418 Пионт Е Много неба
Екатерина Лаврентьевна Пионт





Екатерина ПИОНТ 





Много неба 



Рассказы




ПЕРВЫЕ ГОРЕСТИ


Соня, Настя и Саша сидели в комнате, смотрели какой-то мультик, и вдруг крик Сони:

—  Ты, что натворил!.. Сломал!..

—  Это не я! Ты сама бросила!

—  Нет, ты! Ты! Ты бросил машинку сверху!

Встревоженная, я заглянула в комнату.

Соня горько плакала.

Саша сидел, опустив голову.

—  Что опять случилось?

—  Саша мой mp-3 плеер поломал...

—  Как поломал?! — испуганно воскликнула я. — Саша, это правда?

—  Нет, она сама...

—  Ага, сама, ты со своими дурацкими машинками...

Я вздохнула:

—  Ну, как так, Сонечка? Ты старше, тебе уже десять лет! Ты же девочка, надо как-то внимательнее быть.

—  Я и так внимательна! А он не думает своей головой, что делает. Теперь что мне папа скажет?.. — Соня снова за­плакала.

Настя стала утешать двоюродную сестрёнку:

—  Не бойся, твой папа не рассердится. И мне десять, а я недавно поломала мышку компьютера, так мой папа прос­тил меня, а они же родные братья!

Я взяла в руки эту мной ещё не освоенную вещицу.

— Да... может, пластик окошечка можно поменять? Надо папу спросить...

Соня заплакала ещё горше.

—  Что я скажу папе?! Он говорил мне беречь...

—  Хочешь, я ему скажу. Он тоже в детстве кое-что ломал...

—  Но это же дорогая вещь, — всхлипывая, роняет Соня.

Надо было как-то её успокоить. Не стоит эта игрушка та­ких слёз и нервов.

—  Что сделано, то сделано! Надо теперь исправлять ошиб­ку. Всякое бывает в жизни.

«То, что нас не убивает, делает нас сильнее!» — повторила я известное выражение.

На что Соня, Саша и Настя разом вскинули головы.

—  Да, да! Запомните это. И вообще, любая вещь ничего не стоит, сколько бы она не стоила, по сравнению со здоро­вьем, а нервы...

Саша мгновенно отреагировал:

—  Нервы не восстанавливаются!

—  Точно, Санёк.

—  Слушайте, когда мне было семь лет, в первом классе... за хорошую учёбу и отличное поведение моя первая учи­тельница Сара Иосифовна подарила мне тоненькую книж­ку, — начала я.

Пара голубых глаз и две пары чёрных смотрели на меня выжидающе.

—  Книжка эта была — «Гадкий утёнок». Как я была счаст­лива! Она была вся жёлтая, как цыплёнок. И на ней была картинка, как утёнок выбирается из скорлупы. Я не могла наглядеться на неё, первая книжка, подаренная мне лично! Я её не давала в руки даже сестрёнкам, а показывала издали. Они за это меня обзывали: «Жадина-говядина». Но я всё рав­но не давала. Я почти не выпускала книжку из рук. А к вече­ру обнаружила на обложке какое-то пятно, как будто жир­ное, наверное, от пальца. Это было такой трагедией!

Внуки, забыв про своё, открыв рот, слушали меня, ойк­нув на драматическом моменте.

—  Я легла спать со слезами на глазах, уснуть не могла, — продолжала я. — Встала, зажгла лампу, чтобы не будить ни­кого, и принялась ластиком стирать это пятно. Оно не сти­ралось... И тут одна слезинка капнула прямо в центр пят­нышка. Я ещё потёрла, пятно вроде посветлело. Я посчита­ла, что всё у меня получилось, и довольная уснула.

Утром я первым делом бросилась к книге, чтобы разгля­деть её при ярком свете. Пятно стало белым. Сердце моё защемило, слёзы градом полились из глаз...

А мне надо было собираться в школу. Я никому не ска­зала о случившемся.

Не знаю, как я просидела четыре урока, но, вернувшись домой, я первым делом взялась за книжку.

Вытащив желтый карандаш из коробки, я закрасила белизну. Но окрашенное место отличалось от обложки... Это было для меня большое горе.

—  Оно сделало тебя сильнее?! — почти в голос выкрик­нула троица.

—  Может быть... — ответила я.

Ложась спать, они о чём-то долго переговаривались...

Наверное, через полчаса я вошла к ним в комнату, чтобы поправить одеяла. Они сидели, склонившись, возле на­стольной лампы... раскрашивали листы бумаги в жёлтые цвета...

—  Бабушка! А какого она оттенка была?! Этого?! Это­го?!.. Может, такого?!

Вот к этому цвету подошёл бы такой карандаш... а к это­му...

Я обняла их:

—  Хорошие мои... Оттенка я не помню. Только помню, что это было в моей жизни! И оно мне дорого.

Все трое прижались ко мне крепче...