Пастуший стан
С. Б. Шумский
БЕРЕГА
Четвертый год живу у реки, а на берег не тянет: уж больно непривлекательна наша Тура в черте города. А черта эта охватывает тридцать с лишним километров. Неухоженная река для отдыха и прогулок – это давно знают тюменцы.
Но как-то раз сосед мой дачный подсказал, что на берегу Туры можно набрать камней для банной печки. И не просто камней, а добрых окатышей галечника или халцедона – светло-желтых или розовых. Только не синих. Синие угарны и для бани не годятся – это каждый парильщик должен знать. Короче, отправились однажды с сынишкой на поиски жарких целительных камней.
Июльское солнце нещадно палило, рубашка к спине прилипала. Сын, увидев двух своих сверстников, похоже, только что выбравшихся из воды, загорелся желанием искупаться, хотя знал, что купаться запрещено.
– Искупаешься, чего доброго, облезешь, – предостерег и мужчина, шагавший рядом с нами.
Ах, берег, ах, прохлада воды!... – какие сладкие воспоминания рождаются с этими словами! И как тут не сравнить: в мои детские годы мы узнавали о воде как об источнике жизни, здоровья.
– Умойся в этом роднике, попей из него – никогда болеть не будешь, – советовали старшие.
И, мы, голодная военная ребятня, старательно подчинялись этим советам, пили наперебой и от пуза этой живительной холодной влаги из подземных ручейков. Сейчас же мой сын слышит: грязь, зараза, прыщи, «облезешь»...
Но вот и он, берег. Берег как берег вроде. Однако при близком огляде меня, ей-богу, отчаяние охватило: до чего же все захламлено и загажено, будто это вовсе и не центр огромного города, а где- тона свалке.
Из песка, из воды тут и там торчат проволока, арматура, бочки, рельсы, электроды, шины, бутылки, пружины от сидений с остатками обшивки, железобетонные конструкции, спинки от железных кроватей. И самое неожиданное... Здесь же валялись выкрашенные красной краской...ломы. Целых три лома насчитали. Как в той побасенке: мимо вас лом не проплывал?
– Бедняжек выбросило волной, устали плыть, – сострил сынишка.
Проходим мимо облезлого, ржавого дебаркадера – речной вокзал «Тюмень». На серой запущенной палубе сидят друг против друга на диванах истомленные жарой старик и старуха, лузгают семечки. Под ногами между камней и хлама – ручьи не ручьи, не поймешь. Стекает, струится по песку с обрыва вонючая влага, отсверкивая всеми оттенками радуги. В самой Туре вода тоже жутких чернильно-помойных тонов.
– Господи, – шепчу, – неужели такое допустимо?
Оказывается, допустимо. В реке даже плавало несколько человек. Мужчина в закатанных выше колен трико рыбачил, двое его мальчуганов толклись в прибрежной няше, испачканные ею же по уши. Улов предназначался...кошке.
– И кошка не всегда ест, воняет, зараза, соляр, нефть вон какими пятнами, – с улыбкой проговорил рыбак, мельком взглянув на улов – трех чебаков и двух ершиков в целлофановом мешке.
Ближе к глинистому склону, заросшему тальником и всяким дуроломом, люди отдыхали и загорали. Из кустов неслись магнитофонные выхрипы: «...Здравствуйте, господа-товарищи... мой знакомый возвращается в Союз обратно... дай Бог дорогому Михаилу Сергеевичу здоровья...». Рядом компания юнцов и девушек в пестрых купальниках звякала стаканами – шаял костерок из берегового хламья, жарились шашлыки, тут же «отдыхали» мотоциклы.
Пир во время чумы, или как еще назвать? А как угодно, тут любые, даже самые мрачные сравнения-аналогии подойдут. Меня же в последнее время вообще черное уныние одолевает: выходит, нас, человеков, можно решительно ко всему приучить, даже вот так «отдыхать».
Знают же тюменцы, что у Гилевской рощи, то есть в той же черте города, в реку сливается 58 тысяч кубов неочищенных стоков. Ежедневно! Есть в городе, помимо двух огромных ТЭЦ, десятки мелких и крупных котельных, которые зимой и летом с высоты своих труб посыпают на головы горожан десятками тонн «твердых веществ'’, а это, кроме известной всем сажи, – оксид углерода, диоксид азота, фенол, медь, марганец, цинк и другие элементы таблицы Менделеева. В окрестностях аккумуляторного завода, например, концентрация свинца в сотни раз превышает предельно-допустимые нормы. А еще есть фанерокомбинат, овчинно-меховая фабрика, химфармзавод и другие предприятия в прибрежной зоне, для которых Тура – просто сливная канава.
Или взять озеро Андреевское под Тюменью. Не озеро, а целая система озер, стариц и проток в одиннадцать тысяч гектаров, соединенных через Пышму и Туру с Обским бассейном. Одно из немногих в Западно-Сибирской котловине мест гнездования и перелета птиц, нереста и нагула рыб. На просторных береговых увалах – культурные слои древних поселений от неолита до средневековья.
Раньше Андреевское считалось Царским заказником, теперь его, сообразно времени, называют «уникальным природным комплексом'’. Но посмотрите, что мы утворили с этим «уникальным комплексом»?
В начале шестидесятых годов возникла на берегу Боровская птицефабрика, позже со дна принялись качать земснарядами дешевый песок для нужд строительства. И началась невидимая для поверхностного взгляда борьба природы с ведомственным рвачеством, в результате которой... результаты вот они: на сегодня Боровская фабрика – самое крупное в Союзе да и в мире птицеводческое предприятие, два его руководителя «За успехи и достижения» носят звезды Героя Социалистического Труда, выращено за эти годы многие миллионы голов птицы, получено не один миллиард яиц, миллионы рублей прибыли. А вот полтора миллиона, намеченных по проекту на очистные сооружения, так и не израсходованы. В итоге, как засвидетельствовала комиссия облисполкома, озеро Андреевское «непригодно для целей водоснабжения, рыборазведения и зоны отдыха трудящихся города Тюмени». Случались тут залповые вспышки, особенно в паводковый период, когда концентрация биологически вредных веществ в воде превышала тысячу единиц. Водная стихия приходила в агонию, буйствовала, два-три раза в год загоралась, все живое гибло, уродовалось в страшных заморах. Биологическая бомба – вот что такое озеро Андреевское и его окрестности сегодня!
Нынешним летом под Тюмень ведомственники вознамерились заложить еще одну бомбу замедленного действия – завод азотнотуковых удобрений. Горожане и селяне ближнего Ярковского района воспротивились, сбежались на митинг.
Событие эго для тюменцев памятно своей неординарностью: по таким фактам история наверняка будет судить о перестройке людей, их характеров и взглядов на собственное Я. Люди именно перестроились, народ просто осознал себя в том процессе, к которому его пододвинули горькие обстоятельства нашей жизни. Захватывающие вихри народного волеизъявления пронеслись по центральным площадям – после трех митингов возведение завода под Тюменью отменили. Здравый смысл народа возобладал над экономической безответственностью узколобых спецов.
Всуе мы часто повторяем старые истины: народу в мудрости не откажешь, природу не обманешь, хотя то и другое в делах наших оборачиваем почему-то в злое качество.
На тех же митингах и вокруг них «отцы» города и области воздвигли не просто глухую стену непонимания, а продемонстрировали полное неприятие перестроечных тенденций, того, что народ сознает сам. Первый секретарь обкома КПСС Г. П. Богомяков назвал на пресс-конференции перед журналистами эту борьбу общественности против химзавода «площадным визгом» и подчеркнул, что вообще «нельзя с помощью площадного визга решать, что, где и как нам строить».
В позиции и тоне первого руководителя области звучал оглушительный оптимизм десятилетней давности, когда на весь Союз мы вещали и «выдавали на гора» в броских рубриках «миллион тонн нефти и миллиард кубометров газа в сутки. «И... сорвались, не в обещаниях, а в реальных расчетах, которых, как всегда, не было. Сегодня запасы углеводородного сырья в Западной Сибири таковы, что стране, по словам Г. П. Богомякова, вполне обеспечен солидный прирост на тридцать, даже на пятьдесят лет вперед. Прогнозы геологов надежны и обоснованы анализами и расчетами, можно без оглядки, не вдаваясь в подсчеты, качать и качать.
Но что такое тридцать, даже пятьдесят лет вперед? Давайте настырно вперим взор в это радужное будущее. Оно просматривается с любых точек, оно предсказуемо уже сейчас – предсказуемо прежде всего нашим прошлым. А оное, увы, предстает таковым, что экономическое развитие нашего региона было поставлено волею командно-бюрократической системы на уровень межведомственного, а точнее сказать, государственного грабежа.
Доказательства тут никакие не нужны: факт, как говорится, налицо. И методы действуют прежние, нет, они ускоренно набирают силу и темп, так как наращивание нефтегазодобычи продолжается не путем улучшения технологии, а за счет освоения новых месторождений. А что это такое, мы знаем: страдают леса, реки, тундра, гибнут рыбы, птицы, звери. И в этой цепи мы забываем, как обычно, основное страдательное звено – человека, людей, народ.
На чем держится, чем привлекателен такой способ двигать экономику, вернее, накручивать вал, мы тоже знаем – возможность создать быстро видимый результат успеха любой ценой. И теряется тут, теряется безвозвратно цена прежде всего человеку мыслящему, тому, о котором в народе говаривали: бесценный человек!
Так что же такое после всего этого наш феномен – Западно-Сибирский экономический комплекс? Сколько там действительно экономической основы и этой самой комплексности? Экономика Тюменской области за три последних десятилетия продвинулась вперед, сделала огромный скачок в своем количественном развитии – это неоспоримо. О качестве говорить не приходится, потому что оно имеет чисто внешние и символические очертания и в промышленном освоении и, особенно рельефно, в застройке новых северных городов.
Что касается комплексности... В устах освоителей богатств, функционеров-ведомственников и кабинетных владельцев окончательных истин этот термин выдается чаще всего как словесная красивость. Какой в самом деле Западно-Сибирский комплекс, когда основа его – природа с ее колоссальными, даже несметными богатствами – фактически исключена как первооснова успеха и находится на грани разрушения? На сегодня расходуется в области на сохранение так называемой природной среды 0,5-0,7 процента капитальных вложений, тогда как по остальным районам РСФСР – до 4 процентов. А всего на восстановление изуродованной за тридцать лет природы требуется 43 миллиарда рублей – это почти три годовых нормы вложений. Никто их не обещает и, уверен, не даст: цифра эта на вооружении у бескозырного партнера – защитников и любителей природы. А те, кто разрушал и безоглядно губил и губит, и сегодня твердят: нет проектов, нет техники, нет денег, как не было их и тогда, когда начинали рушить и крошить.
Вот он – пресловутый замкнутый круг, порочность которого, как усмешка сатаны, становится все зловещее и гибельнее с каждым движением вширь и вглубь нашей родной матушки земли. Видимо, пришла самая пора после долгих криков «Ур-ра!» кричать «караул!»
И «караул!» звучит набатно тона митингах народных, тона собраниях, то с газетно-журнальных полос, или из отчетов радетелей природы.
«Из-за систематического загрязнения нефтью прекращен лов рыбы на 28 промысловых реках».
«По данным Нижнеобьрыбвода пораженные нефтью участки, нерестилища в области за последние два года увеличились с 1,2 до 17, 7 тысячи гектаров».
«Суммарные потери рыбы из-за негативного влияния нефтегазовой промышленности составляют в год около десяти тысяч тонн».
«Половина попутного газа сжигается в факелах – это 13 миллиардов кубометров ежегодно на сумму в 300 миллионов рублей».
«Более 11 миллионов гектаров оленеводческих пастбищ выведено из строя».
«За последние пять лет количество сточных неочищенных вод увеличилось на сорок процентов. Три города области вообще не имеют очистных сооружений, в остальных 18 они работают с огромными перегрузками».
«Аварийность на нефтепромыслах и нефтегазопроводах неуклонно растет. У каждого объединения (НГДУ) происходит до трехсот аварий в год, коррозийный износ труб достигает 70-80 процентов, ибо не велось и не ведется надлежащего контроля за их прочностью».
Примеры можно продолжать и продолжать.
А списки награжденных медалью «За освоение недр и развитие нефтегазового комплекса Западной Сибири» продолжают публиковаться в «Тюменской правде» по целым газетным полосам...
Так каким же руслом, в каких берегах нам грести вперед? И как мы гребем? «Все мы в одной лодке, спору нет, – говорит А. Нуйкин в статье «Идеалы и интересы», – но гребем-то мы все в разные стороны». Войдем в природные русла наших рек – ужасающая захламленность береговых зон, они, эти живительные вены земли, отравлены и загажены, утоплено в прибрежных болотах и замыто песком тысячи и тысячи тонн металла, впору вести его добычу. Недаром ведь правительственным решением у нас обосновывается новая отрасль промышленности – металлургическая.
Если же доискиваться до питающего нас истока духовной жизни, – а это главное начало нашего бытия – то и тут обнаружим мутный поток, растекающийся на хилые ручейки, гак как на культуру и прочую инфраструктуру расходуются, в сравнении с нефтяным и газовым валом, мизерные средства и усилия. Северные города растут и развиваются по стихийной авральной схеме, без культурных центров и очагов, где бы люди могли обогревать свои души. В области, к примеру, нет до сих пор, не построено ни одного современного театра, нет своего издательства и журнала, хотя в дореволюционные годы их издавалось в Тобольской губернии несколько, в том числе и литературные.
Берега, берега... Да, они наши – и левый, и правый, отвоеванные в муках, страданиях и ошибках для лучшей жизни. И чтобы биться до конца за тот самый социализм, которому отдано столько жертв, сегодня нас так или иначе вынуждают поступиться самым дорогим – природой. Кто, как и зачем в нем, в этом хваленом социализме, будет жить после нас на отравленной пустыне?
Да, «все мы в одной лодке», но в каком русле нам плыть? В переполненных берегах народного самосознания, разбуженного перестройкой, или – по-прежнему зажатыми в поток экономического произвола?
Второе мы должны отмести решительно сегодня, завтра будет поздно.
...А целительных камней на Туре так и не нашел, хотя несколько раз захаживал на берега: ничего там, видимо, не осталось от первозданного природного источника жизни.
1989 г.
С. Б. Шумский
БЕРЕГА
Четвертый год живу у реки, а на берег не тянет: уж больно непривлекательна наша Тура в черте города. А черта эта охватывает тридцать с лишним километров. Неухоженная река для отдыха и прогулок – это давно знают тюменцы.
Но как-то раз сосед мой дачный подсказал, что на берегу Туры можно набрать камней для банной печки. И не просто камней, а добрых окатышей галечника или халцедона – светло-желтых или розовых. Только не синих. Синие угарны и для бани не годятся – это каждый парильщик должен знать. Короче, отправились однажды с сынишкой на поиски жарких целительных камней.
Июльское солнце нещадно палило, рубашка к спине прилипала. Сын, увидев двух своих сверстников, похоже, только что выбравшихся из воды, загорелся желанием искупаться, хотя знал, что купаться запрещено.
– Искупаешься, чего доброго, облезешь, – предостерег и мужчина, шагавший рядом с нами.
Ах, берег, ах, прохлада воды!... – какие сладкие воспоминания рождаются с этими словами! И как тут не сравнить: в мои детские годы мы узнавали о воде как об источнике жизни, здоровья.
– Умойся в этом роднике, попей из него – никогда болеть не будешь, – советовали старшие.
И, мы, голодная военная ребятня, старательно подчинялись этим советам, пили наперебой и от пуза этой живительной холодной влаги из подземных ручейков. Сейчас же мой сын слышит: грязь, зараза, прыщи, «облезешь»...
Но вот и он, берег. Берег как берег вроде. Однако при близком огляде меня, ей-богу, отчаяние охватило: до чего же все захламлено и загажено, будто это вовсе и не центр огромного города, а где- тона свалке.
Из песка, из воды тут и там торчат проволока, арматура, бочки, рельсы, электроды, шины, бутылки, пружины от сидений с остатками обшивки, железобетонные конструкции, спинки от железных кроватей. И самое неожиданное... Здесь же валялись выкрашенные красной краской...ломы. Целых три лома насчитали. Как в той побасенке: мимо вас лом не проплывал?
– Бедняжек выбросило волной, устали плыть, – сострил сынишка.
Проходим мимо облезлого, ржавого дебаркадера – речной вокзал «Тюмень». На серой запущенной палубе сидят друг против друга на диванах истомленные жарой старик и старуха, лузгают семечки. Под ногами между камней и хлама – ручьи не ручьи, не поймешь. Стекает, струится по песку с обрыва вонючая влага, отсверкивая всеми оттенками радуги. В самой Туре вода тоже жутких чернильно-помойных тонов.
– Господи, – шепчу, – неужели такое допустимо?
Оказывается, допустимо. В реке даже плавало несколько человек. Мужчина в закатанных выше колен трико рыбачил, двое его мальчуганов толклись в прибрежной няше, испачканные ею же по уши. Улов предназначался...кошке.
– И кошка не всегда ест, воняет, зараза, соляр, нефть вон какими пятнами, – с улыбкой проговорил рыбак, мельком взглянув на улов – трех чебаков и двух ершиков в целлофановом мешке.
Ближе к глинистому склону, заросшему тальником и всяким дуроломом, люди отдыхали и загорали. Из кустов неслись магнитофонные выхрипы: «...Здравствуйте, господа-товарищи... мой знакомый возвращается в Союз обратно... дай Бог дорогому Михаилу Сергеевичу здоровья...». Рядом компания юнцов и девушек в пестрых купальниках звякала стаканами – шаял костерок из берегового хламья, жарились шашлыки, тут же «отдыхали» мотоциклы.
Пир во время чумы, или как еще назвать? А как угодно, тут любые, даже самые мрачные сравнения-аналогии подойдут. Меня же в последнее время вообще черное уныние одолевает: выходит, нас, человеков, можно решительно ко всему приучить, даже вот так «отдыхать».
Знают же тюменцы, что у Гилевской рощи, то есть в той же черте города, в реку сливается 58 тысяч кубов неочищенных стоков. Ежедневно! Есть в городе, помимо двух огромных ТЭЦ, десятки мелких и крупных котельных, которые зимой и летом с высоты своих труб посыпают на головы горожан десятками тонн «твердых веществ'’, а это, кроме известной всем сажи, – оксид углерода, диоксид азота, фенол, медь, марганец, цинк и другие элементы таблицы Менделеева. В окрестностях аккумуляторного завода, например, концентрация свинца в сотни раз превышает предельно-допустимые нормы. А еще есть фанерокомбинат, овчинно-меховая фабрика, химфармзавод и другие предприятия в прибрежной зоне, для которых Тура – просто сливная канава.
Или взять озеро Андреевское под Тюменью. Не озеро, а целая система озер, стариц и проток в одиннадцать тысяч гектаров, соединенных через Пышму и Туру с Обским бассейном. Одно из немногих в Западно-Сибирской котловине мест гнездования и перелета птиц, нереста и нагула рыб. На просторных береговых увалах – культурные слои древних поселений от неолита до средневековья.
Раньше Андреевское считалось Царским заказником, теперь его, сообразно времени, называют «уникальным природным комплексом'’. Но посмотрите, что мы утворили с этим «уникальным комплексом»?
В начале шестидесятых годов возникла на берегу Боровская птицефабрика, позже со дна принялись качать земснарядами дешевый песок для нужд строительства. И началась невидимая для поверхностного взгляда борьба природы с ведомственным рвачеством, в результате которой... результаты вот они: на сегодня Боровская фабрика – самое крупное в Союзе да и в мире птицеводческое предприятие, два его руководителя «За успехи и достижения» носят звезды Героя Социалистического Труда, выращено за эти годы многие миллионы голов птицы, получено не один миллиард яиц, миллионы рублей прибыли. А вот полтора миллиона, намеченных по проекту на очистные сооружения, так и не израсходованы. В итоге, как засвидетельствовала комиссия облисполкома, озеро Андреевское «непригодно для целей водоснабжения, рыборазведения и зоны отдыха трудящихся города Тюмени». Случались тут залповые вспышки, особенно в паводковый период, когда концентрация биологически вредных веществ в воде превышала тысячу единиц. Водная стихия приходила в агонию, буйствовала, два-три раза в год загоралась, все живое гибло, уродовалось в страшных заморах. Биологическая бомба – вот что такое озеро Андреевское и его окрестности сегодня!
Нынешним летом под Тюмень ведомственники вознамерились заложить еще одну бомбу замедленного действия – завод азотнотуковых удобрений. Горожане и селяне ближнего Ярковского района воспротивились, сбежались на митинг.
Событие эго для тюменцев памятно своей неординарностью: по таким фактам история наверняка будет судить о перестройке людей, их характеров и взглядов на собственное Я. Люди именно перестроились, народ просто осознал себя в том процессе, к которому его пододвинули горькие обстоятельства нашей жизни. Захватывающие вихри народного волеизъявления пронеслись по центральным площадям – после трех митингов возведение завода под Тюменью отменили. Здравый смысл народа возобладал над экономической безответственностью узколобых спецов.
Всуе мы часто повторяем старые истины: народу в мудрости не откажешь, природу не обманешь, хотя то и другое в делах наших оборачиваем почему-то в злое качество.
На тех же митингах и вокруг них «отцы» города и области воздвигли не просто глухую стену непонимания, а продемонстрировали полное неприятие перестроечных тенденций, того, что народ сознает сам. Первый секретарь обкома КПСС Г. П. Богомяков назвал на пресс-конференции перед журналистами эту борьбу общественности против химзавода «площадным визгом» и подчеркнул, что вообще «нельзя с помощью площадного визга решать, что, где и как нам строить».
В позиции и тоне первого руководителя области звучал оглушительный оптимизм десятилетней давности, когда на весь Союз мы вещали и «выдавали на гора» в броских рубриках «миллион тонн нефти и миллиард кубометров газа в сутки. «И... сорвались, не в обещаниях, а в реальных расчетах, которых, как всегда, не было. Сегодня запасы углеводородного сырья в Западной Сибири таковы, что стране, по словам Г. П. Богомякова, вполне обеспечен солидный прирост на тридцать, даже на пятьдесят лет вперед. Прогнозы геологов надежны и обоснованы анализами и расчетами, можно без оглядки, не вдаваясь в подсчеты, качать и качать.
Но что такое тридцать, даже пятьдесят лет вперед? Давайте настырно вперим взор в это радужное будущее. Оно просматривается с любых точек, оно предсказуемо уже сейчас – предсказуемо прежде всего нашим прошлым. А оное, увы, предстает таковым, что экономическое развитие нашего региона было поставлено волею командно-бюрократической системы на уровень межведомственного, а точнее сказать, государственного грабежа.
Доказательства тут никакие не нужны: факт, как говорится, налицо. И методы действуют прежние, нет, они ускоренно набирают силу и темп, так как наращивание нефтегазодобычи продолжается не путем улучшения технологии, а за счет освоения новых месторождений. А что это такое, мы знаем: страдают леса, реки, тундра, гибнут рыбы, птицы, звери. И в этой цепи мы забываем, как обычно, основное страдательное звено – человека, людей, народ.
На чем держится, чем привлекателен такой способ двигать экономику, вернее, накручивать вал, мы тоже знаем – возможность создать быстро видимый результат успеха любой ценой. И теряется тут, теряется безвозвратно цена прежде всего человеку мыслящему, тому, о котором в народе говаривали: бесценный человек!
Так что же такое после всего этого наш феномен – Западно-Сибирский экономический комплекс? Сколько там действительно экономической основы и этой самой комплексности? Экономика Тюменской области за три последних десятилетия продвинулась вперед, сделала огромный скачок в своем количественном развитии – это неоспоримо. О качестве говорить не приходится, потому что оно имеет чисто внешние и символические очертания и в промышленном освоении и, особенно рельефно, в застройке новых северных городов.
Что касается комплексности... В устах освоителей богатств, функционеров-ведомственников и кабинетных владельцев окончательных истин этот термин выдается чаще всего как словесная красивость. Какой в самом деле Западно-Сибирский комплекс, когда основа его – природа с ее колоссальными, даже несметными богатствами – фактически исключена как первооснова успеха и находится на грани разрушения? На сегодня расходуется в области на сохранение так называемой природной среды 0,5-0,7 процента капитальных вложений, тогда как по остальным районам РСФСР – до 4 процентов. А всего на восстановление изуродованной за тридцать лет природы требуется 43 миллиарда рублей – это почти три годовых нормы вложений. Никто их не обещает и, уверен, не даст: цифра эта на вооружении у бескозырного партнера – защитников и любителей природы. А те, кто разрушал и безоглядно губил и губит, и сегодня твердят: нет проектов, нет техники, нет денег, как не было их и тогда, когда начинали рушить и крошить.
Вот он – пресловутый замкнутый круг, порочность которого, как усмешка сатаны, становится все зловещее и гибельнее с каждым движением вширь и вглубь нашей родной матушки земли. Видимо, пришла самая пора после долгих криков «Ур-ра!» кричать «караул!»
И «караул!» звучит набатно тона митингах народных, тона собраниях, то с газетно-журнальных полос, или из отчетов радетелей природы.
«Из-за систематического загрязнения нефтью прекращен лов рыбы на 28 промысловых реках».
«По данным Нижнеобьрыбвода пораженные нефтью участки, нерестилища в области за последние два года увеличились с 1,2 до 17, 7 тысячи гектаров».
«Суммарные потери рыбы из-за негативного влияния нефтегазовой промышленности составляют в год около десяти тысяч тонн».
«Половина попутного газа сжигается в факелах – это 13 миллиардов кубометров ежегодно на сумму в 300 миллионов рублей».
«Более 11 миллионов гектаров оленеводческих пастбищ выведено из строя».
«За последние пять лет количество сточных неочищенных вод увеличилось на сорок процентов. Три города области вообще не имеют очистных сооружений, в остальных 18 они работают с огромными перегрузками».
«Аварийность на нефтепромыслах и нефтегазопроводах неуклонно растет. У каждого объединения (НГДУ) происходит до трехсот аварий в год, коррозийный износ труб достигает 70-80 процентов, ибо не велось и не ведется надлежащего контроля за их прочностью».
Примеры можно продолжать и продолжать.
А списки награжденных медалью «За освоение недр и развитие нефтегазового комплекса Западной Сибири» продолжают публиковаться в «Тюменской правде» по целым газетным полосам...
Так каким же руслом, в каких берегах нам грести вперед? И как мы гребем? «Все мы в одной лодке, спору нет, – говорит А. Нуйкин в статье «Идеалы и интересы», – но гребем-то мы все в разные стороны». Войдем в природные русла наших рек – ужасающая захламленность береговых зон, они, эти живительные вены земли, отравлены и загажены, утоплено в прибрежных болотах и замыто песком тысячи и тысячи тонн металла, впору вести его добычу. Недаром ведь правительственным решением у нас обосновывается новая отрасль промышленности – металлургическая.
Если же доискиваться до питающего нас истока духовной жизни, – а это главное начало нашего бытия – то и тут обнаружим мутный поток, растекающийся на хилые ручейки, гак как на культуру и прочую инфраструктуру расходуются, в сравнении с нефтяным и газовым валом, мизерные средства и усилия. Северные города растут и развиваются по стихийной авральной схеме, без культурных центров и очагов, где бы люди могли обогревать свои души. В области, к примеру, нет до сих пор, не построено ни одного современного театра, нет своего издательства и журнала, хотя в дореволюционные годы их издавалось в Тобольской губернии несколько, в том числе и литературные.
Берега, берега... Да, они наши – и левый, и правый, отвоеванные в муках, страданиях и ошибках для лучшей жизни. И чтобы биться до конца за тот самый социализм, которому отдано столько жертв, сегодня нас так или иначе вынуждают поступиться самым дорогим – природой. Кто, как и зачем в нем, в этом хваленом социализме, будет жить после нас на отравленной пустыне?
Да, «все мы в одной лодке», но в каком русле нам плыть? В переполненных берегах народного самосознания, разбуженного перестройкой, или – по-прежнему зажатыми в поток экономического произвола?
Второе мы должны отмести решительно сегодня, завтра будет поздно.
...А целительных камней на Туре так и не нашел, хотя несколько раз захаживал на берега: ничего там, видимо, не осталось от первозданного природного источника жизни.
1989 г.