые струйки походили на розовые ленточки, словно кто-то невидимым движением старался раскрасить его руку.

Подняв глаза на Юрку, Кеша невнятно, с тревогой в голосе пробормотал:

― Что теперь делать?

Испуганный Юрка, от страху выпалил:

― Влетит теперь нам!

Потом, поняв, в чём дело, добавил:

― А перевязать у нас нечем. Бежим ко мне домой! Я возьму велик, и мигом в медпункт!

Забыв в траве косу, с зажатой раной мальчики припустили бежать домой. До медпункта вдвоём на велосипеде добрались быстро.

В медпункте доктор внимательно осмотрел руку и сказал:

― Зашивать рану придётся, дружок. Вытерпишь?

― А что, ― спросил Кеша, ― по-другому нельзя?

― Подобные вещи требуют хирургического вмешательства. Для этих целей поставим укольчик.

От слов «укольчик», «хирургическое» Кеше совсем дурно стало. В глазах замелькали не то что кузнечики в овраге, а сплошной туман застлал глаза, через который и ручей в овраге не увидишь. Сжался Кеша в кресло, а сам со страхом за доктором наблюдает. Тут в кабинете начался звон инструментов, разных баночек, скляночек. Сестричка в белом халате что-то под нос суёт.

― Нюхни, ― говорит, ― для бодрячка! Не бойся! У нас доктор хороший. Мигом залатает рану.

Кеша втянул носом воздух с ватки. Что-то знакомое он уже ощущал. В овраге похлеще бывают запахи. Успокоился. Тут и укольчик подоспел. Пару раз игла прошлась по коже. Вроде и не так больно. Пчёлы иной раз сильнее кусали, аж в жар бросало. Ну, а дальше Кеша решил не смотреть на весь этот процесс с иглой. Повернул голову, а там в дверях мать с Юркой стоят и через стекло испуганно смотрят. Несколько минут доктор колдовал с иглой и Кешиной рукой. Потом сестричка уже вместо ватки с запахом нашатыря стала осторожно бинтовать руку.

Закончив работу, доктор вышел в коридор и сказал маме:

― Не волнуйтесь, теперь всё в порядке.

― Как я узнала, чуть с ума не сошла, ― причитала мать над Кешей с тревогой в голосе, ― это как тебя угораздило? Пальцы-то целы?

Кеша приподнял забинтованную руку, хотел улыбнуться, но молча сморщил лоб то ли от боли, то ли не зная, что ответить.

― Всё будет в лучшем виде. До свадьбы заживёт! ― напоследок произнёс доктор, расставаясь с пациентом-неудачником. ― Это был необычный случай, ― добавил доктор и с улыбкой посмотрел на Кешу.

Потом Юрка всем объяснил, что случилось. Чтобы успокоить маму, и чтобы она не переживала, он так весело и со смехом рассказал, как в овраге они укрощали косу, и как та проявляла упрямство.

Домой возвращались втроём. Юрка катил рядом на велике, всё время крутил рулём, стараясь с него не свалиться.

«Ему хорошо, ― подумал Кеша, ― может гонять по улице!». Шагая рядом с матерью, Кеша старался не думать о боли, которая незаметно подкралась и притаилась где-то под бинтом, у самых кончиков пальцев. Сам он думал о том, что у него ещё всё впереди. Возможно, сбудутся и слова доктора, и все его мечты. И коса станет послушней в его руках, и когда-то случится свадьба, о которой он ещё не помышлял.

И всё это ему теперь представилось, словно в тумане, словно он опять очутился там, в низине оврага, у ручья, поросшего буйной травой.


Небесный луч

Зимние сумерки незаметно переросли в полночь. В этот вечер народившаяся молодая луна таинственно и необычайно ярко светила, казалось, ярче, чем прежде. Почему-то спать ещё не хотелось, и Коля весь вечер не находил себе места, не зная, чем себя занять. Подойдя к окну, он ловким движением отдёрнул прозрачную штору и сквозь стекло, покрытое изморозью, заметил, что снежные наносы под окном необычно сияли. Искристые снежинки отражали лунный свет прямо в окно. Согретым в тепле пальцем он провёл по сказочно замёрзшему стеклу с морозным узором, сверкающим синевой. Едва заметный от пальца отпечаток напоминал ему знакомый след, похожий то ли на лыжный, то ли на санный. Ему казалось, что он опять оказался на морозной снежной дороге, по которой однажды пришлось ему ехать в санях, запряжённых лошадью, по скрипучему снежному насту. Ему вспомнилось, как комья и снежная пыль, вылетавшие из-под копыт молодой лошадёнки, окутанной матовым паром от быстрого бега, забивали лицо и одежду. Этот путь в санях Коля запомнил надолго. Между тем Колю вдруг осенила мысль отправиться на мороз, оказаться среди снежных заносов, проложить лыжный след, похожий на след на морозном стекле.

В доме по всем углам витала гнетущая тишина. Родителей ещё не было, и, похоже, они ещё не скоро вернутся с работы домой. Коля впопыхах накинул на плечи пальтецо, натянул на голову шапку и, прихватив в сенях старенькие лыжи, сбежал с крыльца на улицу. Прохладный, освежающий воздух, знакомый от вкуса ментоловых конфет, ударил ему в лицо. Коля проглотил слюну и подумал: «Неплохо бы сейчас запустить в рот знакомую сладость».

Он почерпнул варежкой пригоршню белоснежного снега, поднёс её ко рту и с привычной торопливостью провёл языком по снежному бугорку, словно в руках был не снег, а заветный, замороженный матерью, кружок из домашнего молока. Вкус стылых снежинок растворился во рту, и холод сковал зубы. «Ничего себе сладость! ― подумал он. ― Хорошо, что зуб на зуб попадает и можно пар от дыхания пустить».

Ставни на окнах у многих домов уже были закрыты. Только в немногих светился тусклый домашний свет, словно он исходил от церковных лампадок, бледной тенью ложась на сверкающий снег.

Зато от серебристого лунного света торжественно сверкала улица.

«Вот, ― подумал Коля, ― сейчас добегу до Василька. В окнах у него ещё горит свет. Всё равно не спит. Вдвоём бродить веселей будет». Стоя под окном его дома, заметённого снегом, Коля долго всматривался в замёрзшее стекло, пытаясь разглядеть силуэт друга. Заметив в избе промелькнувшую тень, Коля робко постучал по стеклу обмёрзшей варежкой. Звук получился глухой, словно бил он в тугой барабан, но был услышан. Тень в избе метнулась к окну и долго всматривалась в темноту улицы.

― Кого ещё леший принёс в столь поздний час? ― раздался недовольный, едва уловимый женский голос.

Поначалу от неожиданности Коля отпрянул от окна, затем, снова прильнув вплотную к стеклу, замёрзшими губами чуть слышно пролепетал:

― Это я, Коля! Позовите Василька!

Большая тень качнулась и удалилась внутрь избы, а вместо неё появилась тень поменьше. «Похоже, это Василёк!» ― мелькнула радостная мысль, и Коля ещё ближе прислонился к стеклу, так, что ему захотелось лизнуть льдинку, образовавшуюся на морозном стекле. Но возникшие воспоминания остановили его: когда-то однажды он чуть не лишился «болтливого» языка, решив облизнуть застывшую на морозе металлическую щеколду на воротах.

Коля сбросил варежку и еле послушным пальцем прочертил на стекле зигзаг, похожий на непонятную каракатицу. Василёк, стоя по другую сторону окна, беспомощно вертел головой, пытаясь разглядеть на стекле непонятный знак, адресованный ему. Тень от окна исчезла, дверь сеней скрипнула, и в просвете дверей на пороге показался Василь.

― Чего тебе?

― Выходи, на луну смотреть будем!

― Сдалась она тебе! Ты что на ней увидишь? Светит и пусть светит.

― Тогда на снег посмотри, как он искрится, как в солнечный день. На лыжах одно удовольствие катить.

― Ну, ты скоро закроешь дверь? ― раздался сердитый голос матери. ― Всю избу остудил!

― Подожди меня, я сейчас, мигом! ― тихо донеслось до Коли, и дверь, жалобно скрипнув, поглотила свет и тепло, выходившее из избы.

Лунный диск, излучавший свет в окружении звёздного неба, сиял и старался украсить сугробы и ветви деревьев, от которых едва заметные тени ложились на ещё не тронутый снег, густо выпавший накануне. Василь не заставил себя долго ждать. Он выбежал из ворот и, оглядевшись по сторонам, замер, словно околдованный лунным сиянием. На нём был серый бушлат, подпоясанный узким ремнём, на ногах не по размеру большие валенки в загибах на голенищах, на голове потёртая шапка-ушанка, из-под которой торчал сноп светлых волос, ниспадавший прямо на лоб, да сияли весёлые с отблеском лунного цвета глаза.

― Да! Тебе точно не страшен мороз! До утра можно лазить в сугробах. А где твои лыжи?

От слов Коли Василь вдруг ожил, спохватился, крутанул подшитыми валенками по искристому снегу и быстро исчез в ограде, позабыв прикрыть калитку. Воспользовавшись моментом насладиться стеклянным лунным светом, в приоткрытой калитке появился разбуженный пёс Тишка.

― Что, Тиха, тебе тоже не спится? ― произнёс Коля и погладил пса по дыбистой шерсти. ― Но лыж для тебя не найдётся, ― с усмешкой добавил он.

Тишка лениво махнул завитком хвоста и, похоже, обидясь на Колю, поплёлся во двор, не обращая внимания на Василька, спешащего с лыжами за ворота.

― А куда мы пойдём на лыжах? ― вдруг спросил Василь, примеряя валенки к лыжным ремням.

― Куда свет божий укажет, ― ответил Коля и посмотрел вверх, откуда истекал лунный свет.

― Коль, а если б не было луны, мы также могли бы ночью кататься?

― Могли, разве что с керосиновым фонарём пришлось бы бродить по сугробам, подобно Сусанину. Правда, он без фонаря завёл поляков в непроходимую лесную чащу. Слыхал про такого?

― Кажись, не слыхал, ― с горечью в голосе ответил Василь. ― А с поляками что? ― поинтересовался он.

― Что-что, ты бы лучше спросил про Сусанина!

― Ну, расскажи!

― Расскажу! В другой раз! А сейчас пошли лучше топтать лыжню. А то застынем, как поляки в лесу.

― Тогда иди первым. Ты и будешь Сусанин. При лунном свете мы точно не заплутаем.

Избы и усадьбы стояли, усыпанные снегом, и при свете луны казались сказочно красивыми. Из труб, словно витые швартовые канаты, неспешно тянулся ввысь к звёздам седоватый дымок. Стояла тишина, безмолвие, только изредка раздавался морозный треск деревьев, и где-то в вышине меж собой перешёптывались яркие звёзды.

На лыжах мальчики пошли вдоль обочины, местами выбирая тропу, где было побольше снега. Шли широко и раскатисто, попеременно расставляя лыжи, как это делают охотники в поисках добычи. У оврага пришлось сделать петлю и возвращаться назад, по другой стороне дороги. Спускаться в овраг не решились. Тень от пологого склона закрывала его большую часть. Там было темно и совсем неуютно. Другое дело ― равнина, где светила луна, было светло, и от серебристого снежного блеска всё полно зимней прелести. На душе тоже радостно и легко. Смеясь, за разговорами мальчики нарезали по лыжне круг за кругом. Очередная остановка произошла у оврага. Любуясь звёздным небом, их взор отвлёк неожиданный свет, вдруг возникший где-то на севере небосклона. Он был таким сильным, что не мог сравниться даже с самым ярким прожектором. Его начало определить было трудно, луч исходил из тёмно-синих небесных глубин. Столб света был дивным, со светло-изумрудным оттенком, прорезавшим небо до самой земли. Словно сказочная хрустальная лестница вдруг опустилась с небес.

― Смотри, Василь! Что это?

Они стояли, раскрыв рты, боясь пошевелиться.

― А вдруг это инопланетный корабль, и лунатики решили на Землю спуститься? ― с тревогой в голосе произнёс Василь.

― Это мы с тобой лунатики, под луной бродим.

― Ты всё шутишь! А я серьёзно, ― пробормотал Василь.

И мальчики ещё зорче стали вглядываться в то место, откуда исходил загадочный луч, в надежде обнаружить инопланетный корабль с огнями в иллюминаторах. Корабля не было видно. Источник света был неподвижный. Луч, достигнув земли, расширялся и кружил по земле, как циркуль чертит окружности, словно пытаясь найти место посадки. На мгновение страх охватил ребят и парализовал их движение. Луч недолго кружил. Прошло не более трёх минут. Они стояли, молча и неподвижно, с открытыми ртами, до тех пор, пока луч внезапно не исчез. Он исчез так же неожиданно, как и появился.

― Что это было? Инопланетный корабль? ― изумлённо спросил Василь, бросая недоуменный взгляд на Колю. ― Может, инопланетяне из-за нас не решились спуститься на землю? ― добавил он.

― Какой тебе ещё корабль, какие инопланетяне! Тоже мне Сусанин! Дуем скорей домой, пока они нас не заметили и не захватили с собой на другую планету.

― Ты это правда? ― с испугом спросил Василь.

― На всякий случай! Уж больно не хочется покидать Землю.

Подхватив в руки лыжи, с трудом преодолевая сугробы, мальчики выбрались на дорогу, залитую лунным светом. Они шли молча, потрясённые необычным явлением, возникшим в царстве лунной ночи. И только ярко сиявшая луна по-прежнему продолжала освещать дорогу спешившим домой мальчикам.