306 Коняев До поры до времени
Unknown










Николай Коняев  





ВСЕ ПЕРЕВРУТ



Рассказ


1

Начальнику Осихинского

районного архива.

Здравствуйте, дорогой товарищ начальник. С горячим приветом и массой наилучших пожеланий к Вам и Вашему семейству бывшая труженица колхоза им. Сталина, а ныне пенсионерка д. Новопетрухино Прииртышского совхоза Шипицына Мария Савельевна. Во первых строках моего письма, простите старуху темную, что не знаю Вашей фамилии, а также как звать-величать. У кого из своих деревенских ни спрашивала, никто не подсказал. Не обессудьте: деревня наша махонькая, молодых раз-два — и обчелся, а с нас, гнилушек старых, какой спрос — мы и свои фамилии потихоньку забываем, потому как живем по старинке, друг дружку больше по кличкам знаем.

Уж я совсем было отчаялась, не ведая Вашей фамилии, да, спасибо, квартирант Костя Шильников надоумил на­писать прямо на архив. Вы, товарищ начальник, моего квар­тиранта, должно быть, знаете. Его всякий в Осихине знает. Шоферил в сельхозтехнике, три осени кряду к нам на убо­рочную приезжал да и остался. Ради фельдшерицы Кати Полозовой. Катерина — девка видная, с дипломом. Но при­вередница, каких свет не видывал. Попервости глазки стро- ила-строила, хвостом вертела-вертела, а как достроилась, довертелась, стронула парня с места, так назад пятки. Го­ворят, что больно Костя пресный, равнодушный. А чего зря хаять? На работе не нахвалятся, не бражничает. Парень, каких мало!

Катерина раньше-то частенько забегала. Попроведует, давление измерит, укол, когда надо, поставит. А как с Кос­тей разругалась, стороной обходит. Прокопается вот в ухажерах-то, будет ноги крашеные грызть. Дюже парня жалко. То, бывало, вечерами дома не увидишь, а теперь на диване лежкой лежит, книжки толстые читает. Целую гору начитал, сильно на них разозлился, кабы худо с головой не сделалось... Я вот множко ль покарябала, а зашумело в голо­ве, круги пошли перед глазами. Опять давление скокнуло...

Однако, сильные таблетки Катерина прописала. Одну намедни проглотила, и смануло меня в сон.

А еще простите, что пишу как курица лапой. Глазыньки мои от горькой жизни совсем никудышными сделались — строчки на бумаге расплываются. Да и грамотешки чуть-чуточек. Ни единого денечка в школу не ходила, век на свете пешкой прожила. В школу время подошло, я, дуреха, в сле­зы: милые маменька с тятенькой, буду по хозяйству помо­гать, сестренок буду нянькать, что хотите делать стану, только не учиться. Пуще смертушки школы боялась. От гор­шка два вершка была, когда мама-покойница — Царство ей небесное — показала, где ее брательника, дядю, значит, моего, колчаки насмерть застрелили. Сперва плетками в деревне исхлестали, а потом озлились и в кустах за шко­лой застрелили. Я мимо ходить и забоялась. Кого еще по- нимала-то? Тяте по уму-то взять бы в руки дрын хороший да тем дрыном гнать меня, соплюху, до порога школы. Но родители иначе рассудили: не реви, глупышка, знать, не суждено всем учеными-то быть, кому-то и хозяйство на­добно вести. И то: нас у мамы с тятей пятеро росло да, как на тятину беду, все девки, я — третья по порядочку. Хозяй­ство большое держали. А как прожить иначе? Такую, как у нас, ораву, прокормить, обуть, одеть надо было исхитрить­ся. Уж за то маме с тятей спасибо и низкий поклон, что по миру нас не пустили. Если Вы, товарищ начальник, чело­век пожилой и крестьянского сословия, то мне ли Вам рас­писывать, какая наша учеба была. И каково мне в жизни пришлось неученой...

Я свою грамотешку всю жизнь потихоньку осваивала. В покос перед войной меня к поварихе приставили. Кол­хоз поначалу хиленький был, откудова сразу богачеству взяться? Кормежку варили покосником жидкую, а мужики петрухинские — лбы, как на подбор, да на вольном воздухе промнутся, им только подавай, быка зараз умолотили бы. Из дому кто яичек, сальца, кто молока прихватывали. А больше, конечно, картошки родимой, она завсегда у нас удавалась — в худые годы яму насыпали. Повариха поспать здорова была. Вот и раззевается: ты, Марейка, с картошкой управься, а я малость подремлю, ночью, скажет, не посла­лось. Ляжет и задаст храповицкого, а я за картошку, чтоб к обеду успеть. Сижу себе да чищу. И вот однажды призаду­малась, не заметила, как на картошинах буковки выреза­ла — «А» и «М». Аня, значит, и Маруня. Были в нашей бри­гаде Аня Веселова и Маруня Лизунова. У Аннушки картош­ка крупная да здоровая, что твои поросята, а у Маруни — мелкая, в ростках, и всегда издряблая...

Вырезала и оторопела. Стукнуло мне в голову, как сло­ва из буковок складываются. К Марунечкиной Аннушки- ну будет тебе «МА», а повторить — и «МАМА». Вскочила да и в пляс. Руки зазудились, давай «ТЯТЯ» вырезать. Заиг­ралась, не увидела, как покосники приехали. Картошка не отварена, а я в букварь играю. Повариху растолкали, та рас­чухались и — в крик. Я, понятно, в слезы. Мужики, спаси­бо, заступились: не плачь, Марейка, вари азбуку! Смех и грех. Вот, товарищ начальник, какая была моя грамота, зло­му татарину не пожелаю. Внучке рассказала, как азбуку оси­лила, так призадумалась девочка: «Трудная азбука, бабуш­ка!» Как не трудная? Еще какая трудная!



Товарищ начальник архива, простите, что письмо не­складное и долгое выходит. Третий вечер у оконушка сле­пую, а конца не видно писанине. Я все одна и одна, квар­тирант не в счет. Парень всем хорош, да молчун невидан­ный. Год, как квартирует, а не разговорится. А мне, старой, так-то одиноко станет иной раз!.. Много ль надо стару­шонке? О своем поплачусь — на душе легчает. Вот и каря­баю, будто с живым человеком балакаю. Всю свою жизнь описала б, да боюсь, на то бумаги и сил моих не хватит. Рученьки устали, глаза, как у Яхи Растопчина с похмелья, слезятся. Покуда из строя не вышла, спешу закруг­ляться...

Я чего пишу-то? Где-то сразу после войны многие наши колхозники были награждены трудовыми медалями. Сре­ди награжденных за доблестный труд была и я — Петрухи- на по девичьей фамилии. Лучшие лета на войну пришлись, а как она, Победа наша, в тылу ковалась-доставалась, про то, поди, не хуже знаете. Медаль вручал Иван Батурин из райцентра. Фронтовик, мужчина обходительный. Мало в жизни таких-то встречала. Каждого за труд благодарил, об ручку с каждым попрощался. Всем колхозом провожали...

Не сохранила я медаль. Почему не сохранила — долгая история. Не сочтите за труд, поднимите архив, подтверди­те награду. Пока мало-мальски шаперюсь, хочу в хозяйстве прибраться, в богачестве своем порядок навести. Перемрем, кто за нас похлопочет?

Еще раз простите, что отрываю от дела бестолковой сво­ей писаниной. Жду ответа, как соловей лета.

_Ко_всему,_пенсионерка_Шипицына._


_2_

Начальнику

районного архива.



Лети с приветом, вернись с ответом!



Здравствуйте, товарищ начальник. С чистосердечным приветом опять я, старушонка настырная. Во первых стро­ках моего письма, простите, что пишу, не дождавшись Ва­шего ответа. Душа моя не терпит. Я к осени совсем нику­дышной становлюсь, еле ноги волочу, вся снутри больная. Вскоре после письма слегла в совхозную больницу — дума­ла, не оклемаюсь. Верунька забегала, дочка с зятем наве­щали, даже Костя-квартирант заехал попроведовать. Вот тебе и пресный! Вот и равнодушный! Видно — с добрым сердцем, да Катерина извела...

Вот Костя мне и говорит: зря, Савельевна, хлопочешь, от медальки проку мало. Другое дело — Яхе. Растопчин как поддаст, медаль «За отвагу» на грудь и полный вперед к ма­газину, и все перед ним расступись — льгота позволяет. Квартиранту что забавно? Что век свой бабка без медальки прожила, а тут вдруг кашу заварила. Вроде бы и верно, к чему вся эта канитель? Только я ведь внученьке медальку посулила. Верунька — девочка сурьезная, в пятый класс учиться ходит. С нею не соскучишься. Звенит и звенит, что тебе колокольчик. Летом гостевала у меня. Сидим у теле­визора старая да малая. И показали похороны. Хоронили человека не простого — важного: то ль министера какого, то ли генерала, а то бери и выше. Музыка тоскливая игра­ла, народу шло за гробом видимо-невидимо, во всей древ­не нашей столь уже не наберется. И люди все солидные, не с нами в ряд поставить. А впереди военные несли черную подушку, всю в орденах-медалях. Сказали, что покойник с 21-го году рождения. И жалко мне стало его, как своего деревенского. Ведь Степан мой — Царство ему небесное — тоже с 21-го. Обоим еще бы пожить, да, видно, так на роду этому году написано...

Я на чем вчера остановилась-то? Да, вот и жалко мне стало человека. Видно, много он добра поделал людям, если столько народу проститься пришло, к плохому не придут. А внучке любопытно: зачем дяденьки военные медали-ор­дена несут? А затем, отвечаю, чтобы все увидели, какой че­ловеку почет и уважение. Трудную жизнь дедушка правиль­но прожил. Аты, бабуля, правильно жила? — внучка-то моя! Если правильно, где твои медали? Вот ведь задала вопрос! Ребенок, что хотите. Столько, сколько дедушка, я не зас­лужила, отвечаю внучке, но одну, мол, заработала. «За доб­лестный труд» называется. Верунька и пристала: покажи да покажи. А показать и нечего... Знаете, наверное, каково дояркой быть. С темна до темна на ферме, а детишки бес­призорные. Дочери послушными росли — девчонки есть девчонки, а младший — Толик — бедокурил. Дома остался один, из голика-веника костер на полу сложил, соломой сверху притрусил, а на солому — хрюшку казеиновую. Ви­дел, как сосед Сахнов Тимоха хряка осенью смолил. Хрюш­ка полыхнула, огонь за занавеску. Толик мой переполохал- ся и — деру. Тимоха с Растопчиным Яхой дым из окошка увидели — стены лишь и отстояли, все, что было, пого­рело.

Товарищ начальник архива! Пособите мне, неугомон­ной, до конца своих дней благодарная буду. Остаюсь жива- здорова, чего Вам и Вашему семейству от души желаю!

_Ко_всему,_пенсионерка_Шипицына._



Новопетрухино

Осихинского района.

Шипицыной М. С.

Настоящим сообщаем, что в Осихинском районнном архиве документы за 1937—1956 гг. не сохранились.

Ваш вопрос послан в Среднесибирский областной архив.

_Зав._райархивом_Чередова._


3

Начальнику Среднесибирского

областного архива.



Горячий привет из Новопетрухино!



Здравствуйте, дорогой товарищ начальник! Во первых строках моего письма, Вы, наверно, догадались, с какой великой просьбой обращаюсь. Пождала-пождала я Вашего ответа на запрос районного архива и не утерпела, за что прошу великодушного прощения. Уж больно хочется ско­рей чего-нибудь дождаться. Ведь я чего переживаю-тои Вам покоя не даю? Вот хоть убей, не понимаю, где же наши до­кументы и как так — не сохранились? Куда ж они девались? Ладно, если к Вам на сохранение сданы, а если не сданы? Много разных думок передумала. Это раньше думать было некогда... И вот что мне надумалось: помрем, так ведь без документов все, что пережили, переврут да перепутают. Никто не разберет, где правда, а где ложь. Жалко, если эти годы без следочка канут, как мой колхозный стаж. А мой колхозный стаж пошел коту под хвост. До сих пор не пони­маю, пошто наш труд за труд не посчитался? Можно ли из памяти вычеркнуть такое? Какое сердце надобно иметь, чтоб вычеркнуть не дрогнула рука?

Квартиранту вот пожалилась, а ему смешно. Какая раз­ница, сказал, если общий вдвое перекрыла? Верно, пере­крыла. На две пенсии стажу наработала, денечка просто так не посидела, и еще бы робила, каб не обезручила. Но обид­но, что наш труд ничего не стоил... Что внученька о бабуш­ке узнает? Древнюю историю проходит, а к нашей и не под­ступилась. Я об этом тоже думаю: с того ли краю дети за историю взялись? С мартышек, от которых, прости Госпо­ди, род людской пошел. Все это, может, по науке, но все равно неправильно. С другого краю бы приняться, пока старичье еще живо. В деревне стариков заметно поубави­лось. Из фронтовиков, однако, двое и осталось: Сахнов Тимоха да Растопчин Яха.

Простите, товарищ начальник архива, что строчки зап­летаются. Хоть чуточек поволнуюсь, глазыньки не видят, очки не помогают. Голова опять же разболелась. Однако Костю-квартиранта пошлю за Катериной...

На этом закругляюсь, жду скорого ответа.

_Ко_всему,_пенсионерка_Шипицына._



Новопетрухино

Осихинского района.

Шипицыной М. С.

В акте вручения медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.» Осихинским райис­полкомом колхозникам колхоза им. Сталина значится Пет­рушина Мария Савельевна.

Петрухина (Шипицына) в акте не значится.

Списки колхозников, представленных к награждению, в архив не поступали.

_Директор_архива_Огородников._


4

Директору

Среднесибирского архива.



Дорогой товарищ Огородников!



С пламенным приветом к Вам и Вашему семейству пен­сионерка Шипицына. Во первых строках моего письма, Ваш ответ получила, за что сердечное спасибо, не знаю, чем благодарить. Остались люди добрые, не все перевелись! Недаром, значит, хлопотала, ноченьки высиживала. Если б знали Вы, товарищ Огородников, какую радость мне ве­ликую доставили!

Ответ угодил в аккурат на квартирантову свадьбу. На­роду много съехалось. К Катерине городские, с жениховой стороны почти пол-Осихина. А главное — Костина мама приехала. Как увиделись мы с нею, так и бросились друг к дружке, обнялись, наплакались. Всю войну в одной бри­гаде проишачили, замуж вышли — растерялись. Лена Шильниковой стала, я — Шипицыной... Верочке ответом Вашим похвалялась, то-то радости было звоночку — в каж­дом письме о медальке справлялась.

А то, что в акте значится Петрушина — ошибочка, то­варищ Огородников. Колхозница Петрушина — это я, Пет- рухина. У нас в деревне все Петрухины, Петрушиных не помним. А чтобы Вы поверили, шлю Вам фотокарточку. Растопчин Яха подарил для доказательства. В день вруче­ния медали нас всех фотографировали. Чтоб Вы сразу меня разглядели, себя обозначила крестиком на кофточке. Не смотрите, что на карточке я сжалась, как воробушка, — с непривычки оробела.

Исправьте там ошибочку, товарищ Огородников. Низ­кий Вам поклон за хлопоты!

_Ко_всему,_пенсионерка_Шипицына._

Новопетрухино

 Осихинского района.

Шипицыной М. С.

ВТОРИЧНО.

В акте вручения медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.» Осихинским райис­полкомом колхозникам колхоза им. Сталина значится Пет­рушина Мария Савельевна.

Петрухина (Шипицына) в акте не значится.

_Директор_архива_Огородников._


5

Начальнику

Ленинского РОВД

Среднесибирска.



Товарищ начальник!



На днях в Среднесибирске за нецензурный скандал в областном архиве дежурным нарядом милиции задержан житель нашей деревни водитель Шильников К. Г. Так как он человек молодой и несдержанный, то в сердцах пере­борщил при разговоре с товарищем директором. Не одоб­ряя действий Школьникова, просим Вас учесть, что на ра­боте и в деревне его знают как порядочного, способного признать свою вину. Просим сделать снисхождение и осво­бодить парня из-под стражи. Надеемся дождаться Шильникова к 5-у числу на девять дней Шипицыной М. С.

Ко всему, Веселова, Лизунова, Сахнов, Растопчин, Пет­рухина, Шильникова...



Ниже — подписи неразборчивы.

_1987._1999_