«Мы не знаем пощады...»
А. А. Петрушин
«Главный идеолог мятежа»
«Слава богу, есть власть!»
Лидер тобольских профсоюзов Алексей Евгеньевич Коряков действовал энергично и решительно.
«Главная наша задача, – внушал он экстренно собранным ночью членам профсоюзов, – сохранить от расхищения запасы продовольствия, общественное имущество и винный склад. За него больше всего опасаюсь. Если обыватель доберется до него, спокойствие в городе нам не обеспечить. На охрану винного склада пошлем учителей, работников земли, леса и искусства – наши самые культурные силы. Отдадим им на всякий случай все оставленное нам оружие: 4 охотничьих ружья и 8 патронов...».
Позднее местные газеты отметили: «Как ни велико было желание некоторых тоболяков добраться до живительной влаги, все же винный склад удалось отстоять. Продукты продовольствия тоже сохранили за исключением небольшого количества мяса, которое было расхищено сразу после того, как коммунисты оставили город, не сообщив Бюро профсоюзов о своем отъезде. Общественное спокойствие в городе не нарушилось, населению было предложено самому установить охрану кварталов. В общем все обошлось благополучно...».
Из расклеенных на заборах объявлений тоболяки узнали об образовании временного городского Совета из пяти членов бюро профсоюзов «со следующим распределением между ними обязанностей: т. Коряков – председатель Совета, т. Тихонов – охрана города (комендатура), т. Никифоров – заведывание всеми правительственными учреждениями, т. Новодворский – заведывание народным хозяйством и промышленностью, т. Солодухин – заведывание продовольствием и снабжением города». Население призывалось «к соблюдению полного порядка и оказанию широкой помощи Совету во всех его мероприятиях, направленных к охране города и безопасности граждан и их имущества».
«Слава богу, – крестился обыватель, – есть власть».
Горсовет действует
Через день в бывший губернский центр вошли мятежники. Очевидец писал: «Странное, непривычное зрелище – воины не воины. Простая домашняя одежда, мешки... А оружие! Тут и современная винтовка, и допотопный дробовик, и самодельная пика, и просто дубина. Это – восставшие крестьяне...».
В городе было введено военное положение, объявлена мобилизация в народную армию всех граждан в возрасте от 18 до 35 лет, начались аресты и обыски.
Временный городской Совет заявил по этому поводу протест начальнику гарнизона В.М. Желтовскому и добился создания комиссии по проверке обоснованности арестов. Ее возглавил Коряков. 50 человек из 53 удалось освободить. Среди них были престарелый отец Залмана Лобкова, видного сибирского большевика, казненного колчаковцами еще в 1919 году в Челябинске.
На попытки мятежников перетянуть на свою сторону рабочих профсоюзы ответили обращением «От рабочих и служащих гор. Тобольска к народной армии и ко всему трудовому крестьянству». Оно во многом созвучно и нашему сегодняшнему времени: «Городской рабочий, объединенный в профессиональные союзы, видит, как оживились с восстанием крестьян все черносотенные элементы, как часть духовенства, ищущего государственного жалованья, мечтает о старых романовских порядках, как радостно сияют лица спекулянтов – купцов и старых угнетателей городского рабочего – промышленников, как громко раздаются голоса старых царских защитников, натравливающих татар на русских, русских на евреев, крестьян на рабочих, и все это не может не тревожить городского рабочего, отдавшего много сил и понесшего много жертв в борьбе за освобождение народа от рабства капиталу».
Автором этого документа был Коряков.
Всего пять дней продержалась власть временного горсовета, но за этот период в Тобольске были решены многие проблемы, казавшиеся до февраля 192! года неразрешимыми. Стали нормально работать городские бани. Организована гражданская милиция из добровольцев. В город завезли дрова. Открылись больницы и школы. На рынке появилась сметана. Четыре библиотеки – немало для тогдашнего Тобольска – ждали своих читателей. Театр обещал премьеру...
Такая активность профсоюзов в лице временного горсовета, рост его авторитета не на шутку встревожил начальника главного штаба народной армии бывшего царского и колчаковского офицера Н.Н. Силина. По его предложению гарнизонное собрание – юридически высший орган военной власти – постановило вместо временного горсовета образовать крестьянско-городской Совет. Аргументы таковы: «Восстание – крестьянское, и власть должна быть крестьянской». Но бюро профсоюзов поставило условие: «создание настоящей всенародной власти путем выборов на основе всеобщего прямого равного и тайного голосования и никак иначе».
Под руководством Корякова разработали весьма краткое и простое положение о выборах. 25 февраля опубликовали его в газете «Вестник», а через два дня уже были известны результаты голосования.
27 февраля в Народном доме (ныне драматический театр) Коряков объявил первое заседание крестьянско-городского Совета открытым. Оркестр местных музыкантов грянул «Марсельезу». Депутаты и публика встали. В своем выступлении Коряков доложил о результатах работы временного горсовета и «выразил надежду, что новый выборный орган будет выразителем воли всего народа, а не отдельных лиц и групп». Как символ справедливости и милосердия он передал депутатам Совета икону Абалакской Божьей Матери. Председателем крестьянско-городского Совета был избран А.П. Степанов, его заместителем – крестьяне Щербаков и Кориков, а членами президиума Бронников и Кобяков (от города) и Пальнов и Вахрушев (от крестьян). Сам Коряков не вошел в состав Совета, однако постоянно влиял на его деятельность через пятерых представителей от профсоюзов и редакцию газеты «Голос народной армии».
Цитаты из 21-го
Коряков быстро понял, что «у восставших крестьян и у их штаба нет никаких твердых политических взглядов, кроме одного – свергнуть коммунистов, что повстанцы не могут себе ответить, ради чего нужно это свержение и какую власть поставить вместо коммунистической». Стихийному бунту, анархии, хаосу он противопоставил четкую конкретную программу, которую изложил (в наиболее законченном виде) в статье «Основные принципы организации новой власти». В его представлении, «без ясно осознанных политических и экономических целей и идеалов трудно вести даже внешнюю войну, гражданская же революционная борьба без ярких, всем понятных лозунгов просто немыслима».
Таким широким лозунгом настоящего движения и является лозунг: «Вся власть народу!». Государственная власть должна быть избрана всем народом, должна являться действительным выразителем его настроений и исполнительным приказчиком всенародной воли. ...Всякая попытка навязать власть сверху, поставить во главе народа какую-нибудь одну группу, защищающую только свои интересы, заранее обречена на неудачу. Так кончилось царское самодержавие, когда власть принадлежала дворянам и помещикам, так погиб Колчак, намеревавшийся вручить бразды правления буржуазии, так бесславно падет и диктатура коммунистической партии, думающей насильственным образом править Россией.
...Каким же образом может создаться такая настоящая всенародная власть? Только путем выборов на основе всеобщего прямого и тайного голосования. ...Лица, стоящие во главе власти, должны всегда помнить, что возврата к старой дореволюционной России быть не может, что всякие мечты о том, чтобы «Волга-матушка да вспять побежала», несбыточны. Россия в 1917 году стала на революционную дорогу и с нее не сойдет. О возврате земли помещикам или о нарушении закона о 8-часовом рабочем дне не может быть речи. Несомненно, частная промышленность восстановится, это историческая необходимость, «ее же не прейдеши», но царство беззастенчивой эксплуатации человека человеком умерло вместе с царизмом.
...Коммунистический суд на основании революционной «совести» должен смениться судом юристов на основании писаных законов. Во всей своей полноте должен быть восстановлен также и институт суда присяжных – ценнейшее достижение в судебной области.
Затем по мере большего и большего отхода фронта должны воскресать и остальные свободы, также причисленные коммунистами к «буржуазным выдумкам», как то: свобода личности, слова, печати, совести, собраний, союзов, стачек, передвижений, неприкосновенность личности и жилищ и полная отмена смертной казни.
Совместно с Новодворским он разработал Кодекс законов о груде, а 9 марта пленум бюро профсоюзов утвердил «Резолюцию по текущему моменту». В ней отмечалось, что «...в связи с совершившимся политическим переворотом задачи профессиональных организаций сводятся к организованной защите интересов трудящихся путем установления заработной платы, действительно обеспечивающей существование трудящихся, организации помощи безработным, охраны труда, поднятия культурного уровня рабочих, а также путем организационного участия профессиональных объединений в хозяйственном и политическом строительстве страны».
Коряков предлагал путь экономического возрождения края через кооперацию. Выступая на «совещании активных кооперативных работников Тобольского Севера», он убеждал: «Трудовик-крестьянин является основой хозяйственного благополучия всей нашей страны, а кооперация – хозяйским разумом и экономической волей середняка-крестьянина. ...При условиях современной нашей жизни первенствующее значение имеет заготовка сырья, являющегося нашим контрвалютным фондом, обеспечивающим получение железа, бумаги, ниток и т.п. с Запада, мануфактуры, лекарств и т.д. – с Востока или из заграницы вообще». И еще – «свобода спекуляции, простор разнузданной эксплуатации человека человеком, ненасытная жажда до наживы – все эти печальные плоды нашего общественного прошлого должны быть безвозвратно похоронены. Мы не можем, не смеем думать о возврате старых хищнических приемов ведения народного хозяйства. Нужно определенно и твердо установить, что частные интересы отдельных лиц и групп должны быть подчинены интересам общества в целом».
Арест и гибель
В разгар мятежа в Екатеринбург прибыл Л.Д. Троцкий. Его весьма тревожил размах сибирского крестьянского восстания. Он понимал: усмирить бунтовщиков смогут лишь регулярные части Красной Армии. Командующим Приуральским военным округом назначен С.В. Мрачковский. Председатель Реввоенсовета республики был уверен: его любимец, награжденный за освобождение Тобольска от колчаковцев в 1919 году орденом Красного Знамени, сумеет вновь взять этот город.
Так и вышло: 8 апреля мятежники оставили Тобольск и бежали на Север.
Коряков их примеру не последовал.
Через два дня его арестовали и предъявили обвинение «в контрреволюции, выразившейся в активном участии на стороне банд к свержению Советской власти».
Среди горожан началась кампания по освобождению бывшего председателя Временного городского Совета – явление по тем временам необычное. В Тобольское политбюро (так назывались тогда уездные ЧК) поступило ходатайство бюро профсоюзов, в котором отмечалось: «...А.Е. Коряков известен союзу как человек, связанный идейной связью с трудовыми массами, посвятивший большую часть жизни и сил работе в профессиональном движении. Перед глазами союза прошла его организационная работа в жуткий и страшный момент, когда г. Тобольск, оставленный коммунистической властью, был предоставлен всяким случайностям со стороны неорганизованной обывательской массы, а также и во время господства повстанческих сил. Среди условий крайней политической реакции, исходившей от военного штаба повстанческой власти, тов. Коряков заявил себя как стойкий боец за демократические завоевания русской революции. Как пример, можно указать его прямые и смелые речи по поводу необходимости отмены смертной казни, которая так жестоко свирепствовала в Тобольской тюрьме. Над тов. Коряковым витала смерть. И он спасся лишь благодаря той общей поддержке со стороны тобольских профсоюзов, с которой поневоле приходилось считаться повстанческой власти. Ввиду всего изложенного профсоюзы просят власть об освобождении тов. Корякова от тюремного заключения и скорейшем окончании его дела».
За него просила еврейская община Тобольска, хлопотали люди, которых он спас от гибели. Врач Жуков писал: «Вместе с товарищами я должен был эвакуироваться из Тобольска. Семью свою, состоящую из жены и трех малолетних детей, я взять с собой не мог, так как у них не было теплой одежды, а 20 февраля и далее стояли сильные холода. Оставляя семью, я мало надеялся увидеть их живыми (бывший пример прошлого мне много говорил за это: первая моя жена и муж моей настоящей второй жены расстреляны колчаковцами). Притеснения семьи, частые обыски начались с первого же дня прихода бандитов в г. Тобольск. Жена металась туда и сюда, ища зашиты. Наконец, помогли ей в этом гр-н Коряков и Бунин. И жена моя считает, что эти люди оказали ей помощь и защиту».
Невиновность Корякова была столь очевидна, что проводивший следствие по делу участников тобольских событий помощник уполномоченного секретного отделения Тюмгубчека Мозшевилов в заключительном акте указал: «...к 3-й категории (общественные работы на месте сроком от года до трех лет – _А.П_.) я полагал бы отнести тех лиц, которые по своему роду преступления играли в повстанческом движении видную роль, но не сопровождавшуюся кровавыми казнями... Коряков Алексей Евгеньевич».
Однако коллегия Тюменской губчека решила иначе: «Применить к А.Е. Корякову высшую меру наказания». 22 февраля 1922 года Президиум ВЧК утвердил это решение. Бывшего председателя Тобольского временного городского Совета расстреляли в Тюмени. Тело опустили в черный квадрат проруби на Туре – тогда сибирские реки часто заменяли кладбища.
«Не думал ни о какой власти...»
Не могли же местные партийные, советские и чекистские органы взять на себя часть вины за крестьянский бунт. Командиров мятежных соединений захватить не удалось: они или погибли в боях, или растворились бесследно в необъятных таежных просторах. Организаторами, вдохновителями и руководителями восстания 1921 года в Западной Сибири представили эсеров. В том числе Корякова – как одного из главных.
Эта одобренная верхами концепция господствовала в исторической науке. Тюменский писатель К. Лагунов, одним из первых пытавшийся переосмыслить причины и характер мятежа, в своем очерке «Двадцать первый» отдал должное «поразительной энергии, инициативной деловитости и неиссякаемой работоспособности Корякова», однако не отказался от стереотипа: «Коряков – эсер и главный идеолог мятежа».
Каким же в действительности было его членство в партии эсеров – фактическим или формальным? 19 мая 1921 года Коряков так рассказал следователю губчека о своем происхождении и партийной принадлежности:
– Мне 42 года, родился в Туринском уезде Тюменской губернии в семье священника. Женат, имею трех сыновей от 9 до 1 месяца и дочь 6 лет. Дома своего нет, живу в Тобольске по улице Рождественской, 32... Три года я учился в Тобольской духовной семинарии, а затем – в Ишимской духовной школе. Читал там книги и брошюры партии социалистов-революционеров, потом вступил в кружок, которым руководил учитель семинарии Архангельский. Учительствуя в с. Лихановском Ишимского уезда, я вел чисто культурное поучение среди крестьян, но членом партии тогда официально не состоял, материалы для чтения получал из Московского университета. Через два года меня перевели учителем в зырянское второклассное училище (Успенская волость). Там я говорил с учениками о социализме. За эти мои неблаговидные поступки меня перевели в Тугулым. Там я организовал учительский союз, а при создании в Тюмени партии эсеров я вступил в таковую в 1914 году. Обязанностью каждого партийца было организовать кружки как среди местного населения, так и среди войск. С началом войны я приехал в Омск и поступил в военно-промышленный комитет в должность секретаря, потом работал в кооперации. В партии был секретарем, затем членом комитета и по выборам прошел в городскую Думу. В декабре 1918 года в силу преследования со стороны колчаковской контрразведки мне пришлось выехать в Тобольск. Там я потерял все связи с партией и никакой партийной работы не вел».
Являясь руководителем тобольских профсоюзов и выражая интересы рабочих и служащих, Коряков был скорее социал-демократом, нежели эсером. Так точнее.
На допросах он утверждал: «...Я не думал ни о какой власти, так как полагал, что эта стихия (мятеж) временная... главное для меня было: сохранить порядок в городе, уберечь людей от погромов, грабежей и арестов...».
Непредвзятый читатель поймет: главный, по официальным данным, идеолог мятежа на самом деле был его же главным оппонентом.
А. А. Петрушин
«Главный идеолог мятежа»
«Слава богу, есть власть!»
Лидер тобольских профсоюзов Алексей Евгеньевич Коряков действовал энергично и решительно.
«Главная наша задача, – внушал он экстренно собранным ночью членам профсоюзов, – сохранить от расхищения запасы продовольствия, общественное имущество и винный склад. За него больше всего опасаюсь. Если обыватель доберется до него, спокойствие в городе нам не обеспечить. На охрану винного склада пошлем учителей, работников земли, леса и искусства – наши самые культурные силы. Отдадим им на всякий случай все оставленное нам оружие: 4 охотничьих ружья и 8 патронов...».
Позднее местные газеты отметили: «Как ни велико было желание некоторых тоболяков добраться до живительной влаги, все же винный склад удалось отстоять. Продукты продовольствия тоже сохранили за исключением небольшого количества мяса, которое было расхищено сразу после того, как коммунисты оставили город, не сообщив Бюро профсоюзов о своем отъезде. Общественное спокойствие в городе не нарушилось, населению было предложено самому установить охрану кварталов. В общем все обошлось благополучно...».
Из расклеенных на заборах объявлений тоболяки узнали об образовании временного городского Совета из пяти членов бюро профсоюзов «со следующим распределением между ними обязанностей: т. Коряков – председатель Совета, т. Тихонов – охрана города (комендатура), т. Никифоров – заведывание всеми правительственными учреждениями, т. Новодворский – заведывание народным хозяйством и промышленностью, т. Солодухин – заведывание продовольствием и снабжением города». Население призывалось «к соблюдению полного порядка и оказанию широкой помощи Совету во всех его мероприятиях, направленных к охране города и безопасности граждан и их имущества».
«Слава богу, – крестился обыватель, – есть власть».
Горсовет действует
Через день в бывший губернский центр вошли мятежники. Очевидец писал: «Странное, непривычное зрелище – воины не воины. Простая домашняя одежда, мешки... А оружие! Тут и современная винтовка, и допотопный дробовик, и самодельная пика, и просто дубина. Это – восставшие крестьяне...».
В городе было введено военное положение, объявлена мобилизация в народную армию всех граждан в возрасте от 18 до 35 лет, начались аресты и обыски.
Временный городской Совет заявил по этому поводу протест начальнику гарнизона В.М. Желтовскому и добился создания комиссии по проверке обоснованности арестов. Ее возглавил Коряков. 50 человек из 53 удалось освободить. Среди них были престарелый отец Залмана Лобкова, видного сибирского большевика, казненного колчаковцами еще в 1919 году в Челябинске.
На попытки мятежников перетянуть на свою сторону рабочих профсоюзы ответили обращением «От рабочих и служащих гор. Тобольска к народной армии и ко всему трудовому крестьянству». Оно во многом созвучно и нашему сегодняшнему времени: «Городской рабочий, объединенный в профессиональные союзы, видит, как оживились с восстанием крестьян все черносотенные элементы, как часть духовенства, ищущего государственного жалованья, мечтает о старых романовских порядках, как радостно сияют лица спекулянтов – купцов и старых угнетателей городского рабочего – промышленников, как громко раздаются голоса старых царских защитников, натравливающих татар на русских, русских на евреев, крестьян на рабочих, и все это не может не тревожить городского рабочего, отдавшего много сил и понесшего много жертв в борьбе за освобождение народа от рабства капиталу».
Автором этого документа был Коряков.
Всего пять дней продержалась власть временного горсовета, но за этот период в Тобольске были решены многие проблемы, казавшиеся до февраля 192! года неразрешимыми. Стали нормально работать городские бани. Организована гражданская милиция из добровольцев. В город завезли дрова. Открылись больницы и школы. На рынке появилась сметана. Четыре библиотеки – немало для тогдашнего Тобольска – ждали своих читателей. Театр обещал премьеру...
Такая активность профсоюзов в лице временного горсовета, рост его авторитета не на шутку встревожил начальника главного штаба народной армии бывшего царского и колчаковского офицера Н.Н. Силина. По его предложению гарнизонное собрание – юридически высший орган военной власти – постановило вместо временного горсовета образовать крестьянско-городской Совет. Аргументы таковы: «Восстание – крестьянское, и власть должна быть крестьянской». Но бюро профсоюзов поставило условие: «создание настоящей всенародной власти путем выборов на основе всеобщего прямого равного и тайного голосования и никак иначе».
Под руководством Корякова разработали весьма краткое и простое положение о выборах. 25 февраля опубликовали его в газете «Вестник», а через два дня уже были известны результаты голосования.
27 февраля в Народном доме (ныне драматический театр) Коряков объявил первое заседание крестьянско-городского Совета открытым. Оркестр местных музыкантов грянул «Марсельезу». Депутаты и публика встали. В своем выступлении Коряков доложил о результатах работы временного горсовета и «выразил надежду, что новый выборный орган будет выразителем воли всего народа, а не отдельных лиц и групп». Как символ справедливости и милосердия он передал депутатам Совета икону Абалакской Божьей Матери. Председателем крестьянско-городского Совета был избран А.П. Степанов, его заместителем – крестьяне Щербаков и Кориков, а членами президиума Бронников и Кобяков (от города) и Пальнов и Вахрушев (от крестьян). Сам Коряков не вошел в состав Совета, однако постоянно влиял на его деятельность через пятерых представителей от профсоюзов и редакцию газеты «Голос народной армии».
Цитаты из 21-го
Коряков быстро понял, что «у восставших крестьян и у их штаба нет никаких твердых политических взглядов, кроме одного – свергнуть коммунистов, что повстанцы не могут себе ответить, ради чего нужно это свержение и какую власть поставить вместо коммунистической». Стихийному бунту, анархии, хаосу он противопоставил четкую конкретную программу, которую изложил (в наиболее законченном виде) в статье «Основные принципы организации новой власти». В его представлении, «без ясно осознанных политических и экономических целей и идеалов трудно вести даже внешнюю войну, гражданская же революционная борьба без ярких, всем понятных лозунгов просто немыслима».
Таким широким лозунгом настоящего движения и является лозунг: «Вся власть народу!». Государственная власть должна быть избрана всем народом, должна являться действительным выразителем его настроений и исполнительным приказчиком всенародной воли. ...Всякая попытка навязать власть сверху, поставить во главе народа какую-нибудь одну группу, защищающую только свои интересы, заранее обречена на неудачу. Так кончилось царское самодержавие, когда власть принадлежала дворянам и помещикам, так погиб Колчак, намеревавшийся вручить бразды правления буржуазии, так бесславно падет и диктатура коммунистической партии, думающей насильственным образом править Россией.
...Каким же образом может создаться такая настоящая всенародная власть? Только путем выборов на основе всеобщего прямого и тайного голосования. ...Лица, стоящие во главе власти, должны всегда помнить, что возврата к старой дореволюционной России быть не может, что всякие мечты о том, чтобы «Волга-матушка да вспять побежала», несбыточны. Россия в 1917 году стала на революционную дорогу и с нее не сойдет. О возврате земли помещикам или о нарушении закона о 8-часовом рабочем дне не может быть речи. Несомненно, частная промышленность восстановится, это историческая необходимость, «ее же не прейдеши», но царство беззастенчивой эксплуатации человека человеком умерло вместе с царизмом.
...Коммунистический суд на основании революционной «совести» должен смениться судом юристов на основании писаных законов. Во всей своей полноте должен быть восстановлен также и институт суда присяжных – ценнейшее достижение в судебной области.
Затем по мере большего и большего отхода фронта должны воскресать и остальные свободы, также причисленные коммунистами к «буржуазным выдумкам», как то: свобода личности, слова, печати, совести, собраний, союзов, стачек, передвижений, неприкосновенность личности и жилищ и полная отмена смертной казни.
Совместно с Новодворским он разработал Кодекс законов о груде, а 9 марта пленум бюро профсоюзов утвердил «Резолюцию по текущему моменту». В ней отмечалось, что «...в связи с совершившимся политическим переворотом задачи профессиональных организаций сводятся к организованной защите интересов трудящихся путем установления заработной платы, действительно обеспечивающей существование трудящихся, организации помощи безработным, охраны труда, поднятия культурного уровня рабочих, а также путем организационного участия профессиональных объединений в хозяйственном и политическом строительстве страны».
Коряков предлагал путь экономического возрождения края через кооперацию. Выступая на «совещании активных кооперативных работников Тобольского Севера», он убеждал: «Трудовик-крестьянин является основой хозяйственного благополучия всей нашей страны, а кооперация – хозяйским разумом и экономической волей середняка-крестьянина. ...При условиях современной нашей жизни первенствующее значение имеет заготовка сырья, являющегося нашим контрвалютным фондом, обеспечивающим получение железа, бумаги, ниток и т.п. с Запада, мануфактуры, лекарств и т.д. – с Востока или из заграницы вообще». И еще – «свобода спекуляции, простор разнузданной эксплуатации человека человеком, ненасытная жажда до наживы – все эти печальные плоды нашего общественного прошлого должны быть безвозвратно похоронены. Мы не можем, не смеем думать о возврате старых хищнических приемов ведения народного хозяйства. Нужно определенно и твердо установить, что частные интересы отдельных лиц и групп должны быть подчинены интересам общества в целом».
Арест и гибель
В разгар мятежа в Екатеринбург прибыл Л.Д. Троцкий. Его весьма тревожил размах сибирского крестьянского восстания. Он понимал: усмирить бунтовщиков смогут лишь регулярные части Красной Армии. Командующим Приуральским военным округом назначен С.В. Мрачковский. Председатель Реввоенсовета республики был уверен: его любимец, награжденный за освобождение Тобольска от колчаковцев в 1919 году орденом Красного Знамени, сумеет вновь взять этот город.
Так и вышло: 8 апреля мятежники оставили Тобольск и бежали на Север.
Коряков их примеру не последовал.
Через два дня его арестовали и предъявили обвинение «в контрреволюции, выразившейся в активном участии на стороне банд к свержению Советской власти».
Среди горожан началась кампания по освобождению бывшего председателя Временного городского Совета – явление по тем временам необычное. В Тобольское политбюро (так назывались тогда уездные ЧК) поступило ходатайство бюро профсоюзов, в котором отмечалось: «...А.Е. Коряков известен союзу как человек, связанный идейной связью с трудовыми массами, посвятивший большую часть жизни и сил работе в профессиональном движении. Перед глазами союза прошла его организационная работа в жуткий и страшный момент, когда г. Тобольск, оставленный коммунистической властью, был предоставлен всяким случайностям со стороны неорганизованной обывательской массы, а также и во время господства повстанческих сил. Среди условий крайней политической реакции, исходившей от военного штаба повстанческой власти, тов. Коряков заявил себя как стойкий боец за демократические завоевания русской революции. Как пример, можно указать его прямые и смелые речи по поводу необходимости отмены смертной казни, которая так жестоко свирепствовала в Тобольской тюрьме. Над тов. Коряковым витала смерть. И он спасся лишь благодаря той общей поддержке со стороны тобольских профсоюзов, с которой поневоле приходилось считаться повстанческой власти. Ввиду всего изложенного профсоюзы просят власть об освобождении тов. Корякова от тюремного заключения и скорейшем окончании его дела».
За него просила еврейская община Тобольска, хлопотали люди, которых он спас от гибели. Врач Жуков писал: «Вместе с товарищами я должен был эвакуироваться из Тобольска. Семью свою, состоящую из жены и трех малолетних детей, я взять с собой не мог, так как у них не было теплой одежды, а 20 февраля и далее стояли сильные холода. Оставляя семью, я мало надеялся увидеть их живыми (бывший пример прошлого мне много говорил за это: первая моя жена и муж моей настоящей второй жены расстреляны колчаковцами). Притеснения семьи, частые обыски начались с первого же дня прихода бандитов в г. Тобольск. Жена металась туда и сюда, ища зашиты. Наконец, помогли ей в этом гр-н Коряков и Бунин. И жена моя считает, что эти люди оказали ей помощь и защиту».
Невиновность Корякова была столь очевидна, что проводивший следствие по делу участников тобольских событий помощник уполномоченного секретного отделения Тюмгубчека Мозшевилов в заключительном акте указал: «...к 3-й категории (общественные работы на месте сроком от года до трех лет – _А.П_.) я полагал бы отнести тех лиц, которые по своему роду преступления играли в повстанческом движении видную роль, но не сопровождавшуюся кровавыми казнями... Коряков Алексей Евгеньевич».
Однако коллегия Тюменской губчека решила иначе: «Применить к А.Е. Корякову высшую меру наказания». 22 февраля 1922 года Президиум ВЧК утвердил это решение. Бывшего председателя Тобольского временного городского Совета расстреляли в Тюмени. Тело опустили в черный квадрат проруби на Туре – тогда сибирские реки часто заменяли кладбища.
«Не думал ни о какой власти...»
Не могли же местные партийные, советские и чекистские органы взять на себя часть вины за крестьянский бунт. Командиров мятежных соединений захватить не удалось: они или погибли в боях, или растворились бесследно в необъятных таежных просторах. Организаторами, вдохновителями и руководителями восстания 1921 года в Западной Сибири представили эсеров. В том числе Корякова – как одного из главных.
Эта одобренная верхами концепция господствовала в исторической науке. Тюменский писатель К. Лагунов, одним из первых пытавшийся переосмыслить причины и характер мятежа, в своем очерке «Двадцать первый» отдал должное «поразительной энергии, инициативной деловитости и неиссякаемой работоспособности Корякова», однако не отказался от стереотипа: «Коряков – эсер и главный идеолог мятежа».
Каким же в действительности было его членство в партии эсеров – фактическим или формальным? 19 мая 1921 года Коряков так рассказал следователю губчека о своем происхождении и партийной принадлежности:
– Мне 42 года, родился в Туринском уезде Тюменской губернии в семье священника. Женат, имею трех сыновей от 9 до 1 месяца и дочь 6 лет. Дома своего нет, живу в Тобольске по улице Рождественской, 32... Три года я учился в Тобольской духовной семинарии, а затем – в Ишимской духовной школе. Читал там книги и брошюры партии социалистов-революционеров, потом вступил в кружок, которым руководил учитель семинарии Архангельский. Учительствуя в с. Лихановском Ишимского уезда, я вел чисто культурное поучение среди крестьян, но членом партии тогда официально не состоял, материалы для чтения получал из Московского университета. Через два года меня перевели учителем в зырянское второклассное училище (Успенская волость). Там я говорил с учениками о социализме. За эти мои неблаговидные поступки меня перевели в Тугулым. Там я организовал учительский союз, а при создании в Тюмени партии эсеров я вступил в таковую в 1914 году. Обязанностью каждого партийца было организовать кружки как среди местного населения, так и среди войск. С началом войны я приехал в Омск и поступил в военно-промышленный комитет в должность секретаря, потом работал в кооперации. В партии был секретарем, затем членом комитета и по выборам прошел в городскую Думу. В декабре 1918 года в силу преследования со стороны колчаковской контрразведки мне пришлось выехать в Тобольск. Там я потерял все связи с партией и никакой партийной работы не вел».
Являясь руководителем тобольских профсоюзов и выражая интересы рабочих и служащих, Коряков был скорее социал-демократом, нежели эсером. Так точнее.
На допросах он утверждал: «...Я не думал ни о какой власти, так как полагал, что эта стихия (мятеж) временная... главное для меня было: сохранить порядок в городе, уберечь людей от погромов, грабежей и арестов...».
Непредвзятый читатель поймет: главный, по официальным данным, идеолог мятежа на самом деле был его же главным оппонентом.