Избранное. Том 1
С. К. Ломакин
ВОЛКИ НЕ ЗНАЮТ ЖАЛОСТИ?
Дело происходило на торжественном собрании, посвященном 60-летию профессора и 35-летию его работы в геологии. Звучало много теплых слов и поздравлений. Директор института академик Б. Неунылов прочувствованно говорил о юбиляре как о человеке науки, его ясном уме, разнообразных интересах, огромной эрудиции. И вот пришло время говорить юбиляру...
– Событие, о котором я хочу рассказать вам, заставило меня задуматься над тем, что мир людей и природы разнообразен и... не всегда жесток, – так начал свою речь известный ученый Василий Губарев.
... Так получилось, что после восьмого класса Василию пришлось уйти из школы: отец погиб на войне в 1942 году, а матери было трудно одной растить двоих детей. В 15 лет он поступил в училище механизации на полное гособеспечение. Государство обувало, одевало, кормило да еще выплачивало неплохую стипендию. За полтора года обучения можно было приобрести пять специальностей: тракториста, комбайнера, шофера, слесаря и монтажника по животноводству. На семейном совете было решено, что после окончания учебы Василий поедет в Казахстан, к дяде.
– Мне было семнадцать, и я впервые ехал по железной дороге. Но до Акмолинска, где жил дядя, я так и не доехал. Во время получасовой остановки в Кокчетаве я услышал объявление диктора, приглашающего трактористов и комбайнеров, прибывших на освоение целинных и залежных земель, подойти к справочному бюро. Там уже ждали представители районов. Это был 1956 год...
Василий присоединился к тем, кто приехал по направлению. Его сразу же внесли в какой-то список и даже выдали небольшой аванс. Вот так, случайно, он стал участником великого преобразования Казахстана, свидетелем не только искреннего порыва прибывшей со всей страны молодежи, но и низости, предательства, подлости людей.
Губареву дали трактор ДТ-54 и жатку. Поля в Казахстане были огромные: на комбайне за 16 часов работы, сделав всего один круг, можно было намолотить до 19 бункеров пшеницы, а с гектара намолачивали около пятидесяти центнеров. При любой погоде работали с раннего утра и дотемна, поэтому трактористы иногда оставались ночевать в поле, в тракторе.
– Надо сказать, что спать в тракторе неудобно, но это казалось мелочью. Натруженное тело требовало отдыха, и засыпал я уже через полчаса. В селе меня никто не ждал: родственников не было, а друзьями еще не обзавелся. Мне понравилось ночевать в поле, наблюдать за природой... Когда солнце скатывалось к закату, все огромное поле застывало в безмолвии, словно останавливало свой бег в ночь. Легкий ветерок вздымал волны плотно стоящей пшеницы. Поле дышало спокойной радостью жизни, переливаясь изумрудными красками в лучах предзакатного солнца. А ранним утром рассеивалась мгла, высветлялось небо, летели журавли на юг. В строгом порядке они медленно парили на большой высоте, тихим курлыканьем озвучивая поднебесье. И когда в этой голубой тиши вдруг на другом конце поля загрохочет трактор, звук которого слышно за десятки километров, пора было возвращаться в реальную жизнь: прибыла бригада механизаторов... Уже две ночи Василий провел в поле. Ему доставили продукты, привезли постельные принадлежности и фонарик. А третья ночь осталась в его памяти на всю жизнь.
– Где-то часов в двенадцать меня разбудил вой волков. В вечерних сумерках он казался сверхъестественно жутким. Сталкиваться с волками раньше мне не приходилось. Не могу сказать точно, сколько их было... Волчьи глаза горели, как светлячки в лесу. Первое, что пришло мне на ум, было удивление: как же они не боятся трактора, который пахнет бензином, маслом, соляркой.
Завести трактор я не мог. Это сейчас можно, не выходя из кабины, как в легковом автомобиле, завести и поехать. А тогда ДТ-54 требовался «пускач», пусковой двигатель, работающий на бензине. Надо было выйти наружу... Я попробовал отпугнуть волков фонариком, но или лучик света оказался слишком слабым, или волки не боялись – фонарик ничего не изменил. Стая то приближалась к трактору, то откатывалась назад. Выли они почти не переставая, в унисон. Иногда, во время небольшой паузы, какой-нибудь из хищников словно делал запев, испуская долгий, тоскливый вой. К нему начинали присоединяться другие. Несколько минут я слушал этот жуткий концерт, потом внезапно наступала полная тишина и все начиналось сначала.
Неожиданно один из них, видимо, самый смелый, заскочил сначала на гусеницы трактора, а затем и на капот. Показалась оскаленная волчья пасть, и светящиеся глаза уставились в переднее стекло, словно проверяя, есть ли кто внутри. Я включил фонарик. Волк на секунду замер, соскочил, но сразу же запрыгнул снова. Это был мощный, кряжистый зверь. Его огромная голова отворачивалась от света. Серая шерсть немного светлела на груди и надбрюшье. Верхняя губа делалась «гармошкой», то поднимаясь, то опускаясь вниз, обнажала огромные белые клыки. Я слышал, как щелкают волчьи зубы, а из глотки раздается глухое ворчание. Но оно, как мне показалось, не было злобным...... Волк смотрел на замершего в кабине человека, как бы говоря ему: «Не дергайся, малый, сиди спокойно, ничего тебе за стеклами не угрожает. Не по своей воле я пугаю тебя, меня заставляют это делать...». Василий не знал, была ли это волчья свадьба, которой руководила будущая «супруга» волка, проверяя его на смелость, или это вожак сбивал стаю, натаскивая молодняк для суровой жизни...
– С первыми проблесками зари волки ушли. Но эта тревожная ночь заставила меня задуматься о дисгармонии природной и человеческой действительности. Мы полагаем, что душа дарована лишь тем, чье обличье схоже с нашим собственным. Мы плохо знаем животный мир и, наверное, еще хуже – самих себя. Но наше сожаление об этом незнании нам помогает очень редко...
Последние слова юбиляра потонули в аплодисментах. Зал встал...
С. К. Ломакин
ВОЛКИ НЕ ЗНАЮТ ЖАЛОСТИ?
Дело происходило на торжественном собрании, посвященном 60-летию профессора и 35-летию его работы в геологии. Звучало много теплых слов и поздравлений. Директор института академик Б. Неунылов прочувствованно говорил о юбиляре как о человеке науки, его ясном уме, разнообразных интересах, огромной эрудиции. И вот пришло время говорить юбиляру...
– Событие, о котором я хочу рассказать вам, заставило меня задуматься над тем, что мир людей и природы разнообразен и... не всегда жесток, – так начал свою речь известный ученый Василий Губарев.
... Так получилось, что после восьмого класса Василию пришлось уйти из школы: отец погиб на войне в 1942 году, а матери было трудно одной растить двоих детей. В 15 лет он поступил в училище механизации на полное гособеспечение. Государство обувало, одевало, кормило да еще выплачивало неплохую стипендию. За полтора года обучения можно было приобрести пять специальностей: тракториста, комбайнера, шофера, слесаря и монтажника по животноводству. На семейном совете было решено, что после окончания учебы Василий поедет в Казахстан, к дяде.
– Мне было семнадцать, и я впервые ехал по железной дороге. Но до Акмолинска, где жил дядя, я так и не доехал. Во время получасовой остановки в Кокчетаве я услышал объявление диктора, приглашающего трактористов и комбайнеров, прибывших на освоение целинных и залежных земель, подойти к справочному бюро. Там уже ждали представители районов. Это был 1956 год...
Василий присоединился к тем, кто приехал по направлению. Его сразу же внесли в какой-то список и даже выдали небольшой аванс. Вот так, случайно, он стал участником великого преобразования Казахстана, свидетелем не только искреннего порыва прибывшей со всей страны молодежи, но и низости, предательства, подлости людей.
Губареву дали трактор ДТ-54 и жатку. Поля в Казахстане были огромные: на комбайне за 16 часов работы, сделав всего один круг, можно было намолотить до 19 бункеров пшеницы, а с гектара намолачивали около пятидесяти центнеров. При любой погоде работали с раннего утра и дотемна, поэтому трактористы иногда оставались ночевать в поле, в тракторе.
– Надо сказать, что спать в тракторе неудобно, но это казалось мелочью. Натруженное тело требовало отдыха, и засыпал я уже через полчаса. В селе меня никто не ждал: родственников не было, а друзьями еще не обзавелся. Мне понравилось ночевать в поле, наблюдать за природой... Когда солнце скатывалось к закату, все огромное поле застывало в безмолвии, словно останавливало свой бег в ночь. Легкий ветерок вздымал волны плотно стоящей пшеницы. Поле дышало спокойной радостью жизни, переливаясь изумрудными красками в лучах предзакатного солнца. А ранним утром рассеивалась мгла, высветлялось небо, летели журавли на юг. В строгом порядке они медленно парили на большой высоте, тихим курлыканьем озвучивая поднебесье. И когда в этой голубой тиши вдруг на другом конце поля загрохочет трактор, звук которого слышно за десятки километров, пора было возвращаться в реальную жизнь: прибыла бригада механизаторов... Уже две ночи Василий провел в поле. Ему доставили продукты, привезли постельные принадлежности и фонарик. А третья ночь осталась в его памяти на всю жизнь.
– Где-то часов в двенадцать меня разбудил вой волков. В вечерних сумерках он казался сверхъестественно жутким. Сталкиваться с волками раньше мне не приходилось. Не могу сказать точно, сколько их было... Волчьи глаза горели, как светлячки в лесу. Первое, что пришло мне на ум, было удивление: как же они не боятся трактора, который пахнет бензином, маслом, соляркой.
Завести трактор я не мог. Это сейчас можно, не выходя из кабины, как в легковом автомобиле, завести и поехать. А тогда ДТ-54 требовался «пускач», пусковой двигатель, работающий на бензине. Надо было выйти наружу... Я попробовал отпугнуть волков фонариком, но или лучик света оказался слишком слабым, или волки не боялись – фонарик ничего не изменил. Стая то приближалась к трактору, то откатывалась назад. Выли они почти не переставая, в унисон. Иногда, во время небольшой паузы, какой-нибудь из хищников словно делал запев, испуская долгий, тоскливый вой. К нему начинали присоединяться другие. Несколько минут я слушал этот жуткий концерт, потом внезапно наступала полная тишина и все начиналось сначала.
Неожиданно один из них, видимо, самый смелый, заскочил сначала на гусеницы трактора, а затем и на капот. Показалась оскаленная волчья пасть, и светящиеся глаза уставились в переднее стекло, словно проверяя, есть ли кто внутри. Я включил фонарик. Волк на секунду замер, соскочил, но сразу же запрыгнул снова. Это был мощный, кряжистый зверь. Его огромная голова отворачивалась от света. Серая шерсть немного светлела на груди и надбрюшье. Верхняя губа делалась «гармошкой», то поднимаясь, то опускаясь вниз, обнажала огромные белые клыки. Я слышал, как щелкают волчьи зубы, а из глотки раздается глухое ворчание. Но оно, как мне показалось, не было злобным...... Волк смотрел на замершего в кабине человека, как бы говоря ему: «Не дергайся, малый, сиди спокойно, ничего тебе за стеклами не угрожает. Не по своей воле я пугаю тебя, меня заставляют это делать...». Василий не знал, была ли это волчья свадьба, которой руководила будущая «супруга» волка, проверяя его на смелость, или это вожак сбивал стаю, натаскивая молодняк для суровой жизни...
– С первыми проблесками зари волки ушли. Но эта тревожная ночь заставила меня задуматься о дисгармонии природной и человеческой действительности. Мы полагаем, что душа дарована лишь тем, чье обличье схоже с нашим собственным. Мы плохо знаем животный мир и, наверное, еще хуже – самих себя. Но наше сожаление об этом незнании нам помогает очень редко...
Последние слова юбиляра потонули в аплодисментах. Зал встал...