Краткое описание – о народе остяцком, сочиненное Григорием Новицким в 1715 году
Г. Новицкий


В третий том приложения к журналу вошли работы, давно ставшие раритетами.

Книга адресована тем, кто интересуется историей края, Сибири.





Путешествия по Обскому Северу





«...ТЕБЕ, ЛАСКАВЫЙ ЧИТАТЕЛЮ»


















Имена Григория Новицкого и Василия Зуева, чьи труды публикуются в настоящем издании, занимают особое место в истории изучения коренных народов Северо-Западной Сибири. Перу Новицкого принадлежит первое серьезное научное описание культуры и образа жизни ханты (остяков), а Зуев, путешествовавший по Обскому Северу во второй половине XVIII века, спустя почти 60 лет после Новицкого, составил весьма обстоятельное сочинение о быте и нравах ханты и ненцев (самоедов). Это были люди разных поколений и судеб: первый – из «гнезда Петрова», ссыльный полковник, затем миссионер, а второй – выходец из разночинцев, видный ученый «просвещенной» екатерининской эпохи. Зато судьбы рукописей представляемых трудов этих авторов во многом сходны. «Краткое описание» Новицкого было опубликовано лишь в 1884 году, спустя почти 270 лет после его создания, а сочинение Зуева – в 1947 году, т.е. через 144 года после написания. Характерна и еще одна досадная деталь: обе работы вышли в свет в измененном виде и под чужими именами.

Лавры автора «Краткого описания» беззастенчиво присвоил пленный немецкий капитан И.Б. Мюллер, опубликовавший его на немецком языке в 1721 году в Гамбурге. Труд Зуева в слегка измененном и сокращенном варианте был использован его научным руководителем, академиком П.С. Палласом при составлении третьей части его знаменитого фундаментального труда «Rise durch Verschiedene provinzen des Rusischen Reichs», вышедшей в Санкт-Петербурге в 1773 году. Трудно осуждать Палласа за присвоение результатов трудов Зуева: во-первых, сочинение никому неизвестного студента Императорская Академия наук ни за что бы не опубликовала, а во-вторых, подобное явление широко практикуется в наших научных кругах и сегодня, считаясь почти нормальным.

Трудно переоценить научную значимость публикуемых работ: этнографические сведения о ханты и ненцах, содержащиеся в них, ценны прежде всего тем, что они собраны и зафиксированы исследователями, непосредственно наблюдавшими жизнь аборигенов Северо-Западной Сибири в начале и второй половине XVIII века. Более ранние известия об этих народах отличаются отрывочным, подчас фантастическим характером (упоминания в древнерусских летописях, новгородское сказание «О человецех незнаемых в Восточной стране» и т.п.), краткостью или неточностью (записки русских и иностранных путешественников XVII века). Этнографы XIX–XX веков многие детали быта, обрядов и верований обских угров и северо-самодийских народов застали уже трансформированными в результате внутреннего развития их культур и под влиянием русской культуры.

Кроме того, в «Кратком описании» Г. Новицкого содержатся бесценные сведения о миссионерской кампании Филофея Лещинского, активным участником которой был сам Новицкий. Данное сочинение является, таким образом, фактически единственным письменным свидетельством того, как проходила христианизация обских угров в начале XVIII века.

К сожалению, «Краткое описание о народе остяцком», изданное вторично лишь в 1941 году в Новосибирске, и «Описание...» В. Зуева, впервые и единственный раз опубликованное Институтом этнографии Академии наук СССР в 1947 году, из-за небольших тиражей стали настоящими раритетами. Поэтому они известны узкому кругу специалистов и почти недоступны краеведам, студентам, изучающим историю и культуру коренных народов Тюменского Севера.

Язык, на котором написаны эти произведения, насыщенный непривычными сегодня архаизмами, несколько затрудняющими его восприятие, дает возможность ощутить колорит эпохи, услышать «живую» речь автора.

Кстати, об авторах. О Григории Новицком до сих пор известно крайне мало, что отмечал еще Л. Майков в предисловии к «Краткому описанию». Имеются отрывочные сведения о том, что его отец, казачий полковник, был видной политической фигурой на Украине в конце XVII века. Григорий Ильич, получив духовное образование в Киево-Могилянской коллегии, все же пошел по стопам отца: дослужившись до чина полковника. Будучи некоторое время мазепинским резидентом при гетмане Сенявском, он в 1709 году написал покаянное письмо канцлеру Гавриле Головкину. Петр I простил Новицкого, но решил все же сослать его от греха подальше в Сибирь. Оказавшись в Тобольске в 1712 году, Григорий Новицкий был замечен первым губернатором Сибири князем Матвеем Петровичем Гагариным (весьма вероятно, не без протекции земляков, выпускников все той же Киево-Могилянской коллегии – бывшего митрополита Сибирского и Тобольского Филофея Легцинского и его преемника, пятого митрополита Иоанна Максимовича). Образованный, деятельный человек, бывший офицер, он был назначен ближайшим помощником преосвященного Филофея, который в 1712 году, выполняя волю Петра I, начал многолетнюю кампанию по «искоренению мрака кумирослужения» среди остяков. Новицкий участвовал в миссионерских походах Филофея (в 1709 году принявшего схиму под именем Феодора) на Обь и ее притоки. Похоже, что Новицкий выполнял в отряде Филофея самую черную работу (палил языческие капища, уничтожал остяцких идолов), тогда как глава миссии, как видно из текста «Описания», читал проповеди и убеждал язычников в силе православной веры, открывая им «двери спасения».

В 1721 году Григорий Новицкий был назначен надзирателем за новокрещенными остяками Кондинской волости, где вскоре трагически погиб в столкновении с непокорными идолопоклонниками.

Будучи человеком незаурядным и любознательным, Григорий Новицкий вел путевые записи, которые в перерывах между «водными плаваниями» к остякам он превратил в научный труд, снабдив его дополнительно сведениями, почерпнутыми из рукописи Есиповской летописи, а также собственными пояснениями, философскими рассуждениями и даже стихами. Собственно этнографические сведения, собранные Новицким, изложены во II и III главах, а «летопись крещения» – в последующих IV–VIII главах – осталась незавершенной. «Описание» обрывается на рассказе о крещении кондинских вогулов (манси) в 1715 году. В последней фразе Новицкий сообщил, что после успешного завершения религиозной дискуссии с коварным «князцом Сатыгой» миссия двинулась дальше...

Научный преемник Новицкого Василий Федорович Зуев (1752–1794 гг.) родился в семье солдата Семеновского полка. В двенадцать лет он был принят в гимназию Санкт-Петербургской Императорской Академии наук. Будучи одаренным от природы ребенком, Василий осенью 1767 года сдал выпускные экзамены, получив похвалу за успехи и прилежание. В этом же году он был принят студентом в Академию наук и зачислен в экспедицию академика Петра Симона Палласа, знаменитого естествоиспытателя, с которым он путешествовал по Сибири до 1770 года.

В течение 1771–1772 годов по заданию Палласа Зуев путешествовал по северу Западной Сибири (Челябинск – Березов – Обдорск – Красноярск – Новая Мангазея (Туруханск) – зимовье Селякино). В течение полутора лет, проведенных Зуевым среди остяков и самоедов, ему удалось достаточно глубоко ознакомиться с природой сурового края, особенностями быта, хозяйства, обычаями и нравами коренных жителей. Острый ум, природная наблюдательность, необычайно высокая работоспособность Зуева нашли отражение в его многочисленных рапортах, которые регулярно отправлялись Палласу, и сочинениях о северных оленях, рыболовстве и охоте аборигенов Нижнего Приобья. После возвращения из последней экспедиции на север Сибири Зуев обработал свои полевые материалы и в 1773 году закончил сочинение, которое назвал «Описание живущих Сибирской губернии в Березовском уезде иноверческих народов остяков и самоедов».

П.С. Паллас, которому Зуев посвятил сочинение, столь высоко оценил работу своего ученика, что использовал ее (с некоторыми купюрами) при составлении третьей части своего «Путешествия по разным провинциям...». Учитель возлагал на Василия большие надежды, связывал с ним далеко идущие научные планы, но после того, как из-за организационных трудностей сорвалось путешествие Зуева по европейской тундре, их пути разошлись. В 1774 году Академия наук послала Зуева за границу учиться естественным наукам. Пять лет спустя В. Зуев защитил диссертацию по зоологии, а еще через восемь лет ему было присвоено звание академика и профессора естественной истории.

До конца своих дней академик Василий Федорович Зуев много путешествовал, писал и получил заслуженное признание как один из виднейших русских ученых, автор естественно-исторических исследований. Самые же первые его научные опыты на поприще западносибирской этнографии были надолго забыты (многое утрачено, не будучи опубликованным).

Содержание зуевского «Описания...», в отличие от «Краткого описания» Новицкого, лишено богословских экскурсов и ярого осуждения языческого мировоззрения аборигенов. Явно проступает рациональная натура ученого-естественника: его интересуют более материальные стороны жизни (особенности физического строения, вопросы гигиены, состояние здоровья, способы добывания и приготовления пищи и т.п.), нежели духовные. Особенно ярко характеризуют Зуева с этой стороны его «опыты» с шаманами, которых он испытывал, например, надевая шаману на руку черную замшевую перчатку, внимательно при этом фиксируя реакцию «пациента». А чего стоит его неоднократно высказываемое сожаление о нерациональном использовании оленей, которых аборигены убивали во множестве, принося в жертву богам!

Неприятие образа жизни аборигенов Зуевым – представителем европейской культуры, отразившееся в отдельных фразах, уступает место позиции добросовестного естествоиспытателя, этнографа, антрополога (школа Палласа!): исследователь заключил, что суровый климат и однообразие пищи породили «особливый людей род», которые все тяготы «сносят нечувствительно» и «по привычке своей ко всем трудностям уже не почитают себе оное за тяжесть»; в общении они хоть и дики, и грубы, зато верны и справедливы, «для честного честны и ласковы... для себя скупы, а ...для русских людей щедры».

    С. Пархимович





КРАТКОЕ ОПИСАНІЕ О НАРОДЬ


ОСТЯЦКОМЪ, СОЧИНЕННОЕ ГРИГОРІЕМЪ НОВИЦКИМЪ ВЪ 1715 ГОДУ



И3ДАЛЪ Л_._ Майковъ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ








ТИПОГРАФIЯ В. С. Балашева, ЕКАТЕРИНИНСКІЙ КАН_.,_№_78._

1884













„Краткое описаніе о народ? Остяцкомъ“ печатается по стар?йшей рукописи этого сочиненія, которая принадлежитъ Тобольскому ка?едральному собору и была доставлена въ С.-Петербургъ по ходатайству Императорскаго Русскаго Географическаго Общества.

Рукопись эта составляетъ тетрадь въ четвертку изъ 98 листовъ, въ картонномъ переплет?. До 93-го листа рукопись писана южно-русскимъ почеркомъ начала XVIII в?ка, а съ 93-го листа до конца – другимъ, обыкновеннымъ великорусскимъ того же времени. Въ части, писанной первымъ почеркомъ, есть н?сколько поправокъ, сд?ланныхъ особою рукою, бойкою, но мало разборчивою, быть можетъ, рукою сочинителя. Кром? того, въ разныхъ м?стахъ рукописи, почеркомъ одного изъ поздн?йшихъ читателей ея, изв?стнаго изсл?дователя исторія и этнографіи Сибири въ 30-хъ, 40-хъ и 50-хъ годахъ, Николая Алекс?евича Абрамова, между строкъ отчетливо означены слова, неразборчиво написанныя старымъ писцомъ. На оборот? посл?дняго 98-го листа находятся сл?дующія дв? приписки:

2) „Въ сей книг? девяносто восемь листовъ – 98 л. Тобольскаго ка?едральнаго собора ключарь Протоіерей Яковъ Ласточкинъ 1856 года Апр?ля 5-го дня“.

3) (рукою Н. А. Абрамова) „Эту книгу читалъ Учитель Тобольск. У?здн. уч. Николай Абрамовъ“.

Кром? описанной рукописи, изв?стенъ еще другой списокъ „Краткаго описанія“, сд?ланный въ 1839 году Н. А. Абрамовымъ и въ 1840 препровожденный имъ въ департаментъ народнаго просв?щенія. Изъ департамента списокъ этотъ поступилъ въ археографическую коммиссію, откуда въ 1874 году былъ переданъ въ Императорское Русское Географическое Общество. Списокъ этотъ заключаетъ въ себ? н?сколько неисправностей, происшедшихъ отъ того, что Абрамовъ нев?рно прочелъ н?которыя неразборчивыя м?ста подлинника, но за то снабженъ довольно большимъ и любопытнымъ посвященіемъ перепищика департаменту народнаго просв?щенія[1 - Посвященіе это напечатано въ зам?тк? моей о сочиненіи Гр. Новицкаго въ Изв?стіяхъ Императорскаго Русскаго Географическаю Общества т. XI, отд. 2, стр. 1–9.]. Т?мъ же Абрамовымъ былъ доставленъ другой списокъ „Краткаго описанія" непосредственно въ Географическое Общество еще въ 1854 году[2 - См. Отчетъ Русск. Геогр. Общества за 1854 г., стр. 54.]; но въ настоящее время ни въ ученомъ архив?, ни въ библіотек? Обіцества не им?ется этой рукописи.

Настоящее изданіе воспроизводитъ текстъ Тобольскаго списка буквально; редактору изданія принадлежитъ только разстановка знаковъ препинанія[3 - Зд?сь кстати будетъ отм?тить н?сколько вкравшихся въ наше изданіе опечатокъ. На стр. 19 и 20 собственное имя _Чинчинъ_ сл?дуетъ читать _Чиніинъ;_ на стр. 21, въ строк? 9 сверху, вм?сто _Етичеръ_ должно быть _Етигеръ,_ на стр. 47, въ строк? 11 сверху, вм?сто _вящепри_ должно читать _вяще_при_ на стр. 56, въ строк? 12 сверху, вм?сто _и;_зв?ри_ должно быть: и _зв?ри._].

Св?д?ній объ автор? „Краткаго оііисанія“, Григорі? Новицкомъ, очень мало, и извлекаются они почти исключительно изъ самого его сочиненія. Языкъ „Описанія“, манера изложенія, а равно и фамилія автора, несомн?нно свид?тельствуютъ, что Григорій Новицкій былъ Малороссіянинъ, по всей в?роятности – питомецъ Кіевско-Могилеанской коллегіи. Изъ предисловія къ „Описанію“ видно, что онъ попалъ въ Сибирь неволею: „Узришъ, яко странникъ б?дствующій и пришлецъ его же, не желаніе любопытства ниже “О всякихъ вещехъ искателство виденія въведе с?мо, но брани смущенія междоусобныя и временъ злоключеніе предаша неволи". По д?ламъ Тобольскаго консисторскаго архива Н.А. Абрамовъ доискался, что ссылка Новицкаго, вм?ст? съ другими 15-ю лицами, относится къ 1712 году; но ближайшая причина ея остается не раскрытою. Въ бытность свою въ Сибири Григорій Новицкій пользовался расположеніемъ губернатора князя Михаила Петровича Гагарина и митрополита Фило?ея; посл?дняго онъ сопровождалъ въ его путешествіяхъ для пропов?ди христіанской в?ры Остякамъ и Вогуламъ; эти-то по?здки и подали Новицкому поводъ къ сочиненію „Овисавія“ въ 1715 году. Изъ разсмотр?нныхъ Абрамовымъ д?лъ консисторскаго архива обнаруживается, что при преемник? Фило?ея, митрополит? Антоні? (Стаховскомъ), Новицкій назначенъ былъ въ Кондинской волости надзирателемъ за исполненіемъ новокрещеными Остяками христіанскихъ обязанностей и тамъ впосл?дствіи убитъ вм?ст? со священникомъ Сентяшевымъ[4 - Временникъ Общества исторiи и доверенностей Московского университета, кн. XX, статья Абрамова о Сибирском митрополит? Филофее Лещинском, стр. 3, прим.]. Случилось это уже посл? 1720 года, когда скончался Фило?ей.

Изъ сочиненія Новицкаго, которое, къ сожал?нію, осталось не оконченнымъ, обнаруживается, что авторъ его обладалъ зам?чательнымъ по своему времени образованіемъ. Ссылки Новицкаго на Овидія свид?тельствуютъ, что онъ звалъ по латыни и читалъ римскихъ поэтовъ; св?д?нія же по исторіи Сибири, приводимыя имъ въ §§ 6–9 главы І-й „Описанія“, показываютъ, что онъ ознакомился съ прошлыми судьбами Сибирскаго края изъ Сибирской л?тописи Саввы Есипова, сочиненія, которое пользовалось въ XVII в. и въ первой половин? XVIII в?ка большою изв?стностью между людьми, интересовавшимися исторіей Сибири[5 - Объ этом можно судить по множеству дошедших до насъ списковъ, въ разныхъ редакцiяхъ, л?тописи Есипова, относящихся къ означенному перiоду времени. Любопытно, что существуетъ одинъ списокъ л?тописи Есипова, первоначальной редакцiи, писанный южно-русскимъ очеркомъ и въ библiотек? Императорской Академiи Наукъ и поступилъ туда отъ Шлецера въ 1967г., какъ значится въ пом?те.].

Крайне зам?чательно сочиненіе Новицкаго по внутреннему своему содержанію. Изв?стія его о миссіонерской д?ятельности преосвящ. Фило?ея даютъ „Краткому описанію" зваченіе первоисточника въ этомъ отношеніи; а сообщаемые имъ многочисленные факты о древнемъ быт? западно-сибирскихъ инородцевъ ставитъ его на ряду съ записками старинныхъ католическихъ миссіонеровъ въ Америк?, наприм?ръ, Лафито (Lafiteau) и Шарлевуа (Charlevoix), съ „Описаніемъ Камчатки“ Крашенинникова и съ описаніями путешествій кругосв?тныхъ мореплавателей прошлаго в?ка, изъ которыхъ нов?йшіе этнографы почерпаютъ столько важныхъ изв?стій по сравнительной исторіи культуры. Относительно этнографіи сибирской это – первое по времени спеціальное сочиненіе. Да и вообще ему сл?дуетъ отвести почетное м?сто въ русской ученой литератур? Петровскаго времени; въ ряду литературныхъ памятниковъ, оставленныхъ писателями, воспитавшимися на почв? схоластическаго направленія, не много найдется произведеній, которыя были бы столь богаты фактическимъ содержаніемъ самаго живаго интереса[6 - Къ удивленію, П.П. Пекарскій, въ своемъ изв?стномъ сочиненіи: „Наука и литература при Петр? Великомъ“, вовсе не поминаетъ о труд? Новицкаго.].

Остававшееся до сихъ поръ не изданнымъ, сочиненіе Гр. Новицкаго еще въ рукописи давно обращало на себя вниманіе изсл?дователей этнографіи и исторіи Сибири. Кром? Н. А. Абрамова, изъ него извлекали св?д?нія протоіерей Ал. Сулоцкій[7 - Святитель Фило?ей, митрополитъ Сибирскій и Тобольскій. Изд. 2-е. Омскъ. 1882], П.А. Словцовъ[8 - Историческое обозр?ніе Сибири. М. 1839.], Гр. Ив. Спасскій[9 - _Въ_Сибирскомъ_В?стник_?_._] и еще во второй половин? прошлаго в?ка – тобольскій ямщикъ Илья Черепановъ, авторъ такъ-называемой „Новой Сибирской л?тописи, досел? не изданной[10 - См. мою записку о ней въ 7-мъ выпуск? Л?тописи занятій археографической коммиссіи, отд. IY, стр.40.]. Но вс?хъ бол?е воспользовался сочиненіемъ Новицкаго одинъ пл?нный Шведъ (или Н?мецъ), находившійся одновременно съ нимъ въ Тобольск?. Это былъ драгунскій капитанъ І.-Б. Мюллеръ, почти ц?ликомъ переведшій „Краткое овисаніе“ въ своей стать? „Das Leben und die Gewonheiten der Ostiaken, приложеввой къ изв?ствоыу сочнвенію Фр.-Хр. Вебера: Das veriinderte Russland (Hamburg. 1721). Статья Мюллера, составленная въ Тобольск? въ 1716 году и пять л?тъ спустя уже напечатанная, впервые обстоятельно познакомила ученую Европу съ одною изъ важн?йшихъ племенныхъ группъ Западной Сибири^;^ Между т?мъ оказывается, что заслуга эта принадлежала въ сущности Русскому, Григорію Новицкому, имя котораго даже и не упомянуто Мюллеромъ.

Считаю долгомъ выразить мою глубокую признательность почтенному П.Н. Тиханову, который разд?лялъ со мною трудъ во печатанію „Краткаго описанія“ и составилъ къ нему указатель.

_Л._Майковъ._












Пама съ отраслію на крестъ суть сложенны,
Знаменіемъ в?ры суть крестъ свято почтенны,
Свазанна въ едино любовъ знаменуеть.
В?нецъ правды зд? зложенъ надежду являетъ:
В?ра, надежда, любовъ на ихъ положенный
Законъ Христовъ, трома сими утвержденный.
Исполненъ Гагарыновъ гербъ предв?чной славы,
На немъ же благодати Божой сложенны уставы,
И добры отъ отраслевъ плоды происходять:
Умноженіе в?рныхъ сторично приносять.



Величество преславныхъ и превеликихъ д?лъ с?ятелства вашего, еже все православіе, всю подсолнечную неописаннымъ, необъемлемымъ наполни торжествомъ: не моего неудобства бысть се могутство достойно изобразити, еже нын? съ рабол?пнымъ преклоненіемъ егда приношу, сумн?нія и ужаса исполненъ: яко недоволно есть противо величества д?лъ с?ятелства вашего, сіятелн?йшій и благородн?йшый князь, усумн?тися въ истинну; паче же постыд?тися подобаеть мн?, яко неудобство мое мал?йшымъ симъ дерзну изобразити начертаніемъ толь преславная д?ла, толикое сихъ величіе, еже не у миру вм?стимо есть: тако убо простреся, тако превзыйде и превознесеся, яко вся наполни церкви веселіемъ, православіе вождел?ннымъ благополучіемъ, благочестіе умноженіемъ, и вся стихія, землю, небо неизреченнымъ наполни торжествомъ: не о единомъ бо гр?шника спасеніи, но о многочисленнаго народа обращеніи утвори небеса радоватися. Объемлеть зд? всю подсолнечную удивленіе, церковъ Божію веселіе, небеса поб?дителное торжество, егда па сія взирають сіятелства вашего доброд?тели на толикія преславная о благочестіи тщаніе и труды; узрять зд?, како непреодол?нная по благочестіи ревность, ревнуя поревновахъ кр?пкою десницею, древнее низрину злочестіе, погуби злобу идолску, нисведе з небесъ милость, и поб?доноснимъ церковъ Божію отъ многочисленныхъ цв?тцовъ душъ челов?ческихъ соплетеннымъ приложи ув?нчеватися в?нцемъ: вся убо сія аще вишняго суть правленіе, зане обращеніе нев?рно н?сть челов?ка хотяща, но Бога милующаго. Обаче вышняго правленіе и наставленіе тобою д?йствова тобою утворы, въ теб? вм?сти благодати своея дары, благоразуміе, милосердіе, и всему угодная орудія толикія преславныя д?йствовати. Св?товидно зд? яви себе миру великое благоразуміе сіятелства вашего, егда правленіе свое царственную Сиб?ръ преславныхъ наполни величествомъ толь достойныя хвалы Божыя почти умноженіемъ всемірнымъ наполни веселіемъ, а что вящше яко обще всему государству прыложы несумн?нно желаемыхъ благъ чаяніе; ничтоже бо тако нисводить съ небесъ милость, всихъ благъ подателницу, яко благочестіе, еже нын? трудолюбнымъ тщаніемъ сіятелство ваше умножая умножаеть миру благополучіе, предувид? высокимъ благоразсмотрителствомъ сиятелство ваше толико угодного проповеди сей учытеля, трудомъ непреодол?ннаго, противниковъ яростію неустрашимаго, должайш?мъ путь шествіемъ неизнемагающаго, и аще глубочайшею старостію (еже самый недугъ) одержимъ есть, обаче силою свышше укрыпляемъ. He изнемагае тщателн? и трудолюбн? богоугодное сиятелству же вашему н всему желаемому миру искать, умножать и утверждать благочестіе; умолкну зд? прочее, како таковое благоразуміе древнихъ благочестія ревнителей божественная мудръствующихъ. Весь миръ, все православіе, в?чнимъ почитая, воспоминаета благодареніемъ: кими похвалпыми посл?днему роду, даже и до днесь н во вся в?ки земли и небеси слава превозносить п?сньми, како непрестанными твердъ самой истинны церкви Божія ублажаеть похвалами; но сіе всего подобіе въ лицы сіятелства вашего, аки въ зерцали преславныя д?ла, тщаніе и трудъ, не усыпающее о умноженіи благочестія богомысліе, не толико истое сего подобіе и образецъ, нo самое существо являютъ, и аки св?тило посл?днему роду св?товидно изъясняють и показують.

Прекрасная же и природная сиятелства вашего доброд?тель, милосердіе, яви себе миру паче полуденнаго св?та. Егда сій дивій Остяцкій и Вогулской народъ кротостію ^.^и благоразуміемъ прытяжа благочестію, власть бо ярости исполненна не возмогла бы быти, прывлекающая сихъ доброд?тель до таковаго повиновенія, дабы свое паче житіе возлюбивше оставилъ злочестіе, зане дивій сей народъ трепетенъ, зв?роподобенъ, страха нетерп?ливъ. Б?гство – обычное спасенiе его есть; не убы симъ воспланула ярость, како бы прежде обьяти страхомъ скорое восприялъ быхъ покрывало, непроходимую пустиню, безденныя вертепы, мракъ и с?нь пустинную, еже обычное ему отъ страха хранилище есть, аще бы не щедролюбивая десница сиятелства вашего кротостію и благоутробіемъ прытяжала благочестію, удивленію и чудеси достойная, коль кр?пкая, коль силная д?йствова въ народ? семъ доброд?тель сія, народъ тако возлюби праотцы ихъ укоренное злочестіе, яко удобн?е быть ему лишитися житія, ниже утатися злочестія своего; но милосердіемъ и милостынею сиятелства вашего толь поб?жденъ, яко свое паче житія возлюбивше остави злочестіе, наставленію же и повел?нію сиятелства вашего тако повинуся, яко всего себе Божественному предалъ званію. Во истинну удивителн?йшее иревеліе украшепіе твое, свойственная доброд?тель сиятелства вашего возбуди всего рода сердце, яко н?сть зд? въ всемъ роди еже твоимъ милосердіемъ непорабощенно и непривлеченно повиновенію: побиждаешъ обычаи кроткими, властителствуешъ обычаи благими, торжествуешъ и веселишися любовію гражданъ. О, благопріятное свишше дарованіе царственной С?б?ры, согласующе существомъ вещи превысочайшее имя сиятелства вашего; о, даръ благопріятный, о неоц?ненное дарованіе, толикими свышше украшенно и наполненно доброд?телми, удивитися прочее и умолкнуть подобаеть, ниже неиспов?димой похвалы достойныя доброд?тели недоум?вая произносити, н?сть бо удобства могущаго преславныя доброд?тели, необъемлемое славы величество доволно изобразити, еже нын? снискалъ трудолюбнымъ тшаніемъ сиятелство ваше егда пореченій Іеремій честное нисвелъ еси отъ недостойнаго народа, и недостоиныхъ достойныхъ сотворылъ еси Богу. Толикое убо безсмертіе славы твоея не толико на злат? марморы и кедры безсмертномъ, но небеси достойно и доволно изобразитися подобаеть, которое преславныхъ д?лъ величіе, всенижайшый рабъ сиятелства вашего, егда і исторыческій дерзнулъ изобразити; в?мъ неудобство мое, яко елико с?нію св?тъ мракомъ сіяніе вапы солнечъную св?тлость, толико скудоуміемъ моимъ изъяснихъ сія; о обаче с?нію необьемлемый св?тъ самые преславные д?ла сиятелства вашего, посл?днему роду паче полуденнаго просв?тятся сіянія. Не усумн?ваюся же и азъ по обычному везд? являемому и вс?ми прославляемому сіятелства вашего благоутробію, удостоитися сего себ? благопрыятства, яко исполненна благости и милосердія десница сиятелства вашего не отрынетъ и моего неудобнаго и недоволнаго сего приношенія, еже рабол?пнымъ преклоненіемъ приношу. Паче же на сіе мал?йшее милостивыя своя егда обратишы очеса, не тако хитросоплетенныхъ словесъ высокаго в?щанія взыскатель восхощешь быти, яко присного простоусердія сего внимателъ, имъ же присно желаю да общему спасенію, всенародному веселію, церквамъ Божіимъ умноженію, десница Господня умножая умножыть долгоденствіе сиятелства вашего и свышше ублагословляя ублагословить Авраамовымъ благословеніемъ отъ рода въ роды, Давыдовымъ в?нцемъ отъ силы въ силу, донели же трудъ и тщаніе сіятелства вашего о умноженіи благочестія достойнымъ небесныя славы в?нцемъ ув?нчаетъ приснымъ усердіемъ желая.




ПРЕДОСЛОВІЕ КО ЧИТАТЕЛЮ.

Странникъ и пришлецъ С?б?рской страны сей, въ ней же многая удивленію и чудеси достойная, множайшое изобиліе чудныхъ и преславныхъ вещей, наипаче обще всего мира достойную радость въ пред?лехъ сихъ утворъшеюся теб?, ласкавый читателю, предлагая несумн?нно есмъ надеженъ благоприятный сихъ въ сихъ искателству твоему быти в?стникъ. Удивленію достойная воспомянухъ, ихъ же и самовидецъ быхъ, не безъ твоего будутъ удивленія, аще и мал?йшая сія посл?дствующая благоусердіемъ, а не преди осужденіемъ изслидить и прозрыть восхощешы, обращешъ зде, первое, удивленію достойная странное житіе и дивныя обычая прежде воспоминаемаго народа, иже своимъ селеніемъ удалися до полнощнаго лдистаго окіяна, и даже до самаго студенаго полнощнаго (его же и арктикусъ нарицають) касаеться круга, ид? же неудобное житію челов?ческому селеніе особн?йшымъ народу сему есть жылищемъ, толикого бо тамъ жестокого студени отъ лдистого окіяну наполненъ воздухъ, яко всякимъ иностранпымъ незносенъ, ужасенъ, зловредителенъ, народу же сему благоприятенъ, зане всегдашное ихъ тамо пребываніе. Иная же странная обычая – острое и скудное жытіе, прочая же, неудобь носимая и нестерпимая челов?ческой природ? – сему не въ тяжесть, но въ благопріятство носима суть. Толь убо острому житію прилежить народъ сей, яко аще бы не внималъ сему искусн?йшаго любомудрцареченію, что налогъ и обычай вящше могуть самыя природы; в?д?вивше толь жестокая и острая обычая, мн?хъ бо яко чрезестественн? терпима и творыма сія суть или ино н?кое кр?пчайшое вс?хъ естество челов?ческое, но о жестокихъ сихъ многоглаголаніемъ дабы не ожесточило прыл?жнаго вниманія вашего, преди посл?дствують прыятн?йшия о дражайшыхъ и преславныхъ сего государства изобилій и богатствы изв?щенія. Паче бо сего, что вс?мъ еже на препитаніе челов?ку изобилуетъ, государство сіе съдержитъ и прочее въ п?дрехъ своихъ: различныя руды жел?за, м?ди, свинцу и прочая, отчасти сребра и злата, но паче всего сія царъственная Сиб?ръ, изобилная есть п многоплодная питателница везд? славимыхъ красотою соболей и паче сихъ дражайшыя; еще содержить черныя лисицы, яже своею красотою и драгостію превосходятъ цыну. Тожде и иная украшенія: горностай, б?лка и прочая разл?чныхъ зв?рей.

Обаче надъ вся благопрыятн?йшая превождел?нная вниманію вашему буди благов?ствуема радость, юже непостыжимый безм?рною своею вся въ спасеніе челов?ческое досели д?лая въ пред?лехъ сего государства всемирно утвори радоватися, егда тмою идолоб?сія здревле сл?потствующый Остяцкій народъ въ св?тлое благодати Божыей приведе боговид?ніе, еже обще всего мира быти веселіемъ св?дителствуеть св?тъ истинны Е?ангельской, иже единаго гр?шника спасенiе ангелскимъ и всего небеси истинствуеть быти торжествомъ, колми паче толико многотисящного численнаго народа отъ злочестія въ благочестіе обращеніе всю тваръ, небо и землю наполни веселіемъ, его же наполненіемъ и твоего благочестія напаяетъ сердце, сего ради не усомн?ваюся теб?, ласкавый читателю, и всимъ благочестія любителемъ благопрыятный сихъ быти в?стникъ. Единое ми толико предстоитъ сумн?ніе, да не буду осужденъ, яко не сладкословникъ, ниже высокимъ хитросоплетенныхъ словесъ украшеніемъ изобразихъ сія и всемирному дерзнухъ предать позорищу: обаче блюдохъся, первое, да не хитросоплетеніемъ словесъ покрившаяся сумнителна и неудобна сихъ истинна къ разум?нію будеть яже нын? простонар?чіемъ св?товидно изявленна суть. Прочее же возры не такъ презирателнымъ высокоразсужденіемъ яко благоутробіемъ на нын?шное состояніе мое, еже благосердно увиждъ кто сочиненія сего творецъ. Узришъ, яко странникъ б?дствующій и пришлецъ, его же не желаніе любопытства ниже о всякихъ вещехъ искателство виденія въведе с?мо, но брани смущенія междоусобныя и временъ злоключеніе предаша неволи; неволя же, общое приятелище многихъ узниковъ, жилище и ужилище, царственную показа Сиб?ръ, въ ней же пребиваніе мое и самое состояніе неволи яви творить, яко не о хитросоплетеніи риторского добров?щенія время удобно упражнятися, но повседневно обученіе. Скорбъ, печаль, т?снота, нищета, слезы, въ нихъ же что умъ можеть – ясно стихотворецъ показуетъ:



Преб?дный, въ т?сномъ пути егда пребывае,
Свободу любящъ – разумъ всегда унывае.
Печаль и скорбъ – разуму есть смертное ложе.
Смертень весъ пребывая, ни двигнуться може,
Лежить яко мертва плоть сими умерщвленны,
Слезми скорби разумъ наполненны.



И аще свойственная естъ свобода и быстрость ума челов?ческаго въ мгновеніи ока всю подсолнечную обходити, небесныя преходити и непроходимыя бездны въ подземъныхъ разсуждаты, обаче злоключителное неволи состояніе на сего свободу и скоростъ возложы ужылища печаль и скорбъ, отъ нихъ же ни черты единыя укоснуть свободно дадеся, но всегдашпое дневное и нощное въ скорбехъ обученіе непроходимы пред?лъ сему полагаетъся. Егъда бо нощъ объемлеть, тогъда неусыпающая мысль возбуждаеть жалость и бол?знь сердца, како лишихъся паче всихъ любимаго отчества; како неволя наша, жестокій всихъ благъ разоритель, крайняя пагуба, не толико трудами снискавшая благая – чести и славы разоры, погуби, но и самое удобство снисканія сихъ младость в?ка тако погубляеть и истребляеть, яко мнится н?смъ отъ челов?къ, но червъ и поношеніе симъ. Аще же сия съ нощію въ слезахъ угаснеть и солнце исполненны радости день вводитъ, тогда царица злыхъ и корень б?дъ и скорбей – нищета помрачаетъ умъ тмамы темъ, влагая темна недоум?нія: отъкуду снискать горестъныя пищи; чимъ сохранитись въ сихъ полнощпыхъ, мразньтхъ и мрачныхъ странахъ отъ лютости мразовъ, и се учителница ума, паче же помрачающая тма, погибель благихъ, умноженіе злыхъ – неволя предложы повседневное уму обученіе и упражненіе.

Не дерзаю же излишнимъ мн? приличествующымъ плачевнымъ воплемъ наполняти ушеса ваша, ласкавый читателю, но вящшые прежде воспоминаемой всемирной радости, юже Спаситель мира подалъ желанію вашему, вождел?хъ быти в?стникъ усердный, ему жъ душеполезной сіей радости и всякого благополучія желатель; молю же милостивно очесъ твоихъ на сия мал?йшыя труды обращенія, иже аще и не красны, ниже преизбранна, но обычному твоему благоутробию да будуть прыятна. За сия же воздаянія не иного молю, яко толикимъ воздыханіямъ моимъ едино мал?йшое свое прысовокупить: умолитъ могущого возбудитъ отъ камене сыны Авраамля, да насъ снабдитъ скорбми, окамененныхъ и умерщвленныхъ въ пастоящой невол?, о ней же приличествуеть сіе стиховъ написаніе:



Неволя ми смерть, се есть воскреснуть желаю.
Живо т?ло гробъ ми есть, всегда умираю.
Скорбъ и печаль тяжцы умерщвляютъ,
Въ живомъ т?ло смертелнымъ прахомъ покриваютъ.
Но содержай сердце въ руцехъ своихъ, Боже,
Еже елико хощетъ, сътворити може.
Преклони къ сей полезной страннымъ благостин?
Отъ плачевной глубины зд?шной палестпн?
Возвести насъ, плачевнихъ странниковъ б?дственныхъ,
Аки воскресить з мертвыхъ скорбми умерщвленнихъ.



Название главы – картинкой (стр. 35)



§ а. Сиб?рское государство содержится въ полнощной стран?, по разд?леніи математическомъ преод?лепно въ второй быти части, во Азіи; н?цыи же математики, иже пред?лъ Европы великую р?ку Объ назнаменоваша, сіи начало сего государства полагають быти въ Европіи, пред?лы же своими простирается даже во Азію. По сихъ разд?ленію, и первопрестолный сего государства градъ Тоболескъ еще въ Европ? содержится, обр?таеться же подъ градусомъ 57 и 30 минутъ широты, даже до студенаго полунощнаго круга.

Здревле государство сіе подъ областію Россійскихъ монарховъ обр?таеться; многолюднымъ же своимъ селеніемъ и пространнымъ пред?ломъ многимъ европейскимъ государствомъ соравпитися можетъ, а яже въ пред?лехъ своихъ дражайшыя содержыть вещы, сими многія превосходить государства. Пред?лы же своими прамо вземше къ полнощы касаетьеся до лдистаго окіяну, оттуду же къ востоку пред?лъ ея содержитъ Мангаз?я, Турухань окончеваеться, даже до Камчатской страны, юже вящше двадесяти л?тъ обр?тше Россіане, покориша своему скипетру.

Въ пред?лехъ сихъ государство сіе содержыть зв?рей дражайшыхъ, различныхъ родовъ: соболей, черныхъ лисицъ великія и безм?рныя драгости, иже н?цыи марморами нарыцають, горностай, б?лка и прочая зв?ры, яже инныя е?ропейскія государства не пм?ють; симъ паче и иныхъ преславно изобиліемъ, и не толико всю Европу, но Азію, Китайское и иния государства доволно симъ изряднымъ украшеніемъ наполняет, обаче пред?лъ тотъ аще и дражайшыя содержить вещы – безплоденъ естъ, и земля во многихъ тамо м?стахъ никакихъ плодовъ земныхъ не произносить, зане вся вящше прилежитъ студеному кругу, и ничто же яко дивое зелія прорастити можеть. Премногими же пред?лъ сей изобиленъ рибными ловли, ими же недостаточество въ пищи вспомагаетъ изобиліемъ разныхъ родовъ рыбъ и зв?рей, иже сими питаеть жытелей своихъ и до з?ла удоволяеть.

Къ западу простираеться пред?лы своими даже до степей Мунгалскихъ, Конташыныхъ и Аюкиныхъ, иже называются именемъ тамо владычествующыхъ надъ собою князей, яко же отъ Контайшы – Контайшины, отъ Аюки – Аюкины нарыцаются степы. Въ сихъ пред?лехъ исполнено государство сіе изобиліемъ плодовъ земныхъ, самородной по езерамъ соли, довольнымъ умноженіемъ скота. Къ полудню пред?лъ содержыть Иркуцкъ и Селенга, иже прыс?дить надъ н?кою отногою морскою, толико пространною, юже зд?шніе граждане великости и глубокости ради и содержанія зв?рей морскихъ, нерпы и прочая, нарыцають Байкалъ море; за симъ Нерчинскъ градъ, а напредъ Якуцкъ пред?лы своя съ Китайскимъ государствомъ окончеваеть. Сей убо пред?лъ преизобиленъ земного мпогоплодія соляныхъ езеръ и изобилныхъ рибныхъ ловлей, преизобилное умноженіе скота и на препитаніе челов?ческое всякого доволства, а понеже до славныхъ Китайскихъ зближается ст?нъ, содержитъ съ т?мъ славнымъ государствомъ Китайскимъ вся торговыя промыслы, прем?няя товары своя сиб?рскія: соболи, горностаи, б?лку и прочая. Оттуду же превеликія богатства злата, сребра, драгихъ каменій, шелъковыхъ парчей, сосудовъ каменныхъ избранныхъ и прочая.

В семъ полуденномъ пред?л? и въ своихъ н?др?хъ земныхъ содержить разл?чныя руды жел?за, м?ди, свинцу. Отчастей же руду содержыть сребра и злата.

§ к. Особн?йшыя же вещы, еже паче иныхъ государствъ въ н?др?хъ своихъ им?етъ съ премногимъ удивленіемъ, всякому искателю достойна суть вид?нія.

Содержитъ государство сіе въ н?дрехъ своихъ земныхъ: кости доброты и красоты единыя съ костми слоніовыми и вящше, запе слоніовая кость иногда отъ горячости каковой желт?еть, но сія никогда чистости и б?лости не прем?няеть; великостію знамениты, бывають бо длиною въ три аршина и три четверти, толщыною въ четверть и вящше, подобіемъ же аки роги якія.

Обрытаються сія найпаче въ пред?лехъ полунощныхъ, иже прилежать ко лдистому окіану, въ Березов?, Обдор? и въ Туруханскомъ, найпаче въ Якуцку, обычно же взыскуются при морскихъ брегахъ и м?стцахъ песчаныхъ зд?шнія палестыны. Граждане обще нарицають кости сія маманта зв?ра н?коего земнаго. Но о немъ различно разум?ють: глаголютъ же н?цыи зв?ра сего быти земна, иже влагою земною живеть и въ пещерахъ земныхъ обр?тается: найпаче въ влажныхъ; сухого бо и зрачнаго воздуха блюдется з?ло, и глаголють, яко егда кіимъ случаемъ пещера его опадеть, и изыйдеть на воздухъ, въ влажною же скоро не обратится пещеру, тогда воздухомъ скоро убиваеться и погибаетъ и тако оставлаетъ кости. Н?цыи хотящіи пов?ствуемая достов?ріемъ утвердити тако подобіе его изъявляютъ быти: высотою трехъ аршинъ, длиною пяти аршинъ, ноги подобни медв?дя, роги оныя крестообразно сложени на себ? носяща, и егъда ископоваетъ пещеры, тогъда согибаеться и простирается въ подобіе ползящаго змія. Н?цыи сему противно разум?ють и глаголють не быти существомъ, зв?ра сего мамонта, кости же сія мнятъ единороговъ или иныхъ н?кихъ зв?ревъ морскихъ, во время потопа Ноева водою нанесенная и осохшая на земли, древностію же въ землю вселшаяся. Но се тщетное разум?ніе, зане кости сія н?кія обритаються: зрачныя, св?тлыя, чистыя, ветхостію не истл?нна, множество же по всяко время собираеться, коея бы ради вины вода толикое множество во едину Палестину собрала. Разум?ти же тако: не земля ли естественн? и самородн? отъ себе производить кости сія, зане по зданіи любомудрецовъ земля еже выше себе производить тожде въ н?дрехъ своихъ иногда произносить, яко содержить верхъ себе соль: м?етъ же ю въ н?дрехъ своихъ. Изв?стніе же се являеться въ странахъ государства Агличанскаго, яко земля въ н?дрехъ своихъ произносить древеса, яже жителствующіи тамо повседневно изобритають и недостаточество свое въ дровахъ вспомогаютъ и огр?ваються сими; но се разум?ніе инымъ не доволно. Иногда бо роги сія глаголють яко изобрытають з гноемъ съ кровію см?шеннымъ и въ корени наполнены, еже есть знаменіе н?коего животна, а не толико роги, но и кости прочая: ребра, главу и ноги изобрытають: костей бо сихъ самовидцы быхомъ; но отъ животнаго ли сія суть или отъ внутрности своихъ земля самородн? произносить, или зв?рей н?кіихъ морскихъ, зане всегда при брегахъ мора окіяна обр?таются, – для различныхъ и прекословныхъ в?д?ній, своимъ вниманіемъ ничесоже не утверждаемъ: имъ же дадеся отъ премудр?йшаго всея твары Творца, вящше разум?ти ихъ, свободно вниманію и разум?нію да будуть сія.

г. Гори каменныя въ государств? семъ обр?таются превысочайшыя, иже произносить въ н?дрехъ своихъ самородной хрусталь, слюду чисту; а найпаче наполненные толико каменемъ магнитомъ, яко доволно жители зд?шніи отъ сего хитростн? испущають жел?зо, еже чистотою з?ло израдно, избраньн?йшія же отъ него сосуди литія утворають. В сихъ горахъ изобр?тають врачебное, еже зд? нарицають масло каменное, се подобіемъ естъ з?ло растворытелно въ вод?, или въ какомъ иномъ питіи; вкусомъ содержить квасъ и сланость. Зд?шніи граждане употребляютъ піюще его на вся недостаточества и бол?зни утробныя, и силу помоществующую въ томъ узнаютъ. Тожде отъ врачебныхъ зелій земля сія износить зеліе, обще вс?мъ гражданомъ страны сея добротою и силою изв?стно и славимо естъ, нарыцаютъ же зеліе сіе зв?робоя: им?етъ цв?тъ желтъ и силу содержитъ уврачовати всякія побои и уразы, и з?ло въ томъ славимо естъ.

д. Москусъ зд?шній граждане нарицаютъ мскусъ: сей всю Европу благовоніемъ своимъ услаждаеть, найпаче сіе государство симъ доволно наполняетъ: близко пред?лъ сихъ, найпаче въ пред?лехъ Бухарскихъ и Китайскихъ, зв?ръ сей содержащій во утроб? своей драгость сію пребываеть. Подобіемъ же глаголють быти зв?ра сего козлу дику, иже въ степахъ дикихъ обритается, з?ло же безм?рной легкости и опасенія и не скоро удобенъ впасти въ руки промышленикомъ, и толико во время весны улучають, см?шенія бо ради б?гая по степамъ утрудится: по обычаю же природы своей егда уснути хощеть, главу свою въ животъ подгибаеть, наипаче носъ свой прамо въ пупъ влагаеть и усыпаетъ, и въ то время улучають промышленники удобно сего убити. Убивши же изимають пупъ сей, содержащій таковое благоуханіе, иже вящше въ время сіе наполняеться благоуханіемъ, и сими дражайшими вещми сіе украшается государство.

е. Многолюдствіемъ з?ло доволно государство сіе различныхъ родовъ и дивыихъ язьіковъ, отъ нихъ же мнози суть безв?стны въ Европ?, яко: Тунгусы, Остяки, Отяки, Якуты, Самоядцы, Брацкіе Мужики. П?гая орда, Киргизы, Калмыки и прочая въ совершенн?й и совершенн?йше о семъ государств? и жителствующихъ въ немъ народовъ изв?стіе древн?йшаго н?коего о семъ государств? списателя приводимъ свидителство, еже естъ тако.

s. Сиб?рская полунощная страна отъ востокъ, отъ царъствующаго града Москвы растояніемъ съ три тисящи верстъ; облежитъ же камень превысочайшый, яко ст?на, и толикія высоты, яко инымъ холмомъ досязати до облакъ небесныхъ. На сихъ же превысочайшыхъ холм?хъ растуть различная древеса, кедри и прочая, въ нихъ же и многоплодни умножаються зв?ріе розличные: иные угодные въ сн?деніе челов?комъ, иныя же толико на украшеніе и од?яніе прилично. Премудростію же всея твары Творца изъ сего камени сладкіе воды изыйдоша, и потекоша р?ки, инныя къ Россійскому государству, а инъныя въ Сиб?рскую страну: еже естъ первая Тура, по сей жительствують народы Вагуличы. языкъ свой особный им?ющъ, содержать злов?рыемъ поклонепіе идоломъ. Въ Туру впадаеть р?ка Тагилъ; другая Ница, и за едино совокуплепна. Обаче нарыцаються первымъ именемъ Тура, первенства ради. Отсюду входить внутръ Сиб?рскія страны; по ней же жытелствують Татаре:, впадаеть же въ р?ку Тоболъ, Тоболъ въ Иртышъ, Иртишъ въ велікую р?ку Объ. Но надъ сими вс?ми р?ки жытелствують языцы: Татаре, Башкири, Калмыки, П?гая орда, Остяки, Самоиды и инные нев?дущіи Бога, и много различного злов?рыя. Татаре злочестіе Махомета ново содержать, а инни идолопоклонници. Калмыки праотецъ и стар?йшыхъ уставленіе и преданія содержать, въ злов?рыи йдолопоклонническомъ. Самоиды, П?гая орда, Остяки поклоняются идоломъ и боготворать руку д?лъ своихъ, чающе отъ сихъ благоприятие им?ть и содержаніе житія своего: и ничтоже ядять прил?чно ястію челов?ческому, но вся мяса суровыя и кровъ пиютъ, яко же воду. Досел? суть сего древн?йшаго историка изв?стія о семъ С?б?рскомъ государств?.

з. О древнемъ же правленіи сего государства воспріяша в?деніе и отъ литописцовъ татарскихъ, яко здревле правителствовашеся князями злов?рія махометанска, и первовладычествующый престолъ ихъ бяше на рек? Ишими, иже въ Іртишь впадаеть. Первый же князъ, названный, Онъ, властителствоваше на Ишими, иже отъ никоего своей власти подручного, именемъ Чинчина, убіенъ быстъ. Насл?дникъ же престола отча, сынъ князя Она, именемъ Тайбака, отъ убійства Чинчинова н?кіими рабы своими сохраненъ, и житіе свое на долз? укрываше блюстителствомъ рабовъ своихъ, донел?же пріемъшы хищеніемъ престолъ Чинчинъ влодичествуя симъ ув?да, яко Тайбука, сынъ Она, еще въ живыхъ сохраняеться; посла съ честію и любовію снискать сего и привесть во дворъ свой, ид? же Тайбука являшеся Чинчину яко добронравенъ юноша, сниска себ? такову у Чынчина милость, яко ему всю нервоначалну властъ надъ своимъ вручи воинствомъ. Тайбука же нетще содержал властъ и правленіе надъ воинскими силы, пойде съ силою воинства по Иртишу и по великой р?ки Оби, н многія тамо оружіемъ Чуцкія народы изби и покори властителству Чинчинову; и сей перво введе и разшыры въ пред?лехъ сихъ нолунощныхъ власть княженія злов?рыя махометанска. За трудъ убо свой и в?рность Тайбука умоли Чинчина особная себ? отв?сти пред?лы; сего же прошенію соизволи Чинчинъ и отпусти Тайбуку, аможе хощеть. Онъ же избра себ? селеніемъ положитися своимъ на р?ки Туры, и тамо со улусы своими с?дше постави градъ (ид? же нын? Тумень), нарекъши онъ Чынчидинъ. Умершу же безъ насл?дія Чинчину оста все влад?ніе и княженіе Тайбуки, и владычествоваше онъ на долз? умре. По смерти Тайбуки властъ прыемъ сынъ его Ходьза, по немъ сынъ его Маръ; сей воспрыятъ въ жену себ? Казанскаго царя Упака сестру, отъ нея же им? два сына, Адеръ и Абалакъ. Но сіи свойственною и обычною смертію погибоша: толико оста Адерево насл?діе сынъ Магметъ отца же ихъ Мара; а зятя своего царь Казанъскій Упака уби и повлада все княженіе С?б?рское.

й. Откуду наречеся государство сіе Сиб?рско?, изв?стіе н?цыи тако предлагають. Сынъ Адеровъ Магметъ вождел? свое прыяти насл?діе отъ руки убившаго отца его Мара, пойде бранію съ единомысленники своими на убійцу отца своего, цара Казанского Упака, и поб?дивши смертію погуби его. Владычесто же свое воспрыемъшы градъ свой Чинчидинъ разрушы. Преселижеся оттуду и пойде внутръ Сиб?рскія земли и постави на рец? Іртиши градъ и нарече С?б?ръ. Устави же граду сему бити первоначалну и царствующу граду: отъ него же, яко первопачалнаго и царствующаго града, и вся страна проименовася Сиб?ръ. Обладающу убо симъ княженіемъ на долз? родъ Магметовъ до четвертого насл?дія, донелиже пріиде отъ Козачей орды Кучумъ Мартазіевъ и покори оружіемъ своимъ подъ область свою все княженіе, а насл?діе Магметово искорени, погубивши царствующыхъ князей С?бирскихъ Етичера и Бейбулата; толико б?гъствомъ спасеся сынъ Бейбулатовъ, иже уб?жа въ Бухарію; Кучумъ же первымъ наречеся царемъ Сиб?рскимъ, и высокоумн? владычествоваше, посл?днимъ же престола сего бысть всевышнимъ бо сего усътроеніемъ, иже престолы силныхъ сокрушаетъ; въ немощи же всемогутства своего изъявляете силу – на семъ Кучум? нача окончевати злов?рныхъ царей во Сиб?ры владичество: благочестивому же православно Россійскому отсел? вручися скипетру. Ибо

д. Ермакъ н?кій, Тимоф?евъ сынъ, перво прейде од Дону на р?ку Волгу и тамо упражняшеся разбоемъ, многія иностранныя люди, персидъскія, кизылбашскія купци и прочая разораше, отъ сего государствамъ купеческія промыслы і прибыли разорахуся. Между же государствы нестроенія, смуіценія и миру разоренія зачинахуся, казни же на таковыхъ отъ Россійскаго государъства налагаемыя бяху. Надлежащей убо близъ себ? казни и сей Ермакъ убояся, б?жа съ единомысленники своими въ Часовую р?ку, сіею же в ыныя р?ки, ими же внутръ Сиб?рския земли текущими внійде, воднымъ плаваніемъ внутръ Сиб?рскаго царства, и малою дружиною в пяти стахъ и сорокъ челов?къ силнаго сего Сиб?рскаго царя Кучума побиди и изгна отъ престола. Пооблада же Сиб?рское царство, видя же себе маломощна толику силнаго государъства десницы своими содержати тяготу, наипаче иская преступленію своему нрощенія и милости государей Московскихъ, покори его Россійскому скипетру во дни правящаго Россійскимъ престоломъ, царя Іоанна Василіевича, иже прыятъ подъ облясть свою отъ воплощенія Сына Божія 


году. Отсел? нача и разширатися Россійскимъ правителствующимъ скипетромъ сія страна.

і. Тогъда же кр?пкому и страшному въ стран? сей Ермакова оружію повинуся княжикъ Остяцкій, именемъ Бояръ: подъ область Московскихъ государей приведе всю свою обладающую страну, о ней же намъ вящше предлежыть изв?стить. Пространн?йшая обще о Сиб?рскомъ государъств? объвленія оставляемъ, мняще быти сими доволнымъ желателному сихъ искателю. Хотящему же вящше изв?ститися въ особн?йшыхъ гисторіографахъ да обращеть, мн? же толико повел?ніемъ вышшей власти преод?ленно Остяцкую сію страну изв?стну явити миру. Егъда прежде тмою пев?рія кумирослуженія помраченную вид?вши, нын? же просв?щенную св?томъ истиннымъ Евангельской и толикой роду сему благодати Божыей, св?тлое явися познапіе, яко древнимъ нев?рыемъ сл?потствующему дадеся съвышше узр?ти немерцающій св?тъ и познати истиннаго Бога всея твары Творца.

аі. Страна убо сія Остяцкая начынаеть пред?лы своя не в далекомъ разстояніи отъ перваго престолнаго града въгосударств? Сиб?рскомъ Тоболска, ид? же Тоболъ р?ка (отъ нея же и Тоболскъ градъ наречеся), сошедшеся съ р?кою Иртишемъ, въ едину протоку происходить въ велику р?ку Объ. Первое убо по надъ Иртышемъ страна Остяцкая начынаеть селеніе свое яко тихимъ плаваніемъ въ трехъ днехъ отъ Тоболска достизаеться, простираеться же лто Иртишу даже до устья, ид?же впадаеть въ великую р?ку Объ; оттуду распространяеться своимъ селеніемъ въ верхъ по Оби даже до Нарима, а яже внизъ по Оби вземше въ широту страну сію обдержыть селеніемъ своимъ. Многія р?чки, иже прамо отъ востока приходять въ Объ, сія же суть Куноватъ, Полунъ. Вся же сія исполнена многолюдствіемъ народа сего. По другой же сторон? прамо отъ заходу Обь, Сосва, Лапинъ, Конда; ид?же преод?ляють Остяцкую страну Вагуличы; внизъ же прамо по Оби, даже до Березова и до Обдоры и до самаго устья Обы, сей народъ обдержить селеніемъ; тамо же преод?ляется Само?дъ, на самомъ устіи, ид? же великая сія р?ка Объ впадаеть въ моръскую губу, юже нарыцають зд? Тасовскую.

ы. Губа Тасовская з?ло естъ пространная, льды многими искони наполнена, яже зратся аки превысочайшыя горы, никогда же и л?тнего времени теплотою солнечною свышше не распущаются, но искони и вовся тако пребывають, иногда мало сокрушаются волнами и в?тры носимы по широт? губы сей морской, зане пространну сію великія р?ки Обы и прочая паполняють и распространяют, сіи бо зд? и прочія р?чки въ едину губу сію собираются Піръ, надъ имъ Тасъ, отъ него же и Тасовская губа наречеся.

гі. Преод?ляетъ же губу сію отъ мора окіяна каменья, иже между собою попусти быть губ? сей, и сходитъ въ самое льдистое окіянъ море, еже прамо исхода сего нарицаютъ латинскі фретумъ, греческій Босфорусъ. Сіе естъ ут?сненіе мора, зане отъ губы прилежитъ камепь, а отъ другой страны ут?сняетъ новая земля, льди же отъ обоихъ странъ превысочайшия простираются по окіяну: отъ полунощи къ востоку на сто и вящше миль, яко и самыя далныя Камчатскія страны иногъда в?тромъ носимы досязають. О льдахъ же сихъ исконныхъ разум?ють зд? н?цыи бити та нетл?нна, иже никогда не истл?ваютъ, но се неудобна, ниже могуть быти сіе: аще бы было тако, то искони отъ созданія мира отъ влаги и сн?жного сліянія, мразомъ счиняемая, превознеслися бы висотою самыхъ досязати небесъ и толикою великостію воспяли бы исходищамъ воднымъ входы. Но по вседневнымъ, искуствомъ зрымъ умаленіе и умноженіе зд?шнихъ р?къ, и посему разум?ется лдомъ симъ истл?вати и окончеватися отъ воды самыя; се же ясно зрымъ яко внутръ себе вода ледъ погубляетъ, – егъда бо мразное что въ студеную полагается воду, тогъда вода свойственную себ? влагу и студень вытягаетъ и истребляетъ ледъ, тако и зд?; а може глубочае лды сіи отягченны впущаються въ воду, толико вода влажностію своею студень и мразъ отъемше самый ледъ, истребляеть, и такимъ видомъ разум?етъся умалятися лдамъ симъ, аще не съ высоты, обаче снизу, отъ воды умаляются оныя, такъ на губ? морской, яко на самомъ ут?сненіи окіянъ мора.

ді. Къ сему ут?сненію морскому прилежащую новую землю аще и многія соверьшеннымъ изв?стіемъ пров?дать желаху, обаче з?лной ради стужы и жестока убивающаго тамо воздуха не возмогоша; мнози же аще и дерзнуша сего искусити – погибоша: Остяки, Самоиды касаютъся пред?ломъ ея. Обаче оныя глубочае внутръ ея въступити не дерзнуть и не возмогутъ. Аще же и близъ ея касаются и тамо для промыслу на зв?ры бывають, ид? же всякаго зв?ра премногое доволство: песцы, елени и прочыихъ зв?рей, множество же костей рыбіихъ промышляютъ. Обаче сего полунощнаго отъ тоя новыя земли исходящаго в?тра съ великимъ опасеніемъ тамо пребывая блюдутся, и егда узнають исходяща, тогда прежде исхода укриваються въ н?кія пещеры, вертепы и ямища, ід? же не такъ жестокостію своею досязати можетъ, исхода же его преди узнаваютъ – частымъ тамо пребиваніемъ обыкоша; аще же не сокрившаго обращеть, тогъда всего жестокостію своею объемлетъ, поражаетъ и убиваетъ.

еі. Аще же въ сей новой земли жительствуеть разумное челов?ческое созданіе, несогласно глаголють о семъ: иныи самовидцы оныя земли глаголють вид?ти созданную челов?ческую красоту, гласа же не слышали, ниже розговоры каковыя им?ли, толико зр?ніемъ очесъ аки ст?нь челов?ческую вид?ти досязаша; иныи же тоеяжде земли самовидцы противо в?щають и инако св?дителствують быти сему, дабы жителствовать могла тамо разумная тваръ. Се же и по самомъ естеству мнится неудобно м?стце житію челов?ческому; но сія неудобно в?д?нию оставлше, паки до предлежащей обращемъся Остяцкой страны и о народ? семъ, откуду въ ся страны внійде.

si. Егда отъ древнихъ начали и нроисхожденіи и инныхъ какихъ, аще и знаменитыхъ миру народ?хъ взыскуется, удобн?е бываетъ въ недов?домую безв?стія входити пучыну, ниже кое о древности ихъ изъяснити в?д?ніе древностію, бо аки тмою покриваеться, аще и писменны аки св?тилы миру древняя изъясняють и показують; но сихъ мнози народы прежде не имяху, но посл?днимъ временемъ та ізобритоша, колми паче о семъ див?мъ народ? и о ихъ древн?йшемъ происхожденіи неудобно получыть кое древн?йшее изв?стіе, зане и досел? сіи писменъ никакихъ не им?ютъ, иностраннымъ же гисторіографомъ аки укритъ и утаенъ б? въ пустынныхъ сихъ селеніяхъ народъ сей. Ясно же являеться, яко не сей первоначалн? жителствова въ сихъ палестинахъ народъ, но отъ инуды иныхъ преселися зд?: здревле бо зд? внизъ по Оби и всей стран? жителствоваше народъ Чютцкій. Но сей тако погибе, яко ниже вещь какову памяти своей остави, толико осташа знаменіе пагубы ихъ н?кая ямища, иже обр?таються въ сихъ странахъ Сиб?рского царства. Въ сію же погибель низведе ихъ искони челов?коубійца врагъ, осл?пи бо я зл? в?ровати н?кое во ономъ в?цы уготованное имъ съ боги пірованіе, его же омраченны лестію сердца желающе созыдаху себ? ровы н?кія пространныя, верхъ же полагаху кровлю на столп?хъ, на ню же множество земли и каменей налагаху, егда же поощраше лесть сердца ихъ нреселитися на иный в?къ, и ускорится пировать съ безстуднымъ многобожіемъ, тогда со вс?мъ своимъ им?ніемъ домовники и чады собра вся во оныя ровы въходять и подс?кше столпы землею и каменіемъ убиваються и нисхождаху путемъ темнымъ во тму кром?шную и въ в?чное въ м?сто пированія мученіе. Досели же жители странъ сихъ въ т?хъ ровищахъ и кургапахъ знаходять премного златыхъ сосудовъ и сребра множество и прочая, зане со всимъ им?ніемъ своимъ убивахуся и частію же сею пагубою, частію же Татарскихъ князей, на Ишим? владычествующихъ, яко Тайбуки і прочіихъ, о нихъ же прежде воспомянухомъ, оружіемъ избіены: тако погибоша яко пе толико достойная кая вещъ памяти ихъ, но ниже языкъ оста въ нар?чіе посл?днимъ родомъ.

зi. Како же но сихъ сей Остяцкій народъ въ сія вселися страны наченше отъ дни святаго Стефана Великія Пермыи епископа – изв?стно есть: сей бо первый пропов?дникъ и просв?титель во тм? нев?рія, великой Гермыи бысть яко солнце св?томъ боговид?нія тму нечестія и скверну идолоб?сія отъ странъ Великія Пермыи начатъ прогонити, тогда мракомъ идолскимъ одержимыя Пермяне св?та истинны евангельскои благодати Божіей б?жаша въ сія полунощныя страны, укривахуся зде, гд? и досел? съ тмою идолоб?сія пребиваху.

Се же изв?стно естъ и отъ повседневнаго, яко сей народъ отъ Пермыи преселися, зане и языкъ ихъ яв? творитъ, вси бо сіи пермъскимъ глаголють нар?чіемъ, аще же не вс? свойственнымъ и непрем?ннымъ нар?чіемъ Великія Пермыи глаголють, обаче се бысть егда умножишася сіи людіе но преселеніи своемъ отъ Пермыи и разыдошася зд? по различныхъ т?хъ странахъ, изминиша и языкъ свой: едины бо, иже по Иртышу селенія своя им?ють и всегда обхожденія им?я съ Татары, изм?ниша языкъ свой пермскій и прем?ниша татарскому нар?чію; друзіи же, иже по Оби вверхъ яко въ далныя разстоянія отъ своихъ удалишася и им?я обхожденiя съ разъличными народы съ Калмыки, П?гою оръдою и прочіими, сіи з?ло изминиша языкъ свой, яко мало что съ пермъскимъ согласують нар?чіемъ, и съ великою трудностію едины другихъ между собою нар?чія заледво узнати могуть, и то мало что.

Сіи же, что внизъ по Оби, непрем?ннымъ глаголютъ нар?чіемъ иермъскимъ, зане сіи егъда чрезъ Камень, иже отъ Пермы прилежитъ, прейдоша, тогда не в далнія страны удалишася отъ Пермыи, но близъ пред?лъ оныя пребывають, и всегдашнія съ оными имущи обхожденія, сохраниша неизм?нно языкъ свой пермьскій, имъ же аки явствеинымъ свидителемъ изв?стно являеться народу сему отъ Пермыи произыти. Удивленно же естъ се, яко въ томъжде языку многа имена латинска обритаються, и едино значитъ, что і у Латинъ номенъ юва глаголють – прійти въ помощъ: у Латинъ же тожде знаменуеть помози; но чего ради свойствіе различныхъ языковъ въ н?кіихъ нар?чіяхъ обр?тается – безв?стно естъ.

иі. А же не Пермянъ, но Остяки, зд? страна сія ихъ назнаменова, мнитъся быти: яко отъ Россіянъ сіе наложися имъ званіе, оны бо нарыцають себе Хондія, или яко н?цыи глаголють – Кондія, страну же свою Хондымыхъ; вина же званію ихъ Остяки: первое мниться быть во время егда отъ св?та благодати Божіей и крещенія святаго, во дни святаго Стефана Великія Перми епископа уб?гоша, тогда Россіяне, вид?вше ихъ идолоб?сія останки, укрывшіися изъ Пермы, нарекоша ихъ Остяки, аки бы останки; второе же мнится быти и се, яко же вси зд?шніи полунощныи народы отъ обыкновеній своихъ нарекошася сыроядцы – отъ сырояденія, тако и сіи отъ нравообычая своего, зане пародъ сей упражняеться рибою отъ повседневной сей пищи ничто же вящше сущу во уст?хъ ихъ, яко ости рибныя, отъ нихъ же мниться быть яко названіе се Остяки, і наложиша Россіяне.









О ЖИТІИ, ОБЫКНОВЕНІИ ГРАЖДАНСТВА И ПРОЧЫИХЪ.

а. Народъ сей въ жытіи своемъ нерадивъ, необыченъ мниться быти, аки посл?дній отъ людей всего мира: обаче нодобенъ лицезр?ніемъ красот? народомъ европейскимъ; ниже бо зв?рообразенъ, ниже коего черностію одержымъ, яко прочія народы: Ефтіопы, Калмыки. Возрастомъ знаменитыхъ немнози обр?таються, но средн? возрастомъ; очесъ малыхъ, легкостію знамениты, въ кр?пости славими немнози. З?ло же нростъ и гражданства всякого чуждъ, во вс?хъ своихъ обычаяхъ наченше отъ первыхъ пред?лъ жытія ихъ.

б. Аще обще единъ естъ путь вс?мъ родитися, внити въ миръ и прейти отъ мира, обаче при такихъ случаяхъ, различныа народы разныя им?ють обычая: иная по закону, яко июдеи и махометане прирожденныи, обр?заніе им?ютъ; иная же и гражданство, уставы обученія и обхожденія, пированіе и инная знаменія радостная; но сей народъ ниже законная, ниже гражданская употребляеть обычая: егда имъ родятся чада, тогъда б?дствующій пев?жа Остякъ недоум?вая родившемуся отрочати наложыти имя и наректи е, но исходить отъ дому своего, искал путь шествующыхъ въ близкости себе христіянъ: иногъда но случаю обр?тши, молитъ я назнаменоватъ родивъшееся какимъ именемъ, и посему множество случыся зр?ти русскими іменами нарыцающыхъся въ своемъ ихъ злов?ріи. Егда же случай недоум?нію его не подаетъ помощы умолити ізыскать себ? у каковыхъ людей имени, тогъда что первое узрить изшедши изъ дому: птицы, зв?ри или что ни будь, т?мъ именемъ родившееся нарицаетъ. Им?ютъ и сей въ недостаточеств? обычай, яко по числу рожденія нарыцаютъ своя чада: первый, вторый или третій сынъ, женскому же полу никакихъ именъ на налагаютъ; егда же въ супружество прыемлеться, тогда налагаютъся имена ей своимъ нар?чіемъ: анка, се есть жена.

г. Жены ихъ им?ють при рожденіи своемъ аки бы законное уставленное, еже воспрыяша отъ нравообычаевъ стар?йшынъ своихъ: имущая бо близъ время родити исходить отъ общаго жилища и входить въ н?кую особную хижину, ид? же мужескъ полъ не имать входити; егда же родить, тогда три нед?ли и вящше должна въ ономъ пребываніи удержатися не входя тамо, ид? же мужескъ полъ пребываетъ; окончавше же время надлежащее. огнь возгн?тши вм?сто очыщепія, чрезъ оный трыждый прескочивши входить въ общее пребываніе мужа своего.

д. Аще обще всему миру десница Вышняго предустави пред?лъ въ бол?зни родити чада, зд? тояжде всемогутства Его десница призри рода сего. Остр?йшее и нуждн?йшее паче естества челов?ческаго житія мнится, яко снабди і облегчи тяжесть сію. Жены бо ихъ обремененны, иногда зимнего времени (яко зд? подъ студенымъ кругомъ з?ло люта зима бываетъ), принужденны н?коихъ ради нуждъ отъ жилищъ преходити на иныя м?ста. Случаетжеся путь шествующымъ родити на пути, но симъ препятіямъ недугамъ не удержыть пути своего: рождъшееся отроча и бол?знь въ рожденіи тогожде часа снемъши отъ земля, отерши сн?гомъ, идеть въ предлежащый путь. Отроча же полагаеть себ? къ грудямъ за одежду, еже есть налиміи кожаны, изъ кожы рыбы, нарыцаемой налимъ, обычно утвораетъ себ?; толикой же естъ теплоты одежда сія, елико бы на жестокомъ мраз? безъ инныя одежды содержытъ теплоту холстяная рубашка; егда убо и паки отъ жестокихъ в?тръ поражаемо отроча начнеть вопити, тогда и паки въ сн?гъ повергшы отираетъ и т?мъ облегчеваеть жестокость мраза и в?тровъ. Симъ же і обучеваеть во острое і жестокое житіе, яко сіе добр? истинствоватися можеть. О обыкшыхъ терп?нію, не бываетъ терп?ніе, и вящше нравъ i обычай, неже самая природа можеть.

е. Простъ и дивый народъ сей вящше нравообычаемъ своимъ зв?роподобенъ, чуждаетъся, отб?агеть всякого обхожденія съ иными гражданы, обыклъ вящше въ пустынныихъ обитати м?стахъ, иногда бо едина, иногда дв? юрты, еже есть жилища ихъ, въ пустомъ поставляють м?ст?; бываетъ же и множество юртъ въ собраніи: обаче сихъ что близъ селеній градовъ Тоболска и протчіихъ обитають, и им?я селенія своя, съ гражданы мало что обычны; а яже въ далнія страны и пустыя удалишася, сіи з?ло дивіи. Обще же вс? никакихъ писменъ и ученія не им?ютъ, ниже прыемлють, сего ради ниже уставленія какова, ниже законоположенія содержать, но правителствуетъся естества закономъ, иже естъ прыродное познаніе зла и добра, и сими противно себ? д?ло узнають, зло и неприлично. Содержать же твердое основаніе естественнаго закона, междоусобное друголюбіе, на семъ бо законъ естества содержится, зане же искореняеть друголюбіе, разораеть твердъ естственнаго закона, яко же убійство и инная противозаконъная искореняють друголюбіе, разораетъ твердъ естественнаго закона. Но сей народъ остяцкій добр? хранящн естества законъ и многія на семь утверждаху доброд?тели, не слышится убо между има крадежъ, убійства и инныхъ обидъ другъ другу сод?вающыхъ: однако же, не безъ злоключенія каковаго, приключаеться бо иногда противозаконная, но на таковыхъ творащыя з?ло жестокой и отъ среды себе извергають.

s. Паче же всего мнози хранящый суть истинну иногда бо нуждъ ради своихъ одолжается н?коему заимодавцу, по злоключеніи же н?кимъ впадши въ крайнюю нищету не им?я чымъ должное отдати; заимодавцу же иногда случиться не утвердившу ни писаніемъ, ниже св?дителми долженствующаго себ?, древностію же замедлившу не ищеть. Обаче сему виновный должникъ остротою и коварствомъ отвестися ложн? сокрытися или утаити себе но во истинну рекшу, и простоуміемъ своимъ принесше вину не им?я чымъ должное отдать, жену и чадъ своихъ въ в?чную заимодавцу предаеть работу, и такимъ обычаемъ древностію пришедшая долги по прародителехъ и отцехъ и своихъ никакова им?нія насл?дницы не прыемше – заимодавцемъ своимъ истинствують и отдають должное безъ всякаго ухищренія. Въ такой убо простот? и беззаконіи хранящыися многія доброд?тели приводять мн? помянуть и узрить въ семъ народ?, рекши иногда Апостоломъ: яко безъзакона бывше, обр?тають законъ хотящій добр? творити.



з. Они писменъ бо никакихъ не им?ють, промыслы же своя и обхожденія съ россійскими людми содержать, и въ нужд? своей помоществованія отъ нихъ употребляють. Въ м?сто же заемныхъ писаній иногда прынужденны знаменіемъ н?кимъ руку свою подписать. Тогда употребляють сего обыкновенія, им?ють знаменія п?кая: или взоры на руц?хъ и перс?хъ, или на ноз?хъ, яже въ различныя виды и черты черностію сице изображають еще зд?тска руц? или поз? или на перс?хъ иглою до крове избодше сажею съ иными утварими тако кр?пко натирають, яко сотретися до кончины его не можеть. И сихъ употребляютъ знаменій яже вм?сто подписанія рукою своею черты своя выписуютъ и заемная утверждають писанія.

Не толико же се им?ють сего ради употребленія, но почытають се за украшеніе н?кое, и женскій бо ихъ полъ такожде руц? себ? изпещряють и украшають тоеюжде единою черностію, но изълишше различными виды и взоры птицъ и зв?рей сіе изображеніе изображають.

и. Не толико же сей народъ писменъ не им?я, яко же прежде воспомянухомъ, но ниже коего хитростнаго рукописанія употребляють. Обще всимъ едино рукод?ліе, стр?ляніе зв?ра, ловленіе птицъ, рибъ, ими же себе препитать можетъ. Сихъ убо хитростей и чада своя изучаютъ и отъ младыхъ ногтей принравляютъ я къ стр?ляпію изъ лука убивати зв?ра, къ ловленію птицъ, рыбы обучаютъ ихъ; ничимъ бо инымъ чрезъ все жытіе свое не упражняеться, яко симъ единымъ промысломъ, и таково хитростно въ своемъ рукод?ліи изученны, яко всякъ въ младости своей изучися лукъ себ? изъ древа и стр?лы самъ д?лаетъ и найкр?пчайшыхъ зв?ревъ: медведя, лосей, еленя убивать, тожде дражайшыхъ соболей, лисицъ, б?лку, птицъ всякихъ, не толико на вод? плавающихъ, по по воздуху л?тающыхъ, въ самомъ л?таніи стр?лами улучаютъ, и се обще всихъ едино рукод?ліе: не желаютъ яковыхъ хитростей изучитися, симъ бо доволпы, имъ же могутъ препитати житіе, но вящше же полагаются въ ловленіи рибъ, оныхъ бо множествомъ зд?шняя палестина свободн?йшое и скор?йшее жителемъ своимъ даеть препитаніе.

д. Паче всего повседневная ихъ пища отъ рибъ; зане скорае сіе им?ти могуть, и всегдашнимъ ея употребленіемъ питаются. Л?тнимъ убо временемъ жителствуютъ при водахъ, наипаче при великой р?ки Оби, яже своимъ пространнымъ разширениемъ множество различныхъ родовъ рибъ содержыть, не толико жителей своихъ Остяковъ, но и всю сію Палестину доволствомъ израдныхъ рыбъ питаеть; облежащіи же ю бреги преславныи суть доволствомъ зв?ра, на сихъ бо частый л?съ, р?тко равныя м?стъца, но частыя ровы, долины самородныя, аки рукою челов?ческою ископаны. Темнота убо сихъ м?стъ питаеть множество зв?рей, и весма вс?мъ доволствомъ сія преславная р?ка питателница естъ Остяцкому роду. Прис?дять же сіи чрезъ все л?то упражняющеся ловленіемъ рыбъ, и якоже н?цыи въ хл?бородныхъ м?стахъ собирають плоды земныя, прыуготовляя на зимнее время сими питатися, тако и б?дствующій Остякъ въ пустыхъ безплодныхъ сихъ м?ст?хъ рыбы на всю зиму собираеть и своимъ обыкновеніемъ рыбу израдную, муксунъ названную, и прочая, безъ соли тако усушують, что чрезъ всю зиму содержатися можеть. Нарыцаютъ же сушеную поземы. Егъда же хотять себе сладкоястіемъ насытить, тогъда употребляють жиру рыбіего, еже въ болшыхъ сосуд?хъ берестяныхъ держатъ, сего же вземше омачивають поземы своя въ сытость сію и сими прыятными себ? сластми доволны бывають. Иногда доволно жыромъ самымъ напаяють себе, особн?йшее себ? ночитають избранн?йшее ястіе, еже варку нарицають. И толико сіе въ началн?йшыхъ приуготовляються во время пированія страннаго ихъ, се же сице утвораютъ: вземше утробы отъ разныхъ рыбъ, не очищая оныя, со гноемъ въ сосудъ каковый полагають, таможде доволно жиру вълившы, на огн? смажить, даже очерн?еть. Тогда снемъще услаждаютъся сими сластьми и мнять, яко таковаго сладкоястія нигд? обр?сти не могуть. Аще самой смрадъ ястія сего далече отъ себе всякаго обращаеть, обаче имъ обыкшымъ сладко, прыятно естъ. Се же за обычай имъ естъ живу рыбу вземше отъ воды ясти, найпаче же мнять полезн?йшое здравія сыро съ кровію ясти, неже уваренная, или печеная; зимою же мразния рыбы паче всего прыятны вкушають.

і. Скудость въ пищи и недостаточество воспомогаеть доволно множество птицъ: лебедей, гусей, утокъ и разныхъ родовъ птицы. Великія бо зд? воды и блатныя м?ста, угодная же умноженію ихъ: производяться многоплодно, яко доволно скудному народу сему питатися мощно. Упражняютьже ся ловленіемъ оныхъ птицъ л?тняго времене, найпаче же въ посл?днихъ чысл?хъ іюпя. Зд? бо въ то время птица лишается перія, къ л?танію же немощна, въ доволное Остяку попадаетъ препитаніе. Въ сіе бо удобное время скорае старыя съ птенцы уловлять могутъ; ос?ннымъ же временемъ тожде ловленію птицъ прысидять, и тогда доволный промислъ въ ловленіи ихъ им?ють, зане въ то время переметы или с?тми, на то устроенными, множество птицы уловляють; зимнимъ же временемъ пищу и промыслъ держать зв?ра убивать, еже и обычпымъ оружыемъ изъ лука всякаго зв?ра убивають; мяса же всякаго зв?ра: медведя, лося, еленя и прочая ядять.

аі. Яко же бо всихъ сія великая р?ка Объ препитаніемъ и пищею воспомоаетъ Остяковъ, тако и жажду ихъ утолить доволна естъ, зане иного питія не им?ютъ, обскою толико удоволяють себе водою. Паче же всего употребляють табаку китайскаго, его же нарицають шаръ. Сего надъ вся дражайшый и нуждн?йшый, здравію же своему мнятъ быти полезн?йшый. Употребляють же сего необычно: мало воды въ уста вземъше, чрезъ воду дымъ въ себе глотаеть, ни мало отъ устъ испущая, и тако онымъ поражаеться, яко весъ трепеща трасеться, бледн?еть; иногда падаеть аки нейстовствомъ и черною пораженъ немощію, донелиже прійде въ себе. Обаче же за искусн?йшее и полезн?йшее себ? содержить врачеваніе. Употребляють же сего вс? обще мужы и жены, и чадомъ своимъ младымъ сегожде уд?ляють врачеванія, изд?тска понравляютъ сему, зане сіе употребленіе табаки естъ имъ сею помощію, что мокроту природную, умножающуюся отъ повседневнаго ястія рибъ и жиру рыбьяго, истягаеть тотъ табакъ и высушаеть мокроту сію.

ы. Нерадивый же сей народъ нимало им?еть о им?ніи своемъ попеченіе. Жилища своя юрты им?ють на двое: л?тнія и зимныя; но сія вся немногимъ иждивеніемъ угодная себ? утворають: яже суть зимняя, сіи обычно пры л?сахъ полагають, созидають же я четвероуголн?, внутру оныхъ около ложа своя им?ють, посреди же огнь полагая: безпрестанно умножають и присядять сему, согр?вая нагость свою. Л?тнымъ же временемъ при водахъ поставляють берестяные юрты, походячіе яже съ м?ста на м?сто безъ тяжести со собою переносити можеть; такимъждо обычаемъ созыдають, толико не тако огнь, яко дымъ безпрестапно хврастіемъ умножаеть для рыбы; юже усушають на зиму: понуждаетъ же скудость и н?щета ихъ зимнымъ и л?тнымъ временемъ съ м?ста на иное селеніе переходити, ниже удержить неудобное лютыя зимы время, ничтоже бо противо возбранить въ сн?гу, или въ разс?линахъ ледоватыхъ утвораеть себ? жилище и пребываеть, ниже домашнихъ вещехъ собраніе, сосуды и прочая, отягчеваяй тяжестію своею удержать отъ частаго преселенія, но сіе обичное его собраніе – сосуды берестяны; главн?йша яже и нуждн?йшая – с?ти, стр?лы, лукъ, лотка; не у сякаго же топоръ, не до з?ла обтягчають его, но вящше нищета такой его обучаетъ легъкости.

гі. Умноженіе скота и воскормленіе овецъ, коровъ, лошадей не обр?тается въ нихъ, ниже о семъ попеченіе каково им?ють, но весма крайн?й прилежать скудости; иніи же мощн?йшыи множество еленей содержать, аки домашній скотъ, ихъ же употребляють вм?сто лошадей, найпаче скудость въ семъ и нужду еленми удоволяють, и во вся путь шествія своя еленми отправляються. Камо же путь свой похощеть им?ти, еленя заложа въ сани идеть конимъ, на то особныя устрояють, юже нарты нарыцають. Обще же вс? не толико еленей, но псовъ употребляють въ путшествіе и по пяти, и по шти, и дванадесять до единыхъ нартъ закладаеть псовъ; нарты же сіи въ долготу тры аршина, въ широту полъаршина, з?ло легки, полагають же на сіи толикую тяжесть, яко не возможно в?рити, чтобы тяжесть сію подняти мощно, и такъ скоростію въ пути посп?шити псами, могуть бо въ день пятьдесять и вящше ускорити верстъ. Не толико же тамошніе жители, но и всякъ преходящій пришлецъ еленъми и псами путь свой зд? отправляеть: инако бо ради многихъ и высочайшыхъ сн?говъ невозможно, зане лошадь въ т?хъ сн?гахъ тако погразнеть, что ниже изыйти возможе, еленъ же и песъ легкости ради своея не погразаютъ.

ді. Остяки, а найпаче самоидъ, не толико зимнего времени, по і л?ти употребляють саней, но на л?тнее время особн? устрояють сихъ: полозья подбивають кожею еленею, юже взимають съ самыхъ голеней еленіихъ, и подбивають оныя, ими же касаяся земли гладкостію сію легчае и скорае посп?шн?й бываютъ. Легкости же такъ безм?рной суть, яко единою рукою возможна поднять и бросить на воздухъ. Сими' не толико по земному пути возимы бывають, но гд? набегнуть воды и болшіи р?ки – пускаються безопасно. Елень бо со оными чрезъ р?ки переплывая перевозить оныя и с?дящаго на нихъ.

еі. Земля аще всему питателница и многія израдныхъ плодовъ изобиліемъ ущедряеть, обаче сему народу скудна подаяніемъ, зане дивіимъ питаеться зеліемъ, а плодовъ никакихъ не преизноситъ. Сего ради не им?ють землед?лія, ниже употребляютъ каковыя с?мена, но сими доволны дивымъ кореніемъ, что земля подъ студенымъ кругомъ съ каменя мразомъ заледво могуща есть и сія произносить. Жены ихъ, не им?я конопель, нужду и недостаточество свое удоволяють полнымъ зеліемъ: отъ кропивы бо з?лныя хитростн? истягауть нити, изъ сихъ холсты утворають. Отъ нихъ же сод?ловають себ? пологи для сохраненія комаровъ, за множествомъ бо комаровъ, мухъ и прочіихъ, невозможно безъ пологовъ пребыть; съшиваютъ же себ? и рубашки отъ тогожде кропивнаго холста и украшають я различными пестротами, вышывая нитми разныя взоры.

si. Одежда ихъ обще изъ кожей рыбъ, найпаче съ налима, иже подобень сому; тожде съ осетра и стерлядей одерше кожу толико трудами своими умягчевають, яко могуть все од?яніе себ? изъ нихъ сошыти; обще же, изъ налим?й кожы – кажаны, съ иныхъ же чулки, сапоги себ? утворають. Зимнего же времени мощн?йшыи им?ніемъ и нарочытыи съ еленьихъ кожъ одежду и сапоги съшываютъ и верхнею одеждею заедино главу и самого себе покриваеть. Се же противо з?льной укриваеться стужы, нищета же и скудость не всякому такой свободно попущаеть им?ти одежды: иный бо и зимнего времени лютость тяжчайшихъ мразовъ въ налимьемъ претерп?ваеть кажан?, и въ таковой нищетной одежде исходять отъ жилнщъ своихъ въ далныя страны пустыя, л?са, промышляютъ зв?ръ соболей, дражайшыхъ черныхъ лисицъ, горностая, б?лку, на которыхъ вещехъ драгость всякъ взирая, промыслъ и труды б?дниковъ оныхъ снискаемую ихъ же видя скудость, прилично сіе помянуть имъ Овидія:



Собираеть пчелы сотъ; но отъ трудовъ ясти,
Крупица имъ даеться, инымъ же вся части,
Пи себ? сладость сію пчелы собираютъ.
Горесть трудовъ пріемше, инныхъ услаждаютъ.
Такъ и Остякъ б?дный, съ премногими труды
Собираеть драгость шубъ украшаютъ, людій,
Самъ нагъ горкой нищеты вся поноситъ злости,
Весъ скуденъ, една кожа, подъ кожею кости.



З?лная же скудость понуждаетъ я отъ птицъ, гусей, лебедей здирати кожы, яже по своему обыкновенію выд?лывають израдно, болшія истребившы перя самой толко оставлше пухъ; трудами же своими кожу умягчивають и составляють шубы; сія же и теплыя глаголють быти, аще и скудость з?лна преодол?ваеть, обаче красоты желаніе понуді я особн?йшія для украшенія утворати одежды, найпаче женскій полъ тщателенъ о семъ: утворають одежды своя иногда изъ суконъ обычаемъ т?мъ же, что и мужы, токмо должайшыя, даже до самой земли; украшаютъ же цаты отъ олова въ низу и наколо цату близъ цаты покладая; оныя же суть изліянны въ подобіе взоровъ; на главахъ же им?ють покривала изъ холста, вся различіемъ цв?товъ изшита и изпещренна, симъ не толико главу, но и лице все покриваютъ, да не явленна и зрима будеть иностранпымъ л?пота лица ея, зане им?ютъ се знаменія стыд?нія; аще отъ иностранныхъ л?пота лица зрима бываеть; обще же вс? наипаче украшаються червленными одеждами, зане той цв?тъ пріятенъ имъ з?ло есть, отъ сукна ли или отъ камки, яко началн?йшыхъ оныхъ жены употребляютъ камчатихъ одеждъ, но всегда червленныхъ.

зi. Разньствіе чына между има малое зриться, вс? бо въ единоравенств? пребываютъ; толико се вносить имъ чына разньствіе, егъда кто им?ніемъ паче иныхъ знаменит?йший: того за началн?йшаго себ? почитають и сіею титлою чести почытають его князь. Повинуються же отъ друголюбнаго себ? произволенія, вящше неже властію и силою законоуложенія каковаго покоренны. Бываху же иногда природныя ихъ княжики, но сихъ родъ древностію ирес?чеся; аще н?цыи и осташа отъ племени рода княжеска, но не им?ють первыя своея власти правленія, ни дани отъ нихъ взимають, ни правовластіемъ судить имать, но вси за едино подъ правленіемъ комендатовъ по городамъ указомъ Царскаго Величества уставленныхъ обрытаються. Им?ють же своя всякъ княжикъ пред?лы и по разныхъ р?чкахъ особн?йшая своя улусы; отъ р?къ же названіе свое себ? употребляють, яко отъ Сосвыр?ки – Сосвинскій княжыкъ, отъ Лапина – Лашшскій, и прочая. Симъ обычаемъ чыновъ ихъ власть и должность сія естъ: дани отъ себе належащыя и отъ поручныхъ своихъ собрать, принесть въ городъ комендантомъ и отдатъ въ казну Царскаго Величества. Судовъ же главныхъ никакихъ промежду собою не судять, но властію комендантовъ, до какого присуду какова волость приналежыть, судъ и розправу окончевають; и дани отъ нихъ, яже они своимъ языкомъ ясакъ нарыцають, аще ли замедлятъ, наказаніемъ и жестокостію исправляютъ.

иі. Аще скуденъ и нищетою отвсюду одержимъ сей народъ, но ясакъ или дани ихъ дражайшыя, обаче труды ихъ и промыслы премногіи богатьства въ казну царскую собираютъ; зане ихъ промысломъ весь зв?ръ: соболъ, черныи лисицы, иже дражайшею красотою своею изъ ц?ны выходять, б?лка, горносталь, песцы, бобры и прочая различныхъ родовъ зв?ры въ казну Царскаго Величества приходятъ. И сими израдн?йшими вещми не толико во европеискихъ государствахъ преславно государство Московское, но во Азіи высокія славы естъ, зане государство Китайское чрезъ торговыя промыслы сими израдными вещъми доволно наполняеть, а оттуду безм?рныя собираються богатства: злата доволства, драгихъ каменей, камокъ, шелковыхъ парчей, сосудовъ фарфурныхъ: вся же сія едиными прежде реченными товары, яже отъ дани і промысловъ народа сего им?ють. Дани, имъ налагаемыя, сицевымъ чыномъ расположенны: яже внизъ по Оби, сіи обложены вся кто лукомъ промышляеть въ единъ соболь знаменитшый въ именіи: по тры соболя въ годъ, соболь же поставленъ ц?ною по семи гривенъ. Се же сего ради, аще не получытъ соболя, или не похощеть соболемъ дати, то въ колико соболяхъ обложенъ, толико по семи грывенъ въ казну Царскаго Величества долженъ отдать; бываетъ же иногда благополучна ц?лая волость, что единою черною лисицею, яже н?цыи марморкою нарыцають, всю свою должность выплатите можеть: суть бо сіи яко безм?рной красоты, тако и дражайшей ц?ны, во сто рублевъ, трехъ сотъ и вящше, яко же и прежде рекохомъ, иная драгостію своею изъ ц?ны выходить. Каковыя убо отъ ихъ промысловъ собираються въ казну Царскаго Величества прыходы, всякъ свободно и изв?стно уразум?ти можеть. Суть же п?цыи на хл?бородной земли, наипаче около Тоболска, сіи вящъше обложени: всякъ, кто своимъ домомъ, по два и по тры рубля обложенъ въ годъ, зане оныи и отъ плодовъ земли собирають им?ніе, и скотомъ полны, на зв?ръ и на рыбу доволны.

фі. О вс?хъ сихъ прежднихъ народа сего изв?стившися обыкновеніяхъ и обхожденіяхъ, прилежыть и о супружеств? ихъ помянуть. Супружество ихъ никакимъ не утверждаеться по ихъ злов?рію законнымъ установленіямъ, по на произволеніе и уговорахъ самыхъ состоитъся. Егда бо хощеть кто поняти себ? въ жену у котораго дочеръ, тогда отецъ дтцеры поставляеть оной ц?ну, яже, по ихъ, калымъ нарицаеться. Совершивше же договоромъ и утвердивше оный калымъ, назнаменанный оный зятъ, егда хощеть зарученную себ? нев?сту прыв?тствовать, долженъ сохранити сей обычай, чтобы не явственнымъ лицемъ, но обращшеся плещми своими входилъ въ жилище тестя своего, ниже взираяй дерзнеть на лице его, но ускораеть на м?сто, ид? же она зговореная сидитъ: се же обыкновеніе въ знаменіе смиренія естъ противо родителей. Мнять бо аки новому сему усыновленному не достоить вознесенными очесы взирати на лице отца, а наипаче матере невесты своея. Калымъ обычно поставляеться во сто рубляхъ, противо же сего назнаменованный зять вещы своя полагаеть пуждн?йшая: лотку, лукъ, пса, и отдаеть я тестю своему въ ц?ну, самъ же по своему изволенію платежчыкъ своя вещы оц?няетъ и ставитъ лотку въ шести и десяти рублехъ, и прочая. Такожде безм?рною высокою поставляеть ц?ною безд?лныя своя рухляди, допели же ввесъ уставленный исполъняетъся колимъ; егда же исполнить, тогда отецъ поемлетъ ю и отдаеть зятю, наказуя да сохранить союзъ любве повиноватися мужу своему; аще же калимъ весъ не исполнить за скудостію своею, то не можеть отецъ изъ дому своего дщери отпустить оному. Совокупно же съ нею свободно въ дому своемъ не возбраняеть пребывати, донелиже весъ калымъ заплатить, и иныхъ же обхожденій не им?ють, ниже пированія каковаго; толико отпущая изъ дому дщеръ свою въ жилище мужа, покладаеть на оную шубу; аще ли отъ нарочытыхъ, то всячески ищеть червленою почтитъ одеждою. Им?ютъ же женъ толико, елико кто можеть препитати и калымомъ заплатить; свободно же жены своя им?ють заложить, дать, даровать и продать, отпустить и инныя воспрыять, и такому обыкше беззаконію многія жены по дв? и по три, и елико кто можеть держать.

к. Таковое ихъ преизлишнее женорачителство, яко всякъ отъ нихъ неистовою похотію понуждаемъ содержать многихъ жепъ, таковое же ихъ во всемъ неум?ренное жытіе, необычная повседневная пища: риба, жиръ; хл?ба же, сердце укр?пляющаго, нимало вкушають; питіе едина вода, и инная нерадивая и гнюсная въ житіи обычаи нисведоша ихъ впасти въ такій неизц?лный нечыстоты недугъ, иже мниться быти проказа, или весма нечыстость, толико же люта, яко живу челов?ку гнилостно сн?даеть уста, носъ, ноги, и многимъ все т?ло, даже до костей сн?даемо бываеть. Жестокою же сею язвою вящшая ихъ часть пораженна, не опасны бо въ таковомъ своемъ зловредителномъ недуз?, но вс? единокупно пребывая единъ отъ единаго заражаеться. Нерадивыхъ же о семъ немало: егда кого начынаеть сія бол?знь язвити, тогда начало вредителному сему недугу никаковаго не ищетъ врачеванія, и не толико им?ють попеченія о исц?леніи, по ниже ради облегченія бол?зни язвы согнившыя чымъ прыкривать. Но не радя о семъ, берестомъ гніющію обвивъ язву, за промысломъ въ далное разстояніе или гд? въ путь идетъ, и досел? ходить, донелиже весь согнившею сію язвою пораженъ надеть. Удивленіе естъ необычное разумной твары въ бол?зни такъ жестокой о себ? нерад?ніе. Лубомудрецы, иже о естеств? зв?рей взыскують, свидителствують, что зв?ріе, егда язвою якою поражаемы бывають, ищутъ отъ земли яковаго врачеванія, чимъ бы исц?лить напосныя язвы. Песъ язвы своя лижуще облизаніемъ симъ отъ язвы взимаеть и врачеваніе язвамъ своимъ приносить. Но се тваръ, аще и разумная естъ, обаче по естественной самого себе любви никакого о своемъ здравіи не им?ють попеченія; но доселе со язвою гніющею ходить, донелиже вс? т?ло гноемъ въ конецъ истощится. Врачъ же души и т?лу, Господъ да будетъ животъ и исц?леніе роду сему, зане з?ло во младыхъ л?техъ такимъ поражаемы недугомъ безвременно лишаетъся бытія.

ка. Толико зловредителная язва пародъ сей с миры, яко зрится неугоденъ до воинскихъ д?лъ, и самая природа вящше трепетныхъ, а неже мужественныхъ являеть. Обаче знаменія воинскихъ д?лъ: шабель, панцеровъ множество обр?таются, но вся сія ветхая, а наипаче при кумирахъ, и оттуду являеться, что древнихъ л?тъ народъ сей упражняшеся воинскими д?лы. Древнихъ же списателей о семъ пичтоже обр?тохомъ, толико писавый н?кто о взятіи С?бири Ермакомъ Тимоф?евичемъ воспоминаетъ о дерзновеніи ихъ. Егда по убіеніи Ермаковомъ и паки Татаре, Алей, сынъ царя Кучума, и князь Сейдакъ градъ Тоболскъ пообладаша, Россіяне же, во второе л?то по убіеніи Ермаковомъ, съ воеводою н?кимъ Иваномъ Мансуромъ пришлыша подъ Тоболскъ, внити же въ онъ за множествомъ непріятелей и кр?пкимъ ихъ возбраненіемъ не возмогоша, но пустишася внизъ по Иртишу въ Объ, въ сію воспоминаемую Остяцкую страну, и озимиша плаваніемъ своимъ, и поставиша на устіи Иртша ограду н?кую пребыть въ пей зимное время; Остяки же въ пред?лехъ своихъ не восхот?вше попустити, прыступаху кр?пко ко оград? сей со кумиромъ, его же помоществованія ради взяша; егъда же отъ Россіянъ случаемъ изъ пушки пораженъ и сокрушенъ б? идолъ, убояшася вид?вше сего сокрушенна, его же заступленію и помощы себ? вовираху, б?гствомъ отъ Росіянъ отступиша, и толико о дерзновеніи ихъ изв?щенія. Егда же и паки поб?доноснымъ оружіемъ вся Сиб?ръ подъ область російскому скипетру пріиде, тогда и народъ сей з?ло великому порабощепъ смиренію. Нын? же вящше ихъ смираетъ толь неизц?лный недугъ, иже всегда множае понуждаеть воздыхать въ бол?зни и частее отъ сего погребателная внимать с?тованія.

кк. На погребаніи своихъ умершыхъ им?ють отъ злов?рія древнихъ своихъ стар?йшинъ законоуставленныи обычаи. Егда кому отецъ, или мать, или мужъ жены, или кто въ племени свойственъ отъ живыхъ прейде, тогъда проводяше его сродницы до погребенія въ знаменія сердечнаго жал?нія терзаютъ власы своя, и елико возможно ногтмп одираеть лице свое до крове. Власы же окровавленныя мещуть на умершаго, зане злов?риемъ своимъ чають, яко душа по несколико днехъ прійдеть разсмотрить знаменія бол?зней, отъ нихъ же праведную умерши и себ? любовъ свойственпыхъ своихъ внемъши и въ ономъ в?цы в?чне благодарить не устане. Им?нія отъ частей, а паче нуждпая въ житіи: одежду, лукъ, стр?лы, топоръ, котелъ и прочая съ умершимъ во гробъ полагають. Се же пріяша обыкновенія частію отъ Чуцкого, прежде обитавшаго зд? народа, частію сами своимъ злов?ріемъ мнять, яко по смерти житейскія употребляють пищи, сего ради и вся нуждная въ житіи съ собою полагаютъ. Странный же, безумія и безстудія исполненный обичай, наипаче жены ихъ по смерти мужа своего содержать. Умершу же мужу, жена нріемъ одежду его н?кую, изс?кше себ? отъ древа наподобіе челов?ческое кумира, полагаеть на сего одежду мужа своего и прибираеть утварами въ подобіе умершаго, поставляеть же его на м?ст?, ид? же обыклъ бяше мужъ ея сид?ти; вся же, что ему живу бывшу угодная бяху пища н?кая, сія сему бездушному древу усердно уготовляетъ и на первомъ с?далищи своемъ, ид? же прис?дятъ – нріимать пищу, и его зъ собою положше, объемлеть, лобзаеть кумира сего, аки жива мужа. В?руетъ бо умершу вся сія видять и душа умершаго иногда въ сего утвореннаго идола въходитъ. Содержаетъ же сіе чрезъ п?кое время, чрезъ годъ и вящше упражняючися симъ безчиніемъ, посл?ди же идола со вс?мъ во одежд? скриваетъ въ землю, провождающе съ плачемъ и жалостію.









О ЗЛОЧЕСТІИ ИДОЛОПОКЛОНЕНІЯ.

а. Злов?ріе ихъ, вящше – самое беззаконіе и самая крайняя мерзость запуст?нія, въ такую бо естественнаго ихъ ума свитило паче безумія бездну, яко ниже изчислити ихъ нечестиваго многобожія людей, егда уклонишася въ путь беззаконія, весъ сихъ идолонеистовства сонмъ изваянпу поклонися телцу въ Вавилон?, т?лу златому покланяхуся. Елины же Крону, Юнони, зд? же единъ народъ сей, но всякъ отъ нихъ изм?нивше славу нетл?ннаго бога въ подобіе птицъ, гадовъ, различныя утвораху боги: иныи покланяхуся кумиру по подобію зв?рину, наипаче медв?дя, ипыи же въ подобіе птицъ: лебедя, гуся, и всякъ по своему пристрастiю, до чего вящшепри страстепъ естъ, боготворить, и толико безстуднаго многобожія – елико умомъ познаваху тварей, толико подобная изображаху боги. Иная же безв?стная подобія твораху, ни отъ зв?рей, ни отъ птицъ, но н?кія лежащія въ зыбкахъ древища, повитыя кожею, сукномъ и холстомъ, посреди же часть стекла зерцалнаго уложено, боготвораху, и прочіи. Откуду же сіе въ пихъ такое различіе многобожіе внійде, мниться, яко желаніе скверно прибытчества нанесе имъ сія. Мнози бо отъ нихъ злохитрецы желающе чюждымъ обогатитися трудомъ, дивно различная новыя утворають твары, боготвораше, да сими вящше новыми твары дороприношенія и почытанія сл?потствующій прыведеть народъ, новостію бо и дивностію прелщены, вящше влекомы бывають до частаго вид?нія оныхъ, сихъ же пріемлють обычаи доропрыношенія скверныхъ жертвъ, частымъ же приношеніемъ самод?лцы мнимыхъ боговъ со жерцы довольно сыты бывають; сего ради скверно прибытства мпогіе оныхъ жерцы, по ихъ нар?чію шаманчыки, въ в?чное діавола порабощеніе и союзъ единод?йствія волхвованія и мечтей себе вдадоша.

б. Жрецъ ихъ и всякъ самод?лецъ кумира, или настоящихъ по насл?дію отецъ или сродникъ своихъ державецъ идола, чиновства же преод?лителнаго по своему злов?рію никакого не им?ють: кто утворитъ или содержитъ идола, или себе претворить ревностію около идоловъ всегда упражнятися, ниипаче егда кто обще отъ вс?хъ вящше разум?ти мнится, то и жрецъ бываеть. При главныхъ же кумирахъ (о нихъ же посл?ди изв?стимъ) особъ преод?лителныи и уставленны бываху, всегдашніе стражіе сіи і жерцы почытаються. Чына ихъ должность всегда быти служителемъ лжи, иногда бо скудость въ препитаніи поощраеть лестію народъ до приношенія жертвъ, объявляя аки бы сего требують мпимыи ихъ бози; егда же похощеть кто зр?ти, тогда приводятъ скота или зв?ра, надъ онымъ же жрецъ баснословитъ п?нія, моля, да подасть изобилно ловленіе рыбъ, зв?ра; самъ же помоществуетъ жрущему до убіенія скота, и за трудъ сей частъ сн?даеть съ жрущымъ. Суть же н?цыи, иже мечты н?кія и волшебства творать, предавшися въ в?чное порабоіценіе сатап?, и обычно будущыя кусяться предвозв?щати. Егда же сихъ н?цыи хотять изв?ститися, наипаче о повседневныхъ своихъ пуждахъ, о промыслу на рыбу и зв?ра, тогда волшебствующаго вводять въ темную хижину, и тамо его накр?пко свазують, сами же присидять играюще въ своя свир?лы. Связанъ же никіими восклицаеть кудесными словесы, прызывая союзника своего сатану. Обычно же се всегда въ нощы творать; тогда по несколко час?хъ взыванію ихъ входить духъ буренъ н?кій шумящъ. Прис?дящіи же б?жать изъ хижыны, оставльше связанпаго волшебника, его же пытливъ сей духъ емше долу и верхъ возносить, сокрушаеть всяческій мучащи, ея же ради и связують его, да не камо неистовъ сый отъ мученія изб?гши погибнеть. По неколиц?хъ час?хъ духъ нечыстый лстивыя предив?щанія, яко отецъ лсти влагая въ ушеса его, оставляетъ; онъ же ели живъ свобождается отъ мученія и разр?шается самъ, в?щаетъ же льстящи предибудущая. Иногда же лестію прелщенны, ид? же чають изобиліе рыбы и зв?ра – ничто же тамо пріемлють; иногда же прелестію впреди уловляя сл?потствующій народъ, собывается предисказаемое, изобр?тають изобиліе рыбъ; аще же бы всегда ложъ бяше неухищренна и не укрыта н?кіимъ мн?ніемъ, правды не бы в?роваху впреди лестемъ его и мечтамъ, но хитръ сей б?съ, како прелестныя своя сокрывати с?ти.

г. Сими бо кудесными прежде рекши толикое различіе, введеся многобожія и безчысленное изображеніе кумировъ, ихъ же богомерзц? почытають, почитаніе ихъ нечестиваго многобожія н?сть каковыми пред?лы уставленно, ниже естъ обще повседневне, но всякъ по своему изволенію когда обрящеть посему время, почытаніе и поклоненіе творять. Обаче зане праздными руками никогда почытаніе не бываеть, всемъ народъ общій пребывающыхъ всегда при кумирахъ жерцовъ молятъ наставленія, кіимъ кумировъ почитаніемъ учредить, всякъ бо жрецъ притвораеть себ? особн?йшее им?ть со своимъ кумиромъ союзство, аки бы ему всегда нуждная требованія мнимыхъ боговъ объявленна суть. Сего ради аще кто но своему злов?рію здравія ради, прыобр?тенія им?нія, въ нуждахъ отрады яковаго хощеть молити кумира, тогда жерцу онаго объявляеть намиреніе свое приносити жертву и прыемлеть изв?щеніе, что приятн?йше требуеть бездушный той истуканъ – пированія ли яковаго, одежды или инныхъ нуждн?йшыхъ, таковыми дары и почытаніемъ кумира и снабд?ваеть. Обще же народъ не всегда взискуя изв?щеніе отъ жерцовъ, но сами приносять кумирамъ различная утвари: холсты, сукна, множае отъ кожей зв?рыныхъ и рыбьихъ, и оными въ почытаніе принесшими повиваються, иже толико сими странными рубищы утолст?вають, яко въ пятидесяти аршинъ толщиною бывають; древа же самаго изс?ченнаго не вящше поларшына; весь же разшыренъ искони приношеніемъ т?хъ утварей, ими же повивають. Тако обр?тохомъ въ Шоркоровскихъ юртахъ кумира единого: въ сред? пол?нце отъ пятдесять л?тъ прікладними обвитое сукнами, а на верху зъ жести изваянная личина мало что бяше подобіе челов?ка. И егда то во огнь ввергохомъ, такъ смраднаго дима вс?хъ насъ наполни, яко едва не изб?гохомъ отъ ихъ селеній. Иногда же украшають кумира своего и снабд?вають одеждою червленою, наипаче егда н?коего благополучія, доволства въ ловленіи рыбъ, промыслу на зв?ръ воспрыять желають. Егда же желаемыхъ благъ не получать, тогда изъ него одежду снемъ и его низрынуть въ безчестпое м?стце со всякимъ ругателствомъ; посл?ди же паки вводять въ первое чести достояпіе. На холм?хъ же превысочайшихъ и м?стцахъ израдныхъ, всякому в?депію прыятныхъ, кумиры своя поставляють, иногда далече отъ своихъ жылищъ особн? поставляються. Се же въ знаменіе чести угодная и израдная изобр?тають м?стца, кумирни пространныя созыдають, въ нихъ же покладають кумиры и тамо приносимыя предъ ними сн?дають своя жертвы. Другія же меньшыя, въ нихъ же складають кости по злов?ріи своемъ и соблюдають сія, мняще яко недостойно пометати безчестно костей, приносимыхъ на жертву.

д. Обыкновеніе и чынъ приношенія жертвъ тожде н?сть каковыми уставленно чреды, яко же прочыи идолопоклонники, наипаче же Мунгалы, иже уставленныя чреды приношенія жертвъ им?ють на новъ м?сяцъ; зд? же сл?потствующій нев?жа Остякъ никакихъ чредъ не им?я, но егда несытое ихъ до пированія понудить чрево, или кто почытаемый въ м?сто жерца иская угодія несытой гортани отверзаеть оную изв?щаеть, яко бози требують жертвъ приношенія, за сія же н?кая обнадежуеть обрысти благополучіе, тогда и чреды и время приношенія до крайняго же своего разоренія ищуть зв?ра или лошадей на жертву; наипаче бо обыкоша сіи, что ближае татарскихъ жылищъ пребываютъ – приносити лошадей, зане сообщающися съ Татары обыкновеніемъ ихъ и яденію татарскому мясъ лошадиныхъ пристрастилисъ сіи, и на скверныя своя жертвы употребляють лошадей. А яже въ далнихъ пустынныхъ селеніяхъ обитають, сіи елени наипаче приносять на жертвы, зане сихъ аки домовый скотъ у оныхъ многоплоденъ. Егда же прыведутъ жремое предъ кумиры, сицевымъ обыкновеніемъ сіе жертву приносять: иже вящше буесловити можеть, сей вм?сто жерца началствуя, приведеннаго скота пріемлеть и связуеть первое ноги; другій копіе пріемши, держить прамо нротиво жремаго скота; третій съ нанряженнымъ лукомъ станеть; четвертый зъ сек?рою станетъ противо очий приведенного зв?ра. Начынаетъ убо жрецъ баснословити п?сньми моля идоловъ изобиліе рыбъ подать, угодное ловленіе зв?ра получить. Окончавшу же сіе, удараеть скота первое самъ жрецъ уготованнымъ на то орудіемъ, потомъ другій язвить стр?лою, третій копіемъ. Падшу убо скоту, еще дышущу, емлютъ и трыжды около идоловъ сего обносять, посл?ди удараеть ножемъ въ сердце, испущая кровъ въ блюдо, кроплять сею мерзостію п жилища своя, идоломъ же уста помазують, въ украшеніе же и всегдашнее воспоминовеніе кожу со главою и ноги даже до кол?нъ за едино съ кожею на древахъ зав?шують надъ кумирнями и избирають на се кр?пчайшія древеса, наипаче н?кое л?ствичное древо, иже подобно сосновому древу, но кр?пчайшее и не гниющее паче инныхъ древесъ; мяса же сваривъ, избрапн?йшыми частми кумиромъ уста смазують; посл?ди же вся сія сошедшеся съ чады и домовники своими сн?дають. По сн?деніи же, въ знаменія благодаренія, палица своя на воздухъ бросають: се мнять нечистаго духа, его же боготворать во ономъ идоли, съ ними на томъ же пировапіи прис?дящаго провождать возносящагося на воздухъ. Глаголютъ же, яко и страстки ради сія творатъ, чтобы сохранилъ честь творимую имъ. Обыкоша бо за злополучіе н?кое безчестить идолы своя, и сего ради при всякомъ приношеніи жертвъ знаменія страха являютъ, желая да вящше о семъ им?ють попеченіе на зв?ри и на рыбпыхъ ловляхъ добрымъ ихъ обдарить промысломъ. Симъ частымъ жертвъ приношеніемъ въ премногую внійдоша нищету и крайное разореніе, яко чадъ и женъ своихъ продаютъ заимодавцемъ своимъ въ работу. Егда бо скудость и нищета его начнеть одол?вать, тогда лестное мн?ніе и тщетная надежда понуждаете сего приношеніемъ жертвъ снискать себ? у идоловъ благихъ н?кіихъ пріобр?тенія, не им?я же откуду промыслить на жертву скота, жену и чада въ закладъ отдаетъ, над?яся обр?тшымъ благополучіемъ искупить оныя; но лестію сею иногда погубляемъ бываеть, надолз? тщетнымъ чаяніемъ: иская благъ, ничесо же обращеть, а не им?я чимъ искупить, жены и чадъ лишаеться. И тако мнимый ихъ благъ датель, боготворимый во идол?хъ духъ лжи утаенною лестію безв?стно сихъ нев?жей истребляетъ им?нія, и чаяніемъ будущихъ имущая погубляють.

е. Между розличнымъ кумира почитаніемъ премного почытаються и дивіи зв?ріе, найпаче медв?дъ: его же почытають должностію, виновныхъ себе разум?ють быти, зане злов?рать, яко по убіеніи отъ рукъ аще не буде почтенъ, то свое убіеніе убивающему отмстить; и сего ради аще случыться имъ сего убить, снемше кожу предъ кумирнею поставляють, распростирая оную, приподобляюще аки жывъ, сошедшеся убо игралища, плясанія около сего творять, изъявляеть же п?сньми невиновна себе его убіенію, глаголя: яко не онъ д?латель жел?зца и стр?лы, ниже его пера: Русакъ укова жел?зо, пера орелъ – родитель; такими п?сньми восклицающе, посл?ди приходять и лобзають распростершую кожу; удоволивши же себе сими діавольскими игралищы, оную вземлеть властитель ея и иродаеть ю аможе хощеть, и употребляеть безъ сомн?нія. Странное сего диваго отъ зв?ра почитаніе мниться тоежде быти отчасти идолопоклоненіе, зане клятвы своя на кожи утверждають и з?ло со опасіемъ соблюдають; многимъ бо случается, иже сіе сбываеться имъ, яко отъ зв?ря сего поражаемы и убиваемы бывають кленующіися лестно; ложными же усты и клятвою предаются зв?ра сего убійству. Аще же се бысть остротою и хитростію діаволскою, иже истинну д?йствовать претвораеть себе, да симъ иннымъ множайшымъ лестемъ в?роЕати народъ прыведеть. Мниться же, яко и попущеніемъ Божіимъ бысть се во лжи наказаніемъ, а не д?йствиемъ сатанинымъ; зане сей разоритель истинны, а не блюститель оныя, а таковая страсть удержаваше отъ всякія лжи и неправды ихъ зане Господь и въ языц?хъ понуждаше истинну.

s. Егда же в?рность Государю своему Его Цесарскому Величеству клятвами утвердити и явити случай понуждаеть, тогда по ихъ злов?рію и обыкновеніяхъ полагають сего же прежде воспоминаемого зв?ра кожу, на пей же топоръ, ножъ и инныя страсти орудія. Хотящымъ убо утвердити и обовязати в?рность свою клатвою подають симъ ножъ, снемъ съ кожи, на немъ же на концы часть хл?ба положше подають, вм?сто же черты талмачъ выговорить: «Аще лестію сію клятву утвораете, и неправедно служить и рад?ть въ отданіи ясаку будете, зв?ръ сей отмщеніе вамъ да будетъ и отъ него смертію да постраждете. Хл?бъ сей и ножъ да погубить тя, аще не правдою в?рностію, ею же об?щаешися, творыти хощеши». И сей обычай главный и всенародный клятвы об?щанія: междоусобнымъ же пр?ніемъ и сваромъ егда имать клятвою что засвид?телствовать и смирить прекословная противности, то предъ идолы своя домашнія противящіися приходять, и ему же клятвою оправдитися подобаеть, сему стар?йшыны ихъ ножъ дають, въ руц?, повел?вая: «Аще ты сему на тя важдающему невиновенъ, се имашы ножъ. Вземли идола (по ихъ нар?чію: шайтана), сокрушай и сс?цы его; не опасенъ же вины вземлеть идола, сокрушаетъ и сс?четь приговоривая: взыщы виновнаго и тако сокрушай, содержаяй въ работ? своей врагъ». Иногда виновному сія утвораеть, се же не яко хранитель истинны, отецъ бо лжы, ненавистникъ естъ оныя, не яко обыклъ тму укрывать блистаніемъ притворлаго св?та и явственную лжу хитростьми, истинну претворять, тако и зд? да не всегда явить себе лукавымъ лестцемъ, иногда принужденъ отчасти явити себе хранителя истинны, и языци бо аще бы всегда лукавое и лживое вид?ли д?йствіе его, отвратилися бы лестей и лукавыхъ обычаевъ его, ими же уловленны впадоша въ богомерзкое идолопоклоненіе. Но сей нскон? льстецъ, содержая ихъ въ с?техъ своихъ, соплетаеть и істинну съ лестію, да симъ коварствомъ множайшымъ лестемъ вв?рити научитъ и благое къ добру прытвораеть своимъ д?йствомъ, и ничтоже сему противо естъ явити иногда притворную истинну, дабы толико сею низвелъ множайшымъ прелестемъ в?ру яти сими же и паки прелстившихся низвести въ погибель еже едино искони его тщаніе.

з. Между различнымъ многобожіемъ содержать разньствіе и сие: домашнія своя божки, яко всегдашнее свое рукод?ліе, не такою честію почытаху, зане естественнымъ ума познаніемъ творимая своима рукама, всегда видя, повседневно же съ оними им?ють обхожденіе, малымъ чымъ умаляють почитаній отъ древн?йшыхъ; богомъ симъ бо высочайшею честію покланяются, зане д?ломъ отецъ и праотецъ своихъ усердн? ревнуютъ. Ревностію же и древностію обыкоша и узакониша себе вящшимъ повиновеніемъ покланятися симъ, иже древность остави имъ, воспріяша убо отъ преданія и злочестія стар?йшынъ своихъ древностію почытаемыхъ боговъ, ихъ же во всей Остяцкой стран? почитахуся три первоначальный: нарыцаетжеся Старыкъ Обскій, Гусь и Кондійскій, о нихъ же посл?ди.

и. Старикъ Обскій сей им?юще скверное свое хранилище на усть Иртиша недалече Самарова града. Бысть же сей по ихъ злов?рію богъ рыбъ, изображенъ безстудн?: дска н?кая, носъ аки труба жестяны, очеса стекляны, роги на глав? малые, покритъ различными рубищы, сверхъ од?янъ червленною одеждою зъ золотою грудью. Оружіе – лукъ, стр?лы, копіе, панцеры и иная – около его бяху положенна. Вину собранного оружія, по мн?нію злов?рия ихъ, сію сказують, яко сей въ водахъ брань часту им?етъ и прочія подручныя себ? поб?ждаетъ. Мнятъ же безумн? яко шкарадъ сія ужасна вид?нію вс?мъ въ моры, и въ великихъ водахъ страшна естъ, проходить сквозь вся бездны, въ нихъ же рыбы вся и; зв?ры водныя подъ своимъ им?етъ правленіемъ, и елико кому похощеть, толико попущаетъ. Им?яше дв? кумирни: первая яко воспомянухомъ пры исход? Иртиша, ид? же впадаеть въ Обь; другую же при великой рыки Обы, въ нихъ же по трил?тно пребываше; егда время угодно начынаеться быти ловленію рыбъ, когда прешедшей зымы солнечнымъ сияніемъ льды распущаються, и воды з?лныя студень и жестокость во благопрыятную изм?няються теплоту, тогда служытеліе б?совъ жерцы ихъ начнуть лестьми коварно произносити, аки бы вид?ніе прыяша отъ сего бездушнаго истукана, что вся рыбы морскія времени сего ввести им?еть въ ловли ихъ, народъ же издревле помраченъ лестію в?ру емлеть, великодушествуя въ надежд? скоро исходить къ ловленію рыбъ, и первую рыбу морскую, яже нелму нарыцають, егда по случаю обращуть въ его мерзкую прыносять жертву, сваривше сію прежде сытостію уста и носъ идолу сему змазують, прочая же сами сн?дають; сн?дше, по обычаю своему, вм?сто благодаренія палками мещуть на воздухъ, его же пріемлють съ честію, аки бы что достойно приносятъ изъ кумирни до другія кумирницы, нровождающе же различная б?совскія творать игралища. Егда же на первомъ ловленіи морскія не обрящуть рыбы вскоры, возвращаються съ премногимъ ругателствомъ, нападая на нь укарають, яко безстудная старости сего толико, отецъ и праотецъ нашыхъ неблагодеренъ забывъ почытанія и нерадивъ о рибномъ промысл?, погубляеть гладомъ насъ; малословномъ же его ругая, вящше скорае д?лы ругателство изъявляя свергше съ хранилища, вервою оцепивше, влекуть его во вся безчестная м?ста, попирая всякъ ногами и оплевая его, и дотол? въ семъ содержать безчестіи, донележе половъ рыбный начнеть исправлятися. Приличествуеть зд? воспомянуть обычаемъ симъ пов?сть о н?коемъ древн?мъ идолопоклонниц?, иже, крайнею одержимъ нищетою, внійде въ кумирню моляше, н?коего кумира о благое н?кое поданіе въ н?щет?; кумиръ же б? древянъ, въ глав? же часть злата содержаща. Надолз? же сему молящуся, ничто же обр?тши, пріемъ кумира удари о землю; сокрушившемуся убо всему, изъ главы испаде злато, требующій же скудникъ пріемъ рекъ: «Моленіемъ ничтоже обр?тохъ, біеніемъ же вящше получихъ тя благодать». Добр? сего искуства и обычаевъ б?дственный употребляеть Остякъ, егда чего у своихъ почытаемыхъ благодаятелей немилостивыхъ божковъ моленіемъ не обрящеть, біеніемъ же взыскуеть.

ф. Гусь боготворимый идолъ ихъ бяше, изваянъ отъ м?ди въ подобіе гуся; им? скверное жылище въ юртахъ Б?логорскихъ при великой рык? Об?. По ихъ злов?рію, почытаеться Богъ птицъ водныхъ: лебедей, гусей и всякого рода птицъ, иже водному обычны плаванію: мняху же яко за легкость свою сій л?тая невидимо по м?стьцахъ веселія исполненныхъ и вид?нія пріятныхъ вся покараше подъ область свою птици. Въ кумирници с?далище его б? отъ различныхъ суконъ, холста, кожей соплетено въ подобіе гн?зда, на немъ же сія вселшаяся прочвара сидяше, почытаніе б? того немало всегда, а наипаче во время егда ловленіе птицъ водныхъ начынашеся, зане и м?ста зд? къ ловленію ихъ з?ло угодно и множество безм?рно различныхъ родовъ птицъ. Славимъ же б? толико сей идолъ, яко отъ далечайшыхъ селеній прыхождаху скверная своя совершающе жертвы, едынымъ обычаемъ скотовъ, а наипаче лошадей приношаху, им?яше твердое о семъ мн?ніе, яко сей есть скор?йшый многихъ благъ датель, а наипаче изобиліе подаеть получать птицъ водныхъ. Въ семъ подаяніи народъ прелестію сатаны осл?пленъ, и наипаче являющій себе вм?сто жерцовъ лжесловіемъ своимъ во всей Остяцкой стран? прославиша сего толико, яко многія нев?жды в?роваху чудесная н?кая пріймать благополучія, и многія тщетною надеждою прелщенны обезумишася: скота, его же всегда можетъ безъ трудовъ употребляти въ препитаніе свое, пожретъ сего б?су сему, самъ же чаяніемъ благъ падежденъ л?таемыя по воздуху трудомъ снискать птицы, яже иногда чающе получити въ руц?, очесы и мыслію л?таемыя по воздуху провождаетъ, вещію же обр?тается гладенъ и скуденъ, по обаче возлюбившій злобу паче благостини, неправду неже глаголати правду прославляху его.

i. Первоначальный же и паче всихъ настоящій кумиръ зд? бо за едино зъ гусемъ бысть во единой кумирни въ Б?логорскихъ юртахъ. Сего и Кондійскимъ прежде воспомянухомъ, по сему что народъ сей з?ло по своему злов?рію ко оному им?юще усердіе; нын? во время сіе егда искореняшеся идолоб?сіе, сохраниша сего истукана и унесоша въ Конду, откуду же и Кондійскимъ нарекоша. Тамъ же Вагулитомъ, единомысленнымъ злов?рія своего союзникомъ, въ соблюдете даша, сего ради и не получыхомъ вид?ти и изв?стно описать о безстудномъ изображеніи его, и доселе тамо пребываеть, соблюдаемъ, донел?же всесилною десницею Сій и везд? Сій достигше сокрушить и потребить.









О НАЧАЛ? БЛАГОЧЕСТІЯ И О ИСКОРЕНЕНІИ ИДОЛОПОКЛОНЕНІЯ ВЪ ОСТЯЦКОЙ СТРАН?,

а. Яко же прежде воспомянухомъ о пространныхъ сего С?б?рского государства пред?лехъ, ими же до славныхъ государства Китайского достизаеть ст?нъ, многолюдствіемъ же различныхъ дивіихъ идолопоклонническаго злов?рія народовъ населенна, – обаче отъ л?тъ полтораста и вящше, егда сіи роды россійскому покорены скипетру, во вс?хъ сихъ злов?ріе идолоб?сія невозбранно храняшеся, паче же просв?щаетъ я св?томъ проповиди евангельской и не попущахъ власти правительствующыя пародами сими и никто же досел? о спасеніи сихъ им? усердіе и попеченіе, донел?ие сіи им? искони, не уснеть, ни воздрымлеть пекійся о спасеніи челов?ческомъ, избра таковаго правителя россійскому скипетру, иже по многихъ государей отчычъ, д?дичъ и насл?дникъ, первый именемъ Петръ, Россіи правленія воспріятъ скипетръ, имъ же аки ключемъ царствія пебеси отверзе симъ языкомъ дверы спасенія; во дни бо своя усердный бяше любитель отчества, трудолюбный же искатель благочестія, се же непрытворнымъ хитрословеснаго ласкателства показуеться словомъ, паче бо полуденнаго св?та всему миру ясно зрително истинна отъ д?лъ являеться, каково усердіе им?яше и отчеству своему, зане не толико хитрости воинскія ученія ими же прочіимъ государствамъ кр?пку и страшну показа державу свою и инная ученія гражданскаго правосудія, наипаче же Богомъ угодныя премудрости еллино-славено-латинскія утверди училища и умножи ученія, еже прежде въ Россiйской держав? не быша. Се же все умножы ради благочестія взыскатель бо полезныхъ государству своему не презр?лъ и сего разум?пія, иже иногда великому Іустиніану воспомянуша: ничто же боліе ищи царю, яко прыложити государству твоему благочестіе: се бо есть твердь и кр?пкое основаніе государству. О семъ въ начал? благоугодн?йшаго правленія государства своего з?ло упражняшеся и им?я о умноженіи сего усердное попеченіе, многія премудр?йшіе введе учители церковныя и престолы архиерейскими правителствовать вручаше, да Богодухновеннымъ пропов?дн ихъ ученіемъ умножая умножиться благочестіе. Въ то время и на престолъ Сиб?рской митрополіи его же, Всероссійскаго императора, повел?ніемъ Кіевопечерскія чудотворныя лавры экономъ избранъ, преосвященный Фило?ей, митрополитъ Сиб?рскій, и егда первое нача въ зд?шнихъ Сиб?рскихъ пред?лехъ проповидать и умножать благочестіе, искоренятъ же злов?рія ихъ идолопоклоненіе.

б. Толика же ревность сего и усердное тщаніе бысть благочестія, яко не доволно б? въ пред?лехъ паствы своея изгонять тму кумирослуженія, но тщашеся и во окрестныя страны, прилежащия къ иред?ламъ царства Сиб?рскаго, вмистить у нихъ св?тъ иропов?ди евангельской, – облежащія бо страны царство Сиб?рское суть злочестіемъ идолопоклоненія сл?потствующіи роды. Сего ради понуждаше его всегдашнее ревнителство всячески искать, како бы солце Боговид?нія св?тъ истинный евангельской ввести въ тыя осл?потствующія роды, и посылалъ бяше богословіи учытелей даже до Китайскаго государства, тожде и до Мунгалскаго владычествующаго законоучытеля и законодавца кутухти, его же вся Калмицкія роды и Китайское государство премногое почытають. О его же злов?ріи вкратц? н?что извистити прил?чно.

г. Злов?рія сей древнихъ елинскихъ любомудрьцовъ, Питагора и прочыхъ, иже зл? в?роваху преселеніе душъ челов?ческихъ въ жывотная, сіе содержить и сей зломн?ніе, зане аще множество скота им?еть, обаче я не убиваеть въ своихъ селеніяхъ, но предаеть инуд? въ руц? иныхъ, оттюду же мяса себ? взимають ц?ною: се же симъ явити хощеть благосердіе свое, яко не хощеть кровію осквернять жилища своя, яже почытаеть священная, ниже зд? повел?ваеть быти мнимому душеубійству скотовъ: зане себе показуеть народу, яко удаляеться отъ мира и духовнаго воздержнаго жытія искатель, ниже бо и сообщенія съ мирскими людми им?ти хощеть. Аще бо и весь Мунгалскій народъ подъ своимъ правленіемъ и властію содержить и въ степяхъ со оными пребываеть, но обаче особн? отъ нихъ. И егда по своему обыкновенію иская пажитныхъ м?стъ скоту своему съ м?ста на м?сто преходятъ, со оными же и самъ владычествующій имъ законодавецъ кутухта егда преселяеться разд?лително отъ общаго народа толико со своими тогожде житія храпителми, иже и ламами нарыцаются.

д. Сіи ламы, но ихъ злов?рію, почитаются яко законоучители и чиновники духовныя, жителствують безъ женъ, питія всякаго, вина и иного, ими же возмущаеться умъ, блюдутся, ниже вкушають, толико едино обычное себ? питіе чай употребляють. Умирителное же ястіе, и не тако мясъ, яко овощами питаються. И за сіе воздержательное жытіе з?ло почытаються отъ народа, з?ло же упражняются волхвованіемъ. Вси же сіи ламы разные чиновства своего степени им?ють: иныи бо нижайшого, иныи же высочайшаго степени суть. Превышше же всихъ властей и чиновъ первоначалный содержить степенъ делай лама, иже и Тангускую землю изобилную всихъ богатствъ подъ своею областію содержить и кутухту древле по себ? втораго иногда утворы и пода Мунгаломъ, по сей первый во влеглости и далечайшей страны пребывая, добронравіемъ и властію преклони къ себ? народъ Мунгалскій и тако утверди власть свою, яко вс?хъ сихъ поработи ласкателствомъ самовластной держав? своей. Отсюду паче уставлено и чиновства своего чреды превознесеся и не весма покарашеся власти делай ламы, самъ утворися равновластитель и самовластный законодавецъ народу сему. По семъ вс? кутухт? даже до сего дне единъ отъ единаго поставляемъ содержить власть сію и тщатся явити и себ? единоравновластителей съ делай ламою, обаче народъ Китайскій и Калмыцкій и отъ Индіи вящше власти и достоинства почытаютъ быть делай ламу, зане сего з?ло въ д?йствіи о мечтахъ сатаниныхъ силна мнятъ быти кудесника и волхвованіемъ низводящаго в?тръ, мразъ, дождъ, егда хощеть. Паче же разум?ють будущихъ предвидителя, еже предивид?ніе отсюду сл?потствующему пароду являеть, грядущихъ бо къ себ? на поклоненіе н?сколико десять поприщъ отъ жилища своего предив?щаеть пришествіе ихъ къ себ? и время преод?ляеть, еже и збываеться во время назнаменованное. Отъ него всегда же сіи роды Калмицкій, Китайскій и Индійскій волхвованія тщателн? изучаются, всякъ отъ нихъ мразъ, буру, мечты діаволски претворають; ниже бо камо торговые ихъ люди безъ таковаго волхва въ путь камо дерзають ити, донел?же таковаго въ караван? своемъ не обращуть волхва, иже нисводить студень и влагу, ею же отъ зноя и мухъ въ тамошнихъ тепл?йшихъ странахъ скотъ и ихъ самыхъ соблюдаеть. Толико же діаволскою силою ложно и иритворно д?йствуема н?сть сомн?нію каковому, но паче презр?нію достойна. Егда въ немъ внемлемъ Симона волхва, иже съ Петромъ святымъ толикими чудесы препирашеся, яко отъ ложно творимыхъ сихъ дерзну и боготворити себе, возношашеся до небесъ. Обаче егда побпжденъ бысть силою свышше, вся притворно д?йствуемая ложная явственно очесамъ предстоящихъ открышася.

е_._ Тогожде искуства и волхвованія и кутухта содержить ученіе и з?ло въ семъ упражняеться толикоже силою сатаниною д?йствуетъ; яко отъ народа единоравныя благотворимая со ідолы своими удостояеться чести и з?ло премпогія сему творать почытанія, наипаче егда на иная селенія преходять, тогда поставляють предъ лицемъ его чашу м?дну наполненну углія, на ню же благовонныя зелія покладають вси приходящіи, егда же всядетъ на колесницу свою кутухта, предъ нимъ идолы поставляють, тогда во свирылы и трубы необычно долгія восклицають з?ло громогласно. Народъ же отдалече стоя покланяется падше на лице свое. Н?цыи же, аще толико дымокуреніе его на жертву приносимую узратъ, падають на лице свое взывающе іегень кутухта: сіестъ св?тлый рай. Сего словесы употребляють, аще кто напаствуемый въ клев?т? какой или въ какомъ подзор? клятвою себ? очыстити ищеть, тогъда долженъ около жылшца самого кутухты трижды обходя изректи гегенъ кутухта. Аще же виновенъ чему будеть, никогда не дерзнеть изректи сего гегенъ кутухта, но вину, испов?дуеть аще и смерти за оную постраждеть.

s. Приношеніе жертвъ ихъ всегъда на новом?сячіе бываеть, а наипаче во время празднованія главнаго ихъ, иже въ чысл?хъ первыхъ февраля м?сеца, по ихъ нарицается цаганъ: сіесть б?лый м?сяцъ, его же аки начало веселія почытають. Украшаеть же себе кутухта съ ламы своими одеждою св?тлою, власы на главахъ своихъ вся обр?ють и толико различными мастьми и утварями лица своя украшають, яко погубляющи вид?ніе и красоту, старость ихъ притворною младостію обновляеться и украшается, иже навсякъ новъ м?сяцъ обычай имъ естъ. Отсюду простоуменъ общій народъ баснословитъ, яко существенн? обновляеться юностъ кутухты съ преминеніемъ луны. И никогда же не умираетъ, но се искусны ихъ законоучытели тако разум?ють безсмертіе сего: не аки бы онъ существенн? не умиралъ, но яко душа сего съ доброд?телми въ инаго преселяется, его же живъ суще кутухта избираетъ и предъуставляетъ на владычество свое по себ?, – яко же и нын?шній кутухта живъ суще избра племянника своего, сестры своея сына, его же назнаменова поставити по себ? на степени владычества своего. Сестру же свою сію поставилъ въ ламы. И егда на всепозорномъ с?далищы съ ламы своими с?даетъ, тогда сію сестру свою первымъ по себ? почытаеть м?сцемъ, зане и жены сего чыновства удостояються, аще таковаго житія воздержпицы желаютъ быти.

з. Егда же входити хощетъ въ кумирню до почытанія и поклоненія идоловъ, тогда прежде вс? ламы въ его храмину собираются и по чину своему около его с?дять съ премногимъ смиреніемъ сложенными на перс?хъ руц?, въ тишайшомъ з?ло безмолвіи; егда же сій отъ с?далища своего востаеть, тогда вси сіи воставшы посл?дуютъ сему; иныи же предыидутъ полагающе благовонное зеліе на угліе въ чашу; предъ нимъ же сіе носять благоуханіе, провождають же въ кумирню со восклицаніемъ трубнимъ. Вшедше въ ню на высочайшомъ с?даеть м?ст?. Около же сего вышшая и нижайшая степени утворенны, на нихъ же по чыну своему с?дять ламы. Предъ самого же кутухту поставляють седмъ чашъ, яко же предъ идолы, въ нихъ же медъ, вода, чай, въ прочыхъ же разная сахарная ястія, ихъ же по чтеніи и п?нщiи своемъ кутухта употребляетъ и прочіимъ но части подаеть, яже съ великою пріемлютъ честію. На всякаго же главу отъ престоящихъ полагаетъ руц? свои вм?сто благословенія и тако свое окончываеть кумирослужителное почитаніе и приношеніе идоломъ.

и. Въ кумирни между различными ідолы, яже вс? въ подобіе челов?ческое отъ м?ди, сребра и злата хитростн? изваянна, единъ же з?ло великою хитростію въ подобіе н?кія жены созданъ, и сего нарыцають Аюшъ; отъ стопъ же ногъ сего идола цв?тъ селный изведенъ; весь окружается идолъ цв?томъ симъ, на немъ же гроздіе винное и прочіе селные цв?ты и взоры изс?ченны.

д. Прежде воспомню тие послы, богословіи учители, достигше пред?лъ его кутухты съ великою честію и премногою любовію прыяты и почтенны быша, яко посланіе сихъ кутухта прыемша ц?лованіемъ почти; приня же и дары посланныя любезн?, жезлъ украшенъ и прочая. ГІо прив?тьствованіи и разговор?хъ, восхот? нскусити учытелей сицевымъ вопросомъ: «Елико, мн? речете, умершихъ душъ отъ первобытія челов?ческаго но своимъ изчисляя писаніямъ?» Тогда н?кто отъ учителей таковъ неудобъ постижымый вопросъ дерзнулъ и паки вопросомъ отв?тствовати сице: «Молю высочайшей власти вашей, колико своимъ писаніемъ по всей вселенн? въ сіе настоящее время изчысляется въ живомъ т?л? душъ челов?ческихъ?» Удивися кутухта, рече: «Невозможно сему изчысленіемъ пред?лъ положити, зане въ самое сіе время, еже слово отъ устъ исходящее содержить м?сто времени, мнози могутъ по всей вселенн?й раждатися». Учытель къ сему: «Сего ради ниже умершихъ изчысленія пред?лъ положити можемъ, зане въ самое время сіе, яко отъ устъ слово исходить, мнози по всей вселенн?й умирають, и скор?йшимъ иныи путемъ преходять отъ мира, ниже въмиръ». Многа же иныя отъ писанія Божествепнаго св?товидно показавше, тайны спасенія челов?ческаго о воплощеніи Сына Божія и прочая. Откуду н?кое возбуждашеся въ немъ усердіе слышати вн?мати пов?ствуемая отъ християнскаго иисанія, чего ради остроумныхъ юношъ двухъ оставиша тамо за повел?ніемъ преосвященнаго архіерея въ двор? кутухты въ наученіе грамотъ и языка ихъ, дабы яснозр?телно показать и изв?стить могли путь вводящій въ разумъ истинный, симъ же и на спасеніе отъ заблужденія идолопоклонническаго наставить я стези. По сему не воспоминая различно препятія, яко толика ревность и желанія не получы желаемаго безъ помоществованія свыщше. Вящши же Божіимъ н?кіимъ предув?д?ніемъ сіе зачатое д?ло безъ ползы искаемыя окончися, зане обращеніе нев?рна н?сть челов?ка хотяща, но Бога милующаго.

і. По времени Всевышняго правленіемъ преосвященный митрополитъ Фило?ей остави власти архиерейской правленіе, воспріять схимонашескій чынъ. Престолъ Сиб?рской митрополит по немъ воснріятъ преосвященный Іоанъ, архиепископъ Черниговскій, и бысть правителствующій архіерей престола митрополіи С?б?рской. Равно же усердно ревнитель и трудолюбный искатель благочестія преждний же возждел? въ тишайшомъ пребыть безмолвіи и уклонитися въ прежднюю свою великія чудотворныя Печерскія лавры обитель. И уже б?ста ноз? намиренны тещи къ тишайшему безмолвію, обаче Вышняго правленіемъ обратишася къ громогласному благов?ствованію спасенія роду челов?ческому. Высокимъ бо повел?ніемъ Царскаго Величества пріемше правителствовать губернію царства С?б?рскаго, князь Матвей Петровичъ Гагарынъ, иже яко первый бысть губернаторъ Сиб?ры, тако и первый въ ней отнелиже подъ область Россійскихъ монарховъ прейде благочестія умножитель, первое убо благоразумнаго правленія своего показа начало, егда наипаче Божественная о умноженіи благочестіе, еже всему государству, зане сіе много ползуетъ государствамъ, усердное начать им?ть попеченіе и путьшествіе преосвященнаго инуд? нам?репіе оудержа, и обрати на стези общаго спасенія рода челов?ческаго, возбуди въ семъ древнее его желаніе и усердное искаемое яви сему благополучіе, аще же и старостію изнемогшаго, обаче благоразумн? предувид? и предъизбра кр?пкаго и достойнаго таковой вещы трудолюбца, яко посл?дствующыя св?товидно покажутъ, како неудобъ носима пры такой старости, въ пей же умножаеть трудъ и бол?знь, понесе и претерп? усердно, благодатію свышше укр?пляемъ.

аі. Не медля же воспріятъ усердно начало благов?ствованія сего и проповиди евангелской 


году, и первое нача въ стран? Остяцкой, ид? же ненритворнымъ воспоминая ласкателства словомъ, зане отъ д?лъ вящше узриться толь достойная похвалы и удивленія ревность иже старостію изнемогшаго на толикія воздвиже труды и путшествіе по т?хъ мразныхъ и мрачныхъ странахъ, мню бо, яко не мягкія зд?, якоже инде благов?ствующыхъ поз? благовонныя крыны, иные пранныя Китайскія и Индійскія земли удостояются наступать, отъ нихъ же и своя страна и обители наполняють и удоволяютъ благовоніемъ; но зд? трудитися избра сей трудолюбный ревнитель, по смрадныхъ, пустыхъ и жестокихъ м?стехъ необычнымъ жителствующыхъ пребываніемъ и зловредительною язвою [о ней же прежде], в?денію челов?ческому ужасныхъ и непрыятныхъ. Обаче, вм?сто криновъ селныхъ обр?те благовонный вертоградъ, церъковъ Христову, ново собраніе в?рныхъ, еже принеслъ изъ Египта отъ работы діяволскія и нечестія идолопоклонническаго свобода пресели изъ Египта народъ сей въ вертоградъ Христовъ. И бысть сему благопріятный плодъ веселія и благовонія, егда трудовъ своихъ желаемое сниска благополучія, избавленія же ради сл?потствующаго народа сего, аки посл?дки всего мира, никто не б? дабы зр?ти и в?д?ти восхот?лъ погибшую сію тваръ, аще не бы Всевышняго десница толь равно и умирытелно избрала и предпоставила обоихъ ревнителей, такъ правителя царственной С?биры, яко и трудолюбнаго благочестія сего пропов?дника и учытеля. Елико б? трудъ сего, толико подаваше помощы благоразумное губернатора правленіе и облегчеваше трудъ, а ид?же нужда и недостаточество уб?ждаше труждающагося пропов?дника, таможъ егоже, предостойн?йшаго губернатора, щедролюбивое благоутробіе вс?мъ изобиліемъ удовляше; единою рещы, яко Вышняго правленіемъ соединенны обоихъ доброд?тели, ревность учытеля со благоусердіемъ правителя, трудъ пропов?дника съ благостынею многомощваго властителя, за едино совокупленны кр?пцы сташа низрынути и разрушити владычество и престолъ сатанинъ царствующій и гн?здящійся въ семъ Остяцкомъ идолопоклонническомъ род?.

бi. Егда же его княжая св?тлость, губернаторъ Сиб?ры, избравши достойнаго таковой веіцы учытеля, всяческими же нуждами изобилно удоволившы сего отпусти воднымъ плаваніемъ въ семъ настояіцемъ году


, тогда пропов?дникъ и учытель устави себ?, первое, кр?пкія нечестія столпы и основаніе ихъ, на чемъ утверждаху злочестіе свое, низрынуть, разорити капища, опровергти и сокрушити вся идолы. Симъ первое сл?потствующему роду возмогли св?товидно явить немощъ сихъ бездушныхъ истукановъ, и яко челов?ческихъ рукъ зданіе бысть, тако челов?ческими руц? сокрушаеться, и ихъ же зломн?ніемъ своихъ чаяху всемощныхъ, и помоществованія отъ сихъ требоваху, нын? да зратъ себ? помощи не могущыхъ искоренити: тако первое твердь нечестія, ид?же восхот? насаждати и водрузити благочестіе. прогнати тму нев?рія. Оттуду, ид?же св?тлое благодати Божыей и пропов?ди евангелской ввести подобаше познаніе, наченше убо отъ первыхъ жылищъ ихъ по Иртишу, яже въ трехъ днехъ тихимъ плаваніемъ достизаються отъ Тоболска. Вся кумиры, истуканы бездушныя сокрушиша, скверныя капища и кумирницы разориша и сожгоша. Прострежеся падежъ и разореніе сихъ даже до Березова; и все сіе идолоб?сіе паде неисц?льнымъ падежемъ, аще же и видяху сл?потствующій народъ немощъ бездушныхъ сихъ и ничтоже вящше, яко древо истл?нію предающееся, обаче ревностію злочестія помраченны противяхуся, возбраняюще кумири своя, н?цыи же во время падежа боготворимыхъ истукаповъ ихъ лживыя чудеса лжеславяху оныя.

гі. О старику Обскому, иже б? у нихъ мнимый богъ рыбъ, лжеславяху чудесное н?кое: Егда бо сего сожещы хотяху, и кр?пко противяіцеся, возбраняху, но обаче поучытелными словесы изъясниша имъ, яко сей бездушный истуканъ ничтоже естъ паче древа, еже вселшагося въ себ? содержати діявола, и не толико многомощенъ помоществовать вамъ, изобиліемъ какимъ удоволять, но паче отъ васъ нын? соблюденія и помоществованія требуетъ. Не осл?пляйте убо себе зломн?ніемъ, аки препитаемы отъ сего есте, но вящше сами сн?даемы во им?ніяхъ своихъ и пожираемы есте сквернымъ сему приношеніемъ жертвъ. Внемлите, яко вся стихія: огнь, земля, воздухъ, море и вся, яже въ нихъ единаго всея твари Творца премудростію созданна суть въ употребленіе челов?ку и Его вышнею десницею всихъ благъ даяніе есть. Тогда мало св?р?пьства противниковъ укротиша тишайшыя словеса сія и попустиша боготворимаго своего истукана предати огню; обаче злохитрство н?кіихъ и злочестія ревность, гн?здящаяся въ сердцахъ, понуди лжеславити чудеса н?кая: сожигаемаго убо зраще кумира, притвориша себе вид?ти отъ пламене подобіемъ лебедя излет?вшаго, и везд? лестцы и лжеслужытеліе разс?яша плевелы сіи; иныи же весма глаголютъ не быти сему. Аще же бы и притворился инымъ тако сатана, ничтоже дивно: могій попущеніемъ Божіимъ иногда огнь свести съ небеси, кое чудо отъ огня и пламене уб?жа,ти д?йствуемому во идол? сатан?, коварныя своя препятія держащимся нев?рия оставляя сумн?ніе. Но ничто же усп? хитроковарная злоба сего: не сохрани бо себе, ниже своего жилища, ни другія лестію сею соблюде б?совскія хранилища, аще и вящше подвизася въ соблюденія нечестія своего.

ді. Въ Шорковыхъ юртахъ б? кумиръ изс?ченъ отъ древа въ подобіе челов?че, сребренъ, имиющъ лице: сей д?йствіемъ сатанинымъ проглагола бездушный и нредвозв?сти надходящее себ? близъ разореніе отъ десницы пропов?дника и учителя, моляше ревнителей и служителей своихъ, дабы восхот?ли поревновать древнему отецъ своихъ злов?рію и кр?пко противостать проповиди; себе же самъ всячески об?щане попустить сокрушенію. Симъ злохитрствомъ возбуди въ народ? толику по себ? ревность, яко согласишася вс? стать даже до крове, ниже идола попустить сокрушати, великодушествуя надеждою, яко об?щася самъ себе возбранити, ниже проповиди внимати. Егда же вскор? посп?ши пропов?дникъ и учитель и повел? сего идола сокрушити, народъ, духомъ б?совскимъ наущенъ, со убійственною на всихъ устремися рукою. Обаче учытель тишайшыми словесы ярость ихъ смиры, явственно показуя вс?мъ немощь сего, яко ниже себе возбранить, ниже что проглаголати можетъ: б? бо уже н?мъ и безгласенъ, яко бездушно древо, и ничтоже зл? намиреннаго своего коварства сила Вышняго попусти д?йствовати; но об?щавыйся ложн?, а не могій себе соблюсти, преданъ естъ огню со вс?мъ своимъ богомерзскимъ капищемъ.

еi_._ Посп?шествомъ Всесилнаго и благодатію Его помощію путь сей простирашеся непраздно, но везд? сокрушая идолоб?сіе достигоша даже до Кодийскаго монастыра, *которой стоитъ за великою р?кою Обью, на правой сторон? тоя р?ки Оби*, ид? же многимъ собраннымъ Остяцкаго народа кумирослужителемъ доволно нача преосвященный архіерей пропов?дію открывать св?тъ истинный евангелскій. И не тще бысть ученіе, зане первоначальне возсія благодать сія въ сердц? н?коего княжика Алачева, иже б? знаменитого племени остяцкихъ княжиковъ. Той вождел? первіе просв?титися крещеніемъ Господнимъ. Егда. же б? окрещенъ, прис?дяше всегдашнему ученію, въ немъ же случыся слышати, яко вся Россія здревле одержима бысть кумирослуженіемъ, и перв?е въ Кіев? во дни святаго Владымера возсія св?тъ благодати Божіей, имъ же вся просв?тися Россія. Внемши убо се и княжикъ сей вождел? м?стьца сія святыя вид?ти, его же преосвященный архиерей радостн?, для утвержденія начынающагося въ немъ благочестія, посла въ Кіевъ, ид? же сіяющими благодати Божіей чудесы вящше ув?ренъ бысть возвратися. Пропов?дникъ же и учытель о семъ благополучномъ начынаніи всеусердн? радующеся, яко непостыжимая и безм?рная Спасителя рода челов?ческаго благость утвори толь благополучія начатки, яко безв?стныя закосн?вшыя древностію злов?рыя роды начаша почитати и покланятися м?стамъ святымъ, еже отъ дни святаго Владимера досел? не бысть. Еще же зд? тринадесять челов?къ пропов?дь евангелскую пріяша, св?томъ же истинны ей просв?тишися и купеліею крещенія Господня очыстивши скверну свою пдолоб?сія, наипаче же упражняхуся и прил?жное им?яху тіцаніе разрушыть престолъ владычества сатанина, кр?пкия и твердыя его кумиры и б?совскія хранилища ихъ сокрушати, низринувши убо сія и пзтребивши даже до Березова града, а ид?же бяху скверная капища, тамо знаменія царскія поб?ды, крестъ Христовъ водружать, и возвратишася паки въ Тоболскъ.









О КРЕЩЕНІИ ОСТЯКОВЪ ВЪ ГОДУ .



Первоначалный благочестія въ народ? семь снискатель, его княжая св?тлость губернаторъ С?б?ры, ревнуя поревновахъ приложити тщаніе о умноженіи пропов?ди евангелские, и паки въ семъ настоящемъ году 


вс?ми нуждами удоволивши, тогожде предизбраннаго пропов?ди евангелскіе учителя, преосвященнаго архіерея, угоднымъ плавангемъ въ тыяжде Остяцкія отпусти селенія. Народъ же, вид?вше прежде тверды нечестія ихъ боготворымыя идолы падшыя, и толь стершую мнимую силу ихъ, яко ничтоже вящше креста вид?ти, яко прахъ и пепелъ, отсюду доволно мракъ кумирослуженія осл?пляющи сотреся очесъ ихъ, яко отверзостеся очи има пріятн?е взирати на св?тъ проповиди евангелскія, яже яко просв?тителница ума показавше имъ познати истиннаго Бога. Учитель же внутръ селенія ихъ достигши юртъ Восполскихъ, Кавзимскихъ, Шорковскихъ, Б?логорскихъ и прочіихъ, доволно повседневнымъ ученіемъ пропов?ди евангелскія просв?щаше; св?томъ же оныя мнози просв?тишася, и купелію же крещенія Господня многимъ дадеся свышше отродитися въ нового челов?ка. Десница бо Господня погуби злобу идолску, низведе съ небесъ милость, искорени работу, утвори свобожденіе, а яже и чада быша работы діаволскія, нын? удостоишася сыны свободныя быти благодати Божіей. Потече толь пространно пропов?дь сія, яко вся наполнися Остяцкая страна. Обаче различныя искони благъ ненавистникъ коварныя благополучному началу утворяше препятія.

б. Юрты н?кія, нарыцаемыя Атлымъ, его же мнять отъ пов?ствовапія древнихъ тамошнихъ жителей быти населенна Пансотникомъ, кудесникомъ н?кимъ, иже со святымъ Стефаиомъ, епископомъ Пермскимъ, препирашеся отъ злов?рія своего; посл?ди же поб?жденъ въ злочестіи своемъ уб?жа съ Перму за Камень, въ Сиб?рскую страну и ту поселися. Обаче на древнемъ семъ нечестивомъ иногда жылищы, ид? же народа противникъ спасенія челов?ческаго различныя коварства и препятія распростре с?ти, собрася бо множество народа совокупн? стати противо пропов?ди евангелскія; учытель же пропов?ди, егда простре ученіе свое, не толико ушима тяжко слышаша, но вящше подвизахуся яростію, и на мноз? противо боряхуся, обаче повинушася ист?пн? и благополезному пропов?дника преклонишася наставленію. Но исполненъ врагъ сый безм?рнаго злохитрства возбуди н?коего отъ среды ихъ, его же и злообразіе знамени злонравна челов?ка, з?ло бо зл? изображенпа бысть ему лицезр?ніе челов?ческое: малъ, чернъ, худъ, толикоже злонравенъ, яко всихъ отврати лестію своею противо уклонитися. И начаша самого учытеля отъ пристанища отгонити. Попустиша же неугодну пристань, ид? же м?лочъ н?скомъ нанесенна бяше волнами, волнамъ же въ то время належащымъ сокрушашеся судно, и не мало б? печалію одержимъ учытель, зане весь народъ противо ста, возмущенъ злонравнымъ и злообразнымъ прелестникомъ. Обаче не преста ученіемъ просв?щати тихомирными словесы, пача молити: «Зру васъ, рече, мужей благоразумныхъ, не противоборцевъ истинны, молю васъ оставити сего мужа младоумна, игралище д?тское: не достоить бо единаго сего безумными словесы толико искуснымъ мужемъ нрелщатися». Сими же благоприятными, паче учытельными словесы воздвиже въ нихъ усердіе, яко вси презр?вше мятежныя сего прекословія всерадостьно и единокупно начаша приходити въ купель крещенія Господня. Хотящій же всимъ спастися и самаго мятяжника отъ в?чныя погибели соблюде, но прысовокупи томужде едипому в?рныхъ собранію, обр?тшему животъ в?чный: не восхот? бо отстатися своея дружыиьт во единомысліе и едино испов?даніе в?ры съ прочыйми прійде.

г. Егда же въ куп?ль крещенія Господня прыхождаху возмущенны и паки лстивымъ духомъ моляху, да женъ и д?ти оставить не крещенныхъ, усумн?вахуся бо, да н?какиМъ случаемъ отъ» малыхъ отрочатъ въ вод? кто утопленъ будеть, се же остроковарнымъ своимъ зл? намиреніемъ нанесе имъ врагъ сіе сумн?ніе, яко сему яв? посл?дьствова коварства его д?ло. Учытель же отъ ревности чрезъ истолковниковъ языка ихъ отв?тьствоваше: «Аще едыному отъ васъ събудеться, се не пощад?те жытія моего, но въ тую же мя въверз?те глубину: се даю вамъ изв?тъ на ся, надеженъ кр?пкаго въ семъ Спасителя моего заступника». Наченшу убо отрыцанію егда свяшенникъ единой отъ женъ предстоящей дуну рекъ: «иждени отъ нея», внезаапу паде аки мертва. Сицевымъ нечаяннымъ падежемъ мнози ужаснушася и устремишася, мняще, яко въ сихъ словахъ н?кая невидимая убивающая сила есть, иніи же страхомъ симъ понуждаеми бяху на ярость. Священницы же снемъше ю отъ земли отрыцать не престаша, донел? же аки отъ сна нача мало приходити въ себ?. Егда же вопрошаема б?: откуду сицевымъ недухомъ пораженна бысть, – яви, яко прежде во своемъ злочестіи им? съ демоны своя волхвованія, «и сего ради н?кіимъ духомъ недуга уб?жденна быхъ, по сей остави мя нын?». И тако суетная сего злохитрства ничтоже возмогоша препяти, егда вс? въ купель крещенія Господня радостн? течаху, повинуяся богодухновенному наставленію.

д. Не преста же неукротимый злохитрства искони коварникъ остр?йшая изобристи оружіе раба Антыхристова, лстиваго отрока Махометапова злов?рія, никоего скверносвященствующа въ нихъ Абыза. Покусися ввесть въ сей Остяцкой родъ для прелщенія въ ихъ злочестіе махометанское, и первое внійде въ Бурейковы юрты, нача тамо нечестія своего с?яти плевелы, ид?же благочестія благовонные начаша проростати крыны, наипаче же симъ ласкателствомъ начаша отвращати народъ отъ ново зачинающагося благочестія, прекладая законъ христіянскій народу сему з?ло тяжестію великою быти, жестокою инеудобъ носимою, яко возбраняеть многоженства, посты тяжчайшыя налагаеть; иногда воздержатися отъ мясъ; въ противъ же т?лу показоваше въ своемъ злочестіи многоженство: елико восхощетъ, толико по закону ихъ же держати могутъ, мясомъ лошадиннымъ и прочіими невозбранно наслаждатися, яковою прелестію народъ з?ло преклоняху къ своему злочестію. Различная предлагая ласкателства, наипаче малое н?кое прем?неніе древняго злочестія ихъ и усоединеніе злов?рія махометанска, и ничтоже яко принять едино обр?заніе и Махомета священно почтити, иже и во ономъ в?цы вся благая приуготовляетъ: женъ прекрасныхъ и всякимъ благол?піемъ почтенныхъ многое число всякому им?ти об?ща, яже будуть намъ и вамъ, христіяне же сего благополучія не им?ти муть, и прочыя иныя блядословяху. Народъ же сему пристрастенъ, зане з?ло женолюбивъ есть, внимаше прелестемъ ихъ, а наипаче поощраше мнимымъ во ономъ в?ц? женъ благопрыятьствомъ, и начаша себ? нарыцати бесурманы. И симъ прелщены воздвигоша кличи, и возъярившейся народъ, похитивши луки, стр?лы, копия, пищали, начаша стр?ляти, и (отъ нашихъ?) трехъ смертн? уязвиша и самаго въ пропов?ди перваго въ чрево удари княжикъ исъ пищали; по Божия чудесн? соблюде десница, ибо пу(ля) вкругъ изр?за токмо одежду и противу тогожъ м?ста хребта изийде. И тако прочая ины едва яв? уб?гоша. Обаче ничтоже усп? прелесть сего осл?пляющая и помрачающая умы: ид? же бо возсія св?тъ истинный евангелский, иже обнови духомъ разума ихъ, тамо прелесть и злохитрство сего узнавше лжы пропов?дника, отъ пред?лъ изгнаша, вси же прысовокупишася крещенію и благочестию.

е. Всегда же постыжденъ и поб?жденъ, противникъ спасенія въ своемъ коварств? злобы и зависти вящше исполннся, пагубныя своя и паки простре с?ти. Временемъ н?киимъ пловуще по великой р?ки Обы, сташа у брега и утвердиша кр?пц? судно. Работный же съ прочійми вид?вше належащую тишыну, изыйдоша на брегъ нощнаго ради упокоенія. Часу убо третіяго нощи, егда вс? на брегу уснуша, въ судн? же оставлшемя зъ свящепникомъ окончевающе вечерняя своя момолепія, абіе пача судно колебатися; егда же верхъ взыйдоша судна вид?ти, что сія суть, тогда узриша себ? посред? волнъ. Внезапу же возшум? духъ буренъ, возмутися в?тръ, яко судно волнами с?мо и овамо носимо, мняшеся опроверженно быти, еже обично на великой р?ки Обы ради з?ло жестокихъ волнъ бываеть. Мало же оставльшіися въ судн? видяще себ? немогущыхъ помощи, з?ло ужасошася, и не хотяше взирати на страхъ и ужасъ приближающейся смерти, уб?жаша вс? внутры судна. Пропов?ди же учытель, преосвященный архіерей, оста съ единымъ служащымъ верхъ судна, несум?ннпо надеженъ кр?пкаго Спасителя своего помощы и заступленія, дерзну неудобъ возносимо вознести мало в?трило, еже поемше в?тръ вящше воздвиже и постави судно прамо на волнахъ. Оттуду же безъ кормчія понесе ко угодной и тишайшей пристани, ид? же спасошася сего правленіемъ, его же море и в?тры послушаютъ, зане и м?сто обр?тохомъ угодно; в?тры и волны утпшишася. Посл?ди же получпхомъ изв?стіе отъ новокрещенъныхъ иноземцовъ, яко оны въ самое сіе время в?диша по воздуху лет?вшаго огнепална н?коего мужа вооруженна и копіемъ въ судно учытеля ударяющаго, восклицающа же: «Вторицею терплю ти; въ третіе же не потерплю».

s. Толикими убо б?ды и труды ревность учытеля всегда утружденна бяше, аки кораблю волнуяся, противными в?тры дыханій с?мо и овамо носимъ, обаче къ своему течаше предиуставленію. Тако и ревность учытеля сего (изб?жа?) б?ды волнуяся. Иногда старость, еже самый недугъ есть, жестокостію и остротою воздуха тамошнего поражаема бяше. Иногда многотруднымъ путшествіемъ изнемагаше, иногда смущенія исполненна ужаса противниковъ ярость устрашаше. Обаче не устрашися, ниже изнеможе непреодол?нна ревность, но до сего всегда течаше нам?ренія, донел?же сіе обрете доброе пристанище, ид? же но небезб?дномъ плаваніи в?нчася трудъ его искаемымъ благополучіи удостои бо ся въ семъ году толикія благодати з помощію Вышняго, яко три тисячы пять сотъ душъ крестишася и наполнися Иртишъ, Объ и прочія протоки благодати Вышнего, яко бысть имъ просв?щатися и осв?щатися свышше Духомъ Господнимъ, и самые же небеса чудеснымъ н?кіимъ прысутствоваша крещенію ихъ благод?яніемъ. Многоразличнымъ бо временемъ по различныхъ м?стцахъ множество крестишася, но нигд? же не бысть безъ дождевнаго ліянія, аки бы самые небеса на омытіе скверны идолскія помоществоваху иногда настоящой тишин?, сияющу солнцу противо мняшеся быть дождъ; егда же начынашеся крещеніе, тогда нечаянно и хлябы небеса отверзостася благопрыятнымъ дожда лияніемъ, являя симъ угасити гн?въ и ярость Вышняго, раздеженную кумирослуженіемъ. Окончевая убо зимного ради надходящого времени плаваніе и труды своя, пропов?дникъ и учытель удоволившы благополучіемъ, остави вся протоки сія толь благодати Вышняго наполненны, яко что бяше иногда мерзостна кумирослуженія оскверненны, нын? осиняемы свышше благодатію удостоитася быти омытіемъ скверны идолской, купелію же спасенія челов?ческого, наипаче же множайшымъ бысть купель спасенія великая р?ка Объ, о ней же достойно приличествуетъ рытми написаніе:



Море когдась Евреомъ спасеніе въ пути
Бысть, по въ томъ же спасающымъ згибъ Фараонъ люты.
Такъ славна Объ бысть моремъ люту Фараону,
Языкомъ спасеніе и путь до Сіону.
Зміеву же испали водою си главу,
Юже престолъ господство гордящуся славу
Возвесли въ языц?хъ, но той вознесенный
Сокрушы Объ волнами народъ свобожденный.
Восп?ть благословенны обскіе суть волъны
Пл?ненныхъ врагомъ роды свобождаютъ вольны.











О КРЕЩЕНІИ ВАКУЛИЧЪ ВЪ РОКУ .

Народъ сей Вагулскій начынаеть селеніе свое надъ р?кою нарыцаемою Тура, обдержыть же селеніемъ своимъ и вершыны Тавды р?ки. Множество же вящшое сего народа с?де надъ р?кою Кондою, ид? же и княжыка своего им?ють и вящшымъ сіи сего повиновеніемъ, неже Остяки своихъ княжыковъ почытають. Жытелствующіи же на Тавд? и Конд? прилежать присудомъ въ градъ Пелымъ и настоящымъ тамо правителствуються комендатомъ. Им?ють же пред?лы своя различно: яже на Тавд? и Туры – им?ють съ Татары, отъ нихъ же навыкоша сіи земіед?лію и упражняются зъ прылежаніемъ труда въ с?янію и собранія плодовъ. А’ яже на Конд? р?ки жытелствуютъ, сіи пред?лъ свой им?ють съ Остяки и питаются дивыимъ зеліемъ, зв?ромъ, рибою. Помоществуеть же скудному препитанію ихъ Конда р?ка изобиліемъ дывыхъ овощей, ягодъ брусники и рыбы доволствомъ; произходить зподъ камене Верхотурского и впадаеть въ Иртишъ, юже обходять бреги з?ло прекрасными л?сами и пажытнымъ ку преиитанію скота м?стцами; зряться же и хл?бородныя н?кія м?ста, зане н?цыи отъ Вагуличъ ячм?нъ и овесъ с?ють и собирають преисполненнымъ изобиліемъ, пры исход? же въ Иртишы, ид? же и пред?лы своя Вагуличы съ Остяки им?ють.

б. Народъ сей разньствуеть языконар?чіемъ; обычаи же своими едишонравенъ во всемъ со Остяки и обхожденіи со оными. Такожде бо ниже писмены каковыя им?ють, ниже гражданскія обычая, ниже коего художества, рукод?ліе, по обще едынъ жытія промыслъ, ловлепіе рыбъ, птицъ и стр?ляпіе зв?ра. Обаче же подобн?йшыи красоты челов?ческой, неже Остякъ, кр?пчайшый і далеко мужественн?йшый, и не повреждени такою язвою, яко Остаки; не тако же многолюденъ, яко Остяцкій народъ, ему же не толико обычаи подобенъ, но и злочестіемъ своимъ единонравенъ.

г. Единое бо сихъ богомерзкое кумирослужеиіе и единако различное многобожіе, таяжде бо бездушпыя почытаютъ истуканы, покланяющеся древу, въ подобіе челов?ческое изс?ченну; копію н?коему, прочыимъ же, и подобія неимущымъ, покланяхуся древомъ; и таково единомысленн? сочета сихъ злочестіе. Въ сихъ обычаяхъ въ приношеніи скверныхъ жертвъ яко ни мало разнствія зрыться во всемъ почытаиіи богомерзского мпогобожыя ихъ, сего ради ничтоже особн?йшого обр?тохомъ писать. Толико мало что изв?стимъ о особн?йшыхъ идолахъ.

д. Въ чорныхъ юртахъ, н?сколико попрыщъ отъ града Пелыма, боготвораху едино копіе, къ нему же малое н?кое каменіе прывязапо бысть, еже им?яху за настоящаго идола, древностію отъ старыйшыпъ своихъ почытаемое, ихъ же посл?дствуя тм? и сл?пот? прародителей своихъ ревнуя з?ло почытаху, въ немъ же п?кія хитроковарныя мечты д?йствіемъ сатанинымъ творыма бываху. Егда бо въ жертву сего скверную прыведется скоть каковъ, обычно же лошадъ, тогда жрецъ единою толико рукою вознесши, копіе сие легко полагаеть на хребетъ скота, и аще кр?пчайшый будеть, паде на кол?н?, и н?коею невидимою тяжестію томленно бываеть, даже до поту, степя, досели возстать и исправиться не може, донели же само копія облегчевается: и жрець е п паки воспрыемлеть. Злов?рыемъ лее своимъ мнятъ, яко сей ихъ боготворымый въ семъ копіи духъ ут?шаеться прыношеніемъ благоугодной жертвы. Аще же и не будеть скоту прыведшому на жертву нанесенныя тягости, пе прыемлють въ прыпошепіе жертвы, яко сему боготворымому адскому иркану н?сть прыятна.

е_._ Близъ Пелима, яко разстояніемъ попрыще, едино бысть древо листвичное, никакого подобія не имущое растомо: се такожде отъ древнихъ своихъ праотцевъ обыкоша боготворыть, и ничтоже тамо бысть, яко едина кумирня и то древо, на иемъ же толико бяше нав?шано кожъ лошадынныхъ отъ многочысленного прыношенія скверныхъ жертвъ, яко удивитися древу сему толико сдержащому тяготу, многочысленпое бо кожъ множество на немъ бысть. Аще же и дебело б?, обаче отъ всегдашния крове проливаемыя и огнепаленія неусхне, ниже толико въ кожахъ безчысленно гн?здящимся не истл? червіемъ.

s. Недалече отъ сего древа, яко тры попрыща, б? кумирня, въ ней же обр?тохомъ пять идоловъ древяныхъ, въ подобіе челов?ческое изс?ченныхъ, обложенны рубищами; на единомъ же отъ нихъ, иже на первоначаліи поставленъ, пов?шенна б? кость птицы н?кія – грудь на глав?; предъ иными же особь предъ кождымъ въ сосудехъ берестяныхъ кости положенны. Около же оныя главныя кумирни малыя н?кія кумирпицы, четвероуголн? поставленна бяху на столп?хъ высочае отъ земли яко трома лактій; всякъ же столпы въ верху изс?ченъ въ подобіе челов?че. Въ сихъ зложены бяху орудія до убіенія скота: копіе, стр?ла и прочая. Особъ же еще бысть малая кумирня, въ ней же множество костей съхраняемо бысть. Егда же вопрошаема б? вина отъ нихъ, чесобы толико собраніе костей соблюдаемо б?, простоумн?йшии отъ нихъ нев?жы отв?тствоваху аки бы въ нужномъ и скудномъ случаи блюдомо и уготовляемо въ сн?дь шайтаномъ, си есть идоломъ. Такимъ бо я именемъ по своему языку обыкоша парыцати. Остроумп?йшия же отъ нихъ, противо естественнаго ума, древу истукану бездушному употребляеть пищы, глаголють, яко чести и достоинства сего удостоишася быти приносима въ жертву, не достойно честная пометати, но соблюдати.

з. Первоначалный же иже въ Конд? идолъ по ихъ злов?рию з?ло много почытаемъ бяше. Отъ далечайшой бо волости въ приношеніе скверныхъ жертвъ прихождаху, каковымъ же сей подобіемъ или сей ли есть иже отъ Остяковъ въ Конду принесенъ, или каковъ древній Вагулицкій – безв?стно есть, зане самымъ в?дити не случыся; пов?ствуется же отъ нихъ обще, яко никто же отъ нихъ тамо самыхъ въ скверное капище входити дерзаетъ, ниже княжыкъ ихъ, толико еденъ н?кій жрецъ входить. Баснословятъ же и се, яко и гласъ в?щенія, аки бы д?тища, слышать, наипаче же егда каковыхъ жертвъ требуеть. Почытаютъ же сего великою честію, им?ють предстоящыхъ кумирпицы двоихъ стражей, од?янныхъ одеждою червленною, имущихъ коиіе въ руци украшенное. Сія же утвары общимъ иждивеніемъ устрояють и въ общомъ полагають хранилищы, и тогда употребляють, егда предстоить кумирницы: мнятъ бо, яко въ ветхомъ и нечыстомъ од?яніи не подобаше предстояти, злов?руя, яко мерзостная скверность сего чистоты любителница естъ. Множайшая же баснословія о семъ пренебрегохомъ (*зане сами не самовидцы, глаголемая же не всяко достов?рно прыемлется о семъ*).

и. Множайшыя идолы безчысленны бяху въ Конд?; но н?кимъ Божіимъ предиустроепіемъ многія сожженны и сокрушенны отъ рукъ творцовъ и служытелей своихъ, еже бысть сице. Не удостигоша тамо ноз? благов?ствующаго спасеніе пропов?дника, яко предвары свышше Божіе предиустроеніе, правы сътворыти стези текти къ скор?йшому спасенію челов?ческому. Кондыйскій княжикъ, названіемъ Сатика, пже тамо правительствуеть подручными себ? жытелствуюіцыми надъ Кондою, ему же съ послушаніемъ отчасти повинуються, зане насл?діе отъ племене прежднихъ Кондійскихъ княжиковъ естъ. Сей им? два сыны, и по естественной родителской любве з?ло отрочатъ сихълюбляше. Случаемъже н?кимъ, а вящше Божіимъ предив?д?ніемъ разбол?стася; отецъ же печаленъ о бол?зни сихъ преда себе заступленію кумировъ, наипаче же вв?ры себе шайманчыкомъ, си естъ волшебникомъ, иже и служытелемъ въ приношеніе жертвъ бывають, моля помоществоваиія ихъ, сихъ же усты лстивыя назнаменаша н?кимъ идоломъ прынесть жертву, обнадежуя несумн?но благополучіемъ здравія сыномъ его. Въ время убо приношенія скверныхъ жертвъ, или скоро по прыпошепію, оба чада умроста. Сей же исполнепъ тяжчайшыя жалости, наипаче же лестію оболщенъ, прыемъ сек?ру и сокрушы многія идолы; прыближыся же самъ свышше устроеннымъ намиреніемъ къ первоначалному своему кумиру, и егда хотяше сокрушыть, отъ народа молимъ бысть, и н?кимъ мздовоздояніемъ утолимъ, остави сего, иная же сожже огнемъ преди очищая путь благов?ствованію, самъ же княжыкъ пребысть досели въ сумн?ніи злов?рія своего.

д. Егда же предивид?ніе Божіе тако устрои путь благов?ствованію, и ноз? пропов?дника не отягченны, ниже запинаемы н?кими недостаточествы, аки крили упиренни, не закосн?ша нимало, но первие сотворит стези посп?шиша, презирая трудъ и безвременіе. Уже бо начынашеся и безпутіе, обаче посп?шествомъ Всевышнего пача путь свой къ Пелиму пропов?дникъ февруарія въ


. Благодатію же Всевышнего предводителствуемою и посп?шествуемою добр? получы на пути знаменіе. Въ пустомъ бо н?где м?стци далекимъ разстояніемъ отъ людскаго селенія, наипаче же отъ церкве, жена христианина роды двойцу чадъ, юже мужъ оставлши б?жа снискать священника присовокупить крещенію ихъ. Но замедленіемъ своимъ нанесе усомн?ватися ей скоро прышествія онаго. Падлежащимъ же тамо прылежаше мимо ити посланному пропов?ды учытелю преосвященному архиерею, его же мимо градуща ув?дивши жена, яко архиерей есть, ужасомъ же одержыма, зане замедленіе мужа и немощъ чадъ наносять ей сумн?ніе, да рожденныхъ отъ чреслъ своихъ не лишыть лона Авраамля, дерзну воплить и молить посл?дствующыхъ, да умолять архиерея прыять трудъ ввесть та чада въ купель крещенія. Архиерей же слыша, немедленно повели уготовать купель крещепія и окрести та младенци, предпоставляя себ? благополучному се зпаменію, яко двоица сихъ чадъ предизнаменіе естъ двоихъ родовъ: Остяцкого і Вагулского быти окрещеннимъ, иже трудолюбн? тщится да свободить отъ работы идолской на едино и усыповить Восточной Православной Церкви Божой.

і. Посл?дствова же знамепію сему вещію д?ло, мало бо оттуду прешедше пріиде никто отъ Вагуличъ, именемъ вагулскимъ Ляля, пе услыша пропов?ди Евангельской (*яко извистися истинны спасенія*), той самъ нача молити крещенія и зо всимъ домомъ крестися. Сіе убо благопрыятпо прыемши первоначаліе, достигохомъ даже до Пелима града, ид? же сия страна Вагулская присудомъ прылежить и правптелствуется тамо пребывающымъ комендаптомъ. Градъ же сей прылежить прамо къ с?веру; положенъ надъ р?кою Тавдою, а по другой стран? ІІелымка, отъ нея же и названіе воспрыять Пелымъ. И сей естъ средствіемъ п?кимъ между волостми вагулицкими.

ді. Въ семъ аки средствіи п?комъ пропов?днпкъ и учытель обычнымъ себ? путемъ нача вводити пропов?ды благочестія, и якоже прежде въ Остяцкомъ народ?, въ всемъ самъ единонравномъ, добр? искусивыйся в?сть угодно и удобное съ ними обхожденіе. Первое нача искоренятъ твердь нечестія богомерзскія идолы, и вся сокрушы и сожже въ подгородныхъ волостехъ, гд? толико бяху идолы, въ Конду же благоизволилъ послать отъ себе, желая прывесть княжыка до пропов?ды Евангелской; по сей запять б? н?коими коварствы искони благъ ненав?стника, самъ не прыйде, и своего прежде воспоминаемого настоящого соблюде кумира. Не возможно же б? самому пропов?ды учытелю тамо въ Копду посп?шать, зане не хотлше оставити сихъ, иже въ град? поучахуся пропов?дію Евангелскою; н?цыи бо лишышася тмы кумирослуженія и просв?щахуся св?томъ истинны Евапгелской. Прыйде бо никто старыйшына ихъ сотпикъ волости Ваглинской, но сей ни мало противяся пропов?ди вож;ели крещенія и самъ о своемъ прединамиреніи возв?сти. Егда бо, рече, изыйдохъ изъ дому моего, се положыхъ въ сердц? моемъ повел?нному повинутися и прысовокупитися крещенію, и сей начало б? крещенія въ град?, и первоначаліемъ симъ прочыи начаша прыходить къ крещенію.

бі. Текущей убо пропов?ди пространно, сотворыша немалое препятіе ревнители злочестія, четыры знаменитые волостей сихъ мужы, иже всихъ возмутиша и препяша путь спасенія. Вс? бо отвратишася отъ пропов?ди учытеля, но сей умножая умножылъ трудъ пропов?ди и ученія и вседневпымъ поученіемъ нача изяснять заблужденіе ихъ, предлогая быти се противо естественнаго ума – боготворыти руку д?лъ своихъ и покланятися утворенному отъ себе древу или каменю бездушну и н?мому. Обаче ярость народа сего по подобію зміину затыкающы упіы своя, яко аспиды глухіи, не толико внимаше ученію, но ниже слышати хотяше, зане старыну свою любить и древному прыстрастенъ злочестію: легчае бо оставить жытіе свое, ниже лишытись древного злочестія своего, уставленного прародителми своими. Прыложиша симъ немало печалныхъ трудовъ учытелю, зане ревность благочестія возбуждаше неусыпные труды, жалость же толико погибающаго народа непрестанно возбуждаше печал?, и скорбми сими продолжиша не малое время противоборущіяся, яко уже усомп?ватися и унывати. Близъ б? время, и мняшеся бытп трудолюбное тщаніе ув?нчать печалію обнощъ всю трудпхомся, пичесо же яхомъ; но сей, его же судбы бездна многа, имъ же в?сть судбами спасати родъ челов?ческій, нечаяннымъ благополучіемъ ув?нча трудъ благов?ствующаго учытеля.

Въ денъ 31 марта, въ онъ же случыся праздновать Алекс?я челов?ка Божого, пропов?ды же учытель малое свое собраніе в?рныхъ новопросв?щенныхъ же крещеніемъ введше въ церковъ поучы благочестію и удостои причаститися таинъ Божественныхъ; печаленъ же б?, яко толикаго подъемшаго труда своего мало желаемыхъ видяше благополучія; но скоро Вышнего правленіе облегчы печаль сію. Исходящи убо изъ церкви, нечаянно Тахтанская волость вящше двухъ сотъ челов?къ прытекоста къ дверемъ церковнымъ, и падше предъ лицемъ пропов?ды учытеля моляху крещенія, тогда толико наченше сему желаемому радоватися благополучію. Другия благопрыятн?йшая прыйдоша виденія, яко тыи прежде воспоминаемые четыры столпы нечестія, зл? ревнители и противоборцы преклонишася къ благочестію. Десница бо Господня окамененную сердца сихъ злобу, ярость искорени и водрузи тамо милость и смиренномудріе, яко единомысленн? зъ прочыйми пріемше пропов?дника ученіе повинушася божественному наставленію. Зъ премногимъ убо торжественнымъ благодареніемъ воспріемше сихъ, поучы я, и яко въ своемъ злов?ріи бяху зл? ревнители, тако посл?ди усердный благочестія явишася подражатели. Мнози бо съ оными крестишася вящше четыриста душъ отъ разныхъ волостей, въ осталния же селения пославши священниковъ для крещенія женъ и чадъ сихъ и прочыихъ оставльшихся. Пропов?ды же учытель оставилъ зде правителей и учытелей благочестія новопросв?щенному народу, самъ возвратися з Пелиму, зане время палежащое посп?шати и паки въ Остяцкую страну.

гі. Правящу же путь сей непразденъ, но селеніями ихъ вагулицкими проходя, таяжде пропов?ди ученія пе престая с?яти и многъ плодъ прынесе Церкви Божой, ей же многихъ крещеніемъ просв?щенныхъ и усыновленныхъ преда. Получиша же тамо н?цыи исц?ленія, наипаче въ юртахъ, парыцаемыхъ Чорныхъ, ид? же б? дванадесятол?тная д?вица, въ крещеніи Марыя нареченна. Сия б? толикого недуга, яко егда начаша отрицати ю, тогда ниже мало времени возможе постояти, по держыма б? руками; но отрыцаніи же нача мало облегчеватися отъ бол?зни. Обаче не возможе дойти сама купели креіценія, но ведома и несома бысть; по крещенiи же сама дойде жылища своего и въ той же часъ б? здрава и нача с?щи древа, аки бы не им?віпая недуга. Такожде и младенецъ десяти л?тъ б? боленъ ногою; одержаше бо ю пухлина. Егда же въ купель крещенія внійде, изыйде здравъ и б?гу ятся. Мати же сего младенца, вид?вши сіе, моляше и паки погрузити его въ вод?, да вторыцею крестится, болше отсюду совершенн?йшаго прыобращеть недугу своему здравія, и з?ло дивишася таковой чудесной благодати Божой. Кто бо яко Богъ нашъ творай чудеса, въ познаніе и явленіе славы своея новопроев?щенпому роду.

14. Толико же б? возвращающимся путь сей благополученъ, яко не токмо сіи снискали спасеніе, до нихъ же ноз? благов?ствующаго прійдоша, но иныя, ихъ же не досязаху стопы благов?ствущаго, обаче держащыися злочестія и б?гая отъ спасенія пропов?ды сами себ? мрежою спасенія уловиша, еже бысть сице: Егда самъ учытель пропов?ди возвратися з Целыми и по пути мпогихъ ученіемъ своимъ просв?щеваше; злов?рыя п?цыи Махометапова близъ селепія вагулицкихъ пребывающіи убоявшеся сея пропов?ди, пачеже хитростію діяволскою наущенный княжыкъ ихъ Кошичкихъ юртъ, вид?вши путь шествующихъ, посланныхъ преосвященнаго архіерея, иже въ градъ Тоболскъ отпущенны бяху, самъ же инымъ путемъ отиде въ обитель Туменскую, собрашася яростію б?совскою возмущенны, съ убійственною рукою сихъ на мимо селенія ихъ грядущыхъ посланниковъ нападоша, чающе быти зде самого учытеля, по сего пе обр?тше, посланныхъ же погубити не возмогоша, зане мнози посл?дствоваху отъ Вагуличъ, желающии креститися, ихъ же пашедше убоявшеся уб?жаша. Архиерей лее, ув?да о семъ, моляше гражданскаго правосудія допросить княжыка сего, чесо ради съ убійственною рукою найде на посланныхъ его, иже не къ нему бяху посланы.

15. Егда же взятъ сей б? до властей гражданскаго правосудія, онъ близъ б? свося достойныя казни, отъ какой не свободися, аще бы не паки путь свой въ Остяцкую страну пропов?ди учытель восприялъ, и сего з собою поять княжыка, не тако наказанія ради, яко да поучыть его пропов?дію благочестія. Немного же держася сей тмы злов?рія Махометанова, нача просв?щатися ученіемь пропов?ди, прыять крещеніе. По крещеніи же отпущенъ въ Тоболскъ, ид? же прыять его правителствующій престоломъ митрополіи С?б?рской преосвящепн?йіпый архіерей Іоанъ, тожде усердный и трудолюбный благочестія искатель, учреди щедролюбивою десницею своею, отправи княжыка до волостей его съ священникомъ для поученія благочестія, ид? же крестиша отъ Махометанова злочестія болше трохъ сотъ душъ, и тако злочестіе Махометаново, къ нему же не упосланъ пропов?ди учытель, нача искоренятися, Господу впредыпосп?шествующу.











О КРЕЩЕНІИ И ПАКИ ОСТЯКОВЪ ВЪ РОКУ .

а. Егда убо плодъ трудовъ учителя собрания в?рныхъ пропов?дію его день отъ дне умножашеся, обаче непрестанное желаніе неусыпающыя мысли понуждаше и паки старостію изнемогающею пос?тити паству свою, наипаче же вины сия принуждаху его принята путь шествіе въ глыбочайшое страны ихъ селеніе: первое, яко еще оставшіися н?цыи въ своемъ злов?ріи укрывахуся пры исход? Обскомъ, близъ самого Лдистого окіяна; н?цыи же по различныхъ далнего селенія протокахъ путемъ развращеннымъ и заблужденнымъ уклоняхуся одъ пропов?ди Евангелской. Второе, яко уже паству, толикими труды собранную, начаша волцы и хищницы злов?рія Махометанска входити, и простый сей народъ, не утвержденный въ благочестіи, з?ло начаху развращать, различными прелестми смущающе сердца, нев?ріе предлагая, яко в?ра ихъ толикою содержить силу, что и въ ономъ в?ц? различными сластьми житейскими и множествомъ наслаждатися будутъ, чесому народъ издревле пристрастенъ и в?роятенъ баснемъ симъ в?ру емляше, зане и по древномъ мн?ніи идолопоклоннического злов?рія жытейскихъ сластей и въ ономъ в?ц? мнятъ быть блаженство; сихъ убо изгнанія ради, оставившыхъ же идолопоклонниковъ въ познаніе истиннаго Господа и въ едино собраніе в?рныхъ присовокупленія воспріять путь свой.

б. Наченше убо благополучн? путь свой з Тоболска юня кі тихимъ плаваніемъ, достигохомъ въ трохъ днехъ селенія остяцкого, юртъ нарыцаемыхъ Бурейковы, ихъ же н?кіихъ ради прежде прешедшыми временами не бысть пропов?ди Евангелской і въ своемъ досел? пребываше въ злов?рыи. Прежде же пришествія учытеля упреди сатана предитечи своими рабы антыхрыстовыми злочестія и буесловія Махометановы учытели. Абызъ бо н?кій прежде нисколико дней упреди ноз? благов?ствующого, мниться быть яко духъ б?совскій толь скоро носимый посп?ши тамо и къ своему тако весь народъ преклони злочестію, яко не толико внимати ученію пропов?ды Евангелской, но ниже гласа о семъ слышати хотяху. Егда же понуждашеся пропов?ди учытель благов?ствованія своего испустить гласъ, тако бяху яко аспиды глухия затыкающе ушеса своя и въ едину совокупишася юрту, ни сами отъ юрты исхождаху, ниже къ себ? внійти кому отъ нашыхъ попущаху.

г. Многажды же учытель о семъ трудися посланными своими понудити я изыйти ку пропов?ди Евангелской, обаче ничтоже усп?. Языкъ бо лстивъ, орудіе діяволское, прежде воспоминаемый абызъ поостры ихъ ярость и возбуди на убійство, яко воскочыша толикою яростію и посланныя начаша первіи убійствомъ прогонити и язвити, тоже устремишася же и на самый дощаникъ, отъ него же самъ изыйдый къ нимъ пропов?ды учытель и воздвигше руци своя, тихо мирно моляше я престати отъ неповиннаго убійства; обаче дерзости и крове исполненныи руц? ихъ не престаша язвить и язвиша отъ нашыхъ единого въ главу и ногу стр?лами, такожде и другого добронравного юношу келейника его, Павла парыцаемаго, сквоз? стр?ла въ плещы его пронзе; такожде изъ пищали единому руцы пробиша, тогда вс? отъ нашыхъ праздны руцы им?юще уб?гоша у дошаникъ, самого оставлше на брегу пропов?ди учителя; обаче осл?пленный яростію народъ не устыдися святителского лица, ни противо себе буращася, по п?кто отъ нихъ началствующій, пазвапіемъ Уршанко, изъ пищали удари на самого пропов?ди учителя и улучы прамо чрево: вс?мъ убо дивитися, по бысть се како отъ обоихъ странъ оружіе пройде одежду, его самого же нимало вреди: десницею Вышняго соблюдаемъ; отгнавше убо учытеля спасенія, наставнпковъ погибели злочестія Махометанова учытелемъ абызомъ повипушася и воспрыяша б?сурманское злочестіе.

д. Острое убо коварства діяволскаго орудія, жестокая сихъ ярость не препя пути учытелю, и аще воста брань на него, не устрашися уповая кр?пкому Спасителя своего заступленію въ далечайшыя отсюду селенія ихъ посп?шы, ид? же много собранного народа, крещепіемъ просв?щеннаго, въ стр?теніе учытелю исхождаху, и яко чада сего духомъ рожденная благодатiю ученія его воспитанна, неизр?чепною прыв?тствоваху любовію. Учытель въ благочестіи утвержденныхъ поучаше я гражданства, какового прежде всяческій Остяцкой родъ бяше чуждъ; такожде всякого доброправія христіянскаго обучаше, злыя все и скверныя идолопоклонического обычая искореняше. Наипаче се, яко бяше имъ обычай не по возраст?, ниже по достоинству л?тъ имать себ? въ супружество жены: д?тища убо семи-осми л?тъ, мужу сущу двадесятъ и трыдесятъ л?тъ, емлютъ въ супружество и сочетовахуся беззаконно; искореняше имъ се злонравіе и обучаше христіанскимъ обычаемъ, ученіе же его сему простому и всякихъ граждапскихъ обычаевъ чуждему прежде народу бысть з?ло многополезное.

_е._ Умножающейся убо благодати Вышняго, по себ? плоды в?ры и христолюбиваго блогочестія, моляху бо учителя подать имъ наставниковъ спасенія, дабы всегдашнимъ тамо пребываніемъ священницы поучали благочестію. Такожде о созиданіе церквей Божихъ всеусердн? моляху. Желанію же сихъ изобилное подалъ благополучіе губернаторъ Сиб?ры, князь Матв?й Петровичъ: егда по доношенію и усердномъ учителя моленіи по достойныхъ м?стцахъ, ид? же множайшое народа собранія селеніяхъ устроиша церкви Божьи – въ Прохоровской волости, въ Остров?, ид? же прежде многославимаго скверного идола капище бяше, нын? церкви Божія въ имя Святыя Троицы; такожде въ Сухоруковскихъ юртахъ, въ Маломъ Атлам?; ипыи же, иже прыс?дять рускихъ жытелей селеніямъ, сихъ присовокупиша церквамъ Божіимъ и поручиша учителемъ церковнымъ, и тако утвердивши славы Господней умноженіе, воспрыяша путь свой, ид? же еще не быста ноз? благов?ствующихъ спасеніе.

s. Достигохомъ убо Карипкарскихъ юртъ и паченше пропов?дь сиасенія учытель, яже благопріятна бысть многимъ, между ими же иже прыяша ученіе и возжадаху крещенія Господня, вождел? крещенія и шайтанчикъ сихъ, еже есть жрецъ, Явлакъ нарыцаемый. Сей прежде ім?я съ діяволомъ волхвованія обученіе, волшебствоваше. Егда же крестися^;^ изв?сти намъ сіе чудесное, что прежде пришествія пропов?ды учытеля союзникъ его, дияволъ, емши его мучаше надолз?, и биюще его слыша гласъ: «Досел? быхъ съ тобою, нын? же мя отрынулъ; се егда изв?щеваше на мя св?дителствованная истинны знаменія, являше на т?л? своемъ и язвы». Сего же поучивши благочестію, учытель огради сего и воружы оружіемъ крестнымъ, его же сопротивный трепещетъ и трасется, не могій взирати на силу его.

З. Посп?шествомъ же Вышнего достигохомъ и града Березова, иже удалися до Лдистого окіяна; въ н?сколико убо днехъ з Березова достизають исхода Обского въ Тасовую губу, о ней же прежде воспомянухомъ. Прысндитъ же градъ сей реки Сосвы и естъ многонародныхъ селеній остяцких.ъ средствие волостей; до сего же присуду мнози прылежатъ: Обдоръ, Сосва, Лапинъ, Кунопатъ и прочая властію тамошнихъ комендатовъ правительствуются, ид? же мнози тамо въ градъ собрашася, прияша ученіе и пропов?дъ Евангелскую, п купелію крещенія Господня просв?тишася. По крещеніи же моляху учителя н?цыи Сосвннской волостей, да молитвами своими помоществуетъ имъ отъ нападенія и коварства всякаго почытаемыхъ въ ыдол?хъ духовъ нечистыхъ, зане прежде рекоша быхомъ порабощенна има, им?яхомъ различныя коварныя о ныхъ злобы. Учытель же утвердивши кр?икою надеждою помощы въ томъ Спасителя своего, отпусти я съ миромъ.

и. Восприять зде пропов?ды учитель усердное свое желаніе достигнуты Обдорского селенія, и даже до самого Лдистого окіяну, по Господу лутше что прозр?вшу инако воспятъ нам?рение сего и обрати путь его и паки въ Тоболскъ, тамо же остави священниковъ, да вся обыйдуть по протокахъ селенія ихъ и осталныя присовокуплять крещенію; ихъ же множество крестиша и нечестивыя ихъ чтилища разоряху и сожыгаху. Прышедшу въ Тоболскъ, обрете зде въ Тоболску въ ужилищахъ прежде воспоминаемаго Уршанка зъ множествомъ своихъ едипомысленниковъ, ихъ же власти граждапскаго правосудия слышасте о нападеніи его и толико много ранами уязвленныхъ, и его взяша до суду и паказанія гражданскаго. Обаче пропов?ди учитель свободи его отъ узилищъ и взять съ собою въ обитель Туменскую и тамо его поучы благочестію, и крести его, тожде и прочыихъ подручнихъ едипомысленниковъ его крестиша, и спасе всихъ пе толико отъ належаіцой достойн? временнаго наказанія, но и в?чныя погибели злочестія Махометанова.

д. Зимнимъ же настоящымъ временемъ не замедли пропов?ды своея учытель обрати путь свой въ Вагулскую страну къ граду Пелыму, ид? же мнози усыновленныи крещеніемъ святымъ духовная его чада любовію стр?таху, ихъ же поучывше благочестію и всякимъ добронравпымъ христіянскимъ обычаемъ, основа же и церкви Божыя на н?кіихъ достойн?йшыхъ м?стцахъ. Самъ же вверхъ по Тур? и по прочыихъ протокахъ яже объемлеть селеніемъ своимъ Вагулицкій народъ, всихъ сихъ усынови купелію крещенія церкви Божой помощию Вышняго не толико сихъ языковъ, и Махометанского злочестія Татаръ, близь града Онанчына обитавшыхъ отъ злочестия отврати. И бысть се яко отъ нечистого чисто, и отъ недостойного достойное произведе, зане удостой сихъ крещенія Господня. Обаче толико уже изнеможе трудами въ путшествіи семъ, яко мняшеся намъ быти близъ его сіе блаженство подвигомъ добрымъ подвизахся, теченіе скончахъ, в?ру соблюдохъ, да дастмися винецъ.
















О КРЕЩЕНІИ ВАГУЛИЧОВЪ ВЪ КОНД?  ГОДУ.



а. Аще убо и толикимымъ недугомъ одержымъ бысть, обаче всегда свишше укр?пляемъ; ищущыи спасенія челов?ческого трудятся, недугуютъ, по не изнемагаютъ, окрел?таваютъ. паче текуть и не утрудятся; тако и сей учытель нашъ, л?тнего дождавшыся времени, воспрыятъ и паки путьшествіе свое въ Конду воднымъ плавапіемъ, о ней же прежде воспомянухомъ, нын? же о устіи ея или о исход? мало что извистимъ, наипаче яко намъ многотруденъ и всякому плавающому бысть.

Б. Устіе ея толико, яко неудобъ зр?ніемъ, и многими воды розливашеся челов?ческимъ досязатъ пристанища бреговъ: толико н?кія островы являются, обаче вся сия мелка, яко н?сть проходима суднами большыми, иногда противными в?тры судно на м?лкихъ сихъ м?стцахъ сокрушаемо бываеть, до бреговъ же въ сию или въ оную страну неудобь достигнута м?лкихъ ради м?стъ. Исходъ же самыя Конды з?ло глыбокъ, покривается водами яко неудобно сего в?дать, и съ премногою трудностію пров?дуя сего выплываютъ отъ устия въ верхъ р?ки въ два дни. Сіе и наше бысть благополучіе въ нлаваніи нашомъ. Егда же изыйдохомъ въ самую Конду, тогда з?ло красными, веселыми и пажытными м?стцами бреги ея обходящия узр?хомъ. Бысть же намъ въ пропов?ди многомятежна и преизлишны наполни учытеля трудовъ смущенія, зане зде діяволъ кр?пчайшое нечестія своего укр?пилъ бяше гн?здилище, егда бо отъ различныхъ протокъ закосненіе въ своемъ нев?рыи кумиры своя зде укрываху, такожде и зъ Обы, о немъже прежде воспомянухомъ зде, унесенъ бяше, и посему всю лукавую силу свою хитроковарныя лести смущенія зде вогн?зди и утверди, и толь б? отъ всея страны Остяцкія почытаемый и славимый, яко не чаяхъ сего быти сокрушенна, но паче мняху яко хотящему его сокрушыти чудесною н?кою сопротивитися силою.

г. Достигохомъ же сея тверды нечестія. Плавающимъ же намъ, егда близъ б?хомъ жылищъ, ид? же той скверны соблюдаемъ бяше истуканъ, изв?стихомся отъ многихъ, яко собрашеся многое множество вооруженныхъ, душы своя хотяще положити при сквернымъ сего капищу, ниже отступити своего злочестія. Учитель же пропов?ды презирая сихъ множество: «Аще ополчиться на мя полкъ, не убоится сердце, и аще востанетъ, рече, на мя брань, на Господа уповаю» – немедленно посп?ши. Егда же достигохомъжылищъ сихъ, нарыцаемые юрты Нахрачеевы отъ имени началствующаго тамо Нахрача Евплаева, иже естъ началникъ, державецъ и служытель скверного того истукана, узр?хомъ множество предстоящого сооранного народа, вси же сіи яростію взираху на ны; обаче и благопрыятство явиша намъ, яко въ начал? не возбраниша оружыемъ ко брегу жылищъ своихъ пристати.

д. У пристани же изыдохомъ къ собранному народу и началнику ихъ Нахрачу Еуплаеву и прыв?тствовахсмъ отъ лица пропов?ды учителя всихъ сихъ мира, здравія и всякого благополучія желаніемъ. Обаче, презр?вше сіе гражданство наше, отв?щаша намъ: «В?мы вину пришествія вашего, яко ласкателствомъ своимъ хоіцете отвратити пасъ отъ древния в?ры нашея и отдревле почытаемого памы помощника разорить, сокрувшть, но всуе трудистеся: зд? вси главы наша положимъ, сего же сътворити вамъ не попустимъ». – И абіе вс? единодушно отъидоста въ скверное чтилище кумира.












s. Бездушпая шкарадъ такового себ? избра служытеля прежде воспомппаемаго Нахрача Евнлаева, иже злоображепъ, чернъ, горбь на персехъ и на плещехъ им?ющъ. Обаче толь теплъ скверного своего бяше любитель кумира, яко неотступн? пребываше у сего. Моленіе же его чудесно. Гласъ тонц? испущаше, никакова нар?чыя не знаменующъ, но якъ младъ телецъ рыкая, посл?ди же мизкапіемъ н?какимъ окоичеваше, и тако пребывая въ чтилищи своемъ мпогократн? въ денъ той безстудное, а паче безумное сіе твораше моленіе.

з. Не толико же онъ самъ, по и весь народъ, тамо собранный, з?ло почитаху сего сквернаго истукана, зане просл авляху сего паче истукановъ древн?йшаго, и отсюду пемалую сему прычитоваху похвалу, яко во дни Ермака, егда покоры Сиб?ръ подъ область росийскую, и отъ того идола палагаемыя Ярмакову повеленію даяху дани насл?діемъ отецъ и праотецъ своихъ; сей Нахрачъ державецъ бяше сего кумира, и отсюду паче ипыхъ скудниковъ б?дствующихъ единоравныхъ друговъ своихъ изобиліемъ и богатствомъ превознесеся, зане толико бяше сей нечестивый во всей Остяцкой стран? почитаемый, яко Обскіе и прочыихъ протокъ шайтанчики, сі естъ служытеліе кумировъ, прихождаху къ сему державцу кумира и дарами умоляху, да въ ихъ селенія отпустить. Егда же удоволять дарами и отпустить имъ, тогда оны въ своихъ жылпщахъ тщатся сквернымъ приношеніемъ жертвъ въ скудости ползоватися.

й. Предстоящимъ же намъ у пристанища пе малое время, толь св?рыпъ собранъ народъ і дивый бяше и чуждахуся, ниже къ намъ, ниже къ себ? намъ приходити попущаху; обаче немалымъ временемъ навыкоша друголюбного сообщенія, обхожденія съ нами, начаша н?цыи входити на судно учителя; учытель же всякимъ благопрыятствомъ и любовію привлекаше къ себ?, дабы угодн?е возмоглъ къ нимъ начати пропов?дь; обаче, егда нача учити я отставить нечестивыя кумиры, не въ сладость бяіпе имъ, но горкимъ *воздыханіемъ отв?тствоваху: «Не буди намъ се еже отрипути сего кумира, толикою древностію отецъ и праотецъ нашихъ почитаемаго. Аще же і высокое повел?ніе царьское великаго Государя нашего есть вама кумири и чтилища паша разоряти, обаче молимъ васъ, наложите дань на сего, яко же во дни своя Ермакъ на годъ взимаше три рубля; нын? же умножимъ и чотыри по вся годы даяти, толико остав?те сіе повел?ніе». – Учитель же воздохну отв?тствоваше чрезъ толковника: «Горе вамъ, яко толико васъ сатана осл?пи безуміемъ, что благодать, туне даемую вамъ, отмещите, погибель же в?чную роду всему ц?ною приоб?рсти возждел?сте. Не ули сатана досел? удоволи себе погибелію душь отецъ и праотецъ вашихъ, егда толикими древними л?ты пренебрегли снасенія вашего и оставлены бысте погибшая тварь. Нын? же Господь призр? на васъ, и содержаяи въ руц? своей сердце Царево, понуди сего быти вамъ спасителемъ, положи бо на сердце его не дани сія мерзскія и безстудныя, но спасенія душь вашихъ искать. И нама не буди се безуміе взимать погибелную ц?ну душь вашихъ, сія четыры рубля; души же ваши толикія драгости, яко кровію всея твари Творца и Господа нашего искуплепны попускать погибели в?чной нехощу». – Толикимъ бо ученіемъ просв?щены, начаху усумн?ватися и ревность по нечестіи и злов?ріи ихъ нача умалятися.

ф. Времени же мало мимошедшу, учителю всегдашнимъ учепіемъ понуждающу, начаху кол?батися въ своемъ твердомъ нечестіи, прислаша ко учителю отъ среды своея искусн?йшихъ стар?йшинъ въ сов?тъ, како и какими статіи приступить им?ютъ къ благочестію, яже толь безумія исполненна явишася, яко достойны бяху вс?ми симъ посм?ятися миру. Начата же сіе посланіе свое: «Повинуемся нын? (рече) указу и повел?пію Государеву. Такожде, рече, учителю, и твоего не отметнемъ ученія, но толико молимъ васъ: первое, не отрините и нашего отъ толикихъ древнихъ л?тъ отецъ и праотецъ напшхъ почитаемаго кумира, но и егда насъ крестити соизволяете, не пренебрезите и шайтана тоеюжде почитать честію, окрестите сего крестомъ паче пасъ честн?йшимъ, златымъ; украсить потщимся и поставить убо церковь отъ своего им?нія между іконами, по обычаю, и нашего посред? поставимъ. Второе, мясъ лошадиныхъ да не будетъ запов?даемо намъ вкушать, зане н?сть толико въ мир? сладкаго яденія, пріятпа бо толико намъ, яко житія нашего лишитись можемъ, ниже сего сладкоястія. Прочая же наипаче мол имъ, пе разлучати пасъ съ многими жены нашими, ниже впреды намъ возбраняти,многоженства, женъ же нашихъ отшодъ не крестить вашимъ священникомъ, но сами мы окрестимъ койждо свою жену въ воду, и кресты наложимъ. Сія вся аще намъ позволено будетъ, воспріемлемъ единов?ріе и законъ вашь».

і. Учитель же смиренн? пріемше посланіе сихъ, рече имъ: «Мужіе и старцы, егда воззр?хъ на васъ, толикою сединою почтенныхъ, мню васъ быти преисполненныхъ разума, но, увы, коль сатана посм?яся вамъ и своими коварствы толь осл?пи умы ваша, низведе въ безуміе: не яко бо старцы, исполнепны разума, и мужіе, почтенныя честію с?дины, но яко д?тища младоумныя, баснословисте предлагаемая. Не ули можете познати тмы съ св?томъ разд?леніе: разд?ли бо Богъ между тмою и св?томъ, тму нарече нощь, св?тъ же нарече день, иже яв? вамъ творити познати. Яко не бываетъ единокупно день и нощь и особн? день. Всякъ въ своей разнствуетъ слав?; како убо вы за едино см?шаете тму съ св?томъ, честное съ сквернымъ, богомерзкаго кумира сочтати вожд?лесте Богопочитаемымъ іконамъ, яж>е лица суть изображаются самого небесъ и земли Творца, тожде и служителей его і угодниковъ Божіихъ; вы же за едино злосообразіе сіе сатанино, сл?потствующими умы вашими почитаемое, хочете причтати единоравной сихъ чести; глаголете же и крещеніемъ очистить сію бездушную шкаредь, Но сіе неудобное ипротивод?йствующое есть всякаго разуму: како бо нечювствепное сіе древо, ниже вид?нія, ни слышанія, ни осязаніе имущое, таковой тайны удостоити: крещенію бо согласуешь соизволеніе. О немъ же и васъ молю: не буди вамъ сердца окамененныя и нечувственныя крещенія, но преклоните чувствія ваша воспріять тайну спасепія вашего, и аще хощете единов?рны съ нами быти, повинуйтеся наставленію нашему и нашимъ христіяискимъ учеиіямъ, ничто же сами в?дуіце: како бо и жены ваша сами крестити глаголете, не им?юще на се данныя вамъ благодати: не мн?тс бо яко единою водою очищаеться, но д?йствующая невидимо благодать Святаго Духа, нашимъ подаваемая смиреніемъ, васъ освящаетъ и просвещаешь. Отверзете убо, возлюбленніи, вся ваша нрекословпыя басни, яже посмеваяся сатана уму вашему сія наносишь козни; пріимите, молю васъ, едиповеріе и единомысліе съ нами, да будете единоутробные намъ братія и сынове Церкви Божія». – Обаче симъ толикимъ ученіемъ не у повинушася, но паче свирепы отъидоста посланники къ собранію своему.

аі. Пріемше убо известіе отъ посланныхъ, собраніе безумныхъ зело возмутися и противостаста проповеди вяще, убійствомъ дышуще на ны, начата поносити намъ и укоряху, яко вси отчаяхомся спасепія ихъ. Обаче, учитель не сумневашеся, глаголаше пекіішъ Божіимъ предувид?ніемъ вскоре узрети нхъ въ купели крещепія, яже и собысться. Настоящу убо дню праздничпу равноапостолнаго князя Владимера, пріиде къ учителю никто отъ собранія сихъ, почитаемый у нихъ старейшина, именемъ Помжукъ, иже любезн? прис?дящи пропов?ди учителя, возжела крещенія и нача молити учителя сподобить его крещенія. Учитель пріемши сего, учреди всякимъ благопріятствомъ и отпусти его къ собранiю, да сію пріемшую свышше благодать и прочіимъ явитъ и привлечете ко спасенію душь ихъ. Егда же изыде къ собранно, и начатъ ихъ укоряти безумными: «Почто вы противистеся повел?нію Цареву и отрицаетеся христіянскія в?ры: в?дите в?дуще, яко за непослушаніе прогн?вается Богъ и Государь, и послетъ воя і вс?хъ насъ истребите въ конецъ и земля наша пуста будетъ. Повел?ніе бо Царево страшно і непослушающимъ его смерти достойны». – За что начаша і его укоряти. Онъ же паки къ нимъ: «Докол? благодать сію, спасеніе душь нашихъ... и прис?димъ погибели древнихъ отецъ нашихъ, ничтоже в?дуще: азъ убо пріемлю повел?ніе Государя моего и сіе полезное ученіе учителя». – И сими словы аки мечемъ разс?че сопряженный сей союзъ и стать вс?мъ противо пропов?ди. Мнози бо внемше рекшому, начаша приступати до единомыслія съ нимъ; іныи же не хотяху, молву въ народ? возмутиша; едины бо глаголаху пріять крещеніе, шайтана же своего сожечъ не подаютъ, но на особномъ гд? м?ст? бросить сего, и къ нему впредь не ходить и не покланятися, о чемъ и учителя понуждаху; иныи же весма не хотяху креститися. И бысть весь день и нощь молва и пр?ніе. Дню же паки возсіявшу, возсія и благодать въ сердцахъ нев?рнаго рода, и отъ Сего, иже рече ученикомъ своимъ: миръ вамъ, и бысть миръ, уста пр?ніе и молва, но тишайшею кротостію пріиде все собраніе къ учителю, рекше: «Сотвори съ нами, еже хоіцеши, и чтилища и кумиры яко хощеши разоряй».

бі. Изшедши же учитель къ собранному народу, поучи я доволно, и предготовльши ко крещенію, начаша отрицалныя молитвы. Сатана же не преста козней своихъ, по избра себ? орудіе, злообразную себ? ипостась собранію Нахрача Е?плаева, иже малъ, чернъ, худъ, горбъ на персехъ и на плещахъ, той бо рече: «Блюдитеся, друзи, сего, егда начнутъ васъ тязяти, не пріимуйте сего, то бо есть волшебство христіянское; таже егда будутъ вамъ стрищи власы, то выр?зовати мутъ изъ васъ души». – Егда начаша священницы елеомъ помазовати, абіе народъ возмутися і вси уб?гоша во своя жилища, и едва возмогохомъ собрати народъ паки. По всемъ же томъ, егда начахомъ крестити, народъ весь предстоящiи поб?же въ воду и сами погружахуся глаголюще: «Клади на мене крестъ, я уже крещенъ». – Мы же едва моленіемъ изведохомъ изъ воды народъ и чиновн? начахомъ крестити, и благодатію Божіею крестишася вси. При кончин? же крещенія паки діяволъ возмути раба своего, онаго Е?плова, иже вземъ жезлъ приб?же къ рек?, начатъ народъ отъ креіценія отгоняти; народъ же устремися на него і возложиша руц? біюще его, и прогнаша далже до селеніи. Егда же креіценіе окончися, приела къ намъ Е?пловъ оный сына своего, глаголя: «Аще самъ мене архиерей окреститъ, то и азъ пріиму крещеніе». – Се же слышавши, мы, аще і немоіцествовахомъ з?ло, но забывши немощи, скоро отъ ладіи изыдохомъ, і во уготованномъ м?ст? начахомъ отрицателныя молитвы. Егда же пріиде сіе слово: иждени изъ него всякъ лукавый і нечистый духъ, гн?здящійся въ сердцы его, – абіе возтрепета аки б?сный, и начатъ главу отъ знаменія крестнаго обращати с?мо і овамо, и мало не паде на землю, і воскрыча нел?по, і исторжеся отъ рукъ и уб?жа. Емше же его, вопросихомъ вины; онъ же рече нама, яко страхъ найде на мя, и бол?знь пронзе ми сердце; мы же рекохомъ, яко отверзи страхъ сей, но в?руй несумн?нно, яко здравъ будеши і никакой не ощутшпи бол?зни, – и едва умоляхомъ его паки предстати отрицанію, но обаче тожде сотвори, не стерп? осиненія креста Господня, и нача воплити, исторгши ножъ на ны рече, яко бол?зпь ми иронзаетъ утробу и сердце. Народъ же слышавши сіе устремися, мняіце яко въ д?йствіяхъ и словехъ сихъ некая поражающая и убивающая сила есть, обаче н?цыи, имъ же во отрицаніяхъ ничто же приключися, глаголаше къ нему: «Не бойся, ничтоже постраждеши».

гі. По крещеніи же вс?мъ преставиша трапезу, ирочіихъ съ пачалникомъ ихъ умоли учитель внійти въ судно – вкусити съ собою трапезы, предъядяше имъ, и по трапез? рече къ нимъ учитель: «Яко подобаетъ вамъ истребить отъ жилищь вашихъ сего сквернаго істыкана, да не будетъ скверное посред? собранія вашего, уже вы чисти есте». Многая же о семъ наипаче бысть распря, и овіи глаголаху: «Ни, да занесенъ будетъ въ пуста м?ста і непроходна». – Многу же бывшу между ими несогласію, досп?хомъ нощи и тма покры землю. Тогда еще всезлобная тма, діяволъ н?кій, им?я своихъ рачителей, научи коварства сицеваго: ідола самаго, о его же пряхуся съ нами много, да не сожженъ будетъ, украдше подставиша інаго, а украденнаго отнесоша въ далное м?сто, над?ющеся, не будетъ ли время, въ неже могутъ паки на свое нечестіе возвратитись. Посемъ соизволиша отдати идола подставленнаго за кустодію нашу, толко моляху насъ: «Да не предъ нашими, рече, очима сожженъ будетъ>. – Егда же присп? время уже сожещи его, единъ отъ нашихъ удари того идола, яко ему пасти; тогда паки бысть вопль і роптаніе много, л ко и оружіе взяти на ны, глаголюще: «Почто тако безчестите и ругаете нашего бога», – и едва народъ укротися и отступи отъ кумирни, взятаго же идола слезными проводяху очима, и глаголаху: «Пойди, боже нашь, палъ еси въ руки Русаковъ немилостивыхъ». – И тако с?дши въ ладію со идоломъ и за р?ку преплывше, огнемъ сожгоша, посл?ди и кумирню раззорища. Благополучно отилывше оттуду. всюду креіценіемъ просв?щахомъ, еликихъ обр?тахомъ, и досп?хомъ юртъ Катышевыхъ. Тамо пріиде къ намъ посланникъ отъ ихъ князя Сатыги, аки съ моленіемъ просяще, да скор?е сп?шимъ до ихъ собранія: уже бо, рече, вс? собрахомся для крещенія. Вещію же самою присла разсмотр?ти, многолюдно ли къ нимъ идемъ. Той бо Сатыга, кпязецъ Кондійскій, вся своя собраху люди, челов?къ до шести сотъ вооруженныхъ, подущеніемъ н?коего махометяпина, пришедшаго отъ Тоболска і имъ глаголюща: «Анъ, рече, самъ вид?хъ царьское повел?ніе во град? прибито, въ немъ же Государь повел?ваетъ, кто убіетъ архиерея, не будетъ за то ему казни». – И тымъ возмути народъ и научи Сатыгу, еже хитростію нань подвизати і ненадежныхъ нападъ вс?хъ смерти предати. Но запиная Богъ лукавымъ въ коварств? и откры ту лесть ихъ. Н?цыи бо Вагуличи отъ того же полчища къ намъ пришедше і вид?вше наше къ себ? благод?яніе тайно изв?стиша: «Блюдитеся, рече, сеи есть хитрость нашего князя: той бо всец?ло умысли напасти васъ нечаянно и предати смерти». – Тогда въ насъ духъ аще бодръ, но плоть немоществующи устрашенна, хот?хомъ б?жати во свояси. Обратихомся ко сов?ту, что сотворити пе в?дуще. Н?кіи же отъ нашихъ рече: «Аще начнемъ б?жати, то і сіи, иже крестишася, востапутъ на пы и побіютъ насъ; но воли Божіей предавшеся впредь идохомъ, ид? же князецъ Сатыга сънародомъ бяше». – Сатыга же слышавъ, яко небоязненно грядемъ къ нему, остави народъ собранный, самъ б?жа ідолу своему принести жертву, помощи просяіпе отъ б?са на свое ухищреніе. И егда пріидохомъ, узр?хомъ народъ многъ, иже сотвориша кличь і вопль многъ, злословяще пасъ и страшаще своимъ княземъ, і въ день суботный, въ часъ об?дный, пріиде князь съ помощію бесовскою, начать многоразличныя о насъ коварства строити, но Богъ вся намъ его хитрости чрезъ ихъ же людей открываше. И бысть то чрезъ три дни, і вид? народъ, яко ничто же князь ихъ козньми своими усп?ваеть, воста на князя глаголющи народъ: «Ты, рече, б?сишися и хощеши брань сотворити съ Государемъ, и самъ, рече, погибнеши и насъ погубиши». – I вся его оставльше б?жаша. Посл?жде и князь уб?жа во свое жилище, мы же поб?дное восп?вше, иже осташа, начахомъ поучати о крещеніи, и ни мало сопротивльшеся, елицы же обр?тохомъ – крестихомъ, и еще дал?е поидохомъ.




УКАЗАТЕЛЬ



Абалакь, сынъ Мара – 20.

Абызъ – 77, 94.

Агличанское государство – 16.

Адеръ, сынъ Мара – 20.

Азія – 13, 14, 41.

Ален, сынъ царя Кучума – 44.

Алачевъ, Остяцкій княжикъ – 73.

Алекс?й, челов?къ Божій (иразднованіе дня памяти его) – 89.

Арктикусъ – 8.

Атлымъ (юрты) – 75.

Аюкины степи – 14.

Аюшь (идолъ) – 66.



Байкалъ, море – 14.

Башкиры – 19.

Бейбулатъ, князь с?бирскій – 21.

Березовъ – 15, 23, 70, 73, 90.

Богъ рыбъ, см. Старыкъ Обскій.

Божки домашніе, см. Гусь, Кондійскій кумиръ и Старыкъ Обскій.

Босфорусъ – 23.

Бояръ, княжикь Остяцкій – 22.

Брацкіе Мужики – 18.

Бурейковы юрты – 77, 93.

Бухарскіе пред?лы (страна) – 17;

Бухарія – 21.

Б?лка – 9, 15.

Б?логорскіи юрты – 58, 74.

Б?лый м?сяцъ, см. Февраль.



Вавилонъ – 47.

Ваглинская волость – 83.

Вакуличи см. Вогулской народъ.

Варка, избранн?йшіе ястіе – 34, 35.

Вдова, см. Метемисихозисъ.

Верхотурской камень – 81.

Взоры (узоры) – 39, 66...

Владымеръ св. – 73, 104.

Вогулской народъ, Вогуличи – 5,18, 23, 81, 82, 84, 86, 87, 97, 98, 198.

Возмущеніе инородцевъ против мисiонеров – 88.

Волга – 21.

Волшебство (officium) – 48, 49, 64.

Воплощеніе, см. Сынъ Божій.

Восполскія юрты – 74.



Гагарынъ (Гагаринъ), Матв. Петр, князь, первый губернаторъ Сибири – 1; его гербъ – 2, 68, 70, 74, 95.

Горностай – 9, 15.

Горы, см. Каменныя горы.

Гусь (богъ нтпцъ водныхъ) – 55, 57.



Дивыи языки – 18.

Донъ – 2.

Дорыпрыношеніе скверныхъ жертвъ – 48.

Дррвеса изъ и?дръ земли (камен. уголь) – 16.

Древо лисхвичное... обыкоша боготворить – 83.



Евреи – 80.

Европія – 13, 14, 17.

Египетъ – 69

Единоравенство Остяковъ – 40.

Елена – 24, 37.

Елины (Еллины) – 47.

Ермакъ н?кій, Тимоф?евъ сынъ – 21, 22, 44, 101.

Етигеръ, князь сибирскій – 21.

Ефтіопы – 29.



Женскому полу никакихъ именъ не налагаютъ – 30.

Житіе Остяковъ – 29.

Жрецы – 48.



Заемныя писанія – 32.

Зв?робоя, зеліе (зв?робой) – 17.

Землед?ліе – 38.

Злато – 15.

Знаменія вм. подписей – 33.



Индія – 63;

Индійская земля – 69;

Индійскій родъ – 54.

Идолъ Кондійскій... з?ло много почытаемъ бяше – 84... См. Кондійскій кумиръ.

Иркуцкъ – 14.

Иртышъ р. – 19, 20, 21, 22, 27, 45, 56, 70, 81, 82.

Исходъ Обскій (устье Оби) – 92, 96.

Ишимъ р. – 19, 26.

Июден – 29.



Іеремія, пр. – 6.

Іоаннъ, см. Максимовича Іоаннъ Васильевичъ, царь Московскiй – 22.

Іустиніанъ Великій – 61.



Кабала женъ н д?тей – 32.

Кавзимскія юрты – 74.

Калмыки – 18, 19, 27, 63;

Калмыцкій родъ – 64.

Калымъ – 42.

Каменія драгіе – 15.

Каменныя горы – 17.

Камень – 27, 75.

Камчатская страна – 14, 24.

Каринкарскія юрты – 95.

Каташевы юрты – 108.

Кедри (кедры) – 18.

Киргизы – 18.

Китайская земля – 69;

Китайск. родъ – 64;

Китайскія ст?ны – 15;

Китайское государство – 14, 17, 41, 60, 62, 63.

Кіевопечерская чудотворная лавра – 61, 68.

Кіевъ – 73.

Клятва (присяга) – 53, 4...

Княжики Остяцкіе, природные – 50.

Кодійскій монастыръ – 72.

Кожаны налиміи – 31, 38.

Козелъ дикій – 17.

Колимъ – 43; см. Калымъ.

Комендаты (коменданты) – 40.

Конда, Кондія – 23, 28, 58, 84, 85, 87, 98, 99.

Кондійскій кумиръ – 55, 58, 59, 84.

Конташыны степи – 14.

Крещеніе Вогуличей, см. Вакуличи. Кошичскія юрты – 90.

Кронъ (богъ) – 47.

Кумиръ Шаркоровскiй – 50.

Кумирня съ пятью идолам Куноватъ р. – 23.

Кунопатъ – 96.

Курганы – 26; см. Ровища.

Кутухта – 62 и сл?дующ.; см. Мунгальскій законоучытель.

Кучумъ Мартазіевъ, изъ Казачей Орды, первый наречеся царемъ Сиб?рскимъ – 21.



Ланы (чиновники духовные) – 62.

Лападскій княжыкъ – 40.

Лапинъ – 23, 96.

Латинскія имена въ пермскомъ нар?чіи – 27, 28.

Лдистый окіянъ – 92, 96.

Лисицы черныя – 14.

Ляля, никто(н?кто)отъВагуличъ-87.



Магметъ, сынъ Адера – 20.

Магнитъ – 17.

Максимовичъ, Іоаннъ, бывшій архіепископъ Червиговскій – 1, 68. 72, 74, 79, 86, 91....

Малый Атламъ – 95; см.: Сухоруковскія юрты.

Маманта, мамонта (зв?ря) кости – 15, 16, 17.

Мангазея – 13.

Мансуръ, Иванъ (воевода) – 45.

Марморка (черная лисица) – 41.

Маръ, сынъ Ходьзы – 20.

Марыя, дванадесятол?тная д?вица (чудо съ нею по крещеніи) – 90.

Масло каменное – 17.

Махометане – 29.

Медв?дь (его почитаніе) – 53.

Метемпсихозисъ у Остяковъ (странный же, безумія и безстудія исполненный обичай...) – 46, 62.

Москва градъ – 18.

Московскіе государи – 22.

Московское государство – 41.

Москусъ (мускусъ) – 17.

Мужики Брацкіе; см. Брацкіе Мужики.

Муксунъ, рыба израдная – 34.

Мунгалы – 51.

Мунгалскія степи – 14.

Мунгальскій владычествующій законоучытель и законодавецъ – 62.

Мунгалы – 63.



Налимъ рыба; см. Кожаны.

Нареченіе новорожденныхъ – 30; см. Русскія имена.

Наримъ – 23.

Нахрачеевы юрты – 99.

Нахрачъ Евплаевъ – 99, 100 (его моленіе передъ истуканомъ), 101,106.

Нелма (нельма), рыба – 56.

Нерчинскъ градъ – 14.

Нитки: отъ кропивы бо з?лныя хи тростн? истягаутъ нити – 38.

Ница р. – 19.

Новицкій Григорій – 1, 8.

Новолуніе – 51... 65.

Ноевъ потопъ – 16.



Обдора – 23.

Обдорское селеніе – 96.

Обдоръ – 15, 96.

Обувь, см. Кожаны.

Объ (Обь) р. – 13, 19, 20, 22, 23, 27, 34, 35, 41,45,56,57, 72, 78, 80,99.

Огнепальный мужъ (вид?ніе) – 79.

Одежда изъ рыбьей кожи, см. Кожаны.

Овидій – 39.

Окіанъ лдистый – 15, 17; см. Лдистый окіянъ.

Онъ, князь – 19.

Опанчынъ градъ – 97.

Останки, аки бы Остяки – 28.

Островъ – 95; см. Прохоровская волость.

Остяцкая страна, Остяцкій народь – 1,5, 9, 18, 19, 22, 24, 25, 27, 28, 29, 32, 34, 37, 39, 45, 55, 58, 60, 69, 72, 82, 84, 86, 87, 89, 91, 94, 99, 101.



Павелъ келейникъ – 94.

Палестина (въсмысл? страны, сущ. нарицат.) – 16, 34.

Пама (пальма) – 2.

Пансотникъ


, кудесникъ н?кій – 75.

Парчи шелъковыя – 15.

Пелымка р. – 87.

Пелымъ (Пелимъ) градъ – 81, 82, 83, 86, 87, 89, 90, 97.

Переговоры съ преосвященнымъ Іоанномъ – 102....

Пермъское нар?чіе – 27.

Пермыя Великая – 26, 27, 28;

Пермъ – 75;

Пермяне – 27, 28.

Песцы – 24.

Пища – 34.

Петръ, апостола – 64.

Петръ I, императоръ – 60, 61.

Питагоръ – 62.

Піръ р. – 23.

Погребаніе умершыхъ – 45.

Поземы, сушеная рыба – 34.

Поклоненіе идоламъ – 65....

Полнощный, лдистый окіянъ – 8,13.

Полунъ р. – 23.

Помжукъ, стар?йшина – 104.

Проказа или веема нечыстость (неизц?лный нечистоты недугъ) – 43.

Преселеніе душъ, см. Метемнсихозисъ.

Прохоровская волость – 95.

Псы (для ?зды) – 37.

П?гая орда – 18, 19, 27.



Ровища – 26; см. Сосуды, Сребро.

Россіане – 14, 28, 44, 43.

Россійскіе монархи – 13.

Россійское государство – 18.

Рукод?ліе обще вс?мъ едино, стр?ляніе зв?ра – 33.

Русскія имена – 30.

Рыбныя ловли – 14, 15.

Рыбьи кости – 24.



Самаровь градъ – 56.

Самоятцы – 18; Самоиды – 19, 23, 24, 37.

Сейдакъ, князь – 44.

Сатика, кондыйскій княжикъ (князецъ) – 85;

Сатыга – 108, 109.

Селенга – 14.

Сибирская митрополія – 61, 68.

Сиб?ръ, Сиб?рское государство, Сиб?рское царство, С?бирь, С?б?ръ – 1, 4, 6, 8, 9, 10, 13, 18, 19, 20, 21, 22, 26, 44, 45, 60, 61, 62, 75. Симонъ, волхвъ – 64.

Сіи (Сый –


) – 59.

Сіонъ – 80.

Сладкія (пр?сныя) воды – 18.

Слоніовая кость – 15.

Слюда чистая – 17.

Собаки, см. Псы.

Соболя – 14, 15.

Соляныя озера – 15.

Сосва – 23, 96.

Сосвинская волость – 96.

Сосвинскій княжыкъ – 40.

Сосуды берестяны – 37; златые, находимые въ ровищахъ и курганахъ – 26; каменные избранные – 15; фарфурные – 41.

Сребро – 15; сребра множество въ ровищахъ и курганахъ – 26.

Старыкъ Обскій, домашній божокъ (богъ рыбъ) – 51, 56.... 71.

Стефанъ, св., Великія Пермыи епископъ – 26, 28, 75.

Студеный полнощный кругъ – 8, 14.

Супружество Остяковъ – 42.

Сухоруковскія юрты – 95.

Сыроядцы – 28.



Табакъ китайскій – 36.

Тавда р. – 81, 87.

Тагилъ р. – 19.

Тайбакъ,Тайбукъ,сынъ Она – 19, 20.

Тангуская земля – 62.

Тасовская (Тасовая) губа – 23, 96.

Тасъ р. – 23.

Татары – 19, 27, 44, 51, 81, 97.

Татарскіе князья – 26.

Тахтанская волость – 89.

Тоболескъ градъ; Тоболскъ, первый престолный градъ въ государств? Сиб?рскомъ – 13, 22, 23, 31, 42, 44, 70, 73, 90, 91, 93, 96, 97, 108.

Тоболъ р. – 19, 22.

Тумень (Тюмень) градъ – 20;

Туменская обитель – 91, 97.

Тунгусы – 18.

Тура р. – 18, 19, 20, 81, 97.

Турухань – 13,

Туруханскъ – 15.



Улусы – 40.

Упакъ, казанскій царь – 20.

Уршанко – 94, 97.



Фараонъ – 80.

Февраль, см. Цаганъ.

Фило?ей, митрополитъ Сибирскій (экономъ Кіевопечерскія чудотворныя лявры) – 61, 67.

Фретумъ – 23.



Ходьза, сынъ Тайбуки – 20.

Холстъ кропивный (крапивный, см. нитки) – 38.

Хондія, Хондымахъ, см. Кондія.

Хрусталь самородный – 17.



Цагань: сіесть б?лый м?сяцъ – 65.

Цаты изъ олова – 39.



Червленыя одежды – 40.

Часовая (Чусовая) р. – 21.

Чорныя юрты – 90.

Чингинъ, подвластный (подручный) Ова – 19, 20.

Чудо съ новокрещеннымъ младенцемъ – 90 (см. Марыя).

Чуцкіе народы – 20.

Чютцкій народъ – 26;

Чуцкоп п. – 46.

Чынгидинъ градъ – 20.



Шаръ, см. Табакъ китайскій.

Шоркоровскія (Шорковскія)юрты – 50, 72, 74; см. Кумиръ.

Шубы, см. Кожаны.



Юнона – 46.

Юрты – 36, 50, 72, 74, 75, 77, 90, 93, 95, 99, 108.



Явлакъ шайтанчикъ – 95.

Языки, см. Дивыи языки.

Якуты – 13.

Якуцкъ – 14.

Ясакъ – 41.



?еодоръ, схимонахъ – 1.








ОПИСАНИЕ ЖИВУЩИХ СИБИРСКОЙ ГУБЕРНИИ В БЕРЕЗОВСКОМ УЕЗДЕ ИНОВЕРЧЕСКИХ НАРОДОВ ОСТЯКОВ И САМОЕДЦОВ, СОЧИНЕННОЕ СТУДЕНТОМ ВАСИЛЬЕМ ЗУЕВЫМ












Мужу, науками просвященному, ученому и достохвальному в оных попечителю Петру Симону Палласу, медицины доктору, натуральной истории профессору, Санкт-Петербургской Академии наук, Вольного экономического общества, Римской императорской академии и Лондонского ученого собрания высокопочтенному члену,



Милостивому моему государю

от студента Василья Зуева

покорнейшее прошение.



За верх моего счастия почту, есть ли сей первейший опыт моих трудов удостоен будет вашего приятия; но тем наиболее усугубите ко мне милость вашу, когда вы, все силы истощевая к приращению пользы Российскому отечеству, не оставите и сей мой малой труд поместить в число ваших исследований, почему и впредь не престану вашему ко всеобщей Российского отечества пользе рачению соответствовать, и наивящше стараться буду, чтоб быть достойным учеником такого мужа.




ГЛАВА I. ОБИТАНИЕ НАРОДОВ

Самоедская земля, последняя часть к северу, сколь дикая в своем звании и состоянии, столь равным образом и дикими народами обитаема, из коих в Березовском уезде два рода почитаются, то есть остяки и самоедцы, но первые живут далее от берегу Северного моря и, расположась далеко вверх по берегам реки Оби, соединяются уже и с российскими народами; чем наперед можно узнать, что они, более обходясь с русскими, более приняли их обыкновений и поступок и не столь, напротив того, глупы и необходительны, как прочие. Оные хотя и имеют отчасти кочевное свое жилище, но от р. Оби мало отделяются, разве отходят в летнее время по другим речкам за промыслом рыбы, а в зимнее время в тундру за дикими зверьми. Однако все своего первого жилища не оставляют, где у их построены и избы деревянные на зиму, а летом живут в шалашах, по-тамошнему чумах. Напротив того, последние, ближайшие к северу самоедцы, коли можно назвать дикими зверьми, то в сходственности едва ошибиться можно, не имеют у себя узаконенного им жилища, к которому б по времени съезжались, как первые, но почти ежедневно на оленях перекочевывают с места на место, сколько для звериного промыслу и своего пропитания, столь зимою и для оленного своего скота на разные места переезжают, как о том ниже явствовать будет.




ГЛАВА II. О ИХ ЯЗЫКЕ

Язык у всех диких самоедцев одно наречие имеет, которое произносится очень глухо и неявственно; говорят в нос с большою ужимкою, так что и слова хорошенько выслушать не можно; однако в некоторых словах многое сходство имеют с остяцким языком, которой произносится более гортанными литерами и гораздо явственнее, нежели последние. Но те самоедцы, которые отчасти около Обского устья за рыбным промыслом расположились, суть как междуумки сих двух народов, имеют почти совсем будто особливой язык и особливое обхождение, которое описывать в особливости, кажется, нет нужды, но можно и без того разуметь, что они, замешавшись между сих двух народов, обоих приняли обыкновения и поступки, ибо совсем сходны с самоедскими, сходны и с остяцкими; с самоядью поступают по-самоедски, а с остяками по-остяцки; однако смешение их везде явствует, так что остяк мало разумеет речей его, равным образом и самоедин мало толкует, и хотя они жен берут от остяков и самоедцов, но в том нет нимало затруднения, а понеже таковых немного имеется, то и совсем оставить можно[11 - Здесь и далее эти цифры соответствуют порядковым номерам «Комментариев»^{48}^_._]^{1}^. Впрочем, и те, кои далеко друг от дружки отделяются, однако в рассуждении своей смежности в некоторых случаях не разнствуют между собою.




ГЛАВА III. ГРАНИЦЫ

Первых, т.е. остяков, уже не известно обитание и место по реке Оби и рекам, в нее впадающим, но самоедцы по всей тундре, подле берега Северного окиана лежащей, разъезжают и разделяются на две части Обскою губою: первая называется Закаменная, по левую сторону Обской губы лежащая, граничит с Пустозерским уездом, начав от вершины реки Соби чрез Камень до Карского залива, от которого по берегу Северного моря до самого устья Обской губы; Низовая же по правую оной сторону, от Тазовской губы по Туруханское ведомство границы, свои расположила.




ГЛАВА IV. О ИХ ПРОИСХОЖДЕНИИ И ТЕЛОСЛОЖЕНИИ

Что же касается до их происхождения, то едва можно верить самоедскому заблуждшему разсуждению. Напротив того, как и русские производят, будто бы произошли от татар, когда славной разбойник Ермак, разоряя Сибирь, рассеял весь род татарской по незнакомым сим местам, и хотя за верное полагают, аки бы Ермак был и ниже Березова[12 - Но в сем мнении много они ошибаются, хотя бы то и правда, что был там какой-нибудь рассыльщик из ермаковой шайки, которого и вероятно, что они по тогдашнему страху почли за настоящего Ермака. О чем смотри Сибирскую историю Г. Миллера.], однакож через толь немногое время нельзя верить, чтоб произошло новое идолопоклонство и совсем новой язык, в коем нималого остатку и сходства с татарией найтить бы нельзя было. И так хотя и совершенно за лучшее б их причесть к роду неведомых прежде бывших в тех местах народов^{2}^, однако не без основания истории можно положить и самые их речи, о которых, правда, немногие и толкуют.

Перво, когда еще земля им казалась быть пустая, были в том краю родные два брата, из которых большой назывался Ваги, а малой Хазова^{3}^, кои оба промышляли первое лето оленей, от чего и были довольны одеждою, на другой же год стали промышлять ежи, тогда были наги, что и принудило из их одному промышлять рыбу, а другому оленей, но когда по прошествии времени один другого звал к себе в товарищи, а обеим свое житье показалось мило, то в том друг дружке отказывали, отчего рассердясь малой брат назвал большого Ваги, от коего произошли вогуляки и сходственные остяки, а от того произошли самоядцы; однако каждой рассудить может, что сей хорошей вымысел, коему совершенно верить нельзя, а неотменно положить надо, что сии останки суть древних язычников. Впрочем, естьли сравнить их с другими народами в рассуждении их отдаленности, то за подлинно можно почесть особливым, не только в языке и поступках несходным, но и самое их телосложение доказывает род отдельной, ибо пусть остяки по смежности с ими сходны, как и другие дикие в севере живущие идолопоклонники, однако и тут, рассмотря сих двух хорошенько, можно легко знать, которой остяк или самоедин. Между остяками немного найти можно с лица пригожих; напротив того, все росту малого, так что и средних редко найтить можно, волосом же более светлорусые, а самоядцы по большей части волосом черные и чернорусые. Рот большой, губы толстые, нос к ноздрям широковатой, ноздри отворенные, обще же сходствуют между собою, что росту небольшого, лица смуглого, житья грубого; однако последние (самоедцы) гораздо пропорциональнее, красивее и здоровее (а особливо пол женской), мускуловаты, житьем гнусны, в обрядах очень сходственны.

Впрочем, как немногие о своем происхождении толкуют, так мало об их и разуметь можно, ибо я сам от некоторых слыхал, будто бы и русской был причтен в число третьего брата, коего и доныне называют Луце (коли не вымышлен перевод, что значит воин^{4}^, а Луце нинзилие – воин сердитой), однако можно догадаться, что они тогда русских назвали воинами, когда при покорении их угнетали. Напротив того, что самоедцы по своему имени называют себя умнее (Хазова войгутта – мужик умной), а остяков глупее, но в том совершенно они ошибаются, ибо во всех поступках и в речах можно остяков предпочесть самоядцам, а может быть и потому, что сии ближе к русским и больше около их обращаются, нежели те, которые живут в отдаленности в неведомых тундряных местах.

Сей обузданной уже почти народ остяцкой почти всякие обиды сносит терпеливо, нежели те отдаленные, которые из малой вещицы по своему заблуждению рады драться, а в случае голодного времени и без причины на русского руки смело подымает. Впрочем же, хотя в своем звании дики и грубы, однако просты и милостивы, для себя скупы, а в случае для русских щедры, к вину оба сии народа, не выключая баб, девок и малых ребят, столь лакомы, что если бы у них довольно его было, то б мало из малых младенцев на свет выростало. Сговорчивы, заведших бунт орудием не склонишь, кроме ласкою. В разных промыслах трудолюбивы и в трудах прилежны, а особливо пол женской, для честного честны и ласковы, с соседами согласны, легкомысленны, странноприимчивы, в спорах уступчивы и при их дикости верны и справедливы. Напротив того, об остяках нельзя того сказать, чтоб были столь дики и грубы, как самоядцы, но что просты, не ссорчивы, прилежны и согласны, в том ошибиться нельзя, и что смело с сим народом поступать можно, то докажет их обузданное снисходительство.




ГЛАВА V. О ИХ ПЛАТЬЕ И УКРАШЕНИИ

Платье, како у тех народов в употреблении, есть простое из разных ими промышляемых зверей, а не от русских покупаемое, кроме одного холста, да и то редкие, разве богатые из остяков, имеют, а прочие по большей части ходят нагие, как и женщины, в однех только тулупах. Мужское зимнее состоит внизу из малицы, которая делается из вешних^{5}^ оленьих кож с рукавицами, длиною до колена, и надевается мешком вниз шерстью; верхнее платье, гус называемое, из зимней оленины или постели шьется таким же образом, но с головою^{6}^, которой носят на малице. Внизу имеют штаны ровдужные и на ногах из тонкого неплюя^{7}^ вниз шерстью, наподобие чулков чажи^{8}^, а на них надевают из оленьих лап сшитые сапоги или пимы, у которых подошвы делают из оленьих щеток или пяток, доказывая к лучшему, что грубая и непорядочная пятная шерсть не скользит под ногою и бывает гораздо прочнее, нежели из лбов оленьих. Летом ходят нагие в однех только малицах, которые иные щеголи делают из лоскутков разных сукон и опушивают кундами из собачьей белой шкуры или песцовыми хвостами. На ногах летом имеют легкие ровдужные, наподобие пимов, неговаи^{9}^, красною краскою или ржавою раскрашенные, у коих подошвы более из оленьих лбов бывают.

Еще ж у их бывает легкое платье, которое в случае и зимою и летом носят, называется парка, и шьется тем же подобием из оленьей телячьей кожи вверх шерстью, с рукавицами и головою и опушивается как около подолу, так и около головы белою собачиною. Таковая носится по рассуждению холода и одинакая и по малице, но сию последнюю я видел только у одних остяков, а у самоядцов нету.

Напротив того, женщины остяцкие носят по голому телу долгие тулупы^{10}^, которые шьют по своему покрою пространные, но чтоб пола с полою сходились, которые завязывает завязками и притом везде строго наблюдает, чтоб пола не распахнулась, чему все русские дивуются и совершенно за великого щастливца между проезжими россиянами тот признается, которой у присевшей в трудах остятки невзначай увидит стыд, заткнутой отлепом, которой делают из таловых стружек^{11}^, мелко выструженных и после мягко вымытых. Летом ходят босые, а зимой в неговаях.

Что же касается до головного их убора, то сему, не знаю, кто б не мог в их жизни дивоваться. Волосы их и без того грубые и жесткие, как щетины, а они к тому ж их никогда не чешут и не знают, что то есть чесать волосы на свете. Мущины ото лба вокруг головы подбревают, а верхушку же оставляют с густыми волосами просто, и хотя они не пекутся о том, чтоб заплетать их в косы, однако волосы сами по косам сваливаются и на голове лежат, как крепкой войлошной парик, которой, рукою прокапывая, едва дощупывается тела. В таком состоянии возможно ли подумать, чтоб не было у их вшей множества, за подлинно я сам видал довольно между остяками и самоядцами, что бабы у мужиков ищут вшей не глазами, а ощупью, коих и едят без всякой брезгливости, но хотя при русских им было и стыдно, однако в ответ без всякого зазору сказали, что они де нас кусают, то мы равным образом и их должны кусать без милости. Бабы же, напротив того, головы хотя и не чешут, но долгие свои волосы заплетают в косы, которых две назаде связывают вместе, а некоторые богатые имеют будто повязку^{12}^, у коей концы назаде долгие и расшиты разными медными фигурками, как коньками сделанными, рыбками и прочее, сверх которого обыкновенно все носят на голове покрывало, пихнему вокшем^{13}^, которое никогда ни у бабы, ни у девки с головы не сходит, и во время прихожих людей и своих сродных, кроме одной матери, будто от стыда им закрывается; из молодых же, коли что-нибудь делает, то и совсем от сторонних лицом в угол отворотится.

Впрочем, и сие у остяток за неменьшее почитается украшение – выписывать наружность своего тела, из которых на руках я видал столь хитро выписанные фигуры, что дивиться тому надо, как они чрез то себя не могут испортить, ибо в местах около локтя опасных и на самых жилах видно столь глубоко тыкано иглою, что сажа, которою они после иглы ранку замазывают, внутри разоплывшись, немалое синево причинила, но сие хотя я и спрашивал, но никто, мне кажется, не ответствовал справедливо, ибо иные говорили, будто бы сие у их вместо пускания крови служит. Можно бы тому и поверить, но у их вышивают и молодые, равным образом и те, кои в век свой болезни не ведали; напротив того, я почитаю, что каждому остяку более бы надобно было крови прибавить, нежели еще выпускать оной, притом же они, как скоро выколят те фигуры, то тотчас замазывают сажею, чтоб после уж пятно не стиралось, а что их у всех тот обычай писать на ногах и на руках, то совершенно должно почесть за украшение в своем роде. Мущины же хотя и имеют, но немного, и то для одного знаку, которой у их записывают при ясаке вместо имени. В ушах женщины носят серги долгие на ниточках, на которых навздеты многие разноколерные корольки, а мущины, все также почти имеют маленькие нитяные колечки.

Самоядцы, напротив того, хотя народ отменной и далеко отделенной, однако в одеянии мало разнствуют мущины, ибо имеют то же самое платье, как и остяки летом и зимою. Но о голове, хотя и не брегут равным образом, однако из их более щоголей выбрать можно, нежели из других. Головы хотя не чешут и хотя она также свалялась войлоком, но убрана на разные косы, кои до смерти его не развиваются. А пол женской часто оную чешут, убирают обыкновенно бабы на две косы, а девки на многие. Естьли же вдова выйдет за другова, то на виске оставляет для третьей косы растрепанные волосы в знак печали по первом муже. Ходят всегда с непокрытой головой, разве в дороге зимою надевают шапки, русским чебакам подобные. Серги в ушах короткие корольковые, платье же совсем от остяцкого отменное, а более, думаю, камчадальскому подобное. Хорошее, но одноманерное всегда, платье бывает из разных суконных лоскутков, на груди и на спине из неплюевой кожи. Сзади и спереди навешено несколько лоскутков из оленьих кож, также и сукон, кругом имеются по платью три кунды (опушки) из разных лучших зверей, спереди не застегиваются, но подпоясываются ремнем, и на брюхе, вместо завязывания узлом, имеет большое железное кольцо, за которое другой конец ремня привязывает, впрочем, шуба сия не долгая и не пространная, но чтоб полы только сходились, а длиной пониже колена; внизу носят штаны ровдужные безо всякого затыкания, как у остяков, на ногах пимы либо неговаи.

Впрочем, зимой и летом носят шубы по голому телу. В шубе спит и в шубе от начала жизни даже до смерти пребывает. А мущины спят всегда нагие, в однех только штанах.




ГЛАВА VI. О ИХ ЖИТИИ И ЭКОНОМИИ

Сколь дикой сей народ и гнусной в своем житии, хотя того и не можно заключить из краткого сего описания, однако здесь мною поступаемо было так, чтобы верить одному только слову, а не пространному того описанию, в которое я нимало [не] не старался. Нельзя тому поверить, что остяки руки никогда не умывали, но всегда с их рук или около чищения рыбы грязь смывается или мокрые о негодную спальную свою шубу обтираются, и хотя всякому брезгливому смотреть на такое житье будет странно, однако и принужден будет терпеть великодушно и удивляться их невежеству. В самых их жилищах нет никакой чистоты и порядку, нет никакой опрятности и, кажется, нет нималого к тому рачения, ибо и хорошие уже ребята редко из юрты на двор выходят, а большие по крайней мере около юрты нужду свою и оправлять должны, будто бы так надо по ихному закону. Сие свинское житие каждому покажется невероятно, однако кто на их жилища хотя издали посмотрит, тот в верности сего описания не усумнится.

Остяки, во-первых, избирают места свои на зимнее время обыкновенно подле воды, где на сухих местах строят деревянные избы, которые бывают без крыши, а только на потолок насыпают земли, на котором вырублено четвероугольное окно небольшое, кое зимою для свету вместо слюды льдиною закрывается. Изба имеет совсем особливое строение и строится по большей части четвероугольно, за неимением толстого лесу и из тонкого окладывается как надо, без перекладывания между бревнами моху, а некоторые такие ж юрты имеют в земле как выходы, в коих пространство разделено на столько семей^{14}^, сколько живут в юрте, и хотя за множеством не широко место достается, однако каждая остятка со всем своим екипажем и детьми должна в узком том отделенном месте жаться, при своем огне сидеть и работать.

Из сего видно, что у их нет никакого убору и опрятности, но где что как положено, на том и валяются. В таких избах бывает семей три, четыре и пять семей вместе и естьли случатся младенцы, то каждая в своей норе пред собою имеет зыбку, в коей насыпано для мягкости под младенца истолченного гнилого дерева, на которое кладут и, одев малою шубою, увязывают крепко и качают, а другие ребята спят с отцом и с матерью рядом. Посреди всей избы имеется огнище, над которым варят себе пищу, кто когда захочет, как для себя, так и для собак, кои со щенятами в тех же юртах гнезда свои имеют под их спальными лавами. Добрые собаки никогда из юрт не выпускаются, а езжалые на дворе всегда около юрты прибывают, но когда остяку куда ехать понадобится, то всех сгоняет в избу и, тут накормя, запрягши, выезжает. Впрочем, и все собаки обыкновенно в юртах трескают, а из некоторых и спят тут же и костят без всякого после очищения, чего ради во всех оных юртах такой дух мерзкой, что долго сидеть верно никто не согласится, ибо тут же сушат и рыбу, которую зимой напромышляют, и ежели думают, что для собак летнего корму недостанет, то кости тут и поземы жарят, отчего вся юрта вверху так закоптела, что на потолке и тенетах сажа висит сосульками.

Во всех юртах обыкновенно такая чистота бывает, что от мочи и сору никогда не очищается, разве в жаркие дни сама высохнет.

Что же касается до ихней прочей поклажи, как оленьи кожи, постели и прочие зверёвые шкуры, те кладут в лабазы, в лесу построенные, без всякого прибору и от воровства опасения, а кожи оленьи около лабазу часто и так на весь год лежат на санках оставленные, иногда и в дальнем от юрт расстоянии.

Вся их экономия состоит в содержании оленного скота, но из остяков, кои живут около Обдорска, много таких найдется, которые ни одного оленя не имеют, а кои выше по Обе расселились, те об их и не думают, но по дороге от Березова до Тобольска содержат некоторые и лошадей, на которых подводы гоняют, а промыслов своих не оставляют.

Нужда их научает перенимать российские обычаи, но за что ни хватятся, то все видят от россиян дорого, а покупать не из чего, ибо все остяки, которые живут в отдалении от русских, мало имеют и понятия об деньгах, разве те, которые около Березова и выше находятся.

Некоторые из богатых остяков имеют у себя мыло, коим моются, и хотя за хорошое для выедания грязи признать можно, однако российское почитают за знатной гостинец. Ихное мыло весьма едкое и совершенно их рукам сродное, потому давняя грязь в тело так въелась, что и ядовитыми зельями в бане едва отмыть можно, и хотя они не каждой день тем моются, однако новую грязь скоро отъедает. Они делают сами из золы и жиру таким образом: перво в котел положат золы немалое количество, к которому прибавляют несколько жиру, так, чтоб не жидко было, и варят до тех пор, пока сгустеет и на дно сядет, как кисель, которой, разрезав частицами, завертывают в тряпички; а когда мыться надо, то, помоча немного клубок с зольным мылом, сок из его выжимает, коим трется, и хотя на первый случай оно марается, однако напоследок грязь так отъедает, что сие остяцкое изобретение должно почесть между лучшими вещами в их экономии. Но сие только богатые имеют или их князцы, а у которых немного жиру или, лучше сказать, которой не знает чистоту различить с нечистотою, тот истинно мало думает не только о мыле, но и о умывании рук не помышляет.

Платье обоих народов хотя гнусное, простое и никакого от праздничного не имеет отличия, но все одинакое, однако тем они себя щастливыми щитают, что не имеют дальнего в том затруднения и бедности, но всякой бедной, коли никак промыслить не может, носит его до тех пор, пока все на нем истлеет. Все сие достают они легко между собою или меною с богатыми, или служением, или самое легко находят средство обогатиться, коли есть где наняться в пастухи за оленями, однако таковым около своих мало удается исправиться, потому что своего мирского суда боятся, но естьли такой недоброй совести попадет в русское стадо, то скоро, не бояся нимало будущего обвинения, хозяина разорит, а сам разбогатеет, ибо стада русских оленей ходят в тех тундрах, где и иноверческие пасутся, и хозяин только один раз в год приезжает пересчитать и перепятнать их, но пастух, куда б сколько не утратил, на все легко ответ сыскать может: или пропал без вести, или зверь изорвал, хотя и совершенно видно, что ушло на его собственные надобности, но уже того никоим образом отыскать нельзя, потому что там судьи и в важнейших делах русских с остяками не судят, а особливо с богатыми. Правда, хотя сему пастуху стадо пасти не без труда и не без беспокойствия достается, однако в рассуждении уже их к тому привычки, бедности и за то заплаты, можно почесть за малое, но он, не рассуждая того, что уже и так доволен, еще хочет жить навсегда богато и получить ту честь, как у их богатых почитают.

Трудолюбивый сей народ хотя ветреным своим умом и рассуждает, что там или инде место для его будет спокойнее, но истинно везде несносное их состояние, которое, однако, по привычке сносят нечувствительно. На месте хотя б всякой из их хотел быть спокойным, но разные промыслы, которые одне в его уме пребывают, понуждают его вступать во вся тяжкая, и по привычке своей ко всем трудностям уже не почитают себе оное тяжестью. Женщины же я не знаю, когда б они хотя час праздно сидели. Верно одеревенелые руки труды их докажут, во всем дому живет не как жена, но как служанка, да так между ими и почитаются. На месте иль в дороге, не включая того, что мужу во всем помогает, расстанавливает она чум, колет дрова, раскладывает огонь, варит есть, и муж до тех пор с санков не слезет, покудова все в чуму не будет управлено; тут его обсушивает, там обшивает, а он, переодевшись, пойдет опять за промыслом, куда надобно.

Варварские их с женами поступки еще более грубое состояние увеличивают, ибо где б то ни было, не говорит он с ею никогда ни слова, а хотя что и понадобится, то жена должна из одного только слова понимать его надобность. С промыслов что привезет, жена все убирает, и он ни во что не вступается, так что сколько б он ни привез битых оленей или чего другого, ободравши кожи, дает сам жене выделывать, хотя б уже и без того на такую работу ей времени недоставало, но к таковой суровости еще прибавляет «скорее». И так во всем у их женской пол раболепствует и более, нежели у строгого господина рабу подлежало.




О ВЫДЕЛЫВАНИИ КОЖ

Выделывание кож обоих сих народов очень изрядно, тем наиболее, что мочи мало боится, которая в мех хотя и попадает, но по высушке кожу не коробит, а только требует вымять ее руками. Оное докажут тобольские купцы, которые невыделанные остяками кожи мало так увозят, только тем недостаточно, что в подбирании пушных мехов мало знают толку. Но какие бы ни были шкуры, выделывают одним образом: двумя обыкновенными у их инструментами, из которых один сделан как узкая коса, в длину дерева выставленная, по обоим концам дерева дырки, чрез кои продернута веревка, напереди привязывается к колу или надевается на ногу, а самой инструмент держит меж колен острием от себя, об которое последнюю мездру стирает, но сим же отделывают кожу наготово. А перво, когда к выделке еще приступают, то есть у их другая узенькая поскребалка, поперек в дерево вставленная, у коей концы выточены и загнуты оба в разные стороны, сим при первом случае соскребывают толстую мездру, а потом разжеванною икрою или варкою прыщут на кожу, чтоб отсырела, и после свернувши кладут на сутки, чтоб отмякла, а потом уже начнут вышеупомянутою посребалкою скрести дочиста, напоследок тут же в чуму сушат и мнут руками.

Но сие разумеется про те, коих кожа толста, как лосина или оленина, а коих кожа тонкая, те выскребаются ножом, а по смочке икрой или варкою мнутся они не на поскребалке, а руками, и поелику всякая кожа у их в чуму от начала даже до конца выделки вешается всегда в чуму, в котором всегда дым вверху бывает, а в погоду так и до полу, то и не дивно, что сии кожи, чрезвычайно напитавшись дымом, мало дожжа боятся. Кроме варения мыла, сия работа у обоих народов общая, как у остяков, так и самоедцов, да и во всей оной главе нет у них разности между собою, но во всем сходны, чего ради о самоедцах и писать особливо не осталось, кроме того, что упомянуть, что каждой из самоедцов сколько-нибудь имеет своих собственных оленей, сам пасет, и разве богатые скудных к себе на помощь будто б в работные принимают за чрезвычайным еже множеством оленей и притом коли у его детей взрослых нет, то таковых работников нанимает, ибо у их оленей бывает у скуднейшего от десяти, у богатого стадо до трех тысяч езжалых и ему самому каждой пошерстно известных, но кроме сих, уже за множеством неизвестное ему число ненаезженных оленей по тундре в стадах просто шатаются^{15}^.

Живут все зимой и летом в чумах на тундре, а изб никогда не имеют. Женщины равным образом жалки при их трудностях, как и другие, а что сии по степи каждый день в свой век переезжают, то уже выше изъяснено довольно, что их жития и экономии касается, то ни в чем не разнствуют, разве что самоедцы не имеют лабазов, где б класть свое зверёвое богатство^{16}^, то они за собою с места на место перевозить трудности не почитают.

Итак, экономия сих народов наиболее состоит как в содержании оленей, так и в разных промыслах, о которых я намерен упомянуть каждое в особливом месте пространнее, а теперь приступаю к краткому изъяснению их промыслов, от коих они питаются.




ГЛАВА VI. О ИХ ПРОМЫСЛАХ

С молодых еще лет малые ребята давно привыкают нести всякую трудность, как видно из грубого их житья, которое их ни мало ни в каком случае не приводит в сожаление. Верно можно сказать, что сей народ рожден к понесению трудов несносных, и, действительно, естьли б они сызмала к тому не привыкали, то б отцам мало бы было надежды видеть сыновей больших себе помощников и к понесению трудов удивительных охотников. Лишь мальчик начнет мало иметь понятия, то мать или нянька не иным чем тешит, как бряцанием лушной тетивы, а когда ходить начнет, уже отец ему и лук готовит. Я, в проезд мой чрез остяцкие юрты, мало видел таких ребят, кои бы в простое вечернее время между игрою без лука шатались, но обыкновенно или по деревьям или во что-нибудь по земле стреляют. Там городят езы^{17}^ около своей юрты, там запоры, и кажется, будто бы их игрушки уже будущую жизнь предвещали. И совершенно естьли посмотреть на ез, чрез какую-нибудь реку сделанной, то нельзя видеть, чтоб когданибудь тут старики с важанами сидели, кроме малых ребят, а большие сами плавают по рекам или с неводами, или с кылыданами и переметами, где уж малого, или не в силах, или не разумеет, посадить нельзя.

Во все лето остяки рыбу промышляют разными средствами и никуда не отлучаются, которую на весь год как про себя, так и для собак запасают довольно. Запас их состоит в обыкновенной всем пище. Поземы, варка, поре, ютта, рыбьи кости и проч., из которых последние запасают для корму собак. Но весь свой запас сырьем никогда не оставляют и чтоб не загнил, то оной или на ветру сушат или на огне поджаривают, как, например, поземы поджаренные едят во всю зиму, вместо хорошего кушанья с варкой, тем же гостей потчуют и все летнее время, когда остяк сыт, хотя и не столь к оному лаком, однако, напротив того, зимою и русские охотно вместо даров от их принимают. Летом же остяки потому сего зимнего запасу гнушаются, что видит сам себя уже довольна, и действительно каждой из их тогда как будто переменится, потому что русские беспрестанно тогда к им приезжают за рыбою, и вместо торгу или на вино, или на что иное меняют, того ради нередко и пьяны бывают, а при промыслах почти ежечасно едят сырую рыбу, еще лишь только из воды вытащенную, трепещущуюся с кровью трескают, отчего в тогдашнее время едва с ним заговориться можно, ибо рыбей сырой дух, как из роту, так и от его самого принуждает в разговорах от его или стоять далее или совсем отворотиться.

В то же самое время семейные мужики отходят иногда в тундру за диким оленем вместо гулянки, но сие, правда, редко случается, а особливо естьли рыбы привал бывает хорошей, а по большей части все отходят за разным зверем осенью, по первому насту, гонят лосей и оленей, от коих промыслу осень также провождают без малейшей скуки, ибо когда убьют оленя или сохатого, тотчас пойдут вести от промышленников о множестве или недовольстве того зверя, однако хотя один зверь попадается промышленному, то он со всею роднею тотчас сделает праздник. Разнявши его, в юртах едят перво внутренные его части: почки, легкое и тому подобное, сырые в теплую кровь обмакивая, потом остальное или варит или завяливает на зиму и в дыму закапчивает, дарит своим приятелям сию новость, и сам ест с великим удовольствием, не редко и при жертвоприношении, о чем показано будет ниже. В зимнее же время хотя рыбной промысел из-подо льду и не оставляет, но о зверях тогда более думают, ибо рыбная ловля по большей части тогда бывает мордами, то сие осматривать могут и малые ребята, а большие и старики здоровые уходят иногда столь далеко в тундру на лыжах, что до самой глубокой зимы не возвращаются. По рекам промышляют соболей и белок, в чистых тундрах песцов и лисиц, и что ему попадется, но больших зверей тогда хотя и не упускает, но целого вести с собою тяжестно, то, сняв с его кожу, мясо закапывает в глубокой снег, за которым после на оленях приезжает.

Горестно сие кажется состояние приводит иногда в сожаление и в большее удивление, когда, начав смотреть на такого промышленника, на котором платье чуть трепещется, на голых ногах чажи с пимами, идет на лыжах по снегу в сильную погоду, тянет за собой с добычей или пустую с запасом нарточку, ничего при себе не имеет, кроме кремня и огнива; лук, стрелы, табак курить и нюхать – суть настоящие его дорожные припасы, и без коих ему обойтись не можно, а особливо табак, на котором вся его лежит надежда. Однако никогда еще не слыхано, чтоб кто-нибудь из их замерзал и в сильные зимние морозы, разве познобит что на лице, то хотя и неудивительно, потому что ходят всегда лицем открытым, но и оное приключается разве тому, которой, вышед первой раз на промысел, морозу испужался и начал лице кутать, тем его и испортил. И хотя совершенно признаться можно, что такому дорожному, всегда на стуже и лишней одежды не имеющему сумнительно, чтоб огонь так много под деревом сидящему остяку мог подать помощи, и хотя они все случай изыскивают к разгорячению своей крови, много курят в себя табаку, много нюхают и после ноздри отлепом затыкают, но при всей свирепости тамошнего климата сие всяк сочтет за маловажное, а верно сказать могу, что они в самой крови имеют большую особливость, как сырое и притом парное, зимою мерзлое, в довольствии хотя каждой час употребляемое вместо лакомства, кушанье докажет, а притом ихные труды и суета наибольшим тому служат средством, как выше показано, что и самые богачи лености вовсе не ненавидят.

Всегдашнее упражнение делает их во всем проворными, но крови в их, за верное полагаю, немногое количество, так что ни сухость тела в крепком сложении, ни бессилие, но скрытые силы тому свидетели, и редкие в их век болезни, кроме подагры, с цынгою смешанной, и расслабления от прелестной охотки – ясные суть доказатели. Мне самому случилось пробовать их пульсы, которые под рукою столь сильно бились, что естьли б положить на напрягшуюся жилу нечувствительную тяжесть хлопчатой бумаги, то б легко то глазом приметить можно было, несмотря на то, сколь их кожа в самом существе толстая и жесткая.

И хотя оне нимало не стараются о применении своего гнусного жития и беспокойствия, однако самою натурою в здравии больше пребывают, нежели российские служивые.

При таковых зимних и летних упражнениях обские сии идолопоклонники не думают много о большем запасе, но сколько ему в год изловить чего удастся, на большее не негодует, ибо знает, что ему в голодное время не привыкать есть всякого зверя, не выключая и падины, а когда им и случится оное, то он не почитает впредь наукою, чтоб лучше исправлялся, но думает, что в его жизни ето в последний раз случилось, несмотря на то, что у русских много задолжает, а платить чем, на будущее уповает. Правда, им всегда удается заплатить долг чисто, ежели только ему хочется, потому что рыбы летом так много промышляют, что больших налимов около юрт валяются ужасные кучи, на которых сытые собаки и не смотрят, но гниет сия рыба около юрт, видно, для одного им приятного благовония.

С начала первой весны прилетает туда великое множество разной птицы, которую они днем и ночью промышляют кысканами и перевесами, из коих в щастливой год хорошей промышленник однех уток тысеч до двух напромышляет, выключая других гусей и лебедей и проч. Однако всю оную отдает русским или за долг или на муку меняет.

Итак, видя таковое довольство той страны, возможно ли подумать, чтоб остяк когда был голоден, но ветреное их состояние не допущает до того, чтоб он когда-нибудь о житии своем подумал или чтоб установил такой порядок своей экономии, которая есть совсем прерывна.

Самоедцы, на голых тундрах живущие, как хищные звери, дивно уже ни о чем не думают, как только о своих промыслах Зверевых, коих там более находится, нежели рыбы, ибо, переезжая с места на место, или диких оленей ловят и стреляют, или где кляпцы^{18}^ для песцов настонавливает, или около речек некогда и рыбу промышляет, а в летнее время и ленную птицу или неводами, или с собакой промышляют, которое все служит ему пищею без запасения на дальнее время, но на сколько дней ему с фамилиею достанет, без скупости довольствуется, ибо ему кажется, что надежда его не обманет, да и правда, что каждодневные разъезды не оголаживают и тех, кои на пустом месте около самого окианского берегу случатся, потому что всегда на берегу находит какую-нибудь падину, из моря выкинутую, а притом находят и белых медведей, и прочих зверей, коих никогда бить не оставляют. Самые богатые самоедцы некогда стоят на одном месте и считают за спокойствие, что несколько времени проведет в рыбных промыслах, а стада оленей и зверевые промыслы препоручит сыновьям, в довольное же зверями время не только сам выходит, но и баб и малых ребят песцов из нор выкапывать заставляет, о чем ниже показано будет.

Впрочем, и сие упомянуть здесь не пристойно, что все богатые у их люди, чем богаче, тем скупее, так что хоть у народа и в особливом почтении находится, однако стороннему человеку никоим образом такого узнать нельзя, ибо вся его гнусная позитура и презренная важность доказывают его недостойным такого богатства и чести, которое иногда состоит из бессчетного множества оленей.

Вся их экономия более зависит от оленного скота, и хотя при таком он довольстве и чрезмерно скупо сам с собою и прочими поступает, не жалуется на свое изобилие, а что гнусно ходит и живет, тем веселит сам себя.




ГЛАВА VIII. О ПИЩЕ И ПИТИИ

Уже сил моих недостает к уверению читателя порочить вовсе гнусное сих диких народов состояние, которое не в одном их житии состоит, но и в самой пище, от которой вся жизнь человеческая зависит; мне нельзя того изобразить довольно, здорова ли им употребляемая, обыкновенная их пища, или последовать той пословице, что «привычка рождает новую натуру». Привычка хотя и сделала их совсем особливым людей родом, однако редкие между ими болезни доказывают, что ихная пища им здорова, разве сия грубость другими самой натуры предохранительными средствами награждается, как то всегдашнее упражнение, труды, разные движения и притом всегдашней открытой воздух, их ни к каким здравия переменам не допущает.

Всю их пищу можно видеть из нижеследующего описания, которая сколь ни груба, однако не только у остяков и самоедцов, но и у дорожных русских в знатном употреблении. Состоит по большей части из рыбы, которая на разные манеры приуготовляется и разные от того имяна получает, во-первых: поземы делаются из боков рыбьих, не захватывая брюшка и спинки, срезываются кожи с телом без костей, кои после рассекаются поперег на рубешки и потом на шестах вывешивают и сушат, а когда высохнут, то поджаривают на огне, чтоб не сгнили и не заплесневали, и, наконец, связывают в связки, называемые беремя, в каких до двадцати десятков поземов обыкновенно бывает. Сие есть то же самое, что камчадалы и по реке Енисею называют юколою. Брюшка же и спинки рыбьи, в коих больше жиру имеется, по отделении от костей немного на ветру подсушивают и притом, чтоб призакисли, потом прячут в котлах, размешивая лопаткой, покудова закраснеет, и как испряжется, то простудя складывают в берестяные лукошка или оленьи брюшины^{19}^, и сие называется варка.

Делают также поземы и из мелких рыбок таким же образом, как и первые, но их толкут в нарочно сошитые из осетровых кож кули, что и называется ютта.

Порсу делают из чебаков и мелких сорог, коих распластывают совсем на-двое и высуша толкут с костями так мелко, как муку. От первых же припасов кости равным образом не без употребления остаются, но их также сушат и зажаривают, как и поземы, для себя и для собак.

Из прочих же внутренних частей рыбьих, как из кишек всякой белой рыбы, варят остяки жир таким образом: перво, вынув из рыбы все черева, кладут в котел, водою наполненный, которой непокрытой стоит у их в чуму до тех пор, пока кишки протухнув жир из себя выпустят, которой поверх воды и плавает, а кишки на дне остаются, после снимают на воде плавающей жир кеулем или мелким уполовником и кладут в другой котел, потом варят на огне до тех пор, пока начнет хлопать и стрелять, что значит поспело. Около Тобольска так хорошо жир варить не умеют от незнания времени, когда ему поспеть надо, потому всегда бывает горек.

Из красной же рыбы везигу хотя и достают, однако варят редко, которая также стрельбою своею поспелою узнается, но по большей части едят сырую, не касаясь до ее ножем, инача худой промысел той рыбы по своему суеверию заключают. Головной хрящ не за последнее кушанье у их почитается, варят его и сырой едят, только при всяком разнимании прямо ножем по голове не разрезывают, но накось; иначе нещастливой промысел заключают.

Клей из осетров варят карлуками в котле до тех пор, пока всплывает наверх, а после горячей в холодной воде закаливают, оной уже совсем за готовой почитается и им все легкое клеить можно; но другой есть такой, которой по вынятии распяливают и на ветру сушат и которой, в случае надобности, еще варить должно.

Напротив того, самоедцы, кроме сего клею, еще делают из рогов оленьих, кои растолча кладут в котел и наливают воды не полон, которой кипит до тех пор, что останется только одна гуща, на которую еще наливают, что выкипело, и так до трех и четырех раз варят так, что останется на дне один густой кисель, наподобие крахмалу, коим и клеят по сказкам еще крепче, нежели осетровым клеем.

Во время недостатка прочих клеев варят также и из оленьей крови, которая, кипев долгое время, загустеет.

Теперь осталось выяснить, из каких рыб поземы и варка бывают, то всякая крупная белая рыба на поземы и варку употребляются, но самые лучшие из муксунов бывают. Поземы часто едят одне охотно, но для гостей вместе с варкою поставляют, потому что первые сухие – вместо хлеба, последняя же, жирная, вместо масла употребляется, а в случае недостатка в поземах и ютта случается. Порсу едят просто сухую. Горячего употребляют мало, а рыбу свежую варят иногда летом и зимою, и то для приезжих, где остатки уже достаются хозяевам, между тем не редко оне употребляют бурдук, которой состоит из одной воды, к коей прикладывают для навары варки немного или костей рыбьих, и как начнет кипеть, то подмешивают муки и хлебают большими ложками, или по-тамошнему кеулями.

Напротив того, большее их употребление сырой рыбы едва дозволяет лишние изготовлять кушанья, да и правда, что их состояние не требует учиться ни варить, ни стряпать, ибо летом и зимою, коли есть рыба, то едят с удивительною жадностью, летом трепещущую, обрезывая до костей большими ремнями, обмачивая в кровь, взяв один конец в зубы, а ножем из-под низу отрезывают наотмашь подле губ самых, зимою ж мерзлую стружат ломтями и так трескают с великим аппетитом. А когда им рыбы сварить случится, то оную откладывают на особливой лоток, где, разведши немного рассолу, берут руками и, обмочив кусок с рукою в рассол, ест и облизывает пальцы, и сие можно почесть у их за каждодневное умывание, потому что в горячем рассоле грязь от рук скорей отопревает, и он языком обтирает.

Уху же хлебают теми большими кеулями или уполовниками, столь крепко прижимая зубами, что такие толстые ложки едва им достают на год, ибо каждой ложку свою так скоблет, что от употребления у новой через неделю морщины появятся.

Когда бьют оленей, то ни одна часть сего зверя даром не пропадает, ибо самые рога, весною мохнатые, у оленя отбивают и, ободрав с их кожу, опалив на огне шерсть, едят сырую вместо студени. Кости ножные разламывают тут же, и мозг теплой достают с приятностию. Напротив того, и на прочих костях самой тонкой перепонки не оставляют, голову же никогда не варят, а всегда мозг сырой едят^{20}^. Прочие части мясные варят в котлах, и хотя из одного котла наливают в ночовки, однако все не едят вместе, а каждая семья на особливой, и притом жена с мужем никогда вместе есть не смеет, а всегда после что останется.

Кроме сего, едят также охотно и всякого зверя, не выключая падину зверёву и птичью, не только свежую, но в голодное время и у червей отнимают. Медведей, волков^{21}^, лисиц, песцов, белок и проч. никогда не отметают, почему совершенно их можно почесть жадными, ибо и самые богатые, у коих есть что есть, однако сию редкую диковинку вместо лакомства употребляют.

Питья иного, кроме воды, не знают, но удивления достойно, что оне, разъезжая по тундрам, пьют всякую, где б какая не случилась, воду без брезгливости и без всякой в здравии перемены.

Но часто случается и то, что оне, стоя зимою на безводных местах для оленного корму, тают снег для питья и пищи, которой, однако, с равною же пользою употребляют.




ГЛАВА IX. О ИХ БОЛЕЗНЯХ

Сие, общее у обоих народов, пищи употребление, уже более мне не дозволяет касаться ихным разностям, но какие б от таковой пищи болезни происходили, можно верить, что молодые у их люди никогда почти не немогут, а разве под старость приключается расслабление во всем теле, то можно почесть от лишних его в молодости трудов, а не от пищи и потому кажется, что в сем случае каждой остяк избегает болезни; в противном случае, от малой немощи, естьли он оставит труды и телодвижение и дастся постели, то наитягчайшие приключаются припадки, которые обыкновенно во гроб их вгоняют. Я не слыхивал, чтоб между сими народами кто умер без долговременной немощи, а о скоропостижной смерти, которая больше между березовскими жителями бывает, и не ведают. Обыкновенные у их болезни всем известны: в молодых детях оспа с горячкою, которая хотя и редко случается, однако когда попадает к им в юрты, то по неосторожности редко и старики от оной освобождаются, но многие есть такие, которые до смерти сей болезни не знают. Лихорадке, равным образом, более малые ребята подвержены, нежели пожилые. Старикам и ленивцам досталось расслабление, коей сопричастны подагра и цынготная. Напротив того, и французская болезнь им нередко бывает знакома и хотя ото всех болезней они никаких средств к излечению не ведают и не изыскивают, однако те, кои сею последнею щегольскою любуются, по довольном уже страдании издыхают спокойно с тем больше удивлением, что от их к другим она не переходит, хотя и без всякой осторожности с такими здоровые поступают.

Впрочем, и все болезни или, прервав жизнь болящего, оканчиваются или сами собою отстают. Сему можно поверить, что остяки и самоедцы, презирающие мысли болезненные, более спасаются, нежели русские, которые о всякой болезни с опасностию много думать привыкли.

Одно у их есть мучительное лекарство или от лому или от некоторой напухлой инфляммации – прижигать болящее место чагою или березовою накипью, которую, зажегши, кладут на здоровое тело (по-остяцки называется вошь). Она везде там кладется, пережженная в золу, в табак для крепости, но через то табак получает дух не очень приятной, но поелику начало или корень, как сказать, той болезни горящею чагою не скоро найти можно, то иное изыскивают таким образом: кладут оной уголь на больное место и естьли жжет, то не в том месте и начало, от которого болезнь происходит. Таким образом перекладывают с места на место до тех пор, покудова найдут, где телу жару сильного не будет слышно, тут оставляют уголь на теле долгое время и, хотя ему чувствительно, однако, терпит, а чага горит на том месте до тех пор, покудова прожжет кожу и, догорев до здорового мяса, отпрыгнет, тогда больной получает здравие.

Напоследок во всяких опасных случаях от обжорства чилибухою невзначай или и от случайного запору пьют жир рыбей ковшами, отчего у их служит в оба конца вместо рвотного и проносного.

Но сие лекарство более бывает между русскими березовскими жителями, где лекаря совсем нету, в прочих же болезнях остяки слушают наставления также и от русских баб, которые сами на утре не помнят, что вчера предписывали.




ГЛАВА X. О ИХ ЗАКОНЕ

Закон у всякого народа свой есть, но между всеми прочими, разным образом дикими народами, более имеется порядку, нежели заблуждения, какое между сими беспутными остяками и самоедью происходит, ибо, естьли можно сказать, то у всякого человека почти свой закон в его чуму особливой. Заблуждению их и незаконству довольно надивиться нельзя, хотя они и по примеру предков своих поступают, однако не искореняется глупость прежних установлений, но умножается дурачество; сие в пример представить можно без всякой опасности, что предки их от идолопоклонников ли произошли или от каких чуждых народов, разные веры имеющих, неведомо. Но идолопоклонники в своей вере всегда порядок имеют непрерывной, а сии, хотя и таким же столбам поклоняются и бесчувственным вещам, однако, вдобавок пусчего их заблуждения кланяются и тому, что у их было прежде во употреблении, чего прежде гнушались, тому напоследок умильные отдают почтения. Просто сказать, что у их закону нету, а имеют только остатки идолопоклонства, которые напоследок и вовсе искоренятся. Почитают и хвалят заблудшее о столбовых своих богах разсуждение. Греху и добродетели, не знаю, что б они приписывали. Идолу своему, инно мало-мало человеку подобному, инно и совсем не сообразующему, кланяются, почитают и в случае нужды просят его со умилением. Хорошо, коли так сделается, естьли же не по вкусу просящего, то чем бедной болван провинился пред хозяином, что стоял в углу, молчал, смотрел и смеялся его дурачеству, чрез что получил себе наказание, что он его рубит, бьет, увечит и всячески мучит за то, что не подал ему помощи.

Часто такие вещи, которые оне у русских не дешевою ценою покупают, как коробки, ящики, ножи и прочие мелочи, имеют быть в числе богов ихных. Я сам знаю, что коробка, железом обложенная, которая несколько лет была в держке у хозяина, та ему крепостью своею полюбилась, и он ее обоготворил за то: обвесил ее разными лоскутками, перепоясал многими поясами, снабдил многими кольцами, перстнями и разными снарядами украсил, поставя в передний угол, содержит в божеском почтении^{22}^. Щастлив тот столяр, которой коробкою своею бога сделал. Щастлив и продавец, что продажею угодил шайтану, взяв хорошие за то деньги.

Иначе поклоняются горам, коих или ужасаются или какую отменность видят от прочих, таким отдают почтение из луков стрельбою в какое-нибудь, также особливое, дерево, равным образом и деревьям также служат. Однако вящее богослужение приказывает им иметь каких-нибудь болванов, коих они делают не только в образ богов, но и после умерших некаких ворожеев или богатых, или какими особливыми делами прославившихся, поставляют в знак памяти и просят каждого о том же, в чем его ходатаем почитают, и таковых они полагают себе за заступников.

В каждому чуму имеется рукотворенной бог в образ человека, маленькой, сделанной инде коробка, инде палочка или дубинка, а инде и кляпышек или клин деревянной. Всех их богов описывать много да и притом же они имени не имеют, так и нужды в том мало.

Домашней бог, или болван, имеет большую себе почесть, ибо стоит в переднем углу, пред собою имеет ящик, куда обещанные ему кладут подарки; каждой день от кушанья помазываются его губы, а между прочим имеет при себе большой рог с табаком, чтоб нюхал и отлеп (таловые мягкие стружки), чтоб затыкал ноздри и утирался. Оной табак, какая бы нужда ни приспела, хозяин не смеет взять, ниже напойки, боясь, чтоб не раздражить своего заступника. Русские, приехав к им в чум, часто делают, что у шайтана, высыпав ночью, когда все спят, табак, тихонько оставляют рог пустой, что служит у их поутру к немалому в суеверии подкреплению и удивлению, как, дескать, шайтан нынешнею ночью так много табаку вынюхал, – конечно, куда-нибудь за промыслом отлучался.

Все в чуму, не выключая баб и девок, каждой имеет своего собственного болвана, а иногда два и три, коих каждодневно, по обычаю своему, тешат.

Впрочем, хотя они никаких священных чинов и не имеют и праздников не знают, но при всяком жертвоприношении служат только шаманы или ворожеи, которые хитростью своею глупой сей народ обманывают; они, по большей части, и уставщики их веры и закона, другие – богатые люди, ибо во всяких случаях, что один начнет делать из ихных почтенных, то и все прочие ему последуют.

Божков своих происшествие полагают от предков и, хотя их обожают, однако власти над светом никакой не приписывают, а изображают одного вышшего над оными таким же болваном, как и прочие.

Почитаемый во всем роде остяцком бог и славной изо всех идол установлен в Воксарковых юртах, около семидесяти верст ниже Обдорска. Стоит в лесу, куда от русских и дорога скрыта, опасаясь, чтоб не обокрали, тут ему наибольшее почтение и жертвоприношение бывает ото всех, некогда и нарочно приезжающих. Имеются два болвана в образ человека: один мущина, другой женщина, сколько возможно, по остяцкому обыкновению, великолепно убраны со всем остяцким одеянием. Стоят в лесу, в маленьких, нарочно сделанных теремках, одеты в суконные малицы, всякими литыми оловянными, медными, железными фигурками снабженные, в пимах, и на голове венцы серебряные, вкруг их накладено довольно всяких домовых вещей, как чашек, ложек, ножей, рог с табаком безотлучно бывает и прочее.

Примечено, что мущины мужскому болвану, а женщины женскому кланяются, служат и всеми силами равным образом украшают, и в особливое время жертву без мужского полу приносят, где также и служит ворожейка, а не мущина. Вокруг их развешены на лесинах оленьи постели, которые после жертвоприношения ему в подарок на деревьях оставляют; дерево же, к которому болван приставлен, обвешивают разными сукнами, китайками и другими материями, а наверху обвивают жестью и привязывают маленькой колокольчик, которой во время ветру позванивает, по лесине же развешены инде небольшие лука со стрелами и прочее.

Сие болваново место остяки несказанно берегут, чтоб проезжие как бы не покрали, ибо прежде у их бывало, и во многих местах такие богатые идолы по лесам расставленные, и многими богатыми вещами одаренные, бывали и деревья стоящие, равным образом обогащенные, и в лесу оставляемые, но узнав, что русские до таких вещей, напрасно тлеющих, лакомы, то ныне делают иначе. Из того дерева сделают большой чурбан, которой нарядят хорошими сукнами и однорядками, снабдят всякою посудою и так привозят на то место и по принесении жертвы опять увозят обратно.

Болваны, после умерших, не незнатных в своем роде стариков, имеют также себе почтение, ибо где он жил, сыновья его сажают вместе обедать, откладывают ему особливо и просят, чтоб покушал. Сие продолжается чрез целой год. Напротив того, и жена, естьли мужа любила, а он умер, то сделает себе в знак памяти болвана, потчует его и всячески довольствует, и с собою на постелю спать кладет, но сие показано будет ниже.

Напротив того, все места, кои в лесу богам отведены, как дачи, или по протокам, или урочищам и горам, в таком святом у их почтении пребывают, что не только ничего не берут, но и травки сорвать не смеют, ибо, по их мнению, надо неотменно того шайтана озлобить, если чему-нибудь в его дачах коснуться, чего ради ниже дерева рубят, ниже из реки воды против того места пьют по тех пор, пока пределы его границ проедут с такою осторожностью, чтоб и близко под берег не подъехать и веслом до земли не коснуться. Оное столь крепко наблюдают, что как бы ни захотел пить и что ему ни сули, однако пить не будет. Часто бывает, естьли у шайтана пределы проезжать далеко, то запасают с собою воду, и как бы его нужда ни приспичела, однако не выйдет на берег, разве проплыв шайтанские границы.

Все места, где такие славные шаманства производились, долго между потомками еще почитаются, но разве уже совсем знаки того места уничтожатся, нередко у их и места также переменяются при жизни еще славного тадыба, что бывает по некоторым особливым примечаниям, ибо случается, что в некоторых хороших местах увидят много птиц и зверей, такое почитают богам приятным, напротив того, естьли увидят орла, несколько лет на одном дереве гнездо вьющего, такое дерево, равным образом и место, своим шайтанам посвящают, а орла так берегут, что за великую себе обиду почитают, естьли узнают, кто отважился разорить гнездо его.

Часто бывает, что весь остяцкой народ в великой страх и печаль предается, а особливо тогда, когда какой-нибудь полномочной проедет и против их установлений что-нибудь сделает, тогда они долгое время будто бы вне себя ходят, не зная, как умилостивить своих шайтанов, ибо оне все единодушно думают, что русской от их оплошности узнал о их законе и то сделал, то неотменно и полагают, что какое-нибудь отмщение от богов им воспоследует. Сие натурально рассудить можно, что и просвещенные люди от многой думы довольной вред себе получают, а сии в то время так бесятся, что истинно ни о чем не мыслят, как только опасность себе представляют, а особливо их богомерзкие шаманы в тогдашнее время то и дело им сны свои толкуют. Иногда жертву приносить и шаманить советуют, иногда разные происки изыскивают к их большему утеснению думы, ведая, что ему за каждое жертвоприношение и шаманство каждой должен платить по возможности, и знает, что ему последнейший из остяков не даст меньше одного оленя.

Таким образом, в таковое время немалая погибель бывает оленям и немалая корысть помянутым обманщикам случается, ибо богатой, будучи со всех сторон такими плутами уверен, уже вдался в печаль большую, чего ради не рад уже становится всему своему имению, не жалеет целого стада оленей поставить пред шайтана на разные мучительные кары, не жалеет поднести наилучших зверей своему шайтану на умилостивление, не щадит себя, также и дарит ворожея, желая от его выслушать доброго предвестия, однако по тех пор желаемого не получает, покудова не исполнится шаманская ненасытная утроба.




ГЛАВА XI. О ИХ ТАДЫБАХ, ИЛИ ШАМАНАХ

Теперь приступаю я к их шаманам, или ворожеям, по-самоедски – тадыбам, кои у остяков в такой тайности содержатся, что хотя и спросишь у его про шамана, но он не только имени его не скажет, но и от искусства его отпирается. Сии обманщики хитростью своею заслуживают у их некоторое почтение, а каким образом они в шаманы производятся, того совершенно сказать не умею, слыхал только, будто бы от частого толкования снов они признаются от народа, однако сего недовольно, ибо без какой-нибудь науки от прежних ворожеев и без употребления бубна не может он к такому страшному по их делу приступить на первой случай и предсказаниями своими ответствовать на вопрос при шаманстве стоящего народа, но должно думать, что отец или мать, не хотя открыть своих обманов пред глупым народом, обучают сыновей своих, утверждая их в истинную; однако мы хотя и почитаем их невежество обманом, но они, верно, не от хитрости, но от заблуждения это делают и сами тому ж не верят. Они ни малой отмены ни в житии, ни в поведении, ни в чем не имеют и не разнствуют от простого остяка, а только что титул носят шамана, которой все народы издревле почитают. Напротив того, все шаманы одними только мнениями отличны, потому что завсегда на лице своем носят удивительную важность, чрезвычайно много думают обо всем, почему и кажутся они будто холерики; обо всем толкуют с великим уважением и, напротив того, сие знак вящшего его достоинства – бешенство и пугливость, которыми они так одарены, что нельзя думать, чтоб сие была правда. Я не знаю, чему ето между ими приписать надо: слабости ли их состояния, или легковерию, или вовсе глупости. Правда, за лучшее признаю причислить оное к роду болезни, но тем невероятно кажется, что вдруг в здоровом человеке сделается такая перемена, которая нередко до худых следствиев доводит; и хотя весь народ, как видно, от природы пужлив, но сии шаманы уже неудобоверимо пугаются самой маленькой безделки, а особливо тогда, когда его рассердишь, тогда он несказанно бесится, скачет, валяется, ухает, бьет и что б ему в руки не попало, всем готов уязвить предстоящего. Самое начало их пугливости, когда дразнить начинают. Свист лишь только услышит, тотчас из лица выступит, побледнеет и начнет мешаться; потом, естьли на его дунешь, тоже последует, а после, ежели ему хотя чурку покажешь, то ему неведомо чем покажется, которой он со всяким поспешением убегает, обороняется и всячески страшится. Я знаю одну бабу, которая не бесславная колдовка, и во многом правду угадывает, только у их не шаманит за старостию. Она столь пужлива, что не только дальнего свисту, но и ветру, в щель со свистом дующего, боится. Сие, неотменно должно почесть, происходит от отягощенных их разными мнительными идеями голов, которые иначе были бы пусты, естьли бы разными страшилищами не были наполнены.

Ворожит она, смотря на огонь, на воздух, на солнце и прочее, но каким образом, того ниже самым цельным вином и спросить не можно. Другого видел я на р. Енисее самоедина молодого, в Селякине зимовье, которой больше показал страсти своего помешательства, ибо когда ему покажут палец, то он боится, представляя, будто бы его палкой бить хотят. Сие из того разуметь можно было, что он хватается за его обеими руками и после сам укрывался, потом по долговременном чрез толмача уговоре, чтоб ничего не боялся, надел я на его руку черную замшеную перчатку и сам уговаривал. Он перво смотрел на ее пристально, а потом так взбесился, что естьли б подле лежащей топор попался ему в руки, то б верно не спастись бы нам было: он ревел изо всего горла, бросался во все стороны, искал, чем бы оборониться, трясет всею рукою, чтоб сама перчатка свалилась, а другою рукою и прикоснуться не смеет, представляя себе, что ето не моя рука, а медвежья лапа, чего ради с страхом принуждены его схватить и перчатку сдернуть, тогда он мало-помалу образумелся^{23}^.

Таким образом, весь оной род людей по своему малоумию так пужлив, что в сем одном имеет немалую отличность от прочих диких народов, однако простые, еще несколько отважнее, кроме богатых и пужливейших шаманов. Русские, а особливо незнающие в шутках от своей братьи, подбиваются испужать какого остяка или самоедина, нередко такую веселость с большим уроном терпят, так что естьли не успеют разбежаться или его схватить, многие от его ножа горестно погибают. Напротив того, и испужавшемуся, естьли противники не попались, то он, тайно, с злобою взошед в юрту, позабыв своих сродников, отца, мать, жену или кто попался, всех бьет или колет, ежели в скорости не схватают. В таком случае, коли схватают, образумлевают его опять палениною, то есть тотчас отрежут лоскут от оленьей постели с шерстью зажгут и дадут ему понюхать, тем он здрав становится.

Равным образом их шаманства происходят с великим бешенством, скачкою, ломанием и со всем кажется мучительным образом.

Оные их шаманства бывают более от видения снов особливых, когда ворожей во сне видит что-нибудь страшное или удивительное, тогда созовет соседей из ближних юрт на предсказание, или и из простых также кто что увидит во сне, то и спрашивает своего шамана. Таковым вопрошающим волхвования отправляют таким образом: ворожей или волхв связавшись бросается на землю и делает разные своей харей чудобразия, ломается и, при великом в чуму огне, коверкается с плачевным разговором и ожидает пришествия диявола, которой будто бы на вопросы от его ответствует о предбудущем и будто показывает ему место, где лучшей зверей промысел будет, также и во враждебных делах подает способы к избежанию напастей, а между тем ожидающие нетерпеливо ответов стоят с непрестанным криком, стуком в котлы и в доски и прочим шумом около его, до тех пор, пока над им синей туман или дым явится и обстоящих разгонит (но он действительно и без того весь в дыму стоит, потому что, где он ломается, тут во все время огонь дымом курится), а шаман, подымаясь, то и дело бросается во все стороны будто угорелой, через что они больше часа без памяти и без чувства бывают, а очнувшись, вопрошающим держат хитрые ответы, что только вздумает, то и бредит, рассказывает им все, как он видел дьявола и что с ним происходило, и совершенно, что его пустая голова и в спокойствии мало о добром помышляет, а в таких беспокойствах может быть какими мечтаниями и заражается, но сие всякой благоразумной человек рассудить может, что сущей обман и самое заблуждение и что оные плуты шаманы для бездельного приобретения сами себя ломают и мечутся так, что после ослабеет и приходит в беспамятство, но чтобы дьявол мог ему что-нибудь сказать о предбудущем, не токмо закону христианскому, но и разуму человеческому противно, так никто не токмо верит, да и за истину поставлять не может; только то подлинно, что оные шаманы, как хитрые и догадливые люди и в обстоятельствах дела о многом догадаться и некоторые следствия предсказать могут однеми только догадками, но опасаясь, чтоб оне в вралях не остались, то ответы свои сказывают так, что из их надобно только заключать, а естьли что не точно сделается, то они свои слова толкуют в иную сторону и бедных людей верить заставляют.

Я в мою езду между простыми остяками и самоедцами никого не находил столь любопытных, столь к вопросам прилежащих, как сих шаманов, которые обо всем выспрашивали меня, что до их, кажется, и не касалось, а сами о своем ничего не рассказывают, а хотя что и скажет, да и то нехотя, а от больших вопросов всячески убегает.

Самоедское тадыбство не имеет узаконенного времени, когда б оному праздновать надлежало, но оне, согласясь, как вздумают, так и позовут своего шамана. Уже небезизвестно, что помянутым шаманам каждой день снится, по которым снам они и толкуют, как ему захочется. Иногда же и один, кто вздумает, зовет, один за посещение и отдаривает, а естьли все звали, то все и дарят по возможности. И так званой такой тадыб, или ворожей, приходит в чум богатого самоедина в обыкновенном самоедском платье, гусе и малице, а между тем с собой приносит бубен и платье, которое он в действии надевает, садится, пришед, посереди чума на одной стороне. Между тем, знающие будущую ворожбу, смотреть кто хочет, сходятся вкруг его по обеим сторонам чума, в то самое время раскладывают в чуму большой огонь и сушат бубен, чтоб был звончае, а он, между прочим, одевается в платье суконное или ровдужное, к коему вокруг пришиты разные лоскутки суконные или кожаные, к рукавам и на спине привешаны железные цепи, чтоб был гром, когда он ломаться будет, и так, когда он оденется, то все самоедцы, кои тут есть, закричат сильно в один голос с протяжкою: «Гой!» – а потом долгое время перекликаются между собою порознь: «Гой!.. Гой!.. Гой!.. Гой!.. Гой!..». Тогда ворожей, сидя на своем месте, перво озирается диким образом, поглядывая на все стороны, поводит глазами, вверх и вниз смотрит, потом берет бубен в руки и перво колотит тихо, сделанною нарочно к тому палкою, обшитою оленьей лапой, или по тамошнему кысом, сидя на том же месте, где сидел и прежде, потом колотит шибчае, а напоследок изо всей силы и, вскоча с своего места, скачет по чуму и ломается, брося бубен в сторону, долгое время так бесится, при большом огне, в дыму, отчего такая в нем сделается перемена, что иной обессилевши падает на землю и так рассказывает, пев то, что ему во сне снилось, и что он из того заключает к уверению председящих.

Другие же есть такие, которые в таких случаях делают невероятные действия, и хотя совсем непонятные человеческому разуму, однако же, уверясь словам и самых самоедцов, и русских людей, кои некогда слыхали и видали, осмеливаюсь предложить не к возмущению гисторию, но к слову слышанное, неудобоверимое и совсем непонятное дело, но во всей тамошней стране за правду полагаемое и несомнительное: среди самого шаманства и шаманов бешенства, некоторые только из шаманов просят нож, коим колются сами или другому дают себя колоть, которой немалой величины, впустя по самой черен, вытаскивает без всякого кровавого знаку на ноже. Знаю я сам, что шаманы в то время не толсто одеваются, но каким образом избегает ножевой язвы, держа нож против самого брюха, очень сомнительно. Другие ж[13 - В числе провожатых чрез тундру до Северного окиана я имел такого тадыба, который сему был искусен, и хотя я знал, что они русским таких фокусов не открывают, однако и он, спознав, что я единственно за таким делом послан, поскорей от меня отпросился назад, а я, не зная про его искусство, отпустил обратно. Он назывался Локо.], перевязав шею веревкой, концы дают двум посторонним человекам, чтобы тянули изо всей силы и голову б оттерли, которая по сказкам самоедцов и отвалится в котел, нарочно подставленной, но по прошествии несколько времени тадыб здрав востает и с головою^{24}^. Невозможное дело.

Правда, хотя сие без знания обмана кажется и невозможно, но должно почесть, что неотменно в сем деле есть какое-нибудь их искусство или и сущей глупым зрителям обман. Недаром все оные шаманы таятся русских людей, чтоб не усмотрели их хитрости. Правда, что сие и не все шаманы представляют, но я слыхал про многих и ведаю, что у меня в провожатых от Обдорска до Северного окиана такой самоедской шаман был, который всему етому был искусен, но прочими самоедцами так утаен был, что по отпуск его не мог ни от кого наведаться, кроме сторонних, про его искусство, однако хотя б и во время его у меня бытия спознал про его шаманство, но прочие б все о незнании свои головы за его положить поручились.

Но мы возвратимся к прежнему своему делу о продолжении их шаманства. Когда он, очнувшись, поет при великом жаре, в дыму, испущая страшной из себя пот, то другой, подле его сидящий, повторяя его речи, подпевает тут же, и так далее продолжается без всякого особливого окончания. Но когда петь перестанет, то все по своим чумам расходятся, подаря своего тадыба по возможности. Из говоренных речей всяк свое мнение в заключение будущаго прилагает.

Сие у их употребляется во всяком особливом случае, но богослужение их, хотя и соответствует разным образом безумию, однако производится иным образом, но нередко и с шаманством.

При жертвоприношении употребляют оне все, что им мило, то своему болвану и посвящают, иногда живые рыбы приносят и, положа пред мнимым своим богом на землю, кланяются (подобным образом, как приходит и к воеводам) и просят о неоставлении, а потом, тут же сваря, сами съедят, а ему жиром помажут губы, либо дадут ему в подарок какую-нибудь новую завеску, коею его обернут.

Другие приводят оленей и, поставя живого пред болвана, свяжут ему ноги. Тогда жрец или шаман кричит во всю голову, объявляя желание жертву приносящего, а прочие поют. Между тем, один, зашед наперед, натянув лук со стрелою, держит напротив зверя до тех пор, пока жрец не даст ему знать ударом палкою в голову того зверя, а третей рогатиной уткнет в брюхо, и когда убьют, то, взявши за хвост, обтащат три раза около того болвана, коему олень в жертву приносится. После того, выжав кровь из оленьего сердца в особливую посуду, покропляют свои шалаши, а остатками мажут губы своему болвану. Кожу оного зверя с головою, ногами и хвостом для украшения повесят на дерево, подле божка стоящее, а мясо, тут же сваря, съедят с великою радостью и непрестанным пением дьявольских[14 - Песен никаких они не имеют, а кому что на ум пришло, то и лепечет^{49}^.] песен. Напоследок опять от вареного кушанья жиром болвановы губы помажут, а что не съедят, то возьмут домой и раздают по часточке своим приятелям и потчивают жен, от коего жертвоприношения иногда и домашней болван остальным жиром губы свои улучит помазать. По окончании обеда все начнут махать палками и кричать во все горло, что кому на ум взошло, а сие значит провожание того божишка, где и кланяются ему вслед и благодарят, что благоволит к им на обед пожаловать.

При таких провожаниях делают оне разные действия: инде стреляют по три стрелы каждой, инно далее пение свое продолжают, но зачинщики всего – их шаманы и богатые люди, ибо что он только начнет делать, то и все подхватят.

Славное когда бывает у их жертвоприношение при многолюдном отовсюду съехавшихся собрании, тогда удивительное и жалостное бывает скотское падение, ибо при такой их ревности к болвану один другого превзойтить старается, желая пред всеми доказать свою усердность к проклятому изображению. Жалости более достойной, сей зверь олень, не ведущей будущего мучения, смиренно идет на жертву бесчувственному болвану, отдая жизнь свою глупости хозяйской, и действительно удивления достойно, что свет еще таковых кар не ведает, каковые глупые сии народы над животными умнейшими себя производят, ибо в бешенстве своем пред божишком не знает уж он, что делает: колет оленей всех в задоре, сколько ни пригнал с собою, и разве только под себя в санках оставит двух или трех. Желая перещеголять свою братью и доказать ревность к мнимому своему богу, всякие изыскивает кары и мучение: бьет, стреляет из лука отвсюду; колет же не так, как добрые люди, но со всех четырех сторон обвостренными кольями пропинают. Сие у их наивящше почитается, потому что олень, и сзади и спереди пропнутый, смирно преклоняет в изнеможении пред болваном колена, к их пущему заблудшему мнению, что, дескать, нашему болвану и олени покорны.

Других приводят к такому реки месту, где б был или омут, или бык, или какое б бысторотою особливое место. Тут, навязав на шею оленю большой камень, кидают в воду и тем жертву свершают.

При частых таковых многолюдных жертвоприношениях можно сказать, что не столько в ясах рухляди собирается, сколько на приклад и пагубное действие пропадает, ибо, я думаю, каждый бедняк должен хотя раз по своей вере чем-нибудь жертвовать своему болвану, а сие верно знаю, что в ясак он лучше худых два зверя положит, нежели одного доброго, которого своему богу посвящает, а богатым одного или двух зверей убить очень постыдно; того ради, по крайне[й] мере должен убить десяток или, при таком множестве народа, не стыдно будет и два или три заколоть. Между тем, каждый кроме того дарит болвана самыми лучшими зверёвыми шкурами, как добрыми лисицами, песцами, россомахами, соболями, бобрами и прочее, не рассуждая того, что лисица стоит многого числа денег, но бессмысленно на ветер отдается; и совершенно давно бы все тамошние ниже Березова леса белели б чистейшими оленинами, естьли б русскими хищниками число их не умалялось и ветром и дождем не изгарали.

Ежели убьют они медведя, то бывает опять особливое действие; перво, сняв с его кожу, повесят подле болвана – мнимого своего бога – на высоком дереве, творят ей великое почтение, просят прощения в убийстве, принося извинение и разные выговоры, что они в том не виноваты, ибоде железо, коим ты убит, мы не ковали, но стрелу оперили, и не их, а чужих птиц перье, которое в стреле так быстрое летение причинило, а просим прощение в том только, что стрелу, натянув, пустили. Понеже боятся, думая, что душа оного медведя им великий вред учинит, ежели с ею заблаговременно не помирятся.

Из сего видно, что оне во всех зверях душам быть почитают, но есть ли подлинно, по их мнению, и в прочих мелких животных о том речи заводить не случилось. Медведя же боятся и отдают ему душа, столь усердное почтение потому, что дерет их нередко. Но естьли бы в их стране слоны водились, то б они всех их за богов почитали.

В болезнях же равным образом поступают с оленями: смотря на долготу немощи, столько и убивают, но нередко при опасности болезни богатые и по десяти вдруг в жертву приносят. Приведенного оленя поставят перед чумовыми дверьми, сквозь которые протянут веревку, однем концом за ногу оленя привязанную, другим же за руку больного. Между тем больной, лежа в чуму, а прочие вне чума просят своего заступника – болвана, часто указывая на небо, чтоб он вылечил в немощи находящегося. Но как больной, в чуму лежащей, нарочно или невзначай лишь только дернет за веревку, тотчас и давят оленя, а после варят и едят, кожу себе берут, голову, одну кость с рогами, на кол втыкают, а больному болящее место помазывают кровью и жиром и между тем обыкновенно лоб. Но естьли больной нечаянно за веревку дернет, то сие наивящше почитают, думая, что в тот час убить оленя самому богу так изволилось.




О ПРИСЯГАХ САМОЕДСКИХ

Теперь при ихном заблуждении не непристойно кажется объявить и самые их клятвы и присягу, каким образом и с какими притом договорами они присягают, но чтоб клятву отличить от присяги, то упомяну здесь, что они хотя и всем, что только глазами видят, клянутся, однако их, так сказать, божбе не очень верить можно, ибо нередко при крайностях не оставляет он ни самого огня, ни неба, ни воды, ни воздуха, ничего иного, чем ни побожился, но еще обманет, и сие случается только в долгах или торгу с русскими, а в важных делах, как в воровстве, в верности и в прочем, заведены у их присяги, которые при сем прилагаются и на ихном диалекте и на русской язык переведенные, а хотя они некогда и против присяги бунтовать думают, то оное не должно почитать нарушением, а верно по какой-нибудь причине, либо увидят какую обиду от русских, коей давно избегнуть не могут, то от нетерпеливости и бунт заводят, который ни самим оружием утолить нельзя, кроме одной ласки, либо от какой-нибудь ложной вести, для их неспособной, которую пронесет между ими какой-нибудь бездельник. Однако напоследок более тому и достается, кто оное между ими выдумал, ибо оне уже тогда не стоят за своего товарища, когда узнают, что он ложь им предсказывал.

Когда они пред воеводою государю должны учинить присягу, то сведут их в одно место, а за множеством делят их на разные круги, положат пред ими топор, коим рубили медведя, и дают каждому с ножа съесть кусок хлеба и притом должны говорить сими словами:

















_Перевод:_

Естьли я моему государю до конца жизни моей верен не буду, но волею отступлю и верность нарушу, надлежащего ясака не заплачу, сам куда уйду или иным образом винно себя учиню, то да растерзает меня сей медведь, сим хлебом, которой ем, да подавлюся и чтоб мне сей топор голову отсек, а ножем мне бы зарезаться.

Другой род присяги почти сему подобен, но разве для некоторого отличия в словах упомянуть здесь не непристойно, ибо сие зависит от толмача, которой им при присяге что велит говорить или делать, то они и слушают, но перед началом второй сей присяги расстилают медвежью кожу, а их около ее поставят всех на колени и посланной за присягою человек над головами их держит обнаженную саблю, а другой на ноже держит пред ими кусок хлеба, а сам говорит речи, которые они должны повторять каждой, а проговоря, каждому дает с ножа есть кусок хлеба, зубами велит кусать медведя и между тем, в знак сущей верности каждой ущипывает шерсти. Речи же говорят следующие:












_Перевод:_

Теперь в том государыне вы присягаете, во всяком деле будете ей послушны, что повелит или куда пошлет, хотя и на войну, живота своего не щадя, исправляйте, государев ясак каждогодно платите, между собою живите согласно, теперь из говоренных мною речей что преступное учините или не будете послушны, етою шпагою вам головы отсекут, ножем себя заколете, хлебом подавитесь, страшной медведь вас съест.

Естьли между ими сделается какая ссора, то выбирают посредственников и, буде по сказкам обоих еще решить нельзя, то велят одному из их учинить следующую присягу: перво поведут его к божку и от неправой клятвы увещевают, представляя ему страшные примеры, потом дадут нож, коим он болвану нос отрезать, и топор, коим он божка порубить должен, говоря:












_Перевод:_

Естьли я в сем споре неправо кляняся, то хочу равномерно нос мой потерять и топором изрублен быть, и чтоб меня медведь съел в лесу, и всяко бы бессчастие на меня пришло.

Сию же клятву употребляют и свидетели, чему крепко и верят, и естьли кто неправо оным клялся, то, конечно, какое-нибудь наказание вскоре последует. И действительно, сей народ в таких случаях столь справедлив, что при ихной дикости можно их в сем почесть вернейшими, ибо он после такой присяги и во время оной весьма всего боится, почему и надежно, что нещастие воспоследует от угрызения неправой совести, и он неправо присягнуть не смеет. Впрочем, в небольших ссорах и обидах разбирательство имеют их князцы, а о других важных делах просят выше.

Что ж касается до князцов их, то оные никакого ни окладу, ни особливого почтения не имеют, кроме тех, которые жалованные грамотами от государей, да и те один только титул князца на себе имеют, а питаются всяк своими промыслами, по смерти же оных правление жалованных достается по наследству сыновьям тем, кои ясашными усмотрены будут и удостоены к тому способными, а у которого наследников не осталось, то выбирают между собою лучших и умных людей, но богатые по большей части у их в особливом пребывают почтении, почему и можно всех их назвать как старшинами, ибо всегда его множеством народа всячески встречают, многим числом, будто холопи, за им ходят, а пьяного водят под руки и носят за им, что подарочное или оставленное.




ГЛАВА XII. ОБ ОБЫЧАЯХ И ПОСТУПКАХ

Что касается до их обычаев и поступок, то нельзя сказать, чтоб у обоих народов не были одинакие, ибо как всегда пребывают и остяки и самоедцы между собою в согласии и всегда почти друг друга посещают, а особливо в зимнее время и мену между собою производят, как самоедцы меняют оленей и рухлядь на съестные припасы, то из оного заключить можно, что во всем у них сходственность немалая, кроме самых вероломных поведений, да и то не в лишнем отличестве. Обычаем, что они грубы, в поступках приимчивы и просты, сие обоим народам сходственное, а что оне для хорошего человека с подобострастием не жалеют лучшего, обоим сродно. Одним словом сказать, что из их ни один не имеет пред другими преимущества и исполняют по своему поведению с большею только искренностию, ибо когда к ему из хороших людей кто приедет, то желает его угостить ревностно и для того велит тотчас убить хорошего оленя и сварить только для его язык, мозг и грудинку и несколько кусков сала, что почитается у их за лучшее кушанье и знак достойного гостя. После же обеда дарит его по возможности, желая доказать свою услугу и благодарность за посещение.

Но бабы остяцкие или девки никогда почти не кажутся и никогда почти видеть их не можно, потому что, лишь только появится новой в чуму человек, то тотчас, закрыв лицо вокшемом, отворачивается лицом к стене и что надо делает, а нередко случается, что и из чума совсем в другой чум уходят, и остается одна старуха, но сие у их не значит ревность мужнюю, но самой стыд женского пола, которой у обоих народов ни за что почти в свете не почитается.

Напротив того, о самоедках того сказать нельзя, ибо те никогда голов своих не покрывают и хотя в таком же презрении у мужчин пребывают, однако как мало проезжих у себя видят, так мало и стыдятся. Между собою они равным образом ни малого приятства, ни учтивства не знают, да и не сродны к тому, не знают оне, как шапки скидываются. Приехав к другому в чум, никак не здоровается, а садится прямо, где нашел место пусто. Хозяин же, зная своего друга, уже знает, что его потчивать надо, но потчивание их уже известно. Зимой поставят варку с поземами или мерзлой рыбы, летом свежей сырой, или что сварит в котле, тем и потчует. Недавно еще, как они приняли от русских снимать шапки пред хорошими людьми и говорить по-остяцки – визя (здорово и прощай, все одно)^{25}^, по-самоедски – дорово^{26}^, которое слово, видно, совершенно русское, и они его при свидании и провожании гостя также употребляют, но понеже своего собственного не имеют, то между собою и не здороваются, а только с русскими так поступают.




ГЛАВА XIII. О УВЕСЕЛЕНИЯХ

Увеселений имеют между собой очень мало, а особливо самоедцы, и я почти совсем не слыхивал, может быть потому, что они, как народ кочевной, редко во множестве бывают, но, будучи на Енисее, слышал, что самоедские увеселения точно как и некоторые камчадальские, но в сем не могу ручаться; имеет ли по правую сторону Тазовской губы к реке Енисею живущая Самоядь некоторую отличность от обских самоедцов или нет, верно не знаю, того ради и увеселения здесь упоминаются не обских, а енисейских самоедцов, которые, стоя когда-нибудь во множестве при одном урочище, производят разные веселости, или просто сказать, кто что вздумает, тем и веселятся; иногда зачастую имеют увеселение в скачке, разбежавшись от меты по три раза, кто скакнет далее, также и борются, но сие и у обских остяков в моде.

Пляшут хотя и особливым образом от остяков, но с ураками^{27}^ и тавгами^{28}^ очень сходственно. Пляска их состоит не во многих разностях телодвижения, но каково одна пара делает, таким же образом пляшут и последние, хотя б какое множество их ни было. Самоедин, взяв бабу левою рукою за правую, ноги свои одна за другой наперед высовывает. Сам выговаривая полным ртом громко: «гой!», потом с ужимкою сквозь зубы в нос: «ги»... протяженно, потом опять громко: «гой!», а напоследок, забирая в себя дух, всхрапывает, и так далее. Сие не значит у их вместо песни, но будто бы для показания такты; баба же, напротив того, подле его стоящая, стоя на одном месте, с приседанием выворачивает ноги и сама только всхрапывает при окончании каждого колена. И так за одною парою собирается и множество; тогда бегают кругом, держась руками друг за дружку иногда чрез целой день, желая одна пара переплясать другую.

Напротив того, березовских остяков пляска гораздо удивительнее, мучительнее и смешнее, которые сими своими веселостями желают только представить самое дело, а не вымышленное, или пересмеять кого стараются, как видно из ихних песен, о коих ниже упомянуто будет.

Пляска ихная не до иного чего касается, как или до самых ихных промыслов, как они на оных поступают, или что увидят странное и смешное, то в пляске изобразить стараются с некоторыми лишними удивительными телодвижениями, коих словами и изобразить нельзя. Перво представляют пляскою, как промышляют лося. Пляшут по инструменту, домброю называемому, она же называется и шангальтоп и нарысьюг^{29}^; игрок старается изобразить самое качество и действие зверя, т.е. как он бежит, рысью или скаком, как стоит и прочее, а плясок тщится представить своим телодвижением, киванием головою, ломается, стоя на одном месте, руками и ногами, и головою стараться должен изобразить живо. И так мне самому случилось видеть то изображение на домбре и пляске, когда промышленник намеряется гонить лося. Перво игрок играет по всем пяти струнам, изображая, как он бежит рысью, а плясок по такте топает для ясного изображения, потом, по игре, плясок изображает, как лось, остановясь, оглядывается на все стороны и смотрит, далеко ли от его человек, за ним гонящийся, находится, и так, несколько представляя бегов и оглядов назад, играет игрок с представлением плясока, как его из лука убить хочет и как убьет, то промышленник возвращается назад по веселой песни с радостию и веселою песнею, пляскою, но когда же зверь у его уйдет, то ясно изображает возвращение свое с великою печалию и гневом.

Еще видел я игру на домбре и пляску, представляющую промышленника, идущего на соболиные промыслы, тащущего за собою нарточку, и так, идучи он через лес, представляет вышеписанными движениями, как у его нарточка за пень задела, как, отворотя, опять идет и напоследок, нашед следы соболиные, как щупает пальцом, узнавая следы оного, свежие ли они или старые, и, увидя, что свежие, как доходит до самого соболя и каким образом добывает, из дупла выгоняет, стреляет и прочее, получа же за труды соболя – с радостию, а не получа – с горестию представляя, возвращается^{30}^.

Сие говорено было о зверях, до их веселых промыслов касающихся, но которые промыслы у их со страхом и отчаянием бывают, тех они не представляют. Я сколько их плясок ни видывал, однако нигде не случалось видеть, ниже слышать, кто б выиграл или б представил промысел медведей.

Есть у их равным образом и птичьи пляски, которые таким же подобием представлять стараются, чтоб трафить в самую живность, так например, журавля изображает, согнувшись и надев на себя долгое платье или полог, взяв в руки костыль, сделанной наподобие головы журавлиной с носом и долгою шеею, делает, повертывая ее на все стороны, т.е. как он оглядывается, как спит, как сидит сгорбясь, чешется, клюет, ходит, поет и прочее. Так, другую пляску представляет в образе мышелова или ястреба, ищущего мыши, и перво представляет руками и головою, как он летает по полям плавно, потом как вверх и вниз подымается и опускается, когда же найдет мышь, как трепещет над ею, с немалым писком протянув ноги, бодростию своею сложения оказывая охоту схватить оную, но когда мышь укроется, как он около того места летает и опять следит, а напоследок плясок вдруг падает на землю, распустя руки, представляя, как мышелов пымал мышь, распустя крылья, и она под им пищит, потом изображает полет мышелова с мышью и как станет оную трескать.

Хотя уже довольно примеров показано их пляски, однако нельзя не упомянуть и на смешные и такие увеселения, которые или касаются до своей братьи – остяков другого роду, или до русских, но я здесь приложу только одну, касающуюся до русских баб, коих они пересмехают, как оне на реке рубашки полощут, ибо оне в своем житии и не знают, что такое есть на свете мытье рубахи, потому им сие и кажется не за малое удивление; и так, лишь только игра началася, плясок, тотчас взяв палку и навеся на ее всяких тряпок или что попало, кладет себе на плечо, будто бы коромысло, приходит на реку, разбирает рубахи, стирает, колотит другой палкой наместо валька, выжимает, потом вдруг останавливается и слушает: где-то, дескать, на гудке играют (зная, что русские бабы до музыки охотницы). Нет, ослушалась. Опять мыть начинает, потом вдругоредь услыхавши, любуется и тотчас тут же будто запляшет и так поскорее. Наконец, платье вымыть торопится, чтоб поспеть, дескать, по голосу, где так хорошо играют. Таким образом и бежит туда скоро и на дороге, будто по нестерпеливости, остановится и попляшет и так далее; тем оканчивают.

И так все их роды плясок за смешные почесть можно. Хотя оне и не выдуманные, а, можно сказать, натуральные, однако, не без трудности производятся. Ломание членов [в] таковых представлениях, можно сказать, мучительное, однако они не только болезнию сею не скучают, но еще кроме сносных ломовых позитур и лишне отваживаются ломать свой стан так, что от лишнего истечения поту напоследок в слабость все члены приходят.

Ломается, кажется, для того, чтоб его удальство и искусство смеючись похвалили; и действительно, в то одно и стараются, чтоб, изобразив, как можно живее, не отставая от такты, привесть зрителей в смех и некоторое удивление.

Бабьих плясок я не видывал, но слыхал, что оне таким же образом веселятся.

Что ж касается до песен, то правда, что они, видно, к выкладкам оных или не склонны, или не умеют, а часто слыхал у пьяных остяков и самоедцов, которые все поют то, что ему на ум узбредет, или что ему случилось, или что говорить хочет. Много я видал пьяных, которые, сошедшись, друг с другом песнями переговаривали все, что им надобно, а когда один в степи едет, то поет про степь, или про воздух, или про погоду, или что ему вздумается, без всякого складу, только голосом, куда хочет, поваживает, но и насмешества также в песнях у их или над своим братом, или и над соседами не не бывает.

В весенние свободные часы имеют они также и сказки, про которых я слыхал только мало, однако заключить можно, что их сказки явное в себе хвастовство и невозможность заключают, ибо естьли они в своих баснях коснутся до другого кого, то не иное стараются, как опорочить и тем самым примером себя превозвысить наиневозможнейше. Дикому и трусливому сему народу не иное что к ободрению себя служит, как небывалая победа в ссорах и драках, как рассказывают оне в своих сказах:

«Один-де был остяк, собою весьма сильной, которой поехал свататься и по несогласию мнимого своего тестя сделалась у их ссора, он один тут побил несколько тысяч человек, но, еще будучи тем недоволен, улетел в другое место и там побил столько же».

И так далее рассказывают по большей части о побоищах, разве несколько прикрася гисторическими словами, но что до второго моего предложения касается, то, кажется, нельзя не верить, потому что в городе Березове я слыхал и от многих русских, которые не к сказке, но к самой правде причисляли. Мнимая невозможность принудила меня сие повествование написать между сказками, хотя бы ему здесь и не должно иметь места. Вся невозможность состоит в расстоянии места, которое остяк, как сказывают, будто б переезжал от Обдорска, еще прежде их покорения, до самого Кондийского монастыря в одне сутки, на однех оленях, кажется невероятное дело, ибо от Обдорска до Березова хотя немерные версты, однако неотменно триста положить надо, а от Березова до монастыря – сто девяносто, то легко в сей правде усумниться можно, чтоб одне олени так много в сутки могли выбежать; однако верить можно потому, что я сам знаю такой особливой род оленей, которые немного и весьма редко в больших стадах случаются, притом же небезизвестно, что сей зверь, кроме всего, весьма легок, и я сам, на переменных, от Обдорска до Березова немного более суток выбежал.

Они же рассказывают таким образом: сие небезизвестно, что все дикие народы прежде покорения ни в чем ином, как в однех женах наиболее ссорились и воевали, то и вероятно, что у их прежде ужасные, как слышно, были кровопролития между собою, как и ныне есть остатки тех мест,

где славные побоища бывали, или на котором месте что особливое в тогдашнее время сделалось; те места собственные себе имена и поныне имеют. Тогда не было ни монастыря, ни Березова, а были одне чумы, которых стояло в местах по коленам инде множество, и так сей низовой остяк поехал вверх за невестой и, к монастырскому месту приехав, украл надобную себе девку и выехал обратно с девкой на однех оленях в одне сутки. Сие повествование носится между ими и поныне, и бывшее по сему тогда кровопролитие доказывает, что оное было справедливо, а я потому написал в сказках, что они сами между сказками употребляют.

Между прочим, в проезде самоеды меня уверяли и сказывали за самую истину, будто бы праотцам их около Чукоцкого носу попадались особливые люди, которых они (пыегооурта) носоедами называют, и говорят, будто бы они ловили живых людей и, разбив нос, кровь сосали и прочее, однако сему верить неможно.




ГЛАВА XIV. О СВАТАНЬЕ И СВАДЬБАХ

Сколь в презрении женской пол у остяков и самоедцов пребывает, того довольно изобразить неможно, а смею сказать, что у их женщины живут не как люди, но как надобной скот, без коего он обойтиться не может. Бедные бабы весь свой век в беспрестанных трудах препровождают, не зная ни отдыху, ни праздника, всячески ему угождает, все его состояние лежит на ей одной, а он с ей и говорить никогда не хочет. Грубость их поступок с женами довольно меня уверила, когда я находился около двух месяцев между самоедцами (смешное примечание: не знают оне никогда с женами целоваться, не знает никаких лобзаниев и ничего не ведают, как лучше в свете с прелестным иолом обходятся). В дороге иль на месте в чуму мужик сидит, лежит или что делает, она ему во всем служить должна, не как жена, но как купленная служанка. Пусчай сего оспорить нельзя по их дикости, но в таких обстоятельствах хотя бы он ей говорил поласковее, а то нет у их любезнее слова по-остяцки или по-самоедски – нейру (баба). Приятнее бы было женке служить из сего имени, когда бы от его хотя б это часче слыхала, а то, не сказав ничего, сам смотрит на небо иль на землю, а сам говорит о своей надобности, и она должна догадываться, что ей говорит о том-то. Правда, хотя вообще у сих народов женский пол по век имян себе не имеет, но, однако, за щастие себе почитает, естьли б он ее называл хотя пол-человеком, а человеком они только себя называют, как по-остяцки, Tahe^{31}^, по-самоедски Chazowa, что значит мужик, или человек, и они хотя все имена имеют, однако поимянно друг дружку не кличут, а все оным именем. Так, напротив того, и бабы не называют мужиков именем, а по большей части вышеписанным названием.

В общем их житии мало стыда найдется и почти совсем нету. Мужчины обыкновенно сидят у огня нагие. Бабы остяцкие равным образом, часто при чужих людях, садятся в присятку у огня и, подняв подол за колено, без зазору греется, которое бесстыдное житие только выше Березова водится, но и у татарок не не в моде. Тем сей народ похвален, что любви мало разумеют, не избирают они жен себе красавиц, не смотрят на женские нежности, которых нету, а берут всяк по рассуждению своего состояния. Правда, хотя оне не не охотники, да и не ревнивы, одну жену иметь ему стыдно, и не почитает себя довольным, того ради берут многих, естьли только его состояние дозволит; но я мало видал таких, кои бы обыкновенно больше трех или четырех имели; на каждой должен он свататься, за каждую платить калым, не выключая ближней родни своей, ибо остяку или самоедину вольно брать братнюю жену, мачеху^{32}^, сноху и прочее. В Войкарских юртах есть остяк, который двух сестер в супружестве имеет, и я не знаю, кто бы в остяцком роде был его на промыслах щастливее. Так свататься не только между ими, кажется, сходно, но и не бесприбыльно; только немногие так имеют, может быть, потому, что немногие столько приданого отдать могут, сколько за двух дочерей отдать надобно, хотя у их и то обыкновение, что естьли за первую отдал калыму столько-то, за другую сестру уже половину платить должен.

И так, рассматривая обоих сих народов, мало можно найти разности, а особливо в том, что я верно знаю, кажется, немного между собою различествуют, разве есть некоторая отмена в прочих порядках, кои мне неведомы. Здесь намерен я описать ихные сватовства и свадьбы и хотя бы можно мне было по ихному между собою сходству написать в одном месте, однако я предложу и ту и другую порознь, через что могу уверить читателя, сколько они в обыкновениях своих между собою разнствуют.

У остяков за грех почитается взять себе в жены из того же роду, коего фамилиею сам прозывается, которая по мущинам у их счисляется, а не по женщинам, а естьли женщина вышла в другой род, родила дочерь, а в первом роде родился парень, то уже законные супружники, и так, не касаясь до племени своей фамилии, выбирает себе невесту из другова роду, хотя б двоюродную сестру свою, но когда иначе прозывается, то свататься и жениться на ей нет запрещения, того ради собрав к себе равных молодцов в поезд из ближней родни и выбрав сватчего, приезжает в те чумы, где живет отец избранной его невесты, входит прямо в юрту со всеми поезжанами; между тем, хозяин, видя такое собрание и зная у себя дочь, уже должен догадаться, за чем приехали, чего ради, не спрашивая причины их приезда, что случилось – тем потчует; когда же приехавшие наелись, выходят в другую избу и оттуда посылают сватчего, о требовании согласия и о договоре о калыме, тут довольные труды сватчему бывают, ибо, подобно торгу, тесть требует много, зять дает мало, и так сватчей то и дело из чума в чум переходит. Наконец, когда договорятся, жених, по прошествии несколька времени, отдает часть своего калыма (редкие есть такие, кои бы вдруг весь отдали, потому что между богатыми много и на ту и на другую сторону добра переходит, и редкая богатая девка уходит за калым кроме прочей рухлядя во ста оленях) и наказывает ему, чтоб на следующую ночь и место, где спать, и невеста б была готова. Когда согласятся, то в ту ночь и приходит зять к тестю и ложится тут, где ему укажут; после же приходит к ему и невеста, с коею перво для стыда лежат под разными шубами, а когда все уснут, то под одну переходят и так спят во всю ночь; а поутру смотрит мать, какова пришла дочка ее, естьли благополучная, то сейчас просит с зятя однорядку и оленя, он отказать не должен; естьли же не благополучна, то зять с матери требует то же.

Для славы благополучной невесты мать постелю, на которой молодые спали, изрезывает на мелкие части и разбрасывает во все стороны. После сего, покудова жених не заплатит полного калыма, по тех пор не может увести невесту в чум свой; однако, по милости отцовой бывает, что увозит ее со всем приданым и не заплативши всего, то отец, пождав несколько годов, приехавшую случаем в гости дочь свою удерживает у себя, чрез что принуждает зятя, чтоб он весь отдал.

Вышедшая такая невеста в век свой стыдится тестя, а жених тещи чего ради в первые годы после свадьбы ходит при теще в шапке до тех пор, покудова не сделает ребенка, и естьли она попадется на дороге, то, отворотясь, нахлобучивает шапку, чтоб он ее и она его не видела.

Взятую за калым невесту остяк не смеет ни за какую большую вину бить без соизволения своего тестя, ибо злобная жена тотчас уйдет к отцу своему и там нажалуется, говоря, что более с им жить не желаю, того ради раздраженной отец, естьли есть что, то тотчас бросает зятю своему взятый калым, а дочь берет к себе и отдает за другого.

Самоедин, напротив того, задумав жениться, выбирает ровную себе во всем невесту, не по красоте лица или славе, но по достатку, коим он с ей и она с им ровняться могут, и так приискивает свата, коему уже известная за труды награда – дать оленя. Собрав несколько человек из ближней своей родни, наряжается ехать в те чумы, где живет избранная его невеста. Приехав, останавливаются у чумов, не входя в избу; поставя все санки рядом, сидят каждой на своих санях, а жених посылает сватчего к будущему своему тестю о требовании совета в отдаче своей дочери за приехавшего самоедина, на что вскорости либо отказ, либо благоволение получает. Естьли отказ, то с неудовольствием уезжают, что бывает немалою причиною их недружества, но сие редко случается. Естьли же невестин отец согласится, то тотчас имеет сват с им уговариваться и о калыме, что очень долго продолжается к немалой на дворе сидящим скуке, ибо отец невестин требует много, а жениху столько жаль отдать, и так сватчей перехаживает то и дело от одного к другому, перенося вести или договоры. Договоры у их обыкновенно бывают в том, чего у тестя мало или и совсем нету, того от зятя и требует, как обыкновенно разные цветные однорядки, котлы медные и железные, сети, зипуны и олени. Уговорясь же, определяют время, когда все оное тестю получить, а невесту отдать должно. В сем случае сколь скучно бывает зятю отдавать будущему своему тестю то, что он требовал, столь, равным образом, будет весело обирать тестя во время приданого с двойною себе прибылью, потому что тестю взятое от зятя одному завладеть неможно, но он, отложа себе большую часть, прочее по всей родне разделить должен.

Пришло уже то время, чтоб калым заплатить зятю, которой, отдавши, приезжает в гости, где и потчует его тесть оленным мясом и между тем перепеваются друг с другом. Тесть припевает зятю, чтоб любил дочь его, а зять припевает тестю, чтоб содержал его в милости и было б между ими согласие. Между тем говорят и о приданом; как скоро тесть исправится, ибо обыкновенно тесть должен и жениху и невесте сшить по паре, и когда исправится, то жених приезжает с какою-нибудь чужою бабою по невесту; получает в то время отдарки от тех, кои в его калыме участие имели, что получа, берет свою невесту, сажает на санки, кои привязывает к санкам приезжей бабы, а прочие с приданым, сколько б их ни было, привязывает к саням невесты, из коих первые трои или четверы с разною кладью должен тесть покрыть сукном хорошим, а прочие хорошими и чистыми постелями. Сам жених едет назаде, а по приезде домой невеста должна послать постелю для мужа и для себя, и хотя муж с женою ложатся на одну постелю, однако не совокупляются иногда по месяцу и по два, а когда сойдутся, то уже девство наблюдать жениху осталось, и естьли придет чувственная, то должен дать тестю оленя или два, а в противном случае столько же требует с тестя.

По прошествии несколька времени невеста приезжает к отцу своему в гости и живет у его сколько времени пожелает, а муж также к ей каждую ночь ездит и спит вместе, легши при свете под разные шубы и на разные постели, а когда все уснут, то и под одну сбиваются. Поживши у отца довольное время, уезжает домой и между тем получает от его новые подарки, и так сколько бы раз в году она у отца ни побывала, отец всегда дарить ей должен, чего ради мало от мужа и занимает, разве как только живет с им, а пьет, ест и носит отцовское, а не мужнее.

В противном случае, когда развод бывает, тогда оне считаются, что с которой стороны истрачено, так и расплачиваются друг с другом, или ежели жена умрет вскорости после свадьбы, то так же поступают между собою, а естьли муж жену любил крепко, то и по скорой ее смерти калым с тестя взыскивать не внимается.

Впрочем, все сие говорено про богатых, а бедной с бедным о бедности в калыме и рассуждают, чего ради один с другого лишнего и требовать боится.

В житии своем самоедка живет замужем, как невольница, не видит себе от мужа большой ласки, ниже какой приятности, кроме любовной той ночи, пред которой он жене своей днем всячески угождать старается. Ночью же обыкновенно на боку лежа Венере жертву приносят. Из таковых жрецов многие есть молодцы такие, что почту, скорее кобеля гоняют, как и между остяками слыхал, и не про немногих. По возвращении из венерина храма жертвенные сосуды не очищают, но во время обыкновенных женских нужд окуриваются дымом, перешагивая чрез огонь несколько раз или, положа на горящее уголье струй бобровой или шерсти, тем очищается, отчего хорошенькие самоедки все почти издрябли.




ГЛАВА XV. О ЖЕНСКИХ НУЖДАХ

Женские нужды я разумею натуральное месячное кровотечение, которое, я слыхал, у их мало бывает и не порядочно, ибо иногда в четвертую, и прежде, и в пятую, и в шестую неделю происходят. Рубах из их мало носят, а по большей части ходят нагие в тулупах, того ради неотменно должно тулупу замараться; но остятки выдумали изрядное средство носить пояс, по-иному вороп называемой, которой, закупорив перво свое сокровище отлепом или таловыми мелкими вымятыми стружками, подвязывает с исподе и вкруг поясницы. Когда же почувствует, что довольно накопилось, то тотчас на стороне ототкнет и выпустит, но помянутые отлеповые стружки никогда не не бывают, хотя бы не было и кровотечения, но оне от натуры так уже всегда иметь привыкли.

Напротив того, самоедки, хотя также ходят нагие, и как сшито платье, так его не скидывает, покудова на ей не истлеет, носят штаны ровдужные, в коих и родят и во время сих нужд накладывают отлепу, которой после выкидывают, естьли замарался, и кладут свежей, но затыкать не знают.

От сих кровей откуриваются они вышеупомянутым образом. Окуривают также и платье, которое в то время на себе имеют. Мущина же не только после родов с ей два месяца не спит, но и во время кровей не пьет, не ест с ею, ниже что в руки от ее принимает. Она же в таком состоянии не должна ничего есть от вновь промышленного, но довольствуется прежним запасом. Никогда также взрослые девки и бабы не должны есть от оленьей головы, кроме, малых девушек, которые месячного кровотечения не имеют.

Сего не довольно, что женской пол натуральные сии нужды сносит великодушно, но у их, кроме сего, еще она должна стыдиться, будучи обязана их заблуждением. Народ не только не уважает сии женские трудности, но еще и за поганой, так сказать, род считают. Бедная самоедка не только каждой день сама себя, но и все, что в руках имела или на чем сидела, должна окуривать. В дороге, перво лишь только приедет на место, расстановя чум, прежде всего должна сама окуриться, потом за вещи принимается, которые в чум внести надо. Каждую вещь должна окурить особливо, должна окурить санки, на которых ехала, напоследок – что у саношных передков было привязано (обыкновенно мужская и женская обувь привязывается), не должна отвязывать сверху, но из-под потягу, за что олени тянут. Также не должна чуть кругом обходить, но только до половины ходить смеет, равным образом с одной стороны на другую, коли иттить понадобится, то или весь обоз обойти должна или проползти под потяг.

Остяки и самоедцы, равным образом как и прочие дикие народы, сколько ни охотники к делам любовным, однако родится между ими немного. Редко я видел таких остяков, кои бы больше трех или четырех человек у себя в живе имели, а в жизни много, что десять и очень редко бывает.

Сему самая истинная та причина, что оне живут очень гнусно и не разделяют от старика нежного младенца, кормят его почти тем же и тою же самою пищею, какую сами употребляют. От молока же матери до пяти лет и далее не отнимают, покудова сам не отстанет.




ГЛАВА XVI. О РОЖДЕНИИ

Родов сих народов, хотя и не видывал, однако слыхал довольно, что оне, дивиться надо, как легко родить могут. Самоедки обыкновенно в штаны выпущают, место закапывают в землю в глухом месте, где б ни зверю, ни человеку ходить нельзя было. Остятки, напротив того, место с отлепом, которым обтираются, кладут в коробок и притом прикладывают тут звено какой-нибудь рыбы или мяса, и так подвешивают на дерево. Удивления достойное, но неудобоверимое почти дело я слышал про одного енисейского остяка^{33}^, скитающегося везде за пищею по тундрам с женою. Бедной остяк, но варвар, не имеет у себя оленей, шатается по тундре, которой день что промыслит, тот день и сыт бывает. Имеет при себе нарточку с разною мелочью; жена оную тянет, он сзади мало-мало пособляет; жена брюхатая, пришло время родить, надо остяку остановиться на одном месте, дожидаться того времени, как женская болезнь окончится, следовательно, терпеть голод, потому что запасу никакого нету, как выше сказано; хотя, может быть, у его имелось столько жалости не как для жены, как для новорожденного дитяти остановиться, но голод его гонит следовать неотменно далее и промышлять себе пищи. Бедная остятка, лишь только родила в нарте запряженная, взяла дитя свое, окутав шубою, положила на нарту; остяк же, видя изнеможение жены своей, сварил клею и немалой величины дал ей выпить с тем намерением, чтоб удержать известное после родов течение крови, и так, тот же почти час, опять поехали далее.

Нельзя же, напротив того, почесть сей случай у их вовсе нечувствительным и им бесстрашным, как видно из ихнего исповедывания грехов, которые родильница должна при всех рассказывать пред родами. Баба, которая в тогдашнем времени при самоедке ходит, хотя всячески стращает, чтоб пристрастнее во всем призналась, одного нельзя думать, чтоб, кроме угрозных ее речей, не было и таких примеров, коих бы она совершенно боялась, чего ради самоедка во всем, при всех, предстоящих на родах, кается и притом, естьли с кем блядовала, должна сказать имянно, естьли же из ближайшей родни, то имя умалчивает, чрез что дает знать, что тот был ближней свойственник. Лишь только младенец родился, какая бы баба ни приблизилась, взяла тотчас нож, нарочно к тому случаю получше изготовленной, отрезала пупок, отдавши оной с местом другой бабе спрятать в укромное место, а младенца, перевязав пупок жилой, отдает его мужу, которой, потрепавши да полюбовавшись, отдает другому сродичу и так далее все таким новорожденным любуются, не зная во всем самоедском роде уроков.

После сего делают ему люльку наподобие коробки, у которой по бокам есть петли, к голове сделано повыше вместо сголовья, а в ногах ровно, как в ящике. В люльку насыпают гнилого толченого дерева для мягкости, на которое кладут младенца, а после, закутав его маленькою шубою, увязывают ремнем сквозь помянутые боковые петли и так его носят или под пазухой или за плечами.

Новорожденному младенцу не дают никакого имяни до пяти лет его возраста, а когда пять лет свершится, то дают ему ребячье имя, коим он до пятнадцати лет называется, а по прошествии сих пятнадцати лет родители дают уже ему настоящее имя или по сходству какого-нибудь давно умершего сродника, или по силе, или по сложению, сходству с животными, проворству, прилежанию к промыслам, трудолюбию, щастию и прочее, как из следующих самоедских имен видеть можно кои переведены на российский язык.

















Такие имена дают родители пятнадцатилетним своим сыновьям, но богатые, в дружестве между собою, занимают также имена друг у дружки после умерших сродников; в противном же случае, естьли без соизволения друга своего даст сыну своему чужого сродника имя, то не только бывает великая ссора, но и до смертоубийства нередко доходит.

Впрочем, женской пол, уже прежде сказано, что имен по век свой не имеет, того ради более об их и распространяться не для чего.

Младенческих похорон не видывал, но русские и самоедцы многажды меня уверяли, что похороняются так же, как и большие, выключая только лишние обряды, которые над большим покойником со излишеством производятся.




ГЛАВА XVII. О ПОГРЕБЕНИИ

Мертвые тела тамошних народов есть первой и надежной корм тамошних зверей, потому что по всей тундре похороняются, и самоедцы не имеют определенного нарочного к тому кладбища; и в дороге, естьли умер, при пространном болоте, то вывозят его на сухое место, а естьли на способном умер месте, то далее не отвозят, а тут же и оставляют^{34}^.

Остяки, напротив того, как уже народ опоселившейся на однех границах, имеют нарочные кладбища, кои халасями называют, и хоть также мало пекутся о телах умерших, чтоб схоронить их от зверей, гробы вырывающих, однако кладут бережливее самоедцов. Могу ли сказать, что оне головами кладут на северную сторону, верно не знаю, но которые гробы я видал, те все мне так казались.

Остяки и самоедцы мертвых тел долго не держат, и так, естьли остяк умер поутру, то в полдни его и похоронят, сделают тотчас могилу неглубокую, меньше аршина, может быть, потому что мерзлая земля далее рыть не дозволяет. Мертвого одевают в лучшее его платье, как летом в однорядки, парку, малицу и неговаи, а зимою в известное также зимнее платье; подле его кладут все то, что ему на сем свете в жизни было надобно в дорогу отправляющемуся, как постелю, нож, топор, рог с табаком и прочее, все, кроме кремня и огнивы, кои делают деревянные. Покудова все оное исправляют, мертвой лежит в чуму своем, куда сходятся мущины и женщины, оплакивая его с великим воплем и терзанием. Женщины с женщинами сидят в своем месте, закрыв лице обыкновенно вокшемом, а мущины ходят около его и плачут между тем делают ему гроб из лодки; обрубив нос и корму, кладут его и несут на руках все, сколько бы их не случилось. Принесши на обыкновенное свое кладбище, которое бывает на пригорке, кладут его с большим воплем, быв притом одне только мущины, а естьли умерла женщина, то одне женщины и бывают, кроме одного или двух мущин, которые выкапывают могилу. За упокойным ведут самых лучших и любимейших его оленей с санями и во всем убранстве, коих, приведши на могилу, лишь только закопают мертвого, тотчас привяжут у каждого оленя на заднюю ногу по веревке, за которую один или двое тянут, а четверо, обвостря большие колья, оленей со всех четырех сторон насквозь протыкают; что служит вместо поминок и жертвы по покойном. По богатом бьют еще более оленей; надев петли на шею и на ноги, растягивают и, приведши его в слабость, ударяют стягом вдоль спины по хребту и тем умерщвляют. Всех убитых оленей над могилой оставляют, убор с их и с санков кладут в теремок, сделанной над мертвым из прутьев, а санки сверху опрокидают. Между тем, для поминовения, в стороне от могилы варят есть и, наевшись, остатки, принесши домой, разносят по чумам, чтоб поминали, не употребляя притом имени умершего.

После сего всегда почти бывают поминки, когда кто из родников его помянуть захочет, кои отправляются таким же образом, как и выше сего сказано.

Самоедцы, напротив того, умершего своего, как и остяки, не обмыв, одевают во все платье, сколько на его надеть можно, а что не полезет, то вкруг его окладывают просто. Кладут его, протянув руки, надевши на голову котел, обвертывают постелями или чумовою крышкою и обвязывают веревками. После сего, опасаясь дверьми вынести мертвого (думая, что естьли дверьми вынесешь, то он вскорости уведет других за собой), вытаскивают из-под чума, подняв крышку, за голову и, положа на санки, отвозят или в то место, где похороняют, или где лучше сами изберут, или где сам при жизни наказывал. Привезши на такое место, естьли летом, то копают неглубокую могилу, так, чтоб мертвец с землею мог сравняться, которую, после заложив дощечками или прутьем, засыпают землею; естьли же зимою, то делают на том месте небольшой обрубец в длину человека, в которой, положа мертвого, закладывают прутнягом. Тут же кладут и все, что он имел в жизни, рассуждая, что на том свете оное ему будет надобно; того ради кладут лук, стрелы, нож, топор, табак, трубку, котел, чашки, ложки, и прочее. Оленей же тех, на коих привезли мертвого, задавливают над могилой и во всем их снаряде оставляют. Между тем, у богатых приводят и тех, на которых мертвой в жизни своей промышлял диких зверей, коих всех, задавленных, зимою в снег закапывают, а летом мохом и прутьем окладывают, будучи в том мнении, что ему на том свете было б на чем промышлять и ездить.

Между тем, старают, где б поскорей сыскать поближе ворожея для отпеву, и естьли в близости нету, то ездят и далеко нарочно, которой, приехав, начинает перво колотить в бубен и между тем припевает, чтоб на каких он был промыслах, те были б сродникам его счастливее; потом поет, уговаривая его, чтоб оставшихся после сродников оставил с покоем и за собою б не уводил вскорости.

После чего делают ему обыкновенные поминки, но оставшийся муж или жена не должна есть с другими поминающими из одной посуды, покудова не окурится бобровою струею или шерстью и не обмоется водою.

Сродникам его, естьли случится обозом ехать хоть чрез десять лет мимо того места, где положен его родни покойник, то естьли вспомнит, должен, убив оленя, помянуть его, т.е. сварить и съесть со всею своею артелью, а голову с рогами, воткнув на кол, поставить на то место.

Имена умерших купно с телами пропадают, потому, когда кто умрет, то другой и в разговорах его имени поми

нать не должен, а говорить об нем околицею, иначе у их знак великого недруга, кто помянет имя покойного. Не забывается же оно потому, что оно дается уже дальним сродникам – правнукам и другого колена^{35}^.

Сродник умершего человека, желая оказать печаль свою не только по смерти, но и при его болезни, не подвязывает ног и не подпоясывается, чем пред всеми жалость свою доказывает по больном своем сроднике. Сие и у остяков также в обыкновении.




ГЛАВА XVIII. О РЫБОЛОВСТВЕ

Рыболовство – первое у остяков и самоедцов пропитание – заключает в себе большую часть их жития и экономии, потому что он, сызмала уже привыкнув к сим промыслам, под старость и отстать не хочет и совершенно,-что великое множество зверей, хотя в их жилищах, шатающееся, так их не оголодит и не приведет в нужду, как один недостаток рыбы. Оленные мужики, которые стадам своим не знают щету, равным образом жалуются на голод во время недостатку рыбы, как и бедные, кои и рады бы убить оленя, да нету. А богатой сносит тот же голод, претерпевает нужду, жалуется на недостаток, а оленей своих бить жалеет. Богатые там те и называются, у коих оленей множество. Они совершенно особливого рода, потому что в их обитает особливой род скупости. И так экономию их можно разделить так, что рыболовство их пропитание, а олени богатство заключают.

Начало оного рыболовства происходит в июне месяце; как река Обь вскроется, тогда всякая рыба идет вверх по Оби из морских губ и заливов и заходит во всякие речки, уже в Оби впадающие и совершенно, что в полую воду; когда Обь великое пространство понимает, нельзя на ей промышлять никакими образами, кроме малых речек, проток и озер, но где таковых способных мест нету, там выдумали остяки особливое средство, т.е. под осень выбрав такое место, где на прок рыбу ловить можно, хотя бы оно было и каменистое, но лишь бы высокое, то накосо между лежащими на поднятых берегах каменьями вколачивают гладкие небольшие колья, чтоб тащущаяся по дну сеть за каменья не задевала, а по кольям катилася; таким образом вытаскивают сеть в целости с рыбою.

Летом же и зимою рыболовство производят по всем рыбным рекам, как по Оби, Сосве (над которою стоит город Березов), Казенне, Сыгве, Полую (над коим стоит Обдорский острог), Собе, Щучьей, Хайе, Надыму, Тазу, Пуру, Войкарской и прочим малым речкам и озерам разными, издревле употребляемыми к тому хитростями.

Рыба, какая в той стране имеется, значит ниже сего с самоедским, остяцким и вогульским названием^{36}^:












Вся выше помянутая рыба всходит вверх очень далеко, кроме сих трех: омуля, чира и кунжи, кои при море в реках и озерах остаются. Плавают обыкновенно стадами; подымаясь вверх, приплывают в Березов в июне, а в сентябре назад сверху возвращаются в те же морские губы и заливы, покудова некоторые из помянутых рек замирать не станут. Причины, отчего реки замирают, из тамошних жителей еще никто не разумеет; только известно, что замирают по большей части такие, кои не каменистые, как и самая река Обь, которая с около лежащими реками замирает с половины генваря месяца, а Полуй, Надым, Таз и Пур в ноябре. Прочие же – Собь, Щучья и Хайя не замирают, потому что, я сам известен, реки каменные, из которых в Хайе вода столь светла, что в омутах, думаю, сажень около двух малых рыбок можно видеть, как оне гуляют. В Щучьей же, напротив того, вода очень мутна, но среди самого лета столь холодна, что человеку четверти часа посидеть в ей не можно.

В первых, то есть в Оби с около лежащими реками вода мертва бывает по тех пор, покудова весною с гор не будет стекать свежая, в какое время вся стая рыбы, которая на низ уйтить не успела, пребывает у самых берегов и устьев малых речек и ключей, кои живостью из гор наполнены. В таковых местах тогда удивительное рыбы множество бывает, так что на малой воде друг дружку давит, а рыболовы ничем иным, как сетками, будто готовую, загребают. Чтож касается до икры помянутых рыб, то примечено, что щуки выметывают оную в мае и июня в начале, выбрав за способные места в небыстрых реках, озерах и заливах; щокур и пыжьян осенью, в ноябре, в способнейших для себя местах рек, довольной камень имеющих. Икра же небезизвестно, что в осетре и стерляди бывает черная, в щокуре и налиме – желтая, в пыжьяне, язе и щуке – красная.

Теперь не неприлично, кажется, объявить и самую величину тамошних рыб, как осетры бывают от трех до десяти четвертей, стерляди в три четверти и менее, налим от одной до пяти, муксун от двух до трех, щокур также, пыжьян от одной до двух, щука и налим от одной до пяти, омыль от трех вершков до трех четвертей, кунжа от двух до четырех четвертей, чир от двух до трех четвертей, сырок от двух до восьми вершков, язь также, ерш от одного до пяти вершков.

Всю оную рыбу здешний народ с пользою употребляет, в пищу изготовляя; русские как самую рыбу, так и икру солением, а везигу сушением, зимою же сырую едят охотно, так, как и летом. А ясашные народы, остяки и самоедцы, по неимению соли, следуют застарелому своему обычаю: из тела рыбьего, снятого с боков, делают поземы, из спинок и брюшков варят варку, кости же сушат, а напоследок изтолокши, в случае голода сами, а не то вареные со щербой дают есть собакам.

Налимы, напротив того, на низу в таком множестве ловятся, что народы их за презренную рыбу считают, того ради никак их не заготовляют, а берут только из их одну максу для варения жиру, а прочее кидают собакам, да и собаки их не едят. Я видел налимов превеликие кучи, около юрт набросанные, которые в жаркие дни гнили, отчего далеко от юрт воздух смрадом наполнили.

Клей вынимают из осетра и стерляди. Распоров брюхо и ополоскав его в воде, немного подсушив, снимают сверху жирную перепонку, а после варят в котле до тех пор, покудова наверх сплывет, что значит поспелой, и закаливают в холодной воде, а потом сушат карлуками и лепешками, но самой лучшей бывает осетровой, а из других рыб не вынимают.

Что же касается до жиру, то у здешних обывателей можно почесть за самую нужнейшую вещь по всей стране к северу, ибо не только употреблением его в пищу довольствуются, но и в варении мыла очень пригоден, в делании из лосиных и оленьих кож юфтей, замши и белой ровдуги, да и в домах, за неимением свеч и сала, для свету пользуются оным. Вынимается из осетровых и стерляжьих брюшков и молок, налимьей максы, из муксуновых, щокуровых, сырковых, нелемчих, язевых, омылевых, и чировых кишок, но самой лучшей бывает налимий и всем прочим предпочитается.

Не излишнее почитаю предложить читателям и о цене в Березове, на продажу обыкновенной: осетрины пуд 40 копеек и дешевле, муксун, нельма, пыжьян, щокур и сырок по 25 коп. пуд и менее, а временем, за малым промыслом, неотменно и дороже быть должно; клею фунт от 15 до 28 коп.; везига из одного осетра – по копейке, жиру от 50 коп. до одного рубля пуд.

Теперь приступаю я к самому рыболовству, как какую рыбу, каким образом и какими притом средствами промышляют, из коих первой обыкновенной и всем известной невод у всех почти остяков и самоедей в употреблении, от июня до сентября ходит беспрерывно, как и кылыдан – сеть, сделанная наподобие мешка, шириною сажени в полторы, более и менее, длиною же в сажень, у которой нижнее основание жердь, к коей отверстие сети пришито, и для тяжести на половине жерди привязан камень, чтоб жердь шла по дну; к камню привязана веревка и продета сквозь кольцо, у верхней половины отверстия имеющееся, коею (веревкою) он, едучи в лодке, всю сеть за собою тянет. Вверху у сети, на четверть от кольца, привязывается другая тоненькая веревочка, которую он в руке держит меж пальцев на слабке, чтоб все ему было чувствительно и так, когда рыба, взошед в кылыдан, торнется в сеть, то промышленник, помощию маленькой веревочки, почувствует, что в сеть взошла рыба, тотчас опущает из рук оную, а к жерди привязанную толстую веревку вытаскивает из воды с сетью, чего ради опусченная тоненькая веревочка не препядствует сети тяжестью воды опуститься кольцом по толстой веревке до самой жерди, чем сеть сверху рыбу прикрывает и не пущает вон выйти. И так сими двумя средствами промышляют осетров, нелем, налимов, муксунов и щокуров.

Летние бережники делаются обыкновенно запором; когда рыба вверх идет, от берегу сажени на три и более, у коего на стороне в глубь привязана морда, отверстием своим вниз реки стоящая, от оной морды вниз по реке делаются небольшие прясла, коих при конце стоит другая морда, и так, естьли рыба, идучи вверх, в запор упрется, то по стене сходит на глубь реки и ежели не попадет в первую морду, то обошед, в другую неотменно попасть должна, в той надежде, что тут пройти можно. Промышляют летними бережниками в июле, августе и сентябре, а зимними, таким же образом сделанными, от октября чрез всю зиму даже до апреля месяца.

Когда же рыба зайдет в соры или протоки для своей пищи, то делают запоры, у коих хозяин сколько хочет делает воротец, куда проходить рыбе, но в самых воротах становит или морду или важан для осетров, сети так называемые, сделанные мешком таким же образом, как кылыдан, только с тою разностию, что с оным сидит на одном месте, которое он заранее изготовляет над воротцами, чтоб ему сидя ловить было ловчее, а прочее совсем на то похожее, ибо основание важана также на палке, к коей к средине привязан для тяжести камень, к той же палке к средине привязана другая, которую промышленник держит в руках, уперши нижним концом в землю, чтоб важан не снесло водою, а верхняя половина важана к сему колу привязана веревочкой, а нить, по которой взошедшую рыбу узнать бы было можно, привязана к пупику важана; и так лишь только взойдет рыба, то нить зашевелится, и рыболов помощию шеста вытаскивает нить с рыбой. Сие происходит, когда рыба из соров назад возвращается, т.е. в августе, сентябре и октябре месяцах. В таких же запорах у воротец становят также пуши, такие же, как морды, у коих жерло очень широко, а там что дале, то уже, и длиною бывает иногда сажен около двух печатных. И так, зашедши рыба в воротцы, водою уже забивается в узкой рукав, которой концом привязан к воткнутому большому колу, коим после и вытаскивается. Оными по большей части в полую воду промышляют.

Вары называются запоры, которые городятся чрез всю реку, чтоб рыбе нигде проходу не было, кроме одного окна на запоре, к коему привязывается также морда или помянутый пуш.

Обской ез делается чрез всю реку стоячим лесом, какой делают на заливах и других реках. Оной хозяин также насколько хочет, настолько разделяет присел. И так всякая рыба, не имея проходу, пойдет по оному искать места, где б пройти ей было можно; однако, пришед обратно к пряслу, видя, что вода туда протекает свободно, проходит и она в ворота, и напоследок в морду попадает, откуда рыбак уже вытаскивает чрез нарочно сделанное на боку окошечко. Оное бывает от октября до генваря месяца. Земляные, напротив того, запоры делают с самого начала весны таким же образом и стоят с полою водою, которою запирают в поле и выпускают в октябре и ноябре месяцах.

Переметами промышляют однех только осетров в июле, в августе и сентябре месяцах, хотя, правда, и налимы и большие нельмы попадаются. Сие не дивно, что всякая рыба во всякие снасти за своим множеством попадает, хотя бы были и осетровые, но часто и малой муксун за тое ж уду хватает. Простая сия снасть перемет остякам столь много приносит прибыли, что можно почесть лучше всех промыслов прочих мог бы остяк обогатиться, естьли б оная рыба по настоящей цене там продавалась. В сорок копеек и менее пуд осетрины продается, уже от русских березовских жителей, которые от остяков целыми осетрами или за долг, или за несколько листков табаку, или за несколько чарок вина получают. Из сего всяк заключить может, сколь велико в Оби рыбы множество и что тамошние народы в довольное время самым лучшим куском гнушаются, а в голодное время и костей не покидают.

Гладкое бревешко, к коему навязаны друг подле дружки на долгиньких веревочках удочки, коих и по 12 бывает, а каждую удочку наживляют для приманки из мелких рыбок маленькими кусочками, за которые осетр, схватя, на уду попадает, а промышленник переметы раза по четыре и по пяти осматривает, и для того инде осетров снимает, инде наживу иль новую накладывает, иль стару оправляет. Нередко случается, что на каждой уде по осетру вынимают, но редко, что пуст возвращается. Язевые и стерляжьи бывают переметы, только те с начала весны стоят вплоть до осени.

В реках около Березова, Сосве, Казенне, Сыгве и по другим местам осенью, в сентябре месяце, ездит по одному и по два человека в небольших и легких лодках и зажигают бересту на долгих шестах, которые держат перед носом тоя лодки. Рыба тогда к берегам обыкновенно на мелких местах между каменщиком становится, то по светлости того огня колют острогами налимов, щокуров и пыжьянов.

Сосва река такая, в коей красной рыбы не бывает или, по крайней мере, редко заходит и в самую водополь, хотя она также в Обь впадает. Того ради по всей оной реке простыми средствами промышляют и легкими, как например, маленькими запорами, в коих также становят .морды; но поелику тут по большей части бывает белая рыба, то летом более сетьми и добывают; но во время мертвой в реках воды, когда рыба у свежунов, с гор текущих прибавляется, как выше показано, то делают досченые запоры два ряда против свежуна, меж коими насыпают земли и крепко утаптывают, а по сторонам привязывают морды, куда рыба попадает. Сие случается в марте, по большей части в то самое время, когда уже вода начнет освежевываться и рыба от берегов в реку отходить станет.

По рекам же, речкам и озерам ниже Обдорска и около моря, как в реках Войкарской, Щучьей и Хайе, по укреплении льдов делают небольшие шалаши над пролубками, в кои опусчают нарочно сделанные для приманы деревянные рыбки, маленькие на тоненьких веревочках с камешками и, как к оным манщикам подойдет рыба, то колют острогами щук и прочее. А у небольших запоров опускают на дно с каменьем белые доски, и кои на те доски всплывут, тех колют острогами ж.

Самоедцы в летнее время в реках Тазу и Пуру также и в окололежащих при море озерах и других малых речках промышляют неводами; и у кого нет сетей конопляных, то делают из талового лыка, а веревки плетут из мелкого колотаго талу и таким образом ловят в сентябре и октябре. Они называются ячеицы, длиною сажен по 40, и становят их на небольших речках и озерах, около моря в тундреных местах лежащих: в полую воду и по подледью ловят пыжьянов и кунжей, так, как ниже Мангазеи пущальницами.

Прочие остяцкие рыбные промыслы самоедам, думаю, не неизвестны. Того ради они в случае нужды, или вместо забавы тем подобными ловить также рыбу не не стараются.




ГЛАВА XIX. О ЗВЕРОЛОВСТВЕ

Зверей около Березова и далее к Северному окиану по тундрам годом имеется очень довольно; но прежде, нежели я приступлю к самым промыслам звериным, должен упомянуть остяцкое суеверное примечание, которого они иногда желают, иногда всеми силами избыть стараются. Ввечеру, когда остяк на промысел наряжается, то очень желает, чтоб ему чихнулось, почему он уже верно счастливому поутру промыслу быть надеется; естьли же утром, против его чаяния, ему чихать захочется, то он не знает, как бы ему оного избегнуть, крепится всячески, суется во все стороны, но когда не удержится, горестно взохает, сказав: «Ах, зверь у меня пропал». Чихотку также свою разделяет на разные роды: естьли чихнет тихонько, то мало о том тужит; естьли же шибко, то, почитая, что зверь у ево был хорошей, так досадует, что тот день из юрты вон не выходит.

Звери, какие там бывают, суть: медведи черные, которые, однако, все согласно говорят, что не тамошние природные, а заблудшие, почему их мало там и бывает; волки серые в великом множестве зимой и летом шатаются по тундрам и много губят оленей; лоси, россомахи, бобры по рекам только около Березова, выдры, соболи, белки и изредка бурундуки, лисицы, песцы везде по тундрам около моря и на самом окиане, горностаи и изредка ласки и множество оленей.

Медведей ловят скрадом, стреляют из луков стрелами и из винтовок пулями. Когда же найдут его в берлоге, то вход оных закладывают лесом и засовывают на двух деревьях железные костыли, кои за верхние концы держат, чтобы его не выпустить на волю, а между тем сверху той же берлоги прорубывают большую дыру, чрез которую колют его копьями; также на тропах ставят настороженные луки, от коих проведут по тропе тонкую нитку, за которую задев, медведь передними ногами получает себе стрелу в самую грудь навстречу; когда же давит рогатого скота, то над падежом строют лабазы, с коих в его стреляют.

Впрочем, все сии средства не тамошних народов, а такие, кои в России употребляют, да и медведей ниже Березова, где русских нет, мало видают.

Волков отравляют заквашенною чилибухою в мясе или рыбе. Промышляют настороженными капканами, коих к нитке привязывают мяса или рыбы, так что лишь только волк дотянет за нитку, то захватывает его капканом либо за лоб, либо за нос. Ловят так же, как и медведей, становя луки на тропах со стрелами, потом ловят кляпцами, кои более становят на тех местах, где волки бьют оленей.

Лосей промышляют зимою, гоняя по толстому снегу, а весною по насту собаками; и как он, утомясь, останавливаться станет, то человек близко к ему подходит и стреляет из лука. Весною же и осенью зарубают засеки и становят настороженные луки.

Рысей промышляют луками над падежом.

Россомахи в тамошнем уезде бывают черные и с белыми боками, коих ловят так, как волков, одинаково. Бобры бывают карие и рыжие, от их же кошлоки называемые, молодые, т.е. однолетки, живут в воде при небольших речках и озерах, в норах, из речек проведенных в материк до самого гнезда, над которым вверх прорывает маленькую норку для прохождения свежего воздуха. Промышленники ходят зимою искать оных с собаками, которые, нашед по духу его жилище, промышленник делает со всех сторон в воде запоры, чтоб ему никуда уйтить было неможно. Притом устье норы загораживает кольем, а сверху разрубает помянутую норку топорами и пешнями и, разрубив, привязывает собаку за задние ноги и пущает в нору, которая, задавив бобра в норе, хозяин тащит ее за ноги, а она тащит бобра из норы; в противном же случае, естьли собака бобра в норе не застанет, то промышленник у запору делает пролубь, в которую бобр для воздуху принужден бывает выскочить, и он тут его хватает крюком. Еще ж их ловят в полую воду по рекам во время утренней и вечерней зори, плавая в лодках и, нашед его на берегу, стреляют из луков фальшивыми стрелами, к коим привязано слабо на долгой веревочке с зазуброю копейцо, которое, попав в его, с дерева спускается, и он с им уходит в воду, а дерево плавает на веревочке; и так промышленник, приплыв к плавающей наверху стрелке от ее по веревочке находит и бобра, куда он скрылся.

Выдры большие и малые, шерстью карие и рыжие, находятся по малым речкам, где больше полых мест и ржавцов, где оне на берега выходят; тут на следах промышленники становят настороженные луки, когда же от воды далеко отойдет, то достигают собаками и на лыжах и бьют палками.

Соболей промышляют по тонкому снегу собаками, на дереве стрельбою из луков, в норах и в дуплах обметывают сеть; также из дуплей выкуривают дымом.

Лисицы находятся седые, чернобурые, красные и белодушки, коих промышляют; сделав из снегу бугорок, приманивает, сперва разбросав в разные стороны рыбьих костей, и как лисенок повадится к тому месту, то он впредь закапывает кости в самой бугорок и примечает, как он есть их станет, стоя или лежа; таким образом на боку от того бугорка выкопает ямку и становит самострельной лук, которой после опять заваливает снегом, чтоб не видно было.

Весною же, когда лисицы щенятся в норах, то промышленники те норы разрывают и берут малых щенят, коих кормят у себя дома, покудова хорошая шерсть выростет. Сверх того ловят также кляпцами, капканами, слобцами, луками на тропах и отравою.

Песцы бывают двоякие: одне голубые, другие летом бурые, а зимой белые; водятся в тундреных и поморских местах, около ручьев на небольших бугриках, в норах, множество отнорков имеющих, кои, нашед, промышленник слушает перво, есть ли в ей зверь или нету; когда же не приметит, то деревом или рукою тотчас поскребет над норою, сие песец, услыхавши, думая, что другой зверь лезет в его нору, тотчас подаст голос, что промышленной, услыша, становит тут черкан^{37}^, в которой песец при выходе из норы попадает. Летом же мужики и бабы копают норы из оленьих рогов нарочно сделанными лопатками и, докопавшись до зверя, берут за хвост и бьют головою о землю, напоследок промышляют так же, как волков или лисиц.

Белок осенью по тонкому снегу следят собаками, и когда собака найдет на дерево, то стреляют тупыми стрелами или Тамарами и из винтовок пульками; также промышляют плашками с наживою мясною или рыбьею.

Бурундуки серые с черно-желтыми полосками бывают длиною не более трех вершков; промышляют так, как и белку.

Оленей промышляют разными образами: 1) Гоняют по толстому снегу в лесах на лыжах и стреляют из луков и винтовок. 2) В тундряных местах увидя самоедцы довольно диких оленей, выбирают на высоких горах плоские холмики, на которых становят своих езжалых оленей на ветреную сторону, а от оных оленей начинает ставить к шестам нарочно привязанные на долгиньких веревочках гусиные крылья, по-ихнему лапки^{38}^ называемые, кои на ветреной стороне расстанавливают друг от дружки сажени по четыре и по пяти, а далее и по десяти и до тех пор устанавливает, покудова увидит, что олени по ветру дух человеческой обонять могут; потом с другую сторону против ветреную сторону становит такие же лапки от саней, уступя сажен на пятьдесят, до тех пор, пока уже против самых оленей поровняется, ибо тогда он не боится, что ветр нанесет человечей дух на оленей, а олени, собирая мох, того и не видят, да и правда, что олени менее глазами видят, нежели как духом обоняют. И так постановя лапки с одну сторону, ложатся несколько человек в снежные шанцы не в очень дальнем расстоянии от санков, а по другую сторону скрываются стрельцы с луками и винтовками, кои и называются у них особливым именем – варданы. Между тем, несколько человек заезжают в даль, чтоб оттуда погнать оленей к санкам прямо между расстановленных лапок. И так олени бегут тою проталиною, видя с обеих сторон страх от лапок, ветром веющих наносимой. Бегут прямо на санки к неезжалым оленям, а скрывшиеся в шанцах люди встают и чем попало машут, кричат и всячески пужают, чтоб с своей стороны отогнать на другую к варданам, которые приблизившихся оленей сколько можно стреляют и побивают. 3) Еще ж бывает, что оне, приметя стадо оленей, выбирают какую-нибудь горную сопку, которую обстанавливают кругом своим обозом и на шестах вывешивают платье и все, чем бы олень мог пугаться. А между тем, сделав пространной проход на гору, с обеих сторон опять расстанавливают лапки и несколько человек сзади заганивают оленей в оной проход на гору и, когда вбегут оне, то оной проход задергивают еще санми, чтоб назад нигде не могли выбежать. И так олени, видя себе отовсюду страх от развешенного платья и веющего крылья, бегут вкруг холма той сопки, а стрельцы между тем в их стреляют, так что редко случается, чтоб хотя один из их выбежал, но всех побивают, сколько б захвачено ни было. 4) Летом, когда бывает сильной комар и пауты, то олени выбирают прохладные ключи, где б им ложиться было можно, и тут стрельцы стреляют скрадом из луков и ружей. 5) В сентябре и октябре месяцах промышленник, увидя стада диких оленей, берет с собою из своих нарочно к тому обученных оленей пяток, при коих находятся также и телята двухгодовые и годовые; из тех пяти оленей одного пущает наперед на долгой веревке сажен в 20, а конец привязывает за пояс, других ведет он по сторонам также на веревке, по два оленя на стороне, за пояс же привязанные, которые один за другим идут порядочно; и правда, оне столь привычны, что ежели мало разрознившись, не так пойдут, то не допущая до того, чтоб он еще веревкой поправил, но только лишь взглянет, то олень, догадавшись, что не так идет, как хозяину надобно, сам поправляется, а промышленник идет, наклонясь между ими даже до самого табуна диких оленей и, приблизившись к оным, стреляет из луков и ружей. Осенью, когда олени гонятся, то промышленники по одному и по два человека ездят на оной промысел диких оленей, выбрав с собою крепкого и сильного кормового хара^{39}^ или некладенного оленя и, наехав табун, оставляет санки, а хару, навязав петлю на рога, укрепя подле самого рогов корня и расправя по рогам, где надо привязав худенькими ниточками, чтоб после порвались, а петля б прежде времени не спустилась. И так подводит своего оленя к табуну, и он, увидав стадо, побежит к оному, а оттуда выбегает такой же хар, и они, сразившись, начнут бостися и до тех пор бодутся, пока один другова не осилит; однако дикой олень во время борьбы срывает петлю с кормового на свои рога, и когда побежден вздумает бежать, то кормовой хар тотчас свои рога утыкает в землю и его сдерживает и не пускает, а между тем промышленник, набежав, убивает дикого.

В стадах, по тамошним тундрам, диких оленей бывает от десяти до двухсот, но прежде сего незадолго видали такой табун, в коем более трехсот положить надо.

Олень – зверь столь пужливой, что в тундре иль в лесу от треску малого под его же ногою изломавшегося деревца и от веющего лесу пужается, чего ради в таком случае бежит по лесу прочь сильною рысью, задние ноги закидывая за передние так, что иногда по мере примечено по аршину меж копытами расстояния; рыщет, подняв короткой свой хвост кверху, заломя голову, положа прекрасные большие свои рога на спину, спереди представляет вид неприменного иноходца, а сзади на его смотреть – так, как разбитую клячу, которая, отбив у себя ноги, бежит раскорякой. И так испужавшись, бежит далеко и долго по тундре бегает, но столь опять любопытен, что не преминет после, чтоб ему не прибежать к тому ж месту и не посмотреть, чего он испужался. Иногда таким образом раза по два и по три прочь убегает и опять на то же место прибегает для свидетельства, а между тем, покудова он по тундре от страху бегает, промышленник перебирается на то место, куда оленю прибежать должно, где он его прибежавшего застреливает из лука или из винтовки.

Самоедцы, когда промыслят дикого оленя, то перво всего отрежут ему уши и на том месте, где сняли с его кожу, кидают в знак благодарности тому зверю и для счастливейшего впредь промысла. Голову и ноги с мозгом едят сырые. Глаза закапывают в землю в такое укромное место, где б ни бабы, ни взрослые девки не шатались. Иначе, естьли баба перейдет, то у их за грех и великое несчастие в промыслах почитается^{40}^.

Средствами, какими зверей ловят, суть разные, из коих первые, слобцы, делаются следующим образом: с двух сторон делают огородец улочкою ширины меньше полуаршина, а поперег улочки вершка на три вышиною от земли делается поперечинка, которая ниже в колье с обеих сторон установляется; сверху накладывают плоское бревно, задним концем на коле утвержденное, передним же настораживается, будучи поднято кверху, лежит на спине, в развилину первого кола ущемленной, которая однем концом поддерживает бревно под поперечину, в бревно утвержденную; к другому же концу спины привязана насторожка, верхним кончиком в кол упертая, а нижним за первую меж кольев невысоко от земли на лже установленную поперечинку, чтоб бревно прежде времени не спустилось, за которой кладется прутье и другая примана, а как зверь или птица взошед заденет за поперечинку и из места ее вышибет, то насторожка соскакивает, а бревно, опустившись, придавляет добычу. Оным ловят зайцов, лисиц и тетерь.

Куронсес^{41}^ делается на столбиках, в землю врытых, вышиною от земли на пол-аршина, чтоб во время погоды его не занесло снегом. На столбиках стелют доски длиною в сажень ручную, а шириною в пол-аршина, по бокам также огораживают дощечками шириной в четверть. Сверху делается такой же гнет бревенной, у коего исподняя сторона обтесана в пласт; задней конец оного утвержден на столбике. На половине пола кладется нажива из сухих рыбьих костей или мяса, а на наживу кладутся две круглые палочки или скалки длиною вершка по два, а толщиною в палец. На оные палочки кладут небольшую дощечку, с нижней стороны опупистую, на которую становят сторожек не толстой, длиною в пол-аршина и менее; на оном сторожке устанавливается гнет, и как зверь войдет в куронсес и, нашед наживу, станет доставать, тогда палочки из-под опупистой дощечки покатятся, сторожек выпадет, а гнетом придавит. Попадается в куронсес всякой пушной зверь, как: волки, лисицы, россомахи и песцы.

Плашки или пасть, известное средство, коим в России мышей промышляют, но та только разность, что здесь на белок и соболей становят таковые. Внизу кладется доска, а сверху другая, кои обе содержатся на одном коле; над оными сделаны рели, покою подобные, коих к верхней перекладине привязывается сторожек, которой верхним своим концом поддерживает верхнюю доску, а нижним задевается за зарубку тоненькой дощечки, такою же длиною, как и самые доски, привязанною к тому ж колу, на котором помянутые доски утверждены; под тоненькую дощечку кладется нажива, которую, когда зверь трескать будет и чуть лишь пошевелит дощечку, то оная упадет, сторожек выскакивает, а верхняя доска зверя придавит.

Засека делается, как городьба из кольев, а между ими оставляется проход, в коем становятся либо луки, либо утверждает вверху кольев петлю и оную расширяет, а как зверь в оной проход пойдет, то либо в петлю попадает, либо, задев за спинку, натянутой лук спускает и стрелу прямо себе в грудь получает. В таковые засеки заходят олени, лоси и медведи.

Морские звери, кои самоедцам только известны, суть белые медведи коих жительство оне неправильно в воде полагают, но он только себе там пищу добывает и по воде плавает и ныряет, а часто его и по берегам промышляют. Около Мангазеи и Туруханского монастыря, что на Енисее, такое их множество, что в ином месте столько не сыщется черных, сколько там по рекам и по тундрам, от моря отдаленным, их промышляют; там оне очень смирны и с коровами так, как дворовый скот, вместе ходит. Причину тому мне сказывали, будто бы им есть запрещение от святых мощей Василия Мангазейского, чтоб скот не губили. Самоедцы их промышляют, нарочно разъезжая по берегам Северного окиана, но когда и невзначай близко наехать случится, то кидается он на человека, естьли же далеко, то убегает; напротив того, когда увидит в лодке плывущего, то и издалека за человеком гонится, желая как бы лодку опрокинуть. На сухом пути по его неповоротливости легко промышляют иногда скрадом из ружей и из луков стрелами.

Моржи хотя не более трех сажен ручных бывают, однако по сказкам промышленников изо всех морских зверей суть величайшие. В верхней челюсти имеет два зуба, четверти в три, посредством которых он выпалзывает на берег или на лед, где спящего его или отдыхающего колют носками, имеющими на конце немалые зазубрины. Ног он не имеет, а только одне ласты; и на берег же выпалзывает, закинув назад шею, и, утвердя в лед или в берег большие свои зубы, так вытаскивается. Когда его найдут таким образом спящего, то промышленники подкрадываются с носками, на долгих ремнях привязанными, коих другой конец привязывает к пню или колу, в землю утвержденному^{42}^, и когда носок в моржа воткнут, то он, испужавшись, совсем пустится в море и, дошедши до глубины какого места обессиливает, откуда его опять на берег вытаскивают и добивают.

Зайцы морские, нерпы или тюлени разных родов находятся, из которых большие самые не более двух аршин бывают. Шерсть малая, пестрая и серая, стреляют у приглубых и гористых мест около моря, морских губ и рек, подкравшись, из луков стрелами, а иных и так находят, погодою из моря выкинутых. Зимою же, когда реки льдом покроются, то оные звери проделывают пролубки, из коих на вольной воздух выходят, а промышленники подле оной пролубки кладут небольшую доску, а с другой стороны сами в сне[г] неподалеку от оной зарываются; и когда тюлень выйдет из пролуби, то оне доскою на долгом ремне задерживают пролубь и тут его бьют палкой или ножем колют.

Белуга^{43}^ зверь или рыба, у самоедцов в немалом сомнении, однако оне более за зверя считают, нежели за рыбу, доказывая зверёвым подобные ее части: голова продолговатая, глаза малые, круглые выпуклые, ушей нету, а только одне дырки, шеи нету же, туловище поперег толше, к голове покатее и к хвосту гораздо тонее, кожа толщиною человечей подобна, беловатая, слизкая, перьев нигде нету, на груди имеются две ласты, жиром наполненные, в коих имеются пять косточек, извне означены пятью будто ноготками, к груди тоньше – в человечью руку, а наружу шире – лопаткой наподобие ладони; под брюхом имеется детородный уд, от которого не в отдаленности имеются две титьки, как коровье вымя, молоко белое, детородный уд длиною вершков более десяти, а толщиною в руку пониже локтя, собою вострой, как у быка, мясной, без кости; хвост хрящевой, плашмя, не как у рыб, но как у рака, которой она, подгибая под себя, воду назад попирает и так плавает. На затылке имеется дыра, в которую набравшую в себя воду вон выбрасывает вверх сажени на три, зубы ровные, клыков нету, мясо черное, как уголь. Дети ее родятся кожею чернее против матки, рот невелик кажется, но когда зевнет, то обширностью своею удивляет самоедцов. Жир ее очень чист и прозрачен, как масло. Оную, когда увидят зашедшую в залив, по большей части в июле месяце, то самоедцы, собравшись от 50 до 100 человек, выезжают на устье того залива и гонят оную до самого тупика на мелкие места, где колют ее копьями.

Киты в промысле у самоедцов никогда не бывают, но только сильною погодою на берегах выкинутых из моря, мертвых находят.




ГЛАВА XX. О ПТИЦЕЛОВСТВЕ

Пти[ц]еловство начинает быть в начале самой вешней оттепели, когда снег растаивать начинает по водопольным местам, где к скорейшему растаеванию снега сыплют также и золу; и лишь только вода на таких озерках окажется, то и птица прилетает всякая. Подле такого озерка делают нарочно снежной шанец или станок, у которого на все стороны имеются окошечки, из коих стрельцы стреляют из винтовок пулями, с которую бы сторону птица не прилетела. К большему приману птицы имеют оные промышленники запасенные уже чучелы, кои становят на воды и к коим птица больше скопляется. Удивительно, что птица, гуси или лебеди, лишь только сядут подле таких манщиков, то тотчас начинают с ими драться. И естьли ей однажды спастись от сего обману случилось, то впредь разве в другие средства попадется, а к сим манщикам никогда уже близко не подойдет. Наиболее стреляют на таких местах крупную птицу – гусей и лебедей, а прочих разве по нужде.

И так покудова оттепели бывают, охотники промышляют только сим вышеписанным образом, но когда воды уже гораздо больше располятся, то и птица, покудова не улетит на гнезда, водится на одном месте до самой глубокой весны, пользуясь озерною водою, перелетая с одного озера на другое. В таком случае охотники от одного до другого озера вырубают лес пространно перспективою, коею бы утки и прочие с озера на озеро способнее перелетали; таким образом, налету в сумерках разстонавливают сеть, которую распяленную на высоких шестах за тетивы хозяин держит на слабке, и лишь только птица, одна или много, в сеть торнется, то сеть опусчается, и она запутывается. Таковые сети называются перевесы, и вместо того, чтоб говорить – промышлять перевесами, говорят: сидеть перевесом.

Другое средство, во всем сему подобное, называется кыскан – такая же сеть, но с тою только разностию, что оною и в ясные дни промышлять можно, как и ниже сего явствует, ибо вся сеть лежит на земли на кольцах раздернутая, и когда птица полетит, то он, со стороны видя, что уже близко находится, того ради вздергивает кыскан; и птица, не успев так скоро вверх подняться, вся в его попадается. Между тем, лишь только еще торнется, то кыскан весь по кольца сбегает в кучу; того ради и во время множества попавшихся птиц не могут так скоро кыскан прорвать и вон вылететь, но когда же случится, что все пролетят поверх кыскана, то в запас неподалеку становят чучелы, и в таком случае остяки столь искусны в бересту кликать по гусиному, что никоим образом распознать нельзя. Того ради лишь только пролетят, то он и начнет в бересту кликать, а гуси, услыхавши гусиной голос, опущаются ниже к манщикам, как к товарищам, и, плавая издалека, опять в кыскан попадают.

Около Самаровского яму наиболее промышляют понжами, сетьми так называемыми, которые длиною бывают сажен в 20, а шириною в две. Оную расстилают на песку, где гуси более садятся, а человек скрывается в стороне в нарочно сделанном к тому огородце, держа в руках веревки, на которые сеть с обеих сторон надета, а после не в отдаленности укреплена в кол, и как гуси на сеть сядут или найдут, то промышленник дернет за веревку, и сеть вся в мешок сбирается, а гуси в ей запутываются.

Впрочем, можно сказать, что птицы во все лето бывает здесь такое множество, что большая часть Березовского уезда запасом оных довольствуется чрез год целой. Прав[да], что хотя из крупных птиц, гусей и лебедей не столь много засолить случится, потому, что в одно только начало весны и промышляют, однако уток столько много на каждого достается, что и на другой год вон выкинуть останется.

Разных родов хотя и немного, однако стада бывают великие, как доказывает удивительное множество прилетающих и отлетающих гусей и лебедей и ужасная по водам чернь уток и разных прочих птиц. Из всех родов бывают, выключая гусей и лебедей, казарки, чагвои, турпаны, сынги, чернеди, соксуны, полухи, гоголи, свищи, савки, чирки двух родов, селезни, крохали, лутки и прочие, в пищу употребляемые птицы.

Прочие: сукалены, турухтаны, стерки^{44}^, журавли, а гагары разве невзначай попадутся, а нарочного старания к промыслам таких птиц никто не прилагает.




ГЛАВА XXI. О СОСТОЯНИИ ВСЕЙ ТАМОШНЕЙ СТРАНЫ, ПОГОДЕ, ТРАВАХ, СЕВЕРНЫХ СИЯНИЯХ И СВЕТЛОСТИ

Что касается до состояния всей тамошней страны, то думаю, каждому небезызвестны неспокойного севера перемены. Правда, хотя и в самом деле город Березов можно положить в северном градусе, как самое место доказывает, однако погоды по своему непостоянству так часто переменяются, что иногда не в свое время случается великая стужа, иногда среди глубокой зимы мосты от оттепели до земли оголяются. Прошлого 1771 года лето столь было жарко в городе и жителям несносно, что не только самые старики не помнят такого рода, но и молодым было для памяти, затем, что оне последних своих огородных овощей, коих и без того родится там мало, принуждены были лишиться. Наивящшие же жары были под осень в августе и сентябре месяцах, а после вдруг север столь проворно поворотился с своею стужею, что в средине октября и реки становиться начали. Меня в сие лето в Березове не случилось, а был в дороге к Северному окиану и для того не мог жаловаться на сии несносные, как мне сказывали, жары, а находился в числе почти тех знобких людей, кои и зимою из шубы не выходят. Хотя у меня было и лето, однако я не скидывал ее, кроме пяти дней, в которые от северного жару пот в себе почувствовал.

Травы хотя и родятся около Березова, и лесов всяких довольно, то тонкость их и малость доказывают особливость тамошнего климата. Триста верст считается от Березова вниз по реке Оби до Обдорского городка, где уже лес ни к какому строению не годится, а при впадении реки в Обскую губу уже и никакого нет, кроме талу. Самое последнее дерево к северу растет лиственница, которая около двухсот верст в северо-западную сторону на реке Щучьей кончится, откуда начинаются уже чистые тундры и на мокрых местах ничего не видно, кроме моху и разного рода тальника вышиною менее аршина. Травы, напротив того, ниже Обдорска около реки и на мокрых только местах имеются, а на тундрах ничего, кроме сухих холмиков, на которых мелкие всякие особливые растут травки, да и те недолго, ибо естьли слишком непостоянной год выдастся, то не цветут более трех ден, так, как мне сказывали тамошние жители. Один, дескать, день выростает, другой цветет, а в третей пропадает. Да и правда, что естьли северной ветер потянет, то уже редкие травы в целости останутся, во-первых, что холоден, во-вторых, что и перестает нескоро. В июле месяце я имел от северного ветра такие морозы, что не только поля все заиндевели, но и у меня в чуму вода в лотке замерзала, что очень служит доказательством холода северного ветра.

Что ж касается до животных, то во всей тундре, кроме оленей, лисиц и песцов, зимою не найдется, а прочие, кои любят потеплее, те сюда, ближе к Березову, и водятся. Из домашних же одне коровы, кои в Обдорске живут до пяти лет немногие, а лошади ниже Березова отнюдь быть не могут. Были охотники, что на судах в Обдорск лошадей завозить пробовали, но и году не пользовались своим вымыслом. Свиней и овец березовские богатые некоторые содержат по малому числу, да и то не надолго, ибо оне там плодятся худо; корму для их мало, потому что и хозяева довольствуются привозным запасом с купли; притом же должно их всегда содержать взаперте, иначе через час и костей на найдешь, как собаки растащут с своею игрою. Здесь, кажется, не непристойно упомянуть и об обычае тамошних собак, коих там премножество, потому что зимою оне вместо лошадей служат и в дальние дороги и в лес по дрова. Оне когда голодные во время недостатку рыбы (как и остяки от сего более голод претерпевают), то так смирны, что не подумает и залаить, а когда сыты, то то и дело, что играют. Того ради и со скотом перво играют, а потом всего растерзают, коли отбить никого не прилучится. Каждой день небывалым там людям наведут чрезвычайную скуку своим воем, которой по всему городу раздается таким образом: сойдутся собаки три или более, перво подерутся, потом начнут выть, что услыша прочие собаки то ж подымут; и так во всем городе сделается такой вой, что из конца в конец переходит, будто караульные перекликаются, стоя на караулах, крича: «С богом! Ночь начинаем». В кошках я особливости не приметил, но бывают всякие, как белые с черными и рыжими пятнами, серые, черные и совсем белые, кои водятся также и в Обдорске.

Петухов и куриц для яиц содержат, некоторые только с великою от собак осторожностию.

Тараканов и сверчков во всем Березовском уезде нету, а начинаются оные от Самарского яму, что больше 400 верст выше от Березова. Клопов у русских довольно, блох мало, а у остяков много, также и вшей. У самоедцов, напротив того, блох нету, а вшей со излишеством.

Вся сия сторона, хотя болотами преизобильна и на болотах устроена, однако лягушек нигде не видно, как и змей, а редко видеть случается однех ящериц, которые только одному Березову известны.

Впрочем, сколь скудная сия страна во всю зиму, так что описать нельзя, столь, напротив того, весело в ей жить, начиная от весны до самой осени, так что изобразить неможно, по той причине, что зимою там почти свету нету, а бывают они около Николы не более трех или четырех часов, в кои при свете писать можно. Летом же, напротив того, и днем и ночью такая светлость, что не только читать и писать можно, но между ранним вечером и ночью почти различия нету, и без привычки на первой случай уснуть нельзя. Самое солнце в Обдорске не более часу из глаз скрывается, и то за одну высокую сопку закатается, из-за которой видеть его нельзя, иначе во всю ночь катится по горизонту, как превеликая кадка, на которую прямыми глазами смотреть можно; и светлость его немало не препятствует себя видеть; наконец, и места хотя в самом деле негодные, но при таком ночном сиянии кажутся весьма приятными.

Кто желает сими приятностями наслаждаться, то пусчай сам туда съездит, тогда увидит и мне поверит, сколь прелестное летнее тамошней страны состояние.

Северные сияния там не в большом почтении и не за великую особливость считают, потому что там и зимой и летом часто случаются, а особливо под осень. Простые северные сияния очень неудивительны, но которые с немалым треском и большим шумом зимою случаются, те часто приводят зрителей в удивление, ужас и предугадание. Тотчас после таких пойдут у их переговоры, перенятые от русских невидальцов, и всяк предбудущее по своему разуму заключает, но таковым заключениям здесь места нету, а для курьезности приложу одне мнения тамошних господ физиков, отчего оне происходят. Иные говорят, что солнце в море купается, и оттого свет оказывается и скрывается, а треск значит, когда оно о воду ударяется. Иные сказывают, что море горит в то время, и от его волнования происходит сей стук и движение колумнов.

Так наши остяки свою физику толкуют.




ОБ ОЛЕНЯХ

Богатство северных жителей, как остяков и самоядцов, не называется богатством иметь разные достатки, но у них тот и богат бывает, кто сегодня сыт, а завтра голоден не будет. Правда, есть из них такие, которые имеют и амбары, разными зверьми наполненные, но оными только от ясака и от ненравия отплачиваются, а о запасе на содержание всей своей экономии редкие помышляют. Летом, когда рыбы довольно, ловит ее с небрежением, а берет из великой кучи однажды вытянутой ту, которая выше всех скачет, и запасает столько, чтобы ему только до весны за неделю стало, не думая о будущей ловле следующего году, каково де удастся. Прошедшей 1770 год столь им был скучен, что каждой, живучи вдали от городков, сколько ни терпел голод, сидя дома, однако, взяв с собою сколько-нибудь Зверевых кож, принужден подвинуться из своего жилища со всей своей фамилией, и покудова находятся в нем силы итти пешком, по тех пор и следует, а выбившись из сил совсем, на дороге пропадает. Многие есть такие, кои, будучи не в силах терпеть такой голод, все с себя чувства сравнивают, и оставляет то себе понятие, что ему в глаза мерещится, то почитает, на языке сладостию; многие, узревши перед собою какую-нибудь падину принуждены охотно такую кушать; многие, от богатства своего отставши, принуждены с великою нуждою ходить по миру; а напротив того, сей только запас у них за худой почесть неможно, что кто имел на себе платье из рыбьих или оленьих кож, те ныне ему в варении бурдука ригодились^{45}^. Щастлив из них тот, коего бог благословил стадами оленей; такой уже почти никогда ни о чем и не думает, хотя ходит также и за звероловством; однако сей труд принимает на себя от безделья, либо от великой скуки; оленей же кто стада содержит, тот у них и богатым называется, ибо никогда голоден не бывает. Но и действительно содержание такого скота можно смело назвать прочным, ежели пастух попадется доброй совести. Понеже стада сих оленей требуют всегда при себе человеку быть с фамилией (по-ихнему чум называемой) в кибитке, к которой он привыкши каждой день принуждает пастуха перебираться с места на место, потому что через сутки скот, выбив весь мох для корму из-под снегу, выбивает и место; следовательно, требует, чтоб кибитка подвинулась далее, где б он свежева мог найти себе моху или корму, а иначе он рад голодом стоять на одном месте, а от кибитки прочь не пойдет. Сей зверь не такой, как лошадь, коих стада пасут табунные жеребцы, но в оных хар стадо своих самок пасти не может, а завсегда бывает пастух, надзирая, чтоб которой олень куда-нибудь не утратился. Пасутся же на всяких местах, где б ни пригодилось, а нарочных к тому мест не выбирают. В стадо пущают некладеных самцов или харов не по выбору и не помногу, а столько, чтоб толко самок не оставить бездетными, а ярость харову удовольствовать, коему в то время бывает не без трудности. Ибо обыкновенно числясь между 25 самками один, то только за собою знает, чтоб успеть с одной вскочить на другую, по порядку обошедши каждую по два и по три раза, от чего в такую приходит немощь и бессилие, что и на ногах стоять не может; понеже ему в то время и наесться недостает времени; чего для пастухи оттаскивают его в другое место от стада, где б он, не видя самок, в спокойствии отдохнуть и несколько поправиться мог. Сходятся как рогатой скот, обыкновенно в сентябре до половины октября и далее, охоту же харову можно предвидеть таким образом: перво начинает царапать землю или снег, потом станет мочиться на задние себе ноги, а напоследок, как придет в ярость, то начинает искать самок к тому же охочих; напротив того, ежели самка не захочет, то хар как бы ни старался, но никоим образом склонить ее не может; а имеет такую охотку до тех пор, покудова своих рогов не лишится, что бывает в год по однажды, как то у хара спадывают в октябре и ноябре месяцах, у молодых же и декабря в первых числах, у кастратов в марте и апреле, а у самок в мае теряются; и как скоро спадут, то тотчас новые рости начинают, ростут же до осени они мохнатые в коже с маленькою шерсткою^{46}^, которая разве у некоторых кастратов в целости засыхает, а прочие все, о деревья очищая, делают голыми. Самка, когда почувствует у себя от самца что-нибудь в брюхе, то уже ни под каким видом хара скакать на себя не пущает, однако, и в то время его от табуна никогда не отделяют.

Носит самка в брюхе теленка семь месяцев, и каждой год приносит по одному, а двойни редко случаются. Время в последних числах апреля и первых маия; когда наступает телиться, тогда пастухи или сами хозяева выбирают для спокойствия самки места либо лесистые, а где нет лесу, то чистые ручьи, и около ручьев на горах талые места, чтоб от погод было безопасно; но иногда бывают, правда, и великие ненастья, как то ветры со снегами и морозы, то хозяева рожденного в то время одевают разными своими одеждами, только чтоб были не ветхие и дымом не закоптелые, коего бедняка, одетого в человеческое платье, теленка матка оставляет без всякого призрения и жалости, так, что и совсем его позабывает, которую после пастухи, хотя и с немалою трудностию, однако с принуждением кормить теленка приучают таким образом: перво таких на снегу привязывают и не дают ей ни пить, ни есть сутки трои или четверы, а потом сваливают ее с ног и припущают теленка сосать титьки; матка же, проголодавшись, когда начнет его лизать и питать без принуждения, тогда ее спускают с привяски, в противном же случае по тех пор не освобождается, покудова сама кормить его не будет. Родятся телята четверти в три вышиною и более, а после, ростя и питаясь молоком, бывают и больше; и когда уже бывает месяцов двух и менее, то сам начинает есть мох и мягкую траву, однако и матку сосет до тех пор, пока она не понесет другова, и тогда уже его редко к себе подпущает; бывают же и такие, кои матку сосут года по два, хотя и сами детей носят, но матку не покидают, и их никто не отъимает, а отстают либо сами, либо матка припускать его не станет. Напротив того, удаются из них такие наглые, что, пососав мать свою и увидя в близости другого также сосущего, то, оставя мать свою, забегает сзади, и сосет иную с другим тут же; таковые бывают ростом больше обыкновенных; а иные и самки есть такие, кои из охоты воспитывают оставшихся после матери теленков по два и по три, но только такие бывают уже ростом менее прочих. Сие смеху достойное в сем животном: при рождении в благополучную погоду, лишь только родившись, мало-мало обсохнет, то тотчас и начнет скакать и бегать, а сам хоркает; увидя такого, матка сама также бегает за ним и хоркает; колми паче естьли таких в стаде прилучится много, то смотреть на такое позорище не неприятно. Бывают опять из самок такие (кои обыкновенно чрез два года должны приносить сами телят), а оные, например, весною родившиеся сами, да к другой весне уже и теленка принесет; таковая называется у них блядью (неуды), а самец также, хотя прежде времени и скачет, но ничего сделать не может.

При первом случае их возраста хозяева ничего еще приметить не могут, и куда его способным употребить не узнавают, месяцов же шести когда будет, то неимеющей оленей его впрягает под легкие возы, перво приучив, чтоб не дичился, таким образом: надевает на него с петлею веревку, и за оную дергает, а олень, боясь того, бегает вокруг, но когда усмирится и не будет веревки бояться, то водит его на оной, куда хочет, и напоследок без трудности впрягать может; а нередко также случается, что, не умея оленя приваживать в веревке, тою же и задавливает. В езде олень служить может с перемешкою во всю зиму и лето, только б с отдыхом был довольной корм; в день можно на нем ехать часов 12 и более, а когда уставать станет, то должно выпречь и покормить мохом, а после до становья вести уже простого. В противном же случае, естьли хозяин отдохнуть ему дать не похочет, то после с жалостию смерть на дороге упадшаго оленя оплакивать будет. Никакого знака видеть не можно пред случаем падения такого усталого оленя, но везет так, как и свежей, и ниже запыхается; а как придет время, то в один миг упадет и не дыхнет. Сильняе из них бывают кастраты, и они в возке долее служить могут. Живут олени по примечанию 21 год, более или менее, естьли только на нем кроме неизбежных никаких других немощей не было, от которых часто случающихся приходит в слабость, и так как старик или пропадшей олень бывает жертвою хозяину в пищу. Болезни на них бывают: 1) колется копыто, 2) кашель, 3) из рта течет слюна, 4) весною на каждом олене бывают свищи, 5) в горле черви; коих оной народ никак лечить не умеет, кроме последней, что черви из горла рукой вынимают. Что ж до свищей касается, то сия болезнь такая, коей никоторой олень избежать в жизни своей не может, и каждой весны, естьли на одном появится, то уже и все стадо тем же заражается. Она состоит из червей по за коже у зверя живущих, кои иногда так усиливаются, что оленя совсем задавливают, а иначе без всякого также лекарства в свое время из-за кожи выпадывают, и олень очищается. Кроме сих двух болезней, прочие усилившиеся можно назвать неисцелимыми; копыта хотя и спадывают, но очень редко, и притом разве по какой болезни. Олени рогами одарены бывают великими и немалым числом отростков; но сие разно случается и разное число на таких бывает, а есть некоторые, кои и совсем отростков не имеют.

Бывают олени разных шерстей, как: белые, пегие, чубарые, черные, бурые; которых держать самоядцу не убыточно, ибо, просто сказать, он его поит и кормит, обувает и одевает. Понеже мясом оного довольствуется столько, сколько самому ему хочется, и никогда голоден быть не может. Шерсть особливо никуды не употребляют, но естьли которую оленину и очистят для юфты, то шерсть с нее кидают за негодностью; а выделанные сих зверей кожи употребляют на платье и обувь, и на все содержание целого дома. Возят парой и по три вдруг; бегут рысью, таща за собою тяжесть очень согласно, а каждая пара легко тяжесть пятнадцати пудов на себя примет; легкими ж санми действительно в сутки не кормя можно до ста верст выбежать, только б ему давали через 20 верст немалое число вздыхать, поесть снегу и высцаться; однако он когда и бежит, то и на бегу снег глотает, а притом и во всю зиму пьют не воду, но снегу вместо питья едят довольно; летом же пьют воду всякую, речную и из морских заливов.

Продаются олени рубли по два, по три, а смотря по доброте и до десяти рублей доходят.










197-й лист рукописи В.Ф. Зуева «Об оленях»



Санки, на которых ездят самоядцы, впрягая по два, по три и по четыре оленя, делаются из всякого, кроме тальника, дерева, коих полозья А бывают длиною аршина в три с половиною, имея у себя на стороне по три копыла В и по четыре, вышиною от полоза А до дир С, в кои вкладываются поперечины или вязья, вершков одиннадцать. На вязья настилаются тесаные тоненькие досчечки D, пришитые ремняки к козырям Е.Е, напереди и назади имеющимся; по сторонам же от самых Полозовых головок Г даже до заднего козыря пришивается с закрайками досчечка О из дерева с корнем, наподобие кряка зделанная, где она тонким концом Н вдалбливается в передней конец полоза, а корнем I касается до заднего козыря Е, от переднего же козыря Е до самых головок F оставляется пустое место. Головки же F соединяются вместо вяза поперечиною К, чтоб полозы не разбегались. На полозьях А под сим вязом К провертываются дири L, в кои вдевается ремень М и завязывается за блок или досчечку боковую О, на которой имеются лонтали N, коих чрез дири О продет один большой ремень Р, за которой тянут олени, будучи запряжены по два в ряд в лямках чрез шею, имея ремень у себя промеж всех ног. Вместо узды, имеют олени на голове кости К, нарочно к тому сделанные, кои надеваются на лоб, и, подтянув под челюсти на затылке, концы завязываются. У левого оленя имеется одна вожжа 8 на левой стороне, и привязывается вверху за узду К почти подле самого уха и, чтоб не спадывала, накладывается на кость Т, пришитую к широкой коженой подпруге U, а другой конец держит в руке. Припряжной олень к левому привязывается накрепко, чтоб был поводлив, куда левой поворотит, туда бы и он следовал. Ездок сидит в санках, скорча ноги калачиком, или одну ногу под себя, а другую свеся; в одной руке держит вожжу, а в левой тонинькой шестик^{47}^ длиною сажени две и более, коим оленей понужает, и ежели ему надобно ехать влево, то немного подержит вожжу, а потом потрясает ею, естьли ж вправо, то должен ударить вожжею наотмашь оленя по боку; буде же остановить, то потянет вожжу, и он остановится, а припряжной безо всего уже слушает левого; но чтоб назад к ездоку головой не поворачивался, то, вынув наперед шест, с угрозою приказывает, чтоб стоял прямо.






КОММЕНТАРИИ

















КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ О НАРОДЕ ОСТЯЦКОМ...

Воспроизводится по изданию «Краткое описание о народе остяцком, сочиненное Григорием Новицким в 1715 году» (Издал Л. Майков. – Спб., 1884).

Репринтное издание не позволяет расставить по книге номера затекстовых комментариев. По этой причине в настоящем издании указывается номер страницы издания 1884 г., абзац, в котором находятся слово или часть текста, нуждающиеся в пояснении или комментарии. Если начало абзаца находится на предыдущей странице, остаток его на новой странице считается первым. Если абзац на странице один – указание его порядкового номера не производится. Чтобы читатель быстро мог найти искомое слово, вслед за номерами страницы и абзаца приводится выделенная курсивом часть текста. В отдельных случаях, если примечание касается отдельного слова, оно выделено подчеркиванием.

С.V. 1-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«Случилось_это_уже_после_1720_года,_когда_скончался_Филофей»._ – Дата смерти указана неверно: Филофей Лещине кий скончался 31 мая 1727 года в возрасте 76 лет в Тюменском монастыре и был похоронен у западного входа в Троицкий собор.

С. 6:_«Толикое_убо_безсмертие_славы,_твоея_не_толико_на_злате_марморы»_. – Очевидно, _«на_злате»_ мрамора.

С. 6:_«...сияние_вапы_солнечную_светлость...»._ – Очевидно, в слове допущена ошибка: скорее, _«вашы_солнечную_светлость_».

С. 17. 1-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...своим_вниманием_ничесоже_не_утверждаем...»._ – Скорее, необходимо читать _«ничегоже_не_утверждаем»._

С. 18. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«Многолюдствием_зело_доволно_государство_сие_различных_родов_и_дивыих_языков,_от_них_же_мнози_суть_безвестны_в_Европе,_яко:_Тунгусы,_Остяки,_Отяки,_Якуты,_Самоядцы,_Брацкие_мужики,_Пегая_орда,_Киргизы...»._ – Современные названия соответственно: эвенки, ханты, удмурты, якуты, ненцы, буряты, селькупы, казахи (возможно – хакасы). Из них отяки (вотяки) – удмурты попали в перечень ошибочно, т.к. они обитают в Прикамье, к западу от Уральских гор. Вероятно, вместо них должны быть указаны вогулы (манси). С. 18. 3-й сверху абзац: _«Сиберская_полунощная_страна_от_восток,_от_царствующего_града_Москвы_растоянием_с_три_тисящи_верст;_облежит_же_камень_превысочайший,_яко_стена,_и_толикия_высоты,_яко_иным_холмом_досязати_до_облак_небесных»._ – Имеются в виду Уральские горы. Русские первопроходцы называли их «Камень». В официальных документах название Камень употреблялось до начала XVIII века. Вероятно, это название – перевод с языков местного населения: ненцы именуют Урал Игарка Пэ («Большие камни»), ханты – Кев («Камень»), манси – Иёр («Камень»), коми – Из («Камень»). Сведения о чрезвычайной высоте Уральских гор Новицкий почерпнул из Есиповской летописи.

С. 19. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«О_древнем_же_правлении_сего_государства_восприяша_ведение_и_от_литописцев_татарских...»._ – Параграфы 7 – 10 этой главы написаны на основе данных Есиповской летописи.

С. 19. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...именем_Чинчина...»._ – Опечатка: здесь и далее следует читать _«...именем_Чингина...»._

С. 19. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...именем_Таіібака...»._ – Опечатка: здесь и далее следует читать _«...именем_Тайбуга...»._

С. 20. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...град_свой_Чинчидин...»._ – Опечатка: следует читать _«....град_свой_Чингидин...»._

С. 21. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...погубивши_царствующых_князей_Себирских_Етичера...»_ – _опечатка:_следует_читать_«погубивши_царствующых_князей_Себирских_Едигера_».

С. 21. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...бежа_с_едино_мыс_ленники_своими_в_Часовцю_реки...»_ – _следует_читать_«...бежа_с_единомысленники_своими_в_Чусовую_реку...»._

С. 23. 1-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«Многия_речки,_иже_прамо_от_востока_приходят_в_Объ,_сия_же_суть_Куноват,_Полин...»._ – Правильно «Полуй» – правый приток Оби, близ современного Салехарда.

С. 23. 1-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«По_другой_же_стороне_прамо_от_заходу_Объ,_Сосва,_Лапин...»._ – Правильно «Ляпин» – левый приток Северной Сосьвы. В XVIII веке русские называли его еще Сыгва. По Г.Ф. Миллеру на реке находился вогульский городок Лопынг-уш, в русских летописях упоминавшийся как Ляпин. Позднее Ляпином стали называть реку.

С. 23. 1-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...тамо_же_преоделяется_Самоед,_на_самом_устии,_иде_же_великая_сия_река_Объ_впадает_в_морскую_губу,_юже_нарыцают_зде_Тасовскию»._ – Правильно «Тазовская». Залив Тазовская губа получил название по реке Таз. До начала XVIII века залив назывался Мангазейским морем, т.к. недалеко от устья Таза, на его правом берегу, с 1601-го по 1672 годы стояла русская крепость, знаменитая «златокипящая» Мангазея.

С. 23. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...и_прочия_речки_в_едину_губу_сию_собираются_Пир...»._ – Правильно «Пур». Одна из самых крупных рек, впадающих в Тазовскую губу. В переводе с ненецкого означает «Река с быстрым течением».

С. 23. 3-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...а_от_другой_страны_утесняет_новая_земля...»._ – Новая Земля – группа из двух островов, расположенных к северо-западу от полуострова Ямал между Баренцевым и Карским морями.

С. 24. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«Аще_же_и_близ_ея_касаются_и_тамо_для_промыслу_на_зверы_бываютъ,_иде_же_всякаго_звера_премногое_доволство:_песцы,_елени_и_прочыих_зверей,_множество_же_костей_рыбиих_промышляют»._ – Имеется в виду моржовый клык.

С. 26. 1-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...здревле_бо_зде_вниз_по_Оби_и_всей_стране_жителствоваше_народ_Чютцкий»._ – Предания о вымершем народе чудь широко распространены среди народов европейского Северо-Востока России, включая коми-зырян. Судя по всему, Новицкий услышал о чудском народе именно от коми, переселившихся на Обь. У ханты и манси подобные предания отсутствуют. Ненцы называют прежних насельников тундры сииртя.

С. 26. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...сей_Остяцкий_народ_в_сия_вселися_страны_наченше_от_дни_святаго_Стефана_Великия_Пермыи_епископа...»._ – Стефан Пермский (1339 – 1396 гг.) – уроженец Устюга, епископ Пермский, проповедовал православную веру среди коми-зырян, известен как неистовый борец с идолопоклонничеством, создатель зырянской азбуки. После смерти был объявлен святым.

С. 28. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...вина_же_званию_их_Остяки...»._ – Опечатка: следует читать _«...ина_же_званию_их_Остяки...»._

С. 30. 1-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: «..._птицы,_звери_или_что_ни_будь,_тем_именем_родившееся_нарицает»._ – Этот обычай объясняется отнюдь не отсутствием собственных имен у ханты. Настоящее имя ребенка табуировалось, т.е. его нельзя было произносить вслух. У каждого хантыйского рода был свой фонд имен, передававшихся из поколения в поколение. Каждое из них принадлежало одной из родовых возрождающихся душ (жизненных сил). Из-за присвоения такого имени ребенку из другого рода нередко случались конфликты. «Обманные» имена давали.детям, чтобы сбить с толку злых духов, защитить родовую душу (подлинное имя).

С. 30. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...имущая_бо_близ_время_родити_исходить_от_общаго_жилища_и_входит_в_некую_особную_хижину...»._ – Речь идет о т.н. «ай-хот» – маленькой избушке, куда женщины удалялись из жилища при родах и менструациях. Данный обычай объясняется верой ханты в то, что в эти периоды женщина становится «нечистой», окруженной злыми духами, и поэтому не должна привлекать последних в жилище семьи.

С. 33. 1-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...или_взоры_на_руцех_и_персех,_или_на_нозех,_яже_в_различныя_виды_и_черты_черностию_сице_изображают_еще_здетска_руце_или_нозе_или_на_персех_иглою_до_крове_избодше_сажею_с_иными_утварими_тако_крепко_натирают,_яко_сотретися_до_кончины_его_не_может»._ – Речь идет о татуированных знаках. Наносились узоры или схематические изображения животных (чаще всего птиц). По мнению известного финского этнографа, религиеведа К.Ф. Карьялайнена, первоначально татуировки имели характер защитного или излечивающего знака, позднее считалось, что в них переходят страдания больного человека. Возможно, некоторые знаки были родовыми символами.

С. 38. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...земля_под_студеным_кругом...»._ – Речь идет о Полярном круге.

С. 44. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ. – Этот параграф написан на основе данных Есиповской летописи.

С. 46:_«Содержает_же_сие_чрез_некое_время,_чрез_год_и_вящше_упражнаючися_сим_безчинием,_последи_же_идола_со_всем_во_одежде_скривает_в_землю,_провождающе_с_плачем_и_жалостию»._ – Деревянное изображение умершего («шонгот», или «иттарма») служило временным вместилищем возрождающейся души («лил») на период до ее возрождения в следующем ребенке. Поэтому за ней (ним) постоянно ухаживали, оказывали почтение. После вселения этой души в новорожденного куклу полагалось сжигать.

С. 47:_«...до_чего_вящшепри_страстен...»._ – Опечатка: следует читать _«...до_чего_вящше_пристрастен...»._

С. 48. 1-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...дороприношения...»._ – Опечатка: здесь и далее следует читать _«...дароприношения...»._ – В этом же абзаце встречается _«жерцы»,_ которое здесь и далее следует читать _«жрецы»._

С. 50:_«Тако_обретохом_в_ІІІоркоровских_юртах_кумира_единого...». –_ Шоркоровские юрты – ныне поселок Шеркалы в Октябрьском районе Ханты-Мансийского округа. До конца XVI века городок Шоркар (в переводе с коми языка – «Город на ручье (речке)») был княжеской резиденцией правящей династии Кодского княжества – наиболее могущественного хантыйского раннегосударственного образования. Здесь находилась «кумирня» общеугорского значения, посвященная Мирванты-ху («За миром наблюдающему человеку»), одному из главнейших божеств обских угров, известному также и под другими именами (Орт-ики – «Богатырь-старик», Кон-ики – «Царь-старик» и т.д.).

С. 53. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«Между_различным_кумира_почитанием_премного_почитаются_и_дивии_зверие,_найпаче_медведь...»._ – Почитание медведя обскими уграми связано с мифологическими представлениями о его сверхъестественном происхождении. У северных ханты и манси прародителем многих родов, относящихся к фратрии Пор, считается медведь (медведица). Наряду с этим у всех групп ханты и манси существует представление о небесном происхождении медведя (медведицы), спущенного на землю его отцом – верховным божеством Торумом. Наиболее ярко культ медведя выражается в традиционных медвежьих праздниках обских угров, сопровождающихся принесением даров перед медвежьей шкурой с головой и лапами, пением «медвежьих песен», культовыми танцами и очистительными обрядами, цель которых – задобрить убитого зверя, отвести от себя его гнев. Медведь считается вершителем справедливости, карающим людей, которые нарушили клятву. Отсюда – обычай приносить клятву перед шкурой, лапой или зубом медведя.

С. 56: «_Старик_Обский_сей_имеюще_скверное_свое_хранилище...»._ – Асики («Обской старик») у иртышских ханты считается одним из сыновей верховного божества Торума. С другой стороны, по своей характеристике он сопоставим с водяным духом – хозяином вод, владельцем всех рыб (Йинк-ики – «Воды старик», или Йинк-вурт – «Воды богатырь»), который считался вездесущим. Приносимые ему жертвы должны были гарантировать успех в рыбной ловле.

С. 57. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«Гусь_боготворимый_идол_их_бяше...»._ – «Медный гусь» – изображение наиболее почитаемого обскими уграми божества – Мир-ванты-ху. Одной из его ипостасей является гусь: «весеннего гуся, осеннего гуся, облик имеющий богатырь». В этом облике Мир-ванты-ху выступает как хозяин птиц, покровитель охотников на птицу.

С. 63:_«...иже_и_Тангускую_землю...»._ – Речь идет о тунгусской земле.

С. 68. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ; С. 70. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: Здесь: 1712 г.

С. 72. 3-Й СВЕРХУ АБЗАЦ:_«Поспешеством_Всесилнаго_и_благодатию_Его_помощю_путь_сей_простирашеся_непраздно,_но_везде_сокрушая_идолобесие_достигоша_даже_до_Кодийскаго_монастыра...»._ – Религиозный центр крещеных остяков находился в Кодеком городе – резиденции князей Алачевых, которые приняли православную веру в конце XVI – начале XVII веков. В 1600 году в Кодеком городке была воздвигнута церковь во имя Живоначальные Троицы. Два года спустя князь Игичей Алачев в ознаменование собственного крещения построил там же Зосимо-Савватиевскую церковь. А в 1653 году в ответ на челобитную остяков четырнадцати кодских волостей царь Алексей Михайлович повелел «в том Кодеком городе монастырю... быти». Монастырь назывался Троицким, а в просторечии – Кодским. Позднее за городом и монастырем закрепилось название Кондинский (искаженное начальное «Кодский»). К концу XIX века монастырь пришел в запустение, а в июне 1918 года он был национализирован новой властью.

Каменный Троицкий храм, построенный вместо деревянной церкви в 50-х годах XVIII века, до сих пор стоит в пос. Октябрьский (бывший Кондинский).

С. 74:_«Учитель_же_внутръ_селения_их_достигши_юрт_Восполских...»._ – Возможно, Восполские – искаженное название селения Пословы, расположенного ныне на правом берегу Малой Оби, ниже устья р. Казым. Менее вероятно сопоставление с названием Вылпосл – поселок на левом берегу Оби, ниже по течению от Салехарда.

С. 74:_«...Кавзимских...»._ – Правильно «Казымских». Вероятно, имеются в виду Казымские юрты, располагавшиеся на р. Казым, правом притоке Оби.

С. 74._«...Шорковских...»._ – Правильно «Шоркарских». Ныне – пос. Шеркалы Октябрьского района ХМАО^{1}^.

С. 74._«...Белогорских...»._ – Ныне – пос. Белогорье, левый берег Оби, недалеко от Ханты-Мансийска. Бывшая резиденция князей Белогорского княжества (до н. XVII в.), культовый центр общеугорского значения. Рядом с городком находилось святилище, посвященное Мир-ванты-ху. Хантыйское название Белогорских юрт – Худанг-пелек-пугот («Селение лебединого бока»).

С. 75. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«Юрты_некия,_нарыцаемыя_Атлым...»._ – Атлым – правый приток Оби. Рядом до сих пор стоят поселки Большой Атлым и Малый Атлым, близ которых находятся средневековые городища. Оба городка входили в состав Кодского княжества.

С. 75. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ:_«...последи_же_побежден_во_злочестии_своем_у_бежа_с_Перму_за_Камень_, _в_Сиберскую_страну_и_ту_поселился»._ – Возможно, сведения о переселении зырян-идолопоклонников во главе с Пансотником (Памом) на Обь Новицкий почерпнул из «Слова о житии и учении св. Стефана...», написанного в конце XIV века его учеником Епифанием Премудрым, или из Вычегодско-Пермской летописи. Данные сведения дополняются преданием атлымских остяков, которое в конце XIX века записал известный сибирский краевед Н.А. Абрамов. Реальность переселения древних коми на Нижнюю Обь подтверждается археологическими материалами, полученными в 1979 – 1984 годах при раскопках средневековых городищ Шеркалы I и Перегребное I в Октябрьском районе ХМАО.

С. 81:_«О_крещении_Вакулич_в_року_… ». – Следует читать _«О_крещении_Вагулич_в_року_1714»._

С. 81:_«Жительствующии_же_на_Тавде_и_Конде_прилежат_присудом_в_град_Пелым...»._ – Русский город Пелым был построен на р. Тавде близ устья р. Пелым в 1593 году. Был важным стратегическим и административным центром русской колонизации края до начала XVII века. В связи с освоением другого пути в Сибирь – Бабиновской дороги, проходившей южнее, по реке Туре через г. Верхотурье, – значение Пелыма упало, и он превратился в административный центр местного значения, которому было подчинено население бассейнов Тавды и Конды.

С. 81:_«...происходит_зпод_камене_Верхотурского...». –_ Верхотурский Камень – одно из русских названий Уральских гор, бытовавшее до середины XVIII века. Конда берет начало почти в 600 километрах к северу от Верхотурья, с водораздельного материка, идущего через верховья рр. Мулымья и Васпугол (левых притоков Конды) к Оби.

С. 82. 4-Й СВЕРХУ АБЗАЦ:_«В_чорных_юртах...»._ – Следует читать _«В_Чорных_юртах...»._ – В XIX в. село Чернавское Табаринской волости на р. Черной.

С. 85. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«Кондыйский_княжик,_названием_Сатика...»._ – Остяцкий князь Сатик (ниже Новицкий именует его Сатыга) имел владения в среднем течении р. Конды. На северном берегу проточного озера Сатыгинский туман было поселение Сатыга, которое ханты называли Урт-похыт («Селение князя-богатыря»). В середине XIX века потомок Сатыги добился возвращения княжеского титула и стал именоваться князем Сатыгиным-Кондинским. Имя Сатыга – двусоставное: вторая часть – ига – означает «старик» (-ики, -иги), значение же первой можно увязать с числительным семь (сат, сот). В таком случае Сатыга можно перевести как «Седьмой старик», что вполне объяснимо: число семь у обских угров, как и у многих других народов, имеет сакральный характер (Мир-ванты-ху – седьмой сын Торума). Весьма продуктивно это число и в обско-угорской топонимике.

В то же время небезынтересно сопоставление этого имени с другими названиями. Так, ниже по течению Конды находится поселок Сотник, в названии которого вторая часть, очевидно, -ики («старик»), а первая – Сотн – неясного значения. Возможно, этот же корень звучит в хантыйском названии р. Салым – Сотым и в имени покровителя салымских ханты местного духа Сотым-ики.

С. 86. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ:_«...путь_свой_к_Пелыму_февруария_в_…». – Речь идет о 19 февраля.

С. 86. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ:_«...его_же_мимо_градуща...»._ – Вероятно, следует читать _«...его_же_мимо_граду_идуща...»._

С. 89. 1-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«В_день_марта_ …» – Речь идет о 17 марта.

С. 89. 1-Й СВЕРХУ АБЗАЦ:_«Исходящи_убо_из_церкви,_нечаянно_Тахтанская_волость...»._ – Тахтанская инородческая волость включала селения, расположенные в верхнем течении р. Тавды и на ее притоке Лозьве. По данным конца XIX века в нее входили 10 мансийских поселений (паулей): Юртовский, Востоковский, Линтовский – на Тавде; Пашенный – на р. Пашенная; Рашкинский, Кузинский, Таньшинский, Кондратьевский и два Синдейских – на Лозьве и ее притоках.

С. 90. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...хитростию_диаволскою_наущенный_княжык_их_Коиіичких_юрт...»._ – Правильно «Кошуцких». В настоящее время деревня Кошуки Тавдинского района Свердловской области. В Ремезовской летописи упоминаются хантыйский князь Кошук и его городок, который дружина Ермака взяла с боем. В XVII – XIX веках бывшие владения Кошука входили в состав Кошукской инородческой волости, включавшей 12 поселений по р. Тавде и прилегающим озерам: Янычково, Шайтанское и Гузеево.

С. 93. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ. – Абыз – мусульманский священник, в данном случае – проповедник. Исламизация ханты успешно проходила в районах смешанного проживания сибирских татар и ханты – в т.н. Заболотье и по Иртышу ниже Тобольска. Этот процесс содействовал тюркизации отдельных групп ханты, которые впоследствии были полностью ассимилированы татарами. Самый северный пункт проникновения исламской веры – деревня Цингалы на берегу Иртыша, где и сегодня известно священное место – астана, на котором погребен мусульманский святой (очевидно, один из проповедников).

С. 95. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...такожде_в_Сухоруковских_юртах...»._ – Сухоруковские юрты – ныне деревня Сухорукова, расположенная на левом берегу Оби в 70 километрах ниже устья Иртыша. Входила в состав Белогорского, а затем Кодского княжеств.

С. 95. 3-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«Достигохом_убо_Каринкарских_юрт...»._ – Правильно «Карымкарских». Карымкары – один из городков Кодского княжества. Располагался на острове (останце коренной террасы правого берега Оби) в устье р. Карымкарки. Карымкарское городище находится рядом с современным пос. Карымкары Октябрьского района ХМАО.

С. 97. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«...близ_града_Опанчина...»._ Правильно »Епанчин». Татарский городок Епанчин упоминается в сибирских летописях при описании похода Ермака. Располагался в среднем течении р. Туры. В 1600 году на месте Епанчинских (от имени мурзы Епанчи) юрт был заложен Туринский острог (ныне город Туринск Свердловской области).

С. 98:_«О_крещении_Вагуличов_в_Конде_…_году»._ – Следует читать _«О_крещении_Вагуличов_в_Конде_1715_году»._

С. 99. 2-Й СВЕРХУ АБЗАЦ: _«Егда_же_достигохом_жылищ_сих,_нарыцае'мые_юрты_Нахрачеевы...»._ – Нахрачи – княжеская резиденция и культовый центр в низовьях Конды. Названа по имени князя Нахрача Евплаева; возможен обратный вариант: князь имел имя деревни. В XIX веке село Нахрачинское входило в состав Кондинской инородческой волости. В 1963 году было переименовано в с. Кондинское. До 1995 г. здесь был административный центр Кондинского района.

С. 108: _«Благополучно_отплывше_оттуду,_всюду_крещением_просвещахом,_еликих_обретахом,_и_доспехом_юрт_Катышевых»._ – Катышинские юрты находились на Катьішской протоке реки Конды. В настоящее время – деревня Старый Катыш Кондинского района ХМАО.






ОПИСАНИЕ ЖИВУЩИХ СИБИРСКОЙ ГУБЕРНИИ В БЕРЕЗОВСКОМ УЕЗДЕ ИНОВЕРЧЕСКИХ НАРОДОВ ОСТЯКОВ И САМОЕДЦОВ, СОЧИНЕННОЕ СТУДЕНТОМ ВАСИЛЬЕМ ЗУЕВЫМ

Воспроизводится по изданию: _Зуев_В.Ф._ Материалы по этнографии Сибири XVIII века (1771 – 1772). М.; Л., 1947.






Комментарии





1


Имеются в виду отдельные северные хантыйские роды, которые подвергались ассимиляции со стороны ненцев.




2


Предки ненцев освоили западносибирскую тундру в начале II тысячелетия н.э. Согласно общепринятой гипотезе, прародина самодийских народов (ненцев, энцев, селькупов и других, ассимилированных тюркскими племенами) – Южная Сибиры, Саяны. Ненцы-оленеводы, согласно их фольклору, застали на своей новой родине народ сииртя, который был ими частично истреблен, частично ассимилирован. До сих пор ненцы связывают остатки древних поселений и культовых мест с этим исчезнувшим народом.




3


Хазова – по-ненецки «мужчина, человек, ненец».




4


Луца – искаженное ненцами слово «русский».




5


Малица – верхняя меховая одежда, изготавливающаяся из шкур полугодовалых оленей, забитых в августе. Носилась мехом внутрь. Относится к т.н. глухой одежде, не имевшей спереди разреза и одевавшейся через голову.




6


Гусь (кумыш) – глухая меховая одежда с капюшоном, надевавшаяся обычно в дорогу поверх малицы.




7


Правильно: неблюй. Речь идет о шкуре полугодовалого оленя, снятой осенью.




8


Чажи, или чижи – меховые чулки из камусов (шкур с ног оленей или лося).




9


Неговаи – легкая замшевая обувь с голенищами (от хантыйских «нюке» – ровдуга, замша и «вай» – сапог, чулок).




10


Имеется в виду женская распашная шуба – сах, который делался двойным: верхняя часть мехом наружу, внутренняя – мехом внутрь, ворсом вниз. Иногда верхняя часть изготавливалась из сукна. Снаружи сах украшался полосами мозаичного узора (по подолу, краям рукавов и спереди по разрезу) из разноцветных кусочков сукна или меха.




11


Стружку делали зимой из мерзлого дерева (осины, тальника), поэтому она получалась очень тонкой и мягкой. Такая стружка заготавливалась в большом количестве и использовалась в качестве полотенца, ваты и т.п.




12


Вероятно, Зуев описал накосники – сложное украшение из кожаной основы, украшенной бисером, от которой опускались два длинных жгута, соединенных медными цепочками. К жгутам крепились медные зооморфные подвески, имевшие охранную функцию (от злых духов).




13


Правильно: охчам, или охшам – хантыйское название платка. У ханты женщине нельзя было показывать лицо и волосы старшему брату мужа и его отцу, а также чужим мужчинам. Поэтому в их присутствии женщины закрывали лицо платком. Предполагается связь этого обычая с необходимостью регулирования половых связей. Кроме того, платок выполнял охранную функцию, т.к. закрывал от злых духов (чужих духов) голову и волосы, где находилась самая важная душа (жизненная сила) – лил, или илес.




14


Здесь и ниже речь идет об углубленных жилищах значительных размеров, в которых проживала т.н. «большая семья», состоявшая из родителей, их женатых сыновей и детей. Каждая семейная пара имела в такой избе свой угол, отделенный занавеской или пологом. Эта архаичная форма семейного общежития, вероятно, исчезла к началу XIX века, т.к. более поздние путешественники и этнографы такое явление не отмечали.




15


В начале XVIII века в результате включения ненцев в состав России расширились их торговые связи. К этому времени интенсивная добыча диких оленей для продажи мяса и шкур торговцам привела к резкому сокращению их поголовья. Наличие у отдельных ненецких семей больших стад домашних оленей свидетельствует, с одной стороны, об углубившейся имущественной дифференциации, а с другой – о начале перехода ненецкого оленеводства к крупностадному. Этот процесс завершился в середине XIX века.




16


Ненцы не возили с собой все свое имущество и запасы, а оставляли их в местах традиционных стоянок на путях сезонных перекочевок.




17


Ез – приспособление для ловли рыбы. Представлял собой плотный частокол из жердей, лучин или прутьев, перегораживавший небольшие речки. В этом частоколе имелся один или несколько проемов, в которых устанавливали различные плетеные ловушки т.н. «корзиночного» типа (морды, важаны, фитили).




18


Кляпец – ловушка на пушного зверя, состоящая из планки с железными зубцами и полого деревянного цилиндра, в котором на горизонтальную ось наматывался шнур из растительного волокна или сухожилий. Когда зверь задевал «насторожку», шнур ослабевал, и планка резко ударяла бедолагу.




19


Имеются в виду оленьи желудки.




20


Запрет варить голову оленя, вероятно, связан с представлением о том, что душа оленя, находящаяся в голове, могла возродиться, лишь не будучи «свареной», т. о. в основе обычая – стремление к «сохранению» поголовья оленей.




21


Здесь, вероятно, ошибка, т.к. волк у ненцев – священное животное, которое без крайней необходимости не убивают. По преданию, в волка бог превратил нехорошего человека, наказав его за какой-то проступок. Ненецкое божество Парсовай Варту, имевшее облик собаки, было хозяином волков, дарителей оленей. Поэтому для ненецев волки своеобразные «пастухи» оленьих стад, а их убийство может разгневать Парсовай Варту.




22


Скорее всего, шкатулка была вместилищем домашних божков или изображений умерших родственников.




23


В данном эпизоде, очевидно, рассказывается о проявлении т.н. «полярной истерии». Вообще, шаманы – люди со своеобразной психикой, поэтому они видят окружающий мир иначе, чем обычные люди.




24


Описания подобных чудес, встречающиеся в литературе, делались с чужих слов. В то же время, способность шаманов высшей категории к гипнозу и суперфокусам, перевоплощениям и точным предсказаниям общеизвестна.




25


Визя (вуся) употреблялось у ханты только как приветствие.




26


Дорово – исаженное русское «здорово».




27


Правильно «юраки». Устаревшее название тундровых ненцев. Обитают в енисейской тундре и лесотундре.




28


Тавги – устаревшее название нганасан.




29


Точнее: санквылтап и нарс-юх. Соответственно мансийское и хантыйское названия. Струнный инструмент типа цитры, у которого корпус напоминает плоскодонную лодку с выступающей нижней частью. Верхняя часть раздвоена и соединяется перемычкой. Имелось – 5 струн из сухожилий или оленьих кишок, колки – из птичьих костей.




30


Обычно такие пляски исполнялись во время медвежьего праздника.




31


Таха – хантыйское «эй!».




32


Здесь свидетельство существования т.н. левирата – обычая, при котором разрешалось жениться на мачехе, снохе и других женщинах, не принадлежавших к роду жениха.




33


Вероятно, речь идет о кетах.




34


Неверно, т.к. ненецкие и хантыйские роды имели свои кладбища, где и старались хоронить умерших родичей. Захоронения за пределами кладбищ – явление исключительное.




35


Пользоваться именем чужого рода у ханты и ненцев запрещалось.




36


По-хантыйски: язь – mewte, окунь – jew, карась – malenhull.




37


Неверно: на песца ставили кляпец.




38


Точнее – лабак, т.е. «флажок».




39


Правильно «хор». Так у ненцев и ханты называется племенной олень-бык.




40


Женщина считалась «нечистой», поэтому, чтобы она не навлекла враждебных духов, ей запрещалось приближаться к дикому оленю.




41


Разновидность слопца – ловушка давящего типа.




42


Архаичный способ охоты на моржа, вышедший из употребления.




43


Правильно – белуха. Млекопитающее семейства дельфиновых подотряда зубатых китов. Достигает 6 метров длины и до 1,5 тонны веса. Живет в арктических морях. В погоне за рыбными стадами иногда заходит в Обь.




44


Стерх – белый журавль.




45


Использование одежды из рыбьей или оленьей кожи для варки похлебки применялось, естественно, в экстремальных ситуациях.




46


Соскобленная с молодого рога оленя шкурка была любимым лакомством детей. Своеобразная «жевательная резинка» Обского Севера.




47


Здесь говорится о хорее – шесте, на одном конце которого – костяной шарик, а на другом – железный наконечник.




48


Прим. изд.




49


На самом деле у ненцев, ханты и манси имелось немало ритмизованных эпических сказаний, легенд и обрядовых песен, тексты которых были устойчивыми, а зачастую канонизированными.







notes


Сноски





1


Посвященіе это напечатано въ зам?тк? моей о сочиненіи Гр. Новицкаго въ Изв?стіяхъ Императорскаго Русскаго Географическаю Общества т. XI, отд. 2, стр. 1–9.






2


См. Отчетъ Русск. Геогр. Общества за 1854 г., стр. 54.






3


Зд?сь кстати будетъ отм?тить н?сколько вкравшихся въ наше изданіе опечатокъ. На стр. 19 и 20 собственное имя _Чинчинъ_ сл?дуетъ читать _Чиніинъ;_ на стр. 21, въ строк? 9 сверху, вм?сто _Етичеръ_ должно быть _Етигеръ,_ на стр. 47, въ строк? 11 сверху, вм?сто _вящепри_ должно читать _вяще_при_ на стр. 56, въ строк? 12 сверху, вм?сто _и;_зв?ри_ должно быть: и _зв?ри._






4


Временникъ Общества исторiи и доверенностей Московского университета, кн. XX, статья Абрамова о Сибирском митрополит? Филофее Лещинском, стр. 3, прим.






5


Объ этом можно судить по множеству дошедших до насъ списковъ, въ разныхъ редакцiяхъ, л?тописи Есипова, относящихся къ означенному перiоду времени. Любопытно, что существуетъ одинъ списокъ л?тописи Есипова, первоначальной редакцiи, писанный южно-русскимъ очеркомъ и въ библiотек? Императорской Академiи Наукъ и поступилъ туда отъ Шлецера въ 1967г., какъ значится въ пом?те.






6


Къ удивленію, П.П. Пекарскій, въ своемъ изв?стномъ сочиненіи: „Наука и литература при Петр? Великомъ“, вовсе не поминаетъ о труд? Новицкаго.






7


Святитель Фило?ей, митрополитъ Сибирскій и Тобольскій. Изд. 2-е. Омскъ. 1882






8


Историческое обозр?ніе Сибири. М. 1839.






9


_Въ_Сибирскомъ_В?стник_?_._






10


См. мою записку о ней въ 7-мъ выпуск? Л?тописи занятій археографической коммиссіи, отд. IY, стр.40.






11


Здесь и далее эти цифры соответствуют порядковым номерам «Комментариев»^{48}^_._




12


Но в сем мнении много они ошибаются, хотя бы то и правда, что был там какой-нибудь рассыльщик из ермаковой шайки, которого и вероятно, что они по тогдашнему страху почли за настоящего Ермака. О чем смотри Сибирскую историю Г. Миллера.




13


В числе провожатых чрез тундру до Северного окиана я имел такого тадыба, который сему был искусен, и хотя я знал, что они русским таких фокусов не открывают, однако и он, спознав, что я единственно за таким делом послан, поскорей от меня отпросился назад, а я, не зная про его искусство, отпустил обратно. Он назывался Локо.




14


Песен никаких они не имеют, а кому что на ум пришло, то и лепечет^{49}^.




15


Как сама натура научает любовным хитростям, то и сии дикие народы знают как к любви приступать должно. Говорят, что во время пляски, когда пожмет у ее руку, то и увидит свое щастие.