408 Селиванов Ветрено
Федор Андреевич Селиванов
Федор Селиванов
Ветрено
Рассказы
Одни карикатуры
Художник был роста маленького, с обозначившимся животиком. Картины его — а это были в основном портреты — любители живописи ценили высоко. Денис Сергеевич умел выпятить деталь, черточку так, что все остальное в человеке тускнело, отходило на второй план. Но те, кого изображал художник, обижались на него, некоторые даже ненавидели.
Вообще-то давно замечено: если писатель расскажет о ком-то в печати, а художник нарисует чей-то портрет, то этот человек начинает как-то свысока смотреть на писателя, художника.
Здесь же было другое. Вот нарисовал он портрет милой обаятельной Галины Александровны Кушкиной, известного экономиста, специалиста высшего класса. Глаза ее были необыкновенные — огромные, внимательные. Денис Сергеевич же загнал их глубоко в глазницы.
Галина Александровна вспыхнула, когда увидела портрет.
— Вы нарисовали портрет или карикатуру? — спросила она художника.
Денис Сергеевич не раз слышал подобный вопрос. Он и сам удивлялся тому, что у него выходило. Нет, он всегда хотел сделать портрет, но не получалось. Почему — художник не знал. Сначала он испытывал досаду, а потом смирился: ведь его картины нравились зрителям. Они считали, что у художника великолепный дар юмора. Зрители смеялись, художник радовался, а оригиналы плакали.
И вот однажды Феликс Сергеевич решил создать автопортрет. Обычно мрачный, хмурый в дни работы, он был в весело-радостном возбуждении. Работа спорилась. Краски ложились плотно, как бы сами собой.
Наконец, настал день, когда зрители увидели автопортрет.
— Надо же, сам на себя карикатуру нарисовал! — удивлялись они.
Все смеялись, а Феликс Сергеевич кричал:
— Не карикатура это, а я сам.
Но ему не верили.
Федор Андреевич Селиванов
Федор Селиванов
Ветрено
Рассказы
Одни карикатуры
Художник был роста маленького, с обозначившимся животиком. Картины его — а это были в основном портреты — любители живописи ценили высоко. Денис Сергеевич умел выпятить деталь, черточку так, что все остальное в человеке тускнело, отходило на второй план. Но те, кого изображал художник, обижались на него, некоторые даже ненавидели.
Вообще-то давно замечено: если писатель расскажет о ком-то в печати, а художник нарисует чей-то портрет, то этот человек начинает как-то свысока смотреть на писателя, художника.
Здесь же было другое. Вот нарисовал он портрет милой обаятельной Галины Александровны Кушкиной, известного экономиста, специалиста высшего класса. Глаза ее были необыкновенные — огромные, внимательные. Денис Сергеевич же загнал их глубоко в глазницы.
Галина Александровна вспыхнула, когда увидела портрет.
— Вы нарисовали портрет или карикатуру? — спросила она художника.
Денис Сергеевич не раз слышал подобный вопрос. Он и сам удивлялся тому, что у него выходило. Нет, он всегда хотел сделать портрет, но не получалось. Почему — художник не знал. Сначала он испытывал досаду, а потом смирился: ведь его картины нравились зрителям. Они считали, что у художника великолепный дар юмора. Зрители смеялись, художник радовался, а оригиналы плакали.
И вот однажды Феликс Сергеевич решил создать автопортрет. Обычно мрачный, хмурый в дни работы, он был в весело-радостном возбуждении. Работа спорилась. Краски ложились плотно, как бы сами собой.
Наконец, настал день, когда зрители увидели автопортрет.
— Надо же, сам на себя карикатуру нарисовал! — удивлялись они.
Все смеялись, а Феликс Сергеевич кричал:
— Не карикатура это, а я сам.
Но ему не верили.