О душе и не только
Станислав Ломакин
_СТАНИСЛАВ_ЛОМАКИН_
КАТАРСИС
Регистрация участников республиканского семинара по этике проходила в гостинице. Часть его участников, приехавших, прилетевших из разных городов России, уже толпилась у стойки администратора, оформляя гостиничные номера. Игорю Павловичу Маркелову, молодому доценту, хотелось получить номер на одного, и он был явно разочарован, когда администратор выдала ему ключ от номера на двоих. В одноместном номере, ему отказали, объяснив, что в городе проходит одновременно три конференции разного уровня, сказали, что ему еще повезло, как приехавшему раньше времени. Другим предстоит жить в трех-четырехместных номерах. Игорь Павлович любил ездить на конференции, семинары, симпозиумы, на которых преображался: становился активным, обзаводился новыми друзьями. Во время секционных заседаний смело вступал в словесные перепалки с докторами наук и слыл среди ученой братии ершистым и неглупым малым. Свободному общению с людьми различного интеллектуального уровня Игорь Павлович обязан природной памяти и огромной работоспособности. Его знания из различных областей науки были поразительны, удивляли даже узких специалистов того или иного направления науки.
Его недилетантское знакомство с научной литературой, знание трех европейских языков, пристальный интерес к поэзии, к многочисленным жанрам искусства придавали его общению с коллегами утонченный характер. Но особенно его выделяли женщины. Они обращали сначала внимание на его внешность. Игорь Павлович был красив, высок, худощав, со спортивной фигурой. Глядя на его широкие плечи, можно было усомниться, что перед вами ученый муж. Однако после первых же фраз, которые он произносил, обращаясь к собеседнику, собеседнице, те невольно попадали под какое-то магическое воздействие. Его глубоко посаженные черные глаза, над которыми возвышался высокий лоб, словно пронизывали насквозь, заставляли человека исповедоваться. Не последнюю роль, видимо, играл и его голос, он завораживал, даже если речь шла об обыденных вещах. Говорил он красиво, да иначе, наверное, и не мог говорить. Это качество вырабатывается от постоянного чтения разной литературы и становится частью интеллекта. Игорю Павловичу не было еще 30 лет, и заинтересованное внимание к нему со стороны женщин не оставалось незамеченным. Он не прочь был во время командировок пофлиртовать, приударить за какой-нибудь ученой молодой дамой. Дома, же в это время оставалась не менее молодая дама, правда, не ученая – жена с двумя детьми, и ее влияние, ревность распространялись в пределах домашнего очага. В командировке, вдали от дома, где его никто не знал, статус мужа над ним не довлел, его никто не контролировал. Однако нельзя сказать, что Игорь Павлович был ловеласом, стремящимся во время отлучек из дома во что бы то ни стало одержать очередную победу над очередной женщиной. Были случаи, когда он днями и ночами во время командировок просиживал в своем номере и что-то писал, словно дома у него не было для этого времени и собственного угла. С женой у него все было нормально, как и у миллионов супругов, но и не хватало тех особых отношений, которые связывают любящих, а что касается духовной общности, то ее не было с самого начала их совместной жизни. И если дело не дошло до развода, то только благодаря детям. Их он любил до самозабвения. Как бы ни был занят, он отвечал на их бесчисленные, бесконечные вопросы, устраивал интеллектуальные и физические соревнования, мыл, стриг, готовил обеды, стирал белье. Словом, эта была действительно единственная и искреннейшая любовь, которую он не променял бы ни на какую другую. Дома он больше молчал, и только при виде детей становился словоохотливым, веселым, рассказывал придуманные на ходу, по случаю, сказки, истории о животных, читал. Общением с близкими по духу людьми очень дорожил, но и с ними встречался редко, разве что на заседаниях кафедры, общих собраниях или случайно в коридорах института в минуты между лекциями и семинарскими занятиями. И вот сейчас, приехав на недельный семинар, он собирался провести время активно и интересно. Едва успев войти в свой номер и как следует оглядеться, Игорь Павлович услышал вежливый стук в дверь. На пороге появился невысокий мужчина, возраст которого было трудно определить, но это был тот тип людей, когда можно обозначить только предел – не больше 70 лет.
Вошедший мужчина сразу поинтересовался: «На семинар?» – и, услышав утвердительный ответ, представился: «Василий Поликарпович, учитель истории средней школы». «Ну тоска», – про себя решил Игорь Павлович, подавая руку, и даже стал подумывать о психологической, возрастной и интеллектуальной несовместимости. И хотя Игорь Павлович сумел скрыть свое истинное отношение к неудобному для него соседу – он нарочито бодро и весело назвал себя, тем не менее от Василия Поликарповича не ускользнуло некоторое неудовольствие, словно легкая, едва заметная тень пробежала по лицу кандидата наук. Вошедший как можно мягче заметил: «Судя по всему программа семинара такова, что мы с Вами будем общаться только поздно вечером, перед сном». Впереди был почти целый свободный день, и они решили вместе идти в город. Но на выходе из гостиницы Василий Поликарпович вдруг неожиданно вспомнил, что ему нужно позвонить знакомому и дать телеграмму и не одну. Он извинился, сказав, что дело не терпит отлагательств и их пути разошлись. Игорь Павлович с облегчением вздохнул, его устраивало такое стечение обстоятельств. Весь остаток дня прошел у него в хлопотах: в беготне по магазинам, в выполнении семейных заказов и заказов коллег, в телефонных разговорах со старыми друзьями, в знакомстве с городом. Поздно вечером они встретились. Первым пришел Игорь Павлович, он уже был в постели, когда заявился Василий Поликарпович. Василий Поликарпович казался чем-то взволнованным, его помолодевшее лицо светилось какой-то тихой радостью, словно он совершил открытие и ему предстоит сообщить о своем научном достижении. Он несколько раз подходил к большому зеркалу и сосредоточенно всматривался в свое лицо, причесывая свои редкие седые волосы, и чему-то улыбался. Игоря Павловича это хождение и загадочная улыбка стали раздражать, он некоторое время сдерживался от соблазна зло пошутить, но все-таки, не выдержав, заметил – «Carpe diem», a затем процитировал:
_А_я-то_думал,_что_седые_
_Не_любят,_не_тоскуют,_не_грустят._
_Я_думал,_что_седые,_как_святые,_
_На_женщин_и_на_девушек_глядят..._
Нисколько не обидевшись, Василий Поликарпович спокойно заметил, что он сегодня встретился со своей первой любовью, молодостью. «Как, – Игорь Павлович даже привстал с койки, – с женщиной, она здесь, в этом городе?». «Да, нет, сейчас расскажу:
– Слушай, – перешел на ты Василий Поликарпович, – понимаешь, Игорь, я родом из одного из сельских районов этой области. В этом городе до войны учился на историко-филологическом факультете университета. Со второго курса ушел на фронт. Уже после войны доучивался в университете, по окончании которого оставляли в аспирантуре. Не остался, время было другое, но это особый разговор. – Василий Поликарпович тяжело вздохнул и продолжал. – В этом городе жила девушка, которую я любил и до сих пор люблю. Но все по порядку. Тебе, Игорь, покажется, возможно, странным, что хотя мы знакомы с тобой около часа, я решаюсь рассказать, излить, так сказать, свою душу, я ведь никогда никому ничего об этой любви не рассказывал. Но уж очень сегодня всколыхнули меня воспоминания о днях более чем сорокалетней давности. Я был в университете, побывал почти в каждой аудитории, облазил ботанический сад, университетскую рощу, побывал в знаменитой на весь мир научной библиотеке, сходил в общежитие, словом, встретился со своей молодостью. И этот день напомнил о миге, счастливом студенческом времени, о моей первой и последней любви – моей Ирине. С Ириной, – продолжал Василий Поликарпович, – познакомился в первый день, когда принес документы в университет. Я увидел за столом в коридоре третьего гуманитарного корпуса, около приемной комиссии, девушку невысокого роста, хрупкую, беленькую, очень красивую, еще в школьном белом фартуке, с длинной белой косой, ниспадающей ей на грудь. Девушка время от времени перебрасывала косу на плечо, но снова брала ее, видимо, она думала, как ей правильно составить заявление о приеме в университет, и механически, бездумно теребила косу. Мы познакомились с ней за столом у дверей деканата. Не зная, как правильно писать, я попросил у нее заявление как образчик и переписал. Она поступала на филологическое отделение факультета, а я на историческое. Сдав документы в приемную комиссию, мы отправились в студенческое общежитие.
Приемные экзамены сдали успешно, прошли по конкурсу. Мы были неразлучны с Ириной в аудитории, на сельхозработах, в театре, на разных студенческих собраниях. Наверное, Игорь, тебе, светскому обольстителю, сложно понять чистую дружбу, доверие, целомудренное отношение друг к другу. Трудно даже поверить, но меня страшила мысль о том, что когда-нибудь, со временем, смогу ее поцеловать, я боялся оскорбить ее таким прикосновением, да так за полтора года учебы и не насмелился. Что смотришь на меня как на некий древний реликт? Старомоден, да. Персона сентиментального романа XVIII века. В декабре 1941 года Ирина провожала меня на фронт. Там, на привокзальной площади, мы впервые, при всем честном народе, обнялись и поцеловались и, кстати, объяснились в любви. Видимо, я действительно старомоден, рассказать о своей любви и то не умею.
Всю войну я провел на передовой, в пехоте, а ведь в пехоте воевали, в основном, колхозники. Ох и поубивало нашего брата, но Бог миловал, я ни разу не был ранен и закончил службу в Чехословакии в звании рядового. Всю войну я писал ей на адрес университетского общежития, но за год до окончания войны письма мои стали возвращаться с пометой «адресат выбыл». Куда только я не писал, сделал бессчетное число запросов – все тщетно. Она словно сквозь землю провалилась, а может быть, и правда ее нет в живых. Она с четвертого курса ушла из университета, не оставив адреса своего нового пребывания.
После окончания университета, я работал некоторое время директором средней школы. Помню, однажды на августовской учительской конференции в нашем районе увидел со спины Ирину, русскую красавицу с белой косой, она стояла в окружении учителей и о чем-то говорила. Что во мне творилось, ты и представить не можешь. Эта красавица повернулась в мою сторону – то была другая женщина, вовсе не похожая на мою Ирину. В пустом классе после пережитого волнения я дал волю своим чувствам – разрыдался, как мальчишка, которого незаслуженно обидели. Таких ошибок потом было много, мне все казалось, что я найду ее, и так искал 11 лет. Ты знаешь, Игорь, философ Гельвеций (материалист, французский просветитель XVIII века) высказал мысль о том, что мы иногда видим то, что хотели бы видеть. Так прошло более 40 лет, а я по-прежнему люблю Ирину и помню ее такой, какой она призналась мне в любви в памятном декабре 1941 года. Сейчас у меня взрослые дети, есть уже и внуки, с женой мы живем хорошо, но, повторяю, первую любовь забыть не могу, да уже, видимо, и не смогу. Не было в моей, жизни ни одного случая или просто желания изменить жене, но иногда, во сне, я изменяю супруге только с Ириной, и сердце заходится от сознания того, что виною моей не до конца счастливой жизни явилась война. Жить мне осталось недолго, а тем не менее, все еще думаю о любви. С возрастом, дорогой Игорь Павлович, я все больше понимаю мудрый афоризм древних греков «Omnia praeclara – гага» – «Все прекрасное – редко». Это тебе ответ на твой афоризм «Лови момент» – «Carpe diem». А что касается уяснения сути человеческих отношений, то на твое цитирование поэта Василия Федорова отвечу его же строчками из другого стихотворения:
_Не_пора_ли,_не_пора_ли_
_Нам_игрушки_подбирать._
_Мы_все_игры_доиграли,_
_Больше_не_во_что_играть._
_И_в_любви_не_портить_крови,_
_Ибо_знают_наперед,_
_Что_количество_любовей_
_В_качество_не_перейдет._
И давай, Игорек, спать, завтра еще наговоримся на семинаре». «Ну, дела, – думал Игорь. – Вот отбрил, так отбрил в конце своего рассказа. Умный какой учитель оказался». Он долго ворочался, не мог заснуть. Свет уличного фонаря падал на лицо спокойно спящего Василия Поликарповича. И глядя на это лицо, Игорь Павлович благодарностью и уважением проникся к этому человеку, преподавшему ему урок этики. И еще думал молодой философ о том, что вот он, Василий Поликарпович, и сейчас в мирной нашей жизни рядовой солдат, без которых не мыслится ни одно событие сегодняшнего времени.
Как бы он хотел иметь такого мудрого отца. Игорь был еще маленьким, когда умер его отец: сказались ранения, полученные и» время войны. Думал Игорь и о том, что в его жизни не было такого нравственного учителя, который оставил бы по себе память. Утром Игорь проснулся рано, он спешно оделся и сбежал вниз, чтобы заказать телефонный разговор с женой, хотя раньше он этого никогда не делал. «Да, семинар еще не начался, а этические проблемы уже приходится решать», – думал Игорь Павлович, собираясь на пленарное заседание республиканского семинарa по этике.
Станислав Ломакин
_СТАНИСЛАВ_ЛОМАКИН_
КАТАРСИС
Регистрация участников республиканского семинара по этике проходила в гостинице. Часть его участников, приехавших, прилетевших из разных городов России, уже толпилась у стойки администратора, оформляя гостиничные номера. Игорю Павловичу Маркелову, молодому доценту, хотелось получить номер на одного, и он был явно разочарован, когда администратор выдала ему ключ от номера на двоих. В одноместном номере, ему отказали, объяснив, что в городе проходит одновременно три конференции разного уровня, сказали, что ему еще повезло, как приехавшему раньше времени. Другим предстоит жить в трех-четырехместных номерах. Игорь Павлович любил ездить на конференции, семинары, симпозиумы, на которых преображался: становился активным, обзаводился новыми друзьями. Во время секционных заседаний смело вступал в словесные перепалки с докторами наук и слыл среди ученой братии ершистым и неглупым малым. Свободному общению с людьми различного интеллектуального уровня Игорь Павлович обязан природной памяти и огромной работоспособности. Его знания из различных областей науки были поразительны, удивляли даже узких специалистов того или иного направления науки.
Его недилетантское знакомство с научной литературой, знание трех европейских языков, пристальный интерес к поэзии, к многочисленным жанрам искусства придавали его общению с коллегами утонченный характер. Но особенно его выделяли женщины. Они обращали сначала внимание на его внешность. Игорь Павлович был красив, высок, худощав, со спортивной фигурой. Глядя на его широкие плечи, можно было усомниться, что перед вами ученый муж. Однако после первых же фраз, которые он произносил, обращаясь к собеседнику, собеседнице, те невольно попадали под какое-то магическое воздействие. Его глубоко посаженные черные глаза, над которыми возвышался высокий лоб, словно пронизывали насквозь, заставляли человека исповедоваться. Не последнюю роль, видимо, играл и его голос, он завораживал, даже если речь шла об обыденных вещах. Говорил он красиво, да иначе, наверное, и не мог говорить. Это качество вырабатывается от постоянного чтения разной литературы и становится частью интеллекта. Игорю Павловичу не было еще 30 лет, и заинтересованное внимание к нему со стороны женщин не оставалось незамеченным. Он не прочь был во время командировок пофлиртовать, приударить за какой-нибудь ученой молодой дамой. Дома, же в это время оставалась не менее молодая дама, правда, не ученая – жена с двумя детьми, и ее влияние, ревность распространялись в пределах домашнего очага. В командировке, вдали от дома, где его никто не знал, статус мужа над ним не довлел, его никто не контролировал. Однако нельзя сказать, что Игорь Павлович был ловеласом, стремящимся во время отлучек из дома во что бы то ни стало одержать очередную победу над очередной женщиной. Были случаи, когда он днями и ночами во время командировок просиживал в своем номере и что-то писал, словно дома у него не было для этого времени и собственного угла. С женой у него все было нормально, как и у миллионов супругов, но и не хватало тех особых отношений, которые связывают любящих, а что касается духовной общности, то ее не было с самого начала их совместной жизни. И если дело не дошло до развода, то только благодаря детям. Их он любил до самозабвения. Как бы ни был занят, он отвечал на их бесчисленные, бесконечные вопросы, устраивал интеллектуальные и физические соревнования, мыл, стриг, готовил обеды, стирал белье. Словом, эта была действительно единственная и искреннейшая любовь, которую он не променял бы ни на какую другую. Дома он больше молчал, и только при виде детей становился словоохотливым, веселым, рассказывал придуманные на ходу, по случаю, сказки, истории о животных, читал. Общением с близкими по духу людьми очень дорожил, но и с ними встречался редко, разве что на заседаниях кафедры, общих собраниях или случайно в коридорах института в минуты между лекциями и семинарскими занятиями. И вот сейчас, приехав на недельный семинар, он собирался провести время активно и интересно. Едва успев войти в свой номер и как следует оглядеться, Игорь Павлович услышал вежливый стук в дверь. На пороге появился невысокий мужчина, возраст которого было трудно определить, но это был тот тип людей, когда можно обозначить только предел – не больше 70 лет.
Вошедший мужчина сразу поинтересовался: «На семинар?» – и, услышав утвердительный ответ, представился: «Василий Поликарпович, учитель истории средней школы». «Ну тоска», – про себя решил Игорь Павлович, подавая руку, и даже стал подумывать о психологической, возрастной и интеллектуальной несовместимости. И хотя Игорь Павлович сумел скрыть свое истинное отношение к неудобному для него соседу – он нарочито бодро и весело назвал себя, тем не менее от Василия Поликарповича не ускользнуло некоторое неудовольствие, словно легкая, едва заметная тень пробежала по лицу кандидата наук. Вошедший как можно мягче заметил: «Судя по всему программа семинара такова, что мы с Вами будем общаться только поздно вечером, перед сном». Впереди был почти целый свободный день, и они решили вместе идти в город. Но на выходе из гостиницы Василий Поликарпович вдруг неожиданно вспомнил, что ему нужно позвонить знакомому и дать телеграмму и не одну. Он извинился, сказав, что дело не терпит отлагательств и их пути разошлись. Игорь Павлович с облегчением вздохнул, его устраивало такое стечение обстоятельств. Весь остаток дня прошел у него в хлопотах: в беготне по магазинам, в выполнении семейных заказов и заказов коллег, в телефонных разговорах со старыми друзьями, в знакомстве с городом. Поздно вечером они встретились. Первым пришел Игорь Павлович, он уже был в постели, когда заявился Василий Поликарпович. Василий Поликарпович казался чем-то взволнованным, его помолодевшее лицо светилось какой-то тихой радостью, словно он совершил открытие и ему предстоит сообщить о своем научном достижении. Он несколько раз подходил к большому зеркалу и сосредоточенно всматривался в свое лицо, причесывая свои редкие седые волосы, и чему-то улыбался. Игоря Павловича это хождение и загадочная улыбка стали раздражать, он некоторое время сдерживался от соблазна зло пошутить, но все-таки, не выдержав, заметил – «Carpe diem», a затем процитировал:
_А_я-то_думал,_что_седые_
_Не_любят,_не_тоскуют,_не_грустят._
_Я_думал,_что_седые,_как_святые,_
_На_женщин_и_на_девушек_глядят..._
Нисколько не обидевшись, Василий Поликарпович спокойно заметил, что он сегодня встретился со своей первой любовью, молодостью. «Как, – Игорь Павлович даже привстал с койки, – с женщиной, она здесь, в этом городе?». «Да, нет, сейчас расскажу:
– Слушай, – перешел на ты Василий Поликарпович, – понимаешь, Игорь, я родом из одного из сельских районов этой области. В этом городе до войны учился на историко-филологическом факультете университета. Со второго курса ушел на фронт. Уже после войны доучивался в университете, по окончании которого оставляли в аспирантуре. Не остался, время было другое, но это особый разговор. – Василий Поликарпович тяжело вздохнул и продолжал. – В этом городе жила девушка, которую я любил и до сих пор люблю. Но все по порядку. Тебе, Игорь, покажется, возможно, странным, что хотя мы знакомы с тобой около часа, я решаюсь рассказать, излить, так сказать, свою душу, я ведь никогда никому ничего об этой любви не рассказывал. Но уж очень сегодня всколыхнули меня воспоминания о днях более чем сорокалетней давности. Я был в университете, побывал почти в каждой аудитории, облазил ботанический сад, университетскую рощу, побывал в знаменитой на весь мир научной библиотеке, сходил в общежитие, словом, встретился со своей молодостью. И этот день напомнил о миге, счастливом студенческом времени, о моей первой и последней любви – моей Ирине. С Ириной, – продолжал Василий Поликарпович, – познакомился в первый день, когда принес документы в университет. Я увидел за столом в коридоре третьего гуманитарного корпуса, около приемной комиссии, девушку невысокого роста, хрупкую, беленькую, очень красивую, еще в школьном белом фартуке, с длинной белой косой, ниспадающей ей на грудь. Девушка время от времени перебрасывала косу на плечо, но снова брала ее, видимо, она думала, как ей правильно составить заявление о приеме в университет, и механически, бездумно теребила косу. Мы познакомились с ней за столом у дверей деканата. Не зная, как правильно писать, я попросил у нее заявление как образчик и переписал. Она поступала на филологическое отделение факультета, а я на историческое. Сдав документы в приемную комиссию, мы отправились в студенческое общежитие.
Приемные экзамены сдали успешно, прошли по конкурсу. Мы были неразлучны с Ириной в аудитории, на сельхозработах, в театре, на разных студенческих собраниях. Наверное, Игорь, тебе, светскому обольстителю, сложно понять чистую дружбу, доверие, целомудренное отношение друг к другу. Трудно даже поверить, но меня страшила мысль о том, что когда-нибудь, со временем, смогу ее поцеловать, я боялся оскорбить ее таким прикосновением, да так за полтора года учебы и не насмелился. Что смотришь на меня как на некий древний реликт? Старомоден, да. Персона сентиментального романа XVIII века. В декабре 1941 года Ирина провожала меня на фронт. Там, на привокзальной площади, мы впервые, при всем честном народе, обнялись и поцеловались и, кстати, объяснились в любви. Видимо, я действительно старомоден, рассказать о своей любви и то не умею.
Всю войну я провел на передовой, в пехоте, а ведь в пехоте воевали, в основном, колхозники. Ох и поубивало нашего брата, но Бог миловал, я ни разу не был ранен и закончил службу в Чехословакии в звании рядового. Всю войну я писал ей на адрес университетского общежития, но за год до окончания войны письма мои стали возвращаться с пометой «адресат выбыл». Куда только я не писал, сделал бессчетное число запросов – все тщетно. Она словно сквозь землю провалилась, а может быть, и правда ее нет в живых. Она с четвертого курса ушла из университета, не оставив адреса своего нового пребывания.
После окончания университета, я работал некоторое время директором средней школы. Помню, однажды на августовской учительской конференции в нашем районе увидел со спины Ирину, русскую красавицу с белой косой, она стояла в окружении учителей и о чем-то говорила. Что во мне творилось, ты и представить не можешь. Эта красавица повернулась в мою сторону – то была другая женщина, вовсе не похожая на мою Ирину. В пустом классе после пережитого волнения я дал волю своим чувствам – разрыдался, как мальчишка, которого незаслуженно обидели. Таких ошибок потом было много, мне все казалось, что я найду ее, и так искал 11 лет. Ты знаешь, Игорь, философ Гельвеций (материалист, французский просветитель XVIII века) высказал мысль о том, что мы иногда видим то, что хотели бы видеть. Так прошло более 40 лет, а я по-прежнему люблю Ирину и помню ее такой, какой она призналась мне в любви в памятном декабре 1941 года. Сейчас у меня взрослые дети, есть уже и внуки, с женой мы живем хорошо, но, повторяю, первую любовь забыть не могу, да уже, видимо, и не смогу. Не было в моей, жизни ни одного случая или просто желания изменить жене, но иногда, во сне, я изменяю супруге только с Ириной, и сердце заходится от сознания того, что виною моей не до конца счастливой жизни явилась война. Жить мне осталось недолго, а тем не менее, все еще думаю о любви. С возрастом, дорогой Игорь Павлович, я все больше понимаю мудрый афоризм древних греков «Omnia praeclara – гага» – «Все прекрасное – редко». Это тебе ответ на твой афоризм «Лови момент» – «Carpe diem». А что касается уяснения сути человеческих отношений, то на твое цитирование поэта Василия Федорова отвечу его же строчками из другого стихотворения:
_Не_пора_ли,_не_пора_ли_
_Нам_игрушки_подбирать._
_Мы_все_игры_доиграли,_
_Больше_не_во_что_играть._
_И_в_любви_не_портить_крови,_
_Ибо_знают_наперед,_
_Что_количество_любовей_
_В_качество_не_перейдет._
И давай, Игорек, спать, завтра еще наговоримся на семинаре». «Ну, дела, – думал Игорь. – Вот отбрил, так отбрил в конце своего рассказа. Умный какой учитель оказался». Он долго ворочался, не мог заснуть. Свет уличного фонаря падал на лицо спокойно спящего Василия Поликарповича. И глядя на это лицо, Игорь Павлович благодарностью и уважением проникся к этому человеку, преподавшему ему урок этики. И еще думал молодой философ о том, что вот он, Василий Поликарпович, и сейчас в мирной нашей жизни рядовой солдат, без которых не мыслится ни одно событие сегодняшнего времени.
Как бы он хотел иметь такого мудрого отца. Игорь был еще маленьким, когда умер его отец: сказались ранения, полученные и» время войны. Думал Игорь и о том, что в его жизни не было такого нравственного учителя, который оставил бы по себе память. Утром Игорь проснулся рано, он спешно оделся и сбежал вниз, чтобы заказать телефонный разговор с женой, хотя раньше он этого никогда не делал. «Да, семинар еще не начался, а этические проблемы уже приходится решать», – думал Игорь Павлович, собираясь на пленарное заседание республиканского семинарa по этике.