И. ДАВЫДОВ
ТЮМЕНСКИЕ КОВРОВЩИЦЫ
ТЮМЕНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1956
На Парижской выставке
(Вместо введения)
Более чем полвека назад, на Всемирной Парижской выставке 1900 года внимание посетителей павильона России привлекал один экспонат — громадный мохнатый ковер с яркими красными цветами на черном фоне.
Перед ним останавливались не только любители и знатоки ковров, — перед ним останавливались все. Да и как было не остановиться, когда даже из другого конца зала яркие, огнем горевшие краски, как магнит, притягивали к себе взгляд.
И чем дальше отходил посетитель от необыкновенного ковра, тем ярче и красивее становился он, тем заметнее выделялся среди других ковров. На большом расстоянии тускнели краски и стирались изящные узоры кавказских и среднеазиатских ковров, бледнели ковры мастериц Центральной России и изделия гобеленных мастерских, носивших имя русской императрицы.
И только черный ковер с большими кроваво-красными цветами и яркозелеными листьями не терял своей прелести. Чувствовалась в нем широкая душа и неуемная сила русского человека, который не раз уже поражал Европу трудолюбием, всеохватывающими талантами и замечательными, искуснейшими изделиями своих рук.
— Откуда этот ковер? — спрашивали иные посетители у служителя павильона.
— Из Сибири, господа, — с готовностью отвечал он. — Выткан простой крестьянкой Тюменского округа, Тобольской губернии.
— Из Сибири? — удивлялись парижане. — Но разве там, среди вечных снегов, есть такие цветы?
— В Сибири, господа, все есть. И цветы там можно найти не менее яркие и благоухающие, чем на Монмартре.
Парижане снисходительно улыбались. Этому они, конечно, не верили. Но ковер… — ковер, действительно, был хорош, даже несмотря на свою странную мохнатую поверхность, несмотря на крупные формы, которые, конечно, не совсем уместны были бы в небольшом будуаре парижанки, но которые, видно, как нельзя более соответствовали просторным светлым домам сибирских крестьян.
…Во время заседания жюри споров относительно тюменского ковра не было. Простая сибирская крестьянка получила за свой труд большую золотую медаль Всемирной Парижской выставки.
История, к сожалению, не сохранила нам имени этой женщины. Оно было забыто, как забывались в царской России сотни тысяч имен замечательных народных мастеров, которые строили дворцы и храмы, изготовляли редкостную по своей красоте мебель и посуду, создавали все те бесценные произведения искусства, которые пережили века и которыми мы любуемся до сих пор.
Забыто имя этой мастерицы, и самой ее уже давно нет в живых. Но живёт тюменский ковер и по-прежнему приковывает к себе взгляд яркими красками. Замечательное самобытное народное искусство — сибирское ковроткачество — продолжает жить и развиваться в наши дни.
Каким же образом сложился в Сибири этот народный художественный промысел? Какими путями развивался он? Как и где изготовляются тюменские ковры сегодня?
На все эти вопросы и отвечает брошюра «Тюменские ковровщицы».
1. Немного истории
До начала XX века Тюмень была одним из крупнейших промышленных и торговых центров всей Сибири. Через этот город проходили торговые пути, соединяющие Центральную Россию с Сибирью, Дальним Востоком и Средней Азией. Ежегодно в Тюмени и в окрестных селах проводились большие ярмарки, на которые съезжались купцы почти со всех концов страны.
Среди крестьян Тюменского округа всегда были широко распространены различные кустарные промыслы: кожевенно-шубный, пимокатный и многие другие. Самым распространенным в Тюменском округе промыслом был ковровый.
Точных данных о времени зарождения этого промысла в окрестностях Тюмени нет. Однако можно предполагать, что он был занесен сюда в XVII веке переселенцами из Центральной России.
Причиной возникновения его было стремление крестьян украсить свое жилье и свои повозки. Затем крестьяне увидели, что, продавая ковры, они могут получать некоторую прибыль. Развитию купли и продажи ковров способствовало в первую очередь то, что Тюмень всегда была крупным торговым центром. Благодаря этому, ковры постепенно стали изготовляться в основном не для удовлетворения потребностей натурального крестьянского хозяйства, а для продажи.
В XIX веке ковры ткались более чем в пятидесяти селениях Тюменского округа. Наибольшее количество мастериц было в селах Каменское, Гусево, Кулаково, Молчаново, Дубровное. Ткали ковры также и в самой Тюмени.
Село Каменское и вся Каменская волость стали со временем центром коврового производства. По данным исследования 1891 года, проведенного С. А. Давыдовой, в одной только Каменской волости ковроткачеством занимались 1300 мастериц, а всего в Тюменском округе ковры ткали 3780 мастериц. Таким количеством ковровщиц не обладал в то время ни один центр производства ковров в Центральной России[1]).
Занимались ковроткачеством крестьяне, для которых этот промысел служил дополнительным источником средств существования. Почти во всех избах села Каменского и во многих домах других окрестных деревень стояли самодельные деревянные станки, на которых работали не только женщины, но иногда и мужчины.
Детей, особенно девочек, в селах рано начинали обучать ковроткачеству. В Каменском, например, с семи лет приучали девочек разбирать и прясть шерсть, а также производить основную операцию изготовления ковров — завязывать шерстяные узелки на основе. К 14–15 годам девушки обычно уже умели самостоятельно обрабатывать шерсть и ткать ковры.
Изготовлялись ковры в основном из коровьей и овечьей шерсти. Особенно прочными были последние. Иногда из Средней Азии завозилась в сибирские села верблюжья шерсть, которая также употреблялась в ковроткачестве.
Тюменские ковровщицы нарезали кончики цветной шерсти для завязывания узелков очень длинными — в полвершка. Поэтому длинным получался и ворс ковра — до трех сантиметров. По существу, это был уже не обычный ворс, а так называемые «махры». Благодаря длинному ворсу, тюменские ковры были очень теплыми, что особенно ценилось в Сибири при украшении саней и колясок.
На ярмарках тюменские ковры всегда привлекали к себе внимание красотой, прочностью и сравнительно низкими ценами. Продавались ковры на ярмарках Тюменской, Ирбитской, Ишимской и Нижегородской, куда они доставлялись большими партиями. Часть ковров расходилась отсюда по сибирским городам и селам, часть шла в Центральную Россию, в Польшу и даже за границу. Тюменские ковры можно было купить в Москве, в Петербурге, в Варшаве. В Каменском длительное время проживало несколько торговцев из Саратова, которые отправляли ковры в Центральную Россию большими партиями.
В 60—70-х годах XIX века в тюменском ковровом промысле, как и в других крестьянских кустарных промыслах России, начали складываться капиталистические отношения, стал образовываться торговый капитал. «Как известно, — пишет В. И. Ленин в своей гениальной работе «Развитие капитализма в России», — мелкие крестьянские промыслы порождают — в массе случаев особых скупщиков, специально занятых торговыми операциями по сбыту продуктов и закупке сырья и обыкновенно подчиняющих себе в той или другой форме мелких промышленников»[2]).
Тюменский ковер для саней (2-я половина XIX века).
В селах Тюменского округа первоначально ковры отвозили на ярмарку крестьяне, семьи которых занимались ковроткачеством. Позже некоторые из этих крестьян стали брать на комиссию ковры не только из своего села, но и из ближних деревень и хуторов. Так появились мелкие скупщики, которые служили посредниками между тюменскими ковровщицами и крупными торговцами.
Особенностью дореволюционного тюменского коврового промысла было то, что мастерицы относились к ковроткачеству исключительно как к дополнительному заработку, никогда не превращая его в основной источник средств существования. Происходило это потому, что доход, который давало изготовление ковров, был очень незначителен и не мог обеспечить прожиточный минимум.
В среднем мастерица получала за день работы чистого дохода 10 копеек. У ковровщиц пять месяцев в году уходили на сельскохозяйственные работы. Следовательно, производству ковров они могли уделять не более семи месяцев. Да и в эти месяцы мастерицы, естественно, не каждый день отдавали изготовлению ковров. Это значит, что за год чистый доход одной мастерицы от изготовления ковров не мог превысить 20 рублей.
Практически же чистый доход мастериц был значительно ниже. Совершенно ясно, что общей суммы для существования одного человека было недостаточно. Именно этим и объясняется тот факт, что ковровое производство существовало в Тюменском округе только как дополнительный заработок, как подспорье к обычному крестьянскому труду.
Однако, несмотря на то, что ковровое производство давало небольшой доход, размах его был велик.
В течение второй половины XIX века и начала XX века объем производства ковров не оставался одинаковым.
За тридцать два года производство ковров расширилось в четыре раза: в 1864 году их изготовлялось 20 тысяч, в 1871 году — 30 тысяч, в 1884 году — 50 тысяч и в 1896 году — 80 тысяч.
Затем начался спад. В 1913 году ковров в Тюменском округе выделывалось столько же, сколько в 1864 году, — 20 тысяч[3]).
Уменьшение производства ковров прежде всего объясняется общим спадом темпов капиталистического развития России в начале XX века, экономическим кризисом начала века и последовавшей за ним депрессией. Кроме того, с пуском в эксплуатацию новых железнодорожных линий уменьшилось количество почтовых колясок и саней, уменьшился, следовательно, и спрос на ковры, необходимые для украшения экипажей.
Значение махровых ковров, как настенного украшения, было тогда еще не настолько велико, чтобы поддержать спрос на прежнем уровне.
Упадок коврового производства в Западной Сибири в начале XX века совпал с упадком коврового производства и в Центральной России. Вызвано это было, кроме экономических причин, также и изменением вкусов состоятельной части общества.
Красивые и строгие по своим художественным средствам русские ковры с цветочным рисунком пользовались в это время все меньшим и меньшим спросом у многочисленной мелкой буржуазии. Зато необыкновенный успех получили мещанские коврики, изображающие кошечек с бантиками, собачек и т. д. Однако нарядные, прочные и дешевые махровые ковры по-прежнему охотно покупались крестьянами, рабочими и городскими ремесленниками Тобольской, Екатеринбургской, Томской и других губерний.
Первая мировая война, гражданская война и особенно хозяйничанье колчаковцев в Сибири нанесли ковровому промыслу очень большой ущерб. Многие мастерицы в это трудное время умерли, многие оставили производство ковров, так как они не находили сбыта. Забылся секрет изготовления ярких, невыцветающих красок.
После установления в Сибири Советской власти, несмотря на чрезвычайно тяжелое положение, в котором находилась страна, тюменскому ковровому промыслу была оказана самая необходимая помощь. Наладилось, правда, в очень ограниченных количествах, снабжение мастериц пряжей, были сделаны первые попытки кооперировать сбыт продукции.
Тюменский ковер (2-я половина XIX века).
Тюменский ковровый промысел начал понемногу возрождаться.
Первый опыт кооперирования не только сбыта, но и производства ковров был сделан в селе Каменском.
* * *
Село Каменское, деревни Кулига, Сорокино, Коняшино и Молчаново издавна были основным центром производства махровых ковров в Тюменском округе.
В 1891 году в одном только Каменском было 227 ковровщиц, в деревне Кулига — 138, в Сорокино — 70, в Коняшино — 42 и в деревне Молчаново — 60 мастериц, ткавших ковры.
В 1924 году в Каменском была организована артель «Коверница». Она объединяла в первые годы около 300 мастериц. Работали ковровщицы на дому, занимаясь изготовлением ковров, как и прежде, в течение семи месяцев в году. Артель снабжала мастериц сырьем и централизованным порядком сбывала их продукцию.
С первого дня существования артели в ней работали такие опытные ковровщицы, как Афанасия Ивановна Струхляк, Ксения Яковлевна Соколова, Агния Ивановна Квасникова и Анфиса Ивановна Бесагонова. Они не раз получали премии за свои ковры на всесоюзных и республиканских выставках произведений народного искусства.
Работа на дому почти исключала возможность организованной подготовки новых кадров. Поэтому не удивительно, что со смертью многих старых мастериц количество членов артели «Коверница» стало сокращаться. Сокращению этому способствовали частые перебои в снабжении ковровщиц шерстью.
В 194(5 году изготовлением ковров были заняты в артели всего 24 мастерицы.
В 1950 году артель «Коверница» расформировалась. Некоторые каменские ковровщицы были переведены на работу в тюменскую промысловую артель имени Максима Горького, которая к этому времени уже наладила массовое производство ковров более высокого качества, чем качество ковров каменских мастериц.
2. Создание коврового цеха в Тюмени
В самом конце Большой Заречной улицы Тюмени, на берегу Туры, расположилось обширное хозяйство промысловой артели имени Максима Горького. Сейчас эта артель — гордость нашей области.
А до 1948 года артель имени Максима Горького была самой заурядной промысловой артелью, которая обрабатывала шерсть и выпускала валенки.
Весной 1948 года коллектив артели решил взяться за освоение производства махровых ковров. Инициатором этого дела был председатель правления артели Александр Григорьевич Колесников. Начальником коврового цеха была назначена опытная мастерица Анна Андреевна Родивилова.
19 апреля 1948 года Родивилова пришла в артель. Здания цеха еще не было — оно строилось. В сапоговаляльном цехе стоял один ковроткацкий станок, на котором работала ковровщица Елена Степановна Соколова, вызванная правлением артели из Каменского.
На складе в углу были беспорядочно свалены различные красители для шерсти. Никто не знал, какие они и как ими пользоваться. Единственная мастерица ткала ковры по старинке, так же, как делала это в деревне.
Анна Андреевна вначале растерялась. Она не знала, с чего начать создание цеха. С людей? — Их негде разместить. Со станков? — Их некуда поставить. Подумав, она решила до окончания строительства цеха разобраться в красителях.
Для крашения шерсти в артели не было никакого оборудования. Раздобыв где-то старый таз, Родивилова устроилась с ним в кузнице и стала пробовать краски. На это ушла не одна неделя.
15 мая было закончено строительство цеха. В него перенесли станок из сапоговаляльного цеха и привезли из Каменского еще два ковроткацких станка.
Под руководством Родивиловой в уголке цеха была оборудована небольшая красильня. Красили шерсть в эмалированных кастрюлях и тазах.
Плохо было с рисунками для тканья.
До того, как рисунки для ковров стали присылаться из Московского научно-исследовательского института художественной промышленности, артель пользовалась услугами местных художников. Кроме того, Родивиловой удалось отыскать у старожилов несколько удачных тюменских ковров и снять рисунки с них.
С кадрами было еще хуже. Несмотря на многочисленные объявления, которые давала артель в газете и по радио, в цех не приходила ни одна мастерица. Очевидно, в городе ковровщиц не было, а старым крестьянкам окрестных деревень не очень-то хотелось уезжать от своей семьи, от родного дома.
Тогда правление артели решило готовить свои кадры — учить молодежь. Было дано объявление о том, что тюменский учебный комбинат промкооперации производит набор на курсы ковровщиц.
* * *
В июле двадцать учениц пришли в артель имени Максима Горького. Здесь их встретила невысокая темноволосая женщина в черном халате. Это была Родивилова.
— Ну, девушки, пойдемте, покажу вам, где ткут ковры, — сказала Анна Андреевна и направилась к одноэтажному зданию в глубине двора.
В небольшом помещении стояли три деревянных станка. У входа старушка неторопливо разматывала шерсть.
Ученицы столпились у дверей и не решались идти дальше.
— Вот здесь мы пока и работаем, — сказала Родивилова, войдя в цех. — Проходите к станкам, девушки, проходите.
У станков будущие ковровщицы долго стояли молча и с восхищением следили за быстрыми движениями пальцев мастериц.
Анна Андреевна развернула один из сложенных в углу ковров — крупные красные цветы с зелеными листьями по черному фону.
— Это традиционный рисунок тюменского ковра, — пояснила Родивилова. — Со временем мы начнем выпускать ковры и с другими рисунками.
— Расскажите нам, пожалуйста, как делается ковер, — попросила одна из девушек, Лида Дербенева.
Анна Андреевна улыбнулась.
— За пять минут этого не расскажешь. Вы четыре месяца будете учиться ковроткачеству. А общий процесс производства я вам покажу в первый же день занятий.
Ковры заинтересовали не только Лиду Дербеневу. Вместе с ней в цехе твердо решили остаться приехавшие с Севера Надя Кожанова, Маша Леонова и Римма Панова, а также и многие другие девушки.
Домой девушки возвращались уже под вечер. Впечатлений было много. Будущие ковровщицы думали о том, что скоро они научатся ткать замечательные ковры.
3. Как делается ковер
Вскоре начались занятия на курсах.
Родивилова в первый же день ознакомила учениц с общим процессом изготовления махровых ковров.
Как же делается обычный тюменский ковер?
Шерсть артель получает неокрашенной. Перед крашением пряжа проходит специальную обработку: шерсть хорошо промывают и протравливают солями металлов и органическими кислотами. Промытая и протравленная пряжа лучше воспринимает краску и дольше сохраняет полученный при крашении цвет.
Окраску шерсти артель производит обычными искусственными (анилиновыми) красителями. Деревенские же мастерицы в старое время пользовались естественными и искусственными красителями — местными и привозными.
Окраска шерсти естественными красителями требовала большого опыта и умения. Не все мастерицы могли производить ее сами. Иногда ковровщицы за несколько километров возили пряжу к искусным красильщикам и платили за окраску немало денег.
Выкрашенная шерсть сушится зимой в специальной сушилке, а летом — на солнце. После этого она поступает на размотку.
Ткутся тюменские ковры на горизонтальных деревянных станках, каждый из которых рассчитан на одновременную работу двух мастериц.
Вдоль станка между двумя валами натянута «основа» — прочные крученые белые нити из хлопка, льна или конопли. Они называются «кордными нитями». Основа в готовом махровом ковре не видна, поэтому она остается неокрашенной. Нити основы натянуты на равном расстоянии друг от друга.
Когда мастерица начинает ткать ковер, она несколько раз пропускает через основу челнок с темной шерстью — так называемым утком. Нити утка переплетают и скрепляют нити основы, создавая, таким образом, несколько сантиметров грубой ткани, которая затем загибается и подшивается с левой стороны ковра.
После этого начинается «насадка кончиков», то есть изготовление ворса.
Уточная пряжа с клубков навивается подсобными рабочими на специальные картонные шпули, которые вставляются в челноки. Пряжа для ворса раньше подавалась ковровщицам в клубках.
Мастерица, аккуратно намотав цветную пряжу плотной спиралью на палочку определенного диаметра, проводила по пряже острым ножом. Нить разрезалась на кусочки определенной длины, или «кончики», как называют их ковровщицы. Сейчас процесс нарезки «кончиков» в артели имени Максима Горького механизирован.
Кончики раскладываются в специальные ящики с отделениями для шерсти различных цветов. Такой ящик стоит возле каждой мастерицы.
Кусочки пряжи различных цветов мастерицы, согласно рисунку, завязывают простыми узелками на нитях основы по всей ширине ковра. Каждый узелок делается на двух нитях основы и соответствует одной клеточке коврового рисунка. Хвостики этих узелков и составляют ворс ковра. Процесс завязывания узелков ковровщицы называют «насадкой кончиков».
Когда один ряд узелков завязан по всей ширине ковра, мастерицы прибивают его для прочности так называемым «бердо». О нем надо рассказать подробнее, потому что это очень важная часть станка.
Бердо — это своего рода большой (во всю ширину ковра) деревянный или металлический гребешок, который в отличие от обыкновенного гребешка имеет спинку не с одной, а с двух сторон. Между каждыми двумя зубьями бердо пропускается одна нить основы. Закрепляется бердо в батане — тяжелой деревянной оправе, которая подвешивается на веревках к верхней перекладине станка и может свободно раскачиваться вдоль всей основы.
Бердо и батан служат для придания ковру плотности, компактности. С их помощью мастерицы плотно прибивают друг к другу узелки ворса и нити утка, которые пропускаются через основу после каждого ряда узелков.
В коврах третьей сложности между рядами узелков пропускаются всего две нити утка. В коврах первой, второй сложности утка пропускается больше, ибо чем больше утка, тем дальше друг от друга ряды узелков, а следовательно, тем реже ворс.
Качество ковра определяется по его так называемой «плотности». Плотность — это количество узелков на одном квадратном метре или одном квадратном дециметре ковровой ткани. Чем больше узелков, тем выше плотность, тем выше, следовательно, качество ковра. Чем узелков меньше, тем больше, значит, в ковре уточной пряжи, тем ниже его качество.
При более высокой плотности более четким, более проработанным становится рисунок. Кроме того, ковер с более плотным ворсом теплее.
Средняя плотность ковров, выпускаемых в настоящее время артелью имени Максима Горького, в два-три раза выше плотности прежних тюменских ковров.
Группы плотности ковров, так же, как рисунки и размеры, определяются специальными техническими условиями.
Во время работы перед мастерицами лежит или рисунок, в котором каждая клеточка соответствует одному узелку на ковре, или готовый ковер, с которого и переносится рисунок.
По мере работы мастерицы наворачивают готовую часть ковра на вал.
Одновременно с насадкой кончиков производится и прикрепление бахромы по краям ковра.
Когда ковер определенной длины выткан, мастерицы перерезают основу и снимают его со станка. Подсобные рабочие очищают его от кусочков шерсти, от пыли. Затем ковер проходит технический контроль и идет на склад.
Кроме махровых ковров, тюменские ковровщицы всегда ткали нарядные шерстяные дорожки, которые называются иногда коврами-паласами. Выпускает их и ковровый цех артели имени Максима Горького.
Техника изготовления дорожек довольно проста. Станки здесь употребляются такие же, как и для производства махрового ковра, только более узкие. Основа на станки навивается окрашенная, так как она в готовой дорожке видна. Ворса, а следовательно, кончиков и узелков здесь пет. Через основу пропускаются челноки с уточной нитью различных цветов. Эти нити и образуют узоры дорожки.
Таков в самых общих чертах процесс изготовления тюменского махрового, или, как его сейчас называют, высоковорсового ковра.
Необходимо отметить, что на протяжении веков тюменский ковровый промысел, оторванный от других центров коврового производства, развивался совершенно самобытно. Результатом этого явилось большое своеобразие в оформлении и технике изготовления ковра.
4. Особенности тюменского ковра
Первоначально тюменские ковры служили для покрывания сундуков в домах и для украшения и утепления саней и колясок. Значительно позже эти ковры стали употребляться как настенное украшение.
Соответственно своему назначению ковры в то время делились на «попоны» и «насундучные». Последние рассматривались с близкого расстояния, а потому отличались более проработанным рисунком и лучшим качеством, чем «попоны». Ковры для колясок и саней обычно были несколько грубее, а их рисунок крупнее.
Наиболее древними рисунками тюменских ковров были всевозможные геометрические орнаменты — вначале простейшие, а потом все более и более сложные. В XIX веке геометрические рисунки вытесняются из тюменских ковров рисунками цветочными. Во второй половине XIX века цветочные рисунки в тюменских коврах становятся основными. Геометрические рисунки встречаются в это время уже чрезвычайно редко. Однако цветочные рисунки в тюменских коврах сохранили одну важную особенность рисунков геометрических — темный, обычно черный, фон. Несмотря на то, что фабричные рисунки, которыми пользовались в селах, предусматривали светлый фон, тюменские мастерицы ткали его черным. Черный фон, как одна из особенностей тюменских ковров, сохранился в них и до настоящего времени.
Декоративные цветочные рисунки — яркие красные цветы с зелеными листьями на черном фоне — стали постепенно в тюменских коврах традиционными. Мастерицы любили их больше других рисунков и ткали чаще всего.
Из других старых тюменских рисунков следует отметить конские головы в цветочных венках. Рисунок этот появился в селах Тюменского округа чрезвычайно давно, еще до того, как цветочные рисунки стали преобладающими. Каменские мастерицы ткали ковры с конскими головами вплоть до Великой Отечественной войны 1941–1945 годов. После войны эти ковры уже не находили себе сбыта. В настоящее время они не изготовляются, но во многих домах села Каменского ковры с конскими головами можно увидеть и сейчас. Изображены на этих коврах две обращенные друг к другу конские головы в венках из цветов и зеленых листьев. Головы, как правило, вытканы с теневыми переходами, очень искусно, так что они производят впечатление объемных. Центральный рисунок ковра заключен в орнаментальную рамку, за пределами которой разбросаны мелкие красные цветы.
В конце XIX — начале XX века скупщики занесли к сибирским мастерицам рисунки с изображениями амазонок, львов, ярких птиц на зеленых ветках и тому подобной «экзотики». Однако рисунки эти не привились. Мастерицы ткали по ним ковры в основном на заказ и чрезвычайно редко — по собственному желанию.
В начале XX века в Каменское и другие села Тюменского округа были занесены скупщиками рисунки, изображающие кошечек и собачек с бантиками, соответствующие мещанским вкусам мелкой буржуазии. Ковры с подобными рисунками пользовались в начале XX века огромным спросом.
После Великой Октябрьской социалистической революции, в период существования каменской артели «Коверница», все эти рисунки имели еще известное распространение. Но постепенно, в связи с изменением вкусов народа, с изменением его требований, каменские мастерицы стали возвращаться к традиционным рисункам — ярким цветам на черном фоне. Рисунки этого типа являются основными и в сегодняшних тюменских коврах.
[image]
Ковер артели имени Максима Горького «Утро в сосновом лесу».
Интересно отметить, что в 40—50-е годы XX века устаревшими оказались именно те рисунки, которые были навязаны тюменским мастерицам скупщиками. Из старинных же народных рисунков не получили распространения только два — конские головы в венках и несправедливо забытый рисунок с изображением мчащейся тройки.
За годы работы коврового цеха артели имени Максима Горького в оформлении тюменского ковра произошли большие изменения.
Появились ковры с тематическими рисунками — по картине Шишкина «Утро в сосновом лесу», на темы «Сказки о рыбаке и рыбке» Пушкина, басни «Ворона и лисица» Крылова. Особенно большой успех имел ковер «Утро в сосновом лесу». Заказы на него приходили со всех концов страны.
В 1953 году художник артели Николай Алексеевич Махнев разработал рисунок большого оригинального ковра с изображением лося в центре. Рисунок этот был принят к производству.
В этом же году цех выпустил большую партию ковров с рисунком на северную тему.
Сейчас артель выпускает ковры с восточным геометрическим орнаментом по рисунку Махнева.
Все чаще изготовляет теперь цех ковры с детально проработанными мелкими и крупными цветочными украшениями на светлом фоне.
Однако основная масса продукции цеха — это ковры с традиционными тюменскими цветочными рисунками.
Различных вариантов этих рисунков очень много, но почти все они сводятся к двум основным группам.
В одной группе центральное поле ковра занято крупными изображениями ярких цветов (маков или роз) в обрамлении зеленых листьев, веток, бутонов и самых различных мелких цветов. В углах, как правило, ткутся одиночные яркие цветы или букеты цветов. Кайма вокруг черного поля делается линейной или орнаментальной.
К первой группе относится, например, рисунок, разработанный в 1951 году молодой мастерицей коврового цеха комсомолкой Еленой Пестовой.
Рисунок Пестовой отличается строгой симметричностью и большим чувством меры в употреблении цветочных форм и различных цветовых оттенков. В центре ковра — вписанная в ромб группа крупных ярких цветов, обрамленных зелеными листьями. По углам — вписанные в треугольники букеты ярких цветов средней величины. В ковре строго соблюдены пропорции между цветочными украшениями и фоном. Украшения не перегружают ковер и в то же время фоном не подавляются.
Рисунок окружен неширокой каймой темномалинового цвета. Такой же цвет имеет и бахрома.
Другая группа рисунков характеризуется прежде всего широкой и яркой цветочной каймой вокруг черного поля. Эта кайма определяет уже и остальные особенности рисунка. Центральное поле ковра оказывается слишком мало для крупных цветочных форм и потому заполняется мелкими, но столь же яркими цветами, также в обрамлении зеленых листьев и веток. В углах ковра отпадает необходимость ткать букеты цветов. Достаточно бывает одного небольшого цветка, чтобы заполнить угол и сделать ковер вполне завершенным в композиционном отношении.
Рисунки второй группы обычно более проработаны, более детальны. Ковры этого типа рассчитаны на рассматривание с более близкого расстояния, чем ковры с крупными цветочными формами в центре.
Рисунков второй группы в цехе мало. Среди продукции артели преобладают ковры с рисунками первой группы.
В цветочной гамме тюменских ковров основную роль играют различные оттенки красного и зеленого цветов, а также черный цвет в качестве фона. Остальные цвета и оттенки занимают в рисунке менее значительное место.
Все рисунки ковров, выпускаемых артелью имени Максима Горького, гораздо более детализированы, четки и проработаны, чем рисунки дореволюционных тюменских ковров. Можно смело сказать, что за семь лет работы цеха в оформлении тюменских ковров произошло гораздо больше изменений и усовершенствований, чем за все остальное время существования тюменского коврового промысла.
Необходимо отметить, что в процессе работы мастерицы не всегда в точности копируют рисунки. У каждой ковровщицы со временем вырабатывается большое умение самостоятельно подбирать тона, подмечать и исправлять недостатки рисунка. Обычно это сводится к частичному изменению тонов и оттенков на ковре по сравнению с рисунком или образцом. Реже мастерица немного перемещает те или иные элементы рисунка или изменяет их форму. Еще реже вносит в рисунок свои элементы. Но в любом случае процесс изготовления ковра является процессом творческим.
Ярким подтверждением этого является самостоятельная разработка рисунков для ковров мастерицами артели имени Максима Горького.
В 1951 году, одновременно с Еленой Пестовой, разработала оригинальный рисунок одна из лучших ковровщиц Маргарита Сапкулова. Она ввела в свой рисунок анютины глазки и ромашку — цветы, которые раньше в тюменских коврах не встречались. Рисунок этот был принят в артели к производству.
Лидия Дербенева за время работы в ковровом цехе разработала три оригинальных рисунка. Один из них состоит из широкой прямоугольной цветочной каймы и небольшого букета в центре. Оформление ковра очень строго и лаконично, что соответствует типу старинных тюменских ковров. Остальные два рисунка Дербеневой композиционно построены почти одинаково: удлиненный овальный букет в центре и дугообразные букеты по углам. Новым элементом в одном из этих рисунков являются золотые пшеничные колосья, которые придают ковру большую яркость. и контрастность. До рисунка Дербеневой желтый цвет употреблялся в тюменских коврах с цветочным рисунком очень редко.
Характерно, что мастерицы не любят долго ткать ковры с одним и тем же рисунком, ибо глаз привыкает к нему и вскоре перестает замечать те его недочеты, которые нужно исправлять. Часто девушки просят, чтобы им дали новый рисунок. Рисунков вообще в артели не хватает. Работа одного художника обеспечить цех не может, а из Московского научно-исследовательского института художественной промышленности рисунков присылается пока что недостаточно.
Ковровщицы всегда критически обсуждают каждый новый рисунок, отмечают в нем места со слишком большим чистым полем, с чрезмерным нагромождением мелких орнаментальных или цветочных украшений. Вообще мастерицы строго следят за тем, чтобы рисунок ковра был равномерно насыщен декоративными элементами. Иногда бывали случаи переработки рисунка по замечаниям ковровщиц.
Интересно, что, когда мастерицы на курсах составляют свои рисунки, они говорят и думают не о рисунке, а о ковре, представляют себе сразу готовое изделие.
От обычных ворсовых ковров, которые изготовляют в республиках Средней Азии и Закавказья, тюменские ковры отличаются как по своим рисункам, так и по технике изготовления.
Тюменский ковер по рисунку Е. Пестовой.
Рисунки среднеазиатских и закавказских ковров — преимущественно орнаментальные. Рисунки тюменских ковров, как и рисунки ковров Центральной России, — преимущественно цветочные. Однако в среднерусских коврах цветочные формы обычно мелкие, детально проработанные. Фон среднерусских ковров, как правило, светлый. В тюменских же коврах цветочные формы крупнее и менее детально проработаны. Фон тюменских ковров черный.
Длина ворса нынешних тюменских ковров примерно в два раза больше длины ворса закавказских и среднеазиатских ковров. В старых же тюменских коврах длина ворса была еще больше.
Наивысшая плотность современных махровых ковров (48,4 тысячи узлов на один квадратный метр) в два-три раза меньше средней плотности обычных ворсовых ковров (90—150 тысяч узлов на один квадратный метр).
Если махровые ковры изготовляются на горизонтальных станках, имеющих бердо и батан, которые хоть в какой-то мере механизируют прибивание узелков и утка, то ворсовые ковры изготовляются на вертикальных станках, лишенных бердо и батана. Прибивание узелков и утка производится на этих станках вручную — тяжелой щеткой.
Махровые ковры ткутся намного быстрее ворсовых. Обычный ковер, выпускаемый в настоящее время артелью имени Максима Горького, может быть выткан двумя мастерицами за 3 дня, а ковер наивысшей плотности и большого размера ткется двумя мастерицами 6–7 дней.
Ворсовые же ковры Средней Азии и Закавказья ткутся два— три месяца и больше.
5. Дела будничные
Когда начинали свою работу первые курсы ковровщиц, Анна Андреевна Родивилова много думала над тем, как увлечь девушек работой, как заставить их больше заботиться о коврах и меньше бегать от станка к станку с различными пустяковыми разговорами.
Добиться этого было очень трудно, а одной — просто невозможно. Но на помощь начальнику цеха пришли партийная и комсомольская организации артели.
Среди учениц было организовано соревнование за лучшую выделку ковра, за наиболее быстрое его изготовление. Успехи и неудачи ежедневно отмечались на доске показателей, возле которой после окончания рабочего дня часто разгорались горячие споры.
Лентяек и болтушек сами ученицы зло высмеивали в стенгазетах и «Молниях».
По инициативе комсомольцев на курсах был введен переходящий вымпел. В конце рабочего дня ученица, дежурившая по цеху, устанавливала его на станке мастериц, которые добивались в этот день самых лучших результатов.
Занятия на первых курсах в артели продолжались четыре месяца. За это время ученицы овладели искусством изготовления махровых тюменских ковров, изучили историю ковра и технологию обработки шерсти.
Часть мастеров первого выпуска осталась в артели, часть — уехала организовывать ковровое производство в Тобольске, Ялуторовске и Ишиме.
Организовала большой ковровый цех в тобольской промысловой артели «Труженица» ученица Родивиловой Ляпустина. Сейчас она начальник этого цеха.
В Ялуторовск были командированы для помощи в организации коврового производства три неразлучные подруги, вместе приехавшие в Тюмень с Севера, — Римма Панова, Надя Кожанова и Маша Леонова.
В Ялуторовской артели были плохие станки, и девушкам, которых никто и никогда не обучал столярному ремеслу, пришлось налаживать эти станки своими силами, приводить их в рабочее состояние.
Тюменский ковер по рисунку Л. Дербеневой.
Римма, Надя и Маша сами мыли, красили и сушили первую партию шерсти, показывая своим ученицам, как это нужно делать. Они выткали первые в Ялуторовске махровые ковры и обучили этому искусству нескольких ялуторовских девушек.
И только через год с лишним, когда производство ковров было уже в Ялуторовске налажено, подруги вернулись в артель имени Максима Горького.
А в артели жизнь тем временем шла своим чередом. Через несколько недель после окончания первых курсов бывшие ученицы уже показывали только что пришедшим в цех девушкам, как завязывать узелки и как пропускать челнок с уточной нитью через основу.
* * *
В деятельности коврового цеха, как и во всей жизни артели, очень большую роль играла и продолжает играть комсомольская организация, которой с 1947 по 1953 год бессменно руководила Нина Балко.
При ее активном участии в артели возникли и стали систематически работать политкружки, была организована художественная самодеятельность. Комсомольцы артели стали сдавать нормы комплекса ГТО, стали участвовать в соревнованиях.
Комсомольская организация непрерывно росла. В 1948 году в ней было 11 человек, а сейчас в одном только ковровом цехе насчитывается больше ста комсомольцев.
В первые годы существования цеха ковровщицам пришлось преодолеть немало трудностей.
Одним из самых серьезных препятствий для непрерывного роста производства были перебои в снабжении шерстью. Снабженческие организации часто задерживали, а подчас и вовсе срывали доставку шерсти.
В артели в это время вначале прекращало работу красильное отделение, потому что красить было нечего, а затем один за другим останавливались и ковроткацкие станки.
Часть мастериц переходила на временную работу в другие цехи, часть уходила в очередной отпуск, если он еще не был использован, а часть скучала без дела в затихшем здании коврового цеха.
С годами перебоев в снабжении шерстью становилось все меньше, однако совсем они не ликвидированы и до настоящего времени.
Не сразу ковровый цех прочно встал на ноги и в финансовом отношении. Некоторые члены артели не верили в перспективность коврового производства. Иногда, проходя по двору к своему цеху, Анна Андреевна слышала:
— Вот взяли белоручку! Какие-то ковры затеяли… Убыток только от них…
Поднимались такие разговоры и на собраниях, но они всегда встречали должный отпор со стороны коммунистов, парторга артели и со стороны председателя правления А. Г. Колесникова.
Едва закончился в ковровом цехе организационный период, как началась систематическая борьба партийной и комсомольской организаций за повышение деловой квалификации всех работников. В артели лучше стали работать политкружки и кружки техминимума. Многие девушки возобновили в школах рабочей молодежи прерванную по различным причинам учебу.
В начале 1949 года побывала в Москве на курсах, организованных Московским научно-исследовательским институтом художественной промышленности, Анна Андреевна Родивилова. Она ознакомилась здесь с новейшими достижениями ковровой техники, с передовым опытом других ковровых артелей и цехов.
Осенью 1949 года послали учиться в Москву на курсы повышения квалификации одну из лучших мастериц цеха — Лиду Дербеневу.
На курсах с ковровщицами проводились занятия по рисунку, материаловедению, крашению, технике производства и истории ковра. Преподаватели показывали ковры лучших мастеров страны и объясняли методы и приемы их работы. За время учебы Лида еще больше полюбила свою, казалось бы, скромную, но тем не менее важную работу. Девушке хотелось, чтобы цветы на тюменских коврах были ярче, чтобы ковры стали еще прочнее к чтобы их выпускалось больше.
* * *
К концу 1949 года в цехе было уже 50 мастеров. Работали в две смены, и все равно не хватало станков, не хватало места. Негде было заниматься подготовкой новых кадров. Ковровый цех требовал расширения.
Члены артели решили строить новое здание цеха, рассчитанное на 32 станка. В мае 1950 года строительство было закончено. Ковровщицы получили цех с большими окнами и высоким потолком.
Теперь можно было объявлять набор на вторые курсы ковровщиц. Преподавателями на этих курсах были ученицы Родивиловой — Дербенева и Нелюбина. Они вели практические занятия с ученицами, а сама Анна Андреевна читала уже только теорию.
Через четыре месяца артель получила еще 30 квалифицированных ковровщиц.
Продолжали свою производственную учебу и опытные мастера.
В 1951 году приехавшие в артель сотрудники Московского научно-исследовательского института художественной промышленности организовали курсы повышения квалификации для мастериц. Среди прочих дисциплин молодых ковровщиц учили на этих курсах разработке рисунков.
Вместе с другими ковровщицами разработала на этих курсах оригинальный рисунок и умелая мастерица Лена Пестова. За свой ковер она получила премию из Московского научно-исследовательского института художественной промышленности. В артели ковры по рисунку Пестовой ткут до сих пор.
Лена Пестова пришла в артель, когда цех уже сложился, когда ученицы первого выпуска стали мастерами.
Училась Лена на месяц меньше, чем положено. Скоро стало ясно, что из девушки выйдет хорошая ковровщица: ткала она быстро, ковры у нее шли только первым сортом.
Вскоре Лена вступила в комсомол, а немного позже стала группоргом смены в цехе.
В конце 1952 года у Лены появилась ученица — секретарь комсомольской организации артели Нина Валко, которая перешла в ковровый цех из сапоговаляльного.
За три месяца Нина овладела искусством ковроткачества и получила звание мастера.
Следующая ученица тоже за короткий срок научилась искусно ткать ковры, и из нее через несколько месяцев вышел хороший мастер. Стало ясно, что дело тут не только в учениках. Многое, очевидно, зависело и от самой Лены. И, действительно, когда через несколько месяцев Лену Пестову назначили инструктором учебных курсов, то не только она сама, но и все в цехе как-то сразу почувствовали, что это дело ей по плечу.
Примерно в то же время, когда появилась в артели имени Максима Горького Лена Пестова, — в ноябре 1948 года — в ковровый цех каменской артели «Коверница» впервые пришла Поля Соколова, которая стала ученицей опытной, старой каменской мастерицы Анфисы Ивановны Бесагоновой.
Учениц в цехе было шестнадцать, а станков для них только два. Поэтому в то время, как четыре ученицы, склонившись над коврами, завязывали узелки, остальные двенадцать разматывали, красили, сушили шерсть, очищали готовые ковры. Позже ученицам выделили еще два станка, однако для нормальной учебы этого все равно было недостаточно.
Учиться было трудно. Но Поля Соколова не привыкла отступать перед трудностями. Прошел месяц, и она стала мастером.
А летом 1950 года ее вместе с некоторыми другими каменскими мастерицами перевели в ковровый цех артели имени Максима Горького и посадили за станки учениками. Ковры, выпускаемые артелью, были лучше каменских, и, чтобы ткать их хорошо, нужно было опять учиться.
Неодолимая тяга к знаниям у этой девушки сочеталась с удивительным упорством, с настойчивостью в преодолении трудностей.
Мастерице, у которой был уже некоторый опыт, стать опять ученицей было, конечно, обидно. Но Поля понимала, что иначе нельзя. Прошло три месяца, и она вновь получила звание мастера.
Рисунок для Тюменского ковра художницы НИИХПа Л. Новиковой.
* * *
Весной 1952 года Лиду Дербеневу второй раз направили на курсы повышения квалификации в Москву. Снова были занятия в научно-исследовательском институте художественной промышленности, многочисленные экскурсии, и опять Лида стремилась как можно больше узнать, как можно больше увидеть.
Вскоре после возвращения Лиды в артель Анна Андреевна Родивилова уехала в творческую командировку в Москву, а затем в отпуск на Кавказ. Замещать ее поручили Лиде.
На первых порах было тяжело: коллектив цеха большой — свыше ста человек, а умения руководить людьми у Лиды мало. Некоторые трудности вначале ставили девушку в тупик: то вовремя не привезли сырья, то подсобные рабочие не успели высушить окрашенную шерсть, то мастерица прибежит с жалобой на какую-нибудь задержку.
Но помогли партийная и комсомольская организации, поддержали товарищи, председатель артели Колесников и парторг артели. Ковровый цех, как обычно, перевыполнил месячное задание.
Шло время. Ковровый цех расширялся. В конце 1952 года артель начала строить новое здание для ковровщиц — точно такое же просторное и светлое, как и предыдущее. А в мае 1953 года в нем уже стучали ткацкие станки учениц третьих курсов. Вели эти курсы Маргарита Сапкулова и Вера Степурко.
В этом же году Лида Дербенева сдала экзамены за семилетку и поступила в Московское художественно-промышленное училище имени Калинина. Она вернется в артель художником — первым художником со специальным образованием, который выйдет из среды тюменских ковровщиц.
6. Рационализаторы
Лето 1953 года. Через громадные окна в цех врывается жаркое июльское солнце. По цеху идет невысокая темноволосая женщина в черном халате.
В конце прохода мастерицы расстелили по полу только что снятый со станка ковер и обсуждают его — своеобразный художественный совет, который давно уже стал обычаем коврового цеха.
— Анна Андреевна, идите к нам! — зовут девушки.
— Иду, иду.
Родивилова подходит к мастерицам и внимательно осматривает ковер. Он выткан по традиционному рисунку, но разглядывают его придирчивее, чем обычно.
— Ну, как вам, Анна Андреевна? — спрашивает, наконец, одна из девушек, указывая рукой на ковер. — Нравится?
Родивилова не торопится с ответом.
— А сами вы, девочки, как думаете? — спрашивает она мастериц. — Удался или нет нам этот опытный ковер?
— Ой, конечно, удался, Анна Андреевна!
— Краски здесь ярче!
— Шерсть стала мягкая, даже с блеском…
— Моль никогда в таком ковре не заведется!
Ковровщицы наперебой перечисляют достоинства первого
опытного ковра, изготовленного из шерсти, прошедшей специальную химическую обработку, — так называемой «мытой» шерсти. Химическую обработку шерсти гипохлоритом кальция, серной кислотой и бисульфатом натрия предложил и осуществил заведующий производством артели Николай Оттович Больц.
Анна Андреевна согласна с мастерицами: ковер из мытой шерсти, действительно, лучше обычного. Скоро все ковры будут в цехе производиться по этому способу.
Глядя на этот первый ковер из мытой шерсти — новое достижение цеха, — Анна Андреевна вспоминает, как несколько лет назад так же придирчиво и внимательно рассматривали мастерицы только что снятый со станка опытный ковер, изготовленный по ее, Родивиловой, предложению, без длинных «махров». Ворс этого нового ковра был намного короче, чем у старых тюменских, но длиннее, чем у среднеазиатских ковров.
И так же, как и теперь, перечисляли тогда мастерицы достоинства опытного ковра.
— Красивее он стал…
— Потому что рисунок чётче…
— Теперь можно будет с более сложными рисунками ковры ткать.
Глядя на первый ковер из мытой шерсти, Анна Андреевна вспоминает и другое: до революции так же расстилали перед приезжими скупщиками свои ковры мастерицы маленькой зауральской деревушки, где родилась Родивилова. И тогда тоже обсуждали качество ковров и порой спорили до хрипоты, — но лишь для того, чтобы сбить или набить цену.
И никому тогда в голову не могло прийти, что маленькая черноглазая девочка, которая путается под ногами у старших и которую страшно интересует все, что касается ковров, изменит когда-нибудь весь облик махрового ковра.
А произошло это так.
В первые годы существования коврового цеха в артели имени Максима Горького мастерицы думали прежде всего о том, чтобы возродить былую славу тюменского ковра.
«Но почему бы не сделать его лучше?» — подумала Анна Андреевна. Родивилова давно замечала, что слишком длинный ворс тюменского ковра снижает его декоративные качества и, кроме того, приводит к излишнему расходу шерсти.
А что если укоротить ворс?
Анна Андреевна разработала процесс производства ковра с ворсом, который был примерно в два раза короче обычного. Под ее руководством мастерицы цеха выткали первый ковер. Правление артели одобрило инициативу Родивиловой, а Роспромсовет утвердил опытный образец к производству. Как новатор производства, она была занесена на городскую Доску почета.
С тех пор облик тюменского ковра изменился. Более проработанными, более четкими стали рисунки. Появилась возможность использовать более сложное оформление с мелкими орнаментальными и цветочными украшениями. Лучше стали выходить на тюменских коврах и сюжетные рисунки.
Ковер стал прочнее, так как в два-три раза увеличилась его плотность. В старых махровых коврах наивысшая плотность была 8—12 тысяч узлов на один квадратный метр, а в коврах, выпускаемых теперь артелью имени Максима Горького, 22,5 тысячи узелков на один квадратный метр — наименьшая плотность.
Кроме того, в результате усовершенствования Родивиловой цех экономит ежегодно несколько тонн шерсти.
Значительно изменился в артели имени Максима Горького и весь процесс изготовления ковра. Изменение это началось с усовершенствования ковроткацкого станка.
Раньше готовая часть ковра наворачивалась на вал, который находился в передней части станка. В начале процесса тканья мастерицам это не мешало. Однако по мере того, как готовой части ковра становилось всё больше, он начинал мешать мастерице, заставлял ее нагибаться над станком, тянуться к рабочей части основы. Это замедляло работу и делало изготовление второй половины ковра очень утомительным.
Работники артели решили перенести вал для намотки ковра в нижнюю часть станка. Это избавило мастерицу от излишнего напряжения, а следовательно, повысило производительность труда.
В старых станках бердо — своеобразный гребешок для прибивания узелков — было деревянным. В нем часто ломались зубья, а поэтому его часто приходилось заменять. Изготовить же новое, хорошее бердо было нелегко, и стоило оно не так уж дешево. Да и у ковровщиц в результате этих замен получались вынужденные простои.
Кроме того, при деревянных бердо невозможно было ткать ковры высокой плотности, ибо для этого требуется более частая основа с маленькими расстояниями между ее нитями. Каждой нити основы, как уже говорилось, должно соответствовать отверстие между зубцами бердо. Делать же деревянные бердо очень частыми было нельзя. Тонкие деревянные зубцы в работе при первых ударах ломались, и бердо выходило из строя.
Родивилова предложила заказать металлические бердо, рассчитанные на ковры различной ширины и различной плотности. Через несколько месяцев заказ был изготовлен. Металлические бердо резко повысили производительность труда мастериц и позволили ткать ковры более высокой плотности.
Однако у металлических бердо был один серьезный недостаток, который вызывался особыми свойствами кордной нити основы.
Дело в том, что в натянутой на станке основе крайние кордные нити имеют свойство слегка прогибаться к середине ковра. В дальнейшем равномерная насадка кончиков устраняет это прогибание. Но пока на основе нет узелков, оно существует.
При работе с деревянными бердо сужение ширины основы не сказывалось на качестве ковра. Правда, ковровщицы замечали, что крайние зубья бердо ломаются чаще средних. Но этому не придавали значения. Металлические же бердо стали перетирать кордную нить в местах сужения. Это понижало прочность ковра, а иногда приводило к браку — к разрыву кордной нити и к необходимости ткать какую-то часть ковра заново.
Для устранения этого недостатка металлических бердо столяр артели товарищ Масюкевич предложил применить раздвижную планку, которая полностью ликвидирует сужение ковра и перетирание нити. Планка эта прикрепляется снизу к последним сантиметрам готовой ковровой ткани и передвигается мастерицами по ходу работы.
Много внимания уделяется в артели имени Максима Горького механизации трудоемких процессов. Вопросы механизации труда неоднократно ставились перед правлением артели партийной организацией.
Основной производственный процесс изготовления ковра — насадка кончиков — до сих пор остается еще ручным. Однако многие вспомогательные процессы работникам артели удалось механизировать.
Раньше, например, уточная пряжа навивалась на шпули для челноков вручную. Каждая мастерица производила эту навивку для себя и отрывалась, следовательно, от своей основной работы.
В конце 1952 года механик артели Поликарп Иванович Заводовский предложил производить навивку уточной пряжи при помощи небольшого электромотора со специально обработанным валом. На этот вал с двух сторон от мотора насаживались шпули, и навивка шерсти на них производилась в течение нескольких секунд. Ковровщицы от этой операции были освобождены. Сейчас двое подсобных рабочих за смену обеспечивают навитыми шпулями всех мастериц.
Одним из трудоемких ручных процессов была резка кончиков. С сентября 1955 года в артели установлен резальный станок, который механически нарезает свыше миллиона кончиков в смену и полностью обеспечивает потребности цеха. Обслуживает этот станок один рабочий.
Постоянной заботой рационализаторов артели имени Максима Горького являются вопросы экономии сырья и материалов.
Станок для механической резки кончиков, о котором говорилось выше, избавляет ковровый цех от больших потерь пряжи, так как он нарезает кусочки шерсти строго определенной длины. Мастерица же так точно резать кончики не может. А в том случае, если у нее длина кончиков превышала заданную всего на полсантиметра, потери шерсти становились значительными. Ведь за день в артели нарезается до миллиона кончиков. В год — это больше тонны лишней шерсти.
В конце рабочего дня возле ткацких станков и возле столов для очистки ковра собираются обычно кучи отходов шерсти, упавших кончиков и различного мусора. Раньше это все выбрасывалось. Заведующий производством артели Н. О. Больц предложил платить уборщицам за выбранный из мусора килограмм шерсти по 4 рубля. Предложение было принято. За 1952 год артель получила в результате этого почти треть тонны шерсти, которая после переработки и крашения пошла на дорожки и на уток к коврам. В 1953 году такой шерсти было собрано уже 600 килограммов.
Простое, но эффективное рационализаторское предложение внесла лаборантка артели Зоя Осанова.
Как известно, черные уточные нити в махровых коврах видны только с обратной стороны. С лицевой же они видны лишь в ковровой дорожке. А между тем окраска утка на ковры производилась в красителе такой же концентрации (четырехпроцентной), как и окраска пряжи на ворс, как и окраска утка на дорожку.
Зоя Осанова предложила красить уточную пряжу для махровых ковров при концентрации красителя в полтора процента (для белой шерсти) или один процент (для серой шерсти). Внешний вид ковра от этого совершенно не изменился, а экономия дорогой краски была достигнута.
Многие возможности для повышения производительности труда, улучшения качества и снижения себестоимости продукции в ковровом производстве еще не использованы. Над разрешением многих проблем работают сейчас рационализаторы артели.
Взять хотя бы окраску шерсти. Сейчас она производится в обычной водопроводной воде, которая содержит в себе много механических примесей и имеет порой желтоватый цвет. Это, естественно, отражается на качестве окраски. Если же производить крашение в абсолютно чистой воде, яркость красок на ковре и чистота их тонов увеличатся. Получить эту чистую воду можно фильтрацией водопроводной воды через активированный уголь, полученный путем сжигания отходов шерсти без доступа воздуха. Чайной ложки такого угля достаточно, чтобы профильтровать несколько ведер воды.
Над внедрением в производство этого усовершенствования работает в настоящее время Николай Оттович Больц.
Так трудятся над усовершенствованием процесса производства ковров рационализаторы тюменской артели имени Максима Горького.
7. Ковровый цех сегодня и завтра
За семь лет ковровый цех вырос в несколько раз. Два красивых больших корпуса стоят сейчас во дворе артели друг против друга. Жалкой лачугой выглядит рядом с ним первый корпус, в котором когда-то начинала работу Родивилова.
В цехе сейчас свыше двухсот мастериц. Около сорока учениц занимаются на курсах седьмого набора, которые ведет Учебный комбинат облпромсовета. Курсы эти стали в артели чем-то вроде постоянного учебного заведения.
13 тысяч метров добротной ковровой ткани и около пяти тысяч метров художественной дорожки дали мастерицы в 1955 году трудящимся нашей области. А это значит, что тысячи ковров украсили дома колхозников и горожан, пошли на Крайний Север и в отдаленные таежные поселки.
Производство ковров в артели имени Максима Горького непрерывно растет. Достаточно сравнить несколько цифр.
В 1948 году артель выпустила 592 квадратных метра ковров. В 1950 году мастерицы дали 2295 квадратных метров ковровой ткани. В 1952 году ковров было выпущено 6728 квадратных метров, а в 1953 году — около десяти тысяч метров. В 1956 году цех должен дать 14 тысяч метров ковровой ткани.
Значительное увеличение производства ковров потребовало расширения красильного отделения. В течение 1955 года это отделение расширено в десять раз.
Правление артели намерено расширять производство и дальше. В 1960 году намечено увеличить по сравнению с 1955 годом производство ковровой ткани на 180 процентов, художественной дорожки на 171 процент.
Со временем ковровый цех вырастет, очевидно, в тюменскую ковровую фабрику.
Уже сейчас производство ковров в тюменской артели является одним из самых массовых и самых организованных в стране. Необходимо также отметить, что артель имени Максима Горького добилась такой степени механизации вспомогательных процессов коврового производства, какой не достигли пока еще очень многие другие артели нашей страны, производящие ковры ручной выработки.
Всех этих успехов коллектив цеха добился благодаря неустанной заботе Коммунистической партии и Советского правительства о развитии народных художественных промыслов, благодаря той большой организующей и мобилизующей роли, которую играют в артели партийная и комсомольская организации, благодаря широко развернутому в артели социалистическому соревнованию.
Выросли за эти годы в артели крепкие кадры замечательных мастериц, которые в совершенстве овладели технологией коврового производства и непрерывно передают свои знания молодым работницам.
Прекрасными инструкторами учебного цеха, опытными воспитателями стали Елена Пестова, Маргарита Сапкулова, Вера Степурко. Не один год работают уже сменными мастерами Мария Рыбакова и Галина Квасникова. Самую высокую оценку получают всегда ковры, изготовленные Валентиной Долгановой, Людмилой Сергеевой и многими другими мастерицами.
Замечательный самобытный народный промысел — сибирское ковроткачество — продолжает расти и расширяться.
* * *
По всей стране идет слава о тюменских коврах. Заказы на них приходят из Москвы и Ленинграда, из Свердловска и Грозного, из молдавского местечка и с дальневосточной границы. И всюду, где есть тюменские ковры, люди с благодарностью думают о скромных труженицах — сибирских ковровщицах, горячо любящих свое дело и отдающих все свои силы тому, чтобы украсить быт советского человека.
Примечания
1
Сборник «Кустарная промышленность России», СПБ, 1913, стр. 291, 293.
2
В.И. Ленин, Соч., т. 3, стр. 312.
3
См. «Адрес-календарь Калугина на 1913 год», стр. 38; сборник «Кустарная промышленность России». СПБ, 1913, стр. 288.
Зубова Л.К. Ковры Сибири (Библиотека Московского научно-исследовательского института художественной промышленности), стр. 43.
«Памятная книжка Тобольской губернии на 1884 год», Тобольск, 1884, стр. 146.
И. ДАВЫДОВ
ТЮМЕНСКИЕ КОВРОВЩИЦЫ
ТЮМЕНСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1956
На Парижской выставке
(Вместо введения)
Более чем полвека назад, на Всемирной Парижской выставке 1900 года внимание посетителей павильона России привлекал один экспонат — громадный мохнатый ковер с яркими красными цветами на черном фоне.
Перед ним останавливались не только любители и знатоки ковров, — перед ним останавливались все. Да и как было не остановиться, когда даже из другого конца зала яркие, огнем горевшие краски, как магнит, притягивали к себе взгляд.
И чем дальше отходил посетитель от необыкновенного ковра, тем ярче и красивее становился он, тем заметнее выделялся среди других ковров. На большом расстоянии тускнели краски и стирались изящные узоры кавказских и среднеазиатских ковров, бледнели ковры мастериц Центральной России и изделия гобеленных мастерских, носивших имя русской императрицы.
И только черный ковер с большими кроваво-красными цветами и яркозелеными листьями не терял своей прелести. Чувствовалась в нем широкая душа и неуемная сила русского человека, который не раз уже поражал Европу трудолюбием, всеохватывающими талантами и замечательными, искуснейшими изделиями своих рук.
— Откуда этот ковер? — спрашивали иные посетители у служителя павильона.
— Из Сибири, господа, — с готовностью отвечал он. — Выткан простой крестьянкой Тюменского округа, Тобольской губернии.
— Из Сибири? — удивлялись парижане. — Но разве там, среди вечных снегов, есть такие цветы?
— В Сибири, господа, все есть. И цветы там можно найти не менее яркие и благоухающие, чем на Монмартре.
Парижане снисходительно улыбались. Этому они, конечно, не верили. Но ковер… — ковер, действительно, был хорош, даже несмотря на свою странную мохнатую поверхность, несмотря на крупные формы, которые, конечно, не совсем уместны были бы в небольшом будуаре парижанки, но которые, видно, как нельзя более соответствовали просторным светлым домам сибирских крестьян.
…Во время заседания жюри споров относительно тюменского ковра не было. Простая сибирская крестьянка получила за свой труд большую золотую медаль Всемирной Парижской выставки.
История, к сожалению, не сохранила нам имени этой женщины. Оно было забыто, как забывались в царской России сотни тысяч имен замечательных народных мастеров, которые строили дворцы и храмы, изготовляли редкостную по своей красоте мебель и посуду, создавали все те бесценные произведения искусства, которые пережили века и которыми мы любуемся до сих пор.
Забыто имя этой мастерицы, и самой ее уже давно нет в живых. Но живёт тюменский ковер и по-прежнему приковывает к себе взгляд яркими красками. Замечательное самобытное народное искусство — сибирское ковроткачество — продолжает жить и развиваться в наши дни.
Каким же образом сложился в Сибири этот народный художественный промысел? Какими путями развивался он? Как и где изготовляются тюменские ковры сегодня?
На все эти вопросы и отвечает брошюра «Тюменские ковровщицы».
1. Немного истории
До начала XX века Тюмень была одним из крупнейших промышленных и торговых центров всей Сибири. Через этот город проходили торговые пути, соединяющие Центральную Россию с Сибирью, Дальним Востоком и Средней Азией. Ежегодно в Тюмени и в окрестных селах проводились большие ярмарки, на которые съезжались купцы почти со всех концов страны.
Среди крестьян Тюменского округа всегда были широко распространены различные кустарные промыслы: кожевенно-шубный, пимокатный и многие другие. Самым распространенным в Тюменском округе промыслом был ковровый.
Точных данных о времени зарождения этого промысла в окрестностях Тюмени нет. Однако можно предполагать, что он был занесен сюда в XVII веке переселенцами из Центральной России.
Причиной возникновения его было стремление крестьян украсить свое жилье и свои повозки. Затем крестьяне увидели, что, продавая ковры, они могут получать некоторую прибыль. Развитию купли и продажи ковров способствовало в первую очередь то, что Тюмень всегда была крупным торговым центром. Благодаря этому, ковры постепенно стали изготовляться в основном не для удовлетворения потребностей натурального крестьянского хозяйства, а для продажи.
В XIX веке ковры ткались более чем в пятидесяти селениях Тюменского округа. Наибольшее количество мастериц было в селах Каменское, Гусево, Кулаково, Молчаново, Дубровное. Ткали ковры также и в самой Тюмени.
Село Каменское и вся Каменская волость стали со временем центром коврового производства. По данным исследования 1891 года, проведенного С. А. Давыдовой, в одной только Каменской волости ковроткачеством занимались 1300 мастериц, а всего в Тюменском округе ковры ткали 3780 мастериц. Таким количеством ковровщиц не обладал в то время ни один центр производства ковров в Центральной России[1]).
Занимались ковроткачеством крестьяне, для которых этот промысел служил дополнительным источником средств существования. Почти во всех избах села Каменского и во многих домах других окрестных деревень стояли самодельные деревянные станки, на которых работали не только женщины, но иногда и мужчины.
Детей, особенно девочек, в селах рано начинали обучать ковроткачеству. В Каменском, например, с семи лет приучали девочек разбирать и прясть шерсть, а также производить основную операцию изготовления ковров — завязывать шерстяные узелки на основе. К 14–15 годам девушки обычно уже умели самостоятельно обрабатывать шерсть и ткать ковры.
Изготовлялись ковры в основном из коровьей и овечьей шерсти. Особенно прочными были последние. Иногда из Средней Азии завозилась в сибирские села верблюжья шерсть, которая также употреблялась в ковроткачестве.
Тюменские ковровщицы нарезали кончики цветной шерсти для завязывания узелков очень длинными — в полвершка. Поэтому длинным получался и ворс ковра — до трех сантиметров. По существу, это был уже не обычный ворс, а так называемые «махры». Благодаря длинному ворсу, тюменские ковры были очень теплыми, что особенно ценилось в Сибири при украшении саней и колясок.
На ярмарках тюменские ковры всегда привлекали к себе внимание красотой, прочностью и сравнительно низкими ценами. Продавались ковры на ярмарках Тюменской, Ирбитской, Ишимской и Нижегородской, куда они доставлялись большими партиями. Часть ковров расходилась отсюда по сибирским городам и селам, часть шла в Центральную Россию, в Польшу и даже за границу. Тюменские ковры можно было купить в Москве, в Петербурге, в Варшаве. В Каменском длительное время проживало несколько торговцев из Саратова, которые отправляли ковры в Центральную Россию большими партиями.
В 60—70-х годах XIX века в тюменском ковровом промысле, как и в других крестьянских кустарных промыслах России, начали складываться капиталистические отношения, стал образовываться торговый капитал. «Как известно, — пишет В. И. Ленин в своей гениальной работе «Развитие капитализма в России», — мелкие крестьянские промыслы порождают — в массе случаев особых скупщиков, специально занятых торговыми операциями по сбыту продуктов и закупке сырья и обыкновенно подчиняющих себе в той или другой форме мелких промышленников»[2]).
Тюменский ковер для саней (2-я половина XIX века).
В селах Тюменского округа первоначально ковры отвозили на ярмарку крестьяне, семьи которых занимались ковроткачеством. Позже некоторые из этих крестьян стали брать на комиссию ковры не только из своего села, но и из ближних деревень и хуторов. Так появились мелкие скупщики, которые служили посредниками между тюменскими ковровщицами и крупными торговцами.
Особенностью дореволюционного тюменского коврового промысла было то, что мастерицы относились к ковроткачеству исключительно как к дополнительному заработку, никогда не превращая его в основной источник средств существования. Происходило это потому, что доход, который давало изготовление ковров, был очень незначителен и не мог обеспечить прожиточный минимум.
В среднем мастерица получала за день работы чистого дохода 10 копеек. У ковровщиц пять месяцев в году уходили на сельскохозяйственные работы. Следовательно, производству ковров они могли уделять не более семи месяцев. Да и в эти месяцы мастерицы, естественно, не каждый день отдавали изготовлению ковров. Это значит, что за год чистый доход одной мастерицы от изготовления ковров не мог превысить 20 рублей.
Практически же чистый доход мастериц был значительно ниже. Совершенно ясно, что общей суммы для существования одного человека было недостаточно. Именно этим и объясняется тот факт, что ковровое производство существовало в Тюменском округе только как дополнительный заработок, как подспорье к обычному крестьянскому труду.
Однако, несмотря на то, что ковровое производство давало небольшой доход, размах его был велик.
В течение второй половины XIX века и начала XX века объем производства ковров не оставался одинаковым.
За тридцать два года производство ковров расширилось в четыре раза: в 1864 году их изготовлялось 20 тысяч, в 1871 году — 30 тысяч, в 1884 году — 50 тысяч и в 1896 году — 80 тысяч.
Затем начался спад. В 1913 году ковров в Тюменском округе выделывалось столько же, сколько в 1864 году, — 20 тысяч[3]).
Уменьшение производства ковров прежде всего объясняется общим спадом темпов капиталистического развития России в начале XX века, экономическим кризисом начала века и последовавшей за ним депрессией. Кроме того, с пуском в эксплуатацию новых железнодорожных линий уменьшилось количество почтовых колясок и саней, уменьшился, следовательно, и спрос на ковры, необходимые для украшения экипажей.
Значение махровых ковров, как настенного украшения, было тогда еще не настолько велико, чтобы поддержать спрос на прежнем уровне.
Упадок коврового производства в Западной Сибири в начале XX века совпал с упадком коврового производства и в Центральной России. Вызвано это было, кроме экономических причин, также и изменением вкусов состоятельной части общества.
Красивые и строгие по своим художественным средствам русские ковры с цветочным рисунком пользовались в это время все меньшим и меньшим спросом у многочисленной мелкой буржуазии. Зато необыкновенный успех получили мещанские коврики, изображающие кошечек с бантиками, собачек и т. д. Однако нарядные, прочные и дешевые махровые ковры по-прежнему охотно покупались крестьянами, рабочими и городскими ремесленниками Тобольской, Екатеринбургской, Томской и других губерний.
Первая мировая война, гражданская война и особенно хозяйничанье колчаковцев в Сибири нанесли ковровому промыслу очень большой ущерб. Многие мастерицы в это трудное время умерли, многие оставили производство ковров, так как они не находили сбыта. Забылся секрет изготовления ярких, невыцветающих красок.
После установления в Сибири Советской власти, несмотря на чрезвычайно тяжелое положение, в котором находилась страна, тюменскому ковровому промыслу была оказана самая необходимая помощь. Наладилось, правда, в очень ограниченных количествах, снабжение мастериц пряжей, были сделаны первые попытки кооперировать сбыт продукции.
Тюменский ковер (2-я половина XIX века).
Тюменский ковровый промысел начал понемногу возрождаться.
Первый опыт кооперирования не только сбыта, но и производства ковров был сделан в селе Каменском.
* * *
Село Каменское, деревни Кулига, Сорокино, Коняшино и Молчаново издавна были основным центром производства махровых ковров в Тюменском округе.
В 1891 году в одном только Каменском было 227 ковровщиц, в деревне Кулига — 138, в Сорокино — 70, в Коняшино — 42 и в деревне Молчаново — 60 мастериц, ткавших ковры.
В 1924 году в Каменском была организована артель «Коверница». Она объединяла в первые годы около 300 мастериц. Работали ковровщицы на дому, занимаясь изготовлением ковров, как и прежде, в течение семи месяцев в году. Артель снабжала мастериц сырьем и централизованным порядком сбывала их продукцию.
С первого дня существования артели в ней работали такие опытные ковровщицы, как Афанасия Ивановна Струхляк, Ксения Яковлевна Соколова, Агния Ивановна Квасникова и Анфиса Ивановна Бесагонова. Они не раз получали премии за свои ковры на всесоюзных и республиканских выставках произведений народного искусства.
Работа на дому почти исключала возможность организованной подготовки новых кадров. Поэтому не удивительно, что со смертью многих старых мастериц количество членов артели «Коверница» стало сокращаться. Сокращению этому способствовали частые перебои в снабжении ковровщиц шерстью.
В 194(5 году изготовлением ковров были заняты в артели всего 24 мастерицы.
В 1950 году артель «Коверница» расформировалась. Некоторые каменские ковровщицы были переведены на работу в тюменскую промысловую артель имени Максима Горького, которая к этому времени уже наладила массовое производство ковров более высокого качества, чем качество ковров каменских мастериц.
2. Создание коврового цеха в Тюмени
В самом конце Большой Заречной улицы Тюмени, на берегу Туры, расположилось обширное хозяйство промысловой артели имени Максима Горького. Сейчас эта артель — гордость нашей области.
А до 1948 года артель имени Максима Горького была самой заурядной промысловой артелью, которая обрабатывала шерсть и выпускала валенки.
Весной 1948 года коллектив артели решил взяться за освоение производства махровых ковров. Инициатором этого дела был председатель правления артели Александр Григорьевич Колесников. Начальником коврового цеха была назначена опытная мастерица Анна Андреевна Родивилова.
19 апреля 1948 года Родивилова пришла в артель. Здания цеха еще не было — оно строилось. В сапоговаляльном цехе стоял один ковроткацкий станок, на котором работала ковровщица Елена Степановна Соколова, вызванная правлением артели из Каменского.
На складе в углу были беспорядочно свалены различные красители для шерсти. Никто не знал, какие они и как ими пользоваться. Единственная мастерица ткала ковры по старинке, так же, как делала это в деревне.
Анна Андреевна вначале растерялась. Она не знала, с чего начать создание цеха. С людей? — Их негде разместить. Со станков? — Их некуда поставить. Подумав, она решила до окончания строительства цеха разобраться в красителях.
Для крашения шерсти в артели не было никакого оборудования. Раздобыв где-то старый таз, Родивилова устроилась с ним в кузнице и стала пробовать краски. На это ушла не одна неделя.
15 мая было закончено строительство цеха. В него перенесли станок из сапоговаляльного цеха и привезли из Каменского еще два ковроткацких станка.
Под руководством Родивиловой в уголке цеха была оборудована небольшая красильня. Красили шерсть в эмалированных кастрюлях и тазах.
Плохо было с рисунками для тканья.
До того, как рисунки для ковров стали присылаться из Московского научно-исследовательского института художественной промышленности, артель пользовалась услугами местных художников. Кроме того, Родивиловой удалось отыскать у старожилов несколько удачных тюменских ковров и снять рисунки с них.
С кадрами было еще хуже. Несмотря на многочисленные объявления, которые давала артель в газете и по радио, в цех не приходила ни одна мастерица. Очевидно, в городе ковровщиц не было, а старым крестьянкам окрестных деревень не очень-то хотелось уезжать от своей семьи, от родного дома.
Тогда правление артели решило готовить свои кадры — учить молодежь. Было дано объявление о том, что тюменский учебный комбинат промкооперации производит набор на курсы ковровщиц.
* * *
В июле двадцать учениц пришли в артель имени Максима Горького. Здесь их встретила невысокая темноволосая женщина в черном халате. Это была Родивилова.
— Ну, девушки, пойдемте, покажу вам, где ткут ковры, — сказала Анна Андреевна и направилась к одноэтажному зданию в глубине двора.
В небольшом помещении стояли три деревянных станка. У входа старушка неторопливо разматывала шерсть.
Ученицы столпились у дверей и не решались идти дальше.
— Вот здесь мы пока и работаем, — сказала Родивилова, войдя в цех. — Проходите к станкам, девушки, проходите.
У станков будущие ковровщицы долго стояли молча и с восхищением следили за быстрыми движениями пальцев мастериц.
Анна Андреевна развернула один из сложенных в углу ковров — крупные красные цветы с зелеными листьями по черному фону.
— Это традиционный рисунок тюменского ковра, — пояснила Родивилова. — Со временем мы начнем выпускать ковры и с другими рисунками.
— Расскажите нам, пожалуйста, как делается ковер, — попросила одна из девушек, Лида Дербенева.
Анна Андреевна улыбнулась.
— За пять минут этого не расскажешь. Вы четыре месяца будете учиться ковроткачеству. А общий процесс производства я вам покажу в первый же день занятий.
Ковры заинтересовали не только Лиду Дербеневу. Вместе с ней в цехе твердо решили остаться приехавшие с Севера Надя Кожанова, Маша Леонова и Римма Панова, а также и многие другие девушки.
Домой девушки возвращались уже под вечер. Впечатлений было много. Будущие ковровщицы думали о том, что скоро они научатся ткать замечательные ковры.
3. Как делается ковер
Вскоре начались занятия на курсах.
Родивилова в первый же день ознакомила учениц с общим процессом изготовления махровых ковров.
Как же делается обычный тюменский ковер?
Шерсть артель получает неокрашенной. Перед крашением пряжа проходит специальную обработку: шерсть хорошо промывают и протравливают солями металлов и органическими кислотами. Промытая и протравленная пряжа лучше воспринимает краску и дольше сохраняет полученный при крашении цвет.
Окраску шерсти артель производит обычными искусственными (анилиновыми) красителями. Деревенские же мастерицы в старое время пользовались естественными и искусственными красителями — местными и привозными.
Окраска шерсти естественными красителями требовала большого опыта и умения. Не все мастерицы могли производить ее сами. Иногда ковровщицы за несколько километров возили пряжу к искусным красильщикам и платили за окраску немало денег.
Выкрашенная шерсть сушится зимой в специальной сушилке, а летом — на солнце. После этого она поступает на размотку.
Ткутся тюменские ковры на горизонтальных деревянных станках, каждый из которых рассчитан на одновременную работу двух мастериц.
Вдоль станка между двумя валами натянута «основа» — прочные крученые белые нити из хлопка, льна или конопли. Они называются «кордными нитями». Основа в готовом махровом ковре не видна, поэтому она остается неокрашенной. Нити основы натянуты на равном расстоянии друг от друга.
Когда мастерица начинает ткать ковер, она несколько раз пропускает через основу челнок с темной шерстью — так называемым утком. Нити утка переплетают и скрепляют нити основы, создавая, таким образом, несколько сантиметров грубой ткани, которая затем загибается и подшивается с левой стороны ковра.
После этого начинается «насадка кончиков», то есть изготовление ворса.
Уточная пряжа с клубков навивается подсобными рабочими на специальные картонные шпули, которые вставляются в челноки. Пряжа для ворса раньше подавалась ковровщицам в клубках.
Мастерица, аккуратно намотав цветную пряжу плотной спиралью на палочку определенного диаметра, проводила по пряже острым ножом. Нить разрезалась на кусочки определенной длины, или «кончики», как называют их ковровщицы. Сейчас процесс нарезки «кончиков» в артели имени Максима Горького механизирован.
Кончики раскладываются в специальные ящики с отделениями для шерсти различных цветов. Такой ящик стоит возле каждой мастерицы.
Кусочки пряжи различных цветов мастерицы, согласно рисунку, завязывают простыми узелками на нитях основы по всей ширине ковра. Каждый узелок делается на двух нитях основы и соответствует одной клеточке коврового рисунка. Хвостики этих узелков и составляют ворс ковра. Процесс завязывания узелков ковровщицы называют «насадкой кончиков».
Когда один ряд узелков завязан по всей ширине ковра, мастерицы прибивают его для прочности так называемым «бердо». О нем надо рассказать подробнее, потому что это очень важная часть станка.
Бердо — это своего рода большой (во всю ширину ковра) деревянный или металлический гребешок, который в отличие от обыкновенного гребешка имеет спинку не с одной, а с двух сторон. Между каждыми двумя зубьями бердо пропускается одна нить основы. Закрепляется бердо в батане — тяжелой деревянной оправе, которая подвешивается на веревках к верхней перекладине станка и может свободно раскачиваться вдоль всей основы.
Бердо и батан служат для придания ковру плотности, компактности. С их помощью мастерицы плотно прибивают друг к другу узелки ворса и нити утка, которые пропускаются через основу после каждого ряда узелков.
В коврах третьей сложности между рядами узелков пропускаются всего две нити утка. В коврах первой, второй сложности утка пропускается больше, ибо чем больше утка, тем дальше друг от друга ряды узелков, а следовательно, тем реже ворс.
Качество ковра определяется по его так называемой «плотности». Плотность — это количество узелков на одном квадратном метре или одном квадратном дециметре ковровой ткани. Чем больше узелков, тем выше плотность, тем выше, следовательно, качество ковра. Чем узелков меньше, тем больше, значит, в ковре уточной пряжи, тем ниже его качество.
При более высокой плотности более четким, более проработанным становится рисунок. Кроме того, ковер с более плотным ворсом теплее.
Средняя плотность ковров, выпускаемых в настоящее время артелью имени Максима Горького, в два-три раза выше плотности прежних тюменских ковров.
Группы плотности ковров, так же, как рисунки и размеры, определяются специальными техническими условиями.
Во время работы перед мастерицами лежит или рисунок, в котором каждая клеточка соответствует одному узелку на ковре, или готовый ковер, с которого и переносится рисунок.
По мере работы мастерицы наворачивают готовую часть ковра на вал.
Одновременно с насадкой кончиков производится и прикрепление бахромы по краям ковра.
Когда ковер определенной длины выткан, мастерицы перерезают основу и снимают его со станка. Подсобные рабочие очищают его от кусочков шерсти, от пыли. Затем ковер проходит технический контроль и идет на склад.
Кроме махровых ковров, тюменские ковровщицы всегда ткали нарядные шерстяные дорожки, которые называются иногда коврами-паласами. Выпускает их и ковровый цех артели имени Максима Горького.
Техника изготовления дорожек довольно проста. Станки здесь употребляются такие же, как и для производства махрового ковра, только более узкие. Основа на станки навивается окрашенная, так как она в готовой дорожке видна. Ворса, а следовательно, кончиков и узелков здесь пет. Через основу пропускаются челноки с уточной нитью различных цветов. Эти нити и образуют узоры дорожки.
Таков в самых общих чертах процесс изготовления тюменского махрового, или, как его сейчас называют, высоковорсового ковра.
Необходимо отметить, что на протяжении веков тюменский ковровый промысел, оторванный от других центров коврового производства, развивался совершенно самобытно. Результатом этого явилось большое своеобразие в оформлении и технике изготовления ковра.
4. Особенности тюменского ковра
Первоначально тюменские ковры служили для покрывания сундуков в домах и для украшения и утепления саней и колясок. Значительно позже эти ковры стали употребляться как настенное украшение.
Соответственно своему назначению ковры в то время делились на «попоны» и «насундучные». Последние рассматривались с близкого расстояния, а потому отличались более проработанным рисунком и лучшим качеством, чем «попоны». Ковры для колясок и саней обычно были несколько грубее, а их рисунок крупнее.
Наиболее древними рисунками тюменских ковров были всевозможные геометрические орнаменты — вначале простейшие, а потом все более и более сложные. В XIX веке геометрические рисунки вытесняются из тюменских ковров рисунками цветочными. Во второй половине XIX века цветочные рисунки в тюменских коврах становятся основными. Геометрические рисунки встречаются в это время уже чрезвычайно редко. Однако цветочные рисунки в тюменских коврах сохранили одну важную особенность рисунков геометрических — темный, обычно черный, фон. Несмотря на то, что фабричные рисунки, которыми пользовались в селах, предусматривали светлый фон, тюменские мастерицы ткали его черным. Черный фон, как одна из особенностей тюменских ковров, сохранился в них и до настоящего времени.
Декоративные цветочные рисунки — яркие красные цветы с зелеными листьями на черном фоне — стали постепенно в тюменских коврах традиционными. Мастерицы любили их больше других рисунков и ткали чаще всего.
Из других старых тюменских рисунков следует отметить конские головы в цветочных венках. Рисунок этот появился в селах Тюменского округа чрезвычайно давно, еще до того, как цветочные рисунки стали преобладающими. Каменские мастерицы ткали ковры с конскими головами вплоть до Великой Отечественной войны 1941–1945 годов. После войны эти ковры уже не находили себе сбыта. В настоящее время они не изготовляются, но во многих домах села Каменского ковры с конскими головами можно увидеть и сейчас. Изображены на этих коврах две обращенные друг к другу конские головы в венках из цветов и зеленых листьев. Головы, как правило, вытканы с теневыми переходами, очень искусно, так что они производят впечатление объемных. Центральный рисунок ковра заключен в орнаментальную рамку, за пределами которой разбросаны мелкие красные цветы.
В конце XIX — начале XX века скупщики занесли к сибирским мастерицам рисунки с изображениями амазонок, львов, ярких птиц на зеленых ветках и тому подобной «экзотики». Однако рисунки эти не привились. Мастерицы ткали по ним ковры в основном на заказ и чрезвычайно редко — по собственному желанию.
В начале XX века в Каменское и другие села Тюменского округа были занесены скупщиками рисунки, изображающие кошечек и собачек с бантиками, соответствующие мещанским вкусам мелкой буржуазии. Ковры с подобными рисунками пользовались в начале XX века огромным спросом.
После Великой Октябрьской социалистической революции, в период существования каменской артели «Коверница», все эти рисунки имели еще известное распространение. Но постепенно, в связи с изменением вкусов народа, с изменением его требований, каменские мастерицы стали возвращаться к традиционным рисункам — ярким цветам на черном фоне. Рисунки этого типа являются основными и в сегодняшних тюменских коврах.
[image]
Ковер артели имени Максима Горького «Утро в сосновом лесу».
Интересно отметить, что в 40—50-е годы XX века устаревшими оказались именно те рисунки, которые были навязаны тюменским мастерицам скупщиками. Из старинных же народных рисунков не получили распространения только два — конские головы в венках и несправедливо забытый рисунок с изображением мчащейся тройки.
За годы работы коврового цеха артели имени Максима Горького в оформлении тюменского ковра произошли большие изменения.
Появились ковры с тематическими рисунками — по картине Шишкина «Утро в сосновом лесу», на темы «Сказки о рыбаке и рыбке» Пушкина, басни «Ворона и лисица» Крылова. Особенно большой успех имел ковер «Утро в сосновом лесу». Заказы на него приходили со всех концов страны.
В 1953 году художник артели Николай Алексеевич Махнев разработал рисунок большого оригинального ковра с изображением лося в центре. Рисунок этот был принят к производству.
В этом же году цех выпустил большую партию ковров с рисунком на северную тему.
Сейчас артель выпускает ковры с восточным геометрическим орнаментом по рисунку Махнева.
Все чаще изготовляет теперь цех ковры с детально проработанными мелкими и крупными цветочными украшениями на светлом фоне.
Однако основная масса продукции цеха — это ковры с традиционными тюменскими цветочными рисунками.
Различных вариантов этих рисунков очень много, но почти все они сводятся к двум основным группам.
В одной группе центральное поле ковра занято крупными изображениями ярких цветов (маков или роз) в обрамлении зеленых листьев, веток, бутонов и самых различных мелких цветов. В углах, как правило, ткутся одиночные яркие цветы или букеты цветов. Кайма вокруг черного поля делается линейной или орнаментальной.
К первой группе относится, например, рисунок, разработанный в 1951 году молодой мастерицей коврового цеха комсомолкой Еленой Пестовой.
Рисунок Пестовой отличается строгой симметричностью и большим чувством меры в употреблении цветочных форм и различных цветовых оттенков. В центре ковра — вписанная в ромб группа крупных ярких цветов, обрамленных зелеными листьями. По углам — вписанные в треугольники букеты ярких цветов средней величины. В ковре строго соблюдены пропорции между цветочными украшениями и фоном. Украшения не перегружают ковер и в то же время фоном не подавляются.
Рисунок окружен неширокой каймой темномалинового цвета. Такой же цвет имеет и бахрома.
Другая группа рисунков характеризуется прежде всего широкой и яркой цветочной каймой вокруг черного поля. Эта кайма определяет уже и остальные особенности рисунка. Центральное поле ковра оказывается слишком мало для крупных цветочных форм и потому заполняется мелкими, но столь же яркими цветами, также в обрамлении зеленых листьев и веток. В углах ковра отпадает необходимость ткать букеты цветов. Достаточно бывает одного небольшого цветка, чтобы заполнить угол и сделать ковер вполне завершенным в композиционном отношении.
Рисунки второй группы обычно более проработаны, более детальны. Ковры этого типа рассчитаны на рассматривание с более близкого расстояния, чем ковры с крупными цветочными формами в центре.
Рисунков второй группы в цехе мало. Среди продукции артели преобладают ковры с рисунками первой группы.
В цветочной гамме тюменских ковров основную роль играют различные оттенки красного и зеленого цветов, а также черный цвет в качестве фона. Остальные цвета и оттенки занимают в рисунке менее значительное место.
Все рисунки ковров, выпускаемых артелью имени Максима Горького, гораздо более детализированы, четки и проработаны, чем рисунки дореволюционных тюменских ковров. Можно смело сказать, что за семь лет работы цеха в оформлении тюменских ковров произошло гораздо больше изменений и усовершенствований, чем за все остальное время существования тюменского коврового промысла.
Необходимо отметить, что в процессе работы мастерицы не всегда в точности копируют рисунки. У каждой ковровщицы со временем вырабатывается большое умение самостоятельно подбирать тона, подмечать и исправлять недостатки рисунка. Обычно это сводится к частичному изменению тонов и оттенков на ковре по сравнению с рисунком или образцом. Реже мастерица немного перемещает те или иные элементы рисунка или изменяет их форму. Еще реже вносит в рисунок свои элементы. Но в любом случае процесс изготовления ковра является процессом творческим.
Ярким подтверждением этого является самостоятельная разработка рисунков для ковров мастерицами артели имени Максима Горького.
В 1951 году, одновременно с Еленой Пестовой, разработала оригинальный рисунок одна из лучших ковровщиц Маргарита Сапкулова. Она ввела в свой рисунок анютины глазки и ромашку — цветы, которые раньше в тюменских коврах не встречались. Рисунок этот был принят в артели к производству.
Лидия Дербенева за время работы в ковровом цехе разработала три оригинальных рисунка. Один из них состоит из широкой прямоугольной цветочной каймы и небольшого букета в центре. Оформление ковра очень строго и лаконично, что соответствует типу старинных тюменских ковров. Остальные два рисунка Дербеневой композиционно построены почти одинаково: удлиненный овальный букет в центре и дугообразные букеты по углам. Новым элементом в одном из этих рисунков являются золотые пшеничные колосья, которые придают ковру большую яркость. и контрастность. До рисунка Дербеневой желтый цвет употреблялся в тюменских коврах с цветочным рисунком очень редко.
Характерно, что мастерицы не любят долго ткать ковры с одним и тем же рисунком, ибо глаз привыкает к нему и вскоре перестает замечать те его недочеты, которые нужно исправлять. Часто девушки просят, чтобы им дали новый рисунок. Рисунков вообще в артели не хватает. Работа одного художника обеспечить цех не может, а из Московского научно-исследовательского института художественной промышленности рисунков присылается пока что недостаточно.
Ковровщицы всегда критически обсуждают каждый новый рисунок, отмечают в нем места со слишком большим чистым полем, с чрезмерным нагромождением мелких орнаментальных или цветочных украшений. Вообще мастерицы строго следят за тем, чтобы рисунок ковра был равномерно насыщен декоративными элементами. Иногда бывали случаи переработки рисунка по замечаниям ковровщиц.
Интересно, что, когда мастерицы на курсах составляют свои рисунки, они говорят и думают не о рисунке, а о ковре, представляют себе сразу готовое изделие.
От обычных ворсовых ковров, которые изготовляют в республиках Средней Азии и Закавказья, тюменские ковры отличаются как по своим рисункам, так и по технике изготовления.
Тюменский ковер по рисунку Е. Пестовой.
Рисунки среднеазиатских и закавказских ковров — преимущественно орнаментальные. Рисунки тюменских ковров, как и рисунки ковров Центральной России, — преимущественно цветочные. Однако в среднерусских коврах цветочные формы обычно мелкие, детально проработанные. Фон среднерусских ковров, как правило, светлый. В тюменских же коврах цветочные формы крупнее и менее детально проработаны. Фон тюменских ковров черный.
Длина ворса нынешних тюменских ковров примерно в два раза больше длины ворса закавказских и среднеазиатских ковров. В старых же тюменских коврах длина ворса была еще больше.
Наивысшая плотность современных махровых ковров (48,4 тысячи узлов на один квадратный метр) в два-три раза меньше средней плотности обычных ворсовых ковров (90—150 тысяч узлов на один квадратный метр).
Если махровые ковры изготовляются на горизонтальных станках, имеющих бердо и батан, которые хоть в какой-то мере механизируют прибивание узелков и утка, то ворсовые ковры изготовляются на вертикальных станках, лишенных бердо и батана. Прибивание узелков и утка производится на этих станках вручную — тяжелой щеткой.
Махровые ковры ткутся намного быстрее ворсовых. Обычный ковер, выпускаемый в настоящее время артелью имени Максима Горького, может быть выткан двумя мастерицами за 3 дня, а ковер наивысшей плотности и большого размера ткется двумя мастерицами 6–7 дней.
Ворсовые же ковры Средней Азии и Закавказья ткутся два— три месяца и больше.
5. Дела будничные
Когда начинали свою работу первые курсы ковровщиц, Анна Андреевна Родивилова много думала над тем, как увлечь девушек работой, как заставить их больше заботиться о коврах и меньше бегать от станка к станку с различными пустяковыми разговорами.
Добиться этого было очень трудно, а одной — просто невозможно. Но на помощь начальнику цеха пришли партийная и комсомольская организации артели.
Среди учениц было организовано соревнование за лучшую выделку ковра, за наиболее быстрое его изготовление. Успехи и неудачи ежедневно отмечались на доске показателей, возле которой после окончания рабочего дня часто разгорались горячие споры.
Лентяек и болтушек сами ученицы зло высмеивали в стенгазетах и «Молниях».
По инициативе комсомольцев на курсах был введен переходящий вымпел. В конце рабочего дня ученица, дежурившая по цеху, устанавливала его на станке мастериц, которые добивались в этот день самых лучших результатов.
Занятия на первых курсах в артели продолжались четыре месяца. За это время ученицы овладели искусством изготовления махровых тюменских ковров, изучили историю ковра и технологию обработки шерсти.
Часть мастеров первого выпуска осталась в артели, часть — уехала организовывать ковровое производство в Тобольске, Ялуторовске и Ишиме.
Организовала большой ковровый цех в тобольской промысловой артели «Труженица» ученица Родивиловой Ляпустина. Сейчас она начальник этого цеха.
В Ялуторовск были командированы для помощи в организации коврового производства три неразлучные подруги, вместе приехавшие в Тюмень с Севера, — Римма Панова, Надя Кожанова и Маша Леонова.
В Ялуторовской артели были плохие станки, и девушкам, которых никто и никогда не обучал столярному ремеслу, пришлось налаживать эти станки своими силами, приводить их в рабочее состояние.
Тюменский ковер по рисунку Л. Дербеневой.
Римма, Надя и Маша сами мыли, красили и сушили первую партию шерсти, показывая своим ученицам, как это нужно делать. Они выткали первые в Ялуторовске махровые ковры и обучили этому искусству нескольких ялуторовских девушек.
И только через год с лишним, когда производство ковров было уже в Ялуторовске налажено, подруги вернулись в артель имени Максима Горького.
А в артели жизнь тем временем шла своим чередом. Через несколько недель после окончания первых курсов бывшие ученицы уже показывали только что пришедшим в цех девушкам, как завязывать узелки и как пропускать челнок с уточной нитью через основу.
* * *
В деятельности коврового цеха, как и во всей жизни артели, очень большую роль играла и продолжает играть комсомольская организация, которой с 1947 по 1953 год бессменно руководила Нина Балко.
При ее активном участии в артели возникли и стали систематически работать политкружки, была организована художественная самодеятельность. Комсомольцы артели стали сдавать нормы комплекса ГТО, стали участвовать в соревнованиях.
Комсомольская организация непрерывно росла. В 1948 году в ней было 11 человек, а сейчас в одном только ковровом цехе насчитывается больше ста комсомольцев.
В первые годы существования цеха ковровщицам пришлось преодолеть немало трудностей.
Одним из самых серьезных препятствий для непрерывного роста производства были перебои в снабжении шерстью. Снабженческие организации часто задерживали, а подчас и вовсе срывали доставку шерсти.
В артели в это время вначале прекращало работу красильное отделение, потому что красить было нечего, а затем один за другим останавливались и ковроткацкие станки.
Часть мастериц переходила на временную работу в другие цехи, часть уходила в очередной отпуск, если он еще не был использован, а часть скучала без дела в затихшем здании коврового цеха.
С годами перебоев в снабжении шерстью становилось все меньше, однако совсем они не ликвидированы и до настоящего времени.
Не сразу ковровый цех прочно встал на ноги и в финансовом отношении. Некоторые члены артели не верили в перспективность коврового производства. Иногда, проходя по двору к своему цеху, Анна Андреевна слышала:
— Вот взяли белоручку! Какие-то ковры затеяли… Убыток только от них…
Поднимались такие разговоры и на собраниях, но они всегда встречали должный отпор со стороны коммунистов, парторга артели и со стороны председателя правления А. Г. Колесникова.
Едва закончился в ковровом цехе организационный период, как началась систематическая борьба партийной и комсомольской организаций за повышение деловой квалификации всех работников. В артели лучше стали работать политкружки и кружки техминимума. Многие девушки возобновили в школах рабочей молодежи прерванную по различным причинам учебу.
В начале 1949 года побывала в Москве на курсах, организованных Московским научно-исследовательским институтом художественной промышленности, Анна Андреевна Родивилова. Она ознакомилась здесь с новейшими достижениями ковровой техники, с передовым опытом других ковровых артелей и цехов.
Осенью 1949 года послали учиться в Москву на курсы повышения квалификации одну из лучших мастериц цеха — Лиду Дербеневу.
На курсах с ковровщицами проводились занятия по рисунку, материаловедению, крашению, технике производства и истории ковра. Преподаватели показывали ковры лучших мастеров страны и объясняли методы и приемы их работы. За время учебы Лида еще больше полюбила свою, казалось бы, скромную, но тем не менее важную работу. Девушке хотелось, чтобы цветы на тюменских коврах были ярче, чтобы ковры стали еще прочнее к чтобы их выпускалось больше.
* * *
К концу 1949 года в цехе было уже 50 мастеров. Работали в две смены, и все равно не хватало станков, не хватало места. Негде было заниматься подготовкой новых кадров. Ковровый цех требовал расширения.
Члены артели решили строить новое здание цеха, рассчитанное на 32 станка. В мае 1950 года строительство было закончено. Ковровщицы получили цех с большими окнами и высоким потолком.
Теперь можно было объявлять набор на вторые курсы ковровщиц. Преподавателями на этих курсах были ученицы Родивиловой — Дербенева и Нелюбина. Они вели практические занятия с ученицами, а сама Анна Андреевна читала уже только теорию.
Через четыре месяца артель получила еще 30 квалифицированных ковровщиц.
Продолжали свою производственную учебу и опытные мастера.
В 1951 году приехавшие в артель сотрудники Московского научно-исследовательского института художественной промышленности организовали курсы повышения квалификации для мастериц. Среди прочих дисциплин молодых ковровщиц учили на этих курсах разработке рисунков.
Вместе с другими ковровщицами разработала на этих курсах оригинальный рисунок и умелая мастерица Лена Пестова. За свой ковер она получила премию из Московского научно-исследовательского института художественной промышленности. В артели ковры по рисунку Пестовой ткут до сих пор.
Лена Пестова пришла в артель, когда цех уже сложился, когда ученицы первого выпуска стали мастерами.
Училась Лена на месяц меньше, чем положено. Скоро стало ясно, что из девушки выйдет хорошая ковровщица: ткала она быстро, ковры у нее шли только первым сортом.
Вскоре Лена вступила в комсомол, а немного позже стала группоргом смены в цехе.
В конце 1952 года у Лены появилась ученица — секретарь комсомольской организации артели Нина Валко, которая перешла в ковровый цех из сапоговаляльного.
За три месяца Нина овладела искусством ковроткачества и получила звание мастера.
Следующая ученица тоже за короткий срок научилась искусно ткать ковры, и из нее через несколько месяцев вышел хороший мастер. Стало ясно, что дело тут не только в учениках. Многое, очевидно, зависело и от самой Лены. И, действительно, когда через несколько месяцев Лену Пестову назначили инструктором учебных курсов, то не только она сама, но и все в цехе как-то сразу почувствовали, что это дело ей по плечу.
Примерно в то же время, когда появилась в артели имени Максима Горького Лена Пестова, — в ноябре 1948 года — в ковровый цех каменской артели «Коверница» впервые пришла Поля Соколова, которая стала ученицей опытной, старой каменской мастерицы Анфисы Ивановны Бесагоновой.
Учениц в цехе было шестнадцать, а станков для них только два. Поэтому в то время, как четыре ученицы, склонившись над коврами, завязывали узелки, остальные двенадцать разматывали, красили, сушили шерсть, очищали готовые ковры. Позже ученицам выделили еще два станка, однако для нормальной учебы этого все равно было недостаточно.
Учиться было трудно. Но Поля Соколова не привыкла отступать перед трудностями. Прошел месяц, и она стала мастером.
А летом 1950 года ее вместе с некоторыми другими каменскими мастерицами перевели в ковровый цех артели имени Максима Горького и посадили за станки учениками. Ковры, выпускаемые артелью, были лучше каменских, и, чтобы ткать их хорошо, нужно было опять учиться.
Неодолимая тяга к знаниям у этой девушки сочеталась с удивительным упорством, с настойчивостью в преодолении трудностей.
Мастерице, у которой был уже некоторый опыт, стать опять ученицей было, конечно, обидно. Но Поля понимала, что иначе нельзя. Прошло три месяца, и она вновь получила звание мастера.
Рисунок для Тюменского ковра художницы НИИХПа Л. Новиковой.
* * *
Весной 1952 года Лиду Дербеневу второй раз направили на курсы повышения квалификации в Москву. Снова были занятия в научно-исследовательском институте художественной промышленности, многочисленные экскурсии, и опять Лида стремилась как можно больше узнать, как можно больше увидеть.
Вскоре после возвращения Лиды в артель Анна Андреевна Родивилова уехала в творческую командировку в Москву, а затем в отпуск на Кавказ. Замещать ее поручили Лиде.
На первых порах было тяжело: коллектив цеха большой — свыше ста человек, а умения руководить людьми у Лиды мало. Некоторые трудности вначале ставили девушку в тупик: то вовремя не привезли сырья, то подсобные рабочие не успели высушить окрашенную шерсть, то мастерица прибежит с жалобой на какую-нибудь задержку.
Но помогли партийная и комсомольская организации, поддержали товарищи, председатель артели Колесников и парторг артели. Ковровый цех, как обычно, перевыполнил месячное задание.
Шло время. Ковровый цех расширялся. В конце 1952 года артель начала строить новое здание для ковровщиц — точно такое же просторное и светлое, как и предыдущее. А в мае 1953 года в нем уже стучали ткацкие станки учениц третьих курсов. Вели эти курсы Маргарита Сапкулова и Вера Степурко.
В этом же году Лида Дербенева сдала экзамены за семилетку и поступила в Московское художественно-промышленное училище имени Калинина. Она вернется в артель художником — первым художником со специальным образованием, который выйдет из среды тюменских ковровщиц.
6. Рационализаторы
Лето 1953 года. Через громадные окна в цех врывается жаркое июльское солнце. По цеху идет невысокая темноволосая женщина в черном халате.
В конце прохода мастерицы расстелили по полу только что снятый со станка ковер и обсуждают его — своеобразный художественный совет, который давно уже стал обычаем коврового цеха.
— Анна Андреевна, идите к нам! — зовут девушки.
— Иду, иду.
Родивилова подходит к мастерицам и внимательно осматривает ковер. Он выткан по традиционному рисунку, но разглядывают его придирчивее, чем обычно.
— Ну, как вам, Анна Андреевна? — спрашивает, наконец, одна из девушек, указывая рукой на ковер. — Нравится?
Родивилова не торопится с ответом.
— А сами вы, девочки, как думаете? — спрашивает она мастериц. — Удался или нет нам этот опытный ковер?
— Ой, конечно, удался, Анна Андреевна!
— Краски здесь ярче!
— Шерсть стала мягкая, даже с блеском…
— Моль никогда в таком ковре не заведется!
Ковровщицы наперебой перечисляют достоинства первого
опытного ковра, изготовленного из шерсти, прошедшей специальную химическую обработку, — так называемой «мытой» шерсти. Химическую обработку шерсти гипохлоритом кальция, серной кислотой и бисульфатом натрия предложил и осуществил заведующий производством артели Николай Оттович Больц.
Анна Андреевна согласна с мастерицами: ковер из мытой шерсти, действительно, лучше обычного. Скоро все ковры будут в цехе производиться по этому способу.
Глядя на этот первый ковер из мытой шерсти — новое достижение цеха, — Анна Андреевна вспоминает, как несколько лет назад так же придирчиво и внимательно рассматривали мастерицы только что снятый со станка опытный ковер, изготовленный по ее, Родивиловой, предложению, без длинных «махров». Ворс этого нового ковра был намного короче, чем у старых тюменских, но длиннее, чем у среднеазиатских ковров.
И так же, как и теперь, перечисляли тогда мастерицы достоинства опытного ковра.
— Красивее он стал…
— Потому что рисунок чётче…
— Теперь можно будет с более сложными рисунками ковры ткать.
Глядя на первый ковер из мытой шерсти, Анна Андреевна вспоминает и другое: до революции так же расстилали перед приезжими скупщиками свои ковры мастерицы маленькой зауральской деревушки, где родилась Родивилова. И тогда тоже обсуждали качество ковров и порой спорили до хрипоты, — но лишь для того, чтобы сбить или набить цену.
И никому тогда в голову не могло прийти, что маленькая черноглазая девочка, которая путается под ногами у старших и которую страшно интересует все, что касается ковров, изменит когда-нибудь весь облик махрового ковра.
А произошло это так.
В первые годы существования коврового цеха в артели имени Максима Горького мастерицы думали прежде всего о том, чтобы возродить былую славу тюменского ковра.
«Но почему бы не сделать его лучше?» — подумала Анна Андреевна. Родивилова давно замечала, что слишком длинный ворс тюменского ковра снижает его декоративные качества и, кроме того, приводит к излишнему расходу шерсти.
А что если укоротить ворс?
Анна Андреевна разработала процесс производства ковра с ворсом, который был примерно в два раза короче обычного. Под ее руководством мастерицы цеха выткали первый ковер. Правление артели одобрило инициативу Родивиловой, а Роспромсовет утвердил опытный образец к производству. Как новатор производства, она была занесена на городскую Доску почета.
С тех пор облик тюменского ковра изменился. Более проработанными, более четкими стали рисунки. Появилась возможность использовать более сложное оформление с мелкими орнаментальными и цветочными украшениями. Лучше стали выходить на тюменских коврах и сюжетные рисунки.
Ковер стал прочнее, так как в два-три раза увеличилась его плотность. В старых махровых коврах наивысшая плотность была 8—12 тысяч узлов на один квадратный метр, а в коврах, выпускаемых теперь артелью имени Максима Горького, 22,5 тысячи узелков на один квадратный метр — наименьшая плотность.
Кроме того, в результате усовершенствования Родивиловой цех экономит ежегодно несколько тонн шерсти.
Значительно изменился в артели имени Максима Горького и весь процесс изготовления ковра. Изменение это началось с усовершенствования ковроткацкого станка.
Раньше готовая часть ковра наворачивалась на вал, который находился в передней части станка. В начале процесса тканья мастерицам это не мешало. Однако по мере того, как готовой части ковра становилось всё больше, он начинал мешать мастерице, заставлял ее нагибаться над станком, тянуться к рабочей части основы. Это замедляло работу и делало изготовление второй половины ковра очень утомительным.
Работники артели решили перенести вал для намотки ковра в нижнюю часть станка. Это избавило мастерицу от излишнего напряжения, а следовательно, повысило производительность труда.
В старых станках бердо — своеобразный гребешок для прибивания узелков — было деревянным. В нем часто ломались зубья, а поэтому его часто приходилось заменять. Изготовить же новое, хорошее бердо было нелегко, и стоило оно не так уж дешево. Да и у ковровщиц в результате этих замен получались вынужденные простои.
Кроме того, при деревянных бердо невозможно было ткать ковры высокой плотности, ибо для этого требуется более частая основа с маленькими расстояниями между ее нитями. Каждой нити основы, как уже говорилось, должно соответствовать отверстие между зубцами бердо. Делать же деревянные бердо очень частыми было нельзя. Тонкие деревянные зубцы в работе при первых ударах ломались, и бердо выходило из строя.
Родивилова предложила заказать металлические бердо, рассчитанные на ковры различной ширины и различной плотности. Через несколько месяцев заказ был изготовлен. Металлические бердо резко повысили производительность труда мастериц и позволили ткать ковры более высокой плотности.
Однако у металлических бердо был один серьезный недостаток, который вызывался особыми свойствами кордной нити основы.
Дело в том, что в натянутой на станке основе крайние кордные нити имеют свойство слегка прогибаться к середине ковра. В дальнейшем равномерная насадка кончиков устраняет это прогибание. Но пока на основе нет узелков, оно существует.
При работе с деревянными бердо сужение ширины основы не сказывалось на качестве ковра. Правда, ковровщицы замечали, что крайние зубья бердо ломаются чаще средних. Но этому не придавали значения. Металлические же бердо стали перетирать кордную нить в местах сужения. Это понижало прочность ковра, а иногда приводило к браку — к разрыву кордной нити и к необходимости ткать какую-то часть ковра заново.
Для устранения этого недостатка металлических бердо столяр артели товарищ Масюкевич предложил применить раздвижную планку, которая полностью ликвидирует сужение ковра и перетирание нити. Планка эта прикрепляется снизу к последним сантиметрам готовой ковровой ткани и передвигается мастерицами по ходу работы.
Много внимания уделяется в артели имени Максима Горького механизации трудоемких процессов. Вопросы механизации труда неоднократно ставились перед правлением артели партийной организацией.
Основной производственный процесс изготовления ковра — насадка кончиков — до сих пор остается еще ручным. Однако многие вспомогательные процессы работникам артели удалось механизировать.
Раньше, например, уточная пряжа навивалась на шпули для челноков вручную. Каждая мастерица производила эту навивку для себя и отрывалась, следовательно, от своей основной работы.
В конце 1952 года механик артели Поликарп Иванович Заводовский предложил производить навивку уточной пряжи при помощи небольшого электромотора со специально обработанным валом. На этот вал с двух сторон от мотора насаживались шпули, и навивка шерсти на них производилась в течение нескольких секунд. Ковровщицы от этой операции были освобождены. Сейчас двое подсобных рабочих за смену обеспечивают навитыми шпулями всех мастериц.
Одним из трудоемких ручных процессов была резка кончиков. С сентября 1955 года в артели установлен резальный станок, который механически нарезает свыше миллиона кончиков в смену и полностью обеспечивает потребности цеха. Обслуживает этот станок один рабочий.
Постоянной заботой рационализаторов артели имени Максима Горького являются вопросы экономии сырья и материалов.
Станок для механической резки кончиков, о котором говорилось выше, избавляет ковровый цех от больших потерь пряжи, так как он нарезает кусочки шерсти строго определенной длины. Мастерица же так точно резать кончики не может. А в том случае, если у нее длина кончиков превышала заданную всего на полсантиметра, потери шерсти становились значительными. Ведь за день в артели нарезается до миллиона кончиков. В год — это больше тонны лишней шерсти.
В конце рабочего дня возле ткацких станков и возле столов для очистки ковра собираются обычно кучи отходов шерсти, упавших кончиков и различного мусора. Раньше это все выбрасывалось. Заведующий производством артели Н. О. Больц предложил платить уборщицам за выбранный из мусора килограмм шерсти по 4 рубля. Предложение было принято. За 1952 год артель получила в результате этого почти треть тонны шерсти, которая после переработки и крашения пошла на дорожки и на уток к коврам. В 1953 году такой шерсти было собрано уже 600 килограммов.
Простое, но эффективное рационализаторское предложение внесла лаборантка артели Зоя Осанова.
Как известно, черные уточные нити в махровых коврах видны только с обратной стороны. С лицевой же они видны лишь в ковровой дорожке. А между тем окраска утка на ковры производилась в красителе такой же концентрации (четырехпроцентной), как и окраска пряжи на ворс, как и окраска утка на дорожку.
Зоя Осанова предложила красить уточную пряжу для махровых ковров при концентрации красителя в полтора процента (для белой шерсти) или один процент (для серой шерсти). Внешний вид ковра от этого совершенно не изменился, а экономия дорогой краски была достигнута.
Многие возможности для повышения производительности труда, улучшения качества и снижения себестоимости продукции в ковровом производстве еще не использованы. Над разрешением многих проблем работают сейчас рационализаторы артели.
Взять хотя бы окраску шерсти. Сейчас она производится в обычной водопроводной воде, которая содержит в себе много механических примесей и имеет порой желтоватый цвет. Это, естественно, отражается на качестве окраски. Если же производить крашение в абсолютно чистой воде, яркость красок на ковре и чистота их тонов увеличатся. Получить эту чистую воду можно фильтрацией водопроводной воды через активированный уголь, полученный путем сжигания отходов шерсти без доступа воздуха. Чайной ложки такого угля достаточно, чтобы профильтровать несколько ведер воды.
Над внедрением в производство этого усовершенствования работает в настоящее время Николай Оттович Больц.
Так трудятся над усовершенствованием процесса производства ковров рационализаторы тюменской артели имени Максима Горького.
7. Ковровый цех сегодня и завтра
За семь лет ковровый цех вырос в несколько раз. Два красивых больших корпуса стоят сейчас во дворе артели друг против друга. Жалкой лачугой выглядит рядом с ним первый корпус, в котором когда-то начинала работу Родивилова.
В цехе сейчас свыше двухсот мастериц. Около сорока учениц занимаются на курсах седьмого набора, которые ведет Учебный комбинат облпромсовета. Курсы эти стали в артели чем-то вроде постоянного учебного заведения.
13 тысяч метров добротной ковровой ткани и около пяти тысяч метров художественной дорожки дали мастерицы в 1955 году трудящимся нашей области. А это значит, что тысячи ковров украсили дома колхозников и горожан, пошли на Крайний Север и в отдаленные таежные поселки.
Производство ковров в артели имени Максима Горького непрерывно растет. Достаточно сравнить несколько цифр.
В 1948 году артель выпустила 592 квадратных метра ковров. В 1950 году мастерицы дали 2295 квадратных метров ковровой ткани. В 1952 году ковров было выпущено 6728 квадратных метров, а в 1953 году — около десяти тысяч метров. В 1956 году цех должен дать 14 тысяч метров ковровой ткани.
Значительное увеличение производства ковров потребовало расширения красильного отделения. В течение 1955 года это отделение расширено в десять раз.
Правление артели намерено расширять производство и дальше. В 1960 году намечено увеличить по сравнению с 1955 годом производство ковровой ткани на 180 процентов, художественной дорожки на 171 процент.
Со временем ковровый цех вырастет, очевидно, в тюменскую ковровую фабрику.
Уже сейчас производство ковров в тюменской артели является одним из самых массовых и самых организованных в стране. Необходимо также отметить, что артель имени Максима Горького добилась такой степени механизации вспомогательных процессов коврового производства, какой не достигли пока еще очень многие другие артели нашей страны, производящие ковры ручной выработки.
Всех этих успехов коллектив цеха добился благодаря неустанной заботе Коммунистической партии и Советского правительства о развитии народных художественных промыслов, благодаря той большой организующей и мобилизующей роли, которую играют в артели партийная и комсомольская организации, благодаря широко развернутому в артели социалистическому соревнованию.
Выросли за эти годы в артели крепкие кадры замечательных мастериц, которые в совершенстве овладели технологией коврового производства и непрерывно передают свои знания молодым работницам.
Прекрасными инструкторами учебного цеха, опытными воспитателями стали Елена Пестова, Маргарита Сапкулова, Вера Степурко. Не один год работают уже сменными мастерами Мария Рыбакова и Галина Квасникова. Самую высокую оценку получают всегда ковры, изготовленные Валентиной Долгановой, Людмилой Сергеевой и многими другими мастерицами.
Замечательный самобытный народный промысел — сибирское ковроткачество — продолжает расти и расширяться.
* * *
По всей стране идет слава о тюменских коврах. Заказы на них приходят из Москвы и Ленинграда, из Свердловска и Грозного, из молдавского местечка и с дальневосточной границы. И всюду, где есть тюменские ковры, люди с благодарностью думают о скромных труженицах — сибирских ковровщицах, горячо любящих свое дело и отдающих все свои силы тому, чтобы украсить быт советского человека.
Примечания
1
Сборник «Кустарная промышленность России», СПБ, 1913, стр. 291, 293.
2
В.И. Ленин, Соч., т. 3, стр. 312.
3
См. «Адрес-календарь Калугина на 1913 год», стр. 38; сборник «Кустарная промышленность России». СПБ, 1913, стр. 288.
Зубова Л.К. Ковры Сибири (Библиотека Московского научно-исследовательского института художественной промышленности), стр. 43.
«Памятная книжка Тобольской губернии на 1884 год», Тобольск, 1884, стр. 146.