418 Пионт Е Много неба
Екатерина Лаврентьевна Пионт
Екатерина ПИОНТ
Много неба
Рассказы
ПЕРВЫЕ ГОРЕСТИ
Соня, Настя и Саша сидели в комнате, смотрели какой-то мультик, и вдруг крик Сони:
— Ты, что натворил!.. Сломал!..
— Это не я! Ты сама бросила!
— Нет, ты! Ты! Ты бросил машинку сверху!
Встревоженная, я заглянула в комнату.
Соня горько плакала.
Саша сидел, опустив голову.
— Что опять случилось?
— Саша мой mp-3 плеер поломал...
— Как поломал?! — испуганно воскликнула я. — Саша, это правда?
— Нет, она сама...
— Ага, сама, ты со своими дурацкими машинками...
Я вздохнула:
— Ну, как так, Сонечка? Ты старше, тебе уже десять лет! Ты же девочка, надо как-то внимательнее быть.
— Я и так внимательна! А он не думает своей головой, что делает. Теперь что мне папа скажет?.. — Соня снова заплакала.
Настя стала утешать двоюродную сестрёнку:
— Не бойся, твой папа не рассердится. И мне десять, а я недавно поломала мышку компьютера, так мой папа простил меня, а они же родные братья!
Я взяла в руки эту мной ещё не освоенную вещицу.
— Да... может, пластик окошечка можно поменять? Надо папу спросить...
Соня заплакала ещё горше.
— Что я скажу папе?! Он говорил мне беречь...
— Хочешь, я ему скажу. Он тоже в детстве кое-что ломал...
— Но это же дорогая вещь, — всхлипывая, роняет Соня.
Надо было как-то её успокоить. Не стоит эта игрушка таких слёз и нервов.
— Что сделано, то сделано! Надо теперь исправлять ошибку. Всякое бывает в жизни.
«То, что нас не убивает, делает нас сильнее!» — повторила я известное выражение.
На что Соня, Саша и Настя разом вскинули головы.
— Да, да! Запомните это. И вообще, любая вещь ничего не стоит, сколько бы она не стоила, по сравнению со здоровьем, а нервы...
Саша мгновенно отреагировал:
— Нервы не восстанавливаются!
— Точно, Санёк.
— Слушайте, когда мне было семь лет, в первом классе... за хорошую учёбу и отличное поведение моя первая учительница Сара Иосифовна подарила мне тоненькую книжку, — начала я.
Пара голубых глаз и две пары чёрных смотрели на меня выжидающе.
— Книжка эта была — «Гадкий утёнок». Как я была счастлива! Она была вся жёлтая, как цыплёнок. И на ней была картинка, как утёнок выбирается из скорлупы. Я не могла наглядеться на неё, первая книжка, подаренная мне лично! Я её не давала в руки даже сестрёнкам, а показывала издали. Они за это меня обзывали: «Жадина-говядина». Но я всё равно не давала. Я почти не выпускала книжку из рук. А к вечеру обнаружила на обложке какое-то пятно, как будто жирное, наверное, от пальца. Это было такой трагедией!
Внуки, забыв про своё, открыв рот, слушали меня, ойкнув на драматическом моменте.
— Я легла спать со слезами на глазах, уснуть не могла, — продолжала я. — Встала, зажгла лампу, чтобы не будить никого, и принялась ластиком стирать это пятно. Оно не стиралось... И тут одна слезинка капнула прямо в центр пятнышка. Я ещё потёрла, пятно вроде посветлело. Я посчитала, что всё у меня получилось, и довольная уснула.
Утром я первым делом бросилась к книге, чтобы разглядеть её при ярком свете. Пятно стало белым. Сердце моё защемило, слёзы градом полились из глаз...
А мне надо было собираться в школу. Я никому не сказала о случившемся.
Не знаю, как я просидела четыре урока, но, вернувшись домой, я первым делом взялась за книжку.
Вытащив желтый карандаш из коробки, я закрасила белизну. Но окрашенное место отличалось от обложки... Это было для меня большое горе.
— Оно сделало тебя сильнее?! — почти в голос выкрикнула троица.
— Может быть... — ответила я.
Ложась спать, они о чём-то долго переговаривались...
Наверное, через полчаса я вошла к ним в комнату, чтобы поправить одеяла. Они сидели, склонившись, возле настольной лампы... раскрашивали листы бумаги в жёлтые цвета...
— Бабушка! А какого она оттенка была?! Этого?! Этого?!.. Может, такого?!
Вот к этому цвету подошёл бы такой карандаш... а к этому...
Я обняла их:
— Хорошие мои... Оттенка я не помню. Только помню, что это было в моей жизни! И оно мне дорого.
Все трое прижались ко мне крепче...