О душе и не только
Станислав Ломакин





_СТАНИСЛАВ_ЛОМАКИН_ 





ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ ВЕСНА


Тяжелые капли дождя настигли Анатолия Степановича Ситникова, когда он вытаскивал последнюю жердь из леса. Она ока­залась самой длинной и неудобной. Он надсадно подтянул её к уже лежавшим кучкой, закинул комель, а затем вершинку, вы­ровнял все жерди и стал раздеваться. Дождь не утихал, он, слов­но играючи хлестал старика с разных сторон: то зайдёт со спи­ны, затем ударит в бок, то забежит спереди и обмоет, в который раз, потное лицо старика.

Старик неспешно снял видавшую виды старую рубаху и стал её выжимать. Дождь стал затихать, поредевшие, но ещё грозные облака плыли, нависали над лесом и скрывались за окоёмом, за видимой чертой леса и поляной, где призрачно угадывалась до­рога, ведущая к деревне. Анатолий Степанович удобно распо­ложился на жердях, расправил рубаху, чтобы быстрее высыха­ла, и предался размышлениям. Куда плывут эти облака? Навер­ное, вновь собьются в тучу, прольются дождём в другом месте, а потом земными токами дойдут до всех живших и живущих на планете Земля, соединяя их с небом. Солнце всё чаще вы­ныривало из-за уже немногочисленных облаков, и старик решил проветрить штаны. Снимая их, он критически посмотрел на своё тело, отметив дряблость живота, худосочность рук и почти пол­ное отсутствие мышц. Укатали годы Сивку-Бурку, как-никак де­вять лет осталось до сотни. «Посуде, с трещиной нет износу, – думал он, – да глядеть тошно»...

Потянул свежий тёплый ветерок, и в ноздри его сразу проник запах разнотравья, лишённый изысканности. Мысли старика бы­ли рваные, не стреноженные и перескакивали с одной темы на другую, мешая сосредоточиться. Хорошо после дождя на исхо­де весны, когда нет мошки, ещё не встал на крыло комар, не по­явился гнус, который мешает жить скотине и людям... "Завтра попрошу у бригадира лошадь и привезу жерди в усадьбу", – ду­мал он.

В такие минуты Анатолий Степанович часто возвращался во времена своей молодости. Он был участником необъявленной войны на Халхин-Голе, разгрома японцев на горе Баин-Цыган. Принимал участие в непопулярной советско-финской войне, предшествующей Великой Отечественной, которую прошёл от начала до конца. Анатолий Степанович чудом выжил, выйдя не­вредимым из ада Сталинградской, Курской битв. Дивизия, в кото­рой он служил, участвовала во взятии Берлина. Мысли ветерана войны и труда плавно перетекали из прошлого в настоящее. Прошедший три войны и проработавший в колхозе около пяти­десяти лет, пришёл к выводу, что сегодня в России жить не­безопасно, каждый день ты словно идёшь по минному полю. Ли­бералы-демократы совершили надругательство над русским на­родом. Они, бесы, попрали все права, оскотинив миллионы лю­дей своей бездуховной идеологией стяжательства. Деревня спи­вается и вымирает, молодёжь покидает её в поисках лучшей доли. Мы живём, – размышлял старик, – в провальное время, когда ду­ховное попечительство над народом осуществляют подонки, не прошедшие духовное окормление, духовное воцерковление. Всё больше становится бесчестных людей. Они увлекают за собой людей посредственных, а честность замыкается в себе, ей не до крикливости... Сегодняшние либералы-демократы облучены за­падной цивилизацией и навязывают её современной молодежи...

Вереницы слепков с жизни своих трех сыновей и знакомых проносились в сознании старика. Год назад он съездил к младше­му сыну в город и поразился его рассказу о жизни. Андрей, имея два высших образования, в течении двух лет не мог найти рабо­ту. Наконец, ему "повезло": устроился на высокооплачиваемую работу столяром в мастерскую при похоронном бюро. Исповедь сына потрясла отца тем, что сотни людей, делающих гробы, не успевали выполнять заказы. Гробы в основном изготавливали для молодёжи. Число погибших от рук бандитов, спившихся, по­кончивших с собой, умерших от наркопередозировки с каждым месяцем возрастает. Под плитами на кладбищах лежит одна моло­дёжь. У среднего сына своя беда: жена своевольничает, изменяет, не может обуздать свои страсти, увеличивая свои пороки. Подчиняясь блуду, жена сына судит других, по степени изощрённости собст­венных чувств. И главное, что обескураживает сына – неспособ­ность понять, осознать благородство и честность многих людей, для которых внутренняя нравственная природа, душевная чистота яв­ляются сутью жизни. Этого жена не может уразуметь, она жаждет исступленно острых ощущений. Вся остальная жизнь, вне страсти, для нее пресна, жена алчет только восторгов и медленно, и неотвра­тимо духовно опустошается, опускается, приближая себя к небытию. Анатолий Степанович, размышляя о собственной жизни, жизни детей, внуков и знакомых, все больше укреплялся в мысли, что сна­чала нужно посеять в душе человека добрые семена, а потом лелеять ростки, ввиду их хрупкости. Когда хлебороб трудится в поле, его душевная чистота, его помыслы о будущем хлебе пребывают в нём, вдали от окружающей нас суеты. Люди, по мнению Ситникова, в ка­кое-то время ведут себя странно, двойственно, свиваясь в спираль, как время. И нужно помнить, что зыбкое, изменчивое, неоднородное, вечно изменяющееся социальное время не изменяет базовых ценно­стей, и, как говорят в народе: "без стыда рожу не износишь". Старик, пригревшись на солнце, медленно погружался в дрёму. Его мысли, стали растворяться, превращаясь в бесформенные очертания не­понятной для него действительности…