Салехард
Анатолий Константинович Омельчук






Книга рассказывает почти о четырехсотлетие» истории единственного на земном шаре города, расположенного на Полярном круге, центра Ямало-Ненецкого автономного округа.










Анатолий Константинович Омельчук

САЛЕХАРД







СЕВЕРНЫЙ ФОРПОСТ

С ПЛОЩАДКИ БЛИЗ ГОРОДСКОЙ АВТОСТРАДЫ ОТКРЫВАЕТСЯ ИЗУМИ­ТЕЛЬНЫЙ ВИД НА ШИРОКИЙ ПРОСТОР СЛИВАЮЩИХСЯ РЕК ПОЛУЯ И ОБИ И НА СИНЕВАТЫЕ ГРОМАДЫ ГОР ПОЛЯРНОГО УРАЛА. ЗДЕСЬ УСТА­НАВЛИВАЮТСЯ ДВЕ БЕЛОСНЕЖНЫЕ ПИРАМИДЫ И МЕЖДУ НИМИ БЕТОННЫЙ ПОЛУКРУГ, СИМВОЛИЗИРУЮЩИЙ ЧЕРТУ ПОЛЯРНОГО КРУГА. ЭТОТ ПАМЯТ­НИК ПОДЧЕРКИВАЕТ УНИКАЛЬНОСТЬ ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ПОЛОЖЕНИЯ ГО­РОДА САЛЕХАРДА. ПОСМОТРИТЕ НА КАРТУ ПОЛУШАРИЙ, ПРОСЛЕДИТЕ ЗА ПУНКТИРОМ СЕВЕРНОГО ПОЛЯРНОГО КРУГА. ЛИШЬ ОДНАЖДЫ ЭТОТ ПУН­КТИР ПЕРЕСЕКАЕТ НАСЕЛЕННЫЙ ПУНКТ. САЛЕХАРД, С ГОРДОСТЬЮ СКА­ЖЕТ ВАМ ЛЮБОЙ ЕГО ЖИТЕЛЬ,— ЕДИНСТВЕННЫЙ НА ПЛАНЕТЕ ГОРОД НА ПОЛЯРНОМ КРУГЕ.




НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ

Вряд ля те служилые казаки, которые остановили свои до­щаники у крутого полуевского мыса, были сильны в «остроно­мических обсервациях». Им нужна была удобная гавань, возвы­шенный, незатопляемый берег. И начиная рубить здесь первые избы сторожевой крепости, они вовсе не думали, что возводят деревянный сруб в двух шагах от знаменитой географической параллели.

Почти четыре столетия отделяют наши дни от того казацкого речного похода, результатом которого стала новая «крепостнца» на Нижней Оби. Запись в знаменитом «Описании Сибирского царства» Герарда Фридриха Миллера гласит:      «Остяки были вполне уже покорены, а самоеды только недавно обложены яса­ком. Сборным местом, куда самоеды должны были ежегодно зи­мой приносить свой ясак казакам для сдачи, присылаемым из Березова, был назначен Обдорский городок»[1 - Для удобства чтения автор не делает сносок на издания, из которых берутся цитаты. Список литературы приводится в конце книги.].

Миллер не упомянул точной даты, возможно, потому, что Обдорск в середине восемнадцатого века, когда писалась «История Сибири», не представлял уже особой значимости...

В «Примечаниях» к миллеровской «Истории Сибири», подго­товленной под редакцией С. В. Бахрушина уже в советское время, можно прочесть: «Обдорский городок основан в 1595 году на месте остяцкого городка, носившего у русских название Носово­го, на берегу реки Полуя, в шести верстах от его впадения в Обь. Название Носового городка сохранилось за Обдорском и в позднейшее время. Происхождение названий «Носовой» и «Обдорск» (Обь-река, дор-мыс) находят в языках зырянском, са­моедском, остяцком».

Официальной датой основания Салехарда считается год 1595-й. Однако некоторые исследователи (дореволюционные — все) удлиняют историю Обдорска. Знаменитый тобольский крае­вед А. А. Дунин-Горкавич считает датой основания год 1593-й. Такой же версии придерживаются автор заметки «Обдорск» в «Новом энциклопедическом словаре» популярных Брокгауза и Ефрона, а также пишущие путешественники, которым в разное время приходилось описывать Обдорск,— Ипполит Завалишин, Николай Абрамов, Виктор Бартенев, Михаил Сидоров, Юрий Кушелевский, Франц Белявский и другие.

Основание острога на Полярном круге связано с появлением Березова. Именно из этой воеводской крепости двинулись казац­кие струги вниз по Оби. Относительно даты основания Березова у историков также нет единодушного мнения. Но в последнее время работами А. И. Андреева считается доказанным, что Бере­зов появился не в 1593 году, а лет на 5—6 раньше. В этом свете дата основания Обдорска — 1593 год выглядит достаточно обос­нованной.

Еще смелее в своих предположениях большой знаток сибир­ской исторической географии писатель Сергей Марков.

Если сопоставить все факты, приведенные в его книге «Зем­ной круг», то можно прийти к выводу, что поселение у устья Оби основано не «государевыми», а торговыми людьми.

Историк Сибири С. В. Бахрушин считал, что Обдорская зас­тава появилась не на голом месте, а рядом с поселением тузем­цев: либо остяков, либо самоедов. Аргументы для этого предполо­жения профессор ищет в лингвистике.

Первоначальное название поселения Носовой город — пере­вод хантыйского наименования Пулп-Нгавот-Ваш либо ненецко­го Саля-Гард. Отмечено, что русские поселенцы перекладывали коренные названия на русский язык. Отсюда и вывод — Обдорск появился на месте поселения аборигенов.

Городам же, основанным в более поздние времена, официаль­но присваивались их туземные наименования, без перевода на русский. Вот почему чуть позже своего основания Носовой город был переиначен на местный лад и в течение более чем трех веков назывался Обдорском.

Очевидно, Обдорск вполне мог быть основан раньше, чем офи­циально зафиксировано. Однако для рождения городов необхо­димы условия. Историческая необходимость появления Обдорского острога возникла как раз на исходе XVI века. После Ерма­кова похода появилась возможность «прибрать к рукам» обшир­ные просторы богатой Сибири, и русское правительство, возглав­ляемое Борисом Годуновым, начало последовательную колониза­цию «закаменных» территорий.

Обдорская застава была самым северным и самым восточным форпостом этого продвижения к берегам Ледовитого и Тихого океанов.

Сложен вопрос и с основателем города. Острог не играл реша­ющей роли в колонизации, на первом месте были Березов, потом Мангазея, видимо, поэтому и в официальных документах не отражена роль первостроителя, и первые сибирские историки не придавали значения тем, кто стоял у истоков города.

В книге И. Завалишина «Описание Западной Сибири» отме­чается (правда, без ссылки на источник), что в 1593 году служи­лые казаки и стрельцы под ведомством березовского воеводы Никифора Траханиотова срубили первые венцы Обдорского острога. Власть русского царя над легендарной Обдорью, прежде бывшая скорее всего только эфемерным титулом, стала конкрет­ной, закрепилась строительством нового городка.




«ВАХТОВАЯ» КРЕПОСТЬ

Что представлял из себя Обдорск в начальную пору своего существования? Если воспользоваться современными терминами, его, пожалуй, точнее всего можно назвать «вахтовой» крепостью. После «Семеня дня» (то есть 1 сентября), как свидетельствуют документы Сибирского Приказа, «до июня ж месяца на той за­ставе быти не для чего, потому что место пустое».

Но летом, когда поздним маем могучая Обь взламывала креп­кий панцирь льдов и речной простор открывался и для ходких стругов, и для степенных кочей, да и для худых «лодчонок» под холщовым парусом, становилось оживленно и людно в Обь-Полуйском порту. На речном перекрестке, на перепутье двух оживленных торговых дорог, острог становился пристанищем безбоязненных купцов, отчаянных мореходов, ремесленных людей и прочего отважного люда, который манила и звала к себе бога­тая и почти не угнетенная страна.

«Закаменная» Обь — Обдорь — сулила быструю наживу и счастье. Не в характере русских первопроходцев было пугаться трудностей. Как только подходил к полуйскому устью караван, начиналась бурная жизнь. Из Тобольска в Мангазею шли напол­ненные товарами кочи и барки купцов и промышленников, чтобы в августе пройти назад, грузно осевшими от бочек с соленой белой рыбой, топленым рыбным жиром и невесомыми связками черных соболей, рыжих лисиц, белых песцов, серебристых белок. Переполох в острожке начинался, когда узнавали, что на коче движется командированный служилый голова «с государевой казной» либо (не приведи господи!) и сам воевода. Вдали от воеводского надзора местные целовальники ладили закон и уло­жения, как понимали их сами, разумеется, не в ущерб себе.

Купцы робкого десятка, в основном прибывавшие из-за «Камня», пересиживали некоторое время в Обдорске, дожидаясь «своих братей, торговых людей, из сибирских верховых городов». Некоторые самоедские племена, не позабывшие своей воинствен­ности, время от времени, сообразуясь с силой противника, «по­трошили» вместительные трюмы торговых кочей. Поэтому пред­почтительней считалось двигаться без особого риска, большим караваном, еще лучше под охраной государевых служилых людей. Не все мангазейские кочи следовали до Тобольска. Некоторые из них бросали якоря в Обдорске, чтобы произвести перепаузку на мелкие речные суда. Этим суденышкам предстояло по Собь-Усинской водной системе переваливать в некоторой части воло­ком через Полярный Урал, чтобы выйти на Печору, в Европу.

Первый речной караван из Тобольска, который приходил вслед за березовским, привозил хлеб и муку. Они шли на про­дажу не только русским, но и туземцам, которым пришелся по нраву этот невиданный в их рационе продукт.

Начинала развиваться торговля с аборигенами, в основном «баш на баш». Конечно, купеческий «баш» был не в пример пожиже того, что ему давался взамен. Пушнина была сказочно дешева. Купцы в обмен на товары первой необходимости и раз­ные безделушки брали также «жир рыбный и рыбу белую», ко­торую солили в «кадях и бочках» везли в воеводский город.

Некоторых купцов, приезжавших с запада, из-за «Камня», и не склонных к дальним и опасным путешествиям, вполне устра­ивала только обдорская торговля. Они не рвались к золотым гривнам Мангазеи, а быстренько и не без собственной пользы сбывали свои товары в острожке, чтобы вернуться сюда через год.

Застава располагала по тем временам большими «командиро­вочными удобствами». Можно было попариться в казенной бань­ке. Еще одно казенное заведение — «хлебная изба» — исправно пекла караваи и сдобу. А вот «харч, квас и сусло» отдавались на откуп предприимчивым и сноровистым обдорянам.

Тем временем август начинал собирать мокрые тучи, посто­янные ветры ярили реку штормами, по утрам подстывала непро­лазная береговая грязь. Приближался «Семень день». Письмен­ные головы, подьячие, целовальники, купцы и приказчики, ре­месленный люд, мореходы собирали добытое и готовились уезжать. Одни спешили для того, чтобы поспеть через море, другие — «для того, чтоб им на Камени не замерзнуть». Застава пустела, ибо «в сибирские города тою дорогого зимой никто не ездит». Жизнь в «вахтовой» крепости замирала до следующего июня, до нави­гации.

Однако оставались склады, и их кому-то нужно было охра­нять. Кто-то должен был следить за деревянным укреплением. Две пушки и четыреста сорок четыре картечины, дотошно под­считанные писарем, тоже требовали команды. А кому-то просто некуда было податься. Так крепость в «новоприобретенном се­верном крае» обзаводилась постоянным населением.

Через сорок лет после основания это было отмечено воевод­ской грамотой, и Обдорск получил важный титул «заставы».

Знаток истории и географии Тобольского края Л. А. Дунин-Горкавич в третьем томе своей обширной монографии «Тоболь­ский Север» пишет:

«Основание Обдорска было вызвано необходимостью защиты от инородческих набегов и для пресечения беспошлинной и запо­ведной мены между поморскими торгашами и самоедами. С целью охраны ясачных остяков от самоедов установлена была «годовая обережь», для которой высылалось из Березова первоначально до 50 казаков, иногда даже до сотни, затем число казаков посте­пенно сокращалось и, наконец, при отмене «годовой обережи» совсем прекратилось».

Оставим на совести исследователя его замечания об инород­ческих набегах и охране ясачных ханты от тундровых ненцев, они упомянуты здесь лишь для красного словца: даже скудные исторические сведения ни разу не упоминают о набегах тундро­виков на Обдорское зимовье.

Отмена же «годовой обережи» несла в себе реальную угрозу городу. Он терял свое назначение форпоста колонизации. Морской путь из Архангельска рачительным Годуновым был для инозем­ных капитанов закрыт. Пионеры Мангазеи пробирались сибир­ской тайгой все дальше на восток, к Тихому океану.

Последние сведения о казаках мы встречаем в документах царствования Анны Иоанновны. В 1731 году по ее указу Обдорск был реконструирован, построили новое деревянное укрепление. Город удостоился герба, на котором лисица держала стрелу. А печать гласила: «Печать государства, Сибирские земли, Обского устья». При крепости имелись пушки и мортиры.

Крепость представляла из себя небольшой четырехугольник, огороженный стоячим тыном. Две башни были смотровыми, две — проезжими. Крепость для надежности была вокруг обнесена ро­гатками. Над одноэтажными домами годовщиков и казаков воз­вышалась деревянная маковка Васильевской церкви, срубленной в 1602 году.

В 1799-м тобольский губернатор Кошелев издал приказ упразднить обдорский «арсенал». Все неиспользованное боевое имущество отвезли в губернское артиллерийское ведомство. Больше казацкие караулы из Тобольска в Обдорск не наведыва­лись: обходились своими служилыми.

В начале XIX века Обдорск посетил тогдашний тобольский губернатор Корнилов, который навел ревизию городским укреп­лениям. Он приказал их упразднить, как писал в циркуляре «за ветхостью». Деревянная цитадель, не отразившая пи одной атаки, перестала существовать.




УГНЕТАТЕЛИ В РЯСАХ

Ветшали бесполезные крепостные стены. По поднимались стены церковные. На месте деревянного храма поставили кир­пичный. Шедевр местной архитектуры должен был привлечь к себе не только русскую публику, но и язычников из «инородцев».

Начало христианизации севера Тобольской губернии связано с именем «апостола Сибирского Севера» Филофея Лещинского.

Деятельность Филофея нельзя расценивать однозначно. С вы­соты нашего времени мы можем сказать, что этот энтузиаст тратил свою завидную энергию явно не по назначению.

Неудач по искоренению «злобесопочитания» среди северных народностей у Лещинского было, пожалуй, больше, чем явных успехов. В 1714 году Филофей крестит в Березове сына обдорского князя Гынды — Тайшу. Однако предпринятая через три года обдорская экспедиция ставшего уже митрополитом Филофея заканчивается явно неудачно. По наущению «крещеного князя» инородцы даже не допустили церковника к своим жилищам.

На какие только ухищрения не шли последователи этого энергичного ревнителя веры, чтобы обратить в христианство ханты и ненцев Нижней Оби. Главным оружием в их арсенале был слабо завуалированный подкуп. Но даже откровенное заиг­рывание с аборигенами не достигало цели.

Наглядным свидетельством непопулярности «бога отца, сына и святого духа» в тундровых условиях может служить история с Обдорской миссией. Несколько лет церковному начальству по­требовалось, чтобы найти священников для работы с инородцами Крайнего Севера. Они были приняты местным населением откро­венно враждебно. Миссия просуществовала менее года, незадач­ливым проповедникам «слова Христова» пришлось отбыть в епар­хию в Тобольск, не добившись практически никаких результатов.

Не вполне осознанно аборигены чувствовали, что христиан­ство, кроме слов, ничем им не поможет. За первыми подарками после обряда крещения следовал новый гнет, церковный. Угне­татели в рясах не брезговали ничем: обворовывали священные места ненцев и ханты (под видом «борьбы с язычеством»), зани­мались продажей водки, спекулировали на перепродаже товаров первого спроса.

Не мудрено, что даже новообращенные, как свидетельствует современник, «впадают в ыдольские невежества».

Построенная в 1745 году каменная Петропавловская церковь не могла похвастать богатым приходом. В основном ее посещали лишь русские поселенцы, да приезжие купцы ставили пудовые ярого воску свечи в честь бога, с именем которого они могли беспрепятственно грабить своих «меньших братьев» по вере.

Своему церковному причту Обдорск обязан тем, что попал на страницы русской литературы. В обширной галерее главных и второстепенных персонажей романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» не затерялся безымянный «обдорский монашек». Сейчас трудно сказать, с кого писан этот ярко безжалостный образ. Но вполне можно предположить, что подобных монашков Достоевский в изобилии встречал во время своей сибирской ссылки, когда сидел в Тобольской пересыльно-каторжной тюрьме.

Христианизацию на Тобольском Севере большей частью вели люди низкого морального уровня, притеснители и угнетатели. Даже светские власти должны были отметить это.

Обдорский комиссар Иван Евсевьев доносил в консисторию о том, что от местных священников «инородцы» находятся в вели­ком притеснении: «Оной народ долженствует доводить наставле­нием до прямого знания христианского закона, а к ним токмо безвинно напрасныя притеснения происходят».

Особняком в ряду обдорских священнослужителей стоит фигу­ра подлинного просветителя архимандрита Иринарха Шиманов­ского. Но о нем — позднее.




БУМАЖНЫЕ РЕФОРМЫ

За годы своего существования Обдорск несколько раз менял свой административный статус. В 1804 году в составе Березов­ского уезда было организовано Обдорское комиссарство, в кото­рое входило две волости — Обдорская и Куноватская.

Через два десятилетия комиссарства упразднили, стали назы­вать их отделениями. Обдорск в течение долгого времени оста­вался «столицей» огромной, по территории равной нескольким европейским государствам волости. Управление делами «инород­цев» находилось в ведении небольшой группы местных чинов­ников.

Вся система государственного устройства, осложненная се­верной спецификой, способствовала грабежу со стороны чи­новников.

«Небольшие жалованные оклады,— делает вывод современ­ный историк Н. А. Миненко, — не могли обеспечить даже про­питание чиновникам и их семействам. Эта группа паразитиро­вала за счет местных русских и аборигенов, занимаясь вымога­тельством и прямым грабежом».

Чиновный люд, прибывавший на Обский Север, не отличался высокими нравственными достоинствами и щепетильностью в вопросах морали. Сюда чаще всего попадали «проштрафившиеся», те, кто не мог удержаться в более цивилизованных местах. Ра­порты местного начальства пестрят такими «кадровыми» помет­ками: «по службе остается беспечным к обязанности своей», «с некоторого времени не занимается совершенно делами», «по многим неприличным поступкам придан следствиям». Присут­ствуют в личных делах и более серьезные характеристики: «буйственные насилия», «различные стеснения», вымогательства, чаще же всего — беспробудное пьянство.

Главной заботой волостного начальства в Обдорске, как, впро­чем, в уездных и губернском городах, был сбор ясака.

Щедрый на «мягкую рухлядь» край привлекал царскую казну. Правительство нашло удобный способ получать драгоценные меха соболя, песца, лисицы, горностая, белки, ондатры без осо­бого труда — ясак.

Если номинально ясак не выглядел грабежом, то те, кто осу­ществлял царскую политику на местах, делал его таким. Находи­лось много способов и лазеек, чтобы часть пушного ясака не уходила дальше сибирского начальства.

Правительство, естественно, не желало иметь конкурентов в лице тех, кому доверяло сбор пушного налога.

А потому собирать ясак поручалось «князцам». В 1805 году в Обдорске была учреждена изба, в которой ненецкий старшина, «князец», принимал ясак и другие подати от обдорских ханты и ненцев. Но рядом с неграмотным «князцом» находились «пищи­ки» и приемщики. На их содержание брался дополнительный налог. Да и сами «пищики» без особого труда сводили пушной «дебет-кредит» в свою пользу.




ПРАВО НА БУНТ

Неграмотные обитатели северных тундр не знали своих прав, но всегда орудием бедных против непосильного гнета было право на бунт. Казачьи реляции сообщают о выступлениях обездолен­ных тундровиков против тех, кто проводил в жизнь грабитель­скую политику царского правительства на Севере. В 1745 году казаки арестовали обдорца Хаска Васанова, который объявил себя «государем». Хаска боролся за предоставление независимо­сти своему народу.

Ответом коренного населения тундры на «Устав об инород­цах» (начало XIX века) и другие куцые послабления были новые волнения...

Так, местные старшины во главе с князем Тайшиным жало­вались тобольскому губернатору Бантыш-Каменскому на то, что с ханты берут гораздо большие налоги, чем с кочующих ненцев, а также, что его соплеменники боятся насильственного крещения. Бантыш-Каменский обещал уладить оба вопроса. И хотя откры­того выступления не произошло, можно сказать, что этот скры­тый бунт закончился победой восставших. Бантыш-Каменский, опасаясь новых выступлений, добился перевода в третий разряд — «бродячих инородцев», с которых не взимались допол­нительные налоги, всех самоедов, вогулов и остяков Нижнего Приобья.




«ВОЗМУЩЕНИЕ» ВАУЛИ ПИЕТТОМИНА

Но этот перевод был не более как временным послаблением, и «ропот» среди аборигенов, как отмечал преемник Бантыш-Каменского на губернаторском посту князь Муравьев, не прекра­щался и в тридцатые годы. Недовольство эксплуататорской поли­тикой царизма на Севере вылилось в крупнейшее восстание ханты-ненецкой бедноты под руководством Ваули Пиеттомина. Отважный Ваули из рода Ненянгов («комар») смолоду отличался непокорным характером, стремлением к справедливости. Прежде чем выступить против русской колониальной администрации, он попортил немало крови тундровым богатеям. Группа бедняков, возглавляемая Ваули и его товарищем Магири Байтиным, отби­рала у богатых оленевладельцев «лишний» скот, который пере­давала безоленным беднякам. Несколько лет в Тазовской тундре власть реально принадлежала десятку восставших и беднякам. Но богатеи не могли молча сносить эти «грабежи». Они жалова­лись князю Тайшину, и в конце концов жалобы дошли до обдорского заседателя Соколова, который и велел арестовать мятежного Ваули.

В Березове Пиеттомина и Вайтина били плетьми, а потом сослали в работники в Пирчинскую волость недалеко от Сургута.

Через несколько месяцев ссыльный поселенец, завладев лод­кой, вместе с «главным товарищем» своим бежал на родину. Здесь помнили доброго «грабителя». Ваули объяснил своим соро­дичам, что русское начальство само отпустило его на волю и (это, разумеется, предназначалось для богатой верхушки) назна­чило главным старшиной над всеми ненецкими родами и вата­гами. Руководитель бедноты понимал, что «законность» его дей­ствий только привлечет на его сторону массы бедняков. Так и случилось. Ваули мог сменять старшин, притеснявших обездо­ленную бедноту, реквизировал оленей у богатых, чтобы раздать их неимущим. Но справедливость только в Тазовской тундре не удовлетворяла Пиеттомина. Он решил сменить князя Тайшина, усердного слугу царя и обдорских чиновников, чтобы установить власть бедноты над всем Обдорьем. Вокруг Ваули объединилось около четырех сотен ненецких чумов. Мужчины и юноши были вооружены. В своем чрезвычайно разнородном арсенале повстан­цы из бедняцкого войска наряду с кремневыми ружьями и но­выми винтовками имели ножи, луки, копья.

Ваули объединил отряд лозунгами: сократить ясак, увеличить государственные цены на пушнину, снизить непомерно раздутые цепы на муку и другие товары первой необходимости, продавае­мые русскими купцами. Требования были жизненно важны для большинства семей тундровиков, поэтому они с воодушевлением примкнули к «главному ненецкому старшине».

В декабре 1840 года войско Ваули двинулось к Обдорску. Узнав о движении отряда ненецкой бедноты, исправник Скорня­ков в новогоднюю ночь прибыл в Обдорск. Срочно собралось со­вещание обдорской правящей верхушки. В доме купца Трофи­мова обсуждали оборонные меры чиновники, купцы, напуганный князь Тайшин и его старшины. Решено было обезглавить вос­стание, захватив в плен руководителя. Разгромить отряд, остав­шийся без вожака, было легче. К Ваули, уже стоявшему непода­леку от Обдорска, был направлен местный обыватель Николай Нечаевский. В прежние годы он торговал с Ваули и неплохо знал его.

Обманом Ваули заманили «в гости» к князю Тайшину, и там руководитель восстания был арестован исправником.

В Обдорске по случаю успешного подавления народного волнения состоялся первый военный парад казаков «в полной аму­ниции».

Правительство не замедлило отметить служебное рвение обдорских чиновников. Действовавший «с благоразумием опыт­ного чиновника» бывший обдорский заседатель, дослужившийся до чина уездного исправника, Скорняков получил Владимира 4-й степени. Князя Матвея Тайшина специально пригласили в императорскую столицу, где он был «высочайше» обласкан, жалован богатой одеждой, награжден вызолоченным кубком, гра­мотами. Не был обойден и «мещанин» Нечаевский, заманивший Ваули в западню. За предательство «друга» он такяш награжден золотой медалью с надписью «За усердие». Другие чиновники получили разные знаки отличия.

Ваули Пиеттомин был закован в кандалы, приговорен к ка­торжным работам и под конвоем отправлен в Тобольск, а оттуда в Восточную Сибирь, подальше от родных мест.

Но оставшихся на воле соратников Ваули собрал Пани Ходин. Как и Ваули, Пани отнимал оленей у богатеев, чтобы отдать их бедным, призывал не платить ясак и не подчиняться русскому начальству. Более десяти лет отряд Пани наводил страх на тунд­ровых кулаков. Против бунтующих оленеводов совместно высту­пили сторонники князя Тайшина и царские чиновники. В 1856 году Пани и его ближайшие сподвижники были арестованы и заключены в тюрьму. Почти три десятилетия бунтовала тундро­вая беднота.

Память о народном герое надолго сохранилась в сердцах ненцев. О Ваули сложены эпические песни, которые до сих пор помнят старики в чумах. Они рассказывают о том, что при «стар­шине Ваули» хорошо зажил тундровый народ: «вдоволь мяса стало, теплая одежда у всех, есть на чем ездить».

Уже в советское время именем «ненецкого Пугачева» назвали улицы в национальных поселках, дали названия пароходам. Пер­вый ненецкий художник Иван Истомин создал о Ваули картину, украшающую окружной краеведческий музей, а ненецкий поэт Леонид Лапцуй посвятил народному богатырю свою поэму-сказа­ние «Рождение Ямала».

И хотя Ваули Пиеттомин погиб на царской каторге где-то в Восточной Сибири, народная легенда гласит, что Ваули не был пойман царскими сатрапами, отбился, ушел в горы Полярного Урала и еще долго не давал жить спокойно тем, кто грабил бед­няков. Ненцы чтят в горах Полярного Урала Вавлё-Пэ — Ваули-камень, где, по преданию, похоронен народный герой.

И ТОГДА ВРАГИ НАСЕЛИ СТАЕЙ.
НО УСПЕЛ В ТОТ МИГ ПРЕМУДРЫЙ ВАУЛИ
СТАТЬ СКАЛОЙ, НАД ЗЕМЛЯМИ ЯМАЛА
СТАЛ ОН ВОЗВЫШАТЬСЯ СВЕТЛЫМ КАМНЕМ,
СОГРЕВАЯ ПЛАМЕННОЙ ДУШОЮ
ВЕРНЫЕ СЕРДЦА ПЛЕНЕННЫХ НЕНЦЕВ...




«ГИПЕРБОРЕЙСКОЕ МЕСТЕЧКО»

К середине XIX века в Обдорске селилось около полутора сотен русских. В основном это были рыбопромышленники, при­шедшие в Нижнее Приобье из Тобольска и Березова и осевшие здесь.

Обдорск уже тогда нравился путешественникам. Михаил Си­доров, посетивший его в шестидесятых годах, отдавал ему пальму первенства в сравнении с другими северными городами: «Село довольно хорошо выстроено, на сухом возвышенном над рекою Подуем месте, своею наружностью и устройством превосходит и Пустозерск, и Туруханск, и Сургут».

Ипполит Завалишин не без чувствительности в слоге писал: «Это гиперборейское местечко, с своей красивой деревянной цер­ковкой и группой хорошо обстроенных домиков, очень эффектно, когда на него глядишь с реки».

Как же жили обдоряне, каков был их быт, нравы, промыслы?

Можно вспомнить лаконичную и безжалостную характери­стику, которую дал северному городку Николай Алексеевич Некрасов. В книге «Три страны света» он как бы мимоходом за­метил: «Обдорск — это сто амбаров и несколько домов, где вместо стекол в окнах натянута налимья кожа».

Главной достопримечательностью Обдорска с начала XIX века становится новогодняя ярмарка. Власти были вынуждены учре­дить ее, дабы пресечь незаконную торговлю. Сами казачьи ка­раулы, призванные оберегать аборигенов тундры от нахрапистых купцов, вели «потаенные торги», доставляли в становища ханты и ненцев муку, хлеб, мережу, табак, сукно, пилы, топоры, ножи, огнива, камни, капканы и другой пользующийся спросом товар. За все это они получали тундровой «валютой» — мехами. Местные власти тоже не брезговали «торговлишкой».

Торговые склады со временем разрослись в целый квартал, амбаров в Обдорске стало втрое больше, чем жилых домов. К ян­варю сюда съезжались купцы и их приказчики не только из сибирских городов — Тобольска, Березова, Ирбита, Омска, Том­ска, Тюмени, Иркутска, но и из Европы — Устюга Великого, Ижмы, Архангельска, Нижнего Новгорода, Кунгура.

Северный Обдорск несколько принаряжался, становился люд­ным и шумным, слышалась многоязыкая речь.

«Наружный вид обдорской ярмарки чрезвычайно оригинален и нисколько не похож на торжище, — свидетельствовал публи­цист из некрасовского «Современника» Константин Губарев. — На совершенно ровной тундре, у самого берега реки сгруппиро­вано в углу до четырехсот и более впряженных в нарты оленей. Косматые костюмы самоедов, одетых с головы до ног в оленьи шкуры, длинные воткнутые у каждой нарты шесты с копьями вверху придают этой стороне картины что-то дикое, воинственное. Ярмарочная площадь оканчивается несколькими деревянными сараями, в которых товары поценнее и торг производится как бы оптом».

На прилавках и в амбарах — печеный хлеб пирамидами, мука, холсты, сукно, табак нюхательный и для жевания. Для про­мысловиков — капканы, топоры, пешни, цепи, сети, мережа, пилы, медные и железные котлы, кружки. Для женщин — яркие платки, шелковые ткани, корольки, гарусные пояски, сукна и ситец ярких расцветок, бисер, иголки, нитки, стеклярус. Здесь товары для верующих — воску ярого свечи, ладан. Для пропита­ния — соль, сахарные головы, хмель, мед пудами, кубы сливоч­ного масла, чай. Для зажиточного народа — сафьян, кожи крас­ные, меха мерлушковые, «лбы» и хвосты бобровые, мыло, гребни слоновые, «мелочь лавочная».

Торговля шла либо на обмен, либо в долг.

В торговых сводках в глаза бросается одна закономерность. Заметно, что на Север завозились товары на меньшую сумму, чем вывозились. Объяснялось это просто: торговля была одно­сторонне несправедливой, купцы скупали северные товары за бесценок, наживаясь дважды: в Обдорске, а потом на сибирских и уральских ярмарках, выгодно сбывая северные покупки.

Наряду с официальной ярмаркой, разрешенной властями, существовал «черный рынок», где властвовали «скрытость и тайна».

Подпольные торги были на руку купцам, потому что позво­ляли без широкой огласки обманывать тундровых аборигенов. Обдорские обиралы всячески отвергали торговлю на деньги, а практиковали такой натуральный обмен, который позволял завы­шать цены на свои товары и занижать — на меха. Местные чи­новники потворствовали им в этом. Когда из Петербурга пришло разрешение на сбор ясака с инородцев деньгами, местное началь­ство стало хлопотать перед столицей о пушном сборе ясака.

Не последнюю роль в обмене-обмане играла водка...

Промышленность в волости базировалась только на богатст­вах края и развивалась чрезвычайно медленно. Тундровики вы­пасали оленей. «Достаточные обдорцы» имели их в значительном количестве. Но часто стада катастрофически редели из-за эпиде­мий, с которыми никто не боролся. В тундре нередко встречались халмер-мя—«мертвые чумы». Пространство около них было уст­лано костями погибших оленей, а в самом чуме находили скеле­ты умерших хозяев.

Звероловы применяли на промысле капканы, подставные луки, отравленные приманки, стреляли зверей и дичь из ружей и луков. Лисиц и песцов «гоняли» на оленях. Добывали диких оленей, лосей, волков, зайцев, соболей, бобров. На арктическом побережье береговые ненцы вели добычу моржей, белых медве­дей, тюленей, промышляли белугу.




«ИСКАТЕЛИ СЧАСТЬЯ»

Если для тундровиков жизненно важными были оленеводство и охотничий промысел, то обдорян питала река.

На лето городок словно вымирал. «Почти все дома были на­глухо заперты и все селение казалось околдованным непробуд­ным сном, — записывал в путевом дневнике Ипполит Завалишин. — Это объясняется тем, что в летнюю пору все рыбопро­мышленники и туземцы уезжают с семействами на дальний Север, даже до Обской губы, и только пред заморозом реки воз­вращаются в Обдорск».     

Порядки на промысле были по-северному дики. Временные рыбаки и обработчики, которых набирали в основном в Тоболь­ске тысяч до двух, работали сутками, в постоянном зловонии гниющей рыбы, в стужу и ненастье — в холодной воде, спали в черных бараках, где негде было даже просушить мокрую одежду. Орудия лова и обработки были примитивны, так же как и сред­ства транспорта. Промышленники жалели соли, брали ее поде­шевле — дурного качества, рыба гнила, портилась в грязных ларях, чанах, амбарах.

За рыбу аборигенам платили не деньгами, а товарами, про­дуктами. За двухкопеечную сальную свечку забирали двух муксу­нов. За два бумажных пояска, не стоивших и копейки, промысло­вик выкладывал муксуна. Чем дальше от Обдорска уезжал купец, тем более on наглел. Если в волостном центре пуд муки инородец, мог приобрести за четырех муксунов, то в Надыме ему приходи­лось отдавать в 3—4 раза больше.

Царское правительство законодательно закрепило за абори­генами рыбные угодья, оленьи пастбища, охотничьи промыслы. Причем продавать их не разрешалось. Но жадные до наживы люди, прибывавшие на Север, и здесь умудрялись найти лазейки, хотя даже арендные договоры можно было заключить не более чем на год (с разрешения русского и местного начальства). Этот запрет постоянно и повсеместно нарушался.

Аборигены, формальные «помещики», находились в полной зависимости от своих арендаторов, очень часто были у них в неоплатных долгах за мелкие услуги или снабжение промысло­вым инвентарем.

Впрочем, эти права на угодья давали хоть какие-то гроши на существование. Но тех, кто не имел ничего, было больше, чем формальных «вотчинников».

Скупщики вывозили с Севера в Тобольск тысячи пудов мук­суна, нельмы, осетра, а также сорокаведерные бочки рыбьего жира, соленую икру, осетровый клей, вязигу.

Постепенно сложился круг купцов и промышленников, кото­рые держали в своих руках всю экономику дореволюционного Обдорска. Круг этот был неширок, что и позволяло финансовым тузам не особо церемониться в вопросах купли-продажи, без­застенчиво грабить не только коренное население, но и обдорских обывателей. Тобольские владельцы товаров бывали в Обдорске наездами, предоставляя право торговли своим доверенным.




ОБДОРСКИЕ БУДНИ

Обратимся к некоторым свидетельствам современников, оста­вившим нам свои воспоминания о дореволюционных буднях се­верного городка.

Русская колония в Обдорске отличалась заметным своеобра­зием. Летописец Березовского края смотритель уездного училища Николай Алексеевич Абрамов отмечал, что «здешние жители большею частью роста невысокого, телосложения крепкого».

«Чистый великорусский тип!» — пишет другой современник. Но замечает, что в языке обдорян заметно «сладкоязычие», кото­рое объясняет приспособлением русского языка к местным гово­рам. Русские поселяне преимущественно владели каким-нибудь из трех языков туземного населения: ханты, ненцев или коми. В родном языке поэтому допускали погрешности. Говорили «тлилубля», «посел к цорту», «беднязки плохо зивут». Так как коло­ния русских была невелика и отличалась стабильностью, при венчании священник обязательно выяснял, не состоят ли бра­кующиеся в родственных связах.

Автор книги «На Крайнем Северо-Западе Сибири» Виктор Бартенев, некоторое время проживший в Обдорске, оставил опи­сание местной свадьбы:

«Обдорская свадьба сохранила много черт старинного народ­ного быта. Свадьба продолжается обыкновенно четыре дня. В пер­вый день девишник, во второй—«баня», в третий — венчание и свадебный вечер, в четвертый — «пированье». Все эти дни на каждый случай поются особые песни, носящие яркий отпечаток далекой старины. В этих песнях постоянно упоминаются князья и бояре, «стольный Новгород», древнее оружие, терем. Сами обдоряне говорят: «Как наши отцы пели, мы те же песни поем, прежде, однако, было гораздо больше песен». Дивишься, как мог сохраниться этот осколок русской старины среди остяцкой тундры».

Автор статьи в некрасовском «Современнике» оставил коло­ритную зарисовку «высшего света» обдорского общества, где заметил «штаб- и обер-офицерские эполеты, земские сюртуки, верблюжье пальто мелкого торговца, купеческий кафтан и по­повскую рясу».

К началу XX века в Обдорске «имели пребывание»: земский заседатель (эту должность учредили в 1867 году), мировой судья, акцизный контролер, становой пристав, полицейский урядник, объездной участковый врач, фельдшер и повивальная бабка. Торговало 19 постоянных лавок, и успешно вел дела обществен­ный кабак. Торговый оборот обдорских торговцев и промышлен­ников к этому времени перешагнул рубеж миллиона рублей.

В 1891 году (по переписи местного врача Я. Зальмунина) в городе проживало 876 человек, среди них 378 русских.

На рубеже двух тысячелетий в Обдорске началось строитель­ство нового здания Инородческой управы, больницы и богадельни. Больничное обслуживание было примитивным. В одной палате всего на пять коек было то холодно, то душно и постоянно тесно.

О медицинском обслуживании северного края нужно сказать особо. Широко известна знаменитая фраза профессора Якобия, мрачно заметившего: «Среди инородцев в наших тундрах тянется процесс угасания...»

Как же власти помогали бедствующим племенам? О размерах помощи можно судить по таким фактам. В 1816 году купеческая цивилизация занесла на Тобольский Север болезнь, которую не­которые стыдливые доктора старались произносить только по-латыни: люес азиатико. С этого года в крае свирепствовал сифи­лис, «не оставляющий и следов образа человеческого на своей жертве». Попытки врачей, приезжавших из Тобольска, спра­виться с этой болезнью не дали ощутимых результатов.

Столь же страшным бичом тундрового населения была оспа.

Жалка была и система образования.

Русско-туземная школа, открытая по распоряжению тоболь­ского епископа Петром Поповым, в первые годы своего сущест­вования размещалась в доме этого священника и содержалась на его скудные средства. Десяток школьников занимались заучива­нием молитв и немного — письмом и счетом. В 1852 году школа стала церковноприходской. Детей аборигенов в ней почти не было: родители боялись отдавать их туда.

В конце XIX века решено было построить здание новой школы с общежитием для детей туземцев. До революции эта школа-пансионат выпустила (за 19 лет существования) всего 16 детей ненцев и ханты. В основном это были девочки. Мальчики нужны были родителям для помощи по хозяйству.

Кроме государственных школ в Обдорске были открыты две частные. Позднее их преобразовали в двухклассное училище.

Условия были ужасными не только для учащихся, но и для учителей. В 1900 году умер от брюшного тифа девятнадцатилет­ний преподаватель церковноприходской школы Козлов, выпуск­ник Березовского уездного училища. «Сеятель света грамотности над Полярным кругом, — как писалось в некрологе, — получал грошовое жалованье, часть которого уделял матери, голодал, бегая в ватном пальтишке. Это учитель народа, нищий пролета­рий, живший впроголодь, без надежды на лучшее будущее».

Для царских властей северные племена были «бросовым» народом. «Естественным» логическим выводом официальной по­литики и было: не мешать «инородцам» вымирать.

Письма из Обдорска в царскую столицу Петербург шли до шести недель, а в распутицу и до двух месяцев. До Березова почта ходила с оказией... Лишь в начале XX века специальные почтовые пароходы начали доставлять корреспонденцию из То­больска через Самарово и Березов в Обдорск.




ПОЛЯРНЫЙ ПРОСВЕТИТЕЛЬ

На фоне почти всеобщей алчности и жажды к наживе выде­ляется фигура очень сложного и противоречивого человека, кото­рый оставил в истории Обдорска заметный след. Это отец Иринарх, в миру — Иван Семенович Шимановский.

Дворянин, образованный человек, окончив Новгородскую ду­ховную семинарию, он постригся в монахи и уехал в Обдорск, в миссионерскую общину.

«Грустно мне было, когда подъезжал я к серенькому Обдорску, одиноко стоящему на высокой горе реки Полуя. Обдорск от­праздновал свое трехсотлетие в качестве колонизационного пунк­та русских. Что же он дал инородцам? Привил антикультурные привычки употребления спиртных напитков, курения табака, а еще что? Приучил организм инородцев к хлебу, который не может произрастать в голой и холодной тундре? Обдорск поставил, сле­довательно, инородцев в свою зависимость. Но зависимостью-то этою можно и воспользоваться, чтобы помочь им?»

Такими мучительными вопросами терзался новообращенный монах. Тринадцать лет своей жизни, отданной Обдорску, он по­святил тому, чтобы в какой-то мере разрешить их. Он считал себя просветителем и делал все, чтобы оправдать этот титул.

С именем Шимановского связано основание в Обдорске инород­ческого пансиона и миссионерской школы, библиотеки, краевед­ческого музея. Он добился того, чтобы церковное начальство вы­делило средства на организацию миссионерской женской общины. Под присмотром монахинь девочки из семей обдорских абори­генов обучались различным рукоделиям. С ними проводились даже уроки пения.

Шимановский первым завел полярный огород. У него на гряд­ках созревала свекла, репа, брюква, картофель, капуста. Цвели садовые цветы.

Он составил «Хронологический обзор достопамятных событий в Березовском крае. 1032—1910».

В библиотеке при музее. существовал небольшой отдел книг, подаренных Иринарху интересными людьми, с которыми его стал­кивала судьба или с которыми он переписывался. Собрание биб­лиотеки, сведенное воедино его трудами, стало одним из лучших в губернии. В нем находилось около двух тысяч томов, большая часть которых касалась Сибирского Севера. Рискуя саном, он до­пускал в библиотеку и самых любознательных читателей — поли­тических ссыльных. Ссыльные познакомили его с трудами Карла Маркса, Ленина. Закончив церковную службу, благочестивый монах садился и сам штудировал «Капитал». В этой «энциклопе­дии марксизма» он узнал новую, подлинную правду, услышал сло­ва настоящего, а не сострадательного гуманизма.

Шимановский покинул Обдорск в 1910 году. Из его биографии известно, что он отказался от сана: отец Иринарх снова стал Иваном Семеновичем Шимановским. Революцию он встретил на стороне пролетариата. Известно, что в годы гражданской войны он редактировал газету «Голос пролетариата», в которой, вспо­миная прожитые годы на Севере, подписывал свои корреспонден­ции псевдонимом «Шаман обский». Словосочетание прозрачно на­поминало фамилию.

Точно пе установлено, но одна из версий его биографии гла­сит, что редактор большевистской газеты И. С. Шимановский был расстрелян белогвардейцами.

Обдорский просветитель всегда старался быть на стороне угне­тенных...




ВОРОТА В АРКТИКУ

Рассказывая об Обдорске, нельзя миновать одной характер­ной черты его исторической биографии. Крайнее поселение рус­ских на севере Западной Сибири постоянно было либо конечной целью, либо стартовым пунктом разнообразных исследовательских экспедиций, работавших на Ямале.

Впервые путешественники остановились в северном форпосте в 1734 году. Это была эпоха Великой Северной морской экспеди­ции, которой Петр Первый поручил исследовать границы обшир­ной империи. Один из отрядов экспедиции возглавил отважный лейтенант адмиралтейств-коллегии Дмитрий Леонтьевич Овцын. В его задачу входила разведка пути «Студеным» морем из Оби в Енисей. Три сезона понадобилось Овцыну, чтобы пробиться сквозь льды Обской губы и попасть в енисейское устье. Дубль-шлюпка «Тобол» и шхуна «Оби Почталион» в эти три ледовых сезона нередко стояли на траверзе Обдорска, снова и снова воз­вращаясь из-за непроходимых ледовых полей. Зиму 1736/37 года отряду Овцына, задержавшемуся с отправкой в Тобольск, при­шлось провести в Обдорске. Вместе с ними зимовал и отряд буду­щего капитан-командора Степана Гавриловича Малыгина. Кораб­ли Малыгина, еще одного участника организованной Петром Первым Северной морской экспедиции, пробились в Обь из Архангельска.

Через два года в Обдорске остались на долгую полярную зиму матросы еще двух лейтенантов — Алексея Скуратова и Марка Головина. В то время городок являлся одной из баз-перевалок экспедиции и сыграл немаловажную роль в исследовании Север­ного морского пути. Имена лейтенантов Овцына, Малыгина, Ску­ратова остались на карте Ямала.

В 1771 году из Обдорска начинал путь в приморскую тундру девятнадцатилетний студент, будущий русский академик Васи­лий Зуев. Он добрался до чумов, стоявших на берегу самого Ле­довитого океана. Молодость не помешала студенту академика Петра Симона Палласа основательно разобраться в этнографии аборигенов тундры. «Описание живущих Сибирской губернии в Березовском уезде иноверческих народов остяков и самоедцов» и сочинение «Об оленях» отличались глубокой наблюдатель­ностью, широтой охвата и подробностью деталей. Зуев отмечал особенности быта, нравов и промыслов, описывал семейные и со­циальные отношения. Паллас в своем капитальном, широко из­вестном «Путешествии по разным провинциям Российского го­сударства» использовал, несколько переработав, материалы свое­го студента.

В августе 1806 года из Тобольска в Обдорск прибыла экспеди­ция инженер-подполковника департамента водных коммуника­ций Н. Попова. Поводом для организации экспедиции явились реляции сибирских купцов и промышленников, которые писали в Министерство коммерции:

«Северные берега России, одетые временно льдами, кроют при себе такие драгоценности, которые через отважную предприимчи­вость, через деятельную промышленность могут обращены со временем быть в торговлю и, следовательно, в источники богатств для всего государства».

Одним из путей к сибирским богатствам предполагался канал Азия—Европа, который бы соединил устье Оби через реки полу­острова Ямал с Карской губой.

Этой задачей и должен был заняться отряд инженер-подпол­ковника Попова. Экспедиция, базируясь в Обдорске, проработала два года. Были исследованы реки Ямальского полуострова, Поляр­ный Урал — водоразделы Печоры и Оби, а также междуречье Оби и Енисея. Попов в докладе канцлеру Н. П. Румянцеву оста­навливался на варианте канала по притокам Оби и Печоры через Полярный Урал. Для устройства его не требовалось таких боль­ших затрат, как в условиях безлесной тундры. Судоходство было надежней, чем во льдах Карского моря. Сибирь по этому пути могла бы поставлять на международный рынок древесину, смолу, рыбу, пушнину, металлы, мачтовый лес и, по мнению Попова, полноправно вошла бы в хозяйственный оборот государства, вый­дя «из того бедственного положения, в каком ныне находится».

Румянцев был удовлетворен результатами экспедиции. Попов получил повышение в чине, став полковником, но проект был отложен... навсегда.

Три зимовки в тихом, впадающем в полярную спячку Обдор­ске провел восточный отряд Печорской экспедиции под руковод­ством штурмана И. Н. Иванова. Отряд по заданию адмиралтей­ского департамента последовательно описывал побережье Кар­ского моря, детально исследовал морской берег полуострова Ямал, давал названия безымянным мысам, островам, рекам. Работа проходила в чрезвычайно суровых и трудных условиях. Гибель не раз грозила исследователям. Оценивая результаты экспедиции, знаменитый полярный мореплаватель, первооткрыватель Антарк­тиды адмирал Иван Крузенштерн, с восхищением сообщая о со­ставленных картах, добавлял, что имя штурмана Иванова «на­всегда останется памятно».

Картами Иванова пользовались многие полярные исследовате­ли, материалы его экспедиции не устарели и входили в первые советские лоции.

Когда экспедиция Иванова покидала Обдорск, она встретила здесь еще одного исследователя. Доктор Эртман приехал на По­лярный круг, чтобы провести геологические испытания вечной мерзлоты. Он же составил один из первых разговорников, так называемый «Российско-остяций словарь для путешествующих».

Зимой 1843 года в Обдорске побывал талантливый путешест­венник тридцатилетний Матиас Александр Кастрен. Это был че­ловек необыкновенной судьбы. «Сегодня врач произнес надо мной смертный приговор — легочная чахотка», — писал молодой ученый своему научному патрону академику Шегрену, собираясь в новую трудную экспедицию по всей Западной Сибири, Таймыру, Саянам и Бурятии. И довел ее до конца. Не дожив до сорока лет, он ос­тавил заметный след в науке.

Кастрен заложил «основу», создав грамматику и словарь не­нецкого языка и пяти его основных диалектов, собрав и квали­фицированно записав образцы устного творчества разных племен кочующего народа. Он первым начал научно обосновывать родст­венную языковую связь ханты, манси, финнов, венгров.

По материалам, собранным на Тобольском Севере, Кастрен написал грамматику остяцкого языка. Полное этнографическое описание северных народов он не успел закончить...

Его сочинения, и главное из них — «Путешествие Александра Кастрена по Лапландии, Северной России и Сибири. 1838—1844, 1846—1849», пестрят меткими и горестными наблюдениями о тяжелых условиях жизни ненцев, ханты, о произволе, царящем в тундре.

Труды Кастрена посвящены изучению творческих сил народов, которым официальная наука отказывала в праве на «историче­скую жизнь». Кастрен показал, что жизненная стойкость север­ных племен и их высокая материальная культура достойны изумления.

В 1862—1865 годах Обдорск становится базой экспедиции, которую возглавлял неученый и которая субсидировалась не го­сударством. Известный сибирский промышленник, миллионер, со­четавший в себе горячего патриота Сибири и прогрессивно мысля­щего деятеля, Михаил Константинович Сидоров организовал эту экспедицию на собственные средства, чтобы исследовать путь от Енисея к Печоре. Три сезона его доверенный Юрий Иннокентье­вич Кушелевский с небольшим числом помощников и проводни­ков занимался изучением сухопутных и водных путей от Обдор­ска к Туруханску и от устья реки Собь искал выход на Печору. Он в какой-то мере повторял путь отряда инженер-подполковни­ка Попова. Дорога, по мысли Сидорова, кроме того что позволяла вывозить графит с его богатых приисков на Курейке, могла бы послужить общему комплексному развитию северного района. Итог экспедиции был результативным, зимние и водные пути отысканы, а зимняя дорога от Туруханска к Обдорску даже от­мечена вешками, по трассе построены зимовья. Было начато строительство канала Таз-Турухан и Обь-Печорской дороги.

Первые пятьсот пудов курейского графита по «транссеверной магистрали Сидорова», успешно преодолев препятствия тайги, тундры, рек Таз, Пур, Надым, Полуй, доставляются сначала в Обдорск, а потом переправляются через Полярный Урал. Караван благополучно одолел более чем тысячекилометровый путь, но ока­зался бессильным перед чиновничьими рогатками. На реке Печоре приказчиков Сидорова ждали полицейские чины с предписанием Палаты государственных имуществ и таможенного начальства. Была найдена зацепка, по которой графит не мог быть вывезен за границу. После длительных хлопот некоторую часть груза все же доставили в Лондон, но 4500 пудов так и застряли в Обской губе. Сидоров вынужден был выплатить солидную неустойку.

Ревизуя работу своих землемеров, Сидоров сам побывал в Обдорске, оставив его описание в своей книге «Север России».

Умирал этот «миллионщик» и «ревнитель Севера» разоренным. «Власть содержащие» не только не поощрили его профессиональ­ные и деловые проекты, но сделали все возможное, чтобы они по­терпели крах.

Доверенный Сидорова — Кушелевский, который в общей слож­ности провел в Обдорске семь лет, издал в Санкт-Петербурге кни­гу «Северный полюс и земля Ялмал», описав в ней путешествия, привел много данных по этнографии ненцев, обрисовал быт рус­ских обдорян.

В 1875 году через Обдорск проходили отряды экспедиции О. Финша и А. Брэма, которые были снаряжены в Германии Бременским научным обществом. Экспедиция изучила природу и ус­ловия жизни кочевых племен, населяющих Южный Ямал.

В следующем году член-корреспондент Академии наук И. С. Поляков совершил путешествие по Оби, вплоть до ее устья. Он изучал рыбные ресурсы и природные условия края.

В эти же годы Обдорский Север посетили экспедиции Общест­ва содействия русской торговли и промышленности, Западно-Си­бирского отдела Русского географического общества, горного департамента. Здесь работали геолог О. О. Баклунд, ботаник В. Н. Сукачев, ихтиолог Н. А. Варпаховский, географы Т. В. Дмитриев-Садовииков, И. Н. Шухов, профессор Б. Н. Го­родков, зоолог С. И. Драчинский, финские этнографы К. О. Доннер и А. Лехтисало. В непогожее лето 1896 года в районе Обдор­ска работала гидрографическая экспедиция подполковника Андрея. Ипполитовича Вилькицкого, которая «пополнила проме­рами существующие карты Оби и установила, что в Обь невозмо­жен заход судов с осадкою до 12 фут и более». Экспедиция оты­скала удобную бухту Находку на левобережье Обской губы.

В 1881 году на берегу Полуя Главная физическая обсервато­рия учредила Обдорскую метеорологическую станцию, которую на свои средства содержало Морское министерство.

В конце девяностых годов прошлого века появился проект связать железнодорожным путем Обский Север с Европейским. За Полярный Урал была направлена железнодорожная изыска­тельская экспедиция инженера Т. Гетте. Изыскатели наметили ис­ходным пунктом будущей железнодорожной магистрали место близ остяцких юрт — Лобыт-Нанги — и отсюда вели свои иссле­дования. Планировалось пройти Полярный Урал долинами рек Сарт-Ю, Щучья и Лонгот-Юган. Сам руководитель экспедиции пешком, на оленях, на остяцких калданках проделал более чем полуторакилометровый маршрут, добравшись до Югорского Ша­ра. «Человеческий гений,— как не без пафоса писала газета «Си­бирский листок»,— остался победителем в борьбе со льдами и хо­лодом полярной степи». Но дорога была построена лишь через пять десятилетий, только в советское время.

Пожалуй, все экспедиции того времени характеризовались двумя общими чертами: они носили сугубо описательный харак­тер, а путешественники сострадательно констатировали бедствен­ное положение северного края и его обитателей.




ТЮРЬМА БЕЗ РЕШЕТОК

Обдорская среда не выдвинула своих представителей пи в литературу, ни в другие виды искусства, ни в науку. Видимо, затхлая, бездуховная атмосфера заштатного городка царской ок­раины не способствовала рождению талантов. Это была бела всего края. «Сибирь в 280 лет, — писал М. К. Сидоров, — не дала ни одного замечательного человека государству».

Славу городу принесли его «невольные» обитатели — полити­ческие ссыльные. Он не пользовался легендарной славой таких мест ссылки, как Березов или Туруханск, здесь не существовало тюрьмы, но и Обдорск не миновал участи почти всех сибирских городов, которые считались удобными местами для каторжных работ, кратковременного или вечного поселения.

Первым политссыльным в Обдорске был сын дьякона студент Петербургского университета Алексей Нуромский, сосланный в Сибирь в 1877 году за революционную пропаганду среди рабочих фабрики Гегиера.

Одновременно с Нуромским отбывал ссылку в Обдорске Иван Антонович Гервасий. Несовершеннолетнему студенту Петербург­ской военно-медицинской академии десятилетняя каторга была заменена поселением в Обдорск. Гервасий — герой студенческой демонстрации на Казанской площади, которую «История Комму­нистической партии Советского Союза» называет «крупной вехой в демократическом и рабочем движении» в России, «первой со­циально-революционной демонстрацией»[2 - История КПСС, т. 1, М., 1964, с. 75. 26].

В захолустном Обдорске студент прожил шесть с лишним лет. «Благонамеренных» обывателей глубоко шокировала свадьба политссыльного с местной уроженкой, дочкой рыбака, восемнадца­тилетней учительницей Анной Росляковой. Бракосочетание было произведено без надлежащих мещанских обрядов и церковных условностей. Это стоило молодоженам работы: мужа уволили с должности письмоводителя у обдорского заседателя, жена лиши­лась прав преподавания, что поставило их на грань нищенского существования. Но экс-студент не терял присутствия духа, не­смотря на эти неприятности и начинающуюся болезнь. Его ста­раниями в Обдорске на полуйском мысу была открыта метео­площадка.

В 1886 году Гервасий с женой и детьми уехали из Обдорска, но продолжали подпольную деятельность, вели жизнь профессио­нальных революционеров, неоднократно подвергались арестам. Иван Антонович умер в 1913 году, не дождавшись светлого часа, ради которого боролся.

Анна Павловна — первая обдорская женщина-революционер­ка — распространяла нелегальную литературу, организовывала подпольные типографии, страстно агитировала за революционные преобразования. Арест, тюрьмы. До конца своих дней (1933) Анна Павловна, убежденный и стойкий большевик, не прекраща­ла плодотворной деятельности.

Семья революционеров вовлекла в пропагандистскую и агита­ционную работу еще одного обдорского уроженца — брата Анны, Ивана Рослякова, который также долгое время работал в рево­люционном подполье.

В январе 1907 года в Обдорске обосновался еще один профес­сиональный революционер. За спиной двадцатидевятилетнего Богдана, одного из четырех большевиков братьев Кнунянцев, большой опыт борьбы. Участник ленинского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», агент «Искры», делегат Второго съезда РСДРП, член Петербургского Совета рабочих депутатов в грозном 1905-м — вот основные вехи его революционной био­графии.

Как ни старалось жандармское правительство изолировать ре­волюционеров от народа, этого ему добиться не удалось. И цар­ская ссылка помимо воли Правительствующего Сената имела своим результатом революционизацию населения окраин государства.

Большевик ленинской гвардии Богдан Кнунянц недолго про­был в Обдорске. С помощью друзей по ссылке и местного населе­ния он подготовил дерзкий по замыслу и исполнении} побег. Матросы парохода «Владимир» спрятали его в темный шкаф, в котором он совершил путешествие до Тобольска. Рапорт обдор­ского пристава березовскому уездному исправнику задержался. Тобольские друзья сумели переправить Кнунянца в Россию от­куда он вскоре бежал за границу, Чтобы принимать деятельное участие в работе ленинской партии.

Среди тех, кто устраивал дерзостный побег товарищу Богдану, был Николай Немцов, член РСДРП с 1897 года, сосланный в Обдорск, как и Кнунянц, по делу Петербургского Совета депута­тов, членом исполкома которого он был.

Сын тульского оружейника и сам оружейник, Немцов уже в восемнадцать лет стал убежденным большевиком. Вместе с Ми­хаилом Ивановичем Калининым вел революционную пропаганду среди рабочих Путиловского завода, организовывал партячейки на Выборгской стороне. Петербургская судебная палата пригово­рила активиста социал-демократа на вечное поселение в Сибирь. И в Обдорске ставший рыбаком, Николай Немцов не забрасывал пропагандистской деятельности, учился сам, помогал товарищам, объяснял большевистскую правду местным жителям.

Разными путями «товарищ Макар» получал весточки от пар­тийцев из Петербурга, металлистов столицы, с которыми не по­рывал связи. В 1909 году Немцова перевели в Тобольск. Его ам­нистировала Февральская революция.

23 марта 1918 года бывший металлист, рыбак, рабочий пра­чечной, театральный статист большевик Николай Михайлович Немцов на первом заседании губернского исполнительного коми­тета избирается председателем исполкома Тюменского губернско­го Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Позд­нее партийная работа в Тугел, Тамбове, наркомате юсти­ции, ВЦИК СССР.

Закончил свою деятельность Николай Михайлович на посту председателя Московского областного суда.

Большим уважением среди политзаключенных пользовался бу­дущий соратник Феликса Дзержинского — Терентий Дмитриевич Дерибас. Его партийный стаж составлял всего три года, но это было время активной подпольной работы. В социал-демократиче­ском кружке на заводе Гебгольца Дерибас изучал Марксов «Ка­питал», штудировал работы Плеханова и зачитывал номера ленинской «Искры». В полицейском ордере еще при первом арес­те значилось: пропагандист рабочего кружка, распространитель большевистских прокламаций, организатор забастовки на табач­ной фабрике.

Но жандармы тогда упустили отважного подпольщика. Де­вятьсот пятый Терентий встретил на нелегальном положении. Партия послала его в район крестьянских волнений. Во время стычки боевого отряда самообороны с погромщиками Терентия ранили, и полиция схватила его. Но на месте ссылки неуловимо­го революционера снова не дождались. Он бежит в Петроград, работает парторганизатором в рабочих районах. Очередной арест. Очередной побег. Очередной арест. Ссылка в Обдорск.

Здесь, в «тюрьме без решеток», Терентий Дмитриевич пробыл несколько лет, активно участвуя во всех акциях политссылъных. После революции Дерибас — комиссар Красной Армии, организа­тор ВЧК, ближайший помощник Феликса Эдмундовича. Быв­ший обдорский политссыльный, кандидат в члены ЦК ВКП(б), он погиб на посту, до конца оставаясь верным идеям больше­визма.

Следующее поколение политических ссыльных — Георгий Ламбин, Тихон Сенькин, Иван Королев, Максим Гаврюшин и дру­гие уже непосредственно принимали участие в установлении Советской власти в Обдорске. Рассказ о них впереди...

Более трех столетий простоял на крутом берегу Полуя остро­жек, острог, крепость, село, городок Обдорск. Низко неслись над ним мрачные свинцовые тучи, и столь же мрачна и безрадостна была жизнь тех, кто пришел сюда и по своей, и по чужой воле. Казалось, так будет всегда и нет отрадных перспектив у беспер­спективного «ледяного края». «Грань мира, жизни и творения: смерть, вечный холод и вечное молчание — вот принадлежности этого дантова ада!» Так отзывался об этих местах И. Завалишин.

Но не зря голубоглазый студент поднимал красное знамя у Казанского собора, сын дьякона агитировал рабочих фабрики Гешера, поднимал на забастовку табачников будущий чекист, распространял революционную «Искру» Богдан Кнунянц, орга­низовывал боевые ячейки «товарищ Макар».

Россия жила накануне перемен, которые дошли даже до «края земли».




В ПЛАМЕНИ РЕВОЛЮЦИИ

ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ!

ВСЕМ СОВЕТАМ РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ! К РАБОЧИМ, СОЛДАТАМ И КРЕСТЬЯНАМ!

27 ОКТЯБРЯ 1917 Г.

В ПЕТРОГРАДЕ — ВОССТАНИЕ РАБОЧИХ И СОЛДАТ. ЕГО ЦЕЛЬ — СОЗДАНИЕ НЕРАЗДЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ РЕВОЛЮЦИОННОЙ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯН­СКОЙ ДЕМОКРАТИИ.

ЖРЕБИЙ БРОШЕН! ИЛИ РЕВОЛЮЦИЯ, ИЛИ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ, ИЛИ С ПОВСТАНЦАМИ К ВЛАСТИ ДЕМОКРАТИИ, ИЛИ С ВРЕМЕННЫМ ПРАВИ­ТЕЛЬСТВОМ ЧЕРЕЗ КРОВЬ И ТРУПЫ ПОВСТАНЦЕВ К КОНТРРЕВОЛЮЦИИ.

ДРУГОГО ВЫБОРА НЕТ.

ЗАПАДНО-СИБИРСКИЙ ОБЪЕДИНЕН­НЫЙ КОМИТЕТ РЕВОЛЮЦИОННОЙ ДЕМО­КРАТИИ.

ЗАПАДНО-СИБИРСКИЙ ОБЛАСТНОЙ КОМИТЕТ СОВЕТОВ РАБОЧИХ И СОЛ­ДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ.




РЕВОЛЮЦИОННОЕ ПОДПОЛЬЕ

Обдорскпе радиотелеграфисты приняли эту телеграмму из Тобольска поздней октябрьской ночью. Большевики сделали ее общим достоянием уже утром 28-го. Без предварительной догово­ренности, несмотря на мороз, у здания инородческой управы собралось несколько сотен обдорян. Появились красные знамена. Политические ссыльные Михаил Галишников, Максим Гаврюшин, Георгий Ламбин привели неорганизованную массу на самую просторную площадь Обдорска перед деревянной инородческой церковью. На импровизированную трибуну взобрался председатель недавно организованного рабочего союза рыбаков — Максим Гаврюшин. Этот политссыльный, отправленный в Обдорск за участие в рабочих демонстрациях и забастовках, был хорошо известен в селе. На поселении ему пришлось вспомнить свое старое ремесло: он выкладывал северянам добротные, экономные печки — жители очень его ценили. Был известен Максим Андрее­вич и как пламенный оратор. Он умел защитить интересы рабо­чего люда, поэтому и избрали его председателем союза рыбаков, целью которого помимо организации сезонных промысловых ар­телей была главным образом защита интересов рыбаков, батра­чивших на местных богатеев.

Максим Андреевич говорил коротко, отрывисто. И, как точка в конце каждого предложения, заключало фразу белое облачко его морозного дыхания.

—  Победили большевики,— говорил председатель союза ры­баков.— Власть находится в руках партии, которая всегда боро­лась за счастливую зажиточную жизнь тех, кто сегодня угнетен: крестьян, рабочих, солдат — тех же крестьян и рабочих, одетых в солдатские шинели, батраков, всех, кто гнул свой горб, набивая тугую мошну хозяина. Нет больше хозяев! Власть у тех, кто работает!

Конец последней фразы утонул в одобрительных возгласах.

Все время прибывающая толпа выстроилась в колонну и с большевиками впереди, под кумачом развевающихся на октябрь­ском ветру флагов продемонстрировала по главной улице Обдор­ска. Одиночные голоса, затянувшие «Отречемся от старого мира», скоро слились в мощный хор. Не все знали слова песни, но подтягивали ее искренне и сочувственно.

В этот день в городке не раздалось ни одного выстрела..

Кровь, смерть, истязания, расстрелы, «баржи смерти» — все это впереди. Сейчас те, кто развяжет кровавую бойню на Обдорском Севере, только присматривались к противоборствующей стороне.

Шел третий день после того, как в Смольном вождь револю­ции произнес исторические слова:

—  Временное правительство низложено. Да здравствует рево­люция рабочих, солдат и крестьян!

Случайно ли, что уже на третий день после восстания петроградского пролетариата новая власть, власть трудящихся, бескровно взяла верх в далеком заштатном городке на северной, окраине России?

Политические ссыльные не только выступали на митингах и. вели за собой демонстрации бедняков. Уже много лет они гото­вились к тому, чтобы установить в месте царской ссылки справе­дливую власть.

В Обдорск ссылали не только большевиков, но и меньшевиков и эсеров. Однако только подлинные социал-демократы, придер­живающиеся воззрений Ленина, сумели до конца остаться вер­ными делу революционной борьбы, сплотиться, создать крепкое, боеспособное революционное ядро.

Одной из главных фигур в предреволюционной политической жизни Обдорска был Георгий Васильевич Ламбин. Его сослали на длительный срок. Местная полиция разрешила заняться ему портновским ремеслом. Принимать заказчиков на дому урядник не позволил: боялся, что Ламбин будет вести пропаган­ду. Портной вел агитацию «с доставкой на дом»: всегда умел завязать беседу, вести ее в нужном русле. Широкий кругозор, политическая эрудиция помогали ему убедительно показывать систему грабежа и наживы власть имущих на конкретных мест­ных примерах, вскрывать неблаговидную позицию церковников, рассказывать о роли рабочего класса в предстоящей борьбе. Ламбин стал инициатором создания первого в Обдорске коопера­тива, в правление которого были выбраны наиболее грамотные и сознательные обдоряне. Кооперация установила справедливые, значительно более высокие цены на принимаемую рыбу, нежели это делали купцы. Для пайщиков снижались цены на товары и продовольствие. Члены кооператива получали также и дивиденды с прибыли. «Уважаемые граждане», наживающиеся на батраках и недовольные созданием кооперативного товарищества, пыта­лись настроить население против «смутьянов». Но справедливость агитировала за себя лучше всяких слов. Местное население еди­нодушно выступило за Ламбина, которого здешнее начальство, по наущению купцов, намеревалось отправить еще дальше на север. На базе кооператива позже вырос первый Обдорский проф­союз — союз рыбаков, в правление которого был кооптирован и Ламбин. Георгий Васильевич шел во главе первой в Обдорске революционной демонстрации, после свержения в феврале семна­дцатого кровавой династии Романовых. Первыми комсомольцами Обдорска стали сыновья Ламбина — Иван и Михаил.

Михаил Петрович Галишников был малограмотным рабочим. Но одно он понимал четко: против несправедливой системы надо бороться. За участие в «беспорядках» его и сослали в Обдорск. Вращаясь в среде более грамотных политических ссыльных, он сам набрался грамоты, а там, где ему не хватало «ученых аргу­ментов», его всегда выручало здоровое классовое чутье, позво­лявшее принимать верные решения. В союзе рыбаков он был секретарем.

Более десяти лет провел за Полярным кругом Станислав Манчинский. Его сослали после отбытия срока каторги даже не в Обдорск, а еще севернее. Хорошую школу политической закалки прошли Иван Владимирович Королев, Андрей Иванович Смета­нин, Михаил Дмитриевич Атмакин. К нелегальной революцион­ной деятельности они сумели привлечь и местное население, среди которого выделялись приказчик кооперативной лавки Павел Канев, Ефим Дьячков, Иван Чупров, Даниил Никитин, Никита Терентьев, Порфирий Федоров, ненцы братья Ядопчу, Максим и Василий.

Подлинным вожаком обдорского революционного подполья был Тихон Данилович Сенькин, человек, сочетавший в себе каче­ства отчаянного смельчака и осторожного конспиратора, реши­тельного, но мудрого в своих решениях.

Девятнадцатилетний парень из рабочей семьи Тихон Сенькин принял участие в разгроме помещичьих усадеб на родной Орлов­щине. Его отца Данила Яковлевича и старшего брата Ивана по­весили жандармские каратели. К никаким партиям Тихон не принадлежал, поэтому его осудили по статье Уголовного кодекса с ссылкой в Обдорск.

Первое время ему пришлось жить в холодном хлеву. Чтобы пе умереть с голоду, Сенькин нанимался на любые работы: батра­чил на реке, шил сапоги, выкладывал печи. Бедным обдорянам пришелся по душе этот приземистый, крепкий, широкоплечий парень. Даже в крещенские морозы он не носил шапки. Как многие сильные люди, Тихон был добр и, несмотря на постоянную бедность, хлебосолен. Его редко видели в дурном настроении. Он и своей жене наказывал, чтобы «лицо было не «черно», а улыбчато: пусть видят, что счастье не в барыше».

На Севере молодой, любопытный, жадный до знаний и спра­ведливости ссыльный прошел необходимый курс политических наук. «Профессорами» были «политические» с большим опытом революционной работы, разбиравшиеся в стратегии и тактике революционной борьбы, — Богдан Кнунянц, Николай Немцов, Георгий Ламбин. «Товарищу Богдану» расторопный Сенькин помог бежать в Тобольск.

Семнадцатый год он встретил сложившимся революционером-большевиком, хотя формально еще не состоял в РСДРП (б). Когда до Обдорска донеслась весть о свержении царя, Тихон Сенькин вместе с Андреем Сметаниным, Георгием Ламбиным, Павлом Каневым организовал первый в селении революционный митинг.

С деревянной трибуны инородческой управы он произнес ко­роткую, но памятную речь.

Митинг закончился революционной демонстрацией под крас­ными флагами.






ОБДОРСКИЙ СОВДЕП


Конец семнадцатого и начало восемнадцатого года прошли в Обдорске в скрытой борьбе. Власть номинально принадлежала земству, где в основном заправляли купцы, промышленники, быв­шие усердные слуги батюшки-царя, и принявшие их сторону ссыльные меньшевики. Но все большую силу набирал союз рыбаков.

Начиналась первая избирательная кампания в Совдеп. Боль­шевикам пришлось арестовать наиболее рьяных защитников зем­ства — ссыльного эсера Джуагашвили, меньшевика Александро­ва, дьяка Ефима, переметнувшегося на сторону власть имущих бывшего председателя кооператива Александра Рочева.

Революционный порядок в городке охранял отряд красногвар­дейцев, который привел из Березова член уездного Совдепа Тихон Сенькин.

Выборы проходили бурно. Денежные тузы понимали, что для них это тоже «последний, решительный бой». Их рупором был ион Сергей. Но выборщики не дослушали его речь в защиту «подлинно демократического земства» до конца:

— Заврался батюшка.

Большинство выборщиков, представляющих бедноту, отдали свои симпатии Совету депутатов.

Поздно ночью в бывшем общежитии политссыльных Сенькин провел первое заседание избранного Совета депутатов. Первым председателем Обдорского Совета единодушно избрали Максима Андреевича Гаврюшниа, секретарем — бывшего политссыльного Ивана Маслова. В рабочий комитет вошли Георгий Ламбин, Иван Чупров, Иван Королев, Павел Канев, Иван Глазков, Семен Киселев. Был создан отряд Красной гвардии, который вооружил­ся реквизированным у купцов оружием.

Во главе союза рыбаков стал заменивший на этом посту Гаврюшина Иван Яковлевич Чупров, инициативный и деятельный коренной обдорянин. Союз переименовали в рабочий союз. Он объединял более сотни убежденных сторонников нового прав­ления.

Весть об установлении Советской власти на далеком Севере донеслась до столицы. «Вестник комиссариата внутренних дел» сообщал 2 апреля: «В Обдорске организовывается Совет рабочих и крестьянских депутатов».

А через месяц с небольшим «Известия Омского областного Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов» расши­рили информацию.

«Местный рабочий союз организовал Советскую власть. Кула­ки и их наемные приспешники принимают все меры к сверже­нию этой власти. Они объединились под флагом земства, где на­ходятся исключительно кулаки, попы и их сторонники и такой же местный кооператив. Весь трудовой класс стонет и просит помо­щи из других городов, без которой власть трудовых Советов будет задавлена».

Безымянный корреспондент газеты, видимо, ненамеренно сгущал обстановку. Богачи отчаянно цеплялись за безвозвратно уходящую от них власть. Совдеп твердо стоял на стороне трудя­щихся рыбаков, оленеводов. Были проведены первые реквизиции имущества у тех, кто прятал продовольствие, снаряжение для рыбного промысла, товары первой необходимости. Финансовые тузы хотели продемонстрировать неумение рабочей власти уп­равлять городом. Но Совет действовал решительно...

Однако тучи над рабочей властью сгущались. Они шли с юга.

В Березове обманным путем был разоружен отряд красно­гвардейцев, его руководитель Сенькин попал в руки скрытых белогвардейцев. А с первыми пароходами в Обдорск прибыл из губернского земства подполковник Чалов. Он для проформы выслушал депутатов и объявил Совет распущенным, передав всю власть земству.

Активисты новой власти Королев, Чупров, Глазков были аре­стованы и на пароходе вывезены из Обдорска.

В сентябре к полуйскому причалу пришвартовался пароход «Станкевич», на котором находились мятежные белочехи. Чтобы выявить активистов Советской власти, было проведено собрание якобы для дискуссии о формах правления. Началась волна новых арестов. В кормовой люк «Станкевича» загнали Павла Канева, Семена Киселева, Максима Гаврюшина, семью Ламбиных, Ми­хаила Галишникова, братьев Ядопчу, комсомольца Макара Чупрова.

Власть перешла к богатой верхушке. Добровольческий отряд возглавил унтер-офицер царской охранки Иван Панаев. Родствен­ников «советчиков» травили и преследовали.

Особенно глумились над женой Сенькина — Агафьей Петров­ной. Ее заставили поднять тяжелый чан, она надорвалась и вско­ре умерла. Ее старшему сыну Володе было восемь лет, Якову — шесть, Петру — всего полтора года.

Вскоре из Архангельской губернии на подмогу «доброволь­цам» пришел белогвардейский отряд поручика Попова. Началась насильственная мобилизация в белую армию, мародерство, сви­репствовал белый террор. Расстреливали всех сочувствующих прежней власти. Дьякон Попов выдал белогвардейцам своего сы­на Андрея, подслушав, что тот служил в красноармейских частях и воевал с белыми. Андрея лично расстрелял его однофамилец, командир отряда поручик Попов.

Мимо Обдорска курсом на Находку плыли караваны барж. «Правитель Сибири» адмирал Колчак начал расторговывать си­бирские богатства. Международный авантюрист Ионас Лид соз­давал акционерные общества по вывозу награбленного. Только рано ударившие холода не позволили английским кораблям пол­ностью принять грузы. Обдорск был набит белогвардейскими беженцами, мечтавшими удрать морским путем в «цивилизован­ную» Европу.

Большинству из них пришлось бежать по суше вместе с отря­дом поповских карателей. Поручик, набивший руки на казнях безоружных, боялся встречи с вооруженными красноармейцами. Он бежал под Новый год. А в январе северная группировка Крас­ной Армии разбила белогвардейцев под Саран-Паулем, заняла Березов. Отряд Трецевского без боя вошел в Обдорск.

В селе восстановлена власть революционного комитета. Ревком возглавил Станислав Манчинский. В Обдорск постепенно стека­лись те, кому пришлось испытать все ужасы белогвардейских застенков: случайно спасшийся от казни Михаил Галишников, избежавшие «баржи смерти» Василий и Максим Ядопчу, измож­денные узники Александровского централа, восставшие и только поэтому вырвавшиеся на волю, — Тихон Сенькин, Иван Чупров, Иван Глазков, Иван Королев, бывший акцизный чиновник Нуждин, Нижегородов.

Не вернулись на родину Павел Канев, Даниил Никитин, семья Ламбиных. На пути из Тобольска белогвардейцы затопили баржу с пленными.

Шестого мая 1920 года состоялось первое организационное собрание только что созданной большевистской ячейки. Партий­ным секретарем избрали Михаила Галишникова.

Ядро ячейки составляли люди, прошедшие политическую за­калку еще в предреволюционные годы. Вместе с политическими ссыльными в ячейку вошли Ефим Дьячков, временный началь­ник милиции Порфирий Федоров, Никита Терентьев, Михаил Атмакин, Андрей Сметанин, ненцы братья Ядопчу, шестнадцатилетний Матвей Канев, первые женщины-коммунистки батрачки Фекла Дьячкова и Ирина Иванова.

Комитет большевистской организации разместился в давно пустовавшем двухэтажном доме (ул. Ленина, 20).

Начиналась эпоха больших перемен. Казалось, жизнь надеж­но вошла в мирное русло...




«...И КАПЛИ КРОВИ ТВОЕЙ ГОРЯЧЕЙ»

Зимой 1921 года в Обдорске был создан районный комитет РКП (б). Уполномоченного губкома и губисполкома Александра Васильевича Протасова избрали первым секретарем Обдорского райкома партии.

У большевистской ячейки оказался боевой секретарь.

Бывший врач, он имел большой опыт практической револю­ционной работы. За его плечами осталась Тобольская каторж­ная тюрьма, Александровский централ, в котором он организовал заключенных на восстание. Возглавляемый им отряд партизан бил колчаковцев в приангарских лесах.

Сестру Александра Васильевича, Тоню, избрали первым сек­ретарем райкома комсомола и заодно председателем Чрезвычай­ной комиссии по ликвидации безграмотности. Позднее Антонина Васильевна сменила на посту секретаря РКВКП(б) своего брата.

Но оказалось, что самый кровопролитный бой еще впереди. Затаившиеся на время враги Советской власти решили дать последний бой. От Ишима на север катилась волна кулацко-эсеровского мятежа.

Райком партии создал военно-революционный комитет, куда кроме Протасова были введены начальник радиостанции бывший политссыльный Иосиф Петрович Волков, ответственным секре­тарем РКВКП(б) стал Павел Иванович Сосунов. Ревком рекви­зировал огнестрельное оружие у населения, под стражу заклю­чили 16 наиболее видных представителей местной буржуазии. Был сформирован красногвардейский отряд, отправившийся на Тобольский фронт. Но и в Обдорске кулацкие недобитки не дре­мали. В городе вспыхнул мятеж.

Силы новой власти были невелики: 36 чоновцев и полтора десятка милиционеров, охранявших радиостанцию. В арсенале — 8 трехлинеек, 8 берданок и три сотни патронов к ним. У осталь­ных дробовики и допотопные кремневые ружья.

Посланный в Архангельск за партией винтовок и пулеметами коммунист Федор Булыгин погиб в пути.

Мятежники напали на почту, ревком, радиостанцию. После жестоких перестрелок мятеж подавили.

Большевики арестовали его организаторов. Утром были рас­стреляны вожаки бандитов.

В городе было объявлено военное положение.

20 марта обдоряне хоронили отважных бойцов за Советы.

Троекратный салют почтил память революционных бойцов, при­нявших смерть на большевистском посту.

Но это были не последние жертвы классовой борьбы. С юга шли сильные отряды называвшей себя «народной» повстанческой армии. Находившийся в Обдорске Тобсевревштаб принял решение об эвакуации. Заместитель председателя Райрыбы И. Я. Чупров пригнал для этой цели из тундры десять тысяч оленей. Два от­ряда вышли из селения и, разделившись, двинулись в двух на­правлениях: один через Полярный Урал, другой — на север, к фактории Марра-Сале на западном берегу полуострова Ямал. В обозе маррасалинского отряда находилось золото и драгоцен­ности, конфискованные у обдорских денежных воротил.

Бандиты под красно-зелеными знаменами, вступившие в Обдорск, начали с расстрелов. В первый же день они расстреля­ли 19 бедняков, сочувствовавших Советской власти. Среди рас­стрелянных были и женщины, в том числе две комсомолки — Анна Дудникова и Елена Барабанщикова. Красно-зеленые нача­ли преследование Полярноуральского красноармейского отряда. В деревне Ошворы они устроили кровавую бойню. Выбившиеся из сил после перевала горного хребта, красные остановились на дневку в зырянской деревне. Среди отступавших находились женщины, дети, раненые и больные. Пикеты не были выставле­ны. Белые окружили Ошворы. В неравной борьбе погибли коман­дир отряда Сергиенко и политкомиссар Галишников. Над захва­ченными в плен устроили кровавую расправу. Прежде чем рас­стрелять комсомольца Дмитрия Соколкова, бандит Сергеев выре­зал у него сердце и поднял на хорее. В бою и от пуль бандитов погибло 36 защитников Советской власти в Обдорске.

На юге области погиб первый руководитель Обдорского рев­кома Станислав Манчинский. Он умер после жестоких пыток.

В эти дни кулацкого разгула сложил голову один из самых популярных вожаков обдорской бедноты Тихон Данилович Сень­кин. Он командовал отрядом красногвардейцев. Под Карымкарами Сенькин попал в засаду. Связать его смогли только восемь белогвардейцев. Красный богатырь не издал ни одного стона, ког­да ему срезали полосы кожи со спины, когда переломали обе руки, ногу, когда разорвали рот, отрезали нос. Враги не добились ни слова о пощаде. На теле героя нашли восемь винтовочных ран.

Организованный тем временем пароходный десант красных ликвидировал очаги восстания на Оби. Опытный командир Баткунов сумел сделать это без больших потерь.

Но в Обдорске, последнем оплоте белогвардейских недобитков, десант встретил самое отчаянное сопротивление. Мятежники уповали ка поддержку тундровой знати. Берег Полуя у самого впадения его в Обь покрылся сетью окопов. Река в это время года неширока, пароходы должны были обязательно пройти мимо этого места. Еще одни отряд мятежников окопался на горе.

2 июня пароход «Мария» под красным флагом и лихтер, пришвартованный к борту парохода, стали приближаться к Ангальскому мысу. Затихшие на время белогвардейские цепи открыли огонь. С «Марии» ударили корабельные пушки, пулеме­ты. На помощь мятежникам из города начали подходить новые отряды. Артиллеристы перенесли огонь на них. Это и положило начало паническому бегству белых.

«Мария» и второй пароход десанта сумели беспрепятственно пришвартоваться к берегу. Красноармейцы начали вылавливать убежавших в тундру врагов. Часть бандитов на пароходе «Сартынья» скрылись в верховьях Полуя. Эту шайку тоже вскоре обезвредили. Мятеж был ликвидирован.

...На высоком берегу полуйского мыса стоит обелиск. На его барельефе — идущие в атаку в полный рост красноармейцы. На этом месте захоронены те, кого сразила бандитская пуля.

Всегда лежат цветы у бюста Тихона Сенькина в Салехарде и Березове.

Внуки первых большевиков Обдорска шагают сегодня по ули­цам Манчинского, Королева, Сенькина, Гаврюшина, Канева...

Не исчезают из памяти народной имена тех, кто смело бо­ролся и отдал свою щедрую жизнь за справедливость и счастье на земле.




НА ПОРОГЕ БОЛЬШИХ ПЕРЕМЕН

«ВЗГЛЯД ЛЕНИНА СКОЛЬЗНУЛ ВНИЗ И ОСТАНОВИЛСЯ НА СЛОВЕ «ОБДОРСК». СЕВЕРНЕЕ НЕ ЗНАЧИЛОСЬ НИ ОДНОГО НАСЕЛЕННОГО ПУНКТА. ВЫНУВ ИЗ КАРМАНА КАРАНДАШ, ОН ДВАЖДЫ ПОДЧЕРКНУЛ НАЗВАНИЕ ПОСЕЛКА И, ПРИПОДНЯВШИСЬ НА ЦЫПОЧКИ, НАРИСОВАЛ МАЛЕНЬКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК У САМОГО ВХОДА В ПРОЛИВ КАРСКИЕ ВОРОТА.

ВОПРОС О СПАСЕНИИ «СОЛОВЬЯ БУДИМИРОВИЧА» БЫЛ ПОСТАВЛЕН НА БЛИЖАЙШЕМ ЗАСЕДАНИИ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ».

ПРИВЕДЕННАЯ ЦИТАТА — ОТРЫВОК ИЗ ДОКУМЕНТАЛЬНОЙ ПОВЕСТИ ЛЕНИНГРАДСКОГО ПИСАТЕЛЯ ЛЕОНИДА СЕМЕНОВА-СПАССКОГО «БЕЛЫЙ ДРЕЙФ». ПИСАТЕЛЬ РАССКАЗЫВАЕТ О ДРАМАТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ ЛЕДО­КОЛЬНОГО ПАРОХОДА «СОЛОВЕЙ БУДИМИРОВИЧ», КОТОРЫЙ ЗАТЕРЛО ЛЬДАМИ В КАРСКОМ МОРЕ.




СЕВЕРНЫЕ ЗАБОТЫ ИЛЬИЧА

На дворе стоял грозовой тысяча девятьсот двадцатый. У на­родных комиссаров во главе с Ильичем были задачи поважнее, посерьезнее и неотложнее. Однако было сделано все, чтобы спа­сти людей, попавших в арктический плен.

Повесть Л. Семенова-Спасского — документальное свидетель­ство того, что вождь пролетарской революции, великий Ленин, знал об Обдорске. Возможно, и раньше Ильичу приходилось слышать о нем из уст Богдана Кнунянца, Николая Немцова...

В первые послереволюционные годы Ленин часто интересо­вался Ямальским Севером.

Когда возник проект Великого Северного пути — железнодо­рожной магистрали Обь — Котлас — Сорока — Мурманск, он лично написал проект постановления Совнаркома: «СНК призна­ет направление дороги и общий план ее приемлемым»[3 - Ленинский сборник, т. XXIV, М., 1933, с. 53.].

Железная дорога должна была дать выход богатствам обской тайги. Проект оказался неосуществленным, потому что частный норвежский банк, предлагавший эту концессию, оказался несо­стоятельным.

Факт одобрения проекта свидетельствует, что Ленин мудро и дальновидно использовал любую возможность, которая бы по­могла промышленному развитию отдаленных областей обширно­го государства.

Страна голодала. Капиталистические страны отказывались по­могать голодающему населению Красной России. Мандат изве­стному полярному капитану Михаилу Васильевичу Николаеву на руководство морской Сибирской хлебной экспедиции подпи­сывал сам глава правительства.

Приказ, выданный на руки капитану, гласил:

«Вопрос доставки продовольствия из Сибири является воп­росом жизни и смерти для всего северного края Респуб­лики».

Морские суда ждали речной караван с сибирским хлебом на траверзе Нового Порта. Когда речники подошли к Обдорску, их уже ждал на шхуне «Агнесса» энергичный политкомиссар мор­ской экспедиции Семен Васильевич Киселев, который повел ка­раван на перепаузку в Новый Порт. Моряки с честью справи­лись с поставленной правительством РСФСР задачей. Голодаю­щее население Европейского Севера получило от сибиряков 585 тысяч 56 пудов и 10 фунтов хлебопродуктов.

Полмиллиона хлебных пудов позволили продержаться до сле­дующего урожая.

Ленин внимательно следил за ходом всех Карских товарооб­менных экспедиций.

Сибирскую пушнину, лес, рыбу, воск, пеньку, жир, сало с охотой брали английские и норвежские купцы. Торговые, дело­вые контакты, возникшие во время Карских товарообменных экспедиций, в немалой степени способствовали тому, что вскоре одна из самых последовательных противниц Советской власти — Великобритания — установила дипломатические отношения со Страной Советов.

В течение восьми навигаций (1921 —1928) обдоряне были свидетелями того, как тянулись на Север, к Новому Порту, кара­ваны речных судов, груженные в Тобольске, Омске, Тюмени си­бирскими товарами, а возвращались назад последней водой, гру­женные английскими, шведскими, немецкими машинами, мото­рами, электро- и радиооборудованием.

Владимир Ильич Ленин постоянно интересовался богатства­ми края «к северу от Томска», где, как он писал в статье «О продовольственном налоге», «царит патриархальщина, полу-дикость и самая настоящая дикость»[4 - _Ленин_В._И._Поли. собр. соч., т. 43, с. 228.].

6 апреля 1921 года Председатель Совнаркома подписал декрет, в котором говорилось: «Исходя из неотложной необходимости создания Великого Северного пути из Сибири в Европу и в наши северные порты для экспорта леса, хлеба, рыбы, мяса, пушнины, жировых продуктов, богатств недр и поверхности земли... учиты­вая государственное значение Сибири Совет труда и обороны по­становил: 1. Поручить ВСНХ организовать Ямальскую экспеди­цию. 2. Поручить ей обследовать: а) Ямальский, а затем Мангазейско-Туруханский водные пути; б) подходы к ним по Обской, Байдарацкой и Тазовской губам...»

В. И. Ленин следил за судьбой Ямальской экспедиции, пред­лагая Сибревкому «не задерживать», «оказывать полное содейст­вие», «исполнение телеграфировать».

По указаниям Ильича были организованы многие северные исследовательские экспедиции: Обь-Тазовская Института исследо­вания Сибири, этнографическая экспедиция Внешторга (1921), отряды Северной научно-промысловой экспедиции ВСНХ. В водах, омывающих Ямал, работали гидрографические отряды Плавучего морского научно-исследовательского института.

То пристальное внимание, которое оказывал вождь партии коммунистов национальным окраинам страны, диктовалось и на­сущными заботами хозяйственного развития молодого пролетар­ского государства, а также последовательными взглядами на на­циональный вопрос. Только активное вовлечение богом и царем забытых окраин в революционный процесс преобразования мог вывести живших здесь аборигенов из «полудикости и настоящей дикости».




ПЕРВЫЕ ШАГИ

В грандиозных планах советских полярников по освоению Российской Арктики большая роль отводилась и Обдорску. Летом 1920 года сюда прибыли из Наркомпочтеля инженер Григорий Тимофеевич Тимбукин и будущий начальник радиостанции Иосиф Петрович Волков. Рабочие под их руководством установили два нефтяных двигателя «Болиндер», антенные мачты, смонтировали внушительных размеров громоздкий искровой радиопередатчик. Через две недели Обдорская радиостанция заработала. Она стала связующим звеном между центром России и Уралом, с одной стороны, Сибирью и Дальневосточной Республикой — с другой. Особую значимость она приобрела, когда кулацкие мятежники прервали линию связи от Тюмени до Омска и только через Об­дорск правительственные телеграммы могли дойти до Иркутска. Обдорские телеграфисты не однажды видели на принятых радио­граммах условный гриф Председателя Совнаркома.

Коллектив станции, в основе своей состоящий из большевиков (Теодор Сарапу, Т. Тушкин, В. Толстухин, П. Донской, Н. Михай­лов), укрепил небольшую городскую партийную ячейку кадро­выми рабочими.

Во время мартовского мятежа радиостанция сыграла важную роль. Из Березова на помощь был вызван отряд красноармейцев во главе с начальником гарнизона Даниловым. Отсюда же, когда, казалось, наступил последний час, была отправлена телеграмма в губернский город:

«Коммунисты Тобольского Севера, истекая кровью, шлют пла­менный привет непобедимой РКП, дорогим товарищам и нашему вождю Ленину. Погибая здесь, мы выполняем свой долг перед партией, Республикой с твердой верой в конечное наше торже­ство. Секретарь райкома РКП Протасов».

Оборудование станции было вывезено от белых в тундру маррасалинским отрядом. После подавления мятежа станцию снова смонтировали. С навигации 1922 года Обдорская радиостанция работала с морскими судами Карской товарообменной экспедиции, Усть-Енисейским портом, Диксоном, Югорским Шаром, Омском, Новониколаевском, Челябинском.

В эти годы полярную станцию в Обдорске возглавлял Николай Романович Дождиков, тот легендарный Дождиков, который по личному распоряжению Ленина передал знаменитое воззвание «К гражданам России», из которого Европа и весь мир узнали о революции в Петрограде. Царскосельской радиостанцией, на которой работал Николай Романович, были переданы ленинские Декрет о мире и Декрет о земле. Начальник полярной станции в Обдорске спустя 46 лет после своей первой зимовки в городе на Полярном круге выпустил в свет интересные мемуары — «В эфи­ре — Арктика», в которых даны зарисовки обдорского быта пер­вого после окончания гражданской войны мирного года.

Предстояло строить новую жизнь, воплощать в конкретные дела строки четких и точных ленинских декретов. Советская власть уничтожила вотчинное право на землю, все государст­венные и местные сборы и налоги для коренного населения, отме­нила грабительский ясак. Госторг начал организовывать факто­рии в тундре. Домики со складами, где аборигены могли купить товары первой необходимости, появились в Кушевате, Мужах, Шурышкарах, Хэ, Щучьей, Новом Порту, Яр-Сале, Хальмер-Седе. Теперь уже ненцам из далеких тундр не нужно было меся­цами добираться до Обдорска, чтобы запастись товарами впрок на целый год.

Выделение крупных товарных фондов северным районам, система государственного кредитования, создание факторий улуч­шили материальные условия коренных национальностей.

Все промыслы и предприятия в Нижнем Приобье были нацио­нализированы отделом по делам национальностей (Сибнац) при Сибревкоме в 1920 году.

При Наркомате по делам национальностей создается Поляр­ный подотдел по охране и управлению первобытных племен севера России. Позднее его функции были переданы комитету Севера. Делами на Обском Севере ведал Тобольский комитет.

2 августа из села Самарово (ныне Ханты-Мансийск) в Москву ушла радиограмма. На телеграфном бланке лепились отпечатан­ные неисправным «Ундервудом» слова:

«Москва. Кремль. Предсовнаркома товарищу Ленину.

Созванная Народным комиссариатом по делам национально­стей конференция туземных народностей Тобольского Севера по национальным вопросам под почетным председательством това­рища Ленина, первая в истории полярных народов, выявляя на­циональную волю, наметила пути широкого творчества.

Самоедская, зырянская, остяцкая, мусульманская, вогульская народности в лице конференции горячо приветствуют националь­ную политику Республики Советов, выражают братскую соли­дарность мировому пролетариату, готовность стать на защиту интересов пролетарской революции.

Да здравствует мировое самоопределение народов и между­народная пролетарская революция!»

В числе делегатов из Обдорска были А. Серасхов, Г. Ямал, Н. Вануто, И. О. Хороля, Г. И. Артеев и Василий Тайшин — последний из родовых старшин, перешедший на сторону рево­люции.

Один штрих, который говорит о многом, — доклад представи­теля Обдорска на конференции был подписан... родовыми тамга­ми и крестиками. Ни один из делегатов не разумел грамоты.

На первом этапе национального районирования советские власти решили ограничиться созданием округа с центром в То­больске, а в Обдорске в ноябре 1923 года был создан район: волисполком, избранный на волостном съезде Советов в январе 1922 года, преобразован в РНК. В районе насчитывалось шесть сельских Советов: Кушеватский, Мужевский, Сыиский, Хэнский, Тазовский и Обдорский. В этих поселках были созданы и партийные ячейки. Членам РИКа, депутатам приходилось решать самые разнообразные вопросы, ведь коренная суть революцион­ных преобразований воплощалась в конкретных мелочах. Уста­навливая цены на пушнину, учитывали материальное положение сдающего меха: у зажиточного брали дешевле, бедные же сдава­ли по повышенным цепам. «Наиболее выдержанного члена» пар­тии райисполком посылал в командировку в Тазовскую тундру на борьбу со спекулянтами. Постановлением исполкома штрафо­вались лица, замеченные в пьянстве. Вырученные средства (штраф брался в рублях золотом) шли на местные нужды: при­обретение учебников и пособий для школы, на оплату труда учителей.




БОЛЬШЕВИКИ ОБСКОГО СЕВЕРА

Хозяйство района в то время находилось в катастрофической запущенности. И плюс к этому царское наследство — беспросвет­ная тьма повальной безграмотности, свирепые эпидемии, голод, нищета и вековые долги тундровиков.

Тот, кто вчера отстаивал новую власть с винтовкой в руках, должен был браться за хозяйственную работу. Требовались люди политически грамотные и чуткие, преданные делу революцион­ных преобразований, стойко стоящие на страже интересов бедноты.

Одним из первых советских хозяйственников в Обдорске был Иван Яковлевич Чупров. Настойчивый, целеустремленный, с силь­ным характером, сын местного бедняка-коми, он сумел закончить начальную школу при Обдорской инородческой миссии. Поступив в городское училище в Тобольске, успешно закончил его. Но Иван Яковлевич кроме официального диплома получил еще один, негласный, за который в предреволюционные годы ссылали в Обдорск и еще дальше, — он прошел школу обдорских политссыльных. Потом участие в революции и гражданской войне.

Арестованный белочехами, избитый, истощенный, Чупров бежал из Александровского централа, подняв с товарищами вос­стание, вернулся в Обдорск, чтобы вступить в большевистскую ячейку, организовать Советы в тундре. Во время мартовского мятежа Чупров спасал радиостанцию. Позднее именно ему Совет­ское правительство поручило возглавить поиск пассажиров тер­пящего бедствие «Соловья Будимировича». Когда отгремели грозы революции и гражданской войны, Иван Яковлевич возглавил Об­дорский волисполком. Его же назначили директором отделения Обско-Тазовского государственного треста по эксплуатации рыб­ных и пушных промыслов. Чупров сменил на этом посту быв­шего комиссара 232-го полка 26-й Златоустовской дивизии Л. Чикина.

«Красный купец» умело повел дело. Первые рыболовецкие артели местной бедноты были хорошо снаряжены как орудиями лова, лодками, так и продовольствием. Артельщики зарабатывали гораздо больше, чем нанимавшиеся в артели обдорского нэпмана Вардроппера. «Немец» не выдержал конкуренции и вынужден был свернуть «дело». На путине 1926 года промысел вели более тысячи рыбаков государственного треста, объединенные в 109 артелей.

Чупров буквально «излазил» весь округ: летом — на слабо­сильном катеришке, зимой — на традиционных нартах. Тундро­вики любили его, считали «своим».

Стойким большевиком на хозяйственной работе проявил себя Ефим Иванович Дьячков. Грамоты у него было маловато, но недостаток знаний заменял богатейший опыт батрацкой жизни, горячее, участливое сердце, понимание бедняцких интересов. К тем, кто предпочитал личное благосостояние справедливости и общему благополучию, Дьячков был принципиально беспощаден. Его боялись саботажники, те, кто укрывал от сдачи государству пушнину и рыбу, кто припрятывал продовольствие, вздувая цены на рынке. Ефим Иванович стоял у «колыбели» первых коллек­тивных хозяйств на его родной земле.

Советская власть черпала кадры из недр бедняцких масс, беря в свой актив людей с обостренным чувством справедли­вости.

Хорошую память оставил о себе бывший боец северного ком­мунистического десанта, освобождавшего Обдорск, коммунист

С. Д. Удегов. Организатор Уренгойской и Тамбейских факторий входил во все заботы и интересы тундровых охотников, которые шли к нему за помощью и советом, был незаурядным пропаган­дистом, агитатором, организатором промысла. За два десятилетия своей работы он подготовил для вступления в партию немало промысловиков из коренного населения.

Фактории были не просто торговыми и заготовительными пунктами. Избы под красными флагами становились центрами советской работы в тундре, базами экономического подъема. Здесь абориген мог конкретно оценить справедливость новой власти на примере ее торговой и кредитной ПОЛИТИКИ.

Постепенно в штат факторий вводились медики, проморганизаторы, культработники.

Почти все крупные поселки округа свое начало ведут от фак­торий.

К началу двадцатых годов Обдорск становится базовым посе­лением организаций, которые вели работы по всему району: Центрального акционерного торгового общества, Московского товарищества «Пушнина», Уральской областной конторы Акцио­нерного общества торговли хлебными и другими сельхозпро­дуктами, Уральской областной конторы Русско-Английского сырь­евого общества по заготовке и скупке пушнины. Районный центр начал приобретать промышленный облик.




СТАНОВЛЕНИЕ ХОЗЯЙСТВА

В ноябре 1925 года был пущен в ход лесотарный завод Обьтреста — предвестник промышленного развития края.

А вскоре в Тобольской газете «Северянин» появились такие информации:

10 февраля 1926 года. «Учреждения Обдорска осветились электричеством. Предполагается расширить сеть до пятисот лам­почек. Население интересуется, высказывает желание иметь электричество в каждом доме. Обдоряне охотно сменили керо­синовую коптилку на лампочку Ильича».

Исчезала печально известная «обдорская темь».

15 июля 1926 года. «Второй росток, не менее важный на Тоб-севере, — это консервное производство. В настоящем году на кон­сервной фабрике вводится механическая закатка коробок, чем увеличивается производство в 1926 году до 300 тысяч банок, а к 1927 году предложено довести производство до полумиллиона банок».

Северные консервы уже и на первых порах имели экспортное значение. Для пробы Госторг продал за границу небольшую пар­тию, а в 1926 году консервсиндикат получил заказ уже на 167 тысяч банок.

Хороший спрос имели консервы и на внутреннем рынке, ко­тируясь как одни из лучших по своим вкусовым качествам.

В городе также действовали небольшие кирпичный и извест­ковый заводы. Промкомбинат объединял кустарей: лодочников, кузнецов, мебельщиков, косторезов и даже мастеров по изготов­лению гармоний.

Но главным в районе остается сельское хозяйство.

В 1924 году специальное Постановление ВЦИК СССР призы­вало развивать на Севере выгонное оленеводство. Выделили зна­чительные средства из союзного бюджета на подготовку специа­листов оленеводства, преимущественно из коренного населения. Дело ставилось на серьезную научную основу.

В Обдорске появились ветерннарно-врачебный пункт и первое стабильное научно-исследовательское учреждение, немыслимое при царском режиме: ветеринарно-бактериологический институт, в состав которого входили эпизоотические экспедиции. Масштаб­ность этого предприятия может подчеркнуть такой штрих: до революции ни один тундровик даже не слышал таких слов, как «ветеринар», «зоотехник». Сотрудники ветеринарного пункта и института первоочередной задачей считали борьбу с эпидемиями, сокращавшими в отдельные годы поголовье оленей более чем наполовину и ставившими кочевое население под прямую угрозу смерти. За десять лет существования коллектив института сумел сделать главное — ликвидировал самый страшный бич северных оленей — сибирскую язву.

Постановление ВЦИК положило начало стабильному разви­тию сельского хозяйства на Обском Севере.

Вся политика Советского государства была направлена на планомерное всестороннее развитие как исконных, так и новых отраслей северного хозяйства. Правительственный декрет об охоте узаконивал новые, учитывающие специфику Севера правила про­мысла, контроль за которым был возложен на организованный в Тобольске окружной охотосоюз. Постепенно начинал осуществлять­ся ленинский кооперативный план. В Обдорске создаются коопе­ративы «Приполярный край», «Труженик Севера», «Полярный строитель», «За освоение Севера». Многочисленные хозяйствен­ные и заготовительные организации, имевшие агентов в Нижнем Приобье, были объединены в единое акционерное общество. На­чалось планомерное создание рыболовецких кооперативных ар­телей — прообраз будущих коллективных хозяйств. Часто артели получали безвозмездную помощь от государства материалами и промысловым снаряжением.

С 1928 года начинается создание интегралкооперативов, кото­рые занимались комплексом вопросов: промыслами, снабжением, кредитованием, устройством быта коренного населения. Бедняк знал, что «мурлавка» придет ему на помощь раньше, чем многооленный родственник. Интегральная кооперация укрепляла ма­териальную базу северного хозяйства.

В 1929 году в Обдорске было создано первое в Нижнем При­обье коллективное хозяйство, оно получило название «Красный Октябрь».

Огромную роль в создании промышленных предприятий и развитии промыслов и торговли, укреплении форм советской ра­боты играла Обдорская партийная организация.

Первая районная партконференция проходила в Обдорске 2 и 3 февраля 1924 года. Ответственный секретарь комитета РКП (б) Иван Алексеевич Андреев докладывал: в составе орга­низации 32 члена и 18 кандидатов партии.

Для политического просвещения коммунистов в селе была открыта школа политграмоты. В ее четырех группах занималось 27 коммунистов и 34 комсомольца. Приглашались и беспартийные, основную массу слушателей которых составляли женщины.

Здание Инородческой управы отдали под Дом народов Севера. Совет общественности, который возглавил член райкома партии Федор Ануфриев, вел политическую пропаганду среди националь­ного населения.

Коммунистов Обдорска возглавили инициативные партийцы: Иосиф Яковец, П. В. Аржанухин, К. С. Москвитин. Ко времени Всесоюзной партпереписи (1927) в селе действовали уже две ячейки: территориальная и при отделении Обдортреста. В них было 54 коммуниста.

Приполярная перепись 1927 года свидетельствовала, что сдела­ны лишь первые шаги, основная работа впереди. Район к этому времени насчитывал уже шестнадцать с половиной тысяч населе­ния, основную массу которого составляли ненцы, ханты и коми. Две трети хозяйств кочевников были бедняцкими. Из десяти че­ловек в районе неграмотными были девять. На громадную терри­торию района приходились всего один врачебный и три фельдшер­ских пункта. В шести школах училось менее сотни ребят. Первым врачом, заведовавшим обдорской больницей, был Арсений Ивано­вич Шубинский, человек, для которого клятва Гиппократа стала сутью его характера. Он оставил о себе самые теплые воспомина­ния, проработав два срока по заключенному контракту.

Перепись свидетельствовала, что перед партийными, совет­скими и комсомольскими организациями стоят актуальнейшие задачи развития производительных сил, решение проблем куль­турной революции.




ОБДОРСКАЯ «КОМСА»

Необходимо отметить роль молодежи и ее руководителя — ком­сомола в начавшихся преобразованиях. Вместе со старшими мо­лодые обдорцы прошли школу революционной борьбы. Иван и Константин Езынги, Кесарь Поленов, Василий и Максим Ядопчу были среди помощников политссыльных, устроивших нелегаль­ную маевку в 1918 году. Иван и Михаил Ламбины помогали Сенькину арестовать полицейского пристава.

На связь с обдорской молодежью пришел посланец Архангель­ского союза рабочей молодежи Иван Кожевин. Начал устанавливать связи с революционерами, но был предан. Белобандиты до­гнали его в селе Мужи и убили. Для устрашения местного насе­ления голову первого комсомольца Ямала выставили на всеобщее обозрение. Но местное население втайне от карателей похорони­ло тело юного героя.

Первое собрание обдорской «комсы» состоялось в июне 1920 года в помещении местной партячейки. Из тех, кто первым записался в молодежный союз, Назар Филатов и Лаврентий Со­колков погибли при защите Ошвор, Елену Барабанщикову и Анну Дудникову расстреляли каратели в Обдорске. Якова Рочева сразила пуля при отражении мятежников у здания Обдорского ревкома. В добровольческом красноармейском отряде нашел свою смерть Даниил Никитин, тяжело был ранен в боях Семен Киселев.

После стабилизации Советской власти комсомольцы начинают регулярно проводить лекции и беседы среди молодежи, «ком­сомольские рождества» с антирелигиозными выступлениями. Из­бачами в глубинку направляются Иван Хозяинов и Николай Вануйто. Пользуются популярностью вечера «спайки пролетарской молодежи», «смычки с батрацкой молодежью». Комсомольцев выбирают в составы сельских Советов, правлений кооперативов, добровольных обществ и профсюзов. Руководители комсомольских организаций выбираются в партийные органы. От бюро ячеек РКСМ выделяются экономорганизаторы, комсомольцы борются с безработицей, ведут массовую работу, читают неграмотным газе­ты, книги.

Среди активистов-комсомольцев тех лет были коми Анна Пер­мякова и Николай Торлопов, чуваш Федот Федотов, русские Александр Москвитин и Федор Рычков, Дарья Ведерникова и Клавдия Нагибина.

Укрепление комсомольских ячеек проходило в осложненных спецификой Севера условиях. Немалую роль играли языковые и этнические барьеры. Влиять на национальную молодежь можно было лишь зная языки: ненецкий, коми и три диалекта хантый­ского, а также особенности быта, традиций населения. Только с таким арсеналом можно было начинать революционное наступ­ление на «духовный провинциализм».

Февральский номер журнала «Наш край» рассказывал чита­телям:

«Обдорск. Там, на холодном Севере, за Полярным кругом, вы думаете, там только полярный холод? Нет. Там бьется лучами солнце КИМа. Обдорская «комса» — жемчужина Тобольской ор­ганизации. Вот письмо из Обдорска: «Ну, братва, и места у нас! Тысячи, тысячи верст кругом. А все-таки мы побеждаем эти тысячи. Мы тоже готовимся быть ленинцами».

Молодежь тянулась к ячейкам союза молодежи, получившего в 1924 году имя Ленина.

В 1925 году решением Второй комсомольской конференции создается районная детская коммунистическая группа — органи­зация юных пионеров. Над пионерскими отрядами шефствовали ячейки РЛКСМ. Спустя несколько лет в городе появился первый пионерлагерь.

Комсомольцев можно видеть всюду. Они устраивают ликпункты, школы малограмотных и школы-передвижки. В избах-читальнях проводятся игры в «профкарты» и «батрака». Национальной молодежи помогают заключать справедливые трудовые договоры с нэпманами. Появляются стрелковые тиры. На реке устраива­ются лодочные гонки. В небо «все выше, и выше, и выше» взмы­вают планеры. Маршируют молодые ребята и девушки с деревян­ными винтовками — комсомол развертывает оборонно-спортивную работу по планам Осоавиахима.

1928 год, старт первой пятилетки. Комсомол призывает: «Все на путину!» В районном центре проводится конференция рыбац­кой молодежи. Среди рыбаков ненцев, ханты и коми на местах промысла создаются первичные ячейки.




ВОЗРОЖДЕНИЕ НАРОДА

На повестке дня остро стояли вопросы культурной революции. Не могли двигаться вперед люди, не освещенные светом грамот­ности и знаний.

Первыми педагогами из национального населения стали ненцы Петр Вылка, в прошлом пономарь церкви, и Петр Ефимович Хатанзеев, лучший ученик Иринарха Шимановского, из-за недостат­ка средств не закончивший второразрядной школы под Тюменью, куда он был направлен Тобольской епархией. Именно Хатанзееву было поручено организовать школу в Собских юртах, жители ко­торых когда-то так пугались грамоты. Несмотря на все трудности, скрытую и нескрываемую вражду зажиточной части жителей чумов, в 1921 году Хатанзеев открывает первую национальную школу в районе.

Помогали ему русский учитель М. А. Протопопов, коми Г. И. Артеев, председатель райисполкома Ф. М. Ануфриев.

Эти годы для северных народностей можно назвать Возрож­дением. Любому Возрождению требуются просветители. Из поро­ды просветителей и был Петр Ефимович. Он закончил «свои уни­верситеты» уже при Советской власти в ленинградском Институ­те народов Севера. Преподавал в Тобольском педагогическом техникуме, затем вновь вернулся на родной Север. Заведовал со­циально-культурным отделом окрисполкома, инспектировал шко­лы. И параллельно много работал над составлением первого рус­ско-хантыйского словаря, издал «Книгу для чтения», перевел для хантыйских школьников учебники начальных классов. На родном языке зазвучали для маленьких аборигенов стихи Некрасова, Пушкина. Это тоже дело Петра Ефимовича. В 1951 году Совет­ское правительство присвоило П. Е. Хатанзееву почетное звание заслуженного учителя Российской Федерации. До самых послед­них дней подвижник-педагог, уже уйдя на пенсию, не бросал творческой работы. На его столе остались незаконченными по­следние страницы словаря.

Ко времени организации национального округа в Обдорском районе действовало уже семь национальных школ, четыре На­родных дома, открыто четыре фельдшерских пункта и больница в Хальмер-Седе. На содержание обдорской больницы с врачом, двумя медсестрами и тремя санитарками ежегодно выделялось десять тысяч рублей — бюджет еще совсем недавно неслыханный.

Для северян в Ленинграде, в Институте живых восточных языков организуется рабочий факультет, который в 1929 году преобразован в Институт народов Севера при ЦИК СССР име­ни П. Г. Смидовича. В Восточном институте имени А. С. Енукидзе создается Северный факультет.

Созданием алфавита для бесписьменных народов советского Севера занимается учрежденный Совнаркомом СССР Всесоюз­ный комитет нового алфавита.

Секретарем Ямало-Ненецкого комитета по новому алфавиту был замечательный ученый, этнограф, лингвист Григорий Давы­дович Вербов. Составленный им ненецко-русский словарь, издан­ный в Салехарде, оказал большую практическую помощь педаго­гам, медикам, партийным и советским работникам, работавшим в тундре.

В 1932 году появляются первые книги на ненецком и хантый­ском языках, напечатанные латинскими буквами. Позднее, чтобы облегчить овладение письменностью как родного, так и русского языков, за основу принимается славянский алфавит.




СТОЛИЦА ОКРУГА

XV съезд ВКП(б), намечая грандиозные задачи первой пяти­летки, не забывал и о развитии Севера. Особое внимание уделя­лось подъему экономики и культуры отсталых национальных окраин. Чтобы постепенно ликвидировать эту отсталость, партия предусматривала более быстрый темп развития как экономики, так и культуры народов Севера.

10 декабря 1930 года Декретом Всесоюзного Центрального Исполнительного Комитета СССР создается в составе Уральской области Ямальский (Ненецкий) национальный округ. Центром его утверждается Обдорск, переименованный в Салехард. В со­ставе округа определено четыре района: Ямальский (центр река Петы-Юн), Тазовскнй (Хальмер-Седе), Надымский (Хэ), При­уральский (Щучья). Салехард территориально находится на пло­щади Приуральского района. Позднее образовывается Пуровский район (Тарко-Сале), а еще позднее из Красноярского края отде­ляется Красноселькупский (Красноселькупск), а из Ханты-Ман­сийского округа — Шурышкарский (Мужи).

Создание национальных округов — это не просто факт адми­нистративного районирования, а новый этап национальной поли­тики партии в работе с малыми народностями советского Севера.

В январе 1932 года состоялась Первая конференция коммуни­стов Ямало-Ненецкого округа. Она обсудила задачи предстоящей хозяйственной и культурной работы, выбрала руководство окруж­ной партийной организации.

Первым секретарем ОК ВКП(б) был избран Алексей Василь­евич Кобельков.

В 15 партячейках насчитывалось 244 члена и кандидата в члены ВКП(б), пятая часть которых были коренными жителями Ямала.

Организаторами округа были посланцы уральских коммуни­стов: А. А. Архипов (секретарь ОК ВКП(б), С. Ф. Давыдов (пред­седатель окрисполкома и председатель Салехардского горсовета), П. И. Лебедев (редактор окружной газеты), А. Я. Давыдова, М. И. Кузьмина, Г. М. Волохов, А. В. Зеленин, Я. А. Десятниченко и другие. На их плечи легли все те трудности, которые не­избежны при больших организационных перестройках.

После большой подготовительной работы, выборов в туземные, районные и окружной Советы депутатов трудящихся с 27 марта по 4 апреля проходил Первый национальный окружной съезд Советов. В Салехард съехалось 60 делегатов со всех концов округа.

Съезд продемонстрировал возросшую сознательность и высо­кую политическую активность коренного населения.

Среди 39 членов и кандидатов в члены окрисполкома поло­вину составили ненцы: Иван Ного, Анна Хороля, Едай Лапсуй и другие.

Первым председателем окрисполкома был избран С. Ф. Скороспехов.

К моменту организации округа, во время работы оргбюро в Обдорске начали действовать Салехардский консервный завод, промкомбинат, промартель, создан колхоз «Красный Октябрь», лесопильный завод обеспечивал потребности рыбаков округа в таре и пиломатериалах.

Детище первой пятилетки — Салехардский консервный завод явился первым по-настоящему промышленным предприятием. Им заканчивалась эра кустарных и полукустарных промыслов, маломощных раздробленных предприятий.

Строительство завода началось в 1930 году летом. Велось оно ударными темпами. К весне следующего года на берегу Полуя, где раньше обдоряне собирали грибы и ягоды, уже появились корпуса консервного и жестянобаночного цехов, упаковочного от­деления, башня водонапора, первые два склада. В сараях барач­ного типа разместились электростанция и паровая котельная. В технологических корпусах смонтировали автоклавы, соусовароч­ные котлы, закаточные и паровые машины. Предприятие (строи­ли его «двадцатипятитысячники») было возведено досрочно. Проектная мощность была рассчитана на выпуск трех с половиной миллионов банок консервов ежегодно. Первая банка скатилась с запущенного конвейера 19 апреля 1931 года. А первый миллион завод дал уже на первом году существования.

Жилой поселок рыбозавода составили два десятка свежесрубленных бараков.

Рабочими кадрами с новым предприятием поделился Тоболь­ский консервный завод: он командировал на Север двести своих рабочих. Тоболяки и составили костяк салехардских консервщи­ков. Федосья Николаевна Русакова, Мария Иосифовна Цепинская, Анна Селиверстовна Апашенина, Акулина Евгеньевна Чикирдина, Вера Николаевна Плеханова, Прасковья Иосифовна Ковалева, Полина Андреевна Мотаева, приехавшие первым «рабочим де­сантом», стали и первыми стахановками города на Полярном кру­ге, отдали «своему» предприятию многие годы жизни.

Филипп Константинович Пашин к моменту переезда в Сале­хард уже работал в рыбной промышленности почти четверть века. Возглавляемый им коллектив консервного цеха явился инициа­тором стахановского движения на новом предприятии.

Когда заводу предстояло осваивать выпуск новых сортов рыб­ных консервов, (дело это трудоемкое, хлопотное),руководство за­вода находило в Филиппе Константиновиче первого помощника. Консервщики избрали Пашина депутатом горсовета первого со­зыва.

Много изобретений было на счету мастера жестянобаночного цеха Федора Григорьевича Петрушина. Паровой барабан его кон­струкции сушил банки, станки вырабатывали паяльную ленту, утилизировали отходы. Цех, который возглавлял депутат окрсовета Петрушин, был полностью стахановским.

Рабочее творчество ежегодно экономило комбинату около 20 тысяч рублен. Завод по тем временам был одним из ведущих в своей отрасли. Подобных ему насчитывалось только полтора де­сятка в системе рыбной промышленности.

Год от года совершенствовалось рыбоконсервное производство, увеличивался выпуск продукции, ее ассортимент. Кроме рыбных выпускались консервы из деликатесной оленины и куропатки. На нужды города и округа шли кормовая мука, технический и пищевой жир, желатин из осетрового кутыря, рыбий клей, техни­ческое мыло.

Росла техническая база. На третьем году существования заво­да было установлено новое оборудование в жестянобаночном цехе, а в консервном смонтировали итальянскую техническую линию фирмы «Бенчини». Позднее ввели в строй механическую мастер­скую, электролитное и лесотарное отделения, новые электростан­ции и котельные. До войны салехардские рыбоконсервщики дали стране почти 22 миллиона банок с этикеткой «Сделано в Салехар­де». Рабочий отряд консервщиков превышал шесть сотен человек.

Производство было сезонным, захватывая только пору путины по открытой воде. Завод перерабатывал продукцию шести рыбо­заводов. Рыбаки внедряли новые орудия лова, расширяли районы промысла. В Обской губе, например, начали промысел осетра. Государство стимулировало рост добычи: заготовительные цены были повышены почти вдвое. Для сохранения уловов впервые применили изотермические плашкоуты.

Одной из первых была награждена в Салехарде высокой пра­вительственной наградой коммунистка Федосья Николаевна Руса­кова. Труд сменного мастера был отмечен орденом Ленина, так же как и труд мастера Ивана Семеновича Козлова.




ЗАПОЛЯРНЫЙ САД

...В протоколах Обдорского сельского Совета могло затеряться, казалось бы, не особо примечательное постановление. На основа­нии общего собрания граждан сельсовет постановил, а председа­тель исполкома т. Артеев подписал: «Дать гражданину Чубынину Дмитрию Мартемьяновичу участок земли в конце села, около кладбища, площадью в одну десятину».

Метеоролог Чубынин прибыл в Обдорск в 1927 году, назначен­ный начальником местной метеостанции. Чубынин, родом из сред­ней полосы России, «заболел» Севером. В Обдорск он ехал не только с мыслями об организации регулярных метеонаблюдений. В дневнике Дмитрий Мартемьянович записывал мысли, которые кажутся современными и сегодня, которые трудно не назвать провидческими: «Можно прожить на Севере год-полтора. Можно зимовку продрейфовать на льдине. И вернуться героем. Но это еще пе освоение Севера. Сюда люди должны приезжать надолго, если не навсегда. Только их усилиями будет заново открыт этот стылый край. Но начинать надо с малого...»

В чем же видел это малое опытный полярник?

«Начинать надо с огородов. Чтобы потом крупные овощевод­ческие хозяйства Заполярного Севера обеспечивали своими ово­щами — морковью, редиской, луком, капустой, картофелем — все население, живущее на побережье Ледовитого океана».

Чубынин рассчитывал на помощь новой власти и энергично занялся проведением опытов на своей экспериментальной деся­тине. Он верил в успех, так же как безвестный в ту пору агро­ном Иоган Эйхфельд, начинавший опыты полярного земледелия на суровой земле Кольского полуострова.

Укрепляли веру в успех и статистические выкладки метеоро­логических данных. Сводки, оставшиеся еще от Антона Гервасия, позволяли вывести среднелетнюю температуру +12° Цельсия. Все агрономы считали эту температуру как раз «критической», нижней на пределе возможности выращивания овощных культур. Но плюс незакатное полярное солнце.

В первый же сезон Дмитрий Мартемьянович собрал неплохой урожай моркови, репы, лука, картофеля. На его приусадебном участке плодоносила малина и черная смородина.

Статьями и опытами Чубынина заинтересовались односельча­не. И не только они — Всесоюзный институт растениеводства, Госплан СССР, организационное бюро Ямало-Ненецкого нацио­нального округа. Опытная десятина на берегу Шайтанки расширялась. В 1931 году под руководством научного сотрудника Тимиря­зевской сельскохозяйственной академии Михаила Михайловича Куричьева строятся первые 80 рам парников для выращивания огурцов и помидоров.

Спустя год окружной Совет отпускает крупные суммы денег на развитие земледелия, создается Салехардская зональная овощ­ная опытная станция. Ее сотрудники проводят эксперименты с целью подбора «уживчивых» северных сортов овощей, разраба­тывают методы агротехники. Одним из инициаторов создания станции был агроном Борис Владимирович Патрикеев. Рекомен­дации научных сотрудников рассылаются в колхозы округа.

В 1933 году Чубынин посылает образцы выращенных на широ­те Полярного круга овощей в столицу. В ответ из Москвы в Сале­хард на имя «заполярного Мичурина» приходит Диплом и Боль­шая золотая медаль Главвыставкома ВСХВ.

Укреплялся и первый салехардский совхоз, специализировав­шийся на выращивании овощей и молочном животноводстве. Сов­хоз был организован в 1936 году на базе бывшего подсобного хозяйства интегралсоюза.

Журналист И. С. Марков, побывавший в хозяйстве, писал в журнале «Омская область»:

«Расположенный в центре округа, совхоз явился по сути дела школой, где воочию доказывалась возможность земледелия и развития крупного животноводства на Крайнем Севере. Совхоз имел громадное не только хозяйственное, но и политическое зна­чение. Опыт работы совхоза показал, что успехи полярного зем­леделия зависят в первую очередь от удобрений и хорошо разра­ботанной почвы. На Крайнем Севере должна быть выработана своя агротехника. Работу совхоза в области растениеводства за первые годы его существования следует рассматривать не с точ­ки зрения урожая и выхода продукции (хотя и это важно), а с точки зрения развития сельского хозяйства в округе в промышлен­ных масштабах на сравнительно больших площадях. И вот в том, чтобы доказать возможности огородничества в округе, совхоз сыграл большую роль. На полях совхоза проверены достижения отдельных опытников и пионеров сельхозосвоення на Крайнем Севере».

Салехардские овощеводы в эти годы добиваются значительных результатов. С участков, на которых работали Ананий Окатьевпч Струнин, Павел Иванович Казанцев, Александра Емельяновна Рогачева, Евлалия Ефремовна Терентьева, получали урожаи кар­тофеля до 300 центнеров с гектара, более 200 центнеров капусты, до 20 килограммов огурцов с одной парниковой рамы.

Успехам этим во многом способствовал труд полярных агроно­мов— Михаила Николаевича Гордеева, Веры Ивановны Ермако­вой, Екатерины Ивановны Зайцевой.

Первым в городе кандидатом сельскохозяйственных наук стал Михаил Калистратович .Барышников, защитивший в Институте полярного земледелия диссертацию о создании кормовой базы для животноводства в условиях Севера.

Большой энтузиаст земледелия на высоких широтах Борис Владимпрович Патрикеев был награжден медалью ВСХВ.

Участницами Всесоюзной сельскохозяйственной выставки стали и доярки молочно-овощного совхоза Е. Ф. Ульянова, К. Ф. Баева, С. И. Крюкова, М. И. Мельникова. Е. Ф. Ульянову наградили Малой серебряной медалью. Доярки надаивали до пяти тысяч центнеров молока ежегодно. Полярные буренки снабжали свежим молоком детские ясли, сады и интернаты. С доярками совхоза успешно конкурировали и работницы молочной фермы колхоза «Красный Октябрь». Совхозную ферму Главвыставком ВСХВ утвердил для широкого показа.

Долгие месяцы проводили в тундре сотрудники научно-иссле­довательской ветеринарно-онытной станции. Они вели большую работу, изучая болезни северных оленей, вырабатывали рекомен­дации по профилактике и лечению наиболее опасных заболева­ний. Свои кандидатские диссертации сотрудники станции, ее ве­тераны А. А. Ключарев, М. В. Полянская, А. В. Краснобаев, разрабатывали ка местном материале, их исследования были тес­но увязаны с жизнью, с практикой северного оленеводства. Науч­ный сотрудник ветеринарно-опытной станции кандидат ветеринар­ных наук Андриан Гаврилович Ревнивых открыл возбудителя «копытки» — этого настоящего бича неприхотливых северных жи­вотных.

В 1939 году коллектив станции был награжден Дипломом Всесоюзной сельскохозяйственной выставки.

Работа ученых вкупе с коллективизацией в оленеводстве, планомерная деятельность по созданию зооветеринарной службы привели к тому, что за годы первой пятилетки общее поголовье оленей увеличилось на 150 тысяч животных и насчитывало около 365 тысяч. Колхозам на развитие оленеводства государство выда­вало льготные долгосрочные кредиты.




ПОДВИГ В ТУНДРЕ

Работа в тундре оставалась главной заботой партийных и со­ветских работников молодого округа. Она была не столько труд­ной, сколько необычной. В тундре проводился исторической важ­ности социально-экономический эксперимент: необходимо было кочевые племена, еще не избавившиеся от пут родовой патриар­хальщины, приблизить к нормам жизни социалистической.

Подвиг революционных преобразований требовал людей вы­сокой культуры, не гнушавшихся грязной работы. Если раньше «инородец» встречался с русскими в обличье купца, попа да урядника, то революция привела в тундру медика, учителя, зоотехника, механизатора, культработника, киномеханика. Эти люди несли в тундру свет новой свободной культуры, но они должны были понять тот народ, к которому шли с зажженным факелом. Северный стаж исчислялся у них в лучшем случае ме­сяцами, чаще же всего многие окунались в неведомую для них обстановку и работу. Не следует забывать, что не выдержавших это испытание было больше, чем тех, кто остался. На первых порах от коммунистов и «беспартийных большевиков», начинав­ших работу в тундре, требовались не только энергичность и напо­ристость, но и терпение, выдержка, такт — словом, те качества, которые позволяют наладить долговременный контакт, устано­вить искреннее взаимопонимание.

Перестраивать экономические и социальные отношения, сло­жившиеся в тундре, было трудно еще и потому, что они ослож­нялись родовыми обычаями, укоренившимися порядками, всем традиционным укладом патриархальной жизни. Не все эти обычаи были бесполезны или вредны, что-то могло помочь строительству новых взаимоотношений. Например, у ненцев искони широко раз­вита взаимопомощь, для охоты и рыбного промысла они часто объединялись, деля добычу поровну. Партия большевиков посто­янно в решениях своих съездов, конференций и пленумов на­целивала северных коммунистов осторожно, бережно, чутко учи­тывать все особенности социального уклада малых народностей.

Изменить этот уклад сразу было невозможно. В первые по­слереволюционные годы встала задача помочь голодающим тунд­ровикам, вывести их из-под влияния местных богатеев, ограни­чить контакты с торгующими нэпманами. Когда эта задача была решена, на очереди встала другая: организация бедноты, ограни­чение богатых. Эту задачу решали родовые, ватажные и туземные Советы, в которые выдвигались в основном представители бедно­ты. Избирательных прав лишались тундровые кулаки и шаманы. Владельцам больших стад доводились твердые задания по сдаче мяса и мехового сырья. Если задания не выполнялись, кулак обя­зан был выплатить штраф оленями; «штрафные» олени переда­вались либо коллективным артелям, либо беднякам.

К концу тридцатых годов начинается организация первых колхозов. На Севере самой распространенной формой коллектив­ного хозяйствования были ППТ — простейшие производственные товарищества. На первых порах они создавались по отраслевому признаку, объединяя либо рыбаков, либо охотников, либо олене­водов, но затем быстро переросли в смешанные.

На Обский Север руководить колхозным строительством приез­жал заместитель председателя ВЦИК, председатель комитета Се­вера большевик ленинской гвардии Петр Гермагенович Смидович. Несколько месяцев он провел среди тундровиков.

Все мероприятия новой власти были направлены на защиту бедняцких интересов: этому служили новые законы землепользо­вания, кредиты, кооперация, помощь колхозам инвентарем.

«Великий перелом» в северной коллективизации приходится на 1936 год, когда половина тундровиков уже трудилась в кол­хозах.

Но кулаки не без боя сдавали свои позиции. Порой им помо­гали и «перегибы» слишком ретивых работников, когда бедняц­кие хозяйства заносились в середняцкие, реквизировались олени, обобщался мелкий инвентарь, без должной разъяснительной ра­боты принудительно распространялись облигации займа. Были другие недостатки, причиной которых чаще всего было непони­мание специфики социальных отношений коренного населения.

Накал классовой борьбы и на Севере был высок.

В окрестностях Салехарда озверевшие кулаки убили члена правления колхоза «Красный Октябрь» Г. С. Мирюгина.

Коллективизация явилась серьезным экзаменом для коммуни­стов, советских активистов, работавших в тундре. Многие из них были закалены огнем революции, прошли пламя гражданской войны. Для более молодых именно коллективизация явилась шко­лой революции.

Беднота тундры хорошо знала своих защитников и помощни­ков— секретарей окружкома ВКП(б) Алексея Архиповича Тара­сова, Петра Ивановича Гулина, председателей окрисполкома Сер­гея Федоровича Давыдова, Михаила Митрофановича Броднева, знаменитого «Афошо» — председателя правления колхоза «Крас­ный Октябрь» Афанасия Михайловича Дружинина, директора На­дымского совхоза Федора Марковича Ануфриева, первого предсе­дателя Салехардского горисполкома Александра Тихоновича Зенкова, зоотехника-оленевода Анну Прокопьевну Артееву, зооветеринара Алексея Павловича Погорелова, первого председателя Надымского райисполкома Кузьму Кирилловича Пермякова, на­чальника землеустроительной экспедиции Анатолия Андреевича Слатвинского, директора Салехардской бактериологической стан­ции Антона Гавриловича Ревнивых, сотрудницу окрземпромотдела Анфизу Кузьмовну Пермякову, заведующую школой-интернатом Раису Павловну Чукомину и многих других.

Из масс тундровых бедняков вышли превосходные организато­ры: председатель колхоза в Надымской тундре, первый предста­витель трудящихся Ямала в советском парламенте Николай Ти­мофеевич Няруй, организатор колхозов в Тазовской тундре, де­путат Верховного Совета СССР Александр Максимович Вэлло, председатель Тазовского райисполкома Дмитрий Григорьевич Тэсида, председатель Пуровского райисполкома Николай Пяк, председатель Мало-Ямальского кочевого Совета Максим Янтик, председатель колхоза «Едай Ил» Вануйто Папули, член прези­диума Приуральского РИКа Григорий Наричи, председатель кол­хоза «Красный песец» Салиндер Хаску и десятки других.

Но колхозное строительство потребовало не только организа­торов, но и квалифицированных, грамотных специалистов из сре­ды тундрового населения.

На главной улице Салехарда в новом, нарядно оформленном здании начались занятия переведенного из Тобольска единствен­ного на Крайнем Севере оленеводческого техникума, который го­товил кадры для общественного оленеводства. Проходили быстро­течные студенческие годы, и молодые дипломированные специа­листы возвращались в родную тундру, где к опыту старших при­бавляли полученные знания.




НА ГЛАВНОМ НАПРАВЛЕНИИ

Город рос. Строительные бригады только государственных пред­приятий в 1935 году возвели в двух «микрорайонах» Салехарда почти четыре десятка новых зданий: на консервном заводе и в старом поселке. Таких темпов строительства древний Обдорск не знал со времени своего появления.

В связи с ростом потребностей увеличивали выпуск продукции салехардские лесопилыщики. В предвоенном сороковом они выпу­стили пиломатериалов более чем на полмиллиона рублей.

Созданный горпромкомбинат начал выпуск остро необходимого для нужд города и округа кирпича.

Нельзя умолчать о деятельности на Обском Севере ГУСМП, как в тогдашнюю эпоху сокращений именовали прославленное Главное управление Северного морского пути, с начала своего об­разования руководимого легендарным полярником академиком О. 10. Шмидтом. ГУСМП приняло на себя основные функции су­ществовавшего до этого при ВЦИК Комитета Севера. Салехард являлся базовым городом управления. Весной 1931 года здесь ор­ганизуется Северо-Уральский трест ГУСМП с торговой и пушно-меховой конторами.

Трест немало сделал для развития экономики окраинного окру­га. Кадры факторий укрепились молодежью, приехавшей на Север по путевкам ЦК BЛKCM. В штат факторий были направлены замполиты, которые проводили массово-политическую работу сре­ди коренного населения. ГУСМП построило школы и больницы в Гыде, Тамбее, Се-Яхе. Культбазы были преобразованы в хозяй­ственно-культурные базы, своеобразные комбинаты по работе в тундре. Ямальская хозкультбаза организовала первую в округе МРС — машинно-рыболовную станцию, начала строительство пар­ников, теплиц, зверофермы.

Сокращать большие северные расстояния помогал транспорт.

Стоит вспомнить, что первые самолеты на Ямал были посланы по распоряжению В. И. Ленина. Он подписал Постановление СНК РСФСР, в котором для нужд Ямальской экспедиции выде­лялись два самолета. Но Обдорск образца 1921 года совершенно не был готов к приему аэропланов — нужной площадки для по­садки не нашли. Отсутствие ее не позволило городу стать у исто­ка полярной авиации. Летевшие на ледовую разведку Карского моря аэропланы застряли в Тобольске. А в феврале 1931 года на подготовленную на окраине Салехарда площадку приземлился самолет Ан-9. Летчик И. В. Михеев вылетел из Москвы курсом на Тобольск, затем приземлился в Березово, а потом взял курс на Обдорск. Это был пробный полет, но он положил начало регуляр­ному воздушному сообщению с крупными промышленными цент­рами. Рейсовые самолеты по маршруту Салехард—Тюмень нача­ли летать с 1935 года. Первый рейс совершил летчик обской авиа­группы ГУСМП С. И. Антушев. Несколько лет линию обслужи­вали пилоты полярной авиации, позднее краснополосые Ан-9 за­менили воздушные машины гражданского флота. В 1937 году была открыта первая внутриокружная регулярная линия, соеди­нившая центр с тогдашним крупным поселком Новый Порт. Линию Салехард — Гыдоямо осваивал знаменитый летчик Сера­фим Иванович Антушев.

Летать приходилось «вслепую». Пилот на глаз определял лет­ную погоду и заводил моторы. Об аэродромных метеостанциях еще только мечтали.

К Салехардской пристани во время коротких северных нави­гаций подходило много судов, как речных, так и морских. Сале­хардцам, как и, впрочем, всем ямальцам, хорошо были знакомы суда ГУСМП — теплоходы «Уралобком», «Сибкрайком ВКП(б)», сошедший с норвежских стапелей пароход «Боцман Лайне». Они завозили грузы на все отдаленные фактории, которые, как прави­ло, стояли по берегам рек или на побережье Карского моря, Обской, Тазовской, Гыданской губ.

С 1930 года на линии Омск — Гыдоямо работал построенный на германской верфи 1800-сильный теплоход «Анастас Микоян». Капитан Иван Александрович Медведев брал на буксир до 20 барж и за один рейс доставлял в Се-Яху, Тамбей, Напалково, Дровянную, Гыдоямо до 20 тысяч тонн грузов. Одного «сытого» рейса хватало, чтобы обеспечить зимовщиков на год работы.

Часто на Салехардском рейде задерживались морские суда, спешащие либо на юг, к Омску, либо на север — в Архангельск, на Диксон, в Тикси.

В конце августа 1933 года салехардцы провожали в дальний путь отважную команду речного теплохода «Первая пятилетка». Теплоход с пришвартованным лихтером держал курс через не­сколько морей в бухту Тикси. 12 сентября он уже был у своей цели. В эти годы шло интенсивное освоение Северного морского пути: героическая и славная эпоха «Красина», «челюскинской эпопеи», первых дрейфов на плавучих станциях «Северный полюс». Салехард хотя и лежал не на магистрали арктического хода, но выполнял роль вспомогательной базы.

Улучшились и средства связи. Хотя следует заметить, что за первые десятилетия после революции радиомощности не увели­чились. Нужды горожан обслуживала та самая искровая радио­станция, которую монтировал II. П. Волков. Для доставки корре­спонденции колхозы держали «станки», занимались извозом. Знаменитая «веревочка», когда командированные добирались от «станка» к «станку», действовала еще во время войны.

Первая АТС насчитывала 42 номера, потом после установки еще двух станций сеть расширилась до 170 абонентов.

Чуть позже Салехард получил выход на телефонную сеть страны.

Зато радио пришло гораздо раньше. Это было событием в культурной жизни заштатного Обдорска. Из установленных на столбах громкоговорителей раздался голос московского диктора:

— Говорит Москва. Начинаем большой праздничный концерт, в котором принимают участие лучшие артистические силы сто­лицы Страны Советов.

Это было в пятилетнюю годовщину Великого Октября.

Центральные «Известия» сообщали о радиограмме, получен­ной из Обдорска: «Благодаря концерту Московской центральной радиотелефонной станции праздник за Полярным кругом был действительно редким праздником».

«Говорящий ящик» вскоре стал обычной принадлежностью обдорского быта.

Столь же естественно вписался в культурную жизнь города и «великий немой», как тогда называли кино.

С организацией Дома туземца показы кинофильмов стали в Обдорске регулярными. Такие фильмы, как «Чапаев», «Бронено­сец Потемкин», показанные и растолкованные культработни­ками, агитировали за новую жизнь. Большой популярностью пользовались «ленинские» фильмы: «Человек с ружьем», «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году».

В 1930 году в Обдорском районе были один Дом культуры, две избы-читальни, библиотека. Кочевое население обслуживали Красные чумы и кинопередвижка.

Деятельность работников Красных чумов можно назвать под­вижнической. Выпускник академии имени Н. К. Крупской Ген­надий Михайлович Волохов три года безвыездно кочевал по тунд­рам Северного Ямала. Холод, неудобства, сотрудники, отказываю­щиеся работать в таких условиях. В рационе часто одни сухари с олениной, баня только летом. Но таких, как коммунист Воло­хов, в тяжелых условиях честно выполнявших свои обязанности, было много. Число их постоянно росло.

Год 1934-й отмечен первым смотром художественной самодея­тельности. В эти годы выходит на арену зачинатель письменной ненецкой литературы Иван Федорович Ного. Он начал, пожалуй, в самом трудном жанре — драматургии. Его пьесы—«Шаман», посвященная борьбе тундровиков со старыми традиционными обычаями, и «Ваули Пиеттомин», главным героем которой стал «ненецкий Пугачев», до сих нор не потеряли своего художествен­ного значения, хотя в то время письменная литература ненцев еще не знала никаких традиций. Выбор жанра диктовался тем, что пьеса была самой доходчивой и воспринимаемой формой про­паганды для тундровиков.

Первый ненецкий писатель родился в семье оленевода, имев­шего небольшое стадо, с помощью которого он не мог даже про­кормить свою многодетную семью. Его сын овладел грамотой, быстро понял, что правда на стороне большевиков, и стал актив­но поддерживать их. В числе первых Иван Федорович записался в партию коммунистов. Ему поручают работу в Русско-остяцко-самоедском товариществе рыбаков Дальнего Севера. Он возглав­ляет это товарищество, которое объединяет свыше сотни про­мысловых артелей, почти две тысячи рыбаков. В 1925 году инициативного коммуниста выдвигают на выборную советскую работу. После организации округа он возглавляет окрплан, изби­рается заместителем председателя Ямало-Ненецкого окрисполкома. Иван Федорович пользовался глубоким уважением среди земляков. Его пламенные выступления помогали бороться против кулаков и шаманов, привлекали бедноту в колхозы, заставляли ее активно включиться в социалистическое переустройство жизни и быта.

Литературная работа — продолжение общественной активности Ного. В живых, выразительных картинах создав впечатляющие образы защитников старого и борцов за новое, ненецкий драма­тург агитировал за Советскую власть.

Первое стихотворение на ненецком языке опубликовал в 1937 году тогда начинающий поэт, выпускник местного педучи­лища Иван Истомин.

Молодые литературные силы помогала сплачивать газета «Нарьяна Пгэрм» («Красный Север»), Она стала выходить с 1931 года, полгода просуществовав под названием «Рыбак».























































 



























































Рукописный литературный альманах «Искры Ямала» выпускали студенты национального педагогического училища. Таковы были первые шаги новой младописьменной литературы.

К 1940 году почти полностью была выполнена программа борьбы с неграмотностью. 96 процентов всего населения уже могло писать и читать. Перед войной в округе работало почти полсотни школ. Салехард становится центром подготовки кадров специалистов для работы в округе. В 1933 году открывается Са­лехардское национальное педагогическое училище.

Начинают работать фельдшерская школа (затем медицинское училище), культпросветшкола (на фундаменте которой образо­валось культурно-просветительное училище) и школа для подго­товки работников торговли (кооперативно-торговое училище).

В 1935 году строится здание первой в округе средней обще­образовательной школы. В предвоенные годы в ней учились: будущий Герой Советского Союза, доктор исторических наук, ректор Смоленского педагогического института Иван Васильевич Корольков; кандидат технических наук, доцент, проректор Бел­городского технологического института стройматериалов Генна­дий Давыдов; доктор технических наук, заместитель ректора по науке Института теоретической и экспериментальной физики Валерий Шевченко. Путевку в жизнь дали им такие замечатель­ные педагоги, как Антонина Капитоновна Галишникова, Николай Пантелеймонович Прибыльский, Елизавета Васильевна Понома­рева, Дмитрий Дмитриевич Булыгин.

Кадры для Севера готовятся не только в окружном центре. При Московском госуниверситете открываются курсы охотоведов и землеустроителей. Тобольский рыбопромышленный техникум имеет отделение для северной молодежи. Кадры партийных и советских работников готовятся на центральных курсах совет­ского строительства при Институте народов Севера ВЦИК, четы­рехгодичных курсах в Свердловске. На месте, в Салехарде, обу­чается актив сельских и кочевых Советов.

Советские медики объявляют беспощадную борьбу болезням, от которых в царские времена вымирали целые стойбища. Одним из энтузиастов создания медицинской службы на Обском Севере был выпускник Пермского мединститута, прибывший в Салехард в 1931 году, Павел Андреевич Широбоков. Он оборудовал сале­хардскую амбулаторию рентгеновской аппаратурой, организовал диагностический и физиотерапевтический кабинеты. При боль­нице был открыт заразный барак на 30 коек. Широбокову по­могали врачи Вигдорчик, Тимофеева, Константиновы, Васенина, Коркина, Аксенова. К 1940 году в округе работало 12 больниц, 18 амбулаторий.

О развитии в округе спорта говорят такие факты. В 1937 году пять спортсменов совершили лыжный переход Салехард — Омск. Лассо Салиндер, Прокопий Возелов, Серафим Истомин преодо­лели более чем две с половиной тысячи километров за один месяц.

В том же году по этому маршруту был совершен олений пробег. ТАСС сообщало:

«1 апреля закончился небывалый переход на оленях. От По­лярного круга к границам Казахстанских степей прошли лучшие люди Ямальского округа, которым поручено передать рапорт трудящихся Ямала, празднующих пятилетие существования окру­га. Площадь у Дворца труда в Омске заполнилась десятитысяч­ной толпой. Над колоннами лозунги, приветствующие отважных участников перехода».

В эти годы в округе и в окрестностях Салехарда работает много научно-изыскательских экспедиций, изучающих природные ресурсы края. Партия ставила освоение Севера на научную ос­нову. Комплексная экспедиция Арктического института изучала рыбный промысел и зверобойное дело. Недалеко от Салехарда сотрудник института Федоров изучал фауну Ямала. В 1935 году экспедиция Академии наук, которую возглавлял В. А. Андрианов, в районе Салехарда обнаружила стоянку древнего человека. Археологи собрали большую коллекцию предметов быта и про­мысла древних поселенцев этих суровых и негостеприимных мест.

В Ленинградский музей антропологии и этнографии было до­ставлено свыше десяти тысяч предметов, возраст которых спе­циалисты определили в интервале от 25 до 27 веков. В Усть-Полуйском городище обнаружены остатки литейной мастерской, а найденные предметы подтверждают, что устьполуйцы были знакомы с металлом, среди находок — большое количество по­делок из бронзы, формы для отливки наконечников стрел, богато орнаментированные и скульптурно оформленные гребни из оленьего рога, другие изделия. Находки в полуйском устье вы­звали сенсацию в археологии. В этой науке укрепился термин «усть-полуйская культура»), которым определяется эпоха времен неолита. Находки в районе Салехарда сравниваются с уникаль­ными ценностями, найденными в скифо-сарматских курганах на юге России.

Чуть позднее, в первый послевоенный год, археологическая экспедиция профессора В. Н. Чернецова, занимавшаяся раскоп­ками некогда «златокипящей» Мангазеи, попутно провела рабо­ты на береговом склоне Полуя. Здесь был обнаружен редчайший археологический памятник — городище эпохи раннего железа, В районе нынешней пристани археологи раскопали древнее се­лище, относящееся к последним векам до нашей эры. Селище представляло из себя землянку высотой чуть больше метра, пло­щадью 10 на 11 метров. Вход с речной стороны вел к очагу несколько удлиненной формы и нарам по обе стороны землянки.

Более поздняя экспедиция Института археологии (ее возглав­лял кандидат исторических наук JI. П. Хлобыстин) обнаружила на мысе Корчаги предметы обихода древних обитателей Ямала, которые жили здесь 5—6 (!) тысячелетий назад.

Всего в черте города обнаружено семь редких археологических комплексов, представляющих несомненный интерес для науки. Древнейшие реликвии — памятник мужеству первых северян, обживавших суровые полярные края еще в эпоху мезолита.

Салехардский краеведческий музей возглавил кандидат геогра­фических наук Василий Семенович Денисенко, выпустивший позднее в Киеве книгу «В далекой пивночи».

Следует отметить общую закономерность всех многочисленных экспедиций, буквально «наводнивших» Нижнее Приобье через несколько лет после революции. Их отличает конкретный, прак­тический подход к проблемам, связанным с народнохозяйствен­ным освоением «края земли». В итоге их работ начинает выри­совываться единая картина всех богатств, спрятанных в «безжизненно-тундренных преддвериях царства смерти». Ученые закла­дывают основы рационального использования всех естественных ресурсов округа.

Канун войны Салехард встречает в ранге города. Указом Президиума Верховного Совета Российской Федерации от 27 ноября 1938 года рабочий поселок Салехард преобразуется в город окружного подчинения. Указ обозначает границы нового города, его административное устройство.

Жители единственного на земном шаре города на Полярном круге понимали, что славу Салехарду может принести не только его уникальное географическое положение, но и самоотвержен­ный труд на благо дальнейшего социалистического процветания,




СУРОВЫЕ ГОДЫ

...Мрачными сообщениями Левитана о бомбежке западных границ страны, о первых развалинах Бреста, Киева, Харькова, Минска, речью Сталина и его призывом «Все силы на разгром врага!» вошла в жизнь салехардцев Великая война против немец­ко-фашистских захватчиков. Далеко от линии фронта находился северный город, но в те тревожные и героические времена суще­ствовало понятие «тыловой фронт». Все, кому не выпало сражаться на фронтах с оружием в руках, сражались здесь, в глубоком сибирском тылу России. Под лозунгом «Больше продукции для фронта» трудились салехардские рыбоконсервщики. Многие кадровые рабочие предприятия ушли в действующую армию в соединения сибиряков. Их места заняли подростки, женщины и престарелые. Завод перестроился на трехсменную работу. По инициативе самих рабочих продолжительность смены была уве­личена. Коммунистов на заводе осталось чуть больше трех десят­ков, но работали они, замещая ушедших на фронт товарищей. Секретаря парторганизации Василия Кузьмича Герасимова звали «комиссаром». Он был им, умея вдохновить людей, ободрить в самую тяжелую минуту. По 16 часов не выходили из цеха ста­ночницы Анфиза Волохова, Александра Вересова, Вера Плеха­нова, токарь Александра Ушарова, мастера Прасковья Третьяко­ва, Валентина Дмитриева. Они работали под лозунгом: «Наш труд — наша победа!»

Страна за годы войны получила свыше 22 миллионов банок консервов с маркой Салехардского рыбозавода. Это превышает итог двух предвоенных пятилеток.

«Здравствуйте, наши милые, хорошие и славные защитники! — писали в канун первого военного Нового года отличники социа­листического соревнования Наркомата сельского хозяйства СССР Крюкова, Карноухова, Баева, Ульянова, Архипов, Марков по поручению рабочих, служащих и домохозяек Салехардского совхоза в одну из воинских частей действующей армии. — Голуб­чики милые. Мы живем далеко, на далеком суровом Севере, в глубоком тылу. Но мы каждый день, каждый час, каждую ми­нуту и секунду с вами. И великую радость победы, и горечь утрат мы переживаем вместе с вами. И когда мы рано выходим на ра­боту, когда поздно возвращаемся домой, у пас одна мысль, одно желание, чтобы скорее раздавить фашистскую гадину, залезшую на нашу землю. И каждый из нас, оставшийся в тылу, спраши­вает себя: что я сделал сегодня для фронта?

Мы заверяем вас, что не покладая рук днем и ночью будем трудиться над усилением мощи нашей Родины, над всемерным увеличением помощи вам. Мы заверяем вас, что и впредь будем заботиться о вас, снабжать вас вдоволь всем, что вам понадо­бится на фронте. Всю свою силу, энергию, любовь, заботу и, если понадобится, жизнь мы вместе с вами отдадим за Родину.

Примите наш скромный новогодний подарок. Будьте здоровы, веселы и счастливы!»

Эти заверения были не пустыми словами. За четыре года вой­ны труженики совхоза дали Родине 67 650 пудов молока, 68 760 пудов овощей и картофеля (вот когда выручило полярное земледелие — ведь на помощь Большой земли в эти годы рассчи­тывать не приходилось), 8415 пудов мяса. Пятнадцать месяцев совхоз беспрерывно держал переходящее Красное знамя ВЦСПС и Наркомата сельского хозяйства СССР, впервые завоеванное в январе 1943 года.

На время каникул организовывались производственные брига­ды из студентов училищ, старших школьников. 300 учеников Салехардской школы вышли на зимний промысел куропатки. Звенья работали во всех отраслях производства, чаще всего по­могая в заготовке продуктов. Взрослую норму выполняли на рыбозаводе подростки — воспитанники Тобольского детдома. Ти­муровские команды взяли под свою опеку семьи фронтовиков. Лучшей комсомольско-молодежной бригадой в округе была при­знана бригада Салехардского зооветтехникума, которую возглав­ляла преподавательница Н. Н. Сарф. Бригада за путину сдала в фонд Главного командования 37 центнеров первосортной нижне­обской рыбы. Бюро окружного комитета комсомола присвоило ей звание «фронтовой». А первой в окружном центре звание «фронтовой» завоевала комсомольско-молодежная бригада Н. Куприна из Салехардской судорембазы. Все судоплотники этого коллектива добились звания стахановцев. В городе труди­лось свыше ста молодых последователей Алексея Стаханова. Многие из них, подобно рыбоконсервщицам М. Иркабаевой, Н. Калашниковой, Р. Шайхалеевой, перевыполняли нормативные задания в два-три раза. Бригадиры Елена Карепанова и Татьяна Фомина работали на комбинате комсомольскими агитаторами. Ежемесячная выработка в этих бригадах не падала ниже 250 процентов, а часто превышала и 300. Молодые не отставали от знаменитой консервщицы Нины Колесниковой, которая не уходила со смены, не сделав две нормы.

План 1943 года салехардские консервщики выполнили 30 сен­тября.

«Не время сидеть дома и старикам, — так решили 23 старых салехардских рыбака. — Ведь наши дети и внуки сражаются на фронте и грудью защищают нашу спокойную, обеспеченную ста­рость». Они создали рыболовецкую бригаду и вышли на про­мысел. В своем обращении ко всем старикам рыбакам области они призывали: «Рыба нужна фронту и тылу. Выходите на лов, стройте орудия промысла, обучайте молодежь, идите инструкто­рами в бригады молодежи».

Ямальские рыбаки взяли на себя нагрузку азовцев, балтий­цев, волжан, беломорцев, в водных бассейнах которых хозяйнича­ли оккупанты.

Созданный в Салехарде Госрыбтрест кроме старых объединял еще пять созданных рыбозаводов: Мужевский, Пуровский, Крас­носелькупский, Северный (Антипаюта), Полярный (Тамбей). За четыре года войны Ямал дал государству 900 тысяч центнеров доброкачественной северной рыбы.

«Тыловой фронт» на далеком Ямальском Севере успешно выполнял свои военные задачи.

В одном из музеев сохранился снимок военной поры: колхоз­ный обоз направляется в Салехард для сдачи оленьего мяса в фонд Красной Армии. На многие сотни метров растянулся олений аргиш. Оленеводы, рыбаки и охотники округа сдали в фонд обороны тысячи сверхплановых центнеров рыбы, пудов мяса, большие партии ценных мехов.

С первых дней войны все салехардцы от мала до велика включились в патриотическое движение помощи фронту. На пе­редовые рубежи обороны шли посылки с продуктами, теплыми вещами, в фонд Главного командования отправлялись личные сбережения. Только за восемь месяцев, прошедших с начала военных действий, в действующую армию отправили 7382 теплые вещи, посылок на 67 849 рублей. В фонд Главного командования трудящиеся окружного центра отправили облигаций на 749 ты­сяч рублей и 463100 рублей наличными. Всего же денежный вклад ямальцев в фонд обороны исчисляется суммой более чем в 29 миллионов рублей.

Все это тоже было вкладом в общее дело победы. Оценка этого вклада страной была высока — почти 7 тысяч ямальцев по­лучили медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 —1945 гг.». Самоотверженный труд в тылу помогал громить фашистские полчища на фронте.

На передовую ушли тысячи молодых и пожилых ямальцев. Более трехсот салехардцев не вернулись с войны, отдав свою жизнь за родную советскую землю.

Среди них работники рыбокомбината Александр Иванович Вересов, Иван Васильевич Тарасов, Алексей Иванович Кречетников, колхозники Константин Ненянг, Алексей Салиндер, Михаил Рускаламов, советский работник Борис Дронзиков, учи­тель Леонид Киселев.

Вечный огонь у обелиска павшим зажжен в день тридцатиле­тия Победы на городской площади Победы.

В один день, 12 июля 1941 года, вышли из родного дома оде­тые по-походному четыре сына Тихона Сенькина. Трое из них получили ранения, а командир танка Владимир погиб при защи­те Ленинграда.

Храбро сражались за родину братья Дмитрий, Владимир и Александр Булыгины, партийный работник Федор Того, комсо­мольский секретарь Геннадий Родионов, медицинские сестры

Анна Спасская и Евгения Кифорук, колхозники Диамид Артеев и Георгий Дружинин, ненецкий поэт Иван Юганпелик, будущий депутат Верховного Совета СССР Ефим Исакович Ямзин и многие другие салехардцы: ненцы, ханты, коми, русские, украинцы.

Братство народов проходило суровое испытание на прочность.

Многие салехардцы вернулись домой с медалями и орденами, которыми наградила их советская Родина.

Два салехардца были удостоены высокого звания Героя Со­ветского Союза.

О выпускнике первой Салехардской школы Иване Васильевиче Королькове командующий Центральным фронтом генерал Рокос­совский, представляя его к награждению Золотой Звездой Героя Советского Союза и орденом Ленина, писал:

«...В боях за села Галки и Усоки с 29 сентября по 3 октября 1943 года тов. Корольков своим пулеметом отразил десять контр­атак противника, истребив при этом до 150 фашистов. В бою 30 сентября 1943 года, прикрывая с фланга четвертую стрелко­вую роту под деревней Галки, он отразил сильную контратаку автоматчиков противника, прикрываемую танками.

Показывая образцы мужества, отваги и геройства, тов. Ко­рольков увлекал пехоту на боевые подвиги во имя Родины».

На берегах Западной Двины добывал ратную славу комсомо­лец выпускник Салехардского национального педагогического учи­лища Анатолий Зверев. Он ушел на фронт добровольцем, прора­ботав всего год школьным учителем в небольшом национальном поселке Катравож. Два года беспрерывных боев подготовили его к подвигу, к тому «звездному часу», который выявляет суть че­ловеческого характера.

В июне 1944-го передовые подразделения 1-го Прибалтийско­го фронта под командованием генерала армии Баграмяна вышли к берегу Западной Двины.

Батальону, комсоргом которого был младший сержант Анато­лий Зверев, дали приказ форсировать реку. Плот батальонного комсорга достиг левого берега Двины первым. Младший сержант оказался на маленьком захваченном плацдарме старшим по зва­нию. Он и возглавил атаку.

Памятник-обелиск на берегу реки, которую он форсировал в группе прорыва, напоминает о подвиге юного учителя из Ямальской тундры. Как и имя улицы в городе Надыме — юной «столице» газовиков Западной Сибири. Комсомольско-молодежная бригада строителей Вячеслава Замкового из комсомольского треста Севергазстрой включила земляка в состав коллектива. Заработок «символического бойца» (триста рублей ежемесячно) регулярно перечисляется в Советский фонд мира. Так продолжа­ет свой бой за мир комсорг роты автоматчиков. По ходатайству студентов и преподавателей Салехардского национального педа­гогического училища имя выпускника Зверева присвоено этому учебному заведению. Будущие учителя в образцовом порядке со­держат музей Героя.

В округе жили и учились еще два Героя — Евгений Овчинни­ков и Николай Архангельский.

...Десятого мая победного сорок пятого редактор окружной га­зеты «Нарьяна Нгэрм» Григорий Скрипунов передал репортаж в «Тюменскую правду». Газета сообщала:

«Ровно в 5 часов утра 9 мая около здания окружной конторы связи в рупоре раздались позывные Москвы. Затем знакомый голос диктора прочитал сообщение о безоговорочной капитуля­ции германских вооруженных сил, передал Указ об установлении 9 мая дня всенародного торжества — праздника Победы.

Несмотря на ранний час и сильный снегопад, на улицах Салехарда необычное оживление. Буквально за несколько минут в городе появились флаги. Люди, встречаясь, обнимали друг дру­га, знакомые целовались, со слезами радости на глазах поздравля­ли друг друга с победой.

Еще не было 7 часов, а трудящиеся один за другим уже шли на митинги. Клуб Салехардского консервного комбината был пе­реполнен. На митинге после докладчика выступали стахановцы, инвалиды Отечественной войны, рабочие. Все они в своих вы­ступлениях подчеркивали, что по-прежнему будут работать не жалея сил на восстановление разрушенного войной хозяйства страны.

В 12 часов дня состоялся городской митинг. Во время демон­страции на площади долго не смолкали овации и крики «Ура!»

Страна приступала к мирному строительству, восстановлению того, что разрушили орды врагов.

Государство залечивало раны, и в первые послевоенные годы, естественно, все внимание было обращено на то, чтобы вновь ввести в строй основной промышленный потенциал страны.

Восстановление районов, освобожденных от фашистских оккупантов, на некоторое время отвлекло силы науки и промыш­ленности от поиска и освоения кладов «края земли».

В первые послевоенные годы особенно большое развитие по­лучили традиционные отрасли хозяйства северян — рыбодобыча, оленеводство, охотопромысел.

В эти годы закладывается основа для создания крупных промышленных предприятий, действующих по сей день. Иртыш­ское речное пароходство организует в Салехарде свой эксплуата­ционный участок. Речники Нижнего Приобья за короткое время полярной навигации доставляют в отдаленные поселки округа, на фактории материалы для строительства, продовольственные товары на год вперед. В 1951 году впервые в практике отечественных капитанов осуществляется перегон морем речных судов. Такие проводки судов становятся регулярными, и ежегодно флот Нижнего Приобья пополняется новыми, более мощными тепло­ходами, катерами, рейдовыми судами.

В 1951 году в Салехард приходит железная дорога. Это ветка северной магистрали Москва — Воркута. На окраине города строится железнодорожное депо. Паровозы сначала идут до Лабытнаног, затем их перевозит через Обь железнодорожный па­ром. Зимой но льду реки устраивается «ледянка» — железная дорога на специально намытой ледовой насыпи.

В городе появились молочный завод, городской деревообраба­тывающий комбинат, строится кирпичный завод, поселок кон­сервщиков обстраивает СМУ Тюменьрыбстроя.

Строятся новые корпуса четырех городских училищ: педаго­гического, медицинского, торгово-кооперативного, культурно-просветительного, ФЗО при комбинате преобразуется в профтех­училище. Окружная сельскохозяйственная школа повышает про­фессиональную квалификацию оленеводов, овощеводов.

Примета северного города — гидропорт. Салехард в числе не­многих городов страны владел большим парком гидросамолетов Ан-2В. Сухопутных портов в округе было немного, поэтому поса­дочными площадками чаще всего служили речки и озера вблизи населенных пунктов. Сюда из окружного центра доставляли пас­сажиров, почту и грузы. В 1947 году в Салехарде создается стан­ция санитарной авиапомощи, которая была исключительно необ­ходима при огромных расстояниях в округе.

На Ангальском мысу обосновались ученые из Уральского филиала Академии наук СССР, которые вели комплексные на­блюдения над природой северного края. До сих пор этот район города носит название Уфан.

Журналист Владимир Любовцев, автор книги «Тундра не любит слабых», так описывает Салехард той поры:

«В Салехарде на улицах пахнет смолой. Здесь все из дерева: дома, заборы, мостовые, тротуары. Камня в окрестностях нет, завозить его далеко, строить кирпичные здания и дорого, и слож­но. Тротуары и мостовые сияют желтизной, будто выскобленные к празднику».

Таким был город, подходя к самой интересной странице своей истории, когда он стал «столицей газовой житницы страны», городом, откуда геологи уходили за «открытием века».




НА ПЕРЕДОВЫХ РУБЕЖАХ

ПЕРВЫЕ ГЕОЛОГИ НА ПОЛЯРНОМ УРАЛЕ ПОБЫВАЛИ ЕЩЕ В СЕРЕДИ­НЕ ПРОШЛОГО ВЕКА. В ПОСЛЕРЕВОЛЮЦИОННЫЕ ГОДЫ ВЫСОКУЮ ОЦЕНКУ ПЕРСПЕКТИВАМ УРАЛЬСКОГО СЕВЕРА ДАЛ АКАДЕМИК А. II. ЗАВАРИЦКИЙ. В НАЧАЛЕ ПЯТИДЕСЯТЫХ ГОДОВ ВОЗНИК ПОСЕЛОК ПОЛЯРНЫЙ, ГДЕ РАЗМЕСТИЛАСЬ БАЗА ПОЛЯРНО-УРАЛЬСКОЙ ГЕОЛОГОРАЗВЕДОЧНОЙ ЭКСПЕ­ДИЦИИ. ЗА ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ГЕОЛОГИ ЭТОЙ ЭКСПЕДИЦИИ ОТКРЫЛИ САУРЕЙСКОЕ МЕСТОРОЖДЕНИЕ СВИНЦА, ПЕРСПЕКТИВНЫЕ РУДОПРОЯВЛЕНИЯ МЕДИ И ЦИНКА «МЕДНЫЙ ЛОБ», «КОЛИБРИ», ХРОМИТОВ НА РАЙ-ИЗЕ, БОКСИТОВ НА СИБИЛЕЕ, МРАМОРА НА ПАЙ-ПУДЫНЕ, ЖЕЛЕЗА, КАМЕННО­ГО УГЛЯ, СТРОИТЕЛЬНЫХ КАМНЕЙ И ДРУГИХ ПОЛЕЗНЫХ ИСКОПА­ЕМЫХ. В ПРЕДГОРЬЯХ ПОЛЯРНОГО УРАЛА, КОТОРЫЕ ЗА ИХ КРАСОТУ И ВЕЛИЧЕСТВЕННОСТЬ НАЗЫВАЮТ «ВТОРОЙ ШВЕЙЦАРИЕЙ», НАЧИНАЕТ ДЕЙ­СТВОВАТЬ БАЗА ЯМАЛЬСКОЙ СТРОИТЕЛЬНОЙ ИНДУСТРИИ. ЭТО СДЕЛАЛИ ГЕОЛОГИ-РУДНИКИ.




ГАЗОВЫЙ КОНТИНЕНТ

Еще более впечатляющи были открытия нефтеразведчиков. Как известно, еще в 1703 году Петру Первому были доставле­ны образцы югорской нефти. Однако должно было пройти более двух столетий, прежде чем «черным золотом» занялись серьезно и основательно.

«Карта нефтяных месторождений Евразии должна быть пере­строена. Это только вопрос времени».

Эти провидческие слова принадлежат славному сибирскому теологу Ростиславу Сергеевичу Ильину. Они высказаны еще до того, как отец нефтяной геологии И. М. Губкин обосновал свой прогноз о наличии нефти в Западной Сибири. Ильин был пионе­ром систематического изучения низменности. В середине тридца­тых годов он проводил полевые изыскания в низовьях Иртыша и шпротной Оби. Как считают специалисты, именно Ильин поло­жил начало оконтуриванию наиболее перспективных нефтегазо­носных территорий Западной Сибири. Гипотезу Ильина поддержи­вал известный сибирский геолог академик М. А. Усов. Война помешала «сибирскому Губкину» продолжить исследования.

Принципиальное значение для поисков нефти имела позиция академика Ивана Михайловича Губкина. В ноябре 1934 года он заявил в интервью для Тюменской газеты «Советский Север»:

«Открытие признаков нефти в Обско-Иртышской области имеет огромное экономическое значение. Лично я обнаружению выходов нефти придаю большое значение».

Последовательный и интенсивный поиск перспективных на нефть и газ структур советские геологи смогли начать только после Отечественной войны. Инициатором первой большой эк­спедиции, которая должна была исследовать перспективную тер­риторию за Полярным кругом, был заместитель директора гор­но-геологического института Михаил Калиникович Коровин, профессор, доктор геолого-минералогических наук. Северная экспедиция этого института, принадлежавшего ведомству Запад­но-Сибирского филиала Академии наук СССР, была снаряжена в мае 1951 года. Возглавил экспедицию кандидат геолого-минералогических наук Владимир Александрович Николаев. Один из трех отрядов — Нижнетазовский, который проделал маршрут Са­лехард — Ныда, возглавлял Владимир Васильевич Вдовин. Вот что он рассказал:

—  Отряд стартовал из Салехарда, тихого тогда и захолустно­го городка. Было нас немного, всего четыре человека, с нами од­нотонная бударка. Приходилось нелегко. Обская губа коварна, прибрежное мелководье мешало выполнять исследования. У мыса Сантиба бударку выбросило на остров. В прилив остров зали­ло. Вытащиться на берег удалось лишь тогда, когда сошла вода. Мы остались без продуктов. Но с нами бескорыстно, по-братски поделились рыбаки-ненцы, которые здесь вели промысел. Как трудно ни приходилось, свою задачу отряд выполнил. Был най­ден ряд косвенных признаков наличия жидких углеводородов, а в районе поселка Хэ среди речной поймы мы обнаружили естест­венный выход природного газа.

Руководитель Северной экспедиции, ныне доктор наук, воз­главляющий лабораторию, в которой трудится Вдовин, Влади­мир Александрович Николаев дополнил рассказ сотрудника:

—  Результаты экспедиции получили хорошую оценку видных специалистов. Академик С. И. Миронов особо отметил тот факт, что нам удалось определить места заложения глубоких скважин. Это впоследствии явилось основным источником геологического познания этого района. Радовался нашим успехам и Коровин. Сбывался его смелый прогноз о том, что нефтегазоперспективность Западно-Сибирской низменности возрастает к высоким широтам.

Сейчас подтверждается еще одно смелое предвидение Михаи­ла Калиниковича: нефть и газ Севера связаны не только с мо­лодыми — мезозойскими, но и более древними отложениями. В 1964 году группе первых сибирских нефтяников, в том числе профессору доктору М. К. Коровину (к сожалению, посмертно) была присуждена Ленинская премия.

Одновременно с геологами из Новосибирска трудились геофи­зики. На самолетах они осуществили три широтных маршрута аэромагнитной съемки вдоль трассы строящейся железнодорож­ной северной магистрали.

Обнадеживающие результаты привели в Салехард первую стационарную экспедицию. 5 мая 1954 года директор Всесоюзно­го научно-исследовательского геолого-разведочного института П. Иванчук подписал приказ о создании Салехардской нефтега­зовой экспедиции № 5 «для производства нефтегазопоисковых разведочных и тематических работ с базой в городе Салехарде».

Ямальский отряд ленинградских геологов возглавил выдаю­щийся ученый, тогда доктор геологии, позднее член-корреспон­дент Академии наук СССР Василий Дмитриевич Наливкин.

Ленинградцы занимались первоначальной геологической съемкой, собирая исходные данные для составления прогнозных карт. Материалы съемки послужили той основой, без которой был немыслим дальнейший, более детальный поиск. Заслуги академика Наливкина оценены Ленинской премией.

Свое открытие геологи буквально «вышагали». За каждый из пяти сезонов им пришлось пройти не по одной тысяче кило­метров. 25-километровый суточный маршрут считался средним.

Когда настала пора подводить итог, он превзошел все ожида­ния. На карте Германа Павловича Евсеева рисовалось крупное поднятие в междуречье Надыма и Пура. В недрах полуострова Ямал Валерий Николаевич Кисляков обнаружил подземный «Ямальский вал». На карте Светланы Арнольдовны Чирвы отчет­ливо вырисовывалось крупное «пятно» Ямбургской структуры. Но даже эти гиганты казались несолидными перед площадью, обозначенной Анатолием Васильевичем Андреевым: потом Урен­гойский мегавал «родит» крупнейшее месторождение газа на на­шей планете — уникальный Уренгой.

Нет ничего удивительного в том, что когда в клубе барачно­го типа ленинградцы докладывали руководителям Тюменского геологического управления о результатах своих работ, те выра­зили некоторое удивление — масштабы казались авантюрными. Но удивление быстро сменилось изумлением, восторгом. Ямал оперативно и дальновидно вовлекался в сферу интенсив­ных геологических исследований. Ведь съемка, как ни трудна и ответственна,— она лишь пристрелка. Только «тяжелые» методы сейсморазведки и бурения должны были подтвердить, насколько точен смелый прогноз.

Не у каждого открытия бывает столь счастливая судьба. Но поиск направляли смелые и дальновидные люди: 10. Г. Эрвье, JI. И. Ровнин, А. К. Протазанов, Б. В. Щербина, Г. П. Богомяков. Север сразу был включен в перспективное направление. Партийными и правительственными постановлениями геологам выделяется мощная техника, современное буровое и геофизиче­ское оборудование, денежные средства на строительство базовых поселков.

Район приобретает государственное значение. К решению сложных геологических проблем привлекаются научные силы ис­следовательских центров Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Тюмени.

Салехард становится базой для экспедиций, которые ведут поиск на всей громадной территории округа. В 1958 году в го­роде создается мощная Ямало-Ненецкая комплексная геолого­разведочная экспедиция, которая занимается поиском нефти и газа. Во главе ее поставлен опытный поисковик геофизик Вадим Дмитриевич Бованенко. (Именем этого позднее погибшего в Па­кистане геолога названа улица в городе Лабытнанги, крупное месторождение газа на северо-западе полуострова Ямал.) По По­лую на фактории Сарато начала трудиться сейсморазведочная партия будущего лауреата Ленинской премии Кирилла Влади­мировича Кавалерова. По ее данным закладывалась первая на структуре глубокая буровая скважина.

Первая удача пришла к коллективу Тазовской партии глубо­кого бурения, работавшей в составе экспедиции.

Открытия посыпались как из рога изобилия, когда силы по­исковиков были укреплены, а комплексная экспедиция в декабре 1963 года преобразована в Ямало-Ненецкий геологоразведочный трест на нефть и газ. Трест Ямалнефтегазразведка в Салехарде просуществовал до 1970 года. За это время были разведаны и открыты такие газовые «жемчужины», как Медвежье, Заполяр­ное, Уренгойское, Ямбургское, Арктическое, Комсомольское, Бованенковское месторождения. На Новопортовской, Русской, Губкинской площадях была обнаружена качественная нефть про­мышленного масштаба. На многих структурах открыты зале­жи газоконденсата, сырья для промышленности не менее ценно­го, чем «черное золото». Именно ямальский конденсат (его еще называют «белой нефтью») ставит вопрос о создании новой от­расли промышленности — газоконденсатоперерабатывающей.

«Открытие века»—это не «удача века», оно требовало умения работать напряженно, с полной самоотдачей, действовать реши­тельно и смело, самостоятельно принимать рискованные и не­трафаретные решения, брать на себя тот груз ответственности,, когда конечный результат труднопредсказуем. Всеми этими ка­чествами обладали руководители Салехардского геологического треста. Пятеро из них получили почетные знаки лауреатов Ле­нинской премии.

Разные это люди. Стремительный, резкий, крутоватый харак­тером управляющий трестом Василий Тихонович Подшибякин Его рослую (петровского масштаба) фигуру, голос, простужен­ный на открытых северных ветрах, пожалуй, знали все поиско­вики, если они работали в разведке не первый год. Именно Подшибякину пришлось усмирять строптивого «первенца» на Тазовском полуострове. Под его руководством осуществлялась страте­гия бурения скважин по редкой сетке, которая была эффективна на больших пространствах Севера и экономила миллионы рублей.

Руководитель геофизической службы кандидат наук Аркадий Яковлевич Краев отличался спокойной деловитостью, продуман­ностью своих решений, той интеллигентностью, которая прису­ща людям, уверенным в полезности выбранного дела. Под стать Краеву был и другой геофизик — Кирилл Владимирович Кавале­ров. Прежде чем попасть в Заполярье, начальник сейсморазве­дочной партии Леонид Николаевич Кабаев работал в широтном Приобье. Именно его отряд первым прошел знаменитые болота Самотлора. Кабаев, получивший знак Ленинского лауреата в 35 лет, из породы людей, беззаветно преданных поиску.

Техническим отделом треста руководил Иван Яковлевич Гиря, до этого возглавлявший Уренгойскую нефтеразведку. Мяг­кий и скромный, этот человек никогда не подчеркивал что он первооткрыватель легендарного Уренгоя.

Скромностью в быту и смелостью в работе отличался геофи­зик Владимир Лаврентьевич Цыбенко. Отряды сейсморазведчи­ков под его руководством впервые «прослушали» глубины Урен­гоя. Позднее В. Л. Цыбенко наградили орденом Ленина.

Когорта «могучих» пионеров передавала молодежи не просто свой опыт и поисковую интуицию, она научила своих преемников мыслить масштабно, действовать самостоятельно и глубоко ве­рить в успех.

В экспедициях треста сложились замечательные рабочие бри­гады разведчиков, в которых суровый опыт ветеранов хорошо' гармонировал с нерастраченной энергией необстрелянной молодежи. Буровые бригады, давшие «путевки в жизнь» многим от­крытиям, возглавляли такие знающие и умелые мастера, как ор­деноносец Владимир Полупанов, Борис Прудаев, Евгений Шаляпин, Павел Кожевников, Павел Иванов, Владимир Рома­нов, Герой Социалистического Труда Николай Дмитриевич Гле­бов.

Благодаря их упорному труду Ямал стал крупнейшей газо­вой «житницей» страны, а Советский Союз по запасам этого при­родного топлива вышел на первое место в мире. Вне конкурен­ции такие газовые гиганты, как Уренгой, Ямбург, Медвежье, Харасавей. Сегодня в округе открыто свыше четырех десятков месторождений нефти, газа и конденсата. Геофизики подготови­ли для глубокого бурения более полусотни высокоперспективных структур.

Геологи идут дальше на север, буровики ведут проходку глу­боких и сверхглубоких скважин, отметки которых достигают пяти тысяч метров.

Идет поиск ямальской нефти.

В 1971 году началось освоение первенца ямальской газовой индустрии — месторождения Медвежьего в Надымском районе.. Его запасы исчисляются почти в два триллиона кубометров. Первый миллиард кубометров северного газа поступил на фаб­рики, заводы, в домны промышленного Урала по проложенному газопроводу Надым — Пунга — Серов в середине 1972 года.

В районе Салехарда не оказалось газовых кладовых. Ближай­шее месторождение отдалено от окружного центра более чем на 300 километров. Но некоторые ученые, считая перспективными долину реки Щучьей и Байдарацкую тундру, предсказывают мо­мент, когда «газовое ожерелье» может вплотную придвинуться к городу.

Расширение геологопоисковых работ, становление газовой промышленности на открытых месторождениях повлекли за со­бой развитие транспортных предприятий окружного центра.




ПОЛЯРНЫЕ РЕЙСЫ

Еще совсем недавно сухопутный аэропорт «Салехард» при­нимал большие самолеты лишь зимой, когда холода сковывали грунтовую взлетно-посадочную полосу крепче бетона. Летом главным оставался гидропорт, потому что посадочными площад­ками райцентров и крупных поселков являлись... близлежащие речки и озера. Сейчас стабильными аэропортами обзавелись все сколько-нибудь значительные населенные пункты. В Харасавее и Уренгое, Пангодах и Мысе Каменном, Яр-Сале и Тазовском круглогодично садятся самолеты самого различного «калибра»: от вездесущего и незаменимого в северных условиях Ан-2 до «не­бесных тяжелогрузов» — Ан-12, Ап-10, Аи-24, Ан-26. Работали диспетчеры Салехардского аэропорта и со знаменитым «Антеем», самолетом Ан-22. На воздушных трассах округа можно встре­тить Ил-76, Ту-154.

Несколько лет назад пилоты полярного авиапредприятия (первым был экипаж Г. Н. Зайцева) успешно освоил турбо­реактивный Як-40. Скоростной лайнер связал окружной центр со столицей страны, Тюменью, Омском, Норильском, Сургутом, Свердловском, Кировом, Ухтой, Сыктывкаром, Горьким, Ворку­той, Ханты-Мансийском, Тобольском и другими городами.

Если раньше перелет до областного центра занимал целый день, а иногда затягивался и на гораздо больший срок, то сей­час пассажир даже не успевает прочесть газету — полет длится менее двух часов. Скоростная авиация приблизила Полярный круг к Большой земле.

Северяне свято чтут память о тех, кто начинал первым. Недалеко от аэровокзала можно увидеть уникальный монумент: на постаменте установлен самолет Лн-2 № 73956. По нынешним временам этот самолет действительно «небесный тихоход», «из­возчик», но в свое время «воздушный рабочий Севера» очень много сделал для освоения высоких широт, почему и удостоен такой чести. Памятник — напоминание о славных, героических временах. Ли-2 работал при экспедиции изыскателей, которые прокладывали трассу железной дороги Салехард — Игарка, пере­вез тысячи тонн грузов (если не миллионы) для геологов, строи­телей, рыбаков, тружеников сельского хозяйства, связистов. Пе­ред своим уходом с линий, «уходом на пенсию», Ли помог строи­телям трассы газопровода Надым — Урал.

Грузополучатели почти не ощутили ухода «ветерана». Сале­хардские авиаторы сумели быстро освоить новый «небесный гру­зовик» — самолет Ан-26, который и груза берет больше, и лета­ет быстрее. Первый Ан-26, приписанный к Салехардскому пор­ту, «облетал» экипаж одного из опытнейших пилотов Федора Панова.

Небольшие вертолеты Ми-4, которые в свое время также очень помогали покорителям ямальских пространств добираться до труднодоступных уголков, сейчас заменили более мощные Ми-6, Ми-8.

В коллективе авиаподразделения трудится немало ветеранов. Более трех десятков лет отдал предприятию Хисамитдин Хисамитдинович Саитов. Начинал он мойщиком самолетов.

Став техником, Хисамитдин Хисамитдинович готовил к поле­там машины, на которых летал Герой Советского Союза первый руководитель созданного в Салехарде авиазвена Петр Яковле­вич Панов. Приходилось работать Саитову еще с одним Героем Советского Союза Василием Александровичем Борисовым, кото­рый на личном «геройском» По-2 на трассе железной дороги от­крывал посадочные площадки: Надым, Ягельная, Красноселькупск, Ермаково.

Сейчас кавалер ордена «Знак Почета» X. X. Саитов возглав­ляет службу центральной диспетчерской аэропорта.

В 1951 году сменил звездочки летчика ВВС на голубые пого­ны пилота гражданской авиации командир пикирующего бомбар­дировщика Владимир Игнатьевич Несветаев. Наверное, не найти на Ямале места, где бы ни садил свою машину Владимир Игна­тьевич, если там может сесть самолет. Несветаева по имени-отче­ству знают тундровики, строители, рыбаки, полярники, коопера­торы, медики, которым он всегда приходил на помощь. На счету бывалого аса 21 тысяча часов, проведенных за штурвалом,— два с половиной года в воздухе! Показатель, которому может позавидовать любой летчик Союза. К боевым наградам Владимира Игнатьевича добавились трудовые: ордена Октябрьской Револю­ции и «Знак Почета».    

Полтора десятилетия отлетал в полярном небе Борис Влади­мирович Веселовский. Боевой ас, громивший гитлеровских истре­бителей, человек, перенесший ужасы фашистских концлагерей и партизаном вернувшийся в боевой строй, Борис Владимирович отдал предпочтение небольшому самолету — «Аннушке». Хотя у него имелись все шансы сменить эту незатейливую, неприхотли­вую машину на самолет более высокого класса, он до конца ос­тался верен Ан-2, налетал на нем не один миллион километров. Сейчас коммунист Веселовский возглавляет малую воздушную академию, которую авиаторы создали для салехардских школьни­ков, мечтающих о небе.

Ветераны вырастили достойную смену, которой можно гор­диться. Одно из летных подразделений возглавляет кавалер ор­дена Ленииа обаятельнейший человек Геннадий Николаевич Зайцев. В свои тридцать восемь лет он стал самым молодым об­ладателем почетного звания заслуженного пилота СССР. За два десятка лет, отданные северной авиации, он немало сделал для индустриального преобразования округа. Пилот Зайцев возил вах­ты проходчиков на затерянные в тундре буровые, с проектиров­щиками искал площадки для первых газопромыслов, возил срочные грузы на трассу, садился буквально на «лужи», высаживая в тундре отряды геологов. Приходилось делать ему «мясные» и «рыбные» рейсы, вывозя «живое серебро» с мест промысла, а оленину с забойных коралей. Медики знают, что Геннадий Ни­колаевич посадит машину, когда кажется, что никаких шансов нет.

Салехардский аэропорт — современные «воздушные ворота». Поднял свои этажи новый аэровокзал. Здесь созданы все усло­вия для приема и отправления самолетов, прибывающих в город на Полярном круге.

Гидропорт заметно сократил объем своих перевозок. Самолеты с поплавками летают сейчас только на отдаленные тундровые фактории, доставляя зимовщикам и тундровикам необходимые товары и продовольствие. Самолеты, качающиеся в летнюю пору на водной глади Полуя, — одна из экзотичных картинок северно­го города, примета его отдаленности.

Геологи привели в округ, где главными дорогами все еще остаются водные, целую флотилию речных судов. Сейчас на ре­монтно-эксплуатационной базе флота Главтюменьгеологии, штаб-квартира которой находится в Салехарде, насчитывается более сотни теплоходов, ледокольных и морских катеров, плавучих кранов. По невообразимо коварным таежным и тундровым реч­кам, которые никогда не видели бакена, доставляют капитаны к местам очередного бурового десанта строительные материалы, цемент, буровые трубы и оборудование. Объем перевозок уве­личился, «плечи» пробега становятся все длиннее — нужно успе­вать за шагающими в Арктику поисковиками. 60 миллионов тонно-километров — такой цифрой характеризуется навигацион­ная производительность флотской базы геологов.

В 1974 году лучшие капитаны РЭБ Николай Говорухин, Ана­толий Куликов и Юрий Николаев, пройдя Обской губой, обогнув остров Белый, доставили Карским морем грузы нефтеразведчикам Харасавея. Сейчас линия Салехард — Харасавей вполне «обкатана».

Вырос речной порт Салехарда.

Грузовой диспетчер Геннадий Андреевич Рученков, вернув­шийся на пристань после армейской службы в начале пятидеся­тых годов, заносил в регистрационный журнал итоговые цифры салехардской навигации — 25 тысяч тонн. За прошедшую чет­верть века грузооборот увеличился почти в 70 раз! Сейчас он приближается к двум миллионам тонн. Бывший «флагман» при­стани — пятидесятисильный рейдовый катер сегодня выглядит серьезно разве что в ряду моторных лодок. В распоряжении портовиков десяток мощных, маневренных рейдовых теплоходов, пассажирская флотилия насчитывает шесть комфортабельных «омиков» и речных трамваев.

У северного порта своя специфика. Его назначение — комп­лексное обслуживание «большого транзита» — судов, идущих курсом «норд» из крупных южных портов. Диспетчеры прини­мают и отправляют дальше на север, в районы нефтегазового освоения, к Надыму и Уренгою, сухогрузы и танкеры, обеспечи­вая им надежное плавание в трудных условиях устья Оби, Обской и Тазовской губ. Портовые краны перерабатывают за навигацию более полумиллиона тонн грузов, поступивших в Лабытнанги железнодорожным путем. (Раньше хватало тачек и «горбуш».) Строители Главтюменьнефтегазстроя возводят на левом берегу Оби, напротив мыса Корчаги, высокомеханизированный Обский причал. Пока у речников здесь работает семидесятиметровая причальная стенка, где трудится десятитонный портальный кран «Альбатрос», присланный друзьями из ГДР. В прошлом году кран переработал первые 25 тысяч тонн (навигационный объем 1953 года) упакованных грузов. К концу десятой пятилетки длина стенки Обского причала достигнет 800 метров. Больше десятка мощных портальных кранов смогут обрабатывать запла­нированные миллионы тонн навигационных грузов. Реконструи­руется и модернизируется контейнерный причал, позволяющий доставлять грузы на север самым удобным способом — в контей­нерах.

Объемы речных перевозок будут возрастать до тех пор, пока часть нагрузки не примет на себя строящаяся железная дорога Сургут — Уренгой.

Регулярные пассажирские перевозки внутри округа начали развиваться только с начала пятидесятых годов, когда «колес­ник» «Ненец» связал Салехард с Лабытнангами. Позднее на ли­нию до Аксарки и Ныды вышел пароход «Валерий Чкалов». Пассажир, собирающийся попасть в поселок Тазовскпй, должен был сесть на «Тару». Эту несамоходную баржу, переделанную в пассажирский лихтер, тянул на буксиропаротеплоход «Сердоболь». Молодой капитан Вячеслав Лашевич водил свой пасса­жирский «караван» несколько навигаций, пока на линию не вы­шел комфортабельный «Механик Калашников». Лашевич сменил капитанскую рубку «Сердоболя» на «калашниковскую».

Самая северная в стране речная линия, пожалуй, и одна из самых оригинальных. Впрочем, полностью речной ее не назовешь, ведь «Механик Калашников» проходит «Море Мангазейское», как в старину называли поморы Обскую и Тазовскую губы. На пути теплохода несколько населенных пунктов — Новый Порт, Мыс Каменный, Антипаюта, но это—«рейс без пристаней». Судно становится на якорь в губе, а пассажиров отвозят на берег на ялике. В отличную погоду рейс — отрада для туристов. Но погожие дни на Севере — редкость, и почти всегда эта линия не для пассажиров, страдающих морской болезнью....

Удобные теплоходы связали Салехард с Тобольском, Новоси­бирском, Сургутом, Омском, Томском. Недавно и до Полярного круга дошли скоростные «Метеоры», значительно сократившие время путешествия. Постепенно тихоходные речные трамвайчики заменяют быстрые «Зарницы».

Все эти стремительные перемены протекали на глазах многих салехардских речников, для которых Обь стала рабочей судьбой.

Больше трех десятилетий отдал порту механик Павел Дмит­риевич Воронов. Такой же стаж у Геннадия Андреевича Ручеикова. Он пришел учеником моториста на тогдашний флагман-катер «ВКП(б)», который таскал стотонные паузки с продоволь­ствием до Ныды, Яр-Сале, Аксарки и Кутопьюгана.

С войны стрелок-радист боевого штурмовика Ручейков вер­нулся с орденами Красного Знамени и Отечественной войны I степени, двумя медалями «За отвагу». Хотел перейти в авиа­цию («привык за войну»), но тяга к реке победила. Семидесяти­кратный скачок в северном грузопотоке проходил, что называ­ется, через его руки.

Когда с юга приходят малоопытные капитаны, на помощь им посылают Ивана Григорьевича Гармаша. Больше чем за 30 нави­гаций старый капитан до тонкостей узнал повадки не очень при­ветливой Обской губы. Его лоцманские указания безукоризненны.

«Река — моя судьба», — может сказать и старейший капитан технического участка пути коммунист Виктор Дмитриевич Со­ловьев. Он пришел в гидрографическую экспедицию в суровом сорок третьем шестнадцатилетним парнишкой. Его приняли ко­чегаром на моторный, ходивший и под парусом, бот «Гидрограф». Парус надували не только речные, но и морские ветры. Северная граница работ «Гидрографа» заканчивалась островами Шокаль­ского и Белым, проливами Сибирякова и Малыгина.

К штурвалу ставили крепких людей. Последние годы Соловь­ев капитанит на путейском катере, расставляет судоходную об­становку. Участок у него самый ответственный и сложный: район Салехарда — речной перекресток, где сходятся зюйд и норд. Движение здесь сильное, а Полуй и Обь всегда готовы к неприятным сюрпризам.

Техническому участку, на котором трудится капитан Соловь­ев, год от года приходится расширять объемы работ. Речная «улица» должна быть обставлена надежными «светофорами». На фарватере северных рек работает около двух десятков путей­ских судов. Сразу после ледохода в Нижнем Приобье появляется до десятка земснарядов, среди них мощнейший, голландской постройки землесос «Уренгой». Они вынимают со дна до семи миллионов кубометров грунта за навигацию, создавая речникам гарантированные глубины на коварных фарватерах Надыма, Пура, Звягинского зерла и Большой Наречннской протоки на Оби.




ФУНДАМЕНТ - МЕРЗЛОТА

В Салехарде на Мостострое существует целый «экспедицион­ный микрорайон».

Здесь сосредоточены базы уже известной нам экспедиции ВНИГРИ. Изыскатели из экспедиции Ленгипротранса разрабаты­вали трассу восстанавливаемой дороги на участке от Надыма до Уренгоя, а сейчас заняты на западном побережье полуострова Ямал. Проектируется железнодорожная магистраль, которая возьмет старт от Харасавея и, обогнув Байдарацкую губу, пройдя горы Полярного Урала, выйдет на Воркуту. Дорогу заказывали газовики.

На западный берег Ямала перенесла основной объем своих исследований и изыскательская экспедиция проектного институ­та Ленгипроспецгаз. Семь газовых месторождений Ямальского полуострова будут «нанизаны» на единый «ствол» трансконти­нентального магистрального трубопровода Харасавей — Ворку­та— Ухта. Трасса пройдет неподалеку от предполагаемой желез­ной дороги. Кроме ямальского направления салехардские сотруд­ники Гипроспецгаза трудятся на трассах системы газопроводов Уренгой — Надым — Урал.

Строительным хозяином города является выросший из мало­мощного ремонтно-прорабского участка строительно-монтажный трест Ямалгражданстрой, входящий в систему Министерства жилищно-гражданского строительства Российской Федерации. Рабочие бригады треста осваивают на строительных площадках города по нескольку миллионов рублей. Объем работ растет и расширяется. Если раньше основной костяк управлений состав­ляли плотники, то сейчас главная рабочая фигура на стройке — каменщик. Трест перешел на возведение капитальных сооруже­ний. Деревянный Салехард уходит в прошлое. За последние годы строители Ямалгражданстроя возвели просторную трехэтажную школу, несколько больших детских садов, главный учебный кор­пус зооветеринарного техникума, производственные сооружения для работников кооперации и автомобилистов. Закапчивается воз­ведение одного из красивейших зданий города — окружного Дома культуры народов Севера, которое станет частью архитектурного ансамбля, огранизующего центральную площадь имени Ленина.

Как всякий солидный город Салехард обрастает «промышлен­ным поясом». На Ангальском мысе сосредоточены цехи и корпу­са завода строительных деталей. Небольшой асфальтобетонный завод выпускает продукцию, которой хватает, чтобы заасфальти­ровать за короткий летний сезон трехкилометровую городскую улицу.

Удобные и благоустроенные дома возводят для рыбоконсервщиков бригады строительно-монтажного управления треста Тюменьрыбстрой. Отличительная черта, выделяющая рабочий почерк строителей этого СМУ,— высокое качество. Микрорайон консервщиков — один из самых уютных в городе.

Рабочий отряд городских строителей превысил тысячу чело­век. Среди них немало таких, которыми в коллективах по праву гордятся. Отделочницу Зинаиду Кузнецову товарищи выбрали в окружной Совет депутатов трудящихся. Плотника Павла Про­скурина избрали заместителем секретаря партийной организации Ямалгражданстроя. Не просто как умелого профессионала, но и как человека принципиального, умеющего мыслить масштабно. Два десятка лет возводит жилье в городе плотницкий бригадир Семирхап Рябиков. Бригада этого требовательного, но справедли­вого руководителя стала своеобразной рабочей школой для мо­лодых строителей. В ней они «созревают» не только профессио­нально, но и нравственно.

Как хозяин проходит по городу Семирхан Рахматуллович. Ведь на каждой улице найдется дом, стены которого он подводил под крышу.




«СДЕЛАНО В САЛЕХАРДЕ»

Самым крупным промышленным предприятием Салехарда остается рыбоконсервный завод — «флагман» республиканского объединения Сибрыбпром, обрабатывающий треть тюменской рыбы. Ежегодно тысяча рабочих завода выпускает продукции почти на 30 миллионов рублей. С заводского конвейера сходит семьдесят видов консервов, приготовленных по всем правилам современной технологии. На шести консервных этикетках с мар­кой «Сделано в Салехарде» стоит красный пятиугольник — госу­дарственный Знак качества. «Ряпушка копченая в масле», «Пе­чень налима натуральная», «Фрикадельки сиговые», «Сырок в томатном соусе» и икра «Северянка» не задерживаются на ма­газинных прилавках.

Салехардские консервщики поддерживают высокую марку своей продукции и на международном рынке. Традиция эта, как уже упоминалось, зародилась еще в двадцатых годах. Свыше миллиона банок консервов изготавливается в экспортном испол­нении. Они идут в страны социалистического содружества, Фран­цию, Алжир, ФРГ.

Выпуск консервов начиная с 1975 года превысил 20 миллионов банок. Намеченный перспективный план реконструкции заво­да значительно увеличит эту цифру. До 1985 года по этому плану в цехах будут задействованы новые автоматические линии, осна­щенные современным технологическим оборудованием. Автоматы снизят трудоемкость производства, почти полностью будет лик­видирован ручной труд. На месте построенных еще в довоенные годы зданий появятся корпуса модернизированных цехов и вспо­могательных служб. Перспективный план предусматривает реше­ние не только производственных, но и экономических задач. На реконструкцию будет израсходовано более 10 миллионов рублей, но уже через семь лет затраты полностью окупятся. Перестройку намечено производить без остановки основного производства.

Кроме консервов завод выпускает мороженую продукцию и кулинарные изделия из рыбы, в том числе пельмени, котлеты, колбасу.

На заводе живы традиции первых ударников и стахановцев. Консервщики первыми выступают за досрочное выполнение пла­нов пятилеток. Десятки работниц подхватили замечательный почин расфасовщицы коммунистки Дарьи Федоровны Колмаковой: «План десятой пятилетки — за 3,5 года!» По напряженному графику трудятся Мария Биль, Назира Арасеева, Валентина Колчак, Мария Сулейманова и многие другие.

Коллектив завода неоднократно выходил победителем Все­союзного социалистического соревнования, завоевывал первые места в трудовом соперничестве предприятий Министерства рыбного хозяйства республики, объединения Сибрыбпром. На вечное хранение ему переданы Красные знамена окружных организа­ций, завоеванные в год пятидесятилетнего юбилея Советской власти и сорокалетия национального округа.

Завод в течение долгого времени возглавляет один из опыт­нейших организаторов рыбной промышленности на Ямале, отдав­ший Северу четверть века своей жизни, кавалер орденов «Знак Почета» и Трудового Красного Знамени Петр Николаевич Пер­вушин.

Продолжает действовать и старейшее промышленное пред­приятие города — деревообрабатывающий комбинат рыбпрома. Он обеспечивает пиломатериалами семь рыбозаводов округа, снабжает их тарой, делает лодки. По всему Ямалу известен ло­дочных дел мастер, судоплотник с тридцатипятилетним рабочим стажем Антон Филимонович Галас.

Еще один действующий в городе деревообделочный комбинат занимается выпуском изделий ширпотреба и строительных мате­риалов для нужд горожан. Самый популярный в этом ДОКе цех — сувенирный. Производство сувениров налажено недавно, но уже сейчас изделия салехардских мастеров пользуются хоро­шей репутацией. Большую партию сувениров закупила торговая фирма «Березка». Контракты на поставку изделий из меха, оленьего рога и кости, дерева заключили с комбинатом торговые организации Ярославля, Симферополя, Липецка, Иваново, Архан­гельска и других городов Союза. В сувенирах очень широко используются национальные мотивы, что придает особый коло­рит аппликациям и коврикам из оленьего меха.

А заказы на яркую, орнаментированную ненецкими узорами меховую обувь, которая изготавливается мастерицами пошивоч­ной мастерской городского быткомбината, поступают и из-за рубежа. На всесоюзных выставках бурочки, тапочки, сапожки, присылаемые из Салехарда, вызывают неизменный восторг мод­ниц самого придирчивого вкуса. Планируется строительство цеха по переработке оленьего сырья, выделке велюра и замши из оленьих шкур.

Салехард — северный город, и только здесь вы можете встре­тить организации чисто северной ориентации. Пушно-меховая база занимается первичной обработкой поступающего в окруж­ной центр «мягкого золота» тундры. Торгово-розничное объеди­нение завозит все необходимые товары на отдаленные тундровые фактории, которые снабжают кочующих оленеводов и охотников. Сотрудники полярной гидрометобсерватории обеспечивают целый комплекс наблюдений над климатом.

Северные города традиционно находились на продовольствен­ном «иждивении» Большой земли. В последнее время эта зави­симость усилиями тружеников сельского хозяйства ослабляется. Недавно созданный совхоз «Салехардский», хотя официально он именуется «оленеводческим», можно называть многоотраслевым. Площадь пленочных теплиц сезонного действия составляет более тысячи квадратных метров. За лето тепличницы собирают около четырехсот центнеров огурцов, помидоров, редиса, укропа, лука. Вся зелень идет на прилавки магазинов. К концу десятой пяти­летки вводится тепличный комбинат с посевной площадью 5 тысяч квадратных метров. Комбинат будет выпускать зеленую продукцию уже в течение всего года.

Молочно-товарная ферма совхоза — крупнейшая на Ямале. Здесь содержится половина поголовья крупного рогатого скота, имеющегося в округе.

Но пока свежее молоко регулярно поступает только в детские сады, ясли, интернаты, школьные столовые, больницы. Чтобы удовлетворить потребности северян, работники совхоза по реко­мендациям, разработанным учеными Ямальской сельскохозяй­ственной станции, первыми на советском Севере начали освоение тундры под пашню. Вспаханная и обработанная удобрениями тундра засеивается силосными культурами и дает неплохие урожаи. С тундрового гектара собирают до 150 центнеров зеле­ной массы, что неплохо и для более плодородных земель. К трем­стам гектарам тундровой пашни совхозные механизаторы в тече­ние десятой пятилетки добавят еще 300 га. Это позволит расши­рить молочную ферму, салехардцы перестанут испытывать нужду в молочных продуктах.

Поистине международной популярностью пользуется продук­ция совхозной зверофермы. Ежегодно на Вологодскую пушно­меховую базу салехардские звероводы отправляют до шести тысяч мехов голубого песца и столько же норковых шкурок. Это настоя­щая радуга мехов, ведь на ферме выращиваются норки самых трудных, но и самых ценных пород: сапфир, пастель, серебристо­голубые.

С Международного пушного аукциона в Ленинграде салехард­ская пушнина расходится по всему свету.

В официальной отрасли совхоза — оленеводстве — занято не­много рабочих. Около 50 пастухов выпасают 9600 оленей. Это позволяет ежегодно сдавать кооперации до двух тысяч центнеров деликатесной оленины, часть которой идет на экспорт — в ГДР, Францию, Финляндию, Швецию, Швейцарию, Польшу, Мон­голию.




СЕВЕРНЫЙ КОМФОРТ

Северяне сейчас все меньше чувствуют оторванность, как здесь принято выражаться, «от материка». Разрушает этот пси­хологический барьер прежде всего система связи, которая стано­вится все более оперативной. Автоматические системы вывели Салехард на телефонную магистраль страша. Салехардский або­нент может переговорить с любым городом Союза. Имеется связь и со всеми населенными пунктами округа.

Центральные и областные газеты попадают в окружной центр в день выхода. Сократились сроки доставки почты в небольшие населенные пункты. Оленьих каюров уже давно заменили «воз­душные». Суда Салехардской автотранспортной базы связи со­вершают регулярные рейсы и добираются до самых малень­ких речных пристаней, доставляя свежие газеты, письма, по­сылки.

В 1970 году салехардские жители купили первые телевизоры. Построенный вблизи города ретранслятор позволил смотреть телевизионные программы из Воркуты. Затем была возведена телевизионная станция «Орбита». Семидесятипятиметровая вышка ретранслятора улучшила качество приема и позволила смотреть цветные передачи. Проектировщики из Ташкента разработали проект более мощного ретранслятора. Двухсотметровая его вышка поднимется в районе гостиницы «Ямал» и изменит «вертикаль­ный облик» города.

Салехард благоустраивается и зеленеет. Жители ежегодно, весной и осенью, выходят на воскресники по посадке зеленых насаждений. Деревья не всегда принимаются, но все же труд не пропадает зря, зелени с каждым годом становится все больше и больше, что придает северному городу неповторимое очарование, особенно в его полярные белые ночи.

Самый большой сад в городе у пенсионера Бориса Владими­ровича Патрикеева. Ветеран полярного земледелия не перестает экспериментировать, активно переписывается с северными садо­водами, обменивается семенами и саженцами. На его участке обильно плодоносит черная смородина, неплохие урожаи дает малина, под полиэтиленовой пленкой расцветают и дают плоды солнцелюбивые земляника и клубника.

Разными могут быть памятники. Северный сад — памятник упорству, терпению и трудолюбию человека, уверенного в щедро­сти трудной земли, символ его победы над северной природой. Северный сад Патрикеева — образец и пример для других, кто надолго, а не только на договорный срок, «оседает» в Сале­харде.

Все меньше заштатности остается в облике далекого города.

Оделись в бетон и асфальт знаменитые в прошлом деревянные центральные магистрали Салехарда. Асфальтированное шоссе соединило все микрорайоны города, от аэропорта, через Мосто­строй и поселок консервного комбината до второго отделения. Деревянный мост через Шайтанку заменен бетонным.

В начале семидесятых годов рабочие бригады треста Ямалгазстрой возвели в городе первый кирпичный трехэтажный дом. Время и испытания показали, что капризная салехардская вечная мерзлота, «вялая», как называют ее специалисты, может быть надежным фундаментом. Возведен первый высотник — пятиэтаж­ный Дом Советов, громада которого организует весь архитектур­ный облик города. Возведение зданий из кирпича, блоков и панелей становится доминирующим, преображая сложившийся веками образ «низкорослого» городка. Но город красен но столько своими домами, сколько своими жителями.




СЛАВА И ГОРДОСТЬ ГОРОДА

Зайдем в дом но улице Республики, 79. Здесь, в современной благоустроенной квартире на солнечной стороне, живет семья ненецкого поэта Леонида Васильевича Лапцуя. О городском ком­форте упомянуто не случайно, потому что и хозяин и хозяйка родились в чуме, и только их дочери Марине городские удобства кажутся вполне естественными. Сын новопортовского оленевода, Леонид Лапцуй получил высшее образование в Москве, работал секретарем комитета ВЛКСМ в отдаленном райкоме, был избран председателем Пуровского райисполкома. Сейчас он возглавляет редакционный коллектив единственной в стране газеты на не­нецком языке «Нарьяна Нгэрм» («Красный Север»). Газета до­ступным для всех тундровиков языком рассказывает о делах оленеводов, рыбаков, мастеров охотничьих троп и о тех громад­ных преобразованиях, которые пришли в округ вместе с геоло­гами, строителями, газовиками.

На счету хозяина дома уже пятнадцать книг — сборники сти­хов и поэм, рассказов и повестей. Стихи этого несомненного лидера младописьменной ненецкой литературы известны в пере­водах и читателям Англии, Италии, Канады, Франции, стран социализма.

В последние годы Леонид Васильевич проделал большую работу, подготовив для издательства «Просвещение» «Книгу для чтения» в национальных школах. Он перевел для этой «се­верной антологии» стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Блока, Есенина, рассказы и воспоминания о Ленине, произведе­ния писателей-северян.

— Эта книга — мой писательский долг перед молодым поко­лением, — говорит Леонид Васильевич.

Его семья — типична для нового поколения национальной северной интеллигенции.

Хозяйка дома — Елена Григорьевна Сусой — тоже родилась в семье оленевода из Новопортовской тундры. В 1960 году она получила диплом Ленинградского государственного педагогического института имени А. И. Герцена. Три года занималась в аспирантуре при Ленинградском отделении Института языкозна­ния Академии наук СССР. Работала в школах родного округа, в национальном педагогическом училище. Коммунисты Ямала избрали ее своим делегатом на XXIII партийный съезд.

Сейчас Елена Григорьевна Сусой — старший научный сотруд­ник северного сектора научно-исследовательского института на­циональных школ Министерства просвещения Российской Фе­дерации.

Написанные ею учебники составляют солидную стопку. Опа собирает и обрабатывает ненецкие сказки, переводит на родной язык сказки народов СССР. Вместе с виднейшим специалистом в области самодийского языкознания профессором Натальей Митрофановной Терещенко Сусой составила «Ненеця вада» — учебник родной речи для третьеклассников. Соавтором «Родной речи» для 1-го и 2-го классов национальных школ у Елены Гри­горьевны была ее однокашница по «герценовскому» институту Елена Михайловна Талеева, которая сейчас преподает родной язык в национальном педагогическом училнще имени А. Зве­рева. Е. Г. Сусой и Е. М. Талеева — авторы пособия для учите­лей «Методика преподавания ненецкого языка».

Казалось бы, самые обычные факты. Но они свидетельство того, что недавно еще безграмотный народ движется к своему расцвету, а творчество его представителей полноправно вливается в единый поток многонациональной советской культуры.

Ненцы в прошлом знали всего лишь один музыкальный ин­струмент — пензер: оленья шкура натягивалась на березовый обод, к которому подвешивались колокольчики. Под глухие уда­ры пензера начинал свое темное камланье шаман. Мало радости было в жизни тундровиков, заунывно звучал пензер. Не было звонких песен у ненцев.

Семену Нярую, преподавателю Салехардского культурно-про­светительного училища, всего тридцать лет, и слово «основопо­ложник», примененное к нему, звучит как-то не особенно солид­но. Но это так. У ненецкого композитора нет предшественников. Он первый из ненцев нанес родившиеся в его голове мелодии на нотную бумагу.

Отец Семена — бывший безоленный бедняк, ставший пред­седателем сельскохозяйственной артели, первый депутат Ямала в Верховном Совете СССР. Деда Семена можно считать музы­кантом, он был шаманом.

Но композитор С. Н. Няруй использует уже не только пен­зер. Его композиции звучат в исполнении профессиональных оркестров и хоров. Песни «Олененок», «О Ленине», «Наша шко­ла» на слова Леонида Лапцуя знают во всех уголках обширного Ямала. В исполнении Арки Лаптандера они звучали со сцени­ческих площадок Тюмени, Свердловска, Перми, Москвы.

Семен Няруй — неоднократный дипломант Всесоюзных художественных смотров.

В планах молодого ненецкого композитора создание первой национальной оперы. Еще нет либретто, по уже выбран главпый герой — Ваули Пиеттомин.

Мелодии Няруя отличишь сразу: это звучит голос тундры, в них сильны народные мотивы. Песни его мелодичны и напевны, бодры и радостны. Национальный колорит столь ощутим, что по первым тактам узнаешь, что написаны они человеком, рожденным в тундре под завывание пурги, человеком, навечно влюбленным в родную тундру.

Вихревые мелодии Семена Няруя превратились в искрометные танцы, которые исполняют артисты ансамбля «Сыра-Сэв».

У этого ансамбля, основу которого составили выпускники культпросветучилища, давно сложившийся и заслуженный авто­ритет. Не бывает сколько-нибудь крупного смотра в Салехарде, в котором не принял бы участие этот коллектив. География га­строльных поездок танцоров из Салехарда простирается до самой Москвы, где на сцене Кремлевского Дворца съездов их сюита «Родимый край — родной Ямал» заслужила высокое признание жюри Всесоюзного фестиваля народного творчества.

Но гастроли — праздники. Рабочие же будни коллектива — это поездки по округу. «Сыра-Сэв» с нетерпением ждут оленево­ды, охотники, рыбаки, их искусство полюбили трассовики и га­зовики Надыма, геологи и буровики Уренгоя, строители Лабытнаног.

Ансамбль побывал не только во всех крупных поселках, по и на охотничьих зимовках, оленеводческих пастбищах, рыбачьих станах.

Случалось и так, что артисты были в численном большин­стве — столь мал оказывался поселок, куда они приезжали. Но и здесь танцоры выступали так, как будто перед ними находилась многосотенная аудитория.

Популярностью пользуется и вокально-танцевальный ан­самбль студентов культпросветучилища «Юность Ямала».

Среди тундровиков хорошо известна газета «Нарьяпа Нгэрм». Переводчиком в этом издании работает Иван Антонович Юганпелик. Сын рыбака и сам рыбак, он храбро воевал на фронте. После войны учился, заведовал Домом ненца в самом северном поселке Тюменской области — субарктической Гыде. Уже много лет оп занят подготовкой газеты на родном языке.

Поклонникам поэзии хорошо известны талантливые стихи поэта Юганпелика. В Тюмени и Свердловске вышло уже несколь­ко его поэтических сборников.

Ежедневно Салехардское радио начинает свои передачи тра­диционным:

— Инзеледа! Инзеледа! (Внимание! Внимание!)

«Инзеледой» в шутку называют редактора национального отдела окружного комитета по телевидению и радиовещанию Анастасию Лапсуй. Но Анастасия знакома тундровикам не толь­ко по голосу из «Спидолы», она частый их гость. Ее репортажи, очерки, корреспонденции — это летопись того стремительного подъема, который переживают ее земляки.

Анастасия, дочь колхозного оленевода, закончила Салехард­ское национальное педагогическое училище. Еще дальше пошла ее сестра Елена. После училища она поступила на факультет народов Севера Ленинградского педагогического института. С дип­ломом о высшем образовании Елена Лапсуй вернулась в стены родного училища уже в качестве преподавателя. Коллеги выбра­ли молодую коммунистку на областную партийную конферен­цию.

Большое увлечение начинающего педагога — язык между­народного общения эсперанто, которому она обучает и студентов. Елена помогает своей старшей сестре готовить материалы для радиогазеты «Друг».

Еще один выпускник «герценовского» института Прокопий Салтыков возглавляет редакцию национальных передач. Окруж­ное радио в своих программах ежедневно отводит четверть часа материалам на языке ханты. Салтыков — один из первых поэтов этой небольшой северной народности. Много сил отдает он пере­водам русской классики на хантыйский язык.

Отдел по работе среди женщин в окружном комитете партии возглавляет Елена Николаевна Окотетто, также закончившая «кузницу северных кадров» — знаменитый пединститут в Ленин­граде.

Многим в городе известно имя молодого рабочего — энергети­ка Юрия Кукевича. Не только потому, что он — ведущий радио­передачи «Рабочий Ямал». Юрия знают как способного самодея­тельного поэта. Его стихи часто попадают на страницы окружной газеты, звучат в эфире. Они пока часто еще не совершенны, но в них бьется оптимистический ритм, чувствуется цепкий рабочий взгляд на мир. Начинающий поэт по-хозяйски крепко проходит по жизни, где отвел себе активную, а не созерцательную роль. Юрий возглавляет комсомольцев предприятия, на котором тру­дится.

Возможно, Юрий Кукевич не совсем «типичный» молодой ра­бочий, не каждому дано столь разносторонне выразить себя, по он «типичен» своей наступательной, по-настоящему рабочей жизненной позицией. Таких молодых ребят можно найти в каждом цехе, на каждом предприятии.

К Николаю Ивановичу Черных, кандидату сельскохозяйст­венных наук, руководителю Салехардской опытной станции ЗаУралНИИСХоза, лучше всего заглянуть на место работы. Его зе­леное хозяйство, настоящий «северный оазис», расположилось на окраине города.

Полеводы под руководством Николая Ивановича вырастили рекордный урожай картофеля — 400 центнеров с гектара. Ему, наверное, позавидуют и белорусские овощеводы. Огурцы, поми­доры, капустные кочаны поступают на прилавки магазинов за­долго до того, как подойдут по реке первые овощные караваны. А дети ненцев, ханты, никогда не видевших земляники, лако­мятся в детских садах ее вкусными ягодами.

Рассказывая о замечательных салехардцах, нельзя миновать Анны Михайловны Пушниковой, которую называют «городской энциклопедией». Почти пятьдесят лет ее жизни связано с горо­дом на Полярном круге. Анна Михайловна — «живая история» Салехарда. Работая директором краеведческого музея, она уста­новила связи с десятками старых большевиков, красногвардей­цев, их семьями. Обильная переписка принесла новые экспонаты музею — фотографии, личные и другие вещи, рассказывающие о революционных днях Обдорска, первых советских буднях нашего города. Пополнение новыми экспонатами шло так бурно, что му­зей «вырос» из своего старого помещения. Геологи построили для музея новое двухэтажное здание. Созданные экспозиции полно и наглядно рассказывают об истории и сегодняшнем дне Ямала, вызывая неизменный интерес многочисленных туристов.

В стенах музея состоялось более двухсот встреч за круглым столом молодежи и ветеранов революции, войн и труда.

Старейшей коммунисткой города являлась недавно умершая Анна Яковлевна Давыдова.

Рабочую девчонку приняли в ряды РКП (б), когда ей только исполнилось 18. Было это на Урале. А в 1933-м Давыдову вместе с мужем, Николаем Яковлевичем Макаровым, и еще пятью тагильчанами вызвал секретарь Уральского обкома ВКП(б) Кабаков.

— На Севере требуются хорошие организаторы. Думаем, что вам по силам.

Так Анна Яковлевна оказалась на Ямале. Работала уполно­моченной окружного рабоче-крестьянского контроля в Ныде, за­ведовала парткабинетом в Яр-Сале.

Николай Яковлевич возглавлял в этих районах исполнитель­ные комитеты Советов.

С 1937 года Анна Яковлевна — в Салехарде. Трудилась в го­родском и окружном комитетах партии, руководила отделом культуры, возглавляла профсоюз медицинских работников.

Особенно памятны Анне Яковлевне военные годы — время тя­желейшей работы на Победу. Она «не вылезала» с рыбоугодий, была уполномоченной на путине, организовывала промысел на плавных песках Салехардского рыбозавода.

Гордость звучит в голосе, когда она вспоминает, что «рыбаки на ее участке Красного знамени не отдавали».

В последние годы, уже уйдя на пенсию, Анна Яковлевна час­то наведывается в школы, в училища, в молодежные бригады. Эти встречи, живые беседы — та эстафета, которую одно поколе­ние передает другому.

Совет ветеранов революции, войн и труда возглавляет за­служенный врач РСФСР Анна Михайловна Спасская. Бывшая фронтовичка более десятка лет возглавляла медицинскую служ­бу города. Главное направление совета — работа с молодежью.

Юные салехардцы, уезжая поступать в различные вузы стра­ны, с благодарностью вспоминают своих наставников — заслужен­ных учителей РСФСР Ивана Акимовича Хурсенко, Августу Ми­хайловну Бобошину, Клавдию Парфеновну Чечулину, отличников народного просвещения Нину Васильевну Горькаеву, Лидию Евгеньевну Приходько, Анастасию Антоновну Игнатьеву, кавале­ра ордена Ленина Марию Ивановну Уткину, Ирину Ивановну Кузьмину.

Звание заслуженного работника культуры РСФСР присвоено директору Салехардского культурно-просветительного училища Нине Петровне Коломниковой, которая много сделала для разви­тия культуры в округе, воспитания кадров для Красных чумов и агиткультбригад.

Салехард всего несколько сезонов можно было назвать теат­ральным городом. В годы войны сюда с Украины была эвакуиро­вана труппа драматического театра города Николаева. Опа и составила костяк творческого коллектива драматического театра Заполярья, который существовал некоторое время и после вой­ны. Однако хотя спектакли, разнообразя духовную жизнь горо­жан, пользовались признанием, все же в маленьком городе сборы были невелики, что и привело к расформированию труппы.

Однако театральные традиции зародились гораздо раньше: в первые послереволюционные годы на спектаклях «Синей блу­зы». С начала тридцатых годов на сцене Дома туземца выступала группа самодеятельных артистов. Среди них Николай Николаевич Бронников, ветеран салехардской сцепы, человек безраздельно проданный театру. Почти четыре десятилетия пленял оп театра­лов своей вдохновенной игрой.

В труппе драматического театра Заполярья начинала Алек­сандра Константиновна Миронова. Играла с ведущими актера­ми — Григорием Фоменко, Михаилом Асташевым, Натальей Ко­лесниковой. После расформирования театра уехала из города, а вернулась через десять лет уже режиссером драматического коллектива. В 1961 году кружок получил первое почетное зва­ние — любительского народного, а еще через шесть лет звание народного театра. Золотой фонд салехардских любителей сцени­ческого искусства — «Иркутская история» Арбузова, «Барабанщица» Салынского, «Верую» Зота Тоболкина. Интересные роли создали самодеятельные артисты Александра Жилина, Виктор Скорик, Любовь Гусева, Василий Кожевни, Сергей Елизаров. Нынче сцена отдана молодежи, тем воспитанникам Александры Константиновны, которых она «вела» с первых школьных лет. Сейчас уже взрослые люди, они не растеряли преданности сцене. Сама Александра Константиновна, уйдя на пенсию, организо­вала детскую студию при народном театре.

Салехард включен в орбиту бурной культурной жизни, кото­рой живет сегодня край Всесоюзных ударных строек — Тюмен­ская область. Летом по традиции в гости к ямальцам приезжает гастрольная группа старейшего в Сибири Тобольского драмати­ческого театра. На салехардской сцене выступали известные со­ветские певцы Юрин Гуляев, Иосиф Кобзон, Мария Лукач, Елена Камбурова. Не минуют Салехард маршруты участников дней советской литературы и декад советской музыки, которые стали регулярны на Тюменщине. Салехардцы «лично» знакомы с поэтами Марком Соболем, Олегом Фоняковым, Львом Сорокиным, писателями Лидией Либединской, Анатолием Медниковым, Леонидом Жуховицким. Они слушали песни, родившиеся во вре­мя северных поездок, в исполнении композиторов Людмилы Лядовой, Станислава Пожлакова, Валентина Казенина, Евгения Родыгина.

Приезжают в город делегации кинематографистов, цирковые и эстрадные коллективы.

Все это — приближение к культурным центрам страны, прео­доление духовной оторванности от Большой земли.

Жизнь на Севере, борьба с суровым климатом не каждому даются легко. Поэтому к медицинской службе требования повы­шенные. Сегодня Салехард может предоставить горожанам и тру­женикам округа большой «набор» медицинских услуг. Недавно построен больничный комплекс с поликлиникой, оснащенный современным оборудованием. Комплекс станет полным, когда бу­дут закончены лабораторный и инфекционный корпуса. В городе действуют три диспансера: противотрахоматозный, противотубер­кулезный и кожно-венерологический. Нынешнее поколение вра­чей уже не сталкивалось с бедствиями северных народностей — оспой и «люесом азиатико», но зато их усилиями ликвидированы заболевания дифтерией, полиомиелитом, трахомой, сыпным тифом.

Значки заслуженных врачей республики по праву носят самые авторитетные специалисты:      серолог Клавдия Александровна Афлетунова, фтизиатр Нина Игнатьевна Кириленко, заведующий окружным отделом здравоохранения Константин Павлович Мелещенко, инфекционист Клавдия Александровна Московкина. Санитарно-эпидемиологическую службу возглавляет кандидат медицинских наук Виктор Андреевич Майер. Защитила канди­датскую диссертацию и опытный хирург Рабига Валеевна Бик­булатова.

О каждом из этих людей можно рассказывать очень и очень много, ведь Северу они посвятили многие годы своей жизни, не­устанно работая на благо его процветания, борясь за жизнь че­ловека. В развитии северного края есть весомая доля и их само­отверженного труда.




ЛИЦОМ К БУДУЩЕМУ

Все, чем сегодня по праву может гордиться город и его жите­ли, было бы немыслимо без повседневной, каждочасной подвиж­нической деятельности полуторатысячного отряда салехардских коммунистов.

Всего две партячейки насчитывалось в городе на первом году Советской власти. Сейчас коммунисты объединены в 60 крупных парторганизаций.

Достаточно пробыть несколько часов в кабинете первого сек­ретаря городского комитета КПСС В. В. Бородзича, чтобы понять, какой насыщенной жизнью живет северный город и сколь велика в этих бурных буднях роль партийных организаций. Горком — боевой штаб социалистического соревнования производственных коллективов, здесь зарождаются планы и проекты новых сверше­ний, решаются узловые вопросы, устраняются «острые углы», здесь схлестываются мнения в жарких спорах, тех, в которых рождается истина.

Сюда приходят рядовые коммунисты не только для того, что­бы высказать свое мнение по какому-то спорному вопросу про­изводственной тактики, но и предложить новый почин.

Создается ощущение, что в селекторе на столе секретаря гор­кома бьется пульс всего города.

Одной из крупнейших остается старейшая организация, объе­диняющая отряд рабочих коммунистов-рыбоконсервщиков.

Часто именно рыбникам выпадает право и честь выступать с новой инициативой, потому что они твердо держат данное слово.

Неутомимым трудолюбием отличается опытная расфасовщица с ото го завода коммунистка Дарья Федоровна Колмакова — кава­лер ордена Трудового Красного Знамени, депутат областного Совета, член городского комитета КПСС. Программу девятой пятилетки опа сумела одолеть за четыре года. Вступая в десятую пятилетку, взяла еще более напряженное обязательство — сэконо­мить полтора рабочих года и к середине 1979-го рапортовать о выполнении пятилетнего плана. Инициатива передовой расфа­совщицы вышла и за заводские ворота. Ее предложение, досроч­но выполнить план пятилетки, одобрил окружной комитет КПСС, поддержали десятки производственных коллективов не только на рыбозаводах, но и на строительных площадках, на трассах и промыслах.

Коммунисты рыбозавода были и инициаторами движения: ра­ботать без прогульщиков, без нарушения трудовой и обществен­ной дисциплины.

Конечно, ничто пе делается по мановению волшебной палочки. Но на столе секретаря заводского парткома Валентины Васильев­ны Микеко стопка чистых сводок с проставленными датами. Это значит, что день за днем на заводе не было ни одного опоздания, ни одного прогула, ни одного нарушения. Здесь создан особый нравственный климат, когда то, что вчера еще считалось почти нормой, сегодня стало зазорным.

Старейший работник завода Юрий Владимирович Образцов возглавляет цеховую парторганизацию. Он консервщик военно­го призыва, приехал в Салехард детдомовским пацаном. Домом ему стал завод, на котором он трудится вот уже четвертый деся­ток. За эти годы стал слесарем-наладчиком самого высокого клас­са и отличным рационализатором. Возглавляемые этим вожаком коммунисты жестянобаночного отделения сами явились инициа­торами реконструкции своего уже состарившегося цеха. А Виктор Иванович Горбов не только вожак коммунистов рыбозаготовительного цеха, но и один из руководителей городской партийной орга­низации. Рабочие оказали ему доверие, выбрав членом бюро го­родского комитета партии.

Боевитая партийная организация в консервном цехе. Как пра­вило, именно отсюда поступают первые сведения о досрочных выполнениях государственных планов.

Ежегодно цехи завода пополняют около пяти десятков моло­дых рабочих, до этого не испытавших «вкуса» производства. Сразу же их берет под свою «опеку» совет наставников, который возглавляет мастер Зинаида Павловна Романова.

Много полезных дел и на счету коммунистов-агитаторов. Инициаторы завершения плана двух первых лет пятилетки к ше­стидесятилетию Великого Октября, они образцово сдержали сло­во. Широко поставлена в этой парторганизации работа по настав­ничеству.

Коммунисты действительно та цементирующая сила, которая направляет и сплачивает усилия всех тружеников северного го­рода на пути его дальнейшего процветания.




* * *

Салехардцы, как все северяне, весьма легкие на подъем. Побывав во многих городах страны, в европейских столицах, все же торопятся в «свой» город. Потому что есть в нем необъяс­нимое своеобразие и прелесть, которые раскрываются не сразу, а только тому, кто проживет здесь не один год. Салехардец может пожаловаться на некоторые бытовые неудобства — не во всех домах есть водопровод и центральное отопление, но ему уже труд­но прожить без белых ночей июня и сумеречных дней января, без первой зелени, которая здесь появляется тогда, когда на юге уже собирают первые урожаи, без звонкого ледохода на Полуе и даже без... свирепых февральских пург. Окрестности города — тундра и зеленое редколесье богаты ягодами и грибами, весной и осенью город норой похож на военное поселение — столько мно­го здесь охотников, которые на своих быстроходных «Прогрессах» и «Вихрях» устремляются на богатые утками и гусями угодья. Богата здесь и рыбалка: А отдых на природе, если исклю­чить обилие комаров, нисколько не уступит отдыху в подмосков­ных рощах.

Навсегда врезается в память прекрасный вид над водными просторами, фоном которому служит великолепный пейзаж не­повторимых по красоте, тающих в синей дымке беловершинных гор Полярного Урала.

Многим горожанам нравится Салехард в зимнюю пору, когда он закутан снежными метелями и выглядит особенно уют­ным.

В самом слове — Салехард — есть какая-то арктически-экзотическая прелесть. Может, поэтому имя нашего города так часто попадает на борта морских кораблей. Его читают жители англий­ских, канадских, бразильских и испанских портов, куда при­стают большой морской рыбоморозильный траулер «Салехард» из Калининграда и морской теплоход «Салехард» Северного мор­ского пароходства.

Рассказ о городе хочется закончить интервью с его архитек­турных перспективах. Будущее города рождается на кальках ле­нинградских проектировщиков.

Автор этих строк встретился в тринадцатнэтажном здании (стекло и бетон!) Ленинградского гипрогора с Анной Герасимов­ной Варзар. Она главный архитектор проекта генерального плана города Салехарда.

— Наш институт иногда в шутку называют «родильным до­мом» городов, — начинает беседу Анна Герасимовна. — Но это не всегда верно. Возьмем тот же Салехард. Ведь Обдорск появился на свет почти четыре столетия назад. Судьба его специфична. Город в течение веков складывался медленно и трудно, развитие его было бесплановым. При проектировании необходимо было учесть, что здесь имеется много неустроенного и просто пришед­шего в ветхость жилья, что город естественно делится на части реками Шайтанка и Полуй. По своему опыту могу судить, что города на новом месте проектировать гораздо легче, нежели «садить» на места старых.

Мы считаем, что новый Салехард будет компактнее, средст­вами планировки он будет защищен от северных помех — ветра и заносов, структура автомагистралей будет учитывать направ­ление преобладающих ветров. Как северный город, он имеет право на повышенный уровень культурного и бытового обслужи­вания — берется верхний предел всех норм по обеспечению об­служивания; здесь нужно больше магазинов, столовых, рестора­нов, школ, клубов, кинотеатров, чем в подобном же городе на Большой земле. В районе Мостостроя выделяется территория для создания компактного промышленно-складского комплекса. В городе будут строиться только многоэтажные дома из кирпича и панелей современных северных серий. Определены два ведущих городских района — Южный (нынешний центр) и Северный (по­селок рыбозавода и Мостострой). Разбросанные сейчас кварталы будут укрупнены. Основу их составят высотные капитальные здания. Вся застройка объединяется системой улиц и магистра­лей. Основная меридиональная магистраль пройдет по улицам Чапаева — Чубынина. На месте пересечения основных магистра­лей планируется торговая площадь, вокруг которой расположатся здания торгового центра, нового кинотеатра, административного корпуса. Берег Поляпты освобождается для отдыха трудящихся. На южном берегу Шайтанки предусмотрено создание районного лесопарка со стадионом и водной станцией. Сквер в районе при­стани превращается в городской парк. Недостаток зеленой ра­стительности будет компенсирован искусственными насаждения­ми, озеленением оврагов и набережных. Появятся новые скверы и бульвары. Композиционно город направлен в сторону Оби.

Пояснительная записка к генплану Салехарда — документ точный, деловой. Но, видимо, нельзя считаться архитектором и не быть при этом поэтом:

— Глубинная композиция застройки решена плотным фронтом многоэтажных домов, создавая компактный силуэт, монументаль­но воспринимаемый с Оби.

Новый город с большой и интересной судьбой рождается уже сегодня.




КРАЙ БОЛЬШИХ ПЕРСПЕКТИВ

В книге салехардского журналиста Анатолия Омельчука до­вольно обстоятельно и подробно описана почти четырехсотлетняя история славного северосибирского города, впечатляюще показан и его сегодняшний день. Мне бы хотелось немного дополнить рас­сказ о дважды орденоносном Ямало-Ненецком автономном ок­руге, центром которого является Салехард. Без этого книга о городе на Полярном круге была бы не совсем полной.

Площадь округа — почти 750 тысяч квадратных километров, на его территории могут разместиться такие солидные европей­ские государства, как Швеция, Федеративная Германия и Дания. Северный Полярный круг делит округ почти на две рав­ные части: Заполярье и Приполярье. Северные границы Ямала омывают студеные воды Карского моря, а острова Белый и Оле­ний— это самая настоящая Арктика. Южная граница проходит по знаменитой сибирской тайге. На западе высокая горная гряда Полярного Урала отделяет нас не только от соседней республи­ки — Коми, но разделяет Европу и Азию; на железнодорожной станции Полярный Урал пассажиры могут увидеть обелиск «Европа—Азия».Здесь им приходится переводить часы — ямальцы встречают утро на два часа раньше москвичей. Восточная граница с Таймыром почти подходит к голубой ленте Ени­сея.

С юга на север перерезает округ матушка Обь, которая, преж­де чем впасть в Обскую губу, делится на много рукавов, русел, проток. Такие реки, как Полуй, Надым, Пур, Щучья, Таз, по своему полноводью в Европе могли бы составить конкуренцию Дону или Днепру. А по количеству озер Ямал, наверное, прев­зошел знаменитую Карелию. Как подсчитали дотошные специа­листы, на каждого ямальца приходится ни много ни мало по 3 озера.

Тундра, тайга, горы, море, реки. Не больше чем испуганным воображением можно объяснить те эпитеты, которыми награжда­ли край дореволюционные путешественники: «ледяная пустыня», «царство смерти». Наши края поистине богаты сказочно! Рыба самых благородных пород — осетр, нельма, муксун — в изобилии водится в наших водоемах. Тундра богата песцом, а в лесах во­дятся лисица, белка, соболь, меха которых так восхищают зна­токов на международных аукционах. А к оленьим стадам, кото­рые выпасаются на тундровых ягельниках, лучшего эпитета, чем «тучные», не подберешь.

В советское время были обнаружены и подземные сокрови­ща — газ и ценные минералы, причем в больших количествах.

Каким бы негостеприимным ни был климат Полярного круга, суровые, но щедрые места манили отважных людей. Как доказа­но последними исследованиями ученых, уже несколько тысяче­летий осваивают полярные шпроты уроженцы этих мест — нен­цы, ханты, селькупы.

Помогать коренным жителям осваивать несметные богатства Севера едут советские люди самых разных национальностей: у нас можно встретить татарина и украинца, башкира и белору­са, еврея и грузина, людей более чем полусотни национально­стей. Русских же жители тундры называют своим Большим бра­том.

Население округа перевалило за сто пятьдесят тысяч и уве­личивается с каждым годом. Город Надым вышел на первое место в стране по приросту населения. Неуклонно возрастает численность местного коренного населения, его материальный и культурный уровень. Это свидетельство постоянной и последо­вательной заботы Коммунистической партии и Советского госу­дарства о малых народностях Севера.

«Основные направления развития народного хозяйства стра­ны» на десятую пятилетку, принятые XXV съездом КПСС, четко определили и задачи северян. Дальнейшее расширение геолого­разведочных работ на севере Тюменской области — это конкрет­ная цель коллективов шести нефтеразведочных экспедиций. За­пасы газа в глубоких недрах Ямала уникальны, они исчисляются астрономическими цифрами — в триллионах. Лишь залежи одно­го Уренгоя равны всему газовому балансу Соединенных Шта­тов.

Но заполярные глубины еще явно не сказали своего последнего слова, и сегодня север Западной Сибири по своим перспективам не имеет конкурентов. Ученые и практики единодушны в том мнении, что на Ямале вполне возможны новые Уренгой. Поэтому геологи идут все дальше на север и уже вышли на арктические берега Карского моря. Ждут бура малоисследованные недра по­луострова Гыдан и самого таежного уголка округа — Красносель­купского района. У ученых различные мнения относительно неф­тяных запасов Ямала, но никто из них не возьмет на себя сме­лость утверждать, что поиск «черного золота» на заполярных территориях бесперспективен. Следует напомнить, что Ямал на­ходится в зоне, которой сегодня отводится значительное место в прогнозах ученых.

Для концентрации материальных и трудовых ресурсов, более оперативного руководства нефтеразведочными эскпедициями в округе создано объединение «Ямалнефтегазгеология». О масш­табе поиска могут сказать такие цифры. На 1978 год запланиро­вано пробурить около 300 тысяч метров скважин, это почти в че­тыре раза больше, чем бурили ямальские проходчики недр в 19(56 году, когда был открыт Уренгой.

За годы десятой пятилетки суммарная проходка составит более полутора миллионов метров. Но метры ценны не сами по себе, а тем, что каждый из них дает нужную геологам информацию, позволяет разгадывать тайны суровых северных недр. Эти про­буренные метры несут с собой новые открытия.

Увеличивается объем, усложняются задачи сейсморазведчиков треста Ямалнефтегазгеофизика, хотя для них на геологической карте Ямала уже не осталось «белых пятен». Их первоочеред­ная задача — смотреть глубже, научиться расшифровывать глу­бины.

Наш округ — важный «цех» в создаваемом в Западной Сиби­ри производствепно-территориалыюм энергетическом комплексе. За ним прочно закрепилась слава «газовой житницы» страны, а город Надым называют «столицей» газовой промышленности. Все эти эпитеты не просто красивые слова. Первый кубометр газа Медвежьего месторождения заводы и домны Урала получили в ленинские дни 1972 года. Чтобы подать стране первые сто мил­лиардов кубометров, надымским добытчикам потребовалось более четырех лет. А уже с 1978 года стомиллиардная «порция» север­ного топлива будет добываться меньше чем за год. Надымгазпром является ведущим не только в системе всесоюзного промышлен­ного объединения, но и в Министерстве газовой промышленности СССР. Наверное, все понимают, какого труда стоило партийным и советским органам, хозяйственным организациям поставить на ноги комплекс Медвежье — этот гигант газовой индустрии. Но Медвежье — лишь первый шаг. На очереди — уникальный Урен­гой. Газ из Уренгойского подземного «океана» потечет по трем направлениям: на запад но системе магистральных газопроводов Уренгой — Надым—Урал и Уренгой—Пунга—Вуктыл, и на юг но стальной магистрали Уренгой—Сургут—Тобольск—Тюмень— Челябинск.

Северный газ не только дешев, он «облагораживает» производ­ство, делает возможным совершенствование технологических про­цессов, не загрязняя окружающую среду.

За годы девятой пятилетки в округе выросло два города — Надым и Лабытнанги. Десятая станет «колыбелью» Уренгоя и Тарк-Сале, которые уже сегодня поднимают свои этажи. В пред­горьях Полярного Урала растет новый город — Харп, база строи­тельной индустрии Ямала.

Интенсивное развитие газовой индустрии заставило основа­тельно продумать и переделать труднейшую транспортную схему Тюменского Севера. Сейчас к Уренгою спешит с юга железнодо­рожная магистраль, которую прокладывают по непроходимым се­веросибирским болотам рабочие бригады прославленного управ­ления Тюменьстройпуть. Восстанавливается так называемая «мертвая» железная дорога Надым—Уренгой.

Перспективным становится ямальское направление. Газовые богатства полуострова Ямал дождались своего часа. К маги­стральному трубопроводу Харасавей—Воркута—Ухта будет под­ключено семь подземных кладовых газа.

Невиданный размах индустриального освоения округа выра­жается такой цифрой: промышленное производство за годы деся­той пятилетки возрастет больше чем в 4 раза!

Новые отрасли производства не вытеснили те, которые мы счи­таем традиционными. Ямал удерживает за собой славу рыбного «деликатесного» цеха России. Ежегодно с промыслов поступает около 150 тысяч центнеров «живого серебра», среди которого такие ценные породы, как муксун, нельма, осетр, чир, сы­рок.

Агропромышленный комплекс «Ямал» включает в себя не­сколько отраслей. Округ занимает второе после Чукотки место в стране по численности оленьего поголовья. На пастбищах вы­пасается около полумиллиона этих неприхотливых северных жи­вотных. Ежегодно на внутренний и внешний рынок от ямальских оленеводов поступает около 60 тысяч центнеров деликатесной оленины. В основном все пастбища в округе «загружены». Но это вовсе не значит, что мясные резервы у нас полностью исчерпаны. Специалисты сельского хозяйства предусматривают проведение новых зоотехнических мероприятий. В округе внед­рен опыт якутов по интенсивному предубойному откорму оленей, что дало значительную прибавку к мясному балансу. Успешно применяются новейшие противооводные препараты. На путях касланий строятся промежуточные базы, что позволяет коренным образом менять традиционно сложившийся уклад жизни тундро­виков, методы их хозяйствования.

Ямал — традиционный поставщик мехов песца, норки, ондат­ры, лисицы, горностая, белки. Только в 1976 году охотники и зве­роводы округа сдали «мягкого золота» почти на 4 миллиопа рублей.

Значительно расширяется база производства сельскохозяйст­венной продукции за счет подсобных хозяйств, которые создают геологи, газовики, строители. Эти хозяйства, и в первую очередь совхоз «Лабытнангский» с его крупным тепличным комбинатом и большой птицефабрикой, поставляют на стол наших тружени­ков свежую зелень, огурцы, помидоры, свежее молоко, яйца.

Приход большой индустрии на Ямал коренным образом улуч­шил социально-бытовые и культурные условия жизни северян. Сеть телевизионных станций систем «Орбита» и «Экран» охва­тывает почти всю территорию округа. «Голубые экраны» за­жгутся в домах далекой Гыды, оленеводов Сеяхи, охотников Тольки.

Даже в небольших поселках с населением меньше тысячи человек (на Севере это еще пе редкость) обязательно имеются клуб, библиотека. Расширяется сеть школ и интернатов, строятся новые больницы с полным комплексом благоустройства, что в на­ших экстремальных условиях имеет немаловажное значение.

Расцвет культуры северных народов — свидетельство их воз­рождения, полноправного участия в социалистических преобра­зованиях. Царские законники порой не прочь были поговорить о правах «инородцев». Но уже само это слово подчеркивало, что северные племена — инородные тела в системе великодержавного шовинизма. Лишь Конституция СССР не просто уравняла ненцев, ханты, селькупов в правах со всеми остальными представителя­ми ста советских народов, но и предоставила действенный стимул для осуществления этого равноправия. Советская власть сдела­ла все, чтобы вывести отсталое, почти патриархальное хозяйство на современный уровень, а это дало толчок развитию творческих сил и энергии северных народов.

Новая Конституция СССР, закрепившая главные достижения советского народа, продолжает исторически оправдавшую себя линию:

«Осуществление этих (равных.— _К._М.)_ прав обеспечивается политикой всестороннего развития и сближения всех наций и народностей СССР, воспитанием граждан в духе советского пат­риотизма и социалистического интернационализма, возмож­ностью пользоваться родным языком и языками других наро­дов СССР».

Предоставление прав автономии бывшим национальным окру­гам еще раз подчеркивает масштаб достижений северных народов, новую, более высокую степень их политической и хозяйственной зрелости. Автономный округ — не просто новая форма государ­ственности северных народностей, но и предоставление им еще более широких прав и свобод, ведущих к новому экономическому и культурному подъему.

Человек — Северу, Север — человеку. Сегодня эта связь осо­бенно прочна, и тот, кто умеет отдать делу освоения высоких широт свои знания, опыт, мастерство, жар своего сердца, полу­чает от работы на Севере большое удовлетворение.

Ямал движется к новой вершине своего подъема, отсчет ко­торому был начат 60 лет тому назад. Сегодня наш край не просто экзотичная окраина обширного государства, но важная составная в системе его хозяйственного механизма, без которой эта система уже немыслима. Вместе с округом развивается и его столица — древний город Салехард, который готовится вскоре отметить свое четырехсотлетие.



_К._И._МИРОНОВ,_председатель_исполкома_Ямало-Ненецкого_окружного_Совета_народных_депутатов_




ЧТО ЧИТАТЬ О САЛЕХАРДЕ

_Абрамов_В._А._ Описание Березовского края. Заметки РГО. Кн. XII, 1857.

_Бартенев_В._ На Крайнем Северо-Западе Сибири. Очерки Обдорского края. Спб., 1896.

_Бахрушин_С._В._ Вопросы русской колонизации Сибири в XVI—XVII вв. Избранные работы по истории Сибири XVI—XVII вв. М., 1955.

_Белов_М._И._ История открытия и освоения Северного морского пути, т. III. Л., 1959; т. IV. Л, 1969.

_Белявский_Ф._ Поездка к Ледовитому морю. М., 1833.

_Броднев_М._М._ От родового строя к социализму. Рукопись. Салехардский краеведческий музей.

_Губарев_К._ Обдорск. «Современник», XCIX. Спб., 1863.

_Дупин-Горкавич_А._А._ Тобольский Север, т. I—III. Тобольск, 1904—1911.

_Завалишин_П._ Описание Западной Сибири. М., 1862.

_Киселев_Л._Е._ От патрпархальщины к социализму. Свердловск, 1974.

_Кушелевский_Ю._П._ Северный полюс и земля Ялмал. Спб., 1868.

_Любовцев_В.,_Симчепко_Ю._ Тундра не любит слабых. М., 1968.

_Метельский_Г._ На шестьдесят восьмой параллели. М., 1974.

_Миллер_Г._Ф._ История Сибири. Изд-во АН СССР. М.— Л., 1947.

_Миненко_В._А._ Северо-Западная Сибирь в XVIII —первой половине XIX в. Новосибирск, 1975.

Над нами полярная звезда. Свердловск, 1970.

Нефть и газ Тюмени в документах. Свердловск, 1971.

_Новицкий_Г._И._Краткое описание о народе остяцком. Спб., 1884.

_Пасецкий_В._М._ Арктические открытия Россиян. М., 1974.

Под редакцией _В._П._Семенова-Тян-Шанского._ Россия, т. XVI. Спб., 1907.

_Сидоров_М._ Север России. Спб., 1870.

_Хомич_Л._В._ Ненцы. М.—Л., 1966.

_Чернецов_В._В._ Древняя история Нижнего Приобья. Материалы исследования по археологии СССР, № 35. М., 1953.

_Чубынин_Д._М._ Растениеводство в Обдорске. Советский Север, 1934, № 3.

_Якобий_А._И._ Угасание инородческих племен Севера. Спб., 1893.

Ямало-Ненецкий национальный округ. М., 1965.



Автор использовал в работе над книгой также статьи и очерки _В._Летова,_В._Патрикеева,_Ю._Прибыльского,_А._Пушникоеой,_А._Сергиевского,_ опуб­ликованные в газете «Красный Север» (г. Салехард).











notes


Примечания





1




Для удобства чтения автор не делает сносок на издания, из которых берутся цитаты. Список литературы приводится в конце книги.




2


История КПСС, т. 1, М., 1964, с. 75. 26




3


Ленинский сборник, т. XXIV, М., 1933, с. 53.




4


_Ленин_В._И._Поли. собр. соч., т. 43, с. 228.