Коробейников Самое великое наследство
Unknown
ВИКТОР КОРОБЕЙНИКОВ
САМОЕ ВЕЛИКОЕ НАСЛЕДСТВО
стихи
ОБ АВТОРЕ
Виктор Семенович Коробейников ро- дился в 1932 году в городе Новокузнецке Кемеровской области. Окончил Свердловский сельскохозяйственный институт, инженер-механик сельскохозяйственного производства. Работает в Тюменской области с 1957 года в системе сельского хозяйства: зав. ремонтной мастерской, инженер РТС, главный инженер, с 1970 года заместитель начальника облсельхозуправления.
Публиковался в газете «Согласие». Песни на его стихи исполнялись по областному радио и телевидению.
САМОЕ ВЕЛИКОЕ НАСЛЕДСТВО
Я люблю зеленую березовую рощу,
Что устало посреди двора
На ветру о чем-то тихо ропщет
От зари вечерней до утра.
Я люблю рассветов утренних горенье,
Блеск росы на золотых цветах,
Неподкупных птиц святое пенье
За рекой туманною в кустах.
Мне бесценны запахи лесные,
В тишине застывший темный бор,
И волны речной пороги голубые,
С берегом ведущие извечный спор
Запах поля голову дурманит,
Нежатся под солнцем хлебные поля,
И в траве густой забыться манит
Сонный гул летящего шмеля.
Рад, когда под жаткою ложится
Бесконечным золотым валком
Море желтое налившейся пшеницы
Сельским выращенное трудом.
Я люблю весны бодрящее цветенье,
Лета долгожданного короткий зной,
Грустной осени щемящее томленье,
На полях сугробы белые зимой.
Самое великое наследство
Мне от матери досталось и отца —
Верная любовь к родному краю с детства
На всю жизнь, до самого конца.
ДЕРЕВНЯ
Теперь услышать можно очень часто:
«Не «та» деревня — стала городской,
Асфальт, благоустройств различных масса,
И лес становится совсем, совсем пустой.
С весны зеленая березовая роща,
Заметена седою пылью от машин,
Где были травы — там глубокий росчерк
От вездеходных их и вездесущих шин.
Не «та» деревня, я не спорю с вами,
Но неизменна здесь сама земля,
Она считается не как опора под ногами —
Как первозданный символ бытия.
Земля все также величава и красива,
Как сотни лет до наших дней,
И мы, рожденные ее бессмертной силой,
Должны быть вечно благодарны ей.
Здесь — поле русское засеяно хлебами,
Полито потом и удобрено трудом,
И потому мы жизни радуемся с вами,
Что поле это платит нам добром.
Здесь труд людей и щедрость нивы
Сливаются в один чудесный плод,
Его — источник жизни, разума и силы
НАСУЩНЫМ ХЛЕБОМ человечество зовет.
В нем заключается всему рожденье,
Начало всех земных побед —
И нежной лиры поэтическое пенье,
И мощный гул космических ракет.
Бывает, можно чем-то поступиться,
Бывает, — план поздней перенесен,
Но хлеб на поле должен колоситься,
И в этом — главный жизненный закон.
Растет деревня, городом хранима,
И назначение ее святое в том —
Кормилице земле служить неутомимо
Извечным, хлеборобским, праведным трудом.
И где бы ни жили сегодня мы с вами,
Какой бы профессией кто ни владел,
Не забывайте — своими корнями
Мы держимся все в деревенской земле.
Июнь, 1978.
_*_ * *
_Я_вернусь, березовая роща,
Я вернусь, не забывай меня!
Поезд увезет сегодня ночью
Друга твоего в далекие края.
Я пришел к тебе прощаться
Перед тем, как ехать в путь,
С белыми березами обняться,
Свежестью твоей наполнить грудь.
Скорбно листьями шуметь не надо,
Мне ведь тоже слезы не сдержать.
Ты всегда была моя oтрада:
Здесь родился, вырос, стал мужать.
Сколько раз зелеными кудрями
От жары скрывала ты меня,
Одаряла сочными грибами,
Прятала с друзьями от дождя.
Не забыть вовек твоих дорожек,
Шум осенних, золотых ветвей.
Нет на свете ничего дороже,
Нет на свете ничего родней.
Не легко с тобою расставаться,
Но ведь каждого, в конце концов,
Позовет в дорогу отправляться
Вечной жизни вечный зов.
Я вернусь, березовая роща,
Я вернусь, не забывай меня.
Поезд увезет сегодня ночью
Друга твоего в далекие края.
ЖУРАВУШКА
Не горюй, не плачь, журавушка,
Улетаешь на зиму — не беда!
Отшумела молодости травушка,
Не зазеленеть ей больше никогда.
Не зови напрасно в небо голубое,
Не бросай на поле грустный крик.
Эту землю близкую до боли
Не могу покинуть ни на миг.
Здесь рожденный матерью-крестьянкой
Я постиг Сибирский край душой,
И в беде любой и в праздник яркий
Родина моя всегда со мной.
Только перелетным птицам можно
На чужбине переждать пургу,
А мужчине настоящему положено
Разделить с любимой всю судьбу.
Но однажды я тебя, журавушка,
Не дождусь, хоть ты меня просил,
И надеюсь, что с небес расскажешь, как
Землю эту я без устали любил.
ВЕЧЕР
Тихо прижались к сосновому бору
Скромных избушек прямые ряды,
Несколько сосен сбежали под гору,
Замерли молча у самой воды.
Тонких рябинок опущены плечи,
Будто собрались улечься в постель,
В белом тумане у дремлющей речки
Кого-то ругает в траве коростель.
Снежными комьями кажутся гуси
В красных сапожках на старом бревне,
Где-то ручей, словно нежные гусли,
На перекатах звенит в стороне.
Лошадь усталая — в поле работала,
Голову свесив, задумчиво пьет,
Вздрогнет на шее железное ботало,
Грустный набат над рекой проплывет.
Скрылась дорога в поля проторенная
В дымчатой ткани ночного ковра...
Только деревня, трудом утомленная,
Может так Тихо уснуть до утра.
ИМЯ НАШЕ — КРЕСТЬЯНЕ
Вновь без конца по стеклу ветровому
Льются слезы дождя,
Вновь я еду из дому,
Ждут дороги меня.
Скоро асфальта летящая бровка
Кончится в сельских краях.
Это — командировка,
Снова встречи в полях.
Мне хлеборобов сибирских на жатве
Близок и дорог круг,
Душу согреют рукопожатья
Грубых, но дружеских рук.
И счастье, и гордость как половодье
Мою заливают грудь.
Я с ними в одном походе
Жизненный качал путь.
Цветущей весною и осенью ранней
Друг друга на поле поймем,
Имя наше — крестьяне, —
Рожденное сельским трудом.
Мне жизнь бы казалась не милой,
Не потянул бы свой гуж,
Если б не черпал силы
В этом общении душ.
МИХЕИЧ
Утром рано в конторке,
Где наряды дают
В сизом дыме махорки
Трактористы снуют.
У крыльца, на приступке
Еще ладный на вид
В меховом полушубке
Старый пахарь сидит.
Крепкий парень похлопал
По плечу старика:
«Что, Михеич, притопал?
Все не спится никак?»
Повернулся Михеич
И сказал, загрустив:
«Ну, дак что уж, теперич,
Мне нельзя и придти?»
На колхозном тракторе
Был он с давних пор
И имел в характере
Волю и напор.
Он на фронте не был —
«На брони сидел».
И до сыта хлеба
Всю войну не ел.
Труден фронт, конечно,
Но еще трудней
От себя навечно
Провожать друзей.
Не стихало горе
Много лет подряд.
Он всегда был в поле
Как в бою солдат.
Вечный след оставила
У него война —
В двадцать лет ударила
В кудри седина.
Но война промчалась,
Он все сеял рожь:
Ждал, чтобы поднялась
Снова молодежь.
Днем и ночь до света
Все дела, дела...
Так и не заметил —
Старость подошла.
Словно заведенный,
Рано он встает,
Взяв кожух казенный,
К трактору идет.
Только сил нет боле
И спина болит...
Молодые в поле,
Ну а он — грустит.
Как журавль осиротелый
На меже стоит,
На зеленые посевы
Все глядит, глядит.
г. Тюмень, 1978.
СЕЛЬСКИЕ ИНЖЕНЕРЫ
Мы не знаем отдыха летом и зимою,
Да и в выходные мы не покладаем рук.
Такова судьба нам выпала с тобою —
Мы ведь инженеры сельские, мой друг.
И на хлебном поле, и на сенокосе
Под открытым небом инженерный цех.
Появиться всюду инженера просят,
Твой совет и помощь здесь нужны для всех.
Если даже будет хлеб совсем лежащий,
Осенью завалит поле снегом вдруг,
В трудном положении выход подходящий
Инженеры сельские, как всегда, найдут.
Знает только старый пропыленный газик,
Как ты устаешь до одури порой,
Как ты по дорогам с непролазной грязью
Ночью от комбайнов возвращаешься домой.
Не слыхал никто от нас никогда отказа,
Хоть обязанностей наших необъятен круг.
Научились мы сухими из дождя вылазить,
Доставать запчасти из десятых рук.
Пусть для многих труд твой не всегда
заметный,
Не дает наград тебе и не принес заслуг.
Сельский инженер работник беззаветный,
Ты на острие атаки, как всегда, мой друг!
АГРОНОМ
Не удивляюсь, что встречается порою
У молодого агронома седина.
Чтобы уметь командовать землею
Призвание и выдержка особая нужна...
На пляже весело в дни солнечной погоды,
Ликуют горожане, жар хваля.
Ты ходишь хмурый — потому что всходы
Пшеничные желтеют без дождя.
Зато, когда прольется дар небесный,
Твой газик, шустро грязью шелестя,
Промчится по тропинкам, лишь тебе
известным:
Ты должен знать, как выглядят поля.
Где нужно боронить, где — пересеять,
Где удобрения внести, где пропахать,
Чтоб утром, только небо просветлеет,
Направить тракторов стальную рать.
Нелегкий труд под деревенским небом,
Но агроному — трижды тяжело.
Ведь то, что называют просто хлебом,
В том вся судьба, вся жизнь его.
Быть агрономом — мало в срок посеять,
Быть агрономом — обо всем забыть.
И каждый колос, как детей, лелеять,
А землю — больше, чем себя, любить.
г. Тюмень, 1977 год, декабрь
ДОРОГИ СЕЛЬСКИЕ...
На склоне солнечного дня дорога полевая,
Усталая, ничком упала в пыль.
Ее покой любовно охраняя,
Стоит хлебов бескрайних ширь.
Я верю, труженица, ты, действительно, устала,
Но задержаться не могу, прости:
Для тракторов, во что бы то ни стало,
Мне нужно запасные части подвезти.
Промчится газик по земле нагретой
За это поле, через старый мост,
А следом будет, словно за кометой,
Дорожной пыли волочиться хвост.
Дороги сельские, без гравия и блеска!
Вы часто для проезжих нелегки,
Но именно по вам, на картах неизвестным,
К асфальтовым путям идут грузовики.
Бывает, так трудна дорога полевая,
Бросает в стороны — то вкривь, то вкось.
Оглянешься потом: «Ах, мать моя родная,
Да как же нам пробраться удалось?!!»
Немало сил потрачено в кюветах
Ненастной осенью и в зимнюю метель,
Но каждый раз наградою за это —
Достигнутая нами в жизни цель.
Лишь тот из нас поймет сердечно
Всю прелесть гладких городских дорог,
Кто по дорогам сельским бесконечным
Пришел к ним, не жалея ног.
Январь, 1979
ЗИМНЕЕ ПОЛЕ
Щекочет метель побелевшие щеки
Полей, что легли отдохнуть меж кустов,
Напрасно стараясь нарушить глубокий
Их праведный сон под покровом снегов,
Застыли березы, стоят терпеливо
Ветвями своими боясь шелохнуть.
Все замерло молча, чтоб хлебная нива
Спокойно могла до весны отдохнуть.
Выходят из леса степенные лоси,
В кустах на опушке толпой постоят,
И, пряча лохматые спины меж сосен,
От спящего поля уходят назад.
Лишь заяц, сугробов почти не касаясь,
Легко через поле порой пролетит
И ляжет в кустах, и назад озираясь,
На стежку свою виновато глядит.
А после метели, от самого края
Оранжевый трактор по полю пройдет,
И словно прорехи в снегу зашивая,
Челнок-снегопах за собой проведет.
В мороз на рассвете, веселой колонной,
Вдали словно гномы пройдут трактора,
А вечером, как муравьи — многотонный
Протащат обоз для сенного двора.
Порой шелохнутся от ветра сугробы,
Как будто бы Поле вздыхает во сне,
И вновь засыпает — спокойное, чтобы
Проснуться и зазеленеть по весне.
Пусть будет спокойным твой сон
многодневный,
Весною и летом тебе предстоит
Проделать тот труд — материнский,
священный,
Который никто за тебя не свершит.
Февраль, 1986
ВЕЛИКИЙ ПЕРЕЛОМ
Что перелом грядущий нам готовит?
Не оскудеют ли Тюменские ноля,
Где каждый шаг крестьянским потом полит,
Где все трудней крестьянская стезя?
Великий перелом! Который уж по счету!
А денег на развитие деревни нет.
Неужели снова сделаем ненужную работу
И снова как с виновных с нас ответ?
Кто обвинения сосет из пальца?
Крестьянский строй кто расколоть сегодня
рад?
Одним дать этикетку яркую «страдальца»,
Другим ярлык навесить — «бюрократ».
Ну кто же виноват, что по житейской воле
В сегодняшний трагический момент
Судьба одних людей застала в поле,
К другим пришла в служебный кабинет?
Страшней беды, чем злость в расколе
В истории людской мы не найдем.
Зачем раскол? Мы все тебе служили поле,
Одни трудом физическим, другие знаньем
и умом.
Не мы виной в отсталости деревни были,
Не можем согласиться с этим никогда.
Всегда деревне лишь остатки подносили
С экономического общего стола.
Опять идеи будто бы от имени науки
Ведут приказом, как бульдозером вперед.
И вновь крестьянину выкручивают руки
И всем нам власти затыкают рот.
1991
ГРОЗА
Средь белого дня словно тьма полуночная
Туча закрыла собой небосвод,
Лохмотьями темными грозно ворочая,
К хлебному полю все ближе ползет.
Волнуется все на земле перед нею.
Сквозь пыльные волны дорога бежит,
Осина, то встанет на цыпочки, вся цепенея,
То с места срываясь, листвой задрожит.
Огромные сосны, крутя головою,
Зашевелились степенно вдали, —
Как будто привычно готовятся к бою
В дозоре стоящие богатыри.
И мечется в панике хлебная нива,
Не в силах унять перед бурей испуг,
То вздрогнут колосья и смотрят пугливо,
То в страхе к земле прижимаются вдруг.
Качается туча, пролиться рискуя,
И вот — через край потекло.
Ударится капля о землю как пуля,
И словно в мишени возникнет пятно.
Вдруг разом потоки дождя зашумели,
Все скрылось в тумане — леса и поля.
И серые ленты дорог почернели,
И терпко, как потом, запахла земля.
1985-1986
ВЕСНА
В дали бескрайне голубого неба,
Среди берез, шагающих за косогор,
Разлита солнца сказочная нега,
Сияет радостью стекло лесных озер.
Пути тропинок полевых размыты
Течением весенних талых вод,
И журавли, перекликаясь деловито,
Шагами меряют простор глухих болот.
Укрылась роща дымкою парною,
Ручей восторженно в кустах журчит.
Над серым полем с оживающей землею
С веселым гомоном летят грачи.
И в этот мир весенних свежих звуков
Вливается широкою, могучею рекой
Звук тракторных моторов гулкий,
Уверенный, спокойный, деловой.
Здесь все привыкло к тракторному гулу,
Его от поля, от земли не оторвать.
Теперь до осени моторы будут
В честь хлеба песни трудовые распевать.
Июль, 1978
ПОДСНЕЖНИКИ
Словно жук гребет УАЗик
Пыли желтую муку,
Тучи мутных мыслей лазят
В перегревшемся мозгу.
Пролетают сроки сева,
Нет тепла... Ну как тут быть?
Неужели снова хлеба
Не сумеем получить?
На душе совсем неловко,
Настроенье — сам не свой.
Целый май в командировках,
Нет удачи в посевной.
Развернулись на лужайке,
А у края, где кювет,
Тракторист стоит в фуфайке —
Рвет подснежники в букет.
В пальцах грубых, как из камня,
От труда и от ветров,
Желтым светом бьется пламя
Свежих ласковых цветов.
Взгляд — сплошной разлив лазури,
Смотрит радостно, легко:
«Раз подснежники проснулись,
Значит, будет и тепло».
И от этих глаз чудесных,
Где живет голубизна,
Я почувствовал, как в сердце
Просыпается весна.
В голове, скажи на милость,
Стало ясно и светло, —
Раз подснежники пробились,
Значит, будем ждать тепло!
Май, 1978
ОРЕЛ СТЕПНОЙ
Орел степной раскинувши могучие крылища
Не шелохнется, словно зачарован высотой.
Все говорят, что он добычу ищет,
Я думаю, любуется родимой стороной.
Все выше, выше к солнцу поднимается
Над вечным полем, где родился и живет,
И взором любящим обнять старается
Tу землю, где он начал свой полет.
Сейчас не хищник он, а нежный сын природы,
И дань любви ей отдает полетом круговым,
Как этот лес, поля, озер блестящих воды
Он вечно с ней и от нее не отделим.
Внизу торопится куда-то суетливая тропинка,
Березовую рощу словно лента обвила.
Здесь каждый кустик, каждая травинка
Как отчий дом, родны и близки навсегда.
* * *
Когда в полях и рощах долго не бываю,
Не терпит сердце длительных разлук,
Я мысленно над краем милым совершаю
На крыльях истинной любви за кругом круг.
Январь, 1979
ДАЧА
Дачное мое поле,
Зеленый уголок,
Отучить от воли
Ты меня не смог.
Выросший не в городе
Не могу понять,
Для чего заборами
Землю оскорблять?
Маленький участок
Личная земля...
Неужели частник
Стал теперь и я?
Разрыхляю гряды,
В удобреньях весь,
Сам бросаю взгляды
На соседний лес.
Там под тенью веток,
Где кустарник взрос,
Вольный дышит ветер
Запахом берез.
И без удобрений,
И без химпротрав
Сочный, по колено
Там ковер из трав.
Манит шум таежный,
Манит синь полей,
Манит крик тревожный
Серых журавлей.
Как там луг душистый?
Как там хлеб в полях?
Как там трактористы
Пашут без меня?
Дачное мое поле,
Зеленый уголок,
Отучить от воли
Ты меня не смог.
* * *
Ты прости, прости меня, береза,
Что к тебе на помощь опоздал.
Понимаю, — не большая польза
Сожалеть о том, что в жизни потерял.
Никогда не мог себе представить
С самых ранних детских пор,
Что когда-то по тебе ударит
Беспощадный и безжалостный топор.
Люди! Сколько разных поколений
Под березой этой доброю прошло!
Сколько радости и вдохновений
Дорогое детство здесь нашло!
Кто не ждал свиданий у березы,
Не стоял в объятьях до зари,
Светлой юности мечты и грезы
Ей единственной ка свете не дарил?
Ты всегда доверчиво кивала
Каждому своей кудрявой головой,
Ласковая, никогда не ожидала
От людей к себе жестокости такой.
Но никто к тебе не устремился
С помощью в тот страшный миг,
Только в небе безнадежно бился
Полевого жаворонка слезный крик.
Апрель, 1978
* * *
Отчего, березонька, грустная такая,
Ветви опустила до сырой земли?
Может, к югу дальнему с криком улетая,
Грусть свою оставили журавли?
Может, гуси-лебеди в озере купаясь,
Прошумели крыльями на закате дня,
С родиной любимой до весны прощаясь,
Спели песню грустную для тебя?
Или ночью долгою о зиме напомнил
Звезд осенних грустный и холодный взгляд,
Вдруг тебе представилось, как немеют корни.
И метели снежные над тобой шумят?
Не горюй, кудрявая, о прошедшем лете,
И не вешай голову ниже плеч,
Так уж все устроено здесь на этом свете,
Что без расставаний не бывает встреч.
Пронесутся месяцы леденящей стужи,
Снова брызнет солнца летнее тепло,
А в весеннем небе журавли закружат,
И на сердце станет вновь светло.
Июль, 1978
ГОРОДСКИЕ ГОЛУБИ
Городские голуби, вы вечерами,
Не имея гордости своей,
Прячетесь в домах под чердаками
И живете подаянием людей.
Можете солидно раздуваться,
Распускать, как вееры, хвосты,
Только разучились в небо подниматься,
Радость чувствовать от высоты.
Вы красивы и совсем как птицы,
Каждый в вас пернатых узнает,
Только думаю, что по ночам вам снится
Корка хлебная, а не стремительный полет.
Ну зачем вам в городе толкаться
И смотреть прохожему в глаза?
Вы не воробьи, вы голуби — красавцы,
Ваша родина — зеленые леса.
Ваши сизокрылые, лесные братья
Добывают корм своим трудом,
Вас хотел бы с ними увидать я
В необъятном, вольном небе голубом.
Прилетайте в город в воскресенье,
Высоко, чтоб было всем видать.
Вызывало чтобы ваше появленье
Зависть тех, кому не суждено летать.
г. Тюмень, июнь 1978
ТИХИЕ ЗОРИ ДЕТСТВА
Тихие зори детства,
Близость тех дальних дней
Чувствую любящим сердцем
С каждым годом сильней.
Дымку жизни относит
Время, скользя по годам,
Память вернуться просит
К детским моим берегам.
Юность прошла грозовая
В годы зловещей войны,
Мы и теперь, засыпая,
Видим военные сны.
Были утраты и горе,
Радости, счастье побед,
А вспоминаются зори
Детских далеких лет!
Нет! Не забыть мне вовеки
Те дорогие места,
Где я себя человеком
В первый раз осознал.
И потому лишь чего-то стою,
Добиться чего-то смог,
Что в сердце всегда со мною
Детства святой уголок.
Июль, 1978
ЗДРАВСТВУЙ, МАМА, — ЭТО Я!
Ранним утром детства ясного
Я, от счастья весь пылая и горя,
Обнимая мать, шептал ей в ухо ласково:
«Здравствуй, мама, — это я!»
Парнем со свиданья возвращаясь,
На губах девичий поцелуй храня,
Говорил, краснея и смущаясь:
«Не волнуйся, мама, — это я!»
Жизнь, своим законам подчиняясь,
Навсегда меня из дома увела.
Не всегда я мог, собою занимаясь,
Матери сказать заветные слова.
Навсегда, навечно отзвучало
Слово материнской ласки для меня.
Вот и не кому сказать мне стало:
«Здравствуй, мама, — это я!»
Сыновей своих рассматриваю жадно,
В них ищу присутствие себя.
Лишь теперь я понял до чего отрадно
Слышать: «Здравствуй, — это я!»
И как символ жизни вечной,
Как бессмертие людского бытия,
Пусть несется над землею бесконечно:
«Здравствуй, мама, — это я!»
Жене К. В.
Нам кажется, что все на свете
Давно мы знаем наперед,
А за окном осенний ветер
Кусты разграбленные рвет.
Линяют весны, тают зимы —
Все поглотится суетой,
Но существует мир незримый
Мир между мною и тобой.
Когда с тобой из общей чаши
Я выпью часть свою до дна.
Меня друзья оплачут наши,
Но потеряешь — ты одна.
Все вспоминается в итоге
Тепло твоих девичьих плеч,
Тоска прощаний на пороге,
Неутолимый голод встреч.
Нам фальши слов уже не надо —
Стихает бурная река.
И как бесценная награда
Лежит в моей твоя рука.
Апрель, 1986
ИНЖЕНЕРА СЕЛЬСКОГО ЖЕНА
Как трудна работа инженера в поле,
Все по-настоящему знаешь ты одна.
Славная подруга в деревенской доле —
Инженера сельского верная жена.
Муж уходит рано, когда светят зори,
Поздно возвращается — светится луна.
С ним ты разделяешь радости и горе —
Инженера сельского верная жена.
Поздно вечерами с поля ждешь машину
И встречаешь мужа стоя у окна.
Как к Духам привыкла к запаху бензина
Инженера сельского верная жена.
Много пережитого, много позабытого,
Пусть в кудрях запуталась где-то седина.
Мужа ждет как прежде у окна открытого
Инженера сельского верная жена.
За твое терпение, за любовь всесильную,
Что дается только на двоих одна.
Будь всегда счастливою, будь всегда
красивою,
Инженера сельского верная жена.
Тополь
Смотрите, этот жалкий безобразный тополь,
Немало тратит он для жизни сил.
И снова, чтобы тень убрать от окон,
Его садовник беспощадно изрубил.
Два семечка от дерева родного
Осенним утром солнечным оторвались,
Упали в стороне от небольшого дома
И начали самостоятельную жизнь.
Пять лет они, природе повинуясь,
Растили корни глубоко в земле,
А на шестой, над крышею красуясь,
Подняли зелень молодую по весне.
И было, видимо, судьбе угодно,
Чтобы одни из них разросся у окна.
С тех пор его калечат ежегодно
Топор садовника и острая пила.
Два тополя. Один собой доволен,
Обезображен и испилен весь второй.
И, глядя на него, подумаешь невольно,
Что он погиб и больше не живой.
Но вновь весной, лишь солнце брызнет,
Он снова зеленеет, хоть изрублен был.
Какое же великое стремленье к жизни
Дает ему такие силы для борьбы!
ОТЧИЙ ДОМ
Пройдя сквозь грозные десятилетня,
Вернулся в дом, где детство светлое прошло.
Так почему же вдруг, увидев стены эти, я
Почувствовал, как сердцу стало тяжело?
Ведь среди многих тягот и скитаний
Я видел этот дом в приятных снах.
Так почему же, вместо дорогих воспоминаний,
Вскипают слезы на моих глазах?
Напомнил снова мне о жизни прошлой
Мой старый, милый, отчий дом.
И показался мне он жалким и заброшенным
Хотя жильцы другие расселились в нем.
И плакал я, не видя больше дома,
И с новой силою вдруг понял я тогда,
Что не увидеть больше детства золотого,
Не воскресить людей, ушедших навсегда.
Босое детство, юность трудовая,
Все было здесь и все навек прошло...
Стоит наш дом, воспоминанья вызывая,
Как памятник далекого детства моего.
Белокуриха, май, 1977
* * *
Возьмите, мальчишки, меня с собою
Туда, где я не был столько лет,
Откуда давно уведен судьбою,
Где первый мой затерялся след.
Возьмите, мальчишки, меня с собою,
Мне хочется с вами побыть!
Ведь в детстве, разрушенном грозной войною,
Так мало пришлось мне пожить.
Мужайте, мальчишки, отваге учитесь,
Гордитесь прекрасной своей стороной.
Растите большими, но не торопитесь
Расстаться с детской своей страной.
Единым уроком чудесным промчится
Вся жизнь — без каникул и перемен.
И каждый оставит любви частицу,
Полученной в детстве взамен.
Пусть каждый оставит не меньше, чем взято,
Побольше, чем дали тебе,
И жизнь будет нашей любовью богата,
А счастье расти и расти на земле.
Согрейте мне душу дружбой своею,
Не бойтесь, мальчишки, моих седин,
А я передам вам все, что имею, —
Всю силу нелегкой своей любви.
Февраль, 1979
СЕЛЬСКАЯ ШКОЛА
Сельская школа моя начальная —
Старый бревенчатый дом.
Рядом береза склонилась печальная,
Каждому дарит поклон.
Может быть раньше когда-то веселая
В окна смотрела она,
Но принят был в эту школу я,
Когда загремела война.
Ушли по разбитым дорогам осенним
На запад грузовики,
Остались мальчишки в моей деревне —
Единственные мужики.
Мы всю географию знали строго,
На память учили пути,
Где наши отцы по военным дорогам
На смерть и на славу шли.
Нередко солдата дорога кривая
Кончалась на карте крестом,
И горбились мальчики, слезы скрывая,
Над похоронным листом.
Своими дровами мы школу топили —
В неделю по паре полен,
И честно картофель печеный делили
Во время больших перемен.
Без обсуждений и споров излишних
Мы в классе во время зимы
Сами решали, чтоб детям погибших
Раздать заводские пимы.
Старая, добрая сельская школа,
Выть может, тебя уже нет,
Но видится в жизни нам снова и снова
Твой нескончаемый свет.
Сентябрь, 1978
ОБА ВЫ НЕ ВИНОВАТЫ
Наверно, оба вы не виноваты,
Вступая в эту жизненную связь.
Ты — чтоб забыть свои утраты,
Она — ужасно одиночества боясь.
Вы очень долго притворялись,
Что счастьем ваш наполнен дом,
Но по ночам тревожно просыпаясь,
Мечтали молча каждый о своем.
Когда в семье детишки появились
Казалось, что любви зажегся огонек,
Но дети выросли, а чувства не родились
И каждый вновь остался одинок.
Жена твоя, — ты это ясно видел,
Любила До безумия детей.
Ты, понимая это, не бывал в обиде,
Но одиночество Почувствовал сильней.
Теперь привыкли вы, смирились,
Но греют вас не прожитые дни,
А краткий миг, когда в душе светились
Любви добрачной яркие огни.
* * *
Я утонул в твоих глазах
Без слов, без противленья.
И нет уже пути назад,
И нету мне спасенья.
Как будто все идет во сне,
Все слышу, вижу тоже.
И не страшит, что я на дне
И что не всплыть, быть может.
Я слышу крик на берегу,
Но им я не разбужен.
Пошевелиться не могу,
Тону, тону все глубже.
Но в жизни счастья полоса
Не суждена с тобою.
Так не смотри в мои глаза
С надеждой и тоскою!
Февраль, 1985
ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ
Отвлекусь от ежедневной прозы,
Хотя твердят — романтика и в буднях есть.
Все-таки приятно, когда дарят розы,
Даже если отстучало сорок шесть.
Если раньше вылетали пробки
И весельем наполнялась грудь,
То сегодня ожидаю робко,
Может быть, поздравит кто-нибудь.
В поздравленьях нету многословья,
И в открытках дружеским пером
Все желают крепкого здоровья,
Остальное — все понятно в основном.
Только иногда, глазами смерив,
Руку крепко в поздравлении сдавив,
Кое-кто и сам себе не веря,
Пожелает счастья и любви.
1966
НАДЕЖДА, ВЕРА И ЛЮБОВЬ
На поле жизненных сражений
Бывает день, бывает час,
Когда от роковых решений
Надежда сдерживает нас.
Горит, горит звезда НАДЕЖДЫ
У каждого в груди.
И верим нынче мы, как прежде,
Что счастье снова впереди.
Бывает, — клевета безбожно
Ударит подла и низка.
И рухнет ВЕРА безнадежно,
Как будто замок из песка.
Мы часто в юности беспечной
ЛЮБОВЬ берем на абордаж.
И ждем при этом страсти вечной,
А получается — мираж.
Лишь ты, НАДЕЖДА, неустанно
Нам освещаешь путь вперед,
И в трудный миг — опять желанной
Своей удачи каждый ждет.
Горит, горит звезда НАДЕЖДЫ
У каждого в груди.
И верим нынче мы, как прежде,
Что счастье снова впереди.
1985
ПОСЛЕДНЯЯ ЗВЕЗДА
Рассветом белым небо затянуло,
Без плуга загрустила борозда,
И как свеча, что чудом не задуло,
Горит еще последняя звезда.
Я знаю скоро будет солнце светить,
Но жаль мне эту позднюю звезду.
Быть может, завтра утром на рассвете,
Я к ней на встречу больше не приду.
За то звезда моей любимой стала,
За то всегда ищу тебя во мгле,
Что ярче всех на небе ты сияла,
Когда темно мне было на земле.
Пускай теперь уже утихли страсти
На время или может навсегда.
Еще горит в душе осколок счастья
Былых надежд последняя звезда.
НЕ ПОКИДАЙ, ЛЮБОВЬ!
Темное небо ночного вокзала,
Гул пролетающих вдаль поездов...
Я оставался, а ты уезжала, —
Все было нам ясно без слов.
Ты взглядом уехать меня приглашала,
Не разжимая бледнеющих губ,
Мне глупая гордость признаться мешала,
Что жить без тебя не смогу.
Мы улыбаться с тобою пытались,
Минуты прощанья ускорили бег,
И наши сердца от предчувствия сжались, —
Мы расстаемся навек.
Быстро несутся ночи за днями,
Уже голова в сугробах седин,
А я, окруженный семьей и друзьями,
Всю жизнь без тебя один.
Не покидай, любовь, она вольна, как птица,
И может скрыться в жизни, как рассветная
звезда,
Не покидай Любовь, ведь может так
случиться,
Что больше ты ее не встретишь никогда.
1978
* * *
Что, баян, дорогой,
запылился?
Вспомни, как ты со мной
веселился.
Ты звучать раньше мог
голосисто,
Да и я паренек
был плечистый.
Нас ко многим домам
быть просили,
Нам с почтеньем стакан
подносили.
Мы смотрели на всех
горделиво,
Я растягивал мех с
переливом.
Плясовую дадим
мы со свистом,
Поднимается дым
коромыслом.
Половицы гудят
в дробной тряске,
Бьется русский азарт
в пляске.
Мы по всем голосам
шпарим.
«Эх, дает по мозгам
парень!»
Вон девица-краса
свечкой ходит,
С моего лица
глаз не сводит.
Значит, нам повезет
за старанье,
Может, ночью придет
на свиданье...
Пролетели те дни
быстротечно,
Только память хранит
все навечно.
Цвет любимых бровей,
поцелуй у крыльца,
И веселье людей
дорогих до конца.
_ _*_*_*_
Почему, мой баян,
не играешь?
Иль о прошлом, как я,
вспоминаешь?
Февраль, 1978
ЗА ТРАВОЮ ВЫСОКОЙ
За травою высокой,
От дорог вдалеке,
Я люблю одиноко
Посидеть на реке.
В камышах шаловливо
Шелестит ветерок,
Шевелится лениво
На волне поплавок.
Словно прошлые годы
Снова мимо текут, —
Молчаливые волны
Все бегут и бегут.
Если к ним присмотреться,
Ясно вижу в волне:
Мальчик смуглый из детства
Улыбается мне.
А из глаз безмятежный
И уверенный свет.
Жизнь казалась безбрежной
Без печалей и бед.
Вон вдали появились
Окна с гнутой резьбой,
И березы склонились
Над крестьянской избой.
Сердце вдруг занемело,
Застучало сильней,
Кто там в платьице белом
Под березкой моей?
Неужели, как прежде,
Я увижу сейчас
Взгляд зовущий и нежный
Серых любящих глаз?
Ветер волны в движенье
Перестал посылать,
И мое отраженье
Стало в речке видать.
Под фуражкой приплюснут
Клок бесцветных седин.
На душе стало грустно —
Вновь остался один.
1970
* * *
Кружатся и падают листья тополинные
И ложатся желтые у дороги в грязь.
Молодость казалась бесконечно длинною,
Почему так скоро пронеслась?
Пролетела, пронеслась нора прекрасная,
А поверить в это не могу.
Поздней осенью в лесу калина красная
Также безнадежно рдеет на снегу.
Нету в сердце о прошедшем сожаления,
Милый край осинок и берез!
Я всю жизнь свою, как откровение,
Светлую любовь к тебе пронес.
Август, 1978
ГОРОД НАД ТУРОЙ
Яркие закаты тонут в водах алых,
Туманом одеваются крутые берега.
В мире есть прекрасных городов немало,
Но Тюмень мне очень, очень дорога.
ПРИПЕВ:
Город над Турой,
Я горжусь тобой,
Я люблю тебя и разумом, и сердцем.
Славен ты трудом,
Счастье мое в том,
Что могу назвать себя тюменцем.
Свет электросварок как салют сияет
Над твоими стройками в темноте ночной,
Строя город новый — люди воздвигают
Памятник бессмертный славы трудовой.
ПРИПЕВ:
И для нас не диво жизнь теперь такая:
Видеть в тундре рельсов бесконечный путь,
Где фонтаны нефти к небу поднимает
Северной земли пробуренная грудь.
ПРИПЕВ:
Город наш любимый — первый шаг Сибири
Здесь тропа к победам очень нелегка.
Яркою звездою засияла в мире
Слава о Тюмени нашей — на века!
ПРИПЕВ:
Город над Турой,
Я горжусь тобой.
Я люблю тебя и разумом, и сердцем.
Славен ты трудом,
Счастье мое в том,
Что могу назвать себя тюменцем.
НА ИРТЫШЕ
Лесистых берегов нахмурив низко брови,
Могучая, широкая, сибирская река,
Сурово отражая пламенные зори,
Течет неудержимо сквозь века.
В ней нет игривости потоков горных,
Она не суетится под туманной кисеей,
И не она для красоты лесов просторных,
А все кругом для украшения ее.
Второй такой реки нигде не сыщешь,
Неповторимый вид ее огромен и красив.
Такая мощь, такая непреклонная силища
Родиться может только на Руси.
Всем существом сливаешься с величием
стихии,
И мысли кружатся торжественно и высоко,
Здесь чувствуешь могучее спокойствие
России
Особенно, всем сердцем, глубоко.
Ни края нет и ни конца лесам таежным
На вольном берегу седого Иртыша.
Но странно, здесь себя не чувствуешь
ничтожным,
А гордостью и силой полнится душа.
ОСЕНЬ
Стелет осень хмурая
Листья тихо вдаль,
Ветер травы бурые
Шевелит едва.
Тихо дышит, охая,
На реке волна,
Журавлей далекая
В небе грусть слышна.
Раньше шум веселья
Мне приятен был.
Почему ж теперь я
Сердцем загрустил?
Почему не просится
В сердце больше прыть?
Почему мне хочется
Одному побыть?
Может мое счастье,
Что всю жизнь мы ждем,
Осенью в ненастье
Залило дождем?
Бесшабашным юношей
Был я молодой.
Неужели я уже
Стал совсем седой?
Неужели я уже
Вышел на рубеж,
Когда нету больше
Радостных надежд?
Безразличной просинью
Плещется волна...
Жизненная осень
К сердцу подошла.
САЛЮТ ПОБЕДЫ
Разноцветьем гордым
Залпы небо рвут.
Светится над городом
Праздничный салют.
Счастье, ликование,
Смех со всех сторон.
Радостным сиянием
Вечер озарен.
Наслаждаясь праздником,
Не забудь, друг мой,
Что салют достался нам
Дорогой ценой.
О салюте мы мечтали,
Хоть и трудно жили.
Под огнем свинца и стали
Ту мечту хранили.
Для победы не щадили
Жизни, крови, силы.
Сколько близких положили
В братские могилы.
Посмотри, слезу стирает
Чья-то мать в сторонке.
До сих пор переживает
Ужас похоронки.
И когда салют сияет,
Пламенем занялся,
Пусть никто не забывает,
Как он нам достался.
БЕССМЕРТИЕ
На плитах мраморных у Вечного огня,
Светящегося пролитою кровью,
Стою я, низко голову склоня,
И сердце захлебнулось скорбью.
Как много вас, России верные солдаты,
Навеки приняла в себя земля.
И ничего здесь, кроме смертной даты,
О вас узнать уже нельзя.
Быть может, этот шел в бою сквозь дым
И пал сраженный пулей сразу.
Он был, наверно, очень молодым
И не любил еще ни разу.
Вот эти двое — под фамилией одной,
Наверняка родные братья.
Лежат бок о бок, скрытые землей,
_А_мать до смерти будет ждать их.
А у тебя, наверное, была семья,
Когда от ран скончался в муках.
В сердцах теперь струится кровь твоя
У невидавших деда внуков.
Зачем искать для каждого бойца ответ?
Вы все любимые России дети,
И возраста у вас сегодня нет,
Вы все вошли в бесмертье.
ДАЙ ЗДОРОВЬЯ, КРЫМ!
Добирался долго к югу
Сквозь мороз, пургу.
Крым, прошу тебя, как друга,
Помоги сибиряку.
На работе был усердным,
Да вот стал больным.
Будь ко мне ты милосердным —
Дай здоровья, Крым!
Жизнь нужна не для кривлянья —
Я всегда в труде.
И сюда не на свиданье
Прилетел К тебе.
Далеко в краю оленьем
Родина моя,
Ждут меня с выздоровленьем
Там мои друзья.
Я готов на все условья,
Чтоб вернуться к ним.
Дай здоровья, дай здоровья,
Дай здоровья, Крым!
СОСНА В КРЫМУ
Здравствуй, здравствуй, сибирячка,
Дай тебя обнять.
Что же ты меня, землячка,
И не хочешь узнавать?
Среди зелени не русской
Мягкой, как трава,
Я тебя на взморье узком
Разглядел едва.
Освежил мое дыханье
Запах смоляной.
Я как будто на свиданье
Угодил домой.
Хорошо в Крыму опрятном:
Фрукты, воздух и вода,
Отдохнуть мне здесь приятно,
Жить — не смог бы никогда.
Как же можно без сугробов?
Без лыжни зимой?
Без людей на вид суровых,
С доброю душой?
Разве могут быть забыты
Буйство вешних гроз,
Бор весь свежестью залитый,
Нежный шум берез?
Что, сосна, зашелестела
Кроной — головой?
Или тоже захотела
Ты в Сибирь со мной?
БРИГАНТИНА
В одном из городов курортных Крыма,
Где ночью загорается неоновый пожар,
Стоит на берегу, как в сказке бригантина —
Украшен ею каменный бульвар.
В ее осанке видно благородство,
Гуляет ветер в вантах и по парусам.
Форштевень длинный придает ей сходство
С ракетой, устремленной к небесам.
Стоит, поднявши мачты горделиво,
С достоинством, людской не замечая суеты.
О чем задумалась ты молчаливо?
О чем, скажи, твои мечты?
Давно, когда моря не знали теплоходов,
Бетонных берегов не видела волна,
Ты возвращалась, бригантина, из походов,
Заморскими товарами полна.
Ты с помощью пенькового каната
С землею устанавливала связь,
И морем крепко просоленные ребята
Сходили на берег, перекрестясь.
В мечтах своих ты снова бы умчалась
В знакомую бушующую даль морей,
Но к берегу навечно приковала старость
И не поднять, как раньше, якорей.
Март, 1978
КИПАРИСЫ
Не напрасно греки называли
Кипарисы деревом печали.
Как свеча с зеленым светом
И зимой они без радости и летом.
Даже ветру не умеют дать сраженья,
Гнутся ветви мягкие без возраженья.
Корабли заморских моряков
Привезли сюда их с дальних берегов.
Отрешенные стоят они на взгорье,
Бесконечно смотрят вдаль на море.
Им не интересна суета людская —
Жизнь печальна без родного края.
Ничего они вокруг не замечают,
Только грустно головой качают.
Нет, не даром греки называли
Кипарисы деревом печали.
Август, 1978
Годы — листья
Годы — словно листья осенью метельной
Землю засыпают — трудно сосчитать,
Ну, а те не многие, что не облетели
Долго ли на дереве будут трепетать?
Раньше годы бурные силы придавали,
Чем сильнее буря — веселей душе!
Нынче годы-листья — вы другими стали
И на ветках еле держитесь уже.
Все-таки я счастлив — время вспоминается
То, что не напрасно удалось прожить,
Ну, а листья-годы вечно осыпаются,
И о том не надо никогда тужить.
1986
КУКУШКА
Расскажи, кукушка — недотрога,
Расскажи, усевшись на дубу:
Долго ли на жизненных дорогах
Мне свою испытывать судьбу?
Радугой раскрашенные росы
Буду долго ли в полях топтать?
И берез растрепанные косы
На плечах ссутуленных ласкать?
На блестящие промоины рассвета
Долго ли удастся поглядеть?
Вера в то, что счастье близко где-то
Долго ли мне душу будет греть?
Не стесняйся, что сама не знаешь
Ни моей судьбы и не своей.
Ты не первая меня обманешь,
И от этого не будет мне грустней.
Расскажи, кукушка-недотрога!
Веселей, заливестей кричи!
Разгони на сердце мне тревогу...
Не молчи, кукушка, не молчи!!
Январь,
1979
МОЖЕТ, ЭТО ЖИЗНЬ МОЯ?
Газ попутный с гулом рвется
Сквозь высокую трубу,
Беспокойно пламя бьется,
Отражаясь на снегу.
Днем к ночью факел рдеет.
Освещая с дрожью тьму.
Никого он не согреет
И не нужен никому.
Я стоял, смотрел и плакал
У ненужного огня.
Может, то горит не факел?
Может, это жизнь моя?
Москва, февраль, 1985
Unknown
ВИКТОР КОРОБЕЙНИКОВ
САМОЕ ВЕЛИКОЕ НАСЛЕДСТВО
стихи
ОБ АВТОРЕ
Виктор Семенович Коробейников ро- дился в 1932 году в городе Новокузнецке Кемеровской области. Окончил Свердловский сельскохозяйственный институт, инженер-механик сельскохозяйственного производства. Работает в Тюменской области с 1957 года в системе сельского хозяйства: зав. ремонтной мастерской, инженер РТС, главный инженер, с 1970 года заместитель начальника облсельхозуправления.
Публиковался в газете «Согласие». Песни на его стихи исполнялись по областному радио и телевидению.
САМОЕ ВЕЛИКОЕ НАСЛЕДСТВО
Я люблю зеленую березовую рощу,
Что устало посреди двора
На ветру о чем-то тихо ропщет
От зари вечерней до утра.
Я люблю рассветов утренних горенье,
Блеск росы на золотых цветах,
Неподкупных птиц святое пенье
За рекой туманною в кустах.
Мне бесценны запахи лесные,
В тишине застывший темный бор,
И волны речной пороги голубые,
С берегом ведущие извечный спор
Запах поля голову дурманит,
Нежатся под солнцем хлебные поля,
И в траве густой забыться манит
Сонный гул летящего шмеля.
Рад, когда под жаткою ложится
Бесконечным золотым валком
Море желтое налившейся пшеницы
Сельским выращенное трудом.
Я люблю весны бодрящее цветенье,
Лета долгожданного короткий зной,
Грустной осени щемящее томленье,
На полях сугробы белые зимой.
Самое великое наследство
Мне от матери досталось и отца —
Верная любовь к родному краю с детства
На всю жизнь, до самого конца.
ДЕРЕВНЯ
Теперь услышать можно очень часто:
«Не «та» деревня — стала городской,
Асфальт, благоустройств различных масса,
И лес становится совсем, совсем пустой.
С весны зеленая березовая роща,
Заметена седою пылью от машин,
Где были травы — там глубокий росчерк
От вездеходных их и вездесущих шин.
Не «та» деревня, я не спорю с вами,
Но неизменна здесь сама земля,
Она считается не как опора под ногами —
Как первозданный символ бытия.
Земля все также величава и красива,
Как сотни лет до наших дней,
И мы, рожденные ее бессмертной силой,
Должны быть вечно благодарны ей.
Здесь — поле русское засеяно хлебами,
Полито потом и удобрено трудом,
И потому мы жизни радуемся с вами,
Что поле это платит нам добром.
Здесь труд людей и щедрость нивы
Сливаются в один чудесный плод,
Его — источник жизни, разума и силы
НАСУЩНЫМ ХЛЕБОМ человечество зовет.
В нем заключается всему рожденье,
Начало всех земных побед —
И нежной лиры поэтическое пенье,
И мощный гул космических ракет.
Бывает, можно чем-то поступиться,
Бывает, — план поздней перенесен,
Но хлеб на поле должен колоситься,
И в этом — главный жизненный закон.
Растет деревня, городом хранима,
И назначение ее святое в том —
Кормилице земле служить неутомимо
Извечным, хлеборобским, праведным трудом.
И где бы ни жили сегодня мы с вами,
Какой бы профессией кто ни владел,
Не забывайте — своими корнями
Мы держимся все в деревенской земле.
Июнь, 1978.
_*_ * *
_Я_вернусь, березовая роща,
Я вернусь, не забывай меня!
Поезд увезет сегодня ночью
Друга твоего в далекие края.
Я пришел к тебе прощаться
Перед тем, как ехать в путь,
С белыми березами обняться,
Свежестью твоей наполнить грудь.
Скорбно листьями шуметь не надо,
Мне ведь тоже слезы не сдержать.
Ты всегда была моя oтрада:
Здесь родился, вырос, стал мужать.
Сколько раз зелеными кудрями
От жары скрывала ты меня,
Одаряла сочными грибами,
Прятала с друзьями от дождя.
Не забыть вовек твоих дорожек,
Шум осенних, золотых ветвей.
Нет на свете ничего дороже,
Нет на свете ничего родней.
Не легко с тобою расставаться,
Но ведь каждого, в конце концов,
Позовет в дорогу отправляться
Вечной жизни вечный зов.
Я вернусь, березовая роща,
Я вернусь, не забывай меня.
Поезд увезет сегодня ночью
Друга твоего в далекие края.
ЖУРАВУШКА
Не горюй, не плачь, журавушка,
Улетаешь на зиму — не беда!
Отшумела молодости травушка,
Не зазеленеть ей больше никогда.
Не зови напрасно в небо голубое,
Не бросай на поле грустный крик.
Эту землю близкую до боли
Не могу покинуть ни на миг.
Здесь рожденный матерью-крестьянкой
Я постиг Сибирский край душой,
И в беде любой и в праздник яркий
Родина моя всегда со мной.
Только перелетным птицам можно
На чужбине переждать пургу,
А мужчине настоящему положено
Разделить с любимой всю судьбу.
Но однажды я тебя, журавушка,
Не дождусь, хоть ты меня просил,
И надеюсь, что с небес расскажешь, как
Землю эту я без устали любил.
ВЕЧЕР
Тихо прижались к сосновому бору
Скромных избушек прямые ряды,
Несколько сосен сбежали под гору,
Замерли молча у самой воды.
Тонких рябинок опущены плечи,
Будто собрались улечься в постель,
В белом тумане у дремлющей речки
Кого-то ругает в траве коростель.
Снежными комьями кажутся гуси
В красных сапожках на старом бревне,
Где-то ручей, словно нежные гусли,
На перекатах звенит в стороне.
Лошадь усталая — в поле работала,
Голову свесив, задумчиво пьет,
Вздрогнет на шее железное ботало,
Грустный набат над рекой проплывет.
Скрылась дорога в поля проторенная
В дымчатой ткани ночного ковра...
Только деревня, трудом утомленная,
Может так Тихо уснуть до утра.
ИМЯ НАШЕ — КРЕСТЬЯНЕ
Вновь без конца по стеклу ветровому
Льются слезы дождя,
Вновь я еду из дому,
Ждут дороги меня.
Скоро асфальта летящая бровка
Кончится в сельских краях.
Это — командировка,
Снова встречи в полях.
Мне хлеборобов сибирских на жатве
Близок и дорог круг,
Душу согреют рукопожатья
Грубых, но дружеских рук.
И счастье, и гордость как половодье
Мою заливают грудь.
Я с ними в одном походе
Жизненный качал путь.
Цветущей весною и осенью ранней
Друг друга на поле поймем,
Имя наше — крестьяне, —
Рожденное сельским трудом.
Мне жизнь бы казалась не милой,
Не потянул бы свой гуж,
Если б не черпал силы
В этом общении душ.
МИХЕИЧ
Утром рано в конторке,
Где наряды дают
В сизом дыме махорки
Трактористы снуют.
У крыльца, на приступке
Еще ладный на вид
В меховом полушубке
Старый пахарь сидит.
Крепкий парень похлопал
По плечу старика:
«Что, Михеич, притопал?
Все не спится никак?»
Повернулся Михеич
И сказал, загрустив:
«Ну, дак что уж, теперич,
Мне нельзя и придти?»
На колхозном тракторе
Был он с давних пор
И имел в характере
Волю и напор.
Он на фронте не был —
«На брони сидел».
И до сыта хлеба
Всю войну не ел.
Труден фронт, конечно,
Но еще трудней
От себя навечно
Провожать друзей.
Не стихало горе
Много лет подряд.
Он всегда был в поле
Как в бою солдат.
Вечный след оставила
У него война —
В двадцать лет ударила
В кудри седина.
Но война промчалась,
Он все сеял рожь:
Ждал, чтобы поднялась
Снова молодежь.
Днем и ночь до света
Все дела, дела...
Так и не заметил —
Старость подошла.
Словно заведенный,
Рано он встает,
Взяв кожух казенный,
К трактору идет.
Только сил нет боле
И спина болит...
Молодые в поле,
Ну а он — грустит.
Как журавль осиротелый
На меже стоит,
На зеленые посевы
Все глядит, глядит.
г. Тюмень, 1978.
СЕЛЬСКИЕ ИНЖЕНЕРЫ
Мы не знаем отдыха летом и зимою,
Да и в выходные мы не покладаем рук.
Такова судьба нам выпала с тобою —
Мы ведь инженеры сельские, мой друг.
И на хлебном поле, и на сенокосе
Под открытым небом инженерный цех.
Появиться всюду инженера просят,
Твой совет и помощь здесь нужны для всех.
Если даже будет хлеб совсем лежащий,
Осенью завалит поле снегом вдруг,
В трудном положении выход подходящий
Инженеры сельские, как всегда, найдут.
Знает только старый пропыленный газик,
Как ты устаешь до одури порой,
Как ты по дорогам с непролазной грязью
Ночью от комбайнов возвращаешься домой.
Не слыхал никто от нас никогда отказа,
Хоть обязанностей наших необъятен круг.
Научились мы сухими из дождя вылазить,
Доставать запчасти из десятых рук.
Пусть для многих труд твой не всегда
заметный,
Не дает наград тебе и не принес заслуг.
Сельский инженер работник беззаветный,
Ты на острие атаки, как всегда, мой друг!
АГРОНОМ
Не удивляюсь, что встречается порою
У молодого агронома седина.
Чтобы уметь командовать землею
Призвание и выдержка особая нужна...
На пляже весело в дни солнечной погоды,
Ликуют горожане, жар хваля.
Ты ходишь хмурый — потому что всходы
Пшеничные желтеют без дождя.
Зато, когда прольется дар небесный,
Твой газик, шустро грязью шелестя,
Промчится по тропинкам, лишь тебе
известным:
Ты должен знать, как выглядят поля.
Где нужно боронить, где — пересеять,
Где удобрения внести, где пропахать,
Чтоб утром, только небо просветлеет,
Направить тракторов стальную рать.
Нелегкий труд под деревенским небом,
Но агроному — трижды тяжело.
Ведь то, что называют просто хлебом,
В том вся судьба, вся жизнь его.
Быть агрономом — мало в срок посеять,
Быть агрономом — обо всем забыть.
И каждый колос, как детей, лелеять,
А землю — больше, чем себя, любить.
г. Тюмень, 1977 год, декабрь
ДОРОГИ СЕЛЬСКИЕ...
На склоне солнечного дня дорога полевая,
Усталая, ничком упала в пыль.
Ее покой любовно охраняя,
Стоит хлебов бескрайних ширь.
Я верю, труженица, ты, действительно, устала,
Но задержаться не могу, прости:
Для тракторов, во что бы то ни стало,
Мне нужно запасные части подвезти.
Промчится газик по земле нагретой
За это поле, через старый мост,
А следом будет, словно за кометой,
Дорожной пыли волочиться хвост.
Дороги сельские, без гравия и блеска!
Вы часто для проезжих нелегки,
Но именно по вам, на картах неизвестным,
К асфальтовым путям идут грузовики.
Бывает, так трудна дорога полевая,
Бросает в стороны — то вкривь, то вкось.
Оглянешься потом: «Ах, мать моя родная,
Да как же нам пробраться удалось?!!»
Немало сил потрачено в кюветах
Ненастной осенью и в зимнюю метель,
Но каждый раз наградою за это —
Достигнутая нами в жизни цель.
Лишь тот из нас поймет сердечно
Всю прелесть гладких городских дорог,
Кто по дорогам сельским бесконечным
Пришел к ним, не жалея ног.
Январь, 1979
ЗИМНЕЕ ПОЛЕ
Щекочет метель побелевшие щеки
Полей, что легли отдохнуть меж кустов,
Напрасно стараясь нарушить глубокий
Их праведный сон под покровом снегов,
Застыли березы, стоят терпеливо
Ветвями своими боясь шелохнуть.
Все замерло молча, чтоб хлебная нива
Спокойно могла до весны отдохнуть.
Выходят из леса степенные лоси,
В кустах на опушке толпой постоят,
И, пряча лохматые спины меж сосен,
От спящего поля уходят назад.
Лишь заяц, сугробов почти не касаясь,
Легко через поле порой пролетит
И ляжет в кустах, и назад озираясь,
На стежку свою виновато глядит.
А после метели, от самого края
Оранжевый трактор по полю пройдет,
И словно прорехи в снегу зашивая,
Челнок-снегопах за собой проведет.
В мороз на рассвете, веселой колонной,
Вдали словно гномы пройдут трактора,
А вечером, как муравьи — многотонный
Протащат обоз для сенного двора.
Порой шелохнутся от ветра сугробы,
Как будто бы Поле вздыхает во сне,
И вновь засыпает — спокойное, чтобы
Проснуться и зазеленеть по весне.
Пусть будет спокойным твой сон
многодневный,
Весною и летом тебе предстоит
Проделать тот труд — материнский,
священный,
Который никто за тебя не свершит.
Февраль, 1986
ВЕЛИКИЙ ПЕРЕЛОМ
Что перелом грядущий нам готовит?
Не оскудеют ли Тюменские ноля,
Где каждый шаг крестьянским потом полит,
Где все трудней крестьянская стезя?
Великий перелом! Который уж по счету!
А денег на развитие деревни нет.
Неужели снова сделаем ненужную работу
И снова как с виновных с нас ответ?
Кто обвинения сосет из пальца?
Крестьянский строй кто расколоть сегодня
рад?
Одним дать этикетку яркую «страдальца»,
Другим ярлык навесить — «бюрократ».
Ну кто же виноват, что по житейской воле
В сегодняшний трагический момент
Судьба одних людей застала в поле,
К другим пришла в служебный кабинет?
Страшней беды, чем злость в расколе
В истории людской мы не найдем.
Зачем раскол? Мы все тебе служили поле,
Одни трудом физическим, другие знаньем
и умом.
Не мы виной в отсталости деревни были,
Не можем согласиться с этим никогда.
Всегда деревне лишь остатки подносили
С экономического общего стола.
Опять идеи будто бы от имени науки
Ведут приказом, как бульдозером вперед.
И вновь крестьянину выкручивают руки
И всем нам власти затыкают рот.
1991
ГРОЗА
Средь белого дня словно тьма полуночная
Туча закрыла собой небосвод,
Лохмотьями темными грозно ворочая,
К хлебному полю все ближе ползет.
Волнуется все на земле перед нею.
Сквозь пыльные волны дорога бежит,
Осина, то встанет на цыпочки, вся цепенея,
То с места срываясь, листвой задрожит.
Огромные сосны, крутя головою,
Зашевелились степенно вдали, —
Как будто привычно готовятся к бою
В дозоре стоящие богатыри.
И мечется в панике хлебная нива,
Не в силах унять перед бурей испуг,
То вздрогнут колосья и смотрят пугливо,
То в страхе к земле прижимаются вдруг.
Качается туча, пролиться рискуя,
И вот — через край потекло.
Ударится капля о землю как пуля,
И словно в мишени возникнет пятно.
Вдруг разом потоки дождя зашумели,
Все скрылось в тумане — леса и поля.
И серые ленты дорог почернели,
И терпко, как потом, запахла земля.
1985-1986
ВЕСНА
В дали бескрайне голубого неба,
Среди берез, шагающих за косогор,
Разлита солнца сказочная нега,
Сияет радостью стекло лесных озер.
Пути тропинок полевых размыты
Течением весенних талых вод,
И журавли, перекликаясь деловито,
Шагами меряют простор глухих болот.
Укрылась роща дымкою парною,
Ручей восторженно в кустах журчит.
Над серым полем с оживающей землею
С веселым гомоном летят грачи.
И в этот мир весенних свежих звуков
Вливается широкою, могучею рекой
Звук тракторных моторов гулкий,
Уверенный, спокойный, деловой.
Здесь все привыкло к тракторному гулу,
Его от поля, от земли не оторвать.
Теперь до осени моторы будут
В честь хлеба песни трудовые распевать.
Июль, 1978
ПОДСНЕЖНИКИ
Словно жук гребет УАЗик
Пыли желтую муку,
Тучи мутных мыслей лазят
В перегревшемся мозгу.
Пролетают сроки сева,
Нет тепла... Ну как тут быть?
Неужели снова хлеба
Не сумеем получить?
На душе совсем неловко,
Настроенье — сам не свой.
Целый май в командировках,
Нет удачи в посевной.
Развернулись на лужайке,
А у края, где кювет,
Тракторист стоит в фуфайке —
Рвет подснежники в букет.
В пальцах грубых, как из камня,
От труда и от ветров,
Желтым светом бьется пламя
Свежих ласковых цветов.
Взгляд — сплошной разлив лазури,
Смотрит радостно, легко:
«Раз подснежники проснулись,
Значит, будет и тепло».
И от этих глаз чудесных,
Где живет голубизна,
Я почувствовал, как в сердце
Просыпается весна.
В голове, скажи на милость,
Стало ясно и светло, —
Раз подснежники пробились,
Значит, будем ждать тепло!
Май, 1978
ОРЕЛ СТЕПНОЙ
Орел степной раскинувши могучие крылища
Не шелохнется, словно зачарован высотой.
Все говорят, что он добычу ищет,
Я думаю, любуется родимой стороной.
Все выше, выше к солнцу поднимается
Над вечным полем, где родился и живет,
И взором любящим обнять старается
Tу землю, где он начал свой полет.
Сейчас не хищник он, а нежный сын природы,
И дань любви ей отдает полетом круговым,
Как этот лес, поля, озер блестящих воды
Он вечно с ней и от нее не отделим.
Внизу торопится куда-то суетливая тропинка,
Березовую рощу словно лента обвила.
Здесь каждый кустик, каждая травинка
Как отчий дом, родны и близки навсегда.
* * *
Когда в полях и рощах долго не бываю,
Не терпит сердце длительных разлук,
Я мысленно над краем милым совершаю
На крыльях истинной любви за кругом круг.
Январь, 1979
ДАЧА
Дачное мое поле,
Зеленый уголок,
Отучить от воли
Ты меня не смог.
Выросший не в городе
Не могу понять,
Для чего заборами
Землю оскорблять?
Маленький участок
Личная земля...
Неужели частник
Стал теперь и я?
Разрыхляю гряды,
В удобреньях весь,
Сам бросаю взгляды
На соседний лес.
Там под тенью веток,
Где кустарник взрос,
Вольный дышит ветер
Запахом берез.
И без удобрений,
И без химпротрав
Сочный, по колено
Там ковер из трав.
Манит шум таежный,
Манит синь полей,
Манит крик тревожный
Серых журавлей.
Как там луг душистый?
Как там хлеб в полях?
Как там трактористы
Пашут без меня?
Дачное мое поле,
Зеленый уголок,
Отучить от воли
Ты меня не смог.
* * *
Ты прости, прости меня, береза,
Что к тебе на помощь опоздал.
Понимаю, — не большая польза
Сожалеть о том, что в жизни потерял.
Никогда не мог себе представить
С самых ранних детских пор,
Что когда-то по тебе ударит
Беспощадный и безжалостный топор.
Люди! Сколько разных поколений
Под березой этой доброю прошло!
Сколько радости и вдохновений
Дорогое детство здесь нашло!
Кто не ждал свиданий у березы,
Не стоял в объятьях до зари,
Светлой юности мечты и грезы
Ей единственной ка свете не дарил?
Ты всегда доверчиво кивала
Каждому своей кудрявой головой,
Ласковая, никогда не ожидала
От людей к себе жестокости такой.
Но никто к тебе не устремился
С помощью в тот страшный миг,
Только в небе безнадежно бился
Полевого жаворонка слезный крик.
Апрель, 1978
* * *
Отчего, березонька, грустная такая,
Ветви опустила до сырой земли?
Может, к югу дальнему с криком улетая,
Грусть свою оставили журавли?
Может, гуси-лебеди в озере купаясь,
Прошумели крыльями на закате дня,
С родиной любимой до весны прощаясь,
Спели песню грустную для тебя?
Или ночью долгою о зиме напомнил
Звезд осенних грустный и холодный взгляд,
Вдруг тебе представилось, как немеют корни.
И метели снежные над тобой шумят?
Не горюй, кудрявая, о прошедшем лете,
И не вешай голову ниже плеч,
Так уж все устроено здесь на этом свете,
Что без расставаний не бывает встреч.
Пронесутся месяцы леденящей стужи,
Снова брызнет солнца летнее тепло,
А в весеннем небе журавли закружат,
И на сердце станет вновь светло.
Июль, 1978
ГОРОДСКИЕ ГОЛУБИ
Городские голуби, вы вечерами,
Не имея гордости своей,
Прячетесь в домах под чердаками
И живете подаянием людей.
Можете солидно раздуваться,
Распускать, как вееры, хвосты,
Только разучились в небо подниматься,
Радость чувствовать от высоты.
Вы красивы и совсем как птицы,
Каждый в вас пернатых узнает,
Только думаю, что по ночам вам снится
Корка хлебная, а не стремительный полет.
Ну зачем вам в городе толкаться
И смотреть прохожему в глаза?
Вы не воробьи, вы голуби — красавцы,
Ваша родина — зеленые леса.
Ваши сизокрылые, лесные братья
Добывают корм своим трудом,
Вас хотел бы с ними увидать я
В необъятном, вольном небе голубом.
Прилетайте в город в воскресенье,
Высоко, чтоб было всем видать.
Вызывало чтобы ваше появленье
Зависть тех, кому не суждено летать.
г. Тюмень, июнь 1978
ТИХИЕ ЗОРИ ДЕТСТВА
Тихие зори детства,
Близость тех дальних дней
Чувствую любящим сердцем
С каждым годом сильней.
Дымку жизни относит
Время, скользя по годам,
Память вернуться просит
К детским моим берегам.
Юность прошла грозовая
В годы зловещей войны,
Мы и теперь, засыпая,
Видим военные сны.
Были утраты и горе,
Радости, счастье побед,
А вспоминаются зори
Детских далеких лет!
Нет! Не забыть мне вовеки
Те дорогие места,
Где я себя человеком
В первый раз осознал.
И потому лишь чего-то стою,
Добиться чего-то смог,
Что в сердце всегда со мною
Детства святой уголок.
Июль, 1978
ЗДРАВСТВУЙ, МАМА, — ЭТО Я!
Ранним утром детства ясного
Я, от счастья весь пылая и горя,
Обнимая мать, шептал ей в ухо ласково:
«Здравствуй, мама, — это я!»
Парнем со свиданья возвращаясь,
На губах девичий поцелуй храня,
Говорил, краснея и смущаясь:
«Не волнуйся, мама, — это я!»
Жизнь, своим законам подчиняясь,
Навсегда меня из дома увела.
Не всегда я мог, собою занимаясь,
Матери сказать заветные слова.
Навсегда, навечно отзвучало
Слово материнской ласки для меня.
Вот и не кому сказать мне стало:
«Здравствуй, мама, — это я!»
Сыновей своих рассматриваю жадно,
В них ищу присутствие себя.
Лишь теперь я понял до чего отрадно
Слышать: «Здравствуй, — это я!»
И как символ жизни вечной,
Как бессмертие людского бытия,
Пусть несется над землею бесконечно:
«Здравствуй, мама, — это я!»
Жене К. В.
Нам кажется, что все на свете
Давно мы знаем наперед,
А за окном осенний ветер
Кусты разграбленные рвет.
Линяют весны, тают зимы —
Все поглотится суетой,
Но существует мир незримый
Мир между мною и тобой.
Когда с тобой из общей чаши
Я выпью часть свою до дна.
Меня друзья оплачут наши,
Но потеряешь — ты одна.
Все вспоминается в итоге
Тепло твоих девичьих плеч,
Тоска прощаний на пороге,
Неутолимый голод встреч.
Нам фальши слов уже не надо —
Стихает бурная река.
И как бесценная награда
Лежит в моей твоя рука.
Апрель, 1986
ИНЖЕНЕРА СЕЛЬСКОГО ЖЕНА
Как трудна работа инженера в поле,
Все по-настоящему знаешь ты одна.
Славная подруга в деревенской доле —
Инженера сельского верная жена.
Муж уходит рано, когда светят зори,
Поздно возвращается — светится луна.
С ним ты разделяешь радости и горе —
Инженера сельского верная жена.
Поздно вечерами с поля ждешь машину
И встречаешь мужа стоя у окна.
Как к Духам привыкла к запаху бензина
Инженера сельского верная жена.
Много пережитого, много позабытого,
Пусть в кудрях запуталась где-то седина.
Мужа ждет как прежде у окна открытого
Инженера сельского верная жена.
За твое терпение, за любовь всесильную,
Что дается только на двоих одна.
Будь всегда счастливою, будь всегда
красивою,
Инженера сельского верная жена.
Тополь
Смотрите, этот жалкий безобразный тополь,
Немало тратит он для жизни сил.
И снова, чтобы тень убрать от окон,
Его садовник беспощадно изрубил.
Два семечка от дерева родного
Осенним утром солнечным оторвались,
Упали в стороне от небольшого дома
И начали самостоятельную жизнь.
Пять лет они, природе повинуясь,
Растили корни глубоко в земле,
А на шестой, над крышею красуясь,
Подняли зелень молодую по весне.
И было, видимо, судьбе угодно,
Чтобы одни из них разросся у окна.
С тех пор его калечат ежегодно
Топор садовника и острая пила.
Два тополя. Один собой доволен,
Обезображен и испилен весь второй.
И, глядя на него, подумаешь невольно,
Что он погиб и больше не живой.
Но вновь весной, лишь солнце брызнет,
Он снова зеленеет, хоть изрублен был.
Какое же великое стремленье к жизни
Дает ему такие силы для борьбы!
ОТЧИЙ ДОМ
Пройдя сквозь грозные десятилетня,
Вернулся в дом, где детство светлое прошло.
Так почему же вдруг, увидев стены эти, я
Почувствовал, как сердцу стало тяжело?
Ведь среди многих тягот и скитаний
Я видел этот дом в приятных снах.
Так почему же, вместо дорогих воспоминаний,
Вскипают слезы на моих глазах?
Напомнил снова мне о жизни прошлой
Мой старый, милый, отчий дом.
И показался мне он жалким и заброшенным
Хотя жильцы другие расселились в нем.
И плакал я, не видя больше дома,
И с новой силою вдруг понял я тогда,
Что не увидеть больше детства золотого,
Не воскресить людей, ушедших навсегда.
Босое детство, юность трудовая,
Все было здесь и все навек прошло...
Стоит наш дом, воспоминанья вызывая,
Как памятник далекого детства моего.
Белокуриха, май, 1977
* * *
Возьмите, мальчишки, меня с собою
Туда, где я не был столько лет,
Откуда давно уведен судьбою,
Где первый мой затерялся след.
Возьмите, мальчишки, меня с собою,
Мне хочется с вами побыть!
Ведь в детстве, разрушенном грозной войною,
Так мало пришлось мне пожить.
Мужайте, мальчишки, отваге учитесь,
Гордитесь прекрасной своей стороной.
Растите большими, но не торопитесь
Расстаться с детской своей страной.
Единым уроком чудесным промчится
Вся жизнь — без каникул и перемен.
И каждый оставит любви частицу,
Полученной в детстве взамен.
Пусть каждый оставит не меньше, чем взято,
Побольше, чем дали тебе,
И жизнь будет нашей любовью богата,
А счастье расти и расти на земле.
Согрейте мне душу дружбой своею,
Не бойтесь, мальчишки, моих седин,
А я передам вам все, что имею, —
Всю силу нелегкой своей любви.
Февраль, 1979
СЕЛЬСКАЯ ШКОЛА
Сельская школа моя начальная —
Старый бревенчатый дом.
Рядом береза склонилась печальная,
Каждому дарит поклон.
Может быть раньше когда-то веселая
В окна смотрела она,
Но принят был в эту школу я,
Когда загремела война.
Ушли по разбитым дорогам осенним
На запад грузовики,
Остались мальчишки в моей деревне —
Единственные мужики.
Мы всю географию знали строго,
На память учили пути,
Где наши отцы по военным дорогам
На смерть и на славу шли.
Нередко солдата дорога кривая
Кончалась на карте крестом,
И горбились мальчики, слезы скрывая,
Над похоронным листом.
Своими дровами мы школу топили —
В неделю по паре полен,
И честно картофель печеный делили
Во время больших перемен.
Без обсуждений и споров излишних
Мы в классе во время зимы
Сами решали, чтоб детям погибших
Раздать заводские пимы.
Старая, добрая сельская школа,
Выть может, тебя уже нет,
Но видится в жизни нам снова и снова
Твой нескончаемый свет.
Сентябрь, 1978
ОБА ВЫ НЕ ВИНОВАТЫ
Наверно, оба вы не виноваты,
Вступая в эту жизненную связь.
Ты — чтоб забыть свои утраты,
Она — ужасно одиночества боясь.
Вы очень долго притворялись,
Что счастьем ваш наполнен дом,
Но по ночам тревожно просыпаясь,
Мечтали молча каждый о своем.
Когда в семье детишки появились
Казалось, что любви зажегся огонек,
Но дети выросли, а чувства не родились
И каждый вновь остался одинок.
Жена твоя, — ты это ясно видел,
Любила До безумия детей.
Ты, понимая это, не бывал в обиде,
Но одиночество Почувствовал сильней.
Теперь привыкли вы, смирились,
Но греют вас не прожитые дни,
А краткий миг, когда в душе светились
Любви добрачной яркие огни.
* * *
Я утонул в твоих глазах
Без слов, без противленья.
И нет уже пути назад,
И нету мне спасенья.
Как будто все идет во сне,
Все слышу, вижу тоже.
И не страшит, что я на дне
И что не всплыть, быть может.
Я слышу крик на берегу,
Но им я не разбужен.
Пошевелиться не могу,
Тону, тону все глубже.
Но в жизни счастья полоса
Не суждена с тобою.
Так не смотри в мои глаза
С надеждой и тоскою!
Февраль, 1985
ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ
Отвлекусь от ежедневной прозы,
Хотя твердят — романтика и в буднях есть.
Все-таки приятно, когда дарят розы,
Даже если отстучало сорок шесть.
Если раньше вылетали пробки
И весельем наполнялась грудь,
То сегодня ожидаю робко,
Может быть, поздравит кто-нибудь.
В поздравленьях нету многословья,
И в открытках дружеским пером
Все желают крепкого здоровья,
Остальное — все понятно в основном.
Только иногда, глазами смерив,
Руку крепко в поздравлении сдавив,
Кое-кто и сам себе не веря,
Пожелает счастья и любви.
1966
НАДЕЖДА, ВЕРА И ЛЮБОВЬ
На поле жизненных сражений
Бывает день, бывает час,
Когда от роковых решений
Надежда сдерживает нас.
Горит, горит звезда НАДЕЖДЫ
У каждого в груди.
И верим нынче мы, как прежде,
Что счастье снова впереди.
Бывает, — клевета безбожно
Ударит подла и низка.
И рухнет ВЕРА безнадежно,
Как будто замок из песка.
Мы часто в юности беспечной
ЛЮБОВЬ берем на абордаж.
И ждем при этом страсти вечной,
А получается — мираж.
Лишь ты, НАДЕЖДА, неустанно
Нам освещаешь путь вперед,
И в трудный миг — опять желанной
Своей удачи каждый ждет.
Горит, горит звезда НАДЕЖДЫ
У каждого в груди.
И верим нынче мы, как прежде,
Что счастье снова впереди.
1985
ПОСЛЕДНЯЯ ЗВЕЗДА
Рассветом белым небо затянуло,
Без плуга загрустила борозда,
И как свеча, что чудом не задуло,
Горит еще последняя звезда.
Я знаю скоро будет солнце светить,
Но жаль мне эту позднюю звезду.
Быть может, завтра утром на рассвете,
Я к ней на встречу больше не приду.
За то звезда моей любимой стала,
За то всегда ищу тебя во мгле,
Что ярче всех на небе ты сияла,
Когда темно мне было на земле.
Пускай теперь уже утихли страсти
На время или может навсегда.
Еще горит в душе осколок счастья
Былых надежд последняя звезда.
НЕ ПОКИДАЙ, ЛЮБОВЬ!
Темное небо ночного вокзала,
Гул пролетающих вдаль поездов...
Я оставался, а ты уезжала, —
Все было нам ясно без слов.
Ты взглядом уехать меня приглашала,
Не разжимая бледнеющих губ,
Мне глупая гордость признаться мешала,
Что жить без тебя не смогу.
Мы улыбаться с тобою пытались,
Минуты прощанья ускорили бег,
И наши сердца от предчувствия сжались, —
Мы расстаемся навек.
Быстро несутся ночи за днями,
Уже голова в сугробах седин,
А я, окруженный семьей и друзьями,
Всю жизнь без тебя один.
Не покидай, любовь, она вольна, как птица,
И может скрыться в жизни, как рассветная
звезда,
Не покидай Любовь, ведь может так
случиться,
Что больше ты ее не встретишь никогда.
1978
* * *
Что, баян, дорогой,
запылился?
Вспомни, как ты со мной
веселился.
Ты звучать раньше мог
голосисто,
Да и я паренек
был плечистый.
Нас ко многим домам
быть просили,
Нам с почтеньем стакан
подносили.
Мы смотрели на всех
горделиво,
Я растягивал мех с
переливом.
Плясовую дадим
мы со свистом,
Поднимается дым
коромыслом.
Половицы гудят
в дробной тряске,
Бьется русский азарт
в пляске.
Мы по всем голосам
шпарим.
«Эх, дает по мозгам
парень!»
Вон девица-краса
свечкой ходит,
С моего лица
глаз не сводит.
Значит, нам повезет
за старанье,
Может, ночью придет
на свиданье...
Пролетели те дни
быстротечно,
Только память хранит
все навечно.
Цвет любимых бровей,
поцелуй у крыльца,
И веселье людей
дорогих до конца.
_ _*_*_*_
Почему, мой баян,
не играешь?
Иль о прошлом, как я,
вспоминаешь?
Февраль, 1978
ЗА ТРАВОЮ ВЫСОКОЙ
За травою высокой,
От дорог вдалеке,
Я люблю одиноко
Посидеть на реке.
В камышах шаловливо
Шелестит ветерок,
Шевелится лениво
На волне поплавок.
Словно прошлые годы
Снова мимо текут, —
Молчаливые волны
Все бегут и бегут.
Если к ним присмотреться,
Ясно вижу в волне:
Мальчик смуглый из детства
Улыбается мне.
А из глаз безмятежный
И уверенный свет.
Жизнь казалась безбрежной
Без печалей и бед.
Вон вдали появились
Окна с гнутой резьбой,
И березы склонились
Над крестьянской избой.
Сердце вдруг занемело,
Застучало сильней,
Кто там в платьице белом
Под березкой моей?
Неужели, как прежде,
Я увижу сейчас
Взгляд зовущий и нежный
Серых любящих глаз?
Ветер волны в движенье
Перестал посылать,
И мое отраженье
Стало в речке видать.
Под фуражкой приплюснут
Клок бесцветных седин.
На душе стало грустно —
Вновь остался один.
1970
* * *
Кружатся и падают листья тополинные
И ложатся желтые у дороги в грязь.
Молодость казалась бесконечно длинною,
Почему так скоро пронеслась?
Пролетела, пронеслась нора прекрасная,
А поверить в это не могу.
Поздней осенью в лесу калина красная
Также безнадежно рдеет на снегу.
Нету в сердце о прошедшем сожаления,
Милый край осинок и берез!
Я всю жизнь свою, как откровение,
Светлую любовь к тебе пронес.
Август, 1978
ГОРОД НАД ТУРОЙ
Яркие закаты тонут в водах алых,
Туманом одеваются крутые берега.
В мире есть прекрасных городов немало,
Но Тюмень мне очень, очень дорога.
ПРИПЕВ:
Город над Турой,
Я горжусь тобой,
Я люблю тебя и разумом, и сердцем.
Славен ты трудом,
Счастье мое в том,
Что могу назвать себя тюменцем.
Свет электросварок как салют сияет
Над твоими стройками в темноте ночной,
Строя город новый — люди воздвигают
Памятник бессмертный славы трудовой.
ПРИПЕВ:
И для нас не диво жизнь теперь такая:
Видеть в тундре рельсов бесконечный путь,
Где фонтаны нефти к небу поднимает
Северной земли пробуренная грудь.
ПРИПЕВ:
Город наш любимый — первый шаг Сибири
Здесь тропа к победам очень нелегка.
Яркою звездою засияла в мире
Слава о Тюмени нашей — на века!
ПРИПЕВ:
Город над Турой,
Я горжусь тобой.
Я люблю тебя и разумом, и сердцем.
Славен ты трудом,
Счастье мое в том,
Что могу назвать себя тюменцем.
НА ИРТЫШЕ
Лесистых берегов нахмурив низко брови,
Могучая, широкая, сибирская река,
Сурово отражая пламенные зори,
Течет неудержимо сквозь века.
В ней нет игривости потоков горных,
Она не суетится под туманной кисеей,
И не она для красоты лесов просторных,
А все кругом для украшения ее.
Второй такой реки нигде не сыщешь,
Неповторимый вид ее огромен и красив.
Такая мощь, такая непреклонная силища
Родиться может только на Руси.
Всем существом сливаешься с величием
стихии,
И мысли кружатся торжественно и высоко,
Здесь чувствуешь могучее спокойствие
России
Особенно, всем сердцем, глубоко.
Ни края нет и ни конца лесам таежным
На вольном берегу седого Иртыша.
Но странно, здесь себя не чувствуешь
ничтожным,
А гордостью и силой полнится душа.
ОСЕНЬ
Стелет осень хмурая
Листья тихо вдаль,
Ветер травы бурые
Шевелит едва.
Тихо дышит, охая,
На реке волна,
Журавлей далекая
В небе грусть слышна.
Раньше шум веселья
Мне приятен был.
Почему ж теперь я
Сердцем загрустил?
Почему не просится
В сердце больше прыть?
Почему мне хочется
Одному побыть?
Может мое счастье,
Что всю жизнь мы ждем,
Осенью в ненастье
Залило дождем?
Бесшабашным юношей
Был я молодой.
Неужели я уже
Стал совсем седой?
Неужели я уже
Вышел на рубеж,
Когда нету больше
Радостных надежд?
Безразличной просинью
Плещется волна...
Жизненная осень
К сердцу подошла.
САЛЮТ ПОБЕДЫ
Разноцветьем гордым
Залпы небо рвут.
Светится над городом
Праздничный салют.
Счастье, ликование,
Смех со всех сторон.
Радостным сиянием
Вечер озарен.
Наслаждаясь праздником,
Не забудь, друг мой,
Что салют достался нам
Дорогой ценой.
О салюте мы мечтали,
Хоть и трудно жили.
Под огнем свинца и стали
Ту мечту хранили.
Для победы не щадили
Жизни, крови, силы.
Сколько близких положили
В братские могилы.
Посмотри, слезу стирает
Чья-то мать в сторонке.
До сих пор переживает
Ужас похоронки.
И когда салют сияет,
Пламенем занялся,
Пусть никто не забывает,
Как он нам достался.
БЕССМЕРТИЕ
На плитах мраморных у Вечного огня,
Светящегося пролитою кровью,
Стою я, низко голову склоня,
И сердце захлебнулось скорбью.
Как много вас, России верные солдаты,
Навеки приняла в себя земля.
И ничего здесь, кроме смертной даты,
О вас узнать уже нельзя.
Быть может, этот шел в бою сквозь дым
И пал сраженный пулей сразу.
Он был, наверно, очень молодым
И не любил еще ни разу.
Вот эти двое — под фамилией одной,
Наверняка родные братья.
Лежат бок о бок, скрытые землей,
_А_мать до смерти будет ждать их.
А у тебя, наверное, была семья,
Когда от ран скончался в муках.
В сердцах теперь струится кровь твоя
У невидавших деда внуков.
Зачем искать для каждого бойца ответ?
Вы все любимые России дети,
И возраста у вас сегодня нет,
Вы все вошли в бесмертье.
ДАЙ ЗДОРОВЬЯ, КРЫМ!
Добирался долго к югу
Сквозь мороз, пургу.
Крым, прошу тебя, как друга,
Помоги сибиряку.
На работе был усердным,
Да вот стал больным.
Будь ко мне ты милосердным —
Дай здоровья, Крым!
Жизнь нужна не для кривлянья —
Я всегда в труде.
И сюда не на свиданье
Прилетел К тебе.
Далеко в краю оленьем
Родина моя,
Ждут меня с выздоровленьем
Там мои друзья.
Я готов на все условья,
Чтоб вернуться к ним.
Дай здоровья, дай здоровья,
Дай здоровья, Крым!
СОСНА В КРЫМУ
Здравствуй, здравствуй, сибирячка,
Дай тебя обнять.
Что же ты меня, землячка,
И не хочешь узнавать?
Среди зелени не русской
Мягкой, как трава,
Я тебя на взморье узком
Разглядел едва.
Освежил мое дыханье
Запах смоляной.
Я как будто на свиданье
Угодил домой.
Хорошо в Крыму опрятном:
Фрукты, воздух и вода,
Отдохнуть мне здесь приятно,
Жить — не смог бы никогда.
Как же можно без сугробов?
Без лыжни зимой?
Без людей на вид суровых,
С доброю душой?
Разве могут быть забыты
Буйство вешних гроз,
Бор весь свежестью залитый,
Нежный шум берез?
Что, сосна, зашелестела
Кроной — головой?
Или тоже захотела
Ты в Сибирь со мной?
БРИГАНТИНА
В одном из городов курортных Крыма,
Где ночью загорается неоновый пожар,
Стоит на берегу, как в сказке бригантина —
Украшен ею каменный бульвар.
В ее осанке видно благородство,
Гуляет ветер в вантах и по парусам.
Форштевень длинный придает ей сходство
С ракетой, устремленной к небесам.
Стоит, поднявши мачты горделиво,
С достоинством, людской не замечая суеты.
О чем задумалась ты молчаливо?
О чем, скажи, твои мечты?
Давно, когда моря не знали теплоходов,
Бетонных берегов не видела волна,
Ты возвращалась, бригантина, из походов,
Заморскими товарами полна.
Ты с помощью пенькового каната
С землею устанавливала связь,
И морем крепко просоленные ребята
Сходили на берег, перекрестясь.
В мечтах своих ты снова бы умчалась
В знакомую бушующую даль морей,
Но к берегу навечно приковала старость
И не поднять, как раньше, якорей.
Март, 1978
КИПАРИСЫ
Не напрасно греки называли
Кипарисы деревом печали.
Как свеча с зеленым светом
И зимой они без радости и летом.
Даже ветру не умеют дать сраженья,
Гнутся ветви мягкие без возраженья.
Корабли заморских моряков
Привезли сюда их с дальних берегов.
Отрешенные стоят они на взгорье,
Бесконечно смотрят вдаль на море.
Им не интересна суета людская —
Жизнь печальна без родного края.
Ничего они вокруг не замечают,
Только грустно головой качают.
Нет, не даром греки называли
Кипарисы деревом печали.
Август, 1978
Годы — листья
Годы — словно листья осенью метельной
Землю засыпают — трудно сосчитать,
Ну, а те не многие, что не облетели
Долго ли на дереве будут трепетать?
Раньше годы бурные силы придавали,
Чем сильнее буря — веселей душе!
Нынче годы-листья — вы другими стали
И на ветках еле держитесь уже.
Все-таки я счастлив — время вспоминается
То, что не напрасно удалось прожить,
Ну, а листья-годы вечно осыпаются,
И о том не надо никогда тужить.
1986
КУКУШКА
Расскажи, кукушка — недотрога,
Расскажи, усевшись на дубу:
Долго ли на жизненных дорогах
Мне свою испытывать судьбу?
Радугой раскрашенные росы
Буду долго ли в полях топтать?
И берез растрепанные косы
На плечах ссутуленных ласкать?
На блестящие промоины рассвета
Долго ли удастся поглядеть?
Вера в то, что счастье близко где-то
Долго ли мне душу будет греть?
Не стесняйся, что сама не знаешь
Ни моей судьбы и не своей.
Ты не первая меня обманешь,
И от этого не будет мне грустней.
Расскажи, кукушка-недотрога!
Веселей, заливестей кричи!
Разгони на сердце мне тревогу...
Не молчи, кукушка, не молчи!!
Январь,
1979
МОЖЕТ, ЭТО ЖИЗНЬ МОЯ?
Газ попутный с гулом рвется
Сквозь высокую трубу,
Беспокойно пламя бьется,
Отражаясь на снегу.
Днем к ночью факел рдеет.
Освещая с дрожью тьму.
Никого он не согреет
И не нужен никому.
Я стоял, смотрел и плакал
У ненужного огня.
Может, то горит не факел?
Может, это жизнь моя?
Москва, февраль, 1985