Сергей Шумский
НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ
ПРЕДЗИМЬЕ
Как только он сошел с электрички и попал в свое родное подворье, он сразу же, как тот шукшинский герой, занялся самим собой, то есть стал готовить баню. Но для начала походил по огородчику, осмотрел все. И все было вроде на месте, прибрано, убрано. Только одну грядку жена вскопала и посадила зимний чеснок, а так весь огородчик успел зарасти мокрицей, манжеткой и жгучей крапивой. Он обвел этот сплошной ковер и аж запричитал от умиления и восторга.
— Это надо же та-ак!.. Надо же… Покров день завтра, а тут такое буйство. Надо же!
Накрапывал дождичек. И не по-октябрьски было тепло. И не тепло, а даже как-то парко, будто перед грозой. Он посмотрел на небо и надолго замер с поднятой головой: в природе что-то происходило. Низкие тучи быстро перемещались, задвигали одна другую, видно, как они там ворочались, лохматились, даже, кажется, слышен был шорох от их громоздкого волнения. Он в восхищении вытер ладонями мокрое лицо, перекрестился. И внутренним чутьем осознал, почувствовал, что что-то оставалось там, за тучами и дальше, за звездами. А что или Кто? Бог. Только Он мог смотреть и видеть, что творится здесь, на земле.
Он натаскал в котел и в ванну дождевой воды из бочки, наколол помельче полешков и затопил баню. И принялся за неотложное дело, которое только что наметил для себя.
Мокрицы он нарвал полный таз. Она вся сверкала в мелких алмазных каплях, как и манжетка.
Весь огород был в алмазах.
Но прежде чем рвать манжетку, он зашел в дом, еще раз прочел о ней в книге. Убедился, что она, манжетка, очень сильно помогает при наружных язвах и ранах — для обмываний и компрессов.
Сын его служил на Урале, написал, что недавно послали человек двенадцать под Ивдель собирать бруснику или клюкву "для командиров”, он обмыл в речке ноги и сейчас с язвами лежит в госпитале. Вот так опасна стала природа для человека.
Он нарвал манжетки несколько охапок, разложил под навесом для просушки. В следующий выходной собирался съездить к сыну.
Через два часа поспела баня. Он полежал на кровати минут двадцать перед тем, как идти париться.
Парился дважды, а перед этим долго сидел в сухом пару. Между парениями обкладывал спину, поясницу и колени запаренной в кипятке мокрицей. И, как всегда, устроил себе крапивную порку. Перед тем как хлестать себя по пояснице пучком жгучей крапивы, крестился и шептал молитву. А потом стонал и пел от боли и телесной услады.
Лег после бани и проспал ночь как убитый. Проснулся рано утром, еще далеко до рассвета. Вышел в огород и завздыхал, пораженный новой картиной: весь зеленый огородный ковер обледенел, все вокруг присыпало снежком. Огородчик матово отсверкивал под ясным звездным небом.
Сергей Шумский
НА УТРЕННЕЙ ЗАРЕ
ПРЕДЗИМЬЕ
Как только он сошел с электрички и попал в свое родное подворье, он сразу же, как тот шукшинский герой, занялся самим собой, то есть стал готовить баню. Но для начала походил по огородчику, осмотрел все. И все было вроде на месте, прибрано, убрано. Только одну грядку жена вскопала и посадила зимний чеснок, а так весь огородчик успел зарасти мокрицей, манжеткой и жгучей крапивой. Он обвел этот сплошной ковер и аж запричитал от умиления и восторга.
— Это надо же та-ак!.. Надо же… Покров день завтра, а тут такое буйство. Надо же!
Накрапывал дождичек. И не по-октябрьски было тепло. И не тепло, а даже как-то парко, будто перед грозой. Он посмотрел на небо и надолго замер с поднятой головой: в природе что-то происходило. Низкие тучи быстро перемещались, задвигали одна другую, видно, как они там ворочались, лохматились, даже, кажется, слышен был шорох от их громоздкого волнения. Он в восхищении вытер ладонями мокрое лицо, перекрестился. И внутренним чутьем осознал, почувствовал, что что-то оставалось там, за тучами и дальше, за звездами. А что или Кто? Бог. Только Он мог смотреть и видеть, что творится здесь, на земле.
Он натаскал в котел и в ванну дождевой воды из бочки, наколол помельче полешков и затопил баню. И принялся за неотложное дело, которое только что наметил для себя.
Мокрицы он нарвал полный таз. Она вся сверкала в мелких алмазных каплях, как и манжетка.
Весь огород был в алмазах.
Но прежде чем рвать манжетку, он зашел в дом, еще раз прочел о ней в книге. Убедился, что она, манжетка, очень сильно помогает при наружных язвах и ранах — для обмываний и компрессов.
Сын его служил на Урале, написал, что недавно послали человек двенадцать под Ивдель собирать бруснику или клюкву "для командиров”, он обмыл в речке ноги и сейчас с язвами лежит в госпитале. Вот так опасна стала природа для человека.
Он нарвал манжетки несколько охапок, разложил под навесом для просушки. В следующий выходной собирался съездить к сыну.
Через два часа поспела баня. Он полежал на кровати минут двадцать перед тем, как идти париться.
Парился дважды, а перед этим долго сидел в сухом пару. Между парениями обкладывал спину, поясницу и колени запаренной в кипятке мокрицей. И, как всегда, устроил себе крапивную порку. Перед тем как хлестать себя по пояснице пучком жгучей крапивы, крестился и шептал молитву. А потом стонал и пел от боли и телесной услады.
Лег после бани и проспал ночь как убитый. Проснулся рано утром, еще далеко до рассвета. Вышел в огород и завздыхал, пораженный новой картиной: весь зеленый огородный ковер обледенел, все вокруг присыпало снежком. Огородчик матово отсверкивал под ясным звездным небом.