418 Пионт Е Много неба
Екатерина Лаврентьевна Пионт





Екатерина ПИОНТ 





Много неба 



Рассказы




НЕЗАБЫВАЕМАЯ ВЕСНА


Кажется, мне было семь лет. Вернее, исполнилось в этот день, 15 мая. Я, в новых чёрных лакированных туфельках, прыгаю с досочки на досочку, стараясь не запачкать даже подошвы. Нахоженный за зиму, плотный, со льдом снег только сошёл с тротуаров. Влажные тёмные доски отогре­вались на солнце и благоухали чем-то таким родным... чуть позже поняла — деревом.

Да, именно, деревом. Этот запах кружил мне голову, и я, лавируя, осторожно шаг за шагом шла по весне.

Растаявшие тротуары на севере — это весна! Неповтори­мая.

Потому что её долго ждёшь. Начинаешь ждать уже после Нового года.

После января — февраль! А первого февраля, я замети­ла, солнце — во все окна! Откуда оно так — вдруг — появля­ется?!

Ведь ещё вчера небо ничего хорошего не предвещало. Серый полог висел низко — это от тяжести солнца, которое налилось, как перезревший плод, чтобы брызнуть лучами неожиданно, прямо в глаза.

И в тот день, в самой середине мая, снег ещё не весь ушёл со двора.

Чёрная жирная земля, вырвавшись из плена, дышала тя­жело, исходя паром. Кое-где из неё проглядывала уже мо­лоденькая травка, через три дня она будет стоять при пол­ном параде, волнуя изумрудной нежностью, как женщина, протянувшая руки к солнцу.

А пока она с любопытством озиралась вокруг, радуясь все­му, что видела окрест, только жалостливо поглядывала на снег, оставшийся по углам, в тени. Он старым, больным, серым псом лежал недвижно, с печальным взглядом, и сох на глазах.

Небо, освободившись от бремени, вспорхнуло высоко, и, оставшись там, колыхалось голубой газовой косынкой, какую мне родители привезли из самой Москвы. Изредка в некоторых местах под сводом этого божественного купола пролетали белые пушинки, и я, смеясь, дула на лёгкие об­лака, запрокинув голову вверх, и чуть не угодила в лужицу, в которой уже купался вместе с воробышком кусочек неба.

Небо было везде. Казалось, скоро станет всё голубым. Бросишь взгляд на окно — видишь небо! Заглянешь в глаза сестрёнке — и там небо! Даже в бочке с дождевой водой пла­вает небо! О, сколько неба! Я вдыхала, вдыхала влажный воздух, и он казался мне голубым. Потому, наверное, чуть повзрослев, я написала:

_Всем_снится_розовое_детство,_
_Мне_снится_—_голубое._
_Всё_голубое_—_лес_и_небо!_
_А_солнце_—_золотое!_
_Я_в_платье_голубом_сижу,_
_В_окошко_синее_гляжу._
_Своими_синими_глазами_Я_голубое_всё_ищу..._

Но это мне было уже лет пятнадцать.

А тогда, в те блаженные минуты моего гулянья возле дома, из соседнего двора, который был отгорожен от нашего жи­вым заборчиком, пряслами из тала, зеленевшими уже на­верху, вдруг неожиданно вырвалось залпом среди утренней тишины: «Дуй, пастух, в дудочку на заре... Я рано-рано с зорькою встану...», перемахнув границу между дворами, это музыкальное чудо радостно неслось прямо ко мне. Я замер­ла на месте. Нет, я полетела навстречу... Это оказалось так созвучно моему настроению, каким-то новым ощущениям моей ещё неокрепшей души, что незамысловатая песенка пронзила меня насквозь и осталась во мне навсегда.

Сколько я переслышала песен до и после этого, но ни одна меня так не задела, как эта, выпорхнувшая с трепе­том из ближнего двора. Из чёрной тарелки, прикреплён­ной на столбе молодым соседом, ведь весна! Ни одна...

Она зачем-то мне была послана тогда. С того дня и до нынешних пор стоит мне заслышать лишь самые первые нотки этой весёлой мелодии, по мне проходит сладкая дрожь. Это прохладное дуновение весны уносит меня во двор отчего дома. Где осталась настоящая весна.