О душе и не только
Станислав Ломакин





_СТАНИСЛАВ_ЛОМАКИН_ 





ДИАЛОГ С САМИМ СОБОЙ


В окно пятистенного деревянного дома, стоявшего на конце деревне Сергеевки, подул свежий ветерок, облака сгустились и заслонили собой месяц. Деревья зашелестели, зашумели: заколы­хались рябины, черемуха, дождем посыпались лепестки цвету­щей яблони. Птицы уже устроились на ночлег. Издалека доно­сится лай собак и неясный разговор припозднившихся мужчины и женщины, идущих за телегой. На противоположном краю де­ревни слышен одинокий звук гитары, расстоянием смягченный, он томительно грустно звенит в чистом прозрачном воздухе. Ва­силий Фёдорович Чернявский, пенсионер, хозяин дома, не спал уже трое суток, он слушал радиостанцию «Маяк» и ловил через каждые полчаса сообщения из Москвы. Причина этой бессонни­цы для него наиважнейшая. Василий Фёдорович всё ещё надеялся, что президент страны Владимир Путин не подпишет закон о продаже земли. Как бывший тракторист и комбайнёр, он очень переживал, когда часть депутатов Государственной Думы и Со­вета Федерации одобрили данный закон и теперь оставалась одна надежда-президент. Бывший механизатор, всю свою жизнь свя­занный с землей, Василий Фёдорович понимал, что если земля-кормилица станет товаром, то это последнее, что нас связывает с Россией. Мысленно он костерил либералов-демократов, называл их пятой колонной, космополитами, которым недорого Отечест­во, голосовавшим за данный закон. Они, по мнению пенсионера, не думают о последствиях и будущих поколениях людей. Мысли его часто возвращались к началу перестройки, когда руководите­ли-разрушители страны и продажные журналисты говорили и пи­сали об инвестициях, которые будут направлены во все сферы производства и особенно в сельское хозяйство. Что из этого по­ручилось, сегодня каждый школьник знает. А что говорили о приватизации, какие частная собственность даёт преимущества перед государственной собственностью? Словом, развивали про­изводство, восемьдесят процентов населения осталось за чертой бедности. Продолжается тотальное разграбление России. Васи­лий Федорович, выйдя на пенсию, много читал: стал постоянным читателем библиотеки, слушал радио и смотрел телевидение, хо­тя и плевался, слушал декорированную ложь, льющуюся с теле­экрана. Думы, думы днем и ночью не покидали старика. Он под­нялся с кровати и подошел к открытому окну. Ночь была светлая, мягкая: осыпанная цветами яблони. Молочно-дьмчатые облака несутся по бледно-голубому небу, скрывая полупрозрачными по­кровами месяц и слабо мерцающие звезды. Облака иногда разры­вались я освобождали месяц; тихо плывет он по небосводу, рас­сеивая все более ночные тени, чуть видневший через дорогу лес. Засеребрилась трава, распустившаяся листва, нежная, прозрач­ная., как кружево, засияла роса, унизывающая крупными слезин­ками благоуханными чашечки цветов. Воздух, отягощенный сладким ароматом черёмухи, смородины, среди которого как бы издалека, проносится тонкий, едва уловимый запах яблонева цве­та, словно манит, тянет под стройно воздушную колоннаду бело­снежных берёз, под пахучую сень цветущей яблони. Близится рассвет, уже первые деревенские петухи возвестили о приходе будущего дня. Боже мой, как прекрасен мир природы! Сколько лет Василий Фёдорович наслаждался этим миром и не может на­сладиться до сих пор. Почему-то вспомнились стихи Василия Бе­лова, он любил писателей «деревенщиков», но особенно близок ему Василий Иванович Белов:



_...Прощаю_вам_всё:_отчужденье_столицы_
_И_светлого_Севера_черную_ночь,_
_Но_хлеб_из_чужой,_из_заморской_пшеницы,_
_Поверьте,_жевать_не_хочу_и_невмочь._
_Я_всех_накормлю..._
_Но_оставьте_в_покое_
_На_древней_Земле,_у_травы_молодой!_
_Не_трогайте_избу_мою_над_рекою_
_И_белую_церковь_над_синей_водой!_



Мысли снова и снова возвращались к земле. Что ждет кре­стьянство? Страну наводняю эмигранты из разных стран... Кто будет работать на земле, если деревни уже опустели, страна вы­мирает, почти миллион в год. Землю, которую выделили части крестьян, после уничтожения колхозов, нечем обрабатывать. Бывшая сельхозтехника растащена и пришла в негодность, ку­пить новую не по карману даже удачливым фермерам. Где оно, счастье, и есть ли оно? – размышлял Василий Фёдорович и при­шел к выводу, что счастье подобно часам: чем проще механизмы, тем реже оно портится. От таких дум легче не становилось. В по­следних известиях по радио сообщали, что в ряде европейских стран приняты законы о регистрации брака людей одного пола. Неужели в нашем Отечестве дойдёт то того, что распутство, ко­торому предали благообразие, не будет оскорблять честных лю­дей? Наступал рассвет. Солнце поднималось всё выше и выше, оно пробиралось сквозь деревья и заливало лучами всю деревню.

Василий Фёдорович продолжал стоять у раскрытого окна, а радио продолжало вещать. Сообщали: японцы изобрели миниа­тюрный компьютер, который равен ручным часам. Не будучи си­лен в такой миниатюрной технике, Василий Фёдорович подумал: электронная свалка превращается в компьютерную шизофрению, файловую проституцию, девальвирующую мышление человека. Люди перестали читать книги. Надо жить не только разумом, но, прежде всего чувствами, чтобы память была на побегушках у сердца, – размышлял старик, – вглядываясь в начавшийся жаркий день. Наивный человек – Василий Фёдорович считал: если делать добрые дела, и они становятся известными, то умный, нравствен­ный человек чувствует себя не вознагражденным, а наказанным. Только такие люди могут возродить Россию. А что сегодня про­исходит? Правительство делает непотребные дела для народа и даже не стыдится их. Старик еще некоторое время слушал радио­приемник и, не дождавшись информации о том, о чём думал по­стоянно последнее время, решил пойти в поле. Он пошел просе­лочной дорогой через редкий лесок, в деревне его называют околком.

Солнце уже припекало, ветра почти не было. Деревья, зали­тые горячим светом, будто оцепенели от жары. Только птицы не­утомимо пели свои песни, и все вокруг в безмолвии внимало этим песням любви. Василий Фёдорович снова перебирал в уме прочитанные за последнее время статьи о земле и, погружаясь в политику, перестал любоваться природой. Политикой он интере­совался всегда, и у него был свой взгляд на события, происхо­дившие в мире. После прочтения какой-либо мудрой статьи у не­го возникали понятия, которые он переносил на Россию. Как-то незаметно, не вдруг возник лучезарный, неземной образ Отечества и стал принимать определенные, осязаемые черты, т.е. какой должна быть Россия. Он стал проповедником в своей деревне. Со всем своим бескорыстием, младенческой чистотой сердца, вос­торженно безумной любовью к своей Родине, он заставил заду­маться своих друзей и близких о том, как мы живём. Почему нас не уважают в мире, почему мы сами не уважаем и не являемся могучим потоком, стремящимся к одной цели – искреннему слу­жению Отчизне?

Зной становился нестерпимым. На пшеничном поле после леса Василию Федоровичу показалось еще жарче. В поле всё спряталось, притаилось, задремало, оно, словно остановило свой бег. Только иногда ветерок вздымал волны молодой, плотно стоящей пшеницы. Вечером Василия Федоровича Чернявского, участника Великой Отечественной войны, Героя Советского Союза нашли на пшеничном поле, которое он убирал на комбайне не один десяток лет. Колосья пшеницы, примятые при паде­нии, и васильки склонились к лицу ветерана, словно оплакивали великого труженика, защитника земли. Он не дождался решения президента о продаже земли, может, и к лучшему, который все – таки, как глава государства, подписал закон, не сообразуясь с мнением народа, не проведя референдум по самому важнейшему вопросу для России...