Сергей Шумский
НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ
НЕПРОЧИТАННАЯ КНИГА
И они встретились… Когда она появилась в аллее справа, Георгий угадал сразу, что это — именно она. По зонтику угадал, потому что она по телефону предупредила, что будет с зонтиком. Он висел у нее на руке, и она им покачивала-поигрывала.
Одета она была в розовый джемпер и клетчатую юбку — вся подбористая какая-то, фигуристая. Белые туфли подчеркивали стройность ее ног, а сдвинутые выше локтей рукава кофты придавали… ну, что чему и как придавало — кто их разберет. Георгий сразу нашел, что все в ней, как в женщине, на месте. Он даже малость испугался: уж больно хороша, как он с ней… Да еще показывает. Но на то они и женщины, чтобы подчеркивать да показывать свои достоинства. Она, наверняка, и место встречи выбрала для того, чтобы могли оценить ее внешность издали. ’’Ждать на лавочке за памятником", — указала она, намечая эту встречу.
Георгий поднялся с дивана, где почти час просидел, уставившись в газету, сделал несколько шагов навстречу. Она приблизилась наконец, поклонно тряхнула белокурой головой, обдала ароматом духов, сосредоточенно и улыбчиво вгляделась в него. А он — в нее…
И только после этого они, пожав друг другу руку, представились, назвали себя. И не какими-то там "абонент номер 0632", как у агентов контрразведки, а просто:
— Рита.
— Георгий.
Хотя имена они знали по последним письмам, да и кое-какие подробности своих биографий — кто какой работой занят, про детей и прочее другое.
— Чтобы женщине раскрыться до конца, ей нужно постоянно чувствовать рыцарство мужчин, — сказала Рита, придирчиво оглядывая диван, куда намеревалась присесть.
— Усёк, — сказал Георгий, расстелил на диване газету, галантно раскинув руки в приглашении. — Прошу, мадам.
— Спасибо, — улыбнулась она и привычным жестом откинула нижнюю часть юбки, чтобы не помять ее, — полдивана заняла этой юбкой.
Он сел на краешек. И они вдруг расхохотались — заговорщически-заразительно, безудержно, и смех этот будто пододвинул их друг к другу, словно бы утвердил их союзнические устремления. Любуясь красивым круглым лицом, на котором как-то особенно выделялись румяные скулы, Георгий думал:
"Неужели та самая?.. Давно надо было через газету… "Ищу скромную, лет тридцати шести…" — все так просто, оказывается".
Вспомнился ему вчерашний разговор с соседкой Верой Степановной, которую попросил присматривать за своими девчонками. Муж у нее погиб года три назад при аварии на газотрассе, несколько месяцев не дожив до пенсии. Узнав, что Георгий едет искать жену из своего Северного, аж в саму Тюмень, она шутя стала просить, чтобы он и для нее подыскал старичка лет шестидесяти. Дать объявление, мол, бабка ищет дедку.
"Да, вот тебе бабка, вот тебе и дедка!..”
Насмеявшись, они заговорили. Говорила больше она, Рита, а Георгий с вниманием слушал, поддакивал и, где надо, где он считал нужным, вворачивал свое мнение. Она с подчеркнутым значением умолкала, устремляя на него большие синие глаза, в которых он читал: да-да, я слушаю, я умею и говорить и слушать.
Прямых вопросов она ему не задавала, хотя он готовился к ним, ждал, думал, что она вот-вот спросит, например, о том, как он, почему оказался с двумя дочками или… Она только однажды как бы мимоходом поинтересовалась:
— Вы, наверно, на своем бульдозере зарабатываете большие деньги?
— Я, как и курица, гребу от себя, — рассмеялся Георгий. — Но когда есть что грести — ничего, рублей семьсот получается. А частенько простои на газопроводе…
— О-о!.. — покачала она головой и впала в минутную задумчивость. — У меня заработок куда скромнее.
И она снова заговорила о себе, о своей работе, какая она у нее увлекательная да нужная, и как ее ценят в нефтяном главке, где она работает вот уже девять лет. А потом перешла на тему, совсем близкую к их отношениям, — заговорила о том, как она решилась на это газетное объявление, решилась-откликнулась — и сама не рада теперь, поскольку от предложений нет отбою. Звонят, пишут, назначают свидания, один даже с двумя высшими образованиями предлагает руку и сердце, очень настойчив, но у нее к нему…
Георгий терпеливо вынес этот напор недоступности, хотя подмывало спросите, что же ей мешает из этих многих остановить свой выбор на одном. Вот и с ним на встречу согласилась — как-никак за семьсот километров примчался на перекладных. Однако сдержал себя Георгий, не спросил, закралась догадка:
"Цену себе набивает, пусть…”
— Вы знаете, Георгий, — говорила Рита, — я впечатлительная и часто задумываюсь вот над чем: в нашей жизни все только один раз, все неповторимо, ведь правда?
— Второго раза не будет, понятно, — подтвердил Георгий.
Говорила она тихим, проникновенным голосом, даже с каким-то придыханием, отчего Георгию становилось не по себе от волнения и он поражался: "Что за сила такая в ее голосе сидит, она меня гипнотизирует, не иначе…"
— И я очень требовательна к себе, ну и к другим, естественно, кто со мной рядом, близкие. Из-за этого даже страдаю, может быть. Но мне кажется, женщин сегодня просто недооценивают, не дают им раскрыть своих истинных возможностей. Как вы считаете, Георгий, я хочу знать?
— Да я никак не считаю, — хохотнул Георгий. — Я об этом и не задумывался.
— А вот если задуматься: сколько в женщине сокровенного, таинственного, возвышенного, романтического, сколько подвигов ради нее совершено!.. Это такой сосуд, из которого… женщину, как интересную книгу, можно читать, перечитывать и снова читать. Современная женщина, по-моему убеждению, — пока еще не прочитанная до конца книга. Девчонкой я от кого-то стихи слышала, не знаю до сих пор, кто из поэтов их написал, помню четыре строчки, по-моему, они очень точно выражают мои мысли:
Ты — женщина, ты — книга между книг.
Ты — свернутый, запечатленный свиток.
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.
И на этом они расстались. Договорились, что встретятся в семь часов здесь же. Она приведет домой сына из садика, ему уже шесть лет, самостоятельный, — и они могут поговорить еще с час. Больше она, к сожалению, не может, так как прилетает ночью ее сестра с семьей из Нового Уренгоя, в отпуск едут, должна их встретить.
До семи было далеко, считай, целый день. Георгий побродил по городу, заглянул на рынок и в универмаг, хотел какой-нибудь подарок купить, раз до знакомства дошло. Брошка ему приглянулась за семнадцать рублей. И тут же раздумал. Дама она, конечно, симпатичная, для такой никаких подарков не жалко, но может не так понять: задабривает, мол, заискивает. Без подарков должно решиться, он не парень первой молодости, она — не девчонка. Да — да, нет — нет — и разговор окончен.
Сходил в кино, потом пообедал. Пока обедал, пошел дождь — хлесткий, частый. Столовая как раз закрывалась, и он, пока бежал до остановки и ждал троллейбуса, почти весь промок, добрался до вокзала — решил переждать тут.
Но тут было такое столпотворение, что негде не то что сесть, и притулиться — народу всякого толпилось, особенно студентов из строительных отрядов — возвращались с севера. И цыган понабилось в углы, разложились с тюками, с постелями, галдели, ели, принимали сон.
С час проторчал Георгий в углу, в духоте и вокзальной вони, выбрался на крыльцо — здесь тоже толкался народ, так как дождь продолжал лить. Его разобрала такая досада, что он сплюнул и выругался: какого черта он тут торчит? Ждать еще больше трех часов — ради чего? Чтобы выслушивать, сколько в очереди стоит жаждущих ее руки и сердца?
"А что она там пела насчет непрочитанных книг?! — раздражался он, все яснее осознавая, в какую дурацкую ситуацию он попал. — Намаешься с этой непрочитанной книгой, мне обыкновенная, добрая хозяйка нужна в доме, а не книга…"
И он как будто камень с души сбросив, торопливо пошел на почту, купил конверт, лист почтовой бумаги и на развороте этого листа, с угла на угол, крупными печатными буквами начертал: "КНИГ ВООБЩЕ НЕ ЧИТАЮ. ИЗВИНЯЙТЕ"
Подписал адрес, запечатал и бросил в ящик.
И купил домой билет. Дневной поезд уже ушел, ждать предстояло до двух ночи. Но тут ему подвезло: нашлось свободное место на диване, хоть и в тесном проходе — уселся, вздохнул с облегчением. Немножко, правда, заедало сомнение: может, погорячился с письмом-то? Может, все же сходить на встречу, выслушать ее приговор? Письмо она получит только завтра, а то и послезавтра — набраться наглости-терпения…
И успокоил себя, пусть лучше она получит "пилюлю". Он с радостным ожиданием размышлял, что вот дождется поезда, растянется на верхней полке, выспится за сутки-то как следует и забудет этот идиотский случай. Найдется человек по душе, где-то он есть. Искать и ждать.
И задремал с такими мыслями. Во сне ему привиделось, будто он продирается через ряды женщин, а они тянут к нему руки, цепляются, умоляют взглядом, орут на разные голоса: "Я — непрочитанная книга!.." — "И я — непрочитанная…" — "Непрочитанная книга я, возьми меня!"
Георгий и во сне сознавал, что это всего-навсего кошмарный бред, силился пробудиться, чтобы сбросить, избавиться от него и не мог. Он повторялся с назойливой навязчивостью, какая бывает только в снах.
Проснулся от толчка в плечо. Над ним стояла… милиционерша.
— Куда едете, гражданин? — спросила строго.
— Я?..
— Ваши проездные документы.
— В смысле, билет?
— В смысле — билет.
Изучив билет и паспорт, милиционерша повернула бледное лицо и оглядела долгим и холодным взглядом его владельца — двинулась неторопливой походкой дальше.
"И ты — непрочитанная книга" — усмехнулся Георгий, провожал плотную фигуру в толпе.
Сон прошел. Народу вроде поубавилось.
Насидевшись, Георгий бесцельно бродил среди людей, отстраненный их всеобщим равнодушием. Он уже скучал по дому, по дочкам, ему казалось, что он непростительно изменил той жизни, которой жил последние два года и которой готов жить дальше — обстирывать своих девчонок, выпроваживать их в детсад, скандалить с ними и водить иногда по выходным на могилу матери.
Сергей Шумский
НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ
НЕПРОЧИТАННАЯ КНИГА
И они встретились… Когда она появилась в аллее справа, Георгий угадал сразу, что это — именно она. По зонтику угадал, потому что она по телефону предупредила, что будет с зонтиком. Он висел у нее на руке, и она им покачивала-поигрывала.
Одета она была в розовый джемпер и клетчатую юбку — вся подбористая какая-то, фигуристая. Белые туфли подчеркивали стройность ее ног, а сдвинутые выше локтей рукава кофты придавали… ну, что чему и как придавало — кто их разберет. Георгий сразу нашел, что все в ней, как в женщине, на месте. Он даже малость испугался: уж больно хороша, как он с ней… Да еще показывает. Но на то они и женщины, чтобы подчеркивать да показывать свои достоинства. Она, наверняка, и место встречи выбрала для того, чтобы могли оценить ее внешность издали. ’’Ждать на лавочке за памятником", — указала она, намечая эту встречу.
Георгий поднялся с дивана, где почти час просидел, уставившись в газету, сделал несколько шагов навстречу. Она приблизилась наконец, поклонно тряхнула белокурой головой, обдала ароматом духов, сосредоточенно и улыбчиво вгляделась в него. А он — в нее…
И только после этого они, пожав друг другу руку, представились, назвали себя. И не какими-то там "абонент номер 0632", как у агентов контрразведки, а просто:
— Рита.
— Георгий.
Хотя имена они знали по последним письмам, да и кое-какие подробности своих биографий — кто какой работой занят, про детей и прочее другое.
— Чтобы женщине раскрыться до конца, ей нужно постоянно чувствовать рыцарство мужчин, — сказала Рита, придирчиво оглядывая диван, куда намеревалась присесть.
— Усёк, — сказал Георгий, расстелил на диване газету, галантно раскинув руки в приглашении. — Прошу, мадам.
— Спасибо, — улыбнулась она и привычным жестом откинула нижнюю часть юбки, чтобы не помять ее, — полдивана заняла этой юбкой.
Он сел на краешек. И они вдруг расхохотались — заговорщически-заразительно, безудержно, и смех этот будто пододвинул их друг к другу, словно бы утвердил их союзнические устремления. Любуясь красивым круглым лицом, на котором как-то особенно выделялись румяные скулы, Георгий думал:
"Неужели та самая?.. Давно надо было через газету… "Ищу скромную, лет тридцати шести…" — все так просто, оказывается".
Вспомнился ему вчерашний разговор с соседкой Верой Степановной, которую попросил присматривать за своими девчонками. Муж у нее погиб года три назад при аварии на газотрассе, несколько месяцев не дожив до пенсии. Узнав, что Георгий едет искать жену из своего Северного, аж в саму Тюмень, она шутя стала просить, чтобы он и для нее подыскал старичка лет шестидесяти. Дать объявление, мол, бабка ищет дедку.
"Да, вот тебе бабка, вот тебе и дедка!..”
Насмеявшись, они заговорили. Говорила больше она, Рита, а Георгий с вниманием слушал, поддакивал и, где надо, где он считал нужным, вворачивал свое мнение. Она с подчеркнутым значением умолкала, устремляя на него большие синие глаза, в которых он читал: да-да, я слушаю, я умею и говорить и слушать.
Прямых вопросов она ему не задавала, хотя он готовился к ним, ждал, думал, что она вот-вот спросит, например, о том, как он, почему оказался с двумя дочками или… Она только однажды как бы мимоходом поинтересовалась:
— Вы, наверно, на своем бульдозере зарабатываете большие деньги?
— Я, как и курица, гребу от себя, — рассмеялся Георгий. — Но когда есть что грести — ничего, рублей семьсот получается. А частенько простои на газопроводе…
— О-о!.. — покачала она головой и впала в минутную задумчивость. — У меня заработок куда скромнее.
И она снова заговорила о себе, о своей работе, какая она у нее увлекательная да нужная, и как ее ценят в нефтяном главке, где она работает вот уже девять лет. А потом перешла на тему, совсем близкую к их отношениям, — заговорила о том, как она решилась на это газетное объявление, решилась-откликнулась — и сама не рада теперь, поскольку от предложений нет отбою. Звонят, пишут, назначают свидания, один даже с двумя высшими образованиями предлагает руку и сердце, очень настойчив, но у нее к нему…
Георгий терпеливо вынес этот напор недоступности, хотя подмывало спросите, что же ей мешает из этих многих остановить свой выбор на одном. Вот и с ним на встречу согласилась — как-никак за семьсот километров примчался на перекладных. Однако сдержал себя Георгий, не спросил, закралась догадка:
"Цену себе набивает, пусть…”
— Вы знаете, Георгий, — говорила Рита, — я впечатлительная и часто задумываюсь вот над чем: в нашей жизни все только один раз, все неповторимо, ведь правда?
— Второго раза не будет, понятно, — подтвердил Георгий.
Говорила она тихим, проникновенным голосом, даже с каким-то придыханием, отчего Георгию становилось не по себе от волнения и он поражался: "Что за сила такая в ее голосе сидит, она меня гипнотизирует, не иначе…"
— И я очень требовательна к себе, ну и к другим, естественно, кто со мной рядом, близкие. Из-за этого даже страдаю, может быть. Но мне кажется, женщин сегодня просто недооценивают, не дают им раскрыть своих истинных возможностей. Как вы считаете, Георгий, я хочу знать?
— Да я никак не считаю, — хохотнул Георгий. — Я об этом и не задумывался.
— А вот если задуматься: сколько в женщине сокровенного, таинственного, возвышенного, романтического, сколько подвигов ради нее совершено!.. Это такой сосуд, из которого… женщину, как интересную книгу, можно читать, перечитывать и снова читать. Современная женщина, по-моему убеждению, — пока еще не прочитанная до конца книга. Девчонкой я от кого-то стихи слышала, не знаю до сих пор, кто из поэтов их написал, помню четыре строчки, по-моему, они очень точно выражают мои мысли:
Ты — женщина, ты — книга между книг.
Ты — свернутый, запечатленный свиток.
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.
И на этом они расстались. Договорились, что встретятся в семь часов здесь же. Она приведет домой сына из садика, ему уже шесть лет, самостоятельный, — и они могут поговорить еще с час. Больше она, к сожалению, не может, так как прилетает ночью ее сестра с семьей из Нового Уренгоя, в отпуск едут, должна их встретить.
До семи было далеко, считай, целый день. Георгий побродил по городу, заглянул на рынок и в универмаг, хотел какой-нибудь подарок купить, раз до знакомства дошло. Брошка ему приглянулась за семнадцать рублей. И тут же раздумал. Дама она, конечно, симпатичная, для такой никаких подарков не жалко, но может не так понять: задабривает, мол, заискивает. Без подарков должно решиться, он не парень первой молодости, она — не девчонка. Да — да, нет — нет — и разговор окончен.
Сходил в кино, потом пообедал. Пока обедал, пошел дождь — хлесткий, частый. Столовая как раз закрывалась, и он, пока бежал до остановки и ждал троллейбуса, почти весь промок, добрался до вокзала — решил переждать тут.
Но тут было такое столпотворение, что негде не то что сесть, и притулиться — народу всякого толпилось, особенно студентов из строительных отрядов — возвращались с севера. И цыган понабилось в углы, разложились с тюками, с постелями, галдели, ели, принимали сон.
С час проторчал Георгий в углу, в духоте и вокзальной вони, выбрался на крыльцо — здесь тоже толкался народ, так как дождь продолжал лить. Его разобрала такая досада, что он сплюнул и выругался: какого черта он тут торчит? Ждать еще больше трех часов — ради чего? Чтобы выслушивать, сколько в очереди стоит жаждущих ее руки и сердца?
"А что она там пела насчет непрочитанных книг?! — раздражался он, все яснее осознавая, в какую дурацкую ситуацию он попал. — Намаешься с этой непрочитанной книгой, мне обыкновенная, добрая хозяйка нужна в доме, а не книга…"
И он как будто камень с души сбросив, торопливо пошел на почту, купил конверт, лист почтовой бумаги и на развороте этого листа, с угла на угол, крупными печатными буквами начертал: "КНИГ ВООБЩЕ НЕ ЧИТАЮ. ИЗВИНЯЙТЕ"
Подписал адрес, запечатал и бросил в ящик.
И купил домой билет. Дневной поезд уже ушел, ждать предстояло до двух ночи. Но тут ему подвезло: нашлось свободное место на диване, хоть и в тесном проходе — уселся, вздохнул с облегчением. Немножко, правда, заедало сомнение: может, погорячился с письмом-то? Может, все же сходить на встречу, выслушать ее приговор? Письмо она получит только завтра, а то и послезавтра — набраться наглости-терпения…
И успокоил себя, пусть лучше она получит "пилюлю". Он с радостным ожиданием размышлял, что вот дождется поезда, растянется на верхней полке, выспится за сутки-то как следует и забудет этот идиотский случай. Найдется человек по душе, где-то он есть. Искать и ждать.
И задремал с такими мыслями. Во сне ему привиделось, будто он продирается через ряды женщин, а они тянут к нему руки, цепляются, умоляют взглядом, орут на разные голоса: "Я — непрочитанная книга!.." — "И я — непрочитанная…" — "Непрочитанная книга я, возьми меня!"
Георгий и во сне сознавал, что это всего-навсего кошмарный бред, силился пробудиться, чтобы сбросить, избавиться от него и не мог. Он повторялся с назойливой навязчивостью, какая бывает только в снах.
Проснулся от толчка в плечо. Над ним стояла… милиционерша.
— Куда едете, гражданин? — спросила строго.
— Я?..
— Ваши проездные документы.
— В смысле, билет?
— В смысле — билет.
Изучив билет и паспорт, милиционерша повернула бледное лицо и оглядела долгим и холодным взглядом его владельца — двинулась неторопливой походкой дальше.
"И ты — непрочитанная книга" — усмехнулся Георгий, провожал плотную фигуру в толпе.
Сон прошел. Народу вроде поубавилось.
Насидевшись, Георгий бесцельно бродил среди людей, отстраненный их всеобщим равнодушием. Он уже скучал по дому, по дочкам, ему казалось, что он непростительно изменил той жизни, которой жил последние два года и которой готов жить дальше — обстирывать своих девчонок, выпроваживать их в детсад, скандалить с ними и водить иногда по выходным на могилу матери.