Испытание властью
В. С. Коробейников
ЛАСКОВЫЙ
* * *
К обеду, когда улицы деревни почти пустеют, только весь в пыли и грязи вынырнет из проулка, «Беларусь», проурчит около окон и, деловито подскочив к самым воротам крестьянской усадьбы, остановится. С ближних полей съезжаются на обед трактористы. Они быстро скрываются за плотной калиткой, не глянув по сторонам. Летний день селянина всегда переполнен работой, поэтому и на обед и с обеда – бегом.
Другое дело конторские – разбредаются не торопясь, кто в столовую, кто по домам.
На час замирает деревенская жизнь – не пылят машины, не скрипят калитки, не слышно смеха и разговоров.
В этот раз обеденная тишина деревни вдруг была нарушена необычным образом.
В начале главной улицы раздался надрывный женский голос:
– Батюшки мои! Матушки! Коровы-то на выпасах все пали. До одной не живые лежат. Ни пастуха, ни подпастуха нет. Один бык по полю хлыщет, видать, с ума стряхнулся. Орет, да землю рогом роет. Ой, горюшко какое!..
Из домов стали выходить люди.
– Чего ты, Лушка? Пошто орешь-то? Каки коровы? Где?
– Да вон за колком, на выпасе – все лежат. Ноги задрали. Один бык ревет!
– Подожди ты с быком-то! Что случилось, скажи. Обожрались может клеверу? Ветеринара надо звать.
– Ой, не знаю я, не знаю! Идите сами глядите. Я хотела подойти, дак бык не пущает, так и кидается на меня. Еле убежала.
Через несколько минут кричащая Лукерья была окружена толпой селян, которая двинулась следом за ней к ближайшим выпасам. Люди подходили и скоро почти все жители деревни шли по тракту.
Сразу за березовым перелеском показалось зеленое поле. В одном его дальнем углу грудилось основное стадо коров, а справа около телефонного столба виднелись лежащие туши молодняка.
Оромный бык угрюмо стоял недалеко от них, время от времени издавая трубный рык.
Когда люди спустились на луг, он долго смотрел на них, потом медленно двинулся навстречу.
На расстоянии двадцати-тридцати метров они остановились друг против друга. Лукерья снова заорала:
– Вон стоит! Как паровоз пыхтит. Попробуй подойди, дак он тебе кишки-то по кустам развесит. Быстро высохнут! Совсем одичал. Глаза-то, смотри, так и сверкают – все кровью налились. Не бык, а тигра!
Из толпы вышла пожилая доярка и смело направилась к стоящему животному.
– Да ласковый, ты наш! Лапушка ты моя! Я тебя из подола кормила. Молочком поила. Чего с тобой сделали? Кто моего маленького обидел? У-у-у, добрая ты душа! Успокойся, родимый. Тихо, тихо, ласковый мой. Дай я тебе носик вытру. Баба Тася тебя не обидит! Стой, хороший мой, стой, золотко мое.
Бык поднял голову и замер. Шерсть на нем вздрагивала пятнами, но сам он не шевелился. Казалось, он уснул, завороженный добрым голосом старой доярки, Она вытерла пену с его губ, гладила его шею и даже приложилась своей щекой к огромному влажному носу.
Стоящие в стороне загалдели.
– Ну, Таська, язви ее в душу! Хоть кого уболтает! Смотри, утихомирила. Стоит, как миленький.!
– Ты че? Таську не знаешь? У ей мужик был, помер летось, чуть- что – кому хошь в морду заедет, а ее пальцем не трогал. Она , сказывают, заговоренная.
– Ладно, бабы, болтать-то! Айдате к коровам скорей – видать, они в проводах запутались. Вишь, там целая бухта лежит под столбом. Видать, они замотались в ней, как зайцы. Надо освободить их и пусть идут.
Мужики и бабы смело двинулись вперед. В это время бык, как бы очнулся, оттолкнул доярку, заревел утробным голосом, склонил голову и пошел на толпу, вытесняя ее к дороге.
Все вновь отбежали, но животное их не преследовало, а остановилось, рыло передними копытами землю и глухо ревело, мотая из стороны в сторону огромной головой с длинными, острыми рогами.
– Сдурел он совсем! Сбесился! Ружье надо, а то он всех перемелет своими рогами. Смотри, какая башка, как котел!
– Где председатель? Егеря надо с ружьем. Не видите что ли – животное не в себе? Кого угодно искалечит. Видать, кровь почувствовал. Теперь не остановишь его.
Из толпы вышел мужик с жердью в руках.
– Сейчас я его приголублю! Он у меня выть перстанет. Перепоясаю через хребтину, так быстро уползет с дороги. Рогач проклятый!
Он ткнул быка в спину, а потом со всего маху ударил жердью по шее.
Жердь разлетелась, а животное даже не обратило на это внимание. Мужик убежал в толпу.
– Вот хобазина какая! Откормили паразита! Его и трактором не столкнешь – весь на запчасти раскидает.
В это время с противоположной стороны поляны основное стадо коров двинулось медленно в сторону лежащего под столбом молодняка.
Увидев это, бык напористо побежал к подходившему стаду. Дико заревел и, бегая вдоль рядов, погнал коров обратно к лесу, а затем снова молча побрел к толпе людей Не доходя шагов двадцать, встал и тяжело дышал. Бока его опускались и поднимались, как кузнечные меха. Голова двигалась вверх и вниз. От спины поднималась тяжелая испарина.
– Он всех коров переколет рогами. Забивать его надо! Где ружье? Несите! Пусть егерь едет.
Через некоторое время подъехал на велосипеде местный егерь с карабином за плечами. Он заметно волновался и , стуча затвором, все время повторял:
– Сейчас мы его сфотографируем! У меня не сорвется.
Председатель, потирая лысину, и прячась за толпой прокричал.
– Ты сразу-то не бей! Припугни сначала. Шугани над головой – хвост задерет и умчится.
Подойдя шагов на пятнадцать к животному, егерь долго целился и, наконец, выстрелил. Пуля вырвала клок шерсти на шее животного, но оно не шелохнулось. Тогда стрелок повторно произвел выстрел. Бык вздрогнул, передние ноги его подкосились и он упал на колени. Толпа ахнула и попятилась.
– Все – отвоевался теперь! Счас успокоится!
Но вдруг животное, видимо, собрав последние силы, встало, развернулось и побрело к лежащему в проводах молодняку. Не останавливаясь, и с хрипом громкогласно дыша, бык шагнул в самую гущу лежащих.
В воздухе из земли поднялась ослепительная молния, раздался глухой гром, бык завалился на бок и более не шевелился. Толпа заохала, откатилась на тракт и замерла в ужасе. Теперь вперед выскочил председатель.
– Назад все! Тут, еш твою клеш, дело опасное. Электричество это. Откуль взялось? Электрика надо. Степан, гони за ним, он на ферме должен быть. Скорее давай. Бегом! Линию отключать надо! Звоните в город по срочному.
– А кака там линия? Это же телефонка старая и уж лет как десять вся изорвана. Божий гнев это! Божий!
В толпе стало тихо. Старухи начали креститься. Все боялись шелохнуться. Бывшие фронтовики отошли в сторону, хмурились и курили.
Из деревни подходили жители, но не спускались в поле, а толпились на тракту.
Подъехала легковая машина с рацией – прибыла комиссия от электрических сетей, на пульте которых с самого утра показалась огромная утечка тока. Началось следствие.
Все оказалось неправдоподобно просто и вместе с тем невероятно.
В лесу осталась старая телефонная линия. Шел гусеничный трактор, санями зацепил одну бухту и растянул ее. Когда натянутый провод сорвался с саней, то конец его «сыграл» и долетел до провода высоковольтной линии, проходящей невдалеке. Там он под действием тока приварился. Электричество напряжением 10 тыс. вольт пошло по телефонному проводу до второй, лежащей на земле бухты. Сюда забрело более двух десятков молодых коров, которые и были поражены током. Вероятно, находящийся на краю опасной зоны бык, еле вырвался после удара и встал на ее «охрану».
Он старался никого не допускать до смертоносного места.
Когда люди узнали подробности, то в задумчивости стали рассуждать.
– Вот тебе и Ласковый! Неужели это он нас оберегал? И коров почти всех сохранил – отгонял в сторону. И нас не допустил к этому месту. А мы? Вот бестолковые! Да разве такое можно придумать? Поверить и то невозможно!
Посудачив и поплакав над погибшим скотом, люди решили быка похоронить отдельно.
Подвыпивший плотник ехидно спрашивал председателя.
– Может, ему и крест будем ладить?
– Ну, крест не крест, а памятник какой-ни-то надо бы поставить. Хотя бы столбик закопать. Заслужил. Пущай помнят... Вон лес свежий подзвезли – выбери там сколь надо.
К вечеру трактор тросом подтащил быка поближе к деревне и мужики закопали его на бугре у животноводческой фермы.
А на другой день кто-то сердобольный, неумелой рукой и разливающейся по свежеструганному столбу красной, тракторной краской вывел разнокалиберными, неровными буквами: « Здеся бык ласковый! «.
В. С. Коробейников
ЛАСКОВЫЙ
* * *
К обеду, когда улицы деревни почти пустеют, только весь в пыли и грязи вынырнет из проулка, «Беларусь», проурчит около окон и, деловито подскочив к самым воротам крестьянской усадьбы, остановится. С ближних полей съезжаются на обед трактористы. Они быстро скрываются за плотной калиткой, не глянув по сторонам. Летний день селянина всегда переполнен работой, поэтому и на обед и с обеда – бегом.
Другое дело конторские – разбредаются не торопясь, кто в столовую, кто по домам.
На час замирает деревенская жизнь – не пылят машины, не скрипят калитки, не слышно смеха и разговоров.
В этот раз обеденная тишина деревни вдруг была нарушена необычным образом.
В начале главной улицы раздался надрывный женский голос:
– Батюшки мои! Матушки! Коровы-то на выпасах все пали. До одной не живые лежат. Ни пастуха, ни подпастуха нет. Один бык по полю хлыщет, видать, с ума стряхнулся. Орет, да землю рогом роет. Ой, горюшко какое!..
Из домов стали выходить люди.
– Чего ты, Лушка? Пошто орешь-то? Каки коровы? Где?
– Да вон за колком, на выпасе – все лежат. Ноги задрали. Один бык ревет!
– Подожди ты с быком-то! Что случилось, скажи. Обожрались может клеверу? Ветеринара надо звать.
– Ой, не знаю я, не знаю! Идите сами глядите. Я хотела подойти, дак бык не пущает, так и кидается на меня. Еле убежала.
Через несколько минут кричащая Лукерья была окружена толпой селян, которая двинулась следом за ней к ближайшим выпасам. Люди подходили и скоро почти все жители деревни шли по тракту.
Сразу за березовым перелеском показалось зеленое поле. В одном его дальнем углу грудилось основное стадо коров, а справа около телефонного столба виднелись лежащие туши молодняка.
Оромный бык угрюмо стоял недалеко от них, время от времени издавая трубный рык.
Когда люди спустились на луг, он долго смотрел на них, потом медленно двинулся навстречу.
На расстоянии двадцати-тридцати метров они остановились друг против друга. Лукерья снова заорала:
– Вон стоит! Как паровоз пыхтит. Попробуй подойди, дак он тебе кишки-то по кустам развесит. Быстро высохнут! Совсем одичал. Глаза-то, смотри, так и сверкают – все кровью налились. Не бык, а тигра!
Из толпы вышла пожилая доярка и смело направилась к стоящему животному.
– Да ласковый, ты наш! Лапушка ты моя! Я тебя из подола кормила. Молочком поила. Чего с тобой сделали? Кто моего маленького обидел? У-у-у, добрая ты душа! Успокойся, родимый. Тихо, тихо, ласковый мой. Дай я тебе носик вытру. Баба Тася тебя не обидит! Стой, хороший мой, стой, золотко мое.
Бык поднял голову и замер. Шерсть на нем вздрагивала пятнами, но сам он не шевелился. Казалось, он уснул, завороженный добрым голосом старой доярки, Она вытерла пену с его губ, гладила его шею и даже приложилась своей щекой к огромному влажному носу.
Стоящие в стороне загалдели.
– Ну, Таська, язви ее в душу! Хоть кого уболтает! Смотри, утихомирила. Стоит, как миленький.!
– Ты че? Таську не знаешь? У ей мужик был, помер летось, чуть- что – кому хошь в морду заедет, а ее пальцем не трогал. Она , сказывают, заговоренная.
– Ладно, бабы, болтать-то! Айдате к коровам скорей – видать, они в проводах запутались. Вишь, там целая бухта лежит под столбом. Видать, они замотались в ней, как зайцы. Надо освободить их и пусть идут.
Мужики и бабы смело двинулись вперед. В это время бык, как бы очнулся, оттолкнул доярку, заревел утробным голосом, склонил голову и пошел на толпу, вытесняя ее к дороге.
Все вновь отбежали, но животное их не преследовало, а остановилось, рыло передними копытами землю и глухо ревело, мотая из стороны в сторону огромной головой с длинными, острыми рогами.
– Сдурел он совсем! Сбесился! Ружье надо, а то он всех перемелет своими рогами. Смотри, какая башка, как котел!
– Где председатель? Егеря надо с ружьем. Не видите что ли – животное не в себе? Кого угодно искалечит. Видать, кровь почувствовал. Теперь не остановишь его.
Из толпы вышел мужик с жердью в руках.
– Сейчас я его приголублю! Он у меня выть перстанет. Перепоясаю через хребтину, так быстро уползет с дороги. Рогач проклятый!
Он ткнул быка в спину, а потом со всего маху ударил жердью по шее.
Жердь разлетелась, а животное даже не обратило на это внимание. Мужик убежал в толпу.
– Вот хобазина какая! Откормили паразита! Его и трактором не столкнешь – весь на запчасти раскидает.
В это время с противоположной стороны поляны основное стадо коров двинулось медленно в сторону лежащего под столбом молодняка.
Увидев это, бык напористо побежал к подходившему стаду. Дико заревел и, бегая вдоль рядов, погнал коров обратно к лесу, а затем снова молча побрел к толпе людей Не доходя шагов двадцать, встал и тяжело дышал. Бока его опускались и поднимались, как кузнечные меха. Голова двигалась вверх и вниз. От спины поднималась тяжелая испарина.
– Он всех коров переколет рогами. Забивать его надо! Где ружье? Несите! Пусть егерь едет.
Через некоторое время подъехал на велосипеде местный егерь с карабином за плечами. Он заметно волновался и , стуча затвором, все время повторял:
– Сейчас мы его сфотографируем! У меня не сорвется.
Председатель, потирая лысину, и прячась за толпой прокричал.
– Ты сразу-то не бей! Припугни сначала. Шугани над головой – хвост задерет и умчится.
Подойдя шагов на пятнадцать к животному, егерь долго целился и, наконец, выстрелил. Пуля вырвала клок шерсти на шее животного, но оно не шелохнулось. Тогда стрелок повторно произвел выстрел. Бык вздрогнул, передние ноги его подкосились и он упал на колени. Толпа ахнула и попятилась.
– Все – отвоевался теперь! Счас успокоится!
Но вдруг животное, видимо, собрав последние силы, встало, развернулось и побрело к лежащему в проводах молодняку. Не останавливаясь, и с хрипом громкогласно дыша, бык шагнул в самую гущу лежащих.
В воздухе из земли поднялась ослепительная молния, раздался глухой гром, бык завалился на бок и более не шевелился. Толпа заохала, откатилась на тракт и замерла в ужасе. Теперь вперед выскочил председатель.
– Назад все! Тут, еш твою клеш, дело опасное. Электричество это. Откуль взялось? Электрика надо. Степан, гони за ним, он на ферме должен быть. Скорее давай. Бегом! Линию отключать надо! Звоните в город по срочному.
– А кака там линия? Это же телефонка старая и уж лет как десять вся изорвана. Божий гнев это! Божий!
В толпе стало тихо. Старухи начали креститься. Все боялись шелохнуться. Бывшие фронтовики отошли в сторону, хмурились и курили.
Из деревни подходили жители, но не спускались в поле, а толпились на тракту.
Подъехала легковая машина с рацией – прибыла комиссия от электрических сетей, на пульте которых с самого утра показалась огромная утечка тока. Началось следствие.
Все оказалось неправдоподобно просто и вместе с тем невероятно.
В лесу осталась старая телефонная линия. Шел гусеничный трактор, санями зацепил одну бухту и растянул ее. Когда натянутый провод сорвался с саней, то конец его «сыграл» и долетел до провода высоковольтной линии, проходящей невдалеке. Там он под действием тока приварился. Электричество напряжением 10 тыс. вольт пошло по телефонному проводу до второй, лежащей на земле бухты. Сюда забрело более двух десятков молодых коров, которые и были поражены током. Вероятно, находящийся на краю опасной зоны бык, еле вырвался после удара и встал на ее «охрану».
Он старался никого не допускать до смертоносного места.
Когда люди узнали подробности, то в задумчивости стали рассуждать.
– Вот тебе и Ласковый! Неужели это он нас оберегал? И коров почти всех сохранил – отгонял в сторону. И нас не допустил к этому месту. А мы? Вот бестолковые! Да разве такое можно придумать? Поверить и то невозможно!
Посудачив и поплакав над погибшим скотом, люди решили быка похоронить отдельно.
Подвыпивший плотник ехидно спрашивал председателя.
– Может, ему и крест будем ладить?
– Ну, крест не крест, а памятник какой-ни-то надо бы поставить. Хотя бы столбик закопать. Заслужил. Пущай помнят... Вон лес свежий подзвезли – выбери там сколь надо.
К вечеру трактор тросом подтащил быка поближе к деревне и мужики закопали его на бугре у животноводческой фермы.
А на другой день кто-то сердобольный, неумелой рукой и разливающейся по свежеструганному столбу красной, тракторной краской вывел разнокалиберными, неровными буквами: « Здеся бык ласковый! «.