Беличий переполох
Василий Андреевич Михайлов






Эта книга - результат многолетних наблюдений автора за «братьями нашими меньшими». Жизнь животных настолько интересна и необычна, что диву даешься. Они нас понимают лучше, чем мы их. Желаю вам, ребятишки, пристальнее вглядываться в окружающий мир и любить его. Он, без сомнения, делает нас духовно богаче.













Василий Михайлов 





Беличий переполох



_РАССКАЗЫ_ДЛЯ_ДЕТЕЙ_






Как сороки с котами воевали


Слышал я, что сороки ужасными скандалистками бывают. Но не верил. И однажды...

Иду по улице Профсоюзной рано утром. На ра­боту иду.

Улицу Хохрякова перешёл. Слева - небольшой парк возле двенадцатиэтажек. Деревья густо поса­жены. Одни быстро в рост пошли, другие замешка­лись. Последним из-за крон первых света, видно, не хватало, и они стали стелиться над землёй ме­трах в двух-трёх от неё, а затем снова вверх потя­нулись, к солнышку. На одном из таких деревьев и произошла эта трагикомедия.

Но всё по порядку. Обычный уличный гомон уба­юкивает. Иду, мечтаю. И вдруг слышу тревожное сорочье стрекотание. А его перебивает истошное кошачье «Мя-а-у!». Гляжу: на искривлённом клёне рыжий кот сражается с двумя сороками. Это было удивительное зрелище. Сороки, как истребители- перехватчики, устремившись ввысь, одна за дру­гой пикировали на кота и старались долбануть его клювом по голове. При этом стрекот был на всю округу. Кот при нападении, держась тремя лапами за ствол, четвёртой изо всех сил отбивался от птиц. И истошно орал. Сражался он самоотверженно - не одно сорочье перо уже планировало на землю. 










Но птицы не обращали внимания на боевые потери, вновь и вновь атаковали четырёхлапого.

Наконец кот не выдержал натиска и свалился с дерева.

Естественно, на все четыре лапы. Встряхнулся и стрелой помчался к ближайшей двенадцатиэтаж­ке, а вскоре скрылся в подвальном окне. Сороки, прогнав соперника, не преследовали его, но ещё не­которое время на своём языке «обсуждали» проис­шествие на стволе, где только что висел кот. Затем они дружно вспорхнули и тут же исчезли за дере­вьями.

Я пошёл дальше, но мне ещё долго не давала по­коя мысль: чем же была вызвана война сорок с ко­том? Ведь, как известно, сорока - птица сверхосто­рожная, и нападение на кота не в её правилах. Для этого должен быть серьёзный повод. А как вы ду­маете, ребята, почему?






Кузя


Котёнок этот в нашей семье появился неожиданно. Однажды вечером прихожу с работы, и дочь племянницы

Мария намекает, мол, у моего младшего сына есть для нас сюрприз. Выпытываю, что за сюрприз?

А ей и самой не терпится:

-  Маленький котёнок, да такой хорошенький...

-  А где он? - спрашиваю.

-  В гараже...

-  А Гоша где?

-  На улице.

-  Сбегай за ним. Жара выше тридцати граду­сов, а он котёнка в металлическом гараже дер­жит. Пусть домой его несёт, там что-нибудь при­думаем.

Вот так и появился у нас Кузя.

Недели через две взяли мы нового члена семьи на дачу и там выпустили из корзинки. Первые две- три минуты он буквально по-пластунски полз до кустов смородины.

Всё его пугало: и дуновение ветра, и колыхание травы, и резкие звуки проезжающих по улице ма­шин. Возле дачного домика росла берёза. На ней весело чирикали воробьи. Увидев котёнка, птички всполошились и подняли тревогу. А Кузя словно очнулся от долгого сна. В нём проснулся инстинкт охотника. Не раздумывая, подбежал к дереву и бы­стро начал подниматься вверх, стараясь настичь воробьев. 










Мы и оглянуться не успели, как он был уже метрах в четырёх от земли. Воробьи, сидевшие на нижних ветках, перелетели повыше, потом - ещё выше. Кузя - за ними.

Вот он уже почти на самой макушке. И тут ко­тёнок понял, что забрался очень высоко, а птичек так и не поймал. Замер на какое-то время, потом огляделся. То, что увидел, напугало его.

Кузя прижался к стволу берёзы, затем попытал­ся повернуться мордочкой вниз и спуститься. Но удержаться в таком положении не смог и чудом не свалился с дерева. Схватился острыми коготками за ствол и притих. Потом отчаянно замяукал, про­ся о помощи. А как на верхушку берёзы залезешь? Давай мы его звать на все лады и уговаривать, со­ветовать, как спуститься.

Ребятишки чуть не плачут от жалости, а помочь не могут. Кузя же явно боялся оторваться от берё­зы.

Передние лапки его устали, и он, невольно пере­бирая ими, спустился на несколько сантиметров. У нас - вздох облегчения. Молодец, Кузя! Но он опять остановился. Посмотрел в стороны и вниз, словно хотел понять, что его держит.

Оказалось, просто хвостом упёрся в сучок. Тог­да Кузя стал двигаться вокруг ствола и снова поти­хоньку спускаться. Сучья ещё не раз мешали ему достичь земли, но котёнок уже понял, как добиться цели. Когда до земли оставалось метра три-четыре, он быстро развернулся и спрыгнул с дерева. От пе­режитого отошёл не сразу. Пришлось взять его на руки и приласкать, чтобы успокоился.

Вскоре котёнок весело носился по дачному участку. А на берёзу долго поглядывал с опаской. Но на другой день снова забрался на неё в погоне за воробьями. Проблемы спуска на этот раз для Кузи не было.

Появился житейский опыт. Так что и животные многому учатся на своих ошибках.






Хариус и кот


До чего красива уральская природа. Редко теперь бываю на своей малой родине, но речки её звонкие, ключевые, леса непроходимые, поля и луга привольные и по сей день снятся.

Сколько здесь земляники и грибов на лесных опушках, сколько клубники на косогорах... А рыба в речках. Один хариус чего стоит. Красивая эта рыба и вкусная. Она и на засолку, и на вяление, и на уху, и на жарку годна.

Вот о хариусе и рассказ мой.

Давно это было. Полвека тому назад. Я только что перешёл в четвёртый класс и наслаждался лет­ними каникулами. К нашей соседке по улице тёте Кате приехал внук Славка. Он уже подряд третье лето у бабушки решил провести. А поскольку в те годы мы с местными ребятами приучили его к рыбалке, он на этот раз привез настоящие снасти: складное бамбуковое удилище метров четырёх, по­плавки, грузила, крючков разных - от тройников до заглотышей. Мы же рыбачили примитивными черёмуховыми удочками оснащёнными леской из конского волоса или льняных нитей. Не у всех и крючки заводские были, приспосабливали булав­ки или иголки мягкие. Обрубали их, загибали и напильниками старались что-то подобие жала со­творить.










Со Славкой мы дружили, но прошёл год и встретились с внутренней настороженностью. Но скованность вскоре прошла и через пару минут уже побежали на речку... купаться.

Дня через три договорились пойти на Леунку и у Красного Знамени (когда-то здесь была коммуна и осталась мельница, а при ней шесть домов) в мель­ничном омуте попытать счастья рыбацкого.

Рано утром в наше окно постучали. Я выглянул. Славка во всеоружии стоял под окном и махал мне рукой. Взяв кусок хлеба и луковицу, я выскочил в сенки, отыскал приготовленную с вечера банку с червями и, прихватив удочку, вышел на улицу.

-  Ты чего так рано? - спросил Славку.

-  Дак ты же предупредил, чтобы я не проспал - оторопел тот.

- Ну, ладно, пошли.

Через минут двадцать, протопав по тропинке, что виляла по косогору, мы были у цели. Солн­це только-только показалось из-за горизонта. От воды тянуло сыростью, пахло тиной и ещё какими- то чисто речными запахами. Вода с шумом падала с щитов запруды на полевой мост, который места­ми уже сгнил, и устремлялась в омут. Лезть вниз желания не было и мы устроились на правом бере­гу омута.

Нацепив червей на крючки, минут десять усер­дно закидывали удочки то в одно, то в другое место, выискивая где водится рыба. Но поклёва не было.

Надо сказать, что Славка в обмен на обещание взять его в ночное, подарил мне два великолепных крючка и отмотал метра три капроновой лески. Сроду у меня такого богатства не было и в душе был маленький праздник.

Прошло с полчаса, когда поплавки наши запля­сали на воде. С замиранием сердца, подсекая, мы вытаскивали удочки из воды, но вместо хариусов на них извивались мальки (так у нас называют гольцов). Но и эта рыбка! Налови побольше, да за­жарь на сковороде, залив мальков яйцом... Вкусни­ща!

Первого хариуса поймал Славка. Небольшого, граммов на 50-60, но радости у него было! Честно признаюсь, позавидовал. Часам к девяти у каждо­го из нас было около десятка долгожданных рыбё­шек. Самый крупный до ста граммов, не больше, у Славки.

Солнце вовсю уже припекало и мы засобирались домой. Напоследок я рискнул и спустился по сырой стенке на полевой мост. Выбрал сухую доску, встал на неё и закинул удочку. До сих пор вспоминаю то мгновение. Крючок с червяком не успел коснуться воды, как из неё выпрыгнуло что-то светло-тёмное, большое и удилище моё затрепетало в руках. Изо всех сил я старался поднять его на полевой мост. Меня тянула в омут неведомая сила. Я же упирался изо всех сил. Показалась голова хариуса. Что это за рыба, я понял сразу, но ещё не верил в своё счастье. Удилище моё согнулось, и я молил Бога, чтобы оно не сломалось. И, наконец, омут отпустил рыбину, и она шлёпнулась рядом со мной. От удара хариус на мгновение замер. Я всей грудью навалился на него и схватил за жабры. Такого великана никогда не приходилось видеть. Рыбина явно весила около трёх килограммов. Цепко схватив хариуса правой рукой, я хриплым голосом позвал Славку и, когда тот появился у края стены, подал ему удочку и стал взбираться наверх.

Когда Славка увидел хариуса, то глаза его окру­глились. - Ну, ты и даёшь! - вымолвил он восхи­щённо.

Несколько минут обалдевший от счастья я суе­тился возле бидона, пытаясь затолкать в него ры­бину, но тщетно. Славка же просил показать место, где я поймал хариуса. Мне было не до него. Нако­нец, смотав удочку, и оставив Славку у плотины, я, держа в одной руке хариуса, а в другой бидон и удочку, направился домой. Через метров двести меня догнал Славка. Ничего не сказал, не упре­кнул, что оставил его одного. Шли молча. Сердце моё всё ещё трепеталось от возбуждения.

Дома я почистил рыбу, посолил её и, положив в кастрюлю, вынес в сенки. «Вот родители удивят­ся!» - думал я. Время от времени выходил в сенки и поднимал крышку кастрюли, ещё и ещё раз раз­глядывал добычу. Но потом меня позвали на улицу ребята. Заигрались до вечера. Сели уже ужинать, когда я вспомнил о хариусе. Выскочил в сенки, и... остолбенел. Кастрюля валялась на боку. В ней си­ротливо лежало несколько мальков и харюзенок с отгрызенной головой. Моего красавца как языком слизало: ни головы, ни хвоста. И тут на чердаке мелькнула тень. Рыжий огромный соседский кот, облизываясь, сидел на перекладине. Я всё понял. В сердцах схватил попавшийся под руку валенок и запустил им в кота. Тот недовольно фыркнул, вы­гнул спину и спрыгнул под крышу на улицу.

В комнату я вернулся весь в слезах и, размазы­вая их по лицу, поведал о своём счастье и горе папе с мамой. Они, как могли, успокаивали. Говорили, что завтра я снова поймаю такого же хариуса и даже больше.

Но никогда за свою жизнь я уже не ловил такого красавца.






Шарик и ёжик


Тем летом в деревню к родителям я с семьёй поехал в июле. Хотелось и отдохнуть, и старикам помочь с сенокосом.

По договорённости в отчем доме собрались и брат с сестрой со своими отпрысками, моими племянни­ками и единственной племянницей. Дед с бабкой обрадовались приезду детей и внуков, но дня че­рез два-три я обратил внимание на озабоченность мамы. Поинтересовался, что её гнетёт.

-  Да ничего, сынок, - пыталась она успокоить меня. Но не выдержала.

-  Вы же городские теперь у меня. У вас в магази­нах и мясо, и колбаски разные, и сыры, и рыба... А у нас... овощи с огорода и молочное от коровушки. Мяско-то только с осени до весны видим, когда по­росёночка заколем. Охудают детки-то...

-  Ничего, мама, - успокоил её: - Ребята на ры­балку ходить будут. Мы - за грибами. А раз в неде­лю в райцентр ездить будем за мясным. Проживём. Главное - свиделись все.

-  И то дело, - успокоилась мама.

Хорошо летом в деревне. Особенно в нашей. Раскинулась она у устья двух речек: Леунки и Тесяка. По последней и название деревушки, домов в тридцать, но зато в три улицы. Приво­лье вокруг: поля, лес, овраги и ложбины.










О реч­ках уже сказал, словом, нет прекраснее на свете Приуралья. Там даже воздух особенный: хоть на хлеб мажь!

Но рассказать я хочу вот о чём. Коль пообещал матери и рыбу, и грибы добывать, слово надо дер­жать. Сыновья моего старшего брата Витя и Димка с малолетства удочкой увлеклись и к тому времени рыбаками добрыми на деревне слыли. Не было дня, чтобы они на уху или на жарёху хариусов и окунь­ков не приносили. Пора было и нам за грибами схо­дить. Тем более, что дождик прошёл накануне.

В лес собралась немалая компания, дома только старики остались. А лес от деревни, как говорится, в двух шагах. Вглубь идти не рискнули, вдруг ребя­тишки заплутают, всё по опушкам норовили. Да и грибы после дождика первыми на опушках появля­ются. Идём, малинкой да смородинкой балуемся, редко, но и земляничка ещё встречается. Ребятня уже палками вооружилась и вовсю мушкетерские дуэли устраивает. Мы их остеречься просим, не по­ранить друг друга.

Впереди Шарик, пёс наш дворовый, родитель­ский, бежит, всюду нос свой тычет. То мышкует, то с ребятнёй носится, лает от радости. И вдруг Ша­рик остановился, словно охотничья собака и замер. Увидев это, прошу ребят, чтобы притихли.

- Зверя Шарик учуял, не спугните.

Тем интересно, замерли. Осторожно приближа­емся к Шарику... И что мы видим? Метрах в двух от него колючий клубок - ёжик свернулся, почу­яв беду. После того, как мы подошли, пёс осмелел и, гавкнув несколько раз, обежав ёжика, неожиданно кинулся и попытался схватить «врага» зу­бами. Но... взвизгнув, пёс отскочил и обиженно заскулил. Это надо было видеть! Весь нос Шари­ка был утыкан какими-то иголками. Я сначала ничего понять не мог. Откуда они взялись? А пёс ко мне жмётся, помощи просит. Присел к нему и осторожно начал их выдергивать одну за другой. Больно Шарику, но терпит. А я дёргаю и пригова­риваю: - Ты зачем, дурачок, на ежа кинулся? Вот он тебе, защищаясь, и воткнул порцию своих игл. Смотрите, ребятишки и запоминайте, как ёжик с врагами поступает. Не смотрите что мал, зато ору­жие у него неотразимое.

...Домой мы вернулись с полными вёдрами по­досиновиков и подберёзовиков, которые тут же на­чали жарить с картошкой. А ребятишки наперебой рассказывали дедушке и бабушке о том, как Шарик на ёжика напал. А «герой» происшествия забрался с опухшим носом в конуру и тихонько поскуливал. Знакомство с колючим запомнилось ему надолго.






Беличий переполох 


В ту осень в окрестных лесах необычно много было белок. Даже старики дивились, гадали, что бы это значило?

Скорее всего, зверьки мигрировали, и им на пути встретилась местность, богатая кормом. Они на какое-то время и задержались.

От нашей деревни до школы, что находилась в соседнем селе, по дороге три километра. А напря­мик через Осколок (так назывался лесок посреди поля) намного ближе. Перед тем леском тут и там стояли одиночные деревья. Белки настолько осво­ились, что запросто бегали по их кронам, нахально глядя на нас своими бусинками и топорща хвост. Играют, перепрыгивая с ветки на ветку. Казалось, они хотели спросить нас: «А вы так сможете?»

Когда мы к ним привыкли, то, бывало, посто­ишь, полюбуешься на зверька и спешишь даль­ше. А первое время нас всех почему-то охватила неуемная страсть - во что бы то ни стало поймать белку и принести в школу. Но сказать легко: пой­мать. А как это сделать? Ведь не по деревьям же скакать, в самом деле? Однако, нашлись умники и посоветовали загнать белку на одиночное дере­во. Так и сделали. Загнали, окружили березу в два кольца: первое метрах в десяти от ствола, второе - чуть подальше. Трое из наших ребят полезли за зверьком. 

Как не прыгала белка с ветку на ветку, но при­шлось ей спрыгнуть на землю. Тут-то она и стала беспомощной. Однако, ребята из первого кольца поторопились схватить ее, кинулись гурьбой и бел­ка, воспользовавшись суматохой, выскочила из круга.

Тут все опомнились и стали действовать не спе­ша. Сначала отрезали зверька от дерева, затем, по­степенно сжимая кольцо, создали все условия, что­бы ей некуда было деться.

Но и тут не обошлось без казуса. Мишка Рыков, отчаянный сорви-голова попытался схватить бел­ку голыми руками и тут же заорал благим голосом. Зверек так цапнул его за палец, что кровь брызну­ла. Тогда Витька Седых догадался скинуть с себя пиджак и, накинув его на белку, осторожно взял трепещущий живой комочек в руки. Затем, осво­бодив портфель от учебников и тетрадей (отдал их кому-то из ребят), посадил зверька.

В школу мы не шли, а летели. Но в класс вош­ли тихо и незаметно. Не успели сесть за парты, как раздался звонок, и вошла Валентина Пе­тровна, преподаватель по русскому языку и ли­тературе. Урок начался как обычно. Проходили Пушкина и я, очень любивший поэта, увлекся и забыл про белку. Но Витьке она не давала по­коя, царапаясь в портфеле, который он почему- то держал на коленях. Не знаю, что заставило его открыть портфель, но белка, услышав, как щелкнул замок, метнулась и молнией вылетела из своей темницы.

Никто, кроме нас троих, участвовавших в ловле зверька, ничего сразу и не понял. Неожиданно сре­ди урока по классу начало что-то метаться. Причем по партам, оконным шторам и даже по классной доске. Все осторожно уставились на этот мечущий­ся рыжий комочек. Учительница тоже онемела на полуслове.

Первыми заорали девчонки, вернее, завиз­жали: то ли от страха, то ли от восторга, увидев зверька. Этот визг сбросил наше оцепенение. Все кинулись ловить белку. Неожиданно для нас, да и для себя, наверное, с не меньшим азартом это делала и Валентина Петровна. Шум, крики, визг, смех... Такого еще школа не слыхала, наверное. И вдруг среди этого гама открывается дверь и в класс входит... директор. Белка, моментом, стре­лой пролетает между его ног и скрывается где-то в коридорах школы. Валентина Петровна и ребята, не замечая директора, увлекшись ловлей зверь­ка, кидаются за ним и, столкнувшись в дверях с директором, валят его с ног. Мгновенно у двери образовалась куча-мала.

Я, чудом удержавшись за партой и не успевший принять участие в общей ловле зверька, с ужасом наблюдал, как из общей кучи тел поднимались наша литераторша и директор. При этом Вален­тина Петровна, уже осознающая свое положение, бледнела на глазах, а директор почему-то багровел. Ребята и девчонки вскакивали с пола разгорячен­ные погоней и застывали как в немой финальной сцене гоголевского «Ревизора».

Я, да и все наверняка, ждали, что сейчас прои­зойдет что-то из ряда вон выходящее. А уж у ли­тераторши, скорее всего, пол разверзся под нога­ми, или она сама желала провалиться сквозь его, лишь бы не торчать перед директором в таком недостойном для нее виде. Но и директор, под­нявшись с пола, хоть и покраснел от возмущения как рак, ошпаренный кипятком, не знал что де­лать. Отряхнув костюм, он, ни слова не сказав, повернулся и вышел из класса. Воцарилась мерт­вая тишина.

И вдруг ее нарушил жалостный шепот Вален­тины Петровны: «Да он же меня уволит!» Кто? - спрашивать было не надо - все было яснее ясного. И неожиданно в один голос мы стали ее уговари­вать, что виноваты мы, а не она и пусть директор наказывает нас, всех. И тут литераторша спросила банальное:

- А откуда белка взялась? Кто ее в класс принес?

И снова воцарилась тишина. Одно дело виноват класс: как бы и все, и никто, а тут лобовой вопрос: кто? Выручил Витька Седых: «Я не хотел, Вален­тина Петровна...».

Учительница на ватных ногах подошла к столу и опустилась на стул. Она сидела, опустив голову, словно высматривая что-то на столе, и молчала.

Первым не выдержал я: «Валентина Петровна, мы виноваты, белку-то мы принесли... Но, ей богу, никто не думал, что она вырвется».

И тут всех словно прорвало: заговорили, закри­чали, стараясь как-то успокоить учительницу.

В это время в класс незаметно вошел наш завхоз Николай Трегубов. Бывший лесник и охотник. Об­морозив в свое время руки и потеряв два пальца на правой, он уже второй год работал в школе. Вот в этой-то культе дядя Коля и держал за загривок бел­ку. Добродушно улыбнувшись в пышные пшенич­ные усы, он пробасил: «Это кто тут зверька обижа­ет?» Не сговариваясь, мы кинулись к нему: «Дядя Коля, что нам теперь делать?». Тот мгновенно оце­нил обстановку и начал нас успокаивать: «Ладно, я все на себя возьму, попробую с Семеном Георгиеви­чем поговорить... Может и образуется все.

Да и вы, Валентина Петровна, не убивайтесь уж так-то... А ну, ребята, кто смелый, пойдем со мной...».

Я и Витька Седых, не сговариваясь, пошли за дядей Колей. Однако, перед кабинетом директо­ра дух нас оставил и мы было остановились. Тог­да наш провожатый легонько подтолкнул в спину левой рукой, продолжая в правой держать белку. Дверь кабинета открылась и мы, перешагнув по­рог, застыли, опустив головы. Но и директор не сразу поднял на нас глаза, он внимательно пытался разглядеть что-то на своем столе.

Выручил дядя Коля: «Семен Георгиевич, вот она, виновница, - приподнимая белку, сказал он: - смотрите, какая красавица». Директор молчал.

- Ну что мне отшлепать этих олухов что ли? - про­басил шутливо дядя Коля: - Ясно, что нахулиганили, но ведь не хотели они этого. Кто знал, что все так по­лучится... Простите вы их, ребята уже повинились.










-  Тоже мне заступничек нашелся, - пробурчал Семен Георгиевич: - иди, делом займись, да белку не забудь выпустить на волю, а я с этими - кивнув на нас с Витькой - побеседую.

Дядя Коля вышел. Мы остались, продолжая бу­равить взглядами пол. Директор молча барабанил пальцами правой руки по столу. Пауза затягива­лась. И тут в дверь кабинета постучались.

-  Занят, подождите - громко сказал директор. Но дверь робко приоткрылась и показалась голова Валентины Петровны. За ней виднелись головы на­ших одноклассников.

-  Можно, Семен Георгиевич?

Ответить директор не успел - в кабинет пооди­ночке стали входить ребята и девчата. Последней вошла учительница.

И тут неожиданно директор улыбнулся:

-  Как же это вы ее поймали, белку-то?

Пришлось рассказать. Выслушав нас, Семен Георги­евич покачал головой и уже примирительным голосом сказал: - Ладно, прощаю. Но с условием: останетесь после занятий на дополнительный урок и закончите тему. Как я понял, вы Пушкина проходите?

Вопрос явно был адресован Валентине Петров­не. Та молча кивнула головой.

-  Ведь Пушкин все же важнее белки. А зверь­ков больше не трогайте. Ведь эта белка лесная, а не ручная, как у нашего великого классика, в сказке. Золотых орехов она не грызет, а вот вам за нее на орехи могло бы и достаться. Скажите спасибо Ни­колаю Сергеевичу, выручил вас, охотников.






Хорошо на даче


Засеял в тот год на дачном участке газон. Почти месяц ухлопал на то, чтобы подготовить для него почву.

Но забота, и труд не пропали даром - газон по­лучился на славу. Даже необычная жара его не испортила - стоит зеленехонек, и только успевай скашивать травушку-муравушку.

Любят на нем поваляться мои внуки. Возьмут у бабушки одеяло, простынь, подушки, расстелют все это и... отдыхают. Тень от груши, яблони и ви­шен на две третьих закрывает газон и в самую жару здесь и спасение.

Но я не столько о внуках и газоне, сколько о кошке Дашке хочу рассказать. До середины июля, боясь клещей, на улицу выводил ее только на по­водке, а теперь она гуляет сама по себе. И вот вы­ходной день. Жара под сорок градусов. Выскочила Дашка на участок еще часов в шесть утра. А вре­мя уже третий час дня. Солнце палит так, что из деревянного домика, где прохладно, выходить ни­какого желания нет. Но внучки запросились по­валяться на газоне. Разрешаю и сам помогаю им постелить на травке постельку. Только-только раз­леглись мои Аня и Яна, как откуда не возьмись, Дашка явилась. А надо сказать, умная у нас она дюже - никогда по грядкам не ходит, старается все по дорожкам. И вот, остановилась она у крыльца (газон как раз напротив него разбит) и смотрит на девчушек внимательно так и что-то соображает. Смотрела-смотрела и осторожненько ступила лап­ками на газон. Остановилась, посмотрела на меня, словно спрашивая разрешения и, услышав мое одо­брение, почти ползком, не спеша, пошла на середи­ну, где внучки лежали.

Не доходя до них несколько шагов, прилегла. Холод от травы и тень от деревьев пришлись ей по нраву и она улеглась на живот. Затем перевернулась набок и потянулась с удовольствием. Так, видимо, Дашке газон понравился, что легла она на спину и растянулась во всю длину. Увидели мои внучки эту картину и говорят: «Дедушка, смотри, как Дашке газон нравится! И нам тоже...». И тут же скатились с постеленного белья и на траве развалились, как кошка. Смотрел-смотрел я на них и, скинув туфли, завалился рядом. Господи, как хорошо на даче!













Мудрая собака


Недавно одна моя родственница, проживающая в селе, поделилась: - А у вас в городе собаки намного мудрее наших.

-  Как это? - спрашиваю.

-  Иду это я к рынку, через пешеходный пере­ход естественно. Смотрю, красный свет. Стою, жду, когда зелёный загорится. Вдруг собака под­бегает. Увидела, что я улицу не перехожу, села рядом и то на меня, то на светофор поглядывает. Когда погас красный и вспыхнул зелёный, она вместе со мной перебежала дорогу и отправилась по своим делам.

Я же потом удивлялась, какая собака мудрая. А говорят, что они цвета не различают.

-  Это что. Тут такое с моим другом было, что ни­каким объяснениям не поддаётся. Шёл он на рабо­ту рано утром. Подходит к перекрёстку, огляделся - никаких машин ни слева, ни справа - и напра­вился на красный. Чего зря время терять!

Только ступил на проезжую часть, сзади «гав!» Оглянулся. А там овчарка, из тех, дворовых. Сей­час одичавших породистых собак в городе немало. Глядит она в след моему другу и с такой укоризной в глазах. Но не останавливаться же на полдороге из- за собаки, друг и перешёл на красный. Идёт, а пёс его догоняет (перебежал он улицу уже на зелёный свет), забегает вперёд и так назидательно, словно отчитывая, гавкнул три раза «гав, гав, гав!». «Что же, мол, ты, правила уличного перехода наруша­ешь!»










Вот такая история. Слушая о том, как собака человека отчитывала, один из свидетелей нашего диалога изрёк: «Да как им, собакам-то, умными не быть. Естественный отбор, дурные-то давно под ко­лёсами погибли».

И почему-то грустно мне стало от этих слов. Ведь так хочется верить, что собаки мудрее стали, даже нас останавливают, когда мы неправильно улицу переходим.






Как меня Дашка вылечила


Как меня се прошлое лето я жил на даче с кошкой Дашкой. Добираться до дачи удобно - маршрутный автобус останавливается (и туда и обратно) как раз напро­тив нашего офиса.

Весь май пришлось ежедневно по утрам и вече­рам кошку выгуливать на поводке. Боялся, что на ее шерсть могут нацепляться клещи. Ведь это их самая активная пора.

В июне предоставил своей любимице свободу. Надо было видеть, как она радовалась. Иногда даже злоупотребляла и являлась домой за полночь.

Спали вместе. Кошка - раскинувшись или свер­нувшись клубочком. Все зависело от погоды. Утром Дашка будила меня и тихим мяуканьем требовала, чтобы ее накормил и выпустил гулять. Иногда пе­ред моим уходом на работу она успевала вернуться и оставалась в доме до вечера, порой же, потершись о мои брюки, оставалась на улице.

Многое знаю о кошках: их поведение, повадки, образ жизни... Сразу скажу, что одинаковых не бы­вает. Одни из них те, «кто гуляют сами по себе», другие очень привязаны к дому, квартире, третьи выбирают из семьи своего любимца и стараются всячески его опекать. Говорят, что кошки очень чутки. В этом я не раз убеждался. Простой при­мер, подхожу к двери подъезда, а Дашка (а мы жи­вем на пятом этаже) уже бежит к двери квартиры. Если в гости заглядывают сыновья или мои друзья, она тут же, как мы говорим, «шифруется», то есть прячется. И найти ее бывает очень непросто. Но тот летний случай труднообъяснимый. День был очень жаркий и духота не спала даже к вечеру. Я ехал на дачу. Автобус был переполнен. Многие го­рожане рвались вырваться на природу, поближе к Туре. А тут еще пробка. В течение часа проехали всего-то около километра. Как потом выяснилось, причиной ее стала авария, в которой столкнулось пять легковых машин, грузовая и мотоцикл. Слава богу, обошлось без жертв, но объезжать место про­исшествия пришлось буквально по обочине дороги. И в какую-то минуту я начал терять сознание. Чуть не упал. Кто-то из пассажиров уступил мне место. Но до самой конечной остановки чувствовал себя неважно.

Соседка по даче, видя мое состояние, попросила немножко подождать, ей срочно нужно было забе­жать в магазин за продуктами, а потом пообещала сопроводить. Но я решил тихонько пойти. Но на обычный путь, который преодолевал за десять ми­нут, ушло вдвое больше. Когда до дачи оставалось метров триста, я увидел серый комок, который ле­тел мне навстречу. «Дашка!» - узнал свою люби­мицу. Кошка с ходу прыгнула мне на грудь и стала облизывать подбородок и щеки. Так вдвоем мы и пришли к дому. Еле открыв двери в веранду и ком­нату, без сил повалился на кровать. 










Дашка тут же улеглась на грудь. При этом она мурлыкала и тер­лась головой о подбородок. На какое-то время я за­былся. Сколько спал, не знаю, но пришел в себя от какого-то внутреннего толчка. Кошка, свер­нувшись калачиком, спала на груди. Боли в серд­це прошли и дыхание мое было ровным. Через не­сколько минут я уже хозяйничал на кухне. Дашка терлась о брюки и требовала свою порцию еды. Взял ее на руки и, гладя рукой, стал говорить слова благодарности.

Но до сих пор так и не могу понять, как она по­чувствовала, что ее хозяину плохо и что его надо встретить.






Как сорока сорочат на крыло ставила 


Неподалеку от нашей дачи есть заброшенный участок. В свое время хозяева вырыли колодец, баньку с сараюшкой построили, но вскоре все это оказалось заброшенным. Дверь на чердак кто-то сломал. Так и зияет чернотой пустой проем.

Этой весной на чердаке бани свила гнездо сорочья пара. Первые дни они вместе хлопотали по добыче строительного материала: таскали в клювах мох, паклю, перышки...

Вскоре на чердак прилетал только самец, сам­ка, видимо, высиживала птенцов. Он приносил ей червячков, гусениц, жучков. Его часто можно было видеть на ближайших участках в поиске кор­ма. Однажды самец нес в клюве мышь. А с яйцом в клюве из очередного разоренного птичьего гнезда частенько прилетал. Недели через три сороки уже летали вдвоем и то и дело спешили на чердак, неся птенцам лакомство.

В конце июня в субботний день я увидел любо­пытную картину. Сорока вывела своих сорочат на край проема и, взлетев, стала призывно стреко­тать. В ее крике можно было различить отдельные звуки типа «киа», «кик», «твик» и другие. Она явно приглашала сорочат подняться в воздух. А их было пятеро. Они с опаской поглядывали то на мать, то вниз и кричали «чьюк! чьюк-юк!» Сорока то залетала на чердак к сорочатам и что-то нежно говорила им «кьяя, кьяя...», то снова поднималась в воздух и призывно стрекотала.

И вот один из птенцов набрался храбрости и, за­хлопав крылышками, ринулся из проема на волю. Первые секунды он полетел вниз, но потом отчаян­но барабаня воздух крыльями, начал плавно опу­скаться на землю. По пути попала ива, и он успел сесть на одну из веток. Сорока, наблюдая за птен­цом, пыталась помочь ему, летая поблизости и стрекоча, словно советовала.

Прошло еще несколько минут, и все сорочата со­вершили свой первый полет. Расселись они непо­далеку от бани. Двое опустились прямо на землю, а трое - на кустарники. Сорока сначала металась от одного к другому, а потом уселась на изгородь и снова стала звать к себе птенцов. Вскоре сорочата один за другим стали пытаться взлетать на изго­родь. Одним это удалось сразу, другие упрямо по­вторяли попытку за попыткой, но в итоге все вместе с матерью уселись на изгородь. Но та перелетела на молодую березку и снова стала приглашать к себе сорочат.

Так упорно и настойчиво сорока ставила сорочат на крыло.

Через неделю стайка из семи сорок уверенно ле­тала в округе, и их веселый стрекот с раннего утра нарушал дачную тишину.













Материнский инстинкт











Весна в том году была ранняя и теплая. Грачи прилетели уже в конце марта. Яков Семенович, по привычке, готовился к весенней охоте. Еще раз почистил двустволку, набил гильзы. Одни из них зарядил дробью, другие - картечью (на всякий случай).

Частенько, особенно по утру, выходил на ули­цу, садился на скамейку под тополем и о чем-то мечтал. Шел ему уже семьдесят третий год. Всю свою жизнь отдал он крестьянскому труду, но никогда не изменял охоте и рыбалке. Не было в округе лучшего охотника. Достаточно сказать, что на счету его было десятка три медведей, о волках, лисицах и зайцах говорить не приходи­лось.

Каждую весну и осень Яков впадал в какую-то задумчивость. Он брал в руки двустволку, переби­рал охотничьи запасы и тщательно следил за сво­ей лайкой Белкой. Ей было уже пять лет. Собака уверенно облаивала соболя, куницу, белку, даже рысь. Охотился Яков с ней и на медведя. Приучил брать водную и боровую дичь.

В эту весну Якова давно беспокоила Белка. Совсем некстати живот ее стал округляться, со временем вспухли сосцы, и старик понял, что надеяться на собаку на этот раз вряд ли придет­ся.

- Подвела ты меня... - вздыхал Яков, гладя Бел­ку за ушами. А та смотрела ему преданно в лицо и лишь виновато хвостом помахивала.

И вот случилось то, что должно было случиться. Ранним утром 28 марта Яков, выйдя во двор, уви­дел, как Белка тщательно вылизывала трех ново­рожденных щенков. Яков вынул кисет, сложенную полоску газеты, свернул цигарку, прикурил и при­сел на ступеньках крыльца. Сидел он долго, пока прокуренные пальцы не стал жечь окурок. Затем он встал, взял старое ржавое ведро, как-то винова­то подошел к Белке, торопливо отнял у нее щенят и затрусил со двора. Направился Яков Семенович вниз, к речке.

Вернулся минут через тридцать с пустыми рука­ми. Вошел во двор. На кустах черемухи буйствова­ли воробьи, словно отмечая приход весны. Белка, тревожно глядя на хозяина, заскулила и стала об­лизывать свои соски. Яков вздохнул, и как-то сгор­бившись, пошел в избу.

Прошло два дня. Белка скулила, металась на цепи и вела себя очень неспокойно. На третий день, Яков, выйдя утром во двор, крякнул и подошел к собаке, спустил ее с цепи. «Пусть побегает - поду­мал он: - может быть, и забудет о щенках».

...Прошло еще два дня, но Белка не появлялась. «Загуляла, дрянь!» - подумал Яков Семенович. На третий день он поднялся как обычно, раненько, и пошел проверить хозяйство: подбросить корове сена, убрать навоз, заглянуть во мшаник. Ульи уже вот-вот надо было выставлять на пасеку. Об этом говорили ему пчелы, пытавшиеся вырваться через леток на волю. Но уже на крыльце он увидел, что у будки лежала Белка и кого-то тщательно вы­лизывала. Яков удивился и подошел к собаке. Ее сосцы усердно, взахлеб сосали... два бурундучка. Яков удивленно покачал головой, потом смачно сплюнул и пошел в хлев.

...Прошло лето. Весенняя охота у Якова удалась, несмотря на отсутствие Белки. Он ее с собой не брал в этом году. А осенью бурундучки исчезли со двора, как будто их и не было.

Прошло еще два месяца. Все это время Белка время от времени убегала со двора. Яков ее уже не держал на цепи. Односельчане неоднократно встре­чали около поскотины (ближайший лес от деревни) Белку с барсучатами, которые весело и дружно но­сились друг за другом. А через год Белки не стало... Но это уже другая история.






Как Шарик стадо возмутил


О том, как домашние животные защища­ются от хищников, слышал, да и читал не раз, а вот видеть довелось единожды.

Но все по порядку. Деревушка, в которой я ро­дился и вырос, расположена на юге Пермской об­ласти в устье двух звонких и неглубоких речушек Леун и Тесяк. По последней и название получила. В Тесяке десятка три домов, разбросанных по трем улочкам: Нижняя, Верхняя и Зарека. Первые две на левом высоком берегу, а последняя уходила от речки вверх.

Когда произошло событие, о котором хочу пове­дать, в деревне еще домашнего скота немало было. В каждом дворе корова, а то и две, двухлетний при­плод или молодняк, козы и овцы. Пасли частное стадо по очереди, согласно количеству животных. За корову или двухлетку - день, за бычка и телоч­ку - полдня, и день за овец и коз.

Даже в самые страдные дни бригадир разрешал колхознику отпасти свои паи. Ведь многие тогда жили за счет подсобного хозяйства. Соседи строго следили за очередностью, и сбоев практически не было, так как каждый знал, в какой день ему при­дется взять в руки кнут. Поблажку давали лишь ветеранам Великой Отечественной войны и преста­релым, но их не освобождали от очереди, а лишь разрешали по приезду детей или внуков «запасать» вперед. То есть можно было пасти неделю, полто­ры, а потом спокойно ждать осени.

Мы, приезжая к родителям, так и делали. Лето в том году было не жарким, время от времени шли дожди, и трава на лугах выросла сочной и высо­кой. Когда пришла наша очередь, мы рано утром с разных концов деревни собрали скот и направили его по правому берегу речки к бывшей деревушке Красное Знамя. Рассчитывали до обеда добраться до нее, там дать буренкам и овцам отдохнуть, а к вечеру вернуться домой.

Пасти было несложно, главное следить, что­бы животные не заходили на пшеничное поле. Старший сын сдерживал нетерпеливых коров, а такие всегда находятся в стаде, мы с младшим следили за полем, а жена замыкала пастушью процессию.

Часам к двум были у Красного Знамени. Чув­ствовалось, что животные наелись, наступала жара, и мы направили стадо в криулину, которую окружала речка. Вход в нее был через перешеек метров десяти. Сначала в тенечке под кустами уле­глись овцы и козы, вскоре и коровы стали искать удобные места для отдыха.

Да и для нас кстати. Решили пообедать. Распо­ложились на двух стволах деревьев, уложенных у бывшего кострища. Чтобы ребятишкам было инте­ресно, развел небольшой костерчик.

А надо сказать, что с нами увязался пес Шарик. Хоть и дворняга, но преданный хозяевам неимо­верно. Больше всего он любил мою маму, но и меня, когда приезжали, сопровождал повсюду.

Пообедали и решили отдохнуть, каждый по сво­ему. Жена с младшим сыном улеглись на заранее взятую старую шаль под ольхой, а мы со старшим решили попытать рыбацкого счастья. Благо, что лески с поплавками, грузилами и крючками при­хватили заранее, а удилище надо было вырезать в ближайших кустах.

Но все наши планы рухнули мгновенно. Неожи­данно Шарик залился громким лаем и побежал в криулину.

- Волк! - первая моя мысль.

Но животные спокойно отдыхали. А Шарик не унимался, лаял до хрипоты. И вдруг произошло неожиданное. Все они стали подниматься. Овцы, козы и телята оказались внутри, а впереди стояли коровы и бык. Стадо, как по команде выстроилось, и грозно мыча, двинулось на Шарика.

И тот, поджав хвост, кинулся к нам, забежал за наши спины и затих. Положение создалось не из приятных. Я впервые видел такое, когда все раз­гневанное стадо кинулось на пса. Жена и дети за­кричали в испуге и тоже спрятались за меня.

Коровы и бык, выставив рога, и копая копытами землю, шли на нас в психическую атаку, как кап­пельмановцы на красноармейцев в фильме «Чапа­ев». И тут я вспомнил о кнуте. Схватив его, резко щелкнул и закричал. О чем и что я орал, не помню. Еще раз щелкнул кнутом и направился навстречу стаду. Коровы и бык остановились.










Я еще повторил «выстрел» кнутом. И стадо, обмякнув, повернуло назад и стало мирно щипать траву.

Мне не давала покоя мысль о том, что же случи­лось?

Успокоив своих и убедив их, что атака не повто­рится, я пошел к прибрежным кустам, где блеяли овцы. Каково же было мое удивление, когда я уви­дел под одним из них овцу и только что родивших­ся двух ягнят, которые, будучи еще мокрыми, пы­тались встать на ножки.

Так вот из-за чего разгорелся весь сыр-бор! Ста­до заступилось за новорожденных.

Допасли мы благополучно. Правда, через час я обнаружил, что Шарика с нами уже не было. А ягнят-близнецов я до деревни нес в рабочей курт­ке, прихваченной на случай дождя. И уже потом их забрали вместе с овцой хозяева.

А мои сыновья и жена еще долго в подробно­стях, хотя каждый по-своему, рассказывали о про­исшедшем.






Уват-богатырь



Сказка

В те давние-давние времена не за дальними морями, не за высокими горами, а на нашей земле сибирской жил богатырь. Звали его Уват. Славился он силой и выносливостью, умом и смекалкой. Добрый охотник был. Из лука стрелой попадал в глаз белке, ни куница, ни соболь уйти от него не могли. Один на медведя ходил.

Далеко шагнула слава о богатыре. Но пришла беда нежданная-негаданная. Вылез из лесов дрему­чих и болот непроходимых Змей. Чудище страш­ное, да прожорливое.

Надо сказать, что в лесах сибирских зверя было видимо-невидимо, в реках всякая рыба косяками ходила. А с появлением Змея звери разбежались, рыбы к морю-океану подались. Все живое дрожало, такого страха Змей нагнал. Когда опустели реки и леса, принялось чудище за людей. Не разглядывал - старый или малый. За несколько минут поселе­ния опустошал. Да и жилища целого после него не оставалось. Лишь черные вороны каркали, да остатками пиршества злодея питались.

Задумались люди, как от беды избавиться. Так и так прикидывали. Один старец надоумил: надо поклон Увату бить, да уговаривать против Змея выступить. А богатырь в это время как раз из дальних лесов вернулся и про беду слыхом не слыхивал. На людское горе сразу откликнулся. Пошел к кузнецу и заказал выковать ему булаву железную с шипами острыми. Такую, что осло­пом зовут. На утро испытал оружие: подошел к веково­му кедру и одним ударом разбил его в щепу.

- Подойдет, как раз по мне, - промолвил, со­брался и в путь-дорогу отправился.

А за Змеем далеко и ходить не надо - тут как тут. У реки Иртыш рычит, хвостом целые рощи сметает, когтями землю роет. Ну и сошлись они в долине се­дого Иртыша. Закипел страшный бой, смертельный бой. Три дня и три ночи длилась битва. Не выдер­жал ударов Увата Змей и собрался было за Иртыш спрятаться, схорониться, новых сил набраться. Но Уват смекнул, собрался со всеми силами, умудрился Змея за хвост ухватить, да как ударит булавою чуди­ще по голове. Тот и свалился замертво, перегородив туловищем реку Иртыш. А кровь его черная хлыну­ла было в реку, но разгневанный Иртыш подхватил ее огромной волной и выкинул в урманы и болота. Прошли столетия. И геологи отыскали кровь Змея и назвали ее нефтью. Но это уже из другой сказки.

Надо бы радоваться победе Увату, а у него глаза слипаются, ноги подкашиваются. Израненный весь, упал он рядом со Змеем и уснул беспробудным сном.

А что Иртышу делать? Змея он со всей радостью смыл бы и унес в море-океан, да Уват рядом спит. Поворчал, поворчал, но делать нечего - подмыл правый берег и обогнул место битвы полукругом.

...Много-много лет прошло, но живет в людской па­мяти подвиг У вата-богатыря. А на месте битвы люди поселились - удобно от врага обороняться и богатства речные и лесные под боком. И назвали село Уватом.

















Репка



Старая сказка на новый лад

Помните, как начинается сказка про Реп­ку? Правильно - посадил Дед Репку, выросла Репка большая-пребольшая...

Пришло время убирать урожай. Потянул было Дед Репку за ботву, а вытащить не может. Позвал он на помощь сначала Бабку, потом Внучку, за ней Жучку и Кошку... Не могут вытянуть Репку. Помогла им... Мышка.

Решил Дед отблагодарить всех, кто помог ему Репку вытащить и говорит: «Ну, Бабка, какую часть Репки тебе отрезать?». А Бабка в ответ: «Что ты, Дед... У меня всего один зуб остался. Чем ее грызть-то буду? Я и парёную-то не съем».

Тогда Дед предложил Репку Внучке. Внучка - девушка современная, на конфетах выращенная. Ей Репка и даром не нужна, ей «Сникерс» подавай.

Что делать? Может Жучка не откажется? А та про «Педигри» толкует. Кошке нравится «Вискас» или хотя бы «Китекет». Осталась одна Мышка. Протянул ей Дед Репку. Обрадовалась Мышка. «Спасибо тебе, Дед, за заботу. Теперь мне Репки на всю зиму хватит...» и поклонилась Деду в пояс. А потом и спрашивает: «А сам-то ты, Дедушка, поче­му от Репки отказываешься?»

- Ой, Мышка, болезни замучили. Сырую Репку тоже есть не могу, а парёнки из нее сделать не в си­лах - чугунок в печь не поставить.

И больше Дед не садил Репку.














ХУДОЖНИК ЕВГЕНИЙ КРАН

РИСУНОК НА ОБЛОЖКЕ - ИРИНА КРАН