О душе и не только
Станислав Ломакин





_СТАНИСЛАВ_ЛОМАКИН_ 





КРАТКОВРЕМЕННОЕ ПРЕБЫВАНИЕ В САНАТОРИИ


Известный русский художник-пейзажист Дмитрий Васильевич Томилин с двумя сумками и мольбертом спешил к подъезду санато­рия «Сатурн». Сильные порывы ветра и черные низкие взлохма­ченные тучи, предвестники дождя и града, заставляли его торо­питься.

Он успел вбежать по ступенькам крыльца под козырек крыши главного корпуса, как грянуло небесное представление. С неба сы­пал град, он сплошной стеной обрушивался на землю. Дмитрий Ва­сильевич с изумлением стал наблюдать за разбушевавшейся стихи­ей. Некоторые градины, величиной с крупную горошину, отскаки­вали от земли, ступенек крыльца и достигали его ног.

Художник обратил внимание на стоящую рядом с подъездом лавочку, на которой стоял большой оркестровый барабан. Видимо, артисты, прибывшие с концертом, не успели занести музыкальный инструмент в здание. Падение градин на барабан сопровождалось дробным, хаотичным звуком, похожим на ослабевший гром, и сли­валось с настоящими громовыми раскатами.

Дмитрий Васильевич, наблюдая за природной стихией, уже мысленно делал наброски своей будущей картины. Какая же неук­ротимая сила заключена в природной данности, образующая беше­ные, разрушительные ритмы и созидающая мотивы жизни. Худож­ник на минуту закрыл глаза, представив на мольберте четкие линии контура картины, но резкий удар грома вернул его к реальности; яркие краски рассыпались, и видение исчезло. Ливень не проходил. Падающие капли подпрыгивали и пузырились. Редкие градины, достигнув воды, распадались.

«Можно, сколько угодно душе, любоваться бесконечно длин­ной, сверкающей, гремящей и таинственной грозой, но надо полу­чить ключ от номера и начать новую жизнь» – подумал художник и направился в комнату с названием «регистратура». Ему вручили ключ от одноместного номера, и первое, что он увидел, открыв дверь, был паук, спускавшийся с потолка на прозрачной тонкой ни­ти прямо к дверному проему. Неплохой знак – решил вошедший. Паук, словно подслушав мысли художника, стал подниматься вверх, меняя ориентиры движения. Когда-то давно Дмитрий Васильевич читал, что пауки, крепко зацепившись ногами, приподнимают зад­нюю часть брюшка и через особые трубочки выделяют вещество, густеющее на воздухе, и превращающееся в прозрачную нить. Ко­гда затвердевшая нить достигает определенной длины и вытягива­ется по движению воздуха, паук подбирает ножки и повисает в про­странстве. Существует поверье, что встречи с пауком – это прият­ные встречи и получение хороших вестей, писем, телеграмм, теле­фонных звонков.

Дмитрий Васильевич стал вытаскивать из сумок и расклады­вать на столе книги и краски, готовясь с завтрашнего дня начать пи­сать пейзажи, а также закончить статью о влиянии православия на творчество русских художников. Раскладывая книги, он не упускал из вида продвижение паука, думая о том, что получит письмо или его ждет приятная встреча. И неожиданно для себя произнес: Мы с тобой подружимся. Ты, наверное, голоден? Сейчас я открою форточку, появятся мухи и заживем на славу все двадцать четыре дня, которые мне надлежит провести в санатории.

Через несколько минут появились в комнате мухи, к ним при­соединились комары, но они, посчитал художник, для меня нежела­тельны: persona non grata и закрыл форточку. Неожиданно в дверь постучали: вошла молодая, красивая женщина (немного за три­дцать), она назвала себя Надеждой Федоровной, сообщила, что яв­ляется соседкой и приглашает присоединиться к компании для иг­ры в карты дурака, т.к. не хватает партнера. Дмитрий Васильевич играть в карты отказался, заявив: дурак по-турецки «остановка» и он не умеет играть в карты, да к тому же только заехал 10 минут назад. Надежда Федоровна не уходила, её взгляд обшарил каждый уголок комнаты и остановился на книгах. Да, Вы никак художник, и вдруг ойкнула, ударила ладошкой по лбу, как это делают люди, в основном мужчины, вспомнила, вспомнила, Ваша фамилия Томилин. Три года назад я была на Вашей выставке в доме искусств. Я читала о вашем московском и петербургском триумфе, где работы были высоко оценены искусствоведами и зрителями. Надо же какой знаменитый сосед у меня появился, заключила свой монолог Наде­жда Федоровна. Слух о том, что среди отдыхающих находится известный художник, распространился мгновенно. Нашлись люди, которые разбирались в живописи и задавали художнику десятки вопросов. Дмитрий Васильевич, входя в столовую, ловил на себе взгляды многих людей, а особенно женщин.

Несмотря на то, что ему было уже 52 года, выглядел он молодо и женщины разных возрастов от 20 и старше не оставляли его в покое, где бы он не находился. Он был среднего роста, подтянутый, худо­щавый, широкоплечий, с правильными, красивыми чертами лица. Его темные глаза под седыми, как снег, зачесанными назад волосами становились задумчивыми, когда разговор заходил о живописи, ли­тературе, музыке. Его мелодичный, приятный магический голос проникал в сознание людей и властно будил в душе ответные чувст­ва. Когда он спорил с коллегами, участвуя в круглых столах, ни мысль, ни намерения, ни фантазия, ни ожесточение оппонентов не могли его остановить, он дерзко покорял встревоженную аудито­рию своей эрудицией и логикой. Но выходы в свет, как говорил ху­дожник, с годами становились всё реже и реже, к этому его обязыва­ло творчество, оно заставляет уединиться и не терпит суеты. Его любимым местом была деревня Вараксино, расположенная вдоль чистой речки, число жителей в ней было не более 15 человек.

Живописная природа настраивала художника на размышления о вечных проблемах. Несколько лет он слышал голос кукушки, ко­торый ждал, и этот голос, прилетевший издалека, наполнял его го­рячей кровью и соединял его узами, которые он не мог объяснить. Во время её кукования он с радостью обновлял воспоминания, но стоило голосу задержаться ненадолго, его снова охватывало чувство тревоги и тоски.

Находиться в санатории Дмитрию Васильевичу становилось всё труднее, его останавливали отдыхающие, старались познакомиться, задавали вопросы, один подвыпивший мужчина предложил худож­нику большую сумму денег, чтобы он нарисовал его портрет. И это было последней каплей; терпение в многолюдном санатории пере­росло в нетерпение. Он решил поскорее исчезнуть с глаз отдыхаю­щих.

Через неделю Дмитрий Васильевич покинул санаторий «Са­турн» и вернулся в милую его сердцу деревню Вараксино.