Annotation


Авторы и составители ставили перед собой задачу рассказать читателям об истории спецпоселка Советского, судьбах людей, которые не по своей воле обживали наш край, внесли достойную лепту в развитие производительных сил региона, защищали Родину от врага, в тяжелых условиях в глубоком сибирском тылу ковали Победу. В послевоенное время на территории поселка был открыт детский дом. О нем — воспоминания сотрудников и воспитанников.

Книга включает документальный очерк о спецпоселке, воспоминания его бывших жителей, документы и материалы. Она предназначена для историков, краеведов, учителей и учащихся — для всех, кто интересуется историей Тюменского края.



* * *


Советские


История поселка Советского в документах и материалах


Комитет по культуре Администрации Тюменской области Тобольский государственный историко-архитектурный музей-заповедник


Печатается по решению издательского Совета ТГИАМЗ

Советские /А.А. Воробьева, Н. Загороднюк, О.Е. Загороднюк, В.И. Панков, Т.И. Слащева, О.А. Шимова /Под ред. Е.М. Акулича. Сост. Н.И. Загороднюк. — Тюмень, 2004.

Научный редактор — директор Тобольского государственного историко-архитектурного музея-заповедника, кандидат педагогических наук Е.М. Акулич

Составитель — кандидат исторических наук Н.И. Загороднюк

© А.А. Воробьева

© Н.И. Загороднюк

© О.Е. Загороднюк

© В.И. Панков

© Т.И. Слащева

© О.А. Шимова

© ТГИАМЗ





ОТ СОСТАВИТЕЛЯ




В 1930–1932 годах по берегам могучих сибирских рек — Оби, Иртыша, Тобола, Конды — появились поселки с романтическими названиями: Горный, Ягодный, Кедровый, Таловый, Встречный, Пихтовый. Другие новостройки в своих именах несли символы власти — Коммунистический, Встречный, Октябрьский, Советский. И многим сейчас неизвестно, что эти поселки были детищем монстра по имени ГУЛАГ.

На территории Тюменской области в настоящее время десятки “мертвых” поселков, один из них — бывший спецпоселок Советский. Он был основан спецпереселенцами в 1931 году. Жители поселка — раскулаченные и высланные крестьяне — пережили голод, тяжкие годы войны. Массовый выезд из поселка начался после Великой Отечественной войны, после реабилитации его жителей.

Этот сборник — результат десятилетнего труда. В 1995 году телестудией ТВРК “Тобольск” был снят документальный фильм “Советские” (режиссер и автор сценария — С. Силин, консультант — Н.И. Загороднюк), в основу которого легли воспоминания очевидцев — Виктора Ивановича Панкова и Александры Максимовны Ильиной.

Инициатива создания этого фильма и данного сборника принадлежит Виктору Ивановичу Панкову, высланному ребенком из станицы Кособродской Челябинского округа Уральской области в 1930 году. Виктор Иванович — ветеран войны и педагогического труда. В годы Великой Отечественной войны был призван в ряды Советской Армии в августе 1942 года. Участвовал в военных действиях против Квантунской армии. Был награжден орденом Отечественной войны II-й степени, медалью “За победу над Японией” и другими наградами.

После войны он получил педагогическое образование, работал директором детского дома имени Павлика Морозова в поселке Советский и Булашовской средней школе Байкаловского района. В 1966 году произошел крутой поворот в его судьбе. По рекомендации райкома партии он был избран председателем колхоза имени К. Маркса (дер. Ушарово), а затем имени XXII партсъезда (с. Абалак) Тобольского района. За свой труд награжден знаком “Отличник народного просвещения” и бронзовой медалью ВДНХ. В настоящее время — пенсионер, проживает в дер. Сетово Тобольского района, являлся председателем Совета ветеранов.

В работе приводятся воспоминания Александры Максимовны Ильиной (Малышевой), которая подростком была выслана из Челябинской области. Всю жизнь проработала в колхозе. Ветеран труда. За безупречный труд была награждена орденом “Знак Почета”. Скончалась в 2000 году.

О нелегком житье-бытье в условиях комендатуры рассказали первые жители поселка, подростками оказавшиеся в ссылке вместе с родителями — Александра Мефодьевна Земзюлина (Малышева), Александра Андреевна Воробьева (Гайдамак). Александра Мефодьевна Земзюлина родилась в деревне Мокрый Лог Щучанского района Челябинского округа. Вместе с семьей была выслана на Обской Север. Работала на рыбопромыслах Ямала, в леспромхозе лесорубом, после окончания педагогических курсов — заведующей детскими яслями. Скончалась в 2003 году. Александра Андреевна Воробьева (Гайдамак) ныне проживает в г. Ялуторовске.

Сборник открывает очерк “Не сломленные духом”. Студентками Тобольского филиала Тюменской государственной архитектурно-строительной академии Ольгой Загороднюк и Ольгой Шимовой на протяжении двух лет велась собирательская работа по истории поселка. В результате была подготовлена творческая работа “История поселка Советского”, которая в 2002 году на Всероссийском конкурсе творческих работ учащихся “История России, XX век” была отмечена специальным дипломом Международной правозащитной историко-просветительной организации “Мемориал”. В 2003 г. переработанная, расширенная и дополненная, работа была представлена на региональный конкурс творческих работ “Малая Родина”, где отмечена дипломом лауреата Тобольского государственного историко-архитектурного музея-заповедника и рекомендована к печати.

При написании работы были использованы разнообразные источники. Это, в первую очередь, документы Государственного архива в Тобольске: фонда 1103 — Советской неуставной артели, фонда 1424 — сельхозартели имени Свердлова, фонда 698 — Мазуровского сельского совета. Работа подготовлена к печати научным руководителем — составителем настоящего сборника кандидатом исторических наук Н.И. Загороднюк.

На протяжении нескольких лет Виктор Иванович Панков скрупулезно писал историю своего рода, историю спецпоселка. Эти свидетельства составили основу сборника. Некоторые фрагменты воспоминаний отдельными очерками были опубликованы в научно-популярных сборниках, районной газете “Советская Сибирь”.

О работе в детском доме и судьбе его воспитанников рассказала Таисья Ивановна Слащева. Она родилась в дер. Космаково Тюменского уезда. Окончила Тобольское педучилище. Работала в детских домах Тюменской области. В июне 1963 года она была переведена в облоно, где проработала 14 лет. В настоящее время — пенсионерка, проживает в Тюмени.

Фотографии, помещенные в книге, представлены из личных фондов В.И. Панкова и Т.И. Слащевой.

Авторы книги выражают благодарность за оказанную помощь и поддержку профессору Ю.П. Прибыльскому, директору Музея народного образования Тюменской области ТГПИ имени Д.И. Менделеева Г.Т. Бонифатьевой, работникам Государственного архива в Тобольске, рецензенту — директору Тобольского государственного историко-архитектурного музея-заповедника кандидату педагогических наук Е.М. Акуличу.

Обращаясь к читателям, авторы надеются, что представленные в книге материалы будут интересны широкому кругу читателей



Кандидат исторических наук

Н.И. Загороднюк





НЕ СЛОМЛЕННЫЕ ДУХОМ





Н. И. Загороднюк

О. Е. Загороднюк

О. А. Шимова



Этот рассказ о судьбе крестьян, раскулаченных и сосланных в Тюменский край в период массовой коллективизации. Государственная политика спецколонизации предполагала использование труда спецпереселенцев как постоянной рабочей силы в лесной и рыбной промышленности, сельском хозяйстве, кустарных промыслах, на строительстве городов и поселков, промышленных предприятий, дорог и др. Ссылке подверглась наиболее трудолюбивая часть сельских жителей. Только благодаря выносливости, трудолюбию, крестьянской смекалке, жизненному опыту и исключительному жизнелюбию ссыльные крестьяне смогли выжить в условиях ссылки.

Сотни тысяч семей испытали на себе ужас раскулачивания. И сегодня, спустя семьдесят лет, с болью и обидой они вспоминают о страшной зиме 1930 года. Александре Максимовне Ильиной тогда исполнилось двенадцать лет: “Пять человек пришло раскулачивать. Все валенки одели, а на отце был полушубок новенький.

- Ну-ка снимай!

Взамен фуфайку бросили.

- Надень! Пора тебе в этом ходить! Ты мешаешь жить деревне, — сказали отцу. — Ты — кулак.

Повезли в Тюмень. Отец успел зашить в воротник 400 рублей. Кто-то сказал об этом. Деньги нашли… Забрали, не оставили ни копейки. Везли, в чем были, домашних вещей не разрешили взять. С нами ехала женщина с ребенком. Ребенок замерз — одеть было нечего.

Привезли в тобольскую семинарию — длинное здание на территории Кремля. Тысячи кулаков-поселенцев разместили в зданиях Кремля на трехъярусных нарах. Душно. Есть нечего… Многие умерли от болезней и голода”.

“В марте месяце тридцатого года, — вспоминает Виктор Иванович Панков, — наша семья была раскулачена. Все отобрали: и зерно, и инвентарь, и постройки. На следующий день семью из 6 человек погрузили на подводу и привезли в Троицк. Там посадили на поезд, привезли в Тюмень”.

Александра Мефодьевна Земзюлина (Малышева) родилась в многодетной семье вторым ребенком. С детства помнила: солнце всходит — надо вставать. Ребятишек в семье было одиннадцать, выжили только пятеро. Старшим сестрам нянчиться надо, гусей, свиней пасти, в огороде управиться. В конце 1929 года было тревожно. “В Рождество пришли из сельсовета — все зерно выгребли. В Крещение — пустой двор оставили, все вещи по соседям растащили. 24 февраля выселили из дома — и в ссылку, а в дорогу одеть было нечего. Отец к Новому году валенки свалял — сорвали с ног валенки. До Тюмени везли на поезде, а от Тюмени — дети на подводе, мать с отцом пешком рядом. В Тобольске разместили во Дворце наместника, в Кремле. Местные жители жалели нас — по дороге накормят, напоят. С началом навигации повезли на Север, в поселок Хэ. В Обской губе попали в шторм. Баржу, в которой нас везли, оторвало и понесло в открытое море. На пятые сутки волны стихли, нас, полуживых, высадили на берег. Меня и старшую сестру оставили на рыбопромысле, а мать с младшими детьми отправили обратно в Тобольск, затем в поселок Советский. Работать было сложно. Я каждый день плакала и просилась к маме. Сестра ходила к коменданту и просила вернуть нас обратно в Тобольск. На следующий год над нами сжалились, и мы приехали в поселок Советский”.

Прибыв в места постоянного проживания, спецпереселенцы должны были за остаток лета и осень 1930 года построить жилье. По планам окружных органов власти строительство домов должно было завершено к 1 октября. Но поздняя заброска спецпереселенцев в места постоянного проживания, отсутствие материальных средств, строительных материалов, инструментов и квалифицированных рабочих — все это привело к трагическим последствиям. Строительство жилья к зиме не было завершено.

Осенью 1930 года ссыльные крестьяне, заброшенные в безлюдное место, на берег реки Шестаковки, стали рыть землянки — “норы”. “И вот нас привезли сюда — ни одного домика нет, урман, тайга непроходимая. В высоком берегу Шестаковки выкопали норы, сделали печи. Во многих землянках печей нет, двери открыты, а уже снег на дворе.

Снегу навалило — теперь такого нет. Мужики заготавливали лес для будущих домов, а женщин и детей посылали мох теребить” (А.М. Ильина).

Спецпоселок Советский был заложен в следующем, 1931-м, году на территории лесной дачи под названием Советская Мазуровского сельского совета Тобольского округа, среди знаменитых непроходимых Еланских болот. На высоком берегу начали строительство первых бараков несколько десятков глав семей кулаков, высланных из Челябинского, Курганского, Ишимского и других округов Уральской области. К зиме привезли сюда семьи.

Заготовку леса производили сами. Вели сплошную вырубку, одновременно сортировали: что на сруб, что на дрова. По крутому берегу Шестаковки стаскивали бревна вниз, связывали в плоты, чтобы весной по воде отправить лес в город. Тогда, в первую осень, появилась первая могила: деревом придавило спецпереселенца Корикова.

В качестве основного типа жилища была избрана зырянская изба (на 2 семьи). И хотя в среднем на человека приходилось по 1,5 — 2 кв. м, после землянок и бараков, вспоминают бывшие ссыльные, это было большой радостью. Но проект дома был выбран неудачно, не учитывалось главное — размер крестьянских семей. С этим вынуждены были согласиться даже работники ОГПУ-НКВД. “Я бы назвал головотяпством вплоть до вредительства ухлопывать государственные денежки на такие домики, — писал начальник спецпереселенческого сектора Тобольского леспромхоза А. Ружинский в апреле 1936 года в Омский обком ВКП (б). — Ведь это получаются не квартиры, а клетки. Спору нет, фасад хорош, но что получается в жилых помещениях: в ограду окон нет, комната и кухня являются не жилищем человека, а клетками. Ведь у некоторых поселенцев семья до 8 человек, спрашивается, как люди будут жить в этом, простите, свинарнике?”1

Трудно обживались ссыльные. В поселке даже в 1935 году во многих квартирах не было перегородок, элементарной мебели — столов, табуреток.2 Жилищно-бытовые проблемы не были решены до конца тридцатых годов. В июле 1940 г. исполком Тобольского окружного совета, рассмотрев вопрос “О ходе строительства поселков переселенцев II категории”, вынужден был признать, что план строительства поселков “находится под угрозой срыва”, “качество постройки зданий низкое… из 10 строящихся домов пять имеют серьезные строительные дефекты”. Военные невзгоды затянули эту проблему, которая так не была решена. Уезжали из поселка из тех же изб. И сегодня они напоминают о трагедии тридцатых, глядя на мир пустыми глазницами окон…





***


Только в феврале 1931 года было разработано временное Положение о комендантском отделе и его местных органах. Весной 1931 года хозяйственное, административное, организационное управление спецпереселенцами передавались в ведение ОГПУ. Для надзора за ссыльными были созданы комендатуры.

Областному комендантскому отделу были предоставлены широкие полномочия: ему разрешалось входить в областные директивные органы с проектами постановлений по вопросам, связанным с жизнью и трудовой деятельностью спецпереселенцев, издавать приказы, инструкции, правила внутреннего распорядка и другие документы по вопросам управления, организации труда, быта и обслуживания ссыльных; устанавливать дислокацию спецпоселков и размещаемых в них комендатур и штрафных команд; совместно с предприятиями, использовавшими труд спецпереселенцев, разрабатывать годовые производственные планы, а также планы строительства жилья, объектов культурно-бытового назначения и т. п.

В местах расселения спецпереселенцев были созданы районные комендантские отделения, которые функционировали под контролем райисполкомов и соответствующих органов ОГПУ. Для непосредственного административного, хозяйственного и культурно-бытового обслуживания при спецпоселках назначался поселковый комендант.

Поселковые комендатуры учреждались взамен органов местного самоуправления (исполкомов местных Советов) в спецпоселках с населением свыше 100 семей. Поселковый комендант являлся официальным представителем советской власти. В его обязанность входило ведение учета всего трудоспособного и нетрудоспособного населения, расселение по поселкам и внутри поселка, наблюдение за своевременным снабжением и использованием рабочей силы, обеспечение мер к снабжению школ и больниц оборудованием, лекарствами, содействие развитию огородничества и культурно-массовой работы. Он обязан был следить за своевременным отчислением процентов из заработной платы спецпереселенцев на счет областного комендантского отдела.

Коменданты вели записи актов гражданского состояния. Свидетельства подписывались “за зав. загсом”, на руки выдавались только после восстановления избирательных прав и снятия с учета спецпоселений. В исполкомах учет актов гражданского состояния спецпереселенцев велся отдельно от общих дел. Браки спецпереселенцев с вольными гражданами официально не запрещались. Такие браки должны были регистрироваться в загсах. Сам факт вступления в брак не являлся поводом для восстановления спецпереселенца в гражданских правах. Оказавшись на территории спецпоселка, юридически вольные граждане не лишались прав; но, тем не менее, в условиях произвола комендатуры постоянно испытывали нажим, принуждение и нарушение прав.

Вместо паспортов спецпереселенцам выдавались личные книжки установленного образца, а для временных отлучек — пропуски.

В первые годы ссылки спецпереселенцам были запрещены всякие контакты с вольным населением. Исключение составляли служащие, привлеченные для работы в спецпоселках. Партийные и комсомольские организации неусыпно следили за политической благонадежностью своих членов. И в последующие годы, особенно в годы большого террора — 1937 — 1938 гг., жены, родственники, знакомые репрессированных увольнялись с работы, выявленная органами НКВД “связь со спецпереселенцами” могла служить поводом для ареста.

О произволе со стороны комендантов — сотни свидетельств бывших спецпереселенцев. “Все работы контролировал комендант. Он все время смотрел, сколько ушло на работу в лес, и считал, сколько вернулось обратно, чтобы не было побегов. Кто провинился или нарушил дисциплину, того наказывали. Он все время держал пистолет наготове. О нем все вспоминают как о человеке строгом, жестоком, бесчеловечном”. (В.И. Панков).

“Комендантом был Рыжов — собака. Еще темно, а он ходит по домам: “Что лежишь? До света чтобы в лесу были!” В каждый дом заходил. Строем ходили на работы, под охраной. Они на лошадях, а мы пешочком” (А.М. Ильина).

Спецпереселенцы были ограничены в передвижении границами поселка, а за пределами его — местом работы. “Никуда не пускали. С голоду пухли — в лес не разрешали сходить, рыбу запрещено было ловить” (А.М. Ильина).

Одной из форм сопротивления режиму были побеги. На общих собраниях в Советском вопрос о борьбе с побегами ставился неоднократно. 12 апреля 1935 года по предложению коменданта Гоголева было принято следующее решение: все спецпереселенцы связывались круговой порукой, для чего поселки разбивались на участки, во главе назначался старший — участковый, несший ответственность за правопорядок и соблюдение трудовой дисциплины спецпереселенцами. В помощь участковым выбирались участковые исполнители. Поселок был разделен на 3 участка. Старшими были назначены трудпоселенцы И. Карпов, П. Малышев, П. Гончаренко, они несли ответственность за односельчан.3

С глав семей брали расписки-обязательства о групповой и индивидуальной поруке. Все взрослые спецпереселенцы подписывали индивидуальное обязательство, в котором давали слово “не противодействовать проведению мероприятий советской власти, вести себя спокойно, не делать побегов, не подстрекать к этому других, не держать огнестрельного оружия, своевременно сообщать местным властям обо всех нарушениях”. Чтобы предотвратить побеги с работ, ответственность за соблюдение режима ссылки возлагалась на десятников и бригадиров.

Для нарушителей установленного режима предусматривались следующие наказания:

- предупреждение;

- перевод на более тяжелые работы;

- высылка в более отдаленную местность с худшими климатическими и жилищно-бытовыми условиями;

- заключение в штрафную команду;

- денежные штрафы.

В 1935 г. закончился пятилетний срок ссылки бывших кулаков. Все ссыльные и члены их семей были объявлены восстановленными в избирательных правах на основании постановления президиума ВЦИК СССР от 3 июля 1931 г. “О порядке восстановления в гражданских правах выселенных кулаков” и Конституции СССР 1936 года. Налицо было явное противоречие: спецпереселенцы, получив частичные политические права (пассивное избирательное право), но проживая в условиях комендатуры, выплачивая пятипроцентные отчисления для содержания этих же комендатур, ограниченные в передвижении, по-прежнему оставались бесправными.

В 1935 году спецпереселенцы впервые участвовали в выборах в местные советы. 30 июня 1935 года состоялось общее собрание по выборам депутатов в Мазуровский сельский совет. Выборами руководил комендант Гоголев. Выдвинули следующие кандидатуры, провели голосование: Сергей Ващенко (5 голосов), Александр Приданников (10 голосов), Александра Бывакина (12 голосов), Иван Серов (количество голосов в протоколе не указано). Постановили избрать в совет Бывакину Александру. В заключительной речи комендант сказал: “Все вопросы, которые будут встречаться, нужно их разрешать, быть активным в общественной работе, нужно работать с массой населения трудпоселка. По всем непонятным и неразрешимым вопросам можно обращаться ко мне…”4 И здесь комендант заменял советскую власть.

1937 год был переломным в истории крестьянской ссылки. С января этого года специальные органы (на местах — производственные комендатуры), созданные для работы со спецпереселенцами в системе лесной и рыбной промышленности, были упразднены, их функции были переданы Отделам мест заключения УНКВД.

Ссыльные крестьяне в полной мере испытали на себе сталинский террор тридцатых годов. Документы не позволяют с предельной точностью установить ход и масштабы репрессий, тем не менее, опубликованные и вновь выявленные нами, свидетельствуют, что арестам и применению репрессивных мер во внесудебном порядке ссыльные подвергались на протяжении всего периода тридцатых годов.

Массовое уничтожение советского народа было задумано как общегосударственная акция, разработка и осуществление ее было возложено на органы НКВД. 30 июля 1939 г. был издан оперативный приказ НКВД СССР за № 00447 “Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов”. Список “контингентов, подлежащих репрессии”, начинался с категории “бывшие кулаки”:

1) “Бывшие кулаки, вернувшиеся после отбытия наказания и продолжающие вести активную антисоветскую подрывную деятельность.

2) Бывшие кулаки, бежавшие из лагерей или трудпоселков, а также кулаки, скрывавшиеся от раскулачивания, которые ведут антисоветскую деятельность.

3) Бывшие кулаки и социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашистских и бандитских формированиях, отбывшие наказание, скрывшиеся от репрессий или бежавшие из мест заключения и возобновившие свою антисоветскую преступную деятельность…



6) Наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержатся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях и продолжают вести там активную антисоветскую подрывную работу…”

Жертвами сталинского террора стали 10 бывших жителей спецпоселка Советский:

Бабушкин Николай Егорович, 1902 г. рождения, уроженец дер. Полдневая, ныне Свердловской области. Плотовщик леспромхоза. Арестован 29 мая 1938 года. Осужден “тройкой" Омского УНКВД 10 июня 1938 года. Расстрелян в Тобольске 11 июля 1938 года. Реабилитирован 19 июля 1989 года.

Бровкин Кондратий Афанасьевич, 1878 года рождения, уроженец дер. Щучья, ныне Челябинской области. Работник сельхозартели. Арестован 29 октября 1937 года. Осужден Омского УНКВД 4 ноября 1937 года. Расстрелян в Тобольске 10 ноября 1937 года. Реабилитирован 24 мая 1958 года.

Бывакин Илья Павлович, 1876 г. рождения, уроженец г. Троицк, ныне Челябинской области. Бывший казачий атаман. Рабочий сельхозартели. Арестован 17 февраля 1938 года. Осужден “тройкой” Омского УНКВД 14 марта 1938 года. Расстрелян в Тобольске 24 марта 1938 года. Реабилитирован 4 октября 1958 года.

Горбунов Андрей Михайлович, 1883 г. рождения, уроженец дер. Спасское, ныне Челябинской области. Работник сельхозартели. Арестован 29 октября 1937 года. Осужден “тройкой” Омского УНКВД 4 ноября 1937 года. Расстрелян в Тобольске 10 ноября 1937 года. Реабилитирован 24 мая 1958 года.

Ерахтин Ефим Константинович, 1884 г. рождения, уроженец с. Чесма, ныне Челябинской области. Работник сельхозартели. Арестован 1 марта 1938 года. Осужден “тройкой” Омского УНКВД 14 марта 1938 года. Расстрелян в Тобольске 24 марта 1938 года. Реабилитирован 4 октября 1958 года.

Ермолин Филипп Васильевич, 1891 г. рождения, уроженец дер. Лотбина, ныне Свердловской области. Крестьянин. Арестован 29 октября 1937 года. Осужден “тройкой” Омского УНКВД 4 ноября 1937 года. Расстрелян в Тобольске 10 ноября 1937 года. Реабилитирован 24 мая 1958 года.

Паньков Артемий Иванович, 1887 года рождения, уроженец с. Коротаново, ныне Челябинской области. Сплавщик леспромхоза. Арестован 29 мая 1938 года. Осужден “тройкой” Омского УНКВД 10 июня 1938 года. Расстрелян в Тобольске 11 июля 1938 года. Реабилитирован 19 июля 1989 года.

Пестряков Илья Степанович 1883 года рождения, уроженец дер. Сухтели Челябинской области. Работник сельхозартели. Арестован 1 марта 1938 года. Осужден “тройкой” Омского УНКВД 14 марта 1938 года. Расстрелян в Тобольске 24 марта 1938 года. Реабилитирован 4 октября 1958 года.

Шляхт Исай, арестован УНКВД, сведения отсутствуют. Шляхт Степанида Петровна, 1893 года рождения, уроженка дер. Кузнецова Вятской губернии. Домохозяйка. Арестована 29 октября 1937 года. Осуждена “тройкой” Омского УНКВД 4 ноября 1937 года. Расстреляна в Тобольске 10 ноября 1937 года. Реабилитирована 23 марта 1958 года.5

В целом, по неполным данным, в спецпоселках бывшего Тобольского округа было расстреляно более 1000 спецпереселенцев. Оправдания нет геноциду, как не восполнить потери родных — отцов, матерей, детей…

7 мая 1932 года в спецпоселке была организована неуставная сельскохозяйственная артель. Костяк артели составили 47 хозяйств, 223 человека, из них 146 трудоспособных (77 проц.), в том числе 76 женщин.5 К 1 января 1933 года в артели уже было 68 хозяйств, 314 едоков, 160 трудоспособных (54 проц.), из них 70 женщин.6

Одной из первых заявление в артель подала вдова Александра Корикова, мать пятерых детей:



“Уполномоченному сельхозартели

от переселенки

Кориковой Александры Петровны





Заявление


Прошу правление сельхозартели принять меня, Корикову Александру, в артель. Состав моей семьи 6 чел., рабочих — 1. В чем прошу не отказать в моей просьбе.

15 февраля 1932 года. В чем и подписываюсь — Корикова”7

Сохранившиеся документы8 позволяют поименно восстановить список тех, кто первыми прибыл в ссылку и вошел в неуставную сельхозартель в 1932 году:

Бабушкин Николай Белеевский Петр

Карпов Иван Цыбин Петр

Бывакин Николай Цыбин Николай

Шеметов Абрам Черепанов Максим

Бывакин Михаил Малышев Петр

Горбунов Андрей Седельников Михаил

Рыжков Михаил Литвиенко Иван

Тузов Василий Пупышев Иван

Литвиенко Никифор Забродин Анисим

Бровкина Елизавета Медведева Настасья

Ческидов Андрей Земзюлина Александра

Безгодова Лидия Попова Серафима

Малышева Александра Фомин Петр

Анохин Григорий Попов Иван

Медведева Галина Бровкина Ф.

Бровкина Фед. Овчинников Александр

Бывакин И. Осипов Ф.

Иванов Игнат Приданников А.

Лысцов Федор Приданников В.

Панков Иван Попов Гр.

Плеханов Анатолий Баргачев П.

Ильин Трофим Ренев Петр

Ващенко Сергей Андреев К.

Новоселов В. Берещенов Иван

Лысцова Александра Урванцев С.

Филипьева А. Ческидов Дмитрий

Катаева Ксения Глазырин С.

Шляхтина Е. Бекурин А.

Безрукавых Д. Сыромятников Л.

Ерахтин Иван Берещенов И.

Пестряков Н. Серов Федор

Соловьев Трофим Ческидов А.

Земзюлин М. Корикова А.

Берещенов Петр Маляров Н.

Зайцев Михаил Печерин

Гришин Александр Трифонова

Берещенов Михаил Копыркина

Милехин Николай Феоктистов

Синицын Николай Буряк М.

Ксенофонтов Александр Гаюеренко Павел

Пирогов Г. Гоговин Иван

Варягин М. Темных И.

Областным земельным управлением были определены нормы надела землей. Так, на одну семью спецпереселенцев приходилось: усадьбы — 0,2 га, огорода — 0,15 га, сенокосных земель — 2 га; кроме того, на каждого едока пашни — по 0,3 га.

Тяжелые экономические условия, в которых оказались ссыльные, заставили их уже в том же году заняться огородничеством. Под пашню выделялся глухой лес, урман, поэтому в 1932 году занимались корчевкой пней леса. В первый год посадили 7 га яровой пшеницы, 17 га овса, 4 га засадили овощами: огурцами, свеклой, морковью, редькой, капустой, бобами, луком. В этот голодный год получили на трудодень 1 руб. 08 коп. — 56 коп. деньгами и на 52 коп. овощей. В колхозе на 1 января 1932 года было 9 лошадей, за год купили 16 голов, но из них три пало.9

Осенью 1932 года на общем собрании членов сельхозартели и единоличников было принято решение о строительстве крольчатника. В первый раз крестьяне, поразмыслив, промолчали: кролики требуют условий лучших, чем у самих крестьян. Когда на следующем собрании вновь комендант поднял этот вопрос, мужики зароптали. Сметливый крестьянский ум подсказывал: загубим скотину, животы надорвем, деньги на ветер пустим. Голосовали дважды. В протоколе лаконичное: “Вторично — единогласно”. Но на самом деле — из 60 человек 36 отказалось. И приписка: “Всех не желающих и разглагольствующих проведению мероприятия привлечь к административному наказанию вплоть до исключения из членов сельхозартели”. Тогда, в 1932 году, это равнялось голодной смерти. Очень смелым и удачливым надо быть, чтобы рискнуть в условиях комендатуры, под надзором ОГПУ, объявить вызов и соседям, и самой власти. Но были такие. По переписи 1936 года в поселке проживало 3 семьи единоличников — Ермолина Филиппа (4 чел.), Сеник Марии (1 чел.) и Шляхтина Исака (8 чел.).10 Закончилась эта история тем, что 34 бунтаря заплатили штраф по 10 рублей. И больше вопрос о крольчатнике не поднимался.11

Для развития личного подворья спецпереселенцам, объединенным в неуставные артели, органами Наркомзема выдавались ссуды. Погашение ссуд ссыльными предусматривалось в течение двух лет, начиная с конца 1932 г. В первую очередь, чтобы прокормить детей, крестьянские семьи стремились приобрести корову и лошадь, потом уже другой домашний скот. К июню 1936 года в 97 хозяйствах Советского (352 едока) насчитывалось 107 голов крупного рогатого скота, 30 голов свиней и 16 овец.12

Нетрудоспособные члены семей включались в промысловые неуставные артели. Кустарная промышленность в Тобольском округе к концу первой пятилетки представляла собой значительное число мелких предприятий при различных организациях. Наиболее успешной была деятельность тех мастерских, которые находились в ведении Интегралсоюза. В 1931 — 1933 гг. в округе были открыты первые промцеха. В поселке Советский промцех начал работу в 1936 году. На 1 января 1937 г. здесь работало 44 человека. Было организовано 7 мастерских, в том числе — лесозаготовительная, лесохимическая, по деревообработке и проч. Рабочими промцеха за год было заготовлено 3,5 т. корья (корней деревьев), 14 т. мочала, 13 т. бересты. Так, в рогожекулеткацком производстве работало на дому 26 человек, за год было изготовлено более 10 тыс. рогожных кулей; в бондарном — 1 человек, им было сделано 99 двухсотлитровых бочек; клеточном — 1 чел., за год — 1820 штук; 1 человек делал обручи для бочек — за год 350 обручей. Шесть человек занимались производством кирпича — около 100 тыс. штук в год. Производство смолы достигло 16,216 т. в год, скипидара-сырца — 2,322 т., угля — 19,2 т.13

Изделия кустарного производства, выполненные спецпереселенцами, выделялись отличным качеством, что не осталось незамеченным даже партийными органами: “Имеются люди, умеющие и желающие их производить, — отмечалось и докладной записке Омского обкома ВКП (б) в январе 1936 года. — Качество изделий, в частности, производимых неуставными артелями трудпоселенцев, очень высокое. Но производство их остается в большей части незначительное, т. к. ведется в порядке индивидуальных заказов… Организованного сбыта нет”.14 С 1938 года неуставные артели были переведены на Устав и пополнили число колхозов Северо-Западной Сибири.

В качестве дополнительной рабочей силы использовался труд женщин, подростков. Для 16 — 18-летних устанавливался рабочий день 8 часов. На работы, производимые по распоряжению хозяйственных организаций или комендатур, привлекать подростков моложе 14 лет запрещалось, с 12 лет — только с согласия родителей. Последним пунктом вынуждены были пользоваться во многих семьях, чтобы получить дополнительный рабочий паек или просто кусок хлеба у вольного населения.

Условия труда спецпереселенцев отличались от других категорий работников. Главное отличие — спецпереселенцы привлекались к работам в принудительном порядке. Рабочие места для спецпереселенцев организовывались отдельно от рабочих других категорий. Всем рабочим доводилось твердое задание. Устанавливался 8-10-часовой рабочий день. 15 апреля 1935 года собрание артели приняло решение об установлении рабочего дня с 7 часов утра. С работы можно было уйти “только с выполнением нормы выработки”.15 А в мае этого же года по предложению уполномоченного сельхозартели Карпова рабочий день был увеличен до 14 часов — “с 6 утра до 8 часов вечера”.16

Но самым страшным было то, что заработную плату спецпереселенцы не получали. 8 декабря 1932 года на общем собрании был поставлен вопрос о выплате задолженности по заработной плате спецпереселенцам за 1931 год и пять месяцев 1932 года.17 На ноябрь 1934 года задолженность Тобольского леспромхоза по выплате заработной платы составляла 350 проц. (т. е. за 3,5 месяца).

Вместо отпуска спецпереселенцам начислялась денежная компенсация из расчета 2 недель. С 1932 года очередные отпуска спецпереселенцам представлялись, но без права выезда из спецпоселков. Имелись случаи, когда рабочие отказывались идти в отпуск, т. к. необходимо было сдать спецодежду и идти домой с участков 40–60 км раздетыми.

Одним из наиболее действенных средств повышения производительности труда являлось соревнование. Соревнование, ударничество, а затем стахановское движение стимулировали эффективное использование новой техники, освоение новых технологий, способов и методов работы. Так, в леспромхозе за отсутствием новой техники повышение производительности труда рекомендовалось как за счет удлинения лесозаготовительного сезона, перехода на непрерывную рабочую неделю, отказа “от празднования местных бытовых праздников”.

Передовиков производства отмечали на общих собраниях, награждали денежными премиями и ценными подарками. В 1933 году в годовщине Октября общее собрание поселка приняло решение о премировании бригад за досрочное выполнение плана: бригаду Мелехина Николая — 3 парами белья и 2 парами пимов; Седельникова Михаила — 1 парой белья и 1 парой пимов; Сыромятникова Михаила — 2 парами рукавиц. Отстающим бригадам вручили «рогожное знамя».18

Сохранился протокол № 22 от 11 июня 1935 г. о премировании ударников за весеннюю посевную денежными премиями:

“Постановили: дать премию за хорошую работу, за выполнение и перевыполнение норм выработки, за хороший уход лошадей, за соблюдение качества по работам следующим лицам… Премировать бригадира по раскорчевке Гришина Александра за руководство бригадой и выполнение норм выработки в сумме 25 руб. Инспектора по качеству Печеркина Филимона за соблюдение хорошего качества премировать суммой 30 руб.

Из рабочих ударников по раскорчевке и выпашке за выполнение и перевыполнение норм выработки и соблюдении качества премировать:

Казанцева Семена 30 руб.

Кашкарову Анну 10 руб.

Урванцеву Александру 10 руб.

Мелехину Параскофию 10 руб.

Литвиненко Марию 15 руб.

Печерину Любовь 15 руб.

Трифонову С. 15 руб…”19

Одной из форм поощрения ударников и стахановцев было восстановление в избирательных правах. 23 ноября 1934 года решением оргкомитета Обь-Иртышской области члены 105 семей из Вагайского (трудпоселок Западный, Мингинский, Стена, Чубариха, Шаньгинский), Верхне-Тавдинского (Еловка), Тобольского (Ингаир, Ростошь, Служащий, Советский), Ямальского (Аксарка, Обдорск) районов и г. Тюмени (Красный Октябрь, Республиканец) были восстановлены в избирательных правах как “активно участвовавшие в общественной работе”. Это была одна из первых акций массового освобождения из ссылки спецпереселенцев Северо-Западной Сибири. В поселке Советском реабилитировали 10 семей, 32 спецпереселенца:

Сыромятников Михаил, 1906 года рожд.

Андрей, 1876 г.

Екатерина, 1877 г.

Ульяна, 1898 г.

Игнатий

Александр

Серов Федор, 1911 г.

Иван, 1916 г.

Надежда, 1918 г.

Зоя, 1924 г.

Безрукавый Данил, 1915 г.

Ольга, 1881 г.

Алексей, 1919 г.

Гончаренко Павел, 1912 г.

Мария, 1916 г.

Андрей, 1922 г.

Приданников Александр, 1905 г.

Акулина, 1905 г.

Анисья, 1925 г.

Григорий, 1931 г.

Ващенко Сергей, 1906 г.

Евдокия, 1906 г.

Родислав, 1934 г.

Бывакин Михаил, 1911 г.

Александра, 1918 г.

Карпов Иван, 1898 г.

Ольга, 1897 г.

Анна, 1915 г.

Михаил, 1925 г.

Николай, 1930 г.

Ильин Трофим, 1911 г.

Малышев Петр, 1915 г.20

2 февраля 1935 года на производственном совещании комендант поселка сообщил о восстановлении в правах этих семей, причем заметил: “Все восстановленные в правах гражданства не выезжают с места жительства. Нужно закрепиться на местах и приняться за освоение своего хозяйства и повышение его. А не думать о какой-то родине…”21

Спецпереселенцев запрещено было премировать поездками на какие-либо заводы, путешествиями, путевками в санатории и дома отдыха. За ударный труд орденами и медалями не награждали, их именами не пестрели газеты, об их трудовом подвиге не сообщало радио. Вот почему движение рекордистов-стахановцев не прижилось в спецпереселенческой среде.





***


Снабжение спецпереселенцев продовольствием и товарами первой необходимости зависело “от степени эффективности их труда, условий и его характера” и производилось как из фондов хозяйственных организаций, где работали спецпереселенцы, так и через кооперативную систему из специальных фондов по особо устанавливаемым нормам. В течение всего 1930 года в Тобольский округ не были заведены продукты и товары первой необходимости для снабжения спецпереселенцев; питание и содержание их проходило за счет товаров, завезенных для основного населения. Это создавало трудности и недовольство как с одной, так и, с другой стороны.

Нетрудоспособные члены семей снабжались продуктами питания в зависимости от выполнения нормы выработки главы семьи, при невыполнении норм паек уменьшался. В 1931 году спецпереселенцы получали продукты питания по завышенной на 13 процентов цене, что признано было Полномочным Представительством ОГПУ по Уралу нарушением, причем нормы снабжения, установленные Уралоблторгом, расходились с нормами, установленными Тобольский окрисполкомом, в сторону уменьшения. С 1 января 1933 года нормы снабжения нетрудоспособных членов семей были уменьшены до:

муки — 5 кг в месяц,

крупы — 500 г,

рыбы — 800 г,

сахара — 300 г,

чая — 50 г.22

Катастрофически не хватало теплой и рабочей одежды, обуви, мыла и других жизненно необходимых предметов не только в начальный период ссылки, но и в последующие годы.

Весной 1931 года в спецпоселках начался голод, в основе которого были социальные причины. В ряде районов в пищу употреблялись суррогаты. В южных районах от голода спасал лес. “Ближе к весне ребята ходили на болото, собирали почки сосны, сами ели, а еще надо было набрать для семьи, для младших сестренок и братишек, — вспоминает В. И. Панков. — С началом сокодвижения у березы собирали березовый сок, снимали бересту, отделяли камбий, который называли пенками, и тоже съедали. Этим как-то утоляли голод. С появлением листьев на деревьях уходили в липняки и там наполняли желудки мягкими и пресными листочками. Липовый лист, как и мох, сушили, разминали, просеивали и делали липовые лепешки. Кроме липового листа, заготавливали крапиву, медуницу, пучки, пиканы, щавель, саранки, полевой лук. С разрешения коменданта ходили к мельнице в соседнюю деревню Согру ловить рыбу, так как речка у поселка была занята лесом. Хорошей добавкой к скудному питанию спецпереселенцев были ягоды, грибы. Ягоду черемухи размалывали на жерновах, из ягод брусники делали пастилу — все это заготавливали на зиму”23.

В связи с отсутствием денежных средств строительство больниц и фельдшерских пунктов было начато в 1931–1932 гг. Медицинских работников крайне не хватало. Поэтому, несмотря на запрет использовать труд ссыльных на ответственных должностях, для тех, кто имел медицинское образование, было сделано исключение — им было разрешено работать по специальности.

Фельдшером в поселке Советский работал Иван Петрович Панков. Опыт врачевания он постигал еще в годы Первой мировой войны. В мае 1931 года семья Панковых переехала в поселок. Семьи спецпереселенцев селились во вновь построенные бараки, а для фельдшерского пункта был построен один-единственный дом. В меньшей половине был размещен фельдшерский пункт, а за пологом поселилась семья фельдшера — трое детей и четверо взрослых. У Ивана Петровича был широкий круг обязанностей: кроме непосредственной — оказание медицинской помощи жителям поселка в любое время суток, необходимо было проводить неотложную работу по профилактике заболеваний, пропаганде санитарно-гигиенических навыков и др. В поселке была построена баня и вошебойка — это помогло избежать эпидемии тифа. Вопросы санитарного состояния заслушивались на общих собраниях.24

К 1 мая 1935 года в поселке провели субботник. Сам комендант проверял работу жителей, чтобы квартиры были побелены, заведена мебель (столы, табуретки), возле домов посажены деревья.25 (Сегодня, когда от поселка осталось лишь 2 — 3 дома, о масштабах поселка, его планировке напоминают кусты черемухи, посаженные в тот год около каждого дома.).

Адаптационный период в спецпоселениях затянулся на пятилетие. Важным показателем уровня жизни ссыльных было развитие подсобного хозяйства. Приведенные ниже сведения позволяют рассмотреть динамику развития личных подворий в конце тридцатых — сороковые годы.





Таким образом, на 30 июня 1936 года имелось 82 семьи, 352 человека. Следует обратить внимание, что максимальный размер семьи — 12 человек, средний состав семьи — 4,3 человека. На 82 семьи в личном подворье имелось 107 коров. Были семьи, которые имели 3–4 коровы, десять семей — не имели подворья.





***


О системе воспитательной работы среди спецпереселенческой молодежи следует сказать отдельно. Ответственность за развертывание воспитательной работы среди спецпереселенцев была возложена на Народный Комиссариат просвещения СССР. Для реализации этой задачи необходимо было создать сеть школ и культурных учреждений в спецпоселках, организовать работу по ликвидации неграмотности среди взрослого населения. С августа 1931 года все предприятия, использовавшие труд спецпереселенцев, обязывались отчислять 2 проц. от общей заработной платы для их “культурного обслуживания”.

Школы в спецпоселках открывались из расчета 1 комплект на 40 человек. Расходы на содержание обслуживающего персонала, а также учебные пособия шли за счет двухпроцентных отчислений из заработной платы спецпереселенцев. Не было учебников, тетрадей, наглядных пособий.

Школа в спецпоселке Советский Тобольского округа была открыта только на третий год ссылки. Бывший ее воспитанник В. И. Панков, а впоследствии — учитель и директор Советского детского дома, вспоминает: “Только в 1933 году в спецпоселок Советский приехали учителя. Они начали с обхода бараков для записи учеников в школу. Для школы был выстроен барак с четырьмя комнатами и коридором. В двух комнатах разместились начальные классы, в третьей комнате занимались переростки по ускоренной программе. Четвертая комната была для учителей… Один учебник был на двоих-троих ребят, так как учебников не хватало… За столами сидели по три ученика. Мы строго выполняли наказы родителей не разговаривать на уроках, только отвечать на вопросы учителей… На переменах дежурили учителя, и чтобы ученики не бегали, организовывали игры, водили хороводы и пели песни… В короткие зимние дни ребята приходили их школы, когда начинало темнеть. Писали на подоконнике, пока не стемнеет. Для чтения зажигали лучину, которая коптила, догоравшие угли падали в воду. Чернила делали из “химического” карандаша…”

Дети разделили все тяготы жизни спецпереселенцев, поэтому и детство их было короткое и трудное.

Обучение в вузах и техникумах было связано с процессом восстановления подростков и молодежи в избирательных правах. Только 15 декабря 1935 года СНК СССР и ЦК ВКП (б) приняли постановление, которым разрешалось детей трудпоселенцев, окончивших неполную среднюю школу, принимать на общих основаниях как в техникумы, так и в другие специальные учебные заведения, а окончивших среднюю школу — допускать на общих основаниях в высшие учебные заведения. Направление детей спецпереселенцев на учебу в техникумы и вузы в обязательном порядке согласовывалось с органами НКВД. По подсчетам В.И. Панкова, окончили школьное и дошкольное педучилища около 40 человек, медучилище — восемь, школу водников — пять, сельскохозяйственный техникум — 6; курсы счетных работников — семь человек. Директорами школ работало пять человек, завучами — три, заведующими начальных школ — семь. Только в Байкаловском районе работало 14 выпускников педучилища.

Реальная возможность поступить в вуз появилась у молодежи только после принятия постановления СНК СССР от 22 октября 1938 года “О выдаче паспортов детям спецпереселенцев и ссыльных”.

В условиях ссылки основной формой массовой работы стала беседа, причем беседа индивидуальная или групповая. Перед каждой беседой докладчик получал соответствующие инструкции у коменданта, а по окончании ее — докладывал ему о результатах и наблюдениях.

Юноши и девушки охотно посещали драматические, хоровые, музыкальные кружки. Особенно хочется сказать о самодеятельном театре. Даже кинопередвижки не пользовались такой популярностью, как театр. О нем и сегодня с теплом вспоминают те, кто в суровых условиях ссылки находил в себе силы, физические и духовные, общаться с искусством. Рассказывают, что наиболее яркой и запоминающейся была постановка пьесы о крепостном мальчике, которого помещик ни за что запорол до смерти, — “Золотая табакерка”. Что испытывали ссыльные на спектакле: переживали о судьбе героя или плакали о своей судьбе в неволе?

Последний предвоенный праздник Мира и Труда жители поселка встречали с радостью и тревогой. 30 апреля было проведено торжественное собрание, а затем силами участников художественной самодеятельности был поставлен спектакль. Ответственным был назначен Шевелев. Днем 1 мая на площади проводились игры, вечером — концерт, подготовленый школьниками, и спектакль. 2 мая — “живая газета”. Для угощения в детских яслях на праздничный пирог было выделено 16 кг муки, 5 кг мяса, масло, яйца, молоко. Для раздачи членам артели мяса было забито 2 головы крупного рогатого скота.28

В воспитательной работе большое значение придавалось печатному слову. Уже в 1933 году спецпереселенцы имели возможность подписаться на центральные, областные и местные газеты — “Правду”, “Уральский рабочий”, “Безбожник” и др.

Нельзя не признать, что поставленные задачи в области воспитания в той или иной мере были выполнены. В результате проведенной работы повысился образовательный и культурный уровень спецпереселенцев. Но методы воспитания, построенные на предательстве и безнравственности, — отказ от семьи, семейных традиций, атеистическая пропаганда, поощрение доносов, “стукачество” — преступны по своей сути. В этих условиях была создана новая культурная сила, отражающая объективную тенденцию социального развития советского общества.





***


22 июня 1941 года останется в памяти народной навсегда. На территории городского сада окружного центра в тот памятный день собрался трехтысячный митинг тоболяков. Митинги состоялись и в районных центрах, на крупных предприятиях. Участники митинга в Тобольском леспромхозе приняли решение: “Мы все, как один, встанем на защиту Родины”. Началась мобилизация мужчин призывного возраста в ряды Красной Армии. Первые добровольцы и мобилизованные из Тобольского округа были отправлены на фронт на третий день войны. Среди них были единицы бывших спецпереселенцев. Из поселка на фронт в 1941 году ушли Иван Черепанов, Семен Казанцев. Спецпереселенцев запрещено было призывать в ряды Красной Армии.

Сибирь стала глубоким советским тылом, где в нелегких условиях ковалась Великая Победа. В условиях военного времени партия и правительство призывали к бдительности и осторожности. 18 июля 1941 года Президиум Тобольского Окрлеспромсоюза обратился к работникам леспромхозов: “В связи с тем, что вражеские элементы и агенты диверсанты фашизма будут пытаться использовать военный период для своей подрывной деятельности, Президиум предупреждает о необходимости усиления бдительности и укреплении пожарно-сторожевой охраны. Персональная ответственность за состояние пожарно-сторожевой охраны возлагается на председателей артелей…”29

Большое внимание уделялось выполнению производственных планов. По инициативе Почекунинской артели рабочий день был удлинен повсеместно до 10 часов. 11 июля было опубликовано обращение к стахановцам леспромхоза: “Не должно быть ни одной артели, ни одного рабочего, не выполняющего план… Тот, кто не выполняет план сознательно или несознательно, наносит ущерб государству…”30

В июле 1941 года месячное задание Тобольский леспромхоз выполнил в целом на 103 %, но среди артелей были и отстающие, среди них артель Советского поселка — план был выполнен лишь на 48 %.31 Сохранился протокол заседания президиума Лесхимпромсоюза от 2 сентября, на котором рассматривался вопрос о невыполнении плана Советской артелью. Нехитрые строки объяснений рисуют картину бедственного положения с кадрами в артели:

“Задание 5 тыс. штук осиновой клепки выполнить не можем ввиду следующих причин:

1. При колхозе имени Свердлова всего работников 150 человек, из которых занято в Тобольском ЛПХ как постоянный кадр 51 человек, в разных организациях 13 человек, всего 64 человека, из которых правление промколхоза снять ни одного человека не может, из 150 человек в распоряжении промколхоза 86 человек, из которых административного персонала 47 чел.

Обслуживание поселка, медпункта, бани, животноводства, сторожа и т. д. — остается на прямых работах 39 человек. Для выполнения плана по сельскому хозяйству требуется и утверждено райзо затратить 30 тыс. трудодней, из них 14303 трудодня на животноводство, а 15697 — на прямые работы только по сельскому хозяйству да плюс этими же 39 человеками надо выполнить план окрлеспромсоюза в неизменных ценах 1932 года на сумму 72570 руб. Для того, чтобы выполнить план сельскохозяйственной артели и окрлеспромсоюза, не хватает с начала года до 30 человек рабочих.

2. При промколхозе нет совершенно пи одного бондаря, есть один старик, который кое-как обслуживает смолзавод.

3. На территории и вокруг поселка нет осиновых массивов близко нигде…”32



25 сентября председателю Советского промколхоза было направлено директивное письмо, в котором в резкой форме давались указания выправить положение и добиться выполнения плана любым путем: “Плановое задание по вашей артели 4,66 руб… фактически выполнено 2,6 руб., чем способствовали срыву 100 % выполнения производственной программы… Особенно безобразно проходит выполнение программы по специальным заданиям: по строительству новых смолозаводов… выполнение плана по смоле 38,5 %, скипидару 60 % и т. д. …”33

Одной из мер повышения производительности труда на ответственных участках производства была рекомендована замена мужских рук на женские: “Президиум Омобллеспромсоюза указал на неправильное использование мужской рабочей силы, где работают мужчины кладовщиками, конюхами, сторожами, на заготовке осмола, пихтолапки и т. д. …Президиум предлагает пересмотреть расстановку рабочей силы в артели… Произвести решительную замену мужчин, занятых на вышеуказанных работах, женщинами…”34

С осени 1941 г. промартели стали получать оборонные заказы. Невыполнение госзаказа грозило тюрьмой. “Никакие объективные причины приняты во внимание не будут и вопрос будет рассматриваться как недооценка важности задания и о невыполнивших артелях будет сообщено в область…”35

Дополнительной рабочей силой стал труд подростков. 18 июня 1941 года, за 4 дня до начала войны, состоялось собрание школьников совместно с правлением промколхоза. Старшеклассников разбили на две бригады. В первой ответственными были назначены Турбин Спиридон и Панков Виктор, во второй — Печерина Текусья и Казанцев Василий. Рабочий день был установлен 6 часов, с 9 часов утра до 5 часов вечера, с двухчасовым перерывом.36 Работали на корчевке пней, скирдовании снопов.

На следующий год на работу вышли не только школьники, но и вернувшиеся в поселок после сдачи летней сессии учащиеся техникумов. Виктор Иванович Панков вспоминает: “В июне 1942 г. после окончания первого курса Тобольского педучилища я выехал к родным в Байкаловский район. Нас ждали не только дома, но и в колхозе. Меня определили на корчевальную машину. В моем распоряжении были пара быков и две женщины. Работа была тяжелая. Люба Печерина и Шура Малышева, когда было совсем невмоготу, плакали, причитая, что работал взрослый мужик — было тяжко, а тут мальчишка… Как ни тяжела была работа, бригада выполняла задание”.





Если в довоенном 1940 году на одного трудоспособного жителя приходилось в среднем 156 трудодней в год, в 1942 году — 153 трудодня в год, в следующем, 1943-м, — 341 трудодень, в 1944 г. — 407, в 1945 году — 519, в 1946 — 530 трудодней!38 Вместе с родителями работали дети. Так, летом 1941 года с июня по сентябрь работали Тимофей Андреев, Мария и Александр Баргачевы, Яков, Анна и Дарья Глазырина, Зоя Гришина, Елена, Анна и Федосья Галато, Таисия и Григорий Галкины, Клавдия и Лидия Ерахтины, Любовь Ермолина, Семен Забродин, Валентина Гайдамак, Сироткин Павел…39

Цена трудодня в этот период резко уменьшилась. На один трудодень колхозникам выдавали:



В годы войны число жителей в поселке резко уменьшилось. Если на начало 1941 года в поселке жило 75 семей, 301 человек, то к 1944 году численность жителей уменьшилась почти в 3 раза, а в 1945 году в поселке осталось 26 семей, 61 человек.

Сократилось число дворов: с 1941 по 1945 гг. их уменьшилось в 3 раза. В 1940 году средний состав семьи был 4 человека, в 1942 г. — 3,8, а в 1946 г. — 2 человека.

Это явление объясняется многими факторами. Во-первых, переводом части трудоспособного населения на другие лесоучастки, а семей — в другие населенные пункты, оттоком молодежи за пределы поселка на учебу и т. д.

Во-вторых, призывом в Красную Армию. Известно, что до 1942 года спецпереселенцев практически на фронт не брали. Но ситуация на фронте была критической. Постановлениями ГКО СССР от 11 апреля и от 26 июля 1942 года предписывалось НКВД мобилизовать из числа спецпереселенцев до 1 миллиона человек в действующую армию. Летом того же года в Омске началось формирование Сталинской добровольческой отдельной стрелковой бригады. Бригада была сформирована за неделю и вошла в 6-й Сибирский добровольческий корпус, сражавшийся на Московском, Калининском, Смоленском направлении.40 Осенью часть спецдобровольцев была направлена на восточную границу.

Призваны в Красную Армию:

Черепанов Иван — забрали в РККА 17 мая 1942 года

Черепанов Максим — забрали в РККА в 1941 году, вернулся

Бывакин Николай Ильич — 17 мая 1942 года, вернулся 30 апреля 1944 г.

Безруковых Данил Васильевич — 17 мая 1942 года, вернулся 18 августа 1945 г.

Сироткин Павел Васильевич — 17 мая 1942 года

Ващенко Сергей Иванович — 17 мая 1942 года

Гришин Александр Никитич — 17 мая 1942 года

Гайдамак Иван Андреевич — 17 июня 1942 года

Гладышева Валентина Григорьевна — 1943 г., вернулась

Глазырин Никита Иванович — 17 июня 1942 года

Глазырин Алексей Сергеевич — 1943 г.

Глазырин Яков Сергеевич — 1943 г.

Ерахтин Иван Ефимович — 17 июня 1942 года

Забродин Анисим Афонасьевич — 17 июня 1942 года

Крутолапов Василий Егорович — 1943 год

Крутолапов Дмитрий Егорович — 1943 год

Кухарь Петр Тихонович — 17 мая 1942 г.

Казанцев Семен Павлович — 1941 год

Малышев Петр Васильевич — 20 июня 1942 года

Неволин Антон Григорьевич — 1942 год

Овчинников Иван Алексеевич — 26 августа 1942 года

Овчинников Степан Алексеевич — 1942 год

Плеханов Петр Павлович — 1942 г., прибыл в 1944 году

Панков Виктор Иванович — 23 августа 1942 года, вернулся в 1947 г.

Панков Леонид Иванович — 1944 г., погиб 27 января 1945 года

Печерин Николай Филиппович — 1942 год

Сеник Петр Алексеевич — 1942 год

Седельников Михаил Иванович — 1943 год

Ильин Трофим Лаврентьевич — 9 мая 1942 года

Ренева Анастасия Николаевна — 1944 год

Ренев Василий Петрович (сын) — 1944 год

Пестряков Федор Ильич — 1943 год

Мелехин Николай Михайлович — 1941 года, прибыл в 1944 году

Панкина Елена Николаевна — 1941 год

Панкина Антонина Николаевна — 1941 год

Кориков Леонид — 1942 год

Цыбин Петр Николаевич — 17 мая 1942 года, вернулся 7 ноября 1944 г.

Цыбин Григорий Николаевич — 17 мая 1942 года, погиб

Турбин Нифактий Ипатьевич — 1942 год

Турбин Спиридон Ипатьевич — 1942 год

Берещчинов Василий Александрович — 1942 год

Берещинов Григорий Александрович — 1942 год

Берещчинов Петр Александрович — 1942 год

Синицын Федор Антонович — 1942 год

Синицын Михаил Антонович — 1942 год, погиб в 1943 г.

Галкин Иван Васильевич — 17 мая 1942 года

Темных Иван Пантелеевич — 1942 г.

Темных Сергей Пантелеевич — 23 августа 1942 г.

Урванцев Семен Титович — 1942 г.

Уфимцев Василий Петрович — 17 мая 1942 года

Шляхтин Анатолий Иванович — 17 мая 1942 года

Шляхтин Леонид Иванович — 1943 год

Шевелев Дмитрий Степанович — 17 мая 1942 года, прибыл в 1944 году

Головин Сергей Александрович — 1943 г.



В-третьих, трудоспособные члены семьи были мобилизованы в трудармию:

Боргачев Павел Николаевич — 1943 г. — призван в РККА, затем трудармию

Черепанов (глава семьи) — 1936 год

Глазырин Сергей Иванович — 1943 год

Глазырина Августа Ивановна — 1943 год

Неволина Анисья Михайловна — 1943 год

Новоселов Михаил Андреевич — призван в РККА, затем трудармию, снова РККА

Осипов Федот Харитонович — 1943 год

Чемагин Семен Иванович — 1941 г.

Бурундукова Прасковья Федоровна — 1943 г.

Алексеева Ефимья Ивановна — 1943 г.

Пупышев Иван Петрович — 1943 г.

Попов Иван Яковлевич — 1943 г.

Мухин Иван Степанович — 1943 г.

Ренев Петр Александрович — 1943 г.

В годы войны снизилась рождаемость и увеличилась смертность. Число трудоспособных членов колхоза резко падает; если в 1941 г. трудоспособных членов семей насчитывалось 191 чел., то в 1945 гг. — лишь 34.

Прирост населения в 1942 году наблюдался за счет депортированных немцев и калмыков. В начале войны в поселок привезли две семьи Суппес, семью Лерх; Андрей Андреевич работал учителем в неполной средней школе поселка; Андрея Карловича Вольфа, семьи Шиллингов из 7 человек, Фечак из 4 чел., Мелинг из 4 человек, В 1944 году в поселок были депортированы семьи калмыков: Шадоновых (3 чел.), Шитовых (3 чел.), Ковшановых (1 чел.), Санджиевых (2 чел.), Микушеевых (4 чел.), Манжиевых (3 чел.), Нимгировых (6 чел.).41

Трудные испытания выпали на долю жителей поселка в годы войны. Цена коллективизации, индустриализации, Великой Победы была слишком высока — здоровье и жизни людей. Они шли на жертвенный подвиг вместе со всем советским народом, забыв обиды на советскую власть, ставя коллективное выше личного, принимая всем сердцем общий порыв: “Все для фронта, все для Победы!”





***


В послевоенный период четко прослеживается размывание ссылки. Фронтовики получили возможность уехать с семьями на родину, леспромхоз перебросил своих работников на новые участки, предоставив возможность перевезти семьи в близлежащие деревни. В поселок приехали новоселы: в апреле 1947 года был открыт детский дом № 7. Это особая страница истории поселка, она же и последняя. Перевод воспитанников в другие детские дома в связи с закрытием Советского детского дома привел к оттоку населения из поселка. В поисках работы потянулись, один за другим, в другие деревни жители Советского.

Жалели ли они, расставаясь с местом своего невольного пленения? Может, рассчитывали, что, расставшись с местом, напоминавшим о тяготах и невзгодах, забудут и начнут новую жизнь?

За поселком заброшенное кладбище. Лишь несколько могил ухожено, а вокруг — упавшие кресты, покошенные ограды…

Кто-то дал точное и емкое название таким населенным пунктам — “мертвый” поселок. Режим умер. А Память должна остаться.





ПРИМЕЧАНИЕ




1. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 855, оп. 2, д. 11, л. 53–54.

2. Там же. Ф. 1103, oп. 1, д. 6, л. 23 — 28.

3. Там же, л. 93.

4. Там же, л. 62.

5. Там же, д. 3, л. 1–2.

6. Там же, д. 3.

7. Там же, л. 16.

8. Там же, д. 5, л. 12.

9. Там же, д. 3.

10. Там же, д. 8, лл. 1–2.

11. Там же, д. 3, лл. 13–14, 16, 20.

12. Там же, д. 8. лл. 1–2.

13. Там же, д.4.

14. Центр документации новейшей истории Омской области. Ф. 17, оп. 2, д. 395, л. 134.

15. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 1103, oп. 1, д. 6, л. 94.

16. Там же, л. 80.

17. Там же, д. 5, л. 20.

18. Там же, л. 69.

19. Там же, д. 6, л. 70.

20. Там же.

21. Там же, л. 125.

22. ГУТО ГА в Тюмени. Ф. 1785, оп. 5, д. 77, л. 6.

23. Панков В. И. Детство в неволе //Образование и культура Тюменского края в XVIII–XIX вв.: Материалы VII Тюменской областной научно-практической конференции, посвященной памяти П. П. Чукомина. — Тобольск, 1998. — С. 55 — 56.

24. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 1103, oп. 1, д. 5., л. 88.

25. Там же, д. 6, л. 93.

26. Там же, д. 8, л. 1–2.

27. Крупный рогатый скот.

28. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 1424, oп. 1, д. 16, л. 37.

29. Там же, д. 1, л. 59.

30. Там же, л. 71.

31. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 1424, oп. 1, д. 1, л. 66.

32. Там же, л. 87.

33. Там же, л. 102.

34. Там же, л. 103.

35. Там же, л. 134.

36. Там же, д. 17, л. 9.

37. Там же, д. 4, 11, 23, 29, 38, 45 и др.

38. См. таблицу ниже.

39. ГУТО ГА в Тобольске. Ф.1424, oп. 1, д. 26. Книга учета трудодней колхозников, 1941 г. Колхоз имени Свердлова

40. Петрушин А.А. “Мы не знаем пощады…”: Известные, малоизвестные и неизвестные события из истории Тюменского края по материалам ВЧК — ГПУ — НКВД — КГБ. — Тюмень, 1999. — С. 188–195.

41. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 698, oп. 1, д. 13.





ПЕРЕЖИТОЕ





В.И. Панков



Я начал писать воспоминания на склоне лет, когда прожита жизнь. Где-то глубоко в моей памяти остались яркие картины детства. Белая собака по кличке Бояр. Церковь на площади. Лошади в загоне. Плач родных. Ссылка… Данное повествование действительных событий, свидетелем которых я был, не должно кануть в Лету, а должно дойти до грядущих поколений…





***


Крестьянский род Панковых ведет начало из Владимирской губернии. Брат папы, Панков Дмитрий Петрович, рассказывал, что братья Федор, Зиновий и Петр Федоровичи ежегодно зимой выезжали на Урал и в Сибирь на отход, т. е. на заработки. Выделывали кожи, чем кормились и кормили многочисленную родню.

Наш дедонька, Петр Федорович, 1864 г. рождения, с раннего возраста трудился в поле, а весной вместе с отцом и братьями выделывал овчины для шуб, тулупов. Руки золотые: есть заказы, есть доход. После сильного пожара в деревне, когда выгорела половина домов, только один дом — брата Федора — уцелел, куда и перебралась вся многочисленная родня. Картина страшного пожара в память врезалась так глубоко, что до конца своей жизни Петр часто видел во сне, с криком просыпался, а утром вновь и вновь рассказывал о пережитом. После пожара построили братья сначала маленький домик, где и скоротали зиму. Свадьбу Федора пришлось отложить на следующий год.

После свадьбы на заработки поехали уже вчетвером, Федор с женой, Зиновий и Петр. Ехали долго, несколько суток. На ночь остановились в большом селе. Жители, узнав, что едут на заработки мастера кожевенных дел, уговорили остаться. Все годы работали без отдыха, только в большие праздники ходили в церковь. Зиновий частенько выезжал в соседние деревни за овчинами, а еще присматривал себе невесту. Через год переехали в станицу Кособродскую, где работы было много, и нашлась невеста для Зиновия. Приобрели строительный материал, выстроили большую избу, в которой поселились две семьи и холостой Петр. Рядом с избой смастерили мазанку под мастерскую. В ней много места занимали чаны, один с закваской, другой для промывки изделий, рядом растяжные доски, скамейки и скребки для удаления жира. Боясь пожара, в ограде под навесом долгие годы стояла на телеге бочка с водой — на всякий случай — и рядом была сбруя, которую никто не имел права трогать.

Однажды, когда копали яму для погреба, обнаружили самородок золота. Найденное золото укрепило надежду остаться в этих местах и основательно начать строительство. Зиновий выстроил кирпичный дом и отделился, а Федор, как старший, помогал Петру. Задумали и построили двухэтажный дом, тоже из кирпича: кирпичный дом, да еще под железной крышей меньше подвергался пожару, чем деревянные дома. В комнате из мебели были сундуки, да лавки, да шкаф для посуды.

Теперь, когда появились деньги, временно забросили выделку овчин и переключились на сельское хозяйство. Зиновий часто уезжал в Троицк, там завел торговое дело, выезжал на ярмарки. Зиновий Федорович внес средства для постройки нового храма в Кособродской, старый не вмещал всех прихожан. В его доме росли две дочери: Лидия и Раиса, жена исправно вела домашнее хозяйство.

Младший брат Петруша, так звали его братья, вырос, окреп и к 16 годам стал красивым парнем. Выше среднего роста, с круглым лицом, это материнское наследие, открытыми газами и прямым взглядом. Вместе с братом Зиновием ездил на ярмарки, осваивал торговое дело. В Миассе встретил он свою любовь — дочь ремесленника Лопатина Полину (Пелагею). Через полгода свадьба, а невесте всего-навсего пятнадцать с половиной лет, жениху чуть больше. Полину полюбили в новой семье за общительность, простоту и душевность, степенность и отзывчивость.

Федор Федорович часто болел, управлять хозяйством приходилось Петру. Петр совсем потерял покой — хозяйство большое, надо было везде успеть. И в семье — мал мала меньше. Пелагея Александровна родила на свет 14 детей, шестерых из них похоронила:

Панкова (в замужестве — Скачкова) Анисья, 1888 г. рожд.,

Панков Иван, 1892 г. рожд.,

Панков Дмитрий, 1896 г. рожд.,

Панков Константин, 1898 г. рожд.,

Панкова (Демидова) Мария, 1899 г. рожд.,

Панкова Анна, 1900 г. рожд.,

Панков Александр, 1902 г. рожд.,

Панков Федор, 1904 г. рожд.

Образованием Петр Федорович своих детей не баловал, считая науку большим злом; он видел счастливое будущее своих детей только при условии преемственности рода занятий и никак не мог согласиться выпустить ребят из-под своего влияния. В церковноприходскую школу ходили только девочки и три младших сына. Позднее Дмитрий Петрович писал в своей автобиографии: “Причиной семейных распрей послужило упрямое нежелание отца дать мне возможность учиться, имея при этом полную материальную возможность. По чисто религиозным соображениям, считая науку большим злом, — он никак не мог смириться с мыслью выпустить своих ребят из-под своего влияния. С помощью сестры, вышедшей замуж и переехавшей в город, мне из семьи первому удалось поступить в городское училище. По окончании 3-х классов, за год до полного курса, я был исключен из училища за дерзость в разговоре с учителем. Исключение сыграло на руку отцу, и на этом официальное мое образование закончилось. Помогая отцу в его деле, я тайно занимался изучением автомобильного дела”.

Старшие Иван и Дмитрий помогали по хозяйству. Иван выписывал самоучитель, и все свободное время читал, писал и считал. В религиозные праздники ходили в церковь всей семьей. В семье никто не курил, выпивали по рюмочке только в самые важные праздники: Рождество, Пасху, и все.

В 1907 году старшую дочь Анисью выдали замуж за Скачкова Алексея Ефимовича, у них родилось три дочери и два сына — Анатолий, Раиса, Ольга, Георгий, Надежда.

После свадьбы Анисьи оба сына, Иван и Дмитрий, обязаны были вести домашнее хозяйство и ухаживать за скотиной: четыре коровы по кличкам Петрушка, Нюханя, Чернушка и Красуля, четыре рабочих лошади и две выездные. Сам Петр Федорович открыл торговую лавку.

Накануне Первой мировой, в 1912 году, Иван был призван в армию. В 1915 году ушел на фронт второй сын Дмитрий. Торговое дело было закрыто. Петр Федорович занялся сельским хозяйством.





***


В царской армии Дмитрий был с 1915 по 1917 гг. шофером броневой машины, в конце империалистической войны носил чин фейерверкера. В белую армию был мобилизован в феврале 1919 года, направлен в инструкторскую школу в Челябинске. По окончании школы был отправлен в чине подпоручика на фронт. В первом же бою был ранен, отправлен в Томск на лечение. Санитарный поезд был захвачен красными, так Дмитрий оказался в плену. По выздоровлению служил у красных в Семипалатинском увоенкомате до 1921 года.

Иван же был зачислен на курсы медработников. Служить ему пришлось в Финляндии, Гельсинфорсе, где и застала его Октябрьская революция. Офицеры полка не принимали советскую власть. Полк был окружен частями Красной Армии, переформирован. Началась гражданская война. Санитарную часть бросали с одного фронта на другой. Сутками не спали, принимали и обрабатывали раненых. “Бывало, — рассказывал отец, — освободится койка (унесли мертвого), не успеешь прилечь — опять будят. Встанешь, а рядом опять мертвый”. Война свела Ивана с племянником: Анатолий умер от ран в лазарете под Гурьевом на руках родного дяди. За это время отец перенес три тифа: брюшной, сыпной и возвратный. Демобилизован был лишь в 1923 году — итого 11 лет в армии.





***


Вернулся Иван домой, женился. Свадьба прошла тихо и спокойно. Время было тяжелое, послевоенное, да и громких увеселений в доме Панковых не любили. В жены сосватали Клавдию Земских, которая была на 7 лет моложе мужа. В 1924 году родился я, сын Виктор, в 1926-м — Леонид и в 1928 году дочь Юлия.

Нэп дал возможность развернуть хозяйство. Надежда Сергеевна Хлопунова, внучка Петра Федоровича, вспоминает яркие страницы детства: “Меня привезли к Панковым в 1924 году. Дедонька утром вставал рано, особенно зимой. За ночь несколько раз с фонарем ходил на задний двор к скотине. Во время отела он был там денно и нощно. Родившегося теленка нес в протопленную заранее баню, укладывал на соломенную подстилку, поил его теплым молоком. Помню, однажды родилось два теленка. Пока он занимался с одним теленком, второй начал сосать его бороду. Новорожденных ягнят заносили в дом. Они бегали по комнате, а я с полатей за ними наблюдала.

Каждое утро, управившись со скотиной, Петр Федорович ставил самовар. Бабонька ставила на стол жареные пирожки и картошку (сваренную в мундире, а затем обжаренную в печи). Позавтракав, я уходила в школу к 8 часам. Бабонька пекла хлеб, готовила обед. А дедонька уходил на задний двор и занимался своими делами. В зимнее время часто запрягал лошадь и ехал за сеном или в лес за дровами. Когда возвращался, для меня обязательно привозил кусок замерзшего хлеба и говорил, что это мне послала лиса или заяц. Этот кусочек был самым любимым лакомством.

Весной Петр Федорович с утра до позднего вечера был в поле. После посевной всей семьей делали кизяк — топливо для печек-голландок. Навоз вывозили за деревню, кучи разравнивали и заливали водой. Лошадь гоняли по навозу, своими копытами она месила жижу. Затем закладывали месиво в формы, получалось два кирпича. Их раскладывали на поляне сохнуть, переворачивали каждый брикет по несколько раз. Из подсохших брикетов делали копешки, а из высохших сооружали целые горы.

Моей обязанностью было приносить в дом дрова и кизяк. Дедонька следил, чтобы я помногу не носила, а для воды покупал специально ведра поменьше.

Заготовили кизяк — начинался покос. В эти годы приобрели сенокосилку, сеялку, железные грабли, в которые запрягали лошадь. А за покосом и уборка урожая.

Летом и осенью ездили за грибами, за ягодами. За брусникой ездили в Верхнюю Сапарку. Собирали вишню, из которой делали пастилу — начинку для пирогов. Дедонька умел делать муравьиный спирт. В лесу ставил банки в муравьиные кучи, чтобы собрать муравьев. Затем в железных банках ставил их на шесток, томил, отжимал. Спирту получалось много, хватало и односельчанам.

Спал дедонька на печи, обитой железом, без подстилки. В головах была маленькая “думка”. Он никогда не раздевался, снимал только пиджак и сапоги. Одежду самотканую не носил и лаптей тоже.

В станице никто лаптей не носил. Носил полушубок, а для работы одевал тулуп. В воскресенье, по праздникам, в церковь надевал приличный костюм, хромовые сапоги”.

Наемной силой не пользовались, своими силами обходились, с ребятами в поле управлялись сами. Работа, работа и работа: изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Но Панковы радовались работе, хотели забыть все, что пришлось пережить в гражданскую.

В 1929 году стало тревожно в деревне, пошли слухи о раскулачивании. К этому времени Федор Федорович умер, Зиновий, уже в преклонном возрасте, уехал в Троицк, жил в своем домике с чужой старушкой. В доме Петра Федоровича жили сыновья Дмитрий, Александр и Федор. Иван с Клавой и детьми жили во флигеле, недалеко от дома отца. Земляки советовали Ивану Петровичу уехать из станицы, устроиться работать фельдшером, но он не захотел. Дмитрий уехал в Екатеринбург к сестре, но об этом никто не знал. Исчезли Александр и Федор. В дом Петра Федоровича переехал Иван с семьей.

Долгие годы я мечтал найти своих родственников. В конце 2002 года на мое письмо пришел ответ от сродной сестры Александры Федоровны, дочери Федора Петровича, из которого я узнал о дальнейшей судьбе моего дяди Федора. “В 1932 году, — пишет Александра Федоровна, — отца направили в пос. Джамбул под Ташкентом. Приехали мы: отец, мама и я. Там было еще три русских семьи, которые стали организовывать колхоз. Ну, естественно, в то время были басмачи, русских они ненавидели. Было несколько военных инцидентов, а тут мы с мамой заболели тропической лихорадкой. Отец посадил нас на поезд, сказав, что сразу же следом приедет. И — ни писем, ни его самого… Куда мы только не писали. Из колхоза ответили: ушел и не вернулся. А те три русских семьи вырезали. Писала в Магнитогорск — депутату Панкову, однофамильцу. И в Москву… Так и прожили, не узнав правды…”

…1930 год. По ночам никто из взрослых не спал, ждали беды. Январь и февраль тридцатого был тревожным. Приезжали уполномоченные из района. В сельском совете в большом секрете составлялись списки тех, кто подлежал раскулачиванию. Петру Федоровичу стало известно, что в списках есть семья Панковых из десяти человек: он, жена, три сына, четвертый Иван с женой и детьми…

В конце февраля, рано утром, пришли председатель сельсовета и двое в шинелях, сделали опись имущества. На другой день на торгах за бесценок было продано описанное имущество, а скотину — лошадей, коров, овец — угнали на колхозный двор.





***


1 марта 1930 семья Панковых была репрессирована. Провожать пришло очень много народу. Земляки жалели нас за доброту и помощь, которую оказывали Пелагея Александровна и Петр Федорович. Одни жалели, другие злобно выкрикивали: “Скорее увозите кулацкое отродье! Ироды! Душегубы!” Так думали трезвые бездельники, а у пьяного все это на языке.

Петра Федоровича арестовали, увезли в Качкарь, а остальных посадили в сани и увезли на железнодорожную станцию Увельку. На железнодорожной станции всех погрузили в вагоны. У каждого вагона военные с наганами, а кругом оцепление — солдаты с винтовками. Через несколько дней нас выгрузили в Тюмени, а там — на санях, розвальнях, дровнях с плетеными коробами, по 10–12 подвод, двигались на север под конвоем. Обоз шел с раннего утра до позднего вечера, а на ночь размещали в деревне на ночлег. У кого были деньги, просили разрешения купить хлеба или выменять.

Плач детей слышался всю дорогу. Плакали взрослые и старики. По дороге умер младенец. Матери не дали похоронить ребенка, она его зарыла в сугроб. Привезли в Тобольск. Нашу семью поселили в корпусе бывшей духовной семинарии.

На Иртыше начался ледоход. На пристани готовились к навигации. Теперь стало ясно, почему свезли в Тобольск столько ссыльных: чтобы отправить на Север. Люди с тревогой ждали часа своей отправки.

В конце апреля приехал Петр Федорович. Много было радости у ссыльных, когда вернулись их мужики. Дедонька с бабонькой плакали и долго сидели, обнявшись, на скамейке. Дедонька рассказал нам потом, что произошло с ним, когда его арестовали. Там милиция продержала три дня, а потом арестованных выпустили домой, в деревни, приказав ждать вызова. План милиции был коварный. Отпустив кулаков, они рассчитывали, что вернувшиеся хозяева бросятся спасать свое припрятанное добро, таким образом укажут тайники. И не просчитались.

Петр Федорович пришел в станицу. Домой не пошел, переночевать решил у шурина Петра Земских, семью которого тоже увезли в ссылку. Первую ночь они провели в разговорах, а на вторую ночь Петр Федорович взял топор и лопату и далеко за полночь пошел в укромное место, где был тайник. Станица спала. Топором разрушил корку земли, лопатой расчистил углубление. И так до тех пор, пока топор не ударился о железо. Только наклонился, чтобы взять чугунок, как его осветил фонарь. “Вставай! — сказал подошедший. — Мы теперь сами управимся. Иди домой, а утром в милицию. Понял?”

Утром Петр Федорович пришел в районный отдел милиции. В каталажке уже находились те, кто раскрыл свои клады в первую же ночь. Из всех арестованных накануне только двое не вернулись. Через месяц, в апреле, когда стало тепло, арестованных привезли в Тюмень, а дальше пароходами в трюмах на Север, для соединения с семьей…

…И вот раздался протяжный, басовитый гудок парохода, возвестивший город о своей готовности идти в рейс. В местах проживания ссыльных, уполномоченные зачитывали списки тех, кто должен прибыть на пристань для погрузки. Вестовой сообщил об отправке нашей семьи в первый рейс, но в последний момент возвратили обратно. Потом еще раз. На третий раз наша мама возмутилась: “Что вы делаете? То отправляете, то не отправляете. Решили отправлять — отправляйте!” Дедонька остановил маму, сказав, чтобы она не возмущалась и ждала своего часа, так как она не знает, что такое Север.

Все дело было в том, что медицинских работников не хватало, и нашего папу, фельдшера, взяли в поликлинику вести прием больных. Заведующий поликлиникой всячески отстаивал фельдшера Панкова от отправки на Север. Позднее заведующий райздравом Радченко договорился с органами ГПУ об отправке моего отца в ссылку в Тобольский район, Кугаевский сельский совет, где мы прожили полтора года. Там купили корову. Но на отца написали донос, что колхозников лечит ссыльный фельдшер. Корову пришлось оставить в деревне, а самим собираться в путь, в спецпоселок.





***


Весной, по последнему снегу, нашу семью повезли во вновь организованный поселок Советский, в семидесяти километрах от Тобольска. В июне комендант разрешил привезти корову. Дедонька собрался и поехал за ней. Через 10 дней у ссыльных появилась первая корова. Для нее из тонкого мерного леса он сделал стайку-шалаш, а то комары, пауты и мошки не давали покоя на открытом месте.

Целый год жили в домике, где за пологом был медпункт, а в другой половине на нарах мы. В первую обязанность дедоньки входило обеспечение водой медпункта, семьи и коровы. Зимой хлопот прибавилось: надо было привозить сено на санках и заготавливать мох для еды. Распорядок его дня был такой: утром с бабонькой доили корову, так как корова лягалась, ее путали (связывали). После завтрака два раза привозил на санках сено, а когда мороз уменьшался, он брал меня с собой, и мы с санками шли на болото за мхом. Он разрывал площадку, смотрел, если зеленый мох и много кочек, то переходил на другое место в поисках белого мха ягеля. Его нарезал кубиками, укладывал в кули, которые держал я. Там, на болоте, он познакомился с дедом Осиповым. При дальнейших встречах на болоте дедоньки приподнимали шапки и делали небольшой наклон головы, приветствуя друг друга. Петр Федорович характером был крутой, но в ссылке он стал замкнутым и более покладистым.

Он был большим охотником ловить на крючок рыбу. Рыбачить уходил к Согриной мельнице и частенько брал меня с собой. Там, на берегу, он много рассказывал о своем житье-бытье. Когда он был молодым и ездил то с одним братом, то с другим на ярмарки, все присматривался, познавал жизнь, видел ее не праздной, которая губит человека, а в работе, в заботе, мечтал о счастливом будущем. Братья трудились в поте лица, и Бог дал вознаграждение — нашли золотой самородок и пустили его в дело. Выстроили дома, расширили церковь — для других старались. Другие жители станицы тоже находили самородки, но распорядиться этим даром надо было умеючи. Одни заводили хозяйство, строились, а другие пускались в веселую жизнь, а когда все уходило прахом, начинали каяться, да было поздно.

Станица Кособродская была большая, в ней насчитывалось около 500 дворов. Большинство хозяйств занималось хлебопашеством, разведением скота. Были мастеровые, которые занимались разным ремеслом. В станице были пошивочная, маслобойня, школа, а позднее — изба-читальня. Дед подтолкнул станичников к расширению своих хозяйств и приобретению сельхозмашин: косилки, веялки, молотилки. Стали забывать о том, как молотили цепами, как сушили зерно в овинах, как случались пожары, которых Петр Федорович боялся с детства. В доме не разрешалось зажигать спички в сенках, кладовых и особенно на скотном дворе, всегда пользовались фонарями. Такая мера предосторожности сохранилась и в ссылке. Если кто-либо пользовался спичкой, особенно когда приходили курящие, то после ухода все проветривалось и просматривалось, не отлетела ли головка спички. В доме Панковых никто не курил, и спичками пользовались только для того, чтобы затопить печь или камин.

Когда переехали в поселке в двухэтажный дом, где вверху находился медпункт, а нижний этаж был отдан под квартиру фельдшера, здесь воду приходилось поднимать на две горы.

Огород разрабатывали около дома. Убирали пни, подкапывая их и подрубая корни. Весной начали копать землю. Земля была песчаная, и копать ее было легко. Это как-то обещало продолжение жизни, а жизнь в бараках была неопределенностью. Ждать урожая было сомнительно, но надо было жить, а какая жизнь без еды. Разработали огород, где выращивали овощи и картофель. Вопрос с обеспечением продуктами питания был как-то решен: имели молочные продукты, яйцо, завели свинью.

Петр Федорович ухаживал за коровой как за малым дитем. Иногда случалось так, что напоит корову, а пойло сделает теплое, подсоленное, а потом опять сходит за водой и опять нагревает пойло для коровы, а бабонька проворчит, дескать, только что поил корову и опять хочешь поить.

У Петра Федоровича свободного времени не было, он все время был занят какой-либо работой. Летом то в огороде что-то копает, то у коровы в стайке стучит, то делает топорище, а их уже у него было сделано около десятка, то черенки к лопатам, вилам и косам. Во время покоса прибавлялось работы. Утром надо было управиться: подмести двор, принести воды, убрать у коровы. После завтрака брал с собой литовку, серп и плетеную из мочала сеть, бутылочку с кипяченой водой. Возвращался поздно, с тяжелой ношей — травой в сетке, сжатой специально серпом для коровы, а трава-то один визиль. Красуля придет с пастбища с полными боками, после дойки ложится отдыхать, а к утру кормушка пустая. И так все дни, пока идет сенокосная страда. Метать сено в стога ходили папа и мы с братом, а маму не брали, ей много было работы по дому и медпункте.

Бывали минуты раздумий и размышлений, когда Петр Федорович откровенничал: “За свою жизнь я повидал многое, работал с утра до вечера, все скорей, скорей, не зная покоя, а сейчас сделал работу — и отдыхай”.

Еду дед любил свежую и хорошую, а если случалась какая-то заминка, он говорил своей любимой жене — поленилась постряпать пироги или шаньги? И здесь, в ссылке, когда перебрались в двухэтажный дом, имели нашу кормилицу Красулю, свинью, куриц и овечек. Дедонька с бабонькой вставали рано, бабонька затопляла русскую печь, а дедонька разжигал самовар сосновыми шишками.

Жена Петра Федоровича Пелагея Александровна была исключительно доброй души и мягкого характера. Обаятельная, умная, ее любили не только в своем доме, но и соседи. Твердость и энергичность ставили ее выше тех, с кем она общалась. Она не обращала внимания на сплетни и пересуды, считала, что все это от безделья.

Она находила время и на воспитание внуков, особенно стремилась воспитать в них честность. Часто рассказывала нам о том, как мальчика за пятачок посадили в тюрьму. Чужое брать — грешно. Это исповедовали в роду из поколения в поколение.

Петр Федорович и Пелагея Александровна и в ссылке соблюдали церковные обряды и посты. На кухне под занавеской стояли две иконы, на которые утром и перед едой бабонька крестилась, а дедонька крестился тогда, когда его никто не видел. Бабонька носила темную одежду и как выбиралась свободная минутка, она брала религиозную книгу, которая всегда находилась у нее под подушкой, и читала про себя, шевеля губами.

Вся жизнь Петра Федоровича, моего дедоньки, и Пелагеи Александровны, моей бабоньки, прошли в согласии и любви. Всю работу делали вместе. Когда арестовали дедоньку, она все время плакала. Чувств на людях не показывали. Но все свободное время сидели рядом, и Пелагея Александровна слушала мужа, не пропуская ни единого слова.

Отношения Петра Федоровича с сыном Иваном были сложные, иногда натянутые, о чем можно судить по крутым разговорам между ними. Только после войны, когда я пришел из армии, папа с большой обидой рассказал о том, что его не пустили учиться, как он стал военным фельдшером, как он после демобилизации мечтал устроить свою жизнь, но все мечты были перечеркнуты раскулачиванием и ссылкой. Во всем он винил отца…

До войны нового не носили. Мама что-то перешивала, что-то латала. Петр Федорович всегда ходил аккуратно, но и рубаха, и брюки были в заплатах, а зимний полушубок был чиненный- перечиненный, что на нем не было целого места. После раскулачивания ему достались поношенные сапоги, а когда они пришли в негодность, надел лапти, которые носил до кончины. Лапти для него не были новостью, он носил их, но только на покосе или в поле. Носил он бороду и усы, за которыми тщательно следил. Когда-то статный и красивый мужчина, теперь резко постарел, лицо его покрыли морщины, спину согнула вода. Так и похоронили его 2 сентября 1941 года в одежде с заплатами. Горя хватили, как говорят, под самую завязку.





***


Два года с начала раскулачивания дети ссыльных были вне школы. Только в 1933 году в спецпоселок Советский приехали учителя. Они начали с обхода бараков для записи учеников в школу. Для школы был выстроен барак с четырьмя комнатами и коридором. В двух комнатах разместились начальные классы, в третьей комнате занимались переростки по ускоренной программе. Четвертая комната была для учителей, которую скоро занял Соколов Феликс Иванович, директор школы, и его жена, Надежда Ивановна, тоже учительница.

Когда начались занятия в школе, я и другие ребята, которых не записали в школу (в первый год количество учащихся в классах было слишком большое), ходили около школы и заглядывали в окна. Когда заканчивались занятия, я встречал своего друга Федю Осипова. Он показывал мне учебники, которые им выдали. Один учебник был на двоих-троих ребят, так как учебников не хватало.

В короткие зимние дни ребята приходили из школы, когда начинало темнеть. Писали на подоконнике, пока совсем не стемнеет. Для чтения зажигали лучину, которая коптила, догоревшие угли падали в воду. Чернила делали из “химического” карандаша.

После подготовки домашнего задания нужно было выполнить работу по дому: принести дров, воды из речки, а это очень далеко, или натаять снегу. После ужина ложились спать на нары, прижавшись друг к другу, чтобы было теплее.

Учителя приходили на дом к ученикам для беседы с родителями. Многие ребята ходили в школу грязные. Во время медицинского осмотра выявились школьники, у которых были конъюнктивит и даже трахома. Совместными усилиями учителей и медиков ученикам и родителям прививалась культура быта.

В ту холодную и голодную зиму в поселке много похоронили стариков и детей, в первую очередь, от плохого питания. Вася Шеметов был моложе нас. У него была водянка. По распоряжению коменданта Рыжова хоронила его только семья. Позднее, когда комендантом стал Бодров, на похоронах разрешали присутствовать другим ссыльным. Много было ссыльных на похоронах Вани Уфимцева, который утонул в реке Шестаковке.

Ближе к весне ребята ходили на болото, собирали почки сосны, сами ели, а еще надо было набрать для семьи, для младших сестренок и братишек. С началом сокодвижения у березы собирали березовый сок, снимали бересту, отделяли камбий, который называли пенками, и тоже съедали. Этим как-то утоляли голод. С появлением листьев на деревьях уходили в липняки и там наполняли желудки мягкими и пресными листочками. Липовый лист, как и мох, сушили, разминали, просеивали и делали липовые лепешки. Кроме липового листа заготавливали крапиву, медуницу, пучки, пиканы, щавель, саранки, полевой лук. С разрешения коменданта ходили к мельнице в соседнюю деревню Согру ловить рыбу, так как речка у поселка была занята лесом. Хорошей добавкой к скудному питанию спецпереселенцев были ягоды, грибы. Ягоду черемухи размалывали на жерновах, из ягод брусники делали пастилу — все это заготавливали на зиму. К зиме появилась прибавка муки, стали выдавать деньги за заготовленный и сплавленный в Тобольск лес. На эти деньги закупали в соседних деревнях картошку, овощи, молочную продукцию, мясо. Поправилось дело с питанием — на очереди вставал вопрос о покупке одежды.

Осенью 1934 года я пошел в школу с холщовой сумкой через плечо. За столами сидели по три ученика. Мы строго выполняли наказы родителей не разговаривать на уроках, только отвечать на вопросы учителей. В те годы стояли сильные морозы — воробьи замерзали на лету, поэтому часто занятия в школе отменялись. Окна затягивались инеем, и в классах стоял полумрак. На переменах дежурили учителя, и чтобы ученики не бегали, организовывали игры, чаще всего, водили хороводы и пели песни.

К середине тридцатых в бараках произошли изменения — в коморках поставили станки, на которых ткали рогожи. К копоти лучины прибавилась едучая пыль мочала.

Осенью 1934 года в поселке был открыт магазин. В нем были товары первой необходимости: лопаты, лампы, керосин. Все эти товары продавались по спискам, подписанным комендантом. Хорошо помню ликование нас, детей, когда родители покупали конфеты.

Ни в одной семье ссыльных не было игрушек. Иногда родители приносили из леса какой-нибудь сучок, похожий на животное, птичку или человечка — это и была игрушка. Девочки брали сучок и листок от дерева, обвязывали мочалом, рисовали нос, рот — и получалась кукла. Другие делали куклы прямо из мочала — перевязывали середину пучка, отдельно делали руки, ноги, а вместо головы вставляли березовый кубик, на котором рисовали рот, нос, глаза.

В 1935 году началось строительство новой школы и одновременно детского садa-яслей. На следующий год занятия начались в новом здании: высокое крыльцо с перилами, раздевалка с колышками, а не гвоздями, широкий коридор, из которого попадали в классные комнаты с большими-большими окнами. В два ряда стояли двухместные черные парты, имелась переносная доска. Обязательно в каждом классе был портрет Ленина или Сталина. В праздники развешивались лозунги в классах и коридоре, предлагалось иметь лозунг и дома.

В классе выбирался староста, в обязанности которого входило составлять список дежурных, проверять чистоту рук и ушей, опрятность одежды, приносить к уроку наглядные пособия. Наглядные пособия были по всем предметам и почти на все темы. Когда я учился в 5 классе, нас больше всего интересовали карты по географии. После урока мы, как говорится, “прилипали” к карте, и сначала искали те места, где жили до раскулачивания, затем — куда забросила нас судьба-судьбинушка.

Директора Ф.И. Соколова очень любили за доброту и справедливость. После его отъезда директором был назначен Прокопий Захарович Засекин, строгий, но энергичный и требовательный. В школе его все боялись, даже, как нам казалось, учителя. Утром, когда директор проходил по коридору, ученики прижимались к стенам и молча провожали его взглядом. Еще больше стали его бояться после спектакля “Золотая табакерка”, где он сыграл роль помещика.

Осенью после уроков мы занимались благоустройством школьного двора. Убирали щепу, выкапывали пни, выметали мусор. Много работы было с устройством горки на склоне горы или речки. Участвовали в этой работе ученики старших классов под руководством учителя физкультуры Павла Карповича Трифонова.

На каникулы в поселок приезжали студенты, те, кто после окончания школы учился в учебных заведениях Тобольска. Они приходили в школу, разучивали с учениками песни, такие, как “Золотые вы песочки”, “На закате ходит парень”, играли в “телефон”, “ручеек” и др.

Здесь, в поселке, дети ссыльных впервые увидели трактор, самолет, автомобиль, комбайн прицепной. Как получалась мука, знали все мальчишки и девчонки: в соседней деревне были две мельницы, водяная и ветряная. Взрослые, которые работали в леспромхозе, жили на лесоучастке Горшечное. На выходные дни они приезжали к своим родным и привозили купленные там вещи. Один раз был привезен патефон с пластинками. После увиденного и услышанного взрослые и дети были в восторге и долго гадали, как из черного плоского круга получались голоса и музыка.

Весной 1937 года в поселке произошли большие перемены: неуставная артель была реорганизована в промколхоз имени Свердлова. В промколхоз завезли свиней, коров. Ссыльные стали переселяться в новые дома и обзаводиться живностью. Начал работать смолокуренный завод. В старом помещении школы открыли класс для трудового обучения.

Все эти новшества без труда детей не обходились. С появлением коров нас стали привлекать на заготовку сена. В первый год доверяли грабли, на следующий год — вилы, потом — носилки. Нравился обед: мясной суп, каша, чай и хлеб.

По сталинской Конституции жители поселка впервые участвовали в выборах. В новом учебном году в школе появились первые пионеры. В школьную жизнь входило соревнование, в первую очередь, по учебе. Каждую неделю в понедельник строились на общешкольную линейку, где заслушивались рапорты о результатах учебы, санитарном состоянии. Итоги соревнования отражались на стенде: самолет — “отлично”, паровоз — “хорошо”, лошадь — “удовлетворительно”, черепаха — “плохо”. В этом же году в школу пришли учиться дети из соседних деревень, даже из Тахтаира (17 км). Жили они в соседней Согре, интерната не было. В Советской школе учился будущий Герой Советского Союза Александр Николаевич Волохов.

О событиях в стране узнавали из газеты “Пионерская правда”. Участвовали в смотре художественной самодеятельности, который проходил в райцентре Байкалово. Многие выступления были отмечены грамотами.

К концу тридцатых годов зажили хорошо. Пришел достаток в каждую семью. Перешли все в новые дома, разработали огороды. Стали нарядно одеваться. В воскресные дни молодежь проводила время в клубе, ходили в гости в соседнюю деревню. Папа, возвращаясь из города, всегда нам что-нибудь привозил в подарок. Первым подарком были лыжи, сделанные столяром. Они были тяжелые, но все равно таких ни у кого не было. Приезжал в гости папин брат из Свердловска, он привез в подарок нам с Леней резиновые игрушки — слона и льва, а сестренке — резиновую куклу. Когда я перешел в старшие классы, мне подарили фотоаппарат “Фотокор”. На следующий год через “Посылторг” мы получили мандолинку.

1937-й год принес горе и страдания. Начали по ночам исчезать мужчины. Поселок затих. Рано закрывались и выглядывали в окна, а вдруг пожалуют “гости” с наганом.

Дети ссыльных, лишенные детства, перенесли голод, холод, другие лишения, но это не сломило их дух и стремление жить и добиваться положения нормального человека. Детей школьного возраста в поселке было более ста, из них умерло в детском возрасте 9 человек. Ежегодно в Тобольске училось 15–20 студентов. В годы Великой Отечественной войны ушло на фронт 32 человека, из них две девушки. Погибло 13 юношей, не дожив до 25 лет.

Окончили школьное и дошкольное педучилища около 40 человек, медучилище — восемь, школу водников — пять, сельскохозяйственный техникум — шесть; курсы счетных работников — семь человек. Директорами школ работало пять человек, завучами — три, заведующими начальных школ — семь. Только в Байкаловском районе работало 14 выпускников педучилища.

Мы благодарны директорам и учителям школы этого периода:

Ф.И. Солопову, П.З. Злобину, Г.Н. Никитину, П.М. Третьякову, П.Е. Пуртову, П.К. Трифонову, П.А. Дорошенко, С.И. Ендальцевой, Н.П. Чумакову, Д.С. Шевелеву, А.И. Карповой.





***


Заболевания в спецпоселках носили эпидемиологический характер. Осенью-зимой 1930 года среди ссыльных крестьян Тобольского округа вспыхнула эпидемия сыпного тифа и цинги, в первой половине 1931 года — брюшного и сыпного тифов. В 1932 — 1933 гг. наибольшее число заболеваний вызвала цинга. Эти болезни случались и в поселке, но эпидемий не было.

Отцу приходилось работать с утра до вечера, не считаясь со временем. Больные приходили на прием до работы. С каждым днем больных становилось все больше и больше. У отца было правило: лечить не болезнь, а причину болезни. Это правило он усвоил от врачей, с которыми работал в лазаретах и госпиталях, когда служил в армии. Тяжелая работа, отсутствие теплой одежды, антисанитарные условия вызывали тревогу фельдшера. Завшивленность была поголовной, и надо было принимать срочные меры. Баня была за полтора километра, туда гоняли раз в 10 дней только рабочих. Дети и старики мылись в бараках. Мыла не было. Отец пошел к коменданту, но разговора не получилось.

Комендант не разрешил больным оставаться дома и начать строительство бани в поселке отказался. Сложилась тяжелая ситуация — угроза эпидемии тифа. Комендант понимал это, но без разрешения вышестоящего начальства разрешить строительство не мог. Пришлось ему ехать в районную комендатуру. Там ходатайство отца удовлетворили.

На следующий день из леспромхоза были приглашены десятник и мастер для составления сметы постройки бани с вошебойкой и прачечной. Баню с прачечной построили быстро, а с вошебойкой было сложнее: думали-гадали, как поднять до нужной температуру в помещении, но вскоре и эту проблему решили. Дым пустили по дымоходам в стенах и полу — так строили вошебойки в госпиталях еще в Первую мировую войну. Печник Горбунов был, как говорят, мастером на все руки, но такое делать не приходилось. Делать — делал, но все сомневался, дескать, напрасный труд. Во время испытания отец волновался — вдруг не получится. Затопили печь, дым через щели в дымоходах заполнил вошебойку, а затем вырвался через трубу наружу. Получилось! После обработки белье и одежда скрипели от жара, а паразиты осыпались.

Следующая задача — ликвидировать вшей на голове. Одалживали гребни у жителей соседней деревни или покупали. Когда были уничтожены вши, взялись за клопов-кровососов. От этих паразитов все стены в бараках были красными. Сколько они выпили крови у ссыльных — никто не узнает. Боролись и с клопами, но результатов особых не было…

В голодное время 1932–1933 гг. работы у отца прибавилось. Кроме травм и простудных заболеваний участились кишечножелудочные заболевания, а также истощение организма. Лекарством от простуды была одна хина, а остальные болезни лечили травами. Он не справлялся с таким объемом работы, поэтому вновь вынужден был обратиться к коменданту с просьбой дать помощника. Посовещавшись с районным отделом НКВД, комендант принял решение отправить Петра Малышева на учебу в медтехникум. Мою мать освободили от работы в лесу и зачислили в штат медпункта санитаркой и уборщицей.

За этот год почти каждая семья похоронила кого-нибудь из родных, в основном умирали дети и старики. Смерть не обходила и сильных, здоровых людей. Василий Кориков попал под падающую лесину. Это были первые похороны. Место под кладбище еще не было отведено, его похоронили прямо у дороги. У Баргачевой Марии и Кориковой Анны был перелом ног. Анна ходила на протезе, а Мария осталась хромой. Григорий Забродин умер от воспаления легких, остались сиротами двое сыновей…

Когда открылась школа, объем работы фельдшера увеличился. При осмотре у детей была обнаружена трахома. Эта болезнь от грязи: от копоти лучин, от пыли мочала, от грязных рук и полотенец, если таковые имелись…

Начали строить двухквартирные домики, и здесь нашлась работа фельдшеру. Отец настаивал, чтобы домики были расположены окнами на солнечную сторону, приговаривая: “Где в квартире солнечные лучи, там медику работы меньше”. Два ряда домов, школа, детсад были выстроены на солнечную сторону, а третий ряд — солнце заглядывало в дома только утром и вечером.

Первоначально колодцев в поселке не было. Летом брали воду из речки Шестаковки, зимой топили снег. По требованию фельдшера выкопали колодец. Отец следил за порядком в бараках, своевременной уборкой пыли и паутины, за состоянием отхожих мест.

Большое внимание отец уделял пропаганде здорового образа жизни, постоянно читал лекции в школе, в леспромхозе, в колхозе. По деревням собирал будущих мам и читал им лекции, как вырастить здорового ребенка.

Пропускная способность приема больных увеличилась с возвращением в поселок после окончания медтехникума Петра Малышева. Больные, у которых перевязки или свежая травма, шли на прием к Малышеву, а кто по терапевтической части — к отцу. Мама топила печи, кипятила шприцы и наводила порядок в медпункте.

Случай, который произошел в медпункте, долго обсуждали в поселке. Отец был в городе с отчетом. Семья спала. Вдруг зазвенели разбитые стекла. Мама побежала к коменданту. Бабушка бросилась будить дедушку, велела ему караулить у лестницы, а сама взяла ключи и поднялась наверх. В приемной за шкафом она увидела чью-то тень. Сначала она подумала, что это ночная птица разбила окно и залетела на второй этаж дома. Она смело заглянула за шкаф, который разгораживал помещение на две части, и увидела под кушеткой чьи-то ноги. Что будет — то будет! Она потянула за ноги и закричала: “Вылезай!” “Незваного” гостя она увела к помещение, где лежал больной Кошкаров. Бабушка стала спускаться по одной лестнице, а незнакомец поспешил скрыться по другой. Внизу лестницы стоял дедушка. “Стой! — закричал тот. — У меня топор в руках!”

В этот момент раздался стук в дверь, в комнату ворвался комендант. В руках у него было оружие. “Гостя” увели. Но долго мы не могли прийти в себя от случившегося. Впоследствии мы узнали, что это был “морфист”. По пути из Омска он обокрал несколько медпунктов, а здесь попался. Как он забрел в такую глушь?

Уходили на фронт фельдшеры, ветработники. К отцу все чаще и чаще обращались с просьбой осмотреть скотину. В голодные военные годы боялись остаться без коровы-кормилицы. Он сначала отказывался, дескать, он лечит людей, а не скот. И все же пришлось помогать.

Во время войны лекарств не было. Освобождение от работы больным было запрещено выдавать. Лечил осиновой настойкой. Этим настоем натирались сами и натирали больных детей. Одним словом, действенное средство в борьбе с простудными заболеваниями. Настойку полыни называли “живая вода”. И даже в эти трудные годы он требовал от жителей должного санитарного состояния домов и улиц.

Со временем работы у отца не убавилось, а наоборот, стало все больше и больше. Когда поселок был передан Байкаловскому району, территория обслуживания Советским ФАШ увеличилась. Прибавилось пять населенных пунктов, одна неполная средняя и две начальные школы, лесоучасток, пять ферм, три магазина. Было время, обслуживал 13 сельских советов, бывало, не ночевал дома по нескольку дней. Лошадь редко давали, пешком обошел весь район. Авторитетом пользовался большим. К нему обращались с различными просьбами. Приходилось и зубы вырывать, и роды принимать, хотя это не входило в его обязанности. И сейчас, кому он оказывал помощь, вспоминают его с благодарностью.

Был такой случай. Это было после войны. Привозит за 18 км муж свою жену, которая за войну надсадилась и простудилась, не встает на ноги. В своей деревне был фельдшер, но тот отказался лечить. Со слезами на глазах муж рассказывал, что в районной больнице не смогли помочь, дали направление в областную больницу. В области сказали, что ничего не смогут сделать. Повез он жену в г. Свердловск к известному профессору. И там отказ: эта болезнь лечению не поддается. Приехали ни с чем домой, и тут кто-то посоветовал обратиться в фельдшеру Панкову. Через четыре месяца произошло чудо: женщина встала на ноги. Лечил травами, настойками, мазями.

В конце пятидесятых годов мои родители ушли на пенсию. Иван Петрович проработал фельдшером 46 лет, был награжден значком “Отличник здравоохранения”, медалью “За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941 — 1945 гг.”. Медалью была награждена и мама. Освобождение из ссылки последовало после награждения — случай крайне редкий.

Как-то у моего отца спросили: “Как Вы относитесь к богу?” “Серьезно, — ответил он. — В моем понятии бог — это совесть. Если у человека есть совесть, то бог с ним, а если совести нет, то и бога в нем нет”. Он жил по совести и детям завещал так жить.





ДОКУМЕНТЫ О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И. П. и К. Т. ПАНКОВЫХ



(из личного фонда Панкова)



Справка об окончании



Тобольской фельдшерско-акушерской школы


Дана настоящая Панкову Ивану Петровичу в том, что он действительно является экстерном при Тобольской Фельдшерской акушерской школе и сдал следующие дисциплины с оценками:

Анатомия и физиология — хорошо

Фармокология — посредственно

Хирургия — посредственно

Внутренние — посредственно

Детские — хорошо

Инфекционные — посредственно

Патологию — хорошо

Кожно-венерические — хорошо.

Директор П. И. Кузнецова

Справка о служебной деятельности К. Т. Панковой Дана настоящая справка гражданке Панковой в том, что она действительно работает в Кугаевских детяслях в качестве технички с 1 июля 1931 г. по 7 октября 1931 года.

Зав. дет. яслями (подпись)





Выписка из приказа по Байкаловскому райздравотделу за № 196


от 7 ноября 1941 года

1) Великая Отечественная война, в условиях которой наш народ сегодня отмечает 24 годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, перед медицинскими работниками поставила ряд почетных и ответственных задач, выполнение которых требует напряжения всех сил, применения знаний и опыта, самоотверженной и кропотливой работы.

В эти тревожные дни стране нужны беззаветная работа всех и каждого, нужны миллионы умелых рук, пламенных и преданных сердец.

В день 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции от имени райздравотдела объявляют благодарность, с занесением в трудовую книжку, следующим товарищам, участвующим в предоктябрьском соцсоревновании:

Заведующему Советским медпунктом товарищу Панкову И.П. - с любовью относящемуся к своему делу, хорошо поставившему учет и отчетность, безупречно исполнительному, ежедневно улучшающему постановку лечебно-профилактической работы в районе обслуживания…

Санитарке Советского медпункта товарищу Панковой К.Т., оказывающей практическую помощь в работе заведующему медпунктом, выполняя работу медсестры, поддерживающей образцовый порядок и чистоту в помещении медпункта…

Зав. райздравотделом Дюков.





Выписка из приказа № 159



по районному отделу здравоохранения


от 15 июля 1943 г.

Великая Отечественная война, в [условиях] которой медработники Советского Союза сегодня отмечают 25-летие советского здравоохранения, перед медработниками поставила ряд почетных задач, выполнение которых требует напряжения сил, применения знаний и опыта, самоотверженной и кропотливой работы. Свою задачу “стоять на страже жизни и здоровья трудящихся, всемерно помогать снижению заболеваемости и смертности” советское здравоохранение настойчиво и неуклонно разрешало в течение всех прошедших 25 лет, продолжает их это и в настоящий момент. На достойной Советского Союза высоте оказалось наше здравоохранение при организации помощи больным и раненым защитникам Родины!

Тысячи медработников героически выполняют священный долг перед родиной на различных участках фронта и тыла. В день 25-й годовщины советского здравоохранения объявляют благодарность с занесением в трудовую книжку тем, которые хорошо поняли и помнят о том, что несут ответственность за здоровье трудящихся в работе, за обеспечение санитарно-эпидемиологического благополучия тыла, за воспитание и охрану здоровья детей, тем, которые работают, не считаясь со временем, не боясь лишений, не жалея сил, которые на своем маленьком участке работы делают большое полезное дело:





Товарищу ПАНКОВУ ИВАНУ ПЕТРОВИЧУ,


Зав. Советским фельдшерско-акушерским пунктом…

Из заметки “Благодарность врачу” в газете “Знамя колхоза”

Еще в Тюмени заболел у меня ребенок, но обратиться за медицинской помощью я не мог из-за того, что был уже билет на пароход и разные служебные дела.

По прибытию в Советский поселок я обратился к врачу Панкову Ивану Петровичу. Выслушав мои объяснения и осмотрев ребенка, опытный врач установил диагноз и оказал срочную помощь медикаментами.

Медицинское вмешательство дало свои результаты. Через три дня температура стала нормальной, и ребенок стал выздоравливать.

От души благодарю Ивана Петровича Панкова за внимательное отношение и хорошее обслуживание медицинской помощью.

М. Тушаков, д. Мазурово.

Знамя колхоза (Байкалово). - 1944. - 8 октября.

61





Благодарственное письмо Тюменского обкома Красного Креста



И.П. Панкову



Уважаемый Иван Петрович!


Тюменский обком Красного Креста в честь 1 Мая награждает вас грамотой за проведение Вами краснокрестной работы на наших участках, чем Вы помогаете укреплять санитарно-оборонную работу в вашей области.

Тюменский обком Красного Креста награждает Вас грамотой, надеется, что вы еще больше будете уделять времени работе Красного Креста: организации первичных краснокрестных организаций, подготовке значкистов ГСО и БГСО. О получении грамоты уведомите обком Красного Креста.

С уважением к Вам:

Председатель Тюменского обкома Красного Креста

Конищев Е.Я.

22 апреля 1948 г.





Из справки районного главврача Митрякова — о работе Советского



фельдшерского пункта


от 5 сентября 1952 года

При знакомстве с работой Советского фельдшерского пункта обнаружено, что работа медпункта поставлена на должную высоту, соответственно принципам советского здравоохранения. Зав. медпунктом Панков И.П. честно и добросовестно относится к своим обязанностям. Медпункт находится в хорошем состоянии. Панков И.П. пользуется заслуженным авторитетом пациентов.

Главный врач Митряков.





Из приказа № 82



по Байкаловскому районному отделу здравоохранения


от 3 ноября 1955 г.

Поздравляю всех медицинских работников нашего района с Днем празднования 38-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, желаю дальнейших успехов в деле улучшения медицинского обслуживания населения, в повышении культуры лечебных и профилактических учреждений. Внедряйте достижения медицинской науки в практику.

В ознаменование Великого праздника за честное и добросовестное отношение к работе объявляю благодарность с занесением в трудовые книжки:



15. Зав. Советским ФАП Панкову И.П.



Зав. райздравотделом: Стародумов





ВОСПОМИНАНИЯ О ДЕТСТВЕ





А.А. Воробьева (Гайдамак)



В заснеженном феврале 1929 года по проселочным дорогам от Южного Урала на Север везли семьи отправляемых на поселение людей. Среди них была семья Андрея Игнатьевича Гайдамака, вывезенная из деревни Травянской Троицкого уезда Челябинского округа Уральской области. Семья состояла из отца, матери, Марии Степановны, сына Ивана 1920 г. рождения, дочерей Александры (1921 г.), Лидии (1924 г.), Валентины (1929 г.). Старшие дети Клавдия и Николай были взрослыми и уехали из семьи до ссылки.

Санный поезд был длинным, в каждые сани было запряжено по 3 — 4 лошади. Каждая семья ехала на отдельной подводе, где люди размещались со всем своим скарбом, маленькими детьми. Младенцы по дороге умирали, их закапывали в снегу и продолжали путь дальше. Ехали до Тобольска в течение нескольких дней. На ночлег останавливались в деревнях. Обоз сопровождали милиционеры.

Привезенных в Тобольск разместили в церкви, что ближе к взвозу. В помещении, длинном и широком, построили нары в четыре этажа, на которых разместили людей. Ссыльные были распределены по котлопунктам. Мы с братом Иваном ходили за кашей.

Когда вскрылся Иртыш и пошли пароходы, ссыльных стали отправлять на Север. Сестра Валя, ей было 5 месяцев, заболела корью, поэтому нас оставили в Тобольске. Позже всех ссыльных, оставшихся в Тобольске, стали распределять по районам. Нас отправили в Байкаловский район, разместили недалеко от деревни Согра.

Для нового поселка выбрали место на высоком берегу реки. Слева гора, справа лес — место очень живописное. В лесу росли сосны, ели, пихты, было много брусники, черники, морошки и грибов. Неподалеку был кедровик, переселенцы добывали там орехи. Чтобы перезимовать, в горе выкопали землянки. Сначала пищу готовили на кострах, затем в горе сделали печи, на них готовили еду. Муки давали понемногу — только работающим, потом стали добавлять на иждивенцев.

Люди разрабатывали целину, в этом участвовали даже дети. Им добавляли пайку хлеба.

Ссыльных было около пятидесяти семей, народ умный, работящий. Сначала построили бараки для жилья, потом больницу, ясли, школу, баню. В поселке была комендатура, где люди отмечались каждый день. Недалеко от поселка была деревня Согра, куда мама ходила менять одежду на продукты. Для этого нужно было специальное разрешение коменданта.

Я помню, что комендант Александр (отчество, к сожалению, забылось) был человечным, очень внимателен к людям. Комендант проводил сходы населения. На одном из таких сходов было решено назвать поселок Советским. Все люди были объединены в колхоз, председателем был избран ссыльный Иван Алексеевич Карпов. Запомнился фельдшер Иван Петрович Панков, грамотный и внимательный к людям человек.

Наша семья, как и другие семьи, жила трудно. Отец часто болел. Как-то его отправили в Тобольск отвезти рогожи и заодно проверить здоровье, но на обратном пути он умер в дороге. Навсегда запомнила его слова: учитесь, живите дружно. Похоронили отца у дороги. Потом уже отвели место под кладбище.

Мама работала банщицей. Мы, ребятишки, помогали ей носить воду с реки. Нужно было поднять в гору 160 коромысел с полными ведрами, чтобы наполнить чаны с водой. Чтобы прокормить нас, мама подрабатывала, штукатурила помещения домов, которые стали строить себе поселенцы.

Одежда детей была очень скромная, вещи от старших передавались младшим. В теплое время года ходили босиком или в лаптях, которые научились сами плести. Первые туфли из брезента появились у меня, когда я окончила школу.

Несмотря на тяготы жизни, желание у детей учиться было огромным. Школа была довольно большой, и в ней работало несколько учителей. Я училась у Ксении Ильиничны. Комендант попросил у нее прилежную, исполнительную девочку, чтобы делать уборку в его кабинете. Учительница показала на меня. После уроков я успевала забежать домой, помочь по дому, а потом спешила в комендатуру делать уборку. Работала до тех пор, пока не окончила школу. Его семья относилась ко мне хорошо, заботилась, чтобы я хорошо питалась.

В 1937 году, после окончания семилетки, поступила учиться в Тобольский дошкольный педагогический техникум. Вместе со мной учились из поселка Валя Криволапова, Мария и Анна Берещиновы, Анна Карпова, Иван Панков. Три парты, за которыми мы сидели, называли “советские в квадрате”. К учебе относились очень серьезно, старались учиться на “хорошо” и “отлично”. Бедно одетые, часто голодные, мы жили очень дружно, помогали друг другу, чем могли. Окончила техникум в 1941 году. Получила распределение в Ясную Поляну. 21 июня 1941 года сдали инвентарь коменданту общежития, собрали свои вещи. На следующий день собирались поехать домой, но по радио услышали, что началась война. Через несколько дней тех, кто жил недалеко от Тобольска, отпустили домой собрать вещи. Я была направлена в распоряжение Омского областного отдела народного образования. В Омске меня направили на работу в Ялуторовск.



27 февраля 2004 г.





ВОЙНА





В.И. Панков



В июне 1941 года я окончил неполную среднюю школу. А 24 июня в поселке состоялся митинг. Многие плакали: Германия напала на Советский Союз.

Отец позвал меня и товарищей, с которыми я подал документы в Красноярский машиностроительный техникум. Он сказал, что нам служить в Красной Армии и воевать с врагом. Если нас призовут из Красноярска, то родные не смогут даже проводить, поэтому надо поступать учиться в Тобольске. Я выбрал Тобольское педучилище. Отец дал согласие. Это первое решение, которое принял отец, узнав о начавшейся войне.

Второе — он проверил наличие муки, сахара, соли, спичек. Он тогда уже знал, что война будет жестокой и длительной…

Второй год шла война с фашистской Германией. В июне 1942 г. после окончания первого курса Тобольского педучилища имени В.И. Ленина я выехал к родным в Байкаловский район. Нас ждали не только дома, но и в колхозе. Меня определили на корчевальную машину. В моем распоряжении были пара быков и две женщины. Работа была тяжелая. Люба Печерина и Шура Малышева, когда было совсем невмоготу, плакали, причитая, что работал взрослый мужик — было тяжко, а тут мальчишка… Как ни тяжела была работа, бригада выполняла задание.

22 августа 1942 года нам отправили из военкомата повестки, а вручили их 23 августа в обед, так что на сборы нам оставалось несколько часов. 24 августа мы прибыли к 12 часам в райцентр. У военкомата на обочине дороги сидели группами призывники. Тех, кто жил недалеко от райцентра, провожали родные. Лейтенант называл сельский совет, деревню, зачитывал фамилии призывников, которые выходили и вставали в строй.

Вскоре военком Крыласов объявил, что подойдут машины, на которых нас повезут в Тюмень. После обеда погода испортилась, пошел дождь, поэтому пришлось пешком идти до пристани Бехтери. Поздно вечером пришел пароход “Москва”, на котором мы добрались до Тюмени.

В Тюмени нам выдали сухари, погрузили в “телячьи” вагоны и отправили в областной центр (Омск). Там мы работали на предприятиях города, пока со всей области собирали призывников 1924 года рождения.

В сентябре нас распределили по вагонам и повезли на Восток, в Забайкальский военный округ. Ехали долго. На дворе было холодно, особенно по ночам, а за месяц работы в Омске одежда поизносилась. На остановках искали печки — “буржуйки”, а когда выпадало счастье, затаскивали ее в вагон, запасались углем или дровами. Из Читы нас доставили на железнодорожную станцию Харанор, здесь находился штаб 209-й стрелковой дивизии.

Ветром с песочком нас встретила забайкальская земля, на которой пришлось служить до самой демобилизации. Ночью привели в расположение 754-го стрелкового полка. Нас поместили в клуб. Спали на полу весь карантинный период.

После двух недель карантина нас повели в баню, где мы лишились всего того, что еще хранилось из дома: тетрадей для писем, карандашей, носок. Один солдатский котелок горячей, а другой холодной воды — вот и вся помывка. Из обмундирования каждый получил трусы, майку, пилотку, гимнастерку, галифе, летние портянки, ботинки с двухметровыми голенищами (обмотки), кавалерийскую куртку и тряпичный ремень.

Два — три часа ночного перехода, и мы прибыли в казармы-землянки полковой школы (ПШ) с трехъярусными нарами. Начальником ПШ был капитан Волошин, командиром роты — лейтенант Уткин.

Утром прозвучала команда старшины: “Подъем!” Первый день нашего пребывания в ПШ прошел быстро. Завтрак. Получили стеклянные фляжки. Распределили по отделениям и взводам. Представили начальству. Обед. Получили противогазы. После обеда вся рота слушала беседу замполита о дисциплине в армии, о правах и обязанностях военнослужащих. Быстро пролетел первый свободный день. Закрепили место на нарах. Ужин.

И вот первое “крещение”. Когда подошло время сна, старшина скомандовал: “Рота, приготовиться ко сну!” Через несколько минут подал команду: “Отбой!” Добавил: “Через пять минут должна быть тишина такая, чтобы слышно было, как летит муха!” Прошло пять минут, шум, возня, разговоры еще продолжались. Старшина объявляет: “Пять минут прошло. Полная тишина”. В это время кто-то засмеялся, ему помог еще кто-то, а еще кто-то ругнулся. Зычный голос командира роты приказал старшине: “Старшина, объяви подъем и построение у входа в казарму”. Старшина подает команду: “Рота, подъем! Выходи строиться!” После построения командир роты объявил, что за нарушение дисциплины назначается марш-бросок до железнодорожного моста и обратно. Старшина подал команду: “Налево! С места бегом марш!” — и рота побежала. Минут через пятнадцать бега старшина велел перейти на шаг, потом остановил роту и объявил перекур. Через определенное время он построил роту. Идем шагом в сторону казармы. Примерно за 500 метров до казармы старшина скомандовал: “Рота, бегом марш!” Бежим. У казармы нас поджидал командир роты. Старшина доложил ему о выполнении задания. После команды “отбой” через три минуты в казарме стояла абсолютная тишина. Так началась служба в полковой школе.

Учебный день начинался с политзанятий, на которых большая часть курсантов дремала: казармы были холодные, а нары голые — не высыпались. Изучали уставы Красной Армии, готовились к присяге. После политзанятий — строевая подготовка до обеда. До ужина тактические занятия.

Надолго запомнилась огневая подготовка. Выходили из казармы на плац, а на улице минус 30, а иногда и до 40 градусов — разгибали пилотку, чтобы уберечь уши. Выстроившись в шеренгу, выполняли команды сержанта: “Стоя заряжай! Огонь!” Следующая команда: “С колена заряжай! Огонь!” Далее: “Лежа заряжай! Огонь! Оружие положить! Направо! Бегом марш!” Бежали метров 150 — 200 и обратно. Команда: “Оружие взять!” Теперь выполняли приемы рукопашного боя, и опять согревающая пробежка. После пробежки выполнение приемов стрельбы. Пробежка. Приемы рукопашного боя. Пробежка. И так до обеда. В казарме разувались, чтобы согреть ноги. Были случаи, когда пальцы примерзали к портянкам. После обеда следовали тактические занятия, на которых курсанты все время были в движении: короткие перебежки, занятие “дотов”, “дзотов”, где можно было укрыться от колючего ветра. Питание состояло в основном из капусты, мелкой картошки, морской рыбы, хлеба и чая с сахаром.

Вечером после ужина к нам в роту приходил замполит. Двигался он не спеша, вглядывался в лица, присаживался на нарах. Приглядывался к нам, затем приглашал человек двух-трех для беседы в каптерку старшины. Нас удивляло, что замполит сходу по настроению или поведению курсантов мог определить их переживания, связанные с личными невзгодами, потерей близких на фронте, болезнями родных. Он был прирожденный психолог, вовремя поддерживал, ободрял нас душевным словом. За время службы я встречал уважаемых командиров, но такого знатока солдатских душ, каким был замполит, я не встречал ни в армии, ни на “гражданке”.

30 декабря занятия отменили. Старшина приказал вычистить и смазать винтовки, привести в порядок саперные лопаты и фляжки. После обеда все имущество было сдано. Что дальше? На фронт?

Разгадка пришла на следующий день. Нас распределили по полкам вместо опытных солдат, которых отправили на передовую.

По совету замполита меня с товарищами после окончания школы зачислили в отделение связи третьего батальона 754-го стрелкового полка. Условия жизни улучшились: нары застелены травой и плащ-палатками, укрывались одеялом — теперь спать ложились раздетыми. Питались довольно скудно, но все же лучше, чем в полковой школе. Зимой занимались в казарме, изучали полевой телефонный аппарат “Зуммер”. С марта, когда потеплело, проводили полевые занятия: разматывали кабель, подключали аппараты и передавали тексты телеграмм.

В мае 1943 года наш батальон в полном составе двинулся к границе, где предстояло создать оборонительный рубеж на случай вторжения японской Квантунской армии. Линия рубежа проходила по каменным сопкам. Укрытия выдалбливались в каменистых породах с помощью кирки и лома, мы выкладывались до предела. Помогала взаимовыручка. В отделении связи подобрались надежные товарищи: Петр Андреев, Павел Тонов, Василий Косинцев, Степан Акулов, Иван Галкин. Командовал взводом опытный и заботливый офицер Михаил Ермолаевич Фомкин.

В свободное время охотились на тарбаганов — степных зверьков, использовали в пищу их жир. В лагере тушку варили, а жир сливали во фляжки. Во время обеда в суп или кашу добавляли ложку этого жира.

Как-то под вечер объявили построение. Комбат капитан Саенко поймал двух охотников и поместил в яму на карантин. Вечером нам рассказали о том, что этих зверьков, зараженных чумой, японцы запускают через границу, поэтому необходимо проявлять осторожность. Командирам рот и подразделений было приказано взять на учет все патроны. Но солдат есть солдат, всегда найдет выход. Запретили охоту, стали ловить тарбаганов петлями из тонкой проволоки, позаимствованной у пограничников.

Помню, на политзанятиях сообщили о разгроме фашистов под Сталинградом. Радости было много. Ликовали все. Старший адъютант Н.Н. Спицын, к которому я был закреплен связным, о победе под Сталинградом говорил, что это победа и на нашем фронте. Если бы фашисты взяли Сталинград, то миллионная Квантунская армия перешла бы в наступление на Дальнем Востоке.

Солдатская жизнь шла своим чередом. Домой мы писали патриотические письма, а также о своем житье-бытье. Из дома получали письма, из которых узнавали, что матери всю зиму на коровах возят сено, а весной запрягают коров боронить поля, много работы, а рук мужских нет.

За пределы части практически не выходили. На втором году службы, где-то в мае, командир взвода отправил меня на железнодорожную станцию опустить письмо в почтовый ящик. Шел я быстро. Пройдя с полкилометра, я оглянулся. Вблизи этого не заметишь: наш полк располагался в долине между сопок. На склоне в два ряда разместились казармы, чуть выше — штаб полка и жилье для комсостава, а ниже — клуб и столовая. На другой стороне сопки — баня и другие постройки. К востоку от казарм виднелась водозаборная башня железнодорожной станции и двухэтажное здание штаба полка.

В 1944 году был назначен командиром дивизии полковник Дубовик. Из штаба поступил приказ о проведении смотра строевой подготовки для встречи нового командира. Два дня ходили на территории полка, отрабатывали повороты.

С новыми подшитыми подворотничками, начищенными ботинками до блеска, с оружием поротно три батальона двинулись к штабу полка. На площади выстроились батальоны и приданные им подразделения. На временную трибуну поднимается полковник Дубовик. Произносит короткую речь. Подразделения проходят строевым шагом перед трибуной. Парад окончен. Полки уходят к месту дислокации.

Осенью были объявлены дивизионные учения, а чуть позднее — армейские. На этих учениях мы смогли понять, что мы умеем и на что мы способны. Батальон был обеспечен оперативной и своевременной связью, за что комвзвода получил благодарность.

Посредники наблюдали за действиями командиров, выделяя положительные и отрицательные стороны их работы. Подводя итоги, были сделаны следующие замечания. Первое. В период наступления солдаты делали длинные перебежки, противник успевал взять их на мушку. Второе. Фланги подразделений не обеспечивали согласованность действий.

В конце февраля 1945 года я получил письмо из дома, в котором папа сообщил, что мой брат Леня погиб в Восточной Пруссии. Я написал три рапорта в штаб полка с просьбой отправить на фронт. Начальник штаба вызвал и разъяснил, что здесь, в Забайкалье, мы выполняем очень важную государственную задачу, что здесь тоже фронт, но пока без боя. Было отказано и многим другим однополчанам, которые желали сражаться с фашистом. Приходилось ждать своей очереди.

9 мая 1945 года. День Победы. Командир дивизии полковник Дубовик устроил парад всей дивизии в честь великого праздника. Радовались и ликовали все. Занятия в этот день были отменены. Вечером в казармах царило веселье. Вспоминались праздники довоенной поры. И взгрустнулось. Кто-то вспомнил родных, близких, любимых…

Вскоре стало известно, что командующим Забайкальским фронтом назначен прославленный маршал Р.Я. Малиновский. Однажды после обеда маршал прибыл в наш полк, обошел расположение первых и вторых батальонов и зашел в казарму нашего третьего батальона. Солдаты высыпали на улицу, залезли на крышу казармы, чтобы взглянуть на знаменитого военачальника. Маршал увидел солдат, которые стояли на крыше землянки, и произнес: “Вот ты, солдат, прыгни вот сюда”, - обратился к солдату. Солдат попятился. Маршал произнес: “Ты не из тех западников, с которыми я воевал. Если бы ты прыгнул, я бы тебя сразу наградил”.

Солдаты на крыше сразу стали кричать: “Я прыгну! Я прыгну!” “Теперь не надо”, - ответил маршал и тут же приказал стоящему рядом солдату разуться. Тот выполнил приказание. Маршал увидел рваные и грязные портянки. Другого солдата попросил рассказать, как он моется в бане. Солдат пояснил, что обходится котелком горячей и холодной воды. Еще спросил: “Паритесь?” Ответ: “Нет!” Позднее мы узнали, что на совещании с офицерами маршал Малиновский говорил, что солдаты в основном из деревни, привыкли мыться и париться в бане, а их лишили такого удовольствия. И добавил: “Как вы собираетесь воевать с этими солдатами? Рваные и грязные портянки, воды два котелка”. Он дал 10-дневный срок, чтобы навели порядок, и обещал лично проверить. Уже на другой день старшины выдали солдатам новые портянки, заменили старые гимнастерки и брюки. Когда вошли в баню, удивились: добавилось скамеек, появились большие тазы, воды сколько хочешь и еще парилка с веником. Стали лучше кормить. Солдаты изменились на глазах, повеселели и рассуждали между собой: “Вот маршал так маршал! Знает, как заботиться о солдате”.

В конце июля 1945 г. дивизия передвинулась в Монголию, заняв исходные рубежи на границе с Манчжурией. 9 августа Советский Союз объявил войну Японии. Наш батальон колоннами двинулся вперед. Мы пересекли за танками границу и двинулись вглубь Манчжурии. Переход совершался в ускоренном темпе: за сутки, делая краткие привалы, преодолевали до 90 километров пути по степной и гористой местности. На сон оставалось по два часа, иные солдаты спали на ходу.

На подходе к Большому Хингану были замечены многочисленные оборонительные гнезда, предназначенные для “смертников”. Как выяснилось, дивизия чуть опередила прибытие смертников на огневые позиции, избежав вероятных больших потерь. Дивизия, преодолев Большой Хинган, завязала бои с противником. С обеих сторон в сражении участвовала артиллерия и авиация. За успешное начало военных действий командиру дивизии Дубовику было присвоено звание генерал-майора.

Японцы действовали хитро и коварно, располагая хорошо оборудованными и замаскированными огневыми позициями. Они пропускали наших солдат и открывали по ним огонь в спину.

Появились убитые и раненые. Мы, связисты, помогали уносить раненых с поля боя в укрытие, оказывали им первую помощь. Ведя наступление, дивизия окружила на подступах к г. Хайлару группировку противника и вынудила ее капитулировать. 3 сентября 1945 г. после разгрома Квантунской армии и капитуляции Японии завершилась Вторая мировая война. Наступил долгожданный мир.

Приехали на “зимние квартиры” — казармы-землянки. Вскоре началась демобилизация старших возрастов. В нашем взводе демобилизовалось четверо связистов, в том числе старшина взвода Константин Евстифеев, Иван Совков — ездовый, еще двое из пополнения резерва. Меня назначили старшиной взвода связи. В штабе батальона демобилизовались два писаря Степан Егорович Акулов и Иван Иванович Галкин. Они были местные жители. В последнюю ночь они рассказывали о своем крае. Степан Егорович, высокий, слегка сутулый, рассказал любопытный случай — как в Забайкалье охотятся на волков. Из мяса делают колобки чуть меньше мячика, а вовнутрь насыпают взрывоопасные кристаллы. Колобок становится опасным, когда высохнет. Далее все происходит так: запрягают лошадь, а к саням привязывают падаль для приманки. На дороге разбрасывают эти шарики, но обязательно у приметного места — камня, одиночного дерева. Волки, чувствуя запах падали, бегут по следу и хватают эти шарики. Взрывом обычно отрывает нижнюю челюсть. Утром охотники по кровавому следу ищут свою жертву.

Проводили демобилизованных до КП. Вернулись в казармы грустные — товарищи скоро будут дома, а нам предстояла еще нелегкая служба, но теперь мы надеялись, что нам не грозила беда.

Вскоре уехал в Улан-Удэ старший лейтенант Н.Н. Спицын, его демобилизовали как специалиста. В феврале 1946 года ушел от нас командир взвода М.Е. Фомкин, которого перевели в отдельный батальон связи, ближе к штабу. Вместо него к нам пришел младший лейтенант Зубков, молодой, 1927 года рождения, крикливый, задиристый — только что окончил офицерские курсы. Долго с ним работать не пришлось. В мае 1946 года меня вызвали в штаб полка. Оказалось, что бывший командир Фомкин похлопотал обо мне. 2 июня я расписался в уведомлении о получении приказа о переводе меня в отдельный батальон связи. 3 июня я был уже в полку. Именно в этот день пришла печальная весть — по радио сообщили, что умер Михаил Иванович Калинин.

Встреча с Фомкиным была теплой, мы радовались, что будем служить вместе. Меня представили комбату капитану Гостюхину.

На должности старшины учебной роты забот было больше, чем на прежней должности. В августе нас ознакомили с приказом о наведении порядка в расположении рот. Курсанты учебной роты в основном были из весеннего призыва, с Украины. Из “стариков” только техники и сержантский состав.

Казармы внутри и снаружи отливали белизной, красным кирпичом были выложены лозунги в честь партии и правительства, украшены узорами, был побелен штакетник. Рота приготовилась к встрече проверяющих.

После обеда дневальный подал команду: “Старшина, на выход!” Я вышел из каптерки и замер, увидев генерала. Я отдал честь. Генерал, выслушав рапорт, поздоровался. Он поблагодарил за наведенный порядок и заодно спросил, как попасть к техникам, которые ремонтируют радиоаппаратуру. Я проводил его в мастерские. Необходимо было отремонтировать радиоприемник. Техники дали согласие. Генерал два раза приходил в наше подразделение и интересовался результатом. Проблема была в перегоревшей катушке: при перемотке тонкие провода рвались, а соединить их пайкой было невозможно. Наконец, приемник был готов. Для испытания динамик вынесли на улицу и включили “на полную катушку”. Результат не заставил себя ждать. Генерал объявил нашим техникам благодарность.

Приближалась годовщина похода в Манчжурию. Комроты Фомкин собрал нас, сержантский состав, и предложил подумать, как украсить Ленинскую комнату к юбилейной дате. Мы пришли к единому мнению: нарисуем карту похода, а над картой портреты Сталина, Жукова и Дубовика. В нашей роте находился личный радист комдива Виктор Поцелуев, у которого хранилась фотография генерала Дубовика. Достали ватман, и один из курсантов нарисовал очень хороший портрет генерала. Когда все было готово, с проверкой пришел замполит. Осмотрел нашу работу, а затем попросил курсантов выйти из комнаты. Потребовал вызвать комроты. Тихим голосом с нажимом начал говорить: “Как вы додумались портрет Сталина повесить с портретами Жукова и комдива?! Это же преступление!” Когда пришел комроты Фомкин, меня выставили из комнаты. Потом комроты рассказал мне, что замполит крепко ругался и долго воспитывал, как нужно относится к товарищу Сталину.

Приближалась 29-я годовщина Октябрьской революции. Портреты Жукова и Дубовика мы решили подарить генералу. 8 ноября 1946 года после завтрака, оставив за себя сержанта, я, В. Поцелуев и Н. Федоров пошли в город. Дверь открыла прислуга, а следом за ней вышла жена генерала, молодая, энергичная женщина. Она нам сказала, что генерал болеет. В это время из ванной комнаты вышел генерал. Мы стали по стойке “смирно” и доложили по форме, с какой целью мы пришли. Генерал взглянул на свой портрет и сказал: “Какой-то уж очень сердитый…” Мы объяснили, что рисовали с фотографии, дескать, какой есть. Он извинился, что не может принять нас, а жене наказал угостить нас в честь праздника. Нас пригласили в комнату. Прислуга поставила на стол хлеб, колбасу, принесла малюсенькие рюмки и графинчик. Мы наполнили рюмки, поздравили друг друга с праздником. Когда в третий раз рюмки были наполнены, в доме поднялся крик: “Пожар! Пожар!” Мы поспешили к выходу. В соседнем доме в результате неосторожного обращения с огнем загорелась штора. Огонь был быстро потушен. Нас попросили вернуться, но мы поблагодарили хозяев и отправились в расположение части. Вот так пришлось побывать в гостях у генерала.

В феврале 1947 года вышел приказ о демобилизации солдат нашего года. В марте нас посадили в вагоны. Домой!

Н.Н. Спицын знал о демобилизации и в последнем письме очень просил сделать остановку в Улан-Удэ. Николай Николаевич встретил меня на автомобиле. Он теперь служил в правительстве Бурят-Монгольской автономной республики заместителем министра финансов. Все свободное время мы вели разговоры о моей дальнейшей жизни. Он мог мне предложить работу заведующего финансовым отделом в любом районе, но без образования… В любой момент могли заменить специалистом. А дальше что? Николай Николаевич дал совет: “Приедешь домой — сразу поступай учиться”. На этом варианте и остановились.

Билет был оформлен только до Иркутска. В Иркутске я нашел бывшего командира отделения Николая Федорова. Встретились вечером. Он пришел домой после смены. Этим же вечером меня без билета посадили в вагон. Проводник разрешил ехать на верхней полке. Выходил из купе только ночью, с разрешения проводника. В Омске я поблагодарил его за оказанную помощь. В очереди у кассы я встретил попутчика — тоже демобилизованного старшину. Вместе мы доехали до Тюмени.

На тюменском базаре удалось найти шофера, который через несколько дней должен был ехать в Тобольск. На следующий день мы пошли получать по аттестату продукты питания в военную часть. У старшины из Тобольска оказалось 3 аттестата, и он получил 9 булок хлеба, а я всего две, т. к. мне ехать ближе. Он предложил продать хлеб, но я отказался. По лицам прохожих стало ясно, что они разгадали намерение владельца хлеба. В одно мгновение они плотным кольцом окружили нас. Мой товарищ тоже оставил себе две булки хлеба, а остальные продал. Прохожие стали расходиться. В это время с противоположной стороны в нашу сторону направился высокий мужчина в лоснящейся на солнце фуфайке, ватных брюках и кирзовых сапогах: “Ребята, продайте хоть кусочек хлеба, третьи сутки в семье нет хлеба”. Мы растерялись. Он заплакал. Жена заболела, за хлебом пришлось идти маленькой дочурке. По дороге у нее украли карточки… Я достал буханку и подал мужчине. Он схватил ее и стал шарить по карманам, искать деньги. Подавая деньги, он встал на колени, молил здоровья и всяких благ… Мы его подняли. Он пошел через дорогу, а мы свернули влево от моста и пошли к машине, с которой договорились ехать домой.

Хозяйка машины — женщина лет 35 — все время рылась в записной книжке и каждый раз говорила, что еще не весь товар получила. Прошло еще два дня, пока все уладилось. Выехали в часов десять утра, когда солнце уже припекало и снег на глазах оседал, лужи становились шире и глубже. До Парфеновой доехали быстро, а дальше в первом же логу машина забуксовала. Пришлось толкать машину. Из-под задних колес летели потоки воды и грязь. В некоторых местах воды было столько, что заливало сапоги. Выталкивали машину, выливали воду из сапог, выкручивали портянки и ехали дальше. Сорок километров ползли до 11 часов ночи. Ночевали у одинокого старичка.

По утреннему приморозку проскочили Созоновский бор. В Покровском нас задержал закрытый на замок шлагбаум. Дорога открывалась по разрешению дорожного мастера. Мы с трудом объехали это препятствие без пропуска. Ехали по обочине, так как дорога была сплошное месиво. К вечеру добрались до Усалки. Здесь переночевали у знакомых шофера. Решили выехать рано утром, пока не растаяло. Но ночью пошел дождь. Что делать? Взяли мы свои тощие вещмешки и пошли в сторону дома.

На краю деревни встретили женщину. Она стояла на пороге школы и внимательно разглядывала нас издали. Оказалось, что ждет сына. Он демобилизовался и где-то в пути.

Чугун картошки кипел на плите. Мы скоблили грязь с брюк и сапог. Ночевали в классе школы.

Забереги у р. Тобола были широкие и стоявшие у кромки машины не рисковали двигаться дальше. На развилке дорог я попрощался с попутчиком. Ему в Тобольск, а мне — домой. Я пошел по старой дороге в Бачелино. Там я встретил земляков. Всю ночь делились воспоминаниями и свежими новостями. К обеду следующего дня я был в Сорокино. На почте узнал, что уже два дня нет связи с другим берегом и что сегодня на берегу должны быть люди из Мазурово ставить мачту для телефонной связи. Подойдя к берегу, я наблюдал, как паводковая вода перерезала дорогу, и вода с шумом скатывалась в реку. Я взял палку и замерил глубину. Глубоко. До кромки льда всего шагов 10 — 12, но как туда добраться. На противоположном берегу появились люди. Я кричал, но ветер был в мою сторону, да и мой голос заглушался рокотом воды. Я наблюдал, как работали на берегу, вот и мачту поставили. Время шло. Меня никто не замечал. Вот и люди уехали. Я остался один. Неужели придется ждать, когда пройдет лед? Я курил сигарету за сигаретой. Ругал себя за то, что не послушался в Бачелино, ведь предлагали остаться до ледохода. Пожалел о том, что не решился снять сапоги и пойти навстречу людям. Если что-нибудь случилось, они бы пришли на помощь. Ждать было нечего. Я направился к деревне. Оглянувшись еще раз, я замер: по середине реки шел человек! Я побежал к тому месту, где должна была быть дорога. Человек дошел до заберега, пошарил палкой и, найдя переход, вышел на берег. Мы поздоровались. Иван Егорович Сидоров шел из Бачелино в Байкалово. “Чей будешь?” — спросил он у меня. Я ответил. “Знаю, знаю Ивана Петровича, хороший человек”. Он мне рассказал, как пройти ко льду, как избежать трещин и воронок. Я его попросил постоять на берегу, пока я доберусь до противоположного берега.

Я взял палку и пошел. Смотрел только под ноги. Шел и шел, обходя трещины и воронки. Когда впереди появилась большая вода, я подумал, что пришел к полынье. Поднял глаза: высокий берег. Оглянулся: Иван Егорович уходил в сторону Сорокино.

Теперь мне было не страшно: я был в 5 — 6 метрах от берега, и что бы ни случилось, я все равно выберусь. Я переломил палку. Один конец воткнул в дно реки, другой попытался отделить льдину. Она была метра четыре длиной. Я ждал момента, кода льдина развернется перпендикулярно к берегу. Два прыжка по льдине, а третий — в воду… Ледяная вода хлынула в сапоги, но еще миг, и я на берегу!

Быстро снял сапоги, вылил воду, выжал портянки. Мой путь лежал к Мазурово. От быстрой ходьбы согрелся. Одна дорога шла через деревню, другая, срезая угол, к речке Шестаковке. Выбрал дорогу покороче. Деревню Согру обошел низиной. И тут дал себе передышку.

Я старался тянуть время, но ноги сами меня несли домой. Нахлынули воспоминания. Вспомнились довоенные годы. По праздникам этой дорогой мы, молодежь, с песнями под гармошку ходили в гости в эту деревню. Останавливались у амбара, где была небольшая площадка. Здесь у нас были танцы. Ходили в гости к жителям, у которых жили первый год ссылки.

Вспомнилась последняя весна перед войной. Тогда мы с Сергеем Темных в пруду бродяшком за два закида поймали ведер десять карасей.

А еще по этой дороге ходили на покос, за грибами, ягодами.

Вот и просека. Здесь каждый год осенью проходила игра в “синих” и “зеленых”. Просека служила границей между противниками.

Воспоминания так захватили меня, что я не заметил, как подошел к полям. Навстречу шли девочка и мальчик. Расспросил, куда идут и откуда. Они ходили за картошкой в поселок. Мама болеет, дома ни хлеба, ни картошки… Что наделала война!.. Мужики остались на полях сражений, здесь, в тылу, холод и голод…

Вот и наше поле. Вот и поселок. А там наш дом. По улице не пошел. Я спустился с кручи и пошел по подгорью. Не хотелось, чтобы чужие видели нашу встречу. Мой приход обязательно напомнит о Лене, брате, погибшем на войне. Я подошел к стайке и решил перекурить. Закурил одну, другую. В стайке кричал петух, мычал теленок. Я стал выходить к дому. Вдруг я увидел отца. Он складывал сено в копну. Не успел сделать несколько шагов, как услышал крик мамы. Она бежала мне навстречу…





Удостоверение



За доблестный и самоотверженный труд в период



Великой Отечественной войны



ПАНКОВ ИВАН ПЕТРОВИЧ



Указом ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР



от 6 июня 1945 года награжден медалью



“За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.”



От имени ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР



медаль вручена 20 ноября 1945 г.





Справка,



выданная Байкаловским райотделом УНКВД



И.П. Панкову об освобождении из ссылки


19 июля 1946 г.

Дана настоящая бывшему спецпереселенцу Панкову Ивану Петровичу, 1893 года рожд., проживающему в пос. Советский Байкаловского района в том, что он действительно из спецпоселения освобожден в 1946 году.

Начальник Байкаловского

РО МВД капитан Фоминых

П[олномочный] Опер. Уполномоченный

ОСП* РО МВД Фахрутдинов





Удостоверение



За доблестный и самоотверженный труд в период



Великой Отечественной войны



ПАНКОВА КЛАВДИЯ ТИМОФЕЕВНА



Указом ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР



от 6 июня 1945 года награждена медалью



“За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.”



От имени ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР



медаль вручена 25 июня 1947 г.





Справка,



выданная Байкаловским райотделом УНКВД



К. Т. Панковой об освобождении из ссылки


1 июля 1946 г.

Выдана Панковой Клавдии Тимофеевне с 1897 г. р. в том, что таковая из спецссылки освобождена в 1946 году.

Начальник Байкаловского

РО МВД капитан Фоминых

П[олномочный] Опер. Уполномоченный

ОСП* РО МВД Фахрутдинов





Справка Исполнительного комитета ордена Ленина



союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца —



о месте захоронения Л.И. Панкова


8 августа 1990 г.

По сообщению Польского Агенства “Интерпресс”, останки ефрейтора Панкова Леонида Ивановича, 1926 года рождения, погибшего 27 января 1945 года, покоятся на кладбище г. Мальборк, Эльблонгское воеводство, Республики Польши.

Его фамилия внесена в список второго издания книги “Память”. Справка действительна 10 лет для всех родственников погибшего воина.

Зам. начальника Управления по розыску

Исполкома СОКК и КП СССР А.К. Криштафович



* ОСП — Отдел спецпоселений.





ДЕТСКИЙ ДОМ ИМЕНИ ПАВЛИКА МОРОЗОВА





В.И. Панков



Весна была ранней. 18 апреля началась навигация — пароход “Пятый Октябрь” прошел из Тобольска в Тюмень. Моей обязанностью была помощь маме.

Подходило время работы в огороде. В районной газете “Знамя колхоза” печатали советы тем, у кого мало осталось картошки на семена, — посадить глазками. Картошки у нас было достаточно, но я решил проверить совет. За работой я не заметил, как к изгороди подошла девушка. Она училась до войны с моим братом в Байкалово в 9 классе. Машу назначили воспитателем во вновь открываемый детдом. Знакомство состоялось, которое потом переросло в дружбу, а через полтора года — свадьба.

Я решил устроиться на работу, но в газете “Тюменская правда” прочитал объявление, что Тюменский машиностроительный техникум, эвакуированный из Одессы, производит набор учащихся. Получить техническое образование — это была моя довоенная мечта. Из Тобольского архива я получил документы, послал их в техникум, и скоро пришел ответ, что я принят на второй курс.

В августе поехал в Тюмень. Когда началась регистрация студентов, объявили, что общежитием обеспечивают только первый и третий курс. Пошел искать квартиру. Хозяева сдают комнаты, но или 500 рублей, или машина дров. Мои родители получали вместе чуть больше этой суммы. Пришлось забрать документы и возвращаться домой.

Я устроился работать бухгалтером в детском доме. Бухгалтерский учет велся по простой системе, а после бухгалтерских курсов перешел на двойную систему учета.

Весной я поступил заочно в педучилище, теперь вместо отпуска приходилось уезжать на сессии. В педучилище перешли на 4-годичный срок обучения, и мне пришлось лишний год учиться там.

Перед экзаменами меня вызвали в районо. Заведующий М.П. Белослуцкий вручил мне приказ о направлении меня учителем начальных классов в Советскую неполную среднюю школу (НСШ).

После государственных экзаменов в педучилище мы сразу подали заявления на заочное отделение в учительский институт.

Первый год я работал с 1-м классом. На следующий год мне доверили 4-й класс, ученики которого были из детдома, а местных детей учил мой друг и товарищ Н.Е. Богданов.

В декабре в школе произошло ЧП: в печи упали своды. Занятия отменили. Завхоз не мог найти печника. Я предложил свои услуги. В армии я был прикреплен к печнику, когда делали печи в клубе. Печь к вечеру затопили.





***


В годы войны только в Тобольске было одиннадцать детских домов и все были переполнены. Детский дом в селе Булашово Байкаловского района был открыт в военные годы для детей, эвакуированных из Ленинграда. Война окончилась, а сирот и детей, нуждающихся в опеке, не убавилось. И теперь, когда пришла необходимость в устройстве в детский дом детей своего района, мест не было. Булашовский детдом был наполнен до предела, поэтому он занимал школьные площади, в которых нуждалась сама школа, двухсменные занятия не могли охватывать всех учащихся Булашовского сельского совета. Районное начальство, обеспокоенное таким положением, стало искать выход, и выход был найден.

Поселок Советский, который был выстроен раскулаченными и сосланными крестьянами, где проживало более 60 семей. Место для поселка было выбрано на высоком песчаном берегу речки Шестаковки. Живописные места: кругом сосновый лес, воздух чистый, наполненный смолистым запахом, по другую сторону речки трехъярусная стена молодого леса: песчаная дорога, ни луж, ни грязи. В центре поселка были выстроены школа, клуб, детский сад, ясли и медпункт. Клуб и детский сад были заколочены. Здание детского сада было определено для детского дома. В апреле 1947 года в поселке Советский Байкаловского района Тюменской области был открыт детский дом № 7.

Директор Советской неполной средней школы Дмитрий Степанович Шевелев приказом Байкаловского районо, подписанным заведующим Михаилом Петровичем Белослуцким, был назначен первым директором детского дома.

Директору повезло, что он был зятем председателя промартели И.А. Карпова, тот на первых порах помог с кадрами. Они договорились, чтобы инвалида, раненого на войне П.П. Плеханова перевести из промартели на работу в детский дом заведующим хозяйством, а его жену Анну поваром. На должность бухгалтера приняли Галину Иванову. На должность воспитателей были приняты А.А. Андреева, М.Ф. Перминова. Приехала из Тюмени, по приказу облоно семья Аксеновых: Илья Дмитриевич — на должность воспитателя, а его жена Маргарита Михайловна — фельдшера.

Привезли первых воспитанников. К этому времени началась побелка комнат для групповых, спален и кухни. Мебель под расписку собирал у населения зав. хозяйством. За кроватями направили лодку в Булашовский детдом, рабочих в детдоме не было, гребцами были воспитатели.

Забот было много. Ежедневно надо было сходить за 8 км на почту в д. Мазурово и позвонить в Госбанк, а потом обратно — вот и день прошел. Деньги в кассе нужны были каждый день на закуп картофеля, мяса, овощей, яйца и других продуктов у местного населения. Для приготовления пищи и отопления помещений нужны были дрова, которые тоже надо было покупать.

В здании детсада, который был выстроен по проекту тридцатых годов, имелось четыре комнаты, где разместились групповые и спальные комнаты большого размера, а еще четыре меньшего размера, которые были заняты кухней, столовой, костелянной и бухгалтерией. В здании был большой коридор, в котором проходили утренний туалет и физзарядка:

В пустых групповых комнатах воспитанники мало находились, особенно в часы свободного времени, а собирались группами около топящихся печей. Свет от горящих дров освещал бледные личики, которые давно не улыбались. Часто можно было наблюдать такую картину. Когда по коридору проходили повар с кладовщиком, которые несли продукты со склада на кухню на завтрашний день, воспитанники просили: “Дайте картошечку. Мы испечем печенку”. До глубины души жалко было слушать и видеть такую картину. Повар отвечала просителям: “Я сейчас раздам вам картошку, а что будете есть завтра?”. Такая сцена наблюдалась каждый день, вплоть до отмены карточной системы (14 декабря 1947 года).

Голод, который испытали эти воспитанники, сказался и в последующие годы, когда можно было кушать вдоволь хлеба. Но запас не мешает — думали воспитанники и прятали в карманы по кусочку. Постепенно жизнь в детдоме входила в свою колею, хотя теснота и неустроенность сказывались и на состоянии детского, и педагогического коллектива.

Были случаи, когда воспитанники уходили из группы и искали одиночества. Нарушителя дисциплины распекали и наказывали, а потом выяснялось, что ему вспомнился дом и мама, которую он видел во сне, он хотел поговорить с ней и рассказать, как он живет…

Воспитанники прибавлялись, в спальнях и групповых становилось все теснее. Были скомплектованы две группы: одна младшая, где воспитанников было больше нормы, и другая старшая. Костяком этой группы были дети из Ленинграда. В тесноте, да не в обиде, так говорят.

Следующей проблемой было обеспечение детского дома продуктами питания: картофелем, морковью, свеклой, яйцами, молоком. Эти продукты покупали у населения. Хлеб выпекали по договоренности на дому в русских печах. Муку, масло сливочное, крупы, соль, сахар, сухофрукты, мясо и другие получали по норме в Байкаловском сельпо и доставляли в детский дом. Весной и летом на лодке, которую брали в промартели, потом сделали свою на 3 тонны, а зимой на лошадях 2–3 раза в неделю ездили в Байкалово за продуктами.

Осенью и зимой были трудности: своей тягловой силы не было, приходилось договариваться с колхозами, да и у колхозов лошадей было мало. Стали просить разрешение райисполкома купить лошадь. Купили лошадь, а через 3 месяца пришлось ее ликвидировать, она оказалась зараженной сапом. Купили другую лошадь — волки задрали. Пришлось закупать быков — это было надежнее, правда, они медленно двигались, но возили большой груз. Одного быка держали как выездного, которого приучили бегать. Был бык по кличке “Растратчик”. Эту кличку бык получил за покрытие растраты одного из работников сельпо при Мазуровском сельском совете.

У фельдшера М.М. Аксеновой родители жили в Тюмени в своем доме, который в дальнейшем стал заезжим домом и складом для вещей детдома. Родители Маргариты Михайловны: баба Катя и дед Миша — всегда были рады приезду командированных из детского дома. Дед Миша работал на мебельной фабрике.

Сколько было радости у воспитанников, когда на кроватях появлялись новые пушистые матрасы, одеяла и ватные подушки. Школьные формы примеряли как праздничный наряд и делали пометки, где ушить, где подшить.

В дровах, которые покупали в промартели, нам отказали из-за нехватки рабочей силы. Пришлось директору договориться с промартелью отпустить двух подростков Ивана Кунна и Аркадия Микуляева для заготовки дров на зиму и детдом. Я в то время работал бухгалтером в детском доме и видел, как утром они получали по порции супа и каши, а потом уходили в лес на заготовку дров. Плохая шапка была подвязана платком на Иване. У Аркадия была только шапка. Одежда была рваная, грязная, а на ногах лапти.

Ходили каждый день, потому что один раз накормят, а дома нет никакой еды. Подростки пилили, кололи и складывали поленицы, а сторож каждый день увозил один воз. Прошло два месяца отопительного сезона, и завхозу пришлось списывать по норме дрова (норма была 0,9 куб. м. на одну печь). При подсчете обнаружилось несоответствие между планом и фактом. Завхоз доложил директору. Директор, завхоз и бухгалтер пошли в лес, где подростки заготавливали дрова. Завхоз залез на поленицу, прошел по ней, и она осела сантиметров на 15–20.

Иван и Аркадий стояли у костра, и по щекам катились слезы. Плакали подростки не от обиды, а плакали оттого, что их разоблачили в обмане. По законам того времени их могли наказать. Но директор махнул рукой, и все трое разошлись.

Весной, когда открылся водный путь, Иван и Аркадий три, а иногда четыре раза в неделю плавали на лодке за продуктами питания и по другим делам в райцентр в с. Байкалово. До Байкалово было 23 км и обратно столько же, итого 46 км, и так до самой осени, пока не уйдет вода из речки.

Парни окрепли и перешли в строительную бригаду. Обзавелись семьями, а в 50-е годы уехали: Иван Кунн в Казахстан, а Аркадий Микуляев в Калмыкию.

Закончилась зима. Все трудности преодолели, остались одни воспоминания и надежды на лучшее.

Подвели итоги учебного года. По плану требовалось перевести из корпуса костелянную и склад в рядом стоящий дом, а кухню и столовую выстроить. В приспособленном помещении организовали временную стирку нательного и постельного белья, а о помывке в бане договорились с промартелью, но ходить было очень далеко. Летом еще этот вариант устраивал, а зимой после бани шагать в детдом по морозу, ветру было очень плохо. Решать этот вопрос надо было в срочном порядке. В соседней деревне был куплен дом, его перевезли в поселок, где собрали его для бани. Поставили под горой недалеко от речки, и еще был сделан прируб, где разместилась прачечная.

За лето провели ремонт, побелку и покраску полов, в корпусе ликвидировали скученность в спальнях, да и в баню ходить стало близко.

Перед началом учебного года в детском доме сменилось руководство. Директор Д.С. Шевелев ушел в школу директором, а воспитатель старшей группы Ангелина Анатольевна Андреева приняла руководство детским домом как “исполняющая обязанности”. При Шевелеве организационные вопросы в основном были решены, и основная задача нового директора была налаживание учебно-воспитательного процесса, а вся хозяйственная работа поручалась заведующему хозяйством Михаилу Ивановичу Седельникову, который сменил Плеханова. Заведующий хозяйством до войны работал на лесозаготовках в урочище Горшечное, знал, что барак, в котором жили лесозаготовители, в настоящее время еще стоит в лесу. Было принято решение Байкаловского райисполкома о том, что данный барак перевезти в поселок и в нем разместить кухню, столовую и медпункт.

Строительная бригада к осени сдала объект с оценкой удовлетворительно. В освободившихся комнатах разместилась дошкольная группа, которую привезли из Булашовского детдома, и детдом закрылся.

С этого времени в детском доме имелась дошкольная, две школьные — младшая 1–4 класс и старшая 5–7 класс — группы.

Заготконтора предложила детскому дому взять двух медвежат, которых осиротили охотники — убили медведицу, а медвежат сдали в заготконтору. Вопрос о приобретении медвежат согласовали с районо.

Ящик с медвежатами погрузили в лодку, которая везла продукты в детдом. В детском доме договорились об этом сюрпризе не говорить воспитанникам, чтобы не нарушать режим дня. Но кто- то, видно, нарушил уговор, и дети узнали о подарке. Лодку придерживали и двигались медленно, зная о том, что воспитанники встречали лодку и интересовались, что привезли.

Лодка показалась из-за поворота речки, и сразу на лодке услышали крики: “Едут! Едут!”. Когда лодка причалила к берегу, девчонки и мальчишки старшей группы стали спрашивать: “Где медвежата? Покажите медвежат!”. От шума и гама медвежата забились в угол ящика и только сверкали глазами.

Завхоз сказал воспитанникам, что медвежата устали и хотят спать, и что завтра ребята будут с ними знакомиться. Воспитанники гурьбой вместе с воспитательницей пошли в расположение детдома, делясь впечатлениями, кто что сумел увидеть.

На следующий день после обеда дети окружили дровяник и ждали, когда завхоз Михаил Иванович откроет двери. Двери открылись, из дровяника выкатились два лохматых, чуть больше кошки, существа и направились к ребятам. Малыши и девчонки из старшей группы отбежали к корпусу, а мальчики из старшей группы присели и стали гладить медвежат, которые лизали руки и лицо, а сами в это время ворчали. Медвежата были накормлены, и от хлеба отказались, а сладости пришлись им по вкусу, потом они стали сладкоежками.

В свободное время ребята собирались в садике на “потеху”. “Потеха” заключалась в следующем: воспитанник из старшей группы вставал на колени, а медвежонок становился на задние лапы. Воспитанник обнимал медвежонка за спину, и оба раскачивались, изображая борьбу. Воспитанник валился на спину, а медвежонок оказывался сверху. Тогда медвежонок соскакивал, вставал на задние лапы и подпрыгивал. За этот номер он получал конфетку. Концерт продолжался. Другой воспитанник также вставал на колени, медвежонок на задние лапы, обнимались за спины и раскачивались. Теперь медвежонок оказывался внизу и через какое-то мгновение отбегал в сторону и начинал ворчать, выражая свое недовольство.

Месяца через два медвежата стали отличаться. Медвежонок Мишка стал крупнее, а Машка отставала в росте. Начали приходить местные жители в детдом и жаловаться, что медвежата то заберутся в огород и начнут “полоть морковь”, а другие говорят, что медвежата залезли на чердак и там разбросали зимние вещи, а еще одна жительница жаловалась, у которой разбросали летний камин в ограде и т. п. Медвежат стали закрывать в дровяник на время, когда воспитанники в школе. Был еще один случай, который удивил всех. Столовая на ночь закрывалась на замок, но в одном окне было убрано стекло из одной четвертинки и заделано марлей, чтобы мухи не залетали. Утром, когда пришли дежурные в столовую, они увидели такую картину: все тарелки, которые были в шкафу, расставлены по полу и ни одной сломанной. Оказывается, дежурные воспитанники иногда прятали конфеты за тарелки в шкафу. Медвежата разорвали марлю в окне, залезли в столовую, по запаху нашли конфеты, аккуратно убрали тарелки, а конфеты съели.

И. о. директора А.А. Андреева дождалась настоящего директора и уехала из поселка. Директор В.Д. Горячев приступил к своим обязанностям не совсем так, как следовало. Рабочий день начинал в 9.00 часов, уходил с работы в 17.00 часов, иногда задерживался, когда проходил педсовет. Когда директор не был в командировке, он каждый день снимал пробу на кухне по полной порции. От детского глаза такое не скроешь. Отношения между директором и воспитанниками становились натянутыми. В знак протеста снизилась дисциплина. К тому же оказалось, что полученная в межрайбазе для воспитанников одежда попала в семью директора. Об этих нарушениях и использовании служебного положения узнали руководители Байкаловского района. Состоялся серьезный разговор.

Каждое утро медвежата приходили к столовой, но однажды этого не произошло. Воспитанники после завтрака пошли в дровяник и увидели следы крови. Они поняли, что медвежат убили. Ребята возненавидели директора и ушли из детского дома в лес. Еду беглецам приносили товарищи. Делали облавы, но безрезультатно. Воспитатели и учителя-мужчины окружали беглецов, но поймать не могли. Те сидели на деревьях и им было сверху видно своих преследователей. Беглецы спрыгивали с деревьев и убегали дальше в лес к болоту. На следующий день картина повторилась. В третий день поздно вечером окружили скирду, в которой беглецы спали, и поймали их.

Из района приехала комиссия. Провели педсовет по выводам комиссии. В детский дом назначили директором Ольгу Ивановну Игнатьеву. Ответственная, инициативная, она быстро нашла контакт с воспитанниками и воспитателями. Улучшилось питание и внешний вид школьников. Ольга Ивановна обращала особое внимание на проведение бесед в группах, выполнение режима, отношение воспитанников к учебе и быту. Это сказалось на взаимоотношениях и авторитете воспитателей. Воспитанники стали откровеннее. Они часто вспоминали Илью Дмитриевича, который много рассказывал о том, как он летал на самолете и, особенно, про бандитов, которые появились на севере области во время войны и как их уничтожали. Уезжая в Тюмень по вызову в летную часть, он обещал ребятам из старшей группы, что если он будет пролетать над поселком, то он сделает один или два круга, а если будет возможность, то посадит самолет. И такое случилось!

При Ольге Ивановне началось строительство дошкольного корпуса. Когда строительство было завершено, в детский дом поступили из детприемника Тюмени дети 3–4 лет, целая группа. С этого времени детский дом стали именовать смешанным детдомом. Такого типа детский дом в области был единственным. Были дошкольные и школьные детские дома, а детдом смешанного типа имел особое преимущество в том, что дети из одной семьи находились в одном детдоме, а до этого сестер, братьев помещали в разные детдома, где они часто теряли друг друга.

Пришлось задуматься над тем, что дети-сироты, которые попали в детский дом, не имели достаточной родительской ласки, ласки бабушки с дедушкой или других родственников. За эти годы в наш детдом поступили дети из одной семьи, но по возрасту были один школьник, а другой или другая дошкольник. В воскресенье воспитанники из школьной группы уходили в гости к сестре или брату в дошкольную группу. Воспитатели дошкольной группы рассказывали о том, как проходили свидания, сколько было радости, нежности в их отношениях. Дети, у которых не было сестры или брата, в школьных группах грустили, а некоторых так угнетали такие встречи, что начинали плакать и говорили, что у них тоже есть сестра или брат, но они далеко и скоро приедут. Пришлось изменить место свиданий, теперь дошкольники приходили в гости в школьные группы.

Мы понимали: дети из одной семьи должны воспитываться в одном детдоме смешанного типа, а когда устроятся на учебу или работу, они не будут разыскивать младших сестру или брата.

В короткие зимние дни садились за подготовку домашних заданий, когда начинало темнеть. Зажигали лампы на каждый стол, на четырех воспитанников по одной лампе. Пять столов в группе — пять ламп, и чадят эти лампы до самого отбоя. Плохой керосин горел, выделяя копоть, и воздух наполнялся запахом керосина, которым дышали воспитанники. Ольга Ивановна купила в киносети мотор с динамо-машиной, который возили по району для демонстрации кинокартин. Протянули провода, и свет появился в групповых, а керосиновые лампы были на всякий случай.

Появился музыкальный работник Петр Леонидович Батурин. Подъем и физзарядку начали проводить под музыку аккордеона. В праздники выступали на концертах в сопровождении музыки.

Материальная база детдома в этот период расширилась. Для трудового обучения были оборудованы для девочек швейная мастерская, а для мальчиков столярная. Для больных детей был открыт изолятор, где лечились дети, которым был приписан постельный режим.

Из Булашовского детдома после его закрытия привели в детдом пять взрослых лошадей и два жеребенка. Необходимость в тягловой силе быков быки отпала, и на стол воспитанникам пришло дополнительное мясо.

Весной были освоены два огорода. Один под горой ближе к речке, где выращивали капусту, которая нуждалась в обильном поливе, а другой около детского дома, где выращивали морковь, свеклу, огурцы, горох, редис и другие овощи. Для полива воду возили из речки.

После трудового дня воспитанники получали в летний период со своего огорода морковку, огурчик, горох и были очень рады. Перестали ходить в детдом местные жители с жалобами на воспитанников, которые делали набеги на их огороды.

Ольга Ивановна была частым гостем в школе. Ходила на уроки, где появлялись трения между учителями и воспитанниками в учебе и дисциплине. Хорошим помощником и организатором учебного процесса оказалась завуч Таисья Ивановна Слащева, а ее муж Алексей Сергеевич, отличный математик, был определен учителем в школу. После проведенной совместной работы повысилась успеваемость. Меньше стало жалоб от учителей на нерадивых в учебе и дисциплине.

Воспитанники изменились и во внешнем виде. Если раньше у воспитанника рвалась рубашка или платье, он ходил и не обращал внимания, то теперь ему делали замечание, и он не отнекивался, а обещал исправить свою ошибку.

В поселок привозили кинопередвижку и показывали кино. Если фильм был хороший, тогда киномеханик договаривался с детским домом, и показывали 2 сеанса — для взрослых и для детей. На эти фильмы раньше воспитанники ходили в домашней одежде, в которой мыли полы, носили дрова, делали уборку или просто играли во дворе. Теперь в кино нужно было надевать форму, если грязная домашняя одежда, или привести ее порядок, чтобы не было замечания. Наказывали лишением посещения в кино.

Прошло три года. Ольга Ивановна завоевала авторитет и уважение, но жизнь диктовала свое. Старшая дочь заканчивала 7 класс, продолжать учебу надо было в Байкаловской средней школе, а там еще на очереди двое. Как быть? Половина семьи в поселке, а дети в общежитии за 27 км. Ольга Ивановна этот вопрос поставила перед начальством района. Решение было такое. На районном собрании членов пайщиков кооперации рекомендовать на должность председателя райпотребсоюза О.И. Игнатьеву, а районо было дано задание подобрать человека на должность директора детдома.

В этот период учителям и воспитателям рекомендовали поступать на заочное обучение в институты, а тем, кто не имел педагогического образования, предлагалось поступать на заочное отделение педучилища.

В августе, окончив три курса Тобольского учительского института, возвратились домой завуч детдома Т.И. Слащева, ее муж Алексей Сергеевич и я, учитель НСШ. Как член-пайщик с большим стажем, я был избран делегатом на райпотребсоюзную конференцию. Как только приехали в Байкалово, меня срочно вызвали в районо.

То, что случилось в одночасье, никак не укладывалось в голове. Заведующий районо Александр Владимирович Чердынцев не дал ни одной минуты, чтобы объяснить, зачем срочно идем в райисполком. Председатель Яков Тимофеевич Садовщиков, которого я видел в первый раз, сообщил, что сейчас только что звонил первый секретарь и ждет нас, надо поспешить, а то скоро начнется конференция райпотребсоюза. Поднимаемся на второй этаж. В приемной секретарь открыла дверь и сказала: “Проходите! Федор Никанорович Вас ждет”. Нам на встречу вышел первый секретарь Ф.Н. Емельянов и объявил мне: “Райком партии соглашается с назначением Вас на должность директора детского дома, а сейчас срочно идемте на конференцию”. Я начал говорить, что я не готов к такому доверию, но он дальше не стал слушать и добавил: “Все так говорят, а мы в райкоме доверяем Вам! Все, пошли быстрее!”. Все покинули кабинет.





***


Путались мысли. Что происходило на конференции, помню смутно. Зав. районо сказал мне, чтобы я завтра зашел за приказом. Осмысливая, что произошло, понял, что предстоит большая работа. И в первую очередь накормить детей досыта. Вспомнился 1932-й голодный год, когда ели моховые лепешки и листья липы, съедобные травы и все, что попадало в рот, чтобы утолить голод. Вспомнился 1942 год, учеба в педучилище, а потом полковая школа, да и до 1945 года тыловая солдатская норма. Вспомнились воспитанники, которых первыми привезли в детдом, и они вечерами выпрашивали картошку, чтобы испечь печенку.

На совещании в облоно заместитель заведующего по детским домам заострил внимание директоров детских домов на низком проценте успеваемости воспитанников. Это было задачей номер один. А следующая задача была — улучшить питание. В отчетах, которые поступали в облоно и об этом говорили инспектора, указывалось на нарушение норм питания, недостаток отдельных видов продуктов, таких как: яйцо, молоко, рыба и др. Я рассуждал так: как можно требовать с воспитанника хороших знаний, если у него в голове одна мысль: как бы досыта поесть. Опять вспомнилось: полковая школа, когда с утра и до отбоя все мысли были только об одном: как бы наполнить желудок, который все время сосало.

Переговорил с Лидией Ивановной Шаровой — планфининспектором облоно, которая отвечала за финансирование детских домов. Она дала согласие из дополнительных средств выделить детдому № 7 определенную сумму, которую можно было израсходовать только по назначению.

На педсовете, а потом на профсоюзном собрании пришли к выводу, что в детдоме надо иметь своих коров, которые обеспечат молоком. Можно было решить эту задачу по-другому — возить молоко из колхоза, но здесь свои проблемы: расстояние 14 км. и река Тобол, переправа, и еще: надо выделить лошадь с телегой и возчика, которые будут заняты на весь рабочий день. Следующее: молоко, которое будет транспортироваться на 14 км. да еще по такой дороге, все время будет взбалтываться, зимой подмерзать, а летом закисать. Все это сводилось к тому, что детдому надо приобретать своих коров.

Выстроили коровник, и через три года в стойлах стояло 12 коров. Первым дояром из воспитанников стал Володя Кузнецов. Утром по стакану парного молока — очень полезно для здоровья. На пищеблок каждый день поступало больше 100 л молока. Это перекрывало все нормы, а летом поступление удваивалось. Кашу, сваренную на молоке, дети ели с удовольствием и еще просили добавки, а на воде — у некоторых каша оставалась в тарелках. В меню появились новые блюда — борщ или окрошка со сметаной, творог с сахаром и сливками. Мясо закупалось у населения, а в летний период обеспечивались своим, в основном свиным мясом, т. к. в детдоме было около 30 голов свиней и еще приплод от коров.

Район не выполнял Госплан по сдаче яйца. В Байкалово был выстроен инкубатор. В школах, которые были на территории колхозов, организовали выращивание цыплят для сдачи потом их в колхоз.

Детдом — закрытое учреждение, но и нам довели план, с которым мы справлялись и заняли первое место по сохранности цыплят (92 %). По решению педсовета, Совета дружины, детского Совета была проведена большая разъяснительная работа по выполнению решений райкома: это задание партии и правительства, которые заботятся о детях-сиротах, и мы должны помогать государству.

Цыплят выращивали в комнате, где стоял камин, который поддерживал нужную температуру. На полу досками разделили клетки. В каждой клетке содержалось столько цыплят, чтобы не было скученности, если этого не делать, то получается давка, и слабые оказываются затоптанными.

Воспитанники с удовольствием первые несколько дней уходили в эту комнату, кормили, поили и следили за грелками. Служили грелками стеклянные банки, в которые наливались теплая вода. Цыплята окружали банку, подставив бочок, грелись, постепенно приседали и закрывали глазки, и в таком положении находились до тех пор, пока вода не остынет. От холода цыплята просыпались и начинали пищать — значит, надо воду менять. Во время кормления свои особенности. Если пшено, то цыплята клюют и клюют, а если кусочки хлеба или каша, тогда начинается суматоха. Клюнет в кусочек, а проглотить не может и убегает в сторону, а другой цыпленок гонится за ним и хочет отобрать. Дети имеют особую любовь к животным, будь это цыпленок, поросенок, жеребенок или теленок.

Завхоз детдома Дмитрий Акимович Филатов внес предложение курятник сделать в яме. Рассчитали затраты и дали согласие на строительство.

Вернемся к вопросу о питании. В отчете по питанию теперь выполнялось и перевыполнялось потребление таких продуктов как мяса, молока, яиц. Детдом теперь имел 600 кур-несушек и ежедневно на склад поступало 300–350 штук яиц, это было в два раза больше нормы. Оставался открытым вопрос о рыбной продукции. Воспитанники получали соленую рыбную продукцию из магазина, свежего карася и др. покупали у рыбаков, но и этого было мало.

Дополнительным в питании были мясо кроликов, птицы и мед. На склад с пасеки поступало более тонны меда, который, по данным медицины, считается более полезным, чем сахар.

По калорийности питания детей наш детдом занимал первое место в Тюменской области. Кроме того, Байкаловский райисполком удовлетворил ходатайство и закрепил за детдомом 40 га запущенных земель.

Земля была, а обрабатывать в детдоме не было средств. В район приехал представитель из обкома Евгений Петрович Логинов. Он посетил и детский дом. Познакомился с условиями работы детского дома, а когда уезжал, обещал помочь в приобретении трактора и автомобиля.

С приобретением пропашного транспорта из СПТУ детский дом мог обработать землю и посадить 2,5 га картофеля при сборе 100 ц с 1 га; это обеспечивало полную потребность в этом продукте.

Трактором вывозили сено и дрова. Лошадями 3 раза в неделю привозили продукты из Байкаловского сельпо, и за доставку груза детдом получал доход.

Два года экспериментировали посадку овощей: капусту высаживали рассадой на площади 0,06 гектара, которую хранили как в свежем виде, так и засаливали в овощехранилище два чана по 400 литров.

Морковь, репу и огурцы выращивали на грядах. В первый год выделили грядки группам. Воспитанники младшей группы, когда пришло время, пошли в огород за урожаем, а на грядках осталась одна мелочь: съели, не дождавшись, когда созреет. На следующий год закрепили грядки для школьных групп и дошкольников отдельно. Повторилось то же, что и в прошлый год.

Детский совет (подробно остановлюсь о нем ниже) обговаривал этот вопрос долго, а потом вместе с воспитанниками решили садить и сеять общий огород, а когда придет пора уборки урожая, взвесить на весах и только тогда раздать воспитанникам.

Огурцов получали мало, когда их выращивали на навозных грядках, а когда появились “муромские” огурцы, которые высеваются прямо на грядку, воспитанники таких огурцов наелись вдоволь, да еще засолили несколько бочек. На зиму в детдоме было заготовлено овощей такое количество, которого было достаточно по нормам на весь период до нового урожая.

На Детском Совете председатель Клава Иванова предложила провести осенью День Урожая. Весной, когда на Детсовете утверждался план посева, объявили, что осенью пройдет праздник. Летом отбирались экспонаты овощей: капусты, картошки, моркови, свеклы, репы, редиса, брюквы, редьки, лука, гороха, бобов, кукурузы; продуктов животноводства: яйца, молока, сметаны, сливок, творога, меда; продуктов дикоросов: грибов, малины, голубики, брусники, клюквы, черемухи, кедровых орехов. У каждого экспоната имелась этикетка, где было указано: сколько весит указанный продукт, какой собран урожай, и кто выращивал. На выставку приходили все сотрудники детдома и жители поселка.

У воспитанников стала оставаться в тарелках еда — значит, наелись досыта. Так, посещая столовую во время приема пищи, выяснили, что жирные кусочки мяса, особенно свинины, воспитанники оставляли в тарелках. Было принято решение жирное мясо перекручивать на мясорубке, для этого была куплена электрическая мясорубка.

На праздники Октябрьской Революции, Нового года и 8 Марта воспитанники старшей группы стряпали пельмени для всего детского коллектива.

В детском доме отмечались дни рождения. Детский Совет с завучем и воспитателями сделали выборку из личных дел дней рождения воспитанников. Если именинников в месяце было много, то проводили именины два раза в месяц, а если мало, то один день именин. Накануне дня именин воспитанники старшей группы приходили в бухгалтерию, составляли меню и выписывали продукты. Сами получали продукты и под руководством поваров готовили праздничное угощение. На праздник именинникам разрешалось пригласить: мальчикам друга, девочкам подружку. Ну, а если были братья или сестренки, их приглашали обязательно и сидели вместе за праздничным столом. Девочки из старшей группы вместе с кладовщиком Пелагеей Андреевной Корниловой освоили рецепт изготовления мороженого. Еще научились старшие девочки по рецептам делать торты, манники, а девочки из средней группы из выпеченных сочней делали торты “Степка-растрейка”.

В воскресные дни старшие девочки на обед ко вторым блюдам стряпали блины или пироги. Кто желал научиться стряпать блины или печь пироги, приходили на кухню и помогали поварам, учились кулинарному делу.

Повара часто жаловались, что они работают, не имея выходных, с раннего утра и до позднего вечера. Пришлось обратиться к детскому совету. Председатель Детского Совета Клава Иванова сама изъявила желание заменить поваров и с собой взяла еще трех девочек. Меню на воскресенье составили сами и включили те блюда, в которых были уверены, что приготовят. Утром, когда пришла дежурный повар, у девочек-поваров уже все кипело и варилось. Завтрак прошел хорошо. Недовольных обедом и ужином не было, а повар получил выходной. На следующий выходной другие девочки заменили второго повара. Здесь решались две задачи. Первая. Для девочек, которым придется в жизни быть домохозяйками и уметь готовить обед, это был практический опыт. Второе. Повара получали в месяц два выходных.

В образцовом типовом детском доме, где я проходил месячную учебу в г. Свердловске, увидел обед воспитанников за столами, которые были накрыты белыми скатертями. На подведении итогов посещения образцового детдома врач санэпидстанции сказал, что белые скатерти на обеденных столах — это не роскошь, а это культура без микробов.

Нашему детскому дому надо было переходить принимать пищу за столами, покрытыми скатертями. Вопрос был поставлен на педсовете. Были и “за”, а были и “против”. Большую работу воспитатели провели в группах. Когда теоретическая часть закончилась, приступили к практике. Столы, накрытые белыми скатертями, сделали зал столовой светлее и праздничнее. Воспитанники осторожно садились за столы, каждый на свое место. Дежурный воспитатель лишний раз напомнил, что если кушать не торопясь, аккуратно, тогда скатерти будут чистыми, ну, а если кто- либо сделает пятно на скатерти, тот после обеда берет эту скатерть и идет в прачечную замывать пятно.

Когда готовились накрывать столы скатертями, решили столы основательно вымыть и здесь обнаружили тайники. Почти у всех столов с обратной стороны столешницы были жирные пятна, а это, как выяснилось, вот откуда: воспитанник утром на завтрак получал 20 г сливочного масла (это было строго по нормам питания), а когда питания стало хватать, но не все воспитанники утром стали употреблять сливочное масло. Нашлись “изобретатели” — порцию сливочного масла приклеивали под столом к столешнице, а в обед это масло возвращалось к хозяину. Детский Совет решил этот вопрос так. Сливочное масло подавать на каждый стол в блюдце (за столом 4 человека). Если воспитанник не съел масло утром, он его получит в обед, а если останется от обеда, то получит в ужин.





***


Любая работа непосредственно связана с воспитанием. Работа умственная и работа физическая должны сочетаться, давать умеренную нагрузку, т. е. дети не должны перегружать свои силы, особенно физической нагрузкой, чтобы не подорвать здоровье.

Умственная работа для воспитанников детдома — учеба в школе и выполнение домашнего задания дома. Для воспитанников были созданы все необходимые условия для выполнения домашних заданий.

Имелась групповая комната, в которой стояли столы на 4 места, шкафы для одежды, парадной и повседневной, полки для портфелей, дорожка и электрическое освещение. Воспитанники собирались в групповой, мыли руки и приступали к подготовке домашнего задания. По сложившейся традиции, воспитатель проводил консультацию, как готовить уроки, что сегодня, например, начинаем учить правило по русскому языку; когда правило прочитано, для закрепления в тетради выполняется упражнение. В таком порядке выполняется задание по математике. После перерыва читают задания по географии, истории и т. д.

В подготовке домашних заданий были внесены изменения, которые давали самостоятельность воспитанникам в выборе очередности. Кто-то в первую очередь выполнит трудные задания, а кто-то — наоборот.

В это время в детских домах были воспитанники с умственными отклонениями, но на это не обращалось внимание, а в лучшем случае говорили, что воспитанники ленятся. Сейчас наукой доказано, что детей с отклонениями в умственном развитии надо учить по другим программам, что эти дети нуждаются в особых условиях обучения.

Очень часто такие дети попадали на “проработку” в группе, пионерской организации и Детском Совете. Обиднее всего было то, что воспитанника наказывали едой за двойки… На совещании в области рассматривался этот вопрос. Практика наказания едой была осуждена. Предписано инспекторам детских домов проследить и категорически запретить такой метод воспитания. Существуют другие методы наказания. Можно наказать за провинности воспитанника лишением сладостей, посещения кино и т. д. Этот вопрос был поставлен на педсовете, и больше в детдоме едой не наказывали.

Были случаи, когда воспитатели дергали за уши, за волосы девочек или наносили шлепок по голове. Воспитаннику становилось обидно перед сверстниками за такое оскорбление. На совещании в облоно заведующий П. К. Худолеев приводил пример, что в одном детском доме воспитанники помогали спасать урожай, работали граблями. Две девочки о чем-то заспорили и встали друг перед дружкой. Чтобы спор не зашел далеко, воспитательница ручкой своих граблей развела девочек. Одна из девочек рассказала другой воспитательнице, которая была в ссоре с коллегой, и та написала заявление. Провели следствие, и ее посадили за рукоприкладство. Облоно был издан специальный приказ о недопустимости физических наказаний, с которым были ознакомлены все воспитатели, инструктора по труду под расписку. В детском доме по просьбе воспитателей и завуча состоялось совместное совещание воспитателей, совета дружины и детского совета по этому вопросу.

Частым гостем в детском доме был инспектор по детдомам Полина Васильевна Кошелева, которая не только занималась инспектированием и выискиванием недостатков, как другие. Она вместе с завучем проводила семинары и практикумы с воспитателями, а потом с воспитанниками беседы на различные темы, например, как работать с газетой “Пионерская правда”. В то время в этой газете печатались красочные картинки с текстами детских писателей, с таким расчетом, что можно было вырезать ножницами по указанным линиям, правильно сложить, прошить нитками и получить книжку-малышку. В детском доме выписывалось много экземпляров газеты, и книжек-малышек делалось тоже очень много, особенно в средней группе (3–4 классы).

Полина Васильевна предложила написать сочинение в старшей группе на тему “Каким я буду после выхода из детдома?”. Одинаковых профессий было мало. Многие ребята написали, что они будут летчиками, танкистами, пограничниками, а девочки — учителями, медработниками, а одна написала, что она будет строить дома, а для себя выстроит круглые комнаты, все в стеклах и зеркалах. Детская мечта у многих воспитанников осуществилась.

Воспитанники ликовали, когда в детдоме загорелись электрические лампочки во всех корпусах, столовой и в мастерских от своей электростанции. Электроэнергию подавали утром в 6 часов до рассвета, а вечером с наступлением темноты и до 12 часов ночи.

На кухне появилась электромясорубка и картофелечистка. В прачечную приобрели стиральную машину. Приходили интересоваться женщины из поселка, как она работает.

Керосиновые лампы теперь стояли на складе на всякий случай. Поселок, где находился детдом, был третьим населенным пунктом в Байкаловском районе, где было электроосвещение — кроме райцентра, работала электростанция на лесозаводе в Бачелино.

С появлением устойчивого электроосвещения детдом приобрел радиоустановку. Радиоточки провели и жителям поселка, как и электросвет. По инициативе детского Совета были освещены игровая и спортивная площадки, а также дорога до столовой. Свободное время вечером воспитанники проводили на освещенных площадках, звонкие голоса их слышались до ужина.

Зимой эта площадь заливалась водой и создавался каток, катались на коньках и начинали играть в хоккей.

Школа учит, а детдом, который заменяет родителей, — воспитывает. В обязанности директора входила в основном хозяйственная работа, в которой много было воспитательных моментов. Часто беру для анализа такой пример. В школе и в детдоме объявлялось о том, что учащиеся и воспитанники завтра придут на уборку картофеля в колхоз. Объявление сделано. Инвентарем: ведрами, лопатами — обеспечены. Идет уборка урожая. Мальчики подкапывают гнезда картошки, а девочки собирают урожай в ведра. Приезжает бригадир и говорит, что много картофеля остается на поле. Почему? А дело в том, что объявить — объявили об уборке урожая, а не разъяснили, для какой цели убирается картофель, что от качества уборки зависит урожай и т. д.

Вся учебно-воспитательная работа была сосредоточена в умелых и опытных руках Таисьи Ивановны Слащевой, которая пользовалась в детдоме большим авторитетом, отличалась умелым и душевным подходом к детскому и педагогическому коллективам.

В группах, когда Таисья Ивановна посещала часы подготовки домашнего задания, делала ставку на индивидуальную работу с воспитанниками, которые слабо усваивали материал на уроках и затруднялись при подготовке к урокам. Иногда на отдельных воспитанников находило возбужденное состояние, они не могли сидеть спокойно, мешали другим. Такого воспитанника воспитатель уводил чаще всего в кабинет завуча. Таисья Ивановна сначала начинает читать ему мораль, а потом, когда воспитанник осознает свою вину, после этого приступает выполнять домашнее задание. После такой “проработки”, да еще потеряв свободное время воспитанники побаивались посещать кабинет завуча.

Режим начинался с подъема. Воспитатель громко, чтобы слышали все, ровно в 6 часов объявлял: “Подъем!” Некоторые воспитанники от такого окрика вздрагивали, были случаи, плакали.

Когда появился музыкальный работник — подъем начинался с тихой музыки, которая потом звучала громко и бодро. Дежурный воспитатель говорил воспитанникам: “Доброе утро!” Воспитанники выходили в коридор. Старшие ребята, с которыми проводили инструктаж по проведению утренней зарядки, приступали к своим обязанностям. Заправка постели, умывание, осмотр одежды, завтрак и подготовка к школе — во всех этих моментах присутствовали виды воспитания: аккуратная заправка кровати, привитие гигиенических навыков — мыть шею, уши, чистить зубы, опыт самообслуживания — порванная одежда требует починки или замены, в столовой принимать пищу не торопясь, пережевывать, не сорить крошками, правильно держать ложку или вилку, говорить “спасибо”, складывать учебники и тетради в портфель к занятиям по расписанию. Все эти хотя и незаметные навыки постепенно закреплялись у детей, а потом становились привычкой.

На педсовете был заслушан доклад: “Воспитание на жизненных примерах”. Воспитатели стали больше уделять внимания культуре речи, вежливости, уважению к старшим, добросовестному отношению к труду.

На объединенном педсовете воспитатели, Детский Совет детдома и пионерский совет вожатых решили, чтобы Детский Совет решал все хозяйственные вопросы, а пионерский совет был ответственным за проведение развлекательных и увеселительных мероприятий. Этот вопрос и был вынесен на обсуждение после того, как в детдоме выросло большое подсобное хозяйство:

Два гусеничных трактора

Два автомобиля

Электростанция

40 га закрепленной земли

5 га для посадки картофеля

Более 1 га для посадки овощей

12 дойных коров и молодняка

30–35 свиней

10 лошадей

60 пчелосемей

600 шт. кур-несушек

Кролеферма

Кирпичный завод

Все это хозяйство требовало грамотного и своевременного подхода к решению всех вопросов в пользу детдома. Для ведения подсобного хозяйства были взяты в штаты: конюх, доярка, свинарка, птичница, 2 шофера, тракторист, пчеловод, огородница на сезон, водовоз, рабочие на заготовку дров.

Детский Совет закрепил по желанию воспитанников старшей группы помощниками конюху, доярке, свинарке, птичнице, а в огороде закреплялись участки за отдельными культурами, обработка которых выполнялись группами воспитанников.

Большая роль и ответственность в организации всего объема работ на хозяйственной деятельности в детдоме и на подсобном хозяйстве лежала на плечах заведующего хозяйством Дмитрия Акимовича Филатова, который добросовестно выполнял свои обязанности. Директор, завуч, воспитатели, инструкторы по трудовому обучению, пионервожатая были основными лицами, которые несли ответственность за правильное воспитание детей.

В детдоме воспитанники общались и с обслуживающим персоналом: ночной няней, кастеляншей, поваром, фельдшером, музыкальным работником и другими, которые тоже участвовали в воспитании, пусть не всегда так, как требовалось.

Но не один человек из обслуживающего персонала не подавал плохого примера. Иногда можно было слышать в разговоре между воспитанниками такое: “Дядя Ваня нам рассказывал вот так, а не так, как ты говоришь!”. Дядя Ваня (конюх в детдоме) был авторитетом.

Уважением пользовались кастелянша Пелагея Андреевна Корнилова, она еще была и депутатом райсовета. Тетя Паша, так ее все называли в детдоме, где бы она не была: в групповых, в спальнях, в столовой — везде ей были рады, и она не оставалась в долгу. Обязательно найдет тему для разговора, а если где-то не так, она без стеснения скажет в глаза. Дети часто приходили к ней в кастелянную, где-то помогали, где-то просто слушали, и тетя Даша дарила им свою ласку.

Работа детдома отмечалась и в районе, и в области с положительной стороны благодаря всему коллективу, который отдавал свои силы на воспитание детей-сирот.

В каникулы в каждой группе составлялись планы на лето:

- посещение г. Ульяновска, родины В.И. Ленина, по реке Волге;

- экскурсии в Свердловск, Тюмень, Тобольск;

- походы однодневные и с ночевкой;

- поход-экскурсия на родину П. Морозова.

Подготовка к поездке на родину В.И. Ленина велась целый год.

Условия поездки: отличная и хорошая учеба и примерное поведение. В экскурсиях принимали участие те группы, которые вышли победителями в соцсоревнованиях: в походы ходили младшие и средние группы (на луга, на р. Тобол, на оз. Мазуровское). К походу на родину П. Морозова тоже готовились целый год.

Интересные были встречи, когда воспитанники возвращались с экскурсий или похода. Делились самыми яркими впечатлениями, которые излагались на листке бумаги в краткой форме. Из этих отчетов воспитатель, который был с ребятами в походе или на экскурсии, много узнавал о склонностях и впечатлениях воспитанников, выявлял проблемы, над которыми надо будет работать.

Кто-то из воспитанников описывал масштабы увиденного, другой — о красоте, а были и такие, у которых в памяти осталась газвода, которую он пил, или употребил мороженого столько, что больше не хотел.

Поход на р. Тобол, это в 10 км. от детдома и в 1,5 км. от д. Мазурово, организовывался с таким расчетом, что если ночью случится гроза, можно было уйти в здание начальной школы, которая стояла на краю деревни (в то время в детдоме палаток не было). Сколько рассказов было о проведенной ночевке у младшей группы! Одни вспоминали, что когда спали, раздался гудок и всех разбудил. Из-за поворота показались огни парохода, а потом услышали шум воды — это крутились колеса и толкали воду. Пароход прошел по реке мимо и скрылся за поворотом, а впечатлений хватило до самого утра.

Средняя группа уплывала на луга по Шестаковке. Лодка грузоподъемностью в 3 тонны вмещала всю группу и груз (питание, одежду, одеяла и другое снаряжение, которое могло пригодиться). Луга, на которых заготавливали сено для колхоза, были далеко от населенного пункта, поэтому для заготовителя был построен дом в два яруса. На втором ярусе только спали. Дом стоял на высокой гриве, которую не топило даже в большую воду, он стал пристанью для путешественников средней группы.

Когда лодка причалила к берегу, было время обеда. Костер развести не удалось, дров не оказалось, их забыли заготовить и привезти, когда плыли мимо леса. Собирали палки по берегу, но они были мокрые. Нашли сушняк в кустах. Развели костер, жизнь стала веселее.

После обеда одни мальчики поплыли на лодке за дровами, а другие взяли невод и пошли к вершине лога закидывать его. Девочки готовились к ночлегу. За домом была куча старого сена. Сено растрясли, высушили и уложили на доски, чтобы спать было мягко. К вечеру на лодке привезли дрова. Рыбаки принесли мелкой рыбы. После ужина пели песни у костра.

На другой день мальчики отправились рыбачить и купаться на другую гриву, а девочки купались около дома. Загорали. Полная свобода. Гуляли, собирали цветы. После второй ночи стали собираться домой. К вечеру показались дома поселка. Все дружно закричали: “Ура! Ура!”.

Старшая группа на экскурсии уезжала и приезжала на автомобиле. Рассказывали о впечатлениях с большим удовольствием. Показывали открытки, альбомы, а младшие и средние группы слушали и мечтали, что скоро, и они поедут в какой-нибудь город.

Прошел год подготовки и отбора к походу на родину П. Морозова. Была изготовлена карта похода в 2-х экземплярах: один экземпляр взят в поход, а второй остался в детдоме, чтобы можно было следить за этапами похода.

Был составлен список одежды и инвентаря, продуктов питания, мелочей типа: аптечки, спичек, ниток, иголок и проч.

В поход отобрали 12 воспитанников. После завтрака все воспитанники пошли провожать путешественников к автомашине у конторы. Маршрут пролегал через следующие пункты: до юрт Сеиты 18 км. езды на автомашине, дальше пешком 14 км по болоту до юрт Еманаульских. На этот отрезок маршрута отводился 1 день. От юрт Еманаульских шла тропа охотников на острова, заросших лесом.

В юртах Еманаульских узнали от охотников, что путь до границы Свердловской области далекий, трудный, в двух местах зыбун. Ночевали на сене у лесника, который сказал, что в этом году в болоте много воды. Утром двинулись в путь. Через 2 часа появилась на горизонте черная полоса. Это был первый остров, куда ходило татарское население заготовлять мочало. Тропа была топкая, но мягкая. К обеду оказались на острове. После обеда, когда пересекли остров, это километра 2 — 2,5, началось опять болото, и сразу замаячил впереди остров, но тропа стала теряться из-за высокой травы, да и под ногами стала выступать вода.

К острову пришли усталые. Прошли всего 13 км. Решение — ночевать. Разожгли два больших костра. Ужин. Устроились на ночлег. Убрали угли, размели, где был костер, наложили лапнику ели. Одно место для девочек, другое для мальчиков. Земля от костров нагрелась, а потом нагрелся лапник, поэтому и спали как на печке. Третий костер горел всю ночь.

Подъем. Завтрак, и опять в путь. Обедали прямо на чистом болоте без костра и только к вечеру пришли к большому острову. Ужин. Устроились ночевать, как вдруг появился медведь, который рявкал и ходил вокруг нашего лагеря. Крика медведь не боялся, а когда стучали в ведро, он удалялся, но через некоторое время появился снова. Как только начало светать, медведь ушел, и больше мы его не слышали. После завтрака воспитанники покинули это плохое место.

Следующий остров появился на горизонте в тот момент, когда надо было обедать. Решили обедать на острове, там выспаться до ночи, а вдруг на этом острове тоже живет медведь и опять не даст спать.

Ночь прошла спокойно. Выспались хорошо. После завтрака бодро двинулись вглубь острова. Шли долго и вышли на вырубку. Нашли дорогу, которая привела на поле, засеянное рожью. По дороге пришли в деревню Герасимовку. В ту самую, где кулаки убили Павлика Морозова и его брата. Ночевали в школе. Завтра сходили на место гибели к памятнику. На следующий день отправили с почты телеграмму в детдом, а сами на автобусе поехали в Верхнюю Тавду Свердловской области.

До телеграммы в детдоме воспитанники все дни ходили к почтальону и спрашивали о телеграмме, а когда пришла телеграмма, ликованию не было конца. О телеграмме говорили и в группах, и в столовой, и в других местах. На карте отметили место и дату, откуда и когда была отправлена телеграмма.

К этому времени в детдоме был поставлен телефон, по которому из Сорокино позвонили участники похода. На переправу ушла автомашина. В детдоме участников похода встречали и воспитанники, и обслуживающий персонал.

Воспитанники увидели автомашину, которая вышла из леса, и закричали: “Едут! Едут!”. Встречающие разошлись, давая дорогу автомашине. Из кузова автомашины загорелые, улыбающиеся путешественники выпрыгивали в объятия встречающих.

Когда они привели себя в порядок, все пошли в столовую. Дорогой до столовой, за столами воспитанники задавали вопросы и вопросы, а на вопросы были ответы и ответы. Расспросы о походе длились долго, т. к. участники похода вспоминали то, что еще не рассказывали, а те, кто не ходил в поход, выпытывали: что вы делали, когда рявкал медведь? и т. п., и т. п.

По итогам похода на родину Павлика Морозова было собрание воспитанников, на котором выступили участники похода и рассказывали о походе с первого дня, когда уехали на автомашине из детского дома и до того времени, когда вернулись. Из выступлений воспитанники узнали, как преодолевались трудности, как приходили на выручку товарищи, ни одного случая не было, чтобы кто-то захныкал или ругал себя за то, что дал согласие участвовать в походе. Коллектив хорошо сплотился, и поэтому те задачи и планы, которые ставились перед участниками похода, были выполнены. Еще выяснилось, что к любому походу надо готовиться: добросовестно делать физзарядку, чтобы быть сильным и выносливым, хорошо учиться, чтобы больше знать и уметь находить выходы из трудного положения, а также в походе нужно быть честным и быть надежным товарищем. Об этих и других качествах настоящих пионеров ребята узнали от жителей деревни Герасимовка, где жил П. Морозов. Ребятам рассказали, как он разоблачал врагов народа, которые прятали хлеб, в котором нуждались дети рабочих фабрик и заводов. После этого похода коллектив детдома ходатайствовал о присвоении ему имени П. Морозова.

Воспитанники старших групп, особенно мальчики, вышли на Детский совет с предложением соорудить каток. Летнюю игровую площадку, где играли в волейбол и футбол, спланировали, осенью сделали борта, а с наступлением холодов начали заливку катка. Два выходных дня на катке кипела работа. Старшие воспитанники на двух лошадях подвозили воду, а остальные мальчики ведрами поливали каток. Вокруг катка были расставлены елочки.

Настал день открытия катка. Воспитанникам старших групп были куплены коньки. Они с зажженными факелами выехали на каток и совершили круг почета. Затем на каток пригласили всех желающих и даже детей местных жителей. Позднее каток освещался электролампочками. Радостно слышать было, сколько веселья доставляло катанье на коньках.

На следующий год решением Байкаловского райсовета был создан попечительский Совет, в который вошли: директор Бачелинского лесозавода Кучеровый, военком Байкаловского комиссариата Черченко, председатель райпотребсоюза Игнатьева, заведующий районо Чердынцев, которые в силу своих возможностей помогали детскому дому решать учебно-воспитательные и хозяйственные вопросы.

Директор детского дома и военком договорились провести военизированную игру. Из военкомата в детский дом был направлен “приказ” за подписью военкома о создании в пионерской дружине им. П. Морозова двух батальонов для военизированной игры. Появление почты в детском доме — это своего рода тоже событие, т. к. все желают получить письмо, а в письмах часто вкладывались один или три рубля, с которыми можно сходить в магазин и купить конфет, а из письма узнать о родных и близких.

О договоренности директора и военкома были поставлены в известность завуч детского дома Т.И. Слащева и воспитатели старшей группы. Приход письма в детский дом, да еще на имя председателя пионерской дружины им П. Морозова было событием. Распечатывали письмо, когда Совет дружины был в полном составе. Срочное заседание Совета дружины насторожило ребят и все хотели узнать, что бы это значило. После заседания Совета дружины детский дом был похож на потревоженный пчелиный улей. Везде говорили, что будет создаваться военный батальон, будут роты, форма и т. д.

Большинство ребят уже мечтали быть военными и носить форму, а отдельные мальчишки загрустили, потому что в батальоны будут принимать только тех, кто хорошо учится. Совет дружины дал разъяснение, что время достаточно и можно исправить двойки, и тогда будешь принят в батальон.

Двоечники, которые ленились и плохо готовились к урокам, стали исправлять двойки, ну а кто в силу своих возможностей (по причине недуга) не мог исправить двойки, то члены Совета дружины решали его судьбу персонально. Письмо военкома заставило воспитанников повысить успеваемость и улучшить дисциплину в детском доме.

На следующем заседании Совета дружины были составлены списки личного состава батальонов и рот, предложено выбрать командира батальона и заместителя по политчасти. Командира батальона выбрали, чтобы потом не обижаться, когда за провинность получишь от командира. Выбрали командиров рот, санитаров, связистов, разведчиков.

После утверждения командирского состава началась работа: в столярной мастерской изготовили оружие, кому какое нравится. В швейной мастерской шили погоны и эмблемы, головные уборы. На эту работу ушло полтора месяца — ноябрь и половина декабря. Вторая половина декабря уходила на подготовку и встречу Нового года.

В зимние каникулы от военкома поступил приказ № 2, который обязывал теперь уже командира батальона и рот начать занятия по строевой подготовке: ходить в ногу, знать свое место в строю, ходить с песней, уметь выходить из строя. На это отводились январь и февраль, а 23 февраля, в день Красной Армии и Военно-Морского Флота, провести смотр.

Получили приказ военкома № 3, который обязывал обратить внимание на приветствия и доклады вышестоящему начальству. В приказе сообщалось, что в весенние каникулы военком приедет в детский дом с проверкой готовности батальона для выполнения задания “штурма противника”.

Все это время, которое указывалось в приказах военкома, ребята были в напряжении и мечтах. Напряжение чувствовалось с утра, с самого подъема, и весь день. Без обиды выполнялись учебная и воспитательная работа, дежурство, хозяйственная работа. В свободное время можно было и помечтать одному, а потом поделиться с товарищем. Девочки приходили поделиться сомнениями к завучу Таисье Ивановне, а мальчики — к директору.

На педсовете отмечалось, что в первом полугодии повысилась успеваемость и меньше стало напряжение в детдоме и школе.

Когда по приказу все было готово к сроку: форма, раппорт, песни, — военкому Черченко был послан раппорт, который увез в райвоенкомат директор детдома. В следующем приказе военкома указывалось: построить крепость и быть готовыми к такому-то числу к штурму крепости.

Ребят несколько отвлекло от подготовки к военизированной игре участие в смотре художественной самодеятельности. В весенние каникулы проходил смотр художественной самодеятельности школ Байкаловского района. Еще в январе было проведено совместное заседание Детского пионерского совета, в присутствии воспитателей и учителей, которые готовили ребят к концерту, а также директоров и завучей детдома и школы. Анна Гавриловна Слинкина лично сочиняла сценарии, которые зачитывались на совете, затем вносились изменения и поправки.

Все три месяца шла подготовка: репетиции, музыкальное сопровождение и основное — шились костюмы, которые учитывались в оценке выступлений.

С каким энтузиазмом готовились дети к смотру! Перед поездкой в район дети выступали перед колхозниками, а генеральная репетиция — перед воспитанниками и населением поселка.

На смотр шли пешком 25 км, а костюмы, музыку и малышей везли на лошади, которую брали в колхозе, когда в детском доме не было своего транспорта. Позднее, когда в детдоме появились лошади, на смотр и другие мероприятия в районе увозили всех детей на транспорте.

В районном доме культуры, где проходил смотр художественной самодеятельности, разрешалось присутствовать в зале всем желающим. На выступлениях других школ в зале любителей сцены было мало, а когда объявлялось выступление школы и детдома из поселка Советского, в зале не было места, даже в проходах люди стояли у открытых дверей.

В выступлениях, кроме костюмов, которые были яркими и аккуратными, была ценной идея содержания патриотического воспитания. Память о войне в то время еще тревожила сердца людей, которые выстрадали Победу на лютым врагом. Ненависть и злоба еще кипела в крови израненного солдата, вернувшегося с фронта, который своими глазами видел ужасы и зверства фашистов, то горе, которое они причинили народу, солдатским вдовам, сестрам, братьям, сыновьям и внукам, родным и близким, — всем тем, у кого кто-то не вернулся с фронта, а остался на полях сражения за любимую Отчизну.

На сцене объявляется выступление НСШ из поселка Советского, а среди участников основная часть — воспитанники детского дома имени П. Морозова. Открывается занавес, и на сцене перед полным залом зрителей стоят три ряда исполнителей: в первом ряду — малыши, второй ряд — дети среднего возраста и третий ряд — старшие, а за ними на возвышении стоит взрослый мужчина в военной форме с накинутой плащ-палаткой на плечах с девочкой на руках. Зал аплодирует.

Художественный монтаж начинался с песни “Широкая страна моя родная”. Дальше — песни и стихи о партии и Родине, о воинах, которые победили фашизм. Особенно вызывало интерес зрителей выступление физкультурников. Программу завершал монтаж “За детство счастливое наше спасибо, родная страна”.

Со смотра художественной самодеятельности привозили обязательно призовое 2-е место, а первое присуждалось Байкаловской средней школе. Грамотами награждались большинство участников. После такого события в детском доме подводились итоги и шли споры о заслуженных наградах и неудачах.

И снова событие. Приезжает военком. В шинели с погонами, папахе. Военком идет в группу-штаб. Собираются все командиры. Обсуждаются планы подготовки проведения игры “Штурм”.

После собрания командиров объявляется: “Подготовиться к смотру строя и песни!”. До обеда проводится осмотр формы каждого подразделения, сдаются раппорты. Строем проходят перед военкомом, директором и завучем детдома. Общее построение. Военком благодарит весь личный состав батальона за хорошую подготовку и проведение первого мероприятия — смотра строя и песни.

После обеда построение, зачитывается командиром батальона приказ о “штурме крепости”, которая была сложена из снега в поле. Военком объявляет посредников из числа воспитателей, которые должны наблюдать за выполнением условий: если снежок попал в руку или ногу, считается раненым, а если снежок попал в голову или в грудь, считается погибшим.

Один взвод уходит в крепость для обороны, а два взвода начинают наступление на крепость. Раздаются команды командиров: “Скрытно! Перебежками выйти на исходные позиции!”. “Разведчикам достать языка!” “Саперам разминировать подходы! К крепости!”. Затрещали трещотки — это стреляют пулеметы. Наступающие по-пластунски и короткими перебежками продвигаются к крепости, а из крепости летят снежки в наступающих. Воспитанники, которые не участвуют в игре, — младшая группа — это наблюдатели. Даже пришла старшая дошкольная группа, а также пришли сотрудники детского дома, чтобы посмотреть на военную игру, к которой так долго готовились.

Появились первые раненые, которых уводят санитары с поля боя и делают перевязки. И вот полетели снежки в крепость, а смельчаки, которые увернулись от снежков, подбежали к стенам крепости и бросают “гранаты” через стены. В это время наступающие с криком “Ура!” врываются в крепость. На стене крепости сменяется флаг. Штурм окончен. Крепость захватывают наступающие. Игра закончена.

Как обычно, начинаются споры о нарушениях и нечестной игре. Военком подводит итоги игры. Объявляет благодарность командирам и всем, кто принимал участие в игре “Штурм”.

Военкома провожали всем составом детдома, который на паре лошадей, запряженных в сани, вихрем помчался по дороге и скрылся за поворотом. В детском доме началась обычная повседневная жизнь.





***


Для воспитанников детдома Новый год был самым любимым праздником. Разрабатывался сценарий на совместном заседании пионерского актива и детского совета. По желанию выбирались артисты, причем каждый год новые. Например, “зайчики “, как без них в зеленом лесу. В этом году воспитанники были “зайчиками”, а на другой год они выросли и им на смену приходили другие “зайчики”. Такое правило соблюдалось и в отношении к другим персонажам.

В подготовке и проведении Нового года каждый воспитанник имел поручение. Никто не оставался без дела.

Директор и завхоз отвечали за оформление сцены. В клубе сцена была большая, и хотелось декорациями потолку придать вид ночного неба в зимнем лесу, да еще чтобы светилась луна со звездами на небе, чтобы искрились сугробы, да была метель и вьюга.

В те годы в моде были маленькие круглые зеркальца, которые имели девушки. В групповых комнатах иногда играли, пуская “зайчиков”, и эти зеркальца пригодились. Воспитанники старшей группы на цилиндр из картона наклеили кусочки от разбитого зеркала. Когда вращаешь цилиндр, на который направлен пучок света, то на экране получается изображение беспрерывно бегущих “зайчиков”, и это создает впечатление падающего снега.

Когда идет медленное вращение цилиндра, то на сцене, при отсутствии света, падают медленно снежинки, а когда цилиндр вращается быстро, на сцене создается впечатление метели или вьюги.

На сцене была устроена лесная поляна, покрытая снегом среди елочек. На ветках лежат снежные хлопья. Выбегают зайчики на поляну и начинают играть и петь. Вращается медленно цилиндр и создает впечатление медленно падающего снега на этой поляне, где играют зайчики.

На сцену выходят голодные волки с поджатыми хвостами, в это время цилиндр вращается быстро и создает впечатление вьюги и метели, и так по всему сценарию. Такое световое оформление поручалось серьезным и ответственным воспитанникам старшей группы.

Много труда и хлопот выпадало на долю швейной мастерской, где готовились костюмы. Таисья Ивановна была ответственной за оформление и пошив костюмов, а их набиралось около 30 комплектов.

На новогодней елке присутствовал зав. районо А.В. Чердынцев, который после вечера попросил директора и завуча повторить этот утренник для директоров Байкаловского района.

3 января в детский дом приехали гости — директора школ района. На обсуждении этого мероприятия было сказано много лестных слов в адрес руководителей. Отметили разнообразие костюмов, большую работу педагогического коллектива. Директора высказывались и о том, что в школах нет такой возможности иметь костюмы и отсутствуют такие помещения.

Ежегодно проводились выступления художественной самодеятельности вместе со школой на праздниках 23 февраля, 8 Марта, 1 Мая, в конце учебного года, в день рождения детского дома, 7 ноября и 5 декабря. Выезжали с концертами на праздники в колхоз им. Свердлова и с. Сорокино, к лесозаготовителям на Игнашиху, в Мазурово во время проведения выборов и для местных жителей.

Воспитанники детского дома через Детский Совет сделали заявление. Можно ли организовать танцы в клубе? Детский Совет совместно с воспитателями старшей группы и завучем разрешили проводить танцы один раз в неделю за счет свободного времени, но при условии: одежда выглаженная, ботинки начищенные. Следят дежурные за выполнением условия. Каково же было удивление: девочки и мальчики гладили формы, брюки, рубашки, чистили ботинки, причесывались и только потом шли на танцы. Этим прививалась культура опрятности в общественном месте.

Выезжая на экскурсию в г. Тобольск, испытывали трудность с ночлегом. По договоренности с директором детского дома № 34 г. Тобольска, который размещался по улице Хохрякова, нам разрешили делать ночлег и питание в здании детского дома. Воспитанники нашего детского дома теперь на экскурсию планировали не два дня, а 3–4 дня.

В ответ воспитанники из городского детского дома приезжали к нам в пос. Советский и здесь наслаждались сельской жизнью. В столовой на каждый стол на блюдце подавали мед, а городские воспитанники его стеснялись кушать, т. к. они не видели такой большой порции меда.

После поездки в лес за голубикой, где они наелись и привезли с собой в банках, они всю ночь спорили о том, что будет с той ягодой, которая осталась в лесу.

В конце лета поспевала лесная ягода: брусника, которой было много, костяника, земляника, калина, голубика, клюква, черемуха. Росли грибы и грузди. На Совете детдома разрешали группами ходить в поход в лес на заготовку ягод и груздей на зиму.

Принесенные дары природы в столовой обрабатывались от сора и мусора. Грузди солили в бочке, а из ягод делали варенье. Эти деликатесы разрешалось употреблять только на днях рождения.

Под руководством учительницы Слинкиной Анны Гавриловны Детский Совет решил разрешить воспитанникам средней группы совершить поход в Искер. Из похода вернулись с находками: черепками от глиняной посуды, монетами разной величины, украшениями, копьями и другими предметами.

В детском доме несколько дней воспитанники рассматривали экспонаты. В групповых комнатах привезенные экспонаты мешали, тогда пионерская организация решила создать музей при детдоме. Детский Совет согласился, и для музея выделили пустующую комнату в клубе.

Начали белить, мыть окна и все приводить в порядок. Старшие ребята отремонтировали списанные столы, которые установили в один ряд посредине комнаты; из костелянной принесли старые драпировки и постелили на столы. Разложили экспонаты, которые привезли из Искера.

На следующий день сделали записки, кто, когда и где нашел экспонат.

Здесь же стали проводить выставки рисунков, изделий из мастерских, а еще выставки сельхозпродукции, выращенной на огороде, которые отличались величиной и весом. По конкурсам рисунков, изделиям из мастерских комиссии от пионерской организации и Детского Совета присуждали поощрения.

Детский Совет поручил одному из своих членов быть ответственным за часы работы музея. Приходили в музей воспитанники, школьники, сотрудники и даже население. Свои отзывы записывали в книгу.

Музей накапливал сведения о родном крае, материалы его дали возможность учителям русского языка писать с учащимися сочинения, по математике получать данные для составления задач, по истории лучше знать события и т. д.

О значении музея и его работе был проведен совместный педсовет. В выступлении директора было сказано, что вопросам воспитания в детском доме уделяется много внимания. Музей, как еще одно средство воспитания, должен способствовать воспитанию детей в детском доме. Музей только тогда достигает цели, когда откажется от опеки воспитателей либо учителей, а положится на самоуправление и самостоятельность, даст широкий простор для его применения. Наш детский дом носит имя Павлика Морозова, наши воспитанники совершили поход на Родину Павлика Морозова. Все, что связано с походом, должно храниться в музее. Экспонаты из Искера, рисунки, сочинения, изделия, которые будут в музее, — все это будет предметом воспитания.

После совместного педсовета педагоги и актив детского дома рассказывали воспитанникам о значении музея, и в ответ на это воспитанники стали приносить столько всего нужного и не нужного, уверяя, что это надо поместить в музей. Были и ценные находки. Воспитанники средней группы принесли кость очень старую, разрушающуюся, в глубоких трещинах, тупую с одного конца, другой конец был тоньше и изогнутый. После обследования сделали предположение, что это бивень мамонта или слона.

После проведенной работы комната с экспонатами стала похожа на музей. Музей просуществовал до самого расформирования детского дома, судьба экспонатов не известна.

Постановление о связи школы с жизнью в детском доме стали реализовать с учетом специфики коллектива воспитанников.

В школе составляли задачи на местном материале. Теперь в придуманных задачах надо было решить, что на ток колхозники привезли зерна столько тонн, а за это время сдали государству столько-то тонн и т. д.

Или, например, про молоко. Годовой надой фермы детского дома составил 78000 литров от 12 коров. Данные бухгалтерии: потребность за год молока для 160 воспитанников на 30 дней = 4800 детодней на 1 месяц; 4800x12=57600 детодней. Это по 1 литру, а если 0,5 литра по норме, то надо 57600:2=28800 литров. Это больше нормы — к таким выводам приходили ребята. Такой же расчет делали по яйцу и другим продуктам питания.

В детдоме решили знакомить воспитанников с жизнью через семьи учителей и воспитателей.

Жизненный уклад в семьях и детдоме отличаются по многим параметрам, а поэтому решили сначала на педсовете, а потом на Детском Совете отпускать воспитанников в семьи воспитателей и учителей. Такие посещения принесли положительные результаты в дисциплине и культуре поведения. Воспитанникам разрешалось посетить квартиру товарища и подруги тогда, когда отличные и хорошие оценки и нет замечаний в детском доме и школе, а еще опрятный внешний вид.

Воспитанники после посещения приходили в детский дом и делились впечатлениями. Так в какой-то степени улучшались взаимоотношения между взрослыми и детьми.

После праздников в детском доме стали готовиться к выпуску воспитанников. Ребят, у которых была хорошая успеваемость и было желание продолжить учебу, направляли в Байкаловскую среднюю школу. Кто хотел приобрести специальность учителя, воспитателя, медицинского работника или строителя, тех направляли в училища. Некоторые воспитанницы изъявили желание (их агитировали представители фабрик) учиться и работать в текстильной промышленности.

Был такой случай. Воспитанник Ю.Я. был увезен в г. Тюмень для сдачи экзаменов. Через 10 дней Ю.Я. сдал экзамены и приехал домой. Ребята из средней группы пришли и сказали, что приехал Ю.Я. и привез складной ножик. “Вот это ножик!” — говорили дети средней группы. После разбора выяснилось, что Ю. Я. израсходовал деньги, которые ему дали на питание. С выпускниками была проведена беседа-учеба — как и на что надо тратить деньги.

Все эти и другие трудовые навыки прививались с раннего возраста, и когда встал вопрос о приобретении кирпичного завода, который был так необходим детскому дому, появились противники, которые мотивировали это тем, что у воспитанников совсем не будет свободного времени на игры.

Спросили воспитанников, которые работали на кирпичном заводе. Ребята ответили, что два раза в неделю сходить на кирпичный завод — это не трудно, а еще интересно. Время на игры хватает. Медицинский работник детского дома отклонений в здоровье детей в связи с работой не нашел. Завод заработал.

Месили глину лошадями, управлять ими согласились воспитанники. Вставать им приходилось рано, так как днем лошадей заедали пауты и слепни.

Когда глина была готова, под звуки горна ребята отправлялись на кирпичный завод. Мальчики подносили глину, девочки набивали формы, и через два часа приготовляемая глина превращалась в кирпичи. Кирпичи сушили, а потом укладывали в печь, и начинался обжиг. Они необходимы были, в первую очередь, для ремонта печей. Кирпичи получались хорошего качества, отремонтированные печи стояли по нескольку лет.

Весной воспитанники принимали участие в заготовке дров, летом — сена для подсобного хозяйства. Когда началась радиофикация поселка, ребята копали ямы и шкурили столбы.

Каждый год лесничество обращалось с просьбой к детскому дому об изготовлении скворечников. Ребята с удовольствием трудились в мастерской, выполняли это поручение.

Каждое задание обсуждалось детским коллективом, обращалось внимание на значимость выполненного. Если этого не делать, то работа будет выполняться формально, для “галочки”. Мы столкнулись со следующей проблемой. На уборке картофеля рабочую силу распределили следующим образом: мальчики копают гнезда, а девочки собирают картофель. При осмотре поля оказалось, что на поле остается много картофеля. С ребятами была проведена беседа, ребята стали тщательно собирать клубни, понимая, что картофель — важный продукт в рационе питания.

Бывшие воспитанники, которые приезжали в детский дом после учебы в училищах, встречались с ребятами. Они интересовались работой, питанием и другими вопросами. Все воспитанники говорили: хорошо, что нас научили трудиться, что мы не хуже других, и даже знаем больше.

К 1963 году в детдоме произошли разительные перемены. Воспитанники владели культурой приема пищи. На четырехместных столах с белыми скатертями, которые заменили клеенкой, ставилась кастрюля с половником — кушай досыта. Хлеб никто не уносит в карманах, а если захотел кушать, приходил в столовую, где тебе дадут стакан молока и хлеба.

В групповых и спальнях на окнах висели тюлевые шторы, проводилась традиционно ежедневная влажная уборка. Окна были большие, и дневного света хватало. Избавились от керосиновых ламп. Их заменили “лампочками Ильича” — согласно норм освещения. Зимой за тепловым режимом следил фельдшер, а с появлением весной комаров на окна из газет делали затемнение, сжигали камфару, от этого запаха комары улетали, и дети спокойно спали.

Одежда была чистая, не рваная. Школу посещали в форме, дома переодевались в повседневную, а на работу была рабочая одежда. До Нового года ходили в подшитых валенках, а новые на Новый год одевали до весны, а летом их в починку. Коллектив воспитателей много времени уделял эстетическому воспитанию воспитанников.

В начале 70-х годов жизнь в поселке стала замирать. Началось строительство железной дороги Тюмень — Сургут, многие сотрудники выехали за пределы поселка. Промартель перевели в Байкалово. Советский разделил судьбу “неперспективных” сел и деревень. К этому времени поселок относился к Ярковскому району. Районо предложил закрыть детский дом, а на этой базе открыть школу для умственно отсталых детей. Школу открыли, но затем ее перевели в Ярково. Это были последние страницы истории детского дома.





ВОСПОМИНАНИЯ О РАБОТЕ В ДЕТСКОМ ДОМЕ ИМЕНИ ПАВЛИКА МОРОЗОВА





Т.И. Слащева



Всего же в детских домах Тюменской области я проработала 21 год. Воспоминания о работе в детдомах остались яркой страницей в моей жизни. Особо хочу сказать о детском доме № 7 Ярковского района (раньше был Байкаловский), что находился в пос. Советский.

Когда открыли детский дом, то здесь в основном жили дети из Ленинграда и Москвы, эвакуированные в военное лихолетье. Национальный состав воспитанников был многолик: русские, белорусы, украинцы, немцы, татары, чуваши, но это был один коллектив.

Коллектив педагогов был невелик: 2 воспитателя, 2 инструктора по труду, музыкальный работник, медработник и пионервожатая.

Приехала я в Советский в конце августа 1949 года. Детдом был школьного типа. Начала работать воспитателем старшей группы. Хотя и в группе были только школьники, но разновозрастные, потому было очень сложно вести воспитательный процесс (беседы, чтение книг и т. п.). Проработала я воспитателем чуть больше года. Затем меня назначили завучем детдома и к тому времени произошла замена директора. Возглавлять детдом была направлена Игнатьева Ольга Ивановна. Энергичная женщина, прекрасный организатор. Всю свою энергию она направила на укрепление материальной базы детдома, особенно обеспечение одеждой, питанием детей, развитие подсобного хозяйства.

Вскоре наш детдом пополнился воспитанниками из расформированного Кутарбитского детдома. Надо сказать, что это были очень трудные дети, т. к. там детский коллектив не был постоянный, а туда влились дети из разных детдомов. Переезжая из одного детдома в другой, они не успели воспринять добрых привычек.

Год, когда прибыли эти дети к нам, пожалуй, был самым трудным годом работы для воспитательного коллектива. Но такие воспитатели как Жанна Николаевна Насрутдинова (ныне покойная), старшая пионервожатая Нелли Викторовна Табакова через самодеятельность и другие формы работы старались сплотить детский коллектив. Вскоре наш детдом решено было реорганизовать в смешанный, т. е. открыть в нем дошкольные группы, чтоб туда направлять детей из семей, где есть дети школьного и дошкольного возрастов, т. е. не разлучать детей. А первые дошколята поступили к нам из дошкольного Булашовского детдома. Хорошо запомнились Бересневы — Тася, Володя и Катя, Тамара и Вася Свистуновы, сестры Люба и Оля Ивановы и многие другие. С ними приехали и их воспитатели. Из воспитателей выделялись опытные Анна Терентьевна Алимова (Филатова), Любовь Алексеевна Глущенкова, Галина Трофимовна Ильина и другие.

С дошкольниками проводились занятия по программе детсада. Жили они в отдельном здании. Был у них в доме уют, тепло и внимание. На эти группы были поставлены лучшие нянечки, добросовестные и трудолюбивые: тетя Феня Пестрякова, Васса Михайловна Смирнова и др. В целом педагогический коллектив и обслуживающий персонал относились к детям хорошо.

В детдоме проводились с детьми открытые занятия, где делились опытом с воспитателями других детских садов. Особенно интересно проводились такие занятия в дошкольных группах. В старших группах, т. е. в группах, в которых находились дети школьного возраста, проводились беседы о художниках, писателях.

День воспитанников начинался в 7 часов утра. Баянист Владимир Ефимович Трапезников разводил меха своего аккордеона, и в широкий коридор наших спален выходили детки на зарядку, а дальше — по режиму: завтрак, школа, обед, свободное время, подготовка уроков, мастерские, кружки, дежурства, свободное время, ужин, внеклассные мероприятия.

Жизнь детей в детском доме старались сделать интересной. Девочки работали в швейной мастерской под руководством Антонины Ивановны Богдановой, учились кроить, шить, вышивать. Мальчики работали в столярной мастерской. Хотя имеющаяся столярная мастерская была в приспособленном помещении и не ахти как обеспечена инструментом, ребята учились там обрабатывать дерево, был токарный станок по дереву, лобзики. В день 8 Марта они дарили всем воспитательницам подарки, сделанные своими руками: скалки и пестики-толкушки (я до сих пор храню этот подарок от Вали Русанова).

Имелся кружок художественной самодеятельности, и в школе — драматический кружок. На каникулах, как правило, проводились выставки детских работ, концерты. С номерами художественной самодеятельности ездили в соседние деревни. Большую инициативу в этом проявляла старшая пионервожатая Нелли Викторовна Табакова. Как правило, детдом вместе со школой готовили номера самодеятельности для избирателей ко дням выборов. В подготовке таких концертов инициатива принадлежала детям детдома. Хорошо танцевали Виталий Вахрушев, Галя и Рита Лопухи, Нина Желудева, Женя Евдокимов, из младшего поколения — Андрей Сайчук, Таня Михайлова и другие. А как пела частушки Люба Неизвестных!

В свободное время дети читали книги, а в мартовские каникулы проводилась Неделя детской книги. Эту работу организовывали воспитатели совместно с учителями школы — языковедами Марией Федоровной Панковой и Александрой Васильевной Тропиной. Даже дошкольники принимали участие в этом празднике: изображали в рисунках то, что было прочитано в течение зимы. Эти рисунки выставлялись для общего обозрения на выставке. В начальных классах проходили обсуждения прочитанных книг, а неутомимая Анна Гавриловна Слинкина, учитель начальных классов, обязательно готовила с детьми инсценировки сказок.

Очень памятными, запоминающимися в детдоме были новогодние елки. В подготовке к ним и проведении участвовали все дети. Украшались групповые комнаты, клуб, во дворе заливался каток, гремела музыка, дети готовили себе костюмы. В свободное время дети катались на коньках, ходили на лыжах, катались с горок (у дошкольников на участке были сделаны свои горки).

В летний период, когда дети не ходили в школу, свободного времени было много и его надо было использовать рационально. Детдом находился на берегу речки, и ребята организованно два раза в день ходили купаться, что очень нравилось нашей детворе.

Самым лучшим периодом в моей работе в детдоме я считаю время, когда стал директором детдома Виктор Иванович Панков. Он организовал строительство корпусов, провел водопровод, свет, телефон.

А как заработало подсобное хозяйство! Ведь овощами, яйцом, картофелем, молоком, медом дети обеспечивались за счет своего хозяйства. Только овсяное поле засеивалось до 5–7 га. Был большой огород, на котором выращивались все растущие у нас в Сибири овощи. Уход за ними обеспечивали старшие воспитанники (из взрослых была лишь одна огородница — Васса В. Нагибина). Когда начинался период созревания, закреплялись по желанию старшие девочки. Так, до самого отъезда из детдома за томатами ухаживала Катя Фролова. В один из урожайных лет Катя ездила со своими томатами в Москву на выставку ВДНХ.

Имелись пчелы, кроликоферма, птичник. На птичнике любили работать Надя Плотникова, Надя Бодрова. На свиноферме любил работать Саша Баженов. За коровами, телятами с любовью ухаживала Зина Сусланова, она же прекрасно готовила обеды под руководством повара Таисьи Кошкиной.

Виктор Иванович — большой организатор, он находил время всему. Сам организовал поход воспитанников на родину Павлика Морозова. Он хорошо организовал работу детского самоуправления. Актив во многом помогал воспитателям в работе по укреплению дисциплины, организации дежурств, в т. ч. и в подсобном хозяйстве, где старшие дети (девочки) учились доить коров, ухаживать за курами, работать на пчельнике, мальчики же занимались в мастерских. Наши воспитанники приучались выполнять всю работу, какая потребуется в их взрослой жизни.

Хорошо была организована работа по отдыху детей. Были и походы, и экскурсии. Ребята побывали в райцентре, г. Тобольске, даже ездили в Свердловск. Летом каждая группа заготавливала себе ягоды на день рождения. Старшие мальчики — заядлые рыбаки Володя Кузнецов, Юра Гончаров, Гоша Заборовский — ездили неводом ловить рыбу, на приволье варили уху. Иногда, в хорошее лето, всем детдомом выезжали на природу на целый день, прихватив в собой большой-большой самовар, продукты, а также спортинвентарь, аккордеон.

Детям, которые успешно оканчивали школу, давали возможность учиться в средних специальных заведениях. Так, были направлены на учебу в педучилища Нина Желудева, Галя и Рита Лопухи, Люба Слинкина. Медицинское училище окончили Валя Плясунова, Галя Игнатова. Многие ребята окончили училища профтехобразования и работают по приобретенной специальности (Вера Зятькова) или уже на пенсии. Отрадно узнавать о том, что многие из них стали хорошими семьянинами — заботливыми отцами и матерями, бабушками и дедами (как Вова Кузнецов, Вова Курбатов, Галя Игнатова).

С большой радостью в прошлом (2003-м) году я встретилась с бывшим нашим воспитанником Володей Курбатовым. Он приезжал в Тюмень к тете и навестил меня. Он отец троих сыновей. У него славная жена (она тоже была у меня). Хорошие семьи у его детей. Сам он, после окончания железнодорожного училища, работал на железной дороге в Тамбовской области. Ему присвоено звание “Почетный железнодорожник Российской Федерации”. Такой солидный мужчина, а для меня он все еще Вова Курбатов!

Неплохо трудился (теперь уже на пенсии) Юра Гончаров, связавший свою судьбу с сельским хозяйством. Володя Струнин (ему уже за шестьдесят) все еще трудится на стройках нашего города.

Считаю, что соответствующую долю в их воспитании (и немалую) вложил наш педагогический коллектив. Много за годы моей работы в детдомах прошло через мои руки, да, наверно, и через сердце, детей, которых так наказала судьба, лишив родителей, однако большинство из них стали на ноги и идут верной дорогой. Пусть судьба и в дальнейшем будет милостива к ним, пусть все они будут счастливы!

Ниже я привожу список воспитанников детдома № 7 имени Павлика Морозова, с которыми я в настоящее время имею связь или что-то знаю о них (в скобках даны фамилии по мужу):

Желудева (Киселева) Нина Дмитриевна. Проживает в пос. Советский Ханты-Мансийского округа. Учитель русского языка и литературы. Пенсионерка. Воспитала двоих детей.

Лопуха Галина Тарасовна. Из Москвы. Проживает в пос. Луговском Тюменского района. Работала учителем биологии в Луговской школе. Пенсионерка.

Лопуха Маргарита Тарасовна. Воспитатель детсада. Пенсионерка.

Игнатова (Короткова) Галина Александровна. Медработник по образованию. Ныне пенсионерка, проживает в г. Бахчисарае. Имеет двоих детей и внучку.

Плотникова (Акшонина) Надежда Филипповна. Проживает в г. Приморско-Ахтарске Краснодарского края. Работает культмассовиком в санатории. Живет в собственном доме. Воспитала двух дочерей.

Аверина Надежда Васильевна. Живет в г. Златоусте, но переписки с ней нет.

Зятькова (Демидова) Вера Захаровна. Проживает в г. Тюмени. Окончила строительный техникум, работала преподавателем в ГПТУ. Сейчас на пенсии.

Иванова (Климшина) Клавдия Владимировна. Окончила ФЗУ. Работала в строительных организациях. Сейчас пенсионерка. Вырастила 3 детей, есть внуки.

Кравченко Нина и Вера. Живут в Тюмени. Обе на пенсии.

Плясунова (Гофман) Нина Семеновна. Окончила медицинское училище. Работала в г. Тюмени. В настоящее время живет в г. Сан-Джойсе (Калифорния). Домохозяйка.

Кузнецов Владимир Ильич. Окончил ФЗО. Ныне на пенсии. Заботливый муж, отец и дед. Живет в Тюмени.

Струнин Владимир Аркадьевич. Окончил школу ФЗО и педучилище. Строитель. Живет в Тюмени. Семейный.

Курбатов Владимир Д. Окончил железнодорожное училище. Работал всю трудовую жизнь по специальности. Заслуженный железнодорожник РФ. Живет в г. Мичуринске.

Гончаров Юрий Иванович. Живет в с. Петелино Ялуторовского района. Работал в совхозе, избирался парторгом. У него прекрасная семья. Теперь, наверное, уже на пенсии, т. к. ему 62 года.

Февраль 2003 г.





Из письма В. Курбатова в детский дом


10 июня 1962 г.





Здравствуйте, Виктор Иванович, Таисья Ивановна



и другие воспитатели, а также дорогие ребятишки!


Пишет Вам бывший ваш воспитанник Василий Курбатов.

Во-первых, поздравляю всех ребят и воспитателей с праздником, очень дорогим для всех нас, юбилеем нашего родного детского дома. Я очень сожалею, что мне не бывать на нем, но я все- таки в мыслях буду отмечать его здесь, в армии, вместе с вами. Как хочется увидеть снова дорогой для тебя дом, ребят, с которыми провел детство, и старых воспитателей, которые столько труда и энергии положили, чтобы нас воспитать настоящими людьми, которые будут приносить пользу своей Родине. Передайте от меня большой привет и поздравления всем.

Что могу написать о себе. Нахожусь в армии с 5 декабря, т. е. недавно исполнилось полгода. Это очень много. Очень хорошо дали понять, что армия — это не гражданка. Хотя я вроде и привык к дисциплине, порядку, режиму дня, все равно было трудновато сначала, а сейчас все стерлось, чувствую хорошо, как дома, снова в большой семье. Вот и все.

Больше писать нечего, а то начальство ерепенится, много пишите в письмах непозволительного.

Теперь напишите мне, как дела в детском доме, что нового, как провели юбилей, кто приезжал из старых воспитанников.

Еще раз большой-пребольшой курсантский привет и поздравление.

К сему В. Курбанов





Из воспоминаний Н.Ф. Плотниковой (Акшониной)


10 марта 2003 г.

Я Надежда Филипповна Плотникова, в настоящее время Акшонина. В детский дом № 7, или имени Павлика Морозова меня привезли в 1951 году. В то время он находился по адресу: Тюменская область, Байкаловский район, пос. Советский. Мне было 6 лет. По настоящее время я помню, как о нас, малышках, заботились бывший директор детского дома № 7 Панков Виктор Иванович с педагогическим коллективом.

Высоко духовные, обаятельные, открытые, благородные, мудрые, великодушные люди окружали нас своей заботой. Я благодарна им по сегодняшний день. Большое им спасибо, что нас не оставили на произвол судьбы и без внимания.

Организовывали разные мероприятия, спортивные игры, были разные карусели для младших и старших детей, ходили в походы. Водили нас в баню, где мы с девчонками обливались холодной водой, а выйдя из парной, с визгом кувыркались на снегу, конечно, в одетом виде. Зимой нам заливали каток, мы катались на коньках, привязанных к валенкам. Питание было очень хорошее.

Со временем, повзрослев, помогали старшим и учились ухаживать за домашними животными (коровами, свиньями, лошадьми, курами, цыплятами). Был большой огород, где ухаживали за овощными культурами. В детском доме № 7 мы приобретали ценные знания обо всей нас окружающей среде.

Бывший директор детского дома № 7 Панков Виктор Иванович и воспитательный состав брали на себя большую заботу об охране и постоянном улучшении здоровья детей всего детского дома № 7. Виктор Иванович, живите долго, радуйте близких, родных и друзей, и всем остальным я этого желаю.

Я сама в настоящее время бабушка, мне исполнится 14 мая 58 лет.

“Лет до ста расти нам без старости”!

Надежда Плотникова





Рассказ о воспитаннице Юлии Белевич



из статьи В. Синявской в газете “Тюменские известия”


…Юля родилась в 1936 году в Ленинграде. Была вторым ребенком. Отец погиб на фронте, мать умерла в начале войны. И остались две сестрички круглыми сиротами. Через детприемник их определили в детский дом, который из Ленинграда вместе с воспитателями и детьми (около 200 человек) был эвакуирован в деревню Булашово Байкаловского района. Встретили сибиряки ленинградцев хорошо — предоставили помещение под детский дом, одели, обули, но с питанием было плохо. Помнит Юля: собирали щавель, горох, овощи. Постоянно хотелось есть. Няни по ночам пекли картофель и подкармливали детей. На новый год как-то испекли игрушки, оформили ими елку, а ночью трое мальчиков не справились с чувством голода, съели их, только наверху осталась звездочка… Ребят не наказали, но все были огорчены.

Закончилась война. Детей, у кого остались близкие в Ленинграде, отправили домой, а человек 18–20 остались в детдоме. Помнит Юля, как на проводах ребятишкам дарили кто что мог: книжки, нитки, иголки, карандаши, тетради — все было дефицитом. Когда Юля окончила три класса, их детдом перевели в поселок Советский Байкаловского района. Там она закончила шесть классов. Потом ее взяла к себе сестра Вера, которая к тому времени закончила Тобольское педучилище и вышла замуж. Благодаря сестре и директору детского дома Василию Дмитриевичу Горячих Юля поступила в педучилище. Все годы учебы способная и прилежная ученица была бессменной старостой.

Молодого воспитателя по распределению направили на работу в Ембаевский детский дом. Коллектив воспитателей здесь был сильный, трудолюбивый. Работали под руководством опытного педагога и хорошего человека Анны Александровны Жуковой.

Юлия Яковлевна была избрана комсоргом, вела танцевальный кружок в поселке. Ездили с концертами по деревням и селам. Ремонтировали клуб своими силами.

В 28 лет вышла замуж, переехала в Тюмень. Вырастила двух сыновей. Работала в детском доме № 66 воспитателем. Была награждена грамотами гороно, облоно, Министерства просвещения. Гордо носит звание “Отличник народного просвещения”…

…Жизнь пройти — не поле перейти, говорят в народе. В жизни Юлии Яковлевны Белевич было всякое, но она благодарна судьбе и людям за то, что стала настоящим человеком.

Тюменские известия. 2003. 1 октября.





Из письма Клавы Климшиной (Ивановой) — В.И. и М.Ф. Панковым


15 января 2004 г.

Я никогда не забываю о нашем детдоме. Это было что-то такое — в двух словах не скажешь. Большая дружная семья, и все у нас было прекрасно. Нам, бывшим воспитанникам, досталась счастливая доля, мы были обеспечены всем, питания и одежды было в достатке.

А какие дни рождения Вы нам устраивали, и как было весело всегда!

Несмотря на наши недостатки, а мы были такие разные, нас любили, во все моменты жизни, радостные мгновения и трудные минуты, вы были рядом. Вы научили нас шить, вязать, стирать, ухаживать за огородом, цветами. Брали нас на сенокос, хотя от нас там было мало толку. Больше баловались. В общем учили тому, что только на пользу было.

Вы научили нас уважать детей. Помогли найти свою дорогу и узнать свое место в жизни, а это значит сделаться самим собою. Хотя я не стала большим начальником, но человек я настоящий. Понимаю боль других людей, но не понимаю тех детей, которые обижают своих родителей.

Моя рабочая биография. После детдома 1 год строительного училища по профессии каменщик, а затем 2 года на стройке. После неудачного замужества приехала снова в Тюмень, вот тогда-то я и работала в детдоме № 66 нянечкой. А когда вышла замуж, сменила место жительства и устроилась на ДОК “Красный Октябрь”, где семь лет отработала. Затем окончила курсы электрокарщиков, 5 лет проработала на овощной базе. Работа на электропогрузчике — вредная работа, я окончила курсы приемосдатчиков и 22 года проработала в Тюменском речном порту — сначала просто приемосдатчиком два года, а затем старшим приемосдатчиком по контейнерным перевозкам. Сейчас я на пенсии, но работаю.

И в завершении моего письма. Я всегда откровенно говорила, что я в детдоме воспитывалась и не стеснялась этого, а наоборот, гордилась этим — у нас в поселке Советском все было хорошо. Я всю свою жизнь вспоминала и вспоминаю о прожитых годах в детдоме, полная восхищения и благодарности нашим воспитателям и педагогам.



Галя Игнатова

Наде



Как далеко ты ушло, моё детство,

Оттолкнуло меня, отошло,

Но осталось в моём изболевшем сердце

Твое дорогое тепло.

Я помню детдом в далеком поселке,

Где лес подступал к домам,

Где пели зимой свои песни волки

И жутко порой было нам.

А днем, когда солнце искрилось

На белом пушистом снегу,

Умело мы веселились, —

Я это забыть не могу.

На санках, на лыжах катались,

Коньками врезались в лед,

И с горки на шкуре съезжая,

Вопил от восторга народ!

А летом — какая прелесть! —

Бродить по полям босиком,

И в чащи лесные, осмелясь,

Бросаться с криком гуртом.

Здесь прошли мои школьные годы

И ушли в никуда, навсегда,

И нет туда больше дороги,

Не вернусь я туда никогда.

Поселок Советский — родное местечко,

А помнишь ли ты меня?

Я всего лишь твоя небольшая частичка,

Но как я люблю тебя!

И дома уж нет — растащили по бревнам,

И место давно заросло.

И некуда даже придти с поклоном,

Спасибо сказать своё.