256_Коробейников_Неотвратимость судьбы (1)
ВИКТОР КОРОБЕЙНИКОВ
НЕОТВРАТИМОСТЬ
СУДЬБЫ
ТРАГЕДИЯ В ПРАЗДНИЧНЫЙ ДЕНЬ
Об этой тюменской трагедии не писали газеты. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что буквально в тот же день, через несколько часов «Голос Америки» передал подробную информацию о случившемся и назвал поименно членов правительственной комиссии, собравшейся в селе Юрминка для расследования этого чрезвычайного происшествия. Впоследствии беглая информация мелькнула в центральной прессе. И хотя с того ужасного дня минуло белее четверти века, до сих пор накатываются волнами неопознанные слухи.
В течение многих лет, когда заходила речь о Юрминской трагедии, я старался не вступать в разговор. Во-первых, потому, что воспоминания были тяжелыми, во-вторых, я был одним из тех, кто знал об этих ужасных событиях почти все и упоминал иногда подробности, которые вызывали у собеседников недоверие, ведь представить подобное не под силу обычному человеческому воображению. И, в-третьих, как правило, в конце рассказа слушателей интересует вопрос: «Кто виноват!»
Дилетанты и мало сомневающиеся по причине недостатка жизненного опыта начинают нравоучительно рассуждать о том, как нужно было поступать с такими — судить: кто в какой мере виноват в случившемся.
Но у каждого поколения свои условия жизни, свои достижения и ошибки. Иногда бывает трудно понять, что явилось главной причиной той или иной драмы: сумма мелких человеческих оплошностей или роковое стечение обстоятельств. Чаще всего и то, и другое. Мне кажется, именно так произошло и в этой истории.
Ясно одно — никто не предполагал, что может случиться подобное…
А жизнь идет своим чередом. В нее вливаются новые поколения сельских специалистов и руководителей. Сегодня я согласился рассказать о тех давних тяжелых событиях с единственной целью: чтобы эти люди никогда не увидели того ужаса, с которым пришлось встретиться нам по воле судьбы.
Кроме того, хочу еще раз почтить светлую память дорогих мне тружеников бывшего совхоза «Юрминский».
Это произошло в одно из июньских воскресений — в день выборов. Я провел его на избирательном участке. Домой вернулся уставший и голодный часам к 8 вечера. Жена собрала на стол. В это время раздался телефонный звонок, и председатель обл- сельхозтехники Г. Анисимов сообщил, что в одном из хозяйств Аромашевского района произошел несчастный случай — пострадали люди. Я срочно заказал междугородний разговор. К моему удивлению, соединили моментально. Ответил дежурный райкома партии. Он подтвердил, что есть жертвы, но сколько — не говорит. Разговор дословно закончился так:
— Скажите, сколько? Два — три?
— Нет.
— Пять — шесть?
— Нет.
Я сказал, что все понял, положил трубку, схватил пиджак и выбежал на улицу.
Нужно было срочно увидеть своего начальника Н. Чернухина. Он приступил к работе недавно и не имел еще на квартире телефона. Я бежал всю дорогу. Начальник оказался уже в курсе события и сказал, что произошел взрыв. Было принято решение о моем срочном отъезде в Юрминку.
В тот год река Тобол затопила автомобильный мост в районе г. Ялуторовска и ехать пришлось поездом. Войдя в вагон, я бросил полевую сумку в купе, а сам вышел в коридор. Здесь, стоя у окна, провел всю ночь, не выпуская изо рта папиросу. Мое воображение рисовало картины — одну ужасней другой.
На рассвете поезд прибыл на станцию Голышманово. Здесь меня ждала «Волга», на которой я отправился в Аромашево. Преодолев половину пути, мы подъехали к Юрминскому совхозу. Место взрыва охранялось милицией. Предъявив удостоверение, я прошел внутрь оцепления и попал на территорию машинного двора. Мои самые смелые предположения о последствиях взрыва сразу померкли. Я ожидал увидеть остатки разрушенного здания, искореженную технику. Ничего подобного не было. Поднявшись на длинный, метров 8-10 и высотой 2–3 м гребень из выброшенной земли, я оказался на краю огромной чистой воронки. Остатков находящегося здесь ранее гаража не было совсем. Ни одного кирпича, детали от фундамента или бетонных блоков, не говоря о крыше и дверях. Вокруг воронки на расстоянии 70-100 метров — ровная поверхность, засыпанная еще не просохшей землей. Никаких, даже мелких фрагментов от стоявшей здесь техники не было видно.
Когда я сел в машину и она двинулась дальше, нас заинтересовали непонятные предметы, разбросанные по полю в пределах 150–200 метров от эпицентра взрыва. _Я_ вышел и направился в поле. Необычные предметы оказались погибшим скотом: лошади и телята. Все увиденное казалось какой-то искусственной бутафорией. Всходило ласковое солнце, стояла мягкая деревенская тишина. Березовая роща, как обычно, вздыхала под утренними порывами рассветного ветерка. Наше сознание было еще не способно полностью воспринять и осознать всю огромную трагедию, мгновенно разыгравшуюся здесь вчера вечером. Мы продолжили путь.
Подъехав к райкому партии, я предполагал, что, явившись так рано — было чуть более семи часов утра, — произведу впечатление самого озабоченного представителя областной власти. Именно с таким чувством, свойственным молодости и неопытности, я открыл двери в кабинет первого секретаря райкома и замер от неожиданности. Комната была полна людей. Я сразу увидел второго секретаря обкома партии Г. Богомякова (Щербина был в отпуске), председателя облисполкома К. Макурина, председателя облсовпрофа Ю. Меркулова, нескольких заместителей председателя облисполкома и секретарей обкома, начальника УВД.
К. Макурин представил меня присутствующим здесь министру сельского хозяйства России, первому заместителю председателя Совмина РСФСР Васильеву и первому заместителю МВД СССР генералу-майору Викторову. К сожалению, уже не помню их имен. Мне сказали, что включают меня в состав правительственной комиссии, вкратце ознакомили с материалами предварительного следствия. Я узнал следующее: в новом автогараже совхоза «Юрминский» хранилось 160 тонн минеральных удобрений — аммиачной селитры. Она поступила поздней весной с Бийского химкомбината. Думаю, уместно будет отметить, что это было время расцвета массовой химизации полей, удобрения поступали десятками тысяч тонн. Специальных помещений для их хранения почти не было. Не раскрою секрета, если скажу, что часто они складировались под открытым небом, в лучшем случае прикрытые брезентом.
Хранение удобрений в новом, практически мало использованном гараже в принципе говорило об ответственном отношении к этому руководства совхоза. Но в дальнейшем этот факт явился главным обвинением.
Взрыв произошел из-за пожара, виновниками которого оказались четверо мальчиков. Старшему из них шел 14-й год. Они решили достать красивые белоснежные гранулы селитры. Но мешки были из крепкого, толстого, прозрачного полиэтилена, и дети не могли их разорвать. Тогда они решили расплавить мешок открытым огнем. Развели небольшой костер. Селитра горит очень плохо, но испускает при этом огромное количество едкого дыма. Не в силах справиться с огнем и дымом, дети в панике убежали в лес. Но все это стало известно позже.
Возможно, это происшествие не явилось бы столь трагичным, если бы дым и бегущих ребят не увидела пожилая женщина, окучивающая на огороде картофель. Она с криком кинулась в деревню.
А надо сказать, что день выборов по тем временам был праздничным — едва ли не народным гуляньем. Люди одевались понаряднее, да на стол выставляли что повкусней.
На крик женщины люди среагировали моментально и кто в чем был, бросились к гаражу. Но никто из них не успел до него добежать. В 16 часов 20 минут прогрохотал невероятный взрыв. Все, кто оказался от него в зоне 150–200 метров, а в некоторых случаях и дальше, погибли.
Уже в течение часа на место происшествия прибыли медики из Аромашевского, а затем из Голышмановксого района, приблизительно через три-четыре часа прилетели первые самолеты Ан-2 облсанавиации. Они садились прямо на хлебное поле.
Работа правительственной и областной комиссии началась сразу по прибытии. Уже к моменту моего появления (5 часов по московскому времени) генерал майор Викторов разговаривал с Москвой и вызывал специалистов-подрывников, военных и гражданских химиков. Во второй половине дня все они уже прибыли и начали работать на месте взрыва. Перед ними ставилась задача: определить, действительно ли здесь была сельскохозяйственная селитра, а не боевая, а также, что явилось непосредственной причиной взрыва.
Мне поручили расчистку территории машинного двора и засыпку воронки. Кроме того, нужно было со специалистами определить материальный ущерб совхоза. Я вновь отправился в Юрминку. На этот раз появилась возможность рассмотреть подробно место происшествия и услышать рассказы очевидцев.
Об огромной силе взрыва можно судить по тому, что зерновые комбайны и тракторы весом до 5 тонн были отброшены на расстояние до 100 метров. Деревянная конюшня, расположенная более чем в 200 метрах от эпицентра, сразу была разрушена и вспыхнула от замыкания электропроводов. Воронка от взрыва была более 35 метров в диаметре и 13 метров в глубину.
В момент пожара на автотрассе на расстоянии свыше 200 м от гаража остановился рейсовый автобус. Взрывная волна оказалась такой силы, что все пассажиры автобуса получили травмы, а женщину, стоявшую у открытой двери, спасти не удалось. Значительные разрушения произошли в самой деревне, хотя жилой сектор находился от производственного на значительном расстоянии. С нескольких десятков домов снесло крыши, частично разметало стены, выбило окна, упали хозяйственные постройки.
На центральной усадьбе соседнего совхоза «Кармацкий», находящейся на расстоянии более 8 км, все дома так вздрогнули и прокатился такой гул, что находящиеся там, в гостях по случаю дня выборов жители Юрминки засобирались домой…
Во второй половине дня подошла специальная техника из соседних хозяйств, райцентра — тяжелые бульдозеры, автокраны, большегрузные автомобили. Мы приступили к расчистке территории. Но вскоре приехал зам. председателя облисполкома В. Медведев и передал решение комиссии— все работы прекратить до тех пор, пока не будут похоронены погибшие.
Похороны состоялись в среду — на третий день после трагедии на поле перед деревней, напротив кладбища, было расставлено несколько столов. Люди начали подъезжать с раннего утра. На легковых машинах и автобусах. К обеду все поле было заполнено народом. Я думаю, приехало несколько тысяч человек. Вдали, со стороны райцентра показалась колонна украшенных коврами и цветами грузовиков. Их было семнадцать. На каждом по два гроба.
Некоторые семьи погибли полностью — хоронить было некому, поэтому хоронили всей деревней.
Колонна тихо проехала по главной улице деревни и остановилась у кладбища. Музыки не было. И без этого у всех нервы были напряжены до предела. Члены правительственной комиссии и руководители области открыли траурный митинг. Он был кратким. Все остальное прошло организованно и быстро, но люди не торопились уезжать. Долго еще толпились они, разговаривая и переходя от одной могилы к другой. Последними с кладбища уехали члены комиссии. Я думаю, следует отметить, что при проведении этого траурного мероприятия при таком огромном скоплении народа не были задействованы, как теперь говорят, «силовые структуры». Не было ни одного милиционера.
Часто спрашивают, что стало с детьми — виновниками пожара? Они не пострадали. Их нашли в лесу, страшно напуганных. Несколько дней к ним была приставлена охрана, чтобы сохранить их от возможного гнева взрослых — тех, у кого погибли родные.
Вернувшись в Тюмень, комиссия продолжила работу. Работа заканчивалась, как правило, в два часа ночи.
Комиссия получила информацию о подобных взрывах в мире. Выяснилось, что сходных было за все время только два. Первый в Германии на заводе, выпускающем аммиачную селитру. Там скопились огромные запасы этих удобрений. Когда приступили к их отгрузке, оказалось, что экскаваторы не могут взять слежавшуюся массу. Тогда решили взрывать ее динамитом. Работа пошла быстрей. Взрывы гремели день и ночь. Но однажды вся селитра взорвалась от детонации. Завод и часть города были снесены. Второй случай был в Америке. Взорвалось судно, груженое селитрой. Причиной явился пожар. Взрыв был такой силы, что соседний огромный морской корабль вылетел на сушу, раздавил автостоянку, разрушил часть зданий.
Но только в сибирском селе Юрминка люди погибли от того, что кинулись спасать народное добро.
Мы еще не успели очистить место катастрофы, как семьям пострадавших прямо здесь, в селе были выплачены материальная помощь, страховки, выданы льготные кредиты и ссуды.
Мне не хотелось бы вдаваться в подробности заседаний комиссии и бюро обкома, поскольку я считаю их событиями уже второго плана. Однако вокруг этого тоже шли разные толки, поэтому расскажу очень кратко.
На бюро обкома давалась оценка деятельности всех ведомств в экстремальных условиях, вызванных взрывом. За хорошую работу получили благодарность милиция, медики, авиация.
Сложней всего проходил отчет нашего управления сельского хозяйства. От его имени на комиссии и бюро отчитывался я. Общий ущерб от происшествия был определен в несколько миллионов рублей. По тем временам это очень большая цифра. Например, гусеничный трактор стоил всего 4 тысячи рублей, зерновой комбайн — 4,5 тысячи рублей.
Отдельным членам бюро хотелось продемонстрировать свою непримиримость по отношению к «хозяйственникам, допустившим данный факт». И это было объяснимо. При таком накале страстей, нервном напряжении не всякий способен сдержаться и судить объективно. Кое-кто буквально требовал назвать виновного.
Председатель КГБ Лобанов предложил исключить меня из партии, снять с работы и отдать под суд. Это предложение сразу поддержали еще двое — редактор областной газеты и председатель облсовпрофа. Нужен был еще один голос, чтобы предложение прошло, но тут вмешался секретарь обкома Г. П. Богомяков.
— Товарищи члены бюро, я прошу вас выступать не от сердца, а от разума. Когда следствие будет закончено и определен виновный, он будет наказан. Какую бы должность ни занимал.
Это мнение и было принято.
Конечно, вы спросите: «Чем же все-таки закончилось следствие?»
Оно длилось долго. Приехавшие из Москвы химики и подрывники дали заключение, что взорвалась именно сельскохозяйственная селитра, потому что взрыв был «мягким». Если бы на ее месте была боевая, то от пострадавших не осталось бы следа, а деревня вся была бы поднята на воздух.
Кроме того, непосредственной причиной они определили взрыв гремучего газа, скопившегося под крышей. Он явился продуктом смешивания кислорода с газами от горения удобрений.
Именно в ту роковую минуту совпали все необходимые параметры газовой смеси и величина пламени. Если бы хоть один из этих составляющих (кислород, газ, пламя) отклонились от критических значений — пожар мог бы закончиться без взрыва.
В ходе работы комиссии было установлено также, что ни в одной из инструкций по применению удобрений, а также в учебниках агрохимии не было упоминаний о взрывоопасности аммиачной селитры.
Трагедия в Юрминке была квалифицирована как несчастный случай. К уголовной ответственности никто не был привлечен. Руководители хозяйств были наказаны в своих парторганизациях.
Все сказанное мной является субъективным восприятием событий, исходя из той информации, которая была мне доступна…
В считанные месяцы совхоз Юрминский был обеспечен необходимой техникой, выстроены все производственные объекты.
Отстроилась и даже помолодела деревня. Уже следующим летом ничто не напоминало здесь о трагедии.
Только на придорожном кладбище выделяются два ряда могил, над которыми высится обелиск.
ВИКТОР КОРОБЕЙНИКОВ
НЕОТВРАТИМОСТЬ
СУДЬБЫ
ТРАГЕДИЯ В ПРАЗДНИЧНЫЙ ДЕНЬ
Об этой тюменской трагедии не писали газеты. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что буквально в тот же день, через несколько часов «Голос Америки» передал подробную информацию о случившемся и назвал поименно членов правительственной комиссии, собравшейся в селе Юрминка для расследования этого чрезвычайного происшествия. Впоследствии беглая информация мелькнула в центральной прессе. И хотя с того ужасного дня минуло белее четверти века, до сих пор накатываются волнами неопознанные слухи.
В течение многих лет, когда заходила речь о Юрминской трагедии, я старался не вступать в разговор. Во-первых, потому, что воспоминания были тяжелыми, во-вторых, я был одним из тех, кто знал об этих ужасных событиях почти все и упоминал иногда подробности, которые вызывали у собеседников недоверие, ведь представить подобное не под силу обычному человеческому воображению. И, в-третьих, как правило, в конце рассказа слушателей интересует вопрос: «Кто виноват!»
Дилетанты и мало сомневающиеся по причине недостатка жизненного опыта начинают нравоучительно рассуждать о том, как нужно было поступать с такими — судить: кто в какой мере виноват в случившемся.
Но у каждого поколения свои условия жизни, свои достижения и ошибки. Иногда бывает трудно понять, что явилось главной причиной той или иной драмы: сумма мелких человеческих оплошностей или роковое стечение обстоятельств. Чаще всего и то, и другое. Мне кажется, именно так произошло и в этой истории.
Ясно одно — никто не предполагал, что может случиться подобное…
А жизнь идет своим чередом. В нее вливаются новые поколения сельских специалистов и руководителей. Сегодня я согласился рассказать о тех давних тяжелых событиях с единственной целью: чтобы эти люди никогда не увидели того ужаса, с которым пришлось встретиться нам по воле судьбы.
Кроме того, хочу еще раз почтить светлую память дорогих мне тружеников бывшего совхоза «Юрминский».
Это произошло в одно из июньских воскресений — в день выборов. Я провел его на избирательном участке. Домой вернулся уставший и голодный часам к 8 вечера. Жена собрала на стол. В это время раздался телефонный звонок, и председатель обл- сельхозтехники Г. Анисимов сообщил, что в одном из хозяйств Аромашевского района произошел несчастный случай — пострадали люди. Я срочно заказал междугородний разговор. К моему удивлению, соединили моментально. Ответил дежурный райкома партии. Он подтвердил, что есть жертвы, но сколько — не говорит. Разговор дословно закончился так:
— Скажите, сколько? Два — три?
— Нет.
— Пять — шесть?
— Нет.
Я сказал, что все понял, положил трубку, схватил пиджак и выбежал на улицу.
Нужно было срочно увидеть своего начальника Н. Чернухина. Он приступил к работе недавно и не имел еще на квартире телефона. Я бежал всю дорогу. Начальник оказался уже в курсе события и сказал, что произошел взрыв. Было принято решение о моем срочном отъезде в Юрминку.
В тот год река Тобол затопила автомобильный мост в районе г. Ялуторовска и ехать пришлось поездом. Войдя в вагон, я бросил полевую сумку в купе, а сам вышел в коридор. Здесь, стоя у окна, провел всю ночь, не выпуская изо рта папиросу. Мое воображение рисовало картины — одну ужасней другой.
На рассвете поезд прибыл на станцию Голышманово. Здесь меня ждала «Волга», на которой я отправился в Аромашево. Преодолев половину пути, мы подъехали к Юрминскому совхозу. Место взрыва охранялось милицией. Предъявив удостоверение, я прошел внутрь оцепления и попал на территорию машинного двора. Мои самые смелые предположения о последствиях взрыва сразу померкли. Я ожидал увидеть остатки разрушенного здания, искореженную технику. Ничего подобного не было. Поднявшись на длинный, метров 8-10 и высотой 2–3 м гребень из выброшенной земли, я оказался на краю огромной чистой воронки. Остатков находящегося здесь ранее гаража не было совсем. Ни одного кирпича, детали от фундамента или бетонных блоков, не говоря о крыше и дверях. Вокруг воронки на расстоянии 70-100 метров — ровная поверхность, засыпанная еще не просохшей землей. Никаких, даже мелких фрагментов от стоявшей здесь техники не было видно.
Когда я сел в машину и она двинулась дальше, нас заинтересовали непонятные предметы, разбросанные по полю в пределах 150–200 метров от эпицентра взрыва. _Я_ вышел и направился в поле. Необычные предметы оказались погибшим скотом: лошади и телята. Все увиденное казалось какой-то искусственной бутафорией. Всходило ласковое солнце, стояла мягкая деревенская тишина. Березовая роща, как обычно, вздыхала под утренними порывами рассветного ветерка. Наше сознание было еще не способно полностью воспринять и осознать всю огромную трагедию, мгновенно разыгравшуюся здесь вчера вечером. Мы продолжили путь.
Подъехав к райкому партии, я предполагал, что, явившись так рано — было чуть более семи часов утра, — произведу впечатление самого озабоченного представителя областной власти. Именно с таким чувством, свойственным молодости и неопытности, я открыл двери в кабинет первого секретаря райкома и замер от неожиданности. Комната была полна людей. Я сразу увидел второго секретаря обкома партии Г. Богомякова (Щербина был в отпуске), председателя облисполкома К. Макурина, председателя облсовпрофа Ю. Меркулова, нескольких заместителей председателя облисполкома и секретарей обкома, начальника УВД.
К. Макурин представил меня присутствующим здесь министру сельского хозяйства России, первому заместителю председателя Совмина РСФСР Васильеву и первому заместителю МВД СССР генералу-майору Викторову. К сожалению, уже не помню их имен. Мне сказали, что включают меня в состав правительственной комиссии, вкратце ознакомили с материалами предварительного следствия. Я узнал следующее: в новом автогараже совхоза «Юрминский» хранилось 160 тонн минеральных удобрений — аммиачной селитры. Она поступила поздней весной с Бийского химкомбината. Думаю, уместно будет отметить, что это было время расцвета массовой химизации полей, удобрения поступали десятками тысяч тонн. Специальных помещений для их хранения почти не было. Не раскрою секрета, если скажу, что часто они складировались под открытым небом, в лучшем случае прикрытые брезентом.
Хранение удобрений в новом, практически мало использованном гараже в принципе говорило об ответственном отношении к этому руководства совхоза. Но в дальнейшем этот факт явился главным обвинением.
Взрыв произошел из-за пожара, виновниками которого оказались четверо мальчиков. Старшему из них шел 14-й год. Они решили достать красивые белоснежные гранулы селитры. Но мешки были из крепкого, толстого, прозрачного полиэтилена, и дети не могли их разорвать. Тогда они решили расплавить мешок открытым огнем. Развели небольшой костер. Селитра горит очень плохо, но испускает при этом огромное количество едкого дыма. Не в силах справиться с огнем и дымом, дети в панике убежали в лес. Но все это стало известно позже.
Возможно, это происшествие не явилось бы столь трагичным, если бы дым и бегущих ребят не увидела пожилая женщина, окучивающая на огороде картофель. Она с криком кинулась в деревню.
А надо сказать, что день выборов по тем временам был праздничным — едва ли не народным гуляньем. Люди одевались понаряднее, да на стол выставляли что повкусней.
На крик женщины люди среагировали моментально и кто в чем был, бросились к гаражу. Но никто из них не успел до него добежать. В 16 часов 20 минут прогрохотал невероятный взрыв. Все, кто оказался от него в зоне 150–200 метров, а в некоторых случаях и дальше, погибли.
Уже в течение часа на место происшествия прибыли медики из Аромашевского, а затем из Голышмановксого района, приблизительно через три-четыре часа прилетели первые самолеты Ан-2 облсанавиации. Они садились прямо на хлебное поле.
Работа правительственной и областной комиссии началась сразу по прибытии. Уже к моменту моего появления (5 часов по московскому времени) генерал майор Викторов разговаривал с Москвой и вызывал специалистов-подрывников, военных и гражданских химиков. Во второй половине дня все они уже прибыли и начали работать на месте взрыва. Перед ними ставилась задача: определить, действительно ли здесь была сельскохозяйственная селитра, а не боевая, а также, что явилось непосредственной причиной взрыва.
Мне поручили расчистку территории машинного двора и засыпку воронки. Кроме того, нужно было со специалистами определить материальный ущерб совхоза. Я вновь отправился в Юрминку. На этот раз появилась возможность рассмотреть подробно место происшествия и услышать рассказы очевидцев.
Об огромной силе взрыва можно судить по тому, что зерновые комбайны и тракторы весом до 5 тонн были отброшены на расстояние до 100 метров. Деревянная конюшня, расположенная более чем в 200 метрах от эпицентра, сразу была разрушена и вспыхнула от замыкания электропроводов. Воронка от взрыва была более 35 метров в диаметре и 13 метров в глубину.
В момент пожара на автотрассе на расстоянии свыше 200 м от гаража остановился рейсовый автобус. Взрывная волна оказалась такой силы, что все пассажиры автобуса получили травмы, а женщину, стоявшую у открытой двери, спасти не удалось. Значительные разрушения произошли в самой деревне, хотя жилой сектор находился от производственного на значительном расстоянии. С нескольких десятков домов снесло крыши, частично разметало стены, выбило окна, упали хозяйственные постройки.
На центральной усадьбе соседнего совхоза «Кармацкий», находящейся на расстоянии более 8 км, все дома так вздрогнули и прокатился такой гул, что находящиеся там, в гостях по случаю дня выборов жители Юрминки засобирались домой…
Во второй половине дня подошла специальная техника из соседних хозяйств, райцентра — тяжелые бульдозеры, автокраны, большегрузные автомобили. Мы приступили к расчистке территории. Но вскоре приехал зам. председателя облисполкома В. Медведев и передал решение комиссии— все работы прекратить до тех пор, пока не будут похоронены погибшие.
Похороны состоялись в среду — на третий день после трагедии на поле перед деревней, напротив кладбища, было расставлено несколько столов. Люди начали подъезжать с раннего утра. На легковых машинах и автобусах. К обеду все поле было заполнено народом. Я думаю, приехало несколько тысяч человек. Вдали, со стороны райцентра показалась колонна украшенных коврами и цветами грузовиков. Их было семнадцать. На каждом по два гроба.
Некоторые семьи погибли полностью — хоронить было некому, поэтому хоронили всей деревней.
Колонна тихо проехала по главной улице деревни и остановилась у кладбища. Музыки не было. И без этого у всех нервы были напряжены до предела. Члены правительственной комиссии и руководители области открыли траурный митинг. Он был кратким. Все остальное прошло организованно и быстро, но люди не торопились уезжать. Долго еще толпились они, разговаривая и переходя от одной могилы к другой. Последними с кладбища уехали члены комиссии. Я думаю, следует отметить, что при проведении этого траурного мероприятия при таком огромном скоплении народа не были задействованы, как теперь говорят, «силовые структуры». Не было ни одного милиционера.
Часто спрашивают, что стало с детьми — виновниками пожара? Они не пострадали. Их нашли в лесу, страшно напуганных. Несколько дней к ним была приставлена охрана, чтобы сохранить их от возможного гнева взрослых — тех, у кого погибли родные.
Вернувшись в Тюмень, комиссия продолжила работу. Работа заканчивалась, как правило, в два часа ночи.
Комиссия получила информацию о подобных взрывах в мире. Выяснилось, что сходных было за все время только два. Первый в Германии на заводе, выпускающем аммиачную селитру. Там скопились огромные запасы этих удобрений. Когда приступили к их отгрузке, оказалось, что экскаваторы не могут взять слежавшуюся массу. Тогда решили взрывать ее динамитом. Работа пошла быстрей. Взрывы гремели день и ночь. Но однажды вся селитра взорвалась от детонации. Завод и часть города были снесены. Второй случай был в Америке. Взорвалось судно, груженое селитрой. Причиной явился пожар. Взрыв был такой силы, что соседний огромный морской корабль вылетел на сушу, раздавил автостоянку, разрушил часть зданий.
Но только в сибирском селе Юрминка люди погибли от того, что кинулись спасать народное добро.
Мы еще не успели очистить место катастрофы, как семьям пострадавших прямо здесь, в селе были выплачены материальная помощь, страховки, выданы льготные кредиты и ссуды.
Мне не хотелось бы вдаваться в подробности заседаний комиссии и бюро обкома, поскольку я считаю их событиями уже второго плана. Однако вокруг этого тоже шли разные толки, поэтому расскажу очень кратко.
На бюро обкома давалась оценка деятельности всех ведомств в экстремальных условиях, вызванных взрывом. За хорошую работу получили благодарность милиция, медики, авиация.
Сложней всего проходил отчет нашего управления сельского хозяйства. От его имени на комиссии и бюро отчитывался я. Общий ущерб от происшествия был определен в несколько миллионов рублей. По тем временам это очень большая цифра. Например, гусеничный трактор стоил всего 4 тысячи рублей, зерновой комбайн — 4,5 тысячи рублей.
Отдельным членам бюро хотелось продемонстрировать свою непримиримость по отношению к «хозяйственникам, допустившим данный факт». И это было объяснимо. При таком накале страстей, нервном напряжении не всякий способен сдержаться и судить объективно. Кое-кто буквально требовал назвать виновного.
Председатель КГБ Лобанов предложил исключить меня из партии, снять с работы и отдать под суд. Это предложение сразу поддержали еще двое — редактор областной газеты и председатель облсовпрофа. Нужен был еще один голос, чтобы предложение прошло, но тут вмешался секретарь обкома Г. П. Богомяков.
— Товарищи члены бюро, я прошу вас выступать не от сердца, а от разума. Когда следствие будет закончено и определен виновный, он будет наказан. Какую бы должность ни занимал.
Это мнение и было принято.
Конечно, вы спросите: «Чем же все-таки закончилось следствие?»
Оно длилось долго. Приехавшие из Москвы химики и подрывники дали заключение, что взорвалась именно сельскохозяйственная селитра, потому что взрыв был «мягким». Если бы на ее месте была боевая, то от пострадавших не осталось бы следа, а деревня вся была бы поднята на воздух.
Кроме того, непосредственной причиной они определили взрыв гремучего газа, скопившегося под крышей. Он явился продуктом смешивания кислорода с газами от горения удобрений.
Именно в ту роковую минуту совпали все необходимые параметры газовой смеси и величина пламени. Если бы хоть один из этих составляющих (кислород, газ, пламя) отклонились от критических значений — пожар мог бы закончиться без взрыва.
В ходе работы комиссии было установлено также, что ни в одной из инструкций по применению удобрений, а также в учебниках агрохимии не было упоминаний о взрывоопасности аммиачной селитры.
Трагедия в Юрминке была квалифицирована как несчастный случай. К уголовной ответственности никто не был привлечен. Руководители хозяйств были наказаны в своих парторганизациях.
Все сказанное мной является субъективным восприятием событий, исходя из той информации, которая была мне доступна…
В считанные месяцы совхоз Юрминский был обеспечен необходимой техникой, выстроены все производственные объекты.
Отстроилась и даже помолодела деревня. Уже следующим летом ничто не напоминало здесь о трагедии.
Только на придорожном кладбище выделяются два ряда могил, над которыми высится обелиск.