418 Пионт Е Много неба
Екатерина Лаврентьевна Пионт





Екатерина ПИОНТ 





Много неба 



Рассказы




КОРОЛЕВА


Не знаю, сколько было лет тёте Нюре, нашей соседке слева, может, всего 50, а может, и 70...

Её можно было принять издалека за двенадцатилетнюю девочку, нарядившуюся в старушку, чтобы разыграть под­ружек. В тёмной, местами выцветшей длинной юбке, в ва­ленках с галошами, с алюминиевым подойником в одной руке и суковатой палкой в другой, она на ощупь пробира­лась от крыльца к стайке. Её ссохшееся, без кровинки, лицо казалось ещё меньше из-за спущенного на лоб чёрного плат­ка. Когда-то карие, слезящиеся глаза ничего не выражали. Тётя Нюра уже несколько лет ничего не видела. Но ходила за коровой: поила, давала сено, доила. Жданка глядела на неё жалобно и как-то виновато, а тётя Нюра гладила её су­хой ладошкой и, приговаривая что-то, улыбалась.

Она вышла замуж в 16 лет и прожила с дедом нелёгкую жизнь. В округе его все звали Король — от фамилии Коро­лёв. Сам Король был двухметрового роста, с длинными, сви­сающими вниз, огромными руками. Нос, губы — всё было крупным, но как будто небрежно выполненным. Взгляд его был тяжёлым, мало что в жизни могло поднять его от зем­ли. Как только в классе мы прочитали «Мёртвые души» Го­голя, я стала называть его Собакевичем.

На дворе Советская власть, а у Короля — работники: пью­щие муже женой, Фрося и Котя. Запомнилась почему-то даже фамилия их — Нечаевы, да уж, действительно, Нечае­вы... Каждое утро — трезвые, с каким-то вызывающе целеу­стремлённым взглядом они проходили мимо наших окон. Он, от горшка два вершка, в кирзовых сапогах, впереди, она, крупная, чуть отстав от благоверного, соблюдая субординацию, позади, неся инструмент: пилу или тяпку... Вече­ром расстояние между ними увеличивалось: покачиваясь из стороны в сторону, он неизменно шёл первым, почти на гла­за нахлобучив серую фуражку, она, разомлевшая, с блужда­ющей улыбкой и взглядом, следом, широко расставляя креп­кие ноги в парусиновых тапочках. Как-то эти ноги не удер­жали её, и пролежала она до утра в канаве, но обиделась на соседскую девочку, что та в это время шла мимо и не поздо­ровалась.

Король бил свою королеву. Она не раз ночевала у нас: уже на ночь глядя наш Барбос начинал как-то по особому скулить, выглядывали в окно — тётя Нюра, держась за за­бор, пробиралась к нам — полуодетая, дрожащая... Охая, родители бросали свои дела, мы, ребятишки, выскакивали ей навстречу. Утром она возвращалась обратно к своему злыд- ню, скорее всего к Жданке. Как-то мне пришлось мыть у них пол, я скоблила его, тёрла песком, но он всё равно оста­вался чёрным, эта чернота была не проходящей в жизни тёти Нюры, в которую почему-то никто не вмешивался (так мне казалось). А как было и вмешаться, если ворота Короля были и день и ночь на запоре. Я, начитавшись сказок, видела в Короле страшное чудище из «Аленького цветочка» и не те­ряла надежды, что он в конце концов превратится в добра молодца, не зря же тётя Нюра не покидает его царства, она- то знает, что он сразу без неё умрёт... Хотя в реальности когда-то царство-то было её, а она полюбила несчастного бедняка, и всё, что могла, отдала ему. Перепутали сказки... За это, наверное, он и издевался над ней всю жизнь.

Ещё до раскулачивания и высылки в Сибирь она родила ему двух сыновей, жгучий мороз закалил их, и, оперив­шись, они вылетели, вырвались из этих чужих им мест, да только родители не смогли подняться вслед за ними... Оба сыночка — полковники, они проживали в больших горо­дах.

Однажды один из них посетил стариков с красавицей женой и двумя детьми. Одиннадцатилетняя Наташка Ко­ролёва, дочь старшего, оказалась на нашей поляне. Мы, ребятня, раскрыв рот и глаза, с восхищением и завистью гля­дели на неё. Какое пальто было у этой принцессы! Алое, с круглым воротничком и с необычными квадратными пу­говками, оно потом не один год щекотало наши сердеч­ки. Всё у неё было иным: и банты, и чулки, и туфли, и пла­тья, яркие, новые. А какой был у неё отец! Высокий, моло­дой, с широкой улыбкой — в общем, королевич! Про себя я подумала: свершилось чудо! Теперь или чудище превратит­ся в прекрасного мужа тёти Нюры, или королевич умчит мать королеву в своё царство.

Но спустя две недели сказка неожиданно оборвалась так: тётя Нюра у ворот провожала красавца сына. Припав маленьким тельцем к нему, она уткнулась заплаканным не­зрячим личиком прямо в его сердце. Но не встрепенулось оно, потому что было очень крепким, ведь он был воен­ным...

Года через два тёти Нюры не стало, соседи вздыхали: от­маялась... Приехали уже оба сына. Через девять дней дед Король в новом костюме, побритый, прощался с соседя­ми навсегда, с гордостью он говорил каждому, что за его дом дали хорошие деньги.