Сергей Шумский
НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ
АХ, ДОНЯ…
— Здравствуйте, Доня! — сказал я, проникаясь чувствительностью и к имени этому неслыханному и помня, что дама эта с виду шибко строгая и несговорчивая — несколько раз доводилось общаться. Видимо, голос мой подействовал: в трубку я услышал настороженно-робкое:
— Здравствуйте…
— Здравствуйте, Доня, — повторил я тем же голосом. — Вас беспокоит ваш добрый знакомый из соседнего дома, — и я назвал свое имя.
— Ну слушаю, — сказала Доня, выравнивая свой голос.
— Скажите, пожалуйста, Доня, зачем вы перекрываете воду в наш дом?
— Зачем перекрываю, потому что у нас канализация не работает.
— А при чем тут мы? Мы на своем участке до тротуара прочистили месяц назад. А у вас через дорогу засорилось…
— Да знаю я все, где у нас засорилось. Сегодня санэпидемстанция приезжала, грозятся…
— Ну и где выход?
— А какой выход, никому…
— Да-да, вы правы.
— Позвонила утром в водоканал — говорят: "Давай полтора лимона — приедем".
— Полтора, чтоб через дорогу?..
— А какие у меня лимоны? Мне яблок килограмм не на что купить. И фабрику закрыли на полтора месяца. Зарплату отрезами выдавали… Начальство все разбежалось, плевать им на свое общежитие.
— Так, Доня, давайте еще одну революцию закатим.
— Что я могу как комендант общежития — ничего. Дак я вам с обеда еще открыла воду и закрывать больше не буду. Пусть все захлебнутся в собственном соку.
— Ах, Доня, мне всегда приятно…
Слов этих не услышала Доня, повесила трубку.
С ДРУГОЙ СТОРОНЫ
Пасмурным морозным утром стылый автобус выбросил меня в заречной части города. Дама в мехах, сошедшая со мной, неуверенно объяснила мне, где находится это самое РСУ, и скрылась в узком переулке.
И я пошел почти наугад.
Аккуратные дома с крашеными ставнями утонули в снегу. Палисадники, заборы, калитки, ворота, белые дымы над заснеженными крышами, лай, вернее, ленивый брех собак — все здесь уводило меня куда-то, и мысли мои полусонные переселились в иное пространство и в иное время. Не верилось даже, что рядом, в десяти минутах езды, большой город с большими домами. Хотелось заглянуть в эти заледенелые окна с той стороны — побыть с незнакомыми людьми, ощутить, почувствовать эту нетягостную тишину и покой.
Утро прояснилось. И я попал на береговой изгиб, я это не увидел, а, скорее, догадался чутьем, потому что во мне вдруг снова словно все перевернулось, сместилось во времени. Я все знал, все представлял перед глазами и в памяти и в то же время все воспринималось загадочно и чудно: передо мной как будто земля наклонилась. Казалось, кто-то со стороны, а не сам я нашептывал с упреком: на, смотри, ты равнодушно наблюдал эти картины многие годы почти каждый день, но видишь сегодня все впервые.
Справа возвышался над всем береговым угором монастырь с голубыми куполами, рядом дом… дом этот трехэтажный еле узнавался теперь на фоне девятиэтажных коробок. А ведь он за свою красоту, соразмерность и вписанность в место завоевал в начале века медаль на французской выставке. Во что же сейчас его превратили, Господи!?.
А напротив такое привычное, узнаваемое, как символ города, здание музея (городская управа), рядом памятный обелиск — плоский, тупой столб торчит в небо. И все это на фоне прожекторных мачт стадиона, которые как хищные динозавры подняли свои длинные шеи…
Зато как смотрится, приземистое здание военных казарм — будто само выросло из береговой кромки — с четко очерченными линиями, с овальными огромными окнами.
И опять мысль осенила догадка: а ведь люди тогда, четыреста и сто лет назад, смотрели именно с той, то есть с этой, моей, стороны и прикидывали, что, где и как возводить и строить. Иначе это не было бы архитектурным великолепием и красотой, иначе — коробки и столбы…
И как подтверждение я снова осмотрел передо мной нелепый уродливый циркуль перекидного моста.
Нужное мне РСУ я отыскал быстро и наугад. Зашел по пути в недействующий храм, который глубоко врос в насыпной вал. На стене было написано, что храм собирает пожертвования. Я осмотрел все три двери, на них висели замки, но где-то далеко в глубине храма бубнили мужские голоса…
Поднявшись на перекидной мост, медленно прошел с этой стороны на ту сторону реки — прошел как будто из одного мира в мир другой.
Сергей Шумский
НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ
АХ, ДОНЯ…
— Здравствуйте, Доня! — сказал я, проникаясь чувствительностью и к имени этому неслыханному и помня, что дама эта с виду шибко строгая и несговорчивая — несколько раз доводилось общаться. Видимо, голос мой подействовал: в трубку я услышал настороженно-робкое:
— Здравствуйте…
— Здравствуйте, Доня, — повторил я тем же голосом. — Вас беспокоит ваш добрый знакомый из соседнего дома, — и я назвал свое имя.
— Ну слушаю, — сказала Доня, выравнивая свой голос.
— Скажите, пожалуйста, Доня, зачем вы перекрываете воду в наш дом?
— Зачем перекрываю, потому что у нас канализация не работает.
— А при чем тут мы? Мы на своем участке до тротуара прочистили месяц назад. А у вас через дорогу засорилось…
— Да знаю я все, где у нас засорилось. Сегодня санэпидемстанция приезжала, грозятся…
— Ну и где выход?
— А какой выход, никому…
— Да-да, вы правы.
— Позвонила утром в водоканал — говорят: "Давай полтора лимона — приедем".
— Полтора, чтоб через дорогу?..
— А какие у меня лимоны? Мне яблок килограмм не на что купить. И фабрику закрыли на полтора месяца. Зарплату отрезами выдавали… Начальство все разбежалось, плевать им на свое общежитие.
— Так, Доня, давайте еще одну революцию закатим.
— Что я могу как комендант общежития — ничего. Дак я вам с обеда еще открыла воду и закрывать больше не буду. Пусть все захлебнутся в собственном соку.
— Ах, Доня, мне всегда приятно…
Слов этих не услышала Доня, повесила трубку.
С ДРУГОЙ СТОРОНЫ
Пасмурным морозным утром стылый автобус выбросил меня в заречной части города. Дама в мехах, сошедшая со мной, неуверенно объяснила мне, где находится это самое РСУ, и скрылась в узком переулке.
И я пошел почти наугад.
Аккуратные дома с крашеными ставнями утонули в снегу. Палисадники, заборы, калитки, ворота, белые дымы над заснеженными крышами, лай, вернее, ленивый брех собак — все здесь уводило меня куда-то, и мысли мои полусонные переселились в иное пространство и в иное время. Не верилось даже, что рядом, в десяти минутах езды, большой город с большими домами. Хотелось заглянуть в эти заледенелые окна с той стороны — побыть с незнакомыми людьми, ощутить, почувствовать эту нетягостную тишину и покой.
Утро прояснилось. И я попал на береговой изгиб, я это не увидел, а, скорее, догадался чутьем, потому что во мне вдруг снова словно все перевернулось, сместилось во времени. Я все знал, все представлял перед глазами и в памяти и в то же время все воспринималось загадочно и чудно: передо мной как будто земля наклонилась. Казалось, кто-то со стороны, а не сам я нашептывал с упреком: на, смотри, ты равнодушно наблюдал эти картины многие годы почти каждый день, но видишь сегодня все впервые.
Справа возвышался над всем береговым угором монастырь с голубыми куполами, рядом дом… дом этот трехэтажный еле узнавался теперь на фоне девятиэтажных коробок. А ведь он за свою красоту, соразмерность и вписанность в место завоевал в начале века медаль на французской выставке. Во что же сейчас его превратили, Господи!?.
А напротив такое привычное, узнаваемое, как символ города, здание музея (городская управа), рядом памятный обелиск — плоский, тупой столб торчит в небо. И все это на фоне прожекторных мачт стадиона, которые как хищные динозавры подняли свои длинные шеи…
Зато как смотрится, приземистое здание военных казарм — будто само выросло из береговой кромки — с четко очерченными линиями, с овальными огромными окнами.
И опять мысль осенила догадка: а ведь люди тогда, четыреста и сто лет назад, смотрели именно с той, то есть с этой, моей, стороны и прикидывали, что, где и как возводить и строить. Иначе это не было бы архитектурным великолепием и красотой, иначе — коробки и столбы…
И как подтверждение я снова осмотрел передо мной нелепый уродливый циркуль перекидного моста.
Нужное мне РСУ я отыскал быстро и наугад. Зашел по пути в недействующий храм, который глубоко врос в насыпной вал. На стене было написано, что храм собирает пожертвования. Я осмотрел все три двери, на них висели замки, но где-то далеко в глубине храма бубнили мужские голоса…
Поднявшись на перекидной мост, медленно прошел с этой стороны на ту сторону реки — прошел как будто из одного мира в мир другой.