Стихотворения
Владимир Иванович Белов








ВЛАДИМИР БЕЛОВ 





СТИХОТВОРЕНИЯ












" ОТКУДА СИЛЫ? И ОТКУДА СВЕТ? "



О поэзии Владимира Белова

Чтобы спросить так просто и точно, нужно быть выше "жиз­ни мышьей беготни" (А.Пушкин), нужно не быть, а жить в та­кой ситуации, когда невозможно не спрашивать себя об этом, когда вопрос о конечном и бесконечном отнюдь не праздный для тебя, когда "волю жить" ты ощущаешь и осознаешь всем телом, всем существом.

Перед Вами, читатель, первая и единственная пока книга че­ловека, который ушел из жизни в возрасте Христа десятилетие назад. Еще в отрочестве позвоночник его был перебит деревом, случайно упавшим на мальчика. Это поставило его в особую ситуацию перед миром людей. Но Владимир Белов смог драма­тизм своих конкретно-биографических обстоятельств переплавить в искусство, в культурно-историческое обобщение, в поэтическое мировиденье, которое пронзительно и оригинально выражает сущ­ностные черты российского сознания семидесятых и начала вось­мидесятых годов.

Владимир Белов - это, по всей видимости, единственный из "тюменских поэтов", кто именно строем своих произведений подключен к глубинным процессам надрегионального литературно­го развития тех лет. Поэтому и сегодня, в кардинально изменив­шихся условиях жизни, мы можем сердечно и безусловно принять этот труд "тайной жизни" нашего земляка и сказать о нем бла­годарное слово.

Но не завышаем ли мы искусственно планку, не льем ли "заупокойный елей", как говаривал Маяковский, не страдаем ли регионально-квасным патриотизмом? Высокую литературу семи­десятых - начала восьмидесятых годов отличает ряд достаточно противоречивых и разнонаправленных тенденций. Во-первых, это изображение укорененного в среде человека, признание ценности его родства с другими и природой. Во-вторых, нарастающее ощущение глубинной кризисности российской жизни, что во многом и породило притчево-символическую образность, резкость и гло­бальность оценок. В-третьих, внимание к самосознанию отдельно­го человека, его инстинкту духовного самосохранения, его личному выбору и воле свой выбор реализовать в поступок. Именно эти три качала в их оригинальном, почти осязаемом, но неплот­ном соединении организуют поэтический мир Владимира Белова. Его стихи представительны как документ эпохи, ее реального человеческого измерения.

Поэзию Владимира Белова пронизывает ощущение дефицита смысла в окружающей лирического героя жизни. Отсюда рито­ричность его вопрошений, обращенных к себе, к людям, во все­ленскую пустоту. Герой Белова изначально верит в небессмысленность сущего, он пытается дать однозначные ответы, резко обостряя и драматизируя ситуацию, делая для себя и читателя искомый ответ жизненно необходимым. И это взвинчивание эс­тетически срабатывает, оправдывая и скрадывая однозначность конечной формулы. Но чаще герой декларирует, что ответ в са­мом процессе жизни, в стихийной гармоничности природного ми­ра и единственное счастье - в соответствии ему. Это герой Белова демонстрирует всем строем своих чувств, ощущением масштабности и кристалльности мироздания.

Стихи пронизаны особым чувством незаполненности, пустотности пространств, их беззвучностью и неподвижностью. Видимо, все это дополнительно обострялось физической малоподвижностью са­мого поэта, который в Тюмени месяцами не покидал крохотное пространство своей комнаты, ностальгически всматривался в го­ризонты за окном, творческими усилиями разрывая границы своей несвободы. Однако за счет излюбленных резких неполутонных красок, монтажа общих и крупных планов, смысловых пере­ходов рисуемые пространственные картины обретают у него волнующую напряженность, тайную неразгаданную жизненность и главное - осязаемую соотнесенность с человеком.

Пронзительность стихам Владимира Белова придает редкое на сегодня соединение чувственного и рыцарского начал по отноше­нию к женщине, которая является для поэта как бы продолжением природной сущности мира. И поэтому отношения лирического ге­роя с женщиной всегда явно или неявно драматичны, интимны и одновременно космичны. Именно здесь, по Белову, находятся границы быта и бытия, человека и космоса, конечного и бесконечного, смертного и бессмертного. Поэтому он так много и пишет о любви. Это дефицитная на сегодняшний день мужская поэ­зия. Она рождает отклик и уважение в сердце любого читателя, потому что за ней - подлинность чувств и таланта, серьезность и ответственность отношений с миром.

Стихи Владимира Белова полны ощущения собственной силы, нeрастрaченнocти, ее особой концентрации в герое. Они оставляют у читателя образ очень сильного, мужественного и теплого человека. В этом их значительность и целительность. В них есть какое-то природное стихийное здоровье, которое зна­чительно выше обыденной нормы. И это замечательно, так как необъяснимо заразительно для читателя при том, что ощущение неблагополучности мира, его кризисности не исчезает, а, может быть, даже и усиливается.

Поэт действительно чувствовал, что другим дано как бы фи­зически больше, но они этого не понимают, не используют, не умеют жить во всю мощь. Он называл всех обывателями и "некрофагами". В нем был силен традиционный для нашей лите­ратуры антимещанский пафос.

Он всегда был чуток к публичным спорам. Жаркие дискуссии второй половины семидесятых годов о поэзии Юрия Кузнецова и "кузнецовщине" (неоромантический бунт личности, создание свое­го мифа о России, символико-притчевая образность, актуализация и обновление блоковской традиции), видимо, сказались на эстети­ческих воззрениях Владимира Белова.

Невозможность издать при жизни такую книжку стихов, за которую было бы не стыдно ни перед собой, ни перед врагами, ни перед друзьями, бескомпромиссность и одновременно желание быть услышанным и напечатанным обостряли его самоощущение опальности, и он подчеркнуто культивировал его в себе. Он чув­ствовал себя поэтом, он держал себя как поэт, даже как метр по отношению к более молодым. Он был резок и одновременно пафосен в разговорах о Достоинстве Поэта и его Слове, о сла­бостях своей и чужой строки. Он хотел написать так, чтобы да­лекий читатель увидел в его стихе именно этот, сегодняшний закат. Поэтому и стремился быть максимально точным, чувст­венным и зримым.

В его пустынной комнате среди голых стен - у окна - висел вырванный из "Огонька" сомовский портрет Александра Блока. А рядом с ним увеличенная друзьями попоясная фотография са­мого близкого ему по духу, по жизни, по крови - почти былин­ного на вид - деда вместе с незащищенным маленьким внуком Володей.

Поэтический мир раннего Владимира Белова отмечен отчет­ливым влиянием Сергея Есенина и "тихой лирики" шестидесятых годов. Идея "малой родины", ее покидания и покаянного возвра­щения блудного сына, единства природного и жизненного циклов во многом организуют его. Но мир малой родины не идилличен, он полон духом горьких и несытых послевоенных лет российс­кой глубинки. Прописанная в ранних стихах органическая уко­рененность героя в среде и возможность пути - дороги как ду­ховного поиска послужили опорой для зрелого городского жителя Владимира Белова, когда катастрофичность мироздания казалась почти абсолютной. Он весь год ждал лета и возвращения в род­ное село из Тюмени, где напишется что-то необычное. Он всегда с особым чувством привечал у себя земляков. Но зачастую за­планированного возвращения в село не было, и он снова целый год, а то и больше, бредил им.

Так кaк в силу жизненных драматических обстоятельств Влади­мир Белов не мог закончить общеобразовательной школы, то мож­но представить по стихам, какую огромную культурную работу он проделал над собой. Диапозон его пристрастий и постоянного чте­ния в семидесятые годы резко увеличился. М.Лермонтов, Ф.Тютчев, А.Майков, А.Фет, А.Григорьев, К.Случевский, А.Блок, И.Бунин, Б.Корнилов, П.Васильев, Н.Заболоцкий, Е.Винокуров, Н.Рубцов, А.Вознесенский, Ю. Кузнецов - вот круг поэтов, через твор­ческую переработку которых шло образно-содержательное насы­щение и перестройка поэтического мира Владимира Белова. Поя­вилось стремление к лаконичности и чеканности формы. Краски сгустились, детали и эпитеты стали перерастать в мотивы Изменился весь предметно—вещный мир в стихах. Укрупнился герой, его отношения с пространством и собственным детством, с одно­сельчанами и временами года переросли в отношения со Време нем, Вечностью и Эпохой, Атомом и Ребенком, Любимой и удач­ливыми Дураками, с Мировой Историей Искусства. Мальчик, по­кинувший малую родину, превратился в Поэта. Поэта по поведе­нию в стихе и в миру.

Уже мало надеясь издать книгу при жизни, он начал ее го­товить к посмертному изданию. Он стал более целенаправленно, но разрушая хронологические рамки, формировать и дописывать циклы. Он уже сознательно хотел достроить "Свой Мир". Юмор его становился все чаще черным. Владимир называл нас мальчи­ками и говорил, что, когда умрет, нам будет очень горько. Его квартира была во многом проходным двором брежневской Тюме­ни. Завсегдатаями в ней были, с одной стороны, полудеклассиро- ванные элементы и знакомые его по больничным обстоятельствам, с другой - начинающие поэты и их знакомые, а также сбегавшие в запой члены Союза писателей.

Владимир жил на мизернейшую пенсию по инвалидности, кото­рой не хватало даже заплатить за квартиру, поэтому он и не платил, а питался в зависимости от того, что приносил с собой очередной гость. Хотя замок в двери был, но он закрывался только на ночь. Владимир любил гипнотизировать взглядом и чтением своих стихов незнакомых женщин, верил в собственный по- лураспутинский магнетизм, устраивал целый театр в момент при­хода новой жертвы, а их было немало. Он был стихийным, резким и непримиримым в быту. Женщины, которые пытались до само - пожертвования как-то упорядочить его жизнь и быт, отвадить случайных людей, обычно юные и сильные, долго не выдерживали тяжкого ритма жизни беловской квартиры. И уходили. И только тогда он как-то начинал осознавать случившееся ("Любимая, не так тебя любил я!"), каяться, но было уже поздно. "Ты уходила из моей судьбы, как из больницы - тяжелобольная..." -эта фор­мула не случайно отчеканилась в финале одного из его стихо­творений. В ее силе горькая и светлая правда той чрезвычайной напряженности жизни, которой окупалась поэзия. Такова была ее "безнадежная расплата". Он не хотел заниматься ничем, кроме поэзии, и по примеру знаменитых предшественников любил петь свои стихи под гармонь.

В последние годы, прочитав "Мастера и Маргариту", он чув­ствовал себя Воландом, иногда назначая близких знакомых на разные роли из свиты. Большая стена комнаты в результате этих увлечений была от руки разрисована простым карандашом одним из искуссных пришельцев по просьбе хозяина фантазиями на мотивы булгаковского романа. А перед этим весьма странное юное создание, какой-то период ночевавшее здесь же в углу на голом матрасе, а позднее, как выяснилось, замешанное в крими­нальной истории, осуществляло функцию летописца дома, для чего была заведена специальная полубухгалтерская тетрадь.

Кто-то из знакомых Владимира вспомнит другие подробности жизни и быта поэта. Например, его первую жену, о которой он всегда тихо и благодарно говорил. Ее особое материнское нача­ло - она, как ребенка, его мыла в ванне, выносила в поле ды­шать и писать. А он был беспутен, груб и неблагодарен. Память об этом всегда жила в нем. И когда ребята поехали хоронить поэта на родину, то совершенно случайно встретились на автовок­зале именно с этой женщиной, а она как будто почувствовала бе­ду и разговорилась с ними. Или, например, как ушла его последняя жена - и он, будучи совершенно один и имея возможность перед­вигаться только на руках, выбрался без копейки в кармане ночью на центральную улицу Тюмени, как-то поймал такси и ездил искать ее, не зная даже адреса, - что было, конечно, абсурдно и безрезультатно. И был это в тот момент мужчина почти тридцати трех лет с голубыми глазами, светлыми длинными вьющимися волосами, орлиным носом, с прекрасным могучим атлетическим торсом, с завораживающим по силе и красоте басовитым голосом.

Он родился 27 октября 1949 года в селе Большой Кусеряк Аромашевского района, а умер в Тюмени 23 мая 1983 года. Литературный архив его хранится в Тюменском университете.

Перед Вами, уважаемый читатель, посмертная книга стихов Владимира Ивановича Белова. Прочтите ее не спеша, без пред­убеждения. Помяните добрым словом человека, который знал цену этой жизни и заплатил во многом ею за книгу, которую Вы держите в руках.



С.А. Комаров, кандидат филологических наук.






ПОЛЫНЬ И ЗВЕЗДЫ












ЦВЕТЕТ ПОЛЫНЬ


Перепелиные гастроли.
Глухие зарева
                   и стынь...
И среди ночи
                   в чистом поле -
Цветет полынь.

Светло и вольно
                   без предела!
Вода осоками свежа...
И не свободная от тела —
Горчит заблудшая душа.
Горчит,
          хоть падай на колена
И - кайся перед ней.
А жизнь
           цветет себе из тлена
Костей и пней...
Сегодня - дом,
                   а завтра роща -
Исчезнут до конца.
И только зарево полощет
У белого лица...
Но этот горький дым отчизны,
Как святость - не отринь!
Чего ж просить еще
                             у жизни?

Цветет полынь...
Свистят простреленные крылья.
Летит зола с небес...
Но зарастает все полынью
И без...

Сознания и воли
Людских трагедий и святынь.
...Свежо и вольно
                        в чистом поле -
Цветет полынь...






X X X


...задыхаясь от звездной тоски,
сквозь гвоздями пробитую крышу, -
музыку звезд,
                      обжигая зрачки, -
лицом запрокинутым слышу!..

Далекие гулы
                     и грозы в ночах,
Подернута даль полусветом.
И плащ,
           как чужая душа на плечах, -
не греет под северным ветром...






X X X


Оглянулся - падает звезда
Перед сном ...
Лунная бездонная вода -
В омуте лесном.

И поет, забывшая о сне,
В полночи глухой
Птица на заречной стороне -
Над ольхой.

Лунная сухая тишина.
Сумрак шалаша.
И костер мой выгорел до дна,
И - душа ...
И, любовь оставив навсегда,
ПРОКЛЯНЯ,
Оглянулся - падает звезда
На меня!..






X X X


Розовые дали над лесами,
и по всей округе - ни души.
Черные леса да камыши...
высоко прикрыты небесами.

Над полями утренняя дымь.
И в заречной тихой стороне —
кони обнимаются во сне...
И цветет белесая полынь.

И к березке голову клоня,
о природе думаю, послушен.
А она цветет и без меня.
И чужой рассудок ей не нужен.

И не будь на свете ни души,
так же будут зори разгораться,
за туманом кони обниматься
и шуметь о чем-то камыши...






X X X


Юлит ручей у городьбы.
И даль светло заголубела...
Еще одна весна судьбы -
Скворцом взъерошенным запела.

И слезы с тополя текут
На чьи-то теплые ручонки...
И на улыбку: - Как зовут? -
Ответит звонкий смех девчонки!

И пашня угольно-черна
Курится дымом и навозом.
И спит под солнечным наркозом
На желтых ивах тишина...

Стою у шаткой городьбы.
Уходит день свежо и тала
Еще одна весна судьбы
Меня на родине застала...






X X X


Возвращаются лебеди с юга,

Белокрылые птицы Руси...

И опять эта прежняя мука ! -

Хоть прощенья у неба проси.



Ну, чего бы казалось случилось!

Среди голых озер и ветвей,

Вновь на север весна возвратилась,

Возвратилась семья лебедей ...



И забылись, целуя друг друга

Под березами, - он и она...

...Возвращаются лебеди с юга -

Это больше, чем просто весна...






Х Х Х


В молодой зеленой ржи
тихо,
       тихо,
              тихо...
Лишь в березовой глуши -
стонет соловьиха.
На скрипучее крыльцо
выйдешь молчаливо,
ветер лижется в лицо,
да цветет крапива.
А в березовой глуши -
горизонты алы...
И лежат в туманной ржи
гулкие увалы.
Сам с собою говори
или свистни лихо!
На дороге
              до зари -
тихо,
      тихо,
             тихо...






В ПОЛЯХ


В полях безлюдных,
                            за селом,
Стою и слушаю послушно,
Как далеко - о!
                      кричит кукушка
Через туманы —
                      о былом ...
А на земле -
                    светло и свято.
Среди затерянных дорог:
Цветет чебрец,
                     и пахнет мята,
И лес туманами промок...
Курю забывшись
                        и молчу,
И ощущаю удивленно,
Как мне береза оголенно
Прижалась, мокрая,
                         к плечу ...
Вокруг шумы и стоны лета.
И ночь...
              И горечь забытья.
И на полях туманных
                          где-то -
Самим собой оставлен я...






X X X


Когда в июле лунными ночами
вдали чуть тлеет зарево небес —
усатый филин спорит
                             с дергачами,
перекликаясь громко через лес...
И жалобно поют вдали волчата,
увидев за туманами огни.
И все вокруг
                 так горестно и свято!
И жизнь одна,
                    и мы с тобой одни...
Идем в поля по северной дороге,
ступая в чьи-то лунные следы.
А за селом
                в серебряной осоке
светло от звездной
                            молодой воды...






У ОМУТА


Малиновый воздух в дремучем логу.
И мех, как зеленая вата...
И в жарких кустах
                            на крутом берегу -
Охрипше кричат сорочата...
А в сонных черемухах -
                                    шелест и свист.
И в солнечный полдень лесной -
Распаренно дышит березовый лист
И пахнет вода глубиной ...
И я -
       возвращаюсь сюда иногда
И слышу вдали ... за спиною,
Как долго! -
                  кукушка считает года,
Которые прожиты мною...
И молча
            медяшки бросая на дно, 
В рябую чугунную воду,
Задумавшись,
                   пью на обрыве вино,
Ценя глубину и свободу...






АВГУСТ


Обронили перья
                       ласточки на крыши,
В соловьиных дебрях -
                                  тишина давно.
На заре сегодня
                       кто-то вздоха тише
Веточкой полыни
                         помахал в окно...
На заре сегодня
                      на заречных плесах
Разметали гуси
                      белое крыло...
Засмеялось эхо
                      в солнечных березах.
И по всей округе -
                           горько и светло.
Засвистел в три пальца
                                  ветер на пригорке.
Небо над полями -
                           не достанешь дна ...
Спелою калиной
                        сладковато—горько
У пустых околиц
                        пахнет тишина.






БАБЬЕ ЛЕТО


Будто кончилось что-то светлое.
Горизонты в сплошном дыму.
Машет ветер красными ветками
И свистит на заре - кому?..
И опять в стороне той дальней,
За речными туманами,
Песни девичьи все печальней,
Так прощаются с мамами ...
И простившись с наивной верою,
Утирая слезиночки,
Прячут бабоньки прядки белые
Под цветные косыночки...
Что-то кончилось, прокатилось.
Невозможная синь вдали!..
Будто с чем-то душа простилась.
И не с молодостью ли?
Вот и ласточки гнезда бросили.
И взлетели над полночью.
Есть такая пора по осени.
Пахнет снегом и горечью...






X X X


Отзвучали мелодии лета.
Серебрится осенняя рань ...
И зачем, среди теплого света,
На окне умирает герань?
Непонятные странные мысли,

И попробуй-ка в них разберись!
Ну зачем,
              среди солнечной жизни, —
Умирает красивая жизнь?
Отвечай или нет на вопросы.
Беспощадная собрана дань:
Побелели девчоночьи косы,
Отцвела на окошке герань...






Х Х Х


Откричали кукушки
                            на красных ярах
И погасли цветы земляники...
И все громче
                   на северных, долгих ветрах -
Молодых журавлей переклики...
Весь в морозных сетях
                                 на заре огород.
А любовь?..
                 А разрывы?..
                                    А годы?..
И знобит на душе
                          от осенних пустот
И веселой забытой свободы...






КАЗАРКИ


Полоснет по душе
                           непонятный мотив,
Как плеснули на пламя солярки...
Запрокинешь лицо,
                           обо всем позабыв, —
Это ж вновь улетают казарки!..
Этой тайны души никому не понять:
Отчего обжигает печалью?
Будто время пришло —
                                  самому улетать,
Оборваться за огненной далью...
Скоро холод ударит
                             и снег полетит,
Если верить старинной примете...
Значит, надо еще об одном позабыть -
О последнем потерянном лете...
Поднят в голое небо
                               тоскующий взгляд... 
Что там? Туч предзакатные клочья.
Высоко в поднебесье -
                                 казарки летят,
Чуть заметные, как многоточья...






ДОЖДЬ НА ЗАРЕ


Тревожный крик
                         озябнувшей пичуги...
Наркозный запах
                        мокрой конопли...
Осенний сумрак
                       северной округи.
Дождь на заре...
                         И окна затекли.
И большаки
                 и пашни промочил,
Простукал
               по скворешникам и пряслам -
Дождь на заре...
                         Проснуться нету сил!
Туман и лес
                  на горизонте красном...
Краснеют окна темного двора.
Исходят дымом
                      мокрые поленья...
В лугах бело...
                      гусиного пера!
Но некому писать стихотворенья...






X X X


Закатный свет поры осенней...
Свежо в осиновой глуши,
Все это вроде вдохновенья,
Или трагедии души...
Передвечерний шорох леса,
Полей глухая тишина...
И никакая роль прогресса. -
Здесь ни травинке не нужна!
Здесь все вне разума и воли.
Стихия первозданных сил.
Стою один в закатном поле,
Как будто сам себя забыл...
Стою и с болью понимаю,
Осину подперев плечом:
Все это - без конца и краю,
И я здесь вовсе ни при чем...






Х Х Х  


Вл. Чухину


Скоро останется без меня
Осиновый красный бор.
И друг одинокий, завет храня,
Один разожжет костер.

Оглянется - пусто на берегу,
Калиновый перезвон...
И кем-то пролит в сыром логу
Горький одеколон...

И будет долго кричать желна
И ведьмою хохотать.
Высокий костер догорит до дна -
Некому помешать.

Значит, осень, и нет нужды
Вспоминать о былом жилище.
Утонули в траве следы.
Паутина на пепелище...






X X X


Красноглазое солнце вдали...
Коченеет косач на березе.
И пустые леса зацвели
На скрипучем и алом морозе.

Ледяная моя сторона!
Здесь огонь разведешь поневоле.
И хрустит, и звенит тишина,
Осыпаясь на звездное поле...






КРЕЩЕНСКАЯ БАЛЛАДА


Трещит и жжет полуночный мороз.
Крещенский праздник
                                выдался на славу!
И под сухие выстрелы берез -
Выходит волчья стая
                               на облаву...
Холодным светом выстужена высь.
И ни души...
                    по сумрачным дорогам.
И вдруг на поле голое, как жизнь, -
Ворвался лось
                     таежным полубогом...
И затрубил на лунном полигоне,
Подняв рога
                 к далеким облакам.
И — заметалась
                       волчья цепь погони!
Как серые шинели по снегам...
И обреченно слушала тайга:
И лязг зубов,
                   и скачущие тени,
И как, взрывая мерзлые снега,
Лось с диким ревом
                              подломил колени...
И тишина... Глухая тишина.
И до рассвета
                    засыпая кости,
Скрипела в поле старая сосна.
А среди поля -
                     пировали гости
И жадно ели красные снега!
И пьяным хором
                        в небо голосили.
Оставив в сограх кости да рога -
Пируют волчьи стаи
                             по России...






ГОРИЗОНТ


Всю жизнь к горизонту
                               дойти пытался
По белым ступеням
                               дней
И в черные ямы ночей
                                 скрывался.
Но сердцем —
                      не стал черней.
И снова
            по белым пескам
                                      дорог
Нес вдаль голубые мысли ...
А горизонт -
                   все так же далек!
Как и в начале
                      жизни...






X X X


За белым полем —
                            одинокий свет
Горит в окне заснеженной избенки.
Живут там мать и две моих сестренки,
и лишь меня -
годами дома нет...
Как долго стонут в поле провода!
В березах голых -
холодно и звездно.
Прости мне, мать,
что возвращаюсь поздно,
ведь мог и... не вернуться никогда...
Я для кого-то,
                   кажется, поэт.
Для матери же - путаник бездомный!
Стою один среди дороги темной.
За белым полем -
одинокий свет...






ЗАРЕЧНОЕ ПОЛЕ


Просохло заречное поле.
Речушка вчера убыла.
Тряхни своей удалью, что ли,
Последняя кляча села.
Сворачивай с торной дороги!
По рыжим ухабам - туда,
Где стаи черемух в осоке
И - спит молодая вода...
Туда, по воде этой звонкой,
Давно этих дней не видать,
Ушла белокосой девчонкой
Моя одинокая мать.
И с волчьей усмешкой во взоре,
По-русски огромен и сед,
Стоял во-он на том косогоре,
Как пахарь Микула - мой дед.
Осталось лишь поле, да небо,
Да звон голубой тишины...
Когда-то и я ведь там бегал
И рвал на осинах штаны.
Былинная вольная воля!
Распятья берез на ветру...
Я вырос средь этого поля.
И в поле, наверно, умру...






ГОД РОЖДЕНИЯ


Играли в бурьянах
                           в войну пацаны.
И плакали вдовы...
                            Скорбела держава.
И мать мою звали
                          по-русски Любава.
И - пятая осень
                      пришла без войны ...
В столетних березах
                             на Красном яру -
ревели коровы,
                      молясь небесам,
и эхо неслось
                     по закатным лесам,
спотыкаясь на мокром ветру...
И в дымной деревне
                              в осеннюю грусть
дивились по избам:
                             родила Любаша!
А Лондон орал:
Стала атомной Русь! ..
И стыла Европа от русского марша.
В избе ж,
             под косые улыбки дядьей,
На куче холщевых пеленок,
Лежал беспробудно
                             у жарких грудей
Любви безымянный ребенок...
Мать с улыбкой глотала соленые слезы,
Дед под тальянку плясал,
                                     матерясь...
И долго краснела под окнами грязь.
И красное солнце
                          садилось в березы...






ИЗ ДЕТСТВА


Чей-то голос родной и давний
Долетает из прошлых лет:
"Где носил тебя окаянный?
Вот задаст тебе жару дед!"
Зажигала огни окрестность.
Жег осины закатный зной.
И плелось косолапое детство,
Рукава опустив, домой.
Ох, ругалась седая бабка!
/Я не помню иной родни/
И совала лепешку: - На-ка!
Окаянный тебя возьми...
За избой же, дымя махоркой,
Ногу на ногу заложив,
Дед тоскливо ревел за хромкой
Позабытый давно мотив...
И, торчком подымая уши,
Поседелый кобель, как волк,
Подвывал на закат - и слушал,
Будто чуял в мотиве толк.
И, предчувствуя что-то сердцем,
Как далекий обвал судьбы,
Одиноко вздыхало детство,
Косолапя вокруг избы...






ЭТЮДЫ ДЕТСТВА


Сенокосные дни...
                           Облака в синеве
К горизонту летят,
                            как с откоса...
С предзакатных полей,
                                  по горячей траве -
И скрипят,
               и вихляют колеса...
Перелески... Поля...
                               Толпы сереньких хат.
Нашей речки дымящие плесы.
А над лесом пылает,
                              как угли, закат,
Оседая золою в березы...
Ночь.
        И белой совою повисла луна.
Пахнет хлебной сухой тишиною.
И в задымленном зеркале -
                                         крест от окна.
Сплю за дедовой потной спиною...
Тишина и туман...
                           От сырых луговин -
Кобылиц предрассветное ржанье...
И промокли
                  зеленые юбки талин.
И от трав - голубое сиянье.
Золотые круги...
                         И на том берегу -
Дед с тальянкой,
                        сестренка босая...
Я бегу и бегу -
                      добежать не могу,
А большак
                без конца и без края!






X X X


От памяти некуда деться,
Я с нею - один на один.
Давай попрощаемся, детство
Кострами зеленых талин...
Так здорово пахнет июнем
Ночная листва тополей!..
Давай попрощаемся, юность,
Разбуженным эхом полей.
И все—таки, поздно иль рано,
Опять оставляя свой дом,
Давай попрощаемся, мама,
Чтоб не было поздно потом...
Ведь сколько б под солнцем ни греться, —
Столетием позже иль днем, -
От времени некуда деться -
Мы все над обрывом идем.
И, в кровь расшибая колени,
Не знаем дороги иной.
Давай попрощаемся, Время,
И станем твоей тишиной...






СЕСТРЕ НИНЕ


Не бессмертна твоя улыбка...
Но когда на душе темней,
Мне, как скрипка,
                          поет калитка
Из далеких весенних дней...
Там в березах жила невеста -
Косы белые за спиной...
Косолапое мое детство!
На заре белый дым стеной...
Ты нашла ли,
                   сестренка Нинка,
Свои аленькие цветы?..
Пала в омут моя тропинка.
И быльем поросли следы...
Что осталось от той туманной
Алой Вечности на часах?..
Хмурый дом
                  с поседевшей мамой.
Гуси синие в небесах.
Вот и все... от босого детства.
Лишь приснится порой ночной,
Как смеялась моя невеста —
Косы белые
                  за спиной...






ИЗБЕНКА


В лесной далекой деревеньке,
Где васильковый луг,
Стоит избенка в три ступеньки,
Окошками на юг...
За речкой светятся багряно
Вербяные кусты,
И красный месяц из тумана
Встает из темноты...
И там, я верю в то упрямо,
Поджав сурово рот,
Меня ждет старенькая мама -
У запертых ворот...
И где б я не сбивал коленки
И не мутил бы свет,
Но той избенки в три ступеньки —
Дороже в мире нет.
Она не годная для храма.
И в дождики течет...
Но в ней жила годами мама!..
И ныне в ней живет...






ЭЛЕГИЯ


Туда возвращаться мне поздно.
И все—таки я возвращусь.
По гулкой дороге морозной
Приду -
            и в окно постучусь.
И жженые спички бросая,
И сон вытирая с лица,
Мать охнет
                 и выйдет босая -
На огненный иней крыльца...
И будет рассветно и грозно
Полнеба гореть по лесам.
Туда возвращаться мне поздно!
Да дом мой березовый там...






СОН В ТРАВЕ


Г. Зайцеву


Сон в траве...
                    И трава горяча.
И березовый лес освещен тишиною.
Где-то сонно кукушка зовет дергача
И бессонная вечность
                               стоит надо мною...
По ладоням моим
                          пусть бегут муравьи
И бросаются коршуны в поле ржаное...
Даже мама,
                 сейчас ты меня не зови!
Дай забыть все, что было со мною!..
...Остановлены стрелки часов на нуле...
И оглох Горизонт
                         от ракетного грома!
Закрываю глаза...
                          И как в мутном стекле:
Лица... лица...
                      кричат из альбома...
Не хочу и не помню,
                             что было со мной!
Пахнет солнечным детством солома...
Сколько лет!
                   Шел я, мама, домой!
А заснул...
                в трех минутах от дома...






ВОЗВРАЩЕНИЕ


Курносая... С туманными глазами.
Расставив косолапенькие ноги,
С летящими по ветру волосами
Она стояла на краю дороги...
Синел платок,
                    накинутый на плечи,
В грязи калоши,
                      и пиджак облез...
А в диком затуманенном заречье —
Шумел закатный
                        покрасневший лес.
Она осталась,
                    горбясь у откоса,
Своим путем неведомым шагать ...
И, зло швырнув
                       на ветер папиросу,
Я оглянулся...
                     И - увидел мать!..
Курносая, с туманными глазами,
Она брела куда-то по грязи...
Шумела даль
                   закатными лесами,
И догорала осень
                         на Руси...
Так я вернулся в отчие пределы,
Глотая молча
                    слезы и вино.
А в сонном небе
                        журавли летели,
И в клубе шло
                     веселое кино...








X X X


И вот...
           я в гостях у матери.
Сумерки...
                Свет избы.
Темные руки
                   на белой скатерти -
Как руки самой судьбы!..
Шибко болит, говорит, ночами.
- Дров не могу...
                       поднять!
...Сижу
           с опущенными плечами
И — не смотрю на мать.
Жил для кого я -
                         все эти годы!
Матери ли помог?!
Чьи-то души мутил
                            и воды
На распутьях своих дорог.
Верил призрачным идеалам
И гасил
           за свечой свечу...
...Как предатель
                         под трибуналом —
Перед матерью я молчу!..






X  X  X


Стояла мать безмолвно у избы.
Закат крещенский догорал багрово.
По сумеркам зимы, гологолово,
Он уходил из собственной судьбы.
Где был? А там...
На людных большаках,
Где жизнь летит под музыку и стоны,
Где умный - остается в дураках,
А дуракам — не писаны законы.
Прошли года...
Состарились березы.
В полях закатных горбились столбы.
Он шапку снял - и молча вытер слезы.
Цвела полынь... И не было избы...






X X X


Могила деда... Синий крест -
закопан под березами.
Одна осина на бугре
похожа на вдову.
Не лгут на кладбище.
Себя -
         не мучают вопросами.
Молчу.
И слушаю траву...
Опять весна... Среди берез -
синицы прыгают с беспечностью,
девчонка с иволгой поет,
глотая синеву...
И жизнь и смерть -
всегда правы
                   своею бесконечностью.
Молчу.
И слушаю траву...






X X X


Я дома ... Ночью на крыльце —
Светло и тихо. Новолунье.
Как блудный сын, стою в раздумье,
С улыбкой темной на лице...
А где-то город весь в огнях!
Кафе, киоски и вокзалы...
Мне ж ближе - лунные увалы
Да лай собачий в деревнях.
Растратив, как игрок, года,
Я осознал, что здесь — не где-то -
 Моя земля, моя вода
И — под березой кости деда...
А над лесами с двух сторон
Воспалены восток и запад...
И земляники сладкий запах
Тревожит светлый полусон.
Курю в раздумье — и молчу.
И в сумрак дали воспаленной -
Свищу, как брату, дергачу
Туманной полночью бессонной.






МАЛАЯ РОДИНА


Я к осине душой прислонюсь...
Свищет ветер в вороньих гнездах!
Неоглядна разгульная Русь,
Да кончается
                    в этих березах...
И хоть век проскитайся по ней,
Разве купишь
                   за звонкие деньги -
Эту стаю седых тополей
У закатной моей деревеньки?..
Эту даль со жнивьем золотым?
Этот горький дымок под метелью?
Здесь -
           мой дед бушевал молодым
И до смерти
                          пахал эту землю!
Здесь -
           росла и состарилась мать...
Потому—то, бледнея от воли, -
Подло родину выбирать,
Если родина - в этом поле:
Где в грозу,
                 и в метель, и в дождь -
Свет далекий над деревнями.
И где прочно в земную плоть —
Будет крест мой врастать корнями!..
Никого не берусь я судить!
Только понял
                    под грохот грома! 
Можно в мире великим быть.
И остаться бесславным дома.













X X X


Шумят овсы
                  вокруг моей деревни,
как сотни лет
                    при прадеде моем.
В сухих полях
                     кружат вороньи семьи
и спит вода
                 глубоким забытьем...
Как сотни лет
                    сибирская кукушка
зовет кого-то
                   с огненных небес...
И страшно думать,
                          стоя над речушкой, -
а вдруг сгорит
                     кладбищенский наш лес?..






X X X


Рассветное эхо волчицы,
Как голос бездомной вдовы...
В туманах поющие птицы
Да сонная одурь травы.
Каленое солнце рассвета
Над мертвой водою болот...
Напрасно кричать без ответа:
Никто никогда не придет...
Я вечен на дикой свободе!
И вдруг...
               у туманной воды,
Как белые чайки на взлете -
Босые девичьи следы...
Ну-у, что этой женщине нужно!?
В багровой пропащей глуши -
Поплачь с ней по-бабьи, кукушка,
И все обо мне расскажи...






X X X


Соловьи прилетают к нам редко...
Но весеннею ночью, давно,
Белокосой колдуньей соседка,
Хохоча, постучала в окно.
И, прищурив зеленые очи,
Позвала из кленовых ветвей:
-  Он заснуть не дает мне три ночи,
Сумасшедший какой соловей!..
И -
     ушли мы в густые туманы
Слушать в мокрых лугах соловья.
-  Ой, влетит мне за это от мамы!..
Не целуй меня - горькая я...
Тлели звезды в березовых ветках.
В небе -
            лунное стыло окно...
Соловьи прилетают к нам редко.
И в туманах — я не был давно...






X X X


И снова в зеленые дали рассвета
Аукает голос колдуньи лесной.
И снова душа,
                    будто бритвой, задета
Своей перед жизнью виной...
А лето цветет и горчит повсеместно.
Июньские травы намокли росой.
И мне за какие грехи,
                                неизвестно,
В любви признаваться девчонке босой...
Пьянящая сила степного дурмана.
Я понял, наверное, только сейчас,
Что нет в этой жизни большого обмана,
Покуда нас любят и мучают нас.
Так пусть же кукует за утренней дымью
Седая колдунья в лесные часы...
А волосы девочки пахнут полынью.
И голые ноги
                    мокры от росы.






ТАНЕ


Горсть земляники на твоей ладони.

Счастливые тревожные глаза...
Ушли в туман
                    стреноженные кони,
В дремучие июльские леса.
Белы березы и чумазы бани.
Наверно, в этом мало красоты.
Я ж не могу без этой глухомани,
Где отчий дом и отчие кресты...
Вот и речушка детства обмелела.
И продали черемуху мою...
А ты смеешься молодо и смело -
У красного обрыва
                           на краю...
А за туманом —
                        шорохи и вскрики.
Промокшие глухие ивняки.
Благодарю за сладость земляники
В полынном поле
                         из твоей руки...






X  X  X      


В. Додонову


Жил я жизнью -
                       и глупой, и умной.
Но, плеснувши на пламя вино,
Этой ночью,
                  немыслимо лунной,
Вновь играю с судьбой
                                 в домино...
Было много! -
                      и черных, и белых -
Переиграно весен и лет.
А итог?
           Среди стен опустелых -
Тот же мрак
                   и негреющий свет!
И любимая женщина
                               молча —
И смеется и плачет в дому...
У поэта ж -
                 судьбинушка волчья:
Над вселенною выть одному
И, кося исподлобья на пламя,
          Перед пулей уйти из огня!..
Сколько лет беспощадная память -
Настигает, как снайпер,
                                   меня...






X X X


Нам умереть бесследно не дано!
Оборван крик -
                      но эхо остается.
И женщина любимая смеется,
Хотя ушла из памяти давно
И никогда обратно
                            не вернется!..
И станет белым облаком - вода,
И черным пеплом — белое творенье.
Но в мраморе стучит сердцебиенье!..
И в глубине забытого следа -
Незримо продолжается горенье,
Которое когда-нибудь взметнется
И опалит огнем из—подо льда!..
А женщина и плачет
                              и смеется,
Аукая в минувшие года...






X X X


Когда-нибудь, на заре...
Где? Неизвестно... Там...
Росы стекут
                  по живой коре
И лоси пройдут
                       по сырым логам.
Аукнет кукушка
                       у дымных плесов
И задохнется тоскою снова.
Туман запутается
                         в березах.
А я...
         не скажу ни слова...






X X X


Падал ворон
                   с высоких небес.
Старый ворон.
Воронье отпевало его
                                на весь лес -
Черным хором...
А в лесу -
               голубели поляны в цвету.
Гнили жерди...
Не от пули он умер
                            на лету!
А от смерти...
На весь лес
                 отпевало его воронье.
Я подумал впервые,
Что бессмертие -
                          это святое вранье.
Лгут живые!
И когда не помогут заклятья друзей
И ни песни отчизны -
Не от смерти умру...
                               среди голых полей.
А от жизни...
Кружит каждая птица
                                на вольном ветру,
Под грозой и метелью,
Чтоб когда-то
                     набрать высоту
И -
разбиться о землю!..






X X X


Вот молнией убитая береза...
Под ней могила -
                         неизвестно, чья
И голый факт поэзии и прозы:
Пустой патрон
                    на донышке ручья...
Убитые когда-то в чистом поле
И человек и дерево - равны.
Земля взяла их радости и боли,
Отмыла кровь
                    и погасила сны...
...И вот сижу я
                       в поле под осиной
И чую болью каждого ребра:
Мы оба дети матери единой,
И мне осина эта - как сестра...
За что же я стрелял в нее вчера
И ранил -
              хоть единственной дробиной?!
...В закатные глухие вечера
Люблю о жизни думать
                                  под осиной.






X X X


Тяжелые былинные закаты
Жгут на лесах осенние костры.
И тополя, как старые солдаты,
Стоят в раздумье, выйдя на бугры...

И возвращаясь, кажется, со свадьбы,
Среди озябших сумерек села
Поют навзрыд задумчивые бабы
Опять о том, что молодость прошла...
И под разгулы северного ветра
Растеряна душа - до немоты...
А по полям бушует бабье лето,
Перебирая струны лебеды...






ВДОВА


Живет вдова
                   кукушкой луговой...
А ночью
            из заречной стороны -
Горит окно
                 в тумане за рекой.
И чей-то муж
                    уходит от жены...
Пора любви -
                   тревожная пора.
Цветет полынь,
                      пылают георгины.
И жизнь — не что иное,
                                  как игра
Героя и влюбленной героини.
И горько на деревне от калин!
И - до зари,
                из мокрого бурьяна -
Кричит в округе
                        перепел один.
И не видать огня
                         из-за тумана...
И по росе, с косынкою в руке,
Она чужого мужа провожает.
И - моет ноги жаркие в реке,
Как будто грех нечаянный смывает...






СТАРИК


Седой и хмурый,
                        словно бог.
Вот только боты дыроваты.
Курить садится на порог
И тяжело глядит в закаты.

И долго-долго,
                     будто спит,
Все думает о чем-то...
Бровями хмурыми косит
На красный ветер горизонта.
Там... сын единственный погиб.
Забыл - какого года...
А желтый палец, будто гриб,
Глядит из продранного бота.






ЗАБЫТАЯ


Ворота, открытые в поле.
Дорога в глухие леса,
И стынут, седые от боли,
Последней старухи глаза...
На всю снеговую округу,
В деревне, которой не быть,
Оставили люди старуху
Пустые дома сторожить.
И долго, наверно, ночами
Не спится и чудится ей,
Как кто-то кричит голосами
Пропавших ее сыновей...!
Но, выйдя босой на крылечко
И возвратившись, - бледна,
Закроет глаза перед свечкой -
И в жизни и в смерти одна...
На то ли всевышнего воля
Иль в том виноват сельсовет?...
Один - на погосте и в поле -
В снегу косолапенький след...






X X X


И даже в темном
                         диком поле,
Где только тени
                       да столбы -
Нет мне спасения от боли
Людской эаплаканой судьбы!
Едва прислушаешься - снова
Среди туманов
                     и лесов -
Нет мне спасения от зова
Давно забытых голосов...
Все годы
             прошлое по следу
Меня преследует, как рысь...
И сколь ни мучайся по свету,
Нигде, наверно, не спастись:
Ни на далеком
                     диком поле,
Ни у кладбищенских лесов, -
Ни от любви
                  и ни от боли,
Ни от забытых голосов...






X X X


В. Додонову


Мне снится жизнь,
                           которой я не жил.
И что ушла из времени транзитом.
И девочка, с которой не дружил, -
Кричит мне вслед
                          о чем-то позабытом...
Там душу понимают по глазам,
Не бьют лежачих, не плюют на чудо...
Там все другое и другой я сам.
Но не вернуться никому оттуда...
Там все не так,
                      как вышло наяву.
Не так больны
                     разлуки и потери.
И женщина /не знаю, как зовут/
Там мне с улыбкой открывает двери.
Там все еще не кончился апрель.
Цветы в снегу, как легкая помеха...
Наверно, я тоскою заболел.
Зачем мне снится собственное эхо?.. 
И старый дом
                     тихонько стонет,
Прищурив окна на зарю...
Через полжизни
                        в нашем доме
Один...
                средь полночи курю...








ЗАБЫТЫЙ ДОМ


Здесь все в разрухе
                             и разломе...
Зола от прошлого
                          и тени...
Через полжизни
                         в нашем доме -
Ломаю мокрые сирени,
Что по ночам дурманят сердце!
У звездных окон
                       за стеной ...
Через полжиэни,
                        будто в детстве -
Один... вернулся я домой.
Молчу, никем уже не встречен...
Прошли - простукали года !
Одни -
          на кладбище заречном.
Других -
             нет дома никогда...
А были ж - праздники и песни!
Родни плясало -
                        полсела.
И за столом сидели вместе.
И вот -
           крапива зацвела...
Полжизни - мало или много?
К чему ненужные слова!
Когда у самого порога —
Цветет забвения трава...






НОЧНОЕ ПОЛЕ


В. Пономареву


Едва видны
                 огни ночной деревни...
Меж туч —
                луны седая голова
А в диком поле -
                         сумрачные тени,
Густой туман
                    да горькая трава...
Вокруг шумит
                    былинное раздолье!
Ночная воля
                  пуле и ножу...
Что потерял я
                    в этом волчьем поле?
Я никому, наверно,
                           не скажу...
Но долгий смех
                       влюбленной кобылицы
Мне память давних лет разворошил!
И в мокрых ивах,
                         под огнем зарницы,
Я вспомнил жизнь,
                           которой не прожил...
Я вспомнил все:
                        и северное детство,
И смех и голод соловьиных дней,
И, зажимая,
                 словно рану, сердце -
Не вижу ни дороги,
                             ни огней...






ПАМЯТЬ


А.Новоженину


Гудит буран по сломанным ступеням
И кружит снег
                     по битым кирпичам...
Проходит все...
                        И бывшая деревня
Теперь мне снится по ночам.
И в глухоте простуженного мрака,
В деревне той... которой больше нет...
Все лает одинокая собака
И все горит
                 забытый кем-то свет...






X X X


Слепая сука верностью живет.
Забытый всеми
охраняет дом.
Лишь по ночам хозяина зовет
Голодным воем
На дворе пустом...
И мечутся по темному двору
В глазах собачьих -
призраки иль звери...
А дом молчит... И только на ветру -
Скрипят всю ночь
заржавленные двери...






X X X


Так пахнет горечью и тленом
Простор ночного забытья!
И я один на пне горелом -
Себе и вечности
                        судья -

Смотрю в глаза бездомной суке,
 Забыв долги и адреса...
После грозы в лесной округе -
Слышней кукушек голоса...






ЭЛЕГИЯ


Отгорев, сигарета упала...
И, с озлобленной тихой душой,
Я стою у ночного вокзала
Неприкаянный, хмурый, чужой.
Что ищу я по свету устало -
Если в северном диком краю
Даже мать меня
                       ждать перестала
И вспахали дорогу мою...
Оглянулся - дошел до предела.
В поле - иней,
                    на омуте - лед.
Жизнь ушла, утекла, улетела.
Смерть меня подождет...






КТО


Я - кто? Забыл себя, не знаю...
А был ... счастливым пацаном.
Сегодня ж — память выжигаю,
Не став ни мужем, ни отцом.
Огонь средь каменных потемок
И бред метафор -
                           это ли судьба?
Но я - лесных дедов потомок,
И где-то там моя изба...

Ho дикий крик бессонного вокзала
И миллионы окон без огня... -
Вот так судьба за что-то наказала,
Поставив сторожем меня
Ночных киосков, фонарей и кранов,
Больных больниц и площадей во льду.

Но я-пришелец из туманов.
И я в туман уйду.
К лесному лунному сараю,
К березе мокрой у крыльца.

Но кто же я? Забыл... Не знаю...
Не помню своего лица.






X X X


Однажды беспамятной ночью проснусь
От гула столбов из тумана...
И будто крутым кипятком обожгусь -
Напьюсь из пустого стакана...
И, бросив на темное зеркало взгляд, -
Чужое лицо обнаружу!..
...Кто видел,
                   как ангелы в небе горят -
Навряд ли спасет свою душу.
...И буйствует Гоголь,
                                 навзрыд хохоча,
И сыплет золою на туфли...
Но, бог упаси вас, -
                             не надо врача!
А вдруг он,
                покуда зола горяча,
Прочтет гениальные угли...
Оплакала скрипка
                          славянскую грусть
И - лопнули струны от стужи.
И гонит в шинелях
                           буранная Русь -
Живые и мертвые души!..








X X X


Я перед всеми в чем-то виноват.
Растут долги и рассчитаться нечем.
И вот уже от друга прячу взгляд
И с дураком неискренне сердечен.

Вот и любовь отправил за порог,
И черным словом ранил незнакомца,
И павшей встать из грязи не помог,
И не довел ослепшего до солнца ...

И среди мумий долга был как трус,
И мумии топтали мою душу!..
И я ни смерти, если честно, трушу:
Презренья друга и врага боюсь.






ХОЧУ...


Да здравствует жизнь и свобода!
Начало всех сущих начал.
Хочу, чтоб дышала природа
И кто-то смеялся, кричал.
Чтоб птицы - не  пепел - летели,
Чтоб травы - не  мины - в  лугах,
Чтоб в грозы, в снега и в  метели -
Стоял человек      на ногах!
Хочу, чтоб в порыве движенья
Природа и разум слились.
Чтоб шла, как солдат в наступленье,
Великая женщина - жизнь.
Чтоб вечно не люди - рассветы
Горели на белых снегах...
Чтоб твердо зимою и летом —
Стоял человек на ногах!






НОЧНЫЕ КРИКИ


И вот я услышал,
                         как могут кричать небеса,
Когда, запрокинув лицо
                                   над скрипучей антенной,
Услышал меж звезд
                             летящие в ночь голоса,
Как детские крики
                           в озлобленной черной Вселенной.
Я долго стоял...
                        И, присевши на лунный заплот,
Согревал сигаретой
                             знобящее сердце немного.
А в звездной ночи -
                             шел северных птиц перелет,
И в этом краю
                     пролегла их ночная порога...
Отчего же тогда,
                         в эту буйную ночь, не пойму,
Когда в лунных полях
                                прокричала гусей эскадрилья,
Я с озлобленным сердцем
                                       смотрю в бесконечную тьму,
И болят мои руки,
                          как бывшие вольные крылья...
Закрываю глаза,
                        на тяжелые руки дыша.
Есть ли вечность?
                          Иль темная яма?.. Не знаю ...
Отчего же тогда
                         рвется в темные бездны душа.
И как каменный Демон -
                                    я руки на крылья меняю?
Ведь рожден на земле я бескрылым!..
                                                          И здесь:
И дорога моя
                    и любовь,
                                  и могила...
А в весенних ночах
                            ностальгия небес -
Это темной Вселенной
                                 магнитная сила...






БЕСКОНЕЧНОСТЬ


Хлещет темный сквозняк,
                                  И во мраке шатается свет...
И знобит бесконечность...
                                   И все бесконечно вокруг,
И детишки, которым родиться
                                   еще через тысячу лет -
Из тюльпанов влагалищ
                                  пробиваются криками рук...
А из древних времен,
                                если прошлого мир бесконечен,
Мне мудрейший Сенека
                                 уроки бессмертья дает.
И живая Венера
                      мне на голые рабские плечи -
Свои длинные, умные руки кладет...
Ну так что ж, что умру я
                                    забытым и голым -
Ведь душа не подвластна
                                     земному кресту!
Если есть бесконечность -
                            прожги ее мыслящим словом!
Ну а бренное тело -
                              столкни в пустоту...
И когда по ночам
                         мне от боли не спится
И нет смысла бежать
                                со своих похорон,
Слышу я, как кричит
                               краснокрылая вольная птица
И свистят сквозняки
                              из проломов времен...






НА ПЕРЕХОДЕ


Горит во Вселенной живое пятно...
Упрямый вопрос без ответа.
Что знаю о будущем? Только одно:
В нем столько же мрака и света...
И сколько о том ли, о сем ни ряди ,
Суть жизни - открыто и честно
Над бездной по скользкой доске
                                                перейти!
Куда и зачем? - неизвестно...
Великая эра в огне и дыму.
Толкаются толпы народа...
Где ж берег?.. Не видно его никому -
На скользких жердях перехода...













ВРЕМЯ


Идем
через Время
вброд.
Надежды на берег
нет.
А с темных пустых высот -
все тот же
далекий свет...
И тысяча лет пройдет.
Но в белой холодной мгле -
никто никого
не ждет.
Ни в небе,
ни на земле...
Идем
через Время
вброд.
По травам
и по воде...
А те,
что ушли вперед, -
где?..
Не все ли теперь равно!
Все, кто ушли -
ушли...
В небо или на дно.
Но Время -
не перешли.
Звезды...
Костры...
Дымы...
Далекий поющий свет.
Куда же уходим мы?
На берег,
которого нет.






ГОЛОС ЛЮБВИ












X X X


Любимая,
              люби меня всегда.
Смешно и слепо,
                        хмуро и весенне.
Твоя любовь -
                     как горькая вода
И самое последнее спасенье.
Ты это понимаешь не вполне...
Так отчего же,
                      радуясь несмело,
Так зелены глаза твои при мне!
И так безвольно
                       тоненькое тело.
А за спиной -
                    пустая даль небес ...
И пусть кричит кукушка равнодушно,
Что мне осталось времени
                                       в обрез.
Но без любви -
мне вечности не нужно.
И, уходя сквозь судьбы и года,
Я заклинаю
                памятью и телом:
Любимая!
              люби меня всегда,
При свете черном -

                            и при свете белом.








Х Х Х


С.Н.


Белокосая девочка - где ты?
Хоть полжизни теперь кричи.
Разошлись поезда в ночи.
Перепутали мы билеты...
Никого я давно не жду.
Переиграны жизни сроки.
Неизвестно — на чью беду
Перепутали мы дороги...
Только помню - была весна...
Ты сидела на пятой парте...
Миллионы дорог на карте,
У любви же-всего одна.
И не нам ли теперь в ночах
На степном перегоне вольном
Сквозь туман поезда кричат,
Словно им за кого-то больно...
Вот и кончены все вопросы.
Перепутаны имена.
Только помню:
                     была весна.
И у девочки - белые косы...






Х Х Х


Томе


В двухтысячном году
                          великой эры,
По звонкому паркету площадей,
Хотел бы я,
                  пылая чубом белым,
Прийти к калитке
                          юности твоей...
И вдруг из обжигающей метели
Шагнуть, споткнувшись,
                                  на твое крыльцо
И - распахнувши ледяные двери -
Лицом
         обжечься о лицо!..
И, уронив на туфли хризантемы
И ничего уже не говоря, -
Обнять
         твои озябшие колени...
И вновь уйти
                   дорогой января .








ОДИНОЧЕСТВО


Белой ночью
                    на голой стене -
Твой портрет,
                    как пятно золотое...
И опять вспоминается мне:
Почему нас
                не трое?
Где твой мальчик
                         с бантом голубым?
Где же дочка
                    моя золотая?
Говорю я
             с портретом твоим.
А квартира -
                   пустая...
Не смеется,
                  ни плачет никто.
Лишь у двери,
                     на ложном граните -
рукава разбросало пальто...
...А в ботинках я сплю,
                                  извините.






Х Х Х


Л. P.


Осенней ночью
                      выйдешь на крыльцо -
Холодным светом
                         обожжет лицо...
Горят созвездья
                        Лиры и Стрельца.
Стоишь и куришь,
                          волен и беспечен.
И кажется,
               что ночи нет конца.
И верится,
               что сам ты — бесконечен...
Но дунет ветер -
                       и застонет мгла!
И разнесется гул
                         по подземелью.
И снова вспомнишь:
                             молодость ушла...
Погас огонь...
                     И - никого за дверью!
Рванешь к себе
                       замерзлую скобу,
Ударив больно! -
                         дверью по коленке.
И вдруг увидишь
                        явную судьбу:
Свой одинокий плащ
                              на голой стенке.






X X X


Мы одни в заброшенном дому.
В гулкой пустоте вечерних комнат,
Твои губы прошлого не помнят,
И смеются только потому...
Я ж сбежать от времени хотел.
Только ничего не получилось.
Среди ночи память пробудилась —
Будто кто под окнами запел!..
Кто запел? Молчание_в_ответ...
В чем мы перед жизнью виноваты?!
Ледяной
            зеленый
                         лунный свет,
Черные цветы среди ограды...
И пришел единственный ответ,
Тот, что озарением зовется.
Мы погасим сами этот свет.
А с любовью - время разберется...
Ты же улыбаешься и спишь
Белыми коленями во тьму...
А в ночи -
               туманы выше крыш
И огонь_в_заброшенном дому...






Х Х Х


М. В.


Я думаю о том, как ты ушла...
Стонал январь задымленною ранью.
И над глухими крышами села -
Цвело полнеба краскою геранью...
Гудели гулко мерзлые столбы,
И по полю,
                сама еще не зная;
Ты уходила из моей судьбы,
Как из больницы -
                           тяжелобольная...






БЕГЛЕЦЫ


Похожа на волка собака немая.
Угрюмо лежит у окна...
И темная жизнь,
                       и квартира чужая
И ты - ни сестра, ни жена...
Куда завели нас огни тупиковые?
В дремучий приют колдуна...
И в спутанных косах -
                                 иглы сосновые.
А в поле дождливом - весна...
И хищно танцует огонь на поленьях
И, щуря глаза вперекос,
Бессонно лежит
                        у хозяйских коленей
Угрюмый, задумчивый пес.
И, отвернувшись спиною горбато,
Хозяин нам вовсе не рад.
Так что ж ты глядишь
                                на меня виновато!
Не муж я тебе
                     и не брат...
За мокрыми окнами — всхлипы и тени,
Объяты леса мятежом!...
Сидим среди ночи -
                              колени в колени -
Простясь на пороге чужом...






ВОЛЧЬИ ИГРЫ


В эту ночь ветровую
На темном снегу
Дождь рассылал блестящие иглы...
И с безумного визга
В дремучем логу -
Начинаются волчие игры...
Сумасшедшие ветры,
Снега перевив,
Затянули мелодию волчью.
И болящие
Жадные губы открыв -
Ты сгорела со мной этой ночью!
И... измученно спишь
На седых простынях,
Отыгравшись, как белая арфа...
А за темными окнами —
белый,
как прах, -
Снег засыплет следы твои завтра.
Повторенья не будет уже никогда;
Слезы вытекли,
Губы привыкли...
И на голых кустах
Дождевая вода -
Превратилась в колючие иглы.






Х Х Х


Тане


У черной птицы
                       синие глаза...
Как птицу называли? -
                                 неизвестно.
Лишь на ветру
                     на северном
                                        окрестно -
Шумят глухие
                     желтые леса!..
Вдали горит заката полоса,
В такую глушь -
                       уходят без возврата...
Кричат о жизни мертвые глаза...
Какая безнадежная расплата!
В сухой траве раскинутые крылья...
Любимая, не так тебя любил я!..
Она ж молчит и смотрит, не дыша.
Шумят леса угрюмые окрестно.
Кому платили кровью? —
                                    неизвестно!...
Пробита дробью
                         певчая душа...






 Х Х Х


Тане


Перед собственной тенью
                                      в оконный просвет,
Приподняв оголенные руки,
                                        как птица,
Поправляешь прическу...
В доме зеркала нет.
Ведь поэт, словно в зеркало,
                                          смотрится в лица...
А за узкой спиною
                           в широком окне —
Свет заката такой нестерпимый!..
Он смеется...
                     И голую тень на стене —
Называет женой и любимой.
У него вместо ног -
                              два кривых колеса!..
И душа его молится —
                                  лишь вдохновенью.
А она...
           только щурит большие глаза
И смеется навзрыд
                            перед собственной тенью.






X X X


И все-таки любимая права,
Когда уйдет и не закроет двери.
И не простит единственной потери,
Когда любовь заиграна в слова.
И не заплачет, даже и со зла,
А как-то по—чужому улыбнется.
И - холодом потянет из угла...
Кричи иль пой - никто не отзовется!
И зацветет былинная трава
На перекрестках жизни и разлуки.
Но и озябнув, худенькие руки,
Она в твои не спрячет рукава...






X X X


Ушла среди ночи, как будто сбежала
На темную площадь -
                                от яркого света,
От голых дверей ледяного провала
Бессовестно голой квартиры поэта...
И спит он, закутавшись в темную шкуру
Худого плаща,
                     на простынке-газете...
А завтра, быть может, случайную дуру
Прославит в почти гениальном сонете.
Но вам-то какое до этого дело!
Кому и когда посвящен был сонет,
Если у женщины мрачно и смело -
Смеются глаза!..
                         Через тысячу лет...






В ГРОЗУ


Смеясь и всхлипывая нервно,
Стояла голой в полумгле ...
И вдруг ударил голос ветра
И - вспыхнул пепел на столе!..
И полыхнуло в окна светом
На бельма господа - в углу...
Кричала ночь протяжным эхом.
Метались тени на полу.
Вокруг все выло и металось!
А в беспросветной темноте
Распято женщина смеялась -
В оконном огненном кресте...






X X X


Вот так и кончаются сказки...
От нежности нашей слепой
Всего полчаса до развязки
И - мы незнакомы с тобой.
Потянутся долгие годы,
Как в горизонт облака...
Любви гениальные ноты -
 Отдашь ты рукам дурака!
Так будет...
Но, рано иль поздно,
Оставив и дом, и дела,
Придешь ты
                  по гаснущим звездам
К двери -
              где любимой была.
Откроются двери с опаской,
Как черный провал над душой ...
Вот так
           и кончаются сказки -
У запертой двери чужой...
А все, что меж нами случилось, -
Нелепая только игра.
Зачем ты ко мне возвратилась?
Долги?
Но -
я умер вчера...






СОНЕТ


Г.С.


Мы каждый день —
                             самих себя хороним
И собственной не видим слепоты.
Но живы мы,
                   пока о жизни помним.
И на огонь идем из темноты!
Но если завтра я тебя не встречу -
Не плюй на память!
                            И не жди меня.
И не зови напрасно - не отвечу:
Не все из тьмы
                      выходят до огня...
И пусть весь мир
                         горит и леденеет!
Моя любовь - названья не имеет,
В ладонях жарких угли леденя...
И я молю:
              дойди одна до света!
И на заре двухтысячного лета
У входа в Вечность -
                               подожди меня!..




Х Х Х


О. М.


И вся она в багровом платьице,
В углу багрового дивана...
И на измученном лице -
Глаза сверкают окаянно...
И вольно волосы темны.
И губ капризные извивы
На горький смех обречены
И на грехи, покуда живы...
Ладони узкие сплетя
На острых мраморных коленях,
Она, серьезно и шутя,
Играет на моих сомненьях.
Качая длинною ногой,
В капрон обтянутою туго,
Она приснилась мне такой -
Жена забывчивого друга.
Как завтра я скажу ему -
Что снежной ночью негасимой,
В моем полуночном дому
Смеялась тень его любимой!
Вот и паркет оставил след...
И помнит зеркало дыханье...
...Как нож - невыключенный свет
 Вонзил в меня воспоминанье.






ЗАТМЕНИЕ.


И. Г.


Дохнули гарью мокрые сирени.
И потемнело Солнце -
ослепя
в последний миг
и камни, и ступени...
О господи,
как страшно за тебя!
Не падавшей ни разу на колени...

Еще сейчас с пескариком рубля,
целуясь и, как школьница, шаля, -
в дверях стояла,
улыбаясь немо.
- Я в магазин...
Ты подожди меня.
И - все исчезло...
И не стало дня.
И свет небесный погасило Время.

И я молю кого-то среди стен:
Прошу в огонь меня или на стужу!
За стон ее -
вся жизнь моя взамен.
Но господи -
не трогай ее душу!
И не разбей о камни ей колен...






X X X


и. г.


Любовь моя или гибель -
кто ты?..
По дням и ночам,
как по пестрым шпалам,
шел как в бреду
                        до тебя сквозь годы
по судьбам чужим
                            и пустым вокзалам...
С толпой дураков
                         проиграл свой гений,
душу влет,
               словно белую лебедь, сбил!..
Дошел -
            и лег у твоих коленей,
а любить - не хватило сил.
Хлещет ветрами планета стылая!
Сквозняк в рукаве моем, как в трубе...
Что же мне делать с тобою,
                                         милая?!
Эмигрант я в твоей судьбе.
Но проигравшим -
                           нет оправданья.
Шел за теплом,
                      а пришел к декабрю...
И в городе зимнем
                           цветы без названия
куплю -
           и случайной душе подарю!..






X X X


На мерзлом
                 белом подоконнике
больничного окна -
сидят озябнувшие голуби...
Там -
        солнечная сторона.
А на пролете
                  темной лестницы
рассыпав зимние цветы —
смеется плачущая женщина...
Я оглянулся -
                    это ты!..






X X X


О люди,
           наивные дети...
Как розов
               иллюзий туман!
На кой вам -
                 бессмертье из меди!
Дешевой хвалы барабан...
Шагая по скользкой планете,
Я взвесил свой шанс
                              на весах.
И понял; бессмертнее меди —
Кувшинка
             в твоих волосах...






НОЧЬ ГОРОДА












ВОКЗАЛЬНАЯ ЭЛЕГИЯ


Любовь моя, я так устал
От доброты с недобрым миром,
Жить по чужим пустым квартирам
И домом
называть вокзал...
Не умер я,
но умирал,
И знаю цену этой жизни,
И прихожу к последней мысли,
Что мир -
на всех один Вокзал,
Где я полжизни промотал
Средь духоты,
духов и давки -
За место ложное на лавке...
Пока не понял,
что Вокзал
Огней не гасит до рассвета.
Прости, что многое сказал.
Я заплатил судьбой за это!
Тупик Истории.
Вокзал.






ПЕСНЯ О СПИЧКАХ


Один на один в целом городе,
Как на льду,
Запрокинув на плечи голову -
Я иду.
Сколько света вокруг и честности!
Ну и ну!..
Одолжите полспички нежности.
Я - верну.
Мне бы только в собачьем холоде
Нос согреть.
Только, видимо, в целом городе -
Спичек нет...
Жарко окна горят над скверами
Ресторанчиков и больниц.
Черт возьми!
Всюду шляпы серые -
Вместо лиц!..
Люди милые, люди грешные,
Холод лют.
Одолжите полспички нежности.
Не дают...






X X X


Ты о любви мне что-нибудь наври...
И - улыбаясь горько и устало -
Стоишь одна у зимнего вокзала
И в сотый раз считаешь фонари...
И я, ночей бессонных эмигрант,
Опять молчу, не поднимая взгляда.
Любви ж от жизни ничего не надо,
Она непроизвольна, как талант...
И потому, сколь сам себе ни ври,
А без любви - и это доказали -
Самоубийством пахнет на вокзале,
Где никогда не гаснут фонари...






БЕЗДОМНЫЕ


Ветреной ночью
                        безвестного города,
Пиная ночного вокзала ступени,
Сверкая глазами
                        от жажды и голода,
Приходят бездомные, тощие тени...
Откуда пришли эти тощие судьбы!
Им некуда ехать
                        и некуда плыть...
Вот этого, в рваных ботинках, -
                                              обуть бы,
А ту вон распутную девку -
                                        отмыть.
Глухи их глаза
                      и угрюмы их лица,
Разбиты сердца
                      и карманы пусты.
И мимо проходит брезгливо милиция,
Кривятся прохожих честные рты...
Но в зимних ночах,
                           голубые от стужи,
Как прежде, они
                         на вокзалов огни
Несут отогреть свои мертвые души...
Так где же их родина?
                                 Чьи же они?
И кто их спасет -
                         если жизни проспорены?
И если, сбежав
                       от законов и жен,
Нравится жить им
                          на свалках Истории,
Не помня ни судеб своих,
                                     ни имен...






ВОКЗАЛ


Потрясает вокзал,
Как орган.
Рокотанием глухого вздоха.
Мир, уложенный в чемодан.
Эмигрирующая эпоха.
Дремлет в креслах
Свободный люд,
В неуютной вокзальной стуже.
Улыбаются, спят, поют.
И - никто никому не нужен!
Вскрикнет поезд —
И пуст перрон.
Только кто-нибудь опоздал...
Стонет музыкой всех времен
Исполинский орган —
Вокзал...






X X X


В давке вокзальной
                            воры и судьи
Затычут локтями
                        Саган и Сартра.
Эй!
А куда уезжают люди?
В гости
          к слепому завтра...
Упасть под бегущих -
                               подобно смерти:
Затопчут глупцы и умницы.
Стынет и стонет вокзал...
                                       А дети?
Собирают цветные пуговицы!..






НА СЫРОЙ ГАЗЕТЕ


Холодно и тихо
                      на рассвете.
Город заснеженный.
В голом парке
                     на сырой газете -
Спит отверженный.
Спит на лицах
                    грязными ногами.
На парадных фраках
                              и стихах.
Спит,
       вздыхая тощими боками, -
На штыках!..
Спит на бомбах
                      пьяной головою,
С горя ли?
Спит,
          уткнувшись маленькой судьбою -
В человеческую Историю.
А во сне - смеющиеся дети,
Дочка школьница...
В голом парке
                     на сырой газете -
Плащ корчится...






ЧУЖОЙ


Жизнь проиграна до монеты.
Сам себе надоел и жене.
Среди полночи по кюветам
На огонь пришагал ко мне.
Виснет с плеч голова седая...
Но по снежному серебру,
В тень свою тяжело ступая, -
Ходит он от двора к двору.
Будто ищет свое спасение,
И, кому-то тревожа сон,
Словно темное привидение —
Хрипло просит одеколон...
Слезы льет по лицу, как воду.
Соли в этих слезах уж нет.
Ночью, в сумрачную погоду,
На чужой ковыляет свет...






НОЧЬ ГОРОДА


Смотря в туман, на тусклые огни,
Перед петлею вечного вопроса,
Мы в этом сытом городе одни
Наматываем полночь на колеса...

А в глухоте холодных площадей -
Пропахли лужи рвотою и ложью...
И пес голодный не найдет костей,
Шатаясь по ночному бездорожью.

И сын ночей, отверженный субъект
С проваленными жадными глазами,
На темной свалке - ищет свой обед,
Враждуя с голодающими псами...

А город спит под шорохи дождей,
Насытившись обжорством и развратом.
И некого! -
                 среди живых людей,
Назвать любимой,
                           другом
                                      или братом...






ОГОНЬ НА ВЕТРУ












ЛЕТОПИСЕЦ


Метались пожары, как красные гривы
Татарских коней в осажденной ночи...
Шумя над обрывами, плакали ивы.
И в дымных березах кричали грачи.
И пели каленые стрелы, и пели,
И дети визжали, и лаяли псы.
Хрустели оглобли и плети свистели.
И в черном тумане горели овсы...
И в яростном реве кровавого боя
Скрипел летописец тростинкой пера...
Но в тысячи лет гробового покоя -
Отцвел горизонт и погасло вчера...
Истлели знамена, рабы и пророки.
И дикие кости сложила орда...
И только размытые, тленные строки -
Горят на листе, как ожоги кнута...






ВРАГ


Спалить огнем!
                      Втоптать под снег!
Забить колом, вражину!..
А враг - был гоже человек.
И зверь наполовину...
Но, как закон:
                    убей!
                            убей!! —
Метался злобный крик.
А был врагом
                    среди людей -
Кто убивать привык!..
И - был он
               тоже человек:
Стреляя, горбил спину...
Но был убит —
                     и втоптан в снег,
Чтоб не хвалился сыну...
Большак истории кровав.
И часто ворон сытый...
И не понять порой -
                             кто прав?
Живой
         или убитый?..








БЫВШИЙ ПРЕДАТЕЛЬ


Он курит ночью у крыльца,
Зажав в горсти окурок скрытно.
Улыбка волчья у лица.
А самого лица не видно...

И вдруг,
            где мокрые сирени
 И весь в гвоздях забор,
Метнулись к дому
                          чьи-то тени...
Он вскрикнул.
                    И - схватил топор!..








ВОЙНА


Красные раны тел.
Рваные рвы земли.
Никто умирать не хотел!
Да - помогли...

Слепые озера слез,
Миллионы дымящих ям -
Белой памятью снег занес
По полям.
Сгнила под землею сталь.
Пули - как зерна ржи...
Кто же счастливей стал?
Ни души...

Но дымящие сквозь года
На темных холмах времен
Сожженные города
Спят беспробудным сном...
И миллионы красивых тел
Схоронила в полях война!
А свет, как и прежде, - бел.
И вечно земля - черна...

И снова летим под визг
Дымящих косых колес!..
А в светлом Роддоме
Жизнь
Кричит -
Не жалея слез!..






АТОМНЫЕ ФАНТАЗИИ












X X X


На полигонах лунными ночами -
Ракетный визг!
Так не сверяйте Времени с часами.
Сверяйте — жизнь.
А жизнь цветет из собственного тлена -
Костей и трав.
Уходим мы.
                Но не уходит время.
Никто не прав!..
Права вода бездумная в реке
Да соловья свобода.
И - плачущий ребенок
                                на горшке.
Ему - два года...






ИГРА СЛУЧАЙНОСТИ


Игры случайности боюсь.
По воле случая, однажды,
О собственную тень запнусь,
И у воды - умру от жажды ...
Игра случайности темна.
Когда кровавит мир расплата,
Моя случайная спина -
Спасет врага от пули брата!..
Но есть в случайности, поверь,
Судьбы непознанная тайна:
Случайно перепутав дверь —
Найти любимую случайно...

Но что -
            случайность иль закон? -
Вершат судьбу мою нелепо,
Когда вдруг...
                     выйдя на балкон -
Увижу огненное небо!
И черным жаром задохнусь,
Упав на каменные груды...
...Игры случайности боюсь
В век гениального Иуды.






X X X


Идя по огненному ветру -
Туда, где более темно,
Мы не умрем своею смертью!
              Но...
И не умрем со смертью тела,
Пока есть память,
                          тополь,
                                    дом...
А до бессмертья - нет нам дела!
             И до...
Но - пепелище на рассвете
И крест обугленный отца!..
Вот что страшит
                       и после смерти.
И до конца...






X X X


Оставили меня и улетели...
Возвратятся - через тыщу лет.
Я один
          в полуночной постели,
Я ищу далекий
                      звездный свет.
Верю, что когда-нибудь вернутся,
Чтобы погостить -
                           и улететь...
Только как
                из тлена мне очнуться?!
На земле ж
                 так просто умереть!
От нехватки правды,
                             иль озона,
Иль обыкновенной доброты.
И боюсь,
            что угли фаэтона —
Это бывший свет моей звезды...






X X X


Тяжелый огонь
                      под землею зарыт...
И, высветив щели некрополя,
Огненный шар
                    к горизонту прибит -
Гвоздем обгоревшего тополя ...
Здесь рядом -
                    ребенок и ворон убит!
И угли во рту у скворечника...
И мертвый огонь
                         под землею зарыт -
Руками последнего грешника...






X X X


Из безвременья нет следов.
Все ушли - и никто не вернулся...
В темном поле один очнулся.
Пели травы под гул ветров.
Был убит - или только спал?
Не ответил никто на это...
Красным дымом туман лежал
На другом берегу рассвета...






X X X


Из провалов небес лиловых
     Кружит пепел к порогу...
Прокричу, как проклятие, Слово -
     Грешным людям и богу!
Архитектор их был - бездарен.
     Получился в итоге
Вечный памятник из развалин -
     На вселенской дороге...
Только тополь в огне залива
     Моет черную ногу...
Постою, покурю у обрыва.
     Оглянусь на дорогу.
Прокляну и врага, и брата
     За горящую крышу!..
Это будет со мной когда-то.
     Оглянусь - не увижу...






X X X


В осеннем небе бредил или спал...
Открыл глаза -
                      и вздрогнул от сознанья:
Глухого неба огненный провал
Летел и выл,
                  меняя очертанья.
И где-то там,
                   в провале глухоты -
Горел маяк забытого сознанья,
А в сонном поле сонные цветы
Цвели и умирали
                        без названья.






X X X


Что-то снова тревожит
                                 и спать не дает,
Как последнему гунну
                                в столетии.
Это - темное звездное небо поет
Голосами последней трагедии...
Черным лаком рябит
                              неживая вода.
Стынут черные дыры во Времени.
И ушли миллиарды следов
                                        в никуда...
Адреса и дороги потеряны.
Так куда же летим мы под визги колес,
Забывая о мире расколотом?
Ночь.
ВЕЛИКОЕ КЛАДБИЩЕ ЗВЕЗД.
Самолетные гулы над городом...






X X X


Мне снился сон: горели облака
И травы - от Онтарио до Рейна...
И рев толпы: — Поймали дурака!!
Племянника какого-то Эйнштейна...

И стало нечем каждому дышать...
В противогазах
                      воздух лишь остался!
А небо продолжало выгорать.
А дурачок стоял —
                            и улыбался.

В огонь глазами красными косил
И гладил пса
                   обугленной ладонью...
Не помню,
               как от ужаса спросонья —
В глухую полночь
                         двери отворил!..






ПОЭТ И ДЕТИ







X X X


Художник варвару подобен.
Когда, глаза прищурив тонко,
Во мрак задымленных полотен
Толкает спящего ребенка!..
Или в безумии азарта,
Зажав, как гвоздь, мундштук во рту,
Вонзает в ребра
                       нож Марату, —
Не оспоряя правоту.
И, оставаясь вдруг небрежным
Лишь к дуракам
                        да мудрецам, -
Бьет кистью,
                  как прутом железным!
По голым лицам
                        и сердцам...






ПОЭТ В АРХИВЕ


А. Иванову


В архиве истории,
                          светлом с фасаду,
Читая венки протокольных страниц,
Я мозг отравил
                      о безумную правду,
Порывшись в белье исторических лиц ...
И понял,
           как может кумир - Единица -
Крутить вековые колеса рулей
И как ради хлеба, бензина и ситца
Хрустят черепа миллионов нулей...
И молча увидел, как в прахе забвений,
 По воле небес
                      или хитрой судьбы,
Объявлен врагом человеческим - гений,
А гипсовый деспот -
                              кумиром толпы.
Я долго читал запыленные строки,
Не веря ни другу уже, ни врагу.
И выпытал правду,
                         и проклял уроки!
И понял,
            о чем говорить не могу...








БОДЛЕР


Стоять с протянутой рукой?
Поэт - не нищий!
Пусть смеются!..
Он только хочет есть порой.
Стихи ж за хлеб -
                         не продаются!
За хлеб и женщину платить!
Но чем?!
Когда в кармане пусто.
Не пахнет золотом искусство!
Но -
      кто велел поэтом быть?!
Но гладиолусов букет
Купить любимой -
                          разве плохо?
Молчит
          голодный
                        злой поэт.
Смеется сытая эпоха!..






КОГДА...


Н.В.


Пророча истинами старыми,
Скользя по страшному пути,
Когда буянит век пожарами -
Равны поэты и вожди ...

Когда кривятся рты зевотами
И опоганен век грехами -
Мир защищают пулеметами
И гениальными стихами!






X X X


Есть парадоксы гениальной жизни...
И молча "Скифы" брошены на стол.
А лоб, как угли, обжигают мысли
И больно душу прострелил глагол...

Свистят в ночах простреленные крыши,
И на Фонтанке мокро и темно.
А все друзья старинные в Париже -
Пьют с незнакомками вино...

И он уходит, как пророк в шинели,
На выстрелы под дымные ветра,
А по России... песни и расстрелы!
И Бунин эмигрировал вчера...






X X X


Вы думали -
                  убить поэта просто?
Пуля в лоб -
                  и черный крест в конце?
А он встает
                 с промерзшего погоста
С есенинской улыбкой на лице!..
И, улыбаясь, даже на портрете -
Глядит в упор
                    на вашу седину,
Моложе вас
                 на целое Бессмертье,
ПЛЮС
        на одну весну...






X X X


Мир освещен
                   потусторонним светом.
А свет прибит
                   к фонарному столбу...
И чтоб понять -
                       не нужно быть поэтом
И для себя выдумывать судьбу.
Всем этот мир
                     понятен до восторга!
Пока живой:
                  шагай,
                           беги,
                                 ползи! -
От стен роддома
                        до порога морга.
Ну, а о Смысле...
                         сам себя спроси.








X X X


Ю. Ефимову


Девятое июня...
                       Вечер.
                                 Сон.
В туманном городке -
                                кошачьи сумерки.
А днем шел дождь,
                            сморкаясь на газон.
И мокрый друг
                      принес вина и музыки...
Так проходило энное Число.
Лилось вино,
                  хрустели рыбьи кости.
Друг пел и тряс бородкою...
                                          А после -
Сознание, как пеплом занесло...
А музыка,
              как огненный букет
Цвела! -
            и искры сыпались в стаканы!..
...Открыл глаза: и... ха! —
                                       мне тридцать лет.
И на меня расставлены капканы...






Х Х Х


Я не плачу за угол и за свет.
А по ночам
                кошмары стали сниться.
И хриплый голос:
                          — Здесь живет поэт?
Пора за свет сгоревший расплатиться!..
И - сотни рук ползут из темноты
И требуют долги
                         за проживанье.
Но я последний рубль -
                                   потратил на цветы,
Чтоб подарить любимой
                                   на прощанье...






X X X


Сам себя выводил из игры
на глухие пространства свободы.
Оглянулся — горят мои годы,
как забытые в поле костры.
Завтра - то же
                     что было вчера,
Улечу в горизонты -
                              и сгину.
Расстреляют костры меня в спину.
Оказалась судьбою игра...
Все сгорает, что может гореть.
Даже вечные травы и воды.
Оглянулся. -
                   горят мои годы.
Нету времени досмотреть!
Ухожу, улетаю —
                          куда?
В опаленное светом пространство.
Кровоточит дыра от следа...
...Гениальность - почти хулиганство.






Х Х Х


Мне ничего не надо - я богат.
Мое богатство - прошлые потери.
Толкаю в ночь заржавленные двери
и ухожу по жизни наугад...
И там, где свет боится темноты,
на мертвом пне -
                         душою забываю...
Цветут на кленах белые цветы.
На мертвых кленах,
                            я не ошибаюсь.
И сквозь седые лунные леса
бреду к едва мигающему свету
и выхожу по собственному следу
к тому же пню... похожему на пса.
И вот, когда ночная тишина
не знает ничего о человеке, —
пишу стихи, на белой грани сна,
о том же счастья и о том же снеге.
И обрываюсь, забываясь сном, -
косматой тенью поперек страницы...
А флаг зари сгорает за окном
на каменных развалинах больницы.
И медленно садится снегопад
на крыши,
              на следы,
                           на парапеты...
Мне ничего не надо - я богат,
хотя и нет рубля на сигареты...








X X X


Бессонниц черных
                          светлые стихи,
День ото дня
Вы, как урановые рудники, -
Все больше облучаете меня ...
       Но где-нибудь у безымянных лет
       Во времени -
                          не на бумаге -
Когда-то ваш
                         меня убивший свет -
Ослепших ослепит во мраке!..






X X X


С. Горбунову


Писать стихи,
                   как пить от жажды воду
И бормотать спросонья полубред...
Когда ж поэт
                   выходит на работу
За гонорар -
                  он больше не поэт!
И пусть по правде жить
                                  бывает грустно.
Но, подымаясь с раненных колен,
Поэт бесплатно
                       делает искусство,
Высвечивая судьбы,
                             как ренген...






Х Х Х


В. Захарченко


Вздымая крест
                       горящих рук
И умирая поневоле, -
Поэт не может жить без боли,
Когда она вокруг!..

Что смерть?!
Потухшее сознанье
и бесконечная возня
в глухих пустотах мирозданья -
над повторением меня...
И только двое:
враг и брат,
встав над условностями жизни,
поймут,
           что мысли - не горят
И не ржавеют -
                        только мысли...

А тело - только лишь футляр
для безымянного огня.
Так пусть работает Гончар -
над повторением меня!













РАБ


Свободы ждет,
                     как некого знаменья.
Корявый перст внушительно сует...
А сам живет,
                  как грешник, на коленях.
И на коленях, видимо, умрет.
А светлый мир
                      встает из темных буден
И независимо от перемен -
Была свобода
                    и свобода будет!
А жирный раб,
                    не поднятый с колен, -
Все охраняет призраки на стенах
Да яблоки червивые в саду...
И - ждет свободы
                          на кривых коленях,
И - приросли колени
                              к животу!..






ПОСЛЕДНИЙ...


...он умирал
                   среди пустых селений...
Вокруг него,
                  как сотни полутеней, -
сидели псы бездомные —
                                      и выли!
И на голодный вой
                           из черной пыли,
плюя на то,
                что перед ними Гений,
пришли Они -
                    и мертвого добили! ...
Но в хаосе
                всемирных перемен,
в живой траве
                     и в пепле до колен -
Очнулся мир,
                   могилами изрытый...
И понял даже ворон полусытый:
От толп убийц -
                        остался только тлен.
Бессмертие же —
                          выиграл убитый...






ПОЭТ С РЕБЕНКОМ


...А он тогда счастливый человек,
Когда, забыв свои предназначенья,
С горячим ветром —
                               не рифмует снег,
И в радости -
                    не ищет вдохновенья.
Так неужель ему
                         спасенья нет
От самого себя,
                        как от убийцы?
А на паркете -
                     волен и раздет,
Ребенок рвет восторженно страницы
Его стихов!.. Неистов, как стервец.
...Лежат слова, убитые в полшаге.
А он смеется,
                    счастлив, наконец.
Поэзия живет не на бумаге!..








РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ







ПЕСНЯ О ДЕТСТВЕ


Детство не вернется, не вернется детство,
и себя обманывать больше ни к чему
Ни глазам, ни сердцу больше не согреться
У осин осенних в розовом дыму...

Никогда не падать, опустивши веки,
В теплый омут неба, словно в колыбель,
Не кричать от счастья, лежа на телеге,
Уезжая с дедом в солнечный апрель...

Не гонять с друзьями кошек среди лета
И не пить зеленой дождевой воды...
Детство не вернется... Лишь в бурьянах где-то
Сабли деревянные и мои следы...






ПАМЯТЬ


Когда о детстве
                       больно вспоминать,
Я думаю, прикрыв глаза седые:
Меня, быть может,
                           родила не мать,
А женщина
                по имени Россия? ..
Ведь сколько бы не стал я вспоминать,
И вспоминать, наверное, не надо -
Я никогда не помнил рядом мать,
Смотря в глаза сестренки виновато...
Меня никто с пеленок не учил
Чужое счастье
                      люто ненавидеть.
А то, что где-то
                       по земле ходил
Убийца мой, -
                    я не умел предвидеть.
Я только знал
                    и думал лишь о том,
Что хлеба нет
                    и корочки, конечно.
И бесполезно плакать за столом,
И жаловаться -
                      тоже бесполезно...






X X X


В прохладной траве без рубашки
В объятиях неба лежу.
Поодаль пасутся ромашки.
Мечтаю, курю и пишу.
И, кажется, нету на свете
Ни зла, ни обид, ни больниц,
А есть лишь любовь на рассвете
Да щебет предутренних птиц.
Да вечная жажда познанья -
Ведь сколько на свете чудес!
Свобода и свет мирозданья
Да этот предутренний лес...
Лепечет листва монологи.
Былинные птицы поют.
Устав от сует и тревоги,
Мы, люди, как древние боги,
Уходим в зеленый уют.








ВОЗВРАЩЕНИЕ


Деду моему


А думал я - седой мой
                                 старикан
по-прежнему придет ко мне,
                                          как было,
по утренним октябрьским
                                      снегам
иль по апрельским
                            придорожным лывам.
Тяжелою походкою борца
пройдет к стопу
                        задумчиво и строго...
Я думал - вечны близкие
                                     сердца...
И вечна эта лунная дорога.
И вот - молчу...
                       Взмахнувши до небес
тяжелыми и белыми стволами,
шумит, шумит кладбищенский
                                             наш лес
Над сонными апрельскими полями...
И в предзакатном мареве огня
глядятся вдаль окошки деревеньки
и чья-то бабка, выйдя
                                на ступеньки,
Глядит из-под ладошки
                                  на меня.






У ЗАПЕРТЫХ ДВЕРЕЙ


Будут долго помниться и сниться
В голубых капелевых ночах -
Горечь губ и мокрые ресницы,
Красный шарф на худеньких плечах...
Стыли ноги на ветру в капроне.
Ты и я - у запертых дверей...
Грел губами красные ладони,
Словно двух озябших снегирей.
А потом по лунным переливам,
По ледку из тонкого стекла,
От меня ты молча уходила,
Будто вовсе в жизни не была.
Вот и все... Конец моей печали.
Зацвели три вербы у воды.
Голос стих... И туфли отстучали.
На заре растаяли следы...






ОСЕННИЙ МОТИВ


Кончилось лето,
                        позднее лето...
Пусто в дому,
Курлы журавлиному -
                                нету ответа.
Солнце в дыму...
Выцвели радуги,
                        зори сгорели.
Осели мосты.
Девочка-юность,
                        у ранних апрелей -
Кончилась ты.
Гулкие сумерки,
                        теплые ночи -
Делись куда?
На лунных дорогах
                           следы многоточий -
Смыла вода...
Пламя рябин
                  в ледяные кюветы
Бор отряхнул.
Поэмы прочитаны,
                          арии спеты.
Облачный гул...






СТАРЫЙ МОСТ


Мост стоял старинный
                                 и горбатый,
Словно через время перевал.
Шли дожди, морозили закаты -
Мост скрипел.
                     И все-таки стоял.
Уходили травы, сны и воды,
Осыпался берег у реки -
Мост стоял,
                переживая годы,
Слушая колеса и шаги...
Но весной,
               когда кричали дали
И зацвел в низинах чернотал,
По мосту ходить вдруг перестали...
Старый мост не выдержал -
                                         упал.






ОН


Он жил папиросным
                             дымом.
Нежностью.
                 И стихами.
Вечность проходит мимо -
Троньте ее руками!..
Страшно?
             Острее бритвы?
В голос орет испуг!
...За риск -
                 побывать гранитным -
Мало ума
              и рук!..






СПИНАЛЬНЫЙ САНАТОРИЙ


Санаторий "Латвия." Побережье рижское...
Асфальтовые тропки,
                               шелест лип.
Люди на колясках.
                            Шины липкие.
Руки и колеса...
                          Смех и всхлип.
Музыка и розы...
                          Сумочки и косы.
Туфелькам девичьим больше не стучать.
Бывшая гимнастка —
                              вытирает слезы.
Бывший мотогонщик — глушит ром опять.
Музыка и песни!..
                           Море голубое.
На губах девчонок - горечь папирос.
Травы не измяты.
                         Где оно — былое?
Иль судьбою стала
                            парочка колес?!
Милые девчонки,
                        гордые ребята.
На подножках ноги мертвые -
                                            всерьез.
И болтать о мужестве —
                                     среди них не надо!
Санаторий.
              Латвия.
                        Сумерки берез...






ВОЛЯ ЖИТЬ


Чего понять не в силах я давно,
Так это тайну собственного тела.
Так много раз оно обречено!
И так болит жестоко -
                                 и болело ...
Но все живет
                   прогнозам вопреки.
И, отрицая страшные прогнозы,
От ярости сжимает кулаки,
Кричит и улыбается
                              сквозь слезы.
И, сломанное жизнью пополам,
Горя зимой и замерзая летом,
Живет и мыслит, удивляюсь сам,
Каким-то тайным
                         непонятным светом!
Откуда силы?
                   И откуда свет? -
Чтобы полжизни за себя бороться.
Так видно, воле жить -
                                 предела нет!
Конец предела -
                        гибелью зовется...






ОТКРОВЕННО


              Я
никогда не буду старым.
Не потому, что не хочу,
              А,
как цыган за звон гитары, -
за юность жизнью заплачу ...
              И
на каком-нибудь рассвете,
окрасив свистами зарю,
все, что имел, - спущу на ветер
и за туманами сгорю.
И, не мечтая о бессмертье, —
пускай достанется седым -
я лишь у мамы,
                     на портрете,
останусь странно молодым...
влюбленным в лунные туманы,
в огонь и белую тетрад ...
Я никогда седым не стану.
Вернее - не успею стать...