426 Селиванов Ф. Рассказы о философах
Федор Андреевич Селиванов





ФЕДОР СЕЛИВАНОВ







РАССКАЗЫ О ФИЛОСОФАХ



(ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ)




КРАПИВА


Ничто не может заменить влияния личности учителя на молодую душу. В ней оставляет добрый след наставник благородный, чистый, честный, а черные пятна — человек жестокий, нечестный, дурной.

Прекрасно помню, как появился первый раз в аудитории, где сидели мы, первокурсники философского отделения Томского университета, Павел Васильевич Копнин. Молодой, высокий, худощавый, с красивым баритоном, слегка раскатистым. Лекция была по логике.

— Хотите, я докажу, что без логики нет счастья? — спросил Павел Васильевич. И построил немудрящий силлогизм, в котором я оставляю лишь две посылки:

_Без_знания_нет_счастья._

_Логика_дает_знания._

_Следовательно,_без_логики_нет_счастья._

Силлогизм нас сразил. Удивительно, но факт: я до сих пор нахожусь под обаянием этого простенького умозаключения и убежден, что логика необходима для счастья.

П.В. Копнин был приглашен в Томский университет заведовать кафедрой философии в 1947 г. Он окончил аспирантуру в Москве, защитил кандидатскую диссертацию.

Вместе с нами, бывшими десятиклассниками, учились те, кто прошел фронт, смотрел смерти в глаза, мужал в боях. Они были почти ровесниками учителя, который тоже служил в армии в годы войны, правда, в штабе: из-за плохого зрения и в боях не участвовал.

Послевоенные студенты — это особые студенты. Хватили лиха и мы, пацаны, но особенно — фронтовики. Последние, а за ними и мы, учились жадно, старались дойти своим умом до сути событий. Мы оценили ум, эрудицию, доброжелательность Павла Васильевича.

Он всегда был в окружении студентов и потому, что был нашим куратором, и потому, что вел основные курсы по специальности, и потому, что был общителен.

Я — староста группы и, естественно, мы виделись часто. Как-то позднее он объяснял интерес к студентам так:

— Студенты могут задать такие вопросы, до которых не всегда додумаются ученые.

Такое уважительное отношение к студенческим мыслям, взглядам, вопросам привилось и первым ученикам П.В. Копнина, многие из которых стали известными учеными.

На кафедре философии всегда толпились студенты, чего не увидишь сейчас. Раньше существовали другие, чем сейчас, отношения между студентами и преподавателями. Вероятно, их можно назвать дружескими, что не исключало почтительного отношения к наставникам. Дискуссии по проблемам, конференции, вечера были общими. Участие в спорах наравне с учеными университета помогало преодолеть догмы и стереотипы, распространенные в то время.

Мы поражались способности Павла Васильевича работать в любых условиях. И студентом, и потом, когда я работал преподавателем, видел повторяющуюся картину: на кафедре шум, а учитель читает или правит верстку своей статьи или книги, не замечая ничего вокруг. Нас восхищала его способность сосредоточиться.

Однажды Павел Васильевич пригласил коллег и студентов к себе встречать Новый год. Он жил тогда в домике, находящемся в университетской роще. Было весело, Павел Васильевич читал стихи А. Блока, которого очень любил. Потом стали играть в "бутылочку". И те, кому выпало поцеловать его жену, обаятельную и красивую блондинку, умирали от счастья и смущения, а хозяин смеялся. Пил он мало.

Через несколько лет мы, его первые ученики, встретились с ним в Одессе. В это время здесь проходил симпозиум по логике и методологии науки, которым руководил П.В. Копнин. Это был замечательный симпозиум. У меня сохранились шуточные стихи о нем, написанные ленинградскими философами, которые привожу в сокращении:

На Дерибасовской симпозиум работал,
Там заседали до седьмого пота.
И собирались вечерами к Дюку,
Все толковали вроде за науку…
Там появлялся изредка Уемов,
Открывший ряд логических приемов,
И бессистемно двигая рукою,
Он из симпозиума делал отбивное.
Там Щедровицкий, как герой из пьесы,
Обворожил красавицу Одессу.
Он говорил, от страсти пламенея:
— Методология, вы будете моею!
Пускались люди на любые трюки,
А также эвристические штуки…

Тогда Павел Васильевич уже не жил в Томске. Он уехал в Москву, защитил докторскую диссертацию о роли в познании логических форм.

Тут я должен рассказать о его приезде в Киев. Копнина пригласили прочитать несколько лекций в институте повышения квалификации при КГУ. В этом институте учился тогда я. Мы собрались на его первую лекцию о международном философском конгрессе в Индии, участником которого он был. Копнин вошел в зал. Все встали, а это были преподаватели. Сейчас студенты-то ленятся встать при виде лектора. Павел Васильевич поздоровался и вдруг направился через весь зал к последнему ряду. Я не подумал, что ко мне. А он подошел, протянул руку:

— Здравствуйте, Федя!

Я вскочил, пожал ему руку. Павел Васильевич взошел на трибуну и прочитал лекцию вдохновенно, художественно. Все сидели ошеломленные: рассказ был настолько ярким, что мы пережили сопричастность к событиям на конгрессе.

О рукопожатии в Киеве я рассказал не только для того, чтобы показать его отношение к бывшим студентам, но еще и потому, что после лекции он спросил меня:

— Вы в Киеве уже несколько месяцев. Не покажете ли мне его? Я ведь здесь в первый раз.

Я водил Копнина по Киеву, уговаривал выбрать Киев, а не Казань (эти два города пригласили его на работу). Так и случилось: он стал директором Института философии АН УССР. В эти годы П.В. Копнин основал в нашей стране новое направление — логику научного исследования, стал известен своими трудами во многих странах.

Наукой он занимался страстно и нас, учеников, вовлекал в научные исследования. У меня в архиве сохранилась многотиражка "За советскую науку" Томского университета за 1 апреля 1950 г. В ней Павел Васильевич Копнин рассказывает о философской секции на научной студенческой конференции. Есть там и строки обо мне: "С оригинальной работой на секции выступил студ. Селиванов, доклад которого был посвящен теории познания и логике Н.Г. Чернышевского. Этот вопрос совершенно не исследован в нашей литературе. Его работа носит характер самостоятельного оригинального исследования. На основе доклада Селиванова мы можем судить о Чернышевском как о логике. Ранее же Чернышевский с этой стороны был совершенно неизвестен советской общественности". Так мог писать о своем студенте только щедрый и добрый человек и педагог.

Запомнилось мне и то, что у П.В. Копнина слова не расходились с делами. Что он думал, как мыслил, так и поступал. Единство философских взглядов и образа жизни было характерно для него. Однажды он в университетской роще за научной библиотекой просматривал новую книгу и наблюдал за пятилетним сыном. Тот полез в кусты с крапивой.

Я услышал, когда подходил к ним, предостережение:

— Не лезь. Там крапива. Она жжется.

Ребенок в кусты не полез, резвился на поляне. Мы стали разговаривать о предстоящем заседании кафедры. И я вижу, что Борис снова лезет в кусты:

— Павел Васильевич, посмотрите, что он делает!

— Пусть! Ничто не заменит опыта, когда человек не понимает объяснений!

Через несколько секунд Борис выскочил из кустов, обливаясь слезами.

Вот он — опыт, источник знаний.

Когда Павел Васильевич был избран членом-корреспондентом АН СССР, я послал ему поздравление телеграфом, он в ответ — письмо: "Глубокоуважаемый Федор Андреевич! Очень рад, что философы Тюмени помнят меня и поздравляют по поводу избрания членом-корреспондентом АН СССР. Разрешите поздравить Вас, профессора Косухина и работников кафедры с наступающим Новым годом и пожелать дальнейших творческих успехов, доброго здоровья и всего самого хорошего. С искренним и глубоким уважением П.В. Копнин".

У меня сохранились лишь две фотографии П.В. Копнина: на одной он с нашей группой, которую он опекал пять лет, на другой — в очередной приезд в Томск со своим аспирантом.

Павел Васильевич вел добропорядочный образ жизни. Тем более неожиданной была его смерть от рака печени в возрасте сорока девяти лет.

Остались труды П.В. Копнина по логике и теории познания. Предметами его исследований были рассудок и разум, гипотеза и идея, суждение, умозаключение и понятие, диагноз — всего не перечислишь. Он ставил новые проблемы и сделал вклад в их разрешение.

О рассудке и разуме П.В. Копнин написал сначала статью я опубликовал ее в журнале "Вопросы философии" в 1963 г. Статья называлась "Рассудок и разум и их функции в познании". Позднее результаты исследования рассудка и разума вошли в его монографии.

Что же утверждал П.В. Копнин? Рассудок и разум являются двумя необходимыми моментами в деятельности мышления. Главная функция рассудка — расчленение и исчисление. Разум можно определить как высшую форму теоретического освоения действительности. Без рассудочной деятельности мысль расплывчата и неопределенна, рассудок придает мышлению системность и строгость. Безрассудное мышление уводит науку от истины. Но если мышление остается только рассудочным, оно становится догматическим. Рассудок может стать предрассудком. Сила разума в его способности выдвигать совершенно новые и, казалось бы, невероятные идеи, выходящие за пределы прежних систем. Рассудок и разум взаимодействуют, переходят друг в друга. Нужно стремиться к их гармонии. Предельные случаи — нет разума либо рассудка — показал Сервантес в романе "Дон Кихот": Санчо Панса — человек без разума, а Дон Кихот — без рассудка.

Все это мы, его первые ученики, слышали сначала из уст Павла Васильевича.

В марте 1998 года пришло письмо от Л.Ф. Копниной, в котором есть следующие строчки: "Дорогой Федор Андреевич! С большим интересом прочла Ваши "Пять рассказов о философах". И если Вы включили Вашего учителя Павла Васильевича в эту пятерку, в Вашей душе живет добрая память о нем, о его доброжелательности, о его таланте. Правда, за свою любовь и преданность науке, именно науке, в те времена ему пришлось поплатиться здоровьем.

А теперь несколько слов о нас с Борисом. Видимо, "крапива" пошла ему впрок, потому что он стал видным ученым в области биологии, а конкретнее — цитологом, руководит большой лабораторией в Москве, а в Нью-Йорке избран академиком.

Примите низкий поклон от всех Копниных.

Людмила Филипповна Копнина".