Сергей Шумский
НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ


ПРОШЛОГОДНИЙ СНЕГ
“Ох и снегу нынче!.. — вздыхал Эдуард Платонович, пробиваясь через горбатый сугроб чуть ли не по пояс. — Хорошо, что ватники с напуском на унты, а то бы…” — Эдуард Платонович с благодарностью вспомнил о знакомом шофере, который подарил ему эти чудо-штаны.
Когда затопил печку в стылой избенке, разгрузил рюкзак, попил чаю, вышел с лопатой бороться со снегом. Рыл до обеда метровой глубины траншеи, рыл и после обеда и успел только к колодцу, до дороги, ну и во дворе. К бане отложил борьбу на завтра.
Улегся за печку рано с тяжелой ломотой во всем теле. И снилось, как отбрасывал в разные стороны сахарные ковалки. Потом стал складывать, сгребать снег перед воротами в одну кучу — получался огромный ворох. Когда он был почти завершен, подкатили три красных самосвала, молодые парии, не вылазя из кабин, спросили в один голос:
— У тебя, мужик, не найдется излишков прошлогоднего снега? Купим по сходной цене. Понимаешь, наша фирма сделала открытие: прошлогодний снег — лучшее сырье для аква дистиллятум. Усек?
Эдуард Платонович знал в общих чертах, что такое аква дистиллятум, но стоял в нерешительности, опершись на лопату, раздумывал.
— Ситуация на снежном рынке, сам видишь, пока не в пользу поставщиков, — выговаривал парень с заднего самосвала. — Излишки снега налицо, предлагаем реальную цену за самосвал. — И он назвал сумму.
— Согласен, — воскликнул без колебаний Эдуард Платонович, радуясь, что получит неплохие деньги.
Парни отсчитали купюры, подогнали экскаватор и начали грузить самосвалы. Не успели отъехать, как примчалась соседка баба Лиза, что жила напротив, закричала с дороги во всю улицу:
— Ты почем продал свой сахар, Эдуард Платонович?
— Какой сахар, баба Лиза, ты что… с печки упала?!.
— Сгребли всю кучу, а себе ты что, себе-то что оставил? Надо же летом на варенье… И деньги они тебе дали белые. Я из окна видела, надули они тебя, ты военный, а не…
Эдуард Платонович вытащил из кармана пачку денег — действительно это были совсем белые, без всяких рисунков бумажки, хоть и хрустели.
Он швырнул их в снег и выругался вслух, хотя при людях, особенно при бабках, этого не делал.
И проснулся.
Встал, насунул валенки, откинул с окон занавески, оглядел заснеженный палисадник, проворчал:
“Надо же, бред всякий — самосвалы, снежный рынок, сахар…”
И тут же вспомнил про сахар: позавчера соседка по квартире вошла без стука, так как жили за одной железной дверью, с улыбкой проговорила:
— Сахару мешок купила, всего за триста, просили, правда, вначале четыреста, а потом… “Вы, — говорят, — бабки…” Внизу купили Вера Акимовна и эта из 140-ой… Я хотела и вам сказать, но у них было три последних мешка.
А вскоре она же, соседка, вошла снова, лицо в слезах, руками трясет:
— Так они, паразиты этакие, что продали нам?! — запричитала, — Песку речного по мешку подсунули, ой-ей-ей, дожили до чего… Обман кругом. Главное, сами занесли, вежливые такие: да мы вам, вот вам, ах-ха… Сверху-то килограмма два сахару, а там…
Эдуард Платонович тоже намечал закупить с очередной пенсии мешок сахару к летнему урожаю ягод — вот так нарвешься, как соседка…
После завтрака он снова взялся за лопату, принялся пробивать ход к бане. Бросал комья в разные стороне, вспоминал сон.
“Вот она жизнь пошла, — размышлял, опершись на лопату. — Хочешь торгуй прошлогодним снегом, хочешь — пей чай с речным песком… Рынок на дворе, дикий рынок…”