426 Селиванов Ф. Рассказы о философах
Федор Андреевич Селиванов
ФЕДОР СЕЛИВАНОВ
РАССКАЗЫ О ФИЛОСОФАХ
(ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ)
ВОЗВРАЩЕНИЕ
В прозрачное солнечное утро в девять часов 27 июня 1889 года с парохода, прибывшего из Астрахани в Саратов, медленно сошел шестидесятилетний мужчина. Никто его не встречал, никто не обнял, не пожал руку. В письме Николая Гавриловича Чернышевского к жене Ольге Сократовне, которая ждала мужа в родном городе, было сказано: "Никаких встреч". "Государственный преступник" не хотел, чтобы у его родных и друзей были из-за него неприятности. Лучше тихо, бесшумно появиться в городе, чем раздразнить жандармов, лучше осторожность, чем речи и жаркие объятия.
Девятнадцать лет этот знаменитый писатель, критик, философ провел в ссылке в Восточной Сибири. После нее ему разрешили жить не на родине, а в Астрахани: после Якутских морозов он оказался в невыносимой жаре. Охранка позволила Чернышевскому остановиться на несколько часов в Саратове и повидаться с женой. Свидание произошло на квартире жандармского полковника. Ольга Сократовна была в новом черном платье с мелкими цветочками — сама сшила специально для встречи, на которой присутствовала и двоюродная сестра Николая Гавриловича Варвара Николаевна Пыпина. Ее поразил контраст: шевелюра у брата, как у молодого, а лицо землистого цвета и сам худой: она разрыдалась. Когда выпала минутка и сестра с братом сели рядышком поговорить, Николай Гаврилович сказал о жене:
— Странное дело любовь, вот я уже старик, а по-прежнему люблю ее сильно.
В этот же день Чернышевского увезли в Астрахань на казенном экипаже в сопровождении двух жандармов, а Ольга Сократовна отправилась туда же на пароходе.
И вот он снова в Саратове. Город заметно изменился: увеличилось число жителей — их стало сто тысяч, железная дорога соединила город с Москвой и Петербургом, по Волге ходили большие пароходы с мукой и зерном.
Николай Гаврилович родился в тысяча восемьсот двадцать восьмом году в семье священника. Окончил успешно духовную семинарию, а в 1850 году — историко-филологический факультет Петербургского университета. Там-то и в Саратове в то время, когда преподавал российскую словесность и русский язык в гимназии, сложились его взгляды. Он ненавидел крепостное право, бесправное положение женщин, хотел изменения строя в России, победы справедливости.
Предупредил Оленьку, когда объяснялся ей в любви:
— У меня такой образ мыслей, что я должен с минуты на минуту ждать, что явятся жандармы, отвезут меня в Петербург и посадят в крепость.
Так и случилось через девять лет, только уже в Петербурге, где он был редактором журнала "Современник" и защитил магистерскую диссертацию "Эстетическое отношение искусства к действительности".
С пристани Николай Гаврилович направился на Соборную улицу в дом Никольского, в котором Ольга Сократовна сняла квартиру на втором этаже. Дом был голубого цвета, на улицу выходило двенадцать окон — по шесть на каждом этаже; квартира светлая, уютная. Имелись основания быть довольным выбором. Повидавшись с женой, которая уехала из Астрахани раньше, Чернышевский отправился к дяде Николаю Пыпину. Тот как раз брился, Николай Гаврилович не захотел мешать и дал обещание прийти пообедать. Не терпелось обойти город, посмотреть, как он изменился, побывать в городском саду Липки, взглянуть на гимназию, где когда-то учительствовал, на новые дома. Исходил весь город и вернулся к Пыпиным, где его ждал поздний обед и проголодавшиеся родственники. Обедавшие разглядывали его: борода почти треугольником, очки с небольшими окулярами, густые волосы на голове. За обедом Чернышевский иронизировал, шутил. В молодости был неуемен в шутках и смехе. Когда его пытались вызвать на разговор о ссылке, семь лет из которых он отбывал на каторжных работах в Нерчинском округе, Чернышевский говорил, что ничего интересного рассказать не может. Не любил говорить о себе. Привел китайскую пословицу:
— Кто больше всех лжет? Тот, кто больше всех говорит о себе.
Николай Гаврилович любил ходить отдыхать на берег Волги, в городской сад "Липки" — благо, он находился напротив дома Никольского. А отдыхать надо было: Чернышевский много работал: переводил том за томом "Всеобщую историю" Вебера, создавал материалы для биографии Николая Александровича Добролюбова, которые были опубликованы через год после смерти автора. Помогала собирать материалы Ольга Сократовна: она ездила за этим в Нижний Новгород к родным критика, к тем, кто его знал. Так познакомилась с удивительным человеком — Владимиром Галактионовичем Короленко. Он очаровал Ольгу Сократовну: тоже, как ее муж, отбывал Якутскую ссылку, был изумительным рассказчиком, имел веселые глаза и курчавую бороду лопатой. Ольга Сократовна уезжала в Нижний из Астрахани, но туда не вернулась: ей стало известно, что Чернышевского переводят в Саратов.
В Саратове-то и произошла встреча двух мятежных писателей. Короленко заехал к Чернышевским, возвращаясь с Кавказа. Он получил известность рассказом "Сон Макара" — тогда Короленко исполнилось тридцать два года. Через одиннадцать лет вышла в свет замечательная повесть "Слепой музыкант", которой зачитывалось не одно поколение. Эту повесть и подарил он в первую же встречу собрату: "Николаю Гавриловичу Чернышевскому от глубокоуважающего В. Короленко". Первая встреча произошла 17 августа в Татарской гостинице, потом Короленко дважды побывал в доме на Соборной улице в гостях у гостеприимных хозяев. Короленко и Чернышевский подолгу беседовали. Оба хорошо знали произведения друг друга. Однажды Владимир Галактионович сказал:
— С увлечением когда-то читал ваши "Очерки гоголевского периода русской литературы", опубликованные в "Современнике". Меня поразило одно место: "Кто гладит по шерсти всех и все, тот кроме себя, не любит никого и ничего; кем довольны все, тот не делает ничего доброго, потому что добро невозможно без оскорбления зла. Кого никто не ненавидит, тому никто ничем не обязан".
— Как вы точно воспроизвели текст, — восхитился Николай Гаврилович.
— Это живая диалектика, диалектика самой жизни; я ее пронес через годы, — ответил Короленко.
От встреч в Саратове у него сохранились неизгладимые впечатления. Впоследствии он скажет:
— Чернышевский остался в основных своих взглядах тем же революционером в области мысли, со всеми прежними приемами умственной борьбы.
Расставание было трогательным. Поздним вечером Николай Гаврилович проводил гостя до ворот, они обнялись, как братья и единомышленники.
— Придется ли свидеться еще?
Приезжал в Саратов известный поэт Яков Петрович Полонский, стихи которого "Песня цыганки" и "Затворница" стали народными песнями. Поэт разделял эстетические взгляды Чернышевского, изложенные в магистерской диссертации. Встреча состоялась в июле шестьдесят девятого года вскоре после того, как Чернышевскому исполнился шестьдесят один год, в Центральной гостинице. Полонский расспрашивал о жизни в ссылке. При беседе присутствовал И.П. Горизонтов. Он рассказывал позднее:
— Начался разговор, и все больше про Питер и его литературные сферы. Как Яков Петрович и я не старались повернуть разговор на личную судьбу Чернышевского, он или отмалчивался, или ограничивался шуточками.
Заговорили об убеждениях. Эта тема была близка философу. Он стал развивать ее:
— Самую жалкую фигуру представляют не те люди, которые имеют ошибочный образ мыслей, а те, которые не имеют никакого определенного, последовательного образа мыслей, которых мнения — сбор бессвязных обрывков, не клеящихся между собою.
Издатель "Саратовского листка" И.П. Горизонтов, который был когда-то исключен их духовной семинарии за чтение романа Чернышевского "Что делать?", часто бывал у него. Словом, скучать было некогда. Содержательная беседа состоялась и с артистом И. Липаевым. Его интересовало, как после того положения в обществе, которое занимал Чернышевский, когда был властителем дум целого поколения, как после такой славы, оказавшись отстраненным от активной общественной деятельности, он так много работает. Зачем?
И. Липаев не читал и не мог читать романа опального писателя "Пролог". Первая часть его была опубликована в Лондоне, когда Чернышевский находился в ссылке, анонимно, а вторая — "Дневник Левицкого" — тогда еще не увидела света. В нем есть слова: "Никакое положение дел не оправдывает бездействия; всегда можно делать что-нибудь не совершенно бесполезное; всегда надобно делать все, что можно". В этом духе Чернышевский и ответил артисту.
Пришел К.М. Федоров, секретарь Чернышевского еще с Астрахани. Он чувствовал к писателю и мыслителю глубокую симпатию, привязался к нему. Николай Гаврилович переводил Вебера с листа, сразу диктовал текст. И хотя чувствовал себя неважно после вчерашнего дикого озноба, продиктовал шестнадцать страниц печатного текста. Но жесточайшая простуда давала о себе знать.
Лишь героическая сила духа сдерживала жалобы на состояние. Но ночью 17 октября 1889 года Николай Гаврилович скончался от кровоизлияния в мозг. Умер автор знаменитого романа "Что делать?", написанного в Петропавловской крепости и опубликованного в 1863 году в журнале "Современник". Чернышевский прожил достойную жизнь. Благородство и мужество его были поразительными. Проститься с ним пришло много саратовцев. Многочисленные жандармы готовы были подавить любые беспорядки. Надгробные речи запретили. Зато венки несли и несли. Позднее подсчитали — пятьдесят: от студентов, политических ссыльных, венки пришли из Петербурга, Варшавы, Одессы, Харькова, Астрахани, Нижнего Новгорода. На одном венке лента с надписью "Страдальцу от студентов Казанского университета".
Ольга Сократовна после похорон нашла письмо Николая Гавриловича из Петропавловской крепости от 5 октября 1862 года и, заново волнуясь, прочла: "Об одном только прошу тебя: будь спокойна и весела, не унывай, не тоскуй… Скажу тебе одно: наша с тобой жизнь принадлежит истории; пройдут сотни лет, а наши имена все еще будут милы людям; и будут вспоминать о нас с благодарностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в одно время с нами. Так надобно же не уронить себя со стороны бодрости характера перед людьми, которые будут изучать нашу жизнь".
Федор Андреевич Селиванов
ФЕДОР СЕЛИВАНОВ
РАССКАЗЫ О ФИЛОСОФАХ
(ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ)
ВОЗВРАЩЕНИЕ
В прозрачное солнечное утро в девять часов 27 июня 1889 года с парохода, прибывшего из Астрахани в Саратов, медленно сошел шестидесятилетний мужчина. Никто его не встречал, никто не обнял, не пожал руку. В письме Николая Гавриловича Чернышевского к жене Ольге Сократовне, которая ждала мужа в родном городе, было сказано: "Никаких встреч". "Государственный преступник" не хотел, чтобы у его родных и друзей были из-за него неприятности. Лучше тихо, бесшумно появиться в городе, чем раздразнить жандармов, лучше осторожность, чем речи и жаркие объятия.
Девятнадцать лет этот знаменитый писатель, критик, философ провел в ссылке в Восточной Сибири. После нее ему разрешили жить не на родине, а в Астрахани: после Якутских морозов он оказался в невыносимой жаре. Охранка позволила Чернышевскому остановиться на несколько часов в Саратове и повидаться с женой. Свидание произошло на квартире жандармского полковника. Ольга Сократовна была в новом черном платье с мелкими цветочками — сама сшила специально для встречи, на которой присутствовала и двоюродная сестра Николая Гавриловича Варвара Николаевна Пыпина. Ее поразил контраст: шевелюра у брата, как у молодого, а лицо землистого цвета и сам худой: она разрыдалась. Когда выпала минутка и сестра с братом сели рядышком поговорить, Николай Гаврилович сказал о жене:
— Странное дело любовь, вот я уже старик, а по-прежнему люблю ее сильно.
В этот же день Чернышевского увезли в Астрахань на казенном экипаже в сопровождении двух жандармов, а Ольга Сократовна отправилась туда же на пароходе.
И вот он снова в Саратове. Город заметно изменился: увеличилось число жителей — их стало сто тысяч, железная дорога соединила город с Москвой и Петербургом, по Волге ходили большие пароходы с мукой и зерном.
Николай Гаврилович родился в тысяча восемьсот двадцать восьмом году в семье священника. Окончил успешно духовную семинарию, а в 1850 году — историко-филологический факультет Петербургского университета. Там-то и в Саратове в то время, когда преподавал российскую словесность и русский язык в гимназии, сложились его взгляды. Он ненавидел крепостное право, бесправное положение женщин, хотел изменения строя в России, победы справедливости.
Предупредил Оленьку, когда объяснялся ей в любви:
— У меня такой образ мыслей, что я должен с минуты на минуту ждать, что явятся жандармы, отвезут меня в Петербург и посадят в крепость.
Так и случилось через девять лет, только уже в Петербурге, где он был редактором журнала "Современник" и защитил магистерскую диссертацию "Эстетическое отношение искусства к действительности".
С пристани Николай Гаврилович направился на Соборную улицу в дом Никольского, в котором Ольга Сократовна сняла квартиру на втором этаже. Дом был голубого цвета, на улицу выходило двенадцать окон — по шесть на каждом этаже; квартира светлая, уютная. Имелись основания быть довольным выбором. Повидавшись с женой, которая уехала из Астрахани раньше, Чернышевский отправился к дяде Николаю Пыпину. Тот как раз брился, Николай Гаврилович не захотел мешать и дал обещание прийти пообедать. Не терпелось обойти город, посмотреть, как он изменился, побывать в городском саду Липки, взглянуть на гимназию, где когда-то учительствовал, на новые дома. Исходил весь город и вернулся к Пыпиным, где его ждал поздний обед и проголодавшиеся родственники. Обедавшие разглядывали его: борода почти треугольником, очки с небольшими окулярами, густые волосы на голове. За обедом Чернышевский иронизировал, шутил. В молодости был неуемен в шутках и смехе. Когда его пытались вызвать на разговор о ссылке, семь лет из которых он отбывал на каторжных работах в Нерчинском округе, Чернышевский говорил, что ничего интересного рассказать не может. Не любил говорить о себе. Привел китайскую пословицу:
— Кто больше всех лжет? Тот, кто больше всех говорит о себе.
Николай Гаврилович любил ходить отдыхать на берег Волги, в городской сад "Липки" — благо, он находился напротив дома Никольского. А отдыхать надо было: Чернышевский много работал: переводил том за томом "Всеобщую историю" Вебера, создавал материалы для биографии Николая Александровича Добролюбова, которые были опубликованы через год после смерти автора. Помогала собирать материалы Ольга Сократовна: она ездила за этим в Нижний Новгород к родным критика, к тем, кто его знал. Так познакомилась с удивительным человеком — Владимиром Галактионовичем Короленко. Он очаровал Ольгу Сократовну: тоже, как ее муж, отбывал Якутскую ссылку, был изумительным рассказчиком, имел веселые глаза и курчавую бороду лопатой. Ольга Сократовна уезжала в Нижний из Астрахани, но туда не вернулась: ей стало известно, что Чернышевского переводят в Саратов.
В Саратове-то и произошла встреча двух мятежных писателей. Короленко заехал к Чернышевским, возвращаясь с Кавказа. Он получил известность рассказом "Сон Макара" — тогда Короленко исполнилось тридцать два года. Через одиннадцать лет вышла в свет замечательная повесть "Слепой музыкант", которой зачитывалось не одно поколение. Эту повесть и подарил он в первую же встречу собрату: "Николаю Гавриловичу Чернышевскому от глубокоуважающего В. Короленко". Первая встреча произошла 17 августа в Татарской гостинице, потом Короленко дважды побывал в доме на Соборной улице в гостях у гостеприимных хозяев. Короленко и Чернышевский подолгу беседовали. Оба хорошо знали произведения друг друга. Однажды Владимир Галактионович сказал:
— С увлечением когда-то читал ваши "Очерки гоголевского периода русской литературы", опубликованные в "Современнике". Меня поразило одно место: "Кто гладит по шерсти всех и все, тот кроме себя, не любит никого и ничего; кем довольны все, тот не делает ничего доброго, потому что добро невозможно без оскорбления зла. Кого никто не ненавидит, тому никто ничем не обязан".
— Как вы точно воспроизвели текст, — восхитился Николай Гаврилович.
— Это живая диалектика, диалектика самой жизни; я ее пронес через годы, — ответил Короленко.
От встреч в Саратове у него сохранились неизгладимые впечатления. Впоследствии он скажет:
— Чернышевский остался в основных своих взглядах тем же революционером в области мысли, со всеми прежними приемами умственной борьбы.
Расставание было трогательным. Поздним вечером Николай Гаврилович проводил гостя до ворот, они обнялись, как братья и единомышленники.
— Придется ли свидеться еще?
Приезжал в Саратов известный поэт Яков Петрович Полонский, стихи которого "Песня цыганки" и "Затворница" стали народными песнями. Поэт разделял эстетические взгляды Чернышевского, изложенные в магистерской диссертации. Встреча состоялась в июле шестьдесят девятого года вскоре после того, как Чернышевскому исполнился шестьдесят один год, в Центральной гостинице. Полонский расспрашивал о жизни в ссылке. При беседе присутствовал И.П. Горизонтов. Он рассказывал позднее:
— Начался разговор, и все больше про Питер и его литературные сферы. Как Яков Петрович и я не старались повернуть разговор на личную судьбу Чернышевского, он или отмалчивался, или ограничивался шуточками.
Заговорили об убеждениях. Эта тема была близка философу. Он стал развивать ее:
— Самую жалкую фигуру представляют не те люди, которые имеют ошибочный образ мыслей, а те, которые не имеют никакого определенного, последовательного образа мыслей, которых мнения — сбор бессвязных обрывков, не клеящихся между собою.
Издатель "Саратовского листка" И.П. Горизонтов, который был когда-то исключен их духовной семинарии за чтение романа Чернышевского "Что делать?", часто бывал у него. Словом, скучать было некогда. Содержательная беседа состоялась и с артистом И. Липаевым. Его интересовало, как после того положения в обществе, которое занимал Чернышевский, когда был властителем дум целого поколения, как после такой славы, оказавшись отстраненным от активной общественной деятельности, он так много работает. Зачем?
И. Липаев не читал и не мог читать романа опального писателя "Пролог". Первая часть его была опубликована в Лондоне, когда Чернышевский находился в ссылке, анонимно, а вторая — "Дневник Левицкого" — тогда еще не увидела света. В нем есть слова: "Никакое положение дел не оправдывает бездействия; всегда можно делать что-нибудь не совершенно бесполезное; всегда надобно делать все, что можно". В этом духе Чернышевский и ответил артисту.
Пришел К.М. Федоров, секретарь Чернышевского еще с Астрахани. Он чувствовал к писателю и мыслителю глубокую симпатию, привязался к нему. Николай Гаврилович переводил Вебера с листа, сразу диктовал текст. И хотя чувствовал себя неважно после вчерашнего дикого озноба, продиктовал шестнадцать страниц печатного текста. Но жесточайшая простуда давала о себе знать.
Лишь героическая сила духа сдерживала жалобы на состояние. Но ночью 17 октября 1889 года Николай Гаврилович скончался от кровоизлияния в мозг. Умер автор знаменитого романа "Что делать?", написанного в Петропавловской крепости и опубликованного в 1863 году в журнале "Современник". Чернышевский прожил достойную жизнь. Благородство и мужество его были поразительными. Проститься с ним пришло много саратовцев. Многочисленные жандармы готовы были подавить любые беспорядки. Надгробные речи запретили. Зато венки несли и несли. Позднее подсчитали — пятьдесят: от студентов, политических ссыльных, венки пришли из Петербурга, Варшавы, Одессы, Харькова, Астрахани, Нижнего Новгорода. На одном венке лента с надписью "Страдальцу от студентов Казанского университета".
Ольга Сократовна после похорон нашла письмо Николая Гавриловича из Петропавловской крепости от 5 октября 1862 года и, заново волнуясь, прочла: "Об одном только прошу тебя: будь спокойна и весела, не унывай, не тоскуй… Скажу тебе одно: наша с тобой жизнь принадлежит истории; пройдут сотни лет, а наши имена все еще будут милы людям; и будут вспоминать о нас с благодарностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в одно время с нами. Так надобно же не уронить себя со стороны бодрости характера перед людьми, которые будут изучать нашу жизнь".