Письма из Сибири
П. А. Словцов





О ПЕТРЕ АНДРЕЕВИЧЕ СЛОВЦОВЕ[426]





ПЕТР АНДРЕЕВИЧ СЛОВЦОВ


Биографический очерк жизни историка, составленный в 1858 г. сотрудником и другом его Н.А. Абрамовым





Петр Андреевич Словцов принадлежал к числу тех людей, которые бескорыстно посвящают себя на службу и пользу отечества и коим судьба определила испить чашу горестей. Неутомимое трудолюбие, опытность и честность раскрывали ему блестящую дорогу к почестям и славе, но эгоизм жить без покровителей, доверчивость к мнимым друзьям и зависть быстрому его возвышению по службе были причиною удаления его из Санкт-Петербурга в Сибирь. Но несчастье его доставило пользу этой отдаленной стране. Тридцатипятилетняя жизнь его здесь была употреблена на полезную службу по учебной части и посвящена прилежному изучению Сибири, коего результатом впоследствии явилось замечательное сочинение под именем «Исторического обозрения Сибири». Посему Словцов, как отличенный судьбою от людей обыкновенных и достойно прошедший свое земное поприще на пользу службы и науки, заслуживает, чтобы о нем знало потомство.

Петр Андреевич был сын священника и родился 1767 года в Нижнеуссанском заводе Пермской губернии. Первоначально обучался в Тобольской семинарии. С ранних лет почувствовал силу своего таланта, стремившегося к обнаружению, и показал необыкновенные способности в учении. В 1788 году, как отличный ученик, был отправлен в высшую Санкт-Петербургскую Невскую семинарию, впоследствии переименованную в академию. Здесь он встретился с учеником из Владимирской семинарии Михайлом Михайловичем Сперанским, который сделался его товарищем и искренним другом. По окончании учения Словцов возвратился на родину и в Тобольской семинарии занял место учителя красноречия и философии. Предназначался к духовному званию, но судьба отклонила его от сего предназначения.

В 1795 г. в Тобольском кафедральном соборе он произнес слово. В нем дозволил себе смело судить и открыто говорить о некоторых современных знаменитостях.

По окончании литургии проповедь была найдена в его квартире, отобрана и представлена в Санкт-Петербург. Вскоре и сам сочинитель был увезен туда же. Отсюда отправлен в Валаамов монастырь на Ладожском озере. Здесь, соответственно познаниям, ему дали перевести с латинского языка некоторую душеспасительную книгу с намерением обратить переводчика к правильному суждению.

Между тем, как виновный томился в заточении, нашлись люди, которые дорожили им. Тобольский архиепископ Варлаам, под начальством коего Словцов обучался и служил в семинарии, отечески скорбел о молодом человеке, которого вольность мыслей и неопытность заставили преступить границы скромности. Он писал к брату своему, санкт-петербургскому митрополиту Гавриилу, ходатайствуя о прощении виновника. Митрополит предоставил защищаемому объясниться. Вскоре Петр Андреевич возвращен из монастыря и с переводом душеспасительной книги явился к преосвященнейшему Гавриилу. Перевод рассмотрен и одобрен, а переводчик понят как человек ученый. По объяснении говоренного им слова в Тобольске он признан невинным и определен учителем красноречия в Невскую высшую семинарию. Здесь же М.М. Сперанский был префектом и учителем философии. Два друга еще более связались обоюдною приязнью.

Петр Андреевич, не желая оставаться в духовном звании, в июне 1797 года на основании Высочайшего рескрипта генерал-прокурору определен в канцелярию его и 4 октября произведен в титулярные советники. Начальство скоро оценило замечательные качества человека, образованием своим и острым умом отличавшегося от других. Проходя служение с усердием и пользою, 22 апреля 1799 года пожалован чином коллежского асессора, а 25 декабря 1800 года произведен в надворные советники. В 1801 году 30 июня перемещен в канцелярию государственного совета помощником экспедитора. По высочайшему повелению был отряжен в Черноморский край для описания торговли и за исполнение сего поручения всемилостивейше награжден перстнем. Высочайшим указом, данным правительствующему сенату 20 февраля 1803 года, переведен в департамент министерства коммерции экспедитором. Пожалован в коллежские советники 29 января 1804 года. Награжден орденом св. Владимира 4-й степени 6 сентября 1807 года. Словцов, как видим, быстро шел к повышениям, опираясь на одни собственные достоинства, и никогда не искал покровительства и связей. Он видел, что открылась счастливая карьера в его служебной жизни, и мог основательно рассчитывать на блистательную будущность. Нет сомнения, что при отличных дарованиях, дополняемых большой начитанностью и опытностью на гражданском поприще, он успел бы со временем достигнуть высшей степени в государстве. Но зависть, избирающая себе жертвою отличных людей, захотела воспрепятствовать дальнейшему возвышению Словцова... Он неожиданно увидел сети, расставленные ему от мнимых приятелей, и, естественно, должен был смутиться тем с большей горестью, что при уединенной своей жизни поставлял всю честь в бескорыстии и беспристрастии!

С 8 января по 22 февраля 1808 года Словцов содержался под арестом. Испытал всю горесть чувствительной души. После того обвиненный по особому распоряжению от 18 февраля того же, 1808, года отправлен на службу в штат канцелярии сибирского генерал-губернатора.

Печальный, покорный судьбе, в августе Словцов прибыл в Тобольск. Здесь, в стране родной, сделавшейся местом его изгнания, он первее всего встретил опередившее его в путеследовании письмо от М.М. Сперанского, писанное 22 июля.

«Письмо ваше, мой любезный Петр Андреевич, из Казани, я получил. Кто взял на себя крест и положил руку на рало, тот не должен уже озираться вспять. И что, впрочем, озираясь, он увидит? Мечты и привидения, все похоть очес и гордость житейскую. Великая разность, друг мой, идти путем умозрения и путем действительного терпения. Мы умствуем, а тебе милосердное провидение назначило действовать. Будь же его орудием верным и неразногласным. Человек с той минуты приобщается точно истинно Сыну Божию, везде присутствующему и вседействующему, и разделяет честь Божества, когда он прилагается воле Божией покорностью своей воли. В чем состоит то единое на потребу, коего требует любовь и без коего не может быть истинного соединения. Впрочем, царствие Божие близ есть. В миллионе веков, кои нам прожить остается, действительно настоящая жизнь есть мгновение: как же тут различить годы, месяцы и дни? Как найти в сей бездне расстояние Сибири от Петербурга? Как определить положение и предел различных мельканий, что мы называем участию и происшествиями нашей жизни?».

«Не соблазняйся, однако же, друг мой, приливом разных суетных помыслов, вспомни нашего доброго Фому Кемпийского. Сего утра я читаю: «Вся наша жизнь есть ряд перемен; то мы спокойны, то тревожны, то набожны, то хладнокровны, то степенны, то легкомысленны. Но разумный человек и хорошо знакомый с духовными предметами остается непоколебимым среди стольких угнетающих переворотов, не обращая внимание, с которой стороны дует ветер непостоянства, но устремляя свои взоры к лучшему концу, к которому должно все стремиться».

«Не удивитесь, что вместо петербургских новостей пишу вам вещи, так мало к Петербургу принадлежащие. Сия беседа есть единственно для меня и для вас интересная. Прочее все пусть идет, как может: мы знаем, что как бы колесо ни вертелось, а с оси Провидения не спадет и с пути своего не совратится. Впрочем, Учитель наш сказал: царство мое есть от мира сего, а следовательно, и новости его к нам не принадлежат; вообще же сказать: старое идет по-старому. Прощайте, мой любезный! Душевно вас обнимаю, Божию благословению вас поручая. Не забывайте меня в ваших утренних размышлениях».

Находясь в канцелярии сибирского генерал-губернатора, Словцов никакой должности не занимал и надеялся скорого возвращения в Петербург к прежней должности. Иван Борисович Пестель в конце того же 1808 года, при отправке в Петербург, послал вперед Словцова со своею путевою канцеляриею. Обрадованный изгнанник известил об этом Сперанского. Но тот, зная, что враги не допустят его в Петербург, поспешил навстречу послать ему письмо:

«Письмо ваше, любезный мой Петр Андреевич, с известием о возврате вашем сюда много меня обрадовало. Нельзя еще теперь определить ни надежд ваших, ни страхов, ибо все с вами случающееся не входит в обыкновенные человеческие расчеты. Ваш путь особенный, и Провидение ведет вас совершенно по-своему. С сей точки зрения вы непрестанно должны смотреть на все происшествия вашей жизни, ничего не ожидать положительного и на все быть готовым. Я желал бы, чтобы в Москве, или где-нибудь сождали вы Ивана Борисовича, чтобы в Петербург приехать вместе и проч.».

И действительно, желание Петра Андреевича возвратиться в Петербург не исполнилось. С канцелярией генерал-губернатора он доехал только до Москвы и здесь опять получил письмо от Сперанского.

«Сам ты видишь, любезный мой страдалец, что трудно против рожна прати, лучше покориться. Бросим все замыслы, ничего не надеяться, не желать и не мыслить, как токмо о Едином. Верь, что Провидение ведет тебя особенно, ибо все человеческие способы и усилия противны твоему влечению, как брение сокрушаются. В Москве у Ключарева найдешь мое письмо. Советую тебе с ним познакомиться: он, может быть, утешит и несколько поднимет упадший твой дух силою веры. Других утешений представить тебе не могу, ибо, невзирая на разность положений, и сам их не имею. Размысли, что ты потерял? Случай гордости и пищу самолюбия, а более ничего. Много можешь ты сказать мне в укоризну сих советов, но истина не относится к лицу, и я, который тебе советую в твоем положении, может быть, был бы еще прискорбнее и неутешнее. Прощай. Богу, вере, надежде и славе – Единому Сущему тебя поручаю. О деньгах не пекися – долг будет здесь заплачен».

В Твери Пестель получил предписание, что не только он не может привезти с собой в Петербург Словцова, но что даже ему воспрещен въезд во внутренние российские города. Посему Петр Андреевич должен был обратиться в Тобольск. Новая, очень глубокая рана для чувствительного сердца. Считаясь на службе в штате канцелярии сибирского генерал-губернатора, он около полутора лет прожил в разных уральских заводах и на родине, усовершенствовался в науках и преимущественно здесь занимался минералогиею.

Но куда бы судьба ни забросила человека с познаниями и трудолюбием, какое бы поприще он не избрал для своей деятельности, везде он сумеет сделаться замечательным. В Сибири Словцов был испытан по делам службы и впоследствии в 1814 году получил отличное поручение обозреть присутственные места Забайкальского края, Нижнеудинского и частью Иркутского уездов и за полезные замечания по разным предметам управления получил признательность от иркутского гражданского губернатора. В 1815 году обозревал Киренский и Якутский округа и представил предположения о населении части Якутского края, за что ему также изъявлена благодарность от гражданского губернатора. В том же году пожелал определиться совестным судьей, и вскоре отличное поведение и познания доставили ему место директора училищ Иркутской губернии, а Казанское общество любителей словесности прислало ему диплом на звание своего члена.

Служба Словцова в звании директора училищ ознаменована была похвальными усилиями к распространению народного просвещения. По старанию его в Иркутской губернии открыто в разных местах шестнадцать приходских училищ. Гимназия доведена была до возможной степени совершенства по всем частям, так что преосвященный Михаил, епископ иркутский, каждогодно присутствовавший при годичных испытаниях в гимназии, в 1817 году почтил это заведение необыкновенною честью, отдав ему похвалу даже в архипастырском поучении, произнесенном в кафедральном соборе.

Живя в Сибири, Словцов мог ли предполагать, что друг его М.М. Сперанский также пострадает и потом будет главным начальником сей страны? Сперанский перенес тяжкие испытания чрез завистников его возвышению и недоброжелателей. С 1812 по 1816 гг. он был в изгнании, сначала в Нижнем Новгороде, потом в Перми. В это время Словцов, привыкший уже к изгнаннической жизни, в свою очередь писал утешительные письма к своему другу, томящемуся в удалении от престола. Но невинность рано или поздно оправдается. Михаил Михайлович из Перми отправил императору Александру (в 1813 г.) свое оправдание – сильное, красноречивое, которое не оставляло на нем ни малейшего подозрения. По возвращении из-за границы государь внимательно и строго рассмотрел поступки Сперанского и не нашел убедительных причин к подозрениям. 30 августа 1816 года Сперанский определен губернатором в Пензу. Потом в марте 1819 года наименован сибирским генерал-губернатором. Здесь полтора года своего управления провел сей государственный мыслитель в умозрении, соображении и в систематическом очертании законной книги для управления страны обширной. Правительство услышало чрез проницательного посредника важные истины и издало в 1822 году особое учреждение для благосостояния Сибири. Сколько между тем Михайло Михайлович явил дел снисхождения, сострадания и вообще любви просвещенной к ближнему!

В 1819 году Сперанский, обревизовав Иркутскую губернию, между прочим, удостоверился в правилах служения Словцова и об управлении им учебной частью отозвался училищному начальству с отличною похвалою.

Умножившееся число уездных и приходских училищ и необходимость поддерживать в них порядок, следить за методою преподавания и успехами учащихся требовали правильных и постоянных осмотров училищ. В 1819 году, 2 ноября, министру народного просвещения князю Голицыну дан был высочайший рескрипт поручить коллежскому советнику Словцову осмотр учебных заведений в губерниях Томской, Тобольской, Казанской, Пермской и Вятской; равным образом и впредь употреблять его на службу по учебной части в губерниях, составляющих Казанский учебный округ, и вскоре назначен он визитатором училищ. Но Петр Андреевич уклонялся от этой должности, что доказывает письмо к нему Михайла Михайловича Сперанского от 13 сентября 1820 года из Тобольска: «Из письма Михайла Леонтьевича (Магницкого) усмотрите вы, любезный Петр Андреевич, что вам невозможно уклоняться от звания визитатора. По мнению моему, и долг, и пристойность требуют, чтобы вы вступили в сие дело положительным образом, т.е. по первому зимнему пути отправились бы, по крайней мере, до Тобольска. Здесь вместе мы посоветуемся, должно ли и удобно ли будет с вашим здоровьем продолжать путь до Казани. Не считайте совет сей пристрастным, хотя удовольствие видеть вас в Тобольске и имеет тут вид пристрастия» и проч.

Намереваясь вскоре оставить Сибирь, Михайло Михайлович из Иркутска писал Петру Андреевичу в Казань: «Посылаю вам, любезный Петр Андреевич, время и вечность: часы и библию. Пусть первые напоминают вам смерть и разлуку, а вторые верное наше соединение в Спасителе нашем. И здесь живущие его духом не разлучаются, а там и разлучиться не могут. Время было бы несносно, если бы оно не приближало нас к вечности. Для странников, измученных жизнью, бой часов есть голос друга, зовущего к покою. Прощайте, воспоминайте меня в лучшее время жизни, в молитвах и добрых размышлениях. Желайте, чтоб тихая рука смерти с верою, любовью и надеждою закрыла мне глаза, зрелищем ложного света давно утомленные. Сего желать вам не престану». В 1820 году Словцов вступил в должность визитатора сибирских училищ и пожалован в статские советники со старшинством с 30 января 1808 года.

Постоянно ревностный к службе и благу отечества, Петр Андреевич, чтобы привести сибирские учебные заведения в возможную соответственность с современным состоянием наук и с местными потребностями края, с неутомимою деятельностью направлял их к улучшениям. Гимназии и училища снабжались достойными наставниками и обогащались учащимися. В 1826 году в трех сибирских дирекциях считалось уже более 2000 учеников, между тем как лет за десять их было не более 600. Кроме сего, он старался распространять и материальные средства, и учебные пособия. В это же время сибирские училища владели собственными капиталами до 231047 руб. ассигнациями, которых проценты по распоряжению начальства употреблялись частью на содержание благородных воспитанников, или на возвышение учительских окладов, и частью на большее приращение самих капиталов.

При безбрачной, одинокой жизни учебные заведения, можно сказать, были домом и семейством Словцова. Он был строгий и вместе с тем добрый начальник. Подчиненные трепетали за неисправность, но он никому не сделал зла. Многих облагодетельствовал, возвысил и осчастливил. Долго было бы исчислять все, что полезного сделал этот трудолюбивый муж для сибирских училищ в отношениях учебном, нравственном и хозяйственном; скажем только, что Провидение благословило его успехами, заметными повсюду. Для достижения такого результата, без сомнения, необходимы были необыкновенные усилия, неутомимая деятельность и неусыпный надзор.

Высочайшие награды суть лучшие свидетели о его ревностной и полезной учебной службе. В 1824 году он награжден орденом св. Анны 2-й степени с алмазными украшениями. В 1826 году пожалован в действительные статские советники. Казалось, что звезда его снова возблистала над ним. Вот что, между прочим, он говорил тогда в письмах своих о Сибири: «Решите вопрос психологический: почему наше воображение всегда в прошедшем, в котором смешивается, по крайней мере, поровну количеству огорчений и удовольствий, освещает одни приятные выдержки, а все черное или бросает в неприметной дали, или в тени погружает! Самые горести, самые слезы после того, как они обсохли, не представляются ли нам в радужных цветах? Вообще воспоминания, несколько крат переломившись, так сказать, в кристалле воображения при разных разложениях чувствительности, не подлежат ли метафизической игре цветных отливов, как и в атмосфере радужные дожди?». Но получая знаки монарших милостей и приобретши право на службу по всем губерниям, составляющим Казанский учебный округ, Словцов смущался сомнением: имеет ли он право на жительство и службу в России без ограничения, если бы представилась в том нужда. Посему генерал-губернатор Западной Сибири Петр Михайлович Капцевич, свидетельствуя об отличной службе Петра Андреевича, испрашивал у государя императора дозволения служить ему в России, но государю императору благоугодно было повелеть оставить Словцова на службе в том же месте. В сих высочайших словах Петр Андреевич полагал всемилостивейшее усмотрение полезной службы его на своей родине, но вместе с тем все-таки думал, что назначение служить в Сибири, последовавшее в 1808 году по одним вероятностям, не могло ли разуметься в виде заточения?

В 1827 году прибыли в Тобольск сенаторы Безродный и князь Куракин для обревизования Западной Сибири. Словцов, сознавая свою усердную и полезную службу, засвидетельствованную начальством, подал им записку об исходатайствовании отмены действия указа, состоявшегося 18 февраля 1808 года на имя сибирского генерал-губернатора. Сенаторы, удостоверившись в честном поведении и ревностной службе просителя, ходатайствовали за него у государя императора чрез генерал-адъютанта Бенкендорфа. В январе 1828 года последовало всемилостивейшее согласие продолжать Словцову службу в России, где пожелает, без ограничения.

Получение сей монаршей милости обрадовало ожидавшего ее. Не из видов дальнейшего возвышения по службе, но единственно в удостоверение, что оправдан и невинен, Словцов намеревался отправиться в Петербург, где уже и было обещано ему одно из высших служебных мест. Многие из уважавших и любивших его лиц радовались и советовали ему продолжать служение в столице, но нашлись люди, которые были противного мнения. Один из них говорил: «Петр Андреевич! Пламень недоброжелательства врагов ваших в Петербурге, может быть, по-видимому, и угас, но подумайте, нет ли искр под пеплом, которые в присутствии вашем не образовали бы нового пламени. После бурной вашей жизни и приметах к старости не славы и чести, но покоя и душевного спасения следует желать вам». Сии слова, произнесенные из уст пресвященного и благочестивого мужа, глубоко пали на сердце Словцова и разрушили задуманный план его. С упразднением должности визитатора училищ в 1829 году он оставил службу и от правления Казанского университета получил аттестат с рекомендацией: «Под судом, в штрафах и отставке не был. Во время пребывания в учебном ведомстве проходил должность свою, равно и исполнял все деланные ему по службе поручения с отличным усердием и ревностью на пользу народного просвещения при примерной нравственности». Вскоре за отличное прохождение службы награжден орденом св. Владимира 3-й степени и пенсиею по 3000 рублей (ассигнациями) в год. По сему случаю предварительно писал к нему М.М. Сперанский: «Давно, мой любезный Петр Андреевич, собирался я к вам писать, но все отлагал до того времени, когда могу сказать вам что-нибудь приятное и решительное. Третьего дня князь Ливен мне объявил, что желание ваше и мое сбылось. Государь пожаловал вам полный пенсион. Зная, сколь нужна вам сия милость к устроению и успокоению вашему, от всего сердца вас поздравляю. Прослужив с честью и пользою государству, вам остается теперь дослуживать службу великую, но нетяжелую – нести иго благое и бремя легкое – Господа Спасителя. Сколько часто среди дел и сует, меня обуревающих, думая о вас, наслаждаюсь мысленно вашим положением. С тех пор, как мы расстались в Иркутске, мысли мои, слава Богу, в сих существенных отношениях ни в чем не изменились, и мысль, когда и приду, и явлюся лицу Божию, везде и всегда со мною. Поручаю себя вашим добрым воспоминаниям и молитвам и точно молитвам, ибо я в глубине души уверен в действии молитвы не только за себя, но и за других. Господь да будет с вами. Р.S. Для чего бы вам хотя изредка, при большем вашем досуге, не написать ко мне строчку, сказать слово утешения. Это была бы сущая милостыня нищему, да бескорыстный, ибо отвечать я вам не в силах, но каждую почту рад читать ваши письма – не о Сибири и делах ее, но о вас самих и деле Божием».

Вот краткий очерк служебного поприща Словцова, несмотря на превратности его жизни, достоинствами и заслугами достигшего знатного чина и знаков отличия.

Теперь обратимся к ученым трудам его, которые доставили ему неоспоримое право на почетное место в истории русской литературы. Из переводов его с латинского и французского языков, оставшиеся в рукописях, известны: «Извлечение из Вилькельмановой истории о художествах, какие были у древних народов» 1810 года; «Муж жаждущий» – двадцать четыре тетради in fol, начато переводить в марте 1807 года, кончено в декабре 1808 года. Отрывки из книги «О служении духочеловека». Перев. 1817 г. Назидательные чтения из книги «Душа, возносящаяся к Богу посредством размышления и благоговения». Начато переводить 22 июня 1842 года; три тетради сии in fol.

В молодости Петр Андреевич не чужд был и поэзии. Из стихотворения его помещено в «Пантеоне Русской Словесности» «Китаец в Петербурге», есть немало и в рукописях: «Послание к М.М. Сперанскому». «Послание к М.М. Сперанскому в Пермь» во время нахождения его там в изгнании; «К Сибири»; «Переложение стихами канона Пасхи» и проч.

В «Казанском Вестнике», «Московском Телеграфе» и других периодических изданиях можно найти несколько статей, относящихся до Сибири. Отдельно изданные им сочинения: «Похвальное слово Иоанну Васильевичу IV», «Похвальное слово Пожарскому и Минину», печатанные в 1807 году; «Письма из Сибири 1826 года», посвященные Казанскому обществу любителей словесности; «Два дня из римской истории, или Двое сцинионов африканских», 1830 года – посвящено Ивану Ивановичу Мартынову, как заслуженному любителю классической древности; «Прогулки вокруг Тобольска в 1830 году». Но «Историческое обозрение Сибири» есть венец его сочинений. Не выгоды, но одно бескорыстное чувство священного долга в отношении к отечеству и любви к своей родине побудили Петра Андреевича предпринять в старости лет столь трудную работу. Как уроженец Сибири, объехавший ее от Урала до Камчатки и проживший в ней много лет, он коротко знал многие частности сей страны. Глубже и вернее других мог проникнуть во многие обстоятельства и собрать сведения для точного географического описания ее. Надо было видеть семидесятилетнего автора, сидящего, сгорбившись, над грудами книг и рукописей и нередко ночью при свете огня. Надо было подивиться примерному трудолюбию и терпению. Весь свой ум он употреблял на воспоминание своей родной страны и по возможности старался изобразить ее историческое обозрение твердою рукою мастера, ибо' история Сибири была потребностью души его.

«Дщерь Азии, богато наделенна!
По статным и дорожным раменам,
Бобровою порфирой облеченна,
С собольими хвостами по грудям,
Царевна! Сребряный венец носяща,
И пестрой насыпью камней блестяща,
Славян наперсница, орд гордых мать,
Сибирь! Тебя мне любо вспоминать».

После Миллера и Фишера, его компилятора, с некоторым продолжением не было сибирского историка. Словцов дополнил сказания Миллера; для замещения пробелов, часто оказывающихся в пустоте сибирского быта, несмотря на многое множество писанного о Сибири, без связи и даже с противоречиями, поставил известное на своем месте, устранил мелочи, ничего не сказывающие, обошел противоречия и протянул чрез дальнее пространство времени нить историческую.

При таких условиях со стороны автора и при столь обширном изучении страны сочинение не могло не отличаться отчетливостью, хотя и не достигло большой полноты. Историческое обозрение Сибири состоит из двух книг. Первая, заключающая в себе события с 1588 до 1742 гг., посвящена достопамятному имени Визлера, как писателя сибирской истории. Напечатана в 1838 году. Вторая простирается до 1823 года, или до издания Сибирского учреждения и открытия двух главных управлений – Западного и Восточного. Посвящена бессмертному имени графа Михаила Михайловича Сперанского, некогда бывшего генерал-губернатором. Вышла в свет по смерти автора – в 1844 году.

В сочинениях Словцова повторилась вся жизнь его. В них видно блестящее остроумие, образцовый взгляд, смелость говорить правду, почему в некоторых местах и проглядывает оригинальный и меткий критицизм, коим обнаруживал недостатки некоторых лиц в Сибири. Главные же черты «Исторического обозрения Сибири»: любовь к отечеству, нравственность и просвещение, какое было возможно в описываемое время. Новейшие писатели называют слог Словцова надутым, выражения необыкновенными, даже странными. Напротив, слог его сжат, как у Тацита, нет у него лишних слов, но периоды наполнены мыслями; читать его должно с толком и внимательностью. Кроме того, чтобы вполне оценить слог и выражения Петра Андреевича, их должно рассматривать и применять не к настоящему, но к тому времени, в которое он жил в молодости и под влиянием которого был воспитан и образован, ибо человек всегда есть плод своего времени.

Нет сомнения, что Словцов не мог изучить всех источников с равным вниманием. Пусть строгая критика находит недостатки в сочинении его, если оно не достигло полной исторической цели, но за всем тем оно будет лучшим и богатым приготовлением к пространному произведению истории Сибири.

В некоторых журналах слегка упоминалось о выходе в свет «Исторического обозрения Сибири» и были помещаемы разборы, но полной добросовестной оценки этому замечательному сочинению еще не было. Сам автор в предуведомлении ко второй книге на отзывы об его сочинении говорил: «В IX томе «Сына отечества» за 1839 год я читал благородную рецензию на первую мою книгу. Книга обвиняется в сухости, в одной официальности и в устранении этнографического отдела. Все это имело бы место в концепте самостоятельной, а не областной истории. Умный рецензент, прочитав две страницы сего предуведомления, не рассудит ли послабить своею изыскательность не менее и потому, что в моем плане надлежало быть кратким и достоверным, а не краснобаем, что здешняя история, как летопись правительственной опеки над сиротою, так сказать, совершеннолетнею, должна поверять свои страницы актами, особенно при безгласности летописцев и бывальцев-писак, и что повторение этнографии истасканной завлекло бы меня далеко без нужды. Признаюсь, у меня нет счастливого дара оживлять обыкновенные житейские хлопоты простого быта, ни выдумать лучшую историю, как поэму, и проч. Читал также другие две критики: одну довольно жесткую о недостаточности единства, другую – довольно скромную о недостаточности системы. Благодарю обоих судей за их суждения, едва ли не излишние при первом обзоре и своде исторических происшествий страны; но не пускаюсь в прения с притязаниями на ум, то эпический, то систематический. Я ограничиваюсь существенными вопросами к читателю: а) познакомлен ли он моею книгой с главными в Сибири событиями и с переменами по части управительной; б) правилен взгляд мой на общий ход дел страны, верны ли мои рассказы об особых происшествиях; в) высказано ли единство не техническое, но внутреннее, живое единство, которому по временам поучает голос народный и постоянно само правительство заботившееся: первое – прекратить неправды местные, второе – распространить христианство? Вот две неопровержимые истины, сказывающиеся в деле первых переводов – правосудие и православие? Впрочем, в духе целей страны или толпы, которая еще не сложилась, не видно общего света, а об оттенках было и будет замечаемо».

Довершим обзор наш из частной жизни Петра Андреевича. Он не был женат не потому, чтобы чуждался женщин, но превратность судьбы воспрепятствовала ему быть семьянином. «Ты видишь, – говорил он о себе в летах преклонных одному из уважаемых им лиц, – потухший вулкан и думаешь, что он всегда был покрыт льдом! В этом сердце перегорело много чувствований, много перекипело страстей: судьба одним разом их погасила, как мы гасим отгоревшую свечу». Словцов был честен, смел, враг притеснений и несправедливости.

По выходе в отставку Петр Андреевич постоянно жил в Тобольске, одушевляясь силою религии, был строг в образе жизни и чуждался всех светских удовольствий. Временем располагал с методическою точностью, а потому не проходило дня, который бы он бросил в жертву праздности. Но чтобы постоянное напряжение не могло вредить его здоровью, он разнообразил умственные труды свои. Поутру после молитвы, продолжавшейся около часа, читал несколько стихов из Евангелия, потом главу из Фомы Кемпийского или другого благочестивого писателя. Затем занимался чтением или письмом. Уделял несколько времени на прогулку и не более часа на отдых после обеда. Редко сам посещал некоторых и приверженных к нему лиц, которые в праздничные дни собирались к нему для умных бесед.

Так прошли тринадцать лет в отставке. Наконец недуги тела и преклонность лет начали расстраивать крепкое от природы сложение. Петр Андреевич начал чувствовать приближение смерти почти за год ранее. В таких мыслях от 31 августа 1842 года, между прочим, он писал в Березов к одному из любимых и уважаемых им лиц, четыре года при нем каждодневно находившемуся в Тобольске для чтения ему книг и умного собеседования: «Н.А., желаю вам пользоваться долголетним здоровьем и благополучием. Что касается до меня, секира уже лежит при корени». В день ангела своего, 16 января 1843 года, подписал духовное завещание и, отдавая его И.П. Помаскину, сказал: «Болезнь моя усиливается, ничто не связывает меня с землею, книга о Сибири кончена, следует только отослать в печать (что и исполнил 24 февраля). Благодарю Бога за все благодеяния его в жизни моей и молю Бога, да успокоит меня, бедного грешника. Хотелось бы поболее заняться делом Божиим и, ежели сподобит Господь, то намереваюсь приобщиться св. тайн, потому что не знаю, доживу ли еще до поста и буду ли здоров», что и исполнил с теплой верою 18 числа того же месяца.

Преосвященный епископ Владимир по прибытии из Костромы в Тобольск желал познакомиться с Петром Андреевичем, как другом родственника своего М.М. Сперанского. В праздник Благовещения совершал литургию в церкви прихода, где жил Словцов, и после обедни с гражданским губернатором М.В. Ладыженским приехал навестить больного. Пробыв несколько минут, преосвященный при прощании, благословив отходящего в вечность, сказал: «Молитесь Всемогущему, да облегчит ваши болезни, и я надеюсь вскоре видеться с вами». Назавтра больного соборовали св. маслом. Марта 28 Петр Андреевич скончался на 75-м году от рождения. Отпевание происходило 31 час в кафедральном соборе самим преосвященным Владимиром, который при сем случае говорил слово из текста: «Лазарь, друг наш успе».

Блажен, кто, расставаясь с сим миром, в последние свои часы мог отдать самому себе свидетельство, что, вытерпев стрелы зависти, давно душевно простил своих недоброжелателей, службою и учеными трудами был полезен человечеству, наконец, умными и нравоучительными советами укрепил благородные чувства во многих, особенно в сердцах, ему преданных.



    2 августа 1858 года, г. Семипалатинск.