Александр Кравцов

Августовская метель

Рассказы

Беглец

Заблудившиеся должны помнить, что их ищут наземным и воздушным путем и все их действия должны способствовать скорейшему их отысканию.
(Из «Правил по технике безопасности на топографо-геодезических работах»)

1

В утреннюю связь Серега Голубев, радист топографо-геодезической партии, принял радиограмму: «Красносельцеву. Двадцать седьмого августа водитель Казанкин самовольно покинул расположение бригады. На фактории Бамбей его нет. Вешняков».
— Петрович, — кликнул начальника Голубев. — У Вешнякова шофер потерялся.
— Чего, чего? — удивленно переспросил Красно-сельцев — Как потерялся? Связь с ним есть?
— Есть, но очень плохая. Шум какой-то в эфире. Красносельцев подошел к отгороженной дощатой перегородкой радиостанции, стоявшей в дальнем от двери углу вагончика-балка, взял у радиста наушники и трубку и, нажав тангету, закричал в микрофон:
— Сорок шестой, сорок шестой! Я — пятидесятый! Я — пятидесятый! Как слышишь меня? Прием.
— Пятидесятый, я — сорок шестой! Доброе утро, Борис Петрович! Слышу вас, слышу. Прием.
— Здравствуй, Виктор! Очень плохо тебя слышу. Что у вас там случилось? Почему шофер ушел и куда? Прием.
Сквозь шум и свист эфира изредка прорывался слабый голос Вешнякова, но что он пытается объяснить, понять было невозможно.
— Сорок шестой! Я — пятидесятый. Ничего не разберу. — Красносельцев, старательно выговаривая слова, почти кричал в микрофон. — Ты организовал поиски? Ответь одним словом: «да» или «нет». Прием.
Но среди треска можно было различить только позывные.
— Всем сороковым! Если кто-то хорошо слышит сорок шестого — продублируйте. Прием.
Но другие бригады Вешнякова не слышали совсем. Слишком далеко на севере находился тот, да и антенны бригадных радиостанций были направлены на базу.
— Сорок шестой! Я — пятидесятый! Если слышишь меня, дай настройку. Дай настройку. Прием.
Красносельцев с Голубевым затаили дыхание, вслушиваясь в эфир. Через несколько секунд из динамика послышался медленно набирающий силу писк.
— Сорок шестой, я — пятидесятый. Выходи на связь в десять часов местного времени. Если понял меня, то дай настройку. Прием.
Вешняков выдал «квитанцию»: его радиостанция непрерывным писком подтверждала свое присутствие на связи.
Этим приемом полевики пользуются, когда радиоволны не проходят, а на базу или, наоборот, в бригаду нужно сообщить что-то срочное. На базе партии всегда стоит мощная радиостанция, которую слышат все и всегда. А вот бригадные радиоустановки частенько бывает не слышно, то из-за малой высоты или неправильно направленной антенны, то по другим причинам. Вот поэтому, в экстренных случаях, приходится прибегать к такому способу связи — получая подтверждение не голосом, а звуком.
Начальник партии постоянно следит за передвижением бригад по участку работ. Знает состояние их дел и запросы: кому, когда и сколько потребуется горючего и продуктов. Вот поэтому он ведет разговор по такой схеме: называет позывной бригады и затем репера и пункты, на одном из которых предположительно может находиться бригада. Получив подтверждение, начинает перечислять то, что, по его мнению, необходимо сейчас полевикам. Вот так пусть медленно, но достигается результат.
— Сороковые, я — пятидесятый. Вертолет сегодня не ждите. Полечу на поиски. У меня все. Прием. — Красносельцев снял наушники и протянул их вместе с трубкой радисту. — Я побежал в порт, — сказал он Голубеву. — Ты отработай с бригадами, собери заявки и предупреди, что, пока не найдем Казанкина, на вертолет пусть не рассчитывают. Но чтобы они исполнения и авансовые отчеты держали наготове.

Прошло уже восемь часов, как Красносельцев узнал, что у Вешнякова потерялся водитель. Дополнительный сеанс связи новостей не принес. Эфир был полон шороха, треска и воя, и через этот хаос Вешняков пробиться не смог. За последние часы Красносельцеву пришлось много крови испортить и себе, и начальнику ПАНХа, и начальнику аэропорта. Вертолет Ми-8 с двумя дополнительными баками для горючего в аэропорту Студеный был только один, да и тот в этот день был занаряжен оленеводческому совхозу. Приближался новый учебный год, и почти все вертолеты были заняты тем, что вывозили из тундры в школу-интернат школьников — детей оленеводов и рыбаков, попутно доставляя продукты. В ПАНХе в это время горячая пора: заказчики ругаются, — нервничают, доказывают необходимость полетов, но начальник ПАНХа неумолим: сначала дети, а потом все остальное. Пока Красносельцев битый час доказывал, что ему срочно нужен вертолет именно с двумя баками, так как в районе Бамбея два дня назад потерялся человек, "вертушка" ушла на дальнее стойбище. Не уговорив начальника ПАНХа, Красносельцев отправился к начальнику аэропорта и только у него получил добро на полет. Вот поэтому на поиски ему удалось вылететь только во второй половине дня.
Уже второй час он болтался в воздухе и думал о Казанкине. "Вот чертов хлопец, — ругался он про себя. — Куда же он мог деться? Кругом обширная пойма Бамбея. Факторию видно километров за двадцать. Так что блудить негде. Ну, куда он мог уйти? На охоту?.. А потом полез в озеро доставать утку или гуся, а его судорога схватила?.. А может, ночь прихватила вдалеке от лагеря? Он лег отдохнуть, уснул, а ночью мороз, и… Ведь скоро уже белые мухи полетят, вон какие тучи мрачные ходят".
Красносельцев глянул в иллюминатор — внизу, в разрывах между облаками, мелькала земля, а по стеклу струились ручейки воды. Дождь. Да, не сладко сейчас одному в тундре. Очень даже тоскливо. И этот зануда дождь! Ведь до косточки промочит. А может, он подвернул или сломал ногу? Шел по хасырею и попал в ледовую трещину…
Размышления Красносельцева прервал зуммер. Его вызывали в кабину к пилотам.
— Подлетаем к фактории Бамбей, — прокричал ему в ухо командир. — Где будем садиться?
Борис Петрович взял у второго пилота карту и ткнул в заранее отмеченную точку:
— Сюда, к бригаде. Сначала все узнаем.
Командир в знак согласия кивнул головой. Красносельцев остался стоять в дверях, за спиной у бортмеханика: из пилотской кабины обзор значительно лучше, чем из салона, там приходится перемещаться от борта к борту.
Километрах в пяти к северу от домиков фактории, на берегу небольшой речушки, притока Бамбея, стояла палатка. На фоне осенней тундры, раскрашенной дождем в темные тона, она выделялась ярким белым пятном. Темно-зеленая палаточная ткань за короткое полярное лето успела выгореть добела. Подлетев ближе, заметили гусеничный транспортер ГАЗ-71, который стоял у самого берега речки.
На звук вертолета из палатки высыпали люди и задрали вверх головы. Командир вопрошающе посмотрел на Красносельцева. Тот утвердительно кивнул. Вертолет совершил облет, натуженно загудел и плавно пошел на посадку. От палатки навстречу ему побежал человек, остановился и призывно замахал руками.

2

— В тот день мы собрались переезжать. С утра погрузили все снаряжение в машину. Оставили только палатку да печку, а то за ночь не успели телогрейки высохнуть. Сели обедать. А когда поели и пошли одеваться, из кармана энцефалитки Казанкина выпали часы. Помнишь, Петрович, я тебе рассказывал, что месяц назад у нас куда-то часы задевались? У нас тогда на контроле был заместитель главного инженера экспедиции…
Вешняков рассказывал начальнику партии о том, что произошло в бригаде. Они сидели в палатке, на столе уже стояла миска с малосольным щекуром, хлеб и сдобные сухари, сливочное масло и открытая пачка сахара-рафинада. На печке нервно позванивал крышкой закипевший чайник. Быстро разлив по кружкам чай, Вешняков продолжил свой рассказ.
— Вот эти-то часы и выпали из кармана Казанкина. Ну, ты представляешь реакцию ребят. Но бить его я им не дал, — Вешняков замахал руками, опережая вопрос Бориса Петровича. — Потеря обнаружилась! И у кого? У хозяина часов! У ребят даже слов не нашлось! Посмотрели мы па него, потом друг на друга, крякнули и смущенно отвели глаза. Ведь у всех были дурные мысли, невысказанные подозрения. Мы же в первый раз до унизительной процедуры — проверки рюкзаков — не дошли, посчитали, что Петя где-то часы обронил.
С часами этими вот что получилось. У Казанкина было двое часов: старые — «Слава» и новые, он в Студеном «Электронику» купил. А вот у Пети, — Вешняков указал рукой на одного из рабочих, они сидели тут же в палатке и слушали их разговор, — часы сломались. Когда подошло его дежурство по кухне, он попросил у Казанкина на время, до конца сезона, старые часы. Ну, тот помялся, помялся, но часы все же дал. Прошло недели три, и часы исчезли. А в тот день мы собрались переехать на новое место. Там, где стояла палатка, мы осмотрели каждый кустик, каждую ямку. Обшарили весь берег озерца, на котором умывались, все тропинки, которые мы успели там натоптать. Кстати, Казанкин тоже активно искал потерянные часы. Тогда мы посчитали, что Петя их выронил, когда проверял сети, и решили, что раз он не сберег чужую, доверенную ему вещь, то должен купить новые часы или рассчитаться деньгами. Это уж как они меж собой договорятся. Так? — спросил Вешняков у рабочих.
Те дружно загудели, подтверждая правдивость рассказа.
— А потом вот что случилось. — Вешняков помолчал. — Приехали мы сюда, на это место, еще засветло. Погодка установилась чудесная. Ветер стих. Немного потеплело. Тучи разбежались. Зато опять появились комары. Прикинул я по времени — вроде бы успеваю, и решил сделать ход хотя бы в одну сторону. Тут секция коротенькая — около четырех километров. Ну, и пошли мы с нивелировкой, а Казанкин, как обычно, едет сзади. На пути нам встретилась маленькая речушка, приток вот этой, на которой мы стоим. Мы подождали машину, чтобы снять с нее резиновую лодку и переправиться на другую сторону. Выбрали место, где Казанкин должен переехать речку. И он переехал.
Потом мы продолжили работу. Казанкину я наказал, чтобы он подождал заднего реечника и, когда я отнаблюдаю, перевез его. Я уже перешел на новое место, установил нивелир, взял отсчет, а реечника нет и нет. Вдруг слышу, кричат — зовут к себе.
Прихожу, а там «газушка» наполовину в воде, да и к тому же с одной стороны «разулась». Оказывается, Казанкин, вместо того чтобы вернуться за реечником своим следом, поехал другим путем и угодил в вязкую глину. Начал дергаться, и в результате спала гусеница. Тут я вспылил. Вспомнил и часы, и то, что вчера он таким же манером засадил машину в плывун, и его непослушание. Ну, и врезал ему пару раз. Потом отправил его в палатку и сказал, что, когда вернусь, решу, как с ним быть дальше.
Пока мы вытянули с помощью «мертвяка» нашу машину, да еще и гусеницу, пока «обулись», прошло часов шесть. Вернулись в лагерь уже затемно. Казанкина в палатке не было. Я подумал, что он ушел на охоту. Но когда обнаружили, что ружье на месте, то решили, что он собирает грибы, а может быть, ушел блеснить. Кстати, грибов нынче много. Есть и обабки, и сыроежки, и мы ими каждый день балуемся.
Часов в десять мы дали пару залпов из ракетницы и ружья. На фактории в это время еще горел свет. Через полчаса повторили залп, а через некоторое время — еще несколько раз.
Примерно в час ночи мы легли спать. Казанкин ночевать так и не пришел. Но я не слишком волновался. Бамбей рядом. Так что заблудиться, если даже захочешь, очень трудно. Мы посчитали, что он напился и заночевал на фактории.
На другой день с утра был туман, и я только к вечеру смог закончить начатую секцию нивелировки. Вернувшись в палатку, попили чаю и поехали на факторию.
Фактория Бамбей — Красносельцев там бывал не раз — представляла собой небольшой поселок, состоящий из деревянных, большей частью сборно-щитовых домов. В одном из них жил факторщик с женой. В торце этого дома располагался магазин. В соседнем в одной половине жили рабочие — ненцы, а в другой половине была пекарня. Еще два дома использовались как склады. В большом бараке размещалась начальная школа-интернат. Рядом в маленькой избушке жили учитель и моторист дизель-электростанции. Развалины следующего дома остались от жилища рыбаков. Только и сохранилось, что стены да остатки тесовой крыши, а внутри стояли два огромных, емкостью килограммов на пятьсот, деревянных чана. Рыболовецкая бригада жила неподалеку от этого места в палатках. Почему они не восстанавливали свою избу, никто и не задумывался. Может быть, потому, что они теперь не солили рыбу, а копили ее в садках и еще живой, на вертолетах, отправляли на рыбозавод. Надо отметить и склад-холодильник, который был вырыт в вечной мерзлоте, в крутом, коренном берегу реки Бамбей.
— Магазин был на замке, — продолжал Вешняков.
— Я пошел к факторщику домой. Тот рассказал, что вчера под вечер, действительно, на фактории был наш шофер. Купил пару бутылок водки да килограмма полтора баранок. А куда потом делся, он не знает. Посоветовал поискать у рыбаков или на электростанции. Мы прошлись по домам, поспрашивали, а затем уехали к себе. Ночью снова пускали ракеты и палили из ружья.
— Сегодня с утра ребята опять ходили его искать. Ну, где здесь теряться? — в сердцах воскликнул Вешняков. — Кругом плоскотня одна. Хотел было уже на буровую ехать, да решил все-таки вас, Борис Петрович, дождаться.

3

«В гробу я видел эту работу и эту бригаду! Да еще по морде бить! Ну, погоди, Витя! Я тебе устрою веселую жизнь! Ты меня еще не знаешь! Но ничего, ты еще долго будешь вспоминать Казанкина. Меня?! И по морде?!
— Казанкин шагал к палатке и, распаляя себя, громко возмущался: — Все ему Казанкин не такой! И это не так, и то не эдак. А я вам не мальчик. Я сам знаю, что делать надо. Я же почти четыре курса автотехникума закончил. А этот-то, Петя… Тоже мне, шофер нашелся. «Катки смажь… Масло смени…» Сам-то с рейкой по тундре бегает, а еще указывает. То кашу им вари, то чай готовь. А я что, поваром нанимался? Эх! Надо было им в чай мочи добавить, вот была бы потеха!..»
Казанкин представил себе, как ребята пьют чай, заваренный столь оригинальным способом, и злорадно рассмеялся. Воображение его рисовало всевозможные способы мщенья, он не заметил, как пришел в лагерь. Но как им отомстить? Как? А вот он улетит в Студеный.
Пусть они без него попробуют поработать. Вот как посидят недели две в ожидании нового шофера, так узнают!..
Он оделся потеплее. Сунул в рюкзак свитер и ватные брюки и направился в сторону Бамбея.

4

Весь следующий день Красносельцев просидел в аэропорту и, как оказалось, напрасно. Сначала не было погоды в районе Бамбея, затем на Студеный с моря притащило густой туман. К обеду ветер, разогнав туман, перешел в штормовой.
Красносельцев сидел в ПАНХе и с тоской смотрел, как огромные, буровато-серые волны набегают на песчаную косу, где располагалась взлетно-посадочная полоса. Сухогруз, стоящий на рейде Студеного, временами скрывался за сеткой дождя. «Невесело сейчас морячкам, болтает их, как дерьмо в проруби. А каково сейчас Казанкину? Наверняка воспаление легких схватит».
— Николаич, — обратился он к начальнику ПАНХа, — позвони на метео, узнай прогноз.
Тот нажал кнопку селектора и повторил вопрос Красносельцева. Динамик хриплым, искаженным до неузнаваемости голосом ответил, что весь Север по метеоусловиям закрыт до семнадцати московского.
— Слышал? Вот так. Иди, Боря, домой: поспи. Смотри, что на улице творится. А если дадут погоду, я тебе позвоню.
— Не, Николаич, я лучше здесь подожду. — Красносельцев достал из старого, потрепанного портфеля «Роман-газету» и углубился в чтение.
Два следующих дня ему пришлось летать на Ан-2. К вечеру он возвращался домой и, не раздеваясь, падал на кровать. Час-полтора тревожного, тяжелого сна приводили его в себя. Он ужинал и садился за приемку полевых материалов. Прежде чем отправить их в Тюмень, в экспедицию, просматривал журналы наблюдений пунктов триангуляции и нивелировки. Отмечал на картосхеме выполненный бригадами объем работы, определял качество сделанного — окончание полевого сезона на носу. Работы осталось недельки на две, затем подготовить базу партии к зимовке, а потом домой, к семьям, до будущей весны.

5

«Я решил идти в поселок геологов, что строится километрах в пятнадцати южнее фактории Бамбей. Мы мимо него недавно проезжали, когда делали нивелирный ход. Сначала сходил на факторию и узнал, что вертолет они в ближайшие дни не ожидают. Дойдя до реки Надорма-яха, я не смог переправиться через нее и пошел вверх по течению, чтобы найти место, где можно перебраться на другую сторону. Река сильно петляла, и я влез на бугор, чтобы посмотреть, как можно сократить путь. Отсюда я увидел палатку, которая белела не очень далеко.
Но к ней я подошел уже в глубоких сумерках. Да к тому же она оказалась на другом берегу реки. Я покричал. Из палатки вышли ребята, и один из них приплыл за мной на красной резиновой лодке.
Ребята, а это оказались мерзлотники из Студеного, покормили меня, выделили мне спальный мешок и место на нарах. Я очень устал и поэтому сразу лег спать.
Утром они меня начали расспрашивать: кто я и откуда, что за синяк у меня под глазом. Я им сказал, что мы подрались просто так. Рассказал про то, как машина в ручье застряла, но про часы я им ничего не сказал. Просто не хотел возбуждать у них недоверия к себе. Они, конечно, не слишком поверили мне. Гришка даже еще раз меня расспрашивал, когда я с ним ходил два раза на рыбалку проверять сети. Они у них в заводи стояли. Домой меня они не отправляли, и я остался у них еще на одну ночь.
На другой день пришли парни из соседней бригады. Вечером играли в карты. Тридцатого августа целый день лежали в спальниках. Шел обложной дождь. Тридцать первого августа пошли в гости к соседям и целый день проиграли у них в карты. Гришка со своими парнями вернулся домой, а я остался.
Первого сентября над палаткой два раза пролетал самолет. Ребята выскочили из палатки, я тоже. Они думали, что это их самолет, но тот сделал два круга и улетел прочь, не сбросив никакого вымпела. Под вечер самолет вновь кружил неподалеку. Мы махали ему, кричали, но он нас не заметил и улетел на юг. Парни сказали мне, чтобы я завтра возвращался в свою бригаду».
(Из объяснительной записки Казанкина.)

6

Красносельцев, прислонившись плечом к борту вертолета, дремал. За последние дни у него на висках добавилось седых волос. Лицо осунулось, посерело. Под глазами набухли мешки. Неожиданно свалившиеся на него хлопоты и заботы как будто придавили его, пригнули к земле, сделали ниже ростом.
Даже во сне он просчитывал возможные варианты поведения Казанкина: куда тот мог пойти и на что решиться. Он почти не знал его. Казанкин поступил к ним весной этого года. Сначала поработал в гараже экспедиции, помогая слесарям готовить машины к полевому сезону. На базе партии он тоже не задержался. Его вместе с бригадой отправили к машине, которая зимовала на одной из факторий. Так что не знал его Борис Петрович ни как работника, ни как человека.
Время от времени он посматривал в иллюминатор, определяясь по контуру береговой линии Обской губы, озерам и рекам, где они сейчас пролетают, и снова закрывал глаза. Равномерный гул турбин двигателя и характерное хлопанье лопастей несущего винта убаюкали его. Резкий звонок позвал его в кабину, оказалось, что они подлетели к району поисков. Красносельцев рукой показал командиру, что двигаться нужно зигзагом.
Переговорив утром с Вешняковым, он решил продолжить поиски западнее Бамбея, подальше от фактории. Севернее, в районе буровой, Вешняков еще накануне обшарил все лога и озера. Да и буровики в своих краях чужих не видали.
Тундра, затейливо изрезанная ручейками и речушками, усыпанная оспинами мелких озерков, молчаливо проплывала внизу. И Красносельцев, и Вешняков (его тоже взяли на борт), и вертолетчики пытливо ощупывали взглядами каждое подозрительное пятно на тундре, каждый бугорок, каждую западинку, каждую кочку. Вдруг второй пилот что-то сказал в микрофон, и экипаж, как по команде, повернул головы направо.
— Что такое? — стараясь перекричать шум двигателя, спросил у бортмеханика Красносельцев и подставил ухо.
— Чум! — прокричал тот в ответ. — Вон чумы стоят, — он указал рукой, — смотри!
Борис Петрович внимательно посмотрел в указанном направлении и, увидев на берегу озера две серые пирамидки, радостно закивал головой.
Когда вертолет совершил «круг почета» и начал снижаться к чумам, внизу забегали фигурки в малицах, что-то перетаскивая в жилище.
Чуть коснувшись колесами кочек, вертолет завис над землей. Красносельцев с Вешняковым выпрыгнули из него вслед за бортмехаником и побежали к чумам. Навстречу им вышли два ненца. Вид у них был очень испуганный. Еще бы, нежданно-негаданно прилетели какие-то люди. А с какой целью?
Сначала Красносельцев, а затем Вешняков, потом вдвоем, перебивая друг друга, стали объяснять, что ищут молодого парня, который ушел в тундру несколько дней назад. Ненцы с трудом их поняли и сказали, что они перекочевали сюда только вчера и никакого русского парня не встречали.
Красносельцев принял решение поискать еще раз в районе старого лагеря Вешнякова. Покружив с полчаса, заметили какую-то палатку. Присели к ней. Ее обитатели сообщили, что описываемый парень жил у них несколько дней, а потом переселился в другую бригаду и сейчас должен быть там.
Но Казанкина там не оказалось. Час назад он ушел в палатку, где только что были Вешняков с Красносельцевым.
Когда вертолет вновь приземлился, парни, увидев Красносельцева, очень удивились. Еще больше они удивились, когда тот напустился на них:
— Вы зачем его прячете? Что это за шутки? Где Казанкин?!
Борис Петрович даже зашел в палатку, заглянул под нары, перешевелил спальные мешки.
— Не балуйтесь, ребята. Скажите, где он спрятался?
Парни только плечами пожали.
Красносельцев еще раз проверил палатку и пошел в вертолет.
— Горючее на исходе, — предупредил его командир. — Куда сейчас?
— Давай домой. Завтра продолжим поиски. Никуда он не денется, найдем. Главное, что он живой.

7

«Утром второго сентября я сказал ребятам, что пойду в бригаду к другим парням, а от них своим старым следом в свой лагерь. В обед я ушел, вернее, они меня выпроводили. Дойдя до речки, я наткнулся на заросли спелой голубики. Я лег на мох и стал ее собирать. К палатке мерзлотников приближался вертолет. Дал над нею круг, опустился, но тут же вновь поднялся и полетел к другой палатке. Там он тоже недолго находился и вернулся к первой палатке. Затем улетел в сторону Студеного. Я понял, что ищут меня, и не стал заходить к парням, так как испугался. В свою бригаду я тоже не мог вернуться, потому что вплавь перебираться через Надарма-яху мне не хотелось. И я пошел в поселок геологов. Вечером начальник базы передал в Студеный, что я нахожусь у них. А на другой день прилетел начальник партии Б. П. Красносельцев и забрал меня».
(Из объяснительной записки Казанкина.)

Вот таким было завершение одного из полевых сезонов Бориса Петровича Красносельцева.