Страницы разных широт
Н. В. Денисов
СОЕДИНИТЕ С ПРЕЗИДЕНТОМ МАДАГАСКАРА!
В литературной российской печати почти незаметно промелькнуло одно сообщение в траурной рамочке – В Москве умер писатель, участник Великой Отечественной войны Петр Федорович Гуцал. Меня и моих близких острой болью полоснули эти несколько печальных строчек. Я знал о тяжести его болезни, надежды на выздоровление не было. И все же...
Петр Федорович почти два десятилетия был моим хорошим старшим другом. Разница в возрасте была у нас значительная. Когда я еще не родился, он уже прошел пекло Сталинграда, куда прибыл на битву в составе бригады моряков-тихоокеанцев. Тяжело раненого, его, командира морских разведчиков, спас ординарец, переправив под огнем на левый берег Волги. Потом госпиталь, потом новые бои с фашистами. Так – до окончательной Победы!
Совсем молоденький был морячок. Чтобы попасть на флот, о котором с детства мечтал, прибавил себе три года, напросился на службу добровольцем. В мирные еще предвоенные годочки...
О своей судьбе, о войне, о плаваниях, о книгах он много рассказывал. И я бы многое сейчас мог воспроизвести по памяти – об учебе в МГУ после войны, в Академии ЦК КПСС, о работе начальником Политотдела Дунайского морского пароходства, начальником литературного отдела Киевской киностудии им. Довженко, а главное – о многочисленных его плаваниях на судах торгового флота. Десятки раз нам приходилось вместе с ним выступать на литературных встречах в разных аудиториях. Так что и стихи, и прозу, и "истории" друг друга мы знали почти наизусть.
Как писатель Гуцал не выделялся, был он "рядовым" литератором, каких не мало в России. Но по жизненной судьбе, по биографии, редким он был человеком.
...В феврале 76-го я был назначен директором Тюменского областного Бюро пропаганды художественной литературы, а в марте поехал на Пленум Всесоюзного Бюро в Москву. Как-то в перерывах наших заселений зашел в отдел творческих кадров, где меня уже почти полгода дожидалось неврученное мне удостоверение члена Союза писателей СССР – писательский билет. Получил и на радостях "причастился" у стойки буфета в Центральном Ломе литераторов. В том же приподнятом настроении нахожу начальника Российского Бюро пропаганды добрейшую Тамару Петровну Толчанову. Нам бы, говорю, хотелось пригласить в Тюмень интересного писателя. И не просто интересного, а чтоб умел публику очаровать! Мигом устрою, ответила Тамара Петровна и через пару минут представляет мне среднего роста мужчину, в отличном синем костюме: вот, мол, Гуцал Петр Федорович, моряк, весь мир прошел! Представляюсь и я по-морскому: "Старшина второй статьи запаса!". Каблуком даже шутливо прищелкнул. А он: "Капитан первого ранга Гуцал". И сдержанно улыбнулся. И сразу возникла обоюдная симпатия, соединившая нас на многие годы дружбы...
Тогда мы договорились, что писатель Гуцал через две-три недели приедет в Тюмень, а мы уж к тому времени все подготовим, выберем маршрут поездки. Словом, вернувшись домой, стал ждать я телеграмму из Москвы. Пришла. И Гуцал сообщал: "По решению ЦК КПСС на советском пароходе отправляюсь в Соединенные Штаты Америки. Встретимся после рейса".
Рейс этот затянулся на долгие тринадцать месяцев. Из разных точек нашей планеты, из океанов и морей, присылал Гуцал радиограммы с борта парохода. Одну из последних помню наизусть до сих пор: "Следуем из Австралии в Корею. До скорой встречи в Тюмени".
И вот мы, я пригласил своих друзей, тоже бывших морячков, встречаем Гуцала в тюменском аэропорту Рощино. Блистательный, весь какой-то импортный, с увесистым чемоданом, он ищет глазами нас, встречающих. И мы – полный вперед, Петр Федорович! – чуть ли не на руках выносим гостя на привокзальную площадь к поджидавшему нас такси.
В моей маленькой, на пятом этаже, 26-метровой "хрущевке", Гуцал быстро освоился и принялся готовить в духовке курицу с яблоками (утку, как мы договаривались по телефону, я нигде в Тюмени не достал, обегав все магазины и рынки). "По аля-гуцальски!" – подчеркивал Петр Федорович, упорно называя этого долгоногого бройлера – уткой...
Засиделись допоздна. А утром нам предстояло вдвоем с Гуцалом ехать в Тобольск, о чем я известил тамошние партийные власти телеграммой, чтоб заказали гостиницу и "оказали содействие в работе". Но до утра было еще далеко и Петр Федорович, рассказывая о заграничных впечатлениях, об акулах и летающих рыбках моей четырехлетней дочери Наташе, так очаровал ее, что она никак не хотела укладываться в свою кроватку, заявив: "Я буду спать с дядей Гуцалом!" Много лет мы об этом вспоминали. С шуточками, понятно. Но и Наташа не скоро забыла рассказы Петра Федоровича, вела с ним самостоятельную переписку. Однажды, уж второклассницей, прислала ему в Лом творчества "Переделкино" письмецо, где сообщила сибирские новости: "...А вчера мы дружно и весело ездили на дачу. Сажали картошку и собирали малину. А потом на папу дружно напали большие мухи и он отбивался от них лопатой..."
Переделкинские мастера прозы, которым читал письмо Гуцал, также дружно и весело смеялись, оценив непосредственность Наташи...
Но вот мы в Тобольске. Гостиница "Иртыш". Оставив Гуцала на минутку у чемоданов, он, кстати, переоделся в свою морскую тропическую форму – этакая золотая "капуста" на фуражке, погончиках! – подхожу к дежурному администратору и выясняю, что «местов нет» и на нас никто не заказывал. Что делать? Сую под нос тете-администратору свою "ксиву", мол, мы такие-то и сякие, вы – что?! Потом говорю тете: "Со мной австралийский писатель. Вы что хотите международного скандала?!".
К администратору зашла одна дородная сибирячка. Рассуждают потихоньку меж собой. Уловил только одну фразу: "Может, к себе поселите?" Ага... Вторая сибирячка покидает первую, подходит к нам: "Идем со мной!".
Минут через пятнадцать пешего хода, обогнув квартал, заходим в подъезд кирпичной пятиэтажки и оказываемся в блистательных апартаментах. Тоже гостиница. Только без всяких табличек, без заполнения бумаг. "Здесь будете жить. Комнаты, кровати сами выберете. Вот вам ключи!" Гуцал успел уже растворить свой чемоданище, вынул из него яркий сувенир, вручил его в благодарность нашей хозяйке.
Тетя-хозяйка ушла, и мы, изумленно переглянувшись, начали изучать апартаменты. Четыре спальных комнаты. Одну, двухместную, заняли тут же. Две ванны, два туалета. Гуцал подчеркнул: "У каждого персональный гальюн". Далее – кухня с холодильником, зал для отдыха с огромным телевизором, креслами, всякими пальмами в кадушках, картины, два телефона – один с клавишами, другой скромненький, без диска набора. Затем обнаружили мы банкетный зал с посудой и соответствующей мебелью. Пока я любовался хрусталем в буфетном шкафу, Гуцал совершил новое открытие. За очень скромненькой дверью обнаружил кладовку с двумя ящиками водки: "И это для нас? И все бесплатно?" "Наверно!" – не очень уверенно пожал я плечами.
Вечером в банкетном зале мы устроили прием. Я обзвонил и пригласил нескольких знакомых, других встретил на улице, тоже пригласил. Имена их называть не стану, они живы-здоровы, вдруг не понравится им, что разглашаю "тайну". Словом, хорошо приняли гостей, в заветной кладовке запасов горячительных поубавилось. И наша хозяйка на утро предъявила нам квитанцию о немедленной уплате за водку, да еще по ресторанной цене.
"Нет, дорогой Коля, при необходимости будем торить тропку в соседний гастроном!" – подвел итог приему Гуцал. Но сие тем не окончилось. Наша хозяйка обнаружила, что "кто-то садился на застеленную кровать второго секретаря обкома КПСС" и выписала квитанцию на четыре рубля с полтиной. Поскольку это была моя вина, оплатил персонально. "Не садись на кровати вторых секретарей, знай свой шесток!" – шутливо прокомментировал Гуцал.
Работали в Тобольске мы аж восемнадцать дней. Дела по началу шли туго, горком нам не помогал, действовали самостоятельно. Правда, внесло разнообразие в нашу жизнь общение с народом швейной фабрики, где шили в ту пору жутко модные рубашки с символикой, посвященной советско-американскому полету в космос кораблей "Союз" – "Аполлон. На другой день в наши апартаменты пришла красивая и модная девушка с фабрики и принесла нам аккуратно выглаженные рубашки с заветной символикой...
На выступления за нами приезжали. Но когда к подъезду подкатила машина с огромной ассенизаторской бочкой – другого транспорта у строительной организации не нашлось, Гуцал настоятельно сказал: "Надо встретиться с аппаратом горкома партии!" Я, переживая, принял ценный совет к исполнению и за два дня встречу эту организовал. Петр Федорович пришел при полном морском параде. После визита в кабинет Первого, перешли в актовый зал. И Гуцал выдал "речь". Она была показательно-политической и в то же время блистала континентами и странами, где он бывал, встречами с вождями племен, с королями и шейхами, а когда дело дошло до встречи с одним из президентов США, я по блеску глаз присутствующих горкомовцев понял, что график наших выступлений будет перевыполнен, и в нашем распоряжении не только апартаменты,- но и "Волга" Первого будет дежурить у нашего подъезда.
Почти так и вышло.
Завершающие дни командировки мы были "задействованы" у тобольских рыбаков. В нашем распоряжении было какое-то внушительных размеров судно. И Гуцал подчеркнул: "Целый пароход нам дали, Коля!" Обычно впереди "парохода" летела быстроходная моторная лодка лучшего рыбака-орденоносца, которому давали поручение организовать гостям уху.
Начитавшись стихов и прозы, напробовавшись ухи, мы как-то усталые и возбужденные вернулись на отдых в апартаменты. Уселись у телевизора. Гуцал, одичав чуть-чуть на природе, прилип к телефону с клавишами, обзвонив всех друзей и знакомых в Москве, соединяли, кстати, мгновенно и, как потом выяснилось, бесплатно. Меня же занимал скромный и загадочный черный телефон. Поднял трубку "для пробы", она тут же отозвалась: "С кем соединить?" Я изумленно, как ожегшись, положил трубку на место, перевел дух. Потом к Гуцалу: "Петр Федорович, вы рассказывали, что учились и жили в одной комнате в Академии ЦК с нынешним президентом Мадагаскара. Он вас как-то с почетным караулом встречал на острове. Давайте ему позвоним! Вот этот телефон, кажется, та самая "вертушка" кремлевская. Гуцал удовлетворенно кивнул: "Проси Мадагаскар!"
Бесшабашно, весело – наш возросший "рейтинг", забота и внимание начальства отодвинули неуверенность, всякие там комплексы! – пошел я на маленькую, но романтическую авантюру. Поднимаю вновь черную трубку. Спокойно говорю: "Девушка, соедините с государством Мадагаскар. Мне резиденцию президента". – "Сейчас проверю, положите пока трубку, я позвоню вам".
Потрясающе! Ладно, говорю я Гуцалу, разговаривать будете сами. Фамилию-то не забыли? Да нет, отвечает спокойно, помню. Я, говорит, его два года учил русскому языку. А когда он устроил мне на Мадагаскаре встречу с почетным караулом, я, конечно, принял ее, но шепчу ему на ухо: ты что делаешь, меня же из партии исключат! Ничего, пронесло...
Ждать пришлось недолго. Резко и как-то оглушающе звякнул черный телефон, я с замиранием сердца прислушался, но в трубке совсем бесстрастно и спокойно прозвучал голос "девушки": "Извините, с Мадагаскаром сейчас связи нет!"
Это была наша первая совместная поездка с Гуцалом. Сколько их было потом! Порой приедем в какой-нибудь замотанный коллектив, люди хмурые, не до нас. Гуцал спокоен: "Начнем выступать, заставим их нас полюбить!" И в самом деле: после встречи светлели люди, столько вопросов задавали! Расшевелили, затронули души.
Помню последнюю нашу – на людях! – встречу. В ЦДЛ, в кают-компании писателей-маринистов. Председательствовали Гуцал и контр-адмирал Тимур Гайдар. Я был полон впечатлений от недавнего большого плавания, читал новые стихи. И все так было трепетно и дружелюбно, как в хорошем корабельном экипаже. А потом мы шли по осенней Москве – и москвичи, и сибиряки, и дальневосточники, и даже капитан-поэт из суверенной Эстонии. Шли спокойно, вразвалочку, как подобает морякам, немало испытавшим, немало повидавшим на свете.
1996
Н. В. Денисов
СОЕДИНИТЕ С ПРЕЗИДЕНТОМ МАДАГАСКАРА!
В литературной российской печати почти незаметно промелькнуло одно сообщение в траурной рамочке – В Москве умер писатель, участник Великой Отечественной войны Петр Федорович Гуцал. Меня и моих близких острой болью полоснули эти несколько печальных строчек. Я знал о тяжести его болезни, надежды на выздоровление не было. И все же...
Петр Федорович почти два десятилетия был моим хорошим старшим другом. Разница в возрасте была у нас значительная. Когда я еще не родился, он уже прошел пекло Сталинграда, куда прибыл на битву в составе бригады моряков-тихоокеанцев. Тяжело раненого, его, командира морских разведчиков, спас ординарец, переправив под огнем на левый берег Волги. Потом госпиталь, потом новые бои с фашистами. Так – до окончательной Победы!
Совсем молоденький был морячок. Чтобы попасть на флот, о котором с детства мечтал, прибавил себе три года, напросился на службу добровольцем. В мирные еще предвоенные годочки...
О своей судьбе, о войне, о плаваниях, о книгах он много рассказывал. И я бы многое сейчас мог воспроизвести по памяти – об учебе в МГУ после войны, в Академии ЦК КПСС, о работе начальником Политотдела Дунайского морского пароходства, начальником литературного отдела Киевской киностудии им. Довженко, а главное – о многочисленных его плаваниях на судах торгового флота. Десятки раз нам приходилось вместе с ним выступать на литературных встречах в разных аудиториях. Так что и стихи, и прозу, и "истории" друг друга мы знали почти наизусть.
Как писатель Гуцал не выделялся, был он "рядовым" литератором, каких не мало в России. Но по жизненной судьбе, по биографии, редким он был человеком.
...В феврале 76-го я был назначен директором Тюменского областного Бюро пропаганды художественной литературы, а в марте поехал на Пленум Всесоюзного Бюро в Москву. Как-то в перерывах наших заселений зашел в отдел творческих кадров, где меня уже почти полгода дожидалось неврученное мне удостоверение члена Союза писателей СССР – писательский билет. Получил и на радостях "причастился" у стойки буфета в Центральном Ломе литераторов. В том же приподнятом настроении нахожу начальника Российского Бюро пропаганды добрейшую Тамару Петровну Толчанову. Нам бы, говорю, хотелось пригласить в Тюмень интересного писателя. И не просто интересного, а чтоб умел публику очаровать! Мигом устрою, ответила Тамара Петровна и через пару минут представляет мне среднего роста мужчину, в отличном синем костюме: вот, мол, Гуцал Петр Федорович, моряк, весь мир прошел! Представляюсь и я по-морскому: "Старшина второй статьи запаса!". Каблуком даже шутливо прищелкнул. А он: "Капитан первого ранга Гуцал". И сдержанно улыбнулся. И сразу возникла обоюдная симпатия, соединившая нас на многие годы дружбы...
Тогда мы договорились, что писатель Гуцал через две-три недели приедет в Тюмень, а мы уж к тому времени все подготовим, выберем маршрут поездки. Словом, вернувшись домой, стал ждать я телеграмму из Москвы. Пришла. И Гуцал сообщал: "По решению ЦК КПСС на советском пароходе отправляюсь в Соединенные Штаты Америки. Встретимся после рейса".
Рейс этот затянулся на долгие тринадцать месяцев. Из разных точек нашей планеты, из океанов и морей, присылал Гуцал радиограммы с борта парохода. Одну из последних помню наизусть до сих пор: "Следуем из Австралии в Корею. До скорой встречи в Тюмени".
И вот мы, я пригласил своих друзей, тоже бывших морячков, встречаем Гуцала в тюменском аэропорту Рощино. Блистательный, весь какой-то импортный, с увесистым чемоданом, он ищет глазами нас, встречающих. И мы – полный вперед, Петр Федорович! – чуть ли не на руках выносим гостя на привокзальную площадь к поджидавшему нас такси.
В моей маленькой, на пятом этаже, 26-метровой "хрущевке", Гуцал быстро освоился и принялся готовить в духовке курицу с яблоками (утку, как мы договаривались по телефону, я нигде в Тюмени не достал, обегав все магазины и рынки). "По аля-гуцальски!" – подчеркивал Петр Федорович, упорно называя этого долгоногого бройлера – уткой...
Засиделись допоздна. А утром нам предстояло вдвоем с Гуцалом ехать в Тобольск, о чем я известил тамошние партийные власти телеграммой, чтоб заказали гостиницу и "оказали содействие в работе". Но до утра было еще далеко и Петр Федорович, рассказывая о заграничных впечатлениях, об акулах и летающих рыбках моей четырехлетней дочери Наташе, так очаровал ее, что она никак не хотела укладываться в свою кроватку, заявив: "Я буду спать с дядей Гуцалом!" Много лет мы об этом вспоминали. С шуточками, понятно. Но и Наташа не скоро забыла рассказы Петра Федоровича, вела с ним самостоятельную переписку. Однажды, уж второклассницей, прислала ему в Лом творчества "Переделкино" письмецо, где сообщила сибирские новости: "...А вчера мы дружно и весело ездили на дачу. Сажали картошку и собирали малину. А потом на папу дружно напали большие мухи и он отбивался от них лопатой..."
Переделкинские мастера прозы, которым читал письмо Гуцал, также дружно и весело смеялись, оценив непосредственность Наташи...
Но вот мы в Тобольске. Гостиница "Иртыш". Оставив Гуцала на минутку у чемоданов, он, кстати, переоделся в свою морскую тропическую форму – этакая золотая "капуста" на фуражке, погончиках! – подхожу к дежурному администратору и выясняю, что «местов нет» и на нас никто не заказывал. Что делать? Сую под нос тете-администратору свою "ксиву", мол, мы такие-то и сякие, вы – что?! Потом говорю тете: "Со мной австралийский писатель. Вы что хотите международного скандала?!".
К администратору зашла одна дородная сибирячка. Рассуждают потихоньку меж собой. Уловил только одну фразу: "Может, к себе поселите?" Ага... Вторая сибирячка покидает первую, подходит к нам: "Идем со мной!".
Минут через пятнадцать пешего хода, обогнув квартал, заходим в подъезд кирпичной пятиэтажки и оказываемся в блистательных апартаментах. Тоже гостиница. Только без всяких табличек, без заполнения бумаг. "Здесь будете жить. Комнаты, кровати сами выберете. Вот вам ключи!" Гуцал успел уже растворить свой чемоданище, вынул из него яркий сувенир, вручил его в благодарность нашей хозяйке.
Тетя-хозяйка ушла, и мы, изумленно переглянувшись, начали изучать апартаменты. Четыре спальных комнаты. Одну, двухместную, заняли тут же. Две ванны, два туалета. Гуцал подчеркнул: "У каждого персональный гальюн". Далее – кухня с холодильником, зал для отдыха с огромным телевизором, креслами, всякими пальмами в кадушках, картины, два телефона – один с клавишами, другой скромненький, без диска набора. Затем обнаружили мы банкетный зал с посудой и соответствующей мебелью. Пока я любовался хрусталем в буфетном шкафу, Гуцал совершил новое открытие. За очень скромненькой дверью обнаружил кладовку с двумя ящиками водки: "И это для нас? И все бесплатно?" "Наверно!" – не очень уверенно пожал я плечами.
Вечером в банкетном зале мы устроили прием. Я обзвонил и пригласил нескольких знакомых, других встретил на улице, тоже пригласил. Имена их называть не стану, они живы-здоровы, вдруг не понравится им, что разглашаю "тайну". Словом, хорошо приняли гостей, в заветной кладовке запасов горячительных поубавилось. И наша хозяйка на утро предъявила нам квитанцию о немедленной уплате за водку, да еще по ресторанной цене.
"Нет, дорогой Коля, при необходимости будем торить тропку в соседний гастроном!" – подвел итог приему Гуцал. Но сие тем не окончилось. Наша хозяйка обнаружила, что "кто-то садился на застеленную кровать второго секретаря обкома КПСС" и выписала квитанцию на четыре рубля с полтиной. Поскольку это была моя вина, оплатил персонально. "Не садись на кровати вторых секретарей, знай свой шесток!" – шутливо прокомментировал Гуцал.
Работали в Тобольске мы аж восемнадцать дней. Дела по началу шли туго, горком нам не помогал, действовали самостоятельно. Правда, внесло разнообразие в нашу жизнь общение с народом швейной фабрики, где шили в ту пору жутко модные рубашки с символикой, посвященной советско-американскому полету в космос кораблей "Союз" – "Аполлон. На другой день в наши апартаменты пришла красивая и модная девушка с фабрики и принесла нам аккуратно выглаженные рубашки с заветной символикой...
На выступления за нами приезжали. Но когда к подъезду подкатила машина с огромной ассенизаторской бочкой – другого транспорта у строительной организации не нашлось, Гуцал настоятельно сказал: "Надо встретиться с аппаратом горкома партии!" Я, переживая, принял ценный совет к исполнению и за два дня встречу эту организовал. Петр Федорович пришел при полном морском параде. После визита в кабинет Первого, перешли в актовый зал. И Гуцал выдал "речь". Она была показательно-политической и в то же время блистала континентами и странами, где он бывал, встречами с вождями племен, с королями и шейхами, а когда дело дошло до встречи с одним из президентов США, я по блеску глаз присутствующих горкомовцев понял, что график наших выступлений будет перевыполнен, и в нашем распоряжении не только апартаменты,- но и "Волга" Первого будет дежурить у нашего подъезда.
Почти так и вышло.
Завершающие дни командировки мы были "задействованы" у тобольских рыбаков. В нашем распоряжении было какое-то внушительных размеров судно. И Гуцал подчеркнул: "Целый пароход нам дали, Коля!" Обычно впереди "парохода" летела быстроходная моторная лодка лучшего рыбака-орденоносца, которому давали поручение организовать гостям уху.
Начитавшись стихов и прозы, напробовавшись ухи, мы как-то усталые и возбужденные вернулись на отдых в апартаменты. Уселись у телевизора. Гуцал, одичав чуть-чуть на природе, прилип к телефону с клавишами, обзвонив всех друзей и знакомых в Москве, соединяли, кстати, мгновенно и, как потом выяснилось, бесплатно. Меня же занимал скромный и загадочный черный телефон. Поднял трубку "для пробы", она тут же отозвалась: "С кем соединить?" Я изумленно, как ожегшись, положил трубку на место, перевел дух. Потом к Гуцалу: "Петр Федорович, вы рассказывали, что учились и жили в одной комнате в Академии ЦК с нынешним президентом Мадагаскара. Он вас как-то с почетным караулом встречал на острове. Давайте ему позвоним! Вот этот телефон, кажется, та самая "вертушка" кремлевская. Гуцал удовлетворенно кивнул: "Проси Мадагаскар!"
Бесшабашно, весело – наш возросший "рейтинг", забота и внимание начальства отодвинули неуверенность, всякие там комплексы! – пошел я на маленькую, но романтическую авантюру. Поднимаю вновь черную трубку. Спокойно говорю: "Девушка, соедините с государством Мадагаскар. Мне резиденцию президента". – "Сейчас проверю, положите пока трубку, я позвоню вам".
Потрясающе! Ладно, говорю я Гуцалу, разговаривать будете сами. Фамилию-то не забыли? Да нет, отвечает спокойно, помню. Я, говорит, его два года учил русскому языку. А когда он устроил мне на Мадагаскаре встречу с почетным караулом, я, конечно, принял ее, но шепчу ему на ухо: ты что делаешь, меня же из партии исключат! Ничего, пронесло...
Ждать пришлось недолго. Резко и как-то оглушающе звякнул черный телефон, я с замиранием сердца прислушался, но в трубке совсем бесстрастно и спокойно прозвучал голос "девушки": "Извините, с Мадагаскаром сейчас связи нет!"
Это была наша первая совместная поездка с Гуцалом. Сколько их было потом! Порой приедем в какой-нибудь замотанный коллектив, люди хмурые, не до нас. Гуцал спокоен: "Начнем выступать, заставим их нас полюбить!" И в самом деле: после встречи светлели люди, столько вопросов задавали! Расшевелили, затронули души.
Помню последнюю нашу – на людях! – встречу. В ЦДЛ, в кают-компании писателей-маринистов. Председательствовали Гуцал и контр-адмирал Тимур Гайдар. Я был полон впечатлений от недавнего большого плавания, читал новые стихи. И все так было трепетно и дружелюбно, как в хорошем корабельном экипаже. А потом мы шли по осенней Москве – и москвичи, и сибиряки, и дальневосточники, и даже капитан-поэт из суверенной Эстонии. Шли спокойно, вразвалочку, как подобает морякам, немало испытавшим, немало повидавшим на свете.
1996