Чужая музыка
Николай Иванович Коняев
НИКОЛАЙ КОНЯЕВ ЧУЖАЯ МУЗЫКА
ПИСЬМО БЕЗ ПРИВЕТА ОТ КИРИЛЛА
Сначала был сон.
Будто напали с Никандром на смородину. Ягода сильная, спелая, росная. Вот уже и ведро с горкой, а глазам все мало. И тут из-под чащобы змея-гадюка выскользнула да по-собачьи как-то — хвать за пятку! Сверлит глазищами своими погаными и вроде ухмыляется.
От страха и проснулась Евдокия. Нехороший сон, подумала. Решила днем зайти к соседке — толковательнице снов. А наступило утро — в хлопотах забылось.
Вечером шла от колодца и в почтовом ящике сквозь рядок круглых отверстий снизу усмотрела белый уголок конверта.
Никандр у окна сидел, сапог латать налаживался.
— Ну-ко, смотри, от кого? — вручила письмо мужу и присела рядышком.
Никандр подробно рассмотрел картинку на конверте и обратный адрес.
— От Лариски, мать! От дочери! — Вынул из конверта убористо исписанный листок с подвернутыми узкими полями, разгладил на коленях, нацепил очки.
— Да не томи же, ну тебя! — поторопила Евдокия.
Никандр стал читать:
— Здравствуйте, родные наши мама, папа, бабушка и дедушка! С чистосердечным приветом и массой наилучших пожеланий к вам ваши дети и внуки — Лариса с Анатолием, Степан с Марией, Светлана с Гриней, Алексей с Глашей, а также Шура, Эдик, Капа и Олежка с Леночкой...
— Разогнался, торопыга! — прервала Евдокия. — Ты чего читаешь-то?
Кустики Никандровых бровей недоуменно вскинулись. Евдокия повторила привычную последовательность имен детей и внуков:
— Лариска с Натолием — раз, Степа с Маней — два, Светланка с Гриньей — три, Лексей с Глафирой — четыре... А допрежь Шурочки Киря должен стоять. Чего читаешь-то?
Никандр опять в письмо уткнулся.
— А верно, мать... Нет Кирьки.
— Как так — нет? — оторопела Евдокия. И обмякла разом. — Кирюшки пошто нет?
Стул под Никандром жалобно скрипнул.
— Слушай дальше, что ли! Посылку получили, все дошло в сохранности, не знаем, чем благодарить...
Но Евдокия уже витала в мыслях о Кирилле. Зароились подозрения, одно другого хуже.
— Да пошто же про Кирюшу-то ни слова? Ладно ли у них?
Остаток вечера прошел в тревожных размышлениях.
...Дети в их большой семье росли здоровыми и дружными. Только младшенький, Кирюша, сызмальства хворал — сердце было слабое. Какой-то клапан вроде прохудился... Лариска сообщала, будто знатный доктор за Кирюшу взялся. Который эти клапана штопает, как дырки на носках. Сам Кирюша писал редко, мало. Старики не обижались — сочувствовали занятости сына: не здоровьем, так умом взял их последыш — выучился выше всех сестер и братьев, на ученой должности работал...
Каждое словцо из странного письма переосмыслили родители. Походили неприкаянно по комнате, поужинали дотемна и молча улеглись.
— Телеграммку, что ль, отбить? — проговорил Никандр.
— Завтра же дадим! — подхватила Евдокия.
Забылась лишь под утро. Не спала — какой там сон!
Ворочалась, вздыхала. С рассветом соскочила, и Никандр увидел с болью в сердце, как потемнела Евдокия в одну ночь. Душно сделалось ему. Он встал и вышел в сенцы, бросив на ходу:
— Езжай-ка, мать, в командировку... Успевай к автобусу!
...А вечером в Ларискиной квартире было шумно, тесно. Сидели за столом. Сыновья и дочери читали привезенное матерью письмо, упрекали старшую сестру. Евдокия в окружении внучат вступалась за Лариску:
— Да будет, будет вам! Подумаешь, беда — Кирюшу пропустила!
И о Никандре думала уже — как он там один? И себя за недогадливость корила: змея во сне — к свиданию с родными, а ягода — к пустой тревоге. В руку сон!
Николай Иванович Коняев
НИКОЛАЙ КОНЯЕВ ЧУЖАЯ МУЗЫКА
ПИСЬМО БЕЗ ПРИВЕТА ОТ КИРИЛЛА
Сначала был сон.
Будто напали с Никандром на смородину. Ягода сильная, спелая, росная. Вот уже и ведро с горкой, а глазам все мало. И тут из-под чащобы змея-гадюка выскользнула да по-собачьи как-то — хвать за пятку! Сверлит глазищами своими погаными и вроде ухмыляется.
От страха и проснулась Евдокия. Нехороший сон, подумала. Решила днем зайти к соседке — толковательнице снов. А наступило утро — в хлопотах забылось.
Вечером шла от колодца и в почтовом ящике сквозь рядок круглых отверстий снизу усмотрела белый уголок конверта.
Никандр у окна сидел, сапог латать налаживался.
— Ну-ко, смотри, от кого? — вручила письмо мужу и присела рядышком.
Никандр подробно рассмотрел картинку на конверте и обратный адрес.
— От Лариски, мать! От дочери! — Вынул из конверта убористо исписанный листок с подвернутыми узкими полями, разгладил на коленях, нацепил очки.
— Да не томи же, ну тебя! — поторопила Евдокия.
Никандр стал читать:
— Здравствуйте, родные наши мама, папа, бабушка и дедушка! С чистосердечным приветом и массой наилучших пожеланий к вам ваши дети и внуки — Лариса с Анатолием, Степан с Марией, Светлана с Гриней, Алексей с Глашей, а также Шура, Эдик, Капа и Олежка с Леночкой...
— Разогнался, торопыга! — прервала Евдокия. — Ты чего читаешь-то?
Кустики Никандровых бровей недоуменно вскинулись. Евдокия повторила привычную последовательность имен детей и внуков:
— Лариска с Натолием — раз, Степа с Маней — два, Светланка с Гриньей — три, Лексей с Глафирой — четыре... А допрежь Шурочки Киря должен стоять. Чего читаешь-то?
Никандр опять в письмо уткнулся.
— А верно, мать... Нет Кирьки.
— Как так — нет? — оторопела Евдокия. И обмякла разом. — Кирюшки пошто нет?
Стул под Никандром жалобно скрипнул.
— Слушай дальше, что ли! Посылку получили, все дошло в сохранности, не знаем, чем благодарить...
Но Евдокия уже витала в мыслях о Кирилле. Зароились подозрения, одно другого хуже.
— Да пошто же про Кирюшу-то ни слова? Ладно ли у них?
Остаток вечера прошел в тревожных размышлениях.
...Дети в их большой семье росли здоровыми и дружными. Только младшенький, Кирюша, сызмальства хворал — сердце было слабое. Какой-то клапан вроде прохудился... Лариска сообщала, будто знатный доктор за Кирюшу взялся. Который эти клапана штопает, как дырки на носках. Сам Кирюша писал редко, мало. Старики не обижались — сочувствовали занятости сына: не здоровьем, так умом взял их последыш — выучился выше всех сестер и братьев, на ученой должности работал...
Каждое словцо из странного письма переосмыслили родители. Походили неприкаянно по комнате, поужинали дотемна и молча улеглись.
— Телеграммку, что ль, отбить? — проговорил Никандр.
— Завтра же дадим! — подхватила Евдокия.
Забылась лишь под утро. Не спала — какой там сон!
Ворочалась, вздыхала. С рассветом соскочила, и Никандр увидел с болью в сердце, как потемнела Евдокия в одну ночь. Душно сделалось ему. Он встал и вышел в сенцы, бросив на ходу:
— Езжай-ка, мать, в командировку... Успевай к автобусу!
...А вечером в Ларискиной квартире было шумно, тесно. Сидели за столом. Сыновья и дочери читали привезенное матерью письмо, упрекали старшую сестру. Евдокия в окружении внучат вступалась за Лариску:
— Да будет, будет вам! Подумаешь, беда — Кирюшу пропустила!
И о Никандре думала уже — как он там один? И себя за недогадливость корила: змея во сне — к свиданию с родными, а ягода — к пустой тревоге. В руку сон!