На земле моей
Владимир Нечволода





БАЛЛАДА О НАДЕЖДЕ


Саше


Он с детства представлялся мне иначе —
Товарищ мой
                   и главный мой герой.
Впервые чутко звуки ловит мальчик,
Слова в ушах рокочут,
                               как прибой.
И скрип двери,
                    и хохоточек детский,
И шорохи шагов,
                       и чей-то вскрик...
И вот однажды вздрагивает сердце,
Слагая все услышанное в стих.
Мир прорастает яркими словами.
У мальчика счастливая звезда...
Я знал его, как собственную память,
И лишь судьбы его не угадал.

Он падал в пустоту.
Ломались крылья,
Глох рокот самолета за спиной,
И медленные стены восходили,
И пахло горьковатой белизной.
Сквозь пелену рассвета или ночи
Вдруг проникал профессорский басок...
— Сержант...
                при исполненье...
                                     позвоночник...
Разрыв спинного мозга...
                                  не ходок...—
Палата.
Был все злее, обреченней
Взгляд в синеву окна.
День от дня,
Распятый на растяжках
                               по наклонной,
В окне встречал он иногда меня.
Я пристальное чувствовал вниманье.
Вот так в тайге,
                       от дома далеко,
Вдруг
                  на щеке почувствуешь дыханье.
Оглянешься —
                          а рядом никого.
Искал героев.
На таежных трассах
От слов
             грузнела школьная тетрадь,
А он лежал,
                 угрюмел с каждым часом,
Герой ли, друг —
                        еще нельзя понять.
Что там —
                 за неподвижными зрачками?
Сквозь злость и боль
                             измученной души,
Как птица с перебитыми крылами,
В зрачках трепещет:
Мне не стоит жить!
У жалости стоять на иждизенье!
Нет!
          К черту все!
Треск распорол бинты.
И вздрогнул потолок,
                          придя в круженье...
По простыне
                    кровавые
                                  цветы...
Сквозь забытье
В безвременном пространстве
Почудилось ему в какой-то миг,
Как исступленно кто-то,
                                 наклоняясь,
Шептал слова.
И шепот был,
                 как крик,
О вере в силы
И о том, что могут
Неверны быть диагнозы врачей,
О мужестве
                 и о надежде новой
Шел шепот,
                проникавший до костей.
Вот дом.
Такой далекий после службы.
Приемник,
                полка,
                         стопка книг на ней.
Сквозь забытье,
                         похожее на ужас,
Мучительно искал и звал друзей.
Был новый день на пройденный похожий,
Шумел недостижимо за окном.
Прохожие...
Как много вас,
                      прохожих!
Но кто заглянет первым в этот дом?
Каким он будет,
                       первый тот пришелец?
Поможет ли поверить в чудеса?
И вглядывались долго в мир с постели
Страданьем
               опаленные
                                глаза.
....И где-то рядом
                            робкими шагами,
По капле проверяя чувства вновь,
С внимательными темными глазами
К нему навстречу шла уже любовь.
Ах, Валентина,
                      ина,
                             ина,
                                    ина...
Добрее есть ли имя у любви?
Протяжное,
                как грустный зов любимой:
Стоскуешься —
                   негромко позови.
Она придет —
                встревоженная память.
Но высохнет внезапная слеза.
Она обнимет теплыми руками,
Всего его
            вберет
                     в свои глаза.
В них так просторно,
                           так пьяняще чисто,
Не слышно даже, сердце как стучит...
Он выдержит!
Он должен встать, неистов!
Любовь
           сильней диагнозов, врачи!
Мой друг мечтал упрямо о газете,
Поездках,
Где узнаешь, почему
Над тундрою
                  свистит арканом ветер,
Олений рог распарывает тьму...
Как ночью воют буровые вышки,
Откуда сила
                   песенной строки
И почему,
                испив поды иртышской,
Пьянеет путник, выйдя из тайги.
Раз так — писать!
Писать,
            пока есть силы,
О боли забывая,
                      о ногах...
И зоревое творчество
                           всходило
И голубело
                в Сашкиных глазах.

Глаза в глаза.
Рука.
— Ну, здравствуй, Саня! —
Знакомство?
Встреча — вроде бы — верней.
— Ты знаешь, говорят, что я не встану...
Ты знаешь,
               сколько нас, таких парней?
Лежат они,
                безмолвием пугая.
Им безразлично:
                       жить иль умирать.
Глаза их ни-че-го не выражают.
Мне страшно было.
Можешь ты понять?
Без костылей зайти б молодцевато
И криком
            потревожить
                                этажи,
Чтоб рухнуло молчание:
«Ребята!
Я был как вы,
От нас зависит жизнь!»
Как хочется сегодня быть здоровым.
Мне самому
                 уверенность нужна.,.
Есть, правда, друг
                             и верный, и суровый:
Есть Валя.
— Медсестра!
— Теперь жена.

Мы с ним ругались.
Каждый день я клялся
И говорил, что больше не приду.
И снова
           каждый вечер возвращался,
Чтоб отвести отчаянья беду.
Я видел, как становится он старше.
Все больше проникается мечтой.
— Ты встанешь! Знаю!
Слышишь? Встанешь, Саша!
Отбрось нытье и будь самим собой.
Нам без надежды —
Как побегам в мае
Без солнечного теплого луча.—
Потом:
— Ты знаешь, Саша, уезжаю...
Я писем от него не получал.
С оказией врывались раз за разом
О друге вести добры и легки:
Готовит книгу первую рассказов,
В журналах публикуются стихи.
«А ходит?» —
«Да.
       На костыли лишь злится.
Боль адская, должно быть,
                                     но молчит.
Однажды он приехал в ту больницу,
Где не смогли поднять его врачи.
Шел к главврачу брать интервью
Не охнув,
Лишь пот стекал вдоль белых жестких скул.
Медсестры застывали возле окон
Немые, как почетный караул.
Искал тебя:
                куда запропастился?
Ты, вспоминал, душой ему помог...»

Ах, Сашка, Сашка,—
                       своего добился!..
Но как же так —
                       он смог, а я не смог?
Да как же так —
                       мы шли к одним высотам.
Моложе я.
Но дело не в годах.
Полкрая облетал я в самолетах
И полстраны объездил в поездах.
Я видел зло.
Я знаю мудрость ласки.
Я слышал боль,
                   когда тоскует мать.
Мне тайны доверяли без опаски,
Чтоб лучше мог я Родину понять.
Профессий мной освоено немало,
Друзьям всегда был предан я душой.
И все же мне чего-то не хватало,
Чтоб стать сильней,
Чтоб стать самим собой.
Мотался по аулам в Казахстане.
Загуливал,
                  кому-то подражал...
Все чаще непонятное отчаянье
Входило в сердце.
Маялась душа.
Я чувствовал уже, что отвыкаю
От ремесла.
А это ль не беда?!
Не стоит жить, бесплодье ощущая...
Но в горький час раздумий, иногда
Лицо всплывало вдруг,
                                   как будто в окна
Дохнет негромкой свежестью гроза.
И что-то о надежде мне намеком
Все говорили —
                      Сашкины глаза.
О мужестве
                и снова о надежде.
Не понимая, точно бы в бреду,
Я бросился в автобус,
                                в поезд,
                                           прежде
Чем осознал куда.
И вот — иду.
Шаг все быстрее.
Вот уж угол дома.
Мне стыдно,
                хорошо мне в эту ночь:
Иду сегодня к сильному
                                больному,
Есть друг,
                который сможет мне помочь!