Испытание властью
В. С. Коробейников
ПРЯМОЙ УКОЛ В СЕРДЦЕ
* * *
Легковая автомашина с надписью на дверке кабины «Ветеринарная помощь» смело прыгала в весенние лужи, отчаянно царапала колесами грязь еще не просохшей грунтовой дороги и упорно двигалась к пригородному совхозу. Из придорожных канав шумно поднимались дородные утки, громкими криками призывавшие к себе сизых селезней-красавцев.
И действительно, потерявшие от страсти свой голос, охрипшие самцы летели со всех сторон, готовясь к бою с соперниками за предстоящую любовную победу. На дальних лугах радостно кричали и танцевали журавли. Утренняя прохлада, врываясь в кабину через открытое ветровое стекло, наполняла грудь свежестью, игриво шевеля волосы пассажиров.
Мария была счастлива. Наконец и ее взяли на важную врачебную работу. Они со старшим ветврачом направлялись на ферму для проведения прививки телочек и бычков от болезней. Ее, приехавшую после окончания института, приняли на работу в областную лабораторию на самую низшую должность. Работящая, с веселым общительным характером, Мария сжилась с коллективом и всю зиму выполняла подсобные работы. И вот, наконец, выезд на производство, которого она так долго ждала. На ферме их встретили две телятницы. Работа прошла быстро и уже подходила к концу, когда над крышей загремел гром. Весенняя гроза была желанной, и все женщины, оторвавшись от работы, собрались в тамбуре и с радостью смотрели на потоки теплого дождя.
Только недавно пришедший электрик, поднявшись на лестницу, продолжал копаться в электрощите. Вдруг там полыхнула яркая вспышка, раздался пугающий треск, и обмякший электрик свалился на истоптанный скотом пол. Женщины, подбежав к нему, увидели, что он побледнел и не двигался. Телятница постарше дрожащим, испуганным голосом прокричала:
– Колька, ты сдурел что ли? Вставай, давай не чуди, хватит придуряться!
Однако упавший коротко простонал, глаза его, широко распахнутые от ужаса, медленно закрылись. Телятницы завизжали и побежали в деревню. Старший ветврач тоже быстро пошла за ними, бессвязно бормоча:
– Надо позвонить. Из конторы. Скорую из города.
Мария, растерянная, испуганная, осталась одна около пострадавшего и не отрывала от него глаз. Через несколько секунд ее мысли стали проясняться:
– Что делать? Тоже уйти? Если нет, то чем помочь?
Она с трудом заставила себя нагнуться над мужчиной и приложила ухо к его груди. Дыхания не было. Она прикоснулась к руке. Пульса не слышно. Это прикосновение прервало ее страх перед умирающим. Она быстро принесла саквояж с лекарствами и сделала ему укол, введя в вену кофеин. Встав на колени, начала делать искусственное дыхание, но состояние электрика не улучшалось. Хуже того, голова его безвольно завалилась в сторону. Тогда она разорвала на нем ситцевую рубаху и снова приложила ухо к груди. Там была тишина. Мария обмерла, а мысли разрывали ее голову: «Все! Сердце остановилось. Движение крови прекратилось. Уколы бесполезны, препарат не дойдет до сердца, а от толчков на грудь оно не возбуждается... Как быть? Только последнее средство – укол в само сердце. Это опасно! Страшно! Нужен адреналин. Есть ли он в походной аптечке ветврача?!»
Обессиленная, она переползла на четвереньках к саквояжу с лекарствами. Кофеин – прочь. Анестезин – прочь. Вот – адреналин в большой ампуле. Теперь нужен крупный шприц. Она схватила его, надела длинную иглу. «Сколько набрать лекарства? Какая доза спасет? Избыток сильного препарата может вызвать окончательный паралич сердца». И вдруг ей вспомнилось бородатое лицо профессора кафедры лечения животных Шлезингера и его напутственные слова.
– В критической обстановке, коллеги, при оказании врачебной помощи людям придерживайтесь дозировки лекарственных препаратов как для средней величины собаки. Но это только в безвыходном положении. Запомните – риск! При неблагоприятном исходе вся вина десятикратно ляжет на ветеринарного врача, взявшегося лечить человека. Это не наша задача. Наш удел – оздоровление животных. Однако скажу вам, друзья, что все случаи жизни не уложить в одну инструкцию, и редкий ветврач в своей практике не сталкивается с необходимостью оказания медикаментозной помощи больным людям. Тем более, что основные лекарства для медицины и ветеринарии одинаковы. Дело в правильном диагнозе и в дозировках. Поэтому будьте крайне осторожны.
Теперь Мария знала, что делать, и действовала решительно. Нащупала третье сверху ребро и воткнула под него ближе к грудине иглу шприца. Руки ее от напряжения и нервозности дрожали, но она мысленно успокаивала себя: «Тихо, не торопись, медленней, чувствуй, куда идет игла. Сейчас должна быть околосердечная сумка, она может спружинить под иглой. Так, вот. Вот она. Теперь еще немного. Хватит? Нет, еще чуть-чуть. Вот теперь все».
Игла полностью вошла в грудь мужчины. Мария закусила губу и нажала на шток поршня. Лекарство медленно ушло внутрь тела. Она быстро вытащила иглу, отбросила пустой шприц и тут же вновь начала массаж груди пострадавшего. Пять сильных нажатий на грудину, затем через марлю прижать свои горячие губы к губам и вдохнуть в его легкие воздух своего вдоха.
Мария знала, жизнь еще есть внутри пострадавшего, но пройдет пять минут, и она навсегда покинет это молодое тело. Девушка теперь уже подгоняла себя: «Быстрей, быстрей! Ни о чем не думать. Только давить руками на неподвижную грудь умирающего и вдыхать в него воздух».
От тяжелой работы она сама уже стала задыхаться. В конце спасительного выдоха в ее глазах темнело, хотелось лечь на холодный пол и бесконечно дышать всей грудью, охлаждая свои разгоряченные невероятным напряжением легкие. Прошло около двух минут, и она начала выбиться из сил. Мыслей не было, она работала как автомат. Если бы кто-то попытался ее остановить, Мария бы дралась и кусалась, но не отступила от этого изнурительного труда.
Когда она наклонилась к лицу умирающего в очередной раз, ей показалось, что веки его слегка дрогнули. Мария, прижав ухо к груди, услышала долгожданный звук – сердце еще слабо, но заработало. Тогда она достала ампулу с кофеином и сделала еще один укол, теперь уже внутривенно. Грудь мужчины ритмично зашевелилась от дыхания. Жизнь просыпалась в этом только что недвижимом человеке.
Мария, мокрая от пота, с растрепанными волосами, с пустым шприцем в руке, на коленях стояла перед ним, все еще напряженная и встревоженная, готовая, если нужно к новой борьбе со смертью.
В это время вернулась старший ветврач, подняла пустую ампулу из-под адреналина и удивленно спросила:
– Это что? Ты ставила укол? Куда?
Мария, не отрывая глаз от пострадавшего, вяло ответила:
– В сердце.
– Как? Ты с ума сошла! В таких антисанитарных условиях? Неприспособленным инструментом?
Увидев заглядывающего в дверь директора совхоза, старший ветврач замолчала и спрятала ампулу в карман халата, послала телятницу за водой, так как больной просил пить.
Она грубо толкнула Марию в спину.
– Уйди отсюда! Не мешай! Расселась тут, как торговка на базаре. Дай подойти к больному.
Мария тяжело поднялась, опираясь рукой о стену и побрела к машине. Только что перенесенное нервное и физическое напряжение полностью опустошило ее чувства. Ни веселое сияние солнца, ни страстное пение скворцов, ни запоздалые слезы набежавшей родни пострадавшего, ни оханье его жены – ничто не трогало ее. Хотелось лечь в прохладу придорожных кустов, закрыть глаза и забыться.
Скорая помощь из города так и не прибыла. Пришлось подогнать «ветеринарку». Когда уложили больного прямо на пол кабины, Мария со старшим врачом уселись рядом, пропустив вперед жену электрика. Машина понеслась в сторону города. Через несколько минут Николай стал шевелиться и попросил закурить. Старший ветврач теперь уже властно его укладывала.
– Давай, перестань копошиться. Курить еще ему! И так еле живым остался, не понимаешь что ли? Эта-то вон... мастерица сердце тебе проткнула, пока мы к телефону бегали.
Мужчина недоверчиво посмотрел на Марию. Она кивнула ему и попыталась улыбнуться.
– Вам было совсем плохо. Пришлось ставить укол... В сердце.
В глазах пострадавшего вспыхнул страх, он снова улегся и не шелохнулся больше, пока не доехали до районной больницы. Когда его занесли в палату, туда вошли старый грузин – главврач больницы и старший ветврач. Мария, опустошенная и усталая, уселась в углу коридора на скамейку. Через некоторое время врачи возвратились, и главврач, пристально рассмотрев Марию, обратился к ней:
– Иди суда, дэвочка! Это ты ему укол сделала? Прямой укол в сердце?.. Чудеса! В коровнике, на грязном полу, после обработки скота и такой укол! Невероятно, но очень смело, прямо мастерски.
И, покачав, как попугай клювом, огромным горбатым носом закончил:
– Но это, девочка моя, большой риск! Большой! Но ничего. Ми этого мужика виличим. Завтра – послезавтра убежит домой, здоровый, как бик, а тебе спасибо скажет. Тебе ругать станут. Нэ слушай нэ кого! Меня слушай! Врач всегда рискует. Если не борется до конца – гнать его надо. Ты молодэц, дэвочка!
От этих слов глаза Марии защекотали слезы. Она готова была броситься на грудь старого доктора с благодарностью, старший врач взяла ее за руку и потянула к выходу.
– Давай поехали, нечего тут мешаться, и так натворила незнамо что.
Прошло воскресенье, а утром в понедельник в химотдел лаборатории заглянула секретарь из приемной директора:
– Боженко у вас? А... вот она где. Иди, тебя Гаврил Демидович вызывает. На планерку.
И, широко распахнув двери, добавила со смехом:
– Ждут – не дождутся! Наверно узнать хотят, как мертвяков нужно оживлять.
Войдя в кабинет начальника, Мария растерянно остановилась. Присутствующие врачи отделов уставились на нее, как на незнакомку. Директор, явно волнуясь, спросил строго и официально:
– Что это, Мария Остаповна, тут про вас Индукаева рассказывает? Какие еще вы там, в совхозе, уколы придумали ставить? Что за чушь?
Мария кратко рассказала о событии на ферме, подчеркнув, что она одна осталась с пострадавшим и посчитала своим долгом оказать ему помощь. Директор вскочил со стула и прервал ее:
– Вы что себе позволяете? Кто вам дал право заниматься не своим делом? Вы наложили печать авантюризма на весь наш коллектив. Неужели не понимаете, что в случае неудачи вам была бы прямая дорога в тюрьму, а мне досрочно на пенсию?
Закончив на этом планерку разгневанный и перепуганный директор уехал в Облсельхозуправление.
Последующие два дня прошли для Марии спокойно. Она чистила и мыла грязные пробирки и колбы, не подозревая, что в это время решается ее судьба. Начальник областной ветеринарной службы звонил своему куратору в обком партии и сообщил о случившемся в совхозе. Тот неторопливо перебил его доклад:
– Да слышал я, слышал! Не распинайся зря. Принимаете на работу в центре кого попало, а потом удивляете всех чудесами. Ваше дело кобыл лечить, а вы скоро в областную больницу полезете. Руководители тоже мне! Это электрик еще, может, полвека проживет, а когда представится все равно будут говорить, что еще бы пожил, если бы не вмешались ваши коновалы.
– Я согласен, Виктор Ипатьевич. Но факт есть факт! Дело раздувается не шуточное. Даже у меня был следователь. Как-то бы это все умять, а то прямо не знаю, что и делать.
– Чего ты не знаешь? Уберите ее с глаз долой, и все. Отправьте куда-нибудь подальше, к черту на кулички, с повышением в должности и дело с концом.
Уже через сутки после этого разговора Мария была назначена ветврачом в один из самых дальних северных совхозов. Получив в зооветснабе кое-какие лекарства, она на старом, двухпалубном колесном пароходе отправилась к месту новой работы.
Однообразно прошли трое суток. Мария, закрыв двери каюты на ключ, подолгу смотрела в окно или лежала на жестком матрасе, вспоминая события последний дней. В душе как заноза застряла обида на все человечество. Поражало, что кроме старого районного главврача, никто ее не поддержал, а коллеги в лаборатории явно выражали недовольство ее поступком, часто слышались злые шутки. «За что? Почему посчитали, что это сделано для саморекламы, а не для спасения человека? Пусть нарушены инструкции и санитарные требования к подобной процедуре, но жизнь мужчине возвращена. А главное – никто из критиков не предложил какого-либо иного средства спасения».
Ее совсем не пугало будущее на далеком севере. Была бы любимая работа, а остальное Марию не заботило. Все чаще приходила в голову мысль: «Зачем ей надо было так рисковать? Прочему там, на ферме, все разбежались от пострадавшего, а она одна осталась?».
«Так больше нельзя, – думала она, – нужно быть осторожней, а то действительно засадят в тюрьму».
Мария почти успокоилась и смогла думать о своей предстоящей работе. Ей представлялись стада оленей, бесхитростные, добродушные жители тундры, одетые зимой и летом в звериные шкуры. Вдруг, висевший на стенке радиорепродуктор, изрыгающий бравурную музыку, смолк, прокашлялся и заговорил взволнованным мужским голосом:
– Граждане пассажиры, на борту находится больной. Просьба ко всем медработникам, если таковые имеются на судне, оказать ему срочную помощь.
Мария вздрогнула и повернулась к репродуктору. Неужели этот больной опять достанется ей? Она нервно прошлась по каюте, мысли снова заполыхали как молнии в ночи.
– Нет, нет! Мне нельзя! Я не имею права. Зачем судьба так испытывает меня? Ведь должен же быть на таком огромном пароходе среди многочисленных пассажиров хоть один медик.
Репродуктор замолчал. Музыка более не звучала. Тревожная тишина поглотила в себя и шум от работы котлов в утробе судна, и шлепанье плиц гребущих воду колес. Мария с ужасом уставилась на коробку репродуктора и, замерев, ждала новых сообщений. Она всем существом желала услышать, что врач нашелся. Однако минут через десять, которые показались ей бесконечными, радио прохрипело.
– Граждане, экипаж умоляет любого пассажира, имеющего отношение к медицине, прийти на помощь больной женщине – матери двоих детей, по сообщению которых их мать страдает от сердечной недостаточности. Больная находится на верхней палубе.
Мария закрыла запылавшее от волнения лицо ладонями.
– Мати ридна моя! Опять! Неужели снова мне такой экзамен? Я не могу больше! Я имею право промолчать, я не медицинский врач.
Она упала на постель, уткнулась лицо в подушку, зажав руками уши, но вскоре снова села и, как закаменелая, уставилась в пол.
В следующее мгновение она уже вскочила на ноги, схватила свою походную с синим крестом ветеринарную сумку с лекарствами и выбежала в коридор. Через минуту каблучки ее стареньких сапожек уже стучали по железной лестнице, ведущей на верхнюю палубу. Судьба вновь несла ее к нелегким испытаниям.
В. С. Коробейников
ПРЯМОЙ УКОЛ В СЕРДЦЕ
* * *
Легковая автомашина с надписью на дверке кабины «Ветеринарная помощь» смело прыгала в весенние лужи, отчаянно царапала колесами грязь еще не просохшей грунтовой дороги и упорно двигалась к пригородному совхозу. Из придорожных канав шумно поднимались дородные утки, громкими криками призывавшие к себе сизых селезней-красавцев.
И действительно, потерявшие от страсти свой голос, охрипшие самцы летели со всех сторон, готовясь к бою с соперниками за предстоящую любовную победу. На дальних лугах радостно кричали и танцевали журавли. Утренняя прохлада, врываясь в кабину через открытое ветровое стекло, наполняла грудь свежестью, игриво шевеля волосы пассажиров.
Мария была счастлива. Наконец и ее взяли на важную врачебную работу. Они со старшим ветврачом направлялись на ферму для проведения прививки телочек и бычков от болезней. Ее, приехавшую после окончания института, приняли на работу в областную лабораторию на самую низшую должность. Работящая, с веселым общительным характером, Мария сжилась с коллективом и всю зиму выполняла подсобные работы. И вот, наконец, выезд на производство, которого она так долго ждала. На ферме их встретили две телятницы. Работа прошла быстро и уже подходила к концу, когда над крышей загремел гром. Весенняя гроза была желанной, и все женщины, оторвавшись от работы, собрались в тамбуре и с радостью смотрели на потоки теплого дождя.
Только недавно пришедший электрик, поднявшись на лестницу, продолжал копаться в электрощите. Вдруг там полыхнула яркая вспышка, раздался пугающий треск, и обмякший электрик свалился на истоптанный скотом пол. Женщины, подбежав к нему, увидели, что он побледнел и не двигался. Телятница постарше дрожащим, испуганным голосом прокричала:
– Колька, ты сдурел что ли? Вставай, давай не чуди, хватит придуряться!
Однако упавший коротко простонал, глаза его, широко распахнутые от ужаса, медленно закрылись. Телятницы завизжали и побежали в деревню. Старший ветврач тоже быстро пошла за ними, бессвязно бормоча:
– Надо позвонить. Из конторы. Скорую из города.
Мария, растерянная, испуганная, осталась одна около пострадавшего и не отрывала от него глаз. Через несколько секунд ее мысли стали проясняться:
– Что делать? Тоже уйти? Если нет, то чем помочь?
Она с трудом заставила себя нагнуться над мужчиной и приложила ухо к его груди. Дыхания не было. Она прикоснулась к руке. Пульса не слышно. Это прикосновение прервало ее страх перед умирающим. Она быстро принесла саквояж с лекарствами и сделала ему укол, введя в вену кофеин. Встав на колени, начала делать искусственное дыхание, но состояние электрика не улучшалось. Хуже того, голова его безвольно завалилась в сторону. Тогда она разорвала на нем ситцевую рубаху и снова приложила ухо к груди. Там была тишина. Мария обмерла, а мысли разрывали ее голову: «Все! Сердце остановилось. Движение крови прекратилось. Уколы бесполезны, препарат не дойдет до сердца, а от толчков на грудь оно не возбуждается... Как быть? Только последнее средство – укол в само сердце. Это опасно! Страшно! Нужен адреналин. Есть ли он в походной аптечке ветврача?!»
Обессиленная, она переползла на четвереньках к саквояжу с лекарствами. Кофеин – прочь. Анестезин – прочь. Вот – адреналин в большой ампуле. Теперь нужен крупный шприц. Она схватила его, надела длинную иглу. «Сколько набрать лекарства? Какая доза спасет? Избыток сильного препарата может вызвать окончательный паралич сердца». И вдруг ей вспомнилось бородатое лицо профессора кафедры лечения животных Шлезингера и его напутственные слова.
– В критической обстановке, коллеги, при оказании врачебной помощи людям придерживайтесь дозировки лекарственных препаратов как для средней величины собаки. Но это только в безвыходном положении. Запомните – риск! При неблагоприятном исходе вся вина десятикратно ляжет на ветеринарного врача, взявшегося лечить человека. Это не наша задача. Наш удел – оздоровление животных. Однако скажу вам, друзья, что все случаи жизни не уложить в одну инструкцию, и редкий ветврач в своей практике не сталкивается с необходимостью оказания медикаментозной помощи больным людям. Тем более, что основные лекарства для медицины и ветеринарии одинаковы. Дело в правильном диагнозе и в дозировках. Поэтому будьте крайне осторожны.
Теперь Мария знала, что делать, и действовала решительно. Нащупала третье сверху ребро и воткнула под него ближе к грудине иглу шприца. Руки ее от напряжения и нервозности дрожали, но она мысленно успокаивала себя: «Тихо, не торопись, медленней, чувствуй, куда идет игла. Сейчас должна быть околосердечная сумка, она может спружинить под иглой. Так, вот. Вот она. Теперь еще немного. Хватит? Нет, еще чуть-чуть. Вот теперь все».
Игла полностью вошла в грудь мужчины. Мария закусила губу и нажала на шток поршня. Лекарство медленно ушло внутрь тела. Она быстро вытащила иглу, отбросила пустой шприц и тут же вновь начала массаж груди пострадавшего. Пять сильных нажатий на грудину, затем через марлю прижать свои горячие губы к губам и вдохнуть в его легкие воздух своего вдоха.
Мария знала, жизнь еще есть внутри пострадавшего, но пройдет пять минут, и она навсегда покинет это молодое тело. Девушка теперь уже подгоняла себя: «Быстрей, быстрей! Ни о чем не думать. Только давить руками на неподвижную грудь умирающего и вдыхать в него воздух».
От тяжелой работы она сама уже стала задыхаться. В конце спасительного выдоха в ее глазах темнело, хотелось лечь на холодный пол и бесконечно дышать всей грудью, охлаждая свои разгоряченные невероятным напряжением легкие. Прошло около двух минут, и она начала выбиться из сил. Мыслей не было, она работала как автомат. Если бы кто-то попытался ее остановить, Мария бы дралась и кусалась, но не отступила от этого изнурительного труда.
Когда она наклонилась к лицу умирающего в очередной раз, ей показалось, что веки его слегка дрогнули. Мария, прижав ухо к груди, услышала долгожданный звук – сердце еще слабо, но заработало. Тогда она достала ампулу с кофеином и сделала еще один укол, теперь уже внутривенно. Грудь мужчины ритмично зашевелилась от дыхания. Жизнь просыпалась в этом только что недвижимом человеке.
Мария, мокрая от пота, с растрепанными волосами, с пустым шприцем в руке, на коленях стояла перед ним, все еще напряженная и встревоженная, готовая, если нужно к новой борьбе со смертью.
В это время вернулась старший ветврач, подняла пустую ампулу из-под адреналина и удивленно спросила:
– Это что? Ты ставила укол? Куда?
Мария, не отрывая глаз от пострадавшего, вяло ответила:
– В сердце.
– Как? Ты с ума сошла! В таких антисанитарных условиях? Неприспособленным инструментом?
Увидев заглядывающего в дверь директора совхоза, старший ветврач замолчала и спрятала ампулу в карман халата, послала телятницу за водой, так как больной просил пить.
Она грубо толкнула Марию в спину.
– Уйди отсюда! Не мешай! Расселась тут, как торговка на базаре. Дай подойти к больному.
Мария тяжело поднялась, опираясь рукой о стену и побрела к машине. Только что перенесенное нервное и физическое напряжение полностью опустошило ее чувства. Ни веселое сияние солнца, ни страстное пение скворцов, ни запоздалые слезы набежавшей родни пострадавшего, ни оханье его жены – ничто не трогало ее. Хотелось лечь в прохладу придорожных кустов, закрыть глаза и забыться.
Скорая помощь из города так и не прибыла. Пришлось подогнать «ветеринарку». Когда уложили больного прямо на пол кабины, Мария со старшим врачом уселись рядом, пропустив вперед жену электрика. Машина понеслась в сторону города. Через несколько минут Николай стал шевелиться и попросил закурить. Старший ветврач теперь уже властно его укладывала.
– Давай, перестань копошиться. Курить еще ему! И так еле живым остался, не понимаешь что ли? Эта-то вон... мастерица сердце тебе проткнула, пока мы к телефону бегали.
Мужчина недоверчиво посмотрел на Марию. Она кивнула ему и попыталась улыбнуться.
– Вам было совсем плохо. Пришлось ставить укол... В сердце.
В глазах пострадавшего вспыхнул страх, он снова улегся и не шелохнулся больше, пока не доехали до районной больницы. Когда его занесли в палату, туда вошли старый грузин – главврач больницы и старший ветврач. Мария, опустошенная и усталая, уселась в углу коридора на скамейку. Через некоторое время врачи возвратились, и главврач, пристально рассмотрев Марию, обратился к ней:
– Иди суда, дэвочка! Это ты ему укол сделала? Прямой укол в сердце?.. Чудеса! В коровнике, на грязном полу, после обработки скота и такой укол! Невероятно, но очень смело, прямо мастерски.
И, покачав, как попугай клювом, огромным горбатым носом закончил:
– Но это, девочка моя, большой риск! Большой! Но ничего. Ми этого мужика виличим. Завтра – послезавтра убежит домой, здоровый, как бик, а тебе спасибо скажет. Тебе ругать станут. Нэ слушай нэ кого! Меня слушай! Врач всегда рискует. Если не борется до конца – гнать его надо. Ты молодэц, дэвочка!
От этих слов глаза Марии защекотали слезы. Она готова была броситься на грудь старого доктора с благодарностью, старший врач взяла ее за руку и потянула к выходу.
– Давай поехали, нечего тут мешаться, и так натворила незнамо что.
Прошло воскресенье, а утром в понедельник в химотдел лаборатории заглянула секретарь из приемной директора:
– Боженко у вас? А... вот она где. Иди, тебя Гаврил Демидович вызывает. На планерку.
И, широко распахнув двери, добавила со смехом:
– Ждут – не дождутся! Наверно узнать хотят, как мертвяков нужно оживлять.
Войдя в кабинет начальника, Мария растерянно остановилась. Присутствующие врачи отделов уставились на нее, как на незнакомку. Директор, явно волнуясь, спросил строго и официально:
– Что это, Мария Остаповна, тут про вас Индукаева рассказывает? Какие еще вы там, в совхозе, уколы придумали ставить? Что за чушь?
Мария кратко рассказала о событии на ферме, подчеркнув, что она одна осталась с пострадавшим и посчитала своим долгом оказать ему помощь. Директор вскочил со стула и прервал ее:
– Вы что себе позволяете? Кто вам дал право заниматься не своим делом? Вы наложили печать авантюризма на весь наш коллектив. Неужели не понимаете, что в случае неудачи вам была бы прямая дорога в тюрьму, а мне досрочно на пенсию?
Закончив на этом планерку разгневанный и перепуганный директор уехал в Облсельхозуправление.
Последующие два дня прошли для Марии спокойно. Она чистила и мыла грязные пробирки и колбы, не подозревая, что в это время решается ее судьба. Начальник областной ветеринарной службы звонил своему куратору в обком партии и сообщил о случившемся в совхозе. Тот неторопливо перебил его доклад:
– Да слышал я, слышал! Не распинайся зря. Принимаете на работу в центре кого попало, а потом удивляете всех чудесами. Ваше дело кобыл лечить, а вы скоро в областную больницу полезете. Руководители тоже мне! Это электрик еще, может, полвека проживет, а когда представится все равно будут говорить, что еще бы пожил, если бы не вмешались ваши коновалы.
– Я согласен, Виктор Ипатьевич. Но факт есть факт! Дело раздувается не шуточное. Даже у меня был следователь. Как-то бы это все умять, а то прямо не знаю, что и делать.
– Чего ты не знаешь? Уберите ее с глаз долой, и все. Отправьте куда-нибудь подальше, к черту на кулички, с повышением в должности и дело с концом.
Уже через сутки после этого разговора Мария была назначена ветврачом в один из самых дальних северных совхозов. Получив в зооветснабе кое-какие лекарства, она на старом, двухпалубном колесном пароходе отправилась к месту новой работы.
Однообразно прошли трое суток. Мария, закрыв двери каюты на ключ, подолгу смотрела в окно или лежала на жестком матрасе, вспоминая события последний дней. В душе как заноза застряла обида на все человечество. Поражало, что кроме старого районного главврача, никто ее не поддержал, а коллеги в лаборатории явно выражали недовольство ее поступком, часто слышались злые шутки. «За что? Почему посчитали, что это сделано для саморекламы, а не для спасения человека? Пусть нарушены инструкции и санитарные требования к подобной процедуре, но жизнь мужчине возвращена. А главное – никто из критиков не предложил какого-либо иного средства спасения».
Ее совсем не пугало будущее на далеком севере. Была бы любимая работа, а остальное Марию не заботило. Все чаще приходила в голову мысль: «Зачем ей надо было так рисковать? Прочему там, на ферме, все разбежались от пострадавшего, а она одна осталась?».
«Так больше нельзя, – думала она, – нужно быть осторожней, а то действительно засадят в тюрьму».
Мария почти успокоилась и смогла думать о своей предстоящей работе. Ей представлялись стада оленей, бесхитростные, добродушные жители тундры, одетые зимой и летом в звериные шкуры. Вдруг, висевший на стенке радиорепродуктор, изрыгающий бравурную музыку, смолк, прокашлялся и заговорил взволнованным мужским голосом:
– Граждане пассажиры, на борту находится больной. Просьба ко всем медработникам, если таковые имеются на судне, оказать ему срочную помощь.
Мария вздрогнула и повернулась к репродуктору. Неужели этот больной опять достанется ей? Она нервно прошлась по каюте, мысли снова заполыхали как молнии в ночи.
– Нет, нет! Мне нельзя! Я не имею права. Зачем судьба так испытывает меня? Ведь должен же быть на таком огромном пароходе среди многочисленных пассажиров хоть один медик.
Репродуктор замолчал. Музыка более не звучала. Тревожная тишина поглотила в себя и шум от работы котлов в утробе судна, и шлепанье плиц гребущих воду колес. Мария с ужасом уставилась на коробку репродуктора и, замерев, ждала новых сообщений. Она всем существом желала услышать, что врач нашелся. Однако минут через десять, которые показались ей бесконечными, радио прохрипело.
– Граждане, экипаж умоляет любого пассажира, имеющего отношение к медицине, прийти на помощь больной женщине – матери двоих детей, по сообщению которых их мать страдает от сердечной недостаточности. Больная находится на верхней палубе.
Мария закрыла запылавшее от волнения лицо ладонями.
– Мати ридна моя! Опять! Неужели снова мне такой экзамен? Я не могу больше! Я имею право промолчать, я не медицинский врач.
Она упала на постель, уткнулась лицо в подушку, зажав руками уши, но вскоре снова села и, как закаменелая, уставилась в пол.
В следующее мгновение она уже вскочила на ноги, схватила свою походную с синим крестом ветеринарную сумку с лекарствами и выбежала в коридор. Через минуту каблучки ее стареньких сапожек уже стучали по железной лестнице, ведущей на верхнюю палубу. Судьба вновь несла ее к нелегким испытаниям.