Иванов Охотничий сезон
Иванов


В книгу вошли произведение известного писателя Леонида Иванова «Палата 206», хорошо знакомое читателям под названием «Будем жить!», посвящённое раковым больным, и его продолжение  под названием «Охотничий сезон». Познакомившись в одной палате хирургического отделения онкологического центра, герои по воле судьбы оказываются на работе в крупном политехническом университете, который вместе со всей высшей школой страны переживает очередную реформу.

В романе, автор которого несколько лет работал в университете и знает проблему изнутри, показана непростая ситуация современной высшей школы, где наряду с идущими в ногу со временем опытными профессорами и тяжело переживающими реформы ради реформ, в полной мере проявляются приспособленцы и ловкачи, готовые на всё ради личной материальной выгоды и карьеры Показаны стремящиеся к знаниям студенты, их активная жизненная позиция, чистая любовь, но вместе с тем в ходе вызван­ной реформами неразберихи в вузе утрачиваются добрые традиции, воспитательная работа подменяется формализмом, и в этой обстановке начинают себя вольготно чувствовать даже сатанисты.

_Автор_выражает_сердечную_благодарность_своему_давнему_другу,_депутату_Тюменской_областной_Думы,_Герою_России_Владимиру_Ильичу_Шарпатову._






Леонид Иванов





Охотничий Сезон



_Романы_




ПАЛАТА 206



_Роман_



_                                                                                                                                                          _Оптимизму_товарищей_по_несчастью_-_

_                                                                                                                                                                 всем,_кому_поставлен_диагноз_«рак», _

_                                                                                                                                                                                         _ посвящаю_эту_книгу._

                                                                                                                                                                                                               АВТОР.






Вместо предисловия


_«Леонид!_Огромное_Вам_спасибо_за_книгу._Она_в_буквальном_смысле_поставила_меня_на_ноги._Рак_у_меня_обнаружили_на_четвёртой_стадии,_сделали_операцию,_назначили_химию._Я_послушно_ездила_на_процедуры,_но_так_же,_как_большинство_прошедших_через_онкологию,_считала,_что_жизнь_кончилась._А_как_обидно_умирать,_когда_тебе_ещё_только немногим_ за_сорок!_И_тут_подруга_принесла_Вашу_книгу,_уже_изрядно_потрёпанную,_наверное,_не_одним_десятком_читателей._Будь_она_новой,_я_бы_вряд_ли_стала_читать,_а_то,_что_она_прошла_через_многие_руки,_меня_подкупило,_и_я прочитала_ её,_не_отрываясь._

_Я_плакала_и_смеялась,_я_ощущала_себя_в_соседней_пала­те,_рядом_с_Вашими_героями._Более_того,_мне_показалось,_что_с_кем-то_из_них_я_даже_знакома._А_если_они_такие_неунывающие_со_своим_диагнозом,_то_почему_я_настолько_раскисла?_И_я_поверила,_что_у_меня_тоже_все_ещё_будет_хорошо._

_Желаю_всем_нашим_выздоровления_и_долгой-долгой _жизни_на_радость_себе_и_их_близким!»_

_                                                                                                                                              _Светлана_Д.,_г._Тюмень_



_«Не_спрашивайте,_как_Ваша_книга_оказалась_у_меня_-_это_очень_длинная_история._Я,_врач,_знаю,_насколько важна_ для_выздоровления_психологическая_установка_самого_пациента,_но_всегда_верила_только_в_лекарства,_в_своевременное_начало_лечения,_а_не_в_силу_слова,_пусть_даже_очень_опытного_психотерапевта._Вашу_книгу_я_прочитала_отнюдь_не_из_профессионального_любопытства,_а_просто_потому,_что_она_написана_интересно._Но_когда_перевернула_последнюю_страницу,_решила_дать_её_одному_своему_пациенту,_который_после_операции_по_удалению злокачественной_ опухоли_впал_в_депрессию._Через_неделю_он_вернул её_мне,_сказав,_что_прочитал_два_раза,_и_предложил_дать_её_«для_поднятия_духа»_другим_пациентам._

_Если_есть_возможность,_перешлите_мне,_пожалуйста,_ещё_несколько_экземпляров._

_                                                                                                      _С_уважением_Татьяна,_Ленинградская_область_»



Такие письма приходили мне из разных городов и сёл. Их авторы живут в Казахстане, Белоруссии, на Алтае и Вологодчине. Я не знаю, как там оказалась эта книга, потому что тираж её был всего 500 экземпляров. Часть его мы со спонсорами передали в онкологические клиники Тюмени,  Москвы, Санкт-Петербурга, остальные книги разошлись на презентациях, друзьям и знакомым. Мне звонили и задавали вопрос, где можно купить книгу, чтобы вселить надежду на выздоровление в знакомых онкологических больных, но я ничем не мог помочь, кроме как разместить  её в Интернете.

Благодаря моему другу - депутату Тюменской областной  Думы, Герою России Владимиру Ильичу Шарпатову книгу «Будем жить!» удалось переиздать, и вот она - в ваших руках. Весь тираж, так же, как предыдущий, будет раздаваться бесплатно. В магазинах эту книгу искать бес­полезно, её там не будет. Поэтому, если она вам понравится, и вы сочтёте возможным, передайте, пожалуйста, другому.

Неиссякаемой вам надежды на выздоровление, добра и оптимизма!

_                                                                                                                                       _Ваш_Леонид_Иванов._








ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ


Водитель оббежал вокруг «Ленд крузера», услужливо ­ открыл заднюю правую дверку, и Дмитрий Иванович вальяжно выпростал своё грузное тело из салона. За шесть лет, что не был в онкологическом центре, этот «раковый корпус», как с недоброй шуткой называл он печальное лечебное заведение, здорово изменился. Некогда обшарпанные  стены зданий больничного комплекса оделись в светло-бежевый сайдинг, территория благоустроена, в центре  поставлены красивые кованые скамейки, по аллейкам с жидкими деревцами ровными рядами выстроились такие же кованые фонари, стилизованные под старину. И только у самого шлагбаума на въезде на территорию по-хозяйски распласталась большая лужа.

«Вот это по-русски, - с раздражением подумал солидный посетитель, которого всегда и во всём прямо-таки бесили глупость, тупость и неаккуратность. - Хотя, как ни украшай, всё одно - тоска страшная. Не дай бог загреметь  сюда снова!»

Он бы и сегодня не приехал в это заведение на окраине города, если не вчерашний звонок. Уже три с лишним месяца отбивался Дмитрий Иванович от рейдерских атак. Два года назад он выступал на совещании у губернатора и рассказывал, какие перспективы может сулить его производство, если вложить в него некоторую сумму на приобретение  небольшой линии и немножко дать на оборотные средства. Банки в условиях кризиса мало того, что взвинти­ли проценты до умопомрачения, от предоставления длинных  кредитов все, как один, отказывались напрочь. Потому  очень удивился предприниматель, когда через неделю на его мобильный раздался телефонный звонок, и девушка нежным голосом сообщила, что с ним хочет встретиться  заместитель губернатора. Еще через неделю состоялась вторая встреча, на которой он, оперируя конкретными цифрами, рассказал, что всего лишь триста миллионов рублей кредита дадут городу три десятка рабочих мест, а через два года он вернёт деньги и начнёт платить в бюджет в два раза больше, чем сегодня. Еще через неделю вопрос с кредитованием из областного бюджета, даже без решения законодательного собрания, был урегулирован.

Предприятие буквально на глазах преобразилось и вскоре стало очень лакомым куском, поэтому на него сразу  же начали разевать рот со всех сторон. Не надо обладать недюжинным умом, чтобы понять, откуда дует ветер. И дураку было понятно, что, вложив деньги в развитие, чиновники хорошо продумали план фиктивного банкротства  ради приобретения за копейки готового производства через аффилированные фирмы. Дело начало набирать уже такие обороты, что пришлось подключать все рычаги. Вот и вчера, отвалив больше сотни тысяч местной телестудии за получасовую передачу, он в прямом эфире рассказал популярному ведущему о создавшейся ситуации. А едва вышел из студии, включив телефон и еще не успев поло­жить его в чехол на поясе, услышал звонок.

Голос в трубке спросил:

-  Дима, ты жить хочешь?

«Ну, началось! - подумал Дмитрий Иванович. - Похоже, после передачи, в которой откровенно рассказал о сложившейся ситуации и сделал прозрачные намёки на крупных чиновников, захватчики перешли к открытым угрозам. Хорошо, что жену отправил к тёще в Ригу, а сын уже три года живёт в Германии. Ну, а сам как-нибудь справлюсь...»

Пока раздумывал, голос снова спросил:

-  Так я спрашиваю: ты жить хочешь?

С каким-то непонятным задором он ответил:

-  А хочу!

-  Тогда завтра срочно ко мне!

-  Володя, это ты, что ли?

-  А ты думал кто?

-  Да тут у меня ситуация такая складывается, что не знаешь, на кого и подумать. Извини, старик, я тебя сразу не узнал.

-  Я тебя в телевизоре тоже не узнал. Извини за прямо­ту, но вид у тебя кошмарный. Может, конечно, и свет в студии  неудачно выставили, но мне твоя физиономия жутко не понравилась.

-  Коли ты смотрел передачу, то понимаешь причину.

-  Да мне твой бизнес по хрен! Я про здоровье.

-  Понимаешь, недели три уже температура за 38, и никак сбить не могу. И, понимаешь, вроде бы опять с желудком проблемы те же самые. Болит. Наверное, опять надо лишнее  отрезать.

-  Короче, Склифосовский, завтра к 9 ко мне. Там раз­берёмся, что тебе отрезать, а что наращивать.

-  Володя, к девяти никак не могу. Дай подумать. Вот в два я у тебя буду. Обязательно!

-  И готовься к тому, что, может, придётся пару недель полежать.

-  Ну, это никак не получится. Слышал, какая у меня ситуация? За пару недель тут всё растащат по винтику.

-  А не ляжешь, твои винтики тебе уже не понадобятся. Я, может быть, и ошибаюсь, но, согласись, по пустякам я бы тебя не дергал. По лицу видно, что у тебя со здоровьем проблемы серьезные. Как бы не пришлось снова под нож ложиться.

«Неужели рейдеры, зная, что у меня шесть лет назад вырезали рак, и друзей моих уже подключили в своём стремлении захватить производство? - думал потом Дмитрий  Иванович по дороге домой. - Нет, на Володьку это не похоже».

Они дружат с детства, вместе, хоть и не часто, ездят на охоту, изредка, чаще не позволяет занятость, проводят вместе выходные в его загородном доме. Значит, что-то Айболит  действительно усмотрел даже через телевизор, коли так срочно приглашает. Они действительно давно не виделись  - из-за проблем с бизнесом уже три месяца было не до бесед с друзьями. И вот сегодня он приехал в онкоцентр к своему старому другу, который шесть лет назад делал ему операцию по удалению злокачественной опухоли.

-  Неужели снова операция?

Тогда он попал в руки докторов, по их словам, очень вовремя. После операции не потребовались ни химия, ни облучение. И Дмитрий Иванович уже уверовал, что все угрозы остались позади. Более того, он почти напрочь забыл о своих несчастьях, и только уже почти незаметный шрам через весь живот напоминал о «предварительном звонке с того света».

«Ладно, бог не выдаст, свинья не съест! Может, просто Вовка, этот хирург от бога, ошибся, и всё образуется? А температура из-за того, что где-то простыл».

Пока Дмитрий Иванович обходил лужу, аккуратно ступая  своими лакированными туфлями по узкой сухой полоске асфальта у самой стены проходной с одетым в тёмную форму охранником, пустыми глазами бездумно глядящим на снующий туда-сюда народ, из-за угла девятиэтажного  корпуса показалось несколько машин. Впереди шла «газель» с трафаретом на лобовом стекле «Груз 200», за ней ещё один микроавтобус и большой автобус с одетыми в черное пассажирами.

«У них тут что, свой ритуальный зал, что ли, имеется? - удивленно подумал Дмитрий Иванович. - Неужели здесь умирают так часто, что даже пришлось оборудовать зал для прощания? А вообще, кажется, встреча с похоронной процессией - примета плохая. К несчастью, вроде... Надо будет посмотреть в Интернете».

И хотя в приметы Дмитрий Иванович не верил, неприятный  осадок на душе остался.






ИЛЬДАР


Огромный комплекс девятиэтажных зданий и строений пониже, как только Ильдар вышел из маршрутки и, осмотревшись, прочитал вывеску «Областной онкологический центр», своей массивностью и размерами напугал, даже заставил пригнуться, втянуть голову в плечи, чтобы быть менее заметным, как в ожидании неведомой опасности. Но мысль тут же услужливо подкинула спасительное размышление. «Так ведь в этих зданиях, поди-ка, не одна сотня пациентов а то и тысяча, - подумал Ильдар. - Не может быть, чтобы все они были безнадежными! Наверняка безысходность сильно преувеличена. Ну, не умирают же люди от рака тысячами только в одной области! Есть, конечно, и такие, не без этого. Но ведь народ умирает не только от рака».

Ильдару умирать от рака таким молодым, когда едва перевалило за тридцать, совсем не хотелось. Да как же это может такое быть? Жена что, в двадцать пять останется вдовой, а двухлетняя дочь - сироткой? Но ведь это же сов­сем несправедливо!

Спросил у охранника, стоящего на входе на огороженную  высоким чугунным забором территорию, куда надо идти с направлением. Тот махнул рукой влево: «Приёмное отделение - там. За угол завернёшь, увидишь».

Ильдар шёл по выложенной узорчатыми плитками неширокой дорожке и думал: «Приёмное отделение, приёмный  покой, вечный покой...». Насколько велико временное  расстояние между этими двумя определениями? И на сколько лет оно растянется для него, простого деревенского  жителя? Но, может, всё-таки в районе врачиха Анна Степановна ошиблась, и нет у него никакой опухоли? Тем более - злокачественной. И понапрасну убивалась эти дни его жена Айгуль и ходила сама не своя, занятая тяжкими думами.

Чего не было в приёмном отделении, или, как его там - приёмном покое, так это покоя! Люди в белых халатах сновали  туда-сюда по коридору, забитому народом, стоящим в ожидании приёма, кто-то пытался пролезть без очереди , кто-то ворчал на устроенный бардак, ругал власти всех уровней, которые не могут сделать самого элементарного, чтобы навести порядок, кто-то заводил перепалку с хитро­мудрыми ловкачами, норовящими прошмыгнуть в заветный  кабинет раньше других.

-  Что у Вас? - раздражённо спросила молодая женщина в белом халате, едва он оказался возле окна регистратуры.

-  Вот, направление к вам из района, - и подал заблаговременно  вынутую из кармана и бережно разглаженную  на широком пластмассовом прилавке бумагу, у которой , как ни старался быть аккуратным, загнулись уголки.

-  Ну, и что ты тут мне суёшь? Видишь, написано же: паспорт, страховой медицинский полис, страховое пенсионное . К тому же у нас приём ведётся строго по предвари­тельной записи.

-  А Денис Михайлович сам при мне сюда звонил и записывал в очередь на сегодня.

-  Ну, если сам Денис Абрамович! - произнесла с издёвкой женщина.

-  Денис Михайлович, - поправил Ильдар.

-  Ну, и кто он такой, твой Денис Михайлович?

-  Главный врач нашего района. - Считая, что уж эта должность  непременно возымеет воздействие, Ильдар суетливо полез в карман, достал бумажник, торопливо вынул нужные документы и протянул в окошечко, вырезанное в толстом стекле, отделяющем работников регистратуры от нетерпеливой толпы пациентов.

-  Карточка есть?

-  Какая карточка? - не понял Ильдар.

-  Ты что как нерусский? Раньше у нас бывал? Карту на тебя заводили? - уже совсем раздраженно вопрошала женщина.

-  A-а! Нет, не бывал. Первый раз.

-  Тётя Вера, заведи на новенького карточку, - повернула голову к работающей рядом соседке недовольная сотрудница, подвинула по столу документы. - Кто следующий?

Соседка, женщина давно пенсионного возраста, минут пять что-то писала, заполняя какие-то бланки, потом взяла  документы Ильдара, посмотрела на него удивительно добрыми, будто от слёз полинялыми серыми глазами и начала заводить медицинскую карту. Писала она неторопливо, старательно, аккуратно выводила каждую буковку.

-  Шарапов? Это что, родственник, что ли, тому Шарапову, который в кино про бандитов был?

-  Нет, не родственник. Просто однофамилец, - ответил Ильдар, и на душе почему-то стало немного светлее.

Заполнив карту, бабуля положила её на стопку других таких же и сказала:

-  Кабинет 103, вон там. Иди, занимай очередь. Потом вызовут. Но можешь сегодня и не успеть. Хирург один, а вас вон сколько!

-  А 103-й, это на каком этаже? - переспросил Ильдар.

-  Так на первом же! Чего тут непонятного? - ввязалась в разговор недовольная сотрудница, что принимала доку­менты. - Вот деревня! Ни фига не соображают.

Ильдар пошёл вдоль по коридору в указанном направлении  и через два поворота вышел в просторный вестибюль, тоже, как и коридор, забитый народом. Вдоль стен были расположены больничные, обитые дерматином, широкие лавочки, на которых сидели совсем уж немощные пациенты, те, кто помоложе и поздоровее, стояли кучками посередине  или от безделья рассматривали лекарства установленного тут же аптечного «аквариума» и читали заголовки газет почему-то закрытого киоска.

Приём вели в двух кабинетах. На двери одного синела табличка «Маммолог», на другой, под нужным Иль­дару номером 103, красовалась такая же яркая надпись «Хирург». В первый почему-то заходили только женщины  на вид в основном лет этак от тридцати до сорока пяти, в 103 стояли мужчины и женщины. По большей части - солидного возраста. Некоторых сопровождали родствен­ники и вместе со своими престарелыми родителями заходили внутрь, узнать от доктора о дальнейших действиях, потому что не надеялись на слабеющую память самих пациентов.

В очереди в основном говорили о своих болячках, о множестве  народных рецептов, которыми знакомым знакомых удавалось излечиться от рака. Слева бабуля диктовала женщине схему приёма болиголова, которым готова поде­литься, потому что уже три года выращивает на своей даче, справа мужчина доказывал благотворное воздействие на организм свекольного сока, что излечил одного дальнего родственника. И если у него сейчас тоже признают рак, он теперь знает, как от него избавиться.

Невольно слушая эти разговоры, Ильдар всё же больше был занят своими невесёлыми мыслями. Вот говорят, что основной причиной онкологических заболеваний является экология. Но он-то всю свою недолгую жизнь, за исключением  ПТУ, где за два года получил корочки тракториста, прожил в самой что ни есть благоприятной и экологически чистой зоне. В их селе, что относится к отрезанному болотами и бездорожьем от Большой земли Заозерью, нет не то что вредных производств, нет вообще никакого производства  кроме сельскохозяйственного. Испокон веков люди жили тут натуральным хозяйством, пахали землю, разводили скот, ловили в многочисленных озёрах рыбу. Он был еще совсем мальчишкой, но помнит, как в советские  времена раз в неделю за ней прилетал гидросамолёт, а потом эти рейсы оказались нерентабельными, и рыбу люди стали ловить исключительно для себя. Ею можно было бы кормить свиней, но население по большей части состояло из татар, и потому разводили в Заозёрье в основном коней да выращивали телят. С наступлением зимы, когда промерзали  болота и появлялась дорога, скот вывозили в ближайшие города на мясокомбинаты или ждали заготовите­лей с Севера. Правда, эти северяне были родом с Кавказа и для не умеющих торговаться селян безбожно занижали закупочные цены. Зато они избавляли от хлопот с поездками  да торговлей на рынках, где чаще всего приходилось отдавать всё оптом таким же расторопным носатым и шумным покупателям, что чувствовали себя в мире торговых отношений не только опытными дельцами, но и хозяевами.

Как оказалось, эти дети гор захватили не только рыночную  торговлю. Когда вчера по приезде в область Ильдар сунулся, было, в ближайшие к автовокзалу гостиницы, они и там тоже были владельцами. И за ночь в самом скромном номере надо было отдать столько, сколько Ильдар зарабатывал  за неделю. Поэтому он решил переночевать в пластиковом  кресле зала ожидания, но в десять вечера, после отправления последнего междугородного автобуса, его попросили покинуть помещение.

На ночь устроился в таком же кресле на вокзале железнодорожном. Посмотрел в буфете у опять же очень загорелого  от природы торговца цены и подивился, как люди умеют делать деньги. Четыре кусочка поджаренного мяса на деревянной палочке стоили ровно столько, сколько платили в их селе закупщики за два килограмма телятины  в живом весе. Благо, жена положила в дорогу пакет с едой, но, пожевав всухомятку, захотел пить. И хоть жалко было денег, но пришлось взять стаканчик чая из пакетиков по цене двух буханок хлеба в их приткнувшемся прямо к пекарне заозерском сельмаге.

...Очередь Ильдара к хирургу подошла только к поло­вине третьего. Перед ним вошла надменного вида бога­то одетая женщина лет пятидесяти с многочисленными перстнями и кольцами на пальцах. Держалась она особняком  от всех, в разговоры не вступала и к двери, после того как оттуда торопливо вышел очередной пациент и, глядя на часы, заторопился влево по коридору, подошла гордой походкой, высоко держа голову. Но у самой двери, прежде чем постучаться, как-то сразу сникла, робко дважды ткнула  костяшками в белый пластик, втянула голову в плечи и в этаком подобострастном полупоклоне шагнула внутрь: «Будьте добры, разрешите, пожалуйста?»

Вышла она минут через десять совсем другим человеком, будто бы разом постарев лет на десять. Опустив голову, побрела по коридору, чуть не натыкаясь на стоящих в очереди пациентов и по-прежнему снующих туда-сюда работников младшего персонала.

В кабинете были мужчина и женщина. Она что-то торопливо писала, он равнодушно посмотрел на вошедшего и голосом безмерно уставшего человека негромко произнёс:

-  Присаживайтесь.

Ильдар сел на указанный стул возле стола и стал ждать, пока доктор пролистает принесённые ему из регистратуры документы, мельком пробежит взглядом направление из районной больницы.

-  Раздевайтесь до пояса и ложитесь на кушетку.

Ильдар быстро сбросил свитер, футболку, снял ботинки  и лёг на спину на холодную клеёнку кушетки. Хирург помыл руки, пощупал живот, помял его в разных местах, спросил, где болит, снова помыл руки и сел за стол.

-  Проведём дополнительные обследования. Если потребуется , прооперируем. Ночевать есть где?

-  На вокзале. Я и эту ночь там провёл, - поторопился пояснить Ильдар. - Ничего, даже поспал часа три.

-  Да нет, батенька! - сказал доктор, обращаясь к пациенту  совсем как в старых фильмах про дореволюционную Россию. - В твоём случае - это не лучшие условия для ночлега Подожди минуту.

Он набрал три цифры внутреннего телефона, спросил , есть ли места в комнатах для приезжих, потом снова набрал три цифры:

-  Володя, я тебе сейчас пациента из района направлю. Посмотри, куда его можно пристроить. Да знаю я, что нет мест. Парень и так уже одну ночь на вокзале ночевал. Устрой хоть  в вестибюле на диван, а завтра выпишешь кого, и на его место положишь. Надо, Володя, очень надо! Хорошо! Спасибо! Так, давай сейчас иди по коридору влево, поднимайся на второй этаж, там тебя устроят. Скажешь, документы сестра чуть позднее занесёт. Вещи с собой? Всё, топай. Да скажи, пусть следующий заходит.

Так началась для Ильдара жизнь в онкологическом центре.






ВАДИМ


«До чего же стремительно летят годы, неотвратимо приближая жизнь к логическому завершению», - думал Вадим Альбертович, отвернувшись к стене, чтобы не включаться  в разговоры соседей по палате. Вот, сколько ему ещё теперь осталось? Несколько месяцев, год, два, три? А может, десять? Эк, загнул! Да десять и без такого диагноза прожить - это уже за чужой счёт, потому что по статистике русским мужчинам отведено всего пятьдесят девять. Пятьдесят девять! Ну, всё правильно! Может, как раз и дотяну  до среднестатистического показателя. И вроде ничего уже на этом свете не держит, а уходить жалко. Пролетела жизнь! Промчалась со скоростью одной из тех комет, что то и дело бороздят тёмное августовское небо, вспыхнув на мгновение и тут же угаснув, оставляя в полёте свой моментально  исчезающий свет. Что его держит? Работа? Да будь она трижды проклята! И будь проклят тот день, когда он, с раннего детства мечтающий стать геологом, поддался на уговоры друзей и пошёл в кинотеатр на только что вышедший  на экраны фильм «Журналист». И всё! О геологии с её романтикой он больше не вспоминал - он теперь непременно хотел стать журналистом. Только журналистом и никем больше!

Нет, журналистику он потом искренне полюбил, она дала ему возможность очень много поездить, познакомиться  с удивительными людьми, ставшими героями его очерков, своими глазами увидеть, как варят сталь, и как добывают нефть, побывать в огромных цехах машиностроительных предприятий и у конвейера скромных кондитерских фабрик. Всю жизнь он учился у своих одарённых коллег, с одними будучи знаком лично, других  зная только по журнальным и газетным публикациям. Искренне завидовал замечательным материалам и жалел, что так содержательно и увлекательно не получается у самого, и стремился, стремился подниматься к вершинам мастерства. Потом уже и сам стал признанным журналистом , параллельно преподавал на факультете журналистики , помогал молодым ребятам-практикантам делать первые шаги в профессии, уговаривал девушек искать другую  стезю, потому что журналистика - дело мужское, она заставляет сопереживать вместе с героями, вторгаться в чужую жизнь, выступать в защиту несправедливо обиженных , трепать нервы до полного изнеможения. Именно эти факторы заставляют снимать стресс водкой, а потом становятся причиной того, что самые способные, самые одарённые  спиваются и очень рано уходят из жизни. Журналистика  требует от человека полной самоотдачи. В ущерб отдыху, семье, увлечениям.

Впрочем, увлечения тоже бывают разные - от собирания  почтовых марок до рыбалки, охоты и женщин. Его увлечения женским полом работе не мешали. Наоборот, они каждый раз придавали хороший заряд бодрости, вливали столько энергии, что он чувствовал себя на вершине покорённой горы, с которой виднелись далеко внизу перистые  облака. Эти увлечения заставляли Вадима Альбертовича изощряться в написании каждого материала настолько, чтобы он обязательно понравился очередной пассии, заставил её с ещё большим пиитетом относиться к нему - мастеру слова.

Эти увлечения всю жизнь молодили его, потому что его пассиями были в основном студентки и практикантки, мимолетные, на один раз, знакомые из бесконечных  командировок. И даже в возрасте за пятьдесят Вадим Альбертович, да какое там к чёрту Альбертович, он всегда и для всех в редакции был просто Вадимом, а по отчеству к нему обращались только чиновники, да и то лишь на официальных  мероприятиях, оставался предметом воздыхания многих женщин самого разного возраста.

Женился Вадим вскоре после окончания университета. Как обладатель красного диплома имел право выбора. Журналисты требовались в Мурманске, Кузбассе, на БАМе, но Вадим выбрал Западную Сибирь. Именно здесь, по его мнению, тогда жизнь била ключом. Здесь силами всей страны осваивались непроходимые болота, в далёких глубинах которых находились несметные запасы нефти и газа. Здесь ставили буровые вышки, прокладывали трубопроводы, пробивали сквозь непролазные топи дороги, строили новые города. О чём ещё мог мечтать молодой романтичный выпускник журфака, кроме как с головой окунуться в эту настоящую, бурлящую, наполненную смыслом и созиданием жизнь? И хотя Вадиму предлагали остаться на кафедре, его приглашали в редакцию самой интересной на то время газеты «Смена», он без сожаления оставил Ленинград и поехал в Тюмень, где в областной газете была вакансия корреспондента отдела промышленности. Друзья отговаривали и в то же время завидовали.

Там, в Тюмени, он сразу влюбился в свою работу, что бросала его из одного трассового посёлка в другой, мотала по тайге и тундре, пересаживала с вертолёта на вахтовку, с неё - на идущий несколько суток по зимнику без остановки на ночлег плетевоз с трубами для строящегося газопровода «Уренгой - Помары - Ужгород», о котором трезвонили, наверное, все газеты Европы. Он спал в кабинах грузовиков, на постелях уходящих в ночную смену строителей, на жест­ком диванчике аэродромного домика. Писал свои репортажи в самых невероятных условиях, даже пристроившись возле непрерывно горящей печурки утепленной армейской палатки на сорок человек. Написанные карандашом, потому что ручки на морозе становились ненужными, эти свои материалы отправлял попутными рейсами вертолётов, там лётчики пакет передавали своим коллегам с транспортных самолётов, и вот так, окольными путями репортажи добирались до редакции и сразу занимали место на полосах. Иногда поздними  вечерами, там, где была хотя бы отвратительная ведомственная связь с Большой землёй, диктовал свои тексты редакционной  стенографистке - легендарной Вере Сергеевне.

К журналистам на Севере относились почтительно, с должным уважением, потому что они были здесь в доску своими, вместе со строителями, буровиками, шоферами и вертолётчиками делили нелегкий быт и немудрёный обед, нередко состоящий из разогретых банок каши с тушенкой да оттаявшего у печки хлеба. Они так же смело пили неразбавленный спирт, слушали задушевные откровения, сами заводили умные разговоры.

Однажды, после вот такой двухнедельной командировки, немного одичавший без привычной цивилизации, Вадим, пропаренный и отмытый в лучшей в городе железнодорожной бане, нечаянно оказался в гостях на дне рождения девушки одного из его коллег. Там и потерял в очередной раз свою голову.

На Лизу он обратил внимание сразу же. Чем-то особенным  она выделялась среди своих подруг. Чем, он даже не понял. Но выделялась. И он начал «бить крылом». По совету друзей, он прихватил с собой гитару, и после обязательных  тостов за именинницу, её родителей, за любовь и за девушек, Вадим начал петь. Известные песни Высоцкого  он перемежал своими, сочинёнными еще в студенческие годы и написанными совсем недавно, во время бесконечных северных командировок.

Как обычно во время таких импровизированных концертов  в тесных компаниях, он увлекался настолько, что полностью уходил в себя. Были только он сам и его песни. И ничего вокруг.

А когда отложил гитару, взял поданную ему рюмку и, чокаясь со всеми, посмотрел в глаза Лизы, сразу понял, что попал в омут.

В этом омуте его закружило, утянуло на дно. Через две недели (редактор уговорил заведующую ЗАГСом оформить  заявление задним числом) в редакции играли комсомольскую  свадьбу. И полетела жизнь дальше, только уже с новыми обязанностями и новыми попутчиками. Вскоре родилась двойня, потом ещё мальчик, Вадим стал заведующим  отделом, редактор для молодого и перспективного сотрудника, к тому же многодетного отца, выхлопотал в обкоме трёхкомнатную квартиру.

Но освоение недр интенсивно продолжалось,командировок  меньше не становилось, и в этих постоянных отлучках , а выходные были заняты написанием материалов, Вадим как-то не сразу заметил, что дети, воспитываемые в основном бабушкой, быстро растут, что у жены интересы больше крутятся вокруг её работы в музее изобразительных  искусств. Он был весь в работе и очень быстро стал заместителем редактора, был включён в кадровый резерв обкома, но жизнь внезапно сделала крутой поворот.

В соседней области случился большой скандал с участием  редактора партийной газеты. Его вышибли из членов  бюро обкома, предложили уйти на пенсию по собственному  желанию, а предварительно уволить и своего замешанного в скандале заместителя. Вадима пригласили в отдел пропаганды обкома, где в кабинете заведующего в присутствии заведующего сектором печати объяснили, что им очень дорожат, но в отделе пропаганды ЦК есть мнение  перевести его в соседний город и назначить редактором. Оба первых между собой уже переговорили и на такой перевод согласны. С жильем там пока вопрос открыт, но в течение полугода тоже будет решен.

Несмотря на то, что Вадима переводили в город с миллионным  населением, именуемый центром культуры и искусства, жена переезжать наотрез отказалась. Тут у неё постоянно болеюшая мать, тут учатся дети, а срывать их не резон, тем более что ещё неизвестно, понравится ли там ему самому, приживётся ли он в новом коллективе. Ведь коллектив редакции, который сожрал редактора вместе с замом, наверняка рассчитывал на кого-то из своих и варя­га не примет.

Коллектив принял. Правда, всё действительно оказалось  не так просто. Но Вадим человеком был неконфликтным , компанейским, быстро уловил настроения коллег и понял причину их недовольства предшественником, умело  нейтрализовал неформального лидера, сделав его своим  замом. И бурный конфликт, в ликвидации которого оказались задействованы самые высокие инстанции, очень быстро угас. А когда Вадим через полгода отказался от предоставленной  ему квартиры в пользу живущей в общежитии семьи одной сотрудницы, его зауважали даже те, кто относился с предубеждением.

Самого же его устраивала комната в обкомовской гостинице . Первое время он ездил домой каждый выходной, потом из-за неотложных дел стал ездить реже, а затем и вовсе появлялся не чаще раза в месяц, да и то на праздники. Так и жили они семьёй, которая существовала, по сути, только формально.

Крутить романы, особенно в первое время, он опасался . Именно амурные истории предшественника стали той искоркой, от которой разгорелось пламя большого скандала . К себе в обкомовскую гостиницу, где он занимал хороший  номер, гостей приводить тоже было нельзя, потому что персонал, он в этом ничуть не сомневался, о каждом шаге своих постояльцев, об их моральном облике доклады­вал не только своему начальству, откуда информация обязательно шла наверх, но и в соответствующие органы, без пристального внимания которых не оставался ни один из номенклатурных работников.

Но романы были. В основном мимолётные, без взаимных обещаний и обид. Как правило, заводил их Вадим (хотя скорее всего, он был лишь тем кроликом, которого гипнотизировали, чтобы заглотить, ведь выбирает всегда женщина) с особами молодыми, но замужними. А им самим огласка была совсем ни к чему. Он в этом случае сохранял лицо перед заботящейся о моральном облике своих членов партией, они блюли реноме перед мужьями.

А потом партия в одночасье рухнула, но партийная газета осталась, хотя тут же появилось множество других. Но те, как правило, возникнув на короткое время, сыграв свою роль по проведению очередной выборной кампании, растворялись в небытии, уступая место новым болидам, промелькнувшим ярким светом и облившим нечистотами какого-нибудь политика.

Вадим по-прежнему был человеком авторитетным. Он не лез в депутаты, откровенно не поддерживал тех или иных прорабов перестройки, сохранял возможность относительной  независимости газеты, убеждал сотрудников искать интересные читателям темы, избегая так называемой  «чернухи», по-прежнему заступался за обиженных, изобличал прохиндеев, пытающихся нажиться в мутной  воде неразберихи с приватизацией. Такие же борцы появлялись на экране телевизоров на местных каналах, что стали быстро множиться, но, тоже сыграв свою роль,отбывали в столицу с солидными суммами гонораров. Он же оставался и набирал вес правдолюбца, честного чело­века, которого не могут подкупить ни власть, ни рвущиеся к ней. Стал часто выступать по телевизору в разных про­граммах, давать интервью, постоянно мелькать в кадре, превращаясь в хорошо узнаваемого в городе человека. Он сохранял центристские позиции, не шарахался ни вправо, ни влево, но только сам знал, каких трудов и скольких нервов это ему стоило. Тем более что, по сути, не с кем было поговорить, излить душу.

Будь он человеком верующим, каковыми стали, хотя бы для вида, чуть не все современные политики, он бы мог поговорить со своим духовником и снять часть тяжести взваленного на крепкие плечи груза. Но духовника у него не было, а настоящие друзья, кому можно было бы полностью довериться, жили далеко. В этом большом и шумном городе, хоть и в несколько раз уступающему его родному Ленинграду, настоящими друзьями он так и не обзавёлся. Жена, если ещё можно было так назвать Лизу, что женой оставалась только формально, наверное, его бы поняла, посочувствовала, но и она была далеко. Причём далеко не только из-за разделявшего их расстояния.

Мимолётным подругам, их у него было немало, свою душу он тоже никогда не открывал. Не жилеткой для слез приходили они к нему в холостяцкую квартиру. Они являлись  для весёлого отдыха, для расслабления и для секса, что для этих девиц со свободными нравами было совсем не чуждо. И разница в возрасте в два с лишним раза их совсем не смущала - были бы у временного избранника деньги да мужская сила.

Она у Вадима ещё была, но такие развлечения давно уже не приносили ему радости. Если какое-то время назад в театре или на концерте он гордился, что рядом с ним находится красивая молодая девушка, радовался не только завистливым взглядам мужчин своего возраста, но и осуждающим  взглядам их спутниц, то теперь и это не доставляло  удовольствия. Он нередко появлялся то на выставке, то в филармонии с очередной смазливой спутницей, развлекал  её, потом привозил домой, а наутро прощался без тени сожаления, что уходит она, может быть, навсегда. Он никогда таким девушкам не звонил, но и не отказывался от новой встречи, если они объявлялись сами.

А хотелось покоя, стабильности, верной и понятливой  спутницы. Лиза была такой, но она всецело оказалась занята внуками.






ДЕД КОЛЯ


Татьяна тихо ушла в самом конце зимы. Не болела вроде бы, не жаловалась на хвори, и дед Коля не видел, как она тайком пила какие-то таблетки, а иногда, будто просто так, потирала ладонью левый бок. О своём нездоровье, как потом выяснилось, не говорила она ни слова ни сыну, ни дочери. Только однажды утром, проснувшись, как давным-давно было заведено, ровно в семь часов, дядя Коля не услышал привычного звона посуды на кухне. Сел, покрутил  головой, как советовал когда-то давно один знакомый, утверждая, что таким образом улучшается кровоснабжение головного мозга, с лёгким кряхтением поднялся, потёр смолоду побаливающую поясницу, нащупал тапочки, всунул  в них свои босые ноги и, шаркая, отправился на кухню.

Татьяны там не было. Не было на плите и свежесваренной каши, ставшей привычной в их утреннем рационе.

- Видать, захворала моя старушка, - заботливо по­думал дед Коля и, чему-то улыбаясь, отправился к жене, с которой они давно уже спали в разных комнатах, чтобы не тревожить друг друга храпом или кашлем.

Жена лежала на спине, держась правой рукой за левый бок. Голова её была запрокинута, рот открыт, будто в попытке докричаться до спящего за стеной мужа. Даже не дотрагиваясь до тела, дядя Коля понял, что жена оставила его доживать на этом свете одного.

После похорон и поминального обеда соседки-старушки разошлись по домам, напоследок скорбно вытирая слёзы и одинаково вторя, что, слава богу, не намаялась Татьяна, прибрал господь с миром, говорили, что, конечно, могла бы ещё жить да жить при её-то здоровье, да, видать, так было судьбой определено. Другие кивали в ответ, мол, им тоже немного осталось на этом свете. У порога откланивались и уходили каждая к себе со своими скорбными мыслями о бренности жизни.

А когда народ разошёлся, начался семейный совет. Свет­ка, сноха, сразу заявила, что деду надо сегодня же пере­езжать к ним, негоже одному, старому да немощному, век вековать. Квартиру можно сдавать - вон сколько объявлений от желающих. Хоть и хрущёвка, но трёхкомнатная, и не беда, что кухонька крохотная да одна комната проходная. Люди и такой рады. И русские семьи жильё ищут, и кавказцы. С этих можно запросить даже больше, потому что дом неподалёку от рынка, вот только загадят они чужое жильё, как пить дать. Потом скоблить да чистить долго придётся.

Танька, дочь, с тем, что деда надо забирать, была полностью  согласна. Но женщины расходились в том, у кого отец будет жить.

-  Мы папу к себе забираем, - безапелляционно заявила дочь. - У нас и район тихий, и парк рядом, так что есть куда погулять выйти.

-  Так у вас же двухкомнатная квартира на троих, куда вы деда-то поселите? - запротестовала Светка.

-  А мы деду маленькую комнату отведём, а Серёжку сюда поселим. Парню уже жениться пора, пусть привыкает самостоятельно жить.

-  Ну, если на то пошло, у нас тоже Наташка на выданье, тоже стесняется кавалеров приводить. Пусть дедуля её комнату занимает, а она здесь поселится. И университет рядом, и работа в двух кварталах.

-  Нет уж! - категорично заявила Татьяна. - Папулю мы забираем к себе. Всё-таки родная дочь лучше снохи, что бы ты ни говорила.

Разговор начинал обретать форму скандала. Дед Коля поднялся из-за стола:

-  А что вы тут распоряжаетесь-то? Я никуда не собираюсь. Дайте мне спокойно помереть в своём доме.

-  Ага, а кто тут за тобой прибираться станет? - взвилась Татьяна. - Мы сюда каждый день не наездимся. Неблизок крюк с работы сюда таскаться.

-  Таня ведь правду говорит, папа, - поддержала Светла­на. - У нас же дома свои дела, да и на работе так выматываешься что никаких сил нет, а ещё к тебе сюда ездить.

- Вот что, милые мои, я никого и не прошу сюда ко мне, как Танька сказала, таскаться. Я не маленький, сам себя обихожу, силы, слава богу, ещё есть. И разговоры о моём переезде вы тут напрасно затеяли. Мы с Татьяной тут сорок лет прожили, тут и помрём оба. Она, царствие ей небесное, ушла с миром, да и мне немного осталось. А потом что хошь делайте.

Дед Коля повернулся и пошёл из залы в свою комнату. Всё это время молчавшие мужчины тоже поднялись и пошли  на площадку выкурить по сигарете. У сына и зятя были свои мнения по поводу дальнейшей судьбы деда, где и с кем ему доживать, но ни тот, ни другой в разговор жён не встревали. Их супруги не спрашивали, а если бы и спросили, то вряд ли прислушались.

На второй день, когда на двух машинах съездили на кладбище и вернулись домой, едва только женщины уже в присутствии своих взрослых детей затеяли разговор о переезде, дед Коля и с небывалой раньше строгостью пресёк их доводы и аргументы, взял с полки какую-то толстую  книгу и ушёл в свою комнату, демонстративно громко притворив дверь.

Первое время сын и дочь звонили каждый день,справлялись  о здоровье, спрашивали, что готовил на обед, чем ужинал. После девятого дня звонки постепенно перешли с ежедневных только на воскресные. Раз в неделю забегала после лекций внучка Наташка, иногда с подружками. Пили в зале чай, потому что на тесной кухне за крохотным сто­ликом места было лишь на двоих, весело щебетали о своих  университетских делах, жаловались деду на строгость молодых преподавателей, хихикали по поводу нерадивых кавалеров и шумной стайкой убегали по своим молодым делам.

Время от времени заезжал внук Серёжка. Но это были только визиты вежливости. Он отказывался от чая, сидел на диване, справлялся о самочувствии, беспрестанно кому- то звонил и пикал кнопками, отправляя эсэмэски, спрашивал , не надо ли чем помочь, в магазин там сходить или ещё что, а когда дед от его волонтёрской помощи отказывался, ссылаясь на массу дел, уходил с обещанием как-нибудь заглянуть снова.

Иногда заезжали и сын с дочерью. То ли они сговаривались заранее промеж собой, то ли так получалось, но каждый  раз объявлялись врозь. Только на сороковины дети и внуки сидели за общим столом, а после будто чёрная кошка промеж них пробежала. Дед Коля не забивал себе голову такими пустяками, и от разговоров о завещании, что заводили  дочь и сноха, только отмахивался:

- Да что вы меня хоронить-то торопитесь? Не собираюсь  я помирать, отступитесь вы от меня! А похороните, потом сами разбирайтесь, кому квартира отойдёт. Другого-то богатства мы не накопили. Да и квартира незавидная - скоро, поди, дому срок годности кончится. Вон в Москве, по телевизору говорят, хрущёвки уже сносить начали. Дойдёт это и до нашего города.

Как-то очень быстро растаял снег, не было даже привычной для весны грязи, начался дачный сезон, сын и дочь наперебой приглашали его на свои дачи, но ехать никуда не хотелось. Это раньше они с Татьяной занимались  посадками у тех и других, благо участки находились в одном кооперативе, на них всё лето приходился и полив, и прополка. Дети наезжали только на выходные, да и то, можно сказать, с инспекторской проверкой: всё ли сделано, да не созрели ли огурцы и ягоды.

Чаще всего, когда созревал урожай, привозили своих друзей - шашлыков отведать да попариться в баньке, которые дед Коля на обоих участках соорудил на совесть. Пенсионерам на дачах тоже было лучше, чем в квартире, поэтому дед Коля с Татьяной всё лето жили за городом в срубленной из брёвен старого дома даче, которую потом отписали сыну. Как-то незаметно и на этой своей даче они стали вроде как не хозяевами, а гостями. Правда, из рубле­ной половины их никто не выселял, потому что там было теплее, но в выходные всё чаще хотелось уехать в город, чтобы не мозолить глаза семье сына и его друзьям. А уж если заявлялся Серёжка с компанией, Татьяна сразу начинала собираться в город, объясняя, что им с дедом надо было давно проверить, всё ли там в порядке, да только боялись  оставить дачу без присмотра.

Дед стариком себя не считал. Силы у него были, всю тяжёлую работу на даче он делал сам, хотя и сын, и зять ворчали, что мог бы их дождаться, но он не любил, когда кто-то мешался под ногами. Татьяна тоже на старуху не тянула. Правда, после рождения внука, а потом и внучки, сразу безоговорочно объявила себя бабушкой и старалась во всём соответствовать новому статусу. А уж когда те ста­ли взрослыми, и совсем смирилась со своей старостью.

Конечно, на даче было бы вольготнее, но дед Коля даже не представлял, как он будет один там, где привык быть вдвоём с женой, всего несколько месяцев не дождавшейся  их золотой свадьбы. Дома - другое дело. Тут они хоть и были вместе, но больше времени проводили каждый в своей  комнате. Дед отдавал предпочтение книгам, а Татьяна - телевизору. И возникшая после смерти жены пустота не так угнетала, как на даче. Дед Коля замкнулся. Он целыми днями сидел с книгами, читал первое попавшее под руку, а когда переворачивал последнюю страницу, не мог вспомнить  ни строчки из прочитанного. Текст не отпечатывался в сознании, занятом совершенно другими мыслями.

Старик тосковал. Тосковал сильно, хоть и не подавал виду.

Вот, говорят, перед смертью у человека перед глаза­ми вихрем пролетает вся его жизнь. Дед Коля умирать не собирался, и жизнь перед его глазами не пролетала стремительным  мигом, а медленно, как в занудных телевизионных  сериалах, которые так любила Татьяна, просматривалась  серия за серией. В этих своих воспоминаниях он иногда так отрешался от действительности, что вставал  из кресла и направлялся к двери, чтобы напомнить жене о том или ином случае, но, сделав два-три шага, останавливался , осознавая, что сказать некому, что он один- одинёшенек в этой сразу ставшей такой ненужно большой квартире.

От этого одиночества начинало ныть сердце. Дед Коля брал со столика валидол, клал его под язык, откидывался в кресле, стараясь переключиться на что-то приятное, но это что-то непременно было связано опять же с Татьяной, и становилось ещё тоскливее.

Хандра наваливалась всё чаще и чаще. В этом своём состоянии отрешённости от мира дед Коля забывал про еду и вспоминал о ней, только когда в животе начинало урчать. Тогда он шёл на кухню, доставал из холодильника пакет кефира, наливал кружку и пил маленькими глотка­ми, только чтобы заглушить чувство голода.

Когда сын или дочь спрашивали, что он ел на обед или на ужин, дед Коля вообще не мог вспомнить, а ел ли хоть что-то или так и просидел в кресле с открытой книгой, но ворчал в ответ, что, слава богу, на что на что, а на еду его пенсии ему хватает.

К концу лета начал болеть живот. Резь время от времени становилась настолько невыносимой, что хоть старик  и терпеть не мог врачей, пришлось идти в поликлинику. Участковый врач дала направление в гастроцентр, где впервые в жизни деду Коле пришлось глотать резиновый шланг. Его выворачивало наизнанку, но медсестра просила потерпеть и с каждым глотательным движением пациента проталкивала противную кишку всё дальше.

И это были не единственные мучения, которым подвергли доктора попавшего к ним в руки пациента. После того как он прошёл полное обследование, оставив в кассе почти всю свою пенсию, выписали деду Коле направление в онкоцентр. Так и оказался старик среди других товарищей по несчастью, диагноз которых люди называли коротким словом «рак».






ФЁДОР


На злополучные военные сборы Фёдора призвали из резерва только потому, что тот, кого надо было отправить, за неделю до этого сломал ногу. Какая-то косточка в ступне хрустнула, когда неловко оступился на лестнице. И поехал младший лейтенант запаса Фёдор Березин в десантный полк на целых два месяца.

Армейская жизнь его не тяготила, наоборот, он даже в какой-то степени обрадовался предстоящим изменениям в наскучившем однообразии пресной гражданской жизни. Служил он в ВДВ, поэтому надеялся снова ощутить непередаваемое чувство полёта под куполом парашюта, когда душа поёт, а от неописуемого восторга ощущения необъятного пространства хочется кричать во весь голос.

Но начало сборов оказалось более чем скучным. Каждый  день в течение двух недель их снова и снова заставляли  укладывать парашюты, потому что половина участников сборов не имела об этом ни малейшего представления. Ещё по два часа они прыгали с тренажёров, натирая ремня­ми плечи, потом прыгали с вышки, проводили ориентирование на местности, ходили на стрельбы и на инженерную подготовку - учились взрывать бетонные сваи и железнодорожные  рельсы, отрабатывали приёмы рукопашного боя.

Правда, потом были и прыжки. И с Ан-2 и с Ил-76. Особенно нравились Фёдору прыжки с этого большого самолёта. Перед десантированием он снижал скорость до 300 километров в час, и всё равно воздух казался таким плотным, что из чрева лайнера прыгал, будто на поверхность  воды.

Но романтика, как и следовало по логике, что за хорошим  всегда следует плохое, закончилась учениями. За четверо суток «диверсантам-партизанам» предстояло ночами  пройти более двухсот километров, условно взорвав несколько «стратегических» объектов, охраняемых во время  учений солдатами срочной службы.

Как назло, зарядили дожди. В чётко определённых командованием местах днёвок, где их проверяли следившие  за учениями независимые инспекторы, возле нещадно дымящего от сырых дров костра сушили одежду и обычные  кирзовые солдатские сапоги. И надо же было так случиться, что уже на второй день носок правого Фединого сапога оказался настолько близко к огню, что пригорел. А самое неприятное заключалось в том, что в нём образовалась  хоть и небольшая, но дырка, через которую влага от мокрой травы сразу же проникала внутрь.

Так с мокрыми ногами и шёл Фёдор остатки маршрута. Отвыкший на гражданке от столь длительных переходов, он быстро намял ступню в дырявом сапоге, на третий день идти сделалось очень больно, но он терпел, подбадривая ребят и больше самого себя анекдотами и разного рода шуточками.

А когда, выполнив задание, их группа вышла в назначенное  место и оттуда была вывезена на машине в часть, на правой ступне Фёдора кожа совсем отслоилась. В санчасти ему предложили лечение в госпитале, но какой там госпиталь , когда все стали разъезжаться по домам!

-  Дома вылечу, - заверил военврача Фёдор и, ступая на пятку, тоже заковылял на станцию. А дома к лечению отнёсся безалаберно. Как только сочившаяся сукровицей ступня затянулась розовой нежной кожей, отправился на работу. А вскоре начались проблемы.

Федю несколько лет сначала лечили врачи, а потом разного  рода целители. Лечили от экземы, что расползлась по всей подошве правой ноги, но стопа продолжала натуральным  образом гнить. Он ездил к специалистам в дерматологический центр  и даже Москву, но и там доктора ничего толком понять не могли, пока не оказался в руках онкологов. Диагноз - рак. Да в той степени, что облучение или химиотерапия были уже бессильны.

Сначала ему отрезали ступню, а почти месяц назад отпазанчили еще сантиметров двадцать. И сразу предупредили, что эта ампутация не станет последней. Только Фёдор не унывал. Он знал тысячи анекдотов и рассказы­вал их по любому случаю или поводу, отвлекая соседей по палате от тяжких дум, что то и дело лезли в голову после объявления диагноза.

-  Фёдор, этот вообще как батарейка энерджайзер, - говорил про него мужикам из соседней палаты Ильдар. - Ну до чего неугомонный! У него уже дважды ногу укорачивали, через полгода, скорее всего, еще операция предстоит. У него там что-то типа рака кости обнаружили. А он как ни в чем не бывало хохочет круглые сутки. С одной ногой на машине таксует, на рыбалку ездит, даже за грибами по лесу мотается. Вот представь! Посмотришь, у рынка инвалиды сидят без одной ноги, милостыню просят целыми днями. А этот семью кормит.






СТЕПАН


Про новый дом Степан с женой разговоры начали ещё пару лет назад. Старая халупа для жилья совсем не годилась. Да и тесна стала после того, как два года назад жена вдобавок к трём сыновьям родила дочь. А это значит, что рано или поздно девке потребуется отдельная комната. Да и ребятам нужен простор, а не самодельная трёхъярусная кровать.

Разговоры, а точнее, мечты о новом просторном доме так и оставались мечтами, но нынешней весной Степан твёрдо решил - надо строиться. В райцентре зашёл в банк узнать насчёт ссуды в полмиллиона на десять лет. Решил, что платить  по пять тысяч в месяц при нынешней зарплате ему будет вполне по силам. В банке запросили документы, в том числе - справку о зарплате с основного места работы. А основное и единственное у Степана был их бывший совхоз, а теперь ОАО «Рассвет», в котором его владелец и директор имел две трети акций, остальные раздав работникам.

-  И на что тебе полмиллиона? - поинтересовался директор.

-  Да вот, Василий Иванович, дом решил строить. Старый-то уж совсем прохудился, ремонтировать дороже обойдётся. Да и тесноват при нашей семье.

-  У тебя что, деньги лишние? - спросил директор. - Ты хорошо посчитал, что тебе придется ещё чуть не столько же выплатить на проценты, на обслуживание кредита, на страхование жизни, страхование имущества?

-  А это-то зачем?

-  А ты как думал? - развёл руками директор. - Там же не дураки на мешках с деньгами сидят. А вдруг с тобой что случится? А? Кто банку деньги отдаст? Вот они твою жизнь за твой счёт и страхуют, чтобы риск снизить. Давай мы с тобой вот что сделаем: я тебе дом за счёт хозяйства поставлю, а ты потом деньги постепенно выплатишь. Только живые деньги я тебе не дам. Буду платить по счетам  за материалы и за работу. Процент мы тебе установим в размере инфляции. А чтобы никаких разговоров по деревне не пошло, мол, я на тебе наживаюсь, строителей сам нанимать будешь. Я думаю, так тысяч двести-триста сэкономишь.

-  А так можно? - не верил своему счастью Степан.

-  У нас всё можно, что не запрещено законом. Строить жильё не только не запрещено, а поощряется на всех уровнях власти. Так, глядишь, я на тебе ещё и политический капитал заработаю, а? - директор хлопнул Степана по плечу и рассмеялся.

Он был свой, деревенский. Первый свой капитал сколотил  как раз на строительстве, потом построил магазин, купил оборудование для переработки мяса и рыбы, стал продавать продукцию в соседних городах, наладил закуп, , переработку и сбыт. Деньги пускал в развитие производства  и, в отличие от подавляющего большинства новых богатеев, не строил себе дворец на несколько этажей, а жил вместе с родителями в ещё дедовском доме. Зато когда сов­хоз совсем стал разваливаться, он практически за бесценок  скупил остатки техники, мастерские, две фермы, взял в аренду паи и стал поднимать хозяйство. Видя такое усердие, в области ему выдали кредит на закуп породистого скота, и дело пошло на поправку. А тут ещё и природа помогла  с высокими урожаями. И снова директор схитрил - не стал отдавать зерно на хранение в заготзерно, где бы в качестве  платы осталась немалая часть урожая, а восстановил совхозные сушилки с небольшим элеватором.

К односельчанам, которые работали на совесть, Василий Иванович относился уважительно. Получив работу и хорошую зарплату, народ в своём благодетеле души не чаял. Но были, конечно, и завистники, и откровенные лодыри. Только когда двоих пьяных трактористов директор отвёл за мастер­скую и собственноручно отлупил, откровенные пьянки прекратились. Пить-то, конечно, мужики пили, но только уже тайком. И не столько от жён, сколько от директора.

Был Василий Иванович немногим старше Степана, но поскольку женился рано, сын и дочь уже заканчивали университет  и вряд ли собирались возвращаться в родное село.

-  Так что? Принимаешь моё предложение? - спросил директор.

-  Василий Иванович, я даже не знаю, как тебя и благо­дарить, - замялся Степан.

-  Чудак-человек! Во-первых, зная тебя с пацанов, я не сомневаюсь, что деньги эти ты отработаешь. А во-вторых, я таким образом тебя захомутал. Пока долг не отдашь, ты же никуда от меня не денешься, а мне такие ценные кадры во как нужны, - и Василий Иванович провёл большим пальцем  поперёк горла.

Своих накоплений и обещанных директором денег на строительство дома, по подсчётам Степана, должно было хватить. По крайней мере - на основное, а обшить сайдингом, как теперь стало модно у людей побогаче, можно будет и позднее.

Сначала брат отговаривал нанимать людей со стороны. Мол, сами сделаем всё, как надо, а чужие люди - они толь­ко деньгу зашибить. Сляпают сикось-накось, а тебе потом переделывать. Оно, конечно, так было бы лучше и дешевле, только самим-то когда? Особенно летом. А тут мужики из соседней области - не таджики какие-нибудь, вроде мастеровые, утверждают, что непьющие, что не один дом на своём веку поставили. Ну, Степан и повёлся.

Может, они и вправду были мастеровые, но стоило только отвернуться, как чего-нибудь напортачат. А где же целыми днями-то за ними присматривать? Приедет Степан  вечером, посмотрит, снова шаляй-валяй сделано, поматерится-поматерится, а в ответ всё одно от бригадира слышит: мол, исстари на Руси ведётся, что ежели бы не клин да не мох, так и плотник бы сдох.

Ну, что-то наспех переделают, что-то поплотнее прите­шут, а на душе у Степана осадок неприятный остаётся. Тем более что сам привык всё делать аккуратно.

И так на нервах всё лето, пока стройка шла. Теперь- то уже и дом под металлочерепицей, и полы настелены, и потолок, и окна вставлены, и двери навешены. Осталось только купленный в городе газовый котёл установить да отопление провести. И новоселье справлять можно.

Дело к завершению близится, но понервничать с такими работничками пришлось немало! К тому же ел, когда придётся, и то чаще всухомятку. Сначала думал, что именно от этого справа внизу живота заболело, но терпел, пока терпелка не кончилась.

Заехал в районную больницу, докторице пожалился. Рассказал даже то, над чем сначала всей семьёй, а потом уже и всей деревней смеялись. Нынешним летом, когда никакого  спасу от комаров не было, и народ спасался от кровопийцев мазями да аэрозолями, в домах по вечерам включали фумигаторы, а пенсионеры, не имея лишних денег, просто жгли по вечерам в чугунках старые тряпки, и спали люди только в пологах из марли, его не то что не кусали, ни одна тварь даже на тело не садилась. Врачиха тоже поулыбалась такой исключительности, но значения рассказу не придала , хотя дома учительница биологии настоятельно советовала  проверить кровь. Мол, наверное, что-то с кровью неладно, раз уж очень чувствительные твари с крылышка­ми стороной облетают.

В поликлинике Степан по направлению доктора сдал все анализы, на УЗИ холодной штуковиной по скользкому от какой-то мази по его животу поелозили, потом врачиха допытывалась, не болел ли гепатитом, долго заглядывала в глаза - нет ли желтизны, и велела срочно ехать в область, в онкологию, с подозрением на рак печени.

И когда Степан появился в палате, его начали расспрашивать: где опухоль, когда обнаружили, как лечился? А что он мог рассказать? Да никак не лечился!

-  Да не тушуйся ты! - подбодрил сразу весельчак Юра. - Печень - это фигня. Она имеет свойство регенерации.

Степан начал мучительно вспоминать, что означает это слово, слышанное ещё когда-то в школе, но с годами напрочь забытое. Потом вспомнил - самовосстановление. Вроде бы кто-то когда-то говорил, что печень действительно  на сколько-то отрастает, но утешение это было слабым.

А Юра продолжал:

-  Это вон у Федьки нога уже не отрастёт, а печень - пустяки. Слышал по телевизору? Ученые при помощи стволовых клеток и плаценты из эмбрионов курицы или абортированного человеческого плода просто поразительные чудеса творят. Печень для них как насморк. Вон на Украине какой-то ученый, не помню фамилию, лекарство создал, запатентовал и теперь продает по всей Европе. Так что выживешь! Ну, может, раскошелиться придётся. Машину там продать или ещё что...

-  Кстати, а здесь-то как? Надо платить? - сразу же, как только зашла речь о деньгах, поинтересовался Степан. Много раз он слышал, что в области бесплатно врачи уже ничего делать не хотят. Только с конвертом.

-  Платят, конечно, - откликнулся Юра. - Северяне, те привозят тысяч по тридцать, а то и по пятьдесят, но те, кто с юга, из деревни, обычно по десять дают. Я весной после первой операции дал десять. Но надо было не после давать, а до. Не пришлось бы второй раз под нож ложиться.

-  А из-за чего вторую делали? - простодушно поинтересовался  Степан.

-  Да понимаешь, я был в тот день последним. А хирурги после каждой операции по сто граммов спирта для успокоения нервов принимают. Я-то, говорю тебе, четвертым был. Ну, они как за день по триста граммов спиртяшки приняли, уже совсем нахороше были. Вот у меня в животе полови­ну инструмента и забыли. Когда я ходить начал, всё думал: что у меня внутри бренчит да звякает? Пожаловался врачу на обходе, он живот щупал-щупал, на рентген отправил, там и обнаружилось, что у меня в брюшной полости двое ножниц, зажимы, скальпель и пинцеты. Вот пришлось второй  раз оперироваться. Правда, уже бесплатно. Более того, они мне мой конверт с деньгами вернули.

-  Ни хрена себе Айболиты! - изумлённо воскликнул Степан.

-  Да нет, Айболит ветеринаром был, а тут настоящие коновалы. Так что когда на операцию повезут, ты старайся не засыпать. И просись первым, пока трезвые.

Степан не сразу сообразил, что его разыгрывают. Вру­бился только тогда, когда громогласный хохот потряс всю палату. И даже утром переведенный из реанимации дед Коля обеими руками держался за оперированный живот и несмело, чтобы не разошлись на днях наложенные швы, долго хихикал. Единственно безучастным к происходящему оставался мужчина лет пятидесяти на койке у самого входа. Он будто не слышал разговоров, а всё время задумчиво смотрел в потолок, то и дело сильно потирая низ живота, пытаясь таким способом будто бы выдавить наружу острую режущую боль, что не давала возможности расслабиться.

И если не брать во внимание его да деда Колю, опутанного какими-то трубками да шлангами, то в этот момент палата была похожа на комнату отдыхающих в санатории , но никак не на палату приговорённых страшным диагнозом.








НИНОЧКА


Пробка ударила в потолок, отрикошетила в стену, а потом весело запрыгала по полу, и в то же мгновение тугая струя пены вырвалась из горлышка прямо на лицо и одежду  Ниночки, по пути поливая тарелки с закуской. Ниночка растерянно хлопала густо накрашенными ресницами, утирала  ладонями лоб и щёки, оттягивала насквозь промокший и сразу же прилипший к телу халат.

Собравшийся за новогодним столом персонал громко зааплодировал, и с разных сторон послышались весёлые голоса уже захмелевших от тостов за проводы старого года сестёр и хирургов:

-  Ох, и бурная же тебе жизнь предстоит, Ниночка!

-  Счастья-то на тебя сколько выльется!

-  Ну, почему опять мимо меня счастье пролетело?!

А сидящий рядом Саша схватил со стола салфетку и старательно начал вытирать струйки шампанского, стекающие с лица девушки на шею и грудь. Причём делал он это уже насквозь промокшей салфеткой настолько старатель­но, что от движений его ладони расстегнулись сразу две верхние пуговки халата, обнажив тугие полушария грудей, едва прикрытых поддерживающим бюстгальтером. Их-то с особым старанием и начал вытирать обалдевший от такой возможности мужчина.

-  Сашка, ты особо не увлекайся, дай мне тоже за дамой поухаживать, - тянулся через стол с сухой салфеткой маммолог Володя.

-  Ты-то куда лезешь? - хохотала его соседка Надя. - Неужели ещё сисек не натрогался ? Целыми днями бабы к нему в очередь стоят, чтобы грудь показать да дать пощупать!

-  Всё, люди! Я виноват, мне и вытирать, хотя, чтобы добро не пропадало, я лучше вылижу, - степенно произнёс Степаныч и начал обходить стол, держа в руке бутылку, из которой вытекла добрая половина вина.

-  А может, мы всё-таки за наступивший год выпьем? - перебила Надя. - Ну что за мужики! Голых сисек, что ли, не видали? Давайте за наступивший новый год выпьем. А потом, если хотите, я вам сама сиськи покажу. Нинка, спрячь своё соблазнительное достояние! С Новым годом, с новым счастьем! Степаныч, ёлки-моталки! Давай, наливай!

-  Ох, и щедрый ты сегодня, Степаныч! У всех счастье через край льётся! Ты уж поаккуратней, чтобы на всех хватило.

-  Да не виноват я, что какой-то умник шампанское вместо  холодильника к батарее поставил, - оправдывался разливающий.

-  Вообще-то я, когда пришли, его на стол ставил.

-  Так тут и без него места нет, вот я на пол и переставила , - оправдывалась Надя, - а потом кто-то, наверное, нечаянно к батарее бутылку сдвинул.

-  Ладно вам оправдываться! - вклинился Саша. - За Новый год, за новое счастье!

-  И за любовь! Непременно за любовь! - перебила его Надя.

Потом были ещё тосты за милых дам, снова за любовь, за благополучие в семье, за эту проклятую работу, за красоту и за многое другое. Больных в отделениях оставалось  мало, ходячих городских отпустили на новогоднюю ночь домой, тяжёлых, поскольку операций специально на последние предновогодние дни не назначали, не было, поэтому в палатах оставались только выздоравливающие из районов да из других городов. Но и они тоже сейчас кучковались  в вестибюлях и холлах, отмечая праздник заранее припасённым спиртным, что принесли навещающие больных  родственники и знакомые. Правда, тосты у пациентов были не за любовь и не за дам, а за то, что тревожило их сей­час больше всего.

-  Будем жить! - утверждающе произносили с рюмками в руках онкологические больные, объединённые одним и тем же страшным диагнозом, нередко звучащим, как смертный приговор.

-  Будем! - дружно откликались остальные.

Они тоже сегодня наслаждались свободой, потому что был праздник, и дежурные сёстры никого не загоняли в палату, беззлобно ворча, как это бывало обычно.

Быстро захмелевшие от небольшой дозы спиртного пациенты, перебивая друг друга, рассказывали каждый свою, волнующую его историю, при этом лишь единицы молча, вполуха слушали сразу нескольких своих собеседников-соседей, думая о чём-то своём. Женщины отходили к окну, смотрели на фейерверки, запускаемые во дворах неподалёку расположенного микрорайона, и плакали, тоскуя по домашним и переживая по поводу своего заболевания. Некоторые сидящие за столом, рассказывая о былом, не забывали, что будущее у них очень призрачно, а кто-то, расчувствовавшись от выпитого, переставал крепиться, что после поставленного диагноза делал изо всех сил, и вытирал помимо воли навернувшиеся слёзы.

А дежурный персонал веселился. Надя заранее заготовила  фанты с прогнозами, и каждый вытягивающий их, вслух произносил, что его ждёт в новом году. Степаныч под громкий смех объявил, что его ждёт прибавление в семействе, Саше выпала головокружительная карьера, Ниночке - страстная любовь, пенсионерке санитарке Оксане Ивановне  - аборт, Володе - новая машина, Галине - романтическое  путешествие. Такие же неожиданные, часто очень весёлые, предсказания были на бумажках и у остальных участников застолья. Когда вдоволь насмеялись и выпи­ли уже в который раз за любовь, поскольку известно, что её, как и денег, много не бывает, Надя устроила конкурсы с эротической подоплёкой. Нет, до полного раздевания дело не дошло, но даже проигравшему Степанычу пришлось на несколько минут расстаться с брюками, а сама заводила беззастенчиво сбросила халат и ходила, гордо покачивая своим большим бюстом.

Саша то и дело оказывался рядом с Ниночкой, а во время конкурса, когда мужчинам надо было доказать свою силу и рыцарские наклонности, носил её на руках вокруг стола. Он давно имел виды на Ниночку, да и она тоже откровенно кокетничала с хирургом, но дальше двусмысленных шуто­чек дело у них не заходило, хотя часто вместе дежурили по ночам, вели за чашкой кофе душещипательные беседы. У обоих были семьи, и если у самого Саши дома было далеко не всё благополучно, потому что жена изводила его упрека­ми за частые дежурства по ночам и по выходным, то Ниночка  своей жизнью была очень довольна. Муж её любил, трёхгодовалая дочь росла здоровой и очень смышлёной, и даже со свекровью, вместе с которой жили,взаимоотношения были очень даже милые. Так что всё у неё было хорошо, и не было абсолютно никакого повода заводить роман на стороне, чтобы компенсировать недостаток внимания или чувств. А поскольку девушка она была весёлая, добрая и очень хорошо относилась к пациентам, многие из них без­надёжно, в последний раз на оставшемся отрезке жизни, влюблялись в красивую медсестру, чьи пухлые губы дела­ли её очень похожей на Анджелину Джоли.

Ниночка рассказывала мужу об очередном поклон­нике, что был в два с лишним раза старше её и задаривал красивыми букетами или коробками конфет в надежде на хоть какую-нибудь благосклонность. Муж шутил, что его милая жёнушка должна получать прибавку к своей более чем скромной зарплате ещё и за психотерапию, и при этом никогда не проявлял даже малейшей ревности.

В онкологию Ниночка попала не случайно. Несколько лет назад у неё от рака умерла любимая бабушка. Эта смерть настолько потрясла девушку, что она решила непременно  поступать в медицинский институт. И хотя отметки в аттестате были почти лучше всех, учиться на врача не получилось - подвела химия. Этот предмет в их сельской  школе преподавали по очереди: то математичка, то филолог, то - сама директриса, учитель истории. Именно химия, хоть в аттестате и стояла пятёрка по этому предмету , который больше никто из десяти выпускников учить не хотел, и разрушила мечту Ниночки стать сначала врачом, а потом - учёным, чтобы найти лекарство от рака.

Не пройдя по конкурсу в мединститут, девушка пошла  в медицинский техникум, пока училась - вышла замуж и, получив диплом фельдшера, без проблем устроилась дежурной медсестрой в онкологический центр, где всегда не хватало среднего и младшего персонала.

При виде пациентов, многие из которых, узнав о своём диагнозе, сразу же смирялись с неизбежностью скорой смерти, сникали, не верили в выздоровление, на Ниночку будто наваливалась ответственность за их будущее. Жалея их, Ниночка во время утренних и вечерних процедур, пока ставила уколы, приводила примеры, когда онкологические больные через десять и пятнадцать лет после операции наведывались на обследования и оставались совершенно здоровыми. Иногда такие истории о якобы дальних родственниках или хороших знакомых своих родителей она прямо на ходу придумывала сама. Да так образно, что сама верила в правдивость этих оптимистических историй. Стоит ли говорить, что пациенты сердобольную, участливую девушку просто обожали, а мужчины нередко проникались  и более глубокими чувствами.

Ниночка рассказывала о каждом очередном поклоннике  мужу, но он нисколько не ревновал, подшучивая, что в порнографии один из самых популярных разделов - это секс с медсёстрами. Так что влюблённость пациентов толь­ко подтверждает правильность курса порноиндустрии.

Да и ни малейшего повода к ревности у мужа не было - Ниночка со всеми была ровной и одинаково приветливой. И с Сашей они были не более, чем друзьями, коллега­ми по работе. Ниночке было приятно с ним общаться, он на удивление много читал, во время ночных дежурств часа­ми просиживал за своим ноутбуком с выходом в Интернет, интересовался классической музыкой и современной зарубежной  литературой. Именно от него Ниночка узнала, что есть такие писатели, как Муракама, Ден Браун, Вуд Алекс, Оксана Робски, Ольга Левицкая и Павел Санаев. Она даже немного почитала роман последнего «Похороните меня за плинтусом», но книга показалась скучной, история - выдуманной. Тогда Саша скачал специально для неё два романа Зары Деверо. И тоже сюжет показался девушке выдуманным от начала до конца, но эротические сцены, которыми были пронизаны оба произведения, сильно возбуждали. А когда Саша спрашивал, понравилось ли, она отмахивалась  от него: «Вот ещё! Какую-то порнушку подсунул и ещё хочет, чтобы мне это понравилось!»

Новогоднее застолье закончилось, когда все были уже изрядно во хмелю. Женщины остались убирать со стола и мыть посуду, мужчины отправились проверить больных.

В ординаторской Ниночку дожидался Саша.

- Ну, что? Чайку и немножко вздремнём? Больные спят, всё хорошо, дежурство идёт просто фантастически интересно.

Ниночка села возле накрытого для чая журнального столика в кресло напротив Саши, при этом распахнувшийся  халат оголил её стройные ноги, но она не придала этому никакого значения, даже не замечая некоторой вольности в одежде. Переодеваясь с мужчинами в одной комнате, мед­сёстры нисколько не смущались, оказываясь перед ними в нижнем белье, более того, покупали его специально покрасивее, чтобы было не стыдно предстать перед коллегами полураздетой.

За сахаром потянулись одновременно, столкнулись руками. Саша взял девушку за ладонь, сжал, осторожно погладил пальцами другой руки. Ниночка сделала робкую попытку убрать руку, но Саша удержал, потом встал, потянул  девушку к себе. Она тоже поднялась из кресла, и их губы встретились в долгом и нежном поцелуе.

Так начался у Ниночки и Саши служебный роман, о котором вскоре заговорили почти все коллеги. Да влюблённые,  собственно, особо не таились, но и не афишировали свои отношения. Только всё чаще оказывались вместе на ночных дежурствах, когда после полуночных уколов пациентам  могли, наконец, уединиться и дать волю чувствам.

Только их домашние ни о чём не догадывались.






ЛЕТАЛЬНЫЙ


Хирург Дьяконов старого друга встретил на крыльце, где нетерпеливо курил уже вторую подряд сигарету.

-  Привет, Володя!

-  Привет, бизнесмен! Дай-ка я на тебя при уличном свете  посмотрю! Да! Видок так себе. Пойдем, я тебе палату забронировал.

Пока шли по коридорам и поднимались по лестнице, доктор расспросил старого друга, что того беспокоит. Не в плане бизнеса, а в отношении здоровья. Как только вошли в одноместную коммерческую палату, доктор сел в кресло и начал:

-  Значит, так. Сегодня не есть, завтра натощак сдашь кровь из пальца и из вены, сделаешь рентген брюшной полости, эРэРэС и ирригоскопию. Я сейчас направления выпишу и сестре отдам. Я хотел сегодня тебя на кардиограмму и на томографию отправить, но там с обеда по всему  крылу кабели меняют. Так что тоже завтра.

-  Ты мне переведи на русский то, что только что говорил.

-  Не забивай голову ерундой. Но если хочешь знать, рентген тебе сделаем. Ректороманоскопия или эРэРэС - это в задницу тебе заглянем. Возьмём материал на биопсию. Вообще-то надо было три дня к этому готовиться, фруктов, овощей и жирного мяса не есть, но ладно, может, и так получится.

-  Да я, можно сказать, вообще последние дни почти ничего не ем. Кофе только пью чуть не вёдрами.

-  Тем лучше, но вечерком придется клизму поставить. Хотя нет, лучше фортранс выпьешь. Тебе с твоим весом надо литра четыре. Выпьешь, и прочистит куда лучше клизмы. Сейчас я сестру на первый этаж в аптеку отправлю, там должен быть. И бускопан. Хотя зачем я тебе всё это рассказываю - ты один хрен гематоген от геморроя не отличаешь. А ты из вещей ничего с собой не захватил?

-  Да у меня в машине всегда упакованная сумка со всем необходимым для командировок, пара книг и ноут. Сейчас звякну, водила принесёт.

-  Тогда устраивайся. Руководить можешь отсюда. А я побежал. Бумаг до фигища! Задолбали уже нас всякими бумагами! Не поверишь, я за операционным столом меньше  стою, чем отчёты всякие сочиняю. Ну, будь, дружище! Не хандри. Даст бог, обойдётся всё, просто лучше перебздеть, чем не доглядеть.

До вечера Дмитрий Иванович работал. Он уютно устроился за письменным столом, который был в палате, обустроенной им же после той операции в благодарность докторам и для удобства таких же, как он, ВИП-пациентов, потом развалился в кресле и посмотрел по телевизору  местные новости. Как всегда, шла одна мура про поездки  уже надоевшего всем телезрителям губернатора, про открытие нового спорткомплекса в отдаленном районе, а сюжет о доме престарелых предварял прямой эфир с заместителем губернатора по социальным вопросам о развитии медицинского обслуживания в регионе.

На экране появился холёный, с безразличными глазами чиновник, которого он помнил этаким пронырливым хлыщом  еще по институту и с братом которого был хорошо знаком, не раз пил водку на разных торжествах и немного завидовал, потому что бизнес того, благодаря наличию брата на самой вершине исполнительной власти, раскручивался  более чем успешно. Чиновник рассказывал, какие про­граммы по здравоохранению приняты в области, сколько на них выделено денег из местного и областного бюджетов, сколько выделено квот на лечение в федеральных  клиниках, сколько закуплено суперсовременного оборудования.

«Еще бы на этой аппаратуре да умные и грамотные специалисты работали», - с досадой подумал Дмитрий Иванович  и выключил телевизор. Начались позывы от выпи­той сладковатой воды, которой надо было осилить аж четыре литра.

К утру его прочистило, как нельзя лучше, тем более что за последние несколько дней действительно питался кое- как, от случая к случаю. И то больше кофе да бутерброда­ми с сыром, который очень любил.

После процедур перекусил принесённым сестрой завтраком, позвонил водителю, чтобы привёз из ресторана нормальный обед, занялся работой. После обеда пришёл Дьяконов, устало развалился в кресле.

-  Совсем вымотался. Опять было четыре операции. Понимаешь, Димон, я всё больше и больше склоняюсь к гипотезе, что действительно рак - заболевание инфекционное. Я ведь, ты знаешь, кандидатскую именно на эту тему писать начинал. Тогда эта теория активно выдвигалась. Но не нашёл подтверждения. А сейчас думаю, может, плохо искал? Наверное, зря тему сменил. Ты только посмотри , сколько у нас теперь онкологических! Каждый день по четыре операции делаем. В год не меньше тысячи. А люди всё поступают и поступают. И надо было бы много больше принимать, но главное - раннюю диагностику наладить, да ни специалистов нет, ни оборудования, ни помещений. Палаты до отказа забиты. Иногда пациентов даже за пару дней до снятия швов домой отпускаем, чтобы другому место освободить. Да и работать некому. Не идёт народ на нищенскую зарплату.

-  Ну, ты-то у нас не нищенствуешь, побойся бога.

-  Дима, а ты думаешь, мне приятно с протянутой за конвертом рукой стоять? Иногда такая тоска забирает, что хоть вой. А с сёстрами вообще беда! Вот сейчас, представляешь, одна на сессии - в медакадемии сестринское отделение с заочным обучением открыли, у второй ребенок заболел, третья сама захворала. Шеф уже в медколледже студенток на практику выпрашивает. Надо же кому-то уколы, капельницы, клизмы ставить. Я вчера на дежурстве сам уколы ставил. А моё ли это дело? Так ведь скоро и утку хирургу выносить придётся. А при таком раскладе через пять-десять лет, когда наше поколение на пенсию выйдет, и операции делать будет некому. Ладно, давай по соточке!

-  А мне можно?

-  Так ты же все анализы сдал. Я сейчас схожу, возьму результаты и коньячку принесу. У нас этим пойлом от благодарных пациентов все шкафы забиты. Или, может, лучше спиртяшки?

-  Нет уж, давай лучше коньяку. Он как-то привычнее. А ты всё? Отработал?

-  Не совсем, но фигня осталась.

Доктор тяжело поднялся из кресла и вышел в коридор. Вернулся он минут через десять с коробкой французского коньяка и кучей бумажек.

-  Давай, за твоё здоровье!

Выпили, закусили шоколадкой. Дьяконов надел очки и начал просматривать результаты анализов.

-  Странная, брат, штука! Вроде всё нормально. Даже отлично! Ну, биопсию, ты понимаешь, так быстро не сделали , а вот всё остальное готово. Снимок хороший, ново­образований нет. ЭРэРэС никаких патологий не выявила. Кровь? Эритроциты - норма. Если бы были проблемы с метастазами, уровень был бы намного меньше. Гемоглобин, правда, высоковат. Но это надо будет проверить ещё раз. Уровни нейтрофилов и тромбоцитов никакого воспаления и онкологии не показывают. Ты извини, но там эти долбанные энергетики так и не успели оборудование подключить. Обещают сегодня, кровь из носу, всё закончить, так что завтра томографию и кардиограмму сделаем. У тебя как с сердцем? Проблем нет?

-  Нет, вроде всё нормально. Я же говорю, что у меня, кажется, снова с желудком. И ведь, паразит, плеснёшь ему коньячку, вроде как боль проходит.

-  Ладно, давай тогда ещё помаленьку.

Выпили еще, посидели. Дмитрий Иванович завёл, было, разговор о своих проблемах в бизнесе, ведь именно это его сейчас занимало больше всего, даже больше, чем непонятки  со здоровьем. Тем более что сильного недомогания он не чувствовал. Просто одолевала слабость. Но и это относил на нервное истощение и усталость от суеты последних дней.

- Выбрось ты из головы свой бизнес! Ты в больнице. Ты хоть понимаешь это? Отдохни от проблем хотя бы в этих стенах!

Допили бутылку, доктор ушёл, а Дмитрий Иванович сделал ещё несколько звонков, включил телевизор, поты­кал в кнопки, переключая каналы, но ничего интересного не нашёл и включил ноутбук - проверить почту и посмотреть, что делается в мире бизнеса.

Ближе к полуночи сестра Ниночка поставила ему витамины , дала таблетку, пожелала спокойной ночи и вышла , тихонечко прикрыв за собой дверь. Сегодня дежурил Саша, с которым у них уже больше года длился бурный роман, так что ночь они проведут в ординаторской, занимаясь любовью. Тяжелых всего двое, у деда Коли сегодня дежурит нанятая сиделка, у прооперированной два дня назад бабушки - дочь. Так что тревожиться нет повода. Если что, её найдут в ординаторской.

Утром в половине седьмого Ниночка, поставив уколы в общих палатах, зашла в люксовскую и остолбенела. Пациент  со спокойным лицом лежал на спине и широко открытыми  остекленевшими глазами смотрел в потолок.






ЯБЛОКО С СЕВЕРА


Проснулся Ильдар рано. И не потому, что провёл свою первую ночь на диване в вестибюле хирургического отделения. Диван был хоть и коротковат, но значительно лучше  вокзальных пластиковых стульчиков, скрепленных хомутиками в ровные ряды. К тому же санитарка при­несла постельное бельё, одеяло, подушку, но стелить он ей не позволил. Сделал всё сам, зная, что персоналу и так достаётся немало с тяжёлыми больными. У него же никакой боли не чувствовалось, и он осознавал себя абсолютно здоровым человеком, по чистой случайности попавшим  в это страшное заведение.

Ильдар тихонечко, стараясь не шаркать тапочками, про­шёл в туалет, открыл окно и всей грудью вдохнул чистый бодрящий воздух. Ночью слегка подморозило, на лужах виднелся хрупкий ледок, цветы на клумбах, ещё вчера гор­до выставлявшие напоказ свои яркие бутоны, враз почернели  и опустили головы. И от этой за одну ночь утратив­шей красоту природы почему-то сделалось тоскливо.

Интересно, сколько его здесь продержат? Недели две или три? Если три, то к моменту выписки уже должны наступить морозы, и не придётся идти по болоту пешком. Да вряд ли он и сможет после операции пройти те десять километров. А может, ещё и не будет никакой операции? Может, что-то напутали районные доктора, и здешнее обследование на хорошей аппаратуре подтвердит, что он вполне здоров, и никакого рака у него нет?

От этой мысли сделалось чуть веселее.

-  Куришь? - раздался за спиной голос мужчины, появление которого Ильдар даже не слышал.

-  Нет, просто воздухом дышу.

-  Это ты, что ли, на диване ночевал?

-  Да, а что?

-  Нет, ничего. Сегодня из нашей палаты одного на операцию  кладут, место освобождается. Так что наверняка тебя к нам положат. Давай знакомиться! Юра.

-  Очень приятно! Ильдар.

-  И что у тебя?

-  Да они темнят что-то, всё терминами своими по латы­ни называют, так что я ни фига и не понял. Отправили вот на обследование. Может, ещё ничего и не найдут.

-  Дай-то бог! Посмотри там, на подоконнике, баночку со своей фамилией. Не забудь анализ сдать.

-  Ой, хорошо, что Вы вовремя подсказали.

-  Да перестань ты выкать. Мы тут все на равных. Товарищи по несчастью, так сказать.

Мужчина взял пластиковую баночку с закручивающейся  крышкой, зашёл в кабинку. Ильдар нашёл свою.

-  Юра, а сколько надо для анализа?

-  Граммов сто хватит.

Вскоре один за другим народ, разбуженный дежурной сестрой для уколов и измерения температуры, потянулся из палат по длинному коридору в сторону туалета и умывальника. Некоторые шли, еле-еле передвигая ноги и держась  за живот (явно после недавней операции), другие шагали бодро и весело смотрели на соседей. Вот на костылях шустро проскакал мужчина с ампутированной почти до колена ногой. Его вчера Ильдар видел несколько раз. Он кокетничал с дежурной сестрой, задирал больных из соседних палат, беззлобно подшучивал над старушками. Сегодня он весело здоровался со всеми, называя по именам, шутил по поводу походки, пугал клизмой, которую якобы врач приказал делать всем, кто вчера ужинал, потому  что макароны оказались просроченными, и может быть несварение желудка.

-  Ну, значит, мне делать не будут, - заявил очень худой мужчина непонятного возраста.

-  Это почему это ты такой у нас особенный? -встрепенулся безногий.

-  А потому, Феденька, что желудок у меня еще в областной  больнице два месяца назад удалили. Так что несварение желудка мне не грозит. - И расхохотался, обнажив неровные пожелтевшие зубы.

Вскоре действительно многих пациентов стали приглашать  на клизму. Ильдар примерно знал, что это такое, но пока испытать не доводилось. Перед УЗИ-обследованием в районной больнице он накануне пил три литра воды с рас­творенным в ней порошком, за который пришлось уплатить  больше пятисот рублей, и эта вода вычистила его внутренности  так, что он всю ночь боялся уходить далеко от туалета.

Он больше всего стыдился того, что придётся не толь­ко снимать штаны перед молодой медсестрой, его ровесницей, но и подставлять ей свой зад, в который она будет вводить очистительную жидкость. На деле оказалось ещё хуже. Ильдар думал, что клизма - это та самая небольшая зеленого цвета резиновая груша, что стояла на подо­коннике в туалете. На деле же ему предстояло принять в себя содержимое похожего на грелку резинового сосуда с длинным шлангом и белым пластмассовым закруглённым наконечником.

Густо покраснев, Ильдар по указанию медсестры спустил  штаны, лег набок, согнув в коленях ноги и подтянув их ближе к подбородку, и почувствовал, как в него легко втиснулся этот наконечник, и кишки стали наполняться жидкостью. Сразу же очень захотелось в туалет, но мучения  только начинались.

-  Я больше не могу... - еле слышно проговорил Ильдар.

-  Да ты что! Еще и половины не принял. Терпи, давай. Да не вздумай мне тут напакостить, а то сам подтирать будешь.

Ильдар терпел изо всех сил, и едва только сестра освободила  его от шланга с наконечником, подтянул с поджилок спортивные штаны и почти бегом, не надевая шлёпанцы, метнулся в сторону туалета. На его счастье одна кабинка оказалась свободной.

Потом было еще два вливания, но эти парень перенёс как-то спокойнее.

В половине девятого сестра отправила его сдавать кровь из пальца и вены, потом пришлось сидеть в очереди на рентген затем - на УЗИ. А когда вернулся к своему дивану, матраса и белья с подушкой на нём уже не оказалось. Не было и его пакета с бритвенными принадлежностями, мылом, зубной щеткой и остатками домашней еды.

-  Да не бойся, ничего не пропало, - заулыбалась заступившая на дежурство другая медсестра. - Всё перенесли в шестую палату. Там койка освободилась, так что располагайся  на новом месте.

Место Ильдара оказалось у стены. Пакет с вещами лежал на тумбочке. Парень аккуратно разложил всё на полочки, выглянул на улицу. Прямо под окнами располагалась пар­ковка, на которой стояли дорогие машины. Ильдар не очень разбирался в марках, некоторые вообще видел впервые, но «Мерседес», «БМВ» и «Лексус» от других отличил.

-  Что, автопарком любуешься? - спросил уже знакомый Юра. - Да, брат, вот на таких машинах и ездят наши мало­оплачиваемые работники здравоохранения. Самая дешевая  миллиона на полтора тянет.

-  Ни фига-а-а с-е-е-ебе! - удивлённо протянул Ильдар. Это же моя зарплата лет за десять.

-  А ты кем работаешь?

-  Трактористом.

-  Вот то-то и оно. Не ту профессию выбрал. Надо было на хирурга учиться.

Их разговор прервал скрип дверей. В палату вошёл хирург, на кармане халата которого было вышито «Дьяконов В.Б.»

-  Как настроение? - спросил он после бодрого приветствия.

-  Хорошее, Владимир Борисович.

-- Ну и прекрасно! Так, с тобой всё ясно, - сказал доктор лежавшему у самой двери мужчине. - Минут через тридцать  будем оперировать. Не волнуйся, ничего страшного у тебя нет. Всё будет хорошо! Можешь позвонить жене, что­бы сегодня не приходила, после операции денёк побудешь в палате интенсивной терапии, потом обратно сюда. Ты, Фёдор, что скажешь?

-  Да заживает вроде бы.

-  Потом посмотрим на перевязке, как оно у тебя заживает . Думаю, что всё хорошо. Скоро домой, хватит тебе тут сестричек мурыжить. Цвигунов, Цвигунов. Кровь сдавал сегодня? Да? Как будут результаты, мы с тобой отдельно поговорим. Лаптев! - он нагнулся, пощупал живот, слегка надавил слева, справа, посерединке. - Не болит? Всё у тебя идёт хорошо, сегодня выпишем домой, хватит казённую кашу есть. Дед Коля! Ты, говорят, хандришь? Напрасно, напрасно! Операция у тебя прошла хорошо. Сделано всё чисто, я же сам оперировал, знаю. Больно, конечно! А что бы ты хотел после такой операции? Чай, не молодой уже! Помедленнее, чем у ребят, заживать будет. А то, что температура держится, не беда. Реакция организма такая. И если хочешь, пусть дочь приходит, сидит, сколько надо. Это лучше, чем постоянно сюда по телефону звонить, сестру от дела отвлекать. Так и скажи, когда проведать придёт. Теперь ты, Шарапов. Анализы все сдал? Рентген? УЗИ? Так. Хорошо. В роду онкологических больных не было?

-  Батя пять лет назад от рака умер. А у меня что, прав­да, рак?

-  Да не бойся ты так! Пока ничего страшного не вижу. Вот будут готовы результаты анализов, посмотрим. Но если онкология и есть, то на начальной стадии. Так что попал к нам очень даже вовремя. Ещё сто лет жить будешь, да и потом умрёшь от гонореи из-за неразборчивости да случайных связей.

Фёдор захохотал:

-  Да уж, в сто тридцать лет от триппера помереть! Доктор, мне бы такой прогноз!

-  Ладно, пересмешники! Вам только дай повод посмеяться... Ну, пока, мужики, мне на операцию пора.

Едва он ушёл, в коридоре раздалось приглашение:

-  Северяне, второй завтрак! Подходите быстрее, а то какао стынет.

Поскольку Ильдар из-за анализов и обследований и первый  завтрак пропустил, он не заставил себя упрашивать. Бодро встал, вышел в вестибюль, где ночевал на диване и где за несколькими массивными столами из берёзы ходячие  пациенты принимали пищу, робко пристроился с само­го края. Посреди стола стояла ваза с румяными яблоками, расположились тарелка с вафлями и большой чайник, очевидно, с тем самым какао, про который громко возвещала сестра. Ильдар начал озираться в поисках кружки, но когда увидел, что каждый идёт со своей, подошёл к буфетчице:

-  Извините, а где можно кружку взять?

-  Кружку у нас, дорогой ты мой, каждый свою имеет. Можешь там внизу в магазинчике купить. Да сейчас она тебе к чему? Ты что, с Севера, что ли?

-  С какого Севера?

-  Ну, я спрашиваю, ты с Ямала или с Югры, что ли?

-  Нет, я с Заозерья.

-  Тогда второй завтрак не про твою честь. Это для тех, кто с Северов. А то ишь, яблочка ему на халяву захотелось!

-  Да никакого яблочка мне не захотелось. У нас в этом году яблок столько уродилось, что скоту кормим. Девать некуда.

-  Ну, тогда иди к себе в палату. А если проголодался, магазин уже почти час, как открылся. Там всё, что надо, есть. Кроме пива.

Ильдар покраснел от смущения, что его заподозрили в какой-то алчности, в попытке урвать чужое, повернулся и пошёл в свою палату.

-  А ты чего это на второй завтрак-то попёрся, - спросил  Федя. - Ты же вроде наш, с области? А второй завтрак не про нашу честь. Это за северян их автономные округа нашему центру да тюменскому деньги большие платят, вот им и рацион особый. И яблоки, и вафельки с печенюшками, да какавой запивать.

-  Такова, брат, суровая действительность расслоения общества не только по социальному происхождению, но и по географической принадлежности к тому или иному суверенному субъекту Федерации, - по-учёному выразился  Юра. - Мы тут - низшая каста. И с этим надо мириться, а не обижаться.

И почему-то от этих вроде бы утешающих слов соседей по палате на душе сделалось совсем паршиво. Не от того, что не досталось яблока, их действительно в этом году уродилось в небольшом саду возле дома необычайно много, а от того, как глупо он выглядел, незваным сев за стол, от того, что испытал унижение из-за какого-то паршивого яблока. Ильдар уткнулся лицом в подушку, и слёзы потекли из глаз крупными  каплями, легко впитываясь в застиранную наволочку с незамысловатым рисунком и логотипом «Минздрав».






ПРИГОВОРЁННЫЕ


-  Ой-ё-ё-ё-ё-ёй! Ой-ё-ё-ё-ёй! - приплясывал в конце коридора возле запертой двери туалета мужчина в синих спортивных трикотажных штанах. - Мужики, давайте уже быстрее, мочи нету терпеть дольше! - умолял он закрывшихся в кабинках.

Но оттуда в ответ доносился громкий хохот:

-  Потерпи, батя, еще минуточку потерпи. Нам ведь тоже по полной вдули.

Наконец, так и не дождавшись, когда освободятся кабинки мужского туалета, мужичок рванул в женский, откуда только что выплыла дородная дамочка в дорогом шелковом халате с иероглифами и какими-то похожими на павлинов птицами.

И почти сразу из мужского туалета показались соседи Степана по палате. Одного из них - Юру - через два дня обещали выписать домой, второй — Федя - про выписку ничего не знал, но он не очень-то и торопился оформлять документы. Он тут давно был своим человеком, скабрезно шутил с медсестрами, донимал розыгрышами соседей по палате и ничуть не расстраивался по поводу ампутирован­ной почти до колена ноги. Он лихо сновал на костылях по коридорам, знал в больнице всё и вся и чувствовал себя не хуже, чем дома, куда нередко уходил ночевать.

Когда Степана разыграли соседи по палате, он, было, обиделся и до позднего вечера или молча лежал на своей кровати, или сидел в холле, где работал телевизор. Но мыс­ли о предварительном страшном диагнозе не давали покоя, а ещё беспокоила плата за лечение. С деньгами по завершении  строительства дома у них было совсем туго, а потому и с собой в больницу он взял лишь самую малость. Если диагноз подтвердится, и ему и вправду надо будет платить за операцию, эти десять тысяч брат найдёт и одолжит до лучших времён. Но, может быть, соседи по палате просто разыграли его, как с забытыми в брюшной полости Юрия инструментами? Степан отбросил обиды и решил всё выяснить.

- Нет, про деньги я серьезно, - махнул рукой Юра. - От этого, брат, никуда не денешься. Вся страна в коррупции погрязла, а уж когда речь идёт о жизни и смерти, радуйся, что мало просят. Вон в радиологии Вера лежит. Её муж в Москве уже пол-лимона заплатил, а всё как корове под хвост. Деньги кончились, и выпнули на улицу. Теперь здесь облучение делают. А кто-то и в Израиль ездил лечиться, а один хрен. Знаешь, когда припекает, так ни деньги, ни положение не помогают. Вон сколько знаменитостей от рака умерло! Что, думаешь, у них денег не хватило или заплатить пожалели? У нас сегодня в соседней люксовской палате мужик коньки откинул. Большой начальник был. И денег - море имел. Шесть лет назад операцию дела­ли, а на днях недомогание почувствовал. Искали причину, искали, не могли найти. Он сюда обратился. Тут тоже полное обследование провели, руками разводят: вроде, мол, всё нормально. А он посреди ночи умер. Утром сестра при­ходит укол ставить, а он уж холодный. Да ты не пугайся. Говорят, обычно после операции в среднем три-пять лет живут. Но есть и двадцать. И умирают совсем по другой, не раковой, причине. Я тут с бабулей одной познакомился, так ей тридцать лет назад печень ополовинили, а она еще в народном хоре поёт и хороводы водит. Так что кому как судьбой прописано.

Их разговор прервал ведущий палату хирург Дьяконов. Поздоровался, прошёл вдоль рядов коек, присел на краешек  кровати Степана:

-  Посмотрел я направление и все анализы. Ничего страшного там нет. Есть подозрение на злокачественную опухоль верхней части печени, но мы это всё сами проверим. Прямо завтра и начнём. Я все направления у сестры оставил. Сдашь кровь, кал, мочу, ещё раз на УЗИ посмотрим , рентген, РРС, колоноскопию, чтобы уж полную картину иметь. Есть ли действительно злокачественная опухоль, не пошли ли куда метастазы? А дня через три на операцию поставим. Но для этого надо, чтобы родствен­ники твои сдали граммов триста, а лучше - четыреста, крови. Можно, конечно, и платных доноров поискать, но лучше пусть родственники. Деньги сэкономишь. Пусть на ближайшей станции переливания крови сдадут, а те нам подтверждение отправят. Понимаешь, проблема сейчас в стране с донорской кровью. Это раньше всякие льготы были, так народ из-за них по нескольку раз в год сдавал. А теперь... - он махнул рукой, - ну, ты всё понял? Да, и Федю меньше слушай, он тут уже всех задолбал своими шуточками.

-  Вот, блин! - сокрушенно выдохнул Степан, когда дверь за доктором закрылась. - И кто у меня там из родственников  поедет за сто километров кровь сдавать? Ну, брат, ну, жена, ну невестку уговорят, хотя у неё вроде когда -то гепатит был. Может, на работе кто? - взял с тумбочки мобильный телефон и начал набирать номер, чтобы рас­сказать домашним о беседе с доктором.

Пока он пересказывал жене свои новости, Фёдор успел сходить в соседние палаты. Вернулся со сверкающими глазами  и вполголоса начал восхищенно рассказывать:

-  Ребя-а-а-ата! Кла-а-ассс! Там на практику такую тёлку прислали! С ума сойти. Сиськи - во-о! - он выставил перед собой локти согнутых рук. - Ноги от ушей, халатик едва трусики прикрывает. А глаза-а-а! Офигеть и не встать! Ох, и вдул бы я ей по самое не могу!

-  Кому ты нужен безногий, - подал из угла голос дед Коля.

-  Дед, вот ты столько на свете прожил, а ни хрена не понимаешь. В этом деле наличие или отсутствие ног ника­кой роли не играет. Главное, чтобы между ними было то, что надо.

-  Можно подумать, у тебя там то, что бабам надо, - еле слышным голосом откликнулся дед Коля.

-  Показать? Ты оттуда увидишь, или мне поближе подскакать?

-  Да ладно уж, расхвастался. У меня, может, в молодости-то поболе твово был, - отмахнулся дед Коля. - Только не совал его, куда ни попадя.

-  Нет, дед, ни хрена ты уже не соображаешь по причине своего возраста и немощи. Не зря говорят: «Мораль креп­чает, когда дряхлеет плоть».

Их спор прервался неожиданно открывшейся дверью. В палату вошла та самая практикантка, про которую только что рассказывал Федя. Была она действительно красоты поразительной, так что мужики все без исключения просто открыли рты от изумления.

-  Кто тут Степанов Степан? - нежным голосом проворковала она.

-  Я, - откликнулся Степан.

-  Вам сегодня нельзя ужинать, вечером будем делать клизму до чистой воды.

-  Дак я и не обедал ещё сегодня.

-  Тем лучше.

-  А Цвигунов - это Вы? - обведя глазами пациентов, спросила она у парня с явно выраженными татарскими чертами лица.

-  Нет, это я, - откликнулся Юра. - А в чём дело?

-  Вам тоже сегодня вместо ужина клизма. Вам назначено  повторное обследование.

И вышла. А палата завороженно молчала.

-  Блин! И чего они там надумали про какое-то повторное  обследование? Они что, задницу мою изнутри не виде­ли, что ли? Шутки шутят. Ну, ладно, я тоже с ними пошучу.

Потом он наклонился к самому уху Фёдора и начал что- то нашептывать.

-  Ну, ты, блин, и выдумщик! Отличная идея! Садись в коридоре в кресло и жди, что будет, а пока, как договаривались, того хмыря повоспитываем, - расхохотался Фёдор и подмигнул Степану.

Стоя в коридоре, Степан видел, что как только мужик в трико зашёл за порцией, Юра и Федор заняли обе кабинки  туалета, лишив пациента возможности избавиться от содержимого кишок, перелитого в них раствора из резиновой, похожей на грелку, ёмкости.

Излишняя весёлость соседей уже начала раздражать Степана, и он вернулся в палату.

-  А эти шутники где? - поинтересовался всё время молчавший  Ильдар.

-  Да-а, там какого-то мужика гнобят. Тому клизму ставят, а они в туалете закрылись.

-  Вот раздолбаи! И откуда столько весёлости? Ведь по большому счёту все мы тут смертники. Приговор врачи всем одинаковый вынесли, потому что ещё нигде в мире рак лечить не научились. Только срок исполнения приговора  разный, кому как повезёт.

Степан вышел в коридор посмотреть очередь. Как раз в это время из процедурной буквально выскочила старушка, которая днём, шаркая своими не по размеру большими  шлёпанцами, шарилась  мелкими шажочками по коридору. Таким образом она, видимо, пыталась отвлечься от острой боли, потому что постоянно держалась обеими  руками за низ живота. Сейчас она вприпрыжку скакала  по коридору в сторону туалета, больше похожая на шуструю пионерку, которая подпрыгивает во дворе, играя в классики. И только длинный застиранный халат указы­вал, что это та самая седая немощная старушка вдруг в один миг преобразилась в стремлении быстрее добежать до унитаза, чтобы не расплескать по дороге влитую в неё мыльную воду.

Следом за ней в процедурную чинно вошёл Юра. Прошло  не более двух минут, как оттуда выскочила растерянная практикантка и со слезами на глазах пробежала в комнату дежурного врача. Не заставил себя ждать и Юра, он тоже быстрым шагом прошествовал до туалета, откуда раздался  облегченный вздох, а через некоторое время показался и сам пациент.

Фёдор его уже ждал с нескрываемым нетерпением.

-  Ну, давай рассказывай, что там было? - торопил он друга. - А то красавица наша пулей пролетела к Быкову. Сегодня же сам заведующий дежурит. Пока всё еще там.

-  Ну, как мы и договаривались, я набрал в рот воды, и как только почувствовал, что влито в меня достаточно много, повернул голову лицом вверх и пустил изо рта фонтанчиком  тонкую струю. Когда вода кончилась, говорю, мол, ты что это, девушка, такого делаешь, меня же своим раствором  насквозь продавила. Чему вас там в ваших колледжах учат? У меня же теперь запросто если не дизентерия, так ещё что-нибудь похлеще может начаться. А при моём диагнозе - это смерти подобно. Она вся покраснела, извинения бормотать начала и пулей выскочила. Наверное, доктору докладывать о своей оплошности.

И оба друга расхохотались во весь голос, из-за чего из палат начали выглядывать недоумевающие пациенты.

А в это время в кабинете дежурного доктора заведующий отделением Быков успокаивал практикантку, с которой случилась настоящая истерика. Она прижималась тугими полными грудями к груди доктора и, всхлипывая, пыталась рассказать, что она переусердствовала и влила в пациента столько жидкости, что у того аж изо рта фонтан брызнул.

Доктор успокаивал девушку, гладил за плечи, одной рукой, будто невзначай, провёл по крутым ягодицам.

«Чёрт возьми, кажется, в столе кончились презервативы, - вспоминал он. - Конфет и коньяка - шкаф до отказа забит, а самого нужного нет. Девушка очень даже недурна и, кажется, вполне современна во взглядах на жизнь. Да и как откажешь заведующему отделением в самом начале практики? Надо будет у коллег с других отделений контрацептивы  спросить. Недурна, недурна... Эх, даст бог, да даст она, и устроим сегодня ночью скачки, тряхнем стариной».

Девушка уже начала успокаиваться и попыталась было отстраниться, но хирург держал её крепко.

-  Ну, поплачь еще немного, поплачь, успокойся. Ничего страшного не произошло. Тебя просто разыграли. Сейчас я с этими шутниками разберусь. Это, небось, профессор или безногий. Других гораздых на выдумки у нас тут, слава  богу, нету.

-  Нет, не безногий. Цвигунов, кажется.

-  Вот я сейчас ему задам! Но и ты хороша! Ну чему вас там учат? Ты хоть понимаешь, что насквозь ты могла его водой продавить только в том случае, если у него пище­вод с прямой кишкой соединён. Ну хоть настолько-то соображать надо, милая моя, - закончил он совсем ласково и погладил за плечи, снова опустив руку таким образом, что она легонько скользнула по ягодицам девушки. - Посиди немного, я сейчас с ними разберусь. А ты ему в отместку закати как можно больше. Пусть шутнику наукой станет на всю оставшуюся жизнь. Правда, и жить-то ему осталось всего ничего. Так уж, для очистки совести с ним возимся, да сын мой у него учился, нахвалиться не мог.

-  Так он, что, совсем бесперспективный?

-  Увы, моя хорошая! Привыкай. Хотя к смертям привыкнешь  не быстро. Да и умирают у нас они не часто. Это вон вчера ночью недоглядели. Загляни бы к нему вовремя сестра, не проспи, может, и спасли бы. А так успеваем домой выписывать. Вот в хосписе - другое дело. Это уже как приемная  на тот свет. Но, бывает, и там живут по нескольку лет. И, представляешь, даже влюбляются. В медицине описаны случаи, когда, казалось бы, совсем безнадёжных любовь излечивает даже на четвёртой стадии. Наукой не объяснимо, но факты такие имели место быть.

Быков пожурил мужиков за розыгрыш, посмеялся вместе с ними над доверчивостью практикантки и попросил быть с девушкой повежливее.

Через несколько минут она вышла из кабинета врача, прошла мимо широко улыбающихся пациентов:

-  Ну, и чего лыбитесь? Шутники, блин!

Но сказано это было без всякой обиды, более того, она, похоже, сама еле сдерживала смех.

-  Кто там следующий? Заходите. А вам, Цвигунов, я двойную порцию волью. Проверим, протечет теперь насквозь или нет.

Потом, уже после отбоя, в палате еще долго не утихал смех. Юра в который уже раз рассказывал, какие испуганные у девушки были глаза, когда он пустил изо рта фонтан воды, и как она рванула к доктору за помощью, что­бы вместе спасать пациента.

Сестра несколько раз заглядывала в палату, пыталась угомонить мужиков, но каждое её появление вызывало только новый взрыв хохота.

После одиннадцати, получив полуночные уколы,пациенты  постепенно успокоились, заснули и не слышали, как сексапильная практикантка неслышно шмыгнула в кабинет  доктора, приглашенная на чашку ароматного чая, при­везённого одним из пациентов прямо из Цейлона.

Теперь до шести утра пациенты были предоставлены сами себе. Заботиться о них мог только господь бог. И то, если не занят был какими-то более важными делами.






РАЗНОС


Лев Семёнович быстрым шагом прошёл по залу для пресс-конференций, сел на своё место во главе стола.Внимательно  обвёл собравшихся взглядом и, не здороваясь, спросил:

-  Хирургия здесь? Я сказал, чтобы были в полном составе.

-  Здесь, здесь, Лев Борисович! Я всё сделала, как Вы велели.

-  Вы что тут, совсем охренели ? Стоило мне на неделю  в командировку уехать, как вы тут полнейший бардак развели! Два летальных за неделю! Вы хоть соображаете, какое пятно на репутации? Или вы ни хрена не соображаете ? Ни о чём, кроме конвертов с деньгами не думаете? Сов­сем распустились, работать разучились! Думаете, не знаю про ваши пьянки, про ваши романы с медперсоналом? Всё знаю! И я вам открыто обещаю: стращать не стану, буду увольнять к чёртовой матери!

-  А к столу сам встанешь? - не выдержал заведующий хирургическим отделением Быков. Он с первого дня откровенно  возненавидел этого хама, поставленного руководить онкологическим центром и с самого начала восстановившим  против себя буквально весь огромный коллектив.

Прежний шеф был человеком интеллигентнейшим! Он со всеми здоровался, интересовался, как идёт жизнь, нагнав в коридоре какую-нибудь престарелую санитарку, брал её под локоть и участливо спрашивал о самочувствии, ободжряюще  похлопывал по плечу, помнил всех по имени-отчеству, на корпоративных праздниках брал гитару и бархатным  баритоном замечательно пел задушевные романсы. И врачом он был прекрасным, но практикой заниматься времени почти не оставалось. Короче, был он душой коллектива, в котором все без исключения любили своего начальника и откровенно плакали, когда сразу же после шестидесятилетнего юбилея его отправили на пенсию.

Его с распростёртыми объятиями взяли в медицинскую академию, дали кафедру, и он начал учить студентов тому, чем сам владел в совершенстве, потому что, в отличие от многих преподавателей, был не просто теоретиком, а признанным  практиком, умело совмещая руководство, работу с пациентами и преподавание.

Нового десантировали со стороны. О нём мало что знали , но поговаривали, будто он заочно закончил факультет санитарии и гигиены, быстро поднялся до должности главного  санитарного врача какого-то небольшого города, потом был замом у главного врача областной санэпидемстанции, попался на крупной взятке, но при содействии друзей из прокуратуры сумел выкрутиться. Потом где-то в одной из областей Сибири возглавлял то ли городской, то ли областной  фонд обязательного медицинского страхования, крупно проворовался, но при этом с кем надо поделился, и в обиду его не дали. Перевели на несколько месяцев в Москву, а оттуда  направили руководить онкологическим центром, в числе других десяти крупных лечебных заведений страны попавшим  в список учреждений здравоохранения, которым по федеральной программе развития здравоохранения выделялись  огромные средства для технического перевоооружения. Только в нынешнем году несколькими траншами было выделено уже почти полмиллиарда рублей, правда, деньги эти на счёт диспансера не поступали, а напрямую уходили в какую-то фирму, занятую закупкой оборудования.

Опять же знающие люди утверждали, что еще несколько лет назад их нынешний шеф сумел отправить своего сына на стажировку в австрийскую фирму «Vamed», которая  занимается по всему миру обучением медицинского персонала, готовит для учреждений здравоохранения специалистов  по руководству персоналом, строит лечебницы и обеспечивает их «под ключ» всей необходимой техникой и оборудованием.

И вот, пока молодое дарование стажировалось в Вене в головном офисе этой фирмы, при помощи новых знакомых из числа давно осевших на Западе соплеменников, отец открыл на его имя собственную фирму (а создание новых рабочих мест в странах Запада с учётом нарастающей безработицы  очень приветствовалось), и сынок начал заниматься посреднической деятельностью по поставкам техники и оборудования. Именно эту фирму, используя своё служебное положение, и рекомендовал всем расторопный папаша. И завышая цены в два и даже в три раза, не бедствовал сам, давал возможность получить навар своим партнёрам и обеспечивал богатую жизнь своему отпрыску, уже сумевшему получить сначала бессрочную визу, а затем вид на жительство, потому что имел в Австрии недвижимость. Парень был не промах, женился на австрийке и потому через пару лет, по их законодательству, имел возможность получить и гражданство  в порядке исключения для воссоединения семьи.

Вот и эти выделенные федеральным бюджетом деньги на приобретение новейшего радиологического оборудования для оснащения специально построенного корпуса уже ушли в Австрию на счёт фирмы сына. Так что буквально за три месяца работы в новой должности Лев Семёнович успел хорошо наварить. При таком успешном развитии бизнеса он чувствовал себя чуть ли не богом и потому смотрел со своих облаков на кишащее внизу быдло с нескрываемым  высокомерием и даже презрением. Да иначе и быть не могло, потому что эти людишки сами сразу же безропотно приняли такое положение дел и угодливо перед ним рас­сыпались бисером. Особняком было хирургическое отделение . Эти держались гордо и независимо.

Лев Семёнович давно бы разогнал их к чёртовой матери, но заменить хирургов было действительно некем. Это он понял сразу же, еще с первого своего визита в департамент  здравоохранения, где директор честно рассказал о положении дел в области с кадрами вообще, и с хирургами  в особенности. И сочувственно развёл руками, мол, даже вакансии заполнить не удаётся по нескольку месяцев. Пытались переманить докторов из соседних областей, но ситуация с зарплатой такова, что им её почти полностью надо будет отдавать за съёмную квартиру. Правда, некоторых  приглашённых удавалось разместить в построенных при крупных больницах комнатах для приезжих, но кардинально  жилищную проблему решить не получилось.

Потому и вынужден был мириться Лев Семёнович со строптивой хирургией, с её заведующим отделением, который  смеет «тыкать» ему, первому руководителю. Более того, «тыкает» с первого же дня и еще один хирург, как его, то ли Попов, то ли Дьяконов. Не онкология, а богадельня какая-то, чёрт возьми!

-  Так, Быков, доложи чётко и внятно, почему у тебя в отделении за последнюю неделю два летальных.

-  Так ведь тебе уже и так доложили. У нас тут информаторов  много.

-  Не умничай, Быков. Не на дружеской пирушке сидишь.

-  Да упаси меня бог от таких друзей! - парировал хирург. - В первом случае действительно есть наша вина. Не надо было рисковать. Но мы рискнули, теперь отписываемся.

-  Вот и надо было не оперировать. А домой выписывать. Дома пусть умирают, нечего нам тут статистику портить!

-  Так, может, нам вообще принимать только здоровых? Тогда уж точно летальных исходов не будет. Полную кар­тину я описал в служебной записке и передал в приёмную. Там всё изложено.

-  А как второго жмурика проморгали?

-  Ты бы за базаром-то следил, начальник, - специально, чтобы позлить шефа, намекая на его не дошедшие до суда уголовные дела, ввернул лагерную лексику интеллигентный Дьяконов. - Этот, как ты говоришь, жмурик, был моим лучшим другом.

-  Ты мне тут не хами! - шеф вмиг взорвался, как это всегда бывает с ярко выраженными холериками или страдающими  кататонической формой шизофрении. Он мог внезапно  вскочить во время совещания, броситься в сторону выступающего, впасть в состояние неистовой ярости, даже агрессии, схватить со стола, что попадётся под руку и швырнуть в собеседника. Вообще-то таким людям должна  быть противопоказана руководящая работа. Вообще работа, связанная с людьми. Но Лев Семёнович имел очень сильное покровительство, и на наличие у него шизофренических  симптомов обследовать его никто и никогда не посмел бы направить.

-  Так и ты тоже выбирай выражения, - спокойно сказал Владимир Борисович и сел на стул, что стояли вдоль стены для приглашаемых на расширенные совещания.

-  Совсем оборзели! Совсем распустились! На совещании  с начальством, как с женой на кухне разговаривают! - горячился Лев Семёнович.

-  Так ведь уважение должно быть взаимным. Ты нас станешь  уважать, и мы к тебе станем так же относиться, - про­бурчал Дьяконов вполголоса, но так, чтобы было слышно всем. Шеф уже сумел взять себя в руки и никак на это не отреагировал.

-  Так вот. Насколько я знаю, если бы дежурная сестра не любовь ночью крутила, а ходила по палатам, как положено, каждый час, не было бы второго летального. Это же надо умудриться, чтобы пациент в больнице от геморрагического инсульта скончался! Куда заведующий отделением  смотрит, почему порядок навести не может? Почему дежурная медсестра не на посту, а на кушетке в объятиях дежурного же хирурга? Думаете, я ничего не знаю, ничего не вижу? Да про этот роман не только вся больница знает, из департамента звОнят, прямо в глаза тычут, мол, что у вас тут творится!

Было поразительно, как, прилетев из командировки только в шесть утра, шеф к восьми знал уже все подробности. Поражало не столько наушничанье коллег, сколько то, как быстро он сумел найти себе информаторов! Видимо, вынужденные скрывать в себе таланты доносчиков, знающих всё и вся, потому что при прежнем руководителе это жёстко пресекалось, доброхоты воспряли и с удовольствием  занялись любимым делом, в полной мере проявляя свои склонности в каких-то корыстных целях. То ли из- за возможности карьерного роста, потому что нынешние руководители любят окружать себя такими работниками, то ли из желания оказаться в числе доверенных и нужных, а значит, обласканных.

-  Так, с хирургией ещё не всё! - Лев Семёнович снова медленно обвёл взглядом всех своих замов и заведующих отделениями, давая понять, что, отыгравшись на хирурге, он как следует навешает и всем остальным. - Быков, ты знаешь, что вчера к тебе поступил редактор областной газеты «Губернская правда»?

-  Знаю. Но для меня он не редактор, а пациент.

-  Куда ты его полОжил (он привычно сделал ударение на втором слоге)? В какую, спрашиваю, палату?

-  В двести шестую.

-  Сколько там человек.

-  Шестеро.

-  Ты что, совсем охренел, Быков? - снова в долю секунды потерял чувство самообладания Лев Семёнович. - Ты соображаешь, что делаешь? Да ты представляешь, что он потом про твоё отделение напишет, когда отсюда выйдет? Про твои амуры с практикантками? Про затянувшийся роман женатого хирурга с замужней медсестрой? Про бардак в отделении? Про летальные исходы, которые у тебя пачками? Почему не в коммерческую палату? Ему платить нечем? Сам оплати из своих левых доходов! Камри на лексусы каждый год менять деньги есть, найдешь в своём сейфе  и на оплату коммерческой палаты для такого пациента.

-  Коммерческую вчера забронировали.

-  У нас что, теперь, как в гостинице, бронирование ввели?

-  Не могу знать. Из департамента звонили, кто-то из правительства области тёщу привозит на обследование.

-  Тогда сейчас же освободи свой кабинет! Стол перетащишь  в ординаторскую. Диван свой кожаный, на котором студенток трахаешь, в коридор выставишь. Барство раз­вели! Пациентов некуда лОжить (он снова сделал резкое ударение на первом слоге), а они кабинеты себе оборудовали ! Это, между прочим, всех остальных тоже касается. А в кабинет свой, Быков, для редактора кровать поставишь и всё необходимое.

-  Может, мне ему ещё и прислуживать?

- Задницу лизать станешь, если потребуется! Не дай бог, статейка негативная про онкоцентр в его газете появится, я тебя живьём сожру. Изничтожу! - и шеф крепко сжал кулак поднятой над столом правой руки. - Всё! Хирургия свободна, с остальными сейчас начнём разбираться.






ЗМЕЙКА


Вечером, насмеявшись над анекдотами, что артистично  гримасничая и жестикулируя, мастерски рассказывали Юра и Фёдор, стали, наконец, укладываться спать. Сестра и так уже дважды заходила в эту самую шумную палату урезонить пересмешников.

-  Не повезло тебе, Ильдар, с местом, - сказал Фёдор, - когда все улеглись и выключили свет. - Нет, если ты,конечно, спишь крепко и ничего не слышишь и не чувствуешь, то всё нормально, а если чутко, то намаешься.

-  Ты это к чему? - спросил Ильдар. Кровать Фёдора располагалась вдоль этой же стены, только ближе к окну. Их разделяла тумбочка, в которую Ильдар сложил свои немудрёные пожитки: зубную щётку, бритвенные принадлежности, лосьон и купленную внизу в киоске кружку с картинками из мультика про медведя Балу, что так любила  смотреть по видику их маленькая дочь. - Хочешь сказать, что у тебя ноги потные, и мне придётся всю ночь их нюхать? Так я к этому в армии за два года привык. Сроднился, можно сказать.

-  А вот в этом плане тебе, брат, просто повезло, потому что вони от меня вдвое меньше, поскольку нога у меня только одна, - засмеялся Фёдор. - Просто почему-то именно эту кровать полюбили тараканы. Как только заслышат первый храп, так и начинают из-под плинтуса выползать. Хрен их знает, почему, но только лезут именно на эту постель. И ведь до того хитрые твари: стоит кому-то пойти к выключателю, тут же моментом прячутся. А до тебя тут мужичок спал, ему сегодня операцию сделали, так к тому вообще змейка заползла.

-  Да ну тебя на хрен с твоими страшилками, -отмахнулся  Ильдар. - Сплю я крепко, тараканы по мне могут табунами ползать, но змей с детства боюсь панически.

-  А что так? - поинтересовался Фёдор.

-  Да понимаешь, у нас в Заозерье этих тварей полно. И я их с малолетства не боялся нисколечки . Мы их за лето десятками палками забивали и в костре жгли. Сунешь её в огонь, она там надувается, надувается, а потом громко так лопнет. Вот такая была потеха. Только однажды, мне тогда уже лет десять было, пошли мы с ребятами за грибами. А мы все с палками ходили, чтобы на змей нападать. Тимур, мой брат, он на два года старше, впереди идёт. Он вообще у нас заводилой был. Увидел на тропке змею и давай колотить  её палкой со всей дури. Ну, сами понимаете, больше по земле попадало, чем по змее, и она как-то ловко так вокруг этой палки обвилась. А Тимур колошматил, как дрова рубил, замах из-за головы делал, чтобы удар посильнее  был. И вот так махнул он в очередной раз палкой, а змея вместе с ней и полетела в воздух. Да прямо мне на плечо и шмякнулась. Она, правда, тут же на землю соскользнула и в траву уползла, а я со страху аж в штаны надул. Вот с тех пор я змей ужас как боюсь.

-  Ну, может, Петру, того, кто тут до тебя спал, Петром зовут, и привиделось что во сне, но утверждал, что змея у него под одеялом ползала. Это точно! Вон мужики не дадут соврать, хотя мы её и не видели. Но, говорит, маленькая такая змейка, типа медянки. А медянка, я тебе скажу, в наших краях самая ядовитая змея.

-  Да сказки всё это, - подал голос Юра. - Медянка из семейства ужовых. Её яд страшен только для ящериц да мышей, на человека она не нападает. И вообще у неё ядовитые зубы находятся глубоко в пасти, так что тяпнуть может только в том случае, если ты ей палец в рот сунешь. А что до размера, так они не такие уж и маленькие - до полуметра вырастают. А медным отливом отличаются самцы, у них по спине такая полоса идёт, самки же обычно сероватого оттенка. Не бойся, Ильдар, спи спокойно, если и впрямь заберётся, так всё равно не укусит.

-  Спасибо, утешил, - сказал озабоченно Ильдар. - Укусит - не укусит, мне сам вид их противен. Если бы я в посте­ли змею спросонья увидел, я бы, наверное, со страху тут не то что в штаны напустил, помер бы на хрен сразу же.

-  Спи спокойно, дорогой товарищ! - засмеялся Фёдор.

-  Да ну вас с вашими шутками, - обиделся, было, Иль­дар. - Откуда тут, в больнице, змеи могут быть? Да ещё на втором этаже.

-  А вот тут ты не прав, - возразил Фёдор. - Как раз на втором этаже у нас лаборатория. Правда, в другом крыле. Там студенты медицинской академии занимаются, а опыты  они свои на мышах да змеях проводят. У змеи строение очень похоже на строение тела женщины. Не зря же их с древности змеями называют.

-  Да ну вас на фиг! - отмахнулся Ильдар. - Наговори­ли страшилок разных на ночь глядя, теперь всякая хрень  сниться будет. Давайте лучше спать. - Он повернулся набок и стал устраиваться поудобнее, взбивая подушку. В это время раздался негромкий храп с кровати у входа.

-  Во, сердешный, уже в отрубе. Весь день маялся сегодня , а как обезболивающее на ночь сделали, так и заснул, - сказал Юра. - Давайте-ка и мы спать. Хватит уже балаболить.

Ильдар закрыл глаза, сразу же представил жену и маленькую дочурку, но эта милая сердцу картинка сменилась  воспоминаниями о той змее из детства, что, отброшенная  палкой Тимура, упала ему на плечо, и тот позор, когда он со страху надул в штаны прямо в присутствии друзей. Нет, над ним тогда не смеялись, потому что никто не знал, как бы каждый из них отреагировал на подобное. Но сам Ильдар долго потом, вспоминая этот случай, наливался  краской, а уши становились совсем пунцовыми. Даже теперь, через двадцать лет, ему снова стало стыдно. И тут он почувствовал какое-то шевеление на простыни. Подвинулся  немного к краю, прислушался. Шевеление повтори­лось. Едва заметное, но что-то или кто-то под одеялом явно был. Вот что-то проползло уже под плечом.

Похолодев, Ильдар встал, откинул на спинку кровати одеяло, смахнул с простыни ладонью то, что могло его беспокоить , и улёгся снова. И меньше, чем через минуту, опять очень осязаемо ощутил, что кто-то по простыне ползает.

Снова встал, опять откинул на спинку кровати одеяло, прошёл к выключателю. От яркого света заснувшие, было, мужики начали недовольно ворочаться. Фёдор, протирая кулаками глаза, повернул голову:

-  Что? Не спится?

-  Да, блин, кто-то по простыне ползает.

-  Ну и фиг с ним! Спи давай, не обращай внимания.

-  Не обращай! Тебе хорошо не обращать, не по твоей же постели ползают, - огрызнулся Ильдар. - Он вернулся  к своей кровати, стряхнул одеяло, смахнул ладонью с простыни невесть откуда взявшиеся крошки, набросил одеяло, выключил свет и лёг. Сон не шёл. Не возвращались и картинки семейной жизни. Ильдар за два дня уже соскучился по жене и дочери и попытался мысленно пере­нестись к ним, но в это время под одеялом что-то снова зашевелилось.

Ильдар вскочил, подбежал к выключателю, откинул одеяло в надежде увидеть мешающих ему насекомых, но в постели было пусто и чисто.

-  Так я же тебе говорил, что они при свете моментально  куда-то исчезают. Умнющие твари! - повернул голову Фёдор. - Может, тебе лучше матрас на пол положить?

-  Ага, чтобы им ещё удобнее было залезать!

-  Ну, как знаешь, тогда другим спать не мешай. Вон и дед Коля уже проснулся. Или ты, дед, по сиделке заскучал?

-  Ну, балабол, честное слово, - отозвался дед. - Спите уже, хватит колобродить.

-  Да мы бы спали, Ильдару вон только что-то неймётся. А сиделка, дед, ничего! Кровь с молоком. Вот мне такую сиделку жена не нанимала. А представляешь, насколько бы я быстрее выздоравливал возле такой крали?

-  Да спите вы уже, в самом-то деле, - подал голос проснувшийся  Степан.

-  Всё-всё, - засуетился Ильдар, чувствуя свою вину в том, что из-за каких-то неоправданных страхов переполошил всех обитателей палаты.

Но едва он устроился в постели, как снова почувствовал  шевеление. На этот раз точно кто-то полз под простынёй прямо возле левого плеча. Ильдар схватил в горсть простыню:

-  Свет кто-нибудь включите! - чуть не закричал он. - Я поймал, поймал. Свет дайте!

Лежавший ближе всех к выключателю Степан встал, включил свет:

-  Ну, что там у тебя?

Ильдар начал осторожно загибать края простыни, подбираясь  всё ближе к зажатой в ладони её части, и увидел, что оттуда тянется к кровати Фёдора какая-то бечёвка.

-  Бли-и-ин! - расхохотался Ильдар. - Ну, ни фига себе, развели, как кутёнка. Да я же ещё от отца своего слышал, как они в пионерском лагере такие шутки откалывали, змейкой верёвочку под простыни укладывали, чтобы потом пугать товарищей по комнате, а тут сам попался на розыгрыш. - Он схватил подушку и начал колошматить Фёдора, который тайком от всех соседей по палате когда- то успел соорудить змейку под простыню Ильдару, преднамеренно  завёл разговор о страшилках с тараканами и змея­ми из лаборатории, а потом медленно тянул за раздобытую где-то верёвочку, создавая эффект ползающей под просты­ней змеи.

-  Вот, блин, приколист! - смеялся потом Ильдар, рас­сказывая, как почувствовал под одеялом какое-то шевеление, как испугался после рассказов Фёдора, поймав что- то ползающее под простынёй. И всё это - под дружный хохот соседей по палате. Смех этот был наверняка слышен едва ли не всему отделению, а уж в расположенной за стен­кой ординаторской - и подавно. Поэтому через несколько  минут в палату вошла недовольная Ниночка, которая опять дежурила вместе с Сашей и потому рассердилась, что их потревожили на самом интересном месте.

-  Вам что, уколов захотелось? - привычно пригрозила она прямо с порога и тут же спохватилась, что уже давно перевалило за полночь, а она прозевала время, когда надо ставить уколы. - Ладно, готовьтесь, я сейчас. А то ведь чуть не проспала, - сказало она, хотя вид был совсем не сонный. - Хорошо, что разбудили.

Но и после уколов, которые полагались деду Коле да Степану, ещё долго из палаты раздавался дружный смех. Розыгрыш Ильдара стал поводом вспомнить забавные истории, которых Фёдор знал тысячи.








СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ


-  Здравствуйте, люди добрые!

Увлечённые анекдотами Феди мужики не слышали, как вошла в палату эта немолодая женщина в белом халате. На её голове была повязана белая же косынка с красным крестом.

Весёлый смех враз смолк, больные, смутившись, что вошедшая застала их за скабрезными разговорами, внимательно  разглядывали незнакомку.

-  Здравствуйте, люди добрые, - ещё раз повторила женщина.

-  Здравствуйте, здравствуйте, - наперебой заговорили мужики.

-  Вы, наверное, слышали, что в онкологическом центре на днях молельная комната открылась, - негромко произнесла гостья. - Вы, я вижу, все ходячие, заходите, когда время будет.

-  Да у нас вон только дед Коля пока не ходячий, - пока­зал Степан на лежащего в углу у окна деда Колю.

-  Это дело временное, - успокоила женщина. - Меня Елизаветой зовут. Если знаете, Великая княгиня Елизавета  Федоровна тоже была сестрой милосердия. Во время Первой мировой войны императрица Александра Фёдоров­на и четыре великие княжны стали сёстрами милосердия, а Зимний дворец тогда превратился в госпиталь. Сейчас-то невозможно даже представить, чтобы жёны да сёстры губернаторов  наших да мэров пошли перевязки делать больным, ухаживать за ними, но с божьей помощью сестринское дело возрождается. Сёстры наши в хирургическом отделении областной больницы ночами у тяжёлых больных дежурят. Теперь вот и в вашем центре молельную комнату открыли. У нас при медицинской академии группа учится, даст бог, и здесь сестринское дело наладим. А пока приходите свечку поставить, богу помолиться, в грехах своих покаяться. Ведь от грехов наших тяжких болезни-то.

-  Да мы тут вроде как и неверующие все собрались, - встрял в разговор Фёдор.

-  А нельзя без бога в душе жить, - наставительно сказала , повернувшись к нему, Елизавета. - Грех это великий.

-  Я вот, когда в прошлый раз тут лежал, у нас один шибко  верующий был, - продолжал Фёдор. - Так он всё у бога прощения просил. Спрашивал я его, в чём грех-то? Убил кого, детей сиротами по миру пустил? «Нет, - говорит, - не убивал, не грабил, а мыслями грешными жил. Гордыню смирить не мог, завидовал много». А уж маялся, бедный! Смотреть тяжело было. Слышал, что он потом в таких тяжких  муках и на тот свет отправился.

-  Значит, богу так угодно было, - смиренно сказала Елизавета. - Жил грешно, а покаялся в муках, и простится ему на том свете. Господь испытания тяжкие нам насылает, чтобы дух укрепить, дать возможность успеть в грехах своих покаяться. Вот великий старец Амвросий Оптинский говорил, что рак помогает человеку войти в рай. И не всегда он за грехи, иногда - как благо, чтобы человек все осознал, поболел, успел примириться со всеми, переоценить, что на этой грешной земле на самом деле ценно. Сам- то преподобный болел тяжко и потому через болезнь свою познал истину и других на путь праведный наставлял.

-  Так это что получается? Если я согрешил, а потом покаялся, так вроде и не грешил вовсе? - спросил Степан.

-  Отпустил мне батюшка от имени бога грехи, и чист я и перед богом, и перед людьми, которым страдания принёс? -  вступил в разговор Юра. - А если неверующий человек совершил что-то, не принятое нормами общечеловеческой морали, в чём все религии в той или иной мере едины, и потом этот человек всю жизнь за свой поступок себя казнит, это как?

-  Надо к батюшке пойти, покаяться, - наставительно сказала Елизавета.

-  Ну, а если он неверующий? - упорствовал Юрий.

-  Неверие в бога от гордыни человеческой происходит,-  продолжала Елизавета.

-  А вот просветите, пожалуйста, - продолжал Юра, - если я, к примеру, некрещеный, а на пути к вере захочу к протестантам податься. К лютеранам или там баптистам?

-  Вот мне тоже эта самая вера, которая про баб, как ты назвал - баб тиская, больше нравится, - засмеялся Фёдор.

-  Прости, господи, души грешные! - перекрестилась Елизавета. - Воистину не ведают, что говорят. Сатанинские это всё происки, - пояснила слушающим её мужикам. - Сектанты это всё. Извратили веру господню, а правильная-то она только наша - вера православная. Так что вы уж не поддавайтесь искушениям, всякий люд может появиться, многие охочи  души мятущиеся в стан свой завлечь. Остерегайтесь их, Христом Богом прошу.

И женщина снова троекратно перекрестилась.

-  И иноверцев всяких остерегайтесь, - напутствовала, собираясь уже уходить в другую палату, потому что поняла - с этими ей продолжать разговор будет трудно: не хватает ещё у неё слов, чтобы сполна выразить всё, о чём говорил батюшка, какими напутствиями наставлял,благословляя  на служение в молельной комнате онкологического  центра.

-  Погодите, матушка! - остановил её Фёдор. - А вот с нами тут Ильдар лежит. Татарин, между прочим. Нам его тоже остерегаться? Ильдар, ты нас в свою веру не заманивай! Я ничего отрезать не дам, - и засмеялся.

-  Мужики, - прервал его Юра. - Давайте серьёзнее! Видите, человек к нам с самыми добрыми намерениями пришёл, а вы тут всё на шуточки переводите.

-  Спасибо вам, - повернулась к нему Елизавета. - Вы приходите сегодня вечером в молельную комнату. Там батюшка Исидор будет, с ним и поговорите пообстоятельнее. Он вам и про опасность, от иноверцев исходящую, рас­скажет, и про Интернет. Не зря ведь его сетью прозвали. Вот в эту сеть неокрепших духом-то и затягивают.

-  Между прочим, матушка, - сказал Юра, - в Интерне­те и православной церкви сайты имеются, так что тут, простите великодушно, вы не совсем правы.

-  Ну, не знаю, не знаю, - скороговоркой заговорила Елизавета. - Нам батюшка много чего про эту сеть с её непотребствами говорил. Да и не матушка я. Мы, сёстры милосердия, простые прихожанки, в миру живём, не в монастыре. Сестринские курсы закончили, чтобы помогать страждущим, словом божьим на путь праведный наста­вить, к вере православной приобщить с божьей помощью.

-  Спасибо вам, Елизавета, - поблагодарил Юра. -Хорошее и нужное дело вы делаете. Многим в нашей больнице поддержка нужна. Особенно тем, у кого родные далеко, и навестить некому. Тут ведь многие духом пали, помогите обрести веру в будущее, стремление к жизни.

-  Вы в молельную комнату-то вечером приходите с батюшкой побеседовать. Дай вам бог здоровья! -перекрестила сидящих в палате Елизавета и тихонько прикрыла за собой дверь...

-  Ну, вот чего ходят? - махнул рукой Фёдор.

-  Нет, Федя, не прав ты, - возразил Юра. - Действительно, благое дело затеяли. Но только, как во всём у нас повелось, любое доброе извратить могут. Дураков слишком  много. Вот этой Елизавете бы тоже делом настоящим заняться. За пациентами после операции ночами присматривать, санитаркам вон помогать. Она тут про великих княгинь рассказывала. Читал я про них. Так ведь они не по палатам ходили в молельную комнату агитировать, а раны перевязывали. А там, между прочим, и гнойные были, и всякие. Люди в госпитали с фронта прибывали. А эти вот агитацией занялись, пропагандой православия. А те, кто их на это дело направил, не понимают, что уровень у дамочек  не тот, чтобы миссионерами быть. Они, эти неофиты, недавно воцерковлённые, конечно, искренне порученное исполняют. Но сдаётся мне, что этой агитацией они больше себя самих убеждают в своей истиной вере. А грамотёшки не хватает. Да окажись тут сейчас кто из протестантов, её бы на обе лопатки сразу положил.

-  Да будь она помоложе, я бы тоже с удовольствием её на обе лопатки положил, - захохотал Фёдор.

-  А, у тебя одно на уме, - отмахнулся Юра. - С тобой о серьёзном говорить бесполезно. А что касается таких, как Елизавета, то, я думаю, от их агитации пока православной церкви вреда больше, чем пользы. Им бы не только молит­вы знать, а хотя бы основы мировых религий почитать. Я вон двадцать лет назад в институте по основам атеизма зачёт сдавал и то многое помню. Вот и им бы тоже тот старый  учебник почитать, чтобы о других конфессиях представление  иметь более полное. А не только со слов своего батюшки долдонить, что всё, кроме православия, есть мракобесие. У нас в университете есть группа «Добровольцы милосердия». Не знаю, кто их там на это благое дело сподвигнул, но слышал, что они просто санитарками в больницах и хосписе работают за гроши. Не идёт народ в санитарки. Особенно в хосписы. Больше всего вакансий в городе на медсестёр да санитарок. Не ради денег девчонки- студентки идут, а по душевному порыву. Вот это действительно уважения заслуживает!

Юра замолчал. И как-то закончилась беседа, мужчины встали и начали разбредаться по своим кроватям. Наполнявший  до прихода Елизаветы весёлый смех сменился грустными размышлениями.






РЕАНИМАЦИЯ


Вадим Альбертович долго летел внутри какой-то ярко сверкающей всеми цветами просторной и бесконечной трубы. Она неожиданно делала крутые повороты, на этих зигзагах тело заносило в сторону, потом резко обрушивало вниз так, что останавливалось сердце, снова стремительно поднимало вверх, и сразу захватывало дух. Нечто подобное  доводилось испытать еще молодости в родном Ленин­граде, когда с любимой девушкой прокатился с американской  горки, что была устроена в парке на углу Большого проспекта и Клубного переулка на Васильевском острове. Но там, проваливаясь вниз и взмывая вверх, он видел гуляющих  по аллеям людей, рядом, изо всех сил вцепившись в него обеими руками, визжала от страха красивая девушка, а тут он был совершенно один. Никто не держал его за руку, уши заложило от гнетущей тишины, и резало глаза от ярких разноцветных переливов. Этот полёт по трубе напоминал  и аттракцион аквапарка «Серена» в пригороде Хельсинки, куда он возил много лет назад своих детей. Там они выстояли полчаса в очереди, чтобы спуститься на самом большом аттракционе со множеством поворотов, взлётов и резких падений. Нынешний полёт по трубе был лишь очень отдалённо похож на тот, потому что тот был тесным и тёмным, освещаемым только изредка мелькавшими на потолке крошечными фонариками, похожими на звёзды в ночном  небе. Здесь же было ощущение свободного парения, были простор, необыкновенная лёгкость, какой-то неописуемый  восторг и бесконечное путешествие в необъятном пространстве, ограниченном разве что похожим на северное сияние переливом ярких всполохов со всех сторон.

Вадим Альбертович не помнил завершения этого свое­го путешествия, потому что в сознание пришёл уже спустя много времени. Он точно не мог определить, сколько находился  будто в астрале. Пробуждение быстро сменялось глубоким сном на неведомое по протяжённости время, потом он снова просыпался от страшной сухости во рту, от дикой жажды, облизывал сухим языком почему-то ставшие шершавыми, будто обветренными, губы. Как ему самому казалось, громко просил пить, но даже сам не слышал своего голоса. Тем не менее над ним наклонялась сидевшая рядом девушка с ангельским личиком, смачивала влажным бинтиком губы. Сразу же становилось легче, и он снова проваливался  в сон.

Так повторялось несколько раз. Казалось, что времени прошло очень много, но почему-то всякий раз просыпаясь, он видел всё то же лицо удивительно красивой девушки в белой медицинской шапочке. Она опять смачивала ему губы, и с благодарной улыбкой он опять проваливался в небытие.

Потом Вадим Альбертович проснулся по-настоящему. Слева была белая стена, стол с нагромождением каких-то приборов, от которого к нему щупальцами тянулись шланги и провода. Справа - несколько пациентов на таких же неудобных для лежания сооружениях, что нельзя было назвать ни кроватями, ни кушетками, ни каталками. Похоже, они имели все эти свойства сразу. «Три в одном», - мелькнуло в сознании.

Неподалеку, у противоположной стены, беседовали о сложной жизненной ситуации своей общей знакомой две медсестры.

-  Дак а чего она этого козла столько времени терпит? - спрашивала одна.

-  А куда ей деваться? - вопросом на вопрос отвечала другая. - Обратно в общагу? Тебе, живя с мамой да папой в своей просторной квартире, не понять. А я её очень даже понимаю. Что угодно терпеть будешь, лишь бы жить по-человечески.

-  Юлька! Да разве же это по-человечески? Каждый день эту пьянку да побои терпеть? Нет, не могу я понять, как можно себя настолько не уважать?

-  Ой, ладно, хватит про Ленку. Я вчера в «Пассаж» заходила. Там такие обалденные шубки висят! Представляешь, одна прямо как на меня шита. Так красиво, так красиво!

-  Мерила, что ли?

-  Конечно! И так она на мне хорошо сидит! Просто обалдеть ! Страшно красивая! Так бы и не снимала.

-  Ну, так и не снимала бы.

-  А на какие шиши покупать? Она сто штук стоит. При­кинь! Это моя зарплата за полтора года.

-  Найди себе богатого спонсора, как Верка из лучевой терапии.

-  Ага! Они, эти спонсоры, прямо так на дороге и валяются. А Верке просто сказочно повезло. И не очень старый ещё, и богатый. Ну и что, что женат. Квартиру вон для неё снимает, накупил всего. Может, года два-три протянет... Потом другого найдёт. Верка - девка ушлая! Своего не упустит.

Вадим Альбертович несколько раз пытался вклиниться  в разговор, чтобы попросить попить, но увлеченные беседой девушки его не слышали. Как, впрочем, и сам он не слышал своего голоса. Он хотел помахать рукой, чтобы хоть так привлечь к себе внимание, но запястья были привязаны к кровати бинтами.

Краем уха прислушиваясь к болтовне медсестёр, старенькая санитарка вытирала несуществующую пыль на спинках этих многофункциональных кроватей, на свободных  от аппаратуры краешках шкафов, чтобы потом протереть  и сверкающий чистотой пол.

Когда худенькая, в чём душа держится, старушка подо­шла к его кровати, Вадим Альбертович попросил дать ему попить. Та услышала еле слышный шёпот и так же влажным бинтиком поводила по губам проснувшегося пациента.

-  Нельзя тебе, сердешный, пить. И долго ещё нельзя будет. Ты уж потерпи, родненький. Ну вот, легче стало? Спи теперь. А там скоро и врач придёт.

Вадим Альбертович прошептал «Спасибо!», облизал губы и снова погрузился в сон.

Потом он помнил, что просыпался ещё несколько раз, обводил взглядом просторную комнату и, напичканный обезболивающими лекарствами, засыпал снова. В очередной раз пришёл в себя, когда услышал рядом негромкий разговор.

-  Ну, как он? - спрашивал мужчина, у которого между  шапочкой и повязкой оставалось видимым только узкое пространство для глаз.

-  Нормально, - отвечал женский голос с другой стороны.

Вадим Альбертович скосил глаза посмотреть, не та ли это красавица, которую он видел много раз, просыпаясь после операции, но тоже, кроме зеленоватого халата, такого же цвета шапочки и карих глаз, ничего увидеть не смог.

-  Проснулся? Ну, как самочувствие?

Вадим Альбертович хотел сказать: «Спасибо! Всё хорошо!», но сухость во рту не дала выговорить и эти три слова. Он лишь улыбнулся в ответ и кивнул головой.

-  Напугал ты нас вчера...

Мозг Вадима Альбертовича моментально отреагировал на эти слова, пытаясь проявить в памяти события послед­него времени, что могли бы вчера напугать хирурга, но вспомнить ничего такого не смог.

-  Что же ты не сказал, что у тебя аллергия на лекарства? Анестезиолог же не мог не спросить об этом.

-  У меня никогда не было аллергии, - прошептал Вадим Альбертович, и хирург не столько услышал, сколько по губам прочитал сказанное высокопоставленным пациентом, о комфорте которого так пёкся первый руководитель онкологического центра, и который едва не умер от анафилактического шока во время операции. Закончилось всё, к счастью, благополучно. И пациента спасли, и операцию по удалению новообразования на толстой кишке провели успешно. Но седины на висках доктора Дьяконова наверняка  прибавилось. Он лишь ассистировал, оперировал сам заведующий отделением Быков. Но и этот видавший виды человек, когда всё закончилось благополучно, уже в ординаторской налил и выпил залпом полстакана неразбавленного  спирта. Потом несколько минут постоял, оперевшись обеими руками о край стола, выпрямился и спросил:

-  Володя, ты будешь?

Дьяконов отрицательно покачал головой.

-  Ну, как знаешь. - Плеснул ещё спирта в стакан, взял его в руку, обвёл взглядом коллег. - Ребята, если честно, я конкретно  испугался. Третье ЧП за неделю. Чем-то мы боженьку прогневили. Вот был бы верующим, прямо сейчас пошёл бы в церковь, свечку поставил. Хотя нет, сейчас бы не пошёл. Говорят, в нетрезвом виде в храм не ходят. Ну, за то, что не уморили мы нашего редактора! Будьте здоровы!

Он сделал глубокий вдох, снова залпом выпил, шумно выдохнул, запил водой прямо из кувшина, устало опустился  в кресло, медленно стянул с головы шапочку, нервно сорвал болтающуюся на шее повязку.

-  Ребята, извините, я сегодня больше не могу к столу. Кто подменит? У нас там ещё одна операция запланирована.

-  Я могу, - вызвался Дьяконов.

-  Нет, Володя! Решительно - нет! Тебе тоже сегодня нельзя. Звонок прозвенел нам обоим. Коля, Саша, как вы? Если нет, отменяйте.

-  Да сделаем, Дмитрий Семёнович, не беспокойтесь.

-  Операция несложная, вы каждый десятки раз такие делали. Только не расслабляйтесь. Посмотрите там все результаты обследований еще раз - и с богом! А тебе, Володя, спасибо большое! Молодец, не растерялся. А меня, вид­но, эта планёрка долбанная из колеи выбила. Вот же урода на нашу голову прислали! Ребята, я сегодня напьюсь. Домой на такси уеду. Да, Володя, там у нас время от времени сидел­ка появляется из города. Пусть девчата её телефон найдут, хочу её для нашего редактора на пару ночей нанять, когда его в отделение переведём. Пусть присмотрит, я заплачу.






СИДЕЛКА


-  Леночка, надо бы найти телефон той сиделки, что у нас время от времени за больными ухаживает, - попросил Дьяконов дежурную сестру.

-  А Вам зачем, Владимир Борисович?

-  Да шеф хочет её нанять для графа. - Дьяконов не любил особенных пациентов. Он дружил с людьми, которые ворочали миллионами, если эти люди были в его понятии нормальными, без, как говорит молодёжь, распальцовки, но терпеть не мог протекции начальства в отношении того или иного пациента. Как пациенты они для хирурга были равны. Он не мог брать для них какой-то особенный скальпель  и шов он делал всем одинаковый - не косметический, но и не абы как. Это было дело чести.

-  Для кого? Для какого графа? - не поняла Леночка.

-  Да для редактора, - досадливо отмахнулся хирург. - Чтобы как только его к нам в отделение переведут, она ночами у него дежурила. Собственно, и вам проще. Тем более что специально для него под палату оборудуют кабинет  Дмитрия Семёновича.

-  Дмитрия Семёновича? - ахнула Леночка. - А он что, уходит от нас?

-  Не пори ерунды! - начал горячиться Дьяконов. - Дмитрий Семёнович пока с нами будет. Просто стол и книжный шкаф перенесут, а потом, после выписки нашего графа, обратно поставят. Главный распорядился.

-  Ну, дела-а-а! - покачала головой Леночка. - А сиделку эту я найду. Не волнуйтесь, Владимир Борисович. Её как раз для деда Коли наняли, когда ему хуже стало. Если она до конца моего дежурства не появится, я Маринку предупрежу,  чтобы тётя Люда утром Вас дождалась. Хорошо?

-  Хорошо-хорошо, Леночка.

С Людмилой Васильевной договорились без проблем.

-  Сколько Вам платят за ночь? - поинтересовался Быков.

-  Обычно - пятьсот, Дмитрий Семёнович, - ответила та.

Быков, конечно же, знал, что персонал подрабатывает такими частными дежурствами по ночам у тяжёлых больных, но не имел ни малейшего понятия, сколько они за эту работу получают. Оказывается, совсем немного.

-  С учётом того, что пациент у нас особый, как говорят, высокопоставленный, я буду Вам платить по тысяче. Но и требовательность, сами понимаете, возрастает. Из реанимации  мы переведём его в этот кабинет, диван останется здесь, так что на нём можете и прикорнуть.

-  Не беспокойтесь, всё будет хорошо. А диван мне и ни к чему, я привыкла ночами не спать. Я же медсестрой всю жизнь проработала.

-  Ну, уж прямо-таки всю жизнь! У Вас она еще и до поло­вины не прожита, - сделал Быков комплимент женщине, к которой почему-то сразу проникся симпатией.

-  Ваши бы слова, Дмитрий Семёнович, да богу в уши. Пожить-то действительно ещё хочется. А что, он очень плох?

-  Кто?

-  Раевский.

-  Нормальный. Состояние стабильное, как у всех после такой тяжёлой операции. Просто Вы же знаете, что у нас тут за последнее время произошло, вот и перестраховываемся. Семья у него в Тюмени, так что ухаживать некому.

-  Его же вчера оперировали, - то ли спросила, то ли констатировала  женщина.

-  А Вы откуда знаете?

-  Так я же в шестой палате с дедом Колей дежурила. А Вадим Альбертович тоже в той палате лежал.

-  Ну да, вчера, вчера, - задумчиво пробормотал Быков. - Ещё пару дней подержим и - сюда. Так договорились?

-  Договорились, договорились, - суетливо, будто боясь, что Быков передумает, закивала головой сиделка.

-  Вот и отлично! Хорошо бы, Вы сразу перед обедом послезавтра и заступили. Примете, так сказать, пациента, а потом можете и домой сходить, семью покормить.

-  Да одна я живу, так что мне всё равно, где быть. Дочка уже взрослая, замуж выскочила, отдельно живут.

-  Значит - договорились. Вот Вам аванс за первые сутки.

Быков протянул женщине тысячу и встал, давая понять,что разговор на этом окончен.






КОРМИЛИЦА В ПОДАРОК


Ближе к вечеру Юре позвонил кто-то из друзей и спросил, чего надо принести.

-  Да всё у меня тут есть! Женщины с кафедры разной снеди натащили, мы всей палатой съесть не можем. Так что приходи просто так.

-  Да просто так не принято, - упорствовал тот так гром­ко, что было хорошо слышно даже лежавшему на соседней кровати Степану.

-  У меня тут одна проблема, - сдался через некоторое время Юра. - Какие-то заморочки обнаружились. Я уж послезавтра домой хотел, а тут повторное обследование назначили. И говорят, что-то с иммунной системой не в порядке.

-  И что делать?

-  Да фиг его знает, что делать?! Врач говорит, лучше бы всего грудное молоко из натуральной упаковки. Ну, грубо говоря, сиську сосать. А где на хрен кормилицу найдешь, когда в больнице заперт?

-  А заменить чем-нибудь нельзя? Там какие-то молочные смеси для грудничков?

-  Так заменить всё можно. Даже мужика надувного баба купить себе может. Но, согласись, никакой эрзац натуральный  продукт не заменит.

-  Ладно, что-нибудь придумаем. У вас там когда посетителей  пускать перестают?

-  Да, кажется, в восемь или полдевятого ворота запирают.

-  Ну, давай, до встречи! Я сегодня заеду попозже. Дел ещё до фига.

-  Пока! До встречи! Ой, подожди! У нас тут новенький из деревни приехал на операцию. Ему через пару дней под нож ложиться. Совсем что-то захандрил парень. За мой счёт сделай  ему подарок - около «Востока» девчата тусуются, прихвати  одну. Подожди, спрошу. Тебе, Стёпа, какие больше нравятся: брюнетки, блондинки, рыжие, худосочные или пышнотелые? Друг тебе на вечер развлечение организует. Может, последний раз в жизни молодайку поиметь доведётся.

Степан начал испуганно отмахиваться руками, но Юра продолжал:

-  Ладно, дружище, на твоё усмотрение. Но чтобы мне потом не стыдно мужику в глаза было смотреть за контрафактный  товар. Он у нас в этом деле большой специалист . К тридцати пяти годам уже четверых настрогал.

Ближе к восьми друг Юры завалился в палату в сопровождении  двух девушек.

-  Ирочка, знакомься, это мой друг Юра. Именно ему требуется грудное молоко для восстановления сил и иммунитета. Мужики, ходячих я попрошу покинуть место кормления, остальные могут просто отвернуться к стенке и молча завидовать. А кто тут из вас с большим потенциалом ? Ты? Вот тебе наш с Юркой подарок. На целый час она твоя. Зовут, между прочим, Изабеллой. Не путать с известной  маркой ароматного виноградного вина. Поскольку, как я понимаю, в вашей больнице комната для свиданий не предусмотрена, придётся делать всё здесь. Я пока за дверью покараулю, чтобы ненароком чужие не вошли.

Пока он выговаривал свой монолог, кормилица, молодая  женщина лет тридцати, подошла к кровати Юры.

-  У меня после первого ребенка муж отсасывал излишки. Молока было столько, что прямо непроизвольно текло, а доилкой как-то не получалось. Так что я привычная. А теперь я соседской девочке излишки скармливаю, но Юрий объяснил мне ситуацию, что надо друга спасать. Вот я и согласилась. Вы подвиньтесь, пожалуйста, повыше на подушку, чтобы удобнее было.

Говоря всё это, она расстегнула блузку, щёлкнула застежкой бюстгальтера, расположенной для удобства кормления спереди между чашечками, достала тугую, налитую молоком грудь.

Юра опешил.

-  Да вы что, серьёзно? Я же пошутил! Ну, не мог ничего  лучше придумать, вот и ляпнул, что можно в качестве гостинца принести.

-  Как шутка? Мне Ваш друг уже и деньги заплатил. И неплохие, между прочим, деньги. Мне что, их теперь воз­вращать? Да Вы не бойтесь, я только что душ приняла и совершенно здорова. Я, между прочим, регулярно медосмотры  прохожу, а до родов в столовой работала, так там у всех у нас санитарные книжки есть.

-  Девушка, да поймите Вы, это на самом деле шутка была. Не требуется мне кормилица. Вы уж извините, что так получилось!

-  Ну, как знаете! - обиженно выдавила сквозь зубы молодуха и стала приводить в порядок одежду. Упрятала грудь в бюстгальтер и начала застегивать многочисленные пуговицы на белоснежной блузке. Молодая наивная женщина  никак не могла понять, почему так упорно не хочет принимать от неё грудное молоко этот интеллигентного вида мужчина, которому врач прописал столь необычное средство восстановления сил.

-  Так мне и вправду можно идти? - всё еще не верила она неожиданному отказу в кормлении, которое за неделю  могло серьёзно пополнить её семейный бюджет. А тут - мимо денег. - Мне теперь домой через весь город добираться, да и сюда, на окраину, уже никакие автобусы не ходят.

-  Пойдемте в коридор, не станем мешать другим пациентам  получать удовольствие. Вас мой друг обязательно до дома довезёт.

Друг Юры, узнав, что это было лишь шуткой, по-настоящему рассвирепел:

-  Ты, что, блин, меня как последнего лоха развёл?! Я тут полдня по городу мотался, все роддома и детские консультации объехал, пока кормилицу нашёл, а он, оказывается, так безмозгло шутит!

-  Ну, извини, Славик! Ну, ты же меня знаешь, мог бы и понять, что всё несерьёзно.

-  Да пошёл ты, знаешь куда! Когда у тебя друг в пала­те смертников лежит, разве придёт в голову, что он шутки шутить может? Шутник, блин, с направлением на погост! Может, и с подарком тоже шутка? Тогда я тут всё на хрен разнесу по щепочкам!

Как раз в это время из палаты вышла вторая девушка:

-  Мальчики, я ничего не знаю! Простой не по моей вине. Пользоваться или нет - дело клиента. Я время потеряла? Потеряла. Так что кроме аванса с вас ещё причитается по установленному тарифу.

-  Что? И этот хрен от услуг отказался? Да чтобы я ещё хоть раз на такие вещи повёлся! Девчонки, бегом в машину, пусть эти мудаки тут без молока и женской ласки загибаются Вот помрёшь, я тебе даже венка не принесу!

Он подхватил девушек и торопливо повёл их к лестничному пролёту.

Юра вернулся в палату:

-  Ну, и чего ты завыкобенивался? - спросил с порога Степана. - Что, девчонка не понравилась? По-моему, очень даже ничего. Всё при ней! Профессионалка. А если и не понравилась, дарёному коню в зубы не смотрят, даже если этот конь - заправская тёлка.

-  Да я же не просил, - начал оправдываться Степан. - Я вообще никогда с проститутками дела не имел. Мне и жены вполне хватает.

-  Нет, ты нас с другом кровно обидел! Небось, слышал, как он на меня орал? Теперь долго будет обижаться. А я искренне хотел тебе подарок сделать. Думаю, пусть парень перед операцией порадуется. Потом месяца полтора не сможешь - всё будет болеть.

-  Да я серьёзно думал, что это розыгрыш. Вы тут с Федей такие шутки отмачиваете, думаю, вот и до меня очередь  дошла. Но когда она рукой под одеяло полезла, я начал сомневаться. Только как же при дедушке Коле-то? Я бы всё равно не смог при посторонних.

Тут в палату прискакал на своих костылях Фёдор.

-  Стёпа, блин! Если тебе не понравилась, пусть бы она деньги со мной отработала! Я бы ни за что не отказался! А вам, между прочим, пора на процедуру. Сейчас вам новенькая будет клизму ставить. Вот я бы перед такой красоткой ни в жисть штаны не снял. Но вам, парни, придётся, и я вас поздравляю!






ВСТРЕЧА


Глубокий сон сменялся коротким пробуждением, чтобы снова окунуть пациента в мир грёз, стирая в памяти увиденное и услышанное во время непродолжительного бодрствования. В памяти Вадима остались только какие-то обрывки разговоров. Почему-то запомнилось, как мужской голос спросил: «Ты где такой калоприёмник нашла?» «Места знать надо», - со смехом отвечал грудной женский голос. «Молодец!» - «Я стараюсь, Дмитрий Борисович!» - «Ну, старайся, старайся, красавица!».

Потом Вадим смутно припоминал, как его перекладывали  на каталку, везли по каким-то коридорам, поднимали или спускали в лифте, перекладывали на кровать... Вроде бы и помнил всё это, и в то же время осознавал так, будто это происходило или во сне, или не с ним, а вычитано в какой-то книжке. Он даже не помнил, видел ли какие-то сны, или этот медикаментозный сон блокирует даже те участки мозга, которые обычно бодрствуют, вызывают и запоминают сновидения.

Но вот он, кажется, окончательно проснулся, открыл глаза, осмотрел незнакомую комнату, хотел по привычке  потереть лоб, как делал всегда, вспоминая что-то важное, но руки оказались привязанными к кровати. Повернул голову, увидел кожаный диван и сидящую на нём женщину средних лет в белом халате. Она читала книгу, но боковым зрением заметила пробуждение пациента, сразу же подскочила  к его кровати:

-  Здравствуйте, Вадим Альбертович! Я смотрю, Вы проснулись. Как самочувствие? Вам что-то надо?

-  Пить... - прошептал Вадим.

-  Нельзя Вам пить. Сейчас я Вам губки смочу, и будет легче.

-  Хоть немного...

-  Даже глоточка нельзя, и не просите. После такой операции  ещё неделю ничего нельзя.

Она взяла с тумбочки в изголовье кровати обёрнутый марлей ватный тампончик и смочила Вадиму губы.

-  Ну, как? Полегче?

-  Спасибо! Сколько я уже тут?

-  В палату Вас недавно привезли. Вы разве не помните? А операцию три дня назад делали. Доктор говорит, у Вас всё хорошо, всё удачно, Вы не волнуйтесь. Я сестре скажу, что Вы проснулись, а Вы поспите ещё. Оно полезно - во сне силы быстрее восстанавливаются.

-  Да я вроде бы уже и выспался...

-  Ничего-ничего, поспите ещё, - женщина поправила подушку, необычайно ласково посмотрела Вадиму в глаза и пошла докладывать дежурной сестре, что пациент проснулся  и чувствует себя хорошо. И едва за ней неслышно закрылась  дверь, как Вадим снова провалился в глубокий сон. И снова не знал, много ли времени спал, но проснулся от того, что от долгого лежания в одной и той же позе заныла простуженная  в бесконечных северных командировках поясница.

Вадим попытался хоть немного повернуться набок, что­бы сменить положение, поворочался вправо, влево... Будь не привязанными руки, сделать это было бы легче лёгкого,но, скованный в запястьях, он вынужден был оставаться практически недвижимым. Тогда Вадим решил хотя бы согнуть ноги в коленях. Начал их подтягивать, и по живо­ту резанула острая боль. Превозмогая её, сделал ещё одну попытку... Стало чуть-чуть легче, но почему-то вдруг сильно  запахло калом.

Вадим прекрасно осознавал, что он не мог обделаться, но запах чувствовался всё острее и острее.

«Может, сходил под себя, пока спал?» - резанула вдруг мысль, и стало невыносимо стыдно, что он, считающий себя интеллигентом в котором уже по счёту поколении, пусть и в бессознательном состоянии, так оконфузился. Усугубляло ситуацию, что сам ничего сделать не сможет, а незнакомая женщина станет теперь убирать под ним, презирая его за такое недержание.

И пока он мучился от осознания постыдного для здорового человека поступка, дверь открылась, и в палату вошла та самая женщина, которую он видел сидящей с книгой на диване и которая смачивала ему губы и спрашивала о самочувствии. Она сразу же почувствовала запах и с милой улыбкой подошла к кровати:

- У нас тут, кажется, небольшая авария произошла? Ничего, мой хороший, сейчас мы приберёмся, наведём чистоту. - Она откинула простыню. - Так и есть, калоприёмник немного отклеился. Вы, наверное, ёрзали тут на кровати, повернуться пытались, вот он и отклеился. Сейчас я его сменю, Вы не волнуйтесь, это бывает. Ничего страшно­го не случилось. Дело житейское.

Женщина взяла приготовленные в ногах кровати салфетки, вытерла Вадиму низ живота, прошлась влажной тряпочкой, потом насухо вытерла другой салфеткой и лов­ко приклеила новый прозрачный пакет со специальным отверстием.

«Совсем как пылесборник у пылесоса», - отметил про себя Вадим.

Интересно, сколько времени теперь ему лежать с таки­ми пылесборниками? Сколько раз конфузиться, терпеть унижения из-за своей беспомощности?

Женщина тем временем унесла отклеившийся пакет и салфетки, а когда вернулась, Вадим спросил:

-  Вы не знаете, где моя одежда?

-  Да в шкафу Ваш спортивный костюмчик висит, Вы не волнуйтесь.

-  Там в кармане деньги лежат, возьмите, пожалуйста, сколько надо, за работу.

-  Да Вы что, Вадим Альбертович! Какие деньги, господь с Вами!

-  Ну, это же не входит в Ваши обязанности, возьмите, не обижайте меня отказом.

-  И Вы меня тоже не обижайте, Вадим Альбертович. Нешто я ради денег?

-  Вы же санитарка. Я знаю, зарплата копеечная, не откажите в любезности, возьмите.

-  Да не санитарка я, успокойтесь вы, Вадим Альбертович!

-  А кто же Вы? Сиделок в нашем государственном здравоохранении, насколько я знаю, в штате не предусмотрено.

-  А Вы меня не узнаёте?

-  Если честно, не узнаю. Глаза вроде бы знакомые, мы наверняка где-то встречались, но вспомнить не могу. Вы уж извините меня, пожалуйста!

-  Ну, и ладно, коли не помните. - Женщина села на диван и взяла в руки книгу.

-  Нет уж, Вы скажите, пожалуйста, кто Вы, если мы действительно знакомы.

-  Как теперь молодёжь говорит, проехали. Спите, Вам вредно много разговаривать.

-  Но мне еще вреднее волноваться! Я теперь буду мучительно  вспоминать, где я видел эти глаза. У меня от воолнения  поднимется давление, и Вы будете тому виной.

-  А Вы всё такой же хитрец. А я Вас ещё в шестой пала­те сразу же узнала, когда к деду Коле дежурить приходила. Ведь Вы же почти не изменились! И борода та же самая, и очки такие же, только седина в голове. А Вы меня правда не помните?

-  Да, господи! Говорю же, глаза знакомые, но вспомнить не могу.

-  Неужели я так сильно изменилась? Потолстела, конечно, постарела, морщины вон у глаз... Вы у нас в Зелёном  Бору в редакции на практике были...

-  Людка! Людочка! Извини меня, пожалуйста, что не узнал сразу! Ну, конечно же, это ты! Чёрт меня подери! Прости меня, а?!

-  Да ладно, чего уж там...

-  Людка-а-а! Нет, это невозможно! Но как ты здесь оказалась?

-  Как многие. Замуж вышла, он военный был, в отпуск приезжал, познакомились, поженились. Несколько лет с ним на Севере по гарнизонам разным моталась, там льготную пенсию заработала, потом его сюда перевели, квартиру  дали. Дочь выросла, замуж выскочила, тоже на Север уехала с мужем деньги зарабатывать. Так вот я здесь и живу одна-одинёшенька.

-  А муж?

-  Нету его... Что-то там на службе у них в девяностых, когда везде растащиловка была, случилось. Кто-то из начальства крупно проворовался, а на него списали. Ну, он на дежурстве и застрелился.

-  Извини!

-  Да-а, чего уж там... Давно было, забылось всё... Да и не любила я его...

-  А зачем замуж шла?

-  А чтобы Вас забыть! Я же тогда в Вас по уши втрескалась... Вы же были весь такой... особенный... Не такой, как все наши. В Вас тогда половина девчонок нашего района втрескалась. А то Вы не знали?! А я-то какая гордая ходила, что Вы меня выбрали. Я же все сны только про Вас видела! Я Вас просто боготворила! А Вам только и надо было, чтобы дала.

-  А если бы дала, может, всё совсем иначе и было?

-  Как же! Вы бы меня дурёху деревенскую, недоучку с собой в Ленинград взяли? Ой, да не смешите Вы меня!

-  Людочка, мы же на ты были, зачем ты сейчас-то меня на вы называешь?

-  Так Вы вон как высоко взлетели! А я как была медсестрой, так медсестрой и осталась. А с прошлого года уже просто пенсионеркой.

-  Погоди, как пенсионеркой? Ты же ещё молодая совсем!

-  А когда мы с мужем на Севере жили, там год за два шёл, вот у меня стажу и хватило, а в прошлом году мне сорок пять стукнуло.

-  Значит, опять ягодка!

-  Ягодка-ягодка, только горькая, поди. Нет, конечно, желающих попробовать на вкус хоть пруд пруди, да я сама не хочу. Привыкла уж как-то одна. Сама себе хозяйка.

-  Вот и я уж сколько лет один живу.

-  А что, разведен?

-  Нет, и не разведён, и не женат, если по сути. Так, в разных  городах живём. Меня сюда перевели на работу, а она в Тюмени осталась. Сначала мать больная была, а потом как- то незаметно и охладели друг к другу. Знаешь, вот немного на поправку пойду, ты съездишь ко мне домой, привезёшь гитару, и я тебе спою «Вот и встретились два одиночества»...

-  Ладно уж Вам, споёт он. Спите лучше, вижу, совсем уж сил-то нету.

Она встала, поправила и без того ровно лежащую простыню  и провела Вадиму ладонью по лбу, будто стирая капельки несуществующего пота. А он блаженно закрыл глаза и со счастливой улыбкой прошептал: «Людка, Люд­ка»! И не успела еще Людмила сесть на диван, как Вадим заснул.






ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА


Спал Вадим совсем недолго. Видно, насытился организм  пребыванием в царстве Морфея. Хотелось бодрствовать  и навёрстывать всё то время, что так бездарно пролетело после операции.

Вадим скосил глаза в сторону дивана - Людмила безмятежно спала, и на её лице, а может, это просто показалось, светилась радостная улыбка.

«Да-а-а! Вот ведь какие повороты жизнь делает...» - думал Вадим.

Ну, разве мог он предполагать, что встретит свою давнюю  любовь в больнице, когда ему, может быть, и жить-то осталось всего ничего. Действительно, а сколько с тех пор прошло времени! Ох, и стремительно же летит жизнь! А ведь будто совсем недавно была та незабываемая практика. Декан, хорошо знавший отца Вадима, на своих лекциях любил повторять: «Если вы не работали в районной газете, вы не можете называть себя журналистами. Районка - вот тот котёл, в котором получается настоящий профессионал, быстро очищаясь от шлаков и окалины. Там нельзя соврать или додумать, потому что ты постоянно будешь встречаться с людьми, о которых писал. И там нужно пахать, что не легче, а, наоборот, труднее, чем трактористу в поле, потому что неосторожным словом можно убить».

Вадиму он сказал так: «Центральные газеты от тебя никуда не денутся. Будешь ты в них работать и за границы будешь ездить в командировки. Но попробуй начать с районной. Вон в Зелёном Бору новую газету открыли,вакансии есть. Поезжай на практику». И Вадим, лучший студент своего курса, профессорский сынок, душа любой компании, отправился в глухомань.

Редакция располагалась в двухэтажном деревянном покрашенном в яркий синий цвет здании на краю того самого бора, от которого получило название и село. Справа  на первом этаже слышалось знакомое пощёлкивание матрицами строкоотливной машины. Линотип Вадим не раз видел во время экскурсий в типографию, где печатались  газеты, издавались книги. На второй этаж вела деревянная лестница с перилами, по которым шустро съехал молодой парень в очках.

-  Вам к кому? - спросил он.

-  Мне редактора.

-  Поднимайтесь, на втором этаже направо, а потом налево.

-  Спасибо!

Вадим вежливо постучал.

-  Заходите, не заперто, - раздалось из-за двери.

-  Здравствуйте! - Вадим остановился у входа. - Я к вам на практику.

-  Раевский?

- Да.

-  Мне вчера телеграмму принесли от профессора Прицкера.

-  А Вы Прицкера знаете?

-  Чудак-человек! Так я же ЛГУ заканчивал. Прав­да, заочно. А Прицкеру историю журналистики сдавал. Заметь, с первого раза.

 Редактор оказался совсем молодым. Был он на несколько лет старше Вадима, но уже с большими залысинами.

Встал из-за стола, протянул руку:

- Валентин Сергеевич. Но лучше просто Валентин. Я, честно говоря, до этой минуты не верил, что приедешь. Думал, испугает тебя глухомань. Кстати, старик, мы пока ничего не предприняли, чтобы тебя на квартиру устроить. Хоромы предложить не смогу, но, думаю, за пару дней что- нибудь подыщем. Я же говорю, что мы не очень верили, что приедешь. Пока можешь вот на этом диване перекантоваться. На нём многие спали. Даже Николай Рубцов пару раз ночевал, когда к нам сюда приезжал. Вот у этой самой печки и написал:

_Сижу_в_гостинице_районной,_
_Курю,_читаю,_печь_топлю,_
_Наверно,_будет_ночь_бессонной,_
_Я_так_порой_не_спать_люблю!_

_Да_как_же_спать,_когда_из_мрака_
_Мне_будто_слышен_глас_веков,_
_И_свет_соседнего_барака_
_Еще_горит_во_мгле_снегов._

_Пусть_завтра_будет_путь_морозен,_
_Пусть_буду,_может_быть,_угрюм,_
_Я_не_просплю_сказанье_сосен,_
_Старинных_сосен_долгий_шум..._

Редактор нараспев продекламировал стихи, которые Вадим вроде бы уже где-то слышал раньше. Про Рубцова говорили, что он вроде бы жил какое-то время в Ленинграде что талант, что учился в литературном институте, много  пил, предсказал свою смерть стихотворением «Я умру в крещенские морозы» и будто бы именно в Крещенский праздник как-то нелепо завершилась его жизнь на крутом творческом взлёте. Да, вспомнил, что еще ходило по рукам переписанное множеством рук и почерков его саркастическое  стихотворение « Жалоба алкоголика»:

_Ах,_что_я_делаю,_зачем_я_мучаю_
_Больной_и_маленький_свой_организм?_
_Ах,_по_какому_же_такому_случаю?_
_Ведь_люди_борются_за_коммунизм!_

_Скот_размножается,_пшеница_мелется,_
_И_все_на_правильном_таком_пути..._
_Так_замети_меня,_метель-метелица,_
_Ох,_замети_меня,_ох,_замети!_

_Я_жил_на_полюсе,_жил_на_экваторе_-
_На_протяжении_всего_пути,_
_Так_замети_меня,_к_едрене_матери,_
_Метель-метелица,_ох,_замети..._

И вот ведь как бывает, жизнь забросила его в глухомань, которой Рубцов посвятил своё стихотворение, и где ему придётся спать на том же с откидными валиками и высокой спинкой диване, на котором коротал свои бессонные ночи певец русской деревни.

«Надо обязательно занести в дневник», - подумал Вадим.

-  Ты, старик, тут располагайся пока, осваивайся, а я пойду порешаю насчёт жилья.

-  Мне попутчица в автобусе говорила что-то про какую- то бабушку сотрудницы типографии. Надежда вроде. У неё ещё дочь в медицинском учится.

-  О! Ты уже и про девушек наших справки навёл? - рас­смеялся редактор.

-  Да нет, Валентин Сергеевич! Это всё мне попутчицы рассказали, даже чуть ли не сватали, - заулыбался Вадим.

-  Тогда пойдём к Надежде. Сразу и познакомлю, и про устройство спросим.

Надежда оказалась верстальщицей. Когда они заходи­ли в комнату вёрстки, эта молодая женщина лишь мель­ком посмотрела на вошедших, пробормотала в ответ приветствие  и снова черными от краски руками стала менять отлитые на линотипе строчки в готовой полосе очередного номера. Похоже, что отвлекаться на гостей ей было некогда. Но на этот раз, когда редактор обратился к ней с вопросом, правда ли, что её мать может пустить постояльца, внимательно посмотрела на приезжего. Вадим от смущения поправил очки, пригладил свою шкиперскую бородку, которой так гордился среди юных сокурсников, которых был на четыре года старше, потому что поступил учиться после трёх лет службы на флоте.

-  Спрошу вечером, - пообещала Надежда. - Если не пьёт, не курит, дак чего же не пустить. Места, поди, не жал­ко. Одна в доме живёт, а так, может, хоть дров из сарайки принесёт да снег с дорожки счистит.

-  Конечно, конечно, - заторопился Вадим. - Я, правду сказать, в деревне никогда не бывал, но, думаю, снег чистить - дело нехитрое.

-  Завтра скажу ответ. - И она снова отвернулась к верстаку  с гранками.

Ночь Вадим спал плохо. Диван даже с откинутыми валиками для его высокого роста оказался коротковат, чтобы голова не проваливалась вниз, пришлось положить в изголовье две прошлогодние подшивки. Перед этим одну из них внимательно полистал, изучая по названиям деревень  и колхозов географию района, знакомясь с будущими собратьями по перу по их публикациям. Сморило уже далеко за полночь.

Снился родной Ленинград. Будто стоит он на набережной Невы возле Дворцового моста в ожидании, когда опустятся  вздёрнутые вверх створки, чтобы перейти на Васильевский  и согреться от пронизывающего ветра в здании университета. И вдруг в эту тишину ночи ворвался раскатистый  грохот выстрелившей пушки.

«Странно, - подумал Вадим, - ведь пушка стреляет в полдень, а сейчас ночь», - и тут же проснулся. Оказывается, кто-то скинул на железный лист перед печкой охапку дров и теперь шуршит бумагой, растапливая столбянку.

-  Здравствуйте, - поздоровался Вадим с маленькой старушкой, занятой привычным делом.

-  Фу ты, сотона! - отшатнулась старушка и, не  удержавшись, шмякнулась на свою тощую задницу. - Напугал старую до смерти. Ты откель тут взялси-то, бородатый такой да огромённый?

-  На практику к вам приехал.

-  Да сказывали мне вчерась, только не знала, што ты тут ночевать будешь, - она проворно поднялась, подкинула в топку несколько полешков, которые тут же стало лизать весёлое пламя, занявшееся от скомканной бумаги да сухих щепок. - Да ты пошто тут-то ночевал? Сказывали, к Степаниде  квартиранта определили.

Вадим поразился, насколько быстро распространяется тут информация. Он ещё и сам ничего не знает, а люди уже обсуждают, как новость районного масштаба.

-  Ты, мил человек, вон чайник бери да включай, а я счас оладушек принесу.

-  Да спасибо! Не стоит беспокоиться, - запротестовал было Вадим.

-  А и не беспокойство то совсем. И я с тобой за компанию-то попью. Всё лучше, чем одной дома.

Потом они с техничкой пили чай, когда неслышно открылась дверь, и в кабинет прямо-таки влетела разрумянившаяся  с мороза красивая девушка.

-  Здрасьте! - громко поздоровалась она, и сидевшая спиной к входу уборщица чуть не выронила из рук чашку.

-  Да штоб вас, окаянные! Опять до смерти старуху напугали! Люська, ты, шалопутная, не могла поаккуратнее-то?

-  Да я, баба Дуня, стучала, только вы не слышали. Там же дверь-то дерматином обита.

Девушка подбежала к старушке, обняла её:

-  Да как же Вас, баба Дуня, напугать-то можно? Вы же у нас ничего не боитесь.

-  Да с вами тут забоишься. Один, как лешак, весь лохматый да бородатый из темноты выходит, пугает, потом другая  налетает да над ухом гаркает, - добродушно заворчала техничка. - Ты што этакую рань-то припёрлась?

-  Так меня бабушка за квартирантом отправила. Это ведь Вы у моей бабули жить будете? - повернулась девушка  к Вадиму. - Вот меня и отправили, чтобы я Вас привела чаю попить. Чайная-то у нас только с девяти открывается.

-  Спасибо, меня вот уже Евдокия Ивановна свежими оладьями потчует.

-  Садись-ко и ты к нам, шалопутная, - пригласила техничка.

-  Да нет, спасибо, баба Дуня. Меня за квартирантом отправили, чтобы я дорогу показала и вещи нести помогла.

-  Вещей-то у меня, собственно, вот только сумка одна. Я сам донесу, а дорогу покажите. Пожалуйста!

-  Да тут недалеко. Вы допивайте чай-то, я пока посижу.

-  Я уже допил. Спасибо Вам, Евдокия Ивановна.

Вадим встал, надел пальто, шапку, взял стоявшую в углу сумку и прислонённую к шкафу гитару, покоившуюся в твёрдом футляре, который отец привёз ему из-за границы.

-  А что это у Вас? Не гитара? - полюбопытствовала Люся.

-  Гитара, - как можно небрежнее ответил Вадим.

-  Ой, а Вы меня играть научите? Я всю жизнь мечтаю научиться играть на гитаре.

-  Постараюсь, хотя учитель из меня, наверное, никудышный, потому что я ещё никого в своей жизни на гитаре играть не научил.

-  Тогда я буду первой вашей ученицей. Нет, я правда способная. Не верите?

-  Отчего же? Верю.

-  Она у нас тут самая лучшая певица, - похвалила девушку баба Дуня. - На сцену как выйдет да как запоёт, заслушаисси. Робята из-за её чуть не кажинный вечер дерутся.

-  Ой, ты, баба Дуня, скажешь тоже, - засмущалась Люська.

-  Дак это я тибе цену набиваю. А то оне, городские-то, думают, што у нас тут в деревне тольки серость да грязь. А у нас талантов-то, может, поболе вашего! - гордо вскинулась  баба Дуня.

-  Да верю я, верю, - заулыбался Вадим. - Ну, ведите меня к своей бабушке.

-  Ой, а меня ещё никто на Вы не называл! Вы первый. Так смешно! Меня - и вдруг на Вы! - Люська весело рас­смеялась. - А можно, я гитару понесу. Я осторожно, не беспокойтесь.

-  Да, пожалуйста, если Вам так хочется.

-  Ну что Вы всё на Вы да на Вы? Называйте меня просто Люсей.

-  Очень приятно! А я Вадим. Обычно все Вадиком называют. А Вас можно, я буду называть Людмилой? Людой ?

-  Если Вам так больше нравится, то - пожалуйста. А про Вас мне вчера мама рассказывала. Строгий такой, говорит, интеллигентный, в очках и с бородой, и что приехали Вы к нам аж из Ленинграда.

До бабушкиного дома было действительно от силы метров триста. Люська впорхнула в дом первой.

-  А вот и моя золотая бабулечка Степанидочка! - обняла девушка крепкую женщину в возрасте за шестьдесят и закружилась с ней по комнате.

-  Да што ты, сумасбродная, ронишь на пол, опозоришь перед учёным человеком.

-  Бабулечка, а этот учёный человек обещал меня научить  на гитаре играть, - похвасталась Люська. - Ведь прав­да, Вы мне обещали?

-  Да угомонись ты, балаболка! Ну, совсем как ребёнок! Дай хоть с человеком-то познакомиться да на стол собрать. Голодный ведь.

-  Нет, спасибо, меня уже Евдокия Ивановна оладушками  покормила.

-  От, Дуська, добрая душа! Уже и накормить успела! Сам-то чей будешь, откуда?

-  Бабуля, да из Ленинграда он, вчера же тебе мамуля говорила.

-  Не трандычи! Дай с умным человеком поговорить. Он что, сам-то немой, што ли? - повернулась к Вадиму: - В войну у нас тут были ленинградские. Эвакуировали их ещё до блокады. Очень хорошие были люди, только потом все домой возвернулись. Тут никто не остался. Твои, случаем, не здесь были?

-  Нет, моих родителей в Ташкент отправляли.

-  Ну, и ладно. Вон твоя комната, - показала на приоткрытую  фанерную дверь, - проходи, располагайся, а я пока чай-то всё одно соберу. За чаем-то и разговор лучше клеится. Вот и Люська с нами почаёвничает.

-  Нет, бабулечка, спасибо! Мне уже пора в больницу бежать. Пока-пока! Вечером зайду. А Вы не забудьте, что обещали научить на гитаре играть.

И выпорхнула за дверь, не дожидаясь ответа.

-  Вот неугомонная! - с нескрываемой гордостью сказала  Степанида. - Везде поспеть хочет. Она у нас в этом году на фельдшера заканчивает, сейчас на практике в больнице. В школе отличницей была и сейчас на одни пятёрки учится. В самодеятельности поёт. Ни один концерт без её не обходится.

Пока Вадим разбирал сумку и раскладывал на спинки  стульев свитера и рубашки, из комнаты доносился звон посуды.

-  Ну, квартирант, иди чаёвничать. Звать-то тебя как? А то эта балаболка так и не представила.

-  Вадим, а Вас? Степанида...

-  Михеевна я. Батюшка-то мой сына больно хотел, Степаном  назвать думал, а родилась девка, Но надо было так подгадать, что когда в церкву-то пошли крестить, аккурат на тот день именины Степаниды выпали. Так батя меня всю жизнь Стёпкой и звал. А тебя-то как по батюшке?

-  Да рано мне ещё по отчеству, - заулыбался Вадим.

-  Да неловко как-то: из самого Ленинграду, солидный такой, в очках, с бородой...

-  Это я так, чтобы старше и солиднее казаться.

-  Ой, как вам не терпится старше-то стать! А потом молодиться будете, когда годы-то пролетят. Да вам этого до срока и не понять. А ить оглянуться не успеете, как старость  на вороных подкатит.

«И вот ведь подкатила. Уже не просто старость, а финиш жизни совсем рядом, - с горечью подумал Вадим. - Да, есть что вспомнить. У них с Люськой такая любовь была! Такая любовь! Чистая, светлая, дальше объятий да поцелуев дело не заходило, но на всю жизнь запомнилась. И ведь надо же: через столько лет встретились. А жизнь-то моя - уже к закату. Эх, как же жалко помирать! Но, может, ещё ничего? Может, обойдётся? И будем жить?»

И счастливые воспоминания нахлынули, затмив всё остальное.






ОТКРОВЕНИЕ


-  Проходи, присаживайся, - Дьяконов показал на стул возле стола, за которым сидел. Отъехал в кресле на колёсиках к шкафу, достал бутылку Hennessy, два коньячных фужера. - Давай выпьем!

-  А мне можно?

-  Юра! - Дьяконов впервые за последние несколько лет назвал пациента по имени, а не по фамилии. Посмотрел и повторил: - Юра! Тебе теперь можно всё! Может, я неправильно делаю, но не хочу обманывать. Ты мужик умный, грамотный, профессор, давно сам всё прекрасно понял. Думаешь, почему мы тебя тут держим и не оперируем? Да у тебя целый букет противопоказаний: и сахар, и анемия, и гемоглобин. Не окочурься у нас на неделе в операционной тот практически безнадёжный, может, и рискнули бы, но когда в отделении за неделю два летальных исхода, извини. Нас и так теперь с говном съедят. Давай, за всё хорошее!

-  Ну, хоть перед смертью дорогой коньяк в первый и последний раз попробую. На профессорскую зарплату такой покупать не разбежишься.

-  А ты думаешь, я бы стал на свою зарплату эту дрянь покупать? Лажа всё это! Ловкачи из одной бочки разлива­ют, только бутылки да этикетки разные заказывают. Теперь ведь с деньгами не проблема что хошь подделать. Вот я как-то настоящий Hennessy пил, это был вкус и аромат! А тут - дерьмо! Коньячный спирт для кондитерских производств  по дешевке закупают и делают потом из него контрафакт . А наши дураки покупают. Ты знаешь, я про коньяки могу целую лекцию прочитать. Но для нашего обывателя это прозвучит, как песня на китайском. Вроде бы и мелодично, но ни хрена непонятно. Дорогие коньяки создаются на основе спиртов из винограда Grande Champagne выдержкой  от 30 до 100 лет... Понимаешь, до ста лет! Но такие выпускаются в год всего несколькими сотнями или даже десятками бутылок и стоят десятки тысяч долларов. К приличным можно относить коньяки старше десяти лет. В наших супермаркетах таких не бывает однозначно. Ладно, будь здоров!

-  Про здоровье - это шутка или издёвка?

-  А знаешь, профессор, ты верь в чудо! У тебя сейчас иммунная система расшатана полностью. Постарайся восстановить. Я, как врач, не имею права тебе этого говорить, но всё же скажу. Попробуй народные рецепты. Наша официальная медицина очень много лет отрицала столетиями  апробированное, но ведь это всё народная мудрость, многовековой опыт предков. Попробуй! Ты, главное, не программируй себя на самоуничтожение. Я тебе ещё раз повторяю - верь в чудо. И знаешь, что тебе сейчас надо, кроме всяких там болиголовов, окопников, маральих  корней  и прочих корней да травок, убивающих раковые клетки и восстанавливающих иммунитет? Кстати, не рекомендую женьшень: он может спровоцировать новообразования. Об этом, кажется, даже в инструкции по применению препарата  пишут. Тебе адреналин сейчас нужен! Экстремальные виды спорта, например. Во! Давай, я сейчас позвоню своему  приятелю. Он парашютистов готовит в авиаклубе. Ты с парашютом прыгал? Нет? Минуточку.

Доктор взял телефон и начал тыкать толстым пальцем в кнопки.

-  Серёга? Привет! Как ты? Ну, молодец! Слушай, у меня к тебе просьба великая. Надо одного человека из самолёта выбросить. С парашютом, конечно! Когда у тебя очередные прыжки? В следующие выходные? Отлично! Мужик он сообразительный, быстро научится, как ноги держать, как группироваться. Надо, Серёга, очень надо! Ему адреналин нужен. Договорились. Он тебе позвонит, - и уже обращаясь  к Юре, сделал этакий широкий жест. - Видишь, как всё просто? Сделай несколько прыжков, потом снег выпадет, можешь на горных лыжах покататься. Тоже не катался? Научишься. А ещё хорошо бы влюбиться. Вот где адреналин так адреналин! Эхххх!

-  Спасибо! Это мы уже проходили. Не зря шутка такая есть, что любовь, как корь, чем раньше переболеешь, тем легче переносится. Я же, как последний дурак, влюбился в свои сорок с лишним. В свою студентку. И всё прахом - и любовь, и семья... Может, и здоровье пошатнулось именно на этой почве.

И Юра первый раз в жизни начал рассказывать про свою сумасшедшую влюблённость. Подробности этого романа профессора Цвигунова знал только его давний друг Славка. У них еще со студенческих пор не было друг от друга секретов. Собственно, потом именно Славка и отомстил этой коварной пассии, что разбила семью и чуть не довела Юру до самоубийства.

Коньяк, пусть он даже и был контрафактным, а за время разговора бокалы поднимали уже дважды, приятно разливался  по телу, Юра хорошо осознавал, что захмелел, но этот хмель не тяжелил, а, наоборот, бодрил и привносил необычайный душевный подъём, располагал к откровенности . Поэтому и рассказывал он о своём романе без тоски и самобичевания.

- Понимаешь, док, - Юра тоже перешёл на «ты», хотя обычно в разговоре с людьми такой фамильярности почти никогда не допускал. - Она появилась в моей жизни, как вспышка молнии. У нас же в основном парни учатся. Технари. Девчонок - буквально единицы. Ну, скажи ты мне, какой из девчонки инженер по обработке металлов? Вот ты знаешь, почему проволока именно так называется? Нет? Потому что её проволакивают. То есть способ обработки  волочением. Я ведь и докторскую именно по этой теме защищал. Изобрёл способ обработки титана волочением , таким образом, чтобы этот капризный металл не терял своих свойств. Обычно он даёт микротрещины и так далее. Хотя, зачем я тебе всё это рассказываю? Так вот, эта группа появилась у меня на втором курсе. Представляешь,  два с лишним десятка парней и две девушки. А одна из них на мою беду та самая Лариса. Высокая, фигуристая, с большими карими глазами и копной длинных черных волос. Школу закончила с медалью, но на этой специальности  оказалась только потому, что на другие на бюджетное  место по баллам не проходила. Но не давалась ей чисто мужская специальность! На коллоквиумах всё отмалчивалась, а спросишь, такую чушь нести начинала, что волосы дыбом. Начал я с ней дополнительно заниматься. И дозанимались! Собственно, она сама меня спровоцировала. Правда, и провоцировать особенно было не надо. Намёка было достаточно, чтобы я голову потерял. И закрутился у нас с ней бурный роман!

Причём она не только не скрывала наших отношений, а, я бы сказал, даже бравировала ими, выставляла напоказ. Не знаю, как у вас, врачей, а в нашем научно-педагогическом  гадюшнике полно завистников. Это, я тебе скажу, такой террариум, где многие просто готовы сожрать друг друга с потрохами. И, как правило, это те, кто ничего  из себя не представляет, ни как учёный, исследователь, ни как преподаватель. Ну, не дал бог таланта, вот и исходят  они желчью по поводу успехов других. И ищут любую возможность укусить, подставить, скомпрометировать.

Зачастую даже просто так, даже если это лично ему не приносит абсолютно никакой выгоды. Вот и у меня на кафедре есть такой. Мой ученик. Парень подавал надежды, я его в аспирантуру протащил, стал его научным руководителем, по сути, чуть ли не сам написал за него кандидатскую. И, наверное, это еще больше его распалило, когда понял собственную никчемность, как исследователя. А амбиций у парня - на десятерых. К власти рвётся. Локтями расталкивает, а лезет. И он решил, что если меня этим романом скомпрометирует, то, как молодой и перспективный учёный, может занять моё место заведующего кафедрой.

И начал писать во все инстанции, что профессор Цвигунов злоупотребляет служебным положением, склоняет  студенток к сожительству и ставит им за это зачёты и отличные оценки. И знаешь, до чего подлым оказался, поехал к моей жене, она в другом институте преподавала, тоже профессор, и начал с ней якобы советоваться, как меня спасать от надвигающейся опасности из-за связи со студентками.

Жена устроила мне скандал, уволилась с работы, взяла  дочь и уехала в Волгоград к матери. Устроилась там на работу в бизнес-структуру и стала получать в четыре раза больше, чем в университете. И от алиментов моих отказалась. А Лариса, как только получила в конце семестра «пятёрку», прекратила со мной всякие отношения. Мол, «пятёрку» свою она честно заработала если не мозгами, то телом, и я ей больше без надобности. И стала в следующем  семестре охмурять моего друга, не зная о наших с ним отношениях, потому что кафедры разные и в разных корпусах расположены. А я, даже несмотря на такую вероломность, продолжал её любить. Пожалуй, даже ещё больше, понимая при этом всю её мерзкую натуру и то, что она меня просто элементарно использовала.

После того её признания я от горя напился, как сапожник. Даже хуже. Я беспробудно пил трое суток. А потом проснулся посреди ночи, вокруг только пустые бутылки, и начал трезво осмысливать всё, что со мной произошло. Наутро позвонил другу, попросил прийти. И всё ему рас­сказал, как на духу.

Он не стал меня утешать, успокаивать, посидел молча, потом поблагодарил за откровенность и сказал, что зло обязательно должно быть наказано. Я тогда еще не знал, что она теперь ему откровенно глазки строит. А он уже задумал, как вероломной девице отомстить за друга. До лета он мне ничего не рассказывал, а только когда вокруг него скандал разгорелся, из которого он вышел с честью, раскрыл свои карты.

Он в ответ на заигрывания Ларисы начал отвечать взаимностью, но каждый раз, когда она вечерами приходила  к нему на кафедру, открывая дверь, включал миниатюрную видеокамеру и записывал весь процесс общения. Точнее - обольщения. На четвёртый или пятый раз она, как только щёлкнул дверной замок, бросилась моему  другу на шею и заявила, что больше без него жить не может, что она влюбилась по самые уши и хочет быть его любовницей.

Он пытался её успокоить, приводил веские аргументы против развития отношений, что он хоть и холостой, но жениться пока не собирается и так далее. Но она его дипломатичного  отказа и слушать не хотела, тут же у дверей раз­делась и буквально набросилась на моего друга.

Таких записей за семестр у него набралось десятка два. А к концу сессии у нас заговорили о системе объективизированного  контроля знаний, которая прошла все согласования  и экспертизы и исключала участие преподавателя  при экзамене, используя при оценке знаний только компьютер с тестовыми заданиями. И мой друг одним из первых согласился применить систему на своих студентах. Он ждал, что будет много «двоек», но получила неудовлетворительную  оценку только Лариса.

Она буквально ворвалась к нему на кафедру и устроила  настоящую истерику. Он успел включить камеру и спокойно  объяснил ей, что ничем помочь не может, что если она не согласна с оценкой компьютера, можно пересдать комиссии.

Комиссия оценила знания студентки еще меньшим количеством баллов, чем компьютерная программа. Короче, сессию девушка завалила и с бюджетного места вылетела. А поскольку всё пошло не по плану коварной студентки, то она придумала вариант жестокой мести, пришла на кафедру, через несколько минут разговора прямо у двери рванула на себе блузку и с криками о помощи  выскочила в коридор. А потом написала в милицию заявление о попытке изнасилования. Вот тут и пригодились те записи, что предусмотрительно делал всё время мой друг.

В итоге дело возбудили не против него, а против неё за оговор, за попытку дискредитации и еще по каким-то статьям. Я не силён в юриспруденции. Но грозило девушке  года два. Скорее всего - условно. Только от претензий мой друг отказался, но из университета Ларису выперли с треском.

Вот такая, док, любовь! А ты говоришь, влюбиться надо. Не-е-ет, я теперь учёный. А жена ко мне так и не вернулась,-  с горечью закончил свою исповедь Юра.

- Ну, теперь с большой долей вероятности можно предположить, отчего у тебя злокачественная опухоль. Стресс! Хоть и существует много гипотез о природе возникновения  раковых опухолей, но большинство врачей склоняются к тому, что первопричиной становится дли­тельный стресс. Так что ты береги себя от лишних волнений. И еще - от травм. Будешь с парашютом прыгать, постарайся приземляться так, чтобы ноги-руки не сломать. В твоей ситуации это очень опасно. Ладно, давай еще по маленькой. У меня тут работы непочатый край. Из нас, хирургов, теперь писателей делают. А ты иди, отдыхай. И не забывай, что я тебе тут говорил: имунная система, адреналин и спокойствие. И самое главное -  вера в чудо! Будешь верить, всё ещё может по-другому обернуться. Живи с хорошим настроением! Хотя тебе его не занимать. Вы с Федей тут на много лет своим жизнелюбием  да розыгрышами память оставите. Кое-что, как тот фонтан во время клизмы, навсегда классикой розыгрыша останется. Живи, брат!








ЭПИЛОГ


Этот разговор с доктором Юра потом, в который уже раз, вспомнил с наступлением весны, когда по дороге с горно­лыжного центра специально завернул на окраинную улицу. За всё время после выписки он был здесь дважды, про­ходил назначенное обследование, и постоянно торопился поскорее убраться подальше от этого красиво отделанного, но навевающего тягостное ощущение здания.

Тогда, осенью, выписываясь после лечения, он обменял­ся телефонами со всеми соседями по палате, кроме Ильдара, — в их глухоманное Заозерье современная цивилизация в виде сотовой связи ещё не дошла, а единственный теле­фон находился только у главы муниципального образования. Свой номер профессор Ильдару дал, правда, тот так ни разу ему и не позвонил. Но хочется думать, что у парня всё складывается нормально, и болезнь, пусть на какое-то время, но отступила.

А вот деда Колю в последний путь проводили через три месяца после выписки. То ли возраст, то ли гнетущая домашняя атмосфера, а сын и дочь даже на похоронах держались обособленно, ускорили угасание тоскующего по жене не старого ещё человека. Приходил на прощание и Вадим, но у него возникли какие-то проблемы на работе, о которых он не хотел распространяться, поэтому был сов­сем недолго.

Да и Юра с Фёдором тоже не задержались. С одной стороны, никого из пришедших попрощаться они не знали, с другой стороны — было тяжело осознавать, что вот уже ушёл из жизни один из тех, с кем свела судьба на печальном  повороте жизни.

Юра остановил машину напротив проходной онкологического  диспансера и сказал сидящей на пассажирском сиденье женщине:

—  Вот здесь почти полгода назад мне отмерили всего два-три месяца жизни.

А его одетая в яркий спортивный костюм спутница улыбнулась, взяла обеими руками за его локоть, прижалась  щекой к плечу и счастливо улыбнулась:

—  Милый, врачи тоже люди. И они могут ошибаться... Как-то мне тут неуютно, поехали домой...

—  Поехали.

Юра включил скорость и медленно вырулил на асфальт.

—  Слушай, а давай завтра праздник устроим! Вадима с Людмилой пригласим. Может, док выберется. Федька, тот точно прискачет, стоит только звякнуть. Степан как раз в эти дни должен на химию приехать. Надо позвонить, узнать.

—  И по какому поводу праздник?

—  А просто так! Мы живы, и разве это не повод для праздника?!




























Охотничий Сезон






_Роман_

















Власть не портит людей, зато дураки, когда они у власти, портят власть.

Джордж Бернард Шоу.

Невежество - мать злобы, зависти, алчности и всех прочих низких и грубых пороков, а также грехов.

Галилео Галилей









ЖЁСТКАЯ ПОСАДКА


Сквозь сон Вадим почувствовал, что куда-то проваливается. Это не было безмятежным полётом, когда вдруг тебя поднимает вверх, потом плавно опускает ниже, чтобы слов­но на новой накатившейся волне вскинуть на гребень. Это было не похоже на тот парящий полёт по разноцветному извилистому каналу, который он испытал тогда, во время операции, и которое запомнил на всю жизнь из-за необычайной  яркости красок и впечатлений. Это было падение. Стремительное падение с большой высоты неизвестно куда. И Вадим понял, что он находится на борту вдруг потерявшего  управление и рухнувшего вниз вертолёта. Двигатель замолчал, и его рокот, заглушающий в салоне все остальные звуки, сменил пугающий свист длинных лопастей над головой.

Такое падение не могло длиться бесконечно, рано или поздно следовало ждать удара, но за секунду до него Вадим проснулся. Сердце бешено колотилось, каждым ударом сильно пульсируя в висках. В двух шагах от кровати усердно  крутился вентилятор, гоняя по комнате тёплый воздух. Включать на ночь кондиционер, дующий прямо на постель, Вадим боялся, избегая опасной после операции простуды, поэтому вентилятор оставался единственной надеждой создать хотя бы видимость желанной прохлады.

Вадим поднялся с кровати, держась за отдающий острой болью левый бок, где несколько дней назад ещё были швы от повторной операции, прошёл на кухню, открыл холодильник . Изнутри обдало свежестью. Взял пластиковую бутылку  минеральной воды, долго с наслаждением пил прямо из горлышка, сунул остатки на полку и с сожалением закрыл дверцу, за которой сразу же спрятался текущий изнутри холод. Померял  давление, с удивлением обнаружив, что оно ни с того ни с сего резко подскочило, а пульс выдавал почти сотню ударов, достал из аптечки спазмалгон, проглотил крупный кругляшок, сунул под язык таблетку анаприлина, чтобы сбить пульс.

Эта авария никогда не снилась Вадиму. Прошло уже больше двадцати лет, и он почти забыл о том трагическом происшествии. Не то чтобы забыл совсем, но старался не вспоминать, так же, как другие подобные приключения, в которых чудом оставался жив. А было их несколько. Да и как не попадать в разные опасные ситуации, когда десять лет работы в газете прошли в постоянных командировках.

«Интересно, а сколько часов я за эти поездки на Севера провёл в воздухе? - подумал Вадим. - Стюардессе, наверное , этого числа хватило бы для оформления пенсии». А ещё были десятки тысяч километров по зимникам на плетевозах и вахтовках, на вездеходах и в обычных грузовиках . Много чего случалось в пути, но память услужливо задвигала на свои задворки страшное и неприятное, чаще всего оставляя на поверхности забавное. Такого в поездках было больше, но было и такое, что навсегда хотелось забыть. Например, ту только что приснившуюся жёсткую посадку - как это ЧП квалифицировалось в официальных отчётах разных комиссий.

На буровую его, только ещё начавшего работать в газете после окончания университета, забросили тогда с обещанием  забрать на следующий день. Но погода, как это очень часто бывает на Севере, вдруг испортилась, и несколько вертолётов вынуждены были пережидать пургу в базовом  городе. Освободившиеся вахты нервничали, потому что вместо отдыха с живущими в Краснодарском крае и на Украине семьями вынуждены были сидеть в тесных вагончиках  среди беснующейся метели.

Наконец прояснилось. Едва вертолёт коснулся колёса­ми земли, к нему толпой бросились сразу несколько освободившихся  от работы бригад соседних буровых. Толкая друг друга рюкзаками и локтями, люди неуправляемой толпой полезли внутрь машины. Пилоты матерились, пытались что-то сделать, но желание рабочих улететь как можно быстрее, затмевало разум. Народ, будто в пьяном угаре, лез и лез внутрь. В ход пошли уже не только локти, но и кулаки.

-  Мужики! - кричал командир вертолёта. - Какого хрена  прёте? Поймите вы, дурьи головы, при такой загрузке нам элементарно не взлететь. Вы понимаете: не взлететь! Я возьму  не больше десяти человек, да и то, если у вас вещей мало.

-  Командир, какие вещи? - кричал кто-то в ответ. - Мы тут за вахту отощали, так что два за одного нормального бери.

-  Да вон через пятнадцать минут восьмёрка придёт. Сегодня всех вывезем. Вылезайте лишние.

Но лишним никто себя считать не хотел. Устав материть­ся, командир ушёл в кабину, закрыл дверь. Народ постепенно  угомонился, и вскоре послышался рокот ещё одного летящего вертолёта. Стоящие ближе к дверям бросились на улицу. Командир снова вышел из кабины.

-  Если лишние не выйдут, тот борт улетит порожняком. Вы же видите, что тут площадка только для одной машины. А ну, пошли на хрен! - Вдруг разъярился он. - Мне что, вас за шкирку выкидывать? Бараны, мать твою!

Мат подействовал. Вахтовики начали выбираться из салона и отходить в сторону от площадки, чтобы не мешать вертолёту взлетать.

-  Ещё трое! - Кричал, матерясь, командир. - Ещё трое на выход, я сказал! Ты, ты и ты, пошли вон! Корреспондент тут? Корреспондент на борту, я спрашиваю!

-  Да вон он стоит, - показал кто-то на стоящего на вертолётной  площадке Вадима.

-  Тебе что, отдельное приглашение требуется? - заорал  командир теперь уже на Вадима. - Мне тебя приказано забрать и на 512-й куст перебросить. Прыгай!

Хоть вахтовики и утверждали, что за время работы похудели, перегруз чувствовался. Но пилоты с такими перегрузами  летали постоянно, хотя и рисковали лишиться пилотской  карточки.

Неловко раскачиваясь, машина оторвалась от земли и стала набирать высоту. А минут через двадцать вдруг стала падать. Потом треск сучьев, вертолёт резко бросило в одну сторону, в другую, и он, ломая деревья и лопасти, ударился  о землю. Вадима швырнуло, он упал на что-то мягкое, и это спасло жизнь, но сильно ударился головой о металлический  борт, потерял сознание, очнулся уже на снегу. Кто- то тащил его в сторону от упавшего вертолёта.

-  Лежи тут, - приказал тащивший и хромая побежал к упавшей машине. Вадим поднялся, хотел кинуться следом, чтобы помочь вытаскивать остальных, но голова закружилась , и, чтобы не упасть, он прислонился к толстому стволу  кедра. Ноги не держали, Вадим обессиленно опустился в снег, завалившись с противоположной от вертолёта стороны дерева. Он, кажется, снова на какое-то время потерял сознание , но вскоре открыл глаза и увидел, что рядом с ним муж­чина положил на снег ещё одного из пассажиров, потом ещё одного...

Их нашли и вывезли из тайги на вездеходе только вече­ром. Вадима от обморожений спасли подаренные ему в одну из северных командировок собачьи унты и кожаный, мехом внутрь, комбинезон.

Потом он сокрушался, что во время ЧП потерялся фото­аппарат с несколькими отснятыми плёнками, но редактор на эти его сетования ответил чуть не матом:

-  Ты радоваться должен, что жив остался, а не о фотоаппарате  думать. Спишем мы твой аппарат, не волнуйся. Ты давай быстрее в норму приходи, не побоишься снова-то на Север лететь?

-  Не побоюсь.

-  Смотри, снова на вертолётах придётся.

-  Как на фронте солдаты говорили, в одну воронку бомба дважды не падает. Я тут про мужика того зарисовку написал. Ну, который нас из вертолёта вытаскивал. Интересная биография! Семь лет за убийство отсидел, а тут людей из упавшего вертолёта спасал, своей жизнью рискуя. Ведь там в любой момент взрыв мог быть.

-  А вот об этом забудь! - строго сказал редактор. - Если мы про каждое ЧП писать станем, нам для трудовых подвигов места на полосах не останется.

-  Так ведь мужик за убийство отсидел, а тут других спасал, своей жизнью рискуя.

-  Я сказал, забудь. Не было никакого ЧП. Была жёсткая посадка. Жертв нет. Всё! Блокноты сохранились?

-  Сохранились. Они у меня в кармане были.

-  Вот и пиши о людях труда, о буровиках, о сверхплановых  метрах проходки, о социалистическом соревновании буровых бригад в честь предстоящего съезда КПСС.

-  Но ведь мужик отсидел за убийство, а потом, рискуя жизнью, других спасал... - настаивал Вадим.

-  Да угомонись ты уже! - начал горячиться редактор. - Не было никакого ЧП. Не было! И ты забудь. Забудь, как дурной сон.

Вадим со временем почти забыл, и вот, спустя годы, та история всплыла в памяти, сохранённая где-то в глубинах подсознания.

«Уж не знак ли какой? - подумал вдруг Вадим, всегда отрицавший всякую муть про пророческие сны и предсказания  свыше. - А куда мне падать? После того, что случилось , падать уже некуда. Здоровье восстанавливается, ещё немного отлежусь - и на работу».

Ещё попил воды, перешёл в гостиную и начал читать. Но взгляд скользил по строчкам, не откладывая в сознании содержание текста. Почему-то не давал покоя разбудивший раньше времени сон.

«Может, рассказ написать про тот случай? - подумал вдруг Вадим. - А что? Сюжет интересный, хотя наверняка и не нов. В качестве документального очерка он тогда был бы очень кстати, а как рассказ... И всё же почему этот сон? То жуткое падение... А ведь я тогда даже испугаться не успел, настолько всё быстро произошло. Да, собственно, не успел ничего понять, вот и не испугался».

Нет, чтение на ум не шло. Вадим принял душ, сварил кофе, хотя, наверное, при давлении надо было бы обойтись без него, да и врач при выписке рекомендовал воздерживаться  от натурального кофе, крепких напитков, тёплых стран и жарко натопленной бани. Но от поездок в заморские  края можно было отказаться легко, тем более что не привык к ним Вадим, предпочитая отдыхать в родном Ленинграде, среди старых друзей, а вот отказаться от кофе было трудно.

За чашкой кофе вдруг вспомнил, что сегодня открывается  Международная медицинская выставка. На официальное открытие он специально опоздал, поскольку не хотел слушать дежурные выступления губернатора, главы города, депутатов и высокопоставленных лиц от медицины. При­шёл, когда народ уже впустили в просторные залы выставочного  центра, недавно построенного специально для гостей крупного международного форума, и теперь, чтобы не пустовали огромные площади, именно здесь начали про­водить всевозможные выставки, закрыв на ремонт служивший  для этих целей выставочный павильон.

Вадим ходил вдоль стендов, здоровался со знакомы­ми, равнодушно осматривал какие-то экспонаты. Вдруг его внимание привлекла реклама диагностики и лечения организма  с использованием сверхнизких частот. Он совсем недавно читал об этом в Интернете, видел там же комментарии  недоверчивых посетителей сайта и решил подробнее расспросить в одиночестве скучающую средних лет даму в белом халате.

-  А давайте, мы Вам сделаем диагностику, а потом поговорим, - предложила дама с бейджиком, на нём значилось название фирмы и мельче - имя женщины, но его Вадим прочитать без очков не смог. - Если Вы, конечно, не торопитесь. Это займёт буквально пятнадцать минут.

Вадим сел в удобное кресло, очень похожее на кресло стоматолога, взял в руку металлический стержень, соединённый  тонким проводом с ноутбуком.

-  Лежим спокойно, думаем о чём-нибудь приятном, - проворковала женщина.

-  Да у меня вся жизнь - сплошная приятность, - улыбнулся  Вадим.

-  Вот и отлично, - в тон Вадиму сказала дама и стала смотреть  на мелькающие на мониторе колонки цифр, время от времени нажимая клавиши. - Вы что, недавно перенесли операцию? Да-да, вижу, онкология... Постойте, постойте, у Вас были проблемы с толстой кишкой... Так, так, печень в норме, почки - тоже. А из-за чего был такой длительный стресс?

-  Так у нас вся жизнь - сплошной стресс...

-  В этом Вы, конечно, правы, но только некоторые не заме­чают этих проблем, а у Вас состояние тревоги было очень выражено. Вон цифры прямо зашкаливают. Так, сотрясение мозга лет двадцать назад, нет, чуть больше. Не сильное, но было... Так, вот тут ещё есть проблемки, но мы их прямо сей­час снимем. У Вас есть ещё минут десять?

-  Минуты у меня есть, я наличных с собой не взял.

-  Не беспокойтесь, это бесплатно. А знаете, у Вас организм  в отличном состоянии! Честно признаюсь, не часто у меня такие пациенты бывают. Не часто. На вид Вам где-то за пятьдесят, а биологический возраст немногим больше тридцати. Знаете, мужчины в Вашем возрасте нередко разводятся и женятся на молоденьких. Если Вы из их числа, я бы советовала  Вам заводить детей. И не одного, а хотя бы двоих.

-  А вот тут ваш аппарат ошибся. Нету у меня молоденькой  жены, - засмеялся Вадим.

-  Ну, положим, аппарат этого и не показывал, это я Вам на всякий случай сказала.

-  Детей, говорите, заводить? - продолжал улыбаться Вадим. - Да мне врачи сказали, что после моей операции жить осталось три-пять лет, а Вы говорите - детей.

-  Глупости какие! - возмутилась дама. - Неужели врачи так и сказали?

-  Именно так, - уточнил Вадим. - Правда, сказали, бывают исключения, но честно предупредили, чтобы не обольщался.

-  Да нет у вас никаких показаний для таких мрачных прогнозов! Вот же всё на экране, я Вам на принтер выведу, дома посмотрите.

-  Спасибо, только я в этом всё равно не разбираюсь.

-  Докторам своим отнесёте, которые Вам такие глупости могли сказать, пусть посмотрят и устыдятся.

-  Вадим Альбертович, медициной интересуешься? - Раздался вдруг знакомый голос. Увлечённый беседой с доктором, Вадим не заметил, как к этому же стенду подошла целая свита чиновников во главе с вице-губернатором. - Ну, как ты? Да ладно, ладно, выглядишь молодцом! Здравствуй, здравствуй, - вице-губернатор подошёл ближе, пожал руку, потом обнял Вадима и похлопал по спине. - Извини, что не навестил в больнице, дела, дела. Я домашних-то своих почти не вижу. Не обижайся!

-  Да чего там? Онкологический центр не то место, где можно приятно поговорить.

-  Кстати, насчёт поговорить. Ты бы заглянул как-нибудь ко мне, разговор есть. Как у тебя со временем?

-  У меня теперь времени, сколько угодно, пока на больничном.

-  Тогда, может, сегодня? Я тут полчаса ещё побуду, шеф сегодня в Москве, мне вместо него пришлось выставку открывать. А через полчаса давай вместе и поедем. А то опять закручусь, сложнее будет время выкроить. Идёт?

-  Идёт. Отлично! Через полчаса встречаемся у главного входа.

-  А Вы, оказывается, важная птица! - уважительно сказала дама, когда свита перешла к следующему стенду. - Это же ваш вице-губернатор, я его на открытии выставки видела, с речью выступал.

-  Да-да, - откликнулся Вадим, и было непонятно, чему он поддакнул: тому ли, что сам он - важная птица, или тому, что это был вице-губернатор. Его мысли были заняты вопросом: зачем он вдруг понадобился для разговора да ещё так срочно.

-  Результаты забыли, - окликнула его дама. - Возьмите, пригодятся.

Сунула в руку Вадима несколько листочков с какими-то диаграммами и цифрами и уважительно посмотрела вслед только что проходившему у неё обследование мужчине, которого дружески обнимал сам вице-губернатор.

По дороге до Дома правительства говорили о выставке, Вадим по просьбе вице-губернатора рассказал о результатах обследования, с улыбкой добавил про выданный компьютером  его биологический возраст и рекомендацию заводить детей.

-  Ну, вот, - засмеялся вице-губернатор, - а народ тут про тебя таких ужасов наговорил, что хоть венки заказывай. Ты извини, я про венки как-то не подумав брякнул.

-  Да ничего. Мне на самом деле врачи больших перспектив не обещали, когда на откровенный разговор вызвали.

Потом, уже в кабинете за чашкой чая, вице-губернатор посмотрел прямо в глаза Вадиму:

-  Понимаешь, мне то же самое доложили. Но вижу, что выглядишь действительно молодцом. Не слушай вся­кую фигню, которую доктора говорят. Сам-то как себя чувствуешь?

-  Сам - отлично! Болит, конечно, так ведь только три дня назад швы сняли.

-  Я слышал, у тебя две операции было?

-  На второй я сам настоял. Они мне колостому вывели, инвалидность предлагали.

-  Отказался?

-  Отказался.

-  И правильно сделал! У нас тут работы - непочатый край. Такие времена наступают, только держись. Нам здоровые  мужики нужны пахать и пахать. А что ты говоришь, тебе вывели?

-  Колостому. Ну, грубо говоря, мешок для естественных отходов организма.

-  А, вспомнил. У нас у депутата Госдумы Ренёва такая фигня была, когда рак прямой кишки обнаружили. Он потом в Германии операцию делал, какую-то американскую технологию использовали. Дорого, говорит, но у него, сам знаешь, денег не меряно. Тем более, жить хочешь, последнее отдашь. И как ты с этим мешком?

-  Так я и говорю, настоял, чтобы убрали. Теперь всё нормально. Швы вот только ещё побаливают. И представляешь, какая дурь в нашем законодательстве. Чтобы не оформлять инвалидность и не получать пенсию, то есть чтобы сохранять лишние деньги пенсионного фонда, я вынужден был заплатить за операцию свои личные.

-  Хирургу? Ну, это теперь у нас в порядке вещей.

-  В том-то и дело, что не в конверте, а в кассу пришлось заплатить, официально. Вот скажи, это нормально?

-  Да, есть проблемы, согласен.

-  Так чтобы сэкономить за остаток жизни сотни тысяч рублей пенсионного фонда, я должен был заплатить свои личные?

-  Мы подумаем, как тебе компенсировать.

-  Да я не о компенсации, а о том, что дурдом получается. Казалось бы, пенсионный фонд должен быть заинтересован  в уменьшении числа пенсионеров по инвалидности и вкладывать деньги, к примеру, в те же операции по удалению  колостомы.

-  А ты не пробовал им квитанцию для оплаты подать?

-  Да если бы когда и получил эти деньги назад, мне бы пришлось столько времени по разным инстанциям походить, что поневоле рукой махнёшь. Вы-то тут в своих кабинетах от этих проблем оторваны, реальной жизни не знаете.

-  Ещё как знаем, Вадим. Ты на этот счёт не заблуждайся, как большинство. Думают, мы тут как в другом мире живём. Вон у меня каждый день сводки, анализы, результаты опросов общественного мнения... Только успевай изучать.

-  Так вам же сводки подают, чтобы не расстраивать, в приглаженном виде, - улыбнулся Вадим.

-  Разные, Вадим, подают. Разные. Тут такое есть, что закачаешься. Ладно, я что тебя пригласил. Тебе сейчас силы восстанавливать надо. Лечись. Может, путёвку куда сделать ? Ты не стесняйся. Только скажи.

-  Нет, спасибо, я уж за этот месяц наотдыхался. Как говорят, руки чешутся.

-  Вадим, я на правах старого друга должен тебе сказать прямо: ты знаешь, что грядут выборы губернатора. Есть слухи, что сюда ломанутся варяги. В том числе из Москвы. Машиностроительный комплекс набирает силы, наверху наконец-то прозрели, что тюменской нефтью да газом не про­жить, что надо развивать своё производство. Короче, теперь именно к нам пойдут огромные инвестиции. Деньги, как ты знаешь, в основном в Москве, поэтому они захотят посадить сюда своего человека. Предстоит большая рубка. Нам надо выстоять любой ценой. Извини, я вынужден быть откровенным, боюсь, тебе сейчас с такой нагрузкой не справиться.

Вице-губернатор старался не смотреть в глаза, отводил взгляд в сторону, смотрел на висящие на стене большие часы, за окно, на свои ладони. Пальцы его то сплетались вместе, то постукивали по столу. Было видно, что он сам тяготится этим разговором, не решаясь, между тем, открыто заявить, что пришло время не профессионалов, а преданных дилетантов, умеющих вовремя поддакнуть и легко прогнуться под начальственный приказ.

-  А кого на моё место?

-  Пока не определили, - развёл руками вице-губернатор. - Хотя есть пара-тройка крепких ребят на примете. Твоя операция оказалась очень некстати. Нам же надо выстоять любой ценой, потому что дельных проектов затеяно очень много, ну да ты сам об этом хорошо знаешь.

-  Наши из редакции не рассматриваются? - прямо спросил  Вадим.

-  Ничего определённого сказать не могу. Тут сейчас потребуются очень сильные политтехнологи. Задействуем мощные силы из Москвы.

-  Я тебе не завидую, - сказал Вадим и поднялся первым.

-  Ты давай лечись, отдыхай, набирайся сил. Нам такие кадры позарез нужны, - напутствовал вице-губернатор.

-  Спасибо за заботу! Когда дела сдавать?

-  Ты заявление напиши по состоянию здоровья. Дату пока не ставь, закроешь больничный, решим.

Больничный у Вадима ещё был не закрыт. Как сказал при выписке врач, месяца полтора продержат на амбулаторном лечении. По этой причине уволить его до закрытия больничного  по закону не могут. Что-то успеть предпринять? Вряд ли. Всё уже решено. Наверняка не сегодня-завтра правительство  области на правах учредителя назначит кого-то на его место исполняющим обязанности. Интересно, кого хотят поставить на место редактора? Судя по всему, какого-нибудь политтехнолога из Москвы, а это значит,ребятам  тоже придётся искать новую работу. Вряд ли они смогут  согласиться с политикой беспрекословного подчинения власти.

На выходе из Дома правительства встретился с ректором политехнического университета.

-  Знаю, знаю, - поспешил заверить ректор.

-  О чём знаешь? - опешил Вадим, не веря, что слух о его отставке уже распространился по городу.

-  Про болячки твои знаю, но на вид не скажешь, что хворый. Молодцом смотришься! Прямо хоть под венец.

-  Вы что сегодня, сговорились все? - заулыбался Вадим. - Час назад на выставке дама одна обследование сверхнизкими частотами делала, говорит, пора детей заводить, теперь ты про венец. Меня тут в утиль списывают, а ты про женитьбу.

-  Кто списывает? - не принял шутку ректор. - Тебя в утиль? Ты так не шути.

-  Да я и не шучу, Никита Никитич. Только что вице- губернатор предложил по собственному, по состоянию здоровья.

-  Тогда ты вот что, давай завтра, нет, завтра в Москву улетаю, давай в понедельник ко мне заходи часам к десяти. Разговор будет. Договорились? Не забудь, в понедельник к десяти. Мы с тобой такие дела раскрутим, сам ахнешь!








ЛИКБЕЗ ДЛЯ НОВИЧКА


После разговора с ректором Вадим долго обдумывал предложение. Он хоть и преподавал на кафедре журналистики  классического университета, но, по сути, этими занятиями  его познание проблем высшей школы и ограничивалось. С преподавателями кафедры и другими такими же, как он, почасовиками, на долгое общение времени не хватало, у всех были свои неотложные дела. Да он особо и не заморачивался. Попросили прочитать курс, он его подготовил. Отводил свои часы, брал на практику по два-три человека из группы, но занимались с ними уже сотрудники отделов. Коллектив редакции был давно состоявшийся, работали по многу лет и даже после выхода на пенсию оставались в штате  хотя бы на половину ставки, поэтому молодёжи не требовалось. Точнее, она была бы нужна, даже очень, хотя бы для смены поколений, но вакансий не появлялось, а за счёт уходивших удавалось лишь проводить сокращение штатов, поскольку жить с каждым годом становилось труднее и труднее, а это заставляло экономить на всём.

О тех постоянных командировках, из которых он, можно  сказать, не вылезал в годы своей молодости, уже даже не мечтали. По области ездили только в составе так называемого  губернаторского пула, когда он отправлялся в очередной  тур по промышленным предприятиям или во время уборки урожая в сельские районы. Ездили ещё по приглашению  руководства заводов для создания отдельных оплачиваемых  материалов или даже целых серий публикаций к юбилею того или иного предприятия.

Своих бывших студентов, устроившихся в разные информационные  агентства, Вадим видел только в теленовостях с какой-нибудь очередной пресс-конференции, но через год- два одни лица сменялись другими - молодые люди, особенно  девушки, которые составляли три четверти студентов отделения журналистики, вскоре разочаровывались в профессии, находили более спокойную работу пресс-секретаря какого-нибудь руководителя или крупного чиновника. Именно это обстоятельство и предопределило выбор решения - принять предложение ректора готовить специалистов пиар-служб.

-  Оклады у нас маленькие, - сразу предупредил ректор. -  Но возможности зарабатывать не ограничены. Поскольку ты будешь готовить специалистов для пиар-служб, заключай договоры с предприятиями и организациями на производство рекламной продукции. Студентам твоим -  необходимая практика и вдобавок реальные заработки. Пусть для начала небольшие, но всё же заработанные по своей будущей профессии.

-  Что касается лично меня, - встрял Вадим, - для меня всегда было важнее получать удовольствие от работы, деньги были на втором плане. Так что с этим проблем нет. Я же преподавал на кафедре журналистики, знаю, какие там доходы. А что студентам будет возможность во время учёбы получать профессиональные навыки, это хорошо.

-  Но тут тебе придётся крутиться. Пока у нас с договорами  проблема. Надо искать расторопного человека, лучше со связями в руководстве предприятий, поскольку сам вряд ли будешь успевать - ты даже не представляешь, какой вал бумаг захлестнул сейчас нас всех. Люди только и делают, что пишут разные планы, отчёты, справки. Большинство нужны кому-то из чиновников для написания очередной диссертации по социологии или управлению высшей школой. Будь моя воля, я бы запретил чиновникам защищать диссертации . Думаю, вал отчётности сократился бы в разы. Но пока это как эпидемия. Причём от самых верхов до обычной образовательной  школы. Сотни, тысячи человек занимаются сбором  информации, которую кто-то потом анализирует, оформляет  в научную работу, публикует, пишет монографии. Я технарь, люблю конкретику, поэтому могу быть несколько не объективен к гуманитариям, но не думаю, что эти тысячи  кандидатских и докторских диссертаций, что защищены за последние два десятка лет, как только пошла мода на остепенённость, принесли науке хоть какую-то пользу. Вот как ты думаешь? Только, пожалуйста, без обид, - Безухов вытянул вперёд руку, будто защищаясь от возможных нападок. - Твою кандидатскую многие потом читали, она многим помогла в жизни, была от неё практическая польза?

-  Если честно, не уверен, - согласился Вадим.

-  Вот! - торжествующе произнёс ректор. - А таких - тысячи! Да чего греха таить, мы и сами их плодим как для своих сотрудников, так и на заказ от банкиров да крупных управленцев. Так что цену этим работам я знаю. Но мы отвлеклись. Ты человек известный, авторитетный, уже одно то, что ты будешь заведовать кафедрой, может привлечь к нам студентов. А то! Учиться у самого мэтра современной журналистики.

-  Никита Никитич, давай без славословия и преувеличений.

-  Я серьёзно. Мне нет нужды петь тебе дифирамбы. У тебя есть имя, это для нас козырь. Учатся на кафедре общественных  связей только на платной основе, потому что это не профильная специальность, бюджетных денег на это мы не получаем. Но учиться у самого Раевского, уверен, захотят  многие. Это первое, почему я тебя приглашаю к нам работать. Видишь, я не скрываю, что от твоего у нас трудоустройства я получаю определённую выгоду. Второе, ты сможешь привлекать внебюджетные средства, то есть зарабатывать их рекламными проектами, третье - ты своей кафедрой будешь формировать имидж университета. Мужик ты толковый, придумаешь разные акции, конкурсы, фестивали. Деньги на эти цели я дам. Но! Политика - дело тонкое, тут важно не перегнуть палку. Впрочем, ты сам это знаешь лучше меня. Нельзя, чтобы фамилия Безухов звучала чаще, чем фамилия губернатора, спикера Заксобрания и главы города. Только на четвёртом месте. Сам знаешь, как лишился кресла бывший мэр, молодой, красивый, обаятельный, коммуникабельный. Он на людях и на экранах появлялся  чаще губернатора. Он, а не губернатор, стал любимцем  электората. А если такой пойдёт на выборы, никакой административный ресурс не поможет оставить его в тени. Итог: любимец публики Серёжа стал заместителем министра  регионального развития, откуда через полгода вылетел  в неизвестном направлении. Теперь протирает штаны на одном из крупных московских предприятий. Ты хоть раз его фамилию за последние год-полтора встречал где-нибудь в СМИ? И я не встречал. А из парня мог получиться прекрасный политик! И не губернаторского уровня, а намного выше. Тут как на розовом кусте: высунулся бутон выше других, садовник чик ножницами - и нету. Наши садовники на самом верху тоже всё время с ножницами ходят, потому и нет ярких политиков, зачищено поле. Только свои, которые не высунутся раньше хозяина. Ну, думаю, ты понял. Извини, мне в Заксобрание надо.

-  Мне бы ещё в общих чертах понять проблемы солвременной  высшей школы, чтобы не бултыхаться беспомощно. С кем могу откровенно поговорить?

-  С кем? Да со многими. Я же свою позицию всегда откровенно  излагаю. И с пресс-конференций моих твои корреспонденты  отчёты давали. Правда, каждый раз старались острые углы сгладить. Или это ты редактировал?

-  Я, наоборот, всегда говорил о необходимости неординарных  взглядов, острых высказываний, чтобы читателю  интересно было, а то у нас в последние годы - одна преснятина.

-  Это правда! Читать газеты стало неинтересно. А поговорить? Хоть с моим замом, профессором Томиловым, хоть с мужиками на кафедрах. Там соседом твоим на этаже профессор Цвигунов будет. Можно с ним. Интересный человек, замечательный педагог, неординарный учёный.

-  Мы с ним в одной палате в онкологии лежали, так что знакомы.

-  Тогда тем более! Он тебе без сиропа блюдо подаст. А Томилова тоже имей в виду. Мы с ним ещё со студенческой  поры вместе. Вообще у нас в команде многие не просто с нашего курса, даже из нашей группы. Действительно - команда. Поэтому, когда начинают критиковать систему президентского подбора кадров из питерских, я скромно молчу. Администрация Президента с нас пример берёт, - и Безухов рассмеялся, как довольный мальчишка.






В ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ ТУПИКЕ


Кабинет Томилова был как раз напротив ректорского, поэтому Вадим решил сразу же познакомиться и с первым проректором.

- Алексей Фёдорович Томилов, - встал из-за стола и про­тянул для приветствия руку первый проректор - спортивного  телосложения моложавый стильно одетый мужчина. - Можно просто Алексей. У нас тут очень демократично.

Всё руководство со студенческих пор в одной футбольной команде. А с Вами мы тоже знакомы. Правда, больше по телевизору.

И Томилов заулыбался.

-  Да, телевизор меня со многими познакомил. В газете десятками лет люди работают, их статьями могут зачитываться, хорошо знать фамилию автора и не иметь ни малейшего представления, как человек выглядит. А в телевизоре показался несколько раз, и уже на улицах здороваются.

-  Нравится, когда узнают?

-  Не очень. Постоянно чувствуешь себя как перед телекамерой.

-  Так мы все постоянно перед телекамерами. Вон у нас в коридорах камеры стоят, в магазинах, на вокзалах, теперь даже в парках и скверах и то под наблюдением Большого Брата. Так что все мы, по большому счёту - телезвёзды, - засмеялся Томилов.

-  Ну, это - другое. В телевизоре ты перед тысячами зрителей, а во всех остальных случаях тебя только дежурный на мониторе видит.

-  Не спорю. Вы только поздороваться или дело есть?

-  Никита Никитич сказал, что у Вас можно получить своего рода вводную.

-  В смысле?

-  В смысле - что такое есть сегодня высшая школа, куда идёт, и какие основные проблемы стоят перед образованием России.

-  Вот так глобально или в общих чертах?

-  Как Вам время позволяет. Уж поскольку я прихожу сюда работать, то хотелось бы знать, куда вступил.

-  Как в старом советском анекдоте, когда дед в партию вступил? Пришёл домой, бабке хвастает, а та возмущается, мол, каждый день ты куда-нибудь да вступишь, то в коровью лепёшку, то в партию. Ну, если глобально, то пойдём кофе пить. У меня как раз есть свободное время.

Они прошли в комнату отдыха, Томилов приготовил в кофемашине по чашке кофе, поставил на стол, сел в такое же удобное кресло напротив.

-  Комфортно тут у вас, - похвалил Вадим, разглядывая обстановку, хорошо оформленный интерьер, остановился взглядом на барных  полках со множеством разнообразных бутылок, большинства из которых он никогда раньше и не видел.

-  Впечатляет? - спросил Томилов.

-  Бутафория?

-  Обижаете! Всё самое настоящее. Люблю путешествовать по миру, отовсюду привожу в качестве сувениров. Предлагаю  друзьям дегустировать, мало кто соглашается. Так и стоят нераскупоренными. Налить чего-нибудь диковинного?

-  Нет, спасибо!

-  Тогда водочки или коньяку?

-  Нет-нет, я вообще не часто этим балуюсь.

-  Наслышан, - сознался Томилов.

-  Уже справки навели? - улыбнулся Вадим.

-  Не то, чтобы справки, но кое-что узнал. А как иначе? Нам же бок о бок работать. Будете Вы в нашей команде своим  или так, сбоку припёка.

-  Гожусь в команду по полученной информации? - прямо  спросил Вадим.

-  А иначе мы бы не здесь и разговаривали. Сидели бы в кабинете возле приставного столика. А так мы с Вами ещё и в сауне попаримся. Вон та дверь как раз в сауну ведёт.

-  По высшему классу у Вас! - не удержался Вадим.

-  Люблю комфорт, знаете ли, - согласился Томилов.

-  За предложение спасибо, - поблагодарил Вадим, - но доктора рекомендовали мне забыть про сауны и жаркие страны. О моём диагнозе Вы тоже наверняка наслышаны.

-  Знаю, - не стал скрывать Томилов. - Но не считаю это проблемой.

-  Спасибо за откровенность! Тогда о проблемах образования?

-  Не скажу, что о проблемах я рассказываю с удовольствием . Это наша боль! Мы же всей командой жизнь положили на университет, потому к пенсии печально видеть нынешние реформы. И не просто видеть, а самим в них участвовать. То есть своими же руками рушить то, что столько времени  создавали. Понимаете, проблема образования возникла особенно остро с началом перестройки. Лидерам страны захотелось враз перестроить всё: и общество, и жизненный уклад, и форму хозяйствования, и психологию человека, на что обычно отводится два-три поколения, и, конечно,систему  образования. Не только высшего. За время моей учёбы и работы сменилось десятка два министров, может, чуть меньше. И у каждого - своё видение, каждый начинает что-то менять, что-то совершенствовать. Чаще всего впопыхах. А его окружение со всех сторон поддакивает, вместо того что­бы как лоцман на корабле вести судно в обход рифов. И прёт корабль нашего образования напрямки, обдирая о скалы не только краску, но и обшивку.

-  Очень образно для доктора технических наук.

-  А так понятнее. Понимаете, мы пережили начало девяностых. С огромными трудностями, но пережили, хотя иногда  казалось, что всё, что не будет нашего тогда ещё института. Экономика страны рухнула. У нас же тут в основном были предприятия военно-промышленного комплекса. Денег на вооружение армии не дали, заказы прекратились, заговорили, что в ходе конверсии заводам надо переходить на выпуск товаров народного потребления. Вчера делали танки и раке­ты, а с завтрашнего дня переходим на выпуск холодильников  и детских игровых площадок. Так ведь и площадки покупать некому. Вы же помните, что в стране творилось. Денег не было на отопление больниц и учебных учреждений, зарплату по три-четыре месяца задерживали. Инженеры  с огромным опытом оказались никому не нужны, не то что новоиспечённые. Заговорили, что надо следовать при­меру Америки, готовить юристов. Мол, там у каждого свой юрист, свой экономист. И пошло-поехало. Нам тогда удалось договориться с самыми толковыми руководителями крупнейших  заводов, убедить, что наступят перемены, что если они хотят видеть будущее своих предприятий, а не слинять за границу после приватизации и продажи своей части собственности, то нужны им будут инженеры, мастера, станочники. Убедили, уговорили, выжили. И даже успешно вышли  из того кризиса, университетским комплексом сделали наш институт. Но спокойно никогда не жили. Всё время с долей опасения за будущее. И вот снова реформа образования. Снова проблема стала очень острой.

-  Из тех публикаций, что мне попадались, лично у меня картина чётко не складывается. Очень уж по-разному оценивают люди эту очередную реформу. Одни безудержно хвалят, другие во весь голос призывают опомниться, пока не поздно, - встрял в монолог Томилова Вадим.

-  Сказать, что образование развивается только негативную сторону, я не могу, хотя на самом деле это факт. Как всегда, россияне классически наступают на одни и те же грабли, - Томилов отхлебнул из чашки уже совсем остывший кофе. - В чём проблема? Мы старую, создаваемую десятилетиями систему образования, развалили. Перешли на многоуровневую  систему подготовки, т.е. бакалавров, магистров, дальше - аспирантура и докторантура. Инженерных специальностей  при этом не осталось за исключением нескольких для военно-промышленного комплекса, для космонавтики и для совсем загубленной геологии. Но наш университет космических инженеров и геологов не готовил, мы выпуска­ли инженеров. И вдруг мы обнаружили, что не готовы к этой системе. А Министерство нам говорит, что вступление это­го закона откладывается еще на год. Мы в нашей области в течение шести лет проводили эксперимент, вводя в школах вместо выпускных экзаменов ЕГЭ, знали все достоинства и недостатки единого государственного экзамена. Мы об этом говорили множество раз на самом разном уровне, в администрации области, в полпредстве Президента, в Министерстве образования и науки. Нас внимательно выслушивали, согласно кивали головами, но делали всё по-своему.

Томилов сделал ещё глоток, на минуту задумался.

-  То, что новая система образования не соответствует  сегодняшней структуре экономики, тоже вроде бы всем понятно. Вот ребенок закончил 9 классов, ему дают аттестат о неполном среднем образовании, после 11 классов он полу­чает опять же аттестат, но уже о полном среднем образовании. И мы в вузах теперь после четырёх лет обучения тоже выдаём диплом, который по сути своей является лишь аттестатом. Выпускник с дипломом бакалавра имеет только знания, но не имеет специальности, профессии. Этот документ свидетельствует лишь о знаниях, которые студент получил  за годы обучения в вузе. Прежний вузовский диплом давал возможность работать по специальности. И проблема  реформы образования заключается в том, что мы находимся в той фазе преобразования, которая свидетельству­ет, что мы старую систему развалили, новую еще не создали, и контуры этой новой системы ни у кого в голове еще не очерчены. Один понимает это так, другой - иначе. Отсюда и совершенно разные оценки происходящего. А если ещё учесть, что хвалебные статьи заказаны реформаторами, то вывод напрашивается сам собой. Бакалавриат был нужен для того, чтобы наши дипломы признавали на Западе. Но позвольте, мы для кого кадры готовим, для себя или для Запада, которому нужна наша дешёвая рабочая сила?

Было видно, что тема эта у Томилова давно наболела, и он спешит выговориться перед новым собеседником. И он продолжал:

-  Раньше, когда была десятилетиями сформированная система, все чётко понимали: техник - это тот, кто может это, инженер - это тот, кто может то. У всех было четкое пони­мание уровня подготовки специалиста. А сегодня никто не понимает, кто такой бакалавр и кто такой магистр. Это понимают только те люди, которые сами писали законы, и те, кто ими пользуется, а 140 миллионов человек этого не понимают. И это самое худшее, что можно было придумать для реформ образования. Например, я не могу доходчиво объяснить руководителю предприятия, что такое бакалавр, хотя мы уже выпускаем бакалавров. И чтобы хоть как-то исправить ситуацию, мы в своем университете расширили программу и по типу факультативов восполняем ту разницу, которая оказалась между бакалавром и инженером. Кроме  того, мы параллельно даём будущим бакалаврам рабочие профессии токаря, фрезеровщика, сварщика и так далее.

Томилов поднялся с кресла и начал ходить по комнате.

-  Мы объясняем студентам, что они получат диплом бакалавра, с которым на работу ни один серьезный работодатель  не возьмёт, поэтому мы организуем для вас бесплатно дополнительные занятия, чтобы вы могли изучить еще пять дисциплин и освоить это, это и это. Мы разработали специальные программы, по которым учим. Мы наших бакалавров  не бросим, потому что для нас это честь фирмы, ответственность  нас, педагогов, за воспитание и обучение наших детей. Как в этом направлении будут работать другие вузы, я не знаю. Мы сегодня, в том числе, организовали и дополни­тельное платное образование. Если человек хочет достичь в этой жизни большего, и он ответственно относится к своему будущему, у него есть возможность изучить иностранный язык, научиться работе на компьютере по одной или другой программе, например, для экономистов это одна, для инженеров-механиков - другая. Таким образом, мы будем выпускать бакалавров с дополнительной подготовкой, которая позволит им быть ничуть не хуже нынешних инженеров. И магистров мы будем таким же образом выпускать по уровню  подготовки лучше, чем сегодняшних инженеров. Но это лишь благодаря нашему опыту, таланту наших педагогов, знания ими проблем и опережающему реагированию на проблемы ближайшего и далёкого будущего. Поэтому, когда мы приглашаем выпускника школы на первый курс, мы чётко знаем, каким он будет через четыре или пять лет, и в этом заключается отличие нашего университета от всех или большинства других. Мы живём завтрашним днём. Вы извините за эмоциональность, но я Вам высказал то, что наболело. Выводы делайте сами.

-  Спасибо, Алексей Фёдорович за очень содержательную беседу!

-  Да всегда пожалуйста! Заходите, побеседуем. А захотите  в футбол играть, милости прошу в нашу команду. Мы пока студентам фору даём, хоть они и в два с половиной раза нас моложе.

-  Спасибо! Вот окончательно оклемаюсь, подумаю. Хотя в футбол никогда не играл.






КАК ИСКУССТВО


От Томилова Вадим отправился на кафедру к Цвигунову.

-  Юра, выручай! Если честно, у меня от двух бесед с руководством в голове уже сумбур, но, тем не менее, хочу услышать ещё и твоё мнение. Потом на досуге попробую разобраться.

-  Сомневаюсь, что я тебе добавлю к услышанному что- то новое. Мы же все тут в одной подводной лодке. Безухов - капитан, от него в основном исходят все идеи, все предложения по решению проблем. Я тебе могу только на своём, низовом уровне, добавить. Только не спрашивай, чего нам ждать от нынешних нововведений по реформе образования. Честное слово, не знаю! Я бы вообще, пере­фразируя нашего ректора, сферу образования и преподавания  сравнил бы с искусством. Здесь нужен в первую очередь талант и, как в медицине, главенство принципа «не навреди». Понимаешь, я консерватор, поэтому с осторожностью отношусь к некоторым реформистским предложениям и не со всеми из них могу согласиться. Понимаю, что изменения  необходимы, но они должны быть способом решения накопившихся в образовании проблем, а не реформа­ми ради реформ. Управлять такой громадной страной, не делая ошибок, вообще невозможно. Но их надо стараться сводить к минимуму. Образование отвечает за ту институциональную  часть человека, которая сохраняется неизменной  всю жизнь и обеспечивает ее устойчивое развитие. Поэтому реформы в образовании должны быть очень взвешенными  и прагматичными. Постепенными. Так, чтобы в любой момент можно было остановиться.

Главная проблема школы - это учитель. Сегодня восемьдесят  процентов преподавателей - женщины. Даже у нас, в техническом университете. Я не говорю о разной ментальности, о женской логике и прочих вещах, но женщина должна больше заниматься домом, детьми, собой, наконец. А у нас они с утра до вечера на работе. И это ненормально. Я думаю, из-за попытки успеть всё наши учителя недодают и своим детям, и своим ученикам. А вернуть человеку одиннадцать  лет жизни школьного обучения мы не можем. Это годы формирования человека, личности. По сути - фундамент  здания его жизни. От неправильной реформы образования велики не столько финансовые - сколько человеческие издержки. Мы же эксперименты ставим над живыми людьми.

-  Юра, ты что-то очень трагично начинаешь.

-  Дружище, а радоваться нечему. Мы с тобой в больнице о наших проблемах не говорили, поэтому тебе, может быть, будет сейчас удивительно услышать от старого ворчуна, что не всё у нас гладко. Понимаешь, тут очень много зависит  от желания довести процесс до конца. Но если придёт новый министр с новыми идеями и начнёт реформировать уже на свой лад? А у нас в стране чуть не вся история таки­ми шараханиями отличается. Вон в Штатах за двести лет внесли меньше трёх десятков поправок к Конституции, а у нас что ни правитель, то новая Конституция или поправки в неё. Что уж говорить про законы и реформы.

-  Ты прав, да и в Великобритании есть правовые акты, которые действуют уже на протяжении почти восьми веков. Например, Великая хартия вольностей была принята  ещё в 1215 году, Билль о правах - в 1689-м, Акт о престолонаследии - в 1701 году, когда у нас правил Пётр Первый.

-  Вот видишь! А скажи, сколько у нас сохранилось законов, принятых при Петре?

-  Да ни одного.

-  Вот о чём я и говорю. У нас зуд, чесотка умов, всё время  что-то надо менять в государственном устройстве. Всё надо реформировать. Начнём, забудем, потом вспомним и выдаём, как новое. Вот сейчас, извини за грубое слово, трындят про бизнес-инкубаторы. Я бы сказал, что университет и есть бизнес-инкубатор. Наша главная задача - научить человека думать, получать не только знания, но еще навыки и умения, для того чтобы использовать их в производстве, деле, бизнесе. Поэтому вся идея высшего учебного заведения, тем паче заведения инновационного типа, это рождение  идей. Было время, когда технические вузы оценивали по количеству дипломных проектов, внедренных в производство. Мы еще делаем учебную работу, а она уже направлена на решение определенной проблемы на производстве. И количество  таких проектов доходило до шестидесяти в каждом выпуске. То есть мы своими институтскими дипломными проектами уже работали на экономику страны. Вот где был бизнес-инкубатор! У нас в конце шестидесятых, ты только подумай, в конце шестидесятых годов, был создан студенческий  научный центр с двумя десятками лабораторий. Это ли не бизнес-инкубатор? Только тогда такого новомодного слова не было в нашем обиходе.

А сегодня у нас в стране остро стоит проблема, когда наши идеи никому не нужны. Считается, что хозяин-част­ник более других заинтересован в инновациях. Наверное, да, но не для нынешнего уровня развития капитализма в России, когда ещё продолжается делёж заработанного три десятилетия назад. Сегодня стране нужны не бизнес-инкубаторы с их идеями, а деньги на внедрение этих идей. Наш университет ежегодно получает до ста патентов на изобретения, и все они лежат невостребованными. Плохие изобретения, промышленность ещё не готова их применять? Может быть! Но мы и должны быть впереди на много лет. Пока же в предложениях главы государства, во всех высказываниях  нашего министра я не вижу конкретики, то есть того, как это может осуществляться. Для того чтобы талантливая  молодежь не только придумала идею, но и попыталась ее реализовать, нужно создать условия, в том числе жильё, чтобы не утекали мозги за границу. А пока получается, что мы готовим талантливых ребят для западной науки. Деньги на то, о чём я говорю, должно дать либо государство либо бизнес. Но никто пока эти деньги не даёт. И всё остаётся лишь благими намерения государства.

-  А Сколково?

-  Моё мнение, что Сколково - это не более чем видимость желания что-то менять. Но, как нередко получается, хороший  проект, особенно тот, в котором запланированы миллиардные  инвестиции, превращается в возможность набить карманы небольшой группе ловкачей. Не уверен я, что Сколково выведет нашу страну в мировые лидеры в области науки. Сомневаюсь, что к нам поедут работать мировые светила, что соблазнятся они обещанным комфортом и возможностями. У них, на Западе, это всё уже давно есть. И не тенистые парки, не аллеи с электромобилями науку двигают. Вспомни «шарашки», где наши учёные, без комфорта, живя в бараках за колючей проволокой, мировые открытия делали, изобретали такие вещи, до которых никто в комфортных  лабораториях Америки не мог додуматься.

-  Но ты же не предлагаешь возродить «шарашки»? - пошутил Вадим.

-  Упаси бог! Просто я к тому, что пока мы носимся с этим Сколково, рисуем на бумаге красивые проекты обустройства этого города будущего, разворовывая миллиарды, Запад предпринял другую тактику утечки мозгов. Они уже не переманивают наших талантливых ребят к себе, им дешевле обходится создавать разного рода научные центры и филиалы у нас в стране и комплектовать их штат наши­ми молодыми дарованиями. Вон в Москве китайцы создали такой центр и набрали в него полторы сотни лучших столичных математиков, которые никому больше оказались  не нужны. А ведь именно они в этом центре, а не в Сколково сделают прорыв в будущее.

-  Всё настолько беспросветно? - вполне серьёзно спросил  Вадим.

-  Да как тебе сказать? Это я только одну сторону дела затронул. Вот мы только что говорили про талантливых. Когда мы были студентами, лучшим была предоставлена возможность переводиться в ведущие технические вузы страны. У нас некоторые ехали в Бауманку, мы сразу вчетвером  поехали в Ленинградский политехнический. И все вернулись сюда, некоторые после аспирантуры, но приехали в родной институт и в нём все эти годы работаем. И Безухов, и Томилов, и Райдер, и я.

-  Тогда же была система распределения...

-  А у нас у всех были красные дипломы. Мы могли поехать куда угодно.

-  Ну, не куда угодно. За границу бы никто не выпустил.

-  За границу да, но по Советскому Союзу - куда угодно. Нам, между прочим, очень заманчивые предложения были сделаны, но мы домой вернулись. Конечно, люди тянулись и будут тянуться к центрам культуры, к которым можно отнести  ведущие города, и к центральным вузам, что само по себе неплохо. Но когда едут туда только для того, чтобы вырваться из «болота», это опасно, потому что, уезжая с такой целью, обратно они уже не возвращаются. Как не хотят из областных центров ехать домой, в провинциальные города, как не хотят зоотехники и ветеринары уезжать на село, стараясь  устроиться в разные ветеринарные клиники областного  центра.

-  Юра, все говорят про то, что научные разработки не внедряются в производство. Ты тоже только что поплакался на эту же тему.

-  Понимаешь, производству выгоднее купить готовое. Мы приезжаем со своими разработками на тот или иной завод, показываем чертежи, они охают, ахают, требу­ют опытный образец. Мы разными правдами и неправда­ми этот образец делаем, снова показываем. Они говорят, делайте, мы с удовольствием купим. Но университет - не научно-производственное предприятие, чтобы придумать идею и потом внедрять в производство. Предприятия же рисковать не хотят. А вдруг из этой идеи ничего не выйдет, кроме пшика?

-  Погоди, я помню, как при Горбачёве в стране начали создавать научно-производственные объединения.

-  Правильно, было. Создали, а потом разного рода советники нашептали уже Ельцину, что нашей стране это не нужно, и НПО ликвидировали. И потом, НПО создавали  для союза отраслевой науки и производства, а не для вузовской науки. Теперь снова на самом верху заговорили о необходимости такого союза вузовской науки и производства, даже деньги на это обещали, но в одночасье ситуацию  не изменить.

-  Юра, а те самые хозяйствующие общества при вузах, про которые много пишут?

-  Тоже пшик. Создавая общества, мы должны дать людям, имеющим идеи, возможности для их осуществления: то есть помещение, оборудование, возможность изготовить  опытный образец и прочее, и прочее. Но беда в том, что у университета в собственности ничего этого нет - всё имущество находится в федеральной собственности. Вуз может создать общество, но дать ему ничего не может. Поэтому  на деле оказалось, что эти хозяйствующие общества пустые, номинальные. Механизма что-либо дать - нет. При­чем когда этот закон создавался, наш университет вносил свои предложения, но Государственная Дума приняла без учёта мнения практиков, потому и получилось, что реализовать  этот закон практически невозможно. Вот такие дела! Извини, что не вселил в тебя оптимизма. Хотя поработаешь немного, сам всё поймёшь.

-  Да уж. Ты ещё домой не собираешься? А то пойдём, прогуляемся, по дороге ещё что-нибудь вспомнишь, что мне знать необходимо.

-  Да я тебе много чего могу рассказать. Пошли.

Друзья вышли из университета, в сквере присели на скамейку.

-  Ты что-нибудь слышал про систему Монтессори? - спросил Юра.

-  Вроде бы у нас в какой-то американской школе её начали внедрять.

-  Слышал я об этой школе, которую называют американской. Правда, самому там бывать не доводилось, но про систему наслышан. Итальянский педагог Мария Монтессори разработала в первой половине прошлого века, то есть чуть не сто лет назад, систему, основанную на индивидуальном подходе к ребёнку. Он сам выбирает дидактический материал и продолжительность занятий,развиваясь в собственном ритме и направлении. Но, понимаешь, как у любого дела, там тоже две стороны медали. С одной стороны, подготовленная среда даёт ребёнку возможность постепенно, шаг за шагом освобождаться от опеки взросло­го, становиться от него независимым. Это хорошо. Теперь посмотрим с другой стороны. Ребёнок в пять лет решил, что станет художником, и все годы обучения развивался в этом направлении, а в шестнадцать, уже повзрослев, понял, что таким образом ему на жизнь, на семью не заработать, надо думать о другой профессии. И получается, что он эти годы просто-напросто потерял. Вычеркнул из жизни. А у нас всегда была система другая: всего помаленьку. Потом человек начнет получать профессиональное образование, получит дополнительные знания, которые лягут на основные, полученные в школе. Мы говорим: человек дол­жен быть конкурентоспособным. А что это такое? Главное в нем - профессиональные знания или профессиональные навыки? Или человеческие умения? Мы как-то решили проанализировать успехи своих студентов. Ты будешь смеяться, но почти все крупные руководители предприятий, а также политики в институте были троечниками. Да-да! Не то что звёзд не хватали, а вообще еле-еле тянулись. Зато умели выкручиваться! Именно это качество им в жизни и пригодилось. А правильные, круглые отличники большую карьеру делали очень редко. Вот ты в школе как учился?

-  На отлично.

-  А в университете?

-  Тоже.

-  Тогда ты - счастливое исключение, которое подтверждает  правило.

И Цвигунов захохотал.

-  Понимаешь, получается, что необходимо менять парадигму образования. Главными являются общечеловеческие навыки: коммуникабельность, умение увидеть главное, умение дружить, сплотить коллектив, воодушевить людей. А знания, которые при этом нужны, дают либо специалисты, либо сам человек знает, как искать информацию. Поэтому я начинаю склоняться к тому, что главное в человеке — воспитать умение ориентироваться в жизни: ставить перед собой цель, хотеть и достигать. А профессиональные знания и навыки уже становятся второстепенными. Огорошил?

-  Если честно, то да. Оригинальная точка зрения.

-  Привыкай, у нас тут много оригинального. Скоро сам в этом убедишься...






ПРЕДЛОЖЕНИЕ


Первые месяцы на работе в университете увлекли Вадима  новизной абсолютно во всём. Это был очень трудный период, потому что приходилось заново осваивать всё - от текущих мелочей до вхождения в сложный процесс громадного  учреждения с тысячами сотрудников и десятка­ми тысяч студентов. Опыт преподавания на кафедре журналистики  оказался ничтожно малым, поскольку там он читал свой курс, не вникая во все сложности отношений коллег и тем более института, не говоря уже о вузе в целом.

Если бы не профессор Цвигунов, с которым успели подружиться  во время лечения в онкологии, он бы, скорее все­го, уже давно признал свою несостоятельность к новой работе, отказался от заведования кафедрой, где всё ещё лишь исполнял обязанности заведующего, оформил бы пенсию по инвалидности и с учётом своих скромных запросов нашёл бы какую-нибудь связанную с журналистикой работу. Тем более что приглашения поступали до сих пор.

Как только прошла информация, что Раевский оста­вил газету, пригласил Вадима на чашку кофе генеральный директор одной крупной строительной компании.

- Знаю тебя как профессионала высочайшего класса, - начал он разговор. - Мне нужен такой человек. Пойдёшь замом по связям с общественностью? Я не успеваю бывать на всяких совещаниях, просиживать каждый день часа­ми на пустопорожних говорильнях, ездить на закладки первого камня, на сдачу пустяшных объектов, на вручение призов от компании на разных конкурсах. Мне нужен чело­век, который будет исполнять представительские функции. Ты - человек известный, авторитетный, будешь лицом компании  на этих тусовках. Но иногда надо будет и разруливать проблемы с партнёрами. Понимаешь, российский бизнес погряз в грязи. Или тебя уважают, потому что боятся, в том числе твоих связей на самом верху, или опасаются твоей возможности влиять на формирование общественного мнения  через средства массовой информации, или тебя сожрут с говном и не поморщатся. Особенно это необходимо в отношениях  с конкурентами. Они должны знать твою силу. Пока у меня всё это есть, но поддерживать реноме надо постоянно. Как раз сейчас у меня проблемы, ну, не то чтобы проблемы, а так - некоторые сложности с одной фирмой. Если я буду обсуждать их с её хозяином - это одно, если на уровне пони­же - можно и жёсткость проявить, и компроматом припугнуть. Тебе самому компромат искать не надо, этого добра у меня на каждого хватит, чтобы хоть завтра размазать, оставив  мокрое место. Я не скрываю: у меня свои люди есть и в ментовке на самом верху, и в спецслужбах, и в счётной пала­те, и в КРУ. Ты же понимаешь, они люди подневольные, ход таким материалам могут дать только после команды «фас», а команду эту губернатор не даёт, потому что выгодно держать  всякого рода деятелей на жёсткой узде и рвать рот удилами. Тогда вся эта орава послушно идёт за ним и беспрекословно  выполняет любое указание. Кому же хочется враз лишиться бизнеса и потом годами бегать по заграницам, скрываясь от уголовного преследования?

-  Я так понял, что именно эта часть работы и будет основ­ной в моих служебных обязанностях? - спросил Вадим, глядя в глаза собеседнику. Тот отвёл взгляд в сторону, потом достал из нагрудного кармана очки, углубился в текст меню, и так написанный очень крупным шрифтом. Было видно, что он не читает названия блюд, а просто обдумывает ответ.

-  Ты прав, Вадим Альбертович. Не стану лукавить. Ленточки резать да подарки вручать от спонсора я найду десяток смазливых длинноногих девиц, которые будут это делать от моего имени, красуясь перед телекамерами. Мне действительно нужен смелый человек, который бы мог жестко ставить на место необязательных партнёров или хитрых конкурентов. Твою принципиальность у нас знают  все. Знают, что ты не боишься отстаивать свою точку зрения вне зависимости от того, сходится ли она с мнением руководства города и области. Будь в твоих руках материалы, которые есть у меня, ты бы популярнее Караулова с его «Моментом истины» был. Но, как говорят, бодливой корове бог рогов не дал. Извини, если звучит обидно.

-  А я не из обидчивых. Тем более что материалы действительно  просто так никто не даёт. Все за своё место боятся. В прессу просачивается в основном то, что должно про­сочиться по указке сверху. А все откровенные разговоры депутатов или высокопоставленных чиновников к делу не пришьёшь. Тем более что чаще всего там столько домыслов и предположений, что можно только диву даваться, когда  люди занимаются делом, если успевают выдумывать и тиражировать столько сплетен и слухов.

-  Ну так дело известное. Каждый хочет продемонстрировать  свою осведомлённость, свою приближенность к Самому или хотя бы к его близкому окружению. Если ты знаешь что-то, чего не знают другие, это говорит о твоей значимости в иерархии власти. Ну, так как? Идёшь ко мне? А, да! Сколько ты хочешь, чтобы я тебе положил?

-  Дело не в деньгах.

-  Понимаю! Не в деньгах, а в их количестве. Десять штук хватит? Фирма у меня солидная, сам знаешь. Перспективы большие. А сейчас мне особенно нужен такой человек, как ты.

-  В губернаторы хочешь кандидатуру выставить?

-  Вот молодец! На лету схватываешь! Подумываю. Но об этом пока никому, а то сожрут до регистрации. Вот когда  зарегистрируюсь, тогда будет сложнее. Тогда уже можно говорить про политический заказ, устранение конкурентов и прочее. Ты же понимаешь, настало время возвращения хозяйственников. Что за двадцать лет сделано большого? А ничего! Гипермаркеты, супермаркеты, Макдональдсы... Где новые заводы? Старые все разрушили, а там ведь не только допотопное было. Вспомни, какие у нас на Урале военные заводы были! И где они? На кастрюли да холодильники стали переводить, а где эти отечественные холодильники да стиральные машины? А нету. И былых заводов тоже уже нету. В их цехах оптовые базы устроили, в лучшем случае - таджики китайскую подделку нелегально выпускают. А всё почему? А потому что к власти вместо хозяйственников полковники да генералы из спецслужб пришли, которые  производства в глаза не видали. Есть у меня один знакомый  генерал-лейтенант. В госкорпорации не последним человеком числится. Так тот откровенно смеётся, мол, он во всём руководстве единственный, кто производство знает, потому что после института два года в цехе работал, а потом по комсомольской линии пошёл карьеру делать. Из комсомола и в КГБ взяли. А остальные в госбезопасность прямо из университета пришли. Вот что они о производстве знают, если на заводе даже на экскурсии не бывали? И во власти в регионах, ты посмотри, кто теперь рулит. Экономисты  да юристы. Деньги они, может, считать и умеют, но прежде, чем их считать, их заработать надо. И не на торговле  землёй под новые офисы да гипермаркеты. От этих сделок бюджет получает в разы меньше самих чиновников, уж поверь мне на слово, я знаю, сколько под свои объекты отдаю наличкой, а сколько в бюджет.

-  Скажи, пожалуйста, а ты надеешься всё это разом изменить? Хотя бы в масштабах одного региона?

-  Я не такой наивный. Я понимаю, что и губернатор вынужден по указке сверху работать. И президент не по своей воле политику проводит. У нас есть, кому указывать. Я что, мальчик на побегушках? Я, думаешь, не понимаю, что всем олигархи заправляют? Думаешь, не вижу, в чьих интересах те или иные решения принимаются? Народа? Да про народ там вообще никто не думает!

-  Но тем не менее ты надеешься изменить ситуацию, став губернатором?

-  Капля камень точит, дорогой Вадим Альбертович. Если хотя бы в десятке регионов к власти придут хозяйственники, систему придётся если не менять, то корректировать. А один-два... Сомнут сразу же. Были у нас примеры, когда коммунистов  губернаторами да мэрами избирали. Москва сразу  же финансирование урезала, и всё. И сдулся губернатор с его реформами. Деньги-то все, сам хорошо знаешь, не зря сначала в Москву идут, а уже оттуда распределяются. верным  и преданным побольше, строптивым поменьше, чтобы недовольство народа вызвать, а потом можно на этом основании  и об утрате доверия говорить. Освобождать от должности и уже своего двигать. Из системы.

-  Смело рассуждаешь.

-  А знаешь, иногда прорывает. Не каждому такое сказать можешь, а тебе вот доверился. Нет, разговоры у нас такие среди своих часто ведутся, только изменить ничего не можем.

-  Думаешь, поддержат?

-  Не уверен. Скорее всего, побоятся, но перемены нужны. Я ведь понимаю, что стоит только всерьёз начать бороться за власть, тут же кучу компромата вывалят, уголовное дело откроют. У нас в бизнесе, сам знаешь, любого и каждого за яйца благополучия  в нашем королевстве. А если пойдёт рубка, там и своих на жернова кинут, чтобы собственную задницу прикрыть.

-  И тем не менее ты надеешься на успех на выборах?

-  Не очень. Но пошуметь захотелось.

-  А потом?

-  А потом я вынужден буду по заграницам, как заяц петлять, чтобы не достали, или о «зелёной улице» договариваться.

-  Это как?

-  Вы меня не трогаете, я вас не сдаю. Вон сколько наших в Португалии, Великобритании да в других странах! Сколько они отстегнули за свою свободу и спокойную жизнь, не знаю, но и самим тоже осталось. Не слышал, чтобы кто-то из уехавших  там сильно бедствовал. Так что, ввязываешься в бой?

-  Мне доктора рекомендовали избегать стрессов, а ты предлагаешь на фронт идти. Тут круглые сутки - сплошной  стресс.

-  Боишься? Или десять штук евро в месяц мало? Сколь­ко ты хочешь? Двадцать? Я согласен. И после выборов при любом раскладе в обиде не оставлю, я своих не бросаю. С ответом не торопись, но и не затягивай. Не скажу, что у меня на это место очередь, я честно говорю, лучше тебя кандидатуры не вижу. Подумай!

-  Спасибо! Я, наверное, лучше сразу откажусь.

-  Боишься?

-  Мне с моим диагнозом чего бояться? Смерти? Так мне её врачи откровенно пообещали. Но я решил, что и за жизнь, так же, как ты за бизнес и за страну, стоит побороться. Я тоже сдаваться не собираюсь, но хотел бы пока в щадящем режиме пожить. Есть у меня несколько предложений хоть и не таких денежных.

-  Очень жаль, что не договорились! С такими соратниками мы бы многое могли сделать. Но ты ещё подумай. Кто, если не мы? А про разговор наш пока - никому. Лады?

-  Спасибо за доверие. Думаю, если бы ты сомневался во мне, то и не был бы столь откровенен.

-  И снова ты прав. Жалко, что отказываешься. Но мы в любом случае ещё будем вместе.






НОВОСТЬ


-  Лёша, пойдём, прогуляемся.

-  Что-то случилось? - встревоженно спросил ректора Алексей, его первый зам по финансам.

-  Просто пройдёмся, воздухом подышим. Вон какая благодать  на улице, а ты тут со своими бумагами совсем засиделся. Да и поговорить надо. Мобильники свои здесь оставь.

Они вышли на улицу, в тенистом сквере сели на лавочку.

-  Никита, что-то случилось? - повторил Алексей. - Почему нельзя было поговорить в кабинете? За чашкой кофе в комнате отдыха. На веранде, наконец. - Кабинет проректора имел не только комнату отдыха, но и сауну с бассейном два на два, выходящую во двор и закрытую с улицы густыми зарослями небольшую веранду.

-  Да я этого кофе сегодня уже полведра выпил. Выбивают  меня из ритма эти ночные рейсы. Практически не спал.

Была только половина восьмого, и в тенистом сквере университета лишь изредка на аллее появлялись одинокие прохожие: сессия закончилась, преподаватели разъехались в отпуска, собачники уже выгуляли своих питомцев, а мамы с малышами в колясках ещё только готовились к прогулке.

-  Так что за секреты, с которыми надо обязательно уходить на улицу?

-  Да я в наше время уже никому не верю и ничему не удивляюсь. Особенно тому, что наш секретчик не насовал в наши кабинеты разных жучков. А секреты действительно есть. Ухожу я, Лёша. Из университета ухожу.

-  Какой-то серьёзный компромат? Так у нас же всё в рамках закона. Ну, точнее сказать, на острие лезвия. Не подкопаешься.

-  С этим всё нормально. Мне предложили в Москву. За этим и вызывали.

-  В министерство? Ты согласился директором департамента, о чём тебе говорили?

-  Нет, Лёша. В правительстве решили создать новую госкорпорацию. Она займётся станкостроением, новыми технологиями, будет работать на оборону.

-  Давно пора. Наконец-то додумались. А ты там с какого боку? Я понимаю, если бы директором завода был.

-  Директоров заводов они как раз брать и не хотят, мол, закоснели наши машиностроители, на новое уже не способны.

-  Никита, неужели тебя - генеральным директором госкорпорации?

-  Нос не дорос. Там на эту должность генералов из органов  очередь. Тем более что с оборонкой связано. Задуман в составе корпорации центр разработки и внедрения новейших  технологий. В его структуре будут объединены проектные  институты и даже вузы. Как наш, поскольку мы специализируемся  на машиностроении. Помнишь, несколько лет назад нечто подобное создал у себя Алекперов, о такой же структуре, объединяющей всю отраслевую науку, идут разговоры в Газпроме. Нужны молодые перспективные кадры, а их надо готовить со школы. И готовить так, чтобы не привлекательным для них был Запад. Чтобы это были до мозга костей патриоты, умные, дерзкие, талантливые, способные  на хорошие авантюры. Это задача не одного года.

-  А почему новую корпорацию? Почему не Сколково?

-  А то ты сам не понимаешь, что Сколково - мыльный пузырь. Только очень дорогой.

-  Ну, наконец-то и там начали прозревать, - Алексей показал пальцем вверх.

-  Начали, Лёша, начали. Нужда, видать, заставила. А может, просто наконец-то либералов стали меньше слушать и чуток подвинули в сторонку. По крайней мере, мне бы хотелось этих перемен.

-  Да ты это уже сколько лет предлагаешь на разном уровне, а толку? Никто же не слышит!

-  Наверное, слышали, раз предложили этот центр возглавить.

-  И когда?

-  Ты же знаешь, что от идеи до воплощения иногда годы проходят. Но поскольку Президент сказал, теперь начнут шевелиться. Пока же лишь обсуждается сама идея, подбираются кадры. Тем не менее, думаю, с полгода ещё поработаем  вместе.

-  Кого на своё место думаешь?

-  Лёша, я бы, конечно, хотел видеть ректором тебя, но ты не хуже моего знаешь ситуацию. Кончают высшую школу, как, впрочем, и всё российское образование. Не хочу, что­бы тебя потом называли гробокопателем нашего политеха. Мы с тобой двадцать лет жизни на него положили. Из мало кому известного института сделали университетский комплекс. Подобрали полтора десятка ПТУ и техникумов, открыли филиалы в Самаре, Барнауле, Твери. Лёша, мы с тобой настолько обнаглели, что даже на Ижорском заводе в Питере свой филиал открыли. В начале девяностых это было необходимо, чтобы выжить. А сколько у нас сегодня там студентов? Там нас местные подмяли, и с этим трудно бороться. Ты не хуже меня знаешь наш научный потенциал. Выдохлись наши корифеи. Сколько я бился, чтобы воз­родить кафедры на заводах, как это было в годы нашего студенчества! Чтобы привлечь ведущих инженеров к преподаванию! Чтобы наши профессора на заводах хотя бы раз в неделю бывали, производство видели, изучали слабые места и научные решения предлагали. Впрочем, мы с тобой об этом уже сотни раз говорили, решения принимали, но не удалось мне расшевелить народ. К лёгкому заработку привыкли. Зачем ему наука, если у него нагрузки выше крыши? Замену себе не готовят. Страшно, когда молодые в затылок дышать будут. Хлебного места жалко. ПТУ с техникумами тоже. У нас только разговоров много о престижности рабочих  профессий, а на деле кончили начальное профессиональное  образование, высшее опустили до среднего. Лёша, мы же с тобой дипломы об окончании вуза продаём. В рассрочку, но продаём. Ты сам профессор, что, разве не знаешь, как учатся платники? И я знаю. Но если не они, где деньги взять? Кроме оплаты бюджетных мест нам министерство ни копейки не даёт на развитие материальной базы, на повышение  квалификации. Всё сами зарабатываем.

-  Никита, ты чего так распалился-то?

-  Извини, я ещё вчера там, в Москве, на собеседовании завёлся, отойти никак не могу. И главное, ведь все понимают и никто ничего не делает, чтобы ситуацию изменить. Мне говорят, мол, вон сколько в высшую школу инвестировать  стали, федеральные университеты создали, миллиарды  в них закачали. А выхлоп - ноль. И никто в этом признаваться  не хочет или не смеет, потому что по шапке получить может. Вот что страшно. Лёша, я тебя к себе в новый центр замом заберу, максимум через полгода. А пока ты тут наши с тобой проекты до ума доводи, заканчивай, чтобы никаких ни у кого претензий не было. Подчисти всё, как следует.

-  Так кого на своё место предлагать будешь? Ты так и не ответил.

-  У нас с тобой есть большой выбор? Нет, в принципе, конечно, есть. Но этих ребят я тоже с _собой_ заберу. Мы там такое раскрутим! Такое развернём! Я вчера генералу уже свои видения проекта рассказал. Он поддержал задумку включить в проект и наш политех, но для этого тут придётся всё переделывать. А ломать - не строить. Жалко, Лёша, это же наше с тобой детище. Здесь наши с тобой учителя  работают. Как я могу сказать Поливанову, Слуцкеру, Мазуру, Иванову, что они безнадёжно отстали от жизни, что реальная наука ушла далеко вперёд, а они этого не заметили, потому что не знают английского и не могут следить  за технической литературой? Что надо ездить изучать зарубежный опыт, встречаться с коллегами, тесно с ними общаться. Чтобы нас знали и признавали, читать лекции на английском или на немецком в Германии, где нам учиться и учиться. Что надо осваивать компьютер, а они его шарахаются и тем самым становятся предметом насмешек. Они не могут общаться с современной продвинутой молодёжью, потому что всё ещё оперируют давно устаревшими  понятиями. А ведь такая же картина не только у нас. Ты много читаешь и много ездишь, назови мне университет, где дела обстоят иначе?

-  Никита, успокойся. Ты же знаешь, что я полностью разделяю твою боль. А ты так и не сказал, кого хочешь оставить вместо себя.

-  Владислава.

-  Славку? Старцева? Так он же тупой!

-  Нет, Лёша, он не тупой. Он хитрый. Он очень хитрый! Просто он умело прикидывается тупым. Он не хватает звёзд с неба, но он хороший исполнитель.

Ректор говорил короткими фразами, делая длинные паузы, будто оценивая сказанные слова каждое по отдельности.

-  Понимаешь, я много думал, это сколько же человеку надо иметь мужества, чтобы никогда не высказывать своего мнения, чтобы всегда беспрекословно соглашаться с моими распоряжениями. Вот взять тебя. Ты споришь, доказываешь, ты приводишь аргументы в пользу твоих доводов, а хоть раз слышал, чтобы Старцев со мной в чем- то не согласился? Но есть тут серьёзная опасность - такие люди, получив нераздельную власть, теряют голову и идут вразнос. Дров наломать он может много. Он может сразу же избавиться от всех, у кого есть авторитет.

-  В этом случае он очень быстро всё развалит.

-  А может, оно и к лучшему? Нам потом будет легче формировать  новую структуру. Умных и перспективных мы вернём. В корпорации зарплата будет совсем другая. Проблема  будет, и в этом со мной в Москве согласились, перевести университет из структуры Министерства образования и науки в состав госкорпорации. Но проведение в стране ежегодного мониторинга эффективности вузов нам может быть на руку. Если Старцев не развалит всё за пару лет сам, он послушно сделает это по нашим советам. Деньги он, ты прекрасно знаешь, любит. Теперь ты понимаешь, почему я тебя вытащил из кабинета от твоих бумаг. О нашем разговоре не должен знать никто. Жене тоже - ни слова. Василине  - тем более, она вряд ли утерпит, чтобы не поделиться новостью с другими секретарями.

-  Василина не растрезвонит.

-  Лёша, я тебе сколько раз говорил: не тащи в постель своих секретарш, чтобы потом не иметь с ними проблем.

-  Потому ты и держишь у себя Марковну?

-  Потому тоже. А ещё потому, что моя Марковна тащит на себе половину моих дел, и это ты тоже хорошо знаешь.

-  Да я просто пошутить хотел.

-  Лёша, а мне теперь не до шуток. Дела у нас с тобой предстоят глобального масштаба. Я тебя вижу своим замом по науке. Хватит тебе чужие деньги считать, пора возвращаться  к тому, чем столько лет занимался. А теперь можно и по чашке кофе. Василина твоя наверняка уже пришла, а моя Марковна с внуками в Эмиратах загорает.

-  Да! Не было печали... - тяжело вздохнув, Алексей поднялся с лавочки. - Пошли кофе пить. Хотя после таких грустных новостей можно и коньячку.






ПИКНИК


Решение устроить пикник и собрать на него товарищей по несчастью Юрий обдумывал всю дорогу до дома. Пока Марина готовила ужин, он успел позвонить Вадиму, Фёдору, Степану. Доктор за приглашение поблагодарил, но сожалел, что не может принять, поскольку заступает на дежурство.

Так получилось, что именно на следующий день в город приезжал Степан вместе с женой. Юра заказал на пригородной  базе отдыха гостевой домик, куда народ и собрался к назначенному времени.

Людмила с Мариной познакомились на именинах Юрия, которые он отмечал в узком кругу друзей в ресторане , были приглашены Слава Малышев и доктор Быков. Один пришёл с симпатичной аспиранткой, второй - с какой-то новенькой смазливой медсестрой из хирургического  отделения. Вадим пригласил Людмилу, профессор Райдер привёл жену, сам Юра - Марину, с которой стал жить вместе вскоре после выписки из онкологии.

На пикник приехали в том же составе, за исключением Быкова и его медсестры. Все вместе долго гуляли по лесу, потом женщины начали накрывать на стол, мужчины занялись  мангалом и шашлыками. Жена Степана поначалу робела, потому что впервые попала в профессорскую компанию. Она профессоров видела только в кино да по телевизору, а тут оказалась с ними за одним столом и потому, как вся­кий сельский житель, попавший в непривычную для себя обстановку, сильно смущалась. Но неутомимый Фёдор своими  шутками и анекдотами быстро сплотил всех, а простота общения вскоре заставила Татьяну забыть, что эти весёлые мужики, которые лежали в больнице в одной палате с её Степаном, не просто преподают в университете, а заведуют кафедрами и даже институтом и являются профессорами. К тому же женщины в этой компании все были из простых.

После обеда, где немножко выпили за крепкую муж­скую дружбу, за здоровье и за верных подруг, снова пошли гулять по лесным дорожкам.

-  А Ваш Вадим давно химию делал? - спросила Татьяна Людмилу.

-  Не знаю, - сама изумилась своей неосведомлённости Людмила.

-  Как не знаете? - не поверила Татьяна.

-  А вот так и не знаю. Он мне ничего не говорил про химию.

-  Но ведь видно же сразу, - сказала Татьяна. - У меня Степан потом два дня тяжело болеет. Вот завтра опять на капельницу, даже не знаю, как домой после процедуры поедем.

-  Это так тяжело?

-  Говорят, у всех по-разному. Одни легко переносят, другие  тяжело. В прошлый раз Стёпа один приезжал, а в этот раз попросил меня вместе ехать. Плохо ему тогда было.

-  Ты молодец, Танюша! А мне вот Вадим боится показать, когда ему плохо.

-  Мне кажется, от жены нельзя ничего скрывать. Особенно, когда плохо.

-  А я Вадиму не жена, - вздохнула Людмила. - Просто мы очень давно знакомы. Я в него влюбилась ровно двадцать  пять лет назад. Я тогда ещё совсем юной дурочкой была, а он к нам из Ленинграда на практику приезжал. Вот двадцать пять лет не виделись, а в больнице встретились.

-  Так я Вас в онкологии и видела. Вы там его навещали.

-  Тут вообще такая история! Меня хирурги к нему сидел­кой наняли. Я там подрабатываю, когда надо за тяжёлыми присматривать. Если родственникам некогда, они сиделок нанимают. Часто сами сёстры или нянечки соглашаются, но иногда и со стороны берут. Вот как раз меня зав. отделением  к Вадиму Альбертовичу и нанял. Его же из реанимации в отдельную палату положили. Вадим в сознание при­шёл и меня узнал.

-  Как романтично! - восторженно сказала Татьяна. - А мне Стёпа ничего про это не рассказывал.

-  А Степан и не знал ничего. Ну, сиделка и сиделка. Мы с Вадимом о прошлом никому не говорили.

-  А как его жена?

-  Он жене до выписки из больницы ничего и не говорил, что операцию перенёс.

-  А она что, не спохватилась, что его дома так долго нет?

-  Она не здесь, она с больной матерью в Тюмени живёт. Они уже много лет врозь. И развод не оформляют, и вместе не живут.

-  А Ваш муж?

-  А у меня муж давно погиб. Дочь на Севере, так что я тоже одна.

-  Как интересно!

-  Ага, как в телевизионном сериале, - улыбнулась Люд­мила. - Возлюбленные встретились через двадцать пять лет. Хорошо, ещё амнезии не оказалось и общих детей.

-  А у вас с ним тогда было? - по-женски полюбопытствовала Татьяна.

-  Танюша, тогда отношения между молодыми людьми несколько иные были, чем теперь. В постель запрыгнуть не торопились.

-  Мы со Стёпой тоже только после свадьбы.

-  Вот видишь. Значит, и теперь тоже не все сразу в кой­ку. А моя дочь два года с будущим мужем жила, прежде чем в ЗАГС собрались.

-  А Юрий? - спросила Татьяна.

-  У него в жизни всё очень сложно. Мне Вадим рассказывал, что там была какая-то нехорошая история, вроде как что-то со студенткой, жена узнала и развелась. Но теперь у него, слава богу, с Мариночкой налаживается. Он ведь очень долго в онкологии лежал, Степан, наверное, рассказывал.

-  Не очень. Не любит он про онкологию вспоминать. А вот с кем вместе в палате лежал, постоянно вспоминает. Я по его рассказам всех давно знаю. Особенно он про Федю много рассказывает. Вот молодец мужик, да?

-  Да уж! Завидное жизнелюбие. А Мариночка к Юрию в больницу часто приходила, навещала, новости рассказывала. Они вместе работали, просто друзьями были. Она мне сама рассказывала. А потом после выписки Юрий её при­гласил с парашютом прыгнуть. Вроде, шутя пригласил, а она согласилась. Потом на горных лыжах вместе кататься начали. Юрию ведь, по прогнозам врачей, два-три месяца жить оставалось. Разве он на какие-то серьёзные отношения мог рассчитывать? А видишь, как получается. Восстановился, работает, спортом занимается. И любовь у них настоящая.

-  Да, это видно, - согласилась Татьяна. - По вам тоже видно, что старая любовь не ржавеет.

-  Ой, не знаю, Танечка, не знаю. Не так всё просто.

-  Лишь бы у наших мужиков всё хорошо было, - вздохнула Татьяна.

-  Да уж, дай-то бог!






ПРОЩАЛЬНЫЙ ДОКЛАД


Что-то в поведении Никиты Никитича Безухова было необычным. Он так же приветливо улыбался членам учёного  совета, радушно пожимал руки, но кое-кто сразу же заметил в его всегда излучающих радость глазах какую-то тревогу. И даже при вручении дипломов, грамот, призов за различные победы и успехи, с чего традиционно начина­лось заседание учёного совета, женщины, более чутко реагирующие  на изменения настроения окружающих, не могли не отметить плохо скрываемое напряжение. Перешёптывались, обсуждая это необычное поведение ректора, но сходились во мнении, что, видимо, в отчётном докладе он сделает упор на какие-то малоприятные даже самому вещи, скорее всего, касающиеся необходимости реорганизации или сокращения финансирования из федерального бюджета.

Когда ректор вышел на трибуну, ещё раз поприветствовал  всех, поздравил награждённых и получивших кандидатские  и докторские дипломы, то вдруг сделал большую паузу.

- Вы знаете, как я не люблю пустопорожние слова и общие фразы, поэтому прошу внимательнее следить за презентацией  доклада, чтобы потом задавать конкретные вопросы по конкретным цифрам. Начну с наших достижений. И все вы, здесь присутствующие, и весь наш огромный коллектив, каждый из сотрудников университета, на каком бы посту он ни работал, то есть каждый в отдельности заслуживает похвалы, потому что за минувший год мы действительно вместе с вами сделали очень много. Но в современном обществе сложилась такая ситуация, что время одиночек оста­лось в прошлом. Более того, решать стоящие перед высшей школой образовательные и особенно научные открытия стало возможным лишь в процессе интеграции с другими университетами и, что особенно важно, с крупными бизнес- структурами. Именно поэтому мы ставим перед собой неотложные задачи по сближению вуза с бизнес-структурами и родственными нам вузами. Это направление стимулирует в последнее время и наше государство, выделяя на проведение  совместных проектов немалые суммы. Все наши связи вы сейчас видите на экране, поэтому нет необходимости их перечислять. Остановлюсь лишь на некоторых. К примеру, нам удалось найти точки соприкосновения с нашими тюменскими  коллегами, пока, правда, только с институтом криологии. Совместно с криологами мы начали разрабатывать очень перспективный проект для моторостроителей, потому  что эксплуатация машин в условиях Крайнего Севера максимально отличается от условий средней полосы. Вроде бы все это знали и понимали, но заводы, впускающие двигатели  для тракторов, экскаваторов и автомобилей, до сих пор это не учитывали. Успехи от пилотного проекта уже налицо, и, я уверен, они дадут импульс как для научных разработок вузовских учёных, так и для машиностроителей, потому что намного увеличивают ресурс и сокращают расход топлива. Долгосрочный договор на такие совместные проекты у нас уже подписан, и я могу смело назвать это серьёзным прорывом  в будущее.

Но Север, он вроде бы рядом, мы же будем стремиться дальше и выше. Сейчас в стадии изучения находится суперпроект, который может вывести наш университет на небывалую высоту. Прямо в космос. С «Роскосмосом» мы планируем серьёзные разработки в ракетостроении, к этому  делу уже подключаются даже сами космонавты. И хотя о деталях говорить пока рано, работа в этом направлении ведётся, хотя, по моей личной просьбе, наши учёные, в частности  Юрий Степанович Цвигунов, хранят эту военную тайну. Точнее, хранили, а сегодня мы об этом уже можем смело говорить, поскольку переговорная стадия вышла на прямую линию, с которой свернуть будет уже трудно.

На новый уровень у нас вышли отношения с нашими деловыми партнёрами, для которых мы с вами готовим инженерные и рабочие кадры. И это при том, что до сих пор многие предприятия, желая получить суперкадры, в свою очередь не «находили возможности» для участия в их под­готовке, даже производственная практика для студентов нередко была несбыточной мечтой. И если наш университет ещё худо-бедно умел договариваться с крупнейшими  предприятиями, то другие вузы не могли так координировать  работу, чтобы их выпускники были полностью востребованы. В результате произошло перепроизводство невостребованных специалистов, и в то же время наблюдается острая нехватка кадров высокой квалификации для инновационного развития экономики региона.

Для изменения этой плачевной ситуации при торгово- промышленной палате осенью создан комитет по вопросам  профессионального и бизнес-образования. Возглавить  этот комитет коллеги поручили мне. Новый комитет призван стать общественной дискуссионной площадкой по выработке вариантов объединения «пограничных слоев» всего процесса профессионального и бизнес-образщования  - от школьного до послевузовского. Предполагается, что выводы экспертного сообщества помогут бизнес-компаниям, муниципальной и региональной властям при формировании  образовательной политики и конкретных про­грамм по подготовке кадров.

Опять же вы все знаете, но я с удовольствием напомню, что при нашем Челябинском филиале создан и успешно начал работать учебный центр, созданный совместно с двумя  машиностроительными концернами Германии. Идут переговоры о создании таких же центров в Екатеринбурге и Перми.

Весной прошлого года на одном из крупных предприятий  Урала, я не стану его называть в силу разных причин, провели тестирование сотрудников и определили их компетенции . Выяснилась страшная ситуация: уровень компетенции  инженеров на производстве составляет менее двадцати процентов, а в головном офисе - чуть выше 50. А это значит, что нельзя останавливать образовательный процесс ни для кого. Нужны дополнительные образовательные программы. Поэтому мы начали по заданию компаний формулировать образовательные программы с учетом  необходимых требований по уровню компетенции.

В уходящем году мы нашли возможность развития тесного сотрудничества и с малыми предприятиями, которые  составляют львиную долю промышленного производства. Малый бизнес тоже начал понимать выгоду сотрудничества  с нами, потому что до сих пор был ориентирован подбирать с улицы тех, кто по разным причинам оказался не нужен в солидных фирмах. Как правило, это были люди с проблемами в трудовой дисциплине или с низким уровнем  профессиональной компетенции. Директора и владельцы  малых предприятий поняли, что лучше готовить свои кадры, а не пользоваться теми, которые не нужны другим. И это я бы назвал переломным моментом в менталитете ТОП-менеджмента малого бизнеса. Эту работу нам предстоит активно продолжать и в новом году.

Мы в прошлом году снова вышли на первое место среди  вузов федерального округа по числу запатентованных изобретений и открытий. И что из того? Мы по-прежнему сетуем на их невостребованность, а происходит это из- за того, что большие компании интересует не сама наука в чистом виде, а конкретные проектные работы. Вот над этим нам тоже предстоит плотно работать в новом году. Сегодня доля получаемых доходов от нашей науки составляет  около 15 процентов, нам же для твёрдой уверенности в перспективах нужно довести этот показатель до 30, а ещё лучше - до 40 или даже 50 процентов. А это не просто деньги, это, в первую очередь, зарплата наших преподавателей , это возможность привлечения студентов к научным разработкам и их трудоустройство ещё в период обучения в наших лабораториях и научных центрах. Есть закон о свойстве сплавов, уверен, что большинство наших учёных его хорошо знают. Этот закон заключается в том, что свойство сплава должно быть выше, чем свойство каждого из входящих в него компонентов. Так вот, нам важно, чтобы в нашем университете был сплав опыта и молодости. Тогда мы сможем решать самые масштабные задачи.

А молодёжь у нас есть прекрасная. В этом году на между­народной конференции общества инженеров-машиностроителей проект наших ребят признан одним из лучших. Наши студенты стали лауреатами Всероссийского конкурса  научно-исследовательских работ «Перспектива», наша студенческая академия из года в год занимает первые места в самых престижных молодёжных научных форумах.

И это не случайность, а закономерность, потому что в этом году восемь наших образовательных программ признаны  лучшими в России.

Я начал свой доклад с вопросов интеграции. Действительно, время одиночек осталось в прошлом, нам надо консолидировать  усилия, привлекая родственные вузы. У нас появилось уникальное оборудование, но мы не можем использовать его с высокой эффективностью, в то же время родственные вузы, не имея такого оборудования, не могут осуществлять свои проекты. Поэтому нам надо искать возможности  дополнительной загрузки и зарабатывать на этом деньги, совместно вести научные разработки с учёны­ми других университетов по заказам машиностроительных  компаний и корпораций.

Я много мог бы говорить о нашем участии в Между­народных научных форумах, о наших успехах в решении социальных вопросов сотрудников, о развитии нашей материальной базы и ещё многом другом, но вы это и без меня хорошо знаете, поэтому не стану напрасно тратить ваше драгоценное время. Заканчивая свой ежегодный доклад, я выражаю сердечную благодарность всем вам вместе и каждому по отдельности за тот вклад, который вы внесли в развитие нашего вуза, сделав его одним из лучших  в стране. Я нисколько не сомневаюсь, что эти успехи наш университет будет множить и сохранять свои высокие позиции в различных рейтингах. У нашего коллектива  есть для этого все возможности, и главное - есть такие прекрасные, трудолюбивые, самоотверженные люди, как все сидящие в этом зале. Спасибо за то, что вы есть! Мне очень жаль, что я вынужден расставаться с вами! Сегодня я написал заявление об освобождении меня от обязанностей ректора в связи с переводом на другую работу. Я надеюсь, что каждый из вас простит мне какие-то обиды, которые я, может быть, невольно нанёс вам за годы своей работы. Огромное вам всем спасибо за ваш труд, за ваше терпение, за вашу ко мне доброту и понимание!

Безухов быстро-быстро захлопал ресницами, стараясь не дать пролиться слезам, на какое-то время отвернулся в сторону, потом сделал глоток воды из стоящего на полочке трибуны стакана, начал собирать бумаги, не поднимая глаз, чтобы не показать людям, насколько влажными они стали.

Оглушённый этими словами, зал молчал. Потом все разом встали и начали громко аплодировать.

Обсуждения доклада не получилось. Во время объявленного  перерыва члены учёного совета подходили к ректору, теперь уже сложившему свои полномочия, обнимали, пожимали  руки, женщины, не стесняясь, плакали, кое-кто из мужчин тоже украдкой смахивал слезу или отходил к окну и смотрел в пустынный в это время университетский двор.

Вторую часть заседания вёл первый проректор Владислав Васильевич Старцев. Безухов в зале больше не появился.






ПРИВЕТ ОТ САТАНЫ


- Арагорн!

Григорий Васильевич вздрогнул и растерянно остановился.

Арагорн. Это был голос из юности. Именно так его называли, когда он учился на втором курсе. С однокурсниками ему было неинтересно, и он тянулся к ребятам постарше. Родители почти не ограничивали его в средствах,поэтому  пятикурсники приняли его в свою компанию охотно. Однажды на вечеринке у одного из них дома он и познакомился с Ларисой. Едва увидел эту с рыжими кудрями девушку, как тут же потерял голову. Она не была красавицей, но было в ней что-то, кроме длинных по плечам золотых волос, настолько завораживающим, что делало её королевой этой небольшой тусовки.

Там были ещё две девушки, парни с ними откровенно заигрывали, тискали в объятиях, не позволяя себе ничего  подобного по отношению к Ларисе. В ней чувствовались надменность, чувство собственного превосходства, не позволяющее излишней фамильярности. Тем не менее она сразу же проявила благосклонность к Грише, и вскоре они уже сидели на небольшом диванчике в кабинете хозяина квартиры и разговаривали о каких-то пустяках. О каких, он не помнил уже наутро.

Лариса попросила проводить её домой. Жила она в однокомнатной оригинально обставленной квартире, как она пояснила, в стиле хай-тек. Закрыв дверь, тут же в прихожей  припала к нему страстным поцелуем, потом, на ходу раздевая его и себя, чуть ли не затолкала под душ. Ночевал он у Ларисы на её широкой кровати.

Он так утомился любовными играми, что проспал бы до обеда, но требовательный голос хозяйки разбудил его в половине седьмого.

-  Валяться некогда. Мне к восьми на службу.

-  Ты работаешь? - удивился Гриша, думая, что Лариса тоже учится в каком-нибудь вузе.

-  Служу.

-  Служат в театре.

-  И в милиции тоже.

-  Ты что, правда, работаешь в милиции?

-  Тебе удостоверение показать?

-  Вот это да! - искренне удивился Гриша. - Никогда бы не подумал, что в ментовке, извини, в милиции работают такие девушки.

-  Давай-давай, собирайся. У меня действительно нет времени.

-  А утренний кофе? А утренний секс?

-  Мальчик, не забывайся!

Эта фраза была произнесена таким тоном, что Грише вдруг стало не по себе. Его будто окатили холодной водой. Чем он мог так провиниться, что девушка, с которой они чуть не всю ночь страстно занимались любовью, разговаривает с ним таким командирским тоном?

-  Я что-то сделал не то?

-  Ты сделал то, что я хотела. И ни грамма больше, - снова  сурово отрезала Лариса.

-  Не понял...

-  Потом поймёшь. Давай быстро одевайся, и мы уходим. А ещё лучше, если ты уйдёшь первым, чтобы мои соседи нас не видели вместе.

-  Где тебя найти? Дай номер, я позвоню.

-  Я сама позвоню. И не думай сюда приходить. Понял?

-  Понял.

-  Тогда - до свидания!

В прихожей Гриша хотел было поцеловать девушку, но она выставила вперёд руки:

-  До свидания!

-  До свидания!

Целую неделю он мучился догадками, чем мог обидеть девушку, с которой так славно всё началось, и не мог вспомнить ничего. Совершенно ничего! Было очень обидно, что его, как говорили ребята, вот так круто обломали наутро после бурной ночи, и было стыдно за что-то сделанное не так и сильно обидевшее девушку.

Через неделю в мобильнике раздался весёлый голос:

-  Арагорн, привет!

Номер был незнакомый.

-  Кто это?

-  Это из милиции звонят.

Гриша с минуту мучительно соображал:

-  Лариса, ты, что ли?

-  А ты что подумал?

-  Просто не ожидал. Ты меня тогда так сурово выставила... А что значит Арагорн? И откуда у тебя мой номер?

-  Ты забыл, где я служу?

-  Помню. И всё же?

-  Не переживай, ребята дали, друзья твои. Я поняла, что Толкина ты не читал. Отстаёшь от жизни. Как насчёт встретиться?

-  Прямо сейчас?

-  Не гони лошадей! Вечером.

-  У тебя?

-  В кафе возле твоего университета. Я буду там в поло­вине шестого. До встречи!

И телефон отключился.

Она снова выглядела чертовски соблазнительно! В кафе было несколько парней, и все они откровенно любовались этой рыжей бестией, завидуя Грише, что ему удалось снять такую очаровательную девушку.

-  Ты правда не читал Толкина или прикалываешься? - спросила Лариса, мизерными глоточками отпивая кофе.

-  Это преступно?

-  Статьи в УК за такое преступление пока не предусмотрено, но всё же... Я думала, Толкином увлекается вся сов­ременная читающая молодёжь.

-  И что, очень интересно?

-  Потрясающе! Я тебе в следующий раз принесу. У меня дома есть.

-  А мы разве не идём к тебе домой?

-  Нет, не идём. У меня сегодня другие планы.

-  У тебя есть парень? Хотя, что я спрашиваю? У такой девушки не может не быть парня.

-  А если я скажу, что у меня есть девушка? Что тогда?

-  Тогда я не поверю.

-  Почему?

-  После того, что у нас было, я не поверю, что ты занимаешься любовью с девушкой.

-  А если всё же занимаюсь? - хитро прищурилась Лариса.

-  Тогда бы это заводило меня ещё больше.

Гриша придвинул стул и опустил ладонь на голое коле­но девушки.

-  Мальчик! Не забывайся. Мы в общественном месте, и на нас смотрят люди.

-  Пусть себе смотрят и завидуют.

-  Беда мне с этими мажорами! Вы думаете, что если родители дают на карманные расходы много денег, вам всё в этой жизни дозволено?

-  Меня родители не так уж и балуют.

-  Только не говори, что твой папа при его-то доходах держит сына в чёрном теле.

-  Откуда ты знаешь про доходы моих родителей?

-  Мальчик, ты снова забыл, где я служу.

-  Извини, я не думал, что милиция имеет доступ к базе данных налоговой службы.

-  Если нужно, имеет, но у меня в налоговой однокурсница.

-  Так это она - твоя девушка? - улыбнулся Гриша.

-  Много будешь знать, быстро состаришься, - отрезала  Лариса. - Ладно, мне пора. Спасибо за беседу и за кофе!

-  Может, всё же к тебе?

-  Вот прочитаешь Толкина, тогда и приглашу.

«Хоббит, или Туда и обратно» и «Властелин колец»

Толкина Григорий осилил за неделю. Мог бы прочитать и быстрее, но надо было заканчивать работу на студенческую  научную олимпиаду. Книги не увлекли, и в этом он честно признался Ларисе во время их очередной встречи.

-  Значит, ты не романтик, - заключила девушка. - Но разве тебе, как будущему психологу, было неинтересно? Кстати, а почему ты пошёл на психолога, а не в юридический  или экономический? Мажоры обычно там учатся.

-  А просто так. На спор с друзьями. Они не верили, что родители разрешат мне поступать, куда хочу. Вот и поступил.

-  Хорошо, что не на биологический.

-  Ты не поверишь, я и такой вариант тоже рассматривал.

-  И препарировал бы сейчас червячков, мышей, лягушек.

-  Препарировал бы.

-  И спокойно?

-  А что в этом такого?

-  А, например, кошку тоже смог бы?

-  Наверное. У нас дома никогда кошек не было, так что особой привязанности к ним я не питаю. Кстати, ты же на работе дело с трупами имеешь.

-  Не имею. Но в морге бывать во время учёбы приходилось.

-  И как там?

-  Некоторые девчонки и даже парни в обморок падали. А я ничего. Рядом с патологоанатомом стояла, и ни одна жилка не дрогнула.

-  Я больше не хочу слушать про трупы, когда рядом такая девушка. Может, всё-таки к тебе?

-  Потерпи. У нас завтра небольшая тусовочка намечается, пройдёшь испытание, зарежешь кошку, вот тогда и ко мне поедем.

-  Ты серьёзно?

-  Вполне. Я думаю, тебе в нашей компании должно понравиться.

Собрались на чьей-то даче. Приехали на трёх машинах полтора десятка человек. Кроме Ларисы, Гриша никого не знал, хотя они, судя по разговорам, общались одной компанией  далеко не в первый раз. Верховодила всеми, конечно же, Лариса. Была середина апреля, дачники на лето ещё не заселились, поэтому ни в одном из соседних домов никого не наблюдалось.

Пока выгружали из машины вещи, пока ребята разжигали  мангал и жарили шашлыки, солнце спряталось за горизонт, но по небу плыл огромный круглый шар луны. Отгороженный от улицы и соседей высоким забором двор скрывал приехавших от взоров случайных свидетелей. Тем не менее началась тусовка в просторной гостиной.

Перед началом ритуального действа компания поужинала, приняв изрядное количество алкоголя. Девушки пили наравне с парнями, и только одна скромная брюнетка держалась на особинку, отчего-то явно нервничая. Лариса  что-то сказала одному из парней, тот вышел на улицу и вскоре вернулся с чёрной кошкой на руках. Она доверчиво мурлыкала и толкалась головой о ладонь, призывая погладить её мордочку.

Когда ужин был закончен, Лариса объявила:

- А сейчас, дамы и господа, мы переходим к таинству посвящения в наши ряды новых адептов. Это Арагорн и Гильраэн. Но пока они для нас лишь Григорий и Гюльнара. Прошу вас пройти в комнаты и облачиться в соответствующие  наряды.

Девушки вслед за Ларисой удалились наверх, ребята остались внизу. Парень, мудрёное имя которого Гриша так и не мог запомнить, явно сын хозяев дачи, достал из сумки длинные, до пола, чёрные балахоны с капюшонами, выдал каждому по карнавальной маске, полностью закрывающей лицо. По примеру ребят Григорий тоже снял с себя всю оде­жду, включая боксеры, напялил балахон, надел маску.

Едва парни успели переодеться, как сверху по лестнице  стали спускаться девушки, наряженные точно в такие же балахоны с капюшонами и с масками на лицах. Впереди шествовала дама в маске козла с бородой и рогами. «Козёл» встал на стул у стены, развернул свиток и начал читать написанный, скорее всего, на латыни, какой-то никому не понятный текст. После каждого четверостишия он произносил  «Амен!», стоящие полукругом участники вечеринки повторяли хором «Амен!»

Свою пламенную непонятную присутствующим речь «козёл», в котором по голосу Гриша без труда узнал Лари­су, закончил по-русски:

-  Я - Сатана! Да славится имя мое, да приидет царствие моё! Мы построим ад на земле. Каждый из нас свят, оргия есть наше служение Сатане! Но прежде приступаем к обряду посвящения в наше братство новых адептов.

«Козёл» взял стоящую с края полукруга девушку за руку и повёл на улицу. Остальные потянулись следом. Настоятельница провела посвящаемую к невысокой яблоне, поставила спиной к дереву. Два помощника привязали девушке руки к расходящимся в стороны толстым сучкам.

Сценарий явно был написан заранее, и, похоже, не раз про­ходили тут по нему обряды посвящения, потому что каждый заранее хорошо знал свою роль. Только Гриша растерянно стоял на дорожке, не зная, что делать. Но когда девушка была привязана к дереву, один из парней подошёл к Грише  и протянул ему причудливой формы нож, второй стоял рядом и держал на руках доверчиво мурлыкающую кошку.

-  Сейчас мы приступаем к обряду посвящения и посмотрим, достойны ли вы быть нашими собратьями, - сказала Лариса. - Останетесь ли вы с нами или будете с позором изгнаны из так и не ставшего общим сообщества поклонников  Сатаны. Обряд мы скрепляем кровью чёрного кота. Григорий, ты хочешь стать нашим и носить гордое имя Арагорна?

-  Хочу, - непослушным языком проговорил Гриша, ещё не до конца понимая, что от него потребуется.

-  Нам для обряда нужна кровь. Кровь чёрного кота. Дай нам эту кровь.

Парень протянул Грише кошку, ещё один сделал шаг вперёд, держа в вытянутых руках керамическую миску.

Гриша не мог не повиноваться девушке, с которой хотел быть, которой хотел обладать и которая держала его на определённой дистанции, но сегодня обещала снова быть с ним. С затуманенным сознанием он полоснул по горлу кошке, парень подставил миску, и кровь тоненькой струй­кой потекла в приготовленный для ритуала сосуд.

Все зааплодировали.

Гриша не помнил, кто и когда забрал у него из рук нож, кто взял кошку. Он просто оцепенел.

Сотни раз потом вспоминая тот вечер, он всё больше при­ходил к выводу, что помимо спиртного вся компания приняла и какой-то наркотик, потому что были они не просто пьяными от водки и происходящего, они больше походили на сумасшедших. И это была действительно оргия людей, тронувшихся умом. Кто-то добавил в кровь воды, и каждый сделал из сосуда по небольшому глотку. Когда чашу пода­ли Григорию, он отпил, и его тут же вырвало. Но никто не обратил на это внимания, и чаша пошла дальше по кругу. Последней сделала глоток привязанная к дереву девушка. Лариса поднесла ей миску, дала пригубить, потом смочила указательный палец, сдвинула с лица девушки карнавальную маску и нарисовала на лбу перевёрнутый крест.

Из дома зазвучала тяжёлая музыка, люди в балахонах взялись за руки и стали двигаться вокруг яблони против часовой стрелки в каком-то странном танце, похожем на те, что показывают по телевизору во время ритуалов диких племён. Один из помощников ножом, которым Гриша зарезал кота, медленно распорол сверху вниз надетый на привязанную девушку балахон, Лариса снова смочила палец в миске и стала раскрашивать кровавой смесью обнажённое тело.

Закончив наносить непонятные знаки, рванула ворот своего балахона, намазала себя и передала чашу помощнику. Все начали сбрасывать одежду и разрисовывать друг друга, продолжая пританцовывать вокруг яблони. Грише нарисовали на груди звезду и обвели её кружочком. Разглядывая  происходящее, он отвлёкся от привязанной к яблоне, а когда посмотрел в её сторону, увидел, что Лариса уже сбросила с себя маску козла, скинула порванный балахон  и голым телом трётся о белеющее в лунном свете тело проходящей обряд крещения. Та была явно не в себе, она то плакала, то смеялась, а когда Лариса принялась покрывать поцелуями её измазанное кровью тело, начала громко стонать. То ли от боли, то ли от удовольствия.

Лариса отвязала ленточки, приковывающие запястья девушки к дереву, та обессиленно опустилась на траву и распласталась на газоне.

- Теперь она ваша, благословляю вас на грех! - скомандовала Лариса парням и повернулась к Грише: - Ну, где ты, мой Арагорн? Ты достойно прошёл обряд посвящения. Иди сюда, Лориэна достойно наградит тебя в своих объятиях.

Она повалилась на лужайку, увлекая за собой Гришу.

Для Гюльнары, наречённой во время обряда Гильраэн, та ночь не прошла бесследно. Она действительно помутилась разумом. Лариса сдала её в «скорую», сказав, что случайно увидела на улице девушку с признаками умственно­го расстройства. Её милицейское удостоверение помогло избежать лишних расспросов. Видимо, всё, что девушка потом рассказывала о своих приключениях, было воспринято , как бред воспалённого наркотиками сознания.

С Ларисой Гриша ещё дважды встречался всё в том же кафе возле университета, но к себе домой она больше не приглашала, на тусовки сатанистов - тоже. Скорее всего, сумасшествие проходившей обряд девушки всех изрядно напугало, и они на какое-то время затаились.

Тем же летом родители отправили Гришу учиться на два года в Англию, выхлопотав место по программе двойного  диплома. Про Ларису он забыть не мог, но её телефон сразу же после той ночи оказался заблокированным, друзья  ничего толком про неё сказать не могли. Писали, что вроде бы из ментовки перевелась в администрацию города, и больше ничего не знали. Писали ещё, что в городе появились  сатанисты, что ходят слухи, будто бы они приносили в жертву каких-то малолеток, что двое или трое парней бесследно  пропали, а двоих нашли повешенными в Гавриловском парке. Но действительно ли то были сатанисты, или просто выдумки охочих до сенсаций журналистов, точно никто не знал. Писали только, что был шумный процесс по делу об убийствах. Обвиняемые получили от семи до десяти  лет.

Когда Гриша вернулся домой, пытался разыскать Ларису, но никаких концов найти не сумел. Решил, что вышла замуж и уехала в Москву или другой крупный город. Да особо о ней и думать было некогда: дипломная работа, потом экзамены в аспирантуру, снова учёба. Мамочка подсуетилась, и пока он учился в аспирантуре, для него уже была готова кандидатская  диссертация. Парень он был головастый, поэтому в тему въехал сразу и с блеском защитился. Остался преподавать  на кафедре, готовясь в докторантуру. И тут всё организовала  вездесущая мамочка, нашла научного руководителя в Московском институте психологии и психоанализа. Как оказалось, с женой основателя вуза профессора Гуревича она когда-то училась вместе на курсах повышения квалификации  и не преминула воспользоваться старыми связями.

Всё былое забылось, и вдруг: «Арагорн!».

Григорий Васильевич остановился и обернулся. Точно! Она! Лариса. Собственной персоной. Всё такая же, только взрослее и ещё привлекательнее.

-  Ну, здравствуй, мой Арагорн!

Подыгрывая Ларисе, Григорий Васильевич с улыбкой произнёс:

-  Здравствуй, здравствуй, Леди Лориэна!

-  Ещё помнишь моё имя? А я думала, забыл.

-  Тебя забудешь... Как же!

-  Так ведь целая вечность прошла, Арагорн! Ты вон уже скоро профессором станешь, Гришей уже никто и не называет, только Григорием Васильевичем. А я вот уже совсем старухой стала.

-  До чего же любят красивые девушки кокетничать! Сколько тебе? Двадцать пять?

-  Что-то с памятью твоей стало, Арагорн! Двадцать пять мне было восемь лет назад. И это были совсем не лучшие годы в моей жизни.

-  Что, столица разочаровала?

-  Какая столица? Чувашии?

-  А ты разве не в Москву уехала?

-  Ты ничего не знаешь?

-  О чём?

-  Арагорн, я шесть лет в колонии отбывала.

-  Как?! - изумился Григорий Васильевич.

-  Подставили меня, милый. Как это у нас бывает: начальство  проворуется, а под суд отдают подчинённых. Кто же позволит окружение мэра трогать, а тут молодая дурочка бумажки таскает. На неё все грехи и списать можно.

-  Леди, ты сейчас правду говоришь?

-  Нет, про романтические приключения рассказываю. Посидим где-нибудь?

-  С радостью!

Кафешки теперь были на каждом углу, и они зашли в первое попавшееся.

Гриша откровенно любовался повзрослевшей Ларисой  и находил её ещё привлекательнее, ещё сексапильнее. Внешне она почти не изменилась, то же ухоженное лицо, те же пышные рыжие волосы, та же соблазнительная фигу­ра, только возле глаз появились мелкие морщинки, преда­тельски выдающие, что сидит перед тобой не двадцактилетняя девушка, а дама средних лет.

-  Пойдём ко мне? - предложил Гриша.

-  Хочешь зэчку трахнуть?

-  Ле-еди Лориэна!

-  Извини! Я всё же эти годы не в аристократической среде находилась. А у тебя отдельная квартира?

-  Родители купили на окончание института.

-  Женился?

-  Нет, всё ещё выбираю.

-  Молодец! Выбор, надо думать, у тебя среди студенток богатейший.

-  Грех жаловаться, но, как на Руси говорили, волк у логова овец не трогает.

-  Чужих в койку таскаешь?

-  Да таскать, собственно, и времени нет, и желания особого. Приелось всё как-то.

-  А помнишь то посвящение?

-  Разве такое забывается?

-  Повторения не хочется? Чтобы кровь в жилах забурлила , чтобы возбуждение мозги затуманило!

-  Про мозги это ты точно сказала. Аж крышу сносило.

-  Повторить не хочется?

-  Приглашаешь?

-  Предлагаю организовать. Я и ты, мы вместе. Два гуру и куча молоденьких страстных девочек. Мне для души и тебе для тела. Хочу довести какую-нибудь юную и неопытную девчонку до вершины наслаждения и потом любоваться, как она будет биться в мужских объятиях. Очень хочется адреналина! Замутим? А серьёзно, Арагорн! Давай создадим  собственное общество Сатаны. Ну, его можно назвать и как-нибудь иначе, но Сатана во все времена привлекал романтичную молодёжь. У вас в университете теперь, после смены ректора, начнётся неразбериха, люди будут заняты собственными проблемами, почему бы этим не воспользоваться и не организовать у вас сообщество Сатаны  под эгидой какого-нибудь центра психологии. Это же теперь очень модно! Что задумался? Уже передумал приглашать к себе сумасшедшую страстную бабу?






РЕОРГАНИЗАЦИЯ


Сразу после приказа Министерства о назначении ректором Старцев во время утреннего чаепития с Хитруновым, с чего теперь начинался каждый рабочий день, высказал ему своё давнее опасение:

-  Понимаешь, Витя, боюсь я. Одно дело было то и дело замещать ректора, и совсем другое - быть им. Конечно, прав был Безухов, когда на заседании ректората, предлагая мою кандидатуру, говорил: «Ребята, все вы, здесь сидящие, вполне  достойны меня заменить, у каждого из вас есть знания, опыт административной работы, но если уж мы все эти годы называли себя единой командой, давайте и будем командой. Я предлагаю Старцева». Помнишь, как тогда многие скриви­ли рожи? И ведь не только потому, что сами мечтали занять это кресло, а потому, что я им не нравлюсь, что не видели во мне достойную Никите замену. Витя, я с тобой, как на духу: я же прекрасно понимаю, что пересесть из одного кресла в другое, это не значит стать ректором. Я много думал над этим. Я же не дурак: понимаю и ту меру ответственности, что на меня теперь легла, и что ещё очень долго меня будут сравнивать с Никитой. А ведь это действительно величина!

-  Слава, Никита, конечно, человек большой. Он отличный  организатор, но у тебя своя голова на плечах. И тебе нужна своя команда. Безуховская за тобой не пойдёт. Однозначно. Значит, надо формировать собственную. Ты посмотри, как в стране делается. Есть большие социальные проблемы, подкидывается  тема, которая начинает будоражить  умы людей в большей степени, чем эта насущная. Ты почитай жёлтую прессу.

-  Витя, на жёлтую у меня времени нет.

-  А напрасно. Вот смотри. В Думе надо принять какое-то непопулярное решение. Да ведь как только проект закона озвучат, народ только об этом и говорить будет, возмущаться  депутатами, правительством, бездумными решениями и так далее. А за неделю до сессии жёлтая пресса начинает цитировать слова какого-то депутата-коммуниста, которому  то ли подкинули эту тему, то ли за деньги подсунули, что грядёт небывало суровая зима, а газ и мазут мы про­даём в Европу за бесценок, там морозы переживут, зато в российских городах люди будут вымирать от холода. Да ещё и прогнозы на урожай зерновых убийственные, так что к холоду прибавится проблема голода. Как ты думаешь, народ будет говорить об увеличении через два года налога  на недвижимость или о предстоящих через два месяца голоде и холоде? Это я тебе один пример привёл, а вспомни, с какой частотой у нас появляются статьи о неизбежном столкновении планеты Земля с гигантским астероидом, о появлении снежного человека, о летающих тарелках,начинаются  шоу с экстрасенсами и прочая дребедень. Поэтому давай будем думать, как отвлечь всех от одной проблемы, переключив на другую. Самое простое - начать реорганизацию. Глобальную! С учётом реформы российского образования надо начать реорганизацию своего университета. Например, сокращение числа кафедр за счёт слияния родственных. Это заставит народ думать, какие кафедры попадут под слияние, кого из преподавателей сократят, кто будет заведующим, как будет с аспирантами, диссертациями, нагрузкой. Это же всё деньги. Но это будет касаться только тех, кого коснётся сокращение, тогда нужно идти дальше. Отсюда - второе: надо начать пересмотр системы оплаты труда преподавателей и сотрудников под маркой мотивации повышения качества преподавания, мотивации научной работы и так далее. Эта тема будет волновать уже всех. Далее, через год можно начать реформирование через сокращение числа институтов. И все эти годы ты сможешь спокойно делать всё, что тебе заблагорассудится: головы людей будут заняты другим.

-  Витя, я тебя недооценивал.

-  Меня тут многие недооценивают. Завтра на ректорате ты можешь просто заявить о предстоящей реорганизации университета, так сказать, рамочное предложение.Попросишь подумать, давать соображения, на следующей неделе  объявишь приказ о реформе системы управления вузом. Надеюсь, мне там тёплое место найдётся.

-  Да, Витя, ты - стратег!

-  А то! У меня даже кое-какие соображения есть по кадровым перестановкам. Я на досуге набросал, посмотри.

Ректор посмотрел на список.

-  Витя, ты предлагаешь убрать с ключевых постов всех, кого на эти должности назначал Безухов. Не спешишь?

-  Самое время, пока ты не связан с ними никакими обязательствами. Все прежние давал Никита.

-  Логично, - согласился ректор. - А тебе не кажется новая структура слишком громоздкой? Если помнишь, министерство определило численность административно­управленческого аппарата не более 10 процентов.

-  И тут никаких проблем. Кто тебе мешает на базе какого-то управления или департамента создать отдельное подразделение, вывести его за штат и заключить с ним договор. Смотри, сколько у нас охранников. Заключаем договор с каким-нибудь ЧОПом, эти же люди будут сидеть на проходной, но являясь уже сотрудниками не нашими, а этого самого ЧОПа. А сколько у нас техничек? Давай заключим договор на клининговое обслуживание. У моей жены как раз фирма, пусть у нас полы моет, туалеты чистит. У нас за счёт этого - сокращение. Вот тебе и уложимся в десять процентов. Методистов никто нам убрать не разрешит, но вот экономистов - запросто. Создаём, например, маркетинговый  центр, заключаем с ним договор, и снова всё хорошо. Зато люди заняты темой будущего трудоустройства, и от всех ненужных мы освобождаемся одним махом. Так же с проректорами. В ходе реорганизации ты разбиваешь направление на два, упраздняешь одну должность, человек увольняется, ты вводишь другую должность с другим  человеком. Всё просто. Ты дочитай мои предложения.

Ректор мельком просмотрел бумагу до конца.

-  Витя, ты что, предлагаешь нам в структуре управления  иметь четырнадцать проректоров? Ты в уме?

-  А ты не забывай старинное правило: разделяй и властвуй. Ты посмотри, у нас каждый проректор такими полномочиями наделён, что он бог и царь. Раздроби на два- три, у проректора власти меньше, а зависимость от тебя возрастает.

-  Витя. Если ты помнишь, в пору нашего студенчества в институте было всего три проректора: по учебной части, по науке, по АХЧ. Был отдел воспитательной работы, зато насколько тогда эта работа была активной, а как научная работа среди студентов была поставлена!

-  Тебе активность нужна? Ты вспоминаешь, что было три проректора, а сейчас пять? Но тогда институт был, а теперь университет, да и численность выросла, так что самое время вводить новую систему управления.

-  Ты себя в этой системе кем видишь?

-  Витя, ты знаешь, я не из тех, кто хочет быть первым. Мне достаточно быть твоим советником. Лучше, если в ран­ге первого проректора. И то из-за зарплаты. Я готов взять на себя идеологическую составляющую, координацию работы с государственными структурами, законодательными орга­нами, представительские функции, ну, и так далее.

-  Ну, это не проблема. Но у нас есть президент университета, это же его функционал.

-  А он тебе нужен с его занудством и, главное, его амбициями? Он же тебе самостоятельно шагу ступить не даст, будет постоянно требовать согласования с ним по всем важным вопросам.

-  Куда девать? Не нами должность придумана.

-  Не нами и упразднена будет. По новому Закону об образовании президентом вуза может быть человек, проработавший  ректором вуза не менее двух сроков. Наш президент ректором был один срок, да и то давно. Его пристроил Никита. То ли пожалел, когда того на выборах в Госдуму  на второй срок прокатили, то ли по рекомендации губернатора.

-  Видишь, по рекомендации губернатора.

-  А губернатор теперь другой и, как я слышал, не очень к президенту нашего университета благоволит. Так что ты и губернатору угодишь, и себе руки развяжешь.

-  Погоди, а когда у него срок заканчивается?

-  Как раз в этом месяце, так что всё складывается лучшим  образом. Его кандидатуру мы выдвигать на выборы по законодательству не имеем права, других у нас нет, поэтому институт президентства в университете автоматически упраздняется.

-  Я вот только не могу понять, в чём твой личный интерес  от такой реорганизации.

-  Ну, как же! Во-первых, ты меня делаешь своим совет­ником в статусе первого проректора...

-  Витя, первый проректор всегда занимался учебной работой.

-  У нас было два первых.

-  Ты предлагаешь Томилова перевести просто на должность  проректора?

-  Правильно мыслишь. Хватит ему командовать. Да и тебе проще, ты никогда к нему особого уважения не питал.

-  Безухов меня сожрёт, - обречённо сказал Старцев.

-  Не сожрёт. Теперь ты тут полновластный хозяин.

-  Так-то оно так, - согласился ректор, - но...

-  И никаких но! - категорично заявил Хитрунов. - Ты что ему теперь до конца жизни чем-то обязан? Он тебя в это кресло выдвинул не для того, чтобы твоими руками продолжать руководить университетом.

-  Мы оба знаем, что именно для этого.

-  Так вот ему хрен на постном масле. У тебя перед ним никаких обязательств нет! Нет и быть не может. А чтобы не дёргался со своим Томиловым, надо первым делом аудит назначить и все мельчайшие грешки обнародовать. Слив в газеты я организую.

-  Через Коневу?

-  Да кто такая эта твоя Конева? Её Безухов из жалости подобрал, когда в её газете скандал с квартирой всплыл. Спас от суда в прямом смысле, помог дело замять. Да, идей у неё много, но все какие-то чересчур глобальные. Гигантизмом  баба страдает, не учитывает, что от идеи до её воплощения  пропасть лежит. А она мостики через ущелья налаживать не умеет - тямы не хватает. Да и авторитета у коллег никакого не имеет. У меня свои каналы найдутся. Главное, чтобы сенсация была, а тут уж твои люди должны постараться  эту сенсацию нарыть. Лучше с миллионами похищенных рублей, или, по крайней мере, нецелевого их использования.

-  Витя, я тебя хорошо знаю и не верю, чтобы ты только из-за этой должности такую катавасию затеял.

-  Конечно, нет. Я же тебе сказал, что ты передаёшь моей жене на аутсорсинг клининговое обслуживание. Потом филиалы. Там все помещения с момента передачи их предприятиями нам в аренду так двадцать лет и находятся  в подвешенном состоянии. Их надо срочно прибрать к рукам. Помещения, ты лучше меня знаешь, так себе, но там такие территории! Целые стадионы. Это же Клондайк! Слава! Тут важно не прошляпить. В рамках сокращения филиалов вузов по стране нам тоже в ближайшее время большинство своих филиалов придётся закрыть, потому что численность студентов аховая, до норматива не дотягивает. И уплывут эти помещения с их территорией, прямо  из рук уплывут. А это миллиарды рублей! Это же наши с тобой деньги! Мы с тобой должны провернуть это дело.

-  Витя, это же афёра чистой воды!

-  Ты давно чистоплюем стал? Мы с тобой подбираем никому не нужное имущество. Благое дело делаем. А уж как потом с ним поступить, решим. Вот тут опять фирма жены пригодится, благо, что она под своей фамилией осталась, никаких подозрений, потому что Хитруновых единицы , а Кузнецовых - пруд пруди. Она приобретает эти помещения для ведения предусмотренной уставом пред­приятия хозяйственной деятельности. За счёт других городов  расширяет зону обслуживания. Никакого криминала! Поверь, я уже с юристами консультировался.

-  Поражаюсь твоей расторопности!

-  Со мной не пропадёшь. Мы с тобой тут такие дела рас­крутим, мы с тобой так развернёмся!

-  Лишь бы потом соскочить успеть...

-  А вот это всегда успеем, сначала раскрутиться надо. Теперь давай обсудим структуру, которую я предлагаю.

Старцев стал внимательно изучать список, делать в своём блокноте записи.

-  Да уж, развернулся ты, ничего не скажешь! Ты предлагаешь  в число высших менеджеров вуза должности: ректор, президент, хотя мы с президентом вроде как уже вопрос решили, дальше: главный научный руководитель, первый проректор, ещё один первый проректор по учебной, проректор  по научной работе, проректор по социальной и воспитательной  работе, проректор по инновационно -методической работе, проректор-директор института управления, про­ректор по международным связям, проректор по развитию университетского комплекса, проректор по качеству, про­ректор по работе с филиалами, проректор по административной работе, проректор по режиму и безопасности. Ну, и зачем нам столько проректоров?

-  А ты подумай! Что такое главный научный руководитель? У него какая будет власть? Никакой! На эту должность ты можешь назначить, например, Золотова. Сегодня он бог и царь, как ты любишь говорить, а завтра вроде и при власти, а власти эфемерной. Как объяснить? А ему за шестьдесят перевалило, ты же решил проводить политику омоложения управленческих кадров. Проректор  по работе с филиалами. Ты же сам когда-то был в этой должности, знаешь, что влияния на процесс управления  никакого, зато вроде бы при чине. Вот тебе ещё одна почётная ссылка для другого проректора-шестидесятника. Институт управления - это нынешний управделами. Ты на должность возьмёшь своего человека, он будет всей текущей работой заправлять. И так далее. Каждый из них полгода будет входить в курс дела, ты можешь на это списать всё, что угодно.

-  У нас аккредитация скоро, какие полгода?

-  Это что, первая в твоей жизни комиссия? У тебя будет проректор по качеству, это как раз его обязанности вместе  с проректором по инновационно-методической работе. Пусть берут эту сотню проверяющих и пестуют их круглые сутки. Мужикам по помощнице на каждую ночь из Витенькиного гарема, бабам - экскурсии по бутикам, по сувенирным лавкам. Деньги на ремонт учебных корпусов и общежитий  спишем. Кто там проверит, какую мы краску купим, за сто рублей килограмм или за четыреста? Сколько у нас таджики зарплату по ведомости получат - по пятьдесят тысяч или по поллимона? На комиссию хватит. Давай лучше  по структуре посмотрим.

-  Да я вижу, что у тебя тут и схема нарисована.

-  Так я же готовился, не с бухты-барахты тебе тему предлагаю.

-  Вижу, что серьёзно подготовился. На каждого проректора  в среднем по пять структурных подразделений.

- По  пять, если ты не примешь моё предложение вывести некоторые за штат.

-  Ладно, по пять управлений, отделов, дирекций, центров, институтов, штабов и клубов, многие из которых в свою очередь делятся на отделы и сектора, подсчитать которые  даже мне проблематично. Кроме этого ты оставляешь в моём непосредственном подчинении 10 подразделений. А зачем они мне, если у нас будет столько проректоров?

-  Например, Коневу я предлагаю оставить при себе. Это твой пиар, все пресс-конференции, брифинги, пресс- туры, другие информационные акции. Это формирование о тебе общественного мнения. Подчинить другому, значит, лишиться приоритета. Ты вынужден будешь действовать через кого-то.

-  Но для меня это будет лишний головняк.

-  Не для тебя, для меня. Я, как твой советник, буду руководить идеологией.

-  Хорошо. А канцелярия? Она мне зачем, если есть проректор-директор института управления?

-  Канцелярия - это вся входящая и исходящая почта. Зачем кому-то знать о твоей переписке? Там может быть много такого, что не для лишних ушей. Даже ушей верного тебе человека, если ты такого на эту должность подберёшь. Рано или поздно он может тебя продать, выложив какие-то секреты из официальной переписки.

-  Убедил. Больше вопросов не задаю, вижу, что подготовил  ты документ действительно продуманно. Но кое-что мне бы хотелось уяснить. Вот проректор по качеству и его структуры. У всех в среднем по пять, у него - две: управление  повышения квалификации персонала и управление качеством. С первой всё понятно, но что ты имел в виду, задумывая управление качеством с его двумя отделами - оценки и контроля качества и системы менеджмента качества?

-  Тут ещё надо подумать. Например, мониторинг показателей  деятельности вуза и координационно-аналитический  сектор.

-  Звучит не очень определённо.

-  Так я же не бог, над структурой думать и думать. А потом что-то можно в ходе текущей работы и переделать.

Механизм управления должен быть структурой гибкой, меняться в зависимости от ситуации.

-  Витя, а не будут пересекаться главный научный руководитель  и проректор по науке? Вроде одним делом должны  заниматься.

-  Главный научный руководитель - просто почётная отставка. Всю работу будет вести проректор.

-  Ладно, ты мне эту бумагу оставь, я подумаю. Да, и кого ты присмотрел на эти все должности?

-  А это уже твоя команда, тебе своих людей набирать, тебе с ними работать, так что смотри, с кем будет комфортнее.

Хитрунов ушёл, а ректор ещё долго сидел над предложенной  ему схемой управления вузом. Предлагаемая структура была очень громоздкой, но в чём прав Хитрунов, разделяя, действительно проще властвовать. В нынешнем  руководстве каждый проректор имел большую власть, имел возможность принимать управленческие решения такого уровня, что директора институтов и заведующие кафедрами шли непосредственно к нему, а не к ректору. Безухову такая схема была удобна, давала возможность не размениваться на мелочи, сосредоточившись на решении стратегических вопросов. Старцев же боялся, что постепенно должность ректора при такой схеме руководства будет чуть ли не лишней. Действительно, зачем нужен рек­тор, если все вопросы решает проректор по направлению? Терять власть не хотелось, хотя и сосредотачивать в своих руках всё было нереально. Тем более, насидевшись в кресле первого проректора, хотелось свободы, поездок в родственные  вузы, особенно других стран. А для этого надо владеть языком, потому что переводчик - это лишняя обуза, лишние глаза и уши. Владела бы Надежда английским, вопросы её командировок в качестве референта-переводчика ни у кого никаких сомнений не вызывали, но она, как все амбициозные и властолюбивые люди, была недалёка и откровенно тупа. Зато вполне устраивала ректора ночами.

«Эх, Надюшка, Надюшка, наградил же меня бог на старости  сокровищем!» - думал ректор, вспоминая поезд­ку в Париж, куда они летали вместе две недели назад. Переводчик там был от принимающей стороны, поэтому о появлении ректора с помощницей, взявшей отпуск без содержания на время отсутствия начальника, никто в университете никогда не узнает. И тут Владиславу Васильевичу пришла в голову блестящая идея:

-  Наденька, зайдите, пожалуйста! И чашку кофе со сливками.

Через несколько минут Надежда, виляя бёдрами, внесла на подносе чашку кофе.

-  Присаживайся. Дело есть.

Надежда присела к приставному столику, раскрыла блокнот.

-  Найди, пожалуйста, курсы английского с полным погружением на две-три недели. Хочу съездить, после выборов  отдохнуть, а заодно язык подучить. А себе найди языковые  курсы в Москве, чтобы через эту столичную фирму тоже поехать в Англию. Лучше - в самом Лондоне. Говорят, бесподобный город. Отдохнём вместе. Язык будем учить, чтобы потом в качестве переводчика могла со мной ездить. Мне в моём возрасте всё равно английским в совершенстве уже не овладеть, а ты молодая, способная, - сделал незаслуженный  комплимент умственным способностям любовницы  ректор. - Вот впрягусь в работу, некогда ездить будет.

-  Поняла, Владислав Васильевич! - обрадовалась Надежда. - Вы - золотко!

Она хотела подойти к ректору, обнять его в порыве чувств, но он предупредительно вытянул вперёд руку:

-  Всё потом, Наденька, всё потом, а сейчас мне надо хорошо подумать над одним проектом. Есть там ко мне кто?

-  Никого, Владислав Васильевич!

-  Вот и чудненько! Меня ни для кого нет.

Предложенный Хитруновым проект предстояло очень хорошо изучить. Старцев видел, что в нём много рационального  с учётом сложившейся ситуации. Разумного не столько для улучшения управления университетом, сколько лично для него на первых порах ректорства. Безусловно, предлагаемый штат проректоров сильно раздут, но его потом можно будет сокращать за счёт тех, кто выбьется из команды по любым признакам. Кто-то захочет больше независимости, кто-то элементарно не справится с обязанностями, кто-то станет проявлять строптивость. Если человек окажется  профессионалом, с этим ещё какое-то время можно мириться, но и в этом случае лучше иметь послушного дура­ка, хотя и говорят в народе, что услужливый дурак опаснее врага. В любом случае, управлять им проще, чем знающим себе цену профессионалом. Значит, надо искать так называемую  золотую середину: чтобы и не дурак был, и чтобы послушный. Где искать? Лучше со стороны, потому что свои долго будут относиться к нему с учётом его прежней должности . Панибратства он не потерпит, но и ломать людей просто так не получится. Поэтому действительно, опять же прав Хитрунов, надо менять команду. Набирать новых, и лучше - со стороны. В других вузах города за годы работы проректором он узнал многих, но хороших коллеги просто так не отпустят, а брать того, от кого давно хотят избавиться, тоже не лучший вариант. И ректор начал вспоминать всех своих приятелей совсем из другой сферы, с кем успел сдружиться по делам охотничьим.

«Прямо, как на охоту собираюсь, - улыбнулся вдруг Старцев неожиданно появившейся мысли. - А что? Соберёмся дружной компанией, и будет у нас новый охотничий сезон».

И Старцев начал записывать в блокнот:

«Локтев Фёдор Николаевич - зав. кафедрой промышленного дизайна».

Хороший мужик! Приятный собеседник, очень услужливый, уже лет десять вместе на охоту ездим, кандидат наук, может, когда и докторскую напишет, поможем защитить, да при необходимости и написать тоже. Можно попробовать первым проректором по учебной работе. Не скажешь, что ума палата, но попробовать можно.

«Василий Петрович Лескин».

Тоже мужик нормальный. Сколько мы с ним? Да уже тоже порядка десяти лет на охоту вместе ездим. Организовать, что угодно, может. Пусть поработает проректором по общим вопросам.

«Гусев Натан Иванович».

Заядлый охотник. Кандидат наук, правда, не технических, а физико-математических, но это значения не имеет. Пусть будет проректором по учебной части.

«Марс Романович Гроза - полковник милиции».

Старцев записал в блокнот фамилию и заулыбался. Да, этот тоже мужик нормальный. Выпить не дурак, но меру всегда знает. По части организации охоты равных ему нет. В милиции занимался вопросами тыла, пусть попробует поработать проректором по развитию и материально-техническому  обеспечению имущественного комплекса.

«Уткин Максим Макарович».

С этим всё ясно. Сын старого друга. Тот давно просил подыскать место для парня, потому что в классическом университете что-то у него не ладится, хотя активист, КВН- щик, команда играла в высшей лиге, с самим Масляковым знаком, а с младшим Масляковым вообще приятельство­вал. Это может пригодиться. Пусть попробует проректором по учебно-воспитательной работе. По остальным пока можно подождать, с ребятами посоветоваться. Может, у них на примете есть кто, посмотрим, подумаем. Но лучше бы действительно из своих, из охотников. Это люди проверенные.

В университете начинался охотничий сезон.






МУЖЧИНА


-  Андрюха, как у тебя сегодня вечером со временем?

-  Никак, а что?

-  Поехали к девчонкам. У моей - днюха. Она говорит, там только девчонки будут, так что мне одному как-то не в масть.

-  Да у меня с деньгами, сам знаешь, не очень.

-  Фигня! Купишь букетик цветов, бутылку водки. В полштуки уложишься.

-  Да мне и полштуки ...

-  Да не жмоться ты! Стипендия через два дня.

-  Да у меня и зарплата на кафедре тоже через два дня.

-  Выкрутимся. Поехали. Она на Загородной с подругой однокомнатную квартиру снимает. Пьяных девок потискаем. Поехали!

-  Может, тогда - не водки, а вина?

-  Да на фиг! Деньги переводить. Они и водочку хорошо  пьют. Поехали! Ты мою Верку знаешь, у неё подружка Нинка, пухленькая такая, есть за что подержать.

Игорь с Андреем не были друзьями, но добрыми приятелями  слыли давно, поскольку родом были из соседних деревень, в старших классах вместе жили в интернате. Точнее, это Андрей был из деревни, где его мать работала продавцом в магазине, а Игорь был из соседнего посёлка. После того как в рамках оптимизации в школе закрыли десятый и одиннадцатый классы, им пришлось заканчивать учёбу в интернате в райцентре. Игорь закончил одиннадцатый на год раньше, поступил в политехнический, а встретившись летом на каникулах  с Андреем, убедил туда же поступать и его.

Андрей тоже прошёл на бюджетное место, правда, не на физику и прикладную математику, а на миашиностроительный , куда почти не было конкурса. Учились в разных институтах, но в общежитии жили одном, хоть и на разных  этажах. Отчим Андрея работал в мастерской, поэтому парень частенько пропадал там, помогал с ремонтом тех­ники, научился вытачивать на станке несложные детали, освоил сварку, кое-что ковал в кузнице. В институте он тоже сразу заинтересовался мастерскими, а после первого семестра зав. кафедрой, он же заведующий лабораторией лазерной технологии обработки материалов, приметил старательного парня и предложил ему поработать лаборантом. Зарплата копеечная, но для студента из небогатой семьи всё равно неплохое подспорье.

Помимо официальной зарплаты Иван Степанович приплачивал Андрею по пять тысяч в месяц за разные «левые» заказы от друзей. Так что парень мог нормально жить, не ожидая помощи из дома. Да и помогать там было особо нечем, поскольку у отчима треть его не ахти каких доходов уходила на алименты детям от первого брака. Да и к пасынку родственных чувств он не питал, справедливо считая, что учить его должен родной отец, давным-давно сбежавший  куда-то на Север в поисках больших заработков.

В дополнение к бутылке и скромному букетику Анд­рей взял ещё баночку малинового варенья, полученного от матери из дома. Она время от времени посылала ему немудрёные  деревенские гостинцы с водителем продуктовой машины, который забирал для сельских магазинов товар на оптовых базах. Вот и привозил тот парню то полмешка картошки, то банку грибов, то банку огурцов домашнего соления, то варенье.

Ребята немного припоздали и заявились в гости, когда празднование дня рождения уже шло вовсю. Две девчонки под предлогом освободить место для новых гостей, оделись и уехали домой, ребят усадили на диван между именниницей  и её соседкой по квартире. После нескольких новых тостов, когда все уже изрядно захмелели, начались танцы. Они ничем не отличались от тех, что были в деревенском клубе. Так же все вставали в круг и дёргались в такт гром­кой ритмичной музыке.

-  Хочу медляк, - капризно заявила именинница, подо­шла к ноутбуку, нашла медленную мелодию и обвила рука­ми шею Игоря.

-  Я не поняла, это что у нас - белый танец? - спросила худая блондинка, имени которой Андрей не запомнил. - Тогда я тоже приглашаю кавалера.

Она подошла к Андрею. Топтание на месте назвать танцем можно было только из-за наличия музыки. Девушка  прижималась всем телом, организм парня среагировал , и он вынужден был отодвигаться, чтобы партнёрша не почувствовала предательский бугорок.

-  Ой, какой у нас стеснительный мальчик, - засмеялась блондинка, когда музыка закончилась. - Оказывается, в природе ещё и такие водятся. Игорёк, ты где такого скромника  нашёл?

-  Мой земляк, у нас учится, только на машиностроительном.

-  А у вас на машиностроительном все такие скромные? Ты, наверное, ещё на первом курсе?

-  На первом, - признался Андрей.

-  Ничего, повзрослеешь, - почему-то расхохоталась девушка. - Девчонки, берём шефство над машиностроителями? Тогда прямо сейчас и начинаем воспитывать. Так, стол на фиг, в сторону. Кто ещё чего хочет, дотянется, а мы сейчас будем играть в бутылочку. Девчонки, садимся на пол в кружок. Чур, я кручу первая!

Стол отодвинули к окну, четверо уселись на диван, остальные - прямо на ковёр на пол. Блондинка крутанула бутылку, горлышко показало на её соседку.

-  На фиг, на фиг, с тобой мы и дома при желании можем нацеловаться. Я с парнями хочу. Так что девчонкам девчонки не в зачёт, считаем по часовой стрелке до первого парня. - И крутанула снова. На этот раз горлышко показало на Игоря.

-  Верочка, ты не возражаешь?

-  Только не съешь, мне тоже чего-нибудь оставь.

-  Я тебе самое главное оставлю, - засмеялась блондинка, встала с пола, села к Игорю на колени и припала поцелуем.

-  Ой, как хорошо! Теперь, Игорёк, твоя очередь крутить.

На этот раз бутылка показала на Нину. Игорь поцеловался  с ней, бутылка снова начала своё вращение.

Целовались, ещё пили, снова танцевали и снова цело­вались. Теперь уже даже без бутылочки. Андрей сильно захмелел, его робость улетучилась, и он во время поцелуев уже смело тискал девушек за груди, те не отмахивались, пьяно хихикали и передавали парня из рук в руки. Это продолжалось бы бесконечно долго, но кто-то из соседей начал стучать по трубам, требуя тишины.

-  А пошли они на фиг! - пыталась было отмахнуться блондинка, но Вера попросила убавить громкость и вообще  предложила закругляться. Хозяйке её квартиры уже дважды жаловались соседи, и та предупредила, что отношение  соседей ей важнее получаемых от девчонок денег. К тому же квартирантов она найдёт без труда других, тихих и скромных.

-  Андрюша, пойдём с нами, - пригласила блондинка.

-  Девчонки, я вам своего друга на растерзание четверым не отдам, - пьяно заявил Игорь. - Нам ещё домой добираться.

-  Андрюшенька, если надумаешь, мы живём в этом же подъезде этажом ниже.

Андрей засобирался было следом, но Игорь его остановил:

-  Даже не думай! Мы остаёмся здесь. Давай помогать убирать посуду.

Вчетвером быстро стаскали всю посуду на кухню, открыли окно, чтобы проветрить прокуренную за вечер комнату, девчонки стали мыть тарелки, а ребята вышли, чтобы им не мешать.

-  Андрюха, выручай. Я хочу трахнуть Нинку. Я давно хочу, но всё как-то обламывалось. Ты ляжешь с Веркой, а я с Нинкой. Она так классно целуется! Бли-ин!

-  Игорь, а как же Верка? Она же твоя девушка, я как с ней?

-  Не тушуйся! Ты мне друг? Друг! С друзьями у меня всё общее. Короче, ты ложишься спать с Веркой, я - с Нин­кой. Замётано. И никаких возражений.

-  Может, я с Нинкой?

-  А вот хрен тебе! Нинку я сам хочу. Ты мне друг? Друг! Должен уступить.

-  Игорь, у меня ещё ни разу с бабами не было, - сознался  Андрей.

-  Мальчик, что ли?

-  Ну, вроде как...

-  Андрюха, я тебя своей Верке в качестве подарка на день рождения. У неё наверняка с мальчиками никогда не было, пусть сделает тебя мужчиной. Андрюха-а!

Игорь обнял Андрея за плечи.

-  Вы что, голубые, что ли? - удивлённо спросила вошедшая  из кухни Нина.

-  Нет, мы совсем розовые, - откликнулся Игорь. - Нин­ка, мы с Андрюхой друзья! Ты понимаешь, что такое друзья? Нет, вам, бабам, этого не понять.

-  Ой, опять назюзькался, - отмахнулась Нина. - Верка, иди быстрее, а то парни тут уже друг на друга кидаться начали.

-  Потому что вас с нами нету, - оправдался Игорь. - Ниночка, дай я тебя расцелую.

Он схватил Нину в объятия и потянулся к ней губами. Та начала отворачиваться.

-  Вера, забери своего пьяного хахаля, а то он уже ко мне пристаёт. И вообще вам уже пора домой уматывать.

-  Да куда им уматывать? - заступилась за ребят Вера. - Вон уже час ночи. Автобусы не ходят.

-  Пусть такси вызывают.

-  У нас денег на такси нет, - развёл руками Игорь.

-  Тогда хоть пешком. Я к себе в кровать никого не пущу, - категорично заявила Нина и начала стелить постель.

-  Нин, давай я к тебе лягу, а ребята на моём диване поспят, - попросила Вера.

-  Что мы с тобой, лесбиянки, что ли, какие - вместе спать? Всё, вырубайте свет. У меня завтра четыре пары.

-  Нин?

-  Я сказала, нет. Можете хоть втроём спать, меня не волнует.

-  Ну, Нин!

-  Не-е-ет!

Вера с Игорем разобрали диван.

-  Вы бы хоть на кухню вышли, пока мы разденемся и ляжем, - попросила Вера.

На кухне Игорь зашептал:

-  Значит, договорились? Ты - с моей Веркой, я с Нин­кой. Ох, и оттянусь!

-  Ну, где вы там? - послышался голос Веры.

Парни быстро сбросили с себя всю одежду, прошли в комнату. Игорь сразу же полез под одеяло к Нине, Андрей остался стоять в дверном проёме.

-  Я сказала, не пущу никого, - говорила Нина. - Не лезь ко мне, я спать хочу... Игорь, это ты, что ли? Ишь чего удумали! Нинка, забери своего придурка, он ко мне пристаёт. Да иди ты...

С кровати послышалось сопение, началась возня, звук поцелуя.

-  Верка, забери его от меня. Он ко мне пристаёт, он меня за сиськи лапает.

-  Сама пустила, сама и разбирайся, - рассерженно сказала  в ответ Вера.

-  Я немножко с тобой полежу, потом к Вере уйду, - зашептал Игорь. Снова послышалась возня. Снова звук поцелуя.

-  А ты что, так и будешь столбом стоять? - спросила Вера Андрея.

Андрей в кромешной темноте подошёл к дивану, стукнулся  мизинцем о его ножку, заойкал и сел на краешек, ухватившись за ушибленную ногу. В шумной компании он вёл себя смело, а когда потребовалось лечь в постель, да ещё в постель к девушке своего друга, оробел.

-  Ложись уже, спать пора. Нам ведь действительно рано вставать. Да и у тебя наверняка занятия.

-  К восьми надо быть в лаборатории.

-  Ну вот.

Девушка подняла край одеяла, Андрей лёг и сразу же прижался к девушке. Одежды на ней было. С соседней кровати слышалось сопение, звуки поцелуев, тихое «ну, не надо», Андрей набрался смелости, обнял Веру и потянулся губами к её губам.

Когда с соседней кровати послышался характерный ритмичный скрип, Андрей набросил ногу на девушку, она обняла его, давая согласие на продолжение.

-  И это всё? - под скрип соседней кровати прошептала Вера через минуту и заплакала. Андрей начал было утешать  девушку, но тут же заснул глубоким сном.

Утром ему было стыдно, но в то же время его распирало чувство гордости - он стал мужчиной. В восемнадцать лет он впервые переспал с женщиной.

Почти не разговаривая, быстро оделись и на одном автобусе  поехали в университет.

Не имея возможности поделиться с отцом или хотя бы с отчимом своими успехами и проблемами, Андрей полностью  доверялся Юрию Степановичу. Вот и сегодня почти сразу же, как только поздоровался и переоделся в комбинезон, он подошёл к своему учителю:

-  Юрий Степанович, можете меня поздравить. Я сегодня  стал мужчиной.

Тот поглядел на парня поверх очков:

-  Надеюсь, по любви?

-  Нет, мне свою девушку уступил мой друг.

-  Да, ну и нравы теперь у вас. Хотя, такое и раньше бывало. Вон Маяковский тому пример, да и Тургенев тоже. Может, из тебя тоже не инженер получится, а писатель? Тогда надо тебя с Вадимом Альбертовичем познакомить. Он в литературе лучше разбирается.

-  Я об этом как-то не думал, хотя стихи в школе писал.

-  Про любовь?

-  Про любовь.

-  Не разуверился в любви-то?

-  Ну, с той девушкой у нас всё кончено, а заново не влюбился.

-  Ночью-то хоть понравилось?

-  А я даже и не понял, Юрий Степанович. А вот девуш­ку, кажется, обидел.

-  Это чем же?

-  А кончил сразу, - бесхитростно признался парень.

-  Ну, это бывает. Вот когда по любви произойдёт, тогда тебе и ночи мало будет.

-  Правда? - наивно переспросил Андрей.

-  Правда, правда. Давай готовь приборы, сейчас группа на занятия придёт. У самого-то есть лекции?

-  У меня с третьей пары.

-  Тогда всё нормально. Работай, мужчина.

И мудрый преподаватель заулыбался каким-то своим воспоминаниям.






ПАРАЛЛЕЛЬ С РАЗБИТОЙ ВАЗОЙ


Что-то у Людмилы с Вадимом не клеилось. Не зря исстари говорят про разбитую вазу с трещиной. А уж когда в жизни целых двадцать пять трещиной стали, то и подавно склеить не так легко, какими бы глубокими ни были прежние  чувства.

В порыве откровенности в больнице Людмила призналась, что, когда он приезжал на практику к ним в Зелёный бор, была влюблена в Вадима по уши. Да что он сам-то, слепой был, что ли? Тоже ведь видел это, знал про её чувства. И она видела, что нравится ему больше любой из девчонок райцентра, хоть многие вокруг него крутились, обращая на себя его внимание. А ведь со всеми он сохранял ровные  отношения, не давая при этом никакой надежды. Вот только до сих пор не уверена Людмила, что не было у него ничего с Лизой. Уж больно резко изменилось у той отношение  к ней после того, как они вместо напившегося печатника выпускали газету. А может, просто это ревность в ней подозрительность породила? Теперь-то, спустя столько лет, какая, впрочем, разница, было ли у Вадима тогда что- то с Лизой или не было. Всё равно он вскоре уехал к себе в Ленинград доучиваться.

Она каждый день ждала от него писем, а получила толь­ко открытку на 1 Мая. Это уже потом, когда замуж вышла, её любимая бабулечка созналась, что были от Вадима письма, да она, дура старая, их сразу в печку выбрасывала, что­бы не сбивал девку с толку. У неё от той любви и так мозги набекрень поехали.

Вадим действительно в первое время писал очень часто, не подозревая, что коварная Степанида Михеевна адресованные  внучке письма будет просто сжигать в печке. Не получая ответов, он решил, что девушка на что-то очень обиделась и просто не хочет продолжать с ним отношения.

А жизнь закрутила. Надо было навёрстывать упущенное  за дополнительный месяц практики, срочно писать курсовую, тусоваться в компании старых друзей.

Он не забыл ту деревенскую наивную, бесхитростную и влюблённую в него девушку, но воспоминания о ней всё дальше уходили, как говорил его друг из института кинематографии, на задний план, а потом новые увлечения и вовсе вытеснили на задворки памяти романтическое приключение  во время практики. Нет, он не забыл Люську, как забывал многих своих кратковременных подружек, но вспоминал о ней всё реже и реже. Потом приехавший на сессию Алик, передавая новости редакции, сказал, что Люська вышла замуж за офицера и уехала с ним по месту службы. После этого он стал вспоминать её и вовсе очень редко, хотя каждый раз непременно с лёгкой грустью.

Встреча в палате онкологии всколыхнула былые воспоминания.

Любуясь зрелой заботливой женщиной, Вадим думал, что, наверное, она была бы для него замечательной женой, готовой жертвовать собой для создания любимому мужу условий работы и отдыха, понимающей его с полуслова и полувзгляда. Такие жёны были у многих писателей и худож­ников, терпеливо сносившие их шумные компании, загулы, творческие затишья и потом с головой уходивших в работу. Его жена всегда в первую очередь была озабочена свои­ми делами, своей галереей, допоздна пропадала на работе, по выходным засиживаясь в библиотеке или дома, зарывшись  в каталоги и книги по искусству. Она делала свою профессиональную карьеру, делала успешно, и он старался не мешать. А когда стали жить в разных городах и видеться по редким выходным да по праздникам, и вовсе стали чужими людьми, просто объединёнными общими детьми и старыми друзьями, с которыми он не прерывал отношения.

Что для него, привыкшего за многие годы одиночества к удобному графику, было бы лучше, он вряд ли смог бы сказать  уверенно. Неотступно бывшая рядом и угадывающая любое его желание, создающая домашний уют и комфорт? Или увлечённая своим делом так же самоотреченно, как он, с которой можно было поговорить об очередной выставке  или творчестве кого-то из местных или заезжих из столицы  модных художников? Золотая середина, как известно, встречается очень редко.

После выписки Вадима из больницы Людмила несколько раз навещала его под предлогом, что ему нельзя поднимать тяжести, ходила в магазин за продуктами, делала уборку в квартире, готовила вкусные обеды, но ближе к вечеру уезжала к себе домой. Да он ни разу и не предлагал  ей остаться. Швы и внутренности болели ещё довольно сильно, отгоняя даже самые робкие мысли об интиме.

Людмила до мельчайших деталей помнила ту далёкую весну, могла дословно пересказать все их разговоры, но не могла сказать, что она до сих пор так же страстно влюблена в этого за годы разлуки ставшего вдвое старше человека, с которым была рядом те два месяца его практики в их районной  газете. Безусловно, он ей нравился. Привлекали его интеллигентность, его самообладание даже в онкологическом  центре, где, она это хорошо знала, очень многие  теряли  голову, узнав про страшный диагноз. Когда она по его просьбе привезла в палату гитару и он вечерами пел, собирая  в холле всех ходячих больных хирургического отделения, она любовалась им точно так же, как тогда, четверть века назад. Она была очарована, но в то же время была и эта самая четверть века. Была целая жизнь, в которой она успела  побывать замужем, похоронить мужа, вырастить дочь, обещающую вскоре нарожать внуков. И была четверть века его жизни с семьёй, где не всё ладилось, но формально она сохранялась, с пережитыми им радостями и огорчениями, о которых она не знала. То есть было двадцать пять лет жизни у каждого, и эта жизнь никак не пересекалась, не проходила по одной параллели, текла у каждого своим руслом.

С одной стороны, она была одна, он тоже один. Но его одиночество отличалось от её одиночества тем, что он официально  был женат. Она стеснялась лишний раз проявить заботу, боясь, что это может быть расценено, будто она навязывается, а он, привыкший обходиться самостоятельно, не хотел, чтобы она воспринимала просьбу о помощи, как проявление слабости. Ему хотелось оставаться сильным  и мужественным.

Каждый часто вспоминал другого, но взять телефон и набрать номер, просто спросить о самочувствии, почему-то не решались. Трещина в четверть века давала о себе знать.






ПОДБЕРЁЗОВИКИ


-  Любовь, любовь! Не верю я в такую любовь, чтобы за два дня на одном и том же суку два парня повесились из- за неразделённой любви к одной и той же девчонке. Как сам-то думаешь? - ректор показал рукой на кресло, сам сел напротив. Секретарша принесла на серебряном подносе две чашки ароматного кофе, вазочку с печеньем, поставила на журнальный столик перед ними и вышла. - Я тебя зачем пригласил? Понимаешь, не хотелось бы шума, нам во время приёмной кампании совсем не к чему дурная слава.

-  Владислав Васильевич, я пока не понял, о чём речь.

-  Я думал, у нас в политехе все только об этом и говорят. Вчера в Гавриловском парке, почти у самого кладбища, нашли повесившимся парня из нашего колледжа. Сегодня на том же самом дереве, на том же суку обнаружили ещё один труп. И тоже наш парень из того же самого колледжа. Я думал, ты тоже слышал. Начальнику ГУВД я позвонил, чтобы в их сводках наш университет не фигурировал, но сам знаешь, ваш брат-журналист может это растрезвонить не только на всю область, на всю страну. Переговори  с бывшими коллегами, ты же всех редакторов знаешь, они тебя уважают, не откажут. Хотя, понимаю, тема очень сенсационная.

-  Проблем нет, позвоню коллегам. Вот только с интернетчиками у меня связи слабые. Сейчас ведь этих сайтов полно развелось, в основном - сетевые, начальство у них то в Москве, то в Питере, то в Челябинске. Но некоторые парни мне знакомы, поскольку с нашего журфака вышли. Думаю, поймут.

-  Вот и ладно! Там, понимаешь, есть ещё одна фишка. У обоих парней нашли какие-то записи шифрованные. Полагают, что сатанинские. Ты же вроде когда-то на эту тему, помню, целую серию статей писал. Хоть и не про наш университет тогда речь шла, но читал, нашумевшее было дело. Посмотри, а!

-  Владислав Васильевич, эти статьи тогда не я писал, а наш корреспондент, но я тоже тему изучал. А как же? Дело было очень скандальным, нельзя было в стороне оставаться.

-  Я сейчас к тебе нашего безопасника отправлю. Он уже в милиции был, в курсе. Ты кофе-то пей. Заодно рассказывай, как у нас прижился, как приняли. Ты что-то меня всё сторонишься.

-  Отнюдь! Просто у Вас и без меня дел полно, а я, знаете ли, не люблю занятых людей от работы отрывать пусто­порожними разговорами. Психологи утверждают, что не менее восьмидесяти процентов визитов к начальству ничем не обоснованы. Кто-то идёт посоветоваться или согласовать вопрос и таким образом снять с себя ответственность, кто-то просто ищет повод лишний раз попасть на глаза руководству, засвидетельствовать почтение, отнимая тем самым драгоценное время для решения текущих и стратегических вопросов.

-  А что, пожалуй, ты прав.

-  Это не я, это психологи определили.

-  Молодцы! Надо будет взять на вооружение.

С новым ректором Вадим тоже был знаком давно. Когда Старцев был первым проректором и замещал на время командировок и отпуска ректора, встречались на разных совещаниях у губернатора, на приёмах, а однажды вместе летели из Москвы. Родной аэропорт закрылся из-за сильного тумана, их посадили в Перми, которая тоже вскоре закрылась для полётов. И оказались они в одном номере аэропортовской гостиницы, куда их заселили ждать лётную  погоду. Но, даже работая вместе, сохраняли чисто деловые отношения. Вадим не проявлял инициативы к сближению, а Старцев считал его человеком Безухова и относился несколько настороженно, не приглашая в своё близкое окружение.

-  Вадим Альбертович, когда Безухову пришла в голову идея пригласить тебя работать к нам, мы некоторые детали твоего трудоустройства обсуждали.

-  Я тоже так думаю.

-  Не перебивай.

-  Извините!

-  Мы давно приняли решение открыть кафедру PR, бумаги  все оформлены, специальность аккредитована, нужен был человек, который это дело наладит. Никита Никитич пригласил тебя, человека с именем и заметным положением в обществе. Тебе наверняка Безухов тогда уже говорил о значении для нас этой кафедры, но я всё же повторюсь. Да, пиарщиков теперь готовят все, кому не лень. Но, согласись, пиар учреждений  культуры и пиар в сфере предприятий машиностроительного  комплекса - вещи разные. Это первое. А второе - деньги. Мы на технические специальности с большим тру­дом ребят набираем, ЕГЭ по физике в школах сдают меньше, чем требуется для полного набора в технические вузы, зато на экономистов, юристов, пиарщиков конкурс огромный. Люди готовы платить за обучение, зачем им в этом отказывать? Тем более что с нашим дипломом они на заводах будут потом получать хорошую зарплату. За время учёбы мы их познакомим  с предприятиями машиностроительного комплекса, они будут знать производство, на производстве будут знать их, там же пройдут практику. С пиарщиками проще, им, в отличие  от будущих инженеров, рабочую специальность для про­хождения практики иметь не требуется.

-  А инженерам что, требуется?

-  Обязательно! Без этого их в цеха не допустят. И я считаю, это правильно, потому что какой же инженер, если он сам на станке токарем или фрезеровщиком не работал.

-  И Вы тоже?

-  А то! Я после школы год разнорабочим пахал. А когда в институте учился, у нас и свои станки имелись, и на производство  мы каждую неделю ходили. У меня, между прочим, корочки токаря четвёртого разряда есть.

-  Мы тоже, когда в университете учились, с практики в многотиражных и районных газетах начинали. Хорошую школу проходили.

-  Наверняка тебе Безухов говорил и то, что помимо обучения студентов мы на твою кафедру и на тебя лично возлагаем большие надежды на формирование имиджа нашего университета. Извини за прямоту, но этой работы я пока не заметил.

-  Так есть же специальная структура.

-  Структура есть, но там, на мой взгляд, не всё пока получается.

-  Конева же старый журналист.

-  Старый-то старый, но журналист она никакой, и ты это лучше меня знаешь. Идей у неё много, это хорошо, но от самой идеи до её воплощения лежит пропасть. Она - мастер идеи выдвигать, но воплощать их сама не хочет, а сотрудников своих зажечь интересными идеями не может. Ты со своими студентами нам такой пиар устроишь, что про другие вузы народ напрочь забудет. А Конева пусть текущие дела освещает да разные акции с департаментом воспитательной работы устраивает. А твоя кафедра пока тоже ни одного имиджевого мероприятия не провела.

-  Честно признаюсь, я утонул в бумагах.

-  Бумаги - это наша общая беда, но надо как-то успевать  и бумаги в порядке содержать, и имиджем заниматься. Особенно сейчас, когда нас жареный петух клюнул. Короче, я на тебя возлагаю большие надежды. Не заставляй мне не только Коневой, но и тебе замену искать. Вы с помощником  по безопасности подумайте, как ситуацию разрулить, чтобы университет не оказался в центре скандала.

-  Может, Коневу тоже подключить?

-  Не трогай Коневу. Она задницу лизать хорошо умеет, а в этом деле только мешать станет своими грандиозными мирового масштаба идеями. Чем меньше народу знает, тем лучше.






ДЕЖАВЮ?


Едва Вадим вернулся в свой кабинетик, как в дверь постучали.

-  Можно? Здравствуйте! Мне Владислав Васильевич посоветовал с Вами познакомиться. Впрочем, Вас я знаю, а моё имя Анатолий Степанович Могилёв, помощник ректора  по безопасности.

-  Писатель-фантаст Лев Могилёв не Ваш родственник?

-  Нет, - заулыбался гость, - мои родственники по другой линии.

-  Да это я так, чтобы разговор начать. Вы ведь сюда на работу из ФСБ пришли?

-  Как Вы догадались?

-  Так я же не вчера родился. Помощником по без­опасности милиционера вряд ли назначат. Вот над вахтёрами  командовать - другое дело. А тут, как я пони­маю, больше вопросы деликатного характера решать приходится.

-  Не стану скрывать, хотя Вы и так догадались, что моим прежним местом работы до выхода на пенсию была служба в разведке.

-  Неужели успели четверть века органам отдать?

-  Армия, плюс служба на Севере, где год за два. Конечно, мог бы и ещё служить, но здоровье подкачало.

-  Вы по поводу тех подберёзовиков? - перешёл к делу Вадим.

-  По поводу чего? - не понял вошедший.

-  По поводу подберёзовиков. Ну, которых под берёзой нашли.

-  A-а! Образно сказано, я даже не сразу понял.

-  Да Вы присаживайтесь. Наверняка не на пару минут заглянули.

-  Спасибо.

Мужчина сел на стул возле стола.

-  Вы же, Вадим Альбертович, в своё время писали о сатанистах. Лет десять назад...

-  Если быть точным - восемь. И не я, а наш корреспондент. Но я тоже тогда этой темой серьёзно интересовался, много книг прочитал.

-  У Вас не сохранились черновые материалы или сами статьи?

-  Статьи дома есть, а черновики я не храню. Да и Вам проще информацию через своё ведомство найти, тогда ведь нам ваши коллеги здорово помогали. По сути, на их мате­риалах в основном статьи и базировались, нашему корреспонденту даже почти не пришлось вести собственное журналистское расследование.

-  Я в те годы служил далеко отсюда, с сотрудниками, с которыми Вы работали, не знаком. Да и, как мне сказа­ли, перевелись они в другие воинские части. Я в Интернете посмотрел, вроде сатанинские метки, но посмотрите, пожалуйста, Вы тоже.

Мужчина открыл папку и положил на стол ксерокопии тетрадных листков с изображённой на них звездой внутри круга, три прописных буквы F, три сплетённых кольца и другие знаки.

-  Похоже на сатанинские, но там их великое множество. По крайней мере, расшифровать я не берусь.

-  Да расшифровывать и не надо. Эти тетрадки были у повесившихся ребят. Есть версия, что они увлекались сатанизмом, но для всех будет удобнее версия о несчастной отвергнутой любви. С девушкой, в которую они яко­бы были влюблены, я уже поговорил. Не производит впечатления секс-бомбы или этакой роковой женщины. Тоже наша студентка. Из того же колледжа, только с третьего курса. Девица разбитная, но, говорит, с сопляками дело иметь не собиралась. Того и другого видела лишь в коридорах, знакома не была. Ребята выясняют, насколько она откровенна, меня же смущает, что оба самоубийства были совершены в одном и том же месте. Подозрительно.

-  Когда мы публиковали серию статей о сатанистах, тоже было два самоубийства, так их, по крайней мере, квалифицировали. Через две недели - третье, на том же месте неподалёку от кладбища в Гавриловском парке. Там рядом было кострище. Сначала выдвигалась версия о сатанинском шабаше и жертвоприношении, но когда дошло до губернатора, об этой версии запретили не то что говорить, даже думать. Как раз в то время появились сатанисты в Питере, Петрозаводске, Самаре, наш не хотел, чтобы в этот же ряд ставили и наш благополучный во всех отношениях город. Берёзу, на которой парни повесились или были повешены, отец второго повешенного на сороковины  срубил. Ретивые защитники зелёных насаждений тогда даже добились, чтобы его за это оштрафовали.

-  Неужели оштрафовали?

-  Да, и на крупную сумму, поскольку парк хоть и жутко неухоженный, но числился на балансе городского  хозяйства. Так что вред окружающей среде мужик нанёс.

-  Звучит кощунственно.

-  Согласен, но таковы законы. А деревьев таких там было полно. Удивительное дело, но почему-то в этом месте была целая рощица корявых берёз. Будто кто нарочно там над деренвьями  эксперименты проводил. Не зря тот уголок парка возле кладбища Чёртовой рощей называли. Место действительно малоприятное. Да, было это... Точно, восемь лет назад. Ваши коллеги всё ж нашли тогда и доказали сатанинскую версию, доложили губернатору, главе города, но в суд дело пошло об убийстве, совершённом группой лиц по предварительному сговору. Двоим дали по десять лет, одному - восемь. К сожалению, идеолог группы Лариса Ковач благодаря высоким покровителям проходила по делу как свидетель. Эту дамочку я хорошо запомнил. Очень уж колоритная была личность. Окончила школу милиции, за пять лет дослужилась до капитана, потом перешла на работу в мэрию, совершила несколько  махинаций с квартирами. За это её и судили. Глава города тогда за неё стеной стоял, но заступничество не помогло.

-  И в чём же её колоритность?

-  Она была лесбиянкой. С девушками любовью занималась для души, а с мужчинами - ради карьерного роста. Причём хоть особой красотой и фигурой не выделялась, несколько полковников в постель затащила, и, говорят, мэр тоже не устоял. Потому и защищал так рьяно. Год продолжалось следствие, дали восемь лет, так что уже должна выйти на свободу. Не исключаю, что даже досрочно.

-  Вы сказали Лариса Ковач?

-  Да. Именно она там всем и заправляла. В том числе - поддерживала связи с челябинскими, пермскими, питерскими  сатанистами.

-  Так это всё же были сатанисты?

-  Ну, я бы так не стал называть, но до настоящего сатанизма им оставалось сделать небольшой шаг. Хотя ритуальные  убийства уже совершали, так что, собственно, этот шаг тоже был сделан. Лидеров осудили, остальных перепугали. В основном это были студенты, некоторых под разными  поводами отчислили.

-  Наши?

-  Имеете в виду из нашего вуза? Из политеха? Нет, тог­да они обосновались под крышей классического университет. Если из политеха и был кто, в поле зрения не попал.

-  Дай бог, чтобы и на этот раз незапятнанными остаться. Хоть я тут всего на месяц дольше Вас работаю, но канители  такой не желал бы. А тогда с чего начиналось?

-  С кошек. Сначала они по городу чёрных кошек лови­ли и в жертву их приносили. Раздевались догола, мазались этой кровью и устраивали ритуальные пляски. Всё это снимали на видео. Этих любительских видео было на несколько десятков часов. И ритуальные пляски, и оргии, и акты вандализма. Но об этом мы тоже не писали по личной просьбе вице-губернатора.

-  Вы мне эти материалы не принесёте?

-  Заходите завтра. А если есть время, можем прямо сей­час ко мне домой пойти. У меня лекций сегодня нет, могу пораньше смотаться.

-  Спасибо! С удовольствием бы. Тем более что время нас очень сильно поджимает, но я на сегодня уже договорился  о встрече с одним человеком. Кстати, а можно с тем корреспондентом тоже побеседовать?

-  Увы! Он вскоре погиб. По официальной версии, бросился  с пешеходного перехода под поезд. Но не сомневаюсь, что его просто скинули - слишком глубоко парень копать начал.

-  Жаль!

-  Мне тоже. Так что, до завтра?

-  До завтра!






ПРО УЖА И ЕЖА


-  Я так и думал, что у вас тут очередное заседание альтернативного  учёного совета, - шутливо сказал Томилов, заглянув в кабинет Цвигунова. - Привет, подпольщики!

-  Проходи, не бойся, мы тут переворот не готовим, на баррикады тоже не призываем, - откликнулся в том же тоне хозяин кабинета профессор Цвигунов. - Заодно чему- нибудь нас, от жизни отсталых, просветишь.

-  А чему вас просвещать? Сами с усами.

-  Ну, ты же вчера из министерства прилетел, наверняка  какие-то новости привёз. Поделись, - придвинул стул директор института информационных технологий Райдер.

-  Алексей, это раньше мы в министерство за новостями ездили, за умными советами, а теперь там некому советовать: пацанов набрали, менеджеров образования, - Томилов произнёс это слово с явной издёвкой в голосе. - Наш опыт им не нужен, они хотят всё по-своему строить, вот только как, не знают. От начальства указиловок ждут, чтобы тут же прогнуться: «Чего изволите?». А начальство само в облаках витает, западный опыт внедрить стремится, а каков он, этот опыт, тоже не знает, потому что свои родные вузы окончи­ли - МГУ да МГИМО. В лучшем случае, пару лет в Лондоне проучились. Я им про наши проблемы рассказывать начинаю, а они даже не понимают, о чём речь идёт. Я уже думаю, надо такого же мажора на работу принять, придумать ему какую-то должность по связям с министерством, и пусть он туда мотается. Вот они общий язык легко найдут: про бабки, про бани, про тёлок. Это я их в сауны не приглашу, а мажорчик - свой человек, запросто в элитный ночной клуб свозит, там проблемы, как теперь говорят, и перетрут. Может, больше толку будет. А вообще, ребята, просвета впереди не видно. Похоже, полный швах нашей системе образования наступает с такими менеджерами. Не работа для них важна, а имитация бурной деятельности. Не вписываемся мы с вами в эту новую программу. Не вписываемся.

-  Неужели всё так безнадёжно? - осторожно спросил Цвигунов.

-  Юра, мы все тут старые друзья. Вадим Альбертович - человек новый, но поскольку он здесь, значит, тоже наш человек. Скрывать мне нечего. Одного бездарного министра  на другого поменяли, ещё хуже стало. Хуже, потому   что рулит в новой должности прежний, а этот ничего предпринять не может, потому что технический. Не он решает. А кто, даже не спрашивайте, - не знаю. Вы читали интервью нашего коллеги из Кургана о реформе системы высшего образования? Он там камня на камне не оставил. В министерстве мальчики возмущены, скорее всего, теперь на мужика гонения начнутся, как это у нас бывает.

-  Что за интервью? - спросил Райдер.

-  Фамилию не запомнил, доктор философских наук, профессор, зав. кафедрой. Наши гуманитарии должны его знать, наверняка на конференциях встречались, статьи читали.

-  Еврей? - спросил профессор Малышев.

-  Почему сразу еврей? - откликнулся Томилов. - Хотя вроде отчество действительно еврейское: то ли Соломонович, то ли Изяславович.

-  Ну, вот, теперь сразу будет говорить, что евреи мешают  проводить реформу образования, подвергают сомнению  все шаги по выходу из кризиса и своими сделанными по указке из-за океана измышлениями ведут к непременному  развалу не только образования, но и всей страны. Ты сам-то читал ту статью?

-  В министерстве распечатки во всех коридорах лежат, чтобы сотрудники могли изучить и дать достойный ответ врагам перестройки. Сами потом в Интернете найдёте.

-  Давай уж лучше ты нам перескажи, коли читал, - предложил Райдер.

-  Пересказывать - дело неблагодарное, переврать что- то можно, но суть скажу. Начинает с того, что популярность министров катастрофически падает. По числу упоминаний в прессе они лидируют, но это антирейтинг. Упоминания в основном критические. Особенно в комментариях к их выступлениям в СМИ. Нынешний с чего начал? С атаки на РАН. Собственно, начал он это ещё раньше, но теперь в должности  министра уже открыто пошёл в наступление с намерением  если не ликвидации, то полной реорганизации.

-  Но там ситуация действительно уже как в бывшем Политбюро ЦК КПСС, - перебил профессор Малышев. - Одни немощные старцы. Жоресу Алфёрову за восемьдесят, Юрий Осипов, по-моему, его ровесник, уже больше двадцати лет руководит академией, остальные из этого же поколения. За двадцать с лишним лет руководства у того же Осипова, при всём к нему уважении, неминуема косность мысли. Они ничего нового уже не привнесут, будут только держаться  за свои кресла, льготы и зарплаты.

-  Слава, ты слишком категоричен, - перебил Томилов. - Я уверен, что наши аспиранты про нас с тобой, про наше поколение то же самое говорят.

-  А я не спорю. И соглашаюсь, что доля истины в этом есть. В науку надо вовлекать молодых.

-  Ребята, вот здесь сидят три заведующих кафедрой, а у кого из вас есть достойная замена? Кто из вас подготовил молодого доктора наук, который хоть завтра может возглавить кафедру? - спросил Томилов. - Нету! Вот в том-то и дело. Вы сами боитесь молодых, спокойнее работается, когда  никто в затылок не дышит. Что касается Осипова, я был на конференции в Тобольске, когда он на родину приезжал, тюменцы нас тоже приглашали. У мужика ещё энергии ого-го! И голова светлая. Про Алфёрова вообще говорить излишне. Другое дело, что не слышит власть учёных, если и слышит, то не прислушивается. Вот в чём беда! Любому министру да губернатору окружить бы себя такими людьми, которые на голову, на две выше их каждый, умело использовать  и применять их знания и опыт, вот бы когда прогресс мог быть. А у нас теперь послушные угодники востребованы. Триумф дилетантов и прохиндеев! Зато со степенями. Об этом, кстати, тоже курганский профессор писал. Кто из вас не согласится, что вал псевдодиссертаций захлёстывает? Даже у нас, у технарей, а что говорить про остепенённых кандидатов и докторов социологических наук? Скоро от всех остепенённых они будут составлять едва ли не полови­ну. И беда не только в чиновниках, которым вдруг заблажило  стать кандидатами да докторами наук, а в тех, кто с эти­ми липовыми степенями стал делать карьеру внутри самого образовательного сообщества. Что, мы не знаем, сколько таких липовых кандидатов да докторов у нас в правительстве  области работает? Да, наша совесть чиста, потому что не у нас они защищались, а в классическом университете, потому  что там диссертационные советы по гуманитарным наукам. Но, ребята, а мы с вами сколько диссертаций написали генеральным директорам предприятий? А два мэра? Юра, ты же сам одному из них докторскую писал, статьи в ваковских журналах размещал.

-  Социальный заказ во имя родного университета выполнял, - засмеялся Цвигунов.

-  Вот-вот, смеётесь. Ладно, мужики умные попались, но представьте, завтра они с должностью расстанутся, куда пойдут?

-  Ясно, куда! - сказал Малышев. - В бизнес.

-  А если бизнесом будет его жена заниматься, а он к тебе на кафедру профессором? Он двадцать лет назад наш институт окончил, ясно, что ничего не помнит, а лекции за него ты читать будешь? Аспирантов к защите готовить? Вот когда нам наши шутки про социальный заказ откликнутся.

-  Алексей, не трави душу! Ты же сам тогда ко мне приходил и просил за него сначала кандидатскую сделать, а потом - докторскую. А второму, между прочим, ты сам писал.

-  Да ладно, чего распетушился. Все мы знаем, что нам тогда надо было в этих городах филиалы открывать, помещения  получать, поддержку всевозможную...

-  А помещения те потом Хитрунов через фирму своей  жены тихонечко так и прибрал к рукам. А университет теперь наверняка за их аренду платит огромные деньги, - встрял в разговор Цвигунов.

-  Платит, Юра, платит. Но мы через те платежи наличку  имеем. Ты думаешь, мы в министерство с пустыми рука­ми ездим? Юра! Столько туда всего перетаскано! Там же теперь с тобой и разговаривать никто не станет, если с пустыми руками пришёл. Эти липовые доктора, которые за свои научные степени заплатили наличкой, теперь бабки свои отбить хотят. Именно так без стеснения они и выражаются. И не только в коррупции беда, они настоящих учёных выдавливают, потому что неловко себя рядом с ними чувствуют, непрофессионализм свой показать боятся. И окружение подбирают соответственно своему уровню. Нынешний министр на людях вроде бы против этой системы  борется, а в своём ведомстве чистку провести не решается. Или не даёт кто-то сверху, потому что тогда мальчиков этих куда-то на другое хлебное место пристраивать придётся. Кого-то, совсем уж безнадёжных и тупых пристраивают, оттого и плодится у нас число чиновников из года в год. В министерстве нашем уже столько всяких  департаментов коснись реально­го проекта - концов не найдёшь. Чтобы твоя бумага дошла до нужного чиновника, хотя совсем не факт, что решение по ней будет принято положительное, надо подмазать.

-  Совсем как у классиков сто и двести лет назад, - вставил  Вадим.

-  А что Вы хотите? Сегодня такую систему даже оправдывают. Мол, на Руси всегда так было: не подмажешь - не поедешь. Теперь придумали мониторинг эффективности вузов. Можно только представить, какие суммы взяток пойдут, чтобы не попасть в этот список.

-  Что-то ты совсем грустную тему завёл, - сказал удручённо  Райдер.

-  Иван, вы сами попросили про интервью курганского коллеги рассказать. Я не во всём с ним согласен, но по большинству  пунктов нельзя не согласиться. Особенно если знаешь систему не только на уровне своего университета. Вот вы отчёты с заседаний совета ректоров вузов области читаете? Уверен, что нет. А там и читать нечего. Состоялось очередное заседание, обсудили такие-то вопросы - и всё. А как обсуждали? Вот что самое интересное. Там иногда такие баталии разгораются, такие нелестные эпитеты в адрес власти всех уровней высказываются, радуешься, что не 37-й год, а то бы половину ректоров лет на десять в лагеря упрятали. И я уверен, что не только наш совет ректоров такой боевой, уверен, такие же высказывания и в других регионах звучат. Ох, сколько было высказано проблем при обсуждении  проекта закона об образовании. Отложили его принятие, дождались, когда волна народного возмущения по поводу  многих положений стихнет, и приняли.

-  Но там же учли поправки, - подал голос Райдер.

-  Некоторые учли, верно. Но сколько мы бились за начальное профессиональное образование?! Президент и премьер постоянно говорят о том, что надо готовить рабочих, а где? Систему ПТУ кончили. А ведь это была как раз школа, где ребята из неблагополучных семей получали рабочую специальность и шли на заводы. И где сегодня эти ребята? Один баклуши в школе бьёт, там делают вид, что парень учится, другой в подъезде с гитарой сидит, бренчит с утра до вечера, третий по тёмным переулкам шарится, лёг­кую добычу ищет, четвёртый с бутылкой пива не расстаётся, пятый деньги на наркотики добывает. А потом в колониях для несовершеннолетних мест не хватает. Решили проблему? Сэкономили на начальном профобразовании, в разы больше потратим на содержание колоний. А они потом на свободу какими выйдут? Вы уверены, что паиньками с рабочей  специальностью, и токарями на заводы пойдут? Да нет в колониях базы на токаря учить. В лучшем случае - кирпичи класть научат, очень хорошо, если на сварщика выучат. А ведь когда проект закона обсуждался, мы на совете ректоров об этом очень резко говорили, предупреждали, к чему может привести ликвидация начального профессионально­го образования. Услышали нас? - распалялся Томилов.

-  Алексей, - попытался сменить тему Райдер. - Конечно, жалко, что рухнут наши ПТУ, в которые мы столь­ко вложили сил и времени, надеясь, что толковые ребята оттуда поступят на среднее профессиональное, потом на программы высшего образования. Мы столько лет говорим  о преемственности образования. Но ведь, согласись, эффективность пока очень низка. Сколько у нас из начального  в среднее переходит? Процентов 20?

-  Около того, - согласился Томилов.

-  И столько же потом на высшее. Эти ребята действительно  осознанно идут учиться дальше. Как в своё время наше поколение. Сколько тогда у нас на вечернем и заочном училось! И ведь большинство закончили, состоялись как организаторы производства, потому что с простого рабочего свою карьеру начали. Нам пора всерьёз говорить о том, как изменить систему образования, чтобы мы могли нерадивых отчислять без ущерба для бюджета вуза. Мы же лодырям тройки вынуждены ставить, особенно если на договорной основе ребёнок учится.

-  Ребёнок? - переспросил Малышев.

-  Хорошо, не ребёнок, - сказал Райдер. - Но беда в том, что в свои двадцать с лишним он всё еще действительно  ребёнок, капризный, беспомощный, невротичный. Без мамы с папой, которые ему учёбу оплачивают, шагу сделать  не может.

-  О, некоторые так шагают, мама не горюй! - вставил Цвигунов. - Есть у меня такие мажоры, что только диву даёшься. Благо бы их энергия на доброе дело шла, на учёбу бы была направлена. А им это на фиг не нужно, им диплом подавай, а не знания.

-  Ребята, мы на эту тему уже столько переговорили, уже оскомину набило. Это вон Вадиму Альбертовичу в новинку, а мы уже на сто раз обсудили, - продолжал Томилов. - Да, про­центов тридцать просто-напросто не способны освоить вузовские стандарты. У них нет тех базовых интеллектуальных навыков, что формируются в раннем возрасте, а без этих базовых навыков содержание вузовских программ просто не понять. Даже, я подчёркиваю, даже если молодой человек этого искренне хочет. Отчислить неуспевающих нельзя. Нет, мы, конечно, каждый год отчисляем, но сокращение студен­тов влечёт сокращение преподавательских ставок. Понимая эту зависимость, многие даже способные перестают нормаль­но учиться. В результате, по моим подсчётам, более половины  выпускников вузов не обладают даже минимумом компетенций, необходимых специалисту с дипломом о высшем образовании. Таким образом, половина нашей продукции - откровенный брак. Станок или машину с заводским браком потребитель возвращает заводу или заставляет его устранять, а кто нам вернёт наших выпускников доучиваться? Не прописано такое в законах. Если завод половину станков  выпускает с браком, он обанкротится, потому что никто эти станки покупать не будет. Но когда все заводы выпуска­ют бракованную продукцию, выбирать не приходится. Вот и вынуждены предприятия принимать наших выпускников. Потому что, во-первых, другого технического вуза в регионе  нет, во-вторых, потому что в других вузах уровень компетенций  ничуть не выше. Вот она, реальная картина системы высшего образования, вот что должно стать предметом самого серьёзного обсуждения и реформирования. Но ведь эту реальную картину никто видеть и слышать не хочет. И потом, парни, вспомните, какой у нас был научный потенциал в пору нашего студенчества. А сколько сегодня студентов занято в вузовской науке? Вы трое - счастливое исключение. Но что такое два-три десятка студентов, занятых в ваших лабораториях от общего числа студентов? Вспомните, какие научные разработки делали тогда профессор Иванов, Поливанов, Слуцкер, Мазур, как их переманивали к себе всякие НИИ, потому что там целые институты не могли придумать такого, как они со своими студентами. Но теперь и тех НИИ нет в помине, и наши профессора, если откровенно, выдохлись. Да и не востребованы производством наши изобретения - вот в чем ещё одна важная проблема современности, - пояснил Томилов Вадиму. - Да, наши корифеи выдохлись, а молодые будут в таких условиях заниматься наукой, толь­ко если свихнулись. У нас нагрузка в полтора-два раза выше, чем у школьного учителя, который является проводником уже ранее полученных знаний, а учёный профессор должен эти новые знания воспроизводить. За счёт чего? За счёт сна, отдыха, семьи и так далее. Читал в одном сборнике статью ректора одного тюменского университета. Он говорит, что профессор должен иметь нагрузку в неделю не больше шести часов, остальное время заниматься наукой. Тогда его новые знания будут иметь ценность, на его лекции будут ходить за новыми знаниями. Сегодня же у нас как получается? Приходит доктор наук на лекцию с пожелтевшими от времени конспектами, написанными ещё в аспирантуре, и обижается, что его слова не записывают. Зачем писать, если это уже много раз кочевало из одного учебного пособия в другое? Ведь от момента получения нового знания до издания учебника проходит несколько лет, а когда учёный имеет возможность новые знания получить и тут же передать их студентам, вот тогда им будет интересно ходить на его лекции. А ещё лучше, если эти знания будут получены при их же непосредственном участии, как, например, на кафедре у Цвигунова или Молчанова. Ребята, извините, что я тут говорю о вещах, которыми вас никак упрекнуть нельзя. Просто я для Вадима  Альбертовича открываю истинную картину системы высшего профессионального образования, поскольку он у нас человек новый. Но у Цвигунова и Молчанова отличная  база для получения новых знаний. Таких лабораторий больше нет ни у кого в нашем университете, да и в большинстве  других тоже. Поэтому они имеют возможность интеграции как с производством, так и с другими университетами, выполняют крупные проекты, в том числе и совместно , есть достойные примеры? - переспросил Вадим.

-  Примеры есть, - согласился Томилов. - Но даже при этом загрузка оборудования у Юры очень низкая. Такое оборудование надо использовать круглые сутки, а не несколько часов в день.

-  Тогда что мешает?

-  Отсутствие заказов. Юра вон сколько мотается по заводам, предлагает свои услуги, мы направили свои предложения во все технические вузы и НИИ, занятые вопросами металлообработки, но у заводов нет такой боль­шой необходимости, другие вузы хотят всё делать сами, не делясь прибылью, хотя возможностей не имеют, а НИИ в большинстве своём сегодня существуют только на бумаге, сдавая свои помещения в аренду разным фирмам и фирмочкам. За счёт этой аренды и живут, не зная проблем. Заказов- то у них всё равно нет. Крупные структуры работают со своими, не желая давать заказы сторонним организациям.

-  Алексей, ты начинал с интервью коллеги, - напомнил Райдер.

-  Ну, да! Помимо прочего он раскритиковал систему аккредитации вузов. Опять же не со всем могу согласиться, но во многом он прав. Вы-то хорошо знаете, что аккредитация проводится по бумагам. Мы всем университетом пол­года сочиняем эти бумаги, сотрудники УМУ пишут их чуть не по двенадцать часов. Эти кипы бумаг вряд ли кто потом изучает, но они необходимы. Проблема опять же в том, что взаимосвязь между наличием бумаг и реальным качеством  образовательного процесса не очень высокая. Важней­шей должна быть оценка уровня подготовки студентов, но в настоящее время это почти не влияет на результаты аккредитации. Проверяется эта подготовка только тестированием, а через тесты компетенции, которые призван давать вуз, выявить просто невозможно. Отсюда очень спорные попытки  решать проблемы мониторингом эффективности, а там в положении тоже очень много спорного. Например, университет  в несколько раз превышает необходимый показатель по сумме НИОКР на одного преподавателя, имеет высокий показатель по международной интеграции, но в то же время  не имеет достаточных площадей, что не от него зависит, а от министерства, не выделяющего средства на строительство  новых корпусов и общежитий. Пусть парадоксально про­звучит, но при высоких показателях НИОКР средний уровень  остепенённости оказался ниже необходимого, средний балл поступивших низкий, а трудоустройство выпускников ниже 94 процентов, и всё, вуз признаётся неэффективным. Так вы дайте деньги, постройте новый корпус, кампусы, обеспечьте оборудованием, поскольку вуз государственный. Ан нет! Сами ищите. Опять же вон на соседей сошлюсь.

Один тюменский университет на свои деньги построил новый огромный корпус в четырнадцать этажей. На свои, повторюсь, но этот корпус будет федеральной собственностью, хотя из федерального бюджета, кажется, им ни рубля на его строительство не было выделено. Конечно, в Тюмени проще, там нефтяники с газовиками - народ богатый, пред­приятия могут хорошую помощь оказать, но всё равно - это ненормально, когда государственный вуз должен ходить с шапкой по миру и просить деньги.

-  Ну, они зато для тех же нефтяников и газовиков кадры готовят, - возразил Вадим. - Я раньше в Тюмени работал, знаю тот университет.

-  Готовят, согласен. Но тогда должны быть договора: мы вам даём столько-то денег, вы нам готовите столько-то специалистов  по таким-то направлениям. А мы им будем ещё и стипендию платить, чтобы эти ребята потом именно к нам пошли работать и затраченные на их обучение денежки  отработали. А как иначе? И чтобы эти выпускники были не браком вуза. Но вот тут снова кроется проблема. Чтобы не выпускать брак, надо закрыть доступ в вуз заведомо необучаемым людям. Для этого нужна только политическая воля, а принципиальный механизм прост. Допустим, решением Минобрнауки (сегодня у него есть такие полномочия) на технические специальности не принимать тех, у кого баллы  ЕГЭ по физике и математике ниже школьной четверки.

-  Алексей, тебя что-то понесло! - прервал Райдер. - У нас число сдающих ЕГЭ по физике ниже, чем число абитуриентов  на технические специальности. Мы и так с трудом набираем нужное число хотя бы с тройками, а ты замахнулся ...

-  Иван, я говорю о государственной политике. Нам на государственном уровне надо вернуть престижность инженерной  профессии, чтобы ребята если не с первого, то с третьего класса уже знали, что вырастут и станут инженерами. А для этого им надо углублённо изучать физику и математику. Ну, или химию, если это будет связано с химическим производством. А мы на государственном уровне всю профориентационную  работу кончили и радуемся, когда со второго  потока сумели выполнить план приёма, собрав всех, кто хоть на слабую троечку школу закончил. Вы посмотрите, у нас ещё средний балл достаточно высокий, а как у других? Вон на экономику у соседей сплошь троечники приняты, ни одного бюджетного места им не дали, но зато по внебюджетным доходам всё будет прекрасно, и план по набору выполнен. А кому нужны потом эти экономисты-троечники, когда их и без того давно перепроизводство?

-  Ну, мы тоже в гуманитарном институте готовим кадры, которым потом очень трудно будет найти работу, - подметил Молчанов.

-  И это не делает нам чести, - согласился Томилов. - Тоже создали его ради внебюджетных средств. Создали, а скоро  придётся думать, как от него избавиться. Беда в том, что мы не единственные. Мы-то хоть давно это сделали, чтобы выжить. А вы посмотрите, что теперь творится с созданием, например, федеральных университетов. Ведь только Балтийский  в Калининграде был создан на базе одного университета, а все остальные в ходе скрещивания ужа с ежом. Я думаю, пользы от такого слияния разнотипных, разнопрофильных вузов не будет. Опять же в 37-м году это бы могли вредительством  назвать, а у нас сегодня - это реформа высшей школы. В классическом университете должен быть культ науки, к этому пришли сотни лет назад, в педагогическом, число которых  год от года почему-то сокращают, - должен быть культ детей, а в таком, как наш, работа должна быть направлена на практическую эффективность. При создании федеральных университетов в единое целое попытались соединить три совершенно разных вуза, и получится, как в том анекдоте, в результате скрещивания ежа и ужа метр колючей проволоки. Есть ценности, которые формируют университет, он будет существовать без всяких тонн отчётов и справок, которые мы с вами составляем изо дня в день в ущерб научной и педагогической  деятельности. Не будет ценностей, хоть сколько отчётов пиши, всё без толку. Как-то был на лекции финских профессоров, специалистов по общему образованию. Вы не поверите, но у них, в отличие от нас, вообще не существует контроля за учебным процессом. Всё на совести преподавателя  и директора. По каким учебникам учить, какие программы  использовать, решает директор школы, а не министр. Там каждый год берут на проверку качества обучения десять про­центов школьников, но не для того, чтобы кого-то наказать, а для того, чтобы выявить, в каком направлении надо корректировать систему общего образования. Кто-то из наших чинов­ников решится на предоставление школам такой свободы? Нет, потому что тогда станут ненужными тысячи чиновников от образования с их требованием планов, отчётов и про­чих ненужных никому бумаг. Ненужных, потому что никто и никогда не в состоянии эти тонны отчётов проанализировать. Мы бумагами подменяем саму суть образования - дать молодым людям определённый уровень общих и специальных знаний, умение работать с большими объёмами информации, умение самостоятельно учиться, понимать многообразие  и сложность мира вне зависимости от того, на какой специальности он учится. Всё, мужики, давайте на этом полемику заканчивать, а то нас домашние потеряют. Иван, ты, как всегда, на своей машине? Кого домой подвезти?

-  Спасибо, мы с Вадимом любим по вечерам пешком прогуляться, - отказался Юрий.

-  Ну, тогда - до встречи! Спасибо за беседу!

-  Это тебе спасибо за очередную политинформацию! - улыбнулся Цвигунов.

-  Обращайтесь! - откликнулся Томилов.

-  Мне действительно было очень интересно, - сказал Вадим, пожимая протянутую руку. - Спасибо Вам!

-  Слушай, а давай на ты. Друг моих друзей - мой друг. Будем друзьями!

-  С удовольствием! Будем! - и Вадим ещё раз пожал снова протянутую руку проректора.






УСТРАНЕНИЕ КОНКУРЕНТА


-  Читал? - спросил Юрий, едва Вадим перешагнул порог его кабинета.

-  Что?

-  Про Разумова.

-  А что про него?

-  Понятно. Значит, не читал. На, я как раз на всякий случай распечатал.

Юрий подвинул по столу листок с выведенным на него текстом.

Вадим уселся в кресло, достал очки.

«По факту хищений бюджетных средств и нецелевого их использования одной из крупнейших в регионе фирм возбуждено уголовное дело. Фирма занимается строительным бизнесом, производством стройматериалов, имеет в пределах федерального округа широкую сеть предприятий  по продаже строительных материалов и строитель­ной техники, выигрывая тендеры как на строительство и реконструкцию объектов социальной сферы, так и на поставки материалов. Около трети возводимого в области жилья приходится на долю этой фирмы, она также ведёт реконструкцию крупнейшего в федеральном округе выставочного  комплекса и Дворца науки и техники, строит крупнейший  в стране аквапарк и вторую очередь технопарка. И это далеко не полный перечень социально значимых объектов предприятия, чистая прибыль которого исчисляется сотнями миллионов долларов.

Немалую часть своих доходов фирма ежегодно тратила на благотворительную деятельность. В частности, финансировала проведение ежегодной диспансеризации работ­ников образования, отдых детей-сирот на Черноморском побережье, организацию физкультурно-массовой работы, проведение ежегодного музыкального фестиваля «На клавишах осени» и многие другие мероприятия.

Подробности материалов уголовного дела, раскрывающие  суть состава преступления, редакции выяснить не удалось. В правоохранительных органах ссылаются на тайну следствия. В пресс-службе предприятия говорят, что сами узнали о возбуждении уголовного дела только от журналистов. Между тем во второй половине дня стало известно, что в головном офисе фирмы и в офисах её филиалов, расположенных в других городах, идут обыски.

Генеральный директор, по непроверенным слухам, накануне выехал в Москву, но, как предполагают компетентные  источники, уже находится за границей. Напомним, что жена предпринимателя год назад получила вид на жительство в одной из европейских стран, где живёт вместе с детьми и преподаёт в одном из крупных университетов.

Следите за нашими публикациями, и мы будем держать вас в курсе событий».

Вадим положил листок на столик.

-  Что скажешь?

-  Этого следовало ожидать.

-  Почему? Проворовался? У тебя на него был компромат?

-  У меня ни на кого не было компромата. Просто мы не так давно с ним встречались, он приглашал меня к себе на работу заместителем по связям с общественностью. Предупреждал  о возможных проблемах. Понимаешь, он хотел выдвинуть свою кандидатуру на губернаторские выборы.

-  Ну, тогда всё понятно! - Юрий тоже пересел к журнальному  столику.

-  Но выборы - это, как я понимаю, только часть причин. Помнишь Дмитрия Ивановича?

-  Какого? - повёл головой Юрий.

-  Ну, того, который в онкологии от инфаркта умер.

-  А! Ну, конечно! Тогда об этом столько разговоров было.

-  Он никогда о губернаторстве не мечтал, зато бизнес его стал привлекательным. Помнишь, кто его сразу к рукам прибрал?

-  Вадим, мы тут люди маленькие, это ты у себя в редакции руку на пульсе держал.

-  Брат заместителя губернатора.

-  Шляков?

-  Именно. Я более чем уверен, что и тут рулит он. Сразу двух зайцев: и потенциального соперника на выборах губернатора устранить, и бизнес для брата захватить.

-  Ну, да! Судя по тексту, кусок жирный.

-  Вы тут опять про еду? - спросил вошедший Малышев. - На обед собрались? Не рановато?

-  Нет, статью обсуждаем.

-  Из «Сплетник. ком»? Вот никак не пойму, ну сколько же можно? Хапают, хапают, уже всех до седьмого колена обеспечили, а всё мало и мало, всё никак не подавятся.

-  Вадим говорит, Разумов в губернаторы собрался, вот его и устраняют.

-  Тогда другое дело. Тогда всё понятно. А то я на два раза перечитал, сижу, недоумеваю: как можно миллиарды украсть, и никто ничего не знал. Да унеси я с кафедры ноут­бук, завтра же все спохватятся, а тут миллиарды из бюджета, и тишина. Ну, пошумят для вида, потом у кого-то из силовиков новый коттедж появится, у кого-то - квартира для сына или дочери, у власть предержащих на заграничный счёт кругленькая сумма упадёт или дипломатик с зеленью в прихожей найдётся, и, как это всегда бывало, закроют  дело за отсутствием состава преступления. Да, а как они могли уголовное дело в отношении Разумова возбудить, ведь он же депутат областного законодательного собрания?

-  Вячеслав Петрович, а где ты видел, что против Разумова возбуждено уголовное дело? - спросил Вадим. - Тут написано: «По факту хищений бюджетных средств и нецелевого их использования одной из крупнейших фирм...». Следствие потом выявит виновника. Видишь, как всё дипломатично.

-  А ну да, ну да! А что тогда Хитрунов бегает по университету, кипятком писает?

-  А Хитрунов при чём? - не понял Вадим.

-  Вадим, Разумов - почётный профессор нашего университета, член попечительского Совета вуза. Ты разве не видел его портрет в зале заседаний учёного совета?

-  Видел, но как-то не придавал значения.

-  Он у нас докторскую защищал, он курс лекций читал. Кстати, довольно интересно, я пару раз ходил слушать его публичные выступления. А сколько он денег вваливал в наш университет! И именные стипендии, и ремонт аудиторий, и студенческую практику, и даже студенческий строительный  отряд возродил лет пять назад. В этот отряд конкурс был по десять человек на место. Поэтому на всех праздниках он у нас в президиумах сидел. А уж Хитрунов как вокруг него крутился! Всё какую-то личную выгоду хотел поиметь, но Разумов его откровенно недолюбливал, близко не подпускал, сторонился всяких сомнительных связей.

-  Вообще-то мужик был что надо! - подтвердил Вадим.

-  Почему был? - переспросил Малышев. - Думаете, его шлёпнули?

-  Не думаю, но исключать тоже нельзя, - Вадим помол­чал, решая, делиться с друзьями информацией или нет. - Он мне говорил, что у него свои люди на самом верху во всех силовых структурах, так что предупредили. Скорее всего, сидит сейчас где-нибудь в Португалии на веранде своей виллы, пьёт кофе и читает вот эту информацию.

-  Вы с ним близко знакомы были? - спросил Малышев.

-  Близко не были, - неопределённо пожал плечами Вадим. - Так, несколько раз беседовали о жизни, о делах. Хозяйственник сильный. Думаю, политик бы из него тоже вышел грамотный.

-  Да кто бы его теперь в политику пустил? - возразил Малышев. - Хотя вы только прислушайтесь: Разумов Сер­гей Петрович. Звучит! Во-первых, Разумов. Разумный, значит. А во-вторых, какая твёрдость в имени - Ррраз- умов Серрргей Петрррович. Ух, как раскатисто! А какая стать! Помню, в партийные времена у нас в городе и области  все руководители были, как на подбор, высокие, солидные, видные. Голого в бане встреть и то сразу поймёшь, что перед тобой большой начальник.

-  Можно подумать, они в общую баню ходили, - засмеялся Юрий.

-  Это я так, к слову.

-  Слава, ты говоришь, его бы в политику не пустили, но он и так был в политике. Депутат законодательного собрания.

-  Разве это политик? - хмыкнул Малышев. - Это, друг мой, массовка, чтобы решения губернатора законодатель­но оформлять. Соглашатели. Попробуй кто дёрнись, сразу рычаги воздействия найдут. Вот на Разумова нашли же. Ребята, я технарь, в политике мало смыслю, но вижу, что поле зачищено. Где у нас яркие личности в политике? Говоруны есть, популисты, но никто их всерьёз не воспринимает, как того же Жириновского или Зюганова. Вроде и правильные вещи говорят, но уже четверть века дальше  разговоров дело не идёт. И ведь так до самого низу. Вы вспомните, как, например, городских депутатов избираем. Сначала в списках до полутора десятков человек, а к моменту голосования оказывается два-три. Ведь сами же смеялись, что у одного соперником его личный охранник, у другого - водитель, у нашей Принцессы - её секретарша. Ну, согласитесь, маразм же, а не выборы. Вот люди и не ходят голосовать, потому что всё заранее определено. Наверняка кого-то компроматом запугивают, кому-то должность  обещают, а кто-то за деньги свою кандидатуру снимает. И уверен, что не только в нашем городе так. Знаете, это бы в сборной России по футболу на скамейке запасных сидели те, кто мячи надувает да игрокам бутсы чистит.

-  Судя по тому, как наши играют, именно так оно и есть, - расхохотался Юрий.

-  Мужики, - серьёзно сказал Малышев. - Вот мы с вами сейчас Разумова нахваливаем. У нас на Руси так принято: как оказался человек в опале, так его жалеть начинаем. А что он, разве безгрешен? Более чем уверен, что одного со всеми поля ягода. Не делился бы, не получал бы миллиардные  заказы.

-  Я всё больше прихожу к выводу, - сказал в задумчивости  Вадим, - что система постоянно ведёт отбор. Мы говорим: «Человек системы». Сколько я общался с руководителями  разного уровня, все они признают, что наверняка на каждого из них есть в определённом шкафу папочка. В любой момент её могут достать. А уж дадут ход делу или нет, зависит от того, на кого эта папочка заведена. Будет повиноваться, папочку на место уберут до следующего раза, заартачится, пеняй на себя - тебя предупреждали. Правда, не вспомню примеров, когда бы крупного чиновника в тюрьму  посадили. Шуму наделают, потом через какое-то время о другом коррупционном скандале говорить начинают, а доходят ли до суда те уголовные дела и выносятся ли приговоры  с лишением свободы фигурантов, не помню.

-  Как это? - возразил Юрий. - А Ходорковский?

-  Не заявил бы, что может выдвинуть свою кандидатуру на президентские выборы, никто бы его и не трогал. Мне коллега  из Тюмени рассказывал, что в своё время плотно занимался темой получения сверхприбыли в отраслях ТЭКа. Там схема у всех была одинаковой. Ну, или почти одинаковой, но в оборот взяли только Ходорковского. А ведь его «ЮКОС» был далеко не самой крупной фирмой, у других суммы налогоообложения, скрытые хитрой схемой, были куда как солиднее.

-  Ребята, вы тут не слишком разговорились? - встал Цвигунов. - Пойдёмте лучше обедать.

-  Какой-то ты сегодня осторожный, - поднялся следом Малышев. - Пойдём и вправду поедим, а то скоро толпа управленцев хлынет, полчаса в очереди стоять придётся.

Обедали почти молча, но едва вернулись в кабинет Цвигунова выпить по чашке кофе, Малышев продолжил тему.

-  Вот скажите мне, Вадим Альбертович, почему вы, журналисты, стали такие беззубые? Давайте возьмём хоть того же Ходорковского, хоть нашего Разумова. Ведь все всё знают, но молчат. Начальство ладно, Вы сами говорили, что там на каждого есть папочка, и в любой момент можно дёрнуть за ниточку. Но вы-то, журналисты, что, не имеете доступа к тем папочкам? Наверняка ведь имеете. Нельзя народу показать, кто есть кто в системе власти, нельзя назвать, что тот или иной вор, и место ему на скамье под­судимых? Ведь посмотрите, что происходит: за кражу в несколько тысяч рублей наркомана или выпивоху сажа­ют в колонию, а за сотни миллионов и даже за миллиарды  бюджетных средств нет никакого наказания. Ведь это же развращает тех, кто теми миллионами ворочает и озлобляет  простых людей, для которых закон суров. Рано или поздно это может привести к социальному взрыву. Вы что, не понимаете этого? Ладно власть уверовала в несменяемость  и безнаказанность, но вы-то! Вы, журналисты, разве не должны играть ведущую роль в борьбе с коррупцией? Школьный учитель берётся за репетиторство с бездарным учеником - коррупция, взятка, из школы вон, уголовно наказуемое деяние. Помню, директор какой-то сельской школы закупил для компьютерного класса нелицензионные  программы, потому что никто ему денег на лицензионные не дал, его - под суд да ещё на всю страну ославили. Наш профессор свои учебники студентам продал - коррупционная  составляющая. Три года условно и запрет на преподавательскую работу. Дорогу строят, асфальт в дождь укладывают, чтобы он через полгода отвалился, всё нормально. Или, хуже того, сам видел, уже снег лежит, а на этот снег асфальт укладывают. Да при Сталине за такое вредительство сразу же под суд отдали бы, а у нас все дела­ют вид, что ничего не происходит. Государственные деньги разбазаривают, и никто никакой ответственности не несёт. Даже выговор никому не объявляют.

- Понимаете, Вячеслав Петрович, у СМИ теперь руки связаны. Это в партийные времена, как бы их теперь ни ругали, существовали правила игры, и все по тем правилам играли. Опубликован критический материал, обязательно должен быть ответ о принятых мерах. Партия даже требовала  критику и строго наказывала тех, кто эту критику игнорировал  и не отвечал о принятых мерах. Теперь позитив требуют. Деньги по договору на информационное обслуживание  дают за создание позитивного образа власти.

-  Но есть же не только властные СМИ.

-  Есть. Но одни финансируются структурами, с властью  связанными, другие называются оппозиционными. Эти критику дают, да Вы и сами знаете, но на ту критику никто не обязан давать ответ о принятых мерах, и у народа со временем создаётся мнение, что критика неконструктивная, лишь бы о себе заявить, очерняя всё хорошее, что в стране и регионе делается.

-  Но ведь что-то менять надо! Вадим Альбертович! Мне свояк рассказывал, в соседней области уже несколько лет закупают за валюту дорогой породистый скот то ли во Франции , то ли в Голландии. И вот у них в районе полсотни голов молодняка этого самого породистого скота пали через месяц после того, как их в хозяйство привезли. В соседнем хозяйстве  столько же пришлось прирезать, чтобы хоть мясо продать. Вы не поверите, никого даже рублём не наказали. Всё как-то тихо-мирно, шито-крыто. Все об этом знали, но ни одна газета и ни один сайт об этом ни словом не обмолвился. Может, даже и от губернатора падёж скрыть удалось. Вот так и живём. А когда в Екатеринбурге новый виадук рухнул от того, что в опору «Ока» врезалась, кто из начальства пострадал? Представляете? Мост, по которому должны большегрузные авто­мобили ходить, рухнул от того, что машина, которую четыре мужика из грязи на руках вынесут, в опору стукнулась! Анекдот! А это правда жизни. Молчите, Вадим Альбертович! Не возражайте! Пусть моё слово последним будет.

-  Да мне, собственно, и возразить нечего, - развёл рука­ми Вадим. - Упрёк справедливый. Вынужден принять.

-  Вот-вот, Вы ещё голову пеплом посыпьте, - с раздражением заметил Малышев.

-  Ты чего это сегодня разошёлся? - спросил Юрий.

-  А я и сам не знаю, - признался Малышев. - Наболело. Копишь вот так в себе, копишь, а потом однажды всё накопившееся наружу и вырывается. Вы уж извините, мужики! Не сдержался. Только ведь когда-то вот так и у народа нашего не сдержаться может. Помните: русский бунт - страшный и беспощадный. Действительно страшно иногда становится, что это может произойти. Неужели власти не понимают? Или у них самолёты наготове стоят, чтобы в случае чего вовремя смотаться туда, где запасные аэродромы  заготовлены? Не хотелось бы в это верить!




ЗАРПЛАТА


-  А вот как раз и Андрей, про которого я тебе рассказывал.

Юрий Степанович жестом пригласил вошедшего парня:

-  Привет, Андрей! Проходи. Это Вадим Альбертович Раевский, мой добрый друг. Помнишь, я тебя про стихи спрашивал, вот как раз специалист по этому делу.

-  Ну, какой я вам специалист! - отмахнулся Вадим.

-  Ты же филфак заканчивал, значит, специалист.

-  Не филфак, а журфак, хотя это и очень близко, но в то же время есть разница. Как, наверное, между машиностроителем и металлургом. Тот и другой с металлом дело имеют, но совершенно далеки друг от друга по профессии.

-  Ладно, не скромничай. Вы, журналисты, с писателями одним и тем же занимаетесь, со словом работаете. Так что парню помочь сможешь.

-  Если что подсказать, пожалуйста, но лучше я с настоящими поэтами познакомлю. Есть у меня приятели в литературных кругах.

Вадим встал и протянул парню руку.

-  Молодец, есть сила. Крепкое рукопожатие - признак честного человека. Не помню, кто сказал, но, мне кажется, верно подмечено. Каким спортом занимаешься?

-  Да мне не до спорта, учиться надо.

-  А рука твёрдая.

-  Я же из деревни, с малолетства работа разная: дрова, сенокос, ну, там по дому всякое... И с топором приходилось, и отремонтировать что...

-  Без отца рос, - пояснил Юрий. - Самостоятельный. Первым помощником у меня в лаборатории. Если лениться  не станет, широкая дорога ему откроется. Мы летом из Германии новое оборудование получаем, деньги уже заплачены, вот думаю Андрея к немцам отправить на учёбу. Как ты сам-то? Поедешь?

-  Юрий Степанович, так ведь я языка не знаю.

-  Вот это плохо! Современный инженер должен иностранные  языки знать. Не просто знать, а владеть ими в совершенстве, иначе в нынешних условиях грош ему цена.

-  А Вы сами-то, Юрий Степанович, знаете?

-  Плохо, Андрюша. Плохо. Плохо, что не знаю. Точнее, на бытовом уровне на английском и немецком общаться могу, тексты кое-какие со словарём переведу, но вот что­бы свободно владеть... В наше время языкам слабо учили. Считали, что ни к чему. А теперь, чтобы на курсы за границу в рамках академического обмена поехать, английским владеть надо. Иначе слишком дорого обходится такая учёба  с переводчиком. За толмача по тысяче долларов в день дополнительно платить надо. На такие деньги двоих можно  было отправить дополнительно. Так что не ленись, Анд­рей, учи языки. У нас для этого все возможности есть. И диплом переводчика в том же лингвистическом центре параллельно можно получить за дополнительную плату.

-  Вы же знаете, Юрий Степанович, что у меня с деньга­ми напряжёнка.

-  Кстати, о деньгах. Погоди-ка, там ведомость уже должна быть готова. Я сейчас узнаю. Можешь сразу не только за семестр в лингвистическом центре заплатить, а за весь курс.

-  Вы шутите, Юрий Степанович?

-  Не шучу, Андрюша, не шучу. Зря мы, что ли, тут дневали  и ночевали с тем челябинским заказом? Сколько выходных ты тут с утра до ночи отработал?

-  Не считал, но было...

-  Не считал он, видите ли! А мы считали. Так что хорошие  деньги ты получишь за свою работу. Минуточку.

Юрий куда-то позвонил по внутреннему телефону.

-  Значит, может подойти? Спасибо, дорогуша! Андрей, у тебя паспорт с собой? Тогда марш бегом в бухгалтерию, пока они кассу не закрыли. Давай, счастливо тебе!

Когда дверь за парнем закрылась, Юрий сказал:

-  Замечательные ребята есть! Мне бы таких, как Анд­рей, человек десять, у-у-у, мы бы тут такие дела разверну­ли. Беда, на каждом курсе по два, максимум - три человека. Остальные или лодыри беспросветные, или бездарные, только на маму с папой и надеются. Понимаешь, ничем не интересуются! Что с молодыми стало?

-  Юра, наверное, в годы нашей молодости наши преподаватели  про нас так же говорили.

-  Думаешь? Не знаю. Я всегда в числе лучших был, потому  и состоялся. Да и ты наверняка не лоботрясом слыл.

-  Ну, лоботрясом не лоботрясом, но ведь, бывало, и лекции  прогуливал, и к экзаменам за неделю до них готовиться серьёзно начинал. А нередко просто общая эрудиция выручала.

-  Вот! У нас общая эрудиция была, а сегодняшние вообще ничем не интересуются. Мне почему этот Андрей нравится? Тянется парень к знаниям, хочет всё узнать, но тут одного желания маловато. Видишь ли, есть разница в том, где чело­век детство провёл - в городе или деревне. У нас ведь возможностей  для самообразования куда как больше. И кружки в домах технического творчества, и школьная академия при нашем университете, и ещё куча всего прочего.

-  Возможности, согласен, есть, к ним бы ещё желание заниматься. Сколько в этой нашей школьной академии занимается? Несколько десятков?

-  Даже меньше.

-  Вот видишь, а таких академий должно бы быть на наш- то город не меньше десятка, да чтобы в каждой как минимум  по сотне ребятишек.

-  Да, согласен, согласен, не кипятись ты.

-  А я и не кипячусь. Просто если мы действительно хотим сделать технический прорыв, нужна в этом деле государственная политика. А на одиночках не выедем, так и будем в хвосте технического прогресса плестись. Вот отправишь ты этого своего Андрея в Германию, выучишь, а он потом с дипломом туда и работать уедет. Не боишься?

-  Знаешь, а у нас уже был такой печальный опыт. Ники­та Никитич как-то во время своей поездки в США договорился  с одним тамошним университетом об обмене студен­тов по программе двойного диплома. Ну, им-то там наши дипломы, как зайцу пятая нога, но они народ дальновидный , охотно согласились. Мы два года ребят готовили к той поездке, английский им по усиленной программе преподавали, думали, вот обучатся там, вернутся к нам на кафедры, мы такой шаг вперёд сделаем с образованными молодыми  кадрами. И что думаешь?

-  Думаю, половина там и осталась.

-  Все! Вадим, все до единого там остались. Мы им каждому счёт за обучение здесь выставили, хорошо, что на всякий случай такой вариант предусмотрели. Не знали, что все останутся, думали, ну, один-два, а договор всё же подписали. Так они этот счёт оплатили, и никто даже слова против не сказал. Оказалось, это сумма их тамошнего заработка за два месяца. Понимаешь, Вадим, за два месяца! Больше мы такие эксперименты в университете не ставили. Утекают мозги. Утекают. Вон в прошлом году Между­народный симпозиум по мерзлотоведению проходил. Там разные секции были в программе. Я тоже поехал, потому что одна тема близка к нашей, ну, типа поведение металлов в условиях крайне низких температур, чтобы машиностроители  тоже этот фактор учитывали. Знаешь меня что поразило? А то, что из Канады и Штатов была самая большая делегация, а в этих делегациях все выпускники российских вузов. Ни одного американца или канадца. Все наши. Все! Ты понимаешь? За какие-то несколько лет ребята профессорами стали, потому что там им все условия: и тебе лаборатории, и тебе любое в ней оборудование, и финансирование не чета нашему. Я тогда домой морально убитым вернулся. Ведь получается, что мы нашим нищим бюджетом сферы образования кадры для Запада готовим. И какие кадры! Поэтому я не удивлюсь, если и Андрей со временем уедет. Но пусть хоть парню за его старание воздастся.

-  Тогда почему ты студента отправляешь, а не кого-то из своих профессоров? У тебя же тут чуть не самая большая кафедра.

-  Вадим, я тебе честно скажу, а некого больше. Большинство  наших профессоров уже давно серьёзно наукой не занимаются. Им проще за счёт большой нагрузки высокую  зарплату получать. Наберут часов и довольны. Ты же знаешь, что у нас в вузах практически нет среднего поколения. Мы его потеряли для вузовской науки. Все толковые  на производство уходят, где у них зарплата минимум в два-три раза выше. Я ещё хоть договора на заводах добываю, и технический прогресс потихоньку двигаем, и деньги дополнительные зарабатываем. Вон опять же про Штаты. Там профессор только двадцать пять процентов зарплаты лекциями зарабатывает, остальные наукой. Мы тоже, с одной стороны, по сотне патентов в год регистрируем, а они никому не нужны. Не востребованы наши мозги производством. Всем проще готовые технологии купить, чем вкладывать в наши научные разработки. Изобретение - это ещё журавль в небе, а всем синицу в кулаке подавай. Что же касается Андрея, ему бы, конечно, ещё учиться и учиться, но с другой стороны - зачем я буду обучать студента  с четвёртого курса, если ему остался год, да и тот уходит  на дипломную работу, на госэкзамены. А этот только начал, он, по крайней мере, у меня два года точно проработает. Освоит оборудование, мы будем заказы брать, парень начнёт хорошо зарабатывать, зачем ему на производство  уходить? Он любознательный. Ему тут будет намного интереснее, чем в рутине производственной. Вот на это и расчёт делаю. А язык учить его сама жизнь заставит. Вот у нас был профессор Мамин, он в шестьдесят пять английский  самостоятельно выучил, чтобы иностранным студен­там преподавать. А этот молодой, старательный, выучит. Куда денется?

Их разговор прервал стук в дверь.

-  Юрий Степанович, можно?

-  Заходи, Андрей, что там у тебя?

-  Юрий Степанович, я вообще обалдел! Юрий Степанович, Вы мне за что такую сумму заплатили? Я же глазам своим  не поверил. Думал, там нолик лишний. Юрий Степанович, я даже не знаю, как Вас благодарить. Вы извините, я вот коньяку Вам купил. Как раз с другом своим и выпьете.

-  Так, молодой человек! - рассердился Юрий. - Чтобы это было в первый и последний раз! Понял меня? Коньяку он купил. Ишь, богатей выискался!

-  Вы извините, что не самый дорогой, я в них не разбираюсь, мне сказали, что этот тоже хороший.

-  Знаешь, дорогой мой человек. Мне про коньяки наш хирург в онкологии, который нас с Вадимом резал и што­пал, целую лекцию прочитал, я тоже мог бы тебе её сейчас повторить, но не стану. Забирай свой коньяк и отвези его отцу. Ну, отчиму. Думаю, в том, что ты вырос такой трудолюбивый, есть и его заслуга. Да матери подарок купи, обрадуй. Остальные отложи, пригодятся.

-  Я вообще-то всю жизнь о машине мечтал. Тут как раз на подержанные «жигули» хватит.

-  Ну, коли мечтал, так покупай, но учти, что в старую машину ох, как много вкладывать придётся. Погоди-ка, я сейчас узнаю. У меня сосед свои «жигули» продавать собирался. Причём задёшево. Теперь ведь всё иномарки покупают или новые вазовские. Но машину он в хорошем состоянии  держит. Если ещё не продал, и в цене сойдётесь, не пожалеешь. Присядь, я сейчас ему позвоню. Да бутылку-то убери, что она тут на столе маячит... Неровен час, ещё зайдёт  кто, скажут, взятку Цвигунов берёт или, мол, со студентами  пьянствует.

-  Иваныч, добрый день! Как жив-здоров? Молодец! А я к тебе по делу. Помню, ты как-то говорил, что машину продавать собирался. Не продал ещё? Нет, я не себе, ты же знаешь, у меня есть. Да парень у меня тут хороший есть. Большими деньгами обзавёлся, машину хочет. За большие, говоришь, «мерседес» лучше брать? Нет, на «мерседес» он пока не потянет, потому что какие у студента могут быть большие деньги? За сколько? Ты сейчас дома? Тогда я парня к тебе прямо сейчас и отправлю. Спасибо, друг мой, выручил ты хорошего человека. До встречи!

-  Что там? - осторожно спросил Андрей, едва Юрий Степанович отключил телефон.

-  От твоих денег ещё на оформление в ГИБДД и на бензин в деревню съездить останется, если долгов не накопил.

-  Нет, какие долги? Мне пока зарплаты со стипендией хватает.

-  Мало ли. Любовь закрутил, на подарки потратился.

-  Про любовь Вы всё знаете.

-  Ладно, поезжай к Ивану Ивановичу. Вижу, что невтерпёж. Держи адрес. Вот купишь машину, на ней домой в деревню и поезжай, обрадуй родителей. А новую со временем  тоже купишь. Парень ты толковый. Удачи тебе!




ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ


Прошло довольно много времени с тех пор, как отдал Вадим Могилёву старые записи Геннадия о сатанистах, и хотя каждую неделю виделись на заседаниях ректората, Анатолий Степанович только здоровался и даже не намекал на продолжение начатого разговора. И вдруг будто случайно  встретились в коридоре гуманитарного института возле кабинета Вадима, когда он шёл к себе после лекции.

-  Чаем не угостите, Вадим Альбертович? - улыбнулся Могилёв.

-  С удовольствием. Но Вы, кажется, предпочитаете кофе?

-  Знаете ли, я из тех, кому важнее умный собеседник, а не напиток, который при этом на столе.

-  Спасибо! Проходите. У меня есть и чай хороший, и таким кофе, как у меня, больше нигде не угостят: специальный  рецепт.

Кофе действительно оказался не только ароматным, был у него какой-то особый привкус.

-  Рецепт Ваш? - сделав маленький глоток, чтобы только ощутить вкус, спросил Могилёв. - Вы же великий выдумщик, наверняка и тут креатив свой проявили.

-  Не стану отрицать. Мой. Но делиться не стану. Секрет фирмы.

-  Да я и так чувствую привкус корицы, ванили, чего-то ещё.

-  Молодец! - похвалил Вадим. - До Вас никто разгадать не мог.

-  Мята?

-  А не скажу! - и Вадим громко рассмеялся.

-  Я вот почему Вас от работы снова оторвать решился, - начал Могилёв деловой разговор. - Прочитал я те бумаги, что Вы мне дали. Несколько раз прочитал, в Интернете  много чего нашёл и совсем запутался в этом обилии информации. Может, поможете разобраться? Так сказать, разложить всё по полочкам.

-  Анатолий Степанович, у Вас сейчас информация свежая а я ведь за столько лет многое уже забыл, так что вряд ли чем смогу помочь. Основные вещи, конечно, помню, но в деталях, извините, могу уже и напутать. Что Вас больше интересует?

-  Да меня, собственно, всё интересует.

-  Ну, Вы хотите объять необъятное.

-  И всё же...

-  Недели за две до самоубийства, как его квалифицировали  в милиции, Геннадий принёс мне те записи, что я передал Вам. Сказал, на хранение, потому что собрался с одной съёмной квартиры переезжать в другую и боялся  затерять важные бумаги среди вороха других. Так, по крайней мере, он объяснил это мне.

-  А он не говорил про угрозы или что-то в этом роде?

-  Нет. Но парень явно осторожничал и подстраховывался, что неспроста. Думаю, и место жительства решил поменять  именно по этой причине. В самоубийство я не верю. Скорее всего, его просто сбросили с моста под идущий поезд. Думаю, хотели, чтобы труп на платформе с углём уехал за сотни, а то и тысячи вёрст, где его через некоторое время захоронили бы, как невостребованный. Но, полагаю, тело упало на контактный провод, самортизировало, было отброшено немного в сторону и попало между вагонами, как раз на рельсы под колёса. Незадолго до этого мы заказали  всем сотрудникам фирменные жилетки с логотипом газеты, поэтому транспортная милиция сразу же обратилась  к нам. Версия убийства никому ни в милиции, ни во власти была невыгодна, поэтому сразу же квалифицировали  как суицид. Правда, никто из наших в эту версию не поверил, потому что никаких поводов для самоубийства у него не было. А когда я через некоторое время стал разбирать его записи, убедился в этом окончательно. Он слишком  близко подошёл к опасной черте. Вы обратили внимание, что я Вам передал ксерокопии? Я их сделал перед тем, как отдать бумаги следователю, который появился у меня после разговора с генералом.

-  С нашим?

-  С милицейским. С него я и начал. От вас тоже ребята приходили, я почему-то утаил про копии, сообщил, что все записи передал милицейскому капитану. Больше у нас никто не появлялся, а генерал при встрече отвёл взгляд в сторонку и полушёпотом сказал, что в период предвыборной  кампании рекомендовано ажиотаж вокруг этого дела не раздувать.

-  Вы смирились?

-  Конечно, нет! Я ещё раз скопировал эти записи и во время  командировки в Москву передал в газету «Совершенно секретно». Но в печати материал не появился. Не знаю, смерть ли Артёма Боровика, который за несколько лет до этого разбился на самолёте, заставила быть журналистов газеты осторожнее, или просто сочли провинциальную тему не заслуживающей внимания столь известного издания, но, повторюсь, о нашем деле не было ни строчки. Но я, при­знаюсь, верил в честность и профессионализм наших силовиков, особенно - вашего ведомства. Так что обратитесь к коллегам, они должны помочь. Всё должно сохраниться по этому делу. И те материалы, по которым наш Геннадий статью писал, и те копии, что я передал после его смерти.

-  Вадим Альбертович, помогите мне, пожалуйста, ещё разобраться в истории вопроса.

-  Истории здешней или истории вообще?

-  Со здешней мне тоже далеко не всё понятно. Может быть, и не было убийств, точнее - жертвоприношений? Убийства  совершал кто-то другой, а приписывали сатанистам?

-  Этого, думаю, тоже исключать нельзя. Хотя и осуждённые  по этому делу тоже могли именно к этим убийствам  не иметь никакого отношения. У них там трупов было уже предостаточно для пожизненного, так что два-три лишних никакой роли не играли. Вы всё же обратитесь в свое ведомство, думаю, коллеги помогут лучше понять то, что происходило.

После первой публикации Геннадия я тоже думал, что ребята просто увлеклись романами Толкина, ролевыми играми на тему Средневековья, что это просто безобидное  увлечение романтичным, загадочным. Изначально оно, наверное, так и было. Тогда же, помните, каких толь­ко молодёжных движений не существовало. И толкинисты тоже разделялись на чёрных и белых. Чёрные формировались, как ветвь сатанизма, вовлекали в свои ряды только высокоинтеллектуальную молодёжь, преимущественно - студентов. Как я понял из записей Геннадия, в рядах чёрных толкинистов насаждалось мнение, что участники движения - люди особые, высокоинтеллектуальные, с особыми задатками, элита общества, и что включение в состав - это уже признание высоких умственных способностей. Чело­век после вступления в секту становится избранным, ему помогут сделать хорошую карьеру, потому что он обладает выдающимися способностями, но их надо развивать в среде  себе подобных. Чёрные толкинисты намеревались контролировать  все многочисленные молодёжные движения и тусовки в городе. Они были разбиты на так называемые «системы» по пять человек в каждой, в руководстве «Системы» стоял старший брат. Общее руководство осуществлял «маг» или «жрица». Их знали только под этими кличками, лица их на больших мессах никто никогда не видел, потому что на обрядах они присутствовали в чёрной до пят одежде с капюшонами и надетыми на лицо чёрными масками. Кто эти люди, знали всего несколько человек из самых приближённых. По некоторым данным, сатанинское движение в городе использовалось для распространения наркотиков и организации  проституции. Были данные, что контролировала всю деятельность одна из организованных преступных группировок  города под прикрытием городской прокуратуры. И то, что выводы такие Геннадий делал не без основания, приходится  признать, поскольку дело было благополучно замято.

-  Извините, Вадим Альбертович, Вы мне все записи передали или что-то оставили у себя? - спросил Могилёв.

-  Всё, что отдал мне на хранение Геннадий, - без промедления  ответил Вадим. - Правда, у меня остались кое- какие заметки, что я делал лично для себя уже потом, после смерти парня. Просто я понемногу начал изучать историю сатанизма. Буквально вчера посмотрел свои записи, так сказать, освежил в памяти. Если хотите, возьмите, изучай­те, но, боюсь, вряд ли Вы сможете разобраться, поскольку я делал пометки только для себя. Там полно всяких сокращений, просто обрывков фраз.

Вадим открыл нижний ящик стола, достал фирменный с логотипом областной газеты блокнот и протянул Могилёву. Тот взял исписанный мелким почерком блокнот с короткими обрывчатыми фразами. Некоторые строчки вообще состояли лишь из одного-двух слов.

-  Пожалуй, мне от этих Ваших записей толку мало. Может, Вы не пожалеете ещё час и расшифруете свои пометки?

-  Если Вам интересно, то почему бы и не расшифровать. Только имейте в виду, что я и сам что-то не вспомню. Знаете, была в середине девяностых выпущена книга про сатанистов. Фамилию автора сейчас уже, пожалуй, не вспомню, что-то типа Сандалов, Кайдалов, Габдулов или, наоборот, Габдул Сандалов... Погодите, имя было вроде бы русское. Где-то в самом начале у меня должна быть ссылка, потому что в основном я записи делал именно из неё, хотя книг по сатанизму я тогда прочитал несколько. Брал в библиотеке классического университета, где уже начал преподавать будущим журналистам. Да, что мне тогда бросилось в глаза, так это то, что до меня их брали три человека. Это было видно по карточке возврата, которая приклеивается на библиотечных книгах на обратной стороне обложки. Поинтересовался у библиотекарей. Это были студент Горин, аспирант Лещенко и преподаватель кафедры физвоспитания Комаров. Если первым эти книги могли понадобиться  для курсовой работы или научной статьи, то зачем они были нужны преподавателю кафедры физвоспитания? Этот вопрос у меня так и остался без ответа, тем более что там рассказывалось об истории и развитии сатанизма  в разных странах, а в некоторых даже были подробно  описаны ритуалы и техники воздействия на адептов.

-  Действительно, немного странновато, - подтвердил Могилёв.

-  Давайте-ка я ещё кофе сделаю, а то разговор у нас будет долгий.

Вадим встал, приготовил ещё по чашке кофе, поставил на столик, удобнее расположился в кресле и открыл блок­нот на первой странице.

-  Сатанизм своими корнями уходит в далёкое прошлое, - начал Вадим. - Но в последнем столетии им увлеклось  огромное число населения планеты. Я думаю, причиной  этого стало отсутствие на горизонте человечества новых подлинных общечеловеческих ценностей, в это же время роль религий, а поскольку речь идёт в основном о Соединённых Штатах Америки и Европе, то надо говорить  о роли христианства, как католицизма, так и протестантизма, стала снижаться. Альтернативу христианскому  миру, в том числе - мусульманскому и буддийскому, быстро находят сатанизм, масонство, устремленность к мифологии. Начинаются поиски нового гуманистического идеала, включающего экологизм и феминизм, этнические ценности и мистику. Предметом рефлексии оказывается кровь и рана, игра со смертью, топология тела, инстинкт, магия слова и действия. Культура переходит под знамена игры с мифологией, структурой, смыслом, магией, уходит  в мистику, религию, мифологию, в реальность чувства, переживания. Начинаются поиски новых форм эмоционального  и теоретического отношения к действительности и преобладание личностных критериев в ее оценке, претензии  на новый стиль и культуру мышления, способные воспроизвести подсознательное, интимный мир субъекта и его «запредельные» медитации, порождают среди прочего  и возведение греха в ранг высшей добродетели.

Это привело к тому, что лет сорок назад на вопрос: «Верите ли вы в дьявола?» положительно ответили в Германии и 20%, во Франции - 17%, в Великобритании — 21%, в Норвегии — 38%, в США - 72%. Представляете, Анатолий Степанович, 72 процента. Причем люди, составляющие эти проценты, не просто верят в реальность Сатаны, они ему поклоняются. Священнослужители с ужасом вынуждены были констатировать, что около половины студентов крупных  австралийских городов принимают участие в черных мессах. Большую часть участников составляют девушки. В Англии клубы и кружки современных дьяволопоклонников размещают в газетах приглашение на свои шабаши. Реклама почти везде выглядит примерно одинаково: обнаженная  женщина на черном алтаре, где горят семь высоких зеленых свечей, на столах висят перевернутые вниз голо­вой распятия, сверху на все происходящее на земле взирает  козлиноподобное существо, на полу разбросаны хлысты и розги. Я бы сказал, что эта реклама пропагандирует больше обычные оргии и коллективный садизм.

Вот у меня записано: Эдвар Александер Кроули. Это идеолог  современного сатанизма, именно он в начале XX столетия разработал главные детали ритуала поклонения Сатане. Извините, не за кофе будь сказано, но он во время мессы кровь жертвенных животных сдабривал  фекалиями, которые, по его мнению, как удобрения, содержат в себе мощную жизненную энергию. Практикуя секс-магию, он обучал монахинь вхождению в гипнотическое состояние и представлять, что они совокупляются с Христом, со святыми, а также его собственным астральным телом. Кроме Кроули широко известен был Станислав Гуайта, а также Элифас Леви, Булле. Этот утверждал, что путь к богу лежит через половой акт. Он ввел в свой ритуал половые сношения как со сверхъестественными существами, так и с простыми смертными. На устраиваемых им оргиях осуществлялись церемониальные браки, точнее, ритуальные совокупления.

В конце 19-го века Булле основывает сатанинскую церковь «Кармель». После его смерти церковь Кармель стала именоваться «Храмом Сатаны». Ритуалы и таинства этого храма включали в себя отвратительные церемонии, которые  сопровождались не музыкой, а бранью или руганью, для шабашей  использовались проститутки, нанятые прямо  с панели.

Сатанисты использовали даже работы великого психоаналитика  Зигмунда Фрейда, в частности, его учение о либидо. Не остались в стороне и оккультисты того времени, ибо идея демонического перерождения человека, которая  в XIX столетии охватила умы лидеров всех оккультных групп и лож, требовала решительного восстания против унижения, которому до сих пор подвергались такие ведущие и мощные стороны человеческой натуры, как секс и насилие. Тогда же Кроули обогатил западный оккультизм  эротическими демонстрациями, сделав сексуальную оргию сердцевиной своего ритуала.

В архивах спецслужб Европы сохранились недавно опубликованные  записи, как во время одного из ритуалов он заставил совокупиться с козлом свою любимую наложницу  Лию Хираг, которая в момент оргазма перерезала горло своему рогатому любовнику. Удивительно, но в Германии в начале двадцатых годов Кроули был идейным вдохновителем целого поколения оккультистов, которые, как считалось, окажут «магическую поддержку» Третьему Рейху. Позже Кроули жаловался, что свастика, о которой он написал  целый трактат еще в 1910 г., была «украдена» нациста­ми и превращена в их эмблему.

Как выяснилось позднее, Кроули был связан с разведками многих стран, в том числе Германии, Италии и США. Думаю, он был им интересен лишь своими выходками, чтобы «держать руку на пульсе», но следует отметить, что основы нынешней магии, оккультизма и сатанизма заложены и развиты были именно им. Его идея возвышения через насилие, наркотики и секс нашла своих приверженцев  спустя десятилетия. Умер Кроули вскоре после Второй мировой войны в Англии после принятия большой дозы героина. Но его любовь к эпатированию общества, устойчивая ненависть к респектабельному обществу и в то же время объединение ради того, чтобы управлять частью этого общества, разделяется современной молодежью.

-  Вадим Альбертович, Вы прямо целую лекцию мне прочитали.

-  Это я Вам тезисно. Коротко по своим запискам. Но если интересно, вот тут как раз у меня пометки о том, какие группы сатанистов существуют в их современном движении. Исследователи разбили их на две группы: стереотипные и люцифериане. Думаю, у нас большее распространение  получили первые. Среди них тоже есть традиционные сатанисты, электрические, которые применяют для своих месс наркотики, сексуальные сатанисты - сторонники сексуальных  оргий с элементами садомазохизма и сатанисты- еретики. Не исключаю, что кто-то смешал все эти группы и использует в своей деятельности элементы тех и других. То есть наркотики, секс, садомазохизм, а за идеологию взято учение еретиков, отсюда - чтение молитв наизнанку, то есть задом наперёд, высмеивание моральных основ христианской церкви.

-  Через юмор?

-  Между прочим, очень действенное средство. Вспомни­те, как в конце 80-х у нас появилось огромное количество анекдотов про Петьку и Чапаева. Герой Гражданской войны, действительно талантливый командир-самородок, за очень короткое время был превращён в посмешище. Так в восьми­десятых началось наступление на советскую историю.

-  Припоминаю, что-то я об этом слышал на курсах.

-  Но мы отвлеклись от темы. Может быть, Вам покажется  кощунством, но на основе изучения тех книг я тоже пришёл к выводу, что в определенной степени именно в результате фантастических представлений о народной магии, которые распространялись христианской церковью в форме осуждения, появились последователи Сатаны. У нас всегда считалось, что колдуньи, ведьмы действовали в одиночку, но в США они объединены в несколько тысяч небольших сообществ по тринадцать человек в каждом. Обратите внимание, по тринадцать, а это - чёртова дюжина.

Доминирующий сегодня тип организаций современных дьяволопоклонников представлен «Церковью Сатаны» в американском городе Сан-Франциско. Церковь эта бюрократически  оформлена, имеет свою иерархию, её отделения открыты во многих западных странах, где насчитывается  два-три десятка дьяволопоклонников начала 21-го века. «Церковь Сатаны» издаёт свои газеты, её руководитель по фамилии Лавей регулярно выступает по радио и телевидению. И, что немаловажно, адепты этой религии не скрывают свою принадлежность к сатанизму. Наоборот, нередко открыто об этом заявляют, как недавно сделал капитан американской армии.

Священной книгой прихожан «Церкви Сатаны» является  «Сатанинская Библия». На первой странице посвящения  одним из первых назван Григорий Ефимович Распутин. Вероучение заключается в свободе проявления темных сторон человеческой натуры. Сатанинское начало, заключенное в человеке, — главное и наиболее могущественное. Им надо гордиться, а не тяготиться. Эта религия утверждает, что загробной жизни не существует, по крайней мере, райской, потому надо спешить наслаждаться  земными радостями. Да, вот тут у меня есть фрагмент  интервью Лавея. Слушайте: «Мы проповедуем то, что уже давным-давно стало американским образом жизни. Просто не все обладают мужеством называть вещи своими именами. Сейчас в Соединенных Штатах назревает хаос. Но рано или поздно из него родится новый поря­док, наш порядок, общественный порядок сатанизма. В нем не будет места для хиппи, либералов и прочих уродов. Их мы будем ссылать на необитаемые острова, чтобы они не заражали остальное человечество. Мы уже сейчас консерваторы и поэтому находимся на стороне законности и порядка!» Каково, а?!

-  Да уж! - изумлённо сказал Могилёв.

-  Американские спецслужбы почему-то спокойно на это взирают, вот что меня удивляет. А ведь с этой идеологией американские сатанисты могут зайти далеко. Миф и магия для них необходимы, так как позволяют манипулировать людьми. Их сатанизм — это крайний прагматизм, чему свидетельством является сама «Сатанинская Библия». Изложенное в ней вероучение церкви представляет собой не что иное, как перевернутое христианство. Вот я записал дословно: «Сатана проповедует пресыщение в противоположность воздержанию. Сатана проповедует мстительность. Когда тебя ударят по щеке, не нужно подставлять другую. Сатана одобряет грехи, если только они доставляют физическое, умственное или эмоциональное наслаждения». Философия сатанистов сводится к тому, что люди должны поклоняться не Богу — символу добра, справедливости и света, а дьяволу — символу зла, ненависти и тьмы».

-  Простите, Вадим Альбертович, Вы говорили, что история  сатанизма берёт начало в Средневековье.

-  Вообще я докопался, что «Черная месса» была популярна  в Западной Европе ещё в XVIII столетии. В историю сатанизма и колдовства вошло имя любовницы короля  Людовика XIV, регулярно справлявшей этот обряд. С уверенностью мы можем говорить об отправлении сатанинских месс с конца XVII в. Некоторые историки считали  «черную мессу» актом неповиновения крестьян католической  церкви, но как постоянная служба Антихристу она начинает проводиться со второй половины XVII века. Именно тогда при дворце французского короля состоялись  три мессы, во время одной из которых аббат перерезал горло ребенку. Кровь ребенка собиралась, смешивалась с мукой, а затем поедалась  участниками мессы. Так что корни этого кошмара уходят глубоко в историю Европы.

Теперь обычно участники мессы причащаются кровью  жертвенных животных, смешанной с вином, наркотиками, мочой и т.п., накинув на себя монашескую одежду, поют христианские гимны с переставленными словами, а также используют свои песнопения, в которых богохульствуют и прославляют Сатану, упрашивают даровать им магическую силу, проявить свою милость в форме телесного  наслаждения, чувственной радости. Кульминационный момент мессы наступает тогда, когда присутствующие здесь сатанистки сбрасывают с себя одежду монахинь и на ней же, как бы оскверняя тем самым одеяние «дев христовых», отдаются своим партнёрам-сатанистам.

Семь смертных грехов христианского учения, такие, как алчность, гордость, зависть, гнев, обжорство, прелюбодеяние  и лень, в сатанинской теологии, напротив, считаются главными добродетелями, поэтому следует не запрещать, а, напротив, прославлять и использовать все эти «естественные  инстинкты».

Если говорить проще, сатанизм неотделим от христианства, есть, так сказать, его обратная сторона. вероисповедание  сатанистов является во всем противоположным христианскому.

В сатанизме все стоит вверх ногами: грех возведен в ранг добродетели, он не просто позволен — он благословлен свыше, если только он может доставить сатанисту наслаждение  или принести какие-нибудь материальные выгоды. И поэтому если ты хочешь украсть — укради, любишь врать — ври всегда и везде, решишь кого-нибудь убить - наплюй на христианскую заповедь «не убий».

-  Страшные вещи вы рассказываете, Вадим Альбертович!

-  Это не самое страшное. Самое страшное в том, когда сатанизм проникает в повседневную жизнь, определяет стереотипы и модели человеческого поведения. Сатанизм, опускаясь на уровень массового сознания, нередко выступает  в качестве основной причины страшных трагедий. Вспомните всем известную трагедию в доме режиссёра Романа Полански. Эта история прогремела на весь мир, а сколько подобных, может быть, не столь значительных по числу жертв, остаются вне поля широкой общественности! Поэтому мне, например, было удивительно, что после тех публикаций в нашей газете ваше ведомство никак не отреагировало на появление в нашем городе сатанистов. По крайней мере, мне об этом ничего не было известно.

-  Вадим Альбертович, Вы столько знаете о сатанизме, что впору подозревать Вас как руководителя этой секты в нашем городе, - пошутил Могилёв.

-  Если Вам так угодно, начните с меня, но, как мне кажется, что-то надо делать. И делать безотлагательно, пока не зашло всё очень далеко.






ЖЕЛЕЗНАЯ НОГА


-  Ребята! Да на этой ноге я теперь любую девку догоню! - смеялся Фёдор, похлопывая ладонью по протезу.

-  Нет, Дядя Фёдор, у нас вон Славина Торопова - чемпион России на три километра, её не догнать, - сказал Толя.

-  Так она же всего на три километра, а потом выдохнется, тут я её и догоню. Соображать надо! Эх, молодёжь! Всё- то вас жизни учить надо.

Сказать, что Фёдор был доволен подарком, это не сказать ничего. Он, как написал бы какой-нибудь начинающий  романист, сиял, будто начищенный самовар. Он готов был прыгнуть до потолка, но привыкший за несколько лет к костылям, всё же больше бахвалился готовностью бегать за девками, чем мог в реальности. Даже медленно шагать ему давалось с большим трудом - к протезу надо было ещё привыкнуть. Но то, что Фёдор мог передвигаться по комнате не на коленях или костылях, уже было для него достижением.

-  Она же от моей настоящей только по цвету отличает­ся, - продолжал восхищаться Фёдор.

-  Твоя родная вдобавок ещё волосатая.

-  Так ведь побрить недолго. Нога не задница, выёживаться, как тот мужик в больнице, не придётся.

-  Какой мужик? - спросил Толя.

-  Да была у нас в больнице история. Ваш Юрий Степанович  вычитал в какой-то книге, как над одним доверчивым мужиком в больнице подшутили, заставили попу брить накануне колоноскопии. Ну, мы весь вечер над той шуткой хохотали, а на другой день к нам в палату новенький  поступил. Мы его точно так же разыграли.

-  Тот потом нашему Фёдору чуть морду не набил, - напомнил Юрий.

-  Было дело, - сознался Фёдор. - Но вспомни, как мы тогда хохотали! Со всего отделения народ шёл узнать, что случилось.

-  Расскажите, а! - попросил Толя.

-  Потом расскажу, - пообещал Фёдор, - а пока дайте мне хоть налюбоваться-то вашим подарком. Ребята, какие же вы молодцы! Ей-богу, я даже не мечтал о таком подарке на день рождения.

-  Юрий Степанович, а если ещё напыление силиконовое  сделать? - спросил Толя.

-  Можно и напыление сделать, но пусть он сначала так привыкнет, потому что с напылением тяжелее будет.

-  Зато даже по цвету не будет отличаться.

-  Ребята, да мне и так очень нравится. Ну, пошёл. Ой, подождите, а как я с протезом в машину сяду? Как я теперь за рулём ездить буду?

-  Да как ездил, так и будешь. Сейчас мы тебе инструктаж  по правилам пользования проведём. Толя, ты у нас был за главного конструктора. Начинай.

...Появился Фёдор на кафедре месяца через два после того, как Юрий Степанович вышел с больничного. В лабораторию, точнее, в малое инновационное предприятие «Лазер» для выполнения очередного серьёзного заказа потребовался слесарь. Даже не просто слесарь, а действительно мастер на все руки, который мог бы паять, лудить, заниматься сваркой, работать на станках и уметь выполнять ещё массу нужных дел. На объявление в газете откликнулось несколько чело­век, но даже по лицу некоторых было видно, что они чересчур увлекаются спиртным, другие могли одно, но не имели представления  о другом. И тогда Юрий вспомнил Фёдора.

Позвонил, справился о здоровье. Фёдор, как всегда, был полон эмоций, почти беспрестанно громко хохотал по поводу и без, охотно откликнулся на приглашение заехать в университет. Он восхищённо любовался оборудованием, любовно гладил станки, цокал языком, когда Юрий рас­сказывал, что они на этом оборудовании делают.

-  Эх, мне бы в гараж такие станочки, вот бы я развернулся!

-  А зачем тебе в гараж? Развернись вот здесь. Это тебе не запчасти для «жигулей» точить, мы тут такое затеяли, ахнешь.

-  Да я и так уже только и делаю, что ахаю.

-  Ну вот, приходи, устраивайся на работу.

-  И зарплату положишь? - недоверчиво спросил Фёдор.

-  Конечно! Хватит тебе бомбилой на хлеб зарабатывать, у тебя же, сам рассказывал, руки золотые.

-  Да руки-то ладно, инструмента у меня нет стоящего.

-  У нас есть. Берёшься? Но сразу предупреждаю, никаких  левых заказов, у нас с этим строго.

-  Юра, да если ты мне зарплату платить станешь, зачем мне фигнёй всякой заниматься? Ты только скажи, что мне надо будет делать?

-  А всё, Федя, делать.

-  Ну, всё я не смогу. Например, лекции студентам я не стану читать.

-  Да лекции читать у нас и без тебя есть кому, а вот с железом работать некому. А сейчас мне надо ...

И Юрий начал подробно рассказывать, что ему сейчас надо.

-  Ну, это не проблема, это-то мы, как говорил мой дед, могём.

-  Вот и отлично! - обрадовался Юрий, что нашёлся нужный  человек. Да ещё какой! Не зануда, не выпивоха, а неунывающий  весельчак, готовый браться за любую работу.

И преподаватели, и студенты с первого же дня полюби­ли Фёдора за его весёлый нрав, за удивительное жизнелюбие. Первому же сотруднику, который обратился к нему по имени-отчеству, он сказал:

-  Вы извините, меня по отчеству только на комиссиях, когда инвалидность подтверждать надо, называют, и мне от этого как-то сразу очень уныло делается. Так что уж лучше вы меня просто Федей зовите. Это душевнее, а то по отчеству какой-то канцелярией сразу пахнет. Да и потом вы вон все доктора да кандидаты, а я простой слесарь, даже неловко становится.

Называть его просто Федей он просил и студентов.

-  А можно, мы будем называть Вас Дядя Фёдор, как в мультике про кота Матроскина?

-  Ну, если вам нравится, как в мультике, пусть будет Дядя Фёдор, - как всегда, задорно рассмеялся.

-  Дядя Фёдор, а ногу Вы в Афгане потеряли? Или в Чечне  контрактником были?

-  Не был я ни в Афгане, ни в Чечне, а ногу потерял... Долгая история и неинтересная. Вон с Юрием Степановичем у нас одинаковая проблема. Когда-нибудь расскажу.

Вскоре Андрей спросил Юрия:

-  Юрий Степанович, а где Дядя Фёдор ногу потерял? Он говорит, у вас общая проблема.

-  Да у него тоже онкология.

-  Почему тоже?

-  Потому что у меня рак. Мы вместе с ним в онкологии были, в одной палате лежали. Там и познакомились.

-  У Вас - рак? Да ну, Юрий Степанович, Вы шутите.

-  Увы, мой юный друг! Такими вещами не шутят. Но и комплексовать по этому поводу не следует. Вон Дядя Фёдор уже несколько операций перенёс, а видите, какой весёлый. Его жизнелюбия на десяток человек хватит. Даже на сотню.

-  Юрий Степанович, а я сейчас знаете, что подумал? - спросил молчавший до этого Толя.

-  Толя, откуда же я могу знать, о чём ты подумал?

-  Помните, Вы недавно говорили о студенческих социальных  проектах на Всероссийский конкурс инженер­но-технических работ? Может, мы Дяде Фёдору протез сделаем?

-  На конкурс или Дяде Фёдору?

-  Ну, конкурс-то да, - смутился Толя. - Но протез - Дяде Фёдору.

-  Ребята, учитесь выражаться точнее. Вы же будущие инженеры, а не философы. В нашем деле точность нужна, а не словоблудие.

-  Ну, тогда сделаем для Дяди Фёдора протез и представим его на конкурс.

-  А если без ну, так и вообще было бы хорошо, - заметил Юрий. - Только мы же не ортопедическое предприятие. Мы вон даже на космос замахнулись, новейшие технологии машиностроения внедряем, а тут протез.

-  Так тем более, нам проще с нашими-то технологиями.

-  Толя, ты не горячись. - Юрий посмотрел на ребят. - Чтобы придумать что-то новое, надо знать основы того, что ты собираешься усовершенствовать или хотя бы повторить. Я никогда не задумывался над протезами, но думаю, он должен быть не тяжелее, иметь те же функции, что и, скажем так, оригинал. Или хотя бы близкие к оригиналу. Сколько весит вот эта часть ноги? - обратился он к Толе, показывая на себе.

-  Юрий Степанович, на себе не показывают, плохая примета.

-  Хорошо. Так сколько весит такой отрезок ноги?

-  Не знаю.

-  Плохо! Ты инженер, считай. Бери удельный вес мышц, кости, сухожилий и считай. А как будет работать сустав? Пружины, амортизаторы, что ещё?

-  Не знаю, - сознался снова Толя.

-  Так вот, если вы действительно хотите делать протез, поезжайте на ортопедическую фабрику, есть у нас в городе такая, смотрите, изучайте, запоминайте, думайте. А вообще-то вы молодцы! Если ещё и протез сделаете! Не важно, заметят вашу работу на конкурсе или нет, не в том её ценность. Дерзайте.

Ортопедической фабрикой оказалось старое полуразвалившееся здание с допотопным оборудованием. Мастер, пожилой лысый человек, сначала чуть не поднял ребят на смех, но потом понял серьёзность их намерений и вместо рассказа, сильно прихрамывая, повёл в цех. Цехом оказалось небольшое плохо освещённое помещение с несколькими рабочими предпенсионного или пенсионного возраста.

-  В другие цеха не поведу, там всё то же самое, - сказал мастер. - У нас какая особенность? Это дело на конвейер не поставишь, каждому делаем индивидуально, так что и вашему подопечному придётся не раз у нас побывать.

-  Да Вы нас не так поняли, - заторопился Андрей. - Мы сами хотим сделать. У нас в лаборатории оборудование всякое есть.

-  А вы хоть малейшее понятие о протезах имеете? - поинтересовался мастер.

-  Нет, но мы же будущие инженеры, - самонадеянно ответил Толя.

-  Вот то-то и оно, что инженеры, а тут ещё и врачом быть надо, анатомию, физиологию, психологию и прочие науки изучать. Не так-то это всё просто, ребятки.

-  Да мы уже поняли, что непросто, но ведь ничего не бывает невозможного.

-  Ладно, вижу, переубеждать вас бесполезно. Приезжайте, если что. Не стесняйтесь спрашивать. А с ортопедом  нашим обязательно советуйтесь. Пойдёмте, я вас с ним познакомлю.

Разговор с ортопедом получился очень серьёзным и полезным, но он не отпугнул ребят от идеи, а, наоборот, укрепил их в своём стремлении. Плохо было лишь то, что сделать сюрприз не получалось: первое, с чего пришлось начинать после всевозможных инженерных разработок, это снятие параметров культи.

Дядя Фёдор долго отнекивался, что протез ему не нужен, он и на костылях давно привык, и они ему вовсе не в тягость, что при желании он мог бы уже давно заказать себе этот чёртов протез, но просто не хочет. К тому же не исключена очередная ампутация, поскольку их уже было несколько, и хирурги настраивали, что очередная не ста­нет последней. В конце концов, при помощи Вадима Юрию удалось уговорить Фёдора согласиться.

Ребята так загорелись своей идеей, что действительно  готовы были всё свободное время проводить в лаборатории. Своей энергией они заразили не только сотрудников  кафедры, которые ломали головы, предлагая ребятам новые и новые решения, но и ортопеда фабрики. Тот стал каждую неделю приезжать в университет, чтобы посмотреть, как идут дела. Его профессиональные рекомендации принимались беспрекословно. Сам же он удивлённо качал головой, разглядывая в кабинете Юрия чертежи и готовые детали, настаивая быть приглашённым на примерку.

И вот протез был готов.

Когда Дядя Фёдор делал первые шаги, посмотреть на это собрались все свободные от лекций преподаватели, Юрий пригласил и Вадима. Толя и Андрей поддерживали Дядю Фёдора под руки с обеих сторон.

-  Да отпустите вы меня, дайте самому-то хоть шаг сделать, - остановился Дядя Фёдор.

Ребята отошли, готовые подхватить, если он начнёт падать. Фёдор прошёл до верстака, переминаясь с ноги на ногу, развернулся и пошёл обратно.

-  Больно, блин! - посетовал он, прислонившись к стене.

-  Больно ещё долго будет, - предупредил ортопед. - Как Вы себя чувствуете?

-  Да чувствую-то я себя нормально... Ну, немного неуверенно, если честно. Боюсь, что подогнётся, сломается или ещё что, и грохнусь на пол. На костылях-то привык уже. Вон уж сколько лет скачу. И тяжело что-то. Я думал, оно легче будет.

-  Это тоже с непривычки, - упокоил ортопед. - У вас же ничего не было, а тут продолжение ноги появилось. Что Вы хотите, дополнительный вес, от которого Вы отвыкли. Но привыкнете, привыкнете.

-  А как мне теперь садиться? - спросил Фёдор.

-  А Вы как раньше садились? - вопросом на вопрос ответил ортопед. - Так и сейчас присаживайтесь. Вам ещё тренироваться и тренироваться. Набирайтесь терпения.

-  Вам легко говорить. Сам бы попробовал.

-  А я пробовал. У меня ведь тоже протез, и даже посерьёзнее вашего. У меня, правда, импортный, но ваши ребята сделали не хуже.

Ортопед приподнял штанину и показал протез.

-  Ничего себе! - изумлённо сказал Фёдор. - Вы даже не хромаете!

-  А, думаете, первые шаги я не так же делал? Тренировки, мил человек, тренировки! А ребята ваши просто молодцы! Ей-богу, молодцы!

На конкурс студенческих работ Толя поехал в сопровождении  Фёдора. Ему командировку оформили, как научному руководителю, хотя больше он был нужен для демонстрации работы протеза.

Из Москвы ребята вернулись победителями. Первое место и денежная премия. Этот диплом им ректор заново вручал на заседании учёного совета под бурные аплодисменты  высшего руководства университета. Но радость вскоре была омрачена. С руководителя малого инновационного предприятия «Лазер», заведующего кафедрой Юрия Степановича  Цвигунова потребовали объяснительную - на каком основании он израсходовал дорогие материалы на изготовление  протеза своему сотруднику. В конкурсной работе доброхоты усмотрели коррупционную составляющую, поскольку протез был изготовлен не абстрактно, не безадресно, а на конкретного человека, и этот человек назывался  другом заведующего кафедрой. Налицо злоупотребление служебными полномочиями и растрата бюджетных средств, поскольку израсходованы дорогие материалы, использовано в рабочее время уникальное оборудование, а консультации  руководители проекта давали тоже в рабочее время.

В объяснительной Юрий написал, что готов компенсировать  стоимость материалов и работы оборудования. В том числе - затраченную электроэнергию. И с этой объяснительной отправился не к начальнику управления развития инновационных проектов, недавно назначенному на эту должность из друзей кого-то из членов охотничьей  команды ректора, а к Томилову, считая, что накат идёт не без его ведома.

Алексей Фёдорович даже побледнел от возмущения.

-  А ну, пошли к этому умнику, - встал он из-за стола своего  кабинетика и с листком в руке быстрым шагом направился  вдоль коридора. Юрий еле поспевал следом.

-  Ты что, не в своём уме? - не в силах сдержать эмоций, заговорил со своим подчинённым Томилов. - Ты где коррупцию ищешь? Ребята первое место на Всероссийском конкурсе студенческих работ заняли, а ты что тут удумал? Две тысячи за материал с их руководителя взыскать в кассу  университета?

-  А Вы что на меня кричите? - не вставая из-за стола, спросил новоиспечённый чиновник от образования.

-  Ты ещё не знаешь, как я кричать умею. А пока я тебе спокойным голосом говорю: быстро пиши на моё имя объяснительную. И чтобы каждым её словом винился перед оскорблёнными тобой людьми. Чтобы через час она лежала на моём столе, пока я твой руководитель.

-  Пока, Алексей Фёдорович. Именно, что пока.

-  Так вот, пока (Томилов сделал ударение на этом слове), пока я твой руководитель, я постараюсь научить тебя уважать людей. Умник выискался, борец с коррупцией!

-  Я доложу о нашем разговоре ректору.

-  Доложи, доложи, но объяснительную мне через час - на стол. Понял? Пошли, Юрий Степанович, не волнуйся, всё будет нормально.




ЖАЛЕЛЬЩИК


- Заходи, Вадим Альбертович! Располагайся, - Юрий жестом показал Вадиму на кресло возле журнального сто­лика, где обычно проходили их почти ежевечерние посиделки. - Поприсутствуй, тебе полезно будет знать, чем наша жалость оборачивается. Извините, Тамара Петровна, это мой коллега, тоже заведующий кафедрой. Он в университете недавно, многого не знает, так пусть при нашем разговоре поприсутствует. Вы не возражаете?

Сидящая на стуле женщина согласно кивнула головой.

-  Вот и хорошо. Спасибо! Итак, о Вашем сыне. Вот на этом самом месте мы с Вами на эту же тему разговаривали ровно полгода назад. Тогда вопрос стоял об отчислении Вашего Никиты за неуспеваемость. Сегодня всё повторяется  с теми же результатами. Тогда Вы плакали, умоляли меня оставить Вашего сына в университете, не подавать документы на отчисление

-  Я и сегодня молю Вас о том же, дорогой Юрий Степанович! Ведь три года мы платим за его обучение. Такие деньжищи вбухали, и что теперь? Псу под хвост? Я себе все эти годы во всём отказывала, я на двух работах устроена. Ещё всякие подработки на выходные беру, лишь бы только вовремя рассчитаться за его обучение. Я ведь в прошлом году даже кредит на это брала. Слава богу, уже рассчиталась. Я все эти годы себе абсолютно ничего не покупала. Алименты получаем копеечные, приходится одной выкручиваться. Вы даже не представляете, как это тяжело - одной растить взрослого сына! Ведь его же только накормить, его одеть-обуть надо, на карманные расходы дать, девушку там соком угостить или мороженым, в кино сводить... Ой, да столько всего надо!

-  Тут Вы правы, Тамара Петровна. Не представляю. Но в то же время я и не представляю, почему он сам не может помогать матери. Зарабатывать хотя бы на собственную учёбу, на карманные расходы. У нас больше половины студентов где-то работают. Одни в университетских цен­трах, другие по вечерам да по выходным всякие рекламные листовки расклеивают и раздают, третьи уже на предприятия  по будущей специальности устраиваются на неполный рабочий день. Мы в своё время грузчиками, дворниками, кочегарами устраивались. Почему Вы-то его в тепличных условиях воспитываете? И вот Вам за Ваше самоотречение. Он же не учится, он совершенно не хочет учиться. Если полгода назад мы с Вами говорили о его задолженности  по нескольким дисциплинам, о том, что он на лекциях не слушает, на семинарах не работает, то сегодня мы говорим о том, что он вообще перестал ходить на занятия. И что мне прикажете делать со студентом, который в университете  не появляется, учиться не хочет?

-  Юрий Степанович, я Вас умоляю! Хотите, я на колени перед Вами встану? Вот прямо при Вашем коллеге и встану.

Женщина поднялась со стула, явно намереваясь действительно броситься перед профессором на колени.

-  Тамара Петровна, Вы мне этот спектакль оставьте, - сурово сказал Юрий, тоже поднимаясь из кресла. - Зовите сюда сына, пусть посмотрит, как его мать вынуждена унижаться. Может, хоть это уроком послужит. Хотя очень сомневаюсь, потому что вырастили вы явного эгоиста. Уж простите  за прямоту!

-  Юрий Степанович, да я всё понимаю. И что эгоист он у меня, тоже понимаю. Лучше Вас это знаю, но что теперь делать? Конечно, сама виновата. После развода мне хоте­лось прежде всего его отцу доказать, что сын у меня ни в чём не нуждается. Вот и доказала. Не губите Вы меня, ради бога! Ну, куда он теперь, если отчислите? Он же у меня ничего не умеет, ни к чему не приспособлен.

-  Тамара Петровна, я такие мольбы слышу часто. Не Вы одна тут слёзы за своих чад льёте. А они думают, что поскольку за учёбу заплачено, то ему баллы и оценки преподаватели  автоматически должны ставить, что его обучение  - это не учёба, а покупка диплома о высшем образовании  в рассрочку. Но ведь ему же с тем дипломом потом работать надо. А теперь представьте, дотянем мы его до выпуска, дадим диплом, Вы где-то на производстве ему какую-то должность выплачете. И там несчастной матери, одной воспитывающей ребёнка, навстречу пойдут, дадут ему какую-нибудь небольшую должность, людей в подчинение. А он же абсолютно ничего не знает. И, не дай бог, на производстве что случится, его же в тюрьму упрячут. Вы хоть это себе можете представить?

-  Юрий Степанович, Вы, конечно, страшные картины рисуете, запугать меня хотите...

-  Да, - перебил женщину всегда тактичный Юрий. - Картины действительно страшные. Но, думаете, это из области научной фантастики? Вы почитайте газеты, посмотрите по телевизору, сколько в нашей жизни происходит всяких несчастных случаев исключительно по вине непрофессиональных руководителей и непрофессионализма  самих работников. Мы это называем человеческим фактором. И поймите меня правильно: отчисляя Вашего сына, мы, может быть, уберегаем его жизнь и жизнь других, предупреждая этот самый человеческий фактор.

Юрий уже не сдерживал эмоции, говорил, повысив голос. Его монолог прервал стук в дверь.

-  Разрешите?

-  А, вот и он, - Юрий развёл руками. - Ты за дверью слышал наш с матерью разговор?

-  Слышал, - кивнул вошедший высокий, атлетического сложения симпатичный парень.

-  Так вот! - жёстко сказал Юрий. - У нас с тобой пол­года назад был серьёзный разговор. Ты тогда вот на этом самом месте сопли и слёзы на кулак мотал, матери и мне обещал взяться за ум, начать учиться. Тебе всего полтора года надо было продержаться. Точнее, даже год, потому что потом - госэкзамены, защита диплома. И что? Тебя хватило ровно на неделю. Да и то, ты всю неделю лишь присутствовал на лекциях. Присутствовал, отсутствуя.

-  Как это? - не поняла мать.

-  А так! Он сидел в аудитории, но в то же время был где-то вне её. Он не слушал лекции, не конспектировал, не работал. Я это не с чьих-то слов говорю, я сам читал им курс лекций, время от времени пытаясь вернуть его на грешную землю. Замечу, безуспешно. Потому что через несколько минут он снова улетал куда-то в облака. Потом догадался, что он поглощён чем-то куда более важным для него, чем образование. Я же Вам звонил и просил отключить ему Интернет.

-  Юрий Степанович, я отключала. Он стал ходить в игровые клубы.

-  Мой Вам совет: лечиться. У него явно выраженная лудомания, игровая зависимость. Хорошо, что пока толь­ко компьютерная, хотя и в Интернете очень много платных игр, на которые у него могут уходить огромные средства.

-  Юрий Степанович, это мы обязательно. Это моя вина, что я недоглядела. Я же всё время на работе и на работе. Мы с ним даже видимся мало, я упустила. Но что делать с учёбой?

-  Уважаемая Тамара Петровна! Единственное, что я могу Вам предложить, это взять академический отпуск по болезни. Вы врач. Вам не составит труда сделать необходимые  документы. Тем более что лудомания - это действительно  болезнь. Но лучше, если будет указано сердечно -сосудистое заболевание или проблемы с пищеводом. Больше я Вам ничем помочь не могу. Извините! До свидания ! Хочется надеяться, что молодой человек действительно  сделает необходимые выводы из нашего сегодняшнего разговора и во время академического отпуска будет работать и навёрстывать упущенное за годы учёбы, а не бить баклуши перед монитором.

Когда за матерью с сыном закрылась дверь, Юрий пере­сел к Вадиму:

—  Мать жалко! Хоть и сама виновата, что воспитала такого эгоиста, а всё равно жалко. И денег её действительно на ветер выброшенных жалко, и саму, но это только начало  её действительно больших проблем. И знаешь, сколько таких мамаш сюда приходит? Да после каждой сессии по нескольку. Кто-то просит вместо тройки четвёрку поста­вить, чтобы стипендию сохранить, кто-то хотя бы троечку натянуть, чтобы с бюджетного места не выкинули, а там и троечка-то натянутая, потому что с нас за отсев строго спрашивают. А спрашивают, потому что это деньги. Отчислили, значит, университетские доходы снизятся. Вот так и живём в этом замкнутом круге.

—  А какой-то выход есть? - спросил Вадим.

—  Если бы знали, что-то бы придумали. Я на прошлой неделе ездил на Всероссийскую научно-практическую конференцию. Организовано всё было отлично, некоторые  это хорошо умеют. Бюджет позволяет пыль в глаза пустить, помпезно обставить. Пленарное заседание прошло  при полном зале, после обеда разошлись по секциям. Нас восемь докладчиков, полная аудитория студентов. После второго доклада молодёжь начала уходить целы­ми группами по три-четыре человека. И что поразительно, доклады были интереснейшие, докладчики уникальные. К концу дня остались эти самые восемь докладчиков и три студентки. Явно из отличниц, которым всё интересно, но сомневаюсь, что они по окончании учёбы будут работать в прокатных цехах. Для кого мы те доклады готовили? Да, согласен, друг для друга тоже, но ведь цель подобных форумов - проявить интерес к науке у молодёжи, заразить их жаждой исследовательской работы, привлечь в лаборатории, на кафедры, чтобы вырастить себе замену. А получилось, что только друг друга просветили. Хотя и это для подобных форумов очень важно.

-  Извини, я снова спрошу: а что делать?

-  Не знаю. Вадим, ты посмотри на посещаемость занятий. Видел, что у тебя, похоже, стопроцентная, я тебя с этим поздравляю, но тебе, может быть, легче, потому что ты гуманитарий. Мы, к примеру, сопромат анекдотами объяснять не сможем. Понимаешь, что страшно: у значительной части молодёжи пропал интерес к учёбе. Может, из-за доступности информации через Интернет, когда не надо накапливать эти знания в голове, в записных книжках, часами просиживать в поисках нужной информации  в читальных залах, рыться в книгах и словарях, как это делали мы. Достаточно нажать несколько клавиш - и читай то, что надо. А может, из-за того, что мы на самом верху  документально узаконили процесс обучения образовательными  услугами. А услуги эти настолько разнообразны Идёшь по улице: услуги по ремонту квартир, услуги по ремонту бытовой техники, услуги парикмахерские, услуги медицинские, услуги интимные, ещё сотня всяких услуг, и в одном ряду с ними оказались услуги образовательные. Лично меня убивает это сочетание - образовательные услуги. Учить надо, а не услуги оказывать. Точно так же, как лечить, а не медицинские услуги оказывать. А услуга она и есть услуга. Ты же не ходишь за услугами парикмахера  каждый день, только по мере необходимости. Вот так и тут. Когда образование стало лишь услугой, за ней начнут обращаться лишь по мере необходимости. А необходимости  этой молодые люди пока и не ощущают. Как вот этот лоботряс, которого ты только что видел. Ты спрашиваешь, что делать? Не знаю, Вадим! Не знаю. Знаю лишь, что на самом верху, в министерстве, что-то кардинально менять надо. И не министров, а систему образования, потому что все эти реформы последних двух десятилетий оказались направлены лишь на разрушение того хорошего, чем наша страна могла законно гордиться. Ладно, пошли домой.






ДОРОЖНОЕ


-  Выручайте, Вадим Альбертович! Всё про Ваше здоровье знаю, и что не по чину Вам, заведующему кафедрой, такое предлагать, но некому больше. Прямо как у Некрасова: семья-то большая, да два человека всего мужиков-то: отец мой да я.

Директор гуманитарного института Николай Петрович Столяров умоляюще смотрел на Вадима.

-  Понимаете, не могу я какую-нибудь лаборантку отправить, а директор музея Степан Ильич для таких дальних рейсов уже не годится. Хорохорится старик, но, похоже, весь вышел.

-  Николай Петрович, о чём, собственно, разговор? - спросил Вадим.

-  Ах, да! Вы извините, со мной это бывает. Что-то знаешь, думаешь, что и собеседник твой таким же объёмом информации обладает. Сколько себя на этом ловлю, особенно  на лекциях, а никак привыкнуть не могу. Я ведь преподавателем, как Вы, тоже по воле судьбы стал. Когда Никита Никитич гуманитарный институт создать решил, меня и пригласил. Извините, я опять от темы ухожу. Пони­маете, нам в Челябинске для музея уникальный экспонат с завода отдают. Надо только съездить и привезти. Маши­ну дают, но экспедитора нет. Может, выручите? А, Вадим Альбертович, дорогой! Совсем не обязательно на грузовике  ехать, поезжайте на поезде, на автобусе, но только чтобы там с документами разобраться, накладные подписать да отгрузку проконтролировать.

-  Какие проблемы, Николай Петрович! Съезжу, конечно! Я в Челябинске сто лет не был.

-  А здоровье-то позволит? - запоздало спросил Столяров, хотя вопрос, собственно, уже благополучно разрешился.

-  Не беспокойтесь, со здоровьем всё в порядке, - поспешил  заверить Вадим.

-  Как швы-то? Не разойдутся от тряски?

-  Да какие швы, Николай Петрович! Я про это дело уже и забыл совсем.

-  Ой, спасибо Вам огромное, вот выручили, так выручи­ли. Лизонька все документы подготовит, Вам занесёт.

-  А когда ехать?

-  Да завтра и поезжайте. Поторопиться надо, а то сдадут в металлолом, мне Степан Ильич этого не простит. Сами знаете, как теперь новые хозяева ко всему старому относятся. Каменные топоры откапывают и в музейные витрины складывают, а уникальным экспонатам из советского прошлого места не находят. Степан Ильич говорит, у них там на заводе свой прекрасный музей был, всё порушили в девяностых. Что-то на свалку выбросили, что-то в подвалы сложили. Теперь вот подвальные помещения административного  корпуса кому-то в аренду сдавать собрались, как говорят, от хлама очищают. А за этот, простите великодушно, хлам, Ковалёв жизнь отдать готов. Вот великой души человек! Вот человек! Ой, простите, я снова отвлёкся. Так съездите?

-  Съезжу, конечно, какой разговор, Николай Петрович.

-  Вот и прекрасно. Вот Вам номер телефона водите­ля. Сергеем его зовут. Созвонитесь, договоритесь, где и в котором часу встретитесь, и - в добрый путь! К ночи и обернётесь . А доверенность и командировочное Вам вскоре Лизонька занесёт. Только не забудьте отметить.

-  Николай Петрович, да я всю жизнь по командировкам мотался, не маленький.

-  Не обижайтесь, Вадим Альбертович, не обижайтесь, голубчик. Привычка такая - все мелочи учитывать. С деть­ми дело иметь приходится, хотя у нас и преподаватели иногда хуже детей. Ей-богу! Сами знаете, каков народ - художники. Думаю, Вам по роду своей деятельности больше с поэтами дело иметь приходилось, так вот, мы, художники, ничуть не лучше. Такие же рассеянные. Все по большей части где-то в облаках витаем. Да и психологи тоже та ещё категория. Не зря говорят: с кем поведёшься, от того и наберёшься. У нас тут только кафедра техники безопасности на особинку. Но эти все - технари. А с технарей, простите великодушно, что возьмёшь? Одним словом, рацио. Инструкция - от точки до точки, и никаких отклонений. Опять я заговорился. Извините, Вадим Альбертович, Вы меня так выручили, так выручили! Видите, как я разволновался.

Вадим созвонился с водителем, договорились, что встретятся в шесть утра на заправке на выезде из города.

Что-то знакомое почудилось Вадиму в лице водителя.

-  Скажите, а мы раньше нигде не встречались? - спросил  Вадим.

-  Да как же? Ваше-то лицо хорошо знакомо: то и дело по телевизору показывают.

-  Показывали, - уточнил Вадим. - Теперь уже давно за кадром.

-  А мы с Вами в онкологии вместе лечились. Я, правда, с той поры сильно растолстел, так что и старые друзья не всегда узнают.

-  Точно! Сергей! Из восьмой палаты, кажется?

-  Из восьмой, - заулыбался Сергей. - А Вы же редактором  были. Теперь что, в экспедиторы подались? Не тяжело после операции по командировкам на грузовиках мотаться?

-  Да это у меня так, разовое поручение.

-  Но ведь работаете?

-  Работаю. В политехническом университете преподаю.

-  Конечно, такого большого человека без работы не оставят, - поддакнул Сергей. - Это мы, работяги, никому не нужны. Я вот легковушку свою продал, родители - дачу, купил КамАЗ, теперь пытаюсь деньги зарабатывать. Вы извините, как Вас по отчеству?

-  Да просто Вадим, чего там. Не такая уж у нас и разница в возрасте. В онкологии, если помнишь, все на равных были.

-  Ну, так там действительно все были равны перед смертью-то...

-  Почему же перед смертью? Видишь, живы, работаем, жизни радуемся.

-  Так это сейчас, а когда мне диагноз поставили, думал, ну, всё, хана, пора белые тапочки покупать.

-  Но ведь обошлось же!

-  Обошлось, слава богу.

-  В Бога веришь?

-  Да это так, присказка, а вот мать моя, когда меня на операцию  положили, в церковь ходить стала. А Вы помните, у нас Фёдор безногий был? Не знаете, случайно, что с ним, где он? Вот мужик был заводной! - восхищённо сказал Сергей.

-  Почему же не знаю? Знаю. Помнишь, у нас профессор  был? Вот он Дядю Фёдора к себе на работу и пригласил. Так что Дядя Фёдор теперь у нас в университете работает  слесарем в лаборатории. Он же мастер на все руки. Студенты ему, между прочим, замечательный протез сделали, он теперь без костылей ходит.

-  Ну, Федька даёт! В университет? Так он же у вас там всех девок перепортит.

-  Не перепортит. Профессор Цвигунов его жену в эту же лабораторию принял, так что Дядя Фёдор под надёжным присмотром, - засмеялся Вадим.

-  Ну, дела! Значит, жив Федька! Да ещё в университете работает! Надо обязательно встретиться.

-  Да хоть завтра. У нас почти все в отпусках сейчас, но Дядя Фёдор работает. Там они большой заказ получили, работы выше крыши. Заходи.

-  А пока завтра машину разгружают, я к нему и забегу, - решил Сергей.

-  И правильно! Он будет очень рад.

-  Вадим, а Вы не возражаете, если я ещё друга с собой возьму? Я же думал, один поеду, а ему как раз в Челябинск надо, думал, всё в дороге вдвоём веселее. Кабина просторная, уместимся. Он, между прочим, тоже онкологию про­шёл. Полгода лечился, химию кололи, облучение делали, но вроде, тьфу-тьфу, всё обошлось. А вон и он на такси под­катил. Печник он, заказ в Челябинске получил. Кстати, если надо на даче печку или камин сложить, лучше мастера не найти. Его вон и на Рублёвку приглашали, у больших людей работал, у генералов да миллионеров разных. Хотя генералы-то, поди, все и сами теперь миллионерами стали...

-  А я не миллионер, у меня и дачи нет, - улыбнулся Вадим. - Так что мне камин негде пристраивать, но знакомству  буду рад.

-  Захар, - представил друга Сергей. - А это Вадим. Тоже наш бедолага. Мы с ним вместе в онкологии лечились.

-  Я как погляжу, у нас чуть не каждый второй через онкологию прошёл. С кем ни разговоришься, если не сам, то родные или соседи там операцию делали. Это что за эпидемия -то такая на страну навалилась? Не наслана ли кем? Не биологическая ли война?

-  Не думаю, - ответил Вадим.

-  Да я телевизор смотрю, газеты читаю и всё больше задумываюсь , что неспроста это. Ведь не было же раньше столько раковых! Может, действительно диверсия какая? Или утечка из какой лаборатории произошла? Вон где-то в Курганской области захоронения химического оружия делают, полигон целый. В Тюменской области в Тобольске какая-то лаборатория  ещё с тридцатых годов, что ли, была, сибирскую язву изучали, теперь не знают, как Иртыш да Обь уберечь, потому что река берег подмыла до самого скотомогильника. А микробы  сибирской язвы, говорят, двести лет живут. Если подмоет это же и Ледовитый океан заразится. Вот мировая катастрофа  будет, если там треска да сёмга заразятся. Ну, сёмгу мы не часто покупаем, не по карману, а треску народ очень даже берёт. Да и другой рыбы полно. А кто знает, может, и в нашем городе какая лаборатория была, а то и до сих пор есть, а в ней, скажем, лекарство против рака разрабатывают. А если лекарство создают, то и раковые клетки должны размножать, чтобы опыты проводить. А если утечка какая? А если какой американец или абрек сумел эти возбудители заполучить? У нас же теперь всё, что хочешь, купить можно. С самого секретного производства. Если за простымирабочими контроль установили, то кто большое начальство тронет, кто их на проходной проверит? Выноси, что хочешь!

-  Ну, ты, Захар, загнул! - возразил Сергей.

-  Да я чисто теоретически. Вот скажите, может такое чисто теоретически произойти?

-  Чисто теоретически - может, - согласился Вадим.

-  Вот и я о том же говорю, а он не слушает, - махнул рукой Захар. - Вон сколько всяких фантастических фильмов  да боевиков на эту тему сделано. Наверняка на реальной  основе многое, не всё же придумано. Как думаете?

-  Скорее всего, придумано, но нельзя исключать, что иногда какие-то реальные факты стали основой для сюжета.

-  Вот послушай, что умные люди говорят, - повернулся Захар к Сергею. - А он всё спорит и спорит, как будто я такой уж и тёмный. Я же, когда в Москве камины кладу, с такими умными людьми иногда разговаривать доводится! Даже с академиками, бывало. А что, академики тоже камины хотят иметь и генералы разные. Я однажды генерал-полковнику на даче камин делал. Тоже интересный мужик попался. Сам деревенский родом, но как в армию забрали, так потом в училище военное поступил, потом в академию да до генерала и дослужился. С ним, когда я работу закончил, мы даже коньяку выпили и душевно так поговорили. Он свою деревню  вспомнил, аж прослезился. Тридцать лет, говорит, на родине не был, а собраться всё недосуг.

-  Извините, Захар, а как Вы в Москву на работу попа­ли? Там что, своих печников нет? - наивно спросил Вадим.

-  А откуда там печникам взяться? - строго переспросил Захар. - В Москве всё менеджеры да банкиры. Там не печи, там только деньги делать хорошо умеют. Чтобы печь, а особенно  камин, сложить, надо голову на плечах иметь и руки золотые. А у москвичей у всех руки из жопы растут.

-  Так уж и у всех? - с улыбкой спросил Вадим.

-  Да там кого москвичей-то? Одно название только. До революции, конечно, как в любом большом городе, всяких мастеровых полно было, а потом перевелись настоящие печники, когда во все дома тепло провели. Камины стали просто для красоты делать, потому как в многоэтажных домах вентиляция на дымоход не рассчитана. Вон в магазинах  не видали разве, сколько этих всяких каминов стоит с электрическими лампочками да пляшущими огнями над пластмассовыми дровами? Только хрень всё это. И красоты никакой, и пользы ноль. Огонь настоящий должен быть, тогда он взор завораживает, на раздумья настраивает. Сам камин должен произведением искусства быть, чтобы глаз радовал, огонь в нём не помещение, а душу греть должен.

-  Захар у нас философ, - поддел Сергей.

-  А если хотите, и философ. За жизнь много чего видел, много чего слышал, вот мысли-то и бродят в голове. Ведь не просто всё в мире, законы свои природой созданы. Да и сам человек куда сложнее этой вот машины. Машину человек придумал, может, когда-то машины и другие машины создавать  будут, но человека ни одна машина не сделает. Вы толь­ко подумайте, насколько сложная система - человеческий организм! Из всего энергию извлекает. Съел я кусок мяса - энергия, кусок хлеба - опять энергия, капусты квашеной -  всё одно, морковки погрыз - и это тоже энергия. Толь­ко энергию-то и двигатель на солярке вырабатывает, но ни одна машина истёртые детали не восстанавливает, а у чело­века кости срастаются, раны заживают. Из машины в коробке  передач вынь хоть одну шестерёнку, не поедет. У меня половину кишок вырезали, а я всё одно функционирую.

-  Захар, ты самое простое взял для примера - грузовик, -  возразил Сергей. - Ты какой-нибудь сложный компьютер возьми. Компьютеры вон через Интернет сами про­грамму обновляют, вирусы свои вылечивают, много чего ещё делают.

-  Ну, вирусы для них опять же человек и придумал. А ты слышал, чтобы какой-то компьютер вставил другому какой-то сигнал, и тот через какое-то время малюсенький компьютерик родил, а тот из махонького в большой вырос. А ты жене капельку всего и впрыснул-то, и у тебя потом вон сын инженер вырос. Так что человек на земле - самая сложная машина. Ну, и звери, понятное дело, тоже. И вообще всё вокруг нас - живой организм.

-  Так, говорите, нет в Москве печников? - перевёл Вадим явно нарастающий спор давних друзей в другое русло.

-  Так я же и говорю, откуда им там взяться-то? Печь сложить надо, чтобы руки из нужного места росли. А у москвичей  руки только и умеют деньгу загребать. Да и москвичей-то там... Где они? Такая же шелупонь, как мы с Серёгой. Настоящих москвичей раз-два и обчёлся. Вон читал в газе­те, там только азеров больше миллиона да чеченцев столь­ко же, а ещё хохлы да молдаване на стройках работают, таджики улицы подметают, вьетнамцы да китайцы на всяких подпольных заводах работают. Так где, я тебя спрашиваю, москвичи-то? Всё наши, из разных городов понаехали, а гонору-то, гонору-то! Вчера в каком-то Мухосранске жил, потом в столицу прорвался и теперь на всех свысока смотрит, мол, вот он я какой, в люди выбился. А в какие люди? В серпентарий попал, где каждый друг друга в любую минуту ужалить готов или вместе с говном сожрать ради собственной  выгоды. Там у них даже друзей нет, только компаньоны. Видал я многих. Обнимаются, улыбаются, а за спиной толь­ко гадости друг про друга и говорят. Тьфу, даже противно! Давай, Серёга, остановись вон на заправке, кофе выпьем, а то я утром позавтракать не успел. Вы не возражаете?

-  Наоборот, тоже с удовольствием чашечку кофе выпью, -  согласился Вадим.

-  А где Вы печи да камины класть научились? ПТУ закончили? - не оставлял свою тему Вадим, когда уселись в кафе за столик.

-  А Вы думаете, этому в ПТУ научить могут? - вопросом  на вопрос ответил Захар. - Нет, дорогой мой человек, в ПТУ могут научить кирпичи складывать, а не печи класть. Это очень сложная наука! У меня несколько поколений предков печниками были, я вон с пяти лет с отцом. Просто рядом играл, из глины что-нибудь своё лепил, потом кирпичи  подавать начал, а когда с малолетства при деле да глаза  имеешь, всё подмечаешь, что к чему. А чуть подрос, батя уже и наставления стал давать, но первую печь дозволил самостоятельно сложить только уже перед армией. Да и то рядом в доме сидел, матерками подбадривал. Вот как ремесло исстари передавалось. У каждого свои секреты были: как глину замесить, что добавить для крепости, каким кирпичом   под выложить, чтобы дольше не прогорал, что надо делать, чтобы окна зимой не замерзали да не плакали. Этому  ни в каком университете не учат. А в Челябинск еду, там в одном музее изразцовую печку сложить надо. Что такое изразцовая-то, знаете хоть?

-  Нет, - честно признался Вадим.

-  Вот то-то и оно. Это керамические плитки для облицовки   печей. Каминов, иногда даже стен, а если деньги богатеям девать было некуда, то и для облицовки фасадов.

-  Вспомнил, - обрадовался Вадим. - Голубенькие такие плиточки. Видал, конечно.

-  Голубенькие, - проворчал Захар. - Да они могут быть какого хошь цвета. Хоть голубая, хоть розовая, хоть зелёная. Облицовочная керамика ещё с Древнего Египта известна, так что этак тысячи четыре лет назад придумана. А технология с тех пор мало изменилась. Нет, конечно, есть и заводы, где она на конвейере делается. Но это уже не то, настоящие  знатоки на такую даже не глядят. Вот я завтра тоже поеду образцы выбирать, боюсь только, что всё равно придётся китайский ширпотреб брать. Кто же теперь денег на настоящую-то даст? Хотя, не исключаю, по документам она будет ручной работы. Начальникам хороший навар нужен.

-  Захар, но и ты у нас не обижен, - встрял в разговор Сергей. - Чего греха таить, не бедствуешь.

-  А я и не плачусь, - откликнулся Захар. - Только, если хотите знать, ещё ни разу не встретил богатея, который бы не жмотничал. Сначала одну цену называют, потом, когда дело сделано, торговаться начинают. Не поверите, за каждый доллар, у них рубли там даже за деньги не считаются, за каждый доллар двумя руками держатся. Иногда дума­ешь, да провались ты со своими долларами куда подальше, не умею я торговаться. Сколько скажут за работу, столько и беру. Иногда думаешь: а ты сам попробуй сделать, тогда, может, цену узнаешь, но махнёшь рукой, берёшь, сколько дали, и домой едешь.

-  Может, мы тоже уже поедем? - заторопил Сергей.

-  А я давно всё съел, - показал Захар на пустые тарелки. - Поехали.

-  Сергей, ты давно дальнобойщиком? - спросил Вадим, когда выехали на трассу.

-  Да уж лет двадцать. А что?

-  Просто, думаю, наверняка всякое в дороге бывало.

-  А то! Вон в девяностых только с ружьём и ездили.

-  Приходилось применять? - спросил Вадим.

-  По людям не стрелял, но в воздух бывало. Было и по машине проходилось, когда пытались к обочине прижать. У меня целый кузов электроники, сопровождающий мент в райцентре остался, мол, в кафе траванулся, но, я думаю, он с ними заодно был. Они думали, прижмут меня к обочине, из кабины выкинут, и весь груз ихний. А не знал мент, что у меня под сиденьем обрез спрятан. Я из одного ствола их бэхе по колесам, из второго - по багажнику, заднее стекло вдребезги. Перезарядил и жду, что дальше будет. Там кто-то с заднего сиденья из пистолета по мне, ну, тут я понял, что войны не миновать. Ещё картечью по их машине, они с визгом по газам и на спущенном колесе вперёд. Я потом километров пятьсот ехал, пока соляра не кончилась, всё засады ждал. Знал, что после перестрелки живым не оставят. Но обошлось. Ну, было ещё пару случаев, правда, уже без стрельбы.

-  Это в разбойных девяностых? - уточнил Вадим.

-  Тогда, - кивнул Сергей. - Только и теперь тоже вся­кого хватает. Того беспредела, который тогда был, конечно, уже нету, но всё равно приключений на романтическую задницу хватает. Вот я раз в неделю в Москву езжу за водкой. Ну, не в саму Москву, в Подмосковье, слыша­ли про такой город - Подольск? Вот там меня встречают, охранник в форме садится за руль, капитан милицейский - рядом и уезжают. Часа через три-четыре возвращаются, накладные мне передают, и расходимся каждый своей дорогой. Всё тайной покрыто.

-  Отчего такая секретность? - поинтересовался Захар.

-  Как отчего? Где-то в Подольске подпольный водочный  завод устроен. Не хотят, чтобы лишние люди знали, где он находится. А моё какое дело? Груз в кузове опечатан, накладные при мне, за руль и домой. На базу сдал и до следующего  вторника занимайся, чем хочешь. Хочешь - другими  заказами, хочешь - на диване сиди пиво пей, но чтобы во вторник как штык к рейсу готов был, если постоянно­го заказчика потерять не хочешь. Им же с частником проще  дело иметь, меньше народу задействовано. Через фирму  там сегодня один водила, завтра - другой, а тут всегда один. Если что, концы легче искать, да и разговоров меньше. За молчание, опять же платят хорошо. Так что всё нормально. Но вот думаю, это какие же там бабки крутятся, если только в наш город я в месяц четыре рейса делаю, это же миллионы рублей. Ведь эта подпольная водка наверняка  не только в наш город идёт, там, похоже, на широкую ногу дело поставлено. На миллиарды рублей.

-  Ты никогда мне об этом не рассказывал, - повернулся Захар.

-  Дак чем хвастать-то? Потом, опять же при жене разве такое расскажешь?

-  Я думал, при жене только про девок с обочины рассказать нельзя, - осклабился Захар.

-  Кстати, - сказал Вадим. - А девушки на обочине - это миф или реальность? Сколько уже проехали, ни одной не видно было.

-  Так им под дождём мокнуть да на ветру мёрзнуть не с руки. Это раньше они на обочинах стояли, теперь всё цивилизованно. Вон сколько мотелей вдоль дорог выстроено, так что можно расслабиться со всеми удобствами. У нас в большегрузных машинах спальники есть, можно и тут, в кабине, покувыркаться, а кто-то и на маленьких машинах едет, на легковых опять же. В кафе видел, две девицы сидели в углу? Ну!

-  Что, из этих, с обочины? - переспросил Захар.

-  А то! Ты что думаешь, они, такие разнаряженные, из соседней деревни в кафушку пришли кофейку попить? Придорожный сервис. А вон смотрите - рекламный щит: «Сопровождение грузов». Кому надо, понимают. Что, думаете, там охранника предложат или экспедитора? Девочку до следующей остановки. Это раньше плечевые были, перегон или плечо - с одним, следующий - с другим, потом обратно возвращается с попутной машиной. Ладно, кто дорогу на завод знает?

Вадим с Захаром переглянулись.

-  Тогда придётся навигатор настраивать. Сейчас на заправке остановлюсь, маршрут проложу. Какой там адрес?

Бегать с бумагами Вадиму практически не пришлось. Его ждали, все ящики уже были сложены неподалёку от ворот. Пока ходил в заводоуправление, крепкие мужики подогнали автокран и бережно сложили ящики в кузов. Повозиться пришлось только со станком.

-  Ты бы ещё на рефрижераторе за станками приехал, - ворчал один из грузчиков на Сергея.

-  Да я откуда знал, что везти придётся, - оправдывался Сергей. - Мне сказали оборудование, я откуда мог знать, что тут какой-то станок.

-  Ладно, давай отстёгивай брезент с задней части кузова  да дуги убирай, - посоветовал мужик. - А то, чего добро­го, порвать можем.

Когда и станок был загружен, мужики помогли поста­вить на место дуги, закрепить брезент.

-  Пообедать у нас в столовой можете, - посоветовал всё тот же мужик. - Если вы, конечно, рабочей столовой не брезгуете. Между прочим, хорошо готовят. Не скажу, что дёшево, но вкусно.

Обед действительно оказался вкусным, и едва отъехали от завода, Вадима начало клонить в сон.

-  А ты спать не хочешь? - поинтересовался он у Сергея.

-  Нет, я привычный. Да и пока ты там с бумагами бегал, я кимарнуть успел. А ты вздремни. Можешь вон в спальник забираться, дорога дальняя, выспишься.

От спальника Вадим отказался, но как ни крепился, заснул, пока машина выбиралась из заводских проулков. Проснулся, когда ехали по трассе.

-  А тебе не тяжело после операции на большегрузной машине? - спросил Вадим Сергея.

-  Я не знаю, смог бы я столько на легковушке намотать, сколько на КамАЗе езжу, - откликнулся Сергей. - Привык за двадцать лет.

-  В авариях не бывал?

-  Бог миловал, хотя видать многое приходилось. Придурков  на дорогах хватает. Иногда кажется, что все поло­умные за руль сели и на дороги выехали. Столько насмерть бьётся, а всё равно это для других уроком не служит. Ты, небось, только по городу да на мерсах ездишь?

-  У меня своей машины никогда не было, - отозвался Вадим.

-  А что так?

-  Ни к чему. Жил рядом с работой, дачи нет, ездить некуда. Но в командировках на всяких приходилось. Я же всю жизнь в журналистике, в Тюмени в областной газете работал, по Северам постоянно мотался. А там и на плетевозах, и на вахтовках, и даже на вездеходах, как на базе ГАЗ-66, так и на базе бронетранспортёров.

-  Я на севере не работал, но в кино видал, как эти бронетранспортёры  по болоту да по тайге ездили. Романтика!

-  Романтики хватало. Даже мне однажды чуть с жизнью распрощаться не пришлось.

-  Расскажи, - попросил Сергей.

-  А что рассказывать? В 40 градусов из Уренгоя на вахтовке выехали, а через сто километров двигатель заклинило.

-  И много вас было?

-  Мы с водителем. Он на газовое месторождение поехал. Меня к нему пассажиром подсадили.

-  Совсем как у Высоцкого.

-  Точно, я теперь, когда эту песню слышу, тот случай вспоминаю. Назад пятьсот, пятьсот вперед, сигналим зря - пурга, и некому помочь! У нас было не пятьсот, но ситуацию  это не меняло.

-  Да, - понимающе протянул Сергей.

-  Да, поддакнул Вадим и стал вспоминать тот случай, когда они с водителем в жгучий мороз оказались среди пурги и метели. И помощи ждать было неоткуда.






ВАРВАРА


К Варе Андрей присматривался давно. Ещё с первого дня учёбы в университете. Когда первокурсников собрали в большом зале какого-то Дворца культуры, чтобы познакомить с институтом, с его руководством, преподавателя­ми и возможностями не только учёбы, но и насыщенной разнообразной досуговой деятельности, перемежая официоз  концертными номерами и выступлениями вузовских циркачей, на сцену вышла очень эффектная девушка и спела  песню собственного сочинения, она сразу же запала в сердце парня. В их школе таких красивых девушек не было. Да и пела она, как показалось Андрею, бесподобно. Встретив  вечером в общежитии Игоря, он сразу же спросил, кто такая эта Варвара.

-  Вроде со второго или третьего курса, - уточнил Анд­рей. - Когда объявляли, я не слушал, а потом увидел, и захотелось познакомиться.

-  Понравилась?

-  Очень! - честно признался Андрей.

-  Забудь. Эта птичка не нашего полёта. Знаешь, сколько парней вокруг неё увивалось? Облом полный. Она среди мажоров себе жениха ищет.

-  А кто такие мажоры?

-  Мажоры? - переспросил Игорь. - Нам с тобой, Андрюха, это не грозит.

-  Иностранцы, что ли?

-  Вроде того. Только живут здесь, но жизнь ведут не чета нашей. Ты прав. Их можно смело назвать иностранцами, потому что у них совершенно иной образ жизни. А если короче - это дети высокопоставленных родителей. Ну, там крупных начальников, из власти, сынки генеральных директоров корпораций или объединений, у кого денег куры не клюют. Они в основном в МГУ или в МГИМО поступают, но у нас в универе  тоже есть. Эти сразу с дипломом помощниками генеральных директоров устроятся, советниками. Хотя что они могут насоветовать? Так, время убивают, стаж нарабатывают, чтобы через пару лет всплыть в крупном бизнесе. Короче, богатые бездельники. У тебя кафедрой заведует классный мужик, Юрий Степанович Цвигунов. Он тебе как- нибудь получше объяснит. Он их терпеть не может, потому что учиться не хотят. Им не образование нужно, а диплом. Есть толковые ребята, но в основном тусовщики. Им деньги родительские девать некуда, учатся на платном, время от времени в институте появляются, если тусовки наскучат. Да скоро сам узнаешь. На вашем курсе тоже их наверняка несколько человек есть. Вон, например, один явно из этого круга, - показал Игорь на самоуверенного модно одетого парня. - Вот этот может с Варварой замутить.

Андрей изредка встречал Варвару в институтских коридорах. Чтобы видеть её чаще, хотел даже записаться в эстрадную студию, но, поскольку не имел никакого музыкального  образования, ему вежливо отказали. А потом выяснилось, что и Варвара занимается не в этой студии, а при консерватории по классу вокала, берёт частные уроки, получала дипломы лауреата в разных областных и городских  конкурсах.

Случайно попадая Варваре навстречу, Андрей радостно ей улыбался, она недоумённо кивала в ответ на его приветствие, а если шла в компании парней, кого с ноткой презрения Игорь называл мажорами, вообще не удостаивала внимания.

Заведующий кафедрой Юрий Степанович Цвигунов был действительно классным мужиком. Он очень интересно читал лекции, больше похожие на доверительную беседу, приглашал студентов заниматься в лаборатории. С ним было интересно поговорить, и потому Андрей, не имевший близкого контакта с отчимом, приходил к Юрию Степановичу  часто просто поговорить о жизни. Во время одного из таких разговоров спросил про мажоров.

-  Уж не в их ли круг задумал попасть? - улыбнулся преподаватель.

-  Нет, просто интересно узнать, кто это такие. Мне мой друг пытался объяснить, но я не очень понял.

-  Андрей, а тебе их не понять. Ты ведь из простой семьи, а у этих родители занимают очень высокие должности. Мажор привык, что ему в руки всё падает с неба, и что бы он ни пожелал, всё ему купят. И дорогую машину, и отдых на престижных заграничных курортах. Они за вечер в клубах тратят столько, сколько я за месяц зарабатываю. А они на этих тусовках, можно сказать, живут. У тебя, я понял, руки золотые, всё можешь сделать, а они к работе не приучены. Так что погоди, скоро ты им лабораторные работы делать будешь, курсовые писать.

-  Курсовые?

-  Парень ты с головой, погоди, скоро от заказов отбоя не будет.

Этот разговор Андрей вспомнил вскоре, как только купил на заработанные деньги машину. Он тогда сидел с Юрием Степановичем в лаборатории, слушая наставления по работе  над новым проектом, к которому педагог снова привлекал подающего большие надежды студента. Кроме того, речь шла о предстоящей в Германии стажировке, которую-таки пробил Цвигунов, несмотря на сопротивление начальника управления  международных проектов. Тот был категорически против направления на такую дорогую учёбу первокурсника, пока заведующий кафедрой не сразил его аргументами:

-  Ты посмотри, сколько у тебя за прошлый год на разных стажировках всяких девочек побывало, которые толь­ко и делают, что бумажки разносят. Какая отдача от этих турпоездок? А тут парень уму-разуму учиться будет, потом на этом оборудовании у нас работать минимум три года.

-  О каких турпоездках ты говоришь? - упрямился начальник управления.

-  А я тебе сейчас навскидку пяток фамилий назову. Хочешь? Или сам вспомнишь? Так это только то, что я знаю, а сколько всего у тебя в зарубежных вузах побывало? Кто-то с пользой съездил? Кто-то потом этот опыт переда­вал? Ты посмотри, у тебя же в основном экономисты ездят. Что, им именно зарубежный опыт нужен?

-  Да ладно, ладно, не горячись! Подготовлю я документы , но к Томилову и к ректору сам пойдёшь подписывать.

-  Да подпишу, не сомневайся.

-  Тогда готовь парня.

-  Да я его уже исподволь начал готовить. Он даже немецким  самостоятельно заниматься начал, чтобы школьную программу освежить в памяти.

Вот об этой предстоящей стажировке как раз и шёл раз­говор с Андреем, когда в кабинет вошла Варвара.

-  Юрий Степанович, мне бы с Вами наедине поговорить.

-  Варвара, ну, какие у нас с Вами могут быть секреты? Это Андрей. Вы не знакомы?

-  Нет, - помотала головой девушка.

-  Напрасно! Очень толковый парень! Вот как раз ведём с ним разговор о предстоящей стажировке в Германии. Поедет осваивать новое оборудование, которое к нам на кафедру на днях поступает. Будете на четвёртом курсе под руководством  Андрея осваивать передовые европейские технологии.

-  Юрий Степанович, у меня сейчас проблемки намечаются, а до четвёртого курса ещё дожить надо.

-  Доживёте, куда Вы денетесь. А сейчас что за проблемки?

-  Юрий Степанович, можно, я откровенно?

-  Конечно, можно.

-  Подскажите, пожалуйста, кто бы мне помог с курсовой. Я заплачу.

-  Эх Вы! Заплачу, заплачу... А сама-то что?

-  Юрий Степанович, там на фрезерном станке надо. А мне оно зачем? Вы же знаете, что я всё равно на завод инженером  не пойду.

-  Знаю, Варя, знаю, не знаю вот только, зачем к нам поступала? Училась бы в своей консерватории, гран-при на международных конкурсах получала. Зачем время впустую тратить?

-  Отец настоял, хотя мама была категорически против, в итоге я и в консерватории, и здесь. Отец говорит, чтобы в жизни сегодня сделать хорошую карьеру, надо иметь техническое  образование. Экономистов и юристов и так пруд пруди, а технарей не хватает, поэтому надо университет, потом аспирантуру, потом кандидатскую и - к нему в проектный  институт карьеру делать.

-  Папа Ваш всё хорошо продумал, но вот что мы с кур­совой делать будем?

-  Так подскажите, кто мне поможет.

-  А вот Андрей и поможет.

-  Так он же только на первом курсе.

-  Тогда, хорошая моя, надевайте комбинезон - и к фрезерному станку.

-  Я вам тогда тут всё нечаянно переломаю.

-  И это верно. Все вопросы к Андрею. Вы тут переговорите, а я пойду в цехе посмотрю, всё ли выключено.

В теоретической части Андрею практически всё показалос тёмным лесом, но он не стал переспрашивать в надежде, что позднее непонятное ему объяснит Юрий Степанович, а вот что касается механики, то тут всё было яснее ясного, и никаких трудностей для Андрея не представляло.

-  Ты на машине или кто-то встречает? - спросил Анд­рей девушку, когда разговор был закончен.

-  Я такси вызову.

-  Зачем такси? Я довезу.

Андрея распирала гордость, что он на собственной машине может прокатить понравившуюся ему девушку, довезти её до дома.

-  Может, к телевышке завернём? - спросил Андрей. - Всё равно ведь по пути.

-  Если хочешь, - равнодушно сказала девушка, явно разочарованная  тем, что ехать придётся на старых «жигулях».

-  Оттуда весь город, как на ладони, - обрадовался Анд­рей возможности показаться с красивой девушкой на горе, где всегда много народу.

Они прошлись по аллее, постояли у парапета, окаймляющего  довольно высокий обрыв, возвышающийся над цен­тральной частью города, подковой выгнутого внизу вдоль широкой реки.

-  Ты не замёрз? - спросила девушка.

-  Нет, мне тепло.

-  А я уже окоченела, - поёжилась Варвара.

Андрей сделал робкую попытку обнять, но она решительно  освободилась.

-  Ты обещал меня отвезти домой.

Жила Варвара в элитном доме, въезд во двор которого перегораживал шлагбаум, а в будке виднелся охранник.

-  Спасибо, что довёз. Знаешь, я никогда в жизни в такой машине не ездила. Папа говорил, что у него когда-то давным-давно были «жигули» первой модели. Как он ласково называет «копеечка», потом двадцать первая «волга». Она до сих пор у нас в гараже стоит как раритет. Я вроде бы ещё ребёнком на ней на дачу ездила, но не помню. Так что спасибо, ты меня в ретровремена окунул, на «копеечке» прокатил.

-  Это вообще-то «шестёрка», самая была престижная машина из всех моделей. Мне это её прежний хозяин говорил, - с нескрываемой обидой за предмет своей гордости сказал Андрей. - Варя, может, мы с тобой серьёзные отношения  заведём? Я готов.

-  А что ты подразумеваешь под серьёзными отношениями? Секс? Вот сделаешь мне курсовую на пятёрку, я по­думаю. Парень ты симпатичный, могу и секс обещать.

-  Я вообще-то совсем другое имел в виду.

-  Андрюшенька, что ты мог иметь в виду? Что ты мне можешь дать? На задрипанных «жигулях» покатать? Или ты можешь предложить вместе с тобой на Мальдивы поехать  на каникулах?

-  Мальдивы - это где?

-  Мальдивы - это, мальчик мой, тысяча с лишним островов в Индийском океане. Дорогой курорт для богатых. Ты что, не читаешь в Инете, что именно туда ездят Анастасия Волочкова, Николай Басков, Валерий Сюткин и другие знаменитости. Я хочу вместе с ними на одном пляже  загорать.

-  Мне некогда ерунду в Интернете читать. Я занимаюсь.

-  Неужели круглые сутки теоретическую механику изучаешь? Или сопромат?

-  Нет, я немецкий начал изучать. Точнее - дополнительно  к программе.

-  А зачем тебе немецкий? Теперь все английский изучают.

-  У нас в школе немецкий был. А зачем? Вам же Юрий Степанович говорил, что меня хотят в Германию на стажировку  отправить.

-  Ах, да! Извини. Так что ты там про серьёзные отношения?

-  Ладно, проехали. Извини, я понял, что тебе нужен мажор.

-  Да пошли они куда подальше, эти мажоры! Мне нужен серьёзный мужчина, уже состоявшийся в жизни, у которого есть деньги, есть всё. А ты не обижайся, ты себе найдёшь хорошую девушку из простых. Пока! До завтра! Не забывай, ты обещал завтра заняться моей курсовой. Спасибо, что довёз.

Она вышла из машины и быстрым шагом скрылась за углом дома, будто стесняясь охранника, который видел, что приехала она на совсем не престижной машине.






УЧЁНЫЙ СОВЕТ


-  А теперь переходим к «Разному», - Старцев внимательно посмотрел в зал, обвёл его взглядом, охватив буквально  каждого из более чем полусотни человек. - «О внесении изменений в состав учёного совета». Слово предоставляется  помощнику по общим вопросам Инне Александровне  Поповой.

Из зала поднялась невзрачного вида дамочка и, громко цокая каблучками, направилась к трибуне.

-  Ещё одна бездарность, - шепнул Юрий Степанович. - На всех свысока смотрит. Знала ведь, что выступать придётся, могла бы надеть что-нибудь приличное, а не эту вязаную бесформенную кофту, причёску сделать или хотя бы голову помыть. Не пойму, это всё у неё от уровня куль­туры, точнее - от полного бескультурья, или от отсутствия ума? А стерва ещё та! До декретного в методическом отделе работала, пустое место. Теперь Старцев приблизил. Говорят, замужем за сыном его друга по охотничьим делам.

Тем временем дамочка дошла до трибуны, наклонилась к микрофону:

-  Раз, раз, раз... В рамках необходимости перманентно­го обновления состава руководящих органов управления вузом и необходимости ротации кадров предлагаю досрочно  вывести из состава совета профессора Иванова, профессора  Полежаева, профессора Слуцкера, профессора Мазура  и кооптировать в состав учёного совета новых членов. По уставу университета число кооптированных не может превышать десять процентов.

Названные Поповой фамилии действующих членов учёного совета были на слуху. Вадим слышал их десятки раз ещё во время работы в газете, как основателей научных школ, как светил отечественной науки. Зал недоуменно загудел.

-  Это всё наша старая школа, научная элита, они по полсотни лет здесь работают. Авторитет потрясающий, - зашептал Юрий Вадиму.

-  Это цвет нашего университета, - сказал Старцев. - Это наши самые уважаемые люди, но и мы к ним должны отнестись  с уважением. У наших профессоров огромная нагрузка, поэтому мы должны отнестись к ним с должной заботой и пониманием. Я на днях разговаривал с некоторыми из них, они откровенно признаются, что тяжело совмещать научную работу, преподавание, работу с аспирантами, докторантами с общественной деятельностью. Исключительно по этой при­чине мы сегодня должны с пониманием отнестись к нашим уважаемым товарищам, к нашим учителям и дать им возможность не распылять силы, а сосредоточиться на главном - работе с молодыми. И кооптировать в состав учёного совета помимо тех, кто входит по должности, нам тоже надо молодых, перспективных, тех, кому надо учиться управлять, что­бы со временем сменить нас на наших должностях. Я думаю, не будет нарушением регламента, если я сам предложу сей­час две кандидатуры, а остальных мы доизберём на конференции  вуза. Я предлагаю Любовь Васильевну Доброву и Виктора Михайловича Хитрунова. Кто за то, чтобы названных товарищей внести в списки для тайного голосования?

-  Доброва - умница, но на рожон не полезет, да и полномочия  её не те, чтобы мешать ректору, а Хитрунов ещё тот фрукт, - шепнул Юрий. - О нём я тебе позднее расскажу.

-  Можно в качестве реплики? - поднялся худенький старичок.

-  Это наш Полежаев, - пояснил Юрий.

-  Я помню. Он на прошлых заседаниях очень активно и ершисто выступал, - отозвался Вадим.

-  Да, пожалуйста, Фёдор Ананьевич, - сказал Старцев.

-  Я очень благодарен Владиславу Васильевичу за про­явленную им заботу о нашем пошатнувшемся, по его мнению, здоровье.

В зале послышались смешки.

-  Мы, конечно, немолоды. Всем, кого назвала эта неизвестная  мне девочка, или уже перевалило за восемьдесят, или вот-вот перевалит. Я был членом учёного совета сорок пять лет, а профессор Слуцкер, страшно подумать, - ровно пятьдесят. При нас сменилось восемь ректоров, и всем им наш авторитет в учёном мире не мешал руководить вузом. Нашего совета спрашивали, к нам прислушивались. Но, видимо, действительно настало время молодых, таких, как эта девочка за трибуной. Если ректор считает, что нам стало невыносимо трудно три часа в месяц просиживать на заседаниях учёного совета и участвовать в принятии судьбоносных для университета решений, если больше не нужен наш богатейший опыт, то что тут скажешь. Спасибо, что на улицу не выставили! Хотя я и этого уже не исключаю.

Он сел на своё место, а в зале воцарилась тишина. Неловкость ситуации понимали все присутствующие.

-  Фёдор Ананьевич, Вы нас не так поняли, - начал оправдываться Старцев.

-  Да так я вас понял, так. Время послушных наступило, а мы своё мнение имеем и прямо его высказываем, вот и неугодны стали.

-  Фёдор Ананьевич, я же Вас помню ещё со студенческих  времён, - заговорил Старцев. - Вы всегда, все эти годы были нашим кумиром, я бы даже сказал, совестью нации. Лично я с болью в сердце пошёл на такое решение, да и все мы здесь сегодня будем голосовать с чувством глубокого  сожаления. Но время идёт, оно неотвратимо, и это тоже надо понимать. Нам надо готовить себе смену.

-  Да я тоже тебя, Слава, помню со студенческих времён. Помню, как ты мне по три раза экзамен пересдавал. Умный был, вёрткий, а на учёбу слаб. Но ушлый. И далеко бы ты пошёл, но тоже уже не мальчик. Твой тупик тоже уже виден.

-  Да, Фёдор Ананьевич, Вы правы, и мне придёт пора уступать дорогу молодым. Это закономерность. Но давайте не станем устраивать перепалку. Перейдём к процедурным вопросам.

Вадим и Юра принимали участие в работе учёного сове­та в качестве приглашённых, поэтому на время перерыва вышли в коридор.

-  Да, круто Старцев начал, - заговорил Юрий. - Кров­но стариков обидел. Теперь они до конца своих дней будут у него в оппозиции. Хотя что заведующие кафедрами могут противопоставить ректору? Мы с тобой что можем решить? А ровным счётом - ничего. К тому же для оптимизации управления в любое время можно в рамках реорганизации поставить вопрос о слиянии двух-трёх кафедр в одну под руководством совсем другого человека.

Учёный совет оказался не таким уж монолитным и послушным, как казалось Вадиму. За новых членов проголосовало  чуть больше половины состава, остальные были или против, или воздержались.

Когда председатель счётной комиссии огласил результаты, Старцев зачитал заранее заготовленный приказ о назначении главным учёным секретарём учёного совета Любови Васильевны Добровой.

-  А чем прежний секретарь не угодила? - поинтересовался Вадим. - Мне показалось, дама была умная и приятная.

-  Тебе ещё многое тут придётся понимать, отключая логику. Римма Степановна Казакова - родная сестра Томилова. Это не на неё наступление, а на Томилова. И это лишь начало, скоро надо ждать продолжения.

Продолжение не заставило себя ждать. Уже на следующем  заседании ректората, на которые Вадим регулярно ходил по устному распоряжению теперь уже прежнего рек­тора Безухова, Старцев объявил об изменениях в штатном расписании. Должность первого проректора по экономике  и финансам упразднялась. Проректором по экономике  и финансам назначалась кандидат экономических наук Вера Васильевна Пивоварова. Как пояснил ректор, Вера Васильевна - профессиональный финансист, работала начальником отдела крупнейшего в регионе банка, пишет докторскую диссертацию и потому согласилась перейти на работу в университет, где ей будет удобнее заниматься наукой. Доктор технических наук Алексей Яковлевич Томилов назначался проректором по науке.

-  В вузовской науке у нас в последнее время произошёл застой, и чтобы поднять её на должный уровень, а мы будем претендовать на звание исследовательского университета, нужен именно такой энергичный и разносторонне образованный человек, как Алексей Яковлевич Томилов, - сказал ректор с доброжелательной улыбкой. - Заниматься не по специальности финансами заставила Алексея Яковлевича жизнь, он прекрасно справлялся с поставленной задачей, но на научном направлении он может принести университету много больше пользы. И это ещё не все перестановки. От должности первого проректора по его личному заявлению освобождается Антон Антонович Золотов, первым проректором назначается заведующий кафедрой промышленного  дизайна Фёдор Николаевич Локтев.

За несколько месяцев работы в университете Вадим мало с кем успел познакомиться близко, потому что на новой должности было не до задушевных разговоров, но с Золотовым несколько раз общался, решая организационные вопросы, с которыми директор института неизменно отправляла его к первому проректору. Антон Антонович показался человеком умным, умеющим принимать решения  и брать на себя ответственность. Про него говорили, что его Безухов назначал на самые трудные участки, и очень скоро он разруливал там возникшие проблемы.

- Локтев - давний друг Старцева, - пояснил назначение Юра. - Они вместе летают на охоту, на рыбалку ещё с тех пор, когда сам Старцев заведовал кафедрой. Так что тут назначение  снова не по деловым качествам, а по принципу преданности. Но учёный из Локтева никакой, он даже докторскую уже лет десять написать не может при самой активной поддержке Старцева. Организатор тоже никудышный, потому что слишком ленивый. Уж поверь, я тут за годы работы многих  изучил, кто на что горазд. Так что воз по-прежнему будет тянуть Золотов, а пенки снимать Локтев. Вот такая хитрая тактическая рокировка. Ну, а то, что Томилова от денег ото­двинул, это уже стратегия. Не удивлюсь, если на него ещё и растрату накопают. У них давняя неприязнь друг к другу. Томилов терпеть не может лентяев и дураков, а Старцев всегда завидовал Томилову, его харизме, дикой работоспособности, компетентности во всех вопросах и широчайшей эрудиции. Томилов и Безухов - вот два взаимодополняющих человека, оба деятельные, креативные, но один - стратег, а второй тактик. Всё, что сделано в университете за последние двадцать лет, - их безусловная заслуга. Жалко, если из- за личных амбиций Старцева всё это будет разрушено.






БОЛЬШАЯ ПЕРЕМЕНА


-  К тебе можно?

-  А что ты спрашиваешь? Заходи, конечно!

-  Ларисы нет, но знаю, что ты приходишь рано, решил заглянуть.

-  А почему стучишь?

-  С этими новыми порядками уже и не знаешь, к кому без стука, а к кому - по предварительной записи.

-  Лариса с утра в поликлинику зашла.

-  Уж не к гинекологу ли? - пошутил вошедший проректор по общим вопросам.

-  Типун тебе, - засмеялся Алексей Фёдорович. - Кофе будешь?

-  Не до кофе теперь. Хотел тебе ещё вчера позвонить, да настроение на ночь не стал портить.

-  Ты про моё перемещение по должности? Так мы со Старцевым  это обсуждали.

-  Про кабинет - тоже?

-  Что про кабинет? - насторожился Томилов.

-  Вижу, не в курсе. В этот кабинет заселяется Локтев.

-  А чем ему кабинет Золотова не нравится?

-  Туда Старцев Хитрунова хочет. Точнее - сам Хитрунов туда хочет.

-  А Локтеву, значит, моя сауна покоя не даёт. Ну, правильно, охотники к сауне привычны, будут теперь по пятницам  тут париться и байки рассказывать. Ладно, а Хитрунову зачем с приёмной? По статусу вроде как не положено секретаршу иметь.

-  А он теперь будет советником со статусом первого проректора.

-  Рожа не треснет?

-  Похоже, нет.

-  Ладно, хрен с ними, а меня ты куда определяешь?

-  На втором этаже кабинет свободный давно стоит.

-  Это возле туалета?

-  Он.

-  Ну, правильно! Куда же ещё засранца Томилова, кроме как не к туалету? Раз понижение в должности, значит, и этажом ниже. А Ларису ко мне за приставной столик?

-  Она - под сокращение. Вижу, ты совсем не в курсе происходящих перемен

-  За вами не успеешь.

-  Не за нами, за новым ректором.

-  Да, круто Старцев начинает. С кабинетом, хрен с ним, а вот Ларису просто так не позволю на улицу выкинуть.

-  Я думаю, предложит что-нибудь. Человек столько времени у нас проработал.

-  И когда вещи переносить?

-  Сегодня на ректорате приказ обнародовал, так что можно переезжать. Кстати, тебя почему на ректорате не было? Там как раз новые назначения Старцев и озвучил.

-  Да мне с утра встречу в правительстве области назначали.

-  Так вот, Локтев с Хитруновым на две недели в отпуск уходят, чтобы за это время в их новых кабинетах ремонт сделать и мебель заменить.

-  А что тут ремонтировать? Давно ли делали? И мебель хорошая. Тем более что эта в тот кабинетик возле туалета  не влезет, значит, тут остаётся, хоть и привык я к этой обстановке за десять лет.

-  Про мебель Локтев сказал - топорная. Ему стильная нужна, и цвет стен не нравится. Мебель ещё вчера новую заказали, итальянскую. Хитрунову - тоже. А эту велено разобрать и на склад пока.

-  Как заказали? А тендер? Вася, ты куда смотришь? Тебя же подставляют. Ты сколько лет в этой должности, не новичок, ты же знаешь, что это грубое нарушение.

-  А я, Лёша, уже никуда не смотрю. С сегодняшнего дня у меня в распоряжении только швабры, да и то временно. Закупками теперь новый проректор заниматься будет.

-  Вместо тебя кого-то взял?

-  Нет, новую должность вводит. Проректор по развитию и материально-техническому обеспечению имущественного комплекса. Назвал это большой переменой.

-  Ничего себе перемена, реорганизация структуры управления в целях экономии! И кого на эту должность?

-  На ректорате представили. Полковник милиции, точнее - полиции, Гроза Марс Романович.

-  Звучи-ит!

-  Звучит. Вместе охотятся. Именно он нашим охоту в заповеднике обеспечивает. Там его бывший зам директором, так что кругом - свои люди.

-  Да, Вася, был у нас в университете этап становления, потом этап развития, потом период стабильности, теперь охотничий сезон наступает. -

-  Лучше не скажешь. Чувствую, наворотят они дел с этим ментом.

-  Хорошо, этот полкан нашим нужен охоту в заповеднике организовывать, наши-то ему на фига?

-  Э, не скажи! Я справки навёл. Причина есть, и не одна. Во-первых, полкану кандидатская нужна. Спит и видит себя учёным.

-  У нас же нет юридического.

-  А ему какая разница? Будет технических. Сляпают что-нибудь типа «Разработки кибернетических систем охраны промышленных объектов». Это первое, а второе - его сына, майора, из органов за что-то выперли, создал охранное предприятие. Будет теперь университет охранять. Мне наши юристы вчера сказали, что договор такой уже неделю назад им на экспертизу подсунули.

-  Вася, действительно не до кофе. Пойду к деду, надо успеть до ректората что-то предпринять, пока этот приду­рок свой приказ не озвучил.

-  Лёша, не ходи, не трави старику душу. Он тоже, уже можно сказать, не при делах.

-  Как не при делах? Он же президент университета. Неужели такие дела не при его участии решаются?

-  Мне девчонки из канцелярии сказали, что, как толь­ко из министерства приказ на Старцева пришёл, он тут же отозвал из Федерального агентства проект представления на новое избрание Дедюхина президентом. Обосновал, что по новому Закону об образовании Дед не может быть президентом  университета, поскольку не отработал в нём рек­тором два срока. Он же действительно только пять лет рек­тором был, да и то не в нашем университете. Эти документы явно давно заготовлены, только приказа министра об утверждении в должности по итогам выборов ректора ждали.

-  Дед же этого не переживёт! Он столько для вуза сделал! Будучи депутатом Госдумы, столько сил приложил, пробивая наши идеи. И теперь за ненадобностью - в утиль?

-  Останется просто профессором.

-  И что будет преподавать? Историю КПСС или научный коммунизм? Вася, он же докторскую ещё по истории партии защищал. Кому теперь те его знания нужны? А новую программу разработать - возраст не тот. Ну, дадут часа четыре нагрузки, придумают что-нибудь, но для него это в любом случае удар очень тяжёлый.

-  Может, в Заксобрании что придумают?

-  Помощником какого-нибудь прохиндея депутата? Вася! Ему семьдесят пять, не тот возраст, и главное - не то положение, чтобы бумажки для купившего мандат депутата  сочинять. Ну, ты сегодня и новости принёс! В античные времена только за одну такую казнили, а тут - сразу пакет. А то, что у тебя закупки отобрали, оно даже к лучшему - проблем меньше.

-  Ну, проблем у меня, кажется, здесь скоро никаких не будет. Проблема - где работу искать.

-  Что так мрачно?

-  Так а чем мне тут заниматься? Швабры и те отнимают.

-  Не понял.

-  Готов договор с клининговой фирмой. Теперь специализированная  фирма будет заниматься услугами по профессиональной уборке помещений и поддержанию чистоты в помещениях университета. Тоже юристы наши договор посмотрели, не сегодня-завтра ректор подпишет.

-  Опять кто-то свои?

-  Жена Хитрунова решила бизнесом заняться, клининговую  фирму создала. Думаю, пока на пустом месте, наш университет будет её первым объектом. Наших же техничек  к себе на работу возьмёт. Вот такие дела. Только не говори, что ничего этого не знал.

-  Вася, честное слово, ни сном ни духом. Ты же знаешь, что я бы не позволил так просто эти махинации провернуть, вот меня в неведении и держали, за спиной заговор плели. Потому меня снова на науку и перевели. Ладно, конкретным  делом займусь. Мы с тобой ещё поработаем.

-  Вряд ли. Думаешь, зачем эту курицу Инну помощником  по общим вопросам назначил? Закупки у меня отобрали, уборкой жена Хитрунова займётся, что остаётся-то? Вот остатки Инна и будет курировать. Создадут при ней специальный отдел и всё. И я тоже не нужен.

-  Слушай, а сколько та итальянская мебель стоит, не в курсе?

-  Точно не знаю, но поскольку эксклюзивная, думаю, каждый кабинет в полмиллиона потянет.

-  А Райдер вчера жаловался, что ректор заявку на новое оборудование для лаборатории на сто тысяч не подписал. Мол, денег нету. А тут что получается? Кресло под задницу Хитрунова по такой же стоимости берут, и деньги есть? Вася, этот охотничий сезон до добра не доведёт.

Когда Василий Петрович вышел из кабинета, Алексей оделся и быстро прошёл к расположенному невдалеке павильону «Евросети», купил недорогой смартфон, симку, положил на неё денег и, чуть отойдя от тротуара, набрал Безухова.

-  Ты с какого номера звонишь?

-  Со своего. Сам же тогда говорил, что тут теперь всё возможно, что за каждым шагом следить могут, каждое слово прослушивать. Вот купил новый аппарат.

-  Хорошо, что там у тебя стряслось?

Торопясь, рассказал ему о только что услышанных от Лескина новостях.

-  Ты с утра не выпил? - спросил Безухов.

-  Никита, тут не до выпивки. Хотя при таком повороте дел не грех и в запой уйти.

-  Я тебе уйду! Я сейчас Старцеву позвоню, пусть дура­ка не валяет. После созвонимся. Если что, я губернатору звякну, пока Старцев дров не наломал со своими большими  переменами.

-  Понимаешь, приказ уже озвучен, так что обратного хода нет.

-  Ну, это как сказать. Будем бороться.






ЗАТЕЯ ЛЕДИ ЛОРИЭНЫ


Ночь с Ларисой снова прошла бесподобно. Она умела  доставить такое наслаждение, чтобы навсегда подчинить  себе любого мужчину. Именно она, а не древнеиндийский  философ Малланага Ватсьяяна, думал Гриша, была автором непревзойдённого за полтора с лишним тысячелетия учебника сексуального наслаждения под названием «Камасутра». По крайней мере, тех пятнадцати глав, написанных о любовном соединении. И если не автором, то прилежно изучившей трактат.

Обессиленный и невыспавшийся, Гриша утром долго не мог прийти в себя, а Лариса была бодрой и свежей, будто кто другой, а не она изнуряла всю ночь мужчину в постели.

-  Тебе было хорошо, мой дорогой Арагорн?

-  Ты - бесподобна...

-  Поговорим о деле?

-  О каком? - не сразу понял Гриша.

-  О том, которое я тебе вчера предлагала. О создании нашего с тобой клуба, сообщества, кружка... Называй, как хочешь, но это будет наше с тобой детище похоти и разврата, где все будут получать адреналин и плотское наслаждение. Ты даже не представляешь, какой это драйв, смотреть  в глаза человека, на шее которого затягивается петля, ему нечем дышать, зрачки его расширяются до предела, он судорожно пытается хватать ртом воздух, а горло зажато, и он задыхается. Ещё миг - и смерть. Он уже мысленно прощается с жизнью, и тут ты ослабляешь петлю. Человек на один миг побывал на том свете, но именно в твоей власти вернуть его обратно. Тут главное - не прозевать, поймать тот миг между жизнью и смертью. Представляешь, какое наслаждение он испытывает, когда понимает, что смерть была совсем рядом, но он остался жив. Я хочу воспитать себе подобных, научить их разжигать страсть и самим получать неземное удовольствие. А поскольку тебе это тоже нравится, ты мне поможешь. Но мы с тобой будем над этой похотливой толпой, мы - гуру, мы просто поведём их в мир разврата. Мы - наставники, организаторы, а исполнители  они сами. Если что, мы с тобой - в стороне.

-  Ты - страшный человек, - сказал Гриша после долгой паузы. Он хотел сказать, что она психопатка, что ей надо лечиться и лечиться серьёзно, но, боясь обидеть и потерять, промолчал. Вместо этого, в надежде оттянуть неприятную беседу, спросил:

-  У тебя уже созрел какой-то план?

-  Иначе я бы не заводила этот разговор. У тебя наверняка есть какой-нибудь обаятельный студент или ещё лучше - аспирант, которому уже неинтересно просто так таскать на скрипучую общежитскую койку новых простушек. Он должен взять на себя психологическую подготовку наших будущих адептов. Ты преподаватель, тебе нельзя. Во-первых, тебя будут стесняться, во-вторых, могут приписать сексуальные домогательства и выгнать из университета к чёртовой матери. И это в лучшем случае. В худшем, папа с мамой вряд ли смогут помочь избежать суда. Даже если он окажется самым гуманным в мире и вынесет тебе условное наказание или пару лет в колонии-поселении. Там профессура не нужна. Будешь ты с недописанной докторской диссертацией убирать на ферме навоз. Чтобы избежать неприятностей, нам нужен человек из прокуратуры. У меня есть на примете один. Мы вместе учились, теперь он уже прокурор. Неудачно женился, будет не прочь оттянуться с молоденькими  девочками.

-  Ты с ним тоже спала?

-  Милый Арагорн, уж не ревнуешь ли ты меня к кому- то? Ревнуешь? - она потрепала его волосы. - Вот это напрасно! Понимаешь, я никогда никому не обещала верности. Я - сама по себе. И с этим надо или смириться, или просто забыть меня навсегда.

«Да, с психикой у неё серьёзные проблемы, - думал Гриша. - Но как подчинить себе людей, она знает прекрасно и этим умело пользуется. Ей хочется властвовать над людьми. И это не желание быть руководителем, там власть любо­го самодура ограничена Трудовым и Уголовным кодексом. Ей хочется безраздельной власти, чтобы ей поклонялись, как богу. Не зря она и хочет быть гуру. Пусть в небольшой компании, но иметь неограниченную власть над этой группой людей. И проще всего поработить их сексуально, своим непревзойдённым искусством обольщения. Да-а, порадовался бы старик Фрейд, попади ему для психоанализа такой удивительный экземпляр!». Сам Григорий был уже неплохим психоаналитиком и вполне обоснованно считал, что Фрейд таким учеником наверняка бы гордился, как гордится его научный руководитель, профессор Гуревич, автор нашумевшей статьи «Эрос. Страсти человеческие».

Будь Гриша сейчас пациентом психоаналитика, даже пациентом самого себя, хорошо понимая, что в данном случае  надо делать, как поступать самому, просто элементарно не захотел бы избавляться от влияния столь роковой женщины. Он чувствовал себя подопытным, с любопытством ожидая приготовленные сумасбродными идеями Ларисы приключения.

Через два дня Григорий Васильевич уже беседовал со своим аспирантом Дмитрием, парнем яркой, артистичной внешности и атлетического сложения. У него явно не было недостатка в поклонницах, что являлось гарантом успешного набора первой партии адептов нового сообщества.

Григорий Васильевич предложил парню провести исследования и написать статью для ваковского журнала на тему: «Влияние сексуальности на выбор профессии». Опрос было решено провести среди совершеннолетних учащихся двух колледжей, а также первого курса инженерно-экономического института, где, за редким исключением, учились девушки. Они вместе нашли в Интернете вопросник теста по аналогичной тематике, дополнили своими, договорились, что тему Григорий Васильевич утвердит на кафедре, и после этого Дмитрий приступит к исследованиям. Было решено, что опрос пройдёт анонимно, но каждый участник отметит свои ответы каким-то собственным  индексом, по которому потом можно будет сформировать  отдельную группу для проведения второго этапа. Этот этап и должен был определить круг будущих адептов сообщества. Когда Гриша рассказал о ходе работы Ларисе, она попросила познакомить её с Дмитрием.

-  Мы будем звать его Дунадан, - решила Лариса, всё ещё увлечённая романтикой Толкина.

-  Почему Дунадан?

-  Мне так нравится, к тому же созвучно с его настоящим именем.

-  Дунадан так Дунадан, - согласился Гриша, даже не пытаясь вспомнить, чем был знаменит этот герой романа Толкина.

Договорились, что Гриша встретится с ним не на кафедре, а неподалёку от своего дома, где ему удобнее, поскольку в университете в этот день у него нет занятий. Через полчаса беседы молодых мужчин в кафе, будто бы случай­но, зашла Лариса, обрадовалась встрече с Гришей и спросила, может ли она присоединиться к их компании.

-  У меня тут неподалёку были дела, решила выпить чашечку кофе, - объяснила она. - Не познакомишь со своим  другом? А то как-то неловко.

-  Да, конечно, - запоздало опомнился Гриша. - Это Дмитрий, мой аспирант. Мы тут как раз обсуждали тему его статьи для журнала.

-  Я вам помешала? Извините!

-  Нет, нет, что ты! Мы уже закончили. Дима, это моя давняя приятельница...

-  Лариса, - перебила девушка. - Но друзья предпочитают называть меня Леди Лориэна. Вы тоже, как мой друг, не любите Толкина?

-  Наоборот, читал с упоением. Ещё в школе.

-  Тогда можно, я буду называть вас Дунадан?

-  Дунадан?

-  Не напрягайтесь. Я и сама не помню, кто это, просто созвучно с Вашим: Дима - Дунадан.

-  Даже романтично, - заулыбался Дима.

Минут через пятнадцать оживлённой беседы Лариса спросила:

-  Гриша, ой, прости, Григорий Васильевич, ты не на машине?

-  Нет, я же тут рядом живу.

-  Дунаданчик, Вы тоже пешком? На машине? Тогда, может, Вы меня подбросите, если Вам по пути?

-  Конечно, конечно, с удовольствием. Только, знаете ли, у меня машина скромная, даже стыдно - Вы вон какая дама представительная. Исключительно для «Лексуса», «Понтиака» или «Кадиллака».

-  Вы думаете, я хоть раз в таких автомобилях ездила? Я девушка простая, куда мне до шикарных авто?

-  Тогда - прошу, - преобразился Дима и сделал галантный приглашающий жест.

«Повезёт к себе, - с ревностью подумал Гриша. - Про­пал парень, и этот теперь будет делать всё, что станет диктовать   ему Лариса. Нет, Леди Лориэна. Лариса для неё - слишком прозаично».






В ЧЬИХ РУКАХ СКИПЕТР


-  Владислав Васильевич, только что звонил Николай Феофанович Басков, начальник Счётной палаты.

-  Да знаю я его, - отмахнулся ректор.

-  Ну, он по поводу приглашения на пикник на Татьянин день. Мы же ему приглашение посылали.

-  И правильно, что посылали. Нам такие люди в друзьях очень нужны.

-  Он хотел с Вами поговорить, но я сказала, что у Вас совещание, а потом сразу очень серьёзная встреча в правительстве.

-  Не сказал, что хотел?

-  Сначала говорил, что лично с Вами хочет по поводу приглашения. Но потом вроде бы и в шутку сказал, что если ему девочка в сопровождение будет, то поедет.

-  Да это он не шутит, это вполне серьёзно, я его замашки  хорошо знаю. Кобель неисправимый! Я что ему, сутенёр, что ли? Что сказала?

-  Ну, я сказала, что Вам доложу, и потом или Вы ему на мобильник перезвоните, или я. Он сказал, что Вы его теле­фон знаете.

-  Да знаю, знаю. Не хочу я ему звонить, но, с другой стороны, нам с ним лучше не ссориться. Как раз в этом году у нас по плану проверка Счётной палаты предстоит. Как всегда, на пустом месте нароют. Хоть можно и на прежнее руководство всё списать, но на имидже университета всё равно скажется. Да и устранять недочёты всё равно мне. Ладно, я его знаю, прилепится, как клещ, лучше уступить этому развратнику.

-  Это ведь он не так давно развёлся?

-  Он, он. Половину своих сотрудниц перетрахал, пока не погорел. Но ведь сразу же и женился. Ты разве не помнишь, у нас на балу был с молодой женой?

-  Это тот плюгавенький, с лысиной во всю голову?

-  Именно он.

-  У него ещё жена такая высокая, стройная, на голову его выше.

-  Вот-вот.

-  И чем он её пленил?

-  Говорят же, что кривое дерево в сук растёт, - засмеялся  ректор. - А вам, бабам, главное, чтобы сук был добрый.

-  А вот и нет, - возразила Надежда. - Совсем это не главное. Это вы, мужчины, почему-то так придумали, а нам важнее, чтобы человек был хороший, умный, верный и с твёрдым характером.

-  Так вот я и говорю, что для вас главное, чтобы этот самый характер твёрдым был. И кошелёк тоже не гнулся.

-  Ничего-то вы в женщинах не понимаете, - томно произнесла  Надежда. - И насчёт кривого дерева, что в сук растёт... Не знаю, не знаю... Девчонки говорят, и у стройных  деревьев тоже очень даже бывает... А у генерала этого с молодой женой такая любовь! Он же весь вечер с ней танцевал, из объятий не выпускал.

-  Наверное, боялся, что уведут, - засмеялся ректор. - Показное это всё, Надюша. Показное.

-  А мне бы иногда очень хотелось, чтобы вот так, на виду у всех, отношения строились, а не тайком от всех, - вздохнула Надежда.

-  Ну, мы же с тобой, когда за границу уезжаем, ни от кого не прячемся. Но здесь, сама понимаешь, нельзя.

-  Ладно, чего уж там! Что этому шибздику сказать?

-  Скажи, организуем. Передай Кукарскому, пусть кого- то из модельного агентства выделит.

-  А если заартачится?

-  Тогда я это агентство быстро прикрою. И так уже в городе все его главным сутенёром в глаза и за глаза называют. Мне уже не раз там, - он показал пальцем наверх, - с ехидцей намекали, что дом терпимости устроил под благо­видной вывеской.

-  Так и сказать?

-  Так и скажи, - начал сердиться ректор. - Я ему на эти поездки на конкурсы красоты столько денег вваливаю, пусть отрабатывает. И пусть для Баскова самую длинноногую  и самую грудастую выберет.

-  Слава, ты же знаешь, что у него только длинноногие . Грудастых эти педики за красавиц не признают. Им надо, чтобы на мальчишек похожи были. Ничего в женской  красоте не понимают, не то что некоторые, - сверкнула  она большими глазами и, виляя бёдрами, вышла из кабинета.

«Вот зараза!» - восхищённо подумал ректор, глядя на закрывшуюся за помощницей дверь.

Она не была красавицей, не отличалась и изящностью фигуры, как, впрочем, и манерами. Была, как сказал бы его отец, деревенский столяр, грубо отёсана, но именно эта грубоватость в чертах лица и фигуры, как грубость в выражениях, делала Надежду полной противоположностью его жене - интеллигентной красавице, не потерявшей своего обаяния за все тридцать с лишним лет супружества.

Нет, Владислава Васильевича эта грубость не привлекала, но согрешил во время одной из совместных командировок и теперь никак не мог положить конец по пьянке завязавшимся отношениям. Более того, уступал, как она называла, даме сердца, потворствовал, брал с собой в заграничные поездки, оформляя ей отпуск без содержания якобы на поездки совсем в противоположную сторону. Как в анекдоте про ревнивую жену. «Ну, что вы мне говорите, что мой муж с секретаршей вместе уехали в Нидерланды? Я же проверила. Муж действительно улетел в Нидерланды, а она - в Голландию».

«Да, всему виной пьянка», - вспоминал Владислав Васильевич ту роковую поездку в Челябинский филиал. Надежда тогда только что с красным дипломом окончила университет, кто-то помог ей устроиться в методический отдел. Он, будучи проректором по учебной части и курируя филиалы, должен был с Хитруновым ехать проверять жалобу о нарушениях с оказанием платных услуг. Виктор заболел, и пришлось ему взять с собой методиста разбираться  в договорах и расписании занятий, где будто бы делались приписки директору и его заместителю.

Жалобу проверили, факты не подтвердились, хотя мелких нарушений, без чего не бывает никаких проверок, нашли немало. Был банкет с обильными закусками и ещё более обильными возлияниями, а наутро Владислав Васильевич почему-то проснулся голым в номере Надежды. Она, тоже совершенно голая, со счастливой улыбкой на лице спала, доверчиво положив голову ему на грудь.

Владислав Васильевич ничего не помнил и более того, совсем был не уверен, что между ними что-то могло про­изойти, но Надежда уверяла, что у них была любовь, что она доверила ему свою девичью честь, и в доказательство показала испачканную простыню. Рыдая, рассказывала, что влюбилась в него ещё на первом курсе и теперь очень рада, что именно он стал её первым мужчиной.

Такое доверие пришлось отрабатывать. В филиалы они стали ездить всё чаще с Надеждой, а не с Хитруновым, которому пришлось признаться в совершённом грехе, но он то за грех вовсе не признал, называя невинной шалостью зрелого мужчины. А когда стал ректором, понял, что в приёмной как раз и нужна грубоватая, а не чересчур деликатная  дамочка, назначил Надежду своим помощником. Она быстро вошла в роль, и уже через неделю навела жёсткий порядок, по которому даже проректоры просто так в кабинет к ректору попасть уже не могли.

Они, было, возроптали, но поскольку прежних удалось быстро заменить на молодёжь, вновь назначенные на высокие должности люди приняли это как должное. Надежда превратилась в самое значимое лицо университета. С ней по многим вопросам начали советоваться даже директора институтов.

- Насколько королям было проще, - сказала одна острая на язык преподавательница, профессор, не сумевшая одолеть выставленный кордон и зайти, как было прежде, к рек­тору посоветоваться по одному очень важному вопросу. - Короля служанки по утрам, наряжая его к выходу, видели голым, но никому в голову не приходило, что таким образом они приближаются к трону. Нынешние секретарши, если видели своего начальника голым ниже пояса, считают, что им теперь уже всё дозволено, что власть с той ночи в их руках, хоть однажды державших вялый скипетр своего властелина.






ВЫХОД В КОСМОС


Юрий уже собирался домой. Погода стояла замечательная, поэтому позвонил Вадиму, чтобы вместе прогуляться пешком, поскольку жили они на соседних улицах. И толь­ко положил мобильник в карман, в кабинет вошли Томилов и Райдер.

-  Кофе есть? - спросил Алексей Фёдорович.

-  Для таких гостей найду высшего класса, - улыбнулся Юрий.

-  Ну, если высшего, а то можем пойти ко мне - разговор есть серьёзный. Или к тебе? - повернулся он к Райдеру. - Из нас троих у тебя самый просторный и комфортный офис.

-  Давайте лучше здесь, потому что у меня поговорить не дадут: или придёт по делам кто, или позвонит.

-  Сам приучил делами до полуночи заниматься.

-  Чья школа? - засмеялся Иван Иоганесович. - Кто нам всё время говорил, что у начальника нет выходных и праздников.

-  Кофе с коньяком или коньяк без кофе? - спросил Юрий.

-  Спасибо! Кофе без коньяка, у нас с Иваном сегодня ещё тренировка. Да и за рулём оба. Так что компанию не составим, а себе можешь плеснуть, если хочешь. Хотя раз­говор деловой, поэтому лучше на трезвую голову.

-  Что-то случилось? - встревожился Юрий.

-  Юра, что у нас может случиться? Всё плохое, надеюсь, уже случилось. Осталось только хорошее пожинать. Помнишь, я тебе около года назад говорил, что университет и «Роскосмос» заключили рамочное соглашение о сотрудничестве? Вроде появились подвижки.

-  Да ты что?! - изумился Юрий.

-  Да, созрели. Наш российский бюрократизм работа­ет медленно, но с места наше им предложение сдвинулось. Сегодня мне позвонили из «Роскосмоса», и мы договорились, что в течение двух недель делаем документы на создание совместного научно-исследовательского центра. Я предложил на базе твоей кафедры, потому что их в первую очередь интересует сварка. Если точнее - сварка в открытом  космосе. Ты в этом деле специалист, у тебя вон МИП «Лазер» вовсю работает, создадим второй МИП, назовём, к примеру «Галактика». Юра, в космос выйдем! Ну, не мы с тобой, а наши разработки, надеюсь, в ближайшие годы будут востребованы. Иван согласен, дело за тобой.

-  Если решение зависит только от меня, то я, конечно, только «за». Интересно же с космонавтами поработать.

-  Юра, космонавт будет у тебя в соседнем кабинете. Да ещё какой космонавт! Милая очаровательная дама. Фамилия её Кондаурова.

-  Не помню такой, - признался Юрий. - У нас что, есть женщина-космонавт с такой фамилией? Помню Терешкову, Савицкую... Да их уже столько стало, что всех и не запомнишь.

-  Юрий Степанович, я не то что космонавтов, премьер- министров ельцинской поры и то по фамилиям не помню, потому что менялись каждые полгода. Один Черномырдин только и запомнился. Да и то больше своими высказываниями. Как про швейную машинку, из которой всё равно пулемёт получается.

-  Нам надо, чтобы у нас не пулемёт получился, а то, что завтра космосом будет востребовано. А Кондаурова Еле­на Васильевна - кандидат технических наук. И что самое интересное, первый курс закончила в нашем институте, а потом перевелась в Бауманку.

-  А почему у нас никто о ней никогда не вспоминал?

-  А потому, Юра, что в биографии написано, что она «бауманку» окончила, а не наш университет. И родилась в Подмосковье. Просто её отца перевели из Челябинска в наш обком заведующим отделом промышленности, когда она в десятом классе училась. Школу она там закончила, а поступила уже в наш институт. Но потом папа подсуетился и перевёл дочь в Москву. У них там бабушка жила, тёща, то есть. Вот поэтому она у нас и не засветилась никак.

-  И она теперь решила бросить Москву, точнее, Звёздный городок, и приехать в провинцию? А как космос?

-  Там какие-то семейные дела. Что-то не заладилось то ли с мужем, то ли с начальством, дело тёмное. А космос для неё закрыт. Когда на орбитальную станцию прилетела, у неё началась аллергия.

-  Там же стерилизованное пространство должно быть! -  изумился Юрий.

-  А может, у неё как раз на стерильность аллергия началась. Может, на какую пищу из тюбиков, хотя всё это на тысячи раз проверяется. Скорее всего - стресс сказался. Начали слезиться и чесаться глаза. Даже если бы там были глазные капли, их не закапаешь в условиях невесомости. Короче, её вынуждены были вернуть на Землю. Так мне, по крайней мере, сегодня объяснил начальник отдела «Роскосмоса», с которым мы больше часа проговорили по телефону. Короче, там долго думали, как достойно устроить  космонавта. По возвращении домой у неё аллергия не только не прошла, а стала прогрессировать. Врачи там -  профи высшей пробы, но причину выявить не смогли и рекомендовали ей попробовать сменить место жительства. Она дала согласие приехать в наш город, осмотреться. Если здоровье позволит, останется у нас и готова возглавить этот самый центр «Галактика». Поскольку разработки связаны  с космосом, всё будет делаться в строгой секретности. Так что, надо думать, тут полно будет и контрразведчиков, и военных секретчиков. Работать будем под плотным кол­паком. Готовы, ребята? Или пошлём их всех куда подальше и будем дальше прозябать в своей провинции?

-  Дело интересное и перспективное. Так мне, на первый взгляд, показалось, - сказал в раздумье Юрий. - Я бы взялся.

-  А не страшно с космонавткой работать? Вдруг дама капризная окажется? Тебе же в первую очередь с ней тут новый центр создавать и, по сути, у неё в тени работать.

-  А мне выпячиваться и незачем, - равнодушно ответил Юрий.

-  Юра, я это знал, потому мы с Иваном к тебе и пришли. А помощь окажем любую. Надеюсь, ректор тоже идеей загорится. Вот завтра вернётся из очередной поездки по Европе, доложу о сделанном заманчивом предложении.

В это время в кабинет заглянул Вадим:

-  Извините, кажется, помешал. Здравствуйте! Просто мы с Юрием Степановичем договорились вместе домой идти, я его жду-жду, а он пропал. Уже беспокоиться начал, не случилось ли чего.

-  Да Вы заходите, Вадим Альбертович, мы тут кофе пьём и, как всегда, о работе разговариваем. От вас, газетчиков, секреты всё равно не утаишь, Юрий Степанович поделится, только просьба - не афишировать прежде времени. Вот бумаги подготовим, подпишем, тогда вовсю и рас­трубить можно. Даже нужно будет. А мы тут засиделись, на тренировку пора. Будьте здоровы! А может, с нами, на тренажёрах размяться, футбол погонять. Мы тут, между прочим, два раза в неделю вечерами занимаемся, присоединяйтесь, если желание есть. Будем рады пополнению. Футболом не увлекаетесь? Тогда большой теннис. Наш зав. кафедрой физвоспитания в этом деле большой мастер, если не играли, научит. Потом из спортзала вылезать не будете. Ну, до встречи!






БЕЗУМСТВО ХРАБРЫХ


-  Вот только не надо мне тут про героизм! - возмущён­но встал из-за стола недавно назначенный проектором по учебно-воспитательной работе Максим Уткин. - Это самая что ни есть элементарная дурость. Нет, ну, это же додуматься надо, чтобы в кипяток добровольно прыгнуть и потом называть это героизмом!

-  Максим Макарович, так ведь и Горький писал: « Безумству храбрых поём мы песню», - тоже поднялся со стула  Цвигунов.

-  Так вы и пойте песни, слагайте их, если ещё нет, но я вам чем могу помочь? Чем я ему лично могу помочь? Материальную помощь оказать? Да, есть у нас такая статья рас­ходов, тысяч 25 можем выделить, а вообще с этим лучше прямо в профсоюз. Кожу ему свою дать для пересадки? Не факт, что моя подойдёт, да и на всех придурков у меня на заднице, говорят, именно с неё пересадку делают, кожи не хватит. Зачем Вы ко мне-то пришли?

-  Максим Макарович, Вы у нас отвечаете за воспитательную работу...

-  Раньше его воспитывать надо было, - перебил Уткин. - Навёл я справки. Его в прошлом году отчислять хотели за низкую посещаемость и задолженности по нескольким дисциплинам. Так что Вам, как заведующему кафедрой, воспитывать его надо было ещё с первого курса.

-  Максим Макарович, парня не воспитывать надо, а помогать. Вы знаете, что у него на попечении после гибели родителей остались младший брат и две сестрёнки. Одна в начальной школе учится, вторая в садик ходит, брат в восьмом  классе учится. А живут в частном доме, так что парню ох, как несладко приходится. Он же учёбу бросить хотел, мы еле-еле отговорили.

-  А зачем отговаривали? Пусть бы шёл работать, больше пользы.

-  Он и так работает. Именно потому и занятия пропускал. Он же о своём семейном положении никому ни слова, не хотел, чтобы жалели. Я случайно узнал. С его соседкой в больнице познакомился, она и рассказала, что парень такую обузу на себя взвалил, а ещё учиться успевает. Разговорились, и оказалось, что это мой студент. Я его в лабораторию устроил, так что теперь и с посещаемостью полный порядок, и с успеваемостью, и с работой. Всё в одном месте, а то приходилось мотаться из одного конца города в другой. Только всё наладилось, как этот несчастный случай.

-  Секретарша говорит, у вас тут дым коромыслом? - зашёл в кабинет проректора Хитрунов. - Что за шум, а драки нет?

Виктор Михайлович пожал руку Уткину, потом Цвигунову, по-хозяйски развалился в кресле приватной зоны.

-  Максим, я секретаршу попросил кофе сделать, ты не возражаешь?

-  Нет-нет, что Вы! - поспешно ответил Уткин.

-  Так что за шум?

-  Виктор Михайлович, ну, хоть Вы поддержите, а то Юрий Семёнович на меня наезжает, спасу нет.

-  Степанович я, - поправил Цвигунов.

-  Извините, Юрий Степанович, я ещё не всех запомнил. Сами понимаете, народу много, а я человек новый.

-  Вы меня простите, коллеги, но я не люблю этот бандитский сленг. Что такое - наезжает? Я зашёл к проректору по воспитательной работе, чтобы с его помощью дать должную оценку подвигу нашего студента, который бросился в наполненную кипятком яму спасать женщину с детьми, и пока не могу найти понимания. Мы постоянно говорим о патриотическом воспитании молодёжи, так вот вам конкретный пример героического подвига, а то мы всё про войну да про войну. Знаете ли, я не раз от своих студентов  слышал, что и они на войне наверняка бы подвиги совершали и, если потребуется, в непроходимой тайге месторождения осваивали, города строили, на морозе в пургу газопроводы строили, как сорок лет назад комсомольцы Западной Сибири или БАМа. А теперь, мол, места для подвига не осталось, негде себя проявить. И тут такой замечательный пример!

-  A-а, вы об этом, - равнодушно сказал Хитрунов, при­двигая поближе поставленную секретаршей на столик чаш­ку кофе и вазочку с печеньем. - Слышал, слышал. Нет, парень, конечно, молодец. Не всякий на такое решится. Но ведь это же безумство! Чистейшей воды безумство! Надо было МЧС вызывать, «скорую», а он сам в кипяток сиганул.

-  Виктор Михайлович, да ведь пока МЧС приедет, люди сварятся.

-  А они всё равно сварились, - возразил Хитрунов. - Только теперь вдобавок к ним ещё и он сам пострадал.

-  Но ведь он же их от смерти спас.

-  Зато сам выживет ли, неизвестно ещё. А у него, говорят, брат с сестрой на воспитании.

-  Брат и две сестрёнки. Совсем ещё маленькие.

-  Вот видите! Даже если выживет, процесс выздоровления будет долгим, - сказал Хитрунов, отхлёбывая кофе. - Вот Максим и решит, куда детишек: в детдом или что там ещё есть, какие-то центры временного содержания.

-  К ним уже невеста Руслана переселилась, так что всё хорошо.

-  Невеста, как я понимаю, никаких юридических прав на них не имеет, - заметил Хитрунов. - Кстати, у него само­го опекунство оформлено? Или как всегда у нас в России?

-  Думаю, оформлено, иначе бы детей забрали.

-  Вот видишь: думаю, наверное, полагаю... Всё время мы думаем, полагаем, на авось рассчитываем. А тебе как заве­дующему кафедрой про своего студента не мешало бы и знать.

-  Замечание справедливое, - согласился Цвигунов. - Но сейчас надо что-то делать. И парню помогать, и про этот героический поступок как можно шире рассказать. Это же наш имидж! Может, даже представить парня к ордену Мужества? А что? Вполне заслужил!

-  Ты с орденами не торопись, - начал урезонивать Хитрунов. - Кому надо, этот вопрос решат. Хотя, мне сдаётся, орденом Мужества в основном при боевых действиях особо  отличившихся отмечают. И чаще - посмертно. Ну, или если тяжело ранен.

-  Так и Руслан сильно пострадал. Ожоги около 70 про­центов поверхности тела. Даже лицо. Про ноги я уж и не говорю. Там вообще - страшное дело. Был я сегодня в ожоговом. Малышка, что в коляске была, практически не пострадала, потому что в одеяло была завёрнута. Вторая девочка тоже более-менее благополучно, небольшими ожогами  отделалась. С матерью хуже. Он же сначала коляску с ребёнком на тротуар вытолкнул, потом вторую девочку, а потом уже мать. Самого подоспевшие прохожие вытащи­ли еле живого, почти без сознания. Хорошо, «скорая» мимо шла с вызова, их подобрала и моментально в ожоговый центр доставила, а так бы не выжить парню.

-  Вот я и говорю - глупость. Не прыгать надо было, а как- то пытаться хотя бы снаружи вытаскивать. Ну, как из прору­би. Думать надо, прежде чем что-то делать, - вставил Уткин.

-  Да прав ты, Максим, - поддержал Хитрунов.

-  Там думать некогда было, ведь люди в кипятке оказались, - возразил Цвигунов.

-  Это как в КВН: не всегда первый вариант самый остро­умный и удачный, - сравнил проректор, много лет игравший  в команде КВН.

-  Погоди ты со своим КВНом, - отмахнулся Хитрунов. - Хотя что-то рациональное в твоих рассуждениях есть. Вот ты говоришь, героизм, об этом надо раструбить на всю страну, - повернулся Хитрунов к Юрию. - А как трубить? Ты же под удар мэра и губернатора ставишь! Да-да! Тут дело политическое. То у нас сосулькой прохожего убило, теперь вот трубу с горячей водой прорвало, почву подмыло, и тротуар  провалился прямо под ногами матери с детишками. Когда прорвало, если подмыть успело до такой степени, что яма образовалась и асфальт размяк, хрупкую женщину не удержал. Ты, Юрий Степанович, на улицах баннеры видел «Лучший город земли!»? Это, между прочим, про наш с тобой город написано. А какой же он лучший, если тут то сосульками людей убивает, то они в кипяток проваливаются. Это уже не лучший, а самый страшный город земли, когда не знаешь, какая напасть, какая трагедия тебя на каждом шагу ожидать может. У нас, между прочим, с мэрией договор подписан о сотрудничестве, ты что, хочешь чтобы из-за это­го ЧП, которое ты подаёшь, как пример небывалого героизма, главу города с работы сняли, и наш договор псу под хвост полетел? А там сумма сотнями миллионов исчисляется. Так что в нашем случае лучше, чтобы об этой трагедии как можно меньше народу узнало. Ректор в ожоговый уже звонил, в правительство области тоже. Прессе - ни слова. А пар­ню, конечно, помочь надо, какой разговор. Зайди в профсоюз, пусть порешают в рамках возможностей. Ректор тоже подкинет из своих резервов. Ремонт домика организуем за счёт реконструкции третьего корпуса. Строители не обедне­ют, если чуть меньше куш сорвут. Да и один хрен, из наших денег, что в смету заложили, эти расходы пойдут. Так что иди себе работай спокойно, а герою своему привет передавай. Пускай выздоравливает. Мы ему тут потом у себя почёт и уважение создадим, но чтобы без лишнего шума. А сейчас извини, Юрий Степанович, у нас тут с Максимом Макаровичем  разговор, который тебе совсем не интересен, - сказал Хитрунов, давая понять, что Юрию пора уходить.

От Уткина, раздосадованный содержанием разговора, Юрий пошёл прямо к Вадиму. На дверях кабинета у того висел стикер: «Я на лекции в аудитории 421». До перерыва оставалось чуть больше пяти минут, поэтому Юрий решил подождать, перехватив друга возле аудитории, чтобы он не ушёл куда-то по делам. Двери были открыты настежь, как это часто делали многие преподаватели из-за жары в помещениях. Зимой в этом крыле здания батареи жарили во всю мощь, хотя в противоположном конце были едва тёплыми. Весной, несмотря на задёрнутые шторы, солнце прогревало южную сторону очень сильно. И хоть какое-то спасение давали именно открытые двери, но далеко не все преподаватели решались держать их распахнутыми, потому что из группы на занятия нередко приходило меньше половины. А кое у кого, чтобы не срывать занятия, студенты ходили по пять-шесть человек по составляемому старостой графику.

У Вадима группа была в полном составе. Юрий даже уди­вился, как тому удаётся настолько заинтересовать «платников», чтобы добиться высокой посещаемости, когда даже подневольные бюджетники нередко находят массу при­чин для официального прогула. Проблема посещаемости в последние годы была просто катастрофической. Даже у него самого нередко на лекции приходило не более двух третей.

Это была действительно проблема не только на его кафедре, а, наверное, во всех технических вузах. Да и только ли технических? Хотя технических особенно, потому что методике преподавания технических дисциплин практически никто нигде не учил. Оставаясь на преподавательской  работе, вчерашние студенты просто копировали своих учителей, изредка по наитию добавляя что-то своё. Ну да, Вадим же читал свой курс в классическом университете, да и образование имел хорошее: что ни говори, Ленинградский госуниверситет, это не политехнический институт провинциального  города, хоть и с миллионным населением. К тому же кругозор человека, проработавшего всю жизнь в журналистике, не идёт в сравнение с технарём, хоть и с дипломом доктора наук, с ноткой зависти подумал про друга Цвигунов. Да что греха таить, это в дореволюционной России инженер имел широчайшую эрудицию, мог и шахту проектировать, и дорогу, и сталеплавильный завод, а кроме того - музицировать, танцевать, играть в самодеятельном театре, знать литературу, неплохо разбираться в искусстве и ещё много о чём иметь хотя бы поверхностное представление. Сам Юрий пытался соответствовать эталону российского  инженера, но текучка не давала возможности бывать на выставках и концертах, следить за новинками литературы. Возможно, именно эта тяга к познанию и сблизила его в онкологическом центре с Раевским, интересным собеседником, грамотным и разносторонне образованным человеком. Видимо, такая же тяга к познаниям заставляла и студентов  не пропускать его содержательные лекции.

Вадим молча выслушал Юрия о визите к проректору по воспитательной работе, повёл плечом.

-  Что тут скажешь? Сейчас у меня ещё лекция с второкурсниками, а потом я зайду к тебе, и всё обсудим. Ты у себя будешь или в лаборатории? Впрочем, найду. До встречи! Извини, не имею права опаздывать, ребята ждут.

Встретиться получилось только ближе к вечеру. Вадим пришёл не один. С ним был невзрачного вида мужчина средних лет, одетый в изрядно потёртый джинсовый костюм. Взлохмаченные волосы, какой-то рассеянный взгляд и несуразные очки, которые мужчина то и дело нервно поправлял на переносице, делали его похожим на какого-то чудака из фильма.

-  Знакомьтесь, - представил Вадим. - Это Юрий Степанович  Цвигунов, заведующий кафедрой, на которой учится наш герой, а это мой коллега Арсен Иванович Егоров из «Московского комсомольца». Юра, ты расскажи всё подробно, ну хотя бы то, что знаешь, а Арсен уже потом отыщет недостающие детали, чтобы написать про героизм нашего студен­та. Кроме него вряд ли кто про это ЧП отважится написать.

-  Там действительно всё покрыто тайной, - басом под­твердил Арсен. - Я сегодня после звонка Вадима Альбертовича уже в ожоговый съездил - пустой номер. Никакой информации. Положение стабильно тяжёлое, и всё. В МЧС тоже хранят молчание. На месте, где асфальт провалился, коммунальщики  работают. Обещают к вечеру всё исправить. Говорят, трубу прорвало, но ни о каком ЧП никто понятия не имеет. Отсюда я к парню домой съезжу, с бра­том поговорю, с невестой, пару снимков сделаю. Я созвонился, в ближайшем номере мне целую полосу обещали. Ну, там рекламка сколько-то места займёт, а так целиком страница про нашего героя. Потом, конечно, другие налетят, но мы будем первыми, - хвастливо закончил Арсен. - Не волнуйтесь, вас никоим образом не подставлю. Если хотите, даже имя называть не стану, только Вы мне подробности  расскажите, как он учится, как с ребятами взаимоотношения, может, уже что-то героическое совершал. Может, даже в Чечне служил?

-  Нет, в Чечне он не служил, он вообще в армии не был, потому что на его попечении трое несовершеннолетних детей. А так парень, как парень. Один из тысячи. Может быть, даже один из миллиона.

-  Вот так и назовём, - перебил Арсен. - Один из миллиона. Хотя наверняка вычеркнут, они там любят заголовки броские ставить.

...Заголовок в газете действительно дали броский. Целый день Юрия донимали звонками журналисты самых разных изданий, расспрашивали подробности, потому что никто из руководства ничего не знал или отмахивался из боязни накликать на себя немилость начальства. Заместитель главы  города на вторую половину дня объявил брифинг, где сказал, что да, был порыв магистрального водовода от ТЭЦ, в результате ЧП пострадали студент местного вуза и женщина. Состояние её здоровья опасности не представляет, она через несколько дней будет выписана из больницы, а у парня- сильные ожоги. Возможно, потребуется пересадка кожи, но пока он ничего сказать конкретного не может - врачебная  тайна. Может лишь сообщить, что положение, по словам докторов, стабильно тяжёлое, но парень крепкий, выкарабкается. Глава города и губернатор обещали всевозможную необходимую помощь. Теплоснабжение и подача горячей воды возобновилась через несколько часов. Поводов для сенсации, в отличие от некоторых жёлтых московских изданий, делающих политику на жареных фактах, он не видит. В материалах с брифинга о героизме Руслана вообще мало кто сказал. Читая обтекаемые фразы, можно было понять, что парень тоже случайно провалился в яму, ограждение которой удивительным образом ни он, ни женщина не заметили, очевидно, занятые увлекательным разговором.

Но основную часть номера занимали материалы о новом проекте губернатора, и таким образом героический поступок Руслана умело был смещён во второстепенные темы.






ДОНОРЫ


Коридор возле кабинета Цвигунова был заполнен студентами. Завернув с лестницы в крыло здания, Юрий увидел эту толпу и от неожиданности остановился.

Явно что-то случилось. Причём случилось неординарное. Почти за полчаса до начала занятий здесь никогда не было народа. Даже преподаватели обычно приходили лишь за несколько минут до лекции, а тут вдруг собралось несколько десятков парней и девушек.

-  Доброе утро, молодые люди, - громко поздоровался Юрий, и гул сразу же стих. - Что за митинг? По какому поводу?

-  Юрий Степанович, Вы всегда всё знаете, мы к Вам.

-  И за какими же знаниями вы пришли такую рань? - не понял Юрий.

-  Что там с Русланом? - спросила незнакомая девушка, скорее всего, из другого института, потому что своих если не по именам, то в лицо Юрий знал всех. - Понимаете, мы пытаемся в ожоговый центр звонить, но там говорят, что свидания запрещены, а состояние пациента стабильно тяжёлое. И всё. А ребята говорят, что Вы вчера туда ездили и с врачами встречались.

-  Я действительно был в ожоговом, - подтвердил Юрий. - Руслана ввели в искусственную кому, состояние действительно врачи называют стабильно тяжёлым. С детьми проблем нет, а вот их мама тоже довольно сильно пострадала. Вот всё, что я знаю.

-  Юрий Степанович, может, кровь надо сдать для переливания? Или кожу для пересадки? Так вот мы тут как раз для того и собрались. Если что, мы прямо сейчас в соцсетях инфу разместим и ещё сотни ребят соберём. Вы только скажите.

-  Дорогие мои доноры! - расчувствовался Юрий. Голос его враз сел, как бывало после нескольких пар лекций под­ряд, к горлу подступил комок, и к глазам вот-вот могли подступить слёзы. - Давайте мы с вами вот что сделаем: я попрошу коллег подменить меня на лекции, вы выберите пару человек, и мы вместе поедем в ожоговый выяснить все наши с вами возможности и варианты помощи. Тут есть друзья Руслана?

-  Да у него так друзей-то особо и не было, - сказал кто- то из парней. - Он больше сам по себе жил.

-  Тогда давайте пару добровольцев, - сказал Юрий.

-  А можно, я с Вами поеду? - спросила та самая незнакомая девушка, что первой задала вопрос о самочувствии Руслана.

-  Да, но только машины у меня нет, - предупредил Юрий.

-  Я на машине, - поднял руку смуглый парень слева.

-  Я тоже... - раздалось с другой стороны.

-  И я.

-  Прекрасно! Тогда давайте сделаем так: кто из вас может пропустить занятие, не боясь, что потом будет труд­но наверстать.

-  Юрий Степанович, а у нас как раз Ваша лекция, - сказал один из первокурсников. - Вы мне по дороге основное и расскажете.

-  Вот хитрец, - улыбнулся Юрий. - На индивидуальное занятие напрашиваешься?

-  А чо? Прикольно! Я баранку кручу, а мне профессор сопромат объясняет.

Все засмеялись.

-  Тогда вы ждите меня на лестнице, а остальных я прошу разойтись по своим аудиториям. Как только ваше участие понадобится, мы сообщим. Прямо из ожогового центра и сообщим через группу «В контакте». Вы же наверняка уже такую группу создали? Если нет, создавайте прямо сейчас и будете в курсе дела. Всё, ребята, спасибо вам огромное за соучастие, за сострадание, за готовность помочь товарищу. Он в самом деле герой! И вы тоже большие молодцы! Я уже горжусь вами. А пока, дорогие мои, расходитесь на занятия. Не дадим пропасть Руслану с такими друзьями! Кстати, дома у него ребятишки остались. Он же после гибели родителей у них за маму и за папу, так что хорошо бы навестить, может, помочь чем. Андрей, - окликнул Юрий своего студента, - на вот возьми на продукты малышам.

Юрий достал портмоне, вытащил из него все наличные деньги.

-  Тут всего чуть больше пары тысяч, но купить молока, хлеба и колбасы хватит. Мы потом с коллегами соберём.

-  Андрюха, на, мои тоже забери, - тянул Андрею свои деньги  один из студентов тоже из какого-то другого института.

-  И мои, и мои...

И десятки рук с купюрами разного достоинства потянулись  в сторону Андрея.






ПРИЗЕМЛЕНИЕ


-  Виктор Михайлович, Вас Владислав Васильевич к себе приглашает. Если можно, прямо сейчас, а то он потом в правительство области уедет.

-  Хорошо, Наденька, иду. Кофе сделай, пожалуйста, по моему рецепту.

-  Будет Вам Ваш кофе, - приветливо отозвалась Надежда.

-  Что случилось? - с порога спросил Хитрунов, проходя к столу ректора и протягивая руку для приветствия. - Как слетал? Как отдохнул?

-  Да какой там отдых? Два дня прозаседали с наушниками  на голове. Переводчик какой-то картавый, половину не понял.

-  Париж-то хоть видел? Была экскурсия?

-  Экскурсия была, гид по-английски рассказывал, так что поглазел в окно автобуса и всё. Ты же знаешь, я в английском ни бум-бум. По-немецки бы хоть отдельные слова понимал, да и то забыл всё напрочь - кандидатский минимум уж тридцать лет назад сдавал. А без практики разве чужой язык осилишь?

-  Надо практиковаться, у тебя теперь для этого все возможности  есть. Катайся себе на разные форумы да симпозиумы.

-  Слушай, они мне вот уже где, эти симпозиумы, - рек­тор провёл ребром ладони по горлу. - Честное слово, завидую  коллегам из других университетов, почти все худо- бедно по-английски общаются.

-  Слава, тебе тоже срочно надо на курсы интенсивного изучения. Лучше - с погружением. Уехал на месяц в Англию  и изучай. Теперь ведь не проблема, вон сколько этих курсов всяких.

-  С тобой вместе?

-  Со мной ты хрен что выучишь, кроме матерного.

-  Этим я и без тебя хорошо владею. А оттянулись бы хорошо. Ты у нас на это дело мастак.

-  Оттянулись бы, согласен, но язык бы не выучили. Врозь надо ехать. И без Надежды, а то будешь с ней если не в постели кувыркаться, то по магазинам бегать, пакеты с покупками таскать.

-  Слушай, давай не про Надежду - надоела она мне, а как отвязаться, не знаю.

-  Заведи другую, что, у нас тут баб молоденьких и смазливых  мало, что ли?

-  А эту куда?

-  А эту на повышение пристроишь. Например, начальником  учебно-методического управления.

-  Всё шутишь? Какой из неё начальник УМУ? Она же тупая, как пробка.

-  Но она ведь там работала раньше. Основы знает, нужда заставит - освоится. Хотя ты прав, нельзя её на УМУ. Про­ректор по учебной части дурак, да если ещё и начальник УМУ ему под стать, нам никакую аттестацию не пройти, а тут вон ещё аккредитация предстоит. Надо подумать, куда её, чтобы и начальником себя чувствовала, и не сразу поняла, что от себя отодвигаешь.

-  С говном ведь съест. Она столько всего знает...

-  Ладно, что звал-то? Про поездку рассказать? Подвигом похвастать?

-  Хвастать нечем, там ни одной бабы приличной не было. Всё замухрыжки какие-то, эмансипе задрипанные. А позвал я тебя вот по какому поводу. Томилов предлагает открыть совместный с «Роскосмосом» научно-исследовательский центр.

-  Авантюра чистой воды. Кто есть «Роскосмос», и кто есть мы? И какие у нас могут быть совместные проекты?

-  Рамочное соглашение о сотрудничестве ещё Безухов заключал больше года назад. Там могут хорошие деньги пойти.

-  А нам с тобой что с тех денег, если они через Томилова пойдут? Кроме головной боли, ничего не получишь. Раз­работки наверняка совершенно секретные, потому и стараются от Москвы подальше этот центр спрятать. Ты представляешь, сколько тут всяких секретчиков насуют? Не только сотрудников центра, каждый наш с тобой шаг под неусыпным контролем будет. Тебе это надо? А кого руководителем  центра? Томилов себя предлагает? Я же говорю - авантюра. Афера!

-  Нет, руководителем центра предлагают космонавта, кандидата технических наук. Баба какая-то, фамилию не запомнил, в Интернете сам посмотри, их, баб-то, в космосе всего несколько и было. Конечно, Герой России и так далее.

-  Слава, какой Интернет? Ты же знаешь, что я с компьютером  не в ладах. Пусть вон Надежда твоя посмотрит или Томилова спросит. Хотя какая на фиг разница, какая у неё фамилия? Тут хлопот потом не оберёшься! Да и склонять все по поводу и без повода будут, что у нас космонавт работает, Герой России.

-  На имидж университета работать будет.

-  На какой, к чёртовой матери, имидж, Слава?! Это Безухову имидж был нужен. Сколько он сюда народу натащил, мол, люди известные, и уже одно то, что они в нашем университете  работают, имидж вуза поднимает. Он же десятки  учёных пригласил, кафедры им дал, он из других вузов всех амбициозных учёных, которые со своим начальством не могли сработаться, к нам перетянул, даже если совсем не по профилю, даже если это были чистейшей воды гуманитарии. По сути, ведь ради них и гуманитарный институт был создан. Слава, ты прекрасно понимаешь, что они Безухова затмить не могли, потому что он фигура! Ты не обижайся, но тебе до такого уровня ещё расти и расти. Впрочем, ты сам это прекрасно понимаешь. Тебе сейчас свой уровень поднимать надо, свой авторитет зарабатывать. Тебе сейчас на эти конференции ездить надо, тебе в разные энциклопедии попасть необходимо, членом всяких президиумов, ассоциаций становиться. Тебе надо стать депутатом, лучше всего в областном законодательном  собрании, стать членом совета ректоров вузов Европы, вузов мира, если такой есть. В разных конференциях ты уже засветился, пора документы подавать, и пусть эта бездельница Конева подсуетится, организует это дело, пробивает  все эти регалии, почётные звания, лауреатские дипломы, отраслевые и государственные премии и прочее. Она у тебя за имидж ректора отвечает или не отвечает? Или она только вокруг тебя суетиться умеет, видимость кипучей деятельности создавать? Вот не любит её Томилов и правильно.

-  Ну, ты тоже Томилова не больно жалуешь... - подметил ректор.

-  Не жалую и не скрываю этого. И он ко мне тоже большой  любви не испытывает, так что у нас это взаимное. Он этими своими проектами себе авторитет зарабатывает. Думаешь, в «Роскосмосе» твою фамилию будут называть, когда про наш совместный центр речь пойдёт? Нет, скажут - Томилов. И везде - Томилов, Томилов, Томилов...

-  Виктор, это в тебе зависть говорит.

-  Слава, только не говори, что ты ему не завидуешь. Думаешь, я не знаю, из-за чего между вами чёрная кош­ка двадцать лет назад пробежала? Он умный, он креатив­но мыслит! У него разных идей - море. И надо отдать должное, идей хороших. Вон они с Безуховым сколько всего наворотили. А мы с тобой исполнители.

-  Но наворотили при нашем с тобой участии.

-  При нашем, - согласился Хитрунов. - Но героями не мы, а они выходили. Мы были не более чем исполните­ли. А теперь наше время пришло, Слава. Наше. Теперь мы с тобой тут хозяева положения, и всякие томиловы пусть наши идеи в жизнь воплощают. Не хотят с этим мириться, пускай себе другое место работы ищут. И с космонавтикой этой, ну её к едрене фене. Скажи, что не время сейчас нам новые центры открывать, те, что созданы, развивать надо.

-  Виктор, у нас с тобой в проекте десять новых НИЦев запланировано.

-  Эти десять уже запланированы, а космического в планах не было, вот тебе и повод отказать. Подумай.

-  Да понимаю я, что не надо бы с этим космосом связываться, но вдруг действительно инвестиции? Да и имидж, к тому же, при предстоящей аккредитации вуза не помешает. Тем более при обещанном мониторинге эффективности вузов.

-  Слава, не будет никакого мониторинга, там же не дураки сидят, понимают, что под те параметры, о которых идёт разговор, у нас половина вузов не подпадает. Вот, скажи ты мне, о какой международной деятельности можно говорить нашим гуманитарных вузам? Да и у нас с тобой с этим делом тоже напряжёнка. Да, ездим, договора заключаем, а реальной работы нет. Только бумажки, хотелки. Стажировки? Ты же сам недавно назвал эти стажировки турпоездками. Вот я недавно группу наших учёных в Японию возил, на заводе там побывали. Толку-то от этой экскурсии? Мы что, у себя после этого конвейер, как на «Тоёте», поставим? Или мы им инженерные кадры начнём готовить? Да даже если они в нашем городе свой завод по сборке откроют, там же сплошь роботы на конвейере. Да кто наших выпускников к тем роботам близко подпустит? Откажись от «Роскосмоса», не нужны нам их инвестиции, не нужна нам ихняя героиня. Кроме головной боли, а её у тебя будет предостаточно, ничего нам этот проект не принесёт. Давай мыслить реалиями нашего времени, наших возможностей. Приземлись, Слава, опустись на грешную землю из космоса, даже если тебе Томилов успел тут с утра мозги запудрить.

-  Да ладно, чего ты так горячишься? Я и сам был не в восторге от этого предложения. Ещё кофе заказать?

-  Давай.

-  Надюшенька, нам ещё кофейку принеси, пожалуйста.






ПРИВЕТ ИЗ АРХИВА


К вопросу о сатанистах Могилев из-за традиционной текучки вернулся не скоро. Через свои контакты по прежнему месту работы получил выписки из материалов, собранных коллегами несколько лет назад.

Во многом они повторяли уже услышанное от Раевского про чёрных и белых толкинистов, что чёрные формировались в городе, как ветвь сатанизма, вовлекали в свои ряды только высокоинтеллектуальную молодёжь, преимущественно - студентов классического университета. Но были в списках и начинающие журналисты, и даже молодые преподаватели  вузов.

В составленных коллегами списках рядом с псевдонимами, в основном из имён героев романов Толкина, значились   и конкретные фамилии, многие из которых показались  знакомыми. Их Могилёв выписал в блокнот, чтобы потом поискать в Интернете.

Коллеги тогда отнеслись к делу добросовестно. Каждому  была дана характеристика. На лидеров - довольно про­странная, на некоторых - всего в несколько слов.

Леди Лориэна, она же Лариса Петровна Ковалёва, уроженка города Нижнеуральска, лейтенант милиции, выпускница школы милиции, умная, амбициозная, любвеобильная, в сексуальные контакты вступает как с девушками, так и с мужчинами, подчиняя их своей воле для извлечения личной выгоды, контактирует со многими известными в городе людьми, в основном из правоохранительных  органов. Считается идеологом сатанистов. Проявляются  признаки психического расстройства.

Арагорн, он же Григорий Васильевич Горин, студент факультета психологии Среднеуральского государственного университета, активно интересуется оккультными науками, мистикой, полностью находится под влиянием Леди Лориэны.

Король Элессар. Настоящее имя предположительно Алик. По неподтвержденным данным, учился в школе милиции вместе с Ковалёвой Л.П. Других значимых сведений нет.

Ундомиэль, настоящее имя Миля, предположительно уроженка Татарстана или Башкирии, студентка, обладает привлекательной внешностью. Надменна, умна, по-восточному хитра. По некоторым данным, время от времени привлекается для эскорт - услуг по заявкам богатых мужчин из ВИП-тусовки города во время их поездок в столицу или за границу.

Леший, настоящее имя Лещенко Алексей Иванович - инструктор рукопашного боя, преподаватель кафедры физвоспитания Среднеуральского государственного университета, владеет методикой психологического подавления, агрессивен, возможно, участвовал в ритуальных убийствах.

Локи, Локтев Игорь Александрович, уроженец Среднеуральска, агрессивен, возможно, участвовал в ритуальных убийствах, в гневе не владеет собой, может нанести трав­мы, способен на убийство, эпилептик.

Сафари, Сафин Ильдар Ильясович, уроженец г. Среднеуральска, студент 5-го курса Среднеуральского государственного университета, умён, харизматичен, обаятелен, привлекается для вербовки девушек. Уговорив на секс, снимает всё на видео для последующего шантажа.

Марк Твен, Марков Евгений Тимурович, уроженец г. Челябинска, журналист, имеет незаурядные литературные  способности, используется для вербовки людей, занимает лидирующие позиции в группировке. Очень умён, но болтлив, злоупотребляет спиртными напитками, в пьяном виде любит рассказывать о своих подвигах в Чечне (фактически там не служил). В окружении распространяет информацию о личном участии в ритуальных убийствах, данные сведения требуют подтверждения. Лечился от алкоголизма, дважды был кодирован в городском психоневрологическом диспансере. В пьяном виде может быть очень агрессивным.

Капитан, Кондратьев Александр Петрович, уроженец г. Перми, учился в Санкт-Петербурге, в высшем военно- морском училище, отчислен за драку, умён, обладает незаурядными организаторскими способностями, пользуется авторитетом среди неформальных тусовок, психически неуравновешен, ярко выраженный холерик, неоднократно принимал участие в ритуальных мессах.

Султан, Симонов Игорь Борисович - член организован­ной преступной группировки. Уроженец г. Среднеуральска.

Осуществляет контакты сатанистов с ОПГ города. Привлекался  по делу о рэкете, но в ходе следствия, благодаря лоббированию интересов его дядей, занимающим одну из руководящих должностей в правоохранительных органах, переквалифицирован из обвиняемого в свидетеля. Руководит группой орков - служба безопасности группировки.

Фифочка - студентка исторического института, коммуникабельна, обладает привлекательной внешностью, активна, имеет контакты из числа руководителей Городской ассоциации молодёжных инициатив и Комитета по делам молодёжи. Ведёт активную пропаганду сатанизма и занимается вербовкой молодых людей, в том числе вступая  с ними в беспорядочные половые отношения. Имеет невысокие интеллектуальные способности, может случай­но раскрыть вверенную конфиденциальную информацию случайным знакомым.

Курган, Комаров Александр Степанович, уроженец г. Кургана, аспирант, долгое время занимается оккультными науками, владеет парапсихологическими способностями, окончил политехнический институт, затем факультет психологии в СПбГУ, Хитёр, скрытен, владеет обширной информацией о неформальных молодёжных движениях в городе, в первую очередь - о просатанинских группах.

Яшка, Яковлева Марина Владимировна, активно участвует в молодежных тусовках, занимается вербовкой молодых людей в секту, ведёт беспорядочные половые связи, имеет литературный талант, умна, коварна, амбициозна.

Мойва, Моева Лидия Руслановна - студентка политехнического университета, имеет беспорядочные половые связи с мужчинами и женщинами, коммуникабельна, занимается установлением контактов в среде правоохранительных органов и властных структур.

Андре, Андреева Инна Борисовна, аспирантка Средне- уральского государственного университета, умна, хитра, пишет диссертацию по психологии. В её трёхкомнатной квартире, оставленной переехавшими в Москву родителя­ми, нередко проходят сатанинские мессы. В приватных беседах  активно проводит пропаганду сатанинского движения.

Мазепа, Тарасевич Остап Степанович, Уроженец г. Львова, имеет статус безобидного сумасшедшего, действительно страдает психическими отклонениями, лечился от наркомании , на фоне галлюцинаций у него развился комплекс мессии, имеет маниакальное упорство в достижении своих целей. Владеет методикой психологического подавления. Умён, начитан, разносторонне эрудирован, хотя многие всерьёз его не воспринимают, принимая за сумасшедшего.

Моисей, Крамской Игорь Львович - уроженец г. Екатеринбурга, высокомерен, ярко выражена амбициозность, страдает комплексом Наполеона, имеет высшее образование. Пытался встать во главе движения, оттеснив Леди Лориэн, но в связи с отсутствием авторитета и грамотно организованного противодействия нейтрализован.

Барабан, Барабанов Илья Лукич - музыкант, лидер рок- клуба, аспирант университета, один из участников месс. Источники видели у него список из 12 фамилий с пометками о датах принесения их в жертву. В том числе там была студентка по кличке Морвен, бросившаяся с крыши 12-этажного дома. Достоверных данных о квалификации произошедшего (убийство или самоубийство) нет.

В этой же справке было указано, что участие в чёрных мессах вызывает у некоторых вовлечённых в организацию молодых людей психические отклонения по шизофреническому типу. Имеют определённые расстройства психики и некоторые активисты движения.

К документам были приложены копии фотографий, сделанных во время месс. Несмотря на то, что качество снимков было очень плохое из-за того, что снималось при свете костра и с большого расстояния, на некоторых чётко различались  лица участников. Они помечены псевдонимами, под которыми известны в секте.

Могилёв рассматривал эти фотографии, на которых обнажённые тела девушек были разрисованы кровью или красной гуашью, читал следующие записи. В одной из них сообщалось, что сатанистами под эгидой ассоциации молодёжных инициатив готовилась летняя смена старшеклассников под названием «Каникулы в Средневековье» на территории одного из пустующих бывших пионерлагерей, расположенных в нескольких десятках километров от города. Деятельность смены удалось закрыть под предлогом несоответствия санитарного состояния кухни. В последующем аналогичный лагерь был спешно открыт на территории Курганской области. Студентка исторического факультета Наталья рассказала, что однажды во время мессы она неожиданно  была выбрана на роль на жертвоприношение. Когда её схватили, сорвали с неё одежду, связали руки, вывели в круг совершающих ритуальный танец и какие-то прыжки и объявили, что её сегодня будут символически приносить в жертву, с ней случилась истерика. Она стала кричать, упала на землю, стала биться. Через некоторое время её освободи­ли, она убежала в свою комнату и не видела, что происходило дальше. Эта же Наталья сообщила, что после трёхнедельного проживания в загородном лагере, где проводились ролевые игры, многие долгое время не могли выйти из роли и продолжали жить жизнью их героев.

О том, как проходили мессы, подробно рассказывал ещё один участник. Связанного и приготовленного для жертвоприношения ставили в круг, Леший проводил деревянным  ножом по горлу, подставлял чашу, якобы собирая кровь, потом эту чашу с подкрашенной водой передавали по кругу друг другу, и все причащались. В последний день в чашу была добавлена кровь убитой тут же чёрной кошки. Некоторых девушек вырвало, но их заставили сделать по глотку, объясняя, что этим ритуалом они теперь посвящены в слуги тьмы.

Описанная другим свидетелем ещё одна месса проходила в сосновом лесу, для участников она была объявлена, как чёрная месса с участием волков-оборотней и вампиров. Тогда состоялось первое реальное жертвоприношение. Имя жертвы не называлось, но некоторые участники догадывались, что это была Зара, девушка слишком болтливая. После той мессы её никто нигде не видел, так что догадывались, что именно неумение держать язык за зубами стало  причиной выбора её для принесения в жертву. Для других  это стало уроком устрашения. Описанный участником мессы лес был обследован сотрудниками. В ходе осмотра места обнаружены следы кострищ и вырубленные деревья. На других по окружности нанесены сатанинские знаки. Никаких следов убийства обнаружено не было, но девушка действительно пропала.

Проведение чёрных месс проходило в городе каждое очередное полнолуние. Использовались для этого заброшенные  помещения, зимой - дачные дома с отоплением, летом кладбище и пригородный лес. Как правило, эти мессы  заканчивались сексуальными оргиями. Именно секс являлся одним из принципов вовлечения молодёжи в сек­ту, где можно всласть раскрепоститься, не думая о морали.

Мессы заведомо настраивают на снятие моральных запретов, на веселье через вседозволенность, через эротику, секс.

Некоторых привлекали через интерес к биоэнергетике, магии, колдовству, обещанием научить методам психического воздействия на других, чёрной магии и защите от неё, методикам действий колунов вуду. Всем этим увлекал новичков Курган.

Со слов одного из участников мессы, им говорили, что мессы должны стать привлекательными, как средство пощекотать нервы, отсюда ритуальные жертвоприношения, время и место проведения тёмной ночью на кладбище или в лесу.

Но главным средством привлечения, как уже говорил и Вадим Раевский, было внушение, что участники движения - люди особые, высокоинтеллектуальные, с особыми задатками, элита общества, и что включение в состав - это уже признание высоких умственных способностей. Что человек становится избранным, ему помогут сделать хорошую карьеру, потому что он обладает выдающимися способностями, но их надо развивать в среде себе подобных.

К документам был приложен комментарий психолога, в котором говорилось, что подобные ритуалы даже без реального  жертвоприношения наносят непоправимый вред психическому и моральному здоровью подростков.

В ходе проверки сведений об убийстве в городе в ходе совершения сатанинских ритуалов от 24 до 27 подростков присутствие структур «Русской сатанинской церкви» не обнаружено, но появились данные о существовании чёрных  толкинистов, которых можно квалифицировать, как разновидность сатанистов.

Имелась копия статьи Геннадия Глебова «Красная месса » из областной газеты, которой в то время руководил Вадим Раевский. Отмечалось, что изложенные в статье факты проверялись прокуратурой. В целом мнение складывается, что написана статья с признаками односторонней  субъективной оценки гибели подростков, увлечённых рок-музыкой, хэви-метал, оккультно-мистической литературой. Молодежь собиралась в подвале одного из домов, нюхали клей, входили в астрал, покупали на рынке раз­личные сувениры с символикой сатанизма, но ни в какие секты не входили и в мессах участвовать не могли. На этом основании факт умышленного убийства подростков в качестве жертвоприношения исключался. Оба случая квалифицированы  как самоубийство. Причиной названа без­ответная любовь к однокласснице.

Пролистав материалы, Могилёв отодвинул их на край стола, посмотрел на записи в блокноте, и вдруг его словно бы осенило: так ведь некоторые фамилии не надо искать и в Интернете, потому что они и без того на слуху. Заторопился к себе, чтобы тут же проверить догадку. Действительно, один из списка занимал должность председателя комитета мэрии, второй дослужился до подполковника, третий заведовал кафедрой в классическом университете, четвёртый возглавлял небольшой научный центр... Григорий Горин, Григорий Горин... Ну, конечно же! Это же доцент кафедры психологии политехнического университета. Да! Обещания сатанистов помочь сделать карьеру на самом деле сбылись. Или это простое совпадение, поскольку вовлекали ребят действительно  неординарных? А если это не совпадение, а система  продолжает действовать, и вершина её находится очень высоко? Подумать было над чем! И Могилёв решил снова сходить к Раевскому, проверить свои страшные предположения  в разговоре с этим широкообразованным человеком.






ДЕВОЧКА ДЛЯ ГЕНЕРАЛА


Кукарский, когда Надежда позвонила ему и передала слова ректора, чтобы обеспечил на праздник девочку для генерала, заартачился. Надежда слушала его гневный монолог минуты полторы, потом резко осадила:

-  Слушай, ты! Эмоции прибереги для другого случая, нечего мне тут истерики закатывать. Или ты будешь распоряжения  ректора выполнять, или пиши заявление и уматывай к чёртовой матери. На твоё место давно десяток претендентов  глаз положили. Думаешь, тебе одному хочется каждый год мерседесы менять? Всё, некогда мне сопли- вопли выслушивать.

-  Ой, ну Надежда Игнатьевна, - со слезой в голосе, как капризная девица, заканючил Кукарский, - ну где я этому гостю девочку искать стану? У меня же не служба по оказанию  интимных услуг.

-  Витенька! - опять прервала его Надежда. - Про твою службу все в городе знают. А девочке из своих заплатишь, не обеднеешь, если нет другой мотивации. Кого ты там в Нижний Новгород опять везти собрался на очередной кон­курс вузовских красавиц? Вот из них и бери, пусть командировку  отрабатывает.

-  Ой, без ножа Вы меня режете, Надежда Игнатьевна.

-  И самую привлекательную, Витенька! Чтобы за товар не стыдно было, - диктовала Надежда, с юности презирая  всех этих красавиц, за которыми парни бегали тол­пой, не обращая на неё никакого внимания. Эти красотки отравляли всю её жизнь, почему-то ещё в школе получая отличные отметки, потом в университете тоже преуспевая в учёбе и участвуя в разных конференциях, олимпиадах, конкурсах. И всегда, в отличие от неё, были окружены вниманием парней. - Самую, Витенька, самую... Чтобы и ноги от ушей, и ухватиться было за что. И чтобы мозги у него набекрень, и чтобы не совладал он с умом, пока у нас его крысы проверку не закончат.

Витенька ломался только для вида, чтобы поднять цену. Большинство его подопечных эскорт-услуги оказывали по первому вызову. Помимо денег из университетского бюджета Витенька на свой Центр развития творчества студентов и личный карман имел солидные поступления от спонсоров, то и дело запрашивающих его девушек на корпоративные мероприятия и для развлечения высоких гостей из столицы. Это были и эскорт-услуги, и дефиле в оригинальных с эротической подоплёкой нарядах собственных же студенческих модельеров, и боди-арт, и даже всё ещё востребованные, вошедшие в моду в девяностых, поездки в сауну для увеселительных развлечений. По сути, об этой деятельности  знало и прежнее, и нынешнее руководство вуза, но закрывало  глаза, потому что Витенька однажды вывел свою воспитанницу даже на мировой конкурс красоты, что сразу стало широко использоваться в имиджевых буклетах вуза.

К самому Витеньке из-за его нетрадиционной ориентации, которую парень не только не скрывал, но даже бравировал этим, прежний ректор Никита Никитич относился с некоторой долей брезгливости, но Центр развития творчества  достойно представлял университет на всех вузовских , городских и даже областных мероприятиях, и с голубизной  его директора приходилось мириться. Старцев же вообще интересовался только студенческой командой КВН, состоящей в основном из привлечённых со стороны профессионалов в возрасте далеко за тридцать, да точно так же сформированной хоккейной дружиной, имеющей приоритетное финансирование даже при бездарно плохой игре. Безусловно, интересовался новый ректор и охотой. Более того, на стадионе загородной базы отдыха студентов вскоре после вступления в должность оборудовал стрельбище, после чего на все воскресенья для студентов и преподавателей отдых в загородном оздоровительном центре был закрыт. Там собирались только люди из окружения Владислава Васильевича, в том числе и нужные ему люди из властных и силовых структур. Сосновый бор, горячий минеральный источник, массажные кабинеты и стрельбище  давали руководству хорошую возможность релаксации. Нередко для развлечения гостей туда привлекались и девушки Центра развития творчества студентов.

Ежегодный праздник «Всегда вместе!», официально посвящённый Дню студента, тоже был назначен на субботу, таким образом, чтобы избранные гости могли остаться ночевать в благоустроенных номерах ВИП-корпуса и продолжить отдых в воскресенье. Мероприятие, призванное сохранять связь выпускников со своим вузом, затеял ещё в середине девяностых неутомимый выдумщик Томилов. Задумка была связана с тем, чтобы пригласить бывших выпускников, сделавших серьёзную карьеру, для делового разговора в неформальной обстановке о сохранении альма-матер, грозящей развалиться и исчезнуть под гнётом экономического кризиса.

Идея собраться понравилась, на праздник приехали почти все приглашённые, не подозревая, что в конечном итоге разговор пойдёт о деньгах и других видах поддержки родного института. А когда после спортивных соревнований и концертной программы за ужином Безухов обратился к опытным руководителям за мудрым советом и помощью, директора заводов, хорошо научившиеся в самом начале 90-х «гнать пургу», из бахвальства друг перед другом тут же стали подписывать договора о безвозмездной помощи своему родному институту, только что ставшему университетом.

Разъезжаясь потом после ужина, они дружески хлопали ректора по плечу и хвалили за находчивость.

- Ну, ты молодец! Это же надо было так придумать раз­вести нас на огромные суммы, - восхищался один изрядно пьяненький. - Я ведь тебе чуть не последнее отдал. А ты знаешь, отдал бы и последнее, чтобы перед другими не позориться, что они лучше меня, крепче на ногах стоят. В нас же дух соревнования со студенческих времён сохранился.

Потом такие встречи стали проводить ежегодно. Прав­да, уже зная, чем всё может закончиться, некоторые под благовидными предлогами от участия в празднике увили­вали, но большинство всё же приезжали, чтобы пообщаться с однокашниками в неформальной обстановке.

Потом программу разнообразили, стали устраивать между собой соревнования спортивных команд гостей, студентов и преподавателей. Эта идея тоже пришла в голову Алексею Фёдоровичу Томилову, чтобы во время соревнований  раззадорить гостей, и они, сохраняя дух состязательности , не жалели если не средств, то хотя бы посулов, когда за ужином речь зайдёт о развитии сотрудничества.

Бывало, что подобно купцам девятнадцатого века, некоторые директора входили в раж, и как те дарили кучерам свои дорогие шубы и швыряли половым крупные купюры  чаевых, эти подписывали договоры на безвозмездную передачу оборудования, зачастую уже не нужного самим, но необходимого для укрепления материальной базы университета. Помимо оборудования назначали именные стипендии, оформляли договора на проведение практики студентов и на проектные и исследовательские работы.

Со временем такие договора стали подписывать в торжественной  обстановке в присутствии большого скопления прикормленных журналистов, поэтому формат праздника  несколько изменился, но само мероприятие сохрани­лось, как добрая традиция. Приняв бразды правления в свои руки, Старцев эту традицию нарушать не стал, видя в ней хорошую возможность расширения и укрепления нужных связей. Поэтому на базу пригласили не только руководителей из бывших выпускников, но и многих руководителей  структур, от которых в той или иной степени могло зависеть решение различных вопросов. Так в числе почётных гостей оказывался и руководитель Счётной палаты Николай Феофанович Басков. До этого назначения он был руководителем контрольно-ревизионного управления, но то ли в чём-то проштрафился, то ли не поладил с московским начальством, что менялось теперь довольно часто и приводило в команду своих людей. Благоволивший к однофамильцу известного певца губернатор тут же усадил понимающего ситуацию Николая Феофановича в высокое кресло, освободив его от уволенного на пенсию строптивого сухонького старичка, всё чаще не желавшего играть по установленным во властной структуре правилам.

Николай Феофанович с нескрываемой грустью расстался  с тёмным мундиром с генеральскими погонами, но и новый со звёздочками на лацканах и нарукавными нашивками ему тоже был к лицу, придавал мужественности, выделял на торжествах среди других чиновников и депутатов, не имевших форменной одежды.

Работая в КРУ, он уложил в постель чуть не половину своих сотрудниц, но помимо их в его кабинете с просторным  кожаным диваном перебывало немало секретарш и помощников депутатов областной Думы и дамочек из проверяемых ведомством организаций. Но Басков был ненасытен. Женившись в третий или четвёртый раз, он вскоре охладел к своей красавице, и какое-то время пустовавший диван вскоре снова начал пыхтеть не пропускающей воз­дух кожаной обшивкой под тяжестью двух тел, слившихся для плотских утех.

Увидев предназначенную ему красавицу, Николай Феофанович сразу сделал стойку и позвонил своему водителю:

-  Толя, срочно мне упаковку виагры!

Через полчаса водитель передал Баскову запрошенный препарат.

-  Мне Вас ждать, Николай Феофанович?

-  Нет, Толя, поезжай домой. Если что, я тебе позвоню. Отдыхай. Я тоже расслаблюсь, - потом наклонился к уху поверенного во всех амурных делах начальника водителю и не удержавшись прошептал: - Мне тут такую тёлочку подогнали! Ты не поверишь! Мисс-очарование прошлогоднего  конкурса «Универсиада России»! Ох, чаровница! Ох, я с ней и покувыркаюсь! Ладно, поезжай, а то от зависти слюной захлебнёшься.

Басков похлопал водителя по плечу, закрыл дверку и, сладострастно улыбаясь, направился в корпус. В выделенной ему комнате распотрошил аптечную упаковку, положил в рот обещающую потенцию капсулу, проглотил, запил водой. Подумал, положил в рот вторую.

В соревнованиях Николай Феофанович участия почти не принимал. Побегал для приличия в матче по мини-футболу, один период попрыгал на волейбольной площадке, больше мешая хорошим игрокам, чем подыгрывая им, и пересел на трибуны.

Но наблюдать за игрой - занятие тоскливое, когда тебя где-то среди зрителей концертной программы ждёт такая красавица. Николай Феофанович сходил в номер, принял душ, переоделся и отправился в сторону сцены, где состязались  в остроумии наспех созданные команды выпускников  разных лет. Басков не слушал звучащие с эстрады шутки, включался только во время взрыва смеха, поддаваясь общему веселью, улыбался, но мысли были заняты красавицей. Она сидела на первых рядах, место рядом было свободно, но похотливый ловелас решил набраться терпения, дождаться окончания программы и потом в толпе, что­бы не привлекать к себе всеобщего внимания, подойти к девушке.

-  Ну, как отдыхается? Не скучаете? - раздался рядом чей-то голос. Басков повернулся и увидел ректора.

-  Нет, спасибо, всё отлично. Вот немножко размялся, за мячом побегал, попинал, в волейбол чуток поиграл, теперь программой наслаждаюсь.

-  С номером всё хорошо? У нас тут, сами понимаете, не пятизвёздочный отель, всё значительно скромнее.

-  Нет, всё просто замечательно! Номер просторный, главное - кровать широкая. Надеюсь, не скрипучая, - улыбнулся многозначительно Басков.

-  А вот сейчас пойдём ужинать, потом и проверите, - многообещающе подмигнул ректор и сам бы не отказавшийся от возможности заключить в объятия такую красавицу.

За столом Николай Феофанович галантно ухаживал за сидящей справа от него девушкой, вполголоса говорил ей комплименты, прижимался ногой к её бедру, после третьей рюмки, когда все уже были поглощены разговорами и не обращали внимания на его вольности, то и дело гладил девушке запястье, обнимал за обнажённое плечо. Она воспринимала  все эти ухаживания спокойно, иногда кокетливо поглядывала на доставшегося ей кавалера, разжигая ещё больше и без того воспалённую страсть старого ловеласа. Когда тамада после тоста очередного выступающего объявил перекур и танцевальную паузу, Николай Феофанович пригласил девушку на медленный танец. Он сразу же положил ей руку на талию и тесно прижал к себе, наслаждаясь молодым упругим телом, прелести которого упирались  ему чуть не в ключицы.

После танца Николай Феофанович галантно поклонился, взял под локоть и прошептал:

-  Пойдём ко мне?

-  Как скажете, - безропотно согласилась девушка.

В номере усадил красавицу в кресло.

-  Милочка, тебе шампанского или коньячку?

-  Лучше шампанского, - томным голосом сказала девушка.

Николай Феофанович достал из холодильника вино, громко хлопнул пробкой в потолок, наклонив бокал, наполнил его почти до краёв.

-  А я лучше коньячку, - налил себе янтарного напитка: - За тебя, красавица!

-  Спасибо! - без жеманства согласилась девушка и сделала пару глотков.

-  Нет-нет, у нас так не принято! - запротестовал Басков, прекрасно понимая, что спаивать красавицу совсем ни к чему, ибо она и так пришла с ним в номер, чтобы разделить постель.

Девушка допила вино, встала с кресла:

-  Мы пойдём к гостям или?..

-  Или, моя дорогая, или! - засмеялся довольный Николай Феофанович, не в силах вспомнить какое-то необычное  имя девушки, услышанное при знакомстве, но тут же вылетевшее из головы.

-  Тогда я - в душ?

-  Давая, моя милая, иди, моя хорошая...

Девушка ушла в ванную комнату, откуда вскоре послышался  шум воды. Николай Феофанович сбросил на пол покрывало, по-солдатски споро разделся, посмотрел ниже живота. Несмотря на две капсулы и присутствие сексуальной  девушки, что вот-вот выйдет из душа и ляжет к нему, возбуждения не проявлялось. Басков вскочил, достал из кармана брюк аптечную упаковку, проглотил третью капсулу, запил тёплой минеральной водой прямо из горлышка.

Девушка вышла из ванной, укутанная в банное полотенце, достала из сумочки расчёску, привела в порядок волосы, вынула полиэтиленовый квадратик и положила на край прикроватной тумбочки.

«Надо же, и это предусмотрела, - почему-то с неудовольствием отметил Николай Феофанович. - Ведёт себя, как профессиональная проститутка. Даже презервативы с собой носит».

От этого раздражения или от выпитых за столом нескольких рюмок водки почему-то вдруг заболела голова.

Девушка откинула полотенце в кресло, легла рядом в ожидании действий кавалера. А кавалер лежал, облокотившись, любовался красивым телом и ждал прилива крови. Но она почему-то стала приливать совсем не туда, куда надо, а в голову. Николай Феофанович почувствовал, как густо покраснело лицо, как всё труднее становилось дышать.

-  Вам плохо? - спросила девушка, заметив состояние кавалера.

-  Нет, ничего, это, наверное, от перевозбуждения, - шептал Басков. - Сейчас пройдёт.

Но не проходило. Наоборот, лицо всё гуще наливалось кровью, сильнее краснело, сделалось пунцовым.

-  Может, врача позвать? - испуганно спрашивала девушка. - Я сейчас. Мигом.

-  Не надо врача, и так пройдёт. Знал же, дурак, что нельзя  виагру вместе с водкой принимать, - тяжело дыша, говорил Басков, медленно откидывась на спину.

Девушка вскочила с кровати, быстро оделась, набросила  на голого Баскова простыню, побежала за врачом, кабинет которого видела на первом этаже ВИП-корпуса рядом со стойкой дежурного администратора. Дверь оказалась  запертой, стоявшая на крыльце дежурная объяснила, что врач сейчас на соревнованиях, где может понадобиться помощь, если случится травма.

-  А зачем Вам доктор понадобился?

-  Да там мужчине плохо, - объяснила девушка. - Наверное, сердце

-  Тогда надо «скорую» вызвать. Пошли, я вызову. Кто хоть он?

-  Не знаю, какой-то большой начальник.

-  Ещё не легче! - всполошилась женщина. - А в каком номере?

-  Двадцать втором.

-  Мамочки мои, так ведь это же генерал!

И так перепугалась сама, что сумела перепугать и диспетчера станции скорой помощи. Та пообещала при­слать бригаду незамедлительно.

Когда вызов приняли, дежурная поинтересовалась:

-  Как он там?

-  Не знаю, - отозвалась девушка.

-  Так сходи, глянь.

-  Боюсь.

-  Тоже мне, как в койку к мужикам прыгать, так они не боятся, а сходить больного посмотреть страшно, - со злостью сказала женщина. - Пошли вместе, а то вдруг чего.

Басков лежал весь красный и тяжело дышал. Казалось, что он без сознания. Не зная, что можно предпринять до приезда врачей, дежурная и девушка тихонько вышли в коридор и осторожно прикрыли дверь.

-  Ты тут посиди, я нашего доктора разыщу, - приказала дежурная и быстрым шагом направилась к спорткомплексу. Через несколько минут из-за деревьев показалась женщина в белом халате.

-  Где больной? - спросила на бегу.

-  В двадцать втором. Я покажу.

-  Сиди, сама знаю, где это.

Вскоре подъехала и «скорая». Охранник на воротах показал водителю, где находится жилой корпус, и машина, мигая сигнализацией, но с выключенной сиреной подкатила к ВИП-корпусу. Через несколько минут пациента увезли в больницу, а девушку пригласили к ректору.

-  Что там у вас произошло? - строго спросил ректор.

-  Ничего, - испуганно отвечала девушка.

-  Перестаралась?

-  Да у нас ничего ещё и не было. Смотрю, он весь красный сделался, дышит с трудом, вот я и побежала врача искать. А дежурная «скорую» вызвала.

-  Если выживет, никому ни слова. А если богу душу отдаст, придётся в милиции показания давать. Так что моли бога, чтобы выжил. Видела ведь, что немолодой уже, зачем такой темп задала?

-  Да говорю же, не было ничего!

-  Не было, не было... А если бы он на тебе помер? Вот был бы номер! - и, довольный рифмой, ректор вдруг улыбнулся. - Ладно, иди давай. Да лучше домой уезжай, а то ещё кого-нибудь тут до смерти затрахаешь.






СЕРЫЙ КАРДИНАЛ


-  Юра, когда я входил, вы говорили про Хитрунова. Что это за человек?

-  Да я об этой мрази даже говорить не хочу.

-  Но ведь говорили же. Мне тут работать, хочется о людях побольше знать. Не через собирание сплетен, а объективную информацию от друзей, которым доверяю. Тем более изначально мне была поставлена задача заниматься пиаром, а не только специалистов в этой области готовить. Хитрунов же как раз советник по вопросам идеологии. Если можно так выразиться.

-  Я бы в отношении его выразился как следует, да не здесь. Если официально: доктор технических наук, профессор, лауреат премии Ленинского комсомола.

-  Это я знаю.

-  Не дурак! Наоборот, очень хитрый, изворотливый, пронырливый, подлый, может подставить любого, чтобы при­крыть собственную задницу, может соврать, что угодно, даже заведомо зная, что ложь откроется быстро. При Старцеве  пытается стать этаким серым кардиналом. Собственно, почему пытается? По сути уже стал. Ты знаешь, в молодости подавал большие надежды, но потом понял, что всего можно добиться проще и легче, не прикладывая огромных усилий. Активно включился в комсомольскую работу, возглавил студенческий научный кружок, хотя всю работу там вёл один из наших старейших профессоров Степан Тимофеевич Мазур. Потом Виктор возглавил комитет комсомола института, стал членом ЦК комсомола. Ну, а кому премию Ленинского комсомола из среды молодых учёных - и разъяснять не надо. Конечно, молодому, перспективному активисту, кандидату в члены КПСС. Потом срочно надо было его остепенить. На кафедрах ведь всегда есть темы, над которыми кто-то уже начинал работать, да закончить или руки не доходили, времени не хватало, или человека. Быстро ему общими усилиями докторскую написали, впрочем, дело это вполне обычное, потому что время диких одиночек давно прошло. Для серьёзных исследований и открытий нужен кропотливый труд целых научных коллективов, нередко даже двух, поскольку всё чаще открытия совершаются на стыке двух наук. Защитился легко, потому что в принципе не дурак, хотя этой темой никогда и не занимался. Но по готовой диссертации что бы и не защититься? Вон их сколь­ко теперь кропают для крупных чиновников, депутатов, генеральных директоров предприятий, банкиров!

-  Вы тоже пишете?

-  А ты думаешь, просто так нам предприятия приличные  суммы на НИОКР отваливают? В итоге генеральному или кому-то из его замов диссертация пишется. Теперь ведь престижно на визитке написать: кандидат таких-то наук, а ещё лучше - доктор. Вот ты кандидатскую сам писал?

-  Наверное, не поверишь, но сам. От первой строчки до последней. Конечно, научный руководитель подсказывал, где и что усилить, что исправить.

-  Это само собой, на то он и научный руководитель. Но вам, гуманитариям, проще. Сиди себе, книжонки почитывай да нужное выписывай. Извини, что я до примитива свожу.

-  Да ладно, в принципе ты прав. Но мы от Хитрунова отвлеклись.

-  А что Хитрунов? У него от успехов голова закружилась. Ещё в советские времена за аморалку чуть из партии не вылетел. Понравится студентка, специально «заваливает», переэкзаменовки устраивает, пока не добьётся расположения. У нас тогда смеялись, что Хитрунову студентки зачётку не на стол кладут, а под подушку. Доигрался. Но не пропал. Уж не знаю, за что, но бывший ректор ему очень покровительствовал. Через некоторое время даже проректором по воспитательной работе назначил. А Никита Никитич пришёл, вскоре из проректоров в деканы перевёл, потом даже увольнял за пьянку, но Хитрунов на коленях выпросил милости. Любому вузу показатель остепенённости нужен, вот и принял  его Безухов начальником создаваемого управления по работе с филиалами. У нас как раз на филиалы мода пошла, чтобы деньги зарабатывать, поскольку разрешили принимать не только на бюджетные места, но и на коммерческие. Вот тогда и началась дискредитация высшего образования!

-  Почему?

-  Да потому что уровень преподавания в филиалах никакой был. Кадров-то нет. Преподавателей техникумов привлекали, даже из ПТУ мастеров брали лекции читать. Потом эти ПТУ да техникумы в состав вуза вводили, объясняли интеграцией образования. Мол, теперь даже в ПТУ профессора будут лекции читать. На деле всё фикцией оказалось, потому что профессоров и в базовом вузе не хватало. Зарплата у нас во все времена, за исключением сталинских, была незавидной, вот кандидаты наук и уходили на производство. А в 90-х - вообще челночить и на рынки, а если руки золотые - в разные сервисные мастерские. Ну, а раз­решили на платной основе учить, смогли зарплату поднять, хоть в какой-то степени кадры сохранить. Но ты же понимаешь, если студент заплатил за учёбу, вряд ли от него прилежания  ждать оправданно. Мол, я заплатил, вы мне троечку обязаны поставить. Вот так и начала высшая школа дипломы  в рассрочку продавать, если откровенно говорить.

-  Мы снова ушли от Хитрунова.

-  Да что Хитрунов? Он тут развернулся. Вместе со Старцевым ездили по городам, где есть машиностроительные предприятия, создавали филиалы. Хоть экономика страны и рушилась, но образование люди получать хоте­ли, умные руководители тоже понимали, что кризис рано или поздно закончится, потребуются специалисты. В те времена ведь как было? Самые серьёзные вопросы в саунах решались. Это сегодня сауна на каждом углу, у каждого на даче, а тогда это было редкостью, сам хорошо знаешь. В саунах не только бандиты отдыхали, но моду в те годы они диктовали на всё. Помнишь, спортивные штаны с лам­пасами, стрижку короткую, пиджаки красные?

-  Помню, конечно! Сам такой пиджак чуть не купил. Примерил, посмотрелся в зеркало, не понравилось.

-  Вот и руководители с чиновниками бандитскую моду копировать начали. Даже депутаты, помнишь, красными пиджаками щеголяли. Ну, а сауны - само собой. А в саунах что главное? Думаешь, пар? Нет, умение разговоры вести, песню запеть, анекдоты травить. Девочки девочками, но мужикам и поговорить под водочку хочется. А вот тут как раз Старцев был незаменим. И на гитаре сыграет, и песню споёт. Хоть Высоцкого, хоть Александра Новикова, хоть Михаила Круга, хоть Михаила Ножкина, хоть Юрия Кукина, хоть Окуджавы. У него память уникальная! В любой компании незаменим. Вот и ездили. С тех пор Старцев считает себя обязанным Хитрунову, хотя по должности и был выше. Но именно Хитрунов мог устроить встречу на высшем уровне, а дальше уже задачей Старцева было обаять  и заключить договор. Поговаривали, что они тогда хорошо намышковали, но это не более чем досужие разговоры. По крайней мере, кандидатские у нас тут тогда за деньги пачками штамповали, благо имели три своих диссертационных совета. Вот с тех пор Хитрунов со Старцевым в одной связке. Лентяй удивительный, но умело манипулирует. Чем теперь, не знаю. По крайней мере говорят, что Хитрунов с визита к ректору начинает почти каждый свой рабочий день. Это если ректор не в командировке, хотя каждую неделю по два-три дня тот то в Москве, то за границей. Так что все новости об университете он узнаёт из уст Хитрунова и в его интерпретации. Не удивительно, что серым кардиналом называют.






АТАКА


Весть о том, что теперь уже бывший первый проректор  по финансам Алексей Фёдорович Томилов вместе с сообщниками умыкнул из бюджета университета десятки  миллионов рублей, в одночасье разлетелась по вузу. Сотрудники скидывали друг другу ссылку на один из скандальных сайтов, где появилась небольшая информация, что первый проректор крупнейшего технического вуза, название университета и фамилии фигурантов не назывались, вместе с сообщниками украл из бюджета сто сорок с лишним миллионов рублей. Эти деньги были перечислены на счёт одного из малых инновационных предприятий яко­бы для научных разработок, закупки уникальной технологии, изготовления опытного образца станков, которые, по замыслу аферистов, должны были совершить настоящую революцию в машиностроении.

Люди возмущались, что не могут выпросить несколько  десятков тысяч на самое необходимое для работы, а тут в личные карманы утекло полторы сотни миллионов рублей. Целый день все досужие разговоры велись только на эту тему. При этом народ склонялся к версии, что без ведома, а, скорее всего, соучастия, бывшего ректора и главного  бухгалтера такую операцию было бы не провернуть. А коли так, то прав новый ректор, произведя почти полную замену прежнего вороватого руководства и проведя аудит финансового состояния университета.

-  Это надо же! - возмущались на кафедре сотрудники. - У нас едва по пятнадцать тысяч в месяц выходит, а они такие суммы себе в карман кладут!

-  Так это только одну сделку обнародовали, - подлива­ли масла в огонь другие. - А сколько всего было украдено? Поди теперь сосчитай.

-  Но проблема в том, что деньги-то эти в бюджет уже не вернуть. Отменили наши депутаты статью о конфискации нажитого преступным путём имущества.

-  А потому что и депутаты у нас такое же ворьё! - категорично заявляли четвёртые. - Правильно вон называют их партией воров и преступников.

-  Так, друзья мои, давайте не будем переходить на политику, - увещевали наиболее спокойные. - Не спешите с выводами, тут ещё разобраться надо.

-  А что разбираться? - поднимался сразу хор возмущённых голосов. - Вот же ясно написано: «По результатам аудиторской проверки выяснилось, что...» Ну, и далее по тексту. Ничего, голубчики, раз по материалам проверки возбуждено уголовное дело, мало не покажется. Будут знать, как народные деньги воровать.

-  Э-э, с такими деньгами они в любом суде отмоются, - парировали скептики.

Такие и подобные разговоры велись практически во всех курилках и на всех кафедрах, в преподавательских и подсобках.

-  Слышал, как мы с тобой деньги воруем? - вместо приветствия  спросил Алексей Фёдорович, едва переступив порог крохотного кабинета Цвигунова.

-  Они что, рехнулись? Откуда такие суммы? Нам же всего четыре миллиона было перечислено. Куда ещё сто сорок ушло?

-  Всё верно, Юра. Ровно четыре миллиона сто сорок тысяч. Ты это не хуже меня знаешь.

-  Фёдорыч, тогда объясни мне, дураку, что это такое?

-  Ты не понимаешь?

-  Если честно, нет.

-  Тогда я тебе объясню. Это не более чем дискредитация Безухова и его ближайшего окружения. Начали с меня, но не сомневаюсь, что очень скоро будут и другие выбросы компромата.

-  Ладно, но откуда такие суммы? Фёдорыч, только, пожалуйста, честно.

-  Юра, у меня от тебя никогда никаких секретов не было. Мы с тобой ещё со школы дружим и друг друга знаем, как облупленных. Никаких ста сорока с лишним миллионов не было в природе.

-  Лёш, но там же ссылка на акт аудиторской проверки! Ты же подписывал этот акт, насколько я понимаю.

-  Никакого акта пока ещё нет, проверка продолжается. Это не более чем бросить тень на плетень. Помнишь, как в том еврейском анекдоте, когда раввину предъявили обвинение, что обе его дочери стали проститутками? Ребе опешил, испуганно согласился с обвинением, а потом думает: «Так у меня и дочерей-то нет...» Так и тут, главное - обвинить, побольше грязи вылить, а потом, мол, пусть в глазах  общественности оправдываются. Юра, тебе опасаться нечего. У тебя всё чисто. Ты получил деньги, ты сделал опытный образец, у тебя есть все договора с партнёрами на поставки, ты в соответствии с ними переводил деньги. Образец ты сделал, получил за него гран-при на министерской выставке. Юра, да ты и твои ребята просто молодцы! Ты такую штуку придумал! Я не сомневаюсь, что и на международной выставке, куда ты эту лазерную штукенцию отправил, её по достоинству оценят. Так что смеётся тот, кто смеётся последним. Ты, главное, духом не падай, а я завтра к ректору пойду разбираться. Ведь всё сделано как раз в то время, когда он за границей. Теперь будет оправдываться, что вообще не в курсе. Но я не сомневаюсь, что именно он дал Хитрунову команду на вброс компромата.

-  Да уж, этот хмырь своей фамилии соответствует.

-  Не зря же говорят, как корабль назовёшь...

-  Добрый день! - поздоровался Вадим, невольно вмешавшись  в разговор.

-  Здравствуйте, Вадим Альбертович, - подал руку Томилов. - Ладно, я пошёл. Доброго дня, Юра! И Вам всего хорошего!

-  Да уж, доброго... - проворчал Юра.

-  Ты о той информации?

-  А о чём же ещё? Я же там один из фигурантов. Это ведь через мою лабораторию якобы сто сорок с лишним миллионов  украдено.

-  Вон оно что! - изумился Раевский.

-  Да-да, вот стоит перед тобой расхититель государственной собственности, как нас перед народом выставили. Будущий зэк, так что не след тебе свою репутацию портить, с ворьём знаться.

-  Ладно, ты шутки-то в стороне оставь.

-  Вадим, какие шутки?! Понимаешь, за всю жизнь копейки  чужой не взял, а тут миллионы приписывают. Сволочи!

-  Юра, тебе нельзя волноваться. Доктор что говорил? Никаких стрессов!

-  А вот скажи, как мне спокойным оставаться при таких обвинениях? Да лучше уж и не жить совсем, чем с таким позором людям в глаза смотреть!

-  Знаешь, я мог бы сказать, стыд не дым, глаза не ест, но мне кажется, что пословицы и поговорки ты и сам знаешь. Умные люди разберутся, а под каждого дурака не подстроишься. Эти и у ангелов при желании дьявольский хвост найдут.






ПЕРВАЯ ВЕЧЕРИНКА


-  Арагорн, нам надо придумать какое-нибудь официальное  название нашего сообщества, чтобы собираться вполне официально. Ну, для начала.

«Этой женщине ума не занимать!» - восхищённо по­думал Гриша и ответил: - Хорошо, я подумаю.

-  Я думаю, подойдёт что-то типа «Кружок по изучкнию  психологии героев английского эпоса», но лучше как-нибудь коротко. Например, «Эльфы» или ещё лучше «Страна теней». Во! Именно «Страна теней»! Это звучит таинственно, загадочно, романтично.

-  Пусть будет «Страна теней», - согласился Гриша, при этом поражаясь уму Ларисы.

Первые занятия в «Стране теней» проходили в обычной студенческой аудитории, где Дима увлекательно рассказы­вал об основах психологии, тонко затрагивая её чувственную составляющую. На третье занятие пришла Лариса с лекцией о произведениях Толкина. Оказалось, что его тол­стенные книги практически никто из студентов не читал, поэтому можно было импровизировать сюжет романов, как угодно, особо упирая на любовные похождения героев. Лариса сразу же оговорилась, что в русском переводе рома­нов эти места почему-то специально упущены, но ей давали читать полный перевод произведений, поэтому она может рассказать такие вещи, о которых в студенческой аудитории  лучше умолчать. Зато кому интересно, она готова при­гласить к себе домой в ближайший выходной.

Мужчин на той, домашней, лекции не было, поэтому девушки чувствовали себя раскованно. Способствовали тому и солидные запасы всевозможного спиртного. Девчата, по словам Ларисы, сначала вели себя зажато, но потом расслабились, а когда она живописно стала рас­сказывать им на ходу придуманные сюжеты о лесбийских похождениях героинь древних европейских эпосов, и вовсе раскрепостились.

Из опросных анкет Лариса знала, что у некоторых из её гостей уже был небольшой опыт лесбийских контактов, от сексуальных поцелуев с подругами до откровенных ласк, и тем не менее спросила, пробовал ли кто получать наслаждение  без мужчин. Одна, по имени Марина, которую Лариса тут же нарекла Муреной, смело созналась, после этого, скромно кивнула головой Эля, получившая имя Эовин.

Когда начали расходиться, Лариса попросила этих девушек немного задержаться и предложила остаться у неё заночевать. Так Леди Лориэна поработила первых двух девушек из «Страны теней».

На следующей вечеринке у неё дома, куда снова при­шли все девушки прежнего визита, Леди Лориэна со свои­ми новыми сексуальными рабынями соблазнили и остальных. Лишь смуглая скромница из башкирской деревни Дина, наречённая Ларисой Нолдо так на протяжении все­го вечера и осталась одетой. Но опытная искусительница Леди Лориэна видела, с каким любопытством она украдкой наблюдала за происходящим, и просто не торопила события. Эту малышку она решила оставить для себя на следующий раз.

Через пару недель девушек на нескольких машинах повезли в какой-то загородный дом, где помимо просторных  комнат и нескольких спален были сауна и бассейн. Скорее всего, это был дом, предназначенный для сдачи в аренду, потому что нигде не было видно вещей его хозяев. Организовал поездку давний знакомый Ларисы - прокурор. Три его друга звали его просто Лёшей, и никто из девушек не догадывался, какое положение он занимает.

Не торопясь расположились, накрыли обильными угощениями  стол, выпили за знакомство, за красивых девушек. Парни вышли во двор жарить мясо, а девушек Лариса повела в сауну. Парились, прыгали в холодный бассейн, снова грелись, пили пиво. Закутавшись в простыни, вернулись  в гостиную, где мужчины уже с нетерпением ждали, когда освободится сауна. Никто не торопил события.

Вернувшись из парилки, парни уселись за стол, и Алексей сказал:

- Леди, Вы обещали нам зажигательную программу.

Лариса подошла к Дине:

-  Милочка, ты хочешь сегодня побывать в объятиях всех этих мужланов или будешь только со мной?

-  Третьего не дано? - прошептала девушка.

-  Увы, моя дорогая.

-  Лучше я тобой. Я их боюсь.

-  Тогда мы с тобой сейчас устроим для них лесбийское шоу. Ты только делай вид, что тебе очень приятно, стони, извивайся, доверься мне.

То ли девушке действительно понравились ласки стар­шей подруги, то ли она прекрасно сыграла свою роль, но шоу получилось очень зажигательным. Настолько, что один из парней тут же овладел сидящей рядом с ним девушкой. И оргия началась.

Наутро Алексей вызвал микроавтобус, чтобы отвезти девушек в город. Каждой из них, как пошутил при раздаче, из непредвиденных доходов вручил по пятитысячной купюре. Дине почти насильно вложил в ладонь две.

Так Ночные тени стали ночными бабочками и положи­ли начало элитному увеселительному клубу для мужчин. Крышу ему обеспечил сам прокурор.






ПО НЕСООТВЕТСТВИЮ


Владислав Васильевич традиционно опоздал на заседание  ректората на пять минут. Этими своими преднамеренными  задержками он хотел показать свою чрезмерную занятость и своё привилегированное положение по отношению  к остальным, потому что на первое же заседание ректората после официального вступления в должность он пришёл за минуту до начала и в довольно резкой форме отчитал тех, кто входил в зал «по шестому сигналу».

Сев в высокое, шикарное кресло, купленное сразу же вместе с новой мебелью для служебного кабинета, ректор привычно обвёл взглядом присутствующих.

- Владислав Васильевич, сегодня все на месте, отсутствующих по уважительным причинам тоже нет за исключением  Алексея Фёдоровича Томилова. Он в Москве в командировке - услужливо придвинула список членов ректората новый секретарь учёного совета Римма Яковлевна.

-  Спасибо, я вижу, - ответил ректор. - Итак, у нас сегодня  на повестке дня один вопрос «Состояние и развитие международных  связей университета». С докладом выступает проректор по международным связям Николай Константинович Доренко. Впрочем, повестка дня всем была разослана ещё на прошлой неделе. Сколько Вам нужно для доклада?

-  Семь минут.

-  Хорошо, семь минут. Все вы знаете, что одним из основных показателей эффективности вузов является состояние международной деятельности университета, его интеграция в мировое образовательное пространство. Как обстоят наши дела в этом направлении, мы сейчас и узнаем из доклада. Пожалуйста, Николай Константинович.

-  Я буду говорить о работе за последние три года, то есть начну с того времени, когда для повышения эффективности  работы в этом направлении в нашем университете на базе существовавшего управления внешних связей был создан наш департамент, который я и возглавляю с момента его появления. В нашем департаменте - три управления: управление по работе с иностранными вузами, управление по работе с зарубежными предприятиями и управление по работе с иностранными студентами. Все руководители этих подразделений присутствуют на заседании ректората и готовы предоставить исчерпывающую информацию.

-  А сам проректор разве не владеет информацией? - перебил ректор.

-  Владеет, - возразил Доренко, - просто у членов ректората могут возникнуть вопросы непосредственно к руководителям направлений. Итак, у нас в департаменте три управления, каждое из которых занято решением конкретных  задач, которые были ещё и у прежней структуры,много  сделавшей для развития международного сотрудничества  нашего университета.

-  Николай Константинович, давай переходи от общих фраз к конкретике, - снова нервно перебил ректор.

-  По конкретике, - невозмутимо продолжал Доренко. - У нашего университета заключено 104 рамочных договора  о сотрудничестве и договоры о намерениях с известными  родственными вузами мира. В основном это университеты  Центральной Европы. Также имеются договоры с сорока машиностроительными предприятиями Германии, Австрии, Франции, Швеции, Финляндии, Японии, Казах­стана и других стран. Сказать, что эти договоры приносят нам существенную прибыль, я, к сожалению, не могу. Всё, как правило, ограничивается разовыми заказами на обучение  персонала российских предприятий, использующих оборудование, закупленное в этих странах. Большие перспективы  могут нас ожидать в развитии тесных связей с Монголией. Наши коллеги скептически относятся к развитию  машиностроительного комплекса этой страны, ранее ориентированной в основном на добычу полезных ископаемых  и сельское хозяйство. Оба эти направления дают Монголии почти половину ВВП, но там всерьёз задумались  и над развитием машиностроения. Совместно с Белоруссией намечается производство тракторов, есть планы по развитию предприятий по производству трамваев на резиновых колёсах. Один такой трамвай сможет перевозить до четырёхсот пассажиров. Есть планы по производству  автожиров и даже летательных аппаратов. Поскольку это новые для страны отрасли, им в большом количестве потребуются инженерные кадры, кадры среднего звена и квалифицированные рабочие. Вот тут мы и сможем стать для монгольских друзей серьёзными партнёрами. Предварительные  переговоры с монгольским министерством я уже провёл по телефону и по электронной почте, теперь надо заниматься приглашением заинтересованной стороны для ознакомления с нашими возможностями и условиями. По предварительным данным, они могут направить к нам на все виды профессионального обучения от начального  до высшего до четырёхсот студентов.

-  Да ты хоть с теми, которые у нас учатся, разберись, как следует, - опять прервал ректор.

-  Тогда я перехожу к третьему направлению - обучению иностранных студентов. Все вы знаете, что тут почти всё зависит от получаемых из Министерства образования и науки квот. Сами мы можем развивать только дистанционное  образование, которое как раз у нас успешно применяется в работе со студентами из Казахстана. И это несмотря на то, что в самом Казахстане идёт жёсткая конкуренция между собственными вузами, можно сказать, за каждого студента. Мы интересуем в первую очередь русскоговорящее население этой страны, потому что русскоговорящим студентам легче учиться на русском языке, чем на казахском. Число студентов из Казахстана, обучающихся у нас дистанционно, растёт с каждым годом, и динамика эта, я уверен, будет только улучшаться. Есть неплохие перспективы с Узбекистаном, где машиностроение достигло двадцати процентов в общей доле экономики. Там наращивают возможности предприятия по сборке автомобилей, по электротехнике и другим направлениям.

-  Только вы не обольщайтесь особенно, - заметил ректор.

-  А мы, Владислав Васильевич, не обольщаемся, но я вижу увеличение числа иностранных студентов в основном только за счёт дистанционного обучения. Потому что приём на стационарное обучение ограничен возможностями  наших общежитий. И вы все это прекрасно знаете.

-  Кто хочет работать, - подметил ректор, - тот ищет возможности, а кто не хочет, ищет причины. Как-то так сказа­но великими.

-  Да, это Сократ сказал, Владислав Васильевич.

-  Ты больно-то не умничай.

-  Да я не умничаю, я просто уточнил. А возможности мы действительно ищем. И если узбекские ребята не очень прихотливы к бытовым условиям, так же, как монгольские или китайские, то в отношении других вопросы как раз и возникают. Правда, и с китайскими тоже не всё так просто. Мы пытаемся расселять иностранных студентов вместе с русскими, чтобы они могли быстрее изучать русский язык.

-  Я уже слышал, как русские ребята их русскому языку научили, - хохотнул ректор, и все рассмеялись.

-  Есть и такое, - улыбнулся Доренко. - Но проблема не в том, что наши шутники их матеркам учат, а в том, что они хотят жить со своими согражданами. Им так комфортнее. Да и наши не очень просто соглашаются селиться в комнаты  с ребятами из Монголии или Китая. Разный менталитет, разная культура. Эта же проблема с расселением студентов из Египта, Марокко, Алжира. Если уж у нас тут начались лирические отступления, то скажу, что только с ребятами из Нигерии наши девушки дружбу охотно заводят.

Члены ректората снова понимающе засмеялись.

-  Вот Вы говорите про нехватку мест в общежитиях. Но у нас же построено новое общежитие, и два года оно пустует. В чём причина? Мы же как раз за счёт него хотели увеличить число иностранных студентов.

-  Вообще-то на этот вопрос лучше бы отвечать про­ректору по учебно-воспитательной работе, в чьём ведении находятся общежития, - сказал Доренко.

-  Уткин у нас ещё только входит в курс дела, поэтому давайте не будем ставить человека в неловкое положение, - откликнулся ректор. - Или уже есть что сказать, Максим Макарович?

-  Я пока не готов, Владислав Васильевич, - смутился проректор по учебно-воспитательной работе. - До общежитий  у меня пока ещё руки не дошли.

-  Хорошо, но имейте в виду, что это тоже Ваша сфера деятельности и очень даже ответственная, - напомнил ректор своему любимчику, недавно назначенному на должность, после того как в классическом университете над ним начали  сгущаться тучи из-за вольного расходования денег, выделенных на возглавляемую им команду КВН. - Итак, что там с новым общежитием, Николай Константинович?

-  Я думаю, все уже и так знают, что общежитие это строи­лось на средства, выделенные ассоциацией машиностроителей Поскольку ассоциация не имела права выделять деньги на общежитие, оно было оформлено как лабораторно-учебный корпус. Здание было построено с нарушениями по землеотводу. Эти вопросы брался решить бывший проректор по общим вопросам, но до увольнения не успел. Эти проблемы  до сих пор являются очень существенными, и без их решения ввести здание в эксплуатацию не представляется возможным. Но не менее важно и то, что по всем документам этот корпус числится лабораторно-учебным, а у нас там все комнаты меблированы под общежитие. Соответствующая общежитию проведена и внутренняя отделка. Поэтому два года никто не может решить вопрос перевода нежилого фон­да в жилой. Когда брались за строительство, даже не подозревали, насколько серьёзными могут быть эти проблемы. Думали, всё просто, но бюрократическая волокита тянется, и конца процессу не видно. А будь в нашем распоряжении это общежитие, мы бы могли принять дополнительно ещё двести иностранных студентов. Если же брать теоретически, то сегодня мы имеем возможность обучать не менее двух с половиной тысяч иностранцев. Но обучать на русском языке, потому что преподавателей, свободно владеющих английским, у нас, как вы все хорошо знаете, нет. Несколько человек, которые ездят читать лекции в иностранные университеты, проблему не решают.

-  Так надо учить наших преподавателей! - сказал ректор.

-  Мы пытаемся. Но, уважаемые члены ректората, я сей­час официально ставлю вопрос, чтобы при назначении на должности заведующих кафедрами, директоров институтов и руководителей других структурных подразделений университета наряду с другими компетенциями обязательным  условием ставить владение иностранным языком. Я повторяю, обязательным условием. Хотя бы на уровне разговорного. Вы говорите: учить. Мы ежегодно организуем  для сотрудников бесплатные курсы английского языка. На них обучаются за год четыре группы по двадцать чело­век, но я не знаю ни одного преподавателя - выпускника этих курсов, который бы после обучения мог читать лекции или хотя бы без переводчика присутствовать на пере­говорах с иностранными делегациями. Отсюда второе: провести входной контроль уровня преподавателей иностранных языков. Я предлагал это организовать хотя бы неофициально и встретил яростное сопротивление заве­дующих кафедрами иностранных языков. Их мотивация: если мы ещё отсеем слабых, у нас некому будет работать, потому что хорошо владеющие английским нарасхват в коммерческих фирмах, где зарплата в несколько раз больше, чем у наших преподавателей.

-  У Вас всё? - спросил ректор.

-  Я специально не стал тратить время уважаемых членов ректората на достижения и успехи. Они, безусловно, есть, но мне бы хотелось обсудить именно те проблемы, решив которые, мы сможем умножить и успехи. А цифры этих успехов вы только что видели на экране в продемонстрированной вам презентации. Спасибо за внимание!

-  Итак, у кого есть вопросы к докладчику?

-  У меня, - поднял руку директор гуманитарного института  Столяров.

-  Пожалуйста, Николай Петрович.

-  Николай Константинович сомневается в профессионализме наших преподавателей иностранного языка. Насколько обоснованны такие обвинения?

-  Николай Петрович, я не обвинял, я просто сказал, что почему-то никто после курсов не заговорил на английском. Может быть, вина в том и не преподавателей, а нас, тех, кто составлял эти списки и внёс в них людей, не способных или малоспособных к изучению иностранных языков. А организацию контроля качества знаний я всё же настойчиво предлагаю. Программа для проверки уровня владения  иностранным языком у нас есть, по этой программе мы проверяем при зачислении на курсы, чтобы разбить их по группам на основе уровня владения, поэтому никакой проблемы  я не вижу и в том, чтобы проверить по этой же про­грамме и преподавателей иностранных языков.

-  Я понял. Спасибо!

-  Ещё вопросы? Нет? Тогда переходим к обсуждению доклада. Кто первым? Как всегда, Виктор Михайлович? Пожалуйста!

-  Я внимательно смотрел на цифры презентации и в очередной  раз убедился, что красиво отчитываться мы умеем. Николай Константинович в этом деле даже преуспел больше, чем другие. Посмотришь презентацию, так хоть к ордену проректора представляй. И рамочные договоры у нас имеются, и договоры о намерениях, и дальняя перспектива с Монголией  и Китаем определена, а на деле-то что? А на деле у нас пять сотен иностранных студентов. Давайте хотя бы перед собой будет откровенны: не самых лучших, потому что лучшие едут учиться в Европу и Соединённые Штаты, свободно владея английским. Мы же подбираем остатки. И как бы ни упирались, нам их не научить на таком же уровне, как научат в лучших западных университетах. Значит, наши выпускники никогда в своих странах не станут ТОП-менеджерами, а значит, и не сыграют на популяризации нашего университета, на его престижности для получения такого образования, которое даст возможность хорошего карьерного роста. Я это к тому, что мы готовим и при таком отношении департамента международных связей будем готовить второсортных специалистов. Надо в корне менять работу департамента в этом направлении, а нынешнее руководство, как мне кажется, к коренным преобразованиям просто неспособно. Поверь, Николай Константинович, мне тяжело об этом говорить, поскольку мы с тобой много лет не просто знакомы, я бы сказал, что мы все эти годы были если не друзьями, то добрыми приятелями, но я вижу, что ты свой потенциал на этой должности исчерпал. Да, ты свободно владеешь двумя  иностранными языками, у тебя есть обширные связи в разных университетах мира, тебя там хорошо знают, но, с учётом нынешних требований Министерства образования и науки, на это место нам надо искать молодого и перспективного  человека, который, быть может, через несколько лет станет и ректором университета. Извини, Владислав Васильевич, но рано или поздно нам тоже надо будет уступать  место молодым. А с учётом предстоящей интеграции российских вузов в международное образовательное пространство  именно с проректора по международным связям проще всего будет пересесть и в ректорское кресло.

-  Как ты легко, Виктор Михайлович, тут кадровую политику решаешь, - улыбнулся ректор. - И Доренко заме­ну видишь, и на моё место уже кого-то наметил.

-  Я никого ещё не наметил, я просто говорю о необходимости кадровых перемен с учётом интеграции университета в мировое образовательное сообщество, - поправился Хитрунов.

-  Ещё кто-то хочет высказаться?

-  Если позволите, буквально пару слов, - поднял руку первый проректор по учебной работе Локтев. - Может быть, Виктор Михайлович и резковато выступил в отношении Николая Константиновича, но по сути верно. Вынужден признаться, что у нас с Николаем Константиновичем тоже то и дело возникают разногласия по целому ряду вопросов. Я согласен, что Доренко проректором работает давно, я же на своей должности человек новый, но тем не менее, я несколько иначе вижу перспективы развития нашего университета, в том числе и касательно интеграции в международное образовательное пространство, и встречаю яростное неприятие моих предложений. Скажу откровенно, мне с Николаем Константиновичем работать очень трудно. И в основном, мне кажется, из-за консерватизма проректора, его даже какого-то ретроградства, неумения видеть явных преимуществ моих предложений.

-  Ещё есть желающие выступить?

Члены ректората, не ожидавшие столь откровенной публичной порки коллеги, с которым проработали вместе  много лет и который действительно очень много сделал для развития международных связей, был по-европейски образован, интеллигентен и демократичен, оказался лишним в новой команде. Все стыдливо молчали, не имея аргументов  в пользу попавшего в опалу товарища, потому что хоть и работали с этим департаментом, но опосредованно, а потому не могли оценивать его работу кроме как на эмоциональном  уровне.

-  Так что запишем в решении ректората? - спросил ректор.

-  Я бы предложенный проект решения совсем не рассматривал, - предложил Хитрунов. - Там всё на уровне прожектёрства. Я предлагаю просто записать, что на основании представленного на ректорат отчёта о работе департамента проректор по международным связям Николай Константинович Доренко не соответствует занимаемой должности.

-  Есть другие предложения?

-  Есть, - поднял руку директор института информационных технологий Райдер.

-  Пожалуйста, Иван Иоганесович.

-  Считаю такое решение слишком скоропалительным. Мы знаем, какую огромную работу ведёт департамент международных связей под руководством Николая Константиновича, и представленные сегодня цифры отчёта в презентации это подтверждают. А проблемы действительно  есть, и это проблемы не одного лишь департамента и не лично Николая Константиновича, а всего нашего университета. Эти проблемы не в компетенции проректора, их надо рассматривать намного шире.

-  Есть ещё адвокаты у Доренко? - спросил ректор, пере­водя взгляд с одного на другого. Все сидели молча, опустив головы. - Ставлю на голосование. Кто за предложенный Виктором Михайловичем Хитруновым вариант решения ректората, прошу голосовать. Римма Яковлевна, считай­те. Кто против? Кто воздержался? Большинством голосов решение принимается. На сегодня повестка дня ректората исчерпана, все свободны.






УКРАДЕННЫЕ МИЛЛИОНЫ


Алексей Фёдорович зашёл в приёмную, за руку поздоровался  с сидящими в ожидании аудиенции двумя директорами  институтов и проректором по общим вопросам.

-  У себя? - спросил Надежду.

-  Да, но пока никого не принимает. Владислав Васильевич с бумагами работает.

Алексей Фёдорович решительно шагнул вперёд.

-  Ой, Вы куда? Не велено никого пускать, - попыталась было встать на пути Надежда.

-  У него тут полная приёмная народа, а он с бумагами работает, - открыл вторую дверь и шагнул внутрь.

-  Владислав Васильевич, извините, я не пускала, а он сам нагло попёрся.

-  Ты слова-то выбирай, - повернулся к ней Алексей Фёдорович. - И место своё знай.

-  Не Вам мне указывать! - зло прошипела Надежда.

-  А ты не забывай, кто тебя из говна вытащил, когда у тебя на третьем курсе проблемы были. Разве не ко мне тог­да твоя мать со слезами пришла, чтобы дочь от позора спас и чтобы из института не выперли? Так что не забывайся, моя дорогая, кому ты нынешним положением обязана. Да и не рановато ли себя большой начальницей возомнила?

-  Ворьё всякое мне ещё хамить будет, - чтобы слышали все, сказала Надежда, закрыв за собой дверь в кабинет рек­тора и усаживаясь в дорогое кресло, каких не было даже ни у одного из проректоров.

Мужчины с еле заметной ехидной ухмылкой переглянулись, но это не ускользнуло от внимания Надежды.

-  И вообще, что вы тут все расселись? Только работать мешаете. У меня, между прочим, по поручению Владислава Васильевича могут быть секретные переговоры по телефону с нашими деловыми партнёрами. Вон в комнате секретаря диванчики есть, там и подождите. А то не успеешь оглянуться, как прямо к ректору прутся, будто к себе домой.

-  В кабинете секретаря? - спросил директор института информационных технологий Райдер. - А здесь теперь что?

-  А здесь теперь, между прочим, кабинет помощника ректора, - грубо ответила Надежда. - Вы что, читать разучились? Там на двери крупными буквами на табличке написано.

-  Простите великодушно, Ваша светлость Надежда, как там Вас величать по батюшке-то?

-  Надежда Игнатьевна Великанова, если угодно. А вообще-то не мешало бы и знать.

-  Ещё раз простите великодушно, не были мы представ­лены такому высочеству, потому как не имели чести пировать вместе.

-  И не дождётесь, - пробурчала Надежда. - Чтобы с каждым ещё за одним столом пировала. Много о себе думать стали.

-  Коля, ты ей кандидатскую уже написал? - спросил Иван Иоганесович директора гуманитарного института, едва они вышли в первую приёмную, где раньше никто не задерживался, проходя сразу во вторую. - Тогда сразу уже и докторскую начинай. Не удивлюсь, если она через пару лет первым проректором станет.

-  Ваня, почему кандидатскую ей писать я должен? У тебя самые престижные профессии, тебе и сочинять.

-  По моим темам не потянет. На защите срежется, потому  что слишком тупая. А твои, например, спортсмены, сочинят ей что-нибудь типа «Влияние массового вузовского  спорта на повышение успеваемости по техническим дисциплинам». Видишь, я тебе даже тему подсказал.

И мужчины рассмеялись.

А в кабинете ректора тем временем разговор шёл на повышенных тонах.

-  Слава, у тебя что, кессонная болезнь? От новой должности  крышу сносить стало? В приёмной директора институтов сидят, проректор по общим вопросам, а ты тут с бумагами занимаешься.

-  Но с бумагами мне тоже когда-то надо разбираться.

-  А директора там, думаешь, от безделья сидят? И, пожалуйста, эту свою пассию приструни, поставь на место, а то я её быстро поставлю.

-  Ты, Алексей Фёдорович, со своими секретаршами разбирайся, а с моими я как-нибудь сам. И давай, пожалуйста, без панибратства, мы всё-таки в кабинете ректора, а не на дружеской пирушке.

-  У-у-у, как всё запущено! На широкую ногу!

-  Иначе нельзя. Распустил вас Никита Никитич. Васечки, петечки, колечки, милочки... А ведь не студенты уже, давно выросли.

-  Между прочим, та фамильярность не помешала нам сначала создать университетский комплекс, а потом сделать его одним из лучших в стране.

-  Я, кажется, в этом тоже принимал участие...

-  А никто и не отрицает. Только зачем ты теперь взялся это разрушать? Ты убираешь из учёного совета наших самых уважаемых учёных, наших с тобой, между прочим, учителей, наставников. Зачем ты начал эту бездумную замену директоров институтов на тупых, невесть откуда взятых мальчиков? Зачем ты, ни с кем не посоветовавшись, проводишь такую ротацию высших управленческих кадров? И зачем, в конце концов, ты посадил себе в приёмную эту злобную мегеру? Пойми, всё это не добавляет тебе авторитета. Наоборот, скоро над тобой весь университет смеяться будет. Это я тебе просто так, по-дружески говорю.

-  А я насмешек не боюсь. Любое новое дело встречается в штыки. А друзьями мы с тобой никогда и не были, так что ты об этом напрасно.

-  Да я в друзья и не набиваюсь. Жалко смотреть, как в одночасье рушится всё, что годами созидалось.

-  У тебя что-то серьёзное? Или ты пришёл эмоции выплеснуть? Не можешь смириться, что в должности понизил?

-  Слава, ты прекрасно знаешь, что мне не должности были нужны. Я привык дело делать, а не должности занимать. Пришёл?! Конечно, по делу! Иначе зачем бы я тут баррикады твои штурмовал? Скажи мне, только откровенно, к чему вся эта херня, которую ты затеял якобы с украденными  мною миллионами?

-  Слушай, Алексей Фёдорович, выбирай выражения. Я тебе уже говорил, что мы не на дружеской пирушке.

-  Может, мне тогда не только по имени-отчеству. А ещё и на Вы?

-  И это бы не помешало при деловом разговоре.

-  Хорошо, скажите уважаемый Владислав Васильевич, зачем Вы затеяли эту некрасивую игру с якобы украденными  миллионами? Ведь прекрасно знаешь, что я никогда ни рубля не присвоил. Даже когда у нас в девяностых неучтённая  наличка дипломатами в сейфах лежала.

-  Я вообще не в курсе, о чём сейчас разговор.

-  Да не прикидывайся ты! Всё прекрасно знаешь. А если не знаешь, то для тебя же хуже, что твоё окружение за спи­ной грязными делами занимается. Облить меня грязью - полдела, а вот как теперь имидж университета обелить накануне приёмной кампании, это уже серьёзно. Кто к нам пойдёт, если у нас тут воровство процветает, руководите­ли десятки миллионов себе в карман кладут? Не думаю, что без твоего ведома это сделано. К тому же всем известно, что Хитрунов каждое утро с чаепития в твоём кабине­те начинает, а когда ты в командировке, с Надеждой твоей шушукается.

-  Не было сегодня Виктора Михайловича. Звонил из поликлиники, в очереди сидит. Говорит, давление сильно подскочило.

-  Слушай, Владислав Васильевич, кто из вас двоих лукавит? У нас в университете что, своей поликлиники нет, где его без всякой очереди примут, что он в районную попёрся? Да если давление подскочило, он бы нашего терапевта на дом вызвал. Ты сам-то врубись, какая поликлиника? Значит, напортачил, гад, а теперь на глаза боится показаться.

-  Так, что тут произошло, пока я ездил?

-  А ты сам глянь! Посмотри-посмотри! Открой сайт «Грязно.ру», своими глазами прочитаешь. Что я тебе пере­сказывать стану, всё равно не поверишь.

Ректор повернулся к монитору, пощёлкал клавишами.

-  Видишь?

-  Да тут ни слова про наш университет.

-  У нас что - куча других крупнейших технических? Сколько на этой странице было посетителей?

-  Где эта цифра?

-  А внизу посмотри в квадратике. Сколько с момента размещения аккаунта, сколько за неделю, сколько сегодня.

-  Всего четыре тысячи триста двадцать один.

-  Вот-вот. Теперь эти четыре с половиной тысячи знают, что у нас тут десятками миллионов деньги воруют. Каждый из них ещё нескольким рассказал. Представляешь, сколько народу сейчас про наш университет судачит? Так что лучше всего тебе прямо сейчас дать поручение лизоблюду Коневой срочно собрать брифинг, пригласить всех прикормленных и не прикормленных журналистов, обязательно все телеканалы, всенепременно этих из «Грязи.ру» и объяснить ситуацию. А на «Грязь» в суд подать. И об этом тоже официально заявить на брифинге, чтобы другим неповадно было непроверенную информацию размещать. И не тебе одному там отдуваться, а пусть ревизоры своё слово скажут.

-  Может, у ревизоров как раз и есть претензии? Может, это от них и пошло?

-  Никакая ревизия, пока не будет подписан акт, не имеет права разглашать информацию. Поэтому и на брифинге они могут только сказать, что проверка продолжается, что пока никаких серьёзных нарушений не выявлено, и они не знают, из каких источников этот компромат просочился в СМИ.

-  Погоди, ты что тут раскомандовался-то?

-  А я не раскомандовался, я тебе предлагаю самый оптимальный  вариант, как из говна выбраться. Пусть Конева подсуетится, а то привыкла только с прикормленными работать.

-  Ты почему так Коневу-то не любишь?

-  А за что мне её любить? Ты же знаешь, что я таких лизоблюдов со студенчества терпеть не могу.

-  Она хороший профессионал в своём деле.

-  Она хорошо умеет создавать видимость кипучей деятельности. Это правда, в остальном её профессионализма пока не видел. Вот блестяще проведёт брифинг, тогда, может, я изменю о ней своё мнение.

-  Думаешь, соберутся журналисты? - в голосе ректора появилась обеспокоенность по поводу создавшейся без его ведома ситуации, и он не пытался этого скрывать.

«Или хорошо играет, или Хитрунов перехитрил», - по­думал Алексей Фёдорович, а вслух сказал: - Это ведь как тему подать. Если объявить, что мы хотим оправдаться, приедут только прикормленные, а если назвать тему «О крупных хищениях в университете», все слетятся. В зале заседаний ректората места не хватит - на жареное они все падки.

...На брифинге, где за столом рядом с ректором восседала  руководитель ревизионной группы Счётной палаты, слева была новый проректор по экономике и финансам, а справа - обвиняемый в хищениях Алексей Томилов, рек­тор начал было длинно и путанно рассказывать о стоящих перед вузом задачах, о бюджете года, но его перебил один из шустрых журналистов какого-то жёлтого издания:

-  Владислав Васильевич, в теме брифинга было обозначено  про крупные хищения. Хотелось бы ближе к теме.

-  А по теме мне сказать нечего, кроме того, что у нас за расходованием средств установлен самый жёсткий контроль. За последние годы не было случаев нецелевого расходования или злоупотребления. Впрочем, я лучше пере­дам слово ревизорам.

Важная дамочка в возрасте объяснила, что проверка, по сути, ещё только началась, никаких нарушений не выявлено, поэтому делать выводы преждевременно. Пока же она может только сказать, что ни о каких десятках миллионов рублей хищений речь не идёт, и она не представляет, откуда такая информация могла попасть в средства массовой информации. Добавила, что Счётная палата - структура открытая, что по результатам всех проверок они представляют полную информацию, многие сидящие в зале журналисты это хорошо знают. По результатам проверки в университете она также будет готова дать любую интересующую информацию сразу же, как только будет подписан акт.

Все стали расходиться, а одна девушка с ведущего теле­канала подошла к Алексею Фёдоровичу:

-  У наших телезрителей вопрос лично к Вам. Скажите, кому был выгоден такой компромат? И это выпад лично против Вас, ведь Вас понизили в должности, или это сделано для снижения рейтинга вуза накануне приёмной кампании?

-  Во-первых, - сказал Томилов, - что касается конкурентов, то вы хорошо знаете, что конкурентов у нашего вуза, по крайней мере в регионе, нет и быть не может. Мы - крупнейший технический вуз в федеральном округе, у нас самые высокие рейтинги, у нас всегда очень высокий кон­курс и самые высокие вступительные баллы абитуриентов, так что никакой компромат на наш имидж не повлияет. Во- вторых, что касается лично меня, я не могу расценивать новое назначение, как понижение в должности. Просто у нас идёт реорганизация структуры управления в целях оптимизации расходов на административно-управленческий аппарат. Решено, что нам достаточно и одного перво­го заместителя. Согласитесь, это парадокс, когда два чело­века одновременно называются первым. В математике есть первый, второй и так далее. А новое назначение я расцениваю  как более эффективное использование моего опыта для развития научной составляющей вуза. В нынешних условиях именно наука должна стоять на первом месте. В том числе, а может быть, даже особенно - вузовская. Спасибо  вам за внимание к моей скромной персоне!

Хитрунов не появлялся в университете до понедельника, а потом категорически отвергал все обвинения в свой адрес. Ректор, пожалуй, чуть ли не единственный среди членов ректората, кто поверил в его непричастность к скандалу.






ГОНОРАР ЗА КУРСОВУЮ


Почти месяц Андрей под руководством Юрия Степановича  параллельно с учёбой, подготовкой своего доклада для студенческой научной конференции и прочих дел занимался курсовой работой для Варвары. Ещё когда речь зашла о докладе на студенческую конференцию, Андрей признался, что вечерами он сидит в читальном зале, писал бы и в общежитии, но нет своего компьютера.

На следующий день Цвигунов принёс ему свой ноутбук.

-  Бери, дарю.

-  Да Вы что?! - заотказывался  Андрей.

-  Бери, бери, у меня новый есть, а этот всё равно просто так на шкафу лежит.

-  Я не могу принять такой дорогой подарок.

-  Да ему цена в комиссионном магазине от силы тысячи три.

-  Я там уже смотрел. Дешевле пяти не было.

-  Так это в продаже. Им же свою выгоду тоже иметь надо. А принимают тысячи за две-три, в зависимости от возраста техники и навороченности. Этот простенький, но тебе для работы пока сгодится.

-  Всё равно дорогой подарок.

-  Да бери! От чистого сердца дарю. Ну, не хочешь в пода­рок, возьми просто попользоваться. Когда свой купишь, этот мне вернёшь.

-  Спасибо огромное, Юрий Степанович, - засиял от радости парень.

-  Что там у Варвары? Разработка технологического маршрута обработки детали «ВИНТ». Определение длины рабочего  хода режущего инструмента. Выбор подач. Выбор скорости резания. Определение частот вращения шпинделя. Определение оборотов шпинделя на переход. Определение ориентировочной продолжительности цикла изготовления одной детали. Всё очень просто. Если что, обращайся, помогу.

Варвариной курсовой в основном Андрей занимался ночами.

-  Да скачай ты из Инета любую, - советовал Игорь. - Она всё равно сама точно так бы сделала.

-  Да ну, неловко. Перед Юрием Степановичем стыдно.

-  A-а, ну тогда вкалывай.

И Андрей вкалывал. За этот месяц он даже похудел, хотя и без того на теле не было ни жиринки.

-  Молодец! - похвалил Юрий Степанович. - Жалко, что не себе делал, но всё равно не просто охотно ставлю, а вынужденно ставлю «отлично». Даже обидно, что чужим горбом работа выполнена, а ведь девчонка неглупая, могла бы и сама. Такая добротная работа дорогого стоит. О какой сумме вы договорились? Если не секрет, конечно.

-  Да мы вообще о деньгах не говорили. Как-то неловко, Юрий Сергеевич. Просто помог девушке.

-  Помог девушке? Нет, мой дорогой, это не помощь, это чистейшей воды эксплуатация. Лень и тупость должны предполагать расходы. Что, думаешь, она одна такая? Да у нас этим практически все платники пользуются. Кому студенты  делают, а кому и преподаватели. Думаешь, почему она у меня помощи попросила? Думала, я ей кого-нибудь с кафедры назову. У доцентов в месяц пятнадцать тысяч, при большой нагрузке - до двадцати. В наше время это разве деньги? Вот и подрабатывают, решают за тупых и ленивых. Так что, парень, ты цены не сбивай. Не демпингуй, если врагов нажить не хочешь.

-  Пятёрка? Ты молодец, Андрюшенька! Дай я тебя в щёчку поцелую! - Варвара радостно схватила папку.

-  Ты осторожнее, чертежи не помни, - остановил её Андрей.

-  Сколько я тебе должна?

-  Да ладно, - замялся Андрей.

-  A-а, ты натурой хочешь, - засмеялась девушка. - Ну, сама ляпнула, я не против. Только не в общежитии, не на скрипучей койке с несвежим бельём. Так, сегодня я занята, завтра у меня филармония с мамочкой, послезавтра, если не передумаешь, отель «Сенатор». Хотя не надо «Сенатора», там могут встретиться знакомые, лучше «Грин-парк», люкс не надо, но чтобы кровать была широкая. И «шампусик» не забудь, только я тебя умоляю, не тот, который во всех магазинах по сто рублей продаётся. До встречи! Часов в семь в вестибюле встретишь. Чмоки, чмоки!

Если бы эту красавицу удалось завоевать ухаживаниями, Андрея наверняка бы сейчас распирало чувство гордости, а тут он стоял ошарашенный, униженный и разочарованный тем, что гордая красавица оказалась настолько доступной.

Парень долго раздумывал, не отказаться ли от возможности  обладать девушкой, но потом решил, что переспит с ней назло всем. Да и после той злополучной ночи, когда ездили с Игорем к девушкам в общежитие, хотелось утвердиться, как мужчина.

Вечером Андрей нашёл в Интернете сайт «Грин-парка» и изумился ценам. Номер на сутки стоил от четырёх тысяч. На следующий день, переминаясь с ноги на ногу, спросил преподавателя:

-  Юрий Степанович, Вы не смогли бы мне зарплату пораньше выдать?

-  Проблемы?

-  Есть маленько.

-  Без проблем! Я тебе сейчас из своих отдам, а в понедельник получишь и вернёшь. Договорились?

-  Спасибо, Юрий Степанович! Вы меня опять очень выручили?

-  Что, девушка?

-  Да нет...

-  Ладно, не скромничай. На широкую ногу жить начина­ешь, если денег за курсовую не хватило. Заплатила Варвара?

-  Я Вам потом как-нибудь расскажу.

-  Ну, потом так потом. Держи деньги. Надеюсь, не на глупости какие потратишь.

-  Да как сказать, вроде не на глупости.

В семь часов Андрей сидел в вестибюле и с нетерпением смотрел в сторону входа, не желая верить, что у таких красавиц  всё очень просто.

«А может, просто разыграла? - думал парень. - Сейчас заявится с компанией своих друзей и будет потешаться над деревенским простачком. Ну, и пусть потешается».

Стрелки на огромных часах на стене за спиной администратора показывали уже почти половину восьмого, а девушки всё не было.

«Ну, и пусть! - начал злиться на свою доверчивость Анд­рей. — Жалко напрасно потраченных денег, но сам виноват. Зато хоть одну ночь в своей жизни посплю в роскошной кровати».

Андрей уже встал, чтобы идти в номер, выдуть бутылку шампанского и завалиться спать, когда в дверях показалась Варвара.

-  Извини, дела задержали, - чмокнула она парня в щёчку. - Сердишься за опоздание? Мужчина должен быть терпели­вым. И где твои апартаменты? Веди, коварный искуситель.

И взяла его под руку.

В номере осмотрелась, заглянула в ванную.

-  Ничего так. Чистенько. Ну, и где шампанское для дамы?

Андрей достал из холодильника «Абрау Дюрсо».

-  Фруктов не догадался? Ладно, я сейчас в номер закажу.

-  Варя, у меня денег нет, - признался парень.

-  Да ладно тебе, сама оплачу. Ты же мне курсовую за так сделал. Юрий Степанович говорит, что отправляет её на конкурс студенческих работ. Так что ты меня не просто выручил, ещё и прославил.

Пока ждали фрукты, Варвара рассказывала, как прошлым летом ездила с друзьями на Майорку, какие там красивые отели, какой замечательный пляж, какие зажигательные программы в ночных клубах. Этот рассказ был о какой-то чужой жизни, будто пересказ мексиканского сериала о жизни миллионеров, смотреть которые по вечерам так любила его мама.

Когда в дверь постучали, Варвара сама вышла встречать официанта, сунула ему прямо в дверях деньги, вкатила в комнату тележку с вазой разных фруктов.

-  Ну, вот теперь можно пировать. Хотя, нет, сначала - душ.

Она ушла в ванную комнату и через некоторое время вышла оттуда в махровом халате.

-  Теперь - твоя очередь.

Андрей встал под тугие струи душа, намылил голову, под мышками и в промежности. Пена никак не хотела смываться мягкой, прошедшей фильтры водой.

«Нам бы в общагу такой душ», - подумал парень, насухо  вытерся просто огромных размеров полотенцем и тоже надел махровый халат.

«Вот бы сейчас пацаны деревенские меня увидели в этом халате да в номере наедине с такой девушкой! - хвастливо подумал Андрей. - Сфоткаться бы хоть на мобильник, но ведь не согласится».

Потом открыл вино, громко хлопнув пробкой и вылив изрядное количество содержимого бутылки на пол. Кинулся  искать тряпку.

-  Да брось ты! Сами уберут, - остановила его девушка. - За что пить будем?

-  Конечно, за тебя.

-  Спасибо! А я за тебя, что помог мне с курсовой.

«Помог, - резануло Андрея, - да я её целиком сделал, не то что помог, сама ведь пальцем не пошевелила».

Но девушка тянулась к нему бокалом.

Чокнулись, выпили, Варвара взяла какой-то заморский фрукт, похожий на продолговатое яблоко, только плод этот был нарезан вдоль, а потом ещё и кубиками.

-  У тебя нет аллергии на манго?

-  На что? - не понял Андрей.

-  На манго. Если аллергия, то кожуру лучше не есть, хотя в ней, говорят, много полезных микроэлементов. Ты что, никогда манго не пробовал?

-  Понимаешь, у нас в деревне такие фрукты не растут, - растерялся Андрей.

-  А ты, оказывается, остряк, - улыбнулась девушка. - Вижу, что для тебя тут все фрукты в диковинку. Вот это, что я тебе предлагаю, - манго, вот этот волосистый красный - рамбутан, вот эти ягоды, похожие на чёрную малину, мора. У вас растёт чёрная малина? У нас на даче полно. Отец всё грозится выкорчевать, потому что очень колю­чая, да всё руки не доходят. Вот этот, похожий на помидор, тамарилло. Все запомнил?

-  Ни одного, - заулыбался Андрей.

-  А ещё говорят про память девичью. Сами ничего с первого  раза запомнить не могут. Ладно, у меня времени мало, давай будем сексом заниматься. Ты презервативы взял?

Эта обыденность предстоящего, этот тон более чем интимного вопроса ввели Андрея в ступор.

-  Ладно, не тупи. У меня есть.

Девушка встала, порылась в сумочке, подала Андрею пакетик.

-  Тебе как больше нравится: при свете или в темноте?

-  Не знаю, - замялся парень.

-  А я при свете люблю.

Она скинула халат, отбросила на пол покрывало.

-  Ну, и чего ты стоишь? Иди уже сюда, искуситель.

В страсти она стонала, кусала Андрея за губы, за плечи, царапала спину, а потом обессиленно развалилась на посте­ли, выставив напоказ все свои прелести. Парень любовался ухоженным телом и ликовал, что наконец-то по-настоящему стал мужчиной, что сумел доставить наслаждение партнёрше.

-  Можно, я тебя на мобильник сфоткаю?

-  Чтобы потом в общаге друзьям своей победой хвастать?

-  Да ты что? Ты же у меня по-настоящему-то первая... На память.

-  Тогда снимай, пока не передумала. Но если в сети выставишь, мои друзья тебе яйца оторвут.

Андрей достал из куртки мобильник, сделал несколько снимков бесстыдно развалившейся на постели девушки.

-  Всё, можно вставать? Пить хочу. Налей мне ещё бокал, да я поеду. Ты на машине? Ой, извини, забыла, что ты тоже пил. Ничего, такси вызову.

Она большими глотками выпила бокал, поставила его на прикроватную тумбочку и начала одеваться.

-  Не провожай, не надо, чтобы нас лишний раз видели, - жестом остановила она Андрея, когда он взялся за брюки.

-  А ты молодец! - улыбнулась от двери. - Может, я с тобой ещё когда-нибудь захочу покувыркаться. Будь здоров! Чмоки, чмоки.

Через несколько дней Андрей, оставшись наедине с Юрием Степановичем, достал телефон и открыл сделанную в гостинице фотографию.

-  Помните, Юрий Степанович, я Вам рассказывал, что стал мужчиной, но не совсем. Теперь всё нормально. Вот...

-  Красивая девушка! Поздравляю.

-  Не узнаёте?

-  Я не вижу без очков, но вот тебе совет, мой юный друг, никогда и никому не хвастайся таким образом своими победами. Ты уже многим показывал?

-  Нет, Вам - первому.

-  Понимаешь, это не делает чести настоящему мужчине. Запомни.

-  Запомню, Юрий Степанович. Спасибо Вам! - засмущался парень.






СКЛАД МЕТАЛЛОЛОМА


Улица перед главными воротами университета была полностью перегорожена трейлером. Водитель умудрился заехать таким образом, что теперь не мог ни продолжить движение задом на территорию внутреннего двора, ни выехать обратно. Он ходил вокруг прицепа-тяжеловоза и матерился. Главным образом, на себя, что согласился на уговоры втиснуть огромную машину на территорию, заставленную дорогими авто сотрудников.

-  Ты чего тут раскорячился, - ругался на шофёра Хитрунов. - Давай уже соображай, туда или сюда, но выезд освобождай. У меня лекция в третьем корпусе через полчаса, а туда ещё доехать надо.

-  Если такой умный, садись за руль и соображай. Разве­лось, понимаешь, командиров. Умники, блин!

-  Ты как разговариваешь? - вскипел Хитрунов. - Ты хоть знаешь, на кого голос повышаешь?

-  А мне по хрен, кто ты есть! Хоть министр образования. Ты что, меня премии лишишь или с работы уволишь? Я вообще с места не сдвинусь, пока вы тут свои машины не уберёте. Вон какой-то мудак умудрился под самые колёса припарковаться, пока я на территорию ходил. Вот куда теперь поеду, когда со всех сторон обложили.

И водитель начал сердито пинать по колёсам припаркованный  действительно буквально в метре от КамАЗа джип. Тот на грубость не реагировал. И только когда мужик стал раскачивать кузов кроссовера, тот отозвался противным голосом сирены и замигал всеми огнями, даже установленными  на специальной дуге над лобовым стеклом фарами.

Через несколько минут прибежал запыхавшийся проректор  по перспективному развитию вуза, неделю назад назначенный  на эту специально для него придуманную должность. Вадим встречал этого оплывшего жиром коротышку с плутоватыми  глазами в коридорах администрации области, где тот возглавлял отдел специальных проектов в департаменте  стратегического развития. Тот отдел в ходе очередного реформирования структуры управления упразднили, и заядлый охотник нашёл себе работу в университете.

Первым делом новый проректор обошёл свою машину, в поисках повреждений внимательно осмотрел её со всех сторон и только потом выключил сигнализацию.

-  Что тут происходит? - спросил он Хитрунова, единственного, с которым был более-менее знаком из собравшейся  толпы любопытных и опаздывающих на работу сотрудников, которым тоже нужно было заехать на внутреннюю парковку.

-  Да вон умник перегородил дорогу, ни взад ни вперёд, - сердито махнул рукой Хитрунов в сторону водите­ля большегруза, как раз подходящего к представителям руководства.

-  Твоя колымага? - кивнул он на «Ленд крузер».

-  Моя.

-  Убирай с дороги.

-  А чего ты раскомандовался тут? Тоже мне начальник нашёлся, - заартачился проректор.

-  Да хотя бы потому, что ты под знаком встал. Не видишь, что ли, остановка запрещена?

-  Не тебе мне указывать, - парировал проректор.

-  Степан Ильич, сейчас во дворе машины переставят, и Вы сможете спокойно заехать, - сказал подошедший к водителю большегруза директор музея техники Ковалёв.

-  Так это Ваше, что ли? - спросил Хитрунов директора  музея. - Я думал, институт машиностроения новое оборудование  получил, а оказывается, Вы очередную партию металлолома привезли.

-  Виктор Михайлович, ну, как Вы можете так говорить? Это же уникальный пресс, изготовленный в Германии в конце 19-го века. И, между прочим, до сих пор действующий. Вы бы знали, скольких трудов мне стоило уговорить руководство завода бесплатно передать его нам для музея!

-  И куда Вы в музее такую громадину поставите?

-  А мы его во дворе установим. Я уже договорился, что завод сделает из пластика навес. Знаете, такой, как в музейном комплексе в Разливе под стеклом домик Емельянова. Ну, который Ленина прятал от полиции.

-  Совсем охренели! И тут без Ленина жить не могут, - заворчал Хитрунов.

-  А, например, ночью этот экспонат нельзя было затащить? - поинтересовался проректор.

-  Да мы ночью и хотели. Точнее, ранним утром, пока ещё двор машинами не заставлен, но кран опоздал. Вот и получилась  накладка, - начал оправдываться интеллигентный Ковалёв. - Но вы не волнуйтесь, сейчас там на парковке машины отгонят к противоположной стороне, и мы проезд освободим. Там бухгалтерия и методисты свой транспорт уже убрали, ещё несколько секретарей остались. Я всех уже обошёл, предупредил, что поцарапать могут при разгрузке пресса.

В это время с внутренней территории университета вернулся водитель большегруза.

-  Ну, так и будешь стоять? - недружелюбно спросил он проректора. - Из-за твоей колымаги мне не вырулить. Убирай, давай.

Что-то сердито бурча, толстяк сел за руль и поехал искать свободное место, чтобы припарковаться на время, пока не освободится проезд, а потом поставить на отведённое место на площадке для ВИП-персон.

Толпа начала рассасываться, трейлер заехал во двор, началась разгрузка уникального пресса, выпрошенного директором музея в качестве экспоната. А после обеда к ректору зашёл Хитрунов.

-  Владислав Васильевич, ты знаешь, что Ковалёв при­волок ещё груду металлолома?

-  Он говорил мне про какой-то уникальный пресс, я дал разрешение поставить его во внутреннем дворе рядом с первым дизель-электрическим трактором Челябинского завода.

-  Ты тоже, как Безухов, на поводу у Ковалёва идёшь? Смотри, он тебе скоро весь двор дореволюционным старьём заставит. Пешком будет не пройти, не то что, машину припарковать. Кстати, тебе не кажется, что у нас слишком много развелось тех, кому ты дал разрешение на парковку во внутреннем дворе? Не пора ли этот список пересмотреть? А то там уже кто только свои драндулеты не ставит. Смотрю, вчера Мазур там своего «москвича» ставит. Слуцкер на «жигулях» приехал и тоже паркуется. Они- то какое отношение к руководству вуза имеют? Из учёного совета их вывели, надо и пропуска на машины отобрать.

-  Да что ты на стариков ополчился? Пусть себе спокойно доживают.

-  Я не на стариков вообще, я на этих пескотрясов ополчился. Ты знаешь, что они про нас с тобой говорят после того учёного совета?

-  Витя, с каких пор тебя стало волновать, что про тебя кто-то говорит? Не бери в голову. Ты лучше помоги ребятам документы к аккредитации готовить. Миссию там подредактировать, ещё кое-какие основополагающие документы.

-  Миссией пусть философ Приленский занимается. Это по его части, он и деньги за это получает.

-  Ну, деньги, положим, он не за это получает, - возразил ректор.

-  Тогда за что? Его НИИ практической этики революцию в машиностроении совершил? Пишет монографии, которые никто не читает, а зарплату, между прочим, полу­чает приличную. Отдачи-то ноль!

-  Да согласен я про отдачу, но этот НИИ Безухов на дальнюю перспективу создал.

-  И где она, эта перспектива? Мы хоть на шаг приблизились  к ней за эти десять лет, как институт создали? Вот то-то и оно. Но я к тебе не за этим. Ты что намерен делать с музеем?

-  А что мне с ним делать? Люди работают. За копейки, между прочим.

-  А не пора эту богадельню разогнать к чёртовой матери?

-  Витя, Ковалёв - наш с тобой учитель. Вспомни, какую мощную научную школу он создал. А музей? Другого такого  ни в одном вузе страны нет. Это же уникальное явление! Бывал я в других университетах, в том числе и западных. Ни один в подмётки не годится. Человек на свои деньги сотни уникальных экспонатов купил. Пусть себе тешится и дальше.

-  Учитель, говоришь? Да, согласен. Но мне теперь что, до самой смерти ему задницу целовать? Вот ты говоришь, музей. А ты когда в этом музее последний раз был?

-  На прошлой неделе выставку открывали.

-  Так это в вестибюле главного корпуса! А в самом музее ты был? Это не музей, Слава, это склад, заваленный доверху разным хламом. Там не то что не пройти, там не протиснуться, чтобы за что-нибудь не зацепиться.

-  Вот потому они и просят дать им ещё несколько помещений и развернуть нормальные экспозиции.

-  Да если ты им весь главный корпус отдашь, Ковалёву  всё одно будет мало! Но дело не в этом. Ты посмотри, у нас у главного входа на пьедестале «фордзон» стоит. Это главный корпус университета или контора колхоза «Заве­ты Ильича»?

-  Витя, ты читал на табличке на пьедестале, что в выпуске  этого трактора на Путиловском заводе принимали участие  и выпускники нашего университета, тогда ещё реального  училища. Так что это наша история. Как ни крути.

-  И что, мы в 21-м веке должны символом нашего университета, который претендует на звание исследовательского, по-прежнему считать «фордзон»? Тем более что не наши инженеры его разработали. Наши только на том заводе производство налаживали. Вместе с ленинградскими, опять же. Только я не помню, чтобы перед входом в Санкт-Петербургский политехнический университет колёсник на пьедестале стоял. У них там Нобелевские лауреаты  Капица и Семёнов, академики Иоффе и Курчатов - символы достижений, а не колёсный трактор. Тем более что не мы его придумали.

-  Предлагаешь убрать?

-  И как можно быстрее.

-  А что взамен?

-  Пока не знаю. Давай какую-нибудь стелу поставим на этом месте. Например, к столетию нашего учебного заведения.

-  Мы же его давно отметили.

-  Тогда давай в честь наших выпускников - участников войны.

-  Надо подумать. Кофе выпьешь?

-  Я когда-то от кофе отказывался?

-  Витя, мне кажется, что ты всё-таки еврей.

-  Почему?

-  Любишь вопросом на вопрос отвечать, - засмеялся ректор и нажал кнопку, - Наденька, мы с Виктором Михайловичем кофе заждались.

Когда секретарь принесла кофе и прикрыла за собой дверь, ректор спросил?

-  У тебя ещё что-то есть?

-  А о чём с тобой разговаривать?

-  Вот видишь? Опять вопросом на вопрос.

-  На самом деле, о работе с тобой - скучно, потому что ты меня не слышишь, советы мои игнорируешь. Об охоте? Мне неинтересно, сколько вы там выпили и пустых бутылок  подстрелили. О бабах? Так ты кроме этой своей Жопы никого не замечаешь.

-  Витя, я уже сколько раз просил тебя не называть так Надежду. Чем она тебе так насолила?

-  А почему я её любить должен? Я её терплю ради нашей дружбы, и большего от меня не требуй. Самонадеянная  дура, высокомерная и тупая. Но ты этого замечать не хочешь.

-  Давай оставим эту тему.

-  Оставим. Но про «фордзон» ты подумай. И вообще выйди во двор, посмотри, насколько Ковалёв его захламил разным старьём. Ты же там тоже не бываешь. Вышел у подъезда из машины и по ковровой дорожке в кабинет.

-  Где ты ковровую дорожку видел?

-  А что, уже убрали? Ну, это я образно. А про музей... Я же не против музея, но и всякий хлам сюда тащить тоже не дело. Тогда уж лучше купить какой-то заброшенный цех разорившегося  завода и все станки и трактора там выставить.

-  Витя, ты примерно прикидываешь, сколько на это денег надо?

-  Почему это должно быть твоей головной болью? Пусть Ковалёв спонсоров ищет. Он директор музея. И у него, между прочим, действительно авторитет ещё большой. Старые директора, да и многие молодые, у него учились, помогут.

-  А вот это уже дело. Витя, иногда ты действительно дельные предложения высказываешь.

-  Только иногда? Тогда пошёл.






СТАРЬЁВЩИК


Когда Хитрунов ушёл, ректор нажал кнопку переговорного  устройства:

-  Наденька, пригласите, пожалуйста, Ковалёва.

-  Директора музея?

-  Именно.

-  Хорошо, Владислав Васильевич.

Ковалёв пришёл через полчаса. И хотя минут десять он сидел в приёмной, дожидаясь, пока от ректора выйдет директор института Международных образовательных программ, отдышаться от непривычно быстрого для него шага не успел.

-  Извините, Вячеслав Васильевич, - сказал он, в который  уже раз утирая со лба обильно выступающий пот. - Мы там на территории разгрузкой пресса занимались. Мне сказали, что Вы срочно разыскиваете.

-  Присаживайтесь, Степан Ильич, - показал ректор на стул возле приставного столика, поднялся, пожал руку, но сел не напротив, как это делал, когда приходили важные люди, а в своё рабочее кресло. - Пора бы уже и мобильник освоить.

-  А ведь я не потому, что не умею им пользоваться, - стал оправдываться Ковалёв. - Не хочу впасть в полную зависимость от других. Я же вижу, как люди непрерывно трезвонят зачастую по пустяковому поводу. Время отнимают. Уверен, что и Вас то и дело дёргают. Вот и сейчас, был бы телефон, мне бы не дали разгрузку закончить, а тех­ника бы простаивала, пока я тут у Вас нахожусь. А ведь это денежки. Государственные, между прочим, денежки.

-  И что Вы на этот раз привезли?

-  Уникальный пресс, Владислав Васильевич. Наверняка  и в самой Германии такого уже нет. У них же там техническое  перевооружение постоянно идёт. А этот пресс был вывезен из Германии по контрибуции и ещё более полувека исправно работал на нашем заводе. Его можно было бы использовать и дальше, но заказов на такую крупную  штамповку не стало, вот нам любезно и передали для музея, - с гордостью начал рассказывать Ковалёв.

-  Во дворе поставили?

-  Да, как мы с Вами и обсуждали. Сначала мы там фундамент установили, на него только что и водрузили этого технического мамонта.

-  Степан Ильич, а не многовато ли Вы стали свозить на территорию устаревшего оборудования?

-  Да Вы что, Владислав Васильевич! Это же уникальные вещи! Вот, к примеру, пренебрегали в своё время колёсными пароходами, а где теперь найдёте хоть один такой? Даже в качестве ресторана и то нету, я уж не говорю, что­бы в качестве музейного экспоната. Вон у нас у профессора Цвигунова сколько всяческих современных технологий на кафедре собрано, сколько новейшего оборудования, о котором  лет двадцать мы и думать не могли, а спроси студентов, кто такой Жак Бессон или Андрей Константинович Нартов, ведь и не скажут. Вы-то сами хоть помните ещё?

-  Обижаете, Степан Ильич!

-  Так вот, почему мы в краеведческих музеях на витрины  каменные топоры выставляем, а как другие инструменты  выглядят, никто и понятия не имеет. А ведь, если помните, я вам рассказывал, что первый токарный станок был изобретён более двух с половиной тысяч лет назад. Конечно, такой станок или станок Нартова нигде теперь не найдёшь, но то, что есть, надо хранить. Человечество должно  знать, как наука и техника развивались, а то ведь скоро молодые будут думать, что оно во все века так было. И лазерная обработка, и прочее.

-  Да разве же я возражаю, Степан Ильич! Только вот какая идея появилась: может, Вы со своими связями найдёте  под музей какой-то заброшенный цех, и мы туда всё переместим? И трактора, и станки под крышей стоять будут, и для витрин места будет достаточно. А то ведь уже многие говорят, что у нас университетский музей больше склад напоминает, где всё свалено в одну кучу.

-  Про кучу, Вы меня обижаете, Владислав Васильевич, - Ковалёв действительно как-то по-детски надулся. - У нас все экспонаты по разделам разложены, всё описано, в компьютерную базу данных занесено. Любой экспонат отыскать - дело минутное. Вот площадей действительно катастрофически не хватает. Как Вы говорите, цех найти можно, но мне остатка моих дней не хватит, чтобы из того цеха музей сделать. Это же годы уйдут. А много ли их у меня осталось? Если помните, за восемьдесят на прошлой неделе перевалило.

-  Действительно, Степан Ильич! Извините, закрутил­ся, совсем забыл поздравить. Сейчас мы это дело исправим.

Ректор нажал на переговорном устройстве кнопку:

-  Наденька, будь любезна, зайди сюда.

Секретарша подошла к столу ректора:

-  Слушаю Вас, Владислав Васильевич.

-  Где у нас там подарок для Степана Ильича был приготовлен, - незаметно для гостя подмигнул хозяин кабине­та. - Я уезжал, не смог лично поздравить. Несите сюда. И коньячку по рюмочке.

Надежда вышла и через минуту вернулась обратно с красивой коробкой на широком подносе, где также стоя­ли две серебряных рюмочки и пузатая бутылка дорогого коньяка. Ректор взял коробку, открыл её и достал аккурат­но выполненную модель токарного станка.

-  А где гравировка? Я же просил гравировку сделать? Ничего, Степан Ильич, мы это дело исправим. На ближайшем  же заседании учёного совета мы Вас торжественно поздравим и вручим этот подарок. И действительно, негоже вот так, втихую, поздравлять столь уважаемого человека. Но коньячку по рюмочке за Ваше здоровье нам налей.

-  Эх, Владислав Васильевич, отпил я своё. Сердце не позволяет. Врач сказал, ни спиртного, ни курева, ни радостей, ни огорчений. Так что извините, не компаньон я Вам коньячок-то пить. Но за уважение - спасибо.

-  А про цех Вы, Степан Ильич, всё же подумайте. Мне кажется, дельное предложение.

-  Предложение, может, и дельное, только вряд ли осуществимое. Это сколько надо средств вбухать в ремонт, отопление  сделать, витрины заказать, охрану содержать. Ведь там же бесценные экспонаты, за которые зарубежные коллекционеры десятками, даже сотнями тысяч долларов платить готовы. Да и кто потом в тот музей ходить будет, если и здесь, в главном корпусе, мы студентов зазвать не можем. Вон всякие  там ночи музеев теперь придумывают, чтобы посетите­лей заманить. А что эти ночи? Ну, в одну такую ночь придёт  сотня человек. А каковы затраты? Реклама, сценарии, экскурсии специальные... Мы научных сотрудников в клоунов  готовы превратить, чтобы сотню-другую по ночам скучающих бездельников в музей затащить. Не так надо работу строить. Моё убеждение - посещение музея надо в учебную программу включать, как обязательный компонент. Вспомните, когда вы сами учились, вы же эти старые ржавые экспонаты  своими руками реставрировали. Вы же так и слесарное дело осваивали, и токарное, и электротехнику. И точили, и красили... Много чего умели. А теперь вы студентов от технического творчества отодвинули своими новыми программами. Как будто компьютер может всё заменить. Нет, дорогой  мой ученик Слава Старцев, чтобы из студента инженер получился, он своими руками должен уметь многое делать. Наши нынешние выпускники не то, что резец заточить, они его на станке закрепить не умеют. А ещё инженерами называются. Хотя теперь ведь уже и не инженеры, мы же не специалистов  теперь готовить будем. У нас теперь машиностроительное направление. Вот только куда направим наших выпускников? Кому они с такими дипломами нужны будут, коли ничего не умеют? Да, если честно, и не знают. А многие ведь и знать не хотят. Вот мы до чего дореформировали нашу высшую школу, наше инженерное образование.

-  Не стану спорить, Степан Ильич, - согласился ректор.

-  А без толку спорить, Владислав Васильевич! Наши инженеры в советские годы во всём мире признавались лучшими.

-  Как раз во всём мире дипломы наши и не признавались.

-  Смею возразить, Владислав Васильевич. Это была чистейшей воды политика. Да, у нас в программе было излишне много идеологических дисциплин, но ведь они развивали ум студента, мыслить учили. А для инженера что главное? Правильно: уметь мыслить. Вот возьмите дореволюционного  инженера. Ведь они и горное дело знали, и маркшейдерами могли быть, и мосты строить, и сталеплавильные  заводы, и железные дороги. Не было такой узкой специализации, как в современном западном образовании. А ещё дореволюционные инженеры могли в свет выйти должным  образом, умели музицировать, даму на танец пригласить, книги читали, литературу знали, живопись, сами писали  и рисовали. Вспомните хотя бы Гарина-Михайловского, одного из проектировщиков знаменитого Чуйского тракта Вячеслава Шишкова, кораблестроителя по образованию Евгения Замятина, Андрея Платонова. Да что я Вам всё это пересказываю, Вы и без меня хорошо знаете. Разносторонне развитую личность мы должны получать в вузе. Тем более уж если мы университетом стали именоваться. Университет - ко многому обязывает. А вы одну из основных составляющих инженерного образования - историю науки и техники - на выброс, на окраину, в заброшенный завод предлагаете. Не ожидал я от Вас, Владислав Васильевич, такого. Вы же были одним из подающих большие надежды студентов!

-  А разве надежды не оправдались? Вот ведь, я даже ректором стал.

-  Эх, Владислав Васильевич, большая должность ещё не значит, что сотрудник, её занимающий, тоже большим человеком стал. Жаль, что Вы этого не понимаете! Меня вот старьёвщиком называют, а я даже горжусь этим. Позвольте откланяться. А что с музеем делать, в Вашей власти. Сегодня  и пострашнее разрухи никого уже не удивляют, а уж ликвидация скопленного за многие годы никому не нужным старьёвщиком и подавно.

И Ковалёв, не прощаясь, пошёл к двери.






ОГУРЦЫ НА САДОВЫХ СКАМЕЙКАХ


Вадим любил прогулки ранним утром по городу. От дома до главного корпуса университета он даже в дождь или метель шёл пешком. Эти три с лишним километра туда и вечером столько же - обратно давали возможность поддерживать  себя в хорошей физической форме и без спешки, без привычной суеты подумать о чём-нибудь отвлеченном от работы.

Свернув в университетскую аллею, на первой же скамейке увидел положенный на лист газеты прозрачный полиэтиленовый пакет с огурцами. Точно такой же пакет лежал на следующей. В конце аллеи виднелся невысоко­го роста человек, он переходил от одной лавочки к другой, вынимал из взятого в левую руку рюкзака пакеты и, постелив  газетку, аккуратно ставил их невесть для кого.

Выложив последний, для надёжности пошарив в рюкзаке рукой, мужчина сел на лавочку. Подойдя ближе, Вадим узнал в благодетеле ветерана освоения Севера, с которым познакомился, ещё работая в Тюмени. Он - тогда недавний  выпускник факультета журналистики Ленинградского университета, будучи корреспондентом областной партий­ной газеты, постоянно мотался по северным посёлкам, где вовсю развернулась борьба за большую нефть, как любили тогда выражаться партийные и советские руководители. В одну из таких командировок Вадим и познакомился с этим человеком, который только что раскладывал свежие огурцы на садовые скамейки и теперь присел отдохнуть.

-  Николай Андреевич? Здравствуйте!

-  Здравствуйте, Вадим, кажется, Альбертович.

-  Вы меня помните? - удивился Вадим.

-  Ну, как же! И газеты читаю, и телевизор смотрю, а Вы у нас человек известный, как же не знать.

-  Николай Андреевич, Вы какими судьбами в этом городе? Вы же в Нефтеюганске жили, потом на Ямале.

-  А на пенсию вышел, решил перебраться, где потеплее. Хотели с женой домик в деревне купить, поездил по деревням, упадок жуткий, не хочется душу травить. В большом городе, если телевизор не смотреть, эту разруху не так ощущаешь.

-  И давно здесь?

-  Да ещё с середины девяностых. Я ведь на Севере на пенсию вышел, там несколько лет жил, а потом душа не вынесла, когда увидел, как стало рушиться всё, что мы по брёвнышку, по кирпичику собирали, из-за чего ночей не досыпали. Думаете легко это наблюдать? Вот когда созидается что-то новое, душа радуется, а когда рушится, сердце кровью обливается. Сейчас там, говорят, тоже всё наладилось, и города расцветать  стали, соцкультбыт развивается, а в девяностых... А, лучше  и не вспоминать! Новым хозяевам после приватизации что надо было? Нефть, нефть, нефть. Любой ценой, и только нефть. Про людей и не вспоминали. Быстро-быстро обогатиться, а потом хоть трава не расти. А ведь Вы помните, как мы там начинали, как эти посёлки строились, города возводились  на пустом месте. Там же на болотах города строили, как Пётр Первый Санкт-Петербург. Кто тогда о себе думал? Все одной целью были заражены: от простого рабочего до самого большого начальника. Старались хоть мало-мальски быт наладить, чтобы после работы люди в тепле и сытости могли отдохнуть. Приедешь, бывало, на плетевозе в трассовый  посёлок партийное собрание проводить, а после собрания  в конторке на топчане или, в лучшем случае, в вагончике на кроватку, с которой только что человек на ночную смену ушёл, рухнешь - вот и все удобства. И ведь не жало­вались! Нет, конечно, были те, кто через год не выдержи­вал, уезжал, примерно треть таких была, но две трети оста­вались, работали. Да! Теперь такого энтузиазма нет и уже вряд ли будет. Другие времена, Вадим Альбертович.

-  Но как здесь?

-  А жена у меня здесь в институте училась, я тоже заочно политех окончил, вот потому сюда и приехали. Я ведь пока при должности был, в правлении ассоциации выпускников политеха активно работал. Да и когда сюда переехали, Никита Никитич меня вниманием не обделял, привлекал к общественной работе. А теперь всё изменилось. Старики не нужны оказались. Ни университету, ни власти, ни обществу. Коптим небо впустую, а что делать? Сам я из Приднестровья, а там, сами знаете... Нету возможности на родину вернуться. Вот здесь и осели, по программе переселения северян получили в своё время двухкомнатную квартиру, дачку купили шесть соток. Живём! Погода нынче замечательная, огурцы прут, спасу нет. Жена уже сорок банок засолила, у всех знакомых свои огороды, тоже огурцы девать некуда.

-  На рынок не пробовали?

-  Эх, Вадим Альбертович, о чём Вы говорите? Какой рынок? Да я со стыда сгорю, прежде чем что продам. Не так нас воспитывали. Не так. Не приспособлены мы к этой рыночной экономике.

-  В детдом бы излишки отдали, чем просто так на скамейки  выкладывать. Ведь будут мусор убирать и выбросят.

-  Могут и выбросить, - согласился Николай Андреевич. - А в детдом предлагал. Бесполезно! Там такую кучу справок запросили, столько проверок, а за каждую платить надо, ведь рыночная экономика, все госструктуры тоже теперь должны деньги зарабатывать, так и махнули мы рукой. Надеемся, что детки и так сыты, а вот студенты - не всегда. Сами-то ведь студентом бывали, помните.

-  Я с родителями жил.

-  Тогда Вам не понять. А мы, деревенские, в город при­ехали, нам взять было неоткуда, да и из дому чем помочь могли? На стипендию жили, в техникуме велики ли мы были, сопляки ещё совсем, а вагоны ночами разгружали, студенты институтские дворниками, кочегарами да сторожами  устраивались. А всё равно голодали. Вот мы с моей Лизонькой и решили студентикам  свежих огурчиков под­кинуть. Пойдут сейчас на занятия и полакомятся. Это же не торговые, без всякой химии. У Вас тоже, наверное, дача?

-  Нет, я ведь здесь один живу. Жена так и не перебралась из Тюмени. Там за больной матерью ухаживает. А одному - какая дача?

-  И то верно. Да Вы ещё молодой, работаете, зарплата наверняка приличная. Это не то, что мы, пенсионеры. Для нас дача - кормилица. На одну пенсию тяжело прожить. Да и в форме позволяет держаться. Каждый день что-то дела­ешь, если не в огороде копаешься, так мастеришь что. У нас, деревенских, руки без дела никак не могут. Это вы теперь перед телевизорами время убиваете.

-  Да я, знаете ли, тоже телевизор мало смотрю. Книги читаю.

-  А я, думаете, не читаю? Только вот в последние годы ничего толкового не появляется. Мура одна! Одни мемуары пишут, себя в них обеляют, другие наперегонки наше прошлое очерняют, будто ничего хорошего и не было. Вот почитает молодёжь такие книги, и мозги набекрень. Получается, что в советское время одни в лагерях сидели, а другие их охраняли. А третьих и не было. Всё колю­чей проволокой обмотано, и народ по одну и по другую её сторону. А какую промышленность создали, какую вой­ну выиграли, как снова страну, наполовину разрушенную, восстановили, такие города, как Ленинград, в кратчайшие сроки из руин подняли. И при этом первыми в космос полетели, нефтегазовый комплекс освоили, на деньги которого и сейчас живём, и от которого все наши олигархи обогащаются. А какой патриотизм у народа был! Не за деньги работали, за идею. Эх, Вадим Альбертович! Извините, я как на митинге разошёлся. Даже сердце заколотилось. Извините, я таблеточку приму.

Николай Андреевич замолчал и полез в карман за таблетками. А Вадим стал вспоминать своё знакомство с этим удивительным человеком.

Вадим тогда прилетел в Нижневартовск в самые жгучие морозы. Надо было написать материал о том, как живёт молодой город в условиях суровой зимы. Из аэропорта, до костей промёрзнув за время полёта от Тюмени на тихоходном  Ан-2, Вадим прямиком поехал в горисполком. Секретарша  в приёмной на вопрос, как попасть к председателю, просто показала на дверь:

-  Николай Андреевич у себя. У нас тут никто не спрашивает, все прямо проходят.

Николай Андреевич сразу же попросил для гостя горя­чего чая и начал рассказывать не о дне сегодняшнем, а о ближайшем будущем города. Его оживлённый рассказ то и дело перебивался телефонными звонками, посетителя­ми самого разного уровня: от школьной технички, которой некуда девать ребёнка, потому что не хватает места в детских садиках, до какого-то нефтяного или строительного начальника, которому почему-то не дают разрешение на строительство гаражей в центре города.

-  Да пойми ты, - горячился Николай Андреевич. - Это центр города. Тут у нас Дом культуры будет, выставочный зал, а ты хочешь гараж свой воткнуть. Даже не заикайся!

-  Вот, Вадим, не видит народ будущего. Кто какой-то цех поставить хочет, кто, как этот, гаражи для грузовиков, кто дом поперёк будущей улицы. А ведь генеральный план есть, на него надо ориентироваться.

-  Извините, Вы сейчас мне очень образно рассказывали  о будущем вашего города. Я слышал много мечтателей, а что сегодня? Как люди сейчас живут? Вот я о чём хочу написать, - не удержался Вадим.

-  Сегодня? Вам сводки по выпечке хлеба за прошлые сутки, сколько к нам молока завезли в магазины, детские садики, сколько мяса по зимнику доставили, консервов, круп? Или кто сегодня в клубе выступает? Да, пожалуй­ста! Вот у меня сводки на каждый день, вот расписание культурных мероприятий на всю неделю. Театров у нас тут нет, кинотеатра тоже, филармоний, картинных галерей и прочего, увы, ещё не построили. Но построим обязательно. И это несмотря на то, что подчас приходится решать совсем другие проблемы.

И будто накаркал беду. Едва замолчал, потянулся к ста­кану уже остывшего чая, как затрезвонил телефон.Николай  Андреевич молча выслушивал собеседника, изредка задавая непонятные Вадиму вопросы, а потом скомандовал:

-  Через полчаса ко мне всех по списку. Будем решать вопрос.

Положил трубку.

-  Рационализаторы хреновы! Кочегары умудрились аварию устроить. Замерзали они там у себя посреди котлов, видишь ли. Задумали в магистраль врезаться, а она оказалась  чугунная, лопнула к чёртовой матери. На улице минус сорок два, сутки - и вся магистраль перемёрзнет. Не сделаем быстро, город эвакуировать придётся. А ты спрашиваешь, как живём. Вот так и живём. Извини, мне сейчас не до журналистов. Если хочешь, сиди, слушай, записывай, но панику своими статьями не разводи. Будем делать всё возможное.

Он спокойным голосом начал отдавать разного рода распоряжения, когда в кабинет вошёл кто-то из начальства.

-  На котельную поедешь? - спросил он, кивнув Вадиму.

-  Зачем? Пусть люди работают. Наше с тобой появление ничем не поможет, только нервозность создадим. Не мешай­те специалистам. Ты лучше думай, как быстро аварию устранить, как магистраль не разморозить. Труба лопнула, давление упало, автоматика котлы остановила. Люди там уже работают, но почти сто многоэтажек останутся без воды и тепла. А это, сам понимаешь, почти половина города.

Когда через полчаса в кабинете председателя горисполкома собрался народ, он без паники потребовал от каждого чёткого и внятного доклада, что случилось, что делается.

-  Пока мы там с задвижкой возились, прихватило трубки котлов, - докладывал кто-то из руководителей коммунального  хозяйства. Вадим никого из участников оперативного  совещания не знал, они не представлялись, будучи и без того хорошо знакомы, а Вадима будто не замечали.

Едва разошлись участники совещания, как посыпались оперативные доклады уже по телефону.

-  Котлы запустили, но поскольку трубки прихватило, появились новые утечки.

-  Котлы остановили. Устраняем поломки.

-  В домах на окраине в нескольких подъездах замёрзли стояки.

Ситуация возникла угрожающая. При минус сорока двух вода в трубах остывала мгновенно, перемерзали стояки в многоэтажных домах, в подъездах начали лопаться батареи отопления. Со строек начали возить батареи и заменять лопнувшие. Теперь уже и в некоторых квартирах. Люди включали электрообогреватели, но подстанции не выдерживали нагрузки и отключались. Всерьёз заговорили об эвакуации населения, но как и на чём в такой мороз вывозить тысячи жителей отключённых от тепла домов? Многие действительно начали паниковать. Первый секретарь горкома был в командировке, второй, отвечающий за промышленность, переводил всё на исполнительную власть. Хладнокровие не покидало лишь председателя горисполкома.

Николай Андреевич спокойным тоном приказывал и просил всех руководителей срочно направить сварщиков на устранение аварии.

-  В городе живут ваши рабочие. И если мы не устраним аварию, работать у вас будет некому, а вам за бездействие отвечать по всей строгости партийной дисциплины.

Это был железный аргумент. Председатель договорился  с обкомом, и в город самолётами повезли новые трубы и радиаторы отопления из Тюмени, Свердловска и Москвы. На третий день аварию устранили.

Вадим каждый день по телефону передавал в газету репортажи о ходе устранения аварии, о снабжении населения продуктами, о том, как работают школы, садики, больница. В этих репортажах не было паники, но их читали, как сводки с фронта, с тревогой и волнением, и с уверенностью, что всё будет сделано, как надо. Много раз вспоминал  потом Вадим ту командировку и те решительные действия, что проявили руководители города для устранения  аварии. В разное время встречался и с Николаем Андреевичем, то на совещаниях, то во время новых поездок на Север...

Они сидели на лавочке долго, говорили о былых временах, о положении в стране.

-  А я ведь, Вадим Альбертович, если признаться, не только читаю, я и сам пописывать начал. Не знаю, пригодятся  ли кому мои воспоминания. Но надеюсь, что когда- то выйдет всё же книга с правдивыми описаниями того, что у нас происходило в конце восьмидесятых и в девяностых. О том предательстве высших руководителей страны, о беспардонном  растаскивании всенародного имущества.

-  Интересно будет прочитать оценку событий, изложенную одним из руководителей того времени, - сказал Вадим. - Тем более что Вы были не на рядовых должностях, городами руководили. Партийно-советская элита. И ваши мнения не совпадали с мнением руководства партии? А как же Вы работали?

-  А так и работали! Вы же видели нашу работу! С нас не число партийных собраний спрашивали, а метры про­ходки и тонны нефти. Да ещё квадратные метры жилья, число школ и садиков. А мы умудрялись под видом складов и пакгаузов ещё и спортзалы строить, Дома культуры, школы искусств. А многие ли сегодня об этом знают? Вот то-то и оно. Ладно, Вадим Альбертович, пойду я, а то жена уже наверняка беспокоиться начала, что надолго пропал. В нашем возрасте ведь всякое случиться может.

-  Видите, Николай Андреевич, пригодились Ваши огурчики, - кивнул Вадим на идущих на занятия студентов и нерешительно берущих со скамеек пакеты с огурцами.

-  Вот и хорошо! - заулыбался Николай Андреевич. - Завтра снова принесу. Пусть едят на здоровье.

Он встал, протянул Вадиму руку:

-  До встречи, Вадим Альбертович!

-  До встречи! А Вы знаете, я ведь теперь в университете работаю. Может Вас к студентам пригласить? О том, как города строили, расскажете.

-  На публичную лекцию?

-  На открытую. Наш новый ректор считает, что публичными могут быть только дома и девки, а лекции - исключительно  открытые.

-  В наше время такие лекции назывались публичными, ибо на широкую публику были рассчитаны.

-  Открытые тоже на всех рассчитаны, мол, доступ открыт всем желающим, вне зависимости от возраста и уровня образования. Вот и расскажете молодёжи о годах своей молодости, о том периоде.

-  А кому это теперь интересно? Молодёжь уверена, что всё, что сегодня у них есть, это всегда и было. Что города сами по себе выросли, и заводы тоже ниоткуда взялись...

-  Вот потому и надо рассказывать.

-  Тогда отчего бы и не рассказать. Ну, будьте здоровы!

-  Может, Вы мне номер своего мобильного дадите?

-  А нету у меня мобильного, Вадим Альбертович. Мы люди старой формации, по старинке привыкли.

-  Тогда до встречи!

-  До встречи!

Вадим пошёл не к себе на кафедру, поскольку лекций у него с утра не было, а направился к проректору по учебно- воспитательной работе, чтобы договориться об организации  открытой лекции Николая Андреевича.

-  Как Вас представить? - спросила совсем юная секретарша, скорее всего - студентка, устроившаяся подрабатывать в свободное от лекций время.

-  Вадим Альбертович Раевский, заведующий кафедрой.

-  Минуточку, я узнаю.

Девчушка скрылась за дверью, появилась через пару минут:

-  Подождите, пожалуйста, немного, Денис Владимирович сейчас занят.

-  Вчерашних уток ощипывает? - хотелось съязвить Вадиму, слышавшему на прошлой неделе, что ректор со своей компанией, в которую входил и молодой проректор по учебно-воспитательной работе, едет куда-то охотиться на уток.

-  Он по телефону разговаривает, - опередила девушка.

Минут через пять проректор по громкой связи сказал секретарше:

-  Пригласите гостя.

Поздоровались. Не вставая из-за стола и не подавая руки в ответ на приветствие, молодой проректор показал на стул возле приставного столика.

-  Слушаю Вас. Вы же у нас, кажется, кафедрой PR заведуете?

Такое начало разговора удивило Вадима. Они с проректором  встречались каждую неделю на заседаниях ректора­та, и за три месяца пребывания в должности он должен бы уже знать в лицо всех, с кем встречается так часто, хотя и приглашён был на эту должность из классического университета, где возглавлял команду КВН. Ректор решил, что остроумный капитан команды весёлых и находчивых с учёной  степенью кандидата исторических наук сможет наладить в университете досуговую и воспитательную работу.

-  У меня есть предложение устроить открытую лекцию ветерану освоения нефтегазового Севера. Он начинал строить два города, был в них первым председателем горисполкома. При его участии там создавались мощные нефтедобывающие структуры.

-  Он что, у нас тут за советскую власть агитировать будет?

-  Почему же сразу агитировать? Расскажет, как строились и развивались северные города.

-  Извините, но они в сферу наших интересов никак не укладываются. Мы работаем на машиностроительную отрасль, а там - нефтегазодобыча.

-  И тем не менее многие предприятия, партнёры нашего университета, работают как раз на газовиков и нефтяников, а строительные отряды нашего вуза, когда он был ещё институтом, работали на освоении нефтегазовых месторождений. Так что это и наша история.

- Извините, не вижу смысла, - отрезал проректор. - Сейчас другие времена, другие задачи. Через две недели Всероссийский конкурс красавиц, нам туда делегацию готовить, чтобы лицом в грязь не ударить, а Вы с советской пропагандой. Давайте каждый будем своим делом заниматься. У Вас ещё что-то есть?






ПОДКИДЫШ


Встречу Николая Андреевича со студентами Вадим всё же решил провести. Путь и не в форме открытой лекции, а в рамках тут же придуманного проекта «Беседа с интересным  человеком». Идею рассказал Юрию. Тот долго возмущался  тупостью нового проректора по воспитательной работе, а идею с большим интересом одобрил и пообещал привести на неё своих студентов тоже.

Вадим стал вспоминать другие свои встречи с этим удивительным  человеком, и первое, что пришло в голову, так это давняя поездка всё в тот же Нижневартовск.

И снова была зима, и опять - лютый холод. Тогда Вадим решил писать очерк о Николае Андреевиче и договорился, что два-три дня будет ходить с ним тенью. Не станет лезть с вопросами, а просто с раннего утра и до позднего вечера ходить везде следом.

- Тогда уж и ночевать у нас оставайся, - предложил Николай Андреевич. - Моя Лизонька гостей очень любит. В гостиной на диване постель устроим, там у меня все мои друзья-начальники ночуют, когда сюда по делам наведываются. Гостиниц, про которые я тебе рассказывал, извини, пока ещё так и не построили. По-прежнему все командированные размещаются в рабочем общежитии да у меня или директоров предприятий дома. Хоть обкомовские, хоть министерские. Те, правда, на вертолёте прилетают, на ночлег  не остаются. Вариантов немного.

Вадим сел в угол тесного кабинета и стал делать наброски будущего очерка, что спросить, что увидеть, на чём акцентировать содержание повествования о руководи­теле города. О руководителях в те годы не писали, отводя площади газетных страниц под репортажи с буровых, со строительных площадок, охотно печатали зарисовки о людях труда.

За окном кабинета председателя горисполкома завывал ветер. Привычный для севера сорокаградусный мороз усугублялся не утихающей второй день метелью. Именно она, а не холод, доставляла самые большие проблемы, потому что дорогу постоянно переметало, а по зимнику - единственной связывающей город с Большой землёй транспортной магистралью - везли топливо для котельных, стройматериалы, оборудование, продукты. И все эти грузы с нетерпением ждали люди, работающие даже в таких экстремальных условиях, потому что именно за зиму, до наступления слякотного бездорожья, когда даже окраины города становятся труднодоступными, надо было успеть как можно больше.

Николай Андреевич только краем глаза видел за окном в быстро наступающем полумраке серого зимнего дня, что творится на улице. Всего пару часов назад вернулся он в свой кабинет, в котором проводил времени куда меньше, чем на городских объектах, он хорошо знал о непогоде. И не из сводок  метеорологов, не из собственных ощущений, а даже от беспрестанно трезвонивших телефонов. К нему в кабинет обращались как в последнюю инстанцию за решением тех или других проблем, которых из-за непогоды становилось всё больше и больше. А кроме того на строительстве школы отру­бился свет, надо срочно вмешаться. Надо выпросить у нефтяников  автобус, чтобы отправить артистов в соседний посёлок. Надо решить вопрос в Тюмени с увеличением лимитов, чтобы сделать пристрой к школе. Надо, надо, надо...

Выслушивая в одной трубке очередного просителя, по другому телефону связывался с нужным человеком и умолял войти в его положение. Едва успевал положить трубку, как телефон надрывался звонком от нового просителя. И вот во время одного такого разговора дверь в кабинет распахнулась, и прямо к столу председателя горисполкома прошла молодая женщина с укутанным в ватное одеяльце ребёнком на руках.

-  Вот вам, Николай Андреевич, нате, воспитывайте, нянчитесь. У меня сил больше никаких нету.

-  Да Вы успокойтесь, - ровным голосом заговорил опешивший председатель горисполкома. - С чего вдруг Вы своего ребёнка мне приносите? Я, что ли, его отец, чтобы нянчиться?

-  Отец у него на работе круглыми сутками. Некогда ему с детьми возиться. Ваш детсад, между прочим, строит. А меня тоже с работы теребят, выходи скорее, замены нету. А куда я выйду, когда у меня кроме этого ещё двое в школу не ходят, и одних дома с малышом в балке не оставишь.

-  Вы присядьте, пожалуйста! Как Вас звать?

-  А некогда мне рассиживать по кабинетам. Тамарой меня зовут. Мне место в яслях уже три месяца обещают, а всё только обещаниями и заканчивается. Ясли ваши? Ваши! Вот или сами нянчитесь, или в ясли устраивайте.

-  Положим, ясли не мои, а городские...

-  А городом у нас Вы руководите, значит - Ваши. Вот Вам мой ребёнок, и хоть в ясли его устраивайте, хоть домой забирайте. А мне некогда, мне на работу срочно бежать надо.

Николай Андреевич хотел объяснить, что в городе пока очень трудно с местами, что раз её муж работает как раз на строительстве детского садика, то от его и его коллег напрямую зависит, как скоро садик сможет принять детей, в том числе и этого ребёнка. Но женщина положила живой свёрток на стол и буквально выскочила в приёмную, слов­но боясь в последний момент передумать.

-  Что будем делать? - спросил Николай Андреевич растерянную  секретаршу.

-  Извините, Николай Андреевич, я не знала, по какому она вопросу. Вы же сами приказали всех пропускать.

-  Да что теперь, не об этом надо думать. Ты пока одеяло- то разверни, а то жарко ему укутанному, а я жене позвоню.

Через несколько секунд он уже говорил:

-  Лизонька! Проблема у меня, подкидыша принесли.

-  Неужели нагулял? - попробовала пошутить жена.

-  Не до шуток мне, давай срочно сюда, по дороге на молочной кухне захвати, что там полагается. Смеси какие- то или что, а то он проснётся, тут такой рёв устроит... Да, и пелёнки или ползунки, наверное, тоже надо. Посмотри дома, что там у нас есть.

-  Да ты хоть скажи, какого он возраста.

-  Месяцев шесть-семь будет.

-  Всё поняла, сейчас прибегу.

Когда жена Николая Андреевича уже переодела и накормила проснувшегося ребёнка и собиралась отвезти его на служебной машине мужа домой, потому что других вариантов устройства не было, за подкидышем вернулась родная мать.

-  Вы извините, Николай Андреевич, погорячилась я. Сама не знаю, что со мной произошло. Нервный срыв, наверное, но и Вы меня понять должны. Не могу я больше разрываться между работой и домом, а очередь в ясельки никак не подходит.

-  Где работаете-то? - участливо спросил Николай Андреевич.

-  В поликлинике медсестрой. Там у нас с кадрами завал полный, и ребёнка одного дома не оставишь. Целыми днями бегаю туда-сюда, вот и сорвалась. Простите, пожалуйста.

-  Да ладно, чего уж там! Вы там секретарю свои данные оставьте, попробую я решить вашу проблему.

-  Ой, спасибо вам огромное!

-  Да не за что! А ребёнка так в другой раз не бросайте. Мы с женой уж к себе его насовсем забрать хотели, коли родной матери не нужен. Наши как раз подросли, в школу ходят, а ещё одного самим заводить времени нет.

-  Да что Вы! Мы свою красотулю никому не отдадим! Правда, доченька?!

И женщина, бережно упаковав малышку в одеяло, тесно прижала её к груди и, счастливо улыбаясь, вышла.

-  Вот так, Лизонька! А я уж думал, у нас в дополнение к сыновьям ещё и дочка в доме появится. Не судьба, значит.

Этот эпизод редактор тогда из очерка убрал под предлогом, что таким образом мы подадим пример другим мамам малолетних детей, как решать вопросы устройства детей в садик и ясли. Вадиму эпизода было очень жаль, но спорить с редактором было бесполезно. А теперь вот тот случай, спустя столько лет, вдруг вспомнился во всех подробностях. И Вадим решил, что на встрече Николая Андреевича со студентами обязательно его напомнит, как пример чело­вечности руководителей той, советской поры.






ЛЮБОВЬ


Андрей влюбился. Точно-точно! Он и раньше много раз влюблялся, но теперь понял, что то были просто увлечения, а любовь - вот она, которая сейчас. Настоящая.

Андрей ни о чём больше не мог думать, как об этой девушке. На лекциях он вдруг переставал записывать и уносился мыслями далеко из этой аудитории, потом через несколько  минут спохватывался, возвращался в реальность, начинал  внимательно слушать преподавателя и незаметно для себя снова воображением уносился в ту школу на окраине города.

Андрей где-то читал, что любовь можно определить как психическое нарушение. Вспоминая сейчас это высказывание какого-то известного психоаналитика с нерусской фамилией и пытаясь в минуты просветления анализировать своё поведение, парень соглашался, что у него действительно с головой не всё в порядке.

Игорь, выслушав сбивчивый рассказ друга, был категоричен:

-  Андрюха, у тебя поехала крыша.

-  Согласен, - кивал головой Андрей.

-  У тебя с ней уже было?

-  Да ты что? - вскинулся Андрей.

-  Тогда у тебя точно спермоизлияние в мозг.

-  Такое бывает? - усомнился Андрей.

-  Ещё как бывает! У тебя гормоны все мозговые извилины  забили, если ты ни о чём другом думать не можешь. Спермофлебит называется.

-  Слушай, откуда ты всё знаешь?

-  Поживёшь с моё...

-  Ой-ёй-ёй! Всего-то на год старше, а корчит из себя...

-  Не всего на год, Андрюха, а на целый год. На год жизни  в общаге. Это ты приехал не на пустое место - я тут уже был, а когда я поступил, ни единой знакомой души вокруг. Всё пришлось самому постигать, все общажные правила и науки выживания на своей шкуре испытывать. Я даже по глазам вижу, что тебе сейчас надо.

-  И что?

-  Тёлку. Поехали к Верке с Нинкой. У тебя деньги есть?

-  Есть.

-  Возьмём бухалово, жратвы и поедем. Выпьем, посидим, покувыркаемся. Хочешь - с Веркой, хочешь - с Нин­кой. Мне по барабану.

-  Да ну! Мне к ним стыдно. Я тогда так опарафинился...

-  Фигня, Андрюха! С каждым бывает. Подумаешь, не донёс от перевозбуждения...

-  А ты откуда знаешь? Я тебе про то не рассказывал.

-  А мне Верка сама рассказала. Она меня Нинкой попрекать стала, что я с той кувыркался, ну, я в ответ, что и ты с моим другом была, так что не фиг возникать - квиты. Вот она и сказала, что у тебя, можно сказать, ничего не получилось. Так что можешь взять реванш. А я опять с Нинкой. Я тогда тоже перепил, ни фига и не помню. Так что надо закрепить успех. Поехали?

-  Что-то не хочется.

-  Варвару свою забыть не можешь?

-  Да нет, девчонка, конечно, красивая, и всё у нас там классно было, но...

-  Вот именно, что но! - перебил Игорь. - Не нашего поля ягода. Ты видишь, с кем она хороводит? Это же мажоры, у ихних родителей миллионы девать некуда, сынки транжирить помогают, а мы с тобой от стипендии до стипендии на сухой корочке. И то, что ты на кафедре зарабатываешь, это копейки по сравнению с их карманными деньгами. Забудь, как красивый сон.

-  Да я и не вспоминаю. Тем более что она меня просто использовала, и всё. Хотя, если честно, иногда вспоминаю. Ложусь на эту скрипучую кровать и вспоминаю номер в отеле. Игорь, я тогда действительно офигел. Я же никогда ничего такого не видал. У нас в универе вон в главном корпусе вестибюль мрамором отделан, так по сравнению с отелем это фигня полная. Там такие диваны, кресла, люстры, всё, как в кино про миллионеров. А в комнате, ну, в номере, тоже... Да я тебе уже столько раз рассказывал...

-  Забудь, Андрюха, про отель и про Варвару свою.

-  Да какая она моя? Я же говорю, просто использовала.

-  Фотку ещё не удалил?

-  Зачем?

-  Тогда покажи.

-  Да ты уже сто раз видел.

-  Ну ещё покажи. Что тебе, жалко, что ли? Такая тёлка! И такому барану досталась.

-  Сам баран! - обиделся Андрей и положил в карман мобильник, так и не показав сделанное в номере отеля фото голой Варвары.

-  Ну, и чего обиделся?

-  А не фиг обзываться.

-  Ладно, обидчивый ты наш, поехали к Верке с Нинкой.

-  Не поеду.

-  Тогда одолжи штуку, я один прошвырнусь. Может, уговорю втроём покувыркаться.

-  Счастливо!

-  Штуку-то дай.

Андрей достал бумажник, протянул другу тысячерублёвую купюру. Игорь ушёл, а Андрей лёг на кровать и уже в сотый раз окунулся в воспоминания.

...В целях возрождения хорошо зарекомендовавшей себя в советский период профориентации руководство университета решило создать агитационные группы и направить во все школы области. В группы включили специалистов приёмных комиссий институтов, видных учёных и студентов. Причём именно на студентов возлагали  особую надежду, потому что от кого, как не от сверстников, можно лучше всего узнать об условиях жизни и учёбы в университете. В одну из таких групп попал и Андрей.

В школе их провели по зданию, показали компьютерный  класс, спортзал, особую гордость директора - зимний сад, угостили чаем, хвастливо отметив, что всё, что есть на столе, приготовлено руками старшеклассниц на вчерашнем  уроке технологии.

-  Правда, вот это блюдо, я так и не запомнила его названия, приготовила сегодня утром наша искусница Зиночка, - директор школы показала рукой на скромно стоящую в сторонке девушку. - Зиночка, как это называется?

-  Халвайтар, Елена Васильевна. Это своего рода халва, и готовить её очень просто.

-  Зиночка, положи вон молодому человеку, а то он, похоже, такой же скромник, как ты. Сам не отважится взять. Вы кушайте, кушайте. Пока там старшеклассники в актовом зале собираются. У нас ещё есть минут десять. Зиночка, девочки, ухаживайте за гостями.

Скромно стоящая в сторонке блондинка с длинной косой и ярко голубыми глазами подошла к столу, взяла тарелку с чем-то в небольших бумажных корзинках и стала подавать гостям. Чтобы не уронить угощение, Анд­рей взялся за край тарелки, пальцы молодого человека и девушки едва коснулись, и парень почувствовал настоящий удар током.

-  Ты чего это током бьёшь, - с улыбкой спросил он.

-  Не знаю, - потупилась девушка. - Меня часто и дверная  ручка током бьёт, и всё металлическое.

-  Ну, Андрей у нас с железом работает, поэтому ничего  удивительного, - засмеялся Юрий Степанович. - А ещё значит, что вы с ним противоположно заряженные, вот и произошло притяжение противоположно заряженных частиц. Плюс на минус.

-  Ну, Зиночка у нас сплошной плюс, - подметила директриса.

-  А если бы Вы знали, сколько плюсов у нашего Андрея! - похвалил Цвигунов, и Андрей почувствовал, что заливается краской.

-  Мы с Вами прямо как сваты, - засмеялась директриса. - Одна красну девицу нахваливает, другой - доброго молодца. И ведь придётся нам нашу красавицу в ваш дом отдавать. Она давно о вашем университете мечтает.

-  Так ведь у нас нет кулинарного отделения, - улыбнулся профессор.

-  Кулинария для Верочки - это лишь хобби. Она к вам в кибернетический хочет. Физика и математика - сплошные пятёрки.

-  Жаль, это не к нам. У нас машиностроители учатся. Но кибернетики всего лишь этажом выше.

Прозвенел звонок, и директриса повела гостей в актовый зал.

Профессор Цвигунов очень коротко рассказал об университете, его столетней истории, достижениях в прошлом и настоящем, об известных учёных, преподающих студен­там в разных институтах, о своей кафедре, на которой имеется  несколько лабораторий, где студенты работают над проектами по заказам предприятий и получают приличные  деньги.

-  Вон у нас Андрею ещё учиться и учиться, а он уже почти каждый месяц тысяч по двадцать, а то и больше зарабатывает, - не преминул подчеркнуть профессор. - И даже ездил на стажировку в Германию, изучал самые современные технологии ведущих немецких металлургических концернов. Так что видите, у нас студенты и деньги могут заработать, и мир посмотреть. Но для этого, конечно, надо стараться и стараться.

Потом специалист приёмной комиссии объяснила, какие документы требуются для поступления, какие есть институты, по каким направлениям готовят в бакалавриате и магистратуре, что есть аспирантура и даже докторантура, что каждый год человек по двадцать с лишним защищают кандидатские и докторские диссертации.

Андрею по сценарию надо было рассказать о клубах по интересам, которых больше ста, об участии студентов в научных конференциях, об именных стипендиях, о трудоустройстве и реальном участии в разработке проектов по заказам предприятий. Начал он бойко, но когда увидел, какими глазами смотрит на него Зина, сбился, засмущался и сконфуженно сел на своё место.

-  А сам вечерами каким видом спорта занимаешься? - выкрикнул кто-то с задних рядов. - Есть у вас бокс, восточные  единоборства, футбол? Или ты в студенческом театре  играешь и сейчас тут нам байки заливаешь по заданию режиссёра.

-  У меня на спорт времени не хватает, - сознался Анд­рей. - В театре я тоже не занимаюсь, не пою, на гитаре не играю. Я вообще человек в этом плане скучный.

-  Зато он у нас будет большим учёным, - заверил Цвигунов. - Я как заведующий кафедрой заверяю, что таких способных и упорных молодых людей, как Андрей, у нас, к сожалению, очень мало. Надеемся, что в этом году в ходе приёмной кампании их будет значительно больше. Елена Васильевна хвалится, что у вас в школе много талантливых  учеников, так что будем рады, если вы пополните наши ряды. Через неделю ждём вас с ответным визитом на День открытых дверей.

Через неделю делегации старшеклассников по графику приходили в университет и знакомились с его института­ми, с условиями обучения, научной деятельности, досуга. Профессор Цвигунов привлёк самых прилежных студен­тов, чтобы именно они проводили экскурсию по аудиториям  и лабораториям кафедры.

-  Юрий Степанович. Можно я 112-ю школу возьму? - спросил Андрей.

-  Что, запал на девушку? Думаешь, придёт?

-  Не знаю.

-  Телефонами не обменялись?

-  Да как-то постеснялся спросить.

-  Девушка вроде хорошая, скромная. Смотри, не упусти.

-  Постараюсь, Юрий Степанович, - заулыбался Андрей.

По графику 112-я школа пришла на кафедру Цвигунова уже в три часа. Среди двух десятков старшеклассников была и Зиночка.

-  Халвайтар весь в других институтах скормила? - приветливо улыбнулся Юрий Степанович девушке.

-  А Вы даже название запомнили? Обычно никто с первого раза не запоминает. А приготовить его я почему-то не догадалась, - засмущалась девушка.

-  Ничего, я думаю, не последний раз к нам на кафедру пришли, ещё успеем попробовать Ваших восточных сладостей. Экскурсоводом у вас сегодня будет уже знакомый вам Андрей, а потом, если останутся вопросы, я с удовольствием на них отвечу. Но и Андрей у нас тут большой специалист. Ты только не увлекайся одной лабораторией, все покажи. У нас есть чем похвастать, не хуже, чем в Америке. Ну, может, чуть поскромнее. А потом не забудьте с Андреем номерами телефонов обменяться на случай, если вдруг какие вопросы будут по поступлению. И ещё вот что: я думаю, сегодня у вас уже столько впечатлений накопилось, что у вас одна мысль - как бы поскорее отсюда слинять. Андрей вас быстренько проведёт, а в следующую субботу приходите прямо с утра. Мы не только покажем наше оборудование, но и кое на чём дадим попробовать поработать. Договорились?

-  Договорились! - наперебой заговорили старшеклассники, обрадованные предложением, потому что они и в самом деле уже устали.

Через неделю делегация школы увеличилась чуть не вдвое. Цвигунов разбил ребят на несколько групп. Одну повёл Андрей, вторую - Игорь, третью - Толя. Зина случайно ли, преднамеренно ли оказалась в группе Андрея. Рассказывая об уникальном оборудовании, на котором студенты работают, выполняя заказы предприятий, Анд­рей рассказывал всем, но получалось так, что обращал­ся будто к одной только Зине. Два часа ребята ходили по лабораториям, пытливо расспрашивали обо всём, что могло их заинтересовать, в том числе все ли студенты имеют возможность зарабатывать. Андрей ответил, что зарабатывают те, кто этого хочет, но что к проектам допускают лишь тех, у кого нет хвостов и кто успешно учится, набирая баллы ещё в ходе семинаров. Одним словом, нерадивых к проектам не допускают. Да они и не рвутся, довольствуясь тройками.

Потом ребята пили на кафедре чай с тортом, удивляясь демократичности обстановки, в которой профессора, сов­сем, как школьники, называют друг друга на ты и просто по имени, что они подшучивают друг над другом, что студен­ты чувствуют себя рядом с ними, совсем как со старшими братьями или родителями, что эти учёные мужи, будучи докторами наук и даже академиками, очень просты в общении, что они совсем не похожи на тех, какими себе ученики представляли академиков: этакими рассеянными зануда­ми, занятыми только своими изобретениями. Эти шутили, рассказывали анекдоты, задорно смеялись. Всё чаепитие было похоже на праздник в большой и дружной семье, где есть отец, родители, дяди, тёти и много братьев и сестёр.

Потом вместе дружно убирали со стола посуду, мыли чашки и прощались совсем как старые добрые знакомые.

-  А ты почему не пошёл девушку провожать? - спросил Юрий Степанович Андрея. - Не нравится?

-  Нравится, Юрий Степанович, так там, наверное, в неё полкласса втюрились. И без меня провожатых полно.

-  Ну, так рассуждать, тогда тебе никогда хорошей девушки не видать. Вокруг хороших всегда роем кавалеры будут виться. Они же с самой окраины, звони, предложи на машине подвезти. Давай, давай, недотёпа! Хоть сегодня-то номер взял?

-  Взял.

-  Тогда звони. Да потом не забудь в кино пригласить.

-  Спасибо, Юрий Степанович! А мне что, уже можно идти?

-  А ты ночевать тут собрался? Иди, конечно, догоняй красавицу.

Андрей довёз девушку до дома.

-  Может, в кино сходим?

-  Мне надо маме сказать.

-  У вас в семье мама увольнительные выдаёт, не папа?

-  У меня нет папы. У него давно другая семья, а мы с мамой и младшей сестрёнкой живём. А у тебя папина машина?

-  Нет, моя. Отец тоже нас бросил, когда я ещё маленький был. Уехал на севера на заработки, а потом там другую семью завёл. Мама несколько лет назад снова замуж вышла. А машину я сам летом купил. На каникулах заработал.

-  Здорово! А ты в каком районе живёшь?

-  Я в центре, в общежитии. Вообще-то мы из соседней области.

-  Это ты о себе как император - мы.

-  Нет, мы с моим другом - Игорем. Мы с ним вообще как братья. В школе вместе учились, теперь здесь в одной комнате живём.

-  У меня тоже есть отличная подруга, Светка. Ты её видел, мы с ней рядом сидели. Но она стихи пишет, на журналистику  собралась поступать.

-  Классно!

-  Что на журналистику?

-  Что стихи пишет. Я тоже много раз пробовал, но Игорь говорит, что фигня получается. Да мне и самому, если честно, не очень нравится.

-  Про любовь стихи?

-  Про любовь.

-  У тебя девушка красивая?

-  Нету у меня девушки.

-  А как стихи про любовь? Ведь кому-то же посвящал.

-  Нет, просто так, придумывал себе возлюбленную и писал.

-  Как Петрарка Лауру?

-  А кто это?

-  Неужели не знаешь? - искренне изумилась девушка.

-  Нет, - растерянно протянул Андрей, стыдясь своей необразованности.

-  Вообще-то не удивительно, хотя в школьной программе  про Петрарку есть. Правда, у нас классная учительница литературы, она нам очень много дополнительно к программе даёт. На уроке заинтригует кем-нибудь из писателей или каким-нибудь произведением, а мы потом дома ищем в книгах или в Интернете и читаем. Ну, вот Петрарка был влюблён в эту самую Лауру, она умерла, а он всю жизнь посвящал ей свои сонеты. Правда, есть такая версия, что это была выдуманная поэтом девушка, что на самом деле её никогда не существовало. Но посвящённые ей стихи остались  на века.

-  Здорово!

-  Так что вы с Петраркой в чём-то похожи, если ты тоже стихи пишешь придуманной девушке.

-  Я тебе тоже напишу, - пообещал Андрей.

-  Не забудь.

-  Не забуду.

...Через день после кино молодые люди снова долго сидели в машине и разговаривали. Эти встречи теперь про­ходили каждый вечер. Андрей запустил учёбу, реже стал оставаться в лаборатории, и дело дошло до того, что под угрозой срыва сроков оказался один из проектов.

-  Андрей, я понимаю, что любовь - чувство необоримое, но так дело не пойдёт, - не выдержал однажды Цвигунов.

-  Юрий Степанович, да я сам понимаю, но если Зину вечер не увижу, я ни о чём больше думать не могу. Может, мне в Москву на конференцию не ездить?

-  Ты вот что, перестань дурить! - строго заговорил профессор. - Любовь любовью, но до сумасшествия свои чувства  не доводи. Мозги включи! Ты думаешь, не найдётся, кому в Москву поехать? Но для тебя это, может быть, шанс, какой даётся раз в жизни.

-  А если, пока я там на конференции, её уведут?

-  Она что, телок на привязи, что её уведут? Почему у тебя такая низкая самооценка? Если девушка тоже тебя любит, она тебя годами ждать будет, а не только это время короткой командировки. Выдумал! В Москву он не поедет! Мне что, с родителями этой девушки побеседовать, если я для тебя не авторитет?

-  Не надо, Юрий Степанович, не надо с родителями. А вообще-то у неё только мама, отец их давно бросил.

-  Тогда ты должен понять, что ты для Зины должен быть надеждой и опорой на всю жизнь. Больше ей опирать­ся будет не на кого.

-  Юрий Степанович, может, мне жениться?

-  А может, ей сначала дашь хотя бы школу закончить? А жениться надумал, что, обстоятельства заставляют?

-  Какие обстоятельства?

-  Забеременела, что ли?

-  Юрий Степанович, да у нас вообще ничего и не было. Мы даже не целовались, - Андрей в волнении встал со стула.

-  Сиди! Не целовались они. Тут вон сплошь и рядом ещё имени друг у друга не спросили, а уже в постель прыгают, а они не целовались. Смотри у меня.

-  Честное слово, Юрий Степанович! Вы же знаете, что я Вам всё рассказываю. Я же Вам и про Нину, и про Варвару...

-  Ладно, расхвастался тут своими подвигами! Короче: от проекта я тебя на две недели отстраняю. Если за эти две недели закроешь все долги по учёбе, верну. Если нет, пеняй на себя. Но имей в виду, что в Москву с хвостами никто тебя не отправит. Охочих за казённый счёт съездить поучиться и без тебя немало найдётся. Знаешь, сколько у нас сынков всяких высокопоставленных чиновников учится? Вот и имей в виду. Всё, разговор окончен. Хватит глупостями заниматься, дурака валять. Делом займись! Любовь от тебя никуда не денется.




ВЗЯТКА


Слух, что профессора Молчанова уличили во взятке, мигом облетел университет. Это снова стало главной темой пересудов. И опять народ разделился во мнениях. Одни не верили слухам и утверждали, что за все пятьдесят лет работы в университете Илья Сергеевич никогда ни в чём подобном не был замечен, более того, если на экзамен студенты приносили букет, сок и воду на преподавательский стол, профессор спрашивал строже, задавал больше вопросов. Тем самым ещё много лет назад создал авторитет неподкупного экзаменатора, хотя в обиходе был очень простым, добрым и отзывчивым человеком, не любил лодырей, но охотно растолковывал любому после лекций и семинаров  премудрости своей страшной науки сопромат.

Другие пожимали плечами, больше склоняясь к справедливости обвинений, потому что разного рода подношения преподавателям постепенно становились нормой. И студенты уже не удивлялись, когда преподаватель откровенно заставлял их покупать изданные им учебные пособия, без которых бесполезно было появляться на экзамене. Один ярый коммунист объявил, что зачёты будет ставить 7 ноября возле памятника Ленину после митинга в честь очередной годовщины Октябрьской революции. Другой постоянно выискивал среди заочников тех, кто работает в автосервисе, чтобы иметь возможность бесплатно латать свою старую иномарку времён Второй мировой войны, настоящий раритет, ибо, по его же легенде, на этом «опеле» ездил сам Паулюс.

Подобные примеры изощрённого мздоимства можно было продолжать бесконечно, ибо, как гласит молва, голь на выдумки хитра, а преподавательский состав университета  действительно с его заработной платой и был самой что ни на есть настоящей голью. Но профессор Молчанов относился к таким коллегам откровенно презрительно и даже не подавал им руки, как во времена настоящей русской  интеллигенции.

И вдруг - сам! Не удержался от соблазна, забыл о гордости  потомственного русского учёного, интеллигента. И верь - не верь, но во многих интернет-изданиях сразу же, а в день экзамена уже и в газетах появилась информация, что против профессора крупнейшего технического университета  возбуждено уголовное дело за получение взятки от студентов.

Когда Вадим зашёл к Цвигунову, на кафедре которого работал Молчанов, напротив профессора за столом сидела миловидная девушка и что-то писала. Она из-под нахмуренных  бровей строго глянула на вошедшего.

-  Опять интервью прессе даёшь? - поздоровавшись, пошутил Вадим.

-  Нет, тут совсем другое, - встал из-за стола, протягивая руку Юрий. - Ты извини, я сейчас очень занят, потом к тебе зайду.

Пришёл Юрий через час.

-  Как интервью? - снова пошутил Вадим.

-  Увы, на этот раз не твои коллеги. Слышал, что Молча­нова обвинили в получении взятки?

-  Потому и заходил. Я, правда, Молчанова почти не знаю, но в университете только и разговоров, что об этой взятке.

-  Да какая на фиг взятка? Вчера у Ильи Сергеевича был юбилей. Семьдесят пять. Из них полста преподаёт в нашем университете. Приехал из аспирантуры да так тут и остался на всю жизнь.

-  Что-то я ни в газетах, ни на нашем сайте ничего про него не видел.

-  Вадим, кому теперь такие юбиляры нужны? На сайте только про ректора да его окружение и пишут. Ты посмотри: ректор съездил туда, ректор побывал там, ректор встретился с таким-то. А какой толк от этих встреч и поездок? Если что-то конструктивное решено, так напиши­те, если безрезультатно съездил, так не надо трезвонить, что впустую потратил казённые деньги. А про Молчанова сегодня должен был очерк выйти, между прочим, в бывшей твоей газете, но утром позвонили и объяснили, что сняли с полосы ввиду известных событий.

-  Всё-таки была взятка?

-  Вадим, какая взятка?! Мы позавчера на кафедре его поздравили, чаю попили. Начальство обещало потом на заседании учёного совета чествование устроить. Ну, чествование - громко сказано. Обычно вручают приветственный  адрес и букет. Бывает - грамота губернатора. Но на Молчанова никаких документов не оформляли. По край­ней мере, я ничего не подписывал. На кафедру его бывшие студенты приезжали, поздравляли. Букеты вечером в такси всё заднее сиденье заняли. Заочники, у которых сегодня экзамен, по тысяче скинулись и купили ему хорошие  наручные часы с гравировкой на память. Вот какой-то доброжелатель и сообщил в прокуратуру.

-  Это же подло.

-  Вадим, эта подлость была подана как борьба с коррупцией. И советник ректора Хитрунов прессе оперативно прокомментировал, что борьба с коррупцией в университете  ведётся непримиримая, что этот случай станет предметом  самого серьёзного разговора, и что профессор Мол­чанов у нас уже не работает. Более того, на ближайшем заседании учёного совета будет поставлен вопрос о лишении  его профессорского звания.

-  Круто!

-  Но дело в том, что эти часы не могут быть взяткой по сути. Я только что полтора часа этой тупой девице из органов, которую ты видел в кабинете, растолковывал, что профессор  Молчанов никоим образом не может повлиять на оценку, хоть «мерседес» ему дарите. Он у нас первым на кафедре ратовал за введение субъективизированного контроля и первым же его стал применять. Многие тогда боялись, потому  что этот контроль показывает не только уровень знаний студентов, но и уровень компетентности преподавателя. На обычном экзамене можно всем поставить пятёрки и потом хвастать, что у него в группе все отличники, а компьютер выдаёт то, что есть на самом деле. То есть экзамен, который должен был Молчанов принимать сегодня, не он принимает, а компьютер. Молчанова там вообще не может быть, и он никак на результаты повлиять не может.

-  Но он же может ввести в компьютер вопросы сложнее, а может - попроще?

-  Не может. Программа проходит аудит в другом вузе. Молчановская прошла аудит в «бауманке» и мало того, что получила там высшую оценку, «бауманка», ты представляешь, сама «бауманка» при всём их снобизме и высокомерии купила у нас эту программу. И сделана добротно, и само имя Молчанова там у наших коллег в непререкаемом авторитете.

-  Что теперь?

-  А что теперь? Экзамен перенесли. Пойду сейчас к про­ректору по учебной части.

-  Опровержение писать надо.

-  Непременно! Но для этого сначала надо, чтобы дело закрыли за отсутствием состава преступления. А это дело канительное. Давай вечерком возьмём бутылку коньяку и заскочим к Молчанову домой. Уникальный человек, уверяю, тебе будет интересно с ним поближе познакомиться.

-  Да неудобно как-то. Без приглашения.

-  Я к нему без приглашения хожу, да и не любит он лишние условности. А ты со мной за компанию. Я ближе к вече­ру ему позвоню.

Сходить к Молчанову домой не получилось. Мобильный телефон профессора не отвечал, а когда стали звонить в квартиру, открыла соседка и сообщила, что Илью Степановича ещё ночью увезли на «скорой» с сердечным приступом.

-  Мария Васильевна с ним уехала, - пояснила соседка. - Недавно звонила, сказала, что, слава Богу, всё обошлось, из реанимации Илью Сергеевича перевели в общую пала­ту, и что собачку она сама выгуляет. Ой, а вон, кажется, и сама она идёт.

По лестнице тяжело поднималась грузная дама преклонного  возраста.

-  Ну, как там наш Илья Сергеевич? - поинтересовалась соседка. - Вот тут его коллеги пришли поздравить, а я им всё и рассказала про беду нашу.

-  Спасибо, сейчас уже лучше, - сказала Мария Васильевна. - Это что же такое на старости лет, а, Юрий Степанович? - заплакала женщина. - За что же позор такой на нашу голову? Хорошо, «скорая» быстро приехала, а то бы так оболганным на тот свет и ушёл наш Илья Сергеевич. Да вы заходите в квартиру, чего мы тут на площадке сто­ять будем. Я вот только Кнопку нашу выгуляю немножко, и посидим, чаю попьём.

-  Да мы, пожалуй, пойдём, Мария Васильевна, - нерешительно  сказал Юрий.

-  Нет уж, Юрий Степанович, так я Вас не отпущу. Разговор  у меня к Вам серьёзный, поэтому, будьте любезны, про­ходите, располагайтесь в гостиной, а я скоро вернусь. Кнопочка, давай, моя хорошая, поводок нацепим. Соскучилась без хозяев-то, одна целый день. Пойдём, пойдём гулять. Вон как тебе гулять-то не терпится.

Вернулась Мария Васильевна минут через пятнадцать, начала хлопотать на кухне, несмотря на все протесты Юрия и Вадима, накрыла стол к чаю.

Юрий вынул из портфеля коньяк.

-  Мы тут шли с Ильёй Сергеевичем за его юбилей по граммулечке выпить, поставьте в бар, потом пригодится.

-  Ой, Юрий Степанович, Илюшеньке теперь про такие напитки забыть придётся, ведь чуть не с того света вернули. Это какой же позор, какой позор! - И она заплакала.

-  Ничего, Мария Васильевна, всё образуется. Сегодня я битый час объяснял девушке из прокуратуры, что дело надо закрывать за отсутствием состава преступления. Всё будет хорошо.

-  Да хорошо уже не будет, Юрий Степанович! Как теперь людям в глаза-то смотреть? Стыдоба-то какая? Илюшеньку  да во взяточничестве обвинить! Да как у людей язык-то повернулся такое сказать?

-  Успокойтесь, Мария Васильевна. Мы всех ещё извиняться перед Ильёй Сергеевичем заставим. И на сайтах, и в газетах опровержения опубликуем. Вернём доброе имя честному человеку.

-  Дай-то бог, дай бог! Я утром к Илюшеньке в больницу поеду, скажу, что вы приходили, привет от вас передам. Думаю, что уже и телефон утром он включит, сами позвонить  сможете, успокоить человека.

-  Обязательно, Мария Васильевна! А пока мы с Вадимом  Альбертовичем оставим Вас. Вы уж не обижайтесь на нас за короткий визит.

-  Да на вас-то что обижаться? На злых людей, что доброе имя опорочили, обижаться надо.

-  Их тоже, Мария Васильевна, простите, даже если по злобе они это сделали. Вам же самой легче будет. Звоните, не стесняйтесь, когда какая помощь нужна.

Выйдя из подъезда, Юрий начал возмущаться, что опорочили честного, порядочного человека.

-  Были у нас случаи. Разные случаи, - начал он. - Да в любом вузе это бывает, когда студенты, особенно заочники, скидываются, покупают преподавателю дорогой подарок, вручают его перед началом экзамена. Он всем ставит в зачётках оценку по оплаченному тарифу. Ну, к примеру, за пятёрку - пять тысяч, за тройку - три. Это я, само собой, замахнулся, как правило, около тысячи. Но это сами студенты деньги собирают, сами провоцируют, а у преподавателя не хватает сил от соблазна отказаться. Бывает и наоборот. Чаще всего преподаватель, начиная свой курс лекций, заявляет, что всё самое важное по этой теме изложено в его авторском учебном пособии, чтобы получить хорошую отметку, каждому студенту надо это пособие иметь. Приобрести можно только у него, потому что в магазины оно не поступало.

-  Покупают? - спросил Вадим.

-  А куда студенту деваться? Вынуждены покупать. То есть это пример скрытой взятки. Пособие издано на средства  университета, а автор извлекает личную выгоду. Это, я тебе скажу, сплошь и рядом во всех вузах. Да я тебе об этом уже рассказывал.

-  Кстати, тот, который зачёт у памятника Ленину ста­вил, если бы был не коммунистом, а зачёт ставил на митинге «Единой России»? - смеясь спросил Вадим.

-  Думаешь, таких не было? Тоже были. Правда, там не про митинг речь шла. Аспирант работал у нас в учебно-воспитательном департаменте, ему надо было организовать  молодогвардейцев на какое-то массовое мероприятие. Один в один с коммунистом сделал. Зачёт ставил сразу после мероприятия.

-  Его тоже уволили? - ухмыльнулся Вадим.

-  Нет, его проректор отстоял. Скандал замяли. А вообще  тут чего только не бывает. Ладно, там всё семечки, а вот с Молчановым действительно похабно поступили. Но ничего, будем бороться. Надеюсь, ты своих коллег тоже подключишь, надо доброе имя честного человека отстаивать.




УРОК РОМАНТИКИ ОТ ВЕТЕРАНА


Николая Андреевича Вадим встретил только через неделю, хотя проходил по аллее всегда в одно и то же время.

Николай Андреевич снова раскладывал на садовые скамейки  пакеты с огурцами.

-  Давненько Вас, Николай Андреевич, не видно было, - посетовал Вадим. - Не случилось ли чего?

-  А случилось-таки, - согласился старик. - Поговорили мы с Вами тогда, вспомнил былое, разволновался, сердчишко что-то и забарахлило. Дома отсиживался, жена даже на дачу не брала: вдруг, мол, прихватит? Что делать будем, пока «скорая» приедет? Они ведь к старикам не больно спешат. Это к вам, молодым, сразу летят. Особенно если начальство  какое.

-  Да и к нам не больно торопятся, - посетовал Вадим. - А про начальство не знаю. Не вхожу в ту категорию населения.

-  Не скромничайте, Вадим Альбертович, не скромничайте ! В наше время редактор областной газеты был членом  бюро обкома партии. Куда ещё выше?

-  Другие времена, Николай Андреевич, другие. Да и я больше не редактор. Вот здесь в университете теперь штаны протираю. Пытаюсь молодым опыт передавать.

-  Получается?

-  Да по-разному. Есть хорошие ребята, умные, к знаниям  тянутся. А есть и так себе, лишь бы диплом получить. Впрочем, ведь и в наше время не все звёзды с неба хватали.

-  С этим согласен, не все. Кстати, Вы в тот раз номер телефона спрашивали. Запишите.

-  Всё же обзавелись?

-  А пришлось, знаете ли. Тогда жена очень беспокоилась моим долгим отсутствием, заставила-таки аппарат купить. Так что теперь я на привязи. Как только где задержался, тут же звонок: «Ты где?». Вот так свободы передвижений и лишился, - засмеялся Николай Андреевич.

Тут же договорились о выступлении перед студентами.

Встреча прошла просто замечательно! Вадим коротко рассказал о биографии Николая Андреевича, о его увлечениях, его работе над мемуарами, вспомнил яркие эпизоды их знакомства, а потом ребята буквально засыпали гостя вопросами. Разговор затянулся на два с лишним часа, но даже после этого, когда Николай Андреевич уже позвонил жене, что скоро выйдет в сторону дома, самые любознательные задавали вопросы и просили сфотографироваться  на память.

Вадим предложил попить чаю на кафедре, но Николай Андреевич отказался под предлогом, что жена уже заждалась и очень волнуется. Пока спускались по лестнице, подошло ещё несколько парней, протягивали тетради и блокноты, просили автограф.

-  Часто вы такие встречи устраиваете? - поинтересовался Николай Андреевич, когда вышли на улицу.

-  Вы были первым. Как теперь говорят, пилотный проект. Но я понял, что такие встречи студентам очень нужны. Соскучились они по живым беседам, хотят знать и о нашем прошлом, и ещё о многом не только от преподавателей, а от живых участников тех событий.

-  А вы к ним простых рабочих приглашайте. Вот вам и профориентация. Или теперь уже нет такого? Тоже в прошлом осталось?

-  Да есть, только опять же заформализовано донельзя.

-  А ещё нас критиковали в своё время за формализм, что заидеологизировано всё.

-  Но ведь действительно было же.

-  Было, согласен. Но при том, что было много лишнего, много глупости, согласитесь, сколько было всего хорошего в той нашей работе. Была государственная программа воспитания молодёжи. Патриотизм какой был! А? Теперь послушаешь, всё на Запад ориентируем. Своим умом жить разучились. Спроста ли? Да, думаю, Вы не хуже меня всё это понимаете, Вадим Альбертович! Скажите, а изменить что-то ещё можно? Или уже всё? Не повернуть вспять? Не вернуть патриотизм в сердца молодёжи?

-  Не знаю, Николай Андреевич, - честно признался Вадим. - Сам об этом часто думаю и не знаю.

Вадим хотел ещё добавить, что пока вся идеологическая и воспитательная работа только становится хуже.Примером  тому их новый проректор по воспитательной работе, которому конкурс красоты важнее встречи студентов с ветераном освоения Севера, где как раз в мирное время были образцы настоящего героизма, патриотизма, преданности  общему делу. Хотел сказать, но промолчал. Пони­мал, что старому партийному работнику и без его подтверждения всё хорошо понятно.






МЕЧТАТЕЛИ


Когда Вадим зашёл к Цвигунову, там за столом сидела компания старых друзей. Директор института Райдер что- то горячо доказывал своим друзьям Цвигунову и Малышеву.

- Опять политинформация? - пошутил Юрий.

-  Хуже. Проходи, присаживайся. Тебе чаю или кофе?

-  Да сиди, не суетись, я сам налью.

Вадим взял чашку, насыпал кофе, залил кипятком и присел к столу.

-  Мы тут про университет будущего спорим, - пояснил Юрий.

-  Интересно! Думаю, мне не помешает послушать.

-  Не помешает, не помешает, - поддакнул Райдер. - Так вот, мы тут бьёмся над сохранением традиций высшей школы, говорим о преемственности поколений, о необходимости  консерватизма в системе высшего образования, а между тем есть совершенно противоположные теории.

-  Понятно, чтобы окончательно разрушить нашу некогда  лучшую в мире систему образования, - с иронией пере­бил Малышев.

-  Слава, не самую лучшую, но, скажем скромнее, одну из лучших в мире, - уточнил Райдер.

-  Хорошо, пусть будет так, - миролюбиво согласился Малышев. Так вот, ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге, доктор философии Калифорнийского университета, автор нескольких книг о российском обществе считает, что реформы правильнее начинать путем создания новых, молодых университетов, имеющих шанс стать сильными и успешными. Эти новые университеты будут работать без оглядки на традиции, на старые научные  школы, избавлены от консервативного мышления, быстрее могут увидеть перспективные направления и так далее.

-  Погоди, - перебил друга Юрий. - Но сначала надо понять, что может и должно стать фундаментом такого университета. Опять же какого направления - классического, гуманитарного или технического, как наш. Если гуманитарного, то могу согласиться, что какие-то догмы давно устарели и их можно и нужно пересматривать, а что касается технического, то как можно отменить тот же сопромат - основу всего и вся?

-  Мне кажется, это опять же демагогия для того, чтобы посеять разброд и шатание в наших умах, добить нашу высшую  школу, которая может быть конкурентом западной, - встрял в разговор Малышев.

-  Мужики, давайте будем честными хотя бы перед собой, - запальчиво сказал Райдер. - Никакой конкуркенции  западному образованию мы не составляем. По ежегодным  рейтингам наши ведущие вузы не входят не то что в сотню лучших - в тысяче и то ближе к концу.

-  Ну, рейтинги рейтингами, - возразил Малышев, - а уж совсем наши университеты ставить так низко неправильно. В этих рейтингах больше политики, чем чего бы то ни было другого. Там что учитывается? И на что теперь при определении  эффективности наши министерские чиновники упор делают? На вхождение вуза в мировое образовательное  пространство. Раз. Согласен, что мы в этом пространстве  не замечены или почти не замечены. Но не потому, что у нас нечем похвалиться, а потому что мы в их журналах не публикуемся. Языка не знаем. А между тем сколько изобретений  российских учёных те же японцы к рукам прибрали?! Сколько сейчас наших выпускников в Штаты уезжает? Они же там востребованы, хотя имеют дипломы, как ты говоришь, университетов из конца первой тысячи. Так ли уж тогда плоха наша система образования, если наших ребят с распростёртыми объятиями встречают. И не скажи, что только из Московского и Питерского университетов. Там как раз не философов и экономистов с юристами на работу берут, а технарей. И это при том, что ни один из технических вузов к первой тысяче даже не приблизился, насколько я знаю.

-  Слава, да всё верно ты говоришь, - согласился Райдер. - Но там же помимо интеграции в мировое научное сообщество учитываются и материальная база, и востребованность  научных разработок, и ещё многое другое. Тот же пресловутый индекс Хирша.

-  Вот я как раз про индекс Хирша и хотел сказать, - снова встрял Малышев. - Ты знаешь, что у наших мэтров - профессоров Иванова, Поливанова, Слуцкера, Мазура - по пять-шесть баллов, а у аспиранта Старцева - девятнадцать. Он что, умнее этих мамонтов науки, открыл что-то новое?

-  Старцев - это сын ректора? - спросил Вадим.

-  Сынок, сынок, - подтвердил Юрий.

-  Так вот, - продолжал Малышев. - Оказалось, что там всем преподавателям кафедры было в приказном порядке в своих статьях делать ссылку на никем не замеченную статью Старцева, которую, между прочим, в основном написал его научный руководитель. Перевод и публикации этих статей в иностранных научных журналах, опять же прошу заметить, были оплачены через департамент международных  отношений. Через год, глядишь, таким образом наш пострел будет иметь самый высокий индекс Хирша по всей России. Молодой перспективный учёный сразу же после защиты возглавит какой-нибудь институт. Не удивлюсь, если папа такую структуру к тому времени создаст специально  под этого нового гениального учёного.

-  Ребята, а кто вам мешает друг друга цитировать? - с улыбкой спросил Райдер.

-  Да потому что фигня всё это! - встал из-за стола Малышев. - Не знаю, как на Западе, но у нас, как это часто бывает, хорошую идею могут мигом испохабить. Ладно, извините, я в сторону от темы увёл. Давай, Иван Иоганесович, рассказывай про идею этого засланного в Россию американца.

-  Сегодня заговорили о том, что задача университетов - воспитывать честных людей.

-  На каком примере? - снова встрял Малышев.

-  Слава, ты мне не даёшь слова сказать.

-  Извини, Иван, но ты называешь вещи чисто утопические. Четверть века мы воспитывали народ в пренебрежении  к прежним идеалам, да что там к прежним, к общечеловеческим  ценностям, именно таким, как честность, а теперь, когда выросло целое поколение циников, мы должны  начать воспитывать честность. Кого в пример ставить будем? Где она, честность?

-  Слава, ты что-то сегодня чересчур горяч, - снова с улыбкой сказал Райдер.

-  Так ты не провоцируй, - отмахнулся Вячеслав Петрович.

-  Я просто пытаюсь пересказать то, что вычитал, а вы оба мне не даёте. Учитесь выдержке у Вадима Альбертовича.

-  Ладно, чего уж там, продолжай.

-  Так вот, я немного ушёл в сторону. По этой теории, старые университеты должны учиться у молодых и брать с них пример. Заметьте, учиться у вновь созданных, а не наоборот, как это было до сих пор.

-  Ну, да! Учиться у таких, как Европейский университет в Питере, - не сдержался снова Малышев.

-  Дискуссии вращаются вокруг того, как нужно пере­строить всю образовательную систему, чтобы она выпускала нужные обществу кадры, и сколько нужно дать денег университетам, чтобы они вошли в топ-100 международных  рейтингов, - продолжал Райдер. - Как вы помните, у нас уже предпринимались попытки создания новых исследовательских  университетов: Российская экономическая школа, тот же Европейский университет в Санкт-Петербурге. Про эти говорить рано, а вот Гонконгский университет  науки и технологий и экспериментальный Олин- колледж из Массачусетса за десять-двадцать лет вошли в число лидеров мировой системы образования.

-  И сколько туда ввалили денег? - снова встрял Малышев.

-  Думаю, немало, - согласился Райдер. - Но инвестиции  в науку, вы это знаете не хуже меня, окупаются очень быстро.

-  И кто бы в нашей стране дал, например, нашему университету  такие деньги, чтобы мы могли за пару лет создать базу, инфраструктуру и пригласить к себе на работу ведущих  учёных мира?

-  Не мечтай, - улыбнулся Цвигунов.

-  А я и не мечтаю, только без этого все разговоры превращаются в пустопорожнюю болтовню. На пустом месте ничего не сделаешь.

-  Можно продолжить? - спросил Райдер. - Так вот, успех этих университетов в том, что они взяли успешную модель свободного университета и смогли пересадить её в современных условиях на специфическую национальную почву. Однако в основе этого успеха лежит еще более ста­рая модель средневековых европейских университетов. А эти университеты были не просто научными центрами: они были устроены как особые политические образования.

Вы посмотрите опросы: на Западе 60-70 процентов студентов считают, что образование помогает им увеличить свои шансы на рынке труда, повысить свой будущий заработок. Знание должно приносить прибыль, и многие наши молодые люди тоже в последние годы стали считать точно так же.

Президент Гарвардского университета Дрю Гилпин Фауст высказалась, что университет должен заниматься тем, чем не занимается никто больше. Он должен отвечать  на вопросы: кем мы хотим быть сегодня и кем хотим стать завтра, как нам жить и куда мы, человеческая цивилизация, надеемся прийти. Функция такого университета позволяет задавать вопросы, не ограничивая свободу обсуждения, когда в результате свободной, иногда слишком  свободной дискуссии могут быть поставлены под сомнение  даже непререкаемые авторитеты мировой мысли.

-  Понятно, куда они клонят, - снова встрял Малышев. - Видимо, молодёжь на Западе стала менее революционной, больше стала задумываться над личным благосостоянием, чем над мировым устройством. Поэтому надо раскачать общество для новых революций. Радикально настроенных мигрантов им уже мало. А в первую очередь речь, конечно, идёт о нашей молодёжи. Им надо подготовить новую революцию у нас в России.

-  А ведь, Слава, похоже, прав, - согласился с другом Цвигунов.

-  Сегодня в Штатах заговорили, что если учреждение не производит знание экзистенциального масштаба - это просто коммерческая фабрика, штампующая дипломы. Для нас эта функция университета кажется слишком возвышен­ной и нереалистичной в нашем приземленном, обыденном мире. Но в действительности речь идет о вполне прагматической  задаче. Университеты, не производящие экзистенциального  знания, в долгосрочной перспективе становятся неконкурентоспособными. Принстон, Гарвард и Йель, при всех своих финансовых и организационных трудностях, еще очень долго не утратят лидерские позиции и будут производить американскую элиту. И этим они коренным образом отличаются от нас. Основная характеристика нынешней экономической системы в России - это коррумпированный «кумовской» капитализм. Поэтому социальная роль успешного университета прежде всего в том, чтобы готовить честных людей. И я говорю не о воспитании высокоморальной личности, наслушавшейся христианских проповедей, размышлений  о правах человека или Кодекса строителя коммунизма. Речь идет о людях, привыкших выигрывать в честной борьбе по установленным правилам. Успешный университет выпускает людей, умеющих жить не по правилам  клановой системы. Вот такова их теория. Нравится она нам или нет, - заключил Райдер.

-  Звучит красиво, - согласился Малышев.

-  Это ещё не всё, - сказал Райдер. - Всемирный банк определил академические свободы как «право ученых вести исследования, преподавать и публиковаться без ограничений со стороны учреждений, где они работают». То есть люди, управляющие университетом, не должны контролировать и оценивать то знание, которое производят университетские ученые. Оценивать могут только коллеги по профессии. А мнение ректора, спонсора университета и даже президента страны не должно влиять на развитие отдельной научной дисциплины. Разумеется, чтобы получить  такую свободу, вуз должен иметь несколько источников  финансирования - бизнес, государство, благотворительные  фонды и т.д. А ещё для защиты нас с вами должна быть, как в Штатах, система пожизненного контракта для профессоров. Конечно, 95 процентов учёных людей в такой ситуации ничего великого не создадут, зато оставшиеся пять процентов придумают что-то прорывное и покроют тем самым все затраты на своих менее удачливых коллег.

-  Есть предложения, правда, не новые. Я думаю, вы помните, что в тридцатых годах студенты у нас в стране имели возможность влиять на содержание учебных про­грамм. Кто знает, сколько у нас в учёном совете студентов? Не ломайте голову, всего два. А теперь представьте, что их была бы треть, то есть столько же, сколько профессоров и сколько представителей администрации. Однако если у студентов нет реального голоса и возможности высказаться, то система не работает в полную силу. У нас существуют  ученые советы, избираются заведующие кафедра­ми и органы студенческого самоуправления, профессора проходят конкурс на должность каждые пять лет - только все это на бумаге. Но раз система не позволяет находить и выбирать действительно лучших людей, она и остается дремучей.

-  В принципе ты рассказываешь очевидные вещи, - перебил Малышев.

-  Согласен. Но сколько мы говорим о том, что управлять университетом должны профессора? А сегодня всё чаще утверждают, что вузом, да уже и обычной общеобразовательной школой, должны руководить менеджеры, то есть управленцы с экономическим образованием. Даже если они ничего не смыслят в системе образования. Вчера руководил заводом, до этого - частной клиникой, а сегодня с таким же успехом может возглавить университет. Даже в Оксфорде пытались нанять на руководящие должности управленцев вместо профессоров. Но там академическая корпорация добилась сохранения традиционной системы, при которой ученые тратят часть своего времени на управление себе подобными. Мы с вами все тут учёные, которые вынуждены заниматься не столько наукой, сколько управлением. Мы по этому поводу сокрушаемся, даже возмущаемся, но в то же время прекрасно понимаем, что научное производство настолько связано с личностным ростом, что им могут управлять только люди, сами занимающиеся наукой и понимающие, чем она отличается от производства стали или новых финансовых инструментов.

-  Да, интересная у вас беседа, - сказал Вадим. - Только, если честно, я многое не понял, хотя и слушал внимательно.

-  Это потому, что ты в другой сфере вращался. Вот пора­ботаешь здесь с наше - легко поймёшь. - улыбнулся Юрий.

-  С ваше мне уже никогда не проработать, но кое-что всё же понять попытаюсь. А вот с тем, что управлять университетом должны преподаватели, согласен полностью. В последние годы мы слишком уповаем на менеджеров. Может быть, текущую финансово-экономическую деятельность они и должны профессионально осуществлять, но не ставить при­быль во главу угла. На первом месте везде должна быть профильная деятельность, а не выручка, в этом я уверен.

-  Да с тобой никто и не спорит, - согласился Юрий. - Не пора по домам, мечтатели? Как бы мы тут красиво ни говорили, ничего не изменится. По крайней мере, в лучшую сторону.

-  Да уж, на очень оптимистичной ноте ты беседу заканчиваешь, - иронично отметил Малышев.

-  Жизнь ставит мечтателей на место, - вздохнул Юрий. - И от этого никуда не деться. По крайней мере, пока.






ЗНАКОМСТВО С ТЁЩЕЙ


Зина не раз приглашала Андрея домой, но он стеснительно отказывался. Знакомство с мамой девушки про­изошло неожиданно. Молодые люди сидели на лавочке в сквере неподалёку от дома и уже собирались расходиться по домам, когда Зина вдруг ойкнула:

-  Мама идёт.

По дорожке шла стройная молодая женщина с сумкой в одной руке и пакетом покупок - в другой. Ещё издали она стала пристально присматриваться к парочке, замедлила шаг, похоже, даже хотела свернуть в сторону, чтобы не смущать своим неожиданным появлением, но колючие кусты шиповника лишали её этой возможности. Подойдя ближе, она свернула к скамейке, Андрей встал:

-  Здравствуйте!

-  Здравствуйте, молодые люди!

-  Мама, это Андрей, я тебе про него рассказывала.

-  А меня зовут Светлана Владимировна, - представилась женщина, поставила пакет на скамейку и протянула руку. - Будем знакомы!

-  Очень приятно, - пожал руку Андрей.

-  Ой, какой Вы сильный! - затрясла рукой Светлана Владимировна.

-  Извините, - покраснел Андрей.

-  Да ладно, чего уж там. Но так ведь можно и пальцы сломать. Ты уж с Зиночкой-то поаккуратнее, она у нас девушка слабая, нежная. Ничего, что я на ты?

-  Да нет, что Вы, конечно, - засмущался Андрей.

-  Ну, вот и отлично! Зинуля, приглашай кавалера домой, будем ужином кормить.

-  Нет, спасибо... Я ещё не проголодался... - опять начал покрываться краской смущения Андрей.

-  Никаких возражений. Ты когда нормально-то в последний раз ужинал? Всё бутербродами наверняка. Знаем  мы эти общежитские ужины. Сама в общежитии жила, пока в институте училась. Бери вот пакет, и пошли. Зину­ля, ты чего как воды в рот набрала?

-  Просто я не ожидала тебя встретить. Ты же никогда этой дорогой домой не ходила.

-  А сегодня мы с девчонками после работы в кафе немного посидели. У тёти Нади день рождения отмечали. А ты что так засмущалась? Впервые с мальчиком застукали? Она у нас совсем дикая выросла. Я даже очень удивлена, как тебе удалось её заинтересовать. Она даже внимания никогда на парней не обращала, хотя знаю, что там многие одноклассники ей пытались знаки внимания оказывать.

-  Мама-а! - протянула Зина.

-  А что мама? Неправду, что ли, говорю? Вон Стёп­ка Светлов с пятого класса влюблённый ходит, а Мишка Воронов? А Колька Степанов? Это вообще, кажется, с первого класса кроме нашей Зиночки никого из девчонок не замечает.

-  Ну, мама-а! - опять протянула девушка.

-  Ничего, ничего, не мамкай! Пусть Андрей знает, что он не единственный, кому наша красавица-дочурка нравится.

У подъезда Андрей протянул Зине пакет:

-  Мне ещё по делам надо...

-  Никаких дел! - категорично заявила Светлана Владимировна. - Идём ужинать. А дела подождут. Между прочим, у нас тоже тебе дело найдётся. В прихожей свет уже две недели не горит. В кои-то веки электрик пришёл, пять минут поковырялся, ушёл за какой-то деталькой да так и не вернулся. Даже чемоданчик его так на тумбочке вторую неделю и стоит. Разбираешься в электричестве-то?

-  Так я же в технологическом учусь, - уточнил Андрей.

-  Ну, вот и отлично! Пока мы ужином занимаемся, ты и посмотришь, а то того алкаша ещё неизвестно сколько ждать придётся. Ты, кстати, сам-то как? Много пьёшь?

-  Да Вы что? - опешил Андрей. - Я, можно сказать, вообще  не пью. Ну, точнее, по праздникам там, в день рождения.

-  В день рождения - это не грех. Мы вот тоже сегодня с девчонками своими за именинницу выпили. Вот потому я такая бойкая, а вообще-то Зинуля наша в меня пошла, такая же тихоня. Правда, если до белого каления довести, я ух, какая бываю. Прямо тайфун!

И Светлана Владимировна рассмеялась.

-  Муженёк мой допекал меня своими пьянками, допекал, допекал, а потом у меня терпение кончилось, я его махом и выставила. Кусает теперь локти, да поздно. Зинуля в этом отношении вся в меня пошла, так что смотри. - Она повернулась к Андрею. - Не очень перепугала?

-  Нет, не очень, - улыбнулся Андрей.

-  Ну, и ладно! Хватит на улице стоять, пошли домой.

Дверь открыла младшая сестра Зины.

-  Ну, наконец-то явились! - недовольно заговорила она. - Я уж тут совсем вас заждалась.

-  Ужин приготовила?

-  Да приготовила, приготовила, - откликнулась девочка, унося пакет с продуктами на кухню. Поставила его там на стол и вернулась в прихожую.

-  Привет! Меня Зойкой зовут. А ты новый электрик или жених Зинкин?

От такого вопроса Андрей растерялся, но выручила Светлана Владимировна:

-  Жених, жених! Андреем его зовут. Видишь, какого себе наша Зинуля нашла, скромного, красивого, умного, не то что твои басурманы. Все, как на подбор, - оторви да брось.

-  Потому что я сама оторва, - пояснила девочка Анд­рею. - Мне с другими неинтересно.

-  Хорошо, что прямо и честно! - рассмеялась Светлана Владимировна. - Я вообще с ужасом думаю, как она осе­нью в школу пойдёт. Наверное, каждый день меня к директору вызывать будут из-за поведения дочери.

-  Да не бойся ты, мамулечка, не будут. Я в классе сразу стану самой главной, я сразу порядок наведу, и тебя будут только хвалить, что такую девочку вырастила.

-  Ой, что-то в этом я как раз очень сомневаюсь, - снова засмеялась Светлана Владимировна. - Ладно, что там у нас сегодня на ужин?

-  Я котлетки пожарила с макаронами. Только у меня всего три, - предупредила юная повариха.

-  Нам как раз хватит, потому что я уже в кафе перекусила. Я с вами просто посижу, чаю выпью. К чаю-то у нас там осталось чего-нибудь, или ты всё вытаскала?

-  Ну, мамулечка, ты тоже, как скажешь, - обидчиво под­жала губки Зойка. - Я что, не знаю, где магазин находится?

-  У нас садик на карантине, вот она дома и сидит. Уж такая вся самостоятельная, такая умница, - похвалила мать девочку. - И в магазин сама ходит, и готовит, и уборку делает.

-  Мамулечка, ты меня так нахваливаешь, как будто замуж выдаёшь. Мне же сначала ещё школу надо закончить.

Теперь уже расхохотались все.

-  Да никто тебя замуж не выдаёт, - сквозь смех проговорила Светлана Владимировна. - Я вот и Зинулю выдавать ещё не собираюсь. Так что учись себе спокойно, а замуж успеешь. Пусть твои сорви-головы тоже ещё подрастут немного.

-  А мне, между прочим, сегодня Витька Мишин уже по телефону звонил и замуж предлагал.

-  Надеюсь, ты ему отказала? - с улыбкой спросила Светлана Владимировна.

-  Я сказала, что ещё крепко подумаю, потому что он девочек обижает.

-  Правильно, пусть сначала научится девочек уважать, - улыбалась мама. - Так ты нас ужином кормить собираешься или про то, что тебе руку и сердце предлагали, рас­сказывать станешь.

-  Мамулечка, ну ты даже дослушать не хочешь, - обиделась девочка. - Идите уж, садитесь. Только сначала руки мыть! - приказала она сестре и Андрею.

В ванной комнате свет тоже не горел.

-  Давайте я сначала со светом разберусь, - предложил Андрей.

-  Потом, - махнула рукой Светлана Владимировна. - Мы уже привыкли. Мужчин в доме нет, поэтому с открытой дверью моемся. Давайте будем есть, а то всё остынет. Потом посмотришь, что там можно сделать. Электрик что- то про замену проводки говорил. Я ведь в этом совсем не разбираюсь.

Андрей соскучился по домашней еде, поэтому с удовольствием ел котлету, не веря, что такую вкуснятину могла приготовить маленькая сестра Зины.

-  У нас такое правило, - пояснила Светлана Владимировна. - Кто первый домой пришёл, тот и ужин готовит. Сначала девочки помогали, смотрели, но и сами очень быстро научились. Зоя у нас яичницу с трёх лет себе готовит. Ставила к плите табуретку, забиралась на неё и готовила. И папа их тоже очень вкусные блюда делал. На 8 Марта нас вообще на кухню не пускал. А потом вот проблемы начались. Он добрый очень, девочки его любят, он тоже в них души не чает. Всё обещает бросить пить, но никак силы воли не хватает. Держится месяц, два, иногда и три, а потом снова срывается. Я бы им ничего не говорила, но он в таком виде сюда приходит, скандалить начина­ет. Вот что плохо.

-  Тебе чай какой: чёрный или зелёный? - перебила неприятную тему Зина.

-  А давайте мы в чайнике заварим, - предложила Светлана Владимировна. - А то как-то походя получается.

-  Может, пока чай заваривается, я свет посмотрю? - предложил Андрей.

-  Не терпится?

-  Не терпится, - согласился Андрей. Боясь, что хозяйка продолжит явно неприятный для девочек да и её самой рассказ о бывшем муже.

-  Зинуля, покажи там чемоданчик электрика.

-  Да я его уже заметил. Мне бы ещё табуретку, патрон проверить.

-  Может, лучше стремянку? - спросила Зина.

-  Если есть, то лучше стремянку.

Всё оказалось очень просто. Перегоревшая лампочка была закручена настолько далеко, что вплотную прижала клемму, до которой новый цоколь просто не доставал. Анд­рей отогнул клемму, закрутил новую лампочку, щёлкнул выключателем, свет загорелся.

-  Да ты прямо волшебник, - похвалила Светлана Владимировна. - А то электрик что-то там про новый выключатель говорил, про замену проводки, я всего даже не запомнила.

-  Да нет, пустяки. Это часто бывает. Раньше, ещё в советских патронах, под клеммой пружинки стояли, тогда клемма  этой пружинкой отжималась, а теперь медная пластин­ка прижалась, и всё, обратно уже не выпрямляется. Может, и в ванной так же, я сейчас посмотрю.

-  Нет-нет! - запротестовала хозяйка. - Сначала чай.

-  Да я хотел, пока ещё светло, а то в темноте там не сделать.

-  А у нас эта, как её, переноска, что ли, есть. Зинуля посветит.

После вкусного чая с какими-то ароматными травами Андрей взял поданную Зиной переноску, включил в розетку.

-  Эта розетка у нас давно не работает, - подсказала Зина. - Ещё в начале зимы мы тут в морозы обогреватель включали, потому что под дверь дует, а потом он от этой розетки работать перестал.

Когда Андрей вскрыл розетку, тоже оказалось всё просто. От большой нагрузки и слабого контакта розетка, по всей видимости, долго искрила, и плюсовой провод просто отгорел.

-  А фонарик или свеча у вас в доме есть? - спросил Анд­рей. - Хотя, извини, там же в чемоданчике электрика есть фонарик. Сейчас проверю.

Фонарик оказался исправным. Андрей выключил на щитке пакетники, вынул розетку, которая находилась в одном блоке с выключателями ванной комнаты и туалета, зачистил провод, прикрутил его на место, укрепил блок на месте. После этого включил пакетники на щитке, по всей квартире, в том числе и в ванной, загорелся свет.

-  Да ты просто умница! - похвалила Светлана Владимировна. - Вот что значит, в доме мужчина появился.

-  Да это мелочи, - заскромничал Андрей.

-  Не скажи! Я тут, пока электрика ждала, уже соседей просила посмотреть, ни один не взялся. То ли лень, то ли электричества боятся.

-  А прокладки у вас есть?

-  Какие прокладки? - настороженно переспросила Светлана Владимировна.

-  Ну, мамулечка, какая же ты у меня неграмотная! - встряла Зойка. - По телевизору же постоянно показывают, которые с крылышками.

-  Нет, что Вы, - залился краской Андрей. - Резиновые прокладки для крана. У вас в ванной кран подтекает, не закрывается.

-  Да про этот кран я тоже уже все уши прожужжала. Днём нас дома нет, а по вечерам сантехник не может. Уже больше месяца течёт. В раковине каждый день ржавчина появляется, - пожаловалась хозяйка.

-  Может, у электрика в чемоданчике есть? - подсказала Зина.

-  Зинуля, он же электрик, а не сантехник, - отозвалась ещё не отошедшая от смущения по поводу прокладок Светлана  Владимировна.

Прокладки в чемоданчике действительно нашлись, были там и нужные гаечные ключи. Андрей перекрыл кран, быстро заменил прокладки.

-  Какие ещё проблемы? - спросил он.

-  Ой, проблем у нас столько, что за один день всё не переделать. Дом без мужика, поэтому по мелочам столько всего накапливается...

-  Рассказывайте, попробую сделать, - с готовностью согласился Андрей.

-  Нет, нет! - запротестовала Светлана Владимировна. - Ты сегодня и так нас очень выручил. А остальное, если будет время, заходи, посмотришь, что можно сделать. У Зинули вон стол надо подремонтировать, на новый никак денег скопить не можем, у меня, например, ноутбук то и дело зависает, но это ведь уже не по твоей части.

-  Да стол укрепить, тоже наверняка дело пустяковое, - успокоил Андрей. - А ноут тоже посмотреть надо. Вы его на вирусы проверяете?

-  Андрей, я в этом совсем не разбираюсь. Там какие- то программы поставлены ещё в магазине, когда три года назад покупали, Зинуля мне говорит, что надо или в мастерскую сносить, или новую программу купить, но я всё как-то не соберусь. То одно, то другое. Ну, вроде работает, и ладно.

-  Может, офис переустановить или вообще переформатировать придётся. Вы всё нужное на диски или на флэшку скопируйте, а я потом его заберу и посмотрю. У нас же в университете все условия для этого есть. Лицензионную программу вряд ли поставлю, но пиратскую - без проблем.

-  Какой ты молодец! - похвалила Светлана Владимировна.

-  Да я же ещё ничего не сделал, - снова засмущался Андрей.

-  Да хоть готовность проявил, уже многое значит.

-  Вы извините, мне пора, там ещё действительно дел куча, - извинился Андрей.

Когда парень ушёл, мать положила руку на плечо дочери:

-  А знаешь, мне этот мальчик понравился.

-  Мама, какой же он мальчик? - возразила Зина.

-  Мальчик, мальчик, - подтвердила Светлана Владимировна. - Хоть и взрослый, но мальчик, ещё не испорченный городом, его соблазнами. Ты видела, как он по любому поводу краснеет? Знаешь, я была бы рада, если у вас с ним сложились серьёзные отношения. Кстати, как далеко они у вас уже зашли?

-  Мама, ну ты о чём? - возмутилась дочь.

-  Да всё о том. У вас же теперь всё это запросто. Познакомиться не успеют, сразу в постель.

-  Мама, да мы с ним даже ещё не целовались.

-  Верю, дочура, верю. Но вот такого жениха я для своей дочери очень бы хотела. По крайней мере, первое впечатление он на меня произвёл хорошее, а первое - оно, как правило, верное. И скромный, и руки на месте. Хотя скромность в наше время уже перестаёт быть достоинством.

Светлана Владимировна тяжело вздохнула и пошла в свою комнату, погладив дочь по плечу.

А Андрей вечером рассказывал о знакомстве с мамой Зины Игорю.

-  Ну, всё, влип ты, дружок! - подшучивал Игорь. - Как хоть тёща-то, ничего? Не очень злая?

-  Да нет, нормальная. Она даже на мою маму похожа, только моложе, лет, наверное, на десять. Ну, может, и меньше, деревенские-то старше выглядят. Нашим там некогда так за собой ухаживать, как городским. Эта ещё молодая, красивая.

-  Ты хоть на тёщу глаз не положи, - засмеялся Игорь.

-  Да ну тебя! - обиделся Андрей. - Циник ты.

-  Не отрицаю. Но учти, история знает немало примеров, когда с молодыми тёщами романы бывают.

-  Я лучше тебя с ней познакомлю, - отворачиваясь к стене, сказал Андрей.

-  А что? Это дело. У меня была одна такая дамочка, очень даже ничего.

-  Спи уже.

-  И тебе спокойной ночи!








В ДРУЖБЕ С БАХУСОМ


Едва разлили по рюмкам коньяк, в дверь постучали. Потом стук повторился уже настойчивее.

-  Юрий Степанович, разведка доложила, что ты ещё на работе. Открывай.

-  Не убирай, - махнул рукой на рюмки Юрий. - Это Райдер.

Райдер вошёл, поздоровался со всеми за руку.

-  Причастишься? - спросил на правах хозяина Юрий.

-  Нет, ребята-демократы, только чай, - засмеялся директор института.

-  Как всегда, за рулём?

-  И за рулём, и не хочу уподобляться некоторым несознательным профессорам и вчерашний приказ рек­тора нарушать, - подмигнул Райдер. - Ведь объявлено же было под роспись, что в стенах учебного заведения отныне и вовеки веков запрещено употребление спиртных напитков в любых количествах.

-  Иван Иоганесович, ты сам-то веришь в исполнимость этого приказа? - спросил Малышев.

-  Да ладно, Вячеслав Петрович, не заводись, - заулыбался Райдер. - Как пили, так и будут пить. Зато у начальства задницу прикрыть бумажка есть. Меры профилактики приняты, нарушители будут строго наказаны.

-  Если по-хорошему, порядок, конечно, наводить надо, а то вон уже из аудиторий пустые бутылки и банки из- под пива целыми пакетами технички выносят. Когда мы учились, кому-то в голову пришло бы в институт с пивом явиться? Хорошо, хоть на лекциях ещё открыто не пьют.

-  Это у тебя, может, и не пьют, а вообще уже и на лекциях имеет место быть, - вздохнул Малышев.

-  Да ну тебя! - не поверил Райдер.

-  Да ладно! Можно подумать, ты об этом не знаешь. Кажется, уже весь универ над этим смеётся.

-  Честное слово, парни, не слышал. В нашем институте?

-  Не в вашем. В гуманитарном. Есть там на кафедре инженерной психологии чудик один, Кузнецов. Да знаете вы его все! Это вон Вадим новенький, да и то наверняка слыхал, потому что в их институте работает. Мужик умница, но на это дело слабоват, - и Вячеслав Петрович щёлкнул себя по горлу. - Мы с ним в одной школе учились, так что я его с детства знаю. Он всегда немного какой-то чудаковатый был, но учился прекрасно. Школу с золотой медалью закончил, а тогда, если помните, это была редкость, не то, что теперь, -  начал рассказывать Малышев Вадиму. - Закончил университет, поступил в аспирантуру МГУ, пока учился, написал кандидатскую, пошёл в докторантуру. И, видимо, тоже двинутый научный руководитель предложил ему тему что- то типа доминирования сексуального над разумным. Короче, что-то по Фрейду. Ну, скажите мне, какое доминирование  сексуального могло быть при советской власти? Короче -  полный облом. Он вернулся домой, устроился в классический  университет, начались проблемы с руководством. Поменял тему диссертации, но запил, развёлся, и тогда уже по моральным принципам к защите не допустили. Доктором стал только в девяностых. Но с пьянкой так завязать уже и не смог. Экзамен любит принимать на дому. С очниками ещё держится, а с заочниками - без стеснения. Там такие пьяные оргии устраивают, что соседи много раз милицию вызывали. Учитель от бога. Это ходячая Википедия. У нас одно время народ экскурсии на его лекции устраивал. Мы постоянно на посещаемость жалуемся, а у него свободных мест нет. Даже друзей из других вузов на лекции приводят. Это, я тебе скажу, не лекции, это театрализованное представление почище Михаила Задорнова. Народ со смеху покатывается. И всё по теме, не придерёшься. А уж дома, говорят, он вообще ника­кой меры не знает. Особенно если соточку успел принять. А успевает он чуть ли не сразу, как проснётся. Называет себя учеником Фрейда и о чём бы ни заговорил, всё на тему секса сводит. Студентам не просто приятно с профессором выпить, поговорить интересно, послушать его размышления. Посидят, выпьют, пятёрок-четвёрок наставит, и все довольны. Девчонок на переэкзаменовку любит домой приглашать. Уж не знаю, в постели он в зачётку оценку ставит или где, но никогда никаких жалоб на него не было.

-  Да я сомневаюсь, что за столько лет пьянки у него хоть что-то там ещё шевелится, - пошутил Юрий.

-  Не знаю, - ответил с улыбкой Вячеслав, - но студентки предпочитают сдавать ему досрочно и дома.

-  Ты про пьянку начал, - напомнил Райдер.

-  Да, про пьянку. Как-то на лекции у заочников два капитана милиции...

-  Полиции, - перебил Райдер.

-  Один хрен, пусть будет полиции, - продолжал Малышев. - Вроде бы им, чтобы большую звёздочку получить, надо академию закончить или второе высшее получить. Лучше - по специальности. Гаишники могут в автодорожном, остальные зачастую к психологии тягу испытывают. В классическом университете на психологию конкурс большой, а у нас выпускники школ на инженерную психологию неохотно идут. Вот заочники и пользуются. Им какая разница, лишь бы диплом был. А коли психолога, значит, старший офицер может легче понять психологию правонарушителя и вести эффективную профилактическую работу и тем более - раскрывать преступления. Так вот, наутро после экзамена эти два капитана-заочника на лекцию к Кузнецову пришли, предварительно похмелившись. И с собой захвати­ли, чтобы на перемене в магазин не бегать. Но до перемены дотерпеть не смогли, решили чуть-чуть добавить. Сели за заднюю парту, стаканчик достали и набулькали. Знали бы они, насколько на эти звуки слух у профессора острый! Он хоть и увлечённо читает, но видит и слышит всё, что в аудитории происходит. Вроде бы к окну повернулся, но боковым зрением увидел, как один капитан дозу принял. Выждал, пока снова набулькают, и говорит: «А вот эту мысль записывайте дословно». И начинает диктовать. Студенты, понятное дело, начинают записывать, а он доходит между рядами столов до задней парты, берёт из рук капитана, который ещё не успел причаститься, стаканчик, выпивает, кивком головы благодарит и продолжает диктовать, как ни в чём не бывало.

Мужчины рассмеялись, а Малышев продолжил:

-  И это ещё не всё. Минут через десять, когда до звон­ка осталось всего ничего, Кузнецов снова начинает дииктовать какую-то мысль, подходит к парте ментов и знаками показывает, что пора наливать снова. Наливают, он снова, не прерывая диктовку, выпивает, снова кивком головы благодарит и завершает лекцию. «Сегодняшняя тема на этом закрыта, - говорит он. - А вот с двумя молодыми людьми с задней парты я хотел бы продолжить занятия индивидуально. Вижу их неподдельный интерес к предмету и не могу отказать себе в удовольствии устроить дополнительные занятия».

Все покатились со смеху.

-  И что? - спросил, отсмеявшись, Вадим.

-  Как что? Думаю, продолжили занятия к обоюдному удовольствию.

-  Вот, и вы хотите, чтобы после таких случаев не было сделано выводов? - спросил Цвигунов.

-  Да выводы ректор сделал по другому поводу. Вы, кажется, на прошлом заседании ректората не присутствовали? - спросил Райдер Вадима.

-  Да я на обследование ездил.

-  Так вот, на ректорате как раз, прежде чем объявить приказ, ректор дал слово начальнику управления безопасности. Тот зачитал докладную начальника смены охраны зданий. Накануне на кафедре экономики товарных рынков в инженерно-экономическом институте женщины отметили день рождения одной из сотрудниц. Да так отметили, что праздник стал предметом обсуждения на ректорате. Я думал, вы уже знаете.

-  До нас такие слухи доходят в последнюю очередь, - заметил Цвигунов. - Мы же в тупике находимся.

-  Так вот, - продолжал Райдер. - Дамочки так упились, что еле-еле добрались до такси, по пути обругав вахтёров, которые пошутить хотели по поводу нетвёрдой походки, одну охрана вечером во время обхода обнаружила спящей прямо в туалете, ещё две на диване на кафедре ночевать устроились.

-  Вот дают бабы! - засмеялся Малышев.

-  Там, говорят, уже бывало подобное, напивались, но не до такой степени.

-  И что теперь? - спросил Вадим.

-  А что? Как будто у вас в редакции таких случаев не бывает? - вопросом на вопрос откликнулся Райдер.

-  Бывает. Только для журналистов это, можно сказать, в порядке вещей. И то я не помню, чтобы у нас женщины до такой степени напивались. Нет, бывало, чтобы кто-то силы не рассчитал, но из туалета не вытаскивали. По крайней мере, я таких случаев не знаю.

-  И как бы ты, будучи редактором, отреагировал, если такое случилось? - поинтересовался Малышев.

-  Объявил бы по выговору. А этих женщин теперь уволят?

-  Да кто их уволит? Они два года назад завоевали звание «Золотая кафедра России», так что это наш золотой фонд. По выговору схлопочут за нарушение правил внутреннего распорядка. Так что вы поаккуратнее с этим делом, - пока­зал Райдер на бутылку.

-  Да мы её два месяца никак допить не можем.

-  Значит, слабо у вас поставлена работа по укреплению дружеских отношений с Бахусом.

-  Совсем слабо, Иван Иоганесович. Совсем слабо, - поддакнул профессор Малышев, и все снова засмеялись.






НАУЧНЫЙ ПЕРЕРЫВ


Томилов вышел к трибуне, включил первую страницу презентации своего доклада.

- Собственно, об итогах последних лет в области развития университетской науки мы говорили ровно год назад. К прежним, стабильно работающим НОЦам - науч­но-образовательным центрам, добавилось десять малых инновационных предприятий. И если НОЦы на протяжении уже всех пяти лет своего существования стабильно дают увеличение прибыли, то МИПы нуждаются в инвестициях. Не вложив ничего, мы ничего и не можем получить. Я вынужден доложить, что за последние полгода, как я вступил в эту должность, ни одна из заявок на приобретение нового оборудования не была удовлетворена.

Затевая реформу вузовской науки и создавая НОЦы, мы планировали, что они станут центрами коллективного пользования. И мы этого добились. То же закупленное в Германии оборудование по лазерной обработке металлов используется по шестнадцать часов в сутки. Мы на нём проводим практические занятия со студентами, выполняем заказы  предприятий, зарабатываем приличные деньги. И если уж говорить об этом оборудовании, обратите, пожалуйста, внимание на экран. Я специально подготовил диаграмму. С началом работы нового оборудования НОЦ «Лазер» дал дополнительно 24 рабочих места, в том числе - восемнадцать  для студентов и аспирантов. Средняя заработная плата сотрудников НОЦ «Лазер» в прошлом месяце составила 48 тысяч рублей. У нас студенты в свободное от занятий время стали зарабатывать в среднем по двадцать с лишним тысяч.

Примерно такое же положение и в НОЦ «Кибершаг». Там, правда, зарплата пока пониже, но число договоров с предприятиями тоже неуклонно растёт на протяжении последнего полугода.

В НОЦ «Энергоэконом» число договоров на проектирование энергосберегающих технологий и переоборудование промышленных и гражданских объектов за полгода выросло вдвое, число рабочих мест для студентов увеличилось в три раза, средняя зарплата по центру составила тридцать пять тысяч рублей. Эти предприятия, вне всякого сомнения, будут успешно развиваться. Чтобы по такому же пути пошли и созданные МИПы, нужны средства. Я повторюсь, что ни одна заявка на выделение денег для МИПов не была подписана ректором, и ни одно из них не получило ни рубля.

Мы стремимся к тому, чтобы в ближайшие 10 лет составляющая нашего бюджета от науки выросла в несколько раз. Мы начали разрабатывать новую программу социально- экономического развития на ближайшие пять и даже двадцать лет. Этой программой мы планируем создать некий симбиоз, в рамках которого будут рождаться новые научные результаты, и на этом оборудовании, на этих технологиях будут обучаться новые студенты. Но, повторюсь ещё раз, для получения результатов нужны инвестиции.

Вот, собственно, и всё, что я хотел сказать, - подвёл итоги своего десятиминутного выступления Томилов.

-  Не густо! - ректор придвинул листок с заранее приготовленными вопросами. - У меня есть несколько вопросов, но для начала я хотел бы услышать ваши.

-  Можно мне? - подал голос, сидящий по правую руку от ректора Хитрунов.

-  Да, пожалуйста.

-  Профессор Томилов ссылается на отсутствие инвестиций в МИПы. Я бы хотел узнать: а как используется то оборудование, которое у нас уже закуплено и по нескольку лет находится в бездействии.

-  Виктор Михайлович, видимо, имеет в виду в первую очередь то оборудование, на которое четыре года назад сам подавал заявку. Тогда из бюджета университета было выделено более трёхсот тысяч рублей. Оборудование закуплено, доставлено, лежит на складе и до сих пор лабораторией, которой руководит сам Виктор Михайлович, не используется. Точнее сказать, даже не сделана попытка его смонтировать. Может быть, тогда Виктор Михайлович и объяснит нам сам, почему вложенные деньги не приносят отдачу? Хотя бы на примере своей лаборатории.

-  Давайте от проблемы не переходить на личности, - парировал Хитрунов.

-  И всё же, - настаивал Томилов.

-  Что касается того оборудования, о котором Вы сейчас тут сказали, действительно, оно было закуплено, но не установлено, потому что дверные проёмы помещения лаборатории не позволяют его туда переместить и смонтировать. Поэтому мы ждём, когда у лаборатории появится новое помещение, куда мы начнём переносить все свои машины.

-  Да, там действительно дверной проём на сорок сантиметров уже, чем нужно для того, чтобы это оборудование закатить в помещение лаборатории. Но в прошлом году, когда  наши музейщики получили с Челябинского тракторного  завода уникальный двигатель, они в течение одного дня разобрали стенку между двумя окнами со стороны улицы, через этот проём при помощи кранов и разных приспособлений переместили двигатель в помещение музея, восстанови­ли кирпичную кладку и к вечеру заново вставили окна. Вот вам пример инженерного решения и хозяйского подхода.

Почему долгое время не используются два других комплекта закупленного оборудования, тоже, я думаю, лучше объяснят сами их хозяева, оба они являются членами ректората  и находится здесь.

В зале поднялся шум.

-  Тихо, уважаемые коллеги! Я прошу тишины! - Ректор позвонил в колокольчик. - Думаю, винить только профессора Томилова было бы сейчас не совсем правильно, но от него требовалось принятие административного решения. Таковых же сделано не было. Есть ещё вопросы?

-  Да, у меня ещё есть один вопрос, - снова поднял руку Хитрунов.

-  Пожалуйста!

-  Не может ли профессор Томилов сказать, как у нас в университете используется научный потенциал наших кадров? Мы всё время говорим, что у нас полторы сотни докторов наук, а на слуху постоянно одни и те же, и это всего несколько фамилий. А чем у нас заняты остальные? Ведь нас начинают оценивать по индексу Хирша.

-  Действительно, проблема очень низкой отдачи наших научных кадров существует, и очень остро, - согласился Томилов. - Девяносто процентов наших докторов наук за последние пять лет не опубликовали в западных журналах ни одной статьи. Индекс Хирша является количественной характеристикой продуктивности учёного, хоть я и мог бы сейчас похвастать нашими более чем скромными рейтингами, у меня отношение к этому показателю неоднозначное, но давайте вернёмся к теме вопроса. Так вот, девяносто  процентов наших докторов наук, профессоров, по сути, не занимаются наукой в её чистом виде. И зачастую опубликованные  в платных журналах статьи за двумя-тремя подписями - лишь имитация научной деятельности. Более того, практически эти же самые доктора наук не только не имеют собственной научной школы, они за последние пять лет не подготовили ни одного кандидата наук. Не говорю уже о докторах наук. О какой преемственности мы в таком случае можем говорить?

-  Алексей Фёдорович, вы сейчас кому адресуете эти свои эмоциональные реплики? Нам? Или всё же себе, как проректору по науке?

-  А я всем адресую. И в первую очередь здесь сидящим докторам наук, которые как раз входят в число этих девяноста процентов. За исключением профессоров Райдера, Франц, Столярова, Малышева и Цвигунова, но они членами ректората не являются и находятся здесь в качестве приглашённых, как директора научно-образовательных центров. Сам задававший вопрос профессор Хитрунов за последние несколько лет тоже не опубликовал ни одной статьи, даже в нашем университетском журнале.

-  Алексей Фёдорович, Вы в своём докладе упомяну­ли про высокую зарплату сотрудников НОЦ. А не кажется Вам порочной такая практика, что директора институтов у нас одновременно заведуют кафедрами, заведующие кафедрами являются директорами НОЦов и МИПов. Вы считаете это нормальным? Это ведь явно лишь в погоне за большими деньгами. Я попрошу подготовить мне к следующему заседанию ректората сведения об их зарплате, но уже сейчас не сомневаюсь, что она зашкаливает.

-  Я вам и так скажу, что у некоторых из названных мною профессоров годовая зарплата заметно превышает миллион рублей, то есть более ста тысяч в месяц. Но я бы добавил сюда ещё, что эти же самые директора и заведующие кафедрами, не все, но те, кого я назвал, успевают читать лекции, являются научными руководителями аспирантов и докторантов. И каждый из них ежегодно на протяжении вот уже нескольких лет доводит до защиты по нескольку человек. Да, работают. Думаю, часов по десять, а то и двенадцать, зачастую без выходных. Да, это плохо, что у них нет времени на спортзалы и на поездки на охоту, - не преминул уколоть Томилов, но ректор сделал вид, что про охоту не услышал.

-  Какие опять же управленческие решения лично Вы, как проректор по науке, приняли для изменения ситуации, для более полного использования нашего научного потенциала? - ректор впервые за время заседания посмотрел в глаза Томилову.

-  Владислав Васильевич, я позволю себе напомнить членам ректората, что у нас в университете два года назад разработана и принята система мотивации развития вузовской науки. Там много пунктов, я сейчас скажу пока об одном. По этой программе доктор наук, подготовивший кандидата наук, получает сто тысяч рублей, подготовивший к защите доктора - двести тысяч. Точно такую же сумму  получает и защитивший диссертацию.

-  Хорошие деньги, не правда ли? - перебил ректор.

-  Не спорю, неплохие. Но давайте говорить начистоту. Для защитившегося кандидата и доктора наук - это лишь компенсация его расходов, которые он понёс при подготовке и защите диссертации: оплата публикаций в ваковских  журналах, оплата рецензий, оппонентов, издание монографий, авторефератов, многочисленные канцелярские  расходы и прочая, и прочая. Так что и компенсация- то получается ещё не полная. А мы говорим - мотивация. Давайте тогда хотя бы уж название изменим. И последнее. Владислав Васильевич, с момента Вашего ректорства ни один приказ на выплаты защитившимся кандидатам и докторам подписан ещё не был, хотя дипломы получили одиннадцать кандидатов и два доктора.

-  Замечание принимаю, - кивнул ректор. - Но сами знаете, нет у нас пока таких денег. Это же около двух миллионов рублей на всё про всё.

-  Тогда о какой мотивации мы тут говорим? Если у кол­лег ко мне есть ещё вопросы, я готов на них ответить.

Вопросов не было, и Томилов сел на место. Обсуждения вопроса тоже не получилось. Ректор невнятно общими фразами говорил о необходимости повышения эффективности вузовской науки, которая является одним из важнейших показателей при определении эффективности вуза в современных условиях, о необходимости технического прорыва, поднятия престижа, оформлении заявки на звание научно- исследовательского университета и ещё о чём-то очень важном. Но Томилов его болтовню уже не слушал. За пустыми словами ректора он не видел для себя и действительно сильных учёных университета никакой перспективы.

«Надо торопить Безухова, - думал он, - и перебираться к нему в корпорацию. Здесь больше делать нечего».






ЧЕЛЮСТИ


Раскатистый хохот из кабинета профессора Цвигунова разносился по всему коридору института. Преподаватели, расходившиеся после занятий по домам, невольно начина­ли улыбаться, даже не зная повода для столь безудержного веселья.

Вадим постучал, но на стук никто не отозвался. Вадим открыл дверь: в тесном кабинете заведующего кафедрой сидели сам Юра, его друг Вячеслав Петрович и мужчина, которого Вадим встречал несколько раз на разных мероприятиях, но знаком с ним не был.

-  Премию большую начислили? - спросил Вадим.

-  Про премии забудь! Ты разве не был на вчерашнем заседании учёного совета, где новую систему эффективных  контрактов утверждали?

-  Был, но, если честно, я ничего не понял.

-  Да там специально так намудрили, чтобы никто ничего не понял. Там написано, что система эффективных контрактов  позволит дифференцировать заработную плату профессорско-преподавательского состава и повысит качество  образования. Я тебе потом, по дороге домой, попытаюсь объяснить то, что понял сам. А понял я, что больше мы зарабатывать не станем, - продолжая улыбаться, сказал Юра. - Мы тут анекдоты рассказываем. Присаживайся.

-  Просто так, насухую? - удивлённо спросил Вадим, не увидев на столе рюмок и коньяка, которым иногда заканчивался рабочий день.

-  Я предлагал, отказались. Если будешь, налью.

-  Нет, спасибо! - отказался Вадим.

-  Вот ещё один вспомнил, - заговорил Райдер. - Сидят два студента. Один другому рассказывает: «Я вчера с такой тёлкой познакомился, ноги от зубов растут... Вот на ней я бы точно женился!» «Ну, и что хорошего? Ты представь, через сорок лет во что она превратится: вставная челюсть на костылях».

Когда просмеялись, Юрий продолжил:

-  Если уж про челюсти заговорили, я тоже вспомнил на эту тему. Приходит жена навестить мужа в больнице. У того челюсть в трёх местах сломана, скобками закреплена, питаться только через соломинку жидкой кашкой может. А жена ему: «Я вот тебе яблочек принесла, редисочка на даче выросла, морковочки купила, погрызи, говорят, каротин полезен для быстрого сращивания костей. Что тебе ещё в следующий раз принести?» «Ты мне иффо ойешкоф пйиниси, я поггызу, мать твою так!» - сквозь стиснутые скобками  зубы зло шепчет мужик.

-  Уж коли про челюсти, я тоже вспомнил, - засмеялся Вадим. - Попадает в больницу мужик с переломами ключицы, ноги и челюсти. «В ДТП попал?» - спрашивает  хирург. «Нет, доктор, у любовницы был, муж не вовремя вернулся, она меня в шкаф спрятала. А там пыльно, спасу нет. Ну, я чихнул...».

-  Почти на ту же тему, - хохотал Райдер. - Только ника­кого адюльтера не будет. Всё очень чинно и благородно. Ложатся вечером древние супруги спать. Бабуля лежит, в потолок смотрит и мечтательно так: «А вот раньше ты меня перед сном по ручке гладил, нежно так, ласково...» Старик погладил бабуле ручку, отвернулся, спать приготовился. «А вот раньше ты перед тем, как заснуть, меня в лобик цело­вал...» Старик, усердно кряхтя, подвинулся к изголовью, поцеловал супругу в лобик, снова вытянулся на кровати. «А ещё, - более мечтательно сказала старушка, - ты меня за ушко кусал...» Старик сел, начал искать под кроватью тапочки. «Ты куда?» - обеспокоенно спросила бабуля. И вот я вас теперь спрашиваю: кто знает, куда старик засобирался?

Не успел Райдер обвести взглядом слушателей, как незнакомец сказал:

-  Ясно куда! За зубами.

Раздался новый приступ хохота.

-  Ты как догадался? - спросил сквозь смех Райдер.

-  Так у меня у самого челюсти вставные.

Это признание вызвало новый взрыв смеха.

-  Вы вот тут про челюсти изгаляетесь, а я вам случай из жизни расскажу. Честно! Не выдуманный. В прошлом году мы всё никак с отпуском решить не могли. А тут жена при­ходит домой такая довольная и говорит, мол, в турагентстве горящих путёвок за бесценок взяла две путёвки в Египет на две недели. Там, правда, жарко сейчас, но не валяться же два месяца дома на диване. Поедем! Ну, поедем, так поедем. Визу оформлять не надо, отель пять звёзд, жить в бунгало, всё включено. Ну, думаю, по утрам и вечерам загорать будем, а днём в бунгало с кондиционером валяться, книги читать.

Всё действительно оказалось замечательно. Бунгало недалеко от моря, у отеля собственный пляж с коралловыми рифами, еда отличная, погода замечательная. Познакомились  с такой же семейной парой, что в нашем бунгало за стенкой жила. Их заранее купленная путёвка намного дороже  нашей была. Ох, жена и радовалась, что так удачно нарвалась  на это турагентство и так несказанно дёшево в Египте отдохнули. В последний день после обеда жена начала вещи собирать, а я ещё разок искупаться пошёл. Вода - прелесть. Лежу на спине, балдею, и что-то мне в нос попало, не знаю, но чихнул. Да так аппетитно, что челюсть выпала. Нырнул, не видно, второй раз нырнул, третий... Минут двадцать ныряю, не могу увидеть: песок белый, челюсть тоже...

На пляже никого, жара же стоит неимоверная. Умаялся, вдруг смотрю, идёт кто-то купаться. Я ему рукой призыв­но машу, он подплывает: «Was ist passiert?». Вроде по-немецки спрашивает, а у меня от расстройства все иностранные слова из головы вылетели. И так не ахти как владею, а тут напрочь. Спрашиваю: «Deutsch?» «Ja-ja!». А как сказать, что челюсть выпала? Лепечу: «Челюсть капут! Verstehen?» Голо­вой кивает, мол, понимаю, понимаю. Я ему на свой беззубый рот пальцем показываю, потом на дно моря. Кивает, мол, понял тебя, друг. Вспомнил фразу из разговорника: «Ich habe verloren». В общем, как-то так. Сказал и опять ему на пальцах показываю: ты тут постой маленько. Я к себе в бун­гало за маской для снорклинга сбегаю, потом снова нырять буду. Он, видимо, слово снорклинг понял, головой кивает и лепечет: «Ja-ja». Прибегаю в бунгало, жена довольная сидит, вещи в чемоданы упаковала, еле, говорит, уместилось всё. «Где маска?» - спрашиваю. «Какая маска?» - не может вру­биться. «Для ныряния». «Ой, - говорит, не помню, я тут на десять раз всё перекладывала, пока уместилось. Зато всё в чемоданы влезло, никаких пакетов не потребовалось». Я без слов чемодан открываю, всё на пол вытряхиваю, нет маски, второй таким же манером. Жена в шоке! Наконец хватаю маску и бегом на пляж. Стоит мой немец, как вкопанный, на том месте, где я его оставил. Вот что значит - дисциплина. Наш бы давно плюнул и домой ушёл. «Danke! - говорю. - Danke!». Маску надеваю и заныриваю. Во все глаза смотрю - нет моей челюсти. Зато вижу: монета какая-то огромная на дне лежит. Вдруг, думаю, древняя какая, это же богатство несметное, я за неё столько денег выручу, что себе новую челюсть закажу и на запасную останется. А глубоко монета лежит. И будто дразнит. А вода такая чистая, всё до песчинки видно. Донырнул, взял монету, смотрю, наш российский рубль. Видать, кто-то на счастье бросил. Ну, я её ещё дальше закинул. Оглядываюсь, а немец тот всё ещё стоит. Главное, стоит и улыбается, фашист недобитый. У человека горе, а он лыбится. Хотел матом послать, потом, думаю, да спасибо ему сказать надо, я бы без него ведь уже давно с этим нырянием место потерял, вон уже насколько в сторону удалился. Так мне весь пляж обследовать придётся. Подплыл к немцу, тоже ему улыбнулся. И снова мордой в воду. Не знаю, сколько я там времени провёл, потом смотрю, немец мне на запястье показывает, где часы носят, и пятерню растопыривает. Понял, что пять часов уже. Я снова мордой в воду, а он подплыл ближе и за ногу меня тянет. «Какого хрена?» - спрашиваю по-русски, а он что-то лопочет и снова пятерню растопыренную показывает. Вспомнил, что после пяти купаться запрещено, там в это время какие-то то ли ядовитые  насекомые в воде появляются, то ли рыбы кусачие. Да, думаю, это вам, немчуре, правила нужны, а русским они не писаны. Буду нырять, пока видно, челюсть-то дорогущая. Дороже, чем мы за двоих за весь отдых заплатили. Но тут жена на берег прибежала. «Толя! - кричит. - Пошли ужинать, за нами скоро автобус придёт, в аэропорт ехать надо, а ты всё никак накупаться не можешь». Обругал я жену последними словами, а она ошалело так стоит на берегу и понять не может, почему я злой вдруг сделался. Ни разу в жизни матом на неё не ругался. А тут себе такое позволил, да ещё при иностранце. Челюсть, говорю, потерял. Как я теперь без неё домой полечу? Ничего, кричит, дома у тебя старая лежит, вот и пригодится, некогда уже. Да вон и товарищ иностранец уже волнуется, что-то тебе объяснить пытается.

-  Так и не нашёл? - смеясь, спросил Райдер.

-  Да где ты её там в воде да на белом песке найдёшь? Пришлось новую заказывать. Зато путёвки жена самые дешёвые достала! Я тогда пытался жену успокоить, напомнил  ей, что зато у нас путевки были дешевые. Но мой аргумент не сработал.

-  Были дешевые, пока ты челюсть не потерял, - сказала жена.

И мужики снова рассмеялись.






УРОК ПСИХОЛОГИИ


Пока Вадим разбирал накопившуюся пачку документов, время незаметно подошло к трём, и он уже решил было отказаться от обеда, но потом вспомнил, что обещал Люд­миле сводить её в кино, а значит, до начала сеанса поесть не получится. В столовую зашёл буквально за пять минут до закрытия.

-  Извините, но у нас уже почти ничего не осталось, - стала оправдываться раздатчица. - Ещё бы пару минут, и совсем без обеда остались.

-  Спасибо, мне что-нибудь на второе и кофе.

Взял антрекот с рисом, стакан сока, сел за угловой сто­лик в пустом зале. Только начал обед, к столу подошла заведующая кафедрой инженерной психологии.

-  Позволите?

-  Буду рад, Аделаида Львовна!

Вадим встал из-за стола, придвинул коллеге стул.

-  Давно за Вами наблюдаю, Вадим Альбертович, - заговорила  женщина. - Вы со всеми такой галантный! К сожалению, даже в нашей среде такое теперь редко встретишь. Вежливость, этикет стали атавизмом.

-  Сродни хвосту у человекообразных и густому волосяному покрову? - улыбнулся Вадим.

-  Скорее, как нечто крайне устаревшее, давно вышедшее из употребления. Про студентов я уж и не говорю. Смотришь иногда, как в дверь ломятся парни, девчонок будто не замечают. Нет, чтобы вперёд пропустить, так ещё и плечом  отодвинут. Да что сокурсниц, нас, преподавателей, профессоров и то порой не замечают. А Вы на удивление свой ленинградский лоск так и не утратили. Или то, что в человеке заложено генетически, вытравить невозможно? Вы же из профессорской семьи, насколько я знаю.

-  Да уж, верно говорят, от людей на деревне не спрячешься, - засмеялся Вадим.

-  Это легко объясняется. Вы у нас человек новый, из другой среды к нам пришли, естественно, стали предметом пристального внимания коллег. Ещё не собираетесь сбегать?

-  А почему Вы решили, что я должен сбежать?

-  Видите ли, Вадим Альбертович, у нас ведь совсем иной мир, чем в журналистике. Вот скажите, Вы много знали преподавателей высшей школы, которые бы пришли работать в редакцию и там остались? Если не на всю жизнь, то хотя бы на долгие годы.

-  Не припомню, чтобы кто-то вообще к нам из вуза при­ходил. Из школ - да, бывает, но из университетов - не припомню.

-  Вот я и говорю. Это совсем другая среда. Думаю, и Вы у нас не задержитесь. Посмотрите, посмотрите да и сбежите.

-  А если не сбегу?

-  Разве что из упрямства. Наслышана, что человек Вы - кремень.

-  Так уж и кремень?

-  По крайней мере, твёрдый. И не возражайте, я давно к вам присматриваюсь. Пока к нам работать не пришли, я ведь о вас больше понаслышке знала, поскольку человек Вы публичный, на виду, на слуху.

-  А теперь я стал предметом Ваших исследований? - пошутил Вадим.

-  Если хотите, да. Понимаете, всякая среда накладывает свой отпечаток. Вы не обижайтесь, но Вы не наш, Вы другой, а потому интересен. Вы у нас уже больше года, а в институте близко ни с кем не сошлись. И не из-за высокомерия или чванства. Вы человек из того, - она подняла палец вверх, - общества. Вы, в отличие от нас, среди больших людей вращались, но просты в общении, доступны. И тем не менее сторонитесь коллег.

-  Почему же? - удивился Вадим такому заявлению. - Мы с Цвигуновым постоянно общаемся. Я бы даже без преувеличения сказал, дружим.

-  Да знаю я, что вы в онкологии с ним познакомились.

-  Даже это известно? - опять улыбнулся Вадим.

-  Да здесь все про всех и всё знают. Образно говоря, под одним большим одеялом спим. Знаете что? А пойдёмте- ка ко мне чай пить. У меня есть чудесный чай. А то Вы всё меня старуху почему-то сторонитесь, будто боитесь.

-  Боюсь, Аделаида Львовна! - засмеялся Вадим. - Я психологов страсть как боюсь. Больше, чем врачей.

-  Отчего же такое к нам отношение, позвольте полюбопытствовать?

-  Наверное, потому, что вы чужие мысли читать умеете.

-  Чужие мысли читать ещё никто не научился, а вот сказать, что у человека на уме, опытный психолог может. Это верно. Но сначала надо этого человека как следует изучить. Так идём чай пить?

-  С удовольствием, Аделаида Львовна!

Кабинет профессора Франц был на одном этаже с кабинетом Вадима, и тем не менее, постоянно здороваясь с коллегой, общаясь каждую неделю на заседаниях и совещаниях, Вадим действительно ни с кем из гуманитарного института не завёл приятельских отношений, не заходил поговорить, выпить чашку кофе. Не ходили и к нему, почему-то чураясь новичка.

Кабинет Аделаиды Львовны был по-женски уютно обставлен, на подоконниках буйно зеленели разные дико­винные растения, горшки с цветами были на стенах и даже на шкафах.

-  У Вас тут прямо как в джунглях, - сказал Вадим, с удовольствием  осматриваясь в рабочем помещении коллеги.

-  Это что! Видели бы, какие заросли у меня дома! Из-за них я больше, чем на неделю, никуда уехать не могу. Отправилась  однажды на месяц в путешествие, половина растений завяла. Видно было, что соседка ухаживала за ними, поливала, а вот завяли и всё. Растения ведь очень чувствительны к энергетике. Вы слышали такое выражение - сглазить?

-  Конечно!

-  Вот, бывает, придёт кто-то, охает да ахает по поводу  цветов, а через пару дней какое-то растение начинает вянуть. Сглазили. С человеком проще. На человека можно  воздействовать, в крайнем случае - при помощи гипноза, и снять, нейтрализовать негативное на него воздействие, которое могло быть оказано даже бессознательно. Не секрет, что наши мысли и чувства имеют волновую энергетическую  природу. Наши мысли материализуются. Подача негативной  мысли оказывает неблагоприятное воздействие на энергетическое поле человека, создавая в нем своеобразную дыру. Такое нарушение биоэнергетического поля и называют сглазом. Вы бы знали, как я со своими растениями разговариваю! Конечно, они не понимают моих слов, но они чувствуют исходящую от меня энергетику, подпитываются ею, а без меня начинают скучать, если можно так сказать.

-  Аделаида Львовна, Вы сказали про гипноз. Со студенческих  пор помню одно представление. Тогда у нас в университете демонстрировали сеанс гипноза. Зрителей в зале попросили сцепить на затылке руки, потом две трети не могли расцепить пальцы. Гипнотизёр пошёл вдоль рядов, я так понимаю, нашёл самых восприимчивых и пригласил их на сцену. Что они только там не делали! Кто-то «мыл пол», кто-то кидался на шею гипнотизёру, представляя, что это её возлюбленный, встреченный после долгой разлуки, кто-то натуральным образом рыдал, кто-то в гипнотизёре видел свою маму и извинялся за недостаточное к ней внимание. И всё это под хохот зала. С тех пор я, наверное, на бессознательном уровне стал бояться психологов, считая, что вы все владеете гипнозом.

-  Боитесь показаться смешным?

-  Боюсь, - сознался Вадим. - Понимаете, одно дело быть смешным, когда что-то совершаешь сознательно, другое, когда твоим сознанием управляют извне, когда тебя могут заставить делать всё, что угодно.

-  Успокойтесь, редкий психолог владеет техникой гипноза, хотя, скажу Вам честно, есть методики, которые позволяют овладеть им даже самостоятельно. Конечно, самостоятельно вряд ли вам удастся овладеть столь глубокой техникой, для этого нужен опытный преподаватель. А вот обучиться не слишком сложным техникам можно и в домашних условиях. Главное, перед тем, как овладеть гипнозом, твердо решить использовать его только во благо. У нас же развелось множество аферистов, которые изучили технику для использования исключительно в корыстных целях, чтобы управлять людьми против их воли, заполучить власть и так далее. Важно понимать, что гипноз - это не игрушка, это очень серьезная техника, которая дает в руки ключ от подсознания других. И если по незнанию или неумению использовать это неправильно, можно серьезно испортить человеку жизнь, внедрив ему в подсознание разрушительные убеждения. Лечить потом такого человека будет непросто.

-  Значит, абсолютно каждый может овладеть техникой гипноза? Но ведь это же страшно. Особенно в условиях нашего сегодняшнего общества.

-  Не так уж и страшно. Да, есть люди, у которых от рождения имеется дар - гипнотический взгляд. Это очень редкая особенность, и в вопросе о том, как быстро овладеть гипнозом, только она способна ускорить результаты. Всем остальным перед началом обучения нужно запастись великим терпением и осваивать упражнения до тех пор, пока не станут очевидными результаты.

-  У цыган это умение врождённое?

-  И Вы туда же! Дорогой Вадим Альбертович, про гипнотические  способности цыган много мифов. Именно эти мифы и делают людей легкими жертвами, потому что они попадают под влияние, заранее готовые быть загипнотизированными. Для гипноза вовсе не обязательно иметь чёрные глаза. Гипнологом может быть и голубоглазый. У нас есть аспирант Дима. Прямо Лель из сказки, голубоглазый кудрявый блондин. Высокий, атлетически сложенный, обаятельный, весёлый. Он уже своим обликом производит впечатление, особенно на студенток. Да Вы наверняка его много раз встречали в наших коридорах. И Вы знаете, он очень легко освоил техники гипноза. Сегодня, пожалуй, это наш самый способный аспирант. К тому же очень целеустремлённый. Между прочим, научным руководителем у Димочки тоже наша гордость - Григорий Васильевич Горин, без пяти минут доктор наук. Я всерьёз подумываю подготовить из него себе замену. У нас ведь как? Боится народ, если кто-то в затылок дышит, вот и задвигают молодых, перспективных. С одной стороны, конкурентов боятся, с другой - срабатывает заниженная самооценка. Не уверен заведующий кафедрой в своём авторитете и окружает себя теми, кто не способен его заменить. Хотя теперь не по профессиональному уровню и организаторским способностям на должности назначают, а по принципу преданности или из клуба по интересам, как у нас. Стал ректором любитель охоты, и посмотрите, кто занял ответственные должности  в вузе. Не зря остряки говорят, что у нас в университете  начался охотничий сезон.

-  Вижу, не разделяете кадровую политику руководства?

-  Можно подумать, кто-то из умных людей её разделяет. Добро бы профессионалы высшего класса были увлечены одной страстью. Спора нет, совместный досуг только на пользу бы шёл, но когда отовсюду бездарей в своё окружение натащил только на том основании, что они тоже любят охоту, это уже нонсенс.

-  Тоже есть психологическое тому объяснение? - спросил Вадим.

-  А как же! Психологическое объяснение есть всему. Здесь, я думаю, причина такой кадровой политики в том, что наш дорогой Владислав Васильевич был по своему профессиональному уровню не готов к должности ректора, ему очень трудно принимать решения. По большому счёту, ему бы надо прислушиваться к тем профессионалам, которые были собраны в прежнем руководстве вуза, но он посчитал для себя унизительным спрашивать у них совета. То, что он начал делать, встретило сопротивление ближайшего окружения, и он решил его поменять. Новые будут ему подчиняться без возражений, потому что сами не понимают, что от них требуется. Зато у них всегда есть любимая тема для обсуждения. Мне хотелось бы думать, что в нашем министерстве кадровая политика проводит­ся не по такому же принципу. Тогда там с нашими метода­ми руководства долго мириться не будут и найдут причину для досрочных выборов. Рычагов для этого предостаточно. Самый простой и распространённый - заберут нашего рек­тора в министерство возглавить какой-нибудь отдел, через полгода в ходе очередной реорганизации этот отдел ликвидируют. А может, просто предложат по собственному желанию в связи с состоянием здоровья. Пристроят совет­ником к губернатору или выдвинут в депутаты.

-  Вы рассуждаете не как психолог, а больше, как политик, - подметил Вадим.

-  Знаете, если бы политики прислушивались к рекомендациям  психологов, они бы заметно преуспели в своём деле. Только Вы попробуйте любому нашему депутату дать какой-нибудь совет!

-  Пробовали?

-  Как же! Я даже предлагала устроить психологический практикум для депутатов и чиновников. Курсы. Сказали: мы в этом не нуждаемся. Действительно, это американцам надо обаять избирателя, чтобы за них проголосовал, а у нас всё решают административный ресурс и всякие чуровы.

-  Аделаида Львовна, Вы не преувеличиваете значение административного ресурса?

-  Ой, Вадим Альбертович, уж Вам ли не знать механизм  проведения наших выборов! Всё Вы лучше меня знаете! Будь моя воля, я бы минимум треть нынешних больших чиновников к власти не допустила. Ведь что ни персоналий, то целый комплекс психологических проблем. Уж коли у нас такой откровенный разговор случился, буду предельно открыта. Человек Вы умный, интеллигентный, порядочный, потому выскажу прямо. Да мне и бояться нечего. С работы уволят? Давно пора цветочками заняться, книжки  умные читать, а не вот эти бумаги плодить, - она ото­двинула по столу кипу бумаг. - Возьмите нашего Старцева. Владислав Васильевич - самый младший из большой деревенской семьи. Он вынужден был делать всё, что скажут  старшие братья, то есть сызмальства в нём развивался комплекс. Даже если семья была дружной, старшие его всё равно обижали, это накладывает отпечаток. Пошёл в школу, уже привыкший к тому, что его обижают, снова вынужден быть в роли подчинённого. Потом институт, где появилась возможность проявить в себе какие-то качества, чтобы быть на равных с другими. Но пошёл работать, и опять - в подчинении. Много лет был вторым человеком в руководстве вуза. Обратите внимание: он всегда был исполнителем чьей- то воли, то есть вынужден был постоянно усмирять своё эго. Я Вам напомню, что, по теории Фрейда, роль Эго состоит в том, чтобы оценить, являются ли эти запросы реально возможными, и, если нет, задержать удовольствия до возможности его получения в социально приемлемой форме. И вот эти возможности получения удовольствия появились вместе с получением полноты власти в университете. Теперь у него появилась возможность отомстить всем за те унижения, которые ему пришлось пережить. То, что приходилось  столько лет исполнять чужую волю, воспринималось  как унижение. Теперь появился шанс взять реванш. И он его, этот шанс, вовсю использует. Уже даже не считаясь с тем, приносит ли это пользу вузу, главное - это даёт возможность, я бы так сказала, отыграться, почувствовать своё величие.

-  Хорошо, Аделаида Львовна, я согласен, хотя Старцева и знаю мало. А что Вы в таком случае можете сказать про Хитрунова?

-  А тут всё элементарно просто. Не знаю, слышали Вы или нет про его карьеру? Я тут давно, раньше в классическом университете работала, потом меня сюда Никита Никитич пригласил создать и возглавить кафедру. Мы пришли целым коллективом. Но многих я и до перехода сюда хорошо знала. А уж про Хитрунова тогда разных разговоров много было. И как комсомольскую карьеру делал, как лауреатом Ленинского  комсомола стал, как докторскую ему спешно всей кафедрой делали. Как потом его Безухов за уши тащил... Извините, каламбур получился: Безухов за уши тащил, - и рассказчица рассмеялась. - А у мужика от резкого взлёта голова закружилась. Безухов ему одну должность даёт - не тянет, на другую переводит - снова не справляется. А тут ещё дамский вопрос остро встал. Один скандал со студенткой  замяли, второй замолчали, но дело до развода дошло. А тогда ведь, помните, по моральным качествам нельзя было быть руководителем, если даже дома конфликт урегулировать  не умеешь. Могли вообще из института выгнать, но Безухов заступился, доцентом на кафедру отправил. А поскольку диссертацию ему другие люди писали, про автоматические  системы управления он только из своей докторской и знал. А тут уже вовсю компьютеризация началась. И смех и грех - доктор технических наук, специалист по автоматическим  системам управления технологическим процессом  компьютер освоить не может. Ему бы учиться, а он, как всякий слабый человек, от проблем в стакане прятаться начал. И снова проблемы начались. Понимаете, учёный - это человек, который новые знания создаёт, а не просто их тиражирует. Пока он в начальниках сидел, многие более молодые его обошли, стали крепкими учёными, ваковскими профессорами, свои научные школы сформировали. А он всё болтается. Так и крепла зависть к более молодым, но успешным. А зависть - чувство страшное. Оно в первую очередь самого человека съедает, разум его мутит, озлобляет. Вы ещё не знаете, но очень многим он крепко из-за этой своей зависти навредил, многим крови попортил. Но Безухов его действия пресекал, а Старцев это поощряет. Вот и развернулся человек в полной мере. Сначала серым кардиналом был, а теперь уже и официально должность советника получил. У них со Старцевым старая дружба. Уж не знаю, что их так связывает, но тандем получился крепкий. Старцев без его советов обойтись не может, опять же из-за того, что своим умом жить не привык, а Хитрунов получил возможность оказывать сильное влияние. Если бы на пользу дела шло такое сотрудничество, цены бы их тандему не было, но в данном случае низменные чувства движут обоими. Вот такие дела, Вадим Альбертович. Извините, что в роли старой сплетницы выступила, но, думаю, Вам это знать не помешает. Если Вы действительно намерены у нас в университете задержаться.






Я Б В РАБОЧИЕ ПОШЁЛ?


-  Ну, вот, очередное заседание круглого стола можно начинать, - засмеялся Юрий, когда Вадим зашёл в кон­це дня к нему в кабинет, чтобы по сложившейся традиции вместе идти домой. - Какая сегодня тема?

-  Сегодня мы о молодых говорим, - ответил Юрий. - Толя вон доказывает, что молодёжь никому не нужна, а мы пытаемся возражать. Присаживайся. Мне интересно, чью сторону ты примешь в этой дискуссии.

-  Я пока не в теме, так что лучше послушаю.

-  Послушай, послушай, вам, писакам, полезно знать мнение простого народа.

-  Юра, ты где тут простой народ увидел? - улыбнулся Вадим. - Сидят три профессора и выдают себя за простой народ.

-  А что, профессора уже не народ? Наличие учёной степени нас не возносит над народом. Мы не депутаты, не чиновники высшего уровня. Мы, Вадим, такие же простые люди, простые труженики, как вы в советские годы в своих газетах писали.

-  Мы тогда чаще писали «труженики полей», если речь именно об этом слове, - парировал Вадим.

-  Тогда мы простые труженики нивы образования, - уточнил Анатолий Дмитриевич, с которым Вадим познакомился, когда тот со смехом рассказывал, как утопил в Красном море свои челюсти. - Только наши всходы не через неделю-две, как на поле, а через годы прорастают, а урожай собирать не всегда и получается. И, прошу заметить, не природные катаклизмы тому причиной.

-  Собственно, как раз об урожае мы и говорим, - уточнил  Юрий.

-  Ребята, извините, я повторюсь, чтобы наш коллега понял, о чём мы тут спорим, - продолжил Попов. - Наш Президент в последнее время много говорит о том, что стране позарез нужны рабочие профессии. Говорит? - повернулся он к Вадиму.

-  Говорит, - согласился Вадим.

-  Мы у себя в университете это предвидели ещё чуть не двадцать лет назад. Тогда ректором как раз стал Безухов, и мы, вот все здесь сидящие, поддержали его в грандиозных на тот момент начинаниях. Наши преподаватели, я имею в виду тех, кто учил нас, оказались не способны что-то менять в изменившейся ситуации, когда страна оказалась в полной разрухе, и, чтобы выжить, нужны были кардинальные пере­мены. Собственно, осознание этих перемен и сподвигло старую гвардию уступить нам, тогда ещё относительно молодым. Сопротивлялся только ректор, цеплялся за кресло до послед­него, а потом кричал, что все его предали. Никита тогда в своей  программе, с которой пошёл на выборы ректора, такие пункты назвал, что некоторые пальцем у виска крутили. Но выборы выиграли, он сформировал новую молодую команду, и мы тоже в неё вошли. Мы многого не знали, не умели, но у нас было желание хоть что-то делать, и мы сделали. Мы на базе института создали университет. Подобрали оказавшиеся никому не нужные профтехучилища и техникумы, начали  формировать систему непрерывного образования. Государство  тогда ещё худо-бедно поддерживало учреждения начального и среднего образования, хотя предприятия банкротились  одно за другим. Никита убедил губернатора, что если закрыть ПТУ и техникумы, то молодёжь останется невостребованной, ларьков для торговли сникерсами на всех не хватит. Не всем же торговать, кому-то и покупать надо. Оказавшаяся  без дела многотысячная армия из не самых обеспеченных семей, чтобы прожить, займётся криминалом, и тогда преступность захлестнёт общество. Короче, губернатор  нас поддержал, всякими правдами и неправдами из отощавшего бюджета нам помогли сохранить эти учебные заведения уже внутри нашего вуза, который превратился в многопрофильный центр профессионального образования.

-  Да, - подчеркнул молча сидевший до этого Малышев, - не забывай, что предприятия в это время тоже закрывались. Там не то что молодые, там профессионалы зачастую оказывались выброшенными на улицу. У нас же тогда ельцинская команда провозгласила курс на конверсию. Мол, зачем нам столько вооружения, военные заводы должны вместо танков, пушек и ракет выпускать холодильники и стиральные машины.

-  А в это же время к нам повезли бытовую технику из Европы. Всякие там «Сименсы», «Боши» и другие обрадовались  огромному рынку сбыта, и кто бы смог конкурировать  с ними, в одночасье перестроившись с военных заказов  на бытовку? - уточнил Цвигунов.

-  Вот-вот, - продолжал Попов. - Тогда Никита и начал встречаться с директорами крупных машиностроительных  предприятий, убеждать, что если они сегодня не будут готовить себе кадры, то завтра у станков встать будет некому. Он настолько убедительно рассказывал о перспективах, что его избрали председателем торгово-промышленной  палаты области. Вот тут он и развернулся вовсю.

-  А когда мы всё это раскрутили, Безухов собрал нас и сказал: «Ребята, спасибо, вы выполнили самую трудную работу, спасибо вам, но вы всё-таки учёные, займитесь своим делом, а управленцев я подберу из тех, кто к науке не способен». Вот тогда у нас прошла кардинальная реорганизация, вместо факультетов были созданы институты, новые кафедры, и мы эти институты и кафедры возглавили. А проректорами он назначил ребят из нашего же поколения, по сути, с нашего же курса, но не из числа отличников, как мы, с красными дипломами закончившие институт, а потом аспирантуру, а из троечников, потому что они изворотливы, они умеют найти выход из самой сложной ситуации. И ведь в точку попал! - засмеялся Цвигунов.

-  Между прочим, - опять уточнил Малышев. - Как раз из троечников и получаются хорошие управленцы. Вадим, ты будешь смеяться, но подавляющее большинство директоров наших заводов, в том числе корпораций, успехами в учёбе не блистали. Они же почти все у нас учились, так что знаем не понаслышке.

-  Так я и говорю, что парадокса тут никакого нет, - продолжил Цвигунов. - Вспомни, в школе любой троечник знает, как обмануть учителя, у кого списать домашнее задание, как увильнуть от ответа на уроке. Троечник ещё в школе формируется гибким, умеющим оперативно найти нужное  решение, принять его и выполнить задание. А работа директора чем от этого отличается? Да то же самое: увидеть надвигающуюся проблему, быстро сориентироваться, найти выход и принять нужное управленческое решение.

-  Значит, нам отличники не нужны? - спросил Вадим.

-  Как, не нужны? - возразил Попов. - Очень даже нужны! К примеру, у вас, в журналистике, троечник может хорошие статьи писать, если он грамоты не знает? Наверняка не может.

-  Бывают исключения, - возразил Вадим. - Но редко.

-  Вот, - торжествующе продолжил Попов. -И в науке троечникам делать нечего, да и в педагогике тоже нужны в первую очередь люди грамотные. Об управленцах же мы тут уже и так много сказали. Но давайте вернёмся к теме рабочих кадров. Президент говорит о той проблеме, призывает молодых овладевать рабочими профессиями, а на деле что получается? С одной стороны, мы призываем молодых к станку, обещаем высокую зарплату, которая на самом деле в экономике намного выше, чем у нас получают кандидаты наук, и молодой человек начинает задавать себе вопрос: «А нужно ли получать образование? Если получать, то какое?» Мы уже на протяжении нескольких лет говорим о перепроизводстве юристов, экономистов, менеджеров, но тем не менее каждый год не уменьшаем набор на эти специальности.

-  Правильно, - опять встрял Малышев, - потому что мы не имеем права отказать в образовательной услуге, если люди её хотят получить.

-  И хреново! - начал горячиться Попов. - Видишь, даже ты, профессор, уже говоришь не об образовании, а об образовательной  услуге.

-  Просто я использовал тот термин, который сейчас принят нашими чиновниками от образования, - в оправдание сказал Малышев. - Это раньше мы давали образование, специальность, а теперь оказываем образовательные услуги.

-  Ладно, ребята, остыньте, - начал успокаивать Цвигунов. - Толя, ты, кажется, не закончил свою мысль.

-  С вами закончишь, когда на каждом слове перебиваете, - с обидой в голосе сказал Попов. - Так вот, нам в обществе сегодня не только экономисты и юристы не нужны, но и инженеры тоже. Сколько наших выпускников после университета на инженерные должности устраивается? Вот то-то и оно. А теперь, когда вообще специалитет ликвидировали и вместо него бакалавриат ввели, и того меньше будет. И я уверен, что падение спроса на бакалавров год от года будет катастрофически снижаться.

-  Потому что, по сути, никто толком не знает, что такое бакалавриат и с чем его едят. Раньше работодатель видел в дипломе: инженер-механик. Ага! А теперь вместо специальности указано направление. Ребята, всего лишь направление! Его надо учить дальше, но уже за счёт работодателя. А ему это надо? Он хочет готового получить. И бакалавры даже с рабочими специальностями, которые мы, в отличие от подавляющего большинства других вузов, предлагаем, ситуацию мало меняют. Практики-то у наших ребят ника­кой! Особенно у тех, кто на платном учится. Вадим Альбертович, Вы бы в редакцию корреспондентом взяли выпуск­ника, который за время учёбы ни строчки не написал?

-  Я бы на него посмотрел, какое-то задание дал.

-  Так вам проще! - с раздражением продолжал Попов. - Он у вас статью не написал, и всё. А нашему выпускнику надо станок доверить, который миллионы стоит. А как его мастером назначить, если он на заводе ни разу в жизни не был и понятия о производстве не имеет? Но это я опять про выпускников высшего профессионального образования. А начальное? Призываем сладко, на самом высоком уровне, обещаем красиво. И ребята, как у Маяковского, с готовностью откликаются: «Я б в рабочие пошёл. Пусть меня научат!». Научим, а что дальше? Ребята, вы же прекрасно знаете, что процент трудоустроенных выпускников наших, университетских учреждений начального да и среднего профессионального образования намного ниже, чем высшего. Не просто по специальности, а вообще. Бакалавры, те хоть в магазины менеджерами по продаже бытовой тех­ники устраиваются, в салоны разные, сервисные службы, а кому пэтэушник нужен без образования и с липовой специальностью? Запросы у них, дай бог. Я же со своими разговариваю, спрашиваю, какую зарплату хочет иметь после окончания учёбы. Пятьдесят - шестьдесят тысяч. Представляете, Вадим Альбертович?! Я ему, что у нас доктора наук вдвое меньше получают, а он этой дурацкой расхожей фразой: «Если ты такой умный, то почему такой нищий?». Придумал же какой-то идиот!

-  Ну, не такой уж и идиот, - возразил Юрий. - Посуди сам: ум, как таковой, очень опосредованно влияет на уровень  дохода, может даже мешать. Умный человек, перед тем как начать какой-то бизнес, будет долго взвешивать все плюсы и минусы, анализировать, учитывать уровень коррупции, кризис, монополию крупных фирм и ещё многое другое и в конечном счёте откажется, плюнет на эту идею. Или же продолжит, но будет очень много думать, когда надо действовать. С другой стороны, человек с низким IQ будет лишён этих головных болей, он просто будет работать в заданном направлении.

-  Согласен, - сказал Попов. - Но мы опять ушли от рабочих. Так вот, наши ребята получают документ о рабочей специальности. Идут на завод, а там в кадрах им говорят, что никто тут их не ждал, никому они не нужны. У них опытные на грани сокращения, потому что в стране кризис за кризисом, и заказы снижаются. Ладно, решает парень, мама с папой ещё несколько лет меня прокормят, пойду дальше учиться. Возвращается к нам в колледж. Но ведь и после колледжа никто из работодателей за ним в очередь не выстраивается. И молодой человек оказывается в пол­ной растерянности.

-  Толя, у нас в полной растерянности люди нашего поколения, а ты говоришь о молодых. У нас, мне кажется, многие руководители регионов, да что там регионов, этими хоть сверху рулят, руководители государства не знают, что делать, настолько всё сложно.

-  Зато мы вот тут, да кухне, всё прекрасно понимаем и знаем, как надо действовать, - перевёл на шутку Малышев. - Ребята, не пора ли по домам, смотрите, времени-то уже сколько.

-  Действительно, давайте закругляться, - согласился Попов. - Мы же с вами никогда в подобных спорах к единому  мнению не приходили.

-  Почему же? - возразил Цвигунов. - Бывало, бывало. Но вот молодёжь охаивать я не стану. И в наше время было полно балбесов, и теперь они есть. Больше или меньше, не знаю. Думаю, наши преподаватели тоже на наш счёт не обольщались, а, видите ли, что-то из нас получилось. У меня вон есть просто прекрасные парни. Даже золотые! Один Андрей чего стоит. А таких Андреев десятка два без труда назову.

-  Да, у каждого из нас есть хороший подрост, - согласился Малышев. - Не потерять бы их. Сохраним, они вокруг себя соберут единомышленников. Юра, ты своего Андрея за границу на стажировку, на конференции разные, а не сбежит потом?

-  Слава, ты думаешь, я такой вариант не рассматривал? Да сотню раз! И вы можете обвинять меня в отсутствии патриотизма, в космополитизме, в чём угодно, но иногда я даже думаю, что если он со временем уедет работать в ту же Германию, для нас, для государства, это, конечно, плохо. В государственных масштабах, конечно, один мой Анд­рей ничего не значит, но когда таких Андреев уедет хотя бы тысяча, утрата невосполнимая. А ведь уезжает намного больше. Я с ним на эту тему никогда не разговаривал, но если он надумает уехать, я отговаривать не стану. Если нашей стране не нужны умные молодые ребята, точнее, стране они, безусловно, нужны, но государство ничего не делает, чтобы их удержать, то пусть уезжают. Они там хоть по-человечески жить будут, смогут полностью реализовать свои возможности. Если, опять же, не сломаются. Тоска по родине - великое чувство. Я не раз на форумах встречался с бывшими соотечественниками, знаю.

-  Ладно, парни, давайте закругляться, а то, чего добро­го, кому-нибудь в голову придёт обвинять нас в том, что мы тут какой-то оппозиционный кружок создали, новую государственную стратегию развития общества разрабатываем, - засмеялся Попов. - А ведь тренировка ума и не более.

-  Чтобы ум тренировать, надо ходить на философские беседы, которые у нас уже лет двадцать ведёт в городской библиотеке профессор Поливанов, - сказал Вадим. - Я несколько раз бывал там, очень интересно! Вот там иногда такие вопросы поднимают, такие высказывания есть, что в советские времена точно в антисоветизме бы обвинили.

-  А почему не ходишь? Испугался, что к оппозиции при­числят? Поливанов ещё в партийные времена иногда такие вещи высказывал, что люди диву давались, как его власти терпят, КГБ не трогает.

-  А потому что партийная власть уже на излёте была, в полной растерянности после Всесоюзной партийной конференции с её всем известной фразой Лигачёва: «Борис, ты не прав!», а КГБ в той растерянности руководства никто команды не давал, вот и не трогали.

-  Да не зачисления в оппозицию я боялся, просто газета как раз вечером в печать подписывается. А у них эти философские  споры именно после шести проходили. Так что, как у Ходжи Насреддина, наши желания и возможности не совпадали. Ну, что, идём по домам?

-  Идём, идём...






ПОБИРУШКА


Походка и фигура пожилого человека, бредущего от одного мусорного бака к другому, показались Вадиму настолько знакомыми, что, поражённый этим сходством, он даже остановился.

Старик, еле переставляя ноги, доковылял до почему-то сдвинутого в сторону от привычного места бака и стал сосредоточено рыться в его содержимом, подсвечивая себе фонариком. Вот он нашёл что-то нужное, раскрыл полиэтиленовый  пакет, понюхал, положил в сумку. То же самое про­делал через некоторое время с другим пакетом, только прежде, чем отправить следом за первым, откусил от того, что лежало в нём, и продолжил рыться среди бытовых и пищевых  отходов. Вот он вынул пакет из-под сока, потряс им, открутил крышку и вылил в рот остававшийся там глоток жидкости. Для этого старику пришлось запрокинуть голову, и теперь в свете фонаря Вадим увидел лицо полуночного бродяги. Все сомнения, ещё теплившиеся где-то в глубине души, разом отпали - это действительно был известный в прошлом писатель Михаил Иванович Ермолин.

Чтобы не вводить человека в смущение, Вадим торопливо зашагал дальше.

«Поразительно, - думал он, - что же такое могло случиться с уважаемым человеком, чтобы заставить под покровом ночи рыться в мусорных баках? Он же был брендом области, известным на весь Советский Союз прозаиком, его имя нередко называли в одном ряду с Вадимом Кожевниковым, Владимиром Дудинцевым, Даниилом Граниным - автора­ми так называемых производственных романов».

Теперь Михаилу Ермолину было уже за восемьдесят, и о нём практически все забыли. На смену литературе о людях труда, о созидателях пришла совсем другая, в которой цари­ла романтика крупного бандитского города, где героями современности стали братки, проститутки, банкиры, в лучшем случае - в один миг богатеющие дизайнеры.

В девяностых Ермолина по инерции ещё приглашали  на разные крупные торжества, но потом, когда на смену  старой гвардии управленцев пришли молодые юристы и банкиры, о прежних писателях, художниках и артистах забыли, отдавая предпочтение распиаренным мастерам слова либерального толка. Выставочные залы заполонили полотна столичных художников, ставших модными стараниями делающих бизнес ловкачей, а на сценах всё чаще появлялись молодые люди нетрадиционной ориентации, опекаемые стареющими развратниками, имеющими сомнительные связи в высоких кабинетах.

Время от времени Михаил Иванович заходил в редакцию. Случайно встречая его в коридорах или кабинете сотрудников отдела культуры, Вадим приглашал писателя к себе, поил хорошим чаем. Но, видя занятость редактора, беседу с которым постоянно прерывали то телефонные  звонки, то заходившие журналисты, писатель, будучи человеком очень скромным и застенчивым, торопился уйти, чтобы не мешать работать. Вадим радушно приглашал его заходить не только на работу, но и к себе домой, поскольку жили в соседних домах, Михаил Иванович  неподдельно радовался этим приглашениям, но так никогда и не заглядывал.

Газета время от времени охотно публиковала его поразительным  языком написанные воспоминания о современниках посвящённые круглым датам или каким-то событиям, но статьи эти появлялись всё реже, подолгу лежали в редакционном портфеле, поскольку в первую очередь требовалось печатать материалы договорные, которые позволяли вовремя платить сотрудникам скромную зарплату и даже начислять небольшие премии.

Вадим вспоминал писателя практически каждый день, проходя на работу мимо его дома, давал себе обещание навестить в ближайший же выходной, но и на выходные находилась масса неотложных дел. Знал, что Михаил Иванович пару лет назад овдовел и после трагической гибели попавшего в ДТП сына остался совершенно один. Раньше Вадим бывал у писателя несколько раз, но наверняка ещё долго не собрался бы зайти к старику сам, если бы не эта ночная встреча.

Наутро Вадим зашёл в магазин, накупил несколько пакетов продуктов и позвонил в дверь Ермолина. В квартире послышалось шарканье тапочек. Не спрашивая, кому потребовалось тревожить человека в такую рань, Михаил Иванович открыл замок.

-  Ох, Вадим Альбертович! Какими путями? - заохал старик.

-  Михаил Иванович, у Вас недавно день рождения был. Извините, не смог вовремя поздравить, вот пытаюсь загладить вину. С праздником Вас!

-  Да о чём Вы, Вадим Альбертович? Дорогой мой чело­век! Какой праздник? Впрочем, теперь для нас, стариков, проснулся утром, и это уже радость, уже праздник. Поверите ли, умирать почему-то не хочется.

-  Верю, охотно верю, Михаил Иванович! Показывайте, куда пакеты ставить? Я тут Вам немного гостинцев принёс.

-  Да зачем Вы тратитесь? Не стоило, ей-богу, не стоило. Мне ведь немного и надо теперь, - он направился в сторону кухни, жестом приглашая Вадима следовать за ним, потом вдруг резко остановился: - А ведь это Вы прошлой ночью мимо-то проходили. Да Вы, Вы, не отказывайтесь. Я хоть и плохо теперь вижу, но признал. Я же вас каждый день из окна по утрам вижу, так что перепутать не мог. Сам почти никуда не хожу, вот только ночами и выбираюсь... Стыд-то какой, а! Вадим Альбертович, разве я мог думать когда-то, что по мусоркам побираться придётся? А вон как всё повернулось...

Писатель тяжело опустился на табуретку и заплакал. В его душе накопилось столько боли, что он уже не стеснял­ся своих слёз.

-  Полноте, Михаил Иванович! Не надо так расстраиваться. Помните? От сумы да от тюрьмы...

-  Помню, дорогой мой Вадим Альбертович. Хорошо пом­ню! Да разве думал, что меня эта участь не обойдёт стороной? Ведь когда в президиумах-то сиживал, знаете ли, эта­кое гадкое чувство своего величия нет-нет да и забирало.

-  Да не наговаривайте Вы на себя! При Вашей-то скромности...

-  Нет, нет, Вадим Альбертович. Было, чего теперь греха таить, а вот, видите... На склоне лет по помойкам лазить... Хорошо, что никто уже в лицо-то и не знает, что и фамилию забыли, а то бы... Даже не знаю... Такое отчаяние накатывает! Такое отчаяние... Вы знаете, Вам единственному признаюсь, я ведь уже и руки на себя наложить хотел. Верёвки в доме не нашлось. Хотел на ремне повеситься, узел распустился. Сел однажды на кухне, краны на газовой плите открыл да вовремя спохватился: это что же я делаю-то! Ведь взрыв может случиться, я же людей без крова оставлю. Ладно, мне жить надоело, а они в чём виноваты? Вот и влачу существование... По-иному и не скажешь. Пока супруга жива была, нам двух пенсий хватало и за квартиру заплатить, и на продукты. А на одну пенсию ой, как тяжело! А тут ещё беда навалилась...

И старик снова заплакал.

-  Да что стряслось, Михаил Иванович?

-  Труба лопнула. Соседей затопил. Теперь через суд из восьми тысяч пенсии три пострадавшей стороне выплачиваю. А сколько я с теми трубами в разные инстанции ходил? Придёт сантехник, свищ хомутиком затянет, и бывай здоров. А мне говорят: за свой счёт трубы менять надо. При­гласил специалистов, насчитали сорок тысяч. А где такие деньги взять? Смирил гордыню, пошёл к депутату на при­ём. Так там помощница полчаса расспрашивала, кто, да зачем? Писатель говорю, а самому признаться стыдно, что писатель. Она, похоже, в жизни своей ни единой книжки не читала, откуда ей знать про Ермолина.

-  Михаил Иванович, да уж вам на неизвестность грех жаловаться.

-  Не слыхивала дамочка про такого, но записала на личный  приём. Пришёл, про беду свою рассказываю, а депутат мне: мол, сочувствую, но помочь ничем не могу. Вот если бы погорелец, тогда - другое дело. Я ему про пенсию нищенскую, а он мне, что сам виноват, не ту профессию выбрал. Вот так-то, дорогой Вадим Альбертович! А потом ночью трубу окончательно и прорвало. Я и так-то теперь слышу не очень, а спал крепко. Проснулся от грохота в дверь и криков:

- Ты что там, старый пень, совсем охренел? Или копыта отбросил?

Я ноги с кровати, а у меня уже и ковёр на плаву. А соседи снизу перед этим какой-то шикарный ремонт сделали. Дом наш, сами знаете, до сих пор привлекательным считается, потому что в самом центре. Вот и купил подо мной квартиру  сынок чей-то из новых. Как вы их теперь, мажорами, что ли, называете? Такую мне сумму за ремонт выкатил, что до двухсот лет жить надо и всю пенсию отдавать, чтобы компенсировать. Я было хотел на однокомнатную поменять, с риелтором посчитали, разница на ремонт и переезд да на оформление бумаг почти вся уйдёт, на компенсацию ничего не останется. Хорошо, только моральный ущерб присудили, потому что, оказывается, там всё застраховано было. Ушлый парень, хотел и страховку получить, и с меня столько же содрать. Но всё равно на продукты почти не остаётся. Вот и хожу по помойкам, пока народ спит. Я бы куда подальше от своего дома уходил, но ноги уже не носят. Да и народ тут побогаче живёт. Иногда очень приличные продукты выбрасывают. Спасибо, что всё это в пакетики заворачивают. Так вот и живу. Но Вы, Вадим Альбертович, напрасно потратились. Мне ведь немного надо. С голоду, как видите, не помираю.






ЗАМЕЧАНИЕ


Ночная встреча с Михаилом Ермолиным то и дело всплывала в памяти Вадима. Он долго думал, как и чем можно помочь некогда знаменитому и оказавшемуся забытым  писателю. Покупать ему продукты? Даже тогда утром, когда Вадим зашёл к старику с пакетами самого необходимого, было видно, насколько тот оказался смущён таким знаком внимания. Посылать ежемесячно перевод от имени социальной службы? Можно попробовать, пока гордый  старик не надумает выяснить, на каком основании ему начислена надбавка и почему она приходит отдельно от основной пенсии. Но даже не деньги главное в его нынешнем  положении. Ему наверняка не хватает общения, внимания, встреч с читателями.

Вадим решил зайти в ближайшую к дому библиотеку и напомнить, что неподалёку живёт писатель, признаваемый в своё время чуть ли не классиком современной литературы, что он ещё полон сил, имеет ясный ум и может быть интересен читателям, если таковые ещё имеются в современных библиотеках.

-  А он ещё жив? - удивилась заведующая, когда Вадим рассказал ей про Ермолина. - Я думала, уже давно покинул наш бренный мир. Его же сто лет не видно и не слышно.

-  Жив, не спешит на тот свет и даже пишет новые книги.

-  Надо же! А по телевизору про него ничего не говорят. Вон же время от времени показывают современных, про­двигают их творчество, хотя, Вы извините, я, наверное, чего- то не понимаю, но назвать творчеством эти так называемые произведения постмодернизма я бы не хотела. Читаешь и не можешь понять, что автор хотел сказать. Сплошное нагромождение  каких-то заумно сложенных предложений.

-  Зря Вы так, - заступился Вадим за современных литераторов. - Есть и нормальные, которых читать интересно.

-  Да я и не спорю, есть, конечно, только ведь в основной массе такая белиберда издаётся, что просто диву даёшься, как мы свою русскую литературу унизили. Или сплошной мат, даже у писательниц, или какая-то фантастика с рвотным рефлексом, как у нашей молодой и талантливой, как про неё говорят, Арины Рублёвой. Девушке чуть за двадцать, а в двадцати странах переведена. Начала читать, это же жуть какая-то.

-  Знаком я с ней, - кивнул Вадим. - Эпатирует девушка. Надо отдать должное, не бесталанна, но не в то русло свой дар направила. Хотя в другом, может, и не состоялась бы. По крайней мере, осталась бы незамеченной. А тут -  супермегазвезда  отечественной литературы. Но с её раскруткой всё понятно, на деньги Фонда Сороса издаётся. Но, извините, я пришёл напомнить про Михаила Ермолина.

-  Да, да, да, - засуетилась заведующая. - Вы извините, я на совещание в департамент культуры опаздываю, я Вас сейчас с нашими девочками из отдела работы с читателями познакомлю.

-  Ой, Вы с Михаилом Ермолиным знакомы! - обрадовалась молодящаяся женщина явно предпенсионного возраста, как будто речь шла не о живущем в этом же городе в нескольких сотнях метров от библиотеки писателе, а о Шекспире или Есенине. - Как же, как же! Замечательный был писатель! Я его «Последний поклон» несколько раз перечитывала.

-  «Прощальный поклон на закате», - поправил Вадим. - А «Последний поклон» - это Астафьева.

-  Конечно, конечно, «Прощальный поклон на закате». Потом у него ещё был роман «Багровый закат», почему-то всё про закаты писал.

-  Не только, - возразил Вадим. - Ещё у него был роман «Малиновые рассветы», «Солнце над утренним бором», «Аромат предрассветной полыни», сборник стихов «Босиком  по утренней росе».

-  Да, конечно, конечно! Мы же раньше всё это читали, обсуждали, а теперь такое время, что и книги читать некогда. Сплошные планы да отчёты. Мы теперь бумаг разных сочиняем побольше любого писателя. Вы извините, я так разволновалась, такой известный гость к нам заглянул. Вы что будете: чай, кофе?

-  Спасибо, не нужно, - остановил Вадим. - Я к вам, собственно, по поводу Михаила Ивановича Ермолина, - уточнил, видя растерянность дамочки.

-  Да-да, я Вас слушаю.

-  Скажите, нельзя ли устроить встречу читателей со знаменитым писателем Михаилом Ермолиным? Пригласить его коллег по цеху, ваших активных читателей из числа старшего поколения, которые его помнят, молодых, чтобы знали...

-  А он разве ещё жив? - удивилась женщина.

-  Да, и, представьте себе, очень даже хорошо себя чувствует.

-  Ой, а я думала, уже давно умер.

-  Жив, слава богу, и продолжает творить.

-  А у него, что? Юбилей?

-  Нет, просто так, встречу организовать.

-  Может, новая книжка вышла?

-  Не слышал.

-  Даже не знаю, что Вам и ответить. Вот если бы юбилей был или презентацию новой книги устроить, тогда другое дело. А просто так, не знаю... Честное слово, не знаю, что и сказать. Вы свои реквизиты оставьте, мы посоветуемся и Вам позвоним.

-  А разве без юбилея человек, который был знаком с Шолоховым и Солженицыным, которого называли в числе ведущих  писателей Советского Союза, вам уже неинтересен?

-  Да конечно же интересен! Просто я не знаю, как нам это в план включить. Но мы обязательно подумаем и Вам позвоним. Спасибо, что нам такую идею подкинули!

Сухо попрощавшись с библиотекарями, Вадим пешком отправился в университет.

«Ёлки-палки! - вдруг мелькнула мысль. - Так ведь я могу пригласить его к своим студентам. Наверняка молодёжи  будет интересно послушать известного писателя». Зайдя к себе на кафедру, тут же позвонил Ермолину. Извинился за беспокойство, справился о самочувствии.

-  Да какое же это беспокойство? - обрадовался старик. - Я теперь каждому звонку рад, так что звоните в любое время суток. Это раньше я ночных звонков боялся, думал каждый раз, что у кого-то несчастье случилось, а теперь, когда один-одинёшенек, так и несчастья могут только ко мне самому приходить. А в этом случае - уже без звонка, - засмеялся Ермолин своей шутке.

-  Михаил Иванович, я ведь про самочувствие спросил не из праздного любопытства. Не могли бы Вы встретиться со студентами? О себе рассказать, о своих книгах, о встречах с нашими великими писателями, о чём Вы с ними говорили, какие они из себя, насколько просты были в общении, ну и так далее. Наверняка спросят, над чем сейчас работаете.

-  Да кому теперь интересно, над чем я работаю. Как говаривал Пушкин, бумагу мараю, - повторил, как в то утро, писатель. - В стол работаю, дорогой мой Вадим Альбертович, в стол. И уже вряд ли кто когда это из стола достанет да издаст. Не те времена, не то сегодня востребовано. Я ведь слежу за новинками литературы по мере возможности. Вот только возможностей этих всё меньше. Вы представляете, толстых литературных журналов в библиотеках не ста­ло. Не выписывают. Всяким гламуром полки завалены, а литературных журналов не стало. Говорят, читательского спроса нет. А кто этот спрос формировать должен, как не библиотеки?

-  Не одни библиотеки, - поправил Вадим.

-  Не одни, конечно! - согласился писатель. - И мы должны с читателями встречаться, и, что самое главное, власть должна понять важность литературы в воспитании сов­ременного общества. Ведь Вы вспомните, в годы Великой Отечественной, когда в стране был жуткий дефицит бумаги, художественные книги печатались огромными тиражами. Понимали партийные руководители, что не хлебом единым. Отбор был, а как без этого? И какая пропаганда была! Бюро специальное было, хотя Вы об этом и не знаете.

-  Почему же, помню, было такое бюро пропаганды художественной  литературы.

-  По линии этого бюро писатели по всей стране ездили, в трудовых коллективах выступали, потому и книги покупали, потому и читали. А теперь что издают? Читать противно.

-  Вот и об этом тоже можете студентам рассказать. Так как? Придёте? Я машину организую и домой потом доставим.

-  Да что уж Вы меня совсем дряхлым считаете? Я ведь и сам в силах добраться. Только скажите, когда и куда?

-  Спасибо, Михаил Иванович, значит, договорились. Завтра у меня по расписанию - последняя пара, это полтора часа. А поскольку последняя, то можно говорить, сколь­ко угодно.

Вадим даже не ожидал, что молодёжи будет настолько интересно общение с писателем старшего поколения. Конечно, никто из студентов книг Ермолина не читал, они даже не слышали такой фамилии, пока Вадим не сказал о предстоящей встрече. Несколько человек тут же полезли в смартфоны и планшетники и стали искать в Интернете произведения Михаила Ермолина. С разочарованием они обнаружили, что даже Википедия о нём ничего не знает, а книг его нет ни на одном из интернет-ресурсов.

-  И всё же, ребята, это великий писатель современности, и завтра вы сами в этом сможете убедиться. Для начала просто из общения, а потом, надеюсь, вам захочется почитать и его книги. Не только Коэльо, Умберто Эко, Муракама, Мишель Уэльбек да Пелевин литературу делают.

-  Вадим Альбертович, Муракама уже не в моде, Вы от жизни отстаёте, - встряла одна из студенток.

-  Вот и плохо, что вы и литературу, как наряды, в соответствии с модой выбираете. Честное слово, я вас уверяю, что завтра же после встречи с автором вы побежите в библиотеки за книгами Михаила Ермолина.

Встреча на самом деле прошла настолько хорошо, что не ожидал и сам Вадим. Ермолин поразил студентов глуби­ной мышления, острым умом, ясной памятью и собственной оценкой происходящих событий как в политике, так и в литературе. Он высказал своё мнение и о тех, кого накануне в разговоре со студентами упомянул Вадим. Оказалось, что старик читал книги этих писателей, что-то хвалил, чем-то был недоволен. А главное - тем, что их японский, итальянский, французский или бразильский менталитет сильно отличается от русского.

-  Чем они привлекают читателя? - спрашивал писатель. - Ну, например, Фредерик Бегбедер. Этот знаменитый скандалист, хулиган и бунтарь, звезда современной французской литературы стал известен в первую очередь как ниспровергатель ее основ. Что, думаете, у нас не пытаются ниспровергать русских классиков? Ого! Ещё как! Вспомните хотя бы, сколько лет разного рода исследовтели пытались доказать, что знаменитые романы написаны  вовсе не Шолоховым, что «Конька-Горбунка» написал не Ершов, а что это, образно говоря, внебрачный ребёнок Пушкина. Мол, Александр Сергеевич написал эту книгу и уговорил девятнадцатилетнего Ершова издать под своей фамилией, чтобы Пушкину иметь некую заначку от жены и от кредиторов, получить отсрочку по карточным долгам. Ох, сколько в мире существуют светлые люди, столько же есть у них и завистники, недоброжелатели, ниспровергатели. Так что будьте добрее, и это вам воздастся.

Закончить этими словами встречу не удалось. Студен­ты окружили писателя и ещё долго не отпускали, задавая самые разные вопросы.

Следующий рабочий день начался для Вадима с телефонного  звонка.

-  Вадим Альбертович, это из учебно-методического управления звОнят. Нам поступил сигнал, что Вы вчера вместо своей лекции привели какого-то старика. Короче, как бы учебный план нарушен, - говорил явно молодой женский голос.

-  И кто вам об этом сказал? - поинтересовался Вадим.

-  Неважно. Нам как бы сигнал поступил, мне поручили проверить.

-  По телефону?

-  Пока, да. Если подтвердится, Вам придётся писать объяснительную.

-  И что я должен буду в ней отразить? - начал иронизировать Вадим.

-  То, по какой причине и на каком основании Вы в нарушение утверждённого расписания и как бы в нарушение учебного плана вместо своей лекции привели в аудиторию какого-то древнего старика.

-  Девушка, извините, не знаю Вашего имени, потому что Вы не представились...

-  Алёна Германовна.

-  Так вот, Алёна Германовна, извините за дурацкий вопрос, Вы специалист по методике преподавания PR-технологий?

-  Нет, - не снижая гонора ответила девушка.

-  Простите, Вы что окончили?

-  Это имеет отношение к делу?

-  В данном случае - да.

-  Наш гуманитарный институт.

-  А выпускающая кафедра?

-  Техники безопасности.

-  Очень сочувствую, потому что Вам с таким образованием  сложно разбираться в методике преподавания на других кафедрах. А лекция моя вчерашняя называлась «Сходство и отличие рекламных и художественных текстов». Она есть в расписании, но чуть позднее, просто я переставил местами, что не является нарушением, поскольку лекции не вытекают одна из другой, а являются  вполне самостоятельными. Скажите, Вы читали книги Михаила Ермолина?

-  У меня нет времени читать всякую муру.

-  Это, между прочим, лауреат Государственной премии. Именно его я и приглашал вчера на свою лекцию. А то, что Вы не знаете таких писателей, это уже проблема и вашей школы, и Вас лично. Извините! Я думаю, вопрос исчерпан?

Девушка, не прощаясь, положила трубку.

Через час раздался новый звонок по внутренней связи.

-  Это Натан Иванович Гусев, проректор по учебной работе.

-  Добрый день, Натан Иванович! Чем обязан звонку такого большого начальника? - попытался пошутить Вадим.

-  Вадим Альбертович, я мог бы Вас вызвать к себе, но исключительно из уважения к Вашим былым заслугам звоню по телефону. Более того, я мог бы поручить это дело директору вашего института, чтобы не действовать через голову, но на Вас поступила жалоба от сотрудников УМУ.

-  Коллективная? И в чём я перед ними провинился?

-  Не коллективная, но жалоба.

-  Так в чём её суть?

-  Вообще-то это не телефонный разговор, но так и быть. На Вас жалуются, что Вы хамите сотрудникам УМУ.

-  Даже так?

-  Не надо иронии, Вадим Альбертович. Вы оскорбили сотрудницу, которая пыталась выяснить, на каком основании  Вы вчера нарушили учебный план, а Вы ей в ответ нахамили.

-  Натан Иванович, я сегодня разговаривал только с Алёной Германовной. Всё ей доходчиво объяснил, а если она приняла за оскорбление моё замечание, что негоже называть всякой мурой произведения лауреатов Государственной  премии в области литературы и не знать Михаила  Ермолина хотя бы по фамилии, так это уже её проблемы.

-  Я тоже не знаю Михаила Ермолина, так что теперь? Стреляться прикажете?

-  Зачем же стреляться? Живите. Но гордость нашей литературы  всё же знать не мешает. Извините, у Вас ещё что-то?

-  У меня ничего, а Вам надо написать объяснительную  на имя Столярова, директора вашего института. До свидания.

Вадим быстро написал объяснительную, в которой изложил то, что успел экспромтом придумать в разговоре с амбициозной девицей из методического управления, занёс Столярову.

-  Ну, что, поздравляю с первым боевым крещением! - засмеялся Столяров.

-  Николай Петрович, это не боевое крещение, это, на мой взгляд, дурдом какой-то.

-  Э, милый друг, ещё и почище бывает. И у Вас тоже это не в последний раз. Глупость, тупость и личные амбиции придётся принимать во внимание. Особенно в работе с УМУ. Вы знаете, кто там работает?

-  Надеюсь, профессионально крепкие методисты.

-  Конечно, есть и такие. Практики. Но их постепенно подводят под сокращение, чтобы потом создать новый отдел и набрать нужных. Это ведь вы, журналисты, остро­умно назвали их позвоночными, то есть тех, кто на работу принимается по звонку от нужных людей. Куда ещё можно  устроить? У преподавателей зарплата маленькая, бухгалтерия и без того разбухла до невозможности, секретари, помощники только в декрет уходят. Вот УМУ и стало эта­кой колонией позвоночных. Зарплата приличная, премии, загранкомандировки для изучения опыта. Что, думаете, преподаватели туда ездят? Носом не вышли. Чаще всего как раз девочки из УМУ и получают командировку вместо турпутёвки. Вы с кем там общались?

-  Только по телефону. Какая-то Алёна Германовна.

-  Э, мил человек! Вы её живьём видели? Или только по телефону?

-  По телефону.

-  Да и живьём наверняка видели и не могли не обратить внимание. Этакая намалёванная фурия на длинных ногах в короткой юбочке. Пассия Хитрунова. Он её на втором, что ли, курсе осчастливил своим вниманием, с тех пор и поддерживает. А при такой сильной поддержке девушка и возомнила о своей исключительности. Чуть что, сразу Хитрунову на мобильник, а тот находит заступников.

-  Значит, Гусев с подачи Хитрунова мне позвонил и объяснительную потребовал...

-  Вам Гусев позвонил? Нечем мужику заняться. На его должности бы круглые сутки пахать и то всего не переделать, а он пустяками занимается. Из ректорской компании. На уток на перелётах вместе охотятся. Где он только этих деятелей находит на нашу голову?! Локтев, Гроза, Гусев, Уткин - все друзья по охотничьим забавам. Вот уж действительно  начался у нас в университете охотничий сезон. Но Вы не переживайте, хотя Алёна Вам теперь при каждом удобном случае насолить попытается. Очень злопамятная девка.

-  Переживём, Николай Петрович! - улыбнулся Вадим.

-  И не то переживали, Вадим Альбертович. Но совет Вам, мил человек, всё же дам: вы с этими дамочками поосторожнее. Навредить не навредят, но нервов могут попортить. Они умных людей на дух не переносят.

-  Да бог с ними, Николай Петрович! Зато какая вчера встреча у нас была! И сам Михаил Иванович духом воспрял, что востребован, и студенты в диком восторге.

-  Похоже, не все в восторге, если кто-то пожаловался. Хотя, я даже догадываюсь, что это совсем не студен­ты. Не думайте, что у нас тут сплошь одни доброжелатели работают.

-  Да я и не обольщаюсь, Николай Петрович! Но хороших людей всё равно больше.

-  Будем надеяться. А меня тоже надо было бы пригласить. Я ведь никогда в жизни с Ермолиным не общался, хотя книги его запоем читал. Как пишет! Из нынешних, кажется, уже никто так и не умеет простыми словами за душу взять. Или я не прав?

-  Другие времена, Николай Петрович, другой стиль. Есть хорошие писатели, но то поколение пока никто не затмит. Хотя, думаю, и в начале двадцатого века точно так же говорили, что кончилась настоящая литература вместе с девятнадцатым веком. А ведь какие имена появились! Бунин, Горький, Шолохов, Булгаков, Зощенко, Распутин, Астафьев, Белов. А какие поэты! Есенин, Маяковский, Ахматова, Цветаева, Рубцов. Да разве всех перечислишь?

-  Беда, что забывать стали. Понимаю, что телевизор с Интернетом вытеснили книгу, на работе кучу всяких доку­ментов читать необходимо, поэтому на книги времени сов­сем мало остаётся. Скажите, а у Вас дома Ермолин есть?

-  Есть, конечно, даже с дарственными надписями.

-  Принесите, пожалуйста, что-нибудь почитать. Обязуюсь вернуть в целости и сохранности.

-  Принесу, конечно. Завтра же. А потом, если захотите, можем и в гости к Михаилу Ивановичу сходить, а то сидит старик один-одинёшенек. Будет рад новому собеседнику.

-  Договорились. Только не забудьте о своём обещании.






СТУДИЯ ПРАКТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ


Творческий вечер первокурсников прошёл просто замечательно. Зина превосходно исполнила свою любимую песню из репертуара Мирей Матье, заслужила целый шквал оваций и объятия новых подруг по университету. А когда они с девчонками выходили из здания университета, к ним подошёл высокий статный парень, назвался Димой, сказал, что он учится в аспирантуре, ведёт студию практической психологии, и пригласил на ознакомительное занятие, которое он проведёт завтра исключительно для первокурсников.

-  Девчата, это только в ваших интересах. Не знаю, говорили вам или нет про возможность дополнительного образования, но участники нашей студии со второго курса начина­ют занятия по программе допобразования и получают сразу два диплома. А самые прилежные успевают ещё заниматься в лингвистическом центре и тоже в дополнение к основному получают диплом переводчика. С тремя дипломами вас потом любой работодатель к себе возьмёт, таких красивых, одарённых, творческих и разносторонне образованных.

Дима долго живописал прекрасные перспективы тех, кто будет заниматься в студии практической психологии. Девчата зачарованно внимали аспиранту, который казался большим авторитетом, потому что, как следовало из его рассказов, был накоротке с большинством руководства института и даже университета, через полгода будет защищать кандидатскую и уже получил приглашение продолжить обучение в Московском институте психоанализа и социального управления.

-  Девчата, жду вас завтра в аудитории 999-й. Как вы догадались, это на девятом этаже в самом конце коридора. Приводите с собой подруг. Уверяю, будет очень интересно. На первой организационной встрече я вас познакомлю  с нашим будущим светилом психологической науки Григорием Васильевичем Гориным. Именно он будет вести основные занятия по психоанализу.

-  А друзей можно пригласить? - поинтересовалась Зина.

-  Друзей? - переспросил Дима. - Друзей тоже можно, но нежелательно. Понимаете, у нас по программе будут семинары-практикумы с такими, я бы сказал, пикантными секретами обольщения, о которых вашим друзьям знать совсем не обязательно. Получив образование у нас, вы потом будете работать в семейных консультациях с женщинами, имеющими проблемы с мужьями, с любовниками, будете для них сво­его рода наставниками, станете обучать разным техникам и методикам, знать которые мужчинам совсем не обязательно.

-  Но вы же их знаете?

-  Милая моя! Так в том и прелесть, что вам будут преподавать не просто теоретики, этакие старые девы, конченные мымры, не сумевшие обольстить в своей жизни ни одного мужчины, а те, кто не просто досконально знает науку под названием психология, а кто на своей, так сказать, шкуре, знает, где эти тонкие струны мужской души, и как на них можно воздействовать. Для парней есть другая школа. Там помимо психологии им преподают много чего другого, помогают развить тело, чтобы быть действительно мужественными и привлекательными. Вам же рассказывали, что у нас в университете больше ста разных досуговых и образовательных кружков и центров, так что и парни ваши не останутся без дела. Если, конечно, их кроме пивасика что-то ещё интересует. Вот, например, Ваш молодой чело­век чем-то кроме Вас интересуется? - обратился он к Зине.

-  Да, он учится в этом же университете и уже работает по специальности. Он летом даже на стажировку в Германию ездил, - гордо добавила девушка.

-  В каком он институте?

-  Машиностроения и металлообработки.

-  A-а, технарь, - снисходительно протянул Дима. - Они кроме железа ничем больше не интересуются. Их сопротивление материалов увлекает больше, чем податливость женщины.

И рассмеялся собственной шутке. Некоторые девчонки вежливо захихикали.

-  Так что до завтра! Не забывайте, 999-я аудитория.

999-я аудитория оказалась больше похожей на какой-то склад маскарадных костюмов и бутафорских предметов. Всё это имущество висело в открытых шкафах и было свалено на полки и стеллажи, устроенных от пола до потолка вдоль всех стен. И только возле окон были сдвинуты в кучу десятка два старых офисных стульев. Когда расселись, Дима кому-то позвонил, и через несколько минут в помещение вошли высокий молодой красавец мужчина около тридцати лет и примерно его же возраста женщина с пышными рыжими волосами. Она прошла и встала сбоку, рассматривая собравшихся, а его Дима представил:

-  Григорий Васильевич Горин, будущий светило психоанализа, кандидат психологических наук, пока кандидат, а в самом ближайшем будущем - уже доктор. Руководитель нашей студии практической психологии.

Про женщину он ничего не сказал, и девушки быстро потеряли к ней интерес.

Голос у будущего светила психоанализа был какой-то вкрадчивый, располагающий, усыпляющий всякую настороженность, присущую иногда при знакомстве с новым человеком.

-  Мы с вами будем изучать очень многие, на первый взгляд, казалось бы, совсем никчёмные вещи, которым вы в обыденной жизни не придаёте никакого значения. А напрасно. Например, многие ли из вас знают, что означает число девятьсот девяносто девять? Уверен, что немногие. Так вот. Даже выбор этой аудитории не случаен. Число три девятки образовалось в результате слияния трех 9, где число 9 само по себе связано с религией и божественными стандартами. Это число любви, которое обладает милосердием  и состраданием. Родившиеся люди под этим числом, зачастую становятся известными личностями: актерами, писателями, художниками, учёными. Оно приносит удачу и успех в начинаниях, к тому же притягивает материальное благо. Поэтому число, образовавшееся из этих цифр, при­умножает и утраивает его действия.

Противоположное трём девяткам число - три шестёрки. Его нередко ещё называют числом зверя или числом дьявола. Если позволите, я от трёх девяток немного отвлекусь на три шестёрки.

Долгие века исследователи-нумерологи стараются истолковать загадочные три шестерки, ведь именно с ними люди связывают самое дьявольское, страшное и апокалипсическое. Случайная встреча с «числом зверя» ввергает суеверных людей в настоящий трепет. В обыденной жизни  мы сталкиваемся с массой похожих нумерологических совпадений, но наиболее большое и существенное касается, наверное, как раз трех шестерок. Может быть, молекула  углерода, без которой не существовало бы самой жизни, неспроста включает в себя аккурат 6 электронов, 6 протонов и 6 нейтронов. Также 666 - это сумма цифр в рулетке, а в картах Таро 666 может являться картой Луны в комбинации  с Дьявольской картой.

Так что же мы знаем о таинственных трех шестерках и что вообще они символизируют?

В «Апокалипсисе от Иоанна Богослова» число 666 скрытно отмечено в виде приметы антихриста. Три шестерки  символизируют приход конца всего живого, апокалипсиса. Число Дьявола, по сей день точно не расшифрованное, ещё раз доказывает, что исследования подлинного нумерологического шифра, таящего в себе секреты миро­здания, ныне шагнули едва ли дальше древних пифагорейцев, вероятно, владевших ключевым числовым шифром и не пожелавшим оставлять это знание потомкам.

Мучаясь над тайной нумерологического шифра, исследователи занимаются изучением некоторых событий, про­буя их в роли разгадки интерпретации и отсекая с помощью них лишние версии расшифровок. Время от времени трем шестеркам приписывают связь с нумерологической формулировкой имени определенного человека в истории, завоевавшего, к примеру, славу деспота и агрессора. Роли антихриста уже примерялись на Петра I, Сталина, императора Нерона и на многих других, знакомых каждому человеку, исторических персон. Три шестерки есть возможность выразить и как зеркальное изображение 999, что означает предрасположенность к перевертыванию, двуличности и лжи.

Я наверняка сейчас всех вас шокирую, сказав, что дьявольские  три шестерки — самый обыкновенный Интернет! На самом деле, World Wide Web — сеть, поглотившая всю Землю, является мировым явлением. Стало быть, WWW обозначает загадочный шифр. Косвенным доказательством подобной версии является ещё и то, что Интернет уже сей­час обрел верх почти над целым человечеством.

Григорий Васильевич повернулся к стоящей у стены доске и начал писать латинские буквы:

-  Вот смотрите: о жизненности такой гипотезы можно  судить и по тому, что литера w по-английски double и — фактически дублированная и. Следственно, в одной букве W кроется сразу две единицы, a WWW будут содержать в три раза больше - шесть единиц.

W можно выразить в виде числа 119. В двоичной системе счисления, родной для всех компьютеров, а значит, и для сети Интернет, 119 представлено как 111 0 111. Видите? Ровно шесть единиц. Во всех адресах в бинарном коде будет значиться 1110111/1110111/1110111, что по сути равно трем шестеркам или Интернету - как вам больше нравится.

Григорий Васильевич повернулся к аудитории и медленно  обвёл присутствующих взглядом, проверяя, какое впечатление произвело на девушек его сообщение.

-  Так вот, - продолжал он, - «Откровение» ведь не сообщает  доподлинно, является ли антихрист человеком. Много­численные исследователи числа 999 пришли к выводу, что антихрист встанет на место Бога. Смотрите, Интернет уже сегодня стал более, чем всемогущим. Гигантская скоростная  электронная вычислительная сеть указывает на начало новой эпохи цифрового контроля - правительство, работа, общение и учеба. Все чаще вместо реальных книг мы читаем тексты на компьютере, а живое общение сводится к переписке в чатах. Привычные деньги в виде купюр и монет медлен­но отходят на задний план, а очень скоро вовсе канут в историю. В наше время в мире все вычислено и отслеживается - любой продукт обладает персональным штрих-кодом. Ещё немного, и данные по каждой личности, получившей персональный идентификационный код, также окажутся внутри компьютерных систем. В итоге глобальная компьютерная сеть будет располагать абсолютной информацией (а информация = власть) по каждому человеку. Именно такую власть вполне можно приравнять к возможностям самого Бога.

Григорий Васильевич снова медленно обвёл взглядом присутствующих, стёр с доски сделанные записи.

-  Видите, как из, казалось бы, простого числа, которое, на первый взгляд ничем не отличается от такого же сочетания  других цифр, можно прийти к потрясающим выводам. Но давайте вернёмся к числу 999, с которого мы с вами начали нашу беседу. Число 999 символизирует солнце и огонь. Как известно, солнце - это символ жизни, а значит, сочетание трех 9 открывает пространство в мир живых. Каждая телесная оболочка несет свою тайну, связанную с совершенствованием и формированием умственных действий  всех живых существ.

Число 999 - это символ трех дев, стремящихся отдать все, чем они обладают, чтобы построить новое и породить дитя. Внутренние силы, присущие всем девам, используются будущими матерями, когда формируется плод и при его появлении на божий свет. С этим числом спускается и чистый дух, который ограждает новорожденного и наделяет его способностями разуметь законы человеческого бытия. Если 999 отображает небо, то перевернув его, получается 666, где это понятие оказывается внизу. Небесные силы позволяют проявляться и существовать всему живому в пространстве. Пространство, в свою очередь, способствует росту и развитию заложенных раннее программ. Когда пространство полностью освоено, то 999 преобразуется  в число 666. А если считать 666 числом дьявола, то тогда 999 следует считать числом, которое символизирует силу и могущество Божественных сил, хранящих спокойствие  души и ограждающих ее от всякой нечисти.

Григорий Васильевич ещё долго говорил о нумерологии, о знаках Зодиака, то и дело возвращался к теме Сатаны, но Зина уже ничего не воспринимала. Она была в аудитории, и в то же время будто где-то вне её. От обилия информации заболела голова, и девушка с нетерпением ждала окончания занятия. Мозг её отключился, и она уже ничего не слышала, просто тупо смотрела на рассказчика. Наконец он, что-то говоря, нарисовал руками в воздухе подобие круга, будто обобщая выданную информацию, изобразил на лице обаятельную улыбку, щёлкнул пальцами, подняв вверх большой палец.

-  На сегодня всё. Если есть вопросы, я с удовольствием на них отвечу, хотя вижу, что вы уже устали. Мы продолжим с вами здесь же ровно через неделю. Прошу не опаздывать, иначе пропустите много интересного.

На выходе пришедшая с Гориным женщина взяла Зину за локоть:

-  Извините, мне бы хотелось с Вами переговорить. Буквально  несколько минут. Я Вас не задержу. Если хотите, можем побеседовать по дороге. Вам в какую сторону? По аллее? Вот и прекрасно.

На аллее одна скамейка оказалась свободной, и женщина  пригласила присесть.

-  Меня зовут Лариса Ковач. Я капитан спецслужб. Я видела, как Вы заинтересованно слушали доклад Григория  Васильевича, и решила с Вами познакомиться поближе. Расскажите мне о себе, если можно.

Не спрашивая, зачем капитану спецслужб знать что-то о ней, Зина рассказала про себя, про школу, про поступление  в университет, про свою мечту.

-  Значит, Вы из нашего города?

-  Да, я здесь родилась.

-  Мама, папа, кто они, чем занимаются?

Зина рассказала о родителях, что они сейчас в разводе, но она любит своего отца, который очень хотел сына, и когда родилась вторая дочь, очень стал переживать и начал пить. Живёт отдельно.

-  Но он очень хороший человек, только слабовольный, - заверила Зина.

-  Да я не сомневаюсь, - улыбнулась Лариса. - У Вас, конечно же, есть молодой человек, или, как теперь говорят, бой-френд.

-  Да, - почему-то покраснела Зина.

-  Ну, чего же смущаться? - приободрила Лариса. - Было бы странно, если у такой красавицы не было поклонников. И давно Вы с ним поддерживаете отношения? Если не секрет.

-  С весны.

-  А до него у Вас было много мужчин? - напрямую спросила  Лариса.

-  В смысле? - опять залилась краской Зина.

-  В прямом.

-  У меня вообще ещё не было мужчины, если Вы об этом спрашиваете, - ещё больше покраснела Зина.

-  Неужели Вас девушки интересуют? - шутливо поинтересовалась  Лариса.

-  Вы опять в этом смысле? - растерялась Зина.

-  Ну, да! В каком же ещё? - засмеялась Лариса.

-  Нет, я вообще ещё...

-  Да ладно, не смущайся ты так, - перешла на ты Лариса. - Мы взрослые люди, можем себе позволить откровенные разговоры. Как говорят, между нами, девочками. Ладно, у меня сегодня ещё деловая встреча, но мы не прощаемся. Нам нужны умные красивые девушки, я думаю, что мы подружимся, а потом и сотрудничать будем. На работу к нам устроитесь. И ещё: о нашем разговоре прошу никому не говорить. Даже маме. Моя мама, например, до сих пор не знает, чем я занимаюсь. Зачем им лишние волнения? Правильно я говорю?

-  Наверное, да. Вы же лучше меня знаете.

-  Вот именно поэтому никому ничего. Особенно - маме. Телефончик свой мне продиктуй, пожалуйста.

Зина продиктовала Ларисе номер своего телефона, та занесла его сразу в свой смартфон, встала и пошла в сторону  университета. Зина направилась домой, погружённая в раздумья - столько событий за один день! И эта лекция, и знакомство с капитаном спецслужб, и намёк Ларисы на перспективу работы...

-  Ты чего такая, как в воду опущенная? - прервал её размышления голос Андрея.

-  Ой, а ты откуда взялся?

-  Шёл по аллее, смотрю, ты с какой-то рыжей дамой беседуешь, не стал мешать. Ждал в стороне, пока закончи­те. Это что, ваша преподавательница?

-  Нет, - откликнулась девушка, раздумывая, рассказать ли Андрею о только что состоявшемся разговоре. Лариса предупреждала, чтобы - никому, но поделиться очень хотелось. И после короткого раздумья девушка рассказала всё из слова в слово.

-  Странно, - откликнулся Андрей. - У нас тут вообще- то мужчина из спецслужб по безопасности работает.

-  А ты откуда знаешь?

-  Перед тем как на стажировку в Германию поехал, он со мной беседовал. Ну, там разные советы давал, как себя вести, чтобы в какую-нибудь историю не влипнуть, на что внимание  обращать, визитки при знакомстве брать, в общем, заводить как можно больше деловых контактов. Потом, когда вернулся, мы с ним тоже встречались, интересовался, что да как.

-  И как?

-  Да как, когда языка почти не знаешь. Так, в общих чертах общался где-то, днём со мной переводчик был, из бывших наших, немного старше меня. А после работы сам себе предоставлен был. Никто мной не интересовался, ни в какую разведку не вербовал, так что мне и рассказать было нечего. Короче, ничего интересного.

С Анатолием Степановичем Могилёвым, помощником ректора по безопасности, Андрей случайно встретился на следующий день.

-  Как жизнь, Андрей? - поприветствовал тот, протягивая руку.

-  Здравствуйте, Анатолий Степанович! Спасибо, хорошо! Вы же знаете, что мы оборудование новое запустили, учиться работать на котором я в Германию ездил. Вообще, классно всё! Мы теперь там такое развернём! Самих немцев заткнём за пояс.

-  Так уж и самих немцев? - заулыбался Могилёв.

-  Точно-точно! У них оборудование такое же, зато у нас Юрий Степанович есть. А у них такого нет.

-  Ещё что хорошего?

-  А ещё мою девушку вчера в спецслужбы агитировали, - неожиданно выпалил Андрей и тут же пожалел о своей болтливости, поскольку подставил подругу. Она же говорила, что её просили молчать, а она рассказала, теперь он её сильно подвёл.

-  Да, интересно. Если можешь, заходи ко мне через пол­часа, чаю попьём, о себе расскажешь. Не прощаюсь.

Через полчаса Андрей сидел в небольшом кабинете помощника ректора по безопасности и пил кофе. После разговоров на самые разные темы Могилёв будто бы без всякого интереса спросил про девушку Андрея.

Парень с удовольствием начал рассказывать о ней, как познакомился, какая она умная и красивая, как познакомился с потенциальной тёщей, что теперь регулярно заходит  к ним, помогает по дому.

-  А девушка-то твоя учится или работает?

-  К нам поступила в этом году. Сразу в общественную жизнь включилась, на концерте в день первокурсника выступала, вчера вот начала в студию практической психологии ходить, там с сотрудницей спецслужб и познакомилась.

-  А как сотрудницу зовут?

-  Не знаю, мне Зина ничего не говорила. Сказала толь­ко, что на неё обратила внимание сотрудник спецслужбы. Я видел её, красивая такая, только очень рыжая. Волосы, как у Аллы Пугачёвой, только ещё рыжее.

-  А ты меня со своей девушкой можешь познакомить?

-  Да запросто! Мы с ней у библиотеки в пять часов встречаемся. Я её обещал домой на машине отвезти.

-  Тогда, может, из библиотеки прямо ко мне?

-  Ладно, Анатолий Степанович. Спасибо за кофе!

В соответствии с должностными обязанностями Могилёв регулярно контактировал с бывшими коллега­ми, и его сразу насторожило, что с первокурсницей решила наладить контакты огненно-рыжая сотрудница, о которой он ничего не слышал. На всякий случай до пяти часов ещё было время, чтобы сходить в контору и кое-что выяснить.

Опасения подтвердились. Такой сотрудницы в управлении не было, поэтому надо было выяснить у девушки некоторые подробности, чтобы узнать, кто и зачем пред­ставился ей от имени сотрудника спецслужб. Или не их ведомства? Тогда бы сказали: силовых структур. А может, просто Андрей что-то перепутал?

Ровно в пять в кабинет Могилёва постучали, дождавшись ответа «Войдите!», дверь распахнулись, и Андрей пропустил красивую девушку с длинной светлой косой, через плечо перекинутой на грудь.

-  Здравствуйте!

-  Здравствуйте, молодые люди, проходите. Меня зовут Анатолий Степанович, хотя Андрей наверняка уже говорил. Вас, если не ошибаюсь, Зина? Зиночка, меня интересует  Ваш разговор с моим коллегой. Она Вам назвалась?

-  Да, она сказала, что её зовут Лариса Ковач, что она капитан спецслужб.

-  Она так и сказала, спецслужб?

- Да.

-  Она Вам удостоверение своё показала?

-  Нет. А что-то случилось?

-  Нет, абсолютно ничего, просто поскольку я отвечаю за организацию безопасности в университете, мне по должности надо знать, кто из сотрудников «силовых служб» решил на этой территории обосноваться, чтобы координировать  действия, если так можно сказать. А телефон свой капитан Вам не оставляла?

-  Нет, она только мой записала и всё. Сказала, что будем сотрудничать.

-  А где Вы с ней познакомились?

-  Она к нам на первое занятие студии практической психологии с Григорием Васильевичем Гориным пришла. Его представили, а она просто в сторонке у стены стояла до самого конца. А потом в коридоре ко мне подошла.

-  Хорошо, спасибо большое, что зашли ко мне, - Могилёв встал. - Вы же наверняка спешите куда-то.

-  Не то чтобы, но, - тоже встал Андрей.

-  Счастливо вам! Зиночка, Ларисе о нашей встрече не говорите, когда позвонит. Ещё примет Вас за ветреную девчонку, которая все тайны разболтала. Хорошо?

-  Хорошо, - смиренно согласилась Зина, не понимая, почему между помощником ректора по безопасности и сотрудниками его бывшего ведомства должны быть какие- то секреты.

Когда молодые люди вышли, Могилёв позвонил по телефону:

-  Привет, дружище! Посмотри, пожалуйста, по всем своим каналам, в том числе в соцсетях, а то у нас тут соц­сети заблокированы, кто такая Лариса Ковач. Мне кажется, что я это имя уже где-то слышал, но не могу вспомнить. Возраст около тридцати или немногим за тридцать. Огненно-рыжая, с пышной шевелюрой, как у Пугачёвой. Впрочем, не исключено, что это шиньон. Можешь по электронке сбросить. Спасибо! С меня - пузырь.

Вскоре компьютер известил о получении на электронную почту нового сообщения. Могилёв открыл письмо.

«С тебя два пузыря, - писал его адресат. - Хотя эта девушка стоит куда дороже. Ковач Лариса Петровна, прежнюю фамилию Ковалёва на Ковач сменила в 2013 году. В этом же году освободилась, отбыв 6 лет лишения свободы в колонии общего режима. Статья интересует? Правильно, ничего для тебя интересного, но в твоём бывшем ведомстве  про неё должны знать намного больше, потому что Лариса  Ковач, она же Леди Лориэна, была в своё время одним из идеологов сатанинского движения в нашем городе. Дело это потом успешно замяли, поскольку никому не нужен был всероссийский скандал, да и слишком высокие у неё были покровители. Говорят, даже сам мэр не устоял, поклевал пирога. В нашем главке ей покровительствовал зам. начальника, поэтому она за четыре года после юридического института  стала уже капитаном. Когда её покровителя отправили на пенсию, она от нас уволилась, устроилась в мэрию. Там её квартирный вопрос и испортил. За махинации села на восемь лет, вышла через шесть. Чем занимается теперь, не знаю. В соцсетях её нет. Телефон на её имя ни у одного оператора не зарегистрирован, так что, если надумаешь запрыгнуть  к ней в постель, я тебе помочь не смогу. Будь здоров».

-  Была одним из идеологов сатанинского движения, - несколько раз перечитал эту строчку Могилёв. - Неужели решила вернуться к прежнему и начала подбирать адептов в нашем университете? Скорее всего, именно так, иначе зачем бы ей приходить на занятие студии практической психологии? И что это за студия, о которой Могилёв ничего не слышал, хотя вот он, список всех студий, развлекательных и образовательных центров и кружков на сайте университета. Завтра же надо поинтересоваться у профессора Франц. Такая студия может быть только на её кафедре.

На всякий случай решил позвонить и договориться с заведующей кафедрой на завтрашнее утро. Телефон откликнулся после второго гудка.

-  Аделаида Львовна, здравствуйте, Вас беспокоит помощник ректора Анатолий Степанович Могилёв.

-  Здравствуйте, Анатолий Степанович! Чем могу помочь помощнику?

-  Я бы хотел завтра утром встретиться с Вами по одному небольшому вопросу.

-  Если небольшому, можно прямо сейчас. Я тут допоздна засиживаюсь с этими чёртовыми бумагами. То планы, то отчёты... Вам, надеюсь, столько писать не требуется.

-  Аделаида Львовна, тогда я минут через десять зайду. Если не возражаете.

-  Заходите, заходите! Знаете, где меня найти? У нас тут коридоры такие запутанные, сплошные лабиринты. Я могу Вас встретить возле лестницы.

-  Не беспокойтесь, найду.

-  Так что Вас привело в неурочный час? - поправила очки седая сухонькая старушка, что возглавляла кафедру инженерной психологии с момента её создания. - Чем могу помочь помощнику ректора? - снова повторила шутку профессор, преднамеренно делая упор на тавтологию.

-  Аделаида Львовна, расскажите, пожалуйста, о студии практической психологии, что работает на Вашей кафедре.

-  Студия практической психологии? - переспросила профессор Франц. - Вы ничего не путаете, молодой человек?

-  Спасибо Вам за молодого человека, - улыбнулся Могилёв. - Вообще-то я уже по выслуге лет на пенсию вышел.

-  Не разыгрывайте старуху, - отмахнулась старушка. - Это что же тогда у вас за выслуга такая, если таких молодых  на пенсию отправляют? Если мне память не изменяет, Вы у нас по безопасности? Из органов, значит?

-  Из органов, - улыбнулся Могилёв. - А выслуга военная - 20 лет.

-  Из тех или из милиции? На милиционера Вы, только не обижайтесь, не очень похожи. Значит, из тех, - сделала заключение старушка.

-  Из тех, Аделаида Львовна. Вас это смущает?

-  Отнюдь! Меня в моём возрасте уже ничего не смущает. Вы знаете, это даже моего деда не смущало, когда его в тридцать седьмом арестовали. Моя мама рассказывала, что он к аресту был готов. «Мы враги народа, - говорил он, - уже потому, что мы евреи». Теперь ведь за то, что ты еврей, не арестовывают? Неправда ли? - добродушно улыбнулась она.

-  Не арестовывают, - тоже улыбнулся Могилёв.

-  Так Вы говорите, студия практической психологии? Я должна Вас сильно огорчить, но у нас такой не имеется.

-  И тем не менее не далее, как вчера, состоялось первое её занятие. Вёл его аспирант Дмитрий, а с докладом выступал Григорий Васильевич Горин.

-  Димочка Соснин? Гришенька Горин? Да, они вчера оба были здесь, я их даже после обеда видела, но у нас вчера во второй половине все аудитории были закрыты.

-  Аудитория 999-я ваша?

-  Да помилуйте! Это же на последнем этаже, там толь­ко комнаты для кружковой работы размещаются, какие-то кладовки и прочее. Это всё - хозяйство департамента воспитательной работы.

-  Но занятие студии, Аделаида Львовна, было именно в 999-й аудитории.

-  Да зачем же им девятый этаж, когда у нас своих аудиторий полным-полно? Значит, это действительно что-то в рамках досуговой деятельности, но я у наших мальчиков поинтересуюсь, что это они за студию создали, и мне ни слова, ни полслова. Ой, - вдруг встрепенулась она, - а это что-то по вашей специфике проходит, да?

-  Нет, нет, что Вы! Просто я узнал про эту студию, решил тоже позаниматься. Я ещё с института пытался увлечься психологией, но всё времени не было, а тут, можно сказать, на дому, без отрыва от работы, появилась возможность заняться практической психологией. Решил узнать, как часто занятия, сколько нужно платить, ну, и всё такое. Поэтому буду очень признателен, если Вы мне такую информацию  дадите.

-  Конечно, конечно! Но сначала я сама всё узнаю, что там эти мои подлецы такое затеяли.

-  Почему - подлецы?

-  Да это я их так любовно называю. Как только узнаю, я Вам тотчас же и сообщу.

-  Да, пожалуйста, вот моя визитка.

-  Да я бы Вас и в компьютере нашла. Или, думаете, наше поколение уже не способно идти в ногу с техническим прогрессом? Способно, способно! Куда же теперь без Интернета?

В то самое время, когда полковник запаса Могилёв беседовал с Аделаидой Львовной Франц, деловая беседа проходила и у организаторов студии практической психологии.

-  Димочка, я видела, каким плотоядным взглядом ты смотрел на ту девушку с длинной косой, - говорила Лариса. - Забудь! Эта девочка моя. Вы не поверите, но она ещё девственница. Какая прелесть! Я всегда мечтала о такой непорочной, скромной, неискушённой. Я надеюсь, она будет моей прилежной ученицей. Я научу её всему, а когда она мне надоест, я отдам её вам. Но я буду наслаждаться ею очень долго. Такой девушки у меня ещё не было никогда. Подводя итог вчерашнему занятию, хочу сказать, что Дима молодец. Большой молодец! Девчонки мне все понравились, если половину удастся вовлечь, очень хорошо.

-  Леди Лориэна, скажи, пожалуйста, зачем тебе такие сложности? - заговорил молчавший до этого Григорий. - Зачем тебе нужна эта студия? К чему все эти заморочки? В городе полно девчонок, которые согласятся пойти в путаны без всяких этих студий психологической подготовки. Никто из сутенёров этим на заморачивался. Ходят, высматривают  смазливых девчонок без комплексов, предлагают работу. Да, читал, что кого-то заставляют силой, но, мне кажется, это уже выдумки тех из них, кто в ментовке засветился. Оправдание себе ищут, мол, жертвою пали. Мы такие скромные, чистые, а нас силком заставили богатых озабоченных мужиков ублажать. Да вы почитайте исследования  начала прошлого века! Была такая писательница Лухманова, она доказывала, что все без исключения идут работать в публичные дома добровольно, и более того, получают от этой своей работы удовольствие. А ты какие- то психологические курсы затеяла. Да пойди и спроси в любой студенческой аудитории: «Девчонки, кто за деньги трахаться хочет?», за один день роту наберёшь.

-  Дорогой мой Арагорн! Мне не нужны вокзальные шлюхи. Мы создаём элитарный закрытый клуб. Э-ли-тар- ный, - повторила она по слогам. - У нас до фига мужиков со сдвинутой психикой. Они пресытились обыденностью, им что-то экстра-класса подавай. Одни американских фильмов насмотрелись про то, как на живых людей охотятся, другие - порнушек с жестокостями. Их уже простые БДСМ не возбуждают, им надо ещё круче, чтобы реальная кровь текла, а не киношная. Им театр нужен! Типа оргии сатанистов с жертвоприношением. Вот поэтому мне нужны не те похотливые сучки, что у меня сейчас работают, а такие, кто бы ради меня в огонь и в воду, кто ради меня не на жизнь, а на смерть.

-  Даже на смерть? - переспросил Григорий.

-  Да, даже на смерть! - жёстко сказала Лариса и посмотрела в глаза Григорию. - Вот потому, дорогой мой Ара­горн, мне и нужны твои психологические студии, зомбирование, гипноз, я не знаю, что, но ты им должен внушить, что я для них бог и царь, и мне они беспрекословно должны подчиняться.

«Точно с психикой у неё очень серьёзные проблемы, - думал Григорий. - Надо срочно делать ноги и уматывать подальше от этой бесноватой, пока дело не зашло очень далеко. Так далеко, что не смогут помочь её важные заступники. Да и не станут они за него заступаться. Если запахнет жареным, они должны будут кого-то принести в жертву. Ларису, конечно, сохранят, поскольку через неё выйдут на них самих, да и когда шум уляжется, им же снова захочется этих крутых развлечений. А без Ларисы кто им их организует? Где искать нового организатора? Так что жертвой станет он, Григорий. Ларису в лучшем случае под­ставят только как жертву гипноза. Его жертву».

-  О чём задумался, Арагорнчик? - тронула его за руку Лариса. - Уж не задумал ли ты соскочить? Поздно, друг мой, поздно! Вспомни, сколько нас с тобой связывает. Это Дунаданчик у нас ещё чистенький, незапятнанный. Но уже не безгрешный мальчик, не ангелочек. Вот и студию создал, первый набор самостоятельно осуществил, так что идти нам всем вместе рука об руку. Ну что, милые мои, едем ко мне? Хочется мне сегодня устроить себе постельный праздник. Хочу, чтобы вы вместе довели меня до сумасшествия.

«Да ты и так уже давно ненормальная», - подумал Григорий, но отказаться от поездки к Ларисе не смог, зная, что она устроит им с Димой новую незабываемую ночь.






ЗАБИЯКА


-  Фингал, что ли, прикрываешь?- спросил Юрий вошедшего в лабораторию Андрея.

-  А как Вы догадались? - потупившись, спросил парень.

-  Да тут и дураку понятно? С чего бы это иначе вечером да в очках вырядился, когда и без них темно? Ну-ка, покажись во всей красе.

Андрей нехотя снял большие солнцезащитные очки.

-  Да-а, молодец! И где это тебя?

-  В общежитии, Юрий Степанович.

-  И что не поделили? Девушку, небось.

-  Ну, не то чтобы не поделили... Просто заступился.

-  Если заступился, молодец! Хвалю. Напал кто?

-  Нет, просто обидел.

-  Твою девушку?

-  Нет, ничью. Сидели, разговаривали, он обидел.

-  Выпивали, конечно?

-  Ну, не без этого. Он к девушке приставать начал, та козлом обозвала. А он, мол, что ты из себя недотрогу строишь, знаем мы вас, все одинаковы, только сумма разная. Девушка расплакалась. Я заступился. Слово за слово - и до драки дошло. Я на нём рубашку порвал, он мне в глаз засветил.

-  Хорошо засветил, теперь этот фонарь долго светить будет. Ты бы хоть бодягой попробовал.

-  А что это такое, Юрий Степанович?

-  Спроси в аптеке, но можно и зубной пастой. Только надо было сразу. Кто рукопашным боем занимался, тот хорошо знает, что помогает. Ещё можно йодную решётку сделать. Возьми спичку и йодом решётку нарисуй.

-  Сегодня же попробую.

-  Попробуй, попробуй. Мировую потом пили?

-  Мы сегодня отношения выяснять будем. Сегодня я тоже ему фингал поставлю.

-  А если он тебе второй? Ты об этом не думал?

-  Думал, конечно, только вчера я не ожидал удара, потому  так и получилось.

-  Эх, Андрей, а ты не боишься, что сегодня он тебе второй  синяк поставит или ещё что похуже?

-  Я сам ему на фиг челюсть на сторону сверну, - распалился Андрей.

-  И загремишь за причинение тяжких телесных повреждений. Даже если условно дадут или оштрафуют за мел­кое хулиганство, а драка - это как раз и есть мелкое хулиганство, из университета тебя на следующий же день отчислят.

-  Я как-то об этом не подумал, Юрий Степанович.

-  Андрей, думать надо! Прежде, чем что-то сделать, надо хорошо подумать. То, что на защиту девушки встал, молодец, но продолжать драться не советую.

-  Так я же должен реванш получить. Мы даже секундантов позвали. У меня Игорь будет.

-  Вот вместе с секундантами вас всех и отчислят. Ты этого добиваешься? А ты не подумал, что иногда победа может заключаться в умении уйти от сражения, в данном случае - от драки. Ты же в школе читал про классиков. Принять вызов на дуэль было делом чести, но стрелять вверх, а не в обидчика, вот что было главнее. Вот это было унижение соперника!

-  Ну, откажусь я сегодня помахаться с ним, он же меня в трусости обвинит.

-  И пусть! Ты же знаешь, что ты не трус, а героизм про­явить - не значит, с кулаками на каждого кидаться. По­думай, как нового конфликта избежать.

-  А Вы, Юрий Степанович, что мне посоветуете?

-  А я тебе всё это время что делаю? Я тебе именно сове­ты и даю, только ты, похоже, не слышишь.

-  Да слышу я, Юрий Степанович, только согласиться пока не могу. Должен же я ему тоже врезать!

-  Кто хоть соперник твой? Я его знаю?

-  Да не хочу я говорить, а то получится, будто закладываю. Придёт завтра на занятия с фингалом, сами увидите.

-  Ты с двумя не приди. Подумай лучше, как миром уладить. Иди, не допускаю я сегодня тебя к оборудованию - слишком ты взвинченный. И пока не успокоишься, в лаборатории не появляйся.

-  Юрий Степанович, у нас же там столько работы по тому проекту!

-  Будем без тебя делать. Я бы ещё более терпимо отнёсся, если твой соперник из другого вуза был, из другого института, в конце концов, но в одной группе драчуны мне не нужны. Как вы вместе работу делать будете, если ждёте подходящего момента, чтобы рожи друг другу начистить? Ковалёв, что ли?

-  Как Вы догадались?

-  Да немного ума надо, чтобы вычислить. Он парень хамовитый, к тому же вспыльчивый, за тобой тоже не постоит. Не с Маргаритой же разодрался.

-  Да из-за Маргариты у нас всё и вышло.

-  Ладно, спасибо за доверие!

-  Только Вы, Юрий Степанович, не говорите никому.

-  Да не скажу, не волнуйся, но к работе тебя сегодня не допускаю. Иди раны зализывай. Запомнил про бодягу? В крайнем случае, в аптеке спроси, они сами подскажут. Пока, некогда мне с тобой, работы очень много, а ряды помощников вот редеют.

-  Извините, Юрий Степанович! Может, всё-таки я поработаю?

-  Я своё решение по нескольку раз за пять минут не меняю. Сказал, не допущу, значит, не допущу. Иди, отдыхай, забияка. И хорошенько подумай, как миром, а не мордобоем ссору закончить.






ТРЕНИНГ НА ПОГОСТЕ


Осень выдалась на диво тёплая и сухая. Второе занятие у Григория Васильевича Горина Зина пропустила, потому что надо было отвести простудившую горло сестру к доктору, за что сегодня получила выговор. Добрый с виду преподаватель посмотрел на девушку таким взглядом, что у неё внутри всё похолодело.

-  Милая девушка, - сказал Григорий Васильевич, попросивший членов семинара называть его просто Ара­горном, - ещё один прогул, и я вынужден буду исключить Вас из нашего элитарного сообщества. У нас строгая последовательность в освоении курса, и любой пропуск, несомненно, скажется на общем уровне подготовки. Никакими книгами это не наверстать. На своих занятиях мы устанавливаем неразрывную психологическую связь, образуя общее целое. В Вашей программе уже образовалась прореха.

-  Я больше не буду, - испуганно начала оправдываться Зина. - Просто мне срочно надо было вести сестру на при­ём к врачу, а маму не отпустили с работы.

-  Больше я предупреждать не буду, - строго повторил Арагорн. - Не хотите или не можете быть членом элитарной группы - дело сугубо личное.

На университетской аллее Зина неожиданно столкнулась с капитаном Ковач. Если бы та не окликнула, погружённая в свои мысли девушка прошла бы мимо эффектной дамы, не заметив её.

-  Ой, простите Лариса Петровна! Здравствуйте!

-  Здравствуй, Зиночка! Мы же договаривались, никаких отчеств, просто Лариса. Есть несколько минут?

И хотя удручённая выговором Арагорна Зина не настроена была на разговоры с кем бы то ни было, молча кивнула головой.

-  Вот и чудненько! Давай присядем. Кажется, именно на этой скамейке мы с тобой и в прошлый раз беседовали.

Зина присела на краешек садовой скамейки, Лариса протёрла платочком сиденье и спинку, села поудобнее и забросила ногу на ногу.

-  Как идёт адаптация в университете?

-  Спасибо, всё хорошо.

-  Дома как?

-  Спасибо! Сестра вот только простудилась, ангина.

-  Это в такую-то теплынь? - удивлённо воскликнула Ковач.

-  Как раз из-за тепла. Прибежала с улицы потная и чуть не полкило мороженого за один присест съела. Вот и простудилась.

-  Да, не зря говорят, что в тёплую погоду простудить­ся можно быстрее, чем на холоде. Ты, говорят, предыдущее занятие в студии пропустила?

-  Да, а откуда Вы знаете?

-  Милая моя, работа у меня такая.

-  Да я как раз сестру к доктору водила, потому что маму с работы не отпустили.

-  Занятия пропускать ни в коем случае нельзя, - строго сказала Лариса.

-  Я больше не буду, - снова, как преподавателю, пообещала  Зина.

-  Арагорн тебя после первого занятия похвалил. Говорит, очень смышлёная девушка. Поэтому, чтобы восполнить пропущенное занятие, я приглашаю тебя на тренинг. Будем сразу отрабатывать навыки психоустойчивости, я уверена, что ты справишься. Маме своей ничего не говори,а то знаешь ведь, какой народ эти мамы. Волноваться за тебя станет, переживать, ночь не спать, а там ничего особенного. Впрочем, завтра сама в этом убедишься. Завтра в половине шестого на этом же месте. Дима тебя проводит.

На другой день Дима её встретил и усадил в  микроавтобус с затонированными стёклами, в салоне уже были две незнакомые девушки. Покрутившись по городу, подсадили ещё четырёх девушек и трёх парней. Последней в машину села Лариса.

-  Девочки и мальчики, всем привет! - бодренько поздоровалась  Лариса. - Сегодня у нас, как вы все уже знаете, психологический тренинг. Кто-нибудь из вас бывал ночью на кладбище?

-  Мы что, на кладбище едем? - испуганно спросила Зина.

-  А ты уже испугалась? Такая на вид храбрая девушка, а темноты боится, - насмешливо сказала капитан Ковач.

-  Я не темноты боюсь, я кладбища боюсь, - перешла на шёпот Зина.

-  А что его бояться? - ободряюще спросила Лариса.

-  Там же мёртвые... - и Зина, повернув голову назад, обвела взглядом остальных пассажиров, но в полумраке салона лиц было почти не разглядеть, особенно тех людей, что сидели сзади.

-  Милая моя, не мёртвых надо бояться, - засмеялась Лариса. - Они уже ничего сделать не могут, а вот живые!..

-  Всё равно страшно!

-  Мне тоже, - прошептала сидящая рядом девушка.

-  А на то и есть психологический тренинг, - строго сказала Лариса. - Вот мы и посмотрим, кто из вас стрессоустойчив, с кем можно дальше работать, а кого сразу списывать по профнепригодности к серьёзной оперативной работе.

Когда машина остановилась на окраине кладбища, подъехав к нему не со стороны дороги, а от расположенного неподалёку дачного кооператива, было уже совсем темно.

-  Мальчики и девушки! - начала капитан Ковач инструктаж. - Сейчас я иду первой, Дима выпускает вас на дистанцию с интервалом в тридцать секунд. Идёте, ориентируясь  по установленным вдоль тропинки фонарикам. От одного - к другому и так далее. Метров через двести у десятого по счёту светильника будет поворот налево, далее идёте прямо. Сразу за кладбищенской оградой на поляне увидите костёр. Там я вас и буду ждать. Всё, я пошла. Ну, смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе! Нам бороться не нужно, а духом крепнуть надо.

Зину Дима отправил то ли шестой, то ли седьмой. На каком-то по счёту светильнике девушка от сильного волнения и страха сбилась, пересиливая боязнь, пошла вперёд, возле очередного огонька нерешительно остановилась. Слева послышалось какое-то движение. Сердце замерло от испуга. Девушка повернула голову и увидела неподалёку слабый свет следующего фонарика. Значит, именно здесь и нужно искать тропинку. Ногами нащупала очищенную от опавших листьев дорожку и стала осторожно двигаться в сторону отблесков обещанного Ларисой костра.

Вдруг впереди раздался истошный визг, но тут же насту­пила тишина.

«Наверное, именно такую тишину называют гробовой», - подумала Зина и остановилась. Сзади послышались осторожные шаги.

-  Кто тут? - испуганно спросила девушка.

-  Я, - послышалось в ответ.

-  Ты из автобуса?

-  Ага.

-  Пошли вместе, мне страшно.

-  Мне тоже.

Девушки, взявшись за руки, двинулись дальше.Миновали  один светильник, второй, третий... Теперь уже было хорошо видно, что впереди горит костёр, возле него стоят какие-то люди.

-  Наши, наверное, - предположила подошедшая в тем­ноте девушка.

-  Хочется надеяться, - согласилась Зина.

У костра помимо Ларисы и ушедших раньше Зины пассажиров микроавтобуса были ещё двое каких-то мужчин. Когда собрались все, Лариса внимательно осмотрела про­ходивших испытание:

-  Молодцы! Все просто молодцы! Никто в трусики со страху не написал? - попыталась она грубовато пошутить, чтобы снять напряжение, но в ответ никто не засмеялся, потому что народ ещё не отошёл от испытанного стресса. - Сейчас мы с вами снимем напряжение сатанинским напитком, который моряки называют грог. Правда, они ром разбавляют кипятком или чаем, а мы горячей кровью. Прошу к столу!

Лариса повернулась и пошла к уже подъехавшему и припаркованному  возле двух чёрных «Ленд крузеров» микроавтобусу, возле которого стоял разборный походный сто­лик с большим термосом и разовыми стаканчиками. Один из мужчин стал наливать напиток и подавать участникам тренинга. Все брали стаканчики в руки, но пробовать сатанинский напиток никто не решался.

Лариса отхлебнула первой.

-  Изумительный напиток! - похвалила она и сделала ещё глоток. - Ну, что же вы? Пробуйте! На кладбище надо пить ром, разбавленный горячей кровью. Мужчины! - Она повернулась к незнакомцам.

Сначала один, потом другой сделали по глотку, почмокали  губами и стали отхлёбывать небольшими глотками.

Стаканчик жёг Зине ладонь, она переложила его из правой  руки в левую, посмотрела на приехавших вместе с ней. Пробовать ром с кровью никто не решался.

-  Ну, что же вы? - настойчиво спросила Лариса. - Да ладно, не бойтесь, я пошутила. Это красное вино с сахаром. А вы подумали, что это действительно кровь?

Один за другим участники тренинга стали пробовать предложенный им напиток. Зина хотела отказаться, но любопытство оказалось сильнее. Она понюхала содержимое  стаканчика, пахло действительно вином, корицей, кажется, гвоздикой и чем-то ещё. На вкус напиток оказался очень даже сладким и вкусным, поэтому почти все под­ставили стаканчики для добавки.

Под действием вина, наполовину сдобренного ромом, компания быстро расслабилась, захмелевшие участники  тренинга стали наперебой делиться впечатлениями от ночной прогулки по кладбищу, пересказывать испытанные страхи. Выяснилось, что завизжала одна из девушек, увидев в стороне блеснувший в отблесках костра белый памятник с начищенной латунной табличкой. Другая чуть не умерла со страху, наткнувшись в темноте на почему-то оставленную без оградки мраморную статую на могиле какого-то богатея.

-  Мальчики и девочки! Прошу тишины! - прервала эмоциональные впечатления Лариса. - Программа наша на этом сегодня ещё не заканчивается. Сейчас мы приступим к обряду жертвоприношения. Мы с вами пили просто вино, а теперь нам предстоит выпить действительно сатанинского напитка с кровью одного из вас, принесённого здесь и сейчас в жертву. Убивать мы никого не будем. Просто выпустим немного крови.

И едва она произнесла эти слова, как на голову Зины кто-то стоящий за спиной набросил мешок и стал завязывать на шее тесёмки из толстой верёвки. Девушка мгновенно  пришла в ужас, она стала истошно визжать, обеими руками пытаясь сорвать с головы почему-то воняющую тухлой рыбой мешковину, но вдруг замолчала, и потеряв сознание, стала валиться на землю.

Набросивший мешок тут же подхватил девушку, поло­жил её на спину, сорвал с головы грубую ткань и стал легонько хлестать по щекам, приводя в сознание. Все испуганно  молчали, Лариса тоже не говорила ни слова. Она знала, что после такого испуга у девушки будет сильная истерика, Лариса её успокоит, приласкает и увезёт к себе домой, где совершит давно задуманное растление. Проблема была только в том, что девушка была городская, жила в семье. Сколько раз она напоминала, что вербовать адептов надо из иногородних, которых никто вечерами искать не станет, которые поэтому могут заниматься чем угодно хоть круглые сутки. Но и отказаться от обладания приглянувшейся  девушкой Ковач тоже не хотела, поэтому пошла на риск. Ничего, думала она, утром девушка позвонит обезумевшей от пропажи дочери матери и скажет, что ночевала у подружки. А пока надо помочь Зиночке прийти в себя.

Лариса подошла к лежащей без сознания девушке, взяла её голову и начала гладить лицо, волосы, один из незнакомых  мужчин услужливо и вовремя поднёс к носу потерявшей сознание нашатырь.

Зина дёрнулась, открыла глаза.

-  Ну, вот, - ласково протянула Лариса. - Всё хорошо! Дурочка ты моя. Ну, что ты испугалась? Неужели ты действительно подумала, что мы кого-то будем приносить в жертву, что будем пить твою кровь? Это тоже было всего лишь шуткой. Может быть, грубой, согласна, но шуткой. Это же тренинг на психологическую устойчивость. Пойдём в машину, посиди, послушай лёгкую музыку, успокойся. Пойдём, я тебя провожу.

Лариса помогла девушке подняться. Подхватила под руку и повела к микроавтобусу. Её удивило спокойствие девушки. Зина не рыдала, как это бывает обычно в таких случаях, не билась в истерике, не пыталась обнять и при­жаться, ища ласки и успокоения, она просто безропотно подчинялась капитану Ковач.

Открыв дверку и усадив девушку в салоне, Лариса включила диск.

-  Отдыхай, приходи в себя. Мы все скоро поедем домой. Сейчас только закончим наш сегодняшний тренинг.

Лариса оставила девушку в салоне и подошла к костру:

-  Может быть, есть добровольцы? Кто хочет попробовать, каково это - стоять с мешком на голове?

Все долго молчали, потом одна худенькая девушка сказала:

-  А давайте я попробую. Только вы дайте слово, что если мне будет очень страшно, вы сразу же этот мешок с меня снимете.

Девушке тут же надели мешок на голову.

-  Ой, мне ничего не видно, - сказала она.

-  Не бойся. Мы тут, мы рядом, - успокоила Лариса. - А чтобы ты чувствовала, что мы рядом, мы будем тебя трогать. Ты даже можешь попробовать угадывать, кто именно до тебя дотронулся. Ну, что, поиграем?

Сначала ребята и девушки осторожно касались локтей и плеч, потом гладили груди, живот, бёдра и ягодицы. Этот эротизм забавлял всех, в том числе и вызвавшуюся постоять с мешком на голове. Увлечённая игрой компания не заметила, как Зина тихонько выбралась из салона и осторожно отойдя в темноте по едва различимой дороге на некоторое расстояние от костра, припустилась бежать. Совсем запыхавшись, она достала телефон и набрала номер Андрея.

-  Андрюша, милый, спасай меня, я потом всё расскажу. Ты можешь меня забрать отсюда?

-  Ты где?

-  Я не знаю. Нас вывезли на какое-то кладбище. Кажет­ся, это по Старо-Московскому тракту. Тут какие-то берёзы, берёзы, берёзы... ой, погоди, вроде бы впереди трасса. Я тебе сейчас перезвоню. А ты сможешь приехать?

-  Ты только скажи, куда ехать, - встревожился Андрей. - Я ведь у вас за городом мало где и бывал.

-  Сейчас, сейчас, я уже вижу, как по трассе идут машины.

Впереди действительно была трасса. На огромном щите Зина при свете идущих на большой скорости машин увидела схему транспортных магистралей города, а внизу указатель со стрелкой «Кладбище 3». Она тут же позвонила Андрею, рассказала, где будет ждать, и спряталась в при­дорожных кустах, потому что со стороны погоста заметила подъезжающий микроавтобус.

Исчезновение Зины заметили, только когда стали усаживаться в автобус. Сначала подумали, что девушка вышла по нужде, но ни через минуту, ни через пять, ни после долгих криков в темноту: «Зина-а-а!», на которые никто не отзывался, всполошились.

-  В лесу в темноте искать бесполезно, - сказал Ларисе прокурор - один из двух незнакомых мужчин, что приехал на своей машине и разливал из термоса сатанинский напиток. - Скорее всего, она ушла вперёд по дороге в направлении  трассы. Догоним!

Но догнать не удалось, обнаружить - тоже, потому что одетая в тёмный плащ девушка успела спрятаться в при­дорожных кустах. Микроавтобус медленно покатил в сторону города, а сидевшие в нём люди внимательно вглядывались в высвеченное лучами фар пространство справа от дороги, в надежде увидеть сбежавшую девушку.

А она полчаса сидела в кустах и тряслась от страха, прежде  чем увидела подъехавшие к развилке «жигули» Анд­рея. И только сев в машину, дала волю чувствам. Зина рыдала долго и безутешно, а когда выплакалась и была в состоянии связно говорить, рассказала Андрею всё, что произошло на кладбище.

-  Кто они? - спросил Андрей. - Я им морду набью!

-  Я знаю только Диму, координатора студии практической  психологии, в которую я записалась, и капитана ФСБ Ларису Ковач. Ты что, им обоим морду бить будешь? И потом, я же сама, добровольно, на этот тренинг поехала, там же никакого криминала не было. Просто я дура!

-  Кто бы и спорил, - сказал Андрей. - Конечно, дура! Вот на фига тебе эти тренинги и эти спецслужбы? Тебе что, нормальная жизнь не интересна? Экстрима хочешь?

-  Да не хочу я никакого экстрима, просто мне показа­лось интересно заниматься в элитарной студии, куда отбирают далеко не каждого.

-  Ладно, разберёмся, а сейчас поехали, я тебя домой отвезу, а то мама наверняка уже волнуется.

-  А сколько сейчас времени? - всполошилась Зина.

-  Да уже скоро половина одиннадцатого.

-  Ничего себе, погуляла! Ох, мне мамуля и нагоняй сей­час врежет!

Но мамуля, когда Андрей подвёз Зину к подъезду, стояла у окна и видела, что дочь была с Андреем, ругать за позднее возвращение дочери домой не стала, а просто спросила:

-  И где были?

-  Да так. По городу катались, - уклончиво ответила Зина, не желая расстраивать мать рассказами о своём глупом  приключении.

Андрей же решил попросить Анатолия Степановича Могилёва исключить Зину из списков резерва спецслужб. Помощник ректора по безопасности после доверительной беседы перед поездкой в Германию произвёл на парня впечатление  человека умного. Не должен он силой заставлять девушку учиться всяким там психологическим заморочкам, которые ей в нормальной жизни не пригодятся, а в шпионов играть и идти работать в разведку она не захочет. По край­ней мере, так решил Андрей за подругу и твёрдо был намерен встретиться с Могилёвым в ближайшие же дни.






РЕЦЕПТ ИЗ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ


- Лор, пришло время заниматься серьёзными делами.

Прокурор медленно затянулся, задержал в себе дым, проницательно посмотрел в глаза Ларисе. Она выжидающе, не моргая, ждала продолжения фразы. Король, как это было всегда, и за что он на себя сердился, не выдержал первым, отвёл взгляд будто бы для того, чтобы стряхнуть пепел. Выдохнул тонкой струйкой дымок, постучал указательным пальцем по протянутой над пепельницей сигарете.

-  Только не возражай, - снова посмотрел в глаза. - У нас действительно и без того уже далеко зашло, но, понимаешь, все эти наши шоу для богатых дяденек, желающих за большие бабки пощекотать себе нервы, это мелочи по сравнению с тем, что мы можем делать. Мне один московский дружок, он, кстати, однажды был у нас на шабаше, нашёл хорошего клиента. Точно не знаю, да мне это и ни к чему, мужик имеет в собственности то ли месторождение нефти или газа, то ли сколько-то там хороших скважин, так что денег куры не клюют. Официальный годовой доход исчисляется в миллиардах деревянных. Ему за шестьдесят, но на старости лет заблажил, увлёкся какой-то молоденькой шлюшкой то ли из шоу-бизнеса, то ли из модельного агентства. Моему высокопоставленному  дружку проболтался, что есть проблемы. Пробовал женьшень, виагру, ещё всякую фигню, прошёл омоложение стволовыми клетками, но помогает слабо. Он же боится, что эту девицу у него уведёт какой-нибудь богатей помоложе.

-  И ты хочешь предложить, чтобы я его реанимировала, - улыбнулась Лариса.

-  Фу, как пошло!

-  Но ты же сам как-то говорил, что я и у мёртвого могу поднять.

-  Говорил, не отрицаю, - снова медленно затянулся прокурор. - Ты извини, но, думаю, в столице немало мастериц, которые в этом виде искусства тебе не уступят. Он в свою пассию уже столько вбухал, в машины, квартиры, брюлики, что отвалить миллионы за возврат мужской силы - это как на рынке кулёк жареных семечек.

-  При чём тут мы? - не поняла Лариса.

-  Лор! - прокурор всегда называл её этим именем, сокращённым от так понравившегося Ларисе Леди Лориэна. Так было проще и для конспирации, поскольку наталкивало на мысль о профессии человека. Лариса тоже называла Королём своего однокурсника по школе милиции, сделавшего, в отличие от неё, прекрасную карьеру. У них на первом курсе был мимолётный романчик, увлечённая Толкином Лариса нарекла Алика королём Элессаром, тому читать толстенные книги было лень, но имя ему понравилось. Особенно первая его часть - Король. Будучи великим раздолбаем, сын прокурора соседней области в школе учиться не хотел, педагоги за уши тащили его до выпускных экзаменов, которые, закрыв глаза, оценили тоже тройками, лишь бы избалованное чадо стало обладателем аттестата. Благо тогда ещё не было ЕГЭ, хотя о нём шли разговоры, а некоторые регионы включались в этот эксперимент. Но даже на платной основе и с широчайшими связями папочки с таким аттестатом, кроме как в школу милиции, парню идти было больше некуда. А там на одном из отделений целенаправленно готовили сотрудников для прокуратуры, выдавая им полноценный диплом о высшем юридическом образовании.

Пока Лариса делала свою карьеру, раздвигая пошире ноги перед влиятельными полковниками, Алика отец устроил в отдел по надзору бегать с бумажками, а через три года, наработав необходимый стаж, парень резко пошёл в гору. Нынешняя должность тоже была для него лишь очередной  ступенькой. Теперь уже благодаря собственным, а не отцовским, связям в Генеральной прокуратуре. Поэтому и чувствовал себя Алик действительно королём. Да и Лариса отлично понимала, что не она истинная хозяйка положения в этой созданной по её инициативе и её стараниями бизнес-структуре с элементами сатанинского толка, настоящим хозяином и главным режиссёром всего большого спектакля был именно Король.

Леди Лориэна так бы и пробавлялась щекочущими нервы любительскими постановками летом на кладбище, а в осенне-зимний сезон на дачном участке да в городской квартире, зарабатывала бы проституцией смазливых студенток, попавших под её влияние или шантажированных откровенными снимками и участием в порнографических съёмках, если бы не Король. Это именно он придал нужный размах предприятию, он перевёл девчонок с панели на обслуживание богатых и нужных людей, он придумал устраивать для них спектакли в стиле сатанинских шабашей, за участие в каждом из которых студентки получали стипендию побольше губернаторской.

Это Король, когда она перестаралась в зверином экстазе и задушила во время шабаша парня, сделал всё, чтобы милиция признала факт самоубийства, а не насильственной смерти первокурсника, найденного повешенным на берёзе. Это орки Короля убрали на следующий день впавшего в истерику друга задушенного, вот-вот готового рас­сказать милиции правду про ту закончившуюся смертью оргию. И эти орки держали в страхе остальных, принуждая принимать участие в жертвоприношениях, делая соучастниками преступления. Это Король наладил среди паствы тотальный контроль, при котором все доносили друг на друга, и это позволяло беспроигрышно выбирать кандидата для очередного публичного жертвоприношения, обыгранного в традициях сатанинских сект.

Но при этом формально Леди Лориэна считалась главным идеологом и организатором, что, безусловно, льстило самолюбию сумасбродной молодой женщины, прекрасно понимающей, что и отвечать в конце концов придётся тоже именно ей. А о том, что конец этот неизбежен, она не могла не догадываться. Слишком много людей было задействовано в этом очень быстро созданном и хорошо отлаженном предприятии.

Жертв орки хоронили в траншеях бичёвского кладбища, где никогда никому не придёт в голову искать пропавших, но рано или поздно проговориться могли те самые богатые заказчики оргий, для которых устраивался весь костюмированный спектакль. Поэтому Лариса через своих подруг по школе милиции уже сделала себе загранпаспорт на другое  имя, чтобы в любое время исчезнуть из этого города и обосноваться где-нибудь в безвизовой стране, например, в Израиле, где она с её внешностью и рыжей шевелюрой лег­ко сможет затеряться, как среди своих. Поэтому даже фамилию в новый паспорт она придумала соответствующую.

-  Лор, - отвлёк Леди Лориэн от мыслей голос Короля.

-  Да, мой повелитель!

-  Ты меня не слушаешь?

-  Отчего же? Я тебя очень внимательно слушаю.

-  И в то же время ты будто где-то далеко отсюда.

-  Мне пересесть к тебе на колени?

-  Не сейчас, моя дорогая. Сначала о деле. Так вот, этот миллиардер где-то вычитал, что для омоложения всего организма в средние века применялись специально устроенные обряды по типу сатанинских. По типу, это уже моя интерпретация. По пьяни этот тип сказал моему дружку, что живи он в то самое Средневековье, когда люди обладали искусством омоложения, когда практиковали подобные шабаши, он бы не пожалел никаких денег. Мой кореш и брякнул, что не надо на машине времени возвращаться на сотни лет назад, это можно организовать и в наши дни, и что у него даже есть такая возможность. Он имел в виду твои оргии.

-  Король, как ты грубо!

-  Хорошо, моя дорогая, твои вечеринки.

-  Сделаем, какие проблемы. В первый раз, что ли?

-  Лор, не всё так просто. Я нашёл в Интернете материалы про эти омоложающие шабаши Средневековья. Фишка  в том, что обязательным условием является кровь ново­рожденного. Именно ею, а не кровью драной кошки или молодого поросёнка, которого потом можно поджарить на вертеле, окропляют тело, назовём так - пациента. А после этого он должен вступить в связь с девственницей.

-  С девственницей проблем не будет. Наш эскулап из любой целку сделает, первый раз, что ли?

-  Лучше бы, конечно, настоящую.

-  Король, где я тебе возьму настоящую? Ты в каком веке живёшь? - эмоционально воскликнула Лариса. - Будет довольствоваться реставрированной. Сергей заказ в своей клинике операции по восстановлению девственной плевы, можно сказать, на поток поставил. Нашей Мурене с её ангельским личиком уже дважды зашивал. Да ты и сам это хорошо знаешь.

-  Ладно, не горячись. С Муреной согласен, она снова за девственницу сойдёт без проблем, умеет девочка ангелом прикинуться. Новорожденного я организую. Есть у меня на крючке одна дама, спас её в прошлом году от тюрьмы. Отказниц тоже хватает, так что вопрос решаем. Берёшься? Конечно, там немалую часть бабок москвич себе возьмёт, но и нам с тобой за глаза останется. Купишь себе в Москве квартиру. Оставишь это рискованное дело.

-  Я без этого, наверное, уже не смогу... - впервые честно призналась Леди Лориэн. - Это как афганский синдром, нужен адреналин.

-  Дорогая моя, что ты знаешь про афганский синдром?

-  То, что термин такой есть, что человек, убивавший врага и сам не раз рисковавший жизнью, без этого драйва  уже не может жить. Ему нужен постоянный допинг. Это как наркотик, попробовавший раз, будет постоянно стремиться к получению удовольствия...

-  И кончить передозом, - перебил Король.

-  И кончить передозом, - смиренно согласилась Лариса. - Знаешь, иногда у меня тоже возникает желание пустить себе кровь, почувствовать самой приближение смерти, побывать на том свете...

-  И вернуться? - спросил Король.

-  Если получится...

-  Ты меня пугаешь, моя дорогая.

-  Король, я сама себя иногда пугаю... Ты думаешь, я полная дура? Я сама прекрасно осознаю, что у меня едет крыша, но я уже ничего не могу с собой поделать. Мне позарез нужно это хождение по лезвию ножа. А мы с тобой заходим всё дальше и дальше. Это опять же, как переход от лёгких наркотиков к всё более сильным и тяжёлым с пониманием неизбежности полного истощения организма.

-  Лор, я тебе уже не раз напоминал, не говори: «Мы с тобой». У нас у каждого своя роль. Всё это делаешь ты. И только ты. Если «мы с тобой», то в случае чего нам обоим светит пожизненное, а если только ты, тогда я здесь буду делать всё возможное и невозможное, чтобы тебя вытащить.

-  В психушку?

-  Хотя бы и в психушку. Ты прекрасно сможешь сыграть  роль. А потом через пару лет якобы после необходимо­го курса лечения ты выйдешь.

-  Спасибо! - невесело рассмеялась Лариса.

-  Пожалуйста! - улыбнулся Алик и в который уже раз подумал, что Ларисе действительно необходимо лечение, причём лечение серьёзное. И вообще со всем этим пора завязывать, потому что зашли слишком далеко. Омоложение того миллиардера должно стать последним игрищем. Даже в целях собственной безопасности, потому что богатей обман безнаказанным не оставит. Скорее всего, в отношении  Ларисы придётся применять крайние меры. Да! Только так можно будет всё списать на неё. Но заработать в последний раз надо.

-  Лор, я уже всё продумал. Москвич привезёт клиента на частном самолёте, тот даже не будет знать, в каком городе  они приземлились. Для верности лишний час покатает над российскими просторами, запросив коридор в Среднеуральск, например, через Пермь или Оренбург. Прилетят поздним вечером, лимузин встретит у трапа, в темноте, даже если он и бывал в нашем городе, по окружной дороге не сможет сориентироваться, куда его везут. Договоримся, что его бульдоги останутся в столице. Только он. Только строжайшая тайна, чего требует сам ритуал и безопасность всех участников, включая самого заказчика. Он сам понимает, что является заказчиком убийства младенца, так что будет молчать. Сделаем?

-  Сделаем, мой повелитель.

-  Вот и чудесно, моя дорогая. А теперь иди ко мне... Я очень соскучился по твоим сумасшедшим ласкам.






СОКРАЩЕНИЕ


-  Вадим Альбертович? Вы в университете? - спросил мобильник голосом помощника ректора Надежды Великановой.

-  Да, конечно. А кто спрашивает?

-  Это Надежда Игнатьевна, первый помощник ректора. Так Вы в университете?

-  Где же мне ещё быть?

-  Ну, мало ли, - с явной ухмылкой сказала звонившая. - Вас Владислав Васильевич вызывает. Если Вы не на лекции, то прямо сейчас.

-  Хорошо. Через пять минут буду.

«И к чему бы такая срочность? - недоумевал Вадим, идя по длинному коридору института в административный корпус. - То, что Жопа, как её многие называли в университете, позвонив, даже не поздоровалась, не вызывало удивления - любовница ректора, о чём все знали, и что она всем своим поведением откровенно подчёркивала, высокомерие своё демонстрировала даже по отношению к руководителям институтов, называя их недоумками. Профессоров, у которых училась, после назначения на должность могла удостоить едва заметной улыбкой, что следовало расценивать не меньше, чем награду Родины. Но этот тон, и не приглашает, как принято у интеллигентных людей, а вызывает...».

В тесной комнатке приёмной, кроме молоденькой невзрачной секретарши, никого не было.

-  Здравствуйте, проходите, пожалуйста! - показала она на дверь с табличкой «Первый помощник ректора Надежда Игнатьевна Великанова». Вадим был здесь с тех пор, как сменился ректор, всего один раз, когда шла речь о самоубийцах и недопустимости утечки этой информации в СМИ. При Безухове из коридора заходили сразу в просторное помещение приёмной, где для посетителей стояло несколько мягких диванов, на журнальных столиках лежали свежие газеты и журналы, хотя читать их было некогда, потому что ректор не любил столпотворения в приёмной людей, вынужденно просиживающих драгоценное рабочее время. На приём каждого он отводил десять минут, секретарь чётко расписывала его график, и он по этому поводу шутил, что является рабом лампы, показывая на своего верного помощника, умевшего часть вопросов решать самостоятельно.

С тех пор интерьер просторного помещения, ставшего теперь не приёмной, а рабочим кабинетом первого помощника, с дорогой, но безвкусно обставленный импортной мебелью и увешанный картинами в массивных рамах, несколько изменился. Бросилось в глаза полное отсутствие стульев или кресел.

«Интересно, а если к ней заглянет подруга? Они будут стоя разговаривать? - подумал Вадим. - Впрочем, а есть ли у этой надменной дамы подруги?».

Он поздоровался. Великанова молча кивнула в ответ и нажала кнопку на телефоне:

-  Владислав Васильевич, Раевский пришёл. Хорошо, Владислав Васильевич. Проходите. - Это уже Вадиму.

В кабинете ректора в кожаных креслах возле журнального  столика с ножками в виде тигровых лап сидели с чашками в руках Хитрунов и проректор по воспитательной работе Уткин.

-  Добрый день! - сказал Вадим и хотел было поздороваться с ними за руку, но ректор указал на стул возле приставного столика:

-  Присаживайтесь.

Ректор выждал, пока Вадим подвинул стул и уселся удобнее, положил на столик блокнот для записей. С давних пор он всегда ходил на планёрки и совещания обязательно с блокнотом, чтобы вносить в него самую важную информацию и поручения.

-  Вадим Альбертович! - начал ректор, глядя не в лицо приглашённого, а на его лежащий на столике блокнот. - Вы человек в городе и области авторитетный, и мы благодарны  Вам, что в своё время Вы дали согласие перейти на работу к нам и возглавить у нас одну из новых кафедр. Честно признаюсь, я, будучи первым проректором, не понимал, зачем она была нужна Безухову, я даже возражал, как мог, но он меня убедил, настоял, хотя аналогичные  уже были во многих вузах региона. Безухов сумел убедить членов Совета ректоров области в необходимости  подготовки специалистов, ориентированных именно на работу в предприятиях машиностроительного комплекса. Кафедру мы открыли, хотя преподавателей этого направления у нас и не было. Да их тогда и в городе не было, потому что дело новое. Впрочем, мы с Вами об этом уже говорили при нашей встрече. Но... Но время диктует  новые условия. Вы прекрасно знаете, что теперь одним из основных показателей стал процент остепенённости. Этот показатель Вы стараетесь привести в норму за счёт совместителей, но и этому пришёл конец. Вы сами хорошо знаете, что теперь совместители могут составлять не более пятнадцати процентов от списочного состава. И это ещё не всё. Как я понимаю, над докторской диссертацией Вы не работаете...

-  Владислав Васильевич, вряд ли я смогу своей докторской диссертацией совершить хоть небольшой переворот в науке. Зачем тратить время впустую?

-  Вот видите! А ведь Вы - заведующий кафедрой. Ники­та Никитич сделал Вас профессором, хотя у нас десятки докторов наук о такой должности годами мечтают.

-  Владислав Васильевич, я не понимаю, к чему этот раз­говор, - Вадим всё же сумел встретиться взглядом с ректором, но тот отвёл глаза в сторону сидевших в стороне Хитрунова и Уткина.

-  Вадим Альбертович, Вы хорошо знаете, что в нынешних, очень непростых условиях очередного экономического кризиса мы вынуждены сокращать расходы. На прошлом заседании учёного совета мы приняли решение о реорганизации структуры управления за счёт сокращения некоторых кафедр.

-  Нашей, помнится, в том списке не было, - снова попытался поймать взгляд ректора Вадим.

-  По чистой случайности, - уточнил ректор. - Точнее - по техническим причинам, когда печатали проект решения, вашу кафедру просто пропустили. И я тоже проглядел. Но это мы решим в рабочем порядке. Директор гуманитарного института Николай Петрович Столяров не возражает. Хотя, если Вы лично будете настаивать, вынесем на обсуждение очередного заседания учёного совета.

-  Я так понимаю, что я просто должен предупредить сотрудников кафедры о предстоящем сокращении кадров?

-  Не совсем так, - уточнил ректор. - Не нервируйте народ. Сокращения кадров не будет, мы всех трудоустроим на объединённой кафедре после её слияния с кафедрой инженерной психологии. Всё-таки у вас много общего, ведь успешная работа специалиста по связям с общественностью  во многом зависит от его знания психологии потребителя услуг. Согласен, что термин этот не самый удачный, поначалу кого-то может и раздражать, но мы же привыкли к термину «образовательные услуги». А ведь сколько было возмущений у педагогов всех уровней, что вместо образования  мы будем лишь оказывать образовательные услуги. На объединённую кафедру мы будем рекомендовать Аделаиду  Львовну Франц. Хоть и возраст у неё уже преклонный, но она доктор наук, учёный в своих кругах известный, член-корреспондент Академии медицинских наук. Она не возражает, чтобы Вы остались на кафедре. Могу предложить Вам должность доцента. Хотя, думаю, Вы с Ваши­ми связями, известностью и авторитетом вряд ли на это согласитесь.

-  Я подумаю.

-  Не торопитесь, Вадим Альбертович. Время ещё есть. До окончания учебного года никаких изменений мы не планируем.

-  Вадим Альбертович, Владислав Васильевич у нас дипломат известный, человек чрезмерно деликатный. А я тебе прямо скажу: ты сам виноват в сложившейся ситуации, - Хитрунов звякнул чашкой, положив её на блюдечко.

-  Виктор Михайлович, мы же договаривались не поднимать  эту тему, - посмотрел на него ректор.

-  Договаривались, но я вижу, что Вадим Альбертович воспринял ситуацию не совсем правильно. Причина-то ведь не столько в самой кафедре, сколько в её заведующем. Я знаю, что когда Никита Никитич приглашал Раевского к нам на работу, речь шла в первую очередь о том, что эта кафедра станет дополнительным подразделением по формированию  позитивного имиджа университета. Разве не так, Вадим Альбертович?

-  Был такой разговор, хотя в университете и без того есть структурное подразделение с таким направлением деятельности.

-  Ты на Коневу не кати, она своё дело делает, а ты только за последнее время прокололся несколько раз.

-  Не понял, - искренне возразил Вадим.

-  Хорошо, я тебе напомню. Вот скажи, на кой хрен ты начал таскать к студентам этих старых пердунов с их воспоминаниями о красивой советской жизни? Ты предлагал Максиму организовать с ними встречу, он отказался, потому что у его департамента другие задачи по воспитанию подрастающего поколения, ты всё равно притащил.

-  Если речь идёт о писателе Ермолине и бывшем первом секретаре горкома партии Москалеве, то, извините, их встреча со студентами имела такой воспитательный эффект, равного которому никакими беседами о мора­ли и нравственности, о патриотическом воспитании не добиться.

-  Вадим Альбертович, о воспитании молодёжи пусть Максим заботится. Ему это по должности положено, у тебя по должностной характеристике обязанности другие. Но это ещё не всё. Мы с тобой у Максима в кабинете про ошпаренного студента говорили, что это не геройство, а глупость. Так нет же! И столичные газеты, и потом весь Интернет это в таких красках расписали, что у нас в городе тротуары проваливаются, а студенты вынуждены личным героизмом из кипятка народ вытаскивать. А ведь я тебе говорил, что это подстава под мэра. Ты не послушался.

-  Я только не понял, при чём тут я? - возразил Вадим.

-  А утечка информации только от тебя могла произойти да друга твоего Цвигунова. Как будто только вы во всём университете патриотическим воспитанием озабочены, а Максим с его департаментом лишь баклуши бьют.

-  Прошу заметить, это не я сказал, - поддел Вадим.

-  Не ёрничай! - повысил голос Хитрунов.

-  Виктор Михайлович, а давайте спокойно разговор вести, - предложил Вадим. - В таком тоне я разговаривать не намерен.

Вадим демонстративно поднялся со стула, взял в руки блокнот.

-  Это ещё не всё, - продолжил Хитрунов. - На кой хрен ты этому нашему бывшему эфэсбэшнику про сатанистов рассказал? Он теперь тут рогом землю роет, в университете сатанистов ищет. Нам только этого для полной славы не хватало! Вот уж имидж так имидж! Позитивней некуда!

-  Виктор Михайлович, я помощнику ректора по безопасности Могилёву только отдал свои старые публикации. А если сатанисты вдруг в нашем университете действительно объявятся, так в том уже не моя вина. За воспитание у нас Максим Макарович отвечает. А безопасность студен­тов и сотрудников от каждого из нас зависит, и я считаю, что помогать в этом деле Могилёву - долг каждого из нас вне зависимости от его должности.

-  Вот-вот, доносы друг на друга писать, как во времена Берии. Хотя вы, журналисты, наверное, это и во времена КГБ охотно делали.

-  Извините, Владислав Васильевич, если у вас ко мне больше вопросов нет, я пойду. Разговаривать в таком тоне я не намерен. До свидания!

Вадим пошёл к выходу и, уже закрывая за собой дверь, услышал голос Хитрунова:

-  Правильно ты, Слава, делаешь, что его сокращаешь. Строптив больно. От него одни только проблемы. Этот в нашей команде не приживётся.








ПОКАЯНИЕ АРАГОРНА


Утром Аделаида Львовна пригласила Григория к себе в кабинет.

-  Что-то ты, Гришенька, сегодня плохо выглядишь, не заболел? - внимательно стала присматриваться заведующая кафедрой. - Фу, молодой человек, от Вас разит, как из кабака на Дерибасовской. Ну, зачем так много пить?

Выпили они вчера с Димой действительно очень много, не отставала от них и Лариса. Бессонная ночь и огромное количество спиртного не могли не отразиться на внешнем виде и состоянии Григория. Профессор Франц села в кресло  возле журнального столика и снизу вверх посмотрела на своего сотрудника.

-  Так что там за студию вы создали? А, Гришенька? - спросила он без обиняков.

-  Какую студию? - опешил Григорий.

-  Не темни, мой хороший. Вчера приходили из органов и спрашивали про студию, о которой я ни малейшего представления не имею. Вы что там с Димочкой за моей спиной задумали? И почему меня не поставили в известность?

-  Аделаида Львовна, - смутился Григорий. - Ничего предосудительного.

-  Гришенька, за все годы моей работы я поняла одно, что служба безопасности просто так в гости не ходит. А этот вежливый молодой человек даже от чая отказался. Но очень настойчиво интересовался вашей студией. Как вы её назвали? Студия практической психологии? Так что там за практики такие тайные, что ты от меня скрываешь? Давай, мой хороший, присаживайся да всё мне и рассказывай.

-  Аделаида Львовна, я, кажется, попал в одну не очень хорошую историю, - заволновался Григорий, пытаясь взять себя в руки.

-  Это я, Гришенька, уже поняла, когда помощник рек­тора по безопасности начал меня расспрашивать про вас с Димочкой. Надеюсь, всё ещё можно поправить?

-  Аделаида Львовна, я пока ничего не могу рассказать, всё это как-то неожиданно. Мне бы на время уехать.

-  Куда?

-  Хотя бы в Москву. Скажем, для завершения работы над диссертацией, для согласования с научным руководителем  некоторых позиций.

-  Давно думал?

-  Только что, - сознался Григорий.

-  Заменить тебя сейчас мне не составит никакого труда. Но, может быть, ты мне всё же расскажешь, что ты такого уже натворил, и чем это может обернуться. Не просто же так ты в бега собрался.

-  Пока ничего страшного не случилось, - начал Григорий. - Но может. Поэтому мне лучше на время уехать, что­бы это не случилось.

-  Рассказать упорно отказываешься?

-  С кафедрой, Аделаида Львовна, и с университетом это никак не связано, поэтому, думаю, в подробности вникать и не нужно. Так, пустяки.

-  Гришенька, из-за пустяков в бега не кидаются. Хорошо, я не буду пытаться тянуть тебя за язык. Не хочешь рассказывать, дело твоё. А что с Димочкой? Ему тоже надо в бега?

-  Да он вообще пока по касательной к этому делу... Я там глубже завязан, но это очень старая история. Ещё со студенчества. Так, была одна глупость...

-  Я всегда говорила, что за любую глупость рано или поздно приходится расплачиваться. Я подумаю, как тебе устроить поездку в Москву, но с деньгами очень сложно.

-  Аделаида Львовна, мне бы без содержания. Пока на месяц, а там видно будет. Отец сейчас хоть и не при власти, но бизнес у него солидный, Вы сами знаете. Так что с деньгами проблемы нет. Более того, может оформить договор на исследовательский проект. Впрочем, я об этом пока не думал. Если Вы отпустите, я с ним переговорю.

-  И когда тебе надо ехать?

-  Да хоть завтра, Аделаида Львовна. С моим отъездом все планы рухнут, и ничего не произойдёт.

-  А если останешься?

-  А если останусь, может случиться. Просто меня могут использовать в одном нехорошем деле.

-  Ох, какими ты всё загадками говоришь! Знаешь, Гришенька, я генетически не люблю людей из органов. Это мне, наверное, ещё от деда передалось по крови, но вчерашний молодой человек произвёл на меня благоприятное впечатление. Может, тебе стоит с ним побеседовать? Я не настаиваю, делай, как знаешь, но уж коли он тобой интересовался, то лучше от них не бегать. Даже теперь при открытых границах от них нигде не скроешься. У меня на столе его визитная карточка, сходи, побеседуй. Может, у них на тебя ещё и нет ничего, и ты напрасно паникуешь. Я понимаю, что твой папочка может многое, сегодня всё продаётся и покупается, и он тебя, как это теперь говорят, отмажет, но опасностям лучше идти навстречу. Гришенька, с органами шутить опасно, у тебя такая блистательная карьера, мне будет до слёз обидно, если из-за какой-то студенческой глупости всё в одночасье рухнет. Из тебя выйдет блестящий учёный, не губи себя, покайся. Может, ещё не поздно всё исправить? Ну, иди, думай. Дай мне тоже с мыслями собраться, хоть ты и не захотел со мной быть откровенным. Мне же надо решить вопрос с твоей командировкой. А через час я твоему руководителю сама позвоню, попрошу уделить время и ускорить завершение твоей диссертации. Мне он не откажет.

-  Спасибо, Аделаида Львовна. Большое спасибо!

-  Иди, Гришенька, да больше глупостей не делай. На вот тебе визитную карточку того молодого человека.

Она, несмотря на возраст, легко поднялась из глубокого кресла, прошла к столу и подала Григорию визитку Могилёва.

Разговор с Могилёвым начался очень трудно. Григорию пришлось долго пересиливать себя, чтобы в деталях рас­сказать то, что столько лет не давало покоя и теперь снова всколыхнуло старые воспоминания. Постепенно он успокоился и рассказал о своём знакомстве в Ларисой, об увлечении сначала ею, а потом и её идеями, о безобидных поначалу встречах на квартире, о первых сатанинских оргиях на чьей-то даче, потом на ночном кладбище, о погибших ребятах. Он не видел, как их задушили, но мог только предполагать, что Лариса или кто-то из её помощников не рассчитали силу, затягивая на шее парней петлю, а потом инсценировали самоубийство. Скорее всего, второго задушили уже не в качестве жертвоприношения, а из боязни, что он расскажет кому-то правду о происшедшем. Такой вывод Гриша сделал ещё тогда, сразу же, потому что на второй день никакого шабаша не планировалось. А может, просто он и был, но для более узкого круга участников. О недавно повесившихся студентах колледжа Григорий знал только из досужих разговоров и не соотносил это с сумасбродством Ларисы. Хотя, исключать, что это не её и её друзей дело, тоже было нельзя. Наверняка она не посвящала Григория во все свои дела и делишки. К примеру, он только совершенно случайно узнал о её заведении по оказанию интим-услуг, когда заговорила о создании службы для ВИП-персон. Наверняка есть что-то ещё, о чём он не мог даже догадываться. Те повесившиеся студенты колледжа? В свете вчерашних разговоров с Ларисой в кафе и ночной оргии у неё на квартире, когда она чуть не задушила шарфиком Диму, допустить можно было всё, что угодно. В том числе и убийство тех мальчишек во время загородного шабаша, на который Григория просто не приглашали.

- А что за студия практической психологии? - спросил Могилёв, когда Григорий выговорился и замолчал. - Она- то зачем нужна?

Пришлось снова долго рассказывать о планах Ларисы по созданию закрытого элитного клуба, для работы в котором  девушки должны пройти специальную психологическую обработку, своего рода зомбирование, получить установку на беспрекословное подчинение своей гуру. О том, что Лариса говорила о двух гуру - о себе, и о нём, Григорий промолчал, поскольку не был уверен, что Леди Лориэна допустит кого бы то ни было к вершине власти этой заду­манной ею империи.

Григорий прекрасно понимал, что был ей нужен толь­ко благодаря своим гипнотическим способностям. Когда убедился, что у Ларисы действительно сильно повреждена психика, не раз задумывался над её лечением вопреки её воле. Пусть не лечением, хотя бы коррекцией её поведения, но в то же время понимал, что его ничтожного опыта практической работы не хватит для воздействия на человека с явно выраженной шизофренией. Клинический опыт показывает, что шизофреники гипнозу не поддаются, точно так же, как люди во время психоза, поэтому пытаться воздействовать на Ларису гипнотическими методами было бес­полезно. Её болезнь нуждалась в длительном клиническом лечении. Эти свои предположения Григорий тоже высказал Могилёву, к которому проникся полным доверием.

-  Григорий Васильевич, а Вы бы могли изложить всё это на бумаге? - попросил Могилёв. - И ещё, знаете что? Вам лучше уехать не просто так, а, например, получив срочный вызов для завершения своей диссертации или, например, для участия в подготовке какой-нибудь важной научной конференции в составе оргкомитета. Там ничего по Вашей теме в ближайшее время не намечается?

-  Через три месяца будет один Международный форум по психоанализу, но там оргкомитет уже давным-давно работает.

-  А если вдруг кто-то заболел? И Вам предложили его заменить?

-  В принципе, такое, наверное, возможно.

-  Можете по своим каналам организовать вызов, или нужно нам подключиться? Понимаете, я опасаюсь, что Ваш неожиданный отъезд может насторожить Ларису, особенно после вчерашнего её откровения.

-  Собственно, такие откровения были и раньше, просто вчера разговор впервые был при свидетелях. То есть при Диме.

-  Мне бы хотелось понять, насколько Лариса нуждается в Вас лично для осуществления своего плана.

-  Без меня ей ничего не сделать, а готовит она что-то очень страшное.

-  То есть Вы - единственный инструмент в её руках, благодаря которому она может получить ту самую безграничную власть над своими адептами? Я правильно понял? Вы извините за слово «инструмент»!

-  Нет, ничего, всё правильно. Я действительно инструмент  в её руках, и тут обижаться нет повода. Она может найти другого специалиста, но со мной проще: я же повязан, я у неё на крючке.

-  А Дмитрий может Вас заменить?

-  Нет! Дима пока ещё ученик и не более того.

-  Вы наверняка поняли, к чему я клоню?

-  Если честно, то нет.

-  Я о Вашей личной безопасности. Если, простите снова за прямоту, Вас устранить, все её планы рухнут?

-  На данном этапе - да.

-  В таком случае Вам бояться нечего. Конечно, она будет раздосадована тем, что планы откладываются, но и только...

-  Как всякий одержимый какой-то идеей человек, она будет очень раздосадована, разгневана, будет рвать и метать...

-  Ничего, это не так страшно. Значит, договорились, Вы устраиваете вызов для работы в оргкомитете и уезжаете без возможности возвращаться даже на короткий срок, чтобы Вас здесь не могли использовать. Спасибо за откровенную беседу! И ещё спасибо, что не нагружали меня терминологией!

-  Так мы же не на научной конференции, - улыбнулся Григорий. - Я привык, что излагать даже самое сложное нужно как можно проще. Это доходчивее.

-  Ещё раз спасибо! А записи свои завтра занесите. Буду ждать!






НЕОКОНЧЕННЫЙ ОБРЯД


Богатого гостя встречал в аэропорту сам Король.

-  Аркадий, - по-европейски представился прибывший, дыхнув ароматом дорогого коньяка, которым причащался во время перелёта, подал для приветствия влажную ладонь.

«Слизняк какой-то», - брезгливо подумал Король, но радушно взял гостя под локоть, подвёл к стоящей у трапа машине, водитель услужливо открыл для почётного гостя дверцу, помог устроиться на заднем сидении.

Алик сел с другой стороны, и машина плавно двинулась в сторону ворот.

-  Всё в порядке? - спросил гость.

-  У нас проблем не бывает, - бодро откликнулся Король.

-  Это хорошо, - сухо сказал гость. - Не люблю проблемы. Проблемы - это всегда нервные издержки и трата денег. Кстати, это Вам.

Он подвинул в сторону Алика аккуратный металлический кейс.

-  Надеюсь, Вы меня не разочаруете и не подведёте свое­го столичного друга. Он почему-то не захотел ехать с нами.

-  Не подведём, - заверил Король. - А с нами ему незачем. Лишние люди при таинстве обряда совсем ни к чему. Только самый узкий круг непосредственных участников.

-  И это хорошо...

Остаток дороги до загородного особняка, арендованного через подставных лиц на целый год для разного рода развлечений, в том числе и проведения сатанинских оргий, ехали молча. Гость, утомлённый перелётом и не желающий пустопорожних разговоров, откинулся на спинку сиденья и то ли задремал, то ли погрузился в какие-то мысли.

Ворота плавно отъехали в сторону и пропустили машину на просторную территорию. Авто подкатило к парадному, украшенному четырьмя колоннами и сидящими на ступеньках гипсовыми львами с пугающе оскаленными мордами.

В просторной прихожей, принимая пальто, Король спросил гостя:

-  Перекусить с дороги не желаете?

-  Нет, спасибо, меня всю дорогу пытались кормить, так что не голоден. Давайте сразу к делу.

-  Тогда приглашаю к водным процедурам. Так принято.

Гость безропотно направился в сторону показанной

Аликом двери. Тот торопливо, но не теряя достоинства, опередил и, учтиво открыв, пропустил вперёд.

-  Прошу!

Разделись, взяв с журнального столика простыни, прошли дальше. Там, приветливо улыбаясь, гостей встречали две очаровательные девушки в открывающих одну грудь прозрачных туниках. Прислужницы проводили в парилку, расстелили простыни, предложили устраиваться поудобнее и начали делать расслабляющий массаж. От прикосновения нежных пальчиков гость размяк, куда- то улетучилась не оставлявшая всю дорогу тревога, сделалось хорошо и приятно. Но не успело это безмятежное состояние овладеть сознанием, как девушки пригласили к омовению, намылили ароматными шампунями, смыли пену мягкими мочалками, вытерли насухо и подали приготовленные для обряда балахоны, похожие одновременно на монашескую рясу и виденные ещё в юности в каких- то журналах одеяния куклусклановцев, с закрывающими голову и лицо капюшонами с прорезями для глаз.

В этих балахонах в сопровождении всё тех же чаровниц  вошли в отделанный тёмным деревом зал с горящими вдоль стен факелами, поставленными в специальные противопожарные полусферы из нержавеющей стали. Интерьер зала своим аскетизмом напоминал средневековый замок с грубой массивной мебелью, которую составляли стоящий посередине стол и два кресла с высокими спинками  у самой стены на небольшом возвышении под факелами. С одной стороны стола было прикреплено перевёрнутое вверх ногами распятие, с другой - на специальной кованой треноге - чёрная полусфера с тлеющими углями.

Не успел гость осмотреться, как послышалась какая-то странная, похожая на органную, музыка, больше напоминающая  какофонию непонятных звуков. Только посвящённые знали, что это были воспроизведённые задом-наперёд молитвы с наложенной на них также наизнанку воспроизводимой  симфонией Баха.

Нелепый, сползающий на глаза и мешающий смотреть балахон, гнетущая какофония звуков, дурацкие факелы вдоль стен, громоздкий в чёрных тонах стол и ожидание чего-то ранее не испытанного и страшного всё больше при­водили гостя в состояние тревоги, быстро сменяющейся ожиданием чего-то ужасного.

Повернув голову в сторону широкой лестницы, он увидел, как по ней спускается целая вереница людей, одетых в такие же чёрные балахоны с капюшонами. Шествие возглавлял человек с маской козла на голове. Непонятное оцепенение  сковало гостя. В поисках поддержки сопровождавшего его мужчины он оглянулся назад, но ни того, ни девушек в туниках за спиной не было. Он стоял совершенно один.

Неужели его конкуренты, давно пытавшиеся отжать прибыльный бизнес, затеяли для него такую кончину с кровавыми пытками и истязаниями, наслаждаясь тем, как он будет корчиться в судорогах и медленно умирать в этом загородном доме непонятно какого города? Ужас овладел его сознанием, не давая возможности попытаться куда-то бежать, кричать, звать на помощь, отбиваться...

Аркадий просто остолбенел. В зале нависла гнетущая тишина, которую вдруг нарушил раздавшийся сверху плач младенца. Кто эти люди? Что они собираются делать? Как будут его истязать? И при чём тут младенец? Эти мысли роились в голове остолбеневшего гостя, всё больше вводя его в ступор.

Двое в балахонах, следовавшие за человеком в маске козла, подошли к Аркадию, взяли его под руки и повели к столу. Он безропотно повиновался, делая небольшие шаги на моментально ставших ватными ногах. Ему помогли лечь на стол головой к опрокинутому распятию, пристегнули кожаными ремнями с большими пряжками руки и ноги, что-то брызнули на тлеющие угли жаровни, и они заполыхали голубым бьющим под потолок пламенем.

Аркадий видел, как человек в маске козла прошёл к стене и сел в кресло с высокой спинкой, второе уже было кем- то занято. Кажется, тем самым встречавшим его в аэропорту крупного телосложения мужчиной, но определённо этого сказать гость не мог, потому что все вокруг были в одинаковых скрывающих лица и фигуры балахонах.

Козёл подал какую-то команду, и началось что-то невообразимое. Перед глазами Аркадия в дикой пляске под грохот всё тех же беспорядочных звуков, к которым добавлялся барабанный бой и какое-то подобие воя сирен мель­кали чёрные балахоны, факелы со стен были теперь в руках людей, явно под воздействием наркотиков или алкоголя исполняющих дикую пляску, напоминающую виденные по телевизору обрядовые танцы сохранившихся до наше­го времени диких племён Африки или Австралии. Смрад ли факелов или что-то чадящее на жаровне пьянило, затмевало сознание, и вот уже Аркадий был готов сорвать сдерживающие его ремни, соскочить со стола и влиться в неистовый хоровод этих сумасшедших от какого-то дурмана людей, ряженных в дурацкие балахоны.

Но вот разом всё замерло, в зале установилась давящая тишина, сквозь которую Аркадий слышал только тяжёлое дыхание ещё минуту назад бесившихся участников дикой пляски. Но через пару минут его тоже не стало слышно. Двое подошли с обеих сторон стола и разом рванули балахон. Он с треском порвался, обнажив дряблое тело, которое не могли уберечь от неминуемо наступающего возраста лучшие мировые курорты с их СПА-салонами, тренажёрные  залы и дорогие массажистки.

В это время снова раздался крик младенца. Ребёнок кричал прямо возле головы Аркадия. И тут же снова всё утонуло в диком грохоте какофонии. С головы гостя сорвали капюшон, и Аркадий увидел, как двое подняли ребёнка над его лицом, третий полоснул младенца острым ножом, и кровь тонкой струйкой потекла ему на лицо, на грудь... Её стали растирать по всему телу ладонями, но тут же на него легла голая тощая девица, больше похожая на подростка, и стала тереться маленькими грудями, размазывая кровь только что убиенного младенца.

-  Сейчас я сделаю тебе хорошо... - шептала она пришедшему  в ужас Аркадию. - Сейчас ты снова будешь молодым и сильным, ты возьмёшь меня на виду у всех, с кровью невинного ребёнка обретёшь былую мужскую силу и лишишь меня девственности... Сейчас... Сейчас... Ты чувствуешь, как наливается силой твой орган...

В это время дубовые входные двери с грохотом распахнулись от мощного удара, и в зал с автоматами в руках под громкие крики: «Все на пол! На пол, я сказал! На пол! Всем лежать!» ворвались люди с масками на лице в чёрной форме с надписью на спине «ФСБ». Кто-то тут же лёг на пол, кого-то грубо сбили с ног, несколько человек побежали по лестнице на второй этаж, ещё через миг умолкли динамики, и теперь были слышны только строгие команды: «Лежать! Руки за голову! Ноги шире! Лежать, я сказал! Не двигаться!»

Аркадий видел, что всё происходящее снимают две видеокамеры, одна приблизилась к нему, он инстинктивно хотел закрыть лицо, но руки по-прежнему были пристёгнуты ремнями.

Воспользовавшись суматохой в центре зала, сидящие в креслах у стены хотели тихонько скрыться, но их замети­ли, сбили с ног: «Куда? Я сказал: всем лежать! Козлов это тоже касается!»

-  Не имеете права... - подал голос Король.

-  Молчать! Потом разберёмся, у кого тут какие права. Всех в автобус! Проверить помещения, никого не выпускать. Выводите всех.

-  Товарищ майор, одна девица совсем голая. Дать одеться?

-  Голую веди! Хотя, дай ей там что-нибудь.

-  А этого? Который на столе привязан?

-  Всех, я сказал. Там разберутся.

-  Товарищ майор, он весь в крови. Наверное, ранен. Может, скорую?

-  Вызывай, пока не окочурился.

-  Товарищ майор, там под столом тело ребёнка.

-  Снимайте всё на камеру. Всё до мельчайших подробностей. Вы что, забыли, как это делается? Всё снимайте, всех - в том числе крупным планом, Чтобы чётко были видны лица героев.

Когда с Ларисы сняли маску козла и повели к выходу мимо стола, она увидела лежащий на нём нож, схватила его, чтобы кинуться на кого-то из спецназовцев или пере­резать горло себе, но идущий рядом боец моментально отреагировал и выбил из рук оружие. От боли ли, от бессилия, от неминуемости ли сурового наказания самообладание вдруг покинуло такую всегда невозмутимую Леди Лориэн. Она вдруг истерично захохотала, но неуместный в такой ситуации смех тут же сменился рыданиями,женщина упала на пол и стала биться головой о широкие плахи. Её подняли и на негнущихся ногах повели к выходу.

Король с гордо поднятой головой шёл следом. Он уже выстраивал линию собственной защиты, надеясь быть в этом громком деле лишь в роли свидетеля и сохранить если не должность, то хотя бы свободу, свалив всю вину на Ларису, которая уже начала играть роль невменяемой.






ПОСЛЕДНЯЯ ОХОТА


Ехать решили на трёх джипах. За рулём - сами, никаких водителей. Хоть люди и проверенные, но лишние уши в компании ни к чему. Это пока он у тебя работает, не проболтается ни коллегам, ни жене, но попробуй уволь - всю подноготную выплеснет, обо всех твоих похождениях растрезвонит, все тайные разговоры предаст огласке. Это раньше, когда Интернета не было, от уволенных личных водителей вреда немного могло быть, а теперь того и гляди в сеть выложит такой компромат, что проще сразу пулю в лоб.

А на охоте у костерка под водочку такие откровенные разговоры ведутся, что и приятелей наутро опасаться начинаешь: как бы ненароком кому не проболтались. Потому и ездят компаниями проверенными, чтобы только свои люди были, без чужаков.

Без чужаков и на этот раз поехали. Только свои, только проректоры. Гроза месяца за два начал подбивать на гусей. Когда в милиции служил, был однажды у коллег в Челябинской области, почти к самой границе с Казахстаном на охоту ездили. Озёра те он не запомнил, но примерно по карте найти сможет, а ближе к месту «языка» из местных взять можно. Место покажет, пока лагерь разбивать будут, и его обратно на машине увезут.

Никто, кроме самого Грозы, на гусей раньше не охотился: всё уток промышляли. И собираясь по воскресеньям на базе отдыха, настрелявшись по тарелкам и оттягиваясь в сауне, внимательно слушали наставления Марса Романовича.

-  Гуси - это вам не глупые утки! - поднимал палец в потолок милицейский полковник, ведающий теперь инвестициями и закупками университета. - Утка, знамо, как баба, дура полная, а гусь - птица на диво умная, охотиться на гуся - интеллект нужен. Его перехитрить непросто. Я вам почему про «языка» говорил, потому что вот так, с ходу, озерцо нужное, где гусь кормится, не найти. Это утки, опять же, с бухты-барахты на воду садятся, лупи изо всех стволов канонадой на протяжении всей зорьки. Тут подобное не годится. Тут, друзья мои, целая наука. Перво-наперво - найти озеро, об этом я вам уже сказал. Второе, безошибочно выбрать место для засады, метрах так в 30-40 от жировки. Не ближе и не дальше. Дальше - не взять, а ближе - рискованно. Мы в тот раз с ребятами, у них там егерь из заповедника свой был, и то долго ходили по берегу, пока точку нашли, где помёт свежий, перья, свежая зелень ещё не общипанная. Найти - это только начало большой и сложной операции. Надо под покровом ночи вырыть яму для скрадка. Не просто окоп, землю всю в мешках надо как можно дальше в лес унести и разбросать тонким слоем, чтобы подозрений не вызвало.

-  Ты, Марс Романович, прямо как разведчиков маскировке учишь, - съязвил Локтев.

-  Ты, Фёдор Николаевич, не перебивай - на гуся охотиться - это тебе не картинки рисовать, - намекнул Гроза на дизайнерское прошлое проректора.

-  Ну, картинки тоже не каждый нарисовать может, - обиделся Локтев.

-  Согласен, не каждый, а гуся перехитрить всё одно сложнее. Слушайте дальше. Землю почему подальше унести  и тонким слоем разбросать? А чтобы птица не заметила ни единого нового холмика. Память у гуся феноменальная. Малейшее изменение ландшафта заметит, любая мелочь спугнуть может, поэтому скрадок надо так замаскировать, чтобы никаких подозрений не вызвало. Челябинские  ребята, когда меня на эту охоту позвали, не просто премудростям учили, чуть не экзамен принимали. Они для скрадка никаких маскировочных сетей не признают: только камыш, потому что сеть гусь тоже заметить может. А обустраиваться надо так, чтобы несколько часов выси­деть. Практически не двигаться, не разговаривать и уж, конечно, не курить. Закурил кто, всё, можно уходить сразу, не терять время попусту. Обоняние у гуся неважное, но зрение поразительное, как память.

-  Ты про птицу так рассказываешь, будто у неё там какие-то электронные датчики, - засмеялся ректор.

-  Да нет, Владислав Васильевич, электронику обмануть можно, а гуся не проведёшь. Я потом после рассказов челябинских ребят да охоты несколько книжек про гусей прочитал. Это, я вам скажу, похлеще всякой электроники. На электронику глушилки всякие придумали, а тут сама природа чудо создала. Вот опять же к уткам вернёмся. Там ты на воду резиновое чучело отпустил, и у селезня никаких сомнений. А тут надо, чтобы чучела изображали пасущихся птиц, отдыхающих да ещё и дозорных. По четыре-пять в каждой группе неподалёку друг от друга, и чем достовернее, тем больше шансов. Не увидит разведка дозорных, не поверит.

-  Опять про разведку, - ухмыльнулся Локтев. - Ох уж эти полковники!

-  Ты не смейся, Фёдор Николаевич, у гуся разведка - первое дело. Разместим мы чучела, и, если повезёт, на рас­свете первые птицы появятся. Это как раз разведка. Гуси перво-наперво разведчиков вперед высылают. В разведку ни в коем случае стрелять нельзя, чтобы не загубить всю охоту. Если дозор что-то смутило, стая на расстоянии на второй и на третий круг зайдёт и когда увидит на знакомом месте чучела, заговорит с ними, разрешение рядом при­сесть попросит. Тут уж надо и нам голос подать. Поэтому до начала охоты придётся нам учиться с манком обращаться, чтобы не фальшивить.

-  А кто курсы проводить будет? - серьёзно спросил Лескин. - Или, может, нам одного искусного звукоимитатора хватит?

-  Про курсы не знаю, а в Интернете наверняка есть всё, что нужно. Некоторые охотники хвалят электронные манки. Но манок манком, а там ещё много всяких тонкостей. Первое: стрелять надо всем одновременно по команде.

-  Команду давать Владислав Васильевич будет? Ему по должности положено, - опять встрял Лескин.

-  На охоте, Василий Петрович, не на заседании ректората, там самый опытный командует, поэтому там будете мою команду слушать, поскольку я единственный из вас, кто на гусей уже охотился. Стрелять надо метров с полу­сотни, ближе птица не подпустит, а дальше - бесполезно, потому что перо очень плотное. Патроны заряжаем нолёвкой, хотя можно и картечью, чтобы дальность была больше. И ещё одна деталь немаловажная: кажется, что гусь летит медленнее утки, на самом деле это не так, потому упреждение надо делать соответственно.

-  Ну, мы тут в основном народ опытный, лет по десять, а то и больше охотимся. Сам видел, как ловко по тарелкам стреляем, - не удержался Локтев.

-  По тарелкам ловко, а на каждую птицу своя сноровка нужна, - не унимался от наставлений Гроза. - На гуся не на тарелки, с умом ходить надо. Но даже у опытных охотников при охоте на гуся бывает много подранков. За ними ни в коем случае выскакивать не надо. Подранки весной держатся неподалёку, поэтому потом, когда отстреляемся, будем местность прочёсывать. Мы в тот раз пять штук подобрали.

-  Ладно, заканчивай инструктаж, пошли в парилку, а то и закоченеть можно, - подал команду ректор и первым встал из-за стола.

Такие инструктажи по тонкости охоты на гусей Гроза проводил теперь каждый выходной. Похоже, он действительно читал книги или находил статьи в Интернете, что­бы удивить новыми подробностями и разного рода байками из охотничьих историй. Остальные слушали с интересом, благо эти рассказы избавляли их самих от подобного чтения, да и запоминалось всё в ходе разговоров быстрее, чем вычитанное из книг.

Наконец, настала давно ожидаемая пятница. Охватив­шее всех нетерпение не давало сосредоточиться на работе, да и в университет заехали разве что для решения каких- то самых срочных дел, отложить которые до понедельника было никак нельзя. Гроза впервые за всё время перехода на должность проректора появился в камуфляжной форме с полковничьими погонами. Решили, что он поедет за рулём своей машины первым, а форма станет своего рода индульгенцией на превышение скорости.

Выехали ещё до обеда, решив остановиться где-нибудь на выезде из Челябинска и плотно поесть в ресторане, которых развелось довольно много для любителей загородного уединения. Своим прежним приятелям Гроза звонить не стал, егеря нашёл на работе, легко уговорил, заманив при­личным вознаграждением и обещанием сразу же вернуть обратно, но тот поехал на своём уазике.

Машины оставили километрах в трёх от берега и пешком пошли к месту охоты, запоминая дорогу. Егерь пока­зал, где лучше всего устроить скрадок, напомнил о том, что Гроза говорил своим коллегам уже не один раз и, пожелав ни пуха ни пера, уехал домой.

-  Теперь часик можно поспать, - скомандовал Марс Романович, - потом ужин, а как только стемнеет, пойдём обустраивать скрадок.

-  Может, по соточке в качестве снотворного? - спросил Локтев.

-  Никаких соточек, - категорично заявил Гроза. - Кто ехал выпивать, может пить, сколько угодно, но оставаться здесь, возле машин. Расслабляться будем завтра. Вот после охоты - сколько душе угодно.

Возражений не последовало, утомлённые дорогой охот­ники, быстро заснули. Разбудил всех Гроза, съели при­везённое из ресторана мясо, запили чаем из термоса и пошли делать скрадок. Работали молча, если что-то и говорили, то полушепотом, будто боясь спугнуть невесть где притаившихся гусей.

...Получилось всё, как рассказывал Гроза. В предутреннем полумраке едва просыпающегося рассвета прилетели два гуся. Разведка. Они сделали круг, что-то прокричали собратьям, и вскоре послышались гортанные звуки неторопливого гусиного разговора. Гусиный гогот то утихал, то нарастал волнами, но из скрадка птиц еще не было видно. Всем хотелось вскочить, отбросить лежащий сверху камыш, вскинуть ружьё и стрелять, стрелять, стрелять, но даже в полумраке был виден строгий взгляд Грозы, и все ждали его команды. И вот будто прорвалась не выдержавшая тяжести плотина, прямо на головы обрушился гвалт голосов, захлопали десятки или даже сотни упругих и сильных крыльев. Замерло сердце и сразу же забилось сильно-сильно, и в это время Марс Романович подал команду. Разом откинулись камыши, вскинулись в воздух несколько стволов и ухнули громом по летящей стае. И сразу из вторых стволов - второй залп. Переломили стволы, начали перезаряжать, и только Гроза успел выстрелить из своей пятизарядки ещё трижды, стая резко развернулась, рассыпалась, растворилась.

Охотники накрыли головы камышом снова, просидели ещё час, но гуси больше не появились.

Пошли собрать трофеи. На семерых пять крупных птиц.

-  Для первой охоты - неплохо. Может, вечером ещё пару добудем, - успокоил Гроза. - Если не вечером, то утром. На каждого по птице, как хошь, добыть надо, иначе домой возвращаться стыдно. А теперь можно и на отдых. Поедим, а солнце взойдёт, будем подранков искать. Должны быть.

Неподалёку от поляны с оставленными автомобилями идущий впереди Гроза заметил свежую медвежью кучу.

-  Со страху косолапый обделался, - засмеялся Марс Романович. - Видать, только что из берлоги вылез, вокруг машин обход делал, съестное искал, а тут мы по гусям из всех стволов вдарили, вот он с испугу-то и навалил.

-  Правильно, сегодня же день Василия Парийского, - вспомнил Лескин. - У нас в деревне говорили: «Василий землю парит» или «Весна землю парит». В этот день мед­ведь из берлоги вылезает. Всю зиму проспал, голодный проснулся, злой.

-  Да уж, голодному лучше не попадаться, - засмеялся Гроза. - Я, когда голодный, дюже злой бываю. Только не слышал, чтобы медведь из-за голода на людей нападал. Но на всякий случай настороже быть надо.

Когда выпили по третьей и по четвёртой, охмелевшие ещё и от азарта охоты, про осторожность забыли напрочь. Разговаривали во весь голос, забыв всякую субординацию, перебивали друг друга, а нередко говорили все одновременно, и никто никого не слушал. С каждым тостом возбуждение нарастало. И не только удачная охота на гусей была тому причиной. Мужикам требовалось снять напряжение работы, расслабиться среди своих, когда не надо держать себя в строгих рамках университетского этикета, следить за каждым словом, которое кто-то может истолковать по- своему и передавать потом из уст в уста, искажая первоначальный смысл сказанного.

Когда в пакете для мусора звякнула положенная туда шестая опорожненная бутылка, Старцев почувствовал под­ступающую рвоту. Он давно не пил так много, и теперь его сильно мутило. Он встал со своего раскладного кресла, пошатываясь, подошёл к машине и стал сплёвывать вязкую слюну.

-  Владислав Васильевич, ты мне новую машину не обрыгай, - повернулся к ректору его старый друг Локтев.

Ректор отмахнулся и отошёл от машины. Мужики наполнили стопки и выпили ещё по одной. Теперь про охотничью компанию можно было смело сказать, что пьяны все вдрабадан. И вдруг из кустов послышался рык.

-  Братцы, косолапый, - испуганно крикнул Локтев и, падая, бросился к машине. Лескин, пытаясь выбраться из раскладного кресла, рухнул наземь, Натан Иванович Гусев на четвереньках потащился за Локтевым. Страх обуял всех, и только Гроза, хвалившийся всегда тем, что водки может выпить сколько угодно, схватил прислонённое к рюкзаку  ружьё, жахнул на рык дуплетом, потом засадил в том же направлении ещё три заряда картечи, схватил патронташ, где был один патрон с пулей ещё с зимней охоты на лося, зарядил и шатаясь пошёл в направлении сделанных выстрелов. Через минуту из кустов послышался его дикий рёв, а вскоре показался и сам Гроза. Ружья у него уже не было, обеими руками он держался за голову и бессвязно что-то кричал. Сделал по поляне несколько шагов и рухнул лицом вниз.

Мужики будто разом протрезвели, ринулись в салон стоящих  с распахнутыми дверками машин, захлопнули их и испуганно смотрели в сторону кустов, ожидая появления медведя.

Из кустов никто не появлялся.

-  Мужики, похоже, мишка с Марса скальп снял, - про­шептал Локтев.

-  Не скальп, - возразил забравшийся в этот же внедорожник Лескин. - Гроза вроде за лицо держался.

Охотники ещё некоторое время сидели в машинах, прежде чем осмелились выйти на поляну. Взялись за ружья и, держа их наготове, маленькими шажками стали приближаться к лежащему на сухой траве Грозе.

Ещё некоторое время назад что-то кричавший, он лежал без движения. Локтев взял ружьё в левую руку, правой потрогал приятеля за плечо. Тот не шевелился.

-  Братцы, Гроза помер, - сказал Локтев и выпрямился.

-  Пошли медведя посмотрим, - осмелел Гусев.

-  Натан Иванович, ты вроде трезвее всех нас, иди вперёд, - предложил Локтев.

-  Нет, Фёдор Николаевич, идти надо шеренгой, вдруг чего, чтобы стрелять можно было и друг друга не задеть.

-  Правильно, - подтвердил самый молодой из компании Максим Уткин. - Давайте рассредоточимся и вперёд. Ружья у всех заряжены? С предохранителей снимите.

На расстоянии нескольких шагов друг от друга шагну­ли в густые кусты на краю поляны и почти разом увидели растерзанное пятью выстрелами картечью тело ректора. Было видно, что его из-за излишков выпитого рвало, эти звуки пьяные мужики и приняли за рык медведя.

Рядом с трупом валялось ружьё Грозы. Уткин поднял ружьё, поставил на предохранитель.

Долгое время все молча стояли, не зная, что делать.

-  Ну, пипец теперь всем нам, - наконец вымолвил Локтев. - Съездили на охоту. Пять гусей и два трупа.

-  С нас-то взятки гладки, - попытался успокоить Лескин. - Ведь стрелял Гроза. А он и сам покойник.

-  Мужики, а от чего Гроза-то помер? - вдруг встрепенулся Уткин. - Пошли, посмотрим.

Они стали переворачивать тело Марса Романовича на спину, тот что-то пьяно пробурчал.

-  Блин! Да он просто спит! - обрадовался Уткин. - Ни хрена себе, всех перепугал.

-  Но ректор-то мёртвый, - напомнил Натан Иванович.

-  Что делать будем?

-  В полицию звонить надо. Несчастный случай.

-  Случай несчастный - это точно, - упавшим голосов продолжал Локтев. - Но нам от этого не легче. Во-первых, убийство есть убийство, во-вторых, мы тут браконьерить приехали, охота на гусей запрещена, а у нас пять штук, в-третьих, когда ехали, я видел табличку, что это заповедник. А в заповеднике, сами знаете, охоту никогда не разрешают. Так что по-любому мы преступники.

-  А если в другое место переехать? Мол, на уток охотиться приехали. На уток же разрешена охота, - предложил Гусев.

-  По крайней мере, с нас обвинения в браконьерстве снимут.

-  Ребята, чем больше мы будем мудрить, тем хуже для себя сделаем, - обречённо сказал Локтев. - Как бы ни мудрили, всё равно в показаниях потом запутаемся, да и егерь нас именно сюда привёз.

-  Егерь нас не сдаст, ему самому это невыгодно, - нашёлся Уткин.

-  Согласен с Максимом, - кивнул головой Лескин. - Егерю лучше делать вид, что он нас никогда не видел и знать не знает.

-  В любом случае, лучше отсюда звонить. Иначе заврёмся. Хотя, Фёдор Николаевич, ты теперь тут старший по должности, тебе и решать.

-  А почему вдруг сразу всё я? - возразил Локтев.

-  Ты - первый проректор, ты главный по должности, тебе и решение принимать, - поддержал коллег Уткин.

-  Вы ещё скажите, что я всё это организовал, и мне всю ответственность за убийство и за браконьерство нести.

-  Нет, организовал всё ректор, царство ему небесное. Мы отказаться не могли, потому что получили устный приказ ехать для проведения активного отдыха, - нашёлся Уткин. - А мы - люди подневольные. Что это заповедник, никто из нас не знал. Привёз нас сюда Марс Романович, потому что тут раньше на охоте бывал. А раз бывал с полицейским  начальством, тоже не мог знать, что заповедник. Большие начальники не позволили бы себе браконьерить. Вот этой версии все и будем придерживаться.

-  Но убийство! - воскликнул Локтев.

-  Тут ничего не поделаешь, - согласился Уткин. - Но мы, когда сюда шли, следы медведя видели, кучу его свежую видели, это всё надо следователям показать, чтобы было видно, что мы действительно ожидали встретить медведя. А когда Старцев в кусты ушёл, никто не видел, зато все слышали рык, все этот рык за медвежий приняли, а Гроза выстрелил, потому что ружьё рядом было. Так что давай, Фёдор Николаевич, звони в полицию.

-  А почему я?

-  Как старший по должности. Теперь ты автоматически исполняешь обязанности ректора.

-  Исполнять нам теперь никому ничего не придётся,-  трезво рассудил Локтев. - Закончился в университете охотничий сезон, как некоторые остряки назвали этот период нашего руководства.

-  Охотничий сезон? - рассмеявшись, спросил Гусев.

-  Остроумно!

-  Не до смеха, Натан Иванович, не до смеха. А охотничий сезон для всех нас действительно закончился. Увы, трагически.






ПОСЛЕСЛОВИЕ


Трагедию на охоте обсуждали все. О ней на одном из сайтов была размещена большая статья с комментариями самых разных людей. Юристы высказывали предположения о степени наказания участников охоты, аналитики размышляли о возможных кандидатурах на должность ректора, о будущем университета, возможностях его слияния с каким-нибудь другим вузом или создания на его базе филиала крупного столичного технического университета. Кто-то даже слышал, будто на должность ректора направляют какого-то молодого чиновника из министерства, а на выборы в качестве технических кандидатов выставят какого-нибудь доцента и директора филиала.

Эти темы обсуждались и на традиционных посиделках у профессора Цвигунова. Ему самому незачем было волноваться : при его авторитете в научных кругах и огромной договорной работе с предприятиями он мог в любое время создать какую-то собственную, не зависимую от вуза структуру, и продолжать выполнять различные проекты.

Вадим для себя тоже решил многое. После того разговора о ликвидации его кафедры он стал подыскивать себе работу и одно предложение - возглавить отдел публицистики толстого журнала - уже серьёзно обдумывал, всё больше склоняясь к тому, чтобы дать согласие.

-  Не пропадём, ребята! - торжественно сказал на одной из обычных посиделок Юрий. - Как говорят, была бы шея.

В это время у Вадима зазвонил мобильник.

-  Да, Людочка! Всё хорошо! А ты как?

-  У меня тоже всё прекрасно! - было слышно из трубки.

-  От меня привет передавай! - прошептал Юрий.

-  Вот Юра тебе привет передаёт.

-  От меня тоже, - замахал рукой Дядя Фёдор.

-  Да у вас там вся компания в сборе, - засмеялась Людмила.

-  Как всегда! Вот как раз собираемся ко мне в гости, поскольку я ближе всех живу.

-  Опять будете бутербродами питаться? - спросила Люд­мила. - Вам, дорогие, хорошая еда нужна, а не бутерброды.

-  Так где же её взять, хорошую-то? - с улыбкой спросил Вадим.

-  Ладно, сейчас я приеду, приготовлю вам что-нибудь вкусное. У тебя в холодильнике что-нибудь есть?

-  Не богато, - сознался Вадим.

-  Тогда через двадцать минут встречайте меня у гастронома, а то мне одной не донести будет.

-  С удовольствием! - радостно засмеялся Вадим. - Ребята, Людмила назначила нам свидание у гастронома, обещает приготовить вкусный ужин. Приглашаю!

-  Да я вообще-то сам хотел в гости...

-  Зови ко мне.

-  А меня жена не отпустит, - заныл Дядя Фёдор.

-  Тоже звони, пусть приезжает. А то Людмиле одной с нами скучно сидеть будет!

-  Какой повод для праздника придумаем? - спросил Юрий.

-  Окончание охотничьего сезона, - брякнул Вадим, и все рассмеялись.





ЛЕОНИД ИВАНОВ -автор тринадцати книг прозы, живёт в Тюмени. В семнадцать лет с восемью классами образования и несколькими написанными рассказами был принят литературным сотрудником в районную газету «Волна» Вологодской области и с тех пор всю жизнь занимался журналистикой.

Экстерном сдал экзамены по программе средней школы, заочно окончил филфак Череповецкого пединститута, очно - отделение журналистики Высшей партийной школы ЦК КПСС. После районной газеты полтора десятка лет работал на телевидении, затем - в информационном агентстве Тюменской областной администрации. В 1995 году, выиграв творческий конкурс, стал собственным корреспондентом газеты «Труд», одновременно был редактором регионального приложения газеты. С 2009 по 2013 год - пресс- атташе ТюмГНГУ, в настоящее время занимается литературной деятельностью и журналистикой.

Член Союза писателей России.