418 Пионт Е Много неба
Екатерина Лаврентьевна Пионт





Екатерина ПИОНТ 





Много неба 



Рассказы




ПЕРЕСТРОЙКА


О, как нам нравился круглый стол!

Такой был у Людки. Недавно купленный, жёлтый, он, как солнышко, притягивал взгляд.

А на самой середине его — тоже круглая, белоснежная салфетка с выбитым узором. А на ней ваза с ромашками...

Мы с сестрой как увидели эту красоту, так потеряли покой.

Салфетка похожая у нас была. Вазу можно заменить графином. А ромашек полно в огороде. Дело оставалось за немногим — за столом...

Мы всегда любили свой старый, четырёхугольный, он был как живой, даже поскрипывал, когда обида выпуска­ла слёзы из наших глаз, было ощущение, что он тоже пла­чет. И эта перекладина внизу, уже стёртая почти наполо­вину нашими ступнями, поддерживала нас...

И вдруг он нам стал ненавистен, сбитый из обыкновен­ных досок, покрашенный коричневой краской стол. Хотя он и был покрыт всегда то скатертью, то клеёнкой.

Когда-то отец, сколачивая его, приговаривал: «Помо­гай учить уроки, дочкам получать пятёрки». Мы прыга­ли от радости за новый стол и за такие складные папки- ны стихи!

Но сейчас мы повзрослели почти в два раза. Нам хоте­лось красоты.

А красивее Людкиного стола на тот день мы не видели ничего.

И вдруг нас осенило. А что если из старого прямоуголь­ного сделать круглый!

Запросто! Ножовку в руках держать умеем, пилили и стро­гали не раз.

Эту мечту мы и стали вынашивать с сестрой. Прикиды­вали, отбросив клеёнку, что да как.

А потом покрасить охрой! Банка в кладовке стоит. Ещё неизвестно, чей стол выиграет!

Наступила уже зима, а мечта так и оставалась мечтой.

И вот долгожданный момент настал. У тёти Нюры слу­чился день рождения! Никогда ещё мы не радовались так за неё. Родители идут в гости! Уж как они долго собира­лись на сей раз: сначала папка захотел надеть галстук, за­вязывали его долго, спорили, да только махнули рукой, тогда мама решила его единственный костюм почистить и погладить так, чтобы он сошёл за выходной...

Мы с сестрой выглядывали из комнаты в нетерпении, а они всё возились и возились в прихожей.

Наконец ушли. У нас просто чесались руки, скорее бы всё переделать!

Что будет завтра — мы не задумывались.

Уложив младшую сестрёнку спать, чтобы не было сви­детелей, мы под песню «Не кочегары мы, не плотники...» занесли пилу, седую и кусачую от мороза.

Так... был бы такой большой циркуль — раз и всё, и стол был бы готов.

Стали думать, каким способом сделать ровный круг. Взгляд блуждал по дому — что бы такое применить и на­ткнулся на бочку с водой. Крышка! Положили её на стол и стали очерчивать химическим карандашом. Диаметр получился небольшой, до Людкиного ему как от блина до луны. Ничего, добавим по десять сантиметров по всей ок­ружности, и цель будет достигнута! Но для этого нам не хватало ширины стола. Решили, будем прибивать по дос­ке с обеих сторон. Ерунда! Всё получится, вот только чаю попьём.

Пошли на кухню. И здесь призадумались: стол-то бу­дет, немного осталось, а стены оставлять прежними никак нельзя, убогость сквозит от разнокалиберных фотографий под одним стеклом в огромных рамах. Нет, надо их уби­рать, а вместо них в одну раму вставить «Незнакомку» Крамского, которая у нас в спальне висит, кто ее там видит, а в другую — вышитые красные маки... на третьей раме, где похвальный лист отца за стахановскую работу, мы споткну­лись. Там, наверху грамоты, образы Ленина и Сталина...

Решили пока не трогать.

Воодушевлённые новой идеей мы продолжили работу.

Фотографии с бабушками, дедушками, тётями, дядями, многих мы ни разу даже и не видели, стопками ложились на диван.

Ну, какая от них красота? Местами порванные, с по­лосками загибов, почему-то с ржавыми пятнами, пожел­тевшие фотографии красуются на стенах.

Мы их сразу переворачивали, так как нам обеим пока­залось, что запечатлённые лица стали смотреть на нас со страхом... тишина стала гнетущей.

Мы поглядывали на часы, они качали маятником, слов­но головой, осуждающе...

От окон, замерзших к ночи до верха, шёл холод...

Весь дом словно сговорился против нас. Стало как-то жутковато даже. Мы торопились.

Руки совсем перестали нас слушаться. Но откладывать было нельзя, когда ещё выдастся такой случай.

Наконец «Незнакомка» украсила одну стену, а яркие цветы противоположную.

«Смотри, какая красота!» — то и дело восклицали мы. «Незнакомка» надменно взирала на наш стол. Ничего, скоро с гордостью будет смотреть. Красные маки, выши­тые гладью, зарделись ещё больше на фоне побеленной сте­ны, склонив головки, будто принимали наш восторг на свой счёт.

Мы потирали ладони: половина работы сделана.

Ножовка давно отошла от мороза, и мы собрались пи­лить добавочные доски.

И тут явились они, родители. Доски с пилой мы успели сложить в углу, прикрыв халатом, на стол набросили клеён­ку, крышку вернули бочке.

Пока родители на крыльце веником обметали снег с ва­ленок, мы спрятали все улики. Только «Незнакомка» пре­дательски оставалась на месте, и пуще прежнего алели маки.

Мы с сестрой обменялись успокоительными жестами в надежде на послегостевое состояние отца.

Папка, сняв суконное пальто, первым делом направился в комнату, прямиком к окну, где на подоконнике у нас стоял радиоприёмник, этого мы не учли, ведь в полночь после­дние известия. Ритуал не ритуал, но без них он не шёл спать. Мы притихли, пережидая форс-мажор.

Отец прослушал вести с полей, репортаж о поездке Хру­щёва по стране, спокойно выключил приёмник и, не торо­пясь, стал подниматься со стула. Мы делали вид, что приби­раемся в комнате, перекладывая книги на этажерке.

—  Снимки — на место, где им положено находиться, — произнёс он неожиданно.

Услышав твёрдый голос отца, мы оцепенели.

Без лишних слов папка удалился из комнаты.

Почти до двух часов ночи, шмыгая носами, мы встав­ляли в рамы фотографии, стараясь соблюсти их прежнее место.

Уже став сами родителями, а затем и бабушками, мы с сестрой не перестаём счастливо восклицать при удобном случае:

—  Как хорошо, что стол не был квадратным!.. Не то...

Круглый жёлтый стол у нас со временем всё-таки по­явился. Толи мы выпросили его, то ли деньги были... Ко­нечно же, мы были рады ему. Только я не помню, как всё происходило. Но мечта о нём была сладкой. И это запом­нилось ярко.

А ещё ярче — наш старый стол. Я даже помню, что шляп­ка одного гвоздя с левой стороны была намного больше, чем все остальные. Почему? Ведь гвоздей у нас всегда было достаточно. Мы всё собирались спросить у отца, но так и не успели...

Недавно сестра позвонила мне из нашего дома и сообщи­ла, что наш стол жив!

Он благополучно пережил полсотни лет на чердаке. На нём, покрытом сверху клеёнкой, стоял ящик, в котором хра­нилась какая-то рухлядь. Это его и спасло.

— Не вздумай выкинуть! — воскликнула я, чем, кажет­ся, обидела сестру. Ну, ничего, попрошу прощение по при­езду, домой захотелось...