505 Лагунов Как искали тюменскую нефть
Константин Яковлевич Лагунов
_Константин_Лагунов_
Как искали тюменскую нефть
Фото А. Лехмуса и В. Панова
Художник Ю. Копейко
СЕМЁНОВА ТАЙНА
Давно это случилось. В 1932 году…
В глухой сибирской деревушке Почекуйке жили да были два маленьких неразлучных друга — Семён и Прохор. Оба учились в одном классе. И жили по соседству — дом к дому.
Деревенька — махонькая. Прилепилась к речному крутоярью.
А вокруг — тайга.
По колено во мху стоят колючие сумеречные ели, длинноиглые пихты. Тесно стоят. Особенно молодняк. Так жмутся друг к дружке, что и зайцу меж ними трудно проскочить.
Зато на таёжных гривах вольготно раскинулись величавые богатыри-кедры и певучие красавицы-сосны. Мох под ними разноцветный, сухой и хрусткий. Много свету вокруг. И раздолье всему живому: зверю и птице, жучкам и бабочкам.
В буераках таёжных — прохладно и темно.
По краям белоствольные тонкие берёзки, и пугливые трепетные осины, и пахучая черёмуха в обнимку с шипастым боярышником.
А дальше, вглубь — малинник стеной стоит.
Светлячками посверкивает в густой пряной зелени красная смородина.
Медведи любят в прохладных буераках отлёживаться, сладкой лесной ягодой лакомиться…
Семён и Прохор хоть и маленькими были, да тайги не боялись. Ходили и за грибами, и за ягодами, и за орехами кедровыми. Оба умели по-бурундучьи свистеть, доверчивых полосатых хвостатиков подманивать. Знали по голосам и по обличью всех птиц и зверей таёжных.
В тот день друзья долго о чём-то шептались.
Потом, сторонясь старших, неприметно взяли по краюхе хлеба, по десятку картофелин. Спички и берёсту положили в котомки. Огородами вышли на берег реки и… пропали в тайге.
О том, куда они путь держат, знал только Семён. Знал, да молчал, даже Прохору не обмолвился. Потому как хотел удивить друга тайной.
ЧЁРНАЯ БУТЫЛЬ
Под ногами мальчишек прохладный мох пружинил и проседал.
Порой он расступался, и ребята хлюпали по жёлтой болотной жиже.
Лес становился гуще, сумрачней. Над головами скрипуче орали кедровки. Гулкой дробью рассыпался окрест стук дятла. В ветвях проворно сновали вёрткие бурундучки.
— Слушай, — Прохор дёрнул приятеля за котомку, — ты не заблудился? Идём, идём…
— Не хотел ведь тебя брать!.. — рассердился Семён.
— Да я что? — сразу уступил Прохор. — Надо бы дома сказать, а то хватятся…
— До ночи не хватятся, а к ночи воро…
— Тихо, — испуганно прошептал Прохор, — слышишь? Кто-то идёт. Сюда…
Мальчики замерли. Прислушались.
В самом деле, далеко-далеко, в тёмной таёжной глубине, глухо потрескивали сучья под чьими-то ногами.
Кто-то продирался сквозь чащу. Кто?..
Друзья присели под молодую раскидистую пихточку. Затаились.
Шум приближался.
— А ну, медведь? — прошептал Прохор.
— Медведь летом сытый. На человека не пойдёт. Да и берёста у нас. Запалим…
— Тсс…
Совсем рядом громко, как выстрел, хрустнула ветка. Дрогнула
раскидистая ель, и на полянку вышел лось. Он был высокий, на тонких, длинных ногах. На голове огромные, будто из камня вытесанные, рога. Шерсть на спине и боках тёмно-бурая, а на животе — белая и на ногах до колен — тоже белая.
«Как в чулках», — хотел сказать Прохор, да не посмел.
Запрокинув голову, лось шумно втянул воздух большущими бархатными ноздрями.
Привстав, Семён пронзительно свистнул.
Лось скакнул в сторону, вломился в тёмную зелёную чащу и — пропал. Только слышался, удаляясь, треск валежника, хруст сломанных сучьев…
Когда солнце перекатилось за полдень, ребята вышли к озеру. Это было небольшое, круглое таёжное озеро с илистыми берегами, поросшими длинным пустотелым камышом и царапучей осочкой. Озеро называли Чёрным за то, что вода в нём была, как чёрные чернила. А вот воздух вокруг казался зелёным и густым.
Берег озера был топкий. Холодная вязкая тина сердито хлюпала и пузырилась под ногами.
— Смотри! — Семён показал на пятно, перламутрово посверкивающее на чёрной зеркальной воде. — Видишь?
— Ну…
— И вон ещё. И вот, — показывал Семён на маслянистые голубовато-радужные разводья, пятнавшие озёрную гладь, по которой бесшумно скользили длинноногие паучки-водомерчики, — это и есть нефть.
— Нефть? — изумился Прохор. — Не выдумывай!
— Смотри, — Семён ударил палкой по радужному пятну.
Оно распалось на несколько кружков. Кружки скоро снова слились в один.
— Видал? — возликовал Семён. — Так и в письме написано.
— В каком письме? — Прохор замер от любопытства.
— Мы с дядей были здесь, он и сказал, что эти пятна — нефть. И что тут её, видать, много… Я, как пришли домой, написал об этом в Москву, академику Губкину.
— Это который говорил, что в Сибири нефти много, только искать её надо? — уточнил Прохор.
— Ну да, — подтвердил Семён, — ему и написал.
— Честное пионерское?.. И он ответил?
— Ну да. Нам, мол, про это многие пишут, да до конца дело не доводят…
— А что надо? — нетерпеливо перебил Прохор.
— Проверить надо… Вот теперь эту плёнку собрать на промокашку. Если высохнет и масляным пятном останется на ней…
На промокашке осталось жирное пятно.
— Ур-р-ра-а! — вопили ребята, прыгая вокруг костра и выхватывая друг у друга промокашку.
Чтобы собрать масляную плёнку в бутылку, им пришлось раздеваться и заплывать.
На другой день чёрная бутылка с восковой пробкой была упакована в ящик и отправлена посылкой в Москву, Главному Геологу Советского Союза академику Ивану Михайловичу Губкину…
ГЛАВНЫЙ ГЕОЛОГ
Нефть — чёрная, маслянистая, пахучая жидкость. В воде она не тонет. Зато горит. И ещё как! Зачем она нужна людям?
Чтобы полетели самолёты, надо заправить их бензином или керосином, а бензин и керосин делают из нефти.
Двигатели тепловозов и теплоходов работают на дизельном топливе, а его делают тоже из нефти.
Автомобили и тракторы, экскаваторы и комбайны, бульдозеры и краны, и все другие колёсные и гусеничные машины работают на горючем, которое также получают из нефти.
Из нефти можно сделать и материал для платьев и пальто, и игрушки, и воздушные шарики, и… да много чего ещё можно сделать из нефти!
Но чтобы нефть добыть, её надо сперва найти. А она прячется глубоко под землёй, в огромных кремниевых пещерах.
Нефти тесно в подземных пещерах. Со всех сторон на неё грунтовые воды давят и природный газ теснит. А выскочить из пещеры некуда: ни дырочки, ни трещинки нет в её каменных стенах.
Эти подземные кладовые с нефтью можно отыскать и под морским дном. И под высокими горами. И под топкими болотами. И под дремучими лесами. Но где именно?
Учёные точно указать не могут. Они лишь предсказывают.
А так ли это на самом деле, есть ли в указанном месте залежи нефти?
На этот вопрос могут ответить только геологи-нефтеразведчики.
Сперва они пробурят скважину в нужном месте. То есть просверлят землю до самой кремниевой пещеры, в которой таится нефть. Потом спустят трубу в отверстие. И по той трубе, подгоняемая водой и газом нефть, как по лесенке, сама выскочит из-под земли наверх.
Геологи-нефтеразведчики без устали ходят по лесам и степям, по горам и болотам.
Ищут нефть.
В то время, о котором наш рассказ, самым главным геологом всей страны был академик Иван Михайлович Губкин, выдающийся учёный. Главным Геологом страны Советов его назначил Владимир Ильич Ленин…
Губкин сидел в кабинете, медленно перечитывая свой доклад на сессии Академии Наук СССР. В этом докладе академик снова призывал геологов-нефтеразведчиков за Урал, в Западно-Сибирскую низменность. Он был уверен, что в Сибири — богатейшие залежи нефти.
Отворилась дверь.
Вошла женщина с небольшим ящичком в руках.
— Иван Михайлович, вам опять посылка.
Губкин оторвался от бумаг. Снял очки. Сощурясь, оглядел ящичек. Вынул из него чёрную бутылку и письмо Семёна и Прохора.
— Те самые мальчики из Почекуйки, — улыбчиво сказала женщина.
— Проверьте, пожалуйста, — попросил академик, отдавая бутылку.
Через полчаса женщина вновь вошла к учёному.
— Это нефть, Иван Михайлович. Настоящая.
— Вот видите. Сколько мы уже получили таких вот посылок из Западной Сибири…
Губкин встал, подошёл к карте Советского Союза, занимающей всю стену кабинета. Долго, задумчиво вглядывался в переплетения рек, горных кряжей, железных дорог.
— Где же эта Почекуйка? Почекуйка… Это ведь…
— Подле Сургута, — подсказала помощница.
— Да-да, — раздумчиво согласился академик, — вот здесь примерно…
И он обвёл карандашом круг на карте, в центре которого находился древний сибирский город Сургут.
— Отсюда и начнём поиск сибирской нефти…
В РАЗВЕДКУ!
Ночь. Непроницаемо чёрная и глухая, она опрокинулась на тайгу, залила редкие просветы между деревьями, подмяла голоса и запахи дневного леса. На таёжной полянке притулилась палатка. Постреливая искрами, лениво горит костерок.
Сторожко прядая ушами, похрустывают травой лошади.
— Уф-хо-хо! Ху-ха!.. — прокатилось над тайгой.
Это филин прокричал. Ночная вещая птица.
У костра склонился над записями Виктор Васильев — начальник геологической поисковой партии, посланной Губкиным в Сибирь на поиски нефти.
У начальника борода и усы, тёмные круги под глазами, усталое лицо. Но всё равно видно, что начальник совсем молод. Недавно окончил институт. И как же счастлив был Васильев, когда ему, комсомольцу, начинающему геологу, Губкин доверил повести в Сибирь первую нефтеразведочную экспедицию.
…Из Москвы до Тюмени ехали поездом. От Тюмени до Сургута почти полмесяца плыли на стареньком колёсном пароходике. Сперва по небольшой речке Туре, потом — по могучему Иртышу, а после по самой полноводной сибирской реке — по Оби.
Сибиряки называют Обь матушкой, красавицей, кормилицей. И недаром. Тянется Обь от южных границ Казахстана до самого Ледовитого океана. Всё лето плывут по реке-труженице пароходы и баржи с людьми и самыми разными грузами для охотников, лесорубов, оленеводов, живущих по берегам великой реки в тайге и тундре.
В Сургуте купили геологи четырёх лошадей, взяли в проводники старого охотника-манси Романа Бахтиярова.
Манси — немногочисленный таёжный народ. С незапамятных времён живут манси в тайге — ловят рыбу в озёрах и реках, промышляют зверя в лесу, собирают ягоды, кедровые орехи и грибы. Манси — смелые и меткие охотники. С одним ножом выходят они на медведя. А уж следопыта лучше манси и искать нечего. Идёт манси по тайге, смотрит по сторонам и знает, где куропатка ночевала в сугробе, как лиса за зайцем гонялась, почему лосю удалось от волков отбиться.
Таким следопытом-таёжником и был проводник отряда геологов Роман Бахтияров.
— Спешить надо, — сказал Бахтияров Васильеву, — путь долгий.
Шибко надо спешить.
И геологи ушли в тайгу.
Лошади и люди с трудом тащили на себе вьюки и рюкзаки с продуктами, палатками, спальниками, инструментами.
На четвёртый день похода утонула в трясине лошадь. Пришлось груз из вьюков погибшего коня делить поровну между членами экспедиции.
Потяжелели рюкзаки. А тайга всё мрачней, всё угрюмей. Лето в том году выдалось в Приобье на редкость жаркое. Надо сказать, что только рек и речек в этом краю сто тысяч. Да без счёта озёр и болот. И все они, разомлев под горячим солнцем, дышали влажными, удушливыми испарениями. Воздух в тайге был густым и пряным. В этой парной духоте, с пятидесятикилограммовым рюкзаком за плечами, по кочкам и чаще — труднее, казалось, и быть не может.
Однако поисковый отряд Виктора Васильева шёл и шёл вперёд по маршруту, намеченному академиком Губкиным. Губкин поручил молодому геологу побывать в тех местах, где местные жители обнаружили выходы нефти, проверить, нефть ли это на самом деле, и составить карту размещения нефтяных выходов…
Бесшумно ступая, к костру приблизился Бахтияров. Неторопливо набил табаком маленькую самодельную трубочку. Выхватив из костра горящий прут, прикурил, затянулся с причмоком. И только после этого тихо и буднично сказал:
— Худо, начальник.
— Что — худо? — не отрывая глаз от карты, спросил Васильев.
— Совсем худо. Надо домой. Зима близко, а мы шибко далеко от людей. Хлеба мало. Все устали. Пора назад…
— Давно пора, — согласился Васильев, — ещё на прошлой неделе надо было быть в Сургуте…
— Если утром выйдем в Сургут, однако опередим зиму, — повеселел Бахтияров.
— Как утром? Утром никак нельзя. Самое главное-то мы и не проверили. Выходы нефти на Чёрном озере подле деревни Почекуйки. Слыхал про такую?
— Роман всё слыхал. Роман в тайге вырос. Его все знают, и он знает всех, — с обидой ответил Бахтияров. — До Чёрного озера пять дён хорошего ходу. Зима туда раньше нас прискачет…
— Да что ты всё о зиме? Какая зима? Конец сентября. Теплынь. Трава ещё не пожелтела…
— Э-э, — рассердился Роман Бахтияров, — совсем не знаешь север! Тайга зябнет. Дрожит как в лихорадке. Зиму чует. Послушай…
Васильев долго, напряжённо слушал ночь. Услышал, как в верхушках кедрача глухо ворчит верховой ветер. Где-то позванивал, перескакивая корневища, ручей. Хрустели травой лошади. Всё было привычно, не раз слышано.
— Ничего не слышу. Никакой зимой и не пахнет.
— Ох-хо, — вздохнул Роман Бахтияров, — шуб у твоих людей нет. Унтов нет. Рукавиц и тех нет. Зима шутки не любит…
Но Васильев уже не слушал проводника. Он опять склонился над картой.
— Ай-ай-ай… — Роман Бахтияров недовольно покачал седой головой и так раздул свою трубочку, что та задымила, как паровоз. — Совсем молодой. Тайги не знаешь. Севера не знаешь. Быть беде…
МЕТЕЛЬ
На карте тех лет тюменское Приобье было обозначено огромным жёлто-зелёным пятном. Ни дорог просёлочных, ни деревень, ни малых таёжных речек на картах не значилось. Глухой и мало изученной была эта часть Сибири. Вот почему отряду Васильева приходилось пробираться по тайге, полностью доверяясь проводнику.
На второй день пути после памятного ночного разговора с Романом Бахтияровым зашли в такие дебри, что продраться сквозь них навьюченные лошади никак не могли. И человек с рюкзаком на плечах не мог пробиться сквозь колючую стену. Цепкие ветви впивались в одежду, царапали и секли руки и лицо. А тут ещё земля захлюпала под сапогами — опять болото!
— Стой! — скомандовал Васильев. — Надо поворачивать. Будем другой путь искать. Через этот проклятый урман не пробиться. Сейчас передохнём чуток и… А где Роман Бахтияров?
Проводника не оказалось.
Его стали звать. Кричали поодиночке и хором, стреляли — всё напрасно: проводник исчез.
— Может, он сбежал? — высказал кто-то недобрую догадку.
— Нет, — решительно возразил Васильев, — Роман Бахтияров не может сбежать. Он мог отказаться идти с нами дальше, но сбежать, бросить товарищей… Нет. Охотник-манси так никогда не поступит. Может, несчастье с ним приключилось?..
Сложив рюкзаки подле изнемогших, дрожащих от усталости лошадей, геологи бросились искать Романа Бахтиярова. Но разве в глухой тайге найдёшь человека?
Когда растерянные люди снова собрались вместе, из чащи вынырнул Роман Бахтияров. Присел на поваленное дерево, заговорил.
— Однако зашли мы совсем худо. В любую сторону — урман. Придётся в чаще тропу рубить. Сюда вот, — показал рукой направление, — дружно возьмёмся — за день прорубим. Тут пореже лес будет. И земля твёрже.
Пошли в дело топоры. Узенькая просека располосовала чащобу. Через болото проложили гать из срубленных деревьев.
Когда измученные, оборванные, смертельно усталые люди вышли, наконец, к тому Чёрному озеру, откуда Семён с Прохором взяли нефтяную плёнку, в запасе у отряда оставалась одна пачка чаю и по два сухаря на человека.
— Ничего, — приободряя уставших товарищей, сказал начальник партии, — отсюда до деревушки Почекуйки — рукой подать. Да и работы-то на пару дней. Ставь палатки, ребята!..
Проснулся Васильев от холода. Ветер бился о влажный брезент палатки, царапал его, прогибал.
«Дождь, что ли? Брезент сырой. Костёр наверняка залило», — обеспокоился Васильев. Выбрался из палатки — и ахнул. Над тайгой суматошно каруселила разноголосая северная метель.
Из белёсой замяти вынырнула серая тень, и Васильев услышал хрипловатый от натуги голос Романа Бахтиярова:
— Поднимай людей, начальник! Простынут!
Два дня отсиживались геологи в тайге, под защитой густого елового заслона. Соорудили из палаток навес, навалили на землю еловых лап, развели большой костёр. Топили в чайнике снег, настаивали на брусничнике — пили.
Только на третий день метель угомонилась. И сразу стало круто холодать.
— Оставайтесь здесь. Поддерживайте огонь. Я пойду к людям. Буду на помощь звать, — сказал Роман Бахтияров.
И ушёл, по колено утопая в рыхлом снегу…
«НА ПОМОЩЬ!»
Семён спал на полатях. Тепло было там, уютно, домовито. Пахло полушубком, сухой полынью, жареными семечками. Вкусно пахло. А тут ещё ночью разгулялась непогода. Загудел, завыл ветер в печной трубе, застучал ставнями, заскрипел калиткой и так убаюкал Семёна, что утром мать еле его разбудила.
— Вставай, засоня. Зима пришла.
Глянул Семён в окно — и впрямь зима.
Валит и валит снег. Ложится белым пухом на зелёные листья тополя в палисаднике, на траву, забивает вмятины и выбоины на дороге. А возле плетней и у стен домов уже сугробы.
Два дня играла метель над деревней Почекуйкой. Семён с Прохором еле дождались, пока она стихнет. И сразу засобирались в тайгу: петли на зайцев ставить.
В тайге было тихо. Вроде бы все звери и птицы замерли, затаились под толщей снега. Только лыжи мальчишек скрипели — пронзительно, громко. На скрип отозвалась ворона:
— Кр-ра! Кра-кра!
— Заяц прошёл, — сказал Семён, склоняясь над следом. — Сытый. Непуганый. Смотри как…
И замер, не договорив.
— Ты что? — встревожился Прохор.
— Слышал? Кричал кто-то…
— Нет.
Набрав полную грудь воздуха, Семён запрокинул голову и что есть мочи заголосил:
— Э-э-э-эээ-эй!
Стоустое таёжное эхо тут же подхватило Семёнов крик и понесло меж кедров и сосен, сквозь частокол ельника. Покатило по увалам да гривам, закувыркало через буераки и ложбины:
— Э-э-э-эй!!!
— Э-э-эй!!
— Э-эй!
— Эй…
И едва смолкло эхо, как до ребят донеслось откуда-то издалека:
— По-мо-ги-те-е-е!
У тайги свои законы, обязательные для всех таёжников. Самый главный — не бросай человека в беде.
Вот почему Семён и Прохор, не сговариваясь, бросились в ту сторону, откуда долетел зов о помощи.
Иногда они останавливались, кричали, а заслышав отзыв, снова торопились на голос.
Человек сидел под кедром, возле небольшого костра, и привязывал палочки к ноге.
— Ногу повредили? — угадал Семён.
— Сперва — здравствуй. Потом будем знакомиться. Меня Роман Бахтияров зовут. А вас?
— Семён Урусов.
— Прохор Попов.
— Ох, хорошо, услышал вас. Совсем обезножел. Шибко торопился. Однако в барсучью нору угодил. Похоже, вывихнул.
— Как вы нас услышали? — изумился Семён.
— Э-э, — улыбнулся Роман Бахтияров, — охотник слышит, как рысь крадётся. А вы всего-навсего мальчишки. Помогите-ка мне встать…
Мальчики с двух сторон подхватили Романа Бахтиярова, помогли ему подняться. Выломали толстую палку для опоры. Но идти охотник всё-таки не смог.
— Я тут посижу, а вы летите домой. Зовите людей. Надо геологов спасать…
И он рассказал мальчикам об отряде Васильева, который ждёт помощи в тайге.
К вечеру, закутанных в полушубки, обутых в валенки геологов привезли в Почекуйку. Напоили горячим молоком с мёдом, накормили пельменями и уложили спать. А утром на лошадях повезли в Сургут.
На прощанье Виктор Григорьевич Васильев пожал Семёну и Прохору руки и сказал:
— Спасибо, ребята. И за то, что написали о вашей нефти академику Губкину. И за то, что помогли нам уйти от беды. Теперь-то мы твёрдо знаем — Иван Михайлович Губкин прав: в Сибири есть нефть. Много нефти. Надо только найти, где она таится…
— Мы тоже будем искать, — жарко выговорил Семён Урусов.
— Ну что ж, — согласился Васильев, — работы всем хватит. Будем здесь буровые ставить. Города и дороги строить. Сибирскую нефть искать. Здесь мы и встретимся.
ИСКАТЕЛИ
На следующий год, летом, привёл Виктор Васильев ещё одну геологическую экспедицию в приобскую тайгу. Были в той экспедиции люди разных профессий: и топографы, чтобы сделать точную карту нефтеносных районов; и геофизики, чтобы строение земной коры в этих местах изучить, угадать, где находятся подземные нефтяные моря. И буровики, чтобы к тем морям нефтяные скважины пробурить, по которым нефть из-под земли смогла бы на поверхность подняться.
С каждым годом всё больше и больше геологов-нефтеразведчиков уходило в Сибирь. Только трудно было им справиться с вековой дремучей тайгой, одолеть бездонные топкие болота. Тогда ни вертолётов, ни тягачей-вездеходов не было в нашей стране. В Приобье не знали ни железной дороги, ни аэродромов. В сибирских сёлах не видели ещё ни автомобиля, ни трактора. В таёжных деревушках слыхом не слыхали про телефон, радио, электричество.
Вот и приходилось геологам всё оборудование на лошадях перевозить. Буровые вышки строить из брёвен. Бурить вручную, на глубину пятидесяти метров. А нефть-то, как потом оказалось, пряталась под землёй на глубине двух с половиной километров. И всё-таки отряд за отрядом каждое лето уходили в сибирскую тайгу геологи. Уже их стараниями создана была геологическая карта Западно-Сибирской низменности, уже…
И вдруг — война.
Сменили геологи парусиновые куртки на гимнастёрки, взяли в руки автоматы и пошли защищать Советское отечество от гитлеровских захватчиков. Вчерашние геологи стали разведчиками, артиллеристами, лётчиками, сапёрами. Ушёл снайпером на фронт старый охотник-манси Роман Бахтияров. Ушли добровольцами и погибли в боях отец Семёна и отец Прохора.
…Кончилась Великая Отечественная война, и снова двинулись в сибирскую тайгу поисковые партии.
Есть на Оби посёлок Берёзово. Здесь в 1953 году поставили настоящую, железную, сорокаметровую буровую вышку и стали бурить.
Добурили до заданной глубины: никакой нефти нет.
Принялись вынимать из пробуренной скважины бурильные трубы. И когда оставалось вынуть ещё 250 метров труб, случилось невероятное. Трубы вдруг сами поползли из скважины и, чем выше, тем всё быстрее.
Откуда-то из земной глуби донёсся странный гул и стал всё нарастать, нарастать. Кто-то крикнул:
— Тикай, братцы!
Земля дрогнула, как от взрыва.
Сорокаметровая железная вышка закачалась, будто камышовая.
Что-то громоподобно ухнуло. Это скважина «выплюнула» двести метров труб, скрутив их в тугую спираль.
Спираль, описав в воздухе дугу, упала далеко в лесу. А из скважины с рёвом и свистом вырвался гигантский фонтан воды и газа.
Перепуганные жители посёлка выбежали на улицу.
Одна за другой отчаливали переполненные лодки, увозя беженцев за реку, подальше от места происшествия.
В Тюмень, в Новосибирск, в Москву летели тревожные телеграммы: «АВАРИЯ НА БУРОВОЙ. ГАЗОВЫЙ ФОНТАН. МИЛЛИОН КУБОМЕТРОВ В СУТКИ».
Много месяцев геологи боролись с фонтаном и в конце концов укротили его. Так впервые заявил о себе газ Западной Сибири. Теперь даже самым сомневающимся стало ясно, что Губкин был прав: если в Сибири есть газ, значит, есть и нефть.
Но от Берёзовского газового фонтана до открытия первого нефтяного месторождения прошло ещё восемь лет.
Вместе с другими нефтеразведчиками искал сибирскую нефть и буровой мастер Семён Урусов.
Да, да. Именно он. Тот самый Семён из деревни Почекуйки, который посылал академику Губкину бутылку с нефтяной плёнкой. Тот самый Семён, который выручил из беды отряд геолога Васильева. Сперва он был просто рабочим в буровой бригаде. Потом верховым, который стоит на верхушке буровой вышки и помогает опускать трубы в разбуриваемую скважину.
Потом стал бурильщиком — старшим буровой вахты.
И лишь после — буровым мастером.
Вместе со своей бригадой исходил Семён Урусов всю сибирскую тайгу. Переплыл сотни рек. Перешёл тысячи болот.
Мёрз и мок.
Тонул и плутал.
Всякое бывало.
Когда приходилось совсем трудно, вспоминал Семён Урусов деревню Почекуйку и тропинку в тайге к Чёрному озеру, где поверхность стоячей воды пестрела блестящими нефтяными разводьями, сулящими нефть. Ведь с той тропинки и началась его дорога — единственная в жизни — к нефти. Можно ли, не дойдя до цели, броситься в сторону, искать другой путь? Нет, не по-сибирски это. Только вперёд!
ПОБЕДА!
— Будете бурить под Шаимом, — сказал начальник экспедиции Урусову.
Урусов пробурил со своей бригадой много скважин. И ни одна из них не пробила путь к таинственной невидимке — нефти.
Скважины были пусты.
И буровики уходили от них и начинали новые скважины. И опять пустота.
И так десять лет.
С места на место.
От скважины к скважине.
Безрезультатно.
Бывало, кто-нибудь из рабочих не выдерживал, срывался:
— Нет тут никакой нефти! Придумали, умники!
Тогда Урусов вынимал из кармана плоскую бутылочку с чёрной маслянистой жидкостью, отвинчивал пробку и долго втягивал ноздрями запах нефти.
Бутылочка, как талисман, переходила из рук в руки, и каждый нюхал нефть и бережно передавал бутылку соседу, а Семён Никитич глуховатым от волнения голосом говорил:
— Есть, ребята. Головой ручаюсь, есть. Деды и отцы наши в то верили. И наука, сам Губкин подтвердили. Есть…
Постепенно стихали недовольные голоса. Буровики расходились по местам. А Семён Никитич думал: «Тридцать лет гоняются геологи за невидимкой-нефтью. До войны ни знаний, ни средств, ни техники нужной не было. Сейчас всё есть. Сотни скважин просверлили. Пусто…»
Невесёлыми были думы бурового мастера. Но о том никто не знал. Да и сам Семён Никитич не поддавался унынию. Верил мастер в большую нефть Сибири.
И вот их посылают в Шаим.
Когда летели на вертолёте к месту будущей буровой, взгляда от круглого оконца оторвать не могли. Такой уныло однообразной равнины, как Шаимские болота, Урусов прежде не видывал. Насколько хватало глаз, виднелось припорошённое первым снежком кочковатое серое плато. Лишь кое-где непрочно прилепились к нему редкие перелески.
На взгорке, затерянном среди Шаимских болот, и выросла новая буровая Семёна Никитича Урусова.
Буровая работала круглые сутки, без перерывов, в любую погоду. Насаженное на конец бурильной трубы стальное долото грызло и грызло земную твердь, уходя всё глубже в землю, и вслед за ним ползла туда стальная труба.
Вот долото дошло до нужной глубины и остановилось. Бурение окончено. Теперь предстояло испытать скважину и узнать: есть ли нефть?
Трое суток испытывали скважину.
Трое суток не спали буровики и испытатели.
Чем ближе к концу подходило испытание, тем мрачнее становились рабочие: по всему судя, скважина снова будет пустой.
Где-то на исходе третьих суток мастер привалился плечом к вагончику и задремал.
Проснулся от шума. Сверкая на утреннем солнце гигантским павлиньим хвостом, повисла над поляной чёрная нефтяная радуга. Во все стороны от неё летели каскады смолистых брызг. Буровики подставляли под нефтяные брызги лица и ладони, восторженно кричали:
— Пошла!
— Нефть пошла!
— Ур-ра-аа!!
А мастер словно застыл. Видел, слышал, а сдвинуться с местер не мог. Так велика была радость. Так долго и трудно он шёл к этой минуте.
Пробурённая Семёном Никитичем Урусовым скважина Р-6 дала первую сибирскую нефть.
Вслед за тем скважины Р-28, Р-91, пробурённые на Шаимских же болотах, тоже нащупали подземные нефтяные клады.
Так была найдена нефть в Западной Сибири.
С той поры геологи-нефтеразведчики каждый год открывали всё новые и новые нефтяные месторождения. На карте Тюменской области появлялись одно за другим крупные нефтяные месторождения — Усть-Балыкское, Сургутское, Мегионское, Самотлорское… Стала земля Тюменская самым богатым в стране нефтедобывающим районом.
А первооткрывателю сибирской нефти буровому мастеру Семёну Никитичу Урусову Советское правительство присвоило высокое звание Героя Социалистического Труда. Вот куда привела Семёна Урусова таёжная тропинка, тайной Чёрного озера манившая мальчишку вперёд, в неизвестность…
Константин Яковлевич Лагунов
_Константин_Лагунов_
Как искали тюменскую нефть
Фото А. Лехмуса и В. Панова
Художник Ю. Копейко
СЕМЁНОВА ТАЙНА
Давно это случилось. В 1932 году…
В глухой сибирской деревушке Почекуйке жили да были два маленьких неразлучных друга — Семён и Прохор. Оба учились в одном классе. И жили по соседству — дом к дому.
Деревенька — махонькая. Прилепилась к речному крутоярью.
А вокруг — тайга.
По колено во мху стоят колючие сумеречные ели, длинноиглые пихты. Тесно стоят. Особенно молодняк. Так жмутся друг к дружке, что и зайцу меж ними трудно проскочить.
Зато на таёжных гривах вольготно раскинулись величавые богатыри-кедры и певучие красавицы-сосны. Мох под ними разноцветный, сухой и хрусткий. Много свету вокруг. И раздолье всему живому: зверю и птице, жучкам и бабочкам.
В буераках таёжных — прохладно и темно.
По краям белоствольные тонкие берёзки, и пугливые трепетные осины, и пахучая черёмуха в обнимку с шипастым боярышником.
А дальше, вглубь — малинник стеной стоит.
Светлячками посверкивает в густой пряной зелени красная смородина.
Медведи любят в прохладных буераках отлёживаться, сладкой лесной ягодой лакомиться…
Семён и Прохор хоть и маленькими были, да тайги не боялись. Ходили и за грибами, и за ягодами, и за орехами кедровыми. Оба умели по-бурундучьи свистеть, доверчивых полосатых хвостатиков подманивать. Знали по голосам и по обличью всех птиц и зверей таёжных.
В тот день друзья долго о чём-то шептались.
Потом, сторонясь старших, неприметно взяли по краюхе хлеба, по десятку картофелин. Спички и берёсту положили в котомки. Огородами вышли на берег реки и… пропали в тайге.
О том, куда они путь держат, знал только Семён. Знал, да молчал, даже Прохору не обмолвился. Потому как хотел удивить друга тайной.
ЧЁРНАЯ БУТЫЛЬ
Под ногами мальчишек прохладный мох пружинил и проседал.
Порой он расступался, и ребята хлюпали по жёлтой болотной жиже.
Лес становился гуще, сумрачней. Над головами скрипуче орали кедровки. Гулкой дробью рассыпался окрест стук дятла. В ветвях проворно сновали вёрткие бурундучки.
— Слушай, — Прохор дёрнул приятеля за котомку, — ты не заблудился? Идём, идём…
— Не хотел ведь тебя брать!.. — рассердился Семён.
— Да я что? — сразу уступил Прохор. — Надо бы дома сказать, а то хватятся…
— До ночи не хватятся, а к ночи воро…
— Тихо, — испуганно прошептал Прохор, — слышишь? Кто-то идёт. Сюда…
Мальчики замерли. Прислушались.
В самом деле, далеко-далеко, в тёмной таёжной глубине, глухо потрескивали сучья под чьими-то ногами.
Кто-то продирался сквозь чащу. Кто?..
Друзья присели под молодую раскидистую пихточку. Затаились.
Шум приближался.
— А ну, медведь? — прошептал Прохор.
— Медведь летом сытый. На человека не пойдёт. Да и берёста у нас. Запалим…
— Тсс…
Совсем рядом громко, как выстрел, хрустнула ветка. Дрогнула
раскидистая ель, и на полянку вышел лось. Он был высокий, на тонких, длинных ногах. На голове огромные, будто из камня вытесанные, рога. Шерсть на спине и боках тёмно-бурая, а на животе — белая и на ногах до колен — тоже белая.
«Как в чулках», — хотел сказать Прохор, да не посмел.
Запрокинув голову, лось шумно втянул воздух большущими бархатными ноздрями.
Привстав, Семён пронзительно свистнул.
Лось скакнул в сторону, вломился в тёмную зелёную чащу и — пропал. Только слышался, удаляясь, треск валежника, хруст сломанных сучьев…
Когда солнце перекатилось за полдень, ребята вышли к озеру. Это было небольшое, круглое таёжное озеро с илистыми берегами, поросшими длинным пустотелым камышом и царапучей осочкой. Озеро называли Чёрным за то, что вода в нём была, как чёрные чернила. А вот воздух вокруг казался зелёным и густым.
Берег озера был топкий. Холодная вязкая тина сердито хлюпала и пузырилась под ногами.
— Смотри! — Семён показал на пятно, перламутрово посверкивающее на чёрной зеркальной воде. — Видишь?
— Ну…
— И вон ещё. И вот, — показывал Семён на маслянистые голубовато-радужные разводья, пятнавшие озёрную гладь, по которой бесшумно скользили длинноногие паучки-водомерчики, — это и есть нефть.
— Нефть? — изумился Прохор. — Не выдумывай!
— Смотри, — Семён ударил палкой по радужному пятну.
Оно распалось на несколько кружков. Кружки скоро снова слились в один.
— Видал? — возликовал Семён. — Так и в письме написано.
— В каком письме? — Прохор замер от любопытства.
— Мы с дядей были здесь, он и сказал, что эти пятна — нефть. И что тут её, видать, много… Я, как пришли домой, написал об этом в Москву, академику Губкину.
— Это который говорил, что в Сибири нефти много, только искать её надо? — уточнил Прохор.
— Ну да, — подтвердил Семён, — ему и написал.
— Честное пионерское?.. И он ответил?
— Ну да. Нам, мол, про это многие пишут, да до конца дело не доводят…
— А что надо? — нетерпеливо перебил Прохор.
— Проверить надо… Вот теперь эту плёнку собрать на промокашку. Если высохнет и масляным пятном останется на ней…
На промокашке осталось жирное пятно.
— Ур-р-ра-а! — вопили ребята, прыгая вокруг костра и выхватывая друг у друга промокашку.
Чтобы собрать масляную плёнку в бутылку, им пришлось раздеваться и заплывать.
На другой день чёрная бутылка с восковой пробкой была упакована в ящик и отправлена посылкой в Москву, Главному Геологу Советского Союза академику Ивану Михайловичу Губкину…
ГЛАВНЫЙ ГЕОЛОГ
Нефть — чёрная, маслянистая, пахучая жидкость. В воде она не тонет. Зато горит. И ещё как! Зачем она нужна людям?
Чтобы полетели самолёты, надо заправить их бензином или керосином, а бензин и керосин делают из нефти.
Двигатели тепловозов и теплоходов работают на дизельном топливе, а его делают тоже из нефти.
Автомобили и тракторы, экскаваторы и комбайны, бульдозеры и краны, и все другие колёсные и гусеничные машины работают на горючем, которое также получают из нефти.
Из нефти можно сделать и материал для платьев и пальто, и игрушки, и воздушные шарики, и… да много чего ещё можно сделать из нефти!
Но чтобы нефть добыть, её надо сперва найти. А она прячется глубоко под землёй, в огромных кремниевых пещерах.
Нефти тесно в подземных пещерах. Со всех сторон на неё грунтовые воды давят и природный газ теснит. А выскочить из пещеры некуда: ни дырочки, ни трещинки нет в её каменных стенах.
Эти подземные кладовые с нефтью можно отыскать и под морским дном. И под высокими горами. И под топкими болотами. И под дремучими лесами. Но где именно?
Учёные точно указать не могут. Они лишь предсказывают.
А так ли это на самом деле, есть ли в указанном месте залежи нефти?
На этот вопрос могут ответить только геологи-нефтеразведчики.
Сперва они пробурят скважину в нужном месте. То есть просверлят землю до самой кремниевой пещеры, в которой таится нефть. Потом спустят трубу в отверстие. И по той трубе, подгоняемая водой и газом нефть, как по лесенке, сама выскочит из-под земли наверх.
Геологи-нефтеразведчики без устали ходят по лесам и степям, по горам и болотам.
Ищут нефть.
В то время, о котором наш рассказ, самым главным геологом всей страны был академик Иван Михайлович Губкин, выдающийся учёный. Главным Геологом страны Советов его назначил Владимир Ильич Ленин…
Губкин сидел в кабинете, медленно перечитывая свой доклад на сессии Академии Наук СССР. В этом докладе академик снова призывал геологов-нефтеразведчиков за Урал, в Западно-Сибирскую низменность. Он был уверен, что в Сибири — богатейшие залежи нефти.
Отворилась дверь.
Вошла женщина с небольшим ящичком в руках.
— Иван Михайлович, вам опять посылка.
Губкин оторвался от бумаг. Снял очки. Сощурясь, оглядел ящичек. Вынул из него чёрную бутылку и письмо Семёна и Прохора.
— Те самые мальчики из Почекуйки, — улыбчиво сказала женщина.
— Проверьте, пожалуйста, — попросил академик, отдавая бутылку.
Через полчаса женщина вновь вошла к учёному.
— Это нефть, Иван Михайлович. Настоящая.
— Вот видите. Сколько мы уже получили таких вот посылок из Западной Сибири…
Губкин встал, подошёл к карте Советского Союза, занимающей всю стену кабинета. Долго, задумчиво вглядывался в переплетения рек, горных кряжей, железных дорог.
— Где же эта Почекуйка? Почекуйка… Это ведь…
— Подле Сургута, — подсказала помощница.
— Да-да, — раздумчиво согласился академик, — вот здесь примерно…
И он обвёл карандашом круг на карте, в центре которого находился древний сибирский город Сургут.
— Отсюда и начнём поиск сибирской нефти…
В РАЗВЕДКУ!
Ночь. Непроницаемо чёрная и глухая, она опрокинулась на тайгу, залила редкие просветы между деревьями, подмяла голоса и запахи дневного леса. На таёжной полянке притулилась палатка. Постреливая искрами, лениво горит костерок.
Сторожко прядая ушами, похрустывают травой лошади.
— Уф-хо-хо! Ху-ха!.. — прокатилось над тайгой.
Это филин прокричал. Ночная вещая птица.
У костра склонился над записями Виктор Васильев — начальник геологической поисковой партии, посланной Губкиным в Сибирь на поиски нефти.
У начальника борода и усы, тёмные круги под глазами, усталое лицо. Но всё равно видно, что начальник совсем молод. Недавно окончил институт. И как же счастлив был Васильев, когда ему, комсомольцу, начинающему геологу, Губкин доверил повести в Сибирь первую нефтеразведочную экспедицию.
…Из Москвы до Тюмени ехали поездом. От Тюмени до Сургута почти полмесяца плыли на стареньком колёсном пароходике. Сперва по небольшой речке Туре, потом — по могучему Иртышу, а после по самой полноводной сибирской реке — по Оби.
Сибиряки называют Обь матушкой, красавицей, кормилицей. И недаром. Тянется Обь от южных границ Казахстана до самого Ледовитого океана. Всё лето плывут по реке-труженице пароходы и баржи с людьми и самыми разными грузами для охотников, лесорубов, оленеводов, живущих по берегам великой реки в тайге и тундре.
В Сургуте купили геологи четырёх лошадей, взяли в проводники старого охотника-манси Романа Бахтиярова.
Манси — немногочисленный таёжный народ. С незапамятных времён живут манси в тайге — ловят рыбу в озёрах и реках, промышляют зверя в лесу, собирают ягоды, кедровые орехи и грибы. Манси — смелые и меткие охотники. С одним ножом выходят они на медведя. А уж следопыта лучше манси и искать нечего. Идёт манси по тайге, смотрит по сторонам и знает, где куропатка ночевала в сугробе, как лиса за зайцем гонялась, почему лосю удалось от волков отбиться.
Таким следопытом-таёжником и был проводник отряда геологов Роман Бахтияров.
— Спешить надо, — сказал Бахтияров Васильеву, — путь долгий.
Шибко надо спешить.
И геологи ушли в тайгу.
Лошади и люди с трудом тащили на себе вьюки и рюкзаки с продуктами, палатками, спальниками, инструментами.
На четвёртый день похода утонула в трясине лошадь. Пришлось груз из вьюков погибшего коня делить поровну между членами экспедиции.
Потяжелели рюкзаки. А тайга всё мрачней, всё угрюмей. Лето в том году выдалось в Приобье на редкость жаркое. Надо сказать, что только рек и речек в этом краю сто тысяч. Да без счёта озёр и болот. И все они, разомлев под горячим солнцем, дышали влажными, удушливыми испарениями. Воздух в тайге был густым и пряным. В этой парной духоте, с пятидесятикилограммовым рюкзаком за плечами, по кочкам и чаще — труднее, казалось, и быть не может.
Однако поисковый отряд Виктора Васильева шёл и шёл вперёд по маршруту, намеченному академиком Губкиным. Губкин поручил молодому геологу побывать в тех местах, где местные жители обнаружили выходы нефти, проверить, нефть ли это на самом деле, и составить карту размещения нефтяных выходов…
Бесшумно ступая, к костру приблизился Бахтияров. Неторопливо набил табаком маленькую самодельную трубочку. Выхватив из костра горящий прут, прикурил, затянулся с причмоком. И только после этого тихо и буднично сказал:
— Худо, начальник.
— Что — худо? — не отрывая глаз от карты, спросил Васильев.
— Совсем худо. Надо домой. Зима близко, а мы шибко далеко от людей. Хлеба мало. Все устали. Пора назад…
— Давно пора, — согласился Васильев, — ещё на прошлой неделе надо было быть в Сургуте…
— Если утром выйдем в Сургут, однако опередим зиму, — повеселел Бахтияров.
— Как утром? Утром никак нельзя. Самое главное-то мы и не проверили. Выходы нефти на Чёрном озере подле деревни Почекуйки. Слыхал про такую?
— Роман всё слыхал. Роман в тайге вырос. Его все знают, и он знает всех, — с обидой ответил Бахтияров. — До Чёрного озера пять дён хорошего ходу. Зима туда раньше нас прискачет…
— Да что ты всё о зиме? Какая зима? Конец сентября. Теплынь. Трава ещё не пожелтела…
— Э-э, — рассердился Роман Бахтияров, — совсем не знаешь север! Тайга зябнет. Дрожит как в лихорадке. Зиму чует. Послушай…
Васильев долго, напряжённо слушал ночь. Услышал, как в верхушках кедрача глухо ворчит верховой ветер. Где-то позванивал, перескакивая корневища, ручей. Хрустели травой лошади. Всё было привычно, не раз слышано.
— Ничего не слышу. Никакой зимой и не пахнет.
— Ох-хо, — вздохнул Роман Бахтияров, — шуб у твоих людей нет. Унтов нет. Рукавиц и тех нет. Зима шутки не любит…
Но Васильев уже не слушал проводника. Он опять склонился над картой.
— Ай-ай-ай… — Роман Бахтияров недовольно покачал седой головой и так раздул свою трубочку, что та задымила, как паровоз. — Совсем молодой. Тайги не знаешь. Севера не знаешь. Быть беде…
МЕТЕЛЬ
На карте тех лет тюменское Приобье было обозначено огромным жёлто-зелёным пятном. Ни дорог просёлочных, ни деревень, ни малых таёжных речек на картах не значилось. Глухой и мало изученной была эта часть Сибири. Вот почему отряду Васильева приходилось пробираться по тайге, полностью доверяясь проводнику.
На второй день пути после памятного ночного разговора с Романом Бахтияровым зашли в такие дебри, что продраться сквозь них навьюченные лошади никак не могли. И человек с рюкзаком на плечах не мог пробиться сквозь колючую стену. Цепкие ветви впивались в одежду, царапали и секли руки и лицо. А тут ещё земля захлюпала под сапогами — опять болото!
— Стой! — скомандовал Васильев. — Надо поворачивать. Будем другой путь искать. Через этот проклятый урман не пробиться. Сейчас передохнём чуток и… А где Роман Бахтияров?
Проводника не оказалось.
Его стали звать. Кричали поодиночке и хором, стреляли — всё напрасно: проводник исчез.
— Может, он сбежал? — высказал кто-то недобрую догадку.
— Нет, — решительно возразил Васильев, — Роман Бахтияров не может сбежать. Он мог отказаться идти с нами дальше, но сбежать, бросить товарищей… Нет. Охотник-манси так никогда не поступит. Может, несчастье с ним приключилось?..
Сложив рюкзаки подле изнемогших, дрожащих от усталости лошадей, геологи бросились искать Романа Бахтиярова. Но разве в глухой тайге найдёшь человека?
Когда растерянные люди снова собрались вместе, из чащи вынырнул Роман Бахтияров. Присел на поваленное дерево, заговорил.
— Однако зашли мы совсем худо. В любую сторону — урман. Придётся в чаще тропу рубить. Сюда вот, — показал рукой направление, — дружно возьмёмся — за день прорубим. Тут пореже лес будет. И земля твёрже.
Пошли в дело топоры. Узенькая просека располосовала чащобу. Через болото проложили гать из срубленных деревьев.
Когда измученные, оборванные, смертельно усталые люди вышли, наконец, к тому Чёрному озеру, откуда Семён с Прохором взяли нефтяную плёнку, в запасе у отряда оставалась одна пачка чаю и по два сухаря на человека.
— Ничего, — приободряя уставших товарищей, сказал начальник партии, — отсюда до деревушки Почекуйки — рукой подать. Да и работы-то на пару дней. Ставь палатки, ребята!..
Проснулся Васильев от холода. Ветер бился о влажный брезент палатки, царапал его, прогибал.
«Дождь, что ли? Брезент сырой. Костёр наверняка залило», — обеспокоился Васильев. Выбрался из палатки — и ахнул. Над тайгой суматошно каруселила разноголосая северная метель.
Из белёсой замяти вынырнула серая тень, и Васильев услышал хрипловатый от натуги голос Романа Бахтиярова:
— Поднимай людей, начальник! Простынут!
Два дня отсиживались геологи в тайге, под защитой густого елового заслона. Соорудили из палаток навес, навалили на землю еловых лап, развели большой костёр. Топили в чайнике снег, настаивали на брусничнике — пили.
Только на третий день метель угомонилась. И сразу стало круто холодать.
— Оставайтесь здесь. Поддерживайте огонь. Я пойду к людям. Буду на помощь звать, — сказал Роман Бахтияров.
И ушёл, по колено утопая в рыхлом снегу…
«НА ПОМОЩЬ!»
Семён спал на полатях. Тепло было там, уютно, домовито. Пахло полушубком, сухой полынью, жареными семечками. Вкусно пахло. А тут ещё ночью разгулялась непогода. Загудел, завыл ветер в печной трубе, застучал ставнями, заскрипел калиткой и так убаюкал Семёна, что утром мать еле его разбудила.
— Вставай, засоня. Зима пришла.
Глянул Семён в окно — и впрямь зима.
Валит и валит снег. Ложится белым пухом на зелёные листья тополя в палисаднике, на траву, забивает вмятины и выбоины на дороге. А возле плетней и у стен домов уже сугробы.
Два дня играла метель над деревней Почекуйкой. Семён с Прохором еле дождались, пока она стихнет. И сразу засобирались в тайгу: петли на зайцев ставить.
В тайге было тихо. Вроде бы все звери и птицы замерли, затаились под толщей снега. Только лыжи мальчишек скрипели — пронзительно, громко. На скрип отозвалась ворона:
— Кр-ра! Кра-кра!
— Заяц прошёл, — сказал Семён, склоняясь над следом. — Сытый. Непуганый. Смотри как…
И замер, не договорив.
— Ты что? — встревожился Прохор.
— Слышал? Кричал кто-то…
— Нет.
Набрав полную грудь воздуха, Семён запрокинул голову и что есть мочи заголосил:
— Э-э-э-эээ-эй!
Стоустое таёжное эхо тут же подхватило Семёнов крик и понесло меж кедров и сосен, сквозь частокол ельника. Покатило по увалам да гривам, закувыркало через буераки и ложбины:
— Э-э-э-эй!!!
— Э-э-эй!!
— Э-эй!
— Эй…
И едва смолкло эхо, как до ребят донеслось откуда-то издалека:
— По-мо-ги-те-е-е!
У тайги свои законы, обязательные для всех таёжников. Самый главный — не бросай человека в беде.
Вот почему Семён и Прохор, не сговариваясь, бросились в ту сторону, откуда долетел зов о помощи.
Иногда они останавливались, кричали, а заслышав отзыв, снова торопились на голос.
Человек сидел под кедром, возле небольшого костра, и привязывал палочки к ноге.
— Ногу повредили? — угадал Семён.
— Сперва — здравствуй. Потом будем знакомиться. Меня Роман Бахтияров зовут. А вас?
— Семён Урусов.
— Прохор Попов.
— Ох, хорошо, услышал вас. Совсем обезножел. Шибко торопился. Однако в барсучью нору угодил. Похоже, вывихнул.
— Как вы нас услышали? — изумился Семён.
— Э-э, — улыбнулся Роман Бахтияров, — охотник слышит, как рысь крадётся. А вы всего-навсего мальчишки. Помогите-ка мне встать…
Мальчики с двух сторон подхватили Романа Бахтиярова, помогли ему подняться. Выломали толстую палку для опоры. Но идти охотник всё-таки не смог.
— Я тут посижу, а вы летите домой. Зовите людей. Надо геологов спасать…
И он рассказал мальчикам об отряде Васильева, который ждёт помощи в тайге.
К вечеру, закутанных в полушубки, обутых в валенки геологов привезли в Почекуйку. Напоили горячим молоком с мёдом, накормили пельменями и уложили спать. А утром на лошадях повезли в Сургут.
На прощанье Виктор Григорьевич Васильев пожал Семёну и Прохору руки и сказал:
— Спасибо, ребята. И за то, что написали о вашей нефти академику Губкину. И за то, что помогли нам уйти от беды. Теперь-то мы твёрдо знаем — Иван Михайлович Губкин прав: в Сибири есть нефть. Много нефти. Надо только найти, где она таится…
— Мы тоже будем искать, — жарко выговорил Семён Урусов.
— Ну что ж, — согласился Васильев, — работы всем хватит. Будем здесь буровые ставить. Города и дороги строить. Сибирскую нефть искать. Здесь мы и встретимся.
ИСКАТЕЛИ
На следующий год, летом, привёл Виктор Васильев ещё одну геологическую экспедицию в приобскую тайгу. Были в той экспедиции люди разных профессий: и топографы, чтобы сделать точную карту нефтеносных районов; и геофизики, чтобы строение земной коры в этих местах изучить, угадать, где находятся подземные нефтяные моря. И буровики, чтобы к тем морям нефтяные скважины пробурить, по которым нефть из-под земли смогла бы на поверхность подняться.
С каждым годом всё больше и больше геологов-нефтеразведчиков уходило в Сибирь. Только трудно было им справиться с вековой дремучей тайгой, одолеть бездонные топкие болота. Тогда ни вертолётов, ни тягачей-вездеходов не было в нашей стране. В Приобье не знали ни железной дороги, ни аэродромов. В сибирских сёлах не видели ещё ни автомобиля, ни трактора. В таёжных деревушках слыхом не слыхали про телефон, радио, электричество.
Вот и приходилось геологам всё оборудование на лошадях перевозить. Буровые вышки строить из брёвен. Бурить вручную, на глубину пятидесяти метров. А нефть-то, как потом оказалось, пряталась под землёй на глубине двух с половиной километров. И всё-таки отряд за отрядом каждое лето уходили в сибирскую тайгу геологи. Уже их стараниями создана была геологическая карта Западно-Сибирской низменности, уже…
И вдруг — война.
Сменили геологи парусиновые куртки на гимнастёрки, взяли в руки автоматы и пошли защищать Советское отечество от гитлеровских захватчиков. Вчерашние геологи стали разведчиками, артиллеристами, лётчиками, сапёрами. Ушёл снайпером на фронт старый охотник-манси Роман Бахтияров. Ушли добровольцами и погибли в боях отец Семёна и отец Прохора.
…Кончилась Великая Отечественная война, и снова двинулись в сибирскую тайгу поисковые партии.
Есть на Оби посёлок Берёзово. Здесь в 1953 году поставили настоящую, железную, сорокаметровую буровую вышку и стали бурить.
Добурили до заданной глубины: никакой нефти нет.
Принялись вынимать из пробуренной скважины бурильные трубы. И когда оставалось вынуть ещё 250 метров труб, случилось невероятное. Трубы вдруг сами поползли из скважины и, чем выше, тем всё быстрее.
Откуда-то из земной глуби донёсся странный гул и стал всё нарастать, нарастать. Кто-то крикнул:
— Тикай, братцы!
Земля дрогнула, как от взрыва.
Сорокаметровая железная вышка закачалась, будто камышовая.
Что-то громоподобно ухнуло. Это скважина «выплюнула» двести метров труб, скрутив их в тугую спираль.
Спираль, описав в воздухе дугу, упала далеко в лесу. А из скважины с рёвом и свистом вырвался гигантский фонтан воды и газа.
Перепуганные жители посёлка выбежали на улицу.
Одна за другой отчаливали переполненные лодки, увозя беженцев за реку, подальше от места происшествия.
В Тюмень, в Новосибирск, в Москву летели тревожные телеграммы: «АВАРИЯ НА БУРОВОЙ. ГАЗОВЫЙ ФОНТАН. МИЛЛИОН КУБОМЕТРОВ В СУТКИ».
Много месяцев геологи боролись с фонтаном и в конце концов укротили его. Так впервые заявил о себе газ Западной Сибири. Теперь даже самым сомневающимся стало ясно, что Губкин был прав: если в Сибири есть газ, значит, есть и нефть.
Но от Берёзовского газового фонтана до открытия первого нефтяного месторождения прошло ещё восемь лет.
Вместе с другими нефтеразведчиками искал сибирскую нефть и буровой мастер Семён Урусов.
Да, да. Именно он. Тот самый Семён из деревни Почекуйки, который посылал академику Губкину бутылку с нефтяной плёнкой. Тот самый Семён, который выручил из беды отряд геолога Васильева. Сперва он был просто рабочим в буровой бригаде. Потом верховым, который стоит на верхушке буровой вышки и помогает опускать трубы в разбуриваемую скважину.
Потом стал бурильщиком — старшим буровой вахты.
И лишь после — буровым мастером.
Вместе со своей бригадой исходил Семён Урусов всю сибирскую тайгу. Переплыл сотни рек. Перешёл тысячи болот.
Мёрз и мок.
Тонул и плутал.
Всякое бывало.
Когда приходилось совсем трудно, вспоминал Семён Урусов деревню Почекуйку и тропинку в тайге к Чёрному озеру, где поверхность стоячей воды пестрела блестящими нефтяными разводьями, сулящими нефть. Ведь с той тропинки и началась его дорога — единственная в жизни — к нефти. Можно ли, не дойдя до цели, броситься в сторону, искать другой путь? Нет, не по-сибирски это. Только вперёд!
ПОБЕДА!
— Будете бурить под Шаимом, — сказал начальник экспедиции Урусову.
Урусов пробурил со своей бригадой много скважин. И ни одна из них не пробила путь к таинственной невидимке — нефти.
Скважины были пусты.
И буровики уходили от них и начинали новые скважины. И опять пустота.
И так десять лет.
С места на место.
От скважины к скважине.
Безрезультатно.
Бывало, кто-нибудь из рабочих не выдерживал, срывался:
— Нет тут никакой нефти! Придумали, умники!
Тогда Урусов вынимал из кармана плоскую бутылочку с чёрной маслянистой жидкостью, отвинчивал пробку и долго втягивал ноздрями запах нефти.
Бутылочка, как талисман, переходила из рук в руки, и каждый нюхал нефть и бережно передавал бутылку соседу, а Семён Никитич глуховатым от волнения голосом говорил:
— Есть, ребята. Головой ручаюсь, есть. Деды и отцы наши в то верили. И наука, сам Губкин подтвердили. Есть…
Постепенно стихали недовольные голоса. Буровики расходились по местам. А Семён Никитич думал: «Тридцать лет гоняются геологи за невидимкой-нефтью. До войны ни знаний, ни средств, ни техники нужной не было. Сейчас всё есть. Сотни скважин просверлили. Пусто…»
Невесёлыми были думы бурового мастера. Но о том никто не знал. Да и сам Семён Никитич не поддавался унынию. Верил мастер в большую нефть Сибири.
И вот их посылают в Шаим.
Когда летели на вертолёте к месту будущей буровой, взгляда от круглого оконца оторвать не могли. Такой уныло однообразной равнины, как Шаимские болота, Урусов прежде не видывал. Насколько хватало глаз, виднелось припорошённое первым снежком кочковатое серое плато. Лишь кое-где непрочно прилепились к нему редкие перелески.
На взгорке, затерянном среди Шаимских болот, и выросла новая буровая Семёна Никитича Урусова.
Буровая работала круглые сутки, без перерывов, в любую погоду. Насаженное на конец бурильной трубы стальное долото грызло и грызло земную твердь, уходя всё глубже в землю, и вслед за ним ползла туда стальная труба.
Вот долото дошло до нужной глубины и остановилось. Бурение окончено. Теперь предстояло испытать скважину и узнать: есть ли нефть?
Трое суток испытывали скважину.
Трое суток не спали буровики и испытатели.
Чем ближе к концу подходило испытание, тем мрачнее становились рабочие: по всему судя, скважина снова будет пустой.
Где-то на исходе третьих суток мастер привалился плечом к вагончику и задремал.
Проснулся от шума. Сверкая на утреннем солнце гигантским павлиньим хвостом, повисла над поляной чёрная нефтяная радуга. Во все стороны от неё летели каскады смолистых брызг. Буровики подставляли под нефтяные брызги лица и ладони, восторженно кричали:
— Пошла!
— Нефть пошла!
— Ур-ра-аа!!
А мастер словно застыл. Видел, слышал, а сдвинуться с местер не мог. Так велика была радость. Так долго и трудно он шёл к этой минуте.
Пробурённая Семёном Никитичем Урусовым скважина Р-6 дала первую сибирскую нефть.
Вслед за тем скважины Р-28, Р-91, пробурённые на Шаимских же болотах, тоже нащупали подземные нефтяные клады.
Так была найдена нефть в Западной Сибири.
С той поры геологи-нефтеразведчики каждый год открывали всё новые и новые нефтяные месторождения. На карте Тюменской области появлялись одно за другим крупные нефтяные месторождения — Усть-Балыкское, Сургутское, Мегионское, Самотлорское… Стала земля Тюменская самым богатым в стране нефтедобывающим районом.
А первооткрывателю сибирской нефти буровому мастеру Семёну Никитичу Урусову Советское правительство присвоило высокое звание Героя Социалистического Труда. Вот куда привела Семёна Урусова таёжная тропинка, тайной Чёрного озера манившая мальчишку вперёд, в неизвестность…