Сергей Шумский
НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ
ОНА И ОН, ОН И ОНА
Кухня была обставлена прост о изысканно, если не сказать шикарно: шкафы и шкафчики, полочки, как и основной зеркальный шкаф, сделаны под красное дерево — все на месте и ничего лишнего, все сверкало и отражало изыск.
— Нравится? — спросила она, наблюдая за тем, как он водит взглядом в разные стороны.
— Да, приятно, — проговорил он, снова засмотревшись на все вокруг будто другими глазами.
— На последние расходы пошла, да что, думаю, мы такие… — говорила она, поглаживая себя ладонью по щеке. — Во всем себе отказываем, нищенствуем, можно сказать. А этот гарнитур через подружку мне достался, причем местный, нашенский, они намного лучше и надежнее всяких итальянских да чешских.
Стол был имитирован под малахит, они за ним, сидя в удобных пластмассовых креслах, пили кофе.
— От кофе у меня разгоняется страшный аппетит, потом хочется есть и есть, баловать себя ни к чему, с полнотой и так приходится вести борьбу — везде борьба, одна борьба, — говорила она безумолку.
До этого они встречались три раза, прогуливали своих, как она говорит, "собачушек" у гаражей, хотя жили не в соседних домах, по разные стороны огромного рва, который застраивался гаражами. Просто в городе решительно негде гулять с собаками: тут детский сад, здесь игровая площадка, там теснота от машин и людей. Зато вечером, после десяти, можно свободно ходить везде.
Когда он встретился недавно и познакомился с хозяйкой Джесси у гаражного захламленного пустыря, он сразу же сиял строгий ошейник со своего свирепого пса, который рычал, особенно по утрам, на прохожих и спешащих в школу ребятишек. Он никого еще не укусил, но все равно его боялись за этот норов — просто распалялся на поводке.
Они облюбовали затишек у заборного загиба и подолгу разговаривали о разных пустяках, в основном на собачью тему, рассматривали звездное небо, говорили, пока холод не пробирал до костей, да и собаки успевали набегаться и наиграться вволю.
И вот Джесси "подоспела".
Она убрала чайную посуду, по ходу объяснила и показала, как устроено ее хранение.
Посидели в молчании. Потом она загорелась желанием посмотреть, что ТАМ, У НИХ? Он ее начал уговаривать, что смотреть на Это не принято, что пусть САМИ, как знают. А потом и сам вышел вслед за ней в прихожую. Она приоткрыла створку двери в большую комнату, заглянула туда, со вздохом облегчения прошептала:
— Они уже повязались. Бедненькая моя, терпи, миленькая, терпи. Господи, я так волнуюсь за нее, она впервые… У вашего, вы говорите, было два потомства?..
— Да, два, по одиннадцать…
— Ой-ой-ой! Куда я вот с ними? Кому-то надо отдавать или продавать. Ну не топить же, как некоторые делают, меня от одной мысли об этом все внутри содрогается!.. Представляю, какие красивые будут щеночки, он у вас — прямо красавец писаный, будто с картинки…
— А может и нам с вами… — проговорил он тихо, положив руку на ее широкое плечо.
Она подняла на него глаза, вся зарделась лицом, губы ее шевелились и не могли ничего произнести, хотя она пыталась это сделать.
— Так сразу? — наконец вымолвила она. — Мы несколько раз всего встре-ети… встреча-а-а… Мы же не ОНИ?.. — и она указала кистью руки на дверь.
— А кто мы? — он тоже страшно взволновался, засмущался, хотя не терял цели, что надо действовать решительно и смело.
— А кто мы, правда? — прошептала она и рассмеялась, как ему показалось, неподдельно, искренне. Насмеявшись, она снова задумалась, уставившись в ковровые разводы пола, потом проговорила почти шепотом: — Кто мы в самом деле? Может не ОНИ для нас, а мы для НИХ?
И она снова заговорила о своей Джесси, как и чем кормить ее, стоит ли делать прививки. В который уже раз начала пересказывать, как она почти щенком попала под удар машины, как ей выдрало бок, страшно было смотреть.
— Еще бы сантиметр-два и все — сердце рядом колотилось…
Теперь они сидели в прихожей на небольшом удобном диванчике. Выговорившись, она умолкла. Молчал и он. Затем она, заложив руки на коленях, с тихой усмешкой проговорила:
— Весь ваш пыл иссяк, вижу.
Он обнял ее за талию, она положила голову ему на плечо.
"Раз сама, как тут… — думал он в победном волнении. — Как говорят…”
Они ушли в комнату и, не зажигая света, молча разделись, легли на разобранную постель.
А после… После на кухне опять говорили, но уже совсем другими тонами и обменивались нежными взглядами. И снова пили, на этот раз не кофе, а красное вино. У нее нашлось полбутылки какого-то крепленого вина, и они потихоньку попивали его из широких фужеров.
Затем она сходила, проверила ИХ.
— Все нормально у НИХ. Зализывают раны.
И вскоре они распрощались. У дверей сладко, в губы, расцеловались. Договорились, что завтра он в обед выкроит час и приведет кавалера Джесси еще раз.
— Приводи обязательно, приводи, — повторяла она. — И себя приводи.
И они снова расцеловались.
Пес его с усталости зевал, царапал лапой за ухом. Подружка его даже не вышла проводить.
Сергей Шумский
НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ
ОНА И ОН, ОН И ОНА
Кухня была обставлена прост о изысканно, если не сказать шикарно: шкафы и шкафчики, полочки, как и основной зеркальный шкаф, сделаны под красное дерево — все на месте и ничего лишнего, все сверкало и отражало изыск.
— Нравится? — спросила она, наблюдая за тем, как он водит взглядом в разные стороны.
— Да, приятно, — проговорил он, снова засмотревшись на все вокруг будто другими глазами.
— На последние расходы пошла, да что, думаю, мы такие… — говорила она, поглаживая себя ладонью по щеке. — Во всем себе отказываем, нищенствуем, можно сказать. А этот гарнитур через подружку мне достался, причем местный, нашенский, они намного лучше и надежнее всяких итальянских да чешских.
Стол был имитирован под малахит, они за ним, сидя в удобных пластмассовых креслах, пили кофе.
— От кофе у меня разгоняется страшный аппетит, потом хочется есть и есть, баловать себя ни к чему, с полнотой и так приходится вести борьбу — везде борьба, одна борьба, — говорила она безумолку.
До этого они встречались три раза, прогуливали своих, как она говорит, "собачушек" у гаражей, хотя жили не в соседних домах, по разные стороны огромного рва, который застраивался гаражами. Просто в городе решительно негде гулять с собаками: тут детский сад, здесь игровая площадка, там теснота от машин и людей. Зато вечером, после десяти, можно свободно ходить везде.
Когда он встретился недавно и познакомился с хозяйкой Джесси у гаражного захламленного пустыря, он сразу же сиял строгий ошейник со своего свирепого пса, который рычал, особенно по утрам, на прохожих и спешащих в школу ребятишек. Он никого еще не укусил, но все равно его боялись за этот норов — просто распалялся на поводке.
Они облюбовали затишек у заборного загиба и подолгу разговаривали о разных пустяках, в основном на собачью тему, рассматривали звездное небо, говорили, пока холод не пробирал до костей, да и собаки успевали набегаться и наиграться вволю.
И вот Джесси "подоспела".
Она убрала чайную посуду, по ходу объяснила и показала, как устроено ее хранение.
Посидели в молчании. Потом она загорелась желанием посмотреть, что ТАМ, У НИХ? Он ее начал уговаривать, что смотреть на Это не принято, что пусть САМИ, как знают. А потом и сам вышел вслед за ней в прихожую. Она приоткрыла створку двери в большую комнату, заглянула туда, со вздохом облегчения прошептала:
— Они уже повязались. Бедненькая моя, терпи, миленькая, терпи. Господи, я так волнуюсь за нее, она впервые… У вашего, вы говорите, было два потомства?..
— Да, два, по одиннадцать…
— Ой-ой-ой! Куда я вот с ними? Кому-то надо отдавать или продавать. Ну не топить же, как некоторые делают, меня от одной мысли об этом все внутри содрогается!.. Представляю, какие красивые будут щеночки, он у вас — прямо красавец писаный, будто с картинки…
— А может и нам с вами… — проговорил он тихо, положив руку на ее широкое плечо.
Она подняла на него глаза, вся зарделась лицом, губы ее шевелились и не могли ничего произнести, хотя она пыталась это сделать.
— Так сразу? — наконец вымолвила она. — Мы несколько раз всего встре-ети… встреча-а-а… Мы же не ОНИ?.. — и она указала кистью руки на дверь.
— А кто мы? — он тоже страшно взволновался, засмущался, хотя не терял цели, что надо действовать решительно и смело.
— А кто мы, правда? — прошептала она и рассмеялась, как ему показалось, неподдельно, искренне. Насмеявшись, она снова задумалась, уставившись в ковровые разводы пола, потом проговорила почти шепотом: — Кто мы в самом деле? Может не ОНИ для нас, а мы для НИХ?
И она снова заговорила о своей Джесси, как и чем кормить ее, стоит ли делать прививки. В который уже раз начала пересказывать, как она почти щенком попала под удар машины, как ей выдрало бок, страшно было смотреть.
— Еще бы сантиметр-два и все — сердце рядом колотилось…
Теперь они сидели в прихожей на небольшом удобном диванчике. Выговорившись, она умолкла. Молчал и он. Затем она, заложив руки на коленях, с тихой усмешкой проговорила:
— Весь ваш пыл иссяк, вижу.
Он обнял ее за талию, она положила голову ему на плечо.
"Раз сама, как тут… — думал он в победном волнении. — Как говорят…”
Они ушли в комнату и, не зажигая света, молча разделись, легли на разобранную постель.
А после… После на кухне опять говорили, но уже совсем другими тонами и обменивались нежными взглядами. И снова пили, на этот раз не кофе, а красное вино. У нее нашлось полбутылки какого-то крепленого вина, и они потихоньку попивали его из широких фужеров.
Затем она сходила, проверила ИХ.
— Все нормально у НИХ. Зализывают раны.
И вскоре они распрощались. У дверей сладко, в губы, расцеловались. Договорились, что завтра он в обед выкроит час и приведет кавалера Джесси еще раз.
— Приводи обязательно, приводи, — повторяла она. — И себя приводи.
И они снова расцеловались.
Пес его с усталости зевал, царапал лапой за ухом. Подружка его даже не вышла проводить.