Артур Чернышов


РАЗНОЛЕТЬЕ


НА ДОРОГАХ ЖИЗНИ
рассказы, новеллы, были

ПОЛУНОЧНАЯ ПАУТИНА
Семья как семья: папа, мама, два малыша. Но хуже многих, но и не лучше остальных. Старший, Славка, уже понимает, что папа днем ходит на работу, чтобы зарабатывать деньги на молоко. А мама бьет сына по рукам, когда он что-нибудь раньше времени хочет выхватить из тарелки.
Они считают, что их обидели. Обидело правительство, издающее законы, по которым все время хочется кушать. Обидели соседи, назвавшие их ребенка «недоношенным». И каждый из них в душе обижен друг на друга еще с первого дня совместной жизни — за то, что этот день состоялся. А подросший ребенок еще не знает, на кого обижаться больше.
Анатолий жалеет, что сейчас зима. Было бы тепло, он не просиживал бы по вечерам дома, а чистил бы во дворе свой любимый мотоцикл. Он любит каждый вечер сидеть с мотоциклом. Пересматривать запчасти, смазывать, заводить его и слушать урчание мотора. Почему-то соседку злит именно это урчание. А он уже привык, что рев мотоцикла вытесняет еще один вечер из его биографии. Он редко ездит на своем мотоцикле. Для чего же так тщательно его готовит? «А что еще делать?» — удивляется Толя. Действительно, было бы странно, если бы после заводской смены ему хотелось еще что-то делать. Иногда приходят друзья, и они вместе сидят во дворе у новой техники.
Галина третий год возится с детьми. Хорошо, Славик уже сам себе находит занятие, пока она нянчит младшего.
С ним проще — сунул что-нибудь в рот и пусть сосет. Лишь бы молчал. И малыш растет сам по себе: смотрит на все с немым изумлением, но молчит. Молча просыпается, чтобы не заработать шлепок от матери, молча пачкает штаны, молча перекладывает с места на место обломки погремушек. Молча наблюдает за мельканием карт в руках родителей — по вечерам время коротают. И тогда он улавливает редкие слова, смешные какие-то, со сказочными героями. Но, кроме этих слов и названной еды, он редко слышит что-то другое.
Правда, иногда мама ругается с соседкой, но тогда вообще разобрать ничего невозможно. Степанихе лишь бы к чему-нибудь придраться. Ее бесит, что Галя может ходить во дворе в мятом, несвежем халате. «Какое ей дело — все равно не настираешься. Видишь ли, ей, интеллигентке, мой вид глаза колет».
Ирина Васильевна, недавно вышедшая на пенсию, не скрывает своего пренебрежения к соседям:
— Молодые, а нет у них человеческих слов друг для друга. Их зеркало — ребенок. Скоро три года, а он даже не пытается лепетать. Не сравнить с моими внуками. Конечно, малыш с утра до вечера представлен сам себе. Она днями из дому не выходит, спит, наверное, пока мужа нет.
Анатолий не хочет влезать в бабьи склоки. Но что-то задевает его до глубины души (как это все почему-то называют). Иногда, например, эта бабка изъясняется такими словами, которые русским слухом без дополнительных усилий не поймешь, словно из другого языка. Полуненормальная, что ли? — говорит о каких-то путях выхода, дискуссии во дворе заводит о спасении человека. Для чего все эти речи — пустой звук. В сущности, зачем это все надо им, простым людям. Знай свое место — сиди и не рыпайся. Есть же умные мужики, которые, на заседаниях всех умных мужиков специально занимают этими вопросами. А для него — чем меньше знаешь, тем проще жить. Быть может, был бы у него телевизор, и жизнь текла бы по-другому. Вечера наполнились бы голосами культурных людей с экрана. И не нужно было бы силой отгонять назойливое карканье собственных мыслей на самого себя.
Но вся беда в том, что телевизор не намечен в ближайших покупках семьи. А без него даже не чувствуешь себя человеком…
— И для такого народа что-то делать? Они уже давно вместо ума думают только желудком. Я уверена, что если они получат все, что хотят, в их существовании ничего принципиально не изменится, — непоколебимо отстаивает свои позиции соседка. — Они же не понимают: примитивно живут не потому, что ничего нет. «Ничего нет» — это уже следствие «недожизни», «недочувства». А ведь сколько людей живут так. И вовсе не потому, что их «чем-то обидели». Они сами себя обидели — не хотят понять, что жизнь — это не только быт.
Галина иногда заводится от старческого брюзжания. Подумаешь, старушка поделила: мы — они. Интересно, чем же нынешние интеллигенты отличаются от всех остальных, кроме того, что имеют «чистенькие» профессии. Так же простаивают в очередях, так же бойко научились брать бастионы силой горла. Так же жалко выглядят. Теперь все мы одинаково скверно живем без всяких там расслоений. А интеллигенция эта со своим интеллектом еще больше мучиться, не привыкла жить на износ, до предела натягивая жилы. Скорее всего, ей-то труднее всего будет сохранить свое лицо. Работяги — те выдюжат.
Когда Ирина Васильевна узнала, что у соседей появился второй ребенок, подумала: плодят себе подобных, не заботясь, что могут дать своим отпрыскам. Но наукой доказано, что даже после ядерной войны выжили бы простейшие микроорганизмы.
Славка ночью плакал. Отец раздраженно цыкнул на него — завтра на смену. Мама испугалась голоса всегда молчавшего ребенка. Заболел, что ли? Все твердит про какого-то паука, где он его видал? Может, бредит? Оказалось, ему приснилось, что над кроваткой висит большой паук с длинными скрипящими щупальцами. «Из-за дурацких снов весь отдых перебит», — пробурчала спросонок мать и уложила малыша на другой бок.
1992