Последний Карфаген
Сергей Сергеевич Козлов








Сергей Козлов 





Трансцендентные игры


Нет, оживить этот «Москвич» мог только волшебник. Во всяком случае, никак не учитель физкультуры средней российской школы, имеющий самое опосредованное отношение к двигателям внутреннего сгорания, которые к тому же еще при царе Горохе внутренне сгорели. Вадим вышел из гаража, чтобы оценивающим взглядом, издали взглянуть на отцовское наследство: стоит ли костьми за него ложиться? 412-й смотрел на него печальными фарами, разинув капот, где пару лет назад остановилось сердце. Зря разинул, у Вадима Стародубцева денег на толкового реаниматора не было и быть не могло. Даже в обозримом будущем, даже в складчину с женой, которая вроде получала в полтора раза больше, так как прикипела к должности завуча; семейный бюджет Стародубцевых представлял собой во внешнеторговом смысле ежемесячное отрицательное сальдо. Стародубцевы, как и вмиг обнищавшее государство, горбатились на долги. Это теперь называется: не приспособились к новым экономическим условиям. Таких неприспособленных в России было ныне большинство. В связи с этим Вадиму часто приходила мысль о том, что вся нынешняя рыночная экономика со всеми ее подлизингами и менеджментом последние десять лет продолжала держаться на этом самом неприспособленном большинстве. Правда, жить от этого легче не становилось, а «Москвич» — милый дачный спутник — уступил место такому же грустному и неумытому общественному транспорту.

До дачного сезона оставалось еще два месяца, и Вадим, как заговоренный, приходил сюда каждое воскресенье, чтобы со­вершить ритуал открывания капота, постоять рядом с ним, как, наверное, стоят врачи у постели безнадежно больных «ста­рых русских», которым требуется дорогостоящая операция. Мысленно прокручивал все возможные варианты ее удешев­ления, но итоговая цифра оставалась по-прежнему неподъем­ной. Домой возвращался хмурым и усаживался у телевизора, чтобы, насупившись, без каких-либо эмоций, не ощущая вку­са, проглотить любую останкинскую стряпню. 

-  Вадик, помнишь, ты три года назад прокладки какие-то поменял, и мы все лето без проблем ездили, - пыталась посо­ветовать завуч и жена по совместительству Екатерина Василь­евна. — Может, и сейчас достаточно прокладки сменить?

—  Ага, с крылышками поставить, — кривился Вадим в сто­рону телевизионной рекламы, — и полетим сразу...

А потом извинялся за пошлость, которую Катя на дух не переносила и которой не была достойна. Эх, ее бы в отпуск свозить! Пять лет дальше пригородных садов не бывали. Да и Иришке уже десять лет, а она ничего не видела. Школа, дом, летом дача, в лучшем случае — приезжий цирк... Была у Кати мечта детства — съездить во Францию, постоять на Эйфелевой башне, и когда Вадим делал ей предложение, торжественно поклялся: во Францию поедем, и даже в Монте-Карло! И вот железный занавес пал, а вместе с ним пал рубль... А потом сломался «Москвич». Вместо социализма с человеческим лицом получилась уродливая гримаса бананово-таежной республики. Да что уж теперь! И не такое переживали... Переживем и пережуем. Сняв засаленную робу, Вадим решил, что выстирает ее сам. «Бесполезный труд порождает другой бесполезный труд», — подумалось вдруг. С ухмылкой кинул камуфляж в пакет.

Закрыв гараж, Вадим двинулся на выход из кооператива. За воротами, кроме бетонки, ведущей на трассу, начиналась про­торенная автолюбителями тропка, идущая через лесонасажде­ния к микрорайону. Приходилось вальсировать, чтобы не со­скользнуть в талые, почерневшие сугробы, из которых, будто кости на древнем поле брани, торчали пустые бутылки, поли­этиленовые пакеты, окурки и многочисленные обертки от все­возможной цивилизованной снеди. Слева ударил колокол. От неожиданности Вадим все-таки поскользнулся, «изобразил ба­бочку на посадке» и с треском плюхнулся в кустарник, вырос­ший, по его мнению, не на том месте. К колокольному звону жители микрорайона еще не привыкли. Звонили в маленьком храме на кладбище, что когда-то было на окраине, а теперь все больше поглощалось микрорайоном. Типовые высотки об­ступили его уже с двух сторон. Между кладбищем и жилыми домами словно шло нелепое соревнование. Могилы «торопи­лись» теперь только в одну сторону, будто стремились выр­ваться из-за обжитых крепостных стен города. Храм же недавно начали реставрировать. Деньги на реставрацию жертвова­ли градоначальники, ушлые, но совестливые предпринимате­ли, а в магазинах микрорайона стояли специальные ящики наподобие почтовых, куда могли вносить свою лепту граждане средней и более короткой руки. То самое неприспособившееся большинство. В храме еще велись отделочные работы, но ему уже вернули голос, и время от времени приезжий батюшка вел там службу. Вот и сегодня звонили к вечере.

Вадим не позволил себе чертыхнуться, хотя сильно ушиб копчик. «Наверное, на горлышко бутылки попал или на ветке сижу», — подумал он, с трудом поднимаясь из раскисшего суг­роба. Со злобой на источник боли оглянулся. Это был не успев­ший оттаять угол какого-то чемодана или кейса, вероятно, бро­шенного или оброненного здесь в ночную метель. Стародубцев не удержался и, пренебрегая болью в крестце, изо всей силы пнул торчащий угол, да так удачно, что кейс вывернуло из наста, он пару раз перевернулся в воздухе и на земле услуж­ливо откинул свою подмокшую крышку. Увидев его нутро и то, что из него частично выпало, Вадим опасливо оглянулся по сторонам. Никого поблизости не было. А перед ним в этом самом неподходящем месте лежал чемоданчик, набитый долла­ровыми серо-зелеными пачками. Американские президенты, казалось, подмигивали русскому учителю физкультуры, так и зазывали собрать их в дружескую охапку и с одуревшим от привалившего счастья лицом нести к себе домой.

Новый удар колокола вывел Вадима из оцепенения. Он дей­ствительно быстро собрал высыпавшиеся пачки, закрыл кейс и на всякий случай обернул его в робу. Сердце хоть и билось непривычно и чувствительно ёмко, но не от шальных денег, а от чувства опасности, которое всегда преследует тех, у кого они водятся. Да может, и фальшивые? Чечены, вон, говорят, вагонами печатают. Настоящие в сугробах просто так не валя­ются. Если только рядом с трупом. Вадима передернуло. И как ни отгонял эти мысли, они все же до двери дома едким сквоз­нячком прорывались в охмуревшую от новой заботы голову.

Дома почти полчаса они с Катей просто сидели и смотрели на них. Внутренности кейса не выморозила даже суровая рус­ская зима. От денег пахло так, как пахнет только от новых, недавно напечатанных денег. Даже на глаз было видно, что содержимого чемоданчика хватит на квартиру со всей обста­новкой, иномарку и... Поездку во Францию по первому разря­ду. Или на груду гильз и лужу крови.

—  Такого не бывает, — сказала наконец-то Катя.

—  И не будет, — твердо заверил Вадим, в голове которого еще только начала оформляться первая трезвая мысль с тех пор, как он упал с тропинки.

—  Пересчитать все равно надо, — несмело предложила Катя.

—  Разумеется...

Считать закончили через час. И то наспех. Просто убеди­лись, что купюр в пачках по сто листов, как и в российских. Сто пятьдесят тысяч долларов показались Вадиму такой же страшной суммой, как еще недавно казались две тысячи руб­лей, необходимых для минимального ремонта машины. Только страх был иного рода.

—  В древности русские князья жертвовали десятую часть своих доходов на строительство храмов. Помнишь, Десятинная церковь Владимира в Киеве? — мысль продолжала оформ­ляться.

—  Помню, — тихо ответила Катя.

—  Думаю, колокол неспроста зазвонил. На всю жизнь все равно не хватит...

—  Но...

—  Но мы сделаем все наоборот. Десятую часть оставим себе. Поедем во Францию. В июне...

—  Экзамены, — возразила Катя.

—  Один раз обойдутся без тебя.

—  А остальное?

—  Откуда звонили, туда и отнесем, вот только проверим подлинные или фальшивые, — Вадим вытащил из пачки одну купюру, осмотрел ее со всех сторон, даже обнюхал. — Свежак!

Пунктов обмена валюты в микрорайоне было понатыкано как раньше квасных бочек. Но Стародубцев умышленно пошел в дальний. Правда, пришлось возвращаться за забытым пас­портом. Но хождения и боль в копчике были вознаграждены быстрыми руками кассирши, которая, просветив бумажку уль­трафиолетом, быстро отсчитала Вадиму «деревянный» эквива­лент. «Вот и на ремонт», — подумал он, машинально уклады­вая деньги в паспорт.

До полуночи они обдумывали с Катей, как отнести эти деньги в храм, как при этом сохранить инкогнито, кому их передать. В результате появилась дюжина более менее приемлемых вер­сий. Пару раз серьезно, аж до боли в груди давали отступного: а не оставить ли все себе? Катя даже предлагала открыть, к примеру, свое дело и значительную часть прибыли отдавать на восстановление храмов, жертвовать детдомам. Вадим отма­хивался, мол, не приспособленные мы для всей этой коммер­ции. Да и не встанет хорошее дело на дурных деньгах. А какое дело нынче на честных построено, Маркса читал? Вот потому и живем хреново... Мечтали, загадывали, спорили, строили планы и неимоверным усилием семейной воли вновь и вновь отказывались от шальных денег. Кроме Франции.

—  Знаешь, — уже засыпая, шепнула Катя, — мы никогда не будем никому рассказывать об этом не только для того, чтобы не навлечь на себя опасность, но и потому, что нас посчитают дураками, простофилями...

—  Бог им судья, — зевнул Вадим и почувствовал огромное желание перекреститься.

—  И нам тоже, — согласилась Катя, нежно прижимаясь к мужу.


***

Уже после Парижа и недели в Ницце еще оставалась поло­вина от десятой доли. Ириша и Катя приоделись. Поначалу в кафе и магазинах они скрупулезно считали, переводили дол­лары и франки в рубли, потом махнули рукой - один раз живем! Да и было бы, что жалеть: это ведь не кровно зарабо­танные. Поэтому и решили из Ниццы ехать в Монако на такси. Отчего не прокатиться вдоль Лазурного берега, если надо по­тратить семь тысяч долларов и больше такого путешествия до конца жизни не предвидится?

Водитель кое-что знал и немного понимал по-русски. Ока­зывается, русских туристов на Ривьере хватало. Правда, рус­скими называли всех граждан бывшего СССР: хоть самих рус­ских, хоть, к примеру, грузин или казахов. Поэтому таксистам приходилось учитывать новую конъюнктуру.

Вадим сидел рядом с водителем, а Катя с Иришей воркова­ли на заднем сиденье. 

-  А мы можем еще куда-нибудь съездить? — спросила Катя.

-  Конечно, шенгенская виза, — ответил Вадим.

-  И в Вену пустят?

-  И в аорту, - улыбнулся собственному каламбуру Вадим, - лишь бы доллар в кармане был.

-  Доллар? — услышал знакомое слово водитель. — Нови русски?..

-  Мы не есть нови русски, — передразнил с вымученным акцентом Стародубцев, — ми есть старые. Оулд. Андестенд?

-  Но оулд! — улыбчиво возмутился водитель. — Ян! Хотеть казино? Оулд казино?

-  Хотеть, пуркуа па, — хмуро ответил Вадим, заранее предполагая реакцию Кати.

Он, честно говоря, и ехал в княжество красно-белого флага только для того, чтобы увидеть старейшее казино в Европе. Казино в Монте-Карло было построено в 1861 году. У нас кре­постное право отменили, а у них казино строили. У кого руки к земле растут, а у кого к деньгам липнут. Для себя Вадим решил строго: если и покрутить рулетку, то максимум на пять сотенных. Ну может, еще на автоматах чуть-чуть... Проиграть с шиком, почувствовать себя этаким независимым мэном, с бо­калом красного вина в руках... Сигару бы еще, но к курению физрук относился с врожденной непереносимостью. Вадима передернуло от пренебрежения к самому себе. Он сам не по­нимал, зачем ему далось это казино... В детстве в лотерею ДОСААФ всегда проигрывал. Даже по рублю не везло.

-  А я бы сходила в оперу, — попыталась перебить мужнину блажь Екатерина Васильевна.

-  И в оперу тоже сходим, — согласился Вадим, — потом.

-  И в Диснейленд, - вставила свое Ира.

-  Ну если парижского тебе мало...

Они еще некоторое время перебрасывались ничего не зна­чащими фразами. Водитель услужливо тянул улыбку и тоже вставлял какие-нибудь англо-франко-русские слова и даже смог выразить искреннее сожаление о том, что Наполеон сжег Москву.

-  Не переживай, мстить не будем, — заверил Стародубцев и даже стал напевать Марсельезу, что очень понравилось так­систу.

Так, мурлыкая себе под нос французский гимн, Вадим вы­шел через час из гостиницы и направился в казино. Мурлыкать он перестал, когда понял, что одет совсем не так, как полага­ется одеваться, посещая подобные заведения. Перепутал с Лас-Вегасом. Там, судя по голливудским фильмам, нравы были бо­лее свободные, если не сказать — их там совсем не было. И все же, преодолев внутреннее смущение и скованность, он отова­рился фишками и неторопливо подошел к столу...

Первая же маленькая ставка оказалась выигрышной. «Но­вичкам везет», — подумал он и удвоил ставку.

Катя нашла его там уже далеко заполночь, когда уложила Иру и перещелкала по десять раз всеми кнопками на дистан­ционном управлении телевизора.

Он сидел за столом, подпирая кулаком подбородок, а вокруг стопками выстроилась груда фишек. Остальные игроки, между прочим, стояли. В руке у него дымилась сигара, не очень-то гармонировавшая ни с его внешним видом, ни с внутренним содержанием. Соседи по столу подбадривали его на разных язы­ках, лощеные джентльмены и блистающие дамы не стеснялись показывать на него пальцами. Учитель физкультуры из России подчеркнуто-меланхоличными движениями ставил стопку фи­шек на одну из зон стола, чтобы потом также меланхолично складывать в стопки выигранные. За спиной у него с озабочен­но-удивленными лицами стояла пара охранников.

—  Вадим, пойдем отсюда, — тихо позвала Катя, и в глазах Стародубцева появилось осмысленное выражение.

—  Ты представляешь, Катюш, я еще ни разу не проиграл, — глухим, не своим голосом ответил ей муж. — Меня, навер­ное, тут принимают за шулера... Вот-вот охрана руки заломит.

—  Тогда немедленно проиграй все эти кругляшки и пойдем в номер.

—  Да, пожалуй. Ты можешь попросить по-английски их по­ставить все, что у меня есть?.. И выбери цифру сама. Боюсь, опять угадаю.

—  Идет, — улыбнулась Катя, которой вдруг тоже очень захотелось сыграть. — А сколько здесь?

—  Уже несколько десятков тысяч франков, я не считал...

Катя, услышав, на что играет, сомневалась не больше се­кунды, что-то прощебетала крупье. Тот посмотрел на нее, как на сумасшедшую, настороженно переглянулся с охранниками, и колесо закрутилось.

После того, как в сторону Вадима вновь отодвинулась гора фишек, игру за этим столом под каким-то благовидным пред­логом прекратили. Супругам из России предложили помощь, специальные пакеты для выигранных фишек, сопроводили до расчетного окна. Предложили напитки и отдельную комнату для пересчета выигрыша. Все это время Вадим ждал, что ему вот-вот вывернут руки, отведут в закуток и там потребуют объяснений в таком немыслимом везении. Но ничего этого не произошло. Их сопровождали сдержанные аплодисменты и улыб­ки. Один из охранников вызвал такси и даже поклонился, полу­чив щедрые чаевые.

Ночью Вадиму приснилось, что он пришел в гараж. Даже во сне он боялся открывать дверь, опасаясь, что за ней стоит «роллс-ройс» или на худой случай «линкольн». Но за дверью оказался все тот же грустный «Москвич». По привычке он от­кинул капот, а вот там вместо двигателя лежали вперемешку игорные фишки и доллары. Он начал разгребать их, пытаясь найти двигатель, но, кроме сотенных купюр и фишек, там ничего не было. Он стал высыпать их пригоршнями на пол гаража, но их не становилось меньше. И все же ему удалось добраться до того места, где, как он считал, должно находить­ся дно кузова. Но увидел Вадим не дно, а странную воронку, уходящую своим жерлом куда-то в глубь земли. Он заворожен­но смотрел в эту глубь, а она, казалось, разрастается, погло­щая вокруг себя пространство. Вот-вот сорвешься, соскольз­нешь в холодный непроницаемый мрак... Перед глазами мельк­нула долларовая купюра. Что-то в ней было не так. Ага, вмес­то Франклина «из нее выглядывало» лицо Горбачева. В глазах этакая серьезная лукавинка. Правда, родимое пятно на его го­лове почему-то очень напоминало форму североамерикан­ского континента. Нет, не хотелось Вадиму в эту яму. Он уси­лием воли заставил себя выпрямиться и с силой захлопнул капот.

Где-то рядом ударил колокол. Или показалось. В любом слу­чае Стародубцев был убежден, что разбудил его именно ко­локол.

— Ты считала? — спросил он Катю. 

—  Почти в два раза больше, чем было в кейсе, — будто и не спала вовсе.

—  Наваждение какое-то...

—  С этими деньгами надо поступить так же, как и с теми.

—  Конечно, я об этом подумал, еще не начав игру. Кроме десяти процентов.

—  И? — насторожилась Катерина.

—  Купим новую машину, имеем полное право...

—  И? — не успокоилась жена.

—  Съездим в Вену, ты, кажется, хотела.

—  Сегодня?

—  Сегодня. Там рядом есть небольшой городок Баден. Мне в казино сказали, что там тоже отличные игорные дома. А ты в оперу там сходишь. Бельведерский дворец посмотришь.

—  А если ты опять выиграешь?

—  У нас еще целый месяц отпуска.

—  А что еще у нас есть?

—  У нас ничего, а у них — Лас-Вегас...

Катя глубоко вздохнула. По опыту совместной жизни знала точно: отговаривать мужа бесполезно. С таким же упрямством он каждое воскресение ходил в гараж оживлять «Москвич». И в конце концов оживил бы, это она тоже знала точно.

Почувствовав настроение Кати, Вадим попытался ее об­нять, шепнул на ухо:

—  Ты же знаешь, я не из-за денег, — сказал совершенно честно.

—  Знаю, — снова вздохнула она, — неприспособленные мы какие-то.

В Вене они первым делом посетили православную церковь святителя Николая, что неподалеку от российского посольства. Молодой батюшка вел службу на немецком, что немного сму­тило Вадима, но женщина, продававшая свечи, оказалась рус­ской.

—  Можно заказать молебен о путешествующих? — спросил

он.

—  А если не повезет? — уже на улице спросила Катя.

—  В воскресенье пойду ремонтировать «Москвич».

_Горноправдинск,_май_2001_г._