Ломакин На пороге двойного бытия
Станислав Константинович Ломакин
СТАНИСЛАВ ЛОМАКИН
ТРАЕКТОРИЯ ЖИЗНИ ОДНОЙ СУДЬБЫ
«Кто говорит, что в поле он не воин?
Он воин в поле, даже и один».
Н. Заболоцкий.
У каждого творческого человека – ученого, писателя, художника – своя судьба, она связана со временем, с частью нашего опыта, повседневной обыденной жизни, и мы не просто переживаем их всей силой своих чувств, с ними мы обретаем наши интересы, устремления, страсти.
Хочу написать небольшое эссе о человеке, которого знал более сорока лет, работая вместе на кафедре философии Тюменского нефтегазового университета, общались, начиная со студенческих лет, когда он читал на нашем курсе философию в Томском государственном университете. Имя этого человека – Федор Андреевич Селиванов (1928-2012 гг.). Не претендуя на полноту, понимая, что вряд ли возможна объективная оценка столь противоречивой личности, попытаюсь, эскизно, отразить деятельность ученого и писателя. При этом сразу замечу, что отношения наши не всегда были благостными, не всегда носили и имели дружеский характер, они иногда носили непримиримую мировоззренческую основу, связанную с религией. Реальная жизнь всегда была и будет не только скольжением по течению, но и противостоянием напору обстоятельств, соизмеряя их с положениями и изменениями в жизни человека и общества. Я не рассматриваю здесь те случаи, когда груз тяжких воспоминаний сменялся добрыми, близкими отношениями с его стороны, можно было бы проиллюстрировать это дарственными надписями подаренных мне всех почти его книг. Мои воспоминания об ученом, учителе не вытеснены временем, потоком новых дел, новых друзей.
Отправляясь на первую лекцию по философии, мы, второкурсники, знали от студентов старших курсов, что Селиванов – строгий преподаватель, недавно защитил кандидатскую диссертацию, является автором книги «Этика. Очерки», изданной в Томске в 1962 году. Пред нами предстал молодой доцент, роста выше среднего, с небогатой шевелюрой, высокий лоб, энергично подвижные губы, чуть выдвинутый подбородок, свидетельствующий о силе характера и духа, способности постоять за свои идеалы и принципы. Он говорил негромко, не растекался по листве многословия и бесплодного мудрствования, не пользовался написанным заранее текстом, редко доставал листочки из кармана, чтобы процитировать какого-либо автора. В речевоздействии лектора на нас было много тайн, он говорил просто и ясно, но так умел составить слова, что они входили в нас и наводили в нашем сознании свой порядок.
Подобное впечатление своими выступлениями Селиванов производил на слушателей во время дискуссий в клубе, который он вел при областной Тюменской библиотеке «Искусство и духовный мир личности», литературном объединении в нефтегазовом университете, на научно-практических конференциях разного уровня. На заседаниях кафедры, когда анализировались коллективные посещения лекций и семинаров преподавателей и когда обсуждались интересные работы философов страны. Во время вечеров вопросов и ответов в студенческих общежитиях, организованных кафедрой философии, перед рабочими бригады каменщиков В. Скорикова – кафедра шефствовала над ней несколько лет.
Надо признать, образ жизни, который исповедовал и практически осуществлял Федор Андреевич, не каждый, наверное, мог выдержать. Будучи заведующим кафедрой, он наравне с другими коллегами вел учебную нагрузку, не снижая ни одного часа, имел аспирантов, часто встречался с художниками, артистами драматического театра, музыкантами. Я не помню ни одной выставки тюменских художников, новых спектаклей театра, презентаций книг, на которых он отсутствовал, все ждали его выступление, отвечал на многочисленные письма своих корреспондентов, на все хватало сил и терпения. В то же время Селиванов много писал, выходили монографии, книги, статьи. Ни разу не слышал от него, что ему не хватает времени, никогда не жаловался на отсутствие здоровья, хотя перенес несколько сложных операций, эти табуированные для него темы не поднимались коллегами в его присутствии. В его научных и художественных произведениях также наличествовали простота и ясность. Очень часто за анализом научных, художественных текстов ученого, писателя, образов положительных персонажей, противоречий теряется сам автор. Этого не происходит, когда читаешь Селиванова, впечатление такое, что слышишь его голос.
Научные интересы Селиванова впечатляют, чем только не интересовался и, соответственно, не выказывал практически свою всеохватность профессор – этика, эстетика, логика, эвристика, истина и заблуждения, диалектика, разум, культура поведения, публицистика, сказки, рассказы, стихи и многое, о чем он успел написать. Он словно искал свое настоящее призвание, пробуя себя в разных жанрах литературы, науки, культуры. Одной из центральных тем его научного творчества – соотношение разума и познания. Во все времена эти составляющие не утратили гармонического синтеза и равновесия двух начал человеческой деятельности. Он сам образовывал свой ум путем самостоятельного и произвольного чтения. Особо хочу подчеркнуть влияние на формирование Селиванова выдающегося философа П.В. Копнина, директора института философии АН УССР, перед авторитетом которого Федор Андреевич преклонялся, он считал его своим учителем, наставником, слушал его лекции в Томском университете.
И все-таки универсальным принципом, на мой взгляд, присутствующим во всех его научных и художественных работах, является культура, объясняющая мораль социальных изменений и превращений в стране. В статье «Теряем Родину», опубликованной в журнале «Наш современник», № 5 за 2011 год, он писал: «Могущество страны определяется не только экономикой, но и культурой. Традиции в культуре выполняют роль обручей на бочке, скрепляющих общество. Возрождение лучших народных традиций чрезвычайно необходимо в эпоху аномии – распада норм в обществе. Традиции и Родина – почти одно и то же. Любовь к Родине – это патриотизм, который является величайшей добродетелью».
Статья отражает не прекраснодушие, а горестное ощущение реальности, жестокое чувство несправедливости из-за осознания невозможности осуществления возвышенных идеалов. Многие статьи и книги Селиванова наполнены реальными событиями, фактами, они получают свое соподчиненное место и свое истолкование, видение современной действительности. Он никогда не отворачивался от широкой общественной проблематики, всегда мыслил утилитарными категориями, являющимися следствием его неспособности к компромиссам. На этой почве у него возникали конфликты с коллегами и друзьями, приведу лишь один пример, касающийся автора данной статьи, относящегося к Селиванову как к учителю.
Мною была опубликована статья «О соотношении науки и веры», в которой я попытался показать, что многие научные открытия предсказаны в «Книге книг», и какую роль в жизни великих людей сыграла Библия, сославшись на Бойля-Мариотта: «В сравнении с Библией все человеческие книги являются малыми планетами, которые свой свет и блеск получают от Солнца». И далее подчеркиваю, что религия не мешала верующим ученым в их деятельности, а, наоборот, как писала директор института мозга РАН Н.П. Бехтерева: «Многие часто задают вопрос: а не мешает ли вам то, что вы верите в Бога? Нет, в исследованиях мне это помогает». Вечером раздается звонок, Федор Андреевич без предисловий, цитирую по памяти, говорит:
– Как Вы могли написать такую статью, это же надо додуматься, что Библия является универсумом и ее одной достаточно (изучить и понять), чтобы стать образованным человеком, какая-то поповщина.
– Федор Андреевич, речь в данном случае идет о русских крестьянах, которые, по словам зарубежных авторов и немецкого историка Шубарта, читали одну Библию и поражали иностранцев своей мудростью и нравственностью, с этой книгой умирали не только простые люди, но с ней прощались с жизнью Л. Толстой и Достоевский.
Наши диалоги продолжались, однажды я имел неосторожность сказать:
– Вы писали о русском философе и поэте Вл. Соловьеве, а он, между прочим, был невысокого мнения об ученых-атеистах.
– Где это Вы вычитали? – далее следует монолог с нелице
приятными оценками в адрес поповствующих… Продолжаю:
– В письме к Е.В. Романовой Вл. Соловьев пишет: «Все великие мыслители – слава человечества – были истинно и глубоко верующими (атеистами же были только пустые болтуны)». Его письма, т. 3, стр. 73.
Через три дня звонит, нашел это письмо и не согласен с Вл. Соловьевым. И сразу, чтобы закончить разговор на эту тему:
– Вы, не знаете, кто такой Жорж Блон?
– Знаю, писатель, историк, много написавший о морях, океанах и путешествиях, у меня есть его книга «Тайны трех океанов».
– Неужели? Принесите на кафедру.
И через некоторое время приносит рассказ «Панамская дама», связанный с Жоржем Блоном, в литературно-художественный альманах «Арион-14», где он и был опубликован. В этом альманахе, который мне пришлось редактировать более 12 лет, Селивановым было опубликовано много рассказов, и после выхода нескольких художественных книг я дал ему рекомендацию для вступления в члены Союза писателей России.
Однажды гуляя по парку и продолжая разговор о религии, я приобнял его за плечи и сказал:
. Мы умрем Федор Андреевич оба православными. Он произнес:
. А я крещеный.
За несколько дней до ухода в другой мир я увидел Селиванова в Знаменском соборе. Он стоял перед иконой Божьей Матери и молился. Удивительный человек находился подле нас, это начинаешь осознавать с возрастом. Работоспособность Федора Андреевича поражала и удивляла, он до последнего своего часа сохранял память и ясность ума, в последний день своей жизни он писал за столом и после праведных трудов прилег отдохнуть – и умер, не обратив внимание на смерть…
Станислав Константинович Ломакин
СТАНИСЛАВ ЛОМАКИН
ТРАЕКТОРИЯ ЖИЗНИ ОДНОЙ СУДЬБЫ
«Кто говорит, что в поле он не воин?
Он воин в поле, даже и один».
Н. Заболоцкий.
У каждого творческого человека – ученого, писателя, художника – своя судьба, она связана со временем, с частью нашего опыта, повседневной обыденной жизни, и мы не просто переживаем их всей силой своих чувств, с ними мы обретаем наши интересы, устремления, страсти.
Хочу написать небольшое эссе о человеке, которого знал более сорока лет, работая вместе на кафедре философии Тюменского нефтегазового университета, общались, начиная со студенческих лет, когда он читал на нашем курсе философию в Томском государственном университете. Имя этого человека – Федор Андреевич Селиванов (1928-2012 гг.). Не претендуя на полноту, понимая, что вряд ли возможна объективная оценка столь противоречивой личности, попытаюсь, эскизно, отразить деятельность ученого и писателя. При этом сразу замечу, что отношения наши не всегда были благостными, не всегда носили и имели дружеский характер, они иногда носили непримиримую мировоззренческую основу, связанную с религией. Реальная жизнь всегда была и будет не только скольжением по течению, но и противостоянием напору обстоятельств, соизмеряя их с положениями и изменениями в жизни человека и общества. Я не рассматриваю здесь те случаи, когда груз тяжких воспоминаний сменялся добрыми, близкими отношениями с его стороны, можно было бы проиллюстрировать это дарственными надписями подаренных мне всех почти его книг. Мои воспоминания об ученом, учителе не вытеснены временем, потоком новых дел, новых друзей.
Отправляясь на первую лекцию по философии, мы, второкурсники, знали от студентов старших курсов, что Селиванов – строгий преподаватель, недавно защитил кандидатскую диссертацию, является автором книги «Этика. Очерки», изданной в Томске в 1962 году. Пред нами предстал молодой доцент, роста выше среднего, с небогатой шевелюрой, высокий лоб, энергично подвижные губы, чуть выдвинутый подбородок, свидетельствующий о силе характера и духа, способности постоять за свои идеалы и принципы. Он говорил негромко, не растекался по листве многословия и бесплодного мудрствования, не пользовался написанным заранее текстом, редко доставал листочки из кармана, чтобы процитировать какого-либо автора. В речевоздействии лектора на нас было много тайн, он говорил просто и ясно, но так умел составить слова, что они входили в нас и наводили в нашем сознании свой порядок.
Подобное впечатление своими выступлениями Селиванов производил на слушателей во время дискуссий в клубе, который он вел при областной Тюменской библиотеке «Искусство и духовный мир личности», литературном объединении в нефтегазовом университете, на научно-практических конференциях разного уровня. На заседаниях кафедры, когда анализировались коллективные посещения лекций и семинаров преподавателей и когда обсуждались интересные работы философов страны. Во время вечеров вопросов и ответов в студенческих общежитиях, организованных кафедрой философии, перед рабочими бригады каменщиков В. Скорикова – кафедра шефствовала над ней несколько лет.
Надо признать, образ жизни, который исповедовал и практически осуществлял Федор Андреевич, не каждый, наверное, мог выдержать. Будучи заведующим кафедрой, он наравне с другими коллегами вел учебную нагрузку, не снижая ни одного часа, имел аспирантов, часто встречался с художниками, артистами драматического театра, музыкантами. Я не помню ни одной выставки тюменских художников, новых спектаклей театра, презентаций книг, на которых он отсутствовал, все ждали его выступление, отвечал на многочисленные письма своих корреспондентов, на все хватало сил и терпения. В то же время Селиванов много писал, выходили монографии, книги, статьи. Ни разу не слышал от него, что ему не хватает времени, никогда не жаловался на отсутствие здоровья, хотя перенес несколько сложных операций, эти табуированные для него темы не поднимались коллегами в его присутствии. В его научных и художественных произведениях также наличествовали простота и ясность. Очень часто за анализом научных, художественных текстов ученого, писателя, образов положительных персонажей, противоречий теряется сам автор. Этого не происходит, когда читаешь Селиванова, впечатление такое, что слышишь его голос.
Научные интересы Селиванова впечатляют, чем только не интересовался и, соответственно, не выказывал практически свою всеохватность профессор – этика, эстетика, логика, эвристика, истина и заблуждения, диалектика, разум, культура поведения, публицистика, сказки, рассказы, стихи и многое, о чем он успел написать. Он словно искал свое настоящее призвание, пробуя себя в разных жанрах литературы, науки, культуры. Одной из центральных тем его научного творчества – соотношение разума и познания. Во все времена эти составляющие не утратили гармонического синтеза и равновесия двух начал человеческой деятельности. Он сам образовывал свой ум путем самостоятельного и произвольного чтения. Особо хочу подчеркнуть влияние на формирование Селиванова выдающегося философа П.В. Копнина, директора института философии АН УССР, перед авторитетом которого Федор Андреевич преклонялся, он считал его своим учителем, наставником, слушал его лекции в Томском университете.
И все-таки универсальным принципом, на мой взгляд, присутствующим во всех его научных и художественных работах, является культура, объясняющая мораль социальных изменений и превращений в стране. В статье «Теряем Родину», опубликованной в журнале «Наш современник», № 5 за 2011 год, он писал: «Могущество страны определяется не только экономикой, но и культурой. Традиции в культуре выполняют роль обручей на бочке, скрепляющих общество. Возрождение лучших народных традиций чрезвычайно необходимо в эпоху аномии – распада норм в обществе. Традиции и Родина – почти одно и то же. Любовь к Родине – это патриотизм, который является величайшей добродетелью».
Статья отражает не прекраснодушие, а горестное ощущение реальности, жестокое чувство несправедливости из-за осознания невозможности осуществления возвышенных идеалов. Многие статьи и книги Селиванова наполнены реальными событиями, фактами, они получают свое соподчиненное место и свое истолкование, видение современной действительности. Он никогда не отворачивался от широкой общественной проблематики, всегда мыслил утилитарными категориями, являющимися следствием его неспособности к компромиссам. На этой почве у него возникали конфликты с коллегами и друзьями, приведу лишь один пример, касающийся автора данной статьи, относящегося к Селиванову как к учителю.
Мною была опубликована статья «О соотношении науки и веры», в которой я попытался показать, что многие научные открытия предсказаны в «Книге книг», и какую роль в жизни великих людей сыграла Библия, сославшись на Бойля-Мариотта: «В сравнении с Библией все человеческие книги являются малыми планетами, которые свой свет и блеск получают от Солнца». И далее подчеркиваю, что религия не мешала верующим ученым в их деятельности, а, наоборот, как писала директор института мозга РАН Н.П. Бехтерева: «Многие часто задают вопрос: а не мешает ли вам то, что вы верите в Бога? Нет, в исследованиях мне это помогает». Вечером раздается звонок, Федор Андреевич без предисловий, цитирую по памяти, говорит:
– Как Вы могли написать такую статью, это же надо додуматься, что Библия является универсумом и ее одной достаточно (изучить и понять), чтобы стать образованным человеком, какая-то поповщина.
– Федор Андреевич, речь в данном случае идет о русских крестьянах, которые, по словам зарубежных авторов и немецкого историка Шубарта, читали одну Библию и поражали иностранцев своей мудростью и нравственностью, с этой книгой умирали не только простые люди, но с ней прощались с жизнью Л. Толстой и Достоевский.
Наши диалоги продолжались, однажды я имел неосторожность сказать:
– Вы писали о русском философе и поэте Вл. Соловьеве, а он, между прочим, был невысокого мнения об ученых-атеистах.
– Где это Вы вычитали? – далее следует монолог с нелице
приятными оценками в адрес поповствующих… Продолжаю:
– В письме к Е.В. Романовой Вл. Соловьев пишет: «Все великие мыслители – слава человечества – были истинно и глубоко верующими (атеистами же были только пустые болтуны)». Его письма, т. 3, стр. 73.
Через три дня звонит, нашел это письмо и не согласен с Вл. Соловьевым. И сразу, чтобы закончить разговор на эту тему:
– Вы, не знаете, кто такой Жорж Блон?
– Знаю, писатель, историк, много написавший о морях, океанах и путешествиях, у меня есть его книга «Тайны трех океанов».
– Неужели? Принесите на кафедру.
И через некоторое время приносит рассказ «Панамская дама», связанный с Жоржем Блоном, в литературно-художественный альманах «Арион-14», где он и был опубликован. В этом альманахе, который мне пришлось редактировать более 12 лет, Селивановым было опубликовано много рассказов, и после выхода нескольких художественных книг я дал ему рекомендацию для вступления в члены Союза писателей России.
Однажды гуляя по парку и продолжая разговор о религии, я приобнял его за плечи и сказал:
. Мы умрем Федор Андреевич оба православными. Он произнес:
. А я крещеный.
За несколько дней до ухода в другой мир я увидел Селиванова в Знаменском соборе. Он стоял перед иконой Божьей Матери и молился. Удивительный человек находился подле нас, это начинаешь осознавать с возрастом. Работоспособность Федора Андреевича поражала и удивляла, он до последнего своего часа сохранял память и ясность ума, в последний день своей жизни он писал за столом и после праведных трудов прилег отдохнуть – и умер, не обратив внимание на смерть…