О душе и не только
Станислав Ломакин








_СТАНИСЛАВ_ЛОМАКИН_ 





МИЛОСЕРДИЕ


Уже более месяца Николай Андреевич Томилов, учитель гео­графии, кормит бездомных собак. Январь выдался на редкость морозным. И, несмотря на суровую зиму, Николай Андреевич специально каждый день напоминает себе придуманное им оп­равдание своих действий. Собаки – тварные существа, и, если я прекращу свою благотворительную деятельность, Бог осудит меня. В семье уже привыкли к чудачествам Николая Андрееви­ча и без ворчания, осуждений помогают ему. Конечно, иногда его посещают такие мысли: сегодня сотни тысяч людей по всей России рыскают по помойкам в поисках бутылок и пищи, а я альтруист для собак – не для людей. Но люди понимают свое состояние, оправдывается Николай Андреевич, и часто не пыта­ются изменить свою жизнь, находя для себя защитный мотив: многие так живут; наконец, они наделены разумом, чего не ска­жешь о животных.

Сучка ощенилась под плитами, где проложена теплотрасса. Мимо ежедневно проходят тысячи людей, т. к. здесь остановка электрички и поезда Тюмень–Вагай. Идут с работы усталые люди домой, переходя железнодорожные пути, и видят худущую, глад­кошерстную, невысокого роста маму с пустыми, отвисшими со­сками и шестерых щенят, выползающих из-под плит в надежде на благосклонность спешащих в свои цивилизованные норы лю­дей. Холод гонит людей, и им не до сострадания, у самих хлопот столько – им бы кто-нибудь бы помог. Но, бывает, остановятся и смотрят на Николая Андреевича как на чудака или сумасшед­шего, когда он разливает суп из трехлитровой банки в пласт­массовые тарелки. Остановившиеся дамы и господа, в основном пожилые, как правило, задают один вопрос: «Сколько щенят?» Отвечает: «Шесть». И тут наступает время Николая Андреевича: он преображается, и его рассказ действует на интересующихся собаками людей неотвратимо. Говорит он всем примерно следую­щее (с небольшими вариациями): «Мне одному трудновато про­кормить ораву, но, как сказано в речениях святых отцов, чело­век, помогающий тварным существам, т. е. собакам, помогает одновременно себе и своей семье. Доброе дерзновенье – великий дар Божий и великое сокровище души! Нравственный поступок непременно будет оценен по достоинству свыше».

Такие беседы Николая Андреевича не проходили даром. Он стал замечать: рядом с логовом собак стали появляться кости, хлеб, да в таких количествах, что не съедались. Мир не без доб­рых людей. Однако иногда появлялись такие мысли. Ну, хоро­шо, вырастут они, все шесть, не без моей помощи и помощи других людей, а что дальше? Кому они нужны, беспородные дворняги? Щенята тем временем подрастали, они перестали бо­яться Николая Андреевича, и при его приближении бежали к нему сломя голову, ластились, терлись об ноги – встречали сво­его кормильца. Они знали его голос и различали по запаху. Гля­дя на веселящихся подросших щенят, он все размышлял о том, что они обречены на страдания, но ведь и люди приходят в этот мир тоже на страдания, ибо если человек не познает невзгоды жизни, то как он узнает радостные мгновения бытия.

Жизнь честных людей во все времена была многотрудной, сегодняшняя – в особенности. В конце января Николай Андреевич недосчитался сразу троих щенят.

Первая мысль: может, замерзли под плитами. Но морозов больших не было, оставшиеся трое беззаботно веселились, а справная мама слегка беззаботно ворчала на них, призывая к порядку. Дай-то Бог, нашлись сострадательные люди, может, и с осталь­ными все образуется. Образовалось. Пришло такое время, когда и последнего, самого маленького, тощего забрали добрые люди. Николай Андреевич по-прежнему ходит на работу через железнодорожные пути и что-нибудь приносит для осиротевшей Пальмы, так он назвал ее про себя. Во время зимних каникул Николай Андреевич около двух недель не был у Пальмы. Каково же была его удивление и открытие: Пальма стала тучнеть и тяжелеть. «Ничего не поделаешь, такова природа, такова жизнь, надо помогать», – настраивал себя Николай Иванович.