[image]
Колотовкин Г. А.
ПУТЬ К ПОБЕДЕ
ОЧЕРКИ О МАСТЕРАХ СПОРТА И ИЗВЕСТНЫХ СПОРТСМЕНАХ ОМСКА
ЗАБОТОЙ РОДИНЫ ОКРУЖЕНЫ
Занятия окончились. Зал опустел. В открытую форточку хлынул свежий воздух и от его напора слегка дрогнули подвешенные к потолку кольца. Пыльчатая магнезия развеянным порошком устлала пол. Посвежело.
После трудового дня можно было и отдохнуть.
Юрий Язовских присел на скамейку… Три года, как он работает, здесь, в машиностроительном институте, преподавателем. Нравится. Вокруг студенты, молодежь, и чувство такое, будто сам все еще учишься. Правда, все время не покидает беспокойство за своих учеников: кто пропустит тренировку, кто опоздает. Мало ли причин для этого: то запоздал чертежи сдать и штурмует всю ночь напролет, то к зачету готовится.
Он сердится: сам не так начинал.
Это было вскоре после войны. Босоногим мальчишкой тогда бегал. Помнится все подробно — детская память сильна!
Стронулись с обжитых мест, мать и загоревала.
— Вывести бы тебя, сорванца, в люди. Поставить на свои ноги. Я день и ночь желаю этого. Отец наказывал о том же. Из Калашей велел переезжать в Шадринск…
Комнатку снимали у приветливой старушки, которой нравилась семья Язовских.
Поначалу, пока мать не получила профессию, жилось тяжело. Но Юра не замечал этого. Днями заигрывался с мальчишками то в футбол, то в «тимуровцев» или, забравшись на душистое сено на сеновале, читал библиотечные потрепанные книжки — «РВС», «Чук и Гек», «Дальние страны».
Позади начальная школа.
— Иди в восьмую школу-семилетку, она близко от нас, — настаивала мать.
— Чего я там забыл? Там физкультуру немецким заменяют. В десятую пойду. Вон какой там физкультурник! Андрей Васильевич Журавлев — чемпион области! У нас все мальчишки бьют в ворота «по-журавлевски». Я у него тренироваться в секции буду…
— Тренироваться? — переспросила мать в раздумье.
— Тренироваться.
— С условием: троек в дневнике не носить.
— Сказано — сделано, — заверил Юра и в тот же день отнес документы.
На школьном дворе был оборудован спортивный городок, где на переменах мальчишки проделывали простенькие подъемы и махи.
Юра тоже постоянно на площадке. Он научился делать «склепку». Попробовал «подъем махом назад». Раскачался и, почувствовав, как лом угрожающе поворачивается, а пальцы соскальзывают, постарался задержать темп, чтобы смягчить соскок, но в тот же миг, отлетев, врезался в шлак.
Подоспели товарищи, отнесли к врачу.
— До чего доводит баловство, — ворчал тот, покачивая седой головой. — Мог бы совсем разбиться. Какая же это физкультура!
…Зимой Юра решил поступить в спортивную школу.
— Пойдем вдвоем, — предложил он своему закадычному приятелю Генке Колчанову.
— Не примут. Там все давным-давно на руках стоят и ходят… А мы?
— Андрей Васильевич велел поступать… Сказал, научимся…
Генка колебался. Потом кивнул:
— Ладно. После уроков заглянем…
И друзья поступили в школу.
[image]
Юрий Язовских.
…На занятие собрались задолго до тренировки. Поднимая пыль, резвились в зале и не заметили, как в дверях остановился мужчина в полушубке с шапкой-ушанкой в руке, с которой недавно снята звездочка — осталось пятнышко от ржавчины.
— Тренер, — пронесся шепоток.
В зале водворилась тишина.
Пришедший скинул полушубок. Оставшись в тренировочном костюме, подошел к группе, сухо сказал:
— Подравняйтесь. Подбородок выше. Голову направо. Носки на одной линии.
И помягче, но прежним уверенным тоном сообщил:
— Зовут меня Сергей Степанович, фамилия Саркизов. Я буду с вами работать. Чтобы с сегодняшнего, дня вое приходили за пятнадцать минут до начала занятий, не раньше. Организованно строились, без лишних разговоров и возни тренировались… Ясно?
Ничего непонятного не было.
После разминки всем хотелось поразить тренера. А он внимательно смотрел на их старания и в глубине души улыбался тому, что когда-то и сам он вот так же «лез из кожи».
Время летело. Сергей Степанович нашел, что Юра — смышленый мальчик. Объяснял ли сложный элемент, рассказывал ли о тактике во время соревнований, он схватывал на лету. Элементы, где не нужна была сила, выполнял чисто. И тренер составил для него индивидуальный план. Перевел на повторный курс в группу начинающих.
— Тебе там хорошо будет. Пойдешь?
— Раз надо, пойду, — согласился Юра. — Жалко с Генкой расставаться.
— Ничего, года через два догонишь. Тебе необходимо повторить все сначала: физическая подготовка слабая. Просмотрели…
Дома мать удивлялась упорству сына: он ежедневно поднимал гири, наклонялся, приседал с грузом. Возрос аппетит. Сын заметно окреп.
Вскоре Юру включили в сборную команду школьников. Выдали новую форму. Предстояла поездка в Курган на соревнования на первенство области по гимнастике.
Укладывая чемоданчик, Юра радовался, что поедет в поезде, «посмотрит мир», побывает в областном центре.
— Ты куда это? — уходя на работу, задержалась у порога мать. Ее голос прозвучал строго, и Юра немного растерялся. Потом кое-как объяснил, куда едет.
— Закрывай чемодан! Никуда не поедешь! Под поезд попасть! Или чтоб машина задавила? Не пущу!
Она сама выбросила на койку рубашку, полотенце. Потом молча присела рядам с ним.
Юра чувствовал себя виноватым. Он понимал, как тяжело сейчас матери. Недавно семью покинула сестра Галя — уехала учиться в педучилище. Теперь уезжает он, хотя и ненадолго…
— Ну, ладно, — после раздумья вздохнула мать. — Видно, время настало. Зайди к Галке, узнай, как она там… Да берегись, слушайся старшего.
…Когда пришло время сдавать экзамены за девятый класс, Юрия постигло большое горе: умерла мать.
Окончив педучилище, вернулась из Кургана сестра.
За судьбу Юрия беспокоились многие. Его устроили в вечернюю школу, дали посильную работу на заводе.
— На тренировку опоздаю, отпустите пораньше, — просился он по субботам у мастера.
— Озорничать не смей… Без дела не шатайся. Прошлый раз видел тебя у магазинов… — по-отцовски журил мастер.
— С тренировки возвращались.
— Все одно — не шатайся. Там тебе не место. Окрепнешь, встанешь на свои ноги и — как знаешь. А пока старшим не перечь. Уловил?
— Уловил.
— То-то же. Иди. Я, мил дружок, супротив желаний молодых не встаю. Глядишь, из тебя человек выйдет. На первый разряд тянешь? Тяни. Не подведи нас, рабочий класс…
За полгода Юрий не мог выкроить ни одной свободной минуты: утром на заводе, к вечеру на тренировке, вечером в школе. Похудел. Осунулся. Но не унывал.
Он радовался, когда мастер, придирчиво рассматривая через очки вновь выточенную деталь, поводил бровями, как бы говоря: «Хорошо, мил дружок, начинаешь», когда тренер, глядя на его чистую работу, прятал довольную улыбку, а учительница с удовольствием проставляла в журнале за его ответ пятерку или четверку. И он понимал, что все эти люди, будто сговорившись, хотят помочь ему окончить школу, поступить в институт.
Через полгода Юрий уже работал на всех снарядах так, что тренер без опаски позволял ему выступать на соревнованиях но первому разряду.
— За тебя я спокоен. Защитишь первый, — говорил он. — В надежные руки попадешь — норму мастера выполнишь.
Когда Юрий Язовских получил первый разряд, Саркизов научил его страховать занимающихся, составлять планы уроков, ознакомил с программой, а затем предложил:
— Вакансия в «Торпедо». Две группы гимнастов. Возьмешься?
— Возьмусь. В третьей четверти мне бы из вечерней школы перевестись в дневную. Аттестат получше иметь не мешает. В Омский институт поеду.
— Переведешься. Секции на вечер назначь, часиков на восемь.
Юрий послушался. И так, не расставаясь с думкой об институте, закончил школу.
Омск принял юношу сдержанным гулом автомашин, толкотней на трамвайной остановке. При посадке людской поток оттеснил его в угол вагона, откуда он не мог ничего разглядеть.
После нескольких остановок вагон опустел. Откинувшись на спинку сиденья, Юрий с любопытством рассматривал город. Вот жители его спешат на работу. Вот вдоль линии тянутся недостроенные дома… Тяжелые катки устилают половиком-асфальтом улицы… По обочинам дороги — деревья, цветы…
Юрий тогда не предполагал, что этот обновленный город через каких-нибудь пять-шесть лет станет цветущим садом. Не знал он, что встретится здесь с Тихоном Черданцевым, Анатолием Иванцовым, что с ними ему придется учиться, жить в одной комнате, что их свяжет крепкая дружба.
Не предполагал. Но так вышло.
Друзья полюбили его за откровенную заразительную улыбку на веснушчатом лице, за безобидные шутки, неуемную энергию, за то, что он никогда не унывал и работал, не жалея себя: последним покидал зал, первым появлялся в нем.
…1957 год. Соревнование на студенческое первенство России. Зимние теннисные корты московского стадиона «Динамо».
За день до соревнований Юрий с Анатолием Иванцовым опробовали снаряды. Настроение было приподнятым. Работали так, что их приметили.
— Ребята, мастера?
— Не-ет, начинающие…
— Оно и видно, здорово стараетесь! Готовитесь выполнить?
— Готовимся.
Волновались все, и больше всех — тренер Евгений Павлович Резунов. Он то и дело напоминал Юрию:
— Не забудь, проходи снаряды с оценкой выше девяти баллов, иначе плохо для тебя и для команды.
…Позади обязательная программа. Набраны драгоценные баллы — 54,75, — впереди еще основная борьба — программа произвольная.
Зрители на стороне Лисицкого[2] и Поворова[3]. Это и понятно, Юрий мало известен.
Руки намазаны магнезией. Его подход. Как бы пройти «коня», контрольно-пропускной пункт? Это один из самых трудных снарядов, то же самое, что у женщин «бревно».
Побаливал от ушиба большой палец ноги. Чего доброго, при соскоке опять ушибешь. Знобило. По телу снизу вверх пробегала мелкая дрожь.
Подойдя к снаряду, взявшись за ручки, Юрий на миг застыл и почувствовал, как ровно бьется сердце.
Напряженную тишину в зале разорвал одобрительный гул зрителей.
— 9,25 балла! — объявил старший судья.
Юрий облегченно вздохнул, как после крутого подъема в гору. Остался второй по трудности снаряд — перекладина. Лисицкий по сумме двух снарядов лидировал. Надо было догнать.
На перекладине Юрия постигла неудача: он допустил несколько мелких ошибок, сделал два лишних оборота. Зато после брусьев стал лидером соревнований. На кольцах Лисицкий снова вышел вперед. Борьба обострялась.
Симпатии зрителей склонялись в сторону перворазрядника. Казалось, громче, азартнее всех кричали товарищи по комнате — Николай Штельбаумс и Василий Громыко. (Оба приехали в Москву по спортивным делам. Узнав, что Юрий набирает баллы для нормы мастера, пришли «поболеть»).
Какая-то женщина сделала им замечание.
— Свой! В общежитии живем. Он из нашей комнаты, выполняет норму мастера! — защищался Громыко.
— Вы, молодой человек, кричите, а вдруг он руки не в том месте отпустит, — более миролюбиво сказала женщина. Она тоже симпатизировала Юрию.
На опорном прыжке Язовских выиграл первое место. Остался последний вид — вольные упражнения.
Лисицкий уже закончил соревнования, ожидал, как выступит омич. Ему не хотелось упускать победу.
Евгений Павлович подсчитал: если Юрий наберет 9,20 балла — выйдет победителем из этой схватки.
И вот Юрий на ковре. С какой четкостью выполняет движения!
Зал зачарованно следит за взмахами его рук, прыжками и поворотами. Он не замечает этого, захваченный мыслью покорить строгих судей, птицей парит в воздухе, мягко приземляется на пол, сливаясь с его поверхностью, снова гордо мчится по залу…
— По-бе-еда-а! — гремит зал.
…Внуковский аэродром. Самолет набрал высоту. Юрий, прижавшись щекой к окну, прощался с Москвой, которая оставалась внизу, прикрытая изорванной пленкой облака.
Стюардесса предложила журнал, что-то сказала ему насчет того, что чем больше она бывает в Москве, тем больше ей там нравится.
Юрий взял журнал, стал перелистывать. Но не читалось. В голову лезли надоедливые мысли: как примут в Чехословакии? Что это за страна? Оглянувшись, убедился: не одного его одолевают эти думы. Перебирая газеты, журналы, ребята отрывались от них, переговариваясь между собой.
Еще неделю назад в соревнованиях на первенство Советского Союза Юрий выступал за сборную команду России. Там было все знакомо. А теперь? Ему предстояло защищать честь своей республики в другой стране. Он не мог себе представить, как это можно не волноваться, оторвавшись от родной земли?
…В Праге российских спортсменов встречали гимнасты Ева Босакова, Марейкова, Бим, Шквор, Поздера. И от торжества на чехословацкой земле Юрия охватило волнение, но не такое, как в самолете. Ему захотелось взобраться на высоченную скалу, распахнуть руки и зычно, чтобы услышал весь мир, закричать: «Мы любим друг друга!». А не любить нельзя было: эти простые, крепко сбитые парни так похожи на наших русских, что в каждом из них Юрий находил что-то свое, даже сибирское.
Чехословацких друзей заинтересовала новая программа, утвержденная Всесоюзным комитетом, и они живо расспрашивали о ней.
В автобусе белокурый мальчуган, одетый в легкое пальтецо, яркую лыжную шапочку, уселся к Юрию на колени и, словно старшему брату, вернувшемуся из длительной поездки, торопливо, точно его вот-вот прервут, говорил:
— Это окрестности, пригород. А дальше, вон там, Прага. Там у нас есть Наместко, красивая площадь, как у вас Красная площадь… Я знаю о Москве, потому что у меня там в школе друзья учатся. Мы переписываемся… Хорошо, что вы приехали к нам. Мне вот тоже очень хочется в Москву съездить, мама не пускает.
— Не беда. Подрастешь — съездишь. Ты меня, вот что, языку своему подучи, — приняв серьезное выражение, попросил Юрий.
— Это можно! — И мальчуган называл самые распространенные слова, Юрий их повторял. Получалось неплохо, только Ян Мандак — так звали мальчугана — часто отвлекался.
— Какие у тебя бицепсы! — играя его мускулистой рукой, восторгался он. — Вот бы мне такие.
— Ян, ты же надоел дяде, — одергивала его мать (она была переводчицей).
— Вовсе не надоел! Нам с ним хорошо. Правда, дядя Юра?
— Правда, Ян, правда! — ворошил его льняные волосы Юрий, и на душе было так светло, как в погожий, праздничный день.
Отель «Европа». Окна распахнуты, и в комнату врывается гам улицы. Ветерок парусом потягивал портьеру, шевелил ее бархатную кайму, перебирал кисти скатерти. Юрий глядел на город, который раскинулся перед ним, точно на картине. Подпирали горизонт подъемные краны и недостроенные здания. А невдалеке бежали трамваи, сновали автомобили, шли люди.
Познакомились с достопримечательностями города, побывали в институте физкультуры. Студенты потребовали немедленного выступления. Затрещали кинокамеры — тренеры спешили заснять технику русских. Зваными гостями спортсмены были в семьях чехословацких рабочих, интеллигентов и видели, как те хорошо живут.
— Мы так зажили после фашистов, — сказал пожилой мужчина, виски которого тронула седина. — Вы кое-где еще встречали развалины, верно? Но мы строим. Мы, как и все люди на земле, не хотим, чтобы повторилось то же… Вы, молодые, не помните всего…
— Помним, отец, помним, — вздохнул Юрий.
Выбравшись из автомобильной сутолоки, автобус устремился по автостраде в Наход. На передних сиденьях дрогнул чей-то густой голос, песня подкралась к сердцам ребят, ударила по ним, как по клавишам и, не сговариваясь, дружно все подхватили ее.
Россия, Россия — родные, вольные края…
Автобус затормозил. Приветствовали пионеры.
— Товарищи! Мы ждем вас к нам в гости, в Бромов! — вскочив на подножку, растроганно говорил паренек. — Дети обижаются. Говорят: «Если они не захотели к нам приехать, поедем мы к ним!»
И дети заговорили, да так, что отказать их просьбе вряд ли кто посмел! Выступление в Находе намечалось вечером, а был полдень. Повернули. Пионеры стали лицом к спортсменам, которые переместились на задние сиденья, и пели чешские, словацкие, русские песни.
— Они поют потому, что хотят говорить с вами, стоят потому, что любят вас, — оказал учитель, когда его спросили, почему дети не садятся.
В школе произошло такое, что словами не передашь. Юрий ходил, опьяненный радостью. Детские голоса звучали трогательно, на лицах было такое милое, доверчивое выражение! Ему повязали на шею алый галстук — такой же, какой он носил в шестом классе. Пионеры показали концерт… И только к вечеру машина увозила спортсменов из города счастливых детей. А один ли это город?..
Чтобы не опоздать в Наход, шофер гнал машину на предельной скорости. Рядом с Юрием сидел директор школы, вызвавшийся проводить русских ребят. Говорили о Сибири, об Омске — обо всем понемногу и задушевно.
— У этих детей спокойное детство, а нам с вами, Юрий, пришлось хлебнуть, — в конце пути сказал чех. С тобой я разговариваю свободно: верю — ты свой человек… Вы, русские, бескорыстные люди.
…Лайнер ТУ104 прорывался через паутину облаков, даже не спотыкаясь в воздушных ямах. Внизу разбитыми стеклышками сверкали озера, расползшимися стогами темнели перелески, тянулись хвойные леса, дымили заводы.
Это Юрия и его товарищей по команде встречала Россия.
Юрий поднялся со скамейки, собрал форму в спортивный мешок и зашагал по вечернему городу в институт физкультуры, где была назначена тренировка сборной команды города.
Примечания
2
Лисицкий — мастер спорта из Челябинска, чемпион Советского Союза среди юношей.
3
Поворов — мастер спорта, участник товарищеской встречи с Китаем.
Колотовкин Г. А.
ПУТЬ К ПОБЕДЕ
ОЧЕРКИ О МАСТЕРАХ СПОРТА И ИЗВЕСТНЫХ СПОРТСМЕНАХ ОМСКА
ЗАБОТОЙ РОДИНЫ ОКРУЖЕНЫ
Занятия окончились. Зал опустел. В открытую форточку хлынул свежий воздух и от его напора слегка дрогнули подвешенные к потолку кольца. Пыльчатая магнезия развеянным порошком устлала пол. Посвежело.
После трудового дня можно было и отдохнуть.
Юрий Язовских присел на скамейку… Три года, как он работает, здесь, в машиностроительном институте, преподавателем. Нравится. Вокруг студенты, молодежь, и чувство такое, будто сам все еще учишься. Правда, все время не покидает беспокойство за своих учеников: кто пропустит тренировку, кто опоздает. Мало ли причин для этого: то запоздал чертежи сдать и штурмует всю ночь напролет, то к зачету готовится.
Он сердится: сам не так начинал.
Это было вскоре после войны. Босоногим мальчишкой тогда бегал. Помнится все подробно — детская память сильна!
Стронулись с обжитых мест, мать и загоревала.
— Вывести бы тебя, сорванца, в люди. Поставить на свои ноги. Я день и ночь желаю этого. Отец наказывал о том же. Из Калашей велел переезжать в Шадринск…
Комнатку снимали у приветливой старушки, которой нравилась семья Язовских.
Поначалу, пока мать не получила профессию, жилось тяжело. Но Юра не замечал этого. Днями заигрывался с мальчишками то в футбол, то в «тимуровцев» или, забравшись на душистое сено на сеновале, читал библиотечные потрепанные книжки — «РВС», «Чук и Гек», «Дальние страны».
Позади начальная школа.
— Иди в восьмую школу-семилетку, она близко от нас, — настаивала мать.
— Чего я там забыл? Там физкультуру немецким заменяют. В десятую пойду. Вон какой там физкультурник! Андрей Васильевич Журавлев — чемпион области! У нас все мальчишки бьют в ворота «по-журавлевски». Я у него тренироваться в секции буду…
— Тренироваться? — переспросила мать в раздумье.
— Тренироваться.
— С условием: троек в дневнике не носить.
— Сказано — сделано, — заверил Юра и в тот же день отнес документы.
На школьном дворе был оборудован спортивный городок, где на переменах мальчишки проделывали простенькие подъемы и махи.
Юра тоже постоянно на площадке. Он научился делать «склепку». Попробовал «подъем махом назад». Раскачался и, почувствовав, как лом угрожающе поворачивается, а пальцы соскальзывают, постарался задержать темп, чтобы смягчить соскок, но в тот же миг, отлетев, врезался в шлак.
Подоспели товарищи, отнесли к врачу.
— До чего доводит баловство, — ворчал тот, покачивая седой головой. — Мог бы совсем разбиться. Какая же это физкультура!
…Зимой Юра решил поступить в спортивную школу.
— Пойдем вдвоем, — предложил он своему закадычному приятелю Генке Колчанову.
— Не примут. Там все давным-давно на руках стоят и ходят… А мы?
— Андрей Васильевич велел поступать… Сказал, научимся…
Генка колебался. Потом кивнул:
— Ладно. После уроков заглянем…
И друзья поступили в школу.
[image]
Юрий Язовских.
…На занятие собрались задолго до тренировки. Поднимая пыль, резвились в зале и не заметили, как в дверях остановился мужчина в полушубке с шапкой-ушанкой в руке, с которой недавно снята звездочка — осталось пятнышко от ржавчины.
— Тренер, — пронесся шепоток.
В зале водворилась тишина.
Пришедший скинул полушубок. Оставшись в тренировочном костюме, подошел к группе, сухо сказал:
— Подравняйтесь. Подбородок выше. Голову направо. Носки на одной линии.
И помягче, но прежним уверенным тоном сообщил:
— Зовут меня Сергей Степанович, фамилия Саркизов. Я буду с вами работать. Чтобы с сегодняшнего, дня вое приходили за пятнадцать минут до начала занятий, не раньше. Организованно строились, без лишних разговоров и возни тренировались… Ясно?
Ничего непонятного не было.
После разминки всем хотелось поразить тренера. А он внимательно смотрел на их старания и в глубине души улыбался тому, что когда-то и сам он вот так же «лез из кожи».
Время летело. Сергей Степанович нашел, что Юра — смышленый мальчик. Объяснял ли сложный элемент, рассказывал ли о тактике во время соревнований, он схватывал на лету. Элементы, где не нужна была сила, выполнял чисто. И тренер составил для него индивидуальный план. Перевел на повторный курс в группу начинающих.
— Тебе там хорошо будет. Пойдешь?
— Раз надо, пойду, — согласился Юра. — Жалко с Генкой расставаться.
— Ничего, года через два догонишь. Тебе необходимо повторить все сначала: физическая подготовка слабая. Просмотрели…
Дома мать удивлялась упорству сына: он ежедневно поднимал гири, наклонялся, приседал с грузом. Возрос аппетит. Сын заметно окреп.
Вскоре Юру включили в сборную команду школьников. Выдали новую форму. Предстояла поездка в Курган на соревнования на первенство области по гимнастике.
Укладывая чемоданчик, Юра радовался, что поедет в поезде, «посмотрит мир», побывает в областном центре.
— Ты куда это? — уходя на работу, задержалась у порога мать. Ее голос прозвучал строго, и Юра немного растерялся. Потом кое-как объяснил, куда едет.
— Закрывай чемодан! Никуда не поедешь! Под поезд попасть! Или чтоб машина задавила? Не пущу!
Она сама выбросила на койку рубашку, полотенце. Потом молча присела рядам с ним.
Юра чувствовал себя виноватым. Он понимал, как тяжело сейчас матери. Недавно семью покинула сестра Галя — уехала учиться в педучилище. Теперь уезжает он, хотя и ненадолго…
— Ну, ладно, — после раздумья вздохнула мать. — Видно, время настало. Зайди к Галке, узнай, как она там… Да берегись, слушайся старшего.
…Когда пришло время сдавать экзамены за девятый класс, Юрия постигло большое горе: умерла мать.
Окончив педучилище, вернулась из Кургана сестра.
За судьбу Юрия беспокоились многие. Его устроили в вечернюю школу, дали посильную работу на заводе.
— На тренировку опоздаю, отпустите пораньше, — просился он по субботам у мастера.
— Озорничать не смей… Без дела не шатайся. Прошлый раз видел тебя у магазинов… — по-отцовски журил мастер.
— С тренировки возвращались.
— Все одно — не шатайся. Там тебе не место. Окрепнешь, встанешь на свои ноги и — как знаешь. А пока старшим не перечь. Уловил?
— Уловил.
— То-то же. Иди. Я, мил дружок, супротив желаний молодых не встаю. Глядишь, из тебя человек выйдет. На первый разряд тянешь? Тяни. Не подведи нас, рабочий класс…
За полгода Юрий не мог выкроить ни одной свободной минуты: утром на заводе, к вечеру на тренировке, вечером в школе. Похудел. Осунулся. Но не унывал.
Он радовался, когда мастер, придирчиво рассматривая через очки вновь выточенную деталь, поводил бровями, как бы говоря: «Хорошо, мил дружок, начинаешь», когда тренер, глядя на его чистую работу, прятал довольную улыбку, а учительница с удовольствием проставляла в журнале за его ответ пятерку или четверку. И он понимал, что все эти люди, будто сговорившись, хотят помочь ему окончить школу, поступить в институт.
Через полгода Юрий уже работал на всех снарядах так, что тренер без опаски позволял ему выступать на соревнованиях но первому разряду.
— За тебя я спокоен. Защитишь первый, — говорил он. — В надежные руки попадешь — норму мастера выполнишь.
Когда Юрий Язовских получил первый разряд, Саркизов научил его страховать занимающихся, составлять планы уроков, ознакомил с программой, а затем предложил:
— Вакансия в «Торпедо». Две группы гимнастов. Возьмешься?
— Возьмусь. В третьей четверти мне бы из вечерней школы перевестись в дневную. Аттестат получше иметь не мешает. В Омский институт поеду.
— Переведешься. Секции на вечер назначь, часиков на восемь.
Юрий послушался. И так, не расставаясь с думкой об институте, закончил школу.
Омск принял юношу сдержанным гулом автомашин, толкотней на трамвайной остановке. При посадке людской поток оттеснил его в угол вагона, откуда он не мог ничего разглядеть.
После нескольких остановок вагон опустел. Откинувшись на спинку сиденья, Юрий с любопытством рассматривал город. Вот жители его спешат на работу. Вот вдоль линии тянутся недостроенные дома… Тяжелые катки устилают половиком-асфальтом улицы… По обочинам дороги — деревья, цветы…
Юрий тогда не предполагал, что этот обновленный город через каких-нибудь пять-шесть лет станет цветущим садом. Не знал он, что встретится здесь с Тихоном Черданцевым, Анатолием Иванцовым, что с ними ему придется учиться, жить в одной комнате, что их свяжет крепкая дружба.
Не предполагал. Но так вышло.
Друзья полюбили его за откровенную заразительную улыбку на веснушчатом лице, за безобидные шутки, неуемную энергию, за то, что он никогда не унывал и работал, не жалея себя: последним покидал зал, первым появлялся в нем.
…1957 год. Соревнование на студенческое первенство России. Зимние теннисные корты московского стадиона «Динамо».
За день до соревнований Юрий с Анатолием Иванцовым опробовали снаряды. Настроение было приподнятым. Работали так, что их приметили.
— Ребята, мастера?
— Не-ет, начинающие…
— Оно и видно, здорово стараетесь! Готовитесь выполнить?
— Готовимся.
Волновались все, и больше всех — тренер Евгений Павлович Резунов. Он то и дело напоминал Юрию:
— Не забудь, проходи снаряды с оценкой выше девяти баллов, иначе плохо для тебя и для команды.
…Позади обязательная программа. Набраны драгоценные баллы — 54,75, — впереди еще основная борьба — программа произвольная.
Зрители на стороне Лисицкого[2] и Поворова[3]. Это и понятно, Юрий мало известен.
Руки намазаны магнезией. Его подход. Как бы пройти «коня», контрольно-пропускной пункт? Это один из самых трудных снарядов, то же самое, что у женщин «бревно».
Побаливал от ушиба большой палец ноги. Чего доброго, при соскоке опять ушибешь. Знобило. По телу снизу вверх пробегала мелкая дрожь.
Подойдя к снаряду, взявшись за ручки, Юрий на миг застыл и почувствовал, как ровно бьется сердце.
Напряженную тишину в зале разорвал одобрительный гул зрителей.
— 9,25 балла! — объявил старший судья.
Юрий облегченно вздохнул, как после крутого подъема в гору. Остался второй по трудности снаряд — перекладина. Лисицкий по сумме двух снарядов лидировал. Надо было догнать.
На перекладине Юрия постигла неудача: он допустил несколько мелких ошибок, сделал два лишних оборота. Зато после брусьев стал лидером соревнований. На кольцах Лисицкий снова вышел вперед. Борьба обострялась.
Симпатии зрителей склонялись в сторону перворазрядника. Казалось, громче, азартнее всех кричали товарищи по комнате — Николай Штельбаумс и Василий Громыко. (Оба приехали в Москву по спортивным делам. Узнав, что Юрий набирает баллы для нормы мастера, пришли «поболеть»).
Какая-то женщина сделала им замечание.
— Свой! В общежитии живем. Он из нашей комнаты, выполняет норму мастера! — защищался Громыко.
— Вы, молодой человек, кричите, а вдруг он руки не в том месте отпустит, — более миролюбиво сказала женщина. Она тоже симпатизировала Юрию.
На опорном прыжке Язовских выиграл первое место. Остался последний вид — вольные упражнения.
Лисицкий уже закончил соревнования, ожидал, как выступит омич. Ему не хотелось упускать победу.
Евгений Павлович подсчитал: если Юрий наберет 9,20 балла — выйдет победителем из этой схватки.
И вот Юрий на ковре. С какой четкостью выполняет движения!
Зал зачарованно следит за взмахами его рук, прыжками и поворотами. Он не замечает этого, захваченный мыслью покорить строгих судей, птицей парит в воздухе, мягко приземляется на пол, сливаясь с его поверхностью, снова гордо мчится по залу…
— По-бе-еда-а! — гремит зал.
…Внуковский аэродром. Самолет набрал высоту. Юрий, прижавшись щекой к окну, прощался с Москвой, которая оставалась внизу, прикрытая изорванной пленкой облака.
Стюардесса предложила журнал, что-то сказала ему насчет того, что чем больше она бывает в Москве, тем больше ей там нравится.
Юрий взял журнал, стал перелистывать. Но не читалось. В голову лезли надоедливые мысли: как примут в Чехословакии? Что это за страна? Оглянувшись, убедился: не одного его одолевают эти думы. Перебирая газеты, журналы, ребята отрывались от них, переговариваясь между собой.
Еще неделю назад в соревнованиях на первенство Советского Союза Юрий выступал за сборную команду России. Там было все знакомо. А теперь? Ему предстояло защищать честь своей республики в другой стране. Он не мог себе представить, как это можно не волноваться, оторвавшись от родной земли?
…В Праге российских спортсменов встречали гимнасты Ева Босакова, Марейкова, Бим, Шквор, Поздера. И от торжества на чехословацкой земле Юрия охватило волнение, но не такое, как в самолете. Ему захотелось взобраться на высоченную скалу, распахнуть руки и зычно, чтобы услышал весь мир, закричать: «Мы любим друг друга!». А не любить нельзя было: эти простые, крепко сбитые парни так похожи на наших русских, что в каждом из них Юрий находил что-то свое, даже сибирское.
Чехословацких друзей заинтересовала новая программа, утвержденная Всесоюзным комитетом, и они живо расспрашивали о ней.
В автобусе белокурый мальчуган, одетый в легкое пальтецо, яркую лыжную шапочку, уселся к Юрию на колени и, словно старшему брату, вернувшемуся из длительной поездки, торопливо, точно его вот-вот прервут, говорил:
— Это окрестности, пригород. А дальше, вон там, Прага. Там у нас есть Наместко, красивая площадь, как у вас Красная площадь… Я знаю о Москве, потому что у меня там в школе друзья учатся. Мы переписываемся… Хорошо, что вы приехали к нам. Мне вот тоже очень хочется в Москву съездить, мама не пускает.
— Не беда. Подрастешь — съездишь. Ты меня, вот что, языку своему подучи, — приняв серьезное выражение, попросил Юрий.
— Это можно! — И мальчуган называл самые распространенные слова, Юрий их повторял. Получалось неплохо, только Ян Мандак — так звали мальчугана — часто отвлекался.
— Какие у тебя бицепсы! — играя его мускулистой рукой, восторгался он. — Вот бы мне такие.
— Ян, ты же надоел дяде, — одергивала его мать (она была переводчицей).
— Вовсе не надоел! Нам с ним хорошо. Правда, дядя Юра?
— Правда, Ян, правда! — ворошил его льняные волосы Юрий, и на душе было так светло, как в погожий, праздничный день.
Отель «Европа». Окна распахнуты, и в комнату врывается гам улицы. Ветерок парусом потягивал портьеру, шевелил ее бархатную кайму, перебирал кисти скатерти. Юрий глядел на город, который раскинулся перед ним, точно на картине. Подпирали горизонт подъемные краны и недостроенные здания. А невдалеке бежали трамваи, сновали автомобили, шли люди.
Познакомились с достопримечательностями города, побывали в институте физкультуры. Студенты потребовали немедленного выступления. Затрещали кинокамеры — тренеры спешили заснять технику русских. Зваными гостями спортсмены были в семьях чехословацких рабочих, интеллигентов и видели, как те хорошо живут.
— Мы так зажили после фашистов, — сказал пожилой мужчина, виски которого тронула седина. — Вы кое-где еще встречали развалины, верно? Но мы строим. Мы, как и все люди на земле, не хотим, чтобы повторилось то же… Вы, молодые, не помните всего…
— Помним, отец, помним, — вздохнул Юрий.
Выбравшись из автомобильной сутолоки, автобус устремился по автостраде в Наход. На передних сиденьях дрогнул чей-то густой голос, песня подкралась к сердцам ребят, ударила по ним, как по клавишам и, не сговариваясь, дружно все подхватили ее.
Россия, Россия — родные, вольные края…
Автобус затормозил. Приветствовали пионеры.
— Товарищи! Мы ждем вас к нам в гости, в Бромов! — вскочив на подножку, растроганно говорил паренек. — Дети обижаются. Говорят: «Если они не захотели к нам приехать, поедем мы к ним!»
И дети заговорили, да так, что отказать их просьбе вряд ли кто посмел! Выступление в Находе намечалось вечером, а был полдень. Повернули. Пионеры стали лицом к спортсменам, которые переместились на задние сиденья, и пели чешские, словацкие, русские песни.
— Они поют потому, что хотят говорить с вами, стоят потому, что любят вас, — оказал учитель, когда его спросили, почему дети не садятся.
В школе произошло такое, что словами не передашь. Юрий ходил, опьяненный радостью. Детские голоса звучали трогательно, на лицах было такое милое, доверчивое выражение! Ему повязали на шею алый галстук — такой же, какой он носил в шестом классе. Пионеры показали концерт… И только к вечеру машина увозила спортсменов из города счастливых детей. А один ли это город?..
Чтобы не опоздать в Наход, шофер гнал машину на предельной скорости. Рядом с Юрием сидел директор школы, вызвавшийся проводить русских ребят. Говорили о Сибири, об Омске — обо всем понемногу и задушевно.
— У этих детей спокойное детство, а нам с вами, Юрий, пришлось хлебнуть, — в конце пути сказал чех. С тобой я разговариваю свободно: верю — ты свой человек… Вы, русские, бескорыстные люди.
…Лайнер ТУ104 прорывался через паутину облаков, даже не спотыкаясь в воздушных ямах. Внизу разбитыми стеклышками сверкали озера, расползшимися стогами темнели перелески, тянулись хвойные леса, дымили заводы.
Это Юрия и его товарищей по команде встречала Россия.
Юрий поднялся со скамейки, собрал форму в спортивный мешок и зашагал по вечернему городу в институт физкультуры, где была назначена тренировка сборной команды города.
Примечания
2
Лисицкий — мастер спорта из Челябинска, чемпион Советского Союза среди юношей.
3
Поворов — мастер спорта, участник товарищеской встречи с Китаем.