Будем жить! Том 1
Л. К. Иванов





ПАРТИЗАН. ПОВЕСТЬ





ПРИГЛАШАЮ НА ЭКСКУРСИЮ


Воздушно-десантные бригады специального назначения всегда называли и называют элитными. Служить в таких частях престижно и солдату, и офицеру. Быть мне среди такой элиты посчастливилось семь офицерских лет.

Мне, молодому лейтенанту, было предписано прибыть в такую войсковую часть, что недалеко от Минска, в небольшом городке с красивым названием Марьина Горка. Должность – командир группы специального назначения. А через два года я был уже на территории Германской Демократической Республики.

Учиться никогда не поздно! А ещё добавлю, и не стыдно, даже если учишься военному делу у толкового служивого солдата.

Готовиться к первому прыжку с парашютом мне приходилось самостоятельно вместе с личным составом своей группы. Сегодня, когда всё позади, и, в том числе, многолетняя служба в других родах войск, приходит осознание гордости о былом, о том, что тебе было дано такое право, о чём другие могут только мечтать...

Прочитав много литературы о войсках спецназа – от специальной до художественной, часто думал о смелости тех, кто берётся за освещение этой темы. И сразу останавливал себя – а причём тут смелость? Просто у автора свой взгляд на то, что он знает об этих войсках, о людях, которые там служили, об их мнении о такой службе. И, наконец, не все же читали знаменитый «Аквариум» В. Суворова, а, может быть, и не захотят его читать по причине «продажности» бывшего офицера ГРУ.

Леонид Иванов по сюжету своей повести даёт хорошую возможность многочисленным читателям, кто служил в спецназе ГРУ Генерального штаба или проходил там военные сборы и знает, что это такое, вспомнить молодость, сравнить себя с героями произведения, с их душевными переживаниями. И, порой, как считают некоторые, совсем ненужными переживаниями. Для молодых ребят эта повесть станет «погружением» в армейскую жизнь, может быть, даже настолько увлечёт, что побудит стать офицером, защитником Родины.

Ценность повести Л. Иванова уже хотя бы в том, что он, будучи офицером запаса, сам неоднократно проходил эти сборы, был, как говорили тогда «партизаном», на себе испытал все «тяготы и лишения» службы в спецназе. Повесть красноречиво показывает даже на примере офицеров запаса, насколько серьёзное внимание в советское время уделялось боеспособности, подготовке личного состава. Настолько серьёзное, что даже не каждому было дано выдержать выпавшие на его долю физические и особенно психо-эмоциональные нагрузки.

Но содержание армии в высокой боевой готовности было нужно нашему Отечеству, любимой Родине.

Я с удовольствием приглашаю читателей вместе с автором повести и его героями побывать на военных сборах офицеров запаса, приписанных к войскам специального назначения ГРУ Генштаба. Пусть прочтение книги станет для вас своеобразной экскурсией. Поверьте, это действительно интересно!

_Леонид_Ксендзов,_

_полковник_запаса,_ветеран_военно-воздушных_войск_специального_назначения_




НАЧАЛО


– Отря-а-ад, рняйсь! Смирно-о! Товарищ генерал-майор, отряд для проведения военных сборов построен. Командир отряда – полковник Синцов.

– Здравствуйте, товарищи офицеры!

– Здра жла, трищ генрал-майор!

– Вольно!

– Вольно! – повторил команду полковник.

– Товарищи офицеры, в самом начале военных сборов я должен вас поздравить: в случае военных действий с вероятным противником около 80 процентов из вас станут Героями Советского Союза. – Генерал в штатском сделал многозначительную паузу и вполголоса, но так, чтобы слышно было всем, с улыбкой добавил, – Посмертно.

– Ну, театр! – раздражённо думал Клавдий. – Всё фальшиво, наигранно. И этот генерал, одетый на построение по гражданке, гоже театр. Причём, театр отвратительный. По уставу честь отдаётся погону, а не рубашке в клеточку с распахнутым воротом. Уж если он на самом деле генерал, мог бы привезти с собой форму и предстать перед строем, как положено. И эту шутку про Героев Советского Союза он слышит уже в третий раз, сначала на острове Майский возле Очакова, где они проходили подготовку диверсантов-подводников, потом в горно-учебном центре под Кироваканом. Там эту же фразу произносили тоже одетые в гражданское генералы из ГРУ Генштаба, которые потом на протяжении всех сборов наблюдали за ходом обучения офицеров запаса, вынужденных, как мальчишки, играть в войну. Только в отличие от ребятни, они были полностью экипированы и вооружены автоматами.

Клавдий раздражался, потому что уже в третий раз из-за этих игрищ в войнушку он лишался нормального отпуска. Теперь снова придётся свои положенные по закону два месяца брать вразнобой осенью и зимой по две-три недели, подстраиваясь то к заочникам, то к текущему расписанию очников своего факультета романо-германской филологии.

Раздражало то, что именно им военкомат затыкал какие-то «дырки». На Майский, как он узнал уже на месте, его отправили вместо кого-то заболевшего из этой же секретной команды, уже успевшего пройти два предыдущих этапа – воздушно-десантную и горно-егерскую подготовки. Подавляющее большинство из той сотни на предыдущих сборах проходили огневую подготовку, отрабатывали приёмы, и главное, если и не сдружились, то были хорошо знакомы.

Его тоже легко приняли в свою семью. Все тут были на равных, по каким-то только военкоматским работникам известным параметрам отбора, они оказались в одной команде будущих диверсантов, призванных в случае войны выполнить приказ по уничтожению какого-нибудь стратегического объекта противника. Да и то, скорее всего, отряд из «партизан» будет служить в качестве отвлекающего внимание, чтобы «под шумок» настоящие профессионалы смогли проникнуть на хорошо охраняемую территорию и выполнить важное задание.

Однажды Клавдия вызвали в военкомат и познакомили с каким-то майором, на кителе которого над тремя радами орденских планок сверкала звезда Героя. Тот назвал себя Володей, долго интересовался делами в университете, несколько минут поговорил на английском, Клавдий тогда ещё удивился его хорошему произношению. В конце встречи, видимо, чтобы расположить к себе, майор рассказал о штурме дворца Амина, в котором сам принимал участие, прибыв с сотней других спецназовцев за несколько часов до операции на подмогу уже заранее внедрившимся в разного рода торгпредства и диппредставительства коллегам.

Этим разговором майор Володя дал понять, что и его, Клавдия, может ждать что-то подобное в какой-нибудь другой стране, где тоже есть амбициозные оппозиционеры, желающие прийти к высшей власти при помощи советских друзей в обмен на обещание повести народ по коммунистическому пути развития.

Клавдий понимал, что эта беседа не была организована ради бахвальства майора. Он своим рассказом должен был настроить будущего спецназовца на нужный лад, заставить его годиться своим предназначением на случай подобных действий, поверить в возможность тоже стать Героем. И надо сказать, тот разговор действительно сыграл немалую роль. По крайней мере, когда Клавдия призвали на военные сборы, он ехал не просто с желанием, а с гордостью, что попал в число избранных.

Для зачисления в команду спецназа ГРУ у Клавдия были все основания: отличное здоровье, хорошая физическая подготовка, в студенчестве он стал кандидатом в мастера по плаванию, имел корочки мотоциклиста и любительские права, отлично владел английским, и хуже – французским. Закончив с красным дипломом факультет романо-германской филологии, потом, как один из лучших выпускников, остался преподавать, параллельно закончив аспирантуру.




ЧЕРТОВЩИНА


На перроне Каунаса прямо возле выхода в город стоял одетый в парадную форму десантника солдат с табличкой «В/ч Д1228». Неподалёку от него на садовой скамейке сидели трое гражданских и капитан.

– Чёрт! – выругался Клавдий. – Не посмотрел номер части.

Он отошёл в сторонку, достал выданные в военкомате документы. На них значилось, что десантник с табличкой встречает именно его.

– Здравствуйте! Мне как раз к вам.

– А вон ваши уже ждут, – показал военный и крикнул:

– Товарищ капитан, тут ещё один прибыл.

Капитан встал и подошёл к Клавдию:

– Капитан Семёнов. Можно просто Дима.

– Клавдий Иванович. Извините, вузовская привычка! Старший лейтенант запаса Клавдий Степанцов. Тоже просто Клавдий.

– Вон наши ребята. Пошли.

До прихода следующего поезда, на котором должны были приехать офицеры из Минска и Киева, оставалось более трёх часов.

– Ребята, я предлагаю посмотреть музей чертей. Говорят, он единственный в мире. Потом вас наверняка привезут сюда на экскурсию в музей Чюрлёниса, где кроме работ известного литовского художника и композитора собраны произведения, начиная с шестнадцатого века, а вот в музей чертей вы вряд ли ещё когда попадёте. Тем более, нам, десантникам, с чёртом надо водить дружбу, чтобы не учудил чего. Ну, что, идём? Это недалеко, в центре города.

– По мне так лучше бы пивка попить, – лениво потянулся начинающий лысеть крупный мужчина. – Тут пива всякого навалом, а у нас оно только по великому блату.

Мужчина при разговоре сильно окал, и Клавдий подумал, что он, скорее всего – помор. Из Архангельска или Мурманска.

– Да напьёшься ты ещё пива! – засмеялся капитан. – Там через овраг от вашей казармы офицерское кафе, где пиво не переводится. Вот только увлекаться им не советую – на следующий день тяжело будет.

– А мне с пива никогда тяжело не бывает, – заверил любитель пенного напитка и протянул Клавдию руку. – Боря. Я из Вологды.

– Очень приятно! Клавдий.

– Клавка, значит. Очень приятно. А чо это у тебя имя такое женское?

– Самое что ни на есть мужское, – обиделся Клавдий. – В переводе с латинского – скрытый.

– О! Значит, настоящий разведчик. Дима, а ты у нас командиром будешь или как?

– Или как. Командиры у вас из своих будут. Может и ты, например, а я инструктор по восточным единоборствам. Приёмам рукопашного боя вас обучать буду.

– Ты чо, в самом деле этот, как его, каратист што ли?

– Умею немного.

– А чо-нить покажешь?

– Вам ещё надоест за два месяца.

– Не, ты правда каратист? – не унимался уже хлебнувший пива здоровяк, который был на полголовы выше инструктора и весил килограммов на тридцать больше. – Ну, покажи чо-нить.

– Что, прямо вот тут, на перроне?

– Дак а чо? Самое то!

Он взял инструктора за плечо, чтобы повернуть к себе и в тот же миг оказался распластанным на земле. Произошло это настолько быстро, что стоявшие вокруг даже не успели ничего понять.

– Ни хрена себе! – восхищённо сказал Боря, поднимаясь и отряхивая брюки. – Это чо было-то? Это ты меня што ли так? Или я поскользнулся?

– Поскользнулся, поскользнулся, – улыбнулся капитан. – Так что, идём ко всем чертям?

– А пошли! – неожиданно легко согласился Борис. – Нет, а здорово ты меня уложил! Научишь?

– И не только этому, – пообещал Дима.

На музей капитан отвёл полтора часа, чтобы успеть на вокзал к следующему поезду.

– Хватило бы и полчаса, – подумал Клавдий, но пожилой экскурсовод, очень похожий на основателя музея, большая фотография которого висела на стене в первом зале, рядом с большим чёртом с конопляным хвостом – первым экспонатом этой огромной коллекции, увидев которую, пират мог бы воскликнуть «Тысяча чертей!», будучи абсолютно прав. На двух этажах старинного здания действительно собрались более тысячи чертей из разных стран.

За семьдесят с лишним лет, узнав о существовании такого музея, люди пополняли собрание этой нечистой силы своими подарками, среди которых были черти и чертовки, ведьмы на метле и просто маски с ужасными гримасами. Они были выполнены из металла и дерева, пластмассы и кожи, керамики и не обожжённой глины. По углам комнат и за стёклами шкафов стояли, лежали и сидели разные представители нечистой силы чуть не в человеческий рост и совсем крошечные. Некоторые были выполнены в виде пепельниц, подсвечников, тростей и даже скалок для теста – бывшими, по многочисленным анекдотам, главным средством воспитания нерадивых мужей.

На стенах висели вымпелы и флажки с изображением чертей, театральные программки, афиши, коробки из-под конфет. В лавке продавалось множество различных сувениров. Борису очень понравилась пивная кружка с выглядывающим из неё чёртом. Он сразу же взял её на память, обещая, что теперь пенный напиток будет пить только из этого сосуда.

Клавдий купил небольшую ведьму, надеясь прямо на вокзале, где обязательно должна быть почта, отправить её бандеролью жене, а себе приобрёл амулет с хитрой мордашкой чёртика на кожаном ремешке и сразу же надел на шею.

– Вы поаккуратнее с этим сувениром, – предупредила пожилая продавщица. – Этот амулет не каждому подходит.

– Спасибо! – улыбнулся Клавдий. – Он такой добрый, что будет меня оберегать от других представителей нечистой силы.

– Дай бог, – еле слышно сказала продавщица, но Клавдий расслышал и снова улыбнулся по поводу суеверий. Сам он не верил ни в бога, ни в чёрта.




ДЕНЬ ПЕРВЫЙ


Утром Клавдия разбудил чей-то голос:

– Эй, пацаны! Завтрак проспите! Вставать пора.

– На часах было восемь.

– Вот это поспал! – с удивлением подумал Клавдий. – Хотя, если разобраться, и легли уже в полночь.

Он встал, провёл ладонью по подбородку – побриться можно потом, сходил умылся, почистил зубы. На входе в спальное отделение встретился с Борей.

– Привет! Пошли завтракать, – сказал тот.

– Пошли. А ты знаешь, где это?

– По запаху найдём.

На улице встретилась группа таких же «партизан». Они рассказали, где найти столовую, и что после завтрака надо сразу идти получать форму.

– Гражданку лучше себе оставьте, – посоветовал один. – По выходным в Йонаву ездить пригодится, а то патрули приставать будут.

После завтрака, более скудного, чем было на Майском и в ГУЦ, но вполне сносного, Клавдий с Борисом, который при более близком знакомстве оказался простым добродушным парнем, получили форму, зашли в военторговский ларёк за подворотничками, нитки и набор иголок по прежнему опыту Клавдий привёз из дома, и начали примерять обмундирование. В отличие от того, что выдавали в ГУЦ, это было обычным солдатским, солдатскими же были и кирзовые сапоги с портянками.

В казарме кто-то безмятежно спал, несколько человек играли в карты, кто-то читал книги или газеты. О распорядке дня никто не имел ни малейшего представления.

– Не зря говорят, где начинается армия, там кончается порядок, – хихикнул Боря. – Может, в город махнём? Проведём рекогносцировку на местности. Тут-то чо делать?

Клавдий неопределённо пожал плечами. Делать в части действительно было нечего. Взятую в дорогу книгу он прочитал ещё в поезде, а брать с собой больше не стал – во время предыдущих сборов на чтение времени совсем не оставалось.

– Погоди минут пятнадцать, я жене письмо напишу, заодно хоть сувенир вчерашний бандеролью отправлю, а то с вокзала не успел.

– Соскучился уже? – заулыбался Боря. – Ну, давай, сочиняй, писатель. А я жуть как писать не люблю – профессия отучила.

– А ты чем занимаешься?

– В многотиражке работаю. Редактором.

– А я в университете преподаю.

– Я почему-то так и подумал, что учитель.

– По лицу видно? – засмеялся Клавдий.

– По поведению. Правильный ты весь какой-то. Это нашего брата, журналиста, по походке узнают. Как ментов.

– Кстати, журналистов в нашей команде довольно много. Как будто наши отцы-командиры собираются репортажи получать с территории противника.

– Как сказать! Может и репортажи тоже. Мы же очень много внимания на детали обращаем. К тому же анализировать профессия заставляет. А ты откуда знаешь, что журналюг много?

– Я третий раз на сборах. И всегда из сотни до десяти человек – журналисты. И телевизионщики, и пишущие, как ты. На Майском Вадим Чернов был из областной газеты зав. отделом, Валерка из Ленинграда – собкор ЦТ, Валентин из Мурманска из «Полярной правды», из Белгорода Сашка. Много, одним словом. Наверняка и здесь будут.

– А это мы сейчас проверим, – сказал Павел и закричал на всю казарму:

– Журналисты есть?

– Ну, есть, а что? – откликнулся один из игроков в карты.

– Давай знакомиться! – Павел пошёл к играющим, а Клавдий сел писать домой письмо.

– Ну, что, писатель? Не закончил ещё? – раздался прямо над ухом голос Бориса.

– Две минуты, – попросил Клавдий.

– Что, только поцеловать осталось?

– Типа того.

– Тогда поехали. Степан вон тоже с нами прошвырнуться решил.

Степан, как оказалось, работал на телевидении в Воркуте, закончил журфак Ленинградского университета, поехал на Север по распределению да так и остался в городке шахтёров, поскольку зарплата была хорошая, жильём обеспечили сразу, женился, уже растут двое ребятишек.

Ехать, по совету ребят, решили в гражданской одежде, и только Борис захотел покрасоваться в форме. Она действительно ему шла и даже стройнила.

В военном городке подсказали остановку автобуса. Ждать его почти не пришлось, и вскоре ребята прогуливались по улицам небольшого литовского районного центра.

– Вот сколько у нас таких райцентров? Все на одно лицо. Ну, у нас на Вологодчине ещё старинные города есть, там кирпичные здания до революции построены, по двести-триста лет стоят. А остальные – деревня деревней. Райком кирпичный да в лучшем случае Дом культуры. А тут – Европа. У нас в магазинах почти ни фига нет, а тут, смотрите, колбаса нескольких сортов, сосиски, а пива сколько разного! Вы как хотите, а я пару пива заглотну, – заявил Борис. – На вас брать? Давайте за компанию.

Пиво выпили тут же возле магазина, прошлись по улице до самой окраины, по параллельной вернулись обратно. Оглядываясь по сторонам, остановились у трёхэтажного кирпичного дома в поисках туалета – пиво просилось наружу.

– Вы как хотите, я больше не могу терпеть, – заявил Степан. – Я – за угол.

С полпути он вернулся:

– Парни, надо искать другое место. Тут женское общежитие швейной фабрики.

– Вот бы девки обрадовались, если ты у них под окнами отливать начал, – захохотал Боря.

– В это время из дверей выскочили на улицу три девчонки в лёгких цветастых платьях.

– Девочки, можно с вами познакомиться? – окликнул их Степан.

Они повернулись, оценивающе осмотрели молодых мужчин и захихикали.

– Так давайте познакомимся, – предложил снова Степан. – Я Стёпа, а это мои друзья – Борис и Клавдий.

– Мы с партизанами не знакомимся, – скривила губки одна.

– Мы девочки честные, – добавила другая, они снова захихикали, свернули по дорожке и быстро стали удаляться в сторону центра.

– Мы девочки че-е-естные-е-е, – передразнил Степан. – Приехали после восьмого класса из русских деревень в здешнее ПТУ, научились на машинке кромки у простыней строчить, а корчат из себя бог знает кого.

– Да ты чо раздухарился-та? – засмеялся Павел.

– Да что они в самом деле! – горячился всё больше Степан. – Знаю я этих честных! Приедешь на съёмку на подобную фабрику, у нас их две, так почти каждая готова подвернуть. А эти ишь, че-е-е-естные! Тьфу, лимитчицы! Я когда учился, в Ленинграде таких лимитчиц миллион был. Тоже некоторые из себя принцесс корчили, но мы с ними не знакомились. Скучные, скажу я вам, особы. Тупые, как утки, главное, ничем не интересуются. Нет, среди студенток тоже всяких полно было – и тупых, и умных. С первыми не интересно, вторые слишком себе на уме. Они среди ленинградцев женихов искали, чтобы по распределению не поехать.

– Да ты чо на девок-то взъелся? Что не дали? Дак мы счас других найдём. Не проблема!

– Да ну их! Давай лучше закуток искать – сил нет отлить хочется. А потом ещё по пиву – и домой. В смысле – в казарму.

– Так в казарму затовариться надо.

– А кто против? – согласился Борис. – Надо же начало армейской жизни отметить.

К вечеру приехали почти все. В казарме был какой-то прапорщик. Он и отвечал на многочисленные вопросы о распорядке, о программе сборов и ещё многом, что интересовало прибывших. Точнее, он пытался отвечать, но поскольку сам ничего не знал, назначенный лишь вчера на должность старшины роты, или, как он сказал, отряда, ведал только выделенным для сборов имуществом. На все вопросы мог ответить только командир сборов. Вроде бы какой-то полковник не из местных, то есть, не из учебной дивизии. То ли из Каунаса, то ли из какого другого города. Но форма на нём десантная.




СЛУЖБА


Полковник появился утром после завтрака. Объявил общее построение, сообщил, что в отряд для прохождения военных сборов должны прибыть сто офицеров запаса, сборы начинаются завтра, и что все обязаны подчиняться обычному армейскому распорядку. Звания никакой роли не играют, все они находятся эти два месяца на должности рядовых и подчиняются назначенным командирам и инструкторам. Инструкторов он представит завтра, а сейчас объявляет списки командиров из числа призванных на сборы. Командир первой группы – Смеляков, второй – Трегубов, третьей – Суворкин.... Командиры – ко мне!

Командиры вышли, встали лицом к полковнику. Один из них всё ещё был в гражданской одежде.

– Так! – громко сказал полковник. – Сегодня у вас последний день разгильдяйства. В армии вы все служили, строевым шагом ходить должны уметь. Встать в строй!

Ребята встали в общий строй.

– Командиры групп – ко мне, шагом марш!

Командиры вышли снова вперёд уже строевым шагом.

– Молодцы! Умеете. Прапорщик, выдайте списки.

Прапорщик выдал командирам списки личного состава. Те начали зачитывать, вызывая к себе своих. Клавдий оказался в третьей группе вместе со Степаном и Борисом. Не зря вчера судьба их познакомила. Правда, дозу они явно не рассчитали, и даже Боря, хвалившийся, что от пива он никогда не болеет, чувствовал себя явно неважно.

– Сейчас каждая группа отрабатывает на плацу прохождение строевым шагом, повороты, развороты и так далее, вспоминаете, как приветствовать начальство, и на этом сегодня занятия заканчиваются. Завтра и на протяжении всех сборов подъём в шесть утра, зарядка, водные процедуры, завтрак, общее построение и занятия по расписанию. Расписание командиры объявят завтра после развода. На разводе будет присутствовать генерал из Генштаба. Не опозорьтесь! Всё! Вольно! Разойдись!

– Вольно! Разойдись! – продублировали командиры групп.

Поскольку все раньше служили в армии, чтобы вспомнить, как нужно ходить строевым шагом и приветствовать командира дружным «Здра жла!..» потребовалось не больше получаса. До обеда оставалось немного времени, и ребята потянулись в офицерское кафе. Оказалось, что работает оно с шести вечера, пришлось искать гарнизонный магазин. Пиво из него подмели подчистую.

Спиртным Клавдий дома не увлекался. На работе – в основном одни женщины, вечерами работал над диссертацией, поэтому времени на праздные компании практически не оставалось. Но тут пришлось поддерживать компанию. Он быстро захмелел, завалился спать, и когда новые друзья попытались растормошить его на ужин, отказался.

Проснулся от давления в мочевом пузыре и дикого хохота в казарме. Вернулся из туалета и понял причину смеха. Кто-то из новичков рассказывал анекдоты. Делал он это настолько артистично, играя голосом и искусно переходя с женского на мужской, хихикал, подражая гомикам, басил, изображая прораба на стройке и вообще казался замечательным пародистом.

Как это чаще всего бывает в чисто мужской компании, вскоре основной темой стали анекдоты о неверных жёнах, застигнутых в чужих постелях мужчинах, об импотентах и сексуальных гигантах.

После одного такого очень откровенного кто-то из угла казармы с кавказским акцентом произнёс:

– Слюший, дарагой, зачэм такой вещь на ночь гаваришь да? Как патом настаящий мужчина спать должин? Ти што, не саабражаишь? Баевую гатовность саветскай армии, панимаишь, падрываишь...

– Больше не буду, товарищ Сталин!

– То-то, маладой чилавек! Берия дакладывал, на Калыме вакансия есть.

– Понял, товарищ Сталин! Больше не буду.

И снова – дикий хохот.

– Как дети, ей богу! – начал раздражаться Клавдий. От пива болела голова, давило в висках. Он снова встал, сходил, поплескал на лицо холодной водой, помассировал виски, посидел на лавочке у крыльца казармы. Боль в висках не проходила.

– Может попробовать заснуть? – подумал лениво и побрёл в свою кровать. В казарме установилась тишина, с разных сторон раздавалось богатырское храпение, кто-то громко испортил воздух.

– И это интеллигенция! – с раздражением подумал Клавдий. – Цвет общества, а матерятся хуже сапожников. Интересно, а дома они тоже себя так же ведут? Или просто тут, в чисто мужском обществе, распустились? Нет. Всё равно, интеллигент в любой ситуации должен оставаться интеллигентом! Погоди, а сам он интеллигентно выглядел в эти дни? Назюськался пива вместе со всеми, смеялся над пошлыми анекдотами Степана, в автобусе по дороге из Йонавы в Гайжюнай развязно вёл себя с женщинами, с которыми пытались познакомиться на автовокзале. Набивался к одной из них в гости, пока та его грубо не отшила, пообещав рассказать о приставаниях своему мужу – майору. Нет, пить он не умеет, это точно! Как это противно! Напился, приставал к порядочной замужней женщине, выглядел глупо, глупее некуда, а теперь ещё эта дурацкая головная боль! И раздражение закипало с новой силой. На себя, на новых друзей, что втянули в эту пьянку, на предстоящую службу, разрушившую планы на отпуск.

Засыпая, снова с раздражением вспомнил свою пьяную выходку в автобусе и решил, что он ничуть не лучше всех этих новых товарищей, среди которых ему предстоит быть целых два месяца.

Уже почти отключаясь, подумал, что наверняка все они, или, по крайней мере, подавляющее большинство, в общем-то хорошие ребята, готовые в любую минуту прийти на помощь. А эта пьянка и пошлость, наверное, просто своего рода психологическая защита – ведь у каждого из них на лето были совершенно другие планы. И вместо того, чтобы поехать с семьёй в отпуск, заняться ремонтом квартиры или делать что-то полезное для дома, они вынуждены играть в войну. Как понял Клавдий из разговоров, таких, кто уже бывал на подобных сборах, здесь единицы, значит, они ещё не знают, что их ждёт, и насколько трудно придётся им в предстоящие два месяца. Хотя, может быть, здесь будет легче, чем на Майском и в ГУЦе? Вряд ли! И зачем они нужны армии, в который уже раз подумал с раздражением Клавдий.

Ещё на Майском, когда познакомился с другими призванными на сборы, узнал, что каждый из них хорошо владеет каким-либо иностранным языком, многие защитили кандидатские диссертации, не раз бывали за границей, а ленинградец Генка Воронов даже три года преподавал русский язык во Франции. А ещё Клавдия тогда удивило количество врачей. Из сотни участников сборов их было около двадцати.

– А чему ты удивляешься? – сказал однажды один из них – Максим Глушко из Киева, – надо же кому-то будет раны перевязывать, прощальный укол делать.

– В смысле – прощальный? – не понял Клавдий.

– А ты думаешь, там кто-то при выполнении задания станет за собой раненого таскать? Укол – и прости-прощай, товарищ!

Клавдий тогда так и не понял, говорил ли Максим серьёзно или просто так мрачно шутил. Наверное, шутил.

– Ой, ёлки-палки! – подумал он вдруг о своём отправленном жене сувенире. – Я же ей послал ведьму на метле! А если она примет это на свой счёт? Если вместо того, чтобы посмеяться, подумает, что я таким образом назвал её ведьмой? И ведь уже ничего не исправить! Надо будет завтра же написать новое письмо! За сочинением этого завтрашнего нежного письма он и заснул.




И СВОЯ НОША ТЯНЕТ


Клавдию приснилось, что он в составе диверсионной группы заброшен в тыл врага. Кажется, это была Западная Германия, но ничего в этих видениях не определяло страну выполнения задания. Даже про само задание, уже проснувшись, Клавдий ничего определённого вспомнить не мог. Вроде бы они должны были взорвать то ли какой-то крупный и хорошо охраняемый мост, то ли базу боеприпасов. Нечто подобное они отрабатывали во время сборов в ГУЦ, когда ночью пробирались на базу условного противника, устанавливали магнитные пластины к основанию резиновой ракеты и незамеченными отходили к назначенному месту. Во сне их группа задание выполнила, но при отходе была замечена, и, отстреливаясь, начала уходить от преследования. Его серьёзно ранило. Истекая кровью, потерю которой пытался если не остановить, то хотя бы уменьшить, он зажимал рукой рану поверх тугой повязки и бежал. Бежал из последних сил и потом рухнул возле какого-то толстого дерева. И тут же к нему подбежал Айболит Сашка, достал из сумки большой шприц и воткнул иголку в бедро раненого.

От этого укола Клавдий проснулся и некоторое время не мог прийти в себя, потому что нога выше колена действительно болела. Он потёр мышцу и, окончательно придя в себя, вспомнил, что стукнулся вчера о край стола, посадив здоровый синяк. Но обрывок сна, где врач делает ему, раненому, который становится обузой для группы, укол, тот самый прощальный укол, о котором говорил в Кировакане Максим Глушко, взволновал очень сильно.

О том, что слова врача, такого же «партизана» про прощальный укол могли быть сказаны вполне серьёзно, Клавдий понял на предыдущих сборах в Кировакане, когда они во время итоговых учений совершали восхождение на Арагац.

Там, в конечной точке маршрута, во время привала инструктор рассказал, что по бытующей здесь легенде гора Арагац и гора Арарат, которую мужчины хорошо знают по марке коньяка, когда-то были сёстрами, но однажды поссорились и не смотря на все старания ещё одной горы по имени Маратасар помирить, не захотели простить друг другу обиды, были прокляты и навек разъединены.

Инструктор рассказал ещё, что во времена принятия христианства святой Григорий Просветитель восходил на гору Арагац, и ему в пути светила священная лампада. Её можно увидеть и теперь, но это даётся только посвящённым.

Уже на обратном пути, во время спуска по каменистой осыпи этой разрушающейся от старости самой высокой горы Армении из под ног одного из бойцов выскользнул камень. Он покатился вниз, потом стукнувшись о другой, более крупный, подпрыгнул и так, прыжками, начал набирать скорость.

– Берегись, – предостерегающе крикнул кто-то из бойцов. Не все поняли, о чём их предупреждают, начали озираться по сторонам, а камень в очередной раз подпрыгнул и острым краем врезался между лопаток идущему посередине Славке. Тот в это время как раз начал оборачиваться на крик, поэтому удар получился немного по касательной, тем не менее сбил Славку с ног. Встать он больше не смог.

В группе из двенадцати человек было три врача: два терапевта и педиатр. Тем не менее, не специализируясь на травматологии, они, осмотрев пострадавшего, единодушно пришли к выводу, что у парня, если не перелом позвоночника, то ребро сломано точно. Славка корчился от боли, стонал, стиснув зубы при каждом движении руки и осторожном касании при пальпации к больному месту.

Сергей, официально назначенный врачом группы, сделал обезболивание, вчетвером Славку уложили на живот, расселись вокруг него на камни.

– Надо делать жёсткие носилки, – сказал Сергей.

Все начали растерянно озираться но сторонам, потому что кроме автоматов и ледорубов ничего с собой не было.

– Так! – скомандовал инструктор по альпинизму капитан Васильев, которого почти все звали просто Сашей, поскольку был он хоть и кадровым офицером, но примерно одного с «партизанами» возраста, а некоторых, с такими же четырьмя звёздочками на погонах, даже моложе. – Ты и ты, – указал он на двоих, спускаетесь вниз до леса, находите по возможности прямые стволы, штук пять, возвращаетесь обратно. Часа два вам на это вполне хватит. Остальным – отдыхать.

Радист Наиль включил рацию, и хотя до урочного выхода на связь оставалось ещё три часа, сообщил о происшествии. Вскоре пришла команда изменить маршрут и вести спуск по восточному склону по направлению к ведущей в горное селение дороге, куда отправлена машина «скорой помощи».

Капитан рассчитал правильно – ребята вернулись даже немного раньше. Автоматными ремнями связали шесты, сделав из них примитивные носилки, уложили на них Славку вниз животом и начали спуск.

При каждом неловком шаге кого-то из несущих, Славка стонал и слёзно просил:

– Ребята, полегче, а! Ну, пожалуйста, поаккуратнее! Я вас прошу! Больно же до чёртиков...

Только спускаться с горы с неудобной ношей по сыпучим камням да плавно нести при этом носилки – задача практически невыполнимая. Особенно трудно было идти тем, кто держался посередине: из-за спины впереди идущего спуска было не видно, обзор оставался только прямо под ногами, когда кроме, как на крупный валун, ступить было некуда. Край носилок сразу же невольно поднимался, и тут же раздавалось Славкино: «Больно же!».

Ему сделали ещё один укол. На какое-то время парень затих, и только глухие стоны давали знать, что он не спит.

Тогда Клавдий и понял, что слова про прощальный укол не были злой шуткой. Произойди такое ЧП при выполнении действительно боевого здания, когда помимо автоматов с пустыми рожками и ледорубов у каждого за плечами будет ещё килограммов двадцать взрывчатки, патронов, гранат, воды, продуктов и разной мелочи. Каждая из этих мелочей сама по себе вроде бы и немного весит, но когда её набирается много, километров через двадцать-тридцать по горам даёт о себе знать каждым дополнительным граммом. В этом случае пострадавшего надо оставлять, чтобы забрать на обратном пути, если этот путь после выполнения задания ещё доведётся делать, или ставить ему укол, который снимает боль навсегда. Не зря же московский генерал говорил о посмертном присвоении звания Героя Советского Союза.




ТЯЖЕЛО В УЧЕНЬИ


Когда капитан говорил на перроне, что во время сборов лучше не злоупотреблять, а ещё лучше – не употреблять спиртное совсем, он был более, чем прав. Зарядка и трёхкилометровый кросс в сапогах не только заставили проснуться, но с непривычки сразу же ввели в уныние. Даже прошедший два курса подготовки Клавдий чувствовал себя перед завтраком совсем уставшим. К тому же давала знать о себе вчерашняя выпивка.

Построение, развод на занятия и сами занятия для Клавдия ничего нового не обещали. По крайней мере, на этот день. Пока одна группа начинала тренировки в спортгородке, другая сидела в аудитории за составлением расчётов – сколько и какой взрывчатки необходимо закладывать для подрыва деревянной опоры моста просёлочной дороги, железнодорожной рельсы и бетонной опоры. Всё это уже было знакомо, потому что такие же расчёты делал и на Майском, и в горно-учебном центре, когда проходил сборы горно-егерской и подводной подготовки. Поэтому вскоре бездумное повторение формул, которые он всё равно не мог запомнить, а конспекты в конце сборов уничтожались, снова начинали раздражать Клавдия. И то ли вчерашнее спиртное, то ли это раздражение стали причиной нового приступа головной боли.

Боль немного отпустила только в лесу на учениях по ориентированию на местности, куда пошли после проверки умения читать карту.

В лесу было полно грибов: подосиновики и подберёзовики попадались на каждом шагу.

– Сергей, – обратился командир группы Роман к инструктору. – А давай мы грибов на ужин насобираем.

– Не положено, – отрезал совсем ещё молодой старший лейтенант из кадровых. – Траванись кто из вас, сразу ЧП.

– Ой, так грибочков жареных хочется! С картошечкой, – протянул Борис.

– Ребята, давайте мы закончим занятия, потом наберём в плащ-палатку, жена у меня пожарит, и я вас угощу. Идёт? – совсем не по-уставному сказал старлей, немного робеющий перед этими офицерами запаса, которые были и старше его, и главное, уже много чего добились на гражданке. А учёные степени вообще ещё из военного училища воспринимались им с особым пиететом.

– Лады! Только ты не забудь о своём обещании.

– Да не забуду.

– Тогда, может, ну, его на фиг, это ориентирование? Мы и так знаем, что мох на дереве растёт с северной стороны. К тому же, у каждого компас в руке, давай лучше грибы собирать, а то я уже пару лет в лесу не был.

– И правда, давай, а? – поддержали своего командира остальные. – Что мы в лесу не сориентируемся что ли, если в городах не плутаем?

К обеду вернулись с ношей отборных грибов. Роман вызвался помочь донести добычу до офицерского общежития, где жил старший лейтенант.

После обеда инструктор по инженерной подготовке выдал тетради с утром сделанными расчётами и повёл на полигон применять знания на практике.

– Держи бикфордов шнур, – подал он отрезок шнура Игнату из Петрозаводска. – Поджигай.

– А он у меня в руках не взорвётся? – осторожно поинтересовался Игнат.

– А ты чем на занятиях слушал, когда я объяснял? – строго спросил майор.

– Ушами, чем же ещё.

– Тогда должен был слышать, что шнур сам по себе не взрывается, что он является только средством передачи огневого импульса на капсюль-детонатор. Поджигай.

Игнат с опаской поднёс зажигалку к кончику шнура, и как только тот зашипел, отбросил его в сторону.

Майор нагнулся, взял брошенный на землю шнур в руку и откинул его под ноги Игнату, когда гореть оставалось сантиметра три. Тот испуганно отпрыгнул в сторону, вызвав смех товарищей. Тем временем шнур догорел.

– Все поняли, что это безопасно? Зато если шнур вставлен в детонатор, беги, что есть мочи! Как вы обратили внимание, скорость горения примерно сантиметр в секунду, так что метровый шнур даёт вам полторы минуты, чтобы убежать на безопасное расстояние и спрятаться в укрытии. Кто первый?

Вызвался Клавдий, потому что за два курса сборов он взрывал обломки брёвен, рельсов и бетонных свай раз двадцать. Под внимательным присмотром майора прикрепил взрывчатку, вставил детонатор, поджёг шнур и вместе с ним быстрым шагом отошёл в укрытие.

Жахнуло. Земля в окопе дрогнула, все ещё ниже прижали головы.

Потом взрывали Борис, Игнат, Роман, пока каждый не отработал упражнение на практике.

Все думали, что на сегодня занятия закончились, но едва появились возле казармы, подошёл тот самый капитан Дима, встречавший на вокзале.

– У нас по расписанию час физподготовки в рамках отработки навыков рукопашного боя. На территорию спортгородка, за мной!

И побежал. Ребята лениво рысцой потянулись следом.

– Сегодня для начала качаем пресс, подтягиваемся на перекладине, потом отжимаемся. Всем лечь на спину, поднять ноги под углом в сорок пять градусов.

Через минуту Борис опустил поднятые ноги.

– Нет, ребята, я бы не смог быть женщиной, – сказал он на полном серьёзе.

– Почему? – поинтересовался бесхитростный Игнат.

– Не могу долго ноги кверху держать.

Дружный смех заставил всех опустить ноги.

– Команды отставить не было! – сказал Дима. – Ноги, ноги, ноги!

Он пошёл вдоль лежащих на земле и кончиком ботинка не сильно бил по сапогу снизу тех, у кого угол был меньше положенного.

– Теперь переворачиваемся на живот и начинаем отжим на кончиках пальцев.

– Это как? – не понял Игнат.

– Упираемся в землю кончиками пальцев, а не ладонями, как это делали когда-то в школе. И – раз, отжались, два – опустились, и раз, и два, и раз, и два... Тридцать раз – минимум для первого раза. Потом доведём до ста. И раз, и два, и раз, и два... А теперь – приседания. Встали, присели, выпрямились, присели, выпрямились, присели. А теперь гусиным шагом в направлении казармы – марш! Пошли, пошли, пошли...

На краю спортгородка он дал команду:

– На сегодня занятия закончены. Все свободны. Отдыхать.




РАЗНОС


– Лейтенант Сморяков!

– Я.

– Выйти из строя.

– Есть выйти из строя.

Незнакомый лейтенант строевым шагом вышел вперёд.

– Лейтенант Сморяков, вы прибыли сюда на армейские сборы или клоунаду устраивать?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Что нет? – повысил и без того строгий голос полковник.

– Никак нет, товарищ полковник. Не клоунаду.

– Так какого ты хрена анкету свою заполнил, будто поиздеваться решил над нами. Мне вчера вечером генерал по первое число за неё выдал! Этот умник в графе «каким видом транспорта управляете?» написал: «Гужевым».

В строю раздались смешки.

– Не смешно, между прочим! – загромыхал полковник. – Поскольку вас призвали ради серьёзного дела, шутки свои дома оставьте. А Сморякову, чтобы неповадно было юморить, на месяц отменяю увольнения. По воскресеньям лейтенант Сморяков будет заниматься изучением матчасти военной техники. Через месяц самолично проверю, как вы БМД водить можете.

– Товарищ полковник. Разрешите обратиться? – подал голос Роман.

– Обращайтесь!

– А можно я тоже по воскресеньям буду учиться боевую машину десанта водить?

– Всему своё время! Для этого у вас будут другие сборы, на которых вы будете учиться водить все виды военной техники вплоть до танков. Будете также изучать и технику нашего вероятного противника.

– Товарищ полковник, а на самолёте будем учиться летать? – подал голос кто-то с левого фланга.

– При заброске в тыл противника, если захочешь живым домой вернуться, и на самолёте научишься летать! – отрезал полковник. – А теперь – приступить к занятиям согласно планов!




БЕСЕДА


В первый же перекур из штаба прибежал посыльный. Клавдия срочно вызывал генерал.

Генерал по-прежнему был в гражданской одежде: светлые брюки и рубашка навыпуск.

– Товарищ генерал, старший лейтенант Степанцов по Вашему приказанию прибыл!

– Да что Вы, как на плацу? Присаживайтесь. Давайте запросто. Меня Борисом Петровичем звать. У меня как раз чай заварился. Отменный, я вам скажу, чаёк. Такого вы больше нигде не попробуете. По собственному рецепту.

– Нас в Кировакане капитан Москалёв своим чаем угощал, рецепт давал. Там душица, чабрец, мята ещё какие-то травы, которые только на Кавказе растут.

– Знатный у капитана Москалёва чай, знаю, не раз пивал. Кстати, уже майор. Орден Красной звезды в прошлом году получил за Афганистан. Мог бы и Героя получить, да одного полковника из политуправления на три буквы послал. Зарубили. Ну, а у вас как жизнь? Слышал, женился недавно.

– Да, – заулыбался Клавдий. – Женился. Хотели с женой к её родителям в отпуске съездить, да вот не получилось. На сборы вызвали.

– Ну, съездите ещё, будет время, познакомитесь. Мы похлопочем, чтобы вам отпуск сразу после сборов предоставили. А как докторская?

– Пишу помаленьку. А вы откуда всё знаете?

– Работа у нас такая, всё про вас знать. Личное дело изучал.

– Вы у нас в городе были?

– А зачем?

– Ну, в военкомате личное дело смотрели.

– В военкомате на вас только карточка учёта, а личное дело у нас хранится. Вы – наши кадры. Нам в Генштабе такие очень нужны. Надо нам смену готовить. Нам аналитики позарез требуются.

– Так я же не аналитик.

– Ну, как же?! – искренне удивился генерал. – вы – учёный. Кандидатскую писали – это что, разве не аналитика?

– Исследование, – поправил Клавдий.

– А исследование и формирование собственной позиции, своего вывода, это разве не аналитика?

– В общем-то – да, – согласился Клавдий.

– Вот такие головастые ребята нам и нужны. Вы знаете, в истории войн было немало случаев, когда по, казалось бы, совершенно далёким от военных дел деталям, полученных от разведчиков данных, аналитики приходили к выводу о подготовке той или иной страны к войне. Ну, резкое увеличение закупок хлопка – это, я бы сказал, примитивно. Это и так ясно. Или при запущенном дорожном строительстве в центре страны вдруг начинается масштабное строительство магистралей в сторону соседнего государства. Тут тоже много ума не надо, чтобы понять, что дороги нужны для оперативной переброски войск, снаряжения, провианта и прочего. Для маневрирования вдоль границы. Аналитик должен уметь определять стратегию противника на основании совершенно никчёмных деталей. Так что вы свои исследовательские способности для военного дела напрасно преуменьшаете.

– Я просто никогда над этим не задумывался.

– Вот и подумайте на досуге. А то, что вас заставляют овладевать приёмами и методами ведения боя в тылу врага, это всегда пригодится. Вот мы только что вспоминали майора Москалёва. Он командовал отрядом, сформированным из офицеров запаса. С некоторыми вместе вы даже на сборах были, я просто не могу назвать их фамилии. Полгода они были в Кабуле, несколько раз принимали участие в боевых операциях по ликвидации трафика снабжения духов оружием. Перед ними также стояла задача предотвращения мародёрства со стороны наших военных. Чего греха таить, и такое имеет место быть. А это значит, что ребята могли пулю в лоб получить от душманов, и в спину от своих. А ведь никто даже ранен не был. А вот ордена и медали заслужили. Этот отряд был сформирован в порядке эксперимента, для того, чтобы проверить возможность офицеров запаса в боевых условиях, посмотреть, правильно ли мы вас учим, что нужно изменить, что добавить. Так что до седьмого пота вас тут не напрасно гоняют. Совсем не напрасно! Ну, как Клавдий, нет желания надеть военную форму?

– Так я в форме, товарищ генерал.

– Я имею в виду, пока возраст позволяет, кадровым военным стать. Вам же досрочно старшего лейтенанта дали, если согласитесь, сразу капитана получите – и вперёд! До генерала!

– Мне, товарищ генерал, ответ надо прямо сейчас дать?

– Зачем же! – засмеялся генерал. – В таком деле спешка не нужна. Надо всё хорошо обдумать, с женой обязательно посоветоваться. Она наверняка не будет возражать, чтобы в Москву жить переехать. Не торопитесь, думайте. И ещё совет. Так сказать, дружеский. Ваши сослуживцы по предыдущим сборам отмечают, что вы слишком эмоциональны, точнее – очень впечатлительны. Слишком близко всё к сердцу принимаете. Для боевых операций это явный минус, а вот для аналитической работы эта черта характера не помешает.

– Если честно, товарищ генерал, то мне...

– Клавдий, мы же договорились – по-простому. Борис Петрович.

– Извините! Борис Петрович, если честно, мне как-то больше по душе мирная жизнь. Точнее – гражданская. Ну, какой из меня вояка? Вы же сами сказали, что я слишком впечатлительный, а там – война, там люди погибают.

– Погибают, это правда. Но, к примеру, в Афганистане, где идёт война, погибает в десять раз меньше, чем у нас дома от дорожно-транспортных происшествий. Вы над такой статистикой не задумывались?

– Честно говоря, я не то чтобы не задумывался, я этого даже не знал.

– Вот то-то и оно! Да вы чай-то пейте, а то совсем уже остыл. Хотя майор Москалёв утверждает, что чай надо пить едва тёплым.

Пока Клавдий небольшими глотками пил и вправду очень своеобразный на вкус чай, генерал расспрашивал о впечатлениях от Йонавы, от первых дней пребывания в части. Клавдий отвечал односложно, поскольку, собственно, говорить-то было и нечего.

– А как, по-вашему, ваш новый приятель Борис не слишком злоупотребляет спиртным? – спросил вдруг генерал.

Клавдий чуть не поперхнулся от того, что генерал знает об пх жизни гак много, хотя кроме как на разводе, когда он шутил по поводу того, что многие из них могут стать Героями Советского Союза посмертно, его в расположении части больше вроде бы и не видели.

– Да, тут ухо надо держать востро! – подумал Клавдий. – Похоже, мы тут под плотным колпаком, где учитывается каждый шаг, каждое слово. Значит, и про него на тех сборах тоже кто-то рассказывал. Причём, подробно. И может быть, даже не один человек, чтобы составить более полное представление. Эта мысль мелькнула долей секунды, и Клавдий посмотрел в глаза генералу и сказал:

– Я думаю, он просто в первый день расслабился. Не похож на пьянчужку. На работе-то ведь не выпьешь, а тут – вроде как свобода показалась, безделье опять же.

– Ну, у журналистов в отличие от вас, вузовских преподавателей, с выпивкой всё значительно проще. Пьют они – не дай бог! Я уж не говорю, что статьи свои для поднятия тонуса многие пишут в состоянии подпития, в телевизионный эфир некоторые выходят в нетрезвом виде. Помните, ещё недавно на Центральном телевидении передачу «Утренняя звезда» вёл такой Юрий Николаев. Говорят, именно из-за пьянки сняли. Да я вам таких примеров могу привести сколько угодно. Но вот безделье действительно сильно людей расслабляет, – согласился генерал. – Нужна строгая дисциплина, иначе это уже не армия. Ну, не смею больше задерживать. Спасибо за беседу!

– И вам спасибо, товарищ генерал! За беседу, за очень вкусный чай с мятой.

– Ты мятой-то особо не увлекайся, – перешёл по-приятельски на «ты» генерал. – Это здесь можно, а дома – смотри, мята мужскую силу отнимает.

– Ну, этого у меня пока хватает, – заулыбался неофициальному тону разговора Клавдий.

– Вот то-то и оно, что пока. Давай, успехов в службе!

– И генерал протянул Клавдию руку.




ПРЫЖОК


По натуре своей Клавдий был аккуратистом. Но даже ему до чёртиков надоело это бесконечное укладывание парашюта. Особенно после того, как москвич Валерка Тучин, имевший больше полусотни прыжков, но вместе со всеми уже две недели укладывавший парашюты, сказал, что купол можно в сумку хоть ногами утаптывать, он всё равно раскроется – лишь бы стропы были уложены, как следует.

– Тогда зачем нас заставляют его складывать так аккуратно? – искренне удивился Клавдий.

– А чтобы знали, как это должно быть и не привыкали к разгильдяйству. А то ведь оно так одно за другим и потянется: сначала купол кое-как, потом стропы, а там, глядишь, и камнем вниз с километровой высоты. За твою глупую смерть кому-то и срок впаяют. А оно им надо?

– А что, бывает и такое?

– Бывает, но очень редко. И хоть это парадоксально, но, как правило, у спортсменов. Самонадеянность подводит, когда чувство самосохранения притупляется.

– А что тогда нам тут инструктор про разные случаи рассказывает?

– А чтобы не расслаблялись.

– Тут расслабишься! Как же! Каждый день на эти долбанных тренажёрах. Уже все плечи ремнями сбил.

– Тяжело в учении... Помнишь?

– Да помню, помню, я вот только понять не могу, на фига нам всё это? И главное – на фига армии такие бойцы, как мы? Ты кандидат наук, Генка – кандидат, я тоже, Серёга диссертацию пишет. И, обрати внимание, все мы гуманитарии. Ни один из нас не специализируется по военным наукам. Так может, для государства было бы полезнее деньги тратить на повышении нашей квалификации по специальности, а не на игры в войнушку? Вон ребята – врачи. Тоже тут фигнёй занимаются, а там, в поликлиниках из-за этого очереди растут, операции некому делать.

– Ну, ты брат, загнул! Вредные у тебя мысли какие-то. Ты в армии, а тут думать командиры должны, мы же слепо выполнять их приказы. На этом принципе все армии мира во все века строились. Ввели вон после революции демократию в войсках, и что из того вышло? Перестреляли кадровых военных, которые порядок хотели видеть, и хана армии. Так что давай лучше укладывай свой парашют, а думают пусть наши генералы, которые нас сюда из дома сорвали. От жён, от детей. Ты, кстати, давно женат?

– За три дня до сборов свадьба была.

– Значит, медовый месяц тут отмечаешь? Не завидую!

– Да ладно! Чего там? Мне просто эта фигня надоела. Раздражает всё. И эти дурацкие прыжки с постамента, и с тренажёра, и эта долбанная укладка.

– Ну, прыжки, они сам понимаешь, для отработки приземления. Чтобы до автоматизма довести. Помнишь, инструктор учил: ноги вместе, ступни и колени прижаты. Это же не просто так, из желания строить всех под одну гребёнку. Когда на обе ступни приземляешься – меньше вероятность вывиха или перелома.

– А он что, сразу об этом не мог сказать?

– Наверняка говорил, только ты, наверное, в это время о жене думал, вот и прослушал.

И вот в который уже раз парашюты уложены, и взвод отправился на тренажёры. Опять – сначала прыжки с высокого деревянного помоста, потом с муляжа самолёта АН-2.

– Левой ногой упираемся в выступ у двери, толкаемся и прыгаем по ходу самолёта, – в который уже раз напутствовал инструктор. – Первый пошёл! Второй пошёл! Третий....

В сотый, наверное, раз Клавдий побежал к проёму, оттолкнулся левой ногой от кромки, прыгнул вперёд. Ремень больно рванул за левое плечо.

– Чёрт! – выругался Клавдий и покатил сначала в сторону, потом резко вниз. Сдвинул ноги вместе, но сгруппироваться, как следует, не успел и стукнулся подбородком о колени. Покатившаяся дальше тяжёлая каретка дёрнула ремни, и он полетел вперёд, зарывшись в песок. Вскочил, чтобы не попасть под ноги прыгающего следом, схватил каретку и побежал наверх. И снова прыжок, снова боль в плече от рванувшего ремня, полёт в сторону и резко вниз. На этот раз удалось устоять. И так снова и снова.

Через полчаса инструктор повёл на вышку. Поднимаясь по лестнице, вспомнил наказ инструктора по альпинизму – не смотреть вниз. Но когда на площадке пристегнул ремни парашюта и встал на краю, взгляд невольно скользнул вниз, и сразу похолодело в ногах.

– Пошёл!

Клавдий не услышал команды, продолжая со страхом смотреть вниз. Толчок в зад оторвал от поверхности, и вот он под куполом опускается вниз. Удар. За долю секунды до этого успел сдвинуть ноги и сгруппироваться, но всё равно не удержался и упал на бок.

Отстегнул ремни, обречённо полез наверх для следующего прыжка.

Тренировки продолжались ровно месяц. Назавтра – День ВДВ. Все занятия ради праздника отменили, и вскоре после завтрака повели на стадион, где обещали большой праздник. Начался он с показательных выступлений десантников. Ребята были настоящими профи и демонстрировали просто чудеса рукопашного боя, ребром ладони ломали доски, били руками и головой кирпичи. А потом на стадион из самолёта посыпались парашютисты. Они устраивали в воздухе шоу и приземлялись точно в центре футбольного поля, на самую середину уложенных на землю спортивных матов.

А когда приземлился долго круживший над трибунами последний, и все выстроились в одну шеренгу, диктор стал перечислять их имена:

– Заслуженный мастер спорта СССР Валентина Закорецкая. Совершила более 11 тысяч прыжков с парашютом. Ее имя в 1976 году занесено в Книгу рекордов Гиннеса. Заслуженный мастер спорта СССР Наталья Сергеева, Заслуженный мастер спорта СССР Майя Костина, Заслуженный мастер спорта СССР Лариса Корычева...

Диктор продолжал называть имена и фамилии женщин, которые только что приземлились на этом стадионе, и были собраны будто бы для того, чтобы заставить заполнивших трибуны мужчин устыдиться своих страхов и доказать свою смелость, решительность, отвагу.

Доказывать пришлось уже на следующий день. На разводе полковник объявил о прыжках и пожелал всем мягкого приземления.

«Партизанам» пришлось долго ждать своей очереди, потея под жарким августовским солнцем. Первыми, взмывая в небо друг за другом, самолёты уносили солдат срочной службы учебной дивизии. Было хорошо видно, как чёрными точками они вываливались за борт, как опускались потом под куполами и садились где-то за кромкой леса. Наступившее по дороге на лётное поле волнение постепенно улеглось, но как только выстроили их и, разбив на десятки, повели к самолётам, сердце начало биться с бешеной скоростью.

Клавдий большим пальцем левой руки приложился к вене и начал считать.

– Ну, и сколько? – поинтересовался заметивший это Генка.

– 118.

– Ни фига себе! А ну-ка у меня?

У Генки было чуть меньше, но тоже за сотню. Даже у бывалого Валерки пульс оказался почти такой же.

– Да нормально всё, ребята! – успокаивал он остальных. – Главное – сознание не теряйте. Парашют-то автоматически раскроется в любом случае, но при приземлении ноги поломать можете.

– Спасибо, успокоил, – как-то невесело улыбнулся Генка.

– Да тебе-то что волноваться? – продолжал Валерка. – У тебя бараний вес, значит скорость падения невысокая. Это тяжёлые быстрее падают. Правда, ты смотри, чтобы тебя вместе с парашютом куда не унесло, если в восходящий поток попадёшь.

– Страшно? – спросил инструктор.

– Не то чтобы... – ответил за всех Генка. – Ну, немножко боязно, конечно.

– Есть такой анекдот: Командир самолёта выпускающему говорит: «Сходи, посмотри, как там новички себя чувствуют, подбодри, если что». Тот выходит, смотрит на парашютистов, спрашивает: «Всё нормально, ремни яйца не жмут?». Головами качают, мол, нет, не жмут. Возвращается в кабину, командир спрашивает: «Ну как, взбодрил? А то девчонки первый раз прыгают».

Все натянуто улыбнулись, кто-то один засмеялся:

– А что, выпускающий не понял, что там девчонки?

– Значит, сиськи у всех маленькие были, потому и не смог разобрать, в комбинезонах же все.

Поднялись на борт, расселись, мотор взревел, и самолёт, немного попрыгав на неровностях лётного поля с грунтовым покрытием, начал набирать высоту. Вот выпускающий открыл дверь, и как только самолёт накренился, делая разворот, Клавдий увидел далеко внизу землю. И снова к ногам покатился холод.

Загорелась лампочка, и вскоре противно и пронзительно заквакал сигнал.

– Первый пошёл! Второй пошёл! Третий пошёл!

Выпрыгнули сидящие по левому борту, теперь была его очередь. Клавдий на плохо слушающихся ногах сделал три шага, оттолкнулся левой, нырнул в открытый проём.

– 501, 502, 503, – как учил отсчитывать время капитан, дёрнул кольцо, и вскоре тело рвануло вверх. Клавдий поднял голову – над ним был наполненный воздухом купол. И вдруг Клавдий почувствовал, что он не падает вниз, а, кажется, поднимается наверх.

– Наверное, попал в восходящий поток, – подумал испуганно, но страх сразу же улетучился, едва услышал сверху восторженный крик Генки:

– Ура! Летим! Ребята, летим!

Ему начали отвечать остальные. Земля стремительно приближалась. Клавдий смотрел вниз, уже не ощущая страха. Вот только несло его боком. Вспомнив, что надо приземляться лицом вперёд, потянул стропы, вскоре парашют послушно развернулся, но вот какое расстояние осталось до земли, понять было почти невозможно. Казалось, ещё довольно далеко, на всякий случай соединил ноги, как учил инструктор, и как десятки раз делали на тренировках, сдвинул ступни, и в тот же миг почувствовал удар снизу по пяткам. Земля оказалась ближе, чем думал. Не ожидая удара, не успел напружинить ноги и больно стукнулся подбородком о колени, как не раз бывало во время прыжков с муляжа.

Был полный штиль, поэтому купол сам медленно улёгся на песок, не дожидаясь, когда его будут гасить. Едва Клавдий стал укладывать его в сумку, как сверху раздался какой-то свист. Все подняли голову, к земле стремительно приближалось какое-то тело. Вот оно с глухим стуком ударилось о землю, и все побежали к месту падения, чтобы если ещё можно спасти упавшего, оказать ему первую помощь.

Клавдию осталось бежать метров двадцать, когда самые ближние уже были на месте, откуда раздался громкий хохот. Оказалось, у кого-то из парашютистов, когда раскрылся парашют, сразу сбросивший скорость падения с 30 метров в секунду до пяти, с ноги сорвался сапог. Это именно он, свистя в воздухе голенищем, летел к земле, а неопытные ребята приняли его за падающего человека.

Впечатлениями делились до самого вечера. И даже после отбоя ещё долго разговор то и дело возвращался к ощущениям от первого прыжка. Даже не склонный к экстремальным выходкам Клавдий поддался всеобщему настроению, разделяя восторг от первого прыжка. Но перед вторым и третьим у него снова сердце билось намного сильнее обычного. Наверняка ребята тоже боялись, но все старались не показывать вида. Как-никак, теперь они были настоящими коммандос, а настоящим коммандос не пристало проявлять чувство страха.




ПИСЬМО ИЗ ДОМА


«Милый, как же я рада, что получила от тебя письмо. Оно пришло в один день с извещением на бандероль, поэтому я сначала прочитала письмо, а потом уже побежала на почту за ведьмочкой. Я эту Бабу Ягу, Бабульку-Ягульку буду называть Ведьмочкой. Ты специально такую мне купил? Она чем-то очень напоминает мне меня.

Правда-правда! Я долго смотрела в зеркало на себя и на Ведьмочку. Наверное, мы с ней характером похожи, но это я ещё выясню со временем, потому что она теперь будет моим основным собеседником.

Я была у мамы ровно неделю. Дома, конечно, хорошо, но я очень скучаю по тебе, поэтому не усидела и вернулась в надежде, что тут меня ждёт твоё письмо. И предчувствия меня не обманули. Милый, ты пиши мне каждый день! Я очень без тебя скучаю! От безделья решила сделать тебе сюрприз – занялась перестановкой мебели. Но, как всегда, одно дело непременно тянет за собой другое. Отодвинули вчера с Сашкой шкаф, а за ним обои намного темнее, теперь придётся переклеивать всю комнату. Сашка обещает помочь. Он такой прикольный! И почему мы с соседями так мало общались?

Сейчас допишу тебе письмо и поеду покупать обои и клейстер. Вечером после работы приедет Маринка, и мы втроём быстренько поменяем обои, чтобы завтра я могла прибраться, а потом с Сашкой поставим мебель по-другому и устроим втроём небольшое новоселье. Я же должна отблагодарить их за помощь!

Так что, как видишь, на ближайшие дни у меня полно всяких дел. А как ты? Как твоя служба? Сашка говорит, что даже завидует тебе, что тебе удалось вырваться на два месяца в Прибалтику. Там ведь сейчас очень хорошо? Сашка говорит, что «партизаны» на сборах отдыхают по полной. Он три года назад был две недели на военных сборах здесь, в пригороде. Говорит, целыми днями валяли дурака, пили пиво, вечерами ходили в посёлок на дискотеки, что это хорошее дополнение к отпуску. Так что ты там пользуйся возможностью, отдыхай, загорай. Всё, милый, заканчиваю писать, поехала искать обои. Говорят, сегодня в мебельном магазине ожидается привоз. Обнимаю! Целую крепко-крепко! Люблю! Скучаю! С нетерпением буду ждать твоего письма!

Кстати. А почему у тебя обратный адрес: Москва, в/ч.... Если ты говоришь, что находишься в Литве? Что-то я запуталась. Дойдёт ли это моё письмо до тебя?

Или ты шутишь про Прибалтику? И Ведьмочку купил в Москве?

Всё-всё! Убегаю. Чмоки-чмоки!»

– Вот ёлки-палки! – думал Клавдий. – Сашка – гад! С соседями они общались совсем мало. Так, перебрасывались ничего не значащими фразами. Да и то больше с родителями Сашки. Особенно – его матерью. Она иногда заходила по старой памяти, потому что почти каждый вечер бывала у бабушки, скрашивая её одиночество. А теперь, когда после женитьбы Клавдия бабушка переехала к его родителям, отдав молодым свою квартиру, тётя Лиза иногда заходила позвонить своим подружкам, постоянно справлялась о самочувствии своей бывшей соседки, сетовала, что поставить телефон ей давным-давно обещают, но никак не доходит очередь. Вроде бы уже и Сашкино начальство ходатайствовало, чтобы провели без очереди, и муж через своих знакомых пытался найти блат, но пока всё заканчивается обещаниями. Так что, если можно, она будет иногда пользоваться их добротой – бабушка-то никогда не отказывала. Хорошо, что она в войну была медсестрой в госпитале, поэтому как ветерану войны, единственный в подъезде телефон ей провели без очереди. Вот и приходили все к ней, когда кому позвонить надо.

Клавдий радушно отвечал, что когда надо, пусть они по-прежнему приходят и звонят, не жалко. И соседи этой добротой пользовались постоянно. Правда, Сашка заходил очень редко. А тут, ишь ты, зачастил и даже помогать вызвался. Явно решил приударить за молодой женой соседа, пока того дома нет. А что? Вполне вероятно! Алла – девушка красивая, весёлая, добрая, почему бы и не приударить?

От этих мыслей сделалось грустно, и захотелось домой.




ПО ТРЕВОГЕ


Свет вспыхнул среди ночи.

– Подъём! Боевая тревога! Быстро одеваемся, получаем оружие и бегом – строиться! – во всё горло орал полковник.

Едва построились в две шеренги и успели рассчитаться, как подъехали крытые грузовики.

По машинам! Первая и вторая группа – в первую, третья и четвёртая – во вторую, пятая и шестая – в третью, и остальные – в четвёртую. Приказ получите на борту самолёта. Колонна, за мной!

Полковник запрыгнул в свой уазик, и грузовики потянулись за командирской машиной, набирая скорость. Сколько ехали, Клавдий не понял, потому что почти сразу задремал, так же, как и остальные. Проснулись, когда машины остановились.

– Выходи строиться! – раздалась новая команда. – В две шеренги становись! Равняйсь! Смирно! Товарищ генерал-майор, отряд для выполнения задания построен. Командир отряда полковник Синцов.

– Вольно!

– Вольно!

– Товарищи офицеры, перед нами поставлена задача – десантироваться в заданный район и занять оборону в тылу противника. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Подробности задания получите на борту. Желаю удачи! Командуйте!

– Справа по одному на борт самолё-о-та...бего-о-ом марш!

По рампе начали взбегать внутрь и строиться вдоль бортов, как показывали пилоты. Полковник взбежал последним. Взревели двигатели, рампа поднялась, боковые створки закрылись, самолёт начал рулёжку, а ещё через несколько минут оторвался от взлётной полосы и стал набирать высоту. Неожиданный подъём среди ночи, эта спешная погрузка в самолёт с оружием, заставляли обдумывать самые разные варианты, вплоть до того, что в какой-то братской стране снова повторились чехословацкие события, и теперь им тоже по просьбе руководства этого государства придётся принимать участие в наведении конституционного порядка, как это делали в 68-м.

Монотонное гудение двигателей постепенно усыпило десант, и очень быстро все заснули. Проснулись от раздавшегося сигнала приготовиться к десантированию, Клавдий посмотрел на часы – летели три часа. По восемьсот километров в час, примерно две с половиной тысячи километров. Албания? Скорее всего, именно в этой стране, не совсем советской и не капиталистической, живущей по своим отличным от всех законам, о которых почти ничего не писали в наших газетах и не говорили по телевидению, вдруг возникла необходимость военного присутствия. Да! Вот и пришло время становиться Героями Советского Союза или бесславно погибнуть.

– А задание нам так и не объяснили, – пронеслось в мыслях Клавдия. Командир тоже проспал что ли? И как теперь быть?

Между тем двигатели немного затихли, открылся грузовой люк, заморгал красный плафон и противно завякала сирена.

– Первый пошёл! За ним бегом, бегом, бегом! – подгонял выпускающий. В два потока один за другим бросились к зияющей пустоте, пропадая где-то там, в предрассветном мареве. Клавдий помнил рассказ инструктора, что при десантировании Ил-76 сбрасывает скорость до трёхсот и даже меньше километров в час, но это всё равно в два с лишним раза больше той, на которой они прыгали с Ан-2.

Добежав до края, Клавдий просто упал ничком, и будто лёг на воду. Ощущение действительно было близким к этому, настолько высока оказалась плотность воздуха на такой скорости самолёта. Отсчитав 501, 502, 503, дёрнул кольцо, провалился камнем на длину строп, и только после этого сильный рывок дал понять, что парашют благополучно раскрылся. Неподалёку под куполами парили товарищи. Солнце ещё не взошло, но землю хорошо было видно. Почему-то природа не отличалась от привычной, и первое, что пришло в голову – внизу явно не Африка и не Турция. Там не должно быть берёз.

Только загасил купол, как рядом радостно закричал Генка:

– Парни, твою мать, так это же наш полигон!

– Точно! – заорал кто-то слева.

– И на фига нас три часа по небу катали? Вот анекдот! Вот разыграли так разыграли!




КУРОРТ


Ребята во время перерывов рассказывали о своих снах, которые сплошь были на гражданскую тему. Кто-то мечтательно вспоминал привидевшееся эротическое приключение, ему вторили другие, которым тоже снились девушки, семья, коллеги по работе. И только Клавдию Морфей показывал картины военные. Чаще – страшные. Вот и сегодня ему снова привиделся тот самый сон, который снился довольно часто даже дома. Он повторялся с такой точностью, будто операторы сновидений из раза в раз крутили один и тот же фильм. Если просыпался во время сновидения, фильм включался снова сразу же, стоило только закрыть глаза.

Вообще-то таких неприятных сновидений было у Клавдия два. Второе он видел тоже довольно часто, иногда даже дёргался, будто пытаясь отпрыгнуть от края глубокой пропасти, просыпался и долго не мог успокоиться. Этот сон стал появляться в его жизни после призыва на горно-егерскую подготовку. Равнинный человек, никогда в жизни не бывавший в горах, Клавдий очень трудно привыкал даже к заросшим травой склонам, на которых, казалось, упади и будешь скользить до самого низа. Этот страх перед склонами помог преодолеть инструктор, который учил их, как нужно действовать, если упал. Десятки раз каждый из них поодиночке и группами отрабатывал этот приём, стараясь перекатиться таким образом, чтобы ноги оказались внизу. После этого требовалось раскинуть руки и ноги, прекращая качение.

Когда приём стал легко получаться, страх перед склонами прошёл, но вот побороть страх перед уходящей почти вертикально вниз пропастью не получалось даже после многочисленных спусков по отвесной стене.

– Главное – не смотри вниз, – напутствовал инструктор по скалолазанию. – И не задирай голову вверх, может начаться головокружение.

Побороть эту боязнь высоты Клавдий так и не смог, хотя выполнял упражнения наравне со всеми. Более того, стоило ему увидеть на странице журнала сделанную на краю обрыва фотографию, начинали холодеть ноги.

– Вот зачем мне этот экстрим? – много раз спрашивал он себя, но даже друзьям вслух задать его не решался. – Ведь вокруг столько молодых парней, что ищут в жизни приключений ради адреналина, но почему-то в спецназ взяли именно его, человека по натуре своей более чем спокойного и уравновешенного.

Тысячи парней занимаются альпинизмом, каждый год проводят свои отпуска, совершая восхождения на разные вершины. Возвращаются с ссадинами и синяками, даже переломами, но едут за этим бессмысленным риском снова и снова. Вот пусть бы их и включали в эти команды горных егерей. И пользы больше, и затрат на тренировки меньше. Но где-то там, в Генштабе или местном военкомате решали иначе, и вот теперь он должен не подавать вида, насколько ему страшно и дискомфортно.

Казалось, что среди сотни «партизан» он был один такой. Почти все сразу же охотно включались в военные игры и получали от этого настоящее удовольствие. Из них, наверное, вышли бы отличные солдаты, точнее – офицеры, но Клавдию приходилось постоянно притворяться. И эта вынужденность раздражала до невозможности. Тем более, что переключиться было больше не на что. И если даже днём из-за плотности занятий времени на мрачные мысли не оставалось, ночью его сознание было бессильно сопротивляться наваливающимся страшным снам, что были сродни кошмарам.

Сон про стояние на краю обрыва наваливался с самого вечера, когда только начинал засыпать. Клавдий во сне делал прыжок назад, просыпался, убеждался, что находится в своей постели и засыпал снова. Этот же был куда навязчивее и страшнее.

Парень понимал, что надо бы обратиться за советом к психиатру, но это значило, что в его медицинской карте появилась бы запись, от которой многие люди шарахались. Да и то: отсутствие руки или ноги воспринималось нормально – наверное, объяснением тому было большое количество вернувшихся инвалидами с ещё не такой давней войны, а вот проблемы с головой становились темой сплетен и разговоров. Не зря ведь таких прятали в психушки, значит, были они, в отличие от безруких или безногих, опасны для общества. Иметь такое клеймо Клавдий не хотел и потому к специалистам не обращался, переживая всё это в себе.

Но как бы ни старался избавиться от того назойливого сна, ничего не получалось. Может быть потому, что был он частью его реальной жизни.

Выдавая ему документы на первые военные сборы, военкоматский майор дружески подмигнул и с нескрываемой ноткой зависти сказал:

– На курорт едешь за казённый счёт! Почти два месяца будешь валяться на Черноморском пляже, загорать в своё удовольствие. Эх, поменялся бы я с тобой! С превеликим удовольствием поменялся, но вот видишь, приходится тут в этом душном кабинете с бумагами загорать.

В Очакове, где располагалась военно-морская база, и куда он попал на сборы, действительно было Чёрное море. Но будь проклят такой курорт, на котором с утра до вечера, истекая потом, приходилось отрабатывать разные приёмы. Да, собственно, и в самом Очакове они были всего несколько раз по воскресеньям, когда их возили в музей Суворова, на развалины турецкой крепости Ачи-кале, да просто так поболтаться по этому небольшому городу, где, казалось, из гражданского населения были только жёны военных моряков. Все сборы проходили на легендарном искусственном острове Майский, на базе «морских котиков», потому что из них, офицеров запаса, московские командиры тоже хотели сделать «несущих угрозу врагу водоплавающих млекопитающих». По типу дрессированных дельфинов, занятия с которыми проходили тоже совсем неподалёку.

Конечно, за полтора месяца всему научить невозможно, но и занимались они совершенно по другой программе, поскольку горно-егерскую и воздушно-десантную подготовку должны были проходить в других воинских частях. А здесь, на Майском, они отрабатывали приёмы рукопашного боя, плавали с аквалангом, по утрам во время зарядки бегом огибали остров, окружность которого была порядка полутора километров.

С солдатами срочной службы, точнее – матросами морского десанта, «партизаны» практически не общались, но видели, как те занимались неподалёку по ещё более изнуряющей программе, как прыгали с аквалангами в воду с вертолётов, как десантировались на парашютах с самолётов прямо на поверхность моря, на котором постоянно катились волны.

Офицеры-инструкторы во время перекуров были немногословны, но некоторые рассказывали, что до берега от острова меньше четырёх километров, и если кто-то очень захочет холодного пивка, может вечером сплавать. Мол, солдаты срочной службы, бывает, ходят таким образом в самоволку, что при их постоянных тренировках не так уж и сложно. Мало того, что плавают на берег, так умудряются там ещё и с девчонками шашни заводить и держать в страхе гражданских парней и матросов с военных кораблей, которые только и умеют, что палубу драить. А «морские котики» за себя постоять умеют. Не зря их называют элитой.

Как-то во время дружеской беседы командир сборов то ли проговорился, то ли для придания важности сказал, что генерал не лукавил, говоря о Героях Советского Союза, потому что в случае начала Третьей мировой войны именно диверсантам с Майского, им, нынешним «партизанам», тоже могут приказать захватить базы НАТО в проливах Босфор и Гибралтар для обеспечения выхода Черноморского флота в Средиземное море и Атлантический океан. Будто бы некоторые из офицеров и матросов этой отдельной бригады спецназа ГРУ принимали участие в войне во Вьетнаме, Никарагуа, Анголе, на Кубе, в Афганистане, чтобы на практике применить полученные здесь навыки.

А навыки эти, дай бог какие! Клавдий на своём опыте убедился, что за два года службы ребята могут стать классными бойцами. Даже они за полтора месяца должны были получить навыки владения чуть не всеми видами огнестрельного оружия, в том числе для боевых действий под водой, отработать приёмы защиты и нападения с холодным оружием, в том числе – под водой, научиться убивать врага голыми руками.

– Я знаю на теле человека около пятидесяти точек, воздействие на которые надолго нейтрализует человека или убивает, – говорил им инструктор по рукопашному бою. – Но вам хватит и десяти. И не дай бог, если кто из вас применит эти приёмы в гражданской жизни. Ссылки на то, что вы овладели этими приёмами на Майском, назовут вашей больной фантазией, потому что официально здесь стоит лишь инженерная часть, обслуживающая старые фортификационные сооружения от разрушения.

Эти сооружения с крепостными стенами толщиной чуть не в три метра им показывали во время экскурсии. На острове сохранились бункеры, складские помещения, поворотные механизмы артиллерийских батарей и, конечно, казематы, которые уже в советское время приспособили под различные нужды военных.

Экскурсовод – отставной капитан первого ранга с пятью рядами орденских планок, видимо, многие награды получил ещё в Великую Отечественную, когда в этих краях шли ожесточённые бои, рассказывал, что до конца XVIII века тут не было никакого острова. Его начали строить после взятия русскими войсками Очакова на песчаной отмели на выходе из Днепро-Бугского лимана для защиты Очакова с моря. И задачу эту матросы выполняли с честью. Даже в Великую Отечественную войну гарнизон Майского держался еще полгода после захвата Очакова.

Идею возвести остров приписывают князю Потёмкину, Александру Суворову и великому гению российской фортификационной науки генерал-адъютанту Александру Тотлебену. Но кто бы ни был инициатором, досталось-то русскому матросу. Так что, можно сказать, на костях русского матроса вырос этот остров, по полуторакилометровому периметру которого вокруг затопленных барж с камнями был возведён деревянный каркас. После этого его внутренне пространство заполнялось камнями и засыпалось песком. Есть у Майского и другое, народное, название – «Чертов остров».

Это название Клавдию нравилось больше, потому что он сотни раз посылал к чёрту эти сборы вместе с островом. Если многие ребята с удовольствием погружались с аквалангом, он не находил в этом никакой радости. На глубине больше десяти метров у него начинали сильно болеть уши, и все попытки выровнять давление по методике инструктора почти не помогали. Поэтому на каждое погружение он шёл, как на каторгу.

Но хуже всего были тренировки по десантированию через торпедный аппарат. Десятки раз на жаре приходилось проползать в толстом резиновом костюме сквозь эту чёртову трубу, проклиная всё на свете и молча поскуливать, чтобы всё быстрее закончилось.

Но заканчиваться сборы не торопились. Как объявил командир, итогом должны стать учения, в ходе которых группы должны десантироваться с подводной лодки, незаметно пробраться в охраняемую матросами срочной службы зону и условными минами уничтожить корабль «противника». И это будет уже очень серьёзное испытание, потому что за каждую обезвреженную «диверсионную» группу матросы получат отпуск на родину. Так что бдить они будут, дай бог. А не выполнившая задание группа должна будет повторять его снова и снова до успешного завершения «операции».

В подводной лодке, куда их погрузили ночью с катера, оказалось ужасно тесно. Группу, в которую включили Клавдия, провели в кормовой отсек. По дороге каждый из них несколько раз стукнулся о расположенные рукоятки, вентили, какие-то металлические коробки. В кормовом отсеке инструктор объявил приказ: десантироваться через торпедный аппарат, под водой незаметно подобраться к крейсеру «противника». Карту этой части побережья они изучали целую неделю, и только теперь поняли, с какой целью. На карте были отмечены стоящие на рейде корабли, которые днём видели много раз, но не обращали на них никакого внимания.

Да! Найти ночью в темноте это чёртов крейсер да ещё не рассекретить себя – задача не из лёгких. Командир группы, Серёга Солнцев из Ленинграда, долго изучал карту, потом показал всем:

– Идём сюда, почти точно на север, вот здесь, у гряды, всплываем, ориентируемся на местности, проходим под водой сюда и подплываем к кораблю.

– Ну, что! Решение правильное, – похвалил инструктор. – Желаю успехов! Теперь так: выходим по трое через левый верхний аппарат, командир – в первой тройке. Сразу на выходе слева есть крепление для фала. Цепляетесь, ждёте остальных. Как только выходит последний, ориентируясь по компасу, идёте за командиром на север. Не потеряйтесь по пути. Держитесь за фал! Последний, не забудь его отстегнуть от борта. Ну, давайте, ребята! Надевайте снаряжение. И не забудьте стучать. Если кто-то из троих не ответит, сливаем воду и возвращаем сюда. Всё понятно? Вперёд.

Матрос отвернул рукоятку торпедного аппарата, Серёга просунул акваланг вперёд и полез в трубу. За ним таким же макаром – Мишка, потом Славка. Как только его подошвы ушли за край, матрос закрыл крышку. Началось заполнение аппарата водой, выравнивание давления. На стук отозвались все трое.

– Ну, что, пошли, мальчики! – сказал инструктор, как будто ребята могли его слышать.

Клавдий был во второй тройке первым. Не смотря на то, что за время сборов он похудел на десять килограммов, протискиваться в аппарат пришлось впритирку. С большим трудом в кромешной темноте отполированной трубы торпедного аппарата пополз вперёд. На тренировках было намного лучше, потому что там впереди виднелось отверстие. Здесь пугала чернота. Клавдию, хотя он вроде бы и не страдал клаустрофобией, сделалось очень страшно. И этот страх стал подгонять вперёд. Наконец, баллоны стукнулись о железо наружной крышки аппарата. Теперь надо было ждать остальных. Секунды казались минутами, а всё время ожидания – вечностью. И вот аппарат начал наполняться водой. Сделалось ещё страшнее. Почему-то вдруг с ужасом подумал, что сейчас обязательно что-нибудь заклинит, воздух в баллонах кончится, и эта идиотская труба станет для них железным гробом.

Сзади раздался стук. Клавдий ответил. По боли в ушах понял, что началось выравнивание давления с забортным.

– А на какой мы глубине? – вдруг с ужасом подумал Клавдий. – Ведь никто же ничего не сказал. Если метров пятьдесят, я труп! Моя голова просто расколется от этой жуткой боли в ушах! Надо быстрее двигаться наружу, может там будет лучше.

Кто-то принял его акваланг, помог в кромешной темноте закрепить на спине, подал в руки фал. Клавдий пристегнул к нему карабин.

Он не чувствовал, как вышли ещё двое. Всё его сознание было занято дикой болью в ушах. Наконец фал натянулся, и он понял, что надо плыть.

С заданием они тогда, спасибо Серёге, справились отлично. Прикрепили к днищу корабля магнитные пластины и уплыли в сторону Кинбурнской косы, где их ждал катер.

Через пару дней сборы закончились. Но вот эта чёрная дыра торпедного аппарата с тех пор и снилась Клавдию страшным кошмаром. Он снова и снова видел себя в тесном и тёмном металлическом пространстве, где со всех сторон только холодное гладкое железо, и где вот-вот начнёт появляться забортная вода, вызывая сильнейшую боль в ушах.




РАССЛАБУХА


– С сегодняшнего дня занятия по рукопашному бою отменяю, – заявил на разводе полковник Синцов. – А то мне не с кем будет учения проводить. Мало того, что вы во время занятий друг другу руки-ноги повыкручивали, так ещё и после занятий умудряетесь травмироваться.

Клавдий знал об этом ЧП, что произошло вчера. К Альгису приехали на машине из Вильнюса его друзья навестить «партизана» в выходной день. Компания уехала в лесок, собрали портативный мангал, нажарили шашлыков, к которым привезли изрядное количество спиртного, и когда все были уже в очень весёлом состоянии, Альгис решил продемонстрировать кое-что из полученных за время сборов навыков. Конечно, он решил похвастать отработанными приёмами, но когда в один миг уложил на землю первого же добровольца, остальные быть мальчиками для битья отказались. Даже в состоянии, когда алкоголь придаёт смелости. И тогда боец стал разбегаться, делать возле дерева переворот, сбивая сапогом расположенные на уровне головы сучки.

Первый такой чуть ли не цирковой номер привёл друзей в восторг, и они начали просить повторения. Альгис сломал три или четыре сучка, а пятый оказался то ли значительно крепче, то ли удар получился неудачным, но сапог скользнул в сторону ствола, и «акробат» вместо того, чтобы закончить в воздухе разворот, рухнул на землю вниз головой, ударился плечом и сломал ключицу.

К этой бытовой травме следовало приплюсовать ещё те несколько вывихов, полученных на тренажёрах и во время прыжков, чтобы понять серьёзную обеспокоенность полковника. Правда, во время сборов под Кироваканом Клавдий видел, что у солдат срочной службы, палатки которых стояли чуть ниже их лагеря, травм было куда больше. Почти каждый день машина с красным крестом увозила ребят с переломами рук, ног, ключиц, что случались во время отработки упражнений по скалолазанию. Может, причиной тому была мальчишеская бесшабашность, ребячья удаль, а может и нежелание оставаться в отряде, который после курса подготовки должен был отправиться на войну в Афганистан. Как бы ни были патриотично настроены ребята, готовые ринуться в бой, получать за героизм ордена и медали, их не могла не покидать и мысль о высокой вероятности быть убитым. Но может быть, эти травмы случались у восемнадцатилетних исключительно по причине отсутствия у них чувства самосохранения. Клавдия и его товарищей, что были старше своих юных соседей на десяток и больше лет, дома ждали жёны и дети, а потому и чувство самосохранения, ответственность за собственное здоровье, были куда выше. Поэтому и травмы случались крайне редко. Но это было там, в чужих горах, а тут, в окружении почти родной природы, офицеры расслаблялись.

И не только спиртным. Буквально через несколько дней сборов каждый понял, что от спиртного на эти два месяца придётся добровольно отказаться – иначе не выдержать той тяжёлой физической нагрузки, что предусматривалась планом сборов. Разве что иногда, да и то далеко не все, позволяли себе по бутылке пива вечером в офицерском кафе, где сидели в основном своей компанией, поскольку молодые лейтенанты из учебной дивизии держались по отношению к «партизанам» несколько высокомерно.

Женщины: ни жёны офицеров, ни служащие советской армии, как их кто-то производным от слова боец остроумно назвал бойциссами, в офицерском кафе не появлялись, поэтому те из «партизан», кто хотел было завести лёгкую интрижку, разочарованно возвращались в казарму с надеждой пофлиртовать в ближайшие выходные в райцентре.

Клавдий вспомнил и со смехом рассказал однажды ребятам, когда речь зашла о попытках завести такой мимолётный романчик в гарнизоне, как несколько их товарищей во время сборов под Кироваканом решили отметить день рождения одного из них в городе, в ресторане, в надежде хоть там отвести душу и «снять тёлок».

Вернулись они в лагерь далеко за полночь, прошагав после ресторана пешком около семи километров. На вопросы, насколько горячи армянские девушки, только матерились. Оказалось, что в Кировакане, как, очевидно, и в других городах республики, в ресторанах бывают исключительно мужчины. И редко кто из них решится прийти вместе с женой или подругой – она в глазах всех посетителей будет считаться падшей женщиной.

Вообще Клавдий там видел, как облачаются женщины даже в жару в тёмные наряды из непросвечивающей ткани. И в возрасте, и совсем молодые. И когда кто-то из ребят пытался завести с местными красавицами знакомство, молча отворачивались и шли своей дорогой дальше.

– Офигеть, какие тут строгие нравы! – посетовал тогда однажды во время перерыва ловелас из Курска Валерка. – Я думал, тут за пару месяцев оттянусь, как следует, а то дома за десять лет уже немного супружеская обязанность стала пресноватой. А тут – полный облом!

– Нет, ребята, на самом деле всё не так и строго, – пояснил служивший в ГУЦ уже несколько лет капитан – инструктор по альпинизму. – Если хотите, я вам хоть целый грузовик дамочек в самом соку привезу. Замужних. До замужества тут у них действительно очень строго, зато потом... – Он сделал длинную паузу и сладострастно заулыбался. – Зато потом многие из их дают жару. Женщины горячие, страстные до жути, а мужья месяцами в русских городах пропадают, торгуют цветами, обувью, одеждой, другим разным товаром. У них же тут подпольные швейные и обувные цеха вовсю работают. Между прочим, советую потом здесь одеться и обуться. Джинсы, например, ничем не хуже настоящих импортных, которые вы у себя в Москве и Ленинграде у фарцовщиков покупаете. С лейблами любой фирмы. Хоть «вранглер», хоть «левис». И туфли очень приличные. А насчёт женщин, только свистни. Мигом организую. И не проституток каких-то потрёпанных за деньги, а женщин в самом соку и исключительно по любви. Да вот в воскресенье в баню поедете, можно и там оттянуться. Правда, без комфорта, только стоя.

В этом Клавдий убедился в ближайшее же воскресенье. На своём крытом грузовике они приехали в Кировакан, машина осталась возле рынка, а ребята, следуя совету одного из инструкторов, зашли на рынок и на самом его краю, спросив, где можно купить чачи, были направлены в ближайший дом.

На веранде стоял стол с нарезанными на тарелке свежими огурцами, помидорами, пучками каких-то специй, на другой тарелке лежал лаваш. Рядом вверх донышками стояли гранёные стограммовые стопки.

Услышав голоса, из дома вышла преклонных лет женщина, поздоровалась:

– Барев дзес!

– Здравствуйте! – почти хором ответили ребята. – Нам сказали, что у вас можно купить чачи.

– Садитесь к столу. Я сейчас. Сколько вам?

– Для пробы по стопочке, а потом после бани мы к вам снова зайдём, если понравится.

– Понравится, – без улыбки заверила женщина и через пару минут поставила на стол бутылку прозрачной жидкости. – Пять рублей.

– Нам бы ещё и закуски, – попросил Валерка.

– Закуска на столе. Бесплатно. Кушайте на здоровье! – и она удалилась в дом, тихонько прикрыв за собой дверь.

Клавдий никогда не пробовал чачи. Она оказалась очень вкусным и крепким напитком. В голове послы выпитой залпом стопки сразу помутилось.

– Так, парни, теперь бегом в баню, а потом, как положено, по стопочке надо будет влить в чистое снаружи тело, проспиртовать, чтобы и внутри микробов не было.

Валерка зажевал листами какой-то травы выпитое и встал из-за стола.

Баню они нашли без особого труда. Шёл одиннадцатый час, и народу, как предсказывал капитан, было ещё совсем мало. Из двери навстречу вышел раскрасневшийся после бани мужчина, и парни решили, что именно тут и есть вход в мужское отделение.

Войдя внутрь, оказались перед длинным коридором с двухметровыми деревянными заборками, выкрашенными в зелёный цвет. С правой и с левой стороны этих заборок находились двери. Вот одна из них открылась, и в коридор вышла женщина средних лет. Парни опешили.

– Извините, – сказал Валерка женщине, – мы думали это мужское отделение.

– А здесь всё вместе, – сказала женщина, улыбнулась и вышла на улицу.

– Ни фига себе! – недоумённо сказал Клавдий, привыкший к тому, что в его городе во всех банях были мужское и женское отделения, или они устраивали мужской и женский день.

– Ну, чего стоим? Пошли искать свободные номера, – скомандовал Валерка.

Через полчаса Клавдий вышел из душевой. В коридоре никого не было, но за стенками тонких, на метр не достающих до потолка переборок, слышался шум воды, мужские и женские голоса, громко разговаривавших на армянском. Едва дошёл до выхода, дверь распахнулась, и навстречу вошла приятной внешности довольно крупная женщина средних лет.

Клавдий вежливо поздоровался и посторонился.

– Двенадцатый номер освободился, – сказал он услужливо. Женщина внимательно окинула его взглядом, улыбнулась, прошла в только что освобождённую Клавдием душевую, обернулась на него и прикрыла за собой дверку, оставив щель в несколько сантиметров.

Клавдий понял, что это, кажется, и есть тот самый шанс близко познакомиться с темпераментной местной жительницей, о чём говорил капитан. Ведь не зря же она не только не закрыла на щеколду дверку, но даже оставила её приоткрытой, откровенно приглашая его войти следом.

В это время из своей душевой вышел Валерка:

– Чего стоишь?

Клавдий шёпотом в нескольких словах объяснил пикантную ситуацию.

– Так иди! – кивнул головой в сторону приоткрытой дверки Валерка.

– Да я... как-то... – замялся Клавдий.

– А она как? Ничего?

– Симпатичная.

– Тогда я схожу? – спросил Валерка.

Клавдий пожал плечами. Валерка в несколько секунд добежал до приоткрытой дверки, потянул её на себя, заглянул, вошёл внутрь душевой, и Клавдий услышал, как защёлкнулся за ним шпингалет.

Минут пятнадцать сидел Клавдий на скамейке у входа в баню. За это время мимо него внутрь прошли несколько местных женщин с детьми, пара седовласых мужчин, молодая дама славянской внешности. Она окинула взглядом незнакомого офицера, улыбнулась и зашла внутрь. И сразу появился на крыльце с довольной улыбкой на лице Валерка.

– Иди! Она, вроде, ещё хочет, – кивнул он Клавдию. – Я бы и сам, но не могу сразу столько. Отдохнуть надо. Иди, приласкай дамочку! Чего ты скромничаешь?

– Да нет, спасибо, я как-то в такие игры не играю, – заотнекивался Клавдий.

– Ну, и зря! Правду говорил капитан, женщины здесь горячие. Эх, в следующее воскресенье снова обязательно в баню поеду. Понравилось! Наши на рынок ушли?

– Да никого я не видел.

– Ну, пошли, ещё по соточке, с лёгким паром. Наши, если раньше не вышли, потом подгребут. А то может тоже тут в кабинках с кем-то расслабляются?




НЕ СХОДИТЬ ЛИ МНЕ В КИНО?


«Здравствуй, мой милый! Любимый, прости, пожалуйста, но я несколько дней не могла собраться написать тебе очередное письмо. В тот день я объехала весь город, но обоев нигде так и не нашла, поэтому ремонт пришлось отложить. Купила их совершенно случайно через день. Тётя Лиза подсказала, что был завоз товара в хозяйственный на Ленина, и что утром будут продавать. Я поехала к семи утра и не напрасно. Купила. Ой, я так рада! Они, правда, не очень, немного темноватые, но всё равно комната просто преобразилась. Мы как чувствовали, что не хватит, поэтому возле двери, куда потом поставили шкаф, оклеивали в последнюю очередь. Полполосы не хватило, но за шкафом совсем не видно. Хорошо, что это была пятница, закончили уже совсем поздно, но Сашка предложил сразу же поставить мебель так, как я задумала. Короче, провозились мы почти до трёх часов ночи, а потом устроили новоселье. Сашка захмелел и был такой забавный. Всё лез к нам с Маринкой целоваться, но я напомнила, что я женщина замужняя, поэтому вольностей позволить не могу – жду мужа из армии и остаюсь ему, то есть тебе, мой родной, верной. Маринка тоже его отшила, он обиделся и ушёл домой спать. Маринка осталась ночевать у меня. Мы с ней проспали до обеда, потому что очень сильно устали. Пока завтракали, пришёл Сашка и потащил нас на выставку картин ленинградского художника Михаила Козелла. Работ было немного, но мне понравились несколько. В том числе «Осенняя дорога», «К концу зимы», «Осень в Парголово». Это очень такие милые деревенские пейзажи. Думаю, тебе бы очень понравилось, потому что ты часто рассказывал мне про деревню своей бабушки, где тебе очень нравилось.

После выставки приехали к нам и просидели до позднего вечера. Мы с Сашкой пошли провожать Маринку на автобус, но они уже не ходили, поэтому Маринка снова ночевала у нас.

Мы с ней долго «секретничали», она всё расспрашивала про тебя, насколько ты ласков со мной, даже спрашивала, как часто мы с тобой занимаемся любовью. Ну, как ты догадываешься, на этот вопрос я ей ничего не ответила, потому что мне стыдно обсуждать такие вещи даже со своей лучшей подругой. Зато после этих разговоров мне приснился сон, в котором мы с тобой целовались. Как тогда, на набережной, на третий день нашего знакомства. Мне так захотелось прижаться к тебе, чтобы ты обнял меня крепко-крепко. Я сегодня целый день ходила под впечатлением от этого сна и загадала, чтобы ты приснился мне таким же нежным и ласковым и сегодня ночью тоже, потому что очень по тебе соскучилась.

А ты там меня часто вспоминаешь? Или завёл себе девушку из местных? Сашка говорит, что в армии это называется походно-полевая жена. Смотри у меня, не увлекайся там сильно, не забывай, что дома тебя ждёт настоящая жена, которая тебя очень-очень любит. А если будешь там со всякими местными развлекаться, то я тоже соглашусь пойти с Сашкой в кино. Он видит, как я по тебе скучаю, и поэтому каждый день предлагает сходить в кино или на танцы, чтобы немного развеяться от грустных дум. Может и правда сходить с ним в кино? Милый, ты же не станешь ревновать по пустякам?

Ладно-ладно, успокойся, никуда я с Сашкой не пойду. Это я так просто немного подразнить тебя, чтобы ты тоже чаще меня вспоминал в этой своей армии.

Обнимаю тебя крепко-крепко! Тысячу раз целую! Люблю, люблю, люблю, люблю!!!!!!!!!!! Твоя и только твоя Аллочка».

– Ну, Сашка, подлец! Вот что он к моей жене прицепился, доброхот чёртов? Что ему в большом городе девчонок мало что ли, к замужней клеится? И не просто к замужней, а к жене офицера, которая только-только вышла замуж, как её любимого призвали в армию. Ну, гад Сашка! Вот вернусь, я с ним поговорю!

Клавдий ещё несколько раз перечитал письмо, и с каждым разом в нём всё сильнее закипало чувство ревности. Нет, это же надо – приставать к чужой жене! К своей соседке! Похоже, не зря про соседок-любовниц тысячи анекдотов придумано! Вот и Сашка туда же!

И теперь уже мысль об оставленной дома молодой жене, с которой после свадьбы по сути только две медовые ночи и провёл, не покидала Клавдия ни на занятиях в классе, ни во время инженерной подготовки, ни на изматывающем кроссе. И становилось ещё хуже.




СКВОЗЬ ОГОНЬ, ВОДУ И ГРОХОТ


Всё утро Клавдия не покидало ощущение тревоги. Полковник на разводе сообщил, что сегодня их ожидает самое трудное испытание, и в нём от каждого потребуется не столько физическая подготовка и владение полученными навыками, сколько выдержка и крепкие нервы.

– Сегодня мы проверим, получатся ли из вас настоящие коммандос, – закончил он своё выступление.

Потом ребята пытались расспрашивать кадровых офицеров, своих инструкторов, что именно их ожидает, но те только загадочно улыбались и советовали после завтрака обязательно сходить в туалет и справить большую нужду.

– Это чтобы потом из штанов меньше вытряхивать, – смеялся капитан Дима.

И вот эта таинственность, ожидание чего-то страшного, пугали. Не только Клавдий был не в себе, чувствовалось это и у других ребят. Одни из них старались не показывать тревогу, деланно бравируя, другие пытались хохмить, но весёлого смеха вызвать не могли. И вот команда:

– Получить оружие!

С автоматами на шее построились на плацу. Полковник начал ставить задачу:

– Сегодня мы будем с вами проходить полосу препятствий. Это испытание десантника на то, насколько крепкие у него нервы. Я в вас уверен. Инструкторам развести группы по местам для проведения занятий!

Вместе со всеми Клавдий прошёл к полосе препятствий, на которой уже не раз бывали во время тренировок. Но, как объяснил Дима, на этот раз предстояло выполнить весь комплекс упражнений, все 400 метров, вместо двухсот, которыми ограничивались раньше.

Один за другим побежали по дорожке, в конце её огибали флажок, прыгали в траншею, из которой по-пластунски ползли под натянутой поверху колючей проволокой. Первым был Роман, потом Валерка, Клавдий оказался третьим. И едва он втиснулся в низкий лаз под колючей проволокой, вжимаясь в песок, чтобы не зацепиться одеждой и не порвать куртку или брюки, как вдруг прямо над головой раздалась автоматная очередь. Клавдий от неожиданности дёрнулся, укололся о шипы, вжался в землю сильнее, и в тот же миг где-то метрах в двух в стороне рванул сильный взрыв.

– Да не могут же они нас на смерть посылать, – пришла логически оправданная мысль, и стало намного спокойнее. Дополз до конца траншеи. Там, когда встал последний из их группы, инструктор отдал новый приказ: через кормовой люк макета БМД влезть внутрь, из люка наводчика-оператора метнуть учебную гранату в ров условного противника, если не поразил цель первой, бросить вторую и третью. Затем из люка механика-водителя вылезти наружу, перепрыгнуть ров, взбежать по наклонной доске на стену, пробежать по брусу, соскочить на землю, запрыгнуть в колодец, взять там ящик весом в 24 килограмма, донести его по траншее до конца и положить на бруствер. После этого по лестнице взобраться на второй этаж, спрыгнуть вниз, пробежать по доске через ров с огнём.

– Вопросы есть? Никак нет! – ответил сам за всех и скомандовал, как во время прыжков, – Первый пошёл! Второй пошёл! Третий пошёл!

Самым неприятным для Клавдия была пробежка по качающейся доске над рвом с пылающим в нём огнём.

– Только бы не упасть! – Назойливо свербила мысль. – Сгореть, конечно, не позволят, вон по сторонам стоят солдаты с огнетушителями наготове, но свалиться в яму с мазутом и вымазаться по уши желания не было.

Полосу препятствий преодолели все. Никто не упал, никто не обгорел, никто не травмировался. Но не успели обменяться яркими впечатлениями, как поступила новая команда:

– За мной!

Бежали километра два, сначала по территории спортгородка, потом через густо заросший ивами овраг, выскочили на площадку, на которой раньше не бывали, хотя находилась она совсем недалеко от кафе.

– Здесь десять окопчиков, – начал объяснять задание инструктор. Каждый из вас занимает свой окоп, ждёт, пока над головой не пройдёт БМД, сразу же бросает ему вслед, стараясь попасть на броню, учебную гранату и бутылку с зажигательной смесью. Бутылка тоже, естественно, учебная. Но вот боевая машина десанта самая что ни есть настоящая. Готовы? Вопросы есть? Никак нет! По местам!

И хотя неподалёку от площадки действительно стояла БМД, возле неё никого не было видно, не слышно было и работающего двигателя. И тем не менее, едва успели заскочить каждый в свой неглубокий, укреплённый с двух сторон бетонными плитами окопчик, в котором, чтобы надёжно спрятаться, надо было скрючиться в три погибели, как взревел мотор, Клавдий увидел пущенную из трубы густую струю дыма, и машина, набирая скорость и пугающе гремя гусеницами, стала надвигаться на них.

Клавдий вжался в окопчик, закрыл глаза, и как только прогрохотало над головой и невкусно пыхнуло горячим выхлопом отработанной солярки, Клавдий выпрямился, развернулся и зло бросил вслед заставившей его сильно переживать машине гранату и бутылку. Из-за пыли он не видел, попал или нет, но почувствовал гордость, что не спасовал и сделал всё, как надо.

– Молодцы! – похвалил Дима. – Осталась самая малость. Лечь под танк. Вы уже поняли, что пропустить над головой бронированную машину совсем не страшно, разница только в том, что танк тяжелее, и вы будете не в окопе, а на бетонном плацу. Не переживайте, я ложусь первым. Заверяю вас, что за всё время моей службы ещё никто не пострадал. Только не пытайтесь вскакивать, когда танк находится над вами. Шишек на голове насадить о броню можете. – И он заразительно рассмеялся, но смех этот никто из ребят не поддержал. Все ещё переживали только что полученные ощущения, а тут предстояло испытать новые.

Танк действительно вскоре появился, лихо развернулся на одном месте, остановился, качнув стволом пушки, будто приветствуя испытываемых.

– На плацу краской нанесены метки. Ложитесь точно на них, руки вытянуты вперёд. Я буду принимать эту страшилку первым.

Капитан проверил, все ли улеглись в ровную линию, махнул рукой командиру танка и плашмя бросился на бетонное покрытие.

Когда танк на довольно большой, как показалось Клавдию, скорости пронёсся над их телами, всё облегчённо вздохнули.

– Ну вот, – сказал Дима. – Никто в штаны не наложил? Молодцы! Но для вас это упражнение было упрощено. Нас заставляют после того, как танк пройдёт над головами, заскочить ему сзади на броню, закрыть плащ-палаткой смотровые щели, чтобы заставить танк остановиться. Конечно, механик-водитель может и крутануться, чтобы сбить с брони седока, но это в боевых условиях. На учениях такое не делается, чтобы не подмять никого гусеницами. А теперь у нас остались сущие пустяки – водные процедуры. За мной бегом – марш!

Бегом вернулись через овраг на свой спортгородок.

– Нам осталось пройти последний рубеж. Вон там находится водоём, сейчас в него нальют бензин, подожгут его, вам надо нырнуть в воду и вынырнуть по другую сторону бона. Вопросы есть? Никак нет! – снова за всех ответил сам себе капитан и повёл группу к водоёму.

Едва подошли, стоявший у края бассейна прапорщик зажёг спичку и бросил её в воду. Она сразу же вспыхнула сильным огнём.

– Первый пошёл! – скомандовал капитан.

Роман положил автомат на землю, снял головной убор, разбежался и прыгнул в воду. Вскоре его голова показалась на другой стороне бона, среди чистой воды.

– Ну как? – закричали ребята.

– Классно! – отплёвываясь, ответил Роман и стал грести к лестнице.

– Второй пошёл! Третий пошёл!

Клавдий подобное испытание проходил на Майском, но, тем не менее, ощутил немалое волнение. Прошло оно, только когда уже вышел по лестнице на берег.

– Да, парни, потрепали нам сегодня нервы, – с восхищением говорил по дороге в казарму Роман. – Я столько адреналина никогда в жизни за один раз не получал!

– Как дети, – опять раздражённо подумал Клавдий. – Адреналина им не хватает! А мне так и не нужен он совсем. Мне бы домой, а не в войну играть, не под танки с гранатой ложиться, не в тыл врага десантироваться для выполнения какого-то особо важного задания.




УЧЕНИЯ


Машины опаздывали, сухой паёк почему-то до сих пор не привезли, командир, матерясь на чём стоит свет, куда-то ушёл.

– Ну, бардак! – возмущался Клавдий. Он привык, что в институте вся работа начинается чётко по звонку, что преподаватель не может опаздывать к началу занятий, что заканчивается лекция тоже чётко по звонку, а тут в армии царит полная неразбериха. Даже полковник из Генштаба не может навести порядок. Вместо того, чтобы как было объявлено, получить оружие, боеприпасы, снаряжение и продукты и выдвигаться на машинах к месту начала маршрута, они вот уже второй час сидят возле казармы в ожидании куда-то запропавшего прапорщика и тех самых машин из учебной дивизии, на базе которой развернулся их отряд.

Наконец, на «рафике» приехал прапорщик, два бойца из учебной дивизии начали выгружать прямо на плац какие-то коробки. Ещё через полчаса прибыли крытые брезентом грузовики, прапорщик начал раздачу продуктов.

Длилась эта канитель довольно долго. Второпях кому-то выдали не то, что положено, командиры начали меняться коробками с сухпайком, получать взрывпакеты и сигнальные ракеты. Снова кому-то прапорщик выдал одни красные, другому – только зелёные. Полковник при всех обматерил его как только мог, пообещав разобраться при разборе учений, и чтобы не трепать себе нервы и в сердцах не наговорить ещё больше грубостей, ушёл от греха подальше в штаб.

Наконец всё утрясли, отряд построили, командирам групп выдали карты и задание, загрузились в машины и тронулись в путь.

Отъехав километров пятьдесят, высадили первую группу, через десять километров вторую, потом так же третью. Колонна двинулась дальше, а Клавдий с тоской посмотрел ей вслед, в отличие от большинства хорошо понимая, какое испытание начинается для них сейчас, и что за задание выложит им Роман, их командир. Примерно по такому же сценарию проходили у них двухдневные учения под Кироваканом, когда за двое суток пришлось преодолеть по горам около шестидесяти километров.

– Так, парни, – совсем не по-уставному начал Роман. – Нам приказано выдвинуться вот в эту точку, – он показал на карте обозначенное командованием место. – Это примерно двадцать километров. Это официально место нашей днёвки. Из-за задержки мы выдвигаемся позднее, поэтому придётся двигаться в ускоренном темпе. Там в семь вечера нас проверяют независимые наблюдатели. Потом мы с наступлением темноты выдвигаемся вот в этот район, здесь есть охраняемая десантниками база ГСМ, мы должны её уничтожить, выдвинуться вот в этот район и здесь уничтожить ракетную базу противника. Она тоже, как вы понимаете, охраняется. Усложняет задачу два момента. Первое – десантникам объявлено, что тот, кто обнаружит группу диверсантов, то есть нас или какую другую нашу группу, получит десять суток отпуска. Сами понимаете, ради этого они не сомкнут глаз ни на минуту. Второе – на нашем пути есть река. Мост охраняется. Поэтому придётся форсировать вплавь. А потом ещё десять километров добираться до точки выполнения задания. В общем, нам за ночь надо пройти около тридцати километров, чтобы утром отметиться у наблюдателей на обозначенном для нас месте. Идти придётся лесами, потому что на дорогах есть засады и патрули. Побежали?

Группа свернула с дороги и бегом двинулась в сторону недалёкого леса. К назначенному месту, не смотря на двухчасовую задержку из-за нерасторопности прапорщика, успели вовремя. Отдохнули, поужинали и двинулись дальше, в сторону базы ГСМ, которую предстояло уничтожить. То есть забросать взрывпакетами.

– Ребята, может, мы какую машину тормознём? – предложил Борис. – Тогда не надо будет вплавь. Вода холодная, простынем на фиг.

– Я же сказал, что мосты охраняются патрулями, – повторил Роман.

– Ну, давай попробуем...

На дорогу вышел Альгис, первый же «газик» притормозил, после недолго разговора с водителем махнул рукой. Легли вповалку на дно порожнего кузова, готовые в случае чего обстрелять охрану моста холостыми патронами, имитируя её уничтожение, «взорвать» сам мост и на машине проследовать ещё около десяти километров. Но гражданскую машину с открытым кузовом солдаты даже не остановили. Благополучно миновали водную преграду и, можно сказать, с комфортом прокатили по шоссе почти до самой базы ГСМ.

Поскольку прибыли на пару часов раньше намеченного заданием срока, никто «диверсантов» ещё не ждал. Прапорщик с несколькими десантниками сидели вокруг костра и ужинали разогретыми в огне консервами. И вдруг со всех сторон к ним полетели взрывпакеты, несколько угодили прямо в костёр, разбрызгивая в разные стороны горящие угли и пепел.

– Какая группа? – заорал вскочивший на ноги прапорщик. – Я спрашиваю номер группы, раздолбай!

– Догони, возьми в плен – узнаешь, ответил ему из темноты Борис, и группа удалилась в ночь.

К резиновой ракете тоже пришли много раньше времени, обнаружили охрану, одного солдатика тихонько сняли, подползли к основанию «стратегического объекта», заложили «взрывчатку» с номером группы и тихонько удалились. Солдата отпустили в километре от охраняемого им объекта, он было кинулся в драку, но парню дали понять, что даже если он и превосходит их по мастерству рукопашного боя, вдесятером ему накостыляют так, что помнить встречу с «партизанами» будет долго.

Для полного выполнения задания осталось только оказаться в намеченной точке к семи утра. Точка оказалась хутором. Альгис сходил к соседям, которые, не смотря на ранний час, уже что-то делали в огороде. Вскоре он вернулся с целым ведром молодой картошки.

– Хозяева сказали, что можно варить прямо в этом ведре.

Развели костёр, сварили картошку, приправили ей тушёнкой и впервые за последние сутки не спеша по-настоящему поели. Оттёрли песком и отмыли в протекающей рядом речушке копоть с ведра, высыпали в него все оставшиеся банки сухого пайка где были и завтрак туриста, рисовая и перловая каша с мясом, сверху положили нераспечатанные пачки галет, и Альгис отнёс армейскую снедь гостеприимным хозяевам хутора.

Поскольку наблюдатели к назначенному времени не появились, что снова вызвало раздражение не только у Клавдия, но и у остальных бойцов группы, выпустили в небо зелёную сигнальную ракету, отдали остальные хозяевам хутора и направились к трассе. Теперь скрываться больше не было нужды – репетиция заключительных учений завершилась. Они своё задание выполнили, зато, как потом узнали во время разборов, одна из групп чуть не наделала беды.

Ночью ребята подошли к складу ГСМ какого-то колхоза, который находился в паре километров от обозначенного на карте подлежащего «уничтожению» объекта. Посмотрели по карте, вроде немного не сходится, но вот они – цистерны, вот навес с какими-то бочками, удивило отсутствие охраны. Подкрались ближе и начали бросать взрывпакеты. Хорошо, что на складе был образцовый порядок, без привычных для такого объекта разливов топлива и различных масел. А то бы точно не миновать большой беды.

Но когда в деревне услышали взрывы на колхозном складе ГСМ, увидели пускаемые в небо ракеты, и встревоженные жители прибежали посреди ночи отстаивать народное добро, на которое посягнули неизвестные хулиганы, ребятам пришлось долго извиняться и оправдываться. И хотя «партизан» простили, тут же ночью председатель сообщил об инциденте в милицию, а те передали информацию военной комендатуре. Но в виду отсутствия ущерба наказание никто не понёс.




КТО С ДОБРОМ ПРИДЁТ...


Уже в машине, когда с места сбора после выполнения заданий возвращались в часть, Клавдий ещё и ещё раз вспоминал гостеприимство хозяев хутора, их радушие.

– А ведь сколько слышал дома, что в Прибалтике русских не любят, считают оккупантами, – думал парень. – И вот – на тебе. А ведь именно хуторяне должны бы быть как раз той категорией населения, представителей старшего возраста, что имела хоть какое-то моральное право относиться к пришельцам без особой любви.

Вспомнил и встречу с ровесниками в кафе Йонавы, когда в один из выходных ездили с ребятами просто поболтаться по райцентру, сменить обстановку. Тогда к ним за столик подсели изрядно выпившие местные. Тоже втроём. Сначала поздоровались по-литовски «Laba dena», ребята ответили по-русски.

– Можно к вам? – спросил один, тут же перейдя на русский.

– Да, конечно! Какой разговор? – ответил Борис и подвинул свой стул, чтобы дать гостям больше места.

Разговор был, по сути, ни о чём. Так, кто – откуда, чем занимаются, надолго ли приехали в Йонаву. Узнав, что «партизаны», заказали по кружке пива.

– Парни, да мы и сами можем заплатить! – начал протестовать Борис.

– Можете, конечно, – возразил один из местных по имени Альгис. – Но вы наши гости, поэтому мы угощаем.

Потом угощали «партизаны», потом снова местные. Потом новые знакомые проводили до автобуса и расстались, как старые друзья.

– Вот тебе и нелюбовь прибалтов к русским! – отметил мысленно Клавдий. – Хотя... А что, собственно, хотя? Пренебрежительное отношение к «партизанам» местных девиц? Так какие они местные? Все они из российской глубинки – наверняка, из Псковской, Новгородской да Калининской областей, тех, что поближе. Может, из райцентров, типа Вышний Волочёк, Валдай или Великие Луки, а то и из глухой деревни. По своему институту знает, как иногда деревенские могут выделяться высокомерием. Мол, вот они какие особенные: все мои одноклассницы бог весть, где и чем занимаются, а я вот такая вся из себя. А почему только в Прибалтике такое очень разное отношение? Не только. И Клавдий начал вспоминать свои сборы в горно-учебном центре в Армении.

Поехали они тогда на своём армейском грузовике из Кировакана в Ереван покупать билеты на обратную дорогу. Дата окончания сборов была известна, время летнее, желающих лететь много, тем более, что как раз в это время и отпускники домой начинают возвращаться, так что билеты в дефиците.

Поехали человек десять. А то – может, больше и не доведётся увидеть столицу братской республики. А тут – повод хороший.

Командир ехать в гражданском запретил.

– Патрули? – переспросил он. – Так вы ведите себя, как подобает офицерам, и никакой патруль придираться не станет. Зато в кассе, я вам гарантирую, к вам, когда вы в форме, отношение будет уважительное.

Командир знал, о чём говорил.

Дорога до Еревана и касс предварительной продажи билетов заняла больше четырёх часов. Зато, откинув в стороны брезент заднего борта, ребята любовались удивительными красотами Армении. Сидящему с самого края Клавдию эти красоты сначала оказались не по душе, особенно, когда грузовик лихо делал повороты по серпантину, где всего в нескольких метрах от кромки асфальта уходила далеко вниз отвесная стена ущелья.

– Ущелье реки Агстев, – сказал сопровождавший их капитан, когда на одной из площадок сделали остановку, чтобы перекурить и полюбоваться открывающейся картиной неповторимой природы.

Ребята столпились у самой кромки, подошёл, было, и Клавдий, но когда глянул вниз, ноги сделались будто ватными, а внутри всё похолодело. Сорвись туда ненароком – костей не соберёшь.

– Было тут несколько лет назад ЧП, – будто прочитал мысли Клавдия капитан. – Лихач один на «копейке» вылетел. То ли тормоза отказали, то ли просто скорость не рассчитал. Ни от самих, ни от машины ничего не осталось, пока до дня ущелья падали да о выступы колотились. Говорят, по кусочку железки собирали. Хотели как раз на этой площадке своеобразный памятник лихачам поставить другим в назидание, да ничего от кузова не осталось.

Проехали ещё немного, и с вершин Севанского перевала открылась чудесная картина – альпийские луга, будто разноцветные ковры покрывали склоны гор.

– Конечно, такого нигде больше не увидишь, – думал Клавдий. Но ему даже такая красота не мила – не привык к горам, больше равнина нравится. Как у бабушки в деревне, например. С берёзами, с речкой, с поющими по утрам петухами. А вот у жены бы тут восторгов было!

Жена. Как она там? Он о ней думал постоянно. И всё больше тревожило, даже терзало душу присутствие там соседа Сашки.

– Вот чего прицепился к молодой жене? – в сотый уже раз думал Клавдий. – Ну, что, там, в городе, девчонок что ли мало? Да по статистике, их даже намного больше, чем мужчин. Взять хотя бы их институт – парней от силы процентов двадцать наберётся. В основном – на физмате. Ещё на историческом побольше, а на остальных – сплошь девчата. На дошфаке вообще всего несколько ребят на всех четырёх курсах. Так ведь нет же, обязательно надо к замужней клеиться! Сможет она его дождаться или уступит приставаниям соседа?

И ревность, так старательно отгоняемая, с новой силой овладела Клавдием. Он понимал, что надо бы успокоиться, но совладать с собой был не в силах.

В таком раздражении он и встал в очередь в кассу предварительной продажи билетов. Его да добряка Бориса ребята отправили первыми под предлогом, что всё равно не курят, а они с дороги сделают по паре затяжек. Если очередь будет двигаться медленно, их заменят.

Очередь не двигалась вообще. Точнее, за два часа не продвинулись ни на шаг стоящие почти рядом с окошечком ребята. Билеты продавались, но почему-то всё подходящим и подходящим местным. Именно у них брала документы кассирша, будто не замечая Клавдия с Борисом.

– Может, вы всё-таки очередь соблюдать станете? – не выдержал уже вконец раздражённый Клавдий.

– Какой очередь? Ты стоишь в очередь? – огрызнулась немолодая кассирша. – Вот и стой себе спокойно, не мешай работать.

И снова взяла паспорт у только что подошедшего земляка. А на Клавдия зашумели другие, что тоже продвигались к окну кассы с противоположной стороны, нагло оттирая его подальше от заветного окошечка. Клавдий окончательно потерял самообладание и срывающимся от гнева голосом пообещал пойти жаловаться начальству.

– Ти что тут самый умный да? – начал напирать один из местных. – Жаловаться хочишь, да? Так иди, жалуйся! А я билет куплять хочу. Иди-иди, жалуйся, освободи место у кассы, другим не мешай, да!

– Я за парнями схожу, – шепнул, наклонившись к Клавдию, Борис и вышел на улицу.

Увидев, что Клавдий остался один, горячие кавказские парни уже совсем нагло стали оттирать его от стойки. И тут в зал вошли остальные, вежливо, но настойчиво проложили в толпе дорогу к кассе, блокировали тех, что лезли без очереди.

– Ти что тут свой порядок наводишь, а? – возмутился тот, который больше всех напирал на Клавдия. – В очередь встань, панимаишь. – Он грубо взял за плечо Славку.

– Руки убери! – спокойно сказал тот, едва повернувшись.

– Сам убери! – заартачился спесивый сын гор и уже с силой дёрнул Славку за руку.

Тот повернулся и коротким ударом ткнул чернявого в живот. Прямо под дых.

Обстановка накалялась. Сопровождающий капитан что-то шепнул одному из местных, тот на весь зал что-то прокричал своим на армянском, но Клавдий хорошо расслышал слово «спецназ». Толпа моментально рассосалась. Через пятнадцать минут билеты были куплены, но после инцидента гулять по столичному городу никому уже не хотелось. Сопровождающий капитан предложил сделать небольшую экскурсию, сказал старшему машины – прапорщику из учебной дивизии, которой принадлежала машина, места остановок, забрались в кузов и поехали.

– Ребята, – сказал капитан, – когда выпрыгнули из кузова на первой остановке. – На грузовике туда нельзя, поэтому я советую вам немного прогуляться. Небольшой сюрприз. Метров двести пешочком пройдём, честное слово, не пожалеете.

Он привёл на центральную площадь перед зданием ЦК компартии Армении, предложил внимательно осмотреть всё вокруг.

– Красиво, конечно, а в чём сюрприз? – спросил Борис.

– Никто ничего не замечает? – спросил капитан.

– Все недоуменно подали плечами.

– А вы портеры членов Политбюро ЦК КПСС видели?

– Так вон же они. Как не увидеть?

– А теперь вы на лица членов Политбюро внимательно посмотрите.

И едва он закончил фразу, как раздался дружный смех. У всех членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС, включая и самого Брежнева, были ярко выраженные черты жителей Кавказа. Особенно выделялся у всех крупный с небольшой горбинкой нос. Если в отношении Алиева это ещё было понятно, то Кириленко и Романов с их чисто славянской внешностью смотрелись в таком видении художника очень даже комично.

Это посещение галереи портретов сняло напряжение и нехороший осадок, что возник в кассе предварительной продажи билетов. А когда на выезде из столицы остановились у кафе, которое капитан рекомендовал, как одно из лучших, встретили радушного хозяина и насытились действительно очень вкусными шашлыками, запивая их холодным пивом, весь негатив быстро улетучился.

С хозяином кафе прощались, как с закадычным другом, обещая непременно заехать к нему снова, как только появится такая возможность.

Но Клавдий в этом кафе больше не бывал, зато буквально через несколько дней во время очередной прогулки, как их называл инструктор по альпинизму, совсем обессиленные возвращались «партизаны» в свой лагерь по заросшей травой дорожке. За поворотом увидели впереди большое скопление народа. Были там и старики, и дети, мужчины и женщины.

– Будто какой-то деревенский праздник, – подумал Клавдий.

– Обойдём чуть выше, – сказал командир.

– Только не очень выше, – враз заговорили остальные. – Сил уже никаких нет. Обойдём сторонкой и всё.

Клавдий сразу же вспомнил инцидент в кассе. Но там все были трезвые, и то чуть до большой драки не дошло, а тут, если выпившие, кулаками помахать придётся. Только бы никого не покалечили, ведь у каждого на шее автоматы хоть и с пустыми рожками, так что если дойдёт до рукопашной, без крови не обойдётся.

Не успела группа поравняться с отдыхающими, как от неё наперерез бросились со всех ног несколько пацанов. Запыхавшись, они, перебивая друг друга, заговорили, что дедушка приглашает их в гости.

– Парни, надо идти, – сказал инструктор. – Отказаться, значить оскорбить.

Дедушка вышел вперёд и с сильным акцентом поздоровался, потом рассказал, что они отмечают день рождения внука

Манука, махнул призывно рукой, и к старику подбежал один из мальчишек.

– А это наша семья, – показал дед на стоящих полукругом людей самого разного возраста. – Вот мой старший сын – Самвел, вот второй – Вазген, вот третий – Тигран, четвёртый – Ваган, это их жёны и дети. Сегодня у нас большой праздник, приглашаю вас разделить с нами наше торжество.

– Спасибо! Спасибо! – наперебой заговорили «партизаны», – только нам в часть надо.

– Спасибо, отец, – перебил инструктор. – Мы с большим удовольствием разделим ваше торжество. Мира вам и крепкого здоровья! И тебе, отец, и твоим сынам, и внукам, и всем вашим родным.

Группа уселась на траву, и тут же каждому подали по глубокой миске с плавающими в бульоне жирными кусками мяса. Клавдий жир не любил, но из боязни обидеть гостеприимных хозяев, съел всё без остатка. Едва справились с первым блюдом, подали плов.

– Извините, – сказал старик, – у нас сегодня детский праздник, поэтому чачи не взяли.

– Да что вы! – тут же воскликнул капитан. – Мы на службе, нам бы всё равно нельзя было спиртное.

– Вы к нам просто так в гости заходите. Мы вот за этой горой живём. Деревня небольшая, любого спросите, как дом деда Ашота найти. Каждый проводит. Там я вас и шашлыком угощу, и чачей, и чем бог послал.

– Спасибо, отец, большое спасибо! – наперебой заговорили ребята. – Вот только плов нам уже не осилить.

– А вы не торопитесь. Посидим, поговорим, потом чаю попьём. Скажите, откуда в наши края приехали, как там жизнь идёт?

– Я из Ленинграда, – представился Генка. – Геннадием звать.

– Слышал про Ленинград, – закивал головой старик. – Говорят, очень красивый город. А вот сам не бывал. Хотя в войну неподалёку быть пришлось. Говорят, сильно немцы разрушили город.

– Ну, теперь уже всё восстановлено. Почти всё. В некоторых царских дворцах реставрация ещё продолжается.

– Восстановите, – заверил дед. – Красоту надо восстанавливать, надо беречь. Вот их, – показал на внуков, – красотой надо воспитывать.

– Я из Воркуты. Я из Петрозаводска... – представлялись по очереди ребята.

– Знаю, слышал про такие города, только вот бывать не бывал. Я ведь только в войну из дома уезжал. На фронт. А так всё здесь живу. Хорошо у нас здесь. Тихо, мирно. Ваши только что-то там взрывают иногда, войну напоминают. А так тихо.

– Да это у нас инженерная подготовка. Наверное, и стрельбу слышно?

– Нет, выстрелов не слышно, нас гора хорошо закрывает. Тихо у нас, приходите в гости.

– Спасибо большое, отец! Крепкого вам здоровья.

Провожая группу, вся семья встала, а ребятишки, которым дали возможность подержать в руках автоматы и даже показали, как его разбирать и собирать, шли рядом до самого поворота.

– Так почему настолько разное отношение людей друг к другу? – продолжал размышлять Клавдий. – И в Прибалтике, и в Армении одни настроены агрессивно, другие более, чем дружественно. Даже, можно сказать, по-братски. И ведь общаясь на хуторе здесь, и с празднующей семьёй в Армении они были в военной форме и с оружием. То есть самые что ни на есть «оккупанты». Значит, если ты хоть к кому с добром пришёл, то и к тебе с добром отнесутся. Ведь люди же по сути своей добрые, миролюбивые, только не надо их провоцировать. Ну, в кассе – понятно. Там каждый боится, что ему не достанется билета, и будь в очереди люди одной национальности, конфликт тоже мог бы возникнуть очень быстро из-за любого пустяка. Так, может быть, там вовсе не из-за национальной принадлежности стычка была? А так, вон, даже в дикой природе, самцы выясняют, кто сильнее, кто верховодить должен? Кстати, о самцах...

И мысли Клавдия снова переключились на оставленную дома молодую жену, к которой проявляет нездоровый интерес холостой сосед.




ЧЕКА


– В десятый раз рассказываю и показываю. Собственно, напоминаю, поскольку вы это уже много раз делали с учебной гранатой. Но если та в случае задержки могла только пшикнуть в руках и пустить дымку, то эта уже ё… И ё... по-настоящему, что только мокрое место останется от распи…, который выдернул чеку и задумался.

Майор не стеснялся в выражениях, но говорил чётко, чуть не по слогам, и громко, чтобы было всем слышно, вытянув вперёд руки, чтобы наглядно видели.

– Напоминаю инструкцию: метание гранаты складывается из выполнения следующих приемов: по команде «подготовить гранаты!» вы выполняете заряжание гранаты – это значит, вы должны вынуть гранату из гранатной сумки, вывернуть вот эту пробку из корпуса гранаты, ввинтить запал. Теперь граната готова к бою.

– Вот для чего это занудство? – опять начал раздражаться Клавдий. После бессонной во время учений ночи, он отключился сразу после отбоя, и ему снова приснился тот злополучный сон про торпедный аппарат. Проснувшись часа в три, он так больше и не сомкнул глаз до подъёма, вспоминал жену, приставания к ней холостого соседа, мучился от ревности, а теперь, то ли из-за того, что не выспался, то ли по какой другой причине сильно болела голова. Она не просто болела, она раскалывалась.

– Неужели нельзя сказать простым языком? Нет, надо наизусть талдычить написанную каким-то умником инструкцию для тупых. – Не удержавшись, он прошептал это стоящему справа Игорю.




– Разговорчики в строю! – рявкнул майор. – Я тут кому, себе, что ли это рассказываю? Взорвись граната в руках, клочки по закоулочкам на двести метров разнесёт. Продолжаю! – сбавил тон майор. – Для метания гранаты необходимо взять гранату в руку и пальцами плотно прижать спусковой рычаг к корпусу, не отпуская спусковой рычаг, другой рукой надо выпрямить концы предохранительной чеки, просунуть палец в кольцо и за него выдернуть чеку из запала. После этого размахнуться и бросить гранату в цель и незамедлительно присесть на дно окопа. Метание гранаты производится по команде «Гранатой огонь!», а в бою – самостоятельно. Основное повторяю ещё раз. – Майор обвёл строй строгим взглядом. – Берёте гранату в правую руку. В пра-ву-ю ру-ку! Пальцами левой (он делал ударение на второй слог – пальцАми) выпрямляете усики чеки, вдеваете указательный палец левой руки в кольцо, рвёте его и бросаете гранату в сторону противника. В нашем случае – вон за тот земляной вал. В вашем распоряжении только три секунды. Через три с небольшим секунды происходит взрыв. Выполнять всё только по моей команде. Никакой самостоятельности! Я повторяю – ни-ка-кой! Первый справа – ко мне! На боевой рубеж – шагом марш! Остальные – в окоп бе-гом! И не высовываться, так твою мать!

Забились в глубокий окоп, вырытый на полигоне явно несколько лет назад, потому что края его затянулись дружными зарослями осота. Через некоторое время ухнуло, и вскоре над головами раздался голос майора:

– Следующий! На огневой рубеж – бегом марш!

– Ну как? – повернули все головы с прошедшему боевое крещение.

– Нормально, – беспечно отозвался тот.

– Мандраж есть?

– Ну, не без этого. Нагнал майор страху, а там всё – полная фигня. Выдернул чеку, бросил гранату, присел. Я, правда, поторопился, каской зацепился. Ремнём вроде ухо поранил. Хотя крови не видно.

– Главное, что ухо на месте, а то бы в день рождения и потаскать было не за что, – засмеялся фельетонист Вадик.

Снова ухнуло, снова голос майора: «Следующий! На огневой рубеж – бегом марш!». И снова ухнуло... И снова...

Теперь по команде майора выскакивать из окопа предстояло Клавдию. Сразу сделалось как-то неспокойно, в низу живота появилось неприятное ощущение. Он спрыгнул в небольшой окопчик, рассчитанный на двоих – бойца и инструктора, по команде достал из сумки гранату, вывернул крышку, задрожавшими от волнения пальцами ввинтил запал. Почувствовал, как сердце стало биться намного чаще, в один миг вспотели ладони.

– Готов? – грозно спросил майор.

– Да, – кивнул головой Клавдий. Каска качнулась и нависла на глаза. Он левой рукой поправил сползающую каску.

– Не да, а так точно, товарищ майор! Интеллигенция, блин, на мою голову!

– Так точно, товарищ майор! Готов.

– Бери гранату в правую руку, и дальше по инструкции. Помнишь инструкцию?

Клавдий кивнул, и каска снова наехала на лоб. Он поправил каску, зажал гранату в правой руке, просунул палец в кольцо.

– Гранатой – огонь!

Клавдий изо всех сил рванул кольцо, а поскольку он был левшой, инстинктивно переложил гранату из правой руки в левую, чтобы размахнуться и бросить ей как можно дальше. Но граната выскользнула из мокрых от волнения ладоней и мягко шлёпнулась на песок. Клавдий растерянно проводил её взглядом и в долю секунды пулей вылетел из окопа.

Майор, когда Клавдий рванул кольцо, присел лицом в угол и не заметил упавшей на дно окопа гранаты, но краем глаза увидел метнувшуюся за бруствер тень, рванул следом, подсёк вскакивающего на ноги бойца, тот распластался на земле, уткнувшись носом в песок, навалился сверху, прикрывая телом от осколков.

Кровь в сразу набухших висках сильными толчками отсчитывала секунды до смерти. Пульс у невозмутимого майора был всегда, даже за минуту перед прыжком с парашютом, около шестидесяти, поэтому каждый его удар означал новую секунду. Три... Майор придавил тело бойца ещё сильнее, изо всех сил зажмурил глаза, ожидая, когда смертельные осколки вопьются в тело. Четыре... Пять... Взрыва не было. Майор отсчитал до десяти, медленно начал подниматься, в любой миг ожидая запоздалого по какой-то причине взрыва. Стояла тишина, которую называют мёртвой.

Клавдий, почувствовав, что на него больше никто не давит, тоже было поднял голову, но окрик «Лежать!!!» заставил его снова вжаться в песок. Край сбившейся при падении каски давил на щёку, но парень не смел пошевелиться, чтобы рукой поправить стальной головной убор и лечь удобнее.

Майор обошёл окоп и, внимательно глядя на песок под ногами, направился в сторону земляного вала. Гранаты, а её, окрашенную в зелёный цвет, хорошо было бы видно на песке, нигде не оказалось. После безуспешных поисков в радиусе полусотни метров, дальше боец её не смог бы забросить при всём желании, майор вернулся к окопу, заглянул в него и увидел гранату на земляном полу. Глубоко выдохнул, осторожно спустился вниз, взял в руки. И тут над полигоном раздался такой отборный мат, что стоящая у дороги берёза стыдливо опустила ветки.

Самые грубые выражения перемежались в монологе майора витиеватыми фразами про бывшие в его недалеком прошлом сексуальные отношения с матерью Клавдия, с ним самим, со всеми эти долбанными партизанами, с каждым из них врозь и вместе взятыми, можно было понять, что он видел свою треклятую жизнь в заднице негра и под хвостом у чёрной кошки, ещё где-то в куда более тёмном месте, что из-за этих тупоголовых раздолбаев он тут каждый день ни за хрен собачий рискует жизнью. Он кричал много о чём, а бойцы испуганно сидели в окопе, не решаясь высунуться без команды, чтобы узнать причину гнева и без того не очень вежливого инструктора.

– Ну, какого хрена расселись? – раздался голос над головами. – Выходи строиться.

Бойцы выстроились в две шеренги, смотрели то на грозного, красного от гнева майора, то на распластавшегося на земле Клавдия.

– Я сколько раз повторял вам: «Отгибаешь у чеки усики! Усики отгибаешь! Говорил? Говорил! Так ведь этот мудак умудрился рвануть кольцо, не расправив усики. И ведь хватило силы! Кольцо стальное не выдержало, а чека на месте осталась!

В строю кто-то хихикнул.

– Я вам тут что, анекдоты рассказываю? – рявкнул майор. – Я вам тут цирк устраиваю? Ты хихикал? Вот в другой раз я тебя отправлю гранату искать. Посмотрю, как ты смеяться станешь. Равняйсь! Смирно! Продолжаем боевую подготовку. Следующий на огневой рубеж – бегом марш! А ты тут чо разлёгся? Марш в укрытие! – И майор пнул по сапогу Клавдия. Клавдий поднял голову, каким-то диким взглядом посмотрел вокруг и побрёл в сторону от полигона. Через несколько шагов снял наползающую на глаза каску, поправил автомат, и глядя под ноги, отправился куда-то в сторону недалёкого леса.

– Куда это он? – спросил кто-то.

– Да хрен с ним, пусть идёт. Оклемается – вернётся, никуда не денется, – махнул рукой майор. – Ему бы сейчас сто грамм не помешали. Да и я бы накатил с удовольствием, чтобы стресс снять. Мы же с ним смерть пережили. Тут не только стресс, тут и крыша поехать может.

Когда Клавдий удалился метров на триста и был уже у самой опушки, майор снова скомандовал: «На огневой рубеж – марш!»




ДИВЕРСАНТЫ


Клавдий сидел на опушке леса, прислонившись спиной к старой берёзе. Вот также хорошо было в деревне у бабушки, куда он изредка ездил летом, побыть в тиши, собраться с мыслями, привести в порядок наброски своей диссертации. Но поработать не получалось, потому что скучающая по родным бабушка окружала его такой заботой, так хлопотала, стараясь угодить дорогому гостю, что больше недели он не выдерживал. Успевал за несколько дней сделать что-то по хозяйству, подремонтировать удерживаемую подпорками изгородь, то подлатать ветхую крышу, то заменить прогнившие половицы в бане, то ещё что-то требующее мужского вмешательства.

Плотник из него получался аховый. Но даже сделанное неумелыми руками городского жителя, не привыкшего к топору и молотку, приводило бабушку в восторг, и она торопилась к соседкам рассказать о том, какой у неё деловитый вырос внук. Всё-то он знает, и мало того, что большой учёный, так ведь и по хозяйству мастак.

Там, в деревне, был настоящий рай, отличимый от потустороннего тучами злых комаров по вечерам и свирепыми оводами в течение всего жаркого дня. За неделю насладившись общением с природой и завершив неотложные хозяйственные дела, Клавдий возвращался в город, обещая бабушке приехать если не зимой, то на следующее лето – обязательно. И погостить подольше, чем получилось на этот раз.

И вот он на опушке леса, совсем такого же, как начинается сразу за домом бабушки. Только эти чёртовы взрывы бьют и бьют по перепонкам. Но вот гулкие уханья смолкли, и Клавдий начал соображать, где он находится. У бабушки в деревне? Тогда почему он в военной форме и с автоматом? Ах, да, он же в тылу врага. Вот только бы вспомнить, где его друзья? Он не помнит, чтобы они гибли на его глазах, он не помнит, выполнили ли они задание, и что это было за задание. Странно, что он ничего не помнит. Какой-то жуткий провал в памяти... И эта дикая головная боль!.. Почему же всё-таки он один?

Клавдий отстегнул рожок автомата. Патронов не было. Бросить? Нет, оружие надо сохранять любой ценой. Всё не с голыми руками, особенно, если придётся идти в рукопашную. Идти... Куда? Если их забросили в тыл врага, значит, надо идти в сторону своих. На восток. Это значит – через вот это далеко простирающееся голое пространство. Так его легко могут заметить, придётся идти в обход. И только было он собрался встать и идти по краю леса, скрываясь за деревьями, как увидел приближающуюся грузовую машину с крытым кузовом.

Залёг. Наверняка, это ищут его. Вот же гадство – и отстреливаться нечем, и в плен попадать нельзя. Начнут пытать. Он ничего не помнит про задание, но ведь они же не поверят. Значит, придётся терпеть боль. А может, и не его ищут. Может, вообще никого не ищут, и машина вовсе не военная?

Но машина оказалась военная. Не доезжая до Клавдия метров двести, она остановилась, и из кузова начали выпрыгивать солдаты, одетые в нашу форму.

– Диверсанты, – решил Клавдий. – Патроны добуду у них. А повезёт, уложу десяток-другой.

Пока обдумывал решение, справа, за мыском леса, невидимый для Клавдия, забубнил, будто застучал тяжёлым молотком но толстой доске, крупнокалиберный пулемёт. Клавдий посмотрел вперёд и увидел, что по полю движется наш бронетранспортёр, а пулемёт шпарит прямо по нему. В это же время в ту сторону стали стрелять короткими автоматными очередями и наряженные в нашу форму диверсанты. Клавдий присмотрелся: бронетранспортёр оказался макетом, а солдаты стреляют по поднимающимся на несколько секунд над землёй мишеням.

– Вот, гады! Это, значит, у них тут полигон. Значит, я в глубоком тылу, возле передовой полигона быть не может. Значит, это ещё молодые, необстрелянные новобранцы. Тем проще.

Клавдий по-пластунски стал приближаться к машине. С половины пути увидел, что в тени кузова сидит прапорщик, рядом с ним жестяная коробка с патронами. Три бойца набивают рожки. Вот предыдущая тройка отстрелялась, ушла к лесочку, на огневой рубеж выдвинулась эта троица.

– Самое время, – решил Клавдий, вскочил и бегом бросился к машине. – Хенде хох! – скомандовал он прапорщику. Тот заулыбался и поднял руки. Клавдий по-немецки больше ничего не знал, поэтому скомандовал по-английски: «Lie! Лежать». Прапорщик, всё ещё думая, что его разыгрывает какой-то шутник, покорно вытянулся на траве. Клавдий, как его учил инструктор по боевым единоборствам, отработанным за время тренировок ударом ребром ладони тюкнул прапорщика ниже солнечного сплетения, схватил коробку с патронами и подбежал к кабине.

Ключ зажигания оказался на месте. Клавдий завёл двигатель, на больших оборотах рванул с места и помчал по дороге в противоположную той, откуда приехали солдаты, сторону.




В ТЫЛУ ПРОТИВНИКА


Просёлочная дорога минут через пятнадцать вывела на щебёночную. Клавдий немного проехал по ней на восток, потом перед поворотом остановился, решив, что надо менять машину и уходить от погони, которую наверняка за ним уже организовали переодетые в советскую форму диверсанты. Он поставил грузовик поперёк дороги и стал ждать. Вскоре увидел зелёный «опель». Тот остановился перед препятствием, из салона вышел невзрачный мужчина, и что-то вполголоса бормоча, непонимающе начал оглядываться по сторонам.

Самое надёжное, было бы его убрать. Клавдий без раздумий сделал бы это, будь мужчина военным, но убивать гражданское население при выполнении задания можно было лишь в исключительных случаях. Нынешняя ситуация таковым случаем не была. Ясно, что местный житель сообщит о происшествии в первом же населённом пункте, зато он угонит туда и грузовик, по следу которого должна быть организована погоня. Это даст Клавдию какое-то время на легковой машине оторваться от преследователей, тем более, что патрули будут искать именно военный грузовик. Надо бы ещё переодеться, но встреченный мужчина был слишком маленького роста.

– Hende hoh! – скомандовал Клавдий из-за машины. Мужчина начал озираться по сторонам, пытаясь увидеть, откуда раздалась эта команда на немецком, который он знал ещё из школы, и действительно ли она относится именно к нему.

– Hende hoh! – повторил Клавдий.

Мужчина понятливо поднял руки.

– Tranquility. – Спокойно. – Перешёл на английский Клавдий и шагнул из-за машины. – Exchange autos!

Видя, что мужчина не понимает, что ему предлагает этот человек в непонятной военной форме с автоматом, Клавдий повторил: «Change» и продублировал по-русски: «Меняемся машинами».

Мужчина испуганно закивал головой, послушно взял протянутый ему ключ зажигания. Его «опель» стоял с работающим мотором. Клавдий сел в салон, трогаясь, заглушил машину, завёл снова, развернулся и поехал в восточную сторону, где должны быть свои.

Вскоре, едва видный с дороги, за деревьями сада показался хутор, на развилке к нему на иностранном языке над стрелкой вправо было написано название и рядом со стрелкой прямо – Rukla. Клавдий по посыпанной щебёнкой дороге свернул к хутору. Надо было переодеться и запастись продуктами – без еды у него едва ли хватит сил добраться до своих.

Клавдий подрулил к самому дому, развернулся, чтобы можно было быстро покинуть хутор. Осмотрелся в поисках другой дороги, но выезд был только один, по которому он сюда приехал.

На крыльцо вышла молодая женщина и приветливо улыбаясь, сказала:

– Laba diena!

Клавдий из общения с мужчиной в лесу понял, что английским местные жители не владеют, немецкий даже те немногие слова, которые знал, напрочь забыл, поэтому заговорил на русском, почему-то коверкая слова, как это обычно делают при разговоре с иностранцами, думая, что так им будет понятнее.

– Здравствуйте! Мне нужна одежда и немного еда.

– О да! Конечно! – ответила женщина с сильным акцентом. – Ви заходи в дом. А как вам попал этот машина наш сосед?

– А, это долгая история, – заулыбался Клавдий. – Видите ли, ему потребовался грузовик, вот мы и поменялись ненадолго.

– О да! Конечно! – согласилась недоверчиво женщина. – Вы проходи в дом, сейчас муж приедет, я вас вместе покормлю обед.

– Понимаете, у меня нет времени. Дайте, пожалуйста, мне еда, рубашка и брюки.

– О да! Конечно, конечно! – заторопилась женщина, вошла в дом, и вскоре Клавдий услышал, что она с кем-то разговаривает. Он шагнул следом и увидел, что женщина говорит по телефону на непонятном ему языке. Увидев вошедшего, она снова заулыбалась, закончила разговор, положила трубку:

– Муж позвонил. Он скоро будет. Садитесь, пожалуйста, я сейчас принесу еда.

Она вернулась с двумя тарелками, наполненными колбасой, хлебом, сыром и свежими огурцами.

– У вас дома есть аптека? У меня очень больной голова. Есть хотя бы цитрамон?

– О да! Конечно! – женщина подошла к шкафу, достала коробочку с лекарствами, порылась в ней и протянула аптечную упаковку цитрамона. Клавдий взял сразу две таблетки, потому что голова просто раскалывалась.

– Можно вода? Water. Понимаете?

– О да! Конечно, конечно!

Пока женщина ходила за водой, Клавдий переворошил содержимое коробки с лекарствами, увидел спазмалгон и добавил к цитрамону крупную, как нарукавная пуговица пиджака, белую таблетку. Взял протянутый стакан, положил таблетки в рот, хлебнул глоток, проглотил его вместе с таблетками, запил остатками воды, посмотрел на тарелки и начал жадно есть.

Женщина достала из шкафа рубашку в крупную клетку, светлые брюки. Повертела их в руках, несколько раз перевела взгляд с вещей на нежданного гостя, будто примеривая, подойдёт ли размер, повесила на спинку стула рядом с Клавдием. Тот, не переставая жевать, настороженно следил за движениями женщины, готовый в любой миг вскочить, если вдруг она из шкафа вместе с одеждой достанет ружьё. Но женщина вела себя спокойно, приветливо улыбалась и потчевала:

– Ви ешь, ешь.

– Danke! – вспомнил Клавдий немецкое слово «спасибо».– Danke!

– Prasome, – ответила на родном языке женщина. – Vaisinkites! Угощайтесь!

Догадавшись, что женщина говорит ему что-то типа «пожалуйста», Клавдий повторил ещё раз: «Danke!» – и улыбнулся. Голова после таблеток почти перестала болеть, не мучил голод, и сразу стало спокойно. Женщина что-то продолжала ему приветливо говорить на своём языке, и этот нежный голос убаюкивал, клонил ко сну. Но спать было нельзя! Ни в коем случае нельзя было расслабляться! Надо было двигаться вперёд, к своим. К своим!

– Где, вы говорите, хутор вашего соседа? – спросил Клавдий по-русски. – А то он мне объяснял, но я не очень понял и по ошибке заехал к вам.

– Это два километра вперёд в сторону Рукла, – показала рукой женщина направление.

– Спасибо! Вы извините, я переоденусь.

– О да! Конечно!

Женщина вышла из комнаты, Клавдий скинул с себя пропотевшую под мышками куртку, майку, надел рубашку. Она была чуть тесновата, но вполне годилась. Быстро стянул сапоги, сбросил штаны, натянул светлые брюки хозяина хутора, обулся. Теперь он был совсем гражданским, потому что широкие штанины почти скрывали армейскую обувь.

– Danke! – громко сказал Клавдий. – Спасибо вам за угощение! За одежду. Я обязательно всё верну, вот только отгоню машину вашему соседу. До свидания!

– Viso gero! – сказала войдя в комнату женщина. – До свидания! Ви повернуть налево, там два километр хутор Пальдус, хозяин эта машина.

– Danke! Большое спасибо!

Клавдий понимал, что нужно быстрее уехать с этого хутора, найти где-то укромное место и поспать хотя бы полчаса, пока утихла мучившая с раннего утра головная боль. Надо поспать. Поспать!

– Извините, а вы не могли бы дать мне ещё таблетку?

– О да! Конечно!

Клавдий выдавил из упаковки ещё таблетку спазмалгона и остатки цитрамона, сунул в карман полученных в обмен на свою форму брюк и пошёл к машине. Обернулся, женщина помахала ему рукой и вошла в дом, притворив дверь. Клавдий бросил взгляд на дорогу и увидел, что оттуда к хутору свернул армейский грузовик.

Придётся отступать в лес, – мелькнула мысль. Бросился за дом, стоящий всего метрах в ста от рощи, но увидел, что оттуда цепью идут солдаты с автоматами наизготовку. Тоже почему-то одетые в советскую военную форму. Клавдий выпустил в их сторону очередь из автомата и заскочил в распахнутые ворота сарая.

– Вот и пришло время стать героем, – мелькнула мысль. – Живым не дамся! Надо уложить как можно больше врагов. Дадут Героя, какое-нибудь пособие жене станут выплачивать. Жалко только что пожить успел так мало! Но они дорого заплатят за мою жизнь.

Встав у ободверины, Клавдий слышал, как подъехал грузовик, как на русском раздалась команда оцепить сарай.

– Сдавайся! – послышался голос. – Ты окружён. Сдавайся, пока не успел наделать глупостей.

– А вот хрен вам! – подумал Клавдий, вспомнил, что у него осталась вторая граната, как учил майор, вставил запал, отогнул усики, выдернул чеку и бросил гранату за дверь. Раздался врыв.

– Бить на поражение! – скомандовал тот же голос. – Дурак, выходи по-хорошему! Зачем тебе проблемы? Выходи!

В ответ Клавдий дал короткую очередь. И едва снова прижался к стене, как в проём двери заскочил какой-то военный. Он не знал, что блокированный в сарае человек – левша, поэтому повернулся не в ту сторону, откуда мог ждать удар. Клавдий заученно ребром ладони тюкнул его в район кадыка, и вбежавший сразу же рухнул навзничь. Отсекая тех, кто мог бежать следом, Клавдий дал длинную очередь, вторую, третью. Нажал на курок, но патроны кончились. Пока выхватывал из подсумка новый рожок, в сарай ввалились бойцы, сбили его на землю, кто-то стукнул прикладом по затылку, разом оборвав военную службу «партизана».


* * *

Через полгода семья Клавдия получила письмо.

«Уважаемая Алла Александровна, настоящим извещаем, что Ваш муж Степанцов Клавдий Иванович прошёл полный курс лечения и реабилитации в психиатрическом отделении Ленинградской военно-медицинской академии им. С.М. Кирова...»

Дальше было что-то про дату выписки, про сопровождение домой, про тёплую одежду, про необходимость прохождения ВТЭК и тому подобное. Не вдаваясь с детали, Алла собрала вещи, купила билет на первый же поезд и поехала в Ленинград. Без особого труда неподалёку от Финляндского вокзала отыскала красивое старинное здание военно-медицинской академии.

В отделении Алле выдали документы и сложенные стопочкой какие-то личные вещи мужа, сверху на них лежал амулет с изображением весёлого чёртика. Молодая красивая женщина придвинула всё это к себе, расписалась в получении и стала ждать выписанного мужа.

Когда в вестибюль из-за угла коридора в сопровождении женщины в белом халате вошёл одетый в полосатую больничную пижаму худой, наголо постриженный и плохо побритый мужчина в возрасте за сорок, Алла даже не обратила на него внимания. Под руку с сопровождающей его женщиной он шаркающей походкой продвигался вдоль стены по паркетному полу, глядя себе под ноги и что-то вполголоса бормоча себе под нос. Красавица равнодушно скользнула по этой паре взглядом, отвела его снова в сторону коридора, и вдруг что-то будто силой заставило её посмотреть на мужчину снова.

– Господи! – ахнула вдруг она не в силах пошевелиться или сказать ещё что-то. Некоторое время она в шоковом состоянии стояла возле стойки регистрации, потом, роняя на бегу выданные ей бумажки, бросилась навстречу любимому, за полгода постаревшему лет на пятнадцать. Клавдий отшатнулся в сторону, и когда Алла, остановившись в полуметре от опешившего мужа, вроде бы даже и не узнающего её, протянула руку, чтобы погладить его по плохо выбритой щеке с торчащими тут и там клочками щетины, Клавдий испуганно отшатнулся, стукнулся затылком о стену, опустился на пол и заплакал, как ребёнок.

Алла растерянно стояла рядом, не зная, что делать. Потом опустилась перед мужем на колени, обхватила его голову, прижала к себе и тоже горько заплакала.