Сочинения в трех томах: Т. 2. О сибирском духовенстве
А. И. Сулоцкий
Это первое собрание произведений замечательного сибирского историка, богослова, публициста А.И. Сулоцкого (1812– 1884).
Настоящий том составлен из отдельно изданных работ автора, а также его публикаций в периодике XIX века.
Книга выходит в год двухтысячелетия Рождества Христова.
О сибирском духовенстве
Сочинения в трех томах
Том второй
СВЯТЫЙ ДИМИТРИЙ РОСТОВСКИЙ, КАК АРХИПАСТЫРЬ СИБИРСКИЙ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Святый Димитрий Ростовский, как архипастырь сибирский // Странник. 1866. Т. 4. Ноябрь. С. 51–66.]
Святый Димитрий Ростовский, митрополит и чудотворец, не жил в Сибири, однако ж Сибирь была ему не чужда, потому что для Сибири именно рукоположен был он и в митрополита и несколько времени, хотя заочно, управлял сибирскою паствою. В память о святителе Димитрии Сибирь и до сих пор свято хранит некоторые принадлежащие ему вещи.
Согласно с целью статьи – описать жизнь святого Димитрия только как архипастыря сибирского – здесь будет подробно сказано о тех лишь обстоятельствах его служения, которыми оно соприкасалось с Сибирью; а прочие обстоятельства, сколь бы важны сами по себе они ни были, будут представлены в чертах кратких, тем более, что жизнь святителя Димитрия, как святителя великого и, можно сказать, еще новоявленного (с 1757 г.) чудотворца, более или менее подробно описана во многих изданиях.
Святый Димитрий, в миру Даниил, родился в декабре 1651 года в Малороссии, близ Киева, в местечке Макарове, от казачьего сотника Саввы Тупталы, а образование, хотя и неполное (только до риторики), получил в Киевской академии. В монашество поступил он на 17-м году от рождения[2 - В житиях святых русских... Муравьева и Еристова, в жизнеописании св. Димитрия, приложенном к его сочинениям, в кратких житиях святых, в словаре писателей духовного чина – везде сказано, что св. Димитрий пострижен на 18 году, по везде сказано это ошибочно. Св. Димитрий родился в начале декабря 1651 г., а пострижен в начале июля 16 г. (соч. св. Дим. изд. 6. т. 1. стр. 3 и 467), следовательно, каким же образом был ему тогда 18-й год?_Сноски,_имеющие_цифровую_нумерацию,_принадлежат_авторам_комментариев_и_помещены_в_конце_тома._К_словам,_обозначенным_астериском_(*),_имеются_примечания_автора,_которые_помещены_внизу_страницы. –_Прим._издателя._], а на 24-м году был рукоположен во иеромонаха и тогда же определен знаменитым в свое время Черниговским архиепископом Лазарем Бараповичем на должность проповедника слова Божия при Черниговском кафедральном соборе. С этого времени (1675 г.) слава об отличном красноречии, уме и добродетельной жизни св. Димитрия быстро распространилась не только в родной ему Малороссии, но и в Литве; так что многие города и архиереи начали приглашать его к себе в проповедники, а монастыри, сверх того, в настоятели себе. Поэтому св. Димитрий проповедовал слово Божие во многих местах (например, в Вильне, Слуцке, особенно в Батурине, в Новгороде-Северском) сперва в сане иеромонаха, а потом игумена и архимандрита. На тридцать третьем году от рождения, именно в 14 году, св. Димитрий, по предложению архимандрита Киево-Печерской лавры, впоследствии митрополита Киевского, Варлаама Ясинского к трудам по проповеди слова Божия присовокупил еще новый тяжкий, но для благочестивых чад церкви православной чрезвычайно назидательный и полезный труд составления _житий_святых, или_Четий-Миней_[3 - Четьи – означает «предназначенные для чтения»; Четьи-Минеи – книги для чтения на каждый день месяца. В России первым составил Четьи-Минеи Московский митрополит Макарий. Кроме житий святых, в них были включены все книги Писания, поучения и статьи духовного содержания. Минеи-Четьи Дмитрия Ростовского составлены на основе книг митрополита Макария. Это одно из крупнейших сочинений по отеческой литературе, несколько раз переиздавалось Св. Синодом.]_._ Этому труду посвятил он около 20 лет деятельной своей жизни и чрез него прославился уже не только на своей родине и в Литве, но и во всей Великой России; здесь он по сему случаю сделался известным двум последним нашим патриархам – Иоакиму и Адриану, правительнице государства царевне Софии Алексеевне и царям Иоанну и Петру Алексеевичам.
Светильник Божий в лице св. Димитрия горел ярко; но он скрывался еще под спудом[4 - Спуд – хлебная мера, сосуд (пудовка); под спудом – в скрытом месте, а также вообще без употребления.], хотя св. Димитрию было тогда уже близ 50 лет. Людей ученых, даровитых писателей, а с тем вместе и людей добродетельной жизни, в России в XVII и начале XVIII столетия было очень мало, а св. Димитрий все еще оставался только настоятелем монастыря (Спасского Новгород-Северского[5 - Видимой причиной этого (сверх причин тайных, сокрытых в промысле Божием) было, может быть, то, что в Малороссии и Литве со времени унии находилось очень мало православных епархий и, следовательно, очень редко открывались там праздные архипастырские вакансии, а на великороссийские епархии до 1700 или 1701 года из малороссиян, хотя они были и образованнее собственно великороссийского духовенства, в архиереи никого еще не прозводили.]). Наконец этот великий светильник изнесен и поставлен на подобающем ему месте – на свещнице, где и стал светить всем, иже во храмине (Матф. 5, 15) – всем в церкви Божией. Поводом к этому послужили следующие обстоятельства:
В Сибири христианство, особенно чрез переселенцев из Европейской России, утвердилось уже более ста лет (с 1581 года); учреждена там была и епархия (в конце 1620 года), между прочим, с целью обращать в христианство туземных инородцев: «Веси бо, – писал патриарх Филарет первому Сибирскому архиепископу Киприану, – колики сокровища благочестивый и христолюбивый сын наш великий Государь... Михайло Феодорович и аз истощих красоты ради Церкви Божия и человеческаго спасения, егда рукоположих тя епископа быти... в далечайшей оной стране... да проповедь спасения слова Божия растет и множится», и вслед за тем поставлял Киприану в образец для подражания просветителя Перми[6 - Собр. грамм, и догов, т. III.] Стефана. И действительно, в Сибири бывали обращения инородцев; например, в 1599 и 1633 годах крестились князьны остяцкие Алачевы[7 - Ист. обоз. Сиб. кн. 1, стр. 52. Древн. Вивл. ч. 3, стр. 154.], а в 1653 году кондинские остяки хлопотали об устроении в бывшем их Кодеком городке монастыря[8 - Ист. Иер. русск. Ц. т. IV, стр. 549–553.]. Впрочем, эти и подобные обращения были в незначительном количестве и почти всегда одиночные; притом почти все обращавшиеся инородцы оставляли места прежнего своего жительства, выходили из среды своих единоплеменников и, переселяясь к русским в города и деревни, входили в состав собственно русского народонаселения; так что обращение их для инородческих масс (например, татар, остяков, вогулов, самоедов, якутов и пр.), по отношению к делу христианства, почти ничего не значило, и массы те по-прежнему оставались сплошными массами, или чисто языческими, или магометанскими. Обо всем этом знал царствовавший тогда Государь Петр I и старался содействовать распространению христианской веры в Сибири, тем более что купец Осколков и другие русские, ездившие в то время в Китай для торговли с китайскими караванами, успели уверить его, будто бы тогдашний китайский император Канзий[9 - Канзий – Канси (1654–1722), китайский император из династии Цин, царствовал с 1662 по 1722 гг.] очень расположен принять христианство. Поэтому около 1700 года у преобразователя России возродилась мысль просветить светом евангельского учения сибирских инородцев, да не только их, но вместе с ними и их соседей монголов и китайцев. Чтобы осуществить такую высокую и благочестивую мысль, указом от 18 июня 1700 года поведено было для занятия кафедры сибирской и тобольской митрополии, в то время праздной[10 - Тобольский митрополит Игнатий (а не Павел, как сказано сначала в житиях святых русских... мес. сентябрь, стр. 295, а потом в Дух. беседе 1858 г. ч. 3, стр. 403), в то время находился в Москве, давно уже был отчаянно болен, а главное, по болезни отказался от управления епархией (Сиб. лет. Череп, год 1700).], «назначить пастыря не только добраго и украшающагося непорочным житием, но и ученаго», который притом взял бы с собою в Сибирь несколько образованных иноков, способных к изучению тамошних языков, и с помощью их, «будучи митрополитом в Тобольске, мог бы, с Божией помощью, исподволь, приводить в познание истиннаго Бога слепотствующих и закоснелых в идолослужении жителей Сибири и Монголии». Избрать человека с соответственными такому требованию качествами поручено было Киевскому митрополиту Варлааму Ясинскому, и требовалось найти его «между архимандритами, игуменами или иными знаменитыми иноками монастырей и городов малороссийских»[11 - Поли. собр. зак. т. IV. № 1800.].
Варлаам Ясинский не знал человека, который был бы достойнее стать на поприще просветителя Сибири, как славного уже и в то время Новгород-Северского Спасского архимандрита Димитрия Тупталы. Посему Димитрий в начале 1701 года и был вызван в Москву, где 23 марта на 50-м году жизни был рукоположен Стефаном Яворским в митрополита Сибирского и Тобольского. Так как в старину в Тобольске (да, вероятно, и других епархиальных городах) существовал обычай к рукоположению нового архипастыря для Тобольска отправлять в Москву архиерейских певчих и архиерейскую ризницу[12 - Пишущему это известно из бумаг старого архива тоб. дух. консистории.]; то, без сомнения, и св. Димитрий был рукоположен и учился в Москве священнодействовать именно при пении тобольских певчих и в облачениях, принадлежавших ризнице Тобольского кафедрального собора. С конца марта 1701 года к св. Димитрию стали поступать и дела по управлению Тобольскою епархиею, и он, хотя заочно и вдалеке от своей паствы, занимался ими. В Тобольском архиерейском доме есть, по крайней мере лет двадцать пять тому назад было, довольно большое дело, из которого видно, что в пожар, истребивший Тобольский архиерейский дом 6 июня 1701 года, сгорели все списки крестьян, состоявших в архиерейских вотчинах, и что эти списки были доставлены ему в копиях из Тобольской приказной палаты (что после губернаторская канцелярия) вследствие промемории, посланной в ту палату от св. Димитрия из Москвы. Живя в Москве, св. Димитрий ласково принимал и речами своими назидал приезжавших туда сибиряков, а равно и лиц, по делам службы или по своим собственным надобностям отправлявшихся в Сибирь. Одному из таких гостей, именно известному и в петровские времена, и после заводчику Никите Демидову, при отправлении его в пожалованные ему тогда Петром Великим Невьянские и Нижнетагильские дачи тобольский архипастырь дал в напутствие и благословение икону Казанской Божией Матери, которая и до сих пор находится в Николаевской церкви Нижнетагильского завода. На зеленой деревянной рамке ее начертаны силлабические, наскоро тогда же написанные святителем Димитрием стихи:
Никита Демидович муж благословенный,
З сыном Якинфом буди во всем умноженный.
О, воспетая Мати! ему сопутствуй,
Сохраняй в дому здрава, на пути присутствуй.
Архиерей тобольский молит Тя усердно:
Даруй ему здравие цело и невредно,
Храни благополучно в премногая лета.
Избавляй и покрывай от злаго навета[13 - Журн. мин. нар. пр. на 1857 г. м. февраль, отд. II, стр. 269.].
На память о св. Димитрии в Сибири свято хранятся и еще две вещи: книга и небольшой его автограф; первая находится в тобольской семинарской библиотеке, а последний в Томской семинарии. Книга небольшая, в белой коже, на латинском языке и с заглавием: Nomenclator Marianus e titulis electioribus, quibus B.Virgo a ss. Patribus honestatur, contextus a Theopholo Raynaudo; Roma MDCXLIX (Перечень избраннейших наименований Пресвятой Девы Марии, которыми она чествуется у св. отцов, составленный Феофилом Ренодом; в Риме 1649 г.). Что названная книга некогда была собственностью св. Димитрия Ростовского, а это видно из собственноручной его надписи: Theodosius Gugarevicz ord. S. В. m. (доселе, впрочем, почерк не святителя Димитрия, но далее рука уже его), post cuius obitum Demetrius Savicz igumenus Baturiensis hujus libri possessor (Феодосий Гугаревич монах ордена св. Василия Великаго[14 - Феодосий Гугаревич во времена св. Димитрия был ректором киевской дух. академии, след., православным, но не было ли тогда же другого монаха с этим именем, не православного, а униата: ordinis sancti Basilli monachus?], а после его смерти владетель сей книги Димитрий Савич, батуринский игумен).
Св. Димитрий здесь назвал себя Савичем в силу существовавшего тогда в Малороссии обычая обращать отчество, имя отца[15 - Напр., у митр, тобольского Иоанна Максимовича и многочисленных его братьев и родственников родовая фамилия была Васильковский, но и он, и те на словах и на бумаге сами себя называли не иначе, как Максимовичем и Максимовичами от имени отца их Максима. См. «Странник» 1864 г. № 1, отд. I, стр. 6.] (он был, как мы видели, сын Саввы), в фамилию, в свое прозвище. Но спросят: каким образом книга св. Димитрия с собственноручною его подписью попала в тобольскую семинарскую библиотеку, когда этот святитель в Тобольске не жил и не был? Св. Димитрий книгу ту мог подарить или дать в виде благословения, как вышеупомянутую икону Казанской Божией Матери, кому-нибудь из духовных лиц города Тобольска, приезжавших к нему или в качестве представителей сибирского духовенства, или просто с делами по епархии, или с архиерейской казной либо данью, с ризницей, с певчими (например, эконому или казначею архиерейского дома, кафедральному протоиерею или ключарю Тобольского кафедрального собора и пр.); а тот или его наследник мог пожертвовать его в библиотеку открытой впоследствии Тобольской семинарии. Но едва ли не вернее этого будет предположение, что _перечень_избраннейших_наименований_пресвятой_Девы_Марии..._ поступил в библиотеку Тобольской семинарии вместе со многими другими книгами, которые остались после Тобольского митрополита Антония Стаховского (умершего в марте 1740 г. ) и у наследников его куплены Св. Синодом для Тобольской семинарии. А митрополит Антоний очень легко мог приобрести его от св. Димитрия или в виде дара, или как иначе, потому что оба они были современники и земляки, долго служили в одной и той же (Черниговской) епархии, в подчинении у одного и того же архиерея (Иоанна Максимовича) и даже преемственно управляли одним и тем же монастырем (Новгород-Северским Спасским).
Что же касается автографа св. Димитрия, то в настоящее время он принадлежит Томской семинарии; а Томскую семинарию благословил им, как святынею и археографическою редкостью, бывший Томский епископ, что ныне Иркутский архиепископ, Парфений в день открытия семинарии, именно 21 числа сентября[16 - В этот день Церковь празднует и открытие мощей св. Димитрия.] 1858 года. Рукопись эта – маленькая, состоящая из одной (изжелта-серой) осьмушки, вложенной в рамку, на которой написано: «Святителя Димитрия Ростовскаго собственноручное писание». Да вот и весь этот автограф: «Покланяюся Тебе, Боже Дупле Святый, аки мертваго мя оживляеши[17 - Из того, что св. Димитрий обращается здесь наперед к третьему лицу пресв. Троицы, а не к первому, да и из всех последующих обращений очевидно, что описываемый автограф первоначально не был отдельным писанием, а взят из целой более или менее значительной рукописи.]. Покланяюся Тебе, Боже Отче, милосердие, упование мое. Покланяюся Тебе, Боже Сыне, долготерпеливе, прибежище мое. Покланяюся Тебе, Боже Душе Святый, незлобиве, покровителю мой. Сие, падши ниц на земли, глаголи: достойно есть воистину покланятися, славословити и благодарити Тя, Троице святая, юже вся небесные силы, херувими, серафими, трисвятыми песньми восхваляют, вси святии благодарят, всякое создание раболепно покланяется. И аз бренный, червь ползяший, пред величеством неприступныя славы Твоея, бездерзновение в надежде милости Твоея дерзаю, безстудно припадаю и молю: даждь ми всегда Тебе создателю Богу моему неосужденно и неленостно кланятися, Тебе единаго знати, Тебе любити и боятися. Твоя повеления хранить, Твоих заповедей путем ходити, Тебя хвалити и славити до последняго моего издыхания, да и по разлучении от бреннаго ми тела; и (яко?) не хощеши смерти мене грешнаго, но милосердно на покаяние мя призываеши.
Покланяюся Тебе Богу Отцу, очищающими вся недуги моя.
Покланяюся Тебе Богу Сыну, исцеляющему вся недуги моя.
Покланяюся Тебе Богу Духу Святому, избавляющему от истления живот мой.
Покланяюся Тебе Богу Отцу, не до конца прогневающемуся, ни во веки враждующему.
Покланяюся Тебе Богу Сыну, не по беззаконием моим творящему ми.
Покланяюся Тебе Богу Духу Святому, не по грехом моим воздающему ми.
Покланяюся Тебе Богу Отцу, ущедряющему мя, якоже щедрит отец сыны.
Покланяюся Тебе Богу Сыну, знающему страстное естество мое и слабость.
Покланяюся Тебе Богу Духу Святому, врачующему немощи моя и очищающему мя от всякия скверны.
Покланяюся Тебе Боже Отче, яко палшаго мя возставляеши.
Покланяюся Тебе Боже Сыне, яко погибшаго мя взыскуеши».
Итак, святитель Димитрий первоначально был рукоположен для Сибири и некоторое время управлял сибирской паствой из Москвы, из Чудова монастыря, где являвшихся к нему приезжих сибиряков или отъезжавших в Сибирь русских благословлял иконами и книгами. Но в самой Сибири он не жил, Сибири даже и не видел. Каким же образом случилось это? Здоровье св. Димитрия, слабое от природы, еще более ослаблялось многочисленными трудами как при составлении Четьих-Миней и других сочинений, так при частом проповедовании слова Божия и управлении монастырями. Между тем климат Сибири, особенно Тобольска, где сибирские архиереи обыкновенно имели свое местопребывание, был суровый и сырой. Св. Димитрий принял на себя, по собственному его выражению, «послушание» – составить к душевной пользе всех христиан российского рода жития святых и до 1701 года (с 14 г. ) успел написать их только на 9 месяцев. Продолжить и окончить это дело можно было, живя только в Киеве или Москве, а с удалением отсюда огромный этот труд св. Димитрия должен был остаться неоконченным. Кроме того, св. Димитрий сознавал необходимость от времени до времени обозревать свою паству лично; а между тем он хорошо знал, что сибирские архиереи не имеют к тому средств, да если бы и имели, чьих сил достало бы хоть раз или два обозреть повсеместно такую епархию, которая в начале XVIII столетия с запада на восток (от Урала и до Камчатки) простиралась более чем на 10 тысяч верст, а с севера на юг (например, от Обдорска до Кузнецка или от Якутска до Селенгинска) тысячи на три, на четыре верст, и при этом обозрении путешествовать часто без всяких дорог, только по рекам, на плохих лодках или на скорую руку сколоченных плотах? И в то же самое время продолжительных разъездов и отлучек из епархиального города, на год, на два и более, как управлять епархией?! От таких и подобных соображений и размышлений о предстоящей поездке в Сибирь святитель Христов Димитрий заболел; слух о его болезни дошел до Петра Великого, и государь, очень дороживший людьми даровитыми и полезными, приехал навестить больного. Беседуя с святителем, он заметил, что болезнь св. Димитрия была не столько телесная, сколько душевная и происходила от каких-то внутренних тревог, от лежавшей на сердце его тяжкой печали, и поэтому просил его не утаивая ничего, объяснить прямо и искренно настоящую причину своей болезни. Святитель Димитрий все объяснил откровенно, высказал государю действительные причины, по которым он опасается ехать в Сибирь. Мудрый государь уважил эти причины, принял их правильными и, милостиво успокоив святителя, приказал ему до времени оставаться в Москве, а вскоре потом указал ему новое назначение: в конце 1701 года умер Ростовский и Ярославский митрополит Иоасаф, и св. Димитрий 4 января 1702 года назначен был на его место в Ростов (ярославский), куда и прибыл 1 марта того же года[18 - Сочин. св. Димитрия Рост. т. I, стр. 17 и 502]. Таким образом, святитель Христов Димитрий управлял Тобольскою епархией только 9 с небольшим месяцев[19 - В Истор. об. Сибири Словцова (кн. I, стр. 284), в кратк. показ, о воев. и губ. в Сибири (стр. 16) и под портретом св. Димитрия, находящимся в тоб. архиерейском доме между прочими портретами тобольских архипастырей, ошибочно сказано, будто этот святитель числился сибирским митрополитом два года. См. соч. св. Димит. т. I, стр. 17 и 502. Ист. Иер. росс. Церкви, ч. I, стр. 233. Словарь пис. духовного чина, ч. I, стр. 122. Др. Вивл. т. III, стр. 288.]; но ни Тобольск, ни какой другой сибирский город не видел его и не принял от него лично святителевского его благословения.
Святитель Димитрий был избран и рукоположен в Тобольского митрополита преимущественно с целью распространения христианства между сибирскими инородцами и их соседями – китайскими подданными. Цели этой в весьма значительной степени достиг преемник его по тобольской митрополии, хиротонисанный в Тобольского митрополита в самый же день перемещения его на Ростовскую епархию, т. е. 4 же января 1702 года. Этот преемник был тоже малороссиянин, Филофей Лещинский. Он вместе с своими сотрудниками в 15 лет евангельской своей проповеди (с 1712[20 - Митр. Филофей Лещинский посылал миссии к сиб. инородцам, даже в Китайскую Монголию, и ранее этого времени, но все те миссии его, так как он лично в них не участвовал, были почти совершенно бесплодны.] и по 1726 год включительно) и своих разъездов по Сибири, а особенно своих плаваний по многочисленным рекам сибирским (Иртышу, Туре, Конде, Оби, Томи, Чулыму, Енисею, Андаре и проч.), соединенных иногда с опасностью жизни, просветил светом христианского учения до 40 тысяч остяков, вогулов, туралинских татар, самоедов, тунгусов, якутов и других сибирских инородцев, построил для них 37 церквей и множество часовен и крестов под навесами, поставил к ним причты церковные, назначил надзирателей за исполпением обрядов и церковных постановлений, несколько десятков инородческих детей обучил грамоте (в своей архиерейской школе и в Верхотурском монастыре) и многим из них, даже и их собратьям-язычникам, исходатайствовал у правительства свободу от рабства, которому успели было подвергнуть их сибирские воеводы, чиновники, даже сибирские городовые казаки и иные горожане. К той же цели, т. е. к распространению христианства в Сибири собственно между туземным народонаселением, стремились, хотя и не с таким успехом, как Филофей, некоторые последующие сибирские преосвященные, например, из тобольских – Антоний I (1721–1740 г.), Антоний II (1743–1744 г.), Сильвестр (1749–1755 г.), Евгений (1826-1831 г.), Георгий (1845-1852 г.), а из иркутских – Иннокентий II Нерунович (с 1732 г. ), Нил, Евсевий и проч. Этой цели старались достигнуть и некоторые частные лица, например, зашиверский священник Гавриил, священник Суханов, чиновники Игумнов и Лодыженский, подвижник благочестия архимандрит Макарий и протоиерей Ландышев. Той же цели наконец стараются достигнуть в Сибири и миссии настоящего времени – алтайская, забайкальская, обдорская, американская, северо-американская и другие.
Св. Димитрию, если б он прибыл в Сибирь, предстояла сильная борьба с расколом. Этот недуг православной церкви, в конце XVII и начале XVIII столетия распространившийся во многих местностях Европейской России, особенно свирепствовал в Сибири. Здесь в то время православные, увлекаемые расколоучителями, переходили на сторону сектантов целыми селениями, чуть ли даже не целыми волостями, и иные из них по нелепым требованиям раскола сожигались не только десятками и сотнями, но даже тысячами[21 - В 1679 году тюменский раскольнический поп Дометиан, а в чернечестве Данило, при впадении реки Березовки в Тобол сожег обольщенных им простолюдинов с их семействами более 1700 человек. Чрез три года после того (12 г.) в Утяцкой слободе сожглись 400 человек, да в Верхотурском уезде 100, а потом еще чрез 5 лет (17 г.) в деревнях (Тюменского уезда) Куяровской, Боровиковской и на Юрмыче сгорело раскольников более 450 человек (Розыск. Ч. 3, гл. 13. Ист. об. Сиб. кн. 1, стр. 262). Около того же времени в Томской губернии некто Василий Шапошников в трех нарочно построенных им сараях сжег вместе с собой множество обольщенных им мужчин и женщин всех возрастов (Роз. 4. 3. гл. 13). В первой четверти XVIII столетия весьма значительное количество раскольников погибло от самосожжения подле Ишима, около слободы Абацкой, и за рекой Пышмой (см. Ист. об. Сиб. Словцова, кн. 1, стр. 370). Пример женщины, которая в конце XVII стол, в тобольской Покровской церкви, приняв святые тайны, выплюнула их и публично топтала ногами, в Сибири не единственный. Но вот еще что: в 12 году раскольники почти всю Тюмень превратили в пепел, а в 17 г. в первый день Пасхи, в самую заутреню подожгли церковь села Каменки, что близ Тюмени, и тут погубили до 400 человек православных (Древ. Вивл. ч. 3, стр. 264–).]. Впрочем[22 - Большинство авторов, писавших о расколе в Сибири, называют такое же количество самосожженных старообрядцев на речке Березовке, между слободами Ялуторовской и Суерской – 1700 человек (Сырцов И. Самосожигательство сибирских старообрядцев в XVII и XVIII столетии //Тобольские епархиальные ведомости. 1887. № 13–14. С. 292; На сибирские темы /Под ред. М.И. Соболева. СПб.: Товарищество «Общая польза», 1905), однако встречаются и другие данные: «до 2000» (Полное собрание русских летописей. М., 1987. С. 214.) и даже «2700 человек» (Аыдриевич В.К. История Сибири. СПб., 1889. Ч. 2. С. 335; Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. М., 1838. Ч.1С. 206.).], борьбы с раскольниками святитель Димитрий не избег и в Ростовской (ныне Ярославской ) епархии; потому что и здесь вследствие близости этой епархии от Москвы, от брынских, или муромских, лесов и реки Керженпа с ее лесными трущобами, где преимущественно укрывались и откуда выходили расколоучители, раскольников было очень много; и он должен был ездить в местности, особенно сильно зараженные расколом, вступать в состязание с заблуждавшими и, наконец, для опровержения их, а вместе с тем для удержания христиан в верности православию, написать всем известную книгу: _Розыск_о_раскольнической_брынской_вере_[23 - «Розыск о раскольнической брынской вере, о учении их, о делах их и изъявление, яко вера их неправа, учение их душевредно и дело их не благоугодно» – наиболее крупное противораскольническое произведение в России XVIII в. (1709 г.). Название «брынская вера» происходит от наименования одного из главных центров раскола – брынских (брянских) лесов.]_._ В борьбе св. Димитрия с расколом Ростовской епархии особенно замечательно то, что святитель должен был бороться с ним между прочим тем самым оружием, которое приготовлено, собрано и устроено было предместником его по управлению Сибирской епархией митрополитом Тобольским Игнатием Римским-Корсаковым, – и приготовлено в Сибири, на сибирской почве. Сличите «Розыск» св. Димитрия, особенно третью часть его, где (например, гл. 13) доказывается, что дела раскольников противны Богу и пагубны для людей, с тремя _посланиями_ митрополита Тобольского Игнатия, напечатанными в одном из первых годов «Православного собеседника», издаваемого при Казанской духовной академии, и вы увидите, что св. Димитрий заимствовал многое у митрополита Игнатия и заимствованное употреблял с пользою для дела православия. Борясь с расколом, св. Димитрий в Ростове же окончил «Жития святых», для образования духовенства завел при архиерейском своем доме первую в Великороссии семинарию, проповедовал слово Божие с таким усердием, что редко богослужение совершал без поучения к народу, упражнялся в подвигах поста и молитвы и так был милостив к нищим, сиротам и заключенным в темницах, что употреблял на них свои скудные тогда доходы от многолюдной епархии и многочисленных вотчин Ростовского архиерейского дома. Но, к сожалению, великий святитель словом и примером жизни своей назидал ростовскую да, можно сказать, целую российскую церковь недолго – всего 7 лет и невступно 10 месяцев: 28 октября 1709 года он почил сном вечным на молитве, стоя на коленях, подобно тому, как через 6 лет после того (10 июня 1715 г.) скончался в Тобольске митрополит Иоанн Максимович[24 - «Странник» 1864 г. № 1, отд. I, стр. 28.] или как в начале 30-х годов настоящего столетия помер подвижник Саровской пустыни старей Серафим. Погребен был он, согласно завещанию, не в соборе, где обыкновенно прежние ростовские архипастыри, а подле Ростова, в ставропигиальном Яковлевском монастыре, в главной его Зачатиевской церкви.
Чрез 42 года по кончине святителя Димитрия, именно 21 сентября 1752 года, мощи его по случаю исправления обрушившегося в Зачатиевской церкви пола обретены были нетленными и потом, через 5 лет (в 1757 году), как мощи угодника Божия, канонизованы и предложены для всеобщего чествования. Замечательно, что при обоих этих событиях св. Димитрий опять приходил как бы в соприкосновение с Сибирью. При обретении мощей св. Димитрия главным деятелем был тогдашний Ростовский митрополит Арсений Мацеевич: он, по докладу монастырской братии, сначала через доверенных лиц, а потом и сам лично производил дознание о нетлении его мощей и одежд и собирал сведения о чудотворениях, совершавшихся при гробе его как по случаю обретения мощей, так и ранее того времени; он же доносил о всем том Св. Синоду и ходатайствовал о причислении святителя к лику угодников Божиих. Но этот митрополит Арсений был один из преемников св. Димитрия не только по кафедре ростовской, а еще прежде и по тобольской. А при канонизации и открытии мощей св. Димитрия в 1757 году для всенародного чествования важное принимал участие тогдашний Суздальский митрополит Сильвестр Главатский: он по предписанию Св. Синода приезжал перед тем в Ростов и вместе с другими лицами производил официальное освидетельствование нетления обретенных мощей и поверку чудес, о которых до того поступали сведения в высшее духовное управление. Но Сильвестр Главатский, как и вышеупомянутый Арсений Мацеевич, первоначально святительствовал в Тобольске (с 1749 по 1755 год), значит, по тобольской кафедре был тоже преемником святителя Димитрия Ростовского[25 - «Дух. Бес», па 1858 г. ч. 3, стр. 417 и след. Ист. Иер. росс. Ц. ч. 1.].
В заключение статьи о св. Димитрии как митрополите Тобольском и Сибирском, считаю нужным сделать еще два замечания: 1) Тобольский преосвященный Владимир по прибытии в Тобольск, узнавши, что св. Димитрий Ростовский некогда был также митрополитом Тобольским, в 1843 году предписал циркулярно во всех церквах Тобольской епархии на отпустах всех дневных служб поминать ежедневно, кроме обыкновенно поминаемых святых, и святителя Димитрия, ростовского чудотворца. 2) В сентябре 1858 года было предположено открыть в Томске семинарию[26 - Воспитанники дух. ведомства, принадлежавшие по месту рождения к Томской епархии, до 1858 учились в Тобольской семинарии.]; открытие это могло бы быть с удобством произведено в начале сентября, как в такое время, к которому до настоящей поры обыкновенно съезжались семинаристы; но тогдашний преосвященный Томский (ныне Иркутский) совершил оное уже значительно позднее, именно в тот день, когда церковь празднует открытие мощей св. Димитрия, т. е. 21 сентября. Это сделано было, конечно, во-первых, по вниманию к тому, что Томская епархия, для которой Тобольская семинария должна была приготовлять пастырей церкви, до 1834 года входила в состав епархии Тобольской и, следовательно, некогда стояла под управлением святителя Димитрия; а во-вторых, с той целью, чтобы будущим пастырям томской церкви предложить самый высокий и самый лучший пример для подражания.
3 июня 1866 г.
Омск.
ЖИЗНЬ СВЯТИТЕЛЯ ФИЛОФЕЯ, МИТРОПОЛИТА СИБИРСКОГО И ТОБОЛЬСКОГО, ПРОСВЕТИТЕЛЯ СИБИРСКИХ ИНОРОДЦЕВ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Жизнь святителя Филофея, митрополита Сибирского и Тобольского, просветителя сибирских инородцев. Шамордино: Типография Казанской Амвросиевской женской пустыни, 1915. 71 с.]
ВВЕДЕНИЕ КО 2 ИЗДАНИЮ
Митрополит Сибирский и Тобольский Филофей, в схиме Феодор, по фамилии Лещинский, был один из самых достойных пастырей Русской православной церкви. Справедливо сего архипастыря можно назвать _просветителем_Сибири_, по крайней мере, по отношению к туземному народонаселению.
При всем том жизнь и дела святителя Филофея описаны и оценены еще весьма недостаточно. Главный недостаток всех печатных о нем сведений – их краткость и неполнота, а затем есть в них неточности, ошибки, даже явные несправедливости.
Предлагается новая, подробнейшая биография преосвященного Филофея, подробнейшая особенно там, где говорится о трудах его в распространении Евангелия между сибирскими инородцами; быть может, эта лепта пригодится будущим историкам Сибири и историкам русской церкви, особенно пишущим об иерархии сибирской; а быть может, для иных с тем вместе послужит и источником назидания.
Источниками для предлагаемой биографии преимущественно служили: а) «Краткое описание остяцкого народа» Григория Новицкого, рукопись, принадлежащая Тобольскому кафедральному собору; б) «Летопись сибирская» Черепанова, рукопись, находящаяся в библиотеке Тобольской семинарии; в) уцелевшие дела консисторского архива и, наконец, г) некоторые собственноручные бумаги преосвященного Филофея и сохранившиеся в Восточной Сибири некоторые из его грамот.
ЖИЗНЬ СВЯТИТЕЛЯ ФИЛОФЕЯ
_Филофей_, в схиме _Феодор_, митрополит Тобольский и Сибирский, родился 1650 г.[28 - Филофей родился во время освободительной войны украинского народа против власти Польши (война началась в 1648 г.). Воссоединение Украины с Россией состоялось в 1656 г.] в Малороссии от небогатых, но благородного происхождения родителей, по прозванию _Лещинских._ Воспитание он получил в знаменитой тогда Киевской академии. По окончании курса наук вступил в брак и был несколько лет приходским священником, но, овдовев, поступил в Киево-Печерскую лавру. Здесь Филофей постригся в монашество, с ревностию предался подвигам благочестия, упражнялся в посте и молитве и был образцом для всех окружавших его. За благочестие и особенную опытность и распорядительность в делах чрез несколько времени он был избран в экономы лавры (на должность сколько почетную, столько и трудную), а впоследствии возведен в наместника, в то время зависевшего от лавры брянского Свенского монастыря, с званием, по одним сведениям, архимандрита, а по другим – строителя, но с оставлением и при прежней должности эконома лавры.
Обитель Печерскую по множеству в ней святыни инок Филофей любил всей силою своей души; ее он называл «местом своего духовного рождения и воспитания». Есть свидетельства особенного благоговения преосвященного Филофея к Киево-Печерской лавре: в нее он намеревался отойти с сибирской митрополии на покой, в нее он посылал из Сибири значительные вклады во имя основателей ее, преподобных Антония и Феодосия, равно как и в честь Успения Божией Матери, главного праздника в Киево-Печерской лавре, созидал в Сибири храмы, например, соборный придел во имя Антония и Феодосия и во имя тех же святых и еще во имя Успения Божией Матери печерской приделы в Тюменском монастыре; в ней он хотел и жизнь свою кончить, но промысл Божий вел его к новым, важнейшим подвигам служения. Петр I, великий во всем, возымел великую мысль и насчет сибирских инородцев и соседственных с ними народов, подвластных Китаю: он хотел всех их просветить светом Евангелия. Для осуществления сей высокой и благочестивой мысли указом от 18 июня 1700 года поведено было для занятия кафедры сибирской митрополии, в то время не имевшей пастыря, Киевскому митрополиту Варлааму Ясинскому «поискать в малороссийский городах и монастырях из архимандритов и игуменов или иных знаменитых иноков человека не только добраго и благаго непорочнаго жития, но и ученаго, дабы он, будучи митрополитом в Тобольске, мог Божиею помощию, исподволь, в Китае и в Сибири, в слепоте идолослужения закоснелых человек приводить в познание истиннаго Бога». Будущему митрополиту Сибирскому государь поставлял в обязанность привести с собой двух или трех просвещенных иноков, которые были бы в состоянии изучить китайский и других инородцев языки и тем содействовать ему в обращении язычников. Варлаам Ясинский не нашел достойнее славного в то время и ему вполне известного с отличной стороны Новгород-Северского Спасского архимандрита Димитрия Туптало – св. Димитрия Ростовского чудотворца, который 1701 г. марта 23 и был посвящен в Тобольского митрополита. Но св. Димитрий отказался от поездки в Сибирь. Суровый и гнилой климат Тобольска показался св. Димитрию опасным для его здоровья, и без того слабого и изнуренного разного рода трудами; притом он боялся – с удалением от Киева и Москвы, где находились нужные книжные пособия, не докончить важного своего труда – Четий-Миней, и потому он был вскоре переименован в митрополита Ростовского и Ярославского.
Митрополит Варлаам Ясинский снова озаботился приисканием достойного человека для занятия сибирской митрополичьей кафедры. На этот раз выбор его пал на эконома Киево-Печерской лавры, также ему давно известного. Филофея Лещинского. Филофей посвящен был в митрополита 4 января 1702 года в Москве Местоблюстителем Патриаршего престола, Рязанским митрополитом Стефаном Яворским на 53-м году жизни, а грамоту и наставление от Петра 1 получил 1 февраля. В Тобольск прибыл он 4 апреля 1702 года. С ним же или вслед за ним, согласно указу Петра I, приехало и несколько монашествующих ученых и способных к проповеди евангельской. От 31 декабря 1702 года Филофей просил у Петра I позволения свободно приезжать к нему из Киева ученым монахам, притом на ямских лошадях; государь отвечал: «К прежним монахам ныне еще иные монахи отпущены, удоволить бы ся теми...». Из монашествующих, приехавших в Сибирь с Филофеем, известны _Варлаам_Коссовский,_ с 1707 г. епископ Иркутский, и архимандрит _Мартиниан_, первый веропроповедник в Камчатке, и архидиакон _Антоний_Платковский,_ впоследствии архимандрит Иркутского Вознесенского монастыря и начальник Китайской миссии.
Тобольская епархия, которою Промысл судил управлять Филофею, обширна и в настоящее время, но в XVII столетии и в начале XVIII она была несравненно обширнее: пределами ее тогда были на севере – Ледовитое море, на востоке – Восточный океан, на юге – земли, подвластные китайскому императору, т.е. Даурия и пр. и Киргизкайсацкие степи, а на западе – Урал и далее его внутрь Европейской России, именно до крепостей Бисерской и Ачитской. Словом, Тобольская епархия тогда была растянута на пространстве слишком 300000 квадратных миль, на котором в настоящее время существует почти 8 епархий: Тобольская, Иркутская, Томская, Енисейская, Якутская и Камчатская и весьма значительные части Оренбургской и Пермской епархий. Уезды Челябинский, Троицкий и Верхнеуральский, ныне входящие в состав Оренбургской епархии, равно и уезды Екатеринбургский, Шадринский, Камышловский, Верхотурский и Ирбитский, которые теперь принадлежат к епархии Пермской, до конца 1799 года все принадлежали к епархии Тобольской.
Управление столь обширною епархиею, как всякому может быть понятно, для преосвященного Филофея было соединено с большими затруднениями. В самом деле, возможно ли архипастырю, сколько бы он ни был деятелен и попечителей, с успехом действовать на паству, скоро прекращать возникающие в ней нравственные беспорядки, уничтожать открывающиеся по местам вредные заблуждения и суеверия, когда паства его рассеяна на пространстве в одну длину более, нежели на 10000 верст, да в ширину слишком на трех тысячах?! Возможно ли архипастырю наблюдать надлежащим образом за подчиненным ему духовенством и вскорости замещать праздные места при церквах, когда церкви находятся от его епархиального города за несколько тысяч верст?! Легкое ли также дело обозревать ему такую епархию хотя бы то изредка?!
Высшее духовное начальство и само давно уже видело нужду умножить число епархий в Сибири: еще на Московском соборе в 1667 году постановлено было учредить новые епархии в Томске и на Лене, а в 12 году патриарх Иоаким думал дать Тобольскому митрополиту четырех викарных архиереев: в Тюмени, Верхотурье, Енисейске и в Даурии. Но все эти и подобные предположения, преимущественно по неимению средств к содержанию архиереев и их кафедр, оставались без исполнения до 1707 года; только в этом году после поездки Филофея в Москву (1706 г.) и усиленного его там ходатайства открыто было викариатство тобольской митрополии в Иркутске, и разделять труды по управлению епархиею с преосвященным Филофеем в качестве его викария назначен Варлаам Коссовский, привезенный в Сибирь из Малороссии Филофеем. Впрочем, и это викариатство существовало недолго – всего только два с половиной года. Жалованья преосвященному Варлааму от правительства было назначено немного, не озаботились ни ему, ни его преемникам выстроить дома; жил он в Вознесенском монастыре, за пять верст от Иркутска, притом за большой рекой (Ангарой); квартира на время приездов в город к служениям литургий и молебствий в праздничные и высокоторжественные дни была отведена ему неудобная. Для его личного безотчетного управления, а с тем вместе и для его содержания, митрополит Филофей из своей обширной епархии выделил только города Иркутск и Нерчинск и пригороды Селенгинск и Верхнеудинск с уездами, монастыри иркутские: мужской Везнесенский и женский Знаменский, Нерчинский Успенский и Посольский Преображенский, а Якутск и Илимск с уездами (первый до Камчатки включительно) и монастыри Якутский Спасский, Селенгинский и Киренский Троицкий, хотя как те, так и эти состояли в Иркутской же провинции (губернии) и находились несравненно ближе от Иркутска, чем от Тобольска, _благословных_ради_вин_, оставил за собой, в своей непосредственной зависимости, так что викарию его с подвластных ему церквей (числом только 42) и монастырей доводилось получать для содержания своего, притом с певчими, канцелярскими чиновниками и прислугой, только 108 рублей в год; да, быть может, и воеводы, равно как и другие гражданские и военные власти, и в отношении к нему были также непочтительны, грубы, дерзки и буйственны, как к его преемникам, двум Иннокентиям – святому и Неруновичу. Словом сказать, преосвященному Варлааму в Иркутске жить был так худо, так трудно, что он в 1710 году и без указа, т.е. не испросивши или не дождавшись позволения на то от начальства, уехал в Москву, откуда не согласился в 1711 году ехать с митрополитом Иоанном Максимовичем в Тобольск и где жил без всякого дела до 1714 года, только по имени считаясь викарием Иркутским. Митрополит Иоанн Максимович хотел, чтобы его викарий жил не в Иркутске, а в Тобольске, между прочим для помощи ему в служении. В 1714 году он был назначен самостоятельным епископом в Тверь, а восточная часть Сибирской епархии по-прежнему была поручена в полное распоряжение тобольских митрополитов. Так было при митрополите Иоанне Максимовиче, так было при святителе Филофее во время его вторичного управления Тобольскою епархиею, да так было и при митрополите Антонии Стаховском, по крайней мере до 1727 года, когда в Восточной Сибири учреждена была своя особенная епархия с назначением для управления ею епископа Иннокентия Кульчицкого, который в начале прошлого столетия причислен к лику святых.
Несмотря, однако ж, на трудности, преосвященный Филофей управлял епархиею деятельно. Он между прочим и обозревал ее, и не только по местам близким и более населенным, например, по уездам Тюменскому, Туринскому, Верхотурскому, Екатеринбургскому, Тарскому и Ялуторовскому, ездил он и по отдаленным и пустынным. В этих уездах митрополит Филофей бывал часто. В завещании касательно Тюменского монастыря он говорит: «Многажды в путешествии моем чрез Тюмень видех»; заметим, что это писано в 1708 году, следовательно, чрез шесть лет пребывания его в Сибири. Здесь кстати заметить еще, что митрополит Филофей уезжал из Сибири и в Россию; так. в 1706 году он был в Москве и там отпевал царевну Татиану Михайловну. Он бывая в Березове, Обдорске, Томске, Туруханске, Красноярске, Енисейске, Иркутске, даже Селенгинске. Стоит замечания, что Туруханск, Иркутск и Забайкалье Филофей посещал под конец вторичного своего управления сибирской митрополиею, именно в 1719 и 1720 годах, когда ему было уже около 70 лет, а в Обдорск он плавал и незадолго до смерти – на 77-м году своей жизни. Не забудем здесь и того, что в старину в Сибири пути сообщения были крайне затруднительны, шли большею частию по рекам.
Приближаясь к Тобольску, преосвященный Филофей обозревал все встречающиеся ему на пути, начиная с Урала, церкви Тобольской епархии; для обозрения других церквей, по крайней мере более близких к Тобольску уездов, вскоре после приезда отправил доверенных и знающих дело лиц; познакомился он и с духовенством посещенных им церквей, а тем более с местным тобольским. Из лично виденного и слышанного им, а также из донесений посланных им лиц он увидел, что в Тобольской епархии, кроме общих недостатков и непорядков, присущих всем великороссийским и малороссийским епархиям, есть свои местные неустройства и дела, которые требуют особенной пастырской заботливости, увидел и решился на благоустройства сибирской церкви, по примеру пастырей первых веков христианства, а также по примеру российских (киевских и московских) митрополитов и патриархов ежегодно собирать из епархиального духовенства соборы: в один год из духовенства _верховых_ городов и уездов (лежавших на западе и частию на юг от Тобольска к Уралу) к 6 декабря в Тобольске, а в другой – из духовенства _низовых_ (всех от Тобольска на восток, начиная с Томска до Иркутска, Якутска, Нерчинска и далее) городов и сел к 15 или 20 июля в Енисейске. Собираться должны были всенепременно (под опасением штрафа в пять рублей) настоятели всех монастырей, все закашики, или десятильники (что ныне благочинные), и священники по одному от двухклирных и трехклирных городских и сельских церквей. В первый, т.е. 1702, год управления сибирскою паствою описываемый архипастырь и успел созвать собор из духовенства западной половины епархии к 6 декабря в своем епархиальном городе. Сколько времени продолжался в Тобольске собор и как много было духовенства на нем – это неизвестно. Но известно, что на соборе на основании сведений о состоянии сибирской церкви, полученных от присутствовавшего духовенства, а также и из собственных митрополичьих наблюдений и при руководстве «Указанными статьями» патриарха Андриана было составлено 51 правило, которые преимущественно касаются духовенства, благочинного совершения им богослужения, таинств и треб христианских и которые после циркулярно были разосланы по всей епархии к точному их исполнению. Вот главнейшие (разумеется, в сокращении) из них.
1) Запасные дары, равно и дары для прежде освященных литургий, впредь хранить в приличных (по крайней мере оловянных) дарохранительницах и в подобающей святыне чистоте и благолепии.
2) Священные сосуды впредь иметь не деревянные, а серебряные или, по крайней мере, оловянные.
3) Просфоры приготовлять из муки чистой.
4) Не служить на крайне окисшем и совершенно испортившемся вине.
5) Церковные одежды и служебные облачения иметь чистые и из приличных материй.
6) Священникам и прочему клиру совершать богослужения в срочные времена и дни трезвенно, неупустительно и с надлежащим приготовлением.
7) Священникам учить прихожан в церквах при богослужении молитвам, например, Слава Отцу, Отче наш, а также и Символу Веры, под опасением штрафа за неисполнение.
8) Не венчать свадеб, так называемых убегом, без поручителей, особенно не венчать таких, которые привозили невест из России и без всяких видов.
9) Быть в церквах пению и чтению единогласному.
10) Производить из алтаря выходы, например, малый и великий, северными, а не южными вратами; кадить, ходить при крещении и вообще при совершении богослужения, таинств и треб не по-раскольнически, т.е. не по солнцу, а против солнца – к востоку.
11) Печати для просфор иметь правильные, т.е. с изображением четвероконечного креста.
12) Не позволять монахам и монахиням жить и бродить в миру и в особенности наблюдать, чтобы не было священников и диаконов самозванцев, а также монахов и монахинь самочинных (которые без пострижения сами собой оделись бы в монашеское платье).
13) Указаны правила к достойному совершению таинств и треб, как-то: крещения, исповеди, хранения исповедной тайны, венчания (венчать и крестить священникам повелевалось до вкушения пищи и пития), напутствия больных, погребения, особенно умерших в расколе и скоропостижно (запрещалось отпевать не только опившихся и самоубийц, но и утонувших во время купанья играючи, упавших с качелей, убитых во время разбоя и воровства).
14) Наконец, в точности определены окладные и неокладные сборы (дань с монастырей, церквей и часовен, плата с ставленнических указов, сбор с венечных памятей и пр.) сибирской митрополии, чтобы было на что жить и содержаться митрополиту с его свитою, канцелярией и прислугой.
Митрополит Филофей желал, как сказано выше, каждого дно собирать соборы: в один год из духовенства западной половины епархии, а в другой – из духовенства восточной ее половины. Но на деле ему довелось, несмотря на двукратное управление Тобольской епархией, собрать собор только один, и именно описанный нами, т.е. тот, который был 6 декабря 1702 года в Тобольске, а в Енисейске и ни разу не было собора, хотя о съезде на него духовенства циркуляр от митрополита рассылался два раза. Почему же это так было? Потому что Петр I воспретил соборы в Сибири; на представление митрополита о нужде созывать ежегодно соборы поочередно в Тобольске и Енисейске и на просьбу царского указа об оказании разных удобств в путешествиях на соборы самому митрополиту или кого он пошлет, и именно о давании им, смотря по местностям, речных судов или ямских подвод, притом со всякими припасами и рабочими людьми, государь отвечал: «Соборам за дальностью и скудостью попов в Тобольске и Енисейске быть не для чего и трудно, а паче из дальних городов и слобод, да и у обывателей без того уже от подвод великия тягости, разгона и раззорения не учинить бы им, когда же случится самая какая нужда (в соборе), о том (наперед) отписываться к Москве, к нему великому Государю!». Кроме того, в 1709 году сам митрополит Филофей подвергся тяжкой болезни, так что ему тогда было не до собора в Енисейске и где бы то ни было.
Но митрополит Филофей из сведений, полученных от духовенства, бывшего на соборе, а также из наблюдений, сделанных им самим в церквах своей епархии и посылаемыми им по епархии доверенными лицами, усмотрел не одно церковное, т.е. не по отношению только к совершению духовенством богослужения, таинств и треб «великое нестроение, о коем не леть и писанию предати», но усмотрел немало и нужд у церквей, духовенства и мирян, которые необходимо было устранить, а устранить одному архипастырю без помощи со стороны правительства невозможно. Эти нужды, например, были: 1) Тобольский архиерейский дом в развалинах и отчасти без достаточных средств к содержанию его главного обитателя и свиты сего; 2) церквей очень мало, да и из этих весьма немногих некоторые вследствие недавних царских указов не имели средств к содержанию причтов, а иные остались уже и без богослужения вследствие доставления казною материалов, нужных для совершения его (например, красного вина), совершенно испортившимися; 3) духовенство было без всякого образования, даже и без единой школы, а по местам без средств к содержанию и нередко обижаемо от воевод и других сибирских чинов; 4) миряне жили без знания даже самонужнейших молитв и без слушания Слова Божия, во многих местах в крайней отдаленности от церквей и, следовательно, без удовлетворения их духовным нуждам, и многие предавались порокам, особенно против заповеди о целомудрии, унаследованным от своевольных покорителей Сибири казаков и первых ее, часто безженных и бессемейных, насельников; 5) раскол был в самом, так сказать, разгаре, не только отторгающим от православной церкви, но и предающим огню целые сотни, даже тысячи людей; 6) магометанство продолжало оставаться не только не ослабевающим, но и усиливающимся чрез привлечение к себе сибирских идолопоклонников, даже чинившим дерзости против господствующей религии христианской и 7) идолослужение оставалось без оглашения проповедию евангельскою.
Все эти существовавшие в Сибири по духовной части беспорядки, равно как и ее церковные нужды митрополитом Филофеем во время ли самого Тобольского собора или тотчас после него описаны в 25 статьях, которые при особой челобитной им отправлены к государю. Петр Великий слушал челобитную своего сибирского богомольца. Думный дьяк Андрей Виниус навел справки против просительных статей челобитной и, кроме того, со слов государя написал к ним пометы (резолюции), и все это прислано было в Тобольск к самому челобитчику при указе от 1 марта и к воеводам тобольским князьям Михаилу и Алексею Черкасским в грамоте от 28 февраля 1703 года. Из справок Виниуса и помет государя видно, что челобитья Филофеевы не все одинаково были приняты государем: на одни последовал чистый отказ (например, мощей мученика Василия Мангазейского переносить из Туруханска в Тобольск не велено, Кондинский монастырь с его вотчинами приписывать к Тобольскому архиерейскому дому запрещено, в отпуске казною каждогодно по 100 пудов меду Тобольскому архиерейскому дому решительно отказано; собирать ежегодно соборы в Тобольске или Енисейске не разрешено и пр.), по другим (например, об открытии школы при архиерейском доме) было велено удовлетворить, но с ограничением, а по иным было предписано удовлетворить вполне.
Во-первых, Тобольский архиерейский дом, незадолго устроенный митрополитами Павлом I, Игнатием Римским-Корсаковым, перед прибытием Филофея сгорел (1701 г. 6 июня); около сего же времени вследствие царских указов значительно против прежнего сократились доходы архиерейского дома. Преосвященный Филофей восстановил в лучшем виде архиерейский дом, а о доходах и нуждах его представил Петру I; представление по разным статьям было принято милостиво: государь между прочим позволил архиерейскому дому отправлять собственный дощаник на Ямышевское озеро, взятое тогда в казну, и брать там без всякой платы сначала по 1500 и 1000, а потом по 500 пудов соли; разрешил на другом дощанике плавать вниз на реку Обь за рыбой и привозить ее беспошлинно; повелел отпускать из казны по 200 ведер горячего вина ради «Царских Ангелов» (т.е. на обеды в царские дни); так называемые _милостынные_деньги,_ собиравшиеся с архиерейских домов и монастырей, государь не велел присылать в Москву, а велел оставлять в Тобольске с обязательством употреблять их в пользу новоучрежденных духовных школ. Они взимались в каждой епархии по гривне с церкви и отсылались в Москву на содержание тамошних богаделен. С Тобольской епархии их и по 16 рублей, но в то время и это были немалые деньги. Заметим здесь то еще, что вотчины архиерейского дома при Филофее пришли в лучшее состояние: для присмотра за ними поставлены были опытные управители, в вотчинах явились разные хозяйственные заведения, хлеб в них всегда бывал в изобилии. Только ходатайство об обращении Кондинского монастыря с его вотчинами в приписной к архиерейскому дому и об отпуске из казны по 100 пудов меду осталось без удовлетворения.
Во-вторых, при вступлении Филофея в управление тобольскою паствою в Сибири слишком мало было храмов: дня народонаселения, хотя далеко не так значительного, как в настоящее время, однако ж, все более и более увеличивавшегося и, главное, рассеянного на пространстве более 300000 квадратных миль, всего 160. Каменных из них было не более 10. Без всякого сомнения, многие приходы в то время простирались на несколько сот верст, от этого происходили неизбежные затруднения и упущения в исправлении священниками треб. Сверх того, прихожане по чрезвычайной отдаленности от храмов охладевали в усердии к ним, отвыкали от общественного богослужения и весьма легко вдавались в сети раскола, распространенного беглыми и ссылаемыми тогда во множестве в Сибирь раскольниками. Чтобы отвратить такие и подобные неудобства и вредные последствия для православной церкви, преосвященный Филофей заботился об умножении и украшении храмов: в 1704 году он пристроил к холодному Тобольскому Софийскому собору (теплый) придел во имя преподобных Антония и Феодосия Печерских, а в самом соборе на испрошенную у Петра 1 1000 рублей воздвиг (в 1710 г.) резной иконостас, существовавший до 1860–1862 гг. В сем иконостасе замечательны были из местных икон: Христа Спасителя. Божией Матери, святителя Николая и Софии – Премудрости Слова Божия. Первые три писаны отличною кистью, и краски на них доселе так свежи, что как будто они, иконы, очень недавно написаны. На последней София – Премудрость Слова Божия изображена так, как изображается она на Киевской иконе Софии, т.е. в образе Богоматери под седмистолпною сепию и на седмистолпном амвоне с разными изображениями по сторонам и вверху; но до Филофея в Тобольске писали сию икону так, как пишется Новгородская, т.е. в образе Ангела в царском облачении и с царскими принадлежностями. В 1860–1862 гг. соборный иконостас переделан на 100 тысяч ассигнациями, завещанными золотопромышленницей Мясниковой. Около 1708 года в Тюмени на месте деревянного и чрезвычайно ветхого Преображенского монастыря выстроил[29 - В 1708 г. строительство в Тюменском мужском монастыре только началось. В 1708–1715 гг. построен Троицкий собор, ок. 1717 г. закончено строительство церкви Сорока мучеников, в 1726– 1755 гг. сооружена церквь Петра и Павла. ] новый, каменный с тремя церквами Троицкий монастырь. На постройку монастыря митрополит Филофей исходатайствовал у государя тысячу рублей денег да листового железа потребное количество для церковных крыш; для делания кирпича с разрешения правительства употреблялись ссыльные, дикий камень и строевой лес возили казенные крестьяне. Все прочее устроено было на домовую архиерейскую казну (завещание преосвященного Филофея касательно Тюменского монастыря). В Иркутске построил собор, также каменный, при нем построены церкви на вновь присоединенной к российским владениям Иртышской линии, начиная с Чернолучья и до Усть-Каменогорска; после для новокрещенных инородцев, как увидим ниже, в местах их жительства митрополит воздвиг 37 церквей, но это число составляет малую часть в сравнении со всеми храмами, построенными Филофеем, по крайней мере по его побуждению и при нем, ибо число 160 церквей, существовавших при вступлении его в управление Тобольской епархией, чрез 21 год по оставлении им сей епархии является уже увеличившимся до 448. Прочие заслуги Филофея по отношению к устройству и благолепию храмов: 1) по его ходатайству возобновлена некоторым монастырям, также церквам соборным, находившимся в местах жительства новокрещенных, и бесприходным выдача воску, ладану и красного вина, которая производилась им издревле, но с 1700 года была по царскому указу прекращена; 2) так как коренные жители Сибири, по замечанию всех приезжих и по сознанию самих сибиряков, не имеют хороших голосов, да и петь не любят, то преосвященный Филофей образовал для своего служения прекрасный певческий хор, употребив для этого _черкас_, т.е. малороссийских казаков, из сосланных за неважные вины, с дозволения правительства и с обязательством отвечать за них в случае побегов.
В-третьих, в Тобольской епархии было весьма мало духовенства, да и то, какое было, находилось в затруднительном положении по отношению к средствам содержания и не отличалось должным образованием; а от сего в поведении духовенства замечаемы были укоризненные поступки.
Чтобы восполнить недостаток духовенства, преосвященный Филофей, как и многие последующие сибирские архиереи, принимал в клир из крестьян, казаков и других податных сословий, даже из новокрещенных инородцев. Доказательством справедливости последнего служат нередко встречающиеся в сибирском духовенстве фамилии _Тюшевых,_Бирюковых,_Бурдуковых_ и проч., и при всем том «во всей епархии Сибирской», по собственным его словам, сказанным вскоре по вторичном увольнении на покой, «многие церкви без' священнослужителей, а монастыри без настоятелей пребывают от безлюдства, а не от его какого нерадения». Слова эти взяты из собственноручного письма, писанного преосвященным Филофеем в марте 1722 года к преемнику его. митрополиту Антонию I, по тому случаю, что сей последний, затрудняясь не только в выборе, но и приискании достойного настоятеля для какого-то монастыря, спрашивал у него совета. Причиною недостатка в духовенстве Филофей поставляет безлюдство, разумея и недостаток в людях, удовлетворительно приготовленных к прохождению духовных должностей.
Духовенство сибирское (при вступлении Филофея на Тобольскую епархию) находилось в затруднительном положении по отношению к средствам содержания. В самом деле, многие из священно- и церковнослужителей, состоявших при соборах и церквах бесприходных и малоприходных по городам и крепостям, с 1699 года лишились жалованья, которое они получали со времен Бориса Годунова и царя Михаила Феодоровича; священно- и церковнослужители сельские не имели, подобно духовенству великороссийскому и малороссийскому, ни особо отведенных (пахотных) земель, ни сенных покосов, ни других каких-либо угодий, равно не получали и руги от своих прихожан. Если кто-нибудь из духовных хотел заниматься землепашеством, то должен был платить с своих полей в казну пятую часть добытого хлеба. Наконец, духовенство сибирское в пути, при дальних проездах к архиереям для рукоположения и суда, нередко подвергалось различным притеснениям. Преосвященный (от 31 декабря 1702 г.) вошел обо всем этом с представлением к государю, вследствие чего: а) священно и церковнослужителям соборов и церквей бесприходных и монашествующим возобновлено жалованье по-прежнему, исключая тех, при церквах и монастырях которых существовали уже вотчины или образовались значительные приходы и получались разные выгоды; б) к церквам сельским поведено было отвести пахотные земли и сенные покосы (которые, однако ж, и до сих пор почти нигде не отведены) или «священникам учинить руги денежныя и хлебныя (это усердно и давалось почти до сего времени) с прихожан по разсмотрению, чтоб не в тягость прихожанам и чем можно сытым быть попу с причетниками»; в) а чиновникам за притеснения, чинимые от них духовенству во время проездов, государь грозил строгим судом.
Митрополит Филофей по прибытии в Тобольск «в церквах Божиих усмотрел великое нестроение, а какое нестроение, не леть и писанию предати; а чинится то, – по его словам, – _за_великою_простотою_ (духовенства) _и_нищетою»._ Между тем, по местным обстоятельствам, если где, то особенно в Сибири духовенству надлежало быть просвещенному, ученому: там быстро в это время умножились раскольники, сверх того, там повсюду были неверующие: то магометане, то идолопоклонники и буддисты, и шаманцы. В докладе Московского собора патриарху Иоакиму о необходимости умножить в Сибири число архиереев в причину того поставляется, между прочим: «для множества в ней народа, Христа незнающаго... и что в ея дальных местах Христова вера не разширяется, развратники же св. Церкви (т.е. раскольники) там умножаются».
Сообразив все это, преосвященный Филофей тотчас (от 31 декабря 1702 года) представил государю о нужде: а) быть в Тобольске школам, б) брать в них детей не духовного только сословия, но и других, в) учить не по-славянски только и по-русски, но и по-латыни, г) на содержание учеников и на книги им дать пособие от казны, д) завести при школах на казенный счет типографию с тем, чтобы в ней печатать учебники, например, буквари, часословы и пр. и е) позволить беспрепятственно, притом на ямских подводах, приезжать школьным учителям и проповедникам слова Божия. Целью всего этого было то, чтоб учившиеся могли после быть достойными служителями церкви, способными и народ – своих прихожан – учить, и приводить к познанию истинной веры не ведающих Господа Бога Создателя, во множестве живущих в Сибири и близ ее пределов. Петр I, желая обращения в христианство сибирских инородцев, да и соседей их китайцев, еще прежде того (почти за два года, от 9 января 1701 г.) повелевал открыть в Тобольске при архиерейском доме школы, даже присылал туда чиновника (дворянина Андрея Городецкого) строить для них особое здание. Потому представления митрополита Филофея скоро (1 марта 1703 г.) и были одобрены, хотя с некоторыми ограничениями, например, было воспрещено: а) набирать в школы детей из других сословий, кроме духовного; б) учить по-латыни, заводить типографию. Учить Петр 1 повелевал грамоте (по букварю. Часослову и Псалтири), потом славяно-российской грамматике и прочим на славянском языке книгам, а особенно катехизису, по книге Православного Исповедания Петра Могилы «и всему, яже попу и диакону надобно знать»; в) также было отказано и в пособии от казны, а велено содержать скудных учеников пищею, одеждой и книгами из доходов архиерейского дома, так как они в то время были довольно уже значительны, достаточным же ученикам содержаться на отцовском иждивении. Впрочем, отказ в этом был не совершенный: так называемые _милостынные_деньги,_ собиравшиеся с архиерейских домов и монастырей, как было замечено выше, государь предоставил архиерейскому дому в пользу устрояемых при нем школ.
Открытие славяно-русских духовных школ в Тобольске, по всей вероятности, последовало вскоре по получении царского ответа, а именно в 1703 году, и никак не позже 1704 г., потому, во-первых, что в 1705 году ученики тобольских школ между кафедральным собором и Сергиевскою церковью (ныне уже несуществующею) при помощи ссыльных малороссиян уже представляли духовного содержания драмы и комедии, как по обычаю, издавна существовавшему в Малороссии, и для увеселения и назидания граждан тобольских, так в особенности для приучения самих учеников к свободному произношению проповедей и речей. Во-вторых, в 1707 году при миссии в Монголию митрополитом Филофеем было отправлено _двое_остроумных_юношей_, и они миссией были оставлены при дворе Кутухты для изучения монгольского языка и для разведывания о буддийской вере; трудно поверить, чтобы для таких важных целей можно было употребить молодых людей, не приготовленных в училище. Лет через десять в тобольских духовных школах, сверх священнои церковнослужительских детей, стали обучаться, как увидим ниже, дети новокрещенных остяков, вогулов, тунгусов и др. Таким образом, в Тобольске основание духовным училищам и просвещению духовному положено было ранее, нежели в прочих епархиальных российских городах, исключая Киева, Москвы, Чернигова и еще, может быть, Ростова. Тобольские школы впоследствии никогда не были закрываемы. К мерам, каким просвещенный архипастырь положил начало духовному образованию в Сибири, должно отнести и то, что он привез с собою да и после вызывал из Киева ученых монахов. Одних из них он отправлял в миссию для обращения язычников, как, например, архимандрита Мартиниана в Камчатку, а каких-то _богословия_учителей_, по выражению летописца, _к_монгольскому_Кутухте_[30 - К монгольскому Кутухте – чжэбцзун-дамба-хутухту – титул ламаистского иерарха в Монголии.]; других употреблял для обучения детей в школах и для проповедывания слова Божия в храмах, как, например, архимандрита Варлаама Коссовского, бывшего после епископом в Иркутске. К ним придавались в помощь обыкновенно из местного духовенства, а сии чрез обращение с людьми образованными и сами малопомалу делались образованнее, да и другим передавали по крайней мере охоту к занятиям.
В-четвертых, в Сибирской епархии при вступлении митрополита Филофея в управление ею было много раскольников и неверующих. Раскольники в Сибири первоначально явились вследствие ссылки при патриархе Никоне (в 1656 и 1660 гг.) протопопа Аввакума, священника Лазаря, диакона Феодора и монахов – из армян Иосифа и из евреев Аврамия, а потом умножились с 12 года после собора в Грановитой палате и казни Никиты Пустосвята[31 - Идеологи раскола Аввакум, Лазарь, Фёдор и Епифаний были сожжены в апреле 12 г. Священник Никита Добрынин (Пустосвят) был казнён 5 июля 12 г., после неудавшегося «мятежа» сторонников «старой веры».]. Во все продолжение царствования Петра Великого раскольники бежали за Урал толпами, населили там целые слободы и города и сотнями, даже тысячами сожигались и сожигали обольщенных ими. Три предшествующих Филофею митрополита: Корнилий, Павел 1 и особенно Игнатий – с большим или меньшим успехом действовали против них. Без всякого сомнения, не оставался праздным зрителем бедствий и преосвященный Филофей, ибо он вскоре по прибытии в Тобольск со всею горячностию просил у Петра 1 позволения употреблять все возможные меры для искоренения этих плевел на ниве православной церкви, да и Тюменский монастырь отстраивал он между прочим для противодействия раскольникам, которых наиболее тогда было в Тюмени. Но какие именно меры были употребляемы им против раскольников и был ли успех – этого не можем сказать за уничтожением в пожары почти всех архивных дел Филофеева времени.
Неверующие Сибири и в начале XVIII столетия были все или почти все те же, какие были в этой стране и при поступлении ее под власть России, именно – туземные инородцы. Из них одни следовали исламизму, другие буддизму, но большая часть – шаманству. Обращать сибирских инородцев и соседственных с ними китайских подданных митрополит Филофей должен был и в силу приведенного выше указа Петра Великого (от 18 июня 1700 г.), по которому и пастырь для Сибири требовался не только добродетельный, но вместе и просвещенный; то же самое государь напоминал ему и впоследствии времени, например, 1703, 1706 и 1710 гг.
Первый случай исполнить волю Петра I и явить свою апостольскую ревность преосвященному Филофею подала Камчатка. Казаки при первом вступлении в сию страну (в 1697 г.) водрузили на одной речке крест, а потом при дальнейшем покорении ее в срубленных ими острогах устроили часовни. Получив весть о том, митрополит Филофей в 1705 году отправил в Камчатку миссионером прибывшего с ним из Киева архимандрита Мартиниана. Неизвестно, сколько именно времени трудился Мартиниан на указанном поприще, известно только, что в 1711 году он был еще в Камчатке и что там близ НижнеКамчатска устроил Успенскую пустынь[32 - Пустынь – небольшой монастырь в труднодоступной местности, удалённой от мирской суеты.]. По следам Мартиниана пошел постригшийся в Камчатке в 1717 году из казаков монах Игнатий Козаревский; в Успенской пустыни или на заимке Якутского монастыря он устроил на собственный счет богадельню для престарелых и увечных прежних своих сподвижников и молитвенный дом; при разных случаях крестил камчадалов, а чрез три года (1720) выбыл оттуда в Якутск, потом в Тобольск и Москву с разными своими проектами. Был ли успех проповеди камчадалам, принесенной архимандритом Мартинианом и монахом Игнатием? Еще в 1713 году одна из часовен, устроенных казаками, именно в Нижне-Камчатске, обращена была в церковь; при ней были священники, а в Успенской пустыни – иеромонахи; тут было даже заказное[33 - Заказное – от «заказ» (благочиние).] духовное правление, а в 1740 году в Камчатке существовали уже четыре церкви. При всем том все эти места и лица священные существовали почти исключительно для русских или в надежде на будущее: ибо Крашенинников, живший в Камчатке с 1736– 1740 гг., в своем описании камчатской земли прямо говорит, что при нем крещеных камчадалов не было и 100 человек, но в безуспешности Филофеевой миссии в Камчатке были виновны не миссионеры, а грубые и безнравственные покорители Камчатки, казаки и бунтовавшие камчадалы.
В конце 1706 года государь Петр 1 указом своим повелевал: а) или самому митрополиту Филофею, или назначенным от него монахам и священникам ехать к остякам и вогуличам с проповедью евангельскою; б) все кумиры и кумирницы, где только будут найдены, сожигать и истреблять и на их местах строить церкви, часовни и ставить иконы; в) самих остяков и вогулов от мала до велика крестить; г) тем из них, которые пожелают креститься, сложить все прежних годов (по ясаку) недоимки и выдавать из казны кафтаны, рубашки и хлеб по рассмотрению; д) митрополиту или другим духовным лицам, которые отправятся для крещения, требовать от гражданского начальства: летом – судов, а зимой – подвод, проводников, толмачей и обороны. В то же самое время от государя предписано было и местным властям содействовать зависящими от них мерами будущим веропроповедникам в их деле, и между прочим березовскому воеводе повелевалось (от 2 декабря 1706 года) призвать двух главных остяцких князей – ляпинского Шекшу и обдорского Тучабалду – и спросить их, не пожелают ли они принять христианскую веру, и если пожелают, то обнадежить их царскою милостью, но силою не крестить. Во исполнение царской воли преосвященный Филофей по возвращении своем из Москвы в 1707 году отправил к березовским остякам миссионеров, которые некоторое время и проповедывали. Но успех их проповеди был самый скудный: только весьма немногие из остяков согласились креститься, а все прочие по привязанности к вере своих отцов и дедов о новой для них вере и слышать не хотели, и миссионеров принимали и провожали с ожесточением.
Около 1707 года митрополит Филофей отправил третью миссию, состоявшую из _богословия_учителя_, в Китайскую Монголию в великому _Кутухте_ (первосвященнику) для разведывания о далайламайской, или буддийской, вере и, если будет можно, для обращения буддистов в христианство. Посланные в Халхасском курене приняты была ласково: от них приняли грамоту митрополичью, богато украшенный жезл для Кутухты и другие дары. Кутухта, вероятно, чтобы показать, какое питают к нему благоговение поклонники Шиггеамуни[34 - Шиггеамуни – Шакья-Муни – «отшельник из шакьев», одно из имён Будды, принца Сиддхартхи Гаутамы (623–544 до н.э.), основателя буддизма.], раз собрал вкруг себя около двух тысяч лам (жрецов), окруженный ими вошел в кумирницу и, сидя на возвышенном месте, вступил с нашими миссионерами в беседу. После обыкновенных вежливостей и некоторых разговоров о религии Кутухта спросил их: «Сколько, по вашим книгам, умерших людей от начала бытия человеческого рода?». Но один из миссионеров вместо ответа сам предложил подобного содержания вопрос: «А сколько, по вашим книгам, в настоящую пору в мире живых?». Буддийский преосвященник отвечал, что этот вопрос неразрешим, потому что в ту самую минуту, как он предложен, в целом свете много вновь может родиться людей. Под таким же предлогом и наши отказались от решения забавного вопроса, т.е. что в самую минуту вопроса Кутухта о числе умерших от сотворения мира немало тысяч померло людей. Описывающий эту миссию прибавляет, что миссионеры наши возвратились от Кутухты к митрополиту Филофею также с дарами и письмом в восточном вкусе и что. отъезжая из куреня, они оставили при дворе Кутухты двоих молодых людей для изучения монгольского языка, дабы после употребить их на дело проповеди, но что те, заметив к себе невнимание, встретив даже различные препятствия в своих занятиях, скоро возвратились в Тобольск. Тем эта миссия и закончилась: верно, еще тогда не настало время прозреть духовно поклонникам Будды. Также безуспешно кончилась и другая миссия к Кутухте, отправленная Филофеем в 1719 году из Енисейска, в лице архидиакона Антония Платковского.
Труды митрополита Филофея на поприще евангельской проповеди и вообще по управлению епархиею едва было тем и не окончились, потому что по семилетнем пребывании в Сибири, и именно в 1709 году, по случаю тяжкой болезни преосвященный принял схиму с новым именем _Феодора_ и. отказавшись от управления епархией, удалился на покой в устроенный им Троицкий Тюменский монастырь. Этого мало: по прибытии (14 августа 1711 г.) преемника его митрополита Иоанна Максимовича и по совершенном освобождении от управления епархиальными делами он хотел было удалиться _на_обещание,_ т.е. возвратиться в Киево-Печерскую лавру – место своего пострижения, и там в помыслах единственно о спасении своей души провести остальные дни жизни, туда он даже от правил и свою собственную архиерейскую ризницу. Но промысел Божий указал ему другой путь. В 1711 году в Тобольск прибыл первый сибирский губернатор князь М.П. Гагарин; этот деятельный и предприимчивый человек, зная притом точную волю государя Петра I о крещении сибирских инородцев, изъявленную и прежде неоднократно, и еще недавно, в прошедшем 1710 году, предложил схимонаху Феодору, как пастырю свободному и способному, принять на себя труд апостольства, причем обещал все нужные к тому пособия, какие только могли состоять в его власти.
Преосвященный принял предложение, тем более что оно согласовалось и с его собственным желанием, не могшим прежде осуществиться более по недостатку материальных средств и внешних пособий.
Остановимся на минуту мыслию на предпринятом намерении преосвященного схимонаха Феодора: он предпринял проповедывать Евангелие в подчинении другому архиерею, быв от роду слишком 60 лет, в местах диких, суровых по климату и малонаселенных, наконец, кому? Язычникам, от предков наследовавшим привязанность к идолам, и магометанам, чувственности которых столько льстит их религия, дикарям, не имеющим оседлости, не знающим ни письмен. ни гражданских постановлений и не имеющих даже слов в своем языке для выражения иных понятий христианских. Сколько предстояло трудов и опасностей веропроповеднику! Каким терпением, какою силою воли, какою любовию к Богу и ближнему ему нужно было вооружиться при отправлении в путь?
Предприятие преосвященного Феодора охотно одобрил благочестивый его преемник митрополит Иоанн Максимович, который и снабдил его сотрудниками из монахов и священников, а губернатор князь Гагарин дал ему судно для плавания по рекам, гребцов, толмачей, знающих остяцкий язык и его наречия, около 10 или 12 казаков, или служилых, т.е. солдат, для охранения миссии, 2000 рублей денег, достаточное количество вещей разного рода для раздачи новокрещенным и предварительно разослал предписания местным властям содействовать миссии к достижению ее святой цели, например, собирать инородцев в приречные места и проч.
Обращение сибирских инородцев к вере во Иисуса Христа преосвященный Феодор положил начать с остяков, как ближайших по месту жительства к Тобольску. Остяки с незапамятных времен живут частию по низовью Иртыша и притоку его р. Конде, а более по Оби, вниз до Обдорска и далее, и вверх до Сургута, Нарыма и Кетска и по впадающим в нее рекам Ляпину, Казыму, Сосве, Куновати, Полую, Пиму, Салыму, Агану, Югану, Ваху и многим другим меньшим. Жизнь их полуоседлая, полубродячая: летом они живут на открытых местах по берегам рек, а зимой – чаще в лесах. Селения их большею частию самые малые, редко юрт в 15 и 20, а более в 10, 5 и менее. Даже и в настоящее время только у весьма немногих юрты походят на избы русских крестьян, у самой же большой части они состоят из землянок или только из бревенчатых срубов, без крыши, всего с одним окном и другим отверстием для дыму, да с кой-какой лазейкой вместо дверей. Занимаются остяки, почти исключительно, летом рыбной ловлею и охотой за дичью, а зимой звериными промыслами, и только некоторые скотоводством (пастьбою оленей), а питаются звериным мясом, дичью, наиболее же сырою и сухою рыбою и ее жиром и только отчасти, и то с недавнего времени, хлебом. В содержании юрт, в употреблении одежды, приготовлении пищи, да и во всем у них не наблюдается ни малейшей опрятности, отчего главным образом и еще от невоздержанности остяки самою большею частию подвержены разного рода наружным болезням: скорбуту, сыпям, воспалению глаз, цинге и проч. и от этих болезней не только сами не употребляют никаких средств, но не хотят употреблять и тех, какие им предлагают.
Остяки до крещения были, а остающиеся в язычестве и теперь есть, идолопоклонники шаманского толку. Они имели некоторое понятие о высочайшем существе, признавали его всеблагим и владыкою вселенной и называли _Торым._ но они не строили ему кумирниц, не делали его изображений, даже не обращались к нему и с мольбами, вероятно, считая его слишком высоким и недоступным, а себя слишком низкими и недостойными его внимания. Ниже Торыма, а, следовательно, ближе к чтущим и доступнее к мольбам людей, у остяков были _Ортик_, друг и во всем помощник Торыма, к нему обращались все и со всякими прошениями; _Лонг_, или _Мастер_Лонг_ – помощник уже Ортика, вестник воли высших богов, то же, что у греков Меркурий, и в частности, бог здоровья, потому к нему обращались с мольбами особенно в тяжких болезнях; _Елянь_или_Ялянь –_ прислужник, исполнитель воли высших богов, и _Мейк_ – бог зла, к которому обращались с умилостивлениями в случае несчастий, особенно если кто заблудится на снежной степи, в лесу или на тундре. Но у остяков было много и других, ниже и этих исчисленных богов: земных и водяных, добрых и злых, будто бы покровительствовавших и вредивших их промыслам. Наконец, сверх несуществующих и бездушных, остяки имели еще живых богов – зверей, и именно волка и медведя, которые, опустошая стада их оленей и губя их склады кедровых орехов, иногда не щадят и самих хозяев. И теперь для остяка-язычника, а иногда и для остяка-христианина, страшное дело – присягнуть на медвежьей или волчьей шкуре, и ни в каком случае он не осмелится при этом сказать неправду или нарушить данную таким образом клятву.
Богов своих остяки изображали в различных видах и всегда в самых отвратительных: одних, например, в образе людей, вытесывая идолов из дерева и одевая их в шубы, суконные кафтаны и шапки, или делая из мешков, набитых мягкою рухлядью; других – в образе птиц и зверей, выливая их из меди. Для идолов строили кумирни прежде в юртах открыто, а ныне (у остающихся в язычестве) тайно в глуши лесов; им было почетное место и в юрте каждого. В честь идолов отправлялись у остяков в разные времена праздники, на которые собирались поклонники издалека. В жертву идолам приносили крупную рыбу, например, нельму, также лошадей и оленей, причем бывали пляски, пение и разные представления, наконец, кропление кровию заколотого животного и помазание жиром оного рта у бога. Но вот странность: остяки благоговели пред своими идолами и молились им только до тех пор, пока в чем-нибудь нуждались или доколе были благополучны, но случись с кем-нибудь беда, об отвращении которой он молился, случись неуспех в ловле рыбы или на охоте за птицей, особенно за зверем, приносивший жертвы молившийся об этом и обманутый в надежде на получение блага прибегает в кумирницу, поносит идола всякою бранью за неблагодарность и обман, подвергает побоям и, наконец, выбрасывает его вон, в места нечистые, а после, когда настанет нужда, снова берет его оттуда и чтит как бога. С медведем, с волком поступают так же: бьют их из винтовок, колют рогатинами, ловят капканами и губят отравой, и когда поймают и убьют, то всячески издеваются над ними, что он бог, что он такой большой зверь, а позволил себя слабосильному человеку обмануть, одолеть и пр., а там опять начинаются поклонения, уничижения, извинения пред убитым зверем и пр., и пр.
Жрецами при идолах, колдунами и иногда лекарями у остяков были _шаманы._ Из корыстных видов разными фокусами, в глазах невежд чудными, и кой-какими врачебными знаниями эти люди держали, да и теперь держат простодушных во тьме неверия и невежества.
Веря в бытие всевышнего Существа и допуская бытие богов низших, как добрых, так и злых, остяки верили и в бытие жизни за гробом, только представляли ее совершенно похожею на настоящую, слишком чувственною, поэтому они вместе с умершим клали и кладут (заколовши) его оленей с нартой, лук со стрелами, табак с трубкой, огнивом и трутом, котел и прочие хозяйственные вещи – в той уверенности, что все это ему понадобится.
Когда все было готово к пути, преосвященный Феодор поплыл из Тобольска (это было в июне 1712 г.) вниз по Иртышу, вошел в Обь и приставал почти во всех местах, где только были по берегам рек остяцкие жилища, начиная с первых, в 85 верстах от Тобольска, и до самого Березова. В юртах при впадении Иртыша в Обь, что _близ_Самарова_, в кумирне находился остяцкий бог рыб, который слыл у русских под именем «Обского Старика».
После увещания от преосвященного, какое было сообразно с понятиями слушателей, остяки сами позволили сжечь кумирницу и кумира; однако ж некоторые уверяли впоследствии, будто видели, как бог их из огня вылетел в виде лебедя. В одних из дальнейших юрт (_Шоркарских_) чтили идола, сделанного также по подобию человека из дерева, но с лицом серебряным. Здесь вследствие предварительного увещания от шаманов и обещания, данного от имени самого лже-бога, что он сам за себя постоит, собравшиеся во множестве остяки хотели защищать идола, хотя бы до крови, даже устремились было на веропроповедника, когда он велел сокрушить его; но мятеж утих, как скоро ослепительным идолослужением было представлено между прочим, что если б чтимый ими бог был Бог истинный, то он, согласно своему обещанию, защитил бы себя или, по крайней мере, что-нибудь проговорил бы. И вообще, в первую свою поездку к остякам митрополит Филофей преимущественно занимался истреблением предметов идолослужения: всюду, почти от самого Тобольска и до Березова, сокрушались идолы, пылали кумиры и кумирницы и истреблялась их утварь. Это делалось, во-первых, во исполнение государева указа: «Сибирскому митрополиту Филофею, – писал Петр I, – ехать во всю землю вогульскую и остяцкую... и в татары и в тунгусы и в якуты; и в волостях, где найдет их кумиры и кумирницы и нечестивыя их чтилища, и то... пожечь, и их вогуличев и остяков... Божиею помощию и своими труды приводить в Христову веру и о том явить им словесно и сей наш указ сказать». Вовторых, и главным образом, веропроповеднику хотелось наперед сокрушить основание зловерия язычников, хотелось предварительно поколебать веру в могущество и истинность боготворимых ими предметов. Впрочем, и в первую поездку митрополита Филофея к остякам были обращения: в _Кондинске_ (это на Оби. от Тобольска в 800 верст и около 200 верст не доезжая до Березова, там, где находится Кондинский монастырь) принял крещение князь остяцкий _Алачев_ с тринадцатью другими из его семейства и рода. Князь сей, услышав от Филофея во время беседы, что некогда и вся Россия, подобно Сибири, поклонялась идолам и что крещение ее началось с Киева, пожелал отправиться туда. Действительно, при пособии от преосвященного Филофея и князя Гагарина он и отправился в колыбель русского православия и возвратился в свои волости, конечно, не без пользы как для себя, так и для своих подчиненных.
В следующем 1713 году, подобно как и в прошедшем, преосвященный схимонах Феодор, снабженный от гражданского и духовного начальства всем нужным, вторично отправился вниз по Иртышу и Оби. Теперь предположения его, какие имел он в прошедшем году при сокрушении идолов, видимым образом оправдались. Остяки юрт _Воспохольских,_Белогорских,_Сухоруковских,_Малоатлымских,_Шоркарских,_Казымских_ и других, лишенные предметов своего поклонения и гибелью их, вероятно, убежденные в их ничтожестве и, напротив, в могуществе Бога христианского, без сопротивления и скоро соглашались на перемену религии, и реки Иртыш, Обь и их притоки послужили для них Иорданом. Были в эту поездку преосвященного Феодора и такие случаи, что сами шаманы, которые у большей части сибирских инородцев и жрецы, и лекари, и колдуны, располагали остяков к вере в Иисуса Христа. Так, например, _Палемха,_ главный шаман юрт Малоатлымских и окрестных мест, еще с ранней весны, когда в Березовском округе не было и слуха о новой поездке веропроповедника, отказался от всех жертвоприношений идолам и от всякой ворожбы; напротив, при собраниях народных вместо шаманских шептаний читал вслух все русские молитвы (например, Господи, помилуй) и открыто говорил, что мы веровать богам своим более уже не будем, а будем содержать веру русскую. Сими и подобными внушениями малоатлымцы ко времени прибытия преосвященного Феодора уже так были приготовлены, что сами без всякого приглашения выплыли ему навстречу еще за 15 верст и в простоте сердца говорили: «Мы знаем, что ты, архиерей Божий, идешь крестить нас. Хотя нам и жаль прежней своей веры, но Бог нам не велит противиться тебе: крести нас!». Нет нужды говорить, что эта просьба принята была с особенною радостию: остяки малоатлымские и окрестных мест по кратком наставлении в вере христианской тотчас (6 августа) и были крещены; Палемха, прежний их главный шаман и предводитель, наречен во святом крещении Аврамий. Несогласных принять крещение в Малом Атлыме было только 30 человек, которые все бежали далее на север, к Обдорску, в _Воксарковы_юрты._ Но вот другое замечательное обстоятельство: бегство иных неблагоразумных беглецов не только не избавляло от крещения, напротив, служило поводом, побуждением для них к принятию его. Например, в это же лето остяки, жившие близ городка Самарова (при впадении Иртыша в Обь), узнав о предстоявшей (вторичной) поездке к ним преосвященного Феодора, разбежались по урманам (лесам), также по сорам (заливам) и разным протокам, но куда ни приходили, куда ни приплывали, везде было страшное множество оводу (т.е. комаров, мошек, слепней и всякого рода летающих насекомых), который нигде ни днем, ни ночью не давал им покоя. Кроме того, их всюду преследовал какой-то непонятный страх: куда ни убегут, куда ни скроются, все им представлялось, что за ними гонятся. К довершению ужаса беглецы везде терпели голод, ибо, несмотря на то, что с ними были и сети рыболовные, и переметы для ловли птицы, и луки со стрелами на зверя, они ни рыбы, ни птицы не могли уловлять. ни зверя настреливать в достаточном количестве для пропитания себя, хотя во всем этом в тех местах, и особенно в прежние времена, было чрезвычайное изобилие. Много переметши беглецы мест, но везде находили одно и то же. Наконец они поняли, что это «неспроста». «Видно, – говорил народ, – пришло время креститься, видно, Богу так надо». А потому они возвратились в места своего жительства, добровольно явились к преосвященному Феодору и приняли от него святое крещение. Повторяю здесь прежнее: остяки, лишенные предметов своего поклонения и гибелью их убежденные в их ничтожестве, в 1713 году без сопротивления и скоро соглашались на принятие христианства. Только в юртах, называемых _Большой_Атлым,_ которые населены были потомками зырян, или пермяков, в конце XIV столетия ушедших вслед за главным жрецом своим Памою из Перми от крещения св. Стефана, веропроповедник встретил сопротивление. Один остяк, маленький ростом, черный лицом и сухой, как скелет, но почему-то пользовавшийся в Атлыме особенным авторитетом, внушил своим соплеменникам к перемене веры такое отвращение, что они не только не хотели слушать проповеди евангельской, но не позволяли и судну, на котором приплыл веропроповедник, пристать к берегу. Между тем на Оби поднялась сильная буря, судно бросило на песчаную мель, и преосвященный должен был идти до берега по грудь в воде. На берегу встретил он толпу мятежников, кое-как вступил с ними в разговор, только на все увещания слышал один ответ: «Не хотим веры, которая отвергает богов наших, чтимых отцами нашими и дедами». _Но_толкущему_, по слову Спасителя, _отверзется_ (Мф. 7, 8). На третий день большеатлымские остяки по приглашению явились к преосвященному и. когда сей объяснил, что худо столь рассудительным людям (а явившиеся все были старики), как они, слушать в таком важном деле человека, явно злонамеренного, притом слушать многим одного, согласились принять крещение. К большому удовольствию веропроповедника. и сам главный крамольник вскоре последовал примеру прочих. Но вот новое затруднение: большеатлымцы, крестившись сами, просили не совершать таинства крещения над их женами и детьми из опасения, чтобы они не утонули. «Утопите меня самого, бросьте меня в реку, – отвечал ревностный веропроповедник, – если с кем-нибудь из ваших родных случится такое несчастие, благодать Божия в святой купели оживляет человека, а не умерщвляет». Таким образом, все и большеатлымцы присоединились к стаду Христову. Вообще в поездку 1713 года преосвященным Феодором при содействии благодати Божией обращено остяков к вере во Иисуса Христа до 3500 человек.
В 1714 году, в конце февраля, еще по зимнему пути преосвященный схимонах Феодор отправился в Пелым для обращения живущих около сего города (ныне упраздненного) _вогулов._ Предпринять туда путь расположило преосвященного между прочим следующее происшествие: у Сатыги, главного из князьков вогульских, опасно заболели двое малолетних сыновей. В печали князек прибег к своим богам, шаманы от их имени обещали детям скорое выздоровление, если будет принесена за них богатая жертва. Отец не пожалел ничего, но во время самого жертвоприношения оба его сына померли. Обманутый князек, схватив топор, с бешенством вбежал в кумирню и одних из идолов изрубил, других сжег, оставил невредимым только главного, и то по усиленной просьбе сбежавшегося народа.
Происшествие это преосвященный почел благоприятным для обращения идолопоклонников к вере Христовой. Но надежды оправдались не вдруг: собранные в Пелым вогуличи многократно слышали увещания веропроповедника, кумирни и идолы их по всем окрестностям горели. В этом, конечно, они могли видеть бессилие и ничтожество богов своих, однако ж оставались им верными; в том их особенно удерживали четверо старшин. Что же касается до князька Сатыги, который недавно так неуважительно поступил с предметами своего и всех вогулов поклонения, то он даже и не явился в Пелым, хотя для приглашения его отправляемы были нарочные. Словом, принять крещение из вогулов согласились весьма немногие, так что преосвященный с сотрудниками начал было уж и унывать. Приближалась весенняя распутица, а по вскрытии рек надобно было снова ехать к остякам.
Но вскоре дела приняли самый благоприятный оборот. 17 марта, в день Алексия Божия человека, преосвященный Феодор немногих обратившихся вогулов окрестит в Пелымской церкви, поучит и приобщил с тем, чтоб после сего отправиться в обратный путь. Что же? По окончании литургии при самых дверях церковных он встретил более 200 вогулов _Тахтанской_ волости, которые все единогласно требовали крещения. Радость веропроповедника увеличилась тем еще, что вслед за сим обратились к вере и помянутые четверо старшин, которые прежде и сами противились принятию крещения, и подчиненным своим препятствовали креститься, и что по примеру их крестились и все их подчиненные в числе 400 душ. Крестить жен и детей отправлены были священники в самые юрты вогульские.
Затем митрополит схимонах Феодор с сотрудниками отправился в обратный путь: сам в Тюмень, а сотрудники – прямо в Тобольск. Путь преосвященного был благополучен, во время его он окрестил еще немало _табаринских_ вогулов, которые стекались к нему с усердием, в особенности после двух совершившихся исцелений: 1) крестилась одна двенадцатилетняя девочка, перед крещением она так была слаба, что во время заклинания нужно было поддерживать ее, а для погружения нести на руках, но лишь вышла из воды, как почувствовала себя столь хорошо, что сама пошла в юрту и там тотчас принялась за тяжелую работу; 2) крестился еще десятилетний мальчик, до крещения у него сильно болела нога, но едва вышел он из купели, как тотчас сделался здоров. так что домой он уже не шел, а бежал.
Не так благополучен был путь сотрудников Филофеевых. Князек _Кошутских_юрт,_ чрез которые нужно было проезжать им. недавно принявший с подчиненными своими магометанство, опасаясь, чтобы митрополит и к нему не прибыл с евангельскою проповедью, умыслил умертвить его. Предполагая, что между проезжающими чрез юрты находился и он, злоумышленник с целою толпою вогулов напал на них. Вреда он не мог сделать не только схимонаху Феодору, которого, как сказано, там и не было, но и никому, потому что крещеные вогулы других мест вступились за своих просветителей. Но за злой умысел князек взят был гражданским начальством в Тобольск. По всей вероятности, его подвергли бы строгому наказанию, но преосвященный Феодор, ища единственно спасения душ инородцев, летом 1714 года, когда в третий раз отправился к остякам, врага своего взял с собой, наставил его в понятиях христианских, окрестил и препроводил обратно в Тобольск. Здесь правивший тогда Сибирской епархией благочестивый митрополит Иоанн Максимович принял новопросвещенного князька ласково, щедро одарил и, отпуская в Кошутские юрты, отправил с ним священника, который при его содействии окрестил в его волостях, уж из магометанства, более 300 душ.
Сочтем вогулов, обращенных преосвященным Феодором с сотрудниками в марте 1714 года и священником, посланным от митрополита Иоанна Максимовича: более 200 человек мужчин Тахтанской волости, просивших крещения в Пелыми у дверей церковных; слишком 400 человек, крестившихся также в Пелыми вслед за своими четырьмя старшинами; жен и детей их, крещенных в самых их юртах посланными от преосвященного Феодора священниками, конечно, было по самой малой вере вдовое, вот уже слишком 1400 душ. Если присовокупить сюда немногих вогулов, крещенных схимонахом Феодором в Пелыми 17 марта, и несколько более (положим хотя 50) на обратном оттуда пути в Тюмень, да кошутских магометан более 300, то выйдет всего слишком 1750 душ. Число это было и еще приумножено в другую поездку, предпринятую преосвященным Феодором в Пелым зимой того же (в ноябре или декабре) 1714 года. Тогда им крещены были: а) вогулы, живущие по Туре и ее притокам, и б) смежные с ними ясачные _татары,_ которых Щекатов (в своем географическом словаре, т. IV) называет _туралинскими_ от жительства их на р. Туре и которые незадолго перед тем приняли было религию магометанскую. Между тем вогулы, крещенные весною в эту вторичную поездку, с усердием стекались к своему просветителю, с покорностию внимали его наставлениям, а для дальнейшего утверждения их в вере в местах, более удобных и многолюдных, он приказал строить церкви, в других часовни, в иных водружал кресты и ставил иконы под навесами и дал во вновь открытые приходы священно и церковнослужителей.
Между поездками к пелымским и табаринским вогулам весною и осенью летом 1714 года в июне, июле и августе митрополит схимонах Феодор отправлялся, как и в два предшествующих года, к остякам для того, чтобы _исправить_ там _недоконченное_, именно: привлечь к вере остававшихся еще в язычестве, положить преграды быстро распространявшемуся тогда между сибирскими инородцами исламизму и утвердить в христианских понятиях новокрещенных. Оставив Тобольск 12 июня, через три дня тихого плавания вниз по Иртышу преосвященный пристал к _Буренским_, или _Буреньковым,_ юртам, которых в два предшествовавших путешествия почему-то он ни разу еще не касался. Но здесь его упредил татарский абаз (муедзин). Сей буренским остякам успел уже сообщить исламизм. И вообще надобно заметить, что в начале XVIII столетия магометане показывали особенную ревность склонять к своей вере сибирских идолопоклонников и предвосхищать их у христианства. Распространители магометанства в особенности пугали полудикарей запрещением им с принятием Евангелия многоженства и употребления в пищу конского мяса и предписанием строгих постов; сами, напротив, требуя отвержения идолов, за это одно оставляли их при всем их прежнем житье и, сверх того, предлагали и обещали чувственные удовольствия не только в настоящей, но и в будущей жизни. Народ грубый, простодушный и с тем вместе чрезвычайно преданный чувственности и сладострастию скоро преклонялся на сторону соблазнителей и без сопротивления принимал исламизм.
На приглашение принять крещение буренские остяки отвечали, что они мусульмане и что крестить их поэтому никто не вправе, и когда преосвященный начинал говорить им о вере в Иисуса Христа, они затыкали уши, затем заперлись в одной большой юрте и ни сами не хотели идти к слушанию проповеди, ни к себе никого не допускали. Преосвященный не оставлял юрт и от времени до времени посылал принадлежавших к его миссии вызывать к себе остяков. Эти, чтобы, как говорят, покончить дело одним разом, по внушению скрывавшегося у них прежде помянутого татарского абыза, схватив разного рода оружие, повыскакали из юрт и с яростию напали на веропроповедников; одного из них стрелой ранили в голову, другого также стрелой ранили в плечо, третьему перебили насквозь руки. В испуге безоружные русские все убежали с берега на судно; схимонах Феодор, в то время молившийся об укрощении врагов, остался на берегу один; старшина остяцкий именем Ушанко выстрелил в него из ружья, но пуля по устроению Божию пролетела сквозь платье, не коснувшись тела.
За такую неприятность вознаградили старца обращенные им прежде: где ни приставал он на пути в Березов, они везде принимали его как своего отца и просветителя, с покорностью внимали его наставлениям, обещались оставить прежние дурные обычаи, например, жить со многими женами и женить малолетних сыновей на взрослых, даже пожилых девицах, и просили выстроить для них церкви и дать священнои церковнослужителей. Последнее прошение вскоре и было удовлетворено: по ходатайству преосвященного на счет правительства построены церкви: в юртах Белогорских – Троицкая, в Сухоруковских – Духовская, в Малоатлымских – Преображенская, в Шоркарских – Спасская. Прочие новокрещенные были причислены, смотря по удобству, к церквам, существовавшим прежде сего для русских. Не менее приятно было для преосвященного в эту поездку и то, что прочие остяки, остававшиеся доселе в язычестве, как на пути в Березов (например, в юртах _Карымкарских_ и _Чемашских_), так и в самом Березове, куда они были собраны из окрестных мест (с _Сосвы,_Ляпина,_Казыма_ и _Куновати_), заблаговременно принимали крещение без сопротивления. В это время в Сосве, как бы в Иордане, в числе прочих получили возрождение и князьки: казымский Дмитрий Юзорин. ляпинский Семен Шекшин, куноватский Игорь Данилов и Подгородной волости Никифор Луров, а важнее – их обдорский (самоедский и остяцкий) князь _Тайшин-Мурзин_, во святом крещении Алексей, крестившийся и с женою. Затем в Чемашах, на Казыме, Ляпине, Куновате (в селе Кушеватском) и на Сосве – в Сартынье вскоре выстроены были и православные храмы. Для крещения остяков, живших ниже Березова по Оби и ее притокам, отправлены были священники, которые данное им поручение исполнили с успехом: крестили множество и истребили всех идолов, каких только нашли.
Возвратясь осенью в Тобольск, преосвященный Феодор нашел в руках правосудия Ушанку, который в Буренских юртах стрелял в него. И Ушанке он воздал тем же, чем прежде князьку Кошуцких юрт: за намерение лишить его жизни физической даровал ему жизнь духовную, ибо, взяв себе на поруки, он отвез его в Тюмень и там мало-помалу склонил к принятию христианства. За начальником последовали и подчиненные – прочие соумышленники Ушанки, дотоле также находившиеся под стражей.
В 1715 году схимонах митрополит Феодор, снова получив царское повеление (от 6 декабря 1714 г.) ехать для проповеди евангельской к сибирским инородцам, отправился водой к вогуличам и остякам, жившим по реке Конде, слуха которых еще не касалась его проповедь. Первые значительные юрты, к которым приставал он, были _Нахрачевы._ Здесь находился главный идол страны.
Молва о грозившей идолу опасности еще до прибытия веропроповедника собрала в Нахрачевы юрты окрестных жителей с оружием в руках. Пристать судну к берегу вогулы позволили, но когда только еще приветствовали их посланные от митрополита Феодора, они сказали: «Мы давно знаем, зачем вы приехали, но труд ваш напрасен: скорее с жизнию расстанемся, нежели согласимся изменить вере отцев наших, бога своего также будем защищать до последней капли крови». Дав такой ответ, вогулы несколько дней не хотели вступать ни в какие сношения с веропроповедниками, потом мало-помалу начали сноситься и, желая удалить неприятных для них пришельцев, то грозили им смертию, то предлагали увеличить с бога своего дань, будто бы на него наложенную еще Ермаком, наконец прислали от себя депутацию из почетных людей с изъявлением согласия вступить в единоверие с русскими только не иначе, как на следующих условиях: а) чтобы бога их не истреблять, а вместе с ним крестить, по крещении же возложить на него крест золотой и поставить в имеющей устроиться церкви среди икон; б) чтобы жен их крестить и кресты на них возлагать не священникам, а им самим; в) со многими женами их не разлучать, да и впредь многоженства им не воспрещать; г) дозволить им и по крещении употреблять в пищу конское мясо, как самое приятное; преосвященный Феодор, ни слова не говоря о последнем требовании, сильно вооружился против прочих, особенно против двух первых, и доказал депутатам, которые большею частию были старики, что такие требования совершенно детские и безрассудные.
Не получив успеха в своих требованиях, вогуличи снова рассвирепели и требовали от веропроповедников, чтобы они непременно оставили их юрты, в противном случае грозили им смертию, даже брались за оружие. Но день празднования равноапостольного князя Владимира (15 июля) послужил началом перемены мыслей заблудших: сперва пришел к преосвященному Феодору один старшина и требовал себе крещения без всяких условий; за ним и по его внушению то же сделали некоторые другие; наконец и все, не исключая и главного противника – жреца и владельца идола Нахрача Евплаева. Впрочем, нахрачевцы были самые лукавые из новокрещенных: отдавая Филофею идола для сожжения, отдали ему подмененного, а настоящего, многочтимого, скрыли в лесу. Сам Нахрач Евплаев после совершил какое-то важное преступление, за которое и был казнен.
От Нахрачевых юрт митрополит схимонах Феодор поплыл далее вверх по Конде и там едва не сделался жертвою коварства и злобы вогулов, как некогда от рук их погибли двое преемников св. Стефана Пермского (Герасим и Питирим). В _Катышевских_юртах_ к преосвященному являются посланные от вогульского князя Сатыги (того самого, который по случаю смерти своих сыновей изрубил идолов) с приглашением спешить поскорее в его юрты, потому-де, что туда собралось много народа и все ожидают крещения. Но так посланные только говорили, а настоящая цель их прибытия состояла в том, чтобы высмотреть, сколько при веропроповеднике людей и есть ли у него средства к защите, ибо Сатыга, ревнуя по богах своих и обманутый известием, сообщенным ему от одного тобольского татарина, будто сам государь хочет смерти митрополита и за то не будет убийцам никакого наказания, умыслил убить схимонаха Феодора и всех бывших с ним. Для осуществления злого умысла самым делом у него собрано было до 600 вооруженных вогуличей. Но Господь Бог, прежде хранивший его во всех путях его, и теперь сохранил: некоторые из самих посланцев Сатыги, ласково принятых и щедро одаренных преосвященным, сообщили ему об угрожающей опасности. Ужас объял слуг и сотрудников Филофеевых; на составившемся совете многие из них говорили, что надобно, не ездя далее, бежать в Тобольск; некоторые, напротив, и справедливо доказывали, что такое малодушие на будущее время повредит делу проповеди слова Божия, да что и теперь сами крещеные из вогулов, ободрившись, восстанут на нас и убьют. Последняя сторона, слабая числом, но сильная голосом преосвященного Феодора, превозмогла и спасла всех: когда миссионеры приплыли к Сатыгинским юртам, князек оробел, только приносил жертвы идолам и вопрошал их об успехе предприятия; наконец, когда увидел, что все и новые замыслы его известны просветителю, что многие из соумышленников его страшатся гнева государева, и когда некоторые из них его самого подвергли побоям и убежали в леса, тогда убежал и сам; оставшиеся же на месте вогулы добровольно просили себе крещения. Окрестив их, веропроповедники поплыли далее и крестили всех, кого только находили из жителей берегов Конды. Неизвестно, в это ли время или после, только еще при жизни Филофея и сам Сатыга принял христианство. Замечательно, что потомки его, которые и доселе существуют, отличались и отличаются между вогулами понятиями о вере, набожностию и некоторым просвещением.
Во время сих событий на Конде реке в Тобольске (10 июня 1715 г.) скончался местный преосвященный, благочестивый митрополит Иоанн Максимович. Управление Сибирской епархией, несмотря ни на преклонность лет, ни на звание схимонаха, указом государя снова было возложено на митрополита Филофея Лещинского. Указ этот застиг архипастыря в родном Киеве на богомолье, куда он из Тюмени отбыл во второй половине 1716 года. Обновившись среди древних святынь силами, преосвященный не отрекся от исполнения царской воли и 20 марта 1717 года возвратился в Тобольск. В этот раз привел он с собой из Киева архидиакона Антония Платковского, который понравился ему своей наружностию, расторопностию и, быть может, некоторым образованием и который после, состоя уже в высшем звании, как увидим ниже, оказался не достойным его внимания и наделал ему, его преемнику и святому Иннокентию много неприятностей. Впрочем, епархиальные дела не отвлекли преосвященного от трудов миссионерских: в одних местах во время вторичного управления епархией он действовал сам лично, в других – чрез своих сотрудников. Так, в Верхне-Пелымской волости _закащик,_ пелымский священник _Михаил_Степанов_ построил церковь Всемилостивого Спаса и обратил многих язычников; а по уездам Верхотурскому и Туринскому, около Пелыми, даже за Уралом по р. Чусовой с 1716 по 1719 гг. и далее крестил оставшихся по местам в язычестве вогуличей, также _чуваш,_черемис_и_вотяков_[35 - Черемисы и вотяки – так до 1918 г. назывались марийцы и удмурты.], _а_вогуличей_, крещенных прежде, утверждал в христианских понятиях и набирал способнейших из их детей для обучения в монастырях русской грамоте Верхотурского Николаевского монастыря _архимандрит_Сильвестр._ В то же время и над тем же около Березова трудились _игумен_ Березовского Воскресенского ныне уже не существующего, монастыря _Гедеон_ и наместник Кондинского монастыря _иеромонах_Зиновий,_ а архимандрит Томского Алексеевского монастыря _Порфирий_ обращал татар, живших по Чулыму, и киргиз, кочевавших по рекам Кию и Юри, и для тех и других выстроил по церкви. Для подобных целей Филофей и преемник его митрополит Антоний I отправляли к инородцам в Сургут, Нарым, Томск, Красноярск, Енисейск и Мангазею _иеродиакона_Никодима._ Что ж касается до самого преосвященного схимонаха Феодора, то он в летнее время 1716, 1717 и 1718 годов плавал из Тобольска вверх по Оби и впадающим в нее (в бывших уездах Сургутском, Нарымском и Кетском) Ваху, Югану, Агану и Кети и другим смежным с ними рекам и бродящих по берегам их остяков и самоедов «крестил в иных волостях до ссущаго младенца мужскаго и женскаго пола», как эти инородцы после сами писали. Нет сомнения, что во время и этих трехлетних плаваний немало было замечательных происшествий, по всей вероятности, и теперь веропроповедник подвергался опасностям. Но время и пожары из многого любопытного пошалили для нас только вот что: а) в 1716 году схимонах Феодор на устье Балинской речки окрестил всех жителей юрт _Балийских,_ которых было тогда 50 душ мужского пола, не считая женского; б) 8 и 9 сентября того же года преосвященный в _Сахалинских_ юртах окрестил весьма многих инородцев, добровольно туда прибывших с берегов _Лямина_сора_[36 - С берегов Лямина сора; Лямин – правый приток Оби, впадающий в неё ниже Сургута. В устье реки у деревни Лямина есть небольшой пойменный залив Ляминский сор; сор – затопленное половодьем травянистое пространство, где промышляют рыбу.] и реки _Салыма,_ у некоторых из них сам был восприемником; в) в юртах _Селиаровских,_Верхне-Лумпокольских,_Юганских_и_Ваховских_ назначал быть храмам, которые вскоре и были выстроены; г) в 1717 году были окрещены схимонахом инородцы нарымские и кетские и в их волостях устроено 7 церквей. Сверх сих, для остяков 5 волостей Кетского округа (Иштановой, Ненкиной, Питкиной и Нянжиной) предназначено было выстроить еще восьмую церковь Иштановой волости в Максимовом яру, на котором крещены были тех волостей остяки и который находится в самой средине этих волостей, притом никогда не заливается водой; там на месте, избранном для церкви, преосвященным водружен был крест, но предположение построить церковь по не зависевшим от преосвященного причинам надолго осталось без исполнения.
Затем всю вторую половину 1718 года, весь 1719-й и первую половину 1720 года, следовательно, два года и более, схимонах Феодор сколько для обозрения епархии, столько же и дня распространения христианства путешествовал в летнее и зимнее время водой и сушей по губерниям настоящего времени: Томской, Енисейской и Иркутской и по области Забайкальской. Из подлинных актов, хранящихся, между прочим, в Иркутском и Селенгинском монастырях, видно, что в июле 1718 года он путешествовал по р. Оби; в октябре, ноябре и декабре 1718 года и в январе 1719 года он жил в Томске, в апреле и мае, и снова в конце июля, в августе и в начале сентября – в Енисейске; в июне и до половины июля находился в Туруханске; конец 1719-го, и именно с двадцатых чисел сентября, и начало следующего 1720 года провел в Иркутске; во второй половине февраля и в марте сейчас названного года ездил (по льду Байкала) за Байкал; в начале апреля возвратился в Иркутск, а в мае по Ангаре отсюда плыл в свой епархиальный город Тобольск. Плавая по Оби, архипастырь утверждал в вере инородцев, о крещении которых говорится в предыдущих строках, и строил для них церкви и часовни; в Томске служил, рукополагал священников и рассылал оттуда по епархии обычные циркуляры; в Туруханском монастыре перенес из старой тесной и ветхой церкви в новую, более просторную (церковь), останки мученика Василия Мангазейского; из Енисейска 23 июля отправил в Монголию к Кутухте архидиакона своего Антония Платковского с прежнею, конечно, целию, т.е. для обращения его и его почитателей к вере в Господа Иисуса Христа, хотя, как и прежде, также без всякого успеха; в Иркутске в феврале (1720 г.) посвятил уже возвратившегося из Монголии Антония Платковского в архимандрита Вознесенского монастыря и вслед затем отправил его с посланником Измайловым в Пекин в начальники недавно открытой там нашей духовной миссии. За Байкалом, как и в Иркутске и ранее в Красноярске, Енисейске и других городах, митрополит посвящал священников, диаконов и пр. В 1719 году преосвященный Феодор своими представлениями содействовал к тому, чтобы Пекинская наша духовная миссия, незадолго пред тем и при его же содействии открытая, вовсе не прекратилась по случаю смерти первого ее начальника архимандрита Илариона Лежайского: митрополит Филофей _первый_подал_мысль_ правительству послать в Китай, вместо архимандрита, русского архиерея, что видно из письма митрополита Филофея от 4 апреля 1719 года, писанного во время путешествия по Забайкалью.
Просветивши (с прибытия в Сибирь, или лучше с 1712 г.) святым крещением более 30000 сибирских инородцев и вторично управлявши епархией пять лет, имевши от роду уже 70 лет, а главное, чувствуя ослабление сил телесных и душевных, митрополит схимонах Феодор по возвращении из путешествия по Восточной Сибири снова начал просить себе увольнение на покой. Поэтому 3 августа 1720 года ему и назначена была пенсия по 200 рублей деньгами и по 50 четвертей хлебом на год. Кому известны ценность петровского рубля, дороговизна во времена Петра I денег и, напротив, дешевизна всех припасов, тому пенсия в 200 рублей деньгами и в 50 четвертей муки не покажется ничтожною, незначительною. Но беда та, что пенсии той заслуженный и престарелый архипастырь сибирский не получал до смерти своей, последовавшей 31 мая 1727 года. Просил ее у кого следовало и сам преосвященный Филофей, хлопотал об ней (особенно в 1726 г.) и преемник его по управлению Тобольскою епархиею митрополит Антоний Стаховский, для испрашивания ее по поручению Филофея ездил в Петроград Гедеон, игумен Тюменского монастыря, и там прожил около двух лет, но все было тщетно: все-таки просветитель сибирских инородцев оставался без пенсии. Всего же интереснее, или, лучше сказать, всего удивительнее, было то, что из пенсии, которая только была назначена и которая, однако ж, не выдавалась, не по один год предписывалось из Петрограда делать вычеты: так, в 1723 году было предписано вычесть 50 рублей, а в 1724 – 6 рублей (на госпитали), да в тот и другой год не велено было выдавать пенсионеру положенных 50 четвертей муки! Таким образом, просветитель сибирских инородцев на закате дней своих жил, как говорят, только старыми своими крохами да, судя по некоторым данным, кой-какими пособиями от преемника своего митрополита Антония Стаховского; монастырь Тюменский, в котором Филофей жил на покое, по бедности своей едва ли что-нибудь мог ему доставлять. Но как же это могло случиться, что пенсия многолетнему труженику от самого Государя Императора была назначена, и он, однако ж, ее не получал? А вот как: по указу (от 3 августа 1720 г.) Петра I и по определению штабс-конторы пенсию митрополиту Филофею должно было выдавать из доходов, получаемых казною от Тобольской епархии, а доходов казны (на лазареты) от Тобольской епархии только и было, что деньги от _венечных_памятей_ (от свидетельств, выдаваемых на венчание лиц, вступавших в брак). Между тем об отдаче этих денег в пенсию митрополиту Филофею не было предписано ни от сената Тобольской губернской канцелярии, ни от Св. Синода тобольскому епархиальному начальству. Последнее, следуя прежним указам и по примеру прежних лет, деньги от венечных памятей и с 1721 года, когда бы должно было выдавать из них пенсию престарелому архиерею, все сполна отсылало чрез Св. Синод прямо в казну – в Петроград. Так по крайней мере было до 1726 года; из архивных дел Тобольской консистории видно, что в этом последнем году Антоний Стаховский входил с запросом в Св. Синод, как поступать ему в этом тягостном и крайне обидном для его предшественника деле. Был ли ответ на этот запрос, и если был, то какой, из дел не видно. А всего вероятнее, что Филофей не дождался пенсии: 31 мая 1727 года, как увидим ниже, он отошел на вечный покой ко Господу Богу.
Кроме назначения пенсии, император Петр I от 15 сентября того же 1720 года митрополиту Филофею за его труды на миссионерском поприще прислал (чего в прежнее время редкие из архиереев и вообще из служащих лиц удостаивались) _похвальную_грамоту._ Вот она почти вся: «От Великаго Государя и Великаго Князя Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца Богомольцу нашему Преосвященному Феодору, Митрополиту Тобольскому и Сибирскому. Известно Нам, Великому Государю, учинилось чрез доношение Ваше, что вы в бытность свою в Сибири собственными своими трудами взыскали, окрестили в православную христианскую веру ясашных инородцев более тридцати тысяч человек и построили у них святыя церкви, а детей у них, новокрещенных, многих учил и учатся многие Божественному писанию и к тому приступают многие креститися; и ты их совершил, открыл Евангелие правды; и Мы. Великий Государь, за то Богомольца Нашего жалуем, милостиво похваляем, и как тебе се Наша, Великаго Государя, грамота придет, и ты бы Богомолец Наш, Преосвященный Феодор Митрополит, видя к себе Нашу, Великаго Государя, милость, о крещении помянутых иноверцев в Православную Кафолическую[37 - Кафолическая (греч.) – вселенская, всемирная. После разделения христианской церкви (1054 г.) на западную (римско-католическую) и восточную (греко-кафолическую, или православную) обе церкви сохранили за собой наименование «вселенской». Разница – лишь в произношении греческого слова («католикос»), Название «кафолическая» по отношению к русской церкви менее употребимо, чем «православная», но существует до сих пор.] веру еще чинил усердное старание; и к Сибирскому Губернатору с товарищи о том для ведома из Сената Наш, Великаго Государя, указ послан. Писана в царствующем нашем граде Санкт-Петербурге лета от Рождества Христова 1720 Сентября 15-го дня».
Но преосвященный митрополит еще прежде получения, даже написания сей грамоты, и именно 13 сентября, удалился из Тобольска в любимый им Тюменский монастырь, хотя управлять епархией не переставал до назначения или даже до самого приезда второго ему преемника. Это, однако ж, последовало не скоро: преемник Филофея Антоний Стаховский назначен был к перемещению с черниговской архиепископии на тобольскую кафедру только 14 февраля следующего 1721 года, 5 марта в Александро-Невской лавре в присутствии Государя Императора он произведен в митрополита Тобольского, а на митрополию тобольскую прибыл уже (на 35 почтовых, или обывательских, подводах) 7 декабря 1721 года. Замечательна резолюция императора Петра I, которую он положил на докладе Св. Синода при открытии сего высшего духовного правительственного места (что было 14 февраля 1721 г.) о переводе Черниговского архиепископа Антония Стаховского в Тобольск на место схимонаха Феодора: «Перевести, ежели (прежний) стар и весьма не может править; буде же еще может, то _лучше_бы_он_ побыл». Так много ценил великий государь способности и заслуги преосвященного Филофея!
Петр Великий в грамоте своей, похваляя митрополита Феодора за обращение в христианство более 30000 сибирских инородцев, за построение для них церквей, обучение многих детей новокрещенных русской грамоте и всех божественному писанию, изъявлял надежду, что он «и впредь в таких благоприятных трудах пребывати потщится и будет чинить усердное старание о крещении и остальных иноверцев в православную кафолическую веру». И эта надежда великого монарха не была тщетной: преосвященный Феодор и по вторичном отречении от управления епархией, несмотря на свою глубокую старость (ему в то время было уже слишком 70 лет), во все остальные шесть лет жизни своей путешествовал по инородческим землям с целию крещеных утвердить в вере и правилах христианской жизни, а оставшихся в язычестве – крестить. Между прочим, в один из остальных годов жизни своей он посещал остяков ваховских, был в _Ларьятских_юртах_ и в них по их крайней отдаленности от других юрт, уже имевших храмы, положил быть церкви и менее, нежели за год до своей кончины, плавал в _Обдорск._ Но здесь в июле преосвященный едва было не лишился жизни: остяки и самоеды в числе ста человек под предводительством Митры Каптылева и Кунема и Мели Будареевых, а главным образом, по внушению Тайши Гиндина, долго не позволяли ему пристать с судном у их летних юрт, и когда пристал он и начал убеждать оставить идолов и поклоняться истинному Богу, кричали на него, ругали его и, наконец, стреляли в него и его спутников из луков. Однако ж, несмотря на такую безуспешность проповеди в Обдорске, в последние годы жизни преосвященным Феодором лично и через сотрудников, как прежних, так и новых (настоятелей разных монастырей, благочинных и простых священников), обращено до 10000 сибирских инородцев; в числе их половина _кистинцев,_ называемых от него _кыштымами_, из живших по реке Томи многие _тунгусы,_ остяки, остававшиеся некрещеными от прежних лет, и другие полудикари нынешних губерний Тобольской, Томской, Енисейской и частью Иркутской. В то же время преосвященный Феодор занимался постройкою для новокрещенных церквей и часовен на испрошенные им же у правительства деньги; выхлопотал от казны жалованье как на самые те церкви, так и на принты при них, определял в новокрещенские волости особых надзирателей; ходатайствовал (и исходатайствовал) у правительства об избавлении новокрещенных от рабства, исключении их из подушного оклада и возвращении в оклад ясачный, освобождении от подвод для проезжающих по должности чиновников и лиц духовных и даровании им некоторой льготы в платеже ясака, и сношениями с духовным и гражданским начальством старался ограждать своих детей по вере: а) от гонений, которые были воздвигаемы на них оставшимися в идолопоклонстве самоедами; б) от обольщений вином и разорений по торговле со стороны промышленников, которые за чарку, за стакан водки получали от дикарей соболя, дорогую лисицу или голубого песца, от разврата, вносимого к ним сборщиками ясака, и других притеснений. Сверх того, в 1722 году маститый старец готовился к принятию в Тюмени Петра 1, который намеревался было посетить Сибирь с похода на Персию, а в часы, свободные от дел, занимался в своей келье обучением грамоте новокрещенных сирот. Правда, по вторичном отречении от управления епархией Филофей снова собирался было уехать в Киево-Печерскую лавру на обещание, в конце 1726 года даже писал Феофану Прокоповичу о содействии к выезду его из Сибири, уже отправил было «туда на памятку души своей – свою власную келейную ризницу», но этого за неполучением разрешения и вскоре последовавшею смертию не случилось.
1726 год был последним годом жизни и деятельности митрополита Филофея в обращении неверующих к вере Христовой: в следующем 1727 году 31 мая он скончался среди облагодетельствованной им монастырской братии и детей новокрещенных на 77-м году от рождения своего. Тело его, согласно завещанию, погребено в Троицком Тюменском монастыре, вне церкви, подле западных дверей, против самого входа: «Дабы, – как выражался преосвященный, – мимоходяшие попирали прах его ногами». Лет 100 так и было: прах Филофея выходящие из церкви и входящие в нее и попирали ногами, но лет 60 тому назад над могилой его бывшим настоятелем монастыря архимандритом Амвросием устроено каменное надгробие с изображением креста и лика святителя, также и с надписью, а над сим – небольшой из листового железа навес. Жители Тюмени и других сибирских городов и селений, питая благоговение к памяти преосвященного схимонаха Феодора, ходят и приезжают на гроб его и совершают по нем панихиды.
Преосвященный Филофей, судя по портретам его, роста был высокого, сухощав и под старость несколько согбен; на бледном лице его как бы написаны кротость и одушевление; нос имел длинный, волосы седые. «Нравом, – по выражению Сибирской летописи, – был тих, весьма снисходителен ко всем и тщеславия весьма не имел». Жизнь вел самую деятельную и простую, например, в летнее время хаживал для прогулки из Тобольска в Ивановский монастырь (в 9 верстах от города) пешком и там, незримый никем, удил рыбу на речке Шанталыке; живя на покое, в часы досуга, особенно в зимнее время, как сказано выше, учил читать, писать и петь детей новокрещенных, из которых некоторые и жили у него в келье; иногда сочинял церковные песнопения, например, тропарь и кондак Верхотурскому праведному Симеону и канон мученику Василию Мангазейскому, а также религиозного содержания стихи; наконец, самую большую часть бумаг, какие выходили от него, особенно по делам новокрещенцев и архиерейских вотчин, писал своеручно. Кстати здесь заметить, что митрополитом Филофеем был составлен остающийся в рукописи _Сибирский_Лествичник._ Содержание для него составителем было заимствовано преимущественно из «Лествицы» преп. Иоанна Синайского и других св. отцев и из разных Патериков. Экземпляры этого Лествичника есть в Св. Синоде в музее, что при Киевской духовной академии.
Г. Бантыш-Каменский в пятой части своего _Словаря_достопамятных_людей_Русской_земли_ в статье о митрополите Филофее Лещинском говорит: «Филофей с крестом в одной руке, как гласит предание, и с _мечем_ в другой силою проповеди и _оружием_ обратил к благочестию... до 40000 сибирских инородцев». Считаю священным для себя долгом смыть это пятно, брошенное на память сибирского архипастыря каким-то преданием, принятым без критического исследования и без справки с делами.
Проповедывать Евангелие неверующим с мечом в руке, обращать неверующих к вере оружием – сообразно ли это с духом Греко-российской церкви? Католические миссионеры средних веков действительно с мечом в руке заставляли язычников (например, саксонцев, некоторые славянские племена, также жителей наших Остзейских губерний, финнов и после американцев) принимать христианство и в случае несогласия проливали их кровь, но наша церковь в все времена чуждалась таких и подобных мер: это доказывает вся русская история.
Указы всех российских государей об обращении иноверных подданных, можно сказать, преисполнены запрещений чинить насилие совести. И сам Петр I, поручая Филофею обращать в христианство остяков, вогуличей, татар и других инородцев, повелевая даже «жечь нечестивые их чтилища» – кумиры и кумирницы, при всем том предписывал действовать на них самих по евангельскому учению духом кротости и доказательствами вразумительными, а насилия отнюдь не употреблять. Далее, если б при митрополите Филофее в путешествиях по инородческим землям были порох, пушки и ружья, то каким бы образом, например, вогуличи юрт Кошутских. Нахрачевых и Сатыгинских, а остяки большеатлымские, особенно буренские и обдорские, смели и могли покушаться на жизнь его и его сотрудников? И когда те инородцы стреляли из луков и винтовок, зачем бы находившиеся в его свите, если б они были хорошо вооружены, бегали от опасности или даже получали смертельные раны, как то и другое случилось в Буренских юртах, – не защищаясь и без взаимного возмездия?! Но скажут: Филофею во время его путешествий предшествовали люди, которые объявляли инородцам царские указы и губернаторские предписания о крещении их и побуждали их явиться в приречные места для слушания проповеди. Это справедливо, но ужели это насилие со стороны митрополита Филофея, ужели это действие, несообразное с кротким духом Евангелия? Без предварительного сзывания, например, остяков в известные места не окрестить бы их столько не только в немного лет, но и в несколько столетий; с этим, конечно, согласится всякий, кто хотя несовершенное имеет понятие о местах жительства сибирских инородцев, их бродячей и разъединенной жизни. Сверх того, и побуждения являться в назначенные места к миссионерам не были слишком настоятельны: из Пелыми митрополит Филофей несколько раз посылал за князьком Сатыгой, он, однако ж, как мы видели выше, не явился к нему. Скажут еще: митрополит Филофей истребил идолов и кумирницы у инородцев. Но доколе у инородцев оставались бы идолы, они все были бы убеждены в их божественности. Притом лишать идолопоклонника предметов его поклонения значит ли еще принуждать его к принятию христианства? Сколько, например, остяков и по истреблении у них предметов идолослужения снова наделали себе идолов и остались по-прежнему вне церкви Христовой?! А главное – митрополит Филофей истреблял предметы идолослужения после предварительного уверения в их ничтожестве и с согласия самих идолослужителей, по крайней мере так было в юртах Самаровских и Нахрачевых. Просветитель Сибири в каждую поездку к инородцам, сверх толмачей и гребцов, брал с собой по нескольку человек (от 6 до 10 и от 10 до 20) служилых или казаков, но брал этих людей вовсе не для того, чтобы проповедь свою подкреплять оружием, наказаниями и угрозами, а единственно для охранения миссии от злобы язычников и еще более для употребления на посылки, например, открывать пути, для миссионеров неизвестные, объявлять инородцам в местах их жительства царские и губернаторские призывы ко крещению и собирать их в известные места для слушания проповеди. Повторим здесь прежнее: если б сопровождавшие митрополита Филофея имели при себе оружие, то инородцы не смели бы нападать на него, по крайней мере в таких случаях им был бы даваем отпор. Итак, можно ли сказать о митрополите Филофее, что он обращал сибирских инородцев с крестом в одной руке и с мечом в другой, силою проповеди и оружием? Самые иноверцы (остяцкие князьки в донесениях гражданскому начальству об обидах и варварстве самоедов) об обращении их в христианство отзывались при Филофее и после него вовсе не так, как говорится в «Словаре достопамятных людей Русской земли»: «Мы, – говорили они, – приняли христианскую веру охотно, крестил архиерей Феодор во имя Св. Троицы, и живем по благочестию, радуяся, яко с того времени заблудшие Бога познали». Наконец, и нынешние остяки подтверждают то же самое. В юртах разных мест и на вопросы такого лица, которое они уважали и любили и с которым, следовательно, говорить двулично не имели причины, на вопрос его: «Говорят, что в старые годы ваших дедов и прадедов крестили силой», наивно отвечали: «По што силой? Совсем не силой, сами шли, сами выходили с соров и из урманов[38 - Урман – сплошной обширный лес, тайга.] на реку и крестились; ну (конечно) которые тоже и не шли, другие ушли за Обдорск и там не дались креститься»; или: «Старик архиерей (т.е. Филофей) добрый был, простой был старик; не кричал, не ругался, потихоньку, добром говорил: «Робята, креститеся!». Сперва боялись его, после признакомились, не стали бояться». Заключу эту статью уверением, что ни в Летописце Сибирском, ни у Новицкого в описании остяцкого народа, ни в официальных бумагах, относящихся до крещения сибирских инородцев Филофеем, нет даже и намека на то, чтобы они были крещены насильно.
По волостям новокрещенцев, в местах более способных, о чем неоднократно и было выше говорено, преосвященный Филофей выстроил церкви на испрошенные у казны деньги; в других, менее удобных местах поставил часовни, в иных водрузил (под навесами) кресты; церкви и часовни снабдил утварью; во вновь образовавшиеся приходы определил священно-церковнослужителей, им исходатайствовал денежное и хлебное жалованье, а церквам – нужные для совершения богослужения материалы, как-то: воск, ладан и церковное вино; самим новокрещенным раздавал по юртам, сверх носильных крестов и вещей, нужных в хозяйстве (сукна, холста и пр.), иконы; священникам новокрещенских приходов было поставлено от него в непременную обязанность объезжать на подводах своих прихожан, как бы ни далеко они жили, не менее трех раз в год и при этих объездах обучать их вере и совершать у них христианские требы; закащики (по-нынешнему: а) первоприсутствующие духовных правлений – уездные протоиереи или настоятели монастырей, б) благочинные) также обязывались посещать жилища новокрещенных инородцев два раза или, по крайней мере, раз в год и также с целию назидания их и наблюдения за их верой; наконец, для наблюдения за исполнением новокрещенными уставов церкви и для удержания их от соблюдения прежних языческих обрядов, а также и для защиты их от обид со стороны сборщиков ясака и других проезжих были определены особые _надзиратели._ «Новокрещенные, – по словам преосвященного Филофея, – суть древа новонасажденные, требующие частого отребления[39 - Отребление – от слова «требы» – крещение, венчание, отпевание и т.п.] и охранения, пока не укоренятся совершенно». Весьма важно и то, что в селениях остяцких и вогульских набирались мальчики и отдавались в монастыри, например, Верхотурский и Кондинский, и в дома более способных местных священно и церковнослужителей или даже в тобольские архиерейские школы для научения их русской грамоте и Закону Божию.
Одни из этих мальчиков назначались к занятию священнои церковнослужительских мест при своих приходских церквах, другие могли бы быть по волостям своим надзирателями за исполнением постановлений церкви, иные заняли бы на своей родине мирские должности, а все вместе, обладая знанием инородческих языков и нравов, пользуясь доверенностью от своих соплеменников, могли бы распространять между ними знание истин веры и правил жизни христианской. Здесь неизлишне вспомнить и о тех выгодах, какие преосвященный Филофей доставил или старался доставить новокрещенным в гражданском отношении: по его ходатайству гонимые от некрещеных ограждены от гонений маленькими укреплениями и постоянными в них караулами; по его же ходатайству попавшиеся из них в рабство получили свободу, а внесенные в подушный оклад исключены из оного и возвращены в оклад ясачный; все освобождены от поставки подвод, получили льготу в платеже ясака и ограждались от обид и притеснений со стороны казаков и мелких гражданских чиновников. Если сии последние не слушали его самого, то он писал донесения местному архиерею, посылал промемории в губернаторскую канцелярию, раз даже сам собирался было ехать в Москву для личного за новокрещенных предстательства пред правительством; бедным из новокрещенных при случаях отправлял для раздачи значительное количество хлеба; священникам новокрещенных строил на собственный счет дома; словом, он любил новокрещенных, как своих детей. Зато и его новокрещенные любили, как отца: когда он посещал их (а он это делал во все последние годы своей жизни), они тотчас выходили к нему навстречу и приветствовали его с радушием и удовольствием, видимо написанным на лицах их, охотно внимали его наставлениям, давали твердое обещание исполнять его советы; вообще новокрещенные принимали преосвященного как благодетеля и защитника своего, как человека, посланного им от Бога. Эта любовь к просветителю в сердцах просвещенных им не погасла, по крайней мере добрая память об нем не истребилась между ними и до сих пор; например, остяки при расспросах о митрополите Филофее обыкновенно говорят: «Добрый был старик, народ в обиду не давал, комиссары и воеводы боялись его, остяков шипко, шипко (очень сильно), говорят, любил». Вообще, меры, принятые преосвященным Филофеем для утверждения в христианской вере обращенных им из язычества и магометанства, были, можно сказать, самые лучшие, самые действительные. Свидетели тому, во-первых, закащики и другие духовные лица, нарочито командированные к новокрещенным; они при посещении крещеных инородцев, хотя находили по местам и отступников от веры, также и в христианстве держащихся старых обычаев, например, живших невенчаными или в многоженстве, погребавших покойников без отпевания и вместе с разными вещами, бывшими в употреблении у покойников, и проч., и проч., но зато всех прочих находили в удовлетворительном состоянии по отношению к вере; новокрещенные, например, особенно ближайшие ко храмам, посещали общественное богослужение, каждого дно бывали у исповеди и святого причастия и призывали к себе священников для совершения разного рода треб. Свидетели тому, во-вторых, остяки настоящего времени, они говорят: «Одних сам архиерей молитвам учил, а других – священники, и иные из остяков, молитвы наперед узнавши, друг друга учили». Вообще меры преосвященного Филофея к утверждению в христианстве крещенных им были таковы, что если б они с ревностию были поддерживаемы и после, то, верно, остяки, вогуличи и другие сибирские инородцы не молились бы и доселе _неведомому_ Богу, были бы, хотя и не в первом, то во втором или третьем поколении по отношению к христианству, по крайней мере, на одинаковой степени с русскими простолюдинами.
ЧЕЛОБИТНАЯ МИТРОПОЛИТА СИБИРСКОГО И ТОБОЛЬСКОГО ФИЛОФЕЯ ЛЕЩИНСКОГО ПЕТРУ ВЕЛИКОМУ И ОТВЕТ СЕГО ГОСУДАРЯ НА НЕЕ[Впервые работа была опубликована в: Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1863. Кн. 4. С. 1–40. Публикуется по тексту отдельно изданной брошюры, обнаруженной составителем в Российской Государственной библиотеке, выходные данные издания отсутствуют.]
Митрополит Тобольский Филофей Легцинский, челобитная которого представляется теперь любопытству читателей, родился в 1650 году в Малороссии; образование получил в знаменитой в свое время Киевской академии, был несколько времени священником, но по вдовстве вступил в Киево-Печерскую лавру и довольно долгое время был экономом, а следовательно, и главным управителем обширных имений этой обители, и в то же время наставником зависевшего от лавры Брянского Свенского монастыря в сане архимандрита, а по другим сведениям – в звании строителя.
Избрание Филофея в митрополита Сибирского – не из числа обыкновенных избраний. Петр I возымел мысль просветить светом евангельского учения сибирских инородцев и соседственных с Сибирью китайцев. Для осуществления этой высокой и святой мысли указом от 18 июня 1700 года поведено было для занятия кафедры Сибирской митрополии, в то время праздной[41 - Тобольский Митрополит Игнатий (а не Павел, как ошибочно сказано в Дух. Бесед. 1858 г., ч. 3, стр. 403) в то время находился в Москве и давно уже был отчаянно болен.], «назначить пастыря не только доброго и благого непорочного жития, но и ученого, который бы притом в помощь себе взял в Сибирь несколько образованных, способных изучить языки китайский[42 - Русские купцы, езжавшие в Китай с караванами для торговли, распустили слух (дошедший и до Петра Великого), будто тогдашний Китайский Император расположен к принятию Христианства.] и сибирских инородцев». Избрать человека с соответственными такому требованию качествами поручено было Киевскому митрополиту Варлааму Ясинскому «между архимандритами, игуменами или иными знаменитыми иноками малороссийских монастырей[43 - II Собр. Зак., т. IV, №1800.] и городов». Избрание Варлаама Ясинского на первый раз пало на архимандрита Новгород-Северского Спасского монастыря Димитрия Туптала (Св. Димитрия Ростовского), который 23 марта 1701 года и был рукоположен в Тобольского митрополита. Но Св. Димитрий отказался от поездки в Сибирь, потому вскоре и был назначен в Ростов, а митрополит Киевский Варлаам после того указал как на способного к занятию Сибирской митрополии на эконома Киево-Печерской лавры.
Филофей посвящен был в митрополита Сибирского в Москве 4 января 1702 года, а в Тобольск прибыл того же 1702 года 4 апреля. С ним или вслед за ним приехали в Тобольск и несколько будущих сотрудников его, ученых монахов[44 - О некоторых из сих монашествующих см. ниже в примеч. 13^{1}^.].
Новый пастырь в сибирской пастве, «в церквах Божиих рассмотрел великое нестроение, а какое нестроение, не леть и писанию предати», рассмотрел, между прочим: первое – архиерейский дом после недавнего пожара в развалинах и, вследствие незадолго перед тем вышедших царских указов, лишенным многих против прежнего выгод; усмотрел, второе, храмов Божиих очень мало, да и из этих немногих некоторые, также вследствие недавних царских указов, оставшимися без средств к содержанию их причтов, а некоторые уже и остающимися без богослужения вследствие доставления казною материалов, нужных для совершения богослужения (например, красного вина[45 - Все это будет видно, как из челобитной М. Филофея, а также и из помет на нее.]), совершенно испортившимися; третье – духовенство нашел без всякого образования, по местам без средств к содержанию и нередко обидимых от воевод и других сибирских чинов; четвертое – мирян без слушания слова Божия, во многих местах в крайней отдаленности от церквей и, следовательно, без удовлетворения духовным нуждам и многих преданными порокам, особенно противным заповеди о целомудрии; 5) раскол нашел в самом, так сказать, разгаре, не только отторгающим от православной церкви, но и предающим сожжению целые сотни и тысячи людей; 6) исламизм не только не ослабевающим, но и усиливающимся чрез привлечение к себе сибирских идолопоклонников, даже чинившим дерзости против христианства и 7) идолослужение остающимся без оглашения проповедию евангельскою[46 - Доказательства на все это – ниже, в самой челобитной М. Филофея и в моих примечаниях к ней.].
Некоторые из этих недостатков, даже язв сибирской паствы, обращали на себя внимание и прежних (до Филофея живших) тобольских архипастырей, например, против растления нравов жителей Сибири восставал первый тобольский архиерей, архиепископ Киприан (1621–24 г.[47 - См. Киприан, первый Арх. Тоб., в Губ. Вед. 1858 года, № 4.]); усмирить магометан старался митрополит Павел[48 - См. ниже, в примечании 23^{2}^.]; а против раскола действовали три митрополита тобольских: Корнилий, сейчас упомянутый Павел и Игнатий[49 - При Корнилии священник Юрий Крижанич. Серб, написал Обличение Соловецкой Челобитной (Тоб. Губ. Вед. 1858 г. № 40, стр. 618); Павел посылал увещателей к самосожигавшимся раскольникам, иногда без успеха, а иногда и с успехом; Игнатий написал три послания против раскольников вообще, и в особенности против раскольников Сибирских. Сими посланиями много пользовались Св. Димитрий Ростовский при составлении своего Розыска о брынской вере и другие, писавшие против раскола, но вполне они напечатаны только в 1855 году в Православном Собеседнике.]. Но другие недостатки сибирской паствы (например, необразованность духовенства) или вовсе не были замечаемы предместниками митрополита Филофея, или по крайней мере они не столько поражали их, сколько поражали Филофея, а не поражали потому, что те, т.е. предместники митрополита Филофея, все были из великороссиян, а он был малоросс; те школьного систематического образования не имели (хотя большая часть их и были люди по своему времени образованные[50 - Киприан составил первую летопись Сибири и будто бы службу в честь Ризы Господней. Митрополит Игнатий написал три послания против раскольников, о чем и сказано уже в предыдущем примечании. Житие праведного Симеона, Верхотурского чудотворца, и еще другие две книги (Слов. Пис. Дух. чина ч. 1, стр. 195–197). О просвещении Архиеписк. Герасима говорит хранящаяся при Тоб. соборе его книга, Алфавит (Тоб. Губ. Вед. 1858 г., № 26, стр. 457), а за образованность Архиеп. Симеона ручается возложенная на него, по его отходе на покой, должность справщика, т.е. корректора, и вместе издателя книг при Моск. типографии. От третьего Тобольского Архиепископа Нектария до сих пор сохраняется в Ниловой пустыне собственноручное, мудрое его послание к духовенству (Губ. Вед. 1859 г., №4, стр. 6).] и в низшем духовенстве своей родины часто и никакого, т.е. и посредством одного чтения книг приобретенного, образования не видели); раскол в великороссийских епархиях был во всех, магометане и идолопоклонники оставались еще во многих местах и проч. Напротив, он, Филофей, как и видели мы, получил образование систематическое в академии; что же касается до духовенства малороссийского, то оно не только в начале XVIII, но и в продолжение всего XVII столетия стояло уже на значительной степени образования; кроме того, в Малороссии, на родине Филофея, не было раскола, там магометане и идолопоклонники известны были только по имени, нравы у народа были чище, чем в других местностях, и проч.
Пастырская ревность побудила нового сибирского архипастыря описать плевелы[51 - Плевелы (греч.) – название растения (Lolium trmulentum, или опьяняющий куколь), похожего на пшеницу, но с ядовитыми семенами. В евангельских текстах и в богословской литературе используется в переносном смысле.] на вверенной его попечению ниве, а особенные обстоятельства его посвящения, мудрость и преобразования в России Петра I дали ему смелость доложить государю о тех плевелах, а также и о разных нуждах сибирской церкви и возбудили в нем надежду получить от государя средства к истреблению первых и восполнению последних, и к произращению в Сибири плодов истинной веры и чистой нравственности.
Беспорядки, существовавшие в Сибири по духовной части, равно как и ее церковные нужды, митрополитом Филофеем описаны в 25 статьях, которые и были отправлены к Петру I при особой челобитной к сему государю от 31 декабря 1703 года. 20 и 27 января следующего 1703 года Петр Великий слушал челобитную своего сибирского богомольца, думный царский дьяк Андрей Андреевич Виниус[52 - Виниус в 1697-1703 гг., по словам Пекарского, управлял Сиб. Приказом, управлял хорошо, однако ж, с большими выгодами и для себя. См.: Наука и Литерат. в России при Петре В., т. 1, стр. 202-224.] навел справки против просительных статей челобитной и, кроме того, со слов государя написал к ним пометы (резолюции), и все это прислано было в Тобольск к самому челобитчику при указе от 1 марта, а к воеводам тобольским князьям Михайлу Яковлевичу и Алексею Михайловичу Черкасским в грамоте от 28 февраля 1703 года.
Из справок Андрея Виниуса и из помет государя увидим, что челобитья Филофеевы не все одинаково были приняты государем: по одним велено было удовлетворить его вполне, по другим велено было удовлетворить, но с ограничением, а на некоторые последовал чистый отказ.
Нужно сказать, что подлинной описываемой челобитной митрополита Филофея не найдено, и она с просительными статьями представляется здесь в том виде, как была внесена в ответный указ Петра Великого к челобитчику. Но ущерба достоинству челобитной от этого нет: по обычаю старинных дельцов, впрочем, и доселе у весьма многих свято сохранившемуся, челобитная, без сомнения, прописана в указе словами Филофея; только царский титул, бывший в начале ее, оставлен, да просительные статьи размешены в другом порядке, не по цифрам, а по сходству их содержания.
Челобитная митрополита Филофея, или что то же указ Петра I митрополиту Тобольскому Филофею, посланный в ответ на его челобитную, и грамота к воеводам тобольским князьям Черкасским, написанная по поводу той же челобитной и от того же государя, были найдены случайно при просмотре довольно страшного по надписи дела: «О 200 ведрах вина и о 1000 пудах соли», находящегося между делами консисторского архива за 1745 год по старой описи под № 34.
Челобитная митрополита Филофея – весьма важный материал для пишущих о Сибири прежнего времени и для всех, интересующихся ее историею. В ней те и другие найдут данные для статистики Сибири, для истории нравов ее жителей и особенно для истории церкви сибирской и сибирской иерархии. Что ж касается до справок, подведенных дьяком Виниусом, и помет или резолюций Петра Великого на просительные статьи той челобитной, то они, будучи в равной степени с челобитной интересны для занимающихся историей Сибири, кроме того, представляют новый, в первый раз являющийся до печати документ для полной истории Петра Великого, документ, доказывающий, хотя и в тысячный раз, мудрость преобразователя России.
УКАЗ ПЕТРА ВЕЛИКОГО МИТРОПОЛИТУ ТОБОЛЬСКОЛУ ФИЛОФЕЮ ЛЕЩИНСКОМУ ВМЕСТЕ С ЧЕЛОБИТИОЙ СЕГО МИТРОПОЛИТА К ЦАРЮ И С ЦАРСКИМИ ИЛ НЕЕ ПОМЕТАМИ
От Великаго Государя и Великаго Князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, в Сибирь, в Тобольск, Богомольцу нашему, Преосвященному Филофею, Митрополиту Сибирскому и Тобольскому. В прошлом 1702 году, декабря 31 дня, бил челом Нам, Великому Государю, Ты, богомолец Наш, что пришел Ты в сибирские страны и в церквах Божиих разсмотрел великое нестроение; а какое нестроение, не леть и писанию предати; а чинится то за великою простотою и нищетою, а в Софейском домовом поведении[53 - То есть в обзаведении, в хозяйстве Тобольского Архиерейского дома.] нечего и воспоминати, потому что после пожару малое число осталося, и до церкви Божия и до твоего, Богомольца Нашего, дому надлежат церковные и домовые нужды не малые; а какие нужды, тому Ты прислал под челобитною своею статьи; и Нам, Великому Государю, пожаловать бы Тебя, Богомольца Нашего, велеть, по статьям о подлежащих церковных и домовых нуждах Наш, Великаго Государя, Указ учинить. И в нынешнем 1703 году, генваря в 27-й день, Мы, Великий Государь, слушав твоего челобитья и просительных статей, указали о Церковных и домовых делах, как под которою статьею думной наш Дьяк[54 - Думный дьяк при царе был то же, что в настоящее время государственный секретарь или статс-секретарь при особе Государя.], Андрей Андреевич Виниюс, пометил, Наш, Великаго Государя, Указ чинить Тебе, Богомольцу Нашему, а о мирских правах и о надлежащих же делах к Софейскому дому, ближним нашим, Боярину и Воеводам, Князю Михайлу Яковлевичу, Да стольнику князю Алексею Михайловичу, Черкасским, и Дьяком[55 - Дьяки при воеводах были то же, что теперь секретарь в присутственных местах, правители дел и правители канцелярий при генерал-губернаторах и других высших чинах.], и о том к ним, ближним Нашим, Боярину и Воеводам, Великаго Государя грамота послана; а прочеть ту Нашу, Великаго Государя, Грамоту, и списав список за рукою, впредь для ведома иным Боярам Нашим и Воеводам, велено оставить в Тобольску, в Приказной палате[56 - Приказная Изба, потом Приказная Палата, впоследствии Губернская Канцелярия в Тобольске соединяли в себе все губернские присутственные места настоящего времени: и Губернское Правление, и Губернский Суд, и Казенную Палату, и даже оба Главных Управления в Сибири.], а подлинную отдать в Софейский дом с роспискою. И как к Тебе ся Наша, Великаго Государя, Грамота придет, и Ты б, Богомолец Наш, Преосвященный Филофей, Митрополит Сибирский и Тобольский, о подлежащих своего суда делех Наш, Великаго Государя, Указ чинил, и о чем к ближним Нашим, Боярину и Воеводам, ко Князю Михайлу Яковлевичу, да к Стольнику ко Князю Алексею Михайловичу к Черкасским, и к Дьяком, послана Наша, Великаго Государя, Грамота, и той Грамоты из Приказной Палаты в Софейской дом об отдаче ведал. Писан на Москве, лета 1703 года, Марта в 1-й день.
А в вышеписанных доносительных статьях Преосвяшеннаго Филофея, Митрополита Сибирскаго и Тобольскаго, и что по которой статье, по помете думного дьяка Андрея Андреевича Виниюса, велено быти и указ чинить, и то писано ниже сего.
1-Я
В Сибирской епархии к церквам Божиим на пропитания священником Великаго Государя жалованья данных земель нет; чтоб к церквам Божиим, чем священником питатися, где возможно, дать под пашню земли и сенных покосов против московских и всероссийских церквей, а у которых есть прихожане, чтоб те прихожане священником с причетники церковными давали ругу, а где места беспахотные и прихожан у церквей нет, к тем церквам священником с причетники давать бы годовое жалованье, денежную и хлебную ругу.
14-Я И 16-Я
Чтоб Софейскаго собора протопопу и ключарем, и попом, и протодиакону, и дьяконам, и звонцам, и сторожам годовая руга, деньги и хлеб по окладам их, и по сту по десяти пуд меду[57 - Первые Тобольские архиереи с свитою своей и с некоторыми из монастырей, ради безлюдства в Сибири и неимения при Архиерейском доме вотчин, или по крайней мере весьма малого количества оных, получали все содержание от казны – жалованье денежное, жалованье хлебное (по 944 четверти пятипудовой ржи, ячменя и овса) и столовые припасы (пшеничную муку, масло скоромное и постное), хлебное вино, соль, даже мед. Но поелику с течением времени у тобольских архиереев образовались довольно значительные вотчины (села: Преображенское и Покровское с окрестными деревнями, слободы: Тавдинская, Усть-Ницынская и пр.), явились разные угодья (рыбные ловли, сенные покосы, бобровые гоны и другие), открылись и другие источники доходов (венечные памяти, ставленные грамоты, дани с монастырей и церквей и пр.), то правительство и начато малопомалу уменьшать им содержание от казны и, наконец, Петр I указами 1696, 1699 и 1701 гг. и совсем запретил им отпускать его. Впрочем, по челобитной Митрополита Филофея 1702 г. и по его же представлению 1707 г., как увидим ниже, иное было снова разрешено или, что то же, оставлено по-старому. А что именно оставлено по-старому, это видно будет из следующих за сим помет Государевых.] в Софейской дом, для софейской домовой скудости и пожарного раззоренья давать по-прежнему Великаго Государя из казны в Тобольску из Приказной палаты, ружником[58 - Ружник – священно-церковнослужитель, получавший жалованье (ругу) от государства или прихода.] для того, что за ними земель и никаких угодий и приходских дворов к той Соборной церкви нет же[59 - Тобольский Кафедральный собор с самого своего основания был бесприходный, не имел земли и никаких угодий, а также никаких почти доходов, даже при нем не было (да и доселе нет) помещений для священнои церковнослужителей, что почти беспримерно в России, между тем штаты соборян всегда были самые скудные, а бывали и такие случаи (как, например, в 1699–1703 гг.), что казна им ничего не отпускала, и они оставались на содержании архиерейского дома. Почему соборяне тобольские всегда бедствовали, так что иные из них (и это не очень в давнее время) принуждены бывали для пропитания себя с семействами заниматься портняжеством и другими мастерствами.], а без меду, без особой Великаго Государя милости жить ему, Митрополиту, невозможно.
ПОМЕТА
О соборянах и о меду[60 - Кому случилось читать приходо-расходные книги и другие акты Архиерейских домов и монастырей старинного времени, например, в известиях Археол. Общ., Истор. Акт. и пр., тот знает, в каком большом употреблении был в то время мед, и для того понятна настойчивость Митрополита Филофея об меде. Что же касается до пчеловодства местного, на юге Сибири, то оно разведено только в конце прошедшего и начале настоящего столетия, до тех пор мед в Сибирь привозился все из России.] быть по именному Великаго Государя указу 207 (1699) году беспременно, и о том бы и впредь не бить челом, мочно своими доходами доводиться, а Великаго Государя ратным людям, которые для охранения от иноземцев собраны в Тобольску и в слободах, великой расход, также и на разные дела надобна казна многая; а священником же приходским учинить рута денежная и хлебная с прихожан по разсмотрению, чтоб не в тягость и чем мочно сыту быть попу с причетники[61 - Это постановление Петра в Сибири приведено было в исполнение тотчас: руга хлебом в Сибири со времен Филофея получалась духовенством (в особенности до назначения в недавнее время сельским принтам от казны жалованья) всюду, где только производится хлебопашество; ружный хлеб и сборы осенний, Рождественский и Петровский, чего в России почти вовсе нет, составляли и отчасти доселе составляют почти главный источник доходов сибирского духовенства, которое, надо сказать, и вообще в сравнении с Великороссийским гораздо зажиточнее. Напротив, другое постановление Петра I, а именно: отмежевать к церквам земли, о котором будет упоминаться ниже, и которое сделано было несколько ранее (в 1699) и было неоднократно повторяемо как им самим, так и последующими государями, осталось вовсе без исполнения: земля в Сибири и по настоящее время только к немногим церквам отмежевана. Впрочем, если где и отмежевана она, духовенство (не как в России) не обработывает ее, не пользуется сю, частью потому, что у него хлеба ружного и сборного много, частью потому, что земля в Сибири по избытку в ней везде почти вовсе не имеет цены, а более потому, что священники здесь совсем не имеют времени для полевых работ: они по многолюдству и отдаленности приходов (особенно до недавнего умножения церквей в Сибири) непрестанно в разъездах, а прочий причт церковный, хотя и свободен, не хочет марать рук в земле.]. А в именном Великаго Государя указе 207 года написано: за Митрополитом, за Софейским домом крестьянских и бобыльских дворов, и пахотных и сенокосных земель, и всяких угодей число не малое; да к тому ж с монастырей и церквей оброчные, и с попов, и с дьяконов, и со всего духовнаго чина людей поголовные, и с десятин[62 - Здесь под десятиной разумеется округ, состоящий из известного числа церквей, а иногда и монастырей, округ заведываемый Десятильником, по-нынешнему Благочинным.], и с венчальных памятей собираются на Митрополита денежные погодные подати[63 - Тобольские архиереи, как и архиереи всех Российских епархий, имели доходы: 1) от вотчинных крестьян, которых чрез 62 года после вступления Филофея в управление Тобольскою епархиею при Архиерейском доме было до 4000; 2) от венечных, или венчальных, памятей около семисотых годов: с первобрачных по 12 коп., с полувторобрачных по 18 коп., с второбрачных по 25 коп., а с третьебрачных по 30 коп.); 3) с грамот на основание и освящение храмов; 4) с грамот ставленных (со священников по 2 руб., а с дияконов – по 1 руб.); 5) с грамот епитрахильных и постихарных (разрешавших вдовым священникам и дияконам служить, по 30 коп.); 6) от пошлин при решении дел исковых и засвидетельствовании духовных завещаний (по гривне с рубля); 7) от пени с незаконно рождавших (по 2 руб. 25 коп.); 8) от ежегодных даней или оброков с монастырей (с небогатых по 5 р. 86 коп., с церквей по 1 руб. 96 коп. и по 2 руб. 96 коп., смотря по богатству прихода, и часовен по 30 коп.); 9) от полоняничных или поголовных с Священнои церковнослужителей (по 4 коп. с дому); и от других мелких статей. При всем том доходы эти не были какие-нибудь чрезвычайные: а) поелику на вотчинах архиерейских и монастырских, как всегда, так особенно в царствование Петра I, много лежало казенных повинностей, то они властям своим могли доставлять весьма немного выгод; б) деньги от венечных памятей с 1714 года поступали на содержание военных лазаретов, а полоняничные или поголовные с духовенства и всегда отправлялись в Москву и употреблялись правительством на искупление пленных; в) судные пошлины от решения дел исковых и о наследствах почти все архиереями представлялись в пользу дьяков и других чиновников, служивших в их Архиерейских приказах; г) деньги пенные употреблялись архиереями на милостыню; д) а получавшиеся с вновь освящаемых церквей и со ставленников за грамоты частью отсылались в Московскую типографию за напечатание их и за антиминсы ^{3}^, а больше шли в раздел между свитой архиерейской и приказными. Кроме того, архиереи прежнего времени должны были каждогодно: е) посылать в Москву из своих доходов так называемые милостынные деньги на содержание московских богаделен; должны были: ж) содержать свой Архиерейский дом, свою свиту (певчих иных диаконов и подияконов, казначея и монахов, служащих при крестовой церкви, келейников, боярских детей, слуг), школу архиерейскую (с 1704 г.) и з) посылать иконы и дары к Царю и каждогодно в большие праздники, и временно по случаю важных событий в Царской фамилии (например, по случаю вступления на престол и коронования Государя, бракосочетаний и рождений лиц Царской фамилии), а равным образом, они обязаны были делать вместе с своими монастырями довольно богатые презенты курьерам, приезжавшим с известиями о сейчас помянутых важных событиях в Царской фамилии и государстве, а в высокоторжественные дни собирать для городской знати обеды. Не забудем, наконец, и того, что у Сибирского архиерея не только в XVII, но и в первой половине XVIII столетия паства была не] толикое число, что теми доходами и хлебом и что за расходом того хлеба продают, удовольствоватись ему, Митрополиту, и Софейскому дому соборян и детей боярских, и всех чинов людей деньгами и хлебом, и солью давать возможно без всякия скудости; а прежних архиереев сибирских великие доходы свидетельствуют Павла Митрополита оставшая многая денежная казна, да он же весь Софейской дом каменной и колокол великой, и ризницу построил одними своими домовыми доходы[64 - Митрополит Павел I (1678–91 гг.) точно много сделал для Тобольска: выстроил каменный Софийский собор, две каменные же церкви (Троицкую и Сергиевскую), весь Архиерейский, также каменный, дом с крестовою церковью во имя 40 мучеников с оградою вкруг его и башнями, слил два большие (в 500 и 300 п.) колокола к собору и приобрел для собора некоторые дорогие вещи из утвари церковной (см. мое описание Тобольского собора, стр. 10, 15, 22, 52, 54, 55 и 72) и при всем том он будто бы еще оставил после себя «многую денежную казну». Но может ли это служить верным свидетельством великих доходов (от епархии) прежних сибирских архиереев, как сказано в приведенном здесь указе Петра I от 30 апреля 1699 года? И, во-первых, Митрополит Павел постройки производил на все своими домовыми доходами, например, мы знаем, что на Софийский собор ему отпущено было от казны 700 р. денег (Опис. Соб. стр. 31); знаем также, что дорогие сосуды, Евангелие и крест напрестольный в собор пожертвованы не Митрополитом Павлом, а только чрез него царем Федором Алексеевичем (там же, стр. 52–55). Во-вторых, постройки Митрополита Павла, которые произведены были на его келейные деньги, и доходы Тобольского архиерейского дома, были крайне непрочны и все давно уже развалились; а непрочны они были от того, что строились с крайнею экономиею в кирпиче для фундаментов, в извести для заливки и железе для связей (см. Тоб. Губ. Вед. 1858, № 36, ст. Троицкий собор Г. Варлакова); значит, он Митрополиту стоил недорого. В-третьих, Митрополит Павел I мог производить много построек на сборы в Тобольске и вообще по епархии, а также на жалованье, какое, сверх доходов от епархии, он получал от казны; митрополиты Тобольские с своими дворовыми людьми по 1696 или 1699 года получали но 517 р. 2 алт. жалованья (11 Собр. Зак., т. III., № 1541, 1655, п. 7). В то время это были большие деньги, и человеку строгой жизни можно было немало и скопить, да немало и построек произвести, если только у него была к тому охота. В-четвертых, и главное, Митрополит Павел только ли в Тобольске нажил большие деньги? Он до производства в Тобольского Митрополита был настоятелем богатого Московского Чудова монастыря, духовником царевны Софии и членом Патриаршего разряда.].
Для вспоможения Церкви святой и расширения православной христианской веры школам быть в Тобольску, и учить грамматике словенской и латинской, а учителями промышлять одному и учеников понудить[65 - Понудить? Значит, в то время в Сибири, как и во всей России, не видно было в родителях расположения отдавать детей своих в училища.], которые до того понадобятся от всякого чина дети, а для скудных детей на покупку к тем наукам потребных книг чтоб учинить вспоможение из Государевы казны, и чтоб кроме Митрополита судом и расправами школьными никому не заведывать и не учить, да не разногласие кое в учении школьном возрастет оттуду.
Да к вышеписанной же статье приличны 10, 15, 17, 20 и 21 статьи.
Монахом киевляном и челяди, чтобы был проезд в Сибирь и из Сибири отъезд вольной; и буде получится с домовыми нужными делами послать домовых людей к Москве, и тем бы людям давать ямские подводы; а без проповедников Слова Божия и учителей школьных и без слуг[66 - Значит, в Сибири и всегда, а не только в настоящее время, был крайний недостаток в прислуге, особенно в хорошей, не из ссыльных.] быть невозможно.
В Киевопечерской обители диакон черный Пахомий Арамашенко зело угоден до проповеди Слова Божия, чтобы того диакона прислать в Тобольск, а буде в той обители его нет. послать и в Чернигов.
А для детскаго учения завесть друкарню (типографию) в Тобольску, в Софейском дому[67 - Тобольский архиерейский дом назывался Софийским потому, что он был устроен подобно тому, как в Новгороде, при кафедральном соборе во имя Софии Премудрости Слова Божия.] Великаго Государя казною, а друковать (печатать) Буквари, Часословы малые и Псалтыри, и до школ на шестнадцать окошек дать слюды из Приказной палаты.
А по справке в Сибирском приказе в прошлом 1701 году, генваря в 9-й день по именному Великаго Государя указу велено в Сибири из дворян Андрею Городецкому, которому велено быть в Софейском доме у Архиерея приказным человеком для утверждения и расширения словес Божиих, на Софейском дворе, или где прилично, построить училище поповских, диаконских и церковников детей, робяток учить грамоте, а потом словенской граматике и прочим на словенском языке книгам, и Катихизис православной веры, печатанный на Москве в прошлом 204 (1696 г.), могли совершенно знать и. удостояся в чин священства, народ учить и многочисленных в Сибири иноземцев, не ведущих Создателя Господа Бога, приводить в познание истинныя веры могли, и потому ко святому крещению искать разширения до самаго Государства Китайскаго; а тем детям скудным давать на одежду по две деньги человеку на день, да пищу из домовых доходов, а у которых отцы у приходских церквей люди нескудные, и тем питаться и одежды на себя класть свои, а опричь церковнаго чину не имать.
ПОМЕТА
Монахом вольной в Сибирь проезд, по прошению Архиерея, дать, а когда их отпустить, и о том ему в Приказной палате просить и написать отпускать их вины; а Преосвященному Митрополиту паче простираться в учение славяно-российской граматике, и чтоб вся, яже попу или диакону надобно знать, изучились и Православной веры Катихизис достаточно знали, и по согласию содержащей в ней артикул умели, и людей мирских учили[68 - Все, писавшие доселе о начале духовного просвещения в России, указывали на 1708. 1710, 1714 и 1716 годы как на такие, с которых Петр Великий начал предписывать архиереям заводить при архиерейских домах духовные школы и в них обучать священнои церковнослужительских детей (Ист. Иер. Ц.. изд. 1. часть 1, стр. 422; Ист. Петерб. Д. Ак.. стр. 4; Правосл. Собес. 1858 г., ч. 2, стр. 565). Но челобитная Митрополита Филофея представляет другое. Из нее открывается, что Петр Великий еще в январе 1701 года предписывал приказному тобольскому Архиерейского дома дворянину Андрею Городецкому устроить при доме Тобольского Митрополита «училище поповских, дьяконских и церковнических детей... дабы они могли... удостояся в чине священства, народ учить и многочисленных в Сибири туземцев, не ведущих Создателя Бога, приводить в познание истинныя веры». Затем он в марте 1703 года на вызов Тобольского Митрополита Филофея устроить у себя училище (Городецким, за небытностью тогда в Тобольске архиерея, не устроенное), отвечал полным своим царским согласием. Училище это Митрополитом Филофеем и было открыто в том же 1703 году или никак не позже след. 1704 года. Лет через 10 или 15 после сего в нем учились уже, кроме детей духовного звания, и дети новокрещенных инородцев: остяков, вогулов и пр. Впрочем, об этом было уже писано кратко в статьях «Библиотеки Тобольской семинарии» и «Архиереи из сибиряков» (Тоб. губ. Вед. 1858 г. №№ 26 и 40, стр. 454 и 621) и подробнее в моем «Жизнеописании Митрополита Филофея» (стр. 13. 14. 54 и сл.). Здесь следует заметить только то, что архиерейская школа в Тобольске, открытая Митрополитом Филофеем, ни разу не закрывалась до самого преобразования в 1774 г. в семинарию, тогда как в других епархиях это явление повторялось нередко.]; а подводы к Москве двум или трем человекам давать за их же прогоны, а тяжелыя покупки возить в судах Волгою и Камою до Соли Камской, а от того в Сибирь, и разсудить, что в тех подводах людям будут великие тягости, а покупать по нужде, чего в Тобольску и в Сибири нет[69 - По крайней ограниченности торговли в Тобольске в XVII и в первой половине XVIII столетия Тобольские архиереи для себя, своего дома и церквей своей епархии многое принуждены были покупать чрез нарочно посланных людей в Москве, и их покупки, иногда доходившие до весьма значительных рамеров, равно как и людей, ездивших за покупками, возили на ямских подводах без прогонов, что для ямщиков и обывателей было слишком обременительно. Петр Великий этот беспорядок прекращает.]; к прежним монахам ныне еще иные монахи отпущены, удоволиться бы теми, разве тот диакон Пахомий сам, приехав к Москве, учнет о том Великому Государю бить челом[70 - Из монашествующих, прибывших в Сибирь с Митрополитом Филофеем или вслед за ним, известны игумен Варлаам Коссовский, с 1707 г. епископ Иркутский; архимандрит Мартиниан, первый веропроповедник в Камчатке (Ист. Иер. Р. Ц., ч. I, стр. 236; Ист. Обоз. Сиб., кн. 1, стр. 364); архимандрит Туруханского монастыря Лаврентий Белецкий и два первых начальника Русской в Китае миссии архимандриты Иларион Лежайский и Антоний Плитковский.]; а друкарне (типографии) в Тобольску, по именному Великаго Государя указу, не быть, и какие книги понадобятся, и ему велеть покупать на Москве.
3-Я
Чтоб Великий Государь указал, по правилам Святых Отец, единою в лето в Тобольску быть собору, декемврия 6-го дня. на память Святаго Отца Николая Чудотворца, и съезжаться к тому числу всем духовным людям для исправления перковнаго, а во второе лето в Енисейску на память Равноапостольнаго Великаго Князя Владимира; и когда в Енисей случится ему, Архиерею, или посланным коей особы ехать, для того пути давать бы струги (суда, дощаники) со всякими припасы и с работными людьми; а егда лучится ехать из Тобольска, Тобольскаго разряду в верховые города и в слободы, и остроги для досмотру святых церквей, а в них Святых Таин[71 - Это в настоящее время называется «обозрением Архиереями епархий».], то б давать ямские подводы.
ПОМЕТА
Об езде Митрополита из Тобольска в верховые города и слободы для досмотру святых церквей и в них Святых Таин указ к нему будет прислан впредь, и по вся годы, собором, за дальностию и скудостию попов в Тобольску’ быть не для чего и трудно, а паче ж из дальних городов и слобод[72 - Правила Святых Апостолов и Святых Отцов о том, чтобы в каждой епархии быть собору в год раз и даже два, действительно есть. В Греции и других местах эти епархиальные соборы в древности и были. Изредка они бывали и в России. Но что было бы с Сибирской епархией при ее чрезвычайной обширности, если б Петр Великий по желанию Митрополита Филофея разрешил их? Не проводило бы сибирское духовенство целую жизнь в одних разъездах? Не оставались ли бы семейства духовных без пропитания, храмы без богослужения, новорожденные без крещения, умершие без отпевания и пр., и пр.? Что делать! И умные люди иногда ошибаются.]; а буде когда случится самая какая нужда, и ему о том отписываться к Москве, к Великому Государю. А чтоб Православная вера без всякаго препятияи споны[73 - Спона – препятствие, препона, помеха.] управлялась благочинно, то выбирать ему по городам и слободам надзирателей и старост добрых и искусных людей, которые б были жития беспорочнаго и Святаго Писания божественнаго сведущих, и имя на себе носили трезвое и без всякаго порока[74 - Еще на Стоглавом соборе и потом на соборе 1675 года (Акт. Арх. Эксп., т. IV, № 204) было постановлено для надзора за нравственностью духовенства и состоянием веры в народе, а также для суда церковного и для сбора архиерейских доходов выбирать по городам и селам десятильников и поповских старост, и преимущественно из архиерейских детей боярских. Но десятильники из лиц светских были страшные грабители и бесчинники. За них, за злоупотребление ими своих обязанностей, Петр I сделал в 1697 г. строгое замечание Тобольскому Митрополиту Игнатию Римскому-Корсакову (Ист. Акт., т. V, стр. 496; II Собр. Зак., т. III, № 1601), а теперь он, Петр, Митрополиту Филофею только припоминает старинное постановление назначить в надзиратели и старосты, т.е. в закащики, или, по-теперешнему, уездные протоиереи и в благочинные из лучших благонадежнейших лиц духовных.]; и в подводах иметь разсуждение к иноземцам, за тем, что им, кроме того, великие от подвод тягости, разгоны б не учинить и раззорения.
4-Я
В Сибирской епархии к церквам Божиим ко святым службам дается Великаго Государя жалованья: вино церковное, воск, ладон; и чтоб вино церковное для отдачи по церквам присылати ему, Митрополиту, для того, кто те церковные требы из Государевы казны раздает, теряет и в служении бывают негодны.
А по справке в Сибирском приказе в прошлом 1701 году по указу Великаго Государя велено в сибирские городы на церковные требы покупать у города Архангельскаго в год вина церковнаго по три бочки, ладону по 10 пудов, и те требы по первому зимнему пути отсылать с ездоками в Сибирь, в Тобольск, а в Тобольску те требы принять в Приказную палату, а на какие расходы те церковныя требы и кому держать[75 - По безлюдству и несуществованию торговли во многих местах Сибири в первое время владычества над ней русских, а также по тогдашней бедности многих сибирских церквей и некоторых монастырей правительство на свой счет покупало для них и рассылало им церковное вино, ладан и воск. Но в каком состоянии эти припасы, особенно красное вино, были получаемы отдаленными церквами и монастырями после трех или четырех летних путешествий и вследствие злоупотреблений чиновников и вощиков, это может каждый сообразить сам. Для отвращения порчи и растраты воску, ладану, а особенно церковного вина Митрополит Филофей и просил предоставить рассылку их по назначению его духовному ведомству. ] и в которые городы посылать, о том учинить ближним боярину и воеводам, князю Михайлу Яковлевичу Черкасскому и дьяком по своему раземотрению.
ПОМЕТА
Церковному ладону и воску держать расход на дворе Митрополье и давать по прежним указам по вся годы или как прежде сего давали.
5-Я
Чтобы в Сибири по городам и по слободам, и по острогам, и по селам прикащики в Митропольи дела не вступали и подлежащих людей церковному духовному правильному суду не судили, и в них воли в том не имели.
ПОМЕТА
В духовных делах быть всем в присуде у десятильников Митропольих духовнаго, а не мирскаго чина, и в мирских делах быть в присуде у воевод.
6-Я
Чтоб освященный и духовный чин и Софейских домовых всяких чинов людей и крестьян ни в каких делах никто, кроме его, Митрополита, не судил; а буде которые доведутся быти под градским судом, и тех за его, Митропольим, повелением к градскому суду отсылать будут.
К вышеписанной же статье прилична 24-я.
Чтоб блудныя дела взять от суда Митрополья в Приказную палату и судить по Градскому уставу, потому что за духовным наказанием грех возрастает больше, а что приходило от тех дел в год, овогда полтораста и двести рублев. и те б деньги в софейскую домовую казну давать из Государевой казны по вся годы в Тобольску из Приказной палаты[76 - Растление нравов в Сибири, о которых упоминает Митрополит Филофей, есть наследство от первых ее поселенцев из русских, своевольно ушедших с Дона и Волги казаков и бездомных промышленников. Против него сильно восставали в 1622–1624 гг. Патриарх Филарет и первый Тобольский Архиепископ Киприан. Однако ж оно оставалось и поддерживалось частью вследствие крайней отдаленности многих прихожан от их приходских церквей (поэтому иные невенчаные открыто жили как муж и жена по одному взаимному согласию и с дозволения родителей), частью вследствие наплыва новых пришельцов из беглых и ссыльных за преступления, преимущественно бессемейных. Впрочем, дел о незаконном рождении детей и нарушении супружеской верности поступало на суд тобольских архиереев еще не очень много – от 66 до 89 в год. Вывожу это из того, что с девиц и вдов, родивших детей, или и с замужних женщин, изобличенных в распутстве (а в случае известности их соблазнителей, с сих последних), браги в архиерейскую казну по 2 р. 25 коп., и что таких денег в Софийскую домовую казну, по словам самого Преосвященного Филофея, поступало в год «овогда полтораста и двести рублев». Доходы, из такого нечистого источника истекавшие, архиереи, как и сказано (см. примеч. 8) ^{4}^, употребляли на милостыню. Но их отменили: в Московской епархии и соседних в 1698 г. Патриарх Андриан, а в Сибири – Петр 1 в 1703 году. По какой именно причине отменили, это видно из следующей за сим пометы.].
ПОМЕТА
Всяких духовнаго чина людей и Митропольих крестьян в мирских делах, а не в духовных судить и принадлежит бояром и воеводом, для того что судить в тех делах по Уложению и по новоуказанным статьям, чего у Митрополита нет, однако ж в розыскных делах монашескаго и священническаго чина людей без согласия Митрополичья не имать на испытания, а наипаче мучительные; а блудные дела Великий Государь указал ведать в Тобольску в Приказной палате; а буде кто явится мужеска свободное или не свободное пола с свободным или не с свободным женска, или девичьим лицом в блуде, о том розыск учинить отцами духовными и прочими свидетельствы, и чинить указ по градским законам, а за насилие по статьям же новоизложенным и Уложенью; а буде в чем указов или решение не обрящется, о том писать к Великому Государю, а денег пенных не править для того, чтоб той ради причины матери детей своих, в блуде прижитых, не умерщвляли, а велеть отцам духовным и приходским попам обученми чистыми от таких дел унимать, а паче приводящие к тому причины, пьянство, своевольство и прочие пресекать, а ворам и воровкам[77 - Ворами и воровками здесь называются не похитители и похитительницы чужой собственности, а нарушители и нарушительницы заповеди о целомудрии. В старинном деловом языке слова эти в таком значении часто употребляются.], кои в том обличатся, наказание учиня, смирять, смотря по вине, с жесточью и работою без пощады, и женские лица отдавать в работу в подначал в женские монастыри, на сколько лет пристойно, чтобы те злодейства истреблять.
7-Я
Чтоб в Тобольску мечетем татарским между церквами Божиими и житию их татарскому с христианы не быть, потому что от мечетев церквам Божиим бывает перешкода[78 - Шкода, перешкода – вред, убыток, волнение, смятение.], а христианам, живущим в соседстве с татары, не без того, чтобы с ними не пили и не ели, и праздников татарских не праздновали, и во блуды не впадали с поганы, а погане с христианы, и те их места отдать на двор гостинной, на церковь и людем посадским; да тые же татары, живучи в Тобольску со христианы смесно, в Великой пост веселье свое поганое отправляют на соблазн христианом[79 - Представление Митрополита Филофея и одного из предместников его, а именно Митрополита Павла I (16 года), выселить татар из центра Тобольска (они жили там, где теперь гостиный двор и Захарьевская церковь с приходскими к ней домами), за Знаменский монастырь или на Панин бугор и разрушить их мечети, да не почтут фанатизмом. Тобольские татары того времени очень дурно вели себя по отношению к господствующей религии. Кроме прописанного в челобитной, тобольские татары вот что еще делали: во время крестных ходов стояли на улицах в шапках и смеялись, их абызы (муэдзины) криком своим с минаретов, близких к церквам, нарушали чин богослужения, в них совершаемого, их муллы соблазнами чувственности, дозволяемой исламизмом, предвосхищали у православных миссионеров язычников, инородцев, вогулов, остяков и пр., новокрещенных из татар снова совращали в магометанство или, по крайней мере в постные дни, оскверняли их своею пищею и питьем; наконец, против Митрополита Филофея, когда он занимался обращением инородцев в христианство, вооружали обращаемых им, так что он неоднократно по их злому умыслу находился в опасности жизни (II Соб. Зак., т. III, № 1594, п. 32; т. IV, № 1946; мое Жизнеопис. Филофея, стр. 34, 38). Впрочем, представления Митрополитов Павла I и Филофся правительством не были приведены в исполнение, а только предписано было татарам соблюдать благочиние во время крестных ходов. Татары из Тобольска были выселены уже в 1757 г., когда пожар истребил их (92) юрты.].
ПОМЕТА
Послать Великаго Государя грамоту к ближним боярину и воеводам, ко князю Михайлу Яковлевичу да к стольнику, ко князю Алексею Михайловичу Черкасским, и к дьяком, велеть по сей статье в том учинить им по разсмотрению своему, буде возможно, чтоб их особо поселить за Знаменским монастырем и мечеть сделать им там же, и с ними о том поговорить, и что учнут говорить, велеть о том писать к Великому Государю к Москве.
8-Я
Буде иноземцы похотят креститься в Православную Христианскую веру своею волею, и чтоб тем иноземцам ко крещению приходить свободно, без ясачных убытков, а ни кому не возбраняти.
А по справке в Сибирском приказе во сто девяносто третьем году (15), апреля в 5-й день, по докладной выписке послана Великаго Государя грамота к Преосвященному Игнатию[80 - Здесь имя Митрополита Игнатия поставлено, по всей вероятности, по ошибке писца или уже переписчика, потому что в 15 г. и до 1892], Митрополиту Сибирскому и Тобольскому, а по той грамоте ни каких иноземцев не велено крестить неволею, а до крещения и по крещении таких иноземцев расспрашивать, вольные ль или купленые, и у кого похотят жить или службы служить, и буде которые крестятся в Православную Христианскую веру, а они чьи крепостные, и буде которые и купчих не положат, а по розыску явится, что они не есть купленные, и за тех иноземцов, которые будут написаны в службу, тем людем, чьи они были, давать из Государевы казны, а у кого жить будут, и тем людем деньги против купчих и без купчих, почему доведется, освидетельствовать; а буде такие иноземские дворовые люди похотят быть в Православной Христианской вере и придут ко крещению, пограбя хозяев своих, и о тех иноземцах против челобитья розыскивать накрепко, и по розыску у которых иноземцов хозяйския животы объявятся, и те животы у них имать и отдавать челобитчикам; и которые крестятся, и к тем держать ласку и привет, чтобы на то смотря иные иноземцы Православные Христианские веры пожелали.
ПОМЕТА
Которые иноземцы похотят волею своею креститься в Православную Христианскую веру, и их крестить, а не волею никаких иноземцев не крестить и ясак с них нескладывать, только их спрашивать, какой ради причины приходят ко Святому крещению и вере Православной, велеть им учинить исповедь; которые татары или иные иноземцы, пойманы в смертных винах, и похотят креститься на том, чтоб быть им живым, и таких, буде с верою совершенною приступают, окрестя и дав им время довольное на покаяние, потом учинить по Уложению и по градским законам, да всякия беззакония истребятся; а которые языка ниже веры сведомы, и тех скоро не крестить, да не будет вере Православной от них наруганий, делать в том со многим опасьством и разсмотрением, испытуя вины, чего ради которой иноземец крещения пожелает, внимали б словесы Спасителевы, реченные: «сине кто верует и крестится, спасен будет»[81 - Правила осторожные, мудрые и истинно христианские! Наша церковь никогда при обращении иностранцев к вере христианской не прибегала к насилию, а также не употребляла и обольщений. Так поступал и сам Митрополит Филофей при обращении в 1712-1727 годах сорока тысяч остяков, вогулов и др. сибирских инородцев (см. мое Жизнеописание Митрополита Филофея, стр. 16-56, и статью Абрамова «О введении христианства у березовских остяков и проповедь Евангелия сибирским вогулам» ^{5}^, напечатанные в Журн. М. Нар. Пр. 1851 и 1854 г. и в Тоб. Губ. Ведом.).].
9-Я
Церковных расколыликов, отступивших от Святыя церкви и в упрямстве необратно стоявших, истребляти, а прочих церковных же расколыциков, где явятся, всякими наставленьями приводить до соединения Святыя Церкви, а не покоряющихся домы их разграбляги на Великаго Государя, а их смерти предавати[82 - И здесь ревность Митрополита Филофея об очищении от плевел вверенной его возделыванию нивы, по-видимому, выходит из границ. Но чтобы судить об этом правильно, во-первых, нужно припомнить, что в конце XVII и начале XVIII столетия и государственные законы против раскольников были очень строги (см., между прочим, следующие за сим справку и помету), а во-вторых, нужно перенестись в Сибирь Филофеева времени или несколько ранее и посмотреть, что в ней делапи тогда раскольники. В 1679 г., в первый день Пасхи, три старика-раскольника публично обругали Митрополита Тобольского Павла при выходе его из церкви после литургии за то, что он совершал литургию по новоисправленным книгам и что певчие его пели, между прочим, «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ» и пр. вместо «Христос воскресе из мертвых, смерть на смерть наступи и гробным живот даровав» (Сиб. лет., л. 136; Ист. Обозр. Сиб. Сл., кн. 1, стр. 308). В том же 1679 г. тюменский раскольнический поп Дометиан, а в чернечестве Данило, при впадении реки Березовки в Тобол сожег обольщенных им простолюдинов и с их семействами, более 1700 человек. Через три года после сего (12 г.) в Утяцкой слободе сожглись 400 человек, да в Верхотурском уезде 100, а еще через 5 лет (17 г.) в деревнях Тюменского уезда Куяровской, Боровиковской и на Примыче сгорело раскольников более 450 душ (Розыск ч. 3, гл. 13; Ист. Об. Сиб., стр. 262). Около того же времени в Томской губернии некто Вас. Шапошников в трех нарочно построенных сараях сжег вместе и с собою множество обольщенных им мужчин и женщин всех возрастов (Роз., ч. 3, гл. 13). В первой четверти XVIII столетия весьма значительное количество раскольников погибло от самосожжения подле Ишима, около слободы Абацкой и за Пышмой рекой (здесь 145; Словцова кн. 1, стр. 370). Пример женщины, которая в конце XVII столетия в Тобольской Покровской церкви, приняв святые тайны, выплюнула и публично топтала их ногами, в Сибири не единственный. Но вот еще что: в 12 году раскольники почти всю Тюмень превратили в пепел и в 17 году, в первый день Пасхи, в самую заутреню подожгли церковь села Каменки, что близ Тюмени, и тут погубили до 400 человек православных (Древ. Вивл., ч. 3, стр. 264–). Возможно ли было оставаться пастырю хладнокровным, когда раскольники столько губили из его паствы и совращением в заблуждения, и сожжением, притом такому пастырю, который до рукоположения во архиерея почти и не слыхал о раскольниках.].
А по справке в Сибирском приказе, в прошлых годах по указу Великаго Государя и по грамотам, которые церковные расколыцики явятся, и тех расколыциков Митрополиту разговаривать всякими мерами накрепко, чтоб они от такого дела престали, и буде те расколыцики придут в повиновение Соборной церкви, и их для исправления посылать в монастыри под начал; а которые расколыцики на покаяние не придут, и тех с Митрополья двора отсылать к розыску в Приказную палату и чинить им указ по прежним государевым указом, а иных казнить смертию, жечь.
ПОМЕТА
Учинить непокаянным раскольщикам по прежним Великаго Государя указом, только того смотреть, чтоб ложными и своими лесными покаяньями, избыв смерти, не учали (не начади) тайно которых простых и не утвержденных людей в свои прелести привлекать, или ушед и в пустынные места, собираясь по-прежнему людей льстить и зажигать, а которые расколыцики, собрав людей, сожигали, а сами уходили, и таким ворам[83 - А здесь слово «вор» употреблено в значении: бездельник, негодяй.] по истинному свидетельству, хотя и покаются, самих без всякой пощады во страх иным, таким же ворам, сжечь.
10-я писана выше сего под 2-ю статьею.
11-Я
Буде в Сибири где сыщутся сосланные черкасы, и угодны до пения церковнаго или до службы домовые, и тех людей брать ему, Митрополиту, в Софейский дом невозбранно[84 - Коренные жители Сибири, по замечанию всех приезжих и по сознанию самих сибиряков (Ист. Об. Сиб., кн. 1, стр. 269), не имеют хороших голосов да и петь не любят. Потому Митрополит Филофей и просил у государя позволения составить для своего архиерейского служения хор певчих из ссыльных черкас, т.е. малороссов, и когда получил только полуотказ (а не чистый отказ) на это, составил из них прекрасный хор. Этого мало: некоторых из ученых малороссиян, например, Григория Новицкого и Ивана Перевицкого, сосланных не за пороки, а вследствие тогдашних политических на Украине волнений, Митрополит Филофей и его преемник Митрополит Антоний Стефановский^{6}^ употребляли сначала в услужение себе, а после для надзора за исполнением новокрещенными сибирскими христианами обязанностей (мое Жизнеописание Митрополита Филофея, стр. 3–54). Митрополит Антоний II для составления певческого хора голосистых малороссиян вызывал в Тобольск на свой счет (из дел Консист. архива).].
Помета
Ссылают таких людей по причинам злодейства их, и таким людем в архиерейскому дому быть неприлично, потому что в указе Великаго Государя жить им в дальних городах, из которых отнюдь имать не велено, а на потребу мочно Преосвященному уволиться и русскими, разве таким, которые обретаются в Тобольску, и тех отдавать с роспискою, а того остерегать, и на нем Митрополите будет спрашивано, буде те люди от него уйдут и к какому возмущению явятся на Украине, слово истяжается от него, и для того опасаться бы ссыльных к себе в дом, чего прежде не было, и для присловия[85 - Для отвращения пересудов, для избежания переговоров, толков в народе.] имать.
12-Я
В прошлых годах посыланы из Софейскаго дому к Ямышу озеру по соль, про Софейский домовой обиход, по дощанику и по два; а в прошлом 1701-м году отпутать не велено, а велено та соль промышлять на Великаго Государя, и чтоб про Софейской домовой и про монастырские обиходы ему, Митрополиту, к Ямышу озеру по соль посылать против прежняго.
ПОМЕТА
Великий Государь указал по имянному своему Великаго Государя указу Митрополиту по дощанику в тысящу или полторы тысящи пуд под соль посылати для своих домовых и тобольских монастырей на потребу, а что за тою потребою явится в остатке, и ту оставлять в иной год, а на сторону отнюдь не продавать и в свои села и в слободы не посылать, и цены тем Государевой соли не портить; а буде в том люди его Архиерейские явятся винны, будет доправлено пени за всякой из Тобольска посланной пуд по полтине, дабы тою солию Государевой соли не учинить остановки, а удоволиться бы ему, Митрополиту, сею Государевою милостию, что взята его соль будет за обороною и защитою Государевых ратных людей; а протчими товарами людем его у Ямыша озера не торговать, а соли, сколько в привозе на том дощанике будет, чинить по Торговому уставу без разрушения[86 - Соляное Ямышевское озеро русские узнали вскоре (всего лет чрез 20) по прибытии Ермака в Сибирь. Несмотря на то, что до 1715-1720 гг. оно находилось во владениях джунгаров, начальство тобольское и частные люди добывали из него соли столько, что ею продовольствовалась вся нынешняя Тобольская губерния. Принять участие в выгодах, получаемых от Ямышевского озера, не замедлил и Тобольский архиерейский дом, и он посылал, по словам Митрополита Филофея, к Ямышу озеру по соль «про Софейской домовой и про монастырские обиходы по дощанику и по два». Но обо всем этом и подробно говорено было в статье «Исторические заметки о добыче соли с Ямышского озера», помещенной в № Губ. Вед. 1858 года. Здесь скажу то только, что Петр I в 1701 году воспретил было вместе с частными лицами Тобольскому архиерейскому дому добывать соль с Ямыша озера, но по челобитной Филофся снова разрешил посылать туда за солью по дощанику в 1000 и даже в 1500 пудов, что Тобольский архиерейский дом уделит].
13-Я
Чтоб в Сибири Тросцкому Кодскому монастырю и крестьянам быть под Митрополитом во всяком повиновении попрежнему, как и прежде тот монастырь ведали архиереи.
ПОМЕТА
Троицкому Кодскому монастырю по-прежнему быть особо, а к новым монастырям не приписывать, и Софейскаго дому детей боярских и ни кого в Кодской монастырь и в их вотчину на Исеть не посылать, и в Софейский дом с крестьян ни каких денежных поборов и ни чего не имать, для того что те доходы на пропитанье братии даны, а в дом Митрополичьей вотчины и доходы протчие особые и по два разом с тех монастырей поборов могут в крайную скудость или раззорение те монастыри притти; а ведати Митрополиту того монастыря игумена и старцов только в духовных делах[87 - Кондинский или Кодской монастырь, ныне беднейший, прежде был богат. Не говоря о другом, скажу только, что в 1764 г. при отобрании церковных имуществ за Кондинским монастырем состояло 775 душ мужского пола крестьян (живших на р. Исети, в Кодеком селе и окрестных деревнях) и что еще в 1673 году, когда монастырь был почти только в начале и когда крестьян за ним было несравненно менее, Кондинский монастырь имел, кроме множества хлеба и значительного числа скота, весьма много разного рода товаров (например, сукна, холста, посуды) для торговли с остяками, множество звериных (например, собольих и лисьих) шкур, рыбы соленой и рыбьего жира, большие невода и около десяти судов больших и средних, да более того лодок (из описи Кондинского монастыря 1673 г.). Этот-то достаток Кондинского монастыря и большие, притом неизбежные, расходы архиереев в старые годы (см. выше примеч. 8-е)^{7}^ и были причиною челобитья Митрополита Филофея о том, чтобы сему монастырю и с его крестьянами состоять в непосредственной зависимости от митрополита, быть вроде приписного к Тобольскому архиерейскому дому. Но на это, как видно из пометы, от Петра I согласия изъявлено не было.].
14, 15, 16 и 17-я статьи писаны выше сего под 1-ю и под 2-ю статьями.
18-Я
Софейскаго дому, для расходу и скудости, еже год посылается дощаник вниз по Иртышу на р. Обь в остяцкие юрты по рыбу с деньгами, чтобы прикашикам на ямах по пути пропущать свободно и не держать бы ни где ни для каковых с дощаника Архиерейскаго взяток.
ПОМЕТА
Учинить о том боярину и воеводам по своему разсмотрению и по прежним примерам, точию вновь, чего и прежде не бывало, не вчинить, но смотреть, чтобы в сем прошении или в иных ущербу Государевой казне не было.
19-Я
С дальних городов, Якутска, Нерчинска, Иркутска и протчих, церковники ездят к Митрополиту к освящению, чтобы прикашикам повсюду тех церковников пропущать свободно, чтобы они не обираны и не держаны, как прикащик Димитрий Горохов на Самаровском яму диакона Иоанна, идуша из Иркутска, обобрал всего и четыре дня держал за караулом, а буде впредь где так явится, чтобы, за доношением Митропольим, ныне и впредь будущим бояром нашим и воеводам таковым прикашикам чинить жестокое наказание.
ПОМЕТА
Пропускать ставлеников повсюду без задержания, осмотря товары, и буде явятся, чинить по Уставу торговому и прочим Указом, а про Горохова сыскать, буде что отнял, доправя, отдать на Митрополей двор и за отъем учинить наказание, и впредь буде кто учнет дерзать и так задерживать, по сыску чинить указ. бить нещадно кнутьем и на воеводех низовых городов имать пени[88 - Впрочем, прикащики и воеводы, обижавшие духовных при их проездах в Тобольск и из Тобольска, почти всегда находили возможность избегать одни наказания, другие – пени: при суде они почти постоянно представляли в свое оправдание то, будто те духовные лица были задержаны ими за провоз кой-каких считавшихся в числе заповедных, т.е. запрещенных, товаров (например, шкур дорогих зверей) с целью торговли ими во время пути, тогда как вещи те, если они при них иногда и были, они возили единственно для продажи на пропитание во время долгого пути и пребывания в Тобольске.] по разсмотрению боярина и воевод, чтобы тем проезжим людям ни какой обиды ни от кого отнюдь не было.
20 и 21-я статьи писаны выше сего под 2-ю статьею.
22-Я
Аше Бог благоволит, перенести мощи св. Василия с Туруханскаго отдаленнаго монастыря и пустаго места во град Тобольск для большого почествования ко Святому, и о том бы дать Великаго Государя грамоту.
ПОМЕТА
Святых мощей из Туруханскаго монастыря не переносить[89 - Подробное жизнеописание Василия Мангазейского, останки которого Митрополит Филофей хотел было перенести в Тобольск, напечатано в «Записках о Енисейской губернии» Пестова и в «Житиях святых русских» Муравьева за август месяц^{8}^; но первая из поименованных книг в настоящее время уже библиографическая редкость, а последняя написана чрезвычайно витиеватым слогом, да и не у многих, особенно лиц светских, они и есть. Потому для читателей «Чтений в Обществе Истории и Древностей Российских» сделаю о нем (Василии) извлечение из статьи князя Кострова «Туруханский монастырь», напечатанной в № 8 «Москвитянина» на 1852 г. Василий Мангазейский, не новокрещенный монгол Василий Борисов, поступивший в Туруханский монастырь в 1692 году, как несправедливо предполагал автор «Истории Русской церкви» (ч. III, стр. 62), а ярославский уроженец, сын тамошнего мещанина. Отец по недостаточному своему состоянию отдал его в прикащики к одному богатому ярославскому же купцу, который, производя торговлю в Сибири, привез его в город Мангазею (находившийся на р. Тазе и называвшийся так от бывших там хлебных магазинов) и поручил ему лавку... С ранней молодости Василий отличался кротостью, благонравием и набожностью. Один раз, и именно в самую заутреню Светлого Христова Воскресенья, когда он находился в церкви, воры обокрали его лавку. Хозяин, подозревая Василия в участии с ворами, подал на него жалобу мангазейскому воеводе Пушкину, который взял его в съезжую избу и при хозяине подверг пыткам. Василий, как невинный, не сознавался и молчал, хотя муки его так были жестоки, что он несколько раз падал замертво. Считая молчание страдальца упорством, озлобленный хозяин ударил его связкой тяжелых ключей (от обокраденной лавки) в висок, и Василий испустил дух. Это случилось в 1602 году, когда Василию было только 19 лет от роду. Воевода и купец для предотвращения молвы в городе велели поскорее положить замученного ими прикащика в гроб и, как бы нераскаянного грешника, закопать без отпевания в болоте близ самой съезжей избы. Но в 1652 году при воеводе Игн. Корсакове фоб Василия сам собою поднялся из грязи и тины. Молва напомнила народу, как благочестиво жил и какою мученическою кончиною помер Василий. Почему гроб перенесен был на другое, более удобное место, и над новою могилою была устроена часовня. Но в 1670 году, вследствие явления Василия во сне настоятелю лишь устроенного перед тем Туруханского монастыря Тихону, останки его перенесены были этим благочестивым иноком в Туруханский монастырь (Мангазеи тогда уже не существовало, а вместо нее был выстроен Туруханск) и погребены в церкви... В память сего события, в день его, в монастыре и теперь отправляется каждогодно торжественное всенощное бдение. Митрополит Филофей был в Туруханском монастыре в 1719 году и написал в честь Василия Мангазейского тропарь и кондак, и будто бы даже канон, ныне, впрочем, не существующий.], а впредь о всем чинить ему, Митрополиту, по согласию с Преосвященным Стефаном, Митрополитом Рязанским.
23-я
Чтобы Великий Государь пожаловал его, митрополита, не велел за прошлыя и на 1702, впредь идущия годы милостынных денег, за пожарным раззорением, с Софейскаго дому править.
ПОМЕТА
Великий Государь, о сем слушав от Преосвяшеннаго Стефана, Митрополита Рязанскаго, доношения, своим, Великаго Государя указом тех денег прежних и ныне и впредь с него имать не велел, а указом те деньги ему, Митрополиту, иждивать в свои потребы, детям поповским в школы, на их потребы, и о том в Монастырской приказ послать память[90 - Милостынные деньги посылались архиереями в Москву с 1678 года на содержание тамошних богаделен. Архиереи должны были посылать по гривне с каждой церкви в епархии, но не собирая этих гривен с церквей, а из общих своих от епархии доходов (Акт. Арх. Эксп., т. IV, стр. 314 и сл.). Так как в начале XVII столетия церквей в Сибири было только 160, то на содержание тобольских архиерейских школ Петр Великий уступал только 16 руб. Впрочем, в то время и это немалые были деньги.].
И по сему Великаго Государя указу его, Великаго Государя, указ в Монастырский приказ послать.
24-я статья писана выше сего под 6-ю статьею.
25-Я
Как Великаго Государя милостивое призрение по статьям указы будут, повелел дать ему, Митрополиту, свою, Великаго Государя, жалованную грамоту с прочетом для иных бояр и воевод.
ПОМЕТА
Великаго Государя грамоту с прочетом ему, Преосвященному Филофею, Митрополиту Сибирскому и Тобольскому, дать в тетратех.
На подлинном подписались:
диак Иван Чепелев.
Справил Никифор Зыков.
ГРАМОТА ПЕТРА ЕЕЛИКОГО ВОЕВОДАМ ТОБОЛЬСКИМ, КНЯЗЬЯМ ЧЕРКАССКИМ, ПИСАННАЯ ПО ПОВОДУ ЧЕЛОКИТИОЙ МИТРОПОЛИТА ФИЛОФЕЯ[91 - Что иному из читателей показалось в челобитной Филофея и пометах на нее А. Виниуса неясным, то объяснится для него при чтении этой грамоты; в ней все изложено в порядке и немногословно.]
От Великаго Государя Царя и Великаго Князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, в Сибирь, в Тобольск, ближним нашим боярину и воеводам князю Михайлу Яковлевичу да стольнику князю Алексею Михайловичу Черкасским, да дьяком нашим Ивану Обрютину, Матфею Маскину. В прошлом 207 (1699) году апреля в 30-й день по Нашему, Великаго Государя, имянному указу послана к вам Наша, Великаго Государя, грамота, велено в Тобольску и в иных сибирских городах для сбору Нашего, Великаго Государя, денежной казны и хлеба, чем Нашим, Великаго Государя, прежних и прибыльных служилых людей полным жалованьем удоволить, дачи, которые Митрополиту и Софейскаго дому соборянам, протопопу с братьею и прочим церковным и в монастыри и приходских церквей ружником, и в монастыри ж, которые в Тобольску и в Тобольском уезде, и во всех сибирских городах и уездах, и слободах, и селах имеют за собою крестьянские и бобыльские[92 - Бобыль – одинокий крестьянин-бедняк, обычно безземельный (словарь В.И. Даля).], пашенные и оброчные дворы и многие ж пашенные земли, и сенные покосы, и угожие леса, и рыбные ловли, и бобровые гоны, и хмелевые щипанья, и мельнишные, и всякие угодья, и промыслы соляные, и с иноземцы торги, и к иным или к тем монастырям и церквам многи приходские дворы в приходе по двести и по сту по пятидесяти, и по сту по шестидесяти, и пятидесяти, и по сорок, и по двадцати[93 - Вот какие были времена, что 50, 40, даже 20 дворов приходских, не только городских, но и сельских, считались достаточными для содержания при церкви причта!] отставить[94 - То есть не выдавать, отказать.] для того, что в прошлых давних летах те дачи и руги учинены Преосвященным Архиепископом Сибирским, а также в монастыри и к церквам для того, что тогда епархия Сибирская была скудна везде и была пустота великая, и таких великих и многолюдных, и хлебных слобод в Тобольску и в иных городах и промыслов, и приходских дворов к церквам не было, а ныне за Митрополитом, за Софейском домом крестьянских и бобыльских дворов, и пашенных и сенокосных земель, и всяких угодий число немалое, да к тому же с монастырей и с церквей оброчные, и с попов, и дьяконов, и со всего духовнаго чина людей поголовное, и с десятин, и с венчальных памятей сбираются на Митрополита денежные погодные подати толикое число, что теми доходами и хлебом, и что за расходом того хлеба продают, удовольствоватись ему, Митрополиту, и Софейскому дому соборян и детей боярских, и всех чинов людей, деньгами и хлебом, и солью давать возможно без всякия скудости и прежних архиереев сибирских великие доходы свидетельствуют Павла Митрополита оставшая многая денежная казна и разныя дела, которые в той Нашей, Великаго Государя, грамоте имянно написаны. А буде которых церквей ружники станут бита челом Нам, Великому Государю, скудостию своею, что-де им без руги пропитатца никоторыми мерами не мочно, и им по разсмотрению в прибавку велено давать вместо отнятой руги, для пропитания, их пашенные и сенные покосы, и рыбные ловли из порожних земель, где кто приищет, по правому разсмотрению, десятин по десяти, по пятнадцати и по двадцати, и по тритцати, и по сороку на монастырь или на церковь приходскую, смотря по их нужде и недостатку, а больших дачь поверстных не давать; и для поселения и работы дать из пашенных ссыльных крестьян[95 - Вот было бы зло-то, если б это повеление было приведено во исполнение, т.е. если б сибирским монастырям, соборам и церквам давали служителей из ссыльных!], которые будут впредь в Сибирь в присылке, человека по три и по четыре, или сколько пристойно. А за которыми церквами ни каких данных вотчин и угодий, и пашен, и приходских дворов нет, и пропитатца, кроме жалованья, нечем, и чтоб церквам не запустеть, тем ружникам Наше, Великаго Государя, жалованье деньги и хлеб, и соль давать по-прежнему, кто чем пожалованы, а для ведома о том же Преосвященному Игнатию. Митрополиту Сибирскому и Тобольскому, Наша, Великаго Государя, грамота ж послана ж.
Да в прошлом 1702 году декабря в 31-й день бил челом нам, Великому Государю, Богомолец наш Преосвященный Филофей, Митрополит Сибирский и Тобольский, в Софейскомде домовом поведении, после пожару, осталось малое число, и до церкви Божией, и до его, Богомольца Нашего, дому надлежат церковные и домовые нужды не малые, а какие нужды, к тому он прислал к нам под челобитною своею просительные статьи; и нам, Великому Государю, пожаловать бы ево. Богомольца Нашего, велеть по тем статьям, о подлежащих церквах и домовых нуждах наш, Великаго Государя, указ учинить, а в статьях написано: в Сибирской епархии к церквам Божиим на пропитание священником нашего, Великаго Государя, жалованья данных земель нет, чтоб к тем церквам, чем священникам питаться, где возможно, дать под пашню земли и сенных покосов против московских и всероссийских церквей; а у которых есть прихожане, чтоб те прихожане священником с причетники церковными давали ругу; а где места беспашенные и прихожан у церквей нет, и к тем церквам священником с причетники, также и Софейскому собору протопопу с братьею и звонцами, и сторожам давать бы годовая руга, деньги и хлеб, и соль по окладам их, для Софейской домовой скудости и пожарного раззорения, а за соборянами-де земель и никаких угодий и приходских дворов к той Соборной церкви нет; а церковные требы, вино церковное, воск, ладан для отдачи по церквам присылать бы к нему, Богомольцу Нашему, для того; кто те церквы требы из Тобольску, из Приказныя палаты раздает, теряют, и в служении бывают негодны. Да в прошлых же годах бывали-де в посылке из Софейскаго дому к Ямышу озеру по соль про Софейской домовой обиход по дощанику и по два, а в прошлом-де 1701 году тот соляной промысел велено промышлять на Нас, Великаго Государя, чтоб про Софейской домовой и монастырские обиходы ему, Богомольцу Нашему, к Ямышеву озеру по соль посылать по-прежнему; для Софейскаго ж дому, для расходов и скудости, еже год посылать дощаник вниз по Иртышу на р. Обь в остяцкие юрты по рыбу с деньгами; да из дальних городов: Якуцка, Нерчинска, Иркутска и прочих церковники ездят к нему, Богомольцу Нашему, к освящению, чтоб прикащиков на ямех и повсюду тех дощаников и рыбной дощаник пропущать свободно, чтоб церковнаго чина люди были не обираны и не держаны, как прикащик Дмитрий Горохов на Самаровском яму диакона Иоанна, идуща из Иркутцка ко освящению, обобрал всего и четыре дня держал за караулом, и рыбного дощаника не держать нигде ни для каковых с того дошаника взяток, а буде где впредь так явитца, чтоб за доношением его архиерейским таковым прикашиком Наш, Великаго Государя, указ чинить; и чтоб те же прикащики по городам и по слободам, и по острогам, и по селам в его, Богомольца Нашего, дела не вступались, и подлежащих людей церковному духовному правильному суду не судили, и в них волю в том не имели; тако ж и освященный, и духовный чин, и Софейских домовых всяких чинов людей и крестьян ни в каких делах никто, кроме его, Богомольца Нашего, не судил, а буде которые доведутся быть под градским судом, и тех за его, Богомольца Нашего, повелением к градскому суду отсылать будут; а блудные дела от суда его, Архиерейскаго, взять в Приказную палату и судить по Градскому уставу, потому что духовным наказанием грех возрастается больший. А которые мечети татарские в Тобольску между церквами Божиими, и житью их татарскому с христианы не быти, потому что в мечетев церквам Божиим бывается перешкола, а живущим Христианом в соседстве с татары не без того, чтобы с ними не пили и не ели и праздников татарских не праздновали, и в блуд не впадали с погаными, а поганые с христианы, и для того то место их отдать на двор гостинной, на церковь и людем посацким, да тыя ж татары, живучи в Тобольску с христианы смесно, в Великий пост веселье свое поганое отправляют на соблазн христианом.
И в нынешнем 1703 году генваря в 20[96 - Челобитная Митрополитом Филофеем была из Тобольска послана 31 декабря, а Петр I 20 января уже слушал ее. Значит, сношения между Сибирью и Россией производились быстро и в прежнее время, особенно зимой. А какова деятельность государя Петра Великого и как велико его внимание ко всем делам!] и 27-й день Мы, Великий Государь, слушав Богомольца Нашего. Преосвященнаго Филофея, Митрополита Сибирскаго и Тобольскаго, челобитных и просительных статей, указами по имянному Нашему. Великаго Государя, указу Софейскаго собора протопопу с братьею, также и о ружниках, за которыми ружными церквами и за монастырями есть приходские дворы и пашенные земли со крестьяны и иное подобное к пропитанию ружникам, и о даче к церквам земель, которых церквей священником с причетники пропитатца нечем, чинить по-прежнему и посему Нашего. Великаго Государя, указу; а у которых церквей есть приходские дворы, и тех церквей священником учинить рута денежная и хлебная с прихожан по разсмотрению, чтоб не в тягость и чем можно сытым быть попу с причетники; а для домовых и тобольских монастырей на потребу к Ямышу озеру ему. Богомольцу Нашему, по соль посылать по дощанику в тысячу или полторы тысячи пуд, а что за тою потребою явится в остатке, и ту оставлять бы в иной год. и на сторону отнюдь не продавать, и в свои села и слободы не посылать, и цены тем Нашей, Великаго Государя, соли не портить и остановки не учинить; а буде в том люди ево, Архиерейские, явятся винны, и на них доправлено будет пени за всякой пуд, из Тобольска посланной, по полтине, а товарами у Ямыша озера людям его не торговать, а с соли, сколько в привозе на том дощанике будет, чинить по Торговому уставу без нарушения. А об отпуске дощаника на р. Обь в остяцкия юрты по рыбу, по прежним примерам, точию вновь чего прежде не было, не вчинать и смотреть, чтоб в сем прошении или в иных ущербу Нашей, Великаго Государя, казне не было. Также и о мечете татарском и о житье их Наш, Великаго Государя, указ учинить вам, ближним боярину и воеводам, по своему разсмотрению, буде возможно, чтобы особо поселить за Знаменским монастырем и мечеть им сделать там же, и с ними о том говорить, а что станут говорить, о том писать к Нам, Великому Государю, к Москве. А церковные требы, воск, ладан, церковное вино для расходу держать в Софейском доме. А в духовных делах духовнаго ж, а не мирскаго чина всем в присуде быть у десятинников, а в мирских делах и духовнаго ж всякаго чина людей и Митропольих крестьян быть в присуде у воевод в мирских же делах, а не в духовных. А блудные дела ведать в Тобольску в Приказной палате; а буде кто явится мужеска свободное или несвободное (лицо) пола с свободным или не свободным женским или девичьим лицом в блуде, в том розыск чинить отцами духовными и прочими свидетельствы и чинить указ по градским законам, а за насилие по статьям же новоизложенным и Уложенью; а буде в чем указов или решения не обрящется, о том писать нам, Великому Государю, а денег пенных не править для того, чтобы той ради причины матери детей своих, в блуде прижитых, не умерщвляли, и велеть отцам духовным и приходским попам обученми чистыми от таких дел унимать, а паче же приводящия к тому причины пьянство, своевольство и прочие пресекать, а ворам же и воровкам, кои в том обличатся, наказанье учиня, смирять, смотря по вине, с жесточью и работою без пощады, а женские лица отдавать в работы под начал[97 - Старинное слово: под начал, неупотребительное в Сибири, в России до сих пор употребительно, особенно между духовенством. Послать кого-нибудь (например, лицо духовного чина за проступок) в монастырь под начал, значит: предать того человека особенному в монастыре надзору для испытания, для исправления.] в женские монастыри на сколько лет пристойно, чтобы те злодейства истреблять; и в мирских делах духовнаго чина, и Митропольим крестьяном в Тобольской Приказной палате быть для того, что судят в тех делах по Уложению и по новоуказным статьям, чего у архиерея нет; однако ж в розыскных делах монашескаго и свяшенническаго чина людей на испытания, без согласия Архиерейскаго, не имать, а наипаче мучительные[98 - Значит, в начале XVIII столетия и лица духовного чина подвергались телесному наказанию, а при допросах и пыткам.]. А приежжих ко освящению ставленников повсюду пропускать без задержания, осмотря товары, и буде явятся, чинить по Торговому уставу и прочим указом; а про Дмитрия Горохова сыскать, буде что отнял, допрося, отдать в Софейской дом, а за тем учинить наказание; а впредь буде кто учнет дерзать и так задерживать, по сыску чинить указ, бить нащадно кнутьем, а на воеводах низовых городов[99 - Низовыми в старину в Сибири назывались те города, которые на восток от Тобольска, например, Томск, Енисейск, Иркутск. Якутск. Нерчинск и пр. Почему некоторые из сибирских архиереев старого времени, как Митрополит Иоанн Максимович, любили титуловаться так: «Божиею милостию Митрополит Тобольский и всея Сибири и низовых городов».] имать пени по разсмотрению, чтоб тем проежжим людям никакой обиды ни от кого отнюдь не было. И как к вам ся Наша, Великаго Государя, грамота придет, и вы б, ближние наши, боярин и воеводы князь Михайло Яковлевич да стольник князь Алексей Михайлович, и дьяки против челобитья Преосвященнаго Филофея, Митрополита Сибирскаго и Тобольскаго, о всех делах чинили по вышеписанному указу, а прочет сию Нашу, Великаго Государя, грамоту и списав список, велели оставить в Приказной палате впредь для ведома иным бояром Нашим и воеводам, а подлинную нашу грамоту отдать велели в Софейской дом с роспискою.
Писан на Москве лета 1703, февраля в 28-й день.
Подлинная Великаго Государя грамота за пометою дьяка Афанасия Герасимова.
Митрополит Филофей в схиме и тогда, когда уже (в конце 1720-го или начале 1721 г.) во второй раз отходил[100 - Митрополит Филофей два раза управлял Тобольскою епархией: в первый – с 1702-го по 1712 год, а второй – с 1716-го по 1721 год и после обоих разов отходил на покой в Тюменский монастырь.] на покой, преемнику своему, новоназначенному митрополиту Антонию I, еще в бытность сего в Петербурге, отправил пункты, о чем ему надобно было там хлопотать перед правительством: _первое –_ о жалованье на церкви, устроенные между новокрещенными[101 - Филофеем окрещено было сибирских инородцев до 40 тысяч, а церквей между ними было построено 37.], и соборные, воске, ладане, вине церковном, «тако ж попом соборным и попом остяцким»[102 - То есть причтам церквей, построенных в жилищах остяков и других новокрещенных инородцев.]; _второе_ – о соли, чтоб архиерейскому дому посылать дощаник свой до Ямышева про домовой обиход, или бы из казны давано было по пяти сот пудов по-прежнему; _третье_ – о вине горячем, чтобы для Ангелов Государевых давано было из казны по-прежнему по 200 ведер, или дабы повелено было сидеть в доме архиерейском, также и про расход домовой[103 - Горячее вино прошено и давано было: во-первых, для Ангелов Государевых, т.е. для Царских, высокоторжественных дней, в которые архиереи того времени для лиц правительственных и почетнейших из граждан и духовенства собирали обеды, и, во-вторых, про расход домовой, например, для разного рода мастеровых, которых при архиерейских домах того времени всегда бывало множество, для слуг архиерейского дома и для крестьян как во время работ, например, на помочах, так равно и при приездах их из вотчин в архиерейский дом с хлебом и другими припасами. Первоначально по указу царя Михаила Феодоровича (Ист. Акт., т. 1, стр. 131) Тобольский архиерейский дом получал из казны вина по 100 ведер в год. Затем, вследствие ли отказа казны или вследствие неисправности отпуска от нее, курили вино для архиерейского дома в архиерейских вотчинах и даже в самом архиерейском доме. Но в 1694 году Петром Великим это последнее решительно было воспрещено (II. Соб. Зак., т. III, № 1486); почему митрополит Филофей и начал хлопотать о безденежном отпуске хлебного вина по-прежнему из казны, и вот Тобольский архиерейский дом с 1707 года*** начал получать его по 200 ведер в год и получал до 1756 года, когда граф Шувалов взял за себя винный откуп во всей России и Сибири (дело 1745 года в консист. архиве по старой описи под № 34-м).]; _четвертое_ – на новокрещенных, чтоб, кроме государева ясака, более ни чего не спрашивано, также буде возможно и от подвод их уволить; _пятое_ – судов чтоб давано им (архиереям или лицам духовным, от архиереев командированным), как случится ехать до новокрещенных, и чтоб о том указ учинить. Митрополит Антоний о всем этом хлопотал перед правительством, и вот по Его, Великаго Государя, указу Правительствующий Сенат, слушав ведения и оных пунктов, _приказали_: «...Сибирской губернии соборных церквей попом и служителем жалованья по окладом и против их и остяцким попом, и протчим таким же, и на церковные потребы воск, ладан, вино и про домовой архиерейской обиход соль и вино горячее, буде то все напредъ давано, и ныне давать из доходов Сибирской губернии; с новокрещенных, которые приняли и впредь примут Православную Христианскую веру, сверх ясака[104 - Филофей хлопотал о невзимании с новокрещенных ничего, кроме ясака, потому что некоторые воеводы (например, верхотурский Воейков) взыскивали с новокрещенных и подушные, наравне с крестьянами, и ясак, наравне с инородцами.] никакой подати и подвод не имать, а оныя подати разложить на прочих ясашников, которые останутся не в христианской вере, почему надлежит или чрез иной какой ни будь способ, что с них имеется, чтоб не устрашить, и оное все учинить вам. Губернатору[105 - Губернатором Сибирским в то время был Князь Алексей Михайлович Черкасский.], по своему разсмотрению[106 - Прибавку в выдаче горячего вина и учерждение викариатства Сибирской митрополии в Иркутске Митрополит Филофей выхлопотал, по всей вероятности, в бытность свою в Москве, в 1706 г. (II Соб. Зак., т. IV, № 2118).], и что учинено будет или чего учинить не возможно, о том писать, и с тех оставших в неверии, хотя и в одних домех с новокрещенными живут, всякие подати имать с другими вряд, а в Камор-коллегии справиться, сколько оных новокрещенных и какой оклад с них, для поездов ему, Митрополиту, к тем новокрещенным подводы или суды давать по разсмотрению твоему, Губернаторскому»[107 - Здесь надо присовокупить, что Митрополит Антоний I по внушению Филофея же выпросил себе прогонные деньги от Петербурга до Москвы на 25 лошадей, а от Москвы до Тобольска на 35. Объяснение, почему такое большое количество лошадей требовалось под Митрополита Сибирского, см. выше, в примечании 13-м^{9}^.]. Марта 13-го дня, 1721 года.
ЖИЗНЬ ИОАННА МАКСИМОВИЧА, МИТРОПОЛИТА ТОБОЛЬСКОГО И ВСЕЯ СИБИРИ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольский и всея Сибири // Странник. – 1864. Т. 1. Январь. С. 5-37.]
Епархия в Тобольске учреждена в конце 1620 года. С тех пор до настоящего времени управляли ею – одни более, другие менее[109 - Всех долее управлял тоб. епархиею архиепископ Варлаам, с 17 по 1802 год, следовательно 34 года, а всех короче – Павел 111, только 22 дня, с 26 ноября по 18 декабря 1831 года.] – 28 архипастырей. Многие из них, в особенности архиепископ Нектарий, митрополит Филофей, архиепископы Варлаам и Евгений и епископ Владимир, оставили по себе в Тобольске прекрасную память, но память митрополитаИоанна Максимовича, современника Петра I, как там, т.е. в Тобольске, так и во всей Сибири, выше, священнее памяти всех, даже и этих пяти упомянутых архипастырей. По нем многие служат панихиды и заупокойные литургии, на гроб его для поклонения приходят и приезжают издалека – не только из Тобольской епархии, но и из епархий Пермской, Оренбургской, Уфимской, Томской, Енисейской и Иркутской; по Сибири во многих домах можно видеть его изображения.
Иоанн Максимович, митрополит Тобольский и всея Сибири[110 - Впрочем, митрополит Иоанн иногда подписывался и так: Иоанн, Божиею милостию митрополит тобольский и всея Сибири и всех низовых и верховых городов (в старину низовыми городами в Сибири назывались все города, расположенные на восток от Тобольска, напр., Томск, Енисейск, Иркутск, Якутск и пр.).], родился в Малороссии в городе Нежине[111 - В Нежине с небольшим в полстолетие (1651 – 1717 г.) родились три замечательных иерарха российской церкви: Иоанн Максимович, Амвросий Зертис-Каменский, архиепископ московский, умерщвленный во время чумы 1771 г., и Георгий Конисский, архиепископ белорусский.] в декабре 1651 года. Родители Иоанна Максимовича были малороссийский шляхтич, т.е. дворянин, _Максим_и_Евфросиния._ Родовая фамилия отца Иоаннова была _Васильковский_, но он чаще назывался и писался _Печерским,_ по месту своего жительства, особенно во вторую половину жизни, в Киеве подле Печерской лавры; а его дети, внуки и вообще все потомки приняли фамилию _Максимовичей_ уже от имени отца. Максим Печерский снискивал пропитание для своего многочисленного семейства (одних сыновей у него было семь) тем, что брал на аренду у Киево-Печерской лавры принадлежавшие ей мельницы, перевозы и другие оброчные статьи, устроял для лавры плотины и разные хозяйственные в ее вотчинах заведения, строил по подрядам в Киеве и других городах церкви и пр. За такую деятельность, полезную как для лавры, так и для всей Малороссии, тогдашний малороссийский гетман Иоанн Мазепа еще во дни своей верности Петру I принял Максима Печерского и его сыновей под особенное свое покровительство, о чем неоднократно и публиковал в универсалах по всей Малороссии. Шесть младших сыновей Максима, равно как внуки его и почти все потомки, служили в казачьем малороссийском войске в звании хорунжих писарей, сотников, даже полковников. Но старший его сын Иоанн пошел иным, путем[112 - Все эти сведения о роде Иоанна Максимовича заимствованы из статьи: Бубновская сотня, составленной потомком Максима Печерского (бывшим профессором сначала Московского, а потом Киевского университета) Михайлом Александровичем Максимовичем и напечатанной в журн. мин. вн. дел на 1849 год.]; еще в детстве он поступил в Киевскую академию, где в особенности успевал в латинском языке, в науках словесных и богословия, а по окончании курса учения и сам был учителем латинских классов академии. Проходя учительские должности, Максимович изъявил желание вступить в монашество и, постриженный в Киево-Печерской лавре архимандритом Иннокентием Гизелем, получил имя Иоанна. С этих пор начинается иерархическая деятельность Иоанна Максимовича и вместе возвышение его по степеням иерархического служения. Так, вскоре после пострижения рукоположен был он сначала в иеродиакона, в иеромонаха Киево-Печерской лавры, а чрез несколько времени назначен на должность эконома той же обители, на должность, когда у лавры было много вотчин, множество разных хозяйственных заведений, например, мельниц, рыбных ловель, хуторов и пр., сколько почетную, столько же, или еще более, многотрудную, требовавшую ума, распорядительности. Затем, когда в конце 1678 или в начале следующего 1679 года Малороссия отправила в Москву в посольство – просить царя русского о защите против турок, опустошивших пред тем заднепровскую часть ее, разоривших главный той части город (Чигирин) и готовившихся к новому на нее нападению, тогда в число послов назначен был и Иоанн Максимович. Ему сверх общего поручения от лаврского начальства дано было еще особое: просить у царя и патриарха какой-нибудь из великороссийских, ближайших к Киеву, монастырь, где бы лаврские монашествующие могли укрыться в случае нападения неприятелей и невозможности держаться в лавре. Добродушный царь Феодор Алексеевич отправил в Малороссию сильное войско, а лавре предоставил Брянский Свенский монастырь с тем, чтобы монастырем этим управлял в звании наместника понравившийся ему по уму, дару слова и добродетельной жизни молодой (двадцатисемилетний) эконом лавры, иеромонах Иоанн Максимович[113 - Труды Киев. акад. 1860 г., кн. 2, стр. 232.]; чрез два года, и именно в 10 году, Иоанн Максимович все еще в сане иеромонаха снова приезжал в Москву[114 - Обзор р. дух. лит., стр. 207, в Учен. зап. 2 отд. Акад. наук 1857 г., кн. 3.] с поручением от Киево-Печерской лавры хлопотать пред царем и патриархом о подтверждении древних с разными привилегиями грамот, дарованных ей государями московскими, литовскими, польскими, а также и восточными патриархами. Чрез пять лет после этой вторичной поездки в Москву (значит в 15 г.) Иоанну Максимовичу было поручено проповедывать в Киево-Печерской лавре слово Божие[115 - В XVII столетии в Малороссии и Белоруссии, а в XVIII отчасти и в Великороссии, при дух. академиях, архиерейских кафедрах и в больших монастырях была особенная должность проповедников слова Божия, и ее поручали только ученым и способным к публичному проповедыванию иеромонахам. Из слов, говоренных Иоанном Максимовичем в Киево-Печерской лавре в 15–90 годах, три: о страшном суде, на рождество Иоанна Предтечи и преставление св. Иоанна Златоустого, напечатаны в Чернигове в 1705 году в Зерцале от писания божественного. Прочие же «словеса», замечает издатель их иеромонах Антоний Стаховский, первый префект черниговской семинарии, впоследствии архиепископ черниговский и, наконец, митрополит тобольский, «проповеданныя от иеромонаха И. Максимовича чрез пятолетнее число, наченши от року (года) 15, под спудом сокровенни в преславной обители пресв. Богородицы печерския». См. Наука и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. II, стр. 118.], и он эту святую обязанность исполнял ревностно целых пять лет. Но чрез 10 лет после того, и именно в половине 1695 года, архиепископ Черниговский Феодосий Углицкий, знавший Максимовича почти с детства и особенно сблизившийся с ним во время настоятельства своего в Киевском Михайло-Выдубицком монастыре, вызвал его в Чернигов и посвятил в архимандриты Черниговского Елецкого монастыря с тем, чтобы иметь в нем преемника себе по кафедре черниговской[116 - Прежде и самого Феодосия Углицкого (особенно чтимого за святую и подвижническую жизнь) посвятил в архимандрита Елецкого монастыря черниговский архиепископ Лазарь Баранович^{10}^ именно с тою целию, чтобы иметь в нем помощника себе по управлению епархиею, а потом и преемника. См. Труды киев. дух. ак. 1860 г., книга 2, стр. 227, 232, 221 и сл.].
Блаженный Феодосий, приготовляя себе преемника в лице нового Елецкого архимандрита, как будто предвидел скорую свою кончину: 5 февраля 1696 года, значит всего чрез 7 месяцев по прибытии Иоанна, его уже не было в живых. По примеру первенствующей церкви и на основании особой привилегии, какою пользовалась Малороссия в XVI и XVII веках избирать себе пастырей вольными голосами и из местного духовенства, – черниговская паства в лице представителей своих от духовенства, как белого, так и черного, от дворянства, войсковых чинов и граждан 24 ноября 1696 года собралась в архиерейский дом для избрания архипастыря; тут были, кроме того, и уполномоченные тогдашнего малороссийского гетмана Иоанна Мазепы, и Киевского митрополита Варлаама Ясинского, и все единогласно пожелали видеть на черниговской кафедре архимандрита Елецкого монастыря; даже ученый игумен, а впоследствии архимандрит Троицко-Черниговского Ильинского монастыря Лаврентий Крщонович. который пред тем сам домогался чести быть Черниговским архиепископом[117 - В Ист. иерархии, изд. 2, стр. 300. между Феодосием и Иоанном, архиепископами черниговскими, несправедливо помещен Лаврентий: он не был избран и рукоположен.], подал голос в пользу Иоанна. Отправляя избранного таким образом Иоанна Максимовича в Москву, гетман Мазепа писал о нем к парю и патриарху, и Иоанн 10 января 1697 года был посвящен патриархом Адрианом прямо в сан архиепископа[118 - В Ист. иер., изд. 2, стр. 300, а вслед затем и в моем жизнеописании митрополита Иоанна Максимовича, напечатанном в 1849 и 1854 годах, неправильно сказано, что Иоанн сначала был посвящен в епископа. В Ист. иер. на указанной странице касательно Иоанна есть и другая ошибка: там напечатано, что он хиротонисан 1 января 1698 года (вместо 10 января 1697 г).] с правом во время богослужения облачаться в саккос[119 - В России до уничтожения патриаршества в саккосе служили только патриарх и митрополиты. Из архиепископов в саккосе первый стал служить один из предместников Иоанна Максимовича, черниговский архиепископ Лазарь Баранович с благословения патриархов восточных Паисия и Макария и московского Иоасафа II. председательствовавших на московском соборе в 1666 и 67 годах.]. Новый архипастырь вскоре по прибытии на паству – в архимандрита Черниговского Елецкого монастыря – на свое место рукоположил игумена Николаевского Батуринского монастыря Димитрия, который впоследствии времени был Ростовским митрополитом и давно уже причислен к лику святых.
Светильник поставлен на свешенице, и свет его начинал озарять все окружавшее (Матф. 5, 15). Жизнь преосвященного Иоанна была исполнена добродетелей и потому назидательна для многих христиан черниговской паствы. «Многие предражайшие добродетелей своих таланты, – писали черниговцы к Иоанну в Тобольск, – нам в подражание, яко отец чадом, яко пастырь овцам, яко владыка рабам своим, остави ваша архипастырская святыня, глаголя к нам словесы Христовы: _образ_дах_вам,_да_якоже_аз_сотворих,_и_вы_творите_» (Иоан. 13, 15)[120 - См. предисловие к Илиотропиону.]. Но архипастырь, подавая пастве своей пример добродетельной жизни, хотел для нее сделать больше, хотел оставить ей нечто такое, что служило бы во спасение ей надолго и после него.
И вот преосвященный Иоанн вскоре по хиротонии привел в лучший и более благоприличный вид свою кафедральную обитель, а в 1700 году[121 - Науки и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. I, стр. 109.] основал первую по времени в целой России семинарию под названием коллегии, или коллегиума[122 - Впрочем, в черниговской семинарии, как и во многих других семинариях, первоначально классы были только до риторики включительно.], принимал в нее, как велось в то время и в Киевской академии, детей не только духовного звания, но и всех сословий, не жалел для нее ни издержек[123 - Между прочим, в 1705 году Иоанн выстроил для помещения семинарии каменное здание.], ни трудов и в непродолжительное время, в какие-нибудь 10 лет, возвел ее на значительную степень совершенства, так что из нее еще в бытность самого основателя в Чернигове стали выходить просвещенные помощники ему в деле пастырского служения, изрядные проповедники слова Божия на церковной кафедре и переводчики полезных книг с латинского языка на славяно-русский[124 - Учители и ученики черниговской семинарии в 1709 и 1710 годах уже участвовали в переводе с латинского языка изданной Иоанном Максимовичем книги: Богомыслие на пользу правоверным. См. предисловие к сей книге и посвящение ее Стефану Яворскому.], да и во всех сословиях начали появляться люди, основательно знающие истины веры и деятельно исполняющие правила христианской жизни. Потом Иоанн Максимович, сделавшись архипастырем, начал и сам писать и переводить разного рода назидательные сочинения. Им в 15 лет управления Черниговскою епархиею написано, переведено и издано 10 или даже 12 сочинений: 1) в 1705 году _Алфавит_собранный,_рифмами_сложенный,_от_св._писаний_и_из_древних_речений_; в этой книге содержатся краткие жизнеописания разных святых, расположенные по алфавиту имен; 2) в 1707 году _Богородице_Лево_, или толкование на архангельское приветствие Божией Матери с присовокуплением описания чудотворений, бывших от разных ее икон[125 - В эту книгу Иоанном Максимовичем несколько мест заимствовано из сочинения св. Димитрия ростовского: Руно орошенное, или описание чудес, бывших от иконы Божией Матери, находящейся в черниговском Ильинском монастыре.]; 3) в 1708 году _Феатрон,_или_Позор_нравоучительный,_царем,_князем,_владыкам_и_всем_спасительный,_ где содержатся наставления, советы и поучения начальникам и вообще всем имеющим власть; 4) _Толкование_на_50-й_псалом_; 5) в 1709 году _Отче_наш_, т.е. толкование на молитву Господню с присовокуплением благочестивых размышлений о пользе сей молитвы; 6) _Царский_путь_креста_Господня_, _вводящий_в_живот_вечный_, или наставление, как должно в сей земной жизни носить крест Христов; 7) _Осьми_блаженств_евангельских_изъясненных_[126 - Осьми блаженств евангельских – см. Нагорную проповедь (Мф. 5, 3-10).]; 8) в 1710 году _Богомыслие_на_пользу_правоверным_ – это собрание статей, относящихся до разных предметов веры и нравственности христианской; 9) _Синаксарь_[127 - Синаксарь, синаксарий (греч.) – собрание; собрание в воспоминание Тайной вечери; собрание исторических сведений о празднике или святом. Собрание таких синаксариев составляет книгу под названием «Пролог».]_о_победе_под_Полтавой_[128 - Мысли для сего Синаксария преосв. Иоанном взяты из службы (впоследствии уничтоженной) на полтавскую победу 1710 г. архимандрита, а после архиепископа тверского Феофилакта Лопатинского и из слова на ту же победу Феофана Прокоповича. Обозр. русс. дух. лит., т. 1, стр. 207. Наука и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. II, стр. 232 и 233.]; 10) _Царица_неба_и_земли;_ 11) _Духовные_мысли_ (М. 1782 г.) и _Илиотропион,_сообразование_человеческой_воли_с_божественною_показующий_[129 - Слов. пис. дух. чина, ч. I, стр. 283 и сл. Церк. ист. Инн., т. II, век XVII; Библиогр. Сопик. и Обозр. р. дух. лит., ч. I стр. 207; но всех вернее в Науке и лит. в России при Петре великом, Пекарского, т. II.]_._ Последнее сочинение, как это видно из его предисловия, передано было преосвященным Иоанном Черниговской семинарии и вообще Черниговскому архиерейскому дому при отъезде его в Тобольск и напечатано там уже без него в 1714 году[130 - См. предисловие к Илиотропиону.].
По всей вероятности, преосвященный Иоанн Максимович имел способность все писать необыкновенно скоро и с тем вместе был чрезвычайно трудолюбив и ревностен к духовной пользе других, иначе физически почти невозможно одному' человеку, притом занятому частым служением и многочисленными делами по управлению епархией, в какие-нибудь 10 лет или даже и менее (потому что первая из перечисленных книг напечатана не ранее 1705 года) написать и издать 10 или 12 большею частию массивных сочинений. По счету библиографа и археолога Строева, в одной _Богородице_Дево_ 24260 стихов, да в _Алфавите_духовном_ 10322, да в _Осьми_блаженствах_ 5954 стиха[131 - См. статью Мих. Ал. Максимовича: Бубновская сотня в жури. мин. вн. д. на 1849 год, и Науку и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 149, 115, 206.]. Если же это не так, то можно думать, что некоторые из поименованных сочинений преосвященным Иоанном были приготовлены ранее хиротонии его в архиерея, когда у него, быть может, более было свободного времени, только в то время не имел он материальных средств к изданию их в свет.
Почти все сочинения Иоанна Максимовича напечатаны в Чернигове в Святотроицком-Ильинском монастыре, разумеется. по тогдашнему обычаю, церковными буквами. Между ними есть и оригинальные, но четыре: Алфавит духовный, Феатрон, Богомыслие и Илиотропион переведены (с латинского)[132 - Одно из этих четырех сочинений, например Илиотропион (это произведение иезуита Дрекселлия, изданное в первый раз в 1627 г. в Мюнхене), переведены буквально, а другие, например Феатрон (автор этого сочинения – папский каноник Амвросий МагНапш, живший в первой половине XVII стол.) – с переменами, переделками, сокращениями и исправлениями, какие казались нужными по духу и требованиям нашей православной Церкви. Наука и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 316. Предисл. к Фсатрону на стр. 3.], притом одни из них писаны прозой, другие, например, Алфавит, Богородице Дево, Отче наш, Осмь блаженств евангельских, – стихами. В иных: Феатроне, или Позоре нравоучительном и Царском пути креста Господня – проза перемешана с стихами, некоторые даже (например, Царский путь креста) украшены по тогдашнему времени довольно хорошей работы рисунками.
По словам лиц, знакомых с описываемыми сочинениями, между ними есть такие (например, Феатрон), которые обнаруживают в их авторе или переводчике многостороннюю ученость и глубокую опытность в науке управлять людьми[133 - См. статью черниг. архиеп. Филарета: Черниговские иерархи, помещенную в Трудах киев. дух. академии 1860 г., № 2, стр. 235.]; и такие, в которых видно обширное знакомство его не только с писанием и творениями св. отпев, но и с древнею историею, с греческими и римскими древностями, с языческою мифологиею. Но при этом все они проникнуты глубоким благочестием, исполнены назидательных мыслей и живых чувствований, а главное, все отражают в себе душу сочинителя или переводчика. Что занимало его самого, то он и передал письменно и издавал в свет, желая, чтобы и другие тоже мыслили и чувствовали, что он. Это соотношение между сочинениями Иоанна Максимовича и его внутренним настроением подметили и высказали в 1714 году учители черниговского коллегиума и вся братия тамошнего архиерейского дома, трудившиеся над изданием его Илиотропиона. Вот что, между прочим, говорили они ему в своем послании (приложенном к этой книге) от лица всей бывшей его черниговской паствы и с благословения преемника его по черниговской, а впоследствии и по тобольской кафедре Антония Стаховского: «Якоже бо Илиотропион, т.е. солнечник[134 - Солнечник – подсолнечник.] цвет вертоградный, по естеству своему последует течению солнечному, и за ним от востока на запад обращается: тако преосвященство ваше, по благости Божией, от юности своея даже до лет сединою честных, во всяких случаях, во всяких нуждах, в радости и скорби, в благополучии и злоключении обыкл еси возводить очи свои сердечныя в горы, оттуда всегда обретая себе помощь»[135 - Предисл. к Илиотр. и Наука и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 316.]. Да и сам преосвященный Иоанн прямо в сочинениях своих говорил, например, словами Иисуса Сирахова сына (33, 17): _разсмотрите,_не_себе_единому_трудился,_но_всем_ищущим_наказания_ (т.е. научения). От этого-то, т.е. от внутреннего достоинства и благочестивого направления, сочинения Иоанна Максимовича если не все, по крайней мере некоторые, имели в свое время большой ход, хороший успех: Петр 1 дозволял преосвященному Иоанну посвящать их царскому его имени[136 - Петру великому из сочинений Иоанновых посвящены, между прочим: Царский путь креста Господня, Осмь блаженств евангельских и Толкование на молитву: Отче наш.], и когда иные из них подносили ему, не только милостиво принимал их, но и благодарил[137 - Богородице Дево, Феатрон и Толкование на 50-й псалом Иоанн Максимович, в 1708 г., отправил к Петру I, при письме, с кафедральным наместником своим Антонием Стаховским, а Царский путь креста, Осмь блаженств и Отче наш, в 1709 или 1710 г., поднес ему чрез нового малоросс, гетмана Ив. Скоропадского. – Архив, черниг. каф. собора; Предисловие и послесловие к книге: Царский путь креста Господня.] сочинителя приличными подарками и похвальными грамотами[138 - Получив книги, посланные с Антонием Стаховским (см. предыдущее примечание), Петр I, кроме похвальной граматы, послал Иоанну Максимовичу кусок камфы, кусок камки и белый мех, да для черниг. собора пуд ладану и 3 ведра церк. вина. – Архив черниг. собора.]; Богомыслие на пользу правоверным, переведенное Иоанном Максимовичем и напечатанное в 1710 году, разошлось так быстро (припомним чрезвычайно трудный в то время сбыт книг и крайне малое число людей грамотных и охотников до чтения), что в следующем же (1711) году сделано было второе и даже третье его издание, притом по именному повелению самого Петра I. Феатрон Иоаннов также имел несколько изданий[139 - Н. и лит. в Р. при Петре в., Пекарского, т. II, стр. 233, 253 и сл. Слов. пис. д. чина, ч. 1, стр. 287.]. Сибирь – страна, далекая от Чернигова, места издания Иоанновых сочинений, но по ней в разных местах немало до сих пор рассеяно то тех, то других из них. В Тобольске, например, пишущему эти строки случалось встречать их и в семинарской библиотеке, и в соборной ризнице, и в домах тамошних старожилов из купечества и мещанства, ему попадались там на глаза и Феатрон, и Царский путь креста, и Илиотропион, и Богородице Дево и пр. Омск и из сибирских городов не древний, да и народонаселение его стало увеличиваться почти только в последнее время; однако жив нем есть сочинения святителя Иоанна, по крайней мере имеет их соборная библиотека. Видно, что этими книгами дорожили и читали их со вниманием и усердием[140 - Экземпляр книги Феатрон, или Позор, принадлежащий в настоящее время омскому собору, прежде, как видно из надписей и пометок на нем, переходил из рук в руки довольно почетных лиц разных сословий, притом переходил все почти в дар, и весь испещрен, исписан пополам – отчасти по-русски, а более по-латыни – замечаниями и дополнениями.].
Что сочинений преосвященного Иоанна не читают теперь, то понятно: язык этих сочинений, сравнительно с нынешним, уже устарел, в нем, как и в языке современных Максимовичу писателей, например, Стефана Яворского, Феофана Прокоповича, Гавриила Бужинского, много слов и оборотов латинских, польских, малороссийских и простонародных, а между тем для ищущих назидания теперь довольно книг, написанных чисто русским современным литературным наречием. Притом стихи у преосвященного Иоанна, как у всех стихотворцев, живших до Ломоносова, написаны по системе силлабической, которая с законом русского стихосложения никак не сродняется[141 - Некоторыми из произведений Иоанна Максимовича не совсем довольны были и его современники, например, об Алфавите его был сделан невыгодный отзыв известным нашим сатириком князем Кантемиром, а о Богородице Дево невыгодно отзывался св. Димитрий ростовский (Наука и л. в Р. при Петре в., Пек., т. II, стр. 115 и 150. Истр. р. Церкви, сп. Фил., изд. 1, ч. 4, стр. 111). Кроме того, два из его сочинений: Богомыслие и Феатрон несколько лет (в 30-х годах XVIII столетия) считались не].
Сверх исчисленных 12 сочинений и трех проповедей, пометенных Антонием Стаховским в _зерцале_от_писания_божественного_, Иоанну Максимовичу долгое время (от 120 до 140 лет) были приписываемы еще: а) _Рассуждение_о_Боге_, б) _Собрание_чужестранных_слов,_употребительных_в_русском_языке_, и в) _Словарь,_ или лексикон, _латино-русский_[142 - См. Слов, о пис. д. чина, изд. 2, ч. 1, стр. 288 и сл. Наука и лит. в Р. при Петре в., Пек., т. I, стр. 191 и сл.]_._ Но теперь положительно доказано, что автором двух последних сочинений, по крайней мере третьего, был не Тобольский митрополит _Иоанн_Максимович,_ а только соименный и софамильный ему, даже, может быть, близкий его родственник Иван Максимович. Этот последний был чиновник светский, канцелярист малороссийского войска и приверженец гетмана Мазепы. После Полтавской битвы он вслед за ним и Карлом XII бежал в Турцию, но в 1713 году, по его просьбе и с дозволения правительства, вместе с некоторыми другими беглецами из малороссиян возвратился в Россию и, как чиновник ученый и знающий древние и новые иностранные языки, до 1728 года служил переводчиком примосковской типографии. Над составлением латинского лексикона, как видно из авторского предисловия к нему, он трудился с 1718-го по 1726 год, когда митрополита Иоанна Максимовича и в живых уже не было, и по состаштении посвятил его Императрице Екатерине I пред ее коронацией[143 - Наука и лит. в Р. при Петре в., Пекар., т. I, стр. 191-197.]. Что ж касается до первого из названных сочинений, то оно явилось у писателей вследствие ошибки библиографа Сопикова: рассуждением о Боге он назвал ту самую книгу, которая у преосвященного Иоанна названа: Богомыслие в пользу правоверным[144 - Там же, т. II, стр. 236.]. Но возвратимся к самому преосвященному Иоанну, к его деятельности и событиям в бытность его в Чернигове.
Говоря об Иоанне Максимовиче, как о пастыре черниговской паствы, нельзя умолчать о двух следующих обстоятельствах:
1) когда Карл XII выбрался из Польши и переправился на левую сторону Днепра, когда Мазепа замышлял измену, а Запорожская сечь и донские станицы явно возмущались, Петру Великому приводилось часто ездить по Малороссии. Раз проезжал он чрез Городню – городок Черниговской епархии. Преосвященный Иоанн, встречая его тут, приветствовал его между прочим следующими словами: «Благословен ты, егда входиши, и благословен, егда исходиши; предаст бо Господь Бог враги твоя, сопротивляющияся тебе сокрушенны пред линем твоим: путем единем приидут к тебе, и седмию путий побегнут от лица твоего»[145 - Предисл. к Царскому пути креста Господня, л. 2 на обор. Отд. 1, кн. 1.]. Слова эти некогда были сказаны пророком Моисеем израильтянам (Втор. 28, 5–7), но, быв как бы по вдохновению приложены к православному государю, боровшемуся в то время с сильным врагом, исполнились, как всякому известно, 27 июня 1709 года под Полтавою.
2) Осенью 1708 года измена малороссийского гетмана Мазепы сделалась явною. Петр I прибыл в Глухов и повелел жителям Малороссии съехаться сюда для выбора нового гетмана. В числе прибывших были и лица духовные (например, Киевский митрополит Иоасаф. Переяславский епископ Захария и проч.), а между ними и Иоанн Максимович. Выбор был сделан (выбран Скоропадский) в присутствии самого Государя. Затем, чтобы возбудить в малороссийском народе ужас к измене, стоившей столько крови, и удержать его в верности православной России, 12 ноября 1708 года малороссийское духовенство по воле Петра I в глуховской церкви поразило изменника Мазепу с его сообщниками анафемой. Об этом, а равно и об избрании нового гетмана преосвященный Иоанн того же числа по примеру прочих малороссийских архиереев известил свою паству особою грамотою. Мазепа, вероятно, считая Иоанна Максимовича по отношению к себе[146 - Отец Иоанна Максимовича пользовался, как мы видели в начале статьи, благоволением Мазепы; сам Иоанн получил сан архиерейский, между прочим, и по его выбору; братья его в малороссийском войске занимали довольно хорошие места и держались стороны Мазепы. К несчастью, некоторые из них и после, во время самой Полтавской битвы, не отстали от изменника и за то горькую испили чашу.] неблагодарным (как будто облагодетельствованный уже непременно должен соглашаться с своим благодетелем во всем, даже и в противозаконных действиях, как будто бы должен действовать с ним заодно, даже и в случае его преступления ) и его патриотизм принимая за измену себе, решился из мести погубить его и других, оставшихся верными Петру I. И вот, чтобы привести их в подозрение у государя, едет казак (Пархоменко), и едет нарочно так, чтобы взяли его как
3) человека подозрительного. Он был действительно взят (близ Глухова), допрошен и показал, что ездил с письмами от бывшего гетмана к Черниговскому архиепископу, к князю Четвертинскому, к глуховскому атаману Карпече и другим (все противникам Мазепы). Это свое показание подтвердил он даже в присутствии оговариваемых им лиц, объявляя, что письмо Иоанну Максимовичу передано им накануне Рождества Христова чрез его служителя, а прочим поданы лично. К счастью, Петр I доискался правды: оказалось, что писем у Пархоменки никаких не было, и невинность восторжествовала[147 - Чернигов, иерархи, в трудах киев. д. акад. 1860 года. кн. 2, стр. 238. Чт. ист. общ. на 1859 год, кн. 1, стр. 181, 183, 195. Март. т. II, стр. 482 и сл., т. IV, стр. 275 и сл.]. Так добрый пастырь предан был пастырскому своему долгу и православной России! Гнушаясь изменой законному государю и подданством иноверным шведам, а между тем ясно понимая выгоды своей отчизны от неразрывного союза с единоверной и одноплеменной Россией, преосвященный Иоанн лучше хотел подвергнуться всей мстительности озлобленного изменника, нежели самому сделаться изменником. Когда Карл XII разбит был под Полтавой, Иоанн Максимович чрез нового малороссийского гетмана поднес Петру Великому и посвятил его имени три приготовленные им в то время к печати сочинения: Царский путь креста Господня, Осмь блаженств евангельских и Толкование на молитву Господню. В посвящении вроде панегирика, приложенном к первому из этих сочинений, равно как в предисловиях и послесловиях к означенным книгам, преосвященный сперва прославил Бога, а потом Петра и частию его сподвижников; для выражения своего благоговения к Богу и своей радости о спасении Петра и его победе он, можно сказать, не находил достаточно и слов[148 - См. предисловие и послесл. к Царскому пути креста и пр.]. Кроме сего, Иоанн, как полагают, тогда же написал (стихами) и в 1710 году напечатал в Чернигове _Синаксарь_ о победе под Полтавой[149 - Обзор русс. дух. лит., ч. II, стр. 207, и Наука и лит. в Р. при Петре в., Пекарского, т. II, стр. 232 и сл.].
Но вот с отречением Филофея Лещинского от управления епархиею и с принятием им схимы сделалась праздною митрополия сибирская. Еще от 18 июня 1700 года[150 - См. Поли. собр. зак. под указанными годом и числом.] Петр I, желая просветить светом Евангелия не только сибирских язычников, но и сопредельные с Сибирью неверующие народы, дал указ о том, чтобы на сибирскую митрополию возводимы были мужи не только благочестивые, но вместе и ученые. Имея всегда в виду эту царскую волю, духовное начальство в марте 1712 года[151 - В жизнеописании митр. Иоанна Максимовича, изданном мною в 1849 и 1854 гг., и Н.А. Абрамовым^{11}^, которое напечатано в Страннике 1863 г. № 5-й, ошибочно сказано, что святитель Иоанн из Чернигова в Тобольск перемещен в 1711 году^{12}^ и что сибирскою митрополиею управлял близ 4 лет. Меня. г. Абрамова и покойного киевского митрополита Евгения, трудившегося над вторым изданием I части ист. иер., ввела в ошибку рукописная сибирская летопись, хранящаяся в библиотеке Тобольской семинарии: там действительно сказано так, но сказано неверно. Касательно Иоанна Максимовича в этой летописи есть и другие ошибки; там говорится, например, что он посвящен в архиерея черниговского в 1698 году (тогда как это было в 1697), что он приезжал в Москву в числе малороссийских послов к царю Алексею Михайловичу (тогда как этого царя во время разорения заднепровской Малороссии турками уже и в живых не было) и пр. Настоящее уверение, т.е., что преосв. Иоанн перемещен из Чернигова в Тобольск не в 1711, а в 1712 году, и что поэтому он управлял тобольскою епархиею менее не четырех, а трех лет, я основываю: а) на статье: Чернигов, иерархи, помещенной в Труд. киев. акад. 1860 г., кн. 2, стр. 239; б) на Слов. пис. д. чин., ч. I, стр. 287; в) Ист. иер. р. Ц., ч. 1, изд. 1, стр. 111 и 153; г) Геогр. слов. Щекатова, ч. 6, стр. 262; д., Обз. русск. дух. лит., стр. 207; особенно же е) на ставленой грамоте, данной местоблюстителем патриаршего престола Стефаном Яворским преемнику Иоаннову по черн, епархии, архиепископу Антонию Стаховскому, и доселе в целости хранящейся при черниг. каф. соборе, и ж) на свидетельстве самого Иоанна Максимовича в Илиотропионе. В грамоте говорится: «Стефан Яворский, Божиею милостию митр, рязанский... прошедшего мироспасительнаго 1712 года, месяца марта для черниг. епархии боголюбивый архиепископ Иоанн Максимович, по указу царскаго величества переведен на престол сибирския митрополии»; а в предисловии к последней (к Илиотропиону) черниговцы, трудившиеся над ее изданием, в 1714 году, уже в бытность Иоанна в Сибири, говорят: «ты учил нашу паству, яко лет пятнадесять». Если б Иоанн Максимович, хиротонисанный в черниг. архиепископа, в январе 1697 г., прибыл в Тобольск в августе 1711 года, то каким бы образом он мог учить черниговцев лет пятнадесять? Чтобы Иоанн Максимович прибыл в Тобольск ранее 1712 года, этого нет и в описании остяцкого народа, Новицкого, хранящемся в ризнице тоб. каф. собора.] определило послать в Тобольск Иоанна Максимовича с возведением его в звание митрополита Тобольского и всея[152 - Переписчик грамоты забыл означить число, хотя и место для него оставил.] Сибири[153 - Иначе рассказывают о причине назначения Иоанна Максимовича в Сиб. митрополита в Тобольске: будто в поместьях князя Меньшикова, находившихся в черниговской епархии, выстроена была новая церковь. Светлейший написал своему управителю, чтоб церковь та освящена была в такой-то день, и чтобы к освящению непременно был приглашен архиерей. Управитель волю господина своего передал преосвященному Иоанну. Но сей сказал, что назначение времени освящения церкви зависит не от его светлости и кого бы то ни было, а от епархиального архиерея, и что в назначенный день ему быть там никак нельзя, а он будет в другое время, именно тогда-то. Как сказал преосвященный, так и сделал. Далее: по случаю освящения церкви помянутый управитель устроил было богатый обед, но преосвященный, как откроется из дальнейшего, не любил бывать на чужих обедах, а потому не удостоил отведать княжеского стола. Меньщиков, узнав об изменении дня освящения церкви и об отказе от обеда, приготовленного его управителем, сильно прогневался на Иоанна Максимовича и из мести, когда вакансия на тобольскую митрополию сделалась праздною, устроил так, что туда назначили именно его – черниговского преосвященного. Максимович слышал о виновнике своего премещения, в страшную в то время Сибириь, и потому будто бы сказал при отъезде: «да, мне далеко ехать, но он будет еще далее меня». Предсказание преосвященного, прибавляют рассказчики, сбылось: Меньщиков, как известно был сослан в Березов, где и умер. Но предание этим не оканчивается. Говорят, что преосвященный Иоанн, когда Меньщикова провозили секретно мимо Тобольска по Иртышу в дощанике, не получив на от кого известия, вышел на берег реки, поклонился на плывшее судно и благословил его. Но это предание не верно; по крайней мере так можно смело говорить о последнем, упоминаемом в нем, обстоятельстве: Иоанн умер в 1715 году, а Меньщиков сослан в 1727 году, следовательно, 12 лет спустя после смерти преосвященного. Не случилось ли все это с митрополитом Антонием Стаховским, управлявшим тобольскою епархиею 1723–1740 г.? Он также, как и Максимович, в Тобольск переведен из Чернигова, но вместо наказания. См. Полн. Соб. Зак., т. VI, № 3, 734.]. Августа 14 дня 1712 года преосвященный Иоанн, имевший уже более 60 лет от рождения и почти весь покрытый сединами, прибыл в Тобольск и был встречен с необыкновенною торжественностию. Выписываю рассказ об этом из рукописи, принадлежащей Тобольской семинарии. Преосвященный Иоанн прибыл к Тобольску на двух дощаниках[154 - В старину архиереи тобольские в летнюю пору ехали из России сухим путем только до Верхотурья, а из Верхотурья до Тобольска обыкновенно плыли на судах по рр. Туре и Тоболу. Для этого тобольский архиерейский дом свои дощаники, которые, впрочем, в Верхотурье и Тюмени имелись у него постоянно и служили для сплава хлеба на архиерейский дом из архиерейских вотчин, находившихся наиболее в уездах Тюменском, Туринском и Верхотурском. Преосвященный Иоанн приплыл в Тобольск на двух дощаниках. Это удивительно, но только с нынешней точки зрения. В старину преосвященные в Сибирь ехали обыкновенно с большою свитою: с певчими и архиерейской ризницей, с некоторою частию духовенства, недостаток в котором, особенно в более образованном и способном, долго чувствовался в Сибири, с прислугой, множеством богослужебных книг и церковной утвари, в приобретении которых и до сих пор немало встречается затруднений, с значительным запасом провизии для архиерейского стола, сукон и других материй для платья, как самому архиерею, так еще более служащим при нем лицам, и пр., и пр. (См. челобитную митр. Филофея Петру 1 и примечания к ней в Тоб. губ. вед. 1859 г., №№ 15-19). Не излишне заметить, что иногда ризницу и певчих нарочно посылали в Москву или Петербург ко времени посвящения нового архиерея для всей Сибири. Так и в начале 1710 года к посвящению преемника митрополиту Филофею были высланы в Москву певчие и ризница; но по неназначснию сего преемника (Иоанна Максимовича) во время, в течение слишком двух лет, возвратились доколе так (архив тоб. коне.).] и пристал к берегу Иртыша против Знаменского монастыря. По предварительному распоряжению тобольского воеводы Бибикова полковник конного казачьего полка Нефедьев и головы двух пеших казачьих полков Аршинский и Мурашинский с своими командами стояли в строю от монастырских ворот до самого митрополичьего дощаника. Сам воевода с своими товарищами и при них сибирские дворяне, дети боярские и старшины от граждан вошли к его преосвященству на дощаник. Преосвященный, преподав им и сопровождавшим их святительское свое благословение, сошел на берег, вошел в монастырь, выслушал там краткое молебствие и, благословив народ, возвратился на судно, где и ночевал. Утром следующего дня (14 августа) преосвященный Иоанн снова прибыл в Знаменский монастырь и облачился (в церкви) в полное архиерейское облачение. Сюда пришли к нему в полных облачениях, с иконами и с молебным пением кафедральный протоиерей и все градское духовенство. Благословив новых своих сотрудников в деле пастырского служения, архипастырь пешком отправился в собор, находящийся слишком в версте от Знаменского монастыря, притом в нагорной части города, в сопровождении воеводы и его товарищей, дворян, детей боярских, городских старшин и множества народа и при звоне на колокольнях всех градских церквей. На Прямском взвозе по обе стороны и на горе на площади до самого собора стояли три помянутые полка казаков[155 - В старину – и до 1803 года – и все тобольские преосвященные также или подобным образом вступали в Тобольск на новую паству: приезжали сначала в Знаменский монастырь, облачались там и шли в собор с церемонией, подобной крестному ходу, например, при преднесении св. икон, в предшествии всего градского духовенства, при стечении множества народа и колокольном звоне. Само собою разумеется, что бывали и мелкие изменения, которые зависели от предохранительных распоряжений воевод или губернаторов, правивших Сибирыо, или самих владык. В марте 1769 года громкий и пышный губернатор Чечерин встречал преосвященного Варлаама, между прочим, с пушечной пальбой и сквозь как бы триумфальные ворота, устроенные на Прямском взвозе и украшенные, кроме многого другого, нарочно для того приготовленными надписями в стихах.]. На горе в Кремле, на площади против собора, преосвященный служил молебен с водосвятием, а по входе в церковь – литургию, после литургии отправился в архиерейский дом, а 16 августа, в день Нерукотворенного образа Спасителя, снова служил у праздника, т.е. в Спасской градской церкви, при стечении множества народа[156 - Лет. сборник, принадлежащий тобольской семинарии, рукописный, год 1711.].
Теперь мы дошли до самого интересного для жителей Сибири вообще, а особенно для жителей Тобольска, периода жизни митрополита Иоанна. Но, к сожалению, нет возможности вполне удовлетворить любопытству чтущих память святителя; современники не чувствовали нужды вести записи о жизни и делах его, преемники довольствовались рассказами стариков, рассказы же в течение почти 150 лет большею частию забыты. Итак, будем довольствоваться немногим.
Нет сомнения, что и епархиальные дела сильно озабочивали преосвященного Иоанна. Тобольская епархия в XVII столетии и начале XVIII чрезвычайно была обширна – простиралась с запада на восток от Ачинской крепости (на запад до Уральских гор, следовательно, уже в Европейской России) до Камчатки, с юга на север – от Бухтармы и Кяхты до Обдорска и Колымы. К тому же в Сибири тогда вовсе не было образованного духовенства, а между тем сколько в ней находилось идолопоклонников! Да и раскольники толпами бежали туда из России и простодушных сибиряков увлекали в свои заблуждения: отсюда заблудшие сотнями, даже тысячами сожигались и сожигали обольщенных ими[157 - Розыск св. Димитрия ростовского, ч. III, гл. XIII.]. Предместник преосвященного Иоанна митрополит Филофей в 1707 году в помощь себе для управления столь обширною епархиею получил было викария в лице Иркутского епископа Варлаама Коссовского, но он, проживши в Иркутске только два с половиною года, наконец от крайней скудости в содержании[158 - Жалованья ему не назначено никакого; вотчинных крестьян не было ни одной души; дани с немногих церквей и монастырей собираюсь только 108 рублей. И из этой ничтожной суммы архиерей должен был содержать, кроме себя, певчих своих, приказных чиновников и прислугу. Странн. 1863, № 1, стр. 10, Ирк. еп. вед. 1863 г. № 10.], от недостатка даже квартиры для своего помещения и от разных неустройств в столь отдаленном и глухом краю в 1710 году отбыл оттуда в Москву и здесь в сентябре 1713 года участвовал с местоблюстителем патриаршего престола в хиротонии преемника Иоаннова по черниговской кафедре Антония Стаховского, а в 1714-м перемешен в Тверь[159 - Ирк. еп. вед. 1863 г. № 10, стр. 121. Ставл. грам. Антония Стаховского в черниг. кафедр, соборе. Не известно, тотчас ли по прибытии в Тобольск или несколько спустя только митрополит Иоанн Максимович отправил из Тобольска в Йркутск в благословение тамошней пастве список с чудотворной Абалцкой иконы Божией Матери. Эта святыня до сих пор в целости сохраняется в приделе иркутского кафедрального собора и в недавнее время украшена по усердию покойного купца Трапезникова великолепнейшею золотою ризою. В стихах, написанных под иконою, преосвященный Иоанн обещался посетить Иркутск лично, но промысл Божий не судил ему исполнить это обещание ^{13}^.].
Кроме исправления обыкновенных епархиальных дел, митрополит Иоанн Максимович, находясь в Тобольске, трудился над обращением в христианство остяков, вогулов и других сибирских инородцев. С июня 1712 года, значит, за два слишком месяца до прибытия в Тобольск преосвященного Иоанна, предместник его, живший на покое в Тюменском монастыре, митрополит Филофей Лещинский начал лично проповедывать остякам Тобольской губернии, вогулам, татарам и другим язычникам и магометанским инородцам евангельское учение и продолжал делать это в следующих 1713, 1714 и 1715 годах; митрополит Иоанн всем, что только было в его власти, помогал бывшему тобольскому архипастырю в этом святом, но вместе трудном деле: давал ему в сотрудники более благонадежных священников и монахов, снабжал его церковною утварью, сносился за него, как схимника, с мирскими властями и духовным правительством, утешал в опасностях жизни от злобившихся на него иноверцев и подавал ему мудрые советы. Один раз преосвященный Иоанн и сам от себя отправлял в Кошуцкие юрты (ныне село Тюменского уезда) священника, который при содействии тамошнего князька, обласканного и щедро одаренного в Тобольске Иоанном Максимовичем, окрестил инородцев тех юрт (ясачных туралинских татар) в числе 300 душ. Сюда же надобно отнести и то, что в 1714 году Иоанн Максимович, согласно воле Петра I, открыл в Пекине православную духовную миссию, частию для поддержания православной веры в сотне сибирских казаков, взятых в плен китайцами в царствование Алексея Михайловича при разрушении нашего города на Амуре Албазина и поселенных в Пекине, частию в видах обращения в христианство самих китайцев[160 - Впрочем, это благое намерение Петра I и митрополитов тобольских Филофея и Иоанна начинает приходить отчасти в исполнение почти только в настоящее время (См. Дух. Бесед. 1863 г. № 5, стр. 160, и некоторые из последующих ее номеров, Ирк. епарх. вед. 1863 г., Правосл. обозр. 1863 г. № 7, замет, стр. 194).]. Начальником миссии в то время назначен был эконом Тобольского архиерейского дома Илларион Лежайский, по сему случаю произведенный в архимандрита Якутского Спасского монастыря и получивший от митрополита ризницу и церковную утварь[161 - Иларион Лежайский родом был из Польши, и в Сибирь привезен самим преосвященным Иоанном. С ним приехали было из Малороссии и еще несколько монашествующих, но Сибирь не понравилась, и все они, согласно их просьбе, отпущены были Иоанном Максимовичем обратно па родину с щедрым вознаграждением за послушание ехать с ним и за сопровождение его в пути до Тобольска. (Из лат. и частию русской рукописи, принадлежащей омскому дух. училищу). Что же касается архимандрита Илариона, то он китайским императором и мандаринами принят был очень ласково, но жил там недолго, потому, вероятно, что не мог перенести перемены ктимата.].
Преосвященный Иоанн Максимович и в Тобольске, как в Чернигове, деятельно занимался надзором за обучением духовного и инородческого юношества в славянских школах, открытых его предместником митрополитом Филофеем в 1703 или 1704 году. Сверх того, он часто служил и при богослужении проповедывал слово Божие, а дома то читал, то переводил или писал различные назидательные сочинения и между прочим написал книгу: _Путник_ (в царствие Божие?). «Едино у него увеселение было, – говорится о нем в рукописи Сибирской летописи, – писать душеполезные сочинения»[162 - В описи имения митрополита Антония Стаховского, одного из ближайших преемников Максимовича, хранящейся в архиве тобольской консистории, между прочими вещами значится и поименованная книга. Эта опись признает ее сочинением Иоанна Максимовича. Оставшись рукописью в Тобольске, Путник, по всей вероятности, никогда и не был напечатан.].
Но главным занятием преосвященного Иоанна была молитва. Запершись во внутренних своих комнатах, он, как слыхали и подмечали жившие при нем, повергался на колена, проливал слезы и в этой умной, сердечной беседе с Творцом и Искупителем проводил по часу, а иногда и по нескольку часов. Особенно любил он приносить Господу моления за себя и за паству свою в ночное время, когда, ничто внешнее и земное не развлекает внимания и не развлекает помыслов о небесном.
Нельзя не упомянуть здесь и о том, что преосвященный Иоанн, в бытность свою в Тобольске, много творил милостыни. Помня слова Спасителя: _тебе_же_творящу_милостыню,_да_не_увесть_шуйца_твоя,_что_творит_десница_твоя_ (Матф. 6, 3), он всего чаще делал подаяния втайне, иногда чрез доверенных лиц, а иногда и сам непосредственно, но переодевшись в простое платье. В этом виде, как передается из рода в род, он посещал богадельни, которых в прежнее время в Тобольске было много (29), и дома известных ему бедных, особенно сирот, оставшихся без приюта и призрения. Оставляя у окна деньги или вещи, преосвященный стучался и говорил: «Примите во имя Иисуса Христа», – и в ту же минуту удалялся. Принимавшие милостыню не знали своего благодетеля, потому что темнота ночи и простое платье скрывали его. Из всех бедных и несчастных чаще бывали предметом его сострадания вдовы и сироты духовного звания да заключенные в темницах. Первых он отыскивал не только в самом Тобольске, но и в целой Тобольской епархии, и чрез благонадежных людей снабжал, чем и сколько мог, впрочем, никогда не означая своего имени, и последних посещал лично в местах их заключения, причем наделял их деньгами и пищей, поучал и утешал[163 - Жури. мин. нар. пр. на 1850 год, № 10, статья г. Абрамова под названием: Иоанн Максимович и пр.].
Упомянув о добродетельной жизни митрополита Иоанна Максимовича в Тобольске, приведу слова Григория Новицкого и неизвестного автора помянутой рукописи Сибирской летописи. Первый в _кратком_описании_остяцкого_народа_ сказал: «Митрополит Иоанн был усердный ревнитель и трудолюбивый желатель благочестия». А второй заметил: «Митрополит Иоанн был тих, смирен, благорассудлив, о бедных сострадателен и милостив». Это значит, что преосвященный Иоанн сверх попечительности о бедных и несчастных был кроток и снисходителен в обращении как с подчиненными, так и со всеми, ни пред кем не гордился своими достоинствами и добродетелями, все поступавшие к нему дела рассматривал внимательно и в решении их являл милосердие и снисходительность. Летописец в митрополите Иоанне замечает и ту особенность, что он во все время пребывания своего в Тобольске ни у кого не бывал в гостях, что только один раз ездил на обед к сибирскому губернатору князю Гагарину, и то по особенно усильной просьбе сего последнего[164 - Рукоп. сиб. летопись, принадлежащая тобольской семинарии, под 1715 годом.]. Так он предан был уединению, так живо имел в виду пастырские свои обязанности и дела благочестия.
К сожалению, тобольскою паствою управлял преосвященный Иоанн недолго – только 2 года 9 месяцев 3 недели и 5 дней (с 1712 года, 14 августа, по 10 июня 1715 года). Частию обремененный летами и более, вероятно, изнуренный учеными и благочестивыми трудами, равно как делами по управлению епархиями, он скончался 1715 года 10 июня. Всей жизни его было 63 с половиной года. Замечательна была смерть преосвященного: 10 июня, когда церковь празднует память священномученика Тимофея, епископа Прусского, преосвященный Иоанн торжественно отслужил литургию, после литургии угощал столом градское духовенство и нищих, протем сим последним сам прислуживал; после стола простился с духовенством, но удержал на некоторое время двух более любимых им священников. Что говорил с ними архипастырь, это известно одному Господу; только, отпустив и их, он заперся в своих внутренних комнатах. Вечером жители Тобольска, вероятно, приведенные в недоумение еще рассказами о прощании преосвященного с духовенством, сильно обеспокоились тем, что во всем городе был благовест к вечерням много и долго спустя после обыкновенного срока. Те, на ком лежала обязанность исспрашивать благословение, равно как и служащие при архиерейском доме, уже много раз приходили к келье преосвященного, стучались и звали его, но ни дверь не отворялась, ни голоса не было слышно. Наконец приехал в архиерейский дом губернатор князь Матвей Петрович Гагарин. После новых, но опять тщетных попыток вызвать преосвященного князь, принимая ответственность на себя, приказал ломать двери. Что же представилось, когда они были отворены? Митрополит в молитвенном положении на коленах стоял пред иконою Спасителя, давно уже мертвый[165 - Это предание известно всем жителям Тобольска и целой Сибири. Мне случалось неоднократно слышать его от почтенных по летам и просвещению старцев (напр. Ив. П. и М.Д. Менделеевых и Гневашевых), которые сами слышали его от своих отцов и дедов, современников или почти современников митрополиту Иоанну.]!
Преосвященный Иоанн Максимович (сколько можно судить по сохранившимся до нас портретам) был росту высокого, сухой, с лицом худощавым и продолговатым, нос имел длинный, бороду довольно большую и в старости седую, волосы длинные и также седые. Погребен он подле Софийского собора с северной стороны близ дверей в приделе во имя преподобных Антония и Феодосия Печерских[166 - В кратком показании о бывших в Сибири городах, воеводах и пр. на стр. 17 неправильно сказано, будто Иоанн Максимович погребен в приделе Златоустого.]. Лет чрез 30 после смерти Иоанна, при митрополите Антонии Нарожницком, этот придел по тесноте его и ветхости потолка был разобран[167 - Из дел консист. архива.] и заменен теплым, вновь выстроенным собором тех же преподобных Печерских. Таким образом, гроб святителя Иоанна остался под открытым небом. Жителям Тобольска, благоговевшим к его памяти, это было крайне неприятно. К тому же стал носиться по городу слух о видениях, будто бы бывших митрополитам Антонию II и Сильвестру. Рассказывали, что святитель Иоанн явился им во сне и с скорбию говорил об оставлении его фоба под открытым небом, жаловался, что над фобом его бегают псы, приказывал возобновить придел и этим возобновлением успокоить его, а в случае неисполнения его приказания грозил наказанием и пр.[168 - И это предапие пишущему было сообщено людьми старинными; набожными и образованными.] Поэтому набожный преемник Антония II митрополит Сильвестр в 1751 году на сборные деньги на место существовавшего прежде деревянного придела выстроил новый каменный, только уже не во имя преподобных Антония и Феодосия. а во имя святителя Иоанна Златоустого, ангела митрополита Иоанна Максимовича, и выстроил так, что гроб блаженной памяти святителя вошел в алтарь оного. По выстройке придела над гробом митрополита Иоанна прошло около 60 лет. Наконец 1806-го или 1807 года, при архиепископе Тобольском Амвросии Келембете, на северной стороне собора сделалась трещина от фундамента до самых сводов, притом над тем самым местом, где была могила преосвященного Иоанна. В 1826 году преосвященный тобольский, а впоследствии Разанский и Ярославский архиепископ Евгений, чтобы предотвратить опасность, грозившую всему собору, решился исправить это повреждение. Но так как ни заделать трещину, ни даже осмотреть ее во глубине фундамента не было возможности, не коснувшись гроба Иоанна Максимовича, то с разрешения Св. Синода 5 и 6 сентября 1826 года фоб его был перенесен в новый скит, устроенный в том же приделе и также в алтаре, только на левой его стороне. Трогательно и умилительно было это перенесение! Сентября 3 дня преосвященный Евгений призвал к себе ректора семинарии архимандрита Иоанникия, что впоследствии был епископом преемственно Вятским, Оренбургским и Кавказским или Ставропольским, кафедрального протоиерея Петра Фелицына и ключаря протоиерея Петра Карпинского и согласил их держать пост три дня до перенесения честных останков да три дня после того. 4 числа выкопана была на левой стороне Златоустовского алтаря новая могила, выкладен в ней новый склеп и устроен новый же фоб. 5 числа – в тот год этот день был воскресный и царский, отслуживши литургию и обождавши, пока разошелся народ, но ничего не вкушая, преосвященный с вышеупомянутыми тремя лицами пришел в придел и, отслужив панихиду по мифополиту Иоанну, приступил к делу. По вскрытии склепа преосвященный спустился в него и крышу кедрового фоба нашел сгнившею, а самый фоб совершенно целым; клобук и мантия оказались также нисколько не истлевшими. Подложив потом при постоянном чтении покаянного псалма и при пособии ключаря, человека кроткого, простого и добродетельного, под мантию и останки чистое полотно, и запевши _Святый_Боже_, они взяли полотно за четыре конца, с особенною осторожностию и благоговением подняли их кверху, в алтарь, и потом уже все четверо вместе положили в новый фоб, запечатали его и по порядку, начиная с архиерея, стали читать Евангелие. 6 числа, чтобы избежать огласки и предотвратить стечение народа, преосвященный Евгений в приделе Иоанна Златоустого пришел (в Тобольске архиерейский дом с собором почти рядом и оба в отдалении от других зданий, особенно от частных домов) рано утром без обычной архиереям церемонии и даже без свиты, а только в сопровождении фадских священников и четырех из фаждан, заблаговременно и секретно приглашенных вроде депутатов, новый гроб с останками митрополита Иоанна перенесен был в склеп при пении Святый Боже самим преосвященным, разумеется, с сослужащими, по прочтении часов и по совершении соборне панихиды. Затем литургия (ранняя), равно как и сейчас помянутая панихида, вся совершена была без иподиаконов (облачали архиерея диаконы), без певчих (пели священники) и в присутствии только этих певших иереев и вышеупомянутых четырех граждан[169 - Рассказ этот мною записан был в 1843 году со слов особенно благоговевших к памяти митр. Иоанна, ныне уже покойных, купцов тобольских Ал. Мир. Гневашева и Вас. Ал. Струнина. Помнится, один который-то из них (если только не оба) были и при перенесении нового гроба Иоаннова в числе четырех помянутых депутатов.].
Над прежним местом погребения митрополита Иоанна, на правой стене придельного алтаря, святитель изображен был во весь рост, в белом клобуке и голубой с источниками мантии, а над новой могилой подле левой стены алтаря находится круглый беловатый мраморный памятник, устроенный бывшим, ныне уже покойным, золотопромышленником, ростовским купцом Никитой Фед. Мясниковым. Им же в приделе в 40-х годах переделан и иконостас, в самой церкви придельной на левой стороне висит довольно большая икона с изображением Иоанна Златоустого и Тимофея, епископа Прусского, написанная в 1840 году тобольским купцом, в последнее время обедневшим и ныне тоже покойным, Алексеем Мир. Гневашевым и некоторыми другими гражданами из усердия к митрополиту Иоанну; Златоустый, как выше замечено, – ангел сего митрополита, а память священномученика Тимофея празднуется церковью 10 июня – в день кончины Иоанна.
Заключим жизнеописание приснопамятного архипастыря Иоанна Максимовича словами, высказанными в самом начале его: жители не только Тобольска, но и всей Сибири с самой кончины митрополита Иоанна свято чтили и доныне чтут память его; так что многие служат по нем панихиды, на гроб его поклониться приезжают и приходят издалека, из епархии не только Тобольской, но и Пермской, и Оренбургской, и Уфимской, и Томской, и Енисейской, и Иркутской, а в домах жителей Сибири, по крайней мере в некоторых, можно видеть его изображения. В приделе Иоанна Златоустого почти круглый год, кроме панихид, служатся заказные заупокойные литургии; собрания богомольцев при служении в этом приделе бывают особенно многолюдны 10 июня – в день кончины Иоанна и 13 ноября – в храмовый праздник придела Златоустого[170 - Иоанн Максимович был канонизирован Русской православной церковью летом 1916 г.].
Вера в силу заступления святителя Иоанна иногда и оправдывается благодатными действиями. Вот несколько из этих действий, собранных и записанных в 1843 году[171 - В то же время собирал и записывал сведения о благодатных действиях, совершавшихся над людьми, которые обращались с молитвами к митр. Иоанну, преосв. тобольский Владимир, и у него записано было гораздо более, нежели у меня, но его запись по смерти преосвященного (1845 г.), вероятно, затерялась и, кажется, навсегда.]:
1) В 1798 году 10 июля из Барнаульского округа приехали в Тобольск две женщины из крестьянского сословия, но достаточные, одна пожилая, другая дочь первой, девица лет 20, больная, изнеможенная. Пришедши в собор, они просили показать им место, где погребен митрополит Иоанн, и в пределе Иоанна Златоустого служить сряду 6 недель литургии. Когда же соборяне начали расспрашивать о причине такой дальней поездки и особенного усердия к митрополиту Иоанну, мать рассказала следующее: «Эта больная дочь пять лет находилась в сумасшествии, в первые четыре года она бегала по лесам, билась, кричала, дралась, неистовствовала, сидела на цепи, потом по временам стала приходить в себя, и вот в одну из добрых минут ни с того ни с сего просит меня ехать с ней молиться в Тобольск. «Для чего же это?» – говорю я ей. «Мне являлся какой-то архиерей, он сказал, что я до тех пор не выздоровею, покуда не помолюсь в Тобольске на его фобе», – и тут рассказала, какой он и какая на нем одежда; ну почти точь-в-точь, как в вашей приходской церкви написан Спаситель над царскими дверями. Я подумала, что это новый бред, тем более что
2) не только дочь, но и мы, старики, в своей стороне никогда не видывали архиереев[172 - Томская епархия, в состав которой входит и Барнаул, открыта только в 1834 году. До тех пор она принадлежала к тобольской епархии, и тобольские преосвященные, по отдаленности и по неотпуску из казны, кажется, до двадцатых годов прогонных денег на разъезды по епархии, в Томске, а тем более в барнаульском округе, действительно почти никогда не бывали.], да так и оставила. Бедная дочь снова впала в сумасшествие и неистовство; только вот опять, как-то очувствовавшись, говорит, что являвшийся прежде архиерей явился ей в другой раз и уже не советывал, а приказывал ехать в Тобольск на богомолье над его гробом. Я рассказала об этом старику мужу, но, как и прежде, мы приняли слова дочери за бред, хотя нарочно ездили в свою приходскую церковь и видели, что одежда на архиереях, как описывала ее дочь, почти точь-в-точь, что на Спасителе над царскими дверями. С дочерью и опять случилось то же: ужасны были ее мучения. Чрез несколько времени она и в третий раз начала просить нас ехать в Тобольск, потому что, говорила она, архиерей теперь уже грозил мне наказанием за неисполнение его приказания. Доколе мы мешкали, бедная опять впала в неистовство. Наконец собрались в дорогу, дочь посадили в повозку и связали; первые станции едва вдвоем с работником могли мы держать ее, но чем далее ехали, тем она делалась тише и тише. Теперь она в разуме, только, как видите, в чем душа держится». Между слушавшими рассказ старушки в соборе находился и протоиерей кладбищенской церкви[173 - В настоящее время он по глубокой старости уже за штатом.] Вас. Ос. Кузнецов, тогда лишь кончивший курс семинарского учения и еще исправлявший в то время должность соборного псаломщика[174 - В конце прошедшего и начале настоящего столетия тобольские семинаристы высших классов почти все были вместе и причетниками при градских церквах, некоторые даже бывали женатые и служили при тех же церквах диаконами.]. Литургии в приделе Иоанна Златоустого в течение шести недель были петы, те две женщины ходили и молились, наконец и уехали. Происшествие это, сначала составлявшее предмет разговоров, потом было забыто и, быть может, навсегда оставалось бы в забвении, если б не возобновил его в памяти следующий случай. Старший брат Вас. Ос. Кузнецова Иван (который, как и В. Ос., сам лично видел двух описанных выше женщин, так как по должности певчего стоял на клиросе) произведен был в священники и сделан присутствующим духовного правления в Барнауле. В 1806 году В.Ос. поехал к нему в гости. Когда собрался он в обратный путь
3) в Тобольск, брат изъявил желание проводить его верст 70 и, своротив с большой дороги в сторону версты с две, завез его к своему прихожанину, усердному и зажиточному крестьянину. Что же оказалось? В семействе крестьянина находилась та больная, которую в 1798 году привозили в Тобольск, только теперь она была в полном уме и наслаждалась цветущим здоровьем. Теперь она была уже замужем, имела детей и вместе со своими родными благословляла Бога, прославляя притом и святителя Иоанна Максимовича.
4) 1808 года в летнюю пору, часу в 12-м или в первом ночи, часовой на гауптвахте (которая в то время находилась подле ворот старых присутственных мест, следовательно, близ собора и придела Иоанна Златоустого) увидел в соборе свет и подумал, не горит ли там. По его указанию товарищи подошли к самому собору и увидел то же, да сверх того услышали еще и пение. Дивясь этому безвременному пению и освещению в соборе, солдаты сообщили об этом ближайшему своему начальнику, а тот – офицеру. Офицер, взяв часть команды, пошел посмотреть караульного, что ходил подле соборной ризницы и малого входа в собор, и спросил его, не пропускал ли он кого в собор, и услышав, что нет и что с его стороны замок у входа в собор совершенно цел, поднялся с подкомандуемыми на соборные окна, и увидел не только освещение, но и архиерея в полном облачении и с сослужащими как бы священнодействующим. Расставив по солдату или по два ко всем дверям собора, офицер тотчас дал знать о необыкновенном явлении в архиерейский дом. Эконом, казначей и другие, думая, что в соборе пожар, поспешили к соборному сторожу взять у него ключи, но того на беду не было дома, т.е. в теплом соборе, где ему, по обычаю того времени, надлежало ночевать[175 - При церквах тобольской епархии почти до настоящего времени, по крайней мере до сороковых годов, сторожек не было, и сторожны жили, ели, пили и спали в трапезах (церквей), отчего они и до сих пор в Сибири называются трапезниками.]. Приказано было сбить замок, народ, которого между тем сбежалось уже немало, ворвался вслед за должностными лицами в собор, но никто и ничего не видал и не слыхал, только вбежавшие в собор первыми уверяли после, что они застали северные двери, именно те, которые ведут в алтарь придела Иоанна Златоустого и к месту погребения митрополита Иоанна, растворенными и оттуда обоняли благовонный запах, тогда
5) как эти двери с вечера в глазах ключаря были заперты, да и тут оказались запертыми. К сожалению, ключарю, которым в то время был священник Кузнецов (что впоследствии вышеупомянутый протоиерей кладбищенской церкви), дали знать о тревоге в соборе слишком поздно – часу в третьем. Пришедши, он застал только одну сумятицу, двери все растворенные, все суетились и ничего не делали, все толковали, но так, что долго нельзя было добиться толку. Свет в соборе и приделе в необычную пору, т.е. ночью, по рассказам жителей Тобольска, неоднократно видали и в другое время. (Оба эти случая переданы пишущему самим достойным всякого уважения о. протоиереем В. Ос. Кузнецовым).
6) Двадцать два года тому назад в зимнюю пору (в ноябре 1841 года) приехали в Тобольск жена и дочь (девица лет 15 или 16) бывшего тогда ишимского исправника г. Попова. Пригласив на квартиру к себе (у казачьего атамана Шубина) соборного ключаря протоиерея Иак. Ив. Ласточкина, они просили чрез него соборян служить в приделе Иоанна Златоустого сряду 12 обеден и после каждой – панихиду по митрополиту Иоанну Максимовичу, присовокупляя, что девица во все это время будет говеть и, наконец, приобщится. Когда о. ключарь изъявил желание знать о побуждении к этому, г-жа исправница указала на свою дочь, и та рассказала следующее: «Три года я была больна, меня лечили, много истратили на это денег, но медицинские пособия не только не облегчали болезни, а, напротив, как будто усиливали ее. Положение мое делалось со дня на день опаснее, я впала в горячку и не могла уже вставать с постели. В это-то время при самом легком сне я увидела трех монахов: одного в белом клобуке и с посохом, а двух прочих, по сторонам его, – в мантиях, в обыкновенной монашеской одежде. Тот, что в белом клобуке, тронув меня посохом, сказал: «Полно тебе искать помощи у одних земных врачей, пора обратиться и к небесному; служи панихиды по Иоанну-митрополиту». С этим все трое стали невидимы, и я проснулась; думаю о сне и чувствую: мне гораздо легче, я могу действовать руками, нет боли в голове; кличу маменьку и рассказываю ей о видении. Скоро я и совсем оправилась. Сначала у нас положено было ехать в Тобольск тотчас при первой возможности, но день за день папенька занят должностью, маменька хлопотала по дому; проходит неделя, две, три и четыре; я снова заболела, и отчаянно. Но однажды утром, когда из комнаты моей все вышли (не знаю, спала ли я тогда или нет, только я очень ясно видела), являются прежние три монаха: один также в белом клобуке и с посохом, а прочие в прежнем монашеском платье. Главный из них сказал: «Зачем ты не исполняешь моего совета? Непременно поезжай в Тобольск, проси отслужить в приделе Иоанна Златоустого 12 литургий и 12 панихид по Иоанну-митрополиту; там поговей, исповедуйся и приобщись, в противном случае ты умрешь». Я, за минуту бывши не в состоянии даже шевелиться, почувствовала себя так хорошо, что сама встаю с постели, иду к маменьке и рассказываю ей о новом видении. Как видите, теперь я совсем здорова» (так и действительно, только была еще чрезвычайно бледна). «Вот тут уже мы, – присовокупила мать, – нимало не медля, поехали сюда и вас просим исполнить наш обет». Просьба госпож Поповых соборянами была исполнена, они ходили и молились, девица говела и по исповеди за последней из 12 литургий приобщалась св. тайн. Потом обе они отправились обратно[176 - Пишущий слышал это от многоуважаемого отца протоиерея Ласточкина, здравствующего, как и протоиерей Кузнецов, доныне.].
15 сентября 1863 г.
Омск.
ДОПОЛНЕНИЯ К БИОГРАФИИ МИТРОПОЛИТА ТОБОЛЬСКОГО ИОАННА МАКСИМОВИЧА[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии митрополита Иоанна Максимовича // Странник. 1870. Т. 2. С. 325–348.]
В «Страннике» напечатаны уже две биографии многочтимого по Сибири и по всей России известного митрополита Тобольского Иоанна Максимовича: одна в майской книжке 1863 года Н.А. Абрамова, а другая – в январской 1864 года, мною составленная[178 - А. Сулоцким были также написаны: Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольскаго и всея Сибири. М.: Типография Александра Семёна, на Софийской улице, 1849. 16 с.; Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольскаго и всея Сибири // Странник. 1864. Т. 1, январь.Из работ других авторов об И. Максимовиче:Карпинский А.М. Иоанн Максимович, митрополит Тобольский и всея Сибири. Тюмень: Типография А.А. Крылова, 1899. 53 с.; Протоиерей Григорий Тутолмин. Житие Святителя Иоанна (Максимовича), митрополита Тобольского и всея Сибири. Тобольск: Типография Епархиального братства Димитрия Солунского, 1916. 33 с.Житие святителя Иоанна, митрополита Тобольского //Жития русских святых. Кн. 2. Коломна, 1993. С. 363–366.]. Но после того в течение 5 или 6 лет открыто несколько новых материалов, которые или дополняют прежние сведения о названном архипастыре, или исправляют их. Впрочем, пользуясь вновь открытыми материалами, пишущий не намерен составлять новую и полную биографию Иоанна Максимовича, а только намерен к прежним его биографическим очеркам сделать дополнения и исправления допущенных в них ошибок.
1. В биографии митрополита Иоанна Максимовича, напечатанной в майской книжке «Странника» 1863 года и ранее того – в октябрьской «Журнала Министерства народного просвещения» 1857 года и в 20 и 21 номерах «Тобольских губернских ведомостей» 1857 года, сказано, что преосвященный Иоанн _родился_в_январе_1653_года,_а_умер_на_63_году._ Но автор этой биографии Н.А. Абрамов, извлекая сведения для нее из краткого жития митрополита Иоанна, находящегося в рукописной Сибирской летописи, принадлежащей библиотеке Тобольской семинарии под годом 1715-м, по всей вероятности, сделал недосмотр: там о митрополите Иоанне сказано: «_Препроводив_в_добродетелях_жизнь_свою_, с _миром_ко_Господу_отъиде;_преставися_же_всех_лет_жития_своего_63_года_и_шесть_месяцев_»; а он (автор биографии) прочитал и напечатал: «Препроводив (Иоанн) в добродетелях жизнь свою, с миром _ко_Господу_отъиде_на_63_году_и_шестом_месяце»._ Итак, правильнее будет сказать, как уже и сказано в моей биографии сибирского святителя, помещенной в январской книжке «Странника» 1864 года, что он родился в декабре 1651 года, а умер 63 с половиною лет.
2. Ни в моей биографии митрополита Иоанна («Странник» 1864 г., янв.), ни в биографии г. Абрамова (там же, 1863 г., май) ничего не сказано о бытности митрополита Иоанна Максимовича в Москве в проезд его чрез нее из Чернигова в Тобольск. Восполняю это невольное, впрочем, по неимению в то время материалов, опущение.... Митрополит Иоанн Максимович в Москве был весной или в начале лета 1711 года; по крайней мере, в первой половине июля того года в Москве его уже не было, в то время он уже отбыл из Москвы в Тобольск, потому что местоблюститель патриаршего престола митрополит Стефан Яворский в письме своем к Петру Великому[179 - Письмо Стефана Яворского к Петру I, о котором упоминается здесь и из которого будут делаться выписки и далее, найдено, скопировано (в одном из столичных архивов) и доставлено мне многоуважаемым профессором с.-петербургской духовной академии Ил. Ал. Чистовичем.]_от_12_июля_1711_года_ упоминал о нем только уже как о бывшем в Москве: «Нынешний архиерей сибирский Иоанн Максимович, _в_кое_время_ (когда) _был_в_Москве,_так_сказывал...»._
В Москве митрополит Иоанн Максимович не застал уже ни тобольской митрополичьей ризницы, ни тобольских архиерейских певчих, которые были отправлены из Тобольска в Москву еще в 1710 году, вскоре по принятии предместником его по сибирской кафедре митрополитом Филофеем Лещинским схимы и по отречении сего последнего от управления Сибирскою епархиею, и которые по неназначению в 1710 году преемника Филофею и по неимению средств к продолжительному проживанию в чужом для них месте в том же 1710 году или в самом начале следующего года выбыли обратно в Тобольск[180 - Архив Тобольской консистории... В старину общий у всех епархий был обычай – ко времени посвящения нового архиерея и обучения его архиерейскому священнослужению высылать в Москву певчих, ризницу архиерейскую и деньги на проезд архиерею и на другие его расходы. Легко ли, выгодно ли было тобольской епархии делать такие посылки за 2300 верст, об этом может судить всякий сам.]. Потому и рукополагался он в митрополита без участия тобольских певчих и не в тобольских облачениях.
Преосвященный Иоанн Максимович в Москве был посвящен из архиепископа Черниговского в Тобольского митрополита местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Рязанским Стефаном Яворским[181 - Да не покажется читателям странным упоминание о посвящении архиепископа в митрополита. Старые времена не новые, нынешние: в старину действительно существовал и особенный чин производства епископов и арихепископов в митрополита, быть может, между прочим и потому, что тогда архиереи, низшие по названию митрополитов, служили в фелонях (а не в саккосах) и в митрах без креста. Чин этот совершен было не только в 1711 году над Иоанном Максимовичем, но и позднее того, а именно в 1721 году на одним из преемников его по тобольской епархии Антонием Стаховским. Сей последний из архиепископов черниговских в тобольского митрополита был торжественно рукоположен 5 марта 1721 года, во второе воскресенье великого постав в С.-Петербурге, в Троицком соборе в присутствии Петра I тем же Стефаном Яворским при сослужении новгородского архиепископа Феодосия и псковского епископа Феофана Прокоповича. «Иркут. епарх. вед.» 1863 г. № 12 и 14. Акт. арх. эксп. Т. 1, стр. 297-301].
3. В Москве преосвященный Иоанн встретился с викарием тобольской митрополии Иркутским епископом Варлаамом Коссовским. Этот последний, по рождению, воспитанию и первоначальной службе киевлянин, а потом уже сибиряк, в 1707 году[182 - Ист. росс. иер. ч. I, стр. 236.] по представлению предместника Иоаннова по сибирской кафедре митрополита Филофея Лещинского был посвящен в Иркутского епископа с зависимостию его от Тобольского митрополита. Но в Иркутске Варлаам Коссовский прожил недолго, только с небольшим два года: от неприятностей ли с буйными, грубыми и распущенными иркутскими воеводами и другими гражданскими и военными властями того времени[183 - Ирк. епарх. ведом. 1865, 1866 и следующих годов, а особенно 18 г. № 2.], от крайней ли трудности жить в таком отдаленном крае на скудном содержании, какое ему назначено было от правительства, и при ничтожной дани, какую он получал по примеру всех того времени архиереев с подведомых ему церквей и монастырей[184 - В уездах иркутском, Нерчинском, верхнеудинском и селенгинском епископу Варлааму были подведомы только 42 церкви и 4 монастыря (из которых три были беднейшие), и он с них на себя, певчих, канцелярию и прислугу получал только 108 рублей в год. «Странник» 1863 года, янв., стр. 9 и след. «Иркут, епарх. вед.» 1863 года, № 10.], от неудобств ли иметь местопребывание в Иркутском Вознесенском монастыре и для служений по праздничным и царским дням, несмотря и на препятствия от реки Ангары, ездить за пять верст в Иркутск, от неустройств ли в духовенстве и народе Восточной Сибири, сильно распустившихся при заглазном и крайне отдаленном управлении ими от тобольских архиереев, от других ли каких, теперь еще неизвестных, причин – только он (Варлаам Коссовский) в 1710 году и без указа, т.е. не испросивши или не дождавшись позволения на то от высшего начальства, уехал из Иркутска в Москву[185 - «Иркут, епарх. ведомости» 1863 года № 10.].
Так как преосвященный Варлаам жил в Москве без всякого дела, и так как паства его, и не только лично его, иркутская, а и целой Сибири, оставалась без пастыря, потому что митрополит Тобольский Филофей в то время уже посхимился и жил на покое в Тюменском монастыре, то Стефан Яворский предлагал ему возвратиться в Иркутск, но он не ехал без _определения_ (без прогонных денег, пни без назначения ему высшего оклада жалованья, или даже, как можно догадываться из письма Стефана Яворского Петру I, без определения его самоместным, т.е. независимым от тобольской митрополии епископом). Местоблюститель патриаршего престола о назначении сего определения представлял было сенату, но сенат отстранял от себя эту обязанность, а напротив, возлагал ее на самого местоблюстителя: «А я, Государь, – писал потом Стефан Яворский Петру Великому, – определять не могу тыя вещи, которых я никогда же не видал и не знаю, в каком состоянии или расстоянии суть». Доколе шло это препирательство между двумя властями – духовною и светскою, в Москву, как замечено выше, прибыл для производства в митрополита и для путеследования затем в место своего нового назначения (в Тобольск) Иоанн Максимович. Стефан Яворский хотел было воспользоваться для отправки преосвященного Варлаама Коссовского этим, по его мнению, да по мнению и всякого постороннего лица, самым благоприятным случаем и предложил было Иоанну Максимовичу, по рукоположении его в митрополита, взять своего викария в Сибирь. Но тут между начальником и подчиненным произошло разногласие: первый хотел, чтобы его викарий жил вместе с ним в Тобольске, а последний на это не соглашался: «Нынешний архиерей сибирский Иоанн Максимович, – продолжал местоблюститель в вышеупомянутом своем письме к Государю от 12 июля 1711 года, – в кое время был в Москве, так сказывал, что-де не хочет архиерея _определенного_[186 - Как понимать это слово – в смысле ли определенного, уже назначенного архиерея, и именно Варлаама Коссовского, или в значении (архиерея) самостоятельного, самоместного, независимого? Должно быть, в последнем смысле.], а хощу-де такого, который бы со мною жил в Тобольске, мне в помощь, а иркутский епископ не хощет при нем жить; и так сие разногласие, – присовокупил к тому местоблюститель, – разве вашим монаршим указом смирится». Но Петр Великий, занятый тогда делами более сего важными, не обратил внимания на это разногласие сибирских архиереев, «не смирил его своим указом».
Преосвященному Иоанну, конечно, и без Государя представляли крайнее неудобство управлять из Тобольска, хотя бы то и с викарием при нем, таким отдаленным краем, каков иркутский или каков и еще более его отдаленный якутский, камчатский и пр.; конечно, преосвященному Иоанну и без Государя толковали, что из Тобольска он и при викарном точно так же, как и без викарного, по году, по два и более даже и знать не будет об иных и важных как происшествиях в церквах, так и беспорядках в духовенстве и пастве названных краев, а тем менее прекращать их вовремя, что если викарий его будет жить вместе с ним и если ставленники все будут по-прежнему ходить[187 - При неустройстве путей сообщения в Сибири и бедности духовенства, в старину действительно многие из ставленников, хотя бы и Восточной Сибири, для принятия рукоположения ходили в Тобольск пешком. А был пример (да, быть может, еще и не один), что иркутский ставленник Федор Сидоров, не застав архиерея в Тобольске, ходил за рукоположением в Вятку, где и принял оное от вятского архиепископа. См. «Ирк. епарх. вед.» 1863 г. № 15, стр. 202.] и ездить для посвящения в Тобольск, то в отдаленных местностях Сибирской епархии по-прежнему церкви будут оставаться по году, по два и более без священников, а их прихожане тем временем станут умирать без исповеди и приобщения, младенцы будут оставаться и даже умирать без крещения, мужчины и женщины жить между собою без брачного благословения, что, напротив, архиерей, живущий в Иркутске в звании ли викария тобольской митрополии или в звании самоместного владыки, о всех происшествиях местной церкви будет узнавать скорее и скорее станет удовлетворять ее нуждам; а преосвященному Варлааму также и без Петра Великого, конечно, напоминали о нужде повиновения начальству и пользе покорности старшим, но они оба остались при своем, и Иоанн Максимович уехал в Тобольск один, а Варлаам Коссовский остался в Москве ожидать себе лучшей участи, которой, однако ж, он дождался нескоро[188 - Стефан Яворский, по всей вероятности, знакомый с Варлаамом Коссовским еще по Киеву (Ист. росс. иер. ч. I, стр. 270 и 236), и потому, как кажется, несколько благоволивший к нему, и хотел было тогда же улучшить его участь: в вышеупомянутом письме своем к Петру 1 он представил было его к перемещению в Тверь: «А буде, – говорил он в конце своего письма, – иркутскому архиерею не ехать на Сибирь, благоволи его, Великий Государь перевесть в Тверь на место умершего архиерея (архиепископа Каллиста)». Но Петр I на сей раз не уважил предстаатения местоблюстителя, напротив, повелел рукоположить в епископа в Тверь другого (архимандрита московского Знаменского монастыря Алексея Титова), и только по вторичному представлению, притом уже чрез три года после того, когда новопоставленный тверской архиерей епископ Алексий был переведен из Твери на Крутицы, и именно только в 1714 году, Петр великий согласился дать преосвященному Варлааму место в Тверь. Заключим рассказ о бывшем викарии тобольской митрополии преосв. Варлааме Коссовском известием, что он по шестилетнем управлении тверскою паствою перемещен был (в июне 1720 г.) в Смоленск с возведением в сан митрополита, что в Смоленске он скончался в следующем же (1721 году 4 мая), что погребен он там в Троицком монастыре в каменном, в виде подвала, склепе, над которым устроена каменная же четырехугольная часовня; что в Смоленске крепкая есть вера в нетление тел как его, так и трех других, вместе с ним погребенных смоленских архипастырей, и что в названной часовне с 1837 года по поводу исцеления одной больной госпожи (Колечицкой) после бывшего ей видения и совершения панихиды над усыпальницей преосв. Варлаама и других трех сопочиваюших с ним преосвященных служится по просьбе смолян много панихид. Ист. росс. иер. ч. 1, стр. 237, 270 и 320. Ирк. еп. вед. 18 г. №№ 46 и 47.].
4. В биографии митрополита Иоанна Максимовича, помещенной в январской книжке «Странника» 1864 года (на стр. 19, 20 и 28), я, вопреки прежним своим собственным убеждениям (высказанным в двух моих отдельных изданиях жизни преосвященного митрополита Иоанна Максимовича в 1849 и 1854 годах) и уверениям других, например, Киевского митрополита Евгения, трудившегося над вторым изданием первой части истории иерархии российской (стр. 300 и 233), и автора биографии Иоанна же Максимовича, помещенной в майской книжке «Странника» 1863 года, всеми силами старался доказать, что святитель Иоанн перемещен из Чернигова в Сибирь в марте не 1711, а 1712 года, что в Тобольск он прибыл 14 августа опять не 1711, а 1712 года и что управлял он сибирскою паствою менее не четырех, а только трех лет (будто бы только с 14 августа 1712-го по 10 июля 1715 года). Доказательства мои основывались частию на _черниговских_иерархах_ и _обзоре_русской_духовной_литературы_ покойного Филарета Черниговского, на _словаре_писателей_духовного_чина_ митрополита Евгения и географическом словаре Щекатова, а более: 1) на хранящейся в Черниговском кафедральном соборе ставленной грамоте преемника Иоаннова по черниговской кафедре архиепископа Антония Стаховского, где между прочим сказано: «Прошедшаго мироспасительнаго 1712 года, месяца марта ( ) дня черниговской епархии боголюбивый архиепископ Иоанн Максимович по указу царскаго величества переведен на престол сибирския митрополии» и 2) на предисловии к последнеизданному сочинению самого Иоанна Максимовича Илиотропиону, где трудившиеся над его изданием (а они издали, напечатали его в Чернигове в отсутствие Иоанна) черниговцы говорят Иоанну, в то время (в 1714 г.) находившемуся уже в Тобольске: «Ты учил нашу паству, _яко_лет_пятнадесять»._ Но все эти доказательства в настоящее время оказываются уже несостоятельными (сознаюсь в том, не обинуясь, потому что истина для меня выше всего, особенно в сказании о столь многочтимом святителе сибирском). Письмо митрополита Стефана Яворского Петру I, из которого не одна уже сделана мною выдержка и которое было писано по поводу происшедшей у митрополита Иоанна Максимовича в проезд его чрез Москву размолвки с его викарием Варлаамом Коссовским, было написано _12_июля_не_1712,_а_1711_года_; притом Иоанн Максимович в письме том называется уже сибирским архиереем, и об нем там говорится уже как о выбывшем из Москвы: «Нынешний архиерей сибирский Иоанн Максимович, – говорит Стефан, – _в_кое_время_был_в_Москве_, так сказывал» и проч. Значит, Иоанн Максимович назначен был к перемещению в Тобольск, рукоположен из архиепископа (Черниговского) в митрополита (Сибирского) и проехал чрез Москву в Тобольск не в 1712, а в 1711 году. Отсюда же следует и то, что он и прибыл в Тобольск именно (14 августа) в 1711, а не в 1712 году[189 - Самый срок прибытия Иоанна Максимовича в Тобольск со временем его отбытия из Москвы совершенно согласен: ежели Иоанн из Москвы в конце или половине июня (в первой половине июля там его уже не было) и большую часть пути совершил водой, как делали и другие сибирские архиереи (напр. Киприан, Симеон и проч.), приезжавшие в Тобольск летом, плыл сначала (от Нижнего) Волгой, потом Камой и Чусовой и, наконец, после переправы сухим путем чрез Урал плыл Турой и Тоболом, что очень быстро, особенно там, где доводилось плыть, например, Камой и Чусовой, против воды, совершиться не могло; то ранее 14 августа (1711 г.) ему, Иоанну Максимовичу, и нельзя было прибыть в Тобольск.], равно как то, что он, Иоанн Максимович, управлял сибирскою паствою менее не трех, как у меня сказано, а менее четырех лет, и именно 3 года и 9 месяцев, 3 недели и 5 дней (с 14 августа 1711 г. по день его кончины – 10 июня 1715 года). Кроме письма Стефана Яворского Петру I, представляющего неопровержимое доказательство прибытия митрополита Иоанна Максимовича в Тобольск именно в 1711 году, и кроме свидетельства о том же, представляемого историею российской иерархии[190 - Изд. 2, часть 1, стр. 300 и 233.], в настоящее время сделался известным и еще факт, указывающий на 1711 год как на год прибытия в Тобольск Иоанна Максимовича. Вот он: у священника города Семипалатинска Иакова Дерябина в числе других портретов тобольских архиереев есть современный портрет Иоанна Максимовича, перешедший к нему от предков. На нем написано, что митрополит Иоанн Максимович прибыл в Тобольск из Чернигова 14 августа 1711 года[191 - Из письма жителя Семипалатинска Н.А. Абрамова от 22 января 1865 года.].
Что же после всего этого сказать о бывших как бы столпах, т.е. главных опорах моего мнения касательно прибытия митрополита Иоанна в Тобольск будто бы не в 1711, а в 1712 году – о свидетельстве ставленной грамоты Антония Стаховского, что предместник его по черниговской кафедре Иоанн Максимович переведен из Чернигова в Тобольск 1712 года и о словах, сказанных черниговцами Иоанну Максимовичу в предисловии к Илиотропиону. что он учил их _яко_лет_пятнадесять?_ О первом то, что подьячий, писавший грамоту о посвящении местоблюстителем патриаршего престола Антония Стаховского в Чернигов архиепископом, указал на 1712 год как на год перемещения Антониева предместника в Тобольск решительно без справки с делом, как говорят, наобум, по памяти, с ветру[192 - Справедливость сего соображения доказывается и тем, между прочим, что день назначения Иоанна к перемещению в Тобольск писцом не означен, место для него в грамоте оставлено пустым; пиша, вероятно, хотел справиться, да и забыл.], а о последнем то, что слово _яко_ в выражении _яко_лет_пятнадесять_ черниговцами употреблено в том же значении, в каком оно употребляется и в Евангелии (напр. Лук. 3, 23 или Марк. 6, 44, 8, 9), т.е. в значении _около,_как_бы,_ по-гречески ы<хг! . Следовательно, черниговцы, пиша Иоанну «ты учил нашу паству _яко_лет_пятнадесять_», хотели сказать ему не то, что ты учил нас ровно пятнадцать лет, а то только, что ты учил нас _около_ 15, как бы _15_лет._ Такое в настоящее время мое понимание выражения «яко лет пятнадесять» и с самым делом согласно: Иоанн Максимович был рукоположен в Черниговского архиепископа 10 января 1697 года, а назначен к перемещению в Тобольск в марте 1711 года – вот уже и более 14 лет он учил черниговскую паству; если же к этому приложить еще время, протекшее со дня назначения его на кафедру Черниговского архиепископа до его хиротонии, а особенно время, протекшее с получения царского указа о перемещении его в Тобольск до дня отъезда его из Чернигова, то не могло быть ранее мая или даже июня 1711 года, то выражение черниговцев о учении их Иоанном яко лет пятнадесять ничуть не будет преувеличено, хотя он учил их и неполные 15 лет.
5. Митрополит Иоанн Максимович, как видели мы, не взял с собой из Москвы викария своего (Варлаама Коссовского), да и во все управление сибирскою паствою он не имел помощника себе с званием викария ни близ себя – в Тобольске, как он сам желал, ни в отдалении от себя – в Иркутске, как желали другие; потому он один управлял целою сибирскою паствою, рассеянною на огромнейшем пространстве, начиная с западной стороны Урала и оканчивая Камчаткой. Впрочем, той частию паствы своей, которая до того состояла в непосредственном ведении Иркутского викария и была, так сказать, раскидана, по нынешнему разделению, почти по всей Иркутской губернии и по целой Забайкальской области, он управлял только номинально: быть может, только изредка посвящал для церквей ее священников и диаконов; но он не имел при себе описей имущества монастырей и церквей тех местностей, не получал с тех и других положенной с них в те времена для архиерея дани, не судил духовенства и мирян в случаях их проступков против уставов церкви, не давал разрешения ни на поправки церквей, ни на освящение их; напротив, есть факты, из которых видно, что эти разрешения давались из Москвы преосвященным Варлаамом Коссовским[193 - Первая каменная иркутская церковь во имя Спаса нерукотворенного образа освящена в 1713 году с разрешения епископа Варлаама, который с 1710 года жил в Москве. См. Жизнь святого Иннокентия иркутского чудотворца, стр. 17; «Иркутские епарх. ведом.» 1863 г. № 10, стр. 121.]. И это продолжалось близ трех лет (с половины августа 1711 по май 1714 года), до тех самых пор, пока бывший викарий иркутский Варлаам Коссовский не получил назначения быть самоместным епископом в Твери и пока Петр Великий не повелел митрополиту Иоанну «иркутскую десятину ведать во всяком духовном правлении, попрежнему, как и прежде бывшие сибирские архиереи в правлении имели»[194 - Откуда взята эта выдержка, это будет видно ниже из наказной грамоты Иоанна архимандриту Мисаилу.]. Повеление Государя получено Иоанном из Москвы от находившегося в то время там сибирского губернатора князя М.П. Гагарина 10 мая 1714 года, тотчас (всего только три дня спустя) по отъезде из Тобольска архимандрита Селенгинского Троицкого монастыря Мисаила, бывшего но каким-то делам в Тобольске[195 - В селенгинском монастыре хранится подорожная, выданная архимандриту Мисаилу в Тобольске 7 мая 1714 года на проезд ему в Дауры, т.е. за Байкал, чрез Енисейск.].
Названный архимандрит был наилучший человек из всего сибирского духовенства того времени: строгой жизни, отличный хозяин, умный и распорядительный правитель подведомых ему лиц и довольно, по своему времени, образованный[196 - Мисаил родом был из России. В Сибирь и именно в Забайкалье прибыл он в 1661 году в числе других монашествующих в сане иеродиакона для постройки на р. Селенге монастыря и для обращения кочевавших и доселе кочующих там монголо-бурят идолопоклонников. По смерти в 1693 г. основателя и первого настоятеля Селенгинского Троицкого монастыря Мисаил митрополитом тобольским Игнатием сделан был настоятелем сего монастыря и посвящен сначала в игумена, а потом и в архимандрита. Жил он лет сто или более – до 30-х или даже 40-х годов XVIII столетия; и все еще с большою пользою управлял вверяемыми ему и монастырями, и заказами, даже некоторое время целой иркутской десятиной, как сейчас увидим из грамоты ему Иоанна Максимовича (Жизнь свят. Иннок. стр. 13 и 14; Ист. Р. Церк. Филар. ч. 4, § 10).]; к тому же в духовенстве и вообще в христианстве иркутского края, частию вследствие его отдаленности от архиерейской тобольской кафедры, а частию и от безначалия в нем, начавшегося с отбытия епископа Варлаама в Москву и продолжавшегося целых 4 года, происходило немало беспорядков. Почему преосвященный Иоанн Максимович немедленно по получении царского повеления о бытии ему непосредственным архипастырем и иркутской паствы написал архимандриту Мисаилу грамоту, которою предписывалось ему принять в свое управление всю иркутскую десятину, всю иркутскую паству, наблюдать в ней за состоянием веры и богослужения, судить в случае проступков все духовенство, как белое, так и черное, и по мере вины подвергать его взысканиям, давать разрешения на поправки церквей, произвести в ней все нужные распорядки и для большего удобства в управлении быть ему архимандритом не Селенгинского Троицкого монастыря, а уже Иркутского Вознесенского. Вот эта грамота:
Наказная грамота Иоанна, митрополита Тобольского и Сибирского, архимандриту Мисаилу[197 - Грамоту отыскал в архиве Селенгинского монастыря забайкальский миссионер о. иеромонах Мелетий.].
«Божиею милостию, великий господин преосвященный Иоанн, митрополит тобольский и всея Сибири, селенгинскаго Троицкаго монастыря архимандриту Мисаилу.
По указу Благочестивейшаго Великаго Государя нашего Царя и Великаго Князя Петра Алексеевича, всея великия и малыя и белыя России Самодержца, каков прислан к нашему архиерейству с Москвы от губернатора Сибири князя Матфия Петровича Гагарина, в нынешнем (1714) году велено иркутскую десятину нам великому господину ведати во всяком духовном правлении, по прежнему, как и прежде бывшии сибирскии архиереи в правлении имели. И по получении того указу, сегож (1714) году мая (в 10) день, мы великий господин указали тебе архимандриту Мисаилу, в Иркуцку в Вознесенском монастыре быть на архимандрии, и монастырь и братию и отчины, и монастырских крестьян и их детей и племянников и внучат, ведати судом и расправою, и в Иркуцку жив Нерчинску и в Удинску городех и во всей иркуцкой десятине[198 - Десятиною в старину называлась и десятая часть готовых произведений полей, которую миряне платили своему духовенству, и десять или около того приходских церквей с их духовенством, которыми заведывал (впрочем более для сбора с церквей и причтов в пользу архиереев дани и других денег) иногда из светских лиц (из архиерейских приказных, из архиерейских дворян и детей боярских), а иногда и из лиц духовных, десятильник, десятинник, десяцкий, десятоначальник; а здесь под десятиною, очевидно, разумеется целый большой округ по церковному упраатению, обнимавший собою, как и сказано выше, по нынешнему разделению, почти всю Иркутскую губернию и всю забайкальскую область.] ведати церковные догматы и подлежащие церковному суду всякие дела, и протопопов, и попов и диаконов с причетники и монахов. И как тебе ся наша великаго господина грамота подана будет, и тебе б ехати во град Иркуцк в Вознесенской монастырь, а приехав о приеме того монастыря и о ведении во всей иркуцкой десятине церковных догматов, и протопопов и попов и диаконов и монахов и причетников церковных, управление иметь по сим нижеписанным статьям:
1) В граде Иркуцку Вознесенской монастырь принять, и в том монастыре церкви святые, и в церквах святые иконы со всякими приклады, и подлежащие святому алтарю и церкви служебныя вещи, книги, ризы и всякую церковную утварь, и в казне государские жалованные грамоты, и на всякие угодья письменные указы и крепости, и всякую монастырскую и борошневую казну, и монахов, работников, крестьян, и их детей и племянников и внучат, и в житницах насыпной всякой хлеб, лошади и рогатой и мелкой скот и прочее, что есть на лицо, переписать имянно с подлинным ведением. А у переписки быть с тобою того монастыря казначею с братиею, а осмотря и переписав, учинить двои переписныя книги, и одне за своею и за казначеевою и за
2) братскими руками прислать к нам великому господину в Тобольск, а другие таковым оставить в Вознесенском монастыре в казне, впредь для ведома, и о том к нам писать.
3) Иркуцкого закагцика, и прочих, кто тамо ведает десятину, по зборным прошлых и нынешняго 714 годов денежным книгам, в приходе и в расходе счесть по самой истинне, и счетной список и прошлых и нынешняго году приходные и расходные книги за их руками, и наличные архиерейские за расходом, сборные окладные и неокладные всякие деньги прислать к нашему архиерейству в Тобольск, и о том потому же писать, а с вышеписанных книг написав другие таковыж книги, оставить в монастыре в казне, впредь для ведома.
4) Во всяких делех против челобитья духовнаго и мирскаго чина людей, разсуждения иметь и по вине наказывати, кто чего достоин по разсмотрению.
5) Для вспоможения и разсылки к нашим архиерейским делам, выбрать из попов в старосты поповские человека добраго, и кто выбран будет, взять на него выбор за руками.
6) Церкви, которые данью не обложены, и те церкви, смотря по приходам, данью и иными деньгами окладывать не в тягость, по своему разсмотрению.
7) О отягощенных церквах данью иметь разсмотрение, располагать на иные церкви, где доведется, смотря по приходам.
8) В дальных местах для збору неокладных доходов учинить закащиков священников, добрых людей, и повелеть им неокладные доходы збирать, и присылать деньги, и деньгам записанные книги, за руками, к тебе архимандриту.
9) Попам всех церквей учинить заказ накрепко, чтоб они свадеб без венечных памятей отнюдь не венчали, а буде кто на то дерзнет, и на том попе венечные пошлины за его преслушание взять в четверо, и те деньги записывать в приход в книги имянно.
10) Буде в которых церквах за ветхостию доведется подволоки починить, или вместо ветхих новые положить, или для свету окны прорубить, или за ветхостию ж церкви святые и трапезы и паперти новыми кровлями покрыть, и о том будут тех церквей старосты церковные и приходские люди бить челом, и против челобитных, в тех церквах, по нашему великаго господина указу, велеть подволоки новые делать, и окна прорубать и церкви и трапезы и паперти для ветхости новым тёсом покрывать, а ветхой кровельной и
11) подволошной тёс на дрова изрубить, и теми дровами нагревать церкви святые, а годные держать в починки церковные, а кроме церквей святых ни в какие мирские поделки держать отнюдь не велеть.
12) О зборе с церквей и с часовен окладных, данных, и иных всяких указных денег, и с дьячков и с пономарей, с новичных памятей, и с ходаков с иконами, и от строений часовен, и с венечных памятей пошлинных денег, и о присылке тех денег к нашему архиерейству, и о всяких духовных правлениях чинить по древнему узаконению и прежде бывших сибирских архиереев грамотам.
А которых дел тебе архимандриту вершити не возможно, писать о том к нам великому господину с ездоками.
К сей наказной грамоте мы великий господин преосвященнейший Иоанн митрополит тобольский и всея Сибири велели печать нашу приложить.
По листам скрепил диак Василий Карташев».
Не правда ли, что эта грамота, замечательная, особенно для жителей Сибири, по своей редкости и древности[199 - В Тобольской консистории нет ни одной бумаги от времени Иоанна Максимовича и за его подписью, потому что старый архив ее (до 1740 года) в 1788 году в апреле сгорел.] и по имеющимся в ней сведениям о старинном епархиальном управлении[200 - Например: часть епархии и весьма обширная в грамоте называется десятиной, или в грамоте упоминается о поповском старосте вроде помощника управляющему десятиной и как бы чиновнике по особым поручениям для разъездов по десятине, дтя производства следствий и пр. (см. статью 4-ю), упоминается о закащиках, впрочем, не со всею властию нынешних благочинных, в особенности прежних уездных протоиереев, а более только с обязанностию собирать с церквей какие-то неокладные доходы (см. ст. 7-ю), упоминается о венечных памятях (как бы билетах или свидетельствах, даваемых от закащиков с дозволением венчать браки), о сборе с церквей и часовен, даже со сборщиков на церкви окладных и неокладных денег, о сборе с духовенства даней, о новичных памятях (это, помнится, подпись каждого нового архиерея или доверенного от него лица на ставленной грамоте каждого священника и диакона и на указе каждого причетника, за что обыкновенно взималась в пользу архиерея некоторая плата или указ вновь назначенному причетнику).], замечательна с тем вместе по пастырской мудрости и по доброте сердца писавшего ее архипастыря, да и по отсутствию в писавшем вредной для подчиненных слабости? По пастырской, говорю, мудрости: за три тысячи[201 - Таково почти расстояние Иркутска от Тобольска, а Забайкалье от Тобольска, разумеется, и еще того далее.] и более верст, при прежней притом малописьменности, малоотчетности церквей и монастырей пред епархиальным начальством тобольскому преосвященному не было никакой возможности хорошо знать, хотя и подчиненное ему, иркутское духовенство; и вот он предоставляет сему духовенству самому выбрать поповского старосту и свой выбор, так сказать, закрепить своим подписом, своими руками. По отдаленности жительства, при несовершенстве притом путей сообщения и несуществовании в то время почты тобольскому преосвященному скоро узнавать о происшествиях в иркутской пастве, например, об уклонениях от православной веры или искажении церковных обрядов, о проступках духовенства, о ветхостях в церквах, о состоятельности тех или других из них, и делать по ним своевременные распоряжения также было совершенно невозможно, и вот преосвященный Иоанн дает лицу, вполне ему известному и достойному всякого доверия, обширную власть по управлению отдаленной частию его паствы – ведать, как сам он выражался, «церковные догматы, ведать всякие дела, подлежащие церковному суду, ведать и протопопов, и попов, и диаконов с причетниками, а также монахов с их монастырскими крестьянами» и проч., и проч. Замечательна грамота и по доброте сердца писавшего ее, сказал я: «Церкви, не обложенные данью, – говорится в ней между прочим, – облагать данью и иными деньгами не как-нибудь, а смотря по приходам и не в тягость им», а «о церквах, отягощенных данью, иметь разсмотрение, слагать с них эти дани», уменьшать их. Замечательна грамота и по отсутствию в писавшем ее слабости, вредной для подчиненных: да, грамотою, например, накрепко запрещается священникам венчать браки без венечных памятей, «а буде кто на го дерзнет, – говорится в ней далее, – и на том попе венечные пошлины за его преступление взять вчетверо», да и самому наместнику митрополичьему, т.е. архимандриту Мисаилу, без церемонии говорится: «А которых дел тебе архимандриту вершити не возможно, писать о том к нам – великому господину»[202 - В старину всякий архиерей называл себя, а тем более подчиненные называли его великим господином.].
Преосвященный Иоанн, устрояя паству иркутскую, заботился об устройстве своей паствы и в других, особенно в отдаленных от Тобольска, местностях. Так, он приехавшего с ним из Малороссии эконома Тобольского архиерейского дома иеромонаха Иллариона Лежайского посвятил в архимандрита Енисейского Спасского монастыря с целию назначения его и в закащика, в управителя отдаленным енисейским заказом[203 - Это назначение, однако ж, не состоялось: Иларион Лежайский в 1714 году Иоанном был отправлен в Пекин настоятелем в то время открытой там нашей духовной миссии.], а другого малороссиянина же Феофана он рукоположил в архимандрита Якутского Спасского монастыря и отправил его туда не только для настоятельствования в монастыре, но и для управления духовными делами, начиная почти с верховьев Лены (со впадения в нее р. Олекмы) и до впадения ее в Ледовитый океан, а отсюда по прибрежьям океана до Анадыра и Камчатки[204 - Жизнь св. Иннокентия иркут. чудотвор., стр. 18.]. Об этом в прежних биографиях митрополита Иоанна Максимовича, как в моей, так и г. Абрамова, также не было упомянуто.
6. В моей биографии митрополита Иоанна Максимовича[205 - «Странник» 1864 г. янв., стр. 24.] сказано, что он отправил из Тобольска в Иркутск в благословение тамошней своей пастве копию чудотворной иконы Знамения Божией Матери, именуемой Абалаикою[206 - Теперь можно с достоверностию сказать, что эта святыня послана митрополитом Иоанном в Иркутск именно в 1714 году после того, как ему повелено было принять тамошнюю паству в свое непосредственное управление.] с силлабическими стихами под ней, и что эта святыня до сих пор сохраняется там (в приделе Иркутского кафедрального собо,ра) в целости и в недавнее время украшена по усердию покойного иркутского купца Трапезникова великолепною золотою ризою. Но в настоящее время известна в Сибири и другая подобная жертва пастырской любви митрополита Иоанна Максимовича к пасомой им пастве – это икона Божией Матери Млекопитательницы, что в селе Чердацком Мариинского округа Томской епархии на реке Чулыме, в 150 верстах от губернского города Томска. Она, по словам видавших ее и молившихся пред ней, хорошего письма, в полтора аршина вышины и ширины, на полотне, но для прочности в недавнее время наклеена на кедровую доску и украшена довольно изрядною ризою. Обстоятельства, по которым икона Божией Матери Млекопитательницы досталась убогому селу Чердацкому, были следующие. Жители села Чердацкого, как почти во всех селениях по реке Чулыме[207 - Впадает в Обь с правой ее стороны.], суть ясачные чулымские татары; в самом начале XVIII столетия (между 1702 и 1710 годами) они приняли христианство от распространявшего его в то время в Сибири Тобольского митрополита Филофея Лещинского или от его миссионеров[208 - См. мое жизнеописание митрополита Филофея, стр. 40.]; князцы[209 - Что-то в роде старшин.] их, движимые ревностию по вновь принятой ими вере, прибыли в Тобольск к архипастырю своему Иоанну Максимовичу[210 - Нужно помнить, что Томская губерния почти до последнего времени по церковному управлению входила в состав тобольской епархии.] и просили у него дозволения для истребления самой памяти о прежнем своем идолопоклонстве выстроить им среди своих жилищ, притом на том самом месте, где во время язычества камы[211 - Алтайских и приалтайских инородцев-язычников жрецы их или шаманы и до сих пор называют камами, а их жертвоприношение с их кривляньем, скаканьем, стуком в бубны и проч. называется камланьем.] их камлали (приносили жертвы), выстроить церковь. Преосвященный Иоанн очень был рад этому и не только дозволил исполнить их просьбу, но и дал им в благословение от себя для будущей церкви вышеназванную икону Божией Матери с своеручною надписью на оборотной ее стороне, что она – икона _благословлена_от_него_в_церковь_чердатских_татар,_недавно_приявших_св._крещение_[212 - Когда чердацкие новокрещенцы в 1835 г. просили у бывшего у них Томского преосвященного Агапита дозволения накпеить икону на доску с тем, чтобы украсить икону металлическою ризою, то он дал просимое дозволение, но под непременным условием – наклеить икону так, чтобы подпись митрополита Иоанна осталась не закрытою, что ими и исполнено.]_._ Икона Божией Матери Млекопитательнцы, как дар благочестивого, многочтимого по Сибири архипастыря, чердацкими и окрестными жителями и всегда чтилась более других икон, но она особенно стала быть чтима ими с 1830 года по случаю, можно сказать, мгновенного прекращения упадка на скот в одном из чулымских селений (именно в Зырянове ком) по приносе к ним ее и по молении их пред нею[213 - Рассказ о чердацкой иконе извлечен из статьи о ней священника Ал. Лаврова, напечатанной в 19 номере «Томск, губернск. вед.» 1867 г.].
Третья вещь из принадлежавших некогда лично святителю Иоанну Максимовичу, а теперь находящихся в Сибири принадлежит Томскому Благовещенскому собору – это его тяжеловесный из золотого глазета саккос. Поступил он в Томский собор следующим образом: в 1834 году в Томске открыта (по отдалении от Тобольской) особая епархия; первым архиереем туда назначен был тогдашний ректор Черниговской семинарии архимандрит Агапит. При отправлении отца Агапита для хиротонии в Москву и для путеследования по хиротонии в Томск черниговская кафедра, конечно, во внимании к тому, что он, управляя Томскою епархиею, до сих пор постоянно входившею в состав епархии Тобольской, будет одним из преемников благочестивого сначала Черниговского архиепископа, а потом Тобольского митрополита Иоанна Максимовича, и пожертвовала ему названный выше Иоаннов глазетовый саккос, а он, преосвященный Агапит, привез его в Томск и передал в соборную ризницу.
Здесь кстати сказать и еще об одной, притом весьма пенной, вещи, которая одолжена существованием своим, хотя только отчасти, митрополиту Иоанну – говорю о дорогой митре Тобольского кафедрального собора, известной под именем гагаринской. Вот история ее происхождения и то участие, какое принимал в ней митрополит Иоанн Максимович: в 1715 году преосвященному Иоанну поведено было Петром Великим отправить в Китай духовную миссию и при отправлении снабдить ее ризницею. Иоанн миссию составил, между прочим назначив в начальники ее упомянутого выше эконома архиерейского дома, или лучше уже архимандрита Енисейского монастыря. Иллариона Лежайского, и снабдил его ризницею. Даны были ризы, епитрахили, стихари и проч., но преосвященный Иоанн затруднялся дать для настоятеля миссии митру, считая эту жертву уже очень убыточною для архиерейской ризницы. В деле этом принял, наконец, участие тогдашний сибирский губернатор, известный богач князь М.П. Гагарин: взамен митры, жертвуемой в церковь Пекинской миссии, он обещался для тобольской архиерейской ризницы устроить на свой счет новую и гораздо большей ценности митру. Преосвященный Иоанн Иллариону Лежайскому митру дал (хотя с условием, чтобы миссия в случае неисполнения обещания губернатором со временем уплатила за нее архиерейской ризнице приличную сумму), да и сибирский губернатор, с своей стороны, хотя нескоро, уже по смерти преосвященного Иоанна[214 - При жизни митрополита Иоанна митра только была начата, но недоделана, а уже по смерти его была кончена и передана в архиерейскую ризницу. «Ирк. епарх. вед.» 1863 года, № 29, стр. 462.], и притом при напоминаниях ему о том от преемника Иоаннова, митрополита Филофея Лещинского[215 - Филофей Лещинский выше назван предместником Иоанна, а здесь называют его преемником, потому что он тобольскою епархиею управлял два раза: до Иоанна с 1702 по 1711 год, и после Иоанна – с половины 1715 года по 1721 г.], обещание свое исполнил – сделал для тобольской архиерейской ризницы митру богатейшую[216 - Гагаринская митра украшена золотым с алмазными искрами крестом наверху и убрана 40 финифтями, но преимущественно штуками, 778 драгоценными камнями, между которыми 8 изумрудов, 532 алмазных искр и 31 больших яхонтов и с 3131 жемчужинами, из которых 480 весят 27 золотников, а все прочие только 20 («Ирк. епарх. вед.» 1863 г. № 29, стр. 462; мое описание Тоб. Соф. собора, стр. 60 и сл.).].
7. Придел Тобольского Софийского собора, который в 1704 году митрополитом Филофеем Лещинским был построен, а в 1743 году при митрополите Антонии Нарожнииком по ветхости был разобран[217 - См. описание Тобольского Софийского собора (М. 1852), стр. 48 и след.], и в котором в 1715 году был погребен митрополит Иоанн Максимович, в моей биографии сего святителя («Странн.» 1864 г., янв., стр. 29) назван деревянным, но это ошибка – тот придел был каменный. Впрочем, это неважно. Гораздо важнее то, что новый придел, построенный над гробом Иоанна Максимовича в 1751 году митрополитом Сильвестром Гловацким, в настоящее время (1867 и 18 гг.) вновь перестроен, по крайней мере значительно видоизменен: к нему пристроен новый алтарь, или лучше сказать, в алтарь его обращена бывшая рядом с старым алтарем и как раз позади его паперть северных дверей Тобольского Софийского собора, и устроен новый иконостас. С такой перестройкой прежний алтарь придела вошел в состав придельного храма, а главное то, что с этим устройством мраморный памятник, поставленный над местом погребения митрополита Иоанна, теперь уже не в алтаре, как было прежде, а в самом храме, позади левого клироса, против пономарских дверей (настоящего алтаря), отчего теперь всем почитателям памяти митрополита Иоанна, как мужчинам, так и женщинам, не только можно свободно видеть его, но и припасть к нему, поклониться приснопамятному архипастырю на самом месте его погребения.
Перестройка и украшение соборного придела производились на счет ревнителя церковного благолепия тобольского купца Н.В. Неволина и, по слухам, стоили ему около 2000 рублей серебром.
Придел Иоанна Златоустого, или, как называют его в Тобольске по причине погребения в нем Иоанна Максимовича, придел митрополита Иоанна, около полудня 24 июля 18 года был посещен путешествовавшим по Западной Сибири Великим Князем Владимиром Александровичем; там Его Императорское Высочество благосклонно выслушал краткий рассказ о благочестивой жизни митрополита Иоанна Максимовича и рассматривал его портрет, написанный на правой стене придела, а также и памятник, воздвигнутый над местом его погребения[218 - «Тоб. губерн. вед.» 18 г. № 30. Письмо каф. прот. П.А. Фелицына от 16 августа 18 года.].
8. В доказательство того, что вера в силу заступления святителя Иоанна Максимовича иногда оправдывается благодатными действиями, мною рассказаны в его биографии три таких действия из годов 1798, 1808 и 1841 («Странн.» 1864 гола, янв., отд. I, стр. 32–37). Но в пять лет, протекших со времени напечатания означенной биографии, печатью оглашены и еще два благодатных события, совершившихся по вере в заступление митрополита Иоанна пред престолом Божиим.
1) В 1847 году ученик Тобольской семинарии высшего отделения, впоследствии священник Томской епархии, Александр Костылев[219 - Этот Костылев мне, пишущему, и другим моим сослуживцам по Тобольской семинарии памятен как тихий, кроткий и очень добрый воспитанник и как довольно порядочный живописец, между прочим, портретист-самоучка.] сильно заболел перемежающейся лихорадкою. Обращался он за пособиями сначала к своему семинарскому лекарю, а потом и к другим лекарям; лекарства, какие ему прописывали, он употреблял аккуратно, но помощи, облегчения болезни ни от кого и ни от чего ему не было; напротив, болезнь его более и более усиливалась, и он был доведен ею до крайнего изнеможения. Наконец больной воспитанник Костылев решился обратиться к молитвенному ходатайству митрополита Иоанна: он занял у хозяина квартиры рубль денег[220 - Костылев, как портретист, бывал не без денег, но на тот раз у него не случилось.] и в свободный от лихорадки день побрел в собор к вечерне, и попросил очередного священника отслужить в Златоустовском приделе панихиду по погребенном там митрополите Иоанне. И что же? Следующий по отслужении панихиды день был день лихорадки, но пароксизма не было; прошло еще несколько дней, но болезнь более не возвращалась, и больной скоро совсем поправился.
2) Живший на одной с Костылевым квартире товарищ его, впоследствии также, как и он, священник Томской епархии, Иван Федоров в продолжение 10 лет обучения в училище и семинарии каждомесячно подвергался жестокой головной боли на одни сутки. Бывши очевидным свидетелем благодатного исцеления товарища своего после панихиды по митрополиту Иоанну, он дал обет во всю жизнь как в домашней молитве, так и в молитве церковной в свое время молить Бога о упокоении души раба Божия митрополита Иоанна, «и с тех самых пор, как дал этот священный обет, заключает сам рассказывающий о своем исцелении священник Федоров, – я пользуюсь уже 18 лет (рассказ его напечатан в 1865 году) полным здоровьем, и мучительная головная боль у меня совершенно прекратилась».
Подлинность обоих описанных благодатных исцелений достопочтенный иерей утверждал свидетельством Божиим, своею совестию и саном священства[221 - За подробностями обоих исцелений желающие могут обратиться к Страннику 1865 года, янв., отд. I, стр. 16 и 17.].
25 сентября 18 г.
Омск.
МНИМАЯ МОГИЛА АРСЕНИЯ МАЦЕЕВИЧА В ВЕРХНЕУДИНСКЕ[Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Мнимая могила Арсения Мацеевича в Верхнеудинске // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн.4. С. 11 –24]
Бывший митрополит _Арсений_Мацеевич_ последние печальные дни свои провел в каземате Ревельской крепости; здесь, в Ревеле, он скончался, здесь же и погребен[223 - Например, епископ Пензенский Амвросий Орнатский в 2-х изд. 1-й части Истории Иср. Росс. Церкви 1807 года на стр. 123, и 1827 г. на стр. 253; Митроп. Киевский Евгений в Слов. Пис. Дух. Чина, ч. 1 на стр. 5; Бантыш-Каменский в Слов. Достоп. люд. Русск. Земли, ч. 1, стр. 64; Филарет Арх. Черниговский в Ист. Р. Церкви изд. 1, пер. 5-м, на стр. 6, и в Обозр. Рус. Дух. Лит., кн. 2, стр. 54.]. Так об этом некоторые писали и прежде на основании слухов, темных преданий и кой-каких своих разысканий; так, наконец, написал и напечатал (в газете «День» 1862 г., № 15, стр. 6) и уже на основании официальных документов, хранящихся в Императорском кабинете, Государственном архиве и Св. Синоде, профессор Петербургской духовной академии Ил. В. Чистович. Но не то, и решительно не то, говорили и говорят в Сибири, особенно в Восточной, и наиболее в Забайкалье, около Нерчинска и в Верхнеудинске. Там рассказывали и рассказывают, что митрополит Ростовский Арсений последние годы своей жизни провел в заточении в Нерчинском Успенском монастыре, но оттуда был перемещен в Троипкий Селенгинский монастырь, только на дороге туда скончался и погребен в Верхнеудинске. И в самом деле, в Верхнеудинске на горе подле Троицкой церкви, над могилой Арсения, умершего, как увидим ниже, в 1773 году, жителями Верхнеудинска тогда же, по крайней мере вскоре после того, был устроен каменный _голубчик_ (надгробный памятник), с двумя по сторонам оконцами, а в конце царствования императора Павла Петровича, или в начале царствования Александра Павловича, вместо голбчика построена уже богатая каменная пятиглавая, по наружности похожая на церковь, часовня первогильдейным верхнеудинским купцом Шевелевым по случаю избавления его от несчастия[224 - Шевелева за какое-то неосторожно сказанное слово при Государе Императоре Павле I схватили и отправили в Иркутск, но там по рассмотрении дела он был оправдан. Находясь под судом и ожидая беды, Шевелев дал обещание, если Господь помилует его, устроить над могилой Арсения часовню, что, когда беда миновала, и исполнил.]; внутри часовни, на правой ее стороне, – образ Арсения Великого, Ангела Арсения Мацеевича, с надписью на задней стороне доски: «Сей образ написан в память покоющагося здесь иеромонаха Арсения Мацеевича, бывшаго Митрополита Ростовскаго и Ярославскаго, скончавшагося 13, а похороненнаго 14 июня 1773 г.»; на левой (стороне), на полу, говоря посибирски, – _западна_; поднявши ее, там, на мраморной доске, можно читать: «Здесь погребен еромонах Арсений, бывший Митрополит Ростовский и Ярославский и пр.»[225 - Описание часовни сделано мною со слов (записанных еще около 1844 года) покойного благочестивого тоб. купца Ал. Мир. Гневашева, ведшего в свое время торговлю по Кяхте и много раз в проезды на Кяхту и обратно бывавшего в часовне для совершения в ней по Арсении панихиды.]. В часовне той люди набожные, местные и проезжающие, служат по Арсении панихиды, рассказывают даже, что над молящимися будто бы совершаются необыкновенные явления[226 - В газ. «Амур» 1862 г., № 24, говорится: «Верхнеудинский старожил, купец Орлов, объяснял, что многие из городских жителей... в болезнях брали (в прежнее время) с могилы Арсения землю и, разводя в теплой воде, поили ею детей, которые и выздоравливали. Народное воображение (прибавляет автор статьи уже от себя) засвидетельствовало и то, что над могилой Арсения в ночное время виднелась горящая свеча».].
Так говорят о ссылке Арсения Мацеевича в Нерчинск и о погребении его в Верхнеудинске из сибиряков большею частию люди некнижные и полукнижные. Но и читающие из них, и особенно знакомые с Историей Сибири, представляют доказательства на то же, по-видимому, весьма основательные. Такие из сибиряков говорят, что известие о ссылке Арсения Мацеевича в Ревель и о смерти его там отверг, а напротив, известие о кончине и погребении его в Сибири признал справедливым П.А. Словцов[227 - Ист. обоз. Сиб. С.П.Б 1844 года, кн. 2, стр. 14. К удивлению, почти то же самое, по крайней мере подобное тому, напечатано в 1860 г. в Историко-стат. обзоре Ростовско-Яросл. Епархии на стр. 26. Там автор говорит: «Которое справедливо из сих сказаний (т.е. в Ревеле или в Верхнеудинске погребен Арсений Мацеевич), судить трудно».], который был родич сибирский, изъездил Сибирь, как говорят, из конца в конец[228 - Словцов немало изъездил по Сибири и до директорства в Иркутской гимназии по званию чиновника особых поручений, но еще более он ездил по ней, когда сделан был (1820-29 г.) визитатором учебных заведений гражданского ведомства во всей Сибири.], много писал о Сибири, между прочим и в историческом отношении, и был хорошо знаком с архивами сибирскими, с хранящимися в них историческими документами и сам лично, и чрез своих многочисленных корреспондентов. Кроме того, присовокупляют они, за справедливость известия, принятого Словиовым и принимаемого почти всеми сибиряками, говорят документы, имеющиеся в Иркутской консистории и в Верхнеудинском духовном правлении[229 - Восемь документов сего последнего поименованы с кратким указанием их содержания в 24 номере газ. «Амур» позапрошедшего года. Там при этом замечено, что все они будут вполне напечатаны в особом Сбор. ист. и стат. сведений о Восточной Сибири.].
Все это, т.е. и то, что в некоторых из сибирских архивов есть дела о ссылке Арсения в Сибирь и смерти его там, и то, что Словцов известие о смерти Арсения именно в Сибири принимает за истинное, и то, что в Верхнеудинске над могилой Арсения существует хорошая часовня, и что некоторый Арсений жил в Нерчинском монастыре, а потом на дороге в Селенгинский монастырь помер, – все это совершенно справедливо. Но, увы! Сибирский Арсений, бывший в заточении сибирском последние пять с половиною лет (с декабря 1767 г. по 13 июня 1773 г.) своей жизни, совсем не. Арсений Мацеевич; сходство Арсения, умершего близ Верхнеудинска, с сим последним состоит в одном только имени да разве еще в годе заточения (в конце 17 г.) одного в Нерчинском монастыре, а другого – после Архангельского Карельского монастыря в каземате Ревельской крепости.
Кто именно был Арсений, умерший и погребенный в Верхнеудинске, это довольно обстоятельно объяснил еще покойный преосвященный иркутский Михаил Бурдуков в письме своем от 21 июня 1816 года к покойному же издателю Истории иерархии российской церкви, преосвященному пензенскому Амвросию Орнатскому, писанном в ответ на вопрос сего последнего: «Какой это Арсений погребен в Верхнеудинске? И в самом деле не бывший ли это митрополит Ростовский, Арсений Мацеевич?». Вот это письмо[230 - Копия с сего мною была получена от покойного, прежде упомянутого тоб. купца Алек. Мир. Гневашсва, с которым Преосв. Михаил до конца жизни вел переписку и которого он принимал с любовью, познакомившись с ним еще в Тобольске, в бытность свою там сначала (до вдовства) соборным священником и учителем семинарии, а потом ректором оной и Архимандритом Знаменского монастыря.]:
«О известном вам страдальце, погребенном Иркутской епархии, в городе Верхнеудинске, на общем кладбище, на горе, и здесь почитаемом под именем бывшего митрополита Арсения, недавно отыскал я в моей консистории дело, которое много объясняет сообщенные вам действительным тайным советником, сенатором и кавалером Лопухиным[231 - Здесь разумеется тот самый Лопухин, который в 1813 г. в честь Арсения Мацеевича устроил памятник в поместье своем в селе Воскресенском Орловской губернии (см. № 19 газ. «День» 1862 г.). При этом замечу, что И. Вл. Лопухин дело Митр. Арсения знал почти так же хорошо, как в последнее время узнал его г. Чистович. Им оно со всеми подробностями в 1813 г. было сообщено Преосв. Калужскому, впоследствии митрополиту Киевскому, Евгению, а сим последним передано Преосв. Амвросию Орнатскому, который составлял Историю Иер. Росс. Ц. под его (Евгения) руководством.] известия о месте погребения оного Арсения. Я _почты_ уверен, вместе с почтенным Иваном Владимировичем, что оный бывший Митрополит, конечно, в Сибири не был, и что сюда послан был другой Арсений и ныне прославляется под именем первого. Обстоятельства, убеждающие меня к сему уверению суть следующие: 1) известно, что Ростовский Арсений лишен монашества и назван Андреем, а верхнеудинский наш Арсений официально в вышеозначенном деле, начавшемся перепискою в Иркутской губернской канцелярии с Иркутскою духовною консисториею, в исходе 1767 года по 25 июля 1773 года, именуется иеромонахом Арсением. 2) А что он и действительно был таковым, сие доказывается тем, что благословлял людей по-священнически и по дозволению бывшего тогда Иркутского епископа Софрония приобщался Св. Таин в священных ризах и в алтаре с прочими иеромонахами. 3) Первому, как показывает Иван Владимирович Лопухин, производилась в заключении его Ревельском сперва гривенная порция, а потом 15-копеечная, а последнему в заштатном Нерчинском Успенском монастыре двухкопеечная, без всякой прибавки, о которой просил в 1767 году оного монастыря игумен Исаия чрез Консисторию, но не получил оной в пользу несчастного. 4) Вины ростовского Арсения совсем другого роду, нежели верхнеудинского. О сем последнем из означенного дела в одной бумаге видно, что он по именному высочайшему повелению из Нижегородской губернской канцелярии за дерзостные его некоторые поступки отослан был в отдаленный монастырь; в другой же, что упоминаемой иеромонах Арсений прислан из Сибирской губернской канцелярии прошлого 767 года, декабря 7 дня, за дерзостное его употребление _слова_и_дела_ и за ложно вымышленное его Нижегородского Печерского Благовещенского монастыря на архимандрита Иону некоторое показайме, также и за учиненные им в реченном монастыре дерзкие и весьма предосудительные монашескому сану поступки. 5) Ростовский Арсений скончался в 1772 году, по уверению Ивана Владимировича, а наш верхнеудинский 1773, июня 13 дня по полуночи в 5 часу от болезни, которою он страдал еще в Нерчинске, и по освидетельствовании Селенгинского второго батальона обер-офицерами и лекарем на другой день смерти, т.е. 14 июня, погребен священником по церковному чиноположению в вышеозначенном месте. Наконец, 6) отставной губернский секретарь из Иркутской духовной консистории Иван Гаврилович Ленский, старик 75-летний, который, будучи копиистом в Нерчинском духовном правлении до 1770 года, знал лично оного иеромонаха Арсения и имел с ним частое обращение по той причине, что он, Арсений, обучал грамоте двоих его, Ленского, сыновей, письменно удостоверил меня, что в том иеромонахе не было приметно ничего, обнаруживающего высокий чин человека: ни осанки, ни особенной учености; всегда казался он самым простым и смиренномудрым стариком[232 - Итак, Г.Б. Милютин в замечаниях своих на ст. Чистовича об Арсении Мацеевиче, помещенных в 24 номере газ. «Амур» 1862 г., напрасно (в объяснение того, каким образом могло утвердиться в Сибири мнение, что в Верхнеудинске погребен бывший Митр. Рост. Арсений) сказал: «Может быть, и сам иеромонах Арсений нашел для себя небезвыгодным выдавать себя за бывшего митрополита». Для чего и без того виноватого еще более обвинять, и великодушно ли бить лежачего?], и притом говорил чистым русским (языком) наречием, не употребляя ни одного слова малороссийского, что все не приличествует бывшему митрополиту Ростовскому. Из сих обстоятельств нужно только поверить чрез сношение с Нижним Новгородом (что предоставляя Вам, прошу сообщить мне, что откроется) четвертое, т.е. не вымышлена ли история Печерского монастыря иеромонаха Арсения с архимандритом Ионою для сокрытия архиерея Арсения[233 - Сношения эти, по всей вероятности, и были, и, должно быть, из Нижнего Новгорода отвечали, что история иеромонаха Печерского монастыря Арсения ничуть не вымысел, иначе Митр. Евгений, руководивший, как уже сказано, Амвросия Орнатского в составлении Истор. Росс. Иерархии, но в то же время и сам пользовавшийся его материалами, не напечатал бы ни в своем Словаре пис. Дух. чина в 1827 году, что Арсений Мацеевич, наконец, был сослан в Ревель и там помер. Кроме того, мне достоверно известно, что в 1856 году по случаю предписания от Св. Синода о составлении церковно-исторических и статис. описаний епархий в Ярославле много рылись в консист. архиве – не отыщется ли какого-нибудь дела о ссылке Митр. Арссния Мацссвича первоначально в Нижегородский Печерский монастырь, но труды оказались в этом отношении напрасными.], и тогда прямо, а не _почти_, можно увериться, был ли последний в Сибири? Прочие анекдоты, так как и сказания Михаила Матвеевича Булдакова об обстоятельствах смерти Арсениевой valent in utramque valent in untramque partem:fides penes narrators sit[234 - valrnt in utramqe partem: fides penes narrators sit (лат.) – смысл этой фразы можно перевести так: «пусть будут на совести рассказчиков».].
Михаил, епископ Иркутский».
Из этого письма и еще из вышеупомянутых документов, хранящихся в архиве Верхнеудинского духовного правления и, сверх их, находящихся в Иркутской консистории, очевидно, что Арсений, погребенный в Верхнеудинске, именно то лицо, о котором, хотя только догадочно, говорит в статье своей г. Чистович («День» 1862 г., № 15, стр. 6, столб. 3), т.е. Нижегородского Благовещенского монастыря иеромонах Арсений, сосланный в Сибирь в 1767 году (следовательно, спустя четыре года по первоначальной ссылке Мацеевича в Карельский монастырь) за дерзкие и вовсе не сообразные с монашеским званием его поступки и за ложный донос на настоятеля того монастыря архимандрита Иону, сосланный, однако ж, не как Арсений Мацеевич, и без перемены монашеского имени на мирское, и без лишения не только монашества, но и священства, а только с запрещением священнослужения и под арест. В Иркутскую духовную консисторию он явился, как видно из тех же документов (см. газ. _«Амур»_ 1862 г., № 24), 7 декабря 1767 года и по определению губернской канцелярии 15 декабря отослан в заштатный Нерчинский Успенский монастырь, находившийся в семи верстах от Нерчинска, где ныне бедное село Успенское, которое, впрочем, в народе и доселе не иначе называется, как монастырским[235 - В бытность в Нерчинском монастыре иеромонах Арсений, как говорит предание, посадил два куста бузины; разумеется, они разрослись, простой народ, считая Арсения за Ростовского митрополита и за страдальца за правду, щипал листья бузины и употреблял их как лекарство в болезнях, особенно в лихорадке. См. газ. «Амур» 1862 г., № 24.], к игумену Исаии. Но оттуда, по закрытии монастыря, с обращением церкви его в приходскую, в мае или начале июня 1773 года по определению Иркутской консистории иеромонах Арсений, уже больной и по написании им духовного завещания насчет убогого своего имения, был отправлен с нерчинским городовым солдатом Блиновым в Троицкий Селенгинский монастырь. Только до места нового своего заточения он не доехал: на дороге в 48 верстах от Верхнеудинска в 5 часу утра 13 июня 1773 года (значит, год и три с половиною месяца спустя по смерти Арсения Мацеевича, последовавшей 28 февраля 1772 года) Арсений помер и на следующий день по привозе тела в Верхнеудинск и освидетельствовании обер-офицерами и лекарем при священнике погребен по церковному чиноположению на горе, на общем городском подле Троицкой церкви кладбище... Есть и еще одно чрезвычайно важное обстоятельство, которое решительно доказывает, что Арсений, погребенный в Верхнеудинске, вовсе не Арсений Мацеевич, бывший митрополит Тобольский, а после Ростовский. Арсений, погребенный в Верхнеудинске, умер в 1773 году 55 лет от роду, как значится в сообщении (о смерти Арсения, об освидетельствовании и погребении его) Удинской комендантской канцелярии Троицкого (Селенгинского) монастыря архимандриту Виталию[236 - «Амур», № 24 и имеющееся у меня письмо Б. из Селенгинска от 10 декабря 1841 года.]; следовательно, он родился в 1718 году. Если б это был точно Арсений Мацеевич, то он лет 13 или 14, а может быть, и моложе, не только бы окончил курс Киевской академии, но был бы иеромонахом и экзаменатором ставленников при Московском синодальном доме; в 16 лет от роду, именно в 1734 году, он уже писал бы целые и сериозные трактаты против раскольников[237 - «Правосл. Соб». 1861 г., октябрь, стр. 182.] и плавал бы по Северному океану с Камчатской экспедицией для отправления на кораблях ее богослужения и треб; в 1741 году, всего 23 лет, был бы митрополитом, а в 1763 году, когда ему бьио бы только 45 лет, Императрица Екатерина II, утверждая определение Святейшего Синода о лишении его архиерейства, оставила бы ему монашеский чин единственно «для удобнейшего _по_старости_его_лет_ покаяния», а все это были бы в приложении к Арсению Мацеевичу чистые нелепости[238 - Газ. «Амур» 1862 г., № 24.].
Что теперь сказать о признании печатно известия о погребении Арсения Мацеевича в Верхнеудинске за истинное знатоком Сибири и сибирской истории П А. Словцовым? Петр Андреевич в этом случае был введен в заблуждение собственным, как сибиряк, пристрастием к Сибири, в особенности же Вл. Ив. Штейнгелем и одним из братьев Бестужевых, хотя само собою разумеется, без всякого умысла с их стороны. Первый, человек отлично образованный и прежде долго служивший в Иркутске, в 1841 году, когда П.А. писал вторую книгу свою «История обозрения Сибири», жил в Тобольске, где жил и тот. Однажды, когда зашел у него с П А. разговор о сибирских архиереях, жизнеописаний которых тому в сочинении своем также нужно было коснуться, он уверил П. А-ча, что не только сам неоднократно бывал на могиле Арсения и не только слыхал об нем, как об известном Ростовском митрополите, все предания, но и видел в крепости Акте (на китайской границе между Нерчинском и Верхнеудинском) в одном доме церковную книгу митрополита Арсения с собственноручною его подписью[239 - Из росписи убогого имения, или иначе из духовного завещания иеромонаха Арсения, приложенного к упомянутому выше сообщению Удинской коменд. конторы в Селенгинский монастырь, видно, что им, Арсением, был отказан Каноник Киевской печати просвирне Нерч. монастыря, а Учебная Псалтырь солдату Блинову (Из письма Бестужева от 10 декабря 1841 г. к В. Ив-у). Вероятно, которую-нибудь из этих книг Вл. Ив. и видел в Акше, когда в 1844 году я показывал ему руку (в подписях на промемориях) Арсения Мацеевича, то он, к сожалению, за давностию времени не мог сказать, сходна ли она с надписью на виденной им книге или нет.], переходящую из рода в род и хранимую в нем, как святыню, и ко всему этому прибавил еще, что за Байкалом живут два брата Бестужевы, его товарищи по несчастию и друзья, и что они могут навести справку об этом интересном лице в архиве или монастырях Селенгинского или Верхнеудинского духовного правления. Другой, т.е. Бестужев, согласно изъявленному Словцовым желанию и по просьбе В. Ив-ча, действительно навел справку, сделал из архивных бумаг, касающихся Арсения, выписки и вот что от 10 декабря 1841 года писал[240 - От кого, от самого ли Словцова, от Абрамова ли, получившего от Словцова некоторые бумаги, или от В.И. Штейнгеля мною получена была копия с письма Бестужева, теперь этого уже не могу припомнить.] своему товарищу: «Вчера я получил давно ожиданные мною сведения о Митрополите Арсении и спешу удовлетворить твою просьбу, любезный друг Владимир Иванович, и, кажется, положительно оправдать твои предположения о тождестве монаха Арсения с Митрополитом Ростовским. Не посылаю тебе документов в оригиналах: это было бы очень громоздко, а постараюсь сделать необходимые выписки, сохраняя буквально приказный слог того времени». Далее и следуют обещанные выписки, после которых делается такое (самоуверенное) заключение: «Вот тебе, друг мой, кажется, ясные доказательства, что _Арсений_не_мог_умереть_в_Ревеле_и_что_печатные_книги_[241 - Тут г. Бестужев, конечно, разумеет 1-ю часть Ист. Иер. Рос. Ц., Словарь писателей Духовного чина Митрополита Евгения и Словарь Бантыша-Каменского.]_часто,_и_даже_чаще,_лгут_. _нежели_смертные_изустно»._ Между тем, если повнимательнее присмотреться к выпискам, находящимся в письме, то оказывается, что в них нет даже и тени чего-нибудь, положительно доказывающего, чтобы Арсений, умерший и погребенный в Верхнеудинске, был действительно Арсений Мацеевич. Так, первые выписки сделаны из указа Иркутской духовной консистории наместнику Селенгинского монастыря иеромонаху Антонию от 7 октября 1763 года, в котором, к сведению монастырской братии, подробно изложен указ Святейшего Синода от 22 апреля того же года о протестах митрополита Арсения Мацеевича против распоряжений правительства в 1762 и 63 годах насчет церковных имуществ, о лишении его сана и ссылке его в чине только монашеском в один из отдаленных монастырей. Но этот указ, как видно и из самой выписки г. Бестужева, между прочим, из его же заметки о том, что Государыня Императрица «сентенцию ее повелела Синоду сообщить во все епархии, для известия духовенству», есть ни более, ни менее, как только циркуляр Святейшего Синода, разосланный не по одной только Иркутской епархии и не в один только Селенгинский монастырь, а по всему духовному ведомству. Следующие затем выписки сделаны из документов, уже не раз упомянутых в настоящей статье, о ссылке в 1767 году иеромонаха Арсения из Нижнего Новгорода в Нерчинск, о перемещении его в 1773 году в Селенгинский монастырь, об его в том же году смерти на пути туда и погребении в Верхнеудинске. Но когда делались эти выписки, делавшим, как кажется, не было обращено внимания ни на год ссылки сего Арсения, ни на его вины (Арсений Мацеевич, как показывает вся его жизнь, не делал и не мог делать по своим строгим правилам жизни поступков грязных, не сообразных с монашеским званием), ни на его сан (как будто митрополит мог быть низведен в иеромонаха), ни на его монашество и монашеское имя, ни на содержание, отпускавшееся ему от казны, ни на его лета. Все это произошло, конечно, оттого, что делавший выписки не был знаком с приемами при употреблении в дело исторических и археологических документов и что (и это главное) он не знал надлежащим образом о судьбе Арсения Мацеевича после первоначальной его ссылки, например, о новом над ним в 1767 году суде, о лишении его после того и монашества, или, если и знал, слыхал о ней, то рассказы о том с чипы ложными, маскированными, распущенными от лиц правительственных с намерением скрыть истину. Ошибка Вл. Ив-ча и г. Б-ва Петру Андреевичу в 1842 году была объяснена, но уже поздно: в том году рукопись его уже отправлена в цензуру, а в начале следующего 1843 года он скончался, и сочинение напечатано было после него.
Но за всем этим недоверчивые жители Сибири могут спросить: «Если б бывший митрополит Ростовский Арсений Мацеевич не был сослан под конец жизни в Сибирь, то откуда же бы родилась мысль, отчего бы составилась молва не в Сибири только, а и в целой России об его заточении в Нерчинский монастырь, о перемещении в монастырь Селенгинский, смерти на пути туда и погребении в Верхнеудинске»? Решением этого вопроса в 1862 году занимались двое профессоров Петербургской духовной академии Ил. Чистович в статье _«Арсений_Мацеевич_», помещенной им в 15 номере газеты «_День_», и безымянный сочинитель статьи «_Протест_Арсения_Мацеевича_и_последняя_судьба_его»,_ напечатанной в 49 и 50 номерах «_Современной_летописи»_ 1862 года, издававшейся при «Русском вестнике». Первый, задавши себе вопрос: «Откуда же взялись толки, что Арсений сослан в Сибирь и скончался в Нерчинске или в Верхнеудинске?», отвечает на него так: «Из дел бывшей Тайной канцелярии видно, что в то же самое время, как Арсения Мацеевича послали в Ревель, другого Арсения, иеромонаха Нижегородского Печерского монастыря, за разные преступления и, между прочим, за ложный донос на архимандрита Иону, послали в дальний монастырь Иркутской епархии. В ту пору об Арсении Мацеевиче не знали ничего верного: ходили темные слухи, что его увезли куда-то из Карельского монастыря, а куда, никто не знал. В Сибири, между тем, проезжал с этапа к этапу какой-то монах Арсений... Не всякий знал лично того, не всякий видел этого. Вот пошли толковать, что Арсений (Мацеевич), которого увезли куда-то из монастыря, в Сибири, что его видели в Нерчинском монастыре, и, наконец, что он скончался на пути в Селенгинский монастырь...». По крайней мере, это наша догадка. Второй (т.е. безымянный составитель статьи об Арсениевой последней судьбе в _«Современной_летописи»),_ сказавши о вторичном суде над Арсением Мацеевичем, присовокуплял: «Определено, по снятии монашества, отослать Арсения под именем Андрея Враля в _Верхнеудинский_острог_». В Архангельск отправлен майор Таузинов[242 - Другие печатают это имя Тоузаков.], который должен был препроводить Арсения согласно этому назначению. Между тем вскоре после того, как Таузинов уехал из Москвы, отсюда послан был другой офицер, Нолькен, в Вологду: ему было приказано, как только Таузинов привезет в Вологду неизвестного арестанта, взять у него этого арестанта и отвезти в Ревельскую крепость.
Оба офицера должны были исполнить последнее поручение с величайшей осторожностию, так. чтобы никто не знал, с каким арестантом и куда едет Нолькен. Так и сделано, и цель была вполне достигнута: настоящая судьба Арсения осталась тайной для народа, и по народным рассказам Арсений будто бы действительно отвезен в Сибирь согласно первоначальному назначению. Слух этот произошел, таким образом, из официального источника, между тем Нолькен с крайнею осторожностию вез арестанта в Ревель[243 - Этот г. S. в статье своей, помешенной, как сказано выше, в №№ 49 и 50 «Современной летописи» под названием «Протест Арсения Мацеевича и последняя судьба его», говорит, что доселе не было обращено надлежащего внимания на самый протест Арсения и не изложено с достаточною полнотой его содержание, между тем как «тогда только можно составить правильное понятие и о поведении Арсения в деле о церковных имуществах, и о степени справедливости произнесенного над ним приговора, когда будет вполне известен и правильно оценен этот важный документ, в котором Арсений выражал свой взгляд на дело и за который, собственно, подвергся суду и наказанию. Г. Чистович (продолжает он) в статье, напечатанной в газете «День», сказал о содержании Протеста до крайности мало и привел из него только три коротенькие отрывка, да впоследствии, отвечая на возражения, возбужденные его статьей, прибавил еще несколько отрывков, но и эти отрывки все-таки не дали понятия о целом содержании Протеста. В интересе разъяснения столь важного дела, как суд над Арсением, мы намерены (заключает он) именно со всею подробностью изложить содержание его Протеста». Похвально, слова нет, излагать содержание такого важного документа, но, думаем, не похвально говорить даже об отрывках из него, сделавшихся известными посредством печати, а умалчивать о том, что Протест этот целиком был уже напечатан в « Чтениях в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете» 1862 г., в книге 2-й, отд. 5, стр. 25–30 и притом за несколько месяцев до появления его статьи в «Современной летописи». Иное дело оценка, а иное известность этого документа. Приступая к первой, не следовало намеренно притворяться не знающим о последней. Ведь самое подробное изложение содержания документа никогда не может заменить его самого. В деле историческом точность и совестность – одно из первых и существенных требований. Если отрывки, приведенные г. Чистовичем, не могли дать понятия читателям о целом содержании Протеста, то самый Протест, оглашенный уже прежде печатью, разве не восполнял этого, не разъяснял столь важного дела более и лучше всякого изложения содержания его чьими бы то ни было словами? К сожалению, с некоторого времени начинает входить в нашу журналистику недобрый обычай. Одни делают открытия после открытий, например, в октябрьской книже «Православного обозрения» сего года г., скрывшийся под тремя звездочками ***, то же излагает «дело Маркела Родышевского с Феофаном Прокоповичем о противностях церковных» (стр. 9-48) почти исключительно по тем актам, которые сообщены были в 1-й книге «Чтений» 1862 года, отд. 2, стр. 1-92, где точно так же, как и г. S., не упоминая ни слова о том, что оно было напечатано, представляет его как бы нечто новое, доселе никому в такой подробоности неизвестное. Другие идут еще далее: сославшись два, три раза на источник, этот последний совершенно уже истощают; так в статье, начатой в августовской книжке «Русского вестика» 1863 и конченной в майской 1864 года «А.П. Ермолов», без дальнего перепечатаны все документы, помещенные в нескольких книгах «Чтений» (кн. 3-ей 1861 г., 1, 2, 3 и 4-ой 1862 г.) А ведь это противно и предписаниям действующего Устава о цензуре, и принятым обычаям в мире печатном. ]. Последнее решение вопроса, как образовалась молва о ссылке Арсения Мацеевича в Сибирь, о смерти и погребении его там, весьма было бы удовлетворительно, если б было верно и несомненно, что первоначально определено было сослать Арсения в Верхнеудинский острог. Но, во-первых, автор его не указал источника, откуда он взял сведение об этом первоначальном определении заточить бывшего митрополита Ростовского в Верхнеудинск; а, во-вторых, в утверждении Императрицы Екатерины II, последовавшем на докладе о вторичном осуждении Арсения, как оно приведено у г. Чистовича, сказано: «...лишить его (Арсения) монашеского чина и, переименовав его Андреем Вралем, послать к неисходному житию в Ревель». Значит, догадочное решение вопроса, предложенное г. Чистовичем, пока должно быть признано за более удовлетворительное.
ОДНА ИЗ ОШИБОК, КАКИЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ В СОЧИНЕНИЯХ И СТАТЬЯХ, КАСАЮЩИХСЯ СУДЬБЫ АРСЕНИЯ МАЦЕЕВИЧА[Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Одна из ошибок, какие встречаются в сочинениях и статьях, касающихся судьбы Арсения Мацеевича // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн. 4. С. 25–28.]
Кто-то М.С. в июне 1860 года проездом из Петербурга в Нижний Новгород[245 - «Прогулка в Нижний Новгород», в которой г. М.С. касается и судьбы Арсения Мацеевича, напечатана в «Современной Летописи» на стр. 16–23 при 13 номере «Русского вестника» 1860 года.] был в Твери и оттуда ездил в подгородный Желтиков монастырь для осмотра в нем тюрьмы, которую Петр Великий приготовил было для сына своего Алексея Петровича. Там он, кроме этой тюрьмы, видел в кельях настоятеля между прочим портреты тверских преосвященных. Из них, обративши особенное внимание на портрет епископа Иннокентия, турист счел нужным рассказать его биографию и вот как рассказал ее: Иннокентий (поясню от себя – Нечаев) в молодости «был учителем риторики в Казани в царствование Анны Иоанновны. Ректор относился и к ученикам, и к учителям довольно оригинально: в видах внушения, учитель был высечен нещадно лозами. Подобное, немножко сильное, но, по тогдашнему времени, вполне духовное, поощрение к продолжению педагогических занятий не совсем понравилось Иннокентию. Он бежал в Москву, сиживал и горевал у часовни Иверской, молился в церкви Казанской Божией Матери и тут-то вызвал внимание и участие двух учеников Московской духовной академии, Григория и Платона, впоследствии двух архипастырей. Иннокентий был определен учителем же в их академию, приобрев через учеников покровительство ректора. Императрица Елисавета обратила внимание на Иннокентия. Пред ним открылась дорога к повышениям. В начале царствования Екатерины он был уже в числе главнейших членов Синода. В это-то время предан был суду духовенства митрополит Ростовский Арсений Мацеевич, смело и резко писавший против указа об отнятии у монастырей имений. Преподобные отцы, ревнуя в изъявлении своей преданности, присудили Арсения к смертной казни; казнь, как известно, была Всемилостивейше смягчена в вечное заточение в Шлиссельбург[246 - Здесь г. М.С. сделал замечание, что Арсений Мацеевич там и помер в 1787 году.]. После произнесения приговора Мацеевич, вдохновенный каким-то пророческим предведением, предсказал первенствующему члену Синода (Дм. Сеченову?) мучительную смерть – задохнуться собственным языком; второму по нем, Амвросию Каменскому, – смерть от мясника.
«А тебе, – сказал он, обращаясь к Иннокентию, – архиерею молодому и неопытному, не подавшему, однако, голоса за меня, предсказываю, что ты не увидишь своей епархии». Действительно, первенствующий член Синода вскоре умер в муках: распухший язык задушил его. Каменский погиб в 1771 году в московском мятеже, а Иннокентий скончался на дороге в Тверь».
Здесь, очевидно, автор касается и судьбы Арсения Мацеевича, но он тут делает три ошибки: первая та, что Арсений сослан был окончательно не в Шлиссельбург, а в Ревель; вторая – что Арсений помер не в 1787 году, а в 1772-м, и третья[247 - Есть и четвертая: преподобные отцы, как называет г-н М.С. членов Святейшего Синода, не присуждали и не могли, не имели права, как лица духовные, присуждать Арсения к смертной казни.], и главная, состоит в предсказании Арсением будто бы Иннокентию, епископу Тверскому, того, что он за участие в синодском присуждении его, Арсения, к лишению сана не увидит своей епархии: 1) преосв. Иннокентий (Нечаев), о котором здесь идет речь, по всей вероятности. и не принимал, и не мог принимать участия в осуждении Ростовского митрополита по той простой причине, что он в члены Св. Синода пожалован был три года спустя после расстрижения Арсения, а именно только в 1766 году; притом 2) преосв. Иннокентий управлял тремя паствами: новгородскою в звании викария с 13 февраля 1763 по 28 мая того же года, тверскою – с 28 мая 1763 по октябрь того же года и псковскою – с октября 1763 года по октябрь же 1798 года, и каждую из них, особенно последнюю, в 35 лет управления ею, конечно, видел и видел; да он и скончался не в 1763 году, как выходит по соображению слов г-на М.С., и не на дороге в Тверь, как он прямо говорит, а в 1799 году уже в глубокой старости (77 лет), бывши на покое в Петербурге в Александро-Невской лавре[248 - Слов. пис. Дух. чин., изд 2, ч. I, стр. 200 и сл.; Ист. Иср. Р. Ц., изд. 2, ч. I, стр. 132, 198, 281, 261.]. Нет, если предание (рассказываемое, впрочем, многими и во многих местах) о предсказании Арсением Маиеевичем (в то будто бы время, как с него снимали принадлежности архиерейского сана) несчастной кончины членам Святейшего Синода и некоторым другим лицам, участвовавшим в осуждении его, справедливо, если Арсений действительно предрекал своим судьям горькую участь при конце жизни, то предсказание Арсениево, относимое г-ном М.С. к Иннокентию (Нечаеву), епископу Тверскому, из тогдашних членов Святейшего Синода, притом архиерейского сана, могло быть изречено одному только знаменитому проповеднику нашему елисаветинского времени Гедеону Криновскому, епископу Псковскому: этот преосвященный рукоположен был до катастрофы с Арсением Мацеевичем только за полтора года (в октябре 1761 г.) и при тогдашних правительственных переменах, и по долгому пребыванию Императрицы Екатерины 11, по восшествии на престол и коронации, а вместе _с_нею_и_Святейшего_Синода_ в Москве, на пастве своей во Пскове еще не бывал; ему, преосвященному Гедеону, 14 апреля 1763 г., когда Арсения Мацеевича лишили сана, было только 36 или 37 лет (родился в 1726 г.), и главное, Гедеон Криновский, выехавши из Москвы в свою епархию, в начале июня того же 1763 года на дороге заболел и, не доезжая до Пскова, для поправления здоровья остановился было в загородном архиерейском доме, но там 22 того же месяца скончался и, таким образом, паствы своей, по крайней мере главного епархиального своего города, не видал. Так об этом рассказывал в 1837 году, да и всегда, покойный профессор Петербургской духовной академии протоиерей Ак. Сем. Кочетов, отличный знаток анекдотической стороны истории росс, церкви XVIII столетия, да так и довольно давно уже оглашено и в печати[249 - Слов. пис. Дух. чин. ч. I, стр. 85–88; Ист. Иер. Р. Ц. ч. 1, стр. 130 и 131, 260.]. Ко всему этому вот еще что следует присовокупить: сказанное в выписанном из _«Современнойлетописи»,_ издававшейся при «Русском вестнике», о жизни преосвященного Иннокентия Нечаева до его архиерейства, например, о варварском и вместе гнусном с ним поступке ректора Казанской семинарии, о тайном удалении его из Казани, о поступлении его в Московскую Славяно-греко-латинскую академию будто бы по милости учеников оной Григория[250 - И опять ошибка: нужно бы сказать: Гавриила (Петрова), того самого, который впоследствии был С.-Петербургским Митрополитом.] и Платона и пр., все это было не с Иннокентием, а опять с Гедеоном Криновским[251 - Слов. пис. Д. чин. ч. I, стр. 85.], который никогда не был и архиереем Тверским.
18 марта 1864 г.
Омск.
К ЖИЗНЕОПИСАНИЮ АРСЕНИЯ МАЦЕЕВИЧА[Публикуется по тексту: А. Сулоцкий. К жизнеописанию Арсения Мацеевича: Промемории Арсения Мацеевича // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн. 4. С. 29–45.]
I ПРОМЕМОРИИ АРСЕНИЯ МАЦЕЕВИЧА
В 1843 году для пополнения сведений об интересовавшей и интересующей меня сибирской иерархии я с дозволения преосвященного Владимира пересматривал старый архив Тобольской консистории и в нем встретил несколько промеморий митрополита Арсения Мацеевича[253 - Арсений Мацеевич первоначально был не Ростовским, а Тобольским митрополитом; пожалован же он в Митрополита Тобольского и Сибирского 10 марта, а рукоположен 26 мая 1741 года, но 31 мая 1742 года (след., чрез год и 5 дней, а не чрез 11 месяцев, как ошибочно сказано в 24 номере газеты «Амур» 1862 г. и во 2 книге «Историческое обозрение Сибири» Словиова на стр. 14) перемещен в Ростов. Впрочем, собственно в Тобольске митрополит Арсений жил менее и двух месяцев: приехал он туда 18 декабря 1741, а выехал оттуда в Москву 10 февраля 1742 года.] в Тобольскую губернскую канцелярию. С некоторых из них мною тогда же сняты были копии и теперь, когда стали печатать о судьбе Арсения подробности, считаю не лишним сообщить из них публике извлечение. Впрочем, при этом наперед скажу, что имеющиеся у меня промемории Арсения Мацеевича сами по себе, по сведениям, в них заключающимся, самые обыкновенные и особенного ничего не представляют; но в них замечателен дух, из них виден характер лица, писавшего их, или, по крайней мере, руководившего теми, кто их писал, и подписывавшего их.
ПЕРВАЯ ПРОМЕМОРИЯ[254 - Эта промемория важна, как видит читатель, не по одному отношению к биографии Арсения Мацеевича, но и по отношению к истории христианства среди сибирских инородцев.]
В январе 1742 года преосвященному Арсению прислал из-под ареста в Сибирской губернской канцелярии просьбу закащик (по-нынешнему благочинный и вместе уездный протоиерей и первоприсутствующий Духовного правления) пелымский священник Верхне-Пелымской волости Михаил Степанов. В начале просьбы своей Степанов объяснил, что он в 1721 году был определен митрополитом Тобольским Филофеем Лещинским (тем самым, который с 1712 по 1726 гг. включительно окрестил сибирских инородцев до 40 тысяч) в Верхне-Пелымскую волость священником с приказанием выстроить там для вогулов церковь, крестить некрещеных вогулов в случае их согласия, а крещеных утверждать в вере и надзирать за их верою и нравственностью; что в 1730 году по повелению императрицы Анны Иоанновны и по инструкции преемника Филофеева митрополита Тобольского Антония (I) Стаховского ему приказано было, между прочим, ездить по вогульским волостям и истреблять, если окажутся у новокрещенных, идолов и кумирницы, воспрещать им приносить языческие жертвы, доносить о том духовенству и светскому начальству и наказывать за то; что он, священник, во исполнение всего этого выстроил в Верхне-Пелымской волости церковь во имя Всемилостивого Спаса, немалое число вогулов-язычников окрестил; нашел в 1722 году у новокрещенных разных волостей до 120 идолов, сжег их и с кумирницами и запретил приносить им в жертву коней; что впоследствии времени и опять им отыскано было у вогулов много идолов и узнано о приношении им в жертву чрез топление в реках быков и коров; что, по его донесению, многие из виновных были за то от гражданского начальства наказаны, что иные из новокрещенных живут по прежним языческим обычаям, например, крещеные высватывают за себя некрещеных, с обязательством заплатить за них их отцам калым и до уплаты калыма, а с тем вместе и до венчания, живут с ними беззаконно и приживают детей; что бывает и наоборот: крещеные вогулки выходят замуж за некрещеных и чрез то веру христианскую совершенно оставляют; что он, священник, всему этому противится, а на непослушных доносит кому следует; что за все это и подобное вогулы давно на него злобились, злобятся, неоднократно за это расхищали у него имение и даже подвергали (обидчики и поименовываются) его семейство и причетников побоям; что они неоднократно жаловались на него ложно в вымогательствах с них денег и зверей; что все те жалобы им опровергнуты пред начальством и судом и что, наконец, «он-де, поп Михайло Степанов, в 1741 году, в августе, ездил в Верхне-Пелымские дальния волости и в вершины для надзирания и переписи оных Вогульнев, к сочинению духовных именных росписей, который спрашиваются у всех по Указам в Архиерейскую Канцелярию повсягодно, и для исполнения всяких церковных треб, которыя волости имеются в дальнем разстоянии, а взялде он, Поп, с собою для пропитания хлеба ячмени и овса мешков с шесть, тако ж и для промены на свое домовое пропитание, на рыбу и на птицу и ягоды, где испроездил месяца два, за что вскоре после того Вогулы Верхне-Пелымской волости Потаи Дунайков с сыном своим, Семеном, пришедши к нему в дом, его и его семейных подвергли жестоким побоям; но чтобы избавиться ответственности за такие свои поступки, в случае моей на них жалобы, они, Вогулы, упреждая его, подали на него в Тобольскую Воеводскую Канцелярию извет в том, во-первых, будто бы он с Пономарем своим в нетрезвом виде их. Дунайковых, прибил, и, во-вторых, и главное в том, яко бы он. Поп, в Вогульския волости возил с собою хлеба двенадцать мешков для промены на мягкую рухлядь» (что законами в то время было строго воспрещено); что исправляющий в Пелыми должность воеводы Копьев, не произведши следствия, схватил его в день молебствия, бывшего по случаю получения указа о восшествии на престол Ее Императорского Величества Елисаветы Петровны, заковал его в железа как злодея, не освободил от оков, несмотря и на самые усильные его просьбы освободить хотя бы для такого радостнейшего для России торжества, расковал только на следующее утро и затем за караулом отправил в Тобольск в Сибирскую губернскую канцелярию, в которой он, поп. содержится и доселе; что после всего этого он не может ездить в вогульские волости для исправления треб и совершения таинств, опасаясь от вогулов даже убийства, и что «наипаче он тем изобижен и обруган ныне стался, что отдан в светский суд и выслан в Тобольск без изследования и допрашиваем без доносителя (т.е. вогула Дунайкова), которого и доныне в Тобольску не имеется». Затем пишет митрополит Арсений: «Он, Поп, просил наше Архиерейство, чтоб его, Попа Степанова, от таких наглых _нападок_ и раззорений, как от светских командиров, так и от иных Вогульцев, милостивно оборонить. И мы. Архиерей, выше писанного доношения и написанных в нем от помянутаго попа Михаила Степанова, жалоб и нанесенных ему от Пелымского Воеводы Копьева и от новокрещенных иноземцев обид и раззорений слушав, и усмотря из присланной из Сибирской Губернской Канцелярии о высылке означеннаго Попа в Тобольск промемории, объявляем в Сибирскую Губернскую Канцелярию следующее: что на означеннаго Попа в духовном деле, подлежащем до нашего разсуждения и до духовнаго суда, в светскую команду от ясашных новокрещенных доношения принимать, и по тем духовным делам духовное и в служение Богу священное лицо в светской команде допрашивать, весьма не надлежало, а надлежало бы оным новокрещенным доносить в духовных делах на онаго Попа нашему Архиерейству, а не в светскую команду, понеже светская и неосвященная персона духовничье лицо на себе брать и Священника в совестных его падежах, мимо главных, духовных властей, которым дана власть вязать и решать по святым каноном, допрашивать и судить ни как не может, ибо того ни граждане кия, ни духовныя правы не повелевают, а наипаче без присутствия челобитчика, или доносителя, чинить того не надлежит. Что же кроме онаго духовнаго дела показано от новокрещенных о мене на рухлядь хлеба, касающееся до изследования, то и тут светской команде одной его, Попа, от команды Заказнаго правления отрешать и к суду в Тобольск, в Сибирскую Губернскую Канцелярию, брать бы не подобало, а надлежало бы о том прежде изеледовать с обеих сторон, кем надлежит, там, в Пелыме, а не в Тобольску, и буде б что по тому следствию могло до него, Попа, касаться, по изобличении вины его, то можно б тогда от нас требовать, в нашей духовной команде его, Попа, допросить пред духовным лицем, кому б мы определили при том быть депутатом; понеже и вечно достойныя памяти благочестивейшаго Государя Императора Петра Великаго Указом Священников и прочих духовных, не только по маловажным, но и по важным делам в светские суды без собственнаго от Епархиальных их Архиереев ведения брать не поведено, и по объявленому в промемории из Сибирской Губернской Канцелярии, касающемуся до означеннаго Попа маловажному делу, о высылке его в Тобольск, посылать в Пелым к Воеводе Копьеву из Сибирской Губернской Канцелярии Указа не надлежало, да и от Канцелярии нашей, в небытность нашего Архиерейства, требовать было о том же Указа не для чего. И хотя по оному требованию из канцелярии нашей о высылке онаго Попа в Тобольск в Архиерейскую Канцелярию тамошнему Священнику Указ и был послан, однако ж не в такой силе, чтоб отдать его, Попа, в светский суд, но токмо выслать в Тобольск в Архиерейскую Канцелярию, но и за тот, в небытность нашу, отпуск Указа наших приказных служителей, которые то учинили, штрафовали мы неслабо, дабы впредь таковых неосторожностей и неисправностей, по требованиям Сибирской Губернской Канцелярии, чинено не было. А что помянугый Воевода Копьев _продерзостию_своею_ захватил и арестовал показаннаго Священника в самый день получения в Пелыме Указа о восшествии на Всероссийский Императорский престол Ея Императорскаго Величества. Благочестивейшия Великия Государыни Императрицы Елисаветы Петровны, и сковал его, Попа, в железа, как злодея, неповинно, и для онаго всерадостнаго торжества по многой его. Поповской, просьбе, свободы не учинил, и для многолетняго Ее Императорскаго Величества здравия ни какого милосердия ему, Попу, освободя в тот день, не показал, и на словесное его, Попово, прошение отказывал, и держал скована до утра по Указу ль от Сибирской Губернской Канцелярии, то оный Копьев чинил, или своею продерзостию, о том нам неизвестно; а потом, не имея над ним, Попом, ни какой власти, расковал, выслал в Сибирскую. Губернскую Канцелярию под караулом, и о том благоволила б Сибирская Губернская Канцелярия надлежащее действие учинить в непродолжительном времени, без упущения; понеже оное дело высокое и нашему разсуждению не подлежащее, токмо от нас о такой продерзости имеет быть представлено, где надлежит, неотменно. А когда на помянутаго Попа Степанова от Пелымских новокрещенных в обидах к нашему Архиерейству будет челобитье, тогда и от нашей стороны изследовано будет в нашем духовном правительстве, по форме суда, при присутствии доносителя, и ежель оной Поп по изследовании явится в чем винен, тогда учинено с ним будет от нашего Архиерейства по Указам без упущения. Что же в извете в Пелымскую Канцелярию от оных новокрещенных, между прочим в ссорах с ним. Попом, написано, будто в Вершинския юрты, для продажи и намену всякой мягкой рухляди, возил хлеба двенадцать мешков, а кому, и где, и когда продат, или на что променял, того не показано, и ежели по таковым неосновательным изветам, которые происходят от злости и ссоры, брать обретающихся в волостях у новокрещенных иноземцев Священников к суду в Тобольск, под караулом, и от надсмотрения над оными новокрещенными в содержании Православия отрешать, и яко бы подозрение, под именем торгу по юртам, ездить для смотрения и наставления их новокрещенных. Священникам не велеть и запретить, то от несмотрения впадут оные новокрешенные паки в свое прежнее зловерие и злочестие, а Священники, видя над собою от светской команды происки и обиды, а ново крещенным в твердом содержании Христианской Веры от подчиненных светской команде управителей послабления, не только к требованию от них помощи надежды иметь не будут, но и быть в волостях за тем не пожелают. А ежель им для того только одного там быть, _чтоб_неповинно_всегда_претерпевать_нападки_от_происков_управителей,_которые_сами_большую_к_получению_мягкой_рухляди_имея_склонность,_ порицают Священников; а хотя бы кто из Священников, видя крайнюю нужду котораго новокрещеннаго, и одолжил хлебом, по их прошению, взаим небольшим числом, с которых за тот хлеб деньгами, за неимуще ством, взять нечего, и то не для торгу, но разве мало что на его Священническую собственную потребу, а не в торговлю, понеже, по их бедности Священнической, ни какого излишества в имении их не видно, которые едва пропитание себе имеют; а о ясачных сборщиках, которые за сбором ясаку от светской команды посылаются, известно Сибирской Губернской Канцелярии, что явилось по следствию в Сургуте, которое произведено от обоих команд, как от Сибирской Губернской Канцелярии, так и от Духовной команды обще, о чем имеется в Сибирской Губернской Канцелярии дело. И _сие_представляется_не_для_какого_на_Воевод_нарекания,_которые_не_белками,_но_целыми_мехами_отбирают_, и не для защищения Попов, которые берут на пропитание себе _белочками_, но токмо о истине изъявляется, что, вместо помощи, како ныне бедное Священство гонят и турбуют[255 - Турбавать (от лат., польск.) – _тревожить,_беспокоить._] и изневажат[256 - Изневажить – неволить, принуждать.], куют и бьют, яко злодеев, и инстигуют[257 - Инстиговать – натравлять, травить, подстрекать] без меры над ними, _не_яко_о_правде_пекущеся,_но_яко_сами,_любоимения_страстию_одержими_суще,_ищут_себе_всякими_неправедными_вымыслы_приобретения,_а_чтоб_доброй_совести_Правителей_до_того_приступ_имели,_того_ни_как_нечаятельно._ И о вышеписанном Сибирской Губернской Канцелярии предложивше, почтенно требуем, дабы соблаговолено было вышеозначеннаго Священника Михаила Степанова, из-под караулу свободить и прислать к нашему Архиерейству, а что по следствию об нем покажется, и буде он в чем явится виновен, в том, по уведомлению промемориальному, поступлено с ним будет в нашем Духовном Правлении, как Святыя Правила и Указы Ея Императорскаго Величества повелевают, неотменно. А чтоб более он, Поп, в следствиях един, без присутствия доказателей, не претерпевал напрасно изневаги[258 - (С. 165) Изневага – неволя, насилие, принуждение.], и дабы в Пелыми ему, Попу, горшаго озлобления к прежнему паки не произошло, оттамошняго Заказнаго Правления и от церкви его, где он служил, ныне отрешили, а повелели ему быть здесь, в Тобольске, во священнослужении, на порожнем месте при Архиерейской церкви; ибо хотя мы и сердечно пастырски о своей команде гонимой и о душах новопросвещенных, требующих всегдашняго наблиздательства и ко спасению руководства, сожалеем, да помощи к свободе бедных, кроме сего, иной найти ныне не можем, отчего, по вышереченному, видно есть, что Волостные церкви пустеют и новокрещенные наставления лишаются, не _от_нашего_Архиерейскаго_какого_нерадения,_но_от_гонения_неразеудных_светских_командиров,_которые_из_своих_происков,_на_Веру_Святую_и_Православие_утверждают,_но_и_приобретенное_ Духовными пастыри, великим трудом и коштом не малым и тщанием всеприлежным, чрез оное гонение Священников, которые, как выше означено, и сами тамо более быть не хотят, _вовсе_тщатся_оное_верткое_дело_изничтожить,_на_едино_токмо_поругание_нашему_Святому_Православию_, и Сибирская губернская канцелярия да благоволит учинить о том по Ея Императорскаго Величества Указом. 1742 году, Генваря дня[259 - Ответная промемория Сибирской Губернской Канцелярии показывает, что священник Степанов по допросе отослан для производства дела в Пелым, и что светское начальство, желая оправдать свой поступок (взятие священника без сношения с духовным начальством), говорит о бывшем будто бы требовании от него о том.]. (Из дела 1742 г., № 14).
ВТОРАЯ ПРОМЕМОРИЯ
В январе же 1742 года преосвященному Арсению представился другой случай ограждать права духовенства против притязаний светских властей. Случай этот был такой: крестьянин архиерейской Преображенской вотчины, будто бы побитый прикащиком той архиерейской вотчины Упадышевым, донес Сибирской губернской канцелярии на управителя Упадышева не только в причиненных от него ему побоях, но и в том, что будто бы он, Упадышев, 14 лет тому назад принадлежал к шайке воров, ограбивших на Волге персидских послов и где-то скрывших ограбленное имение; что будто бы он приглашал как того крестьянина, так и других ехать, под предлогом богомолья, к соловецким чудотворцам и взять награбленное имение; Сибирская губернская канцелярия, не снесшись с архиереем, забрала и доносчика, и прикащика Упадышева; митрополит Арсений, узнавши об этом, написал в губернскую канцелярию грозную промеморию, которою требовал прислать как Упадышева, так и жалобщика к нему, как непосредственному их начальнику, для разбирательства сначала их дела его духовным судом, и в которой резко доказывал, что брать крестьян духовных вотчин и отлучать прикащиков от порученных им должностей светским властям, без сношения с властями духовными, совершенно противно императорским и синодским указам 1739 г., мая 30, и 1741 года, августа 14 дня, и что от этого в духовных вотчинах может происходить множество зла[260 - Из промемории из Сиб. Губ. Канцелярии видно, что требованные не отпущены до решения дела и что свой поступок Сиб. Губ. Канцелярия и, как кажется, не совсем благонамеренно, оправдывала указом от 1727 г., июня 19, и Инструкциею губерн. 1728 года, очевидно, вышедшими прежде указов, приводимых Митрополитом (из дела за 1742 год, № 12).].
ТРЕТЬЯ ПРОМЕМОРИЯ
Чрез три месяца, а именно от 28 апреля 1742 года, уже в бытность в Москве, митрополит Арсений доносил Святейшему Синоду, что 1) в прошедшем 1741 году еще до его прибытия на престол оправление в Тобольск в его домовую архиерейскую канцелярию (которую Арсений по приезде переименовал в консисторию) поступило донесение на томского воеводу подполковника Никиту Миклашевского в том, что он, Миклашевский, бил плетьми насмерть (т.е. сильно, больно) новокрещенных татар Андрея Кармышакова, женку Авдотью Савину и Алексея Афанасьева за восприятие ими святого крещения (приметно из дела, по жалобе их владельцев, татар же, на то, что они крестились, не испросив наперед на то у них согласия), и что затем новокрещенную женку он отдал некрещеному татарину Камбуртулкину, а Алексея Афанасьева дозволил татарину Кутумову, не имевшему на него и крепостного акта, продать одному из томских посадских; что 2) по сношению с Сибирскою губернскою канцеляриею было определено «о том, яко о великоважном и к вечному спасению служащем деле, от светской и от духовной команд обще изследовать там, в Томске, без всякаго упущения, понеже тот Никита Миклашевский и напрежде сего, бывши в Цареве Городище (ныне гор. Курган), в драгунском полку Майором, в противных Церкви Святой поступках явно изобличен по следствию явился; но что 3) ныне Сибирская Губернская Канцелярия, не представивши ни какой законной причины, требует от нашей Консистории, чтобы дело то докончить не в Томске, а в Тобольске, и чтобы в Тобольске для этого вытребовать не только Миклашевскаго и его деныликов, при которых были сечены помянутые новокрещенные, но и самые эте новокрещенные, при том под караулом, как будто бы в чем виновные, и не только они, а и двое Томских Священников по тому, единственно, что они были при том следствии (как кажется, в виде депутатов); что 4) от моего смирения послана чрез мою Консисторию в Сибирскую Губернскую Канцелярию Промемория, «чтобы всеконечно оное следствие окончено было совершенно в Томске, в присутствии двух Закащиков, Томскаго, Гричкова, как местнаго жителя, могущаго дело то знать лучше всех, и Тарскаго, Ермила Лаврентьева, как знаки наго приказное дело, но чтобы в Тобольск за столько верст никого не высылать и не волочить по следующим причинам: а, в Томске Священников и без того мало, и в случае еще высылки двоих из них в Тобольск, будет там крайнее затруднение в совершении богослужения и исправления треб; б, Священники, по чужой вине, должны будут потерпеть безпокойство и потратить на такой дальний путь много своих денег, так как Сибирская Губернская Канцелярия не указала, на какой счет им ехать; в, вызыванъе невинных из такого дальняго места в Тобольск, без показания причины, будто в Томске, где самое дело было, к окончанию того привесть не можно, является не для инаго чего, токмо разве _для_единого_того,_чтобы_невинных_устрашить_и_с_прямой_дороги_от_истинного_показания_правды_сбить,_а_виноватому,_по_пристрастию,_покровительство_и_свободу_учинить;_ а, по мнению моему, весьма бы не надлежало их, новокрещенных, ничем оскорблять, и за следствиями волочить, и под караулом мучить, и от домов отлучать и раззорять, дабы тем не подать причины к отвращению их от Крещения, а _безсовестным_Воеводам_к_большим_продерзостям_побуждения_, понеже, по имянному Петра Великаго Указу, поведено всех, приходящих ко Св. Крещению, принимать доброхотно и приятно, и крестить всех желающих, не взирая ни на какия крепости, хотя бы они чьи и крепостные были». Того ради, – заключает преосвященный Арсений Святейшему Правительствующему Синоду, – о сем предложивши, _требую_, дабы соблаговолено было о сем... деле, куда надлежит, подтвердить крепкими Указами, дабы оное изследовано было в Томске... без волокит напрасно невинных в Тобольске; а ежели, паче чаяния, все уже новокрещенные забраны ныне в Тобольск и держатся в Губернской Канцелярии, то чтобы соблаговолено было и помянутым Закащикам прибыть в Тобольск на счет виновных и присутствовать при следствии, при том с одним из членов Консистории, а новокрещенные на время производства следствия были бы выпущены из-под ареста на свободу, дабы при ответах не иметь им ни от кого страха и стеснения... «для того что иноземцы, за страхом светских правителей, а наипаче сильных лиц, правды показывать не смеют, а в случае притеснений и от прямаго дела отпираются и говорят, что им, управителям, угодно, и с чего и нам впредь, по должности пастырей, в обращении их в Христианскую Веру, надежды будет иметь не можно, да и они «устрашены и утверждены быв не _светскими_товарными,_неправедными,_лихоимствованными_следствиями_ – произвождениями, не будут иметь охоты ко Святому Крещению, но и других, хотящих приступить к тому, воспретят»... так как «_Воеводы_за_то_ (т.е. за обращение в христианство) _бьют,_а_Губернская_Канцелярия_за_то_же_самое_за_следствиями_волочит,_и_под_караулом_мучит_и_с_домами_раз/1учает_и_разоряет,_ и тако, конечно, вси устрашены бывше, в неверии своем пребудут». Под конец донесения говорится о том, что к сему донесению Святейшему Синоду прилагается копия с премемории, посланной в губернскую канцелярию[261 - Дело 1743 года, № 83. Из дальнейшего дела видно, что два томских священника и новокрещенные светским начальством были вытребованы в Тобольск, притом на их собственном коште.].
В архиве Тобольской консистории есть и еще несколько промеморий Арсения Мацеевича. В них. как и в приведенных трех, митрополит говорит дело жарко, ревностно защищает права духовенства и благо новокрещенных, но тех, кто касается этих прав и вредит этому благу, нарушает, а быть может, и не нарушает эти права, он просто бичует, бранит наповал. На это, быть может, скажут: «Да тогда такой был век, таков был дух; притом Арсений родился и получил воспитание в Польше и Малороссии». Конечно, так, но в Тобольске же в первые лет прошедшего столетия (с 1701-го по 17 год), следовательно, и до и после Арсения, архиереи все были (кроме Арсения семь) из уроженцев теперешних юго-западных губерний и ученики Киевской академии, и пишущему доводилось читать промемории к гражданскому начальству и представления в Святейший Синод почти всех их; однако ж ни у одного из них и ни в одной промемории не встречал я таких выражений, таких отзывов и замечаний насчет других, насчет лиц, несогласных с ними, людей правильно, или неправильно, касавшихся прав духовенства.
II
Причина скорого отъезда Арсения Мацеекича из Тобольска и перемещения его оттуда к Росток
Арсений Мацеевич, назначенный 10 марта и хиротонисанный 26 мая 1741 года в митрополита Тобольского и Сибирского, в Тобольск прибыл 18 декабря, но 10 февраля следующего 1742 года он уже отбыл оттуда в Москву и там 31 мая того же года, по словесному докладу благодетеля его. Новгородского митрополита и первенствующего члена Святейшего Синода Амвросия Юшкевича, Государыне Императрице Елисавете Петровне, получил другую, именно Ростовскую, епархию и с тем вместе был назначен членом Святейшего Синода. Что бы это значило? Отчего такой быстрый отъезд Арсения из Сибири и такое скорое перемещение его на другую митрополию с назначением в члена Святейшего Синода? У профессора С.-Петербургской духовной академии Ил. А. Чистовича в статье его _«Арсений_Мацеевич»,_ помещенной в газете _«День»_ (на 1862 г., № 15, стр. 4), в объяснение этого сказано: «Арсению не жилось в Тобольске. Мы догадываемся, что он просил Амвросия (Юшкевича) перевесть его в другую епархию». Но едва ли это было так, едва ли не вероятнее предполагать, что, напротив, сам преосвященный Амвросий вызвал Арсения Мацеевича из Сибири, постарался дать ему и епархию поближе к столице, и кресло в Святейшем Синоде. Дело в том, что Амвросию Юшкевичу, впрочем, пастырю благочестивому, просвещенному и ревностному об образовании духовного юношества, крайне не нравилась соборная форма управления российскою церковию; например, он был недоволен и незначительностию власти, какою пользовался в Святейшем Синоде первенствующий член его, и отменою прежнего наименования сего члена Президентом Святейшего Синода, а следующих за ним двух членов вице-президентами, и тем еще, что первенствующий член не имел титула митрополита Московского и С.-Петербургского: он, Амвросий (вероятно, забывая, что даже на соборе Апостольском присутствовали пресвитеры[262 - Деян. 15, 6.], да и на вселенских соборах бывали не одни только святители, а и настоятели монастырей, пресвитеры и даже диаконы), обижался и тем, что в Святейшем Синоде вместе с особами архиерейского сана заседали архимандриты, игумены и протоиереи, и на них, не имеющих сана святительского, падал титул Синода «_Святейший»,_ его, наконец, и едва ли не в особенности, огорчала прикосновенность к делам церковного правления в Святейшем Синоде людей светских в лице оберпрокурора, обер-секретарей и секретарей (тогда как и у древних христианских святителей, между прочим и у греческих патриархов, для сношения с мирскими властями и для хлопот по делам церкви всегда бывали из людей светских и референдарии[263 - Референдарий – личный секретарь и докладчик.], и еклики[264 - Екдик – полномочный представитель интересов общества, общины, организации.], и нотарии[265 - Нотарий – стенограф, скорописец, писец.], и пр., да и у наших московских сначала митрополитов, а потом и патриархов, в их Приказах и Разрядах долгое время почти исключительно заседали бояре, стольники и проч., и у них же, и у всех прочих наших епархиальных архиереев должности нынешних благочинных и членов духовных правлений до царя Алексея Михайловича, а отчасти и до Петра I, исправляли лица мирские с званием десятильников). Словом, Амвросию хотелось бы для управления российскою церковью или восстановить патриаршеское достоинство, или, если уже этого сделать нельзя, по крайней мере произвести в Святейшем Синоде важные реформы, значительные перемены.
Итак, замышляя хлопотать о реформе в управлении российскою церквыо, Амвросий Юшкевич (не забудем, что он был первенствующий член Святейшего Синода) видел крайнюю необходимость усилить себя единомысленными с ним, сочувствующими ему лицами. Но, не находя в большей части (да, кажется, и ни в ком из) сочленов своих по Святейшему Синоду сочувствия замышляемому им делу и опасаясь остаться в нем почти одиноким или даже совершенно одиноким, он и решился подкрепить свой голос, усилить себя в Святейшем Синоде липом, от него облагодетельствованным, вполне ему преданным, а главное, единомысленным с ним, притом решительным и стойким. И вот он, едва ростовская кафедра делается праздною (25 декабря 1741 г.), как извещает о том покровительствуемого им, призывает его голосом дружбы и ревностию ко благу церкви (как они его понимали) в столицу, поближе к столице, в Святейший Синод. Без этого, не предположивши этого, трудно понять, как мог митрополит Арсений в Сибири так скоро узнать о вакантности Ростовской епархии, написать Амвросию Юшкевичу о своем желании занять ее и опять получить от сего уведомление, для него благоприятное, и невозможно объяснить, как бы без верной надежды и получить себе лучшую епархию, и остаться без взыскания за своеволие мог Арсений осмелиться без призыва свыше, без дозволения высшего начальства оставить свою епархию, в резиденции которой, припомним, он не прожил и двух месяцев (с 18 декабря 1741 по 10 февраля 1742 года), и ехать в столицу?! Стоит здесь замечания и то, что о перемещении Арсения с тобольской на ростовскую митрополию и о назначении его членом Святейшего Синода от самого Синода не было форменного доклада Государыне Императрице, что, напротив, о том и другом доложил Елисавете Петровне 28 мая 1742 года в Москве[266 - Высочайший Двор и Святейший Синод в то время находились в старой столице.], только словесно и сам собою, тогдашний первенствующий член Святейшего Синода, т.е. Амвросий Юшкевич, в бытность его у Ее Величества на совещании о выборе законоучителя Наследнику престола[267 - «День» 1862 г., № 15, стр. 4.] (Петру III). Наконец, предположение о том, что не Арсений Мацеевич просил Амвросия Юшкевича о перемещении его на Ростовскую епархию, но что, напротив, сам Амвросий и для своих целей вызвал его из Сибири, подтверждается, по крайней мере и оправдывается, следующим важным обстоятельством: преосвященный Амвросий по прибытии Арсения из Тобольска в Москву здесь и вместе с ним представил Государыне Императрице Елисавете Петровне предложение, или _доклад_о_высшем_духовном_управлении._ В нем (докладе) за выписками Церковных правил и Отеческих мыслей следует их приложение вот в каких словах: «Ежели трудно покажется по Регламенту Духовному титлы Синодальной оставить, то Синод хотя и сделать, однако, дабы был, хотя по малой форме, Священнослужению Церкви Соборной, Апостольской, Восточной сообразен, сиречь, имеющий в себе Президента первоначальнаго Архиерея не инаго кого, точию Московскаго, титулующагося Московским и С. Петербургским; Вице-Президента, перваго – Новгородскаго Архиерея, втораго – какого ни будь Архиерея, близу Москвы обрещающагося... А Обер-Прокурору и Генерал-Прокурору, как и Экономии Коллегии, нечего здесь делать, понеже и то за нужду делается, что в Синоде мирскии Обер-Секретари и Секретари. По настоящему бы Церковному порядку надлежало и тем быть духовным лицам, Иеромонахам, или Монахам. Понеже здесь не иная дела судятся и производятся, только поповстии и причетничестии да монашескии, судятся такожде браки законный и незаконный, падежи совести. О таковых что тут смотреть, или разбирать Обер-Прокурору, или иной светской персоне, не имеющей посвящения, или не имеющей власти решать и вязать?.. В собрании Синодальном ныне не только Архиереи, но и Архимандриты и Протопопы, да еще же Обер-Прокурор и Обер-Секретари заключаются, и до всех тая титла Святейший Синод, или Верховный Святитель касается, ежели бы, чего не дай Бог, по прежним нашим временам, в наших глазах недавно бывшим. Регент Генералиссимус с Остерманом утвердился, кто бы им смел поспорить, когда бы единаго, или двух своих Пасторов в Синоде посадил? И как быть? Под тою ж титлою Святейшества они, под овечьей кожею истинные волки, укрывалися бы на всеконечное истребление нашего благочестия»[268 - Обозр. Русск. Духов. Лит., кн. 2, стр. 24.]. В 1744 году, как бы в дополнение к сему докладу, покровитель Арсения Мацеевича в новом докладе Государыне Императрице (но по другому делу, а именно по делу о мерах к ослаблению раскола) между прочим говорил: «Его Величество, высокославныя памяти, Государь Император (конечно, Петр I) соизволил было восприять намерение, чтобы духовное правление паки оставить точию при едином правлении Патриярха, или Митрополита, дабы церковное правление и учение во славу Божию наилучше происходило... Но то Его Величества соизволение к исполнению не достигло причиною его кончины». Затем в докладе сказано, что ракольники всего более защищаются тем в своем упорстве, что Синодальное правление «от единаго образца Протестанскаго взято» (между тем как, конечно, и самому автору доклада небезызвестно было, что христианская церковь с самого начала своего управлялась именно соборами).
Амвросий вызвал из Сибири Арсения Мацеевича в столицу, выхлопотал для него другую, лучшую епархию и звание члена Святейшего Синода в видах, между прочим, действовать с более верным успехом в предначертанных им планах по преобразованию церковного управления; но он, как кажется, жестоко ошибся в своих расчетах: Мацеевич не годился для таких важных дел и по своему строптивому характеру, и по резкости своего языка, и по бестактности, по неуменью или нехотенью хотя бы на время, для целей своего благодетеля, применяться к обстоятельствам и лицам. И в самом деле, вместо того, чтобы явиться в Святейший Синод, принять присягу на звание синодального члена, участвовать наряду с другими в управлении церковными делами и быть правой рукой Амвросия в достижении предположенной им цели, идти к ней тихо, постепенно, привлекая наперед в Святейшем Синоде и вне его поболее единомысленных людей, он, как говорят, пошел напролом, посоветывал, подстрекнул Амвросия поскорее представить Государыне Императрице выше приведенный доклад и отказался от принятия присяги на звание синодального члена[269 - Арсений Мацеевич не принял присяги на звание члена Святейшего Синода, как он тогда писал Государыне Императрице, во-первых, потому, что его хотели приводить к ней по форме, несколько измененной против прежней, определенной Духовным Регламентом, а вовторых, потому, что один из членов Синода, Псковский епископ Стефан, не хотел уступить ему, Арсению, в Святейшем Синоде места, какое принадлежало ему по степени занимаемой им епархии (Газ. «День» 1862 г. № 25, стр. 3 и 4).] и пр., и, таким образом, все дело (разумею, как его замышлял Амвросий) испортил.
Март 1864 г.
Омск.
АНТОНИЙ (ЗНАМЕНСКИЙ) АРХИЕПИСКОП ТОБОЛЬСКИЙ[Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Антоний (Знаменский), архиепископ Тобольский // Странник. 18, октябрь. С. 5–53.]
Архипастырь, имя которого здесь названо, преемственно управлял четырьмя епархиями: Новгородскою (в звании викария новгородской митрополии), Вологодскою[271 - А. Сулоцким об Антонии III (Знаменском) написана ещё одна статья: Антоний как епископ Вологодский и регент его хора Фелицын (впоследствии тоб. кафедр, протоиерей) // Вологод. еп. вед. 1873. №9; 1879. №20.], Тобольскою и Ярославскою. Жизнь и деятельность его, как архипастыря Ярославского[272 - Иерархи ростовско-ярославской паствы. 1864 г., стр. 278-282.] и Вологодского[273 - Вологодские епарх. Ведом. 1867 г. № 6, стр. 181 и след.], уже описана, хотя очень кратко.
Встретить в вологодской иерархии краткое и даже очень краткое жизнеописание преосвященного Антония неудивительно, потому что он управлял Вологодской епархиею всего с небольшим полгода, так что и в делах архива Вологодской консистории за время его управления, говорят, ничего нельзя найти сколько-нибудь замечательного. Но встретить в истории иерархии ярославской, вместо полного и всестороннего жизнеописания преосвященного Антония, почти один только его послужной список да перечень произведенных при нем разных построек в Ярославском архиерейском доме – как-то странно. Ярославскою епархиею он управлял 14 лет[274 - См.: Абрамов Н.А. Замечательный случай из жизни Ярославского архиепископа Антония Знаменского // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 267–269. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).] и сделал для этой епархии много доброго; архивы консистории и других присутственных мест духовного ведомства Ярославской епархии полны дел за время его управления. Между тамошним духовенством есть еще несколько таких лиц, которые учились при преосвященном Антонии, даже были рукоположены им, и еще более таких, которые много рассказов о нем слышали от своих отцов и дедов; там только в прошедшем году умер один протоиерей, который служил при преосвященном Антонии в Ярославской семинарии наставником и, как слышно, был женат на его родственнице[275 - Это умный, добрый и распорядительный ростовский протоиерей Андрей Тимофеевич Тихвинский. Он был из воспитанников 1-го курса С.-Петербургской духовной академии, окончивший курс с степенью кандидата. Служил первоначально в Новгороде профессором семинарии и там женился на племяннице преосвященного Антония (дочери родного его брата, новгородского священника Стефана), которую преосвященный любил как дочь и по сиротству ее воспитал и пристроил на свой счет. Потом (в 1816 году) из Новгородской семинарии он перепросился в Ярославскую под непосредственное начальство родственника и благодетеля своего, откуда через 4 года службы (в 1820 г.) поступил в протоиереи Ростовского собора, каковым и был по смерть свою, последовавшую 15 мая прошедшего 1867 года. В жизни о. Андрея Тихвинского особенно замечательны два обстоятельства. Первое: его при окончании академического курса из уважения к покойному отцу его (протоиерею гор. Тихвина) и по вниманию к его уму, доброй нравственности и трудолюбию сильно склонил поступить в гражданскую службу тогдашний министр вн. дел Козодавлев, обещая ему покровительство и представляя блестящую ожидающую его будущность. Андрей Тимофеевич несколько времени и колебался было, но в тот самый день, в который каждому из студентов академии непременно нужно был письменно заявить о желании или о нежелании оставаться в духовном звании, ему вдруг пришли на память слова Писания: кийждо в звании, в нем же призван быстъ, в том да пребывает (1 Кор. 7, 20); он принял их за напоминание, за указание промысла Божия и отказался от блестящего предложения министра, решился навсегда остаться в смиренном звании, в котором родился и для которого воспитывался. Второе: Андрей Тимофеевич умер (на 79-м году жизни), как слышно, последним из воспитанников знаменитого первого курса Петербургской духовной академии, упредив в этом шестью месяцами еще более знаменитого их профессора и ректора, блаженной памяти митрополита Московского Филарета (Яросл. епарх. вед. 1867 г. №№ 29 и 30, стр. 230–32, 238 и след.).].
Постараюсь изложить события жизни названного архипастыря несколько подробнее. Само собой разумеется, что подробности эти будут касаться периода его пребывания в Тобольске за время управления им Тобольскою епархиею.
Преосвященный Антоний родился 1765 года в Великом Новгороде от протоиерея Знаменского собора Иоанна. Мирское имя его было Николай, а фамилию получил он, без сомнения, при поступлении в семинарию, и получил, как и многие из семинаристов прежних лет получали свои фамилии, от собора, при котором служил его отец[276 - Отец преосвященного Антония впоследствии был слеп и жил уже в Ярославле при сыне.].
По научении грамоте в доме родительском Николай Знаменский поступил в Новгородскую семинарию и там учился до риторики включительно, но оттуда в 1786 году, по случаю закрытия в ней высших классов[277 - Истор. иер. русс. Ц. ч. 1-я, изд. 2-е, стр. 123. Ист. С.П.Б. дух. акад. Чист., стр. 83.], или несколько ранее, в видах приготовления к учительскому званию, перемещен был в С.-Петербургскую Александро-Невскую семинарию, которая с расширением круга преподававшихся в ней наук в 1788 году была переименована в Александро-Невскую главную семинарию, а в 1797 году – в Александро-Невскую академию, и в которой он, кроме других наук и древних, и новых языков, изучал философию и богословие, и окончил курс в 1788 году, следовательно, 23 лет или на 23-м году от роду.
Николай Знаменский имел отличные природные способности, характера всегда был сериозного, трудолюбив был до чрезвычайности, потому и успевал всегда отлично. Оттого прежде окончания курса учения он был уже лектором, т.е. помощником (профессоров Гутсмана и Вольмера) в преподавании ученикам низших классов французского и немецкого языков, а по окончании курса семинарского учения определен был по резолюции тогдашнего Санкт-Петербургского митрополита Гавриила учителем синтаксического класса и библиотекарем и затем, как наиболее способный и полезный учитель, был постепенно (что, впрочем, увидим ниже) переводим из низших классов в высшие, даже до философии и богословия[278 - Ист. спб. дух. акад., Чист., стр. 87, 83. Иерархи ростовско-ярославской паствы, стр. 279.].
Кончив курс учения, Николай Знаменский не довольствовался одними теми познаниями, какие им приобретены были в семинарии во время учения. Нет, уча других, он продолжал учиться и сам, много читал не только на русском, но и на латинском, немецком и других языках; инде из прочитанного переводил и приобрел обширные и глубокие познания не только в тех науках, какие преподавались тогда в духовно-учебных заведениях, но и в таких, какие или вовсе не преподавались в них, или если и преподавались, то в крайне сжатом виде, например, в науках естественных. Познания свои учитель Николай Знаменский передавал ученикам своим не только устно на лекциях, но и в нарочно для них составленных им руководствах, записках и других пособиях, из которых некоторые (например, Compendium Hermeneuticae sacrae, Цицерона de officiis[279 - «De officiis» – название знаменитого сочинения Цицерона «Об обязанностях».] с русскими примечаниями и Eutropius)[280 - Comendium Hermeneuticae sacrae Цицерона de officiis с русскими примечаниями и Eutropius (лат.) – Краткое изложение сочинения Цицерона «об обязанностях» с русскими примечаниями и Евтропий.Евтропий – римский историк IV в. Русский перевод его сочинения «Сокращение римской истории до времён кесарей Валента и Валентиниана» («Краткий обзор римской истории») опубликован в 1759 г. В тексте А. Сулоцкого имеется в виду либо какой-то труд Евтропия, либо примечания Евтропия к сочинению Цицерона («...с русскими примечаниями и примечаниями Евтропия»), но в таком случае в тексте допущена ошибка: вместо именительного падежа «Eutropius» следует употребить родительный «Eutropius».] были после с одобрения Св. Синода напечатаны и некоторое время употреблялись в виде руководств в духовно-учебных заведениях, а другие, как некоторые и из прочих его сочинений, оставались в рукописях и сохраняются в Новгородской семинарской библиотеке, куда, как увидим после, они самим покойным были переданы[281 - В должности префекта академии преосвященному Антонию преемствовал знаменитый в последствии времени М.М. Сперанский. Таким образом, последний, а также сотоварищ и друг его, тобольский семинарист, Петр Андр. Словцов были сослужиыцами преосвященного Антония и вместе его подчиненными].
Два знаменитых иерарха российской церкви второй половины прошедшего и отчасти начала настоящего столетия, митрополиты Гавриил и Платон, в заботливости о благе церкви любили и умели даровитых и благонравных учителей и студентов управляемых ими тогда академий и семинарий склонять к принятию иноческого звания. Есть предание[282 - Ист. Пет. дух. акад. Чистов., стр. 78 и 129.], что и учителя Александро-Невской главной семинарии Николая Знаменского склонил к монашеству первый из названных иерархов, т.е. С.-Петербургский и Новгородский митрополит Гавриил. Впрочем, и в самом учителе Знаменском много было задатков для монашеской жизни: это его всегдашняя сериозность, всегда строгая жизнь, меланхолический характер, любовь к уединению и жажда познаний в разных науках, которой в брачном состоянии, особенно при бедной обстановке жизни белого духовенства, часто вовсе нельзя удовлетворять. Как бы то ни было, только учитель Знаменский 27 лет от роду, и именно 3 марта 1792 года-, принял от руки самого высокопреосвяшеннейшего Гавриила с именем Антония пострижение, 4 апреля того же года был рукоположен в иеродиакона, а 18 того же апреля – в иеромонаха и тогда же определен префектом Александро-Невской главной семинарии и учителем философии, а чрез два года (26 мая 1794 года) возвещен в сан архимандрита Вяжитского второклассного Новгородской епархии монастыря. Менее чем через год, а именно 7 апреля 1795 года, он перемещен был в настоятеля Валдайского Иверского первоклассного монастыря и сделан ректором[283 - Это предание сообщает бывший у пр. Антония некоторое время (в 1801 и 1804 годах) домашним письмоводителем, а потом, как увидим ниже, рукоположенный им в священники, ныне 85-летний старец, тобольский кафедральный протоиерей Петр Андр. Фелицын.] и вместе преподавателем богословия в главной семинарии, которая при нем, во время его ректорства, в 1797 году и была переименована в академию, что по обычаю того времени самим им, т.е. ректором, и воспето было в тогда же напечатанной оде Императору Павлу, виновнику сего переименования[284 - Ист. пет. дух. акад., Чистов., стр. 83, 78 и 129.]. В то же время архимандрит Антоний преподавал закон Божий Великой княжне Екатерине Павловне; за успешное преподавание закона Божия особе царственного дома и также за труды по управлению академиею и преподаванию богословских наук студентам высшего духовно-учебного заведения в сентябре 1799 года[285 - Так сказано в ист. С.п.б. акад. Чист., стр. 129, а в Волог. епарх. вед. что это было еще в 1797 году.] он был пожалован орденом св. Анны 2-й степени, что в то время для лиц духовного звания составляло еще большую редкость[286 - Лица духовные, даже в сане митрополитов и архиепископов, орденами начал жаловать Имп. Павел I с ноября 1796 г. См. Ист. Иер. Р. церк. гл. 1, стр. 193.].
В 1799 году архимандрит Антоний Знаменский был только 34 лет и, следовательно, для рукоположения в архиереи несколько еще молод, но качества, нужные для прохождения архипастырских обязанностей, он давно уже имел. Архимандрит Антоний Знаменский был не виден собою и, главное, очень мал был ростом – всего 2 арш. и 3 вершков и, следовательно, можно было опасаться за недостаток сановитости его при архиерейских священнослужениях[287 - Из воспоминаний о. прот. П.А. Фелицына.], но, известно, архиереи избираются не по росту и дородству. Престарелому и немощному архипастырю новгородскому[288 - Митрополит Гавриил 16 окт. 1799 г. от управления С.-Петербургскою епархиею был уволен. Ист. иер. русск. Церкви, стр. 193.] митрополиту Гавриилу, по перемещении викария его Арсения Москвина в Воронеж, нужен был помощник в управлении епархией, бодрый, энергичный и известный ему; и вот ректор академии архимандрит Антоний, между прочим, по влиянию имевшего в то время большую силу в церковном управлении и вскоре пожалованного С.-Петербургским митрополитом Казанского архиепископа Амвросия Подобедова[289 - Из воспоминаний протоиерея Фелицына.], 9 октября 1799 года хиротонисан в епископа Старорусского, викария новгородской митрополии с назначением ему, как и всем викариям новгородским, местожительства в Хутыне монастыре[290 - Истор. иер. росс. Церк. част. 1-я, стр. 200. Иерархи ростовскоярославские, стр. 279.].
Преосвященный Антоний в сане епископа Старорусского помогал управлять Новгородскою епархиею двум митрополитам – Гавриилу (до 19 декабря 1800 года) и Амвросию, и помогал им два года и 9 месяцев. В это время он, между прочим в качестве настоятеля Хутынского монастыря, много заботился об его исправлении, и особенно соборного храма. 5 июля 1802 года ему, как уже опытному в епархиальном управлении, было высочайше повелено быть самостоятельным епископом, именно Вологодским[291 - Истор. иер. Цер. ч. 1, стр. 194 и 200. Иерархи ростовско-ярославские, стр. 279.].
Но в Вологде преосвященный Антоний жил и служил только 7 месяцев и 8 дней, а потому он и не успел ничем особенным ознаменовать там своей деятельности. Там об нем не сохранилось никаких преданий, там, как сказано в «Вологодских епархиальных ведомостях»[292 - Вологод. епарх. вед. 1867 г. № 6, стр. 181 и след.], за время его управления и в архиве консисторском нет никаких сколько-нибудь замечательных дел. Занесем, однако ж, в рассказ о пребывании описываемого архипастыря в Вологде следующее обстоятельство. Преосвященный Антоний сам сознавал (припомним его рост, его наружный вид) в своей наружности недостаток сановитости, да, вероятно, замечал какие-нибудь недостатки и в своем служении (разумею богослужение в храме), а между тем он много раз слыхал, как величественно и торжественно служил митрополит Московский Платон, как сильно и спасительно действовало его служение на религиозные чувства присутствовавших во храме за его служением. К тому же преосвященный Антоний из переписки с своим сверстником по летам и сослуживцем по Александро-Невской семинарии и таким же молодым, как и он, архиереем калужским, преосвященным Феофилактом (Русановым) узнал, что он (Феофилакт) учился совершать богослужение так же, как совершал митрополит Платон, что именно для этой цели он выпросил себе у Платона, уже 7 лет жившего у него и у его викария, епископа Дмитровского (впоследствии митрополита Киевского) Серапиона, и исправлявшего при их служении разные послушания, например, чинодержателя, посошника и проч., и отлично знавшего митрополичье служение, очень бойкого ученика Московской Славяно-греко-латинской академии Петра Фелицына, и что этот бойкий ученик и доселе, т.е. и во второй половине 1802 года, живет при нем в Калуге. Вон он, преосвященный Антоний, и стал просить Феофилакта отпустить к нему Фелицына для объяснения ему, как служил митрополит Платон. Преосвященный Феофилакт отпустил его на полгода; Фелицын приехал в Вологду в конце 1802 года и принялся за свое менторство. Но прошло только два или три месяца жизни Фелицына в Вологде, когда преосвященный не успел еще усвоить всех приемов платоновского служения, и ему дано было новое назначение...
В Сибири, и именно в Тобольске, 27 декабря 1802 года скончался родной брат благодетеля преосвященного Антония, С.-Петербургского и Новгородского митрополита Гавриила, 74-летний архиепископ Тобольский и Сибирский Варлаам I[293 - Преосвященный Варлаам I был старший брат митрополита Гавриила, но был рукоположен в архиереи почти пятью годами (в октябре 17 года) позднее его. Тобольской епархией он управлял 34 года и был, как и брат его, кроток, милостив к бедным, снисходителен к подчиненным и благочестив. Память его долго и свято чтилась жителями Тобольска. Преосвященный Антоний первоначально, по-видимому, не имел надлежащего понятия о своем предместнике (архиепископе Варлааме) и, как кажется, не чтил его высоко. Но он вразумлен был в том и как бы наказан за то следующим образом. «Раз (неизвестно – в день ли кончины Варлаама или в день его памяти) приходят ко мне, – после рассказывал сам преосвященный Антоний знакомому своему, бывшему келейнику митрополита Гавриила архимандриту Кирило-новоозерского монастыря Феофану, – и говорят: ваше преосвященство, завтра память по Варлааме преосвященном, так как прикажете служить? Пускай, говорю я, служит протопоп, а я к панихиде приду. Смотрю, на другой день весь город собрался в собор; спрашиваю: что это за народ? Да это собрались на память преосвященного Варлаама. Ну, не знал я, говорю, надобно бы самому служить». «Странник» 1862 г. № 2, отд. 1, стр. 50.]. Его-то место в Тобольске 13 февраля 1803 года Высочайше и было повелено занять преосвященному Антонию[294 - Ранее преосвященного Антония Знаменского в числе тобольских преосвященных были еще два Антония – Стаховский и Нарожницкий; потому Антоний Знаменский пишется и называется у нас Антонием III.] Знаменскому с переименованием притом в архиепископа. Преосвященный Антоний немедленно по получении переводного указа отправился в путь, взяв с собой и учителя своего Фелицына[295 - Фелицын и в Тобольске продолжал объяснять преосвященному служение Платона, окончил там курс семинарского учения и там же остался на всегдашнее жительство. Сначала он служил у преосвященного домашним секретарем, а потом регентом архиерейского хора, женился по указанию преосвященного на доброй и весьма достаточной невесте и был в мае 1804 года посвящен им к собору во священника; в 1810 году, уже по выезде преосвященного Антония из Тобольска, сделан был ключарем собора, а в 1826 году кафедральным протоиереем, чем служит, имея уже 86 лет, и служит еще бодро и до].
В Тобольск прибыл преосвященный Антоний вечером 23 марта. Сперва остановился в Знаменском монастыре, как делали до того и все тобольские преосвященные, а в собор и вслед затем в свой архиерейский дом он вошел уже 25 марта, в праздник Благовещения Пресвятыя Богородицы, и вошел со славой. Чтобы избавить себя, духовенство и народ от грязи и воды, в которых весной в Тобольске между прочим и на северной стороне Знаменского монастыря на пути к собору всегда бывает великое изобилие, преосвященный Антоний утром того же дня из монастыря проехал в карете в Захарьевскую церковь; здесь он облачился и оттуда с церемонией, подобной крестному ходу, т.е. в предшествии всего градского духовенства, в преднесении св. икон и крестов, при пении певчих, при звоне на колокольнях всех церквей, при многочисленном стечении народа, шел пеший по Казачьему взвозу[296 - В Тобольске с нижней его части в верхнюю три взвоза или всхода: Казачий, Прямской и Никольский. Первый ныне почти совсем брошенный, в начале XIX столетия был еще исправнее прочих.] в собор, где служил молебен, совершил литургию и говорил приветственное новой пастве своей слово[297 - С такой славою, иногда еще при пушечной пальбе, в присутствии воевод, а после и сибирских губернаторов, и среди выстроенных по сторонам дороги конных и пеших войск, вступали тобольские архипастыри на тобольскую паству в продолжение почти 200 лет, т.е. учреждения в Тобольске епархии и именно с 1620 года и по 1803 год. Но преемники преосвященного Антония, начиная с Амвросия Келембета (1806 год) приезжали и приезжают в Тобольск уже без славы, прямо в дорожных экипажах подъезжают к собору или к своему архиерейскому дому. См. в Чтениях в общ. ист. и др. 1864 г. мою статью: Встреча в Тобольске в старину вновь прибывших преосвященный^{14}^.].
Епархия Тобольская, управлять которою промысл Божий судил преосвященному Антонию, в начале настоящего столетия и за отчислением от ней к двум вновь открытым в 1799 году епархиям, Пермской и Оренбургской, 8 уездов, например, Екатеринбургского, Верхотурского, Челябинского. Троицкого и проч., все еще была очень обширна: она вмещала в себе три и ныне еще обширные епархии – Тобольскую, Томскую и Енисейскую и простиралась с юга на север тысяч до трех верст, да с запада на восток более чем на две тысячи. Христианское народонаселение ее во многих местах перемешано с магометанами и язычниками или заражено расколом. Церквей, судя по числу народонаселения и пространству, было очень мало, и многие селения от своих приходских церквей отстояли верст на 40, 50, 80, 100 и более, почему многие из прихожан были крайне холодны к своим храмам и совершаемому в них богослужению и нерадивы к исполнению своих христианских обязанностей. В епархиальном управлении, и особенно в консистории, ко времени прибытия преосвященного Антония в Тобольск возникло немало беспорядков: предместник его, прежде особенно заботливый о благе епархии и деятельный, в последние годы своего продолжительного управления одряхлел; членов консистории было немного, которые притом заботы о делах более возлагали на секретаря консистории (Савву Пырьева), а секретарь был, как оказалось, человек не совсем-то деятельный и совестливый.
Преосвященный Антоний, усмотрев это, прежде всего счел нужным удалить от должности главного виновника беспорядков, секретаря, и заместить его новым лицом, более благонадежным и более трудолюбивым (первоначально столоначальником Емельяновым, а потом настоящим секретарем Тетюевым). Затем он определил в консисторию к прежним членам двух новых, молодых и энергических священников: Богоявленской церкви Евфимия Морковитина и соборного Григория Ив. Мансветова, который после, как увидим ниже, был обер-священником армии и флотов и издал немало душеполезных сочинений, – и дела по консистории пошли лучше, успешнее и правильнее. Сам преосвященный в производстве дел был неутомим и вообще на службе он показывал пример деятельности; для службы не щадил ни сил, ни здоровья. В решении дел, в приговорах о проступках подсудимых был справедлив и в высшей степени честен и бескорыстен. Для подчиненных, и в особенности неисправных и неисправимых, был строг и часто сам говаривал, что для худого подчиненного потребны не елей, а оцет[298 - Не елей, а оцет – елей (греч.) – молодая маслина, деревянное масло. В древней церкви елей состоял из пяти веществ: 1) смирны самоточной, т.е. душистой смолы миррового дерева; 2) корицы; 3) благовонного тростника; 4) кассии – коры лаврового дерева; 5) оливкового масла; оцет – винный уксус. Здесь – в переносном смысле.], не кротость, а гроза; но для бедных и страждущих милосерд и сострадателен; сироты, вдовы, престарелые всегда находили в нем покров, невинные – оправдание, гонимые – защиту[299 - Из воспоминаний Фелицына и покойного прсосв. Афанасия.].
Служил преосвященный Антоний в Тобольске, как прежде в Новгороде и Вологде, часто и служил по усвоении чрез Фелицына приемов платоновского священнослужения, как говорится, великолепно. Много великолепию его служения придавал и хор певчих, который вместо прежнего, ничтожного[300 - Преосвященный Варлаам был добрейший архипастырь, службу Божию любил, так что и в будни он не пропускал ни одного богослужения, но певчих и искусственного пения не терпел.], состоял у него более чем из 45 человек и был набран из семинаристов, дьяконов и причетников, которых с хорошими голосами отыскивали почти по всей епархии. При служении своем преосвященный Антоний часто говорил проповеди, чего его предместники почти никогда не делали, и собор при его служении всегда бывал полон народа[301 - Тобольск расположен на двух местностях – на низу и на горе, сажень более 20 вышины; собор в нагорной части, притом бесприходный и в некотором удалении от жилых строений, а потому в нем без архиерейского служения или и при архиерейском служении, но без хороших певчих и без сказывания проповедей богомольцев бывало или очень мало, или почти и совсем не бывало.], и народ каждый раз возвращался в домы свои после его служения с назиданием для себя и с благодарностию к нему, виновнику назидания. Сердца жителей Тобольска скоро расположились к преосвященному Антонию еще за особенное его милосердие к бедным: по субботам у него каждому нищему подавалось по 5 копеек, а нищих являлось к нему в каждую субботу целые сотни; и, кроме того, в каждый месяц он посылал по 25 рублей (ассигнациями) в острог для раздачи заключенным, которых содержание в то время было еще очень плохое; отчего иногда сам он доходил до такой бедности, что не имел в собственном смысле ни одной копейки. Мог он быть богатым, но не любил богатства: руками нищих все свое имение передавал Господу Иисусу Христу. В собственных нуждах преосвященный всегда, прибегал к терпению, но когда ему нужно было просить кого-либо за других, он принимал эту трудную обязанность охотно, успех просьбы его радовал его сердце[302 - Из воспоминаний каф. протоиерея Фелицына.].
Давши надлежащий ход епархиальному управлению, обозревши храмы и монастыри, как тобольские, так и соседние с тобольскими, и познакомившись с ближайшими своими сотрудниками в деле спасения сибирской паствы и с самими пасомыми, архипастырь решился видеть и отдаленные города, селения и храмы своей паствы с их священно- и церковнослужителями и на их нивах посеять, сколько можно было в короткое время поездки своей, семя слова Божия, и там дать делам должное направление. Для этого он на счет домовой архиерейской суммы[303 - В то время архиереям для обозрения епархий прогонных денег еще не давали.] летом 1803 года плавал (по рр. Иртышу и Оби) в отдаленные города Березов и Сургут[304 - В эти города и далее их ранее преосвященного Антония III ездил только митрополит Филофей (1702–1727 г.), а после него ездили архиепископы Евгений, Георгий и Варлаам.], а летом в следующие 1804 и 1805 годы ездил в ближайшие к Тобольску города Тюмень, Ялуторовск, Ишим, Курган, Петропавловск и Тару[305 - В губерниях Томской и Енисейской, по церковному управлению зависевших от них, преосвященный Антоний не был или по краткости времени управления им Тобольской епархиею, или по неимению к тому средств.] и везде поучал народ вере и благочестию, и во храмах и вне храмов, даже при смене лошадей на станциях не опускал случая собиравшемуся народу внушать, как должно жить по-христиански – в труде, свято, честно и миролюбиво, а в Березове, Сургуте, равно и во всех юртах, на пути его лежавших, крещеных остяков утверждал в вере христианской, а некрещеных поручал обратить ко Господу местным священникам[306 - По рассказам одного старца, некогда жителя гор. Кургана и современника преосв. Антония, эти поездки его (преосвященного) по епархии, по их новости стоили многих хлопот духовенству и неприятностей ему самому... Духовенство в то время почти все неученое, на испытаниях архиерейских в их званиях (напр., катехизиса и пр.) отвечало или очень плохо, или ничего не отвечало; 2) в иных местах не умело даже в порядке и по чину встретить архиерея; 3) являлось к преосвященному инде и совсем без ряс, а инде и в рясах, но сшитых безобразно и вовсе не по росту являвшихся в них: или слишком широких и длинных, или, напротив, очень коротких и узких; а это оттого, что сельские священники и диаконы почти все ряс в то время еще не имели и, приехавши в город для того, чтобы представиться владыке, брали рясы как бы на прокат у местных городских священников; 4) в двух селах Курганского уезда, лежавших не на тракте, в которые преосвященный заехал неожиданно, вопреки оповещенному пред тем его маршруту, он не мог попасть и в церкви: духовенство обеих церквей, согласно предписанию духовного правления, все уехало в Курган, чтобы там явиться к преосвященному; трапезники (т.е. сторожа) одной церкви, пользуясь отсутствием священников, ушли с ключами церковными на работы, а трапезник другой церкви, и налицо бывший, в церковь преосвященного не пустил, говоря, что «батюшка (т.е. местный священник) без себя никогда и никого не позволяет ему пускать в церковь, и то я не знаю, владыка ли ты: от батюшки я слышал, что владыка к нам не будет – ему к нам не по дороге заезжать; если б быть ему к нам, то батюшка с причетниками и не уехал бы в Курган».].
В поездках своих преосвященный Антоний являл еще в себе особенное присутствие духа, или лучше сказать, высказывал всю свою преданность Господу Богу и все свое безграничное на Него упование... Один раз, как плыл он в Березов и Сургут, на Оби[307 - Обь в том месте не на одну версту ширины.] поднялась страшная буря; дощаник его (большую лодку вроде барки) бросало по волнам реки как щепку, и все находившиеся с ним: диаконы, иподиаконы и певчие – отчаявались в жизни, прощались между собою и заочно с своими родными, плакали, кричали; преосвященный один оставался тверд и непоколебим, он всех утешал, всех обнадеживал на помощь Божию, за всех молился с воздетыми горе руками, и наконец, ставши на корме судна, стал петь: _на_Тя,_Господи,_уповахом,_да_не_постыдимся_во_веки._ И он не постыдился, не обманулся в своем уповании: буря утихла, утлое судно осталось цело и невредимо; общий ужас, скорбь и печаль обратились в радость. Заметим здесь, что регент архиерейского хора, пользуясь поездками преосвященного, везде, где только оказывалась возможность, испытывал голоса мальчиков духовного звания и не состоявших еще в браке причетников[308 - Детей лиц духовного звания от 8 до 18 лет, не учившихся в семинарии, и холостых причетников, живших вне городов и не по тракту пути следования, было приказано для испытания в голосах вывозить в города и села, лежавшие на пути следования.]; оказывавшихся с голосами хорошими вез с собой в Тобольск и там, как уже и сказано было выше, образовал из них и из учеников Тобольской семинарии огромный великолепный хор[309 - Тобольских архиерейских певчих того времени можно разве упрекнуть в том, что они очень громко пели. Впрочем, это был обший недостаток всех певчих начала XIX столетия.].
Но Тобольск, где проповедывал преосвященный Антоний, и места, которые посетил он во время обозрения епархии, еще не целая Тобольская епархия: из Тобольска его проповедь могла и совсем не доходить до многих отдаленных местностей обширной Тобольской епархии, да и в местах, посещенных преосвященным, слышали его слово только один раз. Между тем слово Божие должно было проповедываться всюду и слышаться там или здесь часто, постоянно. И потому преосвященный Антоний, лишь прибыл в Тобольск, разослал указы, чтобы все священники, кончившие курс семинарского учения, непременно говорили так называемые очередные собственного сочинения проповеди – в год не менее трех, предварительно представляя их на рецензию, на просмотр к назначенным для того в каждом уезде цензорам; все, говорилось в указе, не исполнившие этой обязанности, не исключая и уездных протоиереев, должны будут платить[310 - Иные действительно, как видно из архивных дел, и платили.] каждый раз в виде штрафа по пяти рублей (ассигнациями) на вдов и сирот духовного звания.
Вскоре затем он предписал всем ученым и неученым, градским и сельским священникам всенепременно в воскресные и праздничные дни сказывать изданные от Святейшего Синода лет за тридцать до того времени _поучения_на_все_воскресные_и_праздничные_дни_, а в дни будничные – от Святейшего же Синода изданные _краткие_поучения_на_каждый_день_во_весь_год_; в случае же неимения в иных церквах сих последних (поучений) было предписано читать _наставление_о_собственных_всякого_христианина_должностях_ – сочинение святителя Тихона, задонского чудотворца[311 - Слов, писат. дух. чина, ч. 2, стр. 266 и ч. 1, стр. 83 и 87.]. В то же время предписывалось еще, чтобы священники учили прихожан своих молитвам, символу веры и заповедям Господним, без знания которых молодых людей и не венчать. Так как некоторые священники (Ишимского уезда) после этого стали было прихожан для изучения молитв требовать к себе на дом целыми деревнями, назначая для того сроки, то преосвященный Антоний вот какую умную (16 июля 1803 года) написал и разослал по епархии резолюцию: «Правлениям духовным дать на замечание, чтобы в ведомстве их отнюдь не принуждали священники прихожан нарочно приходить к ним для обучения молитвам, но чтобы вместо того каждый священник читал вслух, ясно и раздельно молитву Господню[312 - Молитва Господня – «Отче наш...» (Мф. 6, 9-13).], заповеди и символ веры в церкви своей, когда кончит утреню, вечерню или литургию; и это делал бы с благоговением, стоя на амвоне, как читают проповеди, и повторяя одну молитву или заповедь несколько раз, пока многие из верующих не выучат на память; и потом начинал бы далее читать, что следует из молитв, или символа веры и прочего[313 - Эти умные, дельные наставления, данные священникам Тобольской епархии в самом начале настоящего столетия, приводятся в исполнение только теперь и то не во всех, а только в некоторых (российских) епархиях.], но как обучение сему есть дело святое, требующее душевной охоты и усердия от служащего, то священник и должен наперед согласиться с прихожанами, а особливо со старшими и набожнейшими, в какие дни и после каких служб они желали бы слушать от него молитвы и прочая, причем родителям и старшим с христианскою любовию внушать, чтобы они заставляли свои семейства со вниманием и усердием слушать, напоминать и то, что незнающие вышеписанного не могут быть удостоены браковенчания по силе узаконений, которые и должно священнику наблюдать и не поблажнять незнающим, для скверного прибытка, к нареканию на свой чин, ко вреду душевному себе и детям духовным и к осуждению себя пред законами, когда донос последует о поблажке в сем случае прихожанам». Чтобы и многочисленные инородцы Тобольской епархии, например, вогулы, остяки, тунгусы и проч., не оставались без знания молитв, символа веры и заповедей, преосвященный Антоний, собрав предварительно сведения о том, где и в каком количестве находятся новокрещенные, старался назначать к их приходским церквам преимущественно таких священников, которым известен их язык.
Заботясь о повсеместном проповедании слова Божия в своей епархии, преосвященный Антоний заботился и об умножении и мест в ней для сего проповедания, т.е. об умножении храмов Божиих. «Из ведомостей[314 - Клировые ведомости, которые, по всей вероятности, здесь и разумеются, в Тобольской епархии заведены только по настоянию преосвященного Антония.] здешней епархии, – писал он от 18 октября 1804 года Тобольской консистории, а консистория писала духовным правлениям и благочинным, – видно, что при многих церквах находится втрое более[315 - «Можно бы сказать (как пишущему достоверно известно): а при иных, особенно в алтайских заводах, впятеро, осмеро и десятеро более».], нежели законом определено быть числу дворов и душ; почему и можно в таковых церквах полагать, что оные отнюдь не могут вместить всех прихожан, а инде и половиннаго или менее того числа[316 - К сожалению, это предположение преосвященного Антония было справедливо только в отношении к городам: там при одной или двух церквах (напр., в Омске до 1840 г.) народ во время больших праздников действительно стоял не только на папертях, но и на крильцах церковных и в оградах, подвергаясь иногда стуже и ветрам или солнечному жару, а сельские церкви по отвычке народа от общественного богослужения и в настоящее время, притом и в праздники, остаются почти пусты.], и как священники исполнить своей должности с надлежащею точностию, так и прихожане получить должнаго удовлетворения и пользы от своих пастырей не могут. Сие последнее из донесений о пастырях и пасомых многократно и открывалось[317 - Сибирские по селам и деревням прихожане приглашали и доселе еще во многих местах приглашают к себе священников единственно для крещения младенцев и напутствования больных, а для молитвования родительниц и новорожденных, для служения по домам молебнов в дни, напр., имянин и при свадьбах, для отпевания покойников и поминовения их никогда почти не приглашали и не приглашают. Если священники при обширных приходах и одних этих треб не успевали исправлять, то что было бы, если б их приглашали к исправлению всех треб, как это делается в России?!]. Для сих причин...». Далее пишется о том, чтобы консистория чрез духовные правления и благочинных собрала беспристрастные отзывы и справки, где именно, по их усмотрению, нужно устроить новые церкви или, по удобности, некоторые селения перечислить к другим церквам, и когда эти сведения были собраны и доставлены, то снова предписывались от преосвященного уездным протоиереям и благочинным во время проездов по селениям по своим служебным обязанностям, а также и местным священникам при исправлении треб внушать больше прихожанам о необходимости и пользе для них самих умножения храмов.
Но, увы! Эта забота архипастыря осталась если не совсем, то почти совсем без добрых последствий, частию потому, что он недолго управлял тобольскою паствою, а частию по нижеследующим причинам: народ многих местностей Сибири с давних пор привык жить в удалении от храмов Божиих, без личного участия в общественном богослужении, привык также ограничиваться исполнением от духовенства только неизбежных для них таинств и треб, именно только крещения младенцев, венчания взрослых и напутствования умирающих, и потому не сознавал еще настоятельной нужды в умножении своих приходских храмов и их причтов. Сверх того, в начале настоящего столетия, именно в бытность преосвященного Антония тобольским архипастырем, последовал Высочайший указ о построении во всей Российской империи, не исключая и Сибири, как в городах, так и селениях, одних только каменных церквей. Народ при этом, инде даже и согласный строить деревянные церкви, от построения каменных решительно отказывался. В отзывах своих он обыкновенно и, надо сказать, по большей части совершенно справедливо, говорил: мы достаточны хлебом и скотом, но деньгами мы скудны; лес у нас почти везде, даже и там, где близко его нет, дешев, да недороги и постройки деревянные, напротив, дикого камня для бута и извести для кладки, щекатурки и побелки у нас, особенно почти по всей обширной Тобольской губернии, нет на целых тысячеверстных пространствах; равно нет почти нигде, кроме некоторых позначительнее городов, ни кирпичных заводов, ни знающих рабочих для выделки кирпича, да нет и мастеров для кладки каменных построек, кроме разве пьяных, развратных и совершенно неблагонадежных поселенецев. Были, правда, хотя немногие, особенно вблизи Тобольска, например, в слободе Бегишевой, прихожане, которые по внушению владыки и местного духовенства согласились строить у себя каменные церкви. Но что же вышло? Выданы были им планы на церкви (к несчастию, на очень обширные и двухэтажные), церкви заложены, но по скудости собственных местных средств, и по неуменью сибиряков приобресть даже и со сборными книгами, они строились по 20 лет и более, иные, построенные только до половины, по многу лет оставались непокрытые, а иные от недосмотра со стороны строителей и плохого кирпича так недостроенные и развалились[318 - К каменным, но уже удачным постройкам времени преосвященного Антония нужно отнести постройку в 1803 и 1804 годах оград вокруг монастырей Абалацкого и Ивановского Межугорского.]! Были при преосвященном Антонии и другого рода беды с церквами в Сибири, между прочим и с деревянными. Так, некоторые деревянные церкви, разрешенные к постройке еще предместником преосвященного Антония архиепископом Варлаамом (или вместо обветшавших, или вновь), по выходе вышеупомянутого Высочайшего повеления указами консистории были запрещены, но с дозволения местных, ближайших духовных властей были заложены или заложенные ранее были продолжаемы постройкою и окончены. Когда же это сделалось известным епархиальному начальству, то, во-первых, не было дозволено освятить церкви, а во-вторых, было предложено прихожанам те деревянные церкви разобрать и приступить к постройке вместо их каменных. Возопили несчастные прихожане, выставляя свои траты денег (по две, по три тысячи рублей и более), свою несостоятельность к новым тратам и пожертвованиям, и разные неудобства (те самые, о которых было говорено выше) к постройке в Сибири каменных церквей. Святейший Синод, которому обо всем этом было рапортовано, разрешил (впрочем, не иначе, как с Высочайшего на то соизволения) дозволить освятить вновь построенные деревянные церкви: но одного протоиерея, за дозволение после Высочайшего запрещения и вопреки указов консистории строить две деревянные церкви в его округе, предписал послать на полгода в монастырь[319 - Он и был послан в Абалакский монастырь.] на монастырские труды; а другого присутствующего в духовном правлении (священника Комарова) за одно представление епархиальному начальству об освящении деревянной церкви, построенной также уже после запрещения строить таковые, предписал употребить к исправлению в течение трех месяцев пономарской должности с запрещением ему на это время и священнослужения. Уже по отъезде преосвященного Антония из Тобольска, но вследствие настоятельных представлений как его, так и его преемника (архиепископа Амвросия Келембета), а быть может, и иркутского преосвященного Вениамина о неудобстве строить по селам сибирских епархий каменные церкви, отменено было постановление о сем для Сибири.
Преосвященным Антонием было еще предписано завести во всех церквах, где нет особых ризниц или кладовых для помещения церковных вещей, вместо тесных сундуков шкафы или комоды. «При обозрении епархии, – писал преосвященный 7 сентября 1805 года, – узнано мною, что в градских и сельских церквах, исключая три или четыре ризы, стихари и прочая одежда полагаются для хранения вместе с сосудами в тесные сундуки, а чрез то ризница мнется, безобразится и безвременно ветшает; посему учинить всеместное предписание... Чтобы во всех церквах устроены были вместо сундуков шкафы или комоды для надлежащего расположения ризничных вещей, где нет особливых для ризниц кладовых». Но и это предписание (конечно, по краткости времени пребывания его после того в Тобольске) не было приведено церквами в исполнение или если и приведено, то разве только весьма немногими, потому что комоды, а особенно шкафы ризничные стали заводиться в церквах Тобольской епархии только не в очень давнее время, и именно с тридцатых и начала сороковых годов, вследствие настояний одного из преемников Антониевых преосвященного Афанасия. В то же число сентября 1805 года в предложении консистории преосвященный Антоний еще осуждал обычай производить в сибирских городах благовест[320 - Благовест – вид колокольного звона, созывающий верующих в храм на богослужение, производится размеренными ударами в один колокол.] к литургии и другим службам не в указанное время, а как доведется или как вздумается, и притом не одновременно во всех церквах, и предписал учинить распоряжение, «чтобы в губернском городе Тобольске и во всех уездных городах (епархии) благовест производить по приложенному расписанию, а начинать оный с главной (соборной) церкви, где не одна имеется, чтобы на сей конец старостам особенно больших церквей, при которых и благовесту должно начинаться, завести церковною суммою стенные часы». Но участь и этого предписания была не лучше участи двух предыдущих: в иных городах и при иных протоиереях и благочинных оно исполнялось и исполняется, а в других или тех же, но при других местно правящих лицах оно не исполнялось и доселе не исполняется[321 - В Сибири при многих церквах звон и вообще производится неисправно, наприм., в дни воскресные и праздничные благовест производят в один колокол и очень редко, что более походит на благовест в будничные дни великого поста, напротив, в будни великого поста благовестят как и всегда, т.е. скоро, притом только один раз, и именно пред началом, наприм., часов или преждеосвященной литургии^{15}^; трезвонят^{16}^, или иначе звонят во вся почти повсеместно, по крайней мере во многих местах без всякого такта; при выносах покойников весьма редко производят известный, так называемый перебор^{17}^ в колокола.].
Несравненно лучший успех имел (конечно, и сам по себе несравненно важнейший) опубликованный в начале 1805 года по распоряжению преосвященного Антония во всех церквах
Тобольской (состоявшей в то время, как уже и было сказано, из трех губерний – Тобольской, Томской и Енисейской) епархии указ Святейшего Синода от 1 декабря 1804 года о причислении клику угодников Божиих первого иркутского архиерея[322 - Святитель Иннокентий в указах Св. Синода назывался и в святцах называется первым иркутским архиереем, конечно, потому, что прежде его живший (в 1708–1710 годах) в Иркутске епископ Варлаам Коссовский был не самостоятельный иркутский архиерей, а только викарий тобольского митрополита.] святителя Иннокентия и об открытии его мощей для всенародного чествования в Вознесенском, что близ Иркутска, монастыре. Указ этот, можно сказать, несказанно обрадовал в то время всех: и пастырей, и пасомых – Тобольской епархии, потому, между прочим, что св. Иннокентий – сибирский угодник Божий, что в целой Сибири это первый угодник, торжественно причтенный к лику святых, что, кроме его, в Сибири не было и нет других угодников Божиих, кроме разве двух местно чтимых – праведного Симеона в Верхотурье и страдальца Василия Мангазейского в Туруханске.
Здесь кстати будет сказать и о некоторых обстоятельствах в чествовании сего последнего, бывших при преосвященном Антонии... Василий, именуемый Мангазейским, молодой купеческий приказчик, в 1602 году был замучен в г. Мангазее[323 - Город Мангазея, вместо которого после выстроен Туруханск, находился на реке Тазе, близ Тазовской губы.] своим хозяином и воеводой по (напрасному) подозрению в его будто бы соучастии в ограблении в пасхальную заутреню хозяйской лавки и погребен как бы нераскаянный грешник, без отпевания и в сыром болотистом месте. Но после, вследствие видений, бывших разным лицам, останки его были выкопаны из болота, положены в нарочито устроенной подле Мангазеи маленькой часовенке, а в 1670 году строителем Туруханского Троицкого монастыря (что в 30 верстах от города Туруханска) Тихоном перенесены были в Туруханский монастырь и там положены в церкви. Чествование мангазейского страдальца с сих пор более и более усиливалось в народе, и усиливалось до того, что ему начали служить молебны, стали его поминать на отпустах[324 - Отпуст – молитва, завершающая богослужение.], писали его иконы и пред иконами возжигали свечи, составлены были в честь его (митрополитом Тобольским Филофеем) тропарь, кондак, даже целая служба. Но так как останки его не были никем по установленным правилам формально освидетельствованы и так как он не был причтен к лику святых высшею духовною властию ни в патриаршее, ни в синодальное управление, то некоторые из тобольских преосвященных старались почитание к нему в народе ославлять; например, митрополит Антоний I около 1724 года приказал останки его вынести из церкви и похоронить в монастырской ограде, а архиепископ Варлаам I в 1775 и 1776 годах запретил служить ему молебны, поминать его на отпустах, писать и ставить во храмах его иконы[325 - В 1984 г. по ходатайству епископа Омского и Тюменского Максима и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Пимена (Извекова) было установлено празднование в честь Собора Сибирских святых. Празднование совершается 10 (23) июня, в день памяти Иоанна Тобольского (Максимовича). На иконе «Собор Сибирских святых», написанной иконописцами Московской патриархии, изображены святые и подвижники благочестия:митрополит Киевский Филарет (в схиме Феодосий, ум. 1857 г.); архимандрит Синесий, сподвижник святителя Софрония, епископа Иркутского (ум. 1787 г.);святитель Софроний, епископ Иркутский (ум. 1771 г.); святитель Димитрий, митрополит Ростовский (ум. 1709); святитель Иоанн, митрополит Тобольский и всея Сибири чудотворец (ум. 1715 г.);святитель Иннокентий, митрополит Московский (ум. 1879 г.); святитель Павел (Конюшкевич), митрополит Тобольский (ум. 1770);святитель Иннокентий, епископ Иркутский (ум. 1731 г.); святитель Филофей (Лещинский, в схиме Феодор, ум. 1727 г.); митрополит Смоленский Симеон (ум. 11 г.), архиепископ Нектарий (ум. 1636 г.);архимандрит Верхотурский Арефа (ум. 1910 г.); праведный Симеон Верхотурский (ум. 1642 г.); святитель Мелетий, архиепископ Харьковский (ум. 1837 г.); преподобный Герман Аляскинский (ум. 1837 г.); святой мученик Василий Мангазейский (ум. 1600);архиепископ Тобольский и Сибирский Варлаам (Петров, ум. 1802 г.);митрополит Тобольский и Сибирский Антоний (Стаховский, ум. 1740 г.);блаженный Косма Верхотурский, Христа ради юродивый (ум. 1706 г.);преподобный Андрей, игумен Рафайловский Тобольский (ум. 1820 г.);епископ Герасим Архангельский (ум. 1880 г.); епископ Рязанский Мелетий (ум. 1900 г.); архимандрит Макарий, миссионер Алтайской миссии (ум. 1847 г.);праведный Стефан Омский (ум. 1876 г.); преподобный Мисаил, иеромонах Абалацкого монастыря (ум. 1797);блаженный Иоанн Верхотурский, Христа ради юродивый (ум. 1701 г.);блаженная Домна старица Томская (ум. 1872 г.); преподобный Даниил Ачинский (ум. 1843 г.); праведный отрок Пётр Томский (ум. 1820 г.); праведный Феодор Кузьмич Томский (ум. 1864 г.); преподобный Варлаам, пустынник Чикойский (ум. 1846 г.).], дозволив только отправлять по нем панихиды и всенощные бдения с коливом[326 - Коливо (греч.) – кутья, сочиво; пшеница или рис, сваренные и приправленные мёдом, иногда смешанные с яблоками, черносливом, изюмом и т.п. Коливо, приготовленное из зёрен, символизирует веру живых в воскресение умерших для лучшей (сладкой, как сочиво) жизни, подобно тому, как зерно, брошенное в землю, истлевает, но возрождается для новой жизни.]. Хотя предписания эти из снисхождения к усердствовавшему народу и из опасения каких-либо в народе волнений в точности никогда не были исполняемы: например, не только во многих домах жителей Туруханского края, Енисейского уезда и других местностей, а даже в церквах города Туруханска и Туруханского монастыря находились иконы мученика Василия, самые останки его одним настоятелем монастыря (в 1788 году) из монастырской ограды были обратно внесены в церковь: несмотря на то, народ на ослабление почитания к ублажаемому им мангазейскому страдальцу смотрел с неудовольствием, и это неудовольствие, наконец, вот как выразилось.
Попущением Божиим повальная с эпидемическим характером горячка, долго свирепствовавшая в Томске, Енисейске и других местах, в конце 1802 года появилась в Туруханске и его окрестностях. Народ, не думая о грехах своих и об исправлении своей жизни, приписал это общенародное бедствие именно гневу Божию за непочитание страдальца Василия и стал волноваться; в самом городе Туруханске составилось в половине января 1803 года особое заседание из чиновников и почетных граждан, сделано было постановление принести правительству жалобу на (никогда не существовавшее на деле) непочтение[327 - В мыслях о непочитании Василия Мангазейского жители Туруханска утвердились особенно после того, как посланный от них в монастырь депутат для удостоверения не нашел на обычном месте (в холодной церкви) его иконы: она в то время по просьбе богомольцев вынесена была в теплую церковь и стояла на окне, да и (умного) настоятеля в то время в монастыре не случилось: он уезжал по должности благочинного для обозрения сельских церквей.] помянутого страдальца,– и ходатайствовать пред ним о дозволении почитать его по-древнему. Жалоба и ходатайство с описанием волнения в народе немедленно были отправлены к томскому губернатору[328 - В самом начале настоящего столетия нынешняя Енисейская губерния еще не была отделена от Томской, и Туруханский край в то время принадлежал к сей последней.], а им к министру внутренних дел графу Кочубею, который не преминул доложить о том и Императору Александру Павловичу.
Но что же в это время делало тобольское епархиальное начальство? В Тобольске, как видели мы, 27 декабря 1802 года престарелый преосвященный Варлаам 1 скончался. Консистория сама собою не умела или, вернее сказать, в таком важном деле не посмела сделать распоряжение, а новый преосвященный, архиепископ Антоний, что также мы видели, прибыл в Тобольск только 23 марта 1803 года. Узнавши о происшествиях в Туруханске, он немедленно предписал настоятелю Туруханского монастыря и Туруханскому духовному правлению сделать, какое только возможно, снисхождение народу, не препятствовать ему, если только были эти препятствия, в выражении усердия к почитанию Василия Мангазейского и о распоряжении своем донес Святейшему Синоду. Это донесение было получено в Петербурге в то самое время, когда Государь Император передал дело о туруханском волнении на рассмотрение первенствующему члену Св. Синода С.-Петербурге кому митрополиту Амвросию. Сей умный архипастырь одобрил распоряжение преосвященного Антония[329 - В «Страннике» 1866 года, № 12 отд. 1. стр. 103 напрасно сказано, будто все это совершилось вследствие ходатайства преосвященного Варлаама и будто обо всем этом преосвященному Антонию только уже отрапортовано было из Туруханского монастыря.] и представил Государю Императору согласное с распоряжением Антония свое мнение о том, чтобы дозволить по усердию жителей Туруханского края совершать моление мученику Василию, не запрещать ставить в церквах монастыря его изображения и поставить над местом его погребения надгробие (которое, впрочем, никогда, даже на час, и не было сдвигаемо с места или куда-нибудь уносимо), словом, все оставить по-старому, по крайней мере так, как было с 1775 по 1776 гг., впредь до исследования о жизни и мощах Василия, каковое мнение и было одобрено Государем Императором и сообщено как тобольскому преосвященному, так и томскому губернатору, а ими в Туруханск. Но вся эта тревога, как оказалось на месте, была произведена совершенно напрасно и, можно сказать, почти единственно вследствие крайней отдаленности места происшествия как от епархиального города, так и от столицы, потому что, вследствие умных и дельных разъяснений дела возвратившимся из поездки по благочинию тогдашним игуменом Туруханского монастыря Феофилактом лучшим и влиятельнейшим гражданам, волнение жителей Туруханска тотчас же по отправлении ими (в половине января 1803 года) прежде упомянутого тревожного донесения томскому губернатору утихло, тем более что болезнь, из-за которой оно началось, т.е в январе же месяце, не только ослабела, но даже и совсем прекратилась.
Во время управления тобольскою паствою преосвященный Антоний еще очень много заботился о Тобольской семинарии. Сам он был глубоко просвещенный пастырь и просвещение, в особенности духовное, любил от всей души и от всего сердца. Управляемая им епархия была очень обширная и многолюдная[330 - В 1805 году церквей в Тобольской епархии было 388. Количество немалое, но нужно знать, что при сибирских церквах, по многолюдству и крайней обширности (по месту) приходов, весьма нередко находилось по два и по три штата, или причта.] и, так сказать, переполненная идолопоклонниками, магометанами и раскольниками и, следовательно, крайне нуждалась в образованном духовенстве. Между тем, не говоря о причетниках и диаконах, даже и священники-то в Тобольской епархии в конце прошедшего и даже в начале настоящего столетия почти все были из неученых. И неудивительно: учившихся в Тобольской семинарии и, следовательно, приготовлявшихся для занятия в епархии священно и церковнослужительских мест в то время было крайней мало – от 150 до 200 и редко до 300 человек, да и эти, к сожалению, почти все выходили из семинарии гораздо прежде окончания курса, так что окончивших курс семинарского учения обыкновенно бывало человек 10, 12 и много 15, и это в два года.
Преосвященный Антоний принял меры к умножению числа учащихся в семинарии: рассылал и часто повторял указы епархиальному духовенству приготовлять детей к семинарии[331 - Духовные правления были обязаны доносить семинарскому правлению по третям года об успехах обучения священнослужительских детей в домах их родителей.] и всех детей, достигших указного возраста (от 8 до 18-летнего), исключая только очевидно не способных к учению, и именно больных неизлечимыми болезнями, уродливых и, следовательно, не могущих после поступить на свяшеннослужительские должности, также крайне тупых, предоставлять в семинарию или в русские школы; облегчал способы к содержанию учеников в семинарии, предписывая, например, семинарскому начальству принимать на казенное содержание отцовских – среднего состояния – детей с платою против стоимости содержания на квартирах вдвое и трое меньшею[332 - Содержание учеников на квартирах в Тобольске в начале настоящего столетия, и со столом, стоило около 24 р. в год.], и именно со священнических по 12, диаконских – по 10, причетнических – по 8 рублей в год, сирот – без всякой платы или, принимая иных из сих последних, в особенности с отличными способностями и благонравных, на свое собственное содержание[333 - Таковых пансионеров у преосвященного всегда было не менее десяти.], или зачисляя за иными причетнические и даже диаконские места; на словах и в указах вразумлял нерадивых или бестолковых отцов о пользе учения детей; при назначении на места всегда отдавал преимущество тем кандидатам, которые учились в семинарии или по крайней мере в русских школах; иных мальчиков и просившихся на места причетников и даже сторожей, на личном его испытании оказывавшихся способными, волей и неволей препровождал в семинарию для учения; умножал и самые места обучения как для подготовления детей к поступлению в семинарию, так и для приготовления к причетническим должностям; так, например, открыл он так называемые русские школы, кроме существовавших прежде при архиерейском доме, в Рафаиловом и Тюменском монастырях и при некоторых духовных правлениях[334 - Все эти школы с открытием русских школ при семинарии и в трех нижепоименованных монастырях, как излишние и как находившиеся в крайне неудовлетворительном состоянии, преосвященный Антоний закрыл и производившиеся на содержание их с духовенства сборы прекратил.], при самой семинарии и при монастырях Енисейском Спасском. Томском Алексееве ком и Кондинском Троицком; изыскивал новые способы к скудному от казны содержанию и семинарии, и сейчас упомянутых русских школ[335 - Указом от 2 октября 1805 года спрашивал духовенство всей епархии, а также старост церковных и всех прихожан, не согласятся ли они уделить от неокладных церковных доходов хотя по малой части на содержание бедных семинаристов? В указе сем преосвященный писал, что бедных семинаристов, как из сирот, так из детей недостаточных родителей, и теперь слишком много, а если бы настоятельно потребовать всех детей духовного звания, начиная с 8-летнего возраста, то их будет и еще того более. Между тем семинария всех их, т.е. сирот и детей бедных родителей, содержать на свой счет решительно не имеет средств. А учить и воспитывать бедных детей духовного звания даром непременно нужно, потому что ученого духовенства не только в селах, но и в городах Тобольской епархии крайне мало. Затем преосвященный велел еще толковать старостам и вообще прихожанам, что ученые священники и диаконы для них самих могут быть гораздо полезнее неученых и проч. ] и этими и другими мерами достиг того, что учившихся в Тобольской семинарии, кроме русских школ, в 1804 году было уже 363 и в 1806-м – 385 человек, тогда как их в 1801 году считалось в ней только 170.
Кроме постоянных воспитанников, семинария немало имела еще, так сказать, временных учеников, из более способных священников неученых, диаконов и причетников, нарочито вызываемых из епархии, и обучала их первым четырем действиям арифметики, книге о должностях человека – христианина и гражданина и катехизису[336 - Об этом, впрочем, будет еще ниже.].
Заботясь об умножении учеников семинарии, преосвященный едва ли еще не более заботился о том, чтобы их учили и они учились хорошо. Для этой цели он нередко по утрам, притом внезапно, приезжал в семинарию, слушал преподавание учителей и ответы учеников, а если в каком-либо классе не заставал учителя, то занимал его место, преподавал за него[337 - Так делал 100 лет ранее в Ростове святитель Димитрий. Слов. пис. дух. ч. 1, стр. 122.] сам. Для этой же пели у преосвященного было заведено, чтобы в каждое воскресенье вечером учители семинарии вместе с ректором являлись к нему на чай. Толкуя за чаем вообще о предметах ученых и, в частности, о семинарских делах, преосвященный почти каждого из учителей расспрашивал, что и как он преподает, и, если усматривал недостатки в познаниях ли учащего или в его способе преподавания, объяснял, что и как делать, указывал, где и что прочитать, снабжал книгами и другими пособиями, особенно же внушал наставникам учить детей, и учить притом не только словом, но и собственным примером, страху Божию, любви к Господу и ближним, бескорыстию при отправлении впоследствии на службе священных обязанностей, тщательному исполнению их, а также пристойному обхождению с людьми, вежливости друг с другом, благопристойности в разговорах, опрятности и чистоте в одежде и вообще всем добродетелям и качествам, которые особенно украшают и могут украшать лиц, носящих священный сан: «Без преподавания таких правил в таком роде и духе, – говаривал преосвященный, – учитель ниже своего ученика»[338 - Из воспоминаний протоиерея Фелицына.]. Для той же пели преосвященный Антоний от времени до времени назначал семинарские диспуты как в самой семинарии, так и в своем архиерейском доме, и, чтобы оживить их, сделать их более интересными, на них обыкновенно присутствовал сам или приглашал не только градских священников, но и лучших из чиновников и почетнейших граждан. Для той же цели архипастырь лучших по учению и поведению учеников, особенно сирот, кроме других поощрений, принимал на свое собственное содержание[339 - Между пансионерами преосвященного были двое Карпинских (сыновей рано умершего кафедрального протоиерея Михаила Карпинского) – Петр и Александр. Первый из них впоследствии долго – до самой смерти – служил ключарем собора и профессором Тобольской семинарии, а второй был председателем где-то и какой-то палаты.], а худших, особенно возрастных, притом занимавших причетнические или диаконские места, кроме других мер исправления, старался исправлять угрозами, между прочим, лишать их этих мест, а следовательно, и средств к их содержанию в семинарии[340 - Из дел семинарского архива.]; не возвращавшихся к сроку с вакации не приказывал впредь совсем увольнять в домы родителей или родственников.
Сюда же нужно отнести, что преосвященный Антоний умножил и улучшил семинарскую библиотеку частию пожертвованием собственных книг[341 - Из его книг, входящих в состав тобольской семинарской библиотеки, помню, между прочим, творения блаженного Августина^{18}^ в русском переводе в нескольких томах и анатомические таблицы Лодера.], частию чрез выписку книг из столицы, положил начало минералогическому при семинарии кабинету, который впоследствии умножил чрез свои пожертвования любимый (уже в Ярославле) преосвященным Антонием сначала ученик, а после учитель Ярославской семинарии Александр Федоров Протопопов, впоследствии один из преемников его по тобольской кафедре, архиепископ Афанасий[342 - «Странник» 1867 г. № 2, отд. 1, стр. 77.], и ввел некоторые новые предметы для преподавания или только возобновил из прежде преподававшихся, но пред тем оставленных, например, немецкий язык.
В заботливости о благе Тобольской семинарии преосвященный Антоний хотел было устроить новое для нее помещение.
Тобольская семинария, преобразованная в 1744 году митрополитом Антонием Нарожницким из Тобольской архиерейской славяно-латинской школы, первоначально помещалась при тобольском архиерейском доме. Но в 1770 году преосвященным Варлаамом 1 перемещена была из архиерейского дома в Тобольский Знаменский монастырь. Доколе учеников было немного – когда 50, когда 88 или 100, а живущих в бурсе и гораздо того менее, и доколе в Знаменском монастыре все обстояло благополучно, дотоле семинарии здесь помешаться было удобно. Но пожар 27 и 28 апреля 1788 года, испепеливший почти весь Тобольск с его частными, общественными и казенными зданиями и даже почти всеми храмами Божиими, испепелил и Знаменский монастырь. Семинария с своим ректором, некоторыми учителями и со всеми казеннокоштными воспитанниками[343 - А их (по той причине, что отцы, страшась дорогих, по их понятиям, квартир, старались помешать своих сыновей более в бурсу, хотя иные и с небольшою платою) было немало: например, в 1781 г. – 93, в 1799 – 124, в 1801 – 108, а в 1804 – 2 (из 363 всех-то). Из дел семинарского архива.], с классами, библиотекой, столовой и кухней принуждена была поместиться в наскоро и кой-как справленном частию на монастырский, частию на семинарский счет двухэтажном каменно корпусе длиной 38, а шириной в 8 сажен. В этом же корпусе состояли, как и теперь состоят, две теплые монастырские (одна в нижнем, а другая в верхнем этаже) церкви и помешалась вся, хотя и немногочисленная, монашествующая братия с своими кухней и трапезой, да и число учеников, особенно казеннокоштных, год от году увеличивалось. Горько жаловалось архипастырям на тесноту помещения и всякого рода неудобства семинарское начальство, горячо предстательствовали пред Святейшим Синодом и правительствующим сенатом за свою бедную, несчастную семинарию два сряду, один за другим следовавшие, тобольские архипастыри Варлаам I и Антоний III; и долго их, по крайней мере первого, предстательства оставались как бы неуслышанными, почти без ответа. Наконец для монашествующих Знаменского монастыря в 1801 году построен был небольшой одноэтажный корпус, а в 1804 году высочайше ассигнована для постройки семинарии и для распространения ее сумма около 8 тысяч рублей[344 - Суммы ассигновано было собственно-то гораздо более, а именно 25 тысяч, но она была ассигнована не на одну семинарию, а вместе и на архиерейский дом, и Знаменский монастырь. Архиерейский дом и монастырь еще до приезда в Тобольск преосвященного Антония, значит, только еще в чаянии ассигновки, издержали на свои нужды, свои].
Получивши эту сумму и приложивши к ней своих 500 рублей, оставшихся у него от прогонных или от подъемных денег, которые ему отпущены были при перемещении из Вологды в Тобольск, преосвященный Антоний не хотел строить, или по крайней мере распространять, семинарию на прежнем ее месте, т.е. в Знаменском монастыре, потому что монастырь сей устроен в гигиеническом отношении на невыгодном месте – на месте низменном и грязном, при слиянии с Иртышом одной тинистой и иловатой речонки, в иные весны довольно далеко заливаемом водой, и, кроме того, среди шумного базара. Напротив, он решился построить ее на новом, гораздо выгоднейшем в гигиеническом отношении месте, и именно на горе, близ архиерейского дома, на мысе, называемом Чукман, где впоследствии поставлен памятник Ермаку и где ныне разведен прекрасный городской сад. Место это тогда же и было приобретено частию даром, как пустопорожнее, по вниманию к преосвященному гражданского начальства, частию покупкою у частных лиц[345 - На Чукмане жило немного людей, да и те, которые жили, были все бедны, помещались в таких лачужках, которые стоили 5, 6 и 10 руб., не более; потому скупить эти их лачужки стоило недорого.], а в следующем году, т.е. в 1805-м, с июля 31 дня по сентябрь, выкопаны рвы и положен фундамент для главного корпуса семинарии (который долженствовал быть в 30 сажень длины, в 6 ширины и в 3 сажени и 2 аршина вышины), и тогда же заготовлено немало материалов. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает: почти в начале лета следующего 1806 года[346 - Определение Святейшего Синода состоялось 25 мая, а преосвященный Антоний уехал из Тобольска 29 июня.] преосвященный Антоний перемещен был из Тобольской епархии в Ярославскую, а преемник его архиепископ Амвросий Келембет признал место на Чукмане для семинарии неудобным[347 - Неудобным признано оно, быть может, потому, что 1) на горе слишком в 20 сажен вышины и довольно далеко от воды, так что семинарии довелось бы держать лишнего человека и лишнюю пару или даже две лошадей; 2) оно слишком открыто; 3) тут семинария не имела бы так близко, как в монастыре, церкви и 4) суммы, ассигнованной из казны и пожертвованной самим преосвященным Антонием для постройки всей семинарии, было слишком недостаточно: в монастыре по крайней мере готовы были для ней ограда и целый вышеописанный корпус.] и работы по постройке для ней корпуса остановил. Вследствие донесения его о том Святейшему Синоду (сделанного. впрочем, уже в 1808 году) с Чукмана уцелевшие материалы перевезены в Знаменский монастырь, где в три года (с 1809-го по 1812-й) в дополнение к прежнему корпусу выстроили новый каменный корпус, впоследствии долго называвшийся училищным по той причине, что весь его нижний этаж был занят классами Тобольского духовного училища.
Преосвященный Антоний заботился о возможном образовании и духовенства уже служившего, духовенства почти вовсе не учившегося в семинарии и даже в русских школах или учившегося весьма мало. Меры для этого им были употребляемы следующие: вновь определяемые на причетнические места безграмотные или полуграмотные недоросли обыкновенно обязывались хорошо учиться в продолжение года чтению, пению и отправлению богослужения и затем, т.е. через год, явиться в епархиальный город на экзамен и, если будут достойны, для посвящения в стихарь[348 - Посвящение в стихарь – рукоположение в сан дьякона; стихарь – богослужебное облачение дьякона.]; определенные до преосвященного Антония причетниками или диаконами и священниками безграмотные или полуграмотные непременно должны были в непродолжительное время обучиться пению и чтению, для чего в каждом благочинии были назначены из диаконов, а по нужде и из причетников, искусные в пении и чтении учители, к которым для обучения тем предметам и должны были являться в условное время плохие певцы и чтецы из духовенства каждого благочиннического округа и им платить за труды: священники по 4, диаконы по 3, а причетники по 2 рубля в год.
Когда от Государя Императора Александра Павловича, согласно представлению сената и Св. Синода, или, правильнее, министра народного просвещения Завадовского, было предписано заводить почти повсеместно, между прочим и в Сибири, сельские приходские школы для обучения поселянских детей «чтению, письму, первым четырем действиям арифметики, катехизису, благонравию и обязанностям по отношению к государю, начальству» и пр. и в школах этих обучением заниматься именно духовенству, то преосвященный Антоний первоначально спрашивал все духовные правления, есть ли в заведываемых ими округах священно и церковнослужители как из учившихся в семинарии, так и из не учившихся, как штатных, так и заштатных[349 - Штатный, заштатный – понятия, введённые после секуляризационной реформы Екатерины II (1764 г.). После огосударствления церковных имушесгв монастырям и церквам были положены «штаты», в которых регламентировалось количество свяшенно-церковнослужителей, размер их жалованья от казны и т.п. Заштатный монастырь – монастырь, не получавший государственного содержания. Заштатный священник – вышедший «за штат», в отставку.], способные учить детей чтению по гражданской и церковной печати, чистописанию и катехизису, а потом, когда ответы были получены неудовлетворительные, приказывал отыскать в каждом округе хотя по три человека, или даже только по два, знающих, кроме чтения и письма, первые действия арифметики и катехизис, и когда таковых, притом в количестве таком малом, почти нигде не оказалось, вытребовал из округов в Тобольск священников, диаконов и причетников, преимущественно из молодых, с природными способностями и, главное, рекомендованных от духовных правлений достойными к повышению степенями и должностями, и там, т.е. в Тобольске, как было сказано выше, отсылал их в семинарию с приказанием выучить их первой части арифметики, книге о должностях человека и гражданина и изустному знанию катехизиса, а оттуда, по должном научении, возвращал на прежние места служения или же назначал на другие, особенно такие, где предполагалось открыть[350 - И. кажется, не только в Сибири, но и в целой России они почти нигде в то время не были открыты. И вот по какой причине: Св. Синод давал людей (из духовенства) для обучения поселянских детей, а заботу о домах для училищ, а также и содержании их и об учебных пособиях для учеников прямо возлагал на губернаторов, но губернаторы и подчиненные им светские начальники ничем этим не озаботились.] школы, с уведомлением окружного духовенства, что вот такой-то и таким-то предметам в семинарии обучен и что он теперь и сам может обучать тем предметам как крестьянских детей, так и самих полуграмотных священно и церковнослужителей, и что потому прочие, близкие к нему по месту жительства духовные лица, но не знающие арифметики и катехизиса, должны прибыть к нему учиться.
Чтобы меры эти не оставались бесплодными, чтобы предписания не лежали без исполнения, отдано было строгое приказание благочинным – каждогодно при обозрении церквей экзаменовать всех, кроме прочего, в знании катехизиса, и кто был отмечаем незнающим, того обыкновенно каждогодно штрафовали деньгами (священника – 2 руб., диакона – та причетника – 1 рублем) в пользу вдов и сирот духовного звания[351 - Из архивных дел.]. Конечно, все эти и подобные меры для безграмотного или полуграмотного духовенства[352 - В списках духовенства Тобольской епархии начала XIX столетия почти против каждого (после: читает хорошо или плохо, катехизис знает или не знает, поет... и проч.) помечено: в семинарии не учился.] того времени казались тяжелыми, обременительными, но благо паствы и самого духовенства требовало того от архипастыря.
Для той же, между прочим, цели преосвященный Антоний выписывал и рассылал по церквам своей епархии немало хороших духовных книг, каковы, например. Толкование на литургию Дмитревского, Истина религии, Исторические рассуждения о древнем христианском богослужебном пении и церковных облачениях, нотные книги придворного пения (литургия), Истина благочестия христианского, доказанная воскресением Иисуса Христа и проч., и проч.
Заботясь о том, чтобы епархиальное духовенство было хотя мало-мальски образованное, могло учить своих прихожан словом, преосвященный не менее того заботился и о том, чтобы оно было учительно для прихожан и делом, и примером собственной жизни. Для этого он предписывал, между прочим, чтобы священно и церковнослужители его епархии непременно очищали совесть свою покаянием каждогодно во все четыре поста; кто же не исполнял сего долга, тот за каждый раз должен был взносить в штраф на вдов и сирот духовного звания: священник 50, диакон 40, а причетник 25 копеек; запрещал священно и церковнослужителям под опасением штрафа заниматься торговлею и подтверждать своими подписями бумаги, письма, какие иногда мужья давали своим женам и, наоборот, жены мужьям, относительно свободного жительства, где и как кто из них хочет, в разлучении друг с другом, или относительно того, что иные мужья по бедности, старости, болезненному состоянию и подобным обстоятельствам будто не в состоянии были пропитывать своих жен; увещевал семейства духовные быть примерными для семейств мирян в благонравии[353 - «С вас, с ваших семейств, – писал преосвященный духовенству, – миряне должны брать пример доброй жизни, а не вы, не семейства ваши с них».], а отдельных лиц духовных неодобрительного поведения обязывал подписками всемерно стараться исправиться и заслужить одобрение под опасением, в противном случае, штрафов. Предписывал еще всему своему духовенству, также со взятием подписок, строго повиноваться своим благочинным и исполнять все их законные требования; между прочим требовал от причтов церковных (там, где прихожане не давали подвод благочинным во время их проездов по делам, касающимся службы и пользы церковной), чтобы они давали для проезда им, благочинным, впредь до назначения на это особой суммы (чего, к крайнему сожалению, и доселе нет[354 - Впрочем, по инициативе преосвященного енисейского Никодима Главное управление Восточной Сибири постановило: давать на прогоны благочинным губерний Иркутской и Енисейской, а также областей Забайкальской, Амурской и Якутской из земских сборов каждогодно (на всех вместе) до 3300 руб., и об этом уже представило министру внутренних дел. Но будет ли там это утверждено – еще неизвестно. (Из письма красноярского кафедрального протоиерея Касьянова от 14 февраля 1868 года).]), собственных лошадей, притом с проводником из причетников. От священников (а тем более от диаконов и причетников), служащих при соборах, требовал, чтобы они своим протоиереям отнюдь не смели чинить грубостей, но, с другой стороны, старался держать в границах и самих протоиереев (в то время еще очень сильных, иногда даже слишком самовластных и своевольных), равно как и благочинных: первым, например (кроме кафедрального протоиерея), предписывал вести свою чреду праветь свою седмицу и запрещал давать по уезду предписания от одного своего лица; а последним писал, чтобы они не смели уклоняться от исполнения своих обязанностей – обозревать церкви своих благочиний под предлогом недаванья им в иных местах крестьянами подвод для проезда.
За деятельное и многополезное управление Тобольскою епархией преосвященный Антоний был сопричислен к ордену св. Анны 1-й степени[355 - Во времени сего сопричисления у писавших о преосвященном Антонии разногласие: автор статейки о нем, помещенной в Вологодских епархиальных ведомостях (1867 г. № 6, стр. 181), относит это к 19 августа 1804 г., автор Иерархов ростовско-ярославской паствы (стр. 279) – к 25 мая 1806 г., а кафедральный тобольский протоиерей Фелицын – к 1805 году.].
При стольких трудах по управлению обширнейшею, многолюдною и разноплеменною епархиею. при частом проповедывании слова Божия и неусыпном попечении о благе Тобольской семинарии преосвященный Антоний находил еще время заниматься учеными трудами: в бытность в Тобольске он перевел и напечатал (в 3 част., по двух книгах) в 1804 и 1805 годах в типографии тобольского купца и заводчика Дмитрия Корнильева и, как выше было замечено, разослал по всем церквам епархии сочинение в свое время славного английского математика Диттона под названием: _Истина_благочестия_христианского,_доказанная_воскресением_Иисуса_Христа._
Вот какой отзыв о преосвященном Антонии делает в своих воспоминаниях о нем бывший его питомец, домашний письмоводитель и регент его хора, ныне тобольский кафедральный протоиерей Фелицын: «Архипастырь Антоний, – говорит он, – одарен был многими талантами и в числе их мудростию... Но он не превозносился собою. Будучи достоин похвалы, убегал оной. В шумных обществах бывал редко и говорил (там) мало, но было приметно, что рассуждал много. Имел искусство кстати молчать, и когда молчал, то было заметно, что умел говорить... Осуждать людей считал преступлением... Не завидовал ничьей славе, но любил наслаждаться своей. Понимал свои достоинства и уважал их в лице других. Зависть ему была ненавистна... Друзей у него было немного, но избранные им в содружество все были люди умные и добрые, и он их уважал сердечно, считал счастливым то время, которое проводил вместе с ними, среди их бывал весел и свободен, хотя и в обыкновенном обществе, не близком к нему, он не был угрюм, напротив, был ласков и любезен... В бытность свою в Тобольске, он устроил в загородной архиерейской роще для летнего житья, или по крайней мере для отдыха, для освежения в летние дни, для избежания гнилого в Тобольске в жаркое время воздуха, вместо ветхого новый загородный дом на каменном фундаменте и насадил пред ним целую аллею кедров, которые после приносили и плоды».
Но. по пословице, и в солнце есть пятна. И в преосвященном Антонии при отличных качествах его, как архипастыря, ученого и человека, были и такие черты, которые отталкивали от него людей и вследствие которых он, хотя, так сказать, бессознательно, причинял иным огорчения... Преосвященный Антоний жестоко страдал сначала геморроем[356 - Поэтому между прочим ежедневным посетителем и собеседником преосвященного Антония в Тобольске был городской врач, заведывавший вместе и семинарскою больницею Лев Максимович АмбодикМаксимович, родной брат известного в свое время медика, профессора и автора многих медицинских сочинений Нестора Максимовича, который из-за одинаковости своих отчества и фамилии принял самодельную латинскую фамилию: Амбодик (от ambo и dic)^{19}^. Младший брат после уехал из Тобольска к старшему в Петербург.], а после, говорят, и солитером и был подвержен меланхолии, даже ипохондрии, потому был раздражителен, сильно взыскателен и переменчив в своем расположении к окружающим его: и неважный проступок подчиненного, и незловредное опущение по должности выводили его из терпения, заставляли его разражаться громом и молниею. И потому для всех, служивших под его управлением вдалеке, не на глазах, он был отец и благодетель, но для служивших вблизи его, на глазах у него, например, в консистории, семинарии и кафедральном соборе, бывал иногда крайне тяжел. Расскажу на эту тему два случая.
1. Прибывши в Тобольск, преосвященный Антоний между учителями семинарии в сане диакона одной приходской церкви нашел Григория Ивановича Мансветова. Этот Григорий Иванович (за кротость и тихость характера переименованный в семинарии из Мисюрева в Мансветова) родом был тоболянин, но преосвященный знал его ранее своего приезда в Тобольск, и знал с отличной стороны как по способностям, так и по нравственным качествам, потому что, когда он был префектом, а потом и ректором Александро-Невской академии, Мансветов там учился для приготовления к учительскому званию целых пять лет (в 1793–1798 гг.). Потому по приезде в Тобольск преосвященный тотчас обратил на него внимание и быстро подвинул его на степенях службы: 2 апреля 1803 года, следовательно, чрез 9 дней по приезде, он рукоположил его во священника к Тобольскому кафедральному собору и поручил ему, кроме церковного красноречия и математики, преподавать немецкий язык, преподавание которого при преосвященном Варлааме было прекращено; потом чрез пять с половиною месяцев он определил его членом тобольского семинарского правления и, как замечено было выше, присутствующим Тобольской духовной консистории, а еще чрез 4^1^/^2^ месяца (1 января 1804 года) сделал и епархиальным цензором проповедей. Но не более как чрез три или четыре месяца после последнего назначения (значит, в апреле или мае 1804 года) благоволение преосвященного к Григорию Ивановичу превратилось в явное нерасположение, так что ему было приказано выехать из Тобольска, перепроситься в какую-нибудь другую епархию.
Поводом к этому было следующее обстоятельство: как-то весной 1804 года, по обычаю того времени, преосвященный Антоний назначил у себя в архиерейском доме семинарский диспут; на диспуте присутствовали, кроме преосвященного, преподавателей семинарии и семинаристов старших классов, градские священники, лучшие чиновники и почетнейшие из граждан. Предметом диспута был промысл Божий: _дефенсором_ (защитником) избран ректор семинарии, архимандрит Михаил Бурдуков, а _оппонентом,_ или _оппугнатором_ (официальным противником, опровергателем), его выставлен Григорий Иванович Мансветов. Мансветов, более учившийся[357 - Ректор Михаил получил только семинарское (в Тобольске) образование.], обладавший лучшим даром слова и знанием диалектики, чем ректор, совершенно сбил сего последнего с толку. За ректора вступился было сам преосвященный. Но Григорий Иванович и с ним спорил, и спорил до того, что наконец получил приказание замолчать... Мансветов опровергал защитников существования промысла Божия, спорил с ними, шумел единственно потому, что ему назначена была роль оппонента; он в этом случае следовал обычаю всех средневековых диспутантов биться до последних сил, хотя бы то в неправде и во лжи, или. пожалуй, допустим и это, по молодости своих лет, даже, быть может, из желания выказать себя пред публикою: но преосвященный Антоний посмотрел на это иначе – он стал думать, что Мансветов и в самом деле вольнодумец[358 - От плод их (людей) познаете их... Не может древо зло, плоды добры творити (Матф. 7, 16, 18). А плоды Мансветова: 1) жизнь и служба его, впоследствии постоянно награждаемые и 2) его нравственно-религиозного содержания сочинения: автор, наприм., «Училища благочестия» мог ли быть вольнодумцем, безбожником?].
На беду Григорий Иванович имел завистников между сослуживцами, которые никак не могли простить ему того, что он, человек еще молодой и так мало служивший в сравнении с ними, так высоко уже стоял на степени епархиальной службы. Эти завистники разносили ложную молву, будто бы Григорий Иванович по целому городу хвалился своей победой над ректором и архиереем и будто бы многим говорит вроде, например, того, что преосвященный мал ростом[359 - Преос. Антоний действительно, как выше и было сказано, был очень мал ростом.], мал и умом, и клевету свою умели передать часто бывшим у преосвященного Антония по делам и для беседы лекарю Амб. и архитектору Д., а те не преминули сообщить и тому, кого она касалась. Подозреваемый в вольномыслии и оклеветанный, он был позван к владыке и получил приказание без объяснения причины проситься в другую какую-нибудь епархию. Тщетно просил он объяснить по крайней мере причину такой немилости, напрасно, даже со слезами, умолял он некоторых из лиц, более близких к преосвященному, о ходатайстве за него, об отмене отданного ему приказания: преосвященный остался неумолим. После того Григорий Иванович просился в Оренбургскую и Пермскую епархии, но обе ему отказали. Наконец он обратился с просьбою к обер-священнику армии и флотов П. Як. Озерецковскому, и тот в январе 1805 года принял его в свое (армейское) ведомство и определил священником в Ширванский мушкетерский полк, который в то время, подобно некоторым другим пехотным и кавалерийским регулярным полкам, с давних пор был расположен в Западной Сибири около города Омска, на Иртышской линии, для охранения ее от набегов степных хищников – киргизов, но который в 1807 году, по тогдашним военным обстоятельствам России, да и всей Европы в начале настоящего столетия, вместе с прочими регулярными войсками выбыл в Россию и в Сибирь более уже не возвращался.
Таким образом Григорий Иванович очутился вместо Сибири в России, после поступил учителем в бывшую тогда военную семинарию, был придворным протоиереем, а наконец и обер-священником армии и флотов и издал много полезных нравственно-религиозного содержания сочинений, из которых более известно и до сих пор с пользою многими читается _Училище_благочестия_ в шести частях.
_Буди_имя_Господне_благословенно_отныне_и_до_века._ Милосердый и всемогущий Господь Бог и здесь извлек из зла, как и часто извлекает, добро: не погони Мансветова преосвященный Антоний, не занимать бы, может быть, ему такого высокого поста, как пост обер-священника. Это так, это святая истина, но каково было в свое время терпеть Григорию Ивановичу, и еще не одному, а с семьей! Не забудем и того, что вследствие гнева преосвященного Антония управляемая им Тобольская семинария лишилась в лице Мансветова самого лучшего и полезного деятеля.
2. В то время, как преосвященный Антоний прибыл в Тобольск, ректором Тобольской семинарии был архимандрит Михаил (в миру Матфей) Бурдуков. Уроженец он, как и Мансветов, был тобольский, образование получил только в Тобольской семинарии и довольно долго служил священником Тобольского кафедрального собора и учителем Тобольской семинарии; потом, по вдовстве, принял пострижение, посвящен в архимандрита Тобольского Знаменского монастыря и сделан ректором семинарии и вместе преподавателем богословия. Он, как сейчас замечено, высшего, многостороннего академического образования не получил и не имел таких блестящих способностей, какие имел преосвященный Антоний; однако ж он не был и человеком бездарным и без познаний, какие нужны для преподавателя и начальника среднего духовного учебного заведения: им предместник преосвященного Антония архиепископ Варлаам был доволен; он с пользою и честию впоследствии
3. управлял (с 1808 или с 1809 года по октябрь 1814 года) Тверскою семинариею, а потом с большею еще пользою и честию 16 лет (1814–1830 гг.) управлял Иркутскою епархиею, которая в его время совмещала в себе, кроме нынешней Иркутской губернии, губернию Енисейскую[360 - Енисейская губерния по церковному управлению отчислена от Тобольской епархии к Иркутской в 1824 году, а чрез 10 лет после того – ко вновь тогда учрежденной епархии Томской.], области Забайкальскую и Якутскую и, сверх их, Камчатку и Алеутские острова; бывший Тобольский (1826–1831 гг.) архиепископ Евгений был ученый, умный, чрезвычайно заботливый и распорядительный архипастырь, а и он в иных случаях обращался за советами к современному ему и соседнему иркутскому архипастырю, т.е. Михаилу[361 - Из рассказов покойного тобольского купца А. Мир. Гневашева.]. Но преосвященный Антоний не благоволил к ректору Михаилу; он считал его как недостаточно приготовленным к преподаванию богословия и исправлению ректорской должности по его будто бы малому образованию, так и мало способным к исправлению других епархиальных должностей (например, благочинного монастырей, члена консистории и проч.), вероятно, по особенной кротости его характера и смирению его сердца; и вот после разных намеков, замечаний, упреков и проч., и проч. он представил его к устранению от службы по учебной части, к назначению только в настоятеля какого-либо монастыря. По сему представлению архимандрит Михаил и был уволен от ректорской должности и назначен в какой-то незначительный в России монастырь; согласно желанию преосвященного, высказанному в том же представлении (т.е. касательно ректора Михаила) или другом каком, только на место Михаила в ректора Тобольской семинарии и архимандрита Тобольского Знаменского монастыря был назначен известный ему и по службе в Ачександро-Невской академии, и по службе при нем в Вологде[362 - Ист. с. петерб. академии, Чистов., стр. 93 и 94.] ректор Вологодской семинарии архимандрит Амвросий Рождественский, тот самый, который после (в 1822–1825 гг.) был архиепископом Тобольским[363 - Ист. Иер. росс. Ц. ч. 1, стр. 236.]. Но Амвросий, знавший прежде характер преосвященного Антония, уклонился от поездки в Тобольск; а у ректора Михаила оказались в Петербурге или Москве покровители: он уже выехал из Тобольска и доехал до Перми, но здесь получил письмо (будто бы от Бантыш-Каменского – в таком случае, вероятно, от того самого, который издал историю Унии[364 - Уния (Брестская 1596 г., Ужгородская 1649 г. и др.) – объединение православной и католической церквей, в результате которого была создана греко-католическая (униатская) церковь, сохранившая православную обрядность, но признавшая католические догматы (чистилище, филиокве и т.д.) и подчинённая папе римскому.] и в чине действительного статского советника долго управлял московским архивом Государственной коллегии иностранных дел), которым извещали его, чтобы он остановился и не ехал далее, а вслед затем получен и указ Святейшего Синода о том, чтобы ему быть по-прежнему ректором Тобольской семинарии и архимандритом Тобольского Знаменского монастыря[365 - Из воспоминаний 86-лстнсго старца, современника обоим этим событиям (т.е. с Мансветовым и Михаилом) и ближайшего их очевидца.]. _Буди_имя_Господне_благословенно_и_препрославленно_ и за это: без особенного промысла Божия об отпе Михаиле не горел бы этот светильник на свешнице иркутской паствы целых 16 лет, до тех пор, пока не иссяк в нем елей жизни. Преосвященный Антоний, видя такой оборот дела, начал сам проситься о перемещении себя в какую-нибудь другую епархию. В это самое время скончался Ярославский архиепископ Павел Пономарев, и преосвященному Антонию Знаменскому 25 мая 1806 года Высочайше повелено было занять архипастырскую кафедру в Ярославле с удержанием степени прежней, т.е. Тобольской епархии[366 - Ист. росс. Иер., стр. 254. Иерархи ростовско-ярославские, стр. 279.]. Он 29 июня после литургии в праздник первоверховных апостодов Петра и Павла и отбыл из Тобольска при общем сожалении тобольской паствы о том, что он не управлял ею долее. Преосвященный Антоний, как не раз выше было говорено, для всех служивших не вблизи его быт наилучший архипастырь, был величайший ревнитель образования духовного и, в частности, ревнитель блага Тобольской семинарии, попечитель и отец бедных, вдов и сирот, муж ума, правды и бескорыстия, назидательный проповедник.
Ярославской епархией преосвященный Антоний управлял 14 лет – с половины 1806-го и по половину же 1820 года, первые 12 лет лично, живя в Ярославле, а последние два года заочно, живя в Петербурге и присутствуя там в Святейшем Синоде. Но известий, сведений об этом его управлении доколе чрезвычайно мало. Составитель _Иерархов_ростовско-ярославской_паствы_[367 - Эта книга напечатана в Ярославле в 1864 г.], говоря об архипастыре Антонии Знаменском, почти только и сказал (на стр. 280–282), что он занимался устройством ярославского архиерейского дома, в который не очень задолго до него обращен был мужеский Спасский монастырь: что, например, он построил там каменный двухэтажный братский корпус, там же выстроил так называемые святые ворота, каменные же трехэтажную ризницу и лом для духовной консистории, пристроил алтарь к монастырской Преображенской церкви, новый иконостас, надстроил колокольню, снабдив ее тремя новыми, значительной величины (в 524, 225 и 121 пуд) колоколами, причем он (составитель жизнеописания) даже не забыл упомянуть, по-видимому, и о мелочах, как-то: о пристройке нового парадного крыльца и сеней к крестовой церкви и вместе к архиерейским кельям, об устройстве переходов на каменных столбах от архиерейских келий ко внешней, обращенной на реку Которосль, стене, а также и о перестройке на нескольких саженях монастырской (вероятно, за ветхостию ее) ограды. Касательно же семинарии, которою преосвященный Антоний, как пишущему очень хорошо известно, занимался чрезвычайно много, названный биограф только и сказал, что он (преосвященный Антоний) дал новый, лучший (наружный – стенам) вид семинарской библиотеке и из благотворительных епархиальных пожертвований[368 - Вероятно, преосвященный в Ярославской епархии, как и в Тобольской, приглашал церкви к пожертвованиям из неокладных своих доходов, хотя малой части оных, для содержания в семинарии многочисленных сирот и детей бедных родителей духовного звания.] образовал капитал на содержание бедных ее учеников. Да составитель истории города Ярославля (1853 г.) протоиерей И. Троицкий заметил еще, что в 1812 году, когда по разорении Наполеоном Москвы весь Ярославль трепетал от гнева и готовился на брань, преосвященный Антоний готовил пики для учеников семинарии, но вскоре, согласно приказанию высшего начальства, уволил их в домы родительские (стр. 90). Вот и все сведения о деятельности преосвященного Антония на ярославской кафедре.
А между тем пишущему хорошо известно и из рассказов отца, и других родственников, состоявших уже на службе при преосвященном Антонии или, по крайней мере, только еще учившихся при нем в семинарии, а в особенности из воспоминаний (с 1838–1842 гг.) Тобольского архиепископа Афанасия, который еще с именем Александра Протопопова, до отъезда в конце 1808 года в С.-Петербург в духовную академию, служил при преосвященном Антонии учителем Ярославской семинарии, был домашним учителем жившего при нем племянника[369 - Племянник этот был сын родного брата преосв. Антония, рано умершего новгородского священника Стефана и брат той его племянницы, которая после была в замужестве за ростовским протоиереем Андреем Тихвинским и о которой было упомянуто нами в одном из примечаний почти в начале сей статьи.] и пользовался его благоволением[370 - «Странник» 1867 г. № 1, отд. 1, стр. 8 и 9.], хорошо известно, что преосвященный Антоний и в Ярославской епархии, как и в Тобольской, был особенно деятелен; например, обозревал епархию, ездя не только по городам, но и по селам, часто сам проповедывал да того же настоятельно требовал и от ученых и неученых священнослужителей, поддерживал великолепный хор певчих, заведенный предместником его, архиепископом Павлом, неумолимо преследовал слабости и недостатки, замечаемые им в духовенстве, был неутомим в занятиях епархиальными делами, в высшей степени нестяжателен и милостив к бедным, был отец для утесненных, обидимых, вдов и сирот и едва ли не более всего заботился о семинарии: о хорошем преподавании в ней наук, содержании бедных учеников и пр.; хотя также хорошо известно пишущему и то, что преосвященный Антоний от усиливавшихся с годами его болезней (геморроя и солитера) и меланхолии в Ярославле едва ли еще не более, чем в Тобольске, был раздражителен и ворчалив при сношениях с близко служившими при нем чиновниками консистории, с соборными протоиереем и священниками и ректорами семинарии, и проч.; там, в Ярославле, говорят, в преосвященном нередко возбуждал гнев и невольный кашель подчиненного при служении ли, им совершаемом, или во время частной беседы.
В бытность в Петербурге присутствующим Св. Синода, вследствие расстроенного здоровья и некоторых душевных огорчений, преосвященный Антоний подал прошение об увольнении его на покой, что. согласно его прошению. 12 июля 1820 года он и получил. Извещая о сем бывшую паству свою в письме к Толгскому архимандриту Феофилакту от 5 августа, он. между прочим, «усердно благодарил своих сослужителей, сотрудников и сомолитвенников от высшей и до низшей степени за братское участие в несении общих и частных... обязанностей... и молил всех о прощении оскорблений, словом и мыслию соделанных им, вместе моля Господа Бога о Христе Иисусе, да не воспомянет во веки и ему кем-либо наведенных»[371 - Иерархи ростовско-ярославской паствы, стр. 281 и след.].
Скончался преосвященный Антоний спустя 4 года после увольнения на покой, именно 10 августа 1824 года, следовательно, 59 лет от рождения.
На покое он жил в Новгородском Деревяницком монастыре, но погребсти себя завещал в монастыре Хутыне, в Покровском приделе монастырского собора, вероятно, по той причине, что в бытность свою Новгородским викарием он с тем вместе был 11астоятелем сего монастыря и что, как сказано выше, много заботился об его устройстве, между прочим исправил и украсил самый монастырский собор. Это завещание его было исполнено[372 - Там же, стр. 282 и 279.].
Теперь остается сказать об учености и об ученых и литературных трудах преосвященного Антония: «Преосвященный Антоний, – говорит автор истории С.-Петербургской духовной академии (стр. 129), – принадлежал к числу образованнейших людей своего времени, как то доказывают: а) многие его сочинения, частию изданные им, частию оставшиеся в рукописях, и б) присвоенные ему звания: почетного члена Императорского Московского университета и обществ: любителей российской словесности, истории и древностей российских при Московском университете, С.-Петербургского вольного экономического и других». О том же, присовокупим, могут, хотя отчасти, свидетельствовать: в) должности префекта и ректора С.-Петербургской Александро-Невской академии, которые он занимал до хиротонии в епископа, г) рассказы о нем ученых и заслуженных мужей (например, многоученого покойного Тобольского архиепископа Афанасия), лично знавших его, и д) наконец, некоторые книги (например, анатомические таблицы Лодера и пр.), бывшие у него в употреблении и после переданные им в тобольскую семинарскую библиотеку, и штуфы[373 - Штуф – кусок руды или каменной породы.], пожертвованные им в Тобольскую же семинарию и послужившие началом, как было замечено выше, минералогического кабинета при Тобольской семинарии. Последнее обстоятельство, т.е. книги, вроде анатомических таблиц, бывшие в употреблении у преосвященного Антония, и минералы, составлявшие некогда собственность его, показывают, что ученость его была не односторонняя, не богословская только и философская, а, напротив, многосторонняя, свидетельствуют о его знакомстве, между прочим, и с науками естественными.
К печатным сочинениям, изданным преосвященным Антонием, как оригинальным, так и переводным, о которых по местам и было уже говорено, и именно: 1) _Сompendium_Hermeneuticae_sarae_[374 - Оно выбрано из первой части Виттенбаховой и дополнено из Ромбахиевой герменевтики, напечатано с одобрения Св. Синода для употребления в духовных училищах и было в них употребляемо до выхода в свет герменевтики Иоанна.] 1806 г., 2) _Ода_Императору_Павлу_по_случаю_переименования_Невской_семинарии_академиею_ 1797 г., 3) _Истина_благочестия_, _доказанная_воскресением_Иисуса_Христа_ в трех частях 1804 и 1805 гг., 4) Cicero de officiis с русскими примечаниями и 5) Eutropius 1808–1811 гг.; нужно присовокупить еще следующие: 6) _Благоговейное_занятие_мыслящих_христиан_ (сочинение Цолликофера, перевод с немецкого, С.-Петербург) 1799 г., 7) _три_слова_ – одно на выбор судей в Новгороде, другое – пред избранием судей в Ярославле, а третье – по избрании оных в Ярославле же 1812 года[375 - Дна последних были произнесены в присутствии Великой княгини Екатерины Павловны и супруга ее герцога Ольденбургского, бывшего в то время начальником вроде генерал-губернатора Ярославской и двух соседних с ней губерний.] и 8) _Опыт_о_воспитании_в_первых_его_понятиях_и_правшах_ 1821 года[376 - Обзор русск. дух. лит. ч. 2, стр. 152. Ист. с. петерб. дух. ак., стр. 78.Иерарх, ростовско-ярославской еп., стр. 282.]. Из осьми названных здесь произведений об _Истине_благочестия_христианского_ скажу, что оно есть сочинение славного в свое время английского математика Диттона. Писано оно было на английском языке и в первый раз вылило в свет в 1712 году, но преосвященным Антонием оно было переведено не с английского подлинника, а с хорошего немецкого перевода 1764 года. Язык русского перевода, судя не только по настоящему времени, а и по времени появления его в свет (в 1804 и 1805 годах), как-то слишком отзывается стариной, более похож на язык писателей первой половины царствования Екатерины II, чем на язык не только светских, а и духовных писателей, хотя бы то и первого времени Александра I, чему нельзя не удивляться, ведь переводчик был человек даровитый, а главное, современник, даже сверстник Карамзина[377 - Оба родились в 1765 году.].
Сочинения преосвященного Антония, оставшиеся в рукописях, согласно его завещанию, все поступили в библиотеку Новгородской семинарии. Из них известны: _Краткое_описание_Ярославской_губернии_, составленное в 1809 году, и Записки как о нем самом (преосвященном Антонии), так и о благодетеле его – С.-Петербургском митрополите Гаврииле. Впрочем, из сих последних уже сделаны архимандритом (ныне епископом Орловским) Макарием некоторые извлечения и помещены в сказании о жизни митрополита Гавриила, С.-Петербург 1857 года[378 - обзор русск. дух. лит. т. II, стр. 152. Ист. с. петерб. дух. акад., стр. 129.].
28 мая 18 г.
Омск.
АРХИЕПИСКОП ЕВГЕНИЙ (КАЗАНЦЕВ) КАК АРХИПАСТЫРЬ ТОБОЛЬСКИЙ[Публикуется но тексту: Сулоцкий А.И. Архиепископ Евгений (Казанцев) как архипастырь Тобольский // Странник. 1872. Т. 2. Апрель. С. 3–34; Май. С. 97–152; Июнь. С. 181–221.]
Утром 27 июля прошедшего 1871 года в Москве скончался на 94-м году жизни высокопреосвященнейший архиепископ Евгений, в течение 35 с половиною лет управлявший преемственно пятью епархиями и 17 с половиною лет живший с званием члена Св. Синода на покое в Донском ставропигиальном[380 - Ставропигиалъный (с греч. – крестовоздвиженский) – монастырь, находящийся в прямом подчинении Синода или патриарха.] монастыре.
О преосвященнейшем Евгении и в 18 году, по случаю его пятидесятилетнего юбилея в архиерейском сане, и в прошедшем 1871 году, по поводу его смерти, во многих газетах и разных журналах, как светских, так и духовных, уже много напечатано статей, частию довольно больших и подробных[381 - Напр, в Церк. летописи при Дух. бес. 1871 г. № 33 и в Московских епарх. ведомостях 1871 г., а также в октябрьской, ноябрьской и декабрьской книжках Душеполезного чтения 18 года, и того же журнала 1869 года в книжке январьской.], а большею частию кратких и мелких, под названием: _пятидесятилетний_юбилей_в_архиерейском_сане_архиепископа_Евгения_, или: _некролог_архиепископа_Евгения._
Но преосвященный Евгений не такой был архипастырь, чтобы о нем после того, что напечатано, более уже нечего было сообщить, ничего нового уже нельзя было сказать; напротив, в каждой из пяти епархий, бывших под его управлением, а также в Московской семинарии и Донском монастыре найдется весьма немало таких о нем сведений, которые, если б их обнародовать, могли бы быть для читающих интересны и назидательны.
В ожидании известий о преосвященном Евгении из других епархий – в виде ли воспоминаний, хотя бы и отрывочных, или в виде его полной биографии – я пока сообщу читателю «Странника» сведения об его жизни и деятельности только на епархии Тобольской. Об обстоятельствах остальной жизни преосвященного Евгения, т.е. с рождения и до вступления его на тобольскую паству, а также с отъезда из Тобольска и до кончины его, здесь будет также говориться, но очень коротко, единственно для связи, для некоторой как бы полноты и чтобы иных из читающих не оставить в совершенном о них неведении.
Предки преосвященного Евгения, по фамилии Казанцевы, отличались долговечностию, кроме, впрочем, отца его, и служили один за другим священниками Владимирской епархии Юрьевского уезда в селе Белянииыне. Здесь священствовал и отец его Евфимий, здесь же 30 июня 1778 года родился и преосвященный Евгений, нареченный в св. крещении Андреем. Когда сему Андрею исполнилось только 5 лет, отец его помер, а мать (Наталия), оставшись с четырьмя сиротами (двумя дочерьми – 15 и 7 лет[382 - Младшая Мария – слепая от оспы.] и двумя сыновьями – Алексеем 12 и Андреем 5), для пропитания себя с семейством упросила епархиальное начальство зачислить за младшим сыном при церкви села Беляницына пономарское место.
Способный от природы и прилежный к ученью, да и ко всем, между прочим и к сельским, свойственным его возрасту трудам, Андрей 8 лет был уже в состоянии хорошо петь по нотам, со смыслом читать жития святых для своих семейных и других набожных людей и самым делом исправлять в церкви должность пономаря; почему тогда же или чрез год был посвящен в стихарь.
Двенадцати лет Андрей переселился из села Беляницына в Москву[383 - Впрочем, пономарское место в Беляницыне и еще несколько лет числилось за Андреем Казанцевым. С него он получал по 10 р. в год.], частию будто бы от притеснений священника, а более потому, что старший брат его (Алексей) тогда получил в Москве место причетника[384 - После он был священником в селе Ивановском (калужской епархии).], да и мать нашла там себе место просвирни. Оттуда, бывши невступно 13 лет, он поступил в очень известную в то время по процветанию учения, а также по учителям и начальникам Троицкую лаврскую семинарию[385 - В дневнике своем (см. «Душеп. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 43–66) преосвящ. Евгений не говорит, что он ранее 13-летнего возраста поступил в Троицкую, или другую какую-нибудь (напр., переславскую) семинарию, и что вскоре был взят из нее матерью по невозможности для нее содержать его там на собств. счет; между тем в Тобольске он не раз рассказывал об этом; рассказывал также о том, как они с матерью, возвращаясь пешими домой, останавливались у какого-то озерка или ручейка и тут закусывали хлебцем, черпая воду пригоршнями. ] и учился в ней ровно девять лет.
В 1800 году 22 лет от роду Андрей Казанцев кончил курс семинарского учения и, как отличный по успехам, определен был учителем латинского языка и географии во вновь открытую тогда Вифанскую семинарию; по чрез два года после того он, как хороший учитель, перемещен уже на класс риторики, а еще чрез два года, именно в 1804 году, и на класс философии, причем был сделан и префектом (инспектором) семинарии.
Митрополит Платон, который в то время почти уже постоянно жил в Вифании, знавши Казанцева с хорошей стороны как ученика, еще с лучшей стороны узнал его на должности учителя, полюбил его как сына и приблизил к себе, так что он сделался, можно сказать, каждодневным его гостем и собеседником. Так было до отъезда Евгения в 1809 году в Петербург[386 - Об этом будет ниже.], так было и по возвращении его оттуда и до самой смерти Платона.
Знаменитый московский иерарх, любивший ради пользы церкви российской склонять даровитых и доброй нравственности учителей подведомых ему семинарий и академий к принятию пострижения, склонил к тому, хотя не скоро и не вдруг, и любимого им учителя Казанцева: 29 июля 1804 года Андрей Казанцев подал прошение о пострижении и 16 декабря того же года, следовательно, на 27-м году от рождения, был с именем Евгений пострижен в Троицкой Сергиевской лавре. Чрез 9 дней по пострижении, в праздник Рождества Христова, молодой инок, префект и учитель Вифанской семинарии был рукоположен самим митрополитом в иеродиакона, а чрез год, в праздник Богоявления Господня 1806 года, им же посвящен и в иеромонаха.
В самом начале 1809 года вслед за иеродиаконом (после митрополитом Московским) Филаретом и другими учителями Евгений был вытребован из Вифании в С.-Петербург и там сделан инспектором и бакалавром философии по вновь открытой по новому образованию Петербургской духовной академии. Но Евгению это перемещение не нравилось: он, как и Филарет, терпел неблаговоление от сильного в то время в академии и вообще в духовном управлении Рязанского архиепископа Феофилакта[387 - Это известно из рассказов всех учившихся в первом курсе Петербургской академии, между прочим, и архиепископа тобольского Афанасия (ум. 1842 г.), да есть на это намек и у самого пр. Евгения в его дневнике. Там под 1809 годом, между прочим, говорится: «В Петербурге… уход Евгению был… и к еп. Феофилакту. К нему он являлся… из уважения, сначала чаще, а потом реже: благоволение его казалось сомнительным и притворным» (Душ.. чт. 1868 г. ч. 3, стр. 52)] и скучал по благодетеле своем митрополите Платоне. Да и сам престарелый московский святитель скучал по Евгению и по Филарету, почему в начале 1810 года настоятельно просит Св. Синод возвратить к нему того или другого из названных лиц, тем более что ему тогда некого было сделать ректором Троицкой лаврской семинарии. Евгений чрез год инспекторства в академии был отпущен из Петербурга с назначением притом ректором лаврской семинарии, в каковую должность он тотчас по прибытии к Платону и вступил. Это было 4 марта 1810 года.
В сентябре и октябре 1812 года Евгений много имел хлопот и треволнений по случаю вступления французов в Москву и по роспуску семинаристов по домам, и по сбору их после в семинарию из домов, по сохранению имущества семинарского и монастырского, а также и по сопровождению выезжавшего из Вифании дряхлого митрополита Платона; около 15 ноября того же года ему пришлось произнести и надгробное слово при погребении сего московского архипастыря и его благодетеля, скончавшегося 11 ноября.
Когда в 1814 году Троицкая семинария была закрыта или, лучше сказать, только выведена из лавры и переименована в московскую, тогда и ректор Евгений был перемешен в эту последнюю, т.е. Московскую, семинарию[388 - Во многих газетах и журналах по поводу юбилея и кончины пр. Евгения говорилось между прочим, будто он был и ректором моек. дух. академии, но это совершенно не верно.], в новое местопребывание ее на Перерве.
В семь с половиною лет ректорства сначала в лаврской, а потом в Московской семинарии Евгений был и игуменом Николо-Угрешского монастыря (впрочем, весьма недолго), и архимандритом сперва Дмитровского Борисоглебского монастыря, а потом Можайского Лужецкого и за ним Московского Заиконоспасского.
В половине 1817 года архимандрит Евгений с увольнением от учебной семинарской службы переведен настоятелем Донского ставропигиального монастыря с назначением быть ему членом московской синодальной конторы и представителем вновь открытого тогда московского комитета духовной цензуры.
14 июля 1818 года Донской архимандрит Евгений 40 лет и 15 дней от роду в Москве в Успенском соборе хиротонисан в епископа Курского и Белгородского известным в свое время проповедником, архиепископом Московским Августином Виноградским в сослужен™ живших тогда на покое грузинских архиереев митрополита Ионы и архиепископов Досифея и Пафнутия. Курской епархией преосвященний Евгений управлял, живя в Белгороде, где он многократно видел нетленно почивающего одного из своих предместников, епископа Иосафа Горленки, который скончался за 64 года до него, прославившись подвижническою жизнию.
Первою Богом вверенною ему паствою, равно как и второю. псковскою, преосвященный Евгений управлял только по 3 года и 8 месяцев[389 - Курскою с авг. 1818 по апр. 1822 года, а псковскою с конца апр. 1822 по конец же ноября 1825 г.], с тем, впрочем, отличием, что последнею из названных епархий он управлял уже в сане архиепископа и притом украшенный орденом св. Анны 1 -й степени[390 - Все, доселе сказанное, гораздо подробнее изложено самим пр. Евгением в его дневнике («Душ. чтен.» 18 г. ч. 3: изв. и зам. стр. 43-66). А каков Евгений был ректор и преподаватель семинарии, об этом немало написано у Смирнова в истории Троицкой лаврской семинарии, а еще более у Измайлова в его Взгляде на собственную прошедшую жизнь (М. 1860 г. стр. 64, 99– 116). Здесь у бывшего его ученика встречаются между прочим такие об нем выражения: «Нам не хотелось тревожить (жалобой на эконома за дурной стол) о. ректора, мы его уважали за его ум, приятное с нами обращение и основательные лекции». «Наш ректор один из наилучших чинов своего звания, профессор не по рангу, а по глубокому знанию наук богословских, учил и руководил нас примерно...». «Мы (после двух неприятных случаев) жили покойно, учились прилежно и так любили и уважали ректора, что с нуждами своими, общими и частными, относились к нему без боязни, как любимые дети к отцу. Он снисходил нашим прихотям, и вот тому пример». (Далее рассказывается, как Евгений раз дозволил семинаристам уже преобразованной моек, семинарии устроить театр).].
Из Пскова преосвященный Евгений перемещен на епархию Тобольскую. Указ Св. Синода об этом был подписан Императором Александром Павловичем 30 сентября 1825 года в Таганроге[391 - Здесь чрез несколько времени император Александр Павлович и скончался.], а 22 ноября преосвященный и оставил Псков[392 - «Душеп. чт.» 1866 г. ч. 3, изв. и зам. стр. 61-65.].
Но каким образом состоялось такое перемещение? Правда, епархия Псковская степенью считалась несколько ниже Тобольской. но все же она, как и Тобольская (епархия), состояла во втором классе[393 - По прежнему разделению епархий росс, церкви на три класса, уничтоженному весьма недавно, к 1-му классу принадлежали митрополии, к 2-му архиепископии, к 3-му епископии. Тобольская в числе второклассных епархий занимала 3-ю степень после казанской и астраханской.] и была с кафедрой архиепископской, при том в России близ столицы, а не в Сибири и в удалении от центра высшего управления гражданского и духовного. Уж не по неприятностям ли каким-нибудь, не в наказание ли за что-нибудь был послан преосвященный Евгений из Пскова в Тобольск? Как бы в ответ на этот вопрос, как бы в разрешение сего недоумения один из служивших в Тобольске при преосвященном Евгении вот что несколько лет тому назад рассказывал о перемещении преосвященного Евгения из Пскова в Тобольск. Преосвященный Евгений, говорил он, обозревая Псковскую епархию, прибыл, между прочим, в Ригу[394 - В 20-х годах настоящего столетия православные церкви, их духовенство и прихожане остзейских губерний за несуществованием еще в Риге особой епархии принадлежали к епархии псковской.], там в честь его дан был обед, на котором присутствовал и генерал-губернатор остзейских губерний маркиз Паулуччи. На обеде между прочими разговорами правдивый и нелицемерный преосвященный сказал маркизу, что напрасно он в Риге и других городах ломает ветхие церкви для расширения улиц и для очистки площадей, что города Русской империи и украшаются наиболее церквами. Генерал-губернатор, родом итальянец, по вере, без сомнения, католик, вельможа сильный и имевший большие связи при дворе, оскорбился правдивою и смелою речью русского православного архиерея; и вот он начал жаловаться Св. Синоду, что преосвященный псковский груб, малообразован, не на своем месте и мешает ему исполнять волю Государя, и с тем вместе стал просить, чтобы его перевели из Пскова в какое-нибудь другое место, причем даже угрожал в случае неисполнения его просьбы жаловаться Государю Императору. Св. Синод, желая избавить лучшего из архипастырей того времени от неприятностей и столкновений с сильным вельможей и не находя полезным, между прочим и ради выгод православия, бороться с начальником целого края, где господствующее народонаселение иноверное, немецкое, русским и православным не благоприятствующее, назначил преосвященного Евгения к перемещению в Тобольск, в котором тогда со дня кончины архиепископа Амвросия II, последовавшей 14 февраля 1825 года, архиерейская кафедра состояла праздною.
Иначе рассказывают о перемещении преосвященного Евгения с Псковской епархии на Тобольскую во Пскове... В Пскове до преосвященного Евгения Казанцева архиепископом был Евгений Болховитинов, который в 1822 году с званием митрополита перемещен в Киев. Застав епархию расстроенною при преосвященном Иринее Клементьевском в высшей степени[395 - Не только причетники, но многие и священники служили, не имея ни грамот, ни других каких-либо письменных свидетельств о своем посвящении; благочинные делали что хотели и отчета в своих действиях не представляли ни в духовные правления, ни в консисторию; сама консистория или ничего не делала, или действовала под влиянием лиц неблагонамеренных. (Церк. летоп. при Дух. бес. 18 г. стр. 9 и 10).], преосвященный Евгений (Болховитинов) своею неутомимою деятельностию в 5 лет управления многое и многое исправил. Но все же иное и после него оставалось еще не в надлежащем порядке, а иное и исправленное преемнику его казалось требующим нового улучшения. И преосвященный Евгений (Казанцев) исправлял, делал перемены, между прочим, и в распоряжениях предшественника. Само собою разумеется, что митрополиту Евгению это не нравилось, так что раз (от 12 июля 1822 г.) он писал к одному из своих псковских приближенных о преемнике своем по управлению Псковскою епархиею: «Если бы он знал, что я застал в псковском архиерейском доме и в консистории, и в епархии, то бы он ужаснулся»[396 - Церк. летопись 18 г. стр. 9.]. Это разногласие, однако ж, не препятствовало этим иерархам изредка вести между собою переписку; и вот один раз будто бы Киевский митрополит написал Псковскому архиепископу, что в Петербурге есть предположение вызвать его для присутствования в Св. Синод. Псковский преосвященный в ответе своем будто бы сказал, что он лучше поехал бы в Сибирь, чем ехать в столицу, намекая этим на неприятности столичной жизни на таком посту. Митрополит, говорят, воспользовался последнею фразою, и когда открылась в Тобольске архиерейская вакансия и в Св. Синоде стали рассуждать, кого бы перевести туда, указал-де на Евгения (Казанцева), как на выразившего уже в письме к нему желание ехать в Сибирь. Так он, добавляет псковское предание, и уехал в Тобольск, к крайнему сожалению псковичей[397 - Из письма к пишущему от 12 июля 1871 года.].
То и другое могло быть, т.е., во-первых, и маркиз Паулуччи мог ломать в остзейских городах обветшавшие православные церкви (иные начальники прежних лет для улучшения подведомых им городов не задумывались касаться и религиозных памятников), да и преосвященный Евгений мог высказать маркизу свое на то неудовольствие: характер у него был открытый и прямой; а, во-вторых, могло быть (да оно и было, как видели мы из вышеприведенного отрывка из письма митрополита Евгения) разногласие во взглядах на дела управления Псковскою епархией у высокопреосвященных Евгения Казанцева и Евгения Болховитинова.
Но ни то, ни другое не имело ни малейшего влияния на перемещение преосвященного Евгения из Пскова в Тобольск. Вот что об этом событии преосвященный Евгений вскоре по прибытии в Тобольск (значит в начале 1826 г.) написал (по-латыни) в своем дневнике: «1825 г. июля 24 (Евгений) послал[398 - Евгений в дневнике своем о себе выражался всегда в 3 лице.] письмо (к членам Св. Синода), которым просил, чтобы его переместили в тобольскую епархию, которая тогда была праздною. Какая тому была причина, ни в письме не объяснил и никому не открыл. Не было, впрочем, ни бед, которые все уже отвращены[399 - Значит, неудовольствия с маркизом Паулуччи и митрополитом Евгением давно уже миновали.], не имел ни с кем и вражды[400 - Тут разумеются: разрушение бурею два раза в 1824 г. крыш на кафедральном соборе и архиерейском доме, уничтожение пожаром хлеба и разных построек при загородном архиерейском доме, смерть некоторых нужных ему людей. (См. Душеп. чт. 18 год, ч. 3, стр. 64).] или от кого-либо обиды, будучи со всеми всегда откровенным и искренним; и в последней своей проповеди (сказанной во Пскове) перед Богом свидетельствовал, что всем и всеми был доволен. Но бывают в жизни случаи и намерения, коих основание одному Богу известно. А что оно было достаточно и пристойно, этому тем более можно верить, что Евгений во всю свою жизнь никого и ни о чем (разумеется, касательно себя самого) не просил, всегда Богу поручал свою участь»[401 - Душеп. чт. 18 г. ч. 3: изв. и зам., стр. 64 и 65.].
Здесь, в дневнике, причина просьбы о перемещении из России в Сибирь и с лучшей епархии на худшую преосвященным не рассказана, да она не была объяснена и переводчиком сего дневника при напечатании его в «Душеп. чтении» 18 года, без сомнения, потому, что преосвященный Евгений в то время оставался еще в живых. Но теперь, когда он переселился в вечность, печать с тайны уже снята, и тайна та опубликована во славу Господа, иногда таинственно располагающего судьбами человека[402 - Душеп. чт. 1871 г., август, заметки, стр. 156–158. Об этом было упомянуто и в надгробном слове, говоренном при отпевании преосвященного Евгения. (См. Совр. лет. 1871 г. № 31, стр. 3, столб. 3).].
Причиной просьбы преосвященного Евгения о перемещении его из Пскова в Тобольск было одно весьма знаменательное ему видение... Около половины июля 1825 года преосвященному является во сне, но очень ясно, многочтимая и крепко любимая им покойная мать его и советует, даже приказывает ему, ради пользы души его, проситься со Псковской епархии. Чрез два дня после того является ему во сне покойный же отец, и является с тем же советом, с тем же приказанием и ради той же цели. Спустя три дня после этого видения является преосвященному уже митрополит Московский Платон, которого он почитал, можно сказать, безгранично, как отца и воспитателя своего, как учителя и благодетеля, и именем Божиим даже с заклятием требует от него исполнения совета матери и отца, причем уже указывает и епархтво, на которую он должен перепрашиваться[403 - В то время праздных епархий было несколько.] (т.е. Тобольскую), и на лицо, чрез которое он должен был ходатайствовать о своем перемещении. Но здесь послушаем лучше самого преосвященного Евгения, который тогда же описал это конфиденциально. по дружбе и под условием молчания, в письме своем к покойному Ярославскому архиепископу Аврааму.
«Весь просвещенный свет, – писал он преосвященному Аврааму, – смеется снам. Духовный регламент не велит производить во священники, кои верят снам. А я должен открыть вашему высокопреосвященству, что не иная причина моего перемещения, как сон. Это, без сомнения, изумит вас, но прошу выслушать, какого сорта мой сон. Их было три, первый и второй чрез два дни один после другого, третий после второго спустя три дни. В первом видится покойная матушка; сон очень ясен. Я, говорит, пришла к тебе нарочно посоветовать, чтобы просился из Псковской епархии. Много было разговоров pro и contro, но заключила она тем: я этого от тебя требую и непременно приказываю; этого требует польза души твоей. С сими словами она простилась со мной, и, что потом снилось, не помню. Проснувшись, я этим нимало не занялся. Спустя два дни видится мне отец, покойный же, коего я во сне никогда не видал[404 - Преосвященный отца своего, вероятно, не помнил, потому что остался после него 5 лет.]; будто стоит у церкви на паперти и говорит: Евгений, поди сюда. Я подошел; он меня благословил и поцеловал. Говорит: была у тебя мать? Я отвечаю: была. Что ж ты ее не послушал? Ее я послал к тебе. _Я:_ зачем же мне из Пскова? Мне здесь хорошо. _Он:_ для того-то и выдь, что хорошо; этого требует польза души твоей. _Я:_ куда же мне выдти? _Он:_ теперь много архиерейских вакансий. Послушайся, прости же, мне время служить. И простясь, ушел в церковь, и я проснулся. Этот сон сделал на меня сильное впечатление. Я думал и передумывал, и кончилось тем, что основаться на сне было бы странно, а других резонов, чтобы проситься, не мог придумать. Спустя три дни видится мне митрополит Платон, будто ко мне взошел в кабинет. Я очень смешался, что мне не сказали. Хватаюсь за рясу и камилавку. _Он_ мне: не заботься о пустом. Я пришел о деле: что не слушаешься отца и матери? _Я:_ в чем? _Он:_ для чего не просишься из Пскова? _Я:_ куда же проситься? Вакансии епископские, неужели о понижении? _Он:_ неправда, есть высшая: тобольская. _Я._ ваше высокопреосвященство, это Сибирь. _Он:_ но ты не достоин и епископской. Повинуйся, я тебе повелеваю именем Божиим (при сих словах у меня поджилки задрожали). _Я:_ повинуюсь, но к кому я пошлю просьбу? _Он:_ к Аврааму. _Я:_ что напишу? _Он:_ ничего, только просись. _Я:_ но не-, ужели уважится без резона? _Он:_ и будет принята и исполнится. Потом снял он со стены образ и, подавая, сказал: целуй в знак клятвы. Я поцеловад, и потом он благословил меня и, сказавши: _теперь,_ежели_не_послушаешь,_будешь_под_югятвой_, вышел вон с последними словами. Я проснулся, и поверите ли, почтеннейший архипастырь, я слышал их, проснувшись, и видел его выходящего из двери. Я вскочил посмотреть далее, но более уже ничего не видел. Вот вам и исповедь моя совершенная. Посудите, мог ли я противиться?». После явления знаменитого московского иерарха преосвященный Евгений уже перестал смотреть на свои сновидения, как на обыкновенные ночные грезы, и потому 24 июля 1825 года отправил в Петербург письма к митрополиту Серафиму и Ярославскому архиепископу Аврааму – к первому, как первенствующему и, следовательно, наиболее влиятельному члену Св. Синода, а ко второму, как присутствовавшему тогда в Св. Синоде и давнишнему своему знакомому[405 - Преосвященный Авраам был из вдовых московских протоиереев, а Евгений до архиерейства жил или в Москве, или – и всего чаще – близ Москвы; Авраам и Евгений в 1818 году и кандидатами в архиереи (сначала в Тулу) были представлены вместе. После Авраам был предместником Евгения на ярославской пастве. Преосвященный Авраам помер, живя уже на покос в Толгском, что близ Ярославля, монастыре, в бытность Евгения ярославским архиепископом.], наиболее же потому, что он был указан ему в сновидении, с просьбою о перемещении его на тобольскую кафедру. Оба высокопреосвященных крайне изумлены были просьбою о перемещении с лучшей епархии в худшую, из Великороссии в Сибирь, и изумлены были тем более, что причина этой, казавшейся им страною, просьбы в письмах не была объяснена, почему оба они и отвечали ему полным отказом. Но преосвященный Евгений вторично обратился к ним с тою же просьбою, с присовокуплением притом, что в случае их отказа и на этот раз он сам будет утруждать Государя Императора просьбою о перемещении в Тобольск. На сей раз оба высокопреосвященных, с.-петербургский и ярославский, уступили настойчивости преосвященного Евгения; только один из них, именно архиепископ Авраам, убедительнейше просил преосвященного Евгения в письме объяснить ему конфиденциально причину непременного его желания быть архиепископом Тобольским. Вот тогда-то Евгений и написал Аврааму свое замечательное вышеприведенное письмо. Члены Св. Синода о желании преосвященного Евгения переговорили на словах с графом Аракчеевым, граф написал о том к Государю Императору в Таганрог, и вот 13 сентября 1825 года, как сказано было выше, император Александр Павлович подписал указ: «Евгения, архиепископа Псковского, согласно собственному его желанию, перевесть в Тобольскую епархию»[406 - Душеп. чт. 1871 год август, в заметках, стр. 156 и 157; 18 г. часть 3: заметки же, стр. 65.].
Получен из Св. Синода и переводный указ. Преосвященный Евгений в последний раз служил в Пскове 22 ноября 1825 года. Вот то место прощального его слова к псковичам, на которое он намекал в дневнике своем, когда говорил о несуществовании видимых причин просьбы о переводе его в Тобольск[407 - «Не было, впрочем, ни бед (которые бы заставили его проситься из Пскова); не имел ни с кем и вражды или от кого-либо обиды... и в последней своей проповеди (сказанной в Пскове) пред Богом свидетельствовал, что он всем и всеми был доволен».]: «Свидетельствуюсь Богом... что моя к вам благодарность совершенная. Не могу никогда забыть того усердия, с каким вы всегда окружат и меня; того благочестиваго безмолвия, с каким вы внимали скудному слову вашего недостойного пастыря. Все сословия привязали меня к себе неразрывною цепью: духовенство – повиновением, готовностию и мирным поведением; дворянство – предупреждающим вниманием, приветливостию и ласкою; служащие чиновники – уважением моих отношений и обязательным обращением; граждане – всегда и везде оказываемою приверженностию и радушием. Словом, я могу искренно приложить к себе слова Давидовы: _аще_зубуду_тебе,_ Псков, _забвена_буди_десница_моя;_прилпни_язык_мой_гортани_моему,_аще_не_помяну_тебе_ (Пс. 136, ст. 5 и 6). Так для чего же, – продолжал проповедник, – оставляешь Псков, вопрошают меня, для чего удаляешься, ежели истинно был (ты) здесь всем и всеми доволен? Братия и чада возлюбленная! Оставьте испытывать судьбы Божии и сердце человеческое. Все, что могу я сказать при сем случае и в мое и ваше назидание, заключается в оных словах Апостола: _но_аще_и_внешний_наш_человек_тлеет,_обаче_внутренний_обновмется_»[408 - Слова архиепископа Евгения... Москва, 1854 г., стр. 155.] (2 Кор. 4, 16).
Тотчас после литургии преосвященный и выехал из Пскова, при чем, как и во время проповеди, плакал он сам, да плакали и все, как духовные, так и миряне, во множестве и провожавшие его до самых городских ворот. Об этом замечает и сам преосвященный в своем дневнике[409 - «Душ. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 65.]; это и до сих пор помнят иные из пожилых людей города Пскова. 24 ноября, вскоре по закате солнца, преосвященный переехал последнюю границу любимой им и любившей его Псковской епархии.
На пути из Пскова в Тобольск описываемый архипастырь по случаю смерти Императора Александра Павловича 19 ноября 1825 года в Таганроге два раза принимал присягу новому императору: в первый раз, 2 декабря в Москве – Константину Павловичу, во второй, 23 декабря в Перми – Николаю Павловичу, когда Великий Князь Константин, согласно прежнему своему обращению, отрекся от престола.
В Москве преосвященный Евгений прожил одиннадцать дней (с 30 ноября по 11 декабря), частию за переменою летнего экипажа на зимний, частию ради торжественных служений (панихиды, присяги и пр.) по поводу перемены царствования и частию ради беседы о делах церкви и государства с старым своим сослуживцем, в то время, как и всегда, очень сильным в российской иерархии Московским (тогда еще) архиепископом Филаретом. Хотел было он из Москвы съездить в Троицкую лавру и Вифанию, дабы в первой помолиться при мощах всегдашнего своего покровителя преподобного Сергея, а в последней – совершить поминовение на могиле своего благодетеля митрополита Платона, но не решился на это из опасения показаться в глазах высшего начальство произвольно медлившим[410 - «Душеп. чт.» 18 г., ч. 3, стр. 65.].
Во время длинной дороги преосвященному Евгению довелось видеться с пятью иерархами: в Москве с архиепископом Филаретом, во Владимире с епископом Парфением (Чертковым), в Казани с архиепископом Амвросием (Протасовым), в Нижнем Новгороде с жившим там на покое грузинским католикосом Антонием и в Перми с епископом Дионисием. И все исчисленные владыки принимали гостя очень приветливо, но особенною приветливостию в этом случае отличались знакомые с Евгением по прежней службе московский Филарет, владимирский Парфений и казанский Амвросий. В Нижнем Новгороде преосвященный Евгений имел утешение помолиться на гробе незадолго пред его приездом умершего прежнего его учителя епископа Моисея[411 - «Душ. чт.» 18 г., ч. 3, стр. 65 и 66.].
28 декабря 1825 года преосвященный Евгений въехал в пределы новой своей епархии; остановившись на короткое время в Тюмени, он 30 числа пред закатом солнца, и именно в 3 часу пополудни, прибыл в свой епархиальный город. Когда дано было знать о приближении архипастыря к Тобольску, то бывший в то время тобольский губернатор, ученый, добрый и очень ласковый Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский[412 - Более известные его сочинения: «Словарь достопамятных людей русской земли» и «История Малороссии» (оба сочинения составляют несколько больших томов).] со всею служащею губернскою и уездною знатью далеко за город выехал ему навстречу, чего прежде никем из губернаторов тобольских ни одному вновь приезжавшему преосвященному не делалось.
Впрочем, преосвященный Евгений по примеру двух своих предместников – Амвросия (Келембета) и Амвросия II (Вешезерова) – вступил на свою новую кафедру без всякого церемониала (т.е. не облаченный в мантию и омофор, не в крестном ходу, не окруженный всем градским духовенством в облачениях, не при пении священных песней и пр., как это делалось прежде всеми вновь приезжавшими в Тобольск преосвященными), а просто (хотя, разумеется, при колокольном звоне) проехал в экипаже чрез весь нижний город и, поднявшись на гору, вступил в теплый собор[413 - В домашних записках покойного Полутова (мелкого тоб. чиновника) замечается, однако ж, что преосвященный Евгений прежде собора заезжал на несколько минут (вероятно, для того, чтобы немного переодеться) в Архангельскую церковь и там, по встрече от местных священников, выслушал ектению и многолетие. Подтверждает это находящийся еще в живых и бывший при Евгении секретарь консистории старец П.А. Бекреев.], как обыкновенно вступает архиерей в какой-либо храм для совершения богослужения или для ревизии.
В соборе, выслушав приветственную речь от протоиерея, преосвященный служил благодарственный Господу Богу молебен, в продолжение которого, к удивлению всех, он также плакал, и гак горько, что, например, читая Евангелие, от слез едва мог окончить его. При виде сего различные тогда делались догадки и заключения: одни толковали, что преосвященный недоволен своим назначением в Сибирь, другие полагали, что преосвященный расстроен от дальнего пути. Но истинная причина тогдашних слез его сделалась известною только теперь, уже по его кончине: преосвященный покорился велению родителей и митрополита Платона перепрашиваться со Псковской епархии в Тобольскую; перепросившись, он, как человек, все-таки некоторое время скорбел. О слезах во время молебна по прибытии в Тобольск преосвященный Евгений и сам упоминает в своем дневнике, но он называет их приятными, по крайней мере _не_бесприятными_[414 - «Вошедши в собор, – говорится в дневнике, – Евгений принес торжсственныя благодарствениыя молитвы и весьма радостному новому своему народу не без приятных слез преподал благословение». (См. «Душеп. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 66). Что преосвященный Евгений, переезжая в Тобольск, скорбел, это видно и из письма его. писанного по дороге туда, архим. Гавриилу: «Вы излили бальзам в мою душу, волнуемую различными чувствами. Рука Божия высока, и я повинуюсь безгласно, но, как человек, при новом шаге еще колеблюсь». (Чтен. в общ. ист. и др. 1871 г., кн. 3, смесь).]_._ Не. мудрено, если к слезам скорби у преосвященного Евгения во время прибытия в Тобольск присоединились и слезы радости, удовольствия. Ехал он из Пскова, по его собственным словам, торжественно высказанным в прощальном слове к жителям Пскова[415 - Слова архиеп. Евгения. М. 1854 г., стр. 156.], «в страну хладную и малообитаемую, где, конечно, не мог он ожидать внешних удовольствий, питающих внешнего человека»; ему в Пскове, в Москве и вообще на пути было насказано о Сибири бог знает что, например, о ее безлюдье, о дикарях-инородцах, о зверях, ссыльных, о морозах в 50 градусов и пр., и пр. Но вот он по въезде в Тобольскую губернию видит ее страною не слишком малонаселенною, с жителями не инородцами только и поселенцами, а между прочим с крестьянами, гораздо более развитыми, чем те, какие на каждом шагу встречаются во внутренних российских губерниях, и с крестьянками, у которых в домах и в одежде наблюдается примерная опрятность и чистоплотность; видит в ней довольно значительные города, каковы Тюмень и Тобольск, а в городах сих – храмы довольно многочисленные и богато украшенные, жителей, встречающих его во множестве не только на улицах города, но еще за городом, с благоговением присутствующих при его служении и с любовию, даже с стремительностию спешащих принимать от него благословение. Мудрено ли было после всего этого преосвященному Евгению во время молебствия, которое совершалось по его прибытии в Тобольск, плакать не только слезами скорби, а и слезами, по его выражению, _не_бесприятными!_
После молебна, по входе в дом архиерейский (надобно сказать – прекрасный[416 - Действительно можно так назвать тобольский архиерейский дом, особенно сравнительно с иными архиерейскими домами. Вот что писал преосвященный Евгений от 27 марта 1827 г. о своем тоб. помещении в Нижний Новгород: «Что касается до строения моего дома и положения места, то не могу налюбоваться. Огромной, умно расположенный, претеплой и на такой высоте и красоте, как ваш собор холодной, а спустясь пред моими окнами с крутизны, глаз видит далее по долине весь город нижний, обогнутый Иртышом, а за Иртышом устье Тобола. Предпочитаю здешнее и псковским и казанскому местоположение дома». (Чтен. в общ. ист. и древн. 1871 г. кн. 3, стр. 14).]), преосвященный Евгений сделался особенно весел, говорлив, общителен, как будто бы со всеми давно уже был знаком, наговорил множество вежливостей губернатору, с таким уважением и предупредительностию встретившему его, сопровождавшим губернатора чиновникам, а также и всем представлявшимся ему гражданам.
Когда все светские посетители откланялись и отбыли из архиерейского дома, новый владыка к стоявшему пред ним градскому духовенству обратился с вопросом: «Кто из вас всех лучше?». Градский благочинный был человек расторопный, но при таком вопросе не нашелся, что ответить. Вопрос был повторен. Тогда благочинный указал на старца, священника Михайло-Архангельской церкви Стефана Попова (более, впрочем, известного в народе по отчеству – под именем Малафеича). «Почему же лучше?». Благочинный отвечал, что он всех скромнее и отроду не пьет вина. Но владыка заметил: «бес ничего не пьет и не ест, а зол и все делает худое. Нет ли кого из вас получше священника Попова?». Благочинный молчал, и владыка с веселым расположением духа отпустил всех по домам[417 - Преосвященный Евгений и на других епархиях иногда любил задавать, хотя и неизвестно для какой цели, странные вопросы; напр., в Ярославле, в 1837 г., при первом знакомстве с духовенством, иных священников спрашивал: «Женат ли ты?», а причетников: «Сколько на колокольню ступенек?».].
Чрез день по приезде, 1 января 1826 года, преосвященный Евгений служил в соборе первую литургию и ради нового года к новой своей пастве произнес слово из текста: _обновляйтеся_ (Ефес. 4, 23). Служение нового владыки по величественности и благоговейности совершения его произвело на жителей Тобольска самое лучшее впечатление, а равно и слово его по своей простоте и назидательности очень понравилось слушателям. Само собой разумеется, что в слове своем новый владыка говорил новым пасомым об обновлении духом, об устроении в себе вместо ветхого человека, человека нового, об улучшении себя чрез устранение от гордости, корыстолюбия и сладострастия; но применительно к обстоятельствам Тобольской епархии (по множеству в ней неверующих и раскольников, недостатку в ней церковной проповеди и ревности в духовенстве к обращению инородцев и отступников от православия) не преминул высказать в нем и нечто особенное, только до нее касающееся. Давши, например, наставление пастырям, чтобы они не переставали возглашать в сердца паствы: _обновляйтеся,_обновляйтеся,_ и пастве, чтобы она не ослабевала внимать голосу пастырей своих, или лучше – гласу небесного пастыря, зовущему их к обновлению, новый тобольский архипастырь говорил: «Но горе нам! И пастыри дремлют, и овцы ходят беспечно по стремнинам, а волк непрестанно расхищает паству. Увы! Сколько еще остается в пастве нашей народов, не познавших _истинного_Бога,_и_Его_же_послал_есть_Иисус_Христа_ (Иоан. 17, 3)! Сколько еще остается в пастве нашей и верующих во Христа, но не яко Христа чтущих, а _развращающих_ (2 Петр. 3, 16) Его чистое учение нелепыми преданиями человеческими, и отделяющихся от лона матери своей, православной Церкви! Сколько еще остается в самом недре церкви лжеименных христиан», и проч.[418 - Там же, стр. 161 и сл.] Эту первую проповедь, произнесенную к тобольской пастве, равно как последнюю, сказанную к пастве псковской, преосвященный Евгений тогда же напечатал особыми брошюрами[419 - «Душ. чт.» 18 г., стр. 66. Слова арх. Евг. стр. 155–166.], что он редко и чрезвычайно редко делал, а после дозволил напечатать их и в особом небольшом собрании своих проповедей.
Так преосвященный Евгений начал свое служение тобольско-сибирской пастве, бывши тогда ровно 47 с половиною лет от рождения[420 - Евгений родился 30 июня 1778 г.], следовательно, в самой крепости сил телесных и душевных!
Но как же он совершал и продолжал свое служение тобольской пастве? Преосвященный Евгений застал Тобольскую епархию, по крайней мере по отношению к епархиальному управлению, в большом неустройстве. Один из его предместников, и именно преосвященный Амвросий Келембет, под конец своего управления (значит, пред 1822 годом) сделался стар и дряхл, и при всем желании епархии добра сам за всеми действиями консистории, духовных правлений и благочинных не мог усмотреть[421 - Преосвященный Амвросий Келембет, сознавая недостаток сил для управления епархией, которая в его время обнимала, кроме Тобольской губернии, и губернии Томскую и Енисейскую, в 1822 году при одном случае сказал: «Я становлюсь глух и слеп; я просил было об увольнении, а мне дали на клобук крест; но крест ни слуха, ни зрения мне не прибавил». («Ирк. епарх. вед.» 1867 года).]. Непосредственный предместник преосвященного Евгения преосвященный Амвросий Вещезеров сам делами епархиального управления занимался мало и всю заботу о них возложил на членов консистории; а члены консистории прежних времен в Тобольске, как и в других местах, по искреннему сознанию иных из них, бывали исправны, деятельны и умны только тогда, когда бывал у них исправный, деятельный и умный секретарь. Но в Тобольске при преосвященном Амвросий II, к несчастью, секретарь консистории Н.Ф. И-ский был человек слабый и до крайности ленивый[422 - К удовольствию сибиряков заметим, что г. И-ский был приезжий, из одного столичного высшего присутственного места.]. При нем в консистории дел почти никаких не производилось. Поверит ли кто, чтобы все конверты (кроме, впрочем, синодских), какие получались с почты или поступали из тобольских присутственных мест и от должностных лиц, были бросаемы в консистории нераспечатанными? В Тобольской консистории в 1823–1825 годах это было именно так: нераспечатанные конверты бросались в два или три короба, которые оставались из-под церковно-богослужебных книг, присланных из Св. Синода для бедных церквей, и которые стояли в самой зале присутствия. Таких конвертов к приезду преосвященного Евгения накопилось до 2000. Бывало, жалобы на нерешение консисторией дел раздавались всюду; самые присутственные места пишут, пишут и не могут получить от консистории никакого ответа. Пробуждались в консистории только тогда, когда губернатор по просьбе какого-либо присутственного места или само то присутственное место напишет жалобу на молчание консистории самому преосвященному Амвросию II.
Ужаснулся вновь прибывший преосвященный такой запущенности дел по епархиальному управлению и горячо принялся за исправление запущенного: из всех сил, как говорится, трудился он сам над рассматриванием дел прежних и вновь поступивших, да к тому же непрестанно побуждал и членов, а в особенности секретаря консистории. Последнему, когда он являлся с делами к преосвященному, каждодневно делались не только самые горячие наставления, но и строгие выговоры, так что он, не умея исправиться, но вместе и боясь нового владыки, перестал и являться к нему с делами и докладами и все возложил на старшего своего столоначальника, или, по тогдашнему названию, повытчика, Петра Андреевича Бекреева... И доставалось же на первых порах от преосвященного, хотя и за чужие грехи, этому умному, деятельному, бескорыстному и дряхлому старцу! «Сколько бывало тогда, – рассказывает Петр Андреевич в своих воспоминаниях о преосвященном Евгении[423 - Старец П.А. Б. воспоминания о преосвященном Евгении писал три года тому назад, по поводу его 50-летнего юбилея в архиерейском сане.], – сколько бывало в иной день наделает мне владыка вовсе незаслуженных мною упреков за медленное и беспорядочное производство дел в консистории и даже наскажет угроз, что я буду отдан под суд, уйду на поселение, сошлюсь в Камчатку и пр., и пр. Я иногда терплю, терплю, слушаю, слушаю эти выговоры и угрозы, да и скажу: «Ваше высокопреосвященство! Ведь вся эта медленность, вся эта путаница и все эти беспорядки произошли не от меня, а от секретаря и членов консистории; при них я был не более как нуль». Преосвященный, чтобы возбудить в членах (секретаря он уже и не тревожил, да его почти никогда и найти было нельзя в консистории) более внимательности к их обязанностям или дать им глубже почувствовать, какой они подвергаются ответственности за неисполнение сих обязанностей, нередко вот что делал: сейчас же пошлет келейника за членами консистории[424 - Консистория в Тобольске подле архиерейского дома.], и когда те явятся к нему (в кабинет) и встанут позади меня, он, как будто бы не видя их, и начнет повторять, читать мне те же выговоры за нерадение к делу и угрозы суда, поселения, даже ссылки и в заключение скажет: «Поди». Это значило, чтобы я и члены, как будто бы и незамеченные владыкой, шли к делу в консисторию. Но еще забавнее, – продолжает рассказывать бывший столоначальник, а после секретарь консистории, – было угощение от преосвященного членов и меня обедами... Бывало, почти каждодневно, как только пробьет двенадцать часов[425 - В 12 часов преосвященный Евгений обыкновенно оканчивал все свои занятия – дела, письмо, чтение – словом, все оставлял в урочный час.], является в консисторию келейник преосвященного с приглашением к нему обедать, и мы волей или неволей должны были идти. Когда приходили, стол всегда был уже накрыт, и мы вслед за преосвященным садились за него. Но прежде телесной пищи мы должны были вкусить пищи духовной... Лишь только сядем за стол, владыка почти обыкновенно, разумеется, всегда с разными вариациями начинал толковать о лености, нерадивости и невнимательности к службе и показывать, какие происходят от них беспорядки и вред и какой ответственности, какому наказанию подлежит всякой, допустивший их. И эта процедура продолжалась почти всегда около часу, а между тем уха или пирог давным-давно уже простыла, и никто из нас не только ложку или вилку протянуть, но и кусочек хлеба откусить не смел, пока сам владыка не начинал кушать. Когда же начинал он, тогда и мы робко и недоверчиво принимались за вилки и ложки, и поедим чего-нибудь – чуть не замерзшей ухи или давно студеного пирога. Так шло у нас несколько обедов. Наконец, привыкнув к духовной пище, мы по слабой своей природе более не могли воздерживаться от пищи телесной, начинали и во время бесед преосвященного дерзать есть, слушали и ели, как Васька-кот в басне Крылова. Заметив это, преосвященный мало-помалу начал сокращать свои беседы и кушать вместе с нами, и наконец сказал: «Вижу, что поняли меня, и теперь говорить вам бесполезно». С тех пор прекратились почти ежедневные званые у преосвященного обеды, а продолжались только по воскресным и праздничным дням». Таким образом, все поняли, что строгость нового преосвященного была, так сказать, только притворная, напускная, что он горячился, строжился над членами консистории и справлявшими должность секретаря единственно для того, чтобы побудить их поскорее исправить запущенное, оставшееся неисправным от прежних годов, и сделать их исправными на будущее время; поняли также, что, напротив, новый преосвященный в высшей степени справедлив, добр и милостив... И в самом деле, другой на его месте за вышеупомянутые беспорядки и бездействие консистории не только уволил бы членов от должностей, а особенно секретаря, но и донес бы о том Св. Синоду; между тем он ограничился одними выговорами, которые притом из деликатности делал по большей части не прямо самим протоиереям и иереям консисторским, а делал им то в лице консисторского столоначальника; даже секретарь консистории И-ий был оставлен на своем месте, вероятно, в ожидании его исправления, а может быть, и в ожидании срока, когда он будет иметь право на пенсию. Только уже три года спустя (значит, в конце 1828 или начале 1829 г.), когда ожидаемого исправления не последовало и когда несчастному представилась надежда по выходе в отставку получить хотя какой-нибудь кусок хлеба, преосвященный представил его к увольнению от должности, и то не за крайнее его бездействие, а по болезни.
Впрочем, несмотря на снисходительность преосвященного к виновным, дела в Тобольской консистории с 1826 года пошли надлежащим порядком, особенно после того, как кафедральный протоиерей Василий Федорович Капустин, непрестанно отвлекаемый от занятий по консистории обязанностями инспектора и профессора семинарии и ректора тобольских училищ, страдавший притом по временам умственным расстройством, помер и был замещен (в августе 1826 г.) ключарем собора и благочинным низовских (между новокрещенными вогулами и остяками) церквей, человеком весьма способным и деятельным Петром Андреевичем Фелицыным[426 - Сей последний с мая 1804 года соборный священник, с ноября 1810 ключарь собора, и с августа 1826 кафедральный протоиерей, здравствует и доселе, и только с января прошлого 1871 года, по слепоте, вышел за штат.], а должность секретаря вместо И-го стал исправлять уже упомянутый выше П.А. Бекреев. Впрочем, ускорению и улучшению хода дел в консистории прежде всех содействовал сам преосвященный, который, без преувеличения можно сказать, в поте лица трудился над ними. За ним, по мере сил и умения, стали трудиться и все служащие в консистории, а также в духовных правлениях, начиная от членов и секретаря и до последнего писца. За всем тем, чтобы не было ни упущений, ни фальши, ни проволочки в делах, преосвященный Евгений во всю свою бытность в Тобольске всем делам вел свой домашний журнал: в одной графе сего журнала он своеручно записывал каждую бумагу, к нему поступающую и от него исходившую; в другую графу своеручно же вносил свою резолюцию на ту бумагу; в третьей графе отмечал, когда и какое по бумаге сделано консисторией распоряжение; в последующих графах записывалось, какой на бумагу последовал ответ, откуда, за каким номером и когда. Скажут: это мелочность, влекущая за собою лишнюю трату времени и напрасное обременение себя делами. Соглашаемся. что в этом есть своя доля правды, но, с другой стороны, считаем нужным сказать, что при такой неусыпной бдительности преосвященного: а) консистория уже никак не могла ни одной бумаги оставить надолго без движения, а тем более по каким-либо видам скрыть, уничтожить ее; б) преосвященный всегда мог быть совершенно спокоен насчет того, что в епархии помимо его глаз ничего не делается и что у него все идет своевременно и в порядке; в) преосвященный без консистории и даже без помощи домашнего письмоводителя мог при каждом случае, при всякой нужде тотчас же навести справку о том или другом деле, хотя бы оно началось за несколько лет пред тем.
Приводя епархиальное управление в порядок и заставив консисторию трудиться над делами, преосвященный Евгений надеялся быть по возможности спокойным, по крайней мере относительно епархиального управления. Однако на деле оказалось, что именно с этой стороны покой его был нарушен, и нарушен притом года на два или и более...
В 1827 году ревизовали Сибирь в гражданском отношении два сенатора – князь Куракин и Безродный. В Тобольске ревизоры прожили более четырех месяцев (с 9 мая по 18 сентября), а оттуда отправились для продолжения ревизии в губернию Томскую, которая в церковно-административном отношении в то время была нераздельна с Тобольской епархией. Крестьяне тобольской паствы по старой привычке[427 - Начало этой привычки положил (Душ. чт. 18 г. ч. 3; изв. и зам., стр. 104) бывший частию при Евгении, а более до него генерал-губернатор Западной Сибири генерал-лейтенант Капцевич. Этот вообще весьма полезный для Западной Сибири правитель и в своей резиденции, и во время поездок по губерниям и округам принимал от крестьян жалобы на духовенство, производил по ним дознания и следствия, затем сообщал епархиальному начальству, а епархиальное начальство, основываясь на сих сообщениях, без дальнейших исследований судило духовенство.] подавали сенаторам жалобы на свое духовенство в вымогательстве с них за браки и другие требы, и сенаторы благосклонно принимали эти жалобы, несмотря на то, что между ними были запоздалые, т.е. касались вымогательств, бывших лет за 5, за 7 и даже за 10 до того времени. Есть слух, что гг. ревизоры с доверием выслушивали и поселенцев, когда те (около Тюмени) на их вопросы, почему они не обзаводятся хозяйством и живут бессемейными, объясняли, что в Сибири священники берут очень помногу за свадьбы; да верили будто бы и старым девицам, когда сии объясняли им свое безбрачие также корыстолюбием духовенства. Этого мало: кн. Куракин и г. Безродный по жалобам крестьян производили следствия над духовенством чрез привезенных ими чиновников без участия депутатов со стороны духовенства, допрашивали одних только жалобщиков, или дозволяя быть свидетелями только родственникам приносивших жалобы, и затем протоколы этих следствий высылали преосвященному Евгению лишь для постановления решения, т.е. для произнесения осуждения духовным лицам, подвергшимся жалобам. Что тут было делать? Действовать только по указаниям, чтоб не сказать приказаниям, гг. сенаторов? Но «где же тут порядок, – говорил тогда преосвященный. – Где законы? Где права наши (архиерейские)? На что же нам и оставаться, если мы лишние?.. Отрешить (по таким жалобам и по такому следствию) одного значило – сделать начало к отрешению и всех будущих (имеющих из духовенства подвергнуться жалобам и следствию). Что ж бы я стал (чем бы я показался) в глазах моего духовенства? И подчиненные мне не имели ли бы на меня дороги к моему начальству? И они бы свое получили, и я бы остался Иудою, – вдвойне пострадал бы»[428 - Душ. чт. 18 г. ч. 3; изв. и зам., стр. 104.]. С другой стороны, можно ли было действовать иначе? Не явная ли, «не уголовная ли опасность, – как выражался тогда и сам преосвященный, – не соглашаться с чиновниками, облеченными высочайшим доверием?!». Преосвященный решился идти путем правды и быть для подчиненного ему духовенства не только начальником, судьей и карателем, но и защитником. Сенаторам он отвечал, что крестьяне с жалобами на духовенство должны бы обращаться наперед к нему, как непосредственному начальнику; что жалоб этих от них он никогда не получал, а если б получил, то они без внимания не были бы оставлены, и если б обжалованные из духовенства лица по исследовании дела оказались виноватыми, они не оставались бы без строгого взыскания; следствие над лицами духовными по нарушению ими служебных обязанностей должны быть производимы не светским, а духовным начальством, разумеется, в случаях столкновения с мирянами – и при депутате со стороны гражданской власти, и пр., и пр. Жаловались ревизорам на что-то и раскольники Тобольской епархии; и их жалоба сенаторами также была прислана к преосвященному; но так как дело это было на рассмотрении преосвященного и им решено еще ранее приезда сенаторов в Сибирь, то им и послана была от преосвященного по тому делу только справка. И вот после всего этого, по выражению самого покойного архипастыря, «сыр-бор загорелся»[429 - Там же.]: одни дела послали в Св. Синод, а другие к министру внутренних дел; затем, представляя свой отчет о ревизии Западной Сибири Государю, они сделали неблагоприятный отзыв о деятельности тобольского преосвященного. Государь Император Николай Павлович чрез обер-прокурора кн. Мещерского передал дело на рассмотрение Св. Синода со внушением назначить в Тобольской епархии ревизию и ревизором послать кого-нибудь из соседних с Тобольской епархией преосвященных. Св. Синод, рассмотрев дело, постановил такое заключение: «Так как Тобольская епархия с самого ее учреждения по духовному ведомству не была ревизована, что и по огромному ее пространству необходимо, то назначить ревизию. Но так как по отдаленности командировать кого-либо из преосвященных неудобно, притом местный преосвященный (т.е. Евгений) известен как архипастырь опытный и беспристрастный (да и почти все, на что возникли жалобы по епархии, случились до его назначения в Тобольск), то предписать ему (самому) обозреть всю, по возможности, епархию в качестве постороннего ревизора»[430 - Душ. чт. 18 г., ч. 3; изв. и зам., стр. 103-105, и рассказы бывшего секретаря Тобольской консистории Бекреева.]. Было доложено об этом Государю, Государь Император согласился, и ревизия была предписана преосвященному Евгению, причем было ему поведено по возможности обозреть всю Тобольскую епархию, при обозрении деятельно разведывать о нравственном состоянии духовенства, и если где будут жалобы на него в притеснении им прихожан и вымогательствах с прихожан за браковенчания и другие требы, то тут же, на месте, производить следствие; для производства следствия взять с собою двух протоиереев, известных ему по беспристрастию и строгой нравственности, и сверх их взять еще одного чиновника в качестве письмоводителя, чиновника опытного в следственных делах и вместе бескорыстного, и о всех своих действиях из каждого города доносить Св. Синоду, а обследованные дела представлять оному и с своим мнением. На путевые издержки преосвященному Евгению Св. Синод отпустил 1000 рублей.
Предварительно отправления на ревизию преосвященным Евгением сделаны были, между прочим, следующие распоряжения: 1) составлен подробный маршрут для всего пути с точным обозначением, куда. т.е. в какой город или в какое село, и в какое время преосвященный будет и сколько времени (от 2 до 5 дней) пробудет он там; 2) маршрут этот заблаговременно был препровожден к губернаторам тобольскому и томскому, а также и к омскому областному начальнику с просьбами о приказании опубликовать его чрез земскую полицию в каждом селении, чтобы всякий, кто имеет какое-либо дело по духовной части, сознает, например, себя обиженным от кого-либо из священно и церковнослужителей, знал, когда и где видеть преосвященного, чтобы мог вовремя явиться к нему и подать ему прошение и пр.; 3) духовенству всей епархии, и особенно тех церквей, в которых преосвященный не мог быть лично, чрез духовные правления и благочинных заблаговременно же было сверх маршрута разослано приказание, в какой город или в какое село и к какому времени оно должно было явиться – если не полными причтами, то хотя по одному члену из каждого причта, и непременно с церковными описями, приходно-расходными книгами, метриками и другими церковными документами; 4) избраны были для поездки с преосвященным два известных своею опытностью в делах и беспристрастием протоиерея (ключарь кафедрального собора и вместе учитель семинарии Петр Михайлович Карпинский и настоятель Захарьевской церкви отец Михаил Арефьев) и в качестве письмоводителя много раз упомянутый выше столоначальник П. Бекреев; 5) чтобы устранить самый повод к толкам и слухам, что преосвященный со свитой своей во время поездок для ревизии даром пользовались столом и вообще какою бы то ни было пищею, отдано было строгое приказание всем и особенно имевшему заведывать во время дороги экономическою частию – ничего и ни от кого из местных жителей – крестьян ли или горожан – не брать даром, хотя бы кто предлагал и от усердия, а за все платить деньгами из тысячи рублей, отпущенных на путевые издержки[431 - На всякий случай был сделан на дорогу запас сухарей и сушеной рыбы. Заметим кстати, что в видах облегчения почтовых и обывательских лошадей, преосвященным куплен был для поездки не дорожный, а городской двуместный, и притом уже не новый, дормез; имеющим же сопровождать владыку протоиереям, столоначальнику, протодьякону, словом – всем отдано было приказание, чтоб они не имели собственных экипажей (также в видах облегчения чужих лошадей и из опасения остановок в городах и на станциях для поправок, в случае их порчи), а ехали бы на повозках почтовых и на обывательских телегах, одрах, и вообще – на чем где случится, да и не брали бы с собою ничего лишнего, даже домашних подушек, а поделали бы себе вместо их подушки холщовые (из нарочно купленного толстого холста).], что во время пути строго и соблюдалось.
Преосвященный Евгений обревизовал епархию свою, состоявшую тогда из губерний Тобольской и Томской и Омской области, летом 1828 года в два приема: в первый раз он обозрел северо-западную ее часть, и именно почти всю Тобольскую губернию с городами Тобольском, Тюменью, Туринском, Ялуторовском, Курганом, Ишимом, Петропавловском и Тюкалой, с 18 мая по 7 июля; а во второй – часть юго-восточную, и именно губернию Томскую и Омскую область с городами Тарой, Каинском, Колыванью, Томском, Кузнецком, Барнаулом, Семипалатинском и Омском, с 1 августа по 1 октября. Между первой поездкой (с 7 июля по 1 августа) преосвященный жил в епархиальном городе ради частых архиерейских служений по случаю ежегодно бывающего туда приноса из Абалапкого монастыря на три недели чудотворной иконы Божией Матери, ради семинарских и училищных экзаменов и рассмотрения и приведения в порядок наблюдений, сделанных им в первую поездку по епархии.
Вот любопытное описание второй из названных поездок, сделанное тогда же самим преосвященным в письме к одному знакомому или родственнику, жившему в России: «Я кончил второе путешествие (в авг. и сентябре) также благополучно, как и первое. Везде потрафил в назначенный день, не без великих иногда усилий. Объехал 8 городов, почти 4 тысячи верст, что с прежними составит до 6 тысяч. Города есть очень хорошие, есть и небольшие, но все в плане и хорошо устроены. Отличнейшие: Томск, Барнаул. Омск и Тара. Во всех церкви без исключения каменные, очень хорошие, и даже есть превосходные. И сельских не видал таких бедных, какие есть в нашем краю[432 - Не известно, какой здесь край называет преосвященный своим, нашим – владимирский ли, где он родился, или курский и псковской, где до Тобольска он служил архиереем. Впрочем, бедных церквей во всех трех означенных епархиях много.], по крайней мере нет церквей старинного фасона, с двумя коньками наподобие (крестьянской) избы, но все с круглыми куполами на манер каменных. И по ризнице почти не встречалось, где не было парчовых риз и серебряной утвари. А в городах богатейшия разницы. Впрочем, каменных церквей по селам очень мало[433 - В сибирских селах и теперь еще редко можно встретить каменную церковь.]. Останавливаясь в селах, вызывал по удобству от ближайших церквей, в которых не мог быть, духовенство, или лучше сказать, по предварительному маршруту оно уже собиралось прежде, чтобы сберечь время. Так делал в Курске и Пскове, только здесь (в Тоб. епархии) по обширности вызывал не так строго[434 - По этой именно причине, т.е. по обширности приходов и по большому расстоянию приходских церквей одной от другой, преосвященные сибирских епархий и до сих пор, несмотря на умножение после Евгения по Сибири церквей, не вызывают, во время обозрений епархий, всех причтов к более центральным, находящимся на тракте церквам.], но кому можно, впрочем, от каждой церкви хоть одному из причта непременно с описями церквей и приходорасходными (книгами), кои прочтя, приобретал понятия о достатке и хозяйстве; а испытав явившихся, узнавал и их знание, и смотря в ведомости (клировыя), со мной взятыя, соединял с лицом и понятие о его нравственности и поведении. Объехать же все и побочныя церкви нет возможности не только по времени, но и по неудобству для экипажа сельских дорог. Здешния трактовыя дороги прекрасны, кроме Барабинской так называемой степи (на 500 верстах по болотам) и гор Кузнецких (на 70 верст, подобных Урачьским): но и те при прекрасной погоде, которою пользовался я. по милости Божией, во всю дорогу, проехали с невероятною легкостию. Впрочем, вся Сибирь, как ладонь, ибо до Оби не существует ни камней, ни гор; а за Обью хотя и есть горы, но такия же, как в России, и тем российских удобнее, что в обширном масштабе. Поднимаешься исподволь на гору верст 7 или 10, и спускаешься столько же, ибо реки здесь далеко друг от друга. Население редкое. В России деревня от деревни в 5 верстах, здесь в 30; там село от села 7 и 10, здесь 70 и 100 верст. Но все это вознаграждается избытком и крепостию лошадей. Здесь бедный имеет 10, 15 лошадей, а достаточные не только по 50 и по 100, но даже по 200, по 500 и, поверите ли, по 1000 лошадей[435 - Увы! В настоящее время сибирские крестьяне уже не пользуются таким благосостоянием: сибирская язва на коней, чума на рогатый скот и неурожаи хлеба, то и дело уже повторявшиеся в разных местностях, произвели то, что теперь и достаточные крестьяне имеют не более 10, 15 и 20 лошадей, а о больших табунах у крестьян ныне и не слыхать.]. Поскольку же уезжали? Редко по 12 и 13, а постоянно по 14, 15 и 16, случалось же очень нередко – по 18 верст в час, так что принужден я был надпоминать извощику, чтобы не спешил, по моему слабому экипажу, который впрочем, хоть с починками, выдержал 6 тысяч верст: судите о спокойствии дорог. Только в Барабе по безпрестанной почти гати 150 верст ехали по 8 верст; а от Семипалатинска до Омска по берегу Иртыша, на 700 верст, ни одной горки, ни речки, ни лощинки... Работал без отдыху, до упаду, но приехал здоров».
Здесь преосвященный Евгений описал поездку свою по епархии более с лицевой, праздничной стороны, а мы к лицевой стороне, со слов одного из его спутников, присовокупим и оборотную, будничную ее сторону. Притом в письме своем преосвященный о трудах своих говорит только мимоходом, а о затруднениях и разных неудобствах во время поездки и вовсе не упоминает; считаем нелишним пополнить и этот пробел в описании преосвященного со слов того же спутника его
П.А. Бекреев в своих воспоминаниях, подробно описав дорожные приключения свиты преосвященного, о путешествии самого владыки рассказывает следующее: «Путешествие всего затруднительнее было для самого преосвященного. Дормез, который он купил пред самым отправлением в путь, был уже не новый, маленький и удобный только для городской езды, а вовсе не для дороги, особенно длинной, большой; в нем нельзя было ни лечь, ни ног протянуть, а нужно было всегда оставаться в сидячем положении. Этого мало: преосвященный, терпя затруднение в экипаже и один, еще более затруднял, стеснял себя тем еще, что (на дорогах проселочных) поочередно сажал с собой в дормез спутников своих – протоиереев. Это он делал в заботливости, что они большие неудобства терпят в телегах и одрах; те между тем боялись дормеза как пытки, всегда предпочитая ему телеги и одры, в которых, когда случалась ровная дорога, они могли по крайней мере прилечь на тот или другой бок. Самый дормез, как старый, часто портился, и его почти в каждом городе починяли, так что, должно быть, он стоит дороже нового. При выезде из Тюмени одно колесо у него совершенно изломалось, и мы из-за него принуждены были вернуться назад и за починкою его пробыть там лишние сутки[436 - Впрочем, преосвященный эти сутки провел в Тюмени не без пользы: он там снова служил и при служении говорил прекрасную проповедь о том, что несчастия, скорби иногда посылает на людей сам Господь для их же пользы. Это при отъезде из Тюмени, а при приезде была говорена им в Тюмени еще лучшая проповедь против раскола, который там в то время так еще был силен. (См. эту проповедь ниже в приложениях)^{20}^.]. И в таком-то экипаже владыка совершал продолжительный и многотысячный путь! Нужно удивляться твердости духа и крепкому его сложению, что он мог вынести путешествие в сидячем положении, отдыхая только ночью, потому что ночами он не ехал и выходил из дормеза в комнаты; но и здесь отдых его был крайне не велик – в сутки он спал какие-нибудь 3 часа!».
Терпя от неудобства экипажа, преосвященный терпел от холода и голода. От холода: «Отправляясь во вторую поездку, – говорит тот же спутник преосвященного, – для ревизии по Томской епархии уже 1 августа, когда, следовательно, приближалась осень, преосвященный не взял с собой ничего теплого; при нем были только: маленький, соразмерный экипажику тюфячок, подушка, легонькое ватное одеяльце, несколько пар белья, два полукафтанья, из которых в одном ехал, а другое надевал в городах и при священнослужении, и две рясы для того же употребления... После ревизии в Таре, Каинске, Колывани, Томске и Кузнецке август уже кончился, и 1 сентября в проезд наш из Кузнецка в Барнаул в горах сделалось так холодно, что крестьяне, собранные для нас с лошадями на станции, чтобы обогреваться, разводили огни. На одной из таких станций нам довелось ночевать. Но чистые комнаты у крестьян не были еще отопляемы, и мы принуждены были провести ночь в комнате холодной. Преосвященный приказал тюфячок свой разложить на полу и лег на нем, одевшись своим легоньким одеяльцем, а мы с ключарем Карпинским улеглись на крестьянской постеле и оделись своими дорожными шубами. Над нами висело несколько крестьянских новых, вовсе не бывших еще в употреблении, овчинных шуб; чтобы спасти преосвященного от морозу, мы было предложили ему одеться одною из таких шуб, но он не согласился и, промерзнув под своим одеяльцем часа два, встал и начал быстро ходить по комнате, да приказал тогда же закладывать и лошадей. Впрочем наутро же, лишь выехали мы из гор, сделалось тепло, что и продолжалось почти до конца сентября. Только верст за 200 до Тобольска стали холодные утренники и начал по временам порошить снежок; от них владыка спасался тем, что когда на станции начнут закладывать лошадей, он выйдет из своего дормеза и быстро-быстро пойдет по дороге вперед, так что мы нагоняли его, когда он версты две или три уйдет. И все эти холода и трудности нисколько не подействовали на его здоровье, верно, сам Господь Бог за его доброту, благодушие, за его труды, подъятые с доброю целию, хранил его жизнь и поддерживал его здоровье».
Терпел преосвященный Евгений во время путешествий своих от голода. И вот на это доказательство: во второе путешествие, что было уже после 1 августа, преосвященный поехал от Захарьевской церкви прямо с воды, следовательно, не пивши и не евши; в Абалаке (монастырь в 25 верст от Тобольска) он напился только чаю; остановясь на переправе чрез Иртыш на ночь то ли в русской деревне то ли в татарских юртах, преосвященный попросил было поужинать хотя бы то постных щей, но у хозяина не оказалось и этого, потому он и удовольствовался одним только куском черного хлеба. Здесь кстати будет сказать, как во все путешествие исполнялось приказание преосвященного – ничем и ни от кого в деревнях ли то или в городах не пользоваться даром, а, напротив, всем и за все платить деньги... До 1828 года тобольские преосвященные, исключая почти одного архиепископа Антония Знаменского (1803–1806 гг.), по неассигнованию от казны до того времени архиереям прогонов на их поездки по епархиям и по неимению у тобольского архиерейского дома способов на издержки подобного рода, не ездити для обозрения епархии даже и по ближайшим к епархиальному городу уездам, например. Ялуторовскому, Курганскому и Ишимскому, а в уездах, отдаленных от него, например, во всех уездах, входящих ныне в состав губернии Томской, никто, кроме лиц духовных, ни одного из своих архипастырей никогда не видал. Поэтому преосвященного Евгения встречали везде не только с усердием, но даже с благоговением, например, в иных местах, при проезде его, народ становился на колена, даже, по простоте своей, молился на него, когда он, сидя в экипаже, осенял стоявших подле дороги и кланявшихся ему; поэтому же жители многих местностей Тобольской епархии сочли бы за счастье даром напоить и накормить каких-нибудь 10 или 12 человек архиерейской свиты, но эконом, помня приказание владыки за все платить деньги, разве только в иных местах округов Томского, Барнаульского и Семипалатинского, где уже и в то время существовало пчеловодство, по приглашению иной добродушной старушки маленькие певчие, и то без ведома старших, забегут полакомиться медком. Этого мало: во многих из посещенных преосвященным городах начальствующие лица и богатые граждане устраивали было для него обеды, но он от всех их отказывался по неимению времени, а свите своей после, при случаях, объяснял: «Обеды эти устрояются, конечно, из усердия и без всякой задней мысли; но случись какое-нибудь дело за духовным лицом, тогда это лицо тотчас обратится к угостившему меня обедом, станет просить его, как хорошо познакомившегося со мною, походатайствовать за него; в таком случае что я буду делать – проститься за безпристрастием и справедливостию?».
Мы говорили о путешествии преосвященного Евгения по епархии и сопряженных с ним трудностях, но ничего не сказали еще о цели этого путешествия, т.е. о самой ревизии.
Ревизия преосвященного Евгения состояла в следующем: в каждом селении, в котором была церковь и которое лежало на тракте, преосвященный останавливался, рассматривал церковные описи, приходо-расходные книги, метрики и росписи, в порядке ли они ведутся; затем экзаменовал священно и церковнослужителей соответственно тому, какого кто из них образования, какой кто имеет сан и какую проходит должность; одним, например, предлагал вопросы из богословия, другим только из ставленнического Платоновского катехизиса или из Новой скрижали, иным из церковного устава; тех или других заставлял петь и читать, и в то же время о каждом справлялся в клировых ведомостях, чтобы узнать, какая отметка сделана местным благочинным о его поведении. Само собою разумеется, что при этом не обходилось со стороны преосвященного без строгих и энергических замечаний одним и без наставлений другим. Между тем бывшие с преосвященным протоиерей со столоначальником поверяли по приходорасходным книгам наличную церковную сумму, а также и свечи. То же самое делалось и в городах не только в отношении к местным городским причтам, но и к причтам окольных церквей, которые, по предварительно разосланным маршруту и консисторскому указу, являлись туда заблаговременно, являлись хотя и не всегда в полном своем составе, но непременно с описями, метриками и другими церковными документами. Не были освобождены от ревизии и встречавшиеся на пути монастыри с их хозяйством и даже церкви и духовенства города Тобольска. Всему происходившему во время ревизии преосвященный сам вел подробный журнал, копия с которого из каждого города была отправляема в Св. Синод. Сверх всего исчисленного преосвященный Евгений при поездках для обозрения церквей в городах, а подчас и в селах, совершал божественные службы и сказывал поучения, а в иных городах и селах (как, например, в селе Боровом, что близ Ишима, где находится многочтимая Абалакско-Знаменская икона, копия с такой же иконы, находящейся в Абалакском монастыре Божией Матери) он также освящал церкви.
При такой подробной ревизии церквей и духовенства, конечно, не обходилось для владыки и без огорчений: не везде же, например, не во всех церквах велась отчетность в должном порядке, не все же духовенство отличалось доброю нравственностию, и не все оно было исправно и по службе. Впрочем, подобные огорчения в большей или меньшей степени испытывают все архипастыри во время обозрения своих епархий. Но тобольский архипастырь, производя ревизию, наталкивался и на такие огорчения, какие преосвященным других епархий, можно сказать, неизвестны. Например, в двадцатых годах настоящего столетия (отчасти это продолжается и доселе в Тобольской епархии) было очень мало церквей[437 - При поступлении преосв. Евгения на тобольскую епархию (обнимавшую две многолюдные губернии и одну область) церквей было только 326, с 490 священниками при них. («Чт. в общ. ист. и др. росс.» 1871 г. кн. 3, смесь стр. 147).], так что церковь от церкви отстояла на 70, на 80, на 100, а иногда и более верст; приходы по большей части были слишком большие – от двух-трех до десяти тысяч душ; приходы в тысячу или полторы тысячи душ считались самыми малыми, да их тогда почти и не было; деревни и селения нередко отстояли от своей приходской церкви верст на 50, на 70, на 100, а инде даже и на 300 верст. От этого происходило следующее: члены причта, даже самые ревностные к своему делу, всех треб, в особенности своевременно, исправлять никак не успевали; народ отвыкал, или лучше, давно уже отвык от храмов и от присутствия в них за богослужением; не только в дни воскресные, но и в самые большие, даже храмовые праздники церкви по большей части оставались пусты, только редкие из прихожан приезжали в св. четыредесятницу к своей приходской церкви поговеть, очистить совесть покаянием и приобщиться святых тайн; прочие, если и делали это, то разве в своих деревнях, когда священники приезжали к ним на место нарочито для того, служили для них часы и всенощные, исповедывали и приобщали их, как будто больных, запасными дарами (что почти повсеместно продолжается и до сих пор, несмотря на значительное увеличение церквей в Сибири); тогда почти в каждом приходе было немало и таких прихожан и в особенности прихожанок, которые бывали в церкви только один раз в жизни – при вступлении в брак. Служить молебны в дни, например, своих именин, в случае печальных или даже радостных событий в семействе, при постройке домов и пр., и пр., также поминать умерших на проскомидии или служить панихиды по ним – обо всем этом и подобном во многих местах Сибири и понятия не имели; даже покойников во многих деревнях крестьяне погребали на заведенных кладбищах без отпевания, а иногда и без извещения о том своего приходского духовенства. Если прихожане когда приезжали за своими священниками, то почти единственно в двух или трех случаях – для хождения с иконами после Пасхи и особенно для молебствий на полях в случае засухи, для крещения новорожденных и для напутствования умирающих. К большому сожалению, этим, т.е. охлаждением сибиряков к общественному богослужению и малочисленностию духовенства, пользовались раскольники и в разных местах Сибири сильно размножили свои толки. Преосвященный Евгений почти обо всем этом знал, скорбел о том душой и во время ревизии при встрече с крестьянами говорил о нужде умножать храмы, открывать новые приходы, но крестьяне, к огорчению его, в этом случае оставались большею частию[438 - Однако ж только большею частию, а некоторые-то слушали голоса архипастыря: не даром же преосвященный Евгений в прощальном своем слове к тобольской пастве говорил: «и не вопросит меня (на страшном суде своем Господь Иисус Христос), сколько ты построил храмов и объехал уездов».] глухи. Огорчение преосвященного в этом деле особенно было сильно в Барнауле, на Алтае. Если где, то преимущественно здесь церквей было мало, а между тем именно здесь настояла особенная нужда разделить, умножить приходы, но когда архипастырь заводил там об этом речь, то убеждения его встречались холодно уже не крестьянами только, а и людьми образованными, горными чиновниками: последние уклонялись от всякого содействия архипастырю в этом деле под тем предлогом, будто бы горнозаводские крестьяне по бедности своей строить новые церкви и содержать новые, излишние против прежних, причты не в состоянии, тогда как всем было известно, что многие из заводских крестьян люди очень достаточные, и что горные чиновники подле них чрезвычайно скоро разживались. Другой пример: под конец ревизии преосвященный прибыл в город Омск, ранее об нем, об жителях его он наслышался много хорошего, так что когда ехал, «надеялся в нем найти источник православия», но когда приехал, «нашел в нем строящуюся мечеть почти подле православной церкви». Архипастыря это очень огорчило, он усмотрел в этом крайнюю холодность граждан Омска к вере православной и чрезмерное уважение к исламизму, и это огорчение свое он выразил в слове, произнесенном (22 сентября 1828 г.) в Омской Пророко-Ильинской церкви[439 - В то время в Омске было всего только 2 церкви, в том числе одна соборная. Ныне, по прошествии 40 лет, церквей в нем 8 (в том числе соборная, кладбищенская, в учебном заведении, в госпитале и остроге), да две предположены к постройке – в казенных заведениях.], близ которой и строилась упомянутая мечеть. Начавши слово с текста: _не_требуют_здравии_врача,_но_болящии_ (Лук. 5, 31), преосвященный говорил: «После всех (других городов своей епархии) достиг я вашего града, обитатели Омска, держась Спасителева слова: _не_требуют_здравии_врача,_но_болящии._ Но здесь... где надеялся обрести, по слухам, источник православия, обретаю строящуюся мечеть почти подле православной церкви. Где же та ревность о православии, которая свойственна истинным христианам? В случае близости пожара к вашим жилищам не наполнили ли бы вы криком воздуха, и при опасности вреда для вашего имущества не обошли ли бы вы всех начальников с вашими жалобами? Но в деле веры вы безмолвствуете и тем свидетельствуете, что всякая вера для вас равна. Не спорю, что терпимость веры, принятая нашим великодушным... правительством, требует, чтобы подданные всех исповеданий строили свободно (свои) молитвенные храмы; но эта свобода не имеет ли пределов и должна ли простираться даже в предосуждение господствующей веры? Мало ли места, – продолжал преосвященный, – и за городом, где могли бы ревнители Магомета расширять, как угодно, и возвышать мечеть свою? Видел я и в Семипалатинске мечети, но они удалены от города в подгородную слободу. А в здешнем городе, где только две православные церкви, воздвигнутая близ их огромная и каменная мечеть входит как бы в соперничество с христианскими храмами и будто им посмевается. Как больно пастырю видеть ваше равнодушие и холодность! Но вы скажете, что не могли противиться распоряжениям правительства, дабы не показаться мятежниками?»[440 - Мечеть и подле нее посольский дом строились действительно на счет правительства, по ходатайству бывшего пред тем (до 1827 г.) генерал-губернатора Капневича. Последний хотел этими постройками больше привлечь к русскому правительству незадолго пред тем покорившихся киргизов в лице их султанов, а также правительства средне-азиатских государств – в лице посланников их. Но расчеты Капцсвича в этом деле оказались неверными. Киргизы и без омской мечети, и без посольского дома стали верноподданными русского правительства. Посольский дом редко видел в себе киргизских султанов и еще реже посланников от средне-азиатских государств, так что был обращен в дом дворянского собрания и наконец продан с аукционного торга. И мечеть всегда оставалась и доселе почти постоянно остается без молельщиков, несмотря на близость степи и непрестанные поездки киргизов-магометан в Омск, отчего она почти до последней крайности обветшала и только в прошедшем и позапрошедшем году на собранные в Казани и Петропавловске деньги поправлена.]. В ответ на это владыка говорил, что «противиться начальству, а тем более мятежничать тут вовсе и не нужно было, а было только надобно просить неотступно и умолять усердно об отмене предположенной постройки мечети в соседстве с церковию, и вашего скромного, смиренного прошения христианское православное начальство никак не приняло бы за мятеж». Далее преосвященный в слове своем делает предостережения своей омской пастве против индифферентизма в деле веры. «Теперь, – например, говорит он, – когда уже молитвенница неверных воздвигнута... по крайней мере остерегайтесь, умоляю вас, той опасной мысли, что все веры равны... и не обольщайтесь тем малым блеском, что и в их вере есть истина, что и они исповедуют единого Бога... В какой вере нет некоторых истин?.. Но. малое число истин при великом числе заблуждений не ведет ли к погибели?.. Достоинство веры не в том состоит, чтобы в ней было несколько истин, но в том, чтобы вовсе не было лжи. Уже та вера не Божия, где позволяют и в здешней жизни без меры, и в будущей обещают плотские наслаждения. И сколько есть подобных нелепостей и соблазнов в их вере?» и проч., и проч.
Что же касается донесения сенаторов Св. Синоду, министру и самому Государю Императору о множестве жалоб, поступавших на духовенство, якобы оно притесняло народ требованием большой платы за браки и другие таинства и требы церковные, то оно не оправдалось. Господа сенаторы в 1827 году препроводили к преосвященному крестьянских 11 жалоб с присовокуплением, что подобных дел много поступило к ним из разных мест[441 - Душеп. чтение 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 104,], но преосвященному Евгению в обе его поездки, несмотря на то, что прихожане всех городов, сел, деревень и станиц заблаговременно были оповещены, в каком месте и в какое время они могут видеть его преосвященство и подать ему жалобы на духовенство, было подано только шесть жалоб[442 - Какого рода были и каким образом составлялись эти жалобы, приводим для образчика одну самую важную жалобу. Крестьяне села Омутинского жаловались на священника Тутолмина, что он очень помногу берет за свадьбы, притесняет прихожан при совершении и других таинств и треб, и что он поотобрал у некоторых крестьян их поля под свои хлебные запашки; жалобу подписали человек 300; подал ее преосвященному сам случившийся тогда в Омутном исправник (Ильин). Следователи (протоиереи Карпинский и Арефьев и в качестве письмоводителя столоначальник Бекреев) ради большего удобства из тесной комнаты вышли для спроса жалобщиков под открытое небо; жалобщиков попросили не говорить, не кричать всем или многим вместе, а отвечать поодиночке и тогда только, когда кого-нибудь будут спрашивать; сказали им еще, что кто из них лично изобижен священником, тот должен после спроса встать налево, а кто личных обид не потерпел от него, тот пусть становится направо. Спросили первого подписавшегося под жалобой: «Какая у тебя есть претензия на священника, чем ты обижен от него, сказывай». «Да я-то, отцы духовные, – отвечал он, – ничего, у меня с батькой дел (т.е. неприятных дел) никаких не было, а вот мир». «Ну, становись направо. А ты в чем жалуешься на священника, тебе что он сделал обидного?» – спросили второго из подписавшихся. «И я ничего худого не видал от священника, но вот с миром у него». – «Становись направо». И таким образом направо встало более 250 человек, а на левой стороне оказалось человек только 10 или 15, но и те были всем известные, так называемые в деревнях горланы, мироеды, всегда и везде первые крамольники. Когда же следователи потребовали коней, чтобы с волостными начальниками и самими наиболее заинтересованными в деле жалобщиками ехать на поля священника, то более благоразумные из крестьян сказали: «Да для чего ездить? У нас земли неделеные, кто где и сколько хочет, тот гам и столько и пашет (так во многих местах Сибири и до сих пор: земли неделеные, и крестьяне пашут, где и сколько кто хочет); так пашет и наш батька». Оказалось, что священник, как более многих крестьян смышленый и как более их опытный хозяин, занял получше (впрочем, до него никем непаханые) места, и крестьяне, имевшие с ним в смежности поля не так выгодные, как его, завидовали его сметливости. Другой пример: от господ ли сенаторов или от других лиц преосвященному Евгению было указано на тюкалинское духовенство, как на особенно беспорядочное и зараженное корыстолюбием. Преосвященный для ревизии и прибыл прежде всего (в конце мая или начале июня 1828 г.) в Тюкалу (тогда еще город) и пробыл около недели в ожидании жалоб, но жалоб не было ни одной не только от тюкалинских прихожан (несмотря на предварительное их оповещение о времени прибытия преосвященного в Тюкалу), но из целого Тюкалинского уезда. Чтобы узнать истину, преосвященный входил во все подробности быта тюкалинского духовенства, лично смотрел домы, сараи, амбары и прочее, и прочее не только у священников, но и у причетников и ничего наводящего подозрение не нашел. Правда, у всего причта домы были порядочные, амбары полны разного рода хлеба, у всех довольно скота, много домашней птицы, нищеты не было видно ни у кого. Но тюкалинский приход тогда, да долго и после (до 50-х годов) состоял из 46 деревень, более чем из 10 тысяч прихожан благоденствовавших, по большей части зажиточных, имевших множество хлеба и разного рода скота. Притом же духовенство тюкалинское, как узнал преосвященный, отличалось гостеприимством: деревенские прихожане, приезжая в город в дни больших праздников и в дни базарные, преимущественно останавливались у лиц духовных, от них получали корм для лошадей, у них пили и ели сами, так что в иные дни, в иные праздники у духовных обед не сходил со стола. Хлебом и солью тюкалинского духовенства не пренебрегали и самые старообрядцы. Поэтому как поедут, бывало, тюкалинские священнои церковнослужители собирать ругу, или так называемое осенное или рождественское, прихожане щедро и прещедро их наделяют, сами везут за ними чуть не целые обозы разного рода хлеба (преимущественно пшеницы); да за ними же привозили возы дичи (тетерь, куропаток), кур. молодых петухов, разных частей говядины, баранины и проч. Вообще тогдашнее тюкалинское духовенство как будто нарочно для опровержения взведенной на него напраслины было особенно хорошо, отличалось доброю жизнию, бескорыстием и гостеприимством, согласием с прихожанами... После всех исследований, дознаний, расспросов преосвященный Евгений, архипастырь, известный тогда своим беспристрастием и Св. Синоду, во введении к слову своему, говоренному 22 сентября 1828 года к жителям города Омска, сказал: «Бывши в Тюкалинске, не нашел я и следа тех болезней, о коих возвещено мне».], и то в одной Тобольской губернии, а в Томской не было подано ни одной.
По всем этим жалобам тогда же на месте были произведены следствия бывшими с преосвященным протоиереями и столоначальником (разумеется, при депутатах со стороны жаловавшихся), и дела по ним немедленно были препровождены с мнениями преосвященного в Св. Синод. Но все они оказались или ничтожными, или бездоказательными, и по ним никто не был признан виновным; только один благочинный за несмотрением был удален от должности. «А сколько было трудов, беспокойств и неприятностей как всем, сопровождавшим владыку, так в особенности мне и самому владыке, – говорит в своих воспоминаниях о сем последнем бывший секретарь Тобольской консистории, – мне потому, что я должен был и при следствиях, по неопытности в подобных делах протоиереев, более всех действовать, и в городах писать распоряжения, какие исходили от преосвященного; я же должен был переписывать для Св. Синода путевой журнал преосвященного, журнал сей и прочие бумаги владыки отправлять на почту, и все это мне нужно было делать одному, так как преосвященный не допускал ни малейшего постороннего участия в делах по ревизии; часто не знал я, что такое ночь. Но и преосвященному не менее моего доставалось: он, вероятно, из опасения, чтобы я ночью (на почтовые дни и вообще когда дел скоплялось много) как-нибудь не уснул и чрез то не остановил делопроизводства, ложась спать, всегда приказывал мне, лишь какая бумага будет готова к подписи или просмотру, будить его, и я принужден был исполнять это приказание и по нескольку раз в ночь будил его, хотя иногда и жаль было нарушить его покой; и он вставал, подписывал или просматривал изготовленные бумаги».
Как бы для развлечения и оживления себя от столь утомительных дел и после бессонных ночей преосвященный Евгений во время путешествия по епархии обращал внимание не на одну только церковную, собственно духовную часть: останавливаясь, например, на станциях для перемены ли лошадей, или для ночлега и тем более для ревизии какой-либо церкви и состоявшего при ней духовенства, он охотно вступал в разговоры с своими хозяевами и другими встречавшимися простолюдинами об их делах, о хозяйстве, земледелии и скотоводстве[443 - Вот этим-то способом и тут-то преосвященный узнал о том благосостоянии сибирских крестьян, которое он описывал в вышеприведенном его письме о поездке его для ревизии.], при чем узнавал о их радостях и горе, об избытках одних и скудости других, в одних возбуждал чувства благодарения к Подателю всех благ, в других старался утвердить терпение, внушал почаще возводить им очи свои горе. В Барнауле и вообще на Алтае при встрече с горными чиновниками и горнозаводскими крестьянами входил он в рассуждения о горном деле: добыче серебра, выработке меди, обработке и шлифовке яшмы и других камней, любопытствовал также смотреть плавку серебра и других руд, спускался в мрачные глубокие и удушливые шахты, даже взбирался на белки (снежные горы), на особенно высокие и с величественными видами горы. На Иртышской линии представлялись другие предметы для бесед преосвященного: это служба сибирских линейных казаков, их походы в степь, отношения казаков с незадолго пред тем окончательно подчинившимися русскому владычеству степняками-киргизами, их выгодная торговля с сими последними, вера сих последних, образ жизни, способы к жизни самих казаков (например, арбузосеяние, огуречество, табаководство) при несуществовании у них землепашества, сибирская язва, нередко губящая их табуны и стада, и пр., и пр.
«Так кончилась ревизия Тобольской епархии преосвященным Евгением, – заключает описание ее не последний ее деятель г. Бекреев, – а с нею кончились труды и беспокойства его и наши!». А мы присовокупим: его, П.А. Бскреева, труды и беспокойства по ревизии точно кончились, потому он по случаю определения его в следующем 1826 году уже настоящим секретарем консистории более не выезжал из Тобольска, не отлучался от консистории, а труды и беспокойства и даже, как вскоре увидим, опасности самого преосвященного Евгения по ревизии 1828 годом еще не окончились.
Выше мы упоминали, что Святейшим Синодом предписывалось преосвященному Евгению «обозреть всю, по возможности, епархию», а преосвященный, в 1828 году успев обозреть средние и южные округа Тобольской епархии, не успел, однако ж, обозреть самого северного ее округа, и именно Березовского. Но прежде чем описывать это новое его путешествие, мы считаем нужным возвратиться несколько назад. Преосвященный Евгений и прежде приезда в Тобольск знал, что в новой его епархии, между прочим и в Березовском крае, населенном остяками и самоедами, много неверующих в истинного Бога; почему он во вступительном слове своем к тобольской пастве между прочим говорил: «Увы! Сколько еще остается в пастве нашей народов, не _познавших_истиннаго_Бога_и,_Его_же_послал_есть,_Иисус_Христа»_ (Иоан. 17, 3)[444 - Слова архиепископа Евгения. М. 1854 г. стр. 161.]. По прибытии в Тобольск он частным образом из разговоров с разными лицами, знавшими Березовский край, и официально из дел консистории, даже из сообщений начальника Тобольской губернии хорошо узнал, что многие из крещеных вогулов, остяков и самоедов крайне плохие христиане, что о вере Христовой они понятия не имеют, что в церквах бывают они чрезвычайно редко, а дома в глуши даже молятся идолам. К тому же в то время (в начале 1826 или в конце 1825 г.) состоялся указ Св. Синода об обращении инородцев к вере Иисуса Христа. Что же тут было делать преосвященному Евгению? Людей, желающих и способных к обращению неверующих в Тобольской епархии не было, да, кажется, их не могло быть и в других российских епархиях. Самому же, живя в Тобольске и действуя из Тобольска, сделать что-нибудь особенно важное на поприще апостольском, притом среди неверующих, живущих за 1000, за полторы тысячи и более верст, летом в непроходимых тундрах, а зимой занесенных глубочайшими снегами и при 40градусных морозах, решительно невозможно. И вот он по особенной ли ревности к спасению идолопоклонников, под влиянием ли все еще крепко памятных явлений ему в сонном видении матери, отца и митрополита Платона и повеления от них непременно проситься из Пскова в Тобольск, в мыслях ли, что и один из предместников его по Тобольской епархии (митрополит Филофей Лещинский, живший в Тобольске и Тюмени между 1702–1727 годами) для большего удобства в деле обращения сибирских инородцев два раза отрекался от управления епархией и, живя на покое, успел окрестить их до 40 тысяч, – так или иначе, только описываемый архипастырь решился, как сам он тогда же писал, «оставить лет на пять или на шесть епархию, жить с остяками, вогуличами и самоедами, учиться их языку и переводить на их язык церковные книги и научить детей их чтению и закону Божию и всему церковному, чтобы после быть им священнои церковнослужителями у своих земляков[445 - Все это и было начато и кое-что уже и сделано при митр. Филофее и его преемнике митрополите Антонии Стаховском: дети крещеных инородцев учились в тобольской архиерейской школе и в монастырях, служили при церквах инородческих приходов причетниками, но после, при их преемниках, к сожалению, все это было оставлено.] и научить тому же других... Я не мог придумать (ничего) лучше, – присовокупил он к этому, – как решиться (проповедывать христианство неверующим) самому»[446 - См. Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103.]. Архипастырь не оставался при одном намерении и начал деятельно готовиться к исполнению его: он читал и перечитывал все, что только можно найти в Тобольске из напечатанного или написанного о Березовском крае, его природе, в особенности о населяющих его инородцах, их языке, нравах, занятиях, а тем более о их религии, о крещении некоторых из них при митрополите Филофее и о состоянии веры и нравственности у новокрещенных[447 - Ревность преосв. Евгения в этом случае простиралась до того, что некоторые интересные рукописи, имевшие предметом описание Березовского края, напр., о жителях Берез, края лекаря Вас. Ник. Шаврова и доктора Алберта, он для себя своеручно переписал и на полях одной из них написал довольно значительное собрание самонужнейших слов. Эти интересные записки преосв. Евгений в 1831 г. пред отправлением в Рязань передал прибывшему из Березовского Пафнутиева монастыря, с целию миссионерства в Березовском крае, иеромонаху (после игумену Ивановского монастыря) Макарию, который в 40-х годах уступил их пишущему... Записки Шаврова напечатаны в Чтениях общ. ист. и др. росс. 1871 г., кн. 2, смесь, и в Тоб. губ. вед. 1871 г.]. О своей решимости на подвиг апостольский преосвященный Евгений намерен был скоро сделать представление (дело происходило в 1826 году) и Св. Синоду; но прежде формального представления архипастырь частным образом сносился с некоторыми из членов Синода, и те убедили его оставить намерение сложить с себя управление епархией и лично самому быть миссионером[448 - Душ. чт. 18 г., ч. 3, изв. и зам., стр. 103.]. Вследствие этого преосвященный отложил свое намерение отречься на время от управления епархией, зато он начал ходатайствовать пред Св. Синодом об учреждении в Тобольской епархии особой миссии или даже двух миссий с тем, чтобы одна из них действовала в южных частях Тобольской епархии, а именно в Киргизской степи, среди магометан или полумагометан и полуязычников-киргизов, или на Алтае и за Алтаем среди язычников – черневых татар, калмыков и телеутов, а другая на севере среди язычников – остяков и самоедов.
Ходатайство преосвященного Евгения не осталось без последствий: Св. Синод согласился на учреждение в Тобольской епархии миссий, а правительство обещало ассигновать на содержание миссий известную сумму. Но пока шла по этому предмету переписка, преосвященный успел в дополнение к ревизии 1828 года совершить в Березовский край путешествие, о котором было упомянуто выше.
Путешествие в Березовский край преосвященным Евгением было совершено[449 - В Березов и далее еще до Евгения путешествовали митрополит Филофей Лещинский (в 1712–27 гг.) и архиепископ Знаменский (в 1803 или 1804 г.), а после него архиепископ Георгий и высокопреосвященнейший Варлаам; первые двое, подобно Евгению, путешествия свои совершали летом водой, а оба последние – зимой по льду рек Иртыша и Оби. Есть слух, что зимой настоящего 1872 г. туда отправится преосвященный викарий Ефрем.] летом 1829 года; совершено оно водой (от Тобольска до Самарова Иртышом, а от Самарова – Обью) на дощанике, т.е. большой крытой лодке, и не до Березова только, а до самого последнего русского селения на севере Тобольской губернии – Обдорска[450 - От Тобольска до Обдорска полагают 1566 верст, следовательно, и последнее путешествие преосвященного Евгения было не короче, а, напротив, несколько еще длиннее путешествий его в 1828 году, потому что от Тобольска до Томска только около 1500 верст; вот какие в Сибири епархии и какие у сибирских преосвященных разъезды!]. И это путешествие, по словам бывших спутников преосвященного, не обошлось без неприятностей, беспокойств и даже серьезных опасностей. И днем и ночью беспокоил владыку и свиту, как и всех путешествующих в летнее время по северу Сибири, овод, т.е. слепни, мошки и в особенности комары. От них нигде и ничем не защитишься, разве только отчасти куревом, дегтем и сетками. А опасностям подвергался преосвященный Евгений двукратно: раз на пути из Тобольска в Березов, другой – на обратном пути. Во время своего путешествия по Березовскому краю владыка, наскучив постоянным сиденьем в дощанике и крайне тесною для ходьбы палубою, сошел с дощаника на берег и пошел вперед лесом по тропинке; оказалось, что по этой самой тропинке звери и дикие олени ходят для питья в близлежащий овраг с ручьем. На ней в это время было поставлено и насторожено остяками их нехитрое, но смертоносное орудие: лишь зверь или олень ступал на пружину, протянутую от орудия, как в него впивались огромные стрелы и било в голову или в грудь целою жердью. Преосвященный был уже вблизи этого орудия. К счастью, один из лодочников, сметливый остяк, вспомнил о поставленной на тропинке ловушке, бросил весло, которым греб, кинулся с лодки (она была близ берега), стремглав пустился за владыкой и задержал его. Говорят, если б ступил он еще шаг, смерть его была бы неминуема! Не меньшая опасность угрожала преосвященному на обратном пути в Тобольск. Возвращаясь из Обдорска, преосвященный Евгений застигнут был на реке Оби[451 - Говорят, Обь в том месте около 4 или 5 верст ширины.] бурею; буря с такою силою свирепствовала, и для дощаника так велика была опасность, что почти все плывшие на нем впали в отчаяние; малые певчие подняли страшный плач, взрослые со слезами вспоминали о своих семействах и заочно прощались с ними, прощаясь и взаимно друг с другом; более твердые и благоразумные призывали Господа Бога на помощь; сам преосвященный также молился, но вместе с тем уговаривал, успокаивал, утешал плачущих и мятущихся, обнадеживал их помощью Божиею[452 - На пути в Березов совершенно подобное происшествие было и с архиепископом тобольским Антонием III в 1803 и 1804 году. См. Стран. 18 г. окт., статья: Антоний Знаменский, архиепископ тобольский.]. От потопления спаслись только тем, что рулевому да сильным и опытным гребцам удалось как-то подплыть под высокий и крутой берег реки, тут наши плаватели простояли целые сутки, доколе не утих ветер и не улеглись валы на реке.
Но и назойливость насекомых, в продолжение всего путешествия по Березовскому краю мучивших преосвященного, и описанные опасности, грозившие его жизни, можно сказать, были только началом тех скорбей, какие испытал архипастырь при виде печального состояния новокрещенных остяков и самоедов. Хотя, как мы видели, ему и раньше небезызвестно было, что крещеные сибирские инородны плохие христиане, тем не менее ему и на мысль не могло прийти, чтобы они, спустя сто лет и более после своего крещения, не знали даже имени Господа Иисуса Христа, не знали своих христианских имен[453 - Когда миссионер, иеромонах Макарий, в 1832 году спросил в Обдорске князя остяцкого Тайшина, как зовут (христианскими именами) его детей, то он отвечал: «поп знает».] и называли святителя Николая Богом русским[454 - Так остяки называли в присутствии доктора Белявского распятие Господа Иисуса Христа.]. Но все это оказалось на деле. В особенности тяжелое впечатление произвел на преосвященного следующий случай в Обдорске. В обдорской церкви 29 июля (день св. апостолов Петра и Павла) – престольный праздник; преосвященный к дню этому крайне спешил в Обдорск в надежде видеть в церкви за службою новокрещенных, посмотреть, как они молятся и стоят за богослужением, а главное, чтобы иметь случай побеседовать с ними. Но, увы! В храмовый приходской праздник из новокрещенных в церковь (несмотря на архиерейское в ней служение) не явилось ни одного человека... Огорчение, какое почувствовал при этом архипастырь, он выразил в слове, произнесенном в Обдорске. «По всему пути, нами пройденному до самого Обдорска, – говорил он в этом слове, – все инородцы мне ответствовали, что они крещеные, но где их вера? Вот в храмовой праздник Петра и Павла, в храмовой их церкви нет ни одного инородца из называемых крещеных (следовательно, не было и самого князя Тайшина с семейством!); одни россияне. А я спешил сюда с возможным усилием издалеча, дабы иметь утешение и в их вере, но не имею сего утешения. Откуда в них такая холодность к вере Христовой? Спрашивал я их, знают ли они Христа, и, к удивлению, услышал, что самое имя Христово им неизвестно». Тут архипастырь обратился с горячим упреком к главным виновникам такого плачевного состояния веры Христовой у новокрещенных: «Из сего усматриваю ясно и с душевною болезнию, что священно и церковнослужители здешнего края не стараются внушить инородцам и первых начал христианской веры. Откуда же почерпнут какое-либо понятие о вере нашей некрещеные инородцы, когда ничего не знают (о ней) крещеные? _Вера_от_слуха_, говорит Апостол, _слух_же_глаголом_Божиим»_ (Рим. 10, 17). Затем упрек свой он перенес и к мирянам – русским жителям Обдорска и вообще ко всем, занимающимся торговлею и промыслами в Березовском крае. «Конечно, – говорил он им, – первый и существенный долг учения христианского лежит на священниках. Они дадут ответ на судищи Христовом о своем небрежении. Но и все христиане... обязаны, по возможности, содействовать просвещению инородцев и утверждению (их) в вере – и примером своей жизни, и полезным словом. Как ни мало здесь ваше общество[455 - Помнится, семей 50, не более.], но если у вас будет по вере усердие... то оно не останется без плода... Слово Божие плодовито, лишь бы оно хорошо было посеяно в сердце... Инородец, понявший ясно твои слова и принявший сердечно доброе семя слова Божия, не умолчит. Он перескажет жене, перескажет детям, перескажет приятелю[456 - Совершенная правда: инородцы крайне любят рассказывать другим, что сами увидят, услышат, узнают; с рассказами обойдут или объедут много даже чужих аулов, юрт.]; спасительное учение будет неприметно распространяться в них и пускать корни». Далее на вопрос, на недоумение жителей и промышленников обдорских, чему будут они учить, что станут они говорить новокрещенным инородцам, когда сами они не учились христианскому богословию, преосвященный Евгений объясняет им, что для того, чтобы учить вере Христовой инородцев и нет особенной нужды знать богословие, что для этого довольно знать символ веры («Неужели есть кто из вас, – спрашивал при этом проповедник, – не знающий символа веры[457 - К сожалению, многие из наших православных простолюдинов не знают и его.], который слышите на каждом служении и читаете при исповеди: Верую в единого Бога?») и заповеди Божии. «Символ веры, – продолжал он, – содержит всю веру христианскую (что Бог один, то есть в символе, что Он содержит и все сотворил – и видимое, и невидимое, то есть в символе, и пр., пр.)... И число заповедей не велико, только десять; но в них сказано все, что должно делать... Присовокупите к символу их, и вы обнимите всю полноту веры. Итак, вы все можете вразумлять инородцев, которые все ничего не знают». Здесь преосвященный Евгений, как всякому очевидно, объяснял обдорцам, как они – могли бы и могут учить вере христианской инородцев полезным словом, а чрез сутки после сего, именно 1 июля, по случаю празднования дня рождения покойной Государыни Императрицы Александры Феодоровны, он в новом своем слове также просто, но еще более выразительно, чувствительно и метко говорил им, как они должны учить христианству тех крещеных дикарей примером своей жизни. Вот самые сильные и особенно идущие сюда места второго, сказанного тобольским архипастырем в обдорской церкви, слова: «Леность и корыстолюбие (да и вообще испорченность в нравственности управляемых) поставляют нередко преграду всем благим предприятиям начальства. Вот и в здешнем крае между простодушными остяками распространяются две опасные заразы, одна телесная, другая нравственная, т.е. любострастная, болезнь и бедность. Правительство усматривает, что ту и другую производит особенно употребление крепких напитков, и старается всеми мерами воспрепятствовать ввозу крепких напитков в жилища инородцев. За всем тем люди корыстолюбивые, ищущие легко и скоро нажить богатство, прокрадываются к ним темными путями, не разсуждая, что убивают ближнего и истребляют не только имущество инородцев, но и самое народонаселение, так что можно со временем опасаться совершенного их истребления[458 - Остяки, самоеды и многие другие сибирские инородцы действительно все более и более уменьшаются в числе, вымирают.]. И я не знаю, которые человекоубийцы злее, разбойники ли, насильственно отнимающие жизнь, или сии коварные приятели, которым простодушные отдают (за водку) и свою жизнь, и последнее имущество. Подобны сим человекоубийцам и те сметливые, по мнению мира, торговцы, которые между сими бедными народами распространяют роскошь самыми тленными и непрочными материйцами. Продавать нужное (полезное) сим полудиким... похвально; но вводить роскошь бесполезную и за ничтожные товары извлекать, так сказать, последнюю кровь их тощего тела – есть дело не только противное христианству, но и естественному чувству человеколюбия. Я видел в пути на остяках такие слабые выбойки, которые, как говорится, муха прошибет крылом: на долго ли, скажите, станет такая тленность при их работе? И ею, верно, выманены не деньги, а вещи (белка, песец, лисица, соболь, лучшие оленьи меха, обильные уловы рыбы), стоющие значительной пены. Господи, Ты видишь дела человеческие; и я верую, что не оставишь наказать сих разорителей человечества, если бы и правительство до того не достигло!.. Не мое дело разсматривать торговые и хозяйственные источники; мой долг вопиять, что никакие причины не могут извинить христианина в поведении нехристианском, и преступление, если может быть на время (т.е. выгодно для совершающего его?), впрочем рано или поздно накажется правосудно... Преступным нажитком имущества приобретается не только будущее страдание, а при смерти мучение совести, но и от всех проклятие; ибо преступник, как ни прикрывайся, не может утаить своих преступлений не только от Бога, но и от людей... Не льститесь временною пользою (т.е. выгодою для себя) со вредом других; и умеренные, но праведные выгоды и прочнее (для приобретающих их), и любезнее Богу и людям»[459 - Обе эти проповеди хранятся в библиотеке тобольской семинарии вместе со многими другими проповедями, говоренными преосвященным Евгением к тобольской пастве.].
Само собою разумеется, что архипастырь о поездке своей в Березовский край[460 - О поездке в Березовский край преосвященный Евгений в письме к арх. Гавриилу между прочим говорил: «Плавал по Иртышу и Оби полтора месяца день и ночь, не приставая к берегу, кроме где отслужить, или осмотреть церковь». (Чтения, общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 2).] по возвращении 24 июля 1829 года в Тобольск донес Св. Синоду с подробным описанием всего виденного и найденного им там и того, как еще много в том крае некрещеных инородцев, а также в каком печальном состоянии по отношению к вере Христовой находятся тамошние крещеные, не знающие даже имени Христова.
Но в то же время или около того (именно 30 сентября 1829 года) преосвященный Евгений был обрадован прибытием к нему в Тобольск, по его же вызову, первенца и вместе основателя всех или почти всех миссий, существующих ныне[461 - Разумеется, мы не имеем здесь в виду миссий, бывших в Сибири при Петре великом и Елисавете Петровне.] в пределах Сибири. Этот приятный для преосвященного приезжий был не кто иной, как архимандрит Макарий, в миру Михаил Глухарев, сын священника города Вязьмы, сначала воспитанник Смоленской семинарии, а потом магистр второго курса С.-Петербургской духовной академии, затем (с 1817 г.) инспектор семинарии Екатеринославской и (с 1821 г.) ректор семинарии Костромской, наконец (с 1823–1836 г.) пустынножитель (единственно по свободному влечению к подвижнической жизни) киевской Китаевской пустыни, а потом пустыни Глинской Курской епархии.
Прибытие в Тобольск архимандрита Макария было вызвано следующими обстоятельствами: Св. Синод в ответ ли на ходатайство преосвященного Евгения еще в 1826 или 1827 году об учреждении в Тобольской епархии миссии или вследствие нового его о том же предмете представления, сделанного по возвращении из ревизии, от 24 декабря 1828 года предписал ему, преосвященному Евгению, «составить проект к образованию миссионеров для более прочного успеха в деле распространения христианства в Сибири». Проект этот был составлен и немедленно отправлен по назначению; собраны были консисторией сведения и о духовных лицах Тобольской епархии, желающих принять на себя звание миссионеров; желающих оказалось трое (один благочинный и два диакона), но преосвященный не признал их способными к трудам апостольского звания и вместо того счел за лучшее снестись письменно с преосвященными курским и архангельским, а также с настоятелем ставропигиального Соловецкого монастыря о том, не окажется ли в их монастырях людей, способных и желающих посвятить себя миссионерскому служению. Лишь только призыв к подвигам апостольского служения достиг Курской епархии, на него с радостью поспешил отозваться живший в то время в числе братства Глинской пустыни названный ниже о. архимандрит Макарий. Около того же времени изъявил желание быть миссионером в Тобольской епархии другой Макарий – родом из Волынской епархии, прежде учитель одного из тамошних духовных училищ, иеромонах Боровского Пафнутиева монастыря Калужской епархии, но он, задержанный какими-то неприятностями с своим настоятелем, явился в Тобольск двумя годами позже своего соименника.
Тобольский архипастырь, как мы видели, был весьма обрадован прибытием к нему миссионера архимандрита Макария[462 - Итак, в Душ. чт. (18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103) ошибочно сказано, будто о. Макарий прибыл к пр. Евгению вскоре после оставления преосвященным намерения сложить с себя управление епархией ради миссионерских целей. Последнее было за три года до того.]. Но радость его, как вскоре оказалось, была в то время неполная, несовершенная. Во-первых, наступила уже осень, а за нею не замедлила и зима; посылать миссионера в такое время к народам кочующим или бродячим (каковы все, кроме татар, сибирские инородцы), живущим притом зимой (как остяки) в смраднейших и неопрятнейших землянках или (как киргизы) в морознейших войлочных юртах, было бы жестоко, а на первый раз, без предварительного знакомства миссионера с каким-либо из туземцев, даже бесполезно для самого дела евангельской проповеди. Во-вторых, преосвященному хотелось учредить миссию прежде всего на севере епархии для остяков и самоедов. Читатели помнят, что преосвященный Евгений в 1826 году решил было отказаться на время от управления епархией и поселиться на несколько лет среди этих полудикарей, чтобы, выучившись их языкам, переводить, подобно святому Стефану Пермскому, на их язык церковные книги и учить их детей чтению, закону Божию, церковной обрядности и пр.[463 - Душ. чт. 18 г., изв. и зам., стр. 103.] Между тем отец архимандрит Макарий решительно не мог принять на себя миссионерского служения на самом севере епархии среди остяков и самоедов по причине хилого телосложения и плохого здоровья. И вот для первого опыта в новом своем служении он выбрал было киргизов, кочующих за Петропавловской линией в Кокчетавском округе. Места там хорошие, сухие, покрытые богатою растительностию, климат умеренный и здоровый. Самые жители сих мест были полумусульмане, полуязычники, следовательно, более закоренелых мусульман доступные влиянию христианской проповеди; у них в то время нигде еще не было мечетей, не было и указных фанатических мулл; к тому же спутники отца Макария, ученики Тобольской семинарии, знакомы были с татарским языком, близко подходящим к киргизскому наречию. Но и тут вышла неудача, подвернулись препятствия: когда преосвященный Евгений снесся по делу о миссионерстве о. Макария с генерал-губернатором Западной Сибири Иваном Александровичем Вельяминовым, то последний, несмотря на то, что был всегдашний почитатель преосвященного, отвечал: «Сколько ни богоугодно намерение Св. Синода и распоряжение вашего преосвященства, но я не могу осмелиться дать свое согласие на отбытие архимандрита Макария в Кокчетавский округ, не исспросив на то... Высочайшего соизволения»[464 - Такой отказ последовал главным образом оттого, что киргизы вступили пред тем в российское подданство с условием, чтобы «укреплений и деревянных домов в степи не строить, пашен не пахать, мечетей и школ не заводить, ахунов (вроде наших благочинных) и указных мулл не определять и позволить им детей своих не отдавать учиться в школы (Странн. 1860 г. авг. Отд. 1, стр. 62). Так робко действовал генерал Вельяминов в 1830 году, а ныне – и давно даже в степи, основаны и города, и укрепления, и округа, и станицы, даже поселены целые казачьи полки. Этого мало: ныне там уже не один десяток церквей, хотя, нужно сознаться, прихожане их почти исключительно русские. ]. Наконец о. Макарий для миссионерской своей деятельности избрал Алтай, или что то же – Бийский и Кузнецкий уезды с их слишком сорокатысячным народонаселением язычествовавших, да и доселе по большей части язычествующих калмыков, кочевых и черневых татар и телеутов. Выехал он из Тобольска 3 августа 1829 года, прожив, таким образом, в архиерейском доме без определенной деятельности[465 - Впрочем, о. Макарий жил в Тобольске не без занятий: ежедневно и подолгу он вел благочестивые беседы с хозяином дома, преосвященным Евгением, и с некоторыми более благочестивыми семействами (напр., Непряхиных, Гневашевых, Жилиных), подготовлял для себя будущих сотрудников в лице двух воспитанников семинарии, располагал некоторых из жителей Тобольска к пожертвованиям на миссию, занимался устроением на эти пожертвования походной для миссии церкви и проч.] целых 10 месяцев.
На место нового своего служения, в город Бийск, о. Макарий прибыл 28 августа, а 4 сентября уехал верст за 100 от Бийска в Улалу, населенную крещеными и некрещеными татарами, а также и телеутами. Там встретился с ним молодой татарин, пожелавший присоединиться к стаду Христову; о. Макарий окрестил его, назвав в крещении, как первенца, Иоанном (что значит благодать). Донося об этом преосвященному Евгению, о. Макарий усерднейше благодарил его за продолжительный данный ему в архиерейском доме приют. На донесение о крещении первенца преосвященный отвечал изъявлением радости о благоприятном начале трудов крестившего и усерднейшею молитвою о том, чтобы Господь своею благодатью помог и многим другим неверующим войти в двери церкви чрез слово и молитву веропроповедника, а в ответ на благодарность за приют он писал о. Макарию: «Благодарность ваша за десятимесячное у меня жительство[466 - Итак, сведение, сообщаемое в Душеп. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., на стр. 103, о том, что архимандрит Макарий жил у преосвященного Евгения более месяца, нельзя признать точным.] справедливее должна обратиться от меня к вам. Ибо растворение царствия Божия в трех сатех освящало, а не истощало дом мой, и вы опечалите меня, ежели отречетесь быть и именоваться моим семьянином даже и в отдалении. Аше и не сый телом, но живу с вами духом»[467 - «Странник» 1860 г. август, отд. 1, стр. 63.]. Около года о. Макарий жил преимущественно в Бийске в доме усердной христианки Анны Тимофеевой Фалецкой, а после переселился для жительства за 80 верст от Бийска в деревню Майму, откуда чрез четыре года – в селение Улалу, и как в этих, так и в других местах Алтая забрасывал свои апостольские сети для уловления человеков во спасение (Матф. 4, 19). Чтобы ловитва шла успешнее и была обильнее, он скоро выучился языку обращаемых им инородцев, переводил на него молитвы, Евангелие и составлял духовные песнопения вроде псалмов св. Димитрия Ростовского; в случае убыли сотрудников приобретал новых, обращаемых до крещения и после крещения много учил вере Христовой и христианской жизни, также приучал их к пению в храме за богослужением и к оседлой жизни; несмотря на крайне скудные способы свои собственные и миссии, особенно в первые ее годы, помогал им в устройстве их жилищ, в приобретении скота и вообще в устройстве хозяйства; и в этом случае делился с ними последним. В случае болезней сам лечил их, а для детей их учреждал школы, даже некоторых сирот-младенцев держал у себя и сам ухаживал за ними, пока не находились благотворители, бравшие их к себе на воспитание. По мере успехов проповеди заводил новые станы, т.е. как бы отделения миссии, и наконец решился учредить женскую общину с тою целию, чтобы девицы и вдовы, имевшие посвятить себя в общине делу любви и спасения ближних, приготовляли обращающихся инородческих женщин ко крещению, служили им при самом крещении, помогали в болезнях рождения, приучали к опрятности, чистоте и вообще к хозяйству и домоводству, прививали оспу детям, а главное, чтобы воспитывали в истинах веры и правилах жизни христианской новокрещенных детей женского пола, учили их грамоте, рукодельям и пр. Впрочем, исчисленным здесь делам архимандрита Макария, в бытность преосвященного Евгения на тобольской кафедре, положено было только начало, так как чрез год по открытии миссии сей преосвященный из Тобольской епархии выбыл; самое же развитие деятельности о. Макария на поприще миссионерства принадлежит времени ближайших преемников преосвященного Евгения. Поэтому считаю неуместным распространятся здесь о действиях названного здесь человека Божия по обращению алтайских инородцев и вообще об Алтайской миссии. Скажу только, что к февралю 1834 года число обращенных о. Макарием возросло до 100 человек; в первой половине 1836 года это число увеличилось почти вдвое, т.е. до 200 душ, всего же за 13-летнее пребывание о. Макария в Сибири приведено им от тьмы к свету Христову 645 душ[468 - Более подробные сведения о первом начальнике алтайской миссии о. архимандрите Макарии и вообще об алтайской миссии желающие могут найти в «Страннике» 1860 года (январь, апрель, август), 1861 г. (май), 1862 г. (февр. и апр.); 1867 г. (фсвр., отд. I, в жизнеописании архиепископа тобольского Афанасия); в письмах о. Макария; Душеп. чт. 1864 г. ч. I, изв. и зам., статья: Алтайская духовная миссия. Есть и отдельная книга об этой миссии.].
Но было ли что-нибудь сделано при преосвященном для неверующих северного края, ради обращения и спасения которых он еще в 1826 году хотел было сложить с себя на время управление епархией? К крайнему сожалению, ничего или почти ничего не было сделано... Упомянутый выше иеромонах Боровского Пафнутиева монастыря Макарий, изъявивший желание трудиться на поприще евангельской проповеди между инородцами Сибири, прибыл в Тобольск лишь в конце 1831 года, пред самым отъездом преосвященного Евгения в Рязань, так что преосвященный только успел указать ему место будущего его служения (Березовский край), передать ему для предварительного ознакомления с ним, особенно с его жителями, их религией и языком, своеручно снятые им копии с записок двух докторов, посещавших тот край по обязанностям службы и описавших его, и, быть может, дать ему несколько своих архипастырских наставлений касательно предстоявшей ему деятельности. Отбыл же этот второй Макарий с сотрудником своим, учеником высшего отделения семинарии, хорошо знавшим остяцкий язык, Лукой Вологодским[469 - Он был родом с низу, как выражаются в Тобольске, т.е. с берегов Оби, из селения, находящегося среди остяков. Впоследствии был он священником сначала в Обдорске, потом в Тобольске. Священствуя в последнем, он немало трудился по предписанию Св. Синода и поручению преосвященного Афанасия над составлением букваря и словаря остяцкого языка и предназначался быть первым учителем предполагавшегося в 30-х и 40-х годах класса остяцкого языка при Тобольской семинарии.] из Тобольска в Березовский край при преемнике Евгения преосвященном Афанасии 17 мая 1832 года. Но миссия его была одна из наиболее неудачных. Остяки и самоеды, напуганные разнесшейся еще до прибытия к ним миссионера молвой, будто их станут крестить поголовно и против воли, избегали встречи с миссионером; если же где-нибудь и доводилось им встречаться, то не хотели вступать с ним ни в какие разговоры, хотя бы последние вовсе не касались веры или крещения. Этого мало: остяцкие и самоедские старшины силой отнимали у миссионера и тех из своих собраний, которые желали креститься; даже сам остяцкий и самоедский князь Тайшин (крещеный) воспрещал своим некрещеным подчиненным приходить в миссию для принятия крещения. Короче, в восемь месяцев пребывания миссии на месте – в Обдорске – и поездок ее по окрестностям сего некогда города ей удалось окрестить только 17 человек, и то таких, которые заранее были подготовлены к тому чрез обращение с некоторыми, прежде крещенными членами своих семейств[470 - О. Макарий с согласия преосвященного Афанасия возвратился в Тобольск 13 марта 1833 г. и здесь с разрешения Св. Синода получил другое назначение – был сделан настоятелем в сане игумена Ивановского Межугорного монастыря и вместе экономом тобольского архиерейского дома. Помер он в конце 1843 или начале 1844 года.]. Впрочем, из забот преосвященного Евгения о распространении и утверждении христианства между инородцами Березовского края, как бы из семени, при последующих тобольских преосвященных произошли разные полезные в этом отношении учреждения. Например, бедный Кондинский (невдалеке от Березова) монастырь обращен в миссионерский, и учреждены три миссионерства, как бы три отдела одной северо-березовской миссии: Кондинское, Обдорское и Сургутское; открыты для детей новокрещенных школы[471 - Сначала в одном Кондинском монастыре, а потом и при разных приходских церквах Березовского края.], умножено число церквей в новокрещенных селениях[472 - Например, в селении Мужах, что между Березовом и Обдорском, в Буренских юртах, что невдалеке от Тобольска вниз по Иртышу, и пр.], переведены на остяцкий язык символ веры, заповеди, нужнейшие молитвы, составлялся словарь остяцкого языка; более способные из учеников новокрещенных школ стали поступать в Тобольское духовное училище, а из него и в семинарию, даже из них некоторые начали оканчивать курс учения в сей последней и поступать во священники к церквам, существующим на месте их родины[473 - В числе других года 3 или 4 тому назад кончил курс семинарии один самоед, в детстве воспринятый от купели крещения и помещенный в училище тогда березовским военно-окружным начальником, а ныне военным губернатором Семиреченской области, генерал-лейтенантом Колпаковским. В настоящее время самоед тот священствует в Обдорске.].
Сверх дел епархиального управления, преосвященного Евгения весьма много озабочивала Тобольская семинария. Тобольская епархия, как уже было замечено, в двадцатых годах настоящего столетия была до чрезвычайности обширна и многолюдна, состоя из двух больших губерний и одной области; она вмещала в своих пределах около полутора миллионов одних православных; притом переполнена была неверующими и раскольниками, да и самые православные в ней почти наполовину были отвыкшие от своих приходских храмов и вообще от общественного богослужения. Между тем церквей в ней при вступлении преосвященного Евгения на тобольскую паству было только 326, при них священников 409[474 - Чтен. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 147.]; приходы были очень обширные, и настояла крайняя нужда умножать число их, а вместе с тем и число духовенства. Духовенство сибирское, по свидетельству самого преосвященного Евгения (сравнительно с великороссийским), – бойкое и довольно состоятельное, особенно в южной половине епархии, но ученые, а следовательно, наиболее полезные в деле пастырского служения священники составляли едва половину всего числа их[475 - Чтения в общ. ист. и др. росс. 1871 г., кн. 3, смесь, стр. 147.]. Где же было взять ученых кандидатов для замещения всех открывавшихся священнических вакансий? Вызывать их из великороссийских епархий, притом с прогонами от казны и разными привилегиями, для вызываемых тогда не было еще в обычае. Оставалась одна надежда на свою семинарию. Между тем семинария Тобольская была в то время небольшая; многие тобольские семинаристы и даже ученики Тобольского и Томского[476 - Томское дух. училище по несуществованию в Томске семинарии зависело от тобольского семинарского правления.] духовных училищ, зная, что и без долгого учения они могут впоследствии занять не только диаконские, но и священнические места или, вышедши в светское звание, получить выгодные должности, выходили из училищ и семинарии до окончания в них курса, и, таким образом. Тобольская семинария во время преосвященного Евгения в два года выпускала всего от 25 до 35 человек. Самый состав учащих в Тобольской семинарии был в то время мал, потому что состоял только из шести преподавателей, включая ректора и инспектора, и не совсем удовлетворителен. Справедливость последнего подтверждается следующим: 1) из четырех сменившихся при преосвященном Евгении ректоров семинарии только[477 - Первый служил 2 года с небольшим, второй и третий по году, а четвертый – год и 4 месяца: это архимандрит Иона, о котором будет говориться еще ниже; он и после преосв. Евгения управлял тобольской семинарией еще 4 года и 7 месяцев.] первый и последний были хорошие начальники и преподаватели, а второй и третий – менее, нежели удовлетворительные, впрочем, не по способностям и познаниям, а по своим болезням; 2) первый из инспекторов, он же ректор тобольского училища и кафедральный протоиерей, Василий Федорович Капустин, в прежнее время очень дельный преподаватель философии и громкий, по крайней мере в Тобольске, проповедник, при преосвященном Евгении в 1826 году часто стал подвергаться припадкам умопомешательства[478 - Эта болезнь у него, по всей вероятности, была наследственная, потому что тою же болезнию страдал и меньший брат его, иер. Анатолий (инспектор Борисоглебского духовного училища).]; преемник его был человек тихий, скромный и исправный по службе, но только до назначения его в ректоры[479 - Из выше упомянутых четырех ректоров он второй по числу.]; а второй его преемник, не отличаясь вообще способностями, всего менее был способен к наукам философским, преподавание которых с 1828 года было ему поручено[480 - Вот что говорится об этом преподавателе философии в биографии одного из его учеников: «Он все свое преподавание ограничивал единственно задаванием из Бавмейстера и какой-то рукописной истории философских систем, от этого и до этого, переводом задаваемого с латинского языка на русский и выслушиванием урока, выученного учениками с грехом пополам наизусть, а иногда и просто читаемого по книге или тетради». (см. Странн. 1870 г. дек. Начало статьи: Ник. Ал. Абрамов).]; 3) преподаватель церковной истории и греческого языка И.Д. до того был слаб в знании своего предмета и по своим болезням так часто опускал лекции, что преемник преосвященного Евгения принужден был сделать представление об увольнении его от учебной службы. Словом сказать, между тогдашними преподавателями Тобольской семинарии, кроме двух ректоров – первого и четвертого, был только один хорошо знавший свое дело и усердный – это был учитель словесности (впоследствии протоиерей и ключарь кафедрального собора) Яков Иванович Ласточкин. О нем, как хорошем преподавателе и деловом человеке[481 - Ласточкин был в то время вместе и секретарем семинарского правления, и секретарем очень дельным.], при случаях преосвященный Евгений вспоминал и после, в бытность свою на других кафедрах[482 - Ласточкин в свое время еще славился сказыванием проповедей и произношением речей. Речь, произнесенная им к воспитанникам семинарии по окончании экзаменов, так понравилась преосвященному Евгению, что он немедленно отправил ее в редакцию Христианского чтения, которая и напечатала ее (1828 г. т. 27, стр. 233 и сл.). Две другие речи Ласточкина (на погребение тоб. архиепископов Амвросия II и Павла III) напечатаны в Стран. 1869 г. №№ 7 и 10-й. Хотел было покойный напечатать и целое собрание своих проповедей и речей, но скудость средств не дозволила ему того.]. При таком составе начальников и преподавателей Тобольской семинарии можно ли было ожидать от воспитанников ее хороших успехов и благонадежного поведения? Таким образом, в выпуск 1830 гола[483 - В тот самый, при котором переменилось два и даже три ректора (а они ведь были вместе и преподаватели богословия), и в котором преподавателем церковной истории был вышеупомянутый о. Д., при всей ревности к делу вновь прибывшего ректора (Ионы).], несмотря на всю снисходительность преосвященного Евгения в оценке успехов воспитанников, из 35 окончивших курс было выпущено в третьем разряде целых 12 человек, чего ни раньше, ни позже не бывало в Тобольской семинарии и что редко случалось и в других, гораздо многолюднейших семинариях[484 - При преемнике преосвященного Евгения, преосв. Афанасии, и при оставшемся от Евгения ректоре Ионе для очищения семинарии от плевел потребовалось так ее сократить (чрез исключения), что в иной раз оканчивало курс только человек по 20 и даже 18 (и это на две епархии!). В бытность тобольским архиепископом Афанасия, в Томске была уже открыта своя епархия, но семинаристы этой новой епархии продолжали учиться в Тобольске.].
Что же делал преосвященный Евгений, какие он принимал меры для поддержания и улучшения Тобольской семинарии? В первый же год по приезде в Тобольск преосвященный получил от бывшей комиссии духовных училищ поручение обревизовать семинарию и училище при ней. Когда наступило время ревизии, он из своего архиерейского дома совсем переселился в семинарию и там посвящал все свое время и труды выполнению возложенной на него задачи: каждодневно с 8 часов утра до обеда, а иногда и после обеда, часов до 6; затем экзаменовал учеников семинарии или училища, до поздней ночи и утром, до начала классов, рассматривал списки и сочинения учеников, программы учителей, записки и рапорты инспектора, счеты и отчеты эконома, дела семинарского правления, и пр.. и пр. Во все время своей ревизии он отлучался из семинарии только в воскресные и праздничные дни для совершения литургии в соборе. Эта-то ревизия и давала преосвященному случай делать разные полезные для наставников и воспитанников указания не только словесные, но и письменные[485 - Семинария им тогда была аттестована удовлетворительно, и аттестована так, по всей вероятности, не по пристрастию, не по одной только доброте и крайней снисходительности ревизовавшего, а по сущей справедливости, потому что она пред тем (между 1818-1824 гг.) довольно долго (6 лет) состояла под управлением строгого администратора и отличного преподавателя богословия, ректора архимандрита, впоследствии экзарха Грузии, затем архиепископа астраханского и наконец псковского, Евгения и после него, в один какой-нибудь год (в 1825-й), не могла еще много расстроиться.].
Преосвященный Евгений, будучи сам учен и умен, любил сообщество подобных себе. Поэтому начальники, а частию и преподаватели семинарии, всегда бывали его первыми гостями и собеседниками; от них он старался узнать что делается в семинарии, как преподается тот или другой предмет, как учатся и ведут себя воспитанники, а затем делал своевременно наставления, как и что делать или что и как преподавать. К сожалению, семинарские наставники того времени не отличались словоохотливостью и на все обращенные к ним со стороны архипастыря вопросы, по свойственной им робости и застенчивости, не находили отвечать ничего более, кроме _да_ или _нет._ Такая неуместная сдержанность собеседников не могла нравиться преосвященному, и по уходе своих семинарских гостей он иногда поговаривал своим приближенным: «С кем бы мне более и говорить, как не с семинарскими, как не с учеными, но они только молчат, встают да кланяются: поневоле с разговорами от них и обратишься к этим безграмотным[486 - Преемник Евгения, преосвященный Афанасий молчаливым своим собеседникам – учащим семинарии и соборянам, иногда шутя говорил: «Ну, отцы и братия: одному и у каши не споро; я уже устал говоривши, говорите что-нибудь и вы».] (тут разумелись купцы), говоришь, хотя бы то и не очень желал того, об их занятиях, торговле и промыслах».
Мерой для полезного влияния на семинарию преосвященный считал еще экзамены. Потому он усердно посещал экзамены не только публичные, но и частные. На сих последних, особенно в богословском классе, он бывал почти каждый день, приезжая заблаговременно и просиживая подолгу. Тут он хорошо узнавал не только способности и успехи того или другого ученика, но также метод преподавания, уровень познаний и способности каждого из преподавателей; тут он не только проверял ученические отметки в списках преподавателей, но на основании ответов учеников составлял и свои списки, с которыми после соображался при назначении кончивших курс на места. Имевшие _уши_слышат_и,_ как ученики, так и учителя, должны были слышать и стараться: одни впредь учиться поприлежнее, а другие – преподавать получше и поусерднее.
В конце прошедшего и начале настоящего столетия помещение Тобольской семинарии (в Тобольском Знаменском монастыре) было крайне тесное[487 - С ректором, несколькими учителями и со всеми казеннокоштными учениками (их в то время было уже немало, напр., в 1781 году 93, в 1799 – 126, в 1801 – 108, а в 1804 г. – 2 человек), с семью или осмью классами, библиотекой, столовой и кухней, она помещалась тогда в одном, отобранном у монастыря, (каменном) двухэтажном]. Вследствие горьких жалоб семинарского начальства на тесноту помещения и самых усердных представлений высшему начальству со стороны трех преемственно следовавших архипастырей тобольских: Варлаама I, Антония III и Амвросия – в начале настоящего столетия стали постепенно ассигноваться от казны на семинарию особые суммы и на них строиться для семинарии корпуса: между 1809 и 1812 годами был построен каменный двухэтажный, так называемый училищный, корпус, между 1822 и 1824 годами надстроен верхний этаж на одноэтажном дотоле монашеском корпусе[488 - Что между семинарской больницей и теплой монастырской (Казанской) церковью.], а к осени 1829 года окончен постройкою и третий корпус[489 - Тот, что к речке Абрамовке и что близ холодной Преображенской монастырской церкви и монастырской колокольни.]. Помещение Тобольской семинарии и при ней училища сделалось тогда, по сравнению с другими тогдашними семинариями, не только приличным и поместительным, но, можно сказать даже, роскошным. Преосвященный Евгений не упустил этого случая для своего полезного действования на семинарию путем архипастырских наставлений. Вот какую назидательную, а по местам и строгую речь произнес он к учащим и особенно к учащимся в семинарии 15 сентября 1829 года при освящении оконченного тогда постройкою корпуса.
«Наставники и питомцы семинарии! В течение немногих лет се уже третий корпус каменной воздвигнут для вас попечительным правительством. Столь щедрая благотворительность и отеческая заботливость верховного начальства о доставлении больших способов и удобств к просвещению вашему должны глубоко проникнуть сердца ваши и сколько исполнить благодарностию, столько расположить к ревностнейшему преуспеянию в науках. В том каменное сердце, кто не чувствует благодеяний; тот изверг человечества, кто, будучи осыпан благотворениями, не старается быть оных достойным.
Цель правительства – приготовить в вас достойных пастырей церкви и чрез вас распространить в народе истинное благочестие, чистое от суеверия и непоколебимое неверием или вольнодумством. Достигайте сей цели основательным познанием добрых правил и образцов словесности, твердых начал здравого смысла и первоначальных оснований христианской веры.
Кто пьет из самого источника, тот пьет чистую воду; а кто черпает в нижних, дальнейших протоках, тот черпает мутную, или по крайней мере не столь чистую струю. Много написано книг, но весьма немного образцовых и совершенных. Только тот становится истинно просвещенным, кто читает наилучшие. Но чтение и упражнение не приведут вас к цели благодетельного правительства, ежели не украсите ваших успехов благонравием и добрым поведением. Развратные умники суть пятна и поношения наук. И если с юности не положите основания и некоторой привычки к доброму поведению, то не можете впоследствии жизни, кроме особенного чуда, быть примером благонравия и поведения. Оттого видим мы столь бесчинств и соблазнов в ученых священниках, что они не положили в юности, во время учения, доброго основания.
Священник, приобретающий почтение и привязанность своей паствы, подобен ангелу, посланному с небеси. Его пример и слово преобразуют дух и нравы народные. Сколь приятно быть таким орудием Божиим, столь важно устроить себя в юности к достойному священнослужению!
Возымейте такую ревность, и наставники и питомцы, соответствовать попечению о вас правительства и славе Божией».
Думаем, что у иных учеников Тобольской семинарии, а быть может, и у их учителей долго звучали в ушах и не без пользы, не без доброго действия отдавались в сердцах слова: «В том каменное сердце, кто не чувствует благодеяний; тот изверг человечества, кто, будучи осыпан благотворениями, не старается быть оных достойным...».
Скажем, наконец, и о некоторых менее важных действиях преосвященного Евгения на пользу Тобольской семинарии и училища. До преосвященного Евгения казенные воспитанники Тобольской семинарии, и в особенности бурсаки, бедные ученики тобольского училища, ходили обыкновенно в армяках или зипунах и чарках (вроде российских котов или босовиков) с красными опушками. Преосвященный, крайне бережливый и расчетливый в расходовании казенных денег, усрамился, однако же, такого костюма своих бедных питомцев и приказал вместо зипунов шить для них тиковые полосатые сюртуки[490 - Преемник Евгения преосвященный Афанасий вскоре по приезде в Тобольск приказал заменить тиковые полосатые сюртуки сюртуками же, но нанковыми^{21}^ темно-серого цвета.], а вместо котов делать сапоги.
Преосвященный Евгений, по старинному обычаю, в святую Пасху, Рождество и в день своих именин не отказывался принимать от всех классов семинарии так называемых тогда гратулянтов[491 - Гратулянт, грагулятор (лат.) – поздравитель.] и слушать произносимые ими речи на языках не только русском, но на латинском, греческом, иногда даже на еврейском, а может быть, и еще каких-нибудь других, например, татарском и пр., и всех сказывавших обыкновенно оделял полтинниками, рублями, а иногда и более[492 - Один из лучших тобольских семинаристов начала 30-х годов, вспоминая о годах молодости, полушутя говаривал: «Не раз и мне доводилось получать рубли и полтинники от щедрой руки архипастыря по произнесении, как говорили тогда, гратуляции в св. Пасху, в день Рождества Христова и пр. Имея владычний рубль или полтину в руках, тогда я едва ли не наравне ставил себя с Крезом. Проводишь, бывало, всю праздничную неделю припеваючи, потому что каждое утро и каждый полдень есть у тебя горячая булка и стакан молока».]. Эти гратуляции[493 - Гратуляции (лат.) – изъявление радости, поздравление.] старых времен, поздравления архипастырей, а инде и ректоров семинарии в праздники речами, имели и свою долю пользы: они, по словам старых времен семинаристов, в будущих иереях, протоиереях, архимандритах и пр. развивали способность писать на представляющиеся в жизни и на службе случаи приличные им слова и речи, приучали говорить с церковной кафедры и при многочисленной публике без робости, смело и с приятностию для слушающих[494 - Преемник преосвященного Евгения, тот же самый, который заменил его тиковые на бурсаках сюртуки нанковыми, отменил в Тобольске и гратуляции и тем, конечно, избавил семинарских начальников и профессоров главных предметов от излишних хлопот: у них при приготовлении гратулянтов к сказыванию речей и пр. действительно бывало не мало суеты и забот. Притом же многие из речей, произносимых в старое время семинаристами пред преосвященными, бывали крайне льстивы и преисполнены преувеличений.].
Кроме устройства епархиальных дел и семинарии, преосвященного Евгения в Тобольске много озабочивали архиерейский дом и кафедральный собор. Тобольский архиерейский дом до отобрания в начале царствования Екатерины 11 от монастырей, церквей и архиерейских домов недвижимых имуществ имел за собою до 4000 душ крестьян мужского пола и считался одним из богатых архиерейских домов. Но по отобрании крестьян и земель, в числе других, и от Тобольского архиерейского дома за ним оставлены были только следующие немногие угодья: загородная, близ Тобольска, березовая роща, небольшое озеро верстах в 100 от Тобольска, рыболовный песок на Кречетнике, против впадения в Иртыш Тобола, и верстах в 90 от Тобольска на реке Ашлыке мельница. Но что это за угодья?
Загородная архиерейская роща была пригодна разве только для самых коротких прогулок в летнее время, самых коротких потому, что иначе прогуливающийся подвергался нападению целой мириады комаров. На озере только один раз в году, именно осенью, ловят рыбу и налавливают от одного до двух и трех возов чебаков (плотвы) и мелких окуней, каковой рыбы достает на пропитание служащих при архиерейском доме недели на две или на три. Песок на Кречетнике, прежде очень рыбный, еще при предместнике преосвященного Евгения был весь завален картами (пнями, бревнами) и забит илом и песком и потому (даже по очищении от каршей одним добрым мещанином уже при преосвященном Афанасии) приносил весьма мало доходу. Ашлыкская мельница служила не к выгодам архиерейского дома, а к разорению его: плотину на ней то и дело прорывало водой и портило самую мельницу, так что приходилось постоянно исправлять ее[495 - Предместник Евгения преосв. Амвросий II хотел было настоять на своем, устроить мельницу наилучшим образом, прочно, навсегда, и убил на нее скопившихся в прежнее время денег архиерейского дома до девяти тысяч руб. (асс.); она несколько лет и оставалась без повреждения, но не было желающих взять ее на аренду; наконец при преосвященном Евгении один желающий нашелся и взял ее на четыре года, но всего по 125 р. (заметьте, ассигнациями) в год! После с архиерейской мельницей началась старая история: прорывы плотины, поправки, ничтожная выручка за помол на ней, или еще более ничтожные кортомные деньги от содержателей ее.].
Если прибавим к этому, что Тобольский архиерейский дом не имел даже места для заготовления сена на прокорм своего скота (так что должен был заготовлять его на лугу, принадлежащем Ивановскому Межугорскому монастырю, что в девяти верстах от Тобольска), то мы поймем горечь выражения, употребленного преосвященным в письме к одному родственнику: «Доходы домовые! Эта статья изъела мою душу»[496 - См. Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 102; а в письме к другому лицу преосв. писал: «Выгодами здешнего дома похвалиться не могу. Все угодья ничего не приносят». Чт. в общ. ист. и др. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 146.]. Расходы между тем по дому были большие[497 - На содержание самого дома, служащих при доме, архиерейских певчих, коней, экипажи, на жалованье 60 штатным служителям и проч.]; трех тысяч рублей ассигнациями, или и того менее, какие получались им наравне с другими архиерейскими домами (по большей части имеющими довольно богатые неокладные доходы), ему или недоставало, или доставало с большим трудом[498 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 102.]. Преосвященный начал ходатайствовать пред Св. Синодом об увеличении суммы на содержание архиерейского дома и, наконец, исходатайствовал – вместо прежних трех или менее тысяч шесть тысяч рублей (асс.). Это увеличение оклада для Тобольского архиерейского дома, говорят, послужило поводом к увеличению содержания от казны и для других архиерейских домов в Сибири, каковы иркутский и томский.
Величественный Тобольский кафедральный собор, построенный в 13–86 годах частию на пожертвования набожного паря Феодора Алексеевича[499 - Тобольский Софийский собор замечателен между прочим тем, что он – первое в Сибири по времени каменное здание. Описание Тобольского Софийского собора. М. 1852, стр. 30–33^{22}^.], а более на доходы тобольской таможни, простояв более 120 лет, около 1807 года дал трещины, начиная с фундамента и до сводов. Трещины эти, постепенно увеличиваясь в течение 18 или 19 лет при преосвященных Амвросии 1 и Амвросии II, сделались настолько велики, что из сводов падали иногда кирпичи, и в соборе опасно стало служить[500 - В письме от 27 марта 1826 г. преосвященный Евгений писал в Нижний Новгород: «Тобольский холодный собор дал трещину сверху донизу, по северной стене. Служение в нем в междуархиерейство остановлено, служим в теплом... да и я разрешить не смею, чтоб не случилось греха». Чтен. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 147.]. Преосвященный Евгений в первый же год по приезде в Тобольск обратил деятельное внимание на собор. Но, предприняв исправление его, архипастырь на первом же шагу встретил препятствие к тому... Главная, самая большая трещина была на северной стене собора, и как раз против нее с внешней стороны стены, в алтаре придела Иоанна Златоустого, был погребен (в 1715 г.) митрополит Иоанн Максимович, которого в Тобольске все почитали за святого и по котором в Златоустовском приделе многие служили панихиды и заупокойные литургии. Чтобы заделать трещину или даже осмотреть ее в глубине фундамента, необходимо было коснуться гроба преосвященного Иоанна, а сделать это, особенно публично, значило возбудить народную молву и заставить народ ежедневно стекаться к собору тысячами. Владыка, донося Св. Синоду о настоятельной нужде исправить собор, вместе с тем просил у него дозволения переложить митрополита Иоанна на другое место. Синод дозволил, но предписал, чтобы переложение было совершено без огласки. Так и было сделано: 4 сентября 1826 года была приготовлена людьми благонадежными, притом обязанными к молчанию, на левой стороне Златоустовского алтаря[501 - В недавнее время к Златоустовскому приделу алтарь пристроен новый. Таким образом, могила митрополита Иоанна с мраморным на ней памятником находится теперь не в алтаре, а в самом храме, за левым клиросом.] новая могила; 5 числа того же месяца преосвященный вместе с ректором семинарии, кафедральным протоиереем и ключарем после трехдневного строгого поста и воздержания останки митрополита Иоанна секретно от всех посторонних переложили в новый гроб, а 6 числа рано утром преосвященный Евгений без обычной архиерейской встречи, а лишь в сопровождении градских священников и четырех почетнейших и благочестивейших граждан, накануне секретно приглашенных в качестве депутатов, вошел в придел Иоанна Златоустого и по совершении соборне панихиды перенес со служащими гроб митрополита в новую могилу. Затем облачился и служил раннюю литургию без иподиаконов и певчих, в присутствии только вышеупомянутых четырех граждан и певших на клиросе сященников[502 - Стран. 1864 г. янв. отд. 1, стр. 30 и след.].
Одно препятствие к исправлению собора устранено, и вот за ним являются новые, и еще серьезнейшие. Это недостаток денег и неполучение разрешения на исправление. Впрочем, деньги – частию чрез личные предложения самого преосвященного состоятельным и более религиозным жителям Тобольска и других городов епархии, а частию через переписку с разными благотворителями губерний сибирских и соседней с Сибирью Пермской – в непродолжительное время были собраны в количестве 29 или 30 тысяч рублей (асс.). Но переписка с ведомством строительным о разрешении перебрать часть стены собора, исправить свод его и произвести другие в нем исправления (например, крышу перекрыть) тянулась слишком три года, и если кончилась благоприятно, то только благодаря участию в деле ученого и вместе с тем очень благочестивого генерал-губернатора Западной Сибири Ивана Алексеевича Вельяминова[503 - О религиозности Ивана Алексеевича можно судить по следующему: к архиерейскому служению, которое всегда бывает продолжительно, приезжал он обыкновенно во время благовеста и всегда стоял до конца службы; так он делал не только в праздничные и воскресные дни, но и в первые дни страстной недели, когда служба у преосвященного Евгения шла от 6 до 7 часов – от 7 утра и до 1 или 2 часа пополудни. Предлагали ему (человеку уже пожилому) в эти дни во время службы посидеть отдохнуть в креслах или на стуле; но он никогда не соглашался на это.]. «После Пасхи (1X30 г.), – писал тогда преосвященный к одному знакомому в России, – я получил разрешение починить собор. Это моя большая радость. Три года боролся, и не одолеть бы, если бы не помог мне наш добрый генерал-губернатор». Самая поправка собора, начатая в 1830 г., продолжалась и в 1831 году и окончилась только во время отбытия архипастыря из Тобольска в Рязань. Освящение собора было совершено преосвященным 19 сентября 1831 года при последнем его служении в Тобольске[504 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 102. Опис. тоб. Соф. соб. стр. 37 и 49.]. Радость свою о спасении собора от грозившего ему разрушения и об окончании давно начатого по обновлению его дела преосвященный высказал и в прощальном своем к тобольской пастве слове: «Освящен, – говорил он тогда между прочим, – и первопрестольный храм тобольской паствы, да возносится в нем непрестанная молитва о всей пастве. Радостно мне, как человеку, преодоление всех препятствий и увенчание наших усилий обновлением; но паче радостно, как пастырю, что умолкнувший в сем святилище глас молитвенный снова слышится и приносится бескровная жертва о мире всего мира».
До сих пор мы описывали преосвященного Евгения как заботливого администратора и хорошего хозяина. Теперь посмотрим, как он священнодействовал и учил. Служил преосвященный Евгений часто: то в соборе, то в своей домовой церкви, то в приходских церквах по случаю храмовых праздников. Служение его было величественное и благоговейное и почти всегда сопровождалось поучением – чаще его собственным, а иногда и из книги; почему храм, где он служил, всегда бывал полон молящихся. Всенощные бдения преосвященный обыкновенно слушал в своей домовой церкви, причем почти всегда стоял на правом клиросе, и когда приходила очередь сему клиросу петь (на левом в таком случае пели архиерейские певчие), он пел один все, даже стихиры на _Господи_воззвал_, праздничные или воскресные тропари и пр. За ранними литургиями, которые преосвященный иногда также слушал в домовой церкви, он становился на левом клиросе и иногда, говорят, исправлял должность пономаря – пел, подавал кадило и проч.[505 - Припомним, что за преосвященным Евгением, когда ему исполнилось только пять лет, было зачислено на родине пономарское место, и что с осьми лет он, как уже хорошо обучившийся грамоте, самым делом исправлял должность пономаря (Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 44).] Для многих казалось странным следующее обстоятельство: когда служит в домовой церкви всенощную эконом архиерейского дома священник Тимофей Овчинников (уже покойный), преосвященный Евгений пред Евангелием с клироса уходил в алтарь, становился подле престола, или лучше подле священника, и, сказавши: «Ну, читай за мной», вполголоса читал пред ним Евангелие, а тот повторял за ним: _«Во_дни_оны_», например, скажет преосвященный, и тот говорит: «Во _дни_оны:_воспитан_Мариам,_иде_в_горняя_со_тщанием_во_град_Иудов»,_ и тот: _воставши_Мариам,_иде_в_горняя_ и пр., и так до конца. Дело в том, что названный священник был человек безграмотный, при архиепископе Амвросии 1 он был иподиаконом и казначеем архиерейского дома и служил в этих должностях весьма усердно и хорошо. Преемник Амвросия I и непосредственный предместник Евгения Амвросий II. в награду за его ревностную службу по архиерейскому дому, и преимущественно за наблюдение во время устройства архиерейской мельницы, и за надзор за помолом на ней и еще в тех видах, чтобы придать своему верному слуге в глазах подчиненных ему штатных служителей архиерейского дома больше весу, рукоположил его во священника, а преосвященный Евгений решился исправить ошибку или чрезмерное благожелание одного (т.е. архиепископа Амвросия II) и довершить благодеяние для другого, а именно сделать безграмотного священника хотя полуграмотным. И действительно, заставляя его служить в своей домовой церкви на первый раз только всенощные, а потом и ранние литургии, преосвященный благодаря своей настойчивости достиг по крайней мере того, что Овчинников мог быть назначен во священника к тобольской острожной церкви, где треб почти никаких не бывает, и где он, хотя с грехом пополам – говоря, например, возгласы наизусть и читая по большей части одни и те же многие вытверженные евангелия, – отправлять всенощные и служить по воскресеньям и праздникам литургии.
Говоря о совершении преосвященным Евгением богослужения, скажем, наконец, о том, что он имел обычай очищать совесть свою покаянием пред духовником, между прочим, в конце страстной седмицы; почему, для приготовления к тому и ради особенной важности воспоминаний этой седмицы, во все дни ее служил. В первые три дня, совершая преждеосвященные литургии, он сам читал на них, согласно установлению церкви, все (полные) четыре евангелия. Служба в эти три дня продолжалась от 6 до 7 часов (с 7 часа утра и по 1 или 2 час пополудни), и преосвященный выносил[506 - Преосвященный читал, действовал, почему для него все-таки еще было сносно; но каково было сослужившим ему протоиереям, священникам и иеромонахам, которые только стояли, притом без всякого действия? Они в собственном смысле слов – плакали.].
В статье « _Особенно_замечательные_черты_жизни_и_характера_преосв._Евгения,_ (бывшего,) _архиепископа_Ярославского»,_ помещенной в «Душеполезном чтении» 1869 года[507 - Ч. 1, изв. и зам., стр. 29.], сказано между прочим: «Проповеди преосвященный как в кафедральном соборе, так и вообще в месте постоянного своего пребывания говорил очень редко; а при обозрении епархии говорил почти при каждом священнослужении. Он так рассуждал: я не говорю проповедей в городе губернском. Для чего мне говорить? Для воскресной и праздничной проповеди есть всегда назначенный священник по расписанию. Меня все слышали и все знают. А назначенный для проповеди священник, иногда издалека, целый год заботится о проповеди, пишет, представляет цензору, другому, архиерею. И после стольких хлопот лишить его удовольствия произнесть? Не обидно ли? Притом же очень нередко так заботливо приготовленная проповедь и лучше и назидательнее моей скороспелой и необработанной». Со всем, что сказано здесь о сказывании преосвященным Евгением проповедей, пишущий никак не может согласиться. Например, здесь сказано, что описываемый архипастырь в кафедральных соборах и вообще в местах постоянного своего пребывания проповеди говорил очень редко. Если здесь говорится о служении преосвященного в Рязани и Ярославле, то, может быть, это и справедливо: там, и особенно в Ярославле, преосвященный достиг уже преклонных лет[508 - И действительно так. В письме к одному из Тобольска, писанном в июле 1851 г., он говорил: «А глаз худо видит, память крайне слабеет, зубов почти не имею, потому не только проповедей не говорю, но и служить стыжусь». Да и гораздо ранее сего, и именно еще около 1834 года, из Рязани писал он: «Вообще чувствую себя не тем, что был прежде. Не только к переписке, даже к проповедям нет той ревности, как прежде. В нынешнем году почти только и есть, что сказал ездя по епархии». (Душ. чт. 1869 г., ч. 3, стр. 112).]; там в его время священники были все уже ученые, притом их было большое число (в Ярославле одних приходских церквей до 40), и для сказывания проповедей в кафедральном соборе назначались сверх градских священников, протоиереев и ученых диаконов настоятели многих уездных церквей; наконец там вводились в очередное расписание наставники семинарии и духовных училищ. Но относительно Тобольска это несправедливо: в Тобольске при Евгении церквей (кроме соборных, домовых и монастырских) было всего 14, священники при них не все были ученые, профессоров семинарии с ректором и инспектором считалось только шесть, а учителей в училище и того менее; притом сельские священники в очередь для проповедывания в соборе тогда не вводились, как не вводятся они и до сих пор. Но вот факт, лучше всяких соображений опровергающий приведенное в статье «Душеп. чтения» известие: преосвященный Евгений служил в Тобольске менее шести лет (1826–1831 гг.), а проповедей, сказанных им к тобольской пастве (и своеручно писанных) хранится в библиотеке Тобольской семинарии 135! Из них 22 сказаны в 1826 году, 26 – в 1827, 34 – в 1828[509 - Припомним, что в этом году преосвящспиый Евгений обозревал почти всю епархию.], 20 – в 1829[510 - В этом году почти все лето проведено в путешествии по безлюдному Березовскому краю.], 20 – в 1830 и 13 в 1831 году[511 - В сентябре сего года, как увидим ниже, преосв. Евгений уже отбыл из Тобольска.], следовательно, круглым числом приходится их по 23 на год. Можно ли же сказать об описываемом архипастыре, что он во всех местах своего постоянного пребывания говорил проповеди очень редко? Не должно ли, напротив, сказать (особенно принимая во внимание труды его по управлению епархией, семинарией и пр.), что он проповедывал весьма нередко! В Белгороде и Пскове он говорил проповеди, кажется, еще чаще, чем в Тобольске: в том и другом городе он святительствовал менее нежели по четыре года, а между тем в каждом из них произнес более 100 слов, о чем сам он говорит в своем дневнике. Но обратимся к самым проповедям преосвященного Евгения, к тому, как они составлялись и произносились в Тобольске и ^П^р.[512 - Душ. чт 18 г.; ч. з; стр. 62 и 64.]
Бывало, когда наступал большой праздник или воскресный день пред великим постом, или во время самого поста, за час или за два до литургии преосвященный брал лист бумаги, садился за стол или ставал за конторку и, обдумавши наперед тему, писал проповедь, и писал без всяких поправок и малейших помарок. К благовесту или во время благовеста она была уже готова. За литургией, когда наступало обычное для проповеди время, преосвященный выходил на амвон и говорил приготовленное за час или за два. Слушателей у преосвященного бывала полная церковь; все толпились к амвону, водворялась мертвая тишина[513 - Совершенно то же было и ранее Тобольска во Пскове, о чем преосвященный не обинуясь говорил псковичанам в прощальном к ним слове: «Не могу никогда забыть... того благочестивого безмолвия, с каким внимали вы скудному слову вашего недостойного пастыря». Слова архиеп. Евгения, стр. 155.], и во храме раздавалось внятное слово проповедника. По свидетельству современников и очевидцев (из жителей Тобольска), иногда два-три слова, произнесенные преосвященным с энергией или с особенным чувством, заставляли слушателей проливать слезы о грехах своих, и во всяком случае сообщенные им в слове высокие и назидательные мысли убеждали их быть, жить лучше прежнего, побуждали их давать в душе обеты исправиться. Отчего же это? Проповеди преосвященного Евгения не отличались ни острыми мыслями, ни изящным слогом, но они всегда были кратки, немногосложны (всегда не более, а иногда и менее листа), а потому неутомительны для слушателей; по своему построению, а также по слогу и языку они были удобопонятны для всех, как образованных, так и необразованных; наконец, что всего важнее, проповеди его были сердечны, исполнены чувства и приспособлены ко времени и обстоятельствам[514 - Припомним здесь слова, сказанные преосв. Евгением в Обдорске, Омске, Тюмени и в Тобольске при освящении вновь построенного семинарского корпуса, о которых было сказано выше.]. Произносились они притом голосом громким, и произносились архипастырем многочтимым, жизнь которого, как всем было известно, совершенно согласовалась с мыслями, истинами и правилами, которые он проповедывал другим.
Проповедей своих, сказанных в той или другой епархии, преосвященный не увозил с собой, а оставлял их в библиотеке местной семинарии. Так он распорядился с проповедями, говоренными им в епархиях Курской, Псковской, Рязанской (и, конечно, Ярославской)[515 - Душ. чт. 18 г., ч. 3, изв. и зам., стр. 63, 64, 115.]; так же было поступлено им и с проповедями, произнесенными к пастве тобольской: при отъезде его из Тобольска все они были сданы им для хранения в Тобольскую семинарию. Все проповеди писаны преосвященным своеручно, четким, довольно крупным и красивым почерком и переплетены в два фолианта. Проповедей преосвященного Евгения хранится в библиотеке Тобольской семинарии, как сказано выше, 135. Из них пока напечатана только одна, сказанная I января 1826 года при первом служении в Тобольске, на текст: _обновляются_[516 - Напечатана сначала отдельною брошюрою в 1826 году, а потом в 1864 году вошла в собрание его слов. Последнее состоит только из 29 проповедей, включая сюда и приветственную к тобольской пастве. Г. Ивановский ошибочно говорит (Странн. 1871 г., окт., хрон., стр. 57), будто это издание не состоялось.]; но в рукописях, по частям некоторые из них можно встречать у иных стариков-священников (Тобольской и Томской епархий), учившихся в Тобольской семинарии при Евгении, или у их наследников. Впрочем, копии со слов, говоренных преосвященным Евгением к тобольской пастве (в двух сейчас названных епархиях), существуют рассеянно, разрозненно и понемногу – по 5, 8 и 10, и, вероятно, со временем они совсем затеряются; в Москве же, у родственника покойного преосвященного, священника (ныне протоиерея) Николо-Котельницкой церкви о. Иоанна Алексеевича Благовещенского есть полное собрание копий с сих слов. Названный родственник преосвященного Евгения вместе с некоторыми любителями духовного, назидательного чтения и почитателями преосвященного давно уже (еще около 1833 года) обращался к нему с предложением об издании его проповедей; но в то время преосвященный отклонил это предложение, то высказывая сомнение, стоят ли его проповеди печати, то внушая отложить это дело до его смерти; и только во второй половине 1847 года он сделал некоторую уступку, именно: чрез корреспондентов тех епархий, на которых служил до Ярославля, он добыл верные копии со всех своих слов, говоренных там и оставленных им в библиотеках местных семинарий, и передал их названному выше родственнику своему. Следует желать, чтобы копии эти, а в числе их и копии со слов, говоренных к тобольской пастве, не погибли бесследно, а появились в печати, если не в полном своем составе, то хотя избранные, чтобы служить духовною пищею для душ, алчущих ее. Не забудем, что покойный владыка ни разу не высказывал желания, чтобы произведения его слова вовсе не предавались печати, а только откладывал это дело до своей кончины, да и о. протоиерей Благовещенский, конечно, не для одного лишь собственного удовольствия[517 - Странн. 1871 г., окт. хрон., стр. 57.] так старательно собирал все, что только было сказано с церковной кафедры его достопамятным родственником.
Нам остается еще сказать о некоторых особенных чертах в характере преосвященного Евгения и затем перейти к рассказу о прощании его с тобольскою паствою по случаю перемещения в Рязань.
Кроме неутомимой деятельности в отправлении дел своего служения, в характере преосвященного Евгения особенно выдавались следующие черты: бескорыстие, правдивость, попечительность о вверенном ему духовенстве и милосердие. «Бескорыстие – по свидетельству одного близко знавшего его лица, – так сродно было ему, что он, бывало, оскорблялся, когда кто-либо упоминал ему об этом»[518 - Душеп. чт. 18 г., ч. 1, изв. и зам., стр. 26.]; его он, кажется, не считал в себе и за добродетель. Принять от кого-нибудь из духовенства подарок, например, в благодарность за исходатайствование награды, а также по случаю производства во священники или протоиереи, для преосвященного Евгения было и немыслимо. На стол для себя и на угощение посетителей, в праздничные и высокоторжественные дни являвшихся после литургии, он ничего не расходовал из сумм, ассигнуемых от казны на содержание архиерейского дома, а употреблял на это деньги из своего небогатого в то время архиерейского жалованья. Иные из купечества, как в самом Тобольске, так и во время поездки его по епархии, являлись к нему, по примеру прежних лет, при разных случаях с подарками и приношениями, но он ни больших[519 - Например, в Томске от первого в Сибири золотоприискателя Феодора Попова.], ни малых подарков[520 - Однажды купцы Струнины, по возвращении из Ирбитской ярмарки, принесли преосвященному около двух десятков яблок, которые составляют редкость в Сибири, и столько же лимонов, но преосвященный отказался принять и этот подарок.] никогда не принимал и даже возвращал присланное в его отсутствие и принятое прислугой. «Иные, – пишет о преосвященном Евгении о. протоиерей Благовещенский, – укоряли его за это, прямо говорили ему, что приносят ему не по делу и не из каких-либо видов, а единственно из усердия». На это он отвечал: «Знаю и верю, что делается по усердию, без всяких видов. Но случись этому дарителю иметь ко мне какое-либо дело, не почтет ли он меня невежливым, если не сделаю того, что он почитает возможным, а для меня невозможно? Да не стеснит ли это и меня в действиях?»[521 - Может быть, о. протоиерей пишет здесь о разговорах, происходивших между преосвященным Евгением и являвшимися к нему с приношениями в которых-нибудь из российских епархий; но смеем заверить, что и на].
Преосвященный Евгений, будучи сам бескорыстен, и людей держал при себе, которые не только боялись что-нибудь принять от духовных или от мирян, но, можно сказать, если бы и захотели, не сумели бы этого сделать – до того они были прямодушны и честны. Таковы, между прочим, были ездившие с Евгением по епархии для ревизии протоиереи Карпинский и Арефьев и столоначальник Бекреев, а преимущественно перед всеми игумен Мартиниан и ученик семинарии Заклинский, которых он привез с собой из Пскова и которых впоследствии увез в Рязань[522 - Уж таков был простой-препростой и добрый этот отец Мартиниан! А Заклинский решительно ничем не отличался от прочих учеников семинарии, своих товарищей: никто ни из учеников ни из духовенства, ни из светских бывавших у владыки, даже и не думал, что он родственник архиерейский.].
Здесь нелишне будет сказать, что преосвященный Евгений отличался особенной бережливостию в употреблении и хранении казенных денег: у него по семинарии, по церквам, монастырям, архиерейскому дому постоянно предписывалась, требовалась и на самом деле соблюдалась экономия и велась строгая отчетность. От этого при нем почти во всех подведомых ему учреждениях от назначенных на их расходы денег оказывались значительные сбережения или статьи, которые и хранились на непредвиденные случаи. Таким образом, и при ничтожных средствах, какими располагал при Евгении Тобольский архиерейский дом, преосвященный умел сберечь весьма изрядную сумму и тем дал возможность преемнику своему (архиепископу Афанасию) расширить (чрез пристройку алтаря) и украсить домовую церковь, а также исправить и привести в лучший вид самый архиерейский дом. Этой бережливости Евгений не оставлял и в других местах своего служения; из Ярославля (в начале января 1844 года) он писал одному из тоболян, в ответ на его уведомление об украшениях при преосвященном Владимире церквей города Тобольска и о постройках его по архиерейскому дому: «А я только старое подновляю, да охоливаю. Все думается: на что лишнее затевать? Раздолье будет моему преемнику; денег (по Ярославскому архиерейскому дому) множество накопилось». Строгая разборчивость Евгения в употреблении казенных сумм иногда доходила (особенно в старости его) почти до так называемой скрупулезности. Пишущий сам был в Ярославле свидетелем следующих двух фактов: 1) является к преосвященному с рапортом о поведении учеников правивший тогда должность инспектора семинарии священник А-в; преосвященный, приняв рапорт, прочитав его и поговорив немного с рапортующим, уходит в кабинет, минуты через две-три возвращается оттуда, но возвращается уже с листом чистой бумаги в руках и с маленьким замечанием отдает его инспектору: один лист, по его мнению, оказался лишний, и он своеручно отшил его от тетрадки; 2) приезжает на епархию один из окончивших курс академии и хлопочет, чтобы до открытия учительского места в какой-нибудь семинарии ему предоставлены были в низшем классе две лекторские вакансии по языкам греческому и французскому[523 - Проситель сам лично нравился преосвященному, он его расхваливал пред его родными, а после из чужой семинарии в один раз приглашал его на сделавшееся свободным место смотрителя одного из подчиненных ему духовных училищ, во второй раз – на лучшее священническое место в епархиальном городе.]. Преосвященный соглашается определить означенного академиста на просимые места, но с тем же окладом жалованья (по 60 р. асс. в год), какой получали лекторы-семинаристы[524 - До 1810 г. в наших семинариях существовали лекторы; это были лучшие ученики богословского класса, преподававшие (под наблюдением профессоров) в низшем отделении семинарии, а иногда и в других отделениях греческий, французский, немецкий, а иногда латинский и даже еврейский языки; жалованья эти лекторы получали по 60 р. асс. в год.], а не с высшим, в 120 или 200 р. асс (за каждое место), какой желал получить проситель и какой назначен был лекторам из окончивших курс семинарии одним из предместников преосвященного Евгения (Московским митрополитом Филаретом в бытность его архиепископом Ярославским). «Зачем нам, – говорил он членам семинарского правления, ходатайствовавшим за академиста, – давать вдвое или втрое жалованья за то самое, что для нас делают за жалованье вполовину или и еще того меньшее; казну надо беречь». Представление, что проситель, как человек с академическим образованием, сравнительно с семинаристом может иметь пред учениками больший авторитет, может быть более других лекторов полезен, осталось без желаемых последствий.
Но этот же преосвященный, столь расчетливый в расходовании казенных денег, был далеко не расчетлив, когда дело касалось его собственного кошелька: просящие и истинно нуждающиеся никогда не уходили от него без посильной (при его весьма ограниченном архиерейском жалованье) помощи, служащие при нем награждались щедро, бедным родственникам посылались довольно значительные вспомоществования, служившие в консистории и отчасти в семинарии нередко были угощаемы обедами и закусками, разного рода посетители всегда находили у него радушный прием. Поэтому преосвященный весьма нередко оставался без копейки. С увеличением средств (например, со включением его в число пенсионеров по орденам сначала Александра Невского, а потом и св. Владимира 2-й степени[525 - С двух орденов преосвященный Евгений получал пенсию до 1000 р. с.]) щедрость архипастыря приняла еще большие размеры. В первые 10 лет всю пенсию по ордену св. Александра Невского он отдавал на строившуюся тогда в селе Беляницыне, на его родине (Владимирской епархии), вместо обветшавшей деревянной каменную церковь; потом он делал вклады на вечные времена в пользу причтов тех церквей, при которых померли или были погребены его родители и другие его родные; положил (по 100 р.) вроде пенсий десяти своим племянникам и племянницам, отказался от жалованья и всех доходов до пяти тысяч рублей серебром ежегодно по званию настоятеля Донского монастыря в пользу сего монастыря[526 - Из письма преосвященного Евгения в Тобольск от 19 июня 1854 г. А также из Душ. чт. 18 г. ч. 1, стр. 163.]; жертвовал значительные суммы (3 тыс. руб.) на военные издержки в Крымскую кампанию и пр.
Вторая отличительная черта в характере преосвященного Евгения – это всегдашняя и неизменная любовь к правде... Во всех четырех великороссийских епархия, которыми управлял преосвященный Евгений, оказывалось очень много помещиков. Многие из этих лиц, надмеваясь – кто знатностью, кто богатством, кто образованием, а всего чаще одним своим дворянством, мало того что при всяком случае унижали свое приходское духовенство, но при малейших столкновениях духовных лиц с крестьянами, особенно же в случае неисполнения хотя бы явно несправедливых требований самих помещиков, всячески притесняли духовенство и то и дело посылали к архиерею жалобы на него с требованием либо наказаний лицу, провинившемуся пред ними, либо удаления его от занимаемого места. Преосвященный Евгений никогда ничего не делал по этим жалобам и требованиям без строгого исследования, и если по исследовании дела справедливость оказывалась на стороне духовенства, он считал священнейшим долгом защищать подчиненное ему духовенство, отстаивая его права, и в этом случае не смотрел ни на какие лица и отношения. Однажды, в бытность свою в Ярославской епархии, преосвященный не усумнился защищать права одного причта в спорах его с прихожанами, которых, по наветам их управителей, защищал сильно и настойчиво владелец их – покойный светлейший князь Сергий Михайлович Голицын, вельможа, известный всей России, приближенный ко двору, человек, отличавшийся благочестием, честности и, сверх того, лично знакомый преосвященному и с давних пор состоявший с ним в переписке[527 - И что же? После долгой переписки и многих неприятностей князь Сергий Михайлович принужден был поступиться своими требованиям в виду правдивости Евгения; только по этому случаю, говорят, он заметил: «упрям преосвященный, но прав». Душ. чт. 1866 г. ч. 1, изв. и зам., стр. 30–32.]. «Что бы я был за пастырь, – говорил он тогда, – если бы не защитил несправедливо теснимого священника из угождения вельможе?»[528 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 104.]. Но что говорить о действиях преосвященного в этом отношении в чуждых для нас епархиях? Припомним, как преосвященный поступил, быв в Тобольске архипастырем, когда сенаторы, ревизовавшие Западную Сибирь, вздумали принимать от крестьян по большей части запоздалые жалобы на притязательность духовенства, стали производить по тем жалобам следствия и посылать эти следствия, эти дела к епархиальному начальству, требуя наказания подвергшимся жалобам и следствиям. «Не явная ли, не уголовная ли была опасность, – как писал тогда сам преосвященный[529 - Там же.], – не согласиться с чиновниками, облеченным высочайшим доверием?!». Несмотря, однако ж, на явную опасность, он не согласился с сенаторами-ревизорами, протестовал против их действий, стал защищать подчиненное ему тогда сибирское духовенство – словом, пошел путем правды, который, как видели вы выше, довел его до обнаружения истины, до того, что дина духовные, напрасно обжалованные, спаслись от незаслуженного ими наказания, и все духовенство Тобольской епархии избавилось от клеветы, взведенной на него пред высшим правительством, пред целою Россией.
В правдивости преосвященного Евгения и вытекающей из нее всегдашней его готовности поддерживать и защищать подчиненное ему духовенство была новая особенность. Если в среде самого духовенства возникали взаимные неудовольствия и ссоры, и к нему поступали жалобы от лиц духовных и на духовных же, особенно если эти жалобы были от старших на младших и от высших на низших (и именно от протоиереев и священников на причетников), преосвященный не спешил решать их, а наперед подвергал их самому тщательному исследованию; казалось даже, будто он более старался держать сторону младших против старших и низших против высших, обыкновенно говоря: «Старшему младшего и высшему низшего всегда легче изобидеть; я по собственному опыту знаю, каково пономарям и дьячкам жить и служить при иных священниках».
Преосвященный Евгений, будучи правдив по отношению к другим, требовал справедливого отношения и к себе от других. Припомним, что он говорил явившемуся ему во сне митрополиту Платону и советовавшему, или лучше приказывавшему, перепрашиваться из Пскова на другую епархию: «Куда же проситься? Вакансии (архиерейские) в других епархиях ежели и есть, то они (только) епископские; неужели (хлопотать) о понижении?». Припомним также, как он вооружился, вступился за права свои архиерейские, когда сенаторы, ревизовавшие Западную Сибирь, стали принимать от крестьян жалобы на духовенство и по сим жалобам сами производили следствия без депутатов со стороны духовенства и присылали к нему дела только уже для наложения наказания на подвергшихся следствию. «Где же тут порядок? – говорил он тогда. – Где законы? Где права наши? На что же нам и оставаться, если мы лишние?»[530 - Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 104.]. Но, с другой стороны, преосвященный не любил и того, когда ему присвоивали что-нибудь не подобающее, не следующее ему. Например, один корреспондент преосвященного Евгения, узнав о дне его рождения (30 числа), из неблагоразумного усердия к нему вздумал в письме своем провести что-то вроде параллели между ним и Петром Великим. Преосвященный отвечал ему (от 8 октября 1838 г.), как бы с усмешкой и вместе досадой: «А это забавно, что вы день моего рождения (30 июня) сложили со днем рождения Петра Великого (30 мая). Мне ли так высоко мечтать? А ближе скажу вам, что со мною в один день (и в одном и том же селе) родился Пономарев сын Иван, который теперь на месте своего отца пономарем же. Есть апостольские слова: _не_высокая_мудрствующе,_но_смиренными_ведущеся»_ (Рим. 12, 26). А другой корреспондент, узнав о пожаловании преосвященного Евгения при увольнении его на покой званием члена Св. Синода, начал в письмах своих титуловать его «святейшеством». Огорчился смиренный старец-архипастырь: «Сделайте милость, – писал он в ответном письме, – не титулуйте меня святейшеством. Я не присутствую в Св. Синоде, а только в синодальной конторе; а титула святейшества, как патриаршего, и самые синодалы остерегаются... Стыдно величаему быть смирившемуся на покой, ибо так в старину говаривали и писали: пошел на смирение». Когда же корреспондент не унялся и продолжал начинать свои письма словами: «Ваше святейшество», тогда преосвященный снова написал: «Вы в письме своем опять присвоили не принадлежащее мне святейшество, которое одним патриархам принадлежит; его и из членов Синода ни один не приемлет, и почитают за низкое ласкательство и обижаются».
Чтобы и при опытности в управлении, и при хорошем знании как канонов церковных, так и законов гражданских, и при старании быть на суде справедливым, не ошибиться, не погрешить в суде, преосвященный Евгений иногда обращался за советами к старейшим и, как ему казалось, более его опытным в управлении епархиальными делами преосвященным[531 - Раз преосв. Евгений с каким-то трудным вопросом обратился к иркутскому преосв. Михаилу Бурдукову; но обратился, как говорится, не в добрый час. Преосв. Михаил оскорбился и отвечал: «Что ты меня пытаешь, экзаменуешь, что ли?». В новом письме пр. Евгений извинялся, оправдывался, говорил, что он обратился к нему, как сын к отцу. И в самом деле так: Михаил был старше Евгения, был сибиряк, долго служил в Сибири до архиерейства, священником и ректором (тоб. семинарии), да и в архиереи произведен ранее преосв. Евгения.] и, по словам служившего при нем[532 - Кафедральным протоиереем и членом консистории.] протоиерея А.П. Фелицына, имел обычай, приступая к решению дел, особенно важных, трудных и запутанных, прежде всего становиться на колена пред иконою Христа Спасителя и молиться так: «Господи! Вонми ми и вразуми мя, да сотворю суд людям Твоим по закону Твоему святому, в правде»[533 - Слова эти записаны в его воспоминаниях о преосв. Евгении. Сам он их слышать, конечно, не мог, но мог узнать об них от келейников преосвященного.]. После этого он решал дела, и его решения были непреложны, неизменны; если же являлись недовольные его решениями, жаловались ему на него же самого, то он, по свидетельству того же протоиерея, будто бы говорил таким жалобщикам: «Жалуйтесь на Бога; я Его пером писал решения»[534 - Конечно, многим такие слова могут показаться слишком смелыми, но не так поймут их те, кому известно глубокое смирение архипастыря и его живая вера и верность своему призванию.]. К этому надобно присовокупить, что преосвященный крайне не любил ходатайствовать за подсудимых.
Под влиянием своей правдивости преосвященный Евгений особенно был разборчив в определении на места: ученых, т.е. кончивших курс семинарии, он всегда предпочитал неученым или не кончившим курса; учеников философии предпочитал ученикам риторики, сих последних – ученикам училищ, и пр. Само собою разумеется, что тут принимались во внимание и нравственные качества просителей. Чтобы не ошибиться в этом важном деле, преосвященный особенное внимание обращал на семинарию и в ней на богословский класс[535 - В сей последний на экзамены он ездил не только в курсовой, последний год учения, но и в некурсовой, и в первый год, не только пред летнею вакациею, но и пред Рождеством, бывал на экзаменах по нескольку дней сряду, высиживал на них от 9 часов утра и до часу пополудни, и на них или после не только поверял отметки начальников и наставников (в списках, представляемых ими), но и сам составлял свои собственные списки, которые и хранил у себя.]. Когда кончившие курс являлись с просьбами о местах, то он справлялся о них не только в списках, доставленных от семинарского правления, но и в своих собственных[536 - Душ. чт 1859 г. ч 1. изв. и зам., стр. 27 и сл. 18 г. ч. 3, стр. 112.]. В тех немногих случаях, когда на одно место просилось несколько богословов, преосвященный экзаменовал всех их вместе и после экзамена спрашивал их самих: кто из них достойнее занять просимое место? Те по необходимости сами указывали на достойнейшего, на лучшего из среды себя, и этим способом он избегал пересуда, ропота со стороны молодежи. Но так как Тобольская семинария до последнего времени была очень немноголюдна, то при преосвященном Евгении и долго после него не только на диаконские, но и на многие священнические места ставились и теперь еще иногда ставятся неученые диаконы и причетники. В этом случае предпочтение отдавалось хотя сколько-нибудь учившимся в семинарии пред учившимися только в училище, а сим последним – пред учившимися только в доме родителей[537 - Здесь непременно требовались еще одобрение от прихожан, хорошая отметка благочинного в клировых, свидетельство духовного правления и удовлетворительные ответы наличном его экзамене по катехизису, отправлению богослужения и пр.]. При посвящении и определении на места, как и при решении судебных дел, преосвященный не терпел ходатайств, вмешательства посредствующих лиц, не терпел сего, по-видимому, даже до излишества. Вот, например, какой был случай: в конце 1837 или начале 1838 года диакон одного прихода Ярославской епархии, по семинарии товарищ и друг тобольского преосвященного Афанасия[538 - Афанасий родом был из Любима, города ярославской губернии.], так ослабел в здоровье, что более не мог отправлять богослужения и должен был выйти за штат. Но без должности он с семьей остался бы, как говорится, без куска хлеба. Сострадая бедственному положению бывшего товарища, преосвященный Афанасий просил письмом преосвященного Евгения (в то время Ярославского архиепископа), в видах доставить пропитание несчастному семейству, посвятить в диакона одного доброй нравственности и искусного в пении и чтении причетника, который был близкий родственник названного диакона, и обязывался в случае определения на его место помогать в содержании ему и его семейству. И что же? Преосвященный Евгений, несмотря на сан ходатая и на давнишнее с ним знакомство, а также на безвыходное положение покровительствуемого им семейства, отказал из опасения, как он тогда извещал, жалобы на него Св. Синоду со стороны семинаристов, исключенных из философского класса[539 - Впрочем, преосвященный Евгений дело устроил иначе и к удовольствию самого больного диакона: он оставил место за ним до окончания семинарского курса сына его (а тому оставалось учиться еще два с половиною года) с тем, чтобы отцу служить только тогда, когда может, а доход получать ему полный.]!
Кажется, под влиянием той же непоколебимой правдивости преосвященный Евгений был не щедр на награды своим подчиненным... В письме из Ярославля от 1 января 1844 года к тобольскому купцу Гневашеву в ответ на уведомление его. что вновь вступивший в управление тобольскою паствою (по смерти Афанасия) преосвященный Владимир в один лишь год, и даже менее чем в год, рукоположил в протоиереи двух священников на штатные места и семь священников (разумеется, заслуженных, отличной жизни и уже пожилых, а ныне уже и престарелых) на нештатные (места), преосвященный Евгений говорил: «А я, малодушный, во всю здесь бытность (в продолжение шести с половиною лет) только одного протоиерея посвятил». Кажется, он все опасался, как бы не наградить еще не вполне заслуживших награду. Впрочем, преосвященный Евгений принадлежал старому времени; а в старые времена почти все архипастыри не любили рассыпать наград: так, преемник Евгения по тобольской пастве преосвященный Афанасий в 10 с половиною лет управления (1832–1842), помнится, рукоположил в протоиереи на нештатные места только двоих (ключаря собора Ласточкина и священника Абацкой слободы Павла, в монашестве Мисаила, Фокина): одного как хорошего преподавателя и искусного проповедника, а другого как особенно отличавшегося кротостию, подвижническою жизнию и замечательною исправностию в прохождении обязанностей священника и благочинного.
Но венцом всех отличительных качеств в преосвященном Евгении была доброта его и отеческая снисходительность к подчиненным. В подтверждение этого[540 - Следует припомнить здесь сказанное в начале этой статьи о том, в каком состоянии по приезде в Тобольск преосвященный Евгений нашел дела епархиального управления; там же было сказано, что, быть может, всякий другой преосвященный всех или большую часть членов консистории по меньшей мере уволил бы от звания членов и донес бы Св. Синоду, а секретаря консистории даже отдал бы под суд; между тем преосвященный Евгений ограничился только замечаниями да выговорами, или попросту сказать, одним ворчанием, и не только всех членов консистории оставил на своих местах, но даже неисправимого секретаря три года терпел, по крайней мере дозволял ему носить имя секретаря (без исправления должности) и пользоваться жалованьем по этой должности.] расскажем следующее: первые годы царствования блаженной памяти Императора Николая Павловича особенно были грозны для духовенства. Государь Император вскоре по вступлении на престол обратил внимание на нравственность священно и церковнослужителей и о всех происшествиях, случающихся в церквах от их нетрезвости и буйства, высочайше повелел обер-прокурору Св. Синода немедленно доводить до сведения Его Величества, а о самых происшествиях сейчас же производить строгие следствия и о виновных в них, а также и о положенных на них наказаниях, после доносить Его Величеству. Во исполнение сего высочайшего повеления Св. Синод распорядился, чтобы о происшествиях в церквах епархиальные архиереи непременно и немедленно доносили Св. Синоду, а секретари консисторий немедленно же сообщали синодальному обер-прокурору и по произведении следствий дела с мнениями также представляли бы в Св. Синод... Без подобных дел не обходилось и в Тобольской епархии. Преосвященный Евгений, смотря по проступку, присуждал виновных или ко всегдашнему запрещению в священнослужении и низведению на причетнические должности, или к временному запрещению в священнослужении с заключением на более или менее продолжительное время в монастырь. Но Св. Синод почти всегда присуждал виновных к более тяжким наказаниям, например, к лишению сана и исключению из духовного звания с отдачею в распоряжение гражданского начальства (которое всегда или отдавало таких лиц в военную службу, или отсылало на заводы в работу, или записывало в крестьянское сословие с отправлением всех крестьянских повинностей), а преосвященному почти всякий раз делал замечания за слабое решение дела. Таким образом, в шестилетнее управление Тобольскою епархиею описываемым преосвященным ни один священник не был приговорен к лишению сана, и ежели некоторые и были при нем лишены оного, то не по его приговору, а по предписанию высшей власти. И вот причина, почему во всю бытность преосвященного Евгения на Тобольской епархии только одно лицо апеллировало на решение епархиального начальств Св. Синоду[541 - Впрочем, и то нужно сказать к чести сибирского духовенства, что оно до нынешнего прогресса и до наплыва в Сибирь духовенства во множестве из России, особенно из владимирской епархии, было весьма благопокорно своим архипастырям, на суд своих архипастырей смотрело так же, как смотрели на суд епископов в первые веки, т.е. как на приговор Божий, и при преемнике Евгении, архиепископе Афанасии, в 10 с половиною лет его управления, только двое из духовенства тобольской епархии приносили жалобы Св. Синоду на епархиальное начальство, жалобы, которые послужили, однако ж, к их же и вовсе ими нежеланному перемещению их в одну из соседних епархий (Странник 18 г. январь, отд. I, стр. 28).]. Некоторые проявления горячности в характере преосвященного Евгения не могут служить опровержением сказанного доселе о его доброте; горячность эта была невольным плодом его природного темперамента. «Бывало, – говорит служивший при нем П.А. Бекреев, – за малейшую и ненамеренную какую-нибудь ошибку нашу преосвященный вспылит, разгорячится; но он умел управлять этим несвойственным, неприличным для архипастыря свойством – в одну минуту, бываю, он утихнет и, как бы стыдясь своей вспыльчивости, примет веселый вид и начнет говорить с нами весьма ласково, как будто бы ничего пред сим и не было». Главное же – ворчанье и горячность преосвященного Евгения были совершенно безвредны для его подчиненных; если кому, то кафедральному протоиерею (Фелицыну) и секретарю консистории (Бекрееву), по их частому по делам службы быванию у преосвященного. всего более доставалось от негодующего преосвященного; несмотря на то, оба они единогласно в своих воспоминаниях о преосвященном Евгении благословляют его память, называют его не только снисходительным к подчиненному духовенству, но милосердным и добрейшим, благодарят Бога за дарование в лице Евгения тобольской пастве такого доброго архипастыря и считают счастливыми годы жизни, проведенные ими под начальством Евгения.
Протоиерей Благовещенский в одной из статей своих, имеющих предметом характеристику преосвященного Евгения, отзывается о нем следующим образом: «Андрей (мирское имя преосвященного) Казанцев был нрава веселого, общительного, дружелюбного и откровенного». Вследствие сего, по словам того же о. протоиерея, учитель Казанцев в молодости своей никогда и не мечтал о монашестве, два раза собирался поступить во священники, раз даже хотел было выйти в светское звание и долго не соглашался на предложение благодетеля своего Московского митрополита Платона принять пострижение, и если, наконец, согласился на то (на 27-м году жизни), то только после долгой и самой усиленной настойчивости о том со стороны митрополита[542 - Душеп. чт. 1869 г. ч. 1, изв. и зам., стр. 33 и след.]. Подтверждая известие о природной веселости и общительности в характере преосвященного, присовокупим к сему известию, что эта веселость и общительность служили для него как бы духовным лекарством при случавшихся в жизни невзгодах, неприятностях, затруднительных обстоятельствах, была противоядием мнительности, какая развилась было в нем в летах преклонных[543 - Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 112.], и давала ему возможность, так сказать, отделываться шутками при щекотливых или, лучше сказать, неподобающих вопросах, какие иногда предлагались ему[544 - Вот один из таких случаев: около 1816 или 1817 года служил в Тобольске один молодой, ловкий и довольно красивый собой дворянин; ему нравилась недурная же собой девица N. почти единственная наследница самого достаточного из тобольских помещиков (в Сибири помещиков почти совсем не было, и если были они, например около Тобольска, то были все бедняки, мелкопоместные, но достаточнее прочих был только один, -ский). Равным образом и молодой российский дворянин нравился названной богатой невесте-сибирячке. Уже все готово было и к свадьбе; но надменная знатностию, по второму мужу, мать молодого человека не благословила сына жениться в Сибири, вызвала его в Россию и женила там на одной довольно состоятельной помещичьей дочери. Оставшаяся в Сибири невеста решилась после того ни с кем не вступать в брак, надела на себя черное платье, отказалась от мясной пиши, стала почти каждодневно посещать богослужение, любила знакомиться и беседовать о благочестии с духовными лицами, словом, зажила если не совершенною монахиней, то полумонахиней. Между тем бывший жених ее, нажив троих или четверых детей, прожив имение и своей (в то время уже умершей) матери, и своей жены, овдовел и снова приехал служить в Тобольск. Старое знакомство возобновилось, даже сделано, повторено со стороны вдовца прежнее предложение; пожилая девица по наружности до времени хранила молчание, а в сердце твердо решилась выйти замуж. Но как быть с людьми, что делать с молвой, какая должна возникнуть в случае вступления ее, полумонахини, в брак? Старая невеста отправилась за советом к преосвященному Евгению. «Как мне быть, что мне делать, идти ли замуж или не идти?» – спрашивала она преосвященного. Преосвященный отвечал: «ступайте на колокольню, встаньте под колокола и спросите их». «Но что же колокола мне скажут?». Преосвященный встал с дивана, принял позу звонаря, поднял руки вверх и, повертывая их, как повертывают звонари, начал нараспев говорить: «Идти бы тебе за Петра (так звали жениха), идти бы тебе за Петра, идти бы тебе за Петра». – «Но что, если после (замужем) будет мне худо?». (Она хорошо знала за своим женихом охоту жить на широкую ногу, да помнила и обет, или по крайней мере полуобет, свой о пострижении). «В таком случае, – говорит преосвященный, – опять подите на колокольню и спрашивайте колокола». – «Но что же мне тогда колокола скажут?». Преосвященный снова принял положение звонаря и начал как бы вызванивать: «Не идти бы тебе за Петра, не идти бы тебе за Петра...». И в самом деле, что бы владыка тут стал говорить, какой бы давать совет? Он знал, какое решение принято в душе девицею; если отсоветовать, а брак между тем все-таки состоялся бы, в таком случае при всякой семейной неприятности, при всяком в жизни горе были бы угрызения совести в не принявшей совета, – ее беспокоила бы мысль, что вот-де верно это наказание мне за пренебрежение святительского совета, и пр. И вот преосвященный отделался шуткой. (Супруг после немало тратил денег непроизводительно, но с женой всегда жил в мире и согласии. Теперь оба они уже покойные).].
Следует нам сказать о перемещении преосвященного Евгения с Тобольской епархии на Рязанскую и о прощании его с Тобольском.
Преосвященный Евгений прожил в Тобольске без малого шесть лет; дела епархиального управления у него давно шли уже правильно, своевременно и быстро; дела, возникшие вследствие ревизии сенаторов, давно уже кончились, и кончились к чести преосвященного; Тобольский архиерейский дом имел уже очень хорошие средства к содержанию, обращению язычников-инородцев было положено прочное начало, работы по возобновлению кафедрального собора приближались к концу, тобольская паства не только почитала, но и от всей души любила своего архипастыря, да и сам он полюбил тобольскую паству. «Не дивлюсь, – отвечал он от 22 ноября 1843 года (следовательно, через 12 лет по выезде из Тобольска) одному тоболянину на его уведомление, что третьему его преемнику сибиряки во время поездки его по епархии понравились, – не дивлюсь, что преосвященному Владимиру по объезде епархии нравится и духовенство, и народ. Я и доселе вспоминаю с удовольствием и любовию; страшна Сибирь для преступников, а не для иерархов». Словом, преосвященный Евгений на шестом году управления тобольскою паствою находился в наилучшем положении. Правда, здоровье преосвященного, которым он и лично пред собеседниками, и в письмах к родным и знакомым любил похвалиться, называя его железным[545 - Душеп. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103; а также и воспоминания бывшего секретаря тобольской консистории Бекреева.], в начале 30-х годов начало понемногу ослабевать: он по временам страдал болью зубов и ломотой в ушах, тогда же появились у него первые признаки ослабления зрения, особенно в правом глазу[546 - Болезни у преосвященного Евгения, по рассказам современников, начались со следующего случая: в 1829 или 1830 году 8 ноября, в день архистратига Михаила преосвященный служил по случаю храмового праздника в Михаило-Архангельской церкви в верхнем ее этаже. По выходе из церкви после обедни, как на паперти и лестнице (к несчастью, высокой и совершенно открытой), так и на крыльце церковном, он около часу благословлял народ, а между тем дул холодный и довольно сильный ветер; благословлявшего продуло, и он с тех пор начал страдать болью зубов, да почувствовал и ослабление зрения. Впрочем, преосвященный боль зубов и ушей после приписывал влиянию воды, на том основании, что тобольский архиерейский дом стоит на самом берегу реки (Иртыша).]. Медицинские пособия, к которым обращался он, не помогали; не помог ему от боли в ушах и корабельный канатик[547 - Разумеется, только небольшой обрывок каната, который он по чьему-то совету выписывал откуда-то издалека.].
Но эти болезни не настолько были значительны, чтобы преосвященный ими сильно тяготился, а тем более чтобы из-за них он думал оставить Тобольск, как неожиданно, к крайнему огорчению тоболян, 1 августа 1831 года состоялся Высочайший указ, которым он, преосвященный, назначался на Рязанскую епархию со степенью Тобольской[548 - Тобольская епархия между бывшими второклассными считалась третьею, а рязанская шестою.]. В конце августа или начале сентября указ о сем назначении был получен и в Тобольске. Так как наступала осень, а с ней распутица, и так как (Софийский) кафедральный собор, во все пребывание преосвященного в Тобольске так много озабочивавший его, к тому времени был совершенно обновлен, то преосвященный не счел нужным надолго откладывать отъезд свой из Тобольска.
19 сентября 1831 года преосвященный Евгений, освятив исправленный его заботами кафедральный собор, совершил в нем последний раз божественную литургию и торжественно простился с тобольской паствою. Прощальное слово к тобольской пастве он начал из текста: _Вмале,_и_не_видите_Мене;_и_паки_вмаяе,_и_узрите_Мя_ (Иоан. 16, 17). Объяснивши, что это слова Спасителя, сказанные Им пред окончанием Его земной жизни, в преддверии небесной, преосвященный продолжал так: «Не дерзая ни в чем уподобить себя Иисусу Христу – Богу нашему, и Судии, будучи _земля_и_пепел_, дерзну только в настоящем моем положении и в мысли о будущем суде приложить к себе слова Его: _вмале,_и_не_видите_Мене,_и_паки_вмале,_и_узрите_Мя._ Служение мое в тобольской пастве... совершилось, и я вскоре оставляю возлюбленную мне паству: _вмале,_и_не_видите_мене._ Но отчет, как сие служение совершено мною, еще не настал, а настанет вскоре; ибо пред Богом тысяща лет, яко един день, и тогда я и вы предстанем судищу Христову; _вмале,_и_узрите_мя._Даждь_ответ_о_приставлении_домовнем_ (Лук. 16, 2), Христос речет мне, и не вопросит, сколько ты построил храмов[549 - Здесь намек на то, что в управление епархиею преосвященным Евгением по его убеждению построено несколько храмов вновь.], сколько объехал уездов[550 - Ясный намек на объезд его для ревизии всей епархии, состоявшей из двух губерний и одной области.]; но потребует, сколько привел к спасению душ – сих духовных храмов; сколько усмотрел и предупредил соблазнов, и горе мне, если наружное окажется блестящим, а истинное тусклым: _даждь_, скажет, _ответ_о_приставлении_домовнем._ Тогда вопросит и вас, боговрученная мне братия, вопросит как свидетелей моего поведения и как участников моего управления: _вмале,_и_узрите_мя._ И что, если рекут пастыри: он не умел наставить нас пасти стадо словесное? Что, если речет паства: он не питал нас хлебом животным? Братия, строг и неумытен суд Верховного Судии! Желал бы я при последней моей разлуке с вами утешить себя благоприятным вашим воспоминанием; но и сие утешение человеческое упадает при воспоминании прозорливейшего суда Христова. Не без того, конечно, что приобрел я в шесть лет благожелателей[551 - Увидим ниже, как много было у преосвященного в Тобольске благожелателей и как долго питали они к нему свои благожелания.], но сие приобретение положит Он, правосудный, на весы правосудия и, может быть, скажет: не словом жизни, но угождением слабости стяжал ты и сие малое приобретение. Что же остается мне к утешению, возлюбленная братия? Одно утешение – молитвы ваши, кои никогда нигде не бывают бесплодны... Не прошу себе похвал – сего дыма страстей человеческих; но прошу молитвы вашей о мне – сего благоухания небесной любви, восходящего прямо к Богу». Далее архипастырь, высказавши свою радость об исправлении и освящении собора и о том, что в этом первопрестольном храме тобольской паствы снова приносится бескровная жертва и паки слышится молитвенный глас, опять делает обращение к оставляемой им пастве: «Если вы о мне не помолитесь, то не надежно мое новое служение. Сии шесть лет, кои проведены мною между вами, неизгладимы и послужат к моему и вашему или оправданию, или осуждению. Если души наши сочетались навсегда, то сияет заря оправдания во Христе; а ежели нимало не совокупились в любовь и молитву, то предстоит мое или ваше, или общее осуждение, по мере той, сколько кто небрег к соединению в Христе Иисусе. Умоляю вас со слезами, помолитесь о мне; и свидетельствуюсь Богом, что я буду выну молиться о вас».
Во время проповеди у архипастыря-проповедника от внутреннего волнения и слез часто прерывались голос и речь, а слушатели его плакали навзрыд. Во время разоблачения преосвященного сам он и граждане-богомольцы поуспокоились было, но когда, по выходе преосвященного из алтаря с жезлом, в мантии ректор семинарии архимандрит Иона[552 - После ректорства в Тобольске и Екатеринославле он был викарием пермским, епископом екатеринбургским.] обратился к нему от лица всей тобольской паствы с речью, в которой вполне выразил мысли и чувства тобольской паствы, огорченной разлукою с любимым и многочтимым своим архипастырем, между присутствовавшими в храме снова начались слезы, послышались рыдания. Те и другие еще более усиливались, когда владыка на пути из собора, проходя многочисленную толпу народа, раздавал ему в последний раз свое архипастырское благословение.
Из собора, благословив всех и каждого, преосвященный Евгений, не заходя в архиерейский дом, сел в экипаж и при колокольном звоне всех церквей, в сопровождении множества экипажей отправился в Подчуваши[553 - Тут переправа чрез Иртыш, тут соляные магазины с солью чуть не для целой тоб. губернии, тут помещения для чиновников по соляной операции, тут же несколько десятков и обывательских домиков.] к переправе чрез Иртыш. Здесь в квартире управлявшего соляной операцией г. Белянкина граждане тобольские дали в честь преосвященного прощальный обед, во время которого много было высказано задушевных мыслей и горячих чувств как со стороны отъезжающего, так и со стороны провожавших его, и во время которого певчие архиерейские, кроме разных приличных случаю церковных песней, несколько раз пели нарочно написанный кант[554 - Вот начало этого канта:Жалко нам тебя лишиться,Добрый пастырь наш отец!Но – увы! привел проститься Нам с тобой миров Творец!Далее, между прочим, говорилось:Плачут, сетуют, рыдают Нежны дети, огорчась,Коль отцы их оставляют.Так и мы теперь, крушась,Унываем, проливаем Слезы тихо об отце!].
После обеда вслед за преосвященным переправились чрез Иртыш все старшие чиновники тобольские и значительнейшие из купцов и, после краткой остановки на фабрике Дранишникова для прощания с певчими, проводили его до первой станции.
Два современных описания проводов преосвященного Евгения из Тобольска в Рязань сохранились до сих пор: одно самого преосвященного, а другое – неизвестного. Вот что сей последний[555 - По-видимому, лицо светское, впрочем, лично мало знакомое с преосвященным.] написал тогда в редакцию московского «Телеграфа» (№ 18), издававшегося Н.А. Полевым: «Какие трогательные сцены христианского благочестия видели мы сего 19 сентября! В этот день архипастырь, оставив Софийский, возобновленный его же попечением, храм собора, произнес под конец литургии слово – и какое слово! _Вмсые,_и_не_увидите_Мене;_и_паки_вмсые,_и_узрите_Мя._ В смысле последнего: _вмале_ представлялись сближения суда Христова над пастырем и паствою. У самого пастыря проповедника многократно прерывались голос и речь от слез; и можно ли было не плакать душам верующим, душам способным к умилению? Но когда архипастырь спешил успокоиться вне храма, проходя сквозь многое множество народа и в слезах раздавая последнее благословение, мы видели, как многие рыдали, и не видели тех, у коих бы глаза оставались сухи. Вот как прекрасно вспрыскивается путь грядущего во имя Господне! Нужно ли пояснять, что это за сила, которая так властно действовала над душами и благовоспитанными и, как говорится, не воспитанными? В течение шести лет мы видели архипастыря Евгения в воскресные и праздничные дни, видели, как он смиренно предстоял престолу Господню с молитвою за царя и за нас, и как нередко с амвона поучал нас или из книги, или изустно, но всегда с сердечным излиянием. Нельзя сказать, чтобы многие пользовались просвещенною беседою его[556 - Эти слова показывают, что писавший не был из коротких знакомых преосвященного.], хотя доступ и был легок. Также в зимние вечера, когда, бывало, катаешься[557 - Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 107 и след.] и взглянешь на огромные архиерейские палаты, видишь огонек только в двух окнах: ни освещения вечернего, ни роскошного днем пиршества там не видано. Отчего же такая торжественная сила может выражаться над сердцами? Оттого, мы смеем думать, что свет духовный есть общая стихия изнуряемых заботами или смертностию человеков, а жизнь чистая, прямо пастырская и согреваемая любовию к пастве, не есть ли чувственное видение света духовного?».
Сам преосвященный Евгений в письме к кому-то из родных или знакомых писал о проводах его из Тобольска гораздо короче, но не менее выразительно: «Из Тобольска я провожен с честию, не хуже Белгорода и Пскова. Не только провожен первыми чиновниками до первой станции, но в соборе напутствован всеобщими слезами. Более награды я пожелать не мог»[558 - Писавший, очевидно, был из лиц светских.].
Таким образом, преосвященный Евгений, пробыв на тобольской пастве 5 лет 8 месяцев и 20 дней[559 - В прощальном слове преос. Евгения тоб. пастве и в корреспонденции об его выезде из Тобольска, напечатанной тогда в Телеграфе, как видели мы, пребывание преосвященного в Тобольске называется шестилетним, но это выражение было употреблено там только ради круглоты его. Автор статей о преосв. Евгении, напечатанных в Душ. чт. (18 г. ч. 3, стр. 102 и 107), говоря о времени пребывания его в Тобольске,], выехал из Тобольска 53 лет и двух с половиною месяцев от рождения. На пути до Рязани он виделся с двумя своими преемниками по Тобольской епархии: архиепископом Павлом, перемещенным в Тобольск из Могилева, и епископом Нижегородским Афанасием. С первым он виделся и разговаривал в городе Муроме, а с последним – в самом Нижнем Новгороде в его архиерейском доме. Первый ехал больной и, прожив в Тобольске только три недели (с 26 ноября по 18 декабря 1831 г.) скончался[560 - Болезнь (вследствие простуды) архиепископ Павел получил, провожая чрез три епархии тело великого князя Константина Павловича, умершего в 1831 г. от холеры в зап. губерниях, во время первого польского мятежа. На месте кончины вел. князя, в могилевской епархии, преосвященный совершил сряду 36 заупокойных литургий; потом, когда повезли тело умершего в С.-Петербург, он в каждый день служил по две панихиды и на каждой станции встречал: встретит, отслужит панихиду и поедет вперед; когда поезд приблизится к следующей станции, он снова встречает и снова совершает панихиду, и так до самого Петербурга... А время было осеннее, сырое, преосвященный Павел не раз простужался... Когда в Нижнем Новгороде преосв. Афанасий предлагал больному погостить у него до поправления здоровья, он отвечал: «Нет, уж если назначено мне умереть, то лучше умереть на месте, в своей епархии».]. Последний с переименованием в архиепископа назначен был уже на место Павла и прибыл в Тобольск 23 марта 1832 года[561 - На пути в Рязань преосвященный Евгений виделся, кроме Павла и Афанасия, с преосвященным казанским Филаретом (после киевский митрополит), с московским Филаретом же, с иркутским Мелетием. с пермским Аркадием и оренбургским Михаилом.].
В Рязань прибыл преосвященный 24 октября 1831 года, а 25-го совершал первую литургию и к новой пастве по обычаю обратился с приветственным словом.
В Тобольске в свое время говорили, будто преосвященный Евгений вследствие болезней, о которых было сказано выше, просился с Тобольской епархии на Рязанскую, как находящуюся в более мягком климате, просился если не официально, то чрез письменные сношения с членами Св. Синода. Подобные слухи настойчиво повторялись в то время и в Рязани. Но наделе это оказывается не так. И, во-первых, преосвященный «Евгений во всю свою жизнь никогда никого и ни о чем не просил, всегда Богу поручая свою участь», как он торжественно свидетельствует о себе в своем дневнике[562 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, из. и зам., стр. 65.]; стал ли же бы он изменять своему правилу из-за Рязанской епархии, которая притом в иерархическом порядке была ниже Тобольской?! Во-вторых, Рязанская епархия по большому количеству в ней церквей и духовенства была гораздо труднее для управления, чем Тобольская. «Дела (здесь) у меня столько, – писал преосвященный спустя полтора месяца по прибытии в Рязань, – что читаю и пишу и принимаю с утра до вечера, и отдыху не имею минуты, кроме обеда и сна... Столько прошло номеров чрез мои руки в сии полтора месяца, сколько в Тобольске в полгода...[563 - В Рязани к приезду преосвященного Евгения гак много накопилось дел частию потому, что предместник его, арх. Григорий, пред тем долго присутствовал в Св. Синоде, следовательно, управлял епархией издалека; частию потому, что сам преосвященный, за длинным расстоянием от Тобольска, долго пробыл в дороге, и, наконец, потому, что тогда шел во всех епархиях разбор духовенства: порочных и безместных отдавали в солдаты.]. Жду уменьшения; аше же ни, упаду под бременем»[564 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 108.]. А чрез два года и два месяца по вступлении в управление Рязанскою епархией он в письме к одному почитателю его из тоболян говорил: «У вас было мне дороги больше, а здесь при объезде работы больше; ибо церквей почти втрое, потому же и духовенства... не имею часу отдохновения при объезде, кроме когда еду или сплю». Итак, естественное ли было дело перепрашиваться архипастырю с епархии, и то довольно трудной для управления, на епархию гораздо еще труднейшую?! В-третьих, и это главное, преосвященный Евгений, живя в Тобольске, вовсе и не знал о вакантности рязанской кафедры, да если б и знал, никак не стал бы проситься на эту кафедру: перемещение на нее, по крайней мере вначале, ему даже не нравилось. Доказательством этого служит то, что писал сам преосвященный в одном письме. «Молва кричит, – писал он тогда из Рязани, – что я просился в Рязань, а я и не знал об открытии рязанской вакансии до получения указа о перемещении, которое, уверяют меня, сделано с добрым намерением, и я благодарю за доброе намерение. Но помните басню о медведе и пустыннике, помните еще стишок: tolluntur in altum, ut lapsu graviori ruant. Не мне дано возвышаться: Сибирь охраняла меня от возвышения и опасности; вы меня хорошо знаете»[565 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 109.]. И еще прежде гораздо яснее высказался преосвященный Евгений пред преосвященным Афанасием в проезд чрез Нижний Новгород: он как бы жаловался преосвященному Афанасию, что его назначили на место его ученика[566 - То был Григорий, до авг. 1831 г. рязанский, потом тверской и казанский архиепископ, а после петербургский митрополит; он учился у Евгения в 1809 году в петерб. академии. Но вот и еще на то же доказательство: вскоре по приезде в Рязань преосв. Евгений писал преосв. калужскому Гавриилу: «На обмен вашего поздравления меня с новой паствою, должен бы и я поздравить ваше преосвященство (перемещением в Могилев), но, судя по себе, затрудняюсь и о вас. Наше перемещение есть испытание нашей преданности Промыслу. Предаться должно... Видно то полезно для нас, когда ведет такими путями». (Чт. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 150).]. Впрочем, это нерасположение к месту своего назначения было в архипастыре плодом начинавшей проявляться в нем мнительности; но оно скоро прошло: епархиальных дел при нем уменьшилось; паства рязанская, как и три прежние, полюбила его, полюбил и он ее; к тому же преосвященный, живя в Рязани, избавился по крайней мере от половины тех болезней, которыми страдал в последние годы в Тобольске. «Здесь я, писал он в Тобольск от 22 мая 1837 года (следовательно, уже пред отправлением из Рязани в Ярославль), – от болезни зубов и ушей почти освободился. Не возобновилась бы она на новом месте, ибо Ярославль 400 верст севернее Рязани и лежит, как и Тобольск, при самой реке, а Рязань в версте и более от реки[567 - Здесь освобождение от болезни в ушах преосвященный приписывает отдаленности реки от Рязани, но раньше он писал, что от той боли избавился, вкладывая, по чьему-то совету, в уши шерсть шлёнских овец.]. Только болезнь глаз, нажитая преосвященным в Тобольске, так навсегда и осталась: в Рязани в конце 1836 года (как видно из письма его к одному знакомому в Тобольске) правым глазом он уже ничего или почти ничего, не видел; в 1837 году, в бытность его в Москве на пути в Ярославль, он советовался с знаменитыми врачами-окулистами, но те ему откровенно сказали, что ему зрением недолго уже суждено пользоваться; в 1838 году в Ярославле правый его глаз совсем уже закрылся катарактом, а в начале следующего (1839) года он и левым видел уже довольно слабо, почему он считал этот год последним годом своей службы[568 - Все это из писем Евгения к тоб. купцу Гневашеву.]; однако ж он и при одном глазе служил еще до начала 1854 года.
Многих начальников, едва они оставят поприще служения, совсем забывают. Не такова была участь преосвященного Евгения: его помнила тобольская паства и по разлуке его с нею, а многие из жителей Тобольска (например, ректор семинарии фон-Кремер, по вере протестант, ректор семинарии архимандрит Евфимий, советник П.Ф. и сын его П.П. Поповы, купцы Мих. Ант. Селиванов, Ал. Мир. Гневашев, Струнины Гр. Сем. и Вас. Александрович, а также и сыновья сего последнего и пр.) вели с ним переписку до самой смерти своей: что случалось радостного или печального, лично ли с ними или с городом Тобольском, или с целым сибирским краем, они, как дети отцу, обо всем сообщали ему, а остающиеся доселе в живых бывшие его подчиненные кафедральный протоиерей Петр Андреевич Фелицын и секретарь консистории П.А. Бекреев переписывались с ним до его окончательной слепоты, даже, можно сказать, до его смерти, по крайней мере в последний раз они писали к нему в июле 18 года по случаю празднования пятидесятилетнего его юбилея в архиерейском сане.
С своей стороны, и преосвященный не перестал любить тоболян и всю тобольскую паству с отбытием из нее и с приобретением новых почитателей на новых паствах: на все письма корреспондентов своих (по правде сказать, иногда вовсе бессодержательные) он отвечал неопустительно и довольно пространно, а главное, почти всегда своеручно[569 - Чужою рукою письма его стали писаться, и то не всегда, тогда уже, когда и левый глаз начал изменять.]; бывало, видя эти письма, читая эти ответы, невольно удивляешься его терпению и крайней снисходительности. Известия обо всем, происходившем в Тобольске, он получал с удовольствием и интересовался ими: в случае радостных событий радовался, а при печальных печалился. «Слава Богу, – писал он от 36 февраля 1937 года из Рязани Гневашеву, – что вы приобрели доброго и умного начальника (вероятно, нового генерал-губернатора в лице кн. Горчакова). Я еще половиною души моей живу у вас». (Между тем со времени выезда его из Тобольска тогда прошло уже пять с половиною лет). А в письме к другому лицу (от 27 декабря 1847 г.) он говорил: «Благодарю и за тобольские ваши известия; сорадуюсь добрым, скорблю прискорбным приключениям, любя неизменно тоболян, хотя уже мало остается, кои меня помнят». В ноябре 1839 года, по случаю пожара, истребившего в Тобольске весь гостиный двор и пустившего почти по миру многих из тобольских торгующих[570 - Гостиный двор был весь деревянный, притом все лучшие лавки были внутри двора; в лавках, по старому обычаю, у многих купцов хранились не только товары, но деньги, лишнее платье, лучшая посуда и пр. Произошел пожар в 20-х числах октября 1839 г., часу в 9-м вечера; огонь показался вдруг на всех четырех сторонах, притом все около проходов внутрь. Поэтому многие торговцы остались только с ключами от лавок в карманах.], преосвященный к первому из поименованных здесь лип писал: «По моему душевному расположению и усердию к Тобольску и тобольским гражданам оно (несчастие) меня поразило едва ли не столь же, как и самих потерпевших несчастие. Что чувствует отец, получа подобное известие от детей; таково было и есть мое чувство... Как ненавистны для меня эти злодеи, которые дерзнули на всеобщее несчастие! Да воздаст им Господь по их преступлению и злобе». «Не дивлюсь, – говорится к тому же лицу в письме от 22 ноября 1843 года, – что преосвященному (тобольскому) Владимиру по объезде епархии правится и духовенство и народ. Я и доселе вспоминаю с удовольствием и любовию. Страшна Сибирь для преступников, а не для иерархов». А в письме к другому тобольскому корреспонденту (от 30 декабря 1846 г.), благодаря за тобольские известия, говорит, что они всегда интересуют его по его особой любви к тобольской пастве, причем паству тобольскую он называет имеющею свою хорошую сторону и его душевно привязавшею к себе. Верных, честных, трудолюбивых из бывших своих сотрудников по управлению Тобольскою епархией преосвященный всегда поминал добром. Когда, например, протоиерей Карпинский, помимо его желания, преосвященным Афанасием был назначен уездным протоиереем в Омск, Евгений писал: «Удивился я, что о. ключарю предлагается омское место. Неужели оно честнее ключарства?». А когда Карпинский, простудившись при сдаче ризницы, заболел и, не выезжая из Тобольска, помер, преосвященный писал: «Ия душевно болезную и на каждой проскомидии воспоминаю новопреставленного». Другому из тобольских протоиереев в одном письме писал: «Приятна мне память ваша, и я всегда помню ваше служение и усердие»; в двух других письмах преосвященный выражает соболезнование тому протоиерею, что он в старости подвергается крестам и незаконным клеветам, и молит Бога, чтобы Он укрепил его сердце к перенесению постигших его скорбей. Обедневшим из тобольских приятелей, по возможности, время от времени оказывал пособие. Например. Алексею Мир. Гневашеву, и без того небогатому, а в пожар гостиного двора наряду с другими оставшемуся с одними ключами от лавки, преосвященный немедленно выслал 100 рублей ассигнациями, а после на постройку новой лавки 70 рублей серебром, да и затем не один еще раз присылал ему по _красненькому_яичку_, как называл сам преосвященный десятирублевый билет. Наконец, уже по смерти старца-приятеля внуку его, университанту (в 1850 г.) прислал на экипировку 30 рублей серебром.
О дальнейшей судьбе преосвященного Евгения скажем кратко и только следующее.
После шестилетнего управления Рязанскою епархиею[571 - Из всех обстоятельств служения преосвященного Евгения в Рязани едва ли не самое важное обстоятельство – его поездка в 1832 г. в Воронеж, по высочайшему повелению и указу Св. Синода, для освидетельствования мощей святителя Митрофана и обследования чудес, бывших от сих мощей.] преосвященный был перемещен в Ярославль. На новую, уже пятую, паству он прибыл 15 июня 1837 года и правил ею почти столько же времени, сколько четырьмя предшествовавшими вместе, именно 16 лет и 7 с половиною месяцев. Несмотря на многочисленность церквей (более 800) и духовенства в Ярославской епархии и соответственное этому количество дел епархиальных, несмотря и на случавшиеся по управлению неприятности, архипастырь бодро и неустанно управлял ярославскою паствою. _Пою_Богу_моему,_ говаривал он словами Писания, _дондеже_есмъ_ (Псал. 145, 2). Одно только крепко озабочивало его – это более и более ослабевавшее его зрение. Для поддержания его преосвященный почти с самого приезда в Ярославль своеручно писал только резолюции и письма (впрочем, не все) к своим многочисленным корреспондентам, а из всего прочего – только самое необходимое, остальное же писал обыкновенно под его диктовку письмоводитель. Но в 1841 году, вследствие некоторых неприятностей, потребовавших от преосвященного личной переписки с высшим начальством, он как бы забыл свою заботу о зрении и начал писать по-прежнему почти все своеручно и так продолжал до конца своей службы. В 1846 году он нарочно ездил в Москву для советов с врачами-окулистами о своем зрении, но от них, как и в 1837 году, ничего не вывез утешительного для себя, кроме совета не изнурять слишком зрения (письмом и чтением)[572 - Душеп. чтение 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 150, 152. Впрочем, о всем этом есть сведения и в письмах преосвященного, писанных в Тобольск.].
К слабости зрения с летами присоединилась и общая физическая слабость, и вот преосвященный с 1841 года время от времени, сначала частными письмами к членам и обер-прокурору Св. Синода, а потом и официальными прошениями даже на высочайшее имя, стал проситься на покой, объясняя в тех прошениях, что он готов поместиться во всяком монастыре, какой ему укажут, и согласен жить без пенсии... Только все его и письма, и прошения оставались без удовлетворения. Не желая лишить российскую церковь такого полезного архипастыря, лица, близко стоявшие к кормилу управления церковью, отвечали ему или молчанием, или личными и письменными мольбами продолжать служение церкви[573 - Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 153, 154, 158.], или исходатайствованием ему новых отличий, например, алмазных знаков на орден св. Александра Невского[574 - Самый орден св. Александра Невского был получен преосвященным еще в Рязани, в 1835 году.] и алмазного же креста на клобук при самых лестных рескриптах Его Императорского Величества[575 - Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 154, 158.]. И преосвященный покорялся воле Промысла и распоряжениям начальства: «И буду служить, – отвечал он в 1841 году на личные убеждения покойного Киевского митрополита Филарета, – пока глаза служат»[576 - Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 154.]; а по получении креста на клобук он в конце мая 1849 года писал в Тобольск: «Не того ожидал я по моим просьбам, а отдохновения от трудов моих. Но Промысл и правительство требуют, чтобы я еще послужил. Повинуюсь, и послужу, доколе могу[577 - Преосвященному в это время оканчивался уже 71 год.], или вернее, доколе мне послужат глаза мои». Но глаза служили ему плохо, да и силы телесные вместе с душевными мало-помалу ослабевали. «Глаз худо видит, – писал архипастырь в июле 1851 года в Тобольск, – память крайне слабеет, зубов почти не имею. Потому не только проповедей не говорю, но и служить стыжусь». Почему он снова начал утруждать Св. Синод просьбами об увольнении его на покой, и снова без успеха. «Писал я, – говорил он в сейчас названном письме, – дать ход на покой просьбам, но ни гласу, ни послушания». Наконец преосвященный твердо положил в уме своем ни в каком случае не оставаться на службе долее лет жизни митрополита Платона, а Платон скончался 75 лет 4 месяцев и 12 дней – 11 ноября 1812 года. В 1853 году 30 июля преосвященному Евгению исполнилось 75 лет. Почему 11 ноября 1853 года, принесши усердные молитвы по покойном своем благодетеле[578 - Евгений всегда высоко чтил память своего учителя и благодетеля митрополита Платона: первая его молитва всегда была за Платона, самая высшая похвала – Платону, где можно было подражать, он подражал Платону, и пр.], он в тот же день написал прошение на высочайшее имя об увольнении его от управления епархиею, а 12 числа послал его в Св. Синод.
На сей раз прошение старца-святителя было услышано: он уволен на покой в Московский ставропигиальный Донской[579 - Преосвященный Евгений первоначально просился было на покой в Троицкую лавру, как место своего учения, учительства и пострижения, но это почему-то не состоялось.] монастырь (причем на него возложено было управление сим монастырем) с пенсией по 2 тысячи рублей в год с званием члена Св. Синода и с назначением присутствовать в московской синодальной конторе.
Из Ярославля выехал преосвященный 2 февраля 1854 года, а 4 числа того же месяца прибыл в Донской монастырь[580 - Этим монастырем преосвященный Евгений управлял год и до архиерейства – половину 1817 года и первую 1818 года. (Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 58 и сл.).], которым управлял 17 с половиною лет. За все это время он не пользовался ни жалованьем настоятельским, ни настоятельскими доходами, употребляя их частию на благотворения, а преимущественно на нужды монастыря[581 - На последний предмет из жалованья и доходов преосвященного Евгения, по званию настоятеля Донского монастыря, в первые шесть лет его настоятельства шло денег 24272 р., следовательно слишком по 4 тысячи рублей каждогодно. (Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 163).].
Поселившись в Донской монастырь на покой, преосвященный, однако ж, не много давал себе покоя. Он деятельно управлял[582 - Не принимал или мало принимал он участие в управлении монастырем только в три последние года жизни.] монастырем; каждый день неупустительно ходил к утрене, литургии и вечерне; до 1867 года почти каждое присутствие ездил в синодальную контору; каждый воскресный и праздничный день служил; вел переписку с родственниками, со старыми, а отчасти и новыми знакомыми, а в свободное время и читал. Но три последних дела (т.е. что служил, вел переписку и читал) он исполнял только до конца 1858 года, т.е. до окончательной потери зрения. С 1857 года преосвященный служил литургию уже только раз или два в год[583 - Каждогодно же служил преосвященный Евгений утреню и вечерню в первый день пасхи.]^;^ да сверх того, по приглашению друга его, покойного митрополита Филарета, участвовал в хиротонии московских викариев и в некоторых торжественных служениях; при этом молитвы для него читал кто-нибудь из сослужащих в полголоса, так, чтобы он мог слышать, а когда нужно было преподать народу мир и благословение, тогда кто-нибудь из сослужащих обращал его липом к западу. В последний раз покойный архипастырь служил в день своего юбилея в Донском монастыре с высокопреосвященным митрополитом Иннокентием. Писал письма своеручно преосвященный и в 1856 году уже с большим затруднением (писал иногда одно и то же слово по два раза – раз выше и другой ниже)[584 - Одно такое, с таким затруднением написанное преосвященным Евгением письмо, пишущему случилось видеть в Тобольске.], а с 1857 года он все письма свои, равно как и официальные бумаги, подписывал уже только ощупью и, разумеется, уже далеко не таким красивым и четким почерком, как в прежнее время. Но и это старец мог делать только до начала 91-го года своей жизни: последние подписи им были сделаны под продиктованными им ответами на адреса, телеграммы и письма, присланные ему по случаю празднования его юбилея. Для чтения книг, духовных журналов и пр. у него было два чтеца, из которых один читал ему утром, а другой вечером[585 - Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 150-162.].
Пятнадцатый год пребывания преосвященного Евгения на покое был самый замечательный год в его жизни: 30 июля (18 г.) исполнилось ему 90 лет от рождения, а 14 июля – 50 лет служения в архиерейском сане. В сей последний день литургию и после нее благодарственный молебен совершал в Донском монастыре митрополит Иннокентий в сослужении самого архиепископа Евгения и трех епископов, а также со многими архимандритами, протоиереями и другим духовенством. После литургии и молебна в келье были прочитаны весьма лестная высочайшая грамота преосвященному на пожалование ему ордена св. Владимира I степени и грамота Св. Синода; прочитаны или лично произнесены приветствия от некоторых преосвященных[586 - Замечательно приветствие (присланное телеграммой) земляка Евгения, покойного олонецкого архиепископа Аркадия: «Примите, высокопреосвященный владыко, девятидесятилетний старец, и от меня осьмидесятипятилетняго искреннейшее приветствие с исполнившимся пятидесятилетием вашего служения в архиерейском сане. Всеблагий Господь да исполнит во благих желания ваши». (Странн., 18 г., ноябр., отд. IV, стр. 50).] и разных ученых и учебных учреждений, например, Московской духовной академии, Московского университета, общества любителей духовного просвещения, от семинарий и пр., а также прочитаны, по крайней мере представлены были письма и телеграммы от частных лиц. Замечательно, что между приносившими поздравление юбиляру были депутаты от епархий, бывших в разное время под его управлением, а именно: от Курской, Рязанской и Ярославской. Но из епархий Псковской и Тобольской, за их отдаленностью от Москвы, были получены только телеграммы и письма: из Пскова от псковских граждан, а из Тобольска от кафедрального протоиерея Фелицына (писанная от липа всего тобольского духовенства) и бывшего секретаря Тобольской консистории П.А. Бекреева[587 - Странно, что о телеграмме и письме к юбиляру, посланных из тобольской епархии, не упомянуто ни в одном журнале и ни в одной газете, поместивших в 18 г. известия о 50-летнем юбилее преосвященного Евгения в архиерейском сане; между тем это верно: пишущий читал ответы на них.]. Замечательно, что девятидесятилетний юбиляр настолько имел еще тогда бодрости, что все грамоты, приветствия, телеграммы и пр. выслушал стоя[588 - Там же, стр. 162-164; Церк. лет. при Дух. бес. 18 г. № 30, стр. 561, 565–5. Прав, обозр. 18 г., т. 26, зам., стр. 138–145.].
После юбилея старец-святитель жил еще три года и несколько дней, но силы его были окончательно истощены; он ни разу после того не служил ни один, ни с другими преосвященными, не подписывал ни писем, ни официальных бумаг, вел жизнь совершенно уединенную и около двух лет почти совсем не входил в управление монастырем. В последние восемь дней преосвященный не принимал никакой пищи и скончался (утром 27 июля 1871 года) так тихо, что окружавшие болящего едва могли заметить последний вздох его.
Всей жизни преосвященного Евгения было 93 года и 27 дней; служения его церкви сначала в должности учителя, префекта и ректора семинарии[589 - Причетническая его служба здесь не считается.], а также в должности инспектора и бакалавра академии, потом в должности епархиального начальника и наконец в звании члена Св. Синода было 71 год; в иноческом звании состоял он 67 лет, а в архиерейском сане – 53 года и 13 дней[590 - В российской Церкви в архиерейском сане 50 лет (и три с половиной месяца), кроме Евгения, прожил еще только московский митрополит Филарет; после них архиереями долго еще служили митрополит московский Платон (46 лет) и с.-петербургский митрополит Серафим (44 г.), а в Церкви греческой – патриарх александрийский Иоаким архиерействовал (в конце XVI и первой половине XVII столетия) 70 лет и митрополит каппадокийский 66 лет – с 1805 по 1871 год. (Церк. лет. 1871 года№ 33, стр. 123).].
Отпевание высокопреосвященного Евгения (30 июля) совершено было двумя митрополитами – Московским Иннокентием и Пальмирским Кириллом[591 - Грек, заведывающий антиохийским в Москве подворьем.], тремя епископами: Алексием, бывшим Екатеринославским, и московскими викариями Леонидом и Игнатием – в сослужении многочисленного духовенства, как монашествующего, так и белого, в присутствии московского генерал-губернатора князя Долгорукого, некоторых членов Государственного совета, сенаторов и многих других почетных особ и при стечении множества народа из Москвы и окрестностей ее.
При конце отпевания в похвалу приснопамятного архипастыря было произнесено слово известным в Москве проповедником протоиереем Алексеем О. Ключаревым. Изобразивши всю жизнь усопшего архипастыря на основании самых достоверных сведений о нем, проповедник заключил свою речь следующими знаменательными словами: «Помолимся... да дарует нам Господь в почившем архипастыре нового предстателя и молитвенника за церковь и отечество наше, за благоденствие и спасение всех нас»[592 - Совр. летоп. 1871 г. № 23, стр. 3 и 4.]. И мы, знающие жизнь почтенного в этом слове похвалами, надеемся и веруем, что в лице почившего архипастыря действительно есть уже у нас новый молитвенник и ходатай пред престолом Всевышнего.
Погребен усопший архипастырь в теплом соборе Донского монастыря за правым клиросом, между тем как за левым (клиросом) ровно за 100 лет пред тем погребено тело архипастыря московского Амвросия Зертис-Каменского, убитого чернью, возмутившеюся по поводу свирепствовавшей тогда в Москве чумной заразы[593 - Слов, о писат. дух. чина, т. 1, стр. 23.].
Едва газеты разнесли по России весть о кончине преосвященного Евгения, тотчас стали творить по нем поминовение во всех епархиях, в которых он святительствовал, особенно горячие молитвы воссылались в тех церквах сих епархий, при которых остались рукоположенные им священники. Между прочим нам передавали умилительный рассказ о том, как в одной из церквей города Омска заказывал служить по усопшем архипастыре заупокойную литургию и по ней панихиду бывший при Евгении секретарем Тобольской консистории П.А. Бекреев, ныне почти 80-летний скудный состоянием старец, и преклонял во время совершения их свои старческие колена.
Полагают, что Евгений был последний представитель платоновской эпохи, эпохи, столько прославленной именитыми архипастырями, постриженцами Платона, каковы Мефодий Смирнов, Амвросий Серебренников, Августин Виноградский, Серафим Глаголевский, Симеон Крылов, Иннокентий Смирнов, Парфений Чертков и знаменитый между ними Филарет Дроздов[594 - Цер. летоп. при Дух. бес., 1871 г. № 33, стр. 122-128.].
Скажем еще несколько слов о произведениях пера покойного преосвященного Евгения. Выше мы имели случай заметить о проповедях сего архипастыря, что их сказано было много и что самая большая часть их доселе остается в рукописях, так как напечатано их при жизни преосвященного всего 29, да еще несколько появилось в духовных журналах после его смерти. Но, кроме проповедей, в руках родственников и знакомых преосвященного Евгения чрезвычайно много сохраняется[595 - Но все ли и везде ли сохраняются? Одно лицо, интересующееся историею сибирской Церкви и тобольской иерархии, просило у тобольского купца Фед. Вас. Струнина писем преосвященного Евгения к нему и к отцу его для прочтения и извлечения материалов для биографии писавшего те письма. Но купец тот в просьбе отказал, вероятно, из опасения, что зачитают или употребят их во зло. Спустя несколько лет Фед. В-ч помер; и вот когда от имени помянутого лица обратились с прежнею просьбою к семейству умершего, то оказалось, что все бумаги после покойных стариков, в том числе и письма преосвященного Евгения, проданы в мелочные лавочки на обертки!!!] его писем. Письма преосвященного Евгения, почти все писанные его собственною рукою, четким и красивым почерком, носят на себе печать ума и вкуса, а некоторые свидетельствуют сверх того о высоком образовании писавшего их, а главное, в них сквозит прямота характера, доброта и искренность писавшего. Многие из них, и в особенности те, которыми сам преосвященный поздравлял с праздниками или с наградами значительных лиц или которые им были писаны в ответ на подобные ему чиненные поздравления, конечно, важности в себе почти никакой не заключают. Но между письмами преосвященного немало есть таких, в которых содержатся интересные сведения как о его собственной жизни, так и о состоянии бывших в его управлении епархий, а также о состоянии всей современной ему российской церкви и ее иерархии. В доказательство справедливости сказанного довольно указать на переписку Евгения по поводу перемещения его из Пскова в Тобольск, о причинах, вызвавших ревизию Тобольской епархии в 1828 году, о том, что он видел и слышал во время поездки своей по епархии для ревизии, о столкновении его с князем Сергием Михайловичем Голицыным по поводу обвинения сим последним оказавшегося, однако ж, невинным одного причта (Ярославской епархии) и пр., и пр. Из множества сего последнего рода, т.е. интересных по содержанию писем преосвященного Евгения, доселе напечатаны только весьма немногие: одни в полном их виде, как, например, письма к архиепископам Рязанскому Гавриилу и Ярославскому Аврааму[596 - В Чтениях в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 142–160 и в Душ. чт. 1871 г. авг., изв. и зам., стр. 156-158.], а другие в извлечении, например, в статьях об авторе их, протоиерея Благовещенского, помещенных в Душ. чтении[597 - 18 г. в книжках ноябрьской и дек., 1869 г. в книжке январской.] и в настоящей статье. Затем от преосвященного Евгения сохранилась краткая его автобиография под названием «Дневник архиепископа ярославского Евгения Казанцева», написана она была в 1826 году в Тобольске на латинском языке, но в 18 году протоиереем Благовещенским переведена на русский язык и напечатана[598 - В душ. чт. 18 г. окт. изв. и зам., стр. 43–66.]. Автор оканчивает свой дневник описанием приезда в Тобольск, следовательно, ни слова не говорит ни о дальнейшем пребывании в Тобольске, ни об управлении епархиями Рязанской и Ярославской, ни о пребывании на покое в Донском монастыре. Наконец, говоря о произведениях пера преосвященного Евгения, следует сказать, что он в молодости, а иногда и в старости, любил сочинять на русском и латинском языках стихи. Протоиерей Благовещенский, напечатавший о преосвященном Евгении несколько статей, в конце последней из них[599 - ДуШ ч 1869 г ч 1 изв и зам СТр 35 и след.] представил и три образчика его стихотворства: одно – стихотворение, напечатанное им еще в молодости, до монашества, в утешение какому-то родственному, находившемуся в скорби семейству, другое, писанное уже в Рязани (когда ему было около 55 лет), с означением, что число 13 в жизни его было знаменательное число (например, он был 13-м из детей у отца и матери, 13 лет поступил он в семинарию, чрез 13 лет по поступлении в семинарию постригся в монашество, чрез 13 же лет по пострижении посвящен в архиереи и пр.), и третье, писанное уже в Донском монастыре (по слепоте) ощупью, с объяснением, что и число 9 в его жизни также было знаменательно (например, 9 лет преосвященный частию служил, а частию только числился пономарем, 9 лет учился в семинарии, 9 лет был учителем, префектом и инспектором, 9 же лет служил ректором и архимандритом и пр.). А сам преосвященный Евгений в дневнике своем, описавши посещение в сентябре 1801 года Императором Александром Павловичем Вифании и Вифанской семинарии, сказал: «Когда Государь Император вошел во аудиторию, митрополит Платон поднес ему оду, а воспитанники произнесли приветственный разговор, изложенный стихами; то и другое сочинено Казанцевым» (припомним, что Евгений во всем дневнике говорит о себе в третьем лице). Далее там писано: «При входе Императора и при выходе в семинарские ворота вся семинария, стоявшая на семинарских галереях, пела гимны, в честь его сочиненные», но это написано уже без объяснения, кем те гимны были сочинены – самим ли Казанцевым или другим кем[600 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 47.]. Эти последние и подобные произведения пера преосвященного Евгения любопытны, быть может, не столько по достоинству стихов, сколько по тому, что в старину семинаристы и их учителя и начальники не чуждались поэзии[601 - Известно, что и митрополит московский Филарет писал стихи, а еще более известно то, что поэзией занимались и много оставили после себя произведений в ее духе не только Симеон Полоцкий и Феофан Прокопович, но и святитель Димитрий Ростовский.]. Если где они сохранялись в целости, то разве у наследников его бумаг или в библиотеке Вифанской семинарии; пишущему хорошо известно, что в библиотеках некоторых семинарий тщательно хранятся в особых книгах и тетрадях речи и стихи даровитых учителей и учеников, писанные не только на посещение государей и разных важных особ, но и по случаю тезоименитств местных преосвященных, а также на праздники Пасхи и Рождества Христова.
Январь 1872 г.
Омск.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АФАНАСИЯ, АРХИЕПИСКОПА ТОБОЛЬСКОГО И СИБИРСКОГО[Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Жизнеописание Афанасия, архиепископа Тобольского и Сибирского // Странник. 1867. Т. 1. январь-февраль. С. 5-94.]
Двадцать три года тому назад, именно осенью 1842 и весной 1843 года, Тобольск лишился двух замечательных лиц: архиепископа Тобольского и Сибирского Афанасия и действительного статского советника, визитатора[603 - Визитатор – инспектор, ревизор.] всех сибирских, пермских и вятских гражданского ведомства училищ Петра Андреевича Словиова. Биография последнего, бывшего сотоварищем, сослуживцем (по Петербургской духовной академии) и другом графа М.М. Сперанского[604 - Михайло Михайлович, посылая ему часы и библию, писал: «Посылаю тебе, возлюбленный Петр Андреевич, время и вечность» и пр.] – давно уже написана и напечатана; благодарность обязывает составить более полную[605 - Краткая биография преосвященного Афанасия была напечатана мною еще в 1743 г. в 11 номере Москвитянина. Из ней многое почти целиком, хотя без указания источника, взято было кем-то для другой биографии того же архипастыря, помещенной в конце сороковых или в начале 50-х годов в «Нижегородских губернских ведомостях»: с этою последнею биографиею Афанасия буквально сходно и то, что напечатано о нем в Истории нижегородской иерархии (1857 года) на стр. 226-44.] биографию и первого. Надеюсь, читатели «Странника» увидят в нем архипастыря и человека замечательного не в Сибири только, но и в целой России, и иные из них от чтения его жизнеописания получат, может быть, и немалое назидание.
Все, что здесь будет сказано о приснопамятном для меня и для многих владыке, заимствовано мною частью из послужного его списка и биографии, некогда кем-то помещенной в Нижегородских губернских ведомостях, а всего более из собственных моих воспоминаний о нем – из того, что я сам видел в нем и около него, что сам слышал от него во время частых отеческих его со мною бесед и что знал о нем от лиц, много лет живших при нем и пользовавшихся его благоволением.
Архиепископ Тобольский и Сибирский Афанасий родился в апреле 1785 года[606 - Так нередко высчитывал и говорил сам преосвященный Афанасий. Но в ведомостях Ярославской семинарии за 1800 год, хранящихся в архиве ярославской консистории, сказано: «Школы риторики, гор. Любима соборной церкви протоиерея Феодора Михайлова сын, ученик Александр Протопопов 15 лет, определен в семинарию» и проч. Если основываться на этом сведении, то нужно будет сказать, что преосвященный Афанасий родился не 1783, а 1785 года, следовательно, двумя годами позднее.] Ярославской губернии в городе Любиме и при крещении наречен был Александром. Отец его Феодор Михайлов Протопопов[607 - У него, кроме Александра, впоследствии Афанасия, было еще двое детей: дочь Анна, муж которой в любимоградском протоиерействе преемствовал ее отцу, и сын Иван, служивший секретарем в какомто неважном присутственном месте, по отставке живший единственно крохами, какие получал от младшего своего брата, архиепископа Афанасия.] был в то время Любимским протоиереем и закащиком (благочинным) окружных церквей, а после, по вдовстве и поступлении в монашество, сперва строителем Геннадиевой пустыни[608 - Геннадиева пустынь в Ярославской епархии Любимского уезда. Так называется она от основателя своего преп. Геннадия, который скончался в 1565 году, и которого мощи доныне почивают нетленно.], потом архимандритом Толгского первоклассного монастыря[609 - Толгский первоклассный монастырь – в 8 верстах от Ярославля; он построен в начале XIV столетия ростовским епископом Трифоном по случаю явления ему на берегу реки Толги чудотворной иконы Божией Матери.].
Александр Протопопов первоначальное образование получил в доме родительском. Учение его, как почти и всех того времени лиц, не только духовных, но и светских, начиналось, разумеется, с азов – Часослова и Псалтири[610 - Преосвященный Афанасий иногда в дружеской беседе жестоко подшучивал над ученьем детей по азам, глаголям, фитам и проч., даже удивлялся, как он и другие в свое время при таком способе преподавания грамоты научились читать, и радовался, что теперь упрощено это дело. Но, с другой стороны, он глубоко и скорбел, что в последнее время при обучении детей грамоте начали почти вовсе изгонять все священное, все духовное; в азбуках, напр, (разумеется, кроме молитв, как бы нехотя в них прилагаемых), не найдете вы ни слов: Бог, Спаситель, Божия Матерь, Ангел, святый, угодник Божий, рай, ад, ни каких-либо картинок религиозного содержания; а о псалтири, часослове и др. духовных книгах при детях не упоминают, разве только с усмешкой. «Конечно, – говорил преосвященный, – это оправдывается как будто доброю целыо: хотят, чтобы дети понимали все, что читают, и оттого охотнее учились. Но всегда ли бывает так, всегда ли достигается эта цель? Да еще и правда ли, что этого хотят? Нет ли тут другой затаенной мысли? Не случается ли, напр., – продолжал он, – в самых дешевых азбуках, изданных, очевидно, не для барских детей, встречать под буквами и их названиями слова: ананас, половые щет], однако ж оно не было пустое, или бесплодное, потому что отеп преосвященного Афанасия, судя по некоторым перешедшим к преосвященному книгам[611 - Из отцовских книг у преосвященного Афанасия были, между прочим, некоторые латинские классики, свящ. археология на латинском же языке, какое-то богословие и проч.] его и по рассказам преосвященного, сам был человеком для своего времени достаточно образованным и имел хорошие познания, кроме латинского языка, в науках богословских, священных древностях, географии, и даровитому от природы сыну своему старался сообщить все, что только мог по силам детского его возраста. По крайней мере мы вправе заключать об этом из того, что ярославский преосвященный Арсений, проэкзаменовавши маленького Александра Протопопова, когда он был представлен в семинарию, и выслушавши смело и с разумением сказанную им речь (которая была сочинена, конечно, отцом), расхвалил его, а отца с чувством благодарил за хорошее приготовление сына.
По выезде из родительского дома преосвященный Афанасий обучался в Ярославской семинарии, которая в конце прошедшего и начале настоящего столетия состояла под управлением трех ученых, преемственно следовавших архиепископов: вышепомянутого Арсения (Верещагина), Павла Пономарева и Антония Знаменского. Состав учителей семинарии при них был хороший[612 - Преосвященный Афанасий из учителей своих хвалил между прочим ректора семинарии архимандрита Августина Сахарова (уроженца Ярославской же губернии) и соборного священника Петра Соснина. Первый, человек строгой жизни и серьезного характера, особенно – до отягощения – налегал на лучших учеников (чтобы они не ослабевали, а преуспевали более и более), в том числе и на Афанасия, но в]. Александр Протопопов поступил в семинарию 11 сентября 1795 года. Учась в этом учебном заведении, он не надеялся, подобно многим, на хорошее свое приготовление и только на счастливые свои способности, но старался во всей точности исполнять ученические свои обязанности и, что особенно замечательно, уже и тогда, в детстве и юности, любил находиться в обществе людей образованных и беседовать с ними или слушать беседу их; поэтому и квартировал он преимущественно у учителей (например, у соборного священника Петра Соснина) и ученых священников, старинных товарищей его отца, а из сверстников своих водил дружбу только с добрыми и более успешными. Оттого и шел он впереди, во всех классах занимал первые места и получал лучшие отметки[613 - В семинарских списках (1795-1806 гг.), хранящихся в архиве ярославской консистории, Александр Протопопов постоянно значится или первым, или между первыми и отмечается: «К науке весьма понятен, успел похвально» и проч. Извлечения из списков для меня сделаны г. секретарем ярославской консистории Ап. Крыловым.]; оттого также, наступали ли праздники, например, Пасхи, Рождества Христова или Нового года, приближался ли день именин преосвященного ярославского, учителя и префект обыкновенно Александру Протопопову назначали сочинять и говорить речи и стихи, особенно латинские; оттого же, наконец, прежде, чем Александр Протопопов окончил курс учения, ему поручено было преподавать греческий язык в низшем отделении семинарии, а когда окончил он курс (в 1806 году), его, как студента наиболее способного и трудолюбивого, немедленно сделали настоящим учителем Ярославской семинарии и быстро переводили из низших классов на высшие, даже до поэзии и риторики[614 - В биографии преосвященного Афанасия, напечатанной в Нижегородских губернских ведомостях, сказано: «По окончании курса Протопопов оставлен при ярославской семинарии учителем». Это было (замечается там) в 1805 году, когда начал управлять Ярославской епархиею архиепископ Антоний Знаменский. Но то и другое несправедливо: в ведомостях Ярославской семинарии за 1805 год Александр Протопопов значится между обучающимися богословию, что под].
Состоя на учительской должности, Александр Протопопов хотел было, не оставляя ее, вступить в брак, а вместе с тем и в епархиальное ведомство: было уже в виду и диаконское место при одной из ярославских церквей, да почти совсем была высватана и невеста. Но Александр Протопопов, хотя имел и хороший голос, но не бас, и отличался красивой наружностью, но был невысок ростом; поэтому прихожане, страстные любители диаконов басистых и рослых, отказали ему в требуемом одобрении[615 - «Протопопов хорош, – говорили те ярославцы, – проповеди сказывает хорошо, не худо и апостол читает; но он низенек, не виден и не басист; к нашей церкви найдется дьякон и получше». Ниж. губ. вед.]. Невеста по сиротству воспитывалась в доме ее дяди; а дядя ее был большой богач, но, как видно, еще больше скуп: он не хотел будущим молодым супругам дать выговариваемую для услуг женщину[616 - Дядя происходил из духовного звания, но служил по гражданскому ведомству и имел немало крепостных людей.] и хоть чем-нибудь помочь жениху сыграть свадьбу и обзавестись; дело так и расстроилось. Подумаешь, от каких ничтожных, даже смешных причин происходят иногда важные последствия!
Намерение учителя Протопопова вступить в белое духовенство, а вместе с тем и в брак, сторонним наблюдателям казалось весьма необдуманным, походившим скорее на плод временного увлечения. Характер у него был более меланхолический, следовательно, едва ли пригодный для семейной жизни: он не только в лета мужества и старости, но и в молодости не любил светского шума, не чувствовал в себе наклонности к развлечениям в обществе, но всегда искал уединения и в уединении любил сосредоточиваться в самом себе. Это-то и заставляло его, еще в бытность учителем, даже в бытность учеником семинарии, особенно в старших классах, проводить свободное от классных занятий время в беседе с людьми солидными и добрыми товарищами либо в уединенных прогулках по берегу Волги и в окружающих Ярославль рощах, где предавался он думам о человеке и его назначении, о видимой природе и о ее Создателе; это-то и в лета молодости делало его скучным, иногда среди веселящихся чуть не плачущим. Притом он был не из тех людей, которые свое образование вершат школьным учением и в нем видят законченную полноту своих совершенств. Напротив, и по окончании курса семинарских наук ему, уча других, все еще хотелось учиться самому; приобретенные познания не утоляли его жажды, но требовали, чтобы круг их расширялся более и более; он, и в бытность учителем, когда только выпадали свободные минуты, любил углубляться в чтение Св. Писания и толкований на него, читал всегда книги содержания серьезного и, состоя уже на службе, нашел как-то время докончить перевод (с латинского языка) изложения апостольского символа Пеарсона, начатый им еще в бытность учеником богословия. Но, не довольствуясь полученным в семинарии образованием и желая образования высшего, жаждая новых и обширнейших познаний, мог ли он, как и всякий другой учитель духовно-учебных заведений в восьмисотых годах, удовлетворять благородному своему стремлению? Для этого тогда недоставало у него ни времени, ни средств. Быв, например, учителем риторики, он имел у себя в классе сотни полторы учеников, которым, кроме русской и латинской словесности, преподавал также греческий язык, читал и исправлял бесчисленное множество русских и латинских упражнений, да в очередной год на каждый воскресный день перед литургией ученикам всех или нескольких классов семинарии говорил катехизические беседы и за свои труды даже по увеличении окладов в начале царствования Государя Императора Александра Павловича получал жалованья только 200 руб. асс.
Но вот высшее начальство предприняло произвести радикальное преобразование во всех духовно-учебных заведениях и положило начать его с С.-Петербургской духовной академии. Круг наук в этой академии предначертывалось расширить новыми науками или и теми же, но, для более подробного преподавания их, раздробленными на части. По этому случаю избираемы были наставники из тогдашних ученых не только между лицами духовными, но и светскими, не только русские, но и иностранцы.
Тогда же по всем епархиям разослан был циркуляр, которым молодые даровитые люди духовного звания приглашались на составление первого курса преобразованной академии. Это-то приглашение, принятое Александром Протопоповым с жаждой улучшить и возвысить свое образование, и увлекло его с родины, которую он всегда так любил, о которой даже и в лета старости вспоминал с таким удовольствием и которой постоянно желал послужить так или иначе, в той или другой должности. В состав (93) студентов, имевших поступить в первый курс преобразованной С.-Петербургской духовной академии из Ярославской семинарии, требовалось пять человек; они должны были преимуществовать перед другими быстротою своих способностей и доброю нравственностью, а по внешней стороне быть не старше 22 или 25 лет от роду и не иметь телесных недостатков. Так как учитель Александр Протопопов удовлетворял всем этим требованиям, то изъявил желание быть в числе приглашаемых в академию пяти человек, преосвященный ярославский Антоний, знавший его с отличной стороны и благоволивший к нему, преподал ему благословение, и он в конце 1808 года вместе с другими четырьмя ярославскими студентами[617 - Из них мне известны, хотя только по именам, Мартынов, после служивший при Святейшем Синоде, и Ир. Ветринский, издавший Церковные древности Бингама в русском переводе.] отправился в Петербург, по приезде в академию отлично выдержал экзамен и с февраля следующего (1809 г.) начал изучать разного рода науки.
Чрезвычайно интересно было слушать преосвященного Афанасия, когда он, можно сказать, с юношеским жаром вспоминал о годах, проведенных им в академии. Но из его воспоминаний иное еще не время передавать во всеобщую известность, а иное, да и многое, в течение 24–25 и более лет у пишущего уже испарилось из памяти. Скажу только, что преосвященный Афанасий, как и все его товарищи, учился в Петербургской академии 6 лет; что во все годы своего учения он постоянно шел между первыми студентами; что успевал особенно хорошо в науках богословских[618 - При окончании академического курса, как увидим ниже, он сам себя сознавал наиболее способным к преподаванию наук богословских; да и действительно, на духовно-училищной службе особенно славился преподаванием богословия.], в толковании Св. Писания[619 - При изъяснении Писания преосвященный Афанасий особенно любил держаться смысла так называемого литтерального-буквального и исторического. Кстати здесь заметить, что непосредственный преемник Афанасия по тобольской кафедре преосвященный Владимир, напротив, более всего отыскивал в Писании смысл нравственный, а преемник Владимира преосвященный Георгий преимущественно уважал смысл таинственный. Таким образом три преемственно следовавшие тобольские архипастыри в изъяснении Писания, так сказать, дополняли один другого.], в церковном красноречии[620 - раз профессор красноречия С.-Петербургской академии (помнится, архимандрит Леонид), в студенческих сочинениях обращавший вни-], в церковной истории[621 - Преосвященный Афанасий был глубокий знаток истории Церкви Божией и особенно Церкви ветхозаветной и первенствующей христианской. Но, кроме церковно-библейской и церковной истории, он основательно знал и чрезвычайно любил библейские и церковные древности, а впоследствии весьма много занимался вообще древностями, напр., египетскими, греческими, индийскими, американскими, русскими, скандинавскими и проч., и по всем этим отраслям истории у него были дорогие издания.] и в языках латинском[622 - В знании латинского языка, по несуществованию для него в академии особенного класса, Александр Протопопов усовершенствовался под руководством ученого Грефе и прочитал всех латинских классиков. Впрочем, он еще и в семинарии, по отзыву тогдашних его учителей и начальников, на латинском языке прозой и стихами писал лучшее, чем на русском.], греческом[623 - В знании греческого языка, учась в академии, Александр Протопопов до того усовершенствовался, что свободно читал не только отцов Церкви, но и всех греческих классиков. Профессор греческой словесности в Петербургской академии, природный и ученый грек Скинас на задачах его обыкновенно подписывал: πρώτος или πρώτίςος ^{23}^, а такие рекомендации даваемы были им из целого курса только еще Павскому. Впоследствии в библиотеке преосвященного Афанасия найдены были все лучшие издания как греческих, так и латинских классиков, каково, напр., издание Панкука.] и французском[624 - Преосвященный Афанасий читал по-французски с такою же легкостью, как и по-русски. Изредка справлялся он с лексиконом только при чтении книг по естественным наукам. По немецкому языку не учился, о чем впоследствии, когда на этом языке стало выходить много дельных богословских – церковно-исторических и археологических сочинений, очень сожалел.]; что пред одними из профессоров и начальников своих он благоговел за их ум, трудолюбие и искусство преподавать[625 - Об одном из них преосвященный Афанасий рассказывал, что он в течение шестилетнего курса почти один прочитал студентам все богословские науки; что он от усиленных занятий, страдая геморроем, иногда на лекциях заплевывал весь платок кровью, и что этот ученый-труженик не раз сам сказывал, что иногда, идя в класс, сомневался, возвратится ли домой живым.], другим верил, как людям искренно благочестивым, на третьих смотрел, как на образцы справедливости в действиях, а над иными, надобно признаться, подчас и подшучивал[626 - Напр., не раз он рассказывал, как один профессор – немец, не очень отличавшийся знанием, или по крайней мере уменьем, преподавать свой предмет, при крайней своей близорукости воображал, сидя на кафедре, что его лекцию слушают все студенты, тогда как их в аудитории было пять-шесть; или как один проказник весельчак студент тому же профессору повторял лекции разными голосами за себя и за нескольких отсутствующих товарищей]; что об умных и добрых своих товарищах он во всякое время вспоминал не только с удовольствием, но и с любовью и с каким-то особенным воодушевлением.
Давно уже наступил и 1814 год, последний для первого курса вновь преобразованной С.-Петербургской духовной академии; близко было и окончание этого продолжительного курса. Александру Протопопову, как и другим его товарищам, нужно было подумать о предстоящей судьбе. Но о чем думать? На что решиться? Идти в гражданскую службу ему и на мысль никогда не приходило; светская жизнь составляла слишком резкий контраст с его характером. Притом он душевно был предан церкви, для которой и на счет которой столько времени воспитывался, и потому никак не решился бы оставить служение ей из каких-либо своекорыстных мирских видов. Можно было еще оставаться светским преподавателем наук в духовно-учебных заведениях, не выходя из духовного звания, но это состояние какое-то неопределенное, нерешительное, более переходное; да и лет Протопопову от роду было уже слишком за 30[627 - Если, то есть, он родился в 1783 году; а когда рождение его отнесем к 1785 году, то при окончании курса, в 1814 году, ему шел не 32-й, а 30-й год.]. От мысли вступить в белое духовенство, а с тем вместе в брак, он давно уже отрекся; потому что характер свой находил непригодным для брачной жизни; теперь и для него обозначилось очень ясно, что он не мог бы не отвлекаться от любимых своих ученых занятий, если бы запутался в мелочи и суеты супружеской и семейной жизни. Притом на забавный отказ прихожан одной ярославской церкви в просимом им у них одобрении для получения диаконского места и на излишнюю расчетливость дяди своей невесты смотрел теперь Александр Протопопов как на предостережение от самого промысла Божия. Наконец, в расчет входило здесь и следующее обстоятельство: студенты духовной академии были приготовляемы с целью на первый раз быть образователями и воспитателями духовного юношества; но он, Протопопов, при окончании академического курса чувствовал себя богатым сведениями преимущественно только в богословских науках; преподавание же богословских наук и в академиях духовных, и в семинариях предоставлялось тогда исключительно монашествующим. Все это, взятое вместе, заставило Александра Протопопова вступить в иноческое звание, которое вскоре и принял он с переменою имени Александра на имя Афанасий.
Преосвященный Афанасий кончил курс вторым магистром и, как отличный по нравственности и успехам, оставлен при академии прямо инспектором и бакалавром, не получив, однако, для преподавания никакого определенного предмета[628 - В истории нижегородской иерархии на стр. 232 и в вышеупомянутой статье Нижегородских губернских ведомостей об Афанасии ошибочно сказано, будто бы в академии Афанасий был преподавателем. Напротив, в то время для ближайшего и постоянного надзора за студентами высшее начальство признавало нужным назначать в инспекторы академии таких лиц, которые не были бы отвлекаемы никакими учебными занятиями. История С.-Петербургской духовной академии, стр. 246, 339-45.]; ему поручено было только заняться составлением канонического права. На должности инспектора он, вскоре по пострижении, посвящен был сперва в иеродиакона и иеромонаха, а потом, года через полтора, и в архимандрита. Но канонического права в духе православной церкви преосвященный Афанасий составил только две некоторые части, а полного составить не мог по многим причинам: не было у него ни знакомства с этою наукой, которая тогда еще не преподавалась, ни достаточных материалов, которые в то время лежали еще в неизвестности в синодальных архивах, ни даже образцов в духе православной церкви; он не имел под руками ничего, кроме апостольских правил и соборных постановлений, да не имел и довольно времени для окончания этого труда, ибо в марте 1816 года, следовательно, через год и семь месяцев по окончании академического курса, перемещен был на должность ректора Казанской академии, тогда еще не преобразованной.
В проезде из С.-Петербурга через Ярославль преосвященный Афанасий, хотя и торопился, опасаясь скорого разлития реки, однако ж успел повидаться с престарелым своим родителем, тогда уже Толгским архимандритом, и с преосвященным Антонием, который, благословив его на поступление в академию, потом и хотел было разлучить его с академией[629 - Преосвященный Антоний, помнится, в 1813 году, писал Александру Протопопову, чтобы он ехал в Ярославль, не оканчивая академического курса, и обнадеживал его (разумеется, под условием принятия пострижения), что он вскоре будет сделан ректором Ярославской семинарии. Но Протопопов отклонил от себя это предложение, частью потому, что преосвященный Антоний, хотя был пастырь жизни строжайшей, человек бескорыстный, отец сирот и величайший ревнитель об образовании духовного юношества своей епархии, по слишком был тяжел для всех, по службе стоявших к нему близко, а еще более потому, что непременно хотел докончить с таким успехом начатое и так хорошо продолжаемое свое образование в академии.]. Так как преосвященный Антоний и сам был из числа ученейших лиц конца прошедшего и начала настоящего столетия, и притом сам нес некогда должность ректора Петербургской академии при старом ее образовании, то и интересовался знать, как и что делается теперь в академии, и у него с молодым и ученым архимандритом, который принимал уже и еще должен был принимать самое деятельное участие в образовании нового поколения, как говорится, не было и конца разговорам и расспросам.
О жизни и службе в Казани преосвященный Афанасий всегда вспоминал с неудовольствием: начать с того, что для его здоровья вредна была тамошняя вода, нередко подвергавшая его лихорадке и желтухе; там возникало множество непривычных ему хлопот по исправлению погоревшего перед тем академического здания; там, наконец, сколько можно было соображать на основании кой-каких выражений Афанасия, к нему почему-то не совсем благоволил и преосвя^7^ щенный казанский, замечательный в свое время проповедник, архиепископ Амвросий Протасов.
К счастью преосвященного Афанасия, в Казани служить ему довелось недолго: в конце 1817-го или в начале 1818 года Казанская академия по старому образованию была закрыта, и Афанасий перемещен был в Тверскую семинарию с должностью ректора ее и профессора богословских наук, также с назначением настоятельствовать в первоклассном Калязинском Макариевом монастыре. Одно лицо в Петербурге, извещая его об этом перемещении, писало ему: «К счастью вы переводитесь из неустроенной академии в устроенную семинарию». Жить и служить в Твери преосвященному Афанасию было уже приятно: там довелось служить ему под начальством весьма расположенных к нему преосвященных: Серафима (после С.-Петербургского митрополита), Филарета (ныне митрополита Московского), Симеона (умершего впоследствии в Ярославле) и Ионы; там же настоятельство над довольно богатым монастырем давало ему гораздо более средств для удовлетворения всегдашнему страстному своему желанию составить собственную библиотеку. Это желание в то время отчасти и было удовлетворено покупкою у наследников покойного Ярославского архиепископа Арсения Верещагина, родом тверитянина, значительного количества книг, и в том числе нескольких десятков фолиантов, содержащих в себе творения св. отцов как греческих, так и латинских[630 - Фолианты эти преосвященный при отъезде из Твери в Киев отдал в библиотеку Тверской семинарии в тех мыслях, что возить их из места в место очень неудобно, а между тем, если бы они понадобились, можно было бы найти их в семинарской библиотеке каждого епархиального города.]. Притом получаемые им из Калязинского монастыря деньги представляли ему возможность помогать в содержании бедному старшему своему брату[631 - Брат его, от природы не очень даровитый, почему-то и службу оставил очень рано, и Афанасий каждый год посылал ему с семейством по 1000 руб. ассигн.].
Зная богословские науки в совершенстве, оживляя свое знание чтением вновь выходивших в России и за границей богословских сочинений и имея от природы глубокий ум и хороший дар слова, преосвященный Афанасий преподавал ясно, отчетливо и понятно для учеников даже и не очень даровитых: его преподавание сопровождалось герменевтическим разбором встретившихся текстов, равно как историческими и археологическими изысканиями, для которых он собирал много материалов; ученики слушали его, можно сказать, с жадностью, а некоторые, не довольствуясь выдаваемыми от него уроками, следили за устными его лекциями[632 - Эти, почти стенографические, лекции расходились по рукам учеников во многих списках и долго даже после Афанасия составляли любимое и полезное чтение не только для учеников, по и для священников и других духовных лиц.] с карандашом в руке, отчего успехи их по богословию были всегда отличные. Профессоры и учителя семинарии в знании и преподавании своих предметов старались подражать уважаемому ими ректору. От этого у воспитанников, усердно занимавшихся учебными предметами и составлением множества упражнений, бывало менее прежнего шалостей и поступков, а когда и случались они, преосвященный Афанасий умел отличать шалости, вызванные обстоятельствами, от закоренелых привычек, и потому одних удерживал в пределах долга ласкою, внушениями, легкими взысканиями, а к другим был неумолимо строг и совершенно отсекал их от общества товарищей. Вообще, как начальник и судья Афанасий был весьма справедлив и вместе, когда это требовалось, оказывался снисходительным. Эти качества начальнического такта характеризовали его во всех местах его служения.
Из Твери в 1823 г., то есть чрез пять лет управления Тверскою семинариею, преосвященный Афанасий вызван был на чреду священнослужения в Петербург. Здесь, служа церкви, он в то же время исправлял должность законоучителя в первом кадетском корпусе[633 - До вступления на престол Государя Императора Николая Павловича в кадетских корпусах и некоторых других светских учебных заведениях законоучителями почти обыкновенно бывали монашествующие.], а потом 29 июля того же 1823 года, следовательно, через 9 лет по окончании академического курса, на 41 году жизни хиротонисан в епископа[634 - Из товарищей Афанасия ранее его рукоположен был во епископа только Григорий (под конец жизни С.-Петербургский митрополит).] Чигиринского, викария киевской митрополии, на место скончавшегося пред тем ученого богослова, преосвященного Иринея Фальковского.
В Киеве преосвященному Афанасию довелось начать служение в звании епархиального начальника под руководством чрезвычайно опытного в церковном управлении и в свое время весьма известного историка, археолога и юриста митрополита Евгения Болховитинова. Там имел он возможность удовлетворять свои наклонности к ученым занятиям и часто беседовал с двумя своими по Петербургской академии товарищами, следовавшими один за другим ректорами Киевской академии – Моисеем и Мелетием. Там нередко встречался он и беседовал с лицами известнейшими в то время по благочестию и духовным подвигам, каковы были архимандрит и наместник Киево-Печерской лавры Антоний, впоследствии архиепископ Воронежский, и проживавший тогда в лавре архимандрит Макарий[635 - В бытность преосвященного Афанасия инспектором Петербургской академии, Макарий (в миру Михаил Глухарев) принадлежал к числу ее студентов. После Макарию довелось и в другой раз быть в отношениях к Афанасию, когда поприщем служения обоих их была Сибирь.], сложивший с себя управление Костромской семинарией и потом с особенным успехом проповедывавший христианство полудиким обитателям гор и междугорий Алтая. Наконец, в Киеве преосвященному Афанасию пришлось видеть, кроме множества мощей угодников Божиих, почивающих в пещерах, нетленное тело одного из своих предместников по тобольской кафедре, митрополита Тобольского Павла Конюшкевича и слышать чрезвычайно разительный рассказ об обретении его тела нетленным[636 - В Киево-Печерской лавре, в подвальном этаже левого придела великой церкви погребены были тела нескольких архиереев и других более или менее значительных лиц. Так как в погребении их в свое время не было наблюдаемо надлежащего порядка, то надгробия их были разбросаны там и сям и затрудняли ход по подвалу. Посему митрополит Евгений и приказал могилы или гробницы те раскопать и гробы с останками погребенных в них перенести во вновь приготовленные гробницы – ближе к стенам церкви. Это приказание относительно некоторых или многих покойников было исполнено. Но в одну ночь накануне дня, в который предположено было перенести еще одну гробницу, митрополиту является во сне, в полном облачении, неизвестный архиерей, с гневным видом и строго говорит ему (по-латыни): «Доколе будешь ты тревожить наш покой?» (Это только сущность речи являвшегося во сне, а речь была довольно продолжительная). Митрополит, перепугавшись, проснулся и долго не спал, после, однако ж, успокоив себя мыслью, что это обыкновенная мечта сновидения, опять заснул и утром нисколько не беспокоился о том, что видел во сне. Но как велик был ужас митрополита, когда на следующий день в его присутствии раскрыли предположенную для переноса гробницу и в пей оказался лежащим, как живой, совершенно нетленный тот самый архиерей, который являлся ему в предыдущую ночь в том же самом облачении и проч., и проч.! Навели справку о погребенном в этой гробнице, и оказалось, что то был последний Тобольский митрополит Павел Конюшкевич, умерший 4 ноября 1770 года в Киево-Печерской лавре на покое. (Рассказ этот я неоднократно слышал от преосвященного Афанасия; при мне же повторил и преемник этого преосвященного (в 1835 и 1836 гг.), бывший киевским викарием преосвященный тобольский Владимир, то же подтверждают и многие другие, бывшие и жившие в Киеве. О нетлении тела митрополита Павла есть сведение печатное. См. сказание о странств. монаха Парфения, ч. I, стр. 184)69.]. За[637 - Митрополит Павел Конюшкевич канонизирован. В 1984 г. установлено празднование в честь всех сибирских святых и подвижников благочестия. На иконе «Собор Сибирских святых» в первом ряду изображён и святитель Павел.См.: Абрамов Н.А. Павел II Конюшкевич, митрополит Тобольский и Сибирский // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 236–252. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).] службу в Киеве преосвященный Афанасий был награжден орденом св. Владимира 3-й степени.
Викарием киевской митрополии преосвященный Афанасий пробыл уже более трех лет и в деле управления епархиею затруднений не встречал даже и тогда, когда, за отъездом митрополита Евгения в Петербург для присутствования в Св. Синоде, управлял киевскою паствой один. Посему 23 октября 1826 года он, с утверждения Государя Императора, был назначен самостоятельным епископом в Нижний Новгород на место уволенного в то время «по слабости здоровья» преосвященного нижегородского Мефодия на покой. В Нижний Новгород преосвященный Афанасий прибыл 18 января 1827 года и в 5 с небольшим лет пребывания своего там вот что сделал для нижегородской паствы: 1) перестроил и наилучшим образом украсил архиерейский дом и крестовую в нем церковь, и по этому случаю целый год жил в доме гостеприимного князя грузинского; 2) построил кафедральный собор, хотя эта работа произведена на суммы (162,691 руб. асс.), испрошенные у казны еще его предместником[638 - Ярмарочного собора, построенного французом, генерал-инженером Бетанкуром, без всякого участия епархиального духовенства, преосвященный Афанасий не хвалил, между прочим, за акустические недостатки или за диссонансы в нем пения.]; 3) окончил постройкою, можно сказать, великолепный, в сравнении с помещениями других семинарий, корпус; 4) хор певчих переменою чрезвычайно громкого пения, бывшего в употреблении при его предместниках, на пение тихое и стройное улучшил до такой степени, что об нем долго и после вспоминали не только жители Нижнего, но и многие иногородные, приезжавшие по торговым делам на Нижегородскую ярмарку; 5) возбудил ревность в наставниках семинарии к обширнейшему изучению и лучшему преподаванию учебных предметов, а учеников расположил прилежнее заниматься своим делом. К этому много содействовал ему ректор семинарии, товарищ по академии преосвященному, умный и добрый архимандрит, впоследствии Рязанский архиепископ Гавриил (Городков). Сильным к тому побуждением служили и ревность самого преосвященного к наукам, и беседы его с профессорами, и расспросы его, как и что у них делается, и ласковое с ними обращение; притом преосвященный по возможности умножил по епархии церковные библиотеки и располагал к этому причты не только устно, но и на бумаге, в надежде через чтение книг (разумеется, религиозного и нравственного содержания) возвысить сперва уровень образования в духовенстве, а потом посредством духовенства действовать на умы и сердца народа; 7) богослужение во храмах Божиих приучил совершать с большим против прежнего благоговением и благолепием: преосвященный, не любивший пышности в собственной одежде и не терпевший щегольства в подчиненных, при богослужении, однако ж, и сам любил облачаться благолепно и строго требовал от духовенства, чтобы оно наблюдало в священных облачениях чистоту, опрятность и благолепие. Притом он совершал священнослужение без малейшего шума и крика на окружающих подчиненных (что в старые времена при архиерейском служении случалось нередко)[639 - Если что и нужно было заметить некоторым из служащих, то это делалось после, по окончании богослужения, или даже по возвращении домой.], во всем показывал благоговение, простоту, естественность; 8) но всего важнее в управлении преосвященного Афанасия было уменьшение беспорядков в местном духовенстве и местной епархиальной администрации. Управлявший пред ним Нижегородскою епархиею преосвященный Моисей Близнецов, в продолжение 13 лет, своими милостями и снисходительностью к недостаткам подчиненного духовенства, до того ослабил нравственное его поведение, что оно потеряло всякое сознание обязательности закона. По смерти преосвященного Моисея Нижегородская епархия была целый год (1825) под заведованием чуждого для нее и не очень близко жившего (костромского) архиерея; а это, как всякому понятно, почти равняется отсутствию всякого управления. Непосредственный же предместник преосвященного Афанасия епископ Мефодий был в архиерействе человек новый, слабый здоровьем и в восемь месяцев управления (с марта и по ноябрь 1826 года) не успел даже и осмотреться на своем месте, познакомиться с епархией, привыкнуть к делам. Во главе Нижегородской консистории много лет, не de jure, de facto, стояло лицо, правда, отличенное, украшенное наградами, но вместе с тем не стыдившееся и не боявшееся по желанию людей заинтересованных переменять важные бумаги, вроде, например, контрактов, метрических свидетельств и подобных тому документов, и подписывать их старыми годами и числами[640 - На этом оно впоследствии и попалось.]. Таким образом, к 1827 году, когда преосвященный Афанасий назначен был Нижегородским епископом, в духовенстве Нижегородской епархии число плевел возросло до значительной степени; а между тем, в начале царствования Государя Императора Николая Павловича, указы к епархиальным начальникам об истреблении этих плевел, об уничтожении в среде духовенства нравственных недостатков были особенно строги; да преосвященный Афанасий и сам горел желанием видеть подчиненное ему духовенство соответствующим святому, высокому его назначению. Поэтому во всю бытность на нижегородской пастве он неутомимо преследовал в духовенстве нетрезвость, корыстолюбие или вымогательство за требоисправление и сварливость, и тогда довелось многим поплатиться за старые и новые грехи, тогда иные, стоявшие и на почетных местах в епархии, не могли более держаться на них[641 - См. Ист. нижег. иер., стр. 234–37, а также и упомянутую в начале сей биографии статью Нижег. губ. вед. Впрочем, иное здесь дополнено и из рассказов самого преос. Афанасия, мною от него лично слышанных.]. Впрочем, несмотря на эту строгость, в Нижнем Новгороде преосвященного Афанасия уважали, даже любили: когда при последнем своем служении перед отъездом из Нижнего он взошел на кафедру и произнес текст: _вмале,_и_не_видите_мене_ (Иоанн. 16, 16), у многих навернулись слезы, а в продолжение поучения иные от души плакали.
За что же так уважали и любили его? Причины этого высказаны были в речи, говоренной при отъезде преосвященного Афанасия из Нижнего: «Божественный храм (собор), – говорил автор этой речи (протоиерей Павел Лебедев), – в основание коего святительская рука твоя положила первый камень, св. церковь, при доме сем (архиерейском) твоим попечением сооруженная и благолепием облеченная; дом сей, тобою возобновленный и благоукрашенный; порядок и благочиние, как в святилищах Божиих, так и в жизни паствы твоей, тобою водворенные, св. любовь к истине, мудрое правосудие, растворенное милосердием; щедрые награды, излиянные за заслуги, высокий пример жизни твоей, – вот те неоцененные памятники, которые всегда будут живо напоминать нам тебя, доброго пастыря. Во храме искренно веселились мы твоим лицезрением, восхищались и освещались благолепным твоим служением, назидались словом твоим...»[642 - Ист. ииж. иср., стр. 236–37.]. Дополним сказанное в речи словами писавшего историю нижегородской иерархии (стр. 236): «Уважали преосвященного Афанасия также за глубокий его ум и благородное, простое, ласковое обращение. Самая строгость его, самый суд его над провинившимися не могли отвращать от него любовь паствы, потому что суд его был прозорлив, а потому и не изменчив, безпристрастен, а потому справедлив, и как строг, так и снисходителен был равно к не приближенным и приближенным». За управление Нижегородскою епархиею преосвященный Афанасий награжден орденом св. Анны 1-й степени.
Обстоятельства перемещения преосвященного Афанасия из Нижегородской епархии были таковы: во второй половине 1831 года из Тобольска в Рязань переведен был архиепископ Евгений (Казанцев), который после, кроме Рязанской, долго управлял также епархиею Ярославскою, а теперь в звании члена Св. Синода по глубокой преклонности лет живет на покое в Донском монастыре и управляет им[643 - Преосвященные Евгений и Афанасий знакомы были еще с академии: когда последний был в числе студентов ее, первый нес в ней должность инспектора (с февраля 1809 года по февраль же 1810 года) и некоторое время преподавал философию.]. На его место[644 - Несколько раз поцитованная мною статья Нижегородских губернских ведомостей начала 50-х годов70.] в Тобольскую[645 - В тексте-источнике нет астериска (*), поэтому неизвестно, к какому именно месту текста относится сноска, ориентировочно от слов: «Заметив это, он немного смутился...» до слов: «...(Бога Слова)».] епархию был назначен архиепископ Могилевский Павел (Павлов); но он вследствие простуды, полученной при сопровождении от Могилева до Петербурга тела покойного цесаревича Константина Павловича, отправился в Тобольск больной и приехал туда до такой степени слабым, что не успел в нем и отслужить, но через 22 дня по приезде скончался (18 декабря 1831 год). При этом вот еще что замечательно: в проезд через Нижний в Тобольск архиепископ Павел останавливался в архиерейском доме; видя, что гость изнемогает под тяжестью болезни, преосвященный Афанасий уговаривал его остановиться на несколько дней, отдохнуть. полечиться, поправиться здоровьем и потом уже ехать; но тот не согласился и говорил, что если ему предназначено умереть, то уж лучше умирать на месте. Провожая больного архипастыря в Тобольск, преосвященный сел с ним в карету и, в разговорах забывшись, уехал от Нижнего довольно далеко. Заметив это, он немного смутился и подумал: не быть бы и мне в Тобольске? Об этом как бы предзнаменовании преосвященный Афанасий впоследствии, когда получен был указ о переводе его из Нижнего Новгорода, рассказывал сам.
Преемником архиепископа Тобольского и Сибирского Павла 24 января 1832 года назначен был епископ Нижегородский Афанасий с возведением в сан архиепископа. После грустного расставания с любимой паствой преосвященный выехал из Нижнего 1 марта и прибыл в Тобольск 23 числа того же месяца, и в праздник Благовещения Пресвятыя Богородицы совершил там первую литургию, причем произнес к новой пастве вместо приветствия, приспособительно к празднику, глубоко назидательное слово о необходимости человекам воплощать в душах своих Господа Иисуса Христа (Бога Слова).
Преосвященный Афанасий – в Тобольске, на старейшей по времени и степени епархии[646 - Тобольская епархия между второклассными архиепископскими епархиями занимает третье место после Казанской и Астраханской, а учреждена она уже близ 250 лет тому назад, именно в конце 1620 года.], – уже архиепископ, и притом тогда, когда ему было только еще 49 лет. Другой на его месте считал бы себя счастливым, а наш архипастырь скорбел о своем перемещении и смотрел на него, как на почетное для себя наказание. Этот взгляд его основывался на том, что Тобольская епархия, состоя в то время (до 1834 г.) из двух нынешних губерний – Тобольской и Томской, да еще из Омской области, обнимающей всю Иртышскую линию и почти всю Киргизскую степь, и простираясь с севера на юг более чем на три тысячи верст, а с запада на восток верст на 1000, даже на 1250, вмещала в себе, кроме добропорядочного православного народонаселения, множество поселенцев ссыльных, много разных раскольнических общин, магометан и идолопоклонников, следовательно, представляла неимоверные трудности для хорошего пастырского управления. С другой стороны, преосвященный видел, что Тобольск слишком удален от средоточий европейского и русского просвещения и от местопребывания высшего духовного и гражданского начальства, и ему представлялось, что правительство и высшее духовное начальство почему-то изменило о нем свое мнение и имеет его не на хорошем счету. К этому скорбному предположению преосвященного Афанасия при назначении его в Тобольск присоединялось еще опасение относительно вредного влияния тобольского климата на его здоровье[647 - Из-за тобольского климата между прочим не поехал в Сибирь и святитель Димитрий Ростовский.]: Тобольск стоит на сыром, топком, иловатом, почти болотистом месте; ветры в нем дуют сильные, зимы бывают суровые[648 - По словам покойного протоиерея Василия Кузнецова, много лет служившего при кладбищенской церкви, в Тобольске, населенном какими-нибудь 16, 17 и 18 тысячами жителей, никогда не бывает менее 1000 умерших, а в иные годы смертность значительно превышает и это число. Покойный историк Сибири П.А. Словцов называл Тобольск, сравнительно с другими городами, кладбищем.], вообще климат гнилой и тяжелый, а здоровье преосвященного Афанасия не слишком было прочное.
Предположение преосвященного Афанасия касательно своего падения во мнении высшего начальства со временем было оставлено: лица, знавшие дела и стоившие полного доверия, успели убедить его, что он перемешен в Тобольск, напротив, вследствие того, что о нем имеют особенно выгодное мнение, что это перемещение последовало не иначе, как в исполнение точной и непременной воли Государя Императора (Николая Павловича), а воля Государя Императора такова, чтобы в отдаленные места империи на высшие должности по всем отраслям управления назначить лиц особенно способных и благонадежных. К успокоению преосвященного немало послужило и то, что в епархии нашел он духовенство во всех отношениях не хуже духовенства великороссийских и малороссийских епархий[649 - В конце 30-х или в самом начале 40-х годов от министерства государственных имуществ было прислано в Сибирь несколько чиновников для собрания каких-то сведений о казенных крестьянах, их землях, промыслах и пр. Один из таких чиновников (Р...) по обозрении Березовского края при мне приехал к преосвященному и очень выгодно отозвался о березовском протоиерее и некоторых других лицах из духовенства как Березовского, так и Тобольского округов. «Да, – сказал при этом владыка, – это духовенство тоже хорошо, но у меня между духовными есть люди не только хорошие, даже праведные», – и указал между прочим на (покойного ныне) протоиерея Абацкой слободы Павла Фокина, впоследствии крестового иеромонаха Мисаила. Другой, напротив, принадлежавший к числу тех же чиновников (В-ий), по возвращении из Курганского уезда жаловался преосвященному на причт одного села за его вымогательство и грубость, присовокупив, что тот причт при нем самом не свенчал несколько свадеб, потому что не сошелся с крестьянами в вознаграждении за венчание. Преосвященный не любил поблажать своим подчиненным, записал название села и немедленно предписал произвесть дознание, или следствие. Что же оказалось? Крестьяне со свадьбами приезжали в субботу (хотя и утром), грубым же оказалось духовенство пред г. N тем, что он, г. К, вступаясь за непонимающих дела крестьян, приказывая духовенству венчать, а оно не могло, не посмело исполнить его приказания.]; в сибирском духовенстве ему особенно нравились благопокорность и миролюбие. Во все десять с половиной лет управления им Тобольской епархиею только двое – один священник и один диакон – изъявили неудовольствие на епархиальное начальство и подали на апелляцию в Святейший Синод[650 - А при предместнике Афанасия, архиепископе Евгении, в 6 лет его управления (1826–31 г.) апеллирующий в Св. Синод был только один. Теперь это несколько иначе; и причина этому – наплыв в Тобольскую епархию духовенства, в особенности с 1843 года, из иных епархий.], но эти люди, как неспокойные и склонные к сутяжничеству, по распоряжению самого же Святейшего Синода были перемещены в Пермскую епархию. Между тем опасение преосвященного Афанасия относительно неблагоприятного влияния тобольского климата на здоровье вскоре по приезде его в Тобольск стало оправдываться, а впоследствии оправдалось слишком жестоко. Прибыв в Тобольск, преосвященный имел не более 50 лет, но в этом городе вдруг поседел. Не быв и прежде никогда тучным, теперь сделался он так бледен и сух, что видавшиеся с ним в Киеве и Нижнем Новгороде едва могли узнать его; геморроидальные припадки, начавшиеся еще во время учения в академии, теперь так усилились, что нередко он должен был отказываться от священнослужения, тогда как готов был уже идти в церковь; бывали даже случаи, что болезнь заставляла его оставлять служение и по начатии его. Последнее случалось с преосвященным Афанасием как при богослужении, так и в других обстоятельствах и местах, когда от многочисленности народа или от иных причин, например, от неумеренной топки печей, делалось ему душно и жарко. Оттого деятельность преосвященного Афанасия на тобольской пастве не могла уже быть такова, какова была она прежде, например, на пастве нижегородской; оттого в Тобольске он уже не мог ни часто служить, ни часто проповедывать; проповеди говорил он только в начале своего архипастырства, и то изредка, а от хора певчих и совсем отступился, служил, как говорится, скрепя сердце, с хором весьма незавидным[651 - Преосвященный Афанасий и в Тобольске обратил было внимание на певчих; по крайней мере для устройства хора и улучшения его он привез с собой из Нижнего хорошего дьякона, который мог быть и регентом; но вскоре все это оказалось напрасным: хороших голосов не было, к тому же некоторые из взрослых певчих жили беспорядочно и раз на архиерейском дворе произвели страшный шум. Чтобы не видеть и не слышать ничего подобного и не тратить напрасно здоровья, преосвященный удалил певчих из помещения при архиерейском доме. Я сказан: голосов хороших по приезде Афанасия в Тобольске не было, но их не было ни здесь, ни в целой Сибири и прежде, их почти нет и теперь, да сибиряки и петь-то не любят. Это замечали и замечают все приезжие из России, в этом сознаются и сами здешние жители. (Ист. об. Сиб. Словцова, кн. 1, стр. 269). Правда, митрополиты тобольские Филофей Лещинский (в царствование Петра) и Антоний Нарожницкий (при императрице Елизавете Петровне) имели у себя хорошие хоры певчих, но первый устроил свой хор с дозволения правительства из ссыльных черкас,, т.е. малороссийских казаков, а второй лучших певчих выписывал на счет архиерейского дома прямо из Малороссии. Правда, и в недавнее время, при преемниках уже Афанасия, напр., при преосвященных Владимире и Георгии, архиерейские хоры были не дурны, но и эти устроялись наиболее из духовенства, во множестве ехавшего тогда из великороссийских епархий, преимущественно же из Владимирской.].
Впрочем, преосвященный Афанасий в Тобольске не все же болел и не вдруг сделался таким многоболезненным; тобольская паства управляема была им десять с половиною лет не без пользы для нее.
Скажем сперва о том, что в Тобольской епархии при преосвященном Афанасии, вследствие заботливости его об усилении благочестия, больше, чем при каждом из прежних архиереев, построено вновь и начато постройкою церквей. Обстоятельства этого дела следующие: в Сибири в прежнее время, да почти и до настоящей поры, приходы были многолюдны: одноштатные имели большею частью от 1000 и до 1500 душ мужского пола, а двухштатные и трехштатные – от 3000 до 5000 и от 5 до 10 тысяч душ[652 - В одном Омском округе еще недавно было два таких прихода: Тюкалинский и Куликовский. Первый состоял из 40 больших и малых деревень с 10 тыс. душ; из него теперь составилось три больших прихода, да и сам Тюкалинский остался все-таки еще большим, так что три его священника и в настоящее время едва управляются с требами. Из второго образовались четыре прихода, по числу душ весьма значительные.]; деревни этих приходов так отдалены были от церкви, что во многие надлежало ехать верст 30, 50, 100 и даже более. От этого духовенство встречало (да кое-где до сих пор встречает) большие неудобства в отправлении треб, а народ по селам и деревням делался все равнодушнее и холоднее к общественному богослужению, к исполнению христианских своих обязанностей, например, к ежегодному очищению совести покаянием и причащением святых Христовых тайн и к погребению своих умерших по церковному чиноположению; кроме того, во многих местах жители стали наклонны к расколу. Чтобы отклонить те неудобства, возбудить в народе любовь к посещению храмов Божиих и отправлению христианских обязанностей и вместе с тем положить преграды усилению раскола, преосвященный Афанасий вслед за своим предместником архиепископом Евгением[653 - Этот архипастырь, ревнуя о духовном благе своей паствы, не имел, однако ж, надлежащего успеха в умножении церквей. Это дело весьма много зависело от начальства алтайских горных заводов, но начальство их на все письменные и личные (в 1828 году) представления, даже просьбы преосвященного содействовать умножению в горных округах крайне ограниченного числа церквей*** постоянно отвечало если не отказами, то вежливою уклончивостию. Зато как расплодился там раскол!] стал писать чрез священников и благочинных, а иногда, во время каждогодных обозрений епархий, и лично требовал от прихожан. чтобы они озаботились основанием новых церквей и построением их. Его преемники, особенно Владимир и Георгий, делали то же самое, и, благодарение Господу Богу, слова, увещания, предлагаемые архипастырями, пали не в бесплодную землю: в последние лет 30 или 35 число храмов по Тобольской епархии против прежнего умножилось чуть ли не вдвое[654 - То же в этом отношении явление и в Томске: из преосвященных той епархии к умножению храмов более всех, как слышно, содействовал епископ, что нышГархиепископ Иркутский, Парфений.]. Во вновь строившихся церквах преосвященный Афанасий ни под каким видом не позволял ставить, что прежде водилось не только в далекой Сибири, а и во всей России, резных изображений (например, Николая Чудотворца и проч.); таковые изображения по его настоянию в конце 1835 и начале 1836 гг. были вынесены даже и из церквей, прежде устроенных, и хранились в ризницах либо других укромных местах. Были случаи, что преосвященный архипастырь разрешал строителям новых[655 - Здесь некоторые приходы в то время имели от 10 до 14 и 15 тысяч душ обоего пола, и иные деревни от своих приходских церквей отстояли на 300 верст.] церквей[656 - Напр., в г. Омске, как резиденции казачьего управления, в 1831 – 1840 гг. строилась церковь от всего Сибирского линейного казачьего войска. Войсковое начальство хотело иметь в ней иконы, соответственные ее великолепию. Но некоторые из них, напр., Тайная Вечеря, Царские Врата и проч. долженствовали быть такого огромного размера, что ни один художник ни в Петербурге, ни в Москве ни за какую цену не брался писать их на досках, притом с обязательством доставить заказ в Омск без малейших повреждений под собственною ответственностию. После долгих рассуждений и недоумений вошли с представлением к епархиальному начальству, и преосвященный Афанасий от 10 января 1837 года отвечал: «К писанию св. икон на холсте я, с своей стороны, не нахожу никакого препятствия».] писать и приобретать иконы не только на досках, по обычаю, освященному древностию, но и на холсте; а один случай был такой, что пастырь приказал закрасить находившееся на задней стене которой-то из градских тобольских церквей изображение страшного суда, так как на этой картине выставлялось на первом плане одно значительное по управлению Сибирыо лицо в адском огне между грешниками[657 - Имеется в виду «война» между митрополитом Павлом Конюшкевичем (1758–17) и губернатором Денисом Ивановичем Чичериным, в результате которой в Ильинской церкви Тобольска появилась стенная роспись с изображением «Страшного суда», одним из персонажей которой был «тяжкий грешник» Чичерин.]. Говоря о заботе преосвященного Афанасия усилить в тобольской пастве благочестие и, между прочим, питать в сельских прихожанах усердие к каждогодному очищению совести покаянием и к приобщению святых тайн, не излишне заметить то еще, что он разрешил священникам в святую четыредесятницу приобщать и здоровых прихожан запасными дарами. Так это и делалось при нем, да так делается и доныне: священник с причтом в Великий пост среди недели едет в какую-нибудь наиболее далекую от церкви деревню своего прихода, располагается в одном из более удобных домов, оповещает крестьян, сутки трои служит часы, утрени и вечерни, причем иной, по силе и возможности, беседует с говельщиками, толкует им о таинствах и об обязанностях христианина, затем исповедует их, вычитывает вечернее и утреннее правило и, наконец, на следующий день за часами достойных между ними приобщает привезенными им с собой запасными дарами. Допущено это по необходимости, но такое как бы послабление с новым и еще большим, против настоящего, умножением числа храмов Божиих в Сибири, конечно, будет отменено епархиальным начальством и даже уничтожится само собою.
Достойно благодарной памяти то. что преосвященный Афанасий, любя церковное благолепие и порядок во всем, относящемся к богослужению, на деньги, сбереженные предместником его, прекрасно отделал, как и в Нижнем Новгороде, обветшавший было пред тем архиерейский дом, а бывшую при нем очень тесную крестовую церковь распространил и сообщил ей изящный вид[658 - Церковь эта была освящена в честь Св. Духа и по мысли архиеп. Афанасия устроена в виде сионской горницы: на верху, на потолке изображен в сиянии Дух Святый; на иконостасе же и по стенам церкви, помнится, в два яруса написаны сидящими Божия Матерь и Апостолы, и на каждого из них нисходил огненный язык. Но при преосвященных Владимире и Евлампии мысль эта была несколько изменена, а при преосвященном Феогносте, после случившегося в архиерейском доме пожара, и совсем оставлена, хотя и не к худшему.]; причем гак как она не имела позвучнее колокола, а между тем тогда (в 1837 году) ожидали в Тобольске Государя Наследника престола, ныне царствующего Государя Императора[659 - В 1837 г. цесаревич Александр Николаевич (Александр II в возрасте 19 лет первым из представителей царской фамилии побывал в Сибири (Кургане, Тюмени, Тобольске, Ялуторовске).], то к домовой архиерейской церкви привешен был помещавшийся прежде на соборной колокольне ссыльный Угличский колокол – тот самый, в который били в Угличе в набат по случаю убиения царевича Димитрия (15 мая 1591 года) и который в 1593 году по отсечении у него одного уха, как бы в наказание был сослан Борисом Годуновым в Тобольск[660 - Древ. Вивл. ч. 3, стр. 3. Ист. об. Сиб., кн. 1, стр. 571. В этом колоколе весу 19‘/2 пудов. После домовой архиерейской церкви сперва висел он под навесом деревянным, а теперь висит уже под каменным, по крайней мере под крышей, утвержденной на каменных столбах.]. По той же любви преосвященного Афанасия к порядку и церковному благолепию описана была в то время и приведена в порядок недавно умершим ключарем собора, протоиереем Иаковом Ивановичем Ласточкиным, старинная и довольно богатая соборная ризница, а затем получили лучший вид и ризницы по церквам приходским, особенно в городах[661 - По советам преосвященного, в некоторых ризницах для хранения облачений заведены вместо комодов с выдвижными ящиками шкафы с вешалками, или еще лучше с отворяющимися глаголями; облачения во многих церквах стали шить по лучшим, выписанным из Москвы образцам, а что и того важнее – все церкви города Тобольска, равно как других городов и богатых сел Тобольской епархии, завели полные белые глазетовые облачения, преимущественно для служения в высокоторжественные царские дни. Для такого огромного заказа облачений и с некоторыми другими от епархии поручениями ездил тогда в Москву умный и очень расторопный кафедральный протоиерей П.А. Фелицын.]. Тогда же обновлено было клонившееся к падению здание для помещения консистории и попечительства о бедных духовного звания; также по всей епархии, где требовала необходимость[662 - Если, напр., церковь стоит в значительном расстоянии от селения], при церквах построены особые здания (сторожки) для помещения так называемых в Сибири трапезников (церковных сторожей), которые прежде обыкновенно жили в самых трапезах церквей и безобразили их своим скарбом.
Кроме того, вследствие особенной заботливости преосвященного об образовании духовенства, чтобы оно в свою очередь благодетельно влияло на прихожан, в его управление Тобольской епархиею при многих церквах умножены и получили более приличное помещение церковные библиотеки. А чтобы книги, приобретаемые для библиотек, не оставались не читанными, не лежали без употребления, за этим наблюдали благочинные, отчасти же вникал владыка и сам, когда обозревал епархию. Бывало, вошедши в церковь, он непременно заглянет в библиотеку, и если книга новая, посмотрит, разрезана она или нет; если разрезана, то спросит священника, что он в ней прочел, как думает о прочитанном и пр. Вместе с этим строго требовалось, чтобы в церквах в дни воскресные и праздничные сказываемы были поучения как собственного сочинения, так и по печатным книгам.
Преосвященный Афанасий много заботился также об искоренении, дотоле почти повсеместного, да и теперь еще не везде и не совсем выведшегося в Сибири обычая венчать так называемые свадьбы _беглые,_ т.е. венчать увезенных женихами или бежавших из родительского дома невест[663 - В Сибири обычай венчаться убегом (местное слово), т.е. на краденых невестах, в прежнее время доходил до комедий: иные родители стороной давно уже знают, что у их дочери есть жених и что она скоро выйдет замуж, и в мыслях согласны на затеваемый брак, даже тайком от соседей понемногу готовятся к свадьбе. Но вот у них делается похищение, вот они слышат о венчании их дочери, тут фадом сыплется брань на нарушителя родительских прав их, и когда дочь и зять, валяясь в ногах, просят у них прощения, они с клятвою уверяют, что никак не дадут им своего родительского благословения; между тем тотчас же, как будто сжалившись над преступниками, смягчаются, отворяют ворота, и начинается пир горой, к которому готово было заранее. Надобно заметить, что родители жениха старались женить сына убегом дпя сокращения свадебных расходов на предварительные пиры и попойки, а священники легко соглашались венчать такие браки, особенно потому, что хорошо знали нужды одних и притворство других, и были уверены, что скоро все кончится миром и дело до жалоб не дойдет.], и употреблял, как и в Нижнем Новгороде, всевозможные меры к ослаблению в здешнем духовенстве нетрезвости и склонности к вымогательствам за исправление треб[664 - Справедливость требует сказать, что об истреблении этих зол в сибирском духовенстве старался и предместник Афанасия, архиепископ Евгений.], что, впрочем, всего чаще случалось и доныне иногда случается почти единственно при свенчании браков[665 - К вымогательствам при свершении других таинств и треб у сибирского духовенства даже нет и поводов. Сибиряки, живущие в отдаленности от приходских церквей, вовсе и не хлопочут о погребении умерших по церковному чиноположению, а погребают их сами, без священников и много-много, если впоследствии попросят в церкви или дома пропеть литию; о поминовении же покойников во многих местах Сибири и понятия не имеют, за крещение младенцев, за напутствие больных по большей части платят они поклоном или хлебом, и то после, при сборах осенном, рождественском и пр.].
Чтобы достигнуть этого и чтобы в духовенстве все шло по чину и благообразно, преосвященный старался иметь при себе и назначать в члены духовной консистории протоиереев и священников отличных, из которых потом он избирал и первоприсутствующих в духовные правления. Это были люди очень способные, опытные и высокой нравственности, словом, самые благонадежные. При этом не смотрел он ни на собственное их нежелание переместиться, хотя бы даже с повышением, ни на сильное ходатайство за них со стороны. «Этих господ (светских знатных лиц), – говорил он в таких случаях, – я никогда не беспокою просьбами о местах для кого бы то ни было или об отмене тех или других и распоряжений и назначений: для чего же им-то вмешиваться в мои дела? Они смотрят только на обстоятельства лица, за которое просят, а мне, епархиальному начальнику, нужно смотреть и на обстоятельства того края и той должности, для которой требуется хороший – именно такой, а не другой – человек». И как думал он, как судил, так и делал, и дело выходило хорошо: опыт оправдывал его выбор.
Расскажу, кстати, об одном таком назначении. При Афанасии в некотором из уездных городов Тобольской епархии был священник, в то время еще молодой; на месте своей службы имел он хороший дом, жил безбедно и, главное, пользовался почетом как у своей духовной братии, так особенно у прихожан. Преосвященный знал его как лично, так и по делам правленским и благочинническим, и знал с отличной стороны; поэтому, когда при Тобольском кафедральном соборе упразднилось священническое место, определил его на это место с назначением в члены духовной консистории. В вознаграждение же за потерю хорошего дома и выгодного прихода[666 - При тобольском соборе священники стесняются крайнею бедностию: прихожан при нем нет, нет и казенного помещения, да нет почти и доходов, а жалованья священнику всего 400 руб. асс. в год.] священник тот, сверх упомянутых должностей, со временем получил еще третью должность, которая была и почетна, и доставляла хорошее по тому времени содержание, так что он понемногу обзавелся, приобрел небольшой домик и совершенно успокоился. Но вот в одном уезде открывается место протоиерея и первоприсутствующего в духовном правлении. Выбор преосвященного снова падает на него же; и он, хотя и повинуется, но скорбит, во-первых, потому, что в Тобольске при нем без лишних расходов могли учиться его дети; во-вторых, потому, что с перемещением из Тобольска ему снова надобно лишиться дома, следовательно, разориться, да и потому, наконец, что он свыкся уже с своими должностями и со многими добрыми людьми. И вот за него, т.е. об отмене нового его назначения, просят некоторые значительные лица, уважавшие его и нуждавшиеся в нем. Преосвященный, однако ж, настаивает на своем: производит священника в протоиерея и отправляет его к месту назначения. Что же? Господь и добрые люди за послушание, бескорыстие и вообще за добрые качества этого служителя Божия исправили все его дела, восполнили все его нужды и недостатки: одна благотворительная особа, которая и не жила в том месте, даже лично и не знала его, а знала только по слухам, пожертвовала ему порядочный домик, а другое, и того более благотворительное, лицо приняло на себя содержание его детей в епархиальном городе, даже помогло ему впоследствии иных и пристроить. Мало этого: помянутый протоиерей на новом своем месте, как начальник отдельной части, принес гораздо более пользы, нежели сколько мог бы он сделать на месте прежнего служения: он прекратил существовавший исстари, обидный и унизительный для уездного духовенства обычай являться к своему уездному начальнику не иначе, как с приношениями, сильно увеличил число книг, особенно духовных журналов в соборной библиотеке[667 - Эта библиотека была у него как бы центральною для уездного духовенства: всякий священник, желавший читать, всегда мог пользоваться ее книгами, хотя в составлении этой библиотеки и в умножении ее книг не участвовала ни одна уездная церковь какими-либо с своей стороны жертвами.], и своим примером, своими внушениями усилил в уездном духовенстве и во многих из граждан охоту к полезному религиозно-нравственному чтению, а вместе с тем в иных духовных лицах возбудил охоту к увеличению и сельских церковных библиотек; главное же то, что он при небольших денежных и материальных пособиях от прежних и новых благотворителей открыл в городе два бесплатных училища – сначала для мальчиков, а потом и для девочек – и вел в них дело обучения (по методе ланкастерской, с разными усовершенствованиями и изменениями) при помощи только своих диаконов и причетников[668 - Эти люди были из учеников низшего и среднего отделения Тобольской семинарии и подготовлялись к занятиям в школах самим протоиереем да еще другим лицом, в деле образования детей также многоопытным.] с таким успехом, что детей к нему вели и везли лица всех сословий, не только горожане, но и жители соседних с городом селений, так что многие родители с намерением поместить их в открытую протоиереем школу брали их из казенных училищ – приходского и уездного, отчего первое из них по неимению учеников с течением времени было закрыто, да и последнему угрожало то же самое; дети у него хорошо учились не только грамоте, т.е. читать и писать, но и закону Божию в довольно обширном объеме, арифметике, русскому языку, даже немного по-латыни и по-гречески[669 - Этим двум предметам учились наиболее дети лиц духовного звания, готовившиеся к поступлению в духовные учебные заведения.], и успехи их крайне радовали родителей, а одно частное липо, видя особенную пользу от училищ, содержимых и руководимых протоиереем, пожертвовало для них свой довольно большой дом. Не забудем, что все это происходило в конце 30-х и в 40-х годах, когда не было еще такого стремления в одних учить, в других учиться, как пробудилось это лет пять-шесть пред этим[670 - Увы! С выбытием оттуда любимого пр. Афанасием протоиерея все пало: может быть, и не умели приняться за дело (ведь не всякий способен быть педагогом), а может быть, и не хотели, потому что хлопотать и трудиться до поту нужно было даром.].
К мерам, какие употреблял преосвященный Афанасий для истребления в подчиненном ему духовенстве некоторых слабостей и недостатков и для учреждения в нем порядка и благочиния, следует отнесть строгое требование подчиненности, благопокорности начальникам и уважения высших. В этом он сам первый подавал наилучший пример: случалось, что прислуга, подметив сочувствие владыки к кому-либо из служащего близ его духовенства или учащих в семинарии – к лицу, положим, незначительному сравнительно с другими, вздумает в присутствии владыки оказать, хотя бы то, например, при подаванье чаю, предпочтение тому лицу пред высшими его, он непременно остановит невежу и после даже пожурит его; бывало и то, что преосвященный, пеня кого-либо из незначительных своих подчиненных за свойства ли его ума или за качества его сердца, и хотел бы приехать к нему в дом по какому-нибудь знаменательному в его жизни случаю, но удерживался именно тем, что не хотел обнаруживать своего предпочтения низшему пред высшим, которого он ни разу еще не посещал и не желал посетить, а иначе с его стороны подан был бы повод последнему обижаться и роптать, а первому забываться пред высшим. Но чтобы делать начальнику замечания, положим и заслуженные, при его подчиненных, этого никогда не бывало: преосвященный находил для того случаи наедине, без посторонних свидетелей.
Для той же цели – для наблюдения за духовенством, чтобы все у него было по чину и благообразно, – преосвященный Афанасий каждогодно предпринимал поездки для обозрения епархии[671 - Преосвященный Афанасий не ездил по епархии только в одно место, и то потому, что глупый и пьяный кучер вскоре по выезде преосвященного из Тобольска чуть было не утопил его (помнится, на Ишиме или Вагае). При спуске к реке он пустил лошадей во весь мах, лошади взбежали на паром или плот; раскатившаяся карета столкнула их в воду, и преосвященного спасла от гибели только сметливость русского мужичка из перевозчиков и других, стоявших на пароме крестьян: одни, увидев беду, ухватились за колеса кареты, а другие сейчас же пообрубили постромки у пристяжных лошадей. Владыка тут же почувствовал себя нехорошо и возвратился в Тобольск.]. Выезжал он обыкновенно во второй половине июля, после публичного экзамена в семинарии и вслед за препровождением Абалацкой иконы Божией Матери из Тобольска обратно в Абалацкую обитель, а возвращался домой в конце августа или начале сентября. По возвращении он почти всегда был весел, оживлялся духом, пользовался лучшим здоровьем: движение, перемена тобольского климата на более благоприятный климат других мест Тобольской губернии, особенно южных, разнообразие видов, преимущественно в Семипалатинском крае, в верховьях Иртыша, в предгорьях Алтая, также уважение, даже благоговение, выражаемое весьма многими пасомыми к их пастырю[672 - В тех местах, наприм., около Семипалатинска и Усть-Каменогорска, где архиереев до Афанасия или вовсе не видели, или видели только раз, народ, для принятия благословения от архипастыря или даже когда он только проезжал мимо, становился на колена и делал земные поклоны.], каждый раз действовали на него чрезвычайно благотворно. При поездках в епархию брал он с собою свиту небольшую: протодиакона, диакона, который был вместе и письмоводителем, иподиакона с ризницей, двух или трех маленьких певчих, два человека прислуги – и только. Столь малочисленная свита достаточна была потому, что не только в селах, но и в городах Тобольской епархии церквей больших, обширных мало, и служить преосвященному при обозрении паствы доводилось нечасто[673 - Выше было сказано, что преосв. Афанасий в тесных церквах, в духоте и жару, служить не мог.]; да и потому еще, что если где и предстояло ему служение, то пели в церкви либо диаконы с причетниками, либо певчие местные; в Омске, например, доныне содержится прекрасный хор певчих бывшего войскового казачьего училища, и потому, наконец, что при такой крайне ограниченной свите для владыки в пути предстояло менее огорчений и обещалось более душевного покоя.
Последнею мерою для уничтожения слабостей и недостатков в духовенстве у преосвященного Афанасия в Тобольске, как Нижнем Новгороде, был суд и взыскание. Случаев к приложению этой меры было немало. В первую или вторую поездку по епархии преосвященный усмотрел, что некоторые причетники не умеют ни петь, ни хорошо читать и худо разумеют церковный устав, между тем как служат на местах уже по нескольку лет. У всех таких ленивцев он отобрал ставленнические указы и приказал им в назначенный срок явиться в епархиальный город для испытания в знании причетнических обязанностей. Вот и другой случай: в первый год своего служения в Тобольске преосвященный видел из еженедельных донесений инспектора семинарии и неоднократно слышал от ректора, что некоторые ученики, и особенно те из них, которые устарели пред своими товарищами, несмотря ни на какие исправительные меры, отличаются леностью, грубостью, буйством и другими поступками, нетерпимыми ни в ком, не только что в воспитанниках духовных; то же было усмотрено преосвященным и во время ревизии семинарии, которую он произвел по поручению комиссии духовных училищ в 1832 году. Вследствие того ученики среднего и особенно низшего отделения почти наполовину исключены были из семинарии, а из учеников богословия, как тогда уже окончивших курс, некоторые вместо иерейского получили места только диаконские, некоторые же на год или полгода были определены в причетники. Чрез год или два после того один или двое семинаристов по представлению семинарского начальства и по резолюции преосвященного были не только исключены из семинарии, но консисторией препровождены даже в губернское правление[674 - А губернское правление известно как распоряжается с такими отправляемыми к нему людьми: оно или заставляет их избирать род жизни, т.е. поступать в податные сословия, или отправляет в рекрутское присутствие.]. Но суд преосвященного и в Тобольске, как в Нижнем Новгороде, хотя был строг, однако ж, вполне справедлив[675 - Одному академисту, назначенному в преподаватели Тобольской семинарии, сказали, что преосвященный тобольский очень строг, что он того-то и того-то из преподавателей уволил от службы. Академист, выслушав это, подумал: «Что мне строгость? Была бы в преосвященном справедливость!» – и поехал в Тобольск. Впоследствии он нисколько не раскаялся в своей решимости, потому что в преосвященном нашел не просто начальника, а отца, наставника и благодетеля. Что ж до увольнения кое-кого из прежних преподавателей семинарии, то, бывши на службе и узнавши на месте, каковы были те преподаватели в нравственном отношении, он удивлялся, каким образом преосвященный так долго терпел их.] и беспристрастен. Впрочем, к строгостям преосвященный Афанасий прибегал только в начале управления Тобольскою епархиею, впоследствии же при решении дел судных показывал уже гораздо более снисходительности. Причиною этой перемены были, конечно, и годы, приближавшиеся к старческим, а еще более изменившийся несколько взгляд на людей. «Люди, – говаривал позднее преосвященный, – везде как люди – со слабостями и не без погрешностей, видно, одною строгостию зла не исправишь; притом с наказываемыми, с лишаемыми мест и с запрещаемыми в священнослужении страдают и их семейства; эти несчастные обыкновенно к нам же обращаются за пособиями, а мы чем пособим им? Какие у нас на это средства? Наши попечительства и круглым-то сиротам да бесприютным вдовам могут оказывать только нищенскую помощь, поэтому иного и следовало бы наказать – пощадишь, с иного и надобно бы взыскать – взыщешь только слегка». Справедливость требует присовокупить и то еще, что плевел-то в Тобольской епархии к половине и к концу управления ею преосвященным Афанасием стало менее, прежние истреблены, а новых показывалось мало. Например, после очищения семинарии от упорно ленивых и буйных учеников в 1832 году, после определения нескольких учеников богословия в диаконы или даже в причетники и после отправки одного или двух семинаристов в губернское правление, в семинарии времена отчаянного геройства остались только в предании; также и причетники, наученные вышеупомянутым отобранием у некоторых собратий их ставленнических указов и недешево обошедшеюся им поездкою в отдаленный епархиальный город, сделались повнимательнее к своим обязанностям, стали заботливее учиться пению, чтению и церковному уставу.
Говоря о суде над духовенством и о том, как судные дела решал преосвященный Афанасий, должно согласиться, что судопроизводство по епархиальному управлению вообще при нем шло хорошо. Секретарь консистории у него был не то что неопытный ученый, а дельный и добросовестный практикант, старавшийся вести дела так, чтобы была от того и польза для управляемой епархии, и честь для управлявшего епархией; да преосвященный и сам был прозорливый, умный и опытный исследователь: консистория на справке иного дела выставит законы, указы, церковные правила, но не полно или ошибочно, преосвященный, бывало, к удивлению лучших законников, членов консистории, сейчас усмотрит эти неполноты или ошибки и прикажет пополнить, исправить либо даже сам укажет подлежащие узаконения[676 - Для этого, кроме св. Писания, правил св. Апостолов, соборов и отцев, дух. регламента и проч., преосвященный всегда имел наготове алфавитный указатель всех до церкви относящихся правил и узаконений. Этот алфавит, как сказывал он, был составлен покойным митрополитом киевским Евгением, после которого он уже сам постоянно пополнял его новыми, выходившими церковными узаконениями.]. На занятие епархиальными делами преосвященный употреблял, по-видимому, немного времени, а производилось много, по крайней мере не менее того, сколько нужно было для хорошего управления епархиею. С кончины его прошло уже немало лет (24 года), но между здешним духовенством есть еще значительное число таких лиц, которые служили или учились при нем либо даже в качестве благочинных и уездных протоиереев соприкасались, так сказать, к кормилу епархиального управления, и все они при случаях с чувством вспоминают об этом своем архипастыре, о благородном и ласковом его обращении, о мудром и мирном управлении паствою.
Управление преосвященного Афанасия ознаменовалось, между прочим, и тем, что при нем было обращено из язычества и присоединено к верующим в Господа Иисуса Христа несколько сот сибирских инородцев, да также не одна тысяча душ возвращена православной церкви из раскола, из которого одни вступили прямо в общество православных христиан, а другие, и притом большая часть, приняли единоверие[677 - Единоверие – течение в старообрядчестве, возникшее в 1800 г. в результате соглашения части старообрядцев-поповцев с официальной православной церковью. Единоверческая церковь организационно подчинилась Синоду, но сохранила свою обрядность (двуперстие, земные поклоны, крестный ход посолонь, то есть по солнцу, сугубая аллилуйя и т.д.).]. Скажем несколько слов о тех и других.
В Сибири, а следовательно, и в Тобольской епархии[678 - Здесь я разумею Тобольскую епархию в том ее объеме, в каком застал ее пр. Афанасий и в каком она находилась почти до половины 30-х годов наст, столетия, именно до отделения от нее Томской епархии.], находилось и до сих пор находится много инородцев, совсем не знающих истинного Бога: магометан, каковы все почти татары и киргизы, и идолопоклонников, каковы самоеды и отчасти остяки, калмыки и татары Алтайских гор. Предместник преосвященного Афанасия архиепископ Евгений в 1827 или 1828 гг. представил Св. Синоду о необходимости, для обращения их к вере в Господа Иисуса Христа, учредить в Тобольской епархии миссию, и даже не одну. Он же во второй половине 1829 года по обозрении Березовского края в донесении Св. Синоду присовокупил, что многие и крещеные-то сибирские инородцы, как-то остяки, живущие ниже Березова к Обдорску, «вовсе не знают христианской веры и даже имени Иисуса Христа»[679 - Обдорский миссионер иеромонах Макарий, бывший в 1832 году в тех же самых местах, доносил преосвящ. Афанасию следующее: «Остяки, живущие по р. Оби ниже Самарова, называют себя крещеными, но в них не видно ничего христианского: в редких юртах имеется икона, да и та содержится в большом небрежении; крестов, как большие, так и малые, на себе не носят... Заставлял я некоторых молиться, но они не умеют даже изобразить на себе креста; а молитвы Иисусовой74 ни на своем языке, ни на русском совсем не знают... В приходской церкви бывают раз или два в год, но и то человека два из семейства, а прочие со времени самого крещения едва ли и бывали в церкви... У исповеди некоторые бывают, но тела и крови Господа нашего Иисуса Христа никогда не приобщаются. Хотя большая часть остяков уже обращены в христианскую веру, именно между 1712-26 гг., и крещены еще митрополитом тобольским Филофеем Лещинским, но понятия о христианской религии никакого не имеют и более придерживаются прежнего – шаманского, и даже редкие помнят имена свои, данные им при крещении. В бытность мою у остяцкого князя Матфея Яковл. Тайшина, живущего в Обдорске, случилось мне спросить его, как зовут детей его, он мне отвечал: «Поп знает». Все это известно из рапортов иером. Макария пр. Афанасию, писанных в 1832 г. А вот и еще сведение: инспектор тоб. врач, управы докт. Беляевский в проезд свой в 30-х же годах между Березовом и Обдорском увидел на станции в углу одной юрты валявшееся распятие и спросил: «Что это такое?» – «Кола русский Бог (т.е. русский Бог Николай)»75, – отвечали ему крещеные остяки.]. Вследствие[680 - Молитва Иисусова: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».] сего[681 - Русский Бог Николай – святитель Николай Чудотворец, архиепископ Мир Ликийских, наиболее почитаемый в России святой, которого сибирские аборигены считали «русским Богом».] в Тобольской епархии и было учреждено две миссии: одна на севере, для обращения самоедов и остававшихся еще в язычестве[682 - А крещеных, но не знавших христ. веры остяков предписано было местным священникам прилежно обучать вере, не делая им, однако ж, никакого стеснения.] остяков, а другая – на юге для обращения калмыков, телеутов и татар, язычествующих в Алтайских горах.
На севере, именно в Обдорске и в соседстве с ним, проповедывал христианство иеромонах Макарий, родом волынец и некогда учитель Волынской епархии, но в 1831 году прибывший в Тобольск из Боровского Пафнутиевского монастыря по вызову архиепископа Евгения с целью миссионерскою. Из Тобольска он отплыл (по Иртышу и далее по Оби) с сотрудником своим, учеником богословия Тобольской семинарии, хорошо знавшим остяцкий язык[683 - Он родом был из селения, находившегося среди остяков.] Лукой Вологодским, и послушником Никитой Соловьевым. Это было уже при преосвященном Афанасии, 17 мая 1832 года. В Обдорск[684 - На пути в г. Березов ему дан был в толмачи также городовой казак, знавший остяцкий и самоедский языки.], главное место своего назначения, приплыли они 20 июня. Обращать к вере в Иисуса Христа Макарий обязан был идолопоклонников, живущих в Березовском крае, значит, самоедов и остававшихся еще в язычестве остяков; для этого выезжал он из Обдорска и других русских селений в ближайшие инородческие кочевья, но не разглашал о том предварительно и во время самой проповеди не употреблял ни насилия, ни подарков. Сверх того, ему и сотрудникам его велено было, выучившись остяцкому языку, перевести на это наречие[685 - Заботились переводить сперва только на остяцкий язык, потому что самоеды, как уверяли преосвященного в Тобольске, по соседству и частым сношениям с остяками, язык их хорошо знают.] символ веры, заповеди и молитву Господню и по выбору жития святых. Макарий старался все предписанное исполнить как можно лучше. Выезжая, хотя изредка, в кочевья инородцев, он либо сам входил в грязные, до отвратительности неопрятные их юрты, либо собирал их к себе, вступал с ними в разговоры о вере и вместе старался узнать остяцкий язык. Но все его труды и заботы оказались тщетными: обратить к вере во Иисуса Христа ему удалось всего 17 человек, частью из самоедов, а более из остяков, и то таких, которые уже заранее были приготовлены к тому чрез обращение с некоторыми прежде крещеными членами своих семейств. Причины такой безуспешности евангельской проповеди были следующие: инородцы Березовского округа живут крайне рассеянно и в самых малых обществах; ездить к ним можно было только в тех случаях, когда ехал заседатель, но по таким большим пространствам путешествовать на свой счет у миссии не было средств; а главное, что слух о миссии каким-то образом весьма скоро разнесся между инородцами и истолкован был в превратном смысле, именно: будто бы миссионеры хотят крестить их всех не только волей, но и неволей; поэтому остяки и самоеды бегали от миссионеров, а когда где нельзя было убежать, не хотели говорить с ними ни о вере, ни о чем бы то ни было. В этом упорстве поддерживали язычников особенно их старшины, поддерживал и сам остяцкий князь Тайшин, несмотря на то, что он был крещен. Этого мало: были случаи, что миссионеру означенные лица даже делали насилие. Вот, например, что говорится в одном из тогдашних рапортов о. Макария преосвященному: 1) «Во время поездки моей из Обдорска по остяцким юртам вместе с заседателем Рещиковым старшина Лява в Ендырских юртах, лишь только увидел меня, начал упрекать заседателя, зачем привез он попа и, несмотря ни на какие увещания, криком своим возбудил в народе дух неповиновения». 2) Потом тот же Лява в сопровождении другого остяка пришел в квартиру миссионера в самом Обдорске и с дерзостью сказал ему: «Зачем приехал сюда пугать народ?». «Но когда я сказал ему, – писал миссионер, – что не я пугаю, а ты пугаешь народ, он, не обинуясь, отвечал: «И буду путать, чтобы не крестился». 3) Самоеды раз в год собираются для взноса ясака в Обдорск ко крещенской ярмарке, миссионер при этом случае надеялся действовать на них, толковать с ними о вере. Но самоеды, напуганные слухом, будто в Обдорске будут насильно крестить всех их, сначала вовсе не хотели ехать даже и для уплаты помянутой казенной повинности, а после, хотя и приехали, однако миссионеру не удалось предложить им слово истины даже при посредстве и влиянии заседателя.
4) Во время самой ярмарки одно самоедское семейство, состоявшее из четырех дули, возбуждаясь молодою крещеною самоедкою по имени Марьею, 1! января само пришло к миссионеру и изъявило желание принять крещение; миссионер по испытании явившихся к нему в искренности намерения поучил их, сколько можно было, вере и пошел с ними в церковь. Там приготовлена была уже и купель, но в то самое время, как миссионер хотел приступить к совершению таинства крещения, вдруг приходит в церковь некрещеный самоедин и помянутых четырех своих собратий зовет к князю (Тайшину); вслед за ним входит и другой самоедский старшина Ямру Мадарин с двумя самоедами, и они насильно утащили к князю всех хотевших креститься. Тщетно посылал о. Макарий к Тайшину местного священника и сотрудника своего Вологодского с требованием лиц, искавших крещения, тщетно эти посыпанные убеждали князя отпустить их. Тайшин не только не отпустил уведенных к нему от купели, но и решительно воспретил им принимать крещение. 5) Несмотря, однако ж, на это воспрещение, один из четырех помянутых самоедов, именно муж крещеной Марии, 18 числа того же месяца снова пришел к миссионеру и убедительно просил как можно скорее сподобить его таинства крещения. «Я, – говорил, – для того и женился на крещеной, чтобы самому креститься». Только самоеды и теперь, лишь узнали об этом, толпой ворвались в квартиру миссионера и зверски старались вырвать из рук его приготовлявшегося к крещению. Но на этот раз полиция разогнала мятежников, и он на другой день был, наконец, крещен. После таких и подобных происшествий миссионер Макарий стал слезно простъ преосвященного Афанасия о дозволении ему выехать обратно в Тобольск: «По причине таковой потачки со стороны князя Тайшина, – писал он, – мне теперь в Обдорске нечего делать». Преосвященный и сам видел, что _не_у_прииде_час_ самоедам и остякам, сидящим во тьме и сени, видеть свет Божий, что дело проповеди их надобно отложить до более благоприятных обстоятельств или даже действовать на упорных какимилибо иными мерами, а потому и позволил миссии возвратиться в Тобольск, куда она и прибыла 13 марта 1833 года, следовательно. чрез 10 месяцев по выезде отсюда. Чрез несколько времени миссионер Макарий с разрешения Св. Синода получил другое назначение: он сделан был настоятелем одного находящегося вблизи Тобольска бедненького монастыря, а вместе с тем экономом архиерейского дома и членом консистории с возведением его в звание игумена[686 - Скончался он 1843 или в начале 1844 года в своем Ивановском Межугорском монастыре.], а сотрудник его Лука Вологодский, как в то время уже окончивший курс семинарского учения и как знавший остяцкий язык, был рукоположен во священника в Обдорск и там при помощи Божией присоединил к церкви Христовой до 20 инородцев.
Кончилась северная, Березовского края, миссия, но не окончилась забота Св. Синода и преосвященного Афанасия о просвещении светом Евангелия самоедов и остяков. Преосвященный на вопрос синодального управления, какие меры почитает он лучшими для обращения инородцев, отвечал: «Принимая в расчет кочующую жизнь остяков и самоедов, я не нахожу другого средства к распространению между ними христианства, кроме того, чтобы из среды их же брать детей в духовную семинарию и впоследствии способным из них давать места священнические в приходах остяцких, хотя по опыту известно, что уроженцы того края неохотно возвращаются к себе на родину; сверх сего, по отдаленности остяцких жилищ от Тобольска я полагал бы завести для тамошних детей два низшия училища: одно в Березове, а другое в опустевшем почти Кондийском монастыре»[687 - Кондийский монастырь был построен по просьбе самих (крещеных) остяков при царе Алексее Михайловиче в 1656 году. До отобрания у монастырей недвижимых имений он был довольно богат, а с тех пор обеднел до крайности. Лежит он на пути из Тобольска в Березов – от первого в 770 верстах, а от последнего – в 250-ти, на протоке р. Оби, именуемом Кода.]. Сообразив этот ответ архиепископа Афанасия с обстоятельствами безуспешности миссии, Св. Синод постановил: 1) собственно для самоедов, по неимению в виду довольно способов и надежд, до времени не учреждать миссии, а только предписать епархиальному архиерею, чтобы он в Обдорск назначил такого приходского священника, который своею жизнью и обращением привлекал бы к себе инородцев и, крестя по крайней мере немногих из них, уготовлял путь к будущему просвещению этого племени[688 - Таковым священником там и был уже в то время вышеупомянутый Лука Вологодский. Заметим, что теперь и в Обдорске вновь учреждается миссия: там для этого дела есть уже два священника, очень хорошо знающие остяцкий язык.]. 2) Для обращения и учреждения в вере остяков Кондийский монастырь, как находящийся среди остяцких волостей, обратить в миссионерский и завести в нем первоначальное училище для остяцких детей (на первый раз хотя человек на 10), в котором они обучались бы только закону Божию и русскому языку, чтобы со временем могли служить толмачами для миссионеров и помощниками в делах миссии. 3). Начальником миссии должен быть настоятель монастыря, а членами ее и помощниками начальника два иеромонаха с тем, чтобы они, кроме отправления богослужения в монастыре, были употребляемы и для обучения остяцких детей, и для проповеди слова Божия по окрестным волостям. 4) Штат монашествующих должен быть укомплектован людьми, способными к этому назначению и знающими остяцкий язык.
5)Так как Кондийский монастырь в высшей степени беден и миссионерам монастырскими средствами жить и действовать совершенно невозможно, то просить о назначении из государственного казначейства начальнику миссии 1000 рублей ассиг. в год, двум иеромонахам-миссионерам по 500 рублей асс., на расходы по миссии (например, на поездки) 500 рублей асс. и на содержание 10 учеников 1000 рублей асс. Св. Синод по утверждении этих постановлений Государем Императором Николаем Павловичем сообщил их преосвященному Афанасию и, сверх того, предписывал ему озаботиться сначала составлением азбуки и словаря остяцкого языка[689 - Впрочем, о составлении этих двух сочинений было писано из Св. Синода и ранее 1836 года.], а затем переводом по крайней мере одного из Евангелий и краткого катехизиса на сей язык, да немедленно войти от себя с представлением в комиссию духовных училищ об учреждении нового класса остяцкого языка при Тобольской семинарии[690 - Мысль преосвященного принимать в семинарию остяцких детей и после способнейших из них рукополагать во священники в остяцкие приходы была предъявлена Св. Синодом.].
Как ни основательны были эти постановления, но одним из них Господь не судил осуществиться и доныне, а другие не осуществились, по крайней мере при жизни преосвященного Афанасия. Начнем с составления остяцких учебников и с учреждения класса остяцкого языка при Тобольской семинарии.
Так как людей, хорошо знающих остяцкий язык, в Тобольской семинарии никого не было, кроме бывшего сотрудника обдорскому миссионеру, а потом священника обдорского Луки Вологодского, то преосвященный Афанасий и переместил этого священника из Обдорска к одной тобольской церкви[691 - В том справедливом предположении, что в Тобольске, где есть семинария, гимназия и разные училища и где при учебных заведениях имеются учебные пособия, ему будет гораздо удобнее заниматься возложенными на него работами; к тому же преосвященный и учителем в предполагаемом к открытию класса остяцкого языка при семинарии хотел назначить его же – священника Вологодского.], предписав ему заняться указанными Св. Синодом учеными делами, и, чтобы работа шла спешнее, иногда на целые месяцы освобождал его от обычных занятий по приходу, позволял ему уединяться в один подгородный монастырь и даже делал ему кой-какие денежные пособия. Слава Богу, составлены были остяцкие азбука и словарь, переведены на остяцкий язык символ веры, заповеди и молитва Господня. Св. Синод по получении этих трудов, согласно представлению преосвященного Афанасия, дал автору денежную[692 - Какую именно – не помню, а кажется, что 500 р. асс.] награду, а самые труды в 1839 году препроводил на рассмотрение в Академию наук. Рассматривавший их известный знаток финского языка (а остяцкий язык есть отрасль финского) академик Шегрен расхвалил о. Вологодского, «признал его переводы и словарь, как первые в сем роде, заслуживающими совершенную признательность к автору их». Но в то же время академик пожелал, чтобы автор снова пересмотрел и пополнил свой словарь как речениями, так и фразами; составил бы переводы обширнее тех, какие были им представлены, даже, если можно, написал бы грамматику языка и в предисловии к словарю занялся бы разысканиями о географическом распределении остяцкого языка в отношении к различным его наречиям, определил бы, в чем состоит отличительное свойство этих наречий, или, по крайней мере, сказал бы, в каких именно местных пределах употребляется то наречие, на котором составлен словарь и на который сделаны переводы, и как велико число жителей, говорящих им[693 - Адъюнкт академии Кастрен76 путешествовал по северу Сибири и составлял грамматики разных народов, обитающих там, уже после того. Все это взято из подлинного отзыва Шегрена.]. Для[694 - Адъюнкт академии – помощник академика или профессора; учёное звание под академиком или профессором. См.: Кастрен М.А. Соч.: В 2-х т. Тюмень: Издательство Ю. Мандрики, 1999; Т. 1: Лапландия. Карелия. Россия. 256 с.; Т.2: Путешествие в Сибирь (1845–1849). 352 с.] составления грамматики священник Вологодский оказался совсем несостоятельным, но словарь расширил он весьма значительно, составил и предисловие к нему с требуемыми разысканиями о языке остяков и его наречиях, даже сделал перевод одного из Евангелий. К сожалению, по ограниченности своих способностей, он не хотел следовать советам добрых и понимающих дело людей, но' сделал все по-своему, когда академик Шегрен потребовал еще каких-то неважных изменений или поправок, он остался недоволен[695 - Ему все представлялось, что Шегрен, сам не говоривший на остяцком языке и, быть может, от роду не видевший ни одного остяка, не может правильно судить о его трудах.], отказался от всякой работы, не хотел думать даже и о бывшей у него в виду весьма значительной награде[696 - Не из официального, однако ж верного, источника известно мне, что Шегрен обешал Вологодскому в случае последних мало-мальски удовлетворительно сделанных им поправок представить его если не к полной, то к половинной демидовской (2500 р. асс.) премии.]. Вслед затем преосвященный Афанасий скончался, а потом помер и сам священник Вологодский. Где теперь его труды, даже существуют ли они на свете, неизвестно. Так как азбука и словарь остяцкого языка и переводы на этот язык окончательно не были одобрены Академией наук, то естественно, что и класс остяцкого языка в Тобольской семинарии не мог быть открыт не только при жизни преосвященного Афанасия, но и доныне – по той простой причине, что нет ни учителя, ни учебных руководств, которых бы можно было держаться при обучении остяцкому языку.
Таким образом, одна половина постановлений Св. Синода 1836 года при преосвященном Афанасии, несмотря на всю его заботливость о том, не осуществилась, а другая, именно учреждение в Кондийском монастыре миссии и открытие в нем училища для остяцких детей, приведена была в исполнение уже по кончине преосвященного Афанасия, и притом – так поздно – не по его вине. Вот как это происходило: Св. Синод сперва в 1836 году, а потом в 1842 году предписывал: укомплектовать штат Кондийского монастыря людьми, способными к миссионерству среди остяцкого народонаселения, либо принимая их из других монастырей Тобольской епархии, либо приглашая в монастырь вдовых священнослужителей, либо, наконец, воспитанников, окончивших курс семинарии. Но таких людей ни из тех, ни из других, ни из третьих в Тобольской епархии не было. Преосвященный доносил Св. Синоду от 6 октября 1836 года, что «кончившие курс ученики семинарии ехать в Кондийский монастырь не хотят, да они нужны и для занятия праздных священнических мест[697 - И действительно крайне нужны были для этой цели. Напр., в 1838 году в Тоб. семинарии окончили курс только 17 человек. Из них семеро поступили учителями в дух. училища, один отправлен для дальнейшего образования в Моск. дух. академию и еще один вышел в гражданскую службу. Значит, во священники и диаконы нынешних двух епархий, Тобольской и Томской, поступили только 8 человек, и все слабейшие по учению сравнительно с теми девятью. И это не единственный пример. Посему тоб. архиереи в то время, да и после довольно долго, сплошь и сряду посвящали во священники только что грамотных диаконов и причетников.]. Из вдовых священнослужителей с хорошим поведением по собственному расположению избрали иноческую жизнь только двое... из которых один (Антоний Бекреев) уже теперь игуменом Абалацкаго монастыря, а другой (Мисаил Фокин), крайне слабый зрением, исправляет казначейскую должность в том же монастыре. Прочая братия во всех здешних монастырях состоит или из престарелых, или хворых, или из отрешенных от мест, вообще из людей необразованных. Переместившиеся сюда из внутренних российских епархий монашествующие оказались нисколько не лучше здешних, а некоторые и хуже. Поэтому наполнить штат Кондийскаго монастыря такими монахами, какие требуются по вышеозначенному предписанию Св. Синода, я решительно не имею возможности... Донося о сем Св. правительствующему Синоду, всепокорнейше прошу прислать по собственному благоусмотрению и назначению... в Кондийский монастырь и настоятеля, и иеромонахов, по штату онаго положенных». Св. Синод в 1836-м и следующем году вызвал из трех внутренних российских епархий одного только настоятеля Кондийского монастыря с тем, чтобы он был вместе и начальником миссии, но тогда его вызов пока остался без ответа. В 1842 и 1843 годах он стал искать желающих уже в пяти епархиях, и искал не одного только настоятеля, но и двух иеромонахов; и в то время приглашения его увенчались успехом: в августе 1844 года прибыли в Тобольск из Тамбовской епархии два иеромонаха (кажется. Мелетий и Аверкий) да из Воронежской иеромонах Арсений. Последний, как хорошо учившийся в семинарии и более способный, избран был в начальники миссии и по возведении в сан игумена[698 - Лет чрез 15 после того он был уже и архимандритом, но года с два назад скончался.] отправлен с сотрудниками к месту назначения.
Как действовал о. Арсений с своими сотрудниками в обращении язычествовавших и в утверждении в вере прежде крещенных остяков, говорить об этом я не буду, во-первых, потому, что это выходило бы слишком далеко за пределы биографии описываемого мною архипастыря, а во-вторых, и потому, что сведения мои по этому предмету в настоящее время слишком неполны. Но о том, как о. Арсений во вверенном его управлению монастыре учредил школу для остяцких детей, сообщу. Открыть такую школу хотелось и самому преосвященному Афанасию, и хотелось сделать это тотчас по получении указа о том из Св. Синода, именно в 1836 году. Но вот что тогда отвечал ему тобольский гражданский губернатор на вопрос, какими мерами и в каких местах можно набирать остяцких детей для кондийской школы. «В недавнем времени, именно в 1828 году, гражданское начальство и само старалось убеждать инородцев березовского и сургутского отделений об отдаче детей в училища, которые предполагалось учредить нарочно для них в Сургуте и Обдорске; но никакие убеждения на них не действовали. Они не отрицали пользы, могущей от того для них последовать, но отзывались тем, что 1) дети их вовсе не в состоянии ни говорить по-русски, ни понимать русский язык, а потому никак не научатся ни читать, ни писать; что 2) дети необходимо нужны им для помощи в их занятиях и для снискания пропитания; 3) остяки по своей бедности не могут нисколько доставлять детям содержание в училище, да и не решатся на разлуку с ними. Поэтому _в_настоящее_время_нет_никакой_надежды_убедить_инородцев_отдавать_детей_своих_для_обучения_русскому_языку_и_закону_Божию»._ «Если уже и губернатор с своими исправниками, заседателями и пр. не мог склонить остяков отдавать детей в училища, – сказал тогда преосвященный, – то что сделаю я с каким-нибудь бедным благочинным или священником, тем более что гражданское начальство, в глазах инородцев очень сильное, отказывает мне в каком бы то ни было содействии». К тому же, если говорить правду, для чего было в то время и собирать инородческих детей? В Кондийском монастыре тогда и учить-то их было некому: братии в нем человека два-три, да и те, не исключая самих настоятелей[699 - Из двух последних настоятелей Кондийского монастыря пред обращением его в миссионерский один был из русских ямщиков, а другой – из русских же мещан.], были почти все безграмотны. Итак, открытие школы преосвященным отложено было до прибытия в Кондинск более образованных и благонадежных миссионеров. Миссионеры действительно прибыли и трудились не безуспешно, но это было уже после смерти преосвященного Афанасия: игумен Арсений, вступив в отправление своих обязанностей (в сентябре 1844 года), тотчас с отдельным кондийским заседателем поехал по остяцким волостям и при помощи своего сопутника действовал так успешно, что почти в одну поездку набрал требовавшийся десяток маленьких остяков и немедленно открыл школу в одной половине настоятельских своих келий. Мальчики скоро привыкли к русскому языку, хорошо выучились читать и писать, а затем приступили к изучению и закона Божия. Зимой с 1845-го на 1846-й или с 1846-го на 1847 гг. о. Арсений некоторых между ними привозил с собою в Тобольск, где один из них в какой-то большой праздник после литургии в присутствии многих посетителей говорил пред преосвященным Георгием речь, был слегка испытываем владыкою в знании краткого катехизиса и св. истории и вскоре затем посвящен им в стихарь. За добрым началом не замедлили обнаружиться и добрые следствия: остяки, даже местностей, отдаленных от Кондинска, наслышавшись много хорошего как о содержании мальчиков, так и об обращении с ними миссионеров, не стали уже бояться отдавать своих детей в училище. По этому поводу священники и иных остяцких приходов, руководимые примером кондийского настоятеля, открыли при своих церквах школы для остяцких детей. Делу духовного просвещения инородцев поревновал тогда и один светский человек (происходивший, впрочем, из духовного звания), именно смотритель березовских училищ Н.А. Абрамов: он уговорил нескольких остяков и самоедов отдать своих детей к нему в училище, отыскал добрых людей между жителями Березова, которые согласились содержать инородческих мальчиков во время нахождения их в училище на свой счет, и научил их, между прочим, очень хорошо читать в церкви за богослужением[700 - Г. Абрамов заметил, что мальчики-самоеды гораздо способнее остяцких детей.]; посему и из этих один, помнится, самоедин, в бытность преосвященного Георгия в Березове, также посвящен им в стихарь. Мало этого: вот уже несколько лет, как воскресла мысль покойного преосвященного Афанасия – учить инородческих детей в семинарии с целью приготовить в них священников среди инородцев; и теперь лучшие из учеников кондийского училища с согласия своих родителей перемещаются в Тобольское духовное училище, а отсюда некоторые переходят и в самую семинарию[701 - Слышно, что ученики из инородцев в училище русским предметам учатся очень хорошо, но языки латинский и греческий для них составляют камень претыкания. Отчего бы, кажется, до времени и не освободить их от изучения этих предметов?].
Представляя все эти подвиги наших миссий среди самоедов и остяков Березовского и Кондийского края и читая о действиях наших миссионеров в Северной Америке, на Алеутских островах, в земле чукчей, за Байкалом, на Алтае и проч., удивляешься, как это принадлежащие к католическому и протестантскому вероисповеданию доныне продолжают упрекать православную и, в частности, нашу русскую церковь в недеятельности, в нежелании распространять христианство за пределами России. Да у нас и дома-то _жатва_многа_; только, к сожалению, _делателей_мало_ (Матф. 9. 37); впрочем, найдутся, пожалуй, и делатели, но у них нет средств; мы до последнего времени в деле распространения христианства все надеялись на казну, тогда как за границей у католиков и протестантов это делалось и делается богатыми средствами частных лиц. Да если бы и у нас оказались богатые средства, то у веропроповедников иностранных вероисповеданий всегда будут важные преимущества перед нашими: нашим веропроповедникам приводится сеять семя слова Божия в странах, например, около Березова и Обдорска, около Туруханска, на Чукоцком носе, в Северной Америке или среди тунгусов, орочон, калмыков и проч., живущих большею частию в холодном и суровом климате, в странах бедных, среди народонаселения в высшей степени неопрятного, так что человек не только мало-мальски цивилизованный, но и самый простой, только не инородец, никаким образом не сможет ни жить вместе с ними, ни питаться пищею их приготовления.
Перехожу теперь к миссии южной, алтайской, но об ней буду говорить уже гораздо менее, чем сколько говорил о миссии северной, обдорской, и, во-первых, потому, что об этом много писано и печатано, особенно в повременных духовных изданиях, например, «Христианском чтении», «Страннике», в прибавлениях к творениям отцев церкви и других журналах, также в «Трудах русских благовестников» и в «Письмах начальника Алтайской миссии» архимандрита Макария; во-вторых, потому, что эта миссия находилась под ведением преосвященного Афанасия только вначале, а после, по учреждении отдельной Томской епархии, перешла, как и следовало, в ведение томских преосвященных.
На юге Западной Сибири, в горах Алтайских, язычникам татарам (так называемым черневым) и калмыкам проповедывали христианство архимандрит Макарий и его сотрудники. Макарий, в миру Михаил Глухарев, родом был из Смоленской епархии, образование получил в Смоленской семинарии и в С.-Петербургской академии, служил сначала в сане иеромонаха инспектором Екатеринославской семинарии, а потом (с 1821 года) в сане архимандрита ректором Костромской семинарии. Но в 1823 году, предавшись сердечному своему влечению вести жизнь собственно подвижническую, он отказался от управления семинарией и удалился первоначально в Киевскую лавру, а потом (1825 г.) в пустынь Глинскую (Курской епархии), под начальство славившегося в то время строгою подвижническою жизнью и мудрым управлением пустынной братии игумена Филарета. Когда же тобольский преосвященный Евгений стал вызывать из внутренних епархий, кто пожелал бы проповедывать слово Божие сибирским инородцам, о. Макарий оставил Глинскую пустынь и 30 сентября 1829 года прибыл в Тобольск, где в ожидании устройства походной для миссии церкви[702 - Для этой миссионерской церкви богатые сосуды были присланы высокопреосвященным митрополитом московским Филаретом: а для другой также миссионерской написал все иконы академик Мягков, в то время живший в горных алтайских заводах.] и окончания начальственных сношений прожил целых 10 месяцев. Сначала ему и сотрудникам его[703 - Знавшие татарский язык ученики семинарии – высшего отделения Василий Попов и низшего Алексей Волков.] хотелось для евангельской проповеди отправиться за город Петропавловск к киргизам Кокчетавского округа, но тогдашний генерал-губернатор Западной Сибири Иван Александрович Вельяминов на отношение об этом преосвященного Евгения отозвался, что «сколь ни богоугодно намерение Св. Синода и распоряжение его преосвященства, но он не может осмелиться дать свое согласие на отбытие архимандрита Макария в Кокчетавский округ, не испросив на то... Высочайшаго соизволения»[704 - Отказ последовал оттого, что киргизы перед тем вступили в русское подданство с условием, чтобы «укрепления и деревянных домов в степи не строить, пашен не пахать, мечетей и школ не заводить, ахунов (вроде наших уездных протоиереев и благочинных) и указных мулл не определять***** и позволить детей своих не отдавать учиться в школы (Ст. 1860 года, август, отд. 1, стр. 62)... Так робко действовал генерал Вельяминов в 1830 году, а ныне – и давно уже – в степи основаны и города, и округи, и станицы, даже поселены целые казачьи полки. Этого мало: ныне там уже не один десяток церквей, хотя прихожане их доколе почти только русские.]. Поэтому о. Макарий для своей миссионерской деятельности избрал Алтай, или что то же – Бийский и Кузнецкий уезды с их слишком сорокатысячным народонаселением язычествующих калмыков и кочевых, или черневых, татар. 28 августа 1830 года прибыл он в Бийск, ездил оттуда на Майму, в Улалу и другие места Алтая и везде, где представлялись случаи[705 - Вот один способ, которым пользовался иногда отец Макарий для ловитвы человеков во спасение. Однажды утром приходит он в татарскую юрту с целию проповеди слова Божия. Но в юрте в тот раз была только одна татарка, да и та занималась стряпней. Несмотря на то, начинает он проповедывать, а татарка слушает, но ей мешает слушать плачущее в люльке дитя. Человек Божий видит, что сердце неверующей готово принять семя слова Божия и возрастить его, садится к люльке, качает, убаюкивает дитя и в то же время учит его мать (Стран. 1862 года, апр., отд. 1, стр. 246).], забрасывал апостольские свои сети для уловления человеков во спасение (Матф. 4. 19). Чтобы ловитва шла успешнее и была обильнее, он скоро выучился языку обращаемых им инородцев, переводил на него молитвы, Евангелие и составлял духовные песнопения вроде псалмов[706 - Киргизы просили не строить у них не только церквей, но и мечетей и не определять к ним ахунов и указных мулл потому, что в начале настоящего столетия они были весьма плохие магометане, держались более язычества или, лучше сказать, не имели почти никакой религии.] св. Димитрия Ростовского[707 - Душеполезн. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 126.]; в случае убыли сотрудников[708 - Из двух вышеупомянутых семинаристов, взятых отцом Макарием из Тобольска, старший вскоре по прибытии в Бийск умер, а младший на втором году служения при миссии женился и вышел в гражданскую службу. Письма отца Макария, ч. 1, стр. 189–91.] приобретал новых; в недоумениях и затруднениях сносился с тобольскими преосвященными, сначала Евгением, а потом Афанасием, и требовал от них советов; обращаемых до крещения и после крещения много учил вере и христианской жизни, приучил их также к пению в храме за богослужением и к оседлой жизни, помогал им в устройстве их домиков, в приобретении скота и вообще в устройстве хозяйства и в этом случае делился с ними последним[709 - Подражая отцу Макарию, то же делали и преемники его. Так, например, в марте 1865 года в селении Сары-Копшу бедный новокрещенец просил у миссионера иеромонаха Дометиана себе и маленькому сыну рубашку, но Дометиан не имел ни аршина холста, ни копейки денег и потому, чтобы успокоить старца, отдал ему свою рубашку. Душ. чт. 1866 г. июнь. Зам и изв., стр. 59.]. Раз (в 1839-м и следующем году) для избавления их от голода ездил он в Москву; в случаях болезней сам лечил их, а для детей учреждал школы, даже некоторых сирот-младенцев держал у себя и водился с ними, пока не оказывались благотворители, которые принимали их к себе на воспитание[710 - ДуШеп чт 1864 г., ч. 1. Изв. и зам., стр. 128.]. По мере успехов проповеди заводил он новые станы, т.е. как бы отделения миссии, сначала, например, верстах в 80 от Бийска, в деревне Майме[711 - Так названной от реки Маймы, впадающей в Катунь.], затем на Улале[712 - В восьми верстах от Маймы.]; в этих станах при помощи добрых людей строил помещения для миссионеров и церкви, а наконец, с согласия преосвященного Афанасия, решился даже учредить при миссии женскую общину. Цель сего учреждения была та, чтобы умные, добродетельные и посвятившие себя делу любви и спасения ближних девицы и вдовы, имевшие составлять общину, исполняли относительно обращающихся и новокрещенных женщин такие обязанности, исполнение которых неудобно и даже не совсем прилично для мужчин-миссионеров, особенно для монашествующих; чтобы они, например, как некогда диакониссы, – обращающихся женщин приготовляли к крещению, служили им при самом крещении, помогали в болезнях рождения, приучали их к опрятности, чистоте и вообще к хозяйству и домоводству, прививали оспу детям, а главное – чтобы воспитывали в истинах веры и правилах жизни христианской новокрещенных детей женского пола, учили их грамоте, рукоделиям и проч.[713 - Письма Макария, ч. 1, стр. 94, 122, 129, 131–33, 143 и др.] Положить начало общины, быть ее основательницей и первой настоятельницей о. Макарий долго (лет семь) приглашал одну известную ему с отличной стороны благородную, образованную, умную и глубоко религиозную пожилую девицу. Е.Ф. Н-а (так зовут ее) по небольшим своим средствам усердно помогала миссии: то посылала в пользу ее по нескольку лепт деньгами, то писала для нее, по указанию о. Макария, иконы, то отправляла в ее распоряжение разные нужные для новокрещенных вещи: ситец, холст, платки, чулки, белье[714 - Письма отца Макария, ч. 1, стр. 93, 103, 111.] и проч.; но посвятить себя на служение при ней в виде древней диакониссы, положить своим служением начало женской общине она колебалась либо вовсе отрекалась, выставляя на вид иногда несправедливость оставить без личных попечений престарелую свою мать, иногда недостаток здоровья, иногда свою скудость в средствах для будущей общины и проч.[715 - Там же, стр. 38–154. Вместо отрекшейся Е.Ф. Н-ой в 1840 году прибыла к миссии из Петербурга или из Москвы г-жа София (Вальпот или Вальмот), родом француженка, но сердцем и верой русская. Поселившись в Майме (тогда как отец Макарий с сотрудниками жил на Улале), она повела было дела отлично: оглашала готовившихся к крещению инородок, навещала с словом спасения новокрещенных, учила девочек грамоте, лечила больных, с успехом сама училась инородческому языку и проч. (Там же, стр. 147). Но по каким-то обстоятельствам эта благочестивая и полезная старица, кажется, в 1842 году возвратилась в Россию. Обязанности ее впоследствии исполняли жены некоторых миссионеров и какая-то рясофорная77 монахиня. Но теперь (с 1863 г.) с разрешения Святейшего Синода и утверждения Государя Императора, согласно мыслям покойного отца Макария, существует уже (на Улале) настоящая и довольно большая женская община, составившаяся преимущественно, если только не единственно, из туземных новокрещенных татарок и калмычек. Душеп. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 122. Странник 1866 года, № 7, отд. IV, стр. 29.]
Впрочем[716 - Рясофорный – монастырский послушник, получивший от настоятеля благословение носить рясу с клобуком, без мантии.Ряса (от греч. rason – вытертая, поношенная одежда) повседневная верхняя одежда духовенства и монашества, длиннополое одеяние тёмного цвета с широкими длинными рукавами.], ловитва о. Макария не была безуспешна: принимали веру в Господа Иисуса Христа не только те, которых он с сотрудниками встречал и с которыми беседовал, но и те. которых никогда не видел и которые сами знали его только по слухам. Вот что в 1834 году писал он об этом преосвященному Афанасию: «Священный долг побуждает свидетельствовать, что все новокрещенные обращены не мною, а Божиим провидением, по большей части без предварительного содействия миссии в пунктах успехов; так что на кого устремлялось наше действование, те оставались непреклонными, зато труд безуспешный в отношении к этим был вознаграждаем приобретением других, которых прежде мы и не видывали, но которые были известны Всевидящему»[717 - Странник 1860 года, авг., отд. I, стр. 64.]. Число обращенных в феврале 1834 года возросло уже до 100 душ. Слыша, что преосвященный Афанасий на основании существующих узаконений намерен представить его к ордену, человек Божий писал к преосвященному следующее: «Повергаясь в душе моей к стопам вашим, милостивейший архипастырь и благодетель мой, со всепокорнейшею искренностию молю: никаким орденом и отличием не украшать немощной моей службы... Самое качество миссионера требует, чтобы иноверцы не имели повода к вредному для дела Божия мнению, будто служитель Церкви восприемлет труды в их пользу из видов честолюбия. Мне кажется, что здесь обо мне многие думают таким образом, а я не желаю, чтобы подобное мнение торжествовало и чтобы от личности моей падала тень сомнения и на других, имеющих трудиться на поприще настоящей моей службы»[718 - Там же, стр. 64 и 65. Письма Макария, ч. 1, стр. 189–91.]. В первой половине 1836 года обращенных у о. Макария было уже вдвое против того, а именно: 176 душ из татар, 3 – киргизов, 17 – калмыков и один еврей[719 - Из доклада Святейшего Синода Государю Императору от 6 июня 1836 г.], всего же до возвращения его в Россию (что последовало летом 1843 года) было обращено 645 душ[720 - Душеп. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 121. Здесь замечается, что алтайскою миссиею к 1864 году обращено 3200 душ, а всех христиан – алтайцев с семействами – в то время было уже до 5000 душ. Кроме сего, в том же месте говорится, что миссия в 1864 году имела уже 8 станов (отделений) с 11 церквами при 9 миссионерах (протоиерее, священниках и иеромонахах), что устроялся для нее мужской (Благовещенский) монастырь на р. Чулымшане близ Телецкого озера, что из новокрещенных при пособиях миссии образовалось 22 селения, что для обучения детей муж. и женск. пола русской грамоте, закону Божию и церковному пению, а отчасти и рукодельям заведено 10 школ, что многие из новокрещенных сделались уже наилучшими христианами и пр. Вообще, в указанной статье под названием: алтайская духовная миссия на стр. 117–138 есть много весьма любопытных сведений об описываемом предмете. То же, только в сокращении, можно найти и в Православном обозрении 1863 года № 7. Замет., стр. 192–94.].
Но это в 13 лет (с 1830-го по 1843 гг.), скажут, немного. Конечно, немного. Вспомним, однако ж, что сначала у о. Макария сотрудников было тогда два ученика Тобольской семинарии да осьмидесятилетний старик, поселенец Петр и мало-мальски понимавший свое дело толмач. Потом заметим, что местность, на которой действовал о. Макарий, была крайне неблагоприятная для миссионерских подвигов: хребты, горы и утесы, реки и ручьи без мостов и вообще почти без всяких дорог, леса и трущобы, зимой глубочайшие снега и страшные бураны, народонаселение рассеянное и кочующее, затем – и это главное – о. Макарий заботился, чтобы крещенные им были христианами не по одному имени, а на самом деле. Наконец, средства Алтайской миссии при о. Макарии крайне были ограничены, даже скудны. Сам он при начале своего подвига объявил, что для собственного содержания будет довольствоваться тем только окладом, какой получает по степени магистра, и проповедывать желает безмездно, а жалованье за миссионерские свой труды согласится получать в том лишь случае, когда откроется, что магистерского его оклада для него недостаточно. Сотрудникам же его жалованья положено было по 250 рублей ассигнациями в год[721 - Странник 1860 года, авг., отд. 1, стр. 62. Письма Макария, ч. 1, стр. 122.Душеп. чт. 1864 г., ч. 1. Изв. и зам., стр. 130. Отч. Обер-прокурора Св.Синода за 1837 год, стр. 36.]. Были, правда, у миссии и случайные средства – кое-какие пожертвования, присылавшиеся из ближних и дальних мест, а более из Москвы чрез священника Лаврова. Но если в конце 50-х и начале 60-х годов миссия, против прежнего уже очень разросшаяся, получала таких пожертвований только от 400 до 3500 рублей серебром, то в 30-х годах, когда управлял ею о. Макарий и когда она далеко не доходила до нынешних размеров, те пожертвования никогда не представляли даже этих скромных цифр. Между тем нужды миссии и в первые годы ее существования были очень велики: содержание миссионеров, плата прислуге и толмачам, наем помещений, а потом постройка их для миссии и ее храмов, главное же – вспомоществование бедным обращающимся и новокрещенным, – все это требовало значительных расходов. Помогать им заставляло не желание обольщать их и привязывать, как делается то, например, в азиатской Турции среди бедного православного греческого, арабского и сирийского народонаселения католическими и протестантскими миссионерами, а слезы и сердечная скорбь при виде вопиющей нищеты этих несчастных. Нет у человека ни корки хлеба, ни горстки ячменя, он бос и почти совершенно наг, нет у него ни домика, ни юрты, ни лошади, ни коровы, ни овцы, а иной притом еще мал или стар, либо хвор и безроден. Что же тут делать? Не прогонять же его от себя и посылать к оставшимся в язычестве и теперь озлобленным против него собратьям, из которых многие и сами-то немного богаче его, питаются тоже корнями _сараны_ и _кандыка_, отваром листьев _бадана._ кусками падали, бульоном много уже раз переваренных костей[722 - Душепол. чт. 1864 года, ч. 1. Изв., стр. 128–30.] и пр.. и пр.
Об основателе и первом начальнике Алтайской миссии остается сказать еще то, что он и по отчислении своей миссии к Томской епархии не прерывал своих сношений с преосвященным Афанасием. Тобольская епархия открыта в 1834 году, в том же году прибыл в Томск и первый ее преосвященный епископ Агапит, но о. Макарий по делам миссии относился к преосвященному Афанасию даже в конце 1835 года[723 - Письма Макария, ч. 1, стр. 122 и 129.]. Взаимное уважение их друг к другу никогда не прекращалось: очень хорошо помню, с каким радушием преосвященный Афанасий принимал у себя о. Макария, когда он в 1839 году по делам миссии ехал с Алтая в Москву и Петербург, а в 1840 году возвращался оттуда на Алтай. В 1843 году в последний свой проезд через Тобольск о. Макарий уже не застал преосвященного Афанасия в живых: в то время он только сходил в собор, чтобы помолиться на месте погребения уважаемого им архипастыря.
Выше было замечено, что при преосвященном Афанасии в Тобольской епархии, кроме обращения нескольких сот неверующих, присоединены к церкви несколько тысяч душ, зараженных расколом, и приняли православие больше на правилах единоверия. В 30-х годах движение среди раскольников в пользу православия и особенно единоверия первоначально произведено в епархии Пермской тогдашним Пермским архиепископом А-м: под неусыпным и деятельнейшим его наблюдением миссионеры в одном 1836 году обратили из раскола к единоверию до 13 тысяч душ, да в следующих затем годах – до 7300 душ, так что в один только первый названный год в Пермской епархии из обращавшихся составилось 12 единоверческих приходов, которым немедленно даны были правильно рукоположенные священники, а потом выстроены и церкви[724 - См. отчеты обер-прокурора Св. Сииода за 1836 г. стр. 35, за 1837 г. стр. 33 и за 1840 г. стр. 35.]. По соседству и тесной связи между обращенными уральскими и зауральскими раскольниками пермские миссионеры проникли в некоторые округа и Тобольской епархии. Посему здешние раскольники тоже соглашались принять православие или чистое, или на правилах единоверия, и им разрешено было построить две единоверческие церкви[725 - Отчеты обер-прок. Св. Синода за 1836 г. стр. 35 и 36 и за 1837 г. стр. 34.]. Но единоверцы епархии Тобольской частию потому, что к принятию единоверия склоняемы были пермскими миссионерами, а еще более, кажется, потому, что прежде, быв в расколе, они постоянно зависели от екатеринбургских, следовательно, в Пермской епархии живших раскольнических попов и учителей, стали просить, чтобы им позволено было находиться в зависимости от пермского епархиального начальства. По этим обстоятельствам Св. Синод разрешил Пермскому Преосвященному действовать и на раскольников тобольских и при переходе их к единоверию определять к ним священников[726 - Отч. обер-прок. Св. Синода за 1837 г. стр. 34.]. Само собой разумеется, что пермский преосвященный с точностью исполнил указ Св. Синода. Но каково было преосвященному Афанасию, когда на вверенную его управлению епархию влияла власть чуждая и когда притом от него давно уже назначены были миссионеры и действовали довольно успешно?! По поводу таких вмешательств между двумя соседними архипастырями началась довольно щекотливая переписка, к тому же в это время открылось, что один из пермских миссионеров, находившихся в Тобольской епархии, да один и из миссионеров собственно тобольских исполняли свое дело по обращению раскольников к единоверию не совсем чисто. К счастью, Св. Синод вскоре предписал обоим преосвященным по случаю ослабления раскола действовать каждому в одной своей епархии; с тех пор у преосвященного Афанасия дело о раскольниках пошло лучше, так что в один только 1840 год оставивших раскол в его епархии оказалось 25 душ[727 - А ранее пр. Афанасия их не было ни одной. Единоверческие церкви по Тоб. епархии существуют лишь в трех уездах: Ялуторовском, Курганском и Тюменском.], для которых в этом же году, кроме двух единоверческих церквей, назначено построить еще несколько. Как действовал преосвященный Афанасий на строптивых в первое время единоверцев, объяснит следующий рассказ: единоверцы Курганского уезда деревни Щучьей в числе 70 или 80 душ в 1837 году в проезд через Курган Государя Наследника престола, ныне царствующего Государя Императора Александра Николаевича, подали ему прошение о дозволении им образовать из себя приход, построить церковь и отправлять в ней чрез правильно рукоположенного священника богослужение по старопечатным книгам с отличиями в обрядах, дозволенных единоверцам. Это прошение Его Императорское Высочество передал Св. Синоду, а Св. Синод предписал преосвященному Афанасию удовлетворить желанию просителей, внушая ему наперед постараться раскольников соседних селений обратить к единоверию и по обращении согласить их пристать к Щучинскому приходу (так как этот один был бы слишком мал). Командированный преосвященным для предписанной цели законоучитель Тобольской гимназии, служивший прежде в Кургане священником и благочинным и, вероятно, известный раскольникам Курганского уезда как человек умный, строгой жизни, тихий нравом и кроткий характером, так хорошо исполнил данное ему поручение, что щучинский приход стал состоять не из 70 или 80, а более чем из 1000 душ единоверцев, да к чистому православию присоединилось при этом около 200 человек. Но тогда встретилось вот какого рода затруднение: единоверцы деревни Щучьей, куда отец С.З. прибыл прежде, чем в другие селения, словесно и письменно согласились построить церковь и иметь у себя правильно рукоположенного священника с тем лишь условием, чтобы священник совершал для них богослужение, как они выражались, по старым книгам и по старым обрядам. Но раскольники других селений, когда отец С. вслед за тем обратился к ним, не довольствовались определением щучинцев: они захотели, чтобы будущий их священник посвящен был в архиерея не иначе, как с хождением вкруг престола посолонь, чтобы потом ни в чем не зависеть им от епархиального начальства, чтобы и метрики, и росписи, и прочую отчетность по церкви представлять не в консисторию и не к архиерею, а в губернское правление или к губернатору и проч. По поводу таких требований и щучинские единоверцы отреклись уже от прежнего своего условия и объявили с своей стороны то же самое, чего требовали и те. После сего законоучитель гимназии возвратился в Тобольск с поникшею головою и представил преосвященному приговор раскольников, думая, что он отвергнет это условие их и что, следовательно, поездка его не приведет ни к чему. Таких мыслей о деле была и Тобольская консистория. Но вышло совершенно противное: преосвященный на причудливые условия раскольников не обратил никакого внимания и велел написать им, чтобы они немедленно избрали себе кандидата во священника и представили его для рукоположения. Кандидат был избран, и с ним явились к преосвященному двое депутатов от общества раскольников. Депутаты, явившись к владыке, не приняли от него благословения и при входе в его комнаты даже не помолились по обычаю православных. Преосвященный Афанасий не обратил на это внимания, напротив, обошелся с ними ласково, поговорил, расспрашивал их о том, о другом, даже шутил с ними, говоря (совершенную правду), что он не нюхает, не курит и не пьет водки. Все это имело удивительные последствия: во-первых, на вопрос преосвященного пред литургией, когда надлежало рукоположить единоверческого священника, какое он должен сделать рукоположение, по-прежнему ли их желанию (т.е: с хождением вкруг престола посолонь) или как обыкновенно рукополагаются священники? Депутаты отвечали: «Как вам угодно, так и делайте, нам все равно», и священник рукоположен был по обрядам церкви православной. Депутаты присутствовали при этом в алтаре и ни в то время, ни после не сделали никакого замечания. Во-вторых, единоверческий священник, согласно словесному, сказанному наедине, наставлению преосвященного, метрики, росписи и всю отчетность по церкви с первого же года стал представлять не к губернатору и не в губернское правление, чего требовали прежде единоверцы, а в консисторию, и это не воспрещалось ему. В-третьих, когда единоверцам Щучинского прихода случалось после того встречаться с преосвященным, они уже не чуждались его, принимали от него благословение, вообще сделались такими же добрыми сынами церкви, как и православные. Но было ли бы это так, если б преосвященный Афанасий отверг строптивые их требования, если б не сделал им никакого снисхождения? О™, конечно, возвратились бы к прежним своим заблуждениям и остались бы по-прежнему в непримиримой вражде к св. церкви.
Но в деятельности преосвященного Афанасия на тобольской пастве едва ли не всего более замечательна, можно сказать, отеческая его заботливость о семинарии. Он значительно умножил ее библиотеку, особенно по отделу наук богословских, истории, как церковной, так и гражданской, географии, латинских и русских классиков, и сделал это частию испрошением ей у высшего начальства многих хороших книг, частию собственными пожертвованиями, ибо в 10 с половиною лет семинария получила от него лучших и полезнейших изданий более чем на 300 руб. сер. Кроме библиотеки, преосвященный Афанасий значительно умножил принадлежащие семинарии физический и особенно минералогический кабинеты; физический – более советами, какие покупать приборы, а минералогический – единственно своими пожертвованиями. Бывало, купит ли он новые, притом лучшие в сравнении с имевшимися у него до того, экземпляры штуфов или получит в дар (от навещавших его ученых и значительных по служебным степеням светских лиц по возвращении их из поездок в горные округа Сибири) такие камни и минералы, какие в собственном его кабинете уже находились, он дублеты тотчас сдавал в семинарию. Притом преосвященный Афанасий ласковым своим обращением, а особенно просвещением своим имел сильное и чрезвычайно благодетельное влияние на учащих, а чрез них, конечно, и на учащихся в семинарии. Бывало, не пройдет у него и одного свидания с начальниками и наставниками[728 - Эти свидания были нередки: ректор, инспектор и секретарь правления ездили к преосвященному каждое воскресенье на чай; секретарь, кроме того, очень часто являлся с делами, библиотекарь бывал у него по крайней мере раз в неделю, а другие профессоры, которых, впрочем, в то время было еще весьма мало – человека два-три – приходили к преосвященному в дом по большим праздникам и раза два или три в году бывали вместе с ним у ректора семинарии на чае.], чтобы не спросить, что, как и при каких пособиях читается у них в классах, и чтобы в случае нужды не дал наставлений, не указал источников в семинарской же библиотеке, либо, когда эта библиотека не имела их, не ссудить ими из собственной. Как бывал он рад и весел, если какой-нибудь начальник или профессор в беседах с ним и при нем о предметах ученых не _водится_молчанием_, а принимает в них участие! Как он бывал доволен, если замечал, что тот или другой профессор не довольствуется старыми своими познаниями, а обогащается новыми, или, оставив устаревший учебник, выдаст ученикам собственные дельные лекции либо напишет по своему предмету какой-нибудь трактат и познакомит с ним учеников! Напротив, ему очень не нравилось, когда кто из учащих ничего не читал – ни нового, ни старого; таких он (разумеется, заочно и только при лицах доверенных) называл не иначе, как _деревяными._ От бесед и сношений с преосвященным у учащих семинарии[729 - Преосвященный Афанасий имел образовательное влияние не только на профессоров семинарии, но и на свою прислугу, на своих келейников: например, один из них (покойный Дмитрий Курюкаев, прежде исключенный из риторики), служа преосвященному, столько наслушался и начитался, что (уже по смерти Афанасия) выдержал экзамен на учителя приходского духовного училища и после был дельным священником и благочинным в г. Усть-Каменогорске, а другой (из штатных служителей) удостоен был сана диаконского и, сделанный при архиерее письмоводителем, приобрел сведения в истории, минералогии и проч.] возрождалось непременное желание узнать свой предмет сколько можно лучше, а в некоторых даже рождалась охота, по подражанию преосвященному, заводить собственные библиотеки, на что они употребляли из ограниченного своего содержания до 60 и более рублей серебром в год. Просвещенное и благотворное влияние преосвященного Афанасия на наставников семинарии чрез наставников переходило и на учеников: в Тобольской семинарии при преосвященном Афанасии и довольно долго после него почти не было примера, чтобы ученик вовсе ничего не отвечал на экзамене. Напротив, многие из них ловили как бы на лету устные лекции некоторых своих преподавателей, тщательно записывали их, и эти записки потом расходились между всеми, даже переходили из поколения в поколение. Заметим мимоходом, что преосвященный Афанасий обращал отеческое внимание даже на одежду учеников и любил видеть их опрятными: вскоре по приезде в Тобольск он отдал приказание семинарскому начальству впредь для казеннокоштных учеников шить не затрапезные халаты, как было прежде, а серенькие нанковые сюртуки, для зимнего же времени велел, сверх того, построять байковые[730 - Байка (англ.) – мягкая толстая ворсистая ткань.] шинели. Любовь свою к Тобольской семинарии он, наконец, довершил было тем, что многократно обещал, в случае смерти в Сибири, завещать ей почти всю свою библиотеку. Но – какое несчастье! Завещание по неожиданности, чтобы смерть последовала так скоро, оставалось только словесным, а потому и не могло быть приведено в исполнение.
Доселе о преосвященном Афанасии мы говорили больше как о начальнике и архипастыре; скажем теперь о нем несколько слов как о человеке ученом. В преосвященном Афанасии прежде всего резко выдавались отличные умственные способности и живо высказывалась наклонность к ученым занятиям. При счастливых способностях и прилежании он, как мы видели, и в семинарии, и в академии всегда шел между первыми воспитанниками, а по окончании курса везде удерживал первое место и между наставниками.
Следуя сильной своей наклонности к ученым занятиям, он усердно учился не только тогда, когда был учеником и студентом, но и тогда, когда нес службу профессора и ректора учебных заведений; он учился даже и на кафедре архипастыря церкви, учился во всю свою жизнь, до старости, до самой смерти. Археологию в самом обширном ее объеме, географию древнюю и новую, естественные науки и из них особенно зоологию, минералогию, геологию, сравнительную анатомию и проч. изучил он, бывши уже ректором и архиереем; а с итальянским языком (с целью читать Мая и других описывавших итальянские древности на итальянском языке) он познакомился лишь за несколько лет до своей смерти. Книги, по собственным его словам, были искреннейшими его друзьями, самыми приятными собеседниками, пищею души, успокаивавшею его и в служебных неприятностях, и в житейских невзгодах, и в скорбях; он читал чрезвычайно быстро, прочитанное, несмотря на преклонность своих лет, усвоял и перерабатывал с удивительною легкостью, передавал своей памяти тотчас и обращал в умственную собственность навсегда. Чтение его особенно оживлялось, когда было получаемо какое-нибудь важное произведение. Помню, сколько было пересмотрено им, перечитано, перелистовано разных путешествий и историй древних и новых, насколько ослаблено зрение, когда были получены обширнейшие атласы древней и новой географии Брюе и Лапи, и как много возникло у него хлопот, когда, после долгого ожидания, наконец явились _памятники_Египта_, изданные французскими учеными, состоявшими при экспедиции Наполеона I в Египте. Любознательность и страсть к ученым занятиям расположили его также собрать богатую библиотеку и минералогический кабинет с некоторыми физическими инструментами.
Библиотеку преосвященный Афанасий собирал с окончания семинарского курса до самой почти смерти и жертвовал ей всем своим достоянием, за исключением самых необходимых расходов на собственные нужды и на содержание бедного брата с его семейством; из-за библиотеки и минералогического кабинета он не имел у себя ни серебряной посуды, ни карманных часов, ряс теплых и холодных, хороших и плохих было у него только пять, да два или три кое-каких полукафтанья. За пожертвованиями книг в библиотеки семинарии Тверской и Тобольской, за подарками именинникам и пр. в библиотеке преосвященного Афанасия при его кончине оказалось разных изданий и атласов до 1310 томов, которые, если судить по ценам книгопродавческих каталогов и принимать в расчет расходы на пересылку и переплет, стоили ему тысяч восемь или девять серебром[731 - В истор. нижег. иерархии на стр. 242 библиотека пр. Афанасия оценена более чем в 30 тысяч руб., без означения серебром или ассигнациями. Если оценка эта сделана на серебро (а надобно думать, что так, потому что книга печатана в 1857 г.), то она сделана неверно: у преосвященного и денег столько никак не могло быть, да и книг в его библиотеке было только 1310 томов.]. Книги эти хороши были и по наружности, потому что, исключая немногих, все были в хороших переплетах, а еще больше отличались внутренним своим достоинством; что ни было тогда наилучшего по Св. Писанию и по его толкованиям, по богословию, церковному красноречию, каноническому праву, церковным и гражданским древностям, церковной и гражданской истории, философии, естественным наукам, древней и новой географии, путешествиям, словесности и искусствам на языках латинском, французском, греческом и русском не только в России, но и в целой Европе, – все это имелось между его книгами и атласами.
Минералогический кабинет составлен был преосвященным Афанасием уже в Тобольске в последние 8 или 9 лет его жизни. Началом этого кабинета послужили штуфы и некоторые мелкие раковины, подаренные преосвященному Афанасию при посещении им около 1833 года в Омске казачьего военного училища. Затем последовали подарки от генерал-губернатора Западной Сибири Вельяминова, от генералов Д., Ш.. Г., П. и Гл., которые, узнавши, что уважаемый ими архипастырь собирает минералогический кабинет, почти после каждой своей поездки на юг и восток Сибири по делам службы привозили ему камни, разные породы руд и пр., также от екатеринбургского купца Коновалова и других лиц. Впрочем, много, даже большую половину штуфов преосвященный Афанасий приобретал и на собственный счет. Таким образом, в его кабинете, кроме некоторого количества произведений других стран (например, раковин, янтарей с насекомыми внутри их и немногих драгоценных камней), явились наилучшие экземпляры из произведений обширной Сибири.
Из физических инструментов, составлявших кабинет преосвященного Афанасия, стоит упомянуть о солнечном микроскопе, который увеличивал поверхность предмета слишком в три миллиона раз.
Счастливые природные способности, отличное знание языков древних и французского, избранная библиотека, минералогический кабинет с несколькими физическими инструментами, непрерывное чтение и размышление о прочитанном произвели то, что преосвященный Афанасий обогатился, наконец, обширными и глубокими познаниями не только в тех науках, которые составляют, так сказать, специальность духовно-учебных заведений, но и в тех, которые в них не преподаются, например, в зоологии, минералогии, сравнительной анатомии и пр. Это известно было о нем и ученому совету, и высшему начальству. Общество датских антиквариев прислало ему диплом на звание своего члена, а в грамоте, присланной при пожаловании его в 1840 году орденом 2-й степени св. Владимира за управление тобольскою паствою, Его Императорскому Величеству благоугодно было ревность его по управлению епархиею назвать _просвещенною._ Здесь нелишне сказать, что преосвященный Афанасий обширные свои сведения при умении владеть русским языком умел сообщать и другим; не только о простом, но и о самом трудном, даже отвлеченном предмете он говорит, бывало, с такою ясностью, что его всегда можно понимать даже и людям, не приготовленным к тому предварительным образованием. Это хорошо знали все, кому случалось беседовать с ним в Киеве, Нижнем Новгороде, Тобольске и других местах. В беседах преосвященного Афанасия иным из его собеседников, людям подчиненным и пожилым, то только не нравилось, что он почти всегда беседовал с ними стоя, радушно показывая им свои обновы (например, вновь приобретенные им хорошие штуфы или только что полученные изображения редких животных, водопадов, великолепных зданий и вообще замечательных древних памятников). Стоячее положение для него как человека, страдавшего геморроем и по этой причине давно привыкшего заниматься на ногах, было совсем незаметно, а для собеседников его, напротив, слишком невыгодно и чувствительно.
Но при этом еще важнее следующее замечание: глубокий ум и обширная ученость преосвященного Афанасия не надмевали его гордостью и не были враждебными вере. Для охранения веры, конечно, не в себе (потому что утвержденному бояться нечего), а в других, мало знакомых с Писанием и учением православной церкви, он книги безбожные и вольномысленные обыкновенно жег, если они под обманчивым заглавием иной раз были им выписываемы. А на ученую гордость, хотя иные по незнанию и считали его гордым, он смотрел с отвращением, как на источник самых тяжких и низких падений, и зараженных ею терпеть не мог[732 - Один из наставников семинарии, бывший вместе и смотрителем училищ, очень часто ссорился с семинарским начальством и в неисполнении его предписаний и замечаний обыкновенно оправдывался тем, что он ученик Иннокентия (впоследствии архиепископа херсонского). Преосвященный мирил его с членами правления, уговаривал и, наконец, сказал: «Таким образом, и я, если по управлению откроются у меня беспорядки и Св. Синод станет делать мне замечания, и я вместо, собственного исправления, по-вашему, вправе буду толковать: да, я ученик Филарета (митрополита московского)? Что мы с вами учились у умных и знаменитых людей, это ничуть не дает нам права быть неисправными и столь плохо оправдываться в своих неисправностях».]. Уму и познаниям, чьим бы то ни было, всегда отдавал он полную справедливость; к людям, не получившим образования, был обыкновенно снисходителен и со всеми, которые сколько-нибудь нуждались в умственных его сокровищах. например, с наставниками подчиненных ему семинарий, обходился без чинов, с особенною любовью и радушно предлагал им и познания свои, и книги, и советы.
Неодолимая наклонность преосвященного Афанасия к ученым занятиям могла иметь разве ту вредную сторону, что, может быть, отвлекала его от исполнения лежавших на нем архипастырских обязанностей. Составитель истории нижегородской иерархии (стр. 235 и сл.), описавши слишком пятилетнее управлению сего иерарха, сказал: «Несмотря на труды свои по епархии, преосвященный Афанасий при отъезде из Нижнего Новгорода откровенно говорил приближенным, что он больше занимался учеными, нежели епархиальными делами». Конечно, мне и самому случалось слышать из уст преосвященного подобное суждение, только в другом роде: «Приди ко мне бедный, – говорил он иногда, – да попроси у меня рублей пять, ведь я, пожалуй, и пожалею, а на иную книгу не пожалею и 25 руб., даже более». Но это самоосуждение преосвященного указывает более на прекрасную нравственную черту его характера.
Говоря об обширной учености преосвященного Афанасия, нельзя не пожалеть, что, отлично владея русским языком, он не употребил своего пера на обогащение ученой духовной нашей литературы. Выше по местам видели мы, что еще в Ярославской семинарии переведены им с латинского языка изложение апостольского символа Пеарсония, что еще состоя в должности инспектора С.-Петербургской академии, он составил некоторые части канонического права, а когда был ректором в Казани и Твери, собирал материалы для церковных древностей. Прибавим к этому, что, действуя на кафедре архипастыря, да и раньше того, сказывал он немало поучений, отличавшихся стройностью в изложении, отчетливостью в мыслях, твердостью доказательств, а особенно благочестивою таинственностью учения, которое обращало человека к самому себе, заставляло его углубляться в значение внутренней своей жизни. В последнее же время преосвященный занимался очищением от неологических заблуждений и своеобразных взглядов, высказанных Яном и Розенмиллером, которых многотомные археологии переведены были для него с немецкого на русский[733 - Не зная немецкого языка, но по любви к церковной археологии, непременно желая читать эти замечательные в духовной немецкой литературе произведения, преосв. Афанасий в Нижнем и в Тобольске поручал разным лицам переводить их на русский язык. В ожидании назначенных переводов прошло немало времени и затрачено довольно денег. В некоторых своих частях они потом оказались неудачными, но наконец были окончены, найдены хорошими, исправлены, очищены от неологических заблуждений, отлично переписаны и переплетены в несколько больших томов. Где теперь эти переводы – неизвестно.Последними и лучшими переводчиками из древностей Яна и Розенмиллера у преосвященного Афанасия были инспектор Тобольской семинарии п. Н. Арзамасов и покойный М.А. Фон-Визин.]. Но и это, судя по учености покойного преосвященного, немногое осталось для нашей публики неизвестным; ему не хотелось быть в печати, как выражался иногда сам он; из всех его трудов, и то не по его воле, напечатано только четыре проповеди: две в опытах студентов С.-Петербургской академии первого курса[734 - С подписью: Александр Протопопов.], одна говоренная при избрании судей с.-петербургского дворянства и еще одна в Христианском чтении за 1829 год на Преображение Господне.
Если будем рассматривать преосвященного Афанасия просто как человека самого по себе и для себя, то прежде всего заметим в нем наклонность к удалению от светского шума, к уединению и в уединении, к сосредоточению в самом себе. Поэтому, быв еще учеником и учителем семинарии, он любил в свободное от занятий время уединенно бродить по окрестностям Ярославля и среди веселых товарищей часто бывал скучен без видимой причины. Это именно расположение духа заставило его бросить мысль о жизни семейной и проводить время больше с мертвыми собеседниками, чем с живыми. Такую душевную настроенность обнаруживал он и в Тобольске в течение слишком десятилетнего его пребывания в этом городе; из этого же источника надобно объяснить и то, что он только с немногими лицами вел переписку.
В людях, удаляющихся от света и склонных к жизни созерцательной, замечают иногда мизантропию. Но преосвященный Афанасий нисколько не страдал подобным недугом, он только не мог терпеть людских сплетней[735 - Идешь, бывало, к преосвященному и не думай занять его рассказами о каких-нибудь городских новостях. Напротив, если пред тем ты чтонибудь дельное читал, смело заводи об этом разговор и будь уверен, что тебя выслушают, что к твоему разговору привьются другие, новые, гораздо более умные и более интересные.] и ласково принимал всех, кто не был занят собой, чуждался лести, пронырства и хитрости, не склонял к обидам других и вообще отличался простосердечием, с такими людьми он беседовал охотно, кротко и снисходительно. Правда, при нем никто из подчиненных и низших не смел забываться, но это происходило не столько от суровости его характера, сколько от того, что он умел незаметно внушать людям держаться в известных границах, а еще более от того, что приходившие к нему почти благоговели пред своим архипастырем и боялись оскорбить его слишком свободным своим обращением. Бывало, если на кого из нас преосвященный взглянул гневно, особенно же если кому сказал жесткое слово, мы принимали это за настоящее наказание и выслушивали замечание с каким-то испугом. Так уважали его все, имевшие счастие служить под его начальством, знать и понимать его.
Немаловажною особенностию преосвященного Афанасия как человека можно почитать еще простоту домашней, келейной его жизни. В самом деле, стол его был всегда самый обыкновенный, состоявший из двух или трех самых простых блюд; подчиненных своих, особенно тех, которые по месту служения должны были являться к нему часто, равно как и хороших своих знакомых, принимал он большею частию в одном полукафтанье, без клобука, даже без камилавки; а в рясе и клобуке с панагией и прочими принадлежностями архиерейского сана он выходил только к лицам, ему еще неизвестным[736 - Кстати решаюсь рассказать, как преосвященным Афанасием принят был я в первый раз по приезде моем в Тобольск. Когда ректор семинарии архимандрит Е. представил меня преосвященному, он вышел ко мне с видом серьезным, в рясе, клобуке и проч., благословил меня, спрашивал об академии, в которой я учился, об относящихся к моему предмету книгах, какие я читал или не читал, попросил отца ректора позаботиться о помещении меня в казенной квартире – и только. Но когда дня через два или три, по заведенному порядку, явился я к нему принять благословение на начатие лекций, он уже принял меня в одном полукафтанье, был очень весел, разговаривал со мною час или более о родине и других предметах и под конец благословил меня иконой, а затем прислал мне настольную салфетку с изображением родного ему и мне Ярославля, также большой ковер и приказал бывать у него в доме чаще, по крайней мере раз или два в неделю.], или к посетителям официальным. Если же в таком виде являлся и пред подчиненными, то разве в большие праздники, например, в Пасху, Рождество и проч., когда надлежало принять их поздравления. При поздравлениях произнесение речей и стихов, бывшее прежде во всеобщем обычае в духовных училищах, при нем, по его намекам и явным выражениям, совершенно отменено было и оставлено навсегда. Платье носил преосвященный также очень небогатое и имел его немного. В последнее время у него было только два или три полукафтанья, чаще голубого цвета, и пять ряс: одна лисья, недорогая и уже значительно поношенная, и четыре холодных, между которыми бархатная фиолетовая, употреблявшаяся весьма редко, под конец была без рукава[737 - Ключарь собора, некогда очень почтенный профессор семинарии, прот. Иаков Иванович Ласточкин по представлению преосвященного Афанасия получил камилавку, но камилавка, присланная из Святейшего Синода, оказалась не по голове, мала, между тем награжденный ею был человек недостаточный. Поэтому преосвященный отпорол ему для камилавки рукав от бархатной своей рясы.]. Собственных ценных вещей, кроме книг в библиотеке и штуфов в минералогическом кабинете, у него не было никаких: пара серебряных подсвечников, три столовых ложки, столовый колокольчик (подаренный ему кем-то из помещиков при отъезде из Нижнего) и карманные часы были променяны им в Тобольске на штуфы одному торговцу-разносчику[738 - На тот раз у преосвященного денег не случилось нисколько, а штуфы у еврея были хороши, пустить их в другие руки не хотелось.]. Преосвященный любил только, чтобы хорошо устроен был архиерейский дом и храм, в котором особенно должно было совершаться архиерейское служение; требовал также приличия и благолепия в священных облачениях.
В своей наружности преосвященный не имел никаких резко отличительных черт; росту был он небольшого, но статен, лицо имел чистое белое, глаза голубые, светящиеся умом, взор ясный, волосы темные, которые, впрочем, совершенно поседели. Полноты в теле преосвященный никогда не имел, а в последние годы был даже тощ и очень бледен.
Чувствуя невыгодное влияние тобольского климата на здоровье, преосвященный Афанасий давно думал утруждать Св. Синод просьбою о перемещении его в одну из великороссийских или малороссийских епархий[739 - Преосвященный Афанасий удерживался от действительной подачи прошения тою только мыслию, которую высказал ему в Казани архиепископ казанский (впоследствии митрополит киевский) Филарет: «Перепрашиваться с места на место, из одной епархии в другую, нашей братии, архиереям, не следует, даже опасно, – говорил этот архипастырь, – если на какой-нибудь епархии мне трудно, неприятно, тогда как я поступил на нее не по своему выбору, но по распоряжению высшего начальства, то об избавлении от неприятностей, претерпеваемых на месте своего служения, мне можно по крайней мере молиться Господу Богу, а когда будет дурно на епархии, на которую просился я сам, что буду делать в то время? К кому обращусь? Молиться Господу Богу об избавлении от бед и скорбей... у меня не будет права, потому что сам же выпросил себе ту епархию, сам накликал на себя ту беду».], даже решался было уже просить об увольнении себя на покой с тем, чтобы потом переехать на жительство в родную Ярославскую епархию, которую он любил до конца своей жизни с юношеским жаром. В этих видах, чтобы иметь средства для далекого переезда, он слишком за год прекратил выписку книг. Но не исполнилось, добрый архипастырь, твое желание послужить своей родине и месту первого своего образования если не пастырскими трудами, то по крайней мере доставлением лучших пособий к образованию тамошнего духовного юношества!
С ослаблением здоровья, предвидя скорое приближение смерти, преосвященный Афанасий за год или и более оставил чтение светских книг и занялся исключительно одной Библией и ее толковниками, хотя Библия и прежде, еще с юности, хорошо была ему известна. В последний раз преосвященный Афанасий служил в день Пасхи 1842 года. Незадолго пред этим к прежним его болезням присовокупились конвульсии в боку от завала в печени и водяная в ногах. Впрочем, летом – в июле или августе – он отправился было обозревать епархию (в Тюмень и Туринск). Надежда на поездку, между прочим, с целью поправиться в здоровье, казалось, оправдывалась: в дороге конвульсий в боку не было, опухоли в ногах почти не замечалось, и он возвратился в Тобольск веселым; вечером того же дня с явившимися к нему членами консистории и с нами, служащими в семинарии, а особенно с вновь прибывшим тогда ректором ее, покойным отцом архимандритом Венедиктом Курковским, долго разговаривал. Но, увы! От излишнего ли напряжения сил во время продолжительного разговора, или от влияния вновь неблагоприятно подействовавшего на его силы тобольского климата все прежние припадки в ту же ночь возобновились. Врачи и лекарства не помогали, и преосвященный уже не надеялся или мало надеялся на жизнь; когда посетители по убеждению или только для успокоения больного предсказывали ему выздоровление, он обыкновенно говорил: «Нет, я не обещаю себе жизни» или «Нет, конец мой близок». Впрочем, при твердости характера и силе веры в милосердного Господа он все еще сохранял бодрость духа и был на ногах. Но 20 сентября часов около 9 вечера пользовавший больного доктор нашел его безнадежным и сообщил о том безотлучно находившимся при нем одному диакону и письмоводителю. Как ни тихо было это сказано, но страдалец расслушал докторский приговор или, по крайней мере, понял, в чем дело, и потому сказал доктору: «Теперь вы больше мне не нужны», и чрез несколько времени позвал к себе духовника, который напутствовал его таинствами покаяния и святого причащения. В два часа пополуночи по приглашению помянутого диакона явились в архиерейский дом кафедральный протоиерей, ключарь, секретарь консистории и некоторые другие; лежавший на одре смерти владыка встретил их словами: «Пришло время проститься мне с вами», потом благословил их, передал им последнюю свою волю насчет библиотеки и прочего своего имения и умолк; лежа на спине долго смотрел он вверх, два раза молча обнял помянутого диакона, и наконец очи его закрылись навсегда. Секретарь и все бывшие тут члены консистории стояли молча в некотором отдалении от одра умиравшего. Это было на 60-м году его жизни, в 5-м часу утра 21 сентября, следовательно, в половине 11-го года управления тобольскою паствою.
Чрез пять дней по смерти, именно 26 сентября, в день апостола и евангелиста Иоанна Богослова, преосвященный Афанасий был отпет местным духовенством[740 - Так говорил мне в свое время в Тобольске находившийся при кончине преосвященного диакон Александр, да так впоследствии и писал он (от 17 февраля 1848 года) из Нижнего Новгорода.] и погребен в холодном кафедральном Софийском соборе подле одного из предместников его, архиепископа Амвросия II (Рождественского), против большой иконы Успения Божией Матери, что за правым клиросом на столбе. Память его при погребении почтена была надгробным словом ректора семинарии архимандрита Венедикта и речью учителя того же учебного заведения Гр. Ал. Варлакова[741 - Итак, в Истории нижег. иер. на стр. 241 ошибочно сказано, что при погребении преосвященного Афанасия говорено было две речи и столько же слов и что притом одно из сих двух последних будто бы кафедральным протоиереем.].
Имение после преосвященного Афанасия, кроме библиотеки и минералогического кабинета, осталось скудное: с небольшим 600 руб. сер. денег, которые скопились в последний год, когда прекращена была выписка книг, и рублей на 300 сер. платья. Из вещей, исключая орденских знаков и магистерского креста, которые все, разумеется, возвращены по принадлежности в казну, не осталось ничего.
История жизни преосвященного Афанасия кончилась, но не кончилась история оставшегося после него имения. Деньга (628'/^2^ р.), согласно его завещанию, употреблены были большею частию на его погребение; платье, согласно также завещанию, отправлено в Кострому к служившим там (по гражданскому ведомству) двум племянникам покойного. А о судьбе его библиотеки[742 - Подробное описание библиотеки архиепископа Афанасия в первом томе настоящего собрания сочинений. См.: Сулоцкий А.И. Библиотеки... // Собрание сочинений в трех томах. Т. 1: О церковных древностях Сибири. Тюмень: Издательство Ю.Мандрики, 2000. С. 349–407.] и минералогического кабинета человеку, знающему, как он дорожил ими и любил их, к чему и для кого предназначал их, грустно и говорить; что касается библиотеки и минералогического кабинета, у преосвященного Афанасия всегда была одна непреложная мысль – послужить ими на пользу духовного образования, о чем он говаривал много раз и при разных лицах. Его намерение было завещать их или Ярославской семинарии, как своей родной и давшей ему первоначальное образование, если только сбудется его желание жить, хотя бы то на покое, в Ярославле, или семинарии Тобольской в том случае, если смерть застигнет его в Тобольске. Умирая в этом городе, он торжественно объявил в присутствии бывших при том членов консистории и других лиц, что вся его библиотека[743 - О минералогическом кабинете во время завещания не было сказано ни слова, без сомнения, потому, что об нем в предсмертных страданиях было забыто.], исключая русских книг[744 - Русские книги, которых, впрочем, было всего с небольшим сто, преосвященный приказал отдать служившему при нем с Нижнего Новгорода диакону Александру. Ему же с полсотни или и более русских книг (из которых одни уже устарели, а другие, например, Путешествие Палласа, не нравились преосвященному, как дурно изданные) отдано было преосвященным и раньше того, задолго до составления каталога.], должна поступить в Тобольскую семинарию. Но, увы! Завещание почему-то (сначала, вероятно, по нечаянию столь быстрой развязки жизни, а потом уж от предсмертных страданий) было только словесное и потому не могло быть приведено в исполнение. Племянники, которым за неимением письменного завещания досталась и библиотека, как люди бедные и не знавшие ни древних, ни новых языков, желали книги дяди своего сбыть поскорее, но желание их долго не осуществлялось: высшие учебные заведения, в какие они посылали каталог дядиной библиотеки, отвечали на их предложение или молчанием, или отказом; преемник преосвященного Афанасия на тобольской кафедре преосвященный Владимир предлагал было им за библиотеку 4000 руб. асс. (значит, не с большим седьмую часть стоимости ее), но они о такой цене и слышать не хотели. Затем, когда этот покупатель вскоре умер, а других охотников приобрести целую библиотеку в Тобольске не было, доверенные племянников преосвященного Афанасия с согласия своих доверителей решились продавать книги в розницу. Но и эта мера оказалась безуспешной: сначала они очень дорожились (например, за церковные древности Яна и Розенмиллера в русском рукописном переводе с одного любителя такого рода книг требовали 500 руб. асс.), а потом перешли к противоположной крайности: стали продавать книги без всякого соображения настоящей их стоимости – по 2 руб. 50 коп. ассигнациями за том. По этой цене пошли 6 огромных томов Церковной истории Флери последнего издания, 26 томов Библии Деванса[745 - Каждый том в золотом обрезе в полном розовом сафьяновом переплете, а такой переплет в Тобольске стоит не менее 5 и даже 7 руб. асс.], 4 фолианта Синопсиса Поля, Иосиф Флавий (в одном томе), Древняя восточная религия (в одном же томе), 27 огромных (переплетенных в кожу) томов Новой всеобщей истории, составленной Обществом английских историков, Атлас древней и новой географии, состоящий из 69 почти аршинных и отличнейшей гравировки листов (2 издания) Брюе[746 - С пересылкою он стоил преосвященному до 300 р. асс., а продан за 2 р. 50 к. асс.], 8 томов Географии Мальт-Брёна и пр., и пр. Сбывши кое-как сот за девять рублей ассигнациями до 300 томов[747 - Из этого числа 150 томов взято было для Казанской духовной академии.] самых лучших книг и атласов и не имея более даже и мелочных покупателей, помянутые доверенные с нового согласия своих доверителей всю остальную библиотеку (которая состояла еще более чем из 1000 томов и в которой оставалось еще много дорогих изданий, каковы, например, Памятники Египта, заплаченные 1100 руб. асс.[748 - У преосвященного было уже второе издание их, а первое продавалось, кроме пересылки, по 2000 р. асс. Их было чуть не с воз одних рисунков на аршинных и почти саженных листах, до 40 томов текста.], Памятники Греции, Нубии и Индии, Млекопитающие (каждое на особом большом листе и иллюминованное), Сент-Илер. Кювье, Гумбольдт, Бюффон, Сисмонди, все римские и греческие классики в дорогом Панкуковом издании и пр., и пр.) соглашались отдать за 2000 руб. асс. (а прежде не хотели взять и 4000 руб. асс.), но предложение их раздавалось в Тобольске, как в пустыне, и летом 1846 года все эти книги с татарскими извозчиками потянулись в Кострому. Продавались ли они там в розницу – я не знаю, но мне очень хорошо известно, что все остальное из них (а быть может, и все привезенное из Тобольска) в 1847 году или в следующем 1848 году приобретено было Московскою духовною академиею по указанию тогдашнего бакалавра ее, а прежде профессора Тобольской семинарии П.Ив. Капустина, но за какую цену сделано это приобретение, до моего сведения не дошло. Еще замечание: по смерти Ст. М. Семенова, который из библиотеки преосвященного Афанасия кути в Тобольске около 100 самых лучших книг, почти все эти книга были приобретены Тобольской семинарией. Утешься же, дух мудрого архипастыря: устроением Божиим самая большая часть книжных твоих сокровищ, согласно твоей воле, теперь служит на пользу духовного образования, ими пользуются воспитатели и частию воспитанники двух семинарий (Тобольской и Тверской) и двух академий (Московской и Казанской)!
Судьба минералогического кабинета преосвященного Афанасия еще плачевнее, чем судьба его библиотеки. Минералогический кабинет пред смертью преосвященного, хотя и был расположен в системе, но, к сожалению, не имел каталога и на штуфах его не было ни номеров, ни ярлычков с надписями. Поэтому и еще потому, что по смерти преосвященного не случилось человека, хорошо знакомого с минералогией, все штуфы были сложены в большой сундук без малейшего соблюдения системы, даже без счета, как будто какой мусор. Затем, когда рабочие понесли этот сундук в нижний этаж архиерейского дома, дно в нем от тяжести клади провалилось, и штуфы посыпались. Подобная история повторилась и при перевозке имения преосвященного из архиерейского дома в квартиру доверенного племянников его г. Бедарева. Читатель, имеющий хотя какое-нибудь понятие о минералогических кабинетах, может представить себе, что сталось при этом с иными блестящими штуфами, особенно породы кристаллической, равно как с некоторыми нарядными, тонкими, раструбистыми раковинами! Несмотря, однако ж, на это, бывший инспектор Тобольской гимназии, покойный Ив. Порф. Помаскин предлагал было за кабинет 400 руб. асс., но доверенный наследников владельца отверг это предложение и вскоре затем умер. По смерти его по распоряжению женщин штуфы разложены были уже по мешкам и мешочкам, подчас играли ими и дети, и вся эта история кончилась тем, что при отправке остальной библиотеки преосвященного в Кострому и при возвращении самих распоряжавшихся той отправкой лиц в Россию штуфы с раковинами и со всем проданы были за 70 рублей ассигнациями! _Суета_сует._
Август 1866 г.
Омск.
ЧЕРТА ИЗ ЖИЗНИ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШЕГО МИТРОПОЛИТА МОСКОВСКОГО ФИЛАРЕТА[Публикуется но тексту: Сулоцкий А.И. Черта из жизни высокопреосвященнейшего митрополита Филарета // Странник. 18. Т. 3. Август. С. 94–96.]
В жизнеописании архиепископа Тобольского Афанасия, напечатанном в двух первых книжках Странника за 1867 год, упомянуто, что «преосвященный Афанасий, – вспоминая о годах, проведенных им в Петербургской духовной академии (первого ее курса), между прочим, об одном из профессоров и начальников академии, – рассказывал, что он в течение шестилетнего курса почти один прочитал студентам все богословские науки; что он, страдая от усиленных занятий геморроем, иногда на лекциях заплевывал весь платок кровью, и что этот ученый труженик после не раз сам говорил, что он иногда, идя в класс, сомневался, возвратится ли домой живым»[750 - См. Странник 1867 г., январская книжка, отд. 1, стр. 14, примеч. 2.].
Когда это было писано и печатано, тогда нельзя было, по крайней мере неприлично и неудобно было, назвать по имени лицо, до кого эти слова относились, потому что это лицо в то время находилось еще в живых. Теперь неудобство это уже миновало, и я называю то лицо по имени – это блаженной памяти высокопреосвященнейший митрополит Московский Филарет. Не другой кто-нибудь, а именно он почти один в первый курс Петербургской духовной академии читал все богословские науки, не исключая и библейской истории, и читал, как отзывался известный ученостью своей протоиерей Павский, превосходно; он-то именно иногда на лекциях весь платок свой заплевывал кровью, он же притом иногда сам лично в откровенной домашней беседе высказывал своим хорошим знакомым, как велики были его труды в бытность его профессором и ректором академии и в какой опасности тогда находилось по временам его здоровье.
И, однако ж, он по любви к труду и во исполнение своих обязанностей не переставал трудиться и по управлению учебным округом и академией, и по преподаванию, и по проповеди слова Божия, и по составлению своих сочинений: церковно-библейской истории, записок на книгу Бытия и проч. Из бывших студентов первого курса С.-Петербургской духовной академии в живых в настоящее время, как слышно, нет уже никого и, следовательно, не чрез кого поверить справедливость воспоминаний преосвященного Афанасия о митрополите Филарете; но Афанасию, и независимо от его характера и сана, в этом деле можно верить на слово и без поверки: он в первый раз познакомился с покойным митрополитом еще в 1807 или 1808 году, в бытность учителем Ярославской семинарии, во время богомолья в вакациальное время в Троицкой Сергиевой лавре, где Филарет в то время служил преподавателем Троицкой лаврской семинарии; потом 6 лет он учился у него в академии и здесь от времени до времени бывал у него в келье, и не официально, а как старый знакомый и как отличный студент на час для беседы; затем по окончании академического курса вместе с ним и в одном заведении год и 7 месяцев служил[751 - Странник 1867 года, № 1, отд. 1, стр. 16.] в звании бакалавра и инспектора академии, да и по выбытии из Петербургской академии неоднократно встречался с ним, например, в Твери, где Афанасий служил ректором семинарии, а Филарет был архиепископом[752 - Странник 1867 г., № 1, отд. 1, стр. 18.], и в Петербурге, когда Афанасий находился на чреде священнослужения, а Филарет присутствовал в Святейшем Синоде по званию его члена; наконец, преосвященнейший Афанасий в продолжение 16 лет, и именно с первого выезда из Петербурга (с 1816 г.) и до назначения его архиепископом Тобольским (в 1832 г.), вел с высокопреосвященнейшим Филаретом довольно деятельную переписку.
22 мая 18 г.
Омск.
Г.П. ПАВСКИЙ И МИТРОПОЛИТ ФИЛАРЕТ[Публикуется но тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Г. П. Павский и митрополит Филарет // Русская Старина. 1881. №7. С. 478-486.]
В XII главе биографии знаменитого по своей учености протоиерея Герасима Петровича _Павского,_ помещенной в «Русской старине» прошедшего 1880 года (в № 5 на стр. 116– 118), 1) рассказывается о суде над Герасимом Петровичем за его перевод Священного Писания на русский язык, отлитографированный студентами С.-Петербургской духовной академии и разосланный ими едва ли не по всей России, и о доносе касательно будто бы неправославия сего перевода, который (донос) сделан был инспектором Московской духовной академии соборным иеромонахом (впоследствии архиепископом Волынским) _Лгафангелом_ и который послужил началом к тому суду, и главное – 2) взводится обвинение на покойного Московского митрополита _Филарета_, будто бы он внушил своему любимцу, названному иеромонаху (Агафангелу), написать донос на Павского, будто бы он научил его сделать это. Но справедливо ли это обвинение?
1) Чтобы довериться чрезвычайно серьезному, притом весьма высоко стоящему начальнику в важной тайне, довериться своему, притом молодому, подчиненному, чтобы в таком важном деле, каково обвинение пред лицом целой всероссийской церкви Герасима Петровича в неправославии, еретичестве его перевода Св. Писания, действовать не прямо, не открыто, бросать, так сказать, камнем в бывшего своего и даровитейшего ученика из-за угла, нападать на ближнего как бы из засады, вообще действовать коварным образом – сообразно ли это с характером покойного знаменитого святителя? Он, когда встречал в каких-либо изданиях, например, в _Рассуждении_о_ересях_Руднева_, в _Библейской_истории_для_детей_священника_Красноцветова_ (см. «Душ. Чт.» 1880 г., дек., стр. 498–503), в _Св._ист._прот._Богданова_ (в том же журнале) и пр., что-нибудь не согласное с Св. Писанием, с учением и преданиями церкви, он всегда действовал открыто, писал замечания начальству, от которого зависело пропустить с теми или другими недостатками сочинение, грозно замечал цензурным комитетам, одобрившим к напечатанию произведение, недостойное одобрения[754 - Замечания митрополита Филарета на Библ. ист. для детей свяш. Красноцветова стоили немало горя цензору, помнится, ректору С.-Петербургской семинарии архимандриту Макарию (Зимину), и были причиною того, что эта история в конце 1830-х годов была отобрана из семинарских и училищных библиотек.], даже писал, подавал доклады о том Св. Синоду. Припомним при этом в особенности примечания митрополита Филарета на _«Христианское_учение_в_краткой_системе...»_и_«Начертание_церковной_истории»,_ преподанные Государю Наследнику престола, незадолго пред сим царствовавшему Государю Императору[755 - Имеется в виду император Александр II, бывший в то время наследником престола. Статья датирована 11 марта 1881 г., а император был убит 1 марта 1881 г. («незадолго пред сим...»).]. Тут дело начиналось не только церковное, но и политическое, тут дело начиналось, правда, с тем же протоиереем Герасимом Петровичем Павским, но с протоиереем Павским, не живущим только на пенсии и безвестно, смиренно служащим при церкви Таврического дворца, а в собственном смысле служащим при императорском дворе, имеющим там важные связи с высокочтимым законоучителем Наследника Престола и дорого ценимым профессором С.-Петербургской духовной академии, и главное – дело начиналось такое, которое всенепременно должно было дойти до Государя Императора Николая Павловича и которое могло очень встревожить Государя и ему не понравиться. Однако ж высокопреосвященный митрополит не стал тут молчать или не стал при этом действовать чрез других каких-либо подставных лиц, не пошел окольными тайными путями, а пошел прямым путем, сам и открыто написал и препроводил к главному руководителю в деле учения Государя Наследника _Вас._А._Жуковскому_ о недостатках, о несообразностях (положим, мнимых) в христианском учении и церковной истории, преподаваемых имеющему быть Государем Императором России и будущему главному защитнику и покровителю православной государственной веры и церкви. Если при этом в 1835 году преосвященный митрополит действовал так и в действиях своих имел успех, то отчего же бы он теперь, в 1841 году, стал действовать иначе: скрытно, из-за угла и с лукавством, когда притом противник его сделался слабее и когда дело начиналось, по-видимому, менее важное, только церковное, а не политическое вместе (хотя, впрочем, ему после и помимо митрополита Филарета и придан был оттенок политического)?!
Это, однако ж, скажут, только рассуждение, это одна теория, основывающаяся на характере митрополита Филарета, а автор биографии Павского, помещенной в «Русской старине», основывает свое обвинение, по крайней мере повод к обвинению Филарета, в том, что именно он внушил инспектору Московской академии Агафангелу составить и послать трем митрополитам донос о неправославии, о еретичестве перевода Св. Писания на русский язык Павского, основывает на факте, или почти на факте, и именно на автобиографии Гер. П. Павского, которому, как замечает он (т.е. автор его биографии), история с русским переводом Библии, конечно, лучше была известна, чем кому-либо. Павский же в своей автобиографии о рассматриваемом нами деле вот что говорит: «Видя, что я не совсем уничтожен первым натиском (доносом митрополита Филарета по поводу «Христианского учения в краткой системе...»), враги мои постарались сделать вторую пробу придавить меня. После отказа моего от профессорства в академии (в 1835 г.) ученики, довольные моими уроками, собрали их и. налитографировав, разослали и другим бывшим моим ученикам. Эти литографированные тетради попали моим врагам... Московские невежды нашли в моих уроках несообразное с 70 толковниками, и один из них, бывший тогда инспектор академии Московской Агафангел написал на них злую критику и по почте из Владимира послал к трем митрополитам: Серафиму, Филарету Киевскому и Филарету Московскому. Послал он обвинение будто от своего имени, а между тем меня уверяли, что это новая проделка _Фшарета_Московского._ Огорчаясь прежнею неудачею и моим резким ответом на его прежние замечания, не мудрено, что он _внушил_ и сию вторую _попытку_ любимому своему монаху Агафангелу. Сия попытка имела такое следствие: когда прислан был литографический перевод Св. Писания и ябеднические замечания к трем митрополитам...»[756 - Этот отрывок автобиографии Павского напечатан в его биографии НИ.Барсова. См. «Р. Старину» 1880 г. № 5, стр. 116–118.]. Но этот факт к обвинению митрополита Филарета в наущении Агафангела написать донос на Павского о неправославии его перевода Св. Писания на русский язык – только мнимый, а не действительный факт... Герасиму Петровичу и весьма естественно было заподозрить высокопреосвященного митрополита в недоброжелательстве к нему, во внушении подчиненному и любимцу своему соборному иеромонаху написать неблагоприятные, даже гибельные для него замечания на его перевод Св. Писания. Между ним, Герасимом Петровичем, и митрополитом Филаретом существовал, как видно из самой биографии, помещенной в «Русской старине», постоянный антагонизм едва ли не с самого окончания курса академии Павским, или по крайней мере со времени отвержения сим последним Филаретова предложения о принятии им монашества, и по поводу всегдашнего уклонения Павского от желаемых Филаретом совещаний с ним насчет преподавания им, Павским, богословия в университете, касательно составления программы для преподавания Закона Божия в светских учебных заведениях и тем более программы для преподавания сего предмета будущему Государю России. В особенности же нерасположенность Герасима Петровича к митрополиту Филарету усилилась с тех пор, как сим последним сделаны были строгие и, быть может, не все беспристрастные и справедливые замечания на его уроки по Закону Божию, преподаваемые Государю Наследнику престола. И дело тут понятное: он, Герасим Петрович, при этом оглашен был не вполне православным и преподающим учение веры будущему Государю России инде в духе протестантизма и рационализма; он, Герасим Петрович, чрез эти замечания устранен был от исполнения такой важной, высокой и для него приятной обязанности, каково научение православной вере и наставление в христианской нравственности Наследника престола; он вследствие их в 1835 году должен был отказаться от любимого им профессорства в духовной академии и вместе от участия в издании тогда единственного в целой России дух. журнала, «Христианского чтения».
Итак, повторю: Павскому в своей автобиографии весьма не мудрено, даже почти весьма естественно было взвести обвинение в доносе на неправославие его перевода Библии на русский язык и на непричастного к тому московского архипастыря. Но зачем г. составителю биографии Павского, напечатанной в «Русской старине» (см. 1880 г., № 5, стр. 118), было умалять вину виновного, инспектора Московской академии, слагать с виновного в доносе и возлагать ее на неповинного в том его высокого начальника? Отчего он, г. составитель биографии, не принял во внимание взволнованное, раздраженное состояние Герасима Петровича, между прочим даже и в то время, когда им писана была автобиография? Отчего он, автор биографии, не обратил внимания на то, что Герасим Петрович в своей автобиографии, взводя обвинение на митрополита Филарета, не привел ни малейшего факта, который бы мог служить к сему обвинению, а основал его единственно на предположении, что и прежде (в 1835 г.) Филарет обвинял его в неправомыслии, то и в 1841 году никто более, как он же, мог обвинять его в том же или и еще более – в вольнодумстве, в еретичестве, в маркионизме: «Огорчаясь прежнею неудачею и моим резким ответом на его прежние замечания, не мудрено, что он, Филарет, внушил и сию вторую попытку любимому своему монаху Агафангелу»? Отчего он, автор биографии, упустил из вида и то обстоятельство, и то сознание самого Герасима Петровича, что он винил в доносе своего ученого и высокостоявшего противника с чужих слов, со слов недоброжелателей (которых у митрополита Филарета завсегда, особенно в средние годы его жизни, было немало): «Послал он (Агафангел) обвинение будто от своего имени, а между тем _меня_уверяли_, что это новая проделка Филарета Московского»?! Наконец, отчего автор биографии упустил из вида и слова одного безымянного, но приметного, доброго и, главное, хорошо знавшего дело, по крайней мере начало дела, «одного из почитателей» талантов Герасима Петровича, который, уведомляя о сделанном доносе на него, на его русский перевод Писания, и советуя ему принять «предосторожности от имеющих еще последовать» результатов доноса, говорит в письме своем, между прочим: «Он, бывший инспектор Московской духовной академии, соборный иеромонах Агафангел, а ныне харьковский ректор... _сознался_уже_в_этом_ (в том, что с владимирской почты послал три письма преосвященным митрополитам о найденном неправославии в переводе чрез студента академии, отправлявшегося на Рождество Христово во Владимир) владыке Московскому Филарету, но по чрезвычайному честолюбию думает еще выгадать чрез сие у начальства»[757 - Письмо «почитателя талантов» Павского напечатано там же, т.е. в «Р.Старине» 1880 г. № 5 на стр. 116-118.]. Если б Агафангел написал и сделал донос по внушению именно митрополита Филарета, то в чем же и для чего ему было сознаваться пред высокопреосвященным? Ведь, право, это была бы, мало сказать недостойная, а глупейшая из глупейших – комедия, нисколько не подходящая к известному характеру покойного московского владыки.
И вот автор биографии, не обратив внимания на эти обстоятельства, по приводе выше помещенного отрывка из автобиографии Павского смело говорит: «В этом рассказе Павского важно то обстоятельство, что почин этого дела (доноса о неправославии перевода Св. Писания Павского) он приписывает митрополиту Филарету... Действительно, прочитав донос Агафангела, нельзя не заметить нарочитого соответствия его суждений с известными воззрениями Филарета... потерпев сам при замене Голицына Шишковым за то, что приводил в своем катехизисе тексты Св. Писания в русском переводе, митрополит Филарет, однако, рад был встать в ряды противников Павского и нанести ему (внушением сделать донос) удар»[758 - «Р. Старина» 1880 г. № 5, стр. 116–118.].
Впрочем, желающие винить в доносе о неправославии перевода Библии Ветхого завета, сделанного Павским, покойного архипастыря московского скажут: да у автора биографии Павского. кроме приведенного факта (т.е. слов, взятых из автобиографии Герасима Петровича), этого, так сказать, внешнего доказательства к обвинению митрополита Филарета в подстрекательстве Агафангела на донос, есть другой, и важный, факт, внутреннее доказательство – доказательство, заключающееся в самом доносе Агафангела. Это согласие, единство взгляда доносчика на необходимость синодального издания всего Св. Писания в русском переводе с таковым же взглядом на это дело митрополита Филарета. «Действительно, прочитав донос Агафангела, – говорит автор биографии Герасима Петровича, – нельзя не заметить нарочитого соответствия его суждений с известными воззрениями Филарета. Жестоко нападая на Павского как еретика, маркионита, которого непременно нужно судить судом церкви, а самый перевод истребить, доносчик очень убедительно и красноречиво доказывает необходимость церковного, синодального, авторизованного перевода Библии на русский язык. Это была всегдашняя мысль Филарета, бывшего члена Библейского общества, одного из главных сотрудников его по изданию русского перевода Св. Писания (преимущественно Нового завета). Потерпев сам... за то, что приводил...[759 - Возможно, здесь опечатка: «Потерпев сам... за то, что приводил». Может быть, следует читать: «переводил»?]»[760 - «Р. Старина» 1880 г. № 5, стр. 116-118.]. Но кто же из учившихся в академиях и служивших как в сих заведениях, так и в семинариях в 1830-х и 1840-х годах не знал, не ведал об этих воззрениях митрополита Филарета на дело переложения Св. Писания на русский язык и издания его в публику для всеобщего употребления? Если мы, учившиеся (в 1833-1837, а также в 1831 – 1835 и в 1835–1839 гг.) в Петербургской академии, не подчиненной непосредственно митрополиту Филарету, твердо знали об этом, и если нам, служившим (в 1838–1848 гг.) за тридевять земель от столиц, в одной из сибирских семинарий, это хорошо было известно, то как же это было не знать Агафангелу, одному из первых студентов Московской (1832- 1835гг.), непосредственно подчиненной Филарету, академии, а потом ее бакалавру и инспектору, притом пользовавшемуся особенным расположением митрополита?! К тому же в 1830-х и 1840-х годах студенты всех академий, также служащие во всех семинариях и образованные из лиц духовных, можно сказать, горели желанием видеть Св. Писание в русском переводе и этот перевод иметь у себя под руками для чтения, для пользования им, для назидания; да и из светских, особенно из образованных, немного находилось лиц, подобных адмиралу Шишкову и знаменитому Аракчееву, которые не желали видеть Писание в переводе на общепонятный язык, даже противодействовали этому святому делу. Это-то, можно сказать, почти всеобщее желание видеть и иметь Писание в русском переводе и было причиною столь быстрого расхода в конце 1830-х годов трех литографированных студентами Петербургской академии изданий перевода Павского. Как было сильно желание видеть и иметь Писание в русском переводе в академиях в указанное время, об этом весьма дельно и подробно высказал покойный профессор Московской академии Петр Симон. _Казанский_ в статье своей, которая напечатана в одном из последних годов «Прав, обозрения», но которой, к сожалению, нет теперь у меня под руками. О себе скажу, что когда весть о налитографировании перевода Павского разошлась по семинариям, я немедленно выписал экземпляр его чрез земляка своего, бывшего в числе студентов XIII курса Петербургской академии, а ректор нашей (Тобольской) семинарии архимандрит Венедикт (давно уже покойный), учившийся, впрочем, не в Петербургской академии и, следовательно, не имевший причины быть особенно привязанным к Павскому, выписал для себя экземпляр чрез кого-то другого. Мой экземпляр не один раз побывал в руках, кроме сослуживцев моих, и у тогдашнего глубоко ученого архиепископа Тобольского _Афанасия_(_Протопопова, скончавшегося в исходе 1842 года), товарища по академии Павского (этот кончил курс первым, а Афанасий вторым и по окончании курса тотчас сделан инспектором академии). Что ж касается учеников семинарии богословского класса, то по крайней мере добрая половина их готовы были своеручно переписывать для себя перевод. Итак, что же удивительного, особенного и, главное, могущего служить признаком, доказательством наущения со стороны митрополита Филарета против перевода Павского в том, что доносчик в своем доносе «очень убедительно и красноречиво доказывал необходимость» издания, по истреблении неправильного перевода Библии Павского, издания «церковного, синодального, авторизованного перевода Библии (ветхозаветной) на русский язык»?! И все, кроме каких-нибудь Шишковых и Аракчеевых, а особенно занимавшиеся так или иначе изучением богословских наук, желали этого! Итак, «нарочитое соответствие суждений» доносчика о необходимости издания в свет, по крайней мере в учебный и ученый, «правильного, синодального, авторизованного перевода Библии на русский язык», соответствие с известными воззрениями Филарета на обсуждаемый здесь предмет вовсе не может служить доказательством (притом внутренним) того, будто инспектор Московской академии, сочиняя в 1841 году донос о неправославии перевода Библии Павского и отправляя с доносом письма к трем предстоятелям российской церкви, действовал по внушению митрополита Филарета.
2) Обвинение покойного знаменитого московского владыки во внушении соборному иеромонаху Агафангелу донести о неправославии перевода Св. Писания ветхого завета на русский язык Павского (хотя оно и основывается на автобиографии самого Павского, а также и на соответствии мыслей доносчика о необходимости синодального издания Св. Писания в русском переводе с воззрениями на это дело митрополита Филарета), оказывающееся несостоятельным при сопоставлении его с характером и положением митрополита Филарета, тем более несостоятельным оно оказывается пред лицом свидетельских о том заявлений, показаний. «Что говорил покойный Павский в своей автобиографии о митрополите Филарете (что будто бы он внушил Агафангелу...), – пишет своему знакомому лицо[761 - Лицо это уже никак не я – пишущий: я учился в Петербургской академии и нигде не служил под начальством покойного Агафангела, даже никогда и не видал его.], в высшей степени компетентное в деле, о котором идет речь, – это чистейший и самый недостойный поклеп на великого архипастыря. Я положительно знаю (знали, впрочем, и говорили о этом, как хорошо памятно пишущему, и ранее сего, притом говорили люди, и не близко стоявшие к действовавшим лицам), как жестоко бранил он (Филарет) Агафангела за то, что он, не спросясь его, сделал донос членам Св. Синода о переводе Павского[762 - Гнев митрополита Филарета на Агафангела, конечно, был причиною того, что он, Агафангел, тотчас после доноса оказался, по-видимому, и на высшем месте, на харьковской ректуре, только уже не в Московской академии. У высокопреосвященного Филарета соблюдаюсь такого рода тактика: не понравился, провинился инспектор академии (хотя бы и не по отношению к иравственности), сейчас же его вон из академии, прочь от непосредственного его начальствования, сейчас же ему дается высшее назначение, в ректоры какой-либо семинарии. Так, например, было поступлено несколько ранее события с Агафангелом, с усвоившим духоборческие мнения инспектором Московской академии Платоном (в мире прот. Петром Гавр. Казанским), сейчас он получил место ректора в Нижегородской семинарии, а оттуда чрез непродолжительное время потянулся несчастный на длинное и предлинное испытание в Валаамский монастырь.]. Покойный Агафангел, – продолжает вышепомянутое лицо, – читал одному, доверенному ему, человеку свое черновое письмо к митрополиту Филарету, в котором оправдывался в своем смелом поступке. Видно, – заканчивается письмо замечанием, – что Павский сильно вооружен был против Филарета, что взнес на него такой поклеп». Не излишне здесь повторить и выше приведенные слова из письма «одного из чтущих таланты» Герасима Петровича, который извещал его о сделанном на его перевод доносе: «Он (Агафангел) сознался уже в этом (в том, что послал три письма трем преосвященным митрополитам о найденном неправославии в переводе...) владыке московскому Филарету». Если б донос Агафангела не был секрет для московского владыки, то, конечно, не в чем и не для чего было бы пред ним соборному иеромонаху и сознаваться.
11 марта 1881 г.
Омск.
ПРЕОСВЯЩЕННЫЙ ВЛАДИМИР, ЕПИСКОП ТОБОЛЬСКИЙ И СИБИРСКИЙ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Преосвященный Владимир, епископ Тобольский и Сибирский // Странник. 1861. Т. 4. Ноябрь. С. 1–20.]
Более шестнадцати лет прошло со времени кончины преосвященного Владимира, а память о нем во всей Тобольской епархии, особенно же в самом Тобольске, сохраняется еще живо.
Имев счастье пользоваться благосклонностью преосвященного при его жизни, я бывал у него часто, слышал беседы его с другими, сам принимал в них участие и, таким образом, из собственных уст его узнал о некоторых обстоятельствах его жизни. А когда он умер, я имел случай читать: 1) краткую его _автобиографию_; 2) _перечень_скорбных_дней_ его жизни, писанный также им самим, и 3) кое-какие записки, веденные им как до прибытия в Тобольск, так и в самом Тобольске. Кроме того, мне случалось говорить об архипастыре и с лицами, учившимися вместе с ним в духовной академии, и с лицами, служившими при нем в Костроме, и с лицами, учившимися у него в Калуге и Владимире. Таким образом, у меня скопилось о нем немало сведений, которые и предлагаю читающей публике: быть может, эти сведения покажутся интересными, а иные из них, без сомнения, послужат и к назиданию.
Владимир, епископ Тобольский и Сибирский, родился 28 июля 1791 года. Местом рождения его был г. Владимир на Клязьме, а родителем – священник Владимирского Успенского женского монастыря Феодор Алявдин. При рождении дали ему имя Василий.
Обучался Василий Алявдин первоначально в доме родительском у самих родителей, потому что и заботливая мать немало помогала развлекаемому должностями отцу внушать детям главные правила поведения, учила их сперва молиться, а потом читать и проч.
На восьмом году от рождения (в конце мая 1799 г.) он был представлен во Владимирскую семинарию и принят прямо в класс аналогии (так называли тогда второе отделение приходского училища), мимо класса информатории (т.е. первого отделения приходского училища), а из аналогии, как отличный по успехам ученик, опять мимо класса инфимы (по-нынешнему – среднего отделения уездного училища) переведен в синтаксиму (или в высшее отделение того же училища). В семинарии учился он 13 лет и за особенные свои успехи еще до окончания курса, в марте 1812 года, определен учителем французского языка.
С успехами в науках Василий Алявдин преуспевал и в доброй нравственности, а чтобы свободнее удовлетворять религиозным своим наклонностям, еще в юности возымел намерение посвятить себя иноческой жизни, поэтому, быв только 20 лет от рождения и еще не окончив курс семинарского учения, 11 марта 1812 года подал преосвященному владимирскому Ксенофонту прошение о пострижении себя в монашество. Впрочем, это прошение осталось тогда без исполнения частью потому, что проситель был очень молод, а частью и потому, что вскоре подал он другое прошение, чтобы первая его просьба до тридцатилетнего его возраста не приводилась в исполнение. Последнее прошение Алявдин подал по совету и убеждению заботливой матери, которая, имея в виду молодость своего сына и живой его темперамент, сильно опасалась, как бы впоследствии не счел он тогдашнего своего желания неблагоразумным и не стал раскаиваться, что омрачило бы его жизнь и могло бы сделать ее позором для святого ангельского чина.
Василий Алявдин по окончании курса семинарского учения продолжал проходить должность учителя французского языка при Владимирской семинарии, но чрез два года место и предметы его занятий вдруг изменились. 1814 года 20 ноября отправился он в Московскую духовную академию, которая тогда из Москвы (из Заиконоспасского монастыря) переведена была в Троицкую Сергиеву лавру, где, вслед за петербургской, и открыта в виде преобразованном. Туда влекли его сколько желание усовершенствовать себя в науках, столько же и прежняя, постоянно занимавшая его мысль вступить в монашество. Усовершенствовать себя в науках, сколько это возможно в учебном заведении, он успел, потому что в продолжение академического курса постоянно шел в числе первых студентов и наконец удостоен был ученой степени магистра, да и после, когда проходил звание профессора семинарии по разным предметам, слыл за самого лучшего преподавателя. Но поступить в монашество ему удалось не скоро. Из академии во второй половине 1818 года он вышел светским и определен в Пензенскую семинарию инспектором ее и профессором философии и еврейского языка. К этим трем должностям вскоре потом присоединилась и четвертая – должность ректора пензенских духовных училищ.
Пребывание в Пензе для профессора Алявдина было весьма памятно: там он пользовался особенным вниманием двух своих земляков: тогдашнего пензенского губернатора, знаменитого впоследствии графа Сперанского и преосвященного Иннокентия (Смирнова), известного своей Церковной историей, глубоко назидательными письмами и другими сочинениями, а еще более своею благочестивою, можно сказать, древле-подвижническою жизнью. Со Сперанским знакомство его возобновилось и укрепилось потом – во время двукратного его жительства в Петербурге. А преосвященный Иннокентий и скончался на руках инспектора семинарии Василия Алявдина, который говорил и краткую, но прекрасную над фобом его речь и который составил также жизнеописание преосвященного, напечатанное при первом издании его сочинений. В Пензе Василий Алявдин служил два года – с конца 1818-го и по конец 1820 года, но потом, движимый частью неприятностями от возникших в Пензенской семинарии беспорядков по экономической и канцелярской частям, а более любовью к родине и желанием родителей и родственников, перепросился во Владимирскую семинарию.
Во Владимире Алявдин проходил почти те же должности, какие и в Пензе: был инспектором семинарии и профессором философии и французского языка. Как профессор, он везде, где ни был и чему ни учил, отличался знанием своего предмета и умением передавать его ясно, понятно и увлекательно, а как инспектор славился умением управлять вверенными его смотрению учениками и предупреждать их шалости. Так гласила молва, так было и на самом деле. После ревизии Владимирской семинарии ему от бывшей комиссии духовных училищ по представлению ревизора объявлена была благодарность за _отлично-деятельную_службу._
Но служба на родине, где у него много было родных и знакомых, окруженных семействами, притом, быть может, счастливых в брачной и семейной жизни, а особенно убеждения глубоко чтимой матери поколебали было Василия Алявдина в прежнем его намерении посвятить себя иноческому званию, так что он уже просил себе протоиерейского при Владимирском кафедральном соборе места, которое тогда было праздным. Только непредвиденные обстоятельства, устроенные, конечно, самим Божиим промыслом, удержали его от вступления в супружество. Преосвященный владимирский Парфений (впоследствии скончавшийся в сане архиепископа Воронежского) отказал Алявдину в просимом месте, и, когда этот хотел было достигнуть желаемого настойчивостью, стал напоминать о своих заслугах, достоинствах, владыка очень прогневался[764 - День гнева преосвященного Парфения у преосвященного Владимира внесен в перечень скорбных его дней.] на него. Притом вскоре затем (в 1825 г.) Василий Алявдин впал в тяжкую и продолжительную болезнь (нервическую горячку). Другой, раздраженный отказом архиерея, быть может, вышел бы в светское звание в надежде в гражданской службе найти счастье или впал бы в уныние, но Алявдин понял этот отказ, а равно и постигшую его тяжкую болезнь как напоминание от самого Господа о забытом им обете посвятить себя на служение Ему. Утвердившись в таком понятии, Василий Алявдин в 1826 году подал прошение о пострижении себя в монашество, а в начале следующего года (7 января) и был пострижен в Боголюбском монастыре архимандритом этого монастыря (после Орловским епископом) Никодимом с переименованием из Василия во Владимира. Вслед за этим преосвященный Парфений в том же январе тридцатилетнего[765 - Тридцатилетнего – в тексте ошибка, которую исправил сам автор, см.: «Дополнение к биографии преосвященного Владимира»; настоящий том, с. 420.] монаха Владимира посвятил в иеродиакона и иеромонаха[766 - Посвящение в иеромонахи происходило 20 января. «День это был воскресный, – пишет преосвященный Владимир в краткой своей автобиографии. – Весьма достопримечателен для меня тот апостол, который читан тогда мною во время обедни. Это 285 зачало (Тим. гл. 4. ст 9 и след.): Чадо Тимофее! Верно слово и всякого приятия достойно. На сие бо и труждаемся и поношаеми есмы, яко уповахом на Бога жива, иже есть Спаситель всем человеком, паче же верным: завещавай сия и учи. Никтоже о юности твоей да нерадит: но образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою. Дондеже прииду, внемли чтению, утешению, учению. Не неради о своем даровании, живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священничества. В сих поучайся, в сих пребывай (в сих разумевай), да преспеяние твое явлено будет во всех. Внимай себе и учению и пребывай в них. Сия бо творя, и сам спасешися и послушащии тебе. Но что всего удивительнее, – продолжает преосвященный, – сей же самый апостол случился и был читан в день моего посвящения в архиерея, также в воскресенье, января 20-го 1835 года». К этому присовокупляю, с своей стороны: преосвященный Владимир прибыл в Тобольск в январе. Первое служение довелось ему совершить тоже в день воскресный, и апостол случился тот же самый, т.е. 285 зачало. Когда после служения явились к преосвященному тобольские чины, он между прочим разговаривал с особенным чувством, рассказывал и об этом замечательном, в три важнейшие в его жизни священнодействия, чтении одного и того же апостола, который говорит именно о пастырских обязанностях.] и определил его строителем Солбинской Николаевской пустыни (в Переяславском уезде), а 20 марта наградил набедренником _за_благочестивое_и_ревностное_служение_ (слова архиерейской резолюции).
При пострижении в монашество преосвященный Владимир имел в мыслях одно – отстраниться от всяких должностей, за которыми обыкновенно следуют почести, но вступить в какой-нибудь уединенный монастырь и гам исправлять самые низшие послушания, – _не_знать_ничего_, как он после выражался, _кроме_голика_ (которым метут братские кельи). Но не так судил Промысл, и не того желало высшее начальство, отвергать распоряжения которого не позволяет монашествующему самый обет беспрекословного послушания. В конце 1827 года (15 октября), как хороший профессор и отлично деятельный инспектор, он перемещен был в Петербургскую семинарию, где также возложены на него должности инспектора и профессора по классам философии и толкования Священного Писания, кроме того, на нем лежала и должность ректора александро-невских духовных училищ. Но здесь занятия его были недолговременны. В начале следующего года, 29 января 1828 года, произведен он в архимандрита и определен действительным членом конференции Петербургской духовной академии, а в 1829 году, 25 сентября, послан в Калужскую семинарию ректором и профессором богословских наук, причем сделан настоятелем Лихвинского Доброго монастыря; потом, 21 января 1833 года, потребован снова в Петербург на чреду священнослужения. Впрочем, чреды сей он не исправлял, потому что вдруг по приезде в столицу (20 января 1835 года) избран в епископа Чигиринского, викария киевской митрополии, и хиротонисали его в Духове кой церкви Александро-Невской лавры С.-Петербургский митрополит Серафим, бывший грузинский митрополит Иона, Тверской архиепископ (впоследствии С.-Петербургский митрополит) Григорий и викарий С.-Петербургский Венедикт.
В место нового своего служения преосвященный Владимир прибыл 5 марта 1835 года. Но в Киеве, где жизнь ему очень нравилась, и по частым сношениям с ученым обществом Киевской академии (особенно по случаю предпринимавшегося тогда составления богословскои церковно-исторического словаря), и по сослужению с ученым и опытным в епархиальном управлении старцем, митрополитом Евгением, а всего более по близости к многочисленной киевской святыне, он находился недолго: 26 сентября следующего 1836 года ему надлежало отправиться на кафедру епископа в Кострому, куда и прибыл он 25 ноября.
Костромскою епархиею преосвященный Владимир управлял шесть лет. В течение этого времени он имел счастье приветствовать речью Государя Наследника (ныне Государя Императора), когда Его Императорское Высочество обозревал будущее свое царство, и показывать ему в Ипатьевском монастыре все достопримечательное для особ царственного дома по пребыванию там предка их Михаила Феодоровича Романова до восшествия его на всероссийский престол. Вслед затем преосвященному Владимиру поручено было на сумму, пожертвованную от монарших щедрот, привести Ипатьевский монастырь в древний вид. Около ста лет тому назад этот монастырь обращен был в архиерейский дом, а главная его церковь – в кафедральный собор, теперь же возведен был в первый класс. Кроме того, преосвященный Владимир непрестанно боролся с расколом, упорно гнездившимся тогда по городам и селениям Костромской епархии, и завел причетнические школы, в которых без малейшего отягощения для казны несколько сот детей духовного звания приготовил к надлежащему прохождению причетнических должностей[767 - В костромские причетнические школы поступали праздношатавшиеся священнои церковнослужительские дети и ученики, исключенные из приходских и уездпых духовных училищ по неспособности, и обучались там, сверх св. истории, катехизиса, письма и арифметики, особенно чтению по церковным книгам, нотному пению, церковному уставу (практически), изъяснению церковных древностей и обрядов (по Новой скрижали), составлению метрических и приходо-расходных церковных книг. Учители жалованье, а ученики содержание и книги получали на суммы, отпускавшиеся из попечительства о бедных духовного звания и собиравшиеся от доброхотных дателей, особенно от духовенства. Дети в церкви читали поочередно и пели под надзором самого преосвященного; лучшие из учеников посвящаемы были в стихари и получали места.]; часто также, по крайней мере два раза в неделю, священнодействовал и почти еженедельно говорил к народу поучения, которые, с присовокуплением сказанных в Киеве, он в 1838 году издал в свет в двух книгах под названием _Церковный_год_, или Собрание воскресных поучений, говоренных к народу в 1836 и 1837 годах. Почти в то же время издано было им и _Собрание_поучительных_слов_, говоренных в разные времена и в разных местах, с присовокуплением _Христианского_месяца_ (Москва, 1838 г.). В первой книге пометены слова более простые, приспособленные к понятиям слушателей разного звания, а во второй – более торжественные. Что до «Христианского месяца», то это не что иное, как собрание благоговейных размышлений на каждый день месяца и года[768 - Кроме двух поименованных изданий, из сочинений преосвященного Владимира еще напечатаны: \) Описание Киево-Златоверхо-Михайловского монастыря со сказанием о мощах и жизни великомученицы Варвары (Киев, 1834 г.); 2) речь, говоренная при погребении Иннокентия Пензенского, с жизнеописанием сего святителя (см. во введении к его сочинениям); 3) несколько проповедей, и между прочими на неделю всех святых, в «Воскресном чтении».].
В 1838 году преосвященный Владимир украшен орденом св. Анны первой степени, но истинным украшением при пастырской своей жизни считал он глубокую преданность и любовь к себе костромской паствы, которая на предстоявшую разлуку с ним смотрела как на величайшую потерю. При двух священнослужениях преосвященного Владимира, 28 и 29 ноября, которые совершал он по получении указа о перемещении его в Тобольск, было в храме, по словам очевидца, неисчислимое множество народа, и когда преосвященный читал акафист, также когда хор пел примененный к случаю перемещения его концерт. и, наконец, когда архипастырь говорил к пастве прощальную свою беседу, в храме раздавались всеобщие рыдания. Многие, принимая благословение преосвященного, не хотели выпустить руку его; многие в полноте чувств просто падали ему в нога. «Ни на одних похоронах, – продолжает тот же очевидец, не видывал и не слыхал я подобного плача». И это продолжалось во все, обыкновенно частые, служения преосвященного, которые не прекращались до 13 декабря, когда он совершал последнюю литургию и сказал незабвенное прощальное слово. Чем же преосвященный мог заслужить такую сильную и всеобщую привязанность? Очевидец отвечает: «Истинным своим пастырством, неусыпным своим учением и служением, чем он обращал нас к совести и добродетели, к церкви и молитве! Пастырь добрый знает _своя,_ и знают его _своя._ О нем плачет не нужда наша, а наша совесть; наша душа, наша вера боялись лишиться с ним своего надежнейшего руководителя»[769 - См. «Москв. вед.» на 1843 г., № 3.]. В сентябре 1842 года по случаю смерти архиепископа Афанасия тобольская архиерейская кафедра сделалась праздною. Для замещения ее Святейшему Синоду и Государю Императору Николаю Павловичу благоугодно было указать (14 ноября) на костромского преосвященного Владимира, и он прибыл в Тобольск 1843 года 15 января[770 - Январь в жизни преосвященного Владимира месяц замечательный: в январе он пострижен в монашество и посвящен в иеродиакона и иеромонаха; в январе произведен в звание строителя Солбинской Николаевской пустыни и архимандрита, в январе рукоположен в епископа, в январе же прибыл и на последнюю свою паству – в Тобольск.]. Скорбел архипастырь при разлуке с любившею его костромскою паствою: «Мне столь же тяжело расставаться с вами, – сказал он в последнем прощальном к ней слове, – как тяжело душе расставаться с телом». Однако ж он вскоре утешился, увидев такую же преданность себе и новой паствы. В самом деле, преосвященный Владимир при первом же вступлении на тобольскую кафедру возбудил в своих пасомых какой-то необыкновенный восторг: жители Тобольска не находили слов для восхваления нового своего архипастыря.
Чем же возбуждал он эти чувства? Обычною своею деятельностью, строгим исполнением пастырских своих обязанностей, умением общаться с паствой.
1. Преосвященный Владимир часто служил: обыкновенно в неделю не менее двух раз; в субботу к литургии присоединяем был акафист Божией Матери, в воскресенье на литургии была произносима проповедь. Если же на неделе случались дни праздничные и высокоторжественные, то он служил раза по четыре и по пяти[771 - В 1844 году преосвященный Владимир совершил 159 литургий. Всякий ли простой приходской священник отслужит столько раз в течение года? Заметим мимоходом, что в Тобольске по небольшому числу церквей в епархии (в его время около 280) нет нужды служить часто для посвящения ставленников.]. Вообще надобно сказать, что преосвященный Владимир крайне любил богослужение и всякие духовные церемонии и процессии; от них он не знал утомления[772 - Например, в 1844 году в Тобольске было обращено в христианство много евреев из кантонистов. Преосвященный Владимир всех их крестил сам лично, иногда в один раз слишком по 20 человек; притом крещение обыкновенно совершалось пред литургией, во время которой владыка говорил еще проповедь, а по окончании литургии иногда должен был служить молебен.], для них не боялся ни ненастья[773 - В 1843 году, в день Преполовения, преосвященный шел в процессии из собора на Иртыш по выпавшему на тот раз снегу, глубиной по крайней мере в четверть аршина. Дорога лежала под гору, и протяжение ее было не менее версты.], ни холода, ни жары[774 - Около Крещения, когда ходят на воду, в Тобольске бывают сильные морозы, а в июле, когда по местным обстоятельствам в этом городе совершаются крестные ходы, случаются сильные жары. Преосвященный участвовал во всех этих процессиях.], для них не щадил своего здоровья[775 - В Тобольске83 в январе 1845 года при открытии там ярмарки преосвященный служил литургию. От множества народа в церкви было крайне жарко, а на дворе дул сильный ветер и выла вьюга. Преосвященный, несмотря ни на что, тотчас после литургии пошел в процессии на торговую площадь, довольно неблизкую от церкви, и там служил молебен.]. Не совершать[776 - В Тобольске – в тексте ошибка, которую исправил сам автор. Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии преосвященного Владимира» // Собрание сочинений в трех томах. Т. 2: О сибирском духовенстве. Тюмень: Издательство Ю. Мандрики, 2000. С. 421.] священнодействий он считал для себя особенным, самым тяжелым несчастьем[777 - Так об этом говаривал сам преосвященный и слова свои оправдывал делом: он во время последней болезни, несмотря на сопротивление врачей, продолжал служить, хотя не так часто, как прежде.].
2. Преосвященный Владимир часто говорил поучения – почти в каждый воскресный и праздничный день, и как поучения его (иногда изложенные на бумаге, а чаще импровизированные) были глубоко назидательны и вместе просты, понятны для слушателей всех сословий, притом произносились вразумительно и голосом звучным, то он привлекал ими многочисленных слушателей. Слушая их, люди религиозные и чувствительные невольно испускали вздохи и даже проливали слезы, а прочие, более холодные, по крайней мере бывали внимательны к сказываемому и хотя на время входили в самих себя[778 - К чести жителей Тобольска, да и вообще Сибири надобно сказать, что у них нет существующего во многих местах России весьма обидного для проповедников и вообще неблагочестивого обычая – когда выходит проповедник на кафедру, тотчас толпами выходить из церкви или, оставаясь в ней, разговаривать и смеяться во время проповеди. Кстати, вот еще особенность: а) в Сибири пришедшие на богослужение не оставляют его прежде окончания; б) не ходят одни и те же лица во время одной и той же службы из церкви в церковь; в) все оставляют церковь после утрени только тогда, когда прочитается 1-й час и пропоется «Взбранной воеводе», а после литургии клир пропоет многолетие. Это, к сожалению, во многих других местах не соблюдается.].
3. Преосвященный Владимир, как сам непосредственно, так и посредством подчиненных ему лиц, ревновал о преумножении вверенного ему стада Христова возвращением к нему овец заблуди: их и присоединением _яже_не_суть_от_двора_сего_, и ревность его в этом отношении, судя по недолговременности пребывания его в Тобольске, не осталась без плода: а) в бытность его на кафедре Тобольской епархии приняли крещение близ ста человек евреев (преимущественно из кантонистов)[779 - Справедливость требует сказать, что в этом случае много помог преосвященному служивший в отделении кантонистов благочестивый офицер Шухов.] и несколько магометан из киргизов и татар; б) чрез влияние преосвященного Владимира присоединились, хотя не в значительном количестве, частью к православию, частью к единоверию различных толков раскольники[780 - См. отчет обер-прокурора Св. Синода за 1843 год.]; в) между остяками для утверждения их в вере и обращении соседственных с ними самоедов учреждена духовная миссия (из монашествующих Кондинского монастыря) и с тою же целью заведены училища для остяцких детей в Кондинском монастыре, в селении Ларьятском, в юртах Белогорских, Сухоруковских, Мало-Атлымских и некоторых других[781 - Это дело дотоле беспримерно: прежде остяки ни под каким видом, несмотря даже на убеждения гражданского правительства, не соглашались отдавать своих детей в училища. А с этих пор они существуют и доныне.].
4. Покойный преосвященный в продолжение двух с небольшим лет управления Тобольскою епархией наполнил скудные до того времени и даже умножил противу прежнего штаты при церквах[782 - В два года и четыре месяца преосвященным Владимиром рукоположено: священников 72, диаконов 101, причетников посвящено в стихарь 81. Заметим, что в Тобольской епархии тогда было менее 300 церквей.], привлекши своею заботливостью из внутренних российских епархий весьма значительное число духовенства, без малейшего притом отягощения казны на перемещение его[783 - Прежде духовенству, отправлявшемуся из России в сибирские епархии, и между ними в Тобольскую, выдавались от казны деньги прогонные, порционные и на обзаведение.]. Этим тогда значительно отвращены были те важные затруднения, которые прежде, при приходах отдаленных (на 50, на 100 и более верст от церквей) и чрезвычайно многолюдных (от 1000 до 2000 и более душ муж. пола на одного священника), встречали относительно треб не только священно и церковнослужители, но и сами прихожане[784 - В настоящее время эти неудобства в значительной степени уже устранены или устраняются: многолюдные приходы разделились и делятся не только на два, но инде на три, четыре и более; везде устроены или строятся новые церкви, к ним назначены вновь или назначаются причты. Об умножении приходов и храмов Божиих как в Тобольской, так и во всех сибирских епархиях в настоящее время можно судить по трем следующим фактам: 1) 1840 г. в Тобольской епархии всех церквей (не только приходских, но и монастырских, соборных, кладбищенских и проч.) было 269, а теперь почти одних приходских до 370; 2) в 1848 г. в Омском уезде городских и сельских церквей считалось только 28, а теперь их 45 (42 приходских и 4 приписные), да сверх того вновь строится 4 церкви и предполагаются к постройке 3; в Киргизской степи сибирского ведомства до пятидесятых годов (текущего столетия) не было ни одной церкви, а теперь их не менее 15.].
5. Преосвященный Владимир весьма заботился о благолепии церквей и об устройстве архиерейского дома. По его внушению некоторые приходские церкви в Тобольске, например, Архангельская и Захарьевская, прекрасно украшены внутри и исправлены снаружи. Им самим восстановлена Крестовая церковь архиерейского дома, обновлен теплый собор, выстроен новый загородный архиерейский дом, частью исправлена, а частью перестроена каменная ограда с такими же башнями вокруг архиерейского дома и разные при нем службы, устроен земляной вал с рвом вокруг городского кладбища[785 - До преосвященного Владимира тобольское кладбище ничем не было обнесено, поэтому скот постоянно портил свежие могилы, разбрасывал дерновые надгробия и ломал деревянные кресты, а люди (разумеется, те, которые по уму не лучше бессловесных, по нравственности же и гораздо хуже их) портили и совершенно уничтожали даже каменные и металлические памятники на могилах.] и основана каменная церковь в загородной архиерейской роще[786 - Заметим здесь, что вал около кладбища и церковь в архиерейской роще устроены преосвященным на деньги, пожертвованные по его приглашению и из уважения к нему преимущественно в самом Тобольске, жители которого едва ли не скуднее жителей всех губернских и даже весьма многих уездных российских городов. Но здесь нужно и другое замечание: при всех постройках преосвященный не был лицом только распорядительным, а был, можно сказать, всем: он сам толковал с подрядчиками и мастеровыми, сам осведомлялся о ценах на материалы, сам осматривал материалы по доставке их и почти всегда лично наблюдал за производством работ.].
6. Преосвященный Владимир был неутомим и в делах епархиальных: всех просителей принимал сам лично, терпеливо выслушивал их просьбы и жалобы, благодушно входил в их нужды и даже не считал низким для себя лично наблюдать за обучением ставленников и принимать непосредственное участие в устройстве совершенно упавшего прежде архиерейского хора.
7. Преосвященный Владимир _всем_был_вся:_ знатный и простой, подчиненный и неподчиненный, богатый и бедный, набожный и равнодушный – словом, всякий шел к нему смело во всякое время; у него отворены были двери для каждого и каждого ожидали радушный прием, простое и безыскусственное обращение, приятная и назидательная беседа. Иногда преосвященный и сам посещал других в их домах и квартирах[787 - Посещаемые преосвященным Владимиром далеко не все были богатые и чиновные: религиозность, сердечная доброта и простота, приверженность к храму Божию и почтительность к служителям алтаря – вот качества, на которые смотрел он при выборе лиц и семейств для своих посещений.] и в беседе с ними за стаканом воды с сахаром[788 - Преосвященный не пил ни вин, ни чаю. От последнего он чувствовал вред для здоровья.] проводил по часу и более... Беседы его, правда, бывали не всегда о предметах ученых, духовных; напротив, иногда он рассуждал и о материях обыкновенных и делах житейских. Но почему это? Можем смело сказать: _да_всяко_некия_спасет._ Бывавшие при разговорах покойного владыки и принимавшие в них участие легко могут припомнить, как иногда у него разговор из самого обыкновенного незаметно переходил в духовный и поучительный и как разговаривавшие и слушавшие его, сперва рассеянные и равнодушные ко всему, к концу беседы становились задумчивы, внимательны к себе и делались как бы лучше, чем какими были незадолго перед тем. Притом благодетельное влияние частых служений преосвященного Владимира, его церковных поучений и в особенности его домашних бесед не было только мимолетное. Тобольск хорошо, например, знает, как вследствие посещений и бесед преосвященного Владимира, по-видимому, обыкновенных, один зажиточный и довольно образованный старец стал, наконец, жертвовать в пользу сирот и бедных, посещать общественное богослужение и перед смертью пожелал быть напутствованным таинствами покаяния и причащения, тогда как прежде он не знал ни таинств, ни храма, ни сострадательности к сиротам: начитавшись произведений Вольтера и подобных ему писателей, он до спасительной перемены вполне принадлежал прошедшему вольномысленному веку.
При частом служении и проповедании слова Божия, при занятиях по делам епархиальным и строительным, при приеме посетителей и взаимных посещениях преосвященный Владимир находил время и для занятий более келейных, умственных. Так, на кафедре тобольской он приготовлял к изданию свои поучения, которые были сказываемы им в Костроме и Тобольске, занимался переводом (с французского) одной назидательной книги, делал выписки из хороших книг, замечал особенные случаи в жизни своей и других, записывал собственные благочестивые мысли и чувствования, рождавшиеся при чтении сочинений и при воспоминании о собственных и чужих обстоятельствах[789 - Все это видно из оставшихся после покойного записок.]. Сверх того, преосвященного Владимира сильно занимала мысль составить церковный словарь, сделать парафраз на Св. Писание и написать биографию графа Сперанского, о котором он весьма многое знал, частью из рассказов его родственников о его детстве и молодости, частью из личных бесед с графом в Пензе и Петербурге, а частью и из собранных им писем и других материалов, относящихся к его жизни[790 - Когда преосвященный Владимир прибыл в Тобольск, там жив еще был Петр Андреевич Словцов, друг Сперанского и товарищ его по учениюи службе в Петербургской академии. Преосвященному сильно хотелось познакомиться с Петром Андреевичем, но г. Словцов в то время (в начале 1843 г.) лежал уже на одре смерти, и они виделись всего один раз (25 марта). Несмотря на краткость знакомства, архипастырь вскоре затем умершего друга Сперанского, который, впрочем, и без этих отношений, по одной своей учености и строгой жизни достоин был уважения, почтил наилучшим образом: по собственному вызову он сам отпевал его, говорил пред отпеванием трогательное надгробное слово и как из квартиры до собора, так и из собора до кладбища лично провожал, несмотря на то, что нужно было по колени тонуть в дружно таявшем тогда снегу... Преосвященный чрезвычайно рад был, что душеприкашик покойного позволил ему переписать письма Сперанского к Словцову, писанные по большей части для утешения сего последнего в постигшем его несчастии. (Впрочем, письма эти почти уже все напечатаны в «Москвитянине» 40-х и 50-х годов).].
Эти дела покойного архипастыря были более или менее известны если не всем, то по крайней мере многим. Но он украшался и такими доблестями, которые сделались гласными только по его смерти, например, благотворительностью: всякий, кто истинно нуждался и объяснял ему свои нужды, не отходил от него тощ и наделяем был нескудно. Если, случалось, за освящение храмов или за отпевание умерших делали ему приношение и если приносившие были люди достаточные, то он обыкновенно указывал либо на известных ему бедных, либо на скудные церкви.
Но недолго горел светильник, так ярко сиявший на свешнике тобольской паствы. Простуда, полученная в Тюмени во время церковной процессии, бывшей по случаю открытия там ярмарки, и приступы ревматизма, давно уже нажитого, но от простуды усилившегося, равно как и некоторые душевные скорби, 27 февраля 1845 года повергли преосвященного Владимира на одр болезни. Врачи и врачебные пособия, по-видимому, только усиливали его болезнь, особенно при постоянной его деятельности то по управлению епархией, то по занятиям церковным и экономическим. Почувствовав крайний упадок сил, преосвященный послал к Св. Синоду прошение об увольнении его на покой в Боголюбовский монастырь Владимирской епархии, где совершено было его пострижение. После сего он уже мало показывался своей пастве. Последнее священнодействие его, и то с крайним трудом, было в первый день Пасхи (15 апреля), потом еще раз видели его в день святителя Николая (9 мая) в церемонии при закладке церкви в загородном архиерейском доме. Наконец, 20 мая в пять часов пополудни три медленных удара в большой соборный колокол известили жителям Тобольска о кончине их архипастыря, а 25 числа того же месяца совершено было его погребение. Покойный владыка, согласно его завещанию, погребен не в соборе и не в приделе этого собора, как делалось доселе с умершими тобольскими архипастырями, а в заложенной им пред тем крестовой церкви загородного дома в архиерейской роще[791 - Церковь эта заложена была в воспоминание прежде существовавшей там церкви во имя всех святых. Строена была она на деньги, пожертвованные действительным статским советником Кичуровым и частью тобольскими купцами Пиленковыми, но окончена постройкою уже преемником преосвященного Владимира преосвященным Георгием на пожертвование петропавловских купцов Глазкова и Зенькова. В загородной церкви погребен и Преосвященный Георгий, также по собственному его завещанию.]. Всей жизни преосвященного Владимира было 53 года 10 месяцев и 22 дня; в монашестве был он 18 лет 5 месяцев со днями; в архиерейском сане – 10 лет и 4 месяца; управлял тобольскою паствою, считая со времени приезда, только 2 года 4 месяца и 5 дней.
Кончина преосвященного Владимира была назидательна и умилительна.
_Назидательна_ – по раннему его приготовлению к исходу и по тому спокойствию, с каким он встретил свой исход. Тогда как другой на месте преосвященного, полагаясь на нестарые свои годы и крепость своего телосложения, зная притом, как долго жили его родители[792 - Мать умерла лет, а отец слишком 80.] и родственники, может быть, стал бы обещать себе еще многие лета и глубокую старость, преосвященный в точности понимал свое положение и готовился к смерти заранее. Еще 22 марта он своеручно написал духовное завещание касательно имения[793 - Из имения, впрочем, небольшого, завещано, между прочим: а) книги на древних и новейших иностранных языках и физические инструменты – Тобольской семинарии; б) часть платья и белья – недостаточным из градского духовенства, в) из денег (2000 р.) – по нескольку на церкви, на бедных и прислугу свою, а прочее – родственникам, коих было два брата (один чиновник, а другой диакон) и две сестры (одна за священником, а другая девица).] и погребения своего, а 7 апреля составил прощальное слово к бывшим своим паствам и особенно к пастве тобольской. Этого мало: на Евангелии, которое по завещанию долженствовало быть положено с ним в фоб, написав год и число своего рождения, также время поступления в монашество и рукоположения во епископа, он означил и год своей кончины (1845).
_Умилительна_ была кончина преосвященного Владимира по тем знакам уважения и благоговения, которые по случаю ее выказали тобольские граждане всех сословий. Первая весть о смерти преосвященного привлекла жителей Тобольска в состояние какого-то онемения[794 - В час кончины преосвященного Владимира я был свидетелем, между прочим, вот какой сцены: когда келейник архиерейский прибежал сказать находившемуся в то время у меня эконому архиерейского дома о кончине преосвященного (еще прежде, чем ударили в соборный колокол), то покойные хозяева мои, бывший директор гимназии Ив. П. и его супруга М. Дм. Менделеевы, люди образованные и религиозные, уважавшие преосвященного и взаимно пользовавшиеся его уважением, с своим многочисленным семейством такой подняли плач, какой не всегда можно слышать в семействах и в случае смерти их кровных.]. В продолжение пяти дней со смерти до погребения крестовая церковь, в которой стоял гроб усопшего архипастыря, с раннего утра и до позднего вечера была наполнена народом. Кроме того, в эти пять дней по преосвященном при его гробе, сверх общих панихид, после каждой службы заказываемы были панихиды и многими частными лицами[795 - Таких панихид было до 80.]; при выносе же тела и при перенесении его из собора во вновь строившуюся тогда загородную архиерейскую церковь не было только малых детей да больных. Чиновники в день погребения испросили себе увольнение от занятий в присутственных местах, военные стояли в строю подле собора, во время отпевания при произнесении проповеди и речи, особенно же когда читано было[796 - Читал прощальное слово о. Вас. Ос. Кузнецов. Этот почтенный, уважаемый старец – один из девяти священников, возведенных преосвященным Владимиром за добрую жизнь и полезную деятельность в звание протоиерея, хотя большею частью на священнических вакансиях.] прощальное слово к пастве, оставленное усопшим преосвященным, во всем соборе слышны были тяжелые вздохи и рыдания. До сорокового дня некоторые из граждан каждодневно ездили и ходили за город на гроб архипастыря, а в самый сороковой день в роще подле церкви устроили на собственный счет обед для нищих. Были и такие, которые в продолжение всего лета, если не каждый, то почти каждый день, посещали гроб преосвященного, а некоторые и до сих пор. особенно в летнюю пору, продолжают посещать его; есть, наконец, и такие, которые и доныне при гробе преосвященного, особенно в день его кончины и тезоименитства, просят совершать панихиды об упокоении души его. Замечательно еще, что в день приноса (8 июля) чудотворной иконы Божией Матери из Абалакского монастыря в Тобольск даже сельские жители, которых по этому случаю в городе всегда бывает много, ходили на гроб усопшего архипастыря и клали на оный свои трудовые лепты в пользу вышеупомянутой строившейся тогда над ним церкви, и из этих лепт образовалась порядочная сумма.
В заключение этого очерка жизни и дел достойного архипастыря считаем приличным предложить читателям прощальное его слово к паствам, и преимущественно к тобольской[797 - В июньской книжке «Странника» на текущий год слово то напечатано с не совсем верной копии. Там, например, усопший пастырь преподает мир и благословение между прочими паствами своими и владимирской (вместо Чигиринской), тогда как он никогда не пас владимирской паствы, и проч.; притом напрасно там прибавлена и заметка в конце: писал в самыя предсмертный минуты – слово написано было слишком за месяц до кончины: скончался преосвященный 20 мая, а слово, как это видно и из подписи под ним, написано было еще 7 апреля. Мною прощальное слово Тобольского архипастыря списано было вскоре после его смерти с подлинного, находившегося тогда в руках его письмоводителя В. Лебедева.]. Вот оно:
«Во имя Отца, и Сына, и Св. Духа.
Мир и благословение Божие паствам моим Чигиринской, костромской и тобольской. Аще кого оскорбих из вас, чада моя возлюбленная, простите и чистосердечно отпустите. За сие вам Отец Небесный простит и отпустит согрешения ваша. Если кто меня оскорбил словом, делом и помышлением, также и я прощаю и разрешаю.
К тебе особенно слово мое, тобольская паства! Поставленный от Господа быть духовным пестуном твоим, жалею, что я не успел тебя ни вскормить, ни вспоить, ни воспитать для Господа. Но буди благословенна воля Господня! Так Господу угодно! Теперь я во гробе, не могу более беседовать с тобою, как беседовал прежде. Безмолвный во гробе пастырь ваш, скажу не языком, но делом: все в мире сем суета. Ах, как ощутительна сия истина пред смертью! Не пекитесь о временном, но паче пекитесь о вечном. Вот последнее мое к вам слово!
Благодарю Господа, что Он пред смертью моей посетил меня тяжкою, но для души моей спасительною болезнью. Благодарю Господа, что я умер в христианской вере. Благодарю Господа, что я имел время в продолжение болезни моей принести Ему посильное раскаяние о грехах моих. Но яко человек, грешную плоть носивший, умер небезгрешным, еще во многом я должен оправдываться пред страшным судом Божиим.
Множество содеянных мною лютых помышляя окаянный, трепещу сего страшного суда Божия. Братия, чада, друзи и недрузи, вознесите усерднейшие молитвы ваши ко Господу, да простит мне все прегрешения вольная и невольная, да избавит меня гееннского огня, да успокоит со святыми душу мою и да сподобит меня царствия своего небесного, его же наследовати и всем вам желаю.
Не плачьте о мне, дети, якоже и прочии неимущии упования. Все вы рано или поздно увидитесь со мною.
Писал болящею рукою, но еще в здравом уме и памяти. Владимир, епископ бывший Тобольский и Сибирский.
7 апреля 1845 г., Тобольск».
6 сентября 1861 г.
Омск.
ДОПОЛНЕНИЯ К БИОГРАФИИ ПРЕОСВЯЩЕННОГО ВЛАДИМИРА, ЕПИСКОПА ТОБОЛЬСКОГО И СИБИРСКОГО[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии преосвященного Владимира, епископа Тобольского и Сибирского // Странник. – 1863. – Т. 1. – С. 20–34.]
По появлении в «Страннике» (1861 г., № 11, отд. 1) биографии преосвященного Владимира в Тобольской епархии и соседней с нею Томской[799 - Многие, по крайней мере некоторые из нынешних священников, диаконов и причетников Томской епархии, так как в Томске до конца 1858 года особой семинарии не было, учились в семинарии Тобольской, а потому состояли под ведением преосвященного Владимира и значи его.], разумеется, пробудились воспоминания о нем и суждения. При этом частью сам я вспомнил, частью другие устно и письменно напомнили мне о нескольких обстоятельствах из его жизни, которые прежде мною были опущены, а между тем они не лишены интереса и назидательности. Их-то теперь, поставив в хронологический порядок, и сообщаю читателям «Странника».
1. В 1832 году, в бытность преосвященного Владимира ректором Калужской семинарии, эту семинарию ревизовал известный и даже знаменитый профессор Московской академии Ф.А. Голубинский. Когда Федор Александрович после поездки возвратился в академию, о результатах ревизии спросит его архимандрит Сергий, родом калужанин, воспитанник Калужской семинарии[800 - Это-то и было причиною Сергиева любопытства о состоянии Калужской семинарии.], бывший впоследствии ректором камене-подольским, а в то время по болезни глаз живший в Сергиевской лавре. Голубинский на сделанный ему вопрос прислал своему товарищу по академии (Сергий и Голубинский были воспитанники первого курса Московской академии) несколько лучших сочинений калужских семинаристов и между этими сочинениями довольно изрядные стихи Сергиева родного племянника при следующей записке: «Имею честь препроводить вашему высокопреподобию несколько произведений калужской, _удобренной_о._Владимиром,_почвы»._ Здесь интересует нас, конечно, не похвала Федора Александровича детским сочинениям воспитанников Калужской семинарии, а ненамеренный его отзыв об административной деятельности и педагогических способностях преосвященного Владимира. Заметим, что этот отзыв сделан был неофициально, не пред начальством, а по-приятельски, пред товарищем, да и сделан Голубинским – мужем, как известно, ума, правды и сердечной доброты.
2. По прибытии в Тобольск (15 января 1843 года) преосвященный Владимир хотел знать ближайших и непосредственных своих сотрудников на вновь вверенной его управлению пастве. С начальниками и наставниками семинарии, с членами духовной консистории и духовенством епархиального города, а также с братией трех монастырей – одного в городе и двух подгородных – он познакомился лично и вскоре. А чтобы узнать духовенство всей епархии, для этого потребовал он от консистории так называемые клировые (т.е. о лицах духовных) ведомости за 1842 год. Что там преосвященным найдено и что вследствие найденного сделано было, видно из приложения, данного Тобольской консистории 18 марта. Это предложение в виде пастырского послания разослано консисториею при указах от 20 апреля 1843 года во все духовные правления и всем подведомственным ей благочинным; а благочинные разослали его ко всем состоявшим в их ведении церковным причтам. «От имени моего, – писал архипастырь консистории, – (рекомендую) объявить всему духовенству Тобольской епархии, что при рассматривании мною клировых ведомостей за 1842 год сколько, с одной стороны, приятно и утешительно было для меня видеть в одних священно-церковнослужителях благочестное и незазорное поведение, столько, напротив, и с другой стороны неприятно и прискорбно было видеть в других священно-церковнослужителях неодобрительное и предосудительное поведение. Первым, яко благим и верным служителям Церкви Христовой и моим возлюбленным о Господе собратиям и сотрудникам, изъявляю мою архипастырскую признательность и благословение и молю Пастыре начальника – Господа Иисуса Христа, чтобы свет добродетелей их не угасал и светился на свешнике тобольской Церкви и чтобы словесные овцы, видя в примере их добрые дела, чрез подражание их вере и жизни прославили Отца небесного. А к последним с соболезнованием и крайним сокрушением сердца обращаясь, прошу, чтобы они вразумились, сколь великое и ужасное зло причиняет душам христианским их предосудительное, невоздержное и бесчинное поведение. Если таковое поведение соблазнительно в простом мирянине, то что сказать о служителе Церкви? Таковое поведение не может быть терпимо, особенно в такой пастве, какова тобольская, в которой так много немощных и неутвержденных в вере[801 - Под немощными и неутвержденными в вере здесь разумеются новокрещенные из остяков, вогулов и ясачных татар (живущих по реке Туре) и немногие из киргиз.], которая по новости[802 - Тоб. епархия в сравнении с Киевской, Новгородской, Ростовской, Московской, Черниговской, Тверской и пр., конечно, новая (как учрежденная только в конце 1620 г.); но в сравнении со многими другими великороссийскими епархиями, например, Архангельской, Воронежской, а особенно Тульской, Пензенской, Калужской, Костромской и пр., и пр., уже довольно древняя.], пространству своему[803 - Тоб. епархия при преосв. Владимире в длину, с юга на север, т.е. от Бухтарминской крепости и до Обдорска, простиралась более чем на 3200 верст; но после него, с отчислением Семипалатинской области к епархии Томской, она сот на пять верст (в длину) сократилась.] и особенно по множеству в ней заблуждающих и доселе коснеющих в неведении истин христианской веры[804 - Под заблуждающими относительно веры, конечно, разумеются раскольники, которых в Тоб. епархии, особенно по уездам Тюменскому, Ялуторовскому, Тарскому, Омскому и некоторым другим, очень много; а под коснеющими доселе в неведении истин христианской веры разумеются: 1) идолопоклонники (почти все самоеды, что около Обдорска, и частью остяки, что около Березова) и 2) магометане – татары, которые распространились около Тобольска, Тары. Тюмени, также в уезде Ялуторовском и городах Петропавловске и Семипалатинске, и киргизы, которыми наполнена вся Киргизская степь.], особенно нуждается в добрых, бдительных и деятельных пастырях и служителях Церкви Христовой, и в которой, судя по количеству ее народонаселения, вообще так мало еще служителей Церкви[805 - Когда преосв. Владимир вступил в управление Тоб. епархией, церквей в ней находилось только 280, считая в том числе и соборные, и монастырские, и кладбищенские; приходы при них были весьма многочисленны; некоторые состояли из 4 до 10 и более тысяч душ; штатов при них имелось большею частью по одному, редко по два, а еще реже по три. Преосв. Владимир начал умножать число штатов – к одному при многоприходных церквах прибавлял другой, к двум – третий, а иногда к трем – четвертый. Большие приходы еще и до него, особенно при нем и после него, по мерс умножения церквей, разделены на два, на три и более отдельных приходов, так что в настоящее время число церквей и духовенства в Тоб. епархии уже лучше, чем прежде, соответствует числу православно-христианского ее народонаселения.]. Что же будет и чего доброго ожидать, ежели при недостатке служителей Церкви еще находятся между ними злые и развратные^9^
Именем Божественного Пастыреначальника – Иисуса Христа прошу, чтоб они со вниманием прочитали 33 и 34 главы пророка Иезекииля и уразумели, сколь тяжким наказанием угрожаются вообще соблазнители (Матф. 18, 6), особенно ежели таковыми соблазнителями бывают служители Церкви. По моему мнению, лучше пастве не иметь вовсе служителей Церкви (как это ни худо), нежели иметь развратных и бесчинных, которые, занимая место Ангелов Господних, примером развратной жизни губят души человеческие! Не они ли нарипаются _светом_мира_? Но что этот свет, ежели он не озаряет и не оживотворяет, а омрачает и мертвит души человеческие примером порочной жизни? Братия мои о Господе, все вообще служители тобольской Церкви! Братски умоляю вас: _Пасите_еже_в_вас_стадо_Божие,_поспешающе_не_нуждею,_но_волею_и_по_Бозе,_ниже_неправедными_прибытки,_но_усердно;_ потщитесь достойно проходить высокое звание ваше, _образи_бывая_верным_словом,_житием,_любовию,_духом,_верою,_чистотою;_тако_да_просветится_свет_ваш_пред_человеки,_яко_да_видят_добрая_дела_ваша,_и_прославят_Отца_нашего,_иже_на_небесех._ Паче всего прошу вас остерегаться невоздержания, пьянства и вымогательства и желаю, чтоб вы и словом, и примером жизни своей могли со Апостолом Павлом говорить к верующим: _Подражатели_нам_бывайте,_якоже_и_мы_Христу»._
Думаем, что это послание не прошло бесследно, не осталось без пользы[806 - Один уездный протоиерей и вместе первоприсутствующий дух. правления так поражен был им, что, переписав его крупно и четко на одном большом листе и вложивши в рамку, повесил в соборном алтаре между табелями, манифестами и пр. в той мысли, что соборное духовенство, да и не только соборное, но и уездное, бывая в соборе (а уездному духовенству в соборах уездных городов доводится бывать нередко) и заглядывая в табели, тут же как бы случайно будет видеть и читать послание преосвященного и, припоминая его содержание, получать пользу. В случае нужды протоиерей тот иных из духовенства и с намерением подводил к этому листу и рекомендовал прочитать написанное в нем.].
3. Преосвященный Владимир одних из духовенства побуждал к достойному прохождению священных обязанностей, а других удерживал от нарушения их не одним словом (например, посланиями, проповедями или частным, домашним наставлением), но и делом, именно так, что обращал особенное внимание на заслуги своих подчиненных, начиная с сельского причетника и оканчивая кафедральным протоиереем и архимандритом, настоятелем какого-либо монастыря, и щедро награждал их. В два года и 4 с небольшим месяца своего пребывания в Тобольске он многих причетников за добрую жизнь и хорошее поведение рукоположил в диаконы, а многих диаконов посвятил во священники (что в то время по случаю умножения при церквах причтов делать было очень удобно); кроме того, 10 пожилых и заслуженных священников возвел в звание протоиереев, хотя большею частью на места нештатные двум или трем лицам дал палицы, многих нестарых, даже молодых священников, но уже успевших заявить себя способностями и полезною службой, наградил набедренниками, а иным чрез Св. Синод исходатайствовал орденские знаки. Все это, сопровождаемое притом ласковым словом владыки, выводило духовенство Тобольской епархии из усыпления, чрезвычайно оживляло его и возбуждало к деятельности.
Сюда же надобно отнесть следующую меру преосвященного Владимира. Почти при самом вступлении своем в управление Тобольскою епархиею он объявил должности благочинных градских и особенно сельских церквей несовместными с должностями членов духовной консистории и присутствующих духовных правлений, почему те из членов этих присутственных мест, которые до того времени были вместе и благочинными, тогда же почти решительно все отказались от благочиннических должностей и были замещены новыми лицами, свободными от других должностей, кроме священнических. Эти лица, сделавшись благочинными, стали под надзор правлений и консистории более, чем прежние, а чрез это сами собою пресекались по крайней мере лишние злоупотребления в надзоре за приходским, как градским, так особенно сельским, духовенством, и вместе с тем сама собою предотвращалась медленность в течении дел по епархиальному управлению.
4. Так называемый в Тобольске _большой_пожар_, истребивший 27 и 28 апреля 1788 года почти весь Тобольск (одних церквей с архиерейской домовой и монастырскими – 14), коснулся и духовной консистории. Дела с самого учреждения епархии (значит, с 1621-го) и по 1740 год почти все сгорели, но за последние 48 лет, именно с 1740-го по 1788-й – остались целы и невредимы[807 - Вероятно, они хранились в особой от тех дел комнате или их, как недавние и, след., нужнейшие, особенно старались спасти.]. Однако ж канцелярия консистории, конечно, для избавления себя от лишних хлопот, хранила эти дела под спудом и на все запросы присутственных мест, равно как на все просьбы частных лиц по делам, производившимся ранее апреля 1788 года, обыкновенно отвечала: «Старый архив Тобольской консистории в 1788 г. сгорел и справок навести не по чем». Преосвященный Владимир летом 1843 года узнал об этом случайно, кажется, по поводу разговоров о предместниках его но тобольской кафедре, и на следующий же день будто случайно после прогулки на архиерейском дворе посетил консисторию, обозрел места присутствия, канцелярию, посмотрел в архив, да заглянул и в ту комнату, где, как ему было уже известно, валялись целых 55 лет без описаний и без всякого порядка кучи старых бумаг. Дело было ясное; преосвященный, никому не ставя того в вину (да и как было винить одних тогдашних канцелярских чиновников, когда виноваты были, и гораздо более, чем эти, все служившие прежде их с 1788 г.?) и принимая притом во внимание малый оклад консисторских чиновников, их крайне ограниченное содержание и множество текущих дел, проходивших чрез их руки, назначил особую маленькую комиссию для описи и приведения в порядок как бы найденных им дел, и та комиссия исполнила сделанное ей поручение. Кто знает, как важны многие документы консисторских архивов для частных лиц (например, ищущих дворянства, метрической записи и пр.) и как почти все они необходимы для составления истории либо местного христианства, либо местной иерархии, тот достойно оценит и это дело преосвященного Владимира.
5. В 1844 году, следовательно во второй год своего управления тобольской паствою, преосвященный Владимир сделал выпуск воспитанников Тобольской семинарии, окончивших курс учения. Окончивших курс было 39 человек, из них 10 по месту рождения отправились в Томскую епархию[808 - В Томске, как уже замечено выше, семинария открыта только в 1858 году; посему до того времени дети духовенства Томской епархии получали образование в семинарии Тобольской.], по одному послано для дальнейшего образования в Казанскую духовную академию и в Горигорецкий земледельческий институт, один поступил в учителя Омского духовного училища, один в монастырь, а из остальных 25 семь человек, конечно, тяготясь скромною долею своих отцов, обольщаясь светскою жизнью и рассчитывая на большие выгоды в гражданской службе, вдруг подают прошения об исключении их из духовного звания для поступления в гражданскую службу. В то же время и о том же просили еще четыре учителя двух духовных училищ, состоящих в Тобольской епархии. Это изумило и огорчило преосвященного[809 - Чтобы понимать огорчение преосв. Владимира, нужно знать, что в Тоб. семинарии (точно так же, как и в Иркутской) почти до настоящего времени выпуски были очень небольшие – человек по 20, а иногда, как, например, в 1837 году, и гораздо менее того. Это происходило от того, что дети сибирского духовенства, очень хорошо зная, что они и без богословских и философских познаний охотно будут приняты на службу в присутственные места и на этой службе приобретут больше выгод, чем в духовном звании, или что, прослуживши лет пять-шесть причетниками и дьяконами, потом все-таки получат священнические места, не любили учиться до окончания курса и выходили более из третьего и четвертого класса дух. училища, а много – как из низшего отделения семинарии. Между тем преосвященные сибирские, не имея в виду окончивших курс семинарского учения для замещения священнических вакансий, по необходимости рукополагали во священники иногда только что грамотных дьяконов и причетников. То же самое весьма часто делал и преосв. Владимир, и делал, как и его предместники, по необходимости, чтобы только не оставить церквей и их прихожан на несколько лет без священников, нисколько не интересуясь такими сопастырями и помощниками, которые, кроме совершения богослужения и исправления треб, более ни к чему не были способны.], тем более что просившиеся об увольнении из духовного звания все, кроме одного, были воспитанники перворазрядные и самые лучшие по способностям и успехам[810 - Менее успешными, особенно неблагопокорными и юношами сомнительной нравственности, преосв. Владимир и сам не дорожил: одному из таких, когда за ним было уже зачислено свящ. место, когда этот готовился уже к посвящению и женился, владыка предложил проситься в светское звание.]. Преосвященный несколько раз призывал их к себе, призывал и родителей некоторых из них и уговаривал их оставить свое намерение. «Вы льститесь на чины и материальные выгоды гражданской службы? – говорил он им. – Но достигнете ли этого? У вас и по происхождению, и по воспитанию нет ничего общего с лицами, в свете влиятельными, а посему таким липам едва ли будете вы угодны, едва ли они пустят вас далеко идти на службе: опыт часто говорит противное. Положим, впрочем, что вы и далеко пойдете и получите, о чем теперь мечтаете, но вам нет нужды говорить, вы сами хорошо знаете, должен ли христианин гоняться только за славой, должен ли он служить из одних земных материальных выгод! Вы родились от служащих церкви и воспитывались на счет церкви, и воспитание получили в духе и для пользы церкви, потому и послужить должны в церкви; нейдут же к нам, не хотят же служить церкви – подумайте об этом – получившие воспитание в светских заведениях, на мирские капиталы... Еще если б это было в Костроме, где я пред этим служил, или во Владимире, где я родился, учился и учил, много не стал бы я и говорить против вашего желания, а благословил бы вас на оставление духовного звания, на вступление в свет, там давно уже все священники из кончивших курс учения, и там столько бывает оканчивающих курс, что для них часто недостает священнических мест, и они должны бывают по году, по два и более жить без мест, скитаться кой-как, потому там уволить в светское звание из курса пять, семь, даже десять человек почти ничего не значит. Но здесь, в здешней епархии, совсем не то: здесь ученых священников нет и половины, потому что оканчивающих курс учения чрезвычайно мало, например, вот и теперь на две епархии вас окончило курс только 39, но что это значит сравнительно с потребностью в вас, в окончивших курс учения? На ваших глазах я сплошь и рядом рукополагаю во священники причетников и диаконов, ведь это единственно по необходимости. Положим, что они будут священниками благонравными и жизнь свою поведут добропорядочно. но могу ли я употребить их для научения народа вере и христианской нравственности или употребить против раскольников? Вы не такими, несравненно лучшими, чем они, могли бы быть мне помощниками; вас, как вижу я из отметок семинарского начальства и отчасти сам знаю по экзамену, вас Господь благословил способностями, да вы и сами не теряли даром времени[811 - Ученики Тобольской семинарии того времени, надобно отдать им честь, действительно были большею частью усердны к делу, и их наставники, находящиеся теперь уже на другом поприще службы, вспоминают о них с удовольствием.]; оставьте же, прошу вас, свое намерение, посвятите себя на служение церкви и выбирайте любые священнические места – мест довольно»[812 - Мысли все принадлежат преосвященному, но вспомнить его речь буквально, разумеется, невозможно.].
Итак, преосвященный Владимир не соглашался, чтобы помянутые ученики богословия и учители духовных училищ оставили духовное звание, не давал им благословения на поступление, мимо епархиальной, в гражданскую службу, противился тому. Но противудействие одних стремлениям и наклонностям других иногда, как замечают, придает этим стремлениям только большую силу. Так случилось и тогда: все изъявившие желание поступить в гражданскую службу представили преосвященному медицинские свидетельства о разных (мнимых и небывалых) болезнях и припадках, препятствующих им исполнять доля ясности священнослужителя. Представленные причины по форме казались законными (да и что за пастырь, принявший пастырство против желания), и дело было пущено в ход – дошло до Св. Синода, и Св. Синод положил уволить просителей из духовного звания. Бывшие воспитанники семинарии, получив это увольнение, на первый раз, по-видимому, охотно и скоро были приняты в гражданскую службу, и на первом же году службы все или почти все заняли места то столоначальников в губернских присутственных местах, то секретарей в местах уездных и стали получать (заметим, вначале бессемейные) очень изрядное содержание, какого не получают многие священники – люди семейные, прослуживши много лет. Но что потом? Целая половина этих чиновников в разные поры лишилась службы: одни по собственной вине, а другие даже и без вины или за сущие пустяки. Потеряв же службу, они терпели ужасную бедность, служили писцами по найму и, наконец, преждевременно и неожиданно сошли в могилу, оставив свои семейства, у кого они были, без куска хлеба. Другая половина означенных лиц до сих пор, благодарение Богу, не только живы и здоровы, но и отлично нравственны, умны, трудолюбивы, бескорыстны, делают дела не только за себя, но и за тех, от которых зависят и иногда терпят; при всем том, однако ж, служба их относительно к внешним выгодам, к которым они стремились и ради которых оставили духовное звание, доныне остается бесплодною. Чрез 18 лет усердной деятельности и доброй жизни они и теперь на тех же местах и на той же степени гражданского значения, какую заняли почти в самом начале служебного своего поприща. Что же это значит, что это такое? Некоторые из описываемых лиц сами со вздохами признаются, что над ними, вероятно, тяготеет неблагословение архипастыря на поступление в новое звание, что их, вероятно, сам Бог наказывает за непослушание святителю и за невнимательность к его убеждениям и просьбам.
6. Преосвященному Владимиру, когда он обозревал епархию, в одной округе была случайно отведена для отдыха или для переночевания квартира у богатого крестьянина, закоренелого раскольника. Узнав, у кого он квартирует, преосвященный долго и не раз увещевал своего хозяина оставить заблуждение и обратиться к истине, но раскольник упорствовал и даже слушать не хотел увещаний. Видя, что он держится раскола не столько по невежеству, сколько по упорству, архипастырь стал пред иконою Христа Спасителя, начал в присутствии раскольника молиться вслух и в молитве высказывал, что он старался заблудшего наставить на путь истины, но что заблудший не хочет идти этим спасительным путем единственно по упорству. Раскольник сперва слушал спокойно, даже с ожесточением, потом начал смягчаться и, боясь прегцений святителя пред лицом Божиим, остановил его среди молитвы, покаялся в своем заблуждении и присоединился к православной церкви.
Желая и сам действовать на души раскольников, и сотрудникам своим, епархиальным миссионерам, доставить средство для вразумления этих заблудших «овец», преосвященный пришел к мысли составить библиотеку раскольнических книг. Так как в духовную консисторию нередко поступали этого рода книги, отбираемые у раскольников земскою полициею, да можно было думать, что они будут поступать и впредь, то, чтобы духовенство могло находить в них оружие против отпавших от церкви чад ее, преосвященный для этой особого рода библиотеки назначил особое помещение – именно вверху одной из башен ограды архиерейского дома.
7. Преосвященный Владимир говорил много проповедей: редкий воскресный и праздничный день проходил без его поучения. Проповеди его в 1838 году, как было уже сказано[813 - Стран. 1861 г. № II, отд. 1, стр. 172.], напечатаны в двух собраниях под названием: _Церковный_год_и_Собрание_поучительных_слов._ Но в эти собрания вошли только те, которые были говорены им до 1838 года, а он после того проповедывал еще семь лет – сначала в Костроме, потом в Тобольске. Преосвященный приготовлял было к изданию и эти проповеди[814 - Их в весьма значительном количестве переписывал отлично писавший тогда псаломщик Тоб. собора Дм. Курюкаев, бывший потом учителем дух. училища и наконец сделавшийся священником устькаменогорским.] (по крайней мере лучшие из них), говоренные им с 1838-го по 1845 годы, но смерть, так рано постигшая его, не дозволила ему осуществить это намерение. Куда девались как эти, приготовлявшиеся к изданию, так и другие его проповеди, неизвестно. А стоило бы их издать: в свое время они производили на слушателей сильное влияние не потому только, что искусно, внятно и громко были произносимы, но и по внутреннему их достоинству. Автор _Русской_духовной_литературы,_ пишущий свои отзывы о литературных произведениях, как видно из самых этих отзывов, не под влиянием авторитетов вот что говорит о поучениях преосвященного Владимира (кн. 2, стр. 181)[815 - Напрасно только в цитируемом сочинении и месте преосв. Владимир называется архиепископом тобольским: он жил и умер епископом.]: «В воскресных поучениях и словах на праздники преосвященного Владимира видна сильная ревность пастыря о спасении души, которая, не дозволяя себе жестоких укоризн людям[816 - Проповеди и без «жестоких укоризн» служат иногда для проповедующих источником огорчений. Так было и с преосв. Владимиром: слово его (из текста: не судих ведети что в вас, точию Иисуса Христа, и сего распята. 1 Кор. 2, 2) о кресте внешнем и внутреннем (который нередко несут даже сильные мира, почитающие себя чуть не богами), произнесенное им 2 августа 1844 года во время обозрения епархии в Омске, резиденции главного правителя Западной Сибири, в ком-то из слушателей подняло столько желчи и возбудило такую вражду против проповедника, что последний перенес чрез то немало неприятностей.], тем не менее не молчит о слабостях людских. В тех и других видно глубокое изучение христианского духа, поверенное и собственным опытом. Надобно притом сказать, что в первом собрании (поучений) чаше встречаются поучения, близкие сердцу, чем в последнем».
8. Преосвященный Владимир, уже больной, совершал закладку церкви при Тобольском загородном архиерейском доме. Это было замечено и в биографии его (Стр. 1861 г., № 11, отд. 1, стр. 180), но там вот что пропущено: когда в конце обряда преосвященный сошел в ров и там наклонился, чтобы по чиноположению положить первый камень будущей церкви, тогда оборвалась у него панагия и упала в ров. Владыка принял это за предзнаменование скорой смерти и за указание места для своего погребения и потому сослужившим ему и поддерживавшим его сказал: «Ну, верно, мне тут и лежать». То же говорил он и по возвращении домой. Уже известно из прежде напечатанного, что преосвященный Владимир в том же мае и скончался и был, согласно его завещанию, предан погребению именно во вновь заложенной им церкви.
_Примечание._ В биографии преосвященного Владимира, напечатанной в «Страннике» прошедшего 1861 года, № 11, допущены некоторые немаловажные ошибки. Например, 1) на стр. 169 сказано, что преосвященный владимирский Парфений в январе 1827 года _тридцатилетнего_ монаха (т.е. Владимира) посвятил в иеродиакона и иеромонаха, тогда как надобно бы сказать _тридцатипятилетнего:_ ведь преосвященный Владимир родился в июле 1791 года. 2) На стр. 174 под чертой в пятом примечании сказано, что преосвященный Владимир в январе 1845 года _в_Тобольске_ по случаю открытия в первый раз ярмарки служил при многочисленном стечении народа литургию, а по окончании ее, сильно согревшись, пошел на ярмарочное место и там при сильной вьюге совершал молебствие и при этом простудился (каковая простуда и послужила началом его предсмертной болезни); тогда как все это было _в_Тюмени._
P.S. К деятельности преосвященного Владимира в Тобольской епархии надобно отнести еще следующие его распоряжения: 1) в Тобольской епархии до 1843 года священники во время совершения проскомидии, приготовляя агнца, при еловах диакона: _прободи,_владыко,_ прободали агнца в верхнюю сторону, там, где буквы 1С. Преосвященный Владимир, заметивши неправильность в совершении обряда, противную притом не только указанию служебника, но и евангельскому сказанию о Господе Иисусе _(един_от_воин_копием_ребра_Ему_прободе._ Иоан. 19, 34), указом консистории предписал всем священникам и иеромонахам прободать агнца со стороны, сбоку, в мягкость; 2) узнавши, что святитель Димитрий Ростовский первоначально рукоположен был в митрополита Тобольского и что он некоторое время (1701 год), хотя и заочно, живя в Москве, управлял Сибирской епархией, преосвященный Владимир приказал поминать сего святителя на всех отпустах, как-то: литургия, всенощного бдения и пр. во всех церквах Тобольской епархии.
15 октября 1862 г.
Омск.
СПРАВЕДЛИВО ЛИ, ЧТО ИРКУТСК ВИДЕЛ СРЕДИ СЕКЯ ИЕРАРХОВ КОЛЕЕ, ЧЕМ ТОБОЛЬСК?[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Справедливо ли, что Иркутск видел среди себя иерархов более чем Тобольск? // Прибавление к Иркутским епархиальным ведомостям. 1867. № 8. 85-92.]
Автор статьи: _Сколько_Иркутск_с_своего_основания_видел_иерархов,_ помещенной в 49 номере «Иркутских епархиальных ведомостей» 1866 года, в самом начале ее сказал: «Отдаленный Иркутск может похвалиться пред другими городами Сибири тем преимуществом, что видел среди себя большее число иерархов, чем Красноярск, Томск и самый Тобольск[818 - Я, нижепоименованный автор статьи о виденных в Иркутске иерархах, вполне сознаю мою обмолвку. Я взял параллель только от современных святителю иркутскому Иннокентию Кульчицкому тобольских иерархов и не оговорил этого. Впрочем, даю спасибо моей обмолвке, без которой не было бы вызвано настоящее прекрасное возражение отца протоиерея Сулоцкого, доставляющее нам новое ознакомление с тобольскою иерархиею. Прот. Прокопий Громов.], и вслед затем насчитал архиереев, живших в Иркутске и только временно в нем бывавших, – 22, в том числе одного митрополита, 8 архиепископов, да сверх того пять кандидатов на епископство. Но он в этом случае обсчитался, по крайней мере крепко и много обсчитал некогда столицу Сибири, почти матерь всех сибирских городов – Тобольск. И в самом деле, возможно ли, чтобы Тобольск, который и существовать начал, и епархиальным городом сделался чуть не на сто лет ранее Иркутска, и чрез который притом долго и долго, лет двести или более, шел главный во всю Сибирь Российский тракт, возможно ли, говорю, чтобы Тобольск видел среди себя меньшее число иерархов, чем Иркутск? Это, конечно, только предположение, но оно оправдывается самым делом и основывается на самых положительных и неопровержимых фактах: в Тобольске с учреждения в нем архиерейской кафедры, и именно с конца 1620 года, и по настоящий, было и жило одних правящих архипастырей, включая сюда и настоящего преосвященнейшего, целых 27, а именно: Киприан Старорусинов, Макарий Кучин, Нектарий, Герасим Кремлев, Симеон (это все архиепископы), Корнилий, Филофей Лешинский, Иоанн Максимович, Антоний Стаховский, Арсений Мацеевич, Антоний II Нарожницкий, Сильвестр Гловацкий, Павел II Конюшкевич (а это все митрополиты), Варлаам I Петров, Антоний III Знаменский, Амвросий I Келембет[819 - Это имя вызывает дорогое воспоминание в моей жизни. В 1822 году я имел счастие не только принять благословение сего маститого старца в Тобольске, да и удостоен был его гостеприимства. Памятен даже разговор его при этом случае: «Я становлюсь и глух, и слеп, – говорил он, – я просил об увольнении, а мне дали на клобук крест, но крест ни слуха, ни зрения мне не прибавил». Речь его была малороссийская. П. П. Г.], Амвросий II Рождественский, Евгений Казанцев, Павел III Павлов, Афанасий Протопопов, Владимир Алявдин, Георгий Ящуржинский, Евлампий[820 - Пятницкий Петр Никитич. Ред.], Феогност и Варлаам II[821 - Кроме 27 перечисленных архипастырей, Тобольск имел еще двух: св. Димитрия Ростовского и Никодима Ссрбницкого, но я их здесь не назвал, потому что Тобольск их не видал: они правили один 9 месяцев, а другой год Тоб. епархиею заочно, не выезжая из России. Автор.] (а эти все, кроме Владимира, опять архиепископы) и в том числе, как видели мы здесь же, 10 митрополитов, 16 архиепископов и один епископ[822 - Впрочем, справедливость требует заметить здесь, что Тоб. епархиею в сане епископа управляли и еще два архипастыря, и именно Варлаам 1 (24 года) и Феогност (года четыре или лет пять), но после они, и притом на Тобольской же епархии, пожалованы были саном архиепископа.], тогда как в Иркутске (даже если взять и ранее учреждения в нем самоместной епископии, и именно с учреждения в нем викариатства Тобольской епархии, т.е. с 1707 года) было и жило правягцих-то преосвященных, со включением и настоящего архипастыря, только 14. Прочие же восемь особ архиерейского сана, и именно митрополит Филофей Лещинский, Иоасаф Болотов, Иустин, Петр, Павел, Вениамин, Иннокентий, архиепископ Камчатский, и Никодим, епископ Енисейский, которые включены автором названной статьи в число 22 иерархов, виденных среди себя Иркутском, были, а отчасти и доселе бывают в нем только временно или проездом на свою епархию, или для принятия хиротонии, или по каким-нибудь другим экстренным причинам, как, например, Иустин Вишневский, викарий Казанский, приезжал для освидетельствования мощей святителя Иннокентия, а преосвященнейший енисейский Никодим приезжал для совместного с епархиальным архиереем рукоположения преосвященного селенгинского Вениамина. Но, может быть, автор статьи, говоря, что Иркутск видел среди себя больше иерархов, чем... и самый Тобольск, разумел в отношении к сему последнему не все время существования в нем архиерейской кафедры, а только тот его период, в который стала существовать таковая кафедра и в Иркутске? Соглашаюсь и на такое предположение, хотя в самой статье и не видно повода так предполагать, так думать; только Тобольск и при этом ограничении, т.е. и с 1707 года, видел среди себя местных, правящих архипастырей больше, чем видел таковых у себя Иркутск: там с 1707 года и по настоящий год, начиная с митрополитов Филофея Лещинского и Иоанна Максимовича и оканчивая настоящим архипастырем, их было 18, а здесь, т.е. в Иркутске, было их (также и со включением настоящего высокопреосвященнейшего Парфения), как сказано выше, только 14.
Правда, автор статьи «Сколько иерархов видел у себя Иркутск» к числу виденных Иркутском иерархов относит не одних местных преосвященных, а и других, таких, которые были или и доселе бывают в нем только временно, например, проездом или по особенным надобностям. Только Тобольск опять и в этом отношении все-таки превзойдет Иркутск: в последнем, как и видели мы выше, таких преосвященных перебывало только восемь, тогда как в первом проездом их перебывало, по крайней мере (говорю: по крайней мере) 12, в том числе десять иркутских, и именно: Варлаам Коссовский, все три Иннокентия, Софроний, два Михаила, Вениамин (Багрянский), Ириней и Нил, один камчатский (Иннокентий Вениаминов) и один же Томский (Агапит). Пишущий жил в Тобольске всего только 10 лет, жил притом в такое время, когда главный Российский тракт давно уже проходил мимо Тобольска, гораздо южнее его, а между тем из приезжих иноепархиальных преосвященных видел там четырех сейчас названных: камчатского и томского и сверх их двух иркутских – Иннокентия III (Александрова) и Нила. Заметим здесь, что некоторые из названных двенадцати преосвященных в проезд чрез Тобольск останавливались на довольно долгое время, даже (например, Михаил Миткевич и Михаил Бурдуков) служили в той или другой тобольской церкви.
В статье, о которой идет речь, названы и пять кандидатов на епископство, т.е. пять духовных лиц (начальник Камчатской миссии архимандрит Иоасаф Хотунцевский, ректоры Иркутской семинарии архимандриты Николай и Варлаам, священник одной из иркутских церквей Георгий (в монашестве Герасим) Добросердов и настоятель Пекинской миссии архимандрит Гурий[823 - Здесь автор немного обчел уже и Иркутск, и именно не упомянул не один раз бывшего в Иркутске начальника Пекинской миссии арх. Гервасия Линцевского, который после (с 1757 г. по 1769-й) был Переяславским (что ныне Полтавский) епископом. Ист. Иер. Росс. Ц. изд. 2.1. 1, стр. 388.], которые или жили в Иркутске, или только проезжали чрез него и которые после удостоены были епископского сана. Но если и в этом отношении сравнить Тобольск с Иркутском, то первый далеко превзойдет последний: Тобольск видел среди себя кандидатов на епископство, сколько мне это известно, не пять, а по крайней мере одиннадцать: и эконома Тобольского архиерейского дома, родом из тобольских дворян, игумена Иоанникия Павлуцкого, впоследствии епископа Воронежского[824 - Ист. Иер. Росс. Ц. ч. 1. изд. 2, стр. 388.], семь ректоров Тобольской семинарии, архимандритов: Михаила Миткевича, Михаила (до монашества учителя семинарии и священника Тобольского собора Матвея) Бурдукова, впоследствии иркутских преосвященных, Филарета, впоследствии Киевского митрополита, Евгения, после экзарха Грузии, но умершего четыре с половиною года тому назад Псковским архиепископом, Иоанникия, впоследствии епископа Кавказского, Иону, после викария Пермской епархии, епископа Екатеринбургского, и Порфирия, недавно скончавшегося епископом в Томске, и трех начальников миссий, которые названы и не названы между кандидатами на епископство, виденными Иркутском, и именно: Иоасафа Хотунцевского, Гервасия Линцевского и Гурия.
Нет, Иркутск превосходит Тобольск по отношению к архиерейству, святительству не числом архиереев и кандидатов на архиерейство, живших или только бывавших в нем, а тем, что в нем, в его храмах в течение последних лет было совершено четыре хиротонии во епископы и что один из его иерархов причислен церковью к лику святых угодников Божиих, который близ его и почивает нетленно своими мощами; в Тобольске никогда не бывало первой, т.е. хиротонии во епископы, и доколе нет последнего, т.е. чтобы кто-либо из живших в нем иерархов[825 - Из иерархов тобольских, но в Тобольске не живших, причислен к лицу угодников Божиих святитель Димитрий Ростовский.] был причислен к лику святых.
Автор статьи, о которой здесь все еще продолжается речь, говорит о себе самом, что из 22 иерархов, живших или только бывавших в Иркутске, он лично принимал благословение от шестнадцати, начиная с преосвященного Вениамина Багрянского. Если так, то он принимал благословение и от преосвященного Иустина[826 - Да! Принимал и двукратно: в Перми в 1818 году, следуя в Моск. д.академию, и в 1822 году, возвращаясь из академии. П.П.Г.] Вишневского, который был в Иркутске в 1801 году, и от Иоасафа Болотова, который рукополагался в Иркутске в архиерея в 1799 году, и, следовательно, ему, писавшему статью, даже если б он был подносим на благословение к двум сейчас названным преосвященным в пеленках на руках матери или няни, во всяком случае не менее или близ 70 лет. Да благословит Господь его старость и да обновит Он силы его юностию орлею и еще на многие лета, между прочим и для писания таких и подобных интереснейших для живущих в Сибири статей! Но в Тобольске и опять есть редкость, достойная быть ему противопоставленною – это тамошний кафедральный протоиерей П.А. Ф-н[827 - Имел я честь видеть в Тобольске в 1822 году и сего уважаемого мужа (старцем он тогда не был) Петра Андреевича Фелицына, помнится, несшего обязанность ключаря. П.П. Громов.]. Он еще деятелен, бодр и даже свеж, а ему далеко уже за 80 лет, он священствует уже слишком 60 лет (кажется, с 1804 или 1805 года) и занимает место кафедрального протоиерея с половины 1826 года, следовательно, уже 41 год, он и в Тобольске-то служит, а не живет только, уже при одиннадцатом архипастыре[828 - Я служу при девятом, кои суть: Михаил, Ириней, Мелетий, Иннокентий III, Иннокентий Камчатский, Нил, Афанасий, Евсевий, Парфений. П. П. Г.], да до приезда в Тобольск, бывши московским академистом и калужским и вологодским семинаристом, жил и служил в разных, соответственных тогдашнему своему возрасту послушаниях еще у нескольких владык; само собою разумеется, что от всех их он принимал лично благословение, да принимал благословение и от других владык, какие только в его бытность проезжали чрез Тобольск, например, от иркутских Михаила И, Иринея, Иннокентия III, Нила, камчатского Иннокентия и томского Агапита. У старца тобольского в сравнении со старцем иркутским недостает только одного: того, чтобы он, _подобно_сему_ кого-либо из кандидатов на епископство взрастил и воспитал[829 - Да разве где-нибудь было говорено, что я взрастил и воспитал? О. протоиерей Сулоцкий под сим разумеет разве то, что Господь сподобил меня чести быть преподавателем уроков двум из ныне здравствующих епископов. П.П. Громов.] в Тобольской семинарии, по той, конечно, причине, что не состоял и не состоит на службе в сей семинарии.
24 января 1867 г.
Омск.
НЕЧТО О МИССИЯХ В ТОБОЛЬСКОЙ ЕПАРХИИ[ПУБЛИКУЕТСЯ ПО ТЕКСТУ: Сулоцкий А.И. Нечто о миссиях в тобольской епархии // Прибавление к Иркутским епархиальным ведомостям. 1870. № 2. С. 24-25; № 3. С. 29-37.]
Во всех сибирских епархиях есть еще из туземных населений неверующие в единого истинного Бога и Его единородного сына Господа Иисуса Христа, и в каждой из них (кроме разве Енисейской) есть для обращения тех неверующих свои миссии, например, в Томской епархии есть миссия Алтайская, в Иркутской – Забайкальская и Иркутская, в Амурской – Амурская, Североамериканские, Чукотская и пр. В Тобольской, на самом ее севере, и именно в Березовском крае, существуют три миссионерства: Обдорское, Кондинское и Сургутское, – и существуют частию для обращения неверующих из самоедов и остяков того края, частию для укрепления в вере христианской и правилах святой жизни верующих, по крайней мере крещеных из них. Обдорское миссионерство, с 1854 года состоявшее только из двух миссионеров, с 1867 года состоит уже из трех миссионеров-священников, из которых один (иеромонах Соловецкого монастыря Иринарх) обязан постоянно разъезжать с походною церковью в сопровождении одного причетника и толмача по правой стороне Обской губы и до губы Тазовской, где кочуют с своими чумами и оленями так называемые низовые самоеды, а два других должны поочередно ездить, с другою походною церковию и одним же причетником, по левой стороне Обской губы до Урала среди приуральских самоедов так, чтобы один священник три месяца жил на месте при своей приходской, обдорской церкви, а другой в эти три месяца был в разъездах, потом этот бы жил три месяца на месте, а другой путешествовал бы; дьякон обдорский, постоянно оставаясь на месте, обязан учить в обдорской школе самоедских и остяцких детей закону Божию и русскому языку. В Кондинском монастыре миссия существует с 1844 года и состоит из его настоятеля и двух иеромонахов; в монастыре открыта и содержится на счет казны[831 - На 1000 рублей ассигнациями.] школа из 10 остяцких мальчиков, которых миссионеры учат русской грамоте и закону Божию[832 - Некоторые мальчики из этой школы, а также и из Березовского уездного (гражданского) училища поступали и поступают в Тоб. дух. училище и отсюда переходят и в семинарию Тобольскую. Из них один самоед в прошедшем году кончил курс сем. учения и теперь где-нибудь между своими родичами священствует.]; от времени до времени они и объезжают с походною церковию остяцкие жилища с целию поддерживать и утверждать христианство в крещеных (еще митрополитом Филофеем между 1712-1727 гг.) остяках и обращать встречающихся там некрещеных.
Сургутское миссионерство собственно-то существует только с 1867 года и состоит из двух священников и трех причетников. Двум предыдущим миссионерствам, кроме жалованья миссионерам[833 - Обдорским с 1867 года по 500 рублей каждому, а сургутским – по 350 рублей тому и другому. Кондинский настоятель с 1844 года получил 285 рублей, а для его помощника по миссии – по 143 рубля. По скольку теперь они получают, пишущему неизвестно.], даются, хотя и небольшие, средства на разъезды, и именно на плату толмачам, плату возчикам, а также на приобретение вещей, нужных для крещаемых, и вообще на расходы по миссиям, а Сургутское почему-то на этот предмет не получает ничего, впрочем, вероятно, в тех мыслях, что поездки сургутских миссионеров должны ограничиваться только одним районом их прихода на пространстве от 20 до 150 верст в один конец. Однако ж сургутские священники от времени до времени путешествуют не только для исправления треб у своих прихожан из инородцев, а единственно с целию обращения неверующих, и их путешествия бывают иногда при помощи Божией не без успеха, даже можно сказать – с отличным успехом. Вот что старший сургутский миссионер (местный священник и благочинный окрестных церквей) Василий Кайдалов писал об одном таком своем путешествии к одному же из старых своих знакомых от 3 марта минувшего 1869 года: «По обязанности миссионера я с пономарем С. и толмачом Ей. в исходе ноября прошедшего 18 года с Божиим благословением предпринял путешествие к самоедам язычникам с целию обращения их в христианство. После трехдневного путешествия, встретил я таких самоедов, кочующих чумами, в числе 80 человек и, призвав Господа Бога на помощь, предложил им слово спасения; но не скоро мое предложение принято было неверующими: шаман их, по имени Лыпшу, вступил с нами в резкий разговор и от лица всех 80 самоедов объявил, что они решительно не хотят креститься, потому-де, что и деды, и прадеды их держались той же веры, какой держатся и они. В таких обстоятельствах, оставив в покое шамана и прочих, я обратил речь мою к хозяину чума осьмидесятилетнему старику Епыши, и тот, помогающу Богу, на предложение мое принять крещение отвечал с ироническою улыбкою: «Не знаю, буду ли креститься»; то же говорил и его сын; последний, в знак непременного своего желания принять крещение, даже подал мне руку. По кратком наставлении в вере христианской (учить долго в чумах, урмане[834 - Большой частый, почти непроходимый лес.] и среди сородичей язычников невозможно), во славу Божию и во спасение самих изъявивших желание оставить язычество, мною окрещено было 11 человек того и другого пола. Прочие, и в том числе названный выше шаман Лыпшу, решительно отказались от принятия спасительной веры вместо их погибельной. Затем по указанию новокрещенных мы отправились далее на северо-восток, в многочисленные (до 20) чумы, и также с целию обращения неверующих. Но и здесь вначале успеха проповеди не было никакого: шаман Лыпшу упредил нас приездом и успел вселить в неверующих дух противления. Однако же. по действию благодати Божией, силою слова Божия и при нашей настойчивости о принятии св. крещения, некоторые инородцы начали, видимо, колебаться в своем упорстве и пристрастии к идолопоклонству. Заметив это, мы обратили особенное внимание на сильных между инородцами старшин и – о чудо! – Господь призрел и на это погибавшее стадо: старшины, хотя и по долгом колебании, изъявили, однако ж, желание принять св. крещение и наконец приняли; за ними приняли крещение и все их сородичи, их подчиненные. И так – благодарение Господу Богу – в продолжение 12 суток нами просвещено верою Христовою язычников – стариков и старушек (калек), мужчин и женщин и малых детей, даже только лишь родившихся, – 311 человек».
Как смотреть на это многозначительное событие? Миссионер почти один и всего в 12 суток обратил к вере более 300 человек почти полудиких, притом крайне пристрастных к вере предков своих, сильно преданных грубой чувственности. _Сила_Божия_в_немощи_совершается,_слово_Божие_действенно._ Это главное, а затем уменье веропроповедника взяться за дело: в первом самоедском стойбище, как видели мы из его письма, он старался более всего подействовать на глав семейства, а в последних многолюдных стойбищах наибольшее внимание им обращено было на старшин; в первом наперед приняли св. крещение главы семейства, а в последних – старшины, им последовали прочие члены семейств, остальные обитатели чумов. Это в деле распространения христианства не новое и не единственное явление: уверовал в Кесарии Корнилий Сотник, уверовали и все другие язычники, бывшие в его доме при проповеди ап. Петра; принял крещение в Филиппах от руки ап. Павла темничный страж, за ним крестился и весь его дом (Деян. 10, 48, 16, 33); уверовал император Константин Великий, ему последовали сотни тысяч, даже миллионы его подданных – римлян и греков; принял христианство царь грузинский Вакурий с своею супругой, сделалась христианскою и вся Грузия; крестился наш Великий Князь Святый Владимир с своими сыновьями и боярами, и все жители Киева, а затем и все русские без сопротивления шли ко крещению, говоря, что если бы новая вера не была хороша, то князь и бояре не приняли бы ее. В семействах простых младшие члены и у народов, еще не зараженных гордостию мнимого просвещения, состоящих не на высокой степени образования, подчиненные или лица низших сословий во всем, между прочим и в делах веры, всего чаще следуют старшим, подражают примеру высших себя. Но не допущено ли в исчислении крещеных самоедов, скажут иные, преувеличения? «Нет», – отвечу на это; отвечать так заставляют правила, качества священника-миссионера, который завсегда, кроме мягкости характера и тихости действий, отличался честностию и справедливостию. А, впрочем, неверующий может, подобно Фоме, прийти и видеть, даже, так сказать, осязать событие, поверив его, например, или в самих самоедских чумах, или по росписям[835 - В списках тех инородцы обыкновенно обозначаются крещеными или некрещеными.], имеющимся в инородческих волостях и земском суде, и также и по росписям церквей как сургутской, так и соседних. Положим, скажут еще скептики, что число крещеных сургутским миссионером верно, но дело в том, какие меры были употреблены им при крещении, не было ли употреблено при этом с его стороны принуждения, насилия? Во-первых, не позволяет и думать об этом и о чем бы то ни было подобном характер миссионера, как всякому, знающему его, это хорошо известно: характер тихий, кроткий, миролюбивый. А, во-вторых, и это главное, возможно ли только троим (т.е. миссионеру с причетником и толмачом) употреблять насилие над суровыми полудикарями числом до 311 человек, притом в урмане (почти в непроходимом лесу)! Остяки, особенно живущие вдалеке от русских, а тем более самоеды, вовсе не агнцы: они, например, в 1832 и 1833 годах в Обдорске почти из рук миссионера иеромонаха Макария и его сотрудников отнимали, чуть не из купели вырывали и тех из своих сородичей, которые сами добровольно приходили к нему для крещения[836 - Странник 1867 года № 1, отд. 1, стр. 44–47.], и это делали они не в урмане, а в самом Обдорске, где довольно значительное русское народонаселение и где есть, хотя и небольшая, полиция. Заметим еще, что при описанном событии не было ни заседателя, ни другого кого-либо из земских чинов, которые могли бы, как прежде у иных из них иногда водилось, истязаниями, по крайней мере угрозами, помогать миссионеру в насильственном крещении полудикарей. Нет, вместо всяких сомнений и недоверий скажем лучше словами воскресшего Господа Иисуса: _блажен_и_не_видевшии_и_веровавиши_ (Иоан. 20, 29) и пожелаем, чтобы события, подобные сургутскому, почаще, по крайней мере хотя бы изредка, повторялись у нас в деле евангельской проповеди.
В Тобольской епархии (а также и в соседних с нею епархиях Томской и Оренбургской) есть и еще одна местность, где предстоит _жатва_многа_ для _делателей_ на ниве Христовой (Матф. 9, 37), – это Киргизская степь. Миссию здесь хотел было открыть еще в 1830 году преосвященный тобольский Евгений (это тот самый, давно уже лишившийся зрения, слишком девяностолетий старец, которого пятидесятилетний юбилей в архиерейском сане был празднован в прошедшем году в Москве в Донском монастыре), и действовать там в качестве миссионера весьма охотно соглашался было прибывший тогда по вызову преосвященного Евгения из Глинской пустыни в Тобольск архимандрит Макарий (Глухарев). Но миссия эта в то время не состоялась: тогдашний генерал-губернатор Западной Сибири Ив. Алек. Вельяминов на отношение к нему о миссии преосвященного Евгения отвечал, что сколько ни богоугодно намерение Св. Синода и распоряжение Его Преосвященства, но он не может осмелиться дать свое согласие на отбытие архимандрита Макария в Кокчетавский округ (первый, с которого было предположено начать проповедь христианства), не испросив на то... Высочайшего соизволения, потому-де, что киргизы вступили в русское подданство под условием, между прочим, чтобы укреплений и деревянных домов в степи не строить, пашен не пахать, мечетей и школ (а тем более отсюда, заключал генерал-губернатор, церквей и миссий, которые тоже своего рода школы) не заводить, ахунов и указных мулл (и тем более, отсюда заключали, священников и монахов) не определять и позволить детей своих не отдавать учиться («Странн.» 1860 года, авг., отд. 1, стр. 62; 1867 года № 2, отд. 1, стр. 58 и след.), – и приснопамятный о. Макарий после того избрал для своей миссионерской деятельности Алтай. В 1844 году один из преемников преосвященного Евгения по Тобольской епархии, и именно преосвященный Владимир, поручил было киргизов обращать в христианство одному священнику (помнится, Мих. Петухову), но поручение это сделано было, как вскоре оказалось, неудачно: миссионера самого епархиальному начальству нужно было обращать по крайней мере к добропорядочной жизни. В 1865 году два молодых казачьих офицера, решившиеся тогда принять сан священства и затем принявшие его, по ревности к вере и по знакомству с бытом киргизов вызывались было принять на себя обязанности миссионеров в Киргизской степи; но этого вызова нельзя было принять за серьезный, за уважительный, по молодости делавших вызов и неизвестности, как они поведут себя впоследствии. В то же время толковали было, писали и хлопотали об учреждении в Киргизской степи миссии или даже двух артиллерийский генерал Семенов и инспектор учебных заведений Министерства народного просвещения по Западной Сибири Барановский, но и их толки и хлопоты окончились ничем, частию за их скорым отбытием из Сибири, а более за неимением людей, способных к миссионерским трудам, а и еще того более за несуществованием и малейших средств к осуществлению их, хотя и добрых, намерений.
Впрочем, если бы теперь, рано или поздно, и открылась миссия в Киргизской степи, действия ее в настоящее время уже не могут быть так успешны и благотворны, как они могли бы быть в тридцатых годах. И, во-первых, в то время миссионер-то (арх. Макарий) был бы образцовый, а, вовторых, в то время самое-то поле было гораздо удобнее для миссионерского сеяния: киргизы, по крайней мере в большинстве, тогда были весьма плохие магометане, держались еще более язычества, чем магометанства, или лучше сказать, не имели почти никакой религии (поэтому-то они, как видели мы выше, при поступлении в русское подданство и просили, между прочим, о том, чтобы в степи мечетей и школ не заводить, ахунов и указных мулл не определять и пр.), но теперь они уже не то, чем были за 40, за 50 лет, теперь у них при всех бывших приказах, а также при султанских юртах есть уже деревянные мечети; теперь у них не только при мечетях, а и во многих аулах есть уже свои школы, у них есть и указные муллы, и притом почти все из фанатиков-татар[837 - Впрочем, в последнее время киргизам предписано иметь мулл только из среды самих себя.], есть даже ахуны (вроде наших уездных протоиереев и благочинных), теперь у них водятся и Коран, и другие относящиеся до магометанской религии книги и книжки, в настоящее время они уже лучше прежнего исполняют и религиозные магометанские обряды и лучше, чем в старые годы, знают самые догматы магометанства; а всякому известно, что обратить к христианству магометанина несравненно труднее, чем обратить язычника, особенно грубого шаманца. Дело здесь в том, что гражданская власть, робевшая в 1830 году дозволить учредить в степи христианскую миссию, с тех пор не оробела, что, конечно, служит к пользе государственной, построить там города, укрепления, станицы и в них даже церкви (конечно, это для русского народонаселения), поселить целые казачьи полки, ввести хлебопашество и пр., и пр., но в то же время каким-то образом она попустила, что уже вовсе не может служить к пользе государства, укрепиться, как сейчас видели мы, среди полуязычников фанатическому исламизму («Странник» 1867 г. № 2, отд. 1, стр. 58 и сл.).
25 июня 1869 г.
Омск.
АРХИЕРЕИ ИЗ СИБИРСКИХ УРОЖДЕНЦЕВ, МЕЖДУ ПРОЧИМ ИОАННИКИЙ ПВЛУЦКИЙ, ЕПИСКОП ВОРОНЕЖСКИЙ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Архиереи из сибирских урожденцев, между прочим Иоанникий Павлуцкий, епископ Воронежский // Тобольские губернские ведомости. 1858. №40. С. 618-625. Кроме указанной, имеется также публикация: Странник. 18. Т. 4. Сентябрь.]
Из служивших в Сибири (архимандритами, игуменами и проч.), но родившихся и получивших образование в (Европейской) России, немало архипастырей и прежде было, и ныне есть. Из прежде бывших вспомним 1) об _Афанасии_Любимове,_ первом архиепископе Холмогорском и Архангельском[839 - Сей преосвященный служил в Сибири при первом Тобольском митрополите Корнилии (1664-78), сначала в сане иеродиакона ризничим при Тобольском соборе, а потом в сане иеромонаха игуменом Далматовского Успенского монастыря. См. статью Абрамова: Материалы для истории христианского просвещения в Сибири84, помещенную в Журн. Нар. Пр. на 1854 г. №№ 2 и 3, стр. 20. Впрочем, о преосв. Холмогорском Афанасии доколе еще не дознано надлежащим образом, служил ли он только до архиерейства в Сибири или был природный сибиряк. Если преосв. Афанасий и сибиряк был, то хорошее образование он мог получить и в Тобольске, где в его время, и именно при доме митрополита Корнилия, очень долго жил за что-то (только не за пороки) сосланный из Москвы отличноученый священник Юрий, родом серб85. Живши в Тобольске, Юрий написал прекрасную Грамматику славянского языка, за которую ученые называют его отцом славянской филологии, Обличение на Соловецкую челобитную, почти первое, по времени, сочинение из всех, писанных против раскольников; Трактат о крещении и еще какие-то два фолианта, полезные для русской истории. См. 4-й год чтений Истории и древ. Росс. кн. 1, 1848 г., отд. 3, и Иоанн Екзарх Болгарский Калайдовича, прим. 107.], который[840 - См.: Абрамов Н.А. Материалы для истории христианского просвещения Сибири ... // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. – Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 63– 96. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).] в 12 году[841 - Юрий, родом серб – Юрий Крижанич (1617–1683 гг.), хорватский историк, общественный деятель, идеолог панславизма. В 1661 г. приехал в Россию, был сослан царём Алексеем Михайловичем в Тобольск. В 1681 г. на латинском языке вышло в свет его «Повествование о Сибири...». Из ссылки вернулся в 1667 г., после смерти Алексея Михайловича.] на соборе в Грановитой палате успешнее всех там бывших преодолевал раскольников и которого за это Никита Пустосвят чуть было не задушил; 2) о _Варлааме_Коссовском,_ викарии тобольской митрополии и первом Иркутском епископе (1707– 1714), а потом архиепископе Тверском; 3) о _Гервасии_Линцевском,_ епископе Переяславском и Полтавском[842 - Преосв. Гервасий до рукоположения в епископа 10 лет управлял нашею духовною в Пекине миссиею. См. Ист. Иер. Р. Ц. ч. 2, стр. 477– 79. Ч. 1, изд. 2, стр. 388. Еще: Маяк на 1843 год, мес. окт.]; 4) о _Иоасафе_Хотунцевском,_ викарии Новгородском[843 - Иоасаф Хот. пять лет (1745–50) во главе дух. миссии чрезвычайно успешно проповедывал Слово Божие камчадалам. Ист. Обоз. Сиб. 1, 364, 3, 19. Сиб. Вест., ч. 18, стр. 79–86. Христ. чтен. на 1831 г., с. 44.]; 5) о _Михаиле_Микевиче_, епископе Иркутском[844 - Михаил Миткевич до епископства в Иркутске служил более 20 лет учителем, префектом и ректором Тоб. семинарии и в то же время архимандритом сначала Тюменского, а потом Тоб. Знаменского монастыря.] (1772–1789); 6) _о_Николае,_ епископе Калужском[845 - Преосв. Николай до рукоположения в епископа служил в Иркутске ректором тамошней семинарии и настоятелем Вознесенского монастыря.] и 7) в конце прошедшего года скончавшемся _Киевском_митрополите_Филарете_ Амфитеатрове[846 - Покойный Киевский митр. Филарет служил несколько лет ректором Тоб. семинарии и архимандритом Знаменского монастыря. Из Тобольска он уехал, кажется, в 1812 году в Петербург, где первоначально исправлял чреду священнослужения, а потом должность инспектора Петербургской духовной академии. См. Историю. Петерб. Д. Ак. Чистовича, стр. 248.]. Из ныне правящих своими паствами, а прежде, до архипастырства, служивших в Сибири, назовем преосвященнейших: 8) _Евгения,_ прежде екзарха Грузии и архиепископа Астраханского, а ныне архиепископа Псковского; 9) _Иоанникия_, прежте епископа Вятского, затем Оренбургского, наконец Кавказского, а ныне живущего на покое в Нежинском Благовещенском монастыре Черниговской епархии; 10) _Иону,_ епископа Екатеринбургского, викария Пермского[847 - Все эти три архипастыря служили в Сибири ректорами Тоб. семинарии и настоятелями Тоб. Знаменского монастыря, первый в 1819–23 годах, второй – в 1826 и частию в 1827 г., а третий – шесть лет, между 1830–36 гг. Впрочем, преосв. Иона может быть причислен к архипастырям и собственно из сибирских урожденцев. То правда, что он получил первоначальное образование в Пермской семинарии, да и взрос из епархии Пермской, по родился он в Тобольске, когда отец его, учась в богословском классе Тоб. семинарии, служил диаконом при Благовещенской церкви, имел дом там, где теперь немецкая кирка, да и взрос-то в той части Пермской епархии, которая лежит на восток от Урала (отец его священствовал, кажется, в Алапаевске) и которая, след., по географ, разделению принадлежит к Сибири.].
Но из урожденцев сибирских святительские кафедры прежде занимали только двое: _Иоанникий_Павлуцкий,_ епископ Воронежский, и Михаил II (в миру священник Матвей _Бурдуков),_ сначала епископ, а потом архиепископ Иркутский (1814–1830), а ныне занимает место всего один – архиепископ Якутский, Камчатский и Алеутский _Иннокентий_ (до монашества протоиерей Иоанн _Вениаминов)._ Причины сего явления такой скудости архипастырей из урожденцев сибирских очевидны: 1) в Сибири почти до настоящего времени очень мало было образованного духовенства; ученики сибирских духовных училищ и семинарий, зная, что праздных священнических и диаконских мест в Сибири всегда много, и надеясь поэтому и из причетников сделаться впоследствии священниками, диаконами, не заботились об окончании полного курса семинарского учения, оставляя учебные заведения очень рано, так что высшие их классы, и особенно богословский, оставались почти пусты: еще в давнее время, например, в Тобольской семинарии оканчивало курс не более (а иногда и менее) 20 человек. Заметим, что и такое малое число получивших полное семинарское образование поступало в епархиальное ведомство не каждогодно, а чрез два года, притом не в одну только епархию, а в две – Тобольскую и Томскую[848 - В 1838 г. в Тоб. семинарии окончило курс 17 человек. Из них 7 человек поступили в учители дух. училищ: омских, томских и тобольских; один отправился в Моск. дух. академию и еще один вышел в гражданскую службу. Значит, в священники и диаконы двух епархий поступило только 8 человек, и все слабейшие по учению сравнительно с теми девятью. И это не единственный пример.]. К тому же и из этих немногих, оканчивавших полный курс семинарского учения, иные, тяготясь скромною долею своего звания, соблазняясь светскою жизнию и рассчитывая на преимущества гражданской службы, не поступали в священники. выходили в светское звание; 2) из сибирских семинарий, за их отдаленностию и крайним малолюдством, очень мало бывало требовано для высшего духовного образования в духовные академии, почти в каждый курс только по одному человеку (исключения бывали редко), и из этих весьма немногих, поступивших в академии, ни там, в продолжение учения, ни после, на службе, почти никто не примал пострижения[849 - Из сибиряков, учившихся первоначально в Тоб. семинарии, а потом в дух. академии, сколько я знаю, в монашенском звании было только двое: иеромонах Нифонт (в мире Николай Ив. Попов) и архимандрит Евфимий (в миру Андрей Тимофеев Тыжнов, в академии переименованный в Милославова), бывшие ректоры Тоб. семинарии: первый в 1827 г., а последний в 1836–42 годах.] (по правилам православной церкви архиерейского сана удостаиваются только монашествующие, притом всего чаще из получивших высшее духовное образование, как наиболее способные к прохождению святого и столь высокого служения); 3) из сибирских урожденцев, как это замечено в течение 250 и 260 лет существования в Сибири монастырей, и вообще бывало и бывает мало желающих вступать в иноческое звание; а между немногими иноками из сибирских урожденцев, как из всяких, разумеется, было и бывает еще и того менее достойных и способных к прохождению святительского служения. Наконец, главное, 4) ежели по временам и бывали в сибирских монастырях, притом из сибирских урожденцев, истинные подвижники благочестия и люди, способные действовать и на высшей степени церковной иерархии, например, _Далмат_ (внук по матери крещеного тобольского татарина), основатель и первый игумен Далматовского Успенского на р. Исети монастыря, и сын его архимандрит _Исаак_[850 - Далмат и Исаак жили и действовали частию в первой, а более во второй половине XVII столетия. См. журн. Мин. нар. пр. на 1857 г., мес. февр.,' отд. 2, статья: Распростр. христ. в Пермской епархии, также: Материалы для стат. Росс. Имп., т. 2.]_,_ один из его преемников по упраатению Далматовским монастырем; иеромонах _Тихон,_ строитель Туруханского монастыря[851 - Записки о Енисейской губернии Пестова; также ист. Иер. Р. Ц.] (скончавшийся в 12 г.); старец _Герасим,_ иночествовавший и погребенный в Иркутском Вознесенском монастыре[852 - Описание Иркут. Возн. монастыря архиманд. Никодима.]; иноки _Мелевсипп,_Алексей_ и _Иоанн_Шарин,_ жившие и скончавшиеся в Спасском Якутском монастыре[853 - двое первых из них жили вскоре по построении Як. монастыря, значит, еще во второй половине XVII стол., а третий жил уже в настоящем столетии. См. Вест. Р. Геогр. Общ. на 1852 г. № 2, статья: Заметки о Якутске и якутах.]; и недавно умерший духовник Тобольского архиерейского дома иеромонах _Мисаш,_ то они за отдаленностию здешнего края от местопребывания высшего духовного начальства оставались в безвестности.
Биографий живых лиц, хотя бы они и заслуживали всеобщей известности, не пишут. А из биографий уже скончавшихся архипастырей из сибирских урожденцев мне доколе несколько лучше известна только биография Иоанникия Павлуцкого, епископа Воронежского. Ее теперь и представляю любопытству читателей «Тобольских губернских ведомостей».
Сведения, вошедшие в состав ее, заимствованы мною отчасти: 1) из фамильных преданий, до сих пор сохранившихся в потомстве сибирского дворянского дома Павлуцких, и 2) Истории иерархии Российской церкви, а более 3) из дел старого архива Тобольской консистории, которые мне привелось читать в 1844 году с дозволения покойного преосвяшеннейшего Владимира. Искренно сожалею, что мне не удалось получить жизнеописания преосвященного Иоанникия Павлуцкого, напечатанного в 29 номере «Воронежских губернских ведомостей» 1848 года[854 - Вестн. Р. Геогр. Общ. 1857 г. кн. 3, статья Пискарева.], несмотря и на сношения с их редакцией.
Преосвященный _Иоанникий,_ епископ Воронежский и Елецкий, происходил из дворянского рода Павлуцких. Род этот, ныне уже угасший в мужеском поколении, есть один из самых старинных по Сибири дворянских родов[855 - Род Павлуцких произошел от польского, вышедшего в начале XVII столетия в Россию и тогда же присланного на службу в Сибирь шляхтича Яна Павлуцкого. Ист. Об. Сиб. Словцова, кн. 1.], и здесь почти единственный помещичий, по крайней мере более значительный. В продолжение целых двух столетий он постоянно доставлял обществу полезных членов, как чиновников гражданских, так и лиц военных; для сибиряков особенно должен быть памятен майор Дмитрий Павлуцкий, павший в 1747 году на сражении против чукчей. Некоторые из рода Павлуцких с пользою служили и церкви, таковы: одна игуменья какого-то из женских сибирских монастырей и описываемый здесь епископ Иоанникий.
Преосвященный Иоанникий родился в 1699 году в Тобольске; отца его звали Стефаном (Павлуцким), а сам он при крещении наречен был Иоанном.
Преосвященный Иоанникий имел по своему времени достаточное образование: он писал крупным, четким, красивым почерком и правильно в отношении грамматическом; проходил должность казначея архиерейского дома к полному удовольствию четырех преосвященных: Антония I, Арсения Мацеевича, Антония 11 и Сильвестра Главацкого, преимущественно правивших тобольскою митрополиею, что весьма немаловажно в такое время, когда с должностью казначея была соединена и должность эконома архиерейского дома, когда за Тобольским архиерейским домом было до 4000 душ крестьян мужского пола и когда архиереи со всеми служащими при них содержались не жалованьем, а сборами с церквей и монастырей, также некоторыми податями с священно-церковнослужителей, доходами от ставленнических и других грамот и от обработки земли архиерейскими вотчинниками; по должности члена консистории писал резолюции дельные, основательные, управлял несколькими, преемственно одним за другим, монастырями и духовенством целых уездов, всегда с похвалою для себя от епархиальных начальств и с пользою для тех мест и лиц, которыми управлял; наконец, удостоен возведения в сан епископа в такое время, когда по всей России на архипастырских кафедрах восседали преимуществен но уже получившие образование или в Киевской, или Московской Славяно-греко-латинской академиях. Где же преосвященный Иоанникий получил свое образование? Конечно, дальнейшим, приличным и необходимым для особы архиерейского сана, образованием он одолжен был своим природным способностям, своей наблюдательности, чтению священных, отеческих, богословских и других полезных книг и общению со многими образованными лицами иерархии своего времени. Правда, в Тобольске в лета детства и юности преосвященного Иоанникия уже существовала на митрополичьем дворе архиерейская славяно-русская школа (в том здании, где теперь помещается кузница, что против колодца на архиерейском дворе); ее вел в 1703 и 1704 годах митрополит Филофей Лещинский; в ней учили русской грамматике [по букварю, Часослову и Псалтыри], церковному пению, славяно-российской грамматике, катехизису и «всему еже попу и диакону должно знать», по крайней мере так повелено было от императора Петра I[856 - Челобитная митр. Филофея Петру I от 31 дек. 1702 г. и ответ Государя на нее от 1 марта 1703 г. в архиве Тоб. коне. См. также мою статью: Митр. Филофей Лещинский, стр. 14.]. Но не думаю, чтобы молодой Иван Павлуцкий учился в этой школе: трудно, даже почти невозможно и предположить, чтобы богатый и по Сибири давно знатный дворянин согласился соединить, хотя и на время, судьбу сына своего с бедными митрополичьими школярами[857 - В первое время школьного учения, да и во все прошедшее столетие, не только в Сибири, но и во всей России духовные, наиболее состоятельные употребляли все меры к тому, чтобы детей своих избавить от помещения в училища, в семинарии. Потому в них и учились преимущественно сироты, которых некому было укрывать в домах, да дети бессильных, бедных причетников.], посадить его на одной скамье с сиротами лиц духовного звания да с причетническими и новокрещенскими детьми. Притом и указом Петра I об открытии школы на митрополичьем дворе предписывалось, вопреки желанию митрополита, принимать в нее детей единственно духовного сословия; только лет десять спустя по открытии школы митрополит начал помещать в нее, сверх священнои церковнослужительских детей своей епархии, детей вновь окрещенных им остяков, вогулов, тунгусов и других сибирских инородцев[858 - См. мою статью: М. Филофей Лещинский, стр. 15, 54 и 55.].
В Тобольске в начале XVIII столетия была и другая школа, в разных отношениях гораздо выше, совершеннее первой; в ней учили, кроме письма, чтения и пения, рисованию, языкам: латинскому, немецкому и французскому; арифметике, географии и Закону Божию; в ней ученики почти все и постоянно находились под самым строгим и вместе, так сказать, родительским надзором своих учителей, в ней вообще имелось в виду при воспитании религиозно-нравственное направление, и потому весьма значительная часть времени ежедневно употреблялась на молитву, чтение Св. Писания и нравоучительные беседы. Здесь я разумею шведскую школу, открытую в 1711 году немцем, прусским урожденцем, но шведской службы, а по вере протестантом из секты пиетистов, пленным драгунским капитаном Фон-Врехом с шестью другими пленными же и также из секты пиетистов шведскими офицерами, и содержащуюся, до заключения Нейштадского[859 - Нейштадский – современнная норма: Ништадский.] мира в 1721 году, на пожертвования от частных лиц как в самом Тобольске, так в особенности в Москве (от живших там немцев), а еще того более в Германии[860 - См. статью: Шведская школа, напечатанную в Жур. М. Нар. Пр. 1857 г., мес. июнь и затем перепечатанную в Тоб. Губ. Вед. 1857 же года, № 30.]. Но не думаю, чтобы Иван Павлуцкий учился в этой школе... Тобольский дворянский дом Павлунких всегда искренно был предан православной церкви и уже давно был чисто русского, старинного духа; невероятно, чтобы дитя из такого дома было вверено для учения и воспитания иностранцам и иноверным: предубеждение против иностранцев и иноверцев в начале XVIII столетия было сильное во всей России, тем более в Сибири; здесь за шведов и вообще за лиц неправославного вероисповедания не хотели выдавать девиц даже и тогда, когда Св. Синодом в 1721 году было издано _Разсуждение_ (написанное Феофаном Прокоповичем) _о_браках_правоверных_с_иноверными_ с доказательствами того, что такие браки дозволительны[861 - Слов. Пис. Дух. чина, ч. 2, стр. 305. Ист. об. Сиб. Словц., кн. 1.]. Во-вторых, в шведской школе в первые четыре года ее существования (1711 – 1714) учились единственно дети (обоих полов) пленных и даже взрослые шведы из нижних чинов, а из русских начали поступать в нее только с 1715 года (в этом году были отданы 4 мальчика, в том числе один сын полковника), но в 1715 году шестнадцатилетний дворянин Иван Павлуцкий уже оставил дом родительский и самый Тобольск и, как увидим ниже, укрылся в далекую обитель иноческую. В-третьих, и главное, то, что если б молодой Павлуикий учился в шведской школе, то, без сомнения, и несмотря на религиозно-нравственное направление ее воспитания, в нем не возникло бы так рано, да, вероятно, и никогда, желания оставить мир, посвятить себя жизни иноческой. Нет, молодой дворянин Иван Павлуикий, по всей вероятности, учился точно так же, как в его время учились все русские дворяне, и именно в доме родительском; а учить в домах, и учить хорошо, в начале XVIII столетия в Тобольске было кому; митрополит Филофей Лещинский в 1702 году столько привез с собой из Малороссии ученых монахов, что Государь Петр I, так много ревновавший о распространении просвещения в России и между прочим в Сибири, сочел нужным ограничить ревность помянутого Тобольского митрополита вновь вызвать к себе из Киева людей, способных к обучению детей в школах и к проповеданию Слова Божия: «К прежним монахам, – писал от 1 марта 1703 года дьяк Андрей Виниус по приказанию Государя, в ответ на челобитную о том митрополита Филофея, – ныне еще иные монахи (в Тобольск) отпущены, удоволиться бы (тебе, митрополиту) теми»[862 - Из челобитной м. Филофея Петру I и помет (резолюция) на нее, находящихся в делах старого консист. архива.]. Кроме ученых монахов, прибывших с митрополитом Филофеем в Тобольск в начале XVIII столетия, немало жило учившихся в Киевской академии _черкас_, т.е. малороссийских казаков, сосланных вследствие неудовольствий на поведения в их войске; из них у митрополита Филофея был составлен прекрасный хор певчих[863 - Из той же челобитной и пр.], а некоторые, как, например, Григорий Новицкий и Ив. Перевицский, были употребляемы им при распространении и поддержании христианства среди сибирских инородцев[864 - См. мое жизнеописание митр. Филофея, стр. 3, И, 54.]. Такие бедняки, без сомнения, рады были учить детей в домах, можно сказать, из-за одного куска хлеба.
Но у кого бы и где бы ни учился преосвященный Иоанникий Павлуцкий, только во время учения, по всей вероятности, или учитель много рассказывал ему о подвигах святых пустынников и монахов, или он сам с ревностию и внимательно читал незадолго пред тем вышедшие в свет Четьи-Минеи святителя Димитрия Ростовского. Весьма также вероятно и то, что он в родительском доме, находившемся в нагорной части города, вблизи от архиерейского дома и подле самого женского Богородице-Рождественского монастыря (на том самом месте, на котором находится ныне дом М.А. Жилиной, урожденной Павлуцкой) часто видал и монашествующих не только из сибиряков, но и киевлян, и монахинь и слыхал от них рассказы об иноческой, уединенной и благочестивой жизни. Только этим и разве еще особенным призванием Божиим, а не другим чем-либо, и можно объяснить в молодом дворянине, почти еще отроке (в какие-нибудь 14 или 15 лет от рождения) особенную наклонность к монашеской жизни... Быть может, молодой Иван Павлуцкий о желании оставить мир и сказывал своим родителям, но, не получив на то их согласия, он 16 лет от роду (значит, в 1715 г.) тайно оставил родительский дом, приплыл на дощанике в Кондинский монастырь и там по четырехлетием искусе, в 1719 году, на 20-м году жизни, с именем Иоанникия принял пострижение от игумена схимонаха Иоанна. Чрез 4 года (в 1723 году) после сего молодой монах был вызван в Тобольск, посвящен митрополитом Антонием Стаховским в иеродиакона и оставлен при архиерейском доме. Здесь он своим умом, распорядительностию и честностию вскоре обратил на себя милостивое внимание преосвященного и сделался одним из самых _приближенных_ к нему лиц; здесь же и по тем же своим способностям и добрым качествам иеродиакон Иоанникий, сверх того, получил должность _казначея_ архиерейского дома, должность, как мы уже видели, в то время сколько почетную, столько же и трудную, и исправлял ее к удовольствию четырех владык, что также уже было замечено, более 25 лет. В 1745 году иеродиакон Иоанникий неизвестно (по крайней мере пишущему) по какому случаю является в Нижнем Новгороде; там он на 44-м году жизни и на 24-м по пострижении в монашество был рукоположен в _иеромонаха_ знаменитым впоследствии епископом Нижегородским Димитрием Сеченовым[865 - Это-то обстоятельство, быть может, и было причиною возвышения пр. Иоанникия в последствии времени. Преосв. Димитрий Сеченов, узнавши его, при рукоположении в иромонахи, с отличной стороны, когда сам сделался (в 1752–67 г.) Нижегородским митрополитом и первенствующим членом Св. Синода (ист. Иер. Р. Ц., ч. 1, стр. 130), конечно, и кроме епарх. начальства, рекомендовал его сему высшему дух. правительственному месту.]. Но в том же или следующем 1744 году при митрополите Антонии Нарожницком Иоанникий снова возвратился в Тобольск, где и служил около семи лет по-прежнему казначеем архиерейского дома и, сверх того, _членом_ духовной консистории. В 1750 году преемник Антония II митрополит Сильвестр Гловацкий, уважая многолетние труды иеромонаха Иоанникия по прохождению должности казначея архиерейского дома и в вознаграждение за деятельность по консистории, представил Св. Синоду о посвящении его и затем, с согласия Св. Синода, посвятил его в _архимандрита_ Енисейского Спасского монастыря, причем он был сделан и _закащиком_[866 - Закащики в прежние времена исполняли обязанности (сравнивая с настоящим) уездных протоиереев и даже целых дух. правлений, сверх того, обязанности благочинных как градских, так и сельских церквей.] всего Енисейского округа, в то время, да еще и после долго, состоявшего в Тобольской епархии. Чрез шесть лет (в 1756 году) из Енисейского Спасского монастыря архимандрит Иоанникий был перемещен в том же звании в Звенигородский Московской епархии Саввин Сторожевский монастырь.
Но промысл Божий готовил заслугам по достоинству важнейшую награду и высшее назначение... В 1761 году упразднилась епископская кафедра в Воронеже, для замещения ее и был назначен архимандрит Иоанникий Павлуикий. Замечательно, что в _архиереи_ он посвящен в храмовый праздник Тобольского женского Богородице-Рождественского и вместе Никольского (в то время еще существовавшего) монастыря, к церкви которого дом Павлуцких всегда был прихож[867 - Нет нужды удивляться, что Тобольский женский монастырь имел приход: в старину и во многих местах монастыри имели приходы, а в Якутске Спасский монастырь имел приход (на 1000 верст в глубь Якутской области) и до настоящего времени. – Геогр. Фест. 1852 г., № 2.], а именно 6 декабря 1761 года, в день святителя и чудотворца Николая. В Воронеже преосвященный Иоанникий распустил семинарию, закрыл в ней высшие латинские классы и оставил только низшие русские[868 - Этими новыми сборами (с монаст. земель двадцатой, а с церковных тридцатой части хлеба), предписанными Дух. Регламентом, церкви и монастыри крайне тяготились, и потому они при первой возможности старались уклоняться от взноса их.]. В другое время это всякому можно бы поставить не в честь, только не в шестидесятых годах прошедшего столетия. Семинарии тогда жалованья от казны не получали, учеников, учителей и самые здания семинарские нужно было содержать из архиерейских, с Петра I уже весьма ограниченных, доходов и на некоторые сборы с монастырских и церковных земель, впрочем, почти никогда в исправности не поступавшие к епархиальному начальству[869 - См. 10-ю стр. жизнеописания Тихона Воронежского при первом томе его сочинений.]; способные учащие тогда были редки, и иногда и никаких нельзя было найти[870 - Киевский митр. Евгений, сочинитель означенного, в одном из предыдущих примечаний жизнеописания Тихона Воронежского (стр. 10) говорит: «Преос. Иоанникий был из неунившихся в школах, и когда прибыл в Воронеж, то уничтожил совсем латинское языкоучение, а учеников распустил». Здесь пр. Иоанникий назван не учившимся в школах, очевидно, в смысле как бы укоризны и для указания причины запрещения им латинских классов Воронежской семинарии, но сам же автор несколько выше поцитованного места рассказывает, что из трех латинских учителей Воронежской семинарии префект оной и вместе учитель риторики и пиитики (выше этого класса еще не было) Иерофей Милицкий перед приездом пр. Иоанникия был перемещен в Черниговскую семинарию, а учитель синтаксиса (по-нынешнему высшего отделения уездных духовных училищ) иеромонах Смарагд Расчисловский помер. Итак, что же было делать пр. Иоанникию с одним учителем для целой семинарии, и притом с учителем низшего класса? Не стали бы ученики семинарии проводить время в праздности и от праздности бесчинствовать, а между тем казну архиерейского дома изводить даром?]. К тому же и управлять семинариями в то время архиереи должны были непосредственно сами. Впрочем, недолго, всего один год и 26 дней[871 - Ист. Иер. Росс. Ц. ч. 1, изд. 2, стр. 371. Впрочем, это со времени рукоположения пр. Иоанникия, а если считать с его прибытия в Воронеж, что было в конце марта 1762 г., то всего только 9 месяцов. См. ст. 10 жизнеописания Тихона Воронежского при 1 томе его сочинений.] преосвященный Иоанникий управлял воронежскою паствою – 2 января 1763 года, на 64-м году от рождения, он отошел в вечность. К счастию воронежцев, преосвященный Иоанникий Павлуцкий был замещен весьма достойным преемником – преосвященным _Тихоном_ (Соколовым), который столько известен во всей России своими пастырскими и иноческими добродетелями, искоренением в Воронеже празднеств гнусного Ярилы и масленицы, особенно своими глубоко назидательными сочинениями.
ВОСПОМИНАНИЯ О НЕДАВНО СКОНЧАВШЕМСЯ ПРЕОСВЯЩЕННОМ ПЛАТОНЕ ТРОЕПОЛЬСКОМ, ЕПИСКОПЕ ТОМСКОМ И СЕМИПАЛАТИНСКОМ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Воспоминание о недавно скончавшемся преосвященном Платоне Троепольском, епископе Томском и Семипалатинском // Странник. 1877. Т. 2. Апрель. С. 133–145.]
Восьмого октября прошлого 1876 года скончался томский преосвященный Платон. О нем в наших газетах и духовных журналах было немного напечатано, а между тем он был один из самых досточтимых сибирских архипастырей... И я, за неимением под руками достаточных материалов, много сказать о нем не могу, однако ж, что знаю, сообщу, хотя в виде отрывочных воспоминаний.
Преосвященный Платон родился в 1818 году. Он был родом москвич, сын причетника, в миру носил имя Павла (Алексеевича), фамилию имел Троепольский. Образование первоначальное получил в Московской семинарии, а высшее – в Московской духовной академии, в XIV ее курсе. Был выпущен из академии в 1844 году магистром и по выпуске, по примеру почти всех академистов того времени, служил немало лет профессором семинарии (первоначально Каменец-Подольской).
Вопреки почти общего обычая ученых монахов своего времени постригаться в молодых летах, и именно или в течение академического курса, или тотчас по окончании его, Павел Алексеевич Троепольский не спешил принятием ангельского чина; наперед он испытывал и испытывал себя в жизни, сличал образ жизни мирской и монашеской, думал и думал о пострижении и принял его с именем Платона в Каменце в 1851 году, уже прослужив преподавателем семинарии около семи лет и бывши уже 32 лет от роду.
Путь восхождения наших ученых монашествующих по степеням иерархического служения известен: сначала они служили, а частию и теперь служат, в сане простых иеромонахов, потом иеромонахов соборных и игуменов, инспекторами семинарий, а иногда и академий, затем, в сане архимандритов, ректорами семинарий и даже иногда академий, а отсюда уже они возводились на степень епископскую. С Платоном Троепольским было то же самое: служил он, по пострижении, инспектором двух семинарий – Полтавской и Харьковской; в двух же семинариях – Владимирской и С.-Петербургской (в последней в 1860–1864 гг.) служил и ректором.
Служить ректором столичной семинарии далеко не то, что быть ректором какой-нибудь семинарии провинциальной: там надобно постоянно быть, что называется, настороже, находиться налицо пред академическим начальством (в то время семинарии были еще подчинены академиям), пред с.-петербургским архипастырем-митрополитом, пред членами и обер-прокурором Св. Синода, встречаться с членами духовно-учебного управления (тогда учебного комитета при Св. Синоде еще не существовало) и многими другими влиятельными лицами; и однако ж ректор Платон служил там так, что за свой ум, ученость, уменье преподавать богословские предметы и характер, за свою всегдашнюю тихость и ласковость, за свое уменье обращаться со всеми – с высшими и низшими, с подчиненными и начальниками, с сослуживцами и лицами посторонними – прослыл передовым деятелем духовной науки и начальником современным. Но в ректуре Петербургской семинарии конца 50-х и начала 60-х годов была и другая особенность... При Петербургской семинарии издавалась тогда «Духовная беседа», и ректор семинарии считался редактором ее. Названный журнал стал издаваться с 1858 года, а с 1860 года начали издаваться и другие духовные журналы, по мысли покойного митрополита С.-Петербургского Григория, с целию хотя сколько-нибудь привлечь светскую публику к духовному чтению, с целию, с одной стороны, сблизить духовную литературу с светскою, а с другой – по возможности и противодействовать двусмысленному, сомнительному в то время направлению сей последней. Очевидно, что вести журнал в таком духе и притом удовлетворительно при тогдашней еще непривычке духовенства к занятиям подобного рода – дело весьма и весьма нелегкое, а ректор Платон (вместе с инспектором семинарии Шавровьгм) вел его целых четыре года.
В половине декабря 1864 года архимандрит Платон Троепольский, быв 45 лет от роду, хиротонисан во епископа Екатеринославского и Таганрогского. Но возвышение на степень святительскую едва ли сопровождалось для него миром и покоем душевным: в Екатеринославе он должен был довершить (и, помнится, довершил успешно) давно начатые и уже не один десяток лет безуспешно продолжавшиеся хлопоты о постройке здания для семинарии, которая бедствовала, помещаясь в нескольких деревянных и давно развалившихся домах; он там должен был изыскивать средства для улучшения быта преподавателей семинарии и духовных училищ Екатеринославской епархии, которые, живя на окладах половины тридцатых годов и встречая возникшую в Новороссийском крае, да и везде после крымской кампании, дороговизну, терпели во всем крайнюю нужду и громко и горько на то жаловались[873 - Об этом и вообще о тогдашних порядках Екатеринославской епархии в свое время печатались письма в Правосл. Обозрении.]; ему там между прочим еще нужно было умиротворять, успокаивать и оживлять епархиальное духовенство, которое там, как было слышно тогда, при прежних порядках как-то особенно было принижено, встревожено и взволновано.
Менее чем чрез четыре года управления Екатеринославскою епархиею, и именно 21 августа 18 года, преосвященному Платону было указано перемещение на епархию Томскую с перемещением томского преосвященного Алексея (Новоселова) на епархию Екатеринославскую. Новое назначение огорчило, поразило Платона, и, как весьма многих, живущих в России, его страшило даже одно название – Сибирь; как человека, не богатого здоровьем, пугал также суровый и холодный климат сибирский[874 - И св. Димитрий Ростовский не поехал в Тобольск (куда он был рукоположен в митрополита) из боязни сурового сибирского климата.]; его крайне беспокоил и слух о возникших в Томской епархии в три предшествовавшие управления неурядицах в духовенстве и о большом количестве запутанных дел. По выезде из Екатеринослава владыка впал в уныние, почти упал духом, был готов проситься на покой. К счастью, в проезд чрез Москву и во время остановки его там он встретился с одним высокопоставленным лицом, которое и родилось в Сибири, и почти всю жизнь провело в той же Сибири; и лицо то сумело уверить преосвященного, что Сибирь не так страшна, как о ней толкуют в России, что и в Сибири немало есть добрых и благонамеренных людей, что в самой Томской епархии в иные управления, в управление, например, епископов Афанасия (после служившего в сане архиепископа в Казани) и Парфения (умершего в 1873 год архиепископом в Иркутске) беспорядков не было же[875 - Пишущий слышал это из уст самого преосвящ. Платона.] и пр., и пр. Как бы то ни было, только преосвященный Платон успокоился, предался в волю Божию и отправился в Сибирь, что было в конце ноября или в самом начале декабря 18 года.
Пишущему памятен проезд преосвященного Платона в декабре того же 18 года чрез Омск. Бывший в то время генерал-губернатором Западной Сибири недавно умерший Александр Петрович Хрущов, человек и вообще добрый, и, между прочим, очень расположенный к духовенству, телеграммой еще с дороги пригласил преосвященного остановиться в его помещении[876 - В доме Хрущова, разумеется, по его же усердному приглашению, помещались, когда приезжали в Омск при обозрении епархии, и два тобольских преосвященных – покойный архиепископ Варлаам и ныне правящий епархией епископ Ефрем.]; к приезду преосвященного Платона для его встречи были приглашены в генерал-губернаторский дом два старших (из омского духовенства) протоиерея, которые часу в 8-м или 9-м вечера вместе с радушным хозяином и его свитой и встретили владыку. Утром следующего дня преосвященный в сопровождении одного из упомянутых протоиереев посетил Омский собор, две приходские церкви и церковь Сибирской военной гимназии, любовался благолепием и чистотой их и обозревал представляемые его вниманию наиболее замечательные в них предметы: в соборе, например, ризы, евангелие и некоторые другие из церковной утвари вещи, присланные Императрицею Екатериною II при постройке его; в Ильинской церкви – список с Абалацкой иконы Божией Матери, особенно чтимой по всей Сибири, и икону Иосифа Песнописца и некоторых других святых, чтимых 4 апреля, написанную в память избавления от опасности Государя Императора и пр. Пред обедом с час времени преосвященному довелось на свободе побеседовать о былых временах с одним лицом, хорошо знающим некоторых из его товарищей по академии, а также из преподавателей сей последней и из лиц, где-либо вместе с ним служивших. К обеду ради гостя радушным хозяином было приглашено несколько лиц из старшего духовенства, несколько генералов и наиболее заслуженных из гражданских чиновников[877 - А.П. Хрущов из проезжих преосвященных (мы уже не говорим здесь о местных тобольских) богатым обедом угощал еще (в мае 1872 г.) туркестанского епископа Софония. Здесь кстати упомянуть, что добрейшим покойным генерал-губернатором такой же чести удостоен 15 сентября 1874 г. и Омский протоиерей Ст. Як. Знаменский по случаю празднования его пятидесятилетнего юбилея во священстве.]. Во время обеда или пред самым обедом один из главноправленских советников, в отделении которого преимущественно сосредоточивались дела по расколу, возраставшие иногда до нескольких сотен томов (в Томской епархии наших сектантов очень немало), полюбопытствовал знать, как преосвященный смотрит на раскол и раскольников. Ответ преосвященного в сущности был такой: оставлять раскольников без всякого наблюдения за их действиями нельзя, иначе они станут более и далее распространять между православными свои заблуждения, но преследовать их строгостями и бесполезно, как опыт показал, и не современно; что ж касается до обращения их, то это нужно предоставить времени, образованию, которое проникнет же когда-нибудь и в наши темные массы, а главное – милосердому, не хотящему смерти грешника, а вместе и заблуждающего, Господу Богу. Такой взгляд на раскол, притом взгляд архиерея, всем присутствовавшим очень понравился, у главноправленских при этом возродилась приятная надежда, что авось к ним поменьше станет поступать из Томской епархии досадных раскольнических дел. После обеда' и чашки чаю преосвященный немедленно отправился в путь. Протоиереи, хозяин и все соучастники в обеде, приняв от владыки благословение, проводили его на подъезд до экипажа с искреннейшими пожеланиями ему благополучного пути и всяких успехов по управлению новою паствою. Проводив, все только и говорили: «Вот бы побольше таких архиереев, вот бы такого преосвященного на 1М-скую епархию», и прочее в этом же роде.
В Томск прибыл преосвященный Платон пред Рождеством 18 года и управлял новою своею епархиею около восьми лет – до самой своей смерти в октябре прошлого года.
Живя в Томске, преосвященный не пользовался крепким здоровьем. Поэтому одно целое лето он провел вне Томска, в славящейся особенно благорастворенным воздухом долине р. Ульбы, впадающей в Усть-Каменогорске в Иртыш[878 - Ульба впадает в Иртыш действительно в Усть-Каменогорске, но Ульбинский казачий выселок, где жил преосвящ. Платон и куда ездят жить в летнее время ради здоровья и другие лица избранных сословий, распложен далее Усть-Каменогорска на 27 верст на юг от пего, по дороге к Бухтарме.] с правой его стороны, а в другое лето ездил для совета с лучшими врачами и собственно для лечения в Москву. Вследствие своего крайнего нездоровья он при обозрениях епархии почти нигде, особенно в сельских церквах, не говорил поучений и не делал на роду наставлений в вере и жизни, хотя в иных местах и духовенство, и народ желали бы послушать его: слабая грудь не дозволяла ему говорить громко и долго. Служил он всегда очень скоро, так что сослужащие ему священники и диаконы не успевали исполнять вовремя своего дела; он крайне боялся духоты, стесненного воздуха от множества в церкви богомольцев.
Но каково было управление преосвященного томскою паствою? По пословице «на всех не угодишь» или «на всех и Бог не угодит» и в Томске, и в Томской епархии были и найдутся лица, недовольные управлением покойного владыки, но это было меньшинство самое ограниченное, а большинство, притом состоящее из людей лучших, благонамеренных, уважало и любило его. А за что? Настоятельнейшие, вопиющие нужды духовных учебных заведений Томской епархии при преосвященном Платоне были удоалетворены, средства для улучшения быта учащих и для содержания казеннокоштных учеников, даже на постройку зданий для училищ при нем изысканы. Духовенство, до него в некоторой части своей тревожное, им умиротворено; неприятные дела, доставшиеся ему в наследие от предшествовавших времен, им покончены, и если возникали новые уже при нем, то возникали не по его вине. Занятия делами никогда, даже и во время болезней, преосвященный не прекращал, что подтверждается между прочим тем, что и в дни предсмертной своей болезни он много закончил бумаг, между прочим сам своеручно составил наградной список лиц духовных для представления в Св. Синод. Доступ к преосвященному всегда и для всех был свободен и никогда, по словам самих томичей, никогда никого не отпускал он от себя не вразумив; единственно во время тяжких болезней, из опасения еще более расстроить здоровье, он несколько ограничивал доступ, приказывая впускать к нему только начальников и еще тех, кто шел с каким-либо важным делом. При доступности он, сверх того, в обращении со всеми, даже и с низшими своими подчиненными был снисходителен, милостив, вежлив, гуманен. Один диакон говорил пишущему эти строки следующее: «Ну что значит в сравнении с архиереем наш брат дьякон, а сколько раз я ни являлся по делам своим к преосвященному (Платону), он всегда принимал меня, разговаривал со мною чисто по-человечески – мягко, даже деликатно, да и я, ободренный этим, говорил с ним не как прежде, а без робости и страха, свободно». От этого томичи и говорили (по поводу присутствования на панихидах, совершавшихся по преосвященном, всего высшего чиноначалия), что чиноначалие томское невыразимо любило, почитало и уважало преосвященного за его ум, образованность, деликатность, ничем и никогда не возмущаемую, а лица духовные, описывая погребение преосвященного и свои скорби по нем, выражались между прочим гак: «Да подаст ему Господь Бог вечный покой и сотворит ему вечную, вечную, вечную память; ибо жизнь при нем была нам не жизнь, а блаженство». А сколько покойный владыка был смирен и чужд гордости, превозношения человеческого, это всего лучше доказывают его распоряжения касательно своего погребения: он завешал погребсти его не в церкви, а на монастырском (Алексеевского монастыря, в котором и дом архиерейский) кладбище, по северную сторону алтаря домовой архиерейской церкви; для погребения его не приглашать из соседних епархий архиерея, а совершить над ним погребальный чин местному духовенству, и, наконец, при погребении не говорить ни проповеди, ни речей.
Приступим наконец к описанию (со слов и на основании писем очевидцев) последней болезни, кончины и погребения преосвященного... В одной из церквей города Томска есть придел во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Туда преосвященный Платон и зван был служить 1 октября литургию. Он дал обещание, но в таких словах: «Если угодно будет Господу и буду жив, то у вас буду». Значит, преосвященный и ранее октября уже чувствовал себя нездоровым. 30 сентября, в четверток, на Покров Пресвятыя Богородицы, преосвященный начал было служить в своей домовой церкви всенощную. Но во время литии, после головопреклонной молитвы и пропения певчими: «Аминь», он не мог идти к сосуду с хлебами, пшеницей, вином и елеем для благословения; ему сделалось дурно, и его до амвона вели под руки, а от амвона несли уже на руках. Певчие в то самое время запели: «Ныне отпущаеши раба Твоего...». Это всех крайне поразило (приняли за предвестие смерти преосвященного), народ (а народу была полна церковь) стоял в каком-то онемении и ожидал чего-то страшного! Больше владыка уже не выходил из алтаря и всенощную докончил священник. Понятно, что 1 октября преосвященный нигде литургии уже не служил.
Немного поправившись после болезни[879 - Последняя болезнь преосвященного была отек легких и парачич сердца. От этой болезни он чуть было не умер еще 23 года тому назад, нотогда какой-то доктор спас его, а спасши, настоятельно советовал ему ничем не тревожиться, беречься всячески раздражения. Преосвященный свято исполнял этот совет и всегдашним спокойствием, постоянною сдержанностию сохранил жизнь еще на 20 слишком лет.], вечером 2 октября, что было в субботу, владыка стоял всенощное бдение в своей домовой церкви с тем, чтобы на следующий день, в воскресенье, служить литургию: у него был ставленник, и ему хотелось, посвятивши, отпустить его домой. Но утром 3 числа ему стало худо, и он и в воскресенье литургию служить не мог, а вечером того дня ему сделалось и очень худо. В это время в домовой церкви служили акафист пред Иверской иконой Божией Матери, которую в Томске нарочито для того каждое воскресенье приносят из часовни; народу в церкви было весьма много, как и всегда бывает, между прочим и потому, что почти всегда читают акафист сами архиереи, а поют архиерейские певчие. В тот вечер читал акафист за болезнию преосвященного эконом архиерейского дома. Вдруг его потребовали к больному; он, передав книгу другому, поспешил в архиерейский дом, тут послали за доктором и ректором семинарии. Началось общее смятение, акафист кончен со слезами. После акафиста духовенство, бывшее при служении, и народ (а его в церкви не только не уменьшилось, а, напротив, умножилось, потому что при вести в городе об усилении болезни владыки начали собираться и не бывшие при акафисте) собрались в кружки и дожидались известий о дорогом здоровье своего уважаемого и любимого архипастыря, но известия приносились все печальные: «Ему, – говорили, все хуже и хуже». Уже поздно вечером разошлись все с поникнутыми головами. Однако ж после употребления разных медицинских средств и мер больному стало несколько легче, по крайней мере дыхание у него сделалось свободнее. Бывшие при больном лица духовные, преклоняя колена, поодиночке просили его благословения, и он, подумав, благословлял каждого и затем заснул. Жители Томска обрадовались было при вести об этом, но их радость была очень непродолжительна: преосвященному на следующее же утро (4 числа) опять стало хуже, что и продолжалось до 6 октября. 6 числа преосвященный приобщился св. тайн, для чего, впрочем, еще сам собою вышел в алтарь, даже был в состоянии сделать земной поклон. После приобщения больному снова стало легче, слышавшие об этом горячо благодарили Господа Бога. Владыка принимал потом посетителей, например, генерал-губернатора, с которым довольно долго и беседовал; принимал и должностных лиц, и просителей, если только они являлись с более или менее важными делами и просьбами. В эти дни преосвященный, как выше замечено, закончил много деловых бумаг и своеручно составил наградный список духовных лиц для представления Св. Синоду и подписал его. Быть может, здоровье владыки и поправилось бы или по крайней мере жизнь его и еще на несколько времени продлилась бы, но, к несчастию, в то время он узнал об одном весьма неприятном для него, оскорбительном для его архиерейской власти деле; навел справки – дело оказалось существующим. Преосвященный возмутился крайне, и его здоровье тотчас же окончательно расстроилось. Около полудня 8 числа послали за членами консистории и некоторыми другими лицами из высшего томского духовенства; духовные, прибывши в архиерейский дом, нашли владыку сидящим и тяжело дышущим; врач, тут находившийся, тихо говорил, что скоро кончается, умирающего положили на постель, и он тихо повернулся на бок. Ректор семинарии архимандрит Моисей стал читать молитву на исход души, прочие, отошедши в сторону, молились: «И так в 3 часа и 20 минут пополудни, – пишут томичи, – не стало нашего дорогого архипастыря. Гул монастырского колокола сообщил печальную весть всему городу. Можно вообразить, что тогда было со всеми нами! Какой ужас, какие слезы!». Тотчас почившего одели во все новое платье, заранее им приготовленное и никогда не ношенное, посадили его в кресло и на кресле снесли с верхнего этажа в зало нижнего; здесь при пении целого архиерейского хора облачили его во все архиерейские одежды, а затем перенесли в домовую церковь. Народу собралось в церковь множество, отслужили торжественную панихиду, причем один из протоиереев прочитал часть духовного завещания – ту, в которой архипастырь завещал, чтобы похоронить его на монастырском кладбище, чтобы отпеть его без архиерея одному местному духовенству и при отпевании не говорить ни проповеди, ни речей. С сих пор и до погребения постоянно, при возглашении от диаконов, читалось евангелие городскими протоиереями и священниками, и каждодневно служились соборные панихиды, причем всегда присутствовало и высшее начальство, которое особенно уважало и любило покойного владыку. Тотчас по смерти посланы были телеграммы в Св. Синод, родному брату покойного (отставному учителю одной из московских гимназий) и некоторым другим лицам.
Наступило и 12 октября – день погребения преосвященного Платона. Литургию совершили 14 человек, в числе которых было два архимандрита, несколько протоиереев, прочие священники, а в отпевании участвовало и все томское духовенство. Во время отпевания диаконы, стоя отдельно, позади архимандритов, на облачальном амвоне, пели: _волною_морскою_, а ученики семинарии и Томского духовного училища вместе с диаконами отвечали на все 19 икосов возвышенным и особенного напева тоном: _аллилуиа_ и _со_святыми_упокой._ Семинаристы стояли по сторонам храма на террасах, а певчие – на хорах. Народу было чрезвычайно много, так что далеко не все могли поместиться в храме и весьма многие стояли на обширной монастырской ограде (площади). К счастию, день был прекрасный, тихий, довольно теплый, солнце ярко светило, двери церкви были отворены, окна открыты, посему пение литургийное и погребальное было слышно всем, и вне церкви находившимся. По окончании отпевания фоб с останками преосвященного вынесли из церкви протоиереи и священники, обнесли его кругом церкви и спустили в могилу, поя: «Вечная память, вечная память, вечная память!». Плачу, слез было много. Проповеди и речей, при всем желании разных лиц почтить ими усопшего, не было согласно завещанию покойного. Согласно же завещанию, как сейчас сказано, и погребен приснопамятный для томской паствы архипастырь не во храме, как обыкновенно погребают преосвященных, а на монастырском кладбище, по северную сторону алтаря домовой архиерейской церкви. Из сказанного также видно и то, что при отпевании преосвященного Платона не было никакого архиерея[880 - Вполне уверены, что енисейский преосвященный (Антоний) охотно бы поспешил к отпеванию преосвящ. Платона: во-первых, от Красноярска до Томска и не очень далекс} (550 верст), а во-вторых, предместник настоящего енисейского преосвященного (Никодим) приезжал же в 1866 году в Томск для погребения преосвящ. Виталия; а втретьих и главное – настоящий енисейский архипастырь служил в Екатеринославе ректором семинарии, когда епископом там был преосвящ. Платон, и пользовался расположением сего последнего.], а и это также последовало согласно завещанию.
10февраля 1877 г.
Омск.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ МАНСВЕТОВ НА СЛУЖКЕ В ТОБОЛЬСКЕ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Григорий Иванович Мансветов на службе в Тобольске (к биографии обер-священника Мансветова) // Странник. 1863. Т. 4. Ноябрь. С. 52–64.] (К БИОГРАФИИ ОБЕР-СВЯЩЕННИКА МАНСВЕТОВА)
Профессор С.-Петербургской духовной академии Ловягин в краткой биографии обер-священника армии и флотов Григория Ивановича Мансветова называет его одним из «трудолюбивейших и полезнейших духовных особ, действовавших во благо Церкви и отечеству в первой четверти нынеш-' няго столетия» и сожалеет, что обстоятельства жизни его гораздо меньше известны, нежели его сочинения, а редакция «Странника» обещается «подробнейшие сведения как о частной, так и об общественной жизни его принимать с благодарностию, кем бы они ни были доставлены»[882 - Стран. 1863 г. № 6, отд. 1, стр. 127.]. Вызванный этим, я с охотой сообщаю, что знаю об обер-священнике Григории Ивановиче Мансветове.
1) Григорий Иванович действительно, как говорит г. Ловягин, был сибиряк, уроженец Тобольска. Только родовая его фамилия была не Мансветов, а _Мисюрев:_ переменена же была она у него уже начальством Тобольской семинарии, частию по ее неблагозвучию, а более из желания обозначить фамилией отличавшее его от всех других учеников семинарии качество, кротость (mansuetus – кроткий, тихий нравом). Такие и подобные перемены фамилий в сибирских семинариях до начала пятидесятых годов настоящего столетия вовсе не составляли редкости. Сибирское духовенство, не как европейско-русское[883 - Духовенство в России действительно почти до самого последнего времени не имело родовых фамилий, и священники, диаконы и причетники, когда нужно было под чем-нибудь подписываться, весьма нередко подписывали только свои имена и отчества. От этого, когда нужно было представлять им сыновей своих в училища, они записывали их и по собственному желанию, и по воле и советам ректоров и смотрителейпод разными фамилиями: одного, например, Троицким, Рождественским, Воскресенским, Никольским, Знаменским (по престольным праздникам церквей, при которых они служили), другого Ростовским, Селецким, Кохомским, Сытиным, Якимовским (по селам, в которых они жили), третьего – Розовым, Розиным, Виноградовым, Лавровым, Соколовым, Соловьевым и проч. и четвертого каким-нибудь Сперанским, Кандидовым, Кинорским, Алявдиным, Фелицыпым и проч., и проч.], всегда имело свои наследственные, родовые фамилии; только эти фамилии, надо признаться, нередко были тривиальные, неблагозвучные, вроде уличных прозвищ, например, Зудилов, Дергачев, Хнюнин, Тетюев, Разсохин, Дерябин[884 - По всей вероятности, с такими и подобными фамилиями многие в сибирском духовенстве оттого, что оно вышло чуть ли не наполовину в XVII и XVIII столетиях из среды грамотных крестьян. Часть сибирского духовенства происходит и от новокрещенных сибирских инородцев (Кыштымовы, Бекреевы, Бурдуковы и проч.).] и пр. Преосвященным тобольским и иркутским, равно как ректорам сибирских семинарий с их префектами и инспекторами, привыкшим слышать фамилии Троицких, Рождественских, Воскресенских, Виноградовых, Розовых, Розиных, Сперанских, Кандидовых и подобные, сибирские фамилии не нравились, и они эти не нравившиеся им фамилии переменяли на более деликатные и благозвучные, обращая внимание, при перемене, либо на душевные качества учеников, либо на их наружный вид, либо на какие-нибудь случайные обстоятельства[885 - См. Духовн. Беседа 1863 года, № I, стр. 27.]. От этого в сибирском (Западной Сибири) духовенстве и явились из Дерябиных Цветковы, из Хнюниных Боголюбские, из Зудиловых Зефировы, из Тыжковых, Милославовы, из Дергачевых Арамильские, из Серебренниковых Аргентовские, из Поповых Бенкогены[886 - Аргентовские – те же Серебренниковы, но только по-латыни, и Бенкогены те же Поповы, но только по-еврейски. Эти две фамилии были переменены не по неблагозвучию их, а единственно потому, что в одном курсе случилось много софамильцев, так надобно было как-нибудь оразнообразить их прозвища, чтобы отличать одного ученика от другого.], точно так и из Мисюрева вышел Мансветов.
2) Обстоятельства отправления Григория Ивановича для дальнейшего образования из Тобольской семинарии в высшую С.-Петербургскую семинарию, переименованную при Императоре Павле I в духовную академию, были следующие: Тобольская семинария до 1743 года существовала под именем школы и это название удерживала со времен просветителя сибирских инородцев, митрополита Филофея Лещинского – именно с 1702 или 1703 гг. Учителя в ней были первоначально все малороссияне: или из Киевской академии, или из Черниговской семинарии; затем учили хотя и туземцы, сибиряки, но не имели высшего образования, а получали образование только семинарское. Между тем епархиальному и семинарскому начальству хотелось, чтобы наставники у него выходили, если и из своих же воспитанников, то с высшим образованием, дабы чрез это уровень науки в духовенстве и целой епархии Тобольской по возможности был поднят. Да и само правительство указом 1788 года повелевало епархиальным архиереям лучших студентов и учеников своих семинарий для приготовления к учительскому званию отправлять в Петербург, в тамошнюю высшую Невскую семинарию. По силе этого указа в том же 1788 году из Тобольска в Петербург на первый раз были отправлены ученики философии (по-нынешнему – среднего отделения) Лев Васильевич Землянинын и Петр Андреевич Словнов. Они везли с собою письмо тогдашнего тобольского преосвященного Варлаама Петрова к родному брату его, С.-Петербургскому митрополиту Гавриилу, и с этим письмом сибирские питомцы поручаемы были особенному вниманию его высокопреосвященства. Когда Земляницын и Словцов возвратились в Тобольск и заняли по предназначению учительские места в семинарии: первый богословия с званием префекта, а второй – философии, высшего красноречия и математики, – тогда на место их в начале 1793 года был отправлен Григорий Мисюрев, или тогда уже Мансветов. Он недолго учился в семинарии (менее четырех лет), но отлично успевал и весьма хорошо вел себя, а от роду было ему в то время не полных 18 лет. В высшей С.-Петербургской семинарии, а по переименовании в академии, ему надлежало слушать уроки шесть лет – с марта 1793 и по конец 1798 года.
3) Возвращение Григория Ивановича Мансветова в конце 1798 года в Тобольск было самое благовременное: помянутый выше сначала соученик, потом некоторое время сослуживец, а главное, до конца жизни друг знаменитого Сперанского Петр Андреевич Словцов, человек весьма даровитый, честной, строгой жизни, но резкий на словах, в конце 1793 или в начале 1794 года в какой-то царский день произнес в Тобольском кафедральном соборе такую проповедь[887 - Из одного дела 1800 года, находящегося в архиве Тобольской семинарии, видно, что ученые духовные лица, между прочим учителя семинарии, до 1794 года пользовались в Тобольске как бы привилегией говорить свои проповеди без цензуры. Но с этого времени вследствие события с Словцовым преосвященный Варлаам строго предписан «Без аппробации ректора или префекта семинарии отнюдь никому не говорить проповедей». Мало этого, все проповедники по произнесении своих проповедей должны были представлять их для хранения в семинарскую библиотеку. Но тут вышла другая беда: некоторые учителя, как, например, учитель семинарии и соборный священник, впоследствии курганский протоиерей, Наркисс Никитин, по самолюбию, не хотел представлять своих проповедей ректору, прежде бывшему своему соученику и сослуживцу, а теперь уже ректору Тобольской семинарии, архимандриту, впоследствии архиепископу Иркутскому, Михаилу Бурдукову и за то подвергся ответственности – был записан в черную семинарскую книгу.], что она по окончании литургии (впрочем, уже в квартире) была у него отобрана полицией и отослана в Петербург, а за ней чрез несколько времени туда же отправлен был и сам автор, чтобы потом окончить свое поприще в Валаамском монастыре. Правда, при предстательстве преосвященного Варлаама за неосторожного молодого учителя пред митрополитом Гавриилом, а чрез митрополита Гавриила пред высшим гражданским и духовным начальством, Словцов оправдался, найден, как ученый, в Тобольске непонятым, по крайней мере признан гораздо менее виновным, чем как судили о нем в Сибири, и прощен; мало этого, после того он был даже определен учителем красноречия в С.-Петербургскую духовную академию. Но Тобольской семинарии от этого не было пользы: без Словцова в ней две кафедры, именно высшего красноречия[888 - В этом классе переводили с филологическим и риторическим разбором латинские речи лучших авторов; с таковым же разбором читали русские проповеди и другие сочинения и, кроме того, задавали учившимся собственные сочинения для подражания образцам. Учились высшему красноречию студенты богословия и философии.] и математики, в продолжение пяти лет оставались закрытыми. Эти-то предметы[889 - Преподавание математики в Тобольской семинарии при Мансветове ограничивалось почти одной арифметикой.] и, кроме их, еще вновь введенный в Тобольскую семинарию немецкий язык в январе 1799 года и поручили молодому, только что прибывшему из Петербурга учителю Мансветову. Впрочем, немецкому языку Григорий Иванович учил недолго. Престарелый и не получивший школьного образования преосвященный Варлаам по наветам недобрых людей вскоре начал смотреть на этот учебный предмет не только как на излишний, но и как на вредный для семинаристов, потому, гласила данная им резолюция, что немецкие писатели все вольнодумцы и развратители и что в семинарской библиотеке находится только одна немецкая книга, да и та о женских болезнях (между тем как их там было более 50 и в том числе несколько очень хороших, по крайней мере была немецкая Библия[890 - Архив правления Тобольской семинарии.]).
4) Григорий Иванович Мансветов вступил в брак с простою, но доброю мещанской девушкою по фамилии Седовой, потом 9 октября 1799 года был рукоположен в диакона градской тобольской Михайло-Архангельской церкви и на диаконской степени пробыл три с половиною года. Это при крайнем в ту пору недостатке в образованных людях духовного звания в Тобольской епархии (да и почти во всякой другой) может показаться странным. Но такая странность легко объясняется правилами жизни и деятельности тогдашнего преосвященного тобольского Варлаама: этот кроткий и благочестивый семидесятилетний старец был искренний любитель и строгий блюститель церковного благочиния, уставов церковных и свято-отеческих правил; он, например, любил и от всех в своей епархии требовал, чтобы чтение в церквах производилось громко, внятно и неспешно, чтобы пели при богослужении не торопясь, искусно, правильно, чтобы служба совершалась непременно по уставу, без всяких сокращений и опущений; и потому давал места не только священнические и диаконские, но и причетнические не иначе, как под непременным условием, чтобы искатели их умели между прочим хорошо читать и правильно петь и знали церковный устав[891 - Для этого во всю бытность преосвященного Варлаама в Тобольске (кроме того, что в семинарии и низших духовных училищах, бывших тогда почти во всех монастырях, а также в уездных городах, по крайней мере некоторых, при заказных правлениях, было обращено строгое внимание на пение, чтение по церковной печати и на церковный устав) при архиерейском доме постоянно существовала русская школа, состоявшая из двух отделений с двумя учителями-диаконами: в одном приготовлялись ставленники к причетническим должностям, т.е. учились петь, читать и отправлять богослужение по уставу, а в другом – к диаконской и священнической. Все бывшие в этой школе и самые ее учители состояли под главным смотрителем эконома архиерейского дома (игумена Абалацкого монастыря Маргарита), жили тут месяца по два, по три, по полугоду, по году и более и содержались, смотря по состоянию, кто на свой счет, кто на счет архиерейского дома или даже на счет самого игумена Маргарита.], и, кроме того, он терпеть не мог производить во священники людей молодых, не достигших еще тридцатилетнего возраста, хотя бы ищущие степени священства были и доброй нравственности, и с хорошими познаниями, например, кончившие курс семинарского, даже академического учения. Отступление от этого правила у него, во все 34 года управления тобольскою паствою, бывало чрезвычайно редко, едва ли не один раз, едва ли не по отношению к одному только академисту и префекту семинарии, вышеупомянутому Льву Земляницыну, который вскоре по возвращении из академии был рукоположен (1792 г.) не только во иерея, но даже в протоиерея, притом кафедрального. Таким образом, и академисту, учителю семинарии Мансветову при Варлааме довелось поступить только в диаконы и служить диаконом, как уже замечено, целых с три с половиною года.
5) Набожный, кроткий, но уже престарелый архиепископ Тобольский Варлаам Петров скончался 27 декабря 1802 года, а на место его 23 марта 1803 года прибыл в Тобольск из Вологды архиепископ же Антоний III Знаменский. Чрез девять дней по его прибытии (2 апреля), как показано у г. профессора Ловягина, Гр. Ив. Мансветов был рукоположен во священники к Тобольскому кафедральному собору[892 - А не к Тобольской Софийской церкви, как сказано в напечатанной биографии Мансветова.], потом, чрез пять с половиною месяцев после того, определен членом тобольского семинарского правления и присутствующим Тобольской духовной консистории, а чрез девять (1 января 1804 года) сделан и епархиальным цензором проповедей. Преосвященному Антонию весьма нетрудно было заметить и оценить способности и достоинства учителя своей семинарии, равно как своего диакона и потом священника, чтобы возводить его по степеням епархиальной службы: во-первых, этот преосвященный был один из образованнейших наших архипастырей того времени; во-вторых, Мансветова знал он с отличной стороны и прежде своего прибытия в Тобольск, потому что во всю бытность Григория Ивановича в академии преосвященный Антоний служил в ней сначала префектом, потом ректором и профессором.
6) Но как на свете все суета, все непостоянно, то и благоволение архиерейское к Григорию Ивановичу скоро изменилось и даже перешло в явное нерасположение. Не больше, как чрез год по посвящении Мансветова во священника и по возвышении его на епархиальной службе, преосвященный Антоний приказал ему уезжать из его епархии, перепроситься в какую-нибудь другую, и он перепросился в полковые священники, именно в Ширванский полк, в ведомство обер-священника армии и флотов. Что была за причина такого крутого поворота обстоятельств, такого быстрого перехода архиерейского благоволения в неблаговоление? Преосвященный Антоний Знаменский при многосторонней учености, при самой строгой жизни, совершенной нестяжательности, редкой заботливости об усовершенствовании подчиненных ему (преемственно в разных епархиях) семинарий, о преподавании в них наук и воспитании духовных юношей (иных даже на собственный его счет) и попечительности об устроении сирот[893 - Все это известно более из документов, хранящихся в архивах консисторском и семинарском, отчасти и в Тобольске, где преосвященный Антоний служил с небольшим три года, но гораздо более доказательств на то в Ярославле, где его служение продолжалось 14 лет (в 1806–20 годах) и где еще многие из старцев духовного звания помнят его. по крайней мере слыхали о нем от своих отцов. Пишущему известно о качествах преосвященного Антония из рассказов о нем, слышанных частию от родных и других духовных лиц еще на родине, в Ярославле, а более в Тобольске из рассказов преосвященного Афанасия Протопопова (умер в 1842 г.), который сам был родом из Ярославской епархии, служил при Антонии учителем семинарии (до конца 1808 года, т.е. до отъезда в спб. академию) и пользовался его благоволением.], был пастырь болезненный (страдал от солитера) и подверженный чему-то вроде ипохондрии, отчего был сильно бранчлив, взыскателен, переменчив в своем расположении к окружающим его. Вообще, всем служившим во время его управления той или другой епархией вдалеке от него, не на глазах, был он отец и благодетель, а кому приходилось служить близ него, например, в консисториях, семинариях и при кафедральных соборах, для тех бывал крайне тяжел. Итак, что терпели от этого другие, то, к сожалению, довелось потерпеть и описываемому здесь лицу. Но была и другая, особенная причина неблаговоления преосвященного Антония к Мансветову. В 1804 году преосвященный Антоний по старому обычаю назначил семинарский диспут[894 - Почти все доселе изложенные сведения заимствованы мною для других целей еще в 1841 году из архива Тобольской семинарии, но начинающийся рассказ о семинарском диспуте и неприятных от него последствиях для Мансветова почти буквально взят из письма ко мне такого человека, который был личным свидетелем этого события и которому теперь уже 80 лет.] и притом в архиерейском доме; на диспуте присутствовали, кроме преосвященного, преподавателей семинарии и семинаристов старших классов, градские священники, лучшие чиновники и почетнейшие из граждан. Предмет диспута был промысл Божий: _дефенсором_ (защитником) избран ректор семинарии архимандрит Михаил Бурдуков[895 - О нем уже упомянуто в одном из предыдущих примечаний.], а _оппонентом,_ или _оппугнатором_ (официальным противником, опровергателем), его выставлен Григорий Иванович Мансветов. Мансветов, более учившийся[896 - Ректор Михаил получил только семинарское (в Тобольске) образование.], обладавший лучшим даром слова и знанием диалектики, чем ректор, совершенно сбил сего последнего с толку. За ректора вступился было сам преосвященный. Но Григорий Иванович и с ним до того спорил, что наконец получил приказание замолчать... Мансветов опровергал защитников существования промысла Божия, спорил с ними, шумел единственно потому, что ему назначена была роль оппонента; он следовал обычаю всех средневековых диспутантов – биться до последних сил, хотя бы то в неправде и во лжи, или, пожалуй, допустим и это, по молодости своих лет, даже, быть может, из желания выказать себя пред публикою, но преосвященный Антоний посмотрел на это иначе: он стал думать, что Мансветов и в самом деле вольнодумец[897 - От плод их (людей) познаете их... Не может древо... зло плоды добры творити (Магф. 7, 16. 18). А плоды Мансветова: 1) жизнь и служба его, впоследствии постоянно награждаемые и 2) его нравственно-религиозного содержания сочинения: автор, напр., «Училища благочестия» мог ли быть вольнодумцем, безбожником?]. На беду Григорий Иванович имел завистников между сослуживцами, которые никак не могли простить ему того, что он, человек еще молодой и так мало служивший в сравнении с ними, так высоко уже стоял на степени епархиальной службы. Эти завистники сочинили, будто бы Григорий Иванович по целому городу хвалился своей победой над ректором и архиереем и будто бы многим говорит вроде, например, того, что преосвященный мал ростом[898 - Преосвященный Антоний действительно был очень мал ростом.], мал и умом, и клевету свою умели передать часто бывавшим у преосвященного Антония по делам и для беседы лекарю Амб. и архитектору Д., а те не преминули сообщить и тому, кого она касалась. Подозреваемый в вольномыслии и оклеветанный, он был позван к владыке и получил приказание без объяснения причины проситься в другую какую-нибудь епархию. Тщетно просил он объяснить по крайней мере причину такой немилости, напрасно, даже со слезами, умолял он некоторых из лиц, более близких к преосвященному, о ходатайстве за него, об отмене отданного ему приказания: преосвященный остался неумолим. После того Григорий Иванович просил оренбургского преосвященного о принятии его в свою епархию – этот отказал, просил пермского – и этот отказал. Наконец он обратился с просьбою к обер-священнику армии и флотов Озерепковскому[899 - Павел Яковлевич Озеренковский был обер-священником армии и флотов по смерть свою – по май 1807 года.], и тот в январе 1805 года принял его в свое (армейское) ведомство и определил, как уже выше замечено, священником в Ширванский мушкетерский полк.
7) Григорий Иванович Мансветов, оставляя в начале 1805 года службу по Тобольской семинарии и Тобольскому кафедральному собору, думал, однако ж, быть может, жить и умереть все-таки на своей родине – в Сибири, в Тобольской губернии, потому что Ширванский полк, подобно некоторым другим пехотным и кавалерийским регулярным полкам, с давних пор безвыходно оставался в Западной Сибири около города Омска, на Иртышской линии, для охранения ее от набегов степных хищников – киргизов. Но вышло не так: по военным обстоятельствам России, да и всей Европы в начале настоящего столетия, в 1807 году все регулярные полки, а в числе их и Ширванский, из Западной Сибири выступили в Россию и с тех пор более уже не возвращались туда. Само собою разумеется, что вместе с полком оставил Сибирь и полковой его священник и более уже никогда не видел ее. И это сделалось к лучшему, это было устроено Господом Богом как для блага самого Григория Ивановича, так и для успешного совершения тех трудов на поприще религиозно-воспитательной литературы, которым впоследствии он посвятил свою деятельность. Не погони его преосвященный Антоний или не выступи Ширванский полк в Европейскую Россию, этот прекрасный цветок сибирского духовенства остался бы никем не замеченным, завял бы, исчах бы без пользы для себя и для других[900 - А этого было бы крайне жаль, тем жальче, что из сибирского духовенства вышло весьма мало хоть сколько-нибудь замечательных людей: на гражданском и вместе ученом поприще из сибиряков-семинаристов известен один только историк Сибири Петр Андреевич Словцов, а на гражданской службе отчасти, и то лишь отчасти, известны Голляховской (переименованный из Петухова) и Дерябин; даже архиерейский сан из природных сибиряков имели и имеют только шесть человек, трое уже умерших: Иоанникий Павлуцкий, епископ Воронежский (умер в 1763 г.), Михаил Бурдуков, архиепископ Иркутский (умер в 1830 г.) и Иона Капустин, викарий Екатеринбургский (умер в 1861 г.), и трое живых: Иннокентий Вениаминов архиепископ Камчатский, Герасим, нынешний викарий Новгородский, и Павел Попов, викарий Иркутский. Конечно, это печальное явление происходило и происходит частию от отдаленности и, от безвестности для высшего правительства, в какой живут сибиряки, а еще более оттого, что сибиряки-семинаристы почти до последнего времени не любили долго учиться – редкие из них оканчивали курс учения, и что из сибирских семинарий чрезвычайно помалу учеников вызывали (почти только по одному из куфса) для продолжения учения в духовных академиях.]. В самом деле, останься Мансветов в Сибири, много-много было бы, если б сделали его уездным, и только при самых благоприятных обстоятельствах, кафедральным протоиереем, а чтобы явились в свет его сочинения, например, вроде «Училища благочестия», «Поучения, как стоять в церкви», «Подарка детям на св. Пасху» и пр., об этом нельзя и подумать. Да если б Мансветов, оставаясь в Сибири и на епархиальной службе, что-нибудь и написал, то ни в каком случае не имел бы средств отпечатать, издать свои сочинения в свет: тобольский кафедральный протоиерей (положим, что Мансветов, как самый способный и достойный из тобольского духовенства, в 1821 или 1826 году, когда место кафедрального протоиерея оказалось вакантным, и был бы сделан кафедральным протоиереем) с тридцатых годов настоящего столетия и почти до самого настоящего времени получал 600 рублей ассигнациями жалованья да рублей около 200 или 300 ассигнациями доходу, а до тридцатых годов – и того менее. Скажем еще, что тобольские соборяне не имеют притом казенного помещения, отопления и освещения. Правда, Мансветов, сверх жалованья и доходов по собору, получал бы жалованье еще как учитель семинарии. Но велико ли было это жалованье? С 1799 по 1805 гг. Мансветов получал сперва за преподавание трех предметов: высшего красноречия, математики и немецкого языка – 160 рублей ассигнациями, а потом за преподавание только двух (предметов), т.е. высшего красноречия и математики, – 120 рублей ассигнациями; с 1809 года, когда Тобольская семинария стала содержаться и по 1818 год содержалась, вместо прежних двух или четырех восемью тысячами рублей, он получал бы по 200 или по 250 рублей ассигнациями; а с конца 1818 года, когда последовало преобразование семинарии, его жалованье увеличилось бы до 725 рублей ассигнациями. Но то еще вопрос: условия преобразования позволили бы Мансветову оставаться при семинарии? В пору преобразования семинарии наставники, получившие воспитание только семинарское или и академическое, но по старому их устройству (т.е. до 1809 года), и везде редко были оставляемы, а в Тобольской семинарии оставлен был только один – преподаватель математики, священник, после ключарь соборный П.М. Карпинский, тогда как даже префект и вместе учитель богословия (а иногда философии), кафедральный протоиерей Лев Землянипын должен был уступить свои должности прибывшему из Московской академии магистру первого ее курса по новому образованию, а сам низойти на должность смотрителя тобольских духовных училищ. Подобное весьма могло бы случиться и с Григорием Ивановичем; вероятно, и ему в таком случае, при одном соборном содержании, привелось бы думать только о насущном хлебе, а уже никак не о сочинениях и об издании их. Но велика милость Господня, что Господь, хотя сначала и тернистым путем, но все же вывел его из Сибири, поставил на другую, лучшую, более видную дорогу и тем дал ему возможность быть полезным (особенно посредством своих сочинений) для большего числа ближних, чем какому (числу) он мог бы оказать пользу, если б остался навсегда в Тобольске.
8) Заключу сведения об обер-священнике Мансветове замечанием, что по отъезде его в Европейскую Россию в Тобольской епархии остались родной его брат, священник Петр Иванович Мисюрев[901 - Мисюревых, хотя не все потомков брата Мансветова, в сибирском духовенстве немало и до сих пор.] (умерший около 1840 года в селе Ялуторовского округа, в бытность уже за штатом), и две сестры, что все они находились в небогатом состоянии и что добрый брат до самой своей смерти от времени до времени присылал им из Петербурга деньги.
7 октября 1863 г.
Омск.
ПРОТОИЕРЕЙ СТЕФАН ЯКОВЛЕВИЧ ЗНАМЕНСКИЙ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Протоиерей Стефан Яковлевич Знаменский. СПб., 1877. 16 с.] (БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК)
Второго апреля сего 1877 года в Омске скончался замечательный по своей честной, долголетней и вместе чрезвычайно труженической жизни в отдаленной Сибири, незабвенный протоиерей Стефан Яковлевич _Знаменский._ Жизнь, полная полезных трудов на пользу общества, всегда назидательна, а потому мы сообщим биографические сведения о названном протоиерее, какие нам удалось собрать или какие самим лично были известны.
Протоиерей С.Я. Знаменский был природный сибиряк и родился в самом начале августа 1806 года в Барнаульском округе от священника Иакова Знаменского. Образование он получил в Тобольской семинарии, тогда единственном духовно-учебном заведении в Западной Сибири. По окончании курса учения в июле 1824 года в числе первых студентов[903 - Курс, к которому принадлежал о. Знаменский, был довольно замечательный: из него человек пять поступили в гражданскую службу, а 24 человека вступили в духовные звания. Из этих последних шестеро были уездными протоиереями и первоприсутствующими духовных правлений (доколе оне были) и отличались нравственностью безукоризненною, способностями, познаниями и честностью. Был еще из этого курса один архимандрит, и, кроме того, до сих пор служит еще один благочинный, весьма близкий во всех отношениях к своим 6 товарищам-протоиереям. Ничего подобного ни прежде, ни после никогда не было ни с одним курсом тобольских семинаристов-богословов. Помянутые 6 уездных протоиереев в настоящее время уже все сошли со служебного поприща: двое, в том числе и о. Знаменский, умерли и четверо по старости и дряхлости находятся уже за штатом, на покое и, к сожалению, в крайней скудости.] и по вступлении в брак с дочерью за три года пред тем умершего кафедрального протоиерея Земляницына он, несмотря на свою крайнюю молодость (только 18 лет), 15 сентября того же года архиепископом Тобольским Амвросием II рукоположен к Барнаульскому собору во священника. На службе он состоял 52 года и 6 с половиною месяцев – первые 15 лет с 3 месяцами в городах Барнауле, Кургане и Тобольске в сане священника, а последние 37 лет и с тремя же месяцами – в Ялуторовске и Омске в сане протоиерея.
Где ни находился, где ни служил отец Стефан Яковлевич, везде на него возлагались, кроме прямых свяшеннослужительских обязанностей, какие-нибудь посторонние и нередко весьма нелегкие обязанности. Так, в четырех городах он был благочинным то градских, то сельских церквей; в двух городах он состоял первоприсутствующим сих правлений и в одном, именно епархиальном городе, служил членом консистории и экономом семинарии; наконец, в трех городах он преподавал в светских учебных заведениях (между прочим, и в тобольской гимназии) закон Божий. И все должности, как экстраординарные, так и свои ординарные, т.е. священнические, он проходил не только с усердием, но с особенным успехом, с большою пользою для мест, в которых служил, и для лиц, ради которых служил. Наступала, например, неделя его служения (во храме), он служил неупустительно и служил всегда неспешно, по чину, положенному св. церковию, и с особенным благоговением, так что при нем и низшие чины клира – и надобно сказать, без малейшей с его стороны строгости – в алтаре хотя бы то и до начала или по окончании службы, всегда говорили между собою скромно, ходили тихо и пр.; случалась какая-нибудь треба в приходе, он послушно шел или ехал в хорошую или дурную погоду, к богатым и бедным, к городским и деревенским прихожанам, к последним иногда на 70 верст в один конец[904 - Это последнее, впрочем, более относится к служению отца Стефана в Ялуторовске и в особенности в Кургане. «Бывало, – рассказывал иногда покойный, – как проедешь до деревни верст 70, да в тряской тележенке и еще по дороге худой, кочковатой, то, выйдя из экипажа, и зашатаешься из стороны в сторону, идешь и придерживаешься крыльца или стен избы, а прихожане-то на первых порах и думали, что я приезжал к ним выпивши порядком». (Между тем о. Стефан ни в молодости, ни в старости, словом, никогда не пил не только водки, но и вина). Думавшие об нем такое, после сами признавались ему в этом и извинялись пред ним.]; в консистории в его отделении дел неоконченных к новому году или вовсе не оставалось, или оставалось весьма мало; бывши членом, и особенно первоприсутствующим, того или другого духовного правления, он занимался делами почти всегда один и с таким успехом, что прочие члены правления почти только считались его сотрудниками, и с таким знанием дела, что высшей инстанции доводилось почти всегда только подтверждать его мнения и решения; благочиннические дела иногда ни обработкою, ни представлением их в высшую инстанцию не замедлялись из-за него[905 - Не забудем, что в то время обязанности членов консисторий, присутствующих духовных правлений и благочинных исправлялись без всяких вознаграждений от казны, церквей и пр.]; успехи воспитанников гимназии или уездных училищ, в которых он состоял законоучителем, по закону Божию почти всегда бывали выше успехов по другим предметам. Но и кроме всех исчисленных должностей, какие нес на себе разновременно о. Стефан[906 - О таких должностях, как член тюремного комитета, член благотворительного общества, училищного правления со стороны духовенства и пр., или как председатель каких-либо временных комиссий, например, по ревизии приходо-расходных книг духовного училища, по продаже училищного дома, по улучшении быта духовенства и пр., я уже и не упоминаю.], ему иногда делались еще и другие особенные, экстренные поручения от начальства, или иногда он и сам на себя принимал особенные труды, и как те, так и другие он исполнял с особенным успехом. Например, ему в 1838 году преосвященным Афанасием поручено было съездить к раскольникам Курганского уезда деревни Щучьей, которые, решившись в числе 70 или 80 человек принять единоверие, просили себе у св. Синода священника; о. Стефан съездил туда и склонил к единоверию вместо 70 или 80 человек более 1000, да к чистому православию привлек более 200 душ. Или: в Ялуторовске о. Стефан Знаменский вздумал открыть при соборе бесплатную взаимного обучения (ланкастерскую) церковную школу – сначала только мужскую, а потом и женскую; по его приглашению ялуторовский купец Медведев пожертвовал для школы дом, другие лица выписали для нее таблицы и кой-какие руководства; чего в тех или других недоставало, о. Стефан составлял сам, даже подчас составленное сам и переписывал; затем кое с кем из живших в городе и хорошо знавших методу взаимного обучения посоветовался, поучился у них и, наконец, повел дело обучения с таким успехом, что в его школы, особенно в мужскую, вели и везли детей всех сословий не только из Ялуторовска, но и из сел и деревень; иные родители, чтобы только поместить своих детей в его школу, брали их из казенных училищ, отчего одно из сих последних (приходское) совсем закрылось, а другое (уездное) сильно опустело[907 - В школах о. Стефана дети учились не только чтению и письму, но и закону Божию, русскому языку, арифметике, истории, географии, а дети духовенства, долженствовавшие затем поступать в духовные училища, учились, сверх того, начаткам латинского и греческого языков.]. Если ко всему этому, т.е. к исправности о. Стефана на всех должностях, присовокупить еще его совершенную нестяжательность (при отправлении, например, обязанностей благочинного, уездного протоиерея и первоприсутствующего духовных правлений), его всегдашнюю трезвость, строжайшую, высоконравственную, образцовую жизнь[908 - Преосвященный тобольский Афанасий о. Стефана при случаях и, разумеется, не при нем называл праведным. Пишущий слыхал это из уст преосвященного сам непосредственно.], глубокое смирение, ласковое обращение со всеми, между прочим, и со своими подчиненными, снисходительность к ним в случае их погрешностей, старание о том, чтобы возникавшие иногда у духовенства между собой и у прихожан с духовенством распри и неудовольствия всегда оканчивались миром, его доступность для всех и скорое и верное разъяснение недоуменных вопросов из церковной практики, и в особенности по делам брачным, усердную помощь ищущим полезного и спасительного духовного чтения, – и тогда будет понятно, почему его везде и все почитали и любили. Тобольские преосвященные назначали его на высокие места, такие, где бы его деятельность была особенно полезна, давали или исходатайствовали ему все награды, какие только можно получить лицу, состоящему в белом духовенстве (набедренник, скуфью, камилавку, наперсный крест, палицу, орден св. Анны сначала третьей, а потом и второй степени и даже с короною, орден св. Владимира четвертой степени), а один из них, архиепископ Афанасий, и, надобно сознаться, архипастырь не щедрый на награды, посвятил его пред отправлением в Ялуторовск в протоиерея, когда ему было от роду только 33 года и тогда как он не имел академического образования[909 - Другой тобольский архипастырь неоднократно приглашал было отца Стефана в кафедральные протоиереи и члены консистории, но он по старости лет и по своему болезненному состоянию отказывался от этой чести.]. В Кургане городские прихожане для совершения треб приглашали к себе преимущественно его, а прихожане сельские помогли ему выстроить в городе хороший дом[910 - Они пожертвовали и привезли ему из существующего еще тогда близ Кургана соснового бора по бревну с дома.] и так щедро награждали его при сборах хлебом, что, по словам покойного, можно было бы нагружать им целые барки и сплавлять по Тоболу для продажи в губернский город. В Кургане же, а после в Ялуторовске и Тобольске, лица знатного происхождения и высокого образования, но «по несчастию» жившие в Сибири, из желания получить в христанском духе настааления и утешение в скорбях, наперерыв искали его знакомства, избирали его себе в духовники и вообще в руководители в духовной жизни, вели с ним переписку даже и по возвращении в Россию, а иные из них оставили о нем добрые воспоминания и в посмертных своих записках. Тобольская гимназия пред назначением о. Стефана в ялуторовского протоиерея ходатайствовала было, хотя и безуспешно. пред епархиальным начальством об оставлении его в Тобольске в тех видах, чтобы иметь его своим законоучителем и на следующее время. Как пенили отца Стефана жители Ялуторовска. мы уже видели из описания открытых им там ланкастерских школ; а о том, как относились к нему жители всех сословий города Омска, это мы увидим несколько ниже.
И этот деятельный, добрейший, умный, благочестивый и всеми любимый и уважаемый пастырь во всю свою жизнь нес на себе кресты, и весьма нелегкие! И прежде всего, будучи от природы слабого сложения, он с самой молодости, можно сказать, никогда не пользовался крепким здоровьем и, несмотря на всегдашнюю трезвость, строжайшую диету и вообще отличную жизнь, нередко подвергался болезням. В семинарии и Барнауле он страдал болезнью груди; в Тобольске, когда он уже состоял там на службе, а затем и в Ялуторовске он несколько раз болел страшно мучительною болезнью, такою притом, которой не постигали и не умели лечить и самые опытные врачи[911 - Лечили его от каменной болезни, а после оказалось, что болезнь была вовсе не та.]; болел он неоднократно и в Омске, и довольно тяжко, а раз (в 18 году) он здесь чуть не на одре смерти лежал. Да и что говорить о болезнях, постигавших о. Стефана? Он, можно сказать, постоянно болел, по крайней мере постоянно был слаб, например, нередко, особенно под старость, случалось с ним так, что в конце совершаемого им богослужения, особенно литургии, у него недоставало голосу, ноги не держали его, руки не действовали, с трудом он возвращался в квартиру и здесь в собственном смысле слова падал на диван или на постель. По счастью, или лучше по милости Божией, с отцом Стефаном почти всегда случалось так, что пройдет час или полчаса, он отдохнет, а после и снова бывал готов на всякую службу, на всякое дело: исправлял требы, занимался правлением или благочинническими делами, говорил с посетителями или с являвшимися к нему по делам церковной жизни и практики, читал книги, журналы и т. д.; даже и от тяжких-то болезней, о которых упомянуто пред сим, он благополучно избавлялся, и с одра-то смерти он возвращался все-таки к обычной неустанной своей деятельности. Этого мало: при своих телесных немощах, при своей болезненности отец Стефан всегда делал, работал едва ли не более почти всякого другого, даже и крепкого здоровьем; он и служил неупустительно в свои седмицы в храме, и исправлял в приходе требы, рассматривал и решал правленские или консисторские дела, вел дела благочиннические, преподавал закон Божий, занимался в ланкастерской школе и в то же время учил своих детей[912 - Среднего сына отец Стефан, бывши уже и не в очень молодых годах, один приготовил по всем предметам к поступлению прямо в семинарию помимо духовного училища, а младшего приготовил к четвертому классу духовного училища.], заведовал соборной (и всегда немалой) библиотекой и, главное, очень много выписывал частью для себя, а более ^;^для соборов (Ялуторовского и Омского) духовные книги и журналы[913 - Их с некоторыми, впрочем немногими, газетами он выписыват до пятнадцати.], которые всегда прочитывал, чему знавшие это дивились, даже не понимали, когда он находил время столько читать и каким образом доставало у него при его телесных немощах на все это сил. От чтения, от усиленных занятий духовной литературой покойный труженик имел очень много разнородных познаний, и в особенности богословских – по изъяснению Священного Писания, догматике, свято-отеческой литературе, каноническому праву, литургике и также по древним языкам и проч.[914 - Было время, когда покойный не без успеха занимался гальванопластикой, гомеопатией и сельским хозяйством (последним, впрочем, более только теоретически).] Рассуждая о несении описываемым отцом протоиереем креста немощей телесных и множества занятий служебных и неслужебных, невольно вспоминаются слова Писания: _сит_Божия_в_немощи_совершается_(2_Кор._12,_9),_ или: _Господь_мертвит,_Господь_и_живит_ (1 Цар. 2, 6).
Второй крест из несенных отцом Стефаном есть следующий: покойный только с первого места служения на второе (из Барнаула в Курган) перешел по собственному желанию, а с прочих мест на другие он переходил единственно по воле тобольских преосвященных. Правда, перемещения эти делались с наилучшими целями: с одной стороны, для возвышения самого перемещаемого по достоинству, а с другой – и это наиболее – для доставления большей пользы тому месту или той должности, на которые его перемещали. Например, из Кургана в Тобольск отец Знаменский перемещен был для того, чтобы он, занимаясь там в консистории делами епархиального управления и находясь постоянно на виду любившего его архипастыря (Афанасия), приготовился быть хорошим уездным протоиереем и первоприсутствующим духовного правления; из Тобольска в Ялуторовск был переведен для ослабления и для остановки сильного распространения раскола в уезде этого города и прекращения в тамошнем духовенстве кой-каких нестроений, а из Ялуторовска в Омск для того, чтобы им заместить достойным образом достойнейшего его предшественника протоиерея Димитрия Семеновича Пономарева и чтобы иметь здесь в нем наилучшего представителя духовенства, знающего и особенно опытного в делах деятеля по духовной части, так как здесь очень много всякого – и военного, и гражданского – начальства, которому часто бывает нужно сноситься и с духовным правлением, и с местным благочинным, прежде чем оно снесется с консисторией или с самим преосвященным. Правда и то, что отец протоиерей при всех этих перемещениях повиновался воле начальства, не вопиял против них, не пререкал. Но эти перемещения всегда бывали тяжелы для него, человека притом многосемейного[915 - Он имел, кроме жены, трех сыновей и столько же дочерей.]. Так, например, при перемещении из Кургана он должен был расстаться с большим, хорошим и любившим его приходом и лишиться только что построенного хорошего дома и, напротив, в Тобольске служить при скудном, бесприходном соборе, жить на частных квартирах или после хотя и в собственном доме, но уже много худшем прежнего. Или: при перемещении из Тобольска в Ялуторовск он принужден был оставить нравившееся ему и небезвыгодное в материальном отношении законоучительство в гимназии и оставить на чужое попечение и содержание уже поступивших тогда в духовное училище детей, а при отъезде из Ялуторовска в Омск он должен был потерять право на получение полной пенсии за службу по учебной части ведомства Министерства народного просвещения единственно потому, что ему не дали дослужить до него только полгода (почему он и получил пенсию за службу по учебной части только 95 рублей). По милости Божией и этот крест о. Стефана иногда облегчался. Сами преосвященные, перемещавшие его из города в город, старались по мере возможности наградами и материально вознаградить его за понесенные им убытки. Так, например, архиепископ Афанасий, вызвавший его из Кургана в Тобольск, дал ему здесь сверх священнического места при кафедральном соборе и должности члена консистории сначала должность эконома при семинарии, а потом вместо нее должность законоучителя в гимназии, которые обе. и особенно последняя, соединены с удовлетворительным содержанием; а когда тот же преосвященный послал его в Ялуторовск, то там он назначил его законоучителем уездного училища. С лишением при отъезде из Ялуторовска дома и жалованья по должности законоучителя уездного училища в Омске отец протоиерей по крайней мере получил казенное помещение с отоплением да от собора жалованье, впрочем, весьма небольшое (80 рублей в год)[916 - Усиленный оклад жалованья по собору (540 р.) отец протоиерей получал только с 1 января прошедшего 1876 года, следовательно, один год и 3 месяца.]. Убытки отца Стефана в некоторой степени вознаграждали и посторонние добрые люди: например, когда он в Ялуторовске очутился без дома и без средств (отказавшись от всяких приношений уездного духовенства) купить дом, одно благотворительное лицо, жившее за несколько тысяч верст от Ялуторовска, даже совсем не знавшее его лично, а только слышавшее о благочестии и вообще о его добрых качествах, пожертвовало там порядочный домик, а другое, и того более благотворительное, лицо из живших в Тобольске приняло на свое содержание оставленных им там в духовно-учебном заведении его детей, даже впоследствии помогло ему некоторых из детей его и пристроить. Рассуждая о невольных перемещениях о. Стефана с одного места на другое и об его житье-бытье и при этих перемещениях, по крайней мере без особенной нужды, опять невольно вспомнишь слова Анны, матери пророка Самуила: _Господь_убожит_и_богатит_(1_Ц._2,_7)_ и царя Давида: _я_быт._молод_и_состарился_и_не_видал_человека,_боящагося_Господа,_оставленным_и_потомков_его_просящими_жеба_ (Пс. 36, 25).
Покойный о. протоиерей нес по временам и другие кресты, но кресты эти были только временные и притом не настолько тяжелые, как два описанных выше; потому мы здесь и не станем описывать их, а лучше поспешим рассказать о последних днях его жизни.
За два с половиной года пред смертью исполнилось 50 лет служения покойного о. протоиерея во священном сане, и Омск с разрешения епархиального начальства светло праздновал тогда его пятидесятилетний юбилей... Накануне 15 сентября (это день рукоположения о. Стефана в 1824 году во священники) во время всенощной Омский собор снаружи был иллюминован множеством плошек, а внутри освещен по-пасхальному; самое всенощное бдение, как и назавтра литургию. юбиляр совершал с одним протоиереем, тремя священниками и двумя дьяконами в пасхальных облачениях. Как на всенощной, так и на литургии, а также и за молебном на ектениях в надлежащих местах поминали и _настоятеля_храма,_всечестнейшего_протоиерея_Стефана_Яковлевича._ Собор и во время всенощной, и особенно во время литургии был переполнен народом и омскою знатью с главой ее, генералгубернатором Западной Сибири Александром Петровичем Хрущовым. После литургии пред молебном от омского духовенства были поднесены юбиляру в сребро-золоченой ризе икона его Ангела, архидиакона и первомученика Стефана, при речи с исчислением (что отчасти сделано и в проповеди, произнесенной за литургией) прекрасных качеств его души и с указанием на полезные его действия для церкви и его прихожан. Растроганный юбиляр, прикладываясь к иконе, очень метко, так сказать, в отражение публично высказанной ему похвалы и совершенно сообразно с всегдашним своим смирением сказал: «Молитвами св. архидиакона и первомученика Стефана и вашими, св. отцы (причем он обратился взором к молебствовавшему духовенству), да спасет меня Господь Бог от сомнительности и тщеславия». По окончании богослужения в квартире духовенство поднесло юбиляру хлеб-соль, а генерал-губернатор заявил, что градское общество постановило поднести ему золотой наперсный крест с украшениями, каковой впоследствии по исходатайствовании у Государя Императора соизволения на то и был действительно поднесен.
После юбилея старец уже мало и редко пользовался хотя бы и каким-нибудь здоровьем, почему он, вопреки своему желанию, не мог, например, участвовать в отпевании двух омских протоиереев, умерших менее чем полгода после того; треб приходских, какие случались вне церкви и особенно в крепости[917 - Соборный приход состоит из крепости, частей, прилежащих к площади, окружающей крепость, и из предместья, называемого Мокрое.], не исправлял, а иногда по месяцу и поболее и совсем не служил (в соборе), предоставляя, или лучше прося, все это делать своего благодушного помощника; только чтение книг и духовных журналов и заботы о соборной библиотеке никогда он не оставлял. Но покойному прискорбно было подолгу не служить и не сподобляться при священнослужении пищи небесной, да он и совестился обременять своего помощника непрерывным служением и частыми требоисправлениями; и в этих обстоятельствах иногда он вот к чему прибегал: чтобы при служении как-нибудь не упасть (ноги худо его держали) и чтобы не опираться на престол, он туго бинтовал себе руки, ноги и бедра и так, забинтованный, служил. Если при этом по привычке или лучше по влечению сердца и из благоговения он иногда (например, по освящении даров или пред приобщением) падал ниц, преклонялся до земли, то уже и не мог встать сам собой, хотя крайне не любил, чтобы его поднимали или помогали подниматься. Иные скажут при этом: в таких обстоятельствах, при таких немощах всего бы лучше о. протоиерею уйти на покой за штат, просить об увольнении от должности. Но как было ему это сделать? Пенсия его всего 95 руб. 30 коп. (это еще за службу по учебной части, а протоиерейская пенсия и еще менее – только 90 руб.; двух же пенсий никогда и никому не дают), собственного дома он не имел, между тем у него семья: кроме его самого, больного старика, незамужняя дочь и больной, не могущий и служить, сын; нужна же, сверх того, какая-нибудь и прислуга, а денег по его бескорыстию, по его совершенной нестяжательности и вследствие трат по воспитанию детей не нажито. Таким образом, о. Стефану и оставалось служить далее, служить до смерти!
В январе настоящего года о. протоиерей Знаменский еще служил одну или две свои недели, но в феврале и марте он уже ни разу не бывал во храме, только в квартире в каждую неделю по два раза (иногда при пособии духовника, а всего чаще сам собой) приобщался запасными дарами. Мощная и праведная душа о. протоиерея оставила его немощное тело, как уже и замечено в самом начале статьи, в 5-м часу пополудни 2 апреля сего 1877 года, когда ему исполнилось от роду 70 лет и ровно 8 месяцев.
В квартиру на панихиды и литии, да и так для поклонения останкам усопшего, народу являлось немало, а к отпеванию собралось его столько, что всем-то негде было и поместиться. Отпевание совершено 6 апреля в крепостном соборе, где о. протоиерей священнодействовал с конца 1853-го и по апрель 1877 года, следовательно, более 23 лет. В отпевании принимало участие все омское духовенство, в том числе один протоиерей и десять священников. На литургии и отпевании были произнесены, и, разумеется, с возданием должной похвалы усопшему, одна проповедь и одна речь. Ропот поднялся было в народе, когда по отпетии хотели было вскоре выносить гроб, почему и было оставлено это намерение, и прощание длилось около получаса. Кладбище от собора довольно далеко, дорога была тогда грязная, дул холодный ветер, но провожающих было много. Гроб до самого кладбища несли на руках: сначала священники и прочие лица духовные, а потом горожане. Иные из последних, передавая конец холста другим, набожно крестились и называли себя счастливыми, что Господь сподобил их потрудиться понести такого благочестивого пастыря.
Не знал ты, добрый пастырь, в земной жизни от трудов и немощей телесных себе покоя, да упокоит тебя Господь Бог в жизни загробной небесной, в недрах Авраама, Исаака и Иакова.
24 мая 1877 г., Омск.
А.И. СУЛОЦКИЙ. СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ. Т. 2.
О СИБИРСКОМ ДУХОВЕНСТВЕ
«Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёною?
Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить её вон на попрание людям.
Вы – свет мира. (...) Так да светит свет ваш людям, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного»
(Мф. 5, 13-16)
Эти слова Нагорной проповеди сказаны Христом своим ученикам, апостолам, но они в равной степени обращены и к каждому представителю христианского духовенства – носителю апостольской благодати и духовному наследнику апостолов.
Сочинений замечательного сибирского историка XIX века
А.И. Сулоцкого о сибирском духовенстве так много, что они физически не могут поместиться в один том, поэтому редколлегия пришла к решению второй том издания выпустить в двух книгах. Во второй части тома помимо статей о духовенстве, не вошедших в первую книгу, будут опубликованы биографии светских исторических личностей, чья судьба так или иначе была связана с Сибирью, а также избранные проповеди, поучения, речи А.И. Сулоцкого.
Данная книга составлена из статей о ярких представителях сибирского духовенства XVIII–XIX вв.
Некоторым из тобольских преосвященных Александр Иванович посвятил по нескольку статей и опубликовал их в разное время в различных изданиях. Из них составители выбрали наиболее подробные биографии, дополненные и исправленные автором (об Иоанне Максимовиче, Филофее Лещинском, Афанасии Протопопове и др.)
В том не вошли работы, содержание которых полностью повторяется в других, более крупных исследованиях (например: «Прекращение в Иркутске викариатства тобольской митрополии», «Заметка о трудности содержания сибирских архиереев в старые годы» и др.).
В книге «О сибирском духовенстве», вместившей в себя в основном работы о сибирских церковных иерархах, к сожалению, не нашлось места статьям о тобольских архиепископах Варлааме (Петрове) и Евлампии (Пятницком), поскольку статьи А. Сулоцкого о них были обнаружены, когда пленки первой книги были готовы к печати. Упомянутые публикации покойного историка церкви читатель сможет отыскать в завершающей части второго тома собрания сочинений.
В книгу не вошла большая часть статей А. Сулоцкого о духовенстве Иркутской, Томской, Камчатской епархий, о миссионерах на Алтае и в Енисейской епархии, поскольку многих из этих работ найти пока не удалось. Будущим исследователям еще предстоят разыскания по составлению библиографии Александра Ивановича, поскольку составленная им самим и опубликованная в «Тобольских епархиальных ведомостях» грешит неточностями. Так, на поверку упомянутые им статьи «Заметка о пенсии митрополиту Филофею» и «Клевета на Филофея и митрополита Антония Стаховского от иркутского архимандрита Антония Платковского», как оказалось, имеют совсем другие имена.
В книге представлены не только крупные, глубокие, «повествовательные» исследования, но и статьи, которые можно отнести к жанру «полемической публицистики». Например, статья о Г.П. Павском и митрополите Филарете; или публикация о том, где было больше церковных иерархов: в Иркутске или в Тобольске.
Принципы, которыми руководствовался редакционный коллектив при приведении текстов статей А.И. Сулоцкого к современным орфографическим нормам, изложены в примечании к первому тому собрания.
По мере возможности коллектив, работавший над томом, старался исправить фактические ошибки. В отдельных случаях они сохранены. Так, в прижизненной публикации статьи об архиепископе Евгении (Казанцеве) имеется опечатка: _«36_февраля»._ Она воспроизведена без исправлений на С. 303 настоящего тома, т.к. установить истинную дату не удалось.
notes
Сноски
1
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Святый Димитрий Ростовский, как архипастырь сибирский // Странник. 1866. Т. 4. Ноябрь. С. 51–66.
2
В житиях святых русских... Муравьева и Еристова, в жизнеописании св. Димитрия, приложенном к его сочинениям, в кратких житиях святых, в словаре писателей духовного чина – везде сказано, что св. Димитрий пострижен на 18 году, по везде сказано это ошибочно. Св. Димитрий родился в начале декабря 1651 г., а пострижен в начале июля 16 г. (соч. св. Дим. изд. 6. т. 1. стр. 3 и 467), следовательно, каким же образом был ему тогда 18-й год?
_Сноски,_имеющие_цифровую_нумерацию,_принадлежат_авторам_комментариев_и_помещены_в_конце_тома._К_словам,_обозначенным_астериском_(*),_имеются_примечания_автора,_которые_помещены_внизу_страницы. –_Прим._издателя._
3
Четьи – означает «предназначенные для чтения»; Четьи-Минеи – книги для чтения на каждый день месяца. В России первым составил Четьи-Минеи Московский митрополит Макарий. Кроме житий святых, в них были включены все книги Писания, поучения и статьи духовного содержания. Минеи-Четьи Дмитрия Ростовского составлены на основе книг митрополита Макария. Это одно из крупнейших сочинений по отеческой литературе, несколько раз переиздавалось Св. Синодом.
4
Спуд – хлебная мера, сосуд (пудовка); под спудом – в скрытом месте, а также вообще без употребления.
5
Видимой причиной этого (сверх причин тайных, сокрытых в промысле Божием) было, может быть, то, что в Малороссии и Литве со времени унии находилось очень мало православных епархий и, следовательно, очень редко открывались там праздные архипастырские вакансии, а на великороссийские епархии до 1700 или 1701 года из малороссиян, хотя они были и образованнее собственно великороссийского духовенства, в архиереи никого еще не прозводили.
6
Собр. грамм, и догов, т. III.
7
Ист. обоз. Сиб. кн. 1, стр. 52. Древн. Вивл. ч. 3, стр. 154.
8
Ист. Иер. русск. Ц. т. IV, стр. 549–553.
9
Канзий – Канси (1654–1722), китайский император из династии Цин, царствовал с 1662 по 1722 гг.
10
Тобольский митрополит Игнатий (а не Павел, как сказано сначала в житиях святых русских... мес. сентябрь, стр. 295, а потом в Дух. беседе 1858 г. ч. 3, стр. 403), в то время находился в Москве, давно уже был отчаянно болен, а главное, по болезни отказался от управления епархией (Сиб. лет. Череп, год 1700).
11
Поли. собр. зак. т. IV. № 1800.
12
Пишущему это известно из бумаг старого архива тоб. дух. консистории.
13
Журн. мин. нар. пр. на 1857 г. м. февраль, отд. II, стр. 269.
14
Феодосий Гугаревич во времена св. Димитрия был ректором киевской дух. академии, след., православным, но не было ли тогда же другого монаха с этим именем, не православного, а униата: ordinis sancti Basilli monachus?
15
Напр., у митр, тобольского Иоанна Максимовича и многочисленных его братьев и родственников родовая фамилия была Васильковский, но и он, и те на словах и на бумаге сами себя называли не иначе, как Максимовичем и Максимовичами от имени отца их Максима. См. «Странник» 1864 г. № 1, отд. I, стр. 6.
16
В этот день Церковь празднует и открытие мощей св. Димитрия.
17
Из того, что св. Димитрий обращается здесь наперед к третьему лицу пресв. Троицы, а не к первому, да и из всех последующих обращений очевидно, что описываемый автограф первоначально не был отдельным писанием, а взят из целой более или менее значительной рукописи.
18
Сочин. св. Димитрия Рост. т. I, стр. 17 и 502
19
В Истор. об. Сибири Словцова (кн. I, стр. 284), в кратк. показ, о воев. и губ. в Сибири (стр. 16) и под портретом св. Димитрия, находящимся в тоб. архиерейском доме между прочими портретами тобольских архипастырей, ошибочно сказано, будто этот святитель числился сибирским митрополитом два года. См. соч. св. Димит. т. I, стр. 17 и 502. Ист. Иер. росс. Церкви, ч. I, стр. 233. Словарь пис. духовного чина, ч. I, стр. 122. Др. Вивл. т. III, стр. 288.
20
Митр. Филофей Лещинский посылал миссии к сиб. инородцам, даже в Китайскую Монголию, и ранее этого времени, но все те миссии его, так как он лично в них не участвовал, были почти совершенно бесплодны.
21
В 1679 году тюменский раскольнический поп Дометиан, а в чернечестве Данило, при впадении реки Березовки в Тобол сожег обольщенных им простолюдинов с их семействами более 1700 человек. Чрез три года после того (12 г.) в Утяцкой слободе сожглись 400 человек, да в Верхотурском уезде 100, а потом еще чрез 5 лет (17 г.) в деревнях (Тюменского уезда) Куяровской, Боровиковской и на Юрмыче сгорело раскольников более 450 человек (Розыск. Ч. 3, гл. 13. Ист. об. Сиб. кн. 1, стр. 262). Около того же времени в Томской губернии некто Василий Шапошников в трех нарочно построенных им сараях сжег вместе с собой множество обольщенных им мужчин и женщин всех возрастов (Роз. 4. 3. гл. 13). В первой четверти XVIII столетия весьма значительное количество раскольников погибло от самосожжения подле Ишима, около слободы Абацкой, и за рекой Пышмой (см. Ист. об. Сиб. Словцова, кн. 1, стр. 370). Пример женщины, которая в конце XVII стол, в тобольской Покровской церкви, приняв святые тайны, выплюнула их и публично топтала ногами, в Сибири не единственный. Но вот еще что: в 12 году раскольники почти всю Тюмень превратили в пепел, а в 17 г. в первый день Пасхи, в самую заутреню подожгли церковь села Каменки, что близ Тюмени, и тут погубили до 400 человек православных (Древ. Вивл. ч. 3, стр. 264–).
22
Большинство авторов, писавших о расколе в Сибири, называют такое же количество самосожженных старообрядцев на речке Березовке, между слободами Ялуторовской и Суерской – 1700 человек (Сырцов И. Самосожигательство сибирских старообрядцев в XVII и XVIII столетии //Тобольские епархиальные ведомости. 1887. № 13–14. С. 292; На сибирские темы /Под ред. М.И. Соболева. СПб.: Товарищество «Общая польза», 1905), однако встречаются и другие данные: «до 2000» (Полное собрание русских летописей. М., 1987. С. 214.) и даже «2700 человек» (Аыдриевич В.К. История Сибири. СПб., 1889. Ч. 2. С. 335; Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. М., 1838. Ч.1С. 206.).
23
«Розыск о раскольнической брынской вере, о учении их, о делах их и изъявление, яко вера их неправа, учение их душевредно и дело их не благоугодно» – наиболее крупное противораскольническое произведение в России XVIII в. (1709 г.). Название «брынская вера» происходит от наименования одного из главных центров раскола – брынских (брянских) лесов.
24
«Странник» 1864 г. № 1, отд. I, стр. 28.
25
«Дух. Бес», па 1858 г. ч. 3, стр. 417 и след. Ист. Иер. росс. Ц. ч. 1.
26
Воспитанники дух. ведомства, принадлежавшие по месту рождения к Томской епархии, до 1858 учились в Тобольской семинарии.
27
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Жизнь святителя Филофея, митрополита Сибирского и Тобольского, просветителя сибирских инородцев. Шамордино: Типография Казанской Амвросиевской женской пустыни, 1915. 71 с.
28
Филофей родился во время освободительной войны украинского народа против власти Польши (война началась в 1648 г.). Воссоединение Украины с Россией состоялось в 1656 г.
29
В 1708 г. строительство в Тюменском мужском монастыре только началось. В 1708–1715 гг. построен Троицкий собор, ок. 1717 г. закончено строительство церкви Сорока мучеников, в 1726– 1755 гг. сооружена церквь Петра и Павла.
30
К монгольскому Кутухте – чжэбцзун-дамба-хутухту – титул ламаистского иерарха в Монголии.
31
Идеологи раскола Аввакум, Лазарь, Фёдор и Епифаний были сожжены в апреле 12 г. Священник Никита Добрынин (Пустосвят) был казнён 5 июля 12 г., после неудавшегося «мятежа» сторонников «старой веры».
32
Пустынь – небольшой монастырь в труднодоступной местности, удалённой от мирской суеты.
33
Заказное – от «заказ» (благочиние).
34
Шиггеамуни – Шакья-Муни – «отшельник из шакьев», одно из имён Будды, принца Сиддхартхи Гаутамы (623–544 до н.э.), основателя буддизма.
35
Черемисы и вотяки – так до 1918 г. назывались марийцы и удмурты.
36
С берегов Лямина сора; Лямин – правый приток Оби, впадающий в неё ниже Сургута. В устье реки у деревни Лямина есть небольшой пойменный залив Ляминский сор; сор – затопленное половодьем травянистое пространство, где промышляют рыбу.
37
Кафолическая (греч.) – вселенская, всемирная. После разделения христианской церкви (1054 г.) на западную (римско-католическую) и восточную (греко-кафолическую, или православную) обе церкви сохранили за собой наименование «вселенской». Разница – лишь в произношении греческого слова («католикос»), Название «кафолическая» по отношению к русской церкви менее употребимо, чем «православная», но существует до сих пор.
38
Урман – сплошной обширный лес, тайга.
39
Отребление – от слова «требы» – крещение, венчание, отпевание и т.п.
40
Впервые работа была опубликована в: Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1863. Кн. 4. С. 1–40. Публикуется по тексту отдельно изданной брошюры, обнаруженной составителем в Российской Государственной библиотеке, выходные данные издания отсутствуют.
41
Тобольский Митрополит Игнатий (а не Павел, как ошибочно сказано в Дух. Бесед. 1858 г., ч. 3, стр. 403) в то время находился в Москве и давно уже был отчаянно болен.
42
Русские купцы, езжавшие в Китай с караванами для торговли, распустили слух (дошедший и до Петра Великого), будто тогдашний Китайский Император расположен к принятию Христианства.
43
II Собр. Зак., т. IV, №1800.
44
О некоторых из сих монашествующих см. ниже в примеч. 13^{1}^.
45
Все это будет видно, как из челобитной М. Филофея, а также и из помет на нее.
46
Доказательства на все это – ниже, в самой челобитной М. Филофея и в моих примечаниях к ней.
47
См. Киприан, первый Арх. Тоб., в Губ. Вед. 1858 года, № 4.
48
См. ниже, в примечании 23^{2}^.
49
При Корнилии священник Юрий Крижанич. Серб, написал Обличение Соловецкой Челобитной (Тоб. Губ. Вед. 1858 г. № 40, стр. 618); Павел посылал увещателей к самосожигавшимся раскольникам, иногда без успеха, а иногда и с успехом; Игнатий написал три послания против раскольников вообще, и в особенности против раскольников Сибирских. Сими посланиями много пользовались Св. Димитрий Ростовский при составлении своего Розыска о брынской вере и другие, писавшие против раскола, но вполне они напечатаны только в 1855 году в Православном Собеседнике.
50
Киприан составил первую летопись Сибири и будто бы службу в честь Ризы Господней. Митрополит Игнатий написал три послания против раскольников, о чем и сказано уже в предыдущем примечании. Житие праведного Симеона, Верхотурского чудотворца, и еще другие две книги (Слов. Пис. Дух. чина ч. 1, стр. 195–197). О просвещении Архиеписк. Герасима говорит хранящаяся при Тоб. соборе его книга, Алфавит (Тоб. Губ. Вед. 1858 г., № 26, стр. 457), а за образованность Архиеп. Симеона ручается возложенная на него, по его отходе на покой, должность справщика, т.е. корректора, и вместе издателя книг при Моск. типографии. От третьего Тобольского Архиепископа Нектария до сих пор сохраняется в Ниловой пустыне собственноручное, мудрое его послание к духовенству (Губ. Вед. 1859 г., №4, стр. 6).
51
Плевелы (греч.) – название растения (Lolium trmulentum, или опьяняющий куколь), похожего на пшеницу, но с ядовитыми семенами. В евангельских текстах и в богословской литературе используется в переносном смысле.
52
Виниус в 1697-1703 гг., по словам Пекарского, управлял Сиб. Приказом, управлял хорошо, однако ж, с большими выгодами и для себя. См.: Наука и Литерат. в России при Петре В., т. 1, стр. 202-224.
53
То есть в обзаведении, в хозяйстве Тобольского Архиерейского дома.
54
Думный дьяк при царе был то же, что в настоящее время государственный секретарь или статс-секретарь при особе Государя.
55
Дьяки при воеводах были то же, что теперь секретарь в присутственных местах, правители дел и правители канцелярий при генерал-губернаторах и других высших чинах.
56
Приказная Изба, потом Приказная Палата, впоследствии Губернская Канцелярия в Тобольске соединяли в себе все губернские присутственные места настоящего времени: и Губернское Правление, и Губернский Суд, и Казенную Палату, и даже оба Главных Управления в Сибири.
57
Первые Тобольские архиереи с свитою своей и с некоторыми из монастырей, ради безлюдства в Сибири и неимения при Архиерейском доме вотчин, или по крайней мере весьма малого количества оных, получали все содержание от казны – жалованье денежное, жалованье хлебное (по 944 четверти пятипудовой ржи, ячменя и овса) и столовые припасы (пшеничную муку, масло скоромное и постное), хлебное вино, соль, даже мед. Но поелику с течением времени у тобольских архиереев образовались довольно значительные вотчины (села: Преображенское и Покровское с окрестными деревнями, слободы: Тавдинская, Усть-Ницынская и пр.), явились разные угодья (рыбные ловли, сенные покосы, бобровые гоны и другие), открылись и другие источники доходов (венечные памяти, ставленные грамоты, дани с монастырей и церквей и пр.), то правительство и начато малопомалу уменьшать им содержание от казны и, наконец, Петр I указами 1696, 1699 и 1701 гг. и совсем запретил им отпускать его. Впрочем, по челобитной Митрополита Филофея 1702 г. и по его же представлению 1707 г., как увидим ниже, иное было снова разрешено или, что то же, оставлено по-старому. А что именно оставлено по-старому, это видно будет из следующих за сим помет Государевых.
58
Ружник – священно-церковнослужитель, получавший жалованье (ругу) от государства или прихода.
59
Тобольский Кафедральный собор с самого своего основания был бесприходный, не имел земли и никаких угодий, а также никаких почти доходов, даже при нем не было (да и доселе нет) помещений для священнои церковнослужителей, что почти беспримерно в России, между тем штаты соборян всегда были самые скудные, а бывали и такие случаи (как, например, в 1699–1703 гг.), что казна им ничего не отпускала, и они оставались на содержании архиерейского дома. Почему соборяне тобольские всегда бедствовали, так что иные из них (и это не очень в давнее время) принуждены бывали для пропитания себя с семействами заниматься портняжеством и другими мастерствами.
60
Кому случилось читать приходо-расходные книги и другие акты Архиерейских домов и монастырей старинного времени, например, в известиях Археол. Общ., Истор. Акт. и пр., тот знает, в каком большом употреблении был в то время мед, и для того понятна настойчивость Митрополита Филофея об меде. Что же касается до пчеловодства местного, на юге Сибири, то оно разведено только в конце прошедшего и начале настоящего столетия, до тех пор мед в Сибирь привозился все из России.
61
Это постановление Петра в Сибири приведено было в исполнение тотчас: руга хлебом в Сибири со времен Филофея получалась духовенством (в особенности до назначения в недавнее время сельским принтам от казны жалованья) всюду, где только производится хлебопашество; ружный хлеб и сборы осенний, Рождественский и Петровский, чего в России почти вовсе нет, составляли и отчасти доселе составляют почти главный источник доходов сибирского духовенства, которое, надо сказать, и вообще в сравнении с Великороссийским гораздо зажиточнее. Напротив, другое постановление Петра I, а именно: отмежевать к церквам земли, о котором будет упоминаться ниже, и которое сделано было несколько ранее (в 1699) и было неоднократно повторяемо как им самим, так и последующими государями, осталось вовсе без исполнения: земля в Сибири и по настоящее время только к немногим церквам отмежевана. Впрочем, если где и отмежевана она, духовенство (не как в России) не обработывает ее, не пользуется сю, частью потому, что у него хлеба ружного и сборного много, частью потому, что земля в Сибири по избытку в ней везде почти вовсе не имеет цены, а более потому, что священники здесь совсем не имеют времени для полевых работ: они по многолюдству и отдаленности приходов (особенно до недавнего умножения церквей в Сибири) непрестанно в разъездах, а прочий причт церковный, хотя и свободен, не хочет марать рук в земле.
62
Здесь под десятиной разумеется округ, состоящий из известного числа церквей, а иногда и монастырей, округ заведываемый Десятильником, по-нынешнему Благочинным.
63
Тобольские архиереи, как и архиереи всех Российских епархий, имели доходы: 1) от вотчинных крестьян, которых чрез 62 года после вступления Филофея в управление Тобольскою епархиею при Архиерейском доме было до 4000; 2) от венечных, или венчальных, памятей около семисотых годов: с первобрачных по 12 коп., с полувторобрачных по 18 коп., с второбрачных по 25 коп., а с третьебрачных по 30 коп.); 3) с грамот на основание и освящение храмов; 4) с грамот ставленных (со священников по 2 руб., а с дияконов – по 1 руб.); 5) с грамот епитрахильных и постихарных (разрешавших вдовым священникам и дияконам служить, по 30 коп.); 6) от пошлин при решении дел исковых и засвидетельствовании духовных завещаний (по гривне с рубля); 7) от пени с незаконно рождавших (по 2 руб. 25 коп.); 8) от ежегодных даней или оброков с монастырей (с небогатых по 5 р. 86 коп., с церквей по 1 руб. 96 коп. и по 2 руб. 96 коп., смотря по богатству прихода, и часовен по 30 коп.); 9) от полоняничных или поголовных с Священнои церковнослужителей (по 4 коп. с дому); и от других мелких статей. При всем том доходы эти не были какие-нибудь чрезвычайные: а) поелику на вотчинах архиерейских и монастырских, как всегда, так особенно в царствование Петра I, много лежало казенных повинностей, то они властям своим могли доставлять весьма немного выгод; б) деньги от венечных памятей с 1714 года поступали на содержание военных лазаретов, а полоняничные или поголовные с духовенства и всегда отправлялись в Москву и употреблялись правительством на искупление пленных; в) судные пошлины от решения дел исковых и о наследствах почти все архиереями представлялись в пользу дьяков и других чиновников, служивших в их Архиерейских приказах; г) деньги пенные употреблялись архиереями на милостыню; д) а получавшиеся с вновь освящаемых церквей и со ставленников за грамоты частью отсылались в Московскую типографию за напечатание их и за антиминсы ^{3}^, а больше шли в раздел между свитой архиерейской и приказными. Кроме того, архиереи прежнего времени должны были каждогодно: е) посылать в Москву из своих доходов так называемые милостынные деньги на содержание московских богаделен; должны были: ж) содержать свой Архиерейский дом, свою свиту (певчих иных диаконов и подияконов, казначея и монахов, служащих при крестовой церкви, келейников, боярских детей, слуг), школу архиерейскую (с 1704 г.) и з) посылать иконы и дары к Царю и каждогодно в большие праздники, и временно по случаю важных событий в Царской фамилии (например, по случаю вступления на престол и коронования Государя, бракосочетаний и рождений лиц Царской фамилии), а равным образом, они обязаны были делать вместе с своими монастырями довольно богатые презенты курьерам, приезжавшим с известиями о сейчас помянутых важных событиях в Царской фамилии и государстве, а в высокоторжественные дни собирать для городской знати обеды. Не забудем, наконец, и того, что у Сибирского архиерея не только в XVII, но и в первой половине XVIII столетия паства была не
64
Митрополит Павел I (1678–91 гг.) точно много сделал для Тобольска: выстроил каменный Софийский собор, две каменные же церкви (Троицкую и Сергиевскую), весь Архиерейский, также каменный, дом с крестовою церковью во имя 40 мучеников с оградою вкруг его и башнями, слил два большие (в 500 и 300 п.) колокола к собору и приобрел для собора некоторые дорогие вещи из утвари церковной (см. мое описание Тобольского собора, стр. 10, 15, 22, 52, 54, 55 и 72) и при всем том он будто бы еще оставил после себя «многую денежную казну». Но может ли это служить верным свидетельством великих доходов (от епархии) прежних сибирских архиереев, как сказано в приведенном здесь указе Петра I от 30 апреля 1699 года? И, во-первых, Митрополит Павел постройки производил на все своими домовыми доходами, например, мы знаем, что на Софийский собор ему отпущено было от казны 700 р. денег (Опис. Соб. стр. 31); знаем также, что дорогие сосуды, Евангелие и крест напрестольный в собор пожертвованы не Митрополитом Павлом, а только чрез него царем Федором Алексеевичем (там же, стр. 52–55). Во-вторых, постройки Митрополита Павла, которые произведены были на его келейные деньги, и доходы Тобольского архиерейского дома, были крайне непрочны и все давно уже развалились; а непрочны они были от того, что строились с крайнею экономиею в кирпиче для фундаментов, в извести для заливки и железе для связей (см. Тоб. Губ. Вед. 1858, № 36, ст. Троицкий собор Г. Варлакова); значит, он Митрополиту стоил недорого. В-третьих, Митрополит Павел I мог производить много построек на сборы в Тобольске и вообще по епархии, а также на жалованье, какое, сверх доходов от епархии, он получал от казны; митрополиты Тобольские с своими дворовыми людьми по 1696 или 1699 года получали но 517 р. 2 алт. жалованья (11 Собр. Зак., т. III., № 1541, 1655, п. 7). В то время это были большие деньги, и человеку строгой жизни можно было немало и скопить, да немало и построек произвести, если только у него была к тому охота. В-четвертых, и главное, Митрополит Павел только ли в Тобольске нажил большие деньги? Он до производства в Тобольского Митрополита был настоятелем богатого Московского Чудова монастыря, духовником царевны Софии и членом Патриаршего разряда.
65
Понудить? Значит, в то время в Сибири, как и во всей России, не видно было в родителях расположения отдавать детей своих в училища.
66
Значит, в Сибири и всегда, а не только в настоящее время, был крайний недостаток в прислуге, особенно в хорошей, не из ссыльных.
67
Тобольский архиерейский дом назывался Софийским потому, что он был устроен подобно тому, как в Новгороде, при кафедральном соборе во имя Софии Премудрости Слова Божия.
68
Все, писавшие доселе о начале духовного просвещения в России, указывали на 1708. 1710, 1714 и 1716 годы как на такие, с которых Петр Великий начал предписывать архиереям заводить при архиерейских домах духовные школы и в них обучать священнои церковнослужительских детей (Ист. Иер. Ц.. изд. 1. часть 1, стр. 422; Ист. Петерб. Д. Ак.. стр. 4; Правосл. Собес. 1858 г., ч. 2, стр. 565). Но челобитная Митрополита Филофея представляет другое. Из нее открывается, что Петр Великий еще в январе 1701 года предписывал приказному тобольскому Архиерейского дома дворянину Андрею Городецкому устроить при доме Тобольского Митрополита «училище поповских, дьяконских и церковнических детей... дабы они могли... удостояся в чине священства, народ учить и многочисленных в Сибири туземцев, не ведущих Создателя Бога, приводить в познание истинныя веры». Затем он в марте 1703 года на вызов Тобольского Митрополита Филофея устроить у себя училище (Городецким, за небытностью тогда в Тобольске архиерея, не устроенное), отвечал полным своим царским согласием. Училище это Митрополитом Филофеем и было открыто в том же 1703 году или никак не позже след. 1704 года. Лет через 10 или 15 после сего в нем учились уже, кроме детей духовного звания, и дети новокрещенных инородцев: остяков, вогулов и пр. Впрочем, об этом было уже писано кратко в статьях «Библиотеки Тобольской семинарии» и «Архиереи из сибиряков» (Тоб. губ. Вед. 1858 г. №№ 26 и 40, стр. 454 и 621) и подробнее в моем «Жизнеописании Митрополита Филофея» (стр. 13. 14. 54 и сл.). Здесь следует заметить только то, что архиерейская школа в Тобольске, открытая Митрополитом Филофеем, ни разу не закрывалась до самого преобразования в 1774 г. в семинарию, тогда как в других епархиях это явление повторялось нередко.
69
По крайней ограниченности торговли в Тобольске в XVII и в первой половине XVIII столетия Тобольские архиереи для себя, своего дома и церквей своей епархии многое принуждены были покупать чрез нарочно посланных людей в Москве, и их покупки, иногда доходившие до весьма значительных рамеров, равно как и людей, ездивших за покупками, возили на ямских подводах без прогонов, что для ямщиков и обывателей было слишком обременительно. Петр Великий этот беспорядок прекращает.
70
Из монашествующих, прибывших в Сибирь с Митрополитом Филофеем или вслед за ним, известны игумен Варлаам Коссовский, с 1707 г. епископ Иркутский; архимандрит Мартиниан, первый веропроповедник в Камчатке (Ист. Иер. Р. Ц., ч. I, стр. 236; Ист. Обоз. Сиб., кн. 1, стр. 364); архимандрит Туруханского монастыря Лаврентий Белецкий и два первых начальника Русской в Китае миссии архимандриты Иларион Лежайский и Антоний Плитковский.
71
Это в настоящее время называется «обозрением Архиереями епархий».
72
Правила Святых Апостолов и Святых Отцов о том, чтобы в каждой епархии быть собору в год раз и даже два, действительно есть. В Греции и других местах эти епархиальные соборы в древности и были. Изредка они бывали и в России. Но что было бы с Сибирской епархией при ее чрезвычайной обширности, если б Петр Великий по желанию Митрополита Филофея разрешил их? Не проводило бы сибирское духовенство целую жизнь в одних разъездах? Не оставались ли бы семейства духовных без пропитания, храмы без богослужения, новорожденные без крещения, умершие без отпевания и пр., и пр.? Что делать! И умные люди иногда ошибаются.
73
Спона – препятствие, препона, помеха.
74
Еще на Стоглавом соборе и потом на соборе 1675 года (Акт. Арх. Эксп., т. IV, № 204) было постановлено для надзора за нравственностью духовенства и состоянием веры в народе, а также для суда церковного и для сбора архиерейских доходов выбирать по городам и селам десятильников и поповских старост, и преимущественно из архиерейских детей боярских. Но десятильники из лиц светских были страшные грабители и бесчинники. За них, за злоупотребление ими своих обязанностей, Петр I сделал в 1697 г. строгое замечание Тобольскому Митрополиту Игнатию Римскому-Корсакову (Ист. Акт., т. V, стр. 496; II Собр. Зак., т. III, № 1601), а теперь он, Петр, Митрополиту Филофею только припоминает старинное постановление назначить в надзиратели и старосты, т.е. в закащики, или, по-теперешнему, уездные протоиереи и в благочинные из лучших благонадежнейших лиц духовных.
75
По безлюдству и несуществованию торговли во многих местах Сибири в первое время владычества над ней русских, а также по тогдашней бедности многих сибирских церквей и некоторых монастырей правительство на свой счет покупало для них и рассылало им церковное вино, ладан и воск. Но в каком состоянии эти припасы, особенно красное вино, были получаемы отдаленными церквами и монастырями после трех или четырех летних путешествий и вследствие злоупотреблений чиновников и вощиков, это может каждый сообразить сам. Для отвращения порчи и растраты воску, ладану, а особенно церковного вина Митрополит Филофей и просил предоставить рассылку их по назначению его духовному ведомству.
76
Растление нравов в Сибири, о которых упоминает Митрополит Филофей, есть наследство от первых ее поселенцев из русских, своевольно ушедших с Дона и Волги казаков и бездомных промышленников. Против него сильно восставали в 1622–1624 гг. Патриарх Филарет и первый Тобольский Архиепископ Киприан. Однако ж оно оставалось и поддерживалось частью вследствие крайней отдаленности многих прихожан от их приходских церквей (поэтому иные невенчаные открыто жили как муж и жена по одному взаимному согласию и с дозволения родителей), частью вследствие наплыва новых пришельцов из беглых и ссыльных за преступления, преимущественно бессемейных. Впрочем, дел о незаконном рождении детей и нарушении супружеской верности поступало на суд тобольских архиереев еще не очень много – от 66 до 89 в год. Вывожу это из того, что с девиц и вдов, родивших детей, или и с замужних женщин, изобличенных в распутстве (а в случае известности их соблазнителей, с сих последних), браги в архиерейскую казну по 2 р. 25 коп., и что таких денег в Софийскую домовую казну, по словам самого Преосвященного Филофея, поступало в год «овогда полтораста и двести рублев». Доходы, из такого нечистого источника истекавшие, архиереи, как и сказано (см. примеч. 8) ^{4}^, употребляли на милостыню. Но их отменили: в Московской епархии и соседних в 1698 г. Патриарх Андриан, а в Сибири – Петр 1 в 1703 году. По какой именно причине отменили, это видно из следующей за сим пометы.
77
Ворами и воровками здесь называются не похитители и похитительницы чужой собственности, а нарушители и нарушительницы заповеди о целомудрии. В старинном деловом языке слова эти в таком значении часто употребляются.
78
Шкода, перешкода – вред, убыток, волнение, смятение.
79
Представление Митрополита Филофея и одного из предместников его, а именно Митрополита Павла I (16 года), выселить татар из центра Тобольска (они жили там, где теперь гостиный двор и Захарьевская церковь с приходскими к ней домами), за Знаменский монастырь или на Панин бугор и разрушить их мечети, да не почтут фанатизмом. Тобольские татары того времени очень дурно вели себя по отношению к господствующей религии. Кроме прописанного в челобитной, тобольские татары вот что еще делали: во время крестных ходов стояли на улицах в шапках и смеялись, их абызы (муэдзины) криком своим с минаретов, близких к церквам, нарушали чин богослужения, в них совершаемого, их муллы соблазнами чувственности, дозволяемой исламизмом, предвосхищали у православных миссионеров язычников, инородцев, вогулов, остяков и пр., новокрещенных из татар снова совращали в магометанство или, по крайней мере в постные дни, оскверняли их своею пищею и питьем; наконец, против Митрополита Филофея, когда он занимался обращением инородцев в христианство, вооружали обращаемых им, так что он неоднократно по их злому умыслу находился в опасности жизни (II Соб. Зак., т. III, № 1594, п. 32; т. IV, № 1946; мое Жизнеопис. Филофея, стр. 34, 38). Впрочем, представления Митрополитов Павла I и Филофся правительством не были приведены в исполнение, а только предписано было татарам соблюдать благочиние во время крестных ходов. Татары из Тобольска были выселены уже в 1757 г., когда пожар истребил их (92) юрты.
80
Здесь имя Митрополита Игнатия поставлено, по всей вероятности, по ошибке писца или уже переписчика, потому что в 15 г. и до 1892
81
Правила осторожные, мудрые и истинно христианские! Наша церковь никогда при обращении иностранцев к вере христианской не прибегала к насилию, а также не употребляла и обольщений. Так поступал и сам Митрополит Филофей при обращении в 1712-1727 годах сорока тысяч остяков, вогулов и др. сибирских инородцев (см. мое Жизнеописание Митрополита Филофея, стр. 16-56, и статью Абрамова «О введении христианства у березовских остяков и проповедь Евангелия сибирским вогулам» ^{5}^, напечатанные в Журн. М. Нар. Пр. 1851 и 1854 г. и в Тоб. Губ. Ведом.).
82
И здесь ревность Митрополита Филофея об очищении от плевел вверенной его возделыванию нивы, по-видимому, выходит из границ. Но чтобы судить об этом правильно, во-первых, нужно припомнить, что в конце XVII и начале XVIII столетия и государственные законы против раскольников были очень строги (см., между прочим, следующие за сим справку и помету), а во-вторых, нужно перенестись в Сибирь Филофеева времени или несколько ранее и посмотреть, что в ней делапи тогда раскольники. В 1679 г., в первый день Пасхи, три старика-раскольника публично обругали Митрополита Тобольского Павла при выходе его из церкви после литургии за то, что он совершал литургию по новоисправленным книгам и что певчие его пели, между прочим, «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ» и пр. вместо «Христос воскресе из мертвых, смерть на смерть наступи и гробным живот даровав» (Сиб. лет., л. 136; Ист. Обозр. Сиб. Сл., кн. 1, стр. 308). В том же 1679 г. тюменский раскольнический поп Дометиан, а в чернечестве Данило, при впадении реки Березовки в Тобол сожег обольщенных им простолюдинов и с их семействами, более 1700 человек. Через три года после сего (12 г.) в Утяцкой слободе сожглись 400 человек, да в Верхотурском уезде 100, а еще через 5 лет (17 г.) в деревнях Тюменского уезда Куяровской, Боровиковской и на Примыче сгорело раскольников более 450 душ (Розыск ч. 3, гл. 13; Ист. Об. Сиб., стр. 262). Около того же времени в Томской губернии некто Вас. Шапошников в трех нарочно построенных сараях сжег вместе и с собою множество обольщенных им мужчин и женщин всех возрастов (Роз., ч. 3, гл. 13). В первой четверти XVIII столетия весьма значительное количество раскольников погибло от самосожжения подле Ишима, около слободы Абацкой и за Пышмой рекой (здесь 145; Словцова кн. 1, стр. 370). Пример женщины, которая в конце XVII столетия в Тобольской Покровской церкви, приняв святые тайны, выплюнула и публично топтала их ногами, в Сибири не единственный. Но вот еще что: в 12 году раскольники почти всю Тюмень превратили в пепел и в 17 году, в первый день Пасхи, в самую заутреню подожгли церковь села Каменки, что близ Тюмени, и тут погубили до 400 человек православных (Древ. Вивл., ч. 3, стр. 264–). Возможно ли было оставаться пастырю хладнокровным, когда раскольники столько губили из его паствы и совращением в заблуждения, и сожжением, притом такому пастырю, который до рукоположения во архиерея почти и не слыхал о раскольниках.
83
А здесь слово «вор» употреблено в значении: бездельник, негодяй.
84
Коренные жители Сибири, по замечанию всех приезжих и по сознанию самих сибиряков (Ист. Об. Сиб., кн. 1, стр. 269), не имеют хороших голосов да и петь не любят. Потому Митрополит Филофей и просил у государя позволения составить для своего архиерейского служения хор певчих из ссыльных черкас, т.е. малороссов, и когда получил только полуотказ (а не чистый отказ) на это, составил из них прекрасный хор. Этого мало: некоторых из ученых малороссиян, например, Григория Новицкого и Ивана Перевицкого, сосланных не за пороки, а вследствие тогдашних политических на Украине волнений, Митрополит Филофей и его преемник Митрополит Антоний Стефановский^{6}^ употребляли сначала в услужение себе, а после для надзора за исполнением новокрещенными сибирскими христианами обязанностей (мое Жизнеописание Митрополита Филофея, стр. 3–54). Митрополит Антоний II для составления певческого хора голосистых малороссиян вызывал в Тобольск на свой счет (из дел Консист. архива).
85
Для отвращения пересудов, для избежания переговоров, толков в народе.
86
Соляное Ямышевское озеро русские узнали вскоре (всего лет чрез 20) по прибытии Ермака в Сибирь. Несмотря на то, что до 1715-1720 гг. оно находилось во владениях джунгаров, начальство тобольское и частные люди добывали из него соли столько, что ею продовольствовалась вся нынешняя Тобольская губерния. Принять участие в выгодах, получаемых от Ямышевского озера, не замедлил и Тобольский архиерейский дом, и он посылал, по словам Митрополита Филофея, к Ямышу озеру по соль «про Софейской домовой и про монастырские обиходы по дощанику и по два». Но обо всем этом и подробно говорено было в статье «Исторические заметки о добыче соли с Ямышского озера», помещенной в № Губ. Вед. 1858 года. Здесь скажу то только, что Петр I в 1701 году воспретил было вместе с частными лицами Тобольскому архиерейскому дому добывать соль с Ямыша озера, но по челобитной Филофся снова разрешил посылать туда за солью по дощанику в 1000 и даже в 1500 пудов, что Тобольский архиерейский дом уделит
87
Кондинский или Кодской монастырь, ныне беднейший, прежде был богат. Не говоря о другом, скажу только, что в 1764 г. при отобрании церковных имуществ за Кондинским монастырем состояло 775 душ мужского пола крестьян (живших на р. Исети, в Кодеком селе и окрестных деревнях) и что еще в 1673 году, когда монастырь был почти только в начале и когда крестьян за ним было несравненно менее, Кондинский монастырь имел, кроме множества хлеба и значительного числа скота, весьма много разного рода товаров (например, сукна, холста, посуды) для торговли с остяками, множество звериных (например, собольих и лисьих) шкур, рыбы соленой и рыбьего жира, большие невода и около десяти судов больших и средних, да более того лодок (из описи Кондинского монастыря 1673 г.). Этот-то достаток Кондинского монастыря и большие, притом неизбежные, расходы архиереев в старые годы (см. выше примеч. 8-е)^{7}^ и были причиною челобитья Митрополита Филофея о том, чтобы сему монастырю и с его крестьянами состоять в непосредственной зависимости от митрополита, быть вроде приписного к Тобольскому архиерейскому дому. Но на это, как видно из пометы, от Петра I согласия изъявлено не было.
88
Впрочем, прикащики и воеводы, обижавшие духовных при их проездах в Тобольск и из Тобольска, почти всегда находили возможность избегать одни наказания, другие – пени: при суде они почти постоянно представляли в свое оправдание то, будто те духовные лица были задержаны ими за провоз кой-каких считавшихся в числе заповедных, т.е. запрещенных, товаров (например, шкур дорогих зверей) с целью торговли ими во время пути, тогда как вещи те, если они при них иногда и были, они возили единственно для продажи на пропитание во время долгого пути и пребывания в Тобольске.
89
Подробное жизнеописание Василия Мангазейского, останки которого Митрополит Филофей хотел было перенести в Тобольск, напечатано в «Записках о Енисейской губернии» Пестова и в «Житиях святых русских» Муравьева за август месяц^{8}^; но первая из поименованных книг в настоящее время уже библиографическая редкость, а последняя написана чрезвычайно витиеватым слогом, да и не у многих, особенно лиц светских, они и есть. Потому для читателей «Чтений в Обществе Истории и Древностей Российских» сделаю о нем (Василии) извлечение из статьи князя Кострова «Туруханский монастырь», напечатанной в № 8 «Москвитянина» на 1852 г. Василий Мангазейский, не новокрещенный монгол Василий Борисов, поступивший в Туруханский монастырь в 1692 году, как несправедливо предполагал автор «Истории Русской церкви» (ч. III, стр. 62), а ярославский уроженец, сын тамошнего мещанина. Отец по недостаточному своему состоянию отдал его в прикащики к одному богатому ярославскому же купцу, который, производя торговлю в Сибири, привез его в город Мангазею (находившийся на р. Тазе и называвшийся так от бывших там хлебных магазинов) и поручил ему лавку... С ранней молодости Василий отличался кротостью, благонравием и набожностью. Один раз, и именно в самую заутреню Светлого Христова Воскресенья, когда он находился в церкви, воры обокрали его лавку. Хозяин, подозревая Василия в участии с ворами, подал на него жалобу мангазейскому воеводе Пушкину, который взял его в съезжую избу и при хозяине подверг пыткам. Василий, как невинный, не сознавался и молчал, хотя муки его так были жестоки, что он несколько раз падал замертво. Считая молчание страдальца упорством, озлобленный хозяин ударил его связкой тяжелых ключей (от обокраденной лавки) в висок, и Василий испустил дух. Это случилось в 1602 году, когда Василию было только 19 лет от роду. Воевода и купец для предотвращения молвы в городе велели поскорее положить замученного ими прикащика в гроб и, как бы нераскаянного грешника, закопать без отпевания в болоте близ самой съезжей избы. Но в 1652 году при воеводе Игн. Корсакове фоб Василия сам собою поднялся из грязи и тины. Молва напомнила народу, как благочестиво жил и какою мученическою кончиною помер Василий. Почему гроб перенесен был на другое, более удобное место, и над новою могилою была устроена часовня. Но в 1670 году, вследствие явления Василия во сне настоятелю лишь устроенного перед тем Туруханского монастыря Тихону, останки его перенесены были этим благочестивым иноком в Туруханский монастырь (Мангазеи тогда уже не существовало, а вместо нее был выстроен Туруханск) и погребены в церкви... В память сего события, в день его, в монастыре и теперь отправляется каждогодно торжественное всенощное бдение. Митрополит Филофей был в Туруханском монастыре в 1719 году и написал в честь Василия Мангазейского тропарь и кондак, и будто бы даже канон, ныне, впрочем, не существующий.
90
Милостынные деньги посылались архиереями в Москву с 1678 года на содержание тамошних богаделен. Архиереи должны были посылать по гривне с каждой церкви в епархии, но не собирая этих гривен с церквей, а из общих своих от епархии доходов (Акт. Арх. Эксп., т. IV, стр. 314 и сл.). Так как в начале XVII столетия церквей в Сибири было только 160, то на содержание тобольских архиерейских школ Петр Великий уступал только 16 руб. Впрочем, в то время и это немалые были деньги.
91
Что иному из читателей показалось в челобитной Филофея и пометах на нее А. Виниуса неясным, то объяснится для него при чтении этой грамоты; в ней все изложено в порядке и немногословно.
92
Бобыль – одинокий крестьянин-бедняк, обычно безземельный (словарь В.И. Даля).
93
Вот какие были времена, что 50, 40, даже 20 дворов приходских, не только городских, но и сельских, считались достаточными для содержания при церкви причта!
94
То есть не выдавать, отказать.
95
Вот было бы зло-то, если б это повеление было приведено во исполнение, т.е. если б сибирским монастырям, соборам и церквам давали служителей из ссыльных!
96
Челобитная Митрополитом Филофеем была из Тобольска послана 31 декабря, а Петр I 20 января уже слушал ее. Значит, сношения между Сибирью и Россией производились быстро и в прежнее время, особенно зимой. А какова деятельность государя Петра Великого и как велико его внимание ко всем делам!
97
Старинное слово: под начал, неупотребительное в Сибири, в России до сих пор употребительно, особенно между духовенством. Послать кого-нибудь (например, лицо духовного чина за проступок) в монастырь под начал, значит: предать того человека особенному в монастыре надзору для испытания, для исправления.
98
Значит, в начале XVIII столетия и лица духовного чина подвергались телесному наказанию, а при допросах и пыткам.
99
Низовыми в старину в Сибири назывались те города, которые на восток от Тобольска, например, Томск, Енисейск, Иркутск. Якутск. Нерчинск и пр. Почему некоторые из сибирских архиереев старого времени, как Митрополит Иоанн Максимович, любили титуловаться так: «Божиею милостию Митрополит Тобольский и всея Сибири и низовых городов».
100
Митрополит Филофей два раза управлял Тобольскою епархией: в первый – с 1702-го по 1712 год, а второй – с 1716-го по 1721 год и после обоих разов отходил на покой в Тюменский монастырь.
101
Филофеем окрещено было сибирских инородцев до 40 тысяч, а церквей между ними было построено 37.
102
То есть причтам церквей, построенных в жилищах остяков и других новокрещенных инородцев.
103
Горячее вино прошено и давано было: во-первых, для Ангелов Государевых, т.е. для Царских, высокоторжественных дней, в которые архиереи того времени для лиц правительственных и почетнейших из граждан и духовенства собирали обеды, и, во-вторых, про расход домовой, например, для разного рода мастеровых, которых при архиерейских домах того времени всегда бывало множество, для слуг архиерейского дома и для крестьян как во время работ, например, на помочах, так равно и при приездах их из вотчин в архиерейский дом с хлебом и другими припасами. Первоначально по указу царя Михаила Феодоровича (Ист. Акт., т. 1, стр. 131) Тобольский архиерейский дом получал из казны вина по 100 ведер в год. Затем, вследствие ли отказа казны или вследствие неисправности отпуска от нее, курили вино для архиерейского дома в архиерейских вотчинах и даже в самом архиерейском доме. Но в 1694 году Петром Великим это последнее решительно было воспрещено (II. Соб. Зак., т. III, № 1486); почему митрополит Филофей и начал хлопотать о безденежном отпуске хлебного вина по-прежнему из казны, и вот Тобольский архиерейский дом с 1707 года*** начал получать его по 200 ведер в год и получал до 1756 года, когда граф Шувалов взял за себя винный откуп во всей России и Сибири (дело 1745 года в консист. архиве по старой описи под № 34-м).
104
Филофей хлопотал о невзимании с новокрещенных ничего, кроме ясака, потому что некоторые воеводы (например, верхотурский Воейков) взыскивали с новокрещенных и подушные, наравне с крестьянами, и ясак, наравне с инородцами.
105
Губернатором Сибирским в то время был Князь Алексей Михайлович Черкасский.
106
Прибавку в выдаче горячего вина и учерждение викариатства Сибирской митрополии в Иркутске Митрополит Филофей выхлопотал, по всей вероятности, в бытность свою в Москве, в 1706 г. (II Соб. Зак., т. IV, № 2118).
107
Здесь надо присовокупить, что Митрополит Антоний I по внушению Филофея же выпросил себе прогонные деньги от Петербурга до Москвы на 25 лошадей, а от Москвы до Тобольска на 35. Объяснение, почему такое большое количество лошадей требовалось под Митрополита Сибирского, см. выше, в примечании 13-м^{9}^.
108
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольский и всея Сибири // Странник. – 1864. Т. 1. Январь. С. 5-37.
109
Всех долее управлял тоб. епархиею архиепископ Варлаам, с 17 по 1802 год, следовательно 34 года, а всех короче – Павел 111, только 22 дня, с 26 ноября по 18 декабря 1831 года.
110
Впрочем, митрополит Иоанн иногда подписывался и так: Иоанн, Божиею милостию митрополит тобольский и всея Сибири и всех низовых и верховых городов (в старину низовыми городами в Сибири назывались все города, расположенные на восток от Тобольска, напр., Томск, Енисейск, Иркутск, Якутск и пр.).
111
В Нежине с небольшим в полстолетие (1651 – 1717 г.) родились три замечательных иерарха российской церкви: Иоанн Максимович, Амвросий Зертис-Каменский, архиепископ московский, умерщвленный во время чумы 1771 г., и Георгий Конисский, архиепископ белорусский.
112
Все эти сведения о роде Иоанна Максимовича заимствованы из статьи: Бубновская сотня, составленной потомком Максима Печерского (бывшим профессором сначала Московского, а потом Киевского университета) Михайлом Александровичем Максимовичем и напечатанной в журн. мин. вн. дел на 1849 год.
113
Труды Киев. акад. 1860 г., кн. 2, стр. 232.
114
Обзор р. дух. лит., стр. 207, в Учен. зап. 2 отд. Акад. наук 1857 г., кн. 3.
115
В XVII столетии в Малороссии и Белоруссии, а в XVIII отчасти и в Великороссии, при дух. академиях, архиерейских кафедрах и в больших монастырях была особенная должность проповедников слова Божия, и ее поручали только ученым и способным к публичному проповедыванию иеромонахам. Из слов, говоренных Иоанном Максимовичем в Киево-Печерской лавре в 15–90 годах, три: о страшном суде, на рождество Иоанна Предтечи и преставление св. Иоанна Златоустого, напечатаны в Чернигове в 1705 году в Зерцале от писания божественного. Прочие же «словеса», замечает издатель их иеромонах Антоний Стаховский, первый префект черниговской семинарии, впоследствии архиепископ черниговский и, наконец, митрополит тобольский, «проповеданныя от иеромонаха И. Максимовича чрез пятолетнее число, наченши от року (года) 15, под спудом сокровенни в преславной обители пресв. Богородицы печерския». См. Наука и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. II, стр. 118.
116
Прежде и самого Феодосия Углицкого (особенно чтимого за святую и подвижническую жизнь) посвятил в архимандрита Елецкого монастыря черниговский архиепископ Лазарь Баранович^{10}^ именно с тою целию, чтобы иметь в нем помощника себе по управлению епархиею, а потом и преемника. См. Труды киев. дух. ак. 1860 г., книга 2, стр. 227, 232, 221 и сл.
117
В Ист. иерархии, изд. 2, стр. 300. между Феодосием и Иоанном, архиепископами черниговскими, несправедливо помещен Лаврентий: он не был избран и рукоположен.
118
В Ист. иер., изд. 2, стр. 300, а вслед затем и в моем жизнеописании митрополита Иоанна Максимовича, напечатанном в 1849 и 1854 годах, неправильно сказано, что Иоанн сначала был посвящен в епископа. В Ист. иер. на указанной странице касательно Иоанна есть и другая ошибка: там напечатано, что он хиротонисан 1 января 1698 года (вместо 10 января 1697 г).
119
В России до уничтожения патриаршества в саккосе служили только патриарх и митрополиты. Из архиепископов в саккосе первый стал служить один из предместников Иоанна Максимовича, черниговский архиепископ Лазарь Баранович с благословения патриархов восточных Паисия и Макария и московского Иоасафа II. председательствовавших на московском соборе в 1666 и 67 годах.
120
См. предисловие к Илиотропиону.
121
Науки и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. I, стр. 109.
122
Впрочем, в черниговской семинарии, как и во многих других семинариях, первоначально классы были только до риторики включительно.
123
Между прочим, в 1705 году Иоанн выстроил для помещения семинарии каменное здание.
124
Учители и ученики черниговской семинарии в 1709 и 1710 годах уже участвовали в переводе с латинского языка изданной Иоанном Максимовичем книги: Богомыслие на пользу правоверным. См. предисловие к сей книге и посвящение ее Стефану Яворскому.
125
В эту книгу Иоанном Максимовичем несколько мест заимствовано из сочинения св. Димитрия ростовского: Руно орошенное, или описание чудес, бывших от иконы Божией Матери, находящейся в черниговском Ильинском монастыре.
126
Осьми блаженств евангельских – см. Нагорную проповедь (Мф. 5, 3-10).
127
Синаксарь, синаксарий (греч.) – собрание; собрание в воспоминание Тайной вечери; собрание исторических сведений о празднике или святом. Собрание таких синаксариев составляет книгу под названием «Пролог».
128
Мысли для сего Синаксария преосв. Иоанном взяты из службы (впоследствии уничтоженной) на полтавскую победу 1710 г. архимандрита, а после архиепископа тверского Феофилакта Лопатинского и из слова на ту же победу Феофана Прокоповича. Обозр. русс. дух. лит., т. 1, стр. 207. Наука и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. II, стр. 232 и 233.
129
Слов. пис. дух. чина, ч. I, стр. 283 и сл. Церк. ист. Инн., т. II, век XVII; Библиогр. Сопик. и Обозр. р. дух. лит., ч. I стр. 207; но всех вернее в Науке и лит. в России при Петре великом, Пекарского, т. II.
130
См. предисловие к Илиотропиону.
131
См. статью Мих. Ал. Максимовича: Бубновская сотня в жури. мин. вн. д. на 1849 год, и Науку и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 149, 115, 206.
132
Одно из этих четырех сочинений, например Илиотропион (это произведение иезуита Дрекселлия, изданное в первый раз в 1627 г. в Мюнхене), переведены буквально, а другие, например Феатрон (автор этого сочинения – папский каноник Амвросий МагНапш, живший в первой половине XVII стол.) – с переменами, переделками, сокращениями и исправлениями, какие казались нужными по духу и требованиям нашей православной Церкви. Наука и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 316. Предисл. к Фсатрону на стр. 3.
133
См. статью черниг. архиеп. Филарета: Черниговские иерархи, помещенную в Трудах киев. дух. академии 1860 г., № 2, стр. 235.
134
Солнечник – подсолнечник.
135
Предисл. к Илиотр. и Наука и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 316.
136
Петру великому из сочинений Иоанновых посвящены, между прочим: Царский путь креста Господня, Осмь блаженств евангельских и Толкование на молитву: Отче наш.
137
Богородице Дево, Феатрон и Толкование на 50-й псалом Иоанн Максимович, в 1708 г., отправил к Петру I, при письме, с кафедральным наместником своим Антонием Стаховским, а Царский путь креста, Осмь блаженств и Отче наш, в 1709 или 1710 г., поднес ему чрез нового малоросс, гетмана Ив. Скоропадского. – Архив, черниг. каф. собора; Предисловие и послесловие к книге: Царский путь креста Господня.
138
Получив книги, посланные с Антонием Стаховским (см. предыдущее примечание), Петр I, кроме похвальной граматы, послал Иоанну Максимовичу кусок камфы, кусок камки и белый мех, да для черниг. собора пуд ладану и 3 ведра церк. вина. – Архив черниг. собора.
139
Н. и лит. в Р. при Петре в., Пекарского, т. II, стр. 233, 253 и сл. Слов. пис. д. чина, ч. 1, стр. 287.
140
Экземпляр книги Феатрон, или Позор, принадлежащий в настоящее время омскому собору, прежде, как видно из надписей и пометок на нем, переходил из рук в руки довольно почетных лиц разных сословий, притом переходил все почти в дар, и весь испещрен, исписан пополам – отчасти по-русски, а более по-латыни – замечаниями и дополнениями.
141
Некоторыми из произведений Иоанна Максимовича не совсем довольны были и его современники, например, об Алфавите его был сделан невыгодный отзыв известным нашим сатириком князем Кантемиром, а о Богородице Дево невыгодно отзывался св. Димитрий ростовский (Наука и л. в Р. при Петре в., Пек., т. II, стр. 115 и 150. Истр. р. Церкви, сп. Фил., изд. 1, ч. 4, стр. 111). Кроме того, два из его сочинений: Богомыслие и Феатрон несколько лет (в 30-х годах XVIII столетия) считались не
142
См. Слов, о пис. д. чина, изд. 2, ч. 1, стр. 288 и сл. Наука и лит. в Р. при Петре в., Пек., т. I, стр. 191 и сл.
143
Наука и лит. в Р. при Петре в., Пекар., т. I, стр. 191-197.
144
Там же, т. II, стр. 236.
145
Предисл. к Царскому пути креста Господня, л. 2 на обор. Отд. 1, кн. 1.
146
Отец Иоанна Максимовича пользовался, как мы видели в начале статьи, благоволением Мазепы; сам Иоанн получил сан архиерейский, между прочим, и по его выбору; братья его в малороссийском войске занимали довольно хорошие места и держались стороны Мазепы. К несчастью, некоторые из них и после, во время самой Полтавской битвы, не отстали от изменника и за то горькую испили чашу.
147
Чернигов, иерархи, в трудах киев. д. акад. 1860 года. кн. 2, стр. 238. Чт. ист. общ. на 1859 год, кн. 1, стр. 181, 183, 195. Март. т. II, стр. 482 и сл., т. IV, стр. 275 и сл.
148
См. предисловие и послесл. к Царскому пути креста и пр.
149
Обзор русс. дух. лит., ч. II, стр. 207, и Наука и лит. в Р. при Петре в., Пекарского, т. II, стр. 232 и сл.
150
См. Поли. собр. зак. под указанными годом и числом.
151
В жизнеописании митр. Иоанна Максимовича, изданном мною в 1849 и 1854 гг., и Н.А. Абрамовым^{11}^, которое напечатано в Страннике 1863 г. № 5-й, ошибочно сказано, что святитель Иоанн из Чернигова в Тобольск перемещен в 1711 году^{12}^ и что сибирскою митрополиею управлял близ 4 лет. Меня. г. Абрамова и покойного киевского митрополита Евгения, трудившегося над вторым изданием I части ист. иер., ввела в ошибку рукописная сибирская летопись, хранящаяся в библиотеке Тобольской семинарии: там действительно сказано так, но сказано неверно. Касательно Иоанна Максимовича в этой летописи есть и другие ошибки; там говорится, например, что он посвящен в архиерея черниговского в 1698 году (тогда как это было в 1697), что он приезжал в Москву в числе малороссийских послов к царю Алексею Михайловичу (тогда как этого царя во время разорения заднепровской Малороссии турками уже и в живых не было) и пр. Настоящее уверение, т.е., что преосв. Иоанн перемещен из Чернигова в Тобольск не в 1711, а в 1712 году, и что поэтому он управлял тобольскою епархиею менее не четырех, а трех лет, я основываю: а) на статье: Чернигов, иерархи, помещенной в Труд. киев. акад. 1860 г., кн. 2, стр. 239; б) на Слов. пис. д. чин., ч. I, стр. 287; в) Ист. иер. р. Ц., ч. 1, изд. 1, стр. 111 и 153; г) Геогр. слов. Щекатова, ч. 6, стр. 262; д., Обз. русск. дух. лит., стр. 207; особенно же е) на ставленой грамоте, данной местоблюстителем патриаршего престола Стефаном Яворским преемнику Иоаннову по черн, епархии, архиепископу Антонию Стаховскому, и доселе в целости хранящейся при черниг. каф. соборе, и ж) на свидетельстве самого Иоанна Максимовича в Илиотропионе. В грамоте говорится: «Стефан Яворский, Божиею милостию митр, рязанский... прошедшего мироспасительнаго 1712 года, месяца марта для черниг. епархии боголюбивый архиепископ Иоанн Максимович, по указу царскаго величества переведен на престол сибирския митрополии»; а в предисловии к последней (к Илиотропиону) черниговцы, трудившиеся над ее изданием, в 1714 году, уже в бытность Иоанна в Сибири, говорят: «ты учил нашу паству, яко лет пятнадесять». Если б Иоанн Максимович, хиротонисанный в черниг. архиепископа, в январе 1697 г., прибыл в Тобольск в августе 1711 года, то каким бы образом он мог учить черниговцев лет пятнадесять? Чтобы Иоанн Максимович прибыл в Тобольск ранее 1712 года, этого нет и в описании остяцкого народа, Новицкого, хранящемся в ризнице тоб. каф. собора.
152
Переписчик грамоты забыл означить число, хотя и место для него оставил.
153
Иначе рассказывают о причине назначения Иоанна Максимовича в Сиб. митрополита в Тобольске: будто в поместьях князя Меньшикова, находившихся в черниговской епархии, выстроена была новая церковь. Светлейший написал своему управителю, чтоб церковь та освящена была в такой-то день, и чтобы к освящению непременно был приглашен архиерей. Управитель волю господина своего передал преосвященному Иоанну. Но сей сказал, что назначение времени освящения церкви зависит не от его светлости и кого бы то ни было, а от епархиального архиерея, и что в назначенный день ему быть там никак нельзя, а он будет в другое время, именно тогда-то. Как сказал преосвященный, так и сделал. Далее: по случаю освящения церкви помянутый управитель устроил было богатый обед, но преосвященный, как откроется из дальнейшего, не любил бывать на чужих обедах, а потому не удостоил отведать княжеского стола. Меньщиков, узнав об изменении дня освящения церкви и об отказе от обеда, приготовленного его управителем, сильно прогневался на Иоанна Максимовича и из мести, когда вакансия на тобольскую митрополию сделалась праздною, устроил так, что туда назначили именно его – черниговского преосвященного. Максимович слышал о виновнике своего премещения, в страшную в то время Сибириь, и потому будто бы сказал при отъезде: «да, мне далеко ехать, но он будет еще далее меня». Предсказание преосвященного, прибавляют рассказчики, сбылось: Меньщиков, как известно был сослан в Березов, где и умер. Но предание этим не оканчивается. Говорят, что преосвященный Иоанн, когда Меньщикова провозили секретно мимо Тобольска по Иртышу в дощанике, не получив на от кого известия, вышел на берег реки, поклонился на плывшее судно и благословил его. Но это предание не верно; по крайней мере так можно смело говорить о последнем, упоминаемом в нем, обстоятельстве: Иоанн умер в 1715 году, а Меньщиков сослан в 1727 году, следовательно, 12 лет спустя после смерти преосвященного. Не случилось ли все это с митрополитом Антонием Стаховским, управлявшим тобольскою епархиею 1723–1740 г.? Он также, как и Максимович, в Тобольск переведен из Чернигова, но вместо наказания. См. Полн. Соб. Зак., т. VI, № 3, 734.
154
В старину архиереи тобольские в летнюю пору ехали из России сухим путем только до Верхотурья, а из Верхотурья до Тобольска обыкновенно плыли на судах по рр. Туре и Тоболу. Для этого тобольский архиерейский дом свои дощаники, которые, впрочем, в Верхотурье и Тюмени имелись у него постоянно и служили для сплава хлеба на архиерейский дом из архиерейских вотчин, находившихся наиболее в уездах Тюменском, Туринском и Верхотурском. Преосвященный Иоанн приплыл в Тобольск на двух дощаниках. Это удивительно, но только с нынешней точки зрения. В старину преосвященные в Сибирь ехали обыкновенно с большою свитою: с певчими и архиерейской ризницей, с некоторою частию духовенства, недостаток в котором, особенно в более образованном и способном, долго чувствовался в Сибири, с прислугой, множеством богослужебных книг и церковной утвари, в приобретении которых и до сих пор немало встречается затруднений, с значительным запасом провизии для архиерейского стола, сукон и других материй для платья, как самому архиерею, так еще более служащим при нем лицам, и пр., и пр. (См. челобитную митр. Филофея Петру 1 и примечания к ней в Тоб. губ. вед. 1859 г., №№ 15-19). Не излишне заметить, что иногда ризницу и певчих нарочно посылали в Москву или Петербург ко времени посвящения нового архиерея для всей Сибири. Так и в начале 1710 года к посвящению преемника митрополиту Филофею были высланы в Москву певчие и ризница; но по неназначснию сего преемника (Иоанна Максимовича) во время, в течение слишком двух лет, возвратились доколе так (архив тоб. коне.).
155
В старину – и до 1803 года – и все тобольские преосвященные также или подобным образом вступали в Тобольск на новую паству: приезжали сначала в Знаменский монастырь, облачались там и шли в собор с церемонией, подобной крестному ходу, например, при преднесении св. икон, в предшествии всего градского духовенства, при стечении множества народа и колокольном звоне. Само собою разумеется, что бывали и мелкие изменения, которые зависели от предохранительных распоряжений воевод или губернаторов, правивших Сибирыо, или самих владык. В марте 1769 года громкий и пышный губернатор Чечерин встречал преосвященного Варлаама, между прочим, с пушечной пальбой и сквозь как бы триумфальные ворота, устроенные на Прямском взвозе и украшенные, кроме многого другого, нарочно для того приготовленными надписями в стихах.
156
Лет. сборник, принадлежащий тобольской семинарии, рукописный, год 1711.
157
Розыск св. Димитрия ростовского, ч. III, гл. XIII.
158
Жалованья ему не назначено никакого; вотчинных крестьян не было ни одной души; дани с немногих церквей и монастырей собираюсь только 108 рублей. И из этой ничтожной суммы архиерей должен был содержать, кроме себя, певчих своих, приказных чиновников и прислугу. Странн. 1863, № 1, стр. 10, Ирк. еп. вед. 1863 г. № 10.
159
Ирк. еп. вед. 1863 г. № 10, стр. 121. Ставл. грам. Антония Стаховского в черниг. кафедр, соборе. Не известно, тотчас ли по прибытии в Тобольск или несколько спустя только митрополит Иоанн Максимович отправил из Тобольска в Йркутск в благословение тамошней пастве список с чудотворной Абалцкой иконы Божией Матери. Эта святыня до сих пор в целости сохраняется в приделе иркутского кафедрального собора и в недавнее время украшена по усердию покойного купца Трапезникова великолепнейшею золотою ризою. В стихах, написанных под иконою, преосвященный Иоанн обещался посетить Иркутск лично, но промысл Божий не судил ему исполнить это обещание ^{13}^.
160
Впрочем, это благое намерение Петра I и митрополитов тобольских Филофея и Иоанна начинает приходить отчасти в исполнение почти только в настоящее время (См. Дух. Бесед. 1863 г. № 5, стр. 160, и некоторые из последующих ее номеров, Ирк. епарх. вед. 1863 г., Правосл. обозр. 1863 г. № 7, замет, стр. 194).
161
Иларион Лежайский родом был из Польши, и в Сибирь привезен самим преосвященным Иоанном. С ним приехали было из Малороссии и еще несколько монашествующих, но Сибирь не понравилась, и все они, согласно их просьбе, отпущены были Иоанном Максимовичем обратно па родину с щедрым вознаграждением за послушание ехать с ним и за сопровождение его в пути до Тобольска. (Из лат. и частию русской рукописи, принадлежащей омскому дух. училищу). Что же касается архимандрита Илариона, то он китайским императором и мандаринами принят был очень ласково, но жил там недолго, потому, вероятно, что не мог перенести перемены ктимата.
162
В описи имения митрополита Антония Стаховского, одного из ближайших преемников Максимовича, хранящейся в архиве тобольской консистории, между прочими вещами значится и поименованная книга. Эта опись признает ее сочинением Иоанна Максимовича. Оставшись рукописью в Тобольске, Путник, по всей вероятности, никогда и не был напечатан.
163
Жури. мин. нар. пр. на 1850 год, № 10, статья г. Абрамова под названием: Иоанн Максимович и пр.
164
Рукоп. сиб. летопись, принадлежащая тобольской семинарии, под 1715 годом.
165
Это предание известно всем жителям Тобольска и целой Сибири. Мне случалось неоднократно слышать его от почтенных по летам и просвещению старцев (напр. Ив. П. и М.Д. Менделеевых и Гневашевых), которые сами слышали его от своих отцов и дедов, современников или почти современников митрополиту Иоанну.
166
В кратком показании о бывших в Сибири городах, воеводах и пр. на стр. 17 неправильно сказано, будто Иоанн Максимович погребен в приделе Златоустого.
167
Из дел консист. архива.
168
И это предапие пишущему было сообщено людьми старинными; набожными и образованными.
169
Рассказ этот мною записан был в 1843 году со слов особенно благоговевших к памяти митр. Иоанна, ныне уже покойных, купцов тобольских Ал. Мир. Гневашева и Вас. Ал. Струнина. Помнится, один который-то из них (если только не оба) были и при перенесении нового гроба Иоаннова в числе четырех помянутых депутатов.
170
Иоанн Максимович был канонизирован Русской православной церковью летом 1916 г.
171
В то же время собирал и записывал сведения о благодатных действиях, совершавшихся над людьми, которые обращались с молитвами к митр. Иоанну, преосв. тобольский Владимир, и у него записано было гораздо более, нежели у меня, но его запись по смерти преосвященного (1845 г.), вероятно, затерялась и, кажется, навсегда.
172
Томская епархия, в состав которой входит и Барнаул, открыта только в 1834 году. До тех пор она принадлежала к тобольской епархии, и тобольские преосвященные, по отдаленности и по неотпуску из казны, кажется, до двадцатых годов прогонных денег на разъезды по епархии, в Томске, а тем более в барнаульском округе, действительно почти никогда не бывали.
173
В настоящее время он по глубокой старости уже за штатом.
174
В конце прошедшего и начале настоящего столетия тобольские семинаристы высших классов почти все были вместе и причетниками при градских церквах, некоторые даже бывали женатые и служили при тех же церквах диаконами.
175
При церквах тобольской епархии почти до настоящего времени, по крайней мере до сороковых годов, сторожек не было, и сторожны жили, ели, пили и спали в трапезах (церквей), отчего они и до сих пор в Сибири называются трапезниками.
176
Пишущий слышал это от многоуважаемого отца протоиерея Ласточкина, здравствующего, как и протоиерей Кузнецов, доныне.
177
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии митрополита Иоанна Максимовича // Странник. 1870. Т. 2. С. 325–348.
178
А. Сулоцким были также написаны: Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольскаго и всея Сибири. М.: Типография Александра Семёна, на Софийской улице, 1849. 16 с.; Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольскаго и всея Сибири // Странник. 1864. Т. 1, январь.
Из работ других авторов об И. Максимовиче:
Карпинский А.М. Иоанн Максимович, митрополит Тобольский и всея Сибири. Тюмень: Типография А.А. Крылова, 1899. 53 с.; Протоиерей Григорий Тутолмин. Житие Святителя Иоанна (Максимовича), митрополита Тобольского и всея Сибири. Тобольск: Типография Епархиального братства Димитрия Солунского, 1916. 33 с.
Житие святителя Иоанна, митрополита Тобольского //Жития русских святых. Кн. 2. Коломна, 1993. С. 363–366.
179
Письмо Стефана Яворского к Петру I, о котором упоминается здесь и из которого будут делаться выписки и далее, найдено, скопировано (в одном из столичных архивов) и доставлено мне многоуважаемым профессором с.-петербургской духовной академии Ил. Ал. Чистовичем.
180
Архив Тобольской консистории... В старину общий у всех епархий был обычай – ко времени посвящения нового архиерея и обучения его архиерейскому священнослужению высылать в Москву певчих, ризницу архиерейскую и деньги на проезд архиерею и на другие его расходы. Легко ли, выгодно ли было тобольской епархии делать такие посылки за 2300 верст, об этом может судить всякий сам.
181
Да не покажется читателям странным упоминание о посвящении архиепископа в митрополита. Старые времена не новые, нынешние: в старину действительно существовал и особенный чин производства епископов и арихепископов в митрополита, быть может, между прочим и потому, что тогда архиереи, низшие по названию митрополитов, служили в фелонях (а не в саккосах) и в митрах без креста. Чин этот совершен было не только в 1711 году над Иоанном Максимовичем, но и позднее того, а именно в 1721 году на одним из преемников его по тобольской епархии Антонием Стаховским. Сей последний из архиепископов черниговских в тобольского митрополита был торжественно рукоположен 5 марта 1721 года, во второе воскресенье великого постав в С.-Петербурге, в Троицком соборе в присутствии Петра I тем же Стефаном Яворским при сослужении новгородского архиепископа Феодосия и псковского епископа Феофана Прокоповича. «Иркут. епарх. вед.» 1863 г. № 12 и 14. Акт. арх. эксп. Т. 1, стр. 297-301
182
Ист. росс. иер. ч. I, стр. 236.
183
Ирк. епарх. ведом. 1865, 1866 и следующих годов, а особенно 18 г. № 2.
184
В уездах иркутском, Нерчинском, верхнеудинском и селенгинском епископу Варлааму были подведомы только 42 церкви и 4 монастыря (из которых три были беднейшие), и он с них на себя, певчих, канцелярию и прислугу получал только 108 рублей в год. «Странник» 1863 года, янв., стр. 9 и след. «Иркут, епарх. вед.» 1863 года, № 10.
185
«Иркут, епарх. ведомости» 1863 года № 10.
186
Как понимать это слово – в смысле ли определенного, уже назначенного архиерея, и именно Варлаама Коссовского, или в значении (архиерея) самостоятельного, самоместного, независимого? Должно быть, в последнем смысле.
187
При неустройстве путей сообщения в Сибири и бедности духовенства, в старину действительно многие из ставленников, хотя бы и Восточной Сибири, для принятия рукоположения ходили в Тобольск пешком. А был пример (да, быть может, еще и не один), что иркутский ставленник Федор Сидоров, не застав архиерея в Тобольске, ходил за рукоположением в Вятку, где и принял оное от вятского архиепископа. См. «Ирк. епарх. вед.» 1863 г. № 15, стр. 202.
188
Стефан Яворский, по всей вероятности, знакомый с Варлаамом Коссовским еще по Киеву (Ист. росс. иер. ч. I, стр. 270 и 236), и потому, как кажется, несколько благоволивший к нему, и хотел было тогда же улучшить его участь: в вышеупомянутом письме своем к Петру 1 он представил было его к перемещению в Тверь: «А буде, – говорил он в конце своего письма, – иркутскому архиерею не ехать на Сибирь, благоволи его, Великий Государь перевесть в Тверь на место умершего архиерея (архиепископа Каллиста)». Но Петр I на сей раз не уважил предстаатения местоблюстителя, напротив, повелел рукоположить в епископа в Тверь другого (архимандрита московского Знаменского монастыря Алексея Титова), и только по вторичному представлению, притом уже чрез три года после того, когда новопоставленный тверской архиерей епископ Алексий был переведен из Твери на Крутицы, и именно только в 1714 году, Петр великий согласился дать преосвященному Варлааму место в Тверь. Заключим рассказ о бывшем викарии тобольской митрополии преосв. Варлааме Коссовском известием, что он по шестилетнем управлении тверскою паствою перемещен был (в июне 1720 г.) в Смоленск с возведением в сан митрополита, что в Смоленске он скончался в следующем же (1721 году 4 мая), что погребен он там в Троицком монастыре в каменном, в виде подвала, склепе, над которым устроена каменная же четырехугольная часовня; что в Смоленске крепкая есть вера в нетление тел как его, так и трех других, вместе с ним погребенных смоленских архипастырей, и что в названной часовне с 1837 года по поводу исцеления одной больной госпожи (Колечицкой) после бывшего ей видения и совершения панихиды над усыпальницей преосв. Варлаама и других трех сопочиваюших с ним преосвященных служится по просьбе смолян много панихид. Ист. росс. иер. ч. 1, стр. 237, 270 и 320. Ирк. еп. вед. 18 г. №№ 46 и 47.
189
Самый срок прибытия Иоанна Максимовича в Тобольск со временем его отбытия из Москвы совершенно согласен: ежели Иоанн из Москвы в конце или половине июня (в первой половине июля там его уже не было) и большую часть пути совершил водой, как делали и другие сибирские архиереи (напр. Киприан, Симеон и проч.), приезжавшие в Тобольск летом, плыл сначала (от Нижнего) Волгой, потом Камой и Чусовой и, наконец, после переправы сухим путем чрез Урал плыл Турой и Тоболом, что очень быстро, особенно там, где доводилось плыть, например, Камой и Чусовой, против воды, совершиться не могло; то ранее 14 августа (1711 г.) ему, Иоанну Максимовичу, и нельзя было прибыть в Тобольск.
190
Изд. 2, часть 1, стр. 300 и 233.
191
Из письма жителя Семипалатинска Н.А. Абрамова от 22 января 1865 года.
192
Справедливость сего соображения доказывается и тем, между прочим, что день назначения Иоанна к перемещению в Тобольск писцом не означен, место для него в грамоте оставлено пустым; пиша, вероятно, хотел справиться, да и забыл.
193
Первая каменная иркутская церковь во имя Спаса нерукотворенного образа освящена в 1713 году с разрешения епископа Варлаама, который с 1710 года жил в Москве. См. Жизнь святого Иннокентия иркутского чудотворца, стр. 17; «Иркутские епарх. ведом.» 1863 г. № 10, стр. 121.
194
Откуда взята эта выдержка, это будет видно ниже из наказной грамоты Иоанна архимандриту Мисаилу.
195
В селенгинском монастыре хранится подорожная, выданная архимандриту Мисаилу в Тобольске 7 мая 1714 года на проезд ему в Дауры, т.е. за Байкал, чрез Енисейск.
196
Мисаил родом был из России. В Сибирь и именно в Забайкалье прибыл он в 1661 году в числе других монашествующих в сане иеродиакона для постройки на р. Селенге монастыря и для обращения кочевавших и доселе кочующих там монголо-бурят идолопоклонников. По смерти в 1693 г. основателя и первого настоятеля Селенгинского Троицкого монастыря Мисаил митрополитом тобольским Игнатием сделан был настоятелем сего монастыря и посвящен сначала в игумена, а потом и в архимандрита. Жил он лет сто или более – до 30-х или даже 40-х годов XVIII столетия; и все еще с большою пользою управлял вверяемыми ему и монастырями, и заказами, даже некоторое время целой иркутской десятиной, как сейчас увидим из грамоты ему Иоанна Максимовича (Жизнь свят. Иннок. стр. 13 и 14; Ист. Р. Церк. Филар. ч. 4, § 10).
197
Грамоту отыскал в архиве Селенгинского монастыря забайкальский миссионер о. иеромонах Мелетий.
198
Десятиною в старину называлась и десятая часть готовых произведений полей, которую миряне платили своему духовенству, и десять или около того приходских церквей с их духовенством, которыми заведывал (впрочем более для сбора с церквей и причтов в пользу архиереев дани и других денег) иногда из светских лиц (из архиерейских приказных, из архиерейских дворян и детей боярских), а иногда и из лиц духовных, десятильник, десятинник, десяцкий, десятоначальник; а здесь под десятиною, очевидно, разумеется целый большой округ по церковному упраатению, обнимавший собою, как и сказано выше, по нынешнему разделению, почти всю Иркутскую губернию и всю забайкальскую область.
199
В Тобольской консистории нет ни одной бумаги от времени Иоанна Максимовича и за его подписью, потому что старый архив ее (до 1740 года) в 1788 году в апреле сгорел.
200
Например: часть епархии и весьма обширная в грамоте называется десятиной, или в грамоте упоминается о поповском старосте вроде помощника управляющему десятиной и как бы чиновнике по особым поручениям для разъездов по десятине, дтя производства следствий и пр. (см. статью 4-ю), упоминается о закащиках, впрочем, не со всею властию нынешних благочинных, в особенности прежних уездных протоиереев, а более только с обязанностию собирать с церквей какие-то неокладные доходы (см. ст. 7-ю), упоминается о венечных памятях (как бы билетах или свидетельствах, даваемых от закащиков с дозволением венчать браки), о сборе с церквей и часовен, даже со сборщиков на церкви окладных и неокладных денег, о сборе с духовенства даней, о новичных памятях (это, помнится, подпись каждого нового архиерея или доверенного от него лица на ставленной грамоте каждого священника и диакона и на указе каждого причетника, за что обыкновенно взималась в пользу архиерея некоторая плата или указ вновь назначенному причетнику).
201
Таково почти расстояние Иркутска от Тобольска, а Забайкалье от Тобольска, разумеется, и еще того далее.
202
В старину всякий архиерей называл себя, а тем более подчиненные называли его великим господином.
203
Это назначение, однако ж, не состоялось: Иларион Лежайский в 1714 году Иоанном был отправлен в Пекин настоятелем в то время открытой там нашей духовной миссии.
204
Жизнь св. Иннокентия иркут. чудотвор., стр. 18.
205
«Странник» 1864 г. янв., стр. 24.
206
Теперь можно с достоверностию сказать, что эта святыня послана митрополитом Иоанном в Иркутск именно в 1714 году после того, как ему повелено было принять тамошнюю паству в свое непосредственное управление.
207
Впадает в Обь с правой ее стороны.
208
См. мое жизнеописание митрополита Филофея, стр. 40.
209
Что-то в роде старшин.
210
Нужно помнить, что Томская губерния почти до последнего времени по церковному управлению входила в состав тобольской епархии.
211
Алтайских и приалтайских инородцев-язычников жрецы их или шаманы и до сих пор называют камами, а их жертвоприношение с их кривляньем, скаканьем, стуком в бубны и проч. называется камланьем.
212
Когда чердацкие новокрещенцы в 1835 г. просили у бывшего у них Томского преосвященного Агапита дозволения накпеить икону на доску с тем, чтобы украсить икону металлическою ризою, то он дал просимое дозволение, но под непременным условием – наклеить икону так, чтобы подпись митрополита Иоанна осталась не закрытою, что ими и исполнено.
213
Рассказ о чердацкой иконе извлечен из статьи о ней священника Ал. Лаврова, напечатанной в 19 номере «Томск, губернск. вед.» 1867 г.
214
При жизни митрополита Иоанна митра только была начата, но недоделана, а уже по смерти его была кончена и передана в архиерейскую ризницу. «Ирк. епарх. вед.» 1863 года, № 29, стр. 462.
215
Филофей Лещинский выше назван предместником Иоанна, а здесь называют его преемником, потому что он тобольскою епархиею управлял два раза: до Иоанна с 1702 по 1711 год, и после Иоанна – с половины 1715 года по 1721 г.
216
Гагаринская митра украшена золотым с алмазными искрами крестом наверху и убрана 40 финифтями, но преимущественно штуками, 778 драгоценными камнями, между которыми 8 изумрудов, 532 алмазных искр и 31 больших яхонтов и с 3131 жемчужинами, из которых 480 весят 27 золотников, а все прочие только 20 («Ирк. епарх. вед.» 1863 г. № 29, стр. 462; мое описание Тоб. Соф. собора, стр. 60 и сл.).
217
См. описание Тобольского Софийского собора (М. 1852), стр. 48 и след.
218
«Тоб. губерн. вед.» 18 г. № 30. Письмо каф. прот. П.А. Фелицына от 16 августа 18 года.
219
Этот Костылев мне, пишущему, и другим моим сослуживцам по Тобольской семинарии памятен как тихий, кроткий и очень добрый воспитанник и как довольно порядочный живописец, между прочим, портретист-самоучка.
220
Костылев, как портретист, бывал не без денег, но на тот раз у него не случилось.
221
За подробностями обоих исцелений желающие могут обратиться к Страннику 1865 года, янв., отд. I, стр. 16 и 17.
222
Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Мнимая могила Арсения Мацеевича в Верхнеудинске // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн.4. С. 11 –24
223
Например, епископ Пензенский Амвросий Орнатский в 2-х изд. 1-й части Истории Иср. Росс. Церкви 1807 года на стр. 123, и 1827 г. на стр. 253; Митроп. Киевский Евгений в Слов. Пис. Дух. Чина, ч. 1 на стр. 5; Бантыш-Каменский в Слов. Достоп. люд. Русск. Земли, ч. 1, стр. 64; Филарет Арх. Черниговский в Ист. Р. Церкви изд. 1, пер. 5-м, на стр. 6, и в Обозр. Рус. Дух. Лит., кн. 2, стр. 54.
224
Шевелева за какое-то неосторожно сказанное слово при Государе Императоре Павле I схватили и отправили в Иркутск, но там по рассмотрении дела он был оправдан. Находясь под судом и ожидая беды, Шевелев дал обещание, если Господь помилует его, устроить над могилой Арсения часовню, что, когда беда миновала, и исполнил.
225
Описание часовни сделано мною со слов (записанных еще около 1844 года) покойного благочестивого тоб. купца Ал. Мир. Гневашева, ведшего в свое время торговлю по Кяхте и много раз в проезды на Кяхту и обратно бывавшего в часовне для совершения в ней по Арсении панихиды.
226
В газ. «Амур» 1862 г., № 24, говорится: «Верхнеудинский старожил, купец Орлов, объяснял, что многие из городских жителей... в болезнях брали (в прежнее время) с могилы Арсения землю и, разводя в теплой воде, поили ею детей, которые и выздоравливали. Народное воображение (прибавляет автор статьи уже от себя) засвидетельствовало и то, что над могилой Арсения в ночное время виднелась горящая свеча».
227
Ист. обоз. Сиб. С.П.Б 1844 года, кн. 2, стр. 14. К удивлению, почти то же самое, по крайней мере подобное тому, напечатано в 1860 г. в Историко-стат. обзоре Ростовско-Яросл. Епархии на стр. 26. Там автор говорит: «Которое справедливо из сих сказаний (т.е. в Ревеле или в Верхнеудинске погребен Арсений Мацеевич), судить трудно».
228
Словцов немало изъездил по Сибири и до директорства в Иркутской гимназии по званию чиновника особых поручений, но еще более он ездил по ней, когда сделан был (1820-29 г.) визитатором учебных заведений гражданского ведомства во всей Сибири.
229
Восемь документов сего последнего поименованы с кратким указанием их содержания в 24 номере газ. «Амур» позапрошедшего года. Там при этом замечено, что все они будут вполне напечатаны в особом Сбор. ист. и стат. сведений о Восточной Сибири.
230
Копия с сего мною была получена от покойного, прежде упомянутого тоб. купца Алек. Мир. Гневашсва, с которым Преосв. Михаил до конца жизни вел переписку и которого он принимал с любовью, познакомившись с ним еще в Тобольске, в бытность свою там сначала (до вдовства) соборным священником и учителем семинарии, а потом ректором оной и Архимандритом Знаменского монастыря.
231
Здесь разумеется тот самый Лопухин, который в 1813 г. в честь Арсения Мацеевича устроил памятник в поместье своем в селе Воскресенском Орловской губернии (см. № 19 газ. «День» 1862 г.). При этом замечу, что И. Вл. Лопухин дело Митр. Арсения знал почти так же хорошо, как в последнее время узнал его г. Чистович. Им оно со всеми подробностями в 1813 г. было сообщено Преосв. Калужскому, впоследствии митрополиту Киевскому, Евгению, а сим последним передано Преосв. Амвросию Орнатскому, который составлял Историю Иер. Росс. Ц. под его (Евгения) руководством.
232
Итак, Г.Б. Милютин в замечаниях своих на ст. Чистовича об Арсении Мацеевиче, помещенных в 24 номере газ. «Амур» 1862 г., напрасно (в объяснение того, каким образом могло утвердиться в Сибири мнение, что в Верхнеудинске погребен бывший Митр. Рост. Арсений) сказал: «Может быть, и сам иеромонах Арсений нашел для себя небезвыгодным выдавать себя за бывшего митрополита». Для чего и без того виноватого еще более обвинять, и великодушно ли бить лежачего?
233
Сношения эти, по всей вероятности, и были, и, должно быть, из Нижнего Новгорода отвечали, что история иеромонаха Печерского монастыря Арсения ничуть не вымысел, иначе Митр. Евгений, руководивший, как уже сказано, Амвросия Орнатского в составлении Истор. Росс. Иерархии, но в то же время и сам пользовавшийся его материалами, не напечатал бы ни в своем Словаре пис. Дух. чина в 1827 году, что Арсений Мацеевич, наконец, был сослан в Ревель и там помер. Кроме того, мне достоверно известно, что в 1856 году по случаю предписания от Св. Синода о составлении церковно-исторических и статис. описаний епархий в Ярославле много рылись в консист. архиве – не отыщется ли какого-нибудь дела о ссылке Митр. Арссния Мацссвича первоначально в Нижегородский Печерский монастырь, но труды оказались в этом отношении напрасными.
234
valrnt in utramqe partem: fides penes narrators sit (лат.) – смысл этой фразы можно перевести так: «пусть будут на совести рассказчиков».
235
В бытность в Нерчинском монастыре иеромонах Арсений, как говорит предание, посадил два куста бузины; разумеется, они разрослись, простой народ, считая Арсения за Ростовского митрополита и за страдальца за правду, щипал листья бузины и употреблял их как лекарство в болезнях, особенно в лихорадке. См. газ. «Амур» 1862 г., № 24.
236
«Амур», № 24 и имеющееся у меня письмо Б. из Селенгинска от 10 декабря 1841 года.
237
«Правосл. Соб». 1861 г., октябрь, стр. 182.
238
Газ. «Амур» 1862 г., № 24.
239
Из росписи убогого имения, или иначе из духовного завещания иеромонаха Арсения, приложенного к упомянутому выше сообщению Удинской коменд. конторы в Селенгинский монастырь, видно, что им, Арсением, был отказан Каноник Киевской печати просвирне Нерч. монастыря, а Учебная Псалтырь солдату Блинову (Из письма Бестужева от 10 декабря 1841 г. к В. Ив-у). Вероятно, которую-нибудь из этих книг Вл. Ив. и видел в Акше, когда в 1844 году я показывал ему руку (в подписях на промемориях) Арсения Мацеевича, то он, к сожалению, за давностию времени не мог сказать, сходна ли она с надписью на виденной им книге или нет.
240
От кого, от самого ли Словцова, от Абрамова ли, получившего от Словцова некоторые бумаги, или от В.И. Штейнгеля мною получена была копия с письма Бестужева, теперь этого уже не могу припомнить.
241
Тут г. Бестужев, конечно, разумеет 1-ю часть Ист. Иер. Рос. Ц., Словарь писателей Духовного чина Митрополита Евгения и Словарь Бантыша-Каменского.
242
Другие печатают это имя Тоузаков.
243
Этот г. S. в статье своей, помешенной, как сказано выше, в №№ 49 и 50 «Современной летописи» под названием «Протест Арсения Мацеевича и последняя судьба его», говорит, что доселе не было обращено надлежащего внимания на самый протест Арсения и не изложено с достаточною полнотой его содержание, между тем как «тогда только можно составить правильное понятие и о поведении Арсения в деле о церковных имуществах, и о степени справедливости произнесенного над ним приговора, когда будет вполне известен и правильно оценен этот важный документ, в котором Арсений выражал свой взгляд на дело и за который, собственно, подвергся суду и наказанию. Г. Чистович (продолжает он) в статье, напечатанной в газете «День», сказал о содержании Протеста до крайности мало и привел из него только три коротенькие отрывка, да впоследствии, отвечая на возражения, возбужденные его статьей, прибавил еще несколько отрывков, но и эти отрывки все-таки не дали понятия о целом содержании Протеста. В интересе разъяснения столь важного дела, как суд над Арсением, мы намерены (заключает он) именно со всею подробностью изложить содержание его Протеста». Похвально, слова нет, излагать содержание такого важного документа, но, думаем, не похвально говорить даже об отрывках из него, сделавшихся известными посредством печати, а умалчивать о том, что Протест этот целиком был уже напечатан в « Чтениях в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете» 1862 г., в книге 2-й, отд. 5, стр. 25–30 и притом за несколько месяцев до появления его статьи в «Современной летописи». Иное дело оценка, а иное известность этого документа. Приступая к первой, не следовало намеренно притворяться не знающим о последней. Ведь самое подробное изложение содержания документа никогда не может заменить его самого. В деле историческом точность и совестность – одно из первых и существенных требований. Если отрывки, приведенные г. Чистовичем, не могли дать понятия читателям о целом содержании Протеста, то самый Протест, оглашенный уже прежде печатью, разве не восполнял этого, не разъяснял столь важного дела более и лучше всякого изложения содержания его чьими бы то ни было словами? К сожалению, с некоторого времени начинает входить в нашу журналистику недобрый обычай. Одни делают открытия после открытий, например, в октябрьской книже «Православного обозрения» сего года г., скрывшийся под тремя звездочками ***, то же излагает «дело Маркела Родышевского с Феофаном Прокоповичем о противностях церковных» (стр. 9-48) почти исключительно по тем актам, которые сообщены были в 1-й книге «Чтений» 1862 года, отд. 2, стр. 1-92, где точно так же, как и г. S., не упоминая ни слова о том, что оно было напечатано, представляет его как бы нечто новое, доселе никому в такой подробоности неизвестное. Другие идут еще далее: сославшись два, три раза на источник, этот последний совершенно уже истощают; так в статье, начатой в августовской книжке «Русского вестика» 1863 и конченной в майской 1864 года «А.П. Ермолов», без дальнего перепечатаны все документы, помещенные в нескольких книгах «Чтений» (кн. 3-ей 1861 г., 1, 2, 3 и 4-ой 1862 г.) А ведь это противно и предписаниям действующего Устава о цензуре, и принятым обычаям в мире печатном.
244
Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Одна из ошибок, какие встречаются в сочинениях и статьях, касающихся судьбы Арсения Мацеевича // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн. 4. С. 25–28.
245
«Прогулка в Нижний Новгород», в которой г. М.С. касается и судьбы Арсения Мацеевича, напечатана в «Современной Летописи» на стр. 16–23 при 13 номере «Русского вестника» 1860 года.
246
Здесь г. М.С. сделал замечание, что Арсений Мацеевич там и помер в 1787 году.
247
Есть и четвертая: преподобные отцы, как называет г-н М.С. членов Святейшего Синода, не присуждали и не могли, не имели права, как лица духовные, присуждать Арсения к смертной казни.
248
Слов. пис. Дух. чин., изд 2, ч. I, стр. 200 и сл.; Ист. Иср. Р. Ц., изд. 2, ч. I, стр. 132, 198, 281, 261.
249
Слов. пис. Дух. чин. ч. I, стр. 85–88; Ист. Иер. Р. Ц. ч. 1, стр. 130 и 131, 260.
250
И опять ошибка: нужно бы сказать: Гавриила (Петрова), того самого, который впоследствии был С.-Петербургским Митрополитом.
251
Слов. пис. Д. чин. ч. I, стр. 85.
252
Публикуется по тексту: А. Сулоцкий. К жизнеописанию Арсения Мацеевича: Промемории Арсения Мацеевича // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн. 4. С. 29–45.
253
Арсений Мацеевич первоначально был не Ростовским, а Тобольским митрополитом; пожалован же он в Митрополита Тобольского и Сибирского 10 марта, а рукоположен 26 мая 1741 года, но 31 мая 1742 года (след., чрез год и 5 дней, а не чрез 11 месяцев, как ошибочно сказано в 24 номере газеты «Амур» 1862 г. и во 2 книге «Историческое обозрение Сибири» Словиова на стр. 14) перемещен в Ростов. Впрочем, собственно в Тобольске митрополит Арсений жил менее и двух месяцев: приехал он туда 18 декабря 1741, а выехал оттуда в Москву 10 февраля 1742 года.
254
Эта промемория важна, как видит читатель, не по одному отношению к биографии Арсения Мацеевича, но и по отношению к истории христианства среди сибирских инородцев.
255
Турбавать (от лат., польск.) – _тревожить,_беспокоить._
256
Изневажить – неволить, принуждать.
257
Инстиговать – натравлять, травить, подстрекать
258
(С. 165) Изневага – неволя, насилие, принуждение.
259
Ответная промемория Сибирской Губернской Канцелярии показывает, что священник Степанов по допросе отослан для производства дела в Пелым, и что светское начальство, желая оправдать свой поступок (взятие священника без сношения с духовным начальством), говорит о бывшем будто бы требовании от него о том.
260
Из промемории из Сиб. Губ. Канцелярии видно, что требованные не отпущены до решения дела и что свой поступок Сиб. Губ. Канцелярия и, как кажется, не совсем благонамеренно, оправдывала указом от 1727 г., июня 19, и Инструкциею губерн. 1728 года, очевидно, вышедшими прежде указов, приводимых Митрополитом (из дела за 1742 год, № 12).
261
Дело 1743 года, № 83. Из дальнейшего дела видно, что два томских священника и новокрещенные светским начальством были вытребованы в Тобольск, притом на их собственном коште.
262
Деян. 15, 6.
263
Референдарий – личный секретарь и докладчик.
264
Екдик – полномочный представитель интересов общества, общины, организации.
265
Нотарий – стенограф, скорописец, писец.
266
Высочайший Двор и Святейший Синод в то время находились в старой столице.
267
«День» 1862 г., № 15, стр. 4.
268
Обозр. Русск. Духов. Лит., кн. 2, стр. 24.
269
Арсений Мацеевич не принял присяги на звание члена Святейшего Синода, как он тогда писал Государыне Императрице, во-первых, потому, что его хотели приводить к ней по форме, несколько измененной против прежней, определенной Духовным Регламентом, а вовторых, потому, что один из членов Синода, Псковский епископ Стефан, не хотел уступить ему, Арсению, в Святейшем Синоде места, какое принадлежало ему по степени занимаемой им епархии (Газ. «День» 1862 г. № 25, стр. 3 и 4).
270
Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Антоний (Знаменский), архиепископ Тобольский // Странник. 18, октябрь. С. 5–53.
271
А. Сулоцким об Антонии III (Знаменском) написана ещё одна статья: Антоний как епископ Вологодский и регент его хора Фелицын (впоследствии тоб. кафедр, протоиерей) // Вологод. еп. вед. 1873. №9; 1879. №20.
272
Иерархи ростовско-ярославской паствы. 1864 г., стр. 278-282.
273
Вологодские епарх. Ведом. 1867 г. № 6, стр. 181 и след.
274
См.: Абрамов Н.А. Замечательный случай из жизни Ярославского архиепископа Антония Знаменского // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 267–269. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).
275
Это умный, добрый и распорядительный ростовский протоиерей Андрей Тимофеевич Тихвинский. Он был из воспитанников 1-го курса С.-Петербургской духовной академии, окончивший курс с степенью кандидата. Служил первоначально в Новгороде профессором семинарии и там женился на племяннице преосвященного Антония (дочери родного его брата, новгородского священника Стефана), которую преосвященный любил как дочь и по сиротству ее воспитал и пристроил на свой счет. Потом (в 1816 году) из Новгородской семинарии он перепросился в Ярославскую под непосредственное начальство родственника и благодетеля своего, откуда через 4 года службы (в 1820 г.) поступил в протоиереи Ростовского собора, каковым и был по смерть свою, последовавшую 15 мая прошедшего 1867 года. В жизни о. Андрея Тихвинского особенно замечательны два обстоятельства. Первое: его при окончании академического курса из уважения к покойному отцу его (протоиерею гор. Тихвина) и по вниманию к его уму, доброй нравственности и трудолюбию сильно склонил поступить в гражданскую службу тогдашний министр вн. дел Козодавлев, обещая ему покровительство и представляя блестящую ожидающую его будущность. Андрей Тимофеевич несколько времени и колебался было, но в тот самый день, в который каждому из студентов академии непременно нужно был письменно заявить о желании или о нежелании оставаться в духовном звании, ему вдруг пришли на память слова Писания: кийждо в звании, в нем же призван быстъ, в том да пребывает (1 Кор. 7, 20); он принял их за напоминание, за указание промысла Божия и отказался от блестящего предложения министра, решился навсегда остаться в смиренном звании, в котором родился и для которого воспитывался. Второе: Андрей Тимофеевич умер (на 79-м году жизни), как слышно, последним из воспитанников знаменитого первого курса Петербургской духовной академии, упредив в этом шестью месяцами еще более знаменитого их профессора и ректора, блаженной памяти митрополита Московского Филарета (Яросл. епарх. вед. 1867 г. №№ 29 и 30, стр. 230–32, 238 и след.).
276
Отец преосвященного Антония впоследствии был слеп и жил уже в Ярославле при сыне.
277
Истор. иер. русс. Ц. ч. 1-я, изд. 2-е, стр. 123. Ист. С.П.Б. дух. акад. Чист., стр. 83.
278
Ист. спб. дух. акад., Чист., стр. 87, 83. Иерархи ростовско-ярославской паствы, стр. 279.
279
«De officiis» – название знаменитого сочинения Цицерона «Об обязанностях».
280
Comendium Hermeneuticae sacrae Цицерона de officiis с русскими примечаниями и Eutropius (лат.) – Краткое изложение сочинения Цицерона «об обязанностях» с русскими примечаниями и Евтропий.
Евтропий – римский историк IV в. Русский перевод его сочинения «Сокращение римской истории до времён кесарей Валента и Валентиниана» («Краткий обзор римской истории») опубликован в 1759 г. В тексте А. Сулоцкого имеется в виду либо какой-то труд Евтропия, либо примечания Евтропия к сочинению Цицерона («...с русскими примечаниями и примечаниями Евтропия»), но в таком случае в тексте допущена ошибка: вместо именительного падежа «Eutropius» следует употребить родительный «Eutropius».
281
В должности префекта академии преосвященному Антонию преемствовал знаменитый в последствии времени М.М. Сперанский. Таким образом, последний, а также сотоварищ и друг его, тобольский семинарист, Петр Андр. Словцов были сослужиыцами преосвященного Антония и вместе его подчиненными
282
Ист. Пет. дух. акад. Чистов., стр. 78 и 129.
283
Это предание сообщает бывший у пр. Антония некоторое время (в 1801 и 1804 годах) домашним письмоводителем, а потом, как увидим ниже, рукоположенный им в священники, ныне 85-летний старец, тобольский кафедральный протоиерей Петр Андр. Фелицын.
284
Ист. пет. дух. акад., Чистов., стр. 83, 78 и 129.
285
Так сказано в ист. С.п.б. акад. Чист., стр. 129, а в Волог. епарх. вед. что это было еще в 1797 году.
286
Лица духовные, даже в сане митрополитов и архиепископов, орденами начал жаловать Имп. Павел I с ноября 1796 г. См. Ист. Иер. Р. церк. гл. 1, стр. 193.
287
Из воспоминаний о. прот. П.А. Фелицына.
288
Митрополит Гавриил 16 окт. 1799 г. от управления С.-Петербургскою епархиею был уволен. Ист. иер. русск. Церкви, стр. 193.
289
Из воспоминаний протоиерея Фелицына.
290
Истор. иер. росс. Церк. част. 1-я, стр. 200. Иерархи ростовскоярославские, стр. 279.
291
Истор. иер. Цер. ч. 1, стр. 194 и 200. Иерархи ростовско-ярославские, стр. 279.
292
Вологод. епарх. вед. 1867 г. № 6, стр. 181 и след.
293
Преосвященный Варлаам I был старший брат митрополита Гавриила, но был рукоположен в архиереи почти пятью годами (в октябре 17 года) позднее его. Тобольской епархией он управлял 34 года и был, как и брат его, кроток, милостив к бедным, снисходителен к подчиненным и благочестив. Память его долго и свято чтилась жителями Тобольска. Преосвященный Антоний первоначально, по-видимому, не имел надлежащего понятия о своем предместнике (архиепископе Варлааме) и, как кажется, не чтил его высоко. Но он вразумлен был в том и как бы наказан за то следующим образом. «Раз (неизвестно – в день ли кончины Варлаама или в день его памяти) приходят ко мне, – после рассказывал сам преосвященный Антоний знакомому своему, бывшему келейнику митрополита Гавриила архимандриту Кирило-новоозерского монастыря Феофану, – и говорят: ваше преосвященство, завтра память по Варлааме преосвященном, так как прикажете служить? Пускай, говорю я, служит протопоп, а я к панихиде приду. Смотрю, на другой день весь город собрался в собор; спрашиваю: что это за народ? Да это собрались на память преосвященного Варлаама. Ну, не знал я, говорю, надобно бы самому служить». «Странник» 1862 г. № 2, отд. 1, стр. 50.
294
Ранее преосвященного Антония Знаменского в числе тобольских преосвященных были еще два Антония – Стаховский и Нарожницкий; потому Антоний Знаменский пишется и называется у нас Антонием III.
295
Фелицын и в Тобольске продолжал объяснять преосвященному служение Платона, окончил там курс семинарского учения и там же остался на всегдашнее жительство. Сначала он служил у преосвященного домашним секретарем, а потом регентом архиерейского хора, женился по указанию преосвященного на доброй и весьма достаточной невесте и был в мае 1804 года посвящен им к собору во священника; в 1810 году, уже по выезде преосвященного Антония из Тобольска, сделан был ключарем собора, а в 1826 году кафедральным протоиереем, чем служит, имея уже 86 лет, и служит еще бодро и до
296
В Тобольске с нижней его части в верхнюю три взвоза или всхода: Казачий, Прямской и Никольский. Первый ныне почти совсем брошенный, в начале XIX столетия был еще исправнее прочих.
297
С такой славою, иногда еще при пушечной пальбе, в присутствии воевод, а после и сибирских губернаторов, и среди выстроенных по сторонам дороги конных и пеших войск, вступали тобольские архипастыри на тобольскую паству в продолжение почти 200 лет, т.е. учреждения в Тобольске епархии и именно с 1620 года и по 1803 год. Но преемники преосвященного Антония, начиная с Амвросия Келембета (1806 год) приезжали и приезжают в Тобольск уже без славы, прямо в дорожных экипажах подъезжают к собору или к своему архиерейскому дому. См. в Чтениях в общ. ист. и др. 1864 г. мою статью: Встреча в Тобольске в старину вновь прибывших преосвященный^{14}^.
298
Не елей, а оцет – елей (греч.) – молодая маслина, деревянное масло. В древней церкви елей состоял из пяти веществ: 1) смирны самоточной, т.е. душистой смолы миррового дерева; 2) корицы; 3) благовонного тростника; 4) кассии – коры лаврового дерева; 5) оливкового масла; оцет – винный уксус. Здесь – в переносном смысле.
299
Из воспоминаний Фелицына и покойного прсосв. Афанасия.
300
Преосвященный Варлаам был добрейший архипастырь, службу Божию любил, так что и в будни он не пропускал ни одного богослужения, но певчих и искусственного пения не терпел.
301
Тобольск расположен на двух местностях – на низу и на горе, сажень более 20 вышины; собор в нагорной части, притом бесприходный и в некотором удалении от жилых строений, а потому в нем без архиерейского служения или и при архиерейском служении, но без хороших певчих и без сказывания проповедей богомольцев бывало или очень мало, или почти и совсем не бывало.
302
Из воспоминаний каф. протоиерея Фелицына.
303
В то время архиереям для обозрения епархий прогонных денег еще не давали.
304
В эти города и далее их ранее преосвященного Антония III ездил только митрополит Филофей (1702–1727 г.), а после него ездили архиепископы Евгений, Георгий и Варлаам.
305
В губерниях Томской и Енисейской, по церковному управлению зависевших от них, преосвященный Антоний не был или по краткости времени управления им Тобольской епархиею, или по неимению к тому средств.
306
По рассказам одного старца, некогда жителя гор. Кургана и современника преосв. Антония, эти поездки его (преосвященного) по епархии, по их новости стоили многих хлопот духовенству и неприятностей ему самому... Духовенство в то время почти все неученое, на испытаниях архиерейских в их званиях (напр., катехизиса и пр.) отвечало или очень плохо, или ничего не отвечало; 2) в иных местах не умело даже в порядке и по чину встретить архиерея; 3) являлось к преосвященному инде и совсем без ряс, а инде и в рясах, но сшитых безобразно и вовсе не по росту являвшихся в них: или слишком широких и длинных, или, напротив, очень коротких и узких; а это оттого, что сельские священники и диаконы почти все ряс в то время еще не имели и, приехавши в город для того, чтобы представиться владыке, брали рясы как бы на прокат у местных городских священников; 4) в двух селах Курганского уезда, лежавших не на тракте, в которые преосвященный заехал неожиданно, вопреки оповещенному пред тем его маршруту, он не мог попасть и в церкви: духовенство обеих церквей, согласно предписанию духовного правления, все уехало в Курган, чтобы там явиться к преосвященному; трапезники (т.е. сторожа) одной церкви, пользуясь отсутствием священников, ушли с ключами церковными на работы, а трапезник другой церкви, и налицо бывший, в церковь преосвященного не пустил, говоря, что «батюшка (т.е. местный священник) без себя никогда и никого не позволяет ему пускать в церковь, и то я не знаю, владыка ли ты: от батюшки я слышал, что владыка к нам не будет – ему к нам не по дороге заезжать; если б быть ему к нам, то батюшка с причетниками и не уехал бы в Курган».
307
Обь в том месте не на одну версту ширины.
308
Детей лиц духовного звания от 8 до 18 лет, не учившихся в семинарии, и холостых причетников, живших вне городов и не по тракту пути следования, было приказано для испытания в голосах вывозить в города и села, лежавшие на пути следования.
309
Тобольских архиерейских певчих того времени можно разве упрекнуть в том, что они очень громко пели. Впрочем, это был обший недостаток всех певчих начала XIX столетия.
310
Иные действительно, как видно из архивных дел, и платили.
311
Слов, писат. дух. чина, ч. 2, стр. 266 и ч. 1, стр. 83 и 87.
312
Молитва Господня – «Отче наш...» (Мф. 6, 9-13).
313
Эти умные, дельные наставления, данные священникам Тобольской епархии в самом начале настоящего столетия, приводятся в исполнение только теперь и то не во всех, а только в некоторых (российских) епархиях.
314
Клировые ведомости, которые, по всей вероятности, здесь и разумеются, в Тобольской епархии заведены только по настоянию преосвященного Антония.
315
«Можно бы сказать (как пишущему достоверно известно): а при иных, особенно в алтайских заводах, впятеро, осмеро и десятеро более».
316
К сожалению, это предположение преосвященного Антония было справедливо только в отношении к городам: там при одной или двух церквах (напр., в Омске до 1840 г.) народ во время больших праздников действительно стоял не только на папертях, но и на крильцах церковных и в оградах, подвергаясь иногда стуже и ветрам или солнечному жару, а сельские церкви по отвычке народа от общественного богослужения и в настоящее время, притом и в праздники, остаются почти пусты.
317
Сибирские по селам и деревням прихожане приглашали и доселе еще во многих местах приглашают к себе священников единственно для крещения младенцев и напутствования больных, а для молитвования родительниц и новорожденных, для служения по домам молебнов в дни, напр., имянин и при свадьбах, для отпевания покойников и поминовения их никогда почти не приглашали и не приглашают. Если священники при обширных приходах и одних этих треб не успевали исправлять, то что было бы, если б их приглашали к исправлению всех треб, как это делается в России?!
318
К каменным, но уже удачным постройкам времени преосвященного Антония нужно отнести постройку в 1803 и 1804 годах оград вокруг монастырей Абалацкого и Ивановского Межугорского.
319
Он и был послан в Абалакский монастырь.
320
Благовест – вид колокольного звона, созывающий верующих в храм на богослужение, производится размеренными ударами в один колокол.
321
В Сибири при многих церквах звон и вообще производится неисправно, наприм., в дни воскресные и праздничные благовест производят в один колокол и очень редко, что более походит на благовест в будничные дни великого поста, напротив, в будни великого поста благовестят как и всегда, т.е. скоро, притом только один раз, и именно пред началом, наприм., часов или преждеосвященной литургии^{15}^; трезвонят^{16}^, или иначе звонят во вся почти повсеместно, по крайней мере во многих местах без всякого такта; при выносах покойников весьма редко производят известный, так называемый перебор^{17}^ в колокола.
322
Святитель Иннокентий в указах Св. Синода назывался и в святцах называется первым иркутским архиереем, конечно, потому, что прежде его живший (в 1708–1710 годах) в Иркутске епископ Варлаам Коссовский был не самостоятельный иркутский архиерей, а только викарий тобольского митрополита.
323
Город Мангазея, вместо которого после выстроен Туруханск, находился на реке Тазе, близ Тазовской губы.
324
Отпуст – молитва, завершающая богослужение.
325
В 1984 г. по ходатайству епископа Омского и Тюменского Максима и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Пимена (Извекова) было установлено празднование в честь Собора Сибирских святых. Празднование совершается 10 (23) июня, в день памяти Иоанна Тобольского (Максимовича). На иконе «Собор Сибирских святых», написанной иконописцами Московской патриархии, изображены святые и подвижники благочестия:
митрополит Киевский Филарет (в схиме Феодосий, ум. 1857 г.);
архимандрит Синесий, сподвижник святителя Софрония, епископа Иркутского (ум. 1787 г.);
святитель Софроний, епископ Иркутский (ум. 1771 г.);
святитель Димитрий, митрополит Ростовский (ум. 1709);
святитель Иоанн, митрополит Тобольский и всея Сибири чудотворец (ум. 1715 г.);
святитель Иннокентий, митрополит Московский (ум. 1879 г.);
святитель Павел (Конюшкевич), митрополит Тобольский (ум. 1770);
святитель Иннокентий, епископ Иркутский (ум. 1731 г.);
святитель Филофей (Лещинский, в схиме Феодор, ум. 1727 г.);
митрополит Смоленский Симеон (ум. 11 г.), архиепископ Нектарий (ум. 1636 г.);
архимандрит Верхотурский Арефа (ум. 1910 г.);
праведный Симеон Верхотурский (ум. 1642 г.);
святитель Мелетий, архиепископ Харьковский (ум. 1837 г.);
преподобный Герман Аляскинский (ум. 1837 г.);
святой мученик Василий Мангазейский (ум. 1600);
архиепископ Тобольский и Сибирский Варлаам (Петров, ум. 1802 г.);
митрополит Тобольский и Сибирский Антоний (Стаховский, ум. 1740 г.);
блаженный Косма Верхотурский, Христа ради юродивый (ум. 1706 г.);
преподобный Андрей, игумен Рафайловский Тобольский (ум. 1820 г.);
епископ Герасим Архангельский (ум. 1880 г.);
епископ Рязанский Мелетий (ум. 1900 г.);
архимандрит Макарий, миссионер Алтайской миссии (ум. 1847 г.);
праведный Стефан Омский (ум. 1876 г.);
преподобный Мисаил, иеромонах Абалацкого монастыря (ум. 1797);
блаженный Иоанн Верхотурский, Христа ради юродивый (ум. 1701 г.);
блаженная Домна старица Томская (ум. 1872 г.);
преподобный Даниил Ачинский (ум. 1843 г.);
праведный отрок Пётр Томский (ум. 1820 г.);
праведный Феодор Кузьмич Томский (ум. 1864 г.);
преподобный Варлаам, пустынник Чикойский (ум. 1846 г.).
326
Коливо (греч.) – кутья, сочиво; пшеница или рис, сваренные и приправленные мёдом, иногда смешанные с яблоками, черносливом, изюмом и т.п. Коливо, приготовленное из зёрен, символизирует веру живых в воскресение умерших для лучшей (сладкой, как сочиво) жизни, подобно тому, как зерно, брошенное в землю, истлевает, но возрождается для новой жизни.
327
В мыслях о непочитании Василия Мангазейского жители Туруханска утвердились особенно после того, как посланный от них в монастырь депутат для удостоверения не нашел на обычном месте (в холодной церкви) его иконы: она в то время по просьбе богомольцев вынесена была в теплую церковь и стояла на окне, да и (умного) настоятеля в то время в монастыре не случилось: он уезжал по должности благочинного для обозрения сельских церквей.
328
В самом начале настоящего столетия нынешняя Енисейская губерния еще не была отделена от Томской, и Туруханский край в то время принадлежал к сей последней.
329
В «Страннике» 1866 года, № 12 отд. 1. стр. 103 напрасно сказано, будто все это совершилось вследствие ходатайства преосвященного Варлаама и будто обо всем этом преосвященному Антонию только уже отрапортовано было из Туруханского монастыря.
330
В 1805 году церквей в Тобольской епархии было 388. Количество немалое, но нужно знать, что при сибирских церквах, по многолюдству и крайней обширности (по месту) приходов, весьма нередко находилось по два и по три штата, или причта.
331
Духовные правления были обязаны доносить семинарскому правлению по третям года об успехах обучения священнослужительских детей в домах их родителей.
332
Содержание учеников на квартирах в Тобольске в начале настоящего столетия, и со столом, стоило около 24 р. в год.
333
Таковых пансионеров у преосвященного всегда было не менее десяти.
334
Все эти школы с открытием русских школ при семинарии и в трех нижепоименованных монастырях, как излишние и как находившиеся в крайне неудовлетворительном состоянии, преосвященный Антоний закрыл и производившиеся на содержание их с духовенства сборы прекратил.
335
Указом от 2 октября 1805 года спрашивал духовенство всей епархии, а также старост церковных и всех прихожан, не согласятся ли они уделить от неокладных церковных доходов хотя по малой части на содержание бедных семинаристов? В указе сем преосвященный писал, что бедных семинаристов, как из сирот, так из детей недостаточных родителей, и теперь слишком много, а если бы настоятельно потребовать всех детей духовного звания, начиная с 8-летнего возраста, то их будет и еще того более. Между тем семинария всех их, т.е. сирот и детей бедных родителей, содержать на свой счет решительно не имеет средств. А учить и воспитывать бедных детей духовного звания даром непременно нужно, потому что ученого духовенства не только в селах, но и в городах Тобольской епархии крайне мало. Затем преосвященный велел еще толковать старостам и вообще прихожанам, что ученые священники и диаконы для них самих могут быть гораздо полезнее неученых и проч.
336
Об этом, впрочем, будет еще ниже.
337
Так делал 100 лет ранее в Ростове святитель Димитрий. Слов. пис. дух. ч. 1, стр. 122.
338
Из воспоминаний протоиерея Фелицына.
339
Между пансионерами преосвященного были двое Карпинских (сыновей рано умершего кафедрального протоиерея Михаила Карпинского) – Петр и Александр. Первый из них впоследствии долго – до самой смерти – служил ключарем собора и профессором Тобольской семинарии, а второй был председателем где-то и какой-то палаты.
340
Из дел семинарского архива.
341
Из его книг, входящих в состав тобольской семинарской библиотеки, помню, между прочим, творения блаженного Августина^{18}^ в русском переводе в нескольких томах и анатомические таблицы Лодера.
342
«Странник» 1867 г. № 2, отд. 1, стр. 77.
343
А их (по той причине, что отцы, страшась дорогих, по их понятиям, квартир, старались помешать своих сыновей более в бурсу, хотя иные и с небольшою платою) было немало: например, в 1781 г. – 93, в 1799 – 124, в 1801 – 108, а в 1804 – 2 (из 363 всех-то). Из дел семинарского архива.
344
Суммы ассигновано было собственно-то гораздо более, а именно 25 тысяч, но она была ассигнована не на одну семинарию, а вместе и на архиерейский дом, и Знаменский монастырь. Архиерейский дом и монастырь еще до приезда в Тобольск преосвященного Антония, значит, только еще в чаянии ассигновки, издержали на свои нужды, свои
345
На Чукмане жило немного людей, да и те, которые жили, были все бедны, помещались в таких лачужках, которые стоили 5, 6 и 10 руб., не более; потому скупить эти их лачужки стоило недорого.
346
Определение Святейшего Синода состоялось 25 мая, а преосвященный Антоний уехал из Тобольска 29 июня.
347
Неудобным признано оно, быть может, потому, что 1) на горе слишком в 20 сажен вышины и довольно далеко от воды, так что семинарии довелось бы держать лишнего человека и лишнюю пару или даже две лошадей; 2) оно слишком открыто; 3) тут семинария не имела бы так близко, как в монастыре, церкви и 4) суммы, ассигнованной из казны и пожертвованной самим преосвященным Антонием для постройки всей семинарии, было слишком недостаточно: в монастыре по крайней мере готовы были для ней ограда и целый вышеописанный корпус.
348
Посвящение в стихарь – рукоположение в сан дьякона; стихарь – богослужебное облачение дьякона.
349
Штатный, заштатный – понятия, введённые после секуляризационной реформы Екатерины II (1764 г.). После огосударствления церковных имушесгв монастырям и церквам были положены «штаты», в которых регламентировалось количество свяшенно-церковнослужителей, размер их жалованья от казны и т.п. Заштатный монастырь – монастырь, не получавший государственного содержания. Заштатный священник – вышедший «за штат», в отставку.
350
И. кажется, не только в Сибири, но и в целой России они почти нигде в то время не были открыты. И вот по какой причине: Св. Синод давал людей (из духовенства) для обучения поселянских детей, а заботу о домах для училищ, а также и содержании их и об учебных пособиях для учеников прямо возлагал на губернаторов, но губернаторы и подчиненные им светские начальники ничем этим не озаботились.
351
Из архивных дел.
352
В списках духовенства Тобольской епархии начала XIX столетия почти против каждого (после: читает хорошо или плохо, катехизис знает или не знает, поет... и проч.) помечено: в семинарии не учился.
353
«С вас, с ваших семейств, – писал преосвященный духовенству, – миряне должны брать пример доброй жизни, а не вы, не семейства ваши с них».
354
Впрочем, по инициативе преосвященного енисейского Никодима Главное управление Восточной Сибири постановило: давать на прогоны благочинным губерний Иркутской и Енисейской, а также областей Забайкальской, Амурской и Якутской из земских сборов каждогодно (на всех вместе) до 3300 руб., и об этом уже представило министру внутренних дел. Но будет ли там это утверждено – еще неизвестно. (Из письма красноярского кафедрального протоиерея Касьянова от 14 февраля 1868 года).
355
Во времени сего сопричисления у писавших о преосвященном Антонии разногласие: автор статейки о нем, помещенной в Вологодских епархиальных ведомостях (1867 г. № 6, стр. 181), относит это к 19 августа 1804 г., автор Иерархов ростовско-ярославской паствы (стр. 279) – к 25 мая 1806 г., а кафедральный тобольский протоиерей Фелицын – к 1805 году.
356
Поэтому между прочим ежедневным посетителем и собеседником преосвященного Антония в Тобольске был городской врач, заведывавший вместе и семинарскою больницею Лев Максимович АмбодикМаксимович, родной брат известного в свое время медика, профессора и автора многих медицинских сочинений Нестора Максимовича, который из-за одинаковости своих отчества и фамилии принял самодельную латинскую фамилию: Амбодик (от ambo и dic)^{19}^. Младший брат после уехал из Тобольска к старшему в Петербург.
357
Ректор Михаил получил только семинарское (в Тобольске) образование.
358
От плод их (людей) познаете их... Не может древо зло, плоды добры творити (Матф. 7, 16, 18). А плоды Мансветова: 1) жизнь и служба его, впоследствии постоянно награждаемые и 2) его нравственно-религиозного содержания сочинения: автор, наприм., «Училища благочестия» мог ли быть вольнодумцем, безбожником?
359
Преос. Антоний действительно, как выше и было сказано, был очень мал ростом.
360
Енисейская губерния по церковному управлению отчислена от Тобольской епархии к Иркутской в 1824 году, а чрез 10 лет после того – ко вновь тогда учрежденной епархии Томской.
361
Из рассказов покойного тобольского купца А. Мир. Гневашева.
362
Ист. с. петерб. академии, Чистов., стр. 93 и 94.
363
Ист. Иер. росс. Ц. ч. 1, стр. 236.
364
Уния (Брестская 1596 г., Ужгородская 1649 г. и др.) – объединение православной и католической церквей, в результате которого была создана греко-католическая (униатская) церковь, сохранившая православную обрядность, но признавшая католические догматы (чистилище, филиокве и т.д.) и подчинённая папе римскому.
365
Из воспоминаний 86-лстнсго старца, современника обоим этим событиям (т.е. с Мансветовым и Михаилом) и ближайшего их очевидца.
366
Ист. росс. Иер., стр. 254. Иерархи ростовско-ярославские, стр. 279.
367
Эта книга напечатана в Ярославле в 1864 г.
368
Вероятно, преосвященный в Ярославской епархии, как и в Тобольской, приглашал церкви к пожертвованиям из неокладных своих доходов, хотя малой части оных, для содержания в семинарии многочисленных сирот и детей бедных родителей духовного звания.
369
Племянник этот был сын родного брата преосв. Антония, рано умершего новгородского священника Стефана и брат той его племянницы, которая после была в замужестве за ростовским протоиереем Андреем Тихвинским и о которой было упомянуто нами в одном из примечаний почти в начале сей статьи.
370
«Странник» 1867 г. № 1, отд. 1, стр. 8 и 9.
371
Иерархи ростовско-ярославской паствы, стр. 281 и след.
372
Там же, стр. 282 и 279.
373
Штуф – кусок руды или каменной породы.
374
Оно выбрано из первой части Виттенбаховой и дополнено из Ромбахиевой герменевтики, напечатано с одобрения Св. Синода для употребления в духовных училищах и было в них употребляемо до выхода в свет герменевтики Иоанна.
375
Дна последних были произнесены в присутствии Великой княгини Екатерины Павловны и супруга ее герцога Ольденбургского, бывшего в то время начальником вроде генерал-губернатора Ярославской и двух соседних с ней губерний.
376
Обзор русск. дух. лит. ч. 2, стр. 152. Ист. с. петерб. дух. ак., стр. 78.
Иерарх, ростовско-ярославской еп., стр. 282.
377
Оба родились в 1765 году.
378
обзор русск. дух. лит. т. II, стр. 152. Ист. с. петерб. дух. акад., стр. 129.
379
Публикуется но тексту: Сулоцкий А.И. Архиепископ Евгений (Казанцев) как архипастырь Тобольский // Странник. 1872. Т. 2. Апрель. С. 3–34; Май. С. 97–152; Июнь. С. 181–221.
380
Ставропигиалъный (с греч. – крестовоздвиженский) – монастырь, находящийся в прямом подчинении Синода или патриарха.
381
Напр, в Церк. летописи при Дух. бес. 1871 г. № 33 и в Московских епарх. ведомостях 1871 г., а также в октябрьской, ноябрьской и декабрьской книжках Душеполезного чтения 18 года, и того же журнала 1869 года в книжке январьской.
382
Младшая Мария – слепая от оспы.
383
Впрочем, пономарское место в Беляницыне и еще несколько лет числилось за Андреем Казанцевым. С него он получал по 10 р. в год.
384
После он был священником в селе Ивановском (калужской епархии).
385
В дневнике своем (см. «Душеп. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 43–66) преосвящ. Евгений не говорит, что он ранее 13-летнего возраста поступил в Троицкую, или другую какую-нибудь (напр., переславскую) семинарию, и что вскоре был взят из нее матерью по невозможности для нее содержать его там на собств. счет; между тем в Тобольске он не раз рассказывал об этом; рассказывал также о том, как они с матерью, возвращаясь пешими домой, останавливались у какого-то озерка или ручейка и тут закусывали хлебцем, черпая воду пригоршнями.
386
Об этом будет ниже.
387
Это известно из рассказов всех учившихся в первом курсе Петербургской академии, между прочим, и архиепископа тобольского Афанасия (ум. 1842 г.), да есть на это намек и у самого пр. Евгения в его дневнике. Там под 1809 годом, между прочим, говорится: «В Петербурге… уход Евгению был… и к еп. Феофилакту. К нему он являлся… из уважения, сначала чаще, а потом реже: благоволение его казалось сомнительным и притворным» (Душ.. чт. 1868 г. ч. 3, стр. 52)
388
Во многих газетах и журналах по поводу юбилея и кончины пр. Евгения говорилось между прочим, будто он был и ректором моек. дух. академии, но это совершенно не верно.
389
Курскою с авг. 1818 по апр. 1822 года, а псковскою с конца апр. 1822 по конец же ноября 1825 г.
390
Все, доселе сказанное, гораздо подробнее изложено самим пр. Евгением в его дневнике («Душ. чтен.» 18 г. ч. 3: изв. и зам. стр. 43-66). А каков Евгений был ректор и преподаватель семинарии, об этом немало написано у Смирнова в истории Троицкой лаврской семинарии, а еще более у Измайлова в его Взгляде на собственную прошедшую жизнь (М. 1860 г. стр. 64, 99– 116). Здесь у бывшего его ученика встречаются между прочим такие об нем выражения: «Нам не хотелось тревожить (жалобой на эконома за дурной стол) о. ректора, мы его уважали за его ум, приятное с нами обращение и основательные лекции». «Наш ректор один из наилучших чинов своего звания, профессор не по рангу, а по глубокому знанию наук богословских, учил и руководил нас примерно...». «Мы (после двух неприятных случаев) жили покойно, учились прилежно и так любили и уважали ректора, что с нуждами своими, общими и частными, относились к нему без боязни, как любимые дети к отцу. Он снисходил нашим прихотям, и вот тому пример». (Далее рассказывается, как Евгений раз дозволил семинаристам уже преобразованной моек, семинарии устроить театр).
391
Здесь чрез несколько времени император Александр Павлович и скончался.
392
«Душеп. чт.» 1866 г. ч. 3, изв. и зам. стр. 61-65.
393
По прежнему разделению епархий росс, церкви на три класса, уничтоженному весьма недавно, к 1-му классу принадлежали митрополии, к 2-му архиепископии, к 3-му епископии. Тобольская в числе второклассных епархий занимала 3-ю степень после казанской и астраханской.
394
В 20-х годах настоящего столетия православные церкви, их духовенство и прихожане остзейских губерний за несуществованием еще в Риге особой епархии принадлежали к епархии псковской.
395
Не только причетники, но многие и священники служили, не имея ни грамот, ни других каких-либо письменных свидетельств о своем посвящении; благочинные делали что хотели и отчета в своих действиях не представляли ни в духовные правления, ни в консисторию; сама консистория или ничего не делала, или действовала под влиянием лиц неблагонамеренных. (Церк. летоп. при Дух. бес. 18 г. стр. 9 и 10).
396
Церк. летопись 18 г. стр. 9.
397
Из письма к пишущему от 12 июля 1871 года.
398
Евгений в дневнике своем о себе выражался всегда в 3 лице.
399
Значит, неудовольствия с маркизом Паулуччи и митрополитом Евгением давно уже миновали.
400
Тут разумеются: разрушение бурею два раза в 1824 г. крыш на кафедральном соборе и архиерейском доме, уничтожение пожаром хлеба и разных построек при загородном архиерейском доме, смерть некоторых нужных ему людей. (См. Душеп. чт. 18 год, ч. 3, стр. 64).
401
Душеп. чт. 18 г. ч. 3: изв. и зам., стр. 64 и 65.
402
Душеп. чт. 1871 г., август, заметки, стр. 156–158. Об этом было упомянуто и в надгробном слове, говоренном при отпевании преосвященного Евгения. (См. Совр. лет. 1871 г. № 31, стр. 3, столб. 3).
403
В то время праздных епархий было несколько.
404
Преосвященный отца своего, вероятно, не помнил, потому что остался после него 5 лет.
405
Преосвященный Авраам был из вдовых московских протоиереев, а Евгений до архиерейства жил или в Москве, или – и всего чаще – близ Москвы; Авраам и Евгений в 1818 году и кандидатами в архиереи (сначала в Тулу) были представлены вместе. После Авраам был предместником Евгения на ярославской пастве. Преосвященный Авраам помер, живя уже на покос в Толгском, что близ Ярославля, монастыре, в бытность Евгения ярославским архиепископом.
406
Душеп. чт. 1871 год август, в заметках, стр. 156 и 157; 18 г. часть 3: заметки же, стр. 65.
407
«Не было, впрочем, ни бед (которые бы заставили его проситься из Пскова); не имел ни с кем и вражды или от кого-либо обиды... и в последней своей проповеди (сказанной в Пскове) пред Богом свидетельствовал, что он всем и всеми был доволен».
408
Слова архиепископа Евгения... Москва, 1854 г., стр. 155.
409
«Душ. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 65.
410
«Душеп. чт.» 18 г., ч. 3, стр. 65.
411
«Душ. чт.» 18 г., ч. 3, стр. 65 и 66.
412
Более известные его сочинения: «Словарь достопамятных людей русской земли» и «История Малороссии» (оба сочинения составляют несколько больших томов).
413
В домашних записках покойного Полутова (мелкого тоб. чиновника) замечается, однако ж, что преосвященный Евгений прежде собора заезжал на несколько минут (вероятно, для того, чтобы немного переодеться) в Архангельскую церковь и там, по встрече от местных священников, выслушал ектению и многолетие. Подтверждает это находящийся еще в живых и бывший при Евгении секретарь консистории старец П.А. Бекреев.
414
«Вошедши в собор, – говорится в дневнике, – Евгений принес торжсственныя благодарствениыя молитвы и весьма радостному новому своему народу не без приятных слез преподал благословение». (См. «Душеп. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 66). Что преосвященный Евгений, переезжая в Тобольск, скорбел, это видно и из письма его. писанного по дороге туда, архим. Гавриилу: «Вы излили бальзам в мою душу, волнуемую различными чувствами. Рука Божия высока, и я повинуюсь безгласно, но, как человек, при новом шаге еще колеблюсь». (Чтен. в общ. ист. и др. 1871 г., кн. 3, смесь).
415
Слова архиеп. Евгения. М. 1854 г., стр. 156.
416
Действительно можно так назвать тобольский архиерейский дом, особенно сравнительно с иными архиерейскими домами. Вот что писал преосвященный Евгений от 27 марта 1827 г. о своем тоб. помещении в Нижний Новгород: «Что касается до строения моего дома и положения места, то не могу налюбоваться. Огромной, умно расположенный, претеплой и на такой высоте и красоте, как ваш собор холодной, а спустясь пред моими окнами с крутизны, глаз видит далее по долине весь город нижний, обогнутый Иртышом, а за Иртышом устье Тобола. Предпочитаю здешнее и псковским и казанскому местоположение дома». (Чтен. в общ. ист. и древн. 1871 г. кн. 3, стр. 14).
417
Преосвященный Евгений и на других епархиях иногда любил задавать, хотя и неизвестно для какой цели, странные вопросы; напр., в Ярославле, в 1837 г., при первом знакомстве с духовенством, иных священников спрашивал: «Женат ли ты?», а причетников: «Сколько на колокольню ступенек?».
418
Там же, стр. 161 и сл.
419
«Душ. чт.» 18 г., стр. 66. Слова арх. Евг. стр. 155–166.
420
Евгений родился 30 июня 1778 г.
421
Преосвященный Амвросий Келембет, сознавая недостаток сил для управления епархией, которая в его время обнимала, кроме Тобольской губернии, и губернии Томскую и Енисейскую, в 1822 году при одном случае сказал: «Я становлюсь глух и слеп; я просил было об увольнении, а мне дали на клобук крест; но крест ни слуха, ни зрения мне не прибавил». («Ирк. епарх. вед.» 1867 года).
422
К удовольствию сибиряков заметим, что г. И-ский был приезжий, из одного столичного высшего присутственного места.
423
Старец П.А. Б. воспоминания о преосвященном Евгении писал три года тому назад, по поводу его 50-летнего юбилея в архиерейском сане.
424
Консистория в Тобольске подле архиерейского дома.
425
В 12 часов преосвященный Евгений обыкновенно оканчивал все свои занятия – дела, письмо, чтение – словом, все оставлял в урочный час.
426
Сей последний с мая 1804 года соборный священник, с ноября 1810 ключарь собора, и с августа 1826 кафедральный протоиерей, здравствует и доселе, и только с января прошлого 1871 года, по слепоте, вышел за штат.
427
Начало этой привычки положил (Душ. чт. 18 г. ч. 3; изв. и зам., стр. 104) бывший частию при Евгении, а более до него генерал-губернатор Западной Сибири генерал-лейтенант Капцевич. Этот вообще весьма полезный для Западной Сибири правитель и в своей резиденции, и во время поездок по губерниям и округам принимал от крестьян жалобы на духовенство, производил по ним дознания и следствия, затем сообщал епархиальному начальству, а епархиальное начальство, основываясь на сих сообщениях, без дальнейших исследований судило духовенство.
428
Душ. чт. 18 г. ч. 3; изв. и зам., стр. 104.
429
Там же.
430
Душ. чт. 18 г., ч. 3; изв. и зам., стр. 103-105, и рассказы бывшего секретаря Тобольской консистории Бекреева.
431
На всякий случай был сделан на дорогу запас сухарей и сушеной рыбы. Заметим кстати, что в видах облегчения почтовых и обывательских лошадей, преосвященным куплен был для поездки не дорожный, а городской двуместный, и притом уже не новый, дормез; имеющим же сопровождать владыку протоиереям, столоначальнику, протодьякону, словом – всем отдано было приказание, чтоб они не имели собственных экипажей (также в видах облегчения чужих лошадей и из опасения остановок в городах и на станциях для поправок, в случае их порчи), а ехали бы на повозках почтовых и на обывательских телегах, одрах, и вообще – на чем где случится, да и не брали бы с собою ничего лишнего, даже домашних подушек, а поделали бы себе вместо их подушки холщовые (из нарочно купленного толстого холста).
432
Не известно, какой здесь край называет преосвященный своим, нашим – владимирский ли, где он родился, или курский и псковской, где до Тобольска он служил архиереем. Впрочем, бедных церквей во всех трех означенных епархиях много.
433
В сибирских селах и теперь еще редко можно встретить каменную церковь.
434
По этой именно причине, т.е. по обширности приходов и по большому расстоянию приходских церквей одной от другой, преосвященные сибирских епархий и до сих пор, несмотря на умножение после Евгения по Сибири церквей, не вызывают, во время обозрений епархий, всех причтов к более центральным, находящимся на тракте церквам.
435
Увы! В настоящее время сибирские крестьяне уже не пользуются таким благосостоянием: сибирская язва на коней, чума на рогатый скот и неурожаи хлеба, то и дело уже повторявшиеся в разных местностях, произвели то, что теперь и достаточные крестьяне имеют не более 10, 15 и 20 лошадей, а о больших табунах у крестьян ныне и не слыхать.
436
Впрочем, преосвященный эти сутки провел в Тюмени не без пользы: он там снова служил и при служении говорил прекрасную проповедь о том, что несчастия, скорби иногда посылает на людей сам Господь для их же пользы. Это при отъезде из Тюмени, а при приезде была говорена им в Тюмени еще лучшая проповедь против раскола, который там в то время так еще был силен. (См. эту проповедь ниже в приложениях)^{20}^.
437
При поступлении преосв. Евгения на тобольскую епархию (обнимавшую две многолюдные губернии и одну область) церквей было только 326, с 490 священниками при них. («Чт. в общ. ист. и др. росс.» 1871 г. кн. 3, смесь стр. 147).
438
Однако ж только большею частию, а некоторые-то слушали голоса архипастыря: не даром же преосвященный Евгений в прощальном своем слове к тобольской пастве говорил: «и не вопросит меня (на страшном суде своем Господь Иисус Христос), сколько ты построил храмов и объехал уездов».
439
В то время в Омске было всего только 2 церкви, в том числе одна соборная. Ныне, по прошествии 40 лет, церквей в нем 8 (в том числе соборная, кладбищенская, в учебном заведении, в госпитале и остроге), да две предположены к постройке – в казенных заведениях.
440
Мечеть и подле нее посольский дом строились действительно на счет правительства, по ходатайству бывшего пред тем (до 1827 г.) генерал-губернатора Капневича. Последний хотел этими постройками больше привлечь к русскому правительству незадолго пред тем покорившихся киргизов в лице их султанов, а также правительства средне-азиатских государств – в лице посланников их. Но расчеты Капцсвича в этом деле оказались неверными. Киргизы и без омской мечети, и без посольского дома стали верноподданными русского правительства. Посольский дом редко видел в себе киргизских султанов и еще реже посланников от средне-азиатских государств, так что был обращен в дом дворянского собрания и наконец продан с аукционного торга. И мечеть всегда оставалась и доселе почти постоянно остается без молельщиков, несмотря на близость степи и непрестанные поездки киргизов-магометан в Омск, отчего она почти до последней крайности обветшала и только в прошедшем и позапрошедшем году на собранные в Казани и Петропавловске деньги поправлена.
441
Душеп. чтение 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 104,
442
Какого рода были и каким образом составлялись эти жалобы, приводим для образчика одну самую важную жалобу. Крестьяне села Омутинского жаловались на священника Тутолмина, что он очень помногу берет за свадьбы, притесняет прихожан при совершении и других таинств и треб, и что он поотобрал у некоторых крестьян их поля под свои хлебные запашки; жалобу подписали человек 300; подал ее преосвященному сам случившийся тогда в Омутном исправник (Ильин). Следователи (протоиереи Карпинский и Арефьев и в качестве письмоводителя столоначальник Бекреев) ради большего удобства из тесной комнаты вышли для спроса жалобщиков под открытое небо; жалобщиков попросили не говорить, не кричать всем или многим вместе, а отвечать поодиночке и тогда только, когда кого-нибудь будут спрашивать; сказали им еще, что кто из них лично изобижен священником, тот должен после спроса встать налево, а кто личных обид не потерпел от него, тот пусть становится направо. Спросили первого подписавшегося под жалобой: «Какая у тебя есть претензия на священника, чем ты обижен от него, сказывай». «Да я-то, отцы духовные, – отвечал он, – ничего, у меня с батькой дел (т.е. неприятных дел) никаких не было, а вот мир». «Ну, становись направо. А ты в чем жалуешься на священника, тебе что он сделал обидного?» – спросили второго из подписавшихся. «И я ничего худого не видал от священника, но вот с миром у него». – «Становись направо». И таким образом направо встало более 250 человек, а на левой стороне оказалось человек только 10 или 15, но и те были всем известные, так называемые в деревнях горланы, мироеды, всегда и везде первые крамольники. Когда же следователи потребовали коней, чтобы с волостными начальниками и самими наиболее заинтересованными в деле жалобщиками ехать на поля священника, то более благоразумные из крестьян сказали: «Да для чего ездить? У нас земли неделеные, кто где и сколько хочет, тот гам и столько и пашет (так во многих местах Сибири и до сих пор: земли неделеные, и крестьяне пашут, где и сколько кто хочет); так пашет и наш батька». Оказалось, что священник, как более многих крестьян смышленый и как более их опытный хозяин, занял получше (впрочем, до него никем непаханые) места, и крестьяне, имевшие с ним в смежности поля не так выгодные, как его, завидовали его сметливости. Другой пример: от господ ли сенаторов или от других лиц преосвященному Евгению было указано на тюкалинское духовенство, как на особенно беспорядочное и зараженное корыстолюбием. Преосвященный для ревизии и прибыл прежде всего (в конце мая или начале июня 1828 г.) в Тюкалу (тогда еще город) и пробыл около недели в ожидании жалоб, но жалоб не было ни одной не только от тюкалинских прихожан (несмотря на предварительное их оповещение о времени прибытия преосвященного в Тюкалу), но из целого Тюкалинского уезда. Чтобы узнать истину, преосвященный входил во все подробности быта тюкалинского духовенства, лично смотрел домы, сараи, амбары и прочее, и прочее не только у священников, но и у причетников и ничего наводящего подозрение не нашел. Правда, у всего причта домы были порядочные, амбары полны разного рода хлеба, у всех довольно скота, много домашней птицы, нищеты не было видно ни у кого. Но тюкалинский приход тогда, да долго и после (до 50-х годов) состоял из 46 деревень, более чем из 10 тысяч прихожан благоденствовавших, по большей части зажиточных, имевших множество хлеба и разного рода скота. Притом же духовенство тюкалинское, как узнал преосвященный, отличалось гостеприимством: деревенские прихожане, приезжая в город в дни больших праздников и в дни базарные, преимущественно останавливались у лиц духовных, от них получали корм для лошадей, у них пили и ели сами, так что в иные дни, в иные праздники у духовных обед не сходил со стола. Хлебом и солью тюкалинского духовенства не пренебрегали и самые старообрядцы. Поэтому как поедут, бывало, тюкалинские священнои церковнослужители собирать ругу, или так называемое осенное или рождественское, прихожане щедро и прещедро их наделяют, сами везут за ними чуть не целые обозы разного рода хлеба (преимущественно пшеницы); да за ними же привозили возы дичи (тетерь, куропаток), кур. молодых петухов, разных частей говядины, баранины и проч. Вообще тогдашнее тюкалинское духовенство как будто нарочно для опровержения взведенной на него напраслины было особенно хорошо, отличалось доброю жизнию, бескорыстием и гостеприимством, согласием с прихожанами... После всех исследований, дознаний, расспросов преосвященный Евгений, архипастырь, известный тогда своим беспристрастием и Св. Синоду, во введении к слову своему, говоренному 22 сентября 1828 года к жителям города Омска, сказал: «Бывши в Тюкалинске, не нашел я и следа тех болезней, о коих возвещено мне».
443
Вот этим-то способом и тут-то преосвященный узнал о том благосостоянии сибирских крестьян, которое он описывал в вышеприведенном его письме о поездке его для ревизии.
444
Слова архиепископа Евгения. М. 1854 г. стр. 161.
445
Все это и было начато и кое-что уже и сделано при митр. Филофее и его преемнике митрополите Антонии Стаховском: дети крещеных инородцев учились в тобольской архиерейской школе и в монастырях, служили при церквах инородческих приходов причетниками, но после, при их преемниках, к сожалению, все это было оставлено.
446
См. Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103.
447
Ревность преосв. Евгения в этом случае простиралась до того, что некоторые интересные рукописи, имевшие предметом описание Березовского края, напр., о жителях Берез, края лекаря Вас. Ник. Шаврова и доктора Алберта, он для себя своеручно переписал и на полях одной из них написал довольно значительное собрание самонужнейших слов. Эти интересные записки преосв. Евгений в 1831 г. пред отправлением в Рязань передал прибывшему из Березовского Пафнутиева монастыря, с целию миссионерства в Березовском крае, иеромонаху (после игумену Ивановского монастыря) Макарию, который в 40-х годах уступил их пишущему... Записки Шаврова напечатаны в Чтениях общ. ист. и др. росс. 1871 г., кн. 2, смесь, и в Тоб. губ. вед. 1871 г.
448
Душ. чт. 18 г., ч. 3, изв. и зам., стр. 103.
449
В Березов и далее еще до Евгения путешествовали митрополит Филофей Лещинский (в 1712–27 гг.) и архиепископ Знаменский (в 1803 или 1804 г.), а после него архиепископ Георгий и высокопреосвященнейший Варлаам; первые двое, подобно Евгению, путешествия свои совершали летом водой, а оба последние – зимой по льду рек Иртыша и Оби. Есть слух, что зимой настоящего 1872 г. туда отправится преосвященный викарий Ефрем.
450
От Тобольска до Обдорска полагают 1566 верст, следовательно, и последнее путешествие преосвященного Евгения было не короче, а, напротив, несколько еще длиннее путешествий его в 1828 году, потому что от Тобольска до Томска только около 1500 верст; вот какие в Сибири епархии и какие у сибирских преосвященных разъезды!
451
Говорят, Обь в том месте около 4 или 5 верст ширины.
452
На пути в Березов совершенно подобное происшествие было и с архиепископом тобольским Антонием III в 1803 и 1804 году. См. Стран. 18 г. окт., статья: Антоний Знаменский, архиепископ тобольский.
453
Когда миссионер, иеромонах Макарий, в 1832 году спросил в Обдорске князя остяцкого Тайшина, как зовут (христианскими именами) его детей, то он отвечал: «поп знает».
454
Так остяки называли в присутствии доктора Белявского распятие Господа Иисуса Христа.
455
Помнится, семей 50, не более.
456
Совершенная правда: инородцы крайне любят рассказывать другим, что сами увидят, услышат, узнают; с рассказами обойдут или объедут много даже чужих аулов, юрт.
457
К сожалению, многие из наших православных простолюдинов не знают и его.
458
Остяки, самоеды и многие другие сибирские инородцы действительно все более и более уменьшаются в числе, вымирают.
459
Обе эти проповеди хранятся в библиотеке тобольской семинарии вместе со многими другими проповедями, говоренными преосвященным Евгением к тобольской пастве.
460
О поездке в Березовский край преосвященный Евгений в письме к арх. Гавриилу между прочим говорил: «Плавал по Иртышу и Оби полтора месяца день и ночь, не приставая к берегу, кроме где отслужить, или осмотреть церковь». (Чтения, общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 2).
461
Разумеется, мы не имеем здесь в виду миссий, бывших в Сибири при Петре великом и Елисавете Петровне.
462
Итак, в Душ. чт. (18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103) ошибочно сказано, будто о. Макарий прибыл к пр. Евгению вскоре после оставления преосвященным намерения сложить с себя управление епархией ради миссионерских целей. Последнее было за три года до того.
463
Душ. чт. 18 г., изв. и зам., стр. 103.
464
Такой отказ последовал главным образом оттого, что киргизы вступили пред тем в российское подданство с условием, чтобы «укреплений и деревянных домов в степи не строить, пашен не пахать, мечетей и школ не заводить, ахунов (вроде наших благочинных) и указных мулл не определять и позволить им детей своих не отдавать учиться в школы (Странн. 1860 г. авг. Отд. 1, стр. 62). Так робко действовал генерал Вельяминов в 1830 году, а ныне – и давно даже в степи, основаны и города, и укрепления, и округа, и станицы, даже поселены целые казачьи полки. Этого мало: ныне там уже не один десяток церквей, хотя, нужно сознаться, прихожане их почти исключительно русские.
465
Впрочем, о. Макарий жил в Тобольске не без занятий: ежедневно и подолгу он вел благочестивые беседы с хозяином дома, преосвященным Евгением, и с некоторыми более благочестивыми семействами (напр., Непряхиных, Гневашевых, Жилиных), подготовлял для себя будущих сотрудников в лице двух воспитанников семинарии, располагал некоторых из жителей Тобольска к пожертвованиям на миссию, занимался устроением на эти пожертвования походной для миссии церкви и проч.
466
Итак, сведение, сообщаемое в Душеп. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., на стр. 103, о том, что архимандрит Макарий жил у преосвященного Евгения более месяца, нельзя признать точным.
467
«Странник» 1860 г. август, отд. 1, стр. 63.
468
Более подробные сведения о первом начальнике алтайской миссии о. архимандрите Макарии и вообще об алтайской миссии желающие могут найти в «Страннике» 1860 года (январь, апрель, август), 1861 г. (май), 1862 г. (февр. и апр.); 1867 г. (фсвр., отд. I, в жизнеописании архиепископа тобольского Афанасия); в письмах о. Макария; Душеп. чт. 1864 г. ч. I, изв. и зам., статья: Алтайская духовная миссия. Есть и отдельная книга об этой миссии.
469
Он был родом с низу, как выражаются в Тобольске, т.е. с берегов Оби, из селения, находящегося среди остяков. Впоследствии был он священником сначала в Обдорске, потом в Тобольске. Священствуя в последнем, он немало трудился по предписанию Св. Синода и поручению преосвященного Афанасия над составлением букваря и словаря остяцкого языка и предназначался быть первым учителем предполагавшегося в 30-х и 40-х годах класса остяцкого языка при Тобольской семинарии.
470
О. Макарий с согласия преосвященного Афанасия возвратился в Тобольск 13 марта 1833 г. и здесь с разрешения Св. Синода получил другое назначение – был сделан настоятелем в сане игумена Ивановского Межугорного монастыря и вместе экономом тобольского архиерейского дома. Помер он в конце 1843 или начале 1844 года.
471
Сначала в одном Кондинском монастыре, а потом и при разных приходских церквах Березовского края.
472
Например, в селении Мужах, что между Березовом и Обдорском, в Буренских юртах, что невдалеке от Тобольска вниз по Иртышу, и пр.
473
В числе других года 3 или 4 тому назад кончил курс семинарии один самоед, в детстве воспринятый от купели крещения и помещенный в училище тогда березовским военно-окружным начальником, а ныне военным губернатором Семиреченской области, генерал-лейтенантом Колпаковским. В настоящее время самоед тот священствует в Обдорске.
474
Чтен. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 147.
475
Чтения в общ. ист. и др. росс. 1871 г., кн. 3, смесь, стр. 147.
476
Томское дух. училище по несуществованию в Томске семинарии зависело от тобольского семинарского правления.
477
Первый служил 2 года с небольшим, второй и третий по году, а четвертый – год и 4 месяца: это архимандрит Иона, о котором будет говориться еще ниже; он и после преосв. Евгения управлял тобольской семинарией еще 4 года и 7 месяцев.
478
Эта болезнь у него, по всей вероятности, была наследственная, потому что тою же болезнию страдал и меньший брат его, иер. Анатолий (инспектор Борисоглебского духовного училища).
479
Из выше упомянутых четырех ректоров он второй по числу.
480
Вот что говорится об этом преподавателе философии в биографии одного из его учеников: «Он все свое преподавание ограничивал единственно задаванием из Бавмейстера и какой-то рукописной истории философских систем, от этого и до этого, переводом задаваемого с латинского языка на русский и выслушиванием урока, выученного учениками с грехом пополам наизусть, а иногда и просто читаемого по книге или тетради». (см. Странн. 1870 г. дек. Начало статьи: Ник. Ал. Абрамов).
481
Ласточкин был в то время вместе и секретарем семинарского правления, и секретарем очень дельным.
482
Ласточкин в свое время еще славился сказыванием проповедей и произношением речей. Речь, произнесенная им к воспитанникам семинарии по окончании экзаменов, так понравилась преосвященному Евгению, что он немедленно отправил ее в редакцию Христианского чтения, которая и напечатала ее (1828 г. т. 27, стр. 233 и сл.). Две другие речи Ласточкина (на погребение тоб. архиепископов Амвросия II и Павла III) напечатаны в Стран. 1869 г. №№ 7 и 10-й. Хотел было покойный напечатать и целое собрание своих проповедей и речей, но скудость средств не дозволила ему того.
483
В тот самый, при котором переменилось два и даже три ректора (а они ведь были вместе и преподаватели богословия), и в котором преподавателем церковной истории был вышеупомянутый о. Д., при всей ревности к делу вновь прибывшего ректора (Ионы).
484
При преемнике преосвященного Евгения, преосв. Афанасии, и при оставшемся от Евгения ректоре Ионе для очищения семинарии от плевел потребовалось так ее сократить (чрез исключения), что в иной раз оканчивало курс только человек по 20 и даже 18 (и это на две епархии!). В бытность тобольским архиепископом Афанасия, в Томске была уже открыта своя епархия, но семинаристы этой новой епархии продолжали учиться в Тобольске.
485
Семинария им тогда была аттестована удовлетворительно, и аттестована так, по всей вероятности, не по пристрастию, не по одной только доброте и крайней снисходительности ревизовавшего, а по сущей справедливости, потому что она пред тем (между 1818-1824 гг.) довольно долго (6 лет) состояла под управлением строгого администратора и отличного преподавателя богословия, ректора архимандрита, впоследствии экзарха Грузии, затем архиепископа астраханского и наконец псковского, Евгения и после него, в один какой-нибудь год (в 1825-й), не могла еще много расстроиться.
486
Преемник Евгения, преосвященный Афанасий молчаливым своим собеседникам – учащим семинарии и соборянам, иногда шутя говорил: «Ну, отцы и братия: одному и у каши не споро; я уже устал говоривши, говорите что-нибудь и вы».
487
С ректором, несколькими учителями и со всеми казеннокоштными учениками (их в то время было уже немало, напр., в 1781 году 93, в 1799 – 126, в 1801 – 108, а в 1804 г. – 2 человек), с семью или осмью классами, библиотекой, столовой и кухней, она помещалась тогда в одном, отобранном у монастыря, (каменном) двухэтажном
488
Что между семинарской больницей и теплой монастырской (Казанской) церковью.
489
Тот, что к речке Абрамовке и что близ холодной Преображенской монастырской церкви и монастырской колокольни.
490
Преемник Евгения преосвященный Афанасий вскоре по приезде в Тобольск приказал заменить тиковые полосатые сюртуки сюртуками же, но нанковыми^{21}^ темно-серого цвета.
491
Гратулянт, грагулятор (лат.) – поздравитель.
492
Один из лучших тобольских семинаристов начала 30-х годов, вспоминая о годах молодости, полушутя говаривал: «Не раз и мне доводилось получать рубли и полтинники от щедрой руки архипастыря по произнесении, как говорили тогда, гратуляции в св. Пасху, в день Рождества Христова и пр. Имея владычний рубль или полтину в руках, тогда я едва ли не наравне ставил себя с Крезом. Проводишь, бывало, всю праздничную неделю припеваючи, потому что каждое утро и каждый полдень есть у тебя горячая булка и стакан молока».
493
Гратуляции (лат.) – изъявление радости, поздравление.
494
Преемник преосвященного Евгения, тот же самый, который заменил его тиковые на бурсаках сюртуки нанковыми, отменил в Тобольске и гратуляции и тем, конечно, избавил семинарских начальников и профессоров главных предметов от излишних хлопот: у них при приготовлении гратулянтов к сказыванию речей и пр. действительно бывало не мало суеты и забот. Притом же многие из речей, произносимых в старое время семинаристами пред преосвященными, бывали крайне льстивы и преисполнены преувеличений.
495
Предместник Евгения преосв. Амвросий II хотел было настоять на своем, устроить мельницу наилучшим образом, прочно, навсегда, и убил на нее скопившихся в прежнее время денег архиерейского дома до девяти тысяч руб. (асс.); она несколько лет и оставалась без повреждения, но не было желающих взять ее на аренду; наконец при преосвященном Евгении один желающий нашелся и взял ее на четыре года, но всего по 125 р. (заметьте, ассигнациями) в год! После с архиерейской мельницей началась старая история: прорывы плотины, поправки, ничтожная выручка за помол на ней, или еще более ничтожные кортомные деньги от содержателей ее.
496
См. Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 102; а в письме к другому лицу преосв. писал: «Выгодами здешнего дома похвалиться не могу. Все угодья ничего не приносят». Чт. в общ. ист. и др. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 146.
497
На содержание самого дома, служащих при доме, архиерейских певчих, коней, экипажи, на жалованье 60 штатным служителям и проч.
498
Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 102.
499
Тобольский Софийский собор замечателен между прочим тем, что он – первое в Сибири по времени каменное здание. Описание Тобольского Софийского собора. М. 1852, стр. 30–33^{22}^.
500
В письме от 27 марта 1826 г. преосвященный Евгений писал в Нижний Новгород: «Тобольский холодный собор дал трещину сверху донизу, по северной стене. Служение в нем в междуархиерейство остановлено, служим в теплом... да и я разрешить не смею, чтоб не случилось греха». Чтен. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 147.
501
В недавнее время к Златоустовскому приделу алтарь пристроен новый. Таким образом, могила митрополита Иоанна с мраморным на ней памятником находится теперь не в алтаре, а в самом храме, за левым клиросом.
502
Стран. 1864 г. янв. отд. 1, стр. 30 и след.
503
О религиозности Ивана Алексеевича можно судить по следующему: к архиерейскому служению, которое всегда бывает продолжительно, приезжал он обыкновенно во время благовеста и всегда стоял до конца службы; так он делал не только в праздничные и воскресные дни, но и в первые дни страстной недели, когда служба у преосвященного Евгения шла от 6 до 7 часов – от 7 утра и до 1 или 2 часа пополудни. Предлагали ему (человеку уже пожилому) в эти дни во время службы посидеть отдохнуть в креслах или на стуле; но он никогда не соглашался на это.
504
Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 102. Опис. тоб. Соф. соб. стр. 37 и 49.
505
Припомним, что за преосвященным Евгением, когда ему исполнилось только пять лет, было зачислено на родине пономарское место, и что с осьми лет он, как уже хорошо обучившийся грамоте, самым делом исправлял должность пономаря (Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 44).
506
Преосвященный читал, действовал, почему для него все-таки еще было сносно; но каково было сослужившим ему протоиереям, священникам и иеромонахам, которые только стояли, притом без всякого действия? Они в собственном смысле слов – плакали.
507
Ч. 1, изв. и зам., стр. 29.
508
И действительно так. В письме к одному из Тобольска, писанном в июле 1851 г., он говорил: «А глаз худо видит, память крайне слабеет, зубов почти не имею, потому не только проповедей не говорю, но и служить стыжусь». Да и гораздо ранее сего, и именно еще около 1834 года, из Рязани писал он: «Вообще чувствую себя не тем, что был прежде. Не только к переписке, даже к проповедям нет той ревности, как прежде. В нынешнем году почти только и есть, что сказал ездя по епархии». (Душ. чт. 1869 г., ч. 3, стр. 112).
509
Припомним, что в этом году преосвящспиый Евгений обозревал почти всю епархию.
510
В этом году почти все лето проведено в путешествии по безлюдному Березовскому краю.
511
В сентябре сего года, как увидим ниже, преосв. Евгений уже отбыл из Тобольска.
512
Душ. чт 18 г.; ч. з; стр. 62 и 64.
513
Совершенно то же было и ранее Тобольска во Пскове, о чем преосвященный не обинуясь говорил псковичанам в прощальном к ним слове: «Не могу никогда забыть... того благочестивого безмолвия, с каким внимали вы скудному слову вашего недостойного пастыря». Слова архиеп. Евгения, стр. 155.
514
Припомним здесь слова, сказанные преосв. Евгением в Обдорске, Омске, Тюмени и в Тобольске при освящении вновь построенного семинарского корпуса, о которых было сказано выше.
515
Душ. чт. 18 г., ч. 3, изв. и зам., стр. 63, 64, 115.
516
Напечатана сначала отдельною брошюрою в 1826 году, а потом в 1864 году вошла в собрание его слов. Последнее состоит только из 29 проповедей, включая сюда и приветственную к тобольской пастве. Г. Ивановский ошибочно говорит (Странн. 1871 г., окт., хрон., стр. 57), будто это издание не состоялось.
517
Странн. 1871 г., окт. хрон., стр. 57.
518
Душеп. чт. 18 г., ч. 1, изв. и зам., стр. 26.
519
Например, в Томске от первого в Сибири золотоприискателя Феодора Попова.
520
Однажды купцы Струнины, по возвращении из Ирбитской ярмарки, принесли преосвященному около двух десятков яблок, которые составляют редкость в Сибири, и столько же лимонов, но преосвященный отказался принять и этот подарок.
521
Может быть, о. протоиерей пишет здесь о разговорах, происходивших между преосвященным Евгением и являвшимися к нему с приношениями в которых-нибудь из российских епархий; но смеем заверить, что и на
522
Уж таков был простой-препростой и добрый этот отец Мартиниан! А Заклинский решительно ничем не отличался от прочих учеников семинарии, своих товарищей: никто ни из учеников ни из духовенства, ни из светских бывавших у владыки, даже и не думал, что он родственник архиерейский.
523
Проситель сам лично нравился преосвященному, он его расхваливал пред его родными, а после из чужой семинарии в один раз приглашал его на сделавшееся свободным место смотрителя одного из подчиненных ему духовных училищ, во второй раз – на лучшее священническое место в епархиальном городе.
524
До 1810 г. в наших семинариях существовали лекторы; это были лучшие ученики богословского класса, преподававшие (под наблюдением профессоров) в низшем отделении семинарии, а иногда и в других отделениях греческий, французский, немецкий, а иногда латинский и даже еврейский языки; жалованья эти лекторы получали по 60 р. асс. в год.
525
С двух орденов преосвященный Евгений получал пенсию до 1000 р. с.
526
Из письма преосвященного Евгения в Тобольск от 19 июня 1854 г. А также из Душ. чт. 18 г. ч. 1, стр. 163.
527
И что же? После долгой переписки и многих неприятностей князь Сергий Михайлович принужден был поступиться своими требованиям в виду правдивости Евгения; только по этому случаю, говорят, он заметил: «упрям преосвященный, но прав». Душ. чт. 1866 г. ч. 1, изв. и зам., стр. 30–32.
528
Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 104.
529
Там же.
530
Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 104.
531
Раз преосв. Евгений с каким-то трудным вопросом обратился к иркутскому преосв. Михаилу Бурдукову; но обратился, как говорится, не в добрый час. Преосв. Михаил оскорбился и отвечал: «Что ты меня пытаешь, экзаменуешь, что ли?». В новом письме пр. Евгений извинялся, оправдывался, говорил, что он обратился к нему, как сын к отцу. И в самом деле так: Михаил был старше Евгения, был сибиряк, долго служил в Сибири до архиерейства, священником и ректором (тоб. семинарии), да и в архиереи произведен ранее преосв. Евгения.
532
Кафедральным протоиереем и членом консистории.
533
Слова эти записаны в его воспоминаниях о преосв. Евгении. Сам он их слышать, конечно, не мог, но мог узнать об них от келейников преосвященного.
534
Конечно, многим такие слова могут показаться слишком смелыми, но не так поймут их те, кому известно глубокое смирение архипастыря и его живая вера и верность своему призванию.
535
В сей последний на экзамены он ездил не только в курсовой, последний год учения, но и в некурсовой, и в первый год, не только пред летнею вакациею, но и пред Рождеством, бывал на экзаменах по нескольку дней сряду, высиживал на них от 9 часов утра и до часу пополудни, и на них или после не только поверял отметки начальников и наставников (в списках, представляемых ими), но и сам составлял свои собственные списки, которые и хранил у себя.
536
Душ. чт 1859 г. ч 1. изв. и зам., стр. 27 и сл. 18 г. ч. 3, стр. 112.
537
Здесь непременно требовались еще одобрение от прихожан, хорошая отметка благочинного в клировых, свидетельство духовного правления и удовлетворительные ответы наличном его экзамене по катехизису, отправлению богослужения и пр.
538
Афанасий родом был из Любима, города ярославской губернии.
539
Впрочем, преосвященный Евгений дело устроил иначе и к удовольствию самого больного диакона: он оставил место за ним до окончания семинарского курса сына его (а тому оставалось учиться еще два с половиною года) с тем, чтобы отцу служить только тогда, когда может, а доход получать ему полный.
540
Следует припомнить здесь сказанное в начале этой статьи о том, в каком состоянии по приезде в Тобольск преосвященный Евгений нашел дела епархиального управления; там же было сказано, что, быть может, всякий другой преосвященный всех или большую часть членов консистории по меньшей мере уволил бы от звания членов и донес бы Св. Синоду, а секретаря консистории даже отдал бы под суд; между тем преосвященный Евгений ограничился только замечаниями да выговорами, или попросту сказать, одним ворчанием, и не только всех членов консистории оставил на своих местах, но даже неисправимого секретаря три года терпел, по крайней мере дозволял ему носить имя секретаря (без исправления должности) и пользоваться жалованьем по этой должности.
541
Впрочем, и то нужно сказать к чести сибирского духовенства, что оно до нынешнего прогресса и до наплыва в Сибирь духовенства во множестве из России, особенно из владимирской епархии, было весьма благопокорно своим архипастырям, на суд своих архипастырей смотрело так же, как смотрели на суд епископов в первые веки, т.е. как на приговор Божий, и при преемнике Евгении, архиепископе Афанасии, в 10 с половиною лет его управления, только двое из духовенства тобольской епархии приносили жалобы Св. Синоду на епархиальное начальство, жалобы, которые послужили, однако ж, к их же и вовсе ими нежеланному перемещению их в одну из соседних епархий (Странник 18 г. январь, отд. I, стр. 28).
542
Душеп. чт. 1869 г. ч. 1, изв. и зам., стр. 33 и след.
543
Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 112.
544
Вот один из таких случаев: около 1816 или 1817 года служил в Тобольске один молодой, ловкий и довольно красивый собой дворянин; ему нравилась недурная же собой девица N. почти единственная наследница самого достаточного из тобольских помещиков (в Сибири помещиков почти совсем не было, и если были они, например около Тобольска, то были все бедняки, мелкопоместные, но достаточнее прочих был только один, -ский). Равным образом и молодой российский дворянин нравился названной богатой невесте-сибирячке. Уже все готово было и к свадьбе; но надменная знатностию, по второму мужу, мать молодого человека не благословила сына жениться в Сибири, вызвала его в Россию и женила там на одной довольно состоятельной помещичьей дочери. Оставшаяся в Сибири невеста решилась после того ни с кем не вступать в брак, надела на себя черное платье, отказалась от мясной пиши, стала почти каждодневно посещать богослужение, любила знакомиться и беседовать о благочестии с духовными лицами, словом, зажила если не совершенною монахиней, то полумонахиней. Между тем бывший жених ее, нажив троих или четверых детей, прожив имение и своей (в то время уже умершей) матери, и своей жены, овдовел и снова приехал служить в Тобольск. Старое знакомство возобновилось, даже сделано, повторено со стороны вдовца прежнее предложение; пожилая девица по наружности до времени хранила молчание, а в сердце твердо решилась выйти замуж. Но как быть с людьми, что делать с молвой, какая должна возникнуть в случае вступления ее, полумонахини, в брак? Старая невеста отправилась за советом к преосвященному Евгению. «Как мне быть, что мне делать, идти ли замуж или не идти?» – спрашивала она преосвященного. Преосвященный отвечал: «ступайте на колокольню, встаньте под колокола и спросите их». «Но что же колокола мне скажут?». Преосвященный встал с дивана, принял позу звонаря, поднял руки вверх и, повертывая их, как повертывают звонари, начал нараспев говорить: «Идти бы тебе за Петра (так звали жениха), идти бы тебе за Петра, идти бы тебе за Петра». – «Но что, если после (замужем) будет мне худо?». (Она хорошо знала за своим женихом охоту жить на широкую ногу, да помнила и обет, или по крайней мере полуобет, свой о пострижении). «В таком случае, – говорит преосвященный, – опять подите на колокольню и спрашивайте колокола». – «Но что же мне тогда колокола скажут?». Преосвященный снова принял положение звонаря и начал как бы вызванивать: «Не идти бы тебе за Петра, не идти бы тебе за Петра...». И в самом деле, что бы владыка тут стал говорить, какой бы давать совет? Он знал, какое решение принято в душе девицею; если отсоветовать, а брак между тем все-таки состоялся бы, в таком случае при всякой семейной неприятности, при всяком в жизни горе были бы угрызения совести в не принявшей совета, – ее беспокоила бы мысль, что вот-де верно это наказание мне за пренебрежение святительского совета, и пр. И вот преосвященный отделался шуткой. (Супруг после немало тратил денег непроизводительно, но с женой всегда жил в мире и согласии. Теперь оба они уже покойные).
545
Душеп. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103; а также и воспоминания бывшего секретаря тобольской консистории Бекреева.
546
Болезни у преосвященного Евгения, по рассказам современников, начались со следующего случая: в 1829 или 1830 году 8 ноября, в день архистратига Михаила преосвященный служил по случаю храмового праздника в Михаило-Архангельской церкви в верхнем ее этаже. По выходе из церкви после обедни, как на паперти и лестнице (к несчастью, высокой и совершенно открытой), так и на крыльце церковном, он около часу благословлял народ, а между тем дул холодный и довольно сильный ветер; благословлявшего продуло, и он с тех пор начал страдать болью зубов, да почувствовал и ослабление зрения. Впрочем, преосвященный боль зубов и ушей после приписывал влиянию воды, на том основании, что тобольский архиерейский дом стоит на самом берегу реки (Иртыша).
547
Разумеется, только небольшой обрывок каната, который он по чьему-то совету выписывал откуда-то издалека.
548
Тобольская епархия между бывшими второклассными считалась третьею, а рязанская шестою.
549
Здесь намек на то, что в управление епархиею преосвященным Евгением по его убеждению построено несколько храмов вновь.
550
Ясный намек на объезд его для ревизии всей епархии, состоявшей из двух губерний и одной области.
551
Увидим ниже, как много было у преосвященного в Тобольске благожелателей и как долго питали они к нему свои благожелания.
552
После ректорства в Тобольске и Екатеринославле он был викарием пермским, епископом екатеринбургским.
553
Тут переправа чрез Иртыш, тут соляные магазины с солью чуть не для целой тоб. губернии, тут помещения для чиновников по соляной операции, тут же несколько десятков и обывательских домиков.
554
Вот начало этого канта:
Жалко нам тебя лишиться,
Добрый пастырь наш отец!
Но – увы! привел проститься Нам с тобой миров Творец!
Далее, между прочим, говорилось:
Плачут, сетуют, рыдают Нежны дети, огорчась,
Коль отцы их оставляют.
Так и мы теперь, крушась,
Унываем, проливаем Слезы тихо об отце!
555
По-видимому, лицо светское, впрочем, лично мало знакомое с преосвященным.
556
Эти слова показывают, что писавший не был из коротких знакомых преосвященного.
557
Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 107 и след.
558
Писавший, очевидно, был из лиц светских.
559
В прощальном слове преос. Евгения тоб. пастве и в корреспонденции об его выезде из Тобольска, напечатанной тогда в Телеграфе, как видели мы, пребывание преосвященного в Тобольске называется шестилетним, но это выражение было употреблено там только ради круглоты его. Автор статей о преосв. Евгении, напечатанных в Душ. чт. (18 г. ч. 3, стр. 102 и 107), говоря о времени пребывания его в Тобольске,
560
Болезнь (вследствие простуды) архиепископ Павел получил, провожая чрез три епархии тело великого князя Константина Павловича, умершего в 1831 г. от холеры в зап. губерниях, во время первого польского мятежа. На месте кончины вел. князя, в могилевской епархии, преосвященный совершил сряду 36 заупокойных литургий; потом, когда повезли тело умершего в С.-Петербург, он в каждый день служил по две панихиды и на каждой станции встречал: встретит, отслужит панихиду и поедет вперед; когда поезд приблизится к следующей станции, он снова встречает и снова совершает панихиду, и так до самого Петербурга... А время было осеннее, сырое, преосвященный Павел не раз простужался... Когда в Нижнем Новгороде преосв. Афанасий предлагал больному погостить у него до поправления здоровья, он отвечал: «Нет, уж если назначено мне умереть, то лучше умереть на месте, в своей епархии».
561
На пути в Рязань преосвященный Евгений виделся, кроме Павла и Афанасия, с преосвященным казанским Филаретом (после киевский митрополит), с московским Филаретом же, с иркутским Мелетием. с пермским Аркадием и оренбургским Михаилом.
562
Душ. чт. 18 г. ч. 3, из. и зам., стр. 65.
563
В Рязани к приезду преосвященного Евгения гак много накопилось дел частию потому, что предместник его, арх. Григорий, пред тем долго присутствовал в Св. Синоде, следовательно, управлял епархией издалека; частию потому, что сам преосвященный, за длинным расстоянием от Тобольска, долго пробыл в дороге, и, наконец, потому, что тогда шел во всех епархиях разбор духовенства: порочных и безместных отдавали в солдаты.
564
Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 108.
565
Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 109.
566
То был Григорий, до авг. 1831 г. рязанский, потом тверской и казанский архиепископ, а после петербургский митрополит; он учился у Евгения в 1809 году в петерб. академии. Но вот и еще на то же доказательство: вскоре по приезде в Рязань преосв. Евгений писал преосв. калужскому Гавриилу: «На обмен вашего поздравления меня с новой паствою, должен бы и я поздравить ваше преосвященство (перемещением в Могилев), но, судя по себе, затрудняюсь и о вас. Наше перемещение есть испытание нашей преданности Промыслу. Предаться должно... Видно то полезно для нас, когда ведет такими путями». (Чт. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 150).
567
Здесь освобождение от болезни в ушах преосвященный приписывает отдаленности реки от Рязани, но раньше он писал, что от той боли избавился, вкладывая, по чьему-то совету, в уши шерсть шлёнских овец.
568
Все это из писем Евгения к тоб. купцу Гневашеву.
569
Чужою рукою письма его стали писаться, и то не всегда, тогда уже, когда и левый глаз начал изменять.
570
Гостиный двор был весь деревянный, притом все лучшие лавки были внутри двора; в лавках, по старому обычаю, у многих купцов хранились не только товары, но деньги, лишнее платье, лучшая посуда и пр. Произошел пожар в 20-х числах октября 1839 г., часу в 9-м вечера; огонь показался вдруг на всех четырех сторонах, притом все около проходов внутрь. Поэтому многие торговцы остались только с ключами от лавок в карманах.
571
Из всех обстоятельств служения преосвященного Евгения в Рязани едва ли не самое важное обстоятельство – его поездка в 1832 г. в Воронеж, по высочайшему повелению и указу Св. Синода, для освидетельствования мощей святителя Митрофана и обследования чудес, бывших от сих мощей.
572
Душеп. чтение 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 150, 152. Впрочем, о всем этом есть сведения и в письмах преосвященного, писанных в Тобольск.
573
Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 153, 154, 158.
574
Самый орден св. Александра Невского был получен преосвященным еще в Рязани, в 1835 году.
575
Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 154, 158.
576
Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 154.
577
Преосвященному в это время оканчивался уже 71 год.
578
Евгений всегда высоко чтил память своего учителя и благодетеля митрополита Платона: первая его молитва всегда была за Платона, самая высшая похвала – Платону, где можно было подражать, он подражал Платону, и пр.
579
Преосвященный Евгений первоначально просился было на покой в Троицкую лавру, как место своего учения, учительства и пострижения, но это почему-то не состоялось.
580
Этим монастырем преосвященный Евгений управлял год и до архиерейства – половину 1817 года и первую 1818 года. (Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 58 и сл.).
581
На последний предмет из жалованья и доходов преосвященного Евгения, по званию настоятеля Донского монастыря, в первые шесть лет его настоятельства шло денег 24272 р., следовательно слишком по 4 тысячи рублей каждогодно. (Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 163).
582
Не принимал или мало принимал он участие в управлении монастырем только в три последние года жизни.
583
Каждогодно же служил преосвященный Евгений утреню и вечерню в первый день пасхи.
584
Одно такое, с таким затруднением написанное преосвященным Евгением письмо, пишущему случилось видеть в Тобольске.
585
Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 150-162.
586
Замечательно приветствие (присланное телеграммой) земляка Евгения, покойного олонецкого архиепископа Аркадия: «Примите, высокопреосвященный владыко, девятидесятилетний старец, и от меня осьмидесятипятилетняго искреннейшее приветствие с исполнившимся пятидесятилетием вашего служения в архиерейском сане. Всеблагий Господь да исполнит во благих желания ваши». (Странн., 18 г., ноябр., отд. IV, стр. 50).
587
Странно, что о телеграмме и письме к юбиляру, посланных из тобольской епархии, не упомянуто ни в одном журнале и ни в одной газете, поместивших в 18 г. известия о 50-летнем юбилее преосвященного Евгения в архиерейском сане; между тем это верно: пишущий читал ответы на них.
588
Там же, стр. 162-164; Церк. лет. при Дух. бес. 18 г. № 30, стр. 561, 565–5. Прав, обозр. 18 г., т. 26, зам., стр. 138–145.
589
Причетническая его служба здесь не считается.
590
В российской Церкви в архиерейском сане 50 лет (и три с половиной месяца), кроме Евгения, прожил еще только московский митрополит Филарет; после них архиереями долго еще служили митрополит московский Платон (46 лет) и с.-петербургский митрополит Серафим (44 г.), а в Церкви греческой – патриарх александрийский Иоаким архиерействовал (в конце XVI и первой половине XVII столетия) 70 лет и митрополит каппадокийский 66 лет – с 1805 по 1871 год. (Церк. лет. 1871 года№ 33, стр. 123).
591
Грек, заведывающий антиохийским в Москве подворьем.
592
Совр. летоп. 1871 г. № 23, стр. 3 и 4.
593
Слов, о писат. дух. чина, т. 1, стр. 23.
594
Цер. летоп. при Дух. бес., 1871 г. № 33, стр. 122-128.
595
Но все ли и везде ли сохраняются? Одно лицо, интересующееся историею сибирской Церкви и тобольской иерархии, просило у тобольского купца Фед. Вас. Струнина писем преосвященного Евгения к нему и к отцу его для прочтения и извлечения материалов для биографии писавшего те письма. Но купец тот в просьбе отказал, вероятно, из опасения, что зачитают или употребят их во зло. Спустя несколько лет Фед. В-ч помер; и вот когда от имени помянутого лица обратились с прежнею просьбою к семейству умершего, то оказалось, что все бумаги после покойных стариков, в том числе и письма преосвященного Евгения, проданы в мелочные лавочки на обертки!!!
596
В Чтениях в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 142–160 и в Душ. чт. 1871 г. авг., изв. и зам., стр. 156-158.
597
18 г. в книжках ноябрьской и дек., 1869 г. в книжке январской.
598
В душ. чт. 18 г. окт. изв. и зам., стр. 43–66.
599
ДуШ ч 1869 г ч 1 изв и зам СТр 35 и след.
600
Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 47.
601
Известно, что и митрополит московский Филарет писал стихи, а еще более известно то, что поэзией занимались и много оставили после себя произведений в ее духе не только Симеон Полоцкий и Феофан Прокопович, но и святитель Димитрий Ростовский.
602
Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Жизнеописание Афанасия, архиепископа Тобольского и Сибирского // Странник. 1867. Т. 1. январь-февраль. С. 5-94.
603
Визитатор – инспектор, ревизор.
604
Михайло Михайлович, посылая ему часы и библию, писал: «Посылаю тебе, возлюбленный Петр Андреевич, время и вечность» и пр.
605
Краткая биография преосвященного Афанасия была напечатана мною еще в 1743 г. в 11 номере Москвитянина. Из ней многое почти целиком, хотя без указания источника, взято было кем-то для другой биографии того же архипастыря, помещенной в конце сороковых или в начале 50-х годов в «Нижегородских губернских ведомостях»: с этою последнею биографиею Афанасия буквально сходно и то, что напечатано о нем в Истории нижегородской иерархии (1857 года) на стр. 226-44.
606
Так нередко высчитывал и говорил сам преосвященный Афанасий. Но в ведомостях Ярославской семинарии за 1800 год, хранящихся в архиве ярославской консистории, сказано: «Школы риторики, гор. Любима соборной церкви протоиерея Феодора Михайлова сын, ученик Александр Протопопов 15 лет, определен в семинарию» и проч. Если основываться на этом сведении, то нужно будет сказать, что преосвященный Афанасий родился не 1783, а 1785 года, следовательно, двумя годами позднее.
607
У него, кроме Александра, впоследствии Афанасия, было еще двое детей: дочь Анна, муж которой в любимоградском протоиерействе преемствовал ее отцу, и сын Иван, служивший секретарем в какомто неважном присутственном месте, по отставке живший единственно крохами, какие получал от младшего своего брата, архиепископа Афанасия.
608
Геннадиева пустынь в Ярославской епархии Любимского уезда. Так называется она от основателя своего преп. Геннадия, который скончался в 1565 году, и которого мощи доныне почивают нетленно.
609
Толгский первоклассный монастырь – в 8 верстах от Ярославля; он построен в начале XIV столетия ростовским епископом Трифоном по случаю явления ему на берегу реки Толги чудотворной иконы Божией Матери.
610
Преосвященный Афанасий иногда в дружеской беседе жестоко подшучивал над ученьем детей по азам, глаголям, фитам и проч., даже удивлялся, как он и другие в свое время при таком способе преподавания грамоты научились читать, и радовался, что теперь упрощено это дело. Но, с другой стороны, он глубоко и скорбел, что в последнее время при обучении детей грамоте начали почти вовсе изгонять все священное, все духовное; в азбуках, напр, (разумеется, кроме молитв, как бы нехотя в них прилагаемых), не найдете вы ни слов: Бог, Спаситель, Божия Матерь, Ангел, святый, угодник Божий, рай, ад, ни каких-либо картинок религиозного содержания; а о псалтири, часослове и др. духовных книгах при детях не упоминают, разве только с усмешкой. «Конечно, – говорил преосвященный, – это оправдывается как будто доброю целыо: хотят, чтобы дети понимали все, что читают, и оттого охотнее учились. Но всегда ли бывает так, всегда ли достигается эта цель? Да еще и правда ли, что этого хотят? Нет ли тут другой затаенной мысли? Не случается ли, напр., – продолжал он, – в самых дешевых азбуках, изданных, очевидно, не для барских детей, встречать под буквами и их названиями слова: ананас, половые щет
611
Из отцовских книг у преосвященного Афанасия были, между прочим, некоторые латинские классики, свящ. археология на латинском же языке, какое-то богословие и проч.
612
Преосвященный Афанасий из учителей своих хвалил между прочим ректора семинарии архимандрита Августина Сахарова (уроженца Ярославской же губернии) и соборного священника Петра Соснина. Первый, человек строгой жизни и серьезного характера, особенно – до отягощения – налегал на лучших учеников (чтобы они не ослабевали, а преуспевали более и более), в том числе и на Афанасия, но в
613
В семинарских списках (1795-1806 гг.), хранящихся в архиве ярославской консистории, Александр Протопопов постоянно значится или первым, или между первыми и отмечается: «К науке весьма понятен, успел похвально» и проч. Извлечения из списков для меня сделаны г. секретарем ярославской консистории Ап. Крыловым.
614
В биографии преосвященного Афанасия, напечатанной в Нижегородских губернских ведомостях, сказано: «По окончании курса Протопопов оставлен при ярославской семинарии учителем». Это было (замечается там) в 1805 году, когда начал управлять Ярославской епархиею архиепископ Антоний Знаменский. Но то и другое несправедливо: в ведомостях Ярославской семинарии за 1805 год Александр Протопопов значится между обучающимися богословию, что под
615
«Протопопов хорош, – говорили те ярославцы, – проповеди сказывает хорошо, не худо и апостол читает; но он низенек, не виден и не басист; к нашей церкви найдется дьякон и получше». Ниж. губ. вед.
616
Дядя происходил из духовного звания, но служил по гражданскому ведомству и имел немало крепостных людей.
617
Из них мне известны, хотя только по именам, Мартынов, после служивший при Святейшем Синоде, и Ир. Ветринский, издавший Церковные древности Бингама в русском переводе.
618
При окончании академического курса, как увидим ниже, он сам себя сознавал наиболее способным к преподаванию наук богословских; да и действительно, на духовно-училищной службе особенно славился преподаванием богословия.
619
При изъяснении Писания преосвященный Афанасий особенно любил держаться смысла так называемого литтерального-буквального и исторического. Кстати здесь заметить, что непосредственный преемник Афанасия по тобольской кафедре преосвященный Владимир, напротив, более всего отыскивал в Писании смысл нравственный, а преемник Владимира преосвященный Георгий преимущественно уважал смысл таинственный. Таким образом три преемственно следовавшие тобольские архипастыри в изъяснении Писания, так сказать, дополняли один другого.
620
раз профессор красноречия С.-Петербургской академии (помнится, архимандрит Леонид), в студенческих сочинениях обращавший вни-
621
Преосвященный Афанасий был глубокий знаток истории Церкви Божией и особенно Церкви ветхозаветной и первенствующей христианской. Но, кроме церковно-библейской и церковной истории, он основательно знал и чрезвычайно любил библейские и церковные древности, а впоследствии весьма много занимался вообще древностями, напр., египетскими, греческими, индийскими, американскими, русскими, скандинавскими и проч., и по всем этим отраслям истории у него были дорогие издания.
622
В знании латинского языка, по несуществованию для него в академии особенного класса, Александр Протопопов усовершенствовался под руководством ученого Грефе и прочитал всех латинских классиков. Впрочем, он еще и в семинарии, по отзыву тогдашних его учителей и начальников, на латинском языке прозой и стихами писал лучшее, чем на русском.
623
В знании греческого языка, учась в академии, Александр Протопопов до того усовершенствовался, что свободно читал не только отцов Церкви, но и всех греческих классиков. Профессор греческой словесности в Петербургской академии, природный и ученый грек Скинас на задачах его обыкновенно подписывал: πρώτος или πρώτίςος ^{23}^, а такие рекомендации даваемы были им из целого курса только еще Павскому. Впоследствии в библиотеке преосвященного Афанасия найдены были все лучшие издания как греческих, так и латинских классиков, каково, напр., издание Панкука.
624
Преосвященный Афанасий читал по-французски с такою же легкостью, как и по-русски. Изредка справлялся он с лексиконом только при чтении книг по естественным наукам. По немецкому языку не учился, о чем впоследствии, когда на этом языке стало выходить много дельных богословских – церковно-исторических и археологических сочинений, очень сожалел.
625
Об одном из них преосвященный Афанасий рассказывал, что он в течение шестилетнего курса почти один прочитал студентам все богословские науки; что он от усиленных занятий, страдая геморроем, иногда на лекциях заплевывал весь платок кровью, и что этот ученый-труженик не раз сам сказывал, что иногда, идя в класс, сомневался, возвратится ли домой живым.
626
Напр., не раз он рассказывал, как один профессор – немец, не очень отличавшийся знанием, или по крайней мере уменьем, преподавать свой предмет, при крайней своей близорукости воображал, сидя на кафедре, что его лекцию слушают все студенты, тогда как их в аудитории было пять-шесть; или как один проказник весельчак студент тому же профессору повторял лекции разными голосами за себя и за нескольких отсутствующих товарищей
627
Если, то есть, он родился в 1783 году; а когда рождение его отнесем к 1785 году, то при окончании курса, в 1814 году, ему шел не 32-й, а 30-й год.
628
В истории нижегородской иерархии на стр. 232 и в вышеупомянутой статье Нижегородских губернских ведомостей об Афанасии ошибочно сказано, будто бы в академии Афанасий был преподавателем. Напротив, в то время для ближайшего и постоянного надзора за студентами высшее начальство признавало нужным назначать в инспекторы академии таких лиц, которые не были бы отвлекаемы никакими учебными занятиями. История С.-Петербургской духовной академии, стр. 246, 339-45.
629
Преосвященный Антоний, помнится, в 1813 году, писал Александру Протопопову, чтобы он ехал в Ярославль, не оканчивая академического курса, и обнадеживал его (разумеется, под условием принятия пострижения), что он вскоре будет сделан ректором Ярославской семинарии. Но Протопопов отклонил от себя это предложение, частью потому, что преосвященный Антоний, хотя был пастырь жизни строжайшей, человек бескорыстный, отец сирот и величайший ревнитель об образовании духовного юношества своей епархии, по слишком был тяжел для всех, по службе стоявших к нему близко, а еще более потому, что непременно хотел докончить с таким успехом начатое и так хорошо продолжаемое свое образование в академии.
630
Фолианты эти преосвященный при отъезде из Твери в Киев отдал в библиотеку Тверской семинарии в тех мыслях, что возить их из места в место очень неудобно, а между тем, если бы они понадобились, можно было бы найти их в семинарской библиотеке каждого епархиального города.
631
Брат его, от природы не очень даровитый, почему-то и службу оставил очень рано, и Афанасий каждый год посылал ему с семейством по 1000 руб. ассигн.
632
Эти, почти стенографические, лекции расходились по рукам учеников во многих списках и долго даже после Афанасия составляли любимое и полезное чтение не только для учеников, по и для священников и других духовных лиц.
633
До вступления на престол Государя Императора Николая Павловича в кадетских корпусах и некоторых других светских учебных заведениях законоучителями почти обыкновенно бывали монашествующие.
634
Из товарищей Афанасия ранее его рукоположен был во епископа только Григорий (под конец жизни С.-Петербургский митрополит).
635
В бытность преосвященного Афанасия инспектором Петербургской академии, Макарий (в миру Михаил Глухарев) принадлежал к числу ее студентов. После Макарию довелось и в другой раз быть в отношениях к Афанасию, когда поприщем служения обоих их была Сибирь.
636
В Киево-Печерской лавре, в подвальном этаже левого придела великой церкви погребены были тела нескольких архиереев и других более или менее значительных лиц. Так как в погребении их в свое время не было наблюдаемо надлежащего порядка, то надгробия их были разбросаны там и сям и затрудняли ход по подвалу. Посему митрополит Евгений и приказал могилы или гробницы те раскопать и гробы с останками погребенных в них перенести во вновь приготовленные гробницы – ближе к стенам церкви. Это приказание относительно некоторых или многих покойников было исполнено. Но в одну ночь накануне дня, в который предположено было перенести еще одну гробницу, митрополиту является во сне, в полном облачении, неизвестный архиерей, с гневным видом и строго говорит ему (по-латыни): «Доколе будешь ты тревожить наш покой?» (Это только сущность речи являвшегося во сне, а речь была довольно продолжительная). Митрополит, перепугавшись, проснулся и долго не спал, после, однако ж, успокоив себя мыслью, что это обыкновенная мечта сновидения, опять заснул и утром нисколько не беспокоился о том, что видел во сне. Но как велик был ужас митрополита, когда на следующий день в его присутствии раскрыли предположенную для переноса гробницу и в пей оказался лежащим, как живой, совершенно нетленный тот самый архиерей, который являлся ему в предыдущую ночь в том же самом облачении и проч., и проч.! Навели справку о погребенном в этой гробнице, и оказалось, что то был последний Тобольский митрополит Павел Конюшкевич, умерший 4 ноября 1770 года в Киево-Печерской лавре на покое. (Рассказ этот я неоднократно слышал от преосвященного Афанасия; при мне же повторил и преемник этого преосвященного (в 1835 и 1836 гг.), бывший киевским викарием преосвященный тобольский Владимир, то же подтверждают и многие другие, бывшие и жившие в Киеве. О нетлении тела митрополита Павла есть сведение печатное. См. сказание о странств. монаха Парфения, ч. I, стр. 184)69.
637
Митрополит Павел Конюшкевич канонизирован. В 1984 г. установлено празднование в честь всех сибирских святых и подвижников благочестия. На иконе «Собор Сибирских святых» в первом ряду изображён и святитель Павел.
См.: Абрамов Н.А. Павел II Конюшкевич, митрополит Тобольский и Сибирский // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 236–252. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).
638
Ярмарочного собора, построенного французом, генерал-инженером Бетанкуром, без всякого участия епархиального духовенства, преосвященный Афанасий не хвалил, между прочим, за акустические недостатки или за диссонансы в нем пения.
639
Если что и нужно было заметить некоторым из служащих, то это делалось после, по окончании богослужения, или даже по возвращении домой.
640
На этом оно впоследствии и попалось.
641
См. Ист. нижег. иер., стр. 234–37, а также и упомянутую в начале сей биографии статью Нижег. губ. вед. Впрочем, иное здесь дополнено и из рассказов самого преос. Афанасия, мною от него лично слышанных.
642
Ист. ииж. иср., стр. 236–37.
643
Преосвященные Евгений и Афанасий знакомы были еще с академии: когда последний был в числе студентов ее, первый нес в ней должность инспектора (с февраля 1809 года по февраль же 1810 года) и некоторое время преподавал философию.
644
Несколько раз поцитованная мною статья Нижегородских губернских ведомостей начала 50-х годов70.
645
В тексте-источнике нет астериска (*), поэтому неизвестно, к какому именно месту текста относится сноска, ориентировочно от слов: «Заметив это, он немного смутился...» до слов: «...(Бога Слова)».
646
Тобольская епархия между второклассными архиепископскими епархиями занимает третье место после Казанской и Астраханской, а учреждена она уже близ 250 лет тому назад, именно в конце 1620 года.
647
Из-за тобольского климата между прочим не поехал в Сибирь и святитель Димитрий Ростовский.
648
По словам покойного протоиерея Василия Кузнецова, много лет служившего при кладбищенской церкви, в Тобольске, населенном какими-нибудь 16, 17 и 18 тысячами жителей, никогда не бывает менее 1000 умерших, а в иные годы смертность значительно превышает и это число. Покойный историк Сибири П.А. Словцов называл Тобольск, сравнительно с другими городами, кладбищем.
649
В конце 30-х или в самом начале 40-х годов от министерства государственных имуществ было прислано в Сибирь несколько чиновников для собрания каких-то сведений о казенных крестьянах, их землях, промыслах и пр. Один из таких чиновников (Р...) по обозрении Березовского края при мне приехал к преосвященному и очень выгодно отозвался о березовском протоиерее и некоторых других лицах из духовенства как Березовского, так и Тобольского округов. «Да, – сказал при этом владыка, – это духовенство тоже хорошо, но у меня между духовными есть люди не только хорошие, даже праведные», – и указал между прочим на (покойного ныне) протоиерея Абацкой слободы Павла Фокина, впоследствии крестового иеромонаха Мисаила. Другой, напротив, принадлежавший к числу тех же чиновников (В-ий), по возвращении из Курганского уезда жаловался преосвященному на причт одного села за его вымогательство и грубость, присовокупив, что тот причт при нем самом не свенчал несколько свадеб, потому что не сошелся с крестьянами в вознаграждении за венчание. Преосвященный не любил поблажать своим подчиненным, записал название села и немедленно предписал произвесть дознание, или следствие. Что же оказалось? Крестьяне со свадьбами приезжали в субботу (хотя и утром), грубым же оказалось духовенство пред г. N тем, что он, г. К, вступаясь за непонимающих дела крестьян, приказывая духовенству венчать, а оно не могло, не посмело исполнить его приказания.
650
А при предместнике Афанасия, архиепископе Евгении, в 6 лет его управления (1826–31 г.) апеллирующий в Св. Синод был только один. Теперь это несколько иначе; и причина этому – наплыв в Тобольскую епархию духовенства, в особенности с 1843 года, из иных епархий.
651
Преосвященный Афанасий и в Тобольске обратил было внимание на певчих; по крайней мере для устройства хора и улучшения его он привез с собой из Нижнего хорошего дьякона, который мог быть и регентом; но вскоре все это оказалось напрасным: хороших голосов не было, к тому же некоторые из взрослых певчих жили беспорядочно и раз на архиерейском дворе произвели страшный шум. Чтобы не видеть и не слышать ничего подобного и не тратить напрасно здоровья, преосвященный удалил певчих из помещения при архиерейском доме. Я сказан: голосов хороших по приезде Афанасия в Тобольске не было, но их не было ни здесь, ни в целой Сибири и прежде, их почти нет и теперь, да сибиряки и петь-то не любят. Это замечали и замечают все приезжие из России, в этом сознаются и сами здешние жители. (Ист. об. Сиб. Словцова, кн. 1, стр. 269). Правда, митрополиты тобольские Филофей Лещинский (в царствование Петра) и Антоний Нарожницкий (при императрице Елизавете Петровне) имели у себя хорошие хоры певчих, но первый устроил свой хор с дозволения правительства из ссыльных черкас,, т.е. малороссийских казаков, а второй лучших певчих выписывал на счет архиерейского дома прямо из Малороссии. Правда, и в недавнее время, при преемниках уже Афанасия, напр., при преосвященных Владимире и Георгии, архиерейские хоры были не дурны, но и эти устроялись наиболее из духовенства, во множестве ехавшего тогда из великороссийских епархий, преимущественно же из Владимирской.
652
В одном Омском округе еще недавно было два таких прихода: Тюкалинский и Куликовский. Первый состоял из 40 больших и малых деревень с 10 тыс. душ; из него теперь составилось три больших прихода, да и сам Тюкалинский остался все-таки еще большим, так что три его священника и в настоящее время едва управляются с требами. Из второго образовались четыре прихода, по числу душ весьма значительные.
653
Этот архипастырь, ревнуя о духовном благе своей паствы, не имел, однако ж, надлежащего успеха в умножении церквей. Это дело весьма много зависело от начальства алтайских горных заводов, но начальство их на все письменные и личные (в 1828 году) представления, даже просьбы преосвященного содействовать умножению в горных округах крайне ограниченного числа церквей*** постоянно отвечало если не отказами, то вежливою уклончивостию. Зато как расплодился там раскол!
654
То же в этом отношении явление и в Томске: из преосвященных той епархии к умножению храмов более всех, как слышно, содействовал епископ, что нышГархиепископ Иркутский, Парфений.
655
Здесь некоторые приходы в то время имели от 10 до 14 и 15 тысяч душ обоего пола, и иные деревни от своих приходских церквей отстояли на 300 верст.
656
Напр., в г. Омске, как резиденции казачьего управления, в 1831 – 1840 гг. строилась церковь от всего Сибирского линейного казачьего войска. Войсковое начальство хотело иметь в ней иконы, соответственные ее великолепию. Но некоторые из них, напр., Тайная Вечеря, Царские Врата и проч. долженствовали быть такого огромного размера, что ни один художник ни в Петербурге, ни в Москве ни за какую цену не брался писать их на досках, притом с обязательством доставить заказ в Омск без малейших повреждений под собственною ответственностию. После долгих рассуждений и недоумений вошли с представлением к епархиальному начальству, и преосвященный Афанасий от 10 января 1837 года отвечал: «К писанию св. икон на холсте я, с своей стороны, не нахожу никакого препятствия».
657
Имеется в виду «война» между митрополитом Павлом Конюшкевичем (1758–17) и губернатором Денисом Ивановичем Чичериным, в результате которой в Ильинской церкви Тобольска появилась стенная роспись с изображением «Страшного суда», одним из персонажей которой был «тяжкий грешник» Чичерин.
658
Церковь эта была освящена в честь Св. Духа и по мысли архиеп. Афанасия устроена в виде сионской горницы: на верху, на потолке изображен в сиянии Дух Святый; на иконостасе же и по стенам церкви, помнится, в два яруса написаны сидящими Божия Матерь и Апостолы, и на каждого из них нисходил огненный язык. Но при преосвященных Владимире и Евлампии мысль эта была несколько изменена, а при преосвященном Феогносте, после случившегося в архиерейском доме пожара, и совсем оставлена, хотя и не к худшему.
659
В 1837 г. цесаревич Александр Николаевич (Александр II в возрасте 19 лет первым из представителей царской фамилии побывал в Сибири (Кургане, Тюмени, Тобольске, Ялуторовске).
660
Древ. Вивл. ч. 3, стр. 3. Ист. об. Сиб., кн. 1, стр. 571. В этом колоколе весу 19‘/2 пудов. После домовой архиерейской церкви сперва висел он под навесом деревянным, а теперь висит уже под каменным, по крайней мере под крышей, утвержденной на каменных столбах.
661
По советам преосвященного, в некоторых ризницах для хранения облачений заведены вместо комодов с выдвижными ящиками шкафы с вешалками, или еще лучше с отворяющимися глаголями; облачения во многих церквах стали шить по лучшим, выписанным из Москвы образцам, а что и того важнее – все церкви города Тобольска, равно как других городов и богатых сел Тобольской епархии, завели полные белые глазетовые облачения, преимущественно для служения в высокоторжественные царские дни. Для такого огромного заказа облачений и с некоторыми другими от епархии поручениями ездил тогда в Москву умный и очень расторопный кафедральный протоиерей П.А. Фелицын.
662
Если, напр., церковь стоит в значительном расстоянии от селения
663
В Сибири обычай венчаться убегом (местное слово), т.е. на краденых невестах, в прежнее время доходил до комедий: иные родители стороной давно уже знают, что у их дочери есть жених и что она скоро выйдет замуж, и в мыслях согласны на затеваемый брак, даже тайком от соседей понемногу готовятся к свадьбе. Но вот у них делается похищение, вот они слышат о венчании их дочери, тут фадом сыплется брань на нарушителя родительских прав их, и когда дочь и зять, валяясь в ногах, просят у них прощения, они с клятвою уверяют, что никак не дадут им своего родительского благословения; между тем тотчас же, как будто сжалившись над преступниками, смягчаются, отворяют ворота, и начинается пир горой, к которому готово было заранее. Надобно заметить, что родители жениха старались женить сына убегом дпя сокращения свадебных расходов на предварительные пиры и попойки, а священники легко соглашались венчать такие браки, особенно потому, что хорошо знали нужды одних и притворство других, и были уверены, что скоро все кончится миром и дело до жалоб не дойдет.
664
Справедливость требует сказать, что об истреблении этих зол в сибирском духовенстве старался и предместник Афанасия, архиепископ Евгений.
665
К вымогательствам при свершении других таинств и треб у сибирского духовенства даже нет и поводов. Сибиряки, живущие в отдаленности от приходских церквей, вовсе и не хлопочут о погребении умерших по церковному чиноположению, а погребают их сами, без священников и много-много, если впоследствии попросят в церкви или дома пропеть литию; о поминовении же покойников во многих местах Сибири и понятия не имеют, за крещение младенцев, за напутствие больных по большей части платят они поклоном или хлебом, и то после, при сборах осенном, рождественском и пр.
666
При тобольском соборе священники стесняются крайнею бедностию: прихожан при нем нет, нет и казенного помещения, да нет почти и доходов, а жалованья священнику всего 400 руб. асс. в год.
667
Эта библиотека была у него как бы центральною для уездного духовенства: всякий священник, желавший читать, всегда мог пользоваться ее книгами, хотя в составлении этой библиотеки и в умножении ее книг не участвовала ни одна уездная церковь какими-либо с своей стороны жертвами.
668
Эти люди были из учеников низшего и среднего отделения Тобольской семинарии и подготовлялись к занятиям в школах самим протоиереем да еще другим лицом, в деле образования детей также многоопытным.
669
Этим двум предметам учились наиболее дети лиц духовного звания, готовившиеся к поступлению в духовные учебные заведения.
670
Увы! С выбытием оттуда любимого пр. Афанасием протоиерея все пало: может быть, и не умели приняться за дело (ведь не всякий способен быть педагогом), а может быть, и не хотели, потому что хлопотать и трудиться до поту нужно было даром.
671
Преосвященный Афанасий не ездил по епархии только в одно место, и то потому, что глупый и пьяный кучер вскоре по выезде преосвященного из Тобольска чуть было не утопил его (помнится, на Ишиме или Вагае). При спуске к реке он пустил лошадей во весь мах, лошади взбежали на паром или плот; раскатившаяся карета столкнула их в воду, и преосвященного спасла от гибели только сметливость русского мужичка из перевозчиков и других, стоявших на пароме крестьян: одни, увидев беду, ухватились за колеса кареты, а другие сейчас же пообрубили постромки у пристяжных лошадей. Владыка тут же почувствовал себя нехорошо и возвратился в Тобольск.
672
В тех местах, наприм., около Семипалатинска и Усть-Каменогорска, где архиереев до Афанасия или вовсе не видели, или видели только раз, народ, для принятия благословения от архипастыря или даже когда он только проезжал мимо, становился на колена и делал земные поклоны.
673
Выше было сказано, что преосв. Афанасий в тесных церквах, в духоте и жару, служить не мог.
674
А губернское правление известно как распоряжается с такими отправляемыми к нему людьми: оно или заставляет их избирать род жизни, т.е. поступать в податные сословия, или отправляет в рекрутское присутствие.
675
Одному академисту, назначенному в преподаватели Тобольской семинарии, сказали, что преосвященный тобольский очень строг, что он того-то и того-то из преподавателей уволил от службы. Академист, выслушав это, подумал: «Что мне строгость? Была бы в преосвященном справедливость!» – и поехал в Тобольск. Впоследствии он нисколько не раскаялся в своей решимости, потому что в преосвященном нашел не просто начальника, а отца, наставника и благодетеля. Что ж до увольнения кое-кого из прежних преподавателей семинарии, то, бывши на службе и узнавши на месте, каковы были те преподаватели в нравственном отношении, он удивлялся, каким образом преосвященный так долго терпел их.
676
Для этого, кроме св. Писания, правил св. Апостолов, соборов и отцев, дух. регламента и проч., преосвященный всегда имел наготове алфавитный указатель всех до церкви относящихся правил и узаконений. Этот алфавит, как сказывал он, был составлен покойным митрополитом киевским Евгением, после которого он уже сам постоянно пополнял его новыми, выходившими церковными узаконениями.
677
Единоверие – течение в старообрядчестве, возникшее в 1800 г. в результате соглашения части старообрядцев-поповцев с официальной православной церковью. Единоверческая церковь организационно подчинилась Синоду, но сохранила свою обрядность (двуперстие, земные поклоны, крестный ход посолонь, то есть по солнцу, сугубая аллилуйя и т.д.).
678
Здесь я разумею Тобольскую епархию в том ее объеме, в каком застал ее пр. Афанасий и в каком она находилась почти до половины 30-х годов наст, столетия, именно до отделения от нее Томской епархии.
679
Обдорский миссионер иеромонах Макарий, бывший в 1832 году в тех же самых местах, доносил преосвящ. Афанасию следующее: «Остяки, живущие по р. Оби ниже Самарова, называют себя крещеными, но в них не видно ничего христианского: в редких юртах имеется икона, да и та содержится в большом небрежении; крестов, как большие, так и малые, на себе не носят... Заставлял я некоторых молиться, но они не умеют даже изобразить на себе креста; а молитвы Иисусовой74 ни на своем языке, ни на русском совсем не знают... В приходской церкви бывают раз или два в год, но и то человека два из семейства, а прочие со времени самого крещения едва ли и бывали в церкви... У исповеди некоторые бывают, но тела и крови Господа нашего Иисуса Христа никогда не приобщаются. Хотя большая часть остяков уже обращены в христианскую веру, именно между 1712-26 гг., и крещены еще митрополитом тобольским Филофеем Лещинским, но понятия о христианской религии никакого не имеют и более придерживаются прежнего – шаманского, и даже редкие помнят имена свои, данные им при крещении. В бытность мою у остяцкого князя Матфея Яковл. Тайшина, живущего в Обдорске, случилось мне спросить его, как зовут детей его, он мне отвечал: «Поп знает». Все это известно из рапортов иером. Макария пр. Афанасию, писанных в 1832 г. А вот и еще сведение: инспектор тоб. врач, управы докт. Беляевский в проезд свой в 30-х же годах между Березовом и Обдорском увидел на станции в углу одной юрты валявшееся распятие и спросил: «Что это такое?» – «Кола русский Бог (т.е. русский Бог Николай)»75, – отвечали ему крещеные остяки.
680
Молитва Иисусова: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».
681
Русский Бог Николай – святитель Николай Чудотворец, архиепископ Мир Ликийских, наиболее почитаемый в России святой, которого сибирские аборигены считали «русским Богом».
682
А крещеных, но не знавших христ. веры остяков предписано было местным священникам прилежно обучать вере, не делая им, однако ж, никакого стеснения.
683
Он родом был из селения, находившегося среди остяков.
684
На пути в г. Березов ему дан был в толмачи также городовой казак, знавший остяцкий и самоедский языки.
685
Заботились переводить сперва только на остяцкий язык, потому что самоеды, как уверяли преосвященного в Тобольске, по соседству и частым сношениям с остяками, язык их хорошо знают.
686
Скончался он 1843 или в начале 1844 года в своем Ивановском Межугорском монастыре.
687
Кондийский монастырь был построен по просьбе самих (крещеных) остяков при царе Алексее Михайловиче в 1656 году. До отобрания у монастырей недвижимых имений он был довольно богат, а с тех пор обеднел до крайности. Лежит он на пути из Тобольска в Березов – от первого в 770 верстах, а от последнего – в 250-ти, на протоке р. Оби, именуемом Кода.
688
Таковым священником там и был уже в то время вышеупомянутый Лука Вологодский. Заметим, что теперь и в Обдорске вновь учреждается миссия: там для этого дела есть уже два священника, очень хорошо знающие остяцкий язык.
689
Впрочем, о составлении этих двух сочинений было писано из Св. Синода и ранее 1836 года.
690
Мысль преосвященного принимать в семинарию остяцких детей и после способнейших из них рукополагать во священники в остяцкие приходы была предъявлена Св. Синодом.
691
В том справедливом предположении, что в Тобольске, где есть семинария, гимназия и разные училища и где при учебных заведениях имеются учебные пособия, ему будет гораздо удобнее заниматься возложенными на него работами; к тому же преосвященный и учителем в предполагаемом к открытию класса остяцкого языка при семинарии хотел назначить его же – священника Вологодского.
692
Какую именно – не помню, а кажется, что 500 р. асс.
693
Адъюнкт академии Кастрен76 путешествовал по северу Сибири и составлял грамматики разных народов, обитающих там, уже после того. Все это взято из подлинного отзыва Шегрена.
694
Адъюнкт академии – помощник академика или профессора; учёное звание под академиком или профессором. См.: Кастрен М.А. Соч.: В 2-х т. Тюмень: Издательство Ю. Мандрики, 1999; Т. 1: Лапландия. Карелия. Россия. 256 с.; Т.2: Путешествие в Сибирь (1845–1849). 352 с.
695
Ему все представлялось, что Шегрен, сам не говоривший на остяцком языке и, быть может, от роду не видевший ни одного остяка, не может правильно судить о его трудах.
696
Не из официального, однако ж верного, источника известно мне, что Шегрен обешал Вологодскому в случае последних мало-мальски удовлетворительно сделанных им поправок представить его если не к полной, то к половинной демидовской (2500 р. асс.) премии.
697
И действительно крайне нужны были для этой цели. Напр., в 1838 году в Тоб. семинарии окончили курс только 17 человек. Из них семеро поступили учителями в дух. училища, один отправлен для дальнейшего образования в Моск. дух. академию и еще один вышел в гражданскую службу. Значит, во священники и диаконы нынешних двух епархий, Тобольской и Томской, поступили только 8 человек, и все слабейшие по учению сравнительно с теми девятью. И это не единственный пример. Посему тоб. архиереи в то время, да и после довольно долго, сплошь и сряду посвящали во священники только что грамотных диаконов и причетников.
698
Лет чрез 15 после того он был уже и архимандритом, но года с два назад скончался.
699
Из двух последних настоятелей Кондийского монастыря пред обращением его в миссионерский один был из русских ямщиков, а другой – из русских же мещан.
700
Г. Абрамов заметил, что мальчики-самоеды гораздо способнее остяцких детей.
701
Слышно, что ученики из инородцев в училище русским предметам учатся очень хорошо, но языки латинский и греческий для них составляют камень претыкания. Отчего бы, кажется, до времени и не освободить их от изучения этих предметов?
702
Для этой миссионерской церкви богатые сосуды были присланы высокопреосвященным митрополитом московским Филаретом: а для другой также миссионерской написал все иконы академик Мягков, в то время живший в горных алтайских заводах.
703
Знавшие татарский язык ученики семинарии – высшего отделения Василий Попов и низшего Алексей Волков.
704
Отказ последовал оттого, что киргизы перед тем вступили в русское подданство с условием, чтобы «укрепления и деревянных домов в степи не строить, пашен не пахать, мечетей и школ не заводить, ахунов (вроде наших уездных протоиереев и благочинных) и указных мулл не определять***** и позволить детей своих не отдавать учиться в школы (Ст. 1860 года, август, отд. 1, стр. 62)... Так робко действовал генерал Вельяминов в 1830 году, а ныне – и давно уже – в степи основаны и города, и округи, и станицы, даже поселены целые казачьи полки. Этого мало: ныне там уже не один десяток церквей, хотя прихожане их доколе почти только русские.
705
Вот один способ, которым пользовался иногда отец Макарий для ловитвы человеков во спасение. Однажды утром приходит он в татарскую юрту с целию проповеди слова Божия. Но в юрте в тот раз была только одна татарка, да и та занималась стряпней. Несмотря на то, начинает он проповедывать, а татарка слушает, но ей мешает слушать плачущее в люльке дитя. Человек Божий видит, что сердце неверующей готово принять семя слова Божия и возрастить его, садится к люльке, качает, убаюкивает дитя и в то же время учит его мать (Стран. 1862 года, апр., отд. 1, стр. 246).
706
Киргизы просили не строить у них не только церквей, но и мечетей и не определять к ним ахунов и указных мулл потому, что в начале настоящего столетия они были весьма плохие магометане, держались более язычества или, лучше сказать, не имели почти никакой религии.
707
Душеполезн. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 126.
708
Из двух вышеупомянутых семинаристов, взятых отцом Макарием из Тобольска, старший вскоре по прибытии в Бийск умер, а младший на втором году служения при миссии женился и вышел в гражданскую службу. Письма отца Макария, ч. 1, стр. 189–91.
709
Подражая отцу Макарию, то же делали и преемники его. Так, например, в марте 1865 года в селении Сары-Копшу бедный новокрещенец просил у миссионера иеромонаха Дометиана себе и маленькому сыну рубашку, но Дометиан не имел ни аршина холста, ни копейки денег и потому, чтобы успокоить старца, отдал ему свою рубашку. Душ. чт. 1866 г. июнь. Зам и изв., стр. 59.
710
ДуШеп чт 1864 г., ч. 1. Изв. и зам., стр. 128.
711
Так названной от реки Маймы, впадающей в Катунь.
712
В восьми верстах от Маймы.
713
Письма Макария, ч. 1, стр. 94, 122, 129, 131–33, 143 и др.
714
Письма отца Макария, ч. 1, стр. 93, 103, 111.
715
Там же, стр. 38–154. Вместо отрекшейся Е.Ф. Н-ой в 1840 году прибыла к миссии из Петербурга или из Москвы г-жа София (Вальпот или Вальмот), родом француженка, но сердцем и верой русская. Поселившись в Майме (тогда как отец Макарий с сотрудниками жил на Улале), она повела было дела отлично: оглашала готовившихся к крещению инородок, навещала с словом спасения новокрещенных, учила девочек грамоте, лечила больных, с успехом сама училась инородческому языку и проч. (Там же, стр. 147). Но по каким-то обстоятельствам эта благочестивая и полезная старица, кажется, в 1842 году возвратилась в Россию. Обязанности ее впоследствии исполняли жены некоторых миссионеров и какая-то рясофорная77 монахиня. Но теперь (с 1863 г.) с разрешения Святейшего Синода и утверждения Государя Императора, согласно мыслям покойного отца Макария, существует уже (на Улале) настоящая и довольно большая женская община, составившаяся преимущественно, если только не единственно, из туземных новокрещенных татарок и калмычек. Душеп. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 122. Странник 1866 года, № 7, отд. IV, стр. 29.
716
Рясофорный – монастырский послушник, получивший от настоятеля благословение носить рясу с клобуком, без мантии.
Ряса (от греч. rason – вытертая, поношенная одежда) повседневная верхняя одежда духовенства и монашества, длиннополое одеяние тёмного цвета с широкими длинными рукавами.
717
Странник 1860 года, авг., отд. I, стр. 64.
718
Там же, стр. 64 и 65. Письма Макария, ч. 1, стр. 189–91.
719
Из доклада Святейшего Синода Государю Императору от 6 июня 1836 г.
720
Душеп. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 121. Здесь замечается, что алтайскою миссиею к 1864 году обращено 3200 душ, а всех христиан – алтайцев с семействами – в то время было уже до 5000 душ. Кроме сего, в том же месте говорится, что миссия в 1864 году имела уже 8 станов (отделений) с 11 церквами при 9 миссионерах (протоиерее, священниках и иеромонахах), что устроялся для нее мужской (Благовещенский) монастырь на р. Чулымшане близ Телецкого озера, что из новокрещенных при пособиях миссии образовалось 22 селения, что для обучения детей муж. и женск. пола русской грамоте, закону Божию и церковному пению, а отчасти и рукодельям заведено 10 школ, что многие из новокрещенных сделались уже наилучшими христианами и пр. Вообще, в указанной статье под названием: алтайская духовная миссия на стр. 117–138 есть много весьма любопытных сведений об описываемом предмете. То же, только в сокращении, можно найти и в Православном обозрении 1863 года № 7. Замет., стр. 192–94.
721
Странник 1860 года, авг., отд. 1, стр. 62. Письма Макария, ч. 1, стр. 122.
Душеп. чт. 1864 г., ч. 1. Изв. и зам., стр. 130. Отч. Обер-прокурора Св.
Синода за 1837 год, стр. 36.
722
Душепол. чт. 1864 года, ч. 1. Изв., стр. 128–30.
723
Письма Макария, ч. 1, стр. 122 и 129.
724
См. отчеты обер-прокурора Св. Сииода за 1836 г. стр. 35, за 1837 г. стр. 33 и за 1840 г. стр. 35.
725
Отчеты обер-прок. Св. Синода за 1836 г. стр. 35 и 36 и за 1837 г. стр. 34.
726
Отч. обер-прок. Св. Синода за 1837 г. стр. 34.
727
А ранее пр. Афанасия их не было ни одной. Единоверческие церкви по Тоб. епархии существуют лишь в трех уездах: Ялуторовском, Курганском и Тюменском.
728
Эти свидания были нередки: ректор, инспектор и секретарь правления ездили к преосвященному каждое воскресенье на чай; секретарь, кроме того, очень часто являлся с делами, библиотекарь бывал у него по крайней мере раз в неделю, а другие профессоры, которых, впрочем, в то время было еще весьма мало – человека два-три – приходили к преосвященному в дом по большим праздникам и раза два или три в году бывали вместе с ним у ректора семинарии на чае.
729
Преосвященный Афанасий имел образовательное влияние не только на профессоров семинарии, но и на свою прислугу, на своих келейников: например, один из них (покойный Дмитрий Курюкаев, прежде исключенный из риторики), служа преосвященному, столько наслушался и начитался, что (уже по смерти Афанасия) выдержал экзамен на учителя приходского духовного училища и после был дельным священником и благочинным в г. Усть-Каменогорске, а другой (из штатных служителей) удостоен был сана диаконского и, сделанный при архиерее письмоводителем, приобрел сведения в истории, минералогии и проч.
730
Байка (англ.) – мягкая толстая ворсистая ткань.
731
В истор. нижег. иерархии на стр. 242 библиотека пр. Афанасия оценена более чем в 30 тысяч руб., без означения серебром или ассигнациями. Если оценка эта сделана на серебро (а надобно думать, что так, потому что книга печатана в 1857 г.), то она сделана неверно: у преосвященного и денег столько никак не могло быть, да и книг в его библиотеке было только 1310 томов.
732
Один из наставников семинарии, бывший вместе и смотрителем училищ, очень часто ссорился с семинарским начальством и в неисполнении его предписаний и замечаний обыкновенно оправдывался тем, что он ученик Иннокентия (впоследствии архиепископа херсонского). Преосвященный мирил его с членами правления, уговаривал и, наконец, сказал: «Таким образом, и я, если по управлению откроются у меня беспорядки и Св. Синод станет делать мне замечания, и я вместо, собственного исправления, по-вашему, вправе буду толковать: да, я ученик Филарета (митрополита московского)? Что мы с вами учились у умных и знаменитых людей, это ничуть не дает нам права быть неисправными и столь плохо оправдываться в своих неисправностях».
733
Не зная немецкого языка, но по любви к церковной археологии, непременно желая читать эти замечательные в духовной немецкой литературе произведения, преосв. Афанасий в Нижнем и в Тобольске поручал разным лицам переводить их на русский язык. В ожидании назначенных переводов прошло немало времени и затрачено довольно денег. В некоторых своих частях они потом оказались неудачными, но наконец были окончены, найдены хорошими, исправлены, очищены от неологических заблуждений, отлично переписаны и переплетены в несколько больших томов. Где теперь эти переводы – неизвестно.
Последними и лучшими переводчиками из древностей Яна и Розенмиллера у преосвященного Афанасия были инспектор Тобольской семинарии п. Н. Арзамасов и покойный М.А. Фон-Визин.
734
С подписью: Александр Протопопов.
735
Идешь, бывало, к преосвященному и не думай занять его рассказами о каких-нибудь городских новостях. Напротив, если пред тем ты чтонибудь дельное читал, смело заводи об этом разговор и будь уверен, что тебя выслушают, что к твоему разговору привьются другие, новые, гораздо более умные и более интересные.
736
Кстати решаюсь рассказать, как преосвященным Афанасием принят был я в первый раз по приезде моем в Тобольск. Когда ректор семинарии архимандрит Е. представил меня преосвященному, он вышел ко мне с видом серьезным, в рясе, клобуке и проч., благословил меня, спрашивал об академии, в которой я учился, об относящихся к моему предмету книгах, какие я читал или не читал, попросил отца ректора позаботиться о помещении меня в казенной квартире – и только. Но когда дня через два или три, по заведенному порядку, явился я к нему принять благословение на начатие лекций, он уже принял меня в одном полукафтанье, был очень весел, разговаривал со мною час или более о родине и других предметах и под конец благословил меня иконой, а затем прислал мне настольную салфетку с изображением родного ему и мне Ярославля, также большой ковер и приказал бывать у него в доме чаще, по крайней мере раз или два в неделю.
737
Ключарь собора, некогда очень почтенный профессор семинарии, прот. Иаков Иванович Ласточкин по представлению преосвященного Афанасия получил камилавку, но камилавка, присланная из Святейшего Синода, оказалась не по голове, мала, между тем награжденный ею был человек недостаточный. Поэтому преосвященный отпорол ему для камилавки рукав от бархатной своей рясы.
738
На тот раз у преосвященного денег не случилось нисколько, а штуфы у еврея были хороши, пустить их в другие руки не хотелось.
739
Преосвященный Афанасий удерживался от действительной подачи прошения тою только мыслию, которую высказал ему в Казани архиепископ казанский (впоследствии митрополит киевский) Филарет: «Перепрашиваться с места на место, из одной епархии в другую, нашей братии, архиереям, не следует, даже опасно, – говорил этот архипастырь, – если на какой-нибудь епархии мне трудно, неприятно, тогда как я поступил на нее не по своему выбору, но по распоряжению высшего начальства, то об избавлении от неприятностей, претерпеваемых на месте своего служения, мне можно по крайней мере молиться Господу Богу, а когда будет дурно на епархии, на которую просился я сам, что буду делать в то время? К кому обращусь? Молиться Господу Богу об избавлении от бед и скорбей... у меня не будет права, потому что сам же выпросил себе ту епархию, сам накликал на себя ту беду».
740
Так говорил мне в свое время в Тобольске находившийся при кончине преосвященного диакон Александр, да так впоследствии и писал он (от 17 февраля 1848 года) из Нижнего Новгорода.
741
Итак, в Истории нижег. иер. на стр. 241 ошибочно сказано, что при погребении преосвященного Афанасия говорено было две речи и столько же слов и что притом одно из сих двух последних будто бы кафедральным протоиереем.
742
Подробное описание библиотеки архиепископа Афанасия в первом томе настоящего собрания сочинений. См.: Сулоцкий А.И. Библиотеки... // Собрание сочинений в трех томах. Т. 1: О церковных древностях Сибири. Тюмень: Издательство Ю.Мандрики, 2000. С. 349–407.
743
О минералогическом кабинете во время завещания не было сказано ни слова, без сомнения, потому, что об нем в предсмертных страданиях было забыто.
744
Русские книги, которых, впрочем, было всего с небольшим сто, преосвященный приказал отдать служившему при нем с Нижнего Новгорода диакону Александру. Ему же с полсотни или и более русских книг (из которых одни уже устарели, а другие, например, Путешествие Палласа, не нравились преосвященному, как дурно изданные) отдано было преосвященным и раньше того, задолго до составления каталога.
745
Каждый том в золотом обрезе в полном розовом сафьяновом переплете, а такой переплет в Тобольске стоит не менее 5 и даже 7 руб. асс.
746
С пересылкою он стоил преосвященному до 300 р. асс., а продан за 2 р. 50 к. асс.
747
Из этого числа 150 томов взято было для Казанской духовной академии.
748
У преосвященного было уже второе издание их, а первое продавалось, кроме пересылки, по 2000 р. асс. Их было чуть не с воз одних рисунков на аршинных и почти саженных листах, до 40 томов текста.
749
Публикуется но тексту: Сулоцкий А.И. Черта из жизни высокопреосвященнейшего митрополита Филарета // Странник. 18. Т. 3. Август. С. 94–96.
750
См. Странник 1867 г., январская книжка, отд. 1, стр. 14, примеч. 2.
751
Странник 1867 года, № 1, отд. 1, стр. 16.
752
Странник 1867 г., № 1, отд. 1, стр. 18.
753
Публикуется но тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Г. П. Павский и митрополит Филарет // Русская Старина. 1881. №7. С. 478-486.
754
Замечания митрополита Филарета на Библ. ист. для детей свяш. Красноцветова стоили немало горя цензору, помнится, ректору С.-Петербургской семинарии архимандриту Макарию (Зимину), и были причиною того, что эта история в конце 1830-х годов была отобрана из семинарских и училищных библиотек.
755
Имеется в виду император Александр II, бывший в то время наследником престола. Статья датирована 11 марта 1881 г., а император был убит 1 марта 1881 г. («незадолго пред сим...»).
756
Этот отрывок автобиографии Павского напечатан в его биографии НИ.
Барсова. См. «Р. Старину» 1880 г. № 5, стр. 116–118.
757
Письмо «почитателя талантов» Павского напечатано там же, т.е. в «Р.
Старине» 1880 г. № 5 на стр. 116-118.
758
«Р. Старина» 1880 г. № 5, стр. 116–118.
759
Возможно, здесь опечатка: «Потерпев сам... за то, что приводил». Может быть, следует читать: «переводил»?
760
«Р. Старина» 1880 г. № 5, стр. 116-118.
761
Лицо это уже никак не я – пишущий: я учился в Петербургской академии и нигде не служил под начальством покойного Агафангела, даже никогда и не видал его.
762
Гнев митрополита Филарета на Агафангела, конечно, был причиною того, что он, Агафангел, тотчас после доноса оказался, по-видимому, и на высшем месте, на харьковской ректуре, только уже не в Московской академии. У высокопреосвященного Филарета соблюдаюсь такого рода тактика: не понравился, провинился инспектор академии (хотя бы и не по отношению к иравственности), сейчас же его вон из академии, прочь от непосредственного его начальствования, сейчас же ему дается высшее назначение, в ректоры какой-либо семинарии. Так, например, было поступлено несколько ранее события с Агафангелом, с усвоившим духоборческие мнения инспектором Московской академии Платоном (в мире прот. Петром Гавр. Казанским), сейчас он получил место ректора в Нижегородской семинарии, а оттуда чрез непродолжительное время потянулся несчастный на длинное и предлинное испытание в Валаамский монастырь.
763
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Преосвященный Владимир, епископ Тобольский и Сибирский // Странник. 1861. Т. 4. Ноябрь. С. 1–20.
764
День гнева преосвященного Парфения у преосвященного Владимира внесен в перечень скорбных его дней.
765
Тридцатилетнего – в тексте ошибка, которую исправил сам автор, см.: «Дополнение к биографии преосвященного Владимира»; настоящий том, с. 420.
766
Посвящение в иеромонахи происходило 20 января. «День это был воскресный, – пишет преосвященный Владимир в краткой своей автобиографии. – Весьма достопримечателен для меня тот апостол, который читан тогда мною во время обедни. Это 285 зачало (Тим. гл. 4. ст 9 и след.): Чадо Тимофее! Верно слово и всякого приятия достойно. На сие бо и труждаемся и поношаеми есмы, яко уповахом на Бога жива, иже есть Спаситель всем человеком, паче же верным: завещавай сия и учи. Никтоже о юности твоей да нерадит: но образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою. Дондеже прииду, внемли чтению, утешению, учению. Не неради о своем даровании, живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священничества. В сих поучайся, в сих пребывай (в сих разумевай), да преспеяние твое явлено будет во всех. Внимай себе и учению и пребывай в них. Сия бо творя, и сам спасешися и послушащии тебе. Но что всего удивительнее, – продолжает преосвященный, – сей же самый апостол случился и был читан в день моего посвящения в архиерея, также в воскресенье, января 20-го 1835 года». К этому присовокупляю, с своей стороны: преосвященный Владимир прибыл в Тобольск в январе. Первое служение довелось ему совершить тоже в день воскресный, и апостол случился тот же самый, т.е. 285 зачало. Когда после служения явились к преосвященному тобольские чины, он между прочим разговаривал с особенным чувством, рассказывал и об этом замечательном, в три важнейшие в его жизни священнодействия, чтении одного и того же апостола, который говорит именно о пастырских обязанностях.
767
В костромские причетнические школы поступали праздношатавшиеся священнои церковнослужительские дети и ученики, исключенные из приходских и уездпых духовных училищ по неспособности, и обучались там, сверх св. истории, катехизиса, письма и арифметики, особенно чтению по церковным книгам, нотному пению, церковному уставу (практически), изъяснению церковных древностей и обрядов (по Новой скрижали), составлению метрических и приходо-расходных церковных книг. Учители жалованье, а ученики содержание и книги получали на суммы, отпускавшиеся из попечительства о бедных духовного звания и собиравшиеся от доброхотных дателей, особенно от духовенства. Дети в церкви читали поочередно и пели под надзором самого преосвященного; лучшие из учеников посвящаемы были в стихари и получали места.
768
Кроме двух поименованных изданий, из сочинений преосвященного Владимира еще напечатаны: \) Описание Киево-Златоверхо-Михайловского монастыря со сказанием о мощах и жизни великомученицы Варвары (Киев, 1834 г.); 2) речь, говоренная при погребении Иннокентия Пензенского, с жизнеописанием сего святителя (см. во введении к его сочинениям); 3) несколько проповедей, и между прочими на неделю всех святых, в «Воскресном чтении».
769
См. «Москв. вед.» на 1843 г., № 3.
770
Январь в жизни преосвященного Владимира месяц замечательный: в январе он пострижен в монашество и посвящен в иеродиакона и иеромонаха; в январе произведен в звание строителя Солбинской Николаевской пустыни и архимандрита, в январе рукоположен в епископа, в январе же прибыл и на последнюю свою паству – в Тобольск.
771
В 1844 году преосвященный Владимир совершил 159 литургий. Всякий ли простой приходской священник отслужит столько раз в течение года? Заметим мимоходом, что в Тобольске по небольшому числу церквей в епархии (в его время около 280) нет нужды служить часто для посвящения ставленников.
772
Например, в 1844 году в Тобольске было обращено в христианство много евреев из кантонистов. Преосвященный Владимир всех их крестил сам лично, иногда в один раз слишком по 20 человек; притом крещение обыкновенно совершалось пред литургией, во время которой владыка говорил еще проповедь, а по окончании литургии иногда должен был служить молебен.
773
В 1843 году, в день Преполовения, преосвященный шел в процессии из собора на Иртыш по выпавшему на тот раз снегу, глубиной по крайней мере в четверть аршина. Дорога лежала под гору, и протяжение ее было не менее версты.
774
Около Крещения, когда ходят на воду, в Тобольске бывают сильные морозы, а в июле, когда по местным обстоятельствам в этом городе совершаются крестные ходы, случаются сильные жары. Преосвященный участвовал во всех этих процессиях.
775
В Тобольске83 в январе 1845 года при открытии там ярмарки преосвященный служил литургию. От множества народа в церкви было крайне жарко, а на дворе дул сильный ветер и выла вьюга. Преосвященный, несмотря ни на что, тотчас после литургии пошел в процессии на торговую площадь, довольно неблизкую от церкви, и там служил молебен.
776
В Тобольске – в тексте ошибка, которую исправил сам автор. Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии преосвященного Владимира» // Собрание сочинений в трех томах. Т. 2: О сибирском духовенстве. Тюмень: Издательство Ю. Мандрики, 2000. С. 421.
777
Так об этом говаривал сам преосвященный и слова свои оправдывал делом: он во время последней болезни, несмотря на сопротивление врачей, продолжал служить, хотя не так часто, как прежде.
778
К чести жителей Тобольска, да и вообще Сибири надобно сказать, что у них нет существующего во многих местах России весьма обидного для проповедников и вообще неблагочестивого обычая – когда выходит проповедник на кафедру, тотчас толпами выходить из церкви или, оставаясь в ней, разговаривать и смеяться во время проповеди. Кстати, вот еще особенность: а) в Сибири пришедшие на богослужение не оставляют его прежде окончания; б) не ходят одни и те же лица во время одной и той же службы из церкви в церковь; в) все оставляют церковь после утрени только тогда, когда прочитается 1-й час и пропоется «Взбранной воеводе», а после литургии клир пропоет многолетие. Это, к сожалению, во многих других местах не соблюдается.
779
Справедливость требует сказать, что в этом случае много помог преосвященному служивший в отделении кантонистов благочестивый офицер Шухов.
780
См. отчет обер-прокурора Св. Синода за 1843 год.
781
Это дело дотоле беспримерно: прежде остяки ни под каким видом, несмотря даже на убеждения гражданского правительства, не соглашались отдавать своих детей в училища. А с этих пор они существуют и доныне.
782
В два года и четыре месяца преосвященным Владимиром рукоположено: священников 72, диаконов 101, причетников посвящено в стихарь 81. Заметим, что в Тобольской епархии тогда было менее 300 церквей.
783
Прежде духовенству, отправлявшемуся из России в сибирские епархии, и между ними в Тобольскую, выдавались от казны деньги прогонные, порционные и на обзаведение.
784
В настоящее время эти неудобства в значительной степени уже устранены или устраняются: многолюдные приходы разделились и делятся не только на два, но инде на три, четыре и более; везде устроены или строятся новые церкви, к ним назначены вновь или назначаются причты. Об умножении приходов и храмов Божиих как в Тобольской, так и во всех сибирских епархиях в настоящее время можно судить по трем следующим фактам: 1) 1840 г. в Тобольской епархии всех церквей (не только приходских, но и монастырских, соборных, кладбищенских и проч.) было 269, а теперь почти одних приходских до 370; 2) в 1848 г. в Омском уезде городских и сельских церквей считалось только 28, а теперь их 45 (42 приходских и 4 приписные), да сверх того вновь строится 4 церкви и предполагаются к постройке 3; в Киргизской степи сибирского ведомства до пятидесятых годов (текущего столетия) не было ни одной церкви, а теперь их не менее 15.
785
До преосвященного Владимира тобольское кладбище ничем не было обнесено, поэтому скот постоянно портил свежие могилы, разбрасывал дерновые надгробия и ломал деревянные кресты, а люди (разумеется, те, которые по уму не лучше бессловесных, по нравственности же и гораздо хуже их) портили и совершенно уничтожали даже каменные и металлические памятники на могилах.
786
Заметим здесь, что вал около кладбища и церковь в архиерейской роще устроены преосвященным на деньги, пожертвованные по его приглашению и из уважения к нему преимущественно в самом Тобольске, жители которого едва ли не скуднее жителей всех губернских и даже весьма многих уездных российских городов. Но здесь нужно и другое замечание: при всех постройках преосвященный не был лицом только распорядительным, а был, можно сказать, всем: он сам толковал с подрядчиками и мастеровыми, сам осведомлялся о ценах на материалы, сам осматривал материалы по доставке их и почти всегда лично наблюдал за производством работ.
787
Посещаемые преосвященным Владимиром далеко не все были богатые и чиновные: религиозность, сердечная доброта и простота, приверженность к храму Божию и почтительность к служителям алтаря – вот качества, на которые смотрел он при выборе лиц и семейств для своих посещений.
788
Преосвященный не пил ни вин, ни чаю. От последнего он чувствовал вред для здоровья.
789
Все это видно из оставшихся после покойного записок.
790
Когда преосвященный Владимир прибыл в Тобольск, там жив еще был Петр Андреевич Словцов, друг Сперанского и товарищ его по учению
и службе в Петербургской академии. Преосвященному сильно хотелось познакомиться с Петром Андреевичем, но г. Словцов в то время (в начале 1843 г.) лежал уже на одре смерти, и они виделись всего один раз (25 марта). Несмотря на краткость знакомства, архипастырь вскоре затем умершего друга Сперанского, который, впрочем, и без этих отношений, по одной своей учености и строгой жизни достоин был уважения, почтил наилучшим образом: по собственному вызову он сам отпевал его, говорил пред отпеванием трогательное надгробное слово и как из квартиры до собора, так и из собора до кладбища лично провожал, несмотря на то, что нужно было по колени тонуть в дружно таявшем тогда снегу... Преосвященный чрезвычайно рад был, что душеприкашик покойного позволил ему переписать письма Сперанского к Словцову, писанные по большей части для утешения сего последнего в постигшем его несчастии. (Впрочем, письма эти почти уже все напечатаны в «Москвитянине» 40-х и 50-х годов).
791
Церковь эта заложена была в воспоминание прежде существовавшей там церкви во имя всех святых. Строена была она на деньги, пожертвованные действительным статским советником Кичуровым и частью тобольскими купцами Пиленковыми, но окончена постройкою уже преемником преосвященного Владимира преосвященным Георгием на пожертвование петропавловских купцов Глазкова и Зенькова. В загородной церкви погребен и Преосвященный Георгий, также по собственному его завещанию.
792
Мать умерла лет, а отец слишком 80.
793
Из имения, впрочем, небольшого, завещано, между прочим: а) книги на древних и новейших иностранных языках и физические инструменты – Тобольской семинарии; б) часть платья и белья – недостаточным из градского духовенства, в) из денег (2000 р.) – по нескольку на церкви, на бедных и прислугу свою, а прочее – родственникам, коих было два брата (один чиновник, а другой диакон) и две сестры (одна за священником, а другая девица).
794
В час кончины преосвященного Владимира я был свидетелем, между прочим, вот какой сцены: когда келейник архиерейский прибежал сказать находившемуся в то время у меня эконому архиерейского дома о кончине преосвященного (еще прежде, чем ударили в соборный колокол), то покойные хозяева мои, бывший директор гимназии Ив. П. и его супруга М. Дм. Менделеевы, люди образованные и религиозные, уважавшие преосвященного и взаимно пользовавшиеся его уважением, с своим многочисленным семейством такой подняли плач, какой не всегда можно слышать в семействах и в случае смерти их кровных.
795
Таких панихид было до 80.
796
Читал прощальное слово о. Вас. Ос. Кузнецов. Этот почтенный, уважаемый старец – один из девяти священников, возведенных преосвященным Владимиром за добрую жизнь и полезную деятельность в звание протоиерея, хотя большею частью на священнических вакансиях.
797
В июньской книжке «Странника» на текущий год слово то напечатано с не совсем верной копии. Там, например, усопший пастырь преподает мир и благословение между прочими паствами своими и владимирской (вместо Чигиринской), тогда как он никогда не пас владимирской паствы, и проч.; притом напрасно там прибавлена и заметка в конце: писал в самыя предсмертный минуты – слово написано было слишком за месяц до кончины: скончался преосвященный 20 мая, а слово, как это видно и из подписи под ним, написано было еще 7 апреля. Мною прощальное слово Тобольского архипастыря списано было вскоре после его смерти с подлинного, находившегося тогда в руках его письмоводителя В. Лебедева.
798
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии преосвященного Владимира, епископа Тобольского и Сибирского // Странник. – 1863. – Т. 1. – С. 20–34.
799
Многие, по крайней мере некоторые из нынешних священников, диаконов и причетников Томской епархии, так как в Томске до конца 1858 года особой семинарии не было, учились в семинарии Тобольской, а потому состояли под ведением преосвященного Владимира и значи его.
800
Это-то и было причиною Сергиева любопытства о состоянии Калужской семинарии.
801
Под немощными и неутвержденными в вере здесь разумеются новокрещенные из остяков, вогулов и ясачных татар (живущих по реке Туре) и немногие из киргиз.
802
Тоб. епархия в сравнении с Киевской, Новгородской, Ростовской, Московской, Черниговской, Тверской и пр., конечно, новая (как учрежденная только в конце 1620 г.); но в сравнении со многими другими великороссийскими епархиями, например, Архангельской, Воронежской, а особенно Тульской, Пензенской, Калужской, Костромской и пр., и пр., уже довольно древняя.
803
Тоб. епархия при преосв. Владимире в длину, с юга на север, т.е. от Бухтарминской крепости и до Обдорска, простиралась более чем на 3200 верст; но после него, с отчислением Семипалатинской области к епархии Томской, она сот на пять верст (в длину) сократилась.
804
Под заблуждающими относительно веры, конечно, разумеются раскольники, которых в Тоб. епархии, особенно по уездам Тюменскому, Ялуторовскому, Тарскому, Омскому и некоторым другим, очень много; а под коснеющими доселе в неведении истин христианской веры разумеются: 1) идолопоклонники (почти все самоеды, что около Обдорска, и частью остяки, что около Березова) и 2) магометане – татары, которые распространились около Тобольска, Тары. Тюмени, также в уезде Ялуторовском и городах Петропавловске и Семипалатинске, и киргизы, которыми наполнена вся Киргизская степь.
805
Когда преосв. Владимир вступил в управление Тоб. епархией, церквей в ней находилось только 280, считая в том числе и соборные, и монастырские, и кладбищенские; приходы при них были весьма многочисленны; некоторые состояли из 4 до 10 и более тысяч душ; штатов при них имелось большею частью по одному, редко по два, а еще реже по три. Преосв. Владимир начал умножать число штатов – к одному при многоприходных церквах прибавлял другой, к двум – третий, а иногда к трем – четвертый. Большие приходы еще и до него, особенно при нем и после него, по мерс умножения церквей, разделены на два, на три и более отдельных приходов, так что в настоящее время число церквей и духовенства в Тоб. епархии уже лучше, чем прежде, соответствует числу православно-христианского ее народонаселения.
806
Один уездный протоиерей и вместе первоприсутствующий дух. правления так поражен был им, что, переписав его крупно и четко на одном большом листе и вложивши в рамку, повесил в соборном алтаре между табелями, манифестами и пр. в той мысли, что соборное духовенство, да и не только соборное, но и уездное, бывая в соборе (а уездному духовенству в соборах уездных городов доводится бывать нередко) и заглядывая в табели, тут же как бы случайно будет видеть и читать послание преосвященного и, припоминая его содержание, получать пользу. В случае нужды протоиерей тот иных из духовенства и с намерением подводил к этому листу и рекомендовал прочитать написанное в нем.
807
Вероятно, они хранились в особой от тех дел комнате или их, как недавние и, след., нужнейшие, особенно старались спасти.
808
В Томске, как уже замечено выше, семинария открыта только в 1858 году; посему до того времени дети духовенства Томской епархии получали образование в семинарии Тобольской.
809
Чтобы понимать огорчение преосв. Владимира, нужно знать, что в Тоб. семинарии (точно так же, как и в Иркутской) почти до настоящего времени выпуски были очень небольшие – человек по 20, а иногда, как, например, в 1837 году, и гораздо менее того. Это происходило от того, что дети сибирского духовенства, очень хорошо зная, что они и без богословских и философских познаний охотно будут приняты на службу в присутственные места и на этой службе приобретут больше выгод, чем в духовном звании, или что, прослуживши лет пять-шесть причетниками и дьяконами, потом все-таки получат священнические места, не любили учиться до окончания курса и выходили более из третьего и четвертого класса дух. училища, а много – как из низшего отделения семинарии. Между тем преосвященные сибирские, не имея в виду окончивших курс семинарского учения для замещения священнических вакансий, по необходимости рукополагали во священники иногда только что грамотных дьяконов и причетников. То же самое весьма часто делал и преосв. Владимир, и делал, как и его предместники, по необходимости, чтобы только не оставить церквей и их прихожан на несколько лет без священников, нисколько не интересуясь такими сопастырями и помощниками, которые, кроме совершения богослужения и исправления треб, более ни к чему не были способны.
810
Менее успешными, особенно неблагопокорными и юношами сомнительной нравственности, преосв. Владимир и сам не дорожил: одному из таких, когда за ним было уже зачислено свящ. место, когда этот готовился уже к посвящению и женился, владыка предложил проситься в светское звание.
811
Ученики Тобольской семинарии того времени, надобно отдать им честь, действительно были большею частью усердны к делу, и их наставники, находящиеся теперь уже на другом поприще службы, вспоминают о них с удовольствием.
812
Мысли все принадлежат преосвященному, но вспомнить его речь буквально, разумеется, невозможно.
813
Стран. 1861 г. № II, отд. 1, стр. 172.
814
Их в весьма значительном количестве переписывал отлично писавший тогда псаломщик Тоб. собора Дм. Курюкаев, бывший потом учителем дух. училища и наконец сделавшийся священником устькаменогорским.
815
Напрасно только в цитируемом сочинении и месте преосв. Владимир называется архиепископом тобольским: он жил и умер епископом.
816
Проповеди и без «жестоких укоризн» служат иногда для проповедующих источником огорчений. Так было и с преосв. Владимиром: слово его (из текста: не судих ведети что в вас, точию Иисуса Христа, и сего распята. 1 Кор. 2, 2) о кресте внешнем и внутреннем (который нередко несут даже сильные мира, почитающие себя чуть не богами), произнесенное им 2 августа 1844 года во время обозрения епархии в Омске, резиденции главного правителя Западной Сибири, в ком-то из слушателей подняло столько желчи и возбудило такую вражду против проповедника, что последний перенес чрез то немало неприятностей.
817
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Справедливо ли, что Иркутск видел среди себя иерархов более чем Тобольск? // Прибавление к Иркутским епархиальным ведомостям. 1867. № 8. 85-92.
818
Я, нижепоименованный автор статьи о виденных в Иркутске иерархах, вполне сознаю мою обмолвку. Я взял параллель только от современных святителю иркутскому Иннокентию Кульчицкому тобольских иерархов и не оговорил этого. Впрочем, даю спасибо моей обмолвке, без которой не было бы вызвано настоящее прекрасное возражение отца протоиерея Сулоцкого, доставляющее нам новое ознакомление с тобольскою иерархиею. Прот. Прокопий Громов.
819
Это имя вызывает дорогое воспоминание в моей жизни. В 1822 году я имел счастие не только принять благословение сего маститого старца в Тобольске, да и удостоен был его гостеприимства. Памятен даже разговор его при этом случае: «Я становлюсь и глух, и слеп, – говорил он, – я просил об увольнении, а мне дали на клобук крест, но крест ни слуха, ни зрения мне не прибавил». Речь его была малороссийская. П. П. Г.
820
Пятницкий Петр Никитич. Ред.
821
Кроме 27 перечисленных архипастырей, Тобольск имел еще двух: св. Димитрия Ростовского и Никодима Ссрбницкого, но я их здесь не назвал, потому что Тобольск их не видал: они правили один 9 месяцев, а другой год Тоб. епархиею заочно, не выезжая из России. Автор.
822
Впрочем, справедливость требует заметить здесь, что Тоб. епархиею в сане епископа управляли и еще два архипастыря, и именно Варлаам 1 (24 года) и Феогност (года четыре или лет пять), но после они, и притом на Тобольской же епархии, пожалованы были саном архиепископа.
823
Здесь автор немного обчел уже и Иркутск, и именно не упомянул не один раз бывшего в Иркутске начальника Пекинской миссии арх. Гервасия Линцевского, который после (с 1757 г. по 1769-й) был Переяславским (что ныне Полтавский) епископом. Ист. Иер. Росс. Ц. изд. 2.1. 1, стр. 388.
824
Ист. Иер. Росс. Ц. ч. 1. изд. 2, стр. 388.
825
Из иерархов тобольских, но в Тобольске не живших, причислен к лицу угодников Божиих святитель Димитрий Ростовский.
826
Да! Принимал и двукратно: в Перми в 1818 году, следуя в Моск. д.
академию, и в 1822 году, возвращаясь из академии. П.П.Г.
827
Имел я честь видеть в Тобольске в 1822 году и сего уважаемого мужа (старцем он тогда не был) Петра Андреевича Фелицына, помнится, несшего обязанность ключаря. П.П. Громов.
828
Я служу при девятом, кои суть: Михаил, Ириней, Мелетий, Иннокентий III, Иннокентий Камчатский, Нил, Афанасий, Евсевий, Парфений. П. П. Г.
829
Да разве где-нибудь было говорено, что я взрастил и воспитал? О. протоиерей Сулоцкий под сим разумеет разве то, что Господь сподобил меня чести быть преподавателем уроков двум из ныне здравствующих епископов. П.П. Громов.
830
ПУБЛИКУЕТСЯ ПО ТЕКСТУ: Сулоцкий А.И. Нечто о миссиях в тобольской епархии // Прибавление к Иркутским епархиальным ведомостям. 1870. № 2. С. 24-25; № 3. С. 29-37.
831
На 1000 рублей ассигнациями.
832
Некоторые мальчики из этой школы, а также и из Березовского уездного (гражданского) училища поступали и поступают в Тоб. дух. училище и отсюда переходят и в семинарию Тобольскую. Из них один самоед в прошедшем году кончил курс сем. учения и теперь где-нибудь между своими родичами священствует.
833
Обдорским с 1867 года по 500 рублей каждому, а сургутским – по 350 рублей тому и другому. Кондинский настоятель с 1844 года получил 285 рублей, а для его помощника по миссии – по 143 рубля. По скольку теперь они получают, пишущему неизвестно.
834
Большой частый, почти непроходимый лес.
835
В списках тех инородцы обыкновенно обозначаются крещеными или некрещеными.
836
Странник 1867 года № 1, отд. 1, стр. 44–47.
837
Впрочем, в последнее время киргизам предписано иметь мулл только из среды самих себя.
838
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Архиереи из сибирских урожденцев, между прочим Иоанникий Павлуцкий, епископ Воронежский // Тобольские губернские ведомости. 1858. №40. С. 618-625.
Кроме указанной, имеется также публикация: Странник. 18. Т. 4. Сентябрь.
839
Сей преосвященный служил в Сибири при первом Тобольском митрополите Корнилии (1664-78), сначала в сане иеродиакона ризничим при Тобольском соборе, а потом в сане иеромонаха игуменом Далматовского Успенского монастыря. См. статью Абрамова: Материалы для истории христианского просвещения в Сибири84, помещенную в Журн. Нар. Пр. на 1854 г. №№ 2 и 3, стр. 20. Впрочем, о преосв. Холмогорском Афанасии доколе еще не дознано надлежащим образом, служил ли он только до архиерейства в Сибири или был природный сибиряк. Если преосв. Афанасий и сибиряк был, то хорошее образование он мог получить и в Тобольске, где в его время, и именно при доме митрополита Корнилия, очень долго жил за что-то (только не за пороки) сосланный из Москвы отличноученый священник Юрий, родом серб85. Живши в Тобольске, Юрий написал прекрасную Грамматику славянского языка, за которую ученые называют его отцом славянской филологии, Обличение на Соловецкую челобитную, почти первое, по времени, сочинение из всех, писанных против раскольников; Трактат о крещении и еще какие-то два фолианта, полезные для русской истории. См. 4-й год чтений Истории и древ. Росс. кн. 1, 1848 г., отд. 3, и Иоанн Екзарх Болгарский Калайдовича, прим. 107.
840
См.: Абрамов Н.А. Материалы для истории христианского просвещения Сибири ... // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. – Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 63– 96. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).
841
Юрий, родом серб – Юрий Крижанич (1617–1683 гг.), хорватский историк, общественный деятель, идеолог панславизма. В 1661 г. приехал в Россию, был сослан царём Алексеем Михайловичем в Тобольск. В 1681 г. на латинском языке вышло в свет его «Повествование о Сибири...». Из ссылки вернулся в 1667 г., после смерти Алексея Михайловича.
842
Преосв. Гервасий до рукоположения в епископа 10 лет управлял нашею духовною в Пекине миссиею. См. Ист. Иер. Р. Ц. ч. 2, стр. 477– 79. Ч. 1, изд. 2, стр. 388. Еще: Маяк на 1843 год, мес. окт.
843
Иоасаф Хот. пять лет (1745–50) во главе дух. миссии чрезвычайно успешно проповедывал Слово Божие камчадалам. Ист. Обоз. Сиб. 1, 364, 3, 19. Сиб. Вест., ч. 18, стр. 79–86. Христ. чтен. на 1831 г., с. 44.
844
Михаил Миткевич до епископства в Иркутске служил более 20 лет учителем, префектом и ректором Тоб. семинарии и в то же время архимандритом сначала Тюменского, а потом Тоб. Знаменского монастыря.
845
Преосв. Николай до рукоположения в епископа служил в Иркутске ректором тамошней семинарии и настоятелем Вознесенского монастыря.
846
Покойный Киевский митр. Филарет служил несколько лет ректором Тоб. семинарии и архимандритом Знаменского монастыря. Из Тобольска он уехал, кажется, в 1812 году в Петербург, где первоначально исправлял чреду священнослужения, а потом должность инспектора Петербургской духовной академии. См. Историю. Петерб. Д. Ак. Чистовича, стр. 248.
847
Все эти три архипастыря служили в Сибири ректорами Тоб. семинарии и настоятелями Тоб. Знаменского монастыря, первый в 1819–23 годах, второй – в 1826 и частию в 1827 г., а третий – шесть лет, между 1830–36 гг. Впрочем, преосв. Иона может быть причислен к архипастырям и собственно из сибирских урожденцев. То правда, что он получил первоначальное образование в Пермской семинарии, да и взрос из епархии Пермской, по родился он в Тобольске, когда отец его, учась в богословском классе Тоб. семинарии, служил диаконом при Благовещенской церкви, имел дом там, где теперь немецкая кирка, да и взрос-то в той части Пермской епархии, которая лежит на восток от Урала (отец его священствовал, кажется, в Алапаевске) и которая, след., по географ, разделению принадлежит к Сибири.
848
В 1838 г. в Тоб. семинарии окончило курс 17 человек. Из них 7 человек поступили в учители дух. училищ: омских, томских и тобольских; один отправился в Моск. дух. академию и еще один вышел в гражданскую службу. Значит, в священники и диаконы двух епархий поступило только 8 человек, и все слабейшие по учению сравнительно с теми девятью. И это не единственный пример.
849
Из сибиряков, учившихся первоначально в Тоб. семинарии, а потом в дух. академии, сколько я знаю, в монашенском звании было только двое: иеромонах Нифонт (в мире Николай Ив. Попов) и архимандрит Евфимий (в миру Андрей Тимофеев Тыжнов, в академии переименованный в Милославова), бывшие ректоры Тоб. семинарии: первый в 1827 г., а последний в 1836–42 годах.
850
Далмат и Исаак жили и действовали частию в первой, а более во второй половине XVII столетия. См. журн. Мин. нар. пр. на 1857 г., мес. февр.,' отд. 2, статья: Распростр. христ. в Пермской епархии, также: Материалы для стат. Росс. Имп., т. 2.
851
Записки о Енисейской губернии Пестова; также ист. Иер. Р. Ц.
852
Описание Иркут. Возн. монастыря архиманд. Никодима.
853
двое первых из них жили вскоре по построении Як. монастыря, значит, еще во второй половине XVII стол., а третий жил уже в настоящем столетии. См. Вест. Р. Геогр. Общ. на 1852 г. № 2, статья: Заметки о Якутске и якутах.
854
Вестн. Р. Геогр. Общ. 1857 г. кн. 3, статья Пискарева.
855
Род Павлуцких произошел от польского, вышедшего в начале XVII столетия в Россию и тогда же присланного на службу в Сибирь шляхтича Яна Павлуцкого. Ист. Об. Сиб. Словцова, кн. 1.
856
Челобитная митр. Филофея Петру I от 31 дек. 1702 г. и ответ Государя на нее от 1 марта 1703 г. в архиве Тоб. коне. См. также мою статью: Митр. Филофей Лещинский, стр. 14.
857
В первое время школьного учения, да и во все прошедшее столетие, не только в Сибири, но и во всей России духовные, наиболее состоятельные употребляли все меры к тому, чтобы детей своих избавить от помещения в училища, в семинарии. Потому в них и учились преимущественно сироты, которых некому было укрывать в домах, да дети бессильных, бедных причетников.
858
См. мою статью: М. Филофей Лещинский, стр. 15, 54 и 55.
859
Нейштадский – современнная норма: Ништадский.
860
См. статью: Шведская школа, напечатанную в Жур. М. Нар. Пр. 1857 г., мес. июнь и затем перепечатанную в Тоб. Губ. Вед. 1857 же года, № 30.
861
Слов. Пис. Дух. чина, ч. 2, стр. 305. Ист. об. Сиб. Словц., кн. 1.
862
Из челобитной м. Филофея Петру I и помет (резолюция) на нее, находящихся в делах старого консист. архива.
863
Из той же челобитной и пр.
864
См. мое жизнеописание митр. Филофея, стр. 3, И, 54.
865
Это-то обстоятельство, быть может, и было причиною возвышения пр. Иоанникия в последствии времени. Преосв. Димитрий Сеченов, узнавши его, при рукоположении в иромонахи, с отличной стороны, когда сам сделался (в 1752–67 г.) Нижегородским митрополитом и первенствующим членом Св. Синода (ист. Иер. Р. Ц., ч. 1, стр. 130), конечно, и кроме епарх. начальства, рекомендовал его сему высшему дух. правительственному месту.
866
Закащики в прежние времена исполняли обязанности (сравнивая с настоящим) уездных протоиереев и даже целых дух. правлений, сверх того, обязанности благочинных как градских, так и сельских церквей.
867
Нет нужды удивляться, что Тобольский женский монастырь имел приход: в старину и во многих местах монастыри имели приходы, а в Якутске Спасский монастырь имел приход (на 1000 верст в глубь Якутской области) и до настоящего времени. – Геогр. Фест. 1852 г., № 2.
868
Этими новыми сборами (с монаст. земель двадцатой, а с церковных тридцатой части хлеба), предписанными Дух. Регламентом, церкви и монастыри крайне тяготились, и потому они при первой возможности старались уклоняться от взноса их.
869
См. 10-ю стр. жизнеописания Тихона Воронежского при первом томе его сочинений.
870
Киевский митр. Евгений, сочинитель означенного, в одном из предыдущих примечаний жизнеописания Тихона Воронежского (стр. 10) говорит: «Преос. Иоанникий был из неунившихся в школах, и когда прибыл в Воронеж, то уничтожил совсем латинское языкоучение, а учеников распустил». Здесь пр. Иоанникий назван не учившимся в школах, очевидно, в смысле как бы укоризны и для указания причины запрещения им латинских классов Воронежской семинарии, но сам же автор несколько выше поцитованного места рассказывает, что из трех латинских учителей Воронежской семинарии префект оной и вместе учитель риторики и пиитики (выше этого класса еще не было) Иерофей Милицкий перед приездом пр. Иоанникия был перемещен в Черниговскую семинарию, а учитель синтаксиса (по-нынешнему высшего отделения уездных духовных училищ) иеромонах Смарагд Расчисловский помер. Итак, что же было делать пр. Иоанникию с одним учителем для целой семинарии, и притом с учителем низшего класса? Не стали бы ученики семинарии проводить время в праздности и от праздности бесчинствовать, а между тем казну архиерейского дома изводить даром?
871
Ист. Иер. Росс. Ц. ч. 1, изд. 2, стр. 371. Впрочем, это со времени рукоположения пр. Иоанникия, а если считать с его прибытия в Воронеж, что было в конце марта 1762 г., то всего только 9 месяцов. См. ст. 10 жизнеописания Тихона Воронежского при 1 томе его сочинений.
872
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Воспоминание о недавно скончавшемся преосвященном Платоне Троепольском, епископе Томском и Семипалатинском // Странник. 1877. Т. 2. Апрель. С. 133–145.
873
Об этом и вообще о тогдашних порядках Екатеринославской епархии в свое время печатались письма в Правосл. Обозрении.
874
И св. Димитрий Ростовский не поехал в Тобольск (куда он был рукоположен в митрополита) из боязни сурового сибирского климата.
875
Пишущий слышал это из уст самого преосвящ. Платона.
876
В доме Хрущова, разумеется, по его же усердному приглашению, помещались, когда приезжали в Омск при обозрении епархии, и два тобольских преосвященных – покойный архиепископ Варлаам и ныне правящий епархией епископ Ефрем.
877
А.П. Хрущов из проезжих преосвященных (мы уже не говорим здесь о местных тобольских) богатым обедом угощал еще (в мае 1872 г.) туркестанского епископа Софония. Здесь кстати упомянуть, что добрейшим покойным генерал-губернатором такой же чести удостоен 15 сентября 1874 г. и Омский протоиерей Ст. Як. Знаменский по случаю празднования его пятидесятилетнего юбилея во священстве.
878
Ульба впадает в Иртыш действительно в Усть-Каменогорске, но Ульбинский казачий выселок, где жил преосвящ. Платон и куда ездят жить в летнее время ради здоровья и другие лица избранных сословий, распложен далее Усть-Каменогорска на 27 верст на юг от пего, по дороге к Бухтарме.
879
Последняя болезнь преосвященного была отек легких и парачич сердца. От этой болезни он чуть было не умер еще 23 года тому назад, но
тогда какой-то доктор спас его, а спасши, настоятельно советовал ему ничем не тревожиться, беречься всячески раздражения. Преосвященный свято исполнял этот совет и всегдашним спокойствием, постоянною сдержанностию сохранил жизнь еще на 20 слишком лет.
880
Вполне уверены, что енисейский преосвященный (Антоний) охотно бы поспешил к отпеванию преосвящ. Платона: во-первых, от Красноярска до Томска и не очень далекс} (550 верст), а во-вторых, предместник настоящего енисейского преосвященного (Никодим) приезжал же в 1866 году в Томск для погребения преосвящ. Виталия; а втретьих и главное – настоящий енисейский архипастырь служил в Екатеринославе ректором семинарии, когда епископом там был преосвящ. Платон, и пользовался расположением сего последнего.
881
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Григорий Иванович Мансветов на службе в Тобольске (к биографии обер-священника Мансветова) // Странник. 1863. Т. 4. Ноябрь. С. 52–64.
882
Стран. 1863 г. № 6, отд. 1, стр. 127.
883
Духовенство в России действительно почти до самого последнего времени не имело родовых фамилий, и священники, диаконы и причетники, когда нужно было под чем-нибудь подписываться, весьма нередко подписывали только свои имена и отчества. От этого, когда нужно было представлять им сыновей своих в училища, они записывали их и по собственному желанию, и по воле и советам ректоров и смотрителей
под разными фамилиями: одного, например, Троицким, Рождественским, Воскресенским, Никольским, Знаменским (по престольным праздникам церквей, при которых они служили), другого Ростовским, Селецким, Кохомским, Сытиным, Якимовским (по селам, в которых они жили), третьего – Розовым, Розиным, Виноградовым, Лавровым, Соколовым, Соловьевым и проч. и четвертого каким-нибудь Сперанским, Кандидовым, Кинорским, Алявдиным, Фелицыпым и проч., и проч.
884
По всей вероятности, с такими и подобными фамилиями многие в сибирском духовенстве оттого, что оно вышло чуть ли не наполовину в XVII и XVIII столетиях из среды грамотных крестьян. Часть сибирского духовенства происходит и от новокрещенных сибирских инородцев (Кыштымовы, Бекреевы, Бурдуковы и проч.).
885
См. Духовн. Беседа 1863 года, № I, стр. 27.
886
Аргентовские – те же Серебренниковы, но только по-латыни, и Бенкогены те же Поповы, но только по-еврейски. Эти две фамилии были переменены не по неблагозвучию их, а единственно потому, что в одном курсе случилось много софамильцев, так надобно было как-нибудь оразнообразить их прозвища, чтобы отличать одного ученика от другого.
887
Из одного дела 1800 года, находящегося в архиве Тобольской семинарии, видно, что ученые духовные лица, между прочим учителя семинарии, до 1794 года пользовались в Тобольске как бы привилегией говорить свои проповеди без цензуры. Но с этого времени вследствие события с Словцовым преосвященный Варлаам строго предписан «Без аппробации ректора или префекта семинарии отнюдь никому не говорить проповедей». Мало этого, все проповедники по произнесении своих проповедей должны были представлять их для хранения в семинарскую библиотеку. Но тут вышла другая беда: некоторые учителя, как, например, учитель семинарии и соборный священник, впоследствии курганский протоиерей, Наркисс Никитин, по самолюбию, не хотел представлять своих проповедей ректору, прежде бывшему своему соученику и сослуживцу, а теперь уже ректору Тобольской семинарии, архимандриту, впоследствии архиепископу Иркутскому, Михаилу Бурдукову и за то подвергся ответственности – был записан в черную семинарскую книгу.
888
В этом классе переводили с филологическим и риторическим разбором латинские речи лучших авторов; с таковым же разбором читали русские проповеди и другие сочинения и, кроме того, задавали учившимся собственные сочинения для подражания образцам. Учились высшему красноречию студенты богословия и философии.
889
Преподавание математики в Тобольской семинарии при Мансветове ограничивалось почти одной арифметикой.
890
Архив правления Тобольской семинарии.
891
Для этого во всю бытность преосвященного Варлаама в Тобольске (кроме того, что в семинарии и низших духовных училищах, бывших тогда почти во всех монастырях, а также в уездных городах, по крайней мере некоторых, при заказных правлениях, было обращено строгое внимание на пение, чтение по церковной печати и на церковный устав) при архиерейском доме постоянно существовала русская школа, состоявшая из двух отделений с двумя учителями-диаконами: в одном приготовлялись ставленники к причетническим должностям, т.е. учились петь, читать и отправлять богослужение по уставу, а в другом – к диаконской и священнической. Все бывшие в этой школе и самые ее учители состояли под главным смотрителем эконома архиерейского дома (игумена Абалацкого монастыря Маргарита), жили тут месяца по два, по три, по полугоду, по году и более и содержались, смотря по состоянию, кто на свой счет, кто на счет архиерейского дома или даже на счет самого игумена Маргарита.
892
А не к Тобольской Софийской церкви, как сказано в напечатанной биографии Мансветова.
893
Все это известно более из документов, хранящихся в архивах консисторском и семинарском, отчасти и в Тобольске, где преосвященный Антоний служил с небольшим три года, но гораздо более доказательств на то в Ярославле, где его служение продолжалось 14 лет (в 1806–20 годах) и где еще многие из старцев духовного звания помнят его. по крайней мере слыхали о нем от своих отцов. Пишущему известно о качествах преосвященного Антония из рассказов о нем, слышанных частию от родных и других духовных лиц еще на родине, в Ярославле, а более в Тобольске из рассказов преосвященного Афанасия Протопопова (умер в 1842 г.), который сам был родом из Ярославской епархии, служил при Антонии учителем семинарии (до конца 1808 года, т.е. до отъезда в спб. академию) и пользовался его благоволением.
894
Почти все доселе изложенные сведения заимствованы мною для других целей еще в 1841 году из архива Тобольской семинарии, но начинающийся рассказ о семинарском диспуте и неприятных от него последствиях для Мансветова почти буквально взят из письма ко мне такого человека, который был личным свидетелем этого события и которому теперь уже 80 лет.
895
О нем уже упомянуто в одном из предыдущих примечаний.
896
Ректор Михаил получил только семинарское (в Тобольске) образование.
897
От плод их (людей) познаете их... Не может древо... зло плоды добры творити (Магф. 7, 16. 18). А плоды Мансветова: 1) жизнь и служба его, впоследствии постоянно награждаемые и 2) его нравственно-религиозного содержания сочинения: автор, напр., «Училища благочестия» мог ли быть вольнодумцем, безбожником?
898
Преосвященный Антоний действительно был очень мал ростом.
899
Павел Яковлевич Озеренковский был обер-священником армии и флотов по смерть свою – по май 1807 года.
900
А этого было бы крайне жаль, тем жальче, что из сибирского духовенства вышло весьма мало хоть сколько-нибудь замечательных людей: на гражданском и вместе ученом поприще из сибиряков-семинаристов известен один только историк Сибири Петр Андреевич Словцов, а на гражданской службе отчасти, и то лишь отчасти, известны Голляховской (переименованный из Петухова) и Дерябин; даже архиерейский сан из природных сибиряков имели и имеют только шесть человек, трое уже умерших: Иоанникий Павлуцкий, епископ Воронежский (умер в 1763 г.), Михаил Бурдуков, архиепископ Иркутский (умер в 1830 г.) и Иона Капустин, викарий Екатеринбургский (умер в 1861 г.), и трое живых: Иннокентий Вениаминов архиепископ Камчатский, Герасим, нынешний викарий Новгородский, и Павел Попов, викарий Иркутский. Конечно, это печальное явление происходило и происходит частию от отдаленности и, от безвестности для высшего правительства, в какой живут сибиряки, а еще более оттого, что сибиряки-семинаристы почти до последнего времени не любили долго учиться – редкие из них оканчивали курс учения, и что из сибирских семинарий чрезвычайно помалу учеников вызывали (почти только по одному из куфса) для продолжения учения в духовных академиях.
901
Мисюревых, хотя не все потомков брата Мансветова, в сибирском духовенстве немало и до сих пор.
902
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Протоиерей Стефан Яковлевич Знаменский. СПб., 1877. 16 с.
903
Курс, к которому принадлежал о. Знаменский, был довольно замечательный: из него человек пять поступили в гражданскую службу, а 24 человека вступили в духовные звания. Из этих последних шестеро были уездными протоиереями и первоприсутствующими духовных правлений (доколе оне были) и отличались нравственностью безукоризненною, способностями, познаниями и честностью. Был еще из этого курса один архимандрит, и, кроме того, до сих пор служит еще один благочинный, весьма близкий во всех отношениях к своим 6 товарищам-протоиереям. Ничего подобного ни прежде, ни после никогда не было ни с одним курсом тобольских семинаристов-богословов. Помянутые 6 уездных протоиереев в настоящее время уже все сошли со служебного поприща: двое, в том числе и о. Знаменский, умерли и четверо по старости и дряхлости находятся уже за штатом, на покое и, к сожалению, в крайней скудости.
904
Это последнее, впрочем, более относится к служению отца Стефана в Ялуторовске и в особенности в Кургане. «Бывало, – рассказывал иногда покойный, – как проедешь до деревни верст 70, да в тряской тележенке и еще по дороге худой, кочковатой, то, выйдя из экипажа, и зашатаешься из стороны в сторону, идешь и придерживаешься крыльца или стен избы, а прихожане-то на первых порах и думали, что я приезжал к ним выпивши порядком». (Между тем о. Стефан ни в молодости, ни в старости, словом, никогда не пил не только водки, но и вина). Думавшие об нем такое, после сами признавались ему в этом и извинялись пред ним.
905
Не забудем, что в то время обязанности членов консисторий, присутствующих духовных правлений и благочинных исправлялись без всяких вознаграждений от казны, церквей и пр.
906
О таких должностях, как член тюремного комитета, член благотворительного общества, училищного правления со стороны духовенства и пр., или как председатель каких-либо временных комиссий, например, по ревизии приходо-расходных книг духовного училища, по продаже училищного дома, по улучшении быта духовенства и пр., я уже и не упоминаю.
907
В школах о. Стефана дети учились не только чтению и письму, но и закону Божию, русскому языку, арифметике, истории, географии, а дети духовенства, долженствовавшие затем поступать в духовные училища, учились, сверх того, начаткам латинского и греческого языков.
908
Преосвященный тобольский Афанасий о. Стефана при случаях и, разумеется, не при нем называл праведным. Пишущий слыхал это из уст преосвященного сам непосредственно.
909
Другой тобольский архипастырь неоднократно приглашал было отца Стефана в кафедральные протоиереи и члены консистории, но он по старости лет и по своему болезненному состоянию отказывался от этой чести.
910
Они пожертвовали и привезли ему из существующего еще тогда близ Кургана соснового бора по бревну с дома.
911
Лечили его от каменной болезни, а после оказалось, что болезнь была вовсе не та.
912
Среднего сына отец Стефан, бывши уже и не в очень молодых годах, один приготовил по всем предметам к поступлению прямо в семинарию помимо духовного училища, а младшего приготовил к четвертому классу духовного училища.
913
Их с некоторыми, впрочем немногими, газетами он выписыват до пятнадцати.
914
Было время, когда покойный не без успеха занимался гальванопластикой, гомеопатией и сельским хозяйством (последним, впрочем, более только теоретически).
915
Он имел, кроме жены, трех сыновей и столько же дочерей.
916
Усиленный оклад жалованья по собору (540 р.) отец протоиерей получал только с 1 января прошедшего 1876 года, следовательно, один год и 3 месяца.
917
Соборный приход состоит из крепости, частей, прилежащих к площади, окружающей крепость, и из предместья, называемого Мокрое.
comments
Комментарии
1
Эти примечания в авторском тексте отсутствуют
2
Эти примечания в авторском тексте отсутствуют
3
Антиминс – «вместопрестолие», прямоугольный плат с зашитыми в него частицами мощей, в память того, что первые христиане совершали богослужение на гробах мучеников. Освящается епископом. Возлагается на престол храма. На антиминсе совершается пресуществление вина в кровь Господню и хлеба в тело Господне
4
Эти примечания в авторском тексте отсутствуют
5
См.; Абрамов Н.А. О введении христианства у березовских остяков; Проповедь евангелия сибирским вогулам // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С.333-359. – (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8)
6
В тексте автора – опечатка. Вместо фамилии Стефановский следует читать Стаховский
7
Эти примечания в авторском тексте отсутствуют
8
См.: Абрамов Н.А. Блаженный мученик Василий Мангазейский // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 517–522. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8)
9
Эти примечания в авторском тексте отсутствуют
10
Лазарь Баранович (ок. 1620–1693) – украинский церковно-политический деятель, писатель, сторонник воссоединения Украины с Россией, вместе с тем отстаивал независимость малороссийского духовенства от московского патриарха. С 1657 г. – Черниговский архиепископ; основал типографию
11
Абрамов Н.А. Иоанн Максимович, митрополит Тобольский и Сибирский // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 186–197. ( Сер. «Невидимые времена»: Т. 8)
12
Ошибочное мнение сам А.И. Сулоцкий опровергает в «Дополнении...». См.: С. 129 настоящего тома
13
См.: Сулоцкий А.И. Описание наиболее чтимых икон, находящихся в Тобольской епархии // Собрание сочинений в трех томах. Т. 1: О церковных древностях Сибири. Тюмень: Издательство Ю.Мандрики, 2000. С. 85–261
14
См.: Сулоцкий А.И. Встреча в Тобольске в старину вновь прибывших преосвященных // Собрание сочинений в трех томах. Т. 1: О церковных древностях Сибири. Тюмень: Издательство Ю.Мандрики, 2000. С. 329–337
15
Преждеосвящённая литургия, или литургия преждеосвяшённых даров – литургия, на которой не совершается проскомидии, то есть священнодействий с просфорой – телом Христовым, а используются святые дары, «прежде освящённые» на другой литургии. Литургия преждеосвящённых даров составлена св. Григорием Двоесловом, папой римским
16
Трезвон – разновидность колокольного звона во все колокола, производится к началу службы, после благовеста и во время службы – на всенощном бдении и т.д.
17
Перебор, или перезвон – поочерёдный звон во все колокола, начиная с самого большого, производится к водоосвящению, в храмовый праздник, к выносу креста, плащаницы и т.д.
18
Блаженный Августин (354–430 гг.) – христианский писатель, богослов
19
Атbо – оба, и тот и другой; dic – скажи
20
Приложения с проповедями архиепископа Евгения в настоящем издании не публикуются.
21
Нанка – бумажная ткань, первоначально – китайская, другое название – китайка
22
См.: Сулоцкий А.И. Описание церквей, существовавших в Тобольске, и Тобольского Софийского собора // Собрание сочинений в трех томах. Т. 1: О церковных древностях Сибири. Тюмень: Издательство Ю. Мандрики, 2000. С. 15–69
23
πρώτος или πρώτίςος (греч.) – (во втором слове пропущена буква т), в переводе означает: «первый» или «первейший», «лучший» или «самый лучший».
А. И. Сулоцкий
Это первое собрание произведений замечательного сибирского историка, богослова, публициста А.И. Сулоцкого (1812– 1884).
Настоящий том составлен из отдельно изданных работ автора, а также его публикаций в периодике XIX века.
Книга выходит в год двухтысячелетия Рождества Христова.
О сибирском духовенстве
Сочинения в трех томах
Том второй
СВЯТЫЙ ДИМИТРИЙ РОСТОВСКИЙ, КАК АРХИПАСТЫРЬ СИБИРСКИЙ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Святый Димитрий Ростовский, как архипастырь сибирский // Странник. 1866. Т. 4. Ноябрь. С. 51–66.]
Святый Димитрий Ростовский, митрополит и чудотворец, не жил в Сибири, однако ж Сибирь была ему не чужда, потому что для Сибири именно рукоположен был он и в митрополита и несколько времени, хотя заочно, управлял сибирскою паствою. В память о святителе Димитрии Сибирь и до сих пор свято хранит некоторые принадлежащие ему вещи.
Согласно с целью статьи – описать жизнь святого Димитрия только как архипастыря сибирского – здесь будет подробно сказано о тех лишь обстоятельствах его служения, которыми оно соприкасалось с Сибирью; а прочие обстоятельства, сколь бы важны сами по себе они ни были, будут представлены в чертах кратких, тем более, что жизнь святителя Димитрия, как святителя великого и, можно сказать, еще новоявленного (с 1757 г.) чудотворца, более или менее подробно описана во многих изданиях.
Святый Димитрий, в миру Даниил, родился в декабре 1651 года в Малороссии, близ Киева, в местечке Макарове, от казачьего сотника Саввы Тупталы, а образование, хотя и неполное (только до риторики), получил в Киевской академии. В монашество поступил он на 17-м году от рождения[2 - В житиях святых русских... Муравьева и Еристова, в жизнеописании св. Димитрия, приложенном к его сочинениям, в кратких житиях святых, в словаре писателей духовного чина – везде сказано, что св. Димитрий пострижен на 18 году, по везде сказано это ошибочно. Св. Димитрий родился в начале декабря 1651 г., а пострижен в начале июля 16 г. (соч. св. Дим. изд. 6. т. 1. стр. 3 и 467), следовательно, каким же образом был ему тогда 18-й год?_Сноски,_имеющие_цифровую_нумерацию,_принадлежат_авторам_комментариев_и_помещены_в_конце_тома._К_словам,_обозначенным_астериском_(*),_имеются_примечания_автора,_которые_помещены_внизу_страницы. –_Прим._издателя._], а на 24-м году был рукоположен во иеромонаха и тогда же определен знаменитым в свое время Черниговским архиепископом Лазарем Бараповичем на должность проповедника слова Божия при Черниговском кафедральном соборе. С этого времени (1675 г.) слава об отличном красноречии, уме и добродетельной жизни св. Димитрия быстро распространилась не только в родной ему Малороссии, но и в Литве; так что многие города и архиереи начали приглашать его к себе в проповедники, а монастыри, сверх того, в настоятели себе. Поэтому св. Димитрий проповедовал слово Божие во многих местах (например, в Вильне, Слуцке, особенно в Батурине, в Новгороде-Северском) сперва в сане иеромонаха, а потом игумена и архимандрита. На тридцать третьем году от рождения, именно в 14 году, св. Димитрий, по предложению архимандрита Киево-Печерской лавры, впоследствии митрополита Киевского, Варлаама Ясинского к трудам по проповеди слова Божия присовокупил еще новый тяжкий, но для благочестивых чад церкви православной чрезвычайно назидательный и полезный труд составления _житий_святых, или_Четий-Миней_[3 - Четьи – означает «предназначенные для чтения»; Четьи-Минеи – книги для чтения на каждый день месяца. В России первым составил Четьи-Минеи Московский митрополит Макарий. Кроме житий святых, в них были включены все книги Писания, поучения и статьи духовного содержания. Минеи-Четьи Дмитрия Ростовского составлены на основе книг митрополита Макария. Это одно из крупнейших сочинений по отеческой литературе, несколько раз переиздавалось Св. Синодом.]_._ Этому труду посвятил он около 20 лет деятельной своей жизни и чрез него прославился уже не только на своей родине и в Литве, но и во всей Великой России; здесь он по сему случаю сделался известным двум последним нашим патриархам – Иоакиму и Адриану, правительнице государства царевне Софии Алексеевне и царям Иоанну и Петру Алексеевичам.
Светильник Божий в лице св. Димитрия горел ярко; но он скрывался еще под спудом[4 - Спуд – хлебная мера, сосуд (пудовка); под спудом – в скрытом месте, а также вообще без употребления.], хотя св. Димитрию было тогда уже близ 50 лет. Людей ученых, даровитых писателей, а с тем вместе и людей добродетельной жизни, в России в XVII и начале XVIII столетия было очень мало, а св. Димитрий все еще оставался только настоятелем монастыря (Спасского Новгород-Северского[5 - Видимой причиной этого (сверх причин тайных, сокрытых в промысле Божием) было, может быть, то, что в Малороссии и Литве со времени унии находилось очень мало православных епархий и, следовательно, очень редко открывались там праздные архипастырские вакансии, а на великороссийские епархии до 1700 или 1701 года из малороссиян, хотя они были и образованнее собственно великороссийского духовенства, в архиереи никого еще не прозводили.]). Наконец этот великий светильник изнесен и поставлен на подобающем ему месте – на свещнице, где и стал светить всем, иже во храмине (Матф. 5, 15) – всем в церкви Божией. Поводом к этому послужили следующие обстоятельства:
В Сибири христианство, особенно чрез переселенцев из Европейской России, утвердилось уже более ста лет (с 1581 года); учреждена там была и епархия (в конце 1620 года), между прочим, с целью обращать в христианство туземных инородцев: «Веси бо, – писал патриарх Филарет первому Сибирскому архиепископу Киприану, – колики сокровища благочестивый и христолюбивый сын наш великий Государь... Михайло Феодорович и аз истощих красоты ради Церкви Божия и человеческаго спасения, егда рукоположих тя епископа быти... в далечайшей оной стране... да проповедь спасения слова Божия растет и множится», и вслед за тем поставлял Киприану в образец для подражания просветителя Перми[6 - Собр. грамм, и догов, т. III.] Стефана. И действительно, в Сибири бывали обращения инородцев; например, в 1599 и 1633 годах крестились князьны остяцкие Алачевы[7 - Ист. обоз. Сиб. кн. 1, стр. 52. Древн. Вивл. ч. 3, стр. 154.], а в 1653 году кондинские остяки хлопотали об устроении в бывшем их Кодеком городке монастыря[8 - Ист. Иер. русск. Ц. т. IV, стр. 549–553.]. Впрочем, эти и подобные обращения были в незначительном количестве и почти всегда одиночные; притом почти все обращавшиеся инородцы оставляли места прежнего своего жительства, выходили из среды своих единоплеменников и, переселяясь к русским в города и деревни, входили в состав собственно русского народонаселения; так что обращение их для инородческих масс (например, татар, остяков, вогулов, самоедов, якутов и пр.), по отношению к делу христианства, почти ничего не значило, и массы те по-прежнему оставались сплошными массами, или чисто языческими, или магометанскими. Обо всем этом знал царствовавший тогда Государь Петр I и старался содействовать распространению христианской веры в Сибири, тем более что купец Осколков и другие русские, ездившие в то время в Китай для торговли с китайскими караванами, успели уверить его, будто бы тогдашний китайский император Канзий[9 - Канзий – Канси (1654–1722), китайский император из династии Цин, царствовал с 1662 по 1722 гг.] очень расположен принять христианство. Поэтому около 1700 года у преобразователя России возродилась мысль просветить светом евангельского учения сибирских инородцев, да не только их, но вместе с ними и их соседей монголов и китайцев. Чтобы осуществить такую высокую и благочестивую мысль, указом от 18 июня 1700 года поведено было для занятия кафедры сибирской и тобольской митрополии, в то время праздной[10 - Тобольский митрополит Игнатий (а не Павел, как сказано сначала в житиях святых русских... мес. сентябрь, стр. 295, а потом в Дух. беседе 1858 г. ч. 3, стр. 403), в то время находился в Москве, давно уже был отчаянно болен, а главное, по болезни отказался от управления епархией (Сиб. лет. Череп, год 1700).], «назначить пастыря не только добраго и украшающагося непорочным житием, но и ученаго», который притом взял бы с собою в Сибирь несколько образованных иноков, способных к изучению тамошних языков, и с помощью их, «будучи митрополитом в Тобольске, мог бы, с Божией помощью, исподволь, приводить в познание истиннаго Бога слепотствующих и закоснелых в идолослужении жителей Сибири и Монголии». Избрать человека с соответственными такому требованию качествами поручено было Киевскому митрополиту Варлааму Ясинскому, и требовалось найти его «между архимандритами, игуменами или иными знаменитыми иноками монастырей и городов малороссийских»[11 - Поли. собр. зак. т. IV. № 1800.].
Варлаам Ясинский не знал человека, который был бы достойнее стать на поприще просветителя Сибири, как славного уже и в то время Новгород-Северского Спасского архимандрита Димитрия Тупталы. Посему Димитрий в начале 1701 года и был вызван в Москву, где 23 марта на 50-м году жизни был рукоположен Стефаном Яворским в митрополита Сибирского и Тобольского. Так как в старину в Тобольске (да, вероятно, и других епархиальных городах) существовал обычай к рукоположению нового архипастыря для Тобольска отправлять в Москву архиерейских певчих и архиерейскую ризницу[12 - Пишущему это известно из бумаг старого архива тоб. дух. консистории.]; то, без сомнения, и св. Димитрий был рукоположен и учился в Москве священнодействовать именно при пении тобольских певчих и в облачениях, принадлежавших ризнице Тобольского кафедрального собора. С конца марта 1701 года к св. Димитрию стали поступать и дела по управлению Тобольскою епархиею, и он, хотя заочно и вдалеке от своей паствы, занимался ими. В Тобольском архиерейском доме есть, по крайней мере лет двадцать пять тому назад было, довольно большое дело, из которого видно, что в пожар, истребивший Тобольский архиерейский дом 6 июня 1701 года, сгорели все списки крестьян, состоявших в архиерейских вотчинах, и что эти списки были доставлены ему в копиях из Тобольской приказной палаты (что после губернаторская канцелярия) вследствие промемории, посланной в ту палату от св. Димитрия из Москвы. Живя в Москве, св. Димитрий ласково принимал и речами своими назидал приезжавших туда сибиряков, а равно и лиц, по делам службы или по своим собственным надобностям отправлявшихся в Сибирь. Одному из таких гостей, именно известному и в петровские времена, и после заводчику Никите Демидову, при отправлении его в пожалованные ему тогда Петром Великим Невьянские и Нижнетагильские дачи тобольский архипастырь дал в напутствие и благословение икону Казанской Божией Матери, которая и до сих пор находится в Николаевской церкви Нижнетагильского завода. На зеленой деревянной рамке ее начертаны силлабические, наскоро тогда же написанные святителем Димитрием стихи:
Никита Демидович муж благословенный,
З сыном Якинфом буди во всем умноженный.
О, воспетая Мати! ему сопутствуй,
Сохраняй в дому здрава, на пути присутствуй.
Архиерей тобольский молит Тя усердно:
Даруй ему здравие цело и невредно,
Храни благополучно в премногая лета.
Избавляй и покрывай от злаго навета[13 - Журн. мин. нар. пр. на 1857 г. м. февраль, отд. II, стр. 269.].
На память о св. Димитрии в Сибири свято хранятся и еще две вещи: книга и небольшой его автограф; первая находится в тобольской семинарской библиотеке, а последний в Томской семинарии. Книга небольшая, в белой коже, на латинском языке и с заглавием: Nomenclator Marianus e titulis electioribus, quibus B.Virgo a ss. Patribus honestatur, contextus a Theopholo Raynaudo; Roma MDCXLIX (Перечень избраннейших наименований Пресвятой Девы Марии, которыми она чествуется у св. отцов, составленный Феофилом Ренодом; в Риме 1649 г.). Что названная книга некогда была собственностью св. Димитрия Ростовского, а это видно из собственноручной его надписи: Theodosius Gugarevicz ord. S. В. m. (доселе, впрочем, почерк не святителя Димитрия, но далее рука уже его), post cuius obitum Demetrius Savicz igumenus Baturiensis hujus libri possessor (Феодосий Гугаревич монах ордена св. Василия Великаго[14 - Феодосий Гугаревич во времена св. Димитрия был ректором киевской дух. академии, след., православным, но не было ли тогда же другого монаха с этим именем, не православного, а униата: ordinis sancti Basilli monachus?], а после его смерти владетель сей книги Димитрий Савич, батуринский игумен).
Св. Димитрий здесь назвал себя Савичем в силу существовавшего тогда в Малороссии обычая обращать отчество, имя отца[15 - Напр., у митр, тобольского Иоанна Максимовича и многочисленных его братьев и родственников родовая фамилия была Васильковский, но и он, и те на словах и на бумаге сами себя называли не иначе, как Максимовичем и Максимовичами от имени отца их Максима. См. «Странник» 1864 г. № 1, отд. I, стр. 6.] (он был, как мы видели, сын Саввы), в фамилию, в свое прозвище. Но спросят: каким образом книга св. Димитрия с собственноручною его подписью попала в тобольскую семинарскую библиотеку, когда этот святитель в Тобольске не жил и не был? Св. Димитрий книгу ту мог подарить или дать в виде благословения, как вышеупомянутую икону Казанской Божией Матери, кому-нибудь из духовных лиц города Тобольска, приезжавших к нему или в качестве представителей сибирского духовенства, или просто с делами по епархии, или с архиерейской казной либо данью, с ризницей, с певчими (например, эконому или казначею архиерейского дома, кафедральному протоиерею или ключарю Тобольского кафедрального собора и пр.); а тот или его наследник мог пожертвовать его в библиотеку открытой впоследствии Тобольской семинарии. Но едва ли не вернее этого будет предположение, что _перечень_избраннейших_наименований_пресвятой_Девы_Марии..._ поступил в библиотеку Тобольской семинарии вместе со многими другими книгами, которые остались после Тобольского митрополита Антония Стаховского (умершего в марте 1740 г. ) и у наследников его куплены Св. Синодом для Тобольской семинарии. А митрополит Антоний очень легко мог приобрести его от св. Димитрия или в виде дара, или как иначе, потому что оба они были современники и земляки, долго служили в одной и той же (Черниговской) епархии, в подчинении у одного и того же архиерея (Иоанна Максимовича) и даже преемственно управляли одним и тем же монастырем (Новгород-Северским Спасским).
Что же касается автографа св. Димитрия, то в настоящее время он принадлежит Томской семинарии; а Томскую семинарию благословил им, как святынею и археографическою редкостью, бывший Томский епископ, что ныне Иркутский архиепископ, Парфений в день открытия семинарии, именно 21 числа сентября[16 - В этот день Церковь празднует и открытие мощей св. Димитрия.] 1858 года. Рукопись эта – маленькая, состоящая из одной (изжелта-серой) осьмушки, вложенной в рамку, на которой написано: «Святителя Димитрия Ростовскаго собственноручное писание». Да вот и весь этот автограф: «Покланяюся Тебе, Боже Дупле Святый, аки мертваго мя оживляеши[17 - Из того, что св. Димитрий обращается здесь наперед к третьему лицу пресв. Троицы, а не к первому, да и из всех последующих обращений очевидно, что описываемый автограф первоначально не был отдельным писанием, а взят из целой более или менее значительной рукописи.]. Покланяюся Тебе, Боже Отче, милосердие, упование мое. Покланяюся Тебе, Боже Сыне, долготерпеливе, прибежище мое. Покланяюся Тебе, Боже Душе Святый, незлобиве, покровителю мой. Сие, падши ниц на земли, глаголи: достойно есть воистину покланятися, славословити и благодарити Тя, Троице святая, юже вся небесные силы, херувими, серафими, трисвятыми песньми восхваляют, вси святии благодарят, всякое создание раболепно покланяется. И аз бренный, червь ползяший, пред величеством неприступныя славы Твоея, бездерзновение в надежде милости Твоея дерзаю, безстудно припадаю и молю: даждь ми всегда Тебе создателю Богу моему неосужденно и неленостно кланятися, Тебе единаго знати, Тебе любити и боятися. Твоя повеления хранить, Твоих заповедей путем ходити, Тебя хвалити и славити до последняго моего издыхания, да и по разлучении от бреннаго ми тела; и (яко?) не хощеши смерти мене грешнаго, но милосердно на покаяние мя призываеши.
Покланяюся Тебе Богу Отцу, очищающими вся недуги моя.
Покланяюся Тебе Богу Сыну, исцеляющему вся недуги моя.
Покланяюся Тебе Богу Духу Святому, избавляющему от истления живот мой.
Покланяюся Тебе Богу Отцу, не до конца прогневающемуся, ни во веки враждующему.
Покланяюся Тебе Богу Сыну, не по беззаконием моим творящему ми.
Покланяюся Тебе Богу Духу Святому, не по грехом моим воздающему ми.
Покланяюся Тебе Богу Отцу, ущедряющему мя, якоже щедрит отец сыны.
Покланяюся Тебе Богу Сыну, знающему страстное естество мое и слабость.
Покланяюся Тебе Богу Духу Святому, врачующему немощи моя и очищающему мя от всякия скверны.
Покланяюся Тебе Боже Отче, яко палшаго мя возставляеши.
Покланяюся Тебе Боже Сыне, яко погибшаго мя взыскуеши».
Итак, святитель Димитрий первоначально был рукоположен для Сибири и некоторое время управлял сибирской паствой из Москвы, из Чудова монастыря, где являвшихся к нему приезжих сибиряков или отъезжавших в Сибирь русских благословлял иконами и книгами. Но в самой Сибири он не жил, Сибири даже и не видел. Каким же образом случилось это? Здоровье св. Димитрия, слабое от природы, еще более ослаблялось многочисленными трудами как при составлении Четьих-Миней и других сочинений, так при частом проповедовании слова Божия и управлении монастырями. Между тем климат Сибири, особенно Тобольска, где сибирские архиереи обыкновенно имели свое местопребывание, был суровый и сырой. Св. Димитрий принял на себя, по собственному его выражению, «послушание» – составить к душевной пользе всех христиан российского рода жития святых и до 1701 года (с 14 г. ) успел написать их только на 9 месяцев. Продолжить и окончить это дело можно было, живя только в Киеве или Москве, а с удалением отсюда огромный этот труд св. Димитрия должен был остаться неоконченным. Кроме того, св. Димитрий сознавал необходимость от времени до времени обозревать свою паству лично; а между тем он хорошо знал, что сибирские архиереи не имеют к тому средств, да если бы и имели, чьих сил достало бы хоть раз или два обозреть повсеместно такую епархию, которая в начале XVIII столетия с запада на восток (от Урала и до Камчатки) простиралась более чем на 10 тысяч верст, а с севера на юг (например, от Обдорска до Кузнецка или от Якутска до Селенгинска) тысячи на три, на четыре верст, и при этом обозрении путешествовать часто без всяких дорог, только по рекам, на плохих лодках или на скорую руку сколоченных плотах? И в то же самое время продолжительных разъездов и отлучек из епархиального города, на год, на два и более, как управлять епархией?! От таких и подобных соображений и размышлений о предстоящей поездке в Сибирь святитель Христов Димитрий заболел; слух о его болезни дошел до Петра Великого, и государь, очень дороживший людьми даровитыми и полезными, приехал навестить больного. Беседуя с святителем, он заметил, что болезнь св. Димитрия была не столько телесная, сколько душевная и происходила от каких-то внутренних тревог, от лежавшей на сердце его тяжкой печали, и поэтому просил его не утаивая ничего, объяснить прямо и искренно настоящую причину своей болезни. Святитель Димитрий все объяснил откровенно, высказал государю действительные причины, по которым он опасается ехать в Сибирь. Мудрый государь уважил эти причины, принял их правильными и, милостиво успокоив святителя, приказал ему до времени оставаться в Москве, а вскоре потом указал ему новое назначение: в конце 1701 года умер Ростовский и Ярославский митрополит Иоасаф, и св. Димитрий 4 января 1702 года назначен был на его место в Ростов (ярославский), куда и прибыл 1 марта того же года[18 - Сочин. св. Димитрия Рост. т. I, стр. 17 и 502]. Таким образом, святитель Христов Димитрий управлял Тобольскою епархией только 9 с небольшим месяцев[19 - В Истор. об. Сибири Словцова (кн. I, стр. 284), в кратк. показ, о воев. и губ. в Сибири (стр. 16) и под портретом св. Димитрия, находящимся в тоб. архиерейском доме между прочими портретами тобольских архипастырей, ошибочно сказано, будто этот святитель числился сибирским митрополитом два года. См. соч. св. Димит. т. I, стр. 17 и 502. Ист. Иер. росс. Церкви, ч. I, стр. 233. Словарь пис. духовного чина, ч. I, стр. 122. Др. Вивл. т. III, стр. 288.]; но ни Тобольск, ни какой другой сибирский город не видел его и не принял от него лично святителевского его благословения.
Святитель Димитрий был избран и рукоположен в Тобольского митрополита преимущественно с целью распространения христианства между сибирскими инородцами и их соседями – китайскими подданными. Цели этой в весьма значительной степени достиг преемник его по тобольской митрополии, хиротонисанный в Тобольского митрополита в самый же день перемещения его на Ростовскую епархию, т. е. 4 же января 1702 года. Этот преемник был тоже малороссиянин, Филофей Лещинский. Он вместе с своими сотрудниками в 15 лет евангельской своей проповеди (с 1712[20 - Митр. Филофей Лещинский посылал миссии к сиб. инородцам, даже в Китайскую Монголию, и ранее этого времени, но все те миссии его, так как он лично в них не участвовал, были почти совершенно бесплодны.] и по 1726 год включительно) и своих разъездов по Сибири, а особенно своих плаваний по многочисленным рекам сибирским (Иртышу, Туре, Конде, Оби, Томи, Чулыму, Енисею, Андаре и проч.), соединенных иногда с опасностью жизни, просветил светом христианского учения до 40 тысяч остяков, вогулов, туралинских татар, самоедов, тунгусов, якутов и других сибирских инородцев, построил для них 37 церквей и множество часовен и крестов под навесами, поставил к ним причты церковные, назначил надзирателей за исполпением обрядов и церковных постановлений, несколько десятков инородческих детей обучил грамоте (в своей архиерейской школе и в Верхотурском монастыре) и многим из них, даже и их собратьям-язычникам, исходатайствовал у правительства свободу от рабства, которому успели было подвергнуть их сибирские воеводы, чиновники, даже сибирские городовые казаки и иные горожане. К той же цели, т. е. к распространению христианства в Сибири собственно между туземным народонаселением, стремились, хотя и не с таким успехом, как Филофей, некоторые последующие сибирские преосвященные, например, из тобольских – Антоний I (1721–1740 г.), Антоний II (1743–1744 г.), Сильвестр (1749–1755 г.), Евгений (1826-1831 г.), Георгий (1845-1852 г.), а из иркутских – Иннокентий II Нерунович (с 1732 г. ), Нил, Евсевий и проч. Этой цели старались достигнуть и некоторые частные лица, например, зашиверский священник Гавриил, священник Суханов, чиновники Игумнов и Лодыженский, подвижник благочестия архимандрит Макарий и протоиерей Ландышев. Той же цели наконец стараются достигнуть в Сибири и миссии настоящего времени – алтайская, забайкальская, обдорская, американская, северо-американская и другие.
Св. Димитрию, если б он прибыл в Сибирь, предстояла сильная борьба с расколом. Этот недуг православной церкви, в конце XVII и начале XVIII столетия распространившийся во многих местностях Европейской России, особенно свирепствовал в Сибири. Здесь в то время православные, увлекаемые расколоучителями, переходили на сторону сектантов целыми селениями, чуть ли даже не целыми волостями, и иные из них по нелепым требованиям раскола сожигались не только десятками и сотнями, но даже тысячами[21 - В 1679 году тюменский раскольнический поп Дометиан, а в чернечестве Данило, при впадении реки Березовки в Тобол сожег обольщенных им простолюдинов с их семействами более 1700 человек. Чрез три года после того (12 г.) в Утяцкой слободе сожглись 400 человек, да в Верхотурском уезде 100, а потом еще чрез 5 лет (17 г.) в деревнях (Тюменского уезда) Куяровской, Боровиковской и на Юрмыче сгорело раскольников более 450 человек (Розыск. Ч. 3, гл. 13. Ист. об. Сиб. кн. 1, стр. 262). Около того же времени в Томской губернии некто Василий Шапошников в трех нарочно построенных им сараях сжег вместе с собой множество обольщенных им мужчин и женщин всех возрастов (Роз. 4. 3. гл. 13). В первой четверти XVIII столетия весьма значительное количество раскольников погибло от самосожжения подле Ишима, около слободы Абацкой, и за рекой Пышмой (см. Ист. об. Сиб. Словцова, кн. 1, стр. 370). Пример женщины, которая в конце XVII стол, в тобольской Покровской церкви, приняв святые тайны, выплюнула их и публично топтала ногами, в Сибири не единственный. Но вот еще что: в 12 году раскольники почти всю Тюмень превратили в пепел, а в 17 г. в первый день Пасхи, в самую заутреню подожгли церковь села Каменки, что близ Тюмени, и тут погубили до 400 человек православных (Древ. Вивл. ч. 3, стр. 264–).]. Впрочем[22 - Большинство авторов, писавших о расколе в Сибири, называют такое же количество самосожженных старообрядцев на речке Березовке, между слободами Ялуторовской и Суерской – 1700 человек (Сырцов И. Самосожигательство сибирских старообрядцев в XVII и XVIII столетии //Тобольские епархиальные ведомости. 1887. № 13–14. С. 292; На сибирские темы /Под ред. М.И. Соболева. СПб.: Товарищество «Общая польза», 1905), однако встречаются и другие данные: «до 2000» (Полное собрание русских летописей. М., 1987. С. 214.) и даже «2700 человек» (Аыдриевич В.К. История Сибири. СПб., 1889. Ч. 2. С. 335; Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. М., 1838. Ч.1С. 206.).], борьбы с раскольниками святитель Димитрий не избег и в Ростовской (ныне Ярославской ) епархии; потому что и здесь вследствие близости этой епархии от Москвы, от брынских, или муромских, лесов и реки Керженпа с ее лесными трущобами, где преимущественно укрывались и откуда выходили расколоучители, раскольников было очень много; и он должен был ездить в местности, особенно сильно зараженные расколом, вступать в состязание с заблуждавшими и, наконец, для опровержения их, а вместе с тем для удержания христиан в верности православию, написать всем известную книгу: _Розыск_о_раскольнической_брынской_вере_[23 - «Розыск о раскольнической брынской вере, о учении их, о делах их и изъявление, яко вера их неправа, учение их душевредно и дело их не благоугодно» – наиболее крупное противораскольническое произведение в России XVIII в. (1709 г.). Название «брынская вера» происходит от наименования одного из главных центров раскола – брынских (брянских) лесов.]_._ В борьбе св. Димитрия с расколом Ростовской епархии особенно замечательно то, что святитель должен был бороться с ним между прочим тем самым оружием, которое приготовлено, собрано и устроено было предместником его по управлению Сибирской епархией митрополитом Тобольским Игнатием Римским-Корсаковым, – и приготовлено в Сибири, на сибирской почве. Сличите «Розыск» св. Димитрия, особенно третью часть его, где (например, гл. 13) доказывается, что дела раскольников противны Богу и пагубны для людей, с тремя _посланиями_ митрополита Тобольского Игнатия, напечатанными в одном из первых годов «Православного собеседника», издаваемого при Казанской духовной академии, и вы увидите, что св. Димитрий заимствовал многое у митрополита Игнатия и заимствованное употреблял с пользою для дела православия. Борясь с расколом, св. Димитрий в Ростове же окончил «Жития святых», для образования духовенства завел при архиерейском своем доме первую в Великороссии семинарию, проповедовал слово Божие с таким усердием, что редко богослужение совершал без поучения к народу, упражнялся в подвигах поста и молитвы и так был милостив к нищим, сиротам и заключенным в темницах, что употреблял на них свои скудные тогда доходы от многолюдной епархии и многочисленных вотчин Ростовского архиерейского дома. Но, к сожалению, великий святитель словом и примером жизни своей назидал ростовскую да, можно сказать, целую российскую церковь недолго – всего 7 лет и невступно 10 месяцев: 28 октября 1709 года он почил сном вечным на молитве, стоя на коленях, подобно тому, как через 6 лет после того (10 июня 1715 г.) скончался в Тобольске митрополит Иоанн Максимович[24 - «Странник» 1864 г. № 1, отд. I, стр. 28.] или как в начале 30-х годов настоящего столетия помер подвижник Саровской пустыни старей Серафим. Погребен был он, согласно завещанию, не в соборе, где обыкновенно прежние ростовские архипастыри, а подле Ростова, в ставропигиальном Яковлевском монастыре, в главной его Зачатиевской церкви.
Чрез 42 года по кончине святителя Димитрия, именно 21 сентября 1752 года, мощи его по случаю исправления обрушившегося в Зачатиевской церкви пола обретены были нетленными и потом, через 5 лет (в 1757 году), как мощи угодника Божия, канонизованы и предложены для всеобщего чествования. Замечательно, что при обоих этих событиях св. Димитрий опять приходил как бы в соприкосновение с Сибирью. При обретении мощей св. Димитрия главным деятелем был тогдашний Ростовский митрополит Арсений Мацеевич: он, по докладу монастырской братии, сначала через доверенных лиц, а потом и сам лично производил дознание о нетлении его мощей и одежд и собирал сведения о чудотворениях, совершавшихся при гробе его как по случаю обретения мощей, так и ранее того времени; он же доносил о всем том Св. Синоду и ходатайствовал о причислении святителя к лику угодников Божиих. Но этот митрополит Арсений был один из преемников св. Димитрия не только по кафедре ростовской, а еще прежде и по тобольской. А при канонизации и открытии мощей св. Димитрия в 1757 году для всенародного чествования важное принимал участие тогдашний Суздальский митрополит Сильвестр Главатский: он по предписанию Св. Синода приезжал перед тем в Ростов и вместе с другими лицами производил официальное освидетельствование нетления обретенных мощей и поверку чудес, о которых до того поступали сведения в высшее духовное управление. Но Сильвестр Главатский, как и вышеупомянутый Арсений Мацеевич, первоначально святительствовал в Тобольске (с 1749 по 1755 год), значит, по тобольской кафедре был тоже преемником святителя Димитрия Ростовского[25 - «Дух. Бес», па 1858 г. ч. 3, стр. 417 и след. Ист. Иер. росс. Ц. ч. 1.].
В заключение статьи о св. Димитрии как митрополите Тобольском и Сибирском, считаю нужным сделать еще два замечания: 1) Тобольский преосвященный Владимир по прибытии в Тобольск, узнавши, что св. Димитрий Ростовский некогда был также митрополитом Тобольским, в 1843 году предписал циркулярно во всех церквах Тобольской епархии на отпустах всех дневных служб поминать ежедневно, кроме обыкновенно поминаемых святых, и святителя Димитрия, ростовского чудотворца. 2) В сентябре 1858 года было предположено открыть в Томске семинарию[26 - Воспитанники дух. ведомства, принадлежавшие по месту рождения к Томской епархии, до 1858 учились в Тобольской семинарии.]; открытие это могло бы быть с удобством произведено в начале сентября, как в такое время, к которому до настоящей поры обыкновенно съезжались семинаристы; но тогдашний преосвященный Томский (ныне Иркутский) совершил оное уже значительно позднее, именно в тот день, когда церковь празднует открытие мощей св. Димитрия, т. е. 21 сентября. Это сделано было, конечно, во-первых, по вниманию к тому, что Томская епархия, для которой Тобольская семинария должна была приготовлять пастырей церкви, до 1834 года входила в состав епархии Тобольской и, следовательно, некогда стояла под управлением святителя Димитрия; а во-вторых, с той целью, чтобы будущим пастырям томской церкви предложить самый высокий и самый лучший пример для подражания.
3 июня 1866 г.
Омск.
ЖИЗНЬ СВЯТИТЕЛЯ ФИЛОФЕЯ, МИТРОПОЛИТА СИБИРСКОГО И ТОБОЛЬСКОГО, ПРОСВЕТИТЕЛЯ СИБИРСКИХ ИНОРОДЦЕВ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Жизнь святителя Филофея, митрополита Сибирского и Тобольского, просветителя сибирских инородцев. Шамордино: Типография Казанской Амвросиевской женской пустыни, 1915. 71 с.]
ВВЕДЕНИЕ КО 2 ИЗДАНИЮ
Митрополит Сибирский и Тобольский Филофей, в схиме Феодор, по фамилии Лещинский, был один из самых достойных пастырей Русской православной церкви. Справедливо сего архипастыря можно назвать _просветителем_Сибири_, по крайней мере, по отношению к туземному народонаселению.
При всем том жизнь и дела святителя Филофея описаны и оценены еще весьма недостаточно. Главный недостаток всех печатных о нем сведений – их краткость и неполнота, а затем есть в них неточности, ошибки, даже явные несправедливости.
Предлагается новая, подробнейшая биография преосвященного Филофея, подробнейшая особенно там, где говорится о трудах его в распространении Евангелия между сибирскими инородцами; быть может, эта лепта пригодится будущим историкам Сибири и историкам русской церкви, особенно пишущим об иерархии сибирской; а быть может, для иных с тем вместе послужит и источником назидания.
Источниками для предлагаемой биографии преимущественно служили: а) «Краткое описание остяцкого народа» Григория Новицкого, рукопись, принадлежащая Тобольскому кафедральному собору; б) «Летопись сибирская» Черепанова, рукопись, находящаяся в библиотеке Тобольской семинарии; в) уцелевшие дела консисторского архива и, наконец, г) некоторые собственноручные бумаги преосвященного Филофея и сохранившиеся в Восточной Сибири некоторые из его грамот.
ЖИЗНЬ СВЯТИТЕЛЯ ФИЛОФЕЯ
_Филофей_, в схиме _Феодор_, митрополит Тобольский и Сибирский, родился 1650 г.[28 - Филофей родился во время освободительной войны украинского народа против власти Польши (война началась в 1648 г.). Воссоединение Украины с Россией состоялось в 1656 г.] в Малороссии от небогатых, но благородного происхождения родителей, по прозванию _Лещинских._ Воспитание он получил в знаменитой тогда Киевской академии. По окончании курса наук вступил в брак и был несколько лет приходским священником, но, овдовев, поступил в Киево-Печерскую лавру. Здесь Филофей постригся в монашество, с ревностию предался подвигам благочестия, упражнялся в посте и молитве и был образцом для всех окружавших его. За благочестие и особенную опытность и распорядительность в делах чрез несколько времени он был избран в экономы лавры (на должность сколько почетную, столько и трудную), а впоследствии возведен в наместника, в то время зависевшего от лавры брянского Свенского монастыря, с званием, по одним сведениям, архимандрита, а по другим – строителя, но с оставлением и при прежней должности эконома лавры.
Обитель Печерскую по множеству в ней святыни инок Филофей любил всей силою своей души; ее он называл «местом своего духовного рождения и воспитания». Есть свидетельства особенного благоговения преосвященного Филофея к Киево-Печерской лавре: в нее он намеревался отойти с сибирской митрополии на покой, в нее он посылал из Сибири значительные вклады во имя основателей ее, преподобных Антония и Феодосия, равно как и в честь Успения Божией Матери, главного праздника в Киево-Печерской лавре, созидал в Сибири храмы, например, соборный придел во имя Антония и Феодосия и во имя тех же святых и еще во имя Успения Божией Матери печерской приделы в Тюменском монастыре; в ней он хотел и жизнь свою кончить, но промысл Божий вел его к новым, важнейшим подвигам служения. Петр I, великий во всем, возымел великую мысль и насчет сибирских инородцев и соседственных с ними народов, подвластных Китаю: он хотел всех их просветить светом Евангелия. Для осуществления сей высокой и благочестивой мысли указом от 18 июня 1700 года поведено было для занятия кафедры сибирской митрополии, в то время не имевшей пастыря, Киевскому митрополиту Варлааму Ясинскому «поискать в малороссийский городах и монастырях из архимандритов и игуменов или иных знаменитых иноков человека не только добраго и благаго непорочнаго жития, но и ученаго, дабы он, будучи митрополитом в Тобольске, мог Божиею помощию, исподволь, в Китае и в Сибири, в слепоте идолослужения закоснелых человек приводить в познание истиннаго Бога». Будущему митрополиту Сибирскому государь поставлял в обязанность привести с собой двух или трех просвещенных иноков, которые были бы в состоянии изучить китайский и других инородцев языки и тем содействовать ему в обращении язычников. Варлаам Ясинский не нашел достойнее славного в то время и ему вполне известного с отличной стороны Новгород-Северского Спасского архимандрита Димитрия Туптало – св. Димитрия Ростовского чудотворца, который 1701 г. марта 23 и был посвящен в Тобольского митрополита. Но св. Димитрий отказался от поездки в Сибирь. Суровый и гнилой климат Тобольска показался св. Димитрию опасным для его здоровья, и без того слабого и изнуренного разного рода трудами; притом он боялся – с удалением от Киева и Москвы, где находились нужные книжные пособия, не докончить важного своего труда – Четий-Миней, и потому он был вскоре переименован в митрополита Ростовского и Ярославского.
Митрополит Варлаам Ясинский снова озаботился приисканием достойного человека для занятия сибирской митрополичьей кафедры. На этот раз выбор его пал на эконома Киево-Печерской лавры, также ему давно известного. Филофея Лещинского. Филофей посвящен был в митрополита 4 января 1702 года в Москве Местоблюстителем Патриаршего престола, Рязанским митрополитом Стефаном Яворским на 53-м году жизни, а грамоту и наставление от Петра 1 получил 1 февраля. В Тобольск прибыл он 4 апреля 1702 года. С ним же или вслед за ним, согласно указу Петра I, приехало и несколько монашествующих ученых и способных к проповеди евангельской. От 31 декабря 1702 года Филофей просил у Петра I позволения свободно приезжать к нему из Киева ученым монахам, притом на ямских лошадях; государь отвечал: «К прежним монахам ныне еще иные монахи отпущены, удоволить бы ся теми...». Из монашествующих, приехавших в Сибирь с Филофеем, известны _Варлаам_Коссовский,_ с 1707 г. епископ Иркутский, и архимандрит _Мартиниан_, первый веропроповедник в Камчатке, и архидиакон _Антоний_Платковский,_ впоследствии архимандрит Иркутского Вознесенского монастыря и начальник Китайской миссии.
Тобольская епархия, которою Промысл судил управлять Филофею, обширна и в настоящее время, но в XVII столетии и в начале XVIII она была несравненно обширнее: пределами ее тогда были на севере – Ледовитое море, на востоке – Восточный океан, на юге – земли, подвластные китайскому императору, т.е. Даурия и пр. и Киргизкайсацкие степи, а на западе – Урал и далее его внутрь Европейской России, именно до крепостей Бисерской и Ачитской. Словом, Тобольская епархия тогда была растянута на пространстве слишком 300000 квадратных миль, на котором в настоящее время существует почти 8 епархий: Тобольская, Иркутская, Томская, Енисейская, Якутская и Камчатская и весьма значительные части Оренбургской и Пермской епархий. Уезды Челябинский, Троицкий и Верхнеуральский, ныне входящие в состав Оренбургской епархии, равно и уезды Екатеринбургский, Шадринский, Камышловский, Верхотурский и Ирбитский, которые теперь принадлежат к епархии Пермской, до конца 1799 года все принадлежали к епархии Тобольской.
Управление столь обширною епархиею, как всякому может быть понятно, для преосвященного Филофея было соединено с большими затруднениями. В самом деле, возможно ли архипастырю, сколько бы он ни был деятелен и попечителей, с успехом действовать на паству, скоро прекращать возникающие в ней нравственные беспорядки, уничтожать открывающиеся по местам вредные заблуждения и суеверия, когда паства его рассеяна на пространстве в одну длину более, нежели на 10000 верст, да в ширину слишком на трех тысячах?! Возможно ли архипастырю наблюдать надлежащим образом за подчиненным ему духовенством и вскорости замещать праздные места при церквах, когда церкви находятся от его епархиального города за несколько тысяч верст?! Легкое ли также дело обозревать ему такую епархию хотя бы то изредка?!
Высшее духовное начальство и само давно уже видело нужду умножить число епархий в Сибири: еще на Московском соборе в 1667 году постановлено было учредить новые епархии в Томске и на Лене, а в 12 году патриарх Иоаким думал дать Тобольскому митрополиту четырех викарных архиереев: в Тюмени, Верхотурье, Енисейске и в Даурии. Но все эти и подобные предположения, преимущественно по неимению средств к содержанию архиереев и их кафедр, оставались без исполнения до 1707 года; только в этом году после поездки Филофея в Москву (1706 г.) и усиленного его там ходатайства открыто было викариатство тобольской митрополии в Иркутске, и разделять труды по управлению епархиею с преосвященным Филофеем в качестве его викария назначен Варлаам Коссовский, привезенный в Сибирь из Малороссии Филофеем. Впрочем, и это викариатство существовало недолго – всего только два с половиной года. Жалованья преосвященному Варлааму от правительства было назначено немного, не озаботились ни ему, ни его преемникам выстроить дома; жил он в Вознесенском монастыре, за пять верст от Иркутска, притом за большой рекой (Ангарой); квартира на время приездов в город к служениям литургий и молебствий в праздничные и высокоторжественные дни была отведена ему неудобная. Для его личного безотчетного управления, а с тем вместе и для его содержания, митрополит Филофей из своей обширной епархии выделил только города Иркутск и Нерчинск и пригороды Селенгинск и Верхнеудинск с уездами, монастыри иркутские: мужской Везнесенский и женский Знаменский, Нерчинский Успенский и Посольский Преображенский, а Якутск и Илимск с уездами (первый до Камчатки включительно) и монастыри Якутский Спасский, Селенгинский и Киренский Троицкий, хотя как те, так и эти состояли в Иркутской же провинции (губернии) и находились несравненно ближе от Иркутска, чем от Тобольска, _благословных_ради_вин_, оставил за собой, в своей непосредственной зависимости, так что викарию его с подвластных ему церквей (числом только 42) и монастырей доводилось получать для содержания своего, притом с певчими, канцелярскими чиновниками и прислугой, только 108 рублей в год; да, быть может, и воеводы, равно как и другие гражданские и военные власти, и в отношении к нему были также непочтительны, грубы, дерзки и буйственны, как к его преемникам, двум Иннокентиям – святому и Неруновичу. Словом сказать, преосвященному Варлааму в Иркутске жить был так худо, так трудно, что он в 1710 году и без указа, т.е. не испросивши или не дождавшись позволения на то от начальства, уехал в Москву, откуда не согласился в 1711 году ехать с митрополитом Иоанном Максимовичем в Тобольск и где жил без всякого дела до 1714 года, только по имени считаясь викарием Иркутским. Митрополит Иоанн Максимович хотел, чтобы его викарий жил не в Иркутске, а в Тобольске, между прочим для помощи ему в служении. В 1714 году он был назначен самостоятельным епископом в Тверь, а восточная часть Сибирской епархии по-прежнему была поручена в полное распоряжение тобольских митрополитов. Так было при митрополите Иоанне Максимовиче, так было при святителе Филофее во время его вторичного управления Тобольскою епархиею, да так было и при митрополите Антонии Стаховском, по крайней мере до 1727 года, когда в Восточной Сибири учреждена была своя особенная епархия с назначением для управления ею епископа Иннокентия Кульчицкого, который в начале прошлого столетия причислен к лику святых.
Несмотря, однако ж, на трудности, преосвященный Филофей управлял епархиею деятельно. Он между прочим и обозревал ее, и не только по местам близким и более населенным, например, по уездам Тюменскому, Туринскому, Верхотурскому, Екатеринбургскому, Тарскому и Ялуторовскому, ездил он и по отдаленным и пустынным. В этих уездах митрополит Филофей бывал часто. В завещании касательно Тюменского монастыря он говорит: «Многажды в путешествии моем чрез Тюмень видех»; заметим, что это писано в 1708 году, следовательно, чрез шесть лет пребывания его в Сибири. Здесь кстати заметить еще, что митрополит Филофей уезжал из Сибири и в Россию; так. в 1706 году он был в Москве и там отпевал царевну Татиану Михайловну. Он бывая в Березове, Обдорске, Томске, Туруханске, Красноярске, Енисейске, Иркутске, даже Селенгинске. Стоит замечания, что Туруханск, Иркутск и Забайкалье Филофей посещал под конец вторичного своего управления сибирской митрополиею, именно в 1719 и 1720 годах, когда ему было уже около 70 лет, а в Обдорск он плавал и незадолго до смерти – на 77-м году своей жизни. Не забудем здесь и того, что в старину в Сибири пути сообщения были крайне затруднительны, шли большею частию по рекам.
Приближаясь к Тобольску, преосвященный Филофей обозревал все встречающиеся ему на пути, начиная с Урала, церкви Тобольской епархии; для обозрения других церквей, по крайней мере более близких к Тобольску уездов, вскоре после приезда отправил доверенных и знающих дело лиц; познакомился он и с духовенством посещенных им церквей, а тем более с местным тобольским. Из лично виденного и слышанного им, а также из донесений посланных им лиц он увидел, что в Тобольской епархии, кроме общих недостатков и непорядков, присущих всем великороссийским и малороссийским епархиям, есть свои местные неустройства и дела, которые требуют особенной пастырской заботливости, увидел и решился на благоустройства сибирской церкви, по примеру пастырей первых веков христианства, а также по примеру российских (киевских и московских) митрополитов и патриархов ежегодно собирать из епархиального духовенства соборы: в один год из духовенства _верховых_ городов и уездов (лежавших на западе и частию на юг от Тобольска к Уралу) к 6 декабря в Тобольске, а в другой – из духовенства _низовых_ (всех от Тобольска на восток, начиная с Томска до Иркутска, Якутска, Нерчинска и далее) городов и сел к 15 или 20 июля в Енисейске. Собираться должны были всенепременно (под опасением штрафа в пять рублей) настоятели всех монастырей, все закашики, или десятильники (что ныне благочинные), и священники по одному от двухклирных и трехклирных городских и сельских церквей. В первый, т.е. 1702, год управления сибирскою паствою описываемый архипастырь и успел созвать собор из духовенства западной половины епархии к 6 декабря в своем епархиальном городе. Сколько времени продолжался в Тобольске собор и как много было духовенства на нем – это неизвестно. Но известно, что на соборе на основании сведений о состоянии сибирской церкви, полученных от присутствовавшего духовенства, а также и из собственных митрополичьих наблюдений и при руководстве «Указанными статьями» патриарха Андриана было составлено 51 правило, которые преимущественно касаются духовенства, благочинного совершения им богослужения, таинств и треб христианских и которые после циркулярно были разосланы по всей епархии к точному их исполнению. Вот главнейшие (разумеется, в сокращении) из них.
1) Запасные дары, равно и дары для прежде освященных литургий, впредь хранить в приличных (по крайней мере оловянных) дарохранительницах и в подобающей святыне чистоте и благолепии.
2) Священные сосуды впредь иметь не деревянные, а серебряные или, по крайней мере, оловянные.
3) Просфоры приготовлять из муки чистой.
4) Не служить на крайне окисшем и совершенно испортившемся вине.
5) Церковные одежды и служебные облачения иметь чистые и из приличных материй.
6) Священникам и прочему клиру совершать богослужения в срочные времена и дни трезвенно, неупустительно и с надлежащим приготовлением.
7) Священникам учить прихожан в церквах при богослужении молитвам, например, Слава Отцу, Отче наш, а также и Символу Веры, под опасением штрафа за неисполнение.
8) Не венчать свадеб, так называемых убегом, без поручителей, особенно не венчать таких, которые привозили невест из России и без всяких видов.
9) Быть в церквах пению и чтению единогласному.
10) Производить из алтаря выходы, например, малый и великий, северными, а не южными вратами; кадить, ходить при крещении и вообще при совершении богослужения, таинств и треб не по-раскольнически, т.е. не по солнцу, а против солнца – к востоку.
11) Печати для просфор иметь правильные, т.е. с изображением четвероконечного креста.
12) Не позволять монахам и монахиням жить и бродить в миру и в особенности наблюдать, чтобы не было священников и диаконов самозванцев, а также монахов и монахинь самочинных (которые без пострижения сами собой оделись бы в монашеское платье).
13) Указаны правила к достойному совершению таинств и треб, как-то: крещения, исповеди, хранения исповедной тайны, венчания (венчать и крестить священникам повелевалось до вкушения пищи и пития), напутствия больных, погребения, особенно умерших в расколе и скоропостижно (запрещалось отпевать не только опившихся и самоубийц, но и утонувших во время купанья играючи, упавших с качелей, убитых во время разбоя и воровства).
14) Наконец, в точности определены окладные и неокладные сборы (дань с монастырей, церквей и часовен, плата с ставленнических указов, сбор с венечных памятей и пр.) сибирской митрополии, чтобы было на что жить и содержаться митрополиту с его свитою, канцелярией и прислугой.
Митрополит Филофей желал, как сказано выше, каждого дно собирать соборы: в один год из духовенства западной половины епархии, а в другой – из духовенства восточной ее половины. Но на деле ему довелось, несмотря на двукратное управление Тобольской епархией, собрать собор только один, и именно описанный нами, т.е. тот, который был 6 декабря 1702 года в Тобольске, а в Енисейске и ни разу не было собора, хотя о съезде на него духовенства циркуляр от митрополита рассылался два раза. Почему же это так было? Потому что Петр I воспретил соборы в Сибири; на представление митрополита о нужде созывать ежегодно соборы поочередно в Тобольске и Енисейске и на просьбу царского указа об оказании разных удобств в путешествиях на соборы самому митрополиту или кого он пошлет, и именно о давании им, смотря по местностям, речных судов или ямских подвод, притом со всякими припасами и рабочими людьми, государь отвечал: «Соборам за дальностью и скудостью попов в Тобольске и Енисейске быть не для чего и трудно, а паче из дальних городов и слобод, да и у обывателей без того уже от подвод великия тягости, разгона и раззорения не учинить бы им, когда же случится самая какая нужда (в соборе), о том (наперед) отписываться к Москве, к нему великому Государю!». Кроме того, в 1709 году сам митрополит Филофей подвергся тяжкой болезни, так что ему тогда было не до собора в Енисейске и где бы то ни было.
Но митрополит Филофей из сведений, полученных от духовенства, бывшего на соборе, а также из наблюдений, сделанных им самим в церквах своей епархии и посылаемыми им по епархии доверенными лицами, усмотрел не одно церковное, т.е. не по отношению только к совершению духовенством богослужения, таинств и треб «великое нестроение, о коем не леть и писанию предати», но усмотрел немало и нужд у церквей, духовенства и мирян, которые необходимо было устранить, а устранить одному архипастырю без помощи со стороны правительства невозможно. Эти нужды, например, были: 1) Тобольский архиерейский дом в развалинах и отчасти без достаточных средств к содержанию его главного обитателя и свиты сего; 2) церквей очень мало, да и из этих весьма немногих некоторые вследствие недавних царских указов не имели средств к содержанию причтов, а иные остались уже и без богослужения вследствие доставления казною материалов, нужных для совершения его (например, красного вина), совершенно испортившимися; 3) духовенство было без всякого образования, даже и без единой школы, а по местам без средств к содержанию и нередко обижаемо от воевод и других сибирских чинов; 4) миряне жили без знания даже самонужнейших молитв и без слушания Слова Божия, во многих местах в крайней отдаленности от церквей и, следовательно, без удовлетворения их духовным нуждам, и многие предавались порокам, особенно против заповеди о целомудрии, унаследованным от своевольных покорителей Сибири казаков и первых ее, часто безженных и бессемейных, насельников; 5) раскол был в самом, так сказать, разгаре, не только отторгающим от православной церкви, но и предающим огню целые сотни, даже тысячи людей; 6) магометанство продолжало оставаться не только не ослабевающим, но и усиливающимся чрез привлечение к себе сибирских идолопоклонников, даже чинившим дерзости против господствующей религии христианской и 7) идолослужение оставалось без оглашения проповедию евангельскою.
Все эти существовавшие в Сибири по духовной части беспорядки, равно как и ее церковные нужды митрополитом Филофеем во время ли самого Тобольского собора или тотчас после него описаны в 25 статьях, которые при особой челобитной им отправлены к государю. Петр Великий слушал челобитную своего сибирского богомольца. Думный дьяк Андрей Виниус навел справки против просительных статей челобитной и, кроме того, со слов государя написал к ним пометы (резолюции), и все это прислано было в Тобольск к самому челобитчику при указе от 1 марта и к воеводам тобольским князьям Михаилу и Алексею Черкасским в грамоте от 28 февраля 1703 года. Из справок Виниуса и помет государя видно, что челобитья Филофеевы не все одинаково были приняты государем: на одни последовал чистый отказ (например, мощей мученика Василия Мангазейского переносить из Туруханска в Тобольск не велено, Кондинский монастырь с его вотчинами приписывать к Тобольскому архиерейскому дому запрещено, в отпуске казною каждогодно по 100 пудов меду Тобольскому архиерейскому дому решительно отказано; собирать ежегодно соборы в Тобольске или Енисейске не разрешено и пр.), по другим (например, об открытии школы при архиерейском доме) было велено удовлетворить, но с ограничением, а по иным было предписано удовлетворить вполне.
Во-первых, Тобольский архиерейский дом, незадолго устроенный митрополитами Павлом I, Игнатием Римским-Корсаковым, перед прибытием Филофея сгорел (1701 г. 6 июня); около сего же времени вследствие царских указов значительно против прежнего сократились доходы архиерейского дома. Преосвященный Филофей восстановил в лучшем виде архиерейский дом, а о доходах и нуждах его представил Петру I; представление по разным статьям было принято милостиво: государь между прочим позволил архиерейскому дому отправлять собственный дощаник на Ямышевское озеро, взятое тогда в казну, и брать там без всякой платы сначала по 1500 и 1000, а потом по 500 пудов соли; разрешил на другом дощанике плавать вниз на реку Обь за рыбой и привозить ее беспошлинно; повелел отпускать из казны по 200 ведер горячего вина ради «Царских Ангелов» (т.е. на обеды в царские дни); так называемые _милостынные_деньги,_ собиравшиеся с архиерейских домов и монастырей, государь не велел присылать в Москву, а велел оставлять в Тобольске с обязательством употреблять их в пользу новоучрежденных духовных школ. Они взимались в каждой епархии по гривне с церкви и отсылались в Москву на содержание тамошних богаделен. С Тобольской епархии их и по 16 рублей, но в то время и это были немалые деньги. Заметим здесь то еще, что вотчины архиерейского дома при Филофее пришли в лучшее состояние: для присмотра за ними поставлены были опытные управители, в вотчинах явились разные хозяйственные заведения, хлеб в них всегда бывал в изобилии. Только ходатайство об обращении Кондинского монастыря с его вотчинами в приписной к архиерейскому дому и об отпуске из казны по 100 пудов меду осталось без удовлетворения.
Во-вторых, при вступлении Филофея в управление тобольскою паствою в Сибири слишком мало было храмов: дня народонаселения, хотя далеко не так значительного, как в настоящее время, однако ж, все более и более увеличивавшегося и, главное, рассеянного на пространстве более 300000 квадратных миль, всего 160. Каменных из них было не более 10. Без всякого сомнения, многие приходы в то время простирались на несколько сот верст, от этого происходили неизбежные затруднения и упущения в исправлении священниками треб. Сверх того, прихожане по чрезвычайной отдаленности от храмов охладевали в усердии к ним, отвыкали от общественного богослужения и весьма легко вдавались в сети раскола, распространенного беглыми и ссылаемыми тогда во множестве в Сибирь раскольниками. Чтобы отвратить такие и подобные неудобства и вредные последствия для православной церкви, преосвященный Филофей заботился об умножении и украшении храмов: в 1704 году он пристроил к холодному Тобольскому Софийскому собору (теплый) придел во имя преподобных Антония и Феодосия Печерских, а в самом соборе на испрошенную у Петра 1 1000 рублей воздвиг (в 1710 г.) резной иконостас, существовавший до 1860–1862 гг. В сем иконостасе замечательны были из местных икон: Христа Спасителя. Божией Матери, святителя Николая и Софии – Премудрости Слова Божия. Первые три писаны отличною кистью, и краски на них доселе так свежи, что как будто они, иконы, очень недавно написаны. На последней София – Премудрость Слова Божия изображена так, как изображается она на Киевской иконе Софии, т.е. в образе Богоматери под седмистолпною сепию и на седмистолпном амвоне с разными изображениями по сторонам и вверху; но до Филофея в Тобольске писали сию икону так, как пишется Новгородская, т.е. в образе Ангела в царском облачении и с царскими принадлежностями. В 1860–1862 гг. соборный иконостас переделан на 100 тысяч ассигнациями, завещанными золотопромышленницей Мясниковой. Около 1708 года в Тюмени на месте деревянного и чрезвычайно ветхого Преображенского монастыря выстроил[29 - В 1708 г. строительство в Тюменском мужском монастыре только началось. В 1708–1715 гг. построен Троицкий собор, ок. 1717 г. закончено строительство церкви Сорока мучеников, в 1726– 1755 гг. сооружена церквь Петра и Павла. ] новый, каменный с тремя церквами Троицкий монастырь. На постройку монастыря митрополит Филофей исходатайствовал у государя тысячу рублей денег да листового железа потребное количество для церковных крыш; для делания кирпича с разрешения правительства употреблялись ссыльные, дикий камень и строевой лес возили казенные крестьяне. Все прочее устроено было на домовую архиерейскую казну (завещание преосвященного Филофея касательно Тюменского монастыря). В Иркутске построил собор, также каменный, при нем построены церкви на вновь присоединенной к российским владениям Иртышской линии, начиная с Чернолучья и до Усть-Каменогорска; после для новокрещенных инородцев, как увидим ниже, в местах их жительства митрополит воздвиг 37 церквей, но это число составляет малую часть в сравнении со всеми храмами, построенными Филофеем, по крайней мере по его побуждению и при нем, ибо число 160 церквей, существовавших при вступлении его в управление Тобольской епархией, чрез 21 год по оставлении им сей епархии является уже увеличившимся до 448. Прочие заслуги Филофея по отношению к устройству и благолепию храмов: 1) по его ходатайству возобновлена некоторым монастырям, также церквам соборным, находившимся в местах жительства новокрещенных, и бесприходным выдача воску, ладану и красного вина, которая производилась им издревле, но с 1700 года была по царскому указу прекращена; 2) так как коренные жители Сибири, по замечанию всех приезжих и по сознанию самих сибиряков, не имеют хороших голосов, да и петь не любят, то преосвященный Филофей образовал для своего служения прекрасный певческий хор, употребив для этого _черкас_, т.е. малороссийских казаков, из сосланных за неважные вины, с дозволения правительства и с обязательством отвечать за них в случае побегов.
В-третьих, в Тобольской епархии было весьма мало духовенства, да и то, какое было, находилось в затруднительном положении по отношению к средствам содержания и не отличалось должным образованием; а от сего в поведении духовенства замечаемы были укоризненные поступки.
Чтобы восполнить недостаток духовенства, преосвященный Филофей, как и многие последующие сибирские архиереи, принимал в клир из крестьян, казаков и других податных сословий, даже из новокрещенных инородцев. Доказательством справедливости последнего служат нередко встречающиеся в сибирском духовенстве фамилии _Тюшевых,_Бирюковых,_Бурдуковых_ и проч., и при всем том «во всей епархии Сибирской», по собственным его словам, сказанным вскоре по вторичном увольнении на покой, «многие церкви без' священнослужителей, а монастыри без настоятелей пребывают от безлюдства, а не от его какого нерадения». Слова эти взяты из собственноручного письма, писанного преосвященным Филофеем в марте 1722 года к преемнику его. митрополиту Антонию I, по тому случаю, что сей последний, затрудняясь не только в выборе, но и приискании достойного настоятеля для какого-то монастыря, спрашивал у него совета. Причиною недостатка в духовенстве Филофей поставляет безлюдство, разумея и недостаток в людях, удовлетворительно приготовленных к прохождению духовных должностей.
Духовенство сибирское (при вступлении Филофея на Тобольскую епархию) находилось в затруднительном положении по отношению к средствам содержания. В самом деле, многие из священно- и церковнослужителей, состоявших при соборах и церквах бесприходных и малоприходных по городам и крепостям, с 1699 года лишились жалованья, которое они получали со времен Бориса Годунова и царя Михаила Феодоровича; священно- и церковнослужители сельские не имели, подобно духовенству великороссийскому и малороссийскому, ни особо отведенных (пахотных) земель, ни сенных покосов, ни других каких-либо угодий, равно не получали и руги от своих прихожан. Если кто-нибудь из духовных хотел заниматься землепашеством, то должен был платить с своих полей в казну пятую часть добытого хлеба. Наконец, духовенство сибирское в пути, при дальних проездах к архиереям для рукоположения и суда, нередко подвергалось различным притеснениям. Преосвященный (от 31 декабря 1702 г.) вошел обо всем этом с представлением к государю, вследствие чего: а) священно и церковнослужителям соборов и церквей бесприходных и монашествующим возобновлено жалованье по-прежнему, исключая тех, при церквах и монастырях которых существовали уже вотчины или образовались значительные приходы и получались разные выгоды; б) к церквам сельским поведено было отвести пахотные земли и сенные покосы (которые, однако ж, и до сих пор почти нигде не отведены) или «священникам учинить руги денежныя и хлебныя (это усердно и давалось почти до сего времени) с прихожан по разсмотрению, чтоб не в тягость прихожанам и чем можно сытым быть попу с причетниками»; в) а чиновникам за притеснения, чинимые от них духовенству во время проездов, государь грозил строгим судом.
Митрополит Филофей по прибытии в Тобольск «в церквах Божиих усмотрел великое нестроение, а какое нестроение, не леть и писанию предати; а чинится то, – по его словам, – _за_великою_простотою_ (духовенства) _и_нищетою»._ Между тем, по местным обстоятельствам, если где, то особенно в Сибири духовенству надлежало быть просвещенному, ученому: там быстро в это время умножились раскольники, сверх того, там повсюду были неверующие: то магометане, то идолопоклонники и буддисты, и шаманцы. В докладе Московского собора патриарху Иоакиму о необходимости умножить в Сибири число архиереев в причину того поставляется, между прочим: «для множества в ней народа, Христа незнающаго... и что в ея дальных местах Христова вера не разширяется, развратники же св. Церкви (т.е. раскольники) там умножаются».
Сообразив все это, преосвященный Филофей тотчас (от 31 декабря 1702 года) представил государю о нужде: а) быть в Тобольске школам, б) брать в них детей не духовного только сословия, но и других, в) учить не по-славянски только и по-русски, но и по-латыни, г) на содержание учеников и на книги им дать пособие от казны, д) завести при школах на казенный счет типографию с тем, чтобы в ней печатать учебники, например, буквари, часословы и пр. и е) позволить беспрепятственно, притом на ямских подводах, приезжать школьным учителям и проповедникам слова Божия. Целью всего этого было то, чтоб учившиеся могли после быть достойными служителями церкви, способными и народ – своих прихожан – учить, и приводить к познанию истинной веры не ведающих Господа Бога Создателя, во множестве живущих в Сибири и близ ее пределов. Петр I, желая обращения в христианство сибирских инородцев, да и соседей их китайцев, еще прежде того (почти за два года, от 9 января 1701 г.) повелевал открыть в Тобольске при архиерейском доме школы, даже присылал туда чиновника (дворянина Андрея Городецкого) строить для них особое здание. Потому представления митрополита Филофея скоро (1 марта 1703 г.) и были одобрены, хотя с некоторыми ограничениями, например, было воспрещено: а) набирать в школы детей из других сословий, кроме духовного; б) учить по-латыни, заводить типографию. Учить Петр 1 повелевал грамоте (по букварю. Часослову и Псалтири), потом славяно-российской грамматике и прочим на славянском языке книгам, а особенно катехизису, по книге Православного Исповедания Петра Могилы «и всему, яже попу и диакону надобно знать»; в) также было отказано и в пособии от казны, а велено содержать скудных учеников пищею, одеждой и книгами из доходов архиерейского дома, так как они в то время были довольно уже значительны, достаточным же ученикам содержаться на отцовском иждивении. Впрочем, отказ в этом был не совершенный: так называемые _милостынные_деньги,_ собиравшиеся с архиерейских домов и монастырей, как было замечено выше, государь предоставил архиерейскому дому в пользу устрояемых при нем школ.
Открытие славяно-русских духовных школ в Тобольске, по всей вероятности, последовало вскоре по получении царского ответа, а именно в 1703 году, и никак не позже 1704 г., потому, во-первых, что в 1705 году ученики тобольских школ между кафедральным собором и Сергиевскою церковью (ныне уже несуществующею) при помощи ссыльных малороссиян уже представляли духовного содержания драмы и комедии, как по обычаю, издавна существовавшему в Малороссии, и для увеселения и назидания граждан тобольских, так в особенности для приучения самих учеников к свободному произношению проповедей и речей. Во-вторых, в 1707 году при миссии в Монголию митрополитом Филофеем было отправлено _двое_остроумных_юношей_, и они миссией были оставлены при дворе Кутухты для изучения монгольского языка и для разведывания о буддийской вере; трудно поверить, чтобы для таких важных целей можно было употребить молодых людей, не приготовленных в училище. Лет через десять в тобольских духовных школах, сверх священнои церковнослужительских детей, стали обучаться, как увидим ниже, дети новокрещенных остяков, вогулов, тунгусов и др. Таким образом, в Тобольске основание духовным училищам и просвещению духовному положено было ранее, нежели в прочих епархиальных российских городах, исключая Киева, Москвы, Чернигова и еще, может быть, Ростова. Тобольские школы впоследствии никогда не были закрываемы. К мерам, каким просвещенный архипастырь положил начало духовному образованию в Сибири, должно отнести и то, что он привез с собою да и после вызывал из Киева ученых монахов. Одних из них он отправлял в миссию для обращения язычников, как, например, архимандрита Мартиниана в Камчатку, а каких-то _богословия_учителей_, по выражению летописца, _к_монгольскому_Кутухте_[30 - К монгольскому Кутухте – чжэбцзун-дамба-хутухту – титул ламаистского иерарха в Монголии.]; других употреблял для обучения детей в школах и для проповедывания слова Божия в храмах, как, например, архимандрита Варлаама Коссовского, бывшего после епископом в Иркутске. К ним придавались в помощь обыкновенно из местного духовенства, а сии чрез обращение с людьми образованными и сами малопомалу делались образованнее, да и другим передавали по крайней мере охоту к занятиям.
В-четвертых, в Сибирской епархии при вступлении митрополита Филофея в управление ею было много раскольников и неверующих. Раскольники в Сибири первоначально явились вследствие ссылки при патриархе Никоне (в 1656 и 1660 гг.) протопопа Аввакума, священника Лазаря, диакона Феодора и монахов – из армян Иосифа и из евреев Аврамия, а потом умножились с 12 года после собора в Грановитой палате и казни Никиты Пустосвята[31 - Идеологи раскола Аввакум, Лазарь, Фёдор и Епифаний были сожжены в апреле 12 г. Священник Никита Добрынин (Пустосвят) был казнён 5 июля 12 г., после неудавшегося «мятежа» сторонников «старой веры».]. Во все продолжение царствования Петра Великого раскольники бежали за Урал толпами, населили там целые слободы и города и сотнями, даже тысячами сожигались и сожигали обольщенных ими. Три предшествующих Филофею митрополита: Корнилий, Павел 1 и особенно Игнатий – с большим или меньшим успехом действовали против них. Без всякого сомнения, не оставался праздным зрителем бедствий и преосвященный Филофей, ибо он вскоре по прибытии в Тобольск со всею горячностию просил у Петра 1 позволения употреблять все возможные меры для искоренения этих плевел на ниве православной церкви, да и Тюменский монастырь отстраивал он между прочим для противодействия раскольникам, которых наиболее тогда было в Тюмени. Но какие именно меры были употребляемы им против раскольников и был ли успех – этого не можем сказать за уничтожением в пожары почти всех архивных дел Филофеева времени.
Неверующие Сибири и в начале XVIII столетия были все или почти все те же, какие были в этой стране и при поступлении ее под власть России, именно – туземные инородцы. Из них одни следовали исламизму, другие буддизму, но большая часть – шаманству. Обращать сибирских инородцев и соседственных с ними китайских подданных митрополит Филофей должен был и в силу приведенного выше указа Петра Великого (от 18 июня 1700 г.), по которому и пастырь для Сибири требовался не только добродетельный, но вместе и просвещенный; то же самое государь напоминал ему и впоследствии времени, например, 1703, 1706 и 1710 гг.
Первый случай исполнить волю Петра I и явить свою апостольскую ревность преосвященному Филофею подала Камчатка. Казаки при первом вступлении в сию страну (в 1697 г.) водрузили на одной речке крест, а потом при дальнейшем покорении ее в срубленных ими острогах устроили часовни. Получив весть о том, митрополит Филофей в 1705 году отправил в Камчатку миссионером прибывшего с ним из Киева архимандрита Мартиниана. Неизвестно, сколько именно времени трудился Мартиниан на указанном поприще, известно только, что в 1711 году он был еще в Камчатке и что там близ НижнеКамчатска устроил Успенскую пустынь[32 - Пустынь – небольшой монастырь в труднодоступной местности, удалённой от мирской суеты.]. По следам Мартиниана пошел постригшийся в Камчатке в 1717 году из казаков монах Игнатий Козаревский; в Успенской пустыни или на заимке Якутского монастыря он устроил на собственный счет богадельню для престарелых и увечных прежних своих сподвижников и молитвенный дом; при разных случаях крестил камчадалов, а чрез три года (1720) выбыл оттуда в Якутск, потом в Тобольск и Москву с разными своими проектами. Был ли успех проповеди камчадалам, принесенной архимандритом Мартинианом и монахом Игнатием? Еще в 1713 году одна из часовен, устроенных казаками, именно в Нижне-Камчатске, обращена была в церковь; при ней были священники, а в Успенской пустыни – иеромонахи; тут было даже заказное[33 - Заказное – от «заказ» (благочиние).] духовное правление, а в 1740 году в Камчатке существовали уже четыре церкви. При всем том все эти места и лица священные существовали почти исключительно для русских или в надежде на будущее: ибо Крашенинников, живший в Камчатке с 1736– 1740 гг., в своем описании камчатской земли прямо говорит, что при нем крещеных камчадалов не было и 100 человек, но в безуспешности Филофеевой миссии в Камчатке были виновны не миссионеры, а грубые и безнравственные покорители Камчатки, казаки и бунтовавшие камчадалы.
В конце 1706 года государь Петр 1 указом своим повелевал: а) или самому митрополиту Филофею, или назначенным от него монахам и священникам ехать к остякам и вогуличам с проповедью евангельскою; б) все кумиры и кумирницы, где только будут найдены, сожигать и истреблять и на их местах строить церкви, часовни и ставить иконы; в) самих остяков и вогулов от мала до велика крестить; г) тем из них, которые пожелают креститься, сложить все прежних годов (по ясаку) недоимки и выдавать из казны кафтаны, рубашки и хлеб по рассмотрению; д) митрополиту или другим духовным лицам, которые отправятся для крещения, требовать от гражданского начальства: летом – судов, а зимой – подвод, проводников, толмачей и обороны. В то же самое время от государя предписано было и местным властям содействовать зависящими от них мерами будущим веропроповедникам в их деле, и между прочим березовскому воеводе повелевалось (от 2 декабря 1706 года) призвать двух главных остяцких князей – ляпинского Шекшу и обдорского Тучабалду – и спросить их, не пожелают ли они принять христианскую веру, и если пожелают, то обнадежить их царскою милостью, но силою не крестить. Во исполнение царской воли преосвященный Филофей по возвращении своем из Москвы в 1707 году отправил к березовским остякам миссионеров, которые некоторое время и проповедывали. Но успех их проповеди был самый скудный: только весьма немногие из остяков согласились креститься, а все прочие по привязанности к вере своих отцов и дедов о новой для них вере и слышать не хотели, и миссионеров принимали и провожали с ожесточением.
Около 1707 года митрополит Филофей отправил третью миссию, состоявшую из _богословия_учителя_, в Китайскую Монголию в великому _Кутухте_ (первосвященнику) для разведывания о далайламайской, или буддийской, вере и, если будет можно, для обращения буддистов в христианство. Посланные в Халхасском курене приняты была ласково: от них приняли грамоту митрополичью, богато украшенный жезл для Кутухты и другие дары. Кутухта, вероятно, чтобы показать, какое питают к нему благоговение поклонники Шиггеамуни[34 - Шиггеамуни – Шакья-Муни – «отшельник из шакьев», одно из имён Будды, принца Сиддхартхи Гаутамы (623–544 до н.э.), основателя буддизма.], раз собрал вкруг себя около двух тысяч лам (жрецов), окруженный ими вошел в кумирницу и, сидя на возвышенном месте, вступил с нашими миссионерами в беседу. После обыкновенных вежливостей и некоторых разговоров о религии Кутухта спросил их: «Сколько, по вашим книгам, умерших людей от начала бытия человеческого рода?». Но один из миссионеров вместо ответа сам предложил подобного содержания вопрос: «А сколько, по вашим книгам, в настоящую пору в мире живых?». Буддийский преосвященник отвечал, что этот вопрос неразрешим, потому что в ту самую минуту, как он предложен, в целом свете много вновь может родиться людей. Под таким же предлогом и наши отказались от решения забавного вопроса, т.е. что в самую минуту вопроса Кутухта о числе умерших от сотворения мира немало тысяч померло людей. Описывающий эту миссию прибавляет, что миссионеры наши возвратились от Кутухты к митрополиту Филофею также с дарами и письмом в восточном вкусе и что. отъезжая из куреня, они оставили при дворе Кутухты двоих молодых людей для изучения монгольского языка, дабы после употребить их на дело проповеди, но что те, заметив к себе невнимание, встретив даже различные препятствия в своих занятиях, скоро возвратились в Тобольск. Тем эта миссия и закончилась: верно, еще тогда не настало время прозреть духовно поклонникам Будды. Также безуспешно кончилась и другая миссия к Кутухте, отправленная Филофеем в 1719 году из Енисейска, в лице архидиакона Антония Платковского.
Труды митрополита Филофея на поприще евангельской проповеди и вообще по управлению епархиею едва было тем и не окончились, потому что по семилетнем пребывании в Сибири, и именно в 1709 году, по случаю тяжкой болезни преосвященный принял схиму с новым именем _Феодора_ и. отказавшись от управления епархией, удалился на покой в устроенный им Троицкий Тюменский монастырь. Этого мало: по прибытии (14 августа 1711 г.) преемника его митрополита Иоанна Максимовича и по совершенном освобождении от управления епархиальными делами он хотел было удалиться _на_обещание,_ т.е. возвратиться в Киево-Печерскую лавру – место своего пострижения, и там в помыслах единственно о спасении своей души провести остальные дни жизни, туда он даже от правил и свою собственную архиерейскую ризницу. Но промысел Божий указал ему другой путь. В 1711 году в Тобольск прибыл первый сибирский губернатор князь М.П. Гагарин; этот деятельный и предприимчивый человек, зная притом точную волю государя Петра I о крещении сибирских инородцев, изъявленную и прежде неоднократно, и еще недавно, в прошедшем 1710 году, предложил схимонаху Феодору, как пастырю свободному и способному, принять на себя труд апостольства, причем обещал все нужные к тому пособия, какие только могли состоять в его власти.
Преосвященный принял предложение, тем более что оно согласовалось и с его собственным желанием, не могшим прежде осуществиться более по недостатку материальных средств и внешних пособий.
Остановимся на минуту мыслию на предпринятом намерении преосвященного схимонаха Феодора: он предпринял проповедывать Евангелие в подчинении другому архиерею, быв от роду слишком 60 лет, в местах диких, суровых по климату и малонаселенных, наконец, кому? Язычникам, от предков наследовавшим привязанность к идолам, и магометанам, чувственности которых столько льстит их религия, дикарям, не имеющим оседлости, не знающим ни письмен. ни гражданских постановлений и не имеющих даже слов в своем языке для выражения иных понятий христианских. Сколько предстояло трудов и опасностей веропроповеднику! Каким терпением, какою силою воли, какою любовию к Богу и ближнему ему нужно было вооружиться при отправлении в путь?
Предприятие преосвященного Феодора охотно одобрил благочестивый его преемник митрополит Иоанн Максимович, который и снабдил его сотрудниками из монахов и священников, а губернатор князь Гагарин дал ему судно для плавания по рекам, гребцов, толмачей, знающих остяцкий язык и его наречия, около 10 или 12 казаков, или служилых, т.е. солдат, для охранения миссии, 2000 рублей денег, достаточное количество вещей разного рода для раздачи новокрещенным и предварительно разослал предписания местным властям содействовать миссии к достижению ее святой цели, например, собирать инородцев в приречные места и проч.
Обращение сибирских инородцев к вере во Иисуса Христа преосвященный Феодор положил начать с остяков, как ближайших по месту жительства к Тобольску. Остяки с незапамятных времен живут частию по низовью Иртыша и притоку его р. Конде, а более по Оби, вниз до Обдорска и далее, и вверх до Сургута, Нарыма и Кетска и по впадающим в нее рекам Ляпину, Казыму, Сосве, Куновати, Полую, Пиму, Салыму, Агану, Югану, Ваху и многим другим меньшим. Жизнь их полуоседлая, полубродячая: летом они живут на открытых местах по берегам рек, а зимой – чаще в лесах. Селения их большею частию самые малые, редко юрт в 15 и 20, а более в 10, 5 и менее. Даже и в настоящее время только у весьма немногих юрты походят на избы русских крестьян, у самой же большой части они состоят из землянок или только из бревенчатых срубов, без крыши, всего с одним окном и другим отверстием для дыму, да с кой-какой лазейкой вместо дверей. Занимаются остяки, почти исключительно, летом рыбной ловлею и охотой за дичью, а зимой звериными промыслами, и только некоторые скотоводством (пастьбою оленей), а питаются звериным мясом, дичью, наиболее же сырою и сухою рыбою и ее жиром и только отчасти, и то с недавнего времени, хлебом. В содержании юрт, в употреблении одежды, приготовлении пищи, да и во всем у них не наблюдается ни малейшей опрятности, отчего главным образом и еще от невоздержанности остяки самою большею частию подвержены разного рода наружным болезням: скорбуту, сыпям, воспалению глаз, цинге и проч. и от этих болезней не только сами не употребляют никаких средств, но не хотят употреблять и тех, какие им предлагают.
Остяки до крещения были, а остающиеся в язычестве и теперь есть, идолопоклонники шаманского толку. Они имели некоторое понятие о высочайшем существе, признавали его всеблагим и владыкою вселенной и называли _Торым._ но они не строили ему кумирниц, не делали его изображений, даже не обращались к нему и с мольбами, вероятно, считая его слишком высоким и недоступным, а себя слишком низкими и недостойными его внимания. Ниже Торыма, а, следовательно, ближе к чтущим и доступнее к мольбам людей, у остяков были _Ортик_, друг и во всем помощник Торыма, к нему обращались все и со всякими прошениями; _Лонг_, или _Мастер_Лонг_ – помощник уже Ортика, вестник воли высших богов, то же, что у греков Меркурий, и в частности, бог здоровья, потому к нему обращались с мольбами особенно в тяжких болезнях; _Елянь_или_Ялянь –_ прислужник, исполнитель воли высших богов, и _Мейк_ – бог зла, к которому обращались с умилостивлениями в случае несчастий, особенно если кто заблудится на снежной степи, в лесу или на тундре. Но у остяков было много и других, ниже и этих исчисленных богов: земных и водяных, добрых и злых, будто бы покровительствовавших и вредивших их промыслам. Наконец, сверх несуществующих и бездушных, остяки имели еще живых богов – зверей, и именно волка и медведя, которые, опустошая стада их оленей и губя их склады кедровых орехов, иногда не щадят и самих хозяев. И теперь для остяка-язычника, а иногда и для остяка-христианина, страшное дело – присягнуть на медвежьей или волчьей шкуре, и ни в каком случае он не осмелится при этом сказать неправду или нарушить данную таким образом клятву.
Богов своих остяки изображали в различных видах и всегда в самых отвратительных: одних, например, в образе людей, вытесывая идолов из дерева и одевая их в шубы, суконные кафтаны и шапки, или делая из мешков, набитых мягкою рухлядью; других – в образе птиц и зверей, выливая их из меди. Для идолов строили кумирни прежде в юртах открыто, а ныне (у остающихся в язычестве) тайно в глуши лесов; им было почетное место и в юрте каждого. В честь идолов отправлялись у остяков в разные времена праздники, на которые собирались поклонники издалека. В жертву идолам приносили крупную рыбу, например, нельму, также лошадей и оленей, причем бывали пляски, пение и разные представления, наконец, кропление кровию заколотого животного и помазание жиром оного рта у бога. Но вот странность: остяки благоговели пред своими идолами и молились им только до тех пор, пока в чем-нибудь нуждались или доколе были благополучны, но случись с кем-нибудь беда, об отвращении которой он молился, случись неуспех в ловле рыбы или на охоте за птицей, особенно за зверем, приносивший жертвы молившийся об этом и обманутый в надежде на получение блага прибегает в кумирницу, поносит идола всякою бранью за неблагодарность и обман, подвергает побоям и, наконец, выбрасывает его вон, в места нечистые, а после, когда настанет нужда, снова берет его оттуда и чтит как бога. С медведем, с волком поступают так же: бьют их из винтовок, колют рогатинами, ловят капканами и губят отравой, и когда поймают и убьют, то всячески издеваются над ними, что он бог, что он такой большой зверь, а позволил себя слабосильному человеку обмануть, одолеть и пр., а там опять начинаются поклонения, уничижения, извинения пред убитым зверем и пр., и пр.
Жрецами при идолах, колдунами и иногда лекарями у остяков были _шаманы._ Из корыстных видов разными фокусами, в глазах невежд чудными, и кой-какими врачебными знаниями эти люди держали, да и теперь держат простодушных во тьме неверия и невежества.
Веря в бытие всевышнего Существа и допуская бытие богов низших, как добрых, так и злых, остяки верили и в бытие жизни за гробом, только представляли ее совершенно похожею на настоящую, слишком чувственною, поэтому они вместе с умершим клали и кладут (заколовши) его оленей с нартой, лук со стрелами, табак с трубкой, огнивом и трутом, котел и прочие хозяйственные вещи – в той уверенности, что все это ему понадобится.
Когда все было готово к пути, преосвященный Феодор поплыл из Тобольска (это было в июне 1712 г.) вниз по Иртышу, вошел в Обь и приставал почти во всех местах, где только были по берегам рек остяцкие жилища, начиная с первых, в 85 верстах от Тобольска, и до самого Березова. В юртах при впадении Иртыша в Обь, что _близ_Самарова_, в кумирне находился остяцкий бог рыб, который слыл у русских под именем «Обского Старика».
После увещания от преосвященного, какое было сообразно с понятиями слушателей, остяки сами позволили сжечь кумирницу и кумира; однако ж некоторые уверяли впоследствии, будто видели, как бог их из огня вылетел в виде лебедя. В одних из дальнейших юрт (_Шоркарских_) чтили идола, сделанного также по подобию человека из дерева, но с лицом серебряным. Здесь вследствие предварительного увещания от шаманов и обещания, данного от имени самого лже-бога, что он сам за себя постоит, собравшиеся во множестве остяки хотели защищать идола, хотя бы до крови, даже устремились было на веропроповедника, когда он велел сокрушить его; но мятеж утих, как скоро ослепительным идолослужением было представлено между прочим, что если б чтимый ими бог был Бог истинный, то он, согласно своему обещанию, защитил бы себя или, по крайней мере, что-нибудь проговорил бы. И вообще, в первую свою поездку к остякам митрополит Филофей преимущественно занимался истреблением предметов идолослужения: всюду, почти от самого Тобольска и до Березова, сокрушались идолы, пылали кумиры и кумирницы и истреблялась их утварь. Это делалось, во-первых, во исполнение государева указа: «Сибирскому митрополиту Филофею, – писал Петр I, – ехать во всю землю вогульскую и остяцкую... и в татары и в тунгусы и в якуты; и в волостях, где найдет их кумиры и кумирницы и нечестивыя их чтилища, и то... пожечь, и их вогуличев и остяков... Божиею помощию и своими труды приводить в Христову веру и о том явить им словесно и сей наш указ сказать». Вовторых, и главным образом, веропроповеднику хотелось наперед сокрушить основание зловерия язычников, хотелось предварительно поколебать веру в могущество и истинность боготворимых ими предметов. Впрочем, и в первую поездку митрополита Филофея к остякам были обращения: в _Кондинске_ (это на Оби. от Тобольска в 800 верст и около 200 верст не доезжая до Березова, там, где находится Кондинский монастырь) принял крещение князь остяцкий _Алачев_ с тринадцатью другими из его семейства и рода. Князь сей, услышав от Филофея во время беседы, что некогда и вся Россия, подобно Сибири, поклонялась идолам и что крещение ее началось с Киева, пожелал отправиться туда. Действительно, при пособии от преосвященного Филофея и князя Гагарина он и отправился в колыбель русского православия и возвратился в свои волости, конечно, не без пользы как для себя, так и для своих подчиненных.
В следующем 1713 году, подобно как и в прошедшем, преосвященный схимонах Феодор, снабженный от гражданского и духовного начальства всем нужным, вторично отправился вниз по Иртышу и Оби. Теперь предположения его, какие имел он в прошедшем году при сокрушении идолов, видимым образом оправдались. Остяки юрт _Воспохольских,_Белогорских,_Сухоруковских,_Малоатлымских,_Шоркарских,_Казымских_ и других, лишенные предметов своего поклонения и гибелью их, вероятно, убежденные в их ничтожестве и, напротив, в могуществе Бога христианского, без сопротивления и скоро соглашались на перемену религии, и реки Иртыш, Обь и их притоки послужили для них Иорданом. Были в эту поездку преосвященного Феодора и такие случаи, что сами шаманы, которые у большей части сибирских инородцев и жрецы, и лекари, и колдуны, располагали остяков к вере в Иисуса Христа. Так, например, _Палемха,_ главный шаман юрт Малоатлымских и окрестных мест, еще с ранней весны, когда в Березовском округе не было и слуха о новой поездке веропроповедника, отказался от всех жертвоприношений идолам и от всякой ворожбы; напротив, при собраниях народных вместо шаманских шептаний читал вслух все русские молитвы (например, Господи, помилуй) и открыто говорил, что мы веровать богам своим более уже не будем, а будем содержать веру русскую. Сими и подобными внушениями малоатлымцы ко времени прибытия преосвященного Феодора уже так были приготовлены, что сами без всякого приглашения выплыли ему навстречу еще за 15 верст и в простоте сердца говорили: «Мы знаем, что ты, архиерей Божий, идешь крестить нас. Хотя нам и жаль прежней своей веры, но Бог нам не велит противиться тебе: крести нас!». Нет нужды говорить, что эта просьба принята была с особенною радостию: остяки малоатлымские и окрестных мест по кратком наставлении в вере христианской тотчас (6 августа) и были крещены; Палемха, прежний их главный шаман и предводитель, наречен во святом крещении Аврамий. Несогласных принять крещение в Малом Атлыме было только 30 человек, которые все бежали далее на север, к Обдорску, в _Воксарковы_юрты._ Но вот другое замечательное обстоятельство: бегство иных неблагоразумных беглецов не только не избавляло от крещения, напротив, служило поводом, побуждением для них к принятию его. Например, в это же лето остяки, жившие близ городка Самарова (при впадении Иртыша в Обь), узнав о предстоявшей (вторичной) поездке к ним преосвященного Феодора, разбежались по урманам (лесам), также по сорам (заливам) и разным протокам, но куда ни приходили, куда ни приплывали, везде было страшное множество оводу (т.е. комаров, мошек, слепней и всякого рода летающих насекомых), который нигде ни днем, ни ночью не давал им покоя. Кроме того, их всюду преследовал какой-то непонятный страх: куда ни убегут, куда ни скроются, все им представлялось, что за ними гонятся. К довершению ужаса беглецы везде терпели голод, ибо, несмотря на то, что с ними были и сети рыболовные, и переметы для ловли птицы, и луки со стрелами на зверя, они ни рыбы, ни птицы не могли уловлять. ни зверя настреливать в достаточном количестве для пропитания себя, хотя во всем этом в тех местах, и особенно в прежние времена, было чрезвычайное изобилие. Много переметши беглецы мест, но везде находили одно и то же. Наконец они поняли, что это «неспроста». «Видно, – говорил народ, – пришло время креститься, видно, Богу так надо». А потому они возвратились в места своего жительства, добровольно явились к преосвященному Феодору и приняли от него святое крещение. Повторяю здесь прежнее: остяки, лишенные предметов своего поклонения и гибелью их убежденные в их ничтожестве, в 1713 году без сопротивления и скоро соглашались на принятие христианства. Только в юртах, называемых _Большой_Атлым,_ которые населены были потомками зырян, или пермяков, в конце XIV столетия ушедших вслед за главным жрецом своим Памою из Перми от крещения св. Стефана, веропроповедник встретил сопротивление. Один остяк, маленький ростом, черный лицом и сухой, как скелет, но почему-то пользовавшийся в Атлыме особенным авторитетом, внушил своим соплеменникам к перемене веры такое отвращение, что они не только не хотели слушать проповеди евангельской, но не позволяли и судну, на котором приплыл веропроповедник, пристать к берегу. Между тем на Оби поднялась сильная буря, судно бросило на песчаную мель, и преосвященный должен был идти до берега по грудь в воде. На берегу встретил он толпу мятежников, кое-как вступил с ними в разговор, только на все увещания слышал один ответ: «Не хотим веры, которая отвергает богов наших, чтимых отцами нашими и дедами». _Но_толкущему_, по слову Спасителя, _отверзется_ (Мф. 7, 8). На третий день большеатлымские остяки по приглашению явились к преосвященному и. когда сей объяснил, что худо столь рассудительным людям (а явившиеся все были старики), как они, слушать в таком важном деле человека, явно злонамеренного, притом слушать многим одного, согласились принять крещение. К большому удовольствию веропроповедника. и сам главный крамольник вскоре последовал примеру прочих. Но вот новое затруднение: большеатлымцы, крестившись сами, просили не совершать таинства крещения над их женами и детьми из опасения, чтобы они не утонули. «Утопите меня самого, бросьте меня в реку, – отвечал ревностный веропроповедник, – если с кем-нибудь из ваших родных случится такое несчастие, благодать Божия в святой купели оживляет человека, а не умерщвляет». Таким образом, все и большеатлымцы присоединились к стаду Христову. Вообще в поездку 1713 года преосвященным Феодором при содействии благодати Божией обращено остяков к вере во Иисуса Христа до 3500 человек.
В 1714 году, в конце февраля, еще по зимнему пути преосвященный схимонах Феодор отправился в Пелым для обращения живущих около сего города (ныне упраздненного) _вогулов._ Предпринять туда путь расположило преосвященного между прочим следующее происшествие: у Сатыги, главного из князьков вогульских, опасно заболели двое малолетних сыновей. В печали князек прибег к своим богам, шаманы от их имени обещали детям скорое выздоровление, если будет принесена за них богатая жертва. Отец не пожалел ничего, но во время самого жертвоприношения оба его сына померли. Обманутый князек, схватив топор, с бешенством вбежал в кумирню и одних из идолов изрубил, других сжег, оставил невредимым только главного, и то по усиленной просьбе сбежавшегося народа.
Происшествие это преосвященный почел благоприятным для обращения идолопоклонников к вере Христовой. Но надежды оправдались не вдруг: собранные в Пелым вогуличи многократно слышали увещания веропроповедника, кумирни и идолы их по всем окрестностям горели. В этом, конечно, они могли видеть бессилие и ничтожество богов своих, однако ж оставались им верными; в том их особенно удерживали четверо старшин. Что же касается до князька Сатыги, который недавно так неуважительно поступил с предметами своего и всех вогулов поклонения, то он даже и не явился в Пелым, хотя для приглашения его отправляемы были нарочные. Словом, принять крещение из вогулов согласились весьма немногие, так что преосвященный с сотрудниками начал было уж и унывать. Приближалась весенняя распутица, а по вскрытии рек надобно было снова ехать к остякам.
Но вскоре дела приняли самый благоприятный оборот. 17 марта, в день Алексия Божия человека, преосвященный Феодор немногих обратившихся вогулов окрестит в Пелымской церкви, поучит и приобщил с тем, чтоб после сего отправиться в обратный путь. Что же? По окончании литургии при самых дверях церковных он встретил более 200 вогулов _Тахтанской_ волости, которые все единогласно требовали крещения. Радость веропроповедника увеличилась тем еще, что вслед за сим обратились к вере и помянутые четверо старшин, которые прежде и сами противились принятию крещения, и подчиненным своим препятствовали креститься, и что по примеру их крестились и все их подчиненные в числе 400 душ. Крестить жен и детей отправлены были священники в самые юрты вогульские.
Затем митрополит схимонах Феодор с сотрудниками отправился в обратный путь: сам в Тюмень, а сотрудники – прямо в Тобольск. Путь преосвященного был благополучен, во время его он окрестил еще немало _табаринских_ вогулов, которые стекались к нему с усердием, в особенности после двух совершившихся исцелений: 1) крестилась одна двенадцатилетняя девочка, перед крещением она так была слаба, что во время заклинания нужно было поддерживать ее, а для погружения нести на руках, но лишь вышла из воды, как почувствовала себя столь хорошо, что сама пошла в юрту и там тотчас принялась за тяжелую работу; 2) крестился еще десятилетний мальчик, до крещения у него сильно болела нога, но едва вышел он из купели, как тотчас сделался здоров. так что домой он уже не шел, а бежал.
Не так благополучен был путь сотрудников Филофеевых. Князек _Кошутских_юрт,_ чрез которые нужно было проезжать им. недавно принявший с подчиненными своими магометанство, опасаясь, чтобы митрополит и к нему не прибыл с евангельскою проповедью, умыслил умертвить его. Предполагая, что между проезжающими чрез юрты находился и он, злоумышленник с целою толпою вогулов напал на них. Вреда он не мог сделать не только схимонаху Феодору, которого, как сказано, там и не было, но и никому, потому что крещеные вогулы других мест вступились за своих просветителей. Но за злой умысел князек взят был гражданским начальством в Тобольск. По всей вероятности, его подвергли бы строгому наказанию, но преосвященный Феодор, ища единственно спасения душ инородцев, летом 1714 года, когда в третий раз отправился к остякам, врага своего взял с собой, наставил его в понятиях христианских, окрестил и препроводил обратно в Тобольск. Здесь правивший тогда Сибирской епархией благочестивый митрополит Иоанн Максимович принял новопросвещенного князька ласково, щедро одарил и, отпуская в Кошутские юрты, отправил с ним священника, который при его содействии окрестил в его волостях, уж из магометанства, более 300 душ.
Сочтем вогулов, обращенных преосвященным Феодором с сотрудниками в марте 1714 года и священником, посланным от митрополита Иоанна Максимовича: более 200 человек мужчин Тахтанской волости, просивших крещения в Пелыми у дверей церковных; слишком 400 человек, крестившихся также в Пелыми вслед за своими четырьмя старшинами; жен и детей их, крещенных в самых их юртах посланными от преосвященного Феодора священниками, конечно, было по самой малой вере вдовое, вот уже слишком 1400 душ. Если присовокупить сюда немногих вогулов, крещенных схимонахом Феодором в Пелыми 17 марта, и несколько более (положим хотя 50) на обратном оттуда пути в Тюмень, да кошутских магометан более 300, то выйдет всего слишком 1750 душ. Число это было и еще приумножено в другую поездку, предпринятую преосвященным Феодором в Пелым зимой того же (в ноябре или декабре) 1714 года. Тогда им крещены были: а) вогулы, живущие по Туре и ее притокам, и б) смежные с ними ясачные _татары,_ которых Щекатов (в своем географическом словаре, т. IV) называет _туралинскими_ от жительства их на р. Туре и которые незадолго перед тем приняли было религию магометанскую. Между тем вогулы, крещенные весною в эту вторичную поездку, с усердием стекались к своему просветителю, с покорностию внимали его наставлениям, а для дальнейшего утверждения их в вере в местах, более удобных и многолюдных, он приказал строить церкви, в других часовни, в иных водружал кресты и ставил иконы под навесами и дал во вновь открытые приходы священно и церковнослужителей.
Между поездками к пелымским и табаринским вогулам весною и осенью летом 1714 года в июне, июле и августе митрополит схимонах Феодор отправлялся, как и в два предшествующих года, к остякам для того, чтобы _исправить_ там _недоконченное_, именно: привлечь к вере остававшихся еще в язычестве, положить преграды быстро распространявшемуся тогда между сибирскими инородцами исламизму и утвердить в христианских понятиях новокрещенных. Оставив Тобольск 12 июня, через три дня тихого плавания вниз по Иртышу преосвященный пристал к _Буренским_, или _Буреньковым,_ юртам, которых в два предшествовавших путешествия почему-то он ни разу еще не касался. Но здесь его упредил татарский абаз (муедзин). Сей буренским остякам успел уже сообщить исламизм. И вообще надобно заметить, что в начале XVIII столетия магометане показывали особенную ревность склонять к своей вере сибирских идолопоклонников и предвосхищать их у христианства. Распространители магометанства в особенности пугали полудикарей запрещением им с принятием Евангелия многоженства и употребления в пищу конского мяса и предписанием строгих постов; сами, напротив, требуя отвержения идолов, за это одно оставляли их при всем их прежнем житье и, сверх того, предлагали и обещали чувственные удовольствия не только в настоящей, но и в будущей жизни. Народ грубый, простодушный и с тем вместе чрезвычайно преданный чувственности и сладострастию скоро преклонялся на сторону соблазнителей и без сопротивления принимал исламизм.
На приглашение принять крещение буренские остяки отвечали, что они мусульмане и что крестить их поэтому никто не вправе, и когда преосвященный начинал говорить им о вере в Иисуса Христа, они затыкали уши, затем заперлись в одной большой юрте и ни сами не хотели идти к слушанию проповеди, ни к себе никого не допускали. Преосвященный не оставлял юрт и от времени до времени посылал принадлежавших к его миссии вызывать к себе остяков. Эти, чтобы, как говорят, покончить дело одним разом, по внушению скрывавшегося у них прежде помянутого татарского абыза, схватив разного рода оружие, повыскакали из юрт и с яростию напали на веропроповедников; одного из них стрелой ранили в голову, другого также стрелой ранили в плечо, третьему перебили насквозь руки. В испуге безоружные русские все убежали с берега на судно; схимонах Феодор, в то время молившийся об укрощении врагов, остался на берегу один; старшина остяцкий именем Ушанко выстрелил в него из ружья, но пуля по устроению Божию пролетела сквозь платье, не коснувшись тела.
За такую неприятность вознаградили старца обращенные им прежде: где ни приставал он на пути в Березов, они везде принимали его как своего отца и просветителя, с покорностью внимали его наставлениям, обещались оставить прежние дурные обычаи, например, жить со многими женами и женить малолетних сыновей на взрослых, даже пожилых девицах, и просили выстроить для них церкви и дать священнои церковнослужителей. Последнее прошение вскоре и было удовлетворено: по ходатайству преосвященного на счет правительства построены церкви: в юртах Белогорских – Троицкая, в Сухоруковских – Духовская, в Малоатлымских – Преображенская, в Шоркарских – Спасская. Прочие новокрещенные были причислены, смотря по удобству, к церквам, существовавшим прежде сего для русских. Не менее приятно было для преосвященного в эту поездку и то, что прочие остяки, остававшиеся доселе в язычестве, как на пути в Березов (например, в юртах _Карымкарских_ и _Чемашских_), так и в самом Березове, куда они были собраны из окрестных мест (с _Сосвы,_Ляпина,_Казыма_ и _Куновати_), заблаговременно принимали крещение без сопротивления. В это время в Сосве, как бы в Иордане, в числе прочих получили возрождение и князьки: казымский Дмитрий Юзорин. ляпинский Семен Шекшин, куноватский Игорь Данилов и Подгородной волости Никифор Луров, а важнее – их обдорский (самоедский и остяцкий) князь _Тайшин-Мурзин_, во святом крещении Алексей, крестившийся и с женою. Затем в Чемашах, на Казыме, Ляпине, Куновате (в селе Кушеватском) и на Сосве – в Сартынье вскоре выстроены были и православные храмы. Для крещения остяков, живших ниже Березова по Оби и ее притокам, отправлены были священники, которые данное им поручение исполнили с успехом: крестили множество и истребили всех идолов, каких только нашли.
Возвратясь осенью в Тобольск, преосвященный Феодор нашел в руках правосудия Ушанку, который в Буренских юртах стрелял в него. И Ушанке он воздал тем же, чем прежде князьку Кошуцких юрт: за намерение лишить его жизни физической даровал ему жизнь духовную, ибо, взяв себе на поруки, он отвез его в Тюмень и там мало-помалу склонил к принятию христианства. За начальником последовали и подчиненные – прочие соумышленники Ушанки, дотоле также находившиеся под стражей.
В 1715 году схимонах митрополит Феодор, снова получив царское повеление (от 6 декабря 1714 г.) ехать для проповеди евангельской к сибирским инородцам, отправился водой к вогуличам и остякам, жившим по реке Конде, слуха которых еще не касалась его проповедь. Первые значительные юрты, к которым приставал он, были _Нахрачевы._ Здесь находился главный идол страны.
Молва о грозившей идолу опасности еще до прибытия веропроповедника собрала в Нахрачевы юрты окрестных жителей с оружием в руках. Пристать судну к берегу вогулы позволили, но когда только еще приветствовали их посланные от митрополита Феодора, они сказали: «Мы давно знаем, зачем вы приехали, но труд ваш напрасен: скорее с жизнию расстанемся, нежели согласимся изменить вере отцев наших, бога своего также будем защищать до последней капли крови». Дав такой ответ, вогулы несколько дней не хотели вступать ни в какие сношения с веропроповедниками, потом мало-помалу начали сноситься и, желая удалить неприятных для них пришельцев, то грозили им смертию, то предлагали увеличить с бога своего дань, будто бы на него наложенную еще Ермаком, наконец прислали от себя депутацию из почетных людей с изъявлением согласия вступить в единоверие с русскими только не иначе, как на следующих условиях: а) чтобы бога их не истреблять, а вместе с ним крестить, по крещении же возложить на него крест золотой и поставить в имеющей устроиться церкви среди икон; б) чтобы жен их крестить и кресты на них возлагать не священникам, а им самим; в) со многими женами их не разлучать, да и впредь многоженства им не воспрещать; г) дозволить им и по крещении употреблять в пищу конское мясо, как самое приятное; преосвященный Феодор, ни слова не говоря о последнем требовании, сильно вооружился против прочих, особенно против двух первых, и доказал депутатам, которые большею частию были старики, что такие требования совершенно детские и безрассудные.
Не получив успеха в своих требованиях, вогуличи снова рассвирепели и требовали от веропроповедников, чтобы они непременно оставили их юрты, в противном случае грозили им смертию, даже брались за оружие. Но день празднования равноапостольного князя Владимира (15 июля) послужил началом перемены мыслей заблудших: сперва пришел к преосвященному Феодору один старшина и требовал себе крещения без всяких условий; за ним и по его внушению то же сделали некоторые другие; наконец и все, не исключая и главного противника – жреца и владельца идола Нахрача Евплаева. Впрочем, нахрачевцы были самые лукавые из новокрещенных: отдавая Филофею идола для сожжения, отдали ему подмененного, а настоящего, многочтимого, скрыли в лесу. Сам Нахрач Евплаев после совершил какое-то важное преступление, за которое и был казнен.
От Нахрачевых юрт митрополит схимонах Феодор поплыл далее вверх по Конде и там едва не сделался жертвою коварства и злобы вогулов, как некогда от рук их погибли двое преемников св. Стефана Пермского (Герасим и Питирим). В _Катышевских_юртах_ к преосвященному являются посланные от вогульского князя Сатыги (того самого, который по случаю смерти своих сыновей изрубил идолов) с приглашением спешить поскорее в его юрты, потому-де, что туда собралось много народа и все ожидают крещения. Но так посланные только говорили, а настоящая цель их прибытия состояла в том, чтобы высмотреть, сколько при веропроповеднике людей и есть ли у него средства к защите, ибо Сатыга, ревнуя по богах своих и обманутый известием, сообщенным ему от одного тобольского татарина, будто сам государь хочет смерти митрополита и за то не будет убийцам никакого наказания, умыслил убить схимонаха Феодора и всех бывших с ним. Для осуществления злого умысла самым делом у него собрано было до 600 вооруженных вогуличей. Но Господь Бог, прежде хранивший его во всех путях его, и теперь сохранил: некоторые из самих посланцев Сатыги, ласково принятых и щедро одаренных преосвященным, сообщили ему об угрожающей опасности. Ужас объял слуг и сотрудников Филофеевых; на составившемся совете многие из них говорили, что надобно, не ездя далее, бежать в Тобольск; некоторые, напротив, и справедливо доказывали, что такое малодушие на будущее время повредит делу проповеди слова Божия, да что и теперь сами крещеные из вогулов, ободрившись, восстанут на нас и убьют. Последняя сторона, слабая числом, но сильная голосом преосвященного Феодора, превозмогла и спасла всех: когда миссионеры приплыли к Сатыгинским юртам, князек оробел, только приносил жертвы идолам и вопрошал их об успехе предприятия; наконец, когда увидел, что все и новые замыслы его известны просветителю, что многие из соумышленников его страшатся гнева государева, и когда некоторые из них его самого подвергли побоям и убежали в леса, тогда убежал и сам; оставшиеся же на месте вогулы добровольно просили себе крещения. Окрестив их, веропроповедники поплыли далее и крестили всех, кого только находили из жителей берегов Конды. Неизвестно, в это ли время или после, только еще при жизни Филофея и сам Сатыга принял христианство. Замечательно, что потомки его, которые и доселе существуют, отличались и отличаются между вогулами понятиями о вере, набожностию и некоторым просвещением.
Во время сих событий на Конде реке в Тобольске (10 июня 1715 г.) скончался местный преосвященный, благочестивый митрополит Иоанн Максимович. Управление Сибирской епархией, несмотря ни на преклонность лет, ни на звание схимонаха, указом государя снова было возложено на митрополита Филофея Лещинского. Указ этот застиг архипастыря в родном Киеве на богомолье, куда он из Тюмени отбыл во второй половине 1716 года. Обновившись среди древних святынь силами, преосвященный не отрекся от исполнения царской воли и 20 марта 1717 года возвратился в Тобольск. В этот раз привел он с собой из Киева архидиакона Антония Платковского, который понравился ему своей наружностию, расторопностию и, быть может, некоторым образованием и который после, состоя уже в высшем звании, как увидим ниже, оказался не достойным его внимания и наделал ему, его преемнику и святому Иннокентию много неприятностей. Впрочем, епархиальные дела не отвлекли преосвященного от трудов миссионерских: в одних местах во время вторичного управления епархией он действовал сам лично, в других – чрез своих сотрудников. Так, в Верхне-Пелымской волости _закащик,_ пелымский священник _Михаил_Степанов_ построил церковь Всемилостивого Спаса и обратил многих язычников; а по уездам Верхотурскому и Туринскому, около Пелыми, даже за Уралом по р. Чусовой с 1716 по 1719 гг. и далее крестил оставшихся по местам в язычестве вогуличей, также _чуваш,_черемис_и_вотяков_[35 - Черемисы и вотяки – так до 1918 г. назывались марийцы и удмурты.], _а_вогуличей_, крещенных прежде, утверждал в христианских понятиях и набирал способнейших из их детей для обучения в монастырях русской грамоте Верхотурского Николаевского монастыря _архимандрит_Сильвестр._ В то же время и над тем же около Березова трудились _игумен_ Березовского Воскресенского ныне уже не существующего, монастыря _Гедеон_ и наместник Кондинского монастыря _иеромонах_Зиновий,_ а архимандрит Томского Алексеевского монастыря _Порфирий_ обращал татар, живших по Чулыму, и киргиз, кочевавших по рекам Кию и Юри, и для тех и других выстроил по церкви. Для подобных целей Филофей и преемник его митрополит Антоний I отправляли к инородцам в Сургут, Нарым, Томск, Красноярск, Енисейск и Мангазею _иеродиакона_Никодима._ Что ж касается до самого преосвященного схимонаха Феодора, то он в летнее время 1716, 1717 и 1718 годов плавал из Тобольска вверх по Оби и впадающим в нее (в бывших уездах Сургутском, Нарымском и Кетском) Ваху, Югану, Агану и Кети и другим смежным с ними рекам и бродящих по берегам их остяков и самоедов «крестил в иных волостях до ссущаго младенца мужскаго и женскаго пола», как эти инородцы после сами писали. Нет сомнения, что во время и этих трехлетних плаваний немало было замечательных происшествий, по всей вероятности, и теперь веропроповедник подвергался опасностям. Но время и пожары из многого любопытного пошалили для нас только вот что: а) в 1716 году схимонах Феодор на устье Балинской речки окрестил всех жителей юрт _Балийских,_ которых было тогда 50 душ мужского пола, не считая женского; б) 8 и 9 сентября того же года преосвященный в _Сахалинских_ юртах окрестил весьма многих инородцев, добровольно туда прибывших с берегов _Лямина_сора_[36 - С берегов Лямина сора; Лямин – правый приток Оби, впадающий в неё ниже Сургута. В устье реки у деревни Лямина есть небольшой пойменный залив Ляминский сор; сор – затопленное половодьем травянистое пространство, где промышляют рыбу.] и реки _Салыма,_ у некоторых из них сам был восприемником; в) в юртах _Селиаровских,_Верхне-Лумпокольских,_Юганских_и_Ваховских_ назначал быть храмам, которые вскоре и были выстроены; г) в 1717 году были окрещены схимонахом инородцы нарымские и кетские и в их волостях устроено 7 церквей. Сверх сих, для остяков 5 волостей Кетского округа (Иштановой, Ненкиной, Питкиной и Нянжиной) предназначено было выстроить еще восьмую церковь Иштановой волости в Максимовом яру, на котором крещены были тех волостей остяки и который находится в самой средине этих волостей, притом никогда не заливается водой; там на месте, избранном для церкви, преосвященным водружен был крест, но предположение построить церковь по не зависевшим от преосвященного причинам надолго осталось без исполнения.
Затем всю вторую половину 1718 года, весь 1719-й и первую половину 1720 года, следовательно, два года и более, схимонах Феодор сколько для обозрения епархии, столько же и дня распространения христианства путешествовал в летнее и зимнее время водой и сушей по губерниям настоящего времени: Томской, Енисейской и Иркутской и по области Забайкальской. Из подлинных актов, хранящихся, между прочим, в Иркутском и Селенгинском монастырях, видно, что в июле 1718 года он путешествовал по р. Оби; в октябре, ноябре и декабре 1718 года и в январе 1719 года он жил в Томске, в апреле и мае, и снова в конце июля, в августе и в начале сентября – в Енисейске; в июне и до половины июля находился в Туруханске; конец 1719-го, и именно с двадцатых чисел сентября, и начало следующего 1720 года провел в Иркутске; во второй половине февраля и в марте сейчас названного года ездил (по льду Байкала) за Байкал; в начале апреля возвратился в Иркутск, а в мае по Ангаре отсюда плыл в свой епархиальный город Тобольск. Плавая по Оби, архипастырь утверждал в вере инородцев, о крещении которых говорится в предыдущих строках, и строил для них церкви и часовни; в Томске служил, рукополагал священников и рассылал оттуда по епархии обычные циркуляры; в Туруханском монастыре перенес из старой тесной и ветхой церкви в новую, более просторную (церковь), останки мученика Василия Мангазейского; из Енисейска 23 июля отправил в Монголию к Кутухте архидиакона своего Антония Платковского с прежнею, конечно, целию, т.е. для обращения его и его почитателей к вере в Господа Иисуса Христа, хотя, как и прежде, также без всякого успеха; в Иркутске в феврале (1720 г.) посвятил уже возвратившегося из Монголии Антония Платковского в архимандрита Вознесенского монастыря и вслед затем отправил его с посланником Измайловым в Пекин в начальники недавно открытой там нашей духовной миссии. За Байкалом, как и в Иркутске и ранее в Красноярске, Енисейске и других городах, митрополит посвящал священников, диаконов и пр. В 1719 году преосвященный Феодор своими представлениями содействовал к тому, чтобы Пекинская наша духовная миссия, незадолго пред тем и при его же содействии открытая, вовсе не прекратилась по случаю смерти первого ее начальника архимандрита Илариона Лежайского: митрополит Филофей _первый_подал_мысль_ правительству послать в Китай, вместо архимандрита, русского архиерея, что видно из письма митрополита Филофея от 4 апреля 1719 года, писанного во время путешествия по Забайкалью.
Просветивши (с прибытия в Сибирь, или лучше с 1712 г.) святым крещением более 30000 сибирских инородцев и вторично управлявши епархией пять лет, имевши от роду уже 70 лет, а главное, чувствуя ослабление сил телесных и душевных, митрополит схимонах Феодор по возвращении из путешествия по Восточной Сибири снова начал просить себе увольнение на покой. Поэтому 3 августа 1720 года ему и назначена была пенсия по 200 рублей деньгами и по 50 четвертей хлебом на год. Кому известны ценность петровского рубля, дороговизна во времена Петра I денег и, напротив, дешевизна всех припасов, тому пенсия в 200 рублей деньгами и в 50 четвертей муки не покажется ничтожною, незначительною. Но беда та, что пенсии той заслуженный и престарелый архипастырь сибирский не получал до смерти своей, последовавшей 31 мая 1727 года. Просил ее у кого следовало и сам преосвященный Филофей, хлопотал об ней (особенно в 1726 г.) и преемник его по управлению Тобольскою епархиею митрополит Антоний Стаховский, для испрашивания ее по поручению Филофея ездил в Петроград Гедеон, игумен Тюменского монастыря, и там прожил около двух лет, но все было тщетно: все-таки просветитель сибирских инородцев оставался без пенсии. Всего же интереснее, или, лучше сказать, всего удивительнее, было то, что из пенсии, которая только была назначена и которая, однако ж, не выдавалась, не по один год предписывалось из Петрограда делать вычеты: так, в 1723 году было предписано вычесть 50 рублей, а в 1724 – 6 рублей (на госпитали), да в тот и другой год не велено было выдавать пенсионеру положенных 50 четвертей муки! Таким образом, просветитель сибирских инородцев на закате дней своих жил, как говорят, только старыми своими крохами да, судя по некоторым данным, кой-какими пособиями от преемника своего митрополита Антония Стаховского; монастырь Тюменский, в котором Филофей жил на покое, по бедности своей едва ли что-нибудь мог ему доставлять. Но как же это могло случиться, что пенсия многолетнему труженику от самого Государя Императора была назначена, и он, однако ж, ее не получал? А вот как: по указу (от 3 августа 1720 г.) Петра I и по определению штабс-конторы пенсию митрополиту Филофею должно было выдавать из доходов, получаемых казною от Тобольской епархии, а доходов казны (на лазареты) от Тобольской епархии только и было, что деньги от _венечных_памятей_ (от свидетельств, выдаваемых на венчание лиц, вступавших в брак). Между тем об отдаче этих денег в пенсию митрополиту Филофею не было предписано ни от сената Тобольской губернской канцелярии, ни от Св. Синода тобольскому епархиальному начальству. Последнее, следуя прежним указам и по примеру прежних лет, деньги от венечных памятей и с 1721 года, когда бы должно было выдавать из них пенсию престарелому архиерею, все сполна отсылало чрез Св. Синод прямо в казну – в Петроград. Так по крайней мере было до 1726 года; из архивных дел Тобольской консистории видно, что в этом последнем году Антоний Стаховский входил с запросом в Св. Синод, как поступать ему в этом тягостном и крайне обидном для его предшественника деле. Был ли ответ на этот запрос, и если был, то какой, из дел не видно. А всего вероятнее, что Филофей не дождался пенсии: 31 мая 1727 года, как увидим ниже, он отошел на вечный покой ко Господу Богу.
Кроме назначения пенсии, император Петр I от 15 сентября того же 1720 года митрополиту Филофею за его труды на миссионерском поприще прислал (чего в прежнее время редкие из архиереев и вообще из служащих лиц удостаивались) _похвальную_грамоту._ Вот она почти вся: «От Великаго Государя и Великаго Князя Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца Богомольцу нашему Преосвященному Феодору, Митрополиту Тобольскому и Сибирскому. Известно Нам, Великому Государю, учинилось чрез доношение Ваше, что вы в бытность свою в Сибири собственными своими трудами взыскали, окрестили в православную христианскую веру ясашных инородцев более тридцати тысяч человек и построили у них святыя церкви, а детей у них, новокрещенных, многих учил и учатся многие Божественному писанию и к тому приступают многие креститися; и ты их совершил, открыл Евангелие правды; и Мы. Великий Государь, за то Богомольца Нашего жалуем, милостиво похваляем, и как тебе се Наша, Великаго Государя, грамота придет, и ты бы Богомолец Наш, Преосвященный Феодор Митрополит, видя к себе Нашу, Великаго Государя, милость, о крещении помянутых иноверцев в Православную Кафолическую[37 - Кафолическая (греч.) – вселенская, всемирная. После разделения христианской церкви (1054 г.) на западную (римско-католическую) и восточную (греко-кафолическую, или православную) обе церкви сохранили за собой наименование «вселенской». Разница – лишь в произношении греческого слова («католикос»), Название «кафолическая» по отношению к русской церкви менее употребимо, чем «православная», но существует до сих пор.] веру еще чинил усердное старание; и к Сибирскому Губернатору с товарищи о том для ведома из Сената Наш, Великаго Государя, указ послан. Писана в царствующем нашем граде Санкт-Петербурге лета от Рождества Христова 1720 Сентября 15-го дня».
Но преосвященный митрополит еще прежде получения, даже написания сей грамоты, и именно 13 сентября, удалился из Тобольска в любимый им Тюменский монастырь, хотя управлять епархией не переставал до назначения или даже до самого приезда второго ему преемника. Это, однако ж, последовало не скоро: преемник Филофея Антоний Стаховский назначен был к перемещению с черниговской архиепископии на тобольскую кафедру только 14 февраля следующего 1721 года, 5 марта в Александро-Невской лавре в присутствии Государя Императора он произведен в митрополита Тобольского, а на митрополию тобольскую прибыл уже (на 35 почтовых, или обывательских, подводах) 7 декабря 1721 года. Замечательна резолюция императора Петра I, которую он положил на докладе Св. Синода при открытии сего высшего духовного правительственного места (что было 14 февраля 1721 г.) о переводе Черниговского архиепископа Антония Стаховского в Тобольск на место схимонаха Феодора: «Перевести, ежели (прежний) стар и весьма не может править; буде же еще может, то _лучше_бы_он_ побыл». Так много ценил великий государь способности и заслуги преосвященного Филофея!
Петр Великий в грамоте своей, похваляя митрополита Феодора за обращение в христианство более 30000 сибирских инородцев, за построение для них церквей, обучение многих детей новокрещенных русской грамоте и всех божественному писанию, изъявлял надежду, что он «и впредь в таких благоприятных трудах пребывати потщится и будет чинить усердное старание о крещении и остальных иноверцев в православную кафолическую веру». И эта надежда великого монарха не была тщетной: преосвященный Феодор и по вторичном отречении от управления епархией, несмотря на свою глубокую старость (ему в то время было уже слишком 70 лет), во все остальные шесть лет жизни своей путешествовал по инородческим землям с целию крещеных утвердить в вере и правилах христианской жизни, а оставшихся в язычестве – крестить. Между прочим, в один из остальных годов жизни своей он посещал остяков ваховских, был в _Ларьятских_юртах_ и в них по их крайней отдаленности от других юрт, уже имевших храмы, положил быть церкви и менее, нежели за год до своей кончины, плавал в _Обдорск._ Но здесь в июле преосвященный едва было не лишился жизни: остяки и самоеды в числе ста человек под предводительством Митры Каптылева и Кунема и Мели Будареевых, а главным образом, по внушению Тайши Гиндина, долго не позволяли ему пристать с судном у их летних юрт, и когда пристал он и начал убеждать оставить идолов и поклоняться истинному Богу, кричали на него, ругали его и, наконец, стреляли в него и его спутников из луков. Однако ж, несмотря на такую безуспешность проповеди в Обдорске, в последние годы жизни преосвященным Феодором лично и через сотрудников, как прежних, так и новых (настоятелей разных монастырей, благочинных и простых священников), обращено до 10000 сибирских инородцев; в числе их половина _кистинцев,_ называемых от него _кыштымами_, из живших по реке Томи многие _тунгусы,_ остяки, остававшиеся некрещеными от прежних лет, и другие полудикари нынешних губерний Тобольской, Томской, Енисейской и частью Иркутской. В то же время преосвященный Феодор занимался постройкою для новокрещенных церквей и часовен на испрошенные им же у правительства деньги; выхлопотал от казны жалованье как на самые те церкви, так и на принты при них, определял в новокрещенские волости особых надзирателей; ходатайствовал (и исходатайствовал) у правительства об избавлении новокрещенных от рабства, исключении их из подушного оклада и возвращении в оклад ясачный, освобождении от подвод для проезжающих по должности чиновников и лиц духовных и даровании им некоторой льготы в платеже ясака, и сношениями с духовным и гражданским начальством старался ограждать своих детей по вере: а) от гонений, которые были воздвигаемы на них оставшимися в идолопоклонстве самоедами; б) от обольщений вином и разорений по торговле со стороны промышленников, которые за чарку, за стакан водки получали от дикарей соболя, дорогую лисицу или голубого песца, от разврата, вносимого к ним сборщиками ясака, и других притеснений. Сверх того, в 1722 году маститый старец готовился к принятию в Тюмени Петра 1, который намеревался было посетить Сибирь с похода на Персию, а в часы, свободные от дел, занимался в своей келье обучением грамоте новокрещенных сирот. Правда, по вторичном отречении от управления епархией Филофей снова собирался было уехать в Киево-Печерскую лавру на обещание, в конце 1726 года даже писал Феофану Прокоповичу о содействии к выезду его из Сибири, уже отправил было «туда на памятку души своей – свою власную келейную ризницу», но этого за неполучением разрешения и вскоре последовавшею смертию не случилось.
1726 год был последним годом жизни и деятельности митрополита Филофея в обращении неверующих к вере Христовой: в следующем 1727 году 31 мая он скончался среди облагодетельствованной им монастырской братии и детей новокрещенных на 77-м году от рождения своего. Тело его, согласно завещанию, погребено в Троицком Тюменском монастыре, вне церкви, подле западных дверей, против самого входа: «Дабы, – как выражался преосвященный, – мимоходяшие попирали прах его ногами». Лет 100 так и было: прах Филофея выходящие из церкви и входящие в нее и попирали ногами, но лет 60 тому назад над могилой его бывшим настоятелем монастыря архимандритом Амвросием устроено каменное надгробие с изображением креста и лика святителя, также и с надписью, а над сим – небольшой из листового железа навес. Жители Тюмени и других сибирских городов и селений, питая благоговение к памяти преосвященного схимонаха Феодора, ходят и приезжают на гроб его и совершают по нем панихиды.
Преосвященный Филофей, судя по портретам его, роста был высокого, сухощав и под старость несколько согбен; на бледном лице его как бы написаны кротость и одушевление; нос имел длинный, волосы седые. «Нравом, – по выражению Сибирской летописи, – был тих, весьма снисходителен ко всем и тщеславия весьма не имел». Жизнь вел самую деятельную и простую, например, в летнее время хаживал для прогулки из Тобольска в Ивановский монастырь (в 9 верстах от города) пешком и там, незримый никем, удил рыбу на речке Шанталыке; живя на покое, в часы досуга, особенно в зимнее время, как сказано выше, учил читать, писать и петь детей новокрещенных, из которых некоторые и жили у него в келье; иногда сочинял церковные песнопения, например, тропарь и кондак Верхотурскому праведному Симеону и канон мученику Василию Мангазейскому, а также религиозного содержания стихи; наконец, самую большую часть бумаг, какие выходили от него, особенно по делам новокрещенцев и архиерейских вотчин, писал своеручно. Кстати здесь заметить, что митрополитом Филофеем был составлен остающийся в рукописи _Сибирский_Лествичник._ Содержание для него составителем было заимствовано преимущественно из «Лествицы» преп. Иоанна Синайского и других св. отцев и из разных Патериков. Экземпляры этого Лествичника есть в Св. Синоде в музее, что при Киевской духовной академии.
Г. Бантыш-Каменский в пятой части своего _Словаря_достопамятных_людей_Русской_земли_ в статье о митрополите Филофее Лещинском говорит: «Филофей с крестом в одной руке, как гласит предание, и с _мечем_ в другой силою проповеди и _оружием_ обратил к благочестию... до 40000 сибирских инородцев». Считаю священным для себя долгом смыть это пятно, брошенное на память сибирского архипастыря каким-то преданием, принятым без критического исследования и без справки с делами.
Проповедывать Евангелие неверующим с мечом в руке, обращать неверующих к вере оружием – сообразно ли это с духом Греко-российской церкви? Католические миссионеры средних веков действительно с мечом в руке заставляли язычников (например, саксонцев, некоторые славянские племена, также жителей наших Остзейских губерний, финнов и после американцев) принимать христианство и в случае несогласия проливали их кровь, но наша церковь в все времена чуждалась таких и подобных мер: это доказывает вся русская история.
Указы всех российских государей об обращении иноверных подданных, можно сказать, преисполнены запрещений чинить насилие совести. И сам Петр I, поручая Филофею обращать в христианство остяков, вогуличей, татар и других инородцев, повелевая даже «жечь нечестивые их чтилища» – кумиры и кумирницы, при всем том предписывал действовать на них самих по евангельскому учению духом кротости и доказательствами вразумительными, а насилия отнюдь не употреблять. Далее, если б при митрополите Филофее в путешествиях по инородческим землям были порох, пушки и ружья, то каким бы образом, например, вогуличи юрт Кошутских. Нахрачевых и Сатыгинских, а остяки большеатлымские, особенно буренские и обдорские, смели и могли покушаться на жизнь его и его сотрудников? И когда те инородцы стреляли из луков и винтовок, зачем бы находившиеся в его свите, если б они были хорошо вооружены, бегали от опасности или даже получали смертельные раны, как то и другое случилось в Буренских юртах, – не защищаясь и без взаимного возмездия?! Но скажут: Филофею во время его путешествий предшествовали люди, которые объявляли инородцам царские указы и губернаторские предписания о крещении их и побуждали их явиться в приречные места для слушания проповеди. Это справедливо, но ужели это насилие со стороны митрополита Филофея, ужели это действие, несообразное с кротким духом Евангелия? Без предварительного сзывания, например, остяков в известные места не окрестить бы их столько не только в немного лет, но и в несколько столетий; с этим, конечно, согласится всякий, кто хотя несовершенное имеет понятие о местах жительства сибирских инородцев, их бродячей и разъединенной жизни. Сверх того, и побуждения являться в назначенные места к миссионерам не были слишком настоятельны: из Пелыми митрополит Филофей несколько раз посылал за князьком Сатыгой, он, однако ж, как мы видели выше, не явился к нему. Скажут еще: митрополит Филофей истребил идолов и кумирницы у инородцев. Но доколе у инородцев оставались бы идолы, они все были бы убеждены в их божественности. Притом лишать идолопоклонника предметов его поклонения значит ли еще принуждать его к принятию христианства? Сколько, например, остяков и по истреблении у них предметов идолослужения снова наделали себе идолов и остались по-прежнему вне церкви Христовой?! А главное – митрополит Филофей истреблял предметы идолослужения после предварительного уверения в их ничтожестве и с согласия самих идолослужителей, по крайней мере так было в юртах Самаровских и Нахрачевых. Просветитель Сибири в каждую поездку к инородцам, сверх толмачей и гребцов, брал с собой по нескольку человек (от 6 до 10 и от 10 до 20) служилых или казаков, но брал этих людей вовсе не для того, чтобы проповедь свою подкреплять оружием, наказаниями и угрозами, а единственно для охранения миссии от злобы язычников и еще более для употребления на посылки, например, открывать пути, для миссионеров неизвестные, объявлять инородцам в местах их жительства царские и губернаторские призывы ко крещению и собирать их в известные места для слушания проповеди. Повторим здесь прежнее: если б сопровождавшие митрополита Филофея имели при себе оружие, то инородцы не смели бы нападать на него, по крайней мере в таких случаях им был бы даваем отпор. Итак, можно ли сказать о митрополите Филофее, что он обращал сибирских инородцев с крестом в одной руке и с мечом в другой, силою проповеди и оружием? Самые иноверцы (остяцкие князьки в донесениях гражданскому начальству об обидах и варварстве самоедов) об обращении их в христианство отзывались при Филофее и после него вовсе не так, как говорится в «Словаре достопамятных людей Русской земли»: «Мы, – говорили они, – приняли христианскую веру охотно, крестил архиерей Феодор во имя Св. Троицы, и живем по благочестию, радуяся, яко с того времени заблудшие Бога познали». Наконец, и нынешние остяки подтверждают то же самое. В юртах разных мест и на вопросы такого лица, которое они уважали и любили и с которым, следовательно, говорить двулично не имели причины, на вопрос его: «Говорят, что в старые годы ваших дедов и прадедов крестили силой», наивно отвечали: «По што силой? Совсем не силой, сами шли, сами выходили с соров и из урманов[38 - Урман – сплошной обширный лес, тайга.] на реку и крестились; ну (конечно) которые тоже и не шли, другие ушли за Обдорск и там не дались креститься»; или: «Старик архиерей (т.е. Филофей) добрый был, простой был старик; не кричал, не ругался, потихоньку, добром говорил: «Робята, креститеся!». Сперва боялись его, после признакомились, не стали бояться». Заключу эту статью уверением, что ни в Летописце Сибирском, ни у Новицкого в описании остяцкого народа, ни в официальных бумагах, относящихся до крещения сибирских инородцев Филофеем, нет даже и намека на то, чтобы они были крещены насильно.
По волостям новокрещенцев, в местах более способных, о чем неоднократно и было выше говорено, преосвященный Филофей выстроил церкви на испрошенные у казны деньги; в других, менее удобных местах поставил часовни, в иных водрузил (под навесами) кресты; церкви и часовни снабдил утварью; во вновь образовавшиеся приходы определил священно-церковнослужителей, им исходатайствовал денежное и хлебное жалованье, а церквам – нужные для совершения богослужения материалы, как-то: воск, ладан и церковное вино; самим новокрещенным раздавал по юртам, сверх носильных крестов и вещей, нужных в хозяйстве (сукна, холста и пр.), иконы; священникам новокрещенских приходов было поставлено от него в непременную обязанность объезжать на подводах своих прихожан, как бы ни далеко они жили, не менее трех раз в год и при этих объездах обучать их вере и совершать у них христианские требы; закащики (по-нынешнему: а) первоприсутствующие духовных правлений – уездные протоиереи или настоятели монастырей, б) благочинные) также обязывались посещать жилища новокрещенных инородцев два раза или, по крайней мере, раз в год и также с целию назидания их и наблюдения за их верой; наконец, для наблюдения за исполнением новокрещенными уставов церкви и для удержания их от соблюдения прежних языческих обрядов, а также и для защиты их от обид со стороны сборщиков ясака и других проезжих были определены особые _надзиратели._ «Новокрещенные, – по словам преосвященного Филофея, – суть древа новонасажденные, требующие частого отребления[39 - Отребление – от слова «требы» – крещение, венчание, отпевание и т.п.] и охранения, пока не укоренятся совершенно». Весьма важно и то, что в селениях остяцких и вогульских набирались мальчики и отдавались в монастыри, например, Верхотурский и Кондинский, и в дома более способных местных священно и церковнослужителей или даже в тобольские архиерейские школы для научения их русской грамоте и Закону Божию.
Одни из этих мальчиков назначались к занятию священнои церковнослужительских мест при своих приходских церквах, другие могли бы быть по волостям своим надзирателями за исполнением постановлений церкви, иные заняли бы на своей родине мирские должности, а все вместе, обладая знанием инородческих языков и нравов, пользуясь доверенностью от своих соплеменников, могли бы распространять между ними знание истин веры и правил жизни христианской. Здесь неизлишне вспомнить и о тех выгодах, какие преосвященный Филофей доставил или старался доставить новокрещенным в гражданском отношении: по его ходатайству гонимые от некрещеных ограждены от гонений маленькими укреплениями и постоянными в них караулами; по его же ходатайству попавшиеся из них в рабство получили свободу, а внесенные в подушный оклад исключены из оного и возвращены в оклад ясачный; все освобождены от поставки подвод, получили льготу в платеже ясака и ограждались от обид и притеснений со стороны казаков и мелких гражданских чиновников. Если сии последние не слушали его самого, то он писал донесения местному архиерею, посылал промемории в губернаторскую канцелярию, раз даже сам собирался было ехать в Москву для личного за новокрещенных предстательства пред правительством; бедным из новокрещенных при случаях отправлял для раздачи значительное количество хлеба; священникам новокрещенных строил на собственный счет дома; словом, он любил новокрещенных, как своих детей. Зато и его новокрещенные любили, как отца: когда он посещал их (а он это делал во все последние годы своей жизни), они тотчас выходили к нему навстречу и приветствовали его с радушием и удовольствием, видимо написанным на лицах их, охотно внимали его наставлениям, давали твердое обещание исполнять его советы; вообще новокрещенные принимали преосвященного как благодетеля и защитника своего, как человека, посланного им от Бога. Эта любовь к просветителю в сердцах просвещенных им не погасла, по крайней мере добрая память об нем не истребилась между ними и до сих пор; например, остяки при расспросах о митрополите Филофее обыкновенно говорят: «Добрый был старик, народ в обиду не давал, комиссары и воеводы боялись его, остяков шипко, шипко (очень сильно), говорят, любил». Вообще, меры, принятые преосвященным Филофеем для утверждения в христианской вере обращенных им из язычества и магометанства, были, можно сказать, самые лучшие, самые действительные. Свидетели тому, во-первых, закащики и другие духовные лица, нарочито командированные к новокрещенным; они при посещении крещеных инородцев, хотя находили по местам и отступников от веры, также и в христианстве держащихся старых обычаев, например, живших невенчаными или в многоженстве, погребавших покойников без отпевания и вместе с разными вещами, бывшими в употреблении у покойников, и проч., и проч., но зато всех прочих находили в удовлетворительном состоянии по отношению к вере; новокрещенные, например, особенно ближайшие ко храмам, посещали общественное богослужение, каждого дно бывали у исповеди и святого причастия и призывали к себе священников для совершения разного рода треб. Свидетели тому, во-вторых, остяки настоящего времени, они говорят: «Одних сам архиерей молитвам учил, а других – священники, и иные из остяков, молитвы наперед узнавши, друг друга учили». Вообще меры преосвященного Филофея к утверждению в христианстве крещенных им были таковы, что если б они с ревностию были поддерживаемы и после, то, верно, остяки, вогуличи и другие сибирские инородцы не молились бы и доселе _неведомому_ Богу, были бы, хотя и не в первом, то во втором или третьем поколении по отношению к христианству, по крайней мере, на одинаковой степени с русскими простолюдинами.
ЧЕЛОБИТНАЯ МИТРОПОЛИТА СИБИРСКОГО И ТОБОЛЬСКОГО ФИЛОФЕЯ ЛЕЩИНСКОГО ПЕТРУ ВЕЛИКОМУ И ОТВЕТ СЕГО ГОСУДАРЯ НА НЕЕ[Впервые работа была опубликована в: Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1863. Кн. 4. С. 1–40. Публикуется по тексту отдельно изданной брошюры, обнаруженной составителем в Российской Государственной библиотеке, выходные данные издания отсутствуют.]
Митрополит Тобольский Филофей Легцинский, челобитная которого представляется теперь любопытству читателей, родился в 1650 году в Малороссии; образование получил в знаменитой в свое время Киевской академии, был несколько времени священником, но по вдовстве вступил в Киево-Печерскую лавру и довольно долгое время был экономом, а следовательно, и главным управителем обширных имений этой обители, и в то же время наставником зависевшего от лавры Брянского Свенского монастыря в сане архимандрита, а по другим сведениям – в звании строителя.
Избрание Филофея в митрополита Сибирского – не из числа обыкновенных избраний. Петр I возымел мысль просветить светом евангельского учения сибирских инородцев и соседственных с Сибирью китайцев. Для осуществления этой высокой и святой мысли указом от 18 июня 1700 года поведено было для занятия кафедры Сибирской митрополии, в то время праздной[41 - Тобольский Митрополит Игнатий (а не Павел, как ошибочно сказано в Дух. Бесед. 1858 г., ч. 3, стр. 403) в то время находился в Москве и давно уже был отчаянно болен.], «назначить пастыря не только доброго и благого непорочного жития, но и ученого, который бы притом в помощь себе взял в Сибирь несколько образованных, способных изучить языки китайский[42 - Русские купцы, езжавшие в Китай с караванами для торговли, распустили слух (дошедший и до Петра Великого), будто тогдашний Китайский Император расположен к принятию Христианства.] и сибирских инородцев». Избрать человека с соответственными такому требованию качествами поручено было Киевскому митрополиту Варлааму Ясинскому «между архимандритами, игуменами или иными знаменитыми иноками малороссийских монастырей[43 - II Собр. Зак., т. IV, №1800.] и городов». Избрание Варлаама Ясинского на первый раз пало на архимандрита Новгород-Северского Спасского монастыря Димитрия Туптала (Св. Димитрия Ростовского), который 23 марта 1701 года и был рукоположен в Тобольского митрополита. Но Св. Димитрий отказался от поездки в Сибирь, потому вскоре и был назначен в Ростов, а митрополит Киевский Варлаам после того указал как на способного к занятию Сибирской митрополии на эконома Киево-Печерской лавры.
Филофей посвящен был в митрополита Сибирского в Москве 4 января 1702 года, а в Тобольск прибыл того же 1702 года 4 апреля. С ним или вслед за ним приехали в Тобольск и несколько будущих сотрудников его, ученых монахов[44 - О некоторых из сих монашествующих см. ниже в примеч. 13^{1}^.].
Новый пастырь в сибирской пастве, «в церквах Божиих рассмотрел великое нестроение, а какое нестроение, не леть и писанию предати», рассмотрел, между прочим: первое – архиерейский дом после недавнего пожара в развалинах и, вследствие незадолго перед тем вышедших царских указов, лишенным многих против прежнего выгод; усмотрел, второе, храмов Божиих очень мало, да и из этих немногих некоторые, также вследствие недавних царских указов, оставшимися без средств к содержанию их причтов, а некоторые уже и остающимися без богослужения вследствие доставления казною материалов, нужных для совершения богослужения (например, красного вина[45 - Все это будет видно, как из челобитной М. Филофея, а также и из помет на нее.]), совершенно испортившимися; третье – духовенство нашел без всякого образования, по местам без средств к содержанию и нередко обидимых от воевод и других сибирских чинов; четвертое – мирян без слушания слова Божия, во многих местах в крайней отдаленности от церквей и, следовательно, без удовлетворения духовным нуждам и многих преданными порокам, особенно противным заповеди о целомудрии; 5) раскол нашел в самом, так сказать, разгаре, не только отторгающим от православной церкви, но и предающим сожжению целые сотни и тысячи людей; 6) исламизм не только не ослабевающим, но и усиливающимся чрез привлечение к себе сибирских идолопоклонников, даже чинившим дерзости против христианства и 7) идолослужение остающимся без оглашения проповедию евангельскою[46 - Доказательства на все это – ниже, в самой челобитной М. Филофея и в моих примечаниях к ней.].
Некоторые из этих недостатков, даже язв сибирской паствы, обращали на себя внимание и прежних (до Филофея живших) тобольских архипастырей, например, против растления нравов жителей Сибири восставал первый тобольский архиерей, архиепископ Киприан (1621–24 г.[47 - См. Киприан, первый Арх. Тоб., в Губ. Вед. 1858 года, № 4.]); усмирить магометан старался митрополит Павел[48 - См. ниже, в примечании 23^{2}^.]; а против раскола действовали три митрополита тобольских: Корнилий, сейчас упомянутый Павел и Игнатий[49 - При Корнилии священник Юрий Крижанич. Серб, написал Обличение Соловецкой Челобитной (Тоб. Губ. Вед. 1858 г. № 40, стр. 618); Павел посылал увещателей к самосожигавшимся раскольникам, иногда без успеха, а иногда и с успехом; Игнатий написал три послания против раскольников вообще, и в особенности против раскольников Сибирских. Сими посланиями много пользовались Св. Димитрий Ростовский при составлении своего Розыска о брынской вере и другие, писавшие против раскола, но вполне они напечатаны только в 1855 году в Православном Собеседнике.]. Но другие недостатки сибирской паствы (например, необразованность духовенства) или вовсе не были замечаемы предместниками митрополита Филофея, или по крайней мере они не столько поражали их, сколько поражали Филофея, а не поражали потому, что те, т.е. предместники митрополита Филофея, все были из великороссиян, а он был малоросс; те школьного систематического образования не имели (хотя большая часть их и были люди по своему времени образованные[50 - Киприан составил первую летопись Сибири и будто бы службу в честь Ризы Господней. Митрополит Игнатий написал три послания против раскольников, о чем и сказано уже в предыдущем примечании. Житие праведного Симеона, Верхотурского чудотворца, и еще другие две книги (Слов. Пис. Дух. чина ч. 1, стр. 195–197). О просвещении Архиеписк. Герасима говорит хранящаяся при Тоб. соборе его книга, Алфавит (Тоб. Губ. Вед. 1858 г., № 26, стр. 457), а за образованность Архиеп. Симеона ручается возложенная на него, по его отходе на покой, должность справщика, т.е. корректора, и вместе издателя книг при Моск. типографии. От третьего Тобольского Архиепископа Нектария до сих пор сохраняется в Ниловой пустыне собственноручное, мудрое его послание к духовенству (Губ. Вед. 1859 г., №4, стр. 6).] и в низшем духовенстве своей родины часто и никакого, т.е. и посредством одного чтения книг приобретенного, образования не видели); раскол в великороссийских епархиях был во всех, магометане и идолопоклонники оставались еще во многих местах и проч. Напротив, он, Филофей, как и видели мы, получил образование систематическое в академии; что же касается до духовенства малороссийского, то оно не только в начале XVIII, но и в продолжение всего XVII столетия стояло уже на значительной степени образования; кроме того, в Малороссии, на родине Филофея, не было раскола, там магометане и идолопоклонники известны были только по имени, нравы у народа были чище, чем в других местностях, и проч.
Пастырская ревность побудила нового сибирского архипастыря описать плевелы[51 - Плевелы (греч.) – название растения (Lolium trmulentum, или опьяняющий куколь), похожего на пшеницу, но с ядовитыми семенами. В евангельских текстах и в богословской литературе используется в переносном смысле.] на вверенной его попечению ниве, а особенные обстоятельства его посвящения, мудрость и преобразования в России Петра I дали ему смелость доложить государю о тех плевелах, а также и о разных нуждах сибирской церкви и возбудили в нем надежду получить от государя средства к истреблению первых и восполнению последних, и к произращению в Сибири плодов истинной веры и чистой нравственности.
Беспорядки, существовавшие в Сибири по духовной части, равно как и ее церковные нужды, митрополитом Филофеем описаны в 25 статьях, которые и были отправлены к Петру I при особой челобитной к сему государю от 31 декабря 1703 года. 20 и 27 января следующего 1703 года Петр Великий слушал челобитную своего сибирского богомольца, думный царский дьяк Андрей Андреевич Виниус[52 - Виниус в 1697-1703 гг., по словам Пекарского, управлял Сиб. Приказом, управлял хорошо, однако ж, с большими выгодами и для себя. См.: Наука и Литерат. в России при Петре В., т. 1, стр. 202-224.] навел справки против просительных статей челобитной и, кроме того, со слов государя написал к ним пометы (резолюции), и все это прислано было в Тобольск к самому челобитчику при указе от 1 марта, а к воеводам тобольским князьям Михайлу Яковлевичу и Алексею Михайловичу Черкасским в грамоте от 28 февраля 1703 года.
Из справок Андрея Виниуса и из помет государя увидим, что челобитья Филофеевы не все одинаково были приняты государем: по одним велено было удовлетворить его вполне, по другим велено было удовлетворить, но с ограничением, а на некоторые последовал чистый отказ.
Нужно сказать, что подлинной описываемой челобитной митрополита Филофея не найдено, и она с просительными статьями представляется здесь в том виде, как была внесена в ответный указ Петра Великого к челобитчику. Но ущерба достоинству челобитной от этого нет: по обычаю старинных дельцов, впрочем, и доселе у весьма многих свято сохранившемуся, челобитная, без сомнения, прописана в указе словами Филофея; только царский титул, бывший в начале ее, оставлен, да просительные статьи размешены в другом порядке, не по цифрам, а по сходству их содержания.
Челобитная митрополита Филофея, или что то же указ Петра I митрополиту Тобольскому Филофею, посланный в ответ на его челобитную, и грамота к воеводам тобольским князьям Черкасским, написанная по поводу той же челобитной и от того же государя, были найдены случайно при просмотре довольно страшного по надписи дела: «О 200 ведрах вина и о 1000 пудах соли», находящегося между делами консисторского архива за 1745 год по старой описи под № 34.
Челобитная митрополита Филофея – весьма важный материал для пишущих о Сибири прежнего времени и для всех, интересующихся ее историею. В ней те и другие найдут данные для статистики Сибири, для истории нравов ее жителей и особенно для истории церкви сибирской и сибирской иерархии. Что ж касается до справок, подведенных дьяком Виниусом, и помет или резолюций Петра Великого на просительные статьи той челобитной, то они, будучи в равной степени с челобитной интересны для занимающихся историей Сибири, кроме того, представляют новый, в первый раз являющийся до печати документ для полной истории Петра Великого, документ, доказывающий, хотя и в тысячный раз, мудрость преобразователя России.
УКАЗ ПЕТРА ВЕЛИКОГО МИТРОПОЛИТУ ТОБОЛЬСКОЛУ ФИЛОФЕЮ ЛЕЩИНСКОМУ ВМЕСТЕ С ЧЕЛОБИТИОЙ СЕГО МИТРОПОЛИТА К ЦАРЮ И С ЦАРСКИМИ ИЛ НЕЕ ПОМЕТАМИ
От Великаго Государя и Великаго Князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, в Сибирь, в Тобольск, Богомольцу нашему, Преосвященному Филофею, Митрополиту Сибирскому и Тобольскому. В прошлом 1702 году, декабря 31 дня, бил челом Нам, Великому Государю, Ты, богомолец Наш, что пришел Ты в сибирские страны и в церквах Божиих разсмотрел великое нестроение; а какое нестроение, не леть и писанию предати; а чинится то за великою простотою и нищетою, а в Софейском домовом поведении[53 - То есть в обзаведении, в хозяйстве Тобольского Архиерейского дома.] нечего и воспоминати, потому что после пожару малое число осталося, и до церкви Божия и до твоего, Богомольца Нашего, дому надлежат церковные и домовые нужды не малые; а какие нужды, тому Ты прислал под челобитною своею статьи; и Нам, Великому Государю, пожаловать бы Тебя, Богомольца Нашего, велеть, по статьям о подлежащих церковных и домовых нуждах Наш, Великаго Государя, Указ учинить. И в нынешнем 1703 году, генваря в 27-й день, Мы, Великий Государь, слушав твоего челобитья и просительных статей, указали о Церковных и домовых делах, как под которою статьею думной наш Дьяк[54 - Думный дьяк при царе был то же, что в настоящее время государственный секретарь или статс-секретарь при особе Государя.], Андрей Андреевич Виниюс, пометил, Наш, Великаго Государя, Указ чинить Тебе, Богомольцу Нашему, а о мирских правах и о надлежащих же делах к Софейскому дому, ближним нашим, Боярину и Воеводам, Князю Михайлу Яковлевичу, Да стольнику князю Алексею Михайловичу, Черкасским, и Дьяком[55 - Дьяки при воеводах были то же, что теперь секретарь в присутственных местах, правители дел и правители канцелярий при генерал-губернаторах и других высших чинах.], и о том к ним, ближним Нашим, Боярину и Воеводам, Великаго Государя грамота послана; а прочеть ту Нашу, Великаго Государя, Грамоту, и списав список за рукою, впредь для ведома иным Боярам Нашим и Воеводам, велено оставить в Тобольску, в Приказной палате[56 - Приказная Изба, потом Приказная Палата, впоследствии Губернская Канцелярия в Тобольске соединяли в себе все губернские присутственные места настоящего времени: и Губернское Правление, и Губернский Суд, и Казенную Палату, и даже оба Главных Управления в Сибири.], а подлинную отдать в Софейский дом с роспискою. И как к Тебе ся Наша, Великаго Государя, Грамота придет, и Ты б, Богомолец Наш, Преосвященный Филофей, Митрополит Сибирский и Тобольский, о подлежащих своего суда делех Наш, Великаго Государя, Указ чинил, и о чем к ближним Нашим, Боярину и Воеводам, ко Князю Михайлу Яковлевичу, да к Стольнику ко Князю Алексею Михайловичу к Черкасским, и к Дьяком, послана Наша, Великаго Государя, Грамота, и той Грамоты из Приказной Палаты в Софейской дом об отдаче ведал. Писан на Москве, лета 1703 года, Марта в 1-й день.
А в вышеписанных доносительных статьях Преосвяшеннаго Филофея, Митрополита Сибирскаго и Тобольскаго, и что по которой статье, по помете думного дьяка Андрея Андреевича Виниюса, велено быти и указ чинить, и то писано ниже сего.
1-Я
В Сибирской епархии к церквам Божиим на пропитания священником Великаго Государя жалованья данных земель нет; чтоб к церквам Божиим, чем священником питатися, где возможно, дать под пашню земли и сенных покосов против московских и всероссийских церквей, а у которых есть прихожане, чтоб те прихожане священником с причетники церковными давали ругу, а где места беспахотные и прихожан у церквей нет, к тем церквам священником с причетники давать бы годовое жалованье, денежную и хлебную ругу.
14-Я И 16-Я
Чтоб Софейскаго собора протопопу и ключарем, и попом, и протодиакону, и дьяконам, и звонцам, и сторожам годовая руга, деньги и хлеб по окладам их, и по сту по десяти пуд меду[57 - Первые Тобольские архиереи с свитою своей и с некоторыми из монастырей, ради безлюдства в Сибири и неимения при Архиерейском доме вотчин, или по крайней мере весьма малого количества оных, получали все содержание от казны – жалованье денежное, жалованье хлебное (по 944 четверти пятипудовой ржи, ячменя и овса) и столовые припасы (пшеничную муку, масло скоромное и постное), хлебное вино, соль, даже мед. Но поелику с течением времени у тобольских архиереев образовались довольно значительные вотчины (села: Преображенское и Покровское с окрестными деревнями, слободы: Тавдинская, Усть-Ницынская и пр.), явились разные угодья (рыбные ловли, сенные покосы, бобровые гоны и другие), открылись и другие источники доходов (венечные памяти, ставленные грамоты, дани с монастырей и церквей и пр.), то правительство и начато малопомалу уменьшать им содержание от казны и, наконец, Петр I указами 1696, 1699 и 1701 гг. и совсем запретил им отпускать его. Впрочем, по челобитной Митрополита Филофея 1702 г. и по его же представлению 1707 г., как увидим ниже, иное было снова разрешено или, что то же, оставлено по-старому. А что именно оставлено по-старому, это видно будет из следующих за сим помет Государевых.] в Софейской дом, для софейской домовой скудости и пожарного раззоренья давать по-прежнему Великаго Государя из казны в Тобольску из Приказной палаты, ружником[58 - Ружник – священно-церковнослужитель, получавший жалованье (ругу) от государства или прихода.] для того, что за ними земель и никаких угодий и приходских дворов к той Соборной церкви нет же[59 - Тобольский Кафедральный собор с самого своего основания был бесприходный, не имел земли и никаких угодий, а также никаких почти доходов, даже при нем не было (да и доселе нет) помещений для священнои церковнослужителей, что почти беспримерно в России, между тем штаты соборян всегда были самые скудные, а бывали и такие случаи (как, например, в 1699–1703 гг.), что казна им ничего не отпускала, и они оставались на содержании архиерейского дома. Почему соборяне тобольские всегда бедствовали, так что иные из них (и это не очень в давнее время) принуждены бывали для пропитания себя с семействами заниматься портняжеством и другими мастерствами.], а без меду, без особой Великаго Государя милости жить ему, Митрополиту, невозможно.
ПОМЕТА
О соборянах и о меду[60 - Кому случилось читать приходо-расходные книги и другие акты Архиерейских домов и монастырей старинного времени, например, в известиях Археол. Общ., Истор. Акт. и пр., тот знает, в каком большом употреблении был в то время мед, и для того понятна настойчивость Митрополита Филофея об меде. Что же касается до пчеловодства местного, на юге Сибири, то оно разведено только в конце прошедшего и начале настоящего столетия, до тех пор мед в Сибирь привозился все из России.] быть по именному Великаго Государя указу 207 (1699) году беспременно, и о том бы и впредь не бить челом, мочно своими доходами доводиться, а Великаго Государя ратным людям, которые для охранения от иноземцев собраны в Тобольску и в слободах, великой расход, также и на разные дела надобна казна многая; а священником же приходским учинить рута денежная и хлебная с прихожан по разсмотрению, чтоб не в тягость и чем мочно сыту быть попу с причетники[61 - Это постановление Петра в Сибири приведено было в исполнение тотчас: руга хлебом в Сибири со времен Филофея получалась духовенством (в особенности до назначения в недавнее время сельским принтам от казны жалованья) всюду, где только производится хлебопашество; ружный хлеб и сборы осенний, Рождественский и Петровский, чего в России почти вовсе нет, составляли и отчасти доселе составляют почти главный источник доходов сибирского духовенства, которое, надо сказать, и вообще в сравнении с Великороссийским гораздо зажиточнее. Напротив, другое постановление Петра I, а именно: отмежевать к церквам земли, о котором будет упоминаться ниже, и которое сделано было несколько ранее (в 1699) и было неоднократно повторяемо как им самим, так и последующими государями, осталось вовсе без исполнения: земля в Сибири и по настоящее время только к немногим церквам отмежевана. Впрочем, если где и отмежевана она, духовенство (не как в России) не обработывает ее, не пользуется сю, частью потому, что у него хлеба ружного и сборного много, частью потому, что земля в Сибири по избытку в ней везде почти вовсе не имеет цены, а более потому, что священники здесь совсем не имеют времени для полевых работ: они по многолюдству и отдаленности приходов (особенно до недавнего умножения церквей в Сибири) непрестанно в разъездах, а прочий причт церковный, хотя и свободен, не хочет марать рук в земле.]. А в именном Великаго Государя указе 207 года написано: за Митрополитом, за Софейским домом крестьянских и бобыльских дворов, и пахотных и сенокосных земель, и всяких угодей число не малое; да к тому ж с монастырей и церквей оброчные, и с попов, и с дьяконов, и со всего духовнаго чина людей поголовные, и с десятин[62 - Здесь под десятиной разумеется округ, состоящий из известного числа церквей, а иногда и монастырей, округ заведываемый Десятильником, по-нынешнему Благочинным.], и с венчальных памятей собираются на Митрополита денежные погодные подати[63 - Тобольские архиереи, как и архиереи всех Российских епархий, имели доходы: 1) от вотчинных крестьян, которых чрез 62 года после вступления Филофея в управление Тобольскою епархиею при Архиерейском доме было до 4000; 2) от венечных, или венчальных, памятей около семисотых годов: с первобрачных по 12 коп., с полувторобрачных по 18 коп., с второбрачных по 25 коп., а с третьебрачных по 30 коп.); 3) с грамот на основание и освящение храмов; 4) с грамот ставленных (со священников по 2 руб., а с дияконов – по 1 руб.); 5) с грамот епитрахильных и постихарных (разрешавших вдовым священникам и дияконам служить, по 30 коп.); 6) от пошлин при решении дел исковых и засвидетельствовании духовных завещаний (по гривне с рубля); 7) от пени с незаконно рождавших (по 2 руб. 25 коп.); 8) от ежегодных даней или оброков с монастырей (с небогатых по 5 р. 86 коп., с церквей по 1 руб. 96 коп. и по 2 руб. 96 коп., смотря по богатству прихода, и часовен по 30 коп.); 9) от полоняничных или поголовных с Священнои церковнослужителей (по 4 коп. с дому); и от других мелких статей. При всем том доходы эти не были какие-нибудь чрезвычайные: а) поелику на вотчинах архиерейских и монастырских, как всегда, так особенно в царствование Петра I, много лежало казенных повинностей, то они властям своим могли доставлять весьма немного выгод; б) деньги от венечных памятей с 1714 года поступали на содержание военных лазаретов, а полоняничные или поголовные с духовенства и всегда отправлялись в Москву и употреблялись правительством на искупление пленных; в) судные пошлины от решения дел исковых и о наследствах почти все архиереями представлялись в пользу дьяков и других чиновников, служивших в их Архиерейских приказах; г) деньги пенные употреблялись архиереями на милостыню; д) а получавшиеся с вновь освящаемых церквей и со ставленников за грамоты частью отсылались в Московскую типографию за напечатание их и за антиминсы ^{3}^, а больше шли в раздел между свитой архиерейской и приказными. Кроме того, архиереи прежнего времени должны были каждогодно: е) посылать в Москву из своих доходов так называемые милостынные деньги на содержание московских богаделен; должны были: ж) содержать свой Архиерейский дом, свою свиту (певчих иных диаконов и подияконов, казначея и монахов, служащих при крестовой церкви, келейников, боярских детей, слуг), школу архиерейскую (с 1704 г.) и з) посылать иконы и дары к Царю и каждогодно в большие праздники, и временно по случаю важных событий в Царской фамилии (например, по случаю вступления на престол и коронования Государя, бракосочетаний и рождений лиц Царской фамилии), а равным образом, они обязаны были делать вместе с своими монастырями довольно богатые презенты курьерам, приезжавшим с известиями о сейчас помянутых важных событиях в Царской фамилии и государстве, а в высокоторжественные дни собирать для городской знати обеды. Не забудем, наконец, и того, что у Сибирского архиерея не только в XVII, но и в первой половине XVIII столетия паства была не] толикое число, что теми доходами и хлебом и что за расходом того хлеба продают, удовольствоватись ему, Митрополиту, и Софейскому дому соборян и детей боярских, и всех чинов людей деньгами и хлебом, и солью давать возможно без всякия скудости; а прежних архиереев сибирских великие доходы свидетельствуют Павла Митрополита оставшая многая денежная казна, да он же весь Софейской дом каменной и колокол великой, и ризницу построил одними своими домовыми доходы[64 - Митрополит Павел I (1678–91 гг.) точно много сделал для Тобольска: выстроил каменный Софийский собор, две каменные же церкви (Троицкую и Сергиевскую), весь Архиерейский, также каменный, дом с крестовою церковью во имя 40 мучеников с оградою вкруг его и башнями, слил два большие (в 500 и 300 п.) колокола к собору и приобрел для собора некоторые дорогие вещи из утвари церковной (см. мое описание Тобольского собора, стр. 10, 15, 22, 52, 54, 55 и 72) и при всем том он будто бы еще оставил после себя «многую денежную казну». Но может ли это служить верным свидетельством великих доходов (от епархии) прежних сибирских архиереев, как сказано в приведенном здесь указе Петра I от 30 апреля 1699 года? И, во-первых, Митрополит Павел постройки производил на все своими домовыми доходами, например, мы знаем, что на Софийский собор ему отпущено было от казны 700 р. денег (Опис. Соб. стр. 31); знаем также, что дорогие сосуды, Евангелие и крест напрестольный в собор пожертвованы не Митрополитом Павлом, а только чрез него царем Федором Алексеевичем (там же, стр. 52–55). Во-вторых, постройки Митрополита Павла, которые произведены были на его келейные деньги, и доходы Тобольского архиерейского дома, были крайне непрочны и все давно уже развалились; а непрочны они были от того, что строились с крайнею экономиею в кирпиче для фундаментов, в извести для заливки и железе для связей (см. Тоб. Губ. Вед. 1858, № 36, ст. Троицкий собор Г. Варлакова); значит, он Митрополиту стоил недорого. В-третьих, Митрополит Павел I мог производить много построек на сборы в Тобольске и вообще по епархии, а также на жалованье, какое, сверх доходов от епархии, он получал от казны; митрополиты Тобольские с своими дворовыми людьми по 1696 или 1699 года получали но 517 р. 2 алт. жалованья (11 Собр. Зак., т. III., № 1541, 1655, п. 7). В то время это были большие деньги, и человеку строгой жизни можно было немало и скопить, да немало и построек произвести, если только у него была к тому охота. В-четвертых, и главное, Митрополит Павел только ли в Тобольске нажил большие деньги? Он до производства в Тобольского Митрополита был настоятелем богатого Московского Чудова монастыря, духовником царевны Софии и членом Патриаршего разряда.].
Для вспоможения Церкви святой и расширения православной христианской веры школам быть в Тобольску, и учить грамматике словенской и латинской, а учителями промышлять одному и учеников понудить[65 - Понудить? Значит, в то время в Сибири, как и во всей России, не видно было в родителях расположения отдавать детей своих в училища.], которые до того понадобятся от всякого чина дети, а для скудных детей на покупку к тем наукам потребных книг чтоб учинить вспоможение из Государевы казны, и чтоб кроме Митрополита судом и расправами школьными никому не заведывать и не учить, да не разногласие кое в учении школьном возрастет оттуду.
Да к вышеписанной же статье приличны 10, 15, 17, 20 и 21 статьи.
Монахом киевляном и челяди, чтобы был проезд в Сибирь и из Сибири отъезд вольной; и буде получится с домовыми нужными делами послать домовых людей к Москве, и тем бы людям давать ямские подводы; а без проповедников Слова Божия и учителей школьных и без слуг[66 - Значит, в Сибири и всегда, а не только в настоящее время, был крайний недостаток в прислуге, особенно в хорошей, не из ссыльных.] быть невозможно.
В Киевопечерской обители диакон черный Пахомий Арамашенко зело угоден до проповеди Слова Божия, чтобы того диакона прислать в Тобольск, а буде в той обители его нет. послать и в Чернигов.
А для детскаго учения завесть друкарню (типографию) в Тобольску, в Софейском дому[67 - Тобольский архиерейский дом назывался Софийским потому, что он был устроен подобно тому, как в Новгороде, при кафедральном соборе во имя Софии Премудрости Слова Божия.] Великаго Государя казною, а друковать (печатать) Буквари, Часословы малые и Псалтыри, и до школ на шестнадцать окошек дать слюды из Приказной палаты.
А по справке в Сибирском приказе в прошлом 1701 году, генваря в 9-й день по именному Великаго Государя указу велено в Сибири из дворян Андрею Городецкому, которому велено быть в Софейском доме у Архиерея приказным человеком для утверждения и расширения словес Божиих, на Софейском дворе, или где прилично, построить училище поповских, диаконских и церковников детей, робяток учить грамоте, а потом словенской граматике и прочим на словенском языке книгам, и Катихизис православной веры, печатанный на Москве в прошлом 204 (1696 г.), могли совершенно знать и. удостояся в чин священства, народ учить и многочисленных в Сибири иноземцев, не ведущих Создателя Господа Бога, приводить в познание истинныя веры могли, и потому ко святому крещению искать разширения до самаго Государства Китайскаго; а тем детям скудным давать на одежду по две деньги человеку на день, да пищу из домовых доходов, а у которых отцы у приходских церквей люди нескудные, и тем питаться и одежды на себя класть свои, а опричь церковнаго чину не имать.
ПОМЕТА
Монахом вольной в Сибирь проезд, по прошению Архиерея, дать, а когда их отпустить, и о том ему в Приказной палате просить и написать отпускать их вины; а Преосвященному Митрополиту паче простираться в учение славяно-российской граматике, и чтоб вся, яже попу или диакону надобно знать, изучились и Православной веры Катихизис достаточно знали, и по согласию содержащей в ней артикул умели, и людей мирских учили[68 - Все, писавшие доселе о начале духовного просвещения в России, указывали на 1708. 1710, 1714 и 1716 годы как на такие, с которых Петр Великий начал предписывать архиереям заводить при архиерейских домах духовные школы и в них обучать священнои церковнослужительских детей (Ист. Иер. Ц.. изд. 1. часть 1, стр. 422; Ист. Петерб. Д. Ак.. стр. 4; Правосл. Собес. 1858 г., ч. 2, стр. 565). Но челобитная Митрополита Филофея представляет другое. Из нее открывается, что Петр Великий еще в январе 1701 года предписывал приказному тобольскому Архиерейского дома дворянину Андрею Городецкому устроить при доме Тобольского Митрополита «училище поповских, дьяконских и церковнических детей... дабы они могли... удостояся в чине священства, народ учить и многочисленных в Сибири туземцев, не ведущих Создателя Бога, приводить в познание истинныя веры». Затем он в марте 1703 года на вызов Тобольского Митрополита Филофея устроить у себя училище (Городецким, за небытностью тогда в Тобольске архиерея, не устроенное), отвечал полным своим царским согласием. Училище это Митрополитом Филофеем и было открыто в том же 1703 году или никак не позже след. 1704 года. Лет через 10 или 15 после сего в нем учились уже, кроме детей духовного звания, и дети новокрещенных инородцев: остяков, вогулов и пр. Впрочем, об этом было уже писано кратко в статьях «Библиотеки Тобольской семинарии» и «Архиереи из сибиряков» (Тоб. губ. Вед. 1858 г. №№ 26 и 40, стр. 454 и 621) и подробнее в моем «Жизнеописании Митрополита Филофея» (стр. 13. 14. 54 и сл.). Здесь следует заметить только то, что архиерейская школа в Тобольске, открытая Митрополитом Филофеем, ни разу не закрывалась до самого преобразования в 1774 г. в семинарию, тогда как в других епархиях это явление повторялось нередко.]; а подводы к Москве двум или трем человекам давать за их же прогоны, а тяжелыя покупки возить в судах Волгою и Камою до Соли Камской, а от того в Сибирь, и разсудить, что в тех подводах людям будут великие тягости, а покупать по нужде, чего в Тобольску и в Сибири нет[69 - По крайней ограниченности торговли в Тобольске в XVII и в первой половине XVIII столетия Тобольские архиереи для себя, своего дома и церквей своей епархии многое принуждены были покупать чрез нарочно посланных людей в Москве, и их покупки, иногда доходившие до весьма значительных рамеров, равно как и людей, ездивших за покупками, возили на ямских подводах без прогонов, что для ямщиков и обывателей было слишком обременительно. Петр Великий этот беспорядок прекращает.]; к прежним монахам ныне еще иные монахи отпущены, удоволиться бы теми, разве тот диакон Пахомий сам, приехав к Москве, учнет о том Великому Государю бить челом[70 - Из монашествующих, прибывших в Сибирь с Митрополитом Филофеем или вслед за ним, известны игумен Варлаам Коссовский, с 1707 г. епископ Иркутский; архимандрит Мартиниан, первый веропроповедник в Камчатке (Ист. Иер. Р. Ц., ч. I, стр. 236; Ист. Обоз. Сиб., кн. 1, стр. 364); архимандрит Туруханского монастыря Лаврентий Белецкий и два первых начальника Русской в Китае миссии архимандриты Иларион Лежайский и Антоний Плитковский.]; а друкарне (типографии) в Тобольску, по именному Великаго Государя указу, не быть, и какие книги понадобятся, и ему велеть покупать на Москве.
3-Я
Чтоб Великий Государь указал, по правилам Святых Отец, единою в лето в Тобольску быть собору, декемврия 6-го дня. на память Святаго Отца Николая Чудотворца, и съезжаться к тому числу всем духовным людям для исправления перковнаго, а во второе лето в Енисейску на память Равноапостольнаго Великаго Князя Владимира; и когда в Енисей случится ему, Архиерею, или посланным коей особы ехать, для того пути давать бы струги (суда, дощаники) со всякими припасы и с работными людьми; а егда лучится ехать из Тобольска, Тобольскаго разряду в верховые города и в слободы, и остроги для досмотру святых церквей, а в них Святых Таин[71 - Это в настоящее время называется «обозрением Архиереями епархий».], то б давать ямские подводы.
ПОМЕТА
Об езде Митрополита из Тобольска в верховые города и слободы для досмотру святых церквей и в них Святых Таин указ к нему будет прислан впредь, и по вся годы, собором, за дальностию и скудостию попов в Тобольску’ быть не для чего и трудно, а паче ж из дальних городов и слобод[72 - Правила Святых Апостолов и Святых Отцов о том, чтобы в каждой епархии быть собору в год раз и даже два, действительно есть. В Греции и других местах эти епархиальные соборы в древности и были. Изредка они бывали и в России. Но что было бы с Сибирской епархией при ее чрезвычайной обширности, если б Петр Великий по желанию Митрополита Филофея разрешил их? Не проводило бы сибирское духовенство целую жизнь в одних разъездах? Не оставались ли бы семейства духовных без пропитания, храмы без богослужения, новорожденные без крещения, умершие без отпевания и пр., и пр.? Что делать! И умные люди иногда ошибаются.]; а буде когда случится самая какая нужда, и ему о том отписываться к Москве, к Великому Государю. А чтоб Православная вера без всякаго препятияи споны[73 - Спона – препятствие, препона, помеха.] управлялась благочинно, то выбирать ему по городам и слободам надзирателей и старост добрых и искусных людей, которые б были жития беспорочнаго и Святаго Писания божественнаго сведущих, и имя на себе носили трезвое и без всякаго порока[74 - Еще на Стоглавом соборе и потом на соборе 1675 года (Акт. Арх. Эксп., т. IV, № 204) было постановлено для надзора за нравственностью духовенства и состоянием веры в народе, а также для суда церковного и для сбора архиерейских доходов выбирать по городам и селам десятильников и поповских старост, и преимущественно из архиерейских детей боярских. Но десятильники из лиц светских были страшные грабители и бесчинники. За них, за злоупотребление ими своих обязанностей, Петр I сделал в 1697 г. строгое замечание Тобольскому Митрополиту Игнатию Римскому-Корсакову (Ист. Акт., т. V, стр. 496; II Собр. Зак., т. III, № 1601), а теперь он, Петр, Митрополиту Филофею только припоминает старинное постановление назначить в надзиратели и старосты, т.е. в закащики, или, по-теперешнему, уездные протоиереи и в благочинные из лучших благонадежнейших лиц духовных.]; и в подводах иметь разсуждение к иноземцам, за тем, что им, кроме того, великие от подвод тягости, разгоны б не учинить и раззорения.
4-Я
В Сибирской епархии к церквам Божиим ко святым службам дается Великаго Государя жалованья: вино церковное, воск, ладон; и чтоб вино церковное для отдачи по церквам присылати ему, Митрополиту, для того, кто те церковные требы из Государевы казны раздает, теряет и в служении бывают негодны.
А по справке в Сибирском приказе в прошлом 1701 году по указу Великаго Государя велено в сибирские городы на церковные требы покупать у города Архангельскаго в год вина церковнаго по три бочки, ладону по 10 пудов, и те требы по первому зимнему пути отсылать с ездоками в Сибирь, в Тобольск, а в Тобольску те требы принять в Приказную палату, а на какие расходы те церковныя требы и кому держать[75 - По безлюдству и несуществованию торговли во многих местах Сибири в первое время владычества над ней русских, а также по тогдашней бедности многих сибирских церквей и некоторых монастырей правительство на свой счет покупало для них и рассылало им церковное вино, ладан и воск. Но в каком состоянии эти припасы, особенно красное вино, были получаемы отдаленными церквами и монастырями после трех или четырех летних путешествий и вследствие злоупотреблений чиновников и вощиков, это может каждый сообразить сам. Для отвращения порчи и растраты воску, ладану, а особенно церковного вина Митрополит Филофей и просил предоставить рассылку их по назначению его духовному ведомству. ] и в которые городы посылать, о том учинить ближним боярину и воеводам, князю Михайлу Яковлевичу Черкасскому и дьяком по своему раземотрению.
ПОМЕТА
Церковному ладону и воску держать расход на дворе Митрополье и давать по прежним указам по вся годы или как прежде сего давали.
5-Я
Чтобы в Сибири по городам и по слободам, и по острогам, и по селам прикащики в Митропольи дела не вступали и подлежащих людей церковному духовному правильному суду не судили, и в них воли в том не имели.
ПОМЕТА
В духовных делах быть всем в присуде у десятильников Митропольих духовнаго, а не мирскаго чина, и в мирских делах быть в присуде у воевод.
6-Я
Чтоб освященный и духовный чин и Софейских домовых всяких чинов людей и крестьян ни в каких делах никто, кроме его, Митрополита, не судил; а буде которые доведутся быти под градским судом, и тех за его, Митропольим, повелением к градскому суду отсылать будут.
К вышеписанной же статье прилична 24-я.
Чтоб блудныя дела взять от суда Митрополья в Приказную палату и судить по Градскому уставу, потому что за духовным наказанием грех возрастает больше, а что приходило от тех дел в год, овогда полтораста и двести рублев. и те б деньги в софейскую домовую казну давать из Государевой казны по вся годы в Тобольску из Приказной палаты[76 - Растление нравов в Сибири, о которых упоминает Митрополит Филофей, есть наследство от первых ее поселенцев из русских, своевольно ушедших с Дона и Волги казаков и бездомных промышленников. Против него сильно восставали в 1622–1624 гг. Патриарх Филарет и первый Тобольский Архиепископ Киприан. Однако ж оно оставалось и поддерживалось частью вследствие крайней отдаленности многих прихожан от их приходских церквей (поэтому иные невенчаные открыто жили как муж и жена по одному взаимному согласию и с дозволения родителей), частью вследствие наплыва новых пришельцов из беглых и ссыльных за преступления, преимущественно бессемейных. Впрочем, дел о незаконном рождении детей и нарушении супружеской верности поступало на суд тобольских архиереев еще не очень много – от 66 до 89 в год. Вывожу это из того, что с девиц и вдов, родивших детей, или и с замужних женщин, изобличенных в распутстве (а в случае известности их соблазнителей, с сих последних), браги в архиерейскую казну по 2 р. 25 коп., и что таких денег в Софийскую домовую казну, по словам самого Преосвященного Филофея, поступало в год «овогда полтораста и двести рублев». Доходы, из такого нечистого источника истекавшие, архиереи, как и сказано (см. примеч. 8) ^{4}^, употребляли на милостыню. Но их отменили: в Московской епархии и соседних в 1698 г. Патриарх Андриан, а в Сибири – Петр 1 в 1703 году. По какой именно причине отменили, это видно из следующей за сим пометы.].
ПОМЕТА
Всяких духовнаго чина людей и Митропольих крестьян в мирских делах, а не в духовных судить и принадлежит бояром и воеводом, для того что судить в тех делах по Уложению и по новоуказанным статьям, чего у Митрополита нет, однако ж в розыскных делах монашескаго и священническаго чина людей без согласия Митрополичья не имать на испытания, а наипаче мучительные; а блудные дела Великий Государь указал ведать в Тобольску в Приказной палате; а буде кто явится мужеска свободное или не свободное пола с свободным или не с свободным женска, или девичьим лицом в блуде, о том розыск учинить отцами духовными и прочими свидетельствы, и чинить указ по градским законам, а за насилие по статьям же новоизложенным и Уложенью; а буде в чем указов или решение не обрящется, о том писать к Великому Государю, а денег пенных не править для того, чтоб той ради причины матери детей своих, в блуде прижитых, не умерщвляли, а велеть отцам духовным и приходским попам обученми чистыми от таких дел унимать, а паче приводящие к тому причины, пьянство, своевольство и прочие пресекать, а ворам и воровкам[77 - Ворами и воровками здесь называются не похитители и похитительницы чужой собственности, а нарушители и нарушительницы заповеди о целомудрии. В старинном деловом языке слова эти в таком значении часто употребляются.], кои в том обличатся, наказание учиня, смирять, смотря по вине, с жесточью и работою без пощады, и женские лица отдавать в работу в подначал в женские монастыри, на сколько лет пристойно, чтобы те злодейства истреблять.
7-Я
Чтоб в Тобольску мечетем татарским между церквами Божиими и житию их татарскому с христианы не быть, потому что от мечетев церквам Божиим бывает перешкода[78 - Шкода, перешкода – вред, убыток, волнение, смятение.], а христианам, живущим в соседстве с татары, не без того, чтобы с ними не пили и не ели, и праздников татарских не праздновали, и во блуды не впадали с поганы, а погане с христианы, и те их места отдать на двор гостинной, на церковь и людем посадским; да тые же татары, живучи в Тобольску со христианы смесно, в Великой пост веселье свое поганое отправляют на соблазн христианом[79 - Представление Митрополита Филофея и одного из предместников его, а именно Митрополита Павла I (16 года), выселить татар из центра Тобольска (они жили там, где теперь гостиный двор и Захарьевская церковь с приходскими к ней домами), за Знаменский монастырь или на Панин бугор и разрушить их мечети, да не почтут фанатизмом. Тобольские татары того времени очень дурно вели себя по отношению к господствующей религии. Кроме прописанного в челобитной, тобольские татары вот что еще делали: во время крестных ходов стояли на улицах в шапках и смеялись, их абызы (муэдзины) криком своим с минаретов, близких к церквам, нарушали чин богослужения, в них совершаемого, их муллы соблазнами чувственности, дозволяемой исламизмом, предвосхищали у православных миссионеров язычников, инородцев, вогулов, остяков и пр., новокрещенных из татар снова совращали в магометанство или, по крайней мере в постные дни, оскверняли их своею пищею и питьем; наконец, против Митрополита Филофея, когда он занимался обращением инородцев в христианство, вооружали обращаемых им, так что он неоднократно по их злому умыслу находился в опасности жизни (II Соб. Зак., т. III, № 1594, п. 32; т. IV, № 1946; мое Жизнеопис. Филофея, стр. 34, 38). Впрочем, представления Митрополитов Павла I и Филофся правительством не были приведены в исполнение, а только предписано было татарам соблюдать благочиние во время крестных ходов. Татары из Тобольска были выселены уже в 1757 г., когда пожар истребил их (92) юрты.].
ПОМЕТА
Послать Великаго Государя грамоту к ближним боярину и воеводам, ко князю Михайлу Яковлевичу да к стольнику, ко князю Алексею Михайловичу Черкасским, и к дьяком, велеть по сей статье в том учинить им по разсмотрению своему, буде возможно, чтоб их особо поселить за Знаменским монастырем и мечеть сделать им там же, и с ними о том поговорить, и что учнут говорить, велеть о том писать к Великому Государю к Москве.
8-Я
Буде иноземцы похотят креститься в Православную Христианскую веру своею волею, и чтоб тем иноземцам ко крещению приходить свободно, без ясачных убытков, а ни кому не возбраняти.
А по справке в Сибирском приказе во сто девяносто третьем году (15), апреля в 5-й день, по докладной выписке послана Великаго Государя грамота к Преосвященному Игнатию[80 - Здесь имя Митрополита Игнатия поставлено, по всей вероятности, по ошибке писца или уже переписчика, потому что в 15 г. и до 1892], Митрополиту Сибирскому и Тобольскому, а по той грамоте ни каких иноземцев не велено крестить неволею, а до крещения и по крещении таких иноземцев расспрашивать, вольные ль или купленые, и у кого похотят жить или службы служить, и буде которые крестятся в Православную Христианскую веру, а они чьи крепостные, и буде которые и купчих не положат, а по розыску явится, что они не есть купленные, и за тех иноземцов, которые будут написаны в службу, тем людем, чьи они были, давать из Государевы казны, а у кого жить будут, и тем людем деньги против купчих и без купчих, почему доведется, освидетельствовать; а буде такие иноземские дворовые люди похотят быть в Православной Христианской вере и придут ко крещению, пограбя хозяев своих, и о тех иноземцах против челобитья розыскивать накрепко, и по розыску у которых иноземцов хозяйския животы объявятся, и те животы у них имать и отдавать челобитчикам; и которые крестятся, и к тем держать ласку и привет, чтобы на то смотря иные иноземцы Православные Христианские веры пожелали.
ПОМЕТА
Которые иноземцы похотят волею своею креститься в Православную Христианскую веру, и их крестить, а не волею никаких иноземцев не крестить и ясак с них нескладывать, только их спрашивать, какой ради причины приходят ко Святому крещению и вере Православной, велеть им учинить исповедь; которые татары или иные иноземцы, пойманы в смертных винах, и похотят креститься на том, чтоб быть им живым, и таких, буде с верою совершенною приступают, окрестя и дав им время довольное на покаяние, потом учинить по Уложению и по градским законам, да всякия беззакония истребятся; а которые языка ниже веры сведомы, и тех скоро не крестить, да не будет вере Православной от них наруганий, делать в том со многим опасьством и разсмотрением, испытуя вины, чего ради которой иноземец крещения пожелает, внимали б словесы Спасителевы, реченные: «сине кто верует и крестится, спасен будет»[81 - Правила осторожные, мудрые и истинно христианские! Наша церковь никогда при обращении иностранцев к вере христианской не прибегала к насилию, а также не употребляла и обольщений. Так поступал и сам Митрополит Филофей при обращении в 1712-1727 годах сорока тысяч остяков, вогулов и др. сибирских инородцев (см. мое Жизнеописание Митрополита Филофея, стр. 16-56, и статью Абрамова «О введении христианства у березовских остяков и проповедь Евангелия сибирским вогулам» ^{5}^, напечатанные в Журн. М. Нар. Пр. 1851 и 1854 г. и в Тоб. Губ. Ведом.).].
9-Я
Церковных расколыликов, отступивших от Святыя церкви и в упрямстве необратно стоявших, истребляти, а прочих церковных же расколыциков, где явятся, всякими наставленьями приводить до соединения Святыя Церкви, а не покоряющихся домы их разграбляги на Великаго Государя, а их смерти предавати[82 - И здесь ревность Митрополита Филофея об очищении от плевел вверенной его возделыванию нивы, по-видимому, выходит из границ. Но чтобы судить об этом правильно, во-первых, нужно припомнить, что в конце XVII и начале XVIII столетия и государственные законы против раскольников были очень строги (см., между прочим, следующие за сим справку и помету), а во-вторых, нужно перенестись в Сибирь Филофеева времени или несколько ранее и посмотреть, что в ней делапи тогда раскольники. В 1679 г., в первый день Пасхи, три старика-раскольника публично обругали Митрополита Тобольского Павла при выходе его из церкви после литургии за то, что он совершал литургию по новоисправленным книгам и что певчие его пели, между прочим, «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ» и пр. вместо «Христос воскресе из мертвых, смерть на смерть наступи и гробным живот даровав» (Сиб. лет., л. 136; Ист. Обозр. Сиб. Сл., кн. 1, стр. 308). В том же 1679 г. тюменский раскольнический поп Дометиан, а в чернечестве Данило, при впадении реки Березовки в Тобол сожег обольщенных им простолюдинов и с их семействами, более 1700 человек. Через три года после сего (12 г.) в Утяцкой слободе сожглись 400 человек, да в Верхотурском уезде 100, а еще через 5 лет (17 г.) в деревнях Тюменского уезда Куяровской, Боровиковской и на Примыче сгорело раскольников более 450 душ (Розыск ч. 3, гл. 13; Ист. Об. Сиб., стр. 262). Около того же времени в Томской губернии некто Вас. Шапошников в трех нарочно построенных сараях сжег вместе и с собою множество обольщенных им мужчин и женщин всех возрастов (Роз., ч. 3, гл. 13). В первой четверти XVIII столетия весьма значительное количество раскольников погибло от самосожжения подле Ишима, около слободы Абацкой и за Пышмой рекой (здесь 145; Словцова кн. 1, стр. 370). Пример женщины, которая в конце XVII столетия в Тобольской Покровской церкви, приняв святые тайны, выплюнула и публично топтала их ногами, в Сибири не единственный. Но вот еще что: в 12 году раскольники почти всю Тюмень превратили в пепел и в 17 году, в первый день Пасхи, в самую заутреню подожгли церковь села Каменки, что близ Тюмени, и тут погубили до 400 человек православных (Древ. Вивл., ч. 3, стр. 264–). Возможно ли было оставаться пастырю хладнокровным, когда раскольники столько губили из его паствы и совращением в заблуждения, и сожжением, притом такому пастырю, который до рукоположения во архиерея почти и не слыхал о раскольниках.].
А по справке в Сибирском приказе, в прошлых годах по указу Великаго Государя и по грамотам, которые церковные расколыцики явятся, и тех расколыциков Митрополиту разговаривать всякими мерами накрепко, чтоб они от такого дела престали, и буде те расколыцики придут в повиновение Соборной церкви, и их для исправления посылать в монастыри под начал; а которые расколыцики на покаяние не придут, и тех с Митрополья двора отсылать к розыску в Приказную палату и чинить им указ по прежним государевым указом, а иных казнить смертию, жечь.
ПОМЕТА
Учинить непокаянным раскольщикам по прежним Великаго Государя указом, только того смотреть, чтоб ложными и своими лесными покаяньями, избыв смерти, не учали (не начади) тайно которых простых и не утвержденных людей в свои прелести привлекать, или ушед и в пустынные места, собираясь по-прежнему людей льстить и зажигать, а которые расколыцики, собрав людей, сожигали, а сами уходили, и таким ворам[83 - А здесь слово «вор» употреблено в значении: бездельник, негодяй.] по истинному свидетельству, хотя и покаются, самих без всякой пощады во страх иным, таким же ворам, сжечь.
10-я писана выше сего под 2-ю статьею.
11-Я
Буде в Сибири где сыщутся сосланные черкасы, и угодны до пения церковнаго или до службы домовые, и тех людей брать ему, Митрополиту, в Софейский дом невозбранно[84 - Коренные жители Сибири, по замечанию всех приезжих и по сознанию самих сибиряков (Ист. Об. Сиб., кн. 1, стр. 269), не имеют хороших голосов да и петь не любят. Потому Митрополит Филофей и просил у государя позволения составить для своего архиерейского служения хор певчих из ссыльных черкас, т.е. малороссов, и когда получил только полуотказ (а не чистый отказ) на это, составил из них прекрасный хор. Этого мало: некоторых из ученых малороссиян, например, Григория Новицкого и Ивана Перевицкого, сосланных не за пороки, а вследствие тогдашних политических на Украине волнений, Митрополит Филофей и его преемник Митрополит Антоний Стефановский^{6}^ употребляли сначала в услужение себе, а после для надзора за исполнением новокрещенными сибирскими христианами обязанностей (мое Жизнеописание Митрополита Филофея, стр. 3–54). Митрополит Антоний II для составления певческого хора голосистых малороссиян вызывал в Тобольск на свой счет (из дел Консист. архива).].
Помета
Ссылают таких людей по причинам злодейства их, и таким людем в архиерейскому дому быть неприлично, потому что в указе Великаго Государя жить им в дальних городах, из которых отнюдь имать не велено, а на потребу мочно Преосвященному уволиться и русскими, разве таким, которые обретаются в Тобольску, и тех отдавать с роспискою, а того остерегать, и на нем Митрополите будет спрашивано, буде те люди от него уйдут и к какому возмущению явятся на Украине, слово истяжается от него, и для того опасаться бы ссыльных к себе в дом, чего прежде не было, и для присловия[85 - Для отвращения пересудов, для избежания переговоров, толков в народе.] имать.
12-Я
В прошлых годах посыланы из Софейскаго дому к Ямышу озеру по соль, про Софейский домовой обиход, по дощанику и по два; а в прошлом 1701-м году отпутать не велено, а велено та соль промышлять на Великаго Государя, и чтоб про Софейской домовой и про монастырские обиходы ему, Митрополиту, к Ямышу озеру по соль посылать против прежняго.
ПОМЕТА
Великий Государь указал по имянному своему Великаго Государя указу Митрополиту по дощанику в тысящу или полторы тысящи пуд под соль посылати для своих домовых и тобольских монастырей на потребу, а что за тою потребою явится в остатке, и ту оставлять в иной год, а на сторону отнюдь не продавать и в свои села и в слободы не посылать, и цены тем Государевой соли не портить; а буде в том люди его Архиерейские явятся винны, будет доправлено пени за всякой из Тобольска посланной пуд по полтине, дабы тою солию Государевой соли не учинить остановки, а удоволиться бы ему, Митрополиту, сею Государевою милостию, что взята его соль будет за обороною и защитою Государевых ратных людей; а протчими товарами людем его у Ямыша озера не торговать, а соли, сколько в привозе на том дощанике будет, чинить по Торговому уставу без разрушения[86 - Соляное Ямышевское озеро русские узнали вскоре (всего лет чрез 20) по прибытии Ермака в Сибирь. Несмотря на то, что до 1715-1720 гг. оно находилось во владениях джунгаров, начальство тобольское и частные люди добывали из него соли столько, что ею продовольствовалась вся нынешняя Тобольская губерния. Принять участие в выгодах, получаемых от Ямышевского озера, не замедлил и Тобольский архиерейский дом, и он посылал, по словам Митрополита Филофея, к Ямышу озеру по соль «про Софейской домовой и про монастырские обиходы по дощанику и по два». Но обо всем этом и подробно говорено было в статье «Исторические заметки о добыче соли с Ямышского озера», помещенной в № Губ. Вед. 1858 года. Здесь скажу то только, что Петр I в 1701 году воспретил было вместе с частными лицами Тобольскому архиерейскому дому добывать соль с Ямыша озера, но по челобитной Филофся снова разрешил посылать туда за солью по дощанику в 1000 и даже в 1500 пудов, что Тобольский архиерейский дом уделит].
13-Я
Чтоб в Сибири Тросцкому Кодскому монастырю и крестьянам быть под Митрополитом во всяком повиновении попрежнему, как и прежде тот монастырь ведали архиереи.
ПОМЕТА
Троицкому Кодскому монастырю по-прежнему быть особо, а к новым монастырям не приписывать, и Софейскаго дому детей боярских и ни кого в Кодской монастырь и в их вотчину на Исеть не посылать, и в Софейский дом с крестьян ни каких денежных поборов и ни чего не имать, для того что те доходы на пропитанье братии даны, а в дом Митрополичьей вотчины и доходы протчие особые и по два разом с тех монастырей поборов могут в крайную скудость или раззорение те монастыри притти; а ведати Митрополиту того монастыря игумена и старцов только в духовных делах[87 - Кондинский или Кодской монастырь, ныне беднейший, прежде был богат. Не говоря о другом, скажу только, что в 1764 г. при отобрании церковных имуществ за Кондинским монастырем состояло 775 душ мужского пола крестьян (живших на р. Исети, в Кодеком селе и окрестных деревнях) и что еще в 1673 году, когда монастырь был почти только в начале и когда крестьян за ним было несравненно менее, Кондинский монастырь имел, кроме множества хлеба и значительного числа скота, весьма много разного рода товаров (например, сукна, холста, посуды) для торговли с остяками, множество звериных (например, собольих и лисьих) шкур, рыбы соленой и рыбьего жира, большие невода и около десяти судов больших и средних, да более того лодок (из описи Кондинского монастыря 1673 г.). Этот-то достаток Кондинского монастыря и большие, притом неизбежные, расходы архиереев в старые годы (см. выше примеч. 8-е)^{7}^ и были причиною челобитья Митрополита Филофея о том, чтобы сему монастырю и с его крестьянами состоять в непосредственной зависимости от митрополита, быть вроде приписного к Тобольскому архиерейскому дому. Но на это, как видно из пометы, от Петра I согласия изъявлено не было.].
14, 15, 16 и 17-я статьи писаны выше сего под 1-ю и под 2-ю статьями.
18-Я
Софейскаго дому, для расходу и скудости, еже год посылается дощаник вниз по Иртышу на р. Обь в остяцкие юрты по рыбу с деньгами, чтобы прикашикам на ямах по пути пропущать свободно и не держать бы ни где ни для каковых с дощаника Архиерейскаго взяток.
ПОМЕТА
Учинить о том боярину и воеводам по своему разсмотрению и по прежним примерам, точию вновь, чего и прежде не бывало, не вчинить, но смотреть, чтобы в сем прошении или в иных ущербу Государевой казне не было.
19-Я
С дальних городов, Якутска, Нерчинска, Иркутска и протчих, церковники ездят к Митрополиту к освящению, чтобы прикашикам повсюду тех церковников пропущать свободно, чтобы они не обираны и не держаны, как прикащик Димитрий Горохов на Самаровском яму диакона Иоанна, идуша из Иркутска, обобрал всего и четыре дня держал за караулом, а буде впредь где так явится, чтобы, за доношением Митропольим, ныне и впредь будущим бояром нашим и воеводам таковым прикашикам чинить жестокое наказание.
ПОМЕТА
Пропускать ставлеников повсюду без задержания, осмотря товары, и буде явятся, чинить по Уставу торговому и прочим Указом, а про Горохова сыскать, буде что отнял, доправя, отдать на Митрополей двор и за отъем учинить наказание, и впредь буде кто учнет дерзать и так задерживать, по сыску чинить указ. бить нещадно кнутьем и на воеводех низовых городов имать пени[88 - Впрочем, прикащики и воеводы, обижавшие духовных при их проездах в Тобольск и из Тобольска, почти всегда находили возможность избегать одни наказания, другие – пени: при суде они почти постоянно представляли в свое оправдание то, будто те духовные лица были задержаны ими за провоз кой-каких считавшихся в числе заповедных, т.е. запрещенных, товаров (например, шкур дорогих зверей) с целью торговли ими во время пути, тогда как вещи те, если они при них иногда и были, они возили единственно для продажи на пропитание во время долгого пути и пребывания в Тобольске.] по разсмотрению боярина и воевод, чтобы тем проезжим людям ни какой обиды ни от кого отнюдь не было.
20 и 21-я статьи писаны выше сего под 2-ю статьею.
22-Я
Аше Бог благоволит, перенести мощи св. Василия с Туруханскаго отдаленнаго монастыря и пустаго места во град Тобольск для большого почествования ко Святому, и о том бы дать Великаго Государя грамоту.
ПОМЕТА
Святых мощей из Туруханскаго монастыря не переносить[89 - Подробное жизнеописание Василия Мангазейского, останки которого Митрополит Филофей хотел было перенести в Тобольск, напечатано в «Записках о Енисейской губернии» Пестова и в «Житиях святых русских» Муравьева за август месяц^{8}^; но первая из поименованных книг в настоящее время уже библиографическая редкость, а последняя написана чрезвычайно витиеватым слогом, да и не у многих, особенно лиц светских, они и есть. Потому для читателей «Чтений в Обществе Истории и Древностей Российских» сделаю о нем (Василии) извлечение из статьи князя Кострова «Туруханский монастырь», напечатанной в № 8 «Москвитянина» на 1852 г. Василий Мангазейский, не новокрещенный монгол Василий Борисов, поступивший в Туруханский монастырь в 1692 году, как несправедливо предполагал автор «Истории Русской церкви» (ч. III, стр. 62), а ярославский уроженец, сын тамошнего мещанина. Отец по недостаточному своему состоянию отдал его в прикащики к одному богатому ярославскому же купцу, который, производя торговлю в Сибири, привез его в город Мангазею (находившийся на р. Тазе и называвшийся так от бывших там хлебных магазинов) и поручил ему лавку... С ранней молодости Василий отличался кротостью, благонравием и набожностью. Один раз, и именно в самую заутреню Светлого Христова Воскресенья, когда он находился в церкви, воры обокрали его лавку. Хозяин, подозревая Василия в участии с ворами, подал на него жалобу мангазейскому воеводе Пушкину, который взял его в съезжую избу и при хозяине подверг пыткам. Василий, как невинный, не сознавался и молчал, хотя муки его так были жестоки, что он несколько раз падал замертво. Считая молчание страдальца упорством, озлобленный хозяин ударил его связкой тяжелых ключей (от обокраденной лавки) в висок, и Василий испустил дух. Это случилось в 1602 году, когда Василию было только 19 лет от роду. Воевода и купец для предотвращения молвы в городе велели поскорее положить замученного ими прикащика в гроб и, как бы нераскаянного грешника, закопать без отпевания в болоте близ самой съезжей избы. Но в 1652 году при воеводе Игн. Корсакове фоб Василия сам собою поднялся из грязи и тины. Молва напомнила народу, как благочестиво жил и какою мученическою кончиною помер Василий. Почему гроб перенесен был на другое, более удобное место, и над новою могилою была устроена часовня. Но в 1670 году, вследствие явления Василия во сне настоятелю лишь устроенного перед тем Туруханского монастыря Тихону, останки его перенесены были этим благочестивым иноком в Туруханский монастырь (Мангазеи тогда уже не существовало, а вместо нее был выстроен Туруханск) и погребены в церкви... В память сего события, в день его, в монастыре и теперь отправляется каждогодно торжественное всенощное бдение. Митрополит Филофей был в Туруханском монастыре в 1719 году и написал в честь Василия Мангазейского тропарь и кондак, и будто бы даже канон, ныне, впрочем, не существующий.], а впредь о всем чинить ему, Митрополиту, по согласию с Преосвященным Стефаном, Митрополитом Рязанским.
23-я
Чтобы Великий Государь пожаловал его, митрополита, не велел за прошлыя и на 1702, впредь идущия годы милостынных денег, за пожарным раззорением, с Софейскаго дому править.
ПОМЕТА
Великий Государь, о сем слушав от Преосвяшеннаго Стефана, Митрополита Рязанскаго, доношения, своим, Великаго Государя указом тех денег прежних и ныне и впредь с него имать не велел, а указом те деньги ему, Митрополиту, иждивать в свои потребы, детям поповским в школы, на их потребы, и о том в Монастырской приказ послать память[90 - Милостынные деньги посылались архиереями в Москву с 1678 года на содержание тамошних богаделен. Архиереи должны были посылать по гривне с каждой церкви в епархии, но не собирая этих гривен с церквей, а из общих своих от епархии доходов (Акт. Арх. Эксп., т. IV, стр. 314 и сл.). Так как в начале XVII столетия церквей в Сибири было только 160, то на содержание тобольских архиерейских школ Петр Великий уступал только 16 руб. Впрочем, в то время и это немалые были деньги.].
И по сему Великаго Государя указу его, Великаго Государя, указ в Монастырский приказ послать.
24-я статья писана выше сего под 6-ю статьею.
25-Я
Как Великаго Государя милостивое призрение по статьям указы будут, повелел дать ему, Митрополиту, свою, Великаго Государя, жалованную грамоту с прочетом для иных бояр и воевод.
ПОМЕТА
Великаго Государя грамоту с прочетом ему, Преосвященному Филофею, Митрополиту Сибирскому и Тобольскому, дать в тетратех.
На подлинном подписались:
диак Иван Чепелев.
Справил Никифор Зыков.
ГРАМОТА ПЕТРА ЕЕЛИКОГО ВОЕВОДАМ ТОБОЛЬСКИМ, КНЯЗЬЯМ ЧЕРКАССКИМ, ПИСАННАЯ ПО ПОВОДУ ЧЕЛОКИТИОЙ МИТРОПОЛИТА ФИЛОФЕЯ[91 - Что иному из читателей показалось в челобитной Филофея и пометах на нее А. Виниуса неясным, то объяснится для него при чтении этой грамоты; в ней все изложено в порядке и немногословно.]
От Великаго Государя Царя и Великаго Князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, в Сибирь, в Тобольск, ближним нашим боярину и воеводам князю Михайлу Яковлевичу да стольнику князю Алексею Михайловичу Черкасским, да дьяком нашим Ивану Обрютину, Матфею Маскину. В прошлом 207 (1699) году апреля в 30-й день по Нашему, Великаго Государя, имянному указу послана к вам Наша, Великаго Государя, грамота, велено в Тобольску и в иных сибирских городах для сбору Нашего, Великаго Государя, денежной казны и хлеба, чем Нашим, Великаго Государя, прежних и прибыльных служилых людей полным жалованьем удоволить, дачи, которые Митрополиту и Софейскаго дому соборянам, протопопу с братьею и прочим церковным и в монастыри и приходских церквей ружником, и в монастыри ж, которые в Тобольску и в Тобольском уезде, и во всех сибирских городах и уездах, и слободах, и селах имеют за собою крестьянские и бобыльские[92 - Бобыль – одинокий крестьянин-бедняк, обычно безземельный (словарь В.И. Даля).], пашенные и оброчные дворы и многие ж пашенные земли, и сенные покосы, и угожие леса, и рыбные ловли, и бобровые гоны, и хмелевые щипанья, и мельнишные, и всякие угодья, и промыслы соляные, и с иноземцы торги, и к иным или к тем монастырям и церквам многи приходские дворы в приходе по двести и по сту по пятидесяти, и по сту по шестидесяти, и пятидесяти, и по сорок, и по двадцати[93 - Вот какие были времена, что 50, 40, даже 20 дворов приходских, не только городских, но и сельских, считались достаточными для содержания при церкви причта!] отставить[94 - То есть не выдавать, отказать.] для того, что в прошлых давних летах те дачи и руги учинены Преосвященным Архиепископом Сибирским, а также в монастыри и к церквам для того, что тогда епархия Сибирская была скудна везде и была пустота великая, и таких великих и многолюдных, и хлебных слобод в Тобольску и в иных городах и промыслов, и приходских дворов к церквам не было, а ныне за Митрополитом, за Софейском домом крестьянских и бобыльских дворов, и пашенных и сенокосных земель, и всяких угодий число немалое, да к тому же с монастырей и с церквей оброчные, и с попов, и дьяконов, и со всего духовнаго чина людей поголовное, и с десятин, и с венчальных памятей сбираются на Митрополита денежные погодные подати толикое число, что теми доходами и хлебом, и что за расходом того хлеба продают, удовольствоватись ему, Митрополиту, и Софейскому дому соборян и детей боярских, и всех чинов людей, деньгами и хлебом, и солью давать возможно без всякия скудости и прежних архиереев сибирских великие доходы свидетельствуют Павла Митрополита оставшая многая денежная казна и разныя дела, которые в той Нашей, Великаго Государя, грамоте имянно написаны. А буде которых церквей ружники станут бита челом Нам, Великому Государю, скудостию своею, что-де им без руги пропитатца никоторыми мерами не мочно, и им по разсмотрению в прибавку велено давать вместо отнятой руги, для пропитания, их пашенные и сенные покосы, и рыбные ловли из порожних земель, где кто приищет, по правому разсмотрению, десятин по десяти, по пятнадцати и по двадцати, и по тритцати, и по сороку на монастырь или на церковь приходскую, смотря по их нужде и недостатку, а больших дачь поверстных не давать; и для поселения и работы дать из пашенных ссыльных крестьян[95 - Вот было бы зло-то, если б это повеление было приведено во исполнение, т.е. если б сибирским монастырям, соборам и церквам давали служителей из ссыльных!], которые будут впредь в Сибирь в присылке, человека по три и по четыре, или сколько пристойно. А за которыми церквами ни каких данных вотчин и угодий, и пашен, и приходских дворов нет, и пропитатца, кроме жалованья, нечем, и чтоб церквам не запустеть, тем ружникам Наше, Великаго Государя, жалованье деньги и хлеб, и соль давать по-прежнему, кто чем пожалованы, а для ведома о том же Преосвященному Игнатию. Митрополиту Сибирскому и Тобольскому, Наша, Великаго Государя, грамота ж послана ж.
Да в прошлом 1702 году декабря в 31-й день бил челом нам, Великому Государю, Богомолец наш Преосвященный Филофей, Митрополит Сибирский и Тобольский, в Софейскомде домовом поведении, после пожару, осталось малое число, и до церкви Божией, и до его, Богомольца Нашего, дому надлежат церковные и домовые нужды не малые, а какие нужды, к тому он прислал к нам под челобитною своею просительные статьи; и нам, Великому Государю, пожаловать бы ево. Богомольца Нашего, велеть по тем статьям, о подлежащих церквах и домовых нуждах наш, Великаго Государя, указ учинить, а в статьях написано: в Сибирской епархии к церквам Божиим на пропитание священником нашего, Великаго Государя, жалованья данных земель нет, чтоб к тем церквам, чем священникам питаться, где возможно, дать под пашню земли и сенных покосов против московских и всероссийских церквей; а у которых есть прихожане, чтоб те прихожане священником с причетники церковными давали ругу; а где места беспашенные и прихожан у церквей нет, и к тем церквам священником с причетники, также и Софейскому собору протопопу с братьею и звонцами, и сторожам давать бы годовая руга, деньги и хлеб, и соль по окладам их, для Софейской домовой скудости и пожарного раззорения, а за соборянами-де земель и никаких угодий и приходских дворов к той Соборной церкви нет; а церковные требы, вино церковное, воск, ладан для отдачи по церквам присылать бы к нему, Богомольцу Нашему, для того; кто те церквы требы из Тобольску, из Приказныя палаты раздает, теряют, и в служении бывают негодны. Да в прошлых же годах бывали-де в посылке из Софейскаго дому к Ямышу озеру по соль про Софейской домовой обиход по дощанику и по два, а в прошлом-де 1701 году тот соляной промысел велено промышлять на Нас, Великаго Государя, чтоб про Софейской домовой и монастырские обиходы ему, Богомольцу Нашему, к Ямышеву озеру по соль посылать по-прежнему; для Софейскаго ж дому, для расходов и скудости, еже год посылать дощаник вниз по Иртышу на р. Обь в остяцкие юрты по рыбу с деньгами; да из дальних городов: Якуцка, Нерчинска, Иркутска и прочих церковники ездят к нему, Богомольцу Нашему, к освящению, чтоб прикащиков на ямех и повсюду тех дощаников и рыбной дощаник пропущать свободно, чтоб церковнаго чина люди были не обираны и не держаны, как прикащик Дмитрий Горохов на Самаровском яму диакона Иоанна, идуща из Иркутцка ко освящению, обобрал всего и четыре дня держал за караулом, и рыбного дощаника не держать нигде ни для каковых с того дошаника взяток, а буде где впредь так явитца, чтоб за доношением его архиерейским таковым прикашиком Наш, Великаго Государя, указ чинить; и чтоб те же прикащики по городам и по слободам, и по острогам, и по селам в его, Богомольца Нашего, дела не вступались, и подлежащих людей церковному духовному правильному суду не судили, и в них волю в том не имели; тако ж и освященный, и духовный чин, и Софейских домовых всяких чинов людей и крестьян ни в каких делах никто, кроме его, Богомольца Нашего, не судил, а буде которые доведутся быть под градским судом, и тех за его, Богомольца Нашего, повелением к градскому суду отсылать будут; а блудные дела от суда его, Архиерейскаго, взять в Приказную палату и судить по Градскому уставу, потому что духовным наказанием грех возрастается больший. А которые мечети татарские в Тобольску между церквами Божиими, и житью их татарскому с христианы не быти, потому что в мечетев церквам Божиим бывается перешкола, а живущим Христианом в соседстве с татары не без того, чтобы с ними не пили и не ели и праздников татарских не праздновали, и в блуд не впадали с погаными, а поганые с христианы, и для того то место их отдать на двор гостинной, на церковь и людем посацким, да тыя ж татары, живучи в Тобольску с христианы смесно, в Великий пост веселье свое поганое отправляют на соблазн христианом.
И в нынешнем 1703 году генваря в 20[96 - Челобитная Митрополитом Филофеем была из Тобольска послана 31 декабря, а Петр I 20 января уже слушал ее. Значит, сношения между Сибирью и Россией производились быстро и в прежнее время, особенно зимой. А какова деятельность государя Петра Великого и как велико его внимание ко всем делам!] и 27-й день Мы, Великий Государь, слушав Богомольца Нашего. Преосвященнаго Филофея, Митрополита Сибирскаго и Тобольскаго, челобитных и просительных статей, указами по имянному Нашему. Великаго Государя, указу Софейскаго собора протопопу с братьею, также и о ружниках, за которыми ружными церквами и за монастырями есть приходские дворы и пашенные земли со крестьяны и иное подобное к пропитанию ружникам, и о даче к церквам земель, которых церквей священником с причетники пропитатца нечем, чинить по-прежнему и посему Нашего. Великаго Государя, указу; а у которых церквей есть приходские дворы, и тех церквей священником учинить рута денежная и хлебная с прихожан по разсмотрению, чтоб не в тягость и чем можно сытым быть попу с причетники; а для домовых и тобольских монастырей на потребу к Ямышу озеру ему. Богомольцу Нашему, по соль посылать по дощанику в тысячу или полторы тысячи пуд, а что за тою потребою явится в остатке, и ту оставлять бы в иной год. и на сторону отнюдь не продавать, и в свои села и слободы не посылать, и цены тем Нашей, Великаго Государя, соли не портить и остановки не учинить; а буде в том люди ево, Архиерейские, явятся винны, и на них доправлено будет пени за всякой пуд, из Тобольска посланной, по полтине, а товарами у Ямыша озера людям его не торговать, а с соли, сколько в привозе на том дощанике будет, чинить по Торговому уставу без нарушения. А об отпуске дощаника на р. Обь в остяцкия юрты по рыбу, по прежним примерам, точию вновь чего прежде не было, не вчинать и смотреть, чтоб в сем прошении или в иных ущербу Нашей, Великаго Государя, казне не было. Также и о мечете татарском и о житье их Наш, Великаго Государя, указ учинить вам, ближним боярину и воеводам, по своему разсмотрению, буде возможно, чтобы особо поселить за Знаменским монастырем и мечеть им сделать там же, и с ними о том говорить, а что станут говорить, о том писать к Нам, Великому Государю, к Москве. А церковные требы, воск, ладан, церковное вино для расходу держать в Софейском доме. А в духовных делах духовнаго ж, а не мирскаго чина всем в присуде быть у десятинников, а в мирских делах и духовнаго ж всякаго чина людей и Митропольих крестьян быть в присуде у воевод в мирских же делах, а не в духовных. А блудные дела ведать в Тобольску в Приказной палате; а буде кто явится мужеска свободное или несвободное (лицо) пола с свободным или не свободным женским или девичьим лицом в блуде, в том розыск чинить отцами духовными и прочими свидетельствы и чинить указ по градским законам, а за насилие по статьям же новоизложенным и Уложенью; а буде в чем указов или решения не обрящется, о том писать нам, Великому Государю, а денег пенных не править для того, чтобы той ради причины матери детей своих, в блуде прижитых, не умерщвляли, и велеть отцам духовным и приходским попам обученми чистыми от таких дел унимать, а паче же приводящия к тому причины пьянство, своевольство и прочие пресекать, а ворам же и воровкам, кои в том обличатся, наказанье учиня, смирять, смотря по вине, с жесточью и работою без пощады, а женские лица отдавать в работы под начал[97 - Старинное слово: под начал, неупотребительное в Сибири, в России до сих пор употребительно, особенно между духовенством. Послать кого-нибудь (например, лицо духовного чина за проступок) в монастырь под начал, значит: предать того человека особенному в монастыре надзору для испытания, для исправления.] в женские монастыри на сколько лет пристойно, чтобы те злодейства истреблять; и в мирских делах духовнаго чина, и Митропольим крестьяном в Тобольской Приказной палате быть для того, что судят в тех делах по Уложению и по новоуказным статьям, чего у архиерея нет; однако ж в розыскных делах монашескаго и свяшенническаго чина людей на испытания, без согласия Архиерейскаго, не имать, а наипаче мучительные[98 - Значит, в начале XVIII столетия и лица духовного чина подвергались телесному наказанию, а при допросах и пыткам.]. А приежжих ко освящению ставленников повсюду пропускать без задержания, осмотря товары, и буде явятся, чинить по Торговому уставу и прочим указом; а про Дмитрия Горохова сыскать, буде что отнял, допрося, отдать в Софейской дом, а за тем учинить наказание; а впредь буде кто учнет дерзать и так задерживать, по сыску чинить указ, бить нащадно кнутьем, а на воеводах низовых городов[99 - Низовыми в старину в Сибири назывались те города, которые на восток от Тобольска, например, Томск, Енисейск, Иркутск. Якутск. Нерчинск и пр. Почему некоторые из сибирских архиереев старого времени, как Митрополит Иоанн Максимович, любили титуловаться так: «Божиею милостию Митрополит Тобольский и всея Сибири и низовых городов».] имать пени по разсмотрению, чтоб тем проежжим людям никакой обиды ни от кого отнюдь не было. И как к вам ся Наша, Великаго Государя, грамота придет, и вы б, ближние наши, боярин и воеводы князь Михайло Яковлевич да стольник князь Алексей Михайлович, и дьяки против челобитья Преосвященнаго Филофея, Митрополита Сибирскаго и Тобольскаго, о всех делах чинили по вышеписанному указу, а прочет сию Нашу, Великаго Государя, грамоту и списав список, велели оставить в Приказной палате впредь для ведома иным бояром Нашим и воеводам, а подлинную нашу грамоту отдать велели в Софейской дом с роспискою.
Писан на Москве лета 1703, февраля в 28-й день.
Подлинная Великаго Государя грамота за пометою дьяка Афанасия Герасимова.
Митрополит Филофей в схиме и тогда, когда уже (в конце 1720-го или начале 1721 г.) во второй раз отходил[100 - Митрополит Филофей два раза управлял Тобольскою епархией: в первый – с 1702-го по 1712 год, а второй – с 1716-го по 1721 год и после обоих разов отходил на покой в Тюменский монастырь.] на покой, преемнику своему, новоназначенному митрополиту Антонию I, еще в бытность сего в Петербурге, отправил пункты, о чем ему надобно было там хлопотать перед правительством: _первое –_ о жалованье на церкви, устроенные между новокрещенными[101 - Филофеем окрещено было сибирских инородцев до 40 тысяч, а церквей между ними было построено 37.], и соборные, воске, ладане, вине церковном, «тако ж попом соборным и попом остяцким»[102 - То есть причтам церквей, построенных в жилищах остяков и других новокрещенных инородцев.]; _второе_ – о соли, чтоб архиерейскому дому посылать дощаник свой до Ямышева про домовой обиход, или бы из казны давано было по пяти сот пудов по-прежнему; _третье_ – о вине горячем, чтобы для Ангелов Государевых давано было из казны по-прежнему по 200 ведер, или дабы повелено было сидеть в доме архиерейском, также и про расход домовой[103 - Горячее вино прошено и давано было: во-первых, для Ангелов Государевых, т.е. для Царских, высокоторжественных дней, в которые архиереи того времени для лиц правительственных и почетнейших из граждан и духовенства собирали обеды, и, во-вторых, про расход домовой, например, для разного рода мастеровых, которых при архиерейских домах того времени всегда бывало множество, для слуг архиерейского дома и для крестьян как во время работ, например, на помочах, так равно и при приездах их из вотчин в архиерейский дом с хлебом и другими припасами. Первоначально по указу царя Михаила Феодоровича (Ист. Акт., т. 1, стр. 131) Тобольский архиерейский дом получал из казны вина по 100 ведер в год. Затем, вследствие ли отказа казны или вследствие неисправности отпуска от нее, курили вино для архиерейского дома в архиерейских вотчинах и даже в самом архиерейском доме. Но в 1694 году Петром Великим это последнее решительно было воспрещено (II. Соб. Зак., т. III, № 1486); почему митрополит Филофей и начал хлопотать о безденежном отпуске хлебного вина по-прежнему из казны, и вот Тобольский архиерейский дом с 1707 года*** начал получать его по 200 ведер в год и получал до 1756 года, когда граф Шувалов взял за себя винный откуп во всей России и Сибири (дело 1745 года в консист. архиве по старой описи под № 34-м).]; _четвертое_ – на новокрещенных, чтоб, кроме государева ясака, более ни чего не спрашивано, также буде возможно и от подвод их уволить; _пятое_ – судов чтоб давано им (архиереям или лицам духовным, от архиереев командированным), как случится ехать до новокрещенных, и чтоб о том указ учинить. Митрополит Антоний о всем этом хлопотал перед правительством, и вот по Его, Великаго Государя, указу Правительствующий Сенат, слушав ведения и оных пунктов, _приказали_: «...Сибирской губернии соборных церквей попом и служителем жалованья по окладом и против их и остяцким попом, и протчим таким же, и на церковные потребы воск, ладан, вино и про домовой архиерейской обиход соль и вино горячее, буде то все напредъ давано, и ныне давать из доходов Сибирской губернии; с новокрещенных, которые приняли и впредь примут Православную Христианскую веру, сверх ясака[104 - Филофей хлопотал о невзимании с новокрещенных ничего, кроме ясака, потому что некоторые воеводы (например, верхотурский Воейков) взыскивали с новокрещенных и подушные, наравне с крестьянами, и ясак, наравне с инородцами.] никакой подати и подвод не имать, а оныя подати разложить на прочих ясашников, которые останутся не в христианской вере, почему надлежит или чрез иной какой ни будь способ, что с них имеется, чтоб не устрашить, и оное все учинить вам. Губернатору[105 - Губернатором Сибирским в то время был Князь Алексей Михайлович Черкасский.], по своему разсмотрению[106 - Прибавку в выдаче горячего вина и учерждение викариатства Сибирской митрополии в Иркутске Митрополит Филофей выхлопотал, по всей вероятности, в бытность свою в Москве, в 1706 г. (II Соб. Зак., т. IV, № 2118).], и что учинено будет или чего учинить не возможно, о том писать, и с тех оставших в неверии, хотя и в одних домех с новокрещенными живут, всякие подати имать с другими вряд, а в Камор-коллегии справиться, сколько оных новокрещенных и какой оклад с них, для поездов ему, Митрополиту, к тем новокрещенным подводы или суды давать по разсмотрению твоему, Губернаторскому»[107 - Здесь надо присовокупить, что Митрополит Антоний I по внушению Филофея же выпросил себе прогонные деньги от Петербурга до Москвы на 25 лошадей, а от Москвы до Тобольска на 35. Объяснение, почему такое большое количество лошадей требовалось под Митрополита Сибирского, см. выше, в примечании 13-м^{9}^.]. Марта 13-го дня, 1721 года.
ЖИЗНЬ ИОАННА МАКСИМОВИЧА, МИТРОПОЛИТА ТОБОЛЬСКОГО И ВСЕЯ СИБИРИ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольский и всея Сибири // Странник. – 1864. Т. 1. Январь. С. 5-37.]
Епархия в Тобольске учреждена в конце 1620 года. С тех пор до настоящего времени управляли ею – одни более, другие менее[109 - Всех долее управлял тоб. епархиею архиепископ Варлаам, с 17 по 1802 год, следовательно 34 года, а всех короче – Павел 111, только 22 дня, с 26 ноября по 18 декабря 1831 года.] – 28 архипастырей. Многие из них, в особенности архиепископ Нектарий, митрополит Филофей, архиепископы Варлаам и Евгений и епископ Владимир, оставили по себе в Тобольске прекрасную память, но память митрополитаИоанна Максимовича, современника Петра I, как там, т.е. в Тобольске, так и во всей Сибири, выше, священнее памяти всех, даже и этих пяти упомянутых архипастырей. По нем многие служат панихиды и заупокойные литургии, на гроб его для поклонения приходят и приезжают издалека – не только из Тобольской епархии, но и из епархий Пермской, Оренбургской, Уфимской, Томской, Енисейской и Иркутской; по Сибири во многих домах можно видеть его изображения.
Иоанн Максимович, митрополит Тобольский и всея Сибири[110 - Впрочем, митрополит Иоанн иногда подписывался и так: Иоанн, Божиею милостию митрополит тобольский и всея Сибири и всех низовых и верховых городов (в старину низовыми городами в Сибири назывались все города, расположенные на восток от Тобольска, напр., Томск, Енисейск, Иркутск, Якутск и пр.).], родился в Малороссии в городе Нежине[111 - В Нежине с небольшим в полстолетие (1651 – 1717 г.) родились три замечательных иерарха российской церкви: Иоанн Максимович, Амвросий Зертис-Каменский, архиепископ московский, умерщвленный во время чумы 1771 г., и Георгий Конисский, архиепископ белорусский.] в декабре 1651 года. Родители Иоанна Максимовича были малороссийский шляхтич, т.е. дворянин, _Максим_и_Евфросиния._ Родовая фамилия отца Иоаннова была _Васильковский_, но он чаще назывался и писался _Печерским,_ по месту своего жительства, особенно во вторую половину жизни, в Киеве подле Печерской лавры; а его дети, внуки и вообще все потомки приняли фамилию _Максимовичей_ уже от имени отца. Максим Печерский снискивал пропитание для своего многочисленного семейства (одних сыновей у него было семь) тем, что брал на аренду у Киево-Печерской лавры принадлежавшие ей мельницы, перевозы и другие оброчные статьи, устроял для лавры плотины и разные хозяйственные в ее вотчинах заведения, строил по подрядам в Киеве и других городах церкви и пр. За такую деятельность, полезную как для лавры, так и для всей Малороссии, тогдашний малороссийский гетман Иоанн Мазепа еще во дни своей верности Петру I принял Максима Печерского и его сыновей под особенное свое покровительство, о чем неоднократно и публиковал в универсалах по всей Малороссии. Шесть младших сыновей Максима, равно как внуки его и почти все потомки, служили в казачьем малороссийском войске в звании хорунжих писарей, сотников, даже полковников. Но старший его сын Иоанн пошел иным, путем[112 - Все эти сведения о роде Иоанна Максимовича заимствованы из статьи: Бубновская сотня, составленной потомком Максима Печерского (бывшим профессором сначала Московского, а потом Киевского университета) Михайлом Александровичем Максимовичем и напечатанной в журн. мин. вн. дел на 1849 год.]; еще в детстве он поступил в Киевскую академию, где в особенности успевал в латинском языке, в науках словесных и богословия, а по окончании курса учения и сам был учителем латинских классов академии. Проходя учительские должности, Максимович изъявил желание вступить в монашество и, постриженный в Киево-Печерской лавре архимандритом Иннокентием Гизелем, получил имя Иоанна. С этих пор начинается иерархическая деятельность Иоанна Максимовича и вместе возвышение его по степеням иерархического служения. Так, вскоре после пострижения рукоположен был он сначала в иеродиакона, в иеромонаха Киево-Печерской лавры, а чрез несколько времени назначен на должность эконома той же обители, на должность, когда у лавры было много вотчин, множество разных хозяйственных заведений, например, мельниц, рыбных ловель, хуторов и пр., сколько почетную, столько же, или еще более, многотрудную, требовавшую ума, распорядительности. Затем, когда в конце 1678 или в начале следующего 1679 года Малороссия отправила в Москву в посольство – просить царя русского о защите против турок, опустошивших пред тем заднепровскую часть ее, разоривших главный той части город (Чигирин) и готовившихся к новому на нее нападению, тогда в число послов назначен был и Иоанн Максимович. Ему сверх общего поручения от лаврского начальства дано было еще особое: просить у царя и патриарха какой-нибудь из великороссийских, ближайших к Киеву, монастырь, где бы лаврские монашествующие могли укрыться в случае нападения неприятелей и невозможности держаться в лавре. Добродушный царь Феодор Алексеевич отправил в Малороссию сильное войско, а лавре предоставил Брянский Свенский монастырь с тем, чтобы монастырем этим управлял в звании наместника понравившийся ему по уму, дару слова и добродетельной жизни молодой (двадцатисемилетний) эконом лавры, иеромонах Иоанн Максимович[113 - Труды Киев. акад. 1860 г., кн. 2, стр. 232.]; чрез два года, и именно в 10 году, Иоанн Максимович все еще в сане иеромонаха снова приезжал в Москву[114 - Обзор р. дух. лит., стр. 207, в Учен. зап. 2 отд. Акад. наук 1857 г., кн. 3.] с поручением от Киево-Печерской лавры хлопотать пред царем и патриархом о подтверждении древних с разными привилегиями грамот, дарованных ей государями московскими, литовскими, польскими, а также и восточными патриархами. Чрез пять лет после этой вторичной поездки в Москву (значит в 15 г.) Иоанну Максимовичу было поручено проповедывать в Киево-Печерской лавре слово Божие[115 - В XVII столетии в Малороссии и Белоруссии, а в XVIII отчасти и в Великороссии, при дух. академиях, архиерейских кафедрах и в больших монастырях была особенная должность проповедников слова Божия, и ее поручали только ученым и способным к публичному проповедыванию иеромонахам. Из слов, говоренных Иоанном Максимовичем в Киево-Печерской лавре в 15–90 годах, три: о страшном суде, на рождество Иоанна Предтечи и преставление св. Иоанна Златоустого, напечатаны в Чернигове в 1705 году в Зерцале от писания божественного. Прочие же «словеса», замечает издатель их иеромонах Антоний Стаховский, первый префект черниговской семинарии, впоследствии архиепископ черниговский и, наконец, митрополит тобольский, «проповеданныя от иеромонаха И. Максимовича чрез пятолетнее число, наченши от року (года) 15, под спудом сокровенни в преславной обители пресв. Богородицы печерския». См. Наука и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. II, стр. 118.], и он эту святую обязанность исполнял ревностно целых пять лет. Но чрез 10 лет после того, и именно в половине 1695 года, архиепископ Черниговский Феодосий Углицкий, знавший Максимовича почти с детства и особенно сблизившийся с ним во время настоятельства своего в Киевском Михайло-Выдубицком монастыре, вызвал его в Чернигов и посвятил в архимандриты Черниговского Елецкого монастыря с тем, чтобы иметь в нем преемника себе по кафедре черниговской[116 - Прежде и самого Феодосия Углицкого (особенно чтимого за святую и подвижническую жизнь) посвятил в архимандрита Елецкого монастыря черниговский архиепископ Лазарь Баранович^{10}^ именно с тою целию, чтобы иметь в нем помощника себе по управлению епархиею, а потом и преемника. См. Труды киев. дух. ак. 1860 г., книга 2, стр. 227, 232, 221 и сл.].
Блаженный Феодосий, приготовляя себе преемника в лице нового Елецкого архимандрита, как будто предвидел скорую свою кончину: 5 февраля 1696 года, значит всего чрез 7 месяцев по прибытии Иоанна, его уже не было в живых. По примеру первенствующей церкви и на основании особой привилегии, какою пользовалась Малороссия в XVI и XVII веках избирать себе пастырей вольными голосами и из местного духовенства, – черниговская паства в лице представителей своих от духовенства, как белого, так и черного, от дворянства, войсковых чинов и граждан 24 ноября 1696 года собралась в архиерейский дом для избрания архипастыря; тут были, кроме того, и уполномоченные тогдашнего малороссийского гетмана Иоанна Мазепы, и Киевского митрополита Варлаама Ясинского, и все единогласно пожелали видеть на черниговской кафедре архимандрита Елецкого монастыря; даже ученый игумен, а впоследствии архимандрит Троицко-Черниговского Ильинского монастыря Лаврентий Крщонович. который пред тем сам домогался чести быть Черниговским архиепископом[117 - В Ист. иерархии, изд. 2, стр. 300. между Феодосием и Иоанном, архиепископами черниговскими, несправедливо помещен Лаврентий: он не был избран и рукоположен.], подал голос в пользу Иоанна. Отправляя избранного таким образом Иоанна Максимовича в Москву, гетман Мазепа писал о нем к парю и патриарху, и Иоанн 10 января 1697 года был посвящен патриархом Адрианом прямо в сан архиепископа[118 - В Ист. иер., изд. 2, стр. 300, а вслед затем и в моем жизнеописании митрополита Иоанна Максимовича, напечатанном в 1849 и 1854 годах, неправильно сказано, что Иоанн сначала был посвящен в епископа. В Ист. иер. на указанной странице касательно Иоанна есть и другая ошибка: там напечатано, что он хиротонисан 1 января 1698 года (вместо 10 января 1697 г).] с правом во время богослужения облачаться в саккос[119 - В России до уничтожения патриаршества в саккосе служили только патриарх и митрополиты. Из архиепископов в саккосе первый стал служить один из предместников Иоанна Максимовича, черниговский архиепископ Лазарь Баранович с благословения патриархов восточных Паисия и Макария и московского Иоасафа II. председательствовавших на московском соборе в 1666 и 67 годах.]. Новый архипастырь вскоре по прибытии на паству – в архимандрита Черниговского Елецкого монастыря – на свое место рукоположил игумена Николаевского Батуринского монастыря Димитрия, который впоследствии времени был Ростовским митрополитом и давно уже причислен к лику святых.
Светильник поставлен на свешенице, и свет его начинал озарять все окружавшее (Матф. 5, 15). Жизнь преосвященного Иоанна была исполнена добродетелей и потому назидательна для многих христиан черниговской паствы. «Многие предражайшие добродетелей своих таланты, – писали черниговцы к Иоанну в Тобольск, – нам в подражание, яко отец чадом, яко пастырь овцам, яко владыка рабам своим, остави ваша архипастырская святыня, глаголя к нам словесы Христовы: _образ_дах_вам,_да_якоже_аз_сотворих,_и_вы_творите_» (Иоан. 13, 15)[120 - См. предисловие к Илиотропиону.]. Но архипастырь, подавая пастве своей пример добродетельной жизни, хотел для нее сделать больше, хотел оставить ей нечто такое, что служило бы во спасение ей надолго и после него.
И вот преосвященный Иоанн вскоре по хиротонии привел в лучший и более благоприличный вид свою кафедральную обитель, а в 1700 году[121 - Науки и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. I, стр. 109.] основал первую по времени в целой России семинарию под названием коллегии, или коллегиума[122 - Впрочем, в черниговской семинарии, как и во многих других семинариях, первоначально классы были только до риторики включительно.], принимал в нее, как велось в то время и в Киевской академии, детей не только духовного звания, но и всех сословий, не жалел для нее ни издержек[123 - Между прочим, в 1705 году Иоанн выстроил для помещения семинарии каменное здание.], ни трудов и в непродолжительное время, в какие-нибудь 10 лет, возвел ее на значительную степень совершенства, так что из нее еще в бытность самого основателя в Чернигове стали выходить просвещенные помощники ему в деле пастырского служения, изрядные проповедники слова Божия на церковной кафедре и переводчики полезных книг с латинского языка на славяно-русский[124 - Учители и ученики черниговской семинарии в 1709 и 1710 годах уже участвовали в переводе с латинского языка изданной Иоанном Максимовичем книги: Богомыслие на пользу правоверным. См. предисловие к сей книге и посвящение ее Стефану Яворскому.], да и во всех сословиях начали появляться люди, основательно знающие истины веры и деятельно исполняющие правила христианской жизни. Потом Иоанн Максимович, сделавшись архипастырем, начал и сам писать и переводить разного рода назидательные сочинения. Им в 15 лет управления Черниговскою епархиею написано, переведено и издано 10 или даже 12 сочинений: 1) в 1705 году _Алфавит_собранный,_рифмами_сложенный,_от_св._писаний_и_из_древних_речений_; в этой книге содержатся краткие жизнеописания разных святых, расположенные по алфавиту имен; 2) в 1707 году _Богородице_Лево_, или толкование на архангельское приветствие Божией Матери с присовокуплением описания чудотворений, бывших от разных ее икон[125 - В эту книгу Иоанном Максимовичем несколько мест заимствовано из сочинения св. Димитрия ростовского: Руно орошенное, или описание чудес, бывших от иконы Божией Матери, находящейся в черниговском Ильинском монастыре.]; 3) в 1708 году _Феатрон,_или_Позор_нравоучительный,_царем,_князем,_владыкам_и_всем_спасительный,_ где содержатся наставления, советы и поучения начальникам и вообще всем имеющим власть; 4) _Толкование_на_50-й_псалом_; 5) в 1709 году _Отче_наш_, т.е. толкование на молитву Господню с присовокуплением благочестивых размышлений о пользе сей молитвы; 6) _Царский_путь_креста_Господня_, _вводящий_в_живот_вечный_, или наставление, как должно в сей земной жизни носить крест Христов; 7) _Осьми_блаженств_евангельских_изъясненных_[126 - Осьми блаженств евангельских – см. Нагорную проповедь (Мф. 5, 3-10).]; 8) в 1710 году _Богомыслие_на_пользу_правоверным_ – это собрание статей, относящихся до разных предметов веры и нравственности христианской; 9) _Синаксарь_[127 - Синаксарь, синаксарий (греч.) – собрание; собрание в воспоминание Тайной вечери; собрание исторических сведений о празднике или святом. Собрание таких синаксариев составляет книгу под названием «Пролог».]_о_победе_под_Полтавой_[128 - Мысли для сего Синаксария преосв. Иоанном взяты из службы (впоследствии уничтоженной) на полтавскую победу 1710 г. архимандрита, а после архиепископа тверского Феофилакта Лопатинского и из слова на ту же победу Феофана Прокоповича. Обозр. русс. дух. лит., т. 1, стр. 207. Наука и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. II, стр. 232 и 233.]; 10) _Царица_неба_и_земли;_ 11) _Духовные_мысли_ (М. 1782 г.) и _Илиотропион,_сообразование_человеческой_воли_с_божественною_показующий_[129 - Слов. пис. дух. чина, ч. I, стр. 283 и сл. Церк. ист. Инн., т. II, век XVII; Библиогр. Сопик. и Обозр. р. дух. лит., ч. I стр. 207; но всех вернее в Науке и лит. в России при Петре великом, Пекарского, т. II.]_._ Последнее сочинение, как это видно из его предисловия, передано было преосвященным Иоанном Черниговской семинарии и вообще Черниговскому архиерейскому дому при отъезде его в Тобольск и напечатано там уже без него в 1714 году[130 - См. предисловие к Илиотропиону.].
По всей вероятности, преосвященный Иоанн Максимович имел способность все писать необыкновенно скоро и с тем вместе был чрезвычайно трудолюбив и ревностен к духовной пользе других, иначе физически почти невозможно одному' человеку, притом занятому частым служением и многочисленными делами по управлению епархией, в какие-нибудь 10 лет или даже и менее (потому что первая из перечисленных книг напечатана не ранее 1705 года) написать и издать 10 или 12 большею частию массивных сочинений. По счету библиографа и археолога Строева, в одной _Богородице_Дево_ 24260 стихов, да в _Алфавите_духовном_ 10322, да в _Осьми_блаженствах_ 5954 стиха[131 - См. статью Мих. Ал. Максимовича: Бубновская сотня в жури. мин. вн. д. на 1849 год, и Науку и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 149, 115, 206.]. Если же это не так, то можно думать, что некоторые из поименованных сочинений преосвященным Иоанном были приготовлены ранее хиротонии его в архиерея, когда у него, быть может, более было свободного времени, только в то время не имел он материальных средств к изданию их в свет.
Почти все сочинения Иоанна Максимовича напечатаны в Чернигове в Святотроицком-Ильинском монастыре, разумеется. по тогдашнему обычаю, церковными буквами. Между ними есть и оригинальные, но четыре: Алфавит духовный, Феатрон, Богомыслие и Илиотропион переведены (с латинского)[132 - Одно из этих четырех сочинений, например Илиотропион (это произведение иезуита Дрекселлия, изданное в первый раз в 1627 г. в Мюнхене), переведены буквально, а другие, например Феатрон (автор этого сочинения – папский каноник Амвросий МагНапш, живший в первой половине XVII стол.) – с переменами, переделками, сокращениями и исправлениями, какие казались нужными по духу и требованиям нашей православной Церкви. Наука и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 316. Предисл. к Фсатрону на стр. 3.], притом одни из них писаны прозой, другие, например, Алфавит, Богородице Дево, Отче наш, Осмь блаженств евангельских, – стихами. В иных: Феатроне, или Позоре нравоучительном и Царском пути креста Господня – проза перемешана с стихами, некоторые даже (например, Царский путь креста) украшены по тогдашнему времени довольно хорошей работы рисунками.
По словам лиц, знакомых с описываемыми сочинениями, между ними есть такие (например, Феатрон), которые обнаруживают в их авторе или переводчике многостороннюю ученость и глубокую опытность в науке управлять людьми[133 - См. статью черниг. архиеп. Филарета: Черниговские иерархи, помещенную в Трудах киев. дух. академии 1860 г., № 2, стр. 235.]; и такие, в которых видно обширное знакомство его не только с писанием и творениями св. отпев, но и с древнею историею, с греческими и римскими древностями, с языческою мифологиею. Но при этом все они проникнуты глубоким благочестием, исполнены назидательных мыслей и живых чувствований, а главное, все отражают в себе душу сочинителя или переводчика. Что занимало его самого, то он и передал письменно и издавал в свет, желая, чтобы и другие тоже мыслили и чувствовали, что он. Это соотношение между сочинениями Иоанна Максимовича и его внутренним настроением подметили и высказали в 1714 году учители черниговского коллегиума и вся братия тамошнего архиерейского дома, трудившиеся над изданием его Илиотропиона. Вот что, между прочим, говорили они ему в своем послании (приложенном к этой книге) от лица всей бывшей его черниговской паствы и с благословения преемника его по черниговской, а впоследствии и по тобольской кафедре Антония Стаховского: «Якоже бо Илиотропион, т.е. солнечник[134 - Солнечник – подсолнечник.] цвет вертоградный, по естеству своему последует течению солнечному, и за ним от востока на запад обращается: тако преосвященство ваше, по благости Божией, от юности своея даже до лет сединою честных, во всяких случаях, во всяких нуждах, в радости и скорби, в благополучии и злоключении обыкл еси возводить очи свои сердечныя в горы, оттуда всегда обретая себе помощь»[135 - Предисл. к Илиотр. и Наука и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 316.]. Да и сам преосвященный Иоанн прямо в сочинениях своих говорил, например, словами Иисуса Сирахова сына (33, 17): _разсмотрите,_не_себе_единому_трудился,_но_всем_ищущим_наказания_ (т.е. научения). От этого-то, т.е. от внутреннего достоинства и благочестивого направления, сочинения Иоанна Максимовича если не все, по крайней мере некоторые, имели в свое время большой ход, хороший успех: Петр 1 дозволял преосвященному Иоанну посвящать их царскому его имени[136 - Петру великому из сочинений Иоанновых посвящены, между прочим: Царский путь креста Господня, Осмь блаженств евангельских и Толкование на молитву: Отче наш.], и когда иные из них подносили ему, не только милостиво принимал их, но и благодарил[137 - Богородице Дево, Феатрон и Толкование на 50-й псалом Иоанн Максимович, в 1708 г., отправил к Петру I, при письме, с кафедральным наместником своим Антонием Стаховским, а Царский путь креста, Осмь блаженств и Отче наш, в 1709 или 1710 г., поднес ему чрез нового малоросс, гетмана Ив. Скоропадского. – Архив, черниг. каф. собора; Предисловие и послесловие к книге: Царский путь креста Господня.] сочинителя приличными подарками и похвальными грамотами[138 - Получив книги, посланные с Антонием Стаховским (см. предыдущее примечание), Петр I, кроме похвальной граматы, послал Иоанну Максимовичу кусок камфы, кусок камки и белый мех, да для черниг. собора пуд ладану и 3 ведра церк. вина. – Архив черниг. собора.]; Богомыслие на пользу правоверным, переведенное Иоанном Максимовичем и напечатанное в 1710 году, разошлось так быстро (припомним чрезвычайно трудный в то время сбыт книг и крайне малое число людей грамотных и охотников до чтения), что в следующем же (1711) году сделано было второе и даже третье его издание, притом по именному повелению самого Петра I. Феатрон Иоаннов также имел несколько изданий[139 - Н. и лит. в Р. при Петре в., Пекарского, т. II, стр. 233, 253 и сл. Слов. пис. д. чина, ч. 1, стр. 287.]. Сибирь – страна, далекая от Чернигова, места издания Иоанновых сочинений, но по ней в разных местах немало до сих пор рассеяно то тех, то других из них. В Тобольске, например, пишущему эти строки случалось встречать их и в семинарской библиотеке, и в соборной ризнице, и в домах тамошних старожилов из купечества и мещанства, ему попадались там на глаза и Феатрон, и Царский путь креста, и Илиотропион, и Богородице Дево и пр. Омск и из сибирских городов не древний, да и народонаселение его стало увеличиваться почти только в последнее время; однако жив нем есть сочинения святителя Иоанна, по крайней мере имеет их соборная библиотека. Видно, что этими книгами дорожили и читали их со вниманием и усердием[140 - Экземпляр книги Феатрон, или Позор, принадлежащий в настоящее время омскому собору, прежде, как видно из надписей и пометок на нем, переходил из рук в руки довольно почетных лиц разных сословий, притом переходил все почти в дар, и весь испещрен, исписан пополам – отчасти по-русски, а более по-латыни – замечаниями и дополнениями.].
Что сочинений преосвященного Иоанна не читают теперь, то понятно: язык этих сочинений, сравнительно с нынешним, уже устарел, в нем, как и в языке современных Максимовичу писателей, например, Стефана Яворского, Феофана Прокоповича, Гавриила Бужинского, много слов и оборотов латинских, польских, малороссийских и простонародных, а между тем для ищущих назидания теперь довольно книг, написанных чисто русским современным литературным наречием. Притом стихи у преосвященного Иоанна, как у всех стихотворцев, живших до Ломоносова, написаны по системе силлабической, которая с законом русского стихосложения никак не сродняется[141 - Некоторыми из произведений Иоанна Максимовича не совсем довольны были и его современники, например, об Алфавите его был сделан невыгодный отзыв известным нашим сатириком князем Кантемиром, а о Богородице Дево невыгодно отзывался св. Димитрий ростовский (Наука и л. в Р. при Петре в., Пек., т. II, стр. 115 и 150. Истр. р. Церкви, сп. Фил., изд. 1, ч. 4, стр. 111). Кроме того, два из его сочинений: Богомыслие и Феатрон несколько лет (в 30-х годах XVIII столетия) считались не].
Сверх исчисленных 12 сочинений и трех проповедей, пометенных Антонием Стаховским в _зерцале_от_писания_божественного_, Иоанну Максимовичу долгое время (от 120 до 140 лет) были приписываемы еще: а) _Рассуждение_о_Боге_, б) _Собрание_чужестранных_слов,_употребительных_в_русском_языке_, и в) _Словарь,_ или лексикон, _латино-русский_[142 - См. Слов, о пис. д. чина, изд. 2, ч. 1, стр. 288 и сл. Наука и лит. в Р. при Петре в., Пек., т. I, стр. 191 и сл.]_._ Но теперь положительно доказано, что автором двух последних сочинений, по крайней мере третьего, был не Тобольский митрополит _Иоанн_Максимович,_ а только соименный и софамильный ему, даже, может быть, близкий его родственник Иван Максимович. Этот последний был чиновник светский, канцелярист малороссийского войска и приверженец гетмана Мазепы. После Полтавской битвы он вслед за ним и Карлом XII бежал в Турцию, но в 1713 году, по его просьбе и с дозволения правительства, вместе с некоторыми другими беглецами из малороссиян возвратился в Россию и, как чиновник ученый и знающий древние и новые иностранные языки, до 1728 года служил переводчиком примосковской типографии. Над составлением латинского лексикона, как видно из авторского предисловия к нему, он трудился с 1718-го по 1726 год, когда митрополита Иоанна Максимовича и в живых уже не было, и по состаштении посвятил его Императрице Екатерине I пред ее коронацией[143 - Наука и лит. в Р. при Петре в., Пекар., т. I, стр. 191-197.]. Что ж касается до первого из названных сочинений, то оно явилось у писателей вследствие ошибки библиографа Сопикова: рассуждением о Боге он назвал ту самую книгу, которая у преосвященного Иоанна названа: Богомыслие в пользу правоверным[144 - Там же, т. II, стр. 236.]. Но возвратимся к самому преосвященному Иоанну, к его деятельности и событиям в бытность его в Чернигове.
Говоря об Иоанне Максимовиче, как о пастыре черниговской паствы, нельзя умолчать о двух следующих обстоятельствах:
1) когда Карл XII выбрался из Польши и переправился на левую сторону Днепра, когда Мазепа замышлял измену, а Запорожская сечь и донские станицы явно возмущались, Петру Великому приводилось часто ездить по Малороссии. Раз проезжал он чрез Городню – городок Черниговской епархии. Преосвященный Иоанн, встречая его тут, приветствовал его между прочим следующими словами: «Благословен ты, егда входиши, и благословен, егда исходиши; предаст бо Господь Бог враги твоя, сопротивляющияся тебе сокрушенны пред линем твоим: путем единем приидут к тебе, и седмию путий побегнут от лица твоего»[145 - Предисл. к Царскому пути креста Господня, л. 2 на обор. Отд. 1, кн. 1.]. Слова эти некогда были сказаны пророком Моисеем израильтянам (Втор. 28, 5–7), но, быв как бы по вдохновению приложены к православному государю, боровшемуся в то время с сильным врагом, исполнились, как всякому известно, 27 июня 1709 года под Полтавою.
2) Осенью 1708 года измена малороссийского гетмана Мазепы сделалась явною. Петр I прибыл в Глухов и повелел жителям Малороссии съехаться сюда для выбора нового гетмана. В числе прибывших были и лица духовные (например, Киевский митрополит Иоасаф. Переяславский епископ Захария и проч.), а между ними и Иоанн Максимович. Выбор был сделан (выбран Скоропадский) в присутствии самого Государя. Затем, чтобы возбудить в малороссийском народе ужас к измене, стоившей столько крови, и удержать его в верности православной России, 12 ноября 1708 года малороссийское духовенство по воле Петра I в глуховской церкви поразило изменника Мазепу с его сообщниками анафемой. Об этом, а равно и об избрании нового гетмана преосвященный Иоанн того же числа по примеру прочих малороссийских архиереев известил свою паству особою грамотою. Мазепа, вероятно, считая Иоанна Максимовича по отношению к себе[146 - Отец Иоанна Максимовича пользовался, как мы видели в начале статьи, благоволением Мазепы; сам Иоанн получил сан архиерейский, между прочим, и по его выбору; братья его в малороссийском войске занимали довольно хорошие места и держались стороны Мазепы. К несчастью, некоторые из них и после, во время самой Полтавской битвы, не отстали от изменника и за то горькую испили чашу.] неблагодарным (как будто облагодетельствованный уже непременно должен соглашаться с своим благодетелем во всем, даже и в противозаконных действиях, как будто бы должен действовать с ним заодно, даже и в случае его преступления ) и его патриотизм принимая за измену себе, решился из мести погубить его и других, оставшихся верными Петру I. И вот, чтобы привести их в подозрение у государя, едет казак (Пархоменко), и едет нарочно так, чтобы взяли его как
3) человека подозрительного. Он был действительно взят (близ Глухова), допрошен и показал, что ездил с письмами от бывшего гетмана к Черниговскому архиепископу, к князю Четвертинскому, к глуховскому атаману Карпече и другим (все противникам Мазепы). Это свое показание подтвердил он даже в присутствии оговариваемых им лиц, объявляя, что письмо Иоанну Максимовичу передано им накануне Рождества Христова чрез его служителя, а прочим поданы лично. К счастью, Петр I доискался правды: оказалось, что писем у Пархоменки никаких не было, и невинность восторжествовала[147 - Чернигов, иерархи, в трудах киев. д. акад. 1860 года. кн. 2, стр. 238. Чт. ист. общ. на 1859 год, кн. 1, стр. 181, 183, 195. Март. т. II, стр. 482 и сл., т. IV, стр. 275 и сл.]. Так добрый пастырь предан был пастырскому своему долгу и православной России! Гнушаясь изменой законному государю и подданством иноверным шведам, а между тем ясно понимая выгоды своей отчизны от неразрывного союза с единоверной и одноплеменной Россией, преосвященный Иоанн лучше хотел подвергнуться всей мстительности озлобленного изменника, нежели самому сделаться изменником. Когда Карл XII разбит был под Полтавой, Иоанн Максимович чрез нового малороссийского гетмана поднес Петру Великому и посвятил его имени три приготовленные им в то время к печати сочинения: Царский путь креста Господня, Осмь блаженств евангельских и Толкование на молитву Господню. В посвящении вроде панегирика, приложенном к первому из этих сочинений, равно как в предисловиях и послесловиях к означенным книгам, преосвященный сперва прославил Бога, а потом Петра и частию его сподвижников; для выражения своего благоговения к Богу и своей радости о спасении Петра и его победе он, можно сказать, не находил достаточно и слов[148 - См. предисловие и послесл. к Царскому пути креста и пр.]. Кроме сего, Иоанн, как полагают, тогда же написал (стихами) и в 1710 году напечатал в Чернигове _Синаксарь_ о победе под Полтавой[149 - Обзор русс. дух. лит., ч. II, стр. 207, и Наука и лит. в Р. при Петре в., Пекарского, т. II, стр. 232 и сл.].
Но вот с отречением Филофея Лещинского от управления епархиею и с принятием им схимы сделалась праздною митрополия сибирская. Еще от 18 июня 1700 года[150 - См. Поли. собр. зак. под указанными годом и числом.] Петр I, желая просветить светом Евангелия не только сибирских язычников, но и сопредельные с Сибирью неверующие народы, дал указ о том, чтобы на сибирскую митрополию возводимы были мужи не только благочестивые, но вместе и ученые. Имея всегда в виду эту царскую волю, духовное начальство в марте 1712 года[151 - В жизнеописании митр. Иоанна Максимовича, изданном мною в 1849 и 1854 гг., и Н.А. Абрамовым^{11}^, которое напечатано в Страннике 1863 г. № 5-й, ошибочно сказано, что святитель Иоанн из Чернигова в Тобольск перемещен в 1711 году^{12}^ и что сибирскою митрополиею управлял близ 4 лет. Меня. г. Абрамова и покойного киевского митрополита Евгения, трудившегося над вторым изданием I части ист. иер., ввела в ошибку рукописная сибирская летопись, хранящаяся в библиотеке Тобольской семинарии: там действительно сказано так, но сказано неверно. Касательно Иоанна Максимовича в этой летописи есть и другие ошибки; там говорится, например, что он посвящен в архиерея черниговского в 1698 году (тогда как это было в 1697), что он приезжал в Москву в числе малороссийских послов к царю Алексею Михайловичу (тогда как этого царя во время разорения заднепровской Малороссии турками уже и в живых не было) и пр. Настоящее уверение, т.е., что преосв. Иоанн перемещен из Чернигова в Тобольск не в 1711, а в 1712 году, и что поэтому он управлял тобольскою епархиею менее не четырех, а трех лет, я основываю: а) на статье: Чернигов, иерархи, помещенной в Труд. киев. акад. 1860 г., кн. 2, стр. 239; б) на Слов. пис. д. чин., ч. I, стр. 287; в) Ист. иер. р. Ц., ч. 1, изд. 1, стр. 111 и 153; г) Геогр. слов. Щекатова, ч. 6, стр. 262; д., Обз. русск. дух. лит., стр. 207; особенно же е) на ставленой грамоте, данной местоблюстителем патриаршего престола Стефаном Яворским преемнику Иоаннову по черн, епархии, архиепископу Антонию Стаховскому, и доселе в целости хранящейся при черниг. каф. соборе, и ж) на свидетельстве самого Иоанна Максимовича в Илиотропионе. В грамоте говорится: «Стефан Яворский, Божиею милостию митр, рязанский... прошедшего мироспасительнаго 1712 года, месяца марта для черниг. епархии боголюбивый архиепископ Иоанн Максимович, по указу царскаго величества переведен на престол сибирския митрополии»; а в предисловии к последней (к Илиотропиону) черниговцы, трудившиеся над ее изданием, в 1714 году, уже в бытность Иоанна в Сибири, говорят: «ты учил нашу паству, яко лет пятнадесять». Если б Иоанн Максимович, хиротонисанный в черниг. архиепископа, в январе 1697 г., прибыл в Тобольск в августе 1711 года, то каким бы образом он мог учить черниговцев лет пятнадесять? Чтобы Иоанн Максимович прибыл в Тобольск ранее 1712 года, этого нет и в описании остяцкого народа, Новицкого, хранящемся в ризнице тоб. каф. собора.] определило послать в Тобольск Иоанна Максимовича с возведением его в звание митрополита Тобольского и всея[152 - Переписчик грамоты забыл означить число, хотя и место для него оставил.] Сибири[153 - Иначе рассказывают о причине назначения Иоанна Максимовича в Сиб. митрополита в Тобольске: будто в поместьях князя Меньшикова, находившихся в черниговской епархии, выстроена была новая церковь. Светлейший написал своему управителю, чтоб церковь та освящена была в такой-то день, и чтобы к освящению непременно был приглашен архиерей. Управитель волю господина своего передал преосвященному Иоанну. Но сей сказал, что назначение времени освящения церкви зависит не от его светлости и кого бы то ни было, а от епархиального архиерея, и что в назначенный день ему быть там никак нельзя, а он будет в другое время, именно тогда-то. Как сказал преосвященный, так и сделал. Далее: по случаю освящения церкви помянутый управитель устроил было богатый обед, но преосвященный, как откроется из дальнейшего, не любил бывать на чужих обедах, а потому не удостоил отведать княжеского стола. Меньщиков, узнав об изменении дня освящения церкви и об отказе от обеда, приготовленного его управителем, сильно прогневался на Иоанна Максимовича и из мести, когда вакансия на тобольскую митрополию сделалась праздною, устроил так, что туда назначили именно его – черниговского преосвященного. Максимович слышал о виновнике своего премещения, в страшную в то время Сибириь, и потому будто бы сказал при отъезде: «да, мне далеко ехать, но он будет еще далее меня». Предсказание преосвященного, прибавляют рассказчики, сбылось: Меньщиков, как известно был сослан в Березов, где и умер. Но предание этим не оканчивается. Говорят, что преосвященный Иоанн, когда Меньщикова провозили секретно мимо Тобольска по Иртышу в дощанике, не получив на от кого известия, вышел на берег реки, поклонился на плывшее судно и благословил его. Но это предание не верно; по крайней мере так можно смело говорить о последнем, упоминаемом в нем, обстоятельстве: Иоанн умер в 1715 году, а Меньщиков сослан в 1727 году, следовательно, 12 лет спустя после смерти преосвященного. Не случилось ли все это с митрополитом Антонием Стаховским, управлявшим тобольскою епархиею 1723–1740 г.? Он также, как и Максимович, в Тобольск переведен из Чернигова, но вместо наказания. См. Полн. Соб. Зак., т. VI, № 3, 734.]. Августа 14 дня 1712 года преосвященный Иоанн, имевший уже более 60 лет от рождения и почти весь покрытый сединами, прибыл в Тобольск и был встречен с необыкновенною торжественностию. Выписываю рассказ об этом из рукописи, принадлежащей Тобольской семинарии. Преосвященный Иоанн прибыл к Тобольску на двух дощаниках[154 - В старину архиереи тобольские в летнюю пору ехали из России сухим путем только до Верхотурья, а из Верхотурья до Тобольска обыкновенно плыли на судах по рр. Туре и Тоболу. Для этого тобольский архиерейский дом свои дощаники, которые, впрочем, в Верхотурье и Тюмени имелись у него постоянно и служили для сплава хлеба на архиерейский дом из архиерейских вотчин, находившихся наиболее в уездах Тюменском, Туринском и Верхотурском. Преосвященный Иоанн приплыл в Тобольск на двух дощаниках. Это удивительно, но только с нынешней точки зрения. В старину преосвященные в Сибирь ехали обыкновенно с большою свитою: с певчими и архиерейской ризницей, с некоторою частию духовенства, недостаток в котором, особенно в более образованном и способном, долго чувствовался в Сибири, с прислугой, множеством богослужебных книг и церковной утвари, в приобретении которых и до сих пор немало встречается затруднений, с значительным запасом провизии для архиерейского стола, сукон и других материй для платья, как самому архиерею, так еще более служащим при нем лицам, и пр., и пр. (См. челобитную митр. Филофея Петру 1 и примечания к ней в Тоб. губ. вед. 1859 г., №№ 15-19). Не излишне заметить, что иногда ризницу и певчих нарочно посылали в Москву или Петербург ко времени посвящения нового архиерея для всей Сибири. Так и в начале 1710 года к посвящению преемника митрополиту Филофею были высланы в Москву певчие и ризница; но по неназначснию сего преемника (Иоанна Максимовича) во время, в течение слишком двух лет, возвратились доколе так (архив тоб. коне.).] и пристал к берегу Иртыша против Знаменского монастыря. По предварительному распоряжению тобольского воеводы Бибикова полковник конного казачьего полка Нефедьев и головы двух пеших казачьих полков Аршинский и Мурашинский с своими командами стояли в строю от монастырских ворот до самого митрополичьего дощаника. Сам воевода с своими товарищами и при них сибирские дворяне, дети боярские и старшины от граждан вошли к его преосвященству на дощаник. Преосвященный, преподав им и сопровождавшим их святительское свое благословение, сошел на берег, вошел в монастырь, выслушал там краткое молебствие и, благословив народ, возвратился на судно, где и ночевал. Утром следующего дня (14 августа) преосвященный Иоанн снова прибыл в Знаменский монастырь и облачился (в церкви) в полное архиерейское облачение. Сюда пришли к нему в полных облачениях, с иконами и с молебным пением кафедральный протоиерей и все градское духовенство. Благословив новых своих сотрудников в деле пастырского служения, архипастырь пешком отправился в собор, находящийся слишком в версте от Знаменского монастыря, притом в нагорной части города, в сопровождении воеводы и его товарищей, дворян, детей боярских, городских старшин и множества народа и при звоне на колокольнях всех градских церквей. На Прямском взвозе по обе стороны и на горе на площади до самого собора стояли три помянутые полка казаков[155 - В старину – и до 1803 года – и все тобольские преосвященные также или подобным образом вступали в Тобольск на новую паству: приезжали сначала в Знаменский монастырь, облачались там и шли в собор с церемонией, подобной крестному ходу, например, при преднесении св. икон, в предшествии всего градского духовенства, при стечении множества народа и колокольном звоне. Само собою разумеется, что бывали и мелкие изменения, которые зависели от предохранительных распоряжений воевод или губернаторов, правивших Сибирыо, или самих владык. В марте 1769 года громкий и пышный губернатор Чечерин встречал преосвященного Варлаама, между прочим, с пушечной пальбой и сквозь как бы триумфальные ворота, устроенные на Прямском взвозе и украшенные, кроме многого другого, нарочно для того приготовленными надписями в стихах.]. На горе в Кремле, на площади против собора, преосвященный служил молебен с водосвятием, а по входе в церковь – литургию, после литургии отправился в архиерейский дом, а 16 августа, в день Нерукотворенного образа Спасителя, снова служил у праздника, т.е. в Спасской градской церкви, при стечении множества народа[156 - Лет. сборник, принадлежащий тобольской семинарии, рукописный, год 1711.].
Теперь мы дошли до самого интересного для жителей Сибири вообще, а особенно для жителей Тобольска, периода жизни митрополита Иоанна. Но, к сожалению, нет возможности вполне удовлетворить любопытству чтущих память святителя; современники не чувствовали нужды вести записи о жизни и делах его, преемники довольствовались рассказами стариков, рассказы же в течение почти 150 лет большею частию забыты. Итак, будем довольствоваться немногим.
Нет сомнения, что и епархиальные дела сильно озабочивали преосвященного Иоанна. Тобольская епархия в XVII столетии и начале XVIII чрезвычайно была обширна – простиралась с запада на восток от Ачинской крепости (на запад до Уральских гор, следовательно, уже в Европейской России) до Камчатки, с юга на север – от Бухтармы и Кяхты до Обдорска и Колымы. К тому же в Сибири тогда вовсе не было образованного духовенства, а между тем сколько в ней находилось идолопоклонников! Да и раскольники толпами бежали туда из России и простодушных сибиряков увлекали в свои заблуждения: отсюда заблудшие сотнями, даже тысячами сожигались и сожигали обольщенных ими[157 - Розыск св. Димитрия ростовского, ч. III, гл. XIII.]. Предместник преосвященного Иоанна митрополит Филофей в 1707 году в помощь себе для управления столь обширною епархиею получил было викария в лице Иркутского епископа Варлаама Коссовского, но он, проживши в Иркутске только два с половиною года, наконец от крайней скудости в содержании[158 - Жалованья ему не назначено никакого; вотчинных крестьян не было ни одной души; дани с немногих церквей и монастырей собираюсь только 108 рублей. И из этой ничтожной суммы архиерей должен был содержать, кроме себя, певчих своих, приказных чиновников и прислугу. Странн. 1863, № 1, стр. 10, Ирк. еп. вед. 1863 г. № 10.], от недостатка даже квартиры для своего помещения и от разных неустройств в столь отдаленном и глухом краю в 1710 году отбыл оттуда в Москву и здесь в сентябре 1713 года участвовал с местоблюстителем патриаршего престола в хиротонии преемника Иоаннова по черниговской кафедре Антония Стаховского, а в 1714-м перемешен в Тверь[159 - Ирк. еп. вед. 1863 г. № 10, стр. 121. Ставл. грам. Антония Стаховского в черниг. кафедр, соборе. Не известно, тотчас ли по прибытии в Тобольск или несколько спустя только митрополит Иоанн Максимович отправил из Тобольска в Йркутск в благословение тамошней пастве список с чудотворной Абалцкой иконы Божией Матери. Эта святыня до сих пор в целости сохраняется в приделе иркутского кафедрального собора и в недавнее время украшена по усердию покойного купца Трапезникова великолепнейшею золотою ризою. В стихах, написанных под иконою, преосвященный Иоанн обещался посетить Иркутск лично, но промысл Божий не судил ему исполнить это обещание ^{13}^.].
Кроме исправления обыкновенных епархиальных дел, митрополит Иоанн Максимович, находясь в Тобольске, трудился над обращением в христианство остяков, вогулов и других сибирских инородцев. С июня 1712 года, значит, за два слишком месяца до прибытия в Тобольск преосвященного Иоанна, предместник его, живший на покое в Тюменском монастыре, митрополит Филофей Лещинский начал лично проповедывать остякам Тобольской губернии, вогулам, татарам и другим язычникам и магометанским инородцам евангельское учение и продолжал делать это в следующих 1713, 1714 и 1715 годах; митрополит Иоанн всем, что только было в его власти, помогал бывшему тобольскому архипастырю в этом святом, но вместе трудном деле: давал ему в сотрудники более благонадежных священников и монахов, снабжал его церковною утварью, сносился за него, как схимника, с мирскими властями и духовным правительством, утешал в опасностях жизни от злобившихся на него иноверцев и подавал ему мудрые советы. Один раз преосвященный Иоанн и сам от себя отправлял в Кошуцкие юрты (ныне село Тюменского уезда) священника, который при содействии тамошнего князька, обласканного и щедро одаренного в Тобольске Иоанном Максимовичем, окрестил инородцев тех юрт (ясачных туралинских татар) в числе 300 душ. Сюда же надобно отнести и то, что в 1714 году Иоанн Максимович, согласно воле Петра I, открыл в Пекине православную духовную миссию, частию для поддержания православной веры в сотне сибирских казаков, взятых в плен китайцами в царствование Алексея Михайловича при разрушении нашего города на Амуре Албазина и поселенных в Пекине, частию в видах обращения в христианство самих китайцев[160 - Впрочем, это благое намерение Петра I и митрополитов тобольских Филофея и Иоанна начинает приходить отчасти в исполнение почти только в настоящее время (См. Дух. Бесед. 1863 г. № 5, стр. 160, и некоторые из последующих ее номеров, Ирк. епарх. вед. 1863 г., Правосл. обозр. 1863 г. № 7, замет, стр. 194).]. Начальником миссии в то время назначен был эконом Тобольского архиерейского дома Илларион Лежайский, по сему случаю произведенный в архимандрита Якутского Спасского монастыря и получивший от митрополита ризницу и церковную утварь[161 - Иларион Лежайский родом был из Польши, и в Сибирь привезен самим преосвященным Иоанном. С ним приехали было из Малороссии и еще несколько монашествующих, но Сибирь не понравилась, и все они, согласно их просьбе, отпущены были Иоанном Максимовичем обратно па родину с щедрым вознаграждением за послушание ехать с ним и за сопровождение его в пути до Тобольска. (Из лат. и частию русской рукописи, принадлежащей омскому дух. училищу). Что же касается архимандрита Илариона, то он китайским императором и мандаринами принят был очень ласково, но жил там недолго, потому, вероятно, что не мог перенести перемены ктимата.].
Преосвященный Иоанн Максимович и в Тобольске, как в Чернигове, деятельно занимался надзором за обучением духовного и инородческого юношества в славянских школах, открытых его предместником митрополитом Филофеем в 1703 или 1704 году. Сверх того, он часто служил и при богослужении проповедывал слово Божие, а дома то читал, то переводил или писал различные назидательные сочинения и между прочим написал книгу: _Путник_ (в царствие Божие?). «Едино у него увеселение было, – говорится о нем в рукописи Сибирской летописи, – писать душеполезные сочинения»[162 - В описи имения митрополита Антония Стаховского, одного из ближайших преемников Максимовича, хранящейся в архиве тобольской консистории, между прочими вещами значится и поименованная книга. Эта опись признает ее сочинением Иоанна Максимовича. Оставшись рукописью в Тобольске, Путник, по всей вероятности, никогда и не был напечатан.].
Но главным занятием преосвященного Иоанна была молитва. Запершись во внутренних своих комнатах, он, как слыхали и подмечали жившие при нем, повергался на колена, проливал слезы и в этой умной, сердечной беседе с Творцом и Искупителем проводил по часу, а иногда и по нескольку часов. Особенно любил он приносить Господу моления за себя и за паству свою в ночное время, когда, ничто внешнее и земное не развлекает внимания и не развлекает помыслов о небесном.
Нельзя не упомянуть здесь и о том, что преосвященный Иоанн, в бытность свою в Тобольске, много творил милостыни. Помня слова Спасителя: _тебе_же_творящу_милостыню,_да_не_увесть_шуйца_твоя,_что_творит_десница_твоя_ (Матф. 6, 3), он всего чаще делал подаяния втайне, иногда чрез доверенных лиц, а иногда и сам непосредственно, но переодевшись в простое платье. В этом виде, как передается из рода в род, он посещал богадельни, которых в прежнее время в Тобольске было много (29), и дома известных ему бедных, особенно сирот, оставшихся без приюта и призрения. Оставляя у окна деньги или вещи, преосвященный стучался и говорил: «Примите во имя Иисуса Христа», – и в ту же минуту удалялся. Принимавшие милостыню не знали своего благодетеля, потому что темнота ночи и простое платье скрывали его. Из всех бедных и несчастных чаще бывали предметом его сострадания вдовы и сироты духовного звания да заключенные в темницах. Первых он отыскивал не только в самом Тобольске, но и в целой Тобольской епархии, и чрез благонадежных людей снабжал, чем и сколько мог, впрочем, никогда не означая своего имени, и последних посещал лично в местах их заключения, причем наделял их деньгами и пищей, поучал и утешал[163 - Жури. мин. нар. пр. на 1850 год, № 10, статья г. Абрамова под названием: Иоанн Максимович и пр.].
Упомянув о добродетельной жизни митрополита Иоанна Максимовича в Тобольске, приведу слова Григория Новицкого и неизвестного автора помянутой рукописи Сибирской летописи. Первый в _кратком_описании_остяцкого_народа_ сказал: «Митрополит Иоанн был усердный ревнитель и трудолюбивый желатель благочестия». А второй заметил: «Митрополит Иоанн был тих, смирен, благорассудлив, о бедных сострадателен и милостив». Это значит, что преосвященный Иоанн сверх попечительности о бедных и несчастных был кроток и снисходителен в обращении как с подчиненными, так и со всеми, ни пред кем не гордился своими достоинствами и добродетелями, все поступавшие к нему дела рассматривал внимательно и в решении их являл милосердие и снисходительность. Летописец в митрополите Иоанне замечает и ту особенность, что он во все время пребывания своего в Тобольске ни у кого не бывал в гостях, что только один раз ездил на обед к сибирскому губернатору князю Гагарину, и то по особенно усильной просьбе сего последнего[164 - Рукоп. сиб. летопись, принадлежащая тобольской семинарии, под 1715 годом.]. Так он предан был уединению, так живо имел в виду пастырские свои обязанности и дела благочестия.
К сожалению, тобольскою паствою управлял преосвященный Иоанн недолго – только 2 года 9 месяцев 3 недели и 5 дней (с 1712 года, 14 августа, по 10 июня 1715 года). Частию обремененный летами и более, вероятно, изнуренный учеными и благочестивыми трудами, равно как делами по управлению епархиями, он скончался 1715 года 10 июня. Всей жизни его было 63 с половиной года. Замечательна была смерть преосвященного: 10 июня, когда церковь празднует память священномученика Тимофея, епископа Прусского, преосвященный Иоанн торжественно отслужил литургию, после литургии угощал столом градское духовенство и нищих, протем сим последним сам прислуживал; после стола простился с духовенством, но удержал на некоторое время двух более любимых им священников. Что говорил с ними архипастырь, это известно одному Господу; только, отпустив и их, он заперся в своих внутренних комнатах. Вечером жители Тобольска, вероятно, приведенные в недоумение еще рассказами о прощании преосвященного с духовенством, сильно обеспокоились тем, что во всем городе был благовест к вечерням много и долго спустя после обыкновенного срока. Те, на ком лежала обязанность исспрашивать благословение, равно как и служащие при архиерейском доме, уже много раз приходили к келье преосвященного, стучались и звали его, но ни дверь не отворялась, ни голоса не было слышно. Наконец приехал в архиерейский дом губернатор князь Матвей Петрович Гагарин. После новых, но опять тщетных попыток вызвать преосвященного князь, принимая ответственность на себя, приказал ломать двери. Что же представилось, когда они были отворены? Митрополит в молитвенном положении на коленах стоял пред иконою Спасителя, давно уже мертвый[165 - Это предание известно всем жителям Тобольска и целой Сибири. Мне случалось неоднократно слышать его от почтенных по летам и просвещению старцев (напр. Ив. П. и М.Д. Менделеевых и Гневашевых), которые сами слышали его от своих отцов и дедов, современников или почти современников митрополиту Иоанну.]!
Преосвященный Иоанн Максимович (сколько можно судить по сохранившимся до нас портретам) был росту высокого, сухой, с лицом худощавым и продолговатым, нос имел длинный, бороду довольно большую и в старости седую, волосы длинные и также седые. Погребен он подле Софийского собора с северной стороны близ дверей в приделе во имя преподобных Антония и Феодосия Печерских[166 - В кратком показании о бывших в Сибири городах, воеводах и пр. на стр. 17 неправильно сказано, будто Иоанн Максимович погребен в приделе Златоустого.]. Лет чрез 30 после смерти Иоанна, при митрополите Антонии Нарожницком, этот придел по тесноте его и ветхости потолка был разобран[167 - Из дел консист. архива.] и заменен теплым, вновь выстроенным собором тех же преподобных Печерских. Таким образом, гроб святителя Иоанна остался под открытым небом. Жителям Тобольска, благоговевшим к его памяти, это было крайне неприятно. К тому же стал носиться по городу слух о видениях, будто бы бывших митрополитам Антонию II и Сильвестру. Рассказывали, что святитель Иоанн явился им во сне и с скорбию говорил об оставлении его фоба под открытым небом, жаловался, что над фобом его бегают псы, приказывал возобновить придел и этим возобновлением успокоить его, а в случае неисполнения его приказания грозил наказанием и пр.[168 - И это предапие пишущему было сообщено людьми старинными; набожными и образованными.] Поэтому набожный преемник Антония II митрополит Сильвестр в 1751 году на сборные деньги на место существовавшего прежде деревянного придела выстроил новый каменный, только уже не во имя преподобных Антония и Феодосия. а во имя святителя Иоанна Златоустого, ангела митрополита Иоанна Максимовича, и выстроил так, что гроб блаженной памяти святителя вошел в алтарь оного. По выстройке придела над гробом митрополита Иоанна прошло около 60 лет. Наконец 1806-го или 1807 года, при архиепископе Тобольском Амвросии Келембете, на северной стороне собора сделалась трещина от фундамента до самых сводов, притом над тем самым местом, где была могила преосвященного Иоанна. В 1826 году преосвященный тобольский, а впоследствии Разанский и Ярославский архиепископ Евгений, чтобы предотвратить опасность, грозившую всему собору, решился исправить это повреждение. Но так как ни заделать трещину, ни даже осмотреть ее во глубине фундамента не было возможности, не коснувшись гроба Иоанна Максимовича, то с разрешения Св. Синода 5 и 6 сентября 1826 года фоб его был перенесен в новый скит, устроенный в том же приделе и также в алтаре, только на левой его стороне. Трогательно и умилительно было это перенесение! Сентября 3 дня преосвященный Евгений призвал к себе ректора семинарии архимандрита Иоанникия, что впоследствии был епископом преемственно Вятским, Оренбургским и Кавказским или Ставропольским, кафедрального протоиерея Петра Фелицына и ключаря протоиерея Петра Карпинского и согласил их держать пост три дня до перенесения честных останков да три дня после того. 4 числа выкопана была на левой стороне Златоустовского алтаря новая могила, выкладен в ней новый склеп и устроен новый же фоб. 5 числа – в тот год этот день был воскресный и царский, отслуживши литургию и обождавши, пока разошелся народ, но ничего не вкушая, преосвященный с вышеупомянутыми тремя лицами пришел в придел и, отслужив панихиду по мифополиту Иоанну, приступил к делу. По вскрытии склепа преосвященный спустился в него и крышу кедрового фоба нашел сгнившею, а самый фоб совершенно целым; клобук и мантия оказались также нисколько не истлевшими. Подложив потом при постоянном чтении покаянного псалма и при пособии ключаря, человека кроткого, простого и добродетельного, под мантию и останки чистое полотно, и запевши _Святый_Боже_, они взяли полотно за четыре конца, с особенною осторожностию и благоговением подняли их кверху, в алтарь, и потом уже все четверо вместе положили в новый фоб, запечатали его и по порядку, начиная с архиерея, стали читать Евангелие. 6 числа, чтобы избежать огласки и предотвратить стечение народа, преосвященный Евгений в приделе Иоанна Златоустого пришел (в Тобольске архиерейский дом с собором почти рядом и оба в отдалении от других зданий, особенно от частных домов) рано утром без обычной архиереям церемонии и даже без свиты, а только в сопровождении фадских священников и четырех из фаждан, заблаговременно и секретно приглашенных вроде депутатов, новый гроб с останками митрополита Иоанна перенесен был в склеп при пении Святый Боже самим преосвященным, разумеется, с сослужащими, по прочтении часов и по совершении соборне панихиды. Затем литургия (ранняя), равно как и сейчас помянутая панихида, вся совершена была без иподиаконов (облачали архиерея диаконы), без певчих (пели священники) и в присутствии только этих певших иереев и вышеупомянутых четырех граждан[169 - Рассказ этот мною записан был в 1843 году со слов особенно благоговевших к памяти митр. Иоанна, ныне уже покойных, купцов тобольских Ал. Мир. Гневашева и Вас. Ал. Струнина. Помнится, один который-то из них (если только не оба) были и при перенесении нового гроба Иоаннова в числе четырех помянутых депутатов.].
Над прежним местом погребения митрополита Иоанна, на правой стене придельного алтаря, святитель изображен был во весь рост, в белом клобуке и голубой с источниками мантии, а над новой могилой подле левой стены алтаря находится круглый беловатый мраморный памятник, устроенный бывшим, ныне уже покойным, золотопромышленником, ростовским купцом Никитой Фед. Мясниковым. Им же в приделе в 40-х годах переделан и иконостас, в самой церкви придельной на левой стороне висит довольно большая икона с изображением Иоанна Златоустого и Тимофея, епископа Прусского, написанная в 1840 году тобольским купцом, в последнее время обедневшим и ныне тоже покойным, Алексеем Мир. Гневашевым и некоторыми другими гражданами из усердия к митрополиту Иоанну; Златоустый, как выше замечено, – ангел сего митрополита, а память священномученика Тимофея празднуется церковью 10 июня – в день кончины Иоанна.
Заключим жизнеописание приснопамятного архипастыря Иоанна Максимовича словами, высказанными в самом начале его: жители не только Тобольска, но и всей Сибири с самой кончины митрополита Иоанна свято чтили и доныне чтут память его; так что многие служат по нем панихиды, на гроб его поклониться приезжают и приходят издалека, из епархии не только Тобольской, но и Пермской, и Оренбургской, и Уфимской, и Томской, и Енисейской, и Иркутской, а в домах жителей Сибири, по крайней мере в некоторых, можно видеть его изображения. В приделе Иоанна Златоустого почти круглый год, кроме панихид, служатся заказные заупокойные литургии; собрания богомольцев при служении в этом приделе бывают особенно многолюдны 10 июня – в день кончины Иоанна и 13 ноября – в храмовый праздник придела Златоустого[170 - Иоанн Максимович был канонизирован Русской православной церковью летом 1916 г.].
Вера в силу заступления святителя Иоанна иногда и оправдывается благодатными действиями. Вот несколько из этих действий, собранных и записанных в 1843 году[171 - В то же время собирал и записывал сведения о благодатных действиях, совершавшихся над людьми, которые обращались с молитвами к митр. Иоанну, преосв. тобольский Владимир, и у него записано было гораздо более, нежели у меня, но его запись по смерти преосвященного (1845 г.), вероятно, затерялась и, кажется, навсегда.]:
1) В 1798 году 10 июля из Барнаульского округа приехали в Тобольск две женщины из крестьянского сословия, но достаточные, одна пожилая, другая дочь первой, девица лет 20, больная, изнеможенная. Пришедши в собор, они просили показать им место, где погребен митрополит Иоанн, и в пределе Иоанна Златоустого служить сряду 6 недель литургии. Когда же соборяне начали расспрашивать о причине такой дальней поездки и особенного усердия к митрополиту Иоанну, мать рассказала следующее: «Эта больная дочь пять лет находилась в сумасшествии, в первые четыре года она бегала по лесам, билась, кричала, дралась, неистовствовала, сидела на цепи, потом по временам стала приходить в себя, и вот в одну из добрых минут ни с того ни с сего просит меня ехать с ней молиться в Тобольск. «Для чего же это?» – говорю я ей. «Мне являлся какой-то архиерей, он сказал, что я до тех пор не выздоровею, покуда не помолюсь в Тобольске на его фобе», – и тут рассказала, какой он и какая на нем одежда; ну почти точь-в-точь, как в вашей приходской церкви написан Спаситель над царскими дверями. Я подумала, что это новый бред, тем более что
2) не только дочь, но и мы, старики, в своей стороне никогда не видывали архиереев[172 - Томская епархия, в состав которой входит и Барнаул, открыта только в 1834 году. До тех пор она принадлежала к тобольской епархии, и тобольские преосвященные, по отдаленности и по неотпуску из казны, кажется, до двадцатых годов прогонных денег на разъезды по епархии, в Томске, а тем более в барнаульском округе, действительно почти никогда не бывали.], да так и оставила. Бедная дочь снова впала в сумасшествие и неистовство; только вот опять, как-то очувствовавшись, говорит, что являвшийся прежде архиерей явился ей в другой раз и уже не советывал, а приказывал ехать в Тобольск на богомолье над его гробом. Я рассказала об этом старику мужу, но, как и прежде, мы приняли слова дочери за бред, хотя нарочно ездили в свою приходскую церковь и видели, что одежда на архиереях, как описывала ее дочь, почти точь-в-точь, что на Спасителе над царскими дверями. С дочерью и опять случилось то же: ужасны были ее мучения. Чрез несколько времени она и в третий раз начала просить нас ехать в Тобольск, потому что, говорила она, архиерей теперь уже грозил мне наказанием за неисполнение его приказания. Доколе мы мешкали, бедная опять впала в неистовство. Наконец собрались в дорогу, дочь посадили в повозку и связали; первые станции едва вдвоем с работником могли мы держать ее, но чем далее ехали, тем она делалась тише и тише. Теперь она в разуме, только, как видите, в чем душа держится». Между слушавшими рассказ старушки в соборе находился и протоиерей кладбищенской церкви[173 - В настоящее время он по глубокой старости уже за штатом.] Вас. Ос. Кузнецов, тогда лишь кончивший курс семинарского учения и еще исправлявший в то время должность соборного псаломщика[174 - В конце прошедшего и начале настоящего столетия тобольские семинаристы высших классов почти все были вместе и причетниками при градских церквах, некоторые даже бывали женатые и служили при тех же церквах диаконами.]. Литургии в приделе Иоанна Златоустого в течение шести недель были петы, те две женщины ходили и молились, наконец и уехали. Происшествие это, сначала составлявшее предмет разговоров, потом было забыто и, быть может, навсегда оставалось бы в забвении, если б не возобновил его в памяти следующий случай. Старший брат Вас. Ос. Кузнецова Иван (который, как и В. Ос., сам лично видел двух описанных выше женщин, так как по должности певчего стоял на клиросе) произведен был в священники и сделан присутствующим духовного правления в Барнауле. В 1806 году В.Ос. поехал к нему в гости. Когда собрался он в обратный путь
3) в Тобольск, брат изъявил желание проводить его верст 70 и, своротив с большой дороги в сторону версты с две, завез его к своему прихожанину, усердному и зажиточному крестьянину. Что же оказалось? В семействе крестьянина находилась та больная, которую в 1798 году привозили в Тобольск, только теперь она была в полном уме и наслаждалась цветущим здоровьем. Теперь она была уже замужем, имела детей и вместе со своими родными благословляла Бога, прославляя притом и святителя Иоанна Максимовича.
4) 1808 года в летнюю пору, часу в 12-м или в первом ночи, часовой на гауптвахте (которая в то время находилась подле ворот старых присутственных мест, следовательно, близ собора и придела Иоанна Златоустого) увидел в соборе свет и подумал, не горит ли там. По его указанию товарищи подошли к самому собору и увидел то же, да сверх того услышали еще и пение. Дивясь этому безвременному пению и освещению в соборе, солдаты сообщили об этом ближайшему своему начальнику, а тот – офицеру. Офицер, взяв часть команды, пошел посмотреть караульного, что ходил подле соборной ризницы и малого входа в собор, и спросил его, не пропускал ли он кого в собор, и услышав, что нет и что с его стороны замок у входа в собор совершенно цел, поднялся с подкомандуемыми на соборные окна, и увидел не только освещение, но и архиерея в полном облачении и с сослужащими как бы священнодействующим. Расставив по солдату или по два ко всем дверям собора, офицер тотчас дал знать о необыкновенном явлении в архиерейский дом. Эконом, казначей и другие, думая, что в соборе пожар, поспешили к соборному сторожу взять у него ключи, но того на беду не было дома, т.е. в теплом соборе, где ему, по обычаю того времени, надлежало ночевать[175 - При церквах тобольской епархии почти до настоящего времени, по крайней мере до сороковых годов, сторожек не было, и сторожны жили, ели, пили и спали в трапезах (церквей), отчего они и до сих пор в Сибири называются трапезниками.]. Приказано было сбить замок, народ, которого между тем сбежалось уже немало, ворвался вслед за должностными лицами в собор, но никто и ничего не видал и не слыхал, только вбежавшие в собор первыми уверяли после, что они застали северные двери, именно те, которые ведут в алтарь придела Иоанна Златоустого и к месту погребения митрополита Иоанна, растворенными и оттуда обоняли благовонный запах, тогда
5) как эти двери с вечера в глазах ключаря были заперты, да и тут оказались запертыми. К сожалению, ключарю, которым в то время был священник Кузнецов (что впоследствии вышеупомянутый протоиерей кладбищенской церкви), дали знать о тревоге в соборе слишком поздно – часу в третьем. Пришедши, он застал только одну сумятицу, двери все растворенные, все суетились и ничего не делали, все толковали, но так, что долго нельзя было добиться толку. Свет в соборе и приделе в необычную пору, т.е. ночью, по рассказам жителей Тобольска, неоднократно видали и в другое время. (Оба эти случая переданы пишущему самим достойным всякого уважения о. протоиереем В. Ос. Кузнецовым).
6) Двадцать два года тому назад в зимнюю пору (в ноябре 1841 года) приехали в Тобольск жена и дочь (девица лет 15 или 16) бывшего тогда ишимского исправника г. Попова. Пригласив на квартиру к себе (у казачьего атамана Шубина) соборного ключаря протоиерея Иак. Ив. Ласточкина, они просили чрез него соборян служить в приделе Иоанна Златоустого сряду 12 обеден и после каждой – панихиду по митрополиту Иоанну Максимовичу, присовокупляя, что девица во все это время будет говеть и, наконец, приобщится. Когда о. ключарь изъявил желание знать о побуждении к этому, г-жа исправница указала на свою дочь, и та рассказала следующее: «Три года я была больна, меня лечили, много истратили на это денег, но медицинские пособия не только не облегчали болезни, а, напротив, как будто усиливали ее. Положение мое делалось со дня на день опаснее, я впала в горячку и не могла уже вставать с постели. В это-то время при самом легком сне я увидела трех монахов: одного в белом клобуке и с посохом, а двух прочих, по сторонам его, – в мантиях, в обыкновенной монашеской одежде. Тот, что в белом клобуке, тронув меня посохом, сказал: «Полно тебе искать помощи у одних земных врачей, пора обратиться и к небесному; служи панихиды по Иоанну-митрополиту». С этим все трое стали невидимы, и я проснулась; думаю о сне и чувствую: мне гораздо легче, я могу действовать руками, нет боли в голове; кличу маменьку и рассказываю ей о видении. Скоро я и совсем оправилась. Сначала у нас положено было ехать в Тобольск тотчас при первой возможности, но день за день папенька занят должностью, маменька хлопотала по дому; проходит неделя, две, три и четыре; я снова заболела, и отчаянно. Но однажды утром, когда из комнаты моей все вышли (не знаю, спала ли я тогда или нет, только я очень ясно видела), являются прежние три монаха: один также в белом клобуке и с посохом, а прочие в прежнем монашеском платье. Главный из них сказал: «Зачем ты не исполняешь моего совета? Непременно поезжай в Тобольск, проси отслужить в приделе Иоанна Златоустого 12 литургий и 12 панихид по Иоанну-митрополиту; там поговей, исповедуйся и приобщись, в противном случае ты умрешь». Я, за минуту бывши не в состоянии даже шевелиться, почувствовала себя так хорошо, что сама встаю с постели, иду к маменьке и рассказываю ей о новом видении. Как видите, теперь я совсем здорова» (так и действительно, только была еще чрезвычайно бледна). «Вот тут уже мы, – присовокупила мать, – нимало не медля, поехали сюда и вас просим исполнить наш обет». Просьба госпож Поповых соборянами была исполнена, они ходили и молились, девица говела и по исповеди за последней из 12 литургий приобщалась св. тайн. Потом обе они отправились обратно[176 - Пишущий слышал это от многоуважаемого отца протоиерея Ласточкина, здравствующего, как и протоиерей Кузнецов, доныне.].
15 сентября 1863 г.
Омск.
ДОПОЛНЕНИЯ К БИОГРАФИИ МИТРОПОЛИТА ТОБОЛЬСКОГО ИОАННА МАКСИМОВИЧА[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии митрополита Иоанна Максимовича // Странник. 1870. Т. 2. С. 325–348.]
В «Страннике» напечатаны уже две биографии многочтимого по Сибири и по всей России известного митрополита Тобольского Иоанна Максимовича: одна в майской книжке 1863 года Н.А. Абрамова, а другая – в январской 1864 года, мною составленная[178 - А. Сулоцким были также написаны: Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольскаго и всея Сибири. М.: Типография Александра Семёна, на Софийской улице, 1849. 16 с.; Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольскаго и всея Сибири // Странник. 1864. Т. 1, январь.Из работ других авторов об И. Максимовиче:Карпинский А.М. Иоанн Максимович, митрополит Тобольский и всея Сибири. Тюмень: Типография А.А. Крылова, 1899. 53 с.; Протоиерей Григорий Тутолмин. Житие Святителя Иоанна (Максимовича), митрополита Тобольского и всея Сибири. Тобольск: Типография Епархиального братства Димитрия Солунского, 1916. 33 с.Житие святителя Иоанна, митрополита Тобольского //Жития русских святых. Кн. 2. Коломна, 1993. С. 363–366.]. Но после того в течение 5 или 6 лет открыто несколько новых материалов, которые или дополняют прежние сведения о названном архипастыре, или исправляют их. Впрочем, пользуясь вновь открытыми материалами, пишущий не намерен составлять новую и полную биографию Иоанна Максимовича, а только намерен к прежним его биографическим очеркам сделать дополнения и исправления допущенных в них ошибок.
1. В биографии митрополита Иоанна Максимовича, напечатанной в майской книжке «Странника» 1863 года и ранее того – в октябрьской «Журнала Министерства народного просвещения» 1857 года и в 20 и 21 номерах «Тобольских губернских ведомостей» 1857 года, сказано, что преосвященный Иоанн _родился_в_январе_1653_года,_а_умер_на_63_году._ Но автор этой биографии Н.А. Абрамов, извлекая сведения для нее из краткого жития митрополита Иоанна, находящегося в рукописной Сибирской летописи, принадлежащей библиотеке Тобольской семинарии под годом 1715-м, по всей вероятности, сделал недосмотр: там о митрополите Иоанне сказано: «_Препроводив_в_добродетелях_жизнь_свою_, с _миром_ко_Господу_отъиде;_преставися_же_всех_лет_жития_своего_63_года_и_шесть_месяцев_»; а он (автор биографии) прочитал и напечатал: «Препроводив (Иоанн) в добродетелях жизнь свою, с миром _ко_Господу_отъиде_на_63_году_и_шестом_месяце»._ Итак, правильнее будет сказать, как уже и сказано в моей биографии сибирского святителя, помещенной в январской книжке «Странника» 1864 года, что он родился в декабре 1651 года, а умер 63 с половиною лет.
2. Ни в моей биографии митрополита Иоанна («Странник» 1864 г., янв.), ни в биографии г. Абрамова (там же, 1863 г., май) ничего не сказано о бытности митрополита Иоанна Максимовича в Москве в проезд его чрез нее из Чернигова в Тобольск. Восполняю это невольное, впрочем, по неимению в то время материалов, опущение.... Митрополит Иоанн Максимович в Москве был весной или в начале лета 1711 года; по крайней мере, в первой половине июля того года в Москве его уже не было, в то время он уже отбыл из Москвы в Тобольск, потому что местоблюститель патриаршего престола митрополит Стефан Яворский в письме своем к Петру Великому[179 - Письмо Стефана Яворского к Петру I, о котором упоминается здесь и из которого будут делаться выписки и далее, найдено, скопировано (в одном из столичных архивов) и доставлено мне многоуважаемым профессором с.-петербургской духовной академии Ил. Ал. Чистовичем.]_от_12_июля_1711_года_ упоминал о нем только уже как о бывшем в Москве: «Нынешний архиерей сибирский Иоанн Максимович, _в_кое_время_ (когда) _был_в_Москве,_так_сказывал...»._
В Москве митрополит Иоанн Максимович не застал уже ни тобольской митрополичьей ризницы, ни тобольских архиерейских певчих, которые были отправлены из Тобольска в Москву еще в 1710 году, вскоре по принятии предместником его по сибирской кафедре митрополитом Филофеем Лещинским схимы и по отречении сего последнего от управления Сибирскою епархиею, и которые по неназначению в 1710 году преемника Филофею и по неимению средств к продолжительному проживанию в чужом для них месте в том же 1710 году или в самом начале следующего года выбыли обратно в Тобольск[180 - Архив Тобольской консистории... В старину общий у всех епархий был обычай – ко времени посвящения нового архиерея и обучения его архиерейскому священнослужению высылать в Москву певчих, ризницу архиерейскую и деньги на проезд архиерею и на другие его расходы. Легко ли, выгодно ли было тобольской епархии делать такие посылки за 2300 верст, об этом может судить всякий сам.]. Потому и рукополагался он в митрополита без участия тобольских певчих и не в тобольских облачениях.
Преосвященный Иоанн Максимович в Москве был посвящен из архиепископа Черниговского в Тобольского митрополита местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Рязанским Стефаном Яворским[181 - Да не покажется читателям странным упоминание о посвящении архиепископа в митрополита. Старые времена не новые, нынешние: в старину действительно существовал и особенный чин производства епископов и арихепископов в митрополита, быть может, между прочим и потому, что тогда архиереи, низшие по названию митрополитов, служили в фелонях (а не в саккосах) и в митрах без креста. Чин этот совершен было не только в 1711 году над Иоанном Максимовичем, но и позднее того, а именно в 1721 году на одним из преемников его по тобольской епархии Антонием Стаховским. Сей последний из архиепископов черниговских в тобольского митрополита был торжественно рукоположен 5 марта 1721 года, во второе воскресенье великого постав в С.-Петербурге, в Троицком соборе в присутствии Петра I тем же Стефаном Яворским при сослужении новгородского архиепископа Феодосия и псковского епископа Феофана Прокоповича. «Иркут. епарх. вед.» 1863 г. № 12 и 14. Акт. арх. эксп. Т. 1, стр. 297-301].
3. В Москве преосвященный Иоанн встретился с викарием тобольской митрополии Иркутским епископом Варлаамом Коссовским. Этот последний, по рождению, воспитанию и первоначальной службе киевлянин, а потом уже сибиряк, в 1707 году[182 - Ист. росс. иер. ч. I, стр. 236.] по представлению предместника Иоаннова по сибирской кафедре митрополита Филофея Лещинского был посвящен в Иркутского епископа с зависимостию его от Тобольского митрополита. Но в Иркутске Варлаам Коссовский прожил недолго, только с небольшим два года: от неприятностей ли с буйными, грубыми и распущенными иркутскими воеводами и другими гражданскими и военными властями того времени[183 - Ирк. епарх. ведом. 1865, 1866 и следующих годов, а особенно 18 г. № 2.], от крайней ли трудности жить в таком отдаленном крае на скудном содержании, какое ему назначено было от правительства, и при ничтожной дани, какую он получал по примеру всех того времени архиереев с подведомых ему церквей и монастырей[184 - В уездах иркутском, Нерчинском, верхнеудинском и селенгинском епископу Варлааму были подведомы только 42 церкви и 4 монастыря (из которых три были беднейшие), и он с них на себя, певчих, канцелярию и прислугу получал только 108 рублей в год. «Странник» 1863 года, янв., стр. 9 и след. «Иркут, епарх. вед.» 1863 года, № 10.], от неудобств ли иметь местопребывание в Иркутском Вознесенском монастыре и для служений по праздничным и царским дням, несмотря и на препятствия от реки Ангары, ездить за пять верст в Иркутск, от неустройств ли в духовенстве и народе Восточной Сибири, сильно распустившихся при заглазном и крайне отдаленном управлении ими от тобольских архиереев, от других ли каких, теперь еще неизвестных, причин – только он (Варлаам Коссовский) в 1710 году и без указа, т.е. не испросивши или не дождавшись позволения на то от высшего начальства, уехал из Иркутска в Москву[185 - «Иркут, епарх. ведомости» 1863 года № 10.].
Так как преосвященный Варлаам жил в Москве без всякого дела, и так как паства его, и не только лично его, иркутская, а и целой Сибири, оставалась без пастыря, потому что митрополит Тобольский Филофей в то время уже посхимился и жил на покое в Тюменском монастыре, то Стефан Яворский предлагал ему возвратиться в Иркутск, но он не ехал без _определения_ (без прогонных денег, пни без назначения ему высшего оклада жалованья, или даже, как можно догадываться из письма Стефана Яворского Петру I, без определения его самоместным, т.е. независимым от тобольской митрополии епископом). Местоблюститель патриаршего престола о назначении сего определения представлял было сенату, но сенат отстранял от себя эту обязанность, а напротив, возлагал ее на самого местоблюстителя: «А я, Государь, – писал потом Стефан Яворский Петру Великому, – определять не могу тыя вещи, которых я никогда же не видал и не знаю, в каком состоянии или расстоянии суть». Доколе шло это препирательство между двумя властями – духовною и светскою, в Москву, как замечено выше, прибыл для производства в митрополита и для путеследования затем в место своего нового назначения (в Тобольск) Иоанн Максимович. Стефан Яворский хотел было воспользоваться для отправки преосвященного Варлаама Коссовского этим, по его мнению, да по мнению и всякого постороннего лица, самым благоприятным случаем и предложил было Иоанну Максимовичу, по рукоположении его в митрополита, взять своего викария в Сибирь. Но тут между начальником и подчиненным произошло разногласие: первый хотел, чтобы его викарий жил вместе с ним в Тобольске, а последний на это не соглашался: «Нынешний архиерей сибирский Иоанн Максимович, – продолжал местоблюститель в вышеупомянутом своем письме к Государю от 12 июля 1711 года, – в кое время был в Москве, так сказывал, что-де не хочет архиерея _определенного_[186 - Как понимать это слово – в смысле ли определенного, уже назначенного архиерея, и именно Варлаама Коссовского, или в значении (архиерея) самостоятельного, самоместного, независимого? Должно быть, в последнем смысле.], а хощу-де такого, который бы со мною жил в Тобольске, мне в помощь, а иркутский епископ не хощет при нем жить; и так сие разногласие, – присовокупил к тому местоблюститель, – разве вашим монаршим указом смирится». Но Петр Великий, занятый тогда делами более сего важными, не обратил внимания на это разногласие сибирских архиереев, «не смирил его своим указом».
Преосвященному Иоанну, конечно, и без Государя представляли крайнее неудобство управлять из Тобольска, хотя бы то и с викарием при нем, таким отдаленным краем, каков иркутский или каков и еще более его отдаленный якутский, камчатский и пр.; конечно, преосвященному Иоанну и без Государя толковали, что из Тобольска он и при викарном точно так же, как и без викарного, по году, по два и более даже и знать не будет об иных и важных как происшествиях в церквах, так и беспорядках в духовенстве и пастве названных краев, а тем менее прекращать их вовремя, что если викарий его будет жить вместе с ним и если ставленники все будут по-прежнему ходить[187 - При неустройстве путей сообщения в Сибири и бедности духовенства, в старину действительно многие из ставленников, хотя бы и Восточной Сибири, для принятия рукоположения ходили в Тобольск пешком. А был пример (да, быть может, еще и не один), что иркутский ставленник Федор Сидоров, не застав архиерея в Тобольске, ходил за рукоположением в Вятку, где и принял оное от вятского архиепископа. См. «Ирк. епарх. вед.» 1863 г. № 15, стр. 202.] и ездить для посвящения в Тобольск, то в отдаленных местностях Сибирской епархии по-прежнему церкви будут оставаться по году, по два и более без священников, а их прихожане тем временем станут умирать без исповеди и приобщения, младенцы будут оставаться и даже умирать без крещения, мужчины и женщины жить между собою без брачного благословения, что, напротив, архиерей, живущий в Иркутске в звании ли викария тобольской митрополии или в звании самоместного владыки, о всех происшествиях местной церкви будет узнавать скорее и скорее станет удовлетворять ее нуждам; а преосвященному Варлааму также и без Петра Великого, конечно, напоминали о нужде повиновения начальству и пользе покорности старшим, но они оба остались при своем, и Иоанн Максимович уехал в Тобольск один, а Варлаам Коссовский остался в Москве ожидать себе лучшей участи, которой, однако ж, он дождался нескоро[188 - Стефан Яворский, по всей вероятности, знакомый с Варлаамом Коссовским еще по Киеву (Ист. росс. иер. ч. I, стр. 270 и 236), и потому, как кажется, несколько благоволивший к нему, и хотел было тогда же улучшить его участь: в вышеупомянутом письме своем к Петру 1 он представил было его к перемещению в Тверь: «А буде, – говорил он в конце своего письма, – иркутскому архиерею не ехать на Сибирь, благоволи его, Великий Государь перевесть в Тверь на место умершего архиерея (архиепископа Каллиста)». Но Петр I на сей раз не уважил предстаатения местоблюстителя, напротив, повелел рукоположить в епископа в Тверь другого (архимандрита московского Знаменского монастыря Алексея Титова), и только по вторичному представлению, притом уже чрез три года после того, когда новопоставленный тверской архиерей епископ Алексий был переведен из Твери на Крутицы, и именно только в 1714 году, Петр великий согласился дать преосвященному Варлааму место в Тверь. Заключим рассказ о бывшем викарии тобольской митрополии преосв. Варлааме Коссовском известием, что он по шестилетнем управлении тверскою паствою перемещен был (в июне 1720 г.) в Смоленск с возведением в сан митрополита, что в Смоленске он скончался в следующем же (1721 году 4 мая), что погребен он там в Троицком монастыре в каменном, в виде подвала, склепе, над которым устроена каменная же четырехугольная часовня; что в Смоленске крепкая есть вера в нетление тел как его, так и трех других, вместе с ним погребенных смоленских архипастырей, и что в названной часовне с 1837 года по поводу исцеления одной больной госпожи (Колечицкой) после бывшего ей видения и совершения панихиды над усыпальницей преосв. Варлаама и других трех сопочиваюших с ним преосвященных служится по просьбе смолян много панихид. Ист. росс. иер. ч. 1, стр. 237, 270 и 320. Ирк. еп. вед. 18 г. №№ 46 и 47.].
4. В биографии митрополита Иоанна Максимовича, помещенной в январской книжке «Странника» 1864 года (на стр. 19, 20 и 28), я, вопреки прежним своим собственным убеждениям (высказанным в двух моих отдельных изданиях жизни преосвященного митрополита Иоанна Максимовича в 1849 и 1854 годах) и уверениям других, например, Киевского митрополита Евгения, трудившегося над вторым изданием первой части истории иерархии российской (стр. 300 и 233), и автора биографии Иоанна же Максимовича, помещенной в майской книжке «Странника» 1863 года, всеми силами старался доказать, что святитель Иоанн перемещен из Чернигова в Сибирь в марте не 1711, а 1712 года, что в Тобольск он прибыл 14 августа опять не 1711, а 1712 года и что управлял он сибирскою паствою менее не четырех, а только трех лет (будто бы только с 14 августа 1712-го по 10 июля 1715 года). Доказательства мои основывались частию на _черниговских_иерархах_ и _обзоре_русской_духовной_литературы_ покойного Филарета Черниговского, на _словаре_писателей_духовного_чина_ митрополита Евгения и географическом словаре Щекатова, а более: 1) на хранящейся в Черниговском кафедральном соборе ставленной грамоте преемника Иоаннова по черниговской кафедре архиепископа Антония Стаховского, где между прочим сказано: «Прошедшаго мироспасительнаго 1712 года, месяца марта ( ) дня черниговской епархии боголюбивый архиепископ Иоанн Максимович по указу царскаго величества переведен на престол сибирския митрополии» и 2) на предисловии к последнеизданному сочинению самого Иоанна Максимовича Илиотропиону, где трудившиеся над его изданием (а они издали, напечатали его в Чернигове в отсутствие Иоанна) черниговцы говорят Иоанну, в то время (в 1714 г.) находившемуся уже в Тобольске: «Ты учил нашу паству, _яко_лет_пятнадесять»._ Но все эти доказательства в настоящее время оказываются уже несостоятельными (сознаюсь в том, не обинуясь, потому что истина для меня выше всего, особенно в сказании о столь многочтимом святителе сибирском). Письмо митрополита Стефана Яворского Петру I, из которого не одна уже сделана мною выдержка и которое было писано по поводу происшедшей у митрополита Иоанна Максимовича в проезд его чрез Москву размолвки с его викарием Варлаамом Коссовским, было написано _12_июля_не_1712,_а_1711_года_; притом Иоанн Максимович в письме том называется уже сибирским архиереем, и об нем там говорится уже как о выбывшем из Москвы: «Нынешний архиерей сибирский Иоанн Максимович, – говорит Стефан, – _в_кое_время_был_в_Москве_, так сказывал» и проч. Значит, Иоанн Максимович назначен был к перемещению в Тобольск, рукоположен из архиепископа (Черниговского) в митрополита (Сибирского) и проехал чрез Москву в Тобольск не в 1712, а в 1711 году. Отсюда же следует и то, что он и прибыл в Тобольск именно (14 августа) в 1711, а не в 1712 году[189 - Самый срок прибытия Иоанна Максимовича в Тобольск со временем его отбытия из Москвы совершенно согласен: ежели Иоанн из Москвы в конце или половине июня (в первой половине июля там его уже не было) и большую часть пути совершил водой, как делали и другие сибирские архиереи (напр. Киприан, Симеон и проч.), приезжавшие в Тобольск летом, плыл сначала (от Нижнего) Волгой, потом Камой и Чусовой и, наконец, после переправы сухим путем чрез Урал плыл Турой и Тоболом, что очень быстро, особенно там, где доводилось плыть, например, Камой и Чусовой, против воды, совершиться не могло; то ранее 14 августа (1711 г.) ему, Иоанну Максимовичу, и нельзя было прибыть в Тобольск.], равно как то, что он, Иоанн Максимович, управлял сибирскою паствою менее не трех, как у меня сказано, а менее четырех лет, и именно 3 года и 9 месяцев, 3 недели и 5 дней (с 14 августа 1711 г. по день его кончины – 10 июня 1715 года). Кроме письма Стефана Яворского Петру I, представляющего неопровержимое доказательство прибытия митрополита Иоанна Максимовича в Тобольск именно в 1711 году, и кроме свидетельства о том же, представляемого историею российской иерархии[190 - Изд. 2, часть 1, стр. 300 и 233.], в настоящее время сделался известным и еще факт, указывающий на 1711 год как на год прибытия в Тобольск Иоанна Максимовича. Вот он: у священника города Семипалатинска Иакова Дерябина в числе других портретов тобольских архиереев есть современный портрет Иоанна Максимовича, перешедший к нему от предков. На нем написано, что митрополит Иоанн Максимович прибыл в Тобольск из Чернигова 14 августа 1711 года[191 - Из письма жителя Семипалатинска Н.А. Абрамова от 22 января 1865 года.].
Что же после всего этого сказать о бывших как бы столпах, т.е. главных опорах моего мнения касательно прибытия митрополита Иоанна в Тобольск будто бы не в 1711, а в 1712 году – о свидетельстве ставленной грамоты Антония Стаховского, что предместник его по черниговской кафедре Иоанн Максимович переведен из Чернигова в Тобольск 1712 года и о словах, сказанных черниговцами Иоанну Максимовичу в предисловии к Илиотропиону. что он учил их _яко_лет_пятнадесять?_ О первом то, что подьячий, писавший грамоту о посвящении местоблюстителем патриаршего престола Антония Стаховского в Чернигов архиепископом, указал на 1712 год как на год перемещения Антониева предместника в Тобольск решительно без справки с делом, как говорят, наобум, по памяти, с ветру[192 - Справедливость сего соображения доказывается и тем, между прочим, что день назначения Иоанна к перемещению в Тобольск писцом не означен, место для него в грамоте оставлено пустым; пиша, вероятно, хотел справиться, да и забыл.], а о последнем то, что слово _яко_ в выражении _яко_лет_пятнадесять_ черниговцами употреблено в том же значении, в каком оно употребляется и в Евангелии (напр. Лук. 3, 23 или Марк. 6, 44, 8, 9), т.е. в значении _около,_как_бы,_ по-гречески ы<хг! . Следовательно, черниговцы, пиша Иоанну «ты учил нашу паству _яко_лет_пятнадесять_», хотели сказать ему не то, что ты учил нас ровно пятнадцать лет, а то только, что ты учил нас _около_ 15, как бы _15_лет._ Такое в настоящее время мое понимание выражения «яко лет пятнадесять» и с самым делом согласно: Иоанн Максимович был рукоположен в Черниговского архиепископа 10 января 1697 года, а назначен к перемещению в Тобольск в марте 1711 года – вот уже и более 14 лет он учил черниговскую паству; если же к этому приложить еще время, протекшее со дня назначения его на кафедру Черниговского архиепископа до его хиротонии, а особенно время, протекшее с получения царского указа о перемещении его в Тобольск до дня отъезда его из Чернигова, то не могло быть ранее мая или даже июня 1711 года, то выражение черниговцев о учении их Иоанном яко лет пятнадесять ничуть не будет преувеличено, хотя он учил их и неполные 15 лет.
5. Митрополит Иоанн Максимович, как видели мы, не взял с собой из Москвы викария своего (Варлаама Коссовского), да и во все управление сибирскою паствою он не имел помощника себе с званием викария ни близ себя – в Тобольске, как он сам желал, ни в отдалении от себя – в Иркутске, как желали другие; потому он один управлял целою сибирскою паствою, рассеянною на огромнейшем пространстве, начиная с западной стороны Урала и оканчивая Камчаткой. Впрочем, той частию паствы своей, которая до того состояла в непосредственном ведении Иркутского викария и была, так сказать, раскидана, по нынешнему разделению, почти по всей Иркутской губернии и по целой Забайкальской области, он управлял только номинально: быть может, только изредка посвящал для церквей ее священников и диаконов; но он не имел при себе описей имущества монастырей и церквей тех местностей, не получал с тех и других положенной с них в те времена для архиерея дани, не судил духовенства и мирян в случаях их проступков против уставов церкви, не давал разрешения ни на поправки церквей, ни на освящение их; напротив, есть факты, из которых видно, что эти разрешения давались из Москвы преосвященным Варлаамом Коссовским[193 - Первая каменная иркутская церковь во имя Спаса нерукотворенного образа освящена в 1713 году с разрешения епископа Варлаама, который с 1710 года жил в Москве. См. Жизнь святого Иннокентия иркутского чудотворца, стр. 17; «Иркутские епарх. ведом.» 1863 г. № 10, стр. 121.]. И это продолжалось близ трех лет (с половины августа 1711 по май 1714 года), до тех самых пор, пока бывший викарий иркутский Варлаам Коссовский не получил назначения быть самоместным епископом в Твери и пока Петр Великий не повелел митрополиту Иоанну «иркутскую десятину ведать во всяком духовном правлении, попрежнему, как и прежде бывшие сибирские архиереи в правлении имели»[194 - Откуда взята эта выдержка, это будет видно ниже из наказной грамоты Иоанна архимандриту Мисаилу.]. Повеление Государя получено Иоанном из Москвы от находившегося в то время там сибирского губернатора князя М.П. Гагарина 10 мая 1714 года, тотчас (всего только три дня спустя) по отъезде из Тобольска архимандрита Селенгинского Троицкого монастыря Мисаила, бывшего но каким-то делам в Тобольске[195 - В селенгинском монастыре хранится подорожная, выданная архимандриту Мисаилу в Тобольске 7 мая 1714 года на проезд ему в Дауры, т.е. за Байкал, чрез Енисейск.].
Названный архимандрит был наилучший человек из всего сибирского духовенства того времени: строгой жизни, отличный хозяин, умный и распорядительный правитель подведомых ему лиц и довольно, по своему времени, образованный[196 - Мисаил родом был из России. В Сибирь и именно в Забайкалье прибыл он в 1661 году в числе других монашествующих в сане иеродиакона для постройки на р. Селенге монастыря и для обращения кочевавших и доселе кочующих там монголо-бурят идолопоклонников. По смерти в 1693 г. основателя и первого настоятеля Селенгинского Троицкого монастыря Мисаил митрополитом тобольским Игнатием сделан был настоятелем сего монастыря и посвящен сначала в игумена, а потом и в архимандрита. Жил он лет сто или более – до 30-х или даже 40-х годов XVIII столетия; и все еще с большою пользою управлял вверяемыми ему и монастырями, и заказами, даже некоторое время целой иркутской десятиной, как сейчас увидим из грамоты ему Иоанна Максимовича (Жизнь свят. Иннок. стр. 13 и 14; Ист. Р. Церк. Филар. ч. 4, § 10).]; к тому же в духовенстве и вообще в христианстве иркутского края, частию вследствие его отдаленности от архиерейской тобольской кафедры, а частию и от безначалия в нем, начавшегося с отбытия епископа Варлаама в Москву и продолжавшегося целых 4 года, происходило немало беспорядков. Почему преосвященный Иоанн Максимович немедленно по получении царского повеления о бытии ему непосредственным архипастырем и иркутской паствы написал архимандриту Мисаилу грамоту, которою предписывалось ему принять в свое управление всю иркутскую десятину, всю иркутскую паству, наблюдать в ней за состоянием веры и богослужения, судить в случае проступков все духовенство, как белое, так и черное, и по мере вины подвергать его взысканиям, давать разрешения на поправки церквей, произвести в ней все нужные распорядки и для большего удобства в управлении быть ему архимандритом не Селенгинского Троицкого монастыря, а уже Иркутского Вознесенского. Вот эта грамота:
Наказная грамота Иоанна, митрополита Тобольского и Сибирского, архимандриту Мисаилу[197 - Грамоту отыскал в архиве Селенгинского монастыря забайкальский миссионер о. иеромонах Мелетий.].
«Божиею милостию, великий господин преосвященный Иоанн, митрополит тобольский и всея Сибири, селенгинскаго Троицкаго монастыря архимандриту Мисаилу.
По указу Благочестивейшаго Великаго Государя нашего Царя и Великаго Князя Петра Алексеевича, всея великия и малыя и белыя России Самодержца, каков прислан к нашему архиерейству с Москвы от губернатора Сибири князя Матфия Петровича Гагарина, в нынешнем (1714) году велено иркутскую десятину нам великому господину ведати во всяком духовном правлении, по прежнему, как и прежде бывшии сибирскии архиереи в правлении имели. И по получении того указу, сегож (1714) году мая (в 10) день, мы великий господин указали тебе архимандриту Мисаилу, в Иркуцку в Вознесенском монастыре быть на архимандрии, и монастырь и братию и отчины, и монастырских крестьян и их детей и племянников и внучат, ведати судом и расправою, и в Иркуцку жив Нерчинску и в Удинску городех и во всей иркуцкой десятине[198 - Десятиною в старину называлась и десятая часть готовых произведений полей, которую миряне платили своему духовенству, и десять или около того приходских церквей с их духовенством, которыми заведывал (впрочем более для сбора с церквей и причтов в пользу архиереев дани и других денег) иногда из светских лиц (из архиерейских приказных, из архиерейских дворян и детей боярских), а иногда и из лиц духовных, десятильник, десятинник, десяцкий, десятоначальник; а здесь под десятиною, очевидно, разумеется целый большой округ по церковному упраатению, обнимавший собою, как и сказано выше, по нынешнему разделению, почти всю Иркутскую губернию и всю забайкальскую область.] ведати церковные догматы и подлежащие церковному суду всякие дела, и протопопов, и попов и диаконов с причетники и монахов. И как тебе ся наша великаго господина грамота подана будет, и тебе б ехати во град Иркуцк в Вознесенской монастырь, а приехав о приеме того монастыря и о ведении во всей иркуцкой десятине церковных догматов, и протопопов и попов и диаконов и монахов и причетников церковных, управление иметь по сим нижеписанным статьям:
1) В граде Иркуцку Вознесенской монастырь принять, и в том монастыре церкви святые, и в церквах святые иконы со всякими приклады, и подлежащие святому алтарю и церкви служебныя вещи, книги, ризы и всякую церковную утварь, и в казне государские жалованные грамоты, и на всякие угодья письменные указы и крепости, и всякую монастырскую и борошневую казну, и монахов, работников, крестьян, и их детей и племянников и внучат, и в житницах насыпной всякой хлеб, лошади и рогатой и мелкой скот и прочее, что есть на лицо, переписать имянно с подлинным ведением. А у переписки быть с тобою того монастыря казначею с братиею, а осмотря и переписав, учинить двои переписныя книги, и одне за своею и за казначеевою и за
2) братскими руками прислать к нам великому господину в Тобольск, а другие таковым оставить в Вознесенском монастыре в казне, впредь для ведома, и о том к нам писать.
3) Иркуцкого закагцика, и прочих, кто тамо ведает десятину, по зборным прошлых и нынешняго 714 годов денежным книгам, в приходе и в расходе счесть по самой истинне, и счетной список и прошлых и нынешняго году приходные и расходные книги за их руками, и наличные архиерейские за расходом, сборные окладные и неокладные всякие деньги прислать к нашему архиерейству в Тобольск, и о том потому же писать, а с вышеписанных книг написав другие таковыж книги, оставить в монастыре в казне, впредь для ведома.
4) Во всяких делех против челобитья духовнаго и мирскаго чина людей, разсуждения иметь и по вине наказывати, кто чего достоин по разсмотрению.
5) Для вспоможения и разсылки к нашим архиерейским делам, выбрать из попов в старосты поповские человека добраго, и кто выбран будет, взять на него выбор за руками.
6) Церкви, которые данью не обложены, и те церкви, смотря по приходам, данью и иными деньгами окладывать не в тягость, по своему разсмотрению.
7) О отягощенных церквах данью иметь разсмотрение, располагать на иные церкви, где доведется, смотря по приходам.
8) В дальных местах для збору неокладных доходов учинить закащиков священников, добрых людей, и повелеть им неокладные доходы збирать, и присылать деньги, и деньгам записанные книги, за руками, к тебе архимандриту.
9) Попам всех церквей учинить заказ накрепко, чтоб они свадеб без венечных памятей отнюдь не венчали, а буде кто на то дерзнет, и на том попе венечные пошлины за его преслушание взять в четверо, и те деньги записывать в приход в книги имянно.
10) Буде в которых церквах за ветхостию доведется подволоки починить, или вместо ветхих новые положить, или для свету окны прорубить, или за ветхостию ж церкви святые и трапезы и паперти новыми кровлями покрыть, и о том будут тех церквей старосты церковные и приходские люди бить челом, и против челобитных, в тех церквах, по нашему великаго господина указу, велеть подволоки новые делать, и окна прорубать и церкви и трапезы и паперти для ветхости новым тёсом покрывать, а ветхой кровельной и
11) подволошной тёс на дрова изрубить, и теми дровами нагревать церкви святые, а годные держать в починки церковные, а кроме церквей святых ни в какие мирские поделки держать отнюдь не велеть.
12) О зборе с церквей и с часовен окладных, данных, и иных всяких указных денег, и с дьячков и с пономарей, с новичных памятей, и с ходаков с иконами, и от строений часовен, и с венечных памятей пошлинных денег, и о присылке тех денег к нашему архиерейству, и о всяких духовных правлениях чинить по древнему узаконению и прежде бывших сибирских архиереев грамотам.
А которых дел тебе архимандриту вершити не возможно, писать о том к нам великому господину с ездоками.
К сей наказной грамоте мы великий господин преосвященнейший Иоанн митрополит тобольский и всея Сибири велели печать нашу приложить.
По листам скрепил диак Василий Карташев».
Не правда ли, что эта грамота, замечательная, особенно для жителей Сибири, по своей редкости и древности[199 - В Тобольской консистории нет ни одной бумаги от времени Иоанна Максимовича и за его подписью, потому что старый архив ее (до 1740 года) в 1788 году в апреле сгорел.] и по имеющимся в ней сведениям о старинном епархиальном управлении[200 - Например: часть епархии и весьма обширная в грамоте называется десятиной, или в грамоте упоминается о поповском старосте вроде помощника управляющему десятиной и как бы чиновнике по особым поручениям для разъездов по десятине, дтя производства следствий и пр. (см. статью 4-ю), упоминается о закащиках, впрочем, не со всею властию нынешних благочинных, в особенности прежних уездных протоиереев, а более только с обязанностию собирать с церквей какие-то неокладные доходы (см. ст. 7-ю), упоминается о венечных памятях (как бы билетах или свидетельствах, даваемых от закащиков с дозволением венчать браки), о сборе с церквей и часовен, даже со сборщиков на церкви окладных и неокладных денег, о сборе с духовенства даней, о новичных памятях (это, помнится, подпись каждого нового архиерея или доверенного от него лица на ставленной грамоте каждого священника и диакона и на указе каждого причетника, за что обыкновенно взималась в пользу архиерея некоторая плата или указ вновь назначенному причетнику).], замечательна с тем вместе по пастырской мудрости и по доброте сердца писавшего ее архипастыря, да и по отсутствию в писавшем вредной для подчиненных слабости? По пастырской, говорю, мудрости: за три тысячи[201 - Таково почти расстояние Иркутска от Тобольска, а Забайкалье от Тобольска, разумеется, и еще того далее.] и более верст, при прежней притом малописьменности, малоотчетности церквей и монастырей пред епархиальным начальством тобольскому преосвященному не было никакой возможности хорошо знать, хотя и подчиненное ему, иркутское духовенство; и вот он предоставляет сему духовенству самому выбрать поповского старосту и свой выбор, так сказать, закрепить своим подписом, своими руками. По отдаленности жительства, при несовершенстве притом путей сообщения и несуществовании в то время почты тобольскому преосвященному скоро узнавать о происшествиях в иркутской пастве, например, об уклонениях от православной веры или искажении церковных обрядов, о проступках духовенства, о ветхостях в церквах, о состоятельности тех или других из них, и делать по ним своевременные распоряжения также было совершенно невозможно, и вот преосвященный Иоанн дает лицу, вполне ему известному и достойному всякого доверия, обширную власть по управлению отдаленной частию его паствы – ведать, как сам он выражался, «церковные догматы, ведать всякие дела, подлежащие церковному суду, ведать и протопопов, и попов, и диаконов с причетниками, а также монахов с их монастырскими крестьянами» и проч., и проч. Замечательна грамота и по доброте сердца писавшего ее, сказал я: «Церкви, не обложенные данью, – говорится в ней между прочим, – облагать данью и иными деньгами не как-нибудь, а смотря по приходам и не в тягость им», а «о церквах, отягощенных данью, иметь разсмотрение, слагать с них эти дани», уменьшать их. Замечательна грамота и по отсутствию в писавшем ее слабости, вредной для подчиненных: да, грамотою, например, накрепко запрещается священникам венчать браки без венечных памятей, «а буде кто на го дерзнет, – говорится в ней далее, – и на том попе венечные пошлины за его преступление взять вчетверо», да и самому наместнику митрополичьему, т.е. архимандриту Мисаилу, без церемонии говорится: «А которых дел тебе архимандриту вершити не возможно, писать о том к нам – великому господину»[202 - В старину всякий архиерей называл себя, а тем более подчиненные называли его великим господином.].
Преосвященный Иоанн, устрояя паству иркутскую, заботился об устройстве своей паствы и в других, особенно в отдаленных от Тобольска, местностях. Так, он приехавшего с ним из Малороссии эконома Тобольского архиерейского дома иеромонаха Иллариона Лежайского посвятил в архимандрита Енисейского Спасского монастыря с целию назначения его и в закащика, в управителя отдаленным енисейским заказом[203 - Это назначение, однако ж, не состоялось: Иларион Лежайский в 1714 году Иоанном был отправлен в Пекин настоятелем в то время открытой там нашей духовной миссии.], а другого малороссиянина же Феофана он рукоположил в архимандрита Якутского Спасского монастыря и отправил его туда не только для настоятельствования в монастыре, но и для управления духовными делами, начиная почти с верховьев Лены (со впадения в нее р. Олекмы) и до впадения ее в Ледовитый океан, а отсюда по прибрежьям океана до Анадыра и Камчатки[204 - Жизнь св. Иннокентия иркут. чудотвор., стр. 18.]. Об этом в прежних биографиях митрополита Иоанна Максимовича, как в моей, так и г. Абрамова, также не было упомянуто.
6. В моей биографии митрополита Иоанна Максимовича[205 - «Странник» 1864 г. янв., стр. 24.] сказано, что он отправил из Тобольска в Иркутск в благословение тамошней своей пастве копию чудотворной иконы Знамения Божией Матери, именуемой Абалаикою[206 - Теперь можно с достоверностию сказать, что эта святыня послана митрополитом Иоанном в Иркутск именно в 1714 году после того, как ему повелено было принять тамошнюю паству в свое непосредственное управление.] с силлабическими стихами под ней, и что эта святыня до сих пор сохраняется там (в приделе Иркутского кафедрального собо,ра) в целости и в недавнее время украшена по усердию покойного иркутского купца Трапезникова великолепною золотою ризою. Но в настоящее время известна в Сибири и другая подобная жертва пастырской любви митрополита Иоанна Максимовича к пасомой им пастве – это икона Божией Матери Млекопитательницы, что в селе Чердацком Мариинского округа Томской епархии на реке Чулыме, в 150 верстах от губернского города Томска. Она, по словам видавших ее и молившихся пред ней, хорошего письма, в полтора аршина вышины и ширины, на полотне, но для прочности в недавнее время наклеена на кедровую доску и украшена довольно изрядною ризою. Обстоятельства, по которым икона Божией Матери Млекопитательницы досталась убогому селу Чердацкому, были следующие. Жители села Чердацкого, как почти во всех селениях по реке Чулыме[207 - Впадает в Обь с правой ее стороны.], суть ясачные чулымские татары; в самом начале XVIII столетия (между 1702 и 1710 годами) они приняли христианство от распространявшего его в то время в Сибири Тобольского митрополита Филофея Лещинского или от его миссионеров[208 - См. мое жизнеописание митрополита Филофея, стр. 40.]; князцы[209 - Что-то в роде старшин.] их, движимые ревностию по вновь принятой ими вере, прибыли в Тобольск к архипастырю своему Иоанну Максимовичу[210 - Нужно помнить, что Томская губерния почти до последнего времени по церковному управлению входила в состав тобольской епархии.] и просили у него дозволения для истребления самой памяти о прежнем своем идолопоклонстве выстроить им среди своих жилищ, притом на том самом месте, где во время язычества камы[211 - Алтайских и приалтайских инородцев-язычников жрецы их или шаманы и до сих пор называют камами, а их жертвоприношение с их кривляньем, скаканьем, стуком в бубны и проч. называется камланьем.] их камлали (приносили жертвы), выстроить церковь. Преосвященный Иоанн очень был рад этому и не только дозволил исполнить их просьбу, но и дал им в благословение от себя для будущей церкви вышеназванную икону Божией Матери с своеручною надписью на оборотной ее стороне, что она – икона _благословлена_от_него_в_церковь_чердатских_татар,_недавно_приявших_св._крещение_[212 - Когда чердацкие новокрещенцы в 1835 г. просили у бывшего у них Томского преосвященного Агапита дозволения накпеить икону на доску с тем, чтобы украсить икону металлическою ризою, то он дал просимое дозволение, но под непременным условием – наклеить икону так, чтобы подпись митрополита Иоанна осталась не закрытою, что ими и исполнено.]_._ Икона Божией Матери Млекопитательнцы, как дар благочестивого, многочтимого по Сибири архипастыря, чердацкими и окрестными жителями и всегда чтилась более других икон, но она особенно стала быть чтима ими с 1830 года по случаю, можно сказать, мгновенного прекращения упадка на скот в одном из чулымских селений (именно в Зырянове ком) по приносе к ним ее и по молении их пред нею[213 - Рассказ о чердацкой иконе извлечен из статьи о ней священника Ал. Лаврова, напечатанной в 19 номере «Томск, губернск. вед.» 1867 г.].
Третья вещь из принадлежавших некогда лично святителю Иоанну Максимовичу, а теперь находящихся в Сибири принадлежит Томскому Благовещенскому собору – это его тяжеловесный из золотого глазета саккос. Поступил он в Томский собор следующим образом: в 1834 году в Томске открыта (по отдалении от Тобольской) особая епархия; первым архиереем туда назначен был тогдашний ректор Черниговской семинарии архимандрит Агапит. При отправлении отца Агапита для хиротонии в Москву и для путеследования по хиротонии в Томск черниговская кафедра, конечно, во внимании к тому, что он, управляя Томскою епархиею, до сих пор постоянно входившею в состав епархии Тобольской, будет одним из преемников благочестивого сначала Черниговского архиепископа, а потом Тобольского митрополита Иоанна Максимовича, и пожертвовала ему названный выше Иоаннов глазетовый саккос, а он, преосвященный Агапит, привез его в Томск и передал в соборную ризницу.
Здесь кстати сказать и еще об одной, притом весьма пенной, вещи, которая одолжена существованием своим, хотя только отчасти, митрополиту Иоанну – говорю о дорогой митре Тобольского кафедрального собора, известной под именем гагаринской. Вот история ее происхождения и то участие, какое принимал в ней митрополит Иоанн Максимович: в 1715 году преосвященному Иоанну поведено было Петром Великим отправить в Китай духовную миссию и при отправлении снабдить ее ризницею. Иоанн миссию составил, между прочим назначив в начальники ее упомянутого выше эконома архиерейского дома, или лучше уже архимандрита Енисейского монастыря. Иллариона Лежайского, и снабдил его ризницею. Даны были ризы, епитрахили, стихари и проч., но преосвященный Иоанн затруднялся дать для настоятеля миссии митру, считая эту жертву уже очень убыточною для архиерейской ризницы. В деле этом принял, наконец, участие тогдашний сибирский губернатор, известный богач князь М.П. Гагарин: взамен митры, жертвуемой в церковь Пекинской миссии, он обещался для тобольской архиерейской ризницы устроить на свой счет новую и гораздо большей ценности митру. Преосвященный Иоанн Иллариону Лежайскому митру дал (хотя с условием, чтобы миссия в случае неисполнения обещания губернатором со временем уплатила за нее архиерейской ризнице приличную сумму), да и сибирский губернатор, с своей стороны, хотя нескоро, уже по смерти преосвященного Иоанна[214 - При жизни митрополита Иоанна митра только была начата, но недоделана, а уже по смерти его была кончена и передана в архиерейскую ризницу. «Ирк. епарх. вед.» 1863 года, № 29, стр. 462.], и притом при напоминаниях ему о том от преемника Иоаннова, митрополита Филофея Лещинского[215 - Филофей Лещинский выше назван предместником Иоанна, а здесь называют его преемником, потому что он тобольскою епархиею управлял два раза: до Иоанна с 1702 по 1711 год, и после Иоанна – с половины 1715 года по 1721 г.], обещание свое исполнил – сделал для тобольской архиерейской ризницы митру богатейшую[216 - Гагаринская митра украшена золотым с алмазными искрами крестом наверху и убрана 40 финифтями, но преимущественно штуками, 778 драгоценными камнями, между которыми 8 изумрудов, 532 алмазных искр и 31 больших яхонтов и с 3131 жемчужинами, из которых 480 весят 27 золотников, а все прочие только 20 («Ирк. епарх. вед.» 1863 г. № 29, стр. 462; мое описание Тоб. Соф. собора, стр. 60 и сл.).].
7. Придел Тобольского Софийского собора, который в 1704 году митрополитом Филофеем Лещинским был построен, а в 1743 году при митрополите Антонии Нарожнииком по ветхости был разобран[217 - См. описание Тобольского Софийского собора (М. 1852), стр. 48 и след.], и в котором в 1715 году был погребен митрополит Иоанн Максимович, в моей биографии сего святителя («Странн.» 1864 г., янв., стр. 29) назван деревянным, но это ошибка – тот придел был каменный. Впрочем, это неважно. Гораздо важнее то, что новый придел, построенный над гробом Иоанна Максимовича в 1751 году митрополитом Сильвестром Гловацким, в настоящее время (1867 и 18 гг.) вновь перестроен, по крайней мере значительно видоизменен: к нему пристроен новый алтарь, или лучше сказать, в алтарь его обращена бывшая рядом с старым алтарем и как раз позади его паперть северных дверей Тобольского Софийского собора, и устроен новый иконостас. С такой перестройкой прежний алтарь придела вошел в состав придельного храма, а главное то, что с этим устройством мраморный памятник, поставленный над местом погребения митрополита Иоанна, теперь уже не в алтаре, как было прежде, а в самом храме, позади левого клироса, против пономарских дверей (настоящего алтаря), отчего теперь всем почитателям памяти митрополита Иоанна, как мужчинам, так и женщинам, не только можно свободно видеть его, но и припасть к нему, поклониться приснопамятному архипастырю на самом месте его погребения.
Перестройка и украшение соборного придела производились на счет ревнителя церковного благолепия тобольского купца Н.В. Неволина и, по слухам, стоили ему около 2000 рублей серебром.
Придел Иоанна Златоустого, или, как называют его в Тобольске по причине погребения в нем Иоанна Максимовича, придел митрополита Иоанна, около полудня 24 июля 18 года был посещен путешествовавшим по Западной Сибири Великим Князем Владимиром Александровичем; там Его Императорское Высочество благосклонно выслушал краткий рассказ о благочестивой жизни митрополита Иоанна Максимовича и рассматривал его портрет, написанный на правой стене придела, а также и памятник, воздвигнутый над местом его погребения[218 - «Тоб. губерн. вед.» 18 г. № 30. Письмо каф. прот. П.А. Фелицына от 16 августа 18 года.].
8. В доказательство того, что вера в силу заступления святителя Иоанна Максимовича иногда оправдывается благодатными действиями, мною рассказаны в его биографии три таких действия из годов 1798, 1808 и 1841 («Странн.» 1864 гола, янв., отд. I, стр. 32–37). Но в пять лет, протекших со времени напечатания означенной биографии, печатью оглашены и еще два благодатных события, совершившихся по вере в заступление митрополита Иоанна пред престолом Божиим.
1) В 1847 году ученик Тобольской семинарии высшего отделения, впоследствии священник Томской епархии, Александр Костылев[219 - Этот Костылев мне, пишущему, и другим моим сослуживцам по Тобольской семинарии памятен как тихий, кроткий и очень добрый воспитанник и как довольно порядочный живописец, между прочим, портретист-самоучка.] сильно заболел перемежающейся лихорадкою. Обращался он за пособиями сначала к своему семинарскому лекарю, а потом и к другим лекарям; лекарства, какие ему прописывали, он употреблял аккуратно, но помощи, облегчения болезни ни от кого и ни от чего ему не было; напротив, болезнь его более и более усиливалась, и он был доведен ею до крайнего изнеможения. Наконец больной воспитанник Костылев решился обратиться к молитвенному ходатайству митрополита Иоанна: он занял у хозяина квартиры рубль денег[220 - Костылев, как портретист, бывал не без денег, но на тот раз у него не случилось.] и в свободный от лихорадки день побрел в собор к вечерне, и попросил очередного священника отслужить в Златоустовском приделе панихиду по погребенном там митрополите Иоанне. И что же? Следующий по отслужении панихиды день был день лихорадки, но пароксизма не было; прошло еще несколько дней, но болезнь более не возвращалась, и больной скоро совсем поправился.
2) Живший на одной с Костылевым квартире товарищ его, впоследствии также, как и он, священник Томской епархии, Иван Федоров в продолжение 10 лет обучения в училище и семинарии каждомесячно подвергался жестокой головной боли на одни сутки. Бывши очевидным свидетелем благодатного исцеления товарища своего после панихиды по митрополиту Иоанну, он дал обет во всю жизнь как в домашней молитве, так и в молитве церковной в свое время молить Бога о упокоении души раба Божия митрополита Иоанна, «и с тех самых пор, как дал этот священный обет, заключает сам рассказывающий о своем исцелении священник Федоров, – я пользуюсь уже 18 лет (рассказ его напечатан в 1865 году) полным здоровьем, и мучительная головная боль у меня совершенно прекратилась».
Подлинность обоих описанных благодатных исцелений достопочтенный иерей утверждал свидетельством Божиим, своею совестию и саном священства[221 - За подробностями обоих исцелений желающие могут обратиться к Страннику 1865 года, янв., отд. I, стр. 16 и 17.].
25 сентября 18 г.
Омск.
МНИМАЯ МОГИЛА АРСЕНИЯ МАЦЕЕВИЧА В ВЕРХНЕУДИНСКЕ[Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Мнимая могила Арсения Мацеевича в Верхнеудинске // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн.4. С. 11 –24]
Бывший митрополит _Арсений_Мацеевич_ последние печальные дни свои провел в каземате Ревельской крепости; здесь, в Ревеле, он скончался, здесь же и погребен[223 - Например, епископ Пензенский Амвросий Орнатский в 2-х изд. 1-й части Истории Иср. Росс. Церкви 1807 года на стр. 123, и 1827 г. на стр. 253; Митроп. Киевский Евгений в Слов. Пис. Дух. Чина, ч. 1 на стр. 5; Бантыш-Каменский в Слов. Достоп. люд. Русск. Земли, ч. 1, стр. 64; Филарет Арх. Черниговский в Ист. Р. Церкви изд. 1, пер. 5-м, на стр. 6, и в Обозр. Рус. Дух. Лит., кн. 2, стр. 54.]. Так об этом некоторые писали и прежде на основании слухов, темных преданий и кой-каких своих разысканий; так, наконец, написал и напечатал (в газете «День» 1862 г., № 15, стр. 6) и уже на основании официальных документов, хранящихся в Императорском кабинете, Государственном архиве и Св. Синоде, профессор Петербургской духовной академии Ил. В. Чистович. Но не то, и решительно не то, говорили и говорят в Сибири, особенно в Восточной, и наиболее в Забайкалье, около Нерчинска и в Верхнеудинске. Там рассказывали и рассказывают, что митрополит Ростовский Арсений последние годы своей жизни провел в заточении в Нерчинском Успенском монастыре, но оттуда был перемещен в Троипкий Селенгинский монастырь, только на дороге туда скончался и погребен в Верхнеудинске. И в самом деле, в Верхнеудинске на горе подле Троицкой церкви, над могилой Арсения, умершего, как увидим ниже, в 1773 году, жителями Верхнеудинска тогда же, по крайней мере вскоре после того, был устроен каменный _голубчик_ (надгробный памятник), с двумя по сторонам оконцами, а в конце царствования императора Павла Петровича, или в начале царствования Александра Павловича, вместо голбчика построена уже богатая каменная пятиглавая, по наружности похожая на церковь, часовня первогильдейным верхнеудинским купцом Шевелевым по случаю избавления его от несчастия[224 - Шевелева за какое-то неосторожно сказанное слово при Государе Императоре Павле I схватили и отправили в Иркутск, но там по рассмотрении дела он был оправдан. Находясь под судом и ожидая беды, Шевелев дал обещание, если Господь помилует его, устроить над могилой Арсения часовню, что, когда беда миновала, и исполнил.]; внутри часовни, на правой ее стороне, – образ Арсения Великого, Ангела Арсения Мацеевича, с надписью на задней стороне доски: «Сей образ написан в память покоющагося здесь иеромонаха Арсения Мацеевича, бывшаго Митрополита Ростовскаго и Ярославскаго, скончавшагося 13, а похороненнаго 14 июня 1773 г.»; на левой (стороне), на полу, говоря посибирски, – _западна_; поднявши ее, там, на мраморной доске, можно читать: «Здесь погребен еромонах Арсений, бывший Митрополит Ростовский и Ярославский и пр.»[225 - Описание часовни сделано мною со слов (записанных еще около 1844 года) покойного благочестивого тоб. купца Ал. Мир. Гневашева, ведшего в свое время торговлю по Кяхте и много раз в проезды на Кяхту и обратно бывавшего в часовне для совершения в ней по Арсении панихиды.]. В часовне той люди набожные, местные и проезжающие, служат по Арсении панихиды, рассказывают даже, что над молящимися будто бы совершаются необыкновенные явления[226 - В газ. «Амур» 1862 г., № 24, говорится: «Верхнеудинский старожил, купец Орлов, объяснял, что многие из городских жителей... в болезнях брали (в прежнее время) с могилы Арсения землю и, разводя в теплой воде, поили ею детей, которые и выздоравливали. Народное воображение (прибавляет автор статьи уже от себя) засвидетельствовало и то, что над могилой Арсения в ночное время виднелась горящая свеча».].
Так говорят о ссылке Арсения Мацеевича в Нерчинск и о погребении его в Верхнеудинске из сибиряков большею частию люди некнижные и полукнижные. Но и читающие из них, и особенно знакомые с Историей Сибири, представляют доказательства на то же, по-видимому, весьма основательные. Такие из сибиряков говорят, что известие о ссылке Арсения Мацеевича в Ревель и о смерти его там отверг, а напротив, известие о кончине и погребении его в Сибири признал справедливым П.А. Словцов[227 - Ист. обоз. Сиб. С.П.Б 1844 года, кн. 2, стр. 14. К удивлению, почти то же самое, по крайней мере подобное тому, напечатано в 1860 г. в Историко-стат. обзоре Ростовско-Яросл. Епархии на стр. 26. Там автор говорит: «Которое справедливо из сих сказаний (т.е. в Ревеле или в Верхнеудинске погребен Арсений Мацеевич), судить трудно».], который был родич сибирский, изъездил Сибирь, как говорят, из конца в конец[228 - Словцов немало изъездил по Сибири и до директорства в Иркутской гимназии по званию чиновника особых поручений, но еще более он ездил по ней, когда сделан был (1820-29 г.) визитатором учебных заведений гражданского ведомства во всей Сибири.], много писал о Сибири, между прочим и в историческом отношении, и был хорошо знаком с архивами сибирскими, с хранящимися в них историческими документами и сам лично, и чрез своих многочисленных корреспондентов. Кроме того, присовокупляют они, за справедливость известия, принятого Словиовым и принимаемого почти всеми сибиряками, говорят документы, имеющиеся в Иркутской консистории и в Верхнеудинском духовном правлении[229 - Восемь документов сего последнего поименованы с кратким указанием их содержания в 24 номере газ. «Амур» позапрошедшего года. Там при этом замечено, что все они будут вполне напечатаны в особом Сбор. ист. и стат. сведений о Восточной Сибири.].
Все это, т.е. и то, что в некоторых из сибирских архивов есть дела о ссылке Арсения в Сибирь и смерти его там, и то, что Словцов известие о смерти Арсения именно в Сибири принимает за истинное, и то, что в Верхнеудинске над могилой Арсения существует хорошая часовня, и что некоторый Арсений жил в Нерчинском монастыре, а потом на дороге в Селенгинский монастырь помер, – все это совершенно справедливо. Но, увы! Сибирский Арсений, бывший в заточении сибирском последние пять с половиною лет (с декабря 1767 г. по 13 июня 1773 г.) своей жизни, совсем не. Арсений Мацеевич; сходство Арсения, умершего близ Верхнеудинска, с сим последним состоит в одном только имени да разве еще в годе заточения (в конце 17 г.) одного в Нерчинском монастыре, а другого – после Архангельского Карельского монастыря в каземате Ревельской крепости.
Кто именно был Арсений, умерший и погребенный в Верхнеудинске, это довольно обстоятельно объяснил еще покойный преосвященный иркутский Михаил Бурдуков в письме своем от 21 июня 1816 года к покойному же издателю Истории иерархии российской церкви, преосвященному пензенскому Амвросию Орнатскому, писанном в ответ на вопрос сего последнего: «Какой это Арсений погребен в Верхнеудинске? И в самом деле не бывший ли это митрополит Ростовский, Арсений Мацеевич?». Вот это письмо[230 - Копия с сего мною была получена от покойного, прежде упомянутого тоб. купца Алек. Мир. Гневашсва, с которым Преосв. Михаил до конца жизни вел переписку и которого он принимал с любовью, познакомившись с ним еще в Тобольске, в бытность свою там сначала (до вдовства) соборным священником и учителем семинарии, а потом ректором оной и Архимандритом Знаменского монастыря.]:
«О известном вам страдальце, погребенном Иркутской епархии, в городе Верхнеудинске, на общем кладбище, на горе, и здесь почитаемом под именем бывшего митрополита Арсения, недавно отыскал я в моей консистории дело, которое много объясняет сообщенные вам действительным тайным советником, сенатором и кавалером Лопухиным[231 - Здесь разумеется тот самый Лопухин, который в 1813 г. в честь Арсения Мацеевича устроил памятник в поместье своем в селе Воскресенском Орловской губернии (см. № 19 газ. «День» 1862 г.). При этом замечу, что И. Вл. Лопухин дело Митр. Арсения знал почти так же хорошо, как в последнее время узнал его г. Чистович. Им оно со всеми подробностями в 1813 г. было сообщено Преосв. Калужскому, впоследствии митрополиту Киевскому, Евгению, а сим последним передано Преосв. Амвросию Орнатскому, который составлял Историю Иер. Росс. Ц. под его (Евгения) руководством.] известия о месте погребения оного Арсения. Я _почты_ уверен, вместе с почтенным Иваном Владимировичем, что оный бывший Митрополит, конечно, в Сибири не был, и что сюда послан был другой Арсений и ныне прославляется под именем первого. Обстоятельства, убеждающие меня к сему уверению суть следующие: 1) известно, что Ростовский Арсений лишен монашества и назван Андреем, а верхнеудинский наш Арсений официально в вышеозначенном деле, начавшемся перепискою в Иркутской губернской канцелярии с Иркутскою духовною консисториею, в исходе 1767 года по 25 июля 1773 года, именуется иеромонахом Арсением. 2) А что он и действительно был таковым, сие доказывается тем, что благословлял людей по-священнически и по дозволению бывшего тогда Иркутского епископа Софрония приобщался Св. Таин в священных ризах и в алтаре с прочими иеромонахами. 3) Первому, как показывает Иван Владимирович Лопухин, производилась в заключении его Ревельском сперва гривенная порция, а потом 15-копеечная, а последнему в заштатном Нерчинском Успенском монастыре двухкопеечная, без всякой прибавки, о которой просил в 1767 году оного монастыря игумен Исаия чрез Консисторию, но не получил оной в пользу несчастного. 4) Вины ростовского Арсения совсем другого роду, нежели верхнеудинского. О сем последнем из означенного дела в одной бумаге видно, что он по именному высочайшему повелению из Нижегородской губернской канцелярии за дерзостные его некоторые поступки отослан был в отдаленный монастырь; в другой же, что упоминаемой иеромонах Арсений прислан из Сибирской губернской канцелярии прошлого 767 года, декабря 7 дня, за дерзостное его употребление _слова_и_дела_ и за ложно вымышленное его Нижегородского Печерского Благовещенского монастыря на архимандрита Иону некоторое показайме, также и за учиненные им в реченном монастыре дерзкие и весьма предосудительные монашескому сану поступки. 5) Ростовский Арсений скончался в 1772 году, по уверению Ивана Владимировича, а наш верхнеудинский 1773, июня 13 дня по полуночи в 5 часу от болезни, которою он страдал еще в Нерчинске, и по освидетельствовании Селенгинского второго батальона обер-офицерами и лекарем на другой день смерти, т.е. 14 июня, погребен священником по церковному чиноположению в вышеозначенном месте. Наконец, 6) отставной губернский секретарь из Иркутской духовной консистории Иван Гаврилович Ленский, старик 75-летний, который, будучи копиистом в Нерчинском духовном правлении до 1770 года, знал лично оного иеромонаха Арсения и имел с ним частое обращение по той причине, что он, Арсений, обучал грамоте двоих его, Ленского, сыновей, письменно удостоверил меня, что в том иеромонахе не было приметно ничего, обнаруживающего высокий чин человека: ни осанки, ни особенной учености; всегда казался он самым простым и смиренномудрым стариком[232 - Итак, Г.Б. Милютин в замечаниях своих на ст. Чистовича об Арсении Мацеевиче, помещенных в 24 номере газ. «Амур» 1862 г., напрасно (в объяснение того, каким образом могло утвердиться в Сибири мнение, что в Верхнеудинске погребен бывший Митр. Рост. Арсений) сказал: «Может быть, и сам иеромонах Арсений нашел для себя небезвыгодным выдавать себя за бывшего митрополита». Для чего и без того виноватого еще более обвинять, и великодушно ли бить лежачего?], и притом говорил чистым русским (языком) наречием, не употребляя ни одного слова малороссийского, что все не приличествует бывшему митрополиту Ростовскому. Из сих обстоятельств нужно только поверить чрез сношение с Нижним Новгородом (что предоставляя Вам, прошу сообщить мне, что откроется) четвертое, т.е. не вымышлена ли история Печерского монастыря иеромонаха Арсения с архимандритом Ионою для сокрытия архиерея Арсения[233 - Сношения эти, по всей вероятности, и были, и, должно быть, из Нижнего Новгорода отвечали, что история иеромонаха Печерского монастыря Арсения ничуть не вымысел, иначе Митр. Евгений, руководивший, как уже сказано, Амвросия Орнатского в составлении Истор. Росс. Иерархии, но в то же время и сам пользовавшийся его материалами, не напечатал бы ни в своем Словаре пис. Дух. чина в 1827 году, что Арсений Мацеевич, наконец, был сослан в Ревель и там помер. Кроме того, мне достоверно известно, что в 1856 году по случаю предписания от Св. Синода о составлении церковно-исторических и статис. описаний епархий в Ярославле много рылись в консист. архиве – не отыщется ли какого-нибудь дела о ссылке Митр. Арссния Мацссвича первоначально в Нижегородский Печерский монастырь, но труды оказались в этом отношении напрасными.], и тогда прямо, а не _почти_, можно увериться, был ли последний в Сибири? Прочие анекдоты, так как и сказания Михаила Матвеевича Булдакова об обстоятельствах смерти Арсениевой valent in utramque valent in untramque partem:fides penes narrators sit[234 - valrnt in utramqe partem: fides penes narrators sit (лат.) – смысл этой фразы можно перевести так: «пусть будут на совести рассказчиков».].
Михаил, епископ Иркутский».
Из этого письма и еще из вышеупомянутых документов, хранящихся в архиве Верхнеудинского духовного правления и, сверх их, находящихся в Иркутской консистории, очевидно, что Арсений, погребенный в Верхнеудинске, именно то лицо, о котором, хотя только догадочно, говорит в статье своей г. Чистович («День» 1862 г., № 15, стр. 6, столб. 3), т.е. Нижегородского Благовещенского монастыря иеромонах Арсений, сосланный в Сибирь в 1767 году (следовательно, спустя четыре года по первоначальной ссылке Мацеевича в Карельский монастырь) за дерзкие и вовсе не сообразные с монашеским званием его поступки и за ложный донос на настоятеля того монастыря архимандрита Иону, сосланный, однако ж, не как Арсений Мацеевич, и без перемены монашеского имени на мирское, и без лишения не только монашества, но и священства, а только с запрещением священнослужения и под арест. В Иркутскую духовную консисторию он явился, как видно из тех же документов (см. газ. _«Амур»_ 1862 г., № 24), 7 декабря 1767 года и по определению губернской канцелярии 15 декабря отослан в заштатный Нерчинский Успенский монастырь, находившийся в семи верстах от Нерчинска, где ныне бедное село Успенское, которое, впрочем, в народе и доселе не иначе называется, как монастырским[235 - В бытность в Нерчинском монастыре иеромонах Арсений, как говорит предание, посадил два куста бузины; разумеется, они разрослись, простой народ, считая Арсения за Ростовского митрополита и за страдальца за правду, щипал листья бузины и употреблял их как лекарство в болезнях, особенно в лихорадке. См. газ. «Амур» 1862 г., № 24.], к игумену Исаии. Но оттуда, по закрытии монастыря, с обращением церкви его в приходскую, в мае или начале июня 1773 года по определению Иркутской консистории иеромонах Арсений, уже больной и по написании им духовного завещания насчет убогого своего имения, был отправлен с нерчинским городовым солдатом Блиновым в Троицкий Селенгинский монастырь. Только до места нового своего заточения он не доехал: на дороге в 48 верстах от Верхнеудинска в 5 часу утра 13 июня 1773 года (значит, год и три с половиною месяца спустя по смерти Арсения Мацеевича, последовавшей 28 февраля 1772 года) Арсений помер и на следующий день по привозе тела в Верхнеудинск и освидетельствовании обер-офицерами и лекарем при священнике погребен по церковному чиноположению на горе, на общем городском подле Троицкой церкви кладбище... Есть и еще одно чрезвычайно важное обстоятельство, которое решительно доказывает, что Арсений, погребенный в Верхнеудинске, вовсе не Арсений Мацеевич, бывший митрополит Тобольский, а после Ростовский. Арсений, погребенный в Верхнеудинске, умер в 1773 году 55 лет от роду, как значится в сообщении (о смерти Арсения, об освидетельствовании и погребении его) Удинской комендантской канцелярии Троицкого (Селенгинского) монастыря архимандриту Виталию[236 - «Амур», № 24 и имеющееся у меня письмо Б. из Селенгинска от 10 декабря 1841 года.]; следовательно, он родился в 1718 году. Если б это был точно Арсений Мацеевич, то он лет 13 или 14, а может быть, и моложе, не только бы окончил курс Киевской академии, но был бы иеромонахом и экзаменатором ставленников при Московском синодальном доме; в 16 лет от роду, именно в 1734 году, он уже писал бы целые и сериозные трактаты против раскольников[237 - «Правосл. Соб». 1861 г., октябрь, стр. 182.] и плавал бы по Северному океану с Камчатской экспедицией для отправления на кораблях ее богослужения и треб; в 1741 году, всего 23 лет, был бы митрополитом, а в 1763 году, когда ему бьио бы только 45 лет, Императрица Екатерина II, утверждая определение Святейшего Синода о лишении его архиерейства, оставила бы ему монашеский чин единственно «для удобнейшего _по_старости_его_лет_ покаяния», а все это были бы в приложении к Арсению Мацеевичу чистые нелепости[238 - Газ. «Амур» 1862 г., № 24.].
Что теперь сказать о признании печатно известия о погребении Арсения Мацеевича в Верхнеудинске за истинное знатоком Сибири и сибирской истории П А. Словцовым? Петр Андреевич в этом случае был введен в заблуждение собственным, как сибиряк, пристрастием к Сибири, в особенности же Вл. Ив. Штейнгелем и одним из братьев Бестужевых, хотя само собою разумеется, без всякого умысла с их стороны. Первый, человек отлично образованный и прежде долго служивший в Иркутске, в 1841 году, когда П.А. писал вторую книгу свою «История обозрения Сибири», жил в Тобольске, где жил и тот. Однажды, когда зашел у него с П А. разговор о сибирских архиереях, жизнеописаний которых тому в сочинении своем также нужно было коснуться, он уверил П. А-ча, что не только сам неоднократно бывал на могиле Арсения и не только слыхал об нем, как об известном Ростовском митрополите, все предания, но и видел в крепости Акте (на китайской границе между Нерчинском и Верхнеудинском) в одном доме церковную книгу митрополита Арсения с собственноручною его подписью[239 - Из росписи убогого имения, или иначе из духовного завещания иеромонаха Арсения, приложенного к упомянутому выше сообщению Удинской коменд. конторы в Селенгинский монастырь, видно, что им, Арсением, был отказан Каноник Киевской печати просвирне Нерч. монастыря, а Учебная Псалтырь солдату Блинову (Из письма Бестужева от 10 декабря 1841 г. к В. Ив-у). Вероятно, которую-нибудь из этих книг Вл. Ив. и видел в Акше, когда в 1844 году я показывал ему руку (в подписях на промемориях) Арсения Мацеевича, то он, к сожалению, за давностию времени не мог сказать, сходна ли она с надписью на виденной им книге или нет.], переходящую из рода в род и хранимую в нем, как святыню, и ко всему этому прибавил еще, что за Байкалом живут два брата Бестужевы, его товарищи по несчастию и друзья, и что они могут навести справку об этом интересном лице в архиве или монастырях Селенгинского или Верхнеудинского духовного правления. Другой, т.е. Бестужев, согласно изъявленному Словцовым желанию и по просьбе В. Ив-ча, действительно навел справку, сделал из архивных бумаг, касающихся Арсения, выписки и вот что от 10 декабря 1841 года писал[240 - От кого, от самого ли Словцова, от Абрамова ли, получившего от Словцова некоторые бумаги, или от В.И. Штейнгеля мною получена была копия с письма Бестужева, теперь этого уже не могу припомнить.] своему товарищу: «Вчера я получил давно ожиданные мною сведения о Митрополите Арсении и спешу удовлетворить твою просьбу, любезный друг Владимир Иванович, и, кажется, положительно оправдать твои предположения о тождестве монаха Арсения с Митрополитом Ростовским. Не посылаю тебе документов в оригиналах: это было бы очень громоздко, а постараюсь сделать необходимые выписки, сохраняя буквально приказный слог того времени». Далее и следуют обещанные выписки, после которых делается такое (самоуверенное) заключение: «Вот тебе, друг мой, кажется, ясные доказательства, что _Арсений_не_мог_умереть_в_Ревеле_и_что_печатные_книги_[241 - Тут г. Бестужев, конечно, разумеет 1-ю часть Ист. Иер. Рос. Ц., Словарь писателей Духовного чина Митрополита Евгения и Словарь Бантыша-Каменского.]_часто,_и_даже_чаще,_лгут_. _нежели_смертные_изустно»._ Между тем, если повнимательнее присмотреться к выпискам, находящимся в письме, то оказывается, что в них нет даже и тени чего-нибудь, положительно доказывающего, чтобы Арсений, умерший и погребенный в Верхнеудинске, был действительно Арсений Мацеевич. Так, первые выписки сделаны из указа Иркутской духовной консистории наместнику Селенгинского монастыря иеромонаху Антонию от 7 октября 1763 года, в котором, к сведению монастырской братии, подробно изложен указ Святейшего Синода от 22 апреля того же года о протестах митрополита Арсения Мацеевича против распоряжений правительства в 1762 и 63 годах насчет церковных имуществ, о лишении его сана и ссылке его в чине только монашеском в один из отдаленных монастырей. Но этот указ, как видно и из самой выписки г. Бестужева, между прочим, из его же заметки о том, что Государыня Императрица «сентенцию ее повелела Синоду сообщить во все епархии, для известия духовенству», есть ни более, ни менее, как только циркуляр Святейшего Синода, разосланный не по одной только Иркутской епархии и не в один только Селенгинский монастырь, а по всему духовному ведомству. Следующие затем выписки сделаны из документов, уже не раз упомянутых в настоящей статье, о ссылке в 1767 году иеромонаха Арсения из Нижнего Новгорода в Нерчинск, о перемещении его в 1773 году в Селенгинский монастырь, об его в том же году смерти на пути туда и погребении в Верхнеудинске. Но когда делались эти выписки, делавшим, как кажется, не было обращено внимания ни на год ссылки сего Арсения, ни на его вины (Арсений Мацеевич, как показывает вся его жизнь, не делал и не мог делать по своим строгим правилам жизни поступков грязных, не сообразных с монашеским званием), ни на его сан (как будто митрополит мог быть низведен в иеромонаха), ни на его монашество и монашеское имя, ни на содержание, отпускавшееся ему от казны, ни на его лета. Все это произошло, конечно, оттого, что делавший выписки не был знаком с приемами при употреблении в дело исторических и археологических документов и что (и это главное) он не знал надлежащим образом о судьбе Арсения Мацеевича после первоначальной его ссылки, например, о новом над ним в 1767 году суде, о лишении его после того и монашества, или, если и знал, слыхал о ней, то рассказы о том с чипы ложными, маскированными, распущенными от лиц правительственных с намерением скрыть истину. Ошибка Вл. Ив-ча и г. Б-ва Петру Андреевичу в 1842 году была объяснена, но уже поздно: в том году рукопись его уже отправлена в цензуру, а в начале следующего 1843 года он скончался, и сочинение напечатано было после него.
Но за всем этим недоверчивые жители Сибири могут спросить: «Если б бывший митрополит Ростовский Арсений Мацеевич не был сослан под конец жизни в Сибирь, то откуда же бы родилась мысль, отчего бы составилась молва не в Сибири только, а и в целой России об его заточении в Нерчинский монастырь, о перемещении в монастырь Селенгинский, смерти на пути туда и погребении в Верхнеудинске»? Решением этого вопроса в 1862 году занимались двое профессоров Петербургской духовной академии Ил. Чистович в статье _«Арсений_Мацеевич_», помещенной им в 15 номере газеты «_День_», и безымянный сочинитель статьи «_Протест_Арсения_Мацеевича_и_последняя_судьба_его»,_ напечатанной в 49 и 50 номерах «_Современной_летописи»_ 1862 года, издававшейся при «Русском вестнике». Первый, задавши себе вопрос: «Откуда же взялись толки, что Арсений сослан в Сибирь и скончался в Нерчинске или в Верхнеудинске?», отвечает на него так: «Из дел бывшей Тайной канцелярии видно, что в то же самое время, как Арсения Мацеевича послали в Ревель, другого Арсения, иеромонаха Нижегородского Печерского монастыря, за разные преступления и, между прочим, за ложный донос на архимандрита Иону, послали в дальний монастырь Иркутской епархии. В ту пору об Арсении Мацеевиче не знали ничего верного: ходили темные слухи, что его увезли куда-то из Карельского монастыря, а куда, никто не знал. В Сибири, между тем, проезжал с этапа к этапу какой-то монах Арсений... Не всякий знал лично того, не всякий видел этого. Вот пошли толковать, что Арсений (Мацеевич), которого увезли куда-то из монастыря, в Сибири, что его видели в Нерчинском монастыре, и, наконец, что он скончался на пути в Селенгинский монастырь...». По крайней мере, это наша догадка. Второй (т.е. безымянный составитель статьи об Арсениевой последней судьбе в _«Современной_летописи»),_ сказавши о вторичном суде над Арсением Мацеевичем, присовокуплял: «Определено, по снятии монашества, отослать Арсения под именем Андрея Враля в _Верхнеудинский_острог_». В Архангельск отправлен майор Таузинов[242 - Другие печатают это имя Тоузаков.], который должен был препроводить Арсения согласно этому назначению. Между тем вскоре после того, как Таузинов уехал из Москвы, отсюда послан был другой офицер, Нолькен, в Вологду: ему было приказано, как только Таузинов привезет в Вологду неизвестного арестанта, взять у него этого арестанта и отвезти в Ревельскую крепость.
Оба офицера должны были исполнить последнее поручение с величайшей осторожностию, так. чтобы никто не знал, с каким арестантом и куда едет Нолькен. Так и сделано, и цель была вполне достигнута: настоящая судьба Арсения осталась тайной для народа, и по народным рассказам Арсений будто бы действительно отвезен в Сибирь согласно первоначальному назначению. Слух этот произошел, таким образом, из официального источника, между тем Нолькен с крайнею осторожностию вез арестанта в Ревель[243 - Этот г. S. в статье своей, помешенной, как сказано выше, в №№ 49 и 50 «Современной летописи» под названием «Протест Арсения Мацеевича и последняя судьба его», говорит, что доселе не было обращено надлежащего внимания на самый протест Арсения и не изложено с достаточною полнотой его содержание, между тем как «тогда только можно составить правильное понятие и о поведении Арсения в деле о церковных имуществах, и о степени справедливости произнесенного над ним приговора, когда будет вполне известен и правильно оценен этот важный документ, в котором Арсений выражал свой взгляд на дело и за который, собственно, подвергся суду и наказанию. Г. Чистович (продолжает он) в статье, напечатанной в газете «День», сказал о содержании Протеста до крайности мало и привел из него только три коротенькие отрывка, да впоследствии, отвечая на возражения, возбужденные его статьей, прибавил еще несколько отрывков, но и эти отрывки все-таки не дали понятия о целом содержании Протеста. В интересе разъяснения столь важного дела, как суд над Арсением, мы намерены (заключает он) именно со всею подробностью изложить содержание его Протеста». Похвально, слова нет, излагать содержание такого важного документа, но, думаем, не похвально говорить даже об отрывках из него, сделавшихся известными посредством печати, а умалчивать о том, что Протест этот целиком был уже напечатан в « Чтениях в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете» 1862 г., в книге 2-й, отд. 5, стр. 25–30 и притом за несколько месяцев до появления его статьи в «Современной летописи». Иное дело оценка, а иное известность этого документа. Приступая к первой, не следовало намеренно притворяться не знающим о последней. Ведь самое подробное изложение содержания документа никогда не может заменить его самого. В деле историческом точность и совестность – одно из первых и существенных требований. Если отрывки, приведенные г. Чистовичем, не могли дать понятия читателям о целом содержании Протеста, то самый Протест, оглашенный уже прежде печатью, разве не восполнял этого, не разъяснял столь важного дела более и лучше всякого изложения содержания его чьими бы то ни было словами? К сожалению, с некоторого времени начинает входить в нашу журналистику недобрый обычай. Одни делают открытия после открытий, например, в октябрьской книже «Православного обозрения» сего года г., скрывшийся под тремя звездочками ***, то же излагает «дело Маркела Родышевского с Феофаном Прокоповичем о противностях церковных» (стр. 9-48) почти исключительно по тем актам, которые сообщены были в 1-й книге «Чтений» 1862 года, отд. 2, стр. 1-92, где точно так же, как и г. S., не упоминая ни слова о том, что оно было напечатано, представляет его как бы нечто новое, доселе никому в такой подробоности неизвестное. Другие идут еще далее: сославшись два, три раза на источник, этот последний совершенно уже истощают; так в статье, начатой в августовской книжке «Русского вестика» 1863 и конченной в майской 1864 года «А.П. Ермолов», без дальнего перепечатаны все документы, помещенные в нескольких книгах «Чтений» (кн. 3-ей 1861 г., 1, 2, 3 и 4-ой 1862 г.) А ведь это противно и предписаниям действующего Устава о цензуре, и принятым обычаям в мире печатном. ]. Последнее решение вопроса, как образовалась молва о ссылке Арсения Мацеевича в Сибирь, о смерти и погребении его там, весьма было бы удовлетворительно, если б было верно и несомненно, что первоначально определено было сослать Арсения в Верхнеудинский острог. Но, во-первых, автор его не указал источника, откуда он взял сведение об этом первоначальном определении заточить бывшего митрополита Ростовского в Верхнеудинск; а, во-вторых, в утверждении Императрицы Екатерины II, последовавшем на докладе о вторичном осуждении Арсения, как оно приведено у г. Чистовича, сказано: «...лишить его (Арсения) монашеского чина и, переименовав его Андреем Вралем, послать к неисходному житию в Ревель». Значит, догадочное решение вопроса, предложенное г. Чистовичем, пока должно быть признано за более удовлетворительное.
ОДНА ИЗ ОШИБОК, КАКИЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ В СОЧИНЕНИЯХ И СТАТЬЯХ, КАСАЮЩИХСЯ СУДЬБЫ АРСЕНИЯ МАЦЕЕВИЧА[Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Одна из ошибок, какие встречаются в сочинениях и статьях, касающихся судьбы Арсения Мацеевича // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн. 4. С. 25–28.]
Кто-то М.С. в июне 1860 года проездом из Петербурга в Нижний Новгород[245 - «Прогулка в Нижний Новгород», в которой г. М.С. касается и судьбы Арсения Мацеевича, напечатана в «Современной Летописи» на стр. 16–23 при 13 номере «Русского вестника» 1860 года.] был в Твери и оттуда ездил в подгородный Желтиков монастырь для осмотра в нем тюрьмы, которую Петр Великий приготовил было для сына своего Алексея Петровича. Там он, кроме этой тюрьмы, видел в кельях настоятеля между прочим портреты тверских преосвященных. Из них, обративши особенное внимание на портрет епископа Иннокентия, турист счел нужным рассказать его биографию и вот как рассказал ее: Иннокентий (поясню от себя – Нечаев) в молодости «был учителем риторики в Казани в царствование Анны Иоанновны. Ректор относился и к ученикам, и к учителям довольно оригинально: в видах внушения, учитель был высечен нещадно лозами. Подобное, немножко сильное, но, по тогдашнему времени, вполне духовное, поощрение к продолжению педагогических занятий не совсем понравилось Иннокентию. Он бежал в Москву, сиживал и горевал у часовни Иверской, молился в церкви Казанской Божией Матери и тут-то вызвал внимание и участие двух учеников Московской духовной академии, Григория и Платона, впоследствии двух архипастырей. Иннокентий был определен учителем же в их академию, приобрев через учеников покровительство ректора. Императрица Елисавета обратила внимание на Иннокентия. Пред ним открылась дорога к повышениям. В начале царствования Екатерины он был уже в числе главнейших членов Синода. В это-то время предан был суду духовенства митрополит Ростовский Арсений Мацеевич, смело и резко писавший против указа об отнятии у монастырей имений. Преподобные отцы, ревнуя в изъявлении своей преданности, присудили Арсения к смертной казни; казнь, как известно, была Всемилостивейше смягчена в вечное заточение в Шлиссельбург[246 - Здесь г. М.С. сделал замечание, что Арсений Мацеевич там и помер в 1787 году.]. После произнесения приговора Мацеевич, вдохновенный каким-то пророческим предведением, предсказал первенствующему члену Синода (Дм. Сеченову?) мучительную смерть – задохнуться собственным языком; второму по нем, Амвросию Каменскому, – смерть от мясника.
«А тебе, – сказал он, обращаясь к Иннокентию, – архиерею молодому и неопытному, не подавшему, однако, голоса за меня, предсказываю, что ты не увидишь своей епархии». Действительно, первенствующий член Синода вскоре умер в муках: распухший язык задушил его. Каменский погиб в 1771 году в московском мятеже, а Иннокентий скончался на дороге в Тверь».
Здесь, очевидно, автор касается и судьбы Арсения Мацеевича, но он тут делает три ошибки: первая та, что Арсений сослан был окончательно не в Шлиссельбург, а в Ревель; вторая – что Арсений помер не в 1787 году, а в 1772-м, и третья[247 - Есть и четвертая: преподобные отцы, как называет г-н М.С. членов Святейшего Синода, не присуждали и не могли, не имели права, как лица духовные, присуждать Арсения к смертной казни.], и главная, состоит в предсказании Арсением будто бы Иннокентию, епископу Тверскому, того, что он за участие в синодском присуждении его, Арсения, к лишению сана не увидит своей епархии: 1) преосв. Иннокентий (Нечаев), о котором здесь идет речь, по всей вероятности. и не принимал, и не мог принимать участия в осуждении Ростовского митрополита по той простой причине, что он в члены Св. Синода пожалован был три года спустя после расстрижения Арсения, а именно только в 1766 году; притом 2) преосв. Иннокентий управлял тремя паствами: новгородскою в звании викария с 13 февраля 1763 по 28 мая того же года, тверскою – с 28 мая 1763 по октябрь того же года и псковскою – с октября 1763 года по октябрь же 1798 года, и каждую из них, особенно последнюю, в 35 лет управления ею, конечно, видел и видел; да он и скончался не в 1763 году, как выходит по соображению слов г-на М.С., и не на дороге в Тверь, как он прямо говорит, а в 1799 году уже в глубокой старости (77 лет), бывши на покое в Петербурге в Александро-Невской лавре[248 - Слов. пис. Дух. чин., изд 2, ч. I, стр. 200 и сл.; Ист. Иср. Р. Ц., изд. 2, ч. I, стр. 132, 198, 281, 261.]. Нет, если предание (рассказываемое, впрочем, многими и во многих местах) о предсказании Арсением Маиеевичем (в то будто бы время, как с него снимали принадлежности архиерейского сана) несчастной кончины членам Святейшего Синода и некоторым другим лицам, участвовавшим в осуждении его, справедливо, если Арсений действительно предрекал своим судьям горькую участь при конце жизни, то предсказание Арсениево, относимое г-ном М.С. к Иннокентию (Нечаеву), епископу Тверскому, из тогдашних членов Святейшего Синода, притом архиерейского сана, могло быть изречено одному только знаменитому проповеднику нашему елисаветинского времени Гедеону Криновскому, епископу Псковскому: этот преосвященный рукоположен был до катастрофы с Арсением Мацеевичем только за полтора года (в октябре 1761 г.) и при тогдашних правительственных переменах, и по долгому пребыванию Императрицы Екатерины 11, по восшествии на престол и коронации, а вместе _с_нею_и_Святейшего_Синода_ в Москве, на пастве своей во Пскове еще не бывал; ему, преосвященному Гедеону, 14 апреля 1763 г., когда Арсения Мацеевича лишили сана, было только 36 или 37 лет (родился в 1726 г.), и главное, Гедеон Криновский, выехавши из Москвы в свою епархию, в начале июня того же 1763 года на дороге заболел и, не доезжая до Пскова, для поправления здоровья остановился было в загородном архиерейском доме, но там 22 того же месяца скончался и, таким образом, паствы своей, по крайней мере главного епархиального своего города, не видал. Так об этом рассказывал в 1837 году, да и всегда, покойный профессор Петербургской духовной академии протоиерей Ак. Сем. Кочетов, отличный знаток анекдотической стороны истории росс, церкви XVIII столетия, да так и довольно давно уже оглашено и в печати[249 - Слов. пис. Дух. чин. ч. I, стр. 85–88; Ист. Иер. Р. Ц. ч. 1, стр. 130 и 131, 260.]. Ко всему этому вот еще что следует присовокупить: сказанное в выписанном из _«Современнойлетописи»,_ издававшейся при «Русском вестнике», о жизни преосвященного Иннокентия Нечаева до его архиерейства, например, о варварском и вместе гнусном с ним поступке ректора Казанской семинарии, о тайном удалении его из Казани, о поступлении его в Московскую Славяно-греко-латинскую академию будто бы по милости учеников оной Григория[250 - И опять ошибка: нужно бы сказать: Гавриила (Петрова), того самого, который впоследствии был С.-Петербургским Митрополитом.] и Платона и пр., все это было не с Иннокентием, а опять с Гедеоном Криновским[251 - Слов. пис. Д. чин. ч. I, стр. 85.], который никогда не был и архиереем Тверским.
18 марта 1864 г.
Омск.
К ЖИЗНЕОПИСАНИЮ АРСЕНИЯ МАЦЕЕВИЧА[Публикуется по тексту: А. Сулоцкий. К жизнеописанию Арсения Мацеевича: Промемории Арсения Мацеевича // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн. 4. С. 29–45.]
I ПРОМЕМОРИИ АРСЕНИЯ МАЦЕЕВИЧА
В 1843 году для пополнения сведений об интересовавшей и интересующей меня сибирской иерархии я с дозволения преосвященного Владимира пересматривал старый архив Тобольской консистории и в нем встретил несколько промеморий митрополита Арсения Мацеевича[253 - Арсений Мацеевич первоначально был не Ростовским, а Тобольским митрополитом; пожалован же он в Митрополита Тобольского и Сибирского 10 марта, а рукоположен 26 мая 1741 года, но 31 мая 1742 года (след., чрез год и 5 дней, а не чрез 11 месяцев, как ошибочно сказано в 24 номере газеты «Амур» 1862 г. и во 2 книге «Историческое обозрение Сибири» Словиова на стр. 14) перемещен в Ростов. Впрочем, собственно в Тобольске митрополит Арсений жил менее и двух месяцев: приехал он туда 18 декабря 1741, а выехал оттуда в Москву 10 февраля 1742 года.] в Тобольскую губернскую канцелярию. С некоторых из них мною тогда же сняты были копии и теперь, когда стали печатать о судьбе Арсения подробности, считаю не лишним сообщить из них публике извлечение. Впрочем, при этом наперед скажу, что имеющиеся у меня промемории Арсения Мацеевича сами по себе, по сведениям, в них заключающимся, самые обыкновенные и особенного ничего не представляют; но в них замечателен дух, из них виден характер лица, писавшего их, или, по крайней мере, руководившего теми, кто их писал, и подписывавшего их.
ПЕРВАЯ ПРОМЕМОРИЯ[254 - Эта промемория важна, как видит читатель, не по одному отношению к биографии Арсения Мацеевича, но и по отношению к истории христианства среди сибирских инородцев.]
В январе 1742 года преосвященному Арсению прислал из-под ареста в Сибирской губернской канцелярии просьбу закащик (по-нынешнему благочинный и вместе уездный протоиерей и первоприсутствующий Духовного правления) пелымский священник Верхне-Пелымской волости Михаил Степанов. В начале просьбы своей Степанов объяснил, что он в 1721 году был определен митрополитом Тобольским Филофеем Лещинским (тем самым, который с 1712 по 1726 гг. включительно окрестил сибирских инородцев до 40 тысяч) в Верхне-Пелымскую волость священником с приказанием выстроить там для вогулов церковь, крестить некрещеных вогулов в случае их согласия, а крещеных утверждать в вере и надзирать за их верою и нравственностью; что в 1730 году по повелению императрицы Анны Иоанновны и по инструкции преемника Филофеева митрополита Тобольского Антония (I) Стаховского ему приказано было, между прочим, ездить по вогульским волостям и истреблять, если окажутся у новокрещенных, идолов и кумирницы, воспрещать им приносить языческие жертвы, доносить о том духовенству и светскому начальству и наказывать за то; что он, священник, во исполнение всего этого выстроил в Верхне-Пелымской волости церковь во имя Всемилостивого Спаса, немалое число вогулов-язычников окрестил; нашел в 1722 году у новокрещенных разных волостей до 120 идолов, сжег их и с кумирницами и запретил приносить им в жертву коней; что впоследствии времени и опять им отыскано было у вогулов много идолов и узнано о приношении им в жертву чрез топление в реках быков и коров; что, по его донесению, многие из виновных были за то от гражданского начальства наказаны, что иные из новокрещенных живут по прежним языческим обычаям, например, крещеные высватывают за себя некрещеных, с обязательством заплатить за них их отцам калым и до уплаты калыма, а с тем вместе и до венчания, живут с ними беззаконно и приживают детей; что бывает и наоборот: крещеные вогулки выходят замуж за некрещеных и чрез то веру христианскую совершенно оставляют; что он, священник, всему этому противится, а на непослушных доносит кому следует; что за все это и подобное вогулы давно на него злобились, злобятся, неоднократно за это расхищали у него имение и даже подвергали (обидчики и поименовываются) его семейство и причетников побоям; что они неоднократно жаловались на него ложно в вымогательствах с них денег и зверей; что все те жалобы им опровергнуты пред начальством и судом и что, наконец, «он-де, поп Михайло Степанов, в 1741 году, в августе, ездил в Верхне-Пелымские дальния волости и в вершины для надзирания и переписи оных Вогульнев, к сочинению духовных именных росписей, который спрашиваются у всех по Указам в Архиерейскую Канцелярию повсягодно, и для исполнения всяких церковных треб, которыя волости имеются в дальнем разстоянии, а взялде он, Поп, с собою для пропитания хлеба ячмени и овса мешков с шесть, тако ж и для промены на свое домовое пропитание, на рыбу и на птицу и ягоды, где испроездил месяца два, за что вскоре после того Вогулы Верхне-Пелымской волости Потаи Дунайков с сыном своим, Семеном, пришедши к нему в дом, его и его семейных подвергли жестоким побоям; но чтобы избавиться ответственности за такие свои поступки, в случае моей на них жалобы, они, Вогулы, упреждая его, подали на него в Тобольскую Воеводскую Канцелярию извет в том, во-первых, будто бы он с Пономарем своим в нетрезвом виде их. Дунайковых, прибил, и, во-вторых, и главное в том, яко бы он. Поп, в Вогульския волости возил с собою хлеба двенадцать мешков для промены на мягкую рухлядь» (что законами в то время было строго воспрещено); что исправляющий в Пелыми должность воеводы Копьев, не произведши следствия, схватил его в день молебствия, бывшего по случаю получения указа о восшествии на престол Ее Императорского Величества Елисаветы Петровны, заковал его в железа как злодея, не освободил от оков, несмотря и на самые усильные его просьбы освободить хотя бы для такого радостнейшего для России торжества, расковал только на следующее утро и затем за караулом отправил в Тобольск в Сибирскую губернскую канцелярию, в которой он, поп. содержится и доселе; что после всего этого он не может ездить в вогульские волости для исправления треб и совершения таинств, опасаясь от вогулов даже убийства, и что «наипаче он тем изобижен и обруган ныне стался, что отдан в светский суд и выслан в Тобольск без изследования и допрашиваем без доносителя (т.е. вогула Дунайкова), которого и доныне в Тобольску не имеется». Затем пишет митрополит Арсений: «Он, Поп, просил наше Архиерейство, чтоб его, Попа Степанова, от таких наглых _нападок_ и раззорений, как от светских командиров, так и от иных Вогульцев, милостивно оборонить. И мы. Архиерей, выше писанного доношения и написанных в нем от помянутаго попа Михаила Степанова, жалоб и нанесенных ему от Пелымского Воеводы Копьева и от новокрещенных иноземцев обид и раззорений слушав, и усмотря из присланной из Сибирской Губернской Канцелярии о высылке означеннаго Попа в Тобольск промемории, объявляем в Сибирскую Губернскую Канцелярию следующее: что на означеннаго Попа в духовном деле, подлежащем до нашего разсуждения и до духовнаго суда, в светскую команду от ясашных новокрещенных доношения принимать, и по тем духовным делам духовное и в служение Богу священное лицо в светской команде допрашивать, весьма не надлежало, а надлежало бы оным новокрещенным доносить в духовных делах на онаго Попа нашему Архиерейству, а не в светскую команду, понеже светская и неосвященная персона духовничье лицо на себе брать и Священника в совестных его падежах, мимо главных, духовных властей, которым дана власть вязать и решать по святым каноном, допрашивать и судить ни как не может, ибо того ни граждане кия, ни духовныя правы не повелевают, а наипаче без присутствия челобитчика, или доносителя, чинить того не надлежит. Что же кроме онаго духовнаго дела показано от новокрещенных о мене на рухлядь хлеба, касающееся до изследования, то и тут светской команде одной его, Попа, от команды Заказнаго правления отрешать и к суду в Тобольск, в Сибирскую Губернскую Канцелярию, брать бы не подобало, а надлежало бы о том прежде изеледовать с обеих сторон, кем надлежит, там, в Пелыме, а не в Тобольску, и буде б что по тому следствию могло до него, Попа, касаться, по изобличении вины его, то можно б тогда от нас требовать, в нашей духовной команде его, Попа, допросить пред духовным лицем, кому б мы определили при том быть депутатом; понеже и вечно достойныя памяти благочестивейшаго Государя Императора Петра Великаго Указом Священников и прочих духовных, не только по маловажным, но и по важным делам в светские суды без собственнаго от Епархиальных их Архиереев ведения брать не поведено, и по объявленому в промемории из Сибирской Губернской Канцелярии, касающемуся до означеннаго Попа маловажному делу, о высылке его в Тобольск, посылать в Пелым к Воеводе Копьеву из Сибирской Губернской Канцелярии Указа не надлежало, да и от Канцелярии нашей, в небытность нашего Архиерейства, требовать было о том же Указа не для чего. И хотя по оному требованию из канцелярии нашей о высылке онаго Попа в Тобольск в Архиерейскую Канцелярию тамошнему Священнику Указ и был послан, однако ж не в такой силе, чтоб отдать его, Попа, в светский суд, но токмо выслать в Тобольск в Архиерейскую Канцелярию, но и за тот, в небытность нашу, отпуск Указа наших приказных служителей, которые то учинили, штрафовали мы неслабо, дабы впредь таковых неосторожностей и неисправностей, по требованиям Сибирской Губернской Канцелярии, чинено не было. А что помянугый Воевода Копьев _продерзостию_своею_ захватил и арестовал показаннаго Священника в самый день получения в Пелыме Указа о восшествии на Всероссийский Императорский престол Ея Императорскаго Величества. Благочестивейшия Великия Государыни Императрицы Елисаветы Петровны, и сковал его, Попа, в железа, как злодея, неповинно, и для онаго всерадостнаго торжества по многой его. Поповской, просьбе, свободы не учинил, и для многолетняго Ее Императорскаго Величества здравия ни какого милосердия ему, Попу, освободя в тот день, не показал, и на словесное его, Попово, прошение отказывал, и держал скована до утра по Указу ль от Сибирской Губернской Канцелярии, то оный Копьев чинил, или своею продерзостию, о том нам неизвестно; а потом, не имея над ним, Попом, ни какой власти, расковал, выслал в Сибирскую. Губернскую Канцелярию под караулом, и о том благоволила б Сибирская Губернская Канцелярия надлежащее действие учинить в непродолжительном времени, без упущения; понеже оное дело высокое и нашему разсуждению не подлежащее, токмо от нас о такой продерзости имеет быть представлено, где надлежит, неотменно. А когда на помянутаго Попа Степанова от Пелымских новокрещенных в обидах к нашему Архиерейству будет челобитье, тогда и от нашей стороны изследовано будет в нашем духовном правительстве, по форме суда, при присутствии доносителя, и ежель оной Поп по изследовании явится в чем винен, тогда учинено с ним будет от нашего Архиерейства по Указам без упущения. Что же в извете в Пелымскую Канцелярию от оных новокрещенных, между прочим в ссорах с ним. Попом, написано, будто в Вершинския юрты, для продажи и намену всякой мягкой рухляди, возил хлеба двенадцать мешков, а кому, и где, и когда продат, или на что променял, того не показано, и ежели по таковым неосновательным изветам, которые происходят от злости и ссоры, брать обретающихся в волостях у новокрещенных иноземцев Священников к суду в Тобольск, под караулом, и от надсмотрения над оными новокрещенными в содержании Православия отрешать, и яко бы подозрение, под именем торгу по юртам, ездить для смотрения и наставления их новокрещенных. Священникам не велеть и запретить, то от несмотрения впадут оные новокрешенные паки в свое прежнее зловерие и злочестие, а Священники, видя над собою от светской команды происки и обиды, а ново крещенным в твердом содержании Христианской Веры от подчиненных светской команде управителей послабления, не только к требованию от них помощи надежды иметь не будут, но и быть в волостях за тем не пожелают. А ежель им для того только одного там быть, _чтоб_неповинно_всегда_претерпевать_нападки_от_происков_управителей,_которые_сами_большую_к_получению_мягкой_рухляди_имея_склонность,_ порицают Священников; а хотя бы кто из Священников, видя крайнюю нужду котораго новокрещеннаго, и одолжил хлебом, по их прошению, взаим небольшим числом, с которых за тот хлеб деньгами, за неимуще ством, взять нечего, и то не для торгу, но разве мало что на его Священническую собственную потребу, а не в торговлю, понеже, по их бедности Священнической, ни какого излишества в имении их не видно, которые едва пропитание себе имеют; а о ясачных сборщиках, которые за сбором ясаку от светской команды посылаются, известно Сибирской Губернской Канцелярии, что явилось по следствию в Сургуте, которое произведено от обоих команд, как от Сибирской Губернской Канцелярии, так и от Духовной команды обще, о чем имеется в Сибирской Губернской Канцелярии дело. И _сие_представляется_не_для_какого_на_Воевод_нарекания,_которые_не_белками,_но_целыми_мехами_отбирают_, и не для защищения Попов, которые берут на пропитание себе _белочками_, но токмо о истине изъявляется, что, вместо помощи, како ныне бедное Священство гонят и турбуют[255 - Турбавать (от лат., польск.) – _тревожить,_беспокоить._] и изневажат[256 - Изневажить – неволить, принуждать.], куют и бьют, яко злодеев, и инстигуют[257 - Инстиговать – натравлять, травить, подстрекать] без меры над ними, _не_яко_о_правде_пекущеся,_но_яко_сами,_любоимения_страстию_одержими_суще,_ищут_себе_всякими_неправедными_вымыслы_приобретения,_а_чтоб_доброй_совести_Правителей_до_того_приступ_имели,_того_ни_как_нечаятельно._ И о вышеписанном Сибирской Губернской Канцелярии предложивше, почтенно требуем, дабы соблаговолено было вышеозначеннаго Священника Михаила Степанова, из-под караулу свободить и прислать к нашему Архиерейству, а что по следствию об нем покажется, и буде он в чем явится виновен, в том, по уведомлению промемориальному, поступлено с ним будет в нашем Духовном Правлении, как Святыя Правила и Указы Ея Императорскаго Величества повелевают, неотменно. А чтоб более он, Поп, в следствиях един, без присутствия доказателей, не претерпевал напрасно изневаги[258 - (С. 165) Изневага – неволя, насилие, принуждение.], и дабы в Пелыми ему, Попу, горшаго озлобления к прежнему паки не произошло, оттамошняго Заказнаго Правления и от церкви его, где он служил, ныне отрешили, а повелели ему быть здесь, в Тобольске, во священнослужении, на порожнем месте при Архиерейской церкви; ибо хотя мы и сердечно пастырски о своей команде гонимой и о душах новопросвещенных, требующих всегдашняго наблиздательства и ко спасению руководства, сожалеем, да помощи к свободе бедных, кроме сего, иной найти ныне не можем, отчего, по вышереченному, видно есть, что Волостные церкви пустеют и новокрещенные наставления лишаются, не _от_нашего_Архиерейскаго_какого_нерадения,_но_от_гонения_неразеудных_светских_командиров,_которые_из_своих_происков,_на_Веру_Святую_и_Православие_утверждают,_но_и_приобретенное_ Духовными пастыри, великим трудом и коштом не малым и тщанием всеприлежным, чрез оное гонение Священников, которые, как выше означено, и сами тамо более быть не хотят, _вовсе_тщатся_оное_верткое_дело_изничтожить,_на_едино_токмо_поругание_нашему_Святому_Православию_, и Сибирская губернская канцелярия да благоволит учинить о том по Ея Императорскаго Величества Указом. 1742 году, Генваря дня[259 - Ответная промемория Сибирской Губернской Канцелярии показывает, что священник Степанов по допросе отослан для производства дела в Пелым, и что светское начальство, желая оправдать свой поступок (взятие священника без сношения с духовным начальством), говорит о бывшем будто бы требовании от него о том.]. (Из дела 1742 г., № 14).
ВТОРАЯ ПРОМЕМОРИЯ
В январе же 1742 года преосвященному Арсению представился другой случай ограждать права духовенства против притязаний светских властей. Случай этот был такой: крестьянин архиерейской Преображенской вотчины, будто бы побитый прикащиком той архиерейской вотчины Упадышевым, донес Сибирской губернской канцелярии на управителя Упадышева не только в причиненных от него ему побоях, но и в том, что будто бы он, Упадышев, 14 лет тому назад принадлежал к шайке воров, ограбивших на Волге персидских послов и где-то скрывших ограбленное имение; что будто бы он приглашал как того крестьянина, так и других ехать, под предлогом богомолья, к соловецким чудотворцам и взять награбленное имение; Сибирская губернская канцелярия, не снесшись с архиереем, забрала и доносчика, и прикащика Упадышева; митрополит Арсений, узнавши об этом, написал в губернскую канцелярию грозную промеморию, которою требовал прислать как Упадышева, так и жалобщика к нему, как непосредственному их начальнику, для разбирательства сначала их дела его духовным судом, и в которой резко доказывал, что брать крестьян духовных вотчин и отлучать прикащиков от порученных им должностей светским властям, без сношения с властями духовными, совершенно противно императорским и синодским указам 1739 г., мая 30, и 1741 года, августа 14 дня, и что от этого в духовных вотчинах может происходить множество зла[260 - Из промемории из Сиб. Губ. Канцелярии видно, что требованные не отпущены до решения дела и что свой поступок Сиб. Губ. Канцелярия и, как кажется, не совсем благонамеренно, оправдывала указом от 1727 г., июня 19, и Инструкциею губерн. 1728 года, очевидно, вышедшими прежде указов, приводимых Митрополитом (из дела за 1742 год, № 12).].
ТРЕТЬЯ ПРОМЕМОРИЯ
Чрез три месяца, а именно от 28 апреля 1742 года, уже в бытность в Москве, митрополит Арсений доносил Святейшему Синоду, что 1) в прошедшем 1741 году еще до его прибытия на престол оправление в Тобольск в его домовую архиерейскую канцелярию (которую Арсений по приезде переименовал в консисторию) поступило донесение на томского воеводу подполковника Никиту Миклашевского в том, что он, Миклашевский, бил плетьми насмерть (т.е. сильно, больно) новокрещенных татар Андрея Кармышакова, женку Авдотью Савину и Алексея Афанасьева за восприятие ими святого крещения (приметно из дела, по жалобе их владельцев, татар же, на то, что они крестились, не испросив наперед на то у них согласия), и что затем новокрещенную женку он отдал некрещеному татарину Камбуртулкину, а Алексея Афанасьева дозволил татарину Кутумову, не имевшему на него и крепостного акта, продать одному из томских посадских; что 2) по сношению с Сибирскою губернскою канцеляриею было определено «о том, яко о великоважном и к вечному спасению служащем деле, от светской и от духовной команд обще изследовать там, в Томске, без всякаго упущения, понеже тот Никита Миклашевский и напрежде сего, бывши в Цареве Городище (ныне гор. Курган), в драгунском полку Майором, в противных Церкви Святой поступках явно изобличен по следствию явился; но что 3) ныне Сибирская Губернская Канцелярия, не представивши ни какой законной причины, требует от нашей Консистории, чтобы дело то докончить не в Томске, а в Тобольске, и чтобы в Тобольске для этого вытребовать не только Миклашевскаго и его деныликов, при которых были сечены помянутые новокрещенные, но и самые эте новокрещенные, при том под караулом, как будто бы в чем виновные, и не только они, а и двое Томских Священников по тому, единственно, что они были при том следствии (как кажется, в виде депутатов); что 4) от моего смирения послана чрез мою Консисторию в Сибирскую Губернскую Канцелярию Промемория, «чтобы всеконечно оное следствие окончено было совершенно в Томске, в присутствии двух Закащиков, Томскаго, Гричкова, как местнаго жителя, могущаго дело то знать лучше всех, и Тарскаго, Ермила Лаврентьева, как знаки наго приказное дело, но чтобы в Тобольск за столько верст никого не высылать и не волочить по следующим причинам: а, в Томске Священников и без того мало, и в случае еще высылки двоих из них в Тобольск, будет там крайнее затруднение в совершении богослужения и исправления треб; б, Священники, по чужой вине, должны будут потерпеть безпокойство и потратить на такой дальний путь много своих денег, так как Сибирская Губернская Канцелярия не указала, на какой счет им ехать; в, вызыванъе невинных из такого дальняго места в Тобольск, без показания причины, будто в Томске, где самое дело было, к окончанию того привесть не можно, является не для инаго чего, токмо разве _для_единого_того,_чтобы_невинных_устрашить_и_с_прямой_дороги_от_истинного_показания_правды_сбить,_а_виноватому,_по_пристрастию,_покровительство_и_свободу_учинить;_ а, по мнению моему, весьма бы не надлежало их, новокрещенных, ничем оскорблять, и за следствиями волочить, и под караулом мучить, и от домов отлучать и раззорять, дабы тем не подать причины к отвращению их от Крещения, а _безсовестным_Воеводам_к_большим_продерзостям_побуждения_, понеже, по имянному Петра Великаго Указу, поведено всех, приходящих ко Св. Крещению, принимать доброхотно и приятно, и крестить всех желающих, не взирая ни на какия крепости, хотя бы они чьи и крепостные были». Того ради, – заключает преосвященный Арсений Святейшему Правительствующему Синоду, – о сем предложивши, _требую_, дабы соблаговолено было о сем... деле, куда надлежит, подтвердить крепкими Указами, дабы оное изследовано было в Томске... без волокит напрасно невинных в Тобольске; а ежели, паче чаяния, все уже новокрещенные забраны ныне в Тобольск и держатся в Губернской Канцелярии, то чтобы соблаговолено было и помянутым Закащикам прибыть в Тобольск на счет виновных и присутствовать при следствии, при том с одним из членов Консистории, а новокрещенные на время производства следствия были бы выпущены из-под ареста на свободу, дабы при ответах не иметь им ни от кого страха и стеснения... «для того что иноземцы, за страхом светских правителей, а наипаче сильных лиц, правды показывать не смеют, а в случае притеснений и от прямаго дела отпираются и говорят, что им, управителям, угодно, и с чего и нам впредь, по должности пастырей, в обращении их в Христианскую Веру, надежды будет иметь не можно, да и они «устрашены и утверждены быв не _светскими_товарными,_неправедными,_лихоимствованными_следствиями_ – произвождениями, не будут иметь охоты ко Святому Крещению, но и других, хотящих приступить к тому, воспретят»... так как «_Воеводы_за_то_ (т.е. за обращение в христианство) _бьют,_а_Губернская_Канцелярия_за_то_же_самое_за_следствиями_волочит,_и_под_караулом_мучит_и_с_домами_раз/1учает_и_разоряет,_ и тако, конечно, вси устрашены бывше, в неверии своем пребудут». Под конец донесения говорится о том, что к сему донесению Святейшему Синоду прилагается копия с премемории, посланной в губернскую канцелярию[261 - Дело 1743 года, № 83. Из дальнейшего дела видно, что два томских священника и новокрещенные светским начальством были вытребованы в Тобольск, притом на их собственном коште.].
В архиве Тобольской консистории есть и еще несколько промеморий Арсения Мацеевича. В них. как и в приведенных трех, митрополит говорит дело жарко, ревностно защищает права духовенства и благо новокрещенных, но тех, кто касается этих прав и вредит этому благу, нарушает, а быть может, и не нарушает эти права, он просто бичует, бранит наповал. На это, быть может, скажут: «Да тогда такой был век, таков был дух; притом Арсений родился и получил воспитание в Польше и Малороссии». Конечно, так, но в Тобольске же в первые лет прошедшего столетия (с 1701-го по 17 год), следовательно, и до и после Арсения, архиереи все были (кроме Арсения семь) из уроженцев теперешних юго-западных губерний и ученики Киевской академии, и пишущему доводилось читать промемории к гражданскому начальству и представления в Святейший Синод почти всех их; однако ж ни у одного из них и ни в одной промемории не встречал я таких выражений, таких отзывов и замечаний насчет других, насчет лиц, несогласных с ними, людей правильно, или неправильно, касавшихся прав духовенства.
II
Причина скорого отъезда Арсения Мацеекича из Тобольска и перемещения его оттуда к Росток
Арсений Мацеевич, назначенный 10 марта и хиротонисанный 26 мая 1741 года в митрополита Тобольского и Сибирского, в Тобольск прибыл 18 декабря, но 10 февраля следующего 1742 года он уже отбыл оттуда в Москву и там 31 мая того же года, по словесному докладу благодетеля его. Новгородского митрополита и первенствующего члена Святейшего Синода Амвросия Юшкевича, Государыне Императрице Елисавете Петровне, получил другую, именно Ростовскую, епархию и с тем вместе был назначен членом Святейшего Синода. Что бы это значило? Отчего такой быстрый отъезд Арсения из Сибири и такое скорое перемещение его на другую митрополию с назначением в члена Святейшего Синода? У профессора С.-Петербургской духовной академии Ил. А. Чистовича в статье его _«Арсений_Мацеевич»,_ помещенной в газете _«День»_ (на 1862 г., № 15, стр. 4), в объяснение этого сказано: «Арсению не жилось в Тобольске. Мы догадываемся, что он просил Амвросия (Юшкевича) перевесть его в другую епархию». Но едва ли это было так, едва ли не вероятнее предполагать, что, напротив, сам преосвященный Амвросий вызвал Арсения Мацеевича из Сибири, постарался дать ему и епархию поближе к столице, и кресло в Святейшем Синоде. Дело в том, что Амвросию Юшкевичу, впрочем, пастырю благочестивому, просвещенному и ревностному об образовании духовного юношества, крайне не нравилась соборная форма управления российскою церковию; например, он был недоволен и незначительностию власти, какою пользовался в Святейшем Синоде первенствующий член его, и отменою прежнего наименования сего члена Президентом Святейшего Синода, а следующих за ним двух членов вице-президентами, и тем еще, что первенствующий член не имел титула митрополита Московского и С.-Петербургского: он, Амвросий (вероятно, забывая, что даже на соборе Апостольском присутствовали пресвитеры[262 - Деян. 15, 6.], да и на вселенских соборах бывали не одни только святители, а и настоятели монастырей, пресвитеры и даже диаконы), обижался и тем, что в Святейшем Синоде вместе с особами архиерейского сана заседали архимандриты, игумены и протоиереи, и на них, не имеющих сана святительского, падал титул Синода «_Святейший»,_ его, наконец, и едва ли не в особенности, огорчала прикосновенность к делам церковного правления в Святейшем Синоде людей светских в лице оберпрокурора, обер-секретарей и секретарей (тогда как и у древних христианских святителей, между прочим и у греческих патриархов, для сношения с мирскими властями и для хлопот по делам церкви всегда бывали из людей светских и референдарии[263 - Референдарий – личный секретарь и докладчик.], и еклики[264 - Екдик – полномочный представитель интересов общества, общины, организации.], и нотарии[265 - Нотарий – стенограф, скорописец, писец.], и пр., да и у наших московских сначала митрополитов, а потом и патриархов, в их Приказах и Разрядах долгое время почти исключительно заседали бояре, стольники и проч., и у них же, и у всех прочих наших епархиальных архиереев должности нынешних благочинных и членов духовных правлений до царя Алексея Михайловича, а отчасти и до Петра I, исправляли лица мирские с званием десятильников). Словом, Амвросию хотелось бы для управления российскою церковью или восстановить патриаршеское достоинство, или, если уже этого сделать нельзя, по крайней мере произвести в Святейшем Синоде важные реформы, значительные перемены.
Итак, замышляя хлопотать о реформе в управлении российскою церквыо, Амвросий Юшкевич (не забудем, что он был первенствующий член Святейшего Синода) видел крайнюю необходимость усилить себя единомысленными с ним, сочувствующими ему лицами. Но, не находя в большей части (да, кажется, и ни в ком из) сочленов своих по Святейшему Синоду сочувствия замышляемому им делу и опасаясь остаться в нем почти одиноким или даже совершенно одиноким, он и решился подкрепить свой голос, усилить себя в Святейшем Синоде липом, от него облагодетельствованным, вполне ему преданным, а главное, единомысленным с ним, притом решительным и стойким. И вот он, едва ростовская кафедра делается праздною (25 декабря 1741 г.), как извещает о том покровительствуемого им, призывает его голосом дружбы и ревностию ко благу церкви (как они его понимали) в столицу, поближе к столице, в Святейший Синод. Без этого, не предположивши этого, трудно понять, как мог митрополит Арсений в Сибири так скоро узнать о вакантности Ростовской епархии, написать Амвросию Юшкевичу о своем желании занять ее и опять получить от сего уведомление, для него благоприятное, и невозможно объяснить, как бы без верной надежды и получить себе лучшую епархию, и остаться без взыскания за своеволие мог Арсений осмелиться без призыва свыше, без дозволения высшего начальства оставить свою епархию, в резиденции которой, припомним, он не прожил и двух месяцев (с 18 декабря 1741 по 10 февраля 1742 года), и ехать в столицу?! Стоит здесь замечания и то, что о перемещении Арсения с тобольской на ростовскую митрополию и о назначении его членом Святейшего Синода от самого Синода не было форменного доклада Государыне Императрице, что, напротив, о том и другом доложил Елисавете Петровне 28 мая 1742 года в Москве[266 - Высочайший Двор и Святейший Синод в то время находились в старой столице.], только словесно и сам собою, тогдашний первенствующий член Святейшего Синода, т.е. Амвросий Юшкевич, в бытность его у Ее Величества на совещании о выборе законоучителя Наследнику престола[267 - «День» 1862 г., № 15, стр. 4.] (Петру III). Наконец, предположение о том, что не Арсений Мацеевич просил Амвросия Юшкевича о перемещении его на Ростовскую епархию, но что, напротив, сам Амвросий и для своих целей вызвал его из Сибири, подтверждается, по крайней мере и оправдывается, следующим важным обстоятельством: преосвященный Амвросий по прибытии Арсения из Тобольска в Москву здесь и вместе с ним представил Государыне Императрице Елисавете Петровне предложение, или _доклад_о_высшем_духовном_управлении._ В нем (докладе) за выписками Церковных правил и Отеческих мыслей следует их приложение вот в каких словах: «Ежели трудно покажется по Регламенту Духовному титлы Синодальной оставить, то Синод хотя и сделать, однако, дабы был, хотя по малой форме, Священнослужению Церкви Соборной, Апостольской, Восточной сообразен, сиречь, имеющий в себе Президента первоначальнаго Архиерея не инаго кого, точию Московскаго, титулующагося Московским и С. Петербургским; Вице-Президента, перваго – Новгородскаго Архиерея, втораго – какого ни будь Архиерея, близу Москвы обрещающагося... А Обер-Прокурору и Генерал-Прокурору, как и Экономии Коллегии, нечего здесь делать, понеже и то за нужду делается, что в Синоде мирскии Обер-Секретари и Секретари. По настоящему бы Церковному порядку надлежало и тем быть духовным лицам, Иеромонахам, или Монахам. Понеже здесь не иная дела судятся и производятся, только поповстии и причетничестии да монашескии, судятся такожде браки законный и незаконный, падежи совести. О таковых что тут смотреть, или разбирать Обер-Прокурору, или иной светской персоне, не имеющей посвящения, или не имеющей власти решать и вязать?.. В собрании Синодальном ныне не только Архиереи, но и Архимандриты и Протопопы, да еще же Обер-Прокурор и Обер-Секретари заключаются, и до всех тая титла Святейший Синод, или Верховный Святитель касается, ежели бы, чего не дай Бог, по прежним нашим временам, в наших глазах недавно бывшим. Регент Генералиссимус с Остерманом утвердился, кто бы им смел поспорить, когда бы единаго, или двух своих Пасторов в Синоде посадил? И как быть? Под тою ж титлою Святейшества они, под овечьей кожею истинные волки, укрывалися бы на всеконечное истребление нашего благочестия»[268 - Обозр. Русск. Духов. Лит., кн. 2, стр. 24.]. В 1744 году, как бы в дополнение к сему докладу, покровитель Арсения Мацеевича в новом докладе Государыне Императрице (но по другому делу, а именно по делу о мерах к ослаблению раскола) между прочим говорил: «Его Величество, высокославныя памяти, Государь Император (конечно, Петр I) соизволил было восприять намерение, чтобы духовное правление паки оставить точию при едином правлении Патриярха, или Митрополита, дабы церковное правление и учение во славу Божию наилучше происходило... Но то Его Величества соизволение к исполнению не достигло причиною его кончины». Затем в докладе сказано, что ракольники всего более защищаются тем в своем упорстве, что Синодальное правление «от единаго образца Протестанскаго взято» (между тем как, конечно, и самому автору доклада небезызвестно было, что христианская церковь с самого начала своего управлялась именно соборами).
Амвросий вызвал из Сибири Арсения Мацеевича в столицу, выхлопотал для него другую, лучшую епархию и звание члена Святейшего Синода в видах, между прочим, действовать с более верным успехом в предначертанных им планах по преобразованию церковного управления; но он, как кажется, жестоко ошибся в своих расчетах: Мацеевич не годился для таких важных дел и по своему строптивому характеру, и по резкости своего языка, и по бестактности, по неуменью или нехотенью хотя бы на время, для целей своего благодетеля, применяться к обстоятельствам и лицам. И в самом деле, вместо того, чтобы явиться в Святейший Синод, принять присягу на звание синодального члена, участвовать наряду с другими в управлении церковными делами и быть правой рукой Амвросия в достижении предположенной им цели, идти к ней тихо, постепенно, привлекая наперед в Святейшем Синоде и вне его поболее единомысленных людей, он, как говорят, пошел напролом, посоветывал, подстрекнул Амвросия поскорее представить Государыне Императрице выше приведенный доклад и отказался от принятия присяги на звание синодального члена[269 - Арсений Мацеевич не принял присяги на звание члена Святейшего Синода, как он тогда писал Государыне Императрице, во-первых, потому, что его хотели приводить к ней по форме, несколько измененной против прежней, определенной Духовным Регламентом, а вовторых, потому, что один из членов Синода, Псковский епископ Стефан, не хотел уступить ему, Арсению, в Святейшем Синоде места, какое принадлежало ему по степени занимаемой им епархии (Газ. «День» 1862 г. № 25, стр. 3 и 4).] и пр., и, таким образом, все дело (разумею, как его замышлял Амвросий) испортил.
Март 1864 г.
Омск.
АНТОНИЙ (ЗНАМЕНСКИЙ) АРХИЕПИСКОП ТОБОЛЬСКИЙ[Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Антоний (Знаменский), архиепископ Тобольский // Странник. 18, октябрь. С. 5–53.]
Архипастырь, имя которого здесь названо, преемственно управлял четырьмя епархиями: Новгородскою (в звании викария новгородской митрополии), Вологодскою[271 - А. Сулоцким об Антонии III (Знаменском) написана ещё одна статья: Антоний как епископ Вологодский и регент его хора Фелицын (впоследствии тоб. кафедр, протоиерей) // Вологод. еп. вед. 1873. №9; 1879. №20.], Тобольскою и Ярославскою. Жизнь и деятельность его, как архипастыря Ярославского[272 - Иерархи ростовско-ярославской паствы. 1864 г., стр. 278-282.] и Вологодского[273 - Вологодские епарх. Ведом. 1867 г. № 6, стр. 181 и след.], уже описана, хотя очень кратко.
Встретить в вологодской иерархии краткое и даже очень краткое жизнеописание преосвященного Антония неудивительно, потому что он управлял Вологодской епархиею всего с небольшим полгода, так что и в делах архива Вологодской консистории за время его управления, говорят, ничего нельзя найти сколько-нибудь замечательного. Но встретить в истории иерархии ярославской, вместо полного и всестороннего жизнеописания преосвященного Антония, почти один только его послужной список да перечень произведенных при нем разных построек в Ярославском архиерейском доме – как-то странно. Ярославскою епархиею он управлял 14 лет[274 - См.: Абрамов Н.А. Замечательный случай из жизни Ярославского архиепископа Антония Знаменского // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 267–269. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).] и сделал для этой епархии много доброго; архивы консистории и других присутственных мест духовного ведомства Ярославской епархии полны дел за время его управления. Между тамошним духовенством есть еще несколько таких лиц, которые учились при преосвященном Антонии, даже были рукоположены им, и еще более таких, которые много рассказов о нем слышали от своих отцов и дедов; там только в прошедшем году умер один протоиерей, который служил при преосвященном Антонии в Ярославской семинарии наставником и, как слышно, был женат на его родственнице[275 - Это умный, добрый и распорядительный ростовский протоиерей Андрей Тимофеевич Тихвинский. Он был из воспитанников 1-го курса С.-Петербургской духовной академии, окончивший курс с степенью кандидата. Служил первоначально в Новгороде профессором семинарии и там женился на племяннице преосвященного Антония (дочери родного его брата, новгородского священника Стефана), которую преосвященный любил как дочь и по сиротству ее воспитал и пристроил на свой счет. Потом (в 1816 году) из Новгородской семинарии он перепросился в Ярославскую под непосредственное начальство родственника и благодетеля своего, откуда через 4 года службы (в 1820 г.) поступил в протоиереи Ростовского собора, каковым и был по смерть свою, последовавшую 15 мая прошедшего 1867 года. В жизни о. Андрея Тихвинского особенно замечательны два обстоятельства. Первое: его при окончании академического курса из уважения к покойному отцу его (протоиерею гор. Тихвина) и по вниманию к его уму, доброй нравственности и трудолюбию сильно склонил поступить в гражданскую службу тогдашний министр вн. дел Козодавлев, обещая ему покровительство и представляя блестящую ожидающую его будущность. Андрей Тимофеевич несколько времени и колебался было, но в тот самый день, в который каждому из студентов академии непременно нужно был письменно заявить о желании или о нежелании оставаться в духовном звании, ему вдруг пришли на память слова Писания: кийждо в звании, в нем же призван быстъ, в том да пребывает (1 Кор. 7, 20); он принял их за напоминание, за указание промысла Божия и отказался от блестящего предложения министра, решился навсегда остаться в смиренном звании, в котором родился и для которого воспитывался. Второе: Андрей Тимофеевич умер (на 79-м году жизни), как слышно, последним из воспитанников знаменитого первого курса Петербургской духовной академии, упредив в этом шестью месяцами еще более знаменитого их профессора и ректора, блаженной памяти митрополита Московского Филарета (Яросл. епарх. вед. 1867 г. №№ 29 и 30, стр. 230–32, 238 и след.).].
Постараюсь изложить события жизни названного архипастыря несколько подробнее. Само собой разумеется, что подробности эти будут касаться периода его пребывания в Тобольске за время управления им Тобольскою епархиею.
Преосвященный Антоний родился 1765 года в Великом Новгороде от протоиерея Знаменского собора Иоанна. Мирское имя его было Николай, а фамилию получил он, без сомнения, при поступлении в семинарию, и получил, как и многие из семинаристов прежних лет получали свои фамилии, от собора, при котором служил его отец[276 - Отец преосвященного Антония впоследствии был слеп и жил уже в Ярославле при сыне.].
По научении грамоте в доме родительском Николай Знаменский поступил в Новгородскую семинарию и там учился до риторики включительно, но оттуда в 1786 году, по случаю закрытия в ней высших классов[277 - Истор. иер. русс. Ц. ч. 1-я, изд. 2-е, стр. 123. Ист. С.П.Б. дух. акад. Чист., стр. 83.], или несколько ранее, в видах приготовления к учительскому званию, перемещен был в С.-Петербургскую Александро-Невскую семинарию, которая с расширением круга преподававшихся в ней наук в 1788 году была переименована в Александро-Невскую главную семинарию, а в 1797 году – в Александро-Невскую академию, и в которой он, кроме других наук и древних, и новых языков, изучал философию и богословие, и окончил курс в 1788 году, следовательно, 23 лет или на 23-м году от роду.
Николай Знаменский имел отличные природные способности, характера всегда был сериозного, трудолюбив был до чрезвычайности, потому и успевал всегда отлично. Оттого прежде окончания курса учения он был уже лектором, т.е. помощником (профессоров Гутсмана и Вольмера) в преподавании ученикам низших классов французского и немецкого языков, а по окончании курса семинарского учения определен был по резолюции тогдашнего Санкт-Петербургского митрополита Гавриила учителем синтаксического класса и библиотекарем и затем, как наиболее способный и полезный учитель, был постепенно (что, впрочем, увидим ниже) переводим из низших классов в высшие, даже до философии и богословия[278 - Ист. спб. дух. акад., Чист., стр. 87, 83. Иерархи ростовско-ярославской паствы, стр. 279.].
Кончив курс учения, Николай Знаменский не довольствовался одними теми познаниями, какие им приобретены были в семинарии во время учения. Нет, уча других, он продолжал учиться и сам, много читал не только на русском, но и на латинском, немецком и других языках; инде из прочитанного переводил и приобрел обширные и глубокие познания не только в тех науках, какие преподавались тогда в духовно-учебных заведениях, но и в таких, какие или вовсе не преподавались в них, или если и преподавались, то в крайне сжатом виде, например, в науках естественных. Познания свои учитель Николай Знаменский передавал ученикам своим не только устно на лекциях, но и в нарочно для них составленных им руководствах, записках и других пособиях, из которых некоторые (например, Compendium Hermeneuticae sacrae, Цицерона de officiis[279 - «De officiis» – название знаменитого сочинения Цицерона «Об обязанностях».] с русскими примечаниями и Eutropius)[280 - Comendium Hermeneuticae sacrae Цицерона de officiis с русскими примечаниями и Eutropius (лат.) – Краткое изложение сочинения Цицерона «об обязанностях» с русскими примечаниями и Евтропий.Евтропий – римский историк IV в. Русский перевод его сочинения «Сокращение римской истории до времён кесарей Валента и Валентиниана» («Краткий обзор римской истории») опубликован в 1759 г. В тексте А. Сулоцкого имеется в виду либо какой-то труд Евтропия, либо примечания Евтропия к сочинению Цицерона («...с русскими примечаниями и примечаниями Евтропия»), но в таком случае в тексте допущена ошибка: вместо именительного падежа «Eutropius» следует употребить родительный «Eutropius».] были после с одобрения Св. Синода напечатаны и некоторое время употреблялись в виде руководств в духовно-учебных заведениях, а другие, как некоторые и из прочих его сочинений, оставались в рукописях и сохраняются в Новгородской семинарской библиотеке, куда, как увидим после, они самим покойным были переданы[281 - В должности префекта академии преосвященному Антонию преемствовал знаменитый в последствии времени М.М. Сперанский. Таким образом, последний, а также сотоварищ и друг его, тобольский семинарист, Петр Андр. Словцов были сослужиыцами преосвященного Антония и вместе его подчиненными].
Два знаменитых иерарха российской церкви второй половины прошедшего и отчасти начала настоящего столетия, митрополиты Гавриил и Платон, в заботливости о благе церкви любили и умели даровитых и благонравных учителей и студентов управляемых ими тогда академий и семинарий склонять к принятию иноческого звания. Есть предание[282 - Ист. Пет. дух. акад. Чистов., стр. 78 и 129.], что и учителя Александро-Невской главной семинарии Николая Знаменского склонил к монашеству первый из названных иерархов, т.е. С.-Петербургский и Новгородский митрополит Гавриил. Впрочем, и в самом учителе Знаменском много было задатков для монашеской жизни: это его всегдашняя сериозность, всегда строгая жизнь, меланхолический характер, любовь к уединению и жажда познаний в разных науках, которой в брачном состоянии, особенно при бедной обстановке жизни белого духовенства, часто вовсе нельзя удовлетворять. Как бы то ни было, только учитель Знаменский 27 лет от роду, и именно 3 марта 1792 года-, принял от руки самого высокопреосвяшеннейшего Гавриила с именем Антония пострижение, 4 апреля того же года был рукоположен в иеродиакона, а 18 того же апреля – в иеромонаха и тогда же определен префектом Александро-Невской главной семинарии и учителем философии, а чрез два года (26 мая 1794 года) возвещен в сан архимандрита Вяжитского второклассного Новгородской епархии монастыря. Менее чем через год, а именно 7 апреля 1795 года, он перемещен был в настоятеля Валдайского Иверского первоклассного монастыря и сделан ректором[283 - Это предание сообщает бывший у пр. Антония некоторое время (в 1801 и 1804 годах) домашним письмоводителем, а потом, как увидим ниже, рукоположенный им в священники, ныне 85-летний старец, тобольский кафедральный протоиерей Петр Андр. Фелицын.] и вместе преподавателем богословия в главной семинарии, которая при нем, во время его ректорства, в 1797 году и была переименована в академию, что по обычаю того времени самим им, т.е. ректором, и воспето было в тогда же напечатанной оде Императору Павлу, виновнику сего переименования[284 - Ист. пет. дух. акад., Чистов., стр. 83, 78 и 129.]. В то же время архимандрит Антоний преподавал закон Божий Великой княжне Екатерине Павловне; за успешное преподавание закона Божия особе царственного дома и также за труды по управлению академиею и преподаванию богословских наук студентам высшего духовно-учебного заведения в сентябре 1799 года[285 - Так сказано в ист. С.п.б. акад. Чист., стр. 129, а в Волог. епарх. вед. что это было еще в 1797 году.] он был пожалован орденом св. Анны 2-й степени, что в то время для лиц духовного звания составляло еще большую редкость[286 - Лица духовные, даже в сане митрополитов и архиепископов, орденами начал жаловать Имп. Павел I с ноября 1796 г. См. Ист. Иер. Р. церк. гл. 1, стр. 193.].
В 1799 году архимандрит Антоний Знаменский был только 34 лет и, следовательно, для рукоположения в архиереи несколько еще молод, но качества, нужные для прохождения архипастырских обязанностей, он давно уже имел. Архимандрит Антоний Знаменский был не виден собою и, главное, очень мал был ростом – всего 2 арш. и 3 вершков и, следовательно, можно было опасаться за недостаток сановитости его при архиерейских священнослужениях[287 - Из воспоминаний о. прот. П.А. Фелицына.], но, известно, архиереи избираются не по росту и дородству. Престарелому и немощному архипастырю новгородскому[288 - Митрополит Гавриил 16 окт. 1799 г. от управления С.-Петербургскою епархиею был уволен. Ист. иер. русск. Церкви, стр. 193.] митрополиту Гавриилу, по перемещении викария его Арсения Москвина в Воронеж, нужен был помощник в управлении епархией, бодрый, энергичный и известный ему; и вот ректор академии архимандрит Антоний, между прочим, по влиянию имевшего в то время большую силу в церковном управлении и вскоре пожалованного С.-Петербургским митрополитом Казанского архиепископа Амвросия Подобедова[289 - Из воспоминаний протоиерея Фелицына.], 9 октября 1799 года хиротонисан в епископа Старорусского, викария новгородской митрополии с назначением ему, как и всем викариям новгородским, местожительства в Хутыне монастыре[290 - Истор. иер. росс. Церк. част. 1-я, стр. 200. Иерархи ростовскоярославские, стр. 279.].
Преосвященный Антоний в сане епископа Старорусского помогал управлять Новгородскою епархиею двум митрополитам – Гавриилу (до 19 декабря 1800 года) и Амвросию, и помогал им два года и 9 месяцев. В это время он, между прочим в качестве настоятеля Хутынского монастыря, много заботился об его исправлении, и особенно соборного храма. 5 июля 1802 года ему, как уже опытному в епархиальном управлении, было высочайше повелено быть самостоятельным епископом, именно Вологодским[291 - Истор. иер. Цер. ч. 1, стр. 194 и 200. Иерархи ростовско-ярославские, стр. 279.].
Но в Вологде преосвященный Антоний жил и служил только 7 месяцев и 8 дней, а потому он и не успел ничем особенным ознаменовать там своей деятельности. Там об нем не сохранилось никаких преданий, там, как сказано в «Вологодских епархиальных ведомостях»[292 - Вологод. епарх. вед. 1867 г. № 6, стр. 181 и след.], за время его управления и в архиве консисторском нет никаких сколько-нибудь замечательных дел. Занесем, однако ж, в рассказ о пребывании описываемого архипастыря в Вологде следующее обстоятельство. Преосвященный Антоний сам сознавал (припомним его рост, его наружный вид) в своей наружности недостаток сановитости, да, вероятно, замечал какие-нибудь недостатки и в своем служении (разумею богослужение в храме), а между тем он много раз слыхал, как величественно и торжественно служил митрополит Московский Платон, как сильно и спасительно действовало его служение на религиозные чувства присутствовавших во храме за его служением. К тому же преосвященный Антоний из переписки с своим сверстником по летам и сослуживцем по Александро-Невской семинарии и таким же молодым, как и он, архиереем калужским, преосвященным Феофилактом (Русановым) узнал, что он (Феофилакт) учился совершать богослужение так же, как совершал митрополит Платон, что именно для этой цели он выпросил себе у Платона, уже 7 лет жившего у него и у его викария, епископа Дмитровского (впоследствии митрополита Киевского) Серапиона, и исправлявшего при их служении разные послушания, например, чинодержателя, посошника и проч., и отлично знавшего митрополичье служение, очень бойкого ученика Московской Славяно-греко-латинской академии Петра Фелицына, и что этот бойкий ученик и доселе, т.е. и во второй половине 1802 года, живет при нем в Калуге. Вон он, преосвященный Антоний, и стал просить Феофилакта отпустить к нему Фелицына для объяснения ему, как служил митрополит Платон. Преосвященный Феофилакт отпустил его на полгода; Фелицын приехал в Вологду в конце 1802 года и принялся за свое менторство. Но прошло только два или три месяца жизни Фелицына в Вологде, когда преосвященный не успел еще усвоить всех приемов платоновского служения, и ему дано было новое назначение...
В Сибири, и именно в Тобольске, 27 декабря 1802 года скончался родной брат благодетеля преосвященного Антония, С.-Петербургского и Новгородского митрополита Гавриила, 74-летний архиепископ Тобольский и Сибирский Варлаам I[293 - Преосвященный Варлаам I был старший брат митрополита Гавриила, но был рукоположен в архиереи почти пятью годами (в октябре 17 года) позднее его. Тобольской епархией он управлял 34 года и был, как и брат его, кроток, милостив к бедным, снисходителен к подчиненным и благочестив. Память его долго и свято чтилась жителями Тобольска. Преосвященный Антоний первоначально, по-видимому, не имел надлежащего понятия о своем предместнике (архиепископе Варлааме) и, как кажется, не чтил его высоко. Но он вразумлен был в том и как бы наказан за то следующим образом. «Раз (неизвестно – в день ли кончины Варлаама или в день его памяти) приходят ко мне, – после рассказывал сам преосвященный Антоний знакомому своему, бывшему келейнику митрополита Гавриила архимандриту Кирило-новоозерского монастыря Феофану, – и говорят: ваше преосвященство, завтра память по Варлааме преосвященном, так как прикажете служить? Пускай, говорю я, служит протопоп, а я к панихиде приду. Смотрю, на другой день весь город собрался в собор; спрашиваю: что это за народ? Да это собрались на память преосвященного Варлаама. Ну, не знал я, говорю, надобно бы самому служить». «Странник» 1862 г. № 2, отд. 1, стр. 50.]. Его-то место в Тобольске 13 февраля 1803 года Высочайше и было повелено занять преосвященному Антонию[294 - Ранее преосвященного Антония Знаменского в числе тобольских преосвященных были еще два Антония – Стаховский и Нарожницкий; потому Антоний Знаменский пишется и называется у нас Антонием III.] Знаменскому с переименованием притом в архиепископа. Преосвященный Антоний немедленно по получении переводного указа отправился в путь, взяв с собой и учителя своего Фелицына[295 - Фелицын и в Тобольске продолжал объяснять преосвященному служение Платона, окончил там курс семинарского учения и там же остался на всегдашнее жительство. Сначала он служил у преосвященного домашним секретарем, а потом регентом архиерейского хора, женился по указанию преосвященного на доброй и весьма достаточной невесте и был в мае 1804 года посвящен им к собору во священника; в 1810 году, уже по выезде преосвященного Антония из Тобольска, сделан был ключарем собора, а в 1826 году кафедральным протоиереем, чем служит, имея уже 86 лет, и служит еще бодро и до].
В Тобольск прибыл преосвященный Антоний вечером 23 марта. Сперва остановился в Знаменском монастыре, как делали до того и все тобольские преосвященные, а в собор и вслед затем в свой архиерейский дом он вошел уже 25 марта, в праздник Благовещения Пресвятыя Богородицы, и вошел со славой. Чтобы избавить себя, духовенство и народ от грязи и воды, в которых весной в Тобольске между прочим и на северной стороне Знаменского монастыря на пути к собору всегда бывает великое изобилие, преосвященный Антоний утром того же дня из монастыря проехал в карете в Захарьевскую церковь; здесь он облачился и оттуда с церемонией, подобной крестному ходу, т.е. в предшествии всего градского духовенства, в преднесении св. икон и крестов, при пении певчих, при звоне на колокольнях всех церквей, при многочисленном стечении народа, шел пеший по Казачьему взвозу[296 - В Тобольске с нижней его части в верхнюю три взвоза или всхода: Казачий, Прямской и Никольский. Первый ныне почти совсем брошенный, в начале XIX столетия был еще исправнее прочих.] в собор, где служил молебен, совершил литургию и говорил приветственное новой пастве своей слово[297 - С такой славою, иногда еще при пушечной пальбе, в присутствии воевод, а после и сибирских губернаторов, и среди выстроенных по сторонам дороги конных и пеших войск, вступали тобольские архипастыри на тобольскую паству в продолжение почти 200 лет, т.е. учреждения в Тобольске епархии и именно с 1620 года и по 1803 год. Но преемники преосвященного Антония, начиная с Амвросия Келембета (1806 год) приезжали и приезжают в Тобольск уже без славы, прямо в дорожных экипажах подъезжают к собору или к своему архиерейскому дому. См. в Чтениях в общ. ист. и др. 1864 г. мою статью: Встреча в Тобольске в старину вновь прибывших преосвященный^{14}^.].
Епархия Тобольская, управлять которою промысл Божий судил преосвященному Антонию, в начале настоящего столетия и за отчислением от ней к двум вновь открытым в 1799 году епархиям, Пермской и Оренбургской, 8 уездов, например, Екатеринбургского, Верхотурского, Челябинского. Троицкого и проч., все еще была очень обширна: она вмещала в себе три и ныне еще обширные епархии – Тобольскую, Томскую и Енисейскую и простиралась с юга на север тысяч до трех верст, да с запада на восток более чем на две тысячи. Христианское народонаселение ее во многих местах перемешано с магометанами и язычниками или заражено расколом. Церквей, судя по числу народонаселения и пространству, было очень мало, и многие селения от своих приходских церквей отстояли верст на 40, 50, 80, 100 и более, почему многие из прихожан были крайне холодны к своим храмам и совершаемому в них богослужению и нерадивы к исполнению своих христианских обязанностей. В епархиальном управлении, и особенно в консистории, ко времени прибытия преосвященного Антония в Тобольск возникло немало беспорядков: предместник его, прежде особенно заботливый о благе епархии и деятельный, в последние годы своего продолжительного управления одряхлел; членов консистории было немного, которые притом заботы о делах более возлагали на секретаря консистории (Савву Пырьева), а секретарь был, как оказалось, человек не совсем-то деятельный и совестливый.
Преосвященный Антоний, усмотрев это, прежде всего счел нужным удалить от должности главного виновника беспорядков, секретаря, и заместить его новым лицом, более благонадежным и более трудолюбивым (первоначально столоначальником Емельяновым, а потом настоящим секретарем Тетюевым). Затем он определил в консисторию к прежним членам двух новых, молодых и энергических священников: Богоявленской церкви Евфимия Морковитина и соборного Григория Ив. Мансветова, который после, как увидим ниже, был обер-священником армии и флотов и издал немало душеполезных сочинений, – и дела по консистории пошли лучше, успешнее и правильнее. Сам преосвященный в производстве дел был неутомим и вообще на службе он показывал пример деятельности; для службы не щадил ни сил, ни здоровья. В решении дел, в приговорах о проступках подсудимых был справедлив и в высшей степени честен и бескорыстен. Для подчиненных, и в особенности неисправных и неисправимых, был строг и часто сам говаривал, что для худого подчиненного потребны не елей, а оцет[298 - Не елей, а оцет – елей (греч.) – молодая маслина, деревянное масло. В древней церкви елей состоял из пяти веществ: 1) смирны самоточной, т.е. душистой смолы миррового дерева; 2) корицы; 3) благовонного тростника; 4) кассии – коры лаврового дерева; 5) оливкового масла; оцет – винный уксус. Здесь – в переносном смысле.], не кротость, а гроза; но для бедных и страждущих милосерд и сострадателен; сироты, вдовы, престарелые всегда находили в нем покров, невинные – оправдание, гонимые – защиту[299 - Из воспоминаний Фелицына и покойного прсосв. Афанасия.].
Служил преосвященный Антоний в Тобольске, как прежде в Новгороде и Вологде, часто и служил по усвоении чрез Фелицына приемов платоновского священнослужения, как говорится, великолепно. Много великолепию его служения придавал и хор певчих, который вместо прежнего, ничтожного[300 - Преосвященный Варлаам был добрейший архипастырь, службу Божию любил, так что и в будни он не пропускал ни одного богослужения, но певчих и искусственного пения не терпел.], состоял у него более чем из 45 человек и был набран из семинаристов, дьяконов и причетников, которых с хорошими голосами отыскивали почти по всей епархии. При служении своем преосвященный Антоний часто говорил проповеди, чего его предместники почти никогда не делали, и собор при его служении всегда бывал полон народа[301 - Тобольск расположен на двух местностях – на низу и на горе, сажень более 20 вышины; собор в нагорной части, притом бесприходный и в некотором удалении от жилых строений, а потому в нем без архиерейского служения или и при архиерейском служении, но без хороших певчих и без сказывания проповедей богомольцев бывало или очень мало, или почти и совсем не бывало.], и народ каждый раз возвращался в домы свои после его служения с назиданием для себя и с благодарностию к нему, виновнику назидания. Сердца жителей Тобольска скоро расположились к преосвященному Антонию еще за особенное его милосердие к бедным: по субботам у него каждому нищему подавалось по 5 копеек, а нищих являлось к нему в каждую субботу целые сотни; и, кроме того, в каждый месяц он посылал по 25 рублей (ассигнациями) в острог для раздачи заключенным, которых содержание в то время было еще очень плохое; отчего иногда сам он доходил до такой бедности, что не имел в собственном смысле ни одной копейки. Мог он быть богатым, но не любил богатства: руками нищих все свое имение передавал Господу Иисусу Христу. В собственных нуждах преосвященный всегда, прибегал к терпению, но когда ему нужно было просить кого-либо за других, он принимал эту трудную обязанность охотно, успех просьбы его радовал его сердце[302 - Из воспоминаний каф. протоиерея Фелицына.].
Давши надлежащий ход епархиальному управлению, обозревши храмы и монастыри, как тобольские, так и соседние с тобольскими, и познакомившись с ближайшими своими сотрудниками в деле спасения сибирской паствы и с самими пасомыми, архипастырь решился видеть и отдаленные города, селения и храмы своей паствы с их священно- и церковнослужителями и на их нивах посеять, сколько можно было в короткое время поездки своей, семя слова Божия, и там дать делам должное направление. Для этого он на счет домовой архиерейской суммы[303 - В то время архиереям для обозрения епархий прогонных денег еще не давали.] летом 1803 года плавал (по рр. Иртышу и Оби) в отдаленные города Березов и Сургут[304 - В эти города и далее их ранее преосвященного Антония III ездил только митрополит Филофей (1702–1727 г.), а после него ездили архиепископы Евгений, Георгий и Варлаам.], а летом в следующие 1804 и 1805 годы ездил в ближайшие к Тобольску города Тюмень, Ялуторовск, Ишим, Курган, Петропавловск и Тару[305 - В губерниях Томской и Енисейской, по церковному управлению зависевших от них, преосвященный Антоний не был или по краткости времени управления им Тобольской епархиею, или по неимению к тому средств.] и везде поучал народ вере и благочестию, и во храмах и вне храмов, даже при смене лошадей на станциях не опускал случая собиравшемуся народу внушать, как должно жить по-христиански – в труде, свято, честно и миролюбиво, а в Березове, Сургуте, равно и во всех юртах, на пути его лежавших, крещеных остяков утверждал в вере христианской, а некрещеных поручал обратить ко Господу местным священникам[306 - По рассказам одного старца, некогда жителя гор. Кургана и современника преосв. Антония, эти поездки его (преосвященного) по епархии, по их новости стоили многих хлопот духовенству и неприятностей ему самому... Духовенство в то время почти все неученое, на испытаниях архиерейских в их званиях (напр., катехизиса и пр.) отвечало или очень плохо, или ничего не отвечало; 2) в иных местах не умело даже в порядке и по чину встретить архиерея; 3) являлось к преосвященному инде и совсем без ряс, а инде и в рясах, но сшитых безобразно и вовсе не по росту являвшихся в них: или слишком широких и длинных, или, напротив, очень коротких и узких; а это оттого, что сельские священники и диаконы почти все ряс в то время еще не имели и, приехавши в город для того, чтобы представиться владыке, брали рясы как бы на прокат у местных городских священников; 4) в двух селах Курганского уезда, лежавших не на тракте, в которые преосвященный заехал неожиданно, вопреки оповещенному пред тем его маршруту, он не мог попасть и в церкви: духовенство обеих церквей, согласно предписанию духовного правления, все уехало в Курган, чтобы там явиться к преосвященному; трапезники (т.е. сторожа) одной церкви, пользуясь отсутствием священников, ушли с ключами церковными на работы, а трапезник другой церкви, и налицо бывший, в церковь преосвященного не пустил, говоря, что «батюшка (т.е. местный священник) без себя никогда и никого не позволяет ему пускать в церковь, и то я не знаю, владыка ли ты: от батюшки я слышал, что владыка к нам не будет – ему к нам не по дороге заезжать; если б быть ему к нам, то батюшка с причетниками и не уехал бы в Курган».].
В поездках своих преосвященный Антоний являл еще в себе особенное присутствие духа, или лучше сказать, высказывал всю свою преданность Господу Богу и все свое безграничное на Него упование... Один раз, как плыл он в Березов и Сургут, на Оби[307 - Обь в том месте не на одну версту ширины.] поднялась страшная буря; дощаник его (большую лодку вроде барки) бросало по волнам реки как щепку, и все находившиеся с ним: диаконы, иподиаконы и певчие – отчаявались в жизни, прощались между собою и заочно с своими родными, плакали, кричали; преосвященный один оставался тверд и непоколебим, он всех утешал, всех обнадеживал на помощь Божию, за всех молился с воздетыми горе руками, и наконец, ставши на корме судна, стал петь: _на_Тя,_Господи,_уповахом,_да_не_постыдимся_во_веки._ И он не постыдился, не обманулся в своем уповании: буря утихла, утлое судно осталось цело и невредимо; общий ужас, скорбь и печаль обратились в радость. Заметим здесь, что регент архиерейского хора, пользуясь поездками преосвященного, везде, где только оказывалась возможность, испытывал голоса мальчиков духовного звания и не состоявших еще в браке причетников[308 - Детей лиц духовного звания от 8 до 18 лет, не учившихся в семинарии, и холостых причетников, живших вне городов и не по тракту пути следования, было приказано для испытания в голосах вывозить в города и села, лежавшие на пути следования.]; оказывавшихся с голосами хорошими вез с собой в Тобольск и там, как уже и сказано было выше, образовал из них и из учеников Тобольской семинарии огромный великолепный хор[309 - Тобольских архиерейских певчих того времени можно разве упрекнуть в том, что они очень громко пели. Впрочем, это был обший недостаток всех певчих начала XIX столетия.].
Но Тобольск, где проповедывал преосвященный Антоний, и места, которые посетил он во время обозрения епархии, еще не целая Тобольская епархия: из Тобольска его проповедь могла и совсем не доходить до многих отдаленных местностей обширной Тобольской епархии, да и в местах, посещенных преосвященным, слышали его слово только один раз. Между тем слово Божие должно было проповедываться всюду и слышаться там или здесь часто, постоянно. И потому преосвященный Антоний, лишь прибыл в Тобольск, разослал указы, чтобы все священники, кончившие курс семинарского учения, непременно говорили так называемые очередные собственного сочинения проповеди – в год не менее трех, предварительно представляя их на рецензию, на просмотр к назначенным для того в каждом уезде цензорам; все, говорилось в указе, не исполнившие этой обязанности, не исключая и уездных протоиереев, должны будут платить[310 - Иные действительно, как видно из архивных дел, и платили.] каждый раз в виде штрафа по пяти рублей (ассигнациями) на вдов и сирот духовного звания.
Вскоре затем он предписал всем ученым и неученым, градским и сельским священникам всенепременно в воскресные и праздничные дни сказывать изданные от Святейшего Синода лет за тридцать до того времени _поучения_на_все_воскресные_и_праздничные_дни_, а в дни будничные – от Святейшего же Синода изданные _краткие_поучения_на_каждый_день_во_весь_год_; в случае же неимения в иных церквах сих последних (поучений) было предписано читать _наставление_о_собственных_всякого_христианина_должностях_ – сочинение святителя Тихона, задонского чудотворца[311 - Слов, писат. дух. чина, ч. 2, стр. 266 и ч. 1, стр. 83 и 87.]. В то же время предписывалось еще, чтобы священники учили прихожан своих молитвам, символу веры и заповедям Господним, без знания которых молодых людей и не венчать. Так как некоторые священники (Ишимского уезда) после этого стали было прихожан для изучения молитв требовать к себе на дом целыми деревнями, назначая для того сроки, то преосвященный Антоний вот какую умную (16 июля 1803 года) написал и разослал по епархии резолюцию: «Правлениям духовным дать на замечание, чтобы в ведомстве их отнюдь не принуждали священники прихожан нарочно приходить к ним для обучения молитвам, но чтобы вместо того каждый священник читал вслух, ясно и раздельно молитву Господню[312 - Молитва Господня – «Отче наш...» (Мф. 6, 9-13).], заповеди и символ веры в церкви своей, когда кончит утреню, вечерню или литургию; и это делал бы с благоговением, стоя на амвоне, как читают проповеди, и повторяя одну молитву или заповедь несколько раз, пока многие из верующих не выучат на память; и потом начинал бы далее читать, что следует из молитв, или символа веры и прочего[313 - Эти умные, дельные наставления, данные священникам Тобольской епархии в самом начале настоящего столетия, приводятся в исполнение только теперь и то не во всех, а только в некоторых (российских) епархиях.], но как обучение сему есть дело святое, требующее душевной охоты и усердия от служащего, то священник и должен наперед согласиться с прихожанами, а особливо со старшими и набожнейшими, в какие дни и после каких служб они желали бы слушать от него молитвы и прочая, причем родителям и старшим с христианскою любовию внушать, чтобы они заставляли свои семейства со вниманием и усердием слушать, напоминать и то, что незнающие вышеписанного не могут быть удостоены браковенчания по силе узаконений, которые и должно священнику наблюдать и не поблажнять незнающим, для скверного прибытка, к нареканию на свой чин, ко вреду душевному себе и детям духовным и к осуждению себя пред законами, когда донос последует о поблажке в сем случае прихожанам». Чтобы и многочисленные инородцы Тобольской епархии, например, вогулы, остяки, тунгусы и проч., не оставались без знания молитв, символа веры и заповедей, преосвященный Антоний, собрав предварительно сведения о том, где и в каком количестве находятся новокрещенные, старался назначать к их приходским церквам преимущественно таких священников, которым известен их язык.
Заботясь о повсеместном проповедании слова Божия в своей епархии, преосвященный Антоний заботился и об умножении и мест в ней для сего проповедания, т.е. об умножении храмов Божиих. «Из ведомостей[314 - Клировые ведомости, которые, по всей вероятности, здесь и разумеются, в Тобольской епархии заведены только по настоянию преосвященного Антония.] здешней епархии, – писал он от 18 октября 1804 года Тобольской консистории, а консистория писала духовным правлениям и благочинным, – видно, что при многих церквах находится втрое более[315 - «Можно бы сказать (как пишущему достоверно известно): а при иных, особенно в алтайских заводах, впятеро, осмеро и десятеро более».], нежели законом определено быть числу дворов и душ; почему и можно в таковых церквах полагать, что оные отнюдь не могут вместить всех прихожан, а инде и половиннаго или менее того числа[316 - К сожалению, это предположение преосвященного Антония было справедливо только в отношении к городам: там при одной или двух церквах (напр., в Омске до 1840 г.) народ во время больших праздников действительно стоял не только на папертях, но и на крильцах церковных и в оградах, подвергаясь иногда стуже и ветрам или солнечному жару, а сельские церкви по отвычке народа от общественного богослужения и в настоящее время, притом и в праздники, остаются почти пусты.], и как священники исполнить своей должности с надлежащею точностию, так и прихожане получить должнаго удовлетворения и пользы от своих пастырей не могут. Сие последнее из донесений о пастырях и пасомых многократно и открывалось[317 - Сибирские по селам и деревням прихожане приглашали и доселе еще во многих местах приглашают к себе священников единственно для крещения младенцев и напутствования больных, а для молитвования родительниц и новорожденных, для служения по домам молебнов в дни, напр., имянин и при свадьбах, для отпевания покойников и поминовения их никогда почти не приглашали и не приглашают. Если священники при обширных приходах и одних этих треб не успевали исправлять, то что было бы, если б их приглашали к исправлению всех треб, как это делается в России?!]. Для сих причин...». Далее пишется о том, чтобы консистория чрез духовные правления и благочинных собрала беспристрастные отзывы и справки, где именно, по их усмотрению, нужно устроить новые церкви или, по удобности, некоторые селения перечислить к другим церквам, и когда эти сведения были собраны и доставлены, то снова предписывались от преосвященного уездным протоиереям и благочинным во время проездов по селениям по своим служебным обязанностям, а также и местным священникам при исправлении треб внушать больше прихожанам о необходимости и пользе для них самих умножения храмов.
Но, увы! Эта забота архипастыря осталась если не совсем, то почти совсем без добрых последствий, частию потому, что он недолго управлял тобольскою паствою, а частию по нижеследующим причинам: народ многих местностей Сибири с давних пор привык жить в удалении от храмов Божиих, без личного участия в общественном богослужении, привык также ограничиваться исполнением от духовенства только неизбежных для них таинств и треб, именно только крещения младенцев, венчания взрослых и напутствования умирающих, и потому не сознавал еще настоятельной нужды в умножении своих приходских храмов и их причтов. Сверх того, в начале настоящего столетия, именно в бытность преосвященного Антония тобольским архипастырем, последовал Высочайший указ о построении во всей Российской империи, не исключая и Сибири, как в городах, так и селениях, одних только каменных церквей. Народ при этом, инде даже и согласный строить деревянные церкви, от построения каменных решительно отказывался. В отзывах своих он обыкновенно и, надо сказать, по большей части совершенно справедливо, говорил: мы достаточны хлебом и скотом, но деньгами мы скудны; лес у нас почти везде, даже и там, где близко его нет, дешев, да недороги и постройки деревянные, напротив, дикого камня для бута и извести для кладки, щекатурки и побелки у нас, особенно почти по всей обширной Тобольской губернии, нет на целых тысячеверстных пространствах; равно нет почти нигде, кроме некоторых позначительнее городов, ни кирпичных заводов, ни знающих рабочих для выделки кирпича, да нет и мастеров для кладки каменных построек, кроме разве пьяных, развратных и совершенно неблагонадежных поселенецев. Были, правда, хотя немногие, особенно вблизи Тобольска, например, в слободе Бегишевой, прихожане, которые по внушению владыки и местного духовенства согласились строить у себя каменные церкви. Но что же вышло? Выданы были им планы на церкви (к несчастию, на очень обширные и двухэтажные), церкви заложены, но по скудости собственных местных средств, и по неуменью сибиряков приобресть даже и со сборными книгами, они строились по 20 лет и более, иные, построенные только до половины, по многу лет оставались непокрытые, а иные от недосмотра со стороны строителей и плохого кирпича так недостроенные и развалились[318 - К каменным, но уже удачным постройкам времени преосвященного Антония нужно отнести постройку в 1803 и 1804 годах оград вокруг монастырей Абалацкого и Ивановского Межугорского.]! Были при преосвященном Антонии и другого рода беды с церквами в Сибири, между прочим и с деревянными. Так, некоторые деревянные церкви, разрешенные к постройке еще предместником преосвященного Антония архиепископом Варлаамом (или вместо обветшавших, или вновь), по выходе вышеупомянутого Высочайшего повеления указами консистории были запрещены, но с дозволения местных, ближайших духовных властей были заложены или заложенные ранее были продолжаемы постройкою и окончены. Когда же это сделалось известным епархиальному начальству, то, во-первых, не было дозволено освятить церкви, а во-вторых, было предложено прихожанам те деревянные церкви разобрать и приступить к постройке вместо их каменных. Возопили несчастные прихожане, выставляя свои траты денег (по две, по три тысячи рублей и более), свою несостоятельность к новым тратам и пожертвованиям, и разные неудобства (те самые, о которых было говорено выше) к постройке в Сибири каменных церквей. Святейший Синод, которому обо всем этом было рапортовано, разрешил (впрочем, не иначе, как с Высочайшего на то соизволения) дозволить освятить вновь построенные деревянные церкви: но одного протоиерея, за дозволение после Высочайшего запрещения и вопреки указов консистории строить две деревянные церкви в его округе, предписал послать на полгода в монастырь[319 - Он и был послан в Абалакский монастырь.] на монастырские труды; а другого присутствующего в духовном правлении (священника Комарова) за одно представление епархиальному начальству об освящении деревянной церкви, построенной также уже после запрещения строить таковые, предписал употребить к исправлению в течение трех месяцев пономарской должности с запрещением ему на это время и священнослужения. Уже по отъезде преосвященного Антония из Тобольска, но вследствие настоятельных представлений как его, так и его преемника (архиепископа Амвросия Келембета), а быть может, и иркутского преосвященного Вениамина о неудобстве строить по селам сибирских епархий каменные церкви, отменено было постановление о сем для Сибири.
Преосвященным Антонием было еще предписано завести во всех церквах, где нет особых ризниц или кладовых для помещения церковных вещей, вместо тесных сундуков шкафы или комоды. «При обозрении епархии, – писал преосвященный 7 сентября 1805 года, – узнано мною, что в градских и сельских церквах, исключая три или четыре ризы, стихари и прочая одежда полагаются для хранения вместе с сосудами в тесные сундуки, а чрез то ризница мнется, безобразится и безвременно ветшает; посему учинить всеместное предписание... Чтобы во всех церквах устроены были вместо сундуков шкафы или комоды для надлежащего расположения ризничных вещей, где нет особливых для ризниц кладовых». Но и это предписание (конечно, по краткости времени пребывания его после того в Тобольске) не было приведено церквами в исполнение или если и приведено, то разве только весьма немногими, потому что комоды, а особенно шкафы ризничные стали заводиться в церквах Тобольской епархии только не в очень давнее время, и именно с тридцатых и начала сороковых годов, вследствие настояний одного из преемников Антониевых преосвященного Афанасия. В то же число сентября 1805 года в предложении консистории преосвященный Антоний еще осуждал обычай производить в сибирских городах благовест[320 - Благовест – вид колокольного звона, созывающий верующих в храм на богослужение, производится размеренными ударами в один колокол.] к литургии и другим службам не в указанное время, а как доведется или как вздумается, и притом не одновременно во всех церквах, и предписал учинить распоряжение, «чтобы в губернском городе Тобольске и во всех уездных городах (епархии) благовест производить по приложенному расписанию, а начинать оный с главной (соборной) церкви, где не одна имеется, чтобы на сей конец старостам особенно больших церквей, при которых и благовесту должно начинаться, завести церковною суммою стенные часы». Но участь и этого предписания была не лучше участи двух предыдущих: в иных городах и при иных протоиереях и благочинных оно исполнялось и исполняется, а в других или тех же, но при других местно правящих лицах оно не исполнялось и доселе не исполняется[321 - В Сибири при многих церквах звон и вообще производится неисправно, наприм., в дни воскресные и праздничные благовест производят в один колокол и очень редко, что более походит на благовест в будничные дни великого поста, напротив, в будни великого поста благовестят как и всегда, т.е. скоро, притом только один раз, и именно пред началом, наприм., часов или преждеосвященной литургии^{15}^; трезвонят^{16}^, или иначе звонят во вся почти повсеместно, по крайней мере во многих местах без всякого такта; при выносах покойников весьма редко производят известный, так называемый перебор^{17}^ в колокола.].
Несравненно лучший успех имел (конечно, и сам по себе несравненно важнейший) опубликованный в начале 1805 года по распоряжению преосвященного Антония во всех церквах
Тобольской (состоявшей в то время, как уже и было сказано, из трех губерний – Тобольской, Томской и Енисейской) епархии указ Святейшего Синода от 1 декабря 1804 года о причислении клику угодников Божиих первого иркутского архиерея[322 - Святитель Иннокентий в указах Св. Синода назывался и в святцах называется первым иркутским архиереем, конечно, потому, что прежде его живший (в 1708–1710 годах) в Иркутске епископ Варлаам Коссовский был не самостоятельный иркутский архиерей, а только викарий тобольского митрополита.] святителя Иннокентия и об открытии его мощей для всенародного чествования в Вознесенском, что близ Иркутска, монастыре. Указ этот, можно сказать, несказанно обрадовал в то время всех: и пастырей, и пасомых – Тобольской епархии, потому, между прочим, что св. Иннокентий – сибирский угодник Божий, что в целой Сибири это первый угодник, торжественно причтенный к лику святых, что, кроме его, в Сибири не было и нет других угодников Божиих, кроме разве двух местно чтимых – праведного Симеона в Верхотурье и страдальца Василия Мангазейского в Туруханске.
Здесь кстати будет сказать и о некоторых обстоятельствах в чествовании сего последнего, бывших при преосвященном Антонии... Василий, именуемый Мангазейским, молодой купеческий приказчик, в 1602 году был замучен в г. Мангазее[323 - Город Мангазея, вместо которого после выстроен Туруханск, находился на реке Тазе, близ Тазовской губы.] своим хозяином и воеводой по (напрасному) подозрению в его будто бы соучастии в ограблении в пасхальную заутреню хозяйской лавки и погребен как бы нераскаянный грешник, без отпевания и в сыром болотистом месте. Но после, вследствие видений, бывших разным лицам, останки его были выкопаны из болота, положены в нарочито устроенной подле Мангазеи маленькой часовенке, а в 1670 году строителем Туруханского Троицкого монастыря (что в 30 верстах от города Туруханска) Тихоном перенесены были в Туруханский монастырь и там положены в церкви. Чествование мангазейского страдальца с сих пор более и более усиливалось в народе, и усиливалось до того, что ему начали служить молебны, стали его поминать на отпустах[324 - Отпуст – молитва, завершающая богослужение.], писали его иконы и пред иконами возжигали свечи, составлены были в честь его (митрополитом Тобольским Филофеем) тропарь, кондак, даже целая служба. Но так как останки его не были никем по установленным правилам формально освидетельствованы и так как он не был причтен к лику святых высшею духовною властию ни в патриаршее, ни в синодальное управление, то некоторые из тобольских преосвященных старались почитание к нему в народе ославлять; например, митрополит Антоний I около 1724 года приказал останки его вынести из церкви и похоронить в монастырской ограде, а архиепископ Варлаам I в 1775 и 1776 годах запретил служить ему молебны, поминать его на отпустах, писать и ставить во храмах его иконы[325 - В 1984 г. по ходатайству епископа Омского и Тюменского Максима и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Пимена (Извекова) было установлено празднование в честь Собора Сибирских святых. Празднование совершается 10 (23) июня, в день памяти Иоанна Тобольского (Максимовича). На иконе «Собор Сибирских святых», написанной иконописцами Московской патриархии, изображены святые и подвижники благочестия:митрополит Киевский Филарет (в схиме Феодосий, ум. 1857 г.); архимандрит Синесий, сподвижник святителя Софрония, епископа Иркутского (ум. 1787 г.);святитель Софроний, епископ Иркутский (ум. 1771 г.); святитель Димитрий, митрополит Ростовский (ум. 1709); святитель Иоанн, митрополит Тобольский и всея Сибири чудотворец (ум. 1715 г.);святитель Иннокентий, митрополит Московский (ум. 1879 г.); святитель Павел (Конюшкевич), митрополит Тобольский (ум. 1770);святитель Иннокентий, епископ Иркутский (ум. 1731 г.); святитель Филофей (Лещинский, в схиме Феодор, ум. 1727 г.); митрополит Смоленский Симеон (ум. 11 г.), архиепископ Нектарий (ум. 1636 г.);архимандрит Верхотурский Арефа (ум. 1910 г.); праведный Симеон Верхотурский (ум. 1642 г.); святитель Мелетий, архиепископ Харьковский (ум. 1837 г.); преподобный Герман Аляскинский (ум. 1837 г.); святой мученик Василий Мангазейский (ум. 1600);архиепископ Тобольский и Сибирский Варлаам (Петров, ум. 1802 г.);митрополит Тобольский и Сибирский Антоний (Стаховский, ум. 1740 г.);блаженный Косма Верхотурский, Христа ради юродивый (ум. 1706 г.);преподобный Андрей, игумен Рафайловский Тобольский (ум. 1820 г.);епископ Герасим Архангельский (ум. 1880 г.); епископ Рязанский Мелетий (ум. 1900 г.); архимандрит Макарий, миссионер Алтайской миссии (ум. 1847 г.);праведный Стефан Омский (ум. 1876 г.); преподобный Мисаил, иеромонах Абалацкого монастыря (ум. 1797);блаженный Иоанн Верхотурский, Христа ради юродивый (ум. 1701 г.);блаженная Домна старица Томская (ум. 1872 г.); преподобный Даниил Ачинский (ум. 1843 г.); праведный отрок Пётр Томский (ум. 1820 г.); праведный Феодор Кузьмич Томский (ум. 1864 г.); преподобный Варлаам, пустынник Чикойский (ум. 1846 г.).], дозволив только отправлять по нем панихиды и всенощные бдения с коливом[326 - Коливо (греч.) – кутья, сочиво; пшеница или рис, сваренные и приправленные мёдом, иногда смешанные с яблоками, черносливом, изюмом и т.п. Коливо, приготовленное из зёрен, символизирует веру живых в воскресение умерших для лучшей (сладкой, как сочиво) жизни, подобно тому, как зерно, брошенное в землю, истлевает, но возрождается для новой жизни.]. Хотя предписания эти из снисхождения к усердствовавшему народу и из опасения каких-либо в народе волнений в точности никогда не были исполняемы: например, не только во многих домах жителей Туруханского края, Енисейского уезда и других местностей, а даже в церквах города Туруханска и Туруханского монастыря находились иконы мученика Василия, самые останки его одним настоятелем монастыря (в 1788 году) из монастырской ограды были обратно внесены в церковь: несмотря на то, народ на ослабление почитания к ублажаемому им мангазейскому страдальцу смотрел с неудовольствием, и это неудовольствие, наконец, вот как выразилось.
Попущением Божиим повальная с эпидемическим характером горячка, долго свирепствовавшая в Томске, Енисейске и других местах, в конце 1802 года появилась в Туруханске и его окрестностях. Народ, не думая о грехах своих и об исправлении своей жизни, приписал это общенародное бедствие именно гневу Божию за непочитание страдальца Василия и стал волноваться; в самом городе Туруханске составилось в половине января 1803 года особое заседание из чиновников и почетных граждан, сделано было постановление принести правительству жалобу на (никогда не существовавшее на деле) непочтение[327 - В мыслях о непочитании Василия Мангазейского жители Туруханска утвердились особенно после того, как посланный от них в монастырь депутат для удостоверения не нашел на обычном месте (в холодной церкви) его иконы: она в то время по просьбе богомольцев вынесена была в теплую церковь и стояла на окне, да и (умного) настоятеля в то время в монастыре не случилось: он уезжал по должности благочинного для обозрения сельских церквей.] помянутого страдальца,– и ходатайствовать пред ним о дозволении почитать его по-древнему. Жалоба и ходатайство с описанием волнения в народе немедленно были отправлены к томскому губернатору[328 - В самом начале настоящего столетия нынешняя Енисейская губерния еще не была отделена от Томской, и Туруханский край в то время принадлежал к сей последней.], а им к министру внутренних дел графу Кочубею, который не преминул доложить о том и Императору Александру Павловичу.
Но что же в это время делало тобольское епархиальное начальство? В Тобольске, как видели мы, 27 декабря 1802 года престарелый преосвященный Варлаам 1 скончался. Консистория сама собою не умела или, вернее сказать, в таком важном деле не посмела сделать распоряжение, а новый преосвященный, архиепископ Антоний, что также мы видели, прибыл в Тобольск только 23 марта 1803 года. Узнавши о происшествиях в Туруханске, он немедленно предписал настоятелю Туруханского монастыря и Туруханскому духовному правлению сделать, какое только возможно, снисхождение народу, не препятствовать ему, если только были эти препятствия, в выражении усердия к почитанию Василия Мангазейского и о распоряжении своем донес Святейшему Синоду. Это донесение было получено в Петербурге в то самое время, когда Государь Император передал дело о туруханском волнении на рассмотрение первенствующему члену Св. Синода С.-Петербурге кому митрополиту Амвросию. Сей умный архипастырь одобрил распоряжение преосвященного Антония[329 - В «Страннике» 1866 года, № 12 отд. 1. стр. 103 напрасно сказано, будто все это совершилось вследствие ходатайства преосвященного Варлаама и будто обо всем этом преосвященному Антонию только уже отрапортовано было из Туруханского монастыря.] и представил Государю Императору согласное с распоряжением Антония свое мнение о том, чтобы дозволить по усердию жителей Туруханского края совершать моление мученику Василию, не запрещать ставить в церквах монастыря его изображения и поставить над местом его погребения надгробие (которое, впрочем, никогда, даже на час, и не было сдвигаемо с места или куда-нибудь уносимо), словом, все оставить по-старому, по крайней мере так, как было с 1775 по 1776 гг., впредь до исследования о жизни и мощах Василия, каковое мнение и было одобрено Государем Императором и сообщено как тобольскому преосвященному, так и томскому губернатору, а ими в Туруханск. Но вся эта тревога, как оказалось на месте, была произведена совершенно напрасно и, можно сказать, почти единственно вследствие крайней отдаленности места происшествия как от епархиального города, так и от столицы, потому что, вследствие умных и дельных разъяснений дела возвратившимся из поездки по благочинию тогдашним игуменом Туруханского монастыря Феофилактом лучшим и влиятельнейшим гражданам, волнение жителей Туруханска тотчас же по отправлении ими (в половине января 1803 года) прежде упомянутого тревожного донесения томскому губернатору утихло, тем более что болезнь, из-за которой оно началось, т.е в январе же месяце, не только ослабела, но даже и совсем прекратилась.
Во время управления тобольскою паствою преосвященный Антоний еще очень много заботился о Тобольской семинарии. Сам он был глубоко просвещенный пастырь и просвещение, в особенности духовное, любил от всей души и от всего сердца. Управляемая им епархия была очень обширная и многолюдная[330 - В 1805 году церквей в Тобольской епархии было 388. Количество немалое, но нужно знать, что при сибирских церквах, по многолюдству и крайней обширности (по месту) приходов, весьма нередко находилось по два и по три штата, или причта.] и, так сказать, переполненная идолопоклонниками, магометанами и раскольниками и, следовательно, крайне нуждалась в образованном духовенстве. Между тем, не говоря о причетниках и диаконах, даже и священники-то в Тобольской епархии в конце прошедшего и даже в начале настоящего столетия почти все были из неученых. И неудивительно: учившихся в Тобольской семинарии и, следовательно, приготовлявшихся для занятия в епархии священно и церковнослужительских мест в то время было крайней мало – от 150 до 200 и редко до 300 человек, да и эти, к сожалению, почти все выходили из семинарии гораздо прежде окончания курса, так что окончивших курс семинарского учения обыкновенно бывало человек 10, 12 и много 15, и это в два года.
Преосвященный Антоний принял меры к умножению числа учащихся в семинарии: рассылал и часто повторял указы епархиальному духовенству приготовлять детей к семинарии[331 - Духовные правления были обязаны доносить семинарскому правлению по третям года об успехах обучения священнослужительских детей в домах их родителей.] и всех детей, достигших указного возраста (от 8 до 18-летнего), исключая только очевидно не способных к учению, и именно больных неизлечимыми болезнями, уродливых и, следовательно, не могущих после поступить на свяшеннослужительские должности, также крайне тупых, предоставлять в семинарию или в русские школы; облегчал способы к содержанию учеников в семинарии, предписывая, например, семинарскому начальству принимать на казенное содержание отцовских – среднего состояния – детей с платою против стоимости содержания на квартирах вдвое и трое меньшею[332 - Содержание учеников на квартирах в Тобольске в начале настоящего столетия, и со столом, стоило около 24 р. в год.], и именно со священнических по 12, диаконских – по 10, причетнических – по 8 рублей в год, сирот – без всякой платы или, принимая иных из сих последних, в особенности с отличными способностями и благонравных, на свое собственное содержание[333 - Таковых пансионеров у преосвященного всегда было не менее десяти.], или зачисляя за иными причетнические и даже диаконские места; на словах и в указах вразумлял нерадивых или бестолковых отцов о пользе учения детей; при назначении на места всегда отдавал преимущество тем кандидатам, которые учились в семинарии или по крайней мере в русских школах; иных мальчиков и просившихся на места причетников и даже сторожей, на личном его испытании оказывавшихся способными, волей и неволей препровождал в семинарию для учения; умножал и самые места обучения как для подготовления детей к поступлению в семинарию, так и для приготовления к причетническим должностям; так, например, открыл он так называемые русские школы, кроме существовавших прежде при архиерейском доме, в Рафаиловом и Тюменском монастырях и при некоторых духовных правлениях[334 - Все эти школы с открытием русских школ при семинарии и в трех нижепоименованных монастырях, как излишние и как находившиеся в крайне неудовлетворительном состоянии, преосвященный Антоний закрыл и производившиеся на содержание их с духовенства сборы прекратил.], при самой семинарии и при монастырях Енисейском Спасском. Томском Алексееве ком и Кондинском Троицком; изыскивал новые способы к скудному от казны содержанию и семинарии, и сейчас упомянутых русских школ[335 - Указом от 2 октября 1805 года спрашивал духовенство всей епархии, а также старост церковных и всех прихожан, не согласятся ли они уделить от неокладных церковных доходов хотя по малой части на содержание бедных семинаристов? В указе сем преосвященный писал, что бедных семинаристов, как из сирот, так из детей недостаточных родителей, и теперь слишком много, а если бы настоятельно потребовать всех детей духовного звания, начиная с 8-летнего возраста, то их будет и еще того более. Между тем семинария всех их, т.е. сирот и детей бедных родителей, содержать на свой счет решительно не имеет средств. А учить и воспитывать бедных детей духовного звания даром непременно нужно, потому что ученого духовенства не только в селах, но и в городах Тобольской епархии крайне мало. Затем преосвященный велел еще толковать старостам и вообще прихожанам, что ученые священники и диаконы для них самих могут быть гораздо полезнее неученых и проч. ] и этими и другими мерами достиг того, что учившихся в Тобольской семинарии, кроме русских школ, в 1804 году было уже 363 и в 1806-м – 385 человек, тогда как их в 1801 году считалось в ней только 170.
Кроме постоянных воспитанников, семинария немало имела еще, так сказать, временных учеников, из более способных священников неученых, диаконов и причетников, нарочито вызываемых из епархии, и обучала их первым четырем действиям арифметики, книге о должностях человека – христианина и гражданина и катехизису[336 - Об этом, впрочем, будет еще ниже.].
Заботясь об умножении учеников семинарии, преосвященный едва ли еще не более заботился о том, чтобы их учили и они учились хорошо. Для этой цели он нередко по утрам, притом внезапно, приезжал в семинарию, слушал преподавание учителей и ответы учеников, а если в каком-либо классе не заставал учителя, то занимал его место, преподавал за него[337 - Так делал 100 лет ранее в Ростове святитель Димитрий. Слов. пис. дух. ч. 1, стр. 122.] сам. Для этой же пели у преосвященного было заведено, чтобы в каждое воскресенье вечером учители семинарии вместе с ректором являлись к нему на чай. Толкуя за чаем вообще о предметах ученых и, в частности, о семинарских делах, преосвященный почти каждого из учителей расспрашивал, что и как он преподает, и, если усматривал недостатки в познаниях ли учащего или в его способе преподавания, объяснял, что и как делать, указывал, где и что прочитать, снабжал книгами и другими пособиями, особенно же внушал наставникам учить детей, и учить притом не только словом, но и собственным примером, страху Божию, любви к Господу и ближним, бескорыстию при отправлении впоследствии на службе священных обязанностей, тщательному исполнению их, а также пристойному обхождению с людьми, вежливости друг с другом, благопристойности в разговорах, опрятности и чистоте в одежде и вообще всем добродетелям и качествам, которые особенно украшают и могут украшать лиц, носящих священный сан: «Без преподавания таких правил в таком роде и духе, – говаривал преосвященный, – учитель ниже своего ученика»[338 - Из воспоминаний протоиерея Фелицына.]. Для той же пели преосвященный Антоний от времени до времени назначал семинарские диспуты как в самой семинарии, так и в своем архиерейском доме, и, чтобы оживить их, сделать их более интересными, на них обыкновенно присутствовал сам или приглашал не только градских священников, но и лучших из чиновников и почетнейших граждан. Для той же цели архипастырь лучших по учению и поведению учеников, особенно сирот, кроме других поощрений, принимал на свое собственное содержание[339 - Между пансионерами преосвященного были двое Карпинских (сыновей рано умершего кафедрального протоиерея Михаила Карпинского) – Петр и Александр. Первый из них впоследствии долго – до самой смерти – служил ключарем собора и профессором Тобольской семинарии, а второй был председателем где-то и какой-то палаты.], а худших, особенно возрастных, притом занимавших причетнические или диаконские места, кроме других мер исправления, старался исправлять угрозами, между прочим, лишать их этих мест, а следовательно, и средств к их содержанию в семинарии[340 - Из дел семинарского архива.]; не возвращавшихся к сроку с вакации не приказывал впредь совсем увольнять в домы родителей или родственников.
Сюда же нужно отнести, что преосвященный Антоний умножил и улучшил семинарскую библиотеку частию пожертвованием собственных книг[341 - Из его книг, входящих в состав тобольской семинарской библиотеки, помню, между прочим, творения блаженного Августина^{18}^ в русском переводе в нескольких томах и анатомические таблицы Лодера.], частию чрез выписку книг из столицы, положил начало минералогическому при семинарии кабинету, который впоследствии умножил чрез свои пожертвования любимый (уже в Ярославле) преосвященным Антонием сначала ученик, а после учитель Ярославской семинарии Александр Федоров Протопопов, впоследствии один из преемников его по тобольской кафедре, архиепископ Афанасий[342 - «Странник» 1867 г. № 2, отд. 1, стр. 77.], и ввел некоторые новые предметы для преподавания или только возобновил из прежде преподававшихся, но пред тем оставленных, например, немецкий язык.
В заботливости о благе Тобольской семинарии преосвященный Антоний хотел было устроить новое для нее помещение.
Тобольская семинария, преобразованная в 1744 году митрополитом Антонием Нарожницким из Тобольской архиерейской славяно-латинской школы, первоначально помещалась при тобольском архиерейском доме. Но в 1770 году преосвященным Варлаамом 1 перемещена была из архиерейского дома в Тобольский Знаменский монастырь. Доколе учеников было немного – когда 50, когда 88 или 100, а живущих в бурсе и гораздо того менее, и доколе в Знаменском монастыре все обстояло благополучно, дотоле семинарии здесь помешаться было удобно. Но пожар 27 и 28 апреля 1788 года, испепеливший почти весь Тобольск с его частными, общественными и казенными зданиями и даже почти всеми храмами Божиими, испепелил и Знаменский монастырь. Семинария с своим ректором, некоторыми учителями и со всеми казеннокоштными воспитанниками[343 - А их (по той причине, что отцы, страшась дорогих, по их понятиям, квартир, старались помешать своих сыновей более в бурсу, хотя иные и с небольшою платою) было немало: например, в 1781 г. – 93, в 1799 – 124, в 1801 – 108, а в 1804 – 2 (из 363 всех-то). Из дел семинарского архива.], с классами, библиотекой, столовой и кухней принуждена была поместиться в наскоро и кой-как справленном частию на монастырский, частию на семинарский счет двухэтажном каменно корпусе длиной 38, а шириной в 8 сажен. В этом же корпусе состояли, как и теперь состоят, две теплые монастырские (одна в нижнем, а другая в верхнем этаже) церкви и помешалась вся, хотя и немногочисленная, монашествующая братия с своими кухней и трапезой, да и число учеников, особенно казеннокоштных, год от году увеличивалось. Горько жаловалось архипастырям на тесноту помещения и всякого рода неудобства семинарское начальство, горячо предстательствовали пред Святейшим Синодом и правительствующим сенатом за свою бедную, несчастную семинарию два сряду, один за другим следовавшие, тобольские архипастыри Варлаам I и Антоний III; и долго их, по крайней мере первого, предстательства оставались как бы неуслышанными, почти без ответа. Наконец для монашествующих Знаменского монастыря в 1801 году построен был небольшой одноэтажный корпус, а в 1804 году высочайше ассигнована для постройки семинарии и для распространения ее сумма около 8 тысяч рублей[344 - Суммы ассигновано было собственно-то гораздо более, а именно 25 тысяч, но она была ассигнована не на одну семинарию, а вместе и на архиерейский дом, и Знаменский монастырь. Архиерейский дом и монастырь еще до приезда в Тобольск преосвященного Антония, значит, только еще в чаянии ассигновки, издержали на свои нужды, свои].
Получивши эту сумму и приложивши к ней своих 500 рублей, оставшихся у него от прогонных или от подъемных денег, которые ему отпущены были при перемещении из Вологды в Тобольск, преосвященный Антоний не хотел строить, или по крайней мере распространять, семинарию на прежнем ее месте, т.е. в Знаменском монастыре, потому что монастырь сей устроен в гигиеническом отношении на невыгодном месте – на месте низменном и грязном, при слиянии с Иртышом одной тинистой и иловатой речонки, в иные весны довольно далеко заливаемом водой, и, кроме того, среди шумного базара. Напротив, он решился построить ее на новом, гораздо выгоднейшем в гигиеническом отношении месте, и именно на горе, близ архиерейского дома, на мысе, называемом Чукман, где впоследствии поставлен памятник Ермаку и где ныне разведен прекрасный городской сад. Место это тогда же и было приобретено частию даром, как пустопорожнее, по вниманию к преосвященному гражданского начальства, частию покупкою у частных лиц[345 - На Чукмане жило немного людей, да и те, которые жили, были все бедны, помещались в таких лачужках, которые стоили 5, 6 и 10 руб., не более; потому скупить эти их лачужки стоило недорого.], а в следующем году, т.е. в 1805-м, с июля 31 дня по сентябрь, выкопаны рвы и положен фундамент для главного корпуса семинарии (который долженствовал быть в 30 сажень длины, в 6 ширины и в 3 сажени и 2 аршина вышины), и тогда же заготовлено немало материалов. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает: почти в начале лета следующего 1806 года[346 - Определение Святейшего Синода состоялось 25 мая, а преосвященный Антоний уехал из Тобольска 29 июня.] преосвященный Антоний перемещен был из Тобольской епархии в Ярославскую, а преемник его архиепископ Амвросий Келембет признал место на Чукмане для семинарии неудобным[347 - Неудобным признано оно, быть может, потому, что 1) на горе слишком в 20 сажен вышины и довольно далеко от воды, так что семинарии довелось бы держать лишнего человека и лишнюю пару или даже две лошадей; 2) оно слишком открыто; 3) тут семинария не имела бы так близко, как в монастыре, церкви и 4) суммы, ассигнованной из казны и пожертвованной самим преосвященным Антонием для постройки всей семинарии, было слишком недостаточно: в монастыре по крайней мере готовы были для ней ограда и целый вышеописанный корпус.] и работы по постройке для ней корпуса остановил. Вследствие донесения его о том Святейшему Синоду (сделанного. впрочем, уже в 1808 году) с Чукмана уцелевшие материалы перевезены в Знаменский монастырь, где в три года (с 1809-го по 1812-й) в дополнение к прежнему корпусу выстроили новый каменный корпус, впоследствии долго называвшийся училищным по той причине, что весь его нижний этаж был занят классами Тобольского духовного училища.
Преосвященный Антоний заботился о возможном образовании и духовенства уже служившего, духовенства почти вовсе не учившегося в семинарии и даже в русских школах или учившегося весьма мало. Меры для этого им были употребляемы следующие: вновь определяемые на причетнические места безграмотные или полуграмотные недоросли обыкновенно обязывались хорошо учиться в продолжение года чтению, пению и отправлению богослужения и затем, т.е. через год, явиться в епархиальный город на экзамен и, если будут достойны, для посвящения в стихарь[348 - Посвящение в стихарь – рукоположение в сан дьякона; стихарь – богослужебное облачение дьякона.]; определенные до преосвященного Антония причетниками или диаконами и священниками безграмотные или полуграмотные непременно должны были в непродолжительное время обучиться пению и чтению, для чего в каждом благочинии были назначены из диаконов, а по нужде и из причетников, искусные в пении и чтении учители, к которым для обучения тем предметам и должны были являться в условное время плохие певцы и чтецы из духовенства каждого благочиннического округа и им платить за труды: священники по 4, диаконы по 3, а причетники по 2 рубля в год.
Когда от Государя Императора Александра Павловича, согласно представлению сената и Св. Синода, или, правильнее, министра народного просвещения Завадовского, было предписано заводить почти повсеместно, между прочим и в Сибири, сельские приходские школы для обучения поселянских детей «чтению, письму, первым четырем действиям арифметики, катехизису, благонравию и обязанностям по отношению к государю, начальству» и пр. и в школах этих обучением заниматься именно духовенству, то преосвященный Антоний первоначально спрашивал все духовные правления, есть ли в заведываемых ими округах священно и церковнослужители как из учившихся в семинарии, так и из не учившихся, как штатных, так и заштатных[349 - Штатный, заштатный – понятия, введённые после секуляризационной реформы Екатерины II (1764 г.). После огосударствления церковных имушесгв монастырям и церквам были положены «штаты», в которых регламентировалось количество свяшенно-церковнослужителей, размер их жалованья от казны и т.п. Заштатный монастырь – монастырь, не получавший государственного содержания. Заштатный священник – вышедший «за штат», в отставку.], способные учить детей чтению по гражданской и церковной печати, чистописанию и катехизису, а потом, когда ответы были получены неудовлетворительные, приказывал отыскать в каждом округе хотя по три человека, или даже только по два, знающих, кроме чтения и письма, первые действия арифметики и катехизис, и когда таковых, притом в количестве таком малом, почти нигде не оказалось, вытребовал из округов в Тобольск священников, диаконов и причетников, преимущественно из молодых, с природными способностями и, главное, рекомендованных от духовных правлений достойными к повышению степенями и должностями, и там, т.е. в Тобольске, как было сказано выше, отсылал их в семинарию с приказанием выучить их первой части арифметики, книге о должностях человека и гражданина и изустному знанию катехизиса, а оттуда, по должном научении, возвращал на прежние места служения или же назначал на другие, особенно такие, где предполагалось открыть[350 - И. кажется, не только в Сибири, но и в целой России они почти нигде в то время не были открыты. И вот по какой причине: Св. Синод давал людей (из духовенства) для обучения поселянских детей, а заботу о домах для училищ, а также и содержании их и об учебных пособиях для учеников прямо возлагал на губернаторов, но губернаторы и подчиненные им светские начальники ничем этим не озаботились.] школы, с уведомлением окружного духовенства, что вот такой-то и таким-то предметам в семинарии обучен и что он теперь и сам может обучать тем предметам как крестьянских детей, так и самих полуграмотных священно и церковнослужителей, и что потому прочие, близкие к нему по месту жительства духовные лица, но не знающие арифметики и катехизиса, должны прибыть к нему учиться.
Чтобы меры эти не оставались бесплодными, чтобы предписания не лежали без исполнения, отдано было строгое приказание благочинным – каждогодно при обозрении церквей экзаменовать всех, кроме прочего, в знании катехизиса, и кто был отмечаем незнающим, того обыкновенно каждогодно штрафовали деньгами (священника – 2 руб., диакона – та причетника – 1 рублем) в пользу вдов и сирот духовного звания[351 - Из архивных дел.]. Конечно, все эти и подобные меры для безграмотного или полуграмотного духовенства[352 - В списках духовенства Тобольской епархии начала XIX столетия почти против каждого (после: читает хорошо или плохо, катехизис знает или не знает, поет... и проч.) помечено: в семинарии не учился.] того времени казались тяжелыми, обременительными, но благо паствы и самого духовенства требовало того от архипастыря.
Для той же, между прочим, цели преосвященный Антоний выписывал и рассылал по церквам своей епархии немало хороших духовных книг, каковы, например. Толкование на литургию Дмитревского, Истина религии, Исторические рассуждения о древнем христианском богослужебном пении и церковных облачениях, нотные книги придворного пения (литургия), Истина благочестия христианского, доказанная воскресением Иисуса Христа и проч., и проч.
Заботясь о том, чтобы епархиальное духовенство было хотя мало-мальски образованное, могло учить своих прихожан словом, преосвященный не менее того заботился и о том, чтобы оно было учительно для прихожан и делом, и примером собственной жизни. Для этого он предписывал, между прочим, чтобы священно и церковнослужители его епархии непременно очищали совесть свою покаянием каждогодно во все четыре поста; кто же не исполнял сего долга, тот за каждый раз должен был взносить в штраф на вдов и сирот духовного звания: священник 50, диакон 40, а причетник 25 копеек; запрещал священно и церковнослужителям под опасением штрафа заниматься торговлею и подтверждать своими подписями бумаги, письма, какие иногда мужья давали своим женам и, наоборот, жены мужьям, относительно свободного жительства, где и как кто из них хочет, в разлучении друг с другом, или относительно того, что иные мужья по бедности, старости, болезненному состоянию и подобным обстоятельствам будто не в состоянии были пропитывать своих жен; увещевал семейства духовные быть примерными для семейств мирян в благонравии[353 - «С вас, с ваших семейств, – писал преосвященный духовенству, – миряне должны брать пример доброй жизни, а не вы, не семейства ваши с них».], а отдельных лиц духовных неодобрительного поведения обязывал подписками всемерно стараться исправиться и заслужить одобрение под опасением, в противном случае, штрафов. Предписывал еще всему своему духовенству, также со взятием подписок, строго повиноваться своим благочинным и исполнять все их законные требования; между прочим требовал от причтов церковных (там, где прихожане не давали подвод благочинным во время их проездов по делам, касающимся службы и пользы церковной), чтобы они давали для проезда им, благочинным, впредь до назначения на это особой суммы (чего, к крайнему сожалению, и доселе нет[354 - Впрочем, по инициативе преосвященного енисейского Никодима Главное управление Восточной Сибири постановило: давать на прогоны благочинным губерний Иркутской и Енисейской, а также областей Забайкальской, Амурской и Якутской из земских сборов каждогодно (на всех вместе) до 3300 руб., и об этом уже представило министру внутренних дел. Но будет ли там это утверждено – еще неизвестно. (Из письма красноярского кафедрального протоиерея Касьянова от 14 февраля 1868 года).]), собственных лошадей, притом с проводником из причетников. От священников (а тем более от диаконов и причетников), служащих при соборах, требовал, чтобы они своим протоиереям отнюдь не смели чинить грубостей, но, с другой стороны, старался держать в границах и самих протоиереев (в то время еще очень сильных, иногда даже слишком самовластных и своевольных), равно как и благочинных: первым, например (кроме кафедрального протоиерея), предписывал вести свою чреду праветь свою седмицу и запрещал давать по уезду предписания от одного своего лица; а последним писал, чтобы они не смели уклоняться от исполнения своих обязанностей – обозревать церкви своих благочиний под предлогом недаванья им в иных местах крестьянами подвод для проезда.
За деятельное и многополезное управление Тобольскою епархией преосвященный Антоний был сопричислен к ордену св. Анны 1-й степени[355 - Во времени сего сопричисления у писавших о преосвященном Антонии разногласие: автор статейки о нем, помещенной в Вологодских епархиальных ведомостях (1867 г. № 6, стр. 181), относит это к 19 августа 1804 г., автор Иерархов ростовско-ярославской паствы (стр. 279) – к 25 мая 1806 г., а кафедральный тобольский протоиерей Фелицын – к 1805 году.].
При стольких трудах по управлению обширнейшею, многолюдною и разноплеменною епархиею. при частом проповедывании слова Божия и неусыпном попечении о благе Тобольской семинарии преосвященный Антоний находил еще время заниматься учеными трудами: в бытность в Тобольске он перевел и напечатал (в 3 част., по двух книгах) в 1804 и 1805 годах в типографии тобольского купца и заводчика Дмитрия Корнильева и, как выше было замечено, разослал по всем церквам епархии сочинение в свое время славного английского математика Диттона под названием: _Истина_благочестия_христианского,_доказанная_воскресением_Иисуса_Христа._
Вот какой отзыв о преосвященном Антонии делает в своих воспоминаниях о нем бывший его питомец, домашний письмоводитель и регент его хора, ныне тобольский кафедральный протоиерей Фелицын: «Архипастырь Антоний, – говорит он, – одарен был многими талантами и в числе их мудростию... Но он не превозносился собою. Будучи достоин похвалы, убегал оной. В шумных обществах бывал редко и говорил (там) мало, но было приметно, что рассуждал много. Имел искусство кстати молчать, и когда молчал, то было заметно, что умел говорить... Осуждать людей считал преступлением... Не завидовал ничьей славе, но любил наслаждаться своей. Понимал свои достоинства и уважал их в лице других. Зависть ему была ненавистна... Друзей у него было немного, но избранные им в содружество все были люди умные и добрые, и он их уважал сердечно, считал счастливым то время, которое проводил вместе с ними, среди их бывал весел и свободен, хотя и в обыкновенном обществе, не близком к нему, он не был угрюм, напротив, был ласков и любезен... В бытность свою в Тобольске, он устроил в загородной архиерейской роще для летнего житья, или по крайней мере для отдыха, для освежения в летние дни, для избежания гнилого в Тобольске в жаркое время воздуха, вместо ветхого новый загородный дом на каменном фундаменте и насадил пред ним целую аллею кедров, которые после приносили и плоды».
Но. по пословице, и в солнце есть пятна. И в преосвященном Антонии при отличных качествах его, как архипастыря, ученого и человека, были и такие черты, которые отталкивали от него людей и вследствие которых он, хотя, так сказать, бессознательно, причинял иным огорчения... Преосвященный Антоний жестоко страдал сначала геморроем[356 - Поэтому между прочим ежедневным посетителем и собеседником преосвященного Антония в Тобольске был городской врач, заведывавший вместе и семинарскою больницею Лев Максимович АмбодикМаксимович, родной брат известного в свое время медика, профессора и автора многих медицинских сочинений Нестора Максимовича, который из-за одинаковости своих отчества и фамилии принял самодельную латинскую фамилию: Амбодик (от ambo и dic)^{19}^. Младший брат после уехал из Тобольска к старшему в Петербург.], а после, говорят, и солитером и был подвержен меланхолии, даже ипохондрии, потому был раздражителен, сильно взыскателен и переменчив в своем расположении к окружающим его: и неважный проступок подчиненного, и незловредное опущение по должности выводили его из терпения, заставляли его разражаться громом и молниею. И потому для всех, служивших под его управлением вдалеке, не на глазах, он был отец и благодетель, но для служивших вблизи его, на глазах у него, например, в консистории, семинарии и кафедральном соборе, бывал иногда крайне тяжел. Расскажу на эту тему два случая.
1. Прибывши в Тобольск, преосвященный Антоний между учителями семинарии в сане диакона одной приходской церкви нашел Григория Ивановича Мансветова. Этот Григорий Иванович (за кротость и тихость характера переименованный в семинарии из Мисюрева в Мансветова) родом был тоболянин, но преосвященный знал его ранее своего приезда в Тобольск, и знал с отличной стороны как по способностям, так и по нравственным качествам, потому что, когда он был префектом, а потом и ректором Александро-Невской академии, Мансветов там учился для приготовления к учительскому званию целых пять лет (в 1793–1798 гг.). Потому по приезде в Тобольск преосвященный тотчас обратил на него внимание и быстро подвинул его на степенях службы: 2 апреля 1803 года, следовательно, чрез 9 дней по приезде, он рукоположил его во священника к Тобольскому кафедральному собору и поручил ему, кроме церковного красноречия и математики, преподавать немецкий язык, преподавание которого при преосвященном Варлааме было прекращено; потом чрез пять с половиною месяцев он определил его членом тобольского семинарского правления и, как замечено было выше, присутствующим Тобольской духовной консистории, а еще чрез 4^1^/^2^ месяца (1 января 1804 года) сделал и епархиальным цензором проповедей. Но не более как чрез три или четыре месяца после последнего назначения (значит, в апреле или мае 1804 года) благоволение преосвященного к Григорию Ивановичу превратилось в явное нерасположение, так что ему было приказано выехать из Тобольска, перепроситься в какую-нибудь другую епархию.
Поводом к этому было следующее обстоятельство: как-то весной 1804 года, по обычаю того времени, преосвященный Антоний назначил у себя в архиерейском доме семинарский диспут; на диспуте присутствовали, кроме преосвященного, преподавателей семинарии и семинаристов старших классов, градские священники, лучшие чиновники и почетнейшие из граждан. Предметом диспута был промысл Божий: _дефенсором_ (защитником) избран ректор семинарии, архимандрит Михаил Бурдуков, а _оппонентом,_ или _оппугнатором_ (официальным противником, опровергателем), его выставлен Григорий Иванович Мансветов. Мансветов, более учившийся[357 - Ректор Михаил получил только семинарское (в Тобольске) образование.], обладавший лучшим даром слова и знанием диалектики, чем ректор, совершенно сбил сего последнего с толку. За ректора вступился было сам преосвященный. Но Григорий Иванович и с ним спорил, и спорил до того, что наконец получил приказание замолчать... Мансветов опровергал защитников существования промысла Божия, спорил с ними, шумел единственно потому, что ему назначена была роль оппонента; он в этом случае следовал обычаю всех средневековых диспутантов биться до последних сил, хотя бы то в неправде и во лжи, или. пожалуй, допустим и это, по молодости своих лет, даже, быть может, из желания выказать себя пред публикою: но преосвященный Антоний посмотрел на это иначе – он стал думать, что Мансветов и в самом деле вольнодумец[358 - От плод их (людей) познаете их... Не может древо зло, плоды добры творити (Матф. 7, 16, 18). А плоды Мансветова: 1) жизнь и служба его, впоследствии постоянно награждаемые и 2) его нравственно-религиозного содержания сочинения: автор, наприм., «Училища благочестия» мог ли быть вольнодумцем, безбожником?].
На беду Григорий Иванович имел завистников между сослуживцами, которые никак не могли простить ему того, что он, человек еще молодой и так мало служивший в сравнении с ними, так высоко уже стоял на степени епархиальной службы. Эти завистники разносили ложную молву, будто бы Григорий Иванович по целому городу хвалился своей победой над ректором и архиереем и будто бы многим говорит вроде, например, того, что преосвященный мал ростом[359 - Преос. Антоний действительно, как выше и было сказано, был очень мал ростом.], мал и умом, и клевету свою умели передать часто бывшим у преосвященного Антония по делам и для беседы лекарю Амб. и архитектору Д., а те не преминули сообщить и тому, кого она касалась. Подозреваемый в вольномыслии и оклеветанный, он был позван к владыке и получил приказание без объяснения причины проситься в другую какую-нибудь епархию. Тщетно просил он объяснить по крайней мере причину такой немилости, напрасно, даже со слезами, умолял он некоторых из лиц, более близких к преосвященному, о ходатайстве за него, об отмене отданного ему приказания: преосвященный остался неумолим. После того Григорий Иванович просился в Оренбургскую и Пермскую епархии, но обе ему отказали. Наконец он обратился с просьбою к обер-священнику армии и флотов П. Як. Озерецковскому, и тот в январе 1805 года принял его в свое (армейское) ведомство и определил священником в Ширванский мушкетерский полк, который в то время, подобно некоторым другим пехотным и кавалерийским регулярным полкам, с давних пор был расположен в Западной Сибири около города Омска, на Иртышской линии, для охранения ее от набегов степных хищников – киргизов, но который в 1807 году, по тогдашним военным обстоятельствам России, да и всей Европы в начале настоящего столетия, вместе с прочими регулярными войсками выбыл в Россию и в Сибирь более уже не возвращался.
Таким образом Григорий Иванович очутился вместо Сибири в России, после поступил учителем в бывшую тогда военную семинарию, был придворным протоиереем, а наконец и обер-священником армии и флотов и издал много полезных нравственно-религиозного содержания сочинений, из которых более известно и до сих пор с пользою многими читается _Училище_благочестия_ в шести частях.
_Буди_имя_Господне_благословенно_отныне_и_до_века._ Милосердый и всемогущий Господь Бог и здесь извлек из зла, как и часто извлекает, добро: не погони Мансветова преосвященный Антоний, не занимать бы, может быть, ему такого высокого поста, как пост обер-священника. Это так, это святая истина, но каково было в свое время терпеть Григорию Ивановичу, и еще не одному, а с семьей! Не забудем и того, что вследствие гнева преосвященного Антония управляемая им Тобольская семинария лишилась в лице Мансветова самого лучшего и полезного деятеля.
2. В то время, как преосвященный Антоний прибыл в Тобольск, ректором Тобольской семинарии был архимандрит Михаил (в миру Матфей) Бурдуков. Уроженец он, как и Мансветов, был тобольский, образование получил только в Тобольской семинарии и довольно долго служил священником Тобольского кафедрального собора и учителем Тобольской семинарии; потом, по вдовстве, принял пострижение, посвящен в архимандрита Тобольского Знаменского монастыря и сделан ректором семинарии и вместе преподавателем богословия. Он, как сейчас замечено, высшего, многостороннего академического образования не получил и не имел таких блестящих способностей, какие имел преосвященный Антоний; однако ж он не был и человеком бездарным и без познаний, какие нужны для преподавателя и начальника среднего духовного учебного заведения: им предместник преосвященного Антония архиепископ Варлаам был доволен; он с пользою и честию впоследствии
3. управлял (с 1808 или с 1809 года по октябрь 1814 года) Тверскою семинариею, а потом с большею еще пользою и честию 16 лет (1814–1830 гг.) управлял Иркутскою епархиею, которая в его время совмещала в себе, кроме нынешней Иркутской губернии, губернию Енисейскую[360 - Енисейская губерния по церковному управлению отчислена от Тобольской епархии к Иркутской в 1824 году, а чрез 10 лет после того – ко вновь тогда учрежденной епархии Томской.], области Забайкальскую и Якутскую и, сверх их, Камчатку и Алеутские острова; бывший Тобольский (1826–1831 гг.) архиепископ Евгений был ученый, умный, чрезвычайно заботливый и распорядительный архипастырь, а и он в иных случаях обращался за советами к современному ему и соседнему иркутскому архипастырю, т.е. Михаилу[361 - Из рассказов покойного тобольского купца А. Мир. Гневашева.]. Но преосвященный Антоний не благоволил к ректору Михаилу; он считал его как недостаточно приготовленным к преподаванию богословия и исправлению ректорской должности по его будто бы малому образованию, так и мало способным к исправлению других епархиальных должностей (например, благочинного монастырей, члена консистории и проч.), вероятно, по особенной кротости его характера и смирению его сердца; и вот после разных намеков, замечаний, упреков и проч., и проч. он представил его к устранению от службы по учебной части, к назначению только в настоятеля какого-либо монастыря. По сему представлению архимандрит Михаил и был уволен от ректорской должности и назначен в какой-то незначительный в России монастырь; согласно желанию преосвященного, высказанному в том же представлении (т.е. касательно ректора Михаила) или другом каком, только на место Михаила в ректора Тобольской семинарии и архимандрита Тобольского Знаменского монастыря был назначен известный ему и по службе в Ачександро-Невской академии, и по службе при нем в Вологде[362 - Ист. с. петерб. академии, Чистов., стр. 93 и 94.] ректор Вологодской семинарии архимандрит Амвросий Рождественский, тот самый, который после (в 1822–1825 гг.) был архиепископом Тобольским[363 - Ист. Иер. росс. Ц. ч. 1, стр. 236.]. Но Амвросий, знавший прежде характер преосвященного Антония, уклонился от поездки в Тобольск; а у ректора Михаила оказались в Петербурге или Москве покровители: он уже выехал из Тобольска и доехал до Перми, но здесь получил письмо (будто бы от Бантыш-Каменского – в таком случае, вероятно, от того самого, который издал историю Унии[364 - Уния (Брестская 1596 г., Ужгородская 1649 г. и др.) – объединение православной и католической церквей, в результате которого была создана греко-католическая (униатская) церковь, сохранившая православную обрядность, но признавшая католические догматы (чистилище, филиокве и т.д.) и подчинённая папе римскому.] и в чине действительного статского советника долго управлял московским архивом Государственной коллегии иностранных дел), которым извещали его, чтобы он остановился и не ехал далее, а вслед затем получен и указ Святейшего Синода о том, чтобы ему быть по-прежнему ректором Тобольской семинарии и архимандритом Тобольского Знаменского монастыря[365 - Из воспоминаний 86-лстнсго старца, современника обоим этим событиям (т.е. с Мансветовым и Михаилом) и ближайшего их очевидца.]. _Буди_имя_Господне_благословенно_и_препрославленно_ и за это: без особенного промысла Божия об отпе Михаиле не горел бы этот светильник на свешнице иркутской паствы целых 16 лет, до тех пор, пока не иссяк в нем елей жизни. Преосвященный Антоний, видя такой оборот дела, начал сам проситься о перемещении себя в какую-нибудь другую епархию. В это самое время скончался Ярославский архиепископ Павел Пономарев, и преосвященному Антонию Знаменскому 25 мая 1806 года Высочайше повелено было занять архипастырскую кафедру в Ярославле с удержанием степени прежней, т.е. Тобольской епархии[366 - Ист. росс. Иер., стр. 254. Иерархи ростовско-ярославские, стр. 279.]. Он 29 июня после литургии в праздник первоверховных апостодов Петра и Павла и отбыл из Тобольска при общем сожалении тобольской паствы о том, что он не управлял ею долее. Преосвященный Антоний, как не раз выше было говорено, для всех служивших не вблизи его быт наилучший архипастырь, был величайший ревнитель образования духовного и, в частности, ревнитель блага Тобольской семинарии, попечитель и отец бедных, вдов и сирот, муж ума, правды и бескорыстия, назидательный проповедник.
Ярославской епархией преосвященный Антоний управлял 14 лет – с половины 1806-го и по половину же 1820 года, первые 12 лет лично, живя в Ярославле, а последние два года заочно, живя в Петербурге и присутствуя там в Святейшем Синоде. Но известий, сведений об этом его управлении доколе чрезвычайно мало. Составитель _Иерархов_ростовско-ярославской_паствы_[367 - Эта книга напечатана в Ярославле в 1864 г.], говоря об архипастыре Антонии Знаменском, почти только и сказал (на стр. 280–282), что он занимался устройством ярославского архиерейского дома, в который не очень задолго до него обращен был мужеский Спасский монастырь: что, например, он построил там каменный двухэтажный братский корпус, там же выстроил так называемые святые ворота, каменные же трехэтажную ризницу и лом для духовной консистории, пристроил алтарь к монастырской Преображенской церкви, новый иконостас, надстроил колокольню, снабдив ее тремя новыми, значительной величины (в 524, 225 и 121 пуд) колоколами, причем он (составитель жизнеописания) даже не забыл упомянуть, по-видимому, и о мелочах, как-то: о пристройке нового парадного крыльца и сеней к крестовой церкви и вместе к архиерейским кельям, об устройстве переходов на каменных столбах от архиерейских келий ко внешней, обращенной на реку Которосль, стене, а также и о перестройке на нескольких саженях монастырской (вероятно, за ветхостию ее) ограды. Касательно же семинарии, которою преосвященный Антоний, как пишущему очень хорошо известно, занимался чрезвычайно много, названный биограф только и сказал, что он (преосвященный Антоний) дал новый, лучший (наружный – стенам) вид семинарской библиотеке и из благотворительных епархиальных пожертвований[368 - Вероятно, преосвященный в Ярославской епархии, как и в Тобольской, приглашал церкви к пожертвованиям из неокладных своих доходов, хотя малой части оных, для содержания в семинарии многочисленных сирот и детей бедных родителей духовного звания.] образовал капитал на содержание бедных ее учеников. Да составитель истории города Ярославля (1853 г.) протоиерей И. Троицкий заметил еще, что в 1812 году, когда по разорении Наполеоном Москвы весь Ярославль трепетал от гнева и готовился на брань, преосвященный Антоний готовил пики для учеников семинарии, но вскоре, согласно приказанию высшего начальства, уволил их в домы родительские (стр. 90). Вот и все сведения о деятельности преосвященного Антония на ярославской кафедре.
А между тем пишущему хорошо известно и из рассказов отца, и других родственников, состоявших уже на службе при преосвященном Антонии или, по крайней мере, только еще учившихся при нем в семинарии, а в особенности из воспоминаний (с 1838–1842 гг.) Тобольского архиепископа Афанасия, который еще с именем Александра Протопопова, до отъезда в конце 1808 года в С.-Петербург в духовную академию, служил при преосвященном Антонии учителем Ярославской семинарии, был домашним учителем жившего при нем племянника[369 - Племянник этот был сын родного брата преосв. Антония, рано умершего новгородского священника Стефана и брат той его племянницы, которая после была в замужестве за ростовским протоиереем Андреем Тихвинским и о которой было упомянуто нами в одном из примечаний почти в начале сей статьи.] и пользовался его благоволением[370 - «Странник» 1867 г. № 1, отд. 1, стр. 8 и 9.], хорошо известно, что преосвященный Антоний и в Ярославской епархии, как и в Тобольской, был особенно деятелен; например, обозревал епархию, ездя не только по городам, но и по селам, часто сам проповедывал да того же настоятельно требовал и от ученых и неученых священнослужителей, поддерживал великолепный хор певчих, заведенный предместником его, архиепископом Павлом, неумолимо преследовал слабости и недостатки, замечаемые им в духовенстве, был неутомим в занятиях епархиальными делами, в высшей степени нестяжателен и милостив к бедным, был отец для утесненных, обидимых, вдов и сирот и едва ли не более всего заботился о семинарии: о хорошем преподавании в ней наук, содержании бедных учеников и пр.; хотя также хорошо известно пишущему и то, что преосвященный Антоний от усиливавшихся с годами его болезней (геморроя и солитера) и меланхолии в Ярославле едва ли еще не более, чем в Тобольске, был раздражителен и ворчалив при сношениях с близко служившими при нем чиновниками консистории, с соборными протоиереем и священниками и ректорами семинарии, и проч.; там, в Ярославле, говорят, в преосвященном нередко возбуждал гнев и невольный кашель подчиненного при служении ли, им совершаемом, или во время частной беседы.
В бытность в Петербурге присутствующим Св. Синода, вследствие расстроенного здоровья и некоторых душевных огорчений, преосвященный Антоний подал прошение об увольнении его на покой, что. согласно его прошению. 12 июля 1820 года он и получил. Извещая о сем бывшую паству свою в письме к Толгскому архимандриту Феофилакту от 5 августа, он. между прочим, «усердно благодарил своих сослужителей, сотрудников и сомолитвенников от высшей и до низшей степени за братское участие в несении общих и частных... обязанностей... и молил всех о прощении оскорблений, словом и мыслию соделанных им, вместе моля Господа Бога о Христе Иисусе, да не воспомянет во веки и ему кем-либо наведенных»[371 - Иерархи ростовско-ярославской паствы, стр. 281 и след.].
Скончался преосвященный Антоний спустя 4 года после увольнения на покой, именно 10 августа 1824 года, следовательно, 59 лет от рождения.
На покое он жил в Новгородском Деревяницком монастыре, но погребсти себя завещал в монастыре Хутыне, в Покровском приделе монастырского собора, вероятно, по той причине, что в бытность свою Новгородским викарием он с тем вместе был 11астоятелем сего монастыря и что, как сказано выше, много заботился об его устройстве, между прочим исправил и украсил самый монастырский собор. Это завещание его было исполнено[372 - Там же, стр. 282 и 279.].
Теперь остается сказать об учености и об ученых и литературных трудах преосвященного Антония: «Преосвященный Антоний, – говорит автор истории С.-Петербургской духовной академии (стр. 129), – принадлежал к числу образованнейших людей своего времени, как то доказывают: а) многие его сочинения, частию изданные им, частию оставшиеся в рукописях, и б) присвоенные ему звания: почетного члена Императорского Московского университета и обществ: любителей российской словесности, истории и древностей российских при Московском университете, С.-Петербургского вольного экономического и других». О том же, присовокупим, могут, хотя отчасти, свидетельствовать: в) должности префекта и ректора С.-Петербургской Александро-Невской академии, которые он занимал до хиротонии в епископа, г) рассказы о нем ученых и заслуженных мужей (например, многоученого покойного Тобольского архиепископа Афанасия), лично знавших его, и д) наконец, некоторые книги (например, анатомические таблицы Лодера и пр.), бывшие у него в употреблении и после переданные им в тобольскую семинарскую библиотеку, и штуфы[373 - Штуф – кусок руды или каменной породы.], пожертвованные им в Тобольскую же семинарию и послужившие началом, как было замечено выше, минералогического кабинета при Тобольской семинарии. Последнее обстоятельство, т.е. книги, вроде анатомических таблиц, бывшие в употреблении у преосвященного Антония, и минералы, составлявшие некогда собственность его, показывают, что ученость его была не односторонняя, не богословская только и философская, а, напротив, многосторонняя, свидетельствуют о его знакомстве, между прочим, и с науками естественными.
К печатным сочинениям, изданным преосвященным Антонием, как оригинальным, так и переводным, о которых по местам и было уже говорено, и именно: 1) _Сompendium_Hermeneuticae_sarae_[374 - Оно выбрано из первой части Виттенбаховой и дополнено из Ромбахиевой герменевтики, напечатано с одобрения Св. Синода для употребления в духовных училищах и было в них употребляемо до выхода в свет герменевтики Иоанна.] 1806 г., 2) _Ода_Императору_Павлу_по_случаю_переименования_Невской_семинарии_академиею_ 1797 г., 3) _Истина_благочестия_, _доказанная_воскресением_Иисуса_Христа_ в трех частях 1804 и 1805 гг., 4) Cicero de officiis с русскими примечаниями и 5) Eutropius 1808–1811 гг.; нужно присовокупить еще следующие: 6) _Благоговейное_занятие_мыслящих_христиан_ (сочинение Цолликофера, перевод с немецкого, С.-Петербург) 1799 г., 7) _три_слова_ – одно на выбор судей в Новгороде, другое – пред избранием судей в Ярославле, а третье – по избрании оных в Ярославле же 1812 года[375 - Дна последних были произнесены в присутствии Великой княгини Екатерины Павловны и супруга ее герцога Ольденбургского, бывшего в то время начальником вроде генерал-губернатора Ярославской и двух соседних с ней губерний.] и 8) _Опыт_о_воспитании_в_первых_его_понятиях_и_правшах_ 1821 года[376 - Обзор русск. дух. лит. ч. 2, стр. 152. Ист. с. петерб. дух. ак., стр. 78.Иерарх, ростовско-ярославской еп., стр. 282.]. Из осьми названных здесь произведений об _Истине_благочестия_христианского_ скажу, что оно есть сочинение славного в свое время английского математика Диттона. Писано оно было на английском языке и в первый раз вылило в свет в 1712 году, но преосвященным Антонием оно было переведено не с английского подлинника, а с хорошего немецкого перевода 1764 года. Язык русского перевода, судя не только по настоящему времени, а и по времени появления его в свет (в 1804 и 1805 годах), как-то слишком отзывается стариной, более похож на язык писателей первой половины царствования Екатерины II, чем на язык не только светских, а и духовных писателей, хотя бы то и первого времени Александра I, чему нельзя не удивляться, ведь переводчик был человек даровитый, а главное, современник, даже сверстник Карамзина[377 - Оба родились в 1765 году.].
Сочинения преосвященного Антония, оставшиеся в рукописях, согласно его завещанию, все поступили в библиотеку Новгородской семинарии. Из них известны: _Краткое_описание_Ярославской_губернии_, составленное в 1809 году, и Записки как о нем самом (преосвященном Антонии), так и о благодетеле его – С.-Петербургском митрополите Гаврииле. Впрочем, из сих последних уже сделаны архимандритом (ныне епископом Орловским) Макарием некоторые извлечения и помещены в сказании о жизни митрополита Гавриила, С.-Петербург 1857 года[378 - обзор русск. дух. лит. т. II, стр. 152. Ист. с. петерб. дух. акад., стр. 129.].
28 мая 18 г.
Омск.
АРХИЕПИСКОП ЕВГЕНИЙ (КАЗАНЦЕВ) КАК АРХИПАСТЫРЬ ТОБОЛЬСКИЙ[Публикуется но тексту: Сулоцкий А.И. Архиепископ Евгений (Казанцев) как архипастырь Тобольский // Странник. 1872. Т. 2. Апрель. С. 3–34; Май. С. 97–152; Июнь. С. 181–221.]
Утром 27 июля прошедшего 1871 года в Москве скончался на 94-м году жизни высокопреосвященнейший архиепископ Евгений, в течение 35 с половиною лет управлявший преемственно пятью епархиями и 17 с половиною лет живший с званием члена Св. Синода на покое в Донском ставропигиальном[380 - Ставропигиалъный (с греч. – крестовоздвиженский) – монастырь, находящийся в прямом подчинении Синода или патриарха.] монастыре.
О преосвященнейшем Евгении и в 18 году, по случаю его пятидесятилетнего юбилея в архиерейском сане, и в прошедшем 1871 году, по поводу его смерти, во многих газетах и разных журналах, как светских, так и духовных, уже много напечатано статей, частию довольно больших и подробных[381 - Напр, в Церк. летописи при Дух. бес. 1871 г. № 33 и в Московских епарх. ведомостях 1871 г., а также в октябрьской, ноябрьской и декабрьской книжках Душеполезного чтения 18 года, и того же журнала 1869 года в книжке январьской.], а большею частию кратких и мелких, под названием: _пятидесятилетний_юбилей_в_архиерейском_сане_архиепископа_Евгения_, или: _некролог_архиепископа_Евгения._
Но преосвященный Евгений не такой был архипастырь, чтобы о нем после того, что напечатано, более уже нечего было сообщить, ничего нового уже нельзя было сказать; напротив, в каждой из пяти епархий, бывших под его управлением, а также в Московской семинарии и Донском монастыре найдется весьма немало таких о нем сведений, которые, если б их обнародовать, могли бы быть для читающих интересны и назидательны.
В ожидании известий о преосвященном Евгении из других епархий – в виде ли воспоминаний, хотя бы и отрывочных, или в виде его полной биографии – я пока сообщу читателю «Странника» сведения об его жизни и деятельности только на епархии Тобольской. Об обстоятельствах остальной жизни преосвященного Евгения, т.е. с рождения и до вступления его на тобольскую паству, а также с отъезда из Тобольска и до кончины его, здесь будет также говориться, но очень коротко, единственно для связи, для некоторой как бы полноты и чтобы иных из читающих не оставить в совершенном о них неведении.
Предки преосвященного Евгения, по фамилии Казанцевы, отличались долговечностию, кроме, впрочем, отца его, и служили один за другим священниками Владимирской епархии Юрьевского уезда в селе Белянииыне. Здесь священствовал и отец его Евфимий, здесь же 30 июня 1778 года родился и преосвященный Евгений, нареченный в св. крещении Андреем. Когда сему Андрею исполнилось только 5 лет, отец его помер, а мать (Наталия), оставшись с четырьмя сиротами (двумя дочерьми – 15 и 7 лет[382 - Младшая Мария – слепая от оспы.] и двумя сыновьями – Алексеем 12 и Андреем 5), для пропитания себя с семейством упросила епархиальное начальство зачислить за младшим сыном при церкви села Беляницына пономарское место.
Способный от природы и прилежный к ученью, да и ко всем, между прочим и к сельским, свойственным его возрасту трудам, Андрей 8 лет был уже в состоянии хорошо петь по нотам, со смыслом читать жития святых для своих семейных и других набожных людей и самым делом исправлять в церкви должность пономаря; почему тогда же или чрез год был посвящен в стихарь.
Двенадцати лет Андрей переселился из села Беляницына в Москву[383 - Впрочем, пономарское место в Беляницыне и еще несколько лет числилось за Андреем Казанцевым. С него он получал по 10 р. в год.], частию будто бы от притеснений священника, а более потому, что старший брат его (Алексей) тогда получил в Москве место причетника[384 - После он был священником в селе Ивановском (калужской епархии).], да и мать нашла там себе место просвирни. Оттуда, бывши невступно 13 лет, он поступил в очень известную в то время по процветанию учения, а также по учителям и начальникам Троицкую лаврскую семинарию[385 - В дневнике своем (см. «Душеп. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 43–66) преосвящ. Евгений не говорит, что он ранее 13-летнего возраста поступил в Троицкую, или другую какую-нибудь (напр., переславскую) семинарию, и что вскоре был взят из нее матерью по невозможности для нее содержать его там на собств. счет; между тем в Тобольске он не раз рассказывал об этом; рассказывал также о том, как они с матерью, возвращаясь пешими домой, останавливались у какого-то озерка или ручейка и тут закусывали хлебцем, черпая воду пригоршнями. ] и учился в ней ровно девять лет.
В 1800 году 22 лет от роду Андрей Казанцев кончил курс семинарского учения и, как отличный по успехам, определен был учителем латинского языка и географии во вновь открытую тогда Вифанскую семинарию; по чрез два года после того он, как хороший учитель, перемещен уже на класс риторики, а еще чрез два года, именно в 1804 году, и на класс философии, причем был сделан и префектом (инспектором) семинарии.
Митрополит Платон, который в то время почти уже постоянно жил в Вифании, знавши Казанцева с хорошей стороны как ученика, еще с лучшей стороны узнал его на должности учителя, полюбил его как сына и приблизил к себе, так что он сделался, можно сказать, каждодневным его гостем и собеседником. Так было до отъезда Евгения в 1809 году в Петербург[386 - Об этом будет ниже.], так было и по возвращении его оттуда и до самой смерти Платона.
Знаменитый московский иерарх, любивший ради пользы церкви российской склонять даровитых и доброй нравственности учителей подведомых ему семинарий и академий к принятию пострижения, склонил к тому, хотя не скоро и не вдруг, и любимого им учителя Казанцева: 29 июля 1804 года Андрей Казанцев подал прошение о пострижении и 16 декабря того же года, следовательно, на 27-м году от рождения, был с именем Евгений пострижен в Троицкой Сергиевской лавре. Чрез 9 дней по пострижении, в праздник Рождества Христова, молодой инок, префект и учитель Вифанской семинарии был рукоположен самим митрополитом в иеродиакона, а чрез год, в праздник Богоявления Господня 1806 года, им же посвящен и в иеромонаха.
В самом начале 1809 года вслед за иеродиаконом (после митрополитом Московским) Филаретом и другими учителями Евгений был вытребован из Вифании в С.-Петербург и там сделан инспектором и бакалавром философии по вновь открытой по новому образованию Петербургской духовной академии. Но Евгению это перемещение не нравилось: он, как и Филарет, терпел неблаговоление от сильного в то время в академии и вообще в духовном управлении Рязанского архиепископа Феофилакта[387 - Это известно из рассказов всех учившихся в первом курсе Петербургской академии, между прочим, и архиепископа тобольского Афанасия (ум. 1842 г.), да есть на это намек и у самого пр. Евгения в его дневнике. Там под 1809 годом, между прочим, говорится: «В Петербурге… уход Евгению был… и к еп. Феофилакту. К нему он являлся… из уважения, сначала чаще, а потом реже: благоволение его казалось сомнительным и притворным» (Душ.. чт. 1868 г. ч. 3, стр. 52)] и скучал по благодетеле своем митрополите Платоне. Да и сам престарелый московский святитель скучал по Евгению и по Филарету, почему в начале 1810 года настоятельно просит Св. Синод возвратить к нему того или другого из названных лиц, тем более что ему тогда некого было сделать ректором Троицкой лаврской семинарии. Евгений чрез год инспекторства в академии был отпущен из Петербурга с назначением притом ректором лаврской семинарии, в каковую должность он тотчас по прибытии к Платону и вступил. Это было 4 марта 1810 года.
В сентябре и октябре 1812 года Евгений много имел хлопот и треволнений по случаю вступления французов в Москву и по роспуску семинаристов по домам, и по сбору их после в семинарию из домов, по сохранению имущества семинарского и монастырского, а также и по сопровождению выезжавшего из Вифании дряхлого митрополита Платона; около 15 ноября того же года ему пришлось произнести и надгробное слово при погребении сего московского архипастыря и его благодетеля, скончавшегося 11 ноября.
Когда в 1814 году Троицкая семинария была закрыта или, лучше сказать, только выведена из лавры и переименована в московскую, тогда и ректор Евгений был перемешен в эту последнюю, т.е. Московскую, семинарию[388 - Во многих газетах и журналах по поводу юбилея и кончины пр. Евгения говорилось между прочим, будто он был и ректором моек. дух. академии, но это совершенно не верно.], в новое местопребывание ее на Перерве.
В семь с половиною лет ректорства сначала в лаврской, а потом в Московской семинарии Евгений был и игуменом Николо-Угрешского монастыря (впрочем, весьма недолго), и архимандритом сперва Дмитровского Борисоглебского монастыря, а потом Можайского Лужецкого и за ним Московского Заиконоспасского.
В половине 1817 года архимандрит Евгений с увольнением от учебной семинарской службы переведен настоятелем Донского ставропигиального монастыря с назначением быть ему членом московской синодальной конторы и представителем вновь открытого тогда московского комитета духовной цензуры.
14 июля 1818 года Донской архимандрит Евгений 40 лет и 15 дней от роду в Москве в Успенском соборе хиротонисан в епископа Курского и Белгородского известным в свое время проповедником, архиепископом Московским Августином Виноградским в сослужен™ живших тогда на покое грузинских архиереев митрополита Ионы и архиепископов Досифея и Пафнутия. Курской епархией преосвященний Евгений управлял, живя в Белгороде, где он многократно видел нетленно почивающего одного из своих предместников, епископа Иосафа Горленки, который скончался за 64 года до него, прославившись подвижническою жизнию.
Первою Богом вверенною ему паствою, равно как и второю. псковскою, преосвященный Евгений управлял только по 3 года и 8 месяцев[389 - Курскою с авг. 1818 по апр. 1822 года, а псковскою с конца апр. 1822 по конец же ноября 1825 г.], с тем, впрочем, отличием, что последнею из названных епархий он управлял уже в сане архиепископа и притом украшенный орденом св. Анны 1 -й степени[390 - Все, доселе сказанное, гораздо подробнее изложено самим пр. Евгением в его дневнике («Душ. чтен.» 18 г. ч. 3: изв. и зам. стр. 43-66). А каков Евгений был ректор и преподаватель семинарии, об этом немало написано у Смирнова в истории Троицкой лаврской семинарии, а еще более у Измайлова в его Взгляде на собственную прошедшую жизнь (М. 1860 г. стр. 64, 99– 116). Здесь у бывшего его ученика встречаются между прочим такие об нем выражения: «Нам не хотелось тревожить (жалобой на эконома за дурной стол) о. ректора, мы его уважали за его ум, приятное с нами обращение и основательные лекции». «Наш ректор один из наилучших чинов своего звания, профессор не по рангу, а по глубокому знанию наук богословских, учил и руководил нас примерно...». «Мы (после двух неприятных случаев) жили покойно, учились прилежно и так любили и уважали ректора, что с нуждами своими, общими и частными, относились к нему без боязни, как любимые дети к отцу. Он снисходил нашим прихотям, и вот тому пример». (Далее рассказывается, как Евгений раз дозволил семинаристам уже преобразованной моек, семинарии устроить театр).].
Из Пскова преосвященный Евгений перемещен на епархию Тобольскую. Указ Св. Синода об этом был подписан Императором Александром Павловичем 30 сентября 1825 года в Таганроге[391 - Здесь чрез несколько времени император Александр Павлович и скончался.], а 22 ноября преосвященный и оставил Псков[392 - «Душеп. чт.» 1866 г. ч. 3, изв. и зам. стр. 61-65.].
Но каким образом состоялось такое перемещение? Правда, епархия Псковская степенью считалась несколько ниже Тобольской. но все же она, как и Тобольская (епархия), состояла во втором классе[393 - По прежнему разделению епархий росс, церкви на три класса, уничтоженному весьма недавно, к 1-му классу принадлежали митрополии, к 2-му архиепископии, к 3-му епископии. Тобольская в числе второклассных епархий занимала 3-ю степень после казанской и астраханской.] и была с кафедрой архиепископской, при том в России близ столицы, а не в Сибири и в удалении от центра высшего управления гражданского и духовного. Уж не по неприятностям ли каким-нибудь, не в наказание ли за что-нибудь был послан преосвященный Евгений из Пскова в Тобольск? Как бы в ответ на этот вопрос, как бы в разрешение сего недоумения один из служивших в Тобольске при преосвященном Евгении вот что несколько лет тому назад рассказывал о перемещении преосвященного Евгения из Пскова в Тобольск. Преосвященный Евгений, говорил он, обозревая Псковскую епархию, прибыл, между прочим, в Ригу[394 - В 20-х годах настоящего столетия православные церкви, их духовенство и прихожане остзейских губерний за несуществованием еще в Риге особой епархии принадлежали к епархии псковской.], там в честь его дан был обед, на котором присутствовал и генерал-губернатор остзейских губерний маркиз Паулуччи. На обеде между прочими разговорами правдивый и нелицемерный преосвященный сказал маркизу, что напрасно он в Риге и других городах ломает ветхие церкви для расширения улиц и для очистки площадей, что города Русской империи и украшаются наиболее церквами. Генерал-губернатор, родом итальянец, по вере, без сомнения, католик, вельможа сильный и имевший большие связи при дворе, оскорбился правдивою и смелою речью русского православного архиерея; и вот он начал жаловаться Св. Синоду, что преосвященный псковский груб, малообразован, не на своем месте и мешает ему исполнять волю Государя, и с тем вместе стал просить, чтобы его перевели из Пскова в какое-нибудь другое место, причем даже угрожал в случае неисполнения его просьбы жаловаться Государю Императору. Св. Синод, желая избавить лучшего из архипастырей того времени от неприятностей и столкновений с сильным вельможей и не находя полезным, между прочим и ради выгод православия, бороться с начальником целого края, где господствующее народонаселение иноверное, немецкое, русским и православным не благоприятствующее, назначил преосвященного Евгения к перемещению в Тобольск, в котором тогда со дня кончины архиепископа Амвросия II, последовавшей 14 февраля 1825 года, архиерейская кафедра состояла праздною.
Иначе рассказывают о перемещении преосвященного Евгения с Псковской епархии на Тобольскую во Пскове... В Пскове до преосвященного Евгения Казанцева архиепископом был Евгений Болховитинов, который в 1822 году с званием митрополита перемещен в Киев. Застав епархию расстроенною при преосвященном Иринее Клементьевском в высшей степени[395 - Не только причетники, но многие и священники служили, не имея ни грамот, ни других каких-либо письменных свидетельств о своем посвящении; благочинные делали что хотели и отчета в своих действиях не представляли ни в духовные правления, ни в консисторию; сама консистория или ничего не делала, или действовала под влиянием лиц неблагонамеренных. (Церк. летоп. при Дух. бес. 18 г. стр. 9 и 10).], преосвященный Евгений (Болховитинов) своею неутомимою деятельностию в 5 лет управления многое и многое исправил. Но все же иное и после него оставалось еще не в надлежащем порядке, а иное и исправленное преемнику его казалось требующим нового улучшения. И преосвященный Евгений (Казанцев) исправлял, делал перемены, между прочим, и в распоряжениях предшественника. Само собою разумеется, что митрополиту Евгению это не нравилось, так что раз (от 12 июля 1822 г.) он писал к одному из своих псковских приближенных о преемнике своем по управлению Псковскою епархиею: «Если бы он знал, что я застал в псковском архиерейском доме и в консистории, и в епархии, то бы он ужаснулся»[396 - Церк. летопись 18 г. стр. 9.]. Это разногласие, однако ж, не препятствовало этим иерархам изредка вести между собою переписку; и вот один раз будто бы Киевский митрополит написал Псковскому архиепископу, что в Петербурге есть предположение вызвать его для присутствования в Св. Синод. Псковский преосвященный в ответе своем будто бы сказал, что он лучше поехал бы в Сибирь, чем ехать в столицу, намекая этим на неприятности столичной жизни на таком посту. Митрополит, говорят, воспользовался последнею фразою, и когда открылась в Тобольске архиерейская вакансия и в Св. Синоде стали рассуждать, кого бы перевести туда, указал-де на Евгения (Казанцева), как на выразившего уже в письме к нему желание ехать в Сибирь. Так он, добавляет псковское предание, и уехал в Тобольск, к крайнему сожалению псковичей[397 - Из письма к пишущему от 12 июля 1871 года.].
То и другое могло быть, т.е., во-первых, и маркиз Паулуччи мог ломать в остзейских городах обветшавшие православные церкви (иные начальники прежних лет для улучшения подведомых им городов не задумывались касаться и религиозных памятников), да и преосвященный Евгений мог высказать маркизу свое на то неудовольствие: характер у него был открытый и прямой; а, во-вторых, могло быть (да оно и было, как видели мы из вышеприведенного отрывка из письма митрополита Евгения) разногласие во взглядах на дела управления Псковскою епархией у высокопреосвященных Евгения Казанцева и Евгения Болховитинова.
Но ни то, ни другое не имело ни малейшего влияния на перемещение преосвященного Евгения из Пскова в Тобольск. Вот что об этом событии преосвященный Евгений вскоре по прибытии в Тобольск (значит в начале 1826 г.) написал (по-латыни) в своем дневнике: «1825 г. июля 24 (Евгений) послал[398 - Евгений в дневнике своем о себе выражался всегда в 3 лице.] письмо (к членам Св. Синода), которым просил, чтобы его переместили в тобольскую епархию, которая тогда была праздною. Какая тому была причина, ни в письме не объяснил и никому не открыл. Не было, впрочем, ни бед, которые все уже отвращены[399 - Значит, неудовольствия с маркизом Паулуччи и митрополитом Евгением давно уже миновали.], не имел ни с кем и вражды[400 - Тут разумеются: разрушение бурею два раза в 1824 г. крыш на кафедральном соборе и архиерейском доме, уничтожение пожаром хлеба и разных построек при загородном архиерейском доме, смерть некоторых нужных ему людей. (См. Душеп. чт. 18 год, ч. 3, стр. 64).] или от кого-либо обиды, будучи со всеми всегда откровенным и искренним; и в последней своей проповеди (сказанной во Пскове) перед Богом свидетельствовал, что всем и всеми был доволен. Но бывают в жизни случаи и намерения, коих основание одному Богу известно. А что оно было достаточно и пристойно, этому тем более можно верить, что Евгений во всю свою жизнь никого и ни о чем (разумеется, касательно себя самого) не просил, всегда Богу поручал свою участь»[401 - Душеп. чт. 18 г. ч. 3: изв. и зам., стр. 64 и 65.].
Здесь, в дневнике, причина просьбы о перемещении из России в Сибирь и с лучшей епархии на худшую преосвященным не рассказана, да она не была объяснена и переводчиком сего дневника при напечатании его в «Душеп. чтении» 18 года, без сомнения, потому, что преосвященный Евгений в то время оставался еще в живых. Но теперь, когда он переселился в вечность, печать с тайны уже снята, и тайна та опубликована во славу Господа, иногда таинственно располагающего судьбами человека[402 - Душеп. чт. 1871 г., август, заметки, стр. 156–158. Об этом было упомянуто и в надгробном слове, говоренном при отпевании преосвященного Евгения. (См. Совр. лет. 1871 г. № 31, стр. 3, столб. 3).].
Причиной просьбы преосвященного Евгения о перемещении его из Пскова в Тобольск было одно весьма знаменательное ему видение... Около половины июля 1825 года преосвященному является во сне, но очень ясно, многочтимая и крепко любимая им покойная мать его и советует, даже приказывает ему, ради пользы души его, проситься со Псковской епархии. Чрез два дня после того является ему во сне покойный же отец, и является с тем же советом, с тем же приказанием и ради той же цели. Спустя три дня после этого видения является преосвященному уже митрополит Московский Платон, которого он почитал, можно сказать, безгранично, как отца и воспитателя своего, как учителя и благодетеля, и именем Божиим даже с заклятием требует от него исполнения совета матери и отца, причем уже указывает и епархтво, на которую он должен перепрашиваться[403 - В то время праздных епархий было несколько.] (т.е. Тобольскую), и на лицо, чрез которое он должен был ходатайствовать о своем перемещении. Но здесь послушаем лучше самого преосвященного Евгения, который тогда же описал это конфиденциально. по дружбе и под условием молчания, в письме своем к покойному Ярославскому архиепископу Аврааму.
«Весь просвещенный свет, – писал он преосвященному Аврааму, – смеется снам. Духовный регламент не велит производить во священники, кои верят снам. А я должен открыть вашему высокопреосвященству, что не иная причина моего перемещения, как сон. Это, без сомнения, изумит вас, но прошу выслушать, какого сорта мой сон. Их было три, первый и второй чрез два дни один после другого, третий после второго спустя три дни. В первом видится покойная матушка; сон очень ясен. Я, говорит, пришла к тебе нарочно посоветовать, чтобы просился из Псковской епархии. Много было разговоров pro и contro, но заключила она тем: я этого от тебя требую и непременно приказываю; этого требует польза души твоей. С сими словами она простилась со мной, и, что потом снилось, не помню. Проснувшись, я этим нимало не занялся. Спустя два дни видится мне отец, покойный же, коего я во сне никогда не видал[404 - Преосвященный отца своего, вероятно, не помнил, потому что остался после него 5 лет.]; будто стоит у церкви на паперти и говорит: Евгений, поди сюда. Я подошел; он меня благословил и поцеловал. Говорит: была у тебя мать? Я отвечаю: была. Что ж ты ее не послушал? Ее я послал к тебе. _Я:_ зачем же мне из Пскова? Мне здесь хорошо. _Он:_ для того-то и выдь, что хорошо; этого требует польза души твоей. _Я:_ куда же мне выдти? _Он:_ теперь много архиерейских вакансий. Послушайся, прости же, мне время служить. И простясь, ушел в церковь, и я проснулся. Этот сон сделал на меня сильное впечатление. Я думал и передумывал, и кончилось тем, что основаться на сне было бы странно, а других резонов, чтобы проситься, не мог придумать. Спустя три дни видится мне митрополит Платон, будто ко мне взошел в кабинет. Я очень смешался, что мне не сказали. Хватаюсь за рясу и камилавку. _Он_ мне: не заботься о пустом. Я пришел о деле: что не слушаешься отца и матери? _Я:_ в чем? _Он:_ для чего не просишься из Пскова? _Я:_ куда же проситься? Вакансии епископские, неужели о понижении? _Он:_ неправда, есть высшая: тобольская. _Я._ ваше высокопреосвященство, это Сибирь. _Он:_ но ты не достоин и епископской. Повинуйся, я тебе повелеваю именем Божиим (при сих словах у меня поджилки задрожали). _Я:_ повинуюсь, но к кому я пошлю просьбу? _Он:_ к Аврааму. _Я:_ что напишу? _Он:_ ничего, только просись. _Я:_ но не-, ужели уважится без резона? _Он:_ и будет принята и исполнится. Потом снял он со стены образ и, подавая, сказал: целуй в знак клятвы. Я поцеловад, и потом он благословил меня и, сказавши: _теперь,_ежели_не_послушаешь,_будешь_под_югятвой_, вышел вон с последними словами. Я проснулся, и поверите ли, почтеннейший архипастырь, я слышал их, проснувшись, и видел его выходящего из двери. Я вскочил посмотреть далее, но более уже ничего не видел. Вот вам и исповедь моя совершенная. Посудите, мог ли я противиться?». После явления знаменитого московского иерарха преосвященный Евгений уже перестал смотреть на свои сновидения, как на обыкновенные ночные грезы, и потому 24 июля 1825 года отправил в Петербург письма к митрополиту Серафиму и Ярославскому архиепископу Аврааму – к первому, как первенствующему и, следовательно, наиболее влиятельному члену Св. Синода, а ко второму, как присутствовавшему тогда в Св. Синоде и давнишнему своему знакомому[405 - Преосвященный Авраам был из вдовых московских протоиереев, а Евгений до архиерейства жил или в Москве, или – и всего чаще – близ Москвы; Авраам и Евгений в 1818 году и кандидатами в архиереи (сначала в Тулу) были представлены вместе. После Авраам был предместником Евгения на ярославской пастве. Преосвященный Авраам помер, живя уже на покос в Толгском, что близ Ярославля, монастыре, в бытность Евгения ярославским архиепископом.], наиболее же потому, что он был указан ему в сновидении, с просьбою о перемещении его на тобольскую кафедру. Оба высокопреосвященных крайне изумлены были просьбою о перемещении с лучшей епархии в худшую, из Великороссии в Сибирь, и изумлены были тем более, что причина этой, казавшейся им страною, просьбы в письмах не была объяснена, почему оба они и отвечали ему полным отказом. Но преосвященный Евгений вторично обратился к ним с тою же просьбою, с присовокуплением притом, что в случае их отказа и на этот раз он сам будет утруждать Государя Императора просьбою о перемещении в Тобольск. На сей раз оба высокопреосвященных, с.-петербургский и ярославский, уступили настойчивости преосвященного Евгения; только один из них, именно архиепископ Авраам, убедительнейше просил преосвященного Евгения в письме объяснить ему конфиденциально причину непременного его желания быть архиепископом Тобольским. Вот тогда-то Евгений и написал Аврааму свое замечательное вышеприведенное письмо. Члены Св. Синода о желании преосвященного Евгения переговорили на словах с графом Аракчеевым, граф написал о том к Государю Императору в Таганрог, и вот 13 сентября 1825 года, как сказано было выше, император Александр Павлович подписал указ: «Евгения, архиепископа Псковского, согласно собственному его желанию, перевесть в Тобольскую епархию»[406 - Душеп. чт. 1871 год август, в заметках, стр. 156 и 157; 18 г. часть 3: заметки же, стр. 65.].
Получен из Св. Синода и переводный указ. Преосвященный Евгений в последний раз служил в Пскове 22 ноября 1825 года. Вот то место прощального его слова к псковичам, на которое он намекал в дневнике своем, когда говорил о несуществовании видимых причин просьбы о переводе его в Тобольск[407 - «Не было, впрочем, ни бед (которые бы заставили его проситься из Пскова); не имел ни с кем и вражды или от кого-либо обиды... и в последней своей проповеди (сказанной в Пскове) пред Богом свидетельствовал, что он всем и всеми был доволен».]: «Свидетельствуюсь Богом... что моя к вам благодарность совершенная. Не могу никогда забыть того усердия, с каким вы всегда окружат и меня; того благочестиваго безмолвия, с каким вы внимали скудному слову вашего недостойного пастыря. Все сословия привязали меня к себе неразрывною цепью: духовенство – повиновением, готовностию и мирным поведением; дворянство – предупреждающим вниманием, приветливостию и ласкою; служащие чиновники – уважением моих отношений и обязательным обращением; граждане – всегда и везде оказываемою приверженностию и радушием. Словом, я могу искренно приложить к себе слова Давидовы: _аще_зубуду_тебе,_ Псков, _забвена_буди_десница_моя;_прилпни_язык_мой_гортани_моему,_аще_не_помяну_тебе_ (Пс. 136, ст. 5 и 6). Так для чего же, – продолжал проповедник, – оставляешь Псков, вопрошают меня, для чего удаляешься, ежели истинно был (ты) здесь всем и всеми доволен? Братия и чада возлюбленная! Оставьте испытывать судьбы Божии и сердце человеческое. Все, что могу я сказать при сем случае и в мое и ваше назидание, заключается в оных словах Апостола: _но_аще_и_внешний_наш_человек_тлеет,_обаче_внутренний_обновмется_»[408 - Слова архиепископа Евгения... Москва, 1854 г., стр. 155.] (2 Кор. 4, 16).
Тотчас после литургии преосвященный и выехал из Пскова, при чем, как и во время проповеди, плакал он сам, да плакали и все, как духовные, так и миряне, во множестве и провожавшие его до самых городских ворот. Об этом замечает и сам преосвященный в своем дневнике[409 - «Душ. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 65.]; это и до сих пор помнят иные из пожилых людей города Пскова. 24 ноября, вскоре по закате солнца, преосвященный переехал последнюю границу любимой им и любившей его Псковской епархии.
На пути из Пскова в Тобольск описываемый архипастырь по случаю смерти Императора Александра Павловича 19 ноября 1825 года в Таганроге два раза принимал присягу новому императору: в первый раз, 2 декабря в Москве – Константину Павловичу, во второй, 23 декабря в Перми – Николаю Павловичу, когда Великий Князь Константин, согласно прежнему своему обращению, отрекся от престола.
В Москве преосвященный Евгений прожил одиннадцать дней (с 30 ноября по 11 декабря), частию за переменою летнего экипажа на зимний, частию ради торжественных служений (панихиды, присяги и пр.) по поводу перемены царствования и частию ради беседы о делах церкви и государства с старым своим сослуживцем, в то время, как и всегда, очень сильным в российской иерархии Московским (тогда еще) архиепископом Филаретом. Хотел было он из Москвы съездить в Троицкую лавру и Вифанию, дабы в первой помолиться при мощах всегдашнего своего покровителя преподобного Сергея, а в последней – совершить поминовение на могиле своего благодетеля митрополита Платона, но не решился на это из опасения показаться в глазах высшего начальство произвольно медлившим[410 - «Душеп. чт.» 18 г., ч. 3, стр. 65.].
Во время длинной дороги преосвященному Евгению довелось видеться с пятью иерархами: в Москве с архиепископом Филаретом, во Владимире с епископом Парфением (Чертковым), в Казани с архиепископом Амвросием (Протасовым), в Нижнем Новгороде с жившим там на покое грузинским католикосом Антонием и в Перми с епископом Дионисием. И все исчисленные владыки принимали гостя очень приветливо, но особенною приветливостию в этом случае отличались знакомые с Евгением по прежней службе московский Филарет, владимирский Парфений и казанский Амвросий. В Нижнем Новгороде преосвященный Евгений имел утешение помолиться на гробе незадолго пред его приездом умершего прежнего его учителя епископа Моисея[411 - «Душ. чт.» 18 г., ч. 3, стр. 65 и 66.].
28 декабря 1825 года преосвященный Евгений въехал в пределы новой своей епархии; остановившись на короткое время в Тюмени, он 30 числа пред закатом солнца, и именно в 3 часу пополудни, прибыл в свой епархиальный город. Когда дано было знать о приближении архипастыря к Тобольску, то бывший в то время тобольский губернатор, ученый, добрый и очень ласковый Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский[412 - Более известные его сочинения: «Словарь достопамятных людей русской земли» и «История Малороссии» (оба сочинения составляют несколько больших томов).] со всею служащею губернскою и уездною знатью далеко за город выехал ему навстречу, чего прежде никем из губернаторов тобольских ни одному вновь приезжавшему преосвященному не делалось.
Впрочем, преосвященный Евгений по примеру двух своих предместников – Амвросия (Келембета) и Амвросия II (Вешезерова) – вступил на свою новую кафедру без всякого церемониала (т.е. не облаченный в мантию и омофор, не в крестном ходу, не окруженный всем градским духовенством в облачениях, не при пении священных песней и пр., как это делалось прежде всеми вновь приезжавшими в Тобольск преосвященными), а просто (хотя, разумеется, при колокольном звоне) проехал в экипаже чрез весь нижний город и, поднявшись на гору, вступил в теплый собор[413 - В домашних записках покойного Полутова (мелкого тоб. чиновника) замечается, однако ж, что преосвященный Евгений прежде собора заезжал на несколько минут (вероятно, для того, чтобы немного переодеться) в Архангельскую церковь и там, по встрече от местных священников, выслушал ектению и многолетие. Подтверждает это находящийся еще в живых и бывший при Евгении секретарь консистории старец П.А. Бекреев.], как обыкновенно вступает архиерей в какой-либо храм для совершения богослужения или для ревизии.
В соборе, выслушав приветственную речь от протоиерея, преосвященный служил благодарственный Господу Богу молебен, в продолжение которого, к удивлению всех, он также плакал, и гак горько, что, например, читая Евангелие, от слез едва мог окончить его. При виде сего различные тогда делались догадки и заключения: одни толковали, что преосвященный недоволен своим назначением в Сибирь, другие полагали, что преосвященный расстроен от дальнего пути. Но истинная причина тогдашних слез его сделалась известною только теперь, уже по его кончине: преосвященный покорился велению родителей и митрополита Платона перепрашиваться со Псковской епархии в Тобольскую; перепросившись, он, как человек, все-таки некоторое время скорбел. О слезах во время молебна по прибытии в Тобольск преосвященный Евгений и сам упоминает в своем дневнике, но он называет их приятными, по крайней мере _не_бесприятными_[414 - «Вошедши в собор, – говорится в дневнике, – Евгений принес торжсственныя благодарствениыя молитвы и весьма радостному новому своему народу не без приятных слез преподал благословение». (См. «Душеп. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 66). Что преосвященный Евгений, переезжая в Тобольск, скорбел, это видно и из письма его. писанного по дороге туда, архим. Гавриилу: «Вы излили бальзам в мою душу, волнуемую различными чувствами. Рука Божия высока, и я повинуюсь безгласно, но, как человек, при новом шаге еще колеблюсь». (Чтен. в общ. ист. и др. 1871 г., кн. 3, смесь).]_._ Не. мудрено, если к слезам скорби у преосвященного Евгения во время прибытия в Тобольск присоединились и слезы радости, удовольствия. Ехал он из Пскова, по его собственным словам, торжественно высказанным в прощальном слове к жителям Пскова[415 - Слова архиеп. Евгения. М. 1854 г., стр. 156.], «в страну хладную и малообитаемую, где, конечно, не мог он ожидать внешних удовольствий, питающих внешнего человека»; ему в Пскове, в Москве и вообще на пути было насказано о Сибири бог знает что, например, о ее безлюдье, о дикарях-инородцах, о зверях, ссыльных, о морозах в 50 градусов и пр., и пр. Но вот он по въезде в Тобольскую губернию видит ее страною не слишком малонаселенною, с жителями не инородцами только и поселенцами, а между прочим с крестьянами, гораздо более развитыми, чем те, какие на каждом шагу встречаются во внутренних российских губерниях, и с крестьянками, у которых в домах и в одежде наблюдается примерная опрятность и чистоплотность; видит в ней довольно значительные города, каковы Тюмень и Тобольск, а в городах сих – храмы довольно многочисленные и богато украшенные, жителей, встречающих его во множестве не только на улицах города, но еще за городом, с благоговением присутствующих при его служении и с любовию, даже с стремительностию спешащих принимать от него благословение. Мудрено ли было после всего этого преосвященному Евгению во время молебствия, которое совершалось по его прибытии в Тобольск, плакать не только слезами скорби, а и слезами, по его выражению, _не_бесприятными!_
После молебна, по входе в дом архиерейский (надобно сказать – прекрасный[416 - Действительно можно так назвать тобольский архиерейский дом, особенно сравнительно с иными архиерейскими домами. Вот что писал преосвященный Евгений от 27 марта 1827 г. о своем тоб. помещении в Нижний Новгород: «Что касается до строения моего дома и положения места, то не могу налюбоваться. Огромной, умно расположенный, претеплой и на такой высоте и красоте, как ваш собор холодной, а спустясь пред моими окнами с крутизны, глаз видит далее по долине весь город нижний, обогнутый Иртышом, а за Иртышом устье Тобола. Предпочитаю здешнее и псковским и казанскому местоположение дома». (Чтен. в общ. ист. и древн. 1871 г. кн. 3, стр. 14).]), преосвященный Евгений сделался особенно весел, говорлив, общителен, как будто бы со всеми давно уже был знаком, наговорил множество вежливостей губернатору, с таким уважением и предупредительностию встретившему его, сопровождавшим губернатора чиновникам, а также и всем представлявшимся ему гражданам.
Когда все светские посетители откланялись и отбыли из архиерейского дома, новый владыка к стоявшему пред ним градскому духовенству обратился с вопросом: «Кто из вас всех лучше?». Градский благочинный был человек расторопный, но при таком вопросе не нашелся, что ответить. Вопрос был повторен. Тогда благочинный указал на старца, священника Михайло-Архангельской церкви Стефана Попова (более, впрочем, известного в народе по отчеству – под именем Малафеича). «Почему же лучше?». Благочинный отвечал, что он всех скромнее и отроду не пьет вина. Но владыка заметил: «бес ничего не пьет и не ест, а зол и все делает худое. Нет ли кого из вас получше священника Попова?». Благочинный молчал, и владыка с веселым расположением духа отпустил всех по домам[417 - Преосвященный Евгений и на других епархиях иногда любил задавать, хотя и неизвестно для какой цели, странные вопросы; напр., в Ярославле, в 1837 г., при первом знакомстве с духовенством, иных священников спрашивал: «Женат ли ты?», а причетников: «Сколько на колокольню ступенек?».].
Чрез день по приезде, 1 января 1826 года, преосвященный Евгений служил в соборе первую литургию и ради нового года к новой своей пастве произнес слово из текста: _обновляйтеся_ (Ефес. 4, 23). Служение нового владыки по величественности и благоговейности совершения его произвело на жителей Тобольска самое лучшее впечатление, а равно и слово его по своей простоте и назидательности очень понравилось слушателям. Само собой разумеется, что в слове своем новый владыка говорил новым пасомым об обновлении духом, об устроении в себе вместо ветхого человека, человека нового, об улучшении себя чрез устранение от гордости, корыстолюбия и сладострастия; но применительно к обстоятельствам Тобольской епархии (по множеству в ней неверующих и раскольников, недостатку в ней церковной проповеди и ревности в духовенстве к обращению инородцев и отступников от православия) не преминул высказать в нем и нечто особенное, только до нее касающееся. Давши, например, наставление пастырям, чтобы они не переставали возглашать в сердца паствы: _обновляйтеся,_обновляйтеся,_ и пастве, чтобы она не ослабевала внимать голосу пастырей своих, или лучше – гласу небесного пастыря, зовущему их к обновлению, новый тобольский архипастырь говорил: «Но горе нам! И пастыри дремлют, и овцы ходят беспечно по стремнинам, а волк непрестанно расхищает паству. Увы! Сколько еще остается в пастве нашей народов, не познавших _истинного_Бога,_и_Его_же_послал_есть_Иисус_Христа_ (Иоан. 17, 3)! Сколько еще остается в пастве нашей и верующих во Христа, но не яко Христа чтущих, а _развращающих_ (2 Петр. 3, 16) Его чистое учение нелепыми преданиями человеческими, и отделяющихся от лона матери своей, православной Церкви! Сколько еще остается в самом недре церкви лжеименных христиан», и проч.[418 - Там же, стр. 161 и сл.] Эту первую проповедь, произнесенную к тобольской пастве, равно как последнюю, сказанную к пастве псковской, преосвященный Евгений тогда же напечатал особыми брошюрами[419 - «Душ. чт.» 18 г., стр. 66. Слова арх. Евг. стр. 155–166.], что он редко и чрезвычайно редко делал, а после дозволил напечатать их и в особом небольшом собрании своих проповедей.
Так преосвященный Евгений начал свое служение тобольско-сибирской пастве, бывши тогда ровно 47 с половиною лет от рождения[420 - Евгений родился 30 июня 1778 г.], следовательно, в самой крепости сил телесных и душевных!
Но как же он совершал и продолжал свое служение тобольской пастве? Преосвященный Евгений застал Тобольскую епархию, по крайней мере по отношению к епархиальному управлению, в большом неустройстве. Один из его предместников, и именно преосвященный Амвросий Келембет, под конец своего управления (значит, пред 1822 годом) сделался стар и дряхл, и при всем желании епархии добра сам за всеми действиями консистории, духовных правлений и благочинных не мог усмотреть[421 - Преосвященный Амвросий Келембет, сознавая недостаток сил для управления епархией, которая в его время обнимала, кроме Тобольской губернии, и губернии Томскую и Енисейскую, в 1822 году при одном случае сказал: «Я становлюсь глух и слеп; я просил было об увольнении, а мне дали на клобук крест; но крест ни слуха, ни зрения мне не прибавил». («Ирк. епарх. вед.» 1867 года).]. Непосредственный предместник преосвященного Евгения преосвященный Амвросий Вещезеров сам делами епархиального управления занимался мало и всю заботу о них возложил на членов консистории; а члены консистории прежних времен в Тобольске, как и в других местах, по искреннему сознанию иных из них, бывали исправны, деятельны и умны только тогда, когда бывал у них исправный, деятельный и умный секретарь. Но в Тобольске при преосвященном Амвросий II, к несчастью, секретарь консистории Н.Ф. И-ский был человек слабый и до крайности ленивый[422 - К удовольствию сибиряков заметим, что г. И-ский был приезжий, из одного столичного высшего присутственного места.]. При нем в консистории дел почти никаких не производилось. Поверит ли кто, чтобы все конверты (кроме, впрочем, синодских), какие получались с почты или поступали из тобольских присутственных мест и от должностных лиц, были бросаемы в консистории нераспечатанными? В Тобольской консистории в 1823–1825 годах это было именно так: нераспечатанные конверты бросались в два или три короба, которые оставались из-под церковно-богослужебных книг, присланных из Св. Синода для бедных церквей, и которые стояли в самой зале присутствия. Таких конвертов к приезду преосвященного Евгения накопилось до 2000. Бывало, жалобы на нерешение консисторией дел раздавались всюду; самые присутственные места пишут, пишут и не могут получить от консистории никакого ответа. Пробуждались в консистории только тогда, когда губернатор по просьбе какого-либо присутственного места или само то присутственное место напишет жалобу на молчание консистории самому преосвященному Амвросию II.
Ужаснулся вновь прибывший преосвященный такой запущенности дел по епархиальному управлению и горячо принялся за исправление запущенного: из всех сил, как говорится, трудился он сам над рассматриванием дел прежних и вновь поступивших, да к тому же непрестанно побуждал и членов, а в особенности секретаря консистории. Последнему, когда он являлся с делами к преосвященному, каждодневно делались не только самые горячие наставления, но и строгие выговоры, так что он, не умея исправиться, но вместе и боясь нового владыки, перестал и являться к нему с делами и докладами и все возложил на старшего своего столоначальника, или, по тогдашнему названию, повытчика, Петра Андреевича Бекреева... И доставалось же на первых порах от преосвященного, хотя и за чужие грехи, этому умному, деятельному, бескорыстному и дряхлому старцу! «Сколько бывало тогда, – рассказывает Петр Андреевич в своих воспоминаниях о преосвященном Евгении[423 - Старец П.А. Б. воспоминания о преосвященном Евгении писал три года тому назад, по поводу его 50-летнего юбилея в архиерейском сане.], – сколько бывало в иной день наделает мне владыка вовсе незаслуженных мною упреков за медленное и беспорядочное производство дел в консистории и даже наскажет угроз, что я буду отдан под суд, уйду на поселение, сошлюсь в Камчатку и пр., и пр. Я иногда терплю, терплю, слушаю, слушаю эти выговоры и угрозы, да и скажу: «Ваше высокопреосвященство! Ведь вся эта медленность, вся эта путаница и все эти беспорядки произошли не от меня, а от секретаря и членов консистории; при них я был не более как нуль». Преосвященный, чтобы возбудить в членах (секретаря он уже и не тревожил, да его почти никогда и найти было нельзя в консистории) более внимательности к их обязанностям или дать им глубже почувствовать, какой они подвергаются ответственности за неисполнение сих обязанностей, нередко вот что делал: сейчас же пошлет келейника за членами консистории[424 - Консистория в Тобольске подле архиерейского дома.], и когда те явятся к нему (в кабинет) и встанут позади меня, он, как будто бы не видя их, и начнет повторять, читать мне те же выговоры за нерадение к делу и угрозы суда, поселения, даже ссылки и в заключение скажет: «Поди». Это значило, чтобы я и члены, как будто бы и незамеченные владыкой, шли к делу в консисторию. Но еще забавнее, – продолжает рассказывать бывший столоначальник, а после секретарь консистории, – было угощение от преосвященного членов и меня обедами... Бывало, почти каждодневно, как только пробьет двенадцать часов[425 - В 12 часов преосвященный Евгений обыкновенно оканчивал все свои занятия – дела, письмо, чтение – словом, все оставлял в урочный час.], является в консисторию келейник преосвященного с приглашением к нему обедать, и мы волей или неволей должны были идти. Когда приходили, стол всегда был уже накрыт, и мы вслед за преосвященным садились за него. Но прежде телесной пищи мы должны были вкусить пищи духовной... Лишь только сядем за стол, владыка почти обыкновенно, разумеется, всегда с разными вариациями начинал толковать о лености, нерадивости и невнимательности к службе и показывать, какие происходят от них беспорядки и вред и какой ответственности, какому наказанию подлежит всякой, допустивший их. И эта процедура продолжалась почти всегда около часу, а между тем уха или пирог давным-давно уже простыла, и никто из нас не только ложку или вилку протянуть, но и кусочек хлеба откусить не смел, пока сам владыка не начинал кушать. Когда же начинал он, тогда и мы робко и недоверчиво принимались за вилки и ложки, и поедим чего-нибудь – чуть не замерзшей ухи или давно студеного пирога. Так шло у нас несколько обедов. Наконец, привыкнув к духовной пище, мы по слабой своей природе более не могли воздерживаться от пищи телесной, начинали и во время бесед преосвященного дерзать есть, слушали и ели, как Васька-кот в басне Крылова. Заметив это, преосвященный мало-помалу начал сокращать свои беседы и кушать вместе с нами, и наконец сказал: «Вижу, что поняли меня, и теперь говорить вам бесполезно». С тех пор прекратились почти ежедневные званые у преосвященного обеды, а продолжались только по воскресным и праздничным дням». Таким образом, все поняли, что строгость нового преосвященного была, так сказать, только притворная, напускная, что он горячился, строжился над членами консистории и справлявшими должность секретаря единственно для того, чтобы побудить их поскорее исправить запущенное, оставшееся неисправным от прежних годов, и сделать их исправными на будущее время; поняли также, что, напротив, новый преосвященный в высшей степени справедлив, добр и милостив... И в самом деле, другой на его месте за вышеупомянутые беспорядки и бездействие консистории не только уволил бы членов от должностей, а особенно секретаря, но и донес бы о том Св. Синоду; между тем он ограничился одними выговорами, которые притом из деликатности делал по большей части не прямо самим протоиереям и иереям консисторским, а делал им то в лице консисторского столоначальника; даже секретарь консистории И-ий был оставлен на своем месте, вероятно, в ожидании его исправления, а может быть, и в ожидании срока, когда он будет иметь право на пенсию. Только уже три года спустя (значит, в конце 1828 или начале 1829 г.), когда ожидаемого исправления не последовало и когда несчастному представилась надежда по выходе в отставку получить хотя какой-нибудь кусок хлеба, преосвященный представил его к увольнению от должности, и то не за крайнее его бездействие, а по болезни.
Впрочем, несмотря на снисходительность преосвященного к виновным, дела в Тобольской консистории с 1826 года пошли надлежащим порядком, особенно после того, как кафедральный протоиерей Василий Федорович Капустин, непрестанно отвлекаемый от занятий по консистории обязанностями инспектора и профессора семинарии и ректора тобольских училищ, страдавший притом по временам умственным расстройством, помер и был замещен (в августе 1826 г.) ключарем собора и благочинным низовских (между новокрещенными вогулами и остяками) церквей, человеком весьма способным и деятельным Петром Андреевичем Фелицыным[426 - Сей последний с мая 1804 года соборный священник, с ноября 1810 ключарь собора, и с августа 1826 кафедральный протоиерей, здравствует и доселе, и только с января прошлого 1871 года, по слепоте, вышел за штат.], а должность секретаря вместо И-го стал исправлять уже упомянутый выше П.А. Бекреев. Впрочем, ускорению и улучшению хода дел в консистории прежде всех содействовал сам преосвященный, который, без преувеличения можно сказать, в поте лица трудился над ними. За ним, по мере сил и умения, стали трудиться и все служащие в консистории, а также в духовных правлениях, начиная от членов и секретаря и до последнего писца. За всем тем, чтобы не было ни упущений, ни фальши, ни проволочки в делах, преосвященный Евгений во всю свою бытность в Тобольске всем делам вел свой домашний журнал: в одной графе сего журнала он своеручно записывал каждую бумагу, к нему поступающую и от него исходившую; в другую графу своеручно же вносил свою резолюцию на ту бумагу; в третьей графе отмечал, когда и какое по бумаге сделано консисторией распоряжение; в последующих графах записывалось, какой на бумагу последовал ответ, откуда, за каким номером и когда. Скажут: это мелочность, влекущая за собою лишнюю трату времени и напрасное обременение себя делами. Соглашаемся. что в этом есть своя доля правды, но, с другой стороны, считаем нужным сказать, что при такой неусыпной бдительности преосвященного: а) консистория уже никак не могла ни одной бумаги оставить надолго без движения, а тем более по каким-либо видам скрыть, уничтожить ее; б) преосвященный всегда мог быть совершенно спокоен насчет того, что в епархии помимо его глаз ничего не делается и что у него все идет своевременно и в порядке; в) преосвященный без консистории и даже без помощи домашнего письмоводителя мог при каждом случае, при всякой нужде тотчас же навести справку о том или другом деле, хотя бы оно началось за несколько лет пред тем.
Приводя епархиальное управление в порядок и заставив консисторию трудиться над делами, преосвященный Евгений надеялся быть по возможности спокойным, по крайней мере относительно епархиального управления. Однако на деле оказалось, что именно с этой стороны покой его был нарушен, и нарушен притом года на два или и более...
В 1827 году ревизовали Сибирь в гражданском отношении два сенатора – князь Куракин и Безродный. В Тобольске ревизоры прожили более четырех месяцев (с 9 мая по 18 сентября), а оттуда отправились для продолжения ревизии в губернию Томскую, которая в церковно-административном отношении в то время была нераздельна с Тобольской епархией. Крестьяне тобольской паствы по старой привычке[427 - Начало этой привычки положил (Душ. чт. 18 г. ч. 3; изв. и зам., стр. 104) бывший частию при Евгении, а более до него генерал-губернатор Западной Сибири генерал-лейтенант Капцевич. Этот вообще весьма полезный для Западной Сибири правитель и в своей резиденции, и во время поездок по губерниям и округам принимал от крестьян жалобы на духовенство, производил по ним дознания и следствия, затем сообщал епархиальному начальству, а епархиальное начальство, основываясь на сих сообщениях, без дальнейших исследований судило духовенство.] подавали сенаторам жалобы на свое духовенство в вымогательстве с них за браки и другие требы, и сенаторы благосклонно принимали эти жалобы, несмотря на то, что между ними были запоздалые, т.е. касались вымогательств, бывших лет за 5, за 7 и даже за 10 до того времени. Есть слух, что гг. ревизоры с доверием выслушивали и поселенцев, когда те (около Тюмени) на их вопросы, почему они не обзаводятся хозяйством и живут бессемейными, объясняли, что в Сибири священники берут очень помногу за свадьбы; да верили будто бы и старым девицам, когда сии объясняли им свое безбрачие также корыстолюбием духовенства. Этого мало: кн. Куракин и г. Безродный по жалобам крестьян производили следствия над духовенством чрез привезенных ими чиновников без участия депутатов со стороны духовенства, допрашивали одних только жалобщиков, или дозволяя быть свидетелями только родственникам приносивших жалобы, и затем протоколы этих следствий высылали преосвященному Евгению лишь для постановления решения, т.е. для произнесения осуждения духовным лицам, подвергшимся жалобам. Что тут было делать? Действовать только по указаниям, чтоб не сказать приказаниям, гг. сенаторов? Но «где же тут порядок, – говорил тогда преосвященный. – Где законы? Где права наши (архиерейские)? На что же нам и оставаться, если мы лишние?.. Отрешить (по таким жалобам и по такому следствию) одного значило – сделать начало к отрешению и всех будущих (имеющих из духовенства подвергнуться жалобам и следствию). Что ж бы я стал (чем бы я показался) в глазах моего духовенства? И подчиненные мне не имели ли бы на меня дороги к моему начальству? И они бы свое получили, и я бы остался Иудою, – вдвойне пострадал бы»[428 - Душ. чт. 18 г. ч. 3; изв. и зам., стр. 104.]. С другой стороны, можно ли было действовать иначе? Не явная ли, «не уголовная ли опасность, – как выражался тогда и сам преосвященный, – не соглашаться с чиновниками, облеченными высочайшим доверием?!». Преосвященный решился идти путем правды и быть для подчиненного ему духовенства не только начальником, судьей и карателем, но и защитником. Сенаторам он отвечал, что крестьяне с жалобами на духовенство должны бы обращаться наперед к нему, как непосредственному начальнику; что жалоб этих от них он никогда не получал, а если б получил, то они без внимания не были бы оставлены, и если б обжалованные из духовенства лица по исследовании дела оказались виноватыми, они не оставались бы без строгого взыскания; следствие над лицами духовными по нарушению ими служебных обязанностей должны быть производимы не светским, а духовным начальством, разумеется, в случаях столкновения с мирянами – и при депутате со стороны гражданской власти, и пр., и пр. Жаловались ревизорам на что-то и раскольники Тобольской епархии; и их жалоба сенаторами также была прислана к преосвященному; но так как дело это было на рассмотрении преосвященного и им решено еще ранее приезда сенаторов в Сибирь, то им и послана была от преосвященного по тому делу только справка. И вот после всего этого, по выражению самого покойного архипастыря, «сыр-бор загорелся»[429 - Там же.]: одни дела послали в Св. Синод, а другие к министру внутренних дел; затем, представляя свой отчет о ревизии Западной Сибири Государю, они сделали неблагоприятный отзыв о деятельности тобольского преосвященного. Государь Император Николай Павлович чрез обер-прокурора кн. Мещерского передал дело на рассмотрение Св. Синода со внушением назначить в Тобольской епархии ревизию и ревизором послать кого-нибудь из соседних с Тобольской епархией преосвященных. Св. Синод, рассмотрев дело, постановил такое заключение: «Так как Тобольская епархия с самого ее учреждения по духовному ведомству не была ревизована, что и по огромному ее пространству необходимо, то назначить ревизию. Но так как по отдаленности командировать кого-либо из преосвященных неудобно, притом местный преосвященный (т.е. Евгений) известен как архипастырь опытный и беспристрастный (да и почти все, на что возникли жалобы по епархии, случились до его назначения в Тобольск), то предписать ему (самому) обозреть всю, по возможности, епархию в качестве постороннего ревизора»[430 - Душ. чт. 18 г., ч. 3; изв. и зам., стр. 103-105, и рассказы бывшего секретаря Тобольской консистории Бекреева.]. Было доложено об этом Государю, Государь Император согласился, и ревизия была предписана преосвященному Евгению, причем было ему поведено по возможности обозреть всю Тобольскую епархию, при обозрении деятельно разведывать о нравственном состоянии духовенства, и если где будут жалобы на него в притеснении им прихожан и вымогательствах с прихожан за браковенчания и другие требы, то тут же, на месте, производить следствие; для производства следствия взять с собою двух протоиереев, известных ему по беспристрастию и строгой нравственности, и сверх их взять еще одного чиновника в качестве письмоводителя, чиновника опытного в следственных делах и вместе бескорыстного, и о всех своих действиях из каждого города доносить Св. Синоду, а обследованные дела представлять оному и с своим мнением. На путевые издержки преосвященному Евгению Св. Синод отпустил 1000 рублей.
Предварительно отправления на ревизию преосвященным Евгением сделаны были, между прочим, следующие распоряжения: 1) составлен подробный маршрут для всего пути с точным обозначением, куда. т.е. в какой город или в какое село, и в какое время преосвященный будет и сколько времени (от 2 до 5 дней) пробудет он там; 2) маршрут этот заблаговременно был препровожден к губернаторам тобольскому и томскому, а также и к омскому областному начальнику с просьбами о приказании опубликовать его чрез земскую полицию в каждом селении, чтобы всякий, кто имеет какое-либо дело по духовной части, сознает, например, себя обиженным от кого-либо из священно и церковнослужителей, знал, когда и где видеть преосвященного, чтобы мог вовремя явиться к нему и подать ему прошение и пр.; 3) духовенству всей епархии, и особенно тех церквей, в которых преосвященный не мог быть лично, чрез духовные правления и благочинных заблаговременно же было сверх маршрута разослано приказание, в какой город или в какое село и к какому времени оно должно было явиться – если не полными причтами, то хотя по одному члену из каждого причта, и непременно с церковными описями, приходно-расходными книгами, метриками и другими церковными документами; 4) избраны были для поездки с преосвященным два известных своею опытностью в делах и беспристрастием протоиерея (ключарь кафедрального собора и вместе учитель семинарии Петр Михайлович Карпинский и настоятель Захарьевской церкви отец Михаил Арефьев) и в качестве письмоводителя много раз упомянутый выше столоначальник П. Бекреев; 5) чтобы устранить самый повод к толкам и слухам, что преосвященный со свитой своей во время поездок для ревизии даром пользовались столом и вообще какою бы то ни было пищею, отдано было строгое приказание всем и особенно имевшему заведывать во время дороги экономическою частию – ничего и ни от кого из местных жителей – крестьян ли или горожан – не брать даром, хотя бы кто предлагал и от усердия, а за все платить деньгами из тысячи рублей, отпущенных на путевые издержки[431 - На всякий случай был сделан на дорогу запас сухарей и сушеной рыбы. Заметим кстати, что в видах облегчения почтовых и обывательских лошадей, преосвященным куплен был для поездки не дорожный, а городской двуместный, и притом уже не новый, дормез; имеющим же сопровождать владыку протоиереям, столоначальнику, протодьякону, словом – всем отдано было приказание, чтоб они не имели собственных экипажей (также в видах облегчения чужих лошадей и из опасения остановок в городах и на станциях для поправок, в случае их порчи), а ехали бы на повозках почтовых и на обывательских телегах, одрах, и вообще – на чем где случится, да и не брали бы с собою ничего лишнего, даже домашних подушек, а поделали бы себе вместо их подушки холщовые (из нарочно купленного толстого холста).], что во время пути строго и соблюдалось.
Преосвященный Евгений обревизовал епархию свою, состоявшую тогда из губерний Тобольской и Томской и Омской области, летом 1828 года в два приема: в первый раз он обозрел северо-западную ее часть, и именно почти всю Тобольскую губернию с городами Тобольском, Тюменью, Туринском, Ялуторовском, Курганом, Ишимом, Петропавловском и Тюкалой, с 18 мая по 7 июля; а во второй – часть юго-восточную, и именно губернию Томскую и Омскую область с городами Тарой, Каинском, Колыванью, Томском, Кузнецком, Барнаулом, Семипалатинском и Омском, с 1 августа по 1 октября. Между первой поездкой (с 7 июля по 1 августа) преосвященный жил в епархиальном городе ради частых архиерейских служений по случаю ежегодно бывающего туда приноса из Абалапкого монастыря на три недели чудотворной иконы Божией Матери, ради семинарских и училищных экзаменов и рассмотрения и приведения в порядок наблюдений, сделанных им в первую поездку по епархии.
Вот любопытное описание второй из названных поездок, сделанное тогда же самим преосвященным в письме к одному знакомому или родственнику, жившему в России: «Я кончил второе путешествие (в авг. и сентябре) также благополучно, как и первое. Везде потрафил в назначенный день, не без великих иногда усилий. Объехал 8 городов, почти 4 тысячи верст, что с прежними составит до 6 тысяч. Города есть очень хорошие, есть и небольшие, но все в плане и хорошо устроены. Отличнейшие: Томск, Барнаул. Омск и Тара. Во всех церкви без исключения каменные, очень хорошие, и даже есть превосходные. И сельских не видал таких бедных, какие есть в нашем краю[432 - Не известно, какой здесь край называет преосвященный своим, нашим – владимирский ли, где он родился, или курский и псковской, где до Тобольска он служил архиереем. Впрочем, бедных церквей во всех трех означенных епархиях много.], по крайней мере нет церквей старинного фасона, с двумя коньками наподобие (крестьянской) избы, но все с круглыми куполами на манер каменных. И по ризнице почти не встречалось, где не было парчовых риз и серебряной утвари. А в городах богатейшия разницы. Впрочем, каменных церквей по селам очень мало[433 - В сибирских селах и теперь еще редко можно встретить каменную церковь.]. Останавливаясь в селах, вызывал по удобству от ближайших церквей, в которых не мог быть, духовенство, или лучше сказать, по предварительному маршруту оно уже собиралось прежде, чтобы сберечь время. Так делал в Курске и Пскове, только здесь (в Тоб. епархии) по обширности вызывал не так строго[434 - По этой именно причине, т.е. по обширности приходов и по большому расстоянию приходских церквей одной от другой, преосвященные сибирских епархий и до сих пор, несмотря на умножение после Евгения по Сибири церквей, не вызывают, во время обозрений епархий, всех причтов к более центральным, находящимся на тракте церквам.], но кому можно, впрочем, от каждой церкви хоть одному из причта непременно с описями церквей и приходорасходными (книгами), кои прочтя, приобретал понятия о достатке и хозяйстве; а испытав явившихся, узнавал и их знание, и смотря в ведомости (клировыя), со мной взятыя, соединял с лицом и понятие о его нравственности и поведении. Объехать же все и побочныя церкви нет возможности не только по времени, но и по неудобству для экипажа сельских дорог. Здешния трактовыя дороги прекрасны, кроме Барабинской так называемой степи (на 500 верстах по болотам) и гор Кузнецких (на 70 верст, подобных Урачьским): но и те при прекрасной погоде, которою пользовался я. по милости Божией, во всю дорогу, проехали с невероятною легкостию. Впрочем, вся Сибирь, как ладонь, ибо до Оби не существует ни камней, ни гор; а за Обью хотя и есть горы, но такия же, как в России, и тем российских удобнее, что в обширном масштабе. Поднимаешься исподволь на гору верст 7 или 10, и спускаешься столько же, ибо реки здесь далеко друг от друга. Население редкое. В России деревня от деревни в 5 верстах, здесь в 30; там село от села 7 и 10, здесь 70 и 100 верст. Но все это вознаграждается избытком и крепостию лошадей. Здесь бедный имеет 10, 15 лошадей, а достаточные не только по 50 и по 100, но даже по 200, по 500 и, поверите ли, по 1000 лошадей[435 - Увы! В настоящее время сибирские крестьяне уже не пользуются таким благосостоянием: сибирская язва на коней, чума на рогатый скот и неурожаи хлеба, то и дело уже повторявшиеся в разных местностях, произвели то, что теперь и достаточные крестьяне имеют не более 10, 15 и 20 лошадей, а о больших табунах у крестьян ныне и не слыхать.]. Поскольку же уезжали? Редко по 12 и 13, а постоянно по 14, 15 и 16, случалось же очень нередко – по 18 верст в час, так что принужден я был надпоминать извощику, чтобы не спешил, по моему слабому экипажу, который впрочем, хоть с починками, выдержал 6 тысяч верст: судите о спокойствии дорог. Только в Барабе по безпрестанной почти гати 150 верст ехали по 8 верст; а от Семипалатинска до Омска по берегу Иртыша, на 700 верст, ни одной горки, ни речки, ни лощинки... Работал без отдыху, до упаду, но приехал здоров».
Здесь преосвященный Евгений описал поездку свою по епархии более с лицевой, праздничной стороны, а мы к лицевой стороне, со слов одного из его спутников, присовокупим и оборотную, будничную ее сторону. Притом в письме своем преосвященный о трудах своих говорит только мимоходом, а о затруднениях и разных неудобствах во время поездки и вовсе не упоминает; считаем нелишним пополнить и этот пробел в описании преосвященного со слов того же спутника его
П.А. Бекреев в своих воспоминаниях, подробно описав дорожные приключения свиты преосвященного, о путешествии самого владыки рассказывает следующее: «Путешествие всего затруднительнее было для самого преосвященного. Дормез, который он купил пред самым отправлением в путь, был уже не новый, маленький и удобный только для городской езды, а вовсе не для дороги, особенно длинной, большой; в нем нельзя было ни лечь, ни ног протянуть, а нужно было всегда оставаться в сидячем положении. Этого мало: преосвященный, терпя затруднение в экипаже и один, еще более затруднял, стеснял себя тем еще, что (на дорогах проселочных) поочередно сажал с собой в дормез спутников своих – протоиереев. Это он делал в заботливости, что они большие неудобства терпят в телегах и одрах; те между тем боялись дормеза как пытки, всегда предпочитая ему телеги и одры, в которых, когда случалась ровная дорога, они могли по крайней мере прилечь на тот или другой бок. Самый дормез, как старый, часто портился, и его почти в каждом городе починяли, так что, должно быть, он стоит дороже нового. При выезде из Тюмени одно колесо у него совершенно изломалось, и мы из-за него принуждены были вернуться назад и за починкою его пробыть там лишние сутки[436 - Впрочем, преосвященный эти сутки провел в Тюмени не без пользы: он там снова служил и при служении говорил прекрасную проповедь о том, что несчастия, скорби иногда посылает на людей сам Господь для их же пользы. Это при отъезде из Тюмени, а при приезде была говорена им в Тюмени еще лучшая проповедь против раскола, который там в то время так еще был силен. (См. эту проповедь ниже в приложениях)^{20}^.]. И в таком-то экипаже владыка совершал продолжительный и многотысячный путь! Нужно удивляться твердости духа и крепкому его сложению, что он мог вынести путешествие в сидячем положении, отдыхая только ночью, потому что ночами он не ехал и выходил из дормеза в комнаты; но и здесь отдых его был крайне не велик – в сутки он спал какие-нибудь 3 часа!».
Терпя от неудобства экипажа, преосвященный терпел от холода и голода. От холода: «Отправляясь во вторую поездку, – говорит тот же спутник преосвященного, – для ревизии по Томской епархии уже 1 августа, когда, следовательно, приближалась осень, преосвященный не взял с собой ничего теплого; при нем были только: маленький, соразмерный экипажику тюфячок, подушка, легонькое ватное одеяльце, несколько пар белья, два полукафтанья, из которых в одном ехал, а другое надевал в городах и при священнослужении, и две рясы для того же употребления... После ревизии в Таре, Каинске, Колывани, Томске и Кузнецке август уже кончился, и 1 сентября в проезд наш из Кузнецка в Барнаул в горах сделалось так холодно, что крестьяне, собранные для нас с лошадями на станции, чтобы обогреваться, разводили огни. На одной из таких станций нам довелось ночевать. Но чистые комнаты у крестьян не были еще отопляемы, и мы принуждены были провести ночь в комнате холодной. Преосвященный приказал тюфячок свой разложить на полу и лег на нем, одевшись своим легоньким одеяльцем, а мы с ключарем Карпинским улеглись на крестьянской постеле и оделись своими дорожными шубами. Над нами висело несколько крестьянских новых, вовсе не бывших еще в употреблении, овчинных шуб; чтобы спасти преосвященного от морозу, мы было предложили ему одеться одною из таких шуб, но он не согласился и, промерзнув под своим одеяльцем часа два, встал и начал быстро ходить по комнате, да приказал тогда же закладывать и лошадей. Впрочем наутро же, лишь выехали мы из гор, сделалось тепло, что и продолжалось почти до конца сентября. Только верст за 200 до Тобольска стали холодные утренники и начал по временам порошить снежок; от них владыка спасался тем, что когда на станции начнут закладывать лошадей, он выйдет из своего дормеза и быстро-быстро пойдет по дороге вперед, так что мы нагоняли его, когда он версты две или три уйдет. И все эти холода и трудности нисколько не подействовали на его здоровье, верно, сам Господь Бог за его доброту, благодушие, за его труды, подъятые с доброю целию, хранил его жизнь и поддерживал его здоровье».
Терпел преосвященный Евгений во время путешествий своих от голода. И вот на это доказательство: во второе путешествие, что было уже после 1 августа, преосвященный поехал от Захарьевской церкви прямо с воды, следовательно, не пивши и не евши; в Абалаке (монастырь в 25 верст от Тобольска) он напился только чаю; остановясь на переправе чрез Иртыш на ночь то ли в русской деревне то ли в татарских юртах, преосвященный попросил было поужинать хотя бы то постных щей, но у хозяина не оказалось и этого, потому он и удовольствовался одним только куском черного хлеба. Здесь кстати будет сказать, как во все путешествие исполнялось приказание преосвященного – ничем и ни от кого в деревнях ли то или в городах не пользоваться даром, а, напротив, всем и за все платить деньги... До 1828 года тобольские преосвященные, исключая почти одного архиепископа Антония Знаменского (1803–1806 гг.), по неассигнованию от казны до того времени архиереям прогонов на их поездки по епархиям и по неимению у тобольского архиерейского дома способов на издержки подобного рода, не ездити для обозрения епархии даже и по ближайшим к епархиальному городу уездам, например. Ялуторовскому, Курганскому и Ишимскому, а в уездах, отдаленных от него, например, во всех уездах, входящих ныне в состав губернии Томской, никто, кроме лиц духовных, ни одного из своих архипастырей никогда не видал. Поэтому преосвященного Евгения встречали везде не только с усердием, но даже с благоговением, например, в иных местах, при проезде его, народ становился на колена, даже, по простоте своей, молился на него, когда он, сидя в экипаже, осенял стоявших подле дороги и кланявшихся ему; поэтому же жители многих местностей Тобольской епархии сочли бы за счастье даром напоить и накормить каких-нибудь 10 или 12 человек архиерейской свиты, но эконом, помня приказание владыки за все платить деньги, разве только в иных местах округов Томского, Барнаульского и Семипалатинского, где уже и в то время существовало пчеловодство, по приглашению иной добродушной старушки маленькие певчие, и то без ведома старших, забегут полакомиться медком. Этого мало: во многих из посещенных преосвященным городах начальствующие лица и богатые граждане устраивали было для него обеды, но он от всех их отказывался по неимению времени, а свите своей после, при случаях, объяснял: «Обеды эти устрояются, конечно, из усердия и без всякой задней мысли; но случись какое-нибудь дело за духовным лицом, тогда это лицо тотчас обратится к угостившему меня обедом, станет просить его, как хорошо познакомившегося со мною, походатайствовать за него; в таком случае что я буду делать – проститься за безпристрастием и справедливостию?».
Мы говорили о путешествии преосвященного Евгения по епархии и сопряженных с ним трудностях, но ничего не сказали еще о цели этого путешествия, т.е. о самой ревизии.
Ревизия преосвященного Евгения состояла в следующем: в каждом селении, в котором была церковь и которое лежало на тракте, преосвященный останавливался, рассматривал церковные описи, приходо-расходные книги, метрики и росписи, в порядке ли они ведутся; затем экзаменовал священно и церковнослужителей соответственно тому, какого кто из них образования, какой кто имеет сан и какую проходит должность; одним, например, предлагал вопросы из богословия, другим только из ставленнического Платоновского катехизиса или из Новой скрижали, иным из церковного устава; тех или других заставлял петь и читать, и в то же время о каждом справлялся в клировых ведомостях, чтобы узнать, какая отметка сделана местным благочинным о его поведении. Само собою разумеется, что при этом не обходилось со стороны преосвященного без строгих и энергических замечаний одним и без наставлений другим. Между тем бывшие с преосвященным протоиерей со столоначальником поверяли по приходорасходным книгам наличную церковную сумму, а также и свечи. То же самое делалось и в городах не только в отношении к местным городским причтам, но и к причтам окольных церквей, которые, по предварительно разосланным маршруту и консисторскому указу, являлись туда заблаговременно, являлись хотя и не всегда в полном своем составе, но непременно с описями, метриками и другими церковными документами. Не были освобождены от ревизии и встречавшиеся на пути монастыри с их хозяйством и даже церкви и духовенства города Тобольска. Всему происходившему во время ревизии преосвященный сам вел подробный журнал, копия с которого из каждого города была отправляема в Св. Синод. Сверх всего исчисленного преосвященный Евгений при поездках для обозрения церквей в городах, а подчас и в селах, совершал божественные службы и сказывал поучения, а в иных городах и селах (как, например, в селе Боровом, что близ Ишима, где находится многочтимая Абалакско-Знаменская икона, копия с такой же иконы, находящейся в Абалакском монастыре Божией Матери) он также освящал церкви.
При такой подробной ревизии церквей и духовенства, конечно, не обходилось для владыки и без огорчений: не везде же, например, не во всех церквах велась отчетность в должном порядке, не все же духовенство отличалось доброю нравственностию, и не все оно было исправно и по службе. Впрочем, подобные огорчения в большей или меньшей степени испытывают все архипастыри во время обозрения своих епархий. Но тобольский архипастырь, производя ревизию, наталкивался и на такие огорчения, какие преосвященным других епархий, можно сказать, неизвестны. Например, в двадцатых годах настоящего столетия (отчасти это продолжается и доселе в Тобольской епархии) было очень мало церквей[437 - При поступлении преосв. Евгения на тобольскую епархию (обнимавшую две многолюдные губернии и одну область) церквей было только 326, с 490 священниками при них. («Чт. в общ. ист. и др. росс.» 1871 г. кн. 3, смесь стр. 147).], так что церковь от церкви отстояла на 70, на 80, на 100, а иногда и более верст; приходы по большей части были слишком большие – от двух-трех до десяти тысяч душ; приходы в тысячу или полторы тысячи душ считались самыми малыми, да их тогда почти и не было; деревни и селения нередко отстояли от своей приходской церкви верст на 50, на 70, на 100, а инде даже и на 300 верст. От этого происходило следующее: члены причта, даже самые ревностные к своему делу, всех треб, в особенности своевременно, исправлять никак не успевали; народ отвыкал, или лучше, давно уже отвык от храмов и от присутствия в них за богослужением; не только в дни воскресные, но и в самые большие, даже храмовые праздники церкви по большей части оставались пусты, только редкие из прихожан приезжали в св. четыредесятницу к своей приходской церкви поговеть, очистить совесть покаянием и приобщиться святых тайн; прочие, если и делали это, то разве в своих деревнях, когда священники приезжали к ним на место нарочито для того, служили для них часы и всенощные, исповедывали и приобщали их, как будто больных, запасными дарами (что почти повсеместно продолжается и до сих пор, несмотря на значительное увеличение церквей в Сибири); тогда почти в каждом приходе было немало и таких прихожан и в особенности прихожанок, которые бывали в церкви только один раз в жизни – при вступлении в брак. Служить молебны в дни, например, своих именин, в случае печальных или даже радостных событий в семействе, при постройке домов и пр., и пр., также поминать умерших на проскомидии или служить панихиды по ним – обо всем этом и подобном во многих местах Сибири и понятия не имели; даже покойников во многих деревнях крестьяне погребали на заведенных кладбищах без отпевания, а иногда и без извещения о том своего приходского духовенства. Если прихожане когда приезжали за своими священниками, то почти единственно в двух или трех случаях – для хождения с иконами после Пасхи и особенно для молебствий на полях в случае засухи, для крещения новорожденных и для напутствования умирающих. К большому сожалению, этим, т.е. охлаждением сибиряков к общественному богослужению и малочисленностию духовенства, пользовались раскольники и в разных местах Сибири сильно размножили свои толки. Преосвященный Евгений почти обо всем этом знал, скорбел о том душой и во время ревизии при встрече с крестьянами говорил о нужде умножать храмы, открывать новые приходы, но крестьяне, к огорчению его, в этом случае оставались большею частию[438 - Однако ж только большею частию, а некоторые-то слушали голоса архипастыря: не даром же преосвященный Евгений в прощальном своем слове к тобольской пастве говорил: «и не вопросит меня (на страшном суде своем Господь Иисус Христос), сколько ты построил храмов и объехал уездов».] глухи. Огорчение преосвященного в этом деле особенно было сильно в Барнауле, на Алтае. Если где, то преимущественно здесь церквей было мало, а между тем именно здесь настояла особенная нужда разделить, умножить приходы, но когда архипастырь заводил там об этом речь, то убеждения его встречались холодно уже не крестьянами только, а и людьми образованными, горными чиновниками: последние уклонялись от всякого содействия архипастырю в этом деле под тем предлогом, будто бы горнозаводские крестьяне по бедности своей строить новые церкви и содержать новые, излишние против прежних, причты не в состоянии, тогда как всем было известно, что многие из заводских крестьян люди очень достаточные, и что горные чиновники подле них чрезвычайно скоро разживались. Другой пример: под конец ревизии преосвященный прибыл в город Омск, ранее об нем, об жителях его он наслышался много хорошего, так что когда ехал, «надеялся в нем найти источник православия», но когда приехал, «нашел в нем строящуюся мечеть почти подле православной церкви». Архипастыря это очень огорчило, он усмотрел в этом крайнюю холодность граждан Омска к вере православной и чрезмерное уважение к исламизму, и это огорчение свое он выразил в слове, произнесенном (22 сентября 1828 г.) в Омской Пророко-Ильинской церкви[439 - В то время в Омске было всего только 2 церкви, в том числе одна соборная. Ныне, по прошествии 40 лет, церквей в нем 8 (в том числе соборная, кладбищенская, в учебном заведении, в госпитале и остроге), да две предположены к постройке – в казенных заведениях.], близ которой и строилась упомянутая мечеть. Начавши слово с текста: _не_требуют_здравии_врача,_но_болящии_ (Лук. 5, 31), преосвященный говорил: «После всех (других городов своей епархии) достиг я вашего града, обитатели Омска, держась Спасителева слова: _не_требуют_здравии_врача,_но_болящии._ Но здесь... где надеялся обрести, по слухам, источник православия, обретаю строящуюся мечеть почти подле православной церкви. Где же та ревность о православии, которая свойственна истинным христианам? В случае близости пожара к вашим жилищам не наполнили ли бы вы криком воздуха, и при опасности вреда для вашего имущества не обошли ли бы вы всех начальников с вашими жалобами? Но в деле веры вы безмолвствуете и тем свидетельствуете, что всякая вера для вас равна. Не спорю, что терпимость веры, принятая нашим великодушным... правительством, требует, чтобы подданные всех исповеданий строили свободно (свои) молитвенные храмы; но эта свобода не имеет ли пределов и должна ли простираться даже в предосуждение господствующей веры? Мало ли места, – продолжал преосвященный, – и за городом, где могли бы ревнители Магомета расширять, как угодно, и возвышать мечеть свою? Видел я и в Семипалатинске мечети, но они удалены от города в подгородную слободу. А в здешнем городе, где только две православные церкви, воздвигнутая близ их огромная и каменная мечеть входит как бы в соперничество с христианскими храмами и будто им посмевается. Как больно пастырю видеть ваше равнодушие и холодность! Но вы скажете, что не могли противиться распоряжениям правительства, дабы не показаться мятежниками?»[440 - Мечеть и подле нее посольский дом строились действительно на счет правительства, по ходатайству бывшего пред тем (до 1827 г.) генерал-губернатора Капневича. Последний хотел этими постройками больше привлечь к русскому правительству незадолго пред тем покорившихся киргизов в лице их султанов, а также правительства средне-азиатских государств – в лице посланников их. Но расчеты Капцсвича в этом деле оказались неверными. Киргизы и без омской мечети, и без посольского дома стали верноподданными русского правительства. Посольский дом редко видел в себе киргизских султанов и еще реже посланников от средне-азиатских государств, так что был обращен в дом дворянского собрания и наконец продан с аукционного торга. И мечеть всегда оставалась и доселе почти постоянно остается без молельщиков, несмотря на близость степи и непрестанные поездки киргизов-магометан в Омск, отчего она почти до последней крайности обветшала и только в прошедшем и позапрошедшем году на собранные в Казани и Петропавловске деньги поправлена.]. В ответ на это владыка говорил, что «противиться начальству, а тем более мятежничать тут вовсе и не нужно было, а было только надобно просить неотступно и умолять усердно об отмене предположенной постройки мечети в соседстве с церковию, и вашего скромного, смиренного прошения христианское православное начальство никак не приняло бы за мятеж». Далее преосвященный в слове своем делает предостережения своей омской пастве против индифферентизма в деле веры. «Теперь, – например, говорит он, – когда уже молитвенница неверных воздвигнута... по крайней мере остерегайтесь, умоляю вас, той опасной мысли, что все веры равны... и не обольщайтесь тем малым блеском, что и в их вере есть истина, что и они исповедуют единого Бога... В какой вере нет некоторых истин?.. Но. малое число истин при великом числе заблуждений не ведет ли к погибели?.. Достоинство веры не в том состоит, чтобы в ней было несколько истин, но в том, чтобы вовсе не было лжи. Уже та вера не Божия, где позволяют и в здешней жизни без меры, и в будущей обещают плотские наслаждения. И сколько есть подобных нелепостей и соблазнов в их вере?» и проч., и проч.
Что же касается донесения сенаторов Св. Синоду, министру и самому Государю Императору о множестве жалоб, поступавших на духовенство, якобы оно притесняло народ требованием большой платы за браки и другие таинства и требы церковные, то оно не оправдалось. Господа сенаторы в 1827 году препроводили к преосвященному крестьянских 11 жалоб с присовокуплением, что подобных дел много поступило к ним из разных мест[441 - Душеп. чтение 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 104,], но преосвященному Евгению в обе его поездки, несмотря на то, что прихожане всех городов, сел, деревень и станиц заблаговременно были оповещены, в каком месте и в какое время они могут видеть его преосвященство и подать ему жалобы на духовенство, было подано только шесть жалоб[442 - Какого рода были и каким образом составлялись эти жалобы, приводим для образчика одну самую важную жалобу. Крестьяне села Омутинского жаловались на священника Тутолмина, что он очень помногу берет за свадьбы, притесняет прихожан при совершении и других таинств и треб, и что он поотобрал у некоторых крестьян их поля под свои хлебные запашки; жалобу подписали человек 300; подал ее преосвященному сам случившийся тогда в Омутном исправник (Ильин). Следователи (протоиереи Карпинский и Арефьев и в качестве письмоводителя столоначальник Бекреев) ради большего удобства из тесной комнаты вышли для спроса жалобщиков под открытое небо; жалобщиков попросили не говорить, не кричать всем или многим вместе, а отвечать поодиночке и тогда только, когда кого-нибудь будут спрашивать; сказали им еще, что кто из них лично изобижен священником, тот должен после спроса встать налево, а кто личных обид не потерпел от него, тот пусть становится направо. Спросили первого подписавшегося под жалобой: «Какая у тебя есть претензия на священника, чем ты обижен от него, сказывай». «Да я-то, отцы духовные, – отвечал он, – ничего, у меня с батькой дел (т.е. неприятных дел) никаких не было, а вот мир». «Ну, становись направо. А ты в чем жалуешься на священника, тебе что он сделал обидного?» – спросили второго из подписавшихся. «И я ничего худого не видал от священника, но вот с миром у него». – «Становись направо». И таким образом направо встало более 250 человек, а на левой стороне оказалось человек только 10 или 15, но и те были всем известные, так называемые в деревнях горланы, мироеды, всегда и везде первые крамольники. Когда же следователи потребовали коней, чтобы с волостными начальниками и самими наиболее заинтересованными в деле жалобщиками ехать на поля священника, то более благоразумные из крестьян сказали: «Да для чего ездить? У нас земли неделеные, кто где и сколько хочет, тот гам и столько и пашет (так во многих местах Сибири и до сих пор: земли неделеные, и крестьяне пашут, где и сколько кто хочет); так пашет и наш батька». Оказалось, что священник, как более многих крестьян смышленый и как более их опытный хозяин, занял получше (впрочем, до него никем непаханые) места, и крестьяне, имевшие с ним в смежности поля не так выгодные, как его, завидовали его сметливости. Другой пример: от господ ли сенаторов или от других лиц преосвященному Евгению было указано на тюкалинское духовенство, как на особенно беспорядочное и зараженное корыстолюбием. Преосвященный для ревизии и прибыл прежде всего (в конце мая или начале июня 1828 г.) в Тюкалу (тогда еще город) и пробыл около недели в ожидании жалоб, но жалоб не было ни одной не только от тюкалинских прихожан (несмотря на предварительное их оповещение о времени прибытия преосвященного в Тюкалу), но из целого Тюкалинского уезда. Чтобы узнать истину, преосвященный входил во все подробности быта тюкалинского духовенства, лично смотрел домы, сараи, амбары и прочее, и прочее не только у священников, но и у причетников и ничего наводящего подозрение не нашел. Правда, у всего причта домы были порядочные, амбары полны разного рода хлеба, у всех довольно скота, много домашней птицы, нищеты не было видно ни у кого. Но тюкалинский приход тогда, да долго и после (до 50-х годов) состоял из 46 деревень, более чем из 10 тысяч прихожан благоденствовавших, по большей части зажиточных, имевших множество хлеба и разного рода скота. Притом же духовенство тюкалинское, как узнал преосвященный, отличалось гостеприимством: деревенские прихожане, приезжая в город в дни больших праздников и в дни базарные, преимущественно останавливались у лиц духовных, от них получали корм для лошадей, у них пили и ели сами, так что в иные дни, в иные праздники у духовных обед не сходил со стола. Хлебом и солью тюкалинского духовенства не пренебрегали и самые старообрядцы. Поэтому как поедут, бывало, тюкалинские священнои церковнослужители собирать ругу, или так называемое осенное или рождественское, прихожане щедро и прещедро их наделяют, сами везут за ними чуть не целые обозы разного рода хлеба (преимущественно пшеницы); да за ними же привозили возы дичи (тетерь, куропаток), кур. молодых петухов, разных частей говядины, баранины и проч. Вообще тогдашнее тюкалинское духовенство как будто нарочно для опровержения взведенной на него напраслины было особенно хорошо, отличалось доброю жизнию, бескорыстием и гостеприимством, согласием с прихожанами... После всех исследований, дознаний, расспросов преосвященный Евгений, архипастырь, известный тогда своим беспристрастием и Св. Синоду, во введении к слову своему, говоренному 22 сентября 1828 года к жителям города Омска, сказал: «Бывши в Тюкалинске, не нашел я и следа тех болезней, о коих возвещено мне».], и то в одной Тобольской губернии, а в Томской не было подано ни одной.
По всем этим жалобам тогда же на месте были произведены следствия бывшими с преосвященным протоиереями и столоначальником (разумеется, при депутатах со стороны жаловавшихся), и дела по ним немедленно были препровождены с мнениями преосвященного в Св. Синод. Но все они оказались или ничтожными, или бездоказательными, и по ним никто не был признан виновным; только один благочинный за несмотрением был удален от должности. «А сколько было трудов, беспокойств и неприятностей как всем, сопровождавшим владыку, так в особенности мне и самому владыке, – говорит в своих воспоминаниях о сем последнем бывший секретарь Тобольской консистории, – мне потому, что я должен был и при следствиях, по неопытности в подобных делах протоиереев, более всех действовать, и в городах писать распоряжения, какие исходили от преосвященного; я же должен был переписывать для Св. Синода путевой журнал преосвященного, журнал сей и прочие бумаги владыки отправлять на почту, и все это мне нужно было делать одному, так как преосвященный не допускал ни малейшего постороннего участия в делах по ревизии; часто не знал я, что такое ночь. Но и преосвященному не менее моего доставалось: он, вероятно, из опасения, чтобы я ночью (на почтовые дни и вообще когда дел скоплялось много) как-нибудь не уснул и чрез то не остановил делопроизводства, ложась спать, всегда приказывал мне, лишь какая бумага будет готова к подписи или просмотру, будить его, и я принужден был исполнять это приказание и по нескольку раз в ночь будил его, хотя иногда и жаль было нарушить его покой; и он вставал, подписывал или просматривал изготовленные бумаги».
Как бы для развлечения и оживления себя от столь утомительных дел и после бессонных ночей преосвященный Евгений во время путешествия по епархии обращал внимание не на одну только церковную, собственно духовную часть: останавливаясь, например, на станциях для перемены ли лошадей, или для ночлега и тем более для ревизии какой-либо церкви и состоявшего при ней духовенства, он охотно вступал в разговоры с своими хозяевами и другими встречавшимися простолюдинами об их делах, о хозяйстве, земледелии и скотоводстве[443 - Вот этим-то способом и тут-то преосвященный узнал о том благосостоянии сибирских крестьян, которое он описывал в вышеприведенном его письме о поездке его для ревизии.], при чем узнавал о их радостях и горе, об избытках одних и скудости других, в одних возбуждал чувства благодарения к Подателю всех благ, в других старался утвердить терпение, внушал почаще возводить им очи свои горе. В Барнауле и вообще на Алтае при встрече с горными чиновниками и горнозаводскими крестьянами входил он в рассуждения о горном деле: добыче серебра, выработке меди, обработке и шлифовке яшмы и других камней, любопытствовал также смотреть плавку серебра и других руд, спускался в мрачные глубокие и удушливые шахты, даже взбирался на белки (снежные горы), на особенно высокие и с величественными видами горы. На Иртышской линии представлялись другие предметы для бесед преосвященного: это служба сибирских линейных казаков, их походы в степь, отношения казаков с незадолго пред тем окончательно подчинившимися русскому владычеству степняками-киргизами, их выгодная торговля с сими последними, вера сих последних, образ жизни, способы к жизни самих казаков (например, арбузосеяние, огуречество, табаководство) при несуществовании у них землепашества, сибирская язва, нередко губящая их табуны и стада, и пр., и пр.
«Так кончилась ревизия Тобольской епархии преосвященным Евгением, – заключает описание ее не последний ее деятель г. Бекреев, – а с нею кончились труды и беспокойства его и наши!». А мы присовокупим: его, П.А. Бскреева, труды и беспокойства по ревизии точно кончились, потому он по случаю определения его в следующем 1826 году уже настоящим секретарем консистории более не выезжал из Тобольска, не отлучался от консистории, а труды и беспокойства и даже, как вскоре увидим, опасности самого преосвященного Евгения по ревизии 1828 годом еще не окончились.
Выше мы упоминали, что Святейшим Синодом предписывалось преосвященному Евгению «обозреть всю, по возможности, епархию», а преосвященный, в 1828 году успев обозреть средние и южные округа Тобольской епархии, не успел, однако ж, обозреть самого северного ее округа, и именно Березовского. Но прежде чем описывать это новое его путешествие, мы считаем нужным возвратиться несколько назад. Преосвященный Евгений и прежде приезда в Тобольск знал, что в новой его епархии, между прочим и в Березовском крае, населенном остяками и самоедами, много неверующих в истинного Бога; почему он во вступительном слове своем к тобольской пастве между прочим говорил: «Увы! Сколько еще остается в пастве нашей народов, не _познавших_истиннаго_Бога_и,_Его_же_послал_есть,_Иисус_Христа»_ (Иоан. 17, 3)[444 - Слова архиепископа Евгения. М. 1854 г. стр. 161.]. По прибытии в Тобольск он частным образом из разговоров с разными лицами, знавшими Березовский край, и официально из дел консистории, даже из сообщений начальника Тобольской губернии хорошо узнал, что многие из крещеных вогулов, остяков и самоедов крайне плохие христиане, что о вере Христовой они понятия не имеют, что в церквах бывают они чрезвычайно редко, а дома в глуши даже молятся идолам. К тому же в то время (в начале 1826 или в конце 1825 г.) состоялся указ Св. Синода об обращении инородцев к вере Иисуса Христа. Что же тут было делать преосвященному Евгению? Людей, желающих и способных к обращению неверующих в Тобольской епархии не было, да, кажется, их не могло быть и в других российских епархиях. Самому же, живя в Тобольске и действуя из Тобольска, сделать что-нибудь особенно важное на поприще апостольском, притом среди неверующих, живущих за 1000, за полторы тысячи и более верст, летом в непроходимых тундрах, а зимой занесенных глубочайшими снегами и при 40градусных морозах, решительно невозможно. И вот он по особенной ли ревности к спасению идолопоклонников, под влиянием ли все еще крепко памятных явлений ему в сонном видении матери, отца и митрополита Платона и повеления от них непременно проситься из Пскова в Тобольск, в мыслях ли, что и один из предместников его по Тобольской епархии (митрополит Филофей Лещинский, живший в Тобольске и Тюмени между 1702–1727 годами) для большего удобства в деле обращения сибирских инородцев два раза отрекался от управления епархией и, живя на покое, успел окрестить их до 40 тысяч, – так или иначе, только описываемый архипастырь решился, как сам он тогда же писал, «оставить лет на пять или на шесть епархию, жить с остяками, вогуличами и самоедами, учиться их языку и переводить на их язык церковные книги и научить детей их чтению и закону Божию и всему церковному, чтобы после быть им священнои церковнослужителями у своих земляков[445 - Все это и было начато и кое-что уже и сделано при митр. Филофее и его преемнике митрополите Антонии Стаховском: дети крещеных инородцев учились в тобольской архиерейской школе и в монастырях, служили при церквах инородческих приходов причетниками, но после, при их преемниках, к сожалению, все это было оставлено.] и научить тому же других... Я не мог придумать (ничего) лучше, – присовокупил он к этому, – как решиться (проповедывать христианство неверующим) самому»[446 - См. Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103.]. Архипастырь не оставался при одном намерении и начал деятельно готовиться к исполнению его: он читал и перечитывал все, что только можно найти в Тобольске из напечатанного или написанного о Березовском крае, его природе, в особенности о населяющих его инородцах, их языке, нравах, занятиях, а тем более о их религии, о крещении некоторых из них при митрополите Филофее и о состоянии веры и нравственности у новокрещенных[447 - Ревность преосв. Евгения в этом случае простиралась до того, что некоторые интересные рукописи, имевшие предметом описание Березовского края, напр., о жителях Берез, края лекаря Вас. Ник. Шаврова и доктора Алберта, он для себя своеручно переписал и на полях одной из них написал довольно значительное собрание самонужнейших слов. Эти интересные записки преосв. Евгений в 1831 г. пред отправлением в Рязань передал прибывшему из Березовского Пафнутиева монастыря, с целию миссионерства в Березовском крае, иеромонаху (после игумену Ивановского монастыря) Макарию, который в 40-х годах уступил их пишущему... Записки Шаврова напечатаны в Чтениях общ. ист. и др. росс. 1871 г., кн. 2, смесь, и в Тоб. губ. вед. 1871 г.]. О своей решимости на подвиг апостольский преосвященный Евгений намерен был скоро сделать представление (дело происходило в 1826 году) и Св. Синоду; но прежде формального представления архипастырь частным образом сносился с некоторыми из членов Синода, и те убедили его оставить намерение сложить с себя управление епархией и лично самому быть миссионером[448 - Душ. чт. 18 г., ч. 3, изв. и зам., стр. 103.]. Вследствие этого преосвященный отложил свое намерение отречься на время от управления епархией, зато он начал ходатайствовать пред Св. Синодом об учреждении в Тобольской епархии особой миссии или даже двух миссий с тем, чтобы одна из них действовала в южных частях Тобольской епархии, а именно в Киргизской степи, среди магометан или полумагометан и полуязычников-киргизов, или на Алтае и за Алтаем среди язычников – черневых татар, калмыков и телеутов, а другая на севере среди язычников – остяков и самоедов.
Ходатайство преосвященного Евгения не осталось без последствий: Св. Синод согласился на учреждение в Тобольской епархии миссий, а правительство обещало ассигновать на содержание миссий известную сумму. Но пока шла по этому предмету переписка, преосвященный успел в дополнение к ревизии 1828 года совершить в Березовский край путешествие, о котором было упомянуто выше.
Путешествие в Березовский край преосвященным Евгением было совершено[449 - В Березов и далее еще до Евгения путешествовали митрополит Филофей Лещинский (в 1712–27 гг.) и архиепископ Знаменский (в 1803 или 1804 г.), а после него архиепископ Георгий и высокопреосвященнейший Варлаам; первые двое, подобно Евгению, путешествия свои совершали летом водой, а оба последние – зимой по льду рек Иртыша и Оби. Есть слух, что зимой настоящего 1872 г. туда отправится преосвященный викарий Ефрем.] летом 1829 года; совершено оно водой (от Тобольска до Самарова Иртышом, а от Самарова – Обью) на дощанике, т.е. большой крытой лодке, и не до Березова только, а до самого последнего русского селения на севере Тобольской губернии – Обдорска[450 - От Тобольска до Обдорска полагают 1566 верст, следовательно, и последнее путешествие преосвященного Евгения было не короче, а, напротив, несколько еще длиннее путешествий его в 1828 году, потому что от Тобольска до Томска только около 1500 верст; вот какие в Сибири епархии и какие у сибирских преосвященных разъезды!]. И это путешествие, по словам бывших спутников преосвященного, не обошлось без неприятностей, беспокойств и даже серьезных опасностей. И днем и ночью беспокоил владыку и свиту, как и всех путешествующих в летнее время по северу Сибири, овод, т.е. слепни, мошки и в особенности комары. От них нигде и ничем не защитишься, разве только отчасти куревом, дегтем и сетками. А опасностям подвергался преосвященный Евгений двукратно: раз на пути из Тобольска в Березов, другой – на обратном пути. Во время своего путешествия по Березовскому краю владыка, наскучив постоянным сиденьем в дощанике и крайне тесною для ходьбы палубою, сошел с дощаника на берег и пошел вперед лесом по тропинке; оказалось, что по этой самой тропинке звери и дикие олени ходят для питья в близлежащий овраг с ручьем. На ней в это время было поставлено и насторожено остяками их нехитрое, но смертоносное орудие: лишь зверь или олень ступал на пружину, протянутую от орудия, как в него впивались огромные стрелы и било в голову или в грудь целою жердью. Преосвященный был уже вблизи этого орудия. К счастью, один из лодочников, сметливый остяк, вспомнил о поставленной на тропинке ловушке, бросил весло, которым греб, кинулся с лодки (она была близ берега), стремглав пустился за владыкой и задержал его. Говорят, если б ступил он еще шаг, смерть его была бы неминуема! Не меньшая опасность угрожала преосвященному на обратном пути в Тобольск. Возвращаясь из Обдорска, преосвященный Евгений застигнут был на реке Оби[451 - Говорят, Обь в том месте около 4 или 5 верст ширины.] бурею; буря с такою силою свирепствовала, и для дощаника так велика была опасность, что почти все плывшие на нем впали в отчаяние; малые певчие подняли страшный плач, взрослые со слезами вспоминали о своих семействах и заочно прощались с ними, прощаясь и взаимно друг с другом; более твердые и благоразумные призывали Господа Бога на помощь; сам преосвященный также молился, но вместе с тем уговаривал, успокаивал, утешал плачущих и мятущихся, обнадеживал их помощью Божиею[452 - На пути в Березов совершенно подобное происшествие было и с архиепископом тобольским Антонием III в 1803 и 1804 году. См. Стран. 18 г. окт., статья: Антоний Знаменский, архиепископ тобольский.]. От потопления спаслись только тем, что рулевому да сильным и опытным гребцам удалось как-то подплыть под высокий и крутой берег реки, тут наши плаватели простояли целые сутки, доколе не утих ветер и не улеглись валы на реке.
Но и назойливость насекомых, в продолжение всего путешествия по Березовскому краю мучивших преосвященного, и описанные опасности, грозившие его жизни, можно сказать, были только началом тех скорбей, какие испытал архипастырь при виде печального состояния новокрещенных остяков и самоедов. Хотя, как мы видели, ему и раньше небезызвестно было, что крещеные сибирские инородны плохие христиане, тем не менее ему и на мысль не могло прийти, чтобы они, спустя сто лет и более после своего крещения, не знали даже имени Господа Иисуса Христа, не знали своих христианских имен[453 - Когда миссионер, иеромонах Макарий, в 1832 году спросил в Обдорске князя остяцкого Тайшина, как зовут (христианскими именами) его детей, то он отвечал: «поп знает».] и называли святителя Николая Богом русским[454 - Так остяки называли в присутствии доктора Белявского распятие Господа Иисуса Христа.]. Но все это оказалось на деле. В особенности тяжелое впечатление произвел на преосвященного следующий случай в Обдорске. В обдорской церкви 29 июля (день св. апостолов Петра и Павла) – престольный праздник; преосвященный к дню этому крайне спешил в Обдорск в надежде видеть в церкви за службою новокрещенных, посмотреть, как они молятся и стоят за богослужением, а главное, чтобы иметь случай побеседовать с ними. Но, увы! В храмовый приходской праздник из новокрещенных в церковь (несмотря на архиерейское в ней служение) не явилось ни одного человека... Огорчение, какое почувствовал при этом архипастырь, он выразил в слове, произнесенном в Обдорске. «По всему пути, нами пройденному до самого Обдорска, – говорил он в этом слове, – все инородцы мне ответствовали, что они крещеные, но где их вера? Вот в храмовой праздник Петра и Павла, в храмовой их церкви нет ни одного инородца из называемых крещеных (следовательно, не было и самого князя Тайшина с семейством!); одни россияне. А я спешил сюда с возможным усилием издалеча, дабы иметь утешение и в их вере, но не имею сего утешения. Откуда в них такая холодность к вере Христовой? Спрашивал я их, знают ли они Христа, и, к удивлению, услышал, что самое имя Христово им неизвестно». Тут архипастырь обратился с горячим упреком к главным виновникам такого плачевного состояния веры Христовой у новокрещенных: «Из сего усматриваю ясно и с душевною болезнию, что священно и церковнослужители здешнего края не стараются внушить инородцам и первых начал христианской веры. Откуда же почерпнут какое-либо понятие о вере нашей некрещеные инородцы, когда ничего не знают (о ней) крещеные? _Вера_от_слуха_, говорит Апостол, _слух_же_глаголом_Божиим»_ (Рим. 10, 17). Затем упрек свой он перенес и к мирянам – русским жителям Обдорска и вообще ко всем, занимающимся торговлею и промыслами в Березовском крае. «Конечно, – говорил он им, – первый и существенный долг учения христианского лежит на священниках. Они дадут ответ на судищи Христовом о своем небрежении. Но и все христиане... обязаны, по возможности, содействовать просвещению инородцев и утверждению (их) в вере – и примером своей жизни, и полезным словом. Как ни мало здесь ваше общество[455 - Помнится, семей 50, не более.], но если у вас будет по вере усердие... то оно не останется без плода... Слово Божие плодовито, лишь бы оно хорошо было посеяно в сердце... Инородец, понявший ясно твои слова и принявший сердечно доброе семя слова Божия, не умолчит. Он перескажет жене, перескажет детям, перескажет приятелю[456 - Совершенная правда: инородцы крайне любят рассказывать другим, что сами увидят, услышат, узнают; с рассказами обойдут или объедут много даже чужих аулов, юрт.]; спасительное учение будет неприметно распространяться в них и пускать корни». Далее на вопрос, на недоумение жителей и промышленников обдорских, чему будут они учить, что станут они говорить новокрещенным инородцам, когда сами они не учились христианскому богословию, преосвященный Евгений объясняет им, что для того, чтобы учить вере Христовой инородцев и нет особенной нужды знать богословие, что для этого довольно знать символ веры («Неужели есть кто из вас, – спрашивал при этом проповедник, – не знающий символа веры[457 - К сожалению, многие из наших православных простолюдинов не знают и его.], который слышите на каждом служении и читаете при исповеди: Верую в единого Бога?») и заповеди Божии. «Символ веры, – продолжал он, – содержит всю веру христианскую (что Бог один, то есть в символе, что Он содержит и все сотворил – и видимое, и невидимое, то есть в символе, и пр., пр.)... И число заповедей не велико, только десять; но в них сказано все, что должно делать... Присовокупите к символу их, и вы обнимите всю полноту веры. Итак, вы все можете вразумлять инородцев, которые все ничего не знают». Здесь преосвященный Евгений, как всякому очевидно, объяснял обдорцам, как они – могли бы и могут учить вере христианской инородцев полезным словом, а чрез сутки после сего, именно 1 июля, по случаю празднования дня рождения покойной Государыни Императрицы Александры Феодоровны, он в новом своем слове также просто, но еще более выразительно, чувствительно и метко говорил им, как они должны учить христианству тех крещеных дикарей примером своей жизни. Вот самые сильные и особенно идущие сюда места второго, сказанного тобольским архипастырем в обдорской церкви, слова: «Леность и корыстолюбие (да и вообще испорченность в нравственности управляемых) поставляют нередко преграду всем благим предприятиям начальства. Вот и в здешнем крае между простодушными остяками распространяются две опасные заразы, одна телесная, другая нравственная, т.е. любострастная, болезнь и бедность. Правительство усматривает, что ту и другую производит особенно употребление крепких напитков, и старается всеми мерами воспрепятствовать ввозу крепких напитков в жилища инородцев. За всем тем люди корыстолюбивые, ищущие легко и скоро нажить богатство, прокрадываются к ним темными путями, не разсуждая, что убивают ближнего и истребляют не только имущество инородцев, но и самое народонаселение, так что можно со временем опасаться совершенного их истребления[458 - Остяки, самоеды и многие другие сибирские инородцы действительно все более и более уменьшаются в числе, вымирают.]. И я не знаю, которые человекоубийцы злее, разбойники ли, насильственно отнимающие жизнь, или сии коварные приятели, которым простодушные отдают (за водку) и свою жизнь, и последнее имущество. Подобны сим человекоубийцам и те сметливые, по мнению мира, торговцы, которые между сими бедными народами распространяют роскошь самыми тленными и непрочными материйцами. Продавать нужное (полезное) сим полудиким... похвально; но вводить роскошь бесполезную и за ничтожные товары извлекать, так сказать, последнюю кровь их тощего тела – есть дело не только противное христианству, но и естественному чувству человеколюбия. Я видел в пути на остяках такие слабые выбойки, которые, как говорится, муха прошибет крылом: на долго ли, скажите, станет такая тленность при их работе? И ею, верно, выманены не деньги, а вещи (белка, песец, лисица, соболь, лучшие оленьи меха, обильные уловы рыбы), стоющие значительной пены. Господи, Ты видишь дела человеческие; и я верую, что не оставишь наказать сих разорителей человечества, если бы и правительство до того не достигло!.. Не мое дело разсматривать торговые и хозяйственные источники; мой долг вопиять, что никакие причины не могут извинить христианина в поведении нехристианском, и преступление, если может быть на время (т.е. выгодно для совершающего его?), впрочем рано или поздно накажется правосудно... Преступным нажитком имущества приобретается не только будущее страдание, а при смерти мучение совести, но и от всех проклятие; ибо преступник, как ни прикрывайся, не может утаить своих преступлений не только от Бога, но и от людей... Не льститесь временною пользою (т.е. выгодою для себя) со вредом других; и умеренные, но праведные выгоды и прочнее (для приобретающих их), и любезнее Богу и людям»[459 - Обе эти проповеди хранятся в библиотеке тобольской семинарии вместе со многими другими проповедями, говоренными преосвященным Евгением к тобольской пастве.].
Само собою разумеется, что архипастырь о поездке своей в Березовский край[460 - О поездке в Березовский край преосвященный Евгений в письме к арх. Гавриилу между прочим говорил: «Плавал по Иртышу и Оби полтора месяца день и ночь, не приставая к берегу, кроме где отслужить, или осмотреть церковь». (Чтения, общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 2).] по возвращении 24 июля 1829 года в Тобольск донес Св. Синоду с подробным описанием всего виденного и найденного им там и того, как еще много в том крае некрещеных инородцев, а также в каком печальном состоянии по отношению к вере Христовой находятся тамошние крещеные, не знающие даже имени Христова.
Но в то же время или около того (именно 30 сентября 1829 года) преосвященный Евгений был обрадован прибытием к нему в Тобольск, по его же вызову, первенца и вместе основателя всех или почти всех миссий, существующих ныне[461 - Разумеется, мы не имеем здесь в виду миссий, бывших в Сибири при Петре великом и Елисавете Петровне.] в пределах Сибири. Этот приятный для преосвященного приезжий был не кто иной, как архимандрит Макарий, в миру Михаил Глухарев, сын священника города Вязьмы, сначала воспитанник Смоленской семинарии, а потом магистр второго курса С.-Петербургской духовной академии, затем (с 1817 г.) инспектор семинарии Екатеринославской и (с 1821 г.) ректор семинарии Костромской, наконец (с 1823–1836 г.) пустынножитель (единственно по свободному влечению к подвижнической жизни) киевской Китаевской пустыни, а потом пустыни Глинской Курской епархии.
Прибытие в Тобольск архимандрита Макария было вызвано следующими обстоятельствами: Св. Синод в ответ ли на ходатайство преосвященного Евгения еще в 1826 или 1827 году об учреждении в Тобольской епархии миссии или вследствие нового его о том же предмете представления, сделанного по возвращении из ревизии, от 24 декабря 1828 года предписал ему, преосвященному Евгению, «составить проект к образованию миссионеров для более прочного успеха в деле распространения христианства в Сибири». Проект этот был составлен и немедленно отправлен по назначению; собраны были консисторией сведения и о духовных лицах Тобольской епархии, желающих принять на себя звание миссионеров; желающих оказалось трое (один благочинный и два диакона), но преосвященный не признал их способными к трудам апостольского звания и вместо того счел за лучшее снестись письменно с преосвященными курским и архангельским, а также с настоятелем ставропигиального Соловецкого монастыря о том, не окажется ли в их монастырях людей, способных и желающих посвятить себя миссионерскому служению. Лишь только призыв к подвигам апостольского служения достиг Курской епархии, на него с радостью поспешил отозваться живший в то время в числе братства Глинской пустыни названный ниже о. архимандрит Макарий. Около того же времени изъявил желание быть миссионером в Тобольской епархии другой Макарий – родом из Волынской епархии, прежде учитель одного из тамошних духовных училищ, иеромонах Боровского Пафнутиева монастыря Калужской епархии, но он, задержанный какими-то неприятностями с своим настоятелем, явился в Тобольск двумя годами позже своего соименника.
Тобольский архипастырь, как мы видели, был весьма обрадован прибытием к нему миссионера архимандрита Макария[462 - Итак, в Душ. чт. (18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103) ошибочно сказано, будто о. Макарий прибыл к пр. Евгению вскоре после оставления преосвященным намерения сложить с себя управление епархией ради миссионерских целей. Последнее было за три года до того.]. Но радость его, как вскоре оказалось, была в то время неполная, несовершенная. Во-первых, наступила уже осень, а за нею не замедлила и зима; посылать миссионера в такое время к народам кочующим или бродячим (каковы все, кроме татар, сибирские инородцы), живущим притом зимой (как остяки) в смраднейших и неопрятнейших землянках или (как киргизы) в морознейших войлочных юртах, было бы жестоко, а на первый раз, без предварительного знакомства миссионера с каким-либо из туземцев, даже бесполезно для самого дела евангельской проповеди. Во-вторых, преосвященному хотелось учредить миссию прежде всего на севере епархии для остяков и самоедов. Читатели помнят, что преосвященный Евгений в 1826 году решил было отказаться на время от управления епархией и поселиться на несколько лет среди этих полудикарей, чтобы, выучившись их языкам, переводить, подобно святому Стефану Пермскому, на их язык церковные книги и учить их детей чтению, закону Божию, церковной обрядности и пр.[463 - Душ. чт. 18 г., изв. и зам., стр. 103.] Между тем отец архимандрит Макарий решительно не мог принять на себя миссионерского служения на самом севере епархии среди остяков и самоедов по причине хилого телосложения и плохого здоровья. И вот для первого опыта в новом своем служении он выбрал было киргизов, кочующих за Петропавловской линией в Кокчетавском округе. Места там хорошие, сухие, покрытые богатою растительностию, климат умеренный и здоровый. Самые жители сих мест были полумусульмане, полуязычники, следовательно, более закоренелых мусульман доступные влиянию христианской проповеди; у них в то время нигде еще не было мечетей, не было и указных фанатических мулл; к тому же спутники отца Макария, ученики Тобольской семинарии, знакомы были с татарским языком, близко подходящим к киргизскому наречию. Но и тут вышла неудача, подвернулись препятствия: когда преосвященный Евгений снесся по делу о миссионерстве о. Макария с генерал-губернатором Западной Сибири Иваном Александровичем Вельяминовым, то последний, несмотря на то, что был всегдашний почитатель преосвященного, отвечал: «Сколько ни богоугодно намерение Св. Синода и распоряжение вашего преосвященства, но я не могу осмелиться дать свое согласие на отбытие архимандрита Макария в Кокчетавский округ, не исспросив на то... Высочайшего соизволения»[464 - Такой отказ последовал главным образом оттого, что киргизы вступили пред тем в российское подданство с условием, чтобы «укреплений и деревянных домов в степи не строить, пашен не пахать, мечетей и школ не заводить, ахунов (вроде наших благочинных) и указных мулл не определять и позволить им детей своих не отдавать учиться в школы (Странн. 1860 г. авг. Отд. 1, стр. 62). Так робко действовал генерал Вельяминов в 1830 году, а ныне – и давно даже в степи, основаны и города, и укрепления, и округа, и станицы, даже поселены целые казачьи полки. Этого мало: ныне там уже не один десяток церквей, хотя, нужно сознаться, прихожане их почти исключительно русские. ]. Наконец о. Макарий для миссионерской своей деятельности избрал Алтай, или что то же – Бийский и Кузнецкий уезды с их слишком сорокатысячным народонаселением язычествовавших, да и доселе по большей части язычествующих калмыков, кочевых и черневых татар и телеутов. Выехал он из Тобольска 3 августа 1829 года, прожив, таким образом, в архиерейском доме без определенной деятельности[465 - Впрочем, о. Макарий жил в Тобольске не без занятий: ежедневно и подолгу он вел благочестивые беседы с хозяином дома, преосвященным Евгением, и с некоторыми более благочестивыми семействами (напр., Непряхиных, Гневашевых, Жилиных), подготовлял для себя будущих сотрудников в лице двух воспитанников семинарии, располагал некоторых из жителей Тобольска к пожертвованиям на миссию, занимался устроением на эти пожертвования походной для миссии церкви и проч.] целых 10 месяцев.
На место нового своего служения, в город Бийск, о. Макарий прибыл 28 августа, а 4 сентября уехал верст за 100 от Бийска в Улалу, населенную крещеными и некрещеными татарами, а также и телеутами. Там встретился с ним молодой татарин, пожелавший присоединиться к стаду Христову; о. Макарий окрестил его, назвав в крещении, как первенца, Иоанном (что значит благодать). Донося об этом преосвященному Евгению, о. Макарий усерднейше благодарил его за продолжительный данный ему в архиерейском доме приют. На донесение о крещении первенца преосвященный отвечал изъявлением радости о благоприятном начале трудов крестившего и усерднейшею молитвою о том, чтобы Господь своею благодатью помог и многим другим неверующим войти в двери церкви чрез слово и молитву веропроповедника, а в ответ на благодарность за приют он писал о. Макарию: «Благодарность ваша за десятимесячное у меня жительство[466 - Итак, сведение, сообщаемое в Душеп. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., на стр. 103, о том, что архимандрит Макарий жил у преосвященного Евгения более месяца, нельзя признать точным.] справедливее должна обратиться от меня к вам. Ибо растворение царствия Божия в трех сатех освящало, а не истощало дом мой, и вы опечалите меня, ежели отречетесь быть и именоваться моим семьянином даже и в отдалении. Аше и не сый телом, но живу с вами духом»[467 - «Странник» 1860 г. август, отд. 1, стр. 63.]. Около года о. Макарий жил преимущественно в Бийске в доме усердной христианки Анны Тимофеевой Фалецкой, а после переселился для жительства за 80 верст от Бийска в деревню Майму, откуда чрез четыре года – в селение Улалу, и как в этих, так и в других местах Алтая забрасывал свои апостольские сети для уловления человеков во спасение (Матф. 4, 19). Чтобы ловитва шла успешнее и была обильнее, он скоро выучился языку обращаемых им инородцев, переводил на него молитвы, Евангелие и составлял духовные песнопения вроде псалмов св. Димитрия Ростовского; в случае убыли сотрудников приобретал новых, обращаемых до крещения и после крещения много учил вере Христовой и христианской жизни, также приучал их к пению в храме за богослужением и к оседлой жизни; несмотря на крайне скудные способы свои собственные и миссии, особенно в первые ее годы, помогал им в устройстве их жилищ, в приобретении скота и вообще в устройстве хозяйства; и в этом случае делился с ними последним. В случае болезней сам лечил их, а для детей их учреждал школы, даже некоторых сирот-младенцев держал у себя и сам ухаживал за ними, пока не находились благотворители, бравшие их к себе на воспитание. По мере успехов проповеди заводил новые станы, т.е. как бы отделения миссии, и наконец решился учредить женскую общину с тою целию, чтобы девицы и вдовы, имевшие посвятить себя в общине делу любви и спасения ближних, приготовляли обращающихся инородческих женщин ко крещению, служили им при самом крещении, помогали в болезнях рождения, приучали к опрятности, чистоте и вообще к хозяйству и домоводству, прививали оспу детям, а главное, чтобы воспитывали в истинах веры и правилах жизни христианской новокрещенных детей женского пола, учили их грамоте, рукодельям и пр. Впрочем, исчисленным здесь делам архимандрита Макария, в бытность преосвященного Евгения на тобольской кафедре, положено было только начало, так как чрез год по открытии миссии сей преосвященный из Тобольской епархии выбыл; самое же развитие деятельности о. Макария на поприще миссионерства принадлежит времени ближайших преемников преосвященного Евгения. Поэтому считаю неуместным распространятся здесь о действиях названного здесь человека Божия по обращению алтайских инородцев и вообще об Алтайской миссии. Скажу только, что к февралю 1834 года число обращенных о. Макарием возросло до 100 человек; в первой половине 1836 года это число увеличилось почти вдвое, т.е. до 200 душ, всего же за 13-летнее пребывание о. Макария в Сибири приведено им от тьмы к свету Христову 645 душ[468 - Более подробные сведения о первом начальнике алтайской миссии о. архимандрите Макарии и вообще об алтайской миссии желающие могут найти в «Страннике» 1860 года (январь, апрель, август), 1861 г. (май), 1862 г. (февр. и апр.); 1867 г. (фсвр., отд. I, в жизнеописании архиепископа тобольского Афанасия); в письмах о. Макария; Душеп. чт. 1864 г. ч. I, изв. и зам., статья: Алтайская духовная миссия. Есть и отдельная книга об этой миссии.].
Но было ли что-нибудь сделано при преосвященном для неверующих северного края, ради обращения и спасения которых он еще в 1826 году хотел было сложить с себя на время управление епархией? К крайнему сожалению, ничего или почти ничего не было сделано... Упомянутый выше иеромонах Боровского Пафнутиева монастыря Макарий, изъявивший желание трудиться на поприще евангельской проповеди между инородцами Сибири, прибыл в Тобольск лишь в конце 1831 года, пред самым отъездом преосвященного Евгения в Рязань, так что преосвященный только успел указать ему место будущего его служения (Березовский край), передать ему для предварительного ознакомления с ним, особенно с его жителями, их религией и языком, своеручно снятые им копии с записок двух докторов, посещавших тот край по обязанностям службы и описавших его, и, быть может, дать ему несколько своих архипастырских наставлений касательно предстоявшей ему деятельности. Отбыл же этот второй Макарий с сотрудником своим, учеником высшего отделения семинарии, хорошо знавшим остяцкий язык, Лукой Вологодским[469 - Он был родом с низу, как выражаются в Тобольске, т.е. с берегов Оби, из селения, находящегося среди остяков. Впоследствии был он священником сначала в Обдорске, потом в Тобольске. Священствуя в последнем, он немало трудился по предписанию Св. Синода и поручению преосвященного Афанасия над составлением букваря и словаря остяцкого языка и предназначался быть первым учителем предполагавшегося в 30-х и 40-х годах класса остяцкого языка при Тобольской семинарии.] из Тобольска в Березовский край при преемнике Евгения преосвященном Афанасии 17 мая 1832 года. Но миссия его была одна из наиболее неудачных. Остяки и самоеды, напуганные разнесшейся еще до прибытия к ним миссионера молвой, будто их станут крестить поголовно и против воли, избегали встречи с миссионером; если же где-нибудь и доводилось им встречаться, то не хотели вступать с ним ни в какие разговоры, хотя бы последние вовсе не касались веры или крещения. Этого мало: остяцкие и самоедские старшины силой отнимали у миссионера и тех из своих собраний, которые желали креститься; даже сам остяцкий и самоедский князь Тайшин (крещеный) воспрещал своим некрещеным подчиненным приходить в миссию для принятия крещения. Короче, в восемь месяцев пребывания миссии на месте – в Обдорске – и поездок ее по окрестностям сего некогда города ей удалось окрестить только 17 человек, и то таких, которые заранее были подготовлены к тому чрез обращение с некоторыми, прежде крещенными членами своих семейств[470 - О. Макарий с согласия преосвященного Афанасия возвратился в Тобольск 13 марта 1833 г. и здесь с разрешения Св. Синода получил другое назначение – был сделан настоятелем в сане игумена Ивановского Межугорного монастыря и вместе экономом тобольского архиерейского дома. Помер он в конце 1843 или начале 1844 года.]. Впрочем, из забот преосвященного Евгения о распространении и утверждении христианства между инородцами Березовского края, как бы из семени, при последующих тобольских преосвященных произошли разные полезные в этом отношении учреждения. Например, бедный Кондинский (невдалеке от Березова) монастырь обращен в миссионерский, и учреждены три миссионерства, как бы три отдела одной северо-березовской миссии: Кондинское, Обдорское и Сургутское; открыты для детей новокрещенных школы[471 - Сначала в одном Кондинском монастыре, а потом и при разных приходских церквах Березовского края.], умножено число церквей в новокрещенных селениях[472 - Например, в селении Мужах, что между Березовом и Обдорском, в Буренских юртах, что невдалеке от Тобольска вниз по Иртышу, и пр.], переведены на остяцкий язык символ веры, заповеди, нужнейшие молитвы, составлялся словарь остяцкого языка; более способные из учеников новокрещенных школ стали поступать в Тобольское духовное училище, а из него и в семинарию, даже из них некоторые начали оканчивать курс учения в сей последней и поступать во священники к церквам, существующим на месте их родины[473 - В числе других года 3 или 4 тому назад кончил курс семинарии один самоед, в детстве воспринятый от купели крещения и помещенный в училище тогда березовским военно-окружным начальником, а ныне военным губернатором Семиреченской области, генерал-лейтенантом Колпаковским. В настоящее время самоед тот священствует в Обдорске.].
Сверх дел епархиального управления, преосвященного Евгения весьма много озабочивала Тобольская семинария. Тобольская епархия, как уже было замечено, в двадцатых годах настоящего столетия была до чрезвычайности обширна и многолюдна, состоя из двух больших губерний и одной области; она вмещала в своих пределах около полутора миллионов одних православных; притом переполнена была неверующими и раскольниками, да и самые православные в ней почти наполовину были отвыкшие от своих приходских храмов и вообще от общественного богослужения. Между тем церквей в ней при вступлении преосвященного Евгения на тобольскую паству было только 326, при них священников 409[474 - Чтен. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 147.]; приходы были очень обширные, и настояла крайняя нужда умножать число их, а вместе с тем и число духовенства. Духовенство сибирское, по свидетельству самого преосвященного Евгения (сравнительно с великороссийским), – бойкое и довольно состоятельное, особенно в южной половине епархии, но ученые, а следовательно, наиболее полезные в деле пастырского служения священники составляли едва половину всего числа их[475 - Чтения в общ. ист. и др. росс. 1871 г., кн. 3, смесь, стр. 147.]. Где же было взять ученых кандидатов для замещения всех открывавшихся священнических вакансий? Вызывать их из великороссийских епархий, притом с прогонами от казны и разными привилегиями, для вызываемых тогда не было еще в обычае. Оставалась одна надежда на свою семинарию. Между тем семинария Тобольская была в то время небольшая; многие тобольские семинаристы и даже ученики Тобольского и Томского[476 - Томское дух. училище по несуществованию в Томске семинарии зависело от тобольского семинарского правления.] духовных училищ, зная, что и без долгого учения они могут впоследствии занять не только диаконские, но и священнические места или, вышедши в светское звание, получить выгодные должности, выходили из училищ и семинарии до окончания в них курса, и, таким образом. Тобольская семинария во время преосвященного Евгения в два года выпускала всего от 25 до 35 человек. Самый состав учащих в Тобольской семинарии был в то время мал, потому что состоял только из шести преподавателей, включая ректора и инспектора, и не совсем удовлетворителен. Справедливость последнего подтверждается следующим: 1) из четырех сменившихся при преосвященном Евгении ректоров семинарии только[477 - Первый служил 2 года с небольшим, второй и третий по году, а четвертый – год и 4 месяца: это архимандрит Иона, о котором будет говориться еще ниже; он и после преосв. Евгения управлял тобольской семинарией еще 4 года и 7 месяцев.] первый и последний были хорошие начальники и преподаватели, а второй и третий – менее, нежели удовлетворительные, впрочем, не по способностям и познаниям, а по своим болезням; 2) первый из инспекторов, он же ректор тобольского училища и кафедральный протоиерей, Василий Федорович Капустин, в прежнее время очень дельный преподаватель философии и громкий, по крайней мере в Тобольске, проповедник, при преосвященном Евгении в 1826 году часто стал подвергаться припадкам умопомешательства[478 - Эта болезнь у него, по всей вероятности, была наследственная, потому что тою же болезнию страдал и меньший брат его, иер. Анатолий (инспектор Борисоглебского духовного училища).]; преемник его был человек тихий, скромный и исправный по службе, но только до назначения его в ректоры[479 - Из выше упомянутых четырех ректоров он второй по числу.]; а второй его преемник, не отличаясь вообще способностями, всего менее был способен к наукам философским, преподавание которых с 1828 года было ему поручено[480 - Вот что говорится об этом преподавателе философии в биографии одного из его учеников: «Он все свое преподавание ограничивал единственно задаванием из Бавмейстера и какой-то рукописной истории философских систем, от этого и до этого, переводом задаваемого с латинского языка на русский и выслушиванием урока, выученного учениками с грехом пополам наизусть, а иногда и просто читаемого по книге или тетради». (см. Странн. 1870 г. дек. Начало статьи: Ник. Ал. Абрамов).]; 3) преподаватель церковной истории и греческого языка И.Д. до того был слаб в знании своего предмета и по своим болезням так часто опускал лекции, что преемник преосвященного Евгения принужден был сделать представление об увольнении его от учебной службы. Словом сказать, между тогдашними преподавателями Тобольской семинарии, кроме двух ректоров – первого и четвертого, был только один хорошо знавший свое дело и усердный – это был учитель словесности (впоследствии протоиерей и ключарь кафедрального собора) Яков Иванович Ласточкин. О нем, как хорошем преподавателе и деловом человеке[481 - Ласточкин был в то время вместе и секретарем семинарского правления, и секретарем очень дельным.], при случаях преосвященный Евгений вспоминал и после, в бытность свою на других кафедрах[482 - Ласточкин в свое время еще славился сказыванием проповедей и произношением речей. Речь, произнесенная им к воспитанникам семинарии по окончании экзаменов, так понравилась преосвященному Евгению, что он немедленно отправил ее в редакцию Христианского чтения, которая и напечатала ее (1828 г. т. 27, стр. 233 и сл.). Две другие речи Ласточкина (на погребение тоб. архиепископов Амвросия II и Павла III) напечатаны в Стран. 1869 г. №№ 7 и 10-й. Хотел было покойный напечатать и целое собрание своих проповедей и речей, но скудость средств не дозволила ему того.]. При таком составе начальников и преподавателей Тобольской семинарии можно ли было ожидать от воспитанников ее хороших успехов и благонадежного поведения? Таким образом, в выпуск 1830 гола[483 - В тот самый, при котором переменилось два и даже три ректора (а они ведь были вместе и преподаватели богословия), и в котором преподавателем церковной истории был вышеупомянутый о. Д., при всей ревности к делу вновь прибывшего ректора (Ионы).], несмотря на всю снисходительность преосвященного Евгения в оценке успехов воспитанников, из 35 окончивших курс было выпущено в третьем разряде целых 12 человек, чего ни раньше, ни позже не бывало в Тобольской семинарии и что редко случалось и в других, гораздо многолюднейших семинариях[484 - При преемнике преосвященного Евгения, преосв. Афанасии, и при оставшемся от Евгения ректоре Ионе для очищения семинарии от плевел потребовалось так ее сократить (чрез исключения), что в иной раз оканчивало курс только человек по 20 и даже 18 (и это на две епархии!). В бытность тобольским архиепископом Афанасия, в Томске была уже открыта своя епархия, но семинаристы этой новой епархии продолжали учиться в Тобольске.].
Что же делал преосвященный Евгений, какие он принимал меры для поддержания и улучшения Тобольской семинарии? В первый же год по приезде в Тобольск преосвященный получил от бывшей комиссии духовных училищ поручение обревизовать семинарию и училище при ней. Когда наступило время ревизии, он из своего архиерейского дома совсем переселился в семинарию и там посвящал все свое время и труды выполнению возложенной на него задачи: каждодневно с 8 часов утра до обеда, а иногда и после обеда, часов до 6; затем экзаменовал учеников семинарии или училища, до поздней ночи и утром, до начала классов, рассматривал списки и сочинения учеников, программы учителей, записки и рапорты инспектора, счеты и отчеты эконома, дела семинарского правления, и пр.. и пр. Во все время своей ревизии он отлучался из семинарии только в воскресные и праздничные дни для совершения литургии в соборе. Эта-то ревизия и давала преосвященному случай делать разные полезные для наставников и воспитанников указания не только словесные, но и письменные[485 - Семинария им тогда была аттестована удовлетворительно, и аттестована так, по всей вероятности, не по пристрастию, не по одной только доброте и крайней снисходительности ревизовавшего, а по сущей справедливости, потому что она пред тем (между 1818-1824 гг.) довольно долго (6 лет) состояла под управлением строгого администратора и отличного преподавателя богословия, ректора архимандрита, впоследствии экзарха Грузии, затем архиепископа астраханского и наконец псковского, Евгения и после него, в один какой-нибудь год (в 1825-й), не могла еще много расстроиться.].
Преосвященный Евгений, будучи сам учен и умен, любил сообщество подобных себе. Поэтому начальники, а частию и преподаватели семинарии, всегда бывали его первыми гостями и собеседниками; от них он старался узнать что делается в семинарии, как преподается тот или другой предмет, как учатся и ведут себя воспитанники, а затем делал своевременно наставления, как и что делать или что и как преподавать. К сожалению, семинарские наставники того времени не отличались словоохотливостью и на все обращенные к ним со стороны архипастыря вопросы, по свойственной им робости и застенчивости, не находили отвечать ничего более, кроме _да_ или _нет._ Такая неуместная сдержанность собеседников не могла нравиться преосвященному, и по уходе своих семинарских гостей он иногда поговаривал своим приближенным: «С кем бы мне более и говорить, как не с семинарскими, как не с учеными, но они только молчат, встают да кланяются: поневоле с разговорами от них и обратишься к этим безграмотным[486 - Преемник Евгения, преосвященный Афанасий молчаливым своим собеседникам – учащим семинарии и соборянам, иногда шутя говорил: «Ну, отцы и братия: одному и у каши не споро; я уже устал говоривши, говорите что-нибудь и вы».] (тут разумелись купцы), говоришь, хотя бы то и не очень желал того, об их занятиях, торговле и промыслах».
Мерой для полезного влияния на семинарию преосвященный считал еще экзамены. Потому он усердно посещал экзамены не только публичные, но и частные. На сих последних, особенно в богословском классе, он бывал почти каждый день, приезжая заблаговременно и просиживая подолгу. Тут он хорошо узнавал не только способности и успехи того или другого ученика, но также метод преподавания, уровень познаний и способности каждого из преподавателей; тут он не только проверял ученические отметки в списках преподавателей, но на основании ответов учеников составлял и свои списки, с которыми после соображался при назначении кончивших курс на места. Имевшие _уши_слышат_и,_ как ученики, так и учителя, должны были слышать и стараться: одни впредь учиться поприлежнее, а другие – преподавать получше и поусерднее.
В конце прошедшего и начале настоящего столетия помещение Тобольской семинарии (в Тобольском Знаменском монастыре) было крайне тесное[487 - С ректором, несколькими учителями и со всеми казеннокоштными учениками (их в то время было уже немало, напр., в 1781 году 93, в 1799 – 126, в 1801 – 108, а в 1804 г. – 2 человек), с семью или осмью классами, библиотекой, столовой и кухней, она помещалась тогда в одном, отобранном у монастыря, (каменном) двухэтажном]. Вследствие горьких жалоб семинарского начальства на тесноту помещения и самых усердных представлений высшему начальству со стороны трех преемственно следовавших архипастырей тобольских: Варлаама I, Антония III и Амвросия – в начале настоящего столетия стали постепенно ассигноваться от казны на семинарию особые суммы и на них строиться для семинарии корпуса: между 1809 и 1812 годами был построен каменный двухэтажный, так называемый училищный, корпус, между 1822 и 1824 годами надстроен верхний этаж на одноэтажном дотоле монашеском корпусе[488 - Что между семинарской больницей и теплой монастырской (Казанской) церковью.], а к осени 1829 года окончен постройкою и третий корпус[489 - Тот, что к речке Абрамовке и что близ холодной Преображенской монастырской церкви и монастырской колокольни.]. Помещение Тобольской семинарии и при ней училища сделалось тогда, по сравнению с другими тогдашними семинариями, не только приличным и поместительным, но, можно сказать даже, роскошным. Преосвященный Евгений не упустил этого случая для своего полезного действования на семинарию путем архипастырских наставлений. Вот какую назидательную, а по местам и строгую речь произнес он к учащим и особенно к учащимся в семинарии 15 сентября 1829 года при освящении оконченного тогда постройкою корпуса.
«Наставники и питомцы семинарии! В течение немногих лет се уже третий корпус каменной воздвигнут для вас попечительным правительством. Столь щедрая благотворительность и отеческая заботливость верховного начальства о доставлении больших способов и удобств к просвещению вашему должны глубоко проникнуть сердца ваши и сколько исполнить благодарностию, столько расположить к ревностнейшему преуспеянию в науках. В том каменное сердце, кто не чувствует благодеяний; тот изверг человечества, кто, будучи осыпан благотворениями, не старается быть оных достойным.
Цель правительства – приготовить в вас достойных пастырей церкви и чрез вас распространить в народе истинное благочестие, чистое от суеверия и непоколебимое неверием или вольнодумством. Достигайте сей цели основательным познанием добрых правил и образцов словесности, твердых начал здравого смысла и первоначальных оснований христианской веры.
Кто пьет из самого источника, тот пьет чистую воду; а кто черпает в нижних, дальнейших протоках, тот черпает мутную, или по крайней мере не столь чистую струю. Много написано книг, но весьма немного образцовых и совершенных. Только тот становится истинно просвещенным, кто читает наилучшие. Но чтение и упражнение не приведут вас к цели благодетельного правительства, ежели не украсите ваших успехов благонравием и добрым поведением. Развратные умники суть пятна и поношения наук. И если с юности не положите основания и некоторой привычки к доброму поведению, то не можете впоследствии жизни, кроме особенного чуда, быть примером благонравия и поведения. Оттого видим мы столь бесчинств и соблазнов в ученых священниках, что они не положили в юности, во время учения, доброго основания.
Священник, приобретающий почтение и привязанность своей паствы, подобен ангелу, посланному с небеси. Его пример и слово преобразуют дух и нравы народные. Сколь приятно быть таким орудием Божиим, столь важно устроить себя в юности к достойному священнослужению!
Возымейте такую ревность, и наставники и питомцы, соответствовать попечению о вас правительства и славе Божией».
Думаем, что у иных учеников Тобольской семинарии, а быть может, и у их учителей долго звучали в ушах и не без пользы, не без доброго действия отдавались в сердцах слова: «В том каменное сердце, кто не чувствует благодеяний; тот изверг человечества, кто, будучи осыпан благотворениями, не старается быть оных достойным...».
Скажем, наконец, и о некоторых менее важных действиях преосвященного Евгения на пользу Тобольской семинарии и училища. До преосвященного Евгения казенные воспитанники Тобольской семинарии, и в особенности бурсаки, бедные ученики тобольского училища, ходили обыкновенно в армяках или зипунах и чарках (вроде российских котов или босовиков) с красными опушками. Преосвященный, крайне бережливый и расчетливый в расходовании казенных денег, усрамился, однако же, такого костюма своих бедных питомцев и приказал вместо зипунов шить для них тиковые полосатые сюртуки[490 - Преемник Евгения преосвященный Афанасий вскоре по приезде в Тобольск приказал заменить тиковые полосатые сюртуки сюртуками же, но нанковыми^{21}^ темно-серого цвета.], а вместо котов делать сапоги.
Преосвященный Евгений, по старинному обычаю, в святую Пасху, Рождество и в день своих именин не отказывался принимать от всех классов семинарии так называемых тогда гратулянтов[491 - Гратулянт, грагулятор (лат.) – поздравитель.] и слушать произносимые ими речи на языках не только русском, но на латинском, греческом, иногда даже на еврейском, а может быть, и еще каких-нибудь других, например, татарском и пр., и всех сказывавших обыкновенно оделял полтинниками, рублями, а иногда и более[492 - Один из лучших тобольских семинаристов начала 30-х годов, вспоминая о годах молодости, полушутя говаривал: «Не раз и мне доводилось получать рубли и полтинники от щедрой руки архипастыря по произнесении, как говорили тогда, гратуляции в св. Пасху, в день Рождества Христова и пр. Имея владычний рубль или полтину в руках, тогда я едва ли не наравне ставил себя с Крезом. Проводишь, бывало, всю праздничную неделю припеваючи, потому что каждое утро и каждый полдень есть у тебя горячая булка и стакан молока».]. Эти гратуляции[493 - Гратуляции (лат.) – изъявление радости, поздравление.] старых времен, поздравления архипастырей, а инде и ректоров семинарии в праздники речами, имели и свою долю пользы: они, по словам старых времен семинаристов, в будущих иереях, протоиереях, архимандритах и пр. развивали способность писать на представляющиеся в жизни и на службе случаи приличные им слова и речи, приучали говорить с церковной кафедры и при многочисленной публике без робости, смело и с приятностию для слушающих[494 - Преемник преосвященного Евгения, тот же самый, который заменил его тиковые на бурсаках сюртуки нанковыми, отменил в Тобольске и гратуляции и тем, конечно, избавил семинарских начальников и профессоров главных предметов от излишних хлопот: у них при приготовлении гратулянтов к сказыванию речей и пр. действительно бывало не мало суеты и забот. Притом же многие из речей, произносимых в старое время семинаристами пред преосвященными, бывали крайне льстивы и преисполнены преувеличений.].
Кроме устройства епархиальных дел и семинарии, преосвященного Евгения в Тобольске много озабочивали архиерейский дом и кафедральный собор. Тобольский архиерейский дом до отобрания в начале царствования Екатерины 11 от монастырей, церквей и архиерейских домов недвижимых имуществ имел за собою до 4000 душ крестьян мужского пола и считался одним из богатых архиерейских домов. Но по отобрании крестьян и земель, в числе других, и от Тобольского архиерейского дома за ним оставлены были только следующие немногие угодья: загородная, близ Тобольска, березовая роща, небольшое озеро верстах в 100 от Тобольска, рыболовный песок на Кречетнике, против впадения в Иртыш Тобола, и верстах в 90 от Тобольска на реке Ашлыке мельница. Но что это за угодья?
Загородная архиерейская роща была пригодна разве только для самых коротких прогулок в летнее время, самых коротких потому, что иначе прогуливающийся подвергался нападению целой мириады комаров. На озере только один раз в году, именно осенью, ловят рыбу и налавливают от одного до двух и трех возов чебаков (плотвы) и мелких окуней, каковой рыбы достает на пропитание служащих при архиерейском доме недели на две или на три. Песок на Кречетнике, прежде очень рыбный, еще при предместнике преосвященного Евгения был весь завален картами (пнями, бревнами) и забит илом и песком и потому (даже по очищении от каршей одним добрым мещанином уже при преосвященном Афанасии) приносил весьма мало доходу. Ашлыкская мельница служила не к выгодам архиерейского дома, а к разорению его: плотину на ней то и дело прорывало водой и портило самую мельницу, так что приходилось постоянно исправлять ее[495 - Предместник Евгения преосв. Амвросий II хотел было настоять на своем, устроить мельницу наилучшим образом, прочно, навсегда, и убил на нее скопившихся в прежнее время денег архиерейского дома до девяти тысяч руб. (асс.); она несколько лет и оставалась без повреждения, но не было желающих взять ее на аренду; наконец при преосвященном Евгении один желающий нашелся и взял ее на четыре года, но всего по 125 р. (заметьте, ассигнациями) в год! После с архиерейской мельницей началась старая история: прорывы плотины, поправки, ничтожная выручка за помол на ней, или еще более ничтожные кортомные деньги от содержателей ее.].
Если прибавим к этому, что Тобольский архиерейский дом не имел даже места для заготовления сена на прокорм своего скота (так что должен был заготовлять его на лугу, принадлежащем Ивановскому Межугорскому монастырю, что в девяти верстах от Тобольска), то мы поймем горечь выражения, употребленного преосвященным в письме к одному родственнику: «Доходы домовые! Эта статья изъела мою душу»[496 - См. Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 102; а в письме к другому лицу преосв. писал: «Выгодами здешнего дома похвалиться не могу. Все угодья ничего не приносят». Чт. в общ. ист. и др. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 146.]. Расходы между тем по дому были большие[497 - На содержание самого дома, служащих при доме, архиерейских певчих, коней, экипажи, на жалованье 60 штатным служителям и проч.]; трех тысяч рублей ассигнациями, или и того менее, какие получались им наравне с другими архиерейскими домами (по большей части имеющими довольно богатые неокладные доходы), ему или недоставало, или доставало с большим трудом[498 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 102.]. Преосвященный начал ходатайствовать пред Св. Синодом об увеличении суммы на содержание архиерейского дома и, наконец, исходатайствовал – вместо прежних трех или менее тысяч шесть тысяч рублей (асс.). Это увеличение оклада для Тобольского архиерейского дома, говорят, послужило поводом к увеличению содержания от казны и для других архиерейских домов в Сибири, каковы иркутский и томский.
Величественный Тобольский кафедральный собор, построенный в 13–86 годах частию на пожертвования набожного паря Феодора Алексеевича[499 - Тобольский Софийский собор замечателен между прочим тем, что он – первое в Сибири по времени каменное здание. Описание Тобольского Софийского собора. М. 1852, стр. 30–33^{22}^.], а более на доходы тобольской таможни, простояв более 120 лет, около 1807 года дал трещины, начиная с фундамента и до сводов. Трещины эти, постепенно увеличиваясь в течение 18 или 19 лет при преосвященных Амвросии 1 и Амвросии II, сделались настолько велики, что из сводов падали иногда кирпичи, и в соборе опасно стало служить[500 - В письме от 27 марта 1826 г. преосвященный Евгений писал в Нижний Новгород: «Тобольский холодный собор дал трещину сверху донизу, по северной стене. Служение в нем в междуархиерейство остановлено, служим в теплом... да и я разрешить не смею, чтоб не случилось греха». Чтен. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 147.]. Преосвященный Евгений в первый же год по приезде в Тобольск обратил деятельное внимание на собор. Но, предприняв исправление его, архипастырь на первом же шагу встретил препятствие к тому... Главная, самая большая трещина была на северной стене собора, и как раз против нее с внешней стороны стены, в алтаре придела Иоанна Златоустого, был погребен (в 1715 г.) митрополит Иоанн Максимович, которого в Тобольске все почитали за святого и по котором в Златоустовском приделе многие служили панихиды и заупокойные литургии. Чтобы заделать трещину или даже осмотреть ее в глубине фундамента, необходимо было коснуться гроба преосвященного Иоанна, а сделать это, особенно публично, значило возбудить народную молву и заставить народ ежедневно стекаться к собору тысячами. Владыка, донося Св. Синоду о настоятельной нужде исправить собор, вместе с тем просил у него дозволения переложить митрополита Иоанна на другое место. Синод дозволил, но предписал, чтобы переложение было совершено без огласки. Так и было сделано: 4 сентября 1826 года была приготовлена людьми благонадежными, притом обязанными к молчанию, на левой стороне Златоустовского алтаря[501 - В недавнее время к Златоустовскому приделу алтарь пристроен новый. Таким образом, могила митрополита Иоанна с мраморным на ней памятником находится теперь не в алтаре, а в самом храме, за левым клиросом.] новая могила; 5 числа того же месяца преосвященный вместе с ректором семинарии, кафедральным протоиереем и ключарем после трехдневного строгого поста и воздержания останки митрополита Иоанна секретно от всех посторонних переложили в новый гроб, а 6 числа рано утром преосвященный Евгений без обычной архиерейской встречи, а лишь в сопровождении градских священников и четырех почетнейших и благочестивейших граждан, накануне секретно приглашенных в качестве депутатов, вошел в придел Иоанна Златоустого и по совершении соборне панихиды перенес со служащими гроб митрополита в новую могилу. Затем облачился и служил раннюю литургию без иподиаконов и певчих, в присутствии только вышеупомянутых четырех граждан и певших на клиросе сященников[502 - Стран. 1864 г. янв. отд. 1, стр. 30 и след.].
Одно препятствие к исправлению собора устранено, и вот за ним являются новые, и еще серьезнейшие. Это недостаток денег и неполучение разрешения на исправление. Впрочем, деньги – частию чрез личные предложения самого преосвященного состоятельным и более религиозным жителям Тобольска и других городов епархии, а частию через переписку с разными благотворителями губерний сибирских и соседней с Сибирью Пермской – в непродолжительное время были собраны в количестве 29 или 30 тысяч рублей (асс.). Но переписка с ведомством строительным о разрешении перебрать часть стены собора, исправить свод его и произвести другие в нем исправления (например, крышу перекрыть) тянулась слишком три года, и если кончилась благоприятно, то только благодаря участию в деле ученого и вместе с тем очень благочестивого генерал-губернатора Западной Сибири Ивана Алексеевича Вельяминова[503 - О религиозности Ивана Алексеевича можно судить по следующему: к архиерейскому служению, которое всегда бывает продолжительно, приезжал он обыкновенно во время благовеста и всегда стоял до конца службы; так он делал не только в праздничные и воскресные дни, но и в первые дни страстной недели, когда служба у преосвященного Евгения шла от 6 до 7 часов – от 7 утра и до 1 или 2 часа пополудни. Предлагали ему (человеку уже пожилому) в эти дни во время службы посидеть отдохнуть в креслах или на стуле; но он никогда не соглашался на это.]. «После Пасхи (1X30 г.), – писал тогда преосвященный к одному знакомому в России, – я получил разрешение починить собор. Это моя большая радость. Три года боролся, и не одолеть бы, если бы не помог мне наш добрый генерал-губернатор». Самая поправка собора, начатая в 1830 г., продолжалась и в 1831 году и окончилась только во время отбытия архипастыря из Тобольска в Рязань. Освящение собора было совершено преосвященным 19 сентября 1831 года при последнем его служении в Тобольске[504 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 102. Опис. тоб. Соф. соб. стр. 37 и 49.]. Радость свою о спасении собора от грозившего ему разрушения и об окончании давно начатого по обновлению его дела преосвященный высказал и в прощальном своем к тобольской пастве слове: «Освящен, – говорил он тогда между прочим, – и первопрестольный храм тобольской паствы, да возносится в нем непрестанная молитва о всей пастве. Радостно мне, как человеку, преодоление всех препятствий и увенчание наших усилий обновлением; но паче радостно, как пастырю, что умолкнувший в сем святилище глас молитвенный снова слышится и приносится бескровная жертва о мире всего мира».
До сих пор мы описывали преосвященного Евгения как заботливого администратора и хорошего хозяина. Теперь посмотрим, как он священнодействовал и учил. Служил преосвященный Евгений часто: то в соборе, то в своей домовой церкви, то в приходских церквах по случаю храмовых праздников. Служение его было величественное и благоговейное и почти всегда сопровождалось поучением – чаще его собственным, а иногда и из книги; почему храм, где он служил, всегда бывал полон молящихся. Всенощные бдения преосвященный обыкновенно слушал в своей домовой церкви, причем почти всегда стоял на правом клиросе, и когда приходила очередь сему клиросу петь (на левом в таком случае пели архиерейские певчие), он пел один все, даже стихиры на _Господи_воззвал_, праздничные или воскресные тропари и пр. За ранними литургиями, которые преосвященный иногда также слушал в домовой церкви, он становился на левом клиросе и иногда, говорят, исправлял должность пономаря – пел, подавал кадило и проч.[505 - Припомним, что за преосвященным Евгением, когда ему исполнилось только пять лет, было зачислено на родине пономарское место, и что с осьми лет он, как уже хорошо обучившийся грамоте, самым делом исправлял должность пономаря (Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 44).] Для многих казалось странным следующее обстоятельство: когда служит в домовой церкви всенощную эконом архиерейского дома священник Тимофей Овчинников (уже покойный), преосвященный Евгений пред Евангелием с клироса уходил в алтарь, становился подле престола, или лучше подле священника, и, сказавши: «Ну, читай за мной», вполголоса читал пред ним Евангелие, а тот повторял за ним: _«Во_дни_оны_», например, скажет преосвященный, и тот говорит: «Во _дни_оны:_воспитан_Мариам,_иде_в_горняя_со_тщанием_во_град_Иудов»,_ и тот: _воставши_Мариам,_иде_в_горняя_ и пр., и так до конца. Дело в том, что названный священник был человек безграмотный, при архиепископе Амвросии 1 он был иподиаконом и казначеем архиерейского дома и служил в этих должностях весьма усердно и хорошо. Преемник Амвросия I и непосредственный предместник Евгения Амвросий II. в награду за его ревностную службу по архиерейскому дому, и преимущественно за наблюдение во время устройства архиерейской мельницы, и за надзор за помолом на ней и еще в тех видах, чтобы придать своему верному слуге в глазах подчиненных ему штатных служителей архиерейского дома больше весу, рукоположил его во священника, а преосвященный Евгений решился исправить ошибку или чрезмерное благожелание одного (т.е. архиепископа Амвросия II) и довершить благодеяние для другого, а именно сделать безграмотного священника хотя полуграмотным. И действительно, заставляя его служить в своей домовой церкви на первый раз только всенощные, а потом и ранние литургии, преосвященный благодаря своей настойчивости достиг по крайней мере того, что Овчинников мог быть назначен во священника к тобольской острожной церкви, где треб почти никаких не бывает, и где он, хотя с грехом пополам – говоря, например, возгласы наизусть и читая по большей части одни и те же многие вытверженные евангелия, – отправлять всенощные и служить по воскресеньям и праздникам литургии.
Говоря о совершении преосвященным Евгением богослужения, скажем, наконец, о том, что он имел обычай очищать совесть свою покаянием пред духовником, между прочим, в конце страстной седмицы; почему, для приготовления к тому и ради особенной важности воспоминаний этой седмицы, во все дни ее служил. В первые три дня, совершая преждеосвященные литургии, он сам читал на них, согласно установлению церкви, все (полные) четыре евангелия. Служба в эти три дня продолжалась от 6 до 7 часов (с 7 часа утра и по 1 или 2 час пополудни), и преосвященный выносил[506 - Преосвященный читал, действовал, почему для него все-таки еще было сносно; но каково было сослужившим ему протоиереям, священникам и иеромонахам, которые только стояли, притом без всякого действия? Они в собственном смысле слов – плакали.].
В статье « _Особенно_замечательные_черты_жизни_и_характера_преосв._Евгения,_ (бывшего,) _архиепископа_Ярославского»,_ помещенной в «Душеполезном чтении» 1869 года[507 - Ч. 1, изв. и зам., стр. 29.], сказано между прочим: «Проповеди преосвященный как в кафедральном соборе, так и вообще в месте постоянного своего пребывания говорил очень редко; а при обозрении епархии говорил почти при каждом священнослужении. Он так рассуждал: я не говорю проповедей в городе губернском. Для чего мне говорить? Для воскресной и праздничной проповеди есть всегда назначенный священник по расписанию. Меня все слышали и все знают. А назначенный для проповеди священник, иногда издалека, целый год заботится о проповеди, пишет, представляет цензору, другому, архиерею. И после стольких хлопот лишить его удовольствия произнесть? Не обидно ли? Притом же очень нередко так заботливо приготовленная проповедь и лучше и назидательнее моей скороспелой и необработанной». Со всем, что сказано здесь о сказывании преосвященным Евгением проповедей, пишущий никак не может согласиться. Например, здесь сказано, что описываемый архипастырь в кафедральных соборах и вообще в местах постоянного своего пребывания проповеди говорил очень редко. Если здесь говорится о служении преосвященного в Рязани и Ярославле, то, может быть, это и справедливо: там, и особенно в Ярославле, преосвященный достиг уже преклонных лет[508 - И действительно так. В письме к одному из Тобольска, писанном в июле 1851 г., он говорил: «А глаз худо видит, память крайне слабеет, зубов почти не имею, потому не только проповедей не говорю, но и служить стыжусь». Да и гораздо ранее сего, и именно еще около 1834 года, из Рязани писал он: «Вообще чувствую себя не тем, что был прежде. Не только к переписке, даже к проповедям нет той ревности, как прежде. В нынешнем году почти только и есть, что сказал ездя по епархии». (Душ. чт. 1869 г., ч. 3, стр. 112).]; там в его время священники были все уже ученые, притом их было большое число (в Ярославле одних приходских церквей до 40), и для сказывания проповедей в кафедральном соборе назначались сверх градских священников, протоиереев и ученых диаконов настоятели многих уездных церквей; наконец там вводились в очередное расписание наставники семинарии и духовных училищ. Но относительно Тобольска это несправедливо: в Тобольске при Евгении церквей (кроме соборных, домовых и монастырских) было всего 14, священники при них не все были ученые, профессоров семинарии с ректором и инспектором считалось только шесть, а учителей в училище и того менее; притом сельские священники в очередь для проповедывания в соборе тогда не вводились, как не вводятся они и до сих пор. Но вот факт, лучше всяких соображений опровергающий приведенное в статье «Душеп. чтения» известие: преосвященный Евгений служил в Тобольске менее шести лет (1826–1831 гг.), а проповедей, сказанных им к тобольской пастве (и своеручно писанных) хранится в библиотеке Тобольской семинарии 135! Из них 22 сказаны в 1826 году, 26 – в 1827, 34 – в 1828[509 - Припомним, что в этом году преосвящспиый Евгений обозревал почти всю епархию.], 20 – в 1829[510 - В этом году почти все лето проведено в путешествии по безлюдному Березовскому краю.], 20 – в 1830 и 13 в 1831 году[511 - В сентябре сего года, как увидим ниже, преосв. Евгений уже отбыл из Тобольска.], следовательно, круглым числом приходится их по 23 на год. Можно ли же сказать об описываемом архипастыре, что он во всех местах своего постоянного пребывания говорил проповеди очень редко? Не должно ли, напротив, сказать (особенно принимая во внимание труды его по управлению епархией, семинарией и пр.), что он проповедывал весьма нередко! В Белгороде и Пскове он говорил проповеди, кажется, еще чаще, чем в Тобольске: в том и другом городе он святительствовал менее нежели по четыре года, а между тем в каждом из них произнес более 100 слов, о чем сам он говорит в своем дневнике. Но обратимся к самым проповедям преосвященного Евгения, к тому, как они составлялись и произносились в Тобольске и ^П^р.[512 - Душ. чт 18 г.; ч. з; стр. 62 и 64.]
Бывало, когда наступал большой праздник или воскресный день пред великим постом, или во время самого поста, за час или за два до литургии преосвященный брал лист бумаги, садился за стол или ставал за конторку и, обдумавши наперед тему, писал проповедь, и писал без всяких поправок и малейших помарок. К благовесту или во время благовеста она была уже готова. За литургией, когда наступало обычное для проповеди время, преосвященный выходил на амвон и говорил приготовленное за час или за два. Слушателей у преосвященного бывала полная церковь; все толпились к амвону, водворялась мертвая тишина[513 - Совершенно то же было и ранее Тобольска во Пскове, о чем преосвященный не обинуясь говорил псковичанам в прощальном к ним слове: «Не могу никогда забыть... того благочестивого безмолвия, с каким внимали вы скудному слову вашего недостойного пастыря». Слова архиеп. Евгения, стр. 155.], и во храме раздавалось внятное слово проповедника. По свидетельству современников и очевидцев (из жителей Тобольска), иногда два-три слова, произнесенные преосвященным с энергией или с особенным чувством, заставляли слушателей проливать слезы о грехах своих, и во всяком случае сообщенные им в слове высокие и назидательные мысли убеждали их быть, жить лучше прежнего, побуждали их давать в душе обеты исправиться. Отчего же это? Проповеди преосвященного Евгения не отличались ни острыми мыслями, ни изящным слогом, но они всегда были кратки, немногосложны (всегда не более, а иногда и менее листа), а потому неутомительны для слушателей; по своему построению, а также по слогу и языку они были удобопонятны для всех, как образованных, так и необразованных; наконец, что всего важнее, проповеди его были сердечны, исполнены чувства и приспособлены ко времени и обстоятельствам[514 - Припомним здесь слова, сказанные преосв. Евгением в Обдорске, Омске, Тюмени и в Тобольске при освящении вновь построенного семинарского корпуса, о которых было сказано выше.]. Произносились они притом голосом громким, и произносились архипастырем многочтимым, жизнь которого, как всем было известно, совершенно согласовалась с мыслями, истинами и правилами, которые он проповедывал другим.
Проповедей своих, сказанных в той или другой епархии, преосвященный не увозил с собой, а оставлял их в библиотеке местной семинарии. Так он распорядился с проповедями, говоренными им в епархиях Курской, Псковской, Рязанской (и, конечно, Ярославской)[515 - Душ. чт. 18 г., ч. 3, изв. и зам., стр. 63, 64, 115.]; так же было поступлено им и с проповедями, произнесенными к пастве тобольской: при отъезде его из Тобольска все они были сданы им для хранения в Тобольскую семинарию. Все проповеди писаны преосвященным своеручно, четким, довольно крупным и красивым почерком и переплетены в два фолианта. Проповедей преосвященного Евгения хранится в библиотеке Тобольской семинарии, как сказано выше, 135. Из них пока напечатана только одна, сказанная I января 1826 года при первом служении в Тобольске, на текст: _обновляются_[516 - Напечатана сначала отдельною брошюрою в 1826 году, а потом в 1864 году вошла в собрание его слов. Последнее состоит только из 29 проповедей, включая сюда и приветственную к тобольской пастве. Г. Ивановский ошибочно говорит (Странн. 1871 г., окт., хрон., стр. 57), будто это издание не состоялось.]; но в рукописях, по частям некоторые из них можно встречать у иных стариков-священников (Тобольской и Томской епархий), учившихся в Тобольской семинарии при Евгении, или у их наследников. Впрочем, копии со слов, говоренных преосвященным Евгением к тобольской пастве (в двух сейчас названных епархиях), существуют рассеянно, разрозненно и понемногу – по 5, 8 и 10, и, вероятно, со временем они совсем затеряются; в Москве же, у родственника покойного преосвященного, священника (ныне протоиерея) Николо-Котельницкой церкви о. Иоанна Алексеевича Благовещенского есть полное собрание копий с сих слов. Названный родственник преосвященного Евгения вместе с некоторыми любителями духовного, назидательного чтения и почитателями преосвященного давно уже (еще около 1833 года) обращался к нему с предложением об издании его проповедей; но в то время преосвященный отклонил это предложение, то высказывая сомнение, стоят ли его проповеди печати, то внушая отложить это дело до его смерти; и только во второй половине 1847 года он сделал некоторую уступку, именно: чрез корреспондентов тех епархий, на которых служил до Ярославля, он добыл верные копии со всех своих слов, говоренных там и оставленных им в библиотеках местных семинарий, и передал их названному выше родственнику своему. Следует желать, чтобы копии эти, а в числе их и копии со слов, говоренных к тобольской пастве, не погибли бесследно, а появились в печати, если не в полном своем составе, то хотя избранные, чтобы служить духовною пищею для душ, алчущих ее. Не забудем, что покойный владыка ни разу не высказывал желания, чтобы произведения его слова вовсе не предавались печати, а только откладывал это дело до своей кончины, да и о. протоиерей Благовещенский, конечно, не для одного лишь собственного удовольствия[517 - Странн. 1871 г., окт. хрон., стр. 57.] так старательно собирал все, что только было сказано с церковной кафедры его достопамятным родственником.
Нам остается еще сказать о некоторых особенных чертах в характере преосвященного Евгения и затем перейти к рассказу о прощании его с тобольскою паствою по случаю перемещения в Рязань.
Кроме неутомимой деятельности в отправлении дел своего служения, в характере преосвященного Евгения особенно выдавались следующие черты: бескорыстие, правдивость, попечительность о вверенном ему духовенстве и милосердие. «Бескорыстие – по свидетельству одного близко знавшего его лица, – так сродно было ему, что он, бывало, оскорблялся, когда кто-либо упоминал ему об этом»[518 - Душеп. чт. 18 г., ч. 1, изв. и зам., стр. 26.]; его он, кажется, не считал в себе и за добродетель. Принять от кого-нибудь из духовенства подарок, например, в благодарность за исходатайствование награды, а также по случаю производства во священники или протоиереи, для преосвященного Евгения было и немыслимо. На стол для себя и на угощение посетителей, в праздничные и высокоторжественные дни являвшихся после литургии, он ничего не расходовал из сумм, ассигнуемых от казны на содержание архиерейского дома, а употреблял на это деньги из своего небогатого в то время архиерейского жалованья. Иные из купечества, как в самом Тобольске, так и во время поездки его по епархии, являлись к нему, по примеру прежних лет, при разных случаях с подарками и приношениями, но он ни больших[519 - Например, в Томске от первого в Сибири золотоприискателя Феодора Попова.], ни малых подарков[520 - Однажды купцы Струнины, по возвращении из Ирбитской ярмарки, принесли преосвященному около двух десятков яблок, которые составляют редкость в Сибири, и столько же лимонов, но преосвященный отказался принять и этот подарок.] никогда не принимал и даже возвращал присланное в его отсутствие и принятое прислугой. «Иные, – пишет о преосвященном Евгении о. протоиерей Благовещенский, – укоряли его за это, прямо говорили ему, что приносят ему не по делу и не из каких-либо видов, а единственно из усердия». На это он отвечал: «Знаю и верю, что делается по усердию, без всяких видов. Но случись этому дарителю иметь ко мне какое-либо дело, не почтет ли он меня невежливым, если не сделаю того, что он почитает возможным, а для меня невозможно? Да не стеснит ли это и меня в действиях?»[521 - Может быть, о. протоиерей пишет здесь о разговорах, происходивших между преосвященным Евгением и являвшимися к нему с приношениями в которых-нибудь из российских епархий; но смеем заверить, что и на].
Преосвященный Евгений, будучи сам бескорыстен, и людей держал при себе, которые не только боялись что-нибудь принять от духовных или от мирян, но, можно сказать, если бы и захотели, не сумели бы этого сделать – до того они были прямодушны и честны. Таковы, между прочим, были ездившие с Евгением по епархии для ревизии протоиереи Карпинский и Арефьев и столоначальник Бекреев, а преимущественно перед всеми игумен Мартиниан и ученик семинарии Заклинский, которых он привез с собой из Пскова и которых впоследствии увез в Рязань[522 - Уж таков был простой-препростой и добрый этот отец Мартиниан! А Заклинский решительно ничем не отличался от прочих учеников семинарии, своих товарищей: никто ни из учеников ни из духовенства, ни из светских бывавших у владыки, даже и не думал, что он родственник архиерейский.].
Здесь нелишне будет сказать, что преосвященный Евгений отличался особенной бережливостию в употреблении и хранении казенных денег: у него по семинарии, по церквам, монастырям, архиерейскому дому постоянно предписывалась, требовалась и на самом деле соблюдалась экономия и велась строгая отчетность. От этого при нем почти во всех подведомых ему учреждениях от назначенных на их расходы денег оказывались значительные сбережения или статьи, которые и хранились на непредвиденные случаи. Таким образом, и при ничтожных средствах, какими располагал при Евгении Тобольский архиерейский дом, преосвященный умел сберечь весьма изрядную сумму и тем дал возможность преемнику своему (архиепископу Афанасию) расширить (чрез пристройку алтаря) и украсить домовую церковь, а также исправить и привести в лучший вид самый архиерейский дом. Этой бережливости Евгений не оставлял и в других местах своего служения; из Ярославля (в начале января 1844 года) он писал одному из тоболян, в ответ на его уведомление об украшениях при преосвященном Владимире церквей города Тобольска и о постройках его по архиерейскому дому: «А я только старое подновляю, да охоливаю. Все думается: на что лишнее затевать? Раздолье будет моему преемнику; денег (по Ярославскому архиерейскому дому) множество накопилось». Строгая разборчивость Евгения в употреблении казенных сумм иногда доходила (особенно в старости его) почти до так называемой скрупулезности. Пишущий сам был в Ярославле свидетелем следующих двух фактов: 1) является к преосвященному с рапортом о поведении учеников правивший тогда должность инспектора семинарии священник А-в; преосвященный, приняв рапорт, прочитав его и поговорив немного с рапортующим, уходит в кабинет, минуты через две-три возвращается оттуда, но возвращается уже с листом чистой бумаги в руках и с маленьким замечанием отдает его инспектору: один лист, по его мнению, оказался лишний, и он своеручно отшил его от тетрадки; 2) приезжает на епархию один из окончивших курс академии и хлопочет, чтобы до открытия учительского места в какой-нибудь семинарии ему предоставлены были в низшем классе две лекторские вакансии по языкам греческому и французскому[523 - Проситель сам лично нравился преосвященному, он его расхваливал пред его родными, а после из чужой семинарии в один раз приглашал его на сделавшееся свободным место смотрителя одного из подчиненных ему духовных училищ, во второй раз – на лучшее священническое место в епархиальном городе.]. Преосвященный соглашается определить означенного академиста на просимые места, но с тем же окладом жалованья (по 60 р. асс. в год), какой получали лекторы-семинаристы[524 - До 1810 г. в наших семинариях существовали лекторы; это были лучшие ученики богословского класса, преподававшие (под наблюдением профессоров) в низшем отделении семинарии, а иногда и в других отделениях греческий, французский, немецкий, а иногда латинский и даже еврейский языки; жалованья эти лекторы получали по 60 р. асс. в год.], а не с высшим, в 120 или 200 р. асс (за каждое место), какой желал получить проситель и какой назначен был лекторам из окончивших курс семинарии одним из предместников преосвященного Евгения (Московским митрополитом Филаретом в бытность его архиепископом Ярославским). «Зачем нам, – говорил он членам семинарского правления, ходатайствовавшим за академиста, – давать вдвое или втрое жалованья за то самое, что для нас делают за жалованье вполовину или и еще того меньшее; казну надо беречь». Представление, что проситель, как человек с академическим образованием, сравнительно с семинаристом может иметь пред учениками больший авторитет, может быть более других лекторов полезен, осталось без желаемых последствий.
Но этот же преосвященный, столь расчетливый в расходовании казенных денег, был далеко не расчетлив, когда дело касалось его собственного кошелька: просящие и истинно нуждающиеся никогда не уходили от него без посильной (при его весьма ограниченном архиерейском жалованье) помощи, служащие при нем награждались щедро, бедным родственникам посылались довольно значительные вспомоществования, служившие в консистории и отчасти в семинарии нередко были угощаемы обедами и закусками, разного рода посетители всегда находили у него радушный прием. Поэтому преосвященный весьма нередко оставался без копейки. С увеличением средств (например, со включением его в число пенсионеров по орденам сначала Александра Невского, а потом и св. Владимира 2-й степени[525 - С двух орденов преосвященный Евгений получал пенсию до 1000 р. с.]) щедрость архипастыря приняла еще большие размеры. В первые 10 лет всю пенсию по ордену св. Александра Невского он отдавал на строившуюся тогда в селе Беляницыне, на его родине (Владимирской епархии), вместо обветшавшей деревянной каменную церковь; потом он делал вклады на вечные времена в пользу причтов тех церквей, при которых померли или были погребены его родители и другие его родные; положил (по 100 р.) вроде пенсий десяти своим племянникам и племянницам, отказался от жалованья и всех доходов до пяти тысяч рублей серебром ежегодно по званию настоятеля Донского монастыря в пользу сего монастыря[526 - Из письма преосвященного Евгения в Тобольск от 19 июня 1854 г. А также из Душ. чт. 18 г. ч. 1, стр. 163.]; жертвовал значительные суммы (3 тыс. руб.) на военные издержки в Крымскую кампанию и пр.
Вторая отличительная черта в характере преосвященного Евгения – это всегдашняя и неизменная любовь к правде... Во всех четырех великороссийских епархия, которыми управлял преосвященный Евгений, оказывалось очень много помещиков. Многие из этих лиц, надмеваясь – кто знатностью, кто богатством, кто образованием, а всего чаще одним своим дворянством, мало того что при всяком случае унижали свое приходское духовенство, но при малейших столкновениях духовных лиц с крестьянами, особенно же в случае неисполнения хотя бы явно несправедливых требований самих помещиков, всячески притесняли духовенство и то и дело посылали к архиерею жалобы на него с требованием либо наказаний лицу, провинившемуся пред ними, либо удаления его от занимаемого места. Преосвященный Евгений никогда ничего не делал по этим жалобам и требованиям без строгого исследования, и если по исследовании дела справедливость оказывалась на стороне духовенства, он считал священнейшим долгом защищать подчиненное ему духовенство, отстаивая его права, и в этом случае не смотрел ни на какие лица и отношения. Однажды, в бытность свою в Ярославской епархии, преосвященный не усумнился защищать права одного причта в спорах его с прихожанами, которых, по наветам их управителей, защищал сильно и настойчиво владелец их – покойный светлейший князь Сергий Михайлович Голицын, вельможа, известный всей России, приближенный ко двору, человек, отличавшийся благочестием, честности и, сверх того, лично знакомый преосвященному и с давних пор состоявший с ним в переписке[527 - И что же? После долгой переписки и многих неприятностей князь Сергий Михайлович принужден был поступиться своими требованиям в виду правдивости Евгения; только по этому случаю, говорят, он заметил: «упрям преосвященный, но прав». Душ. чт. 1866 г. ч. 1, изв. и зам., стр. 30–32.]. «Что бы я был за пастырь, – говорил он тогда, – если бы не защитил несправедливо теснимого священника из угождения вельможе?»[528 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 104.]. Но что говорить о действиях преосвященного в этом отношении в чуждых для нас епархиях? Припомним, как преосвященный поступил, быв в Тобольске архипастырем, когда сенаторы, ревизовавшие Западную Сибирь, вздумали принимать от крестьян по большей части запоздалые жалобы на притязательность духовенства, стали производить по тем жалобам следствия и посылать эти следствия, эти дела к епархиальному начальству, требуя наказания подвергшимся жалобам и следствиям. «Не явная ли, не уголовная ли была опасность, – как писал тогда сам преосвященный[529 - Там же.], – не согласиться с чиновниками, облеченным высочайшим доверием?!». Несмотря, однако ж, на явную опасность, он не согласился с сенаторами-ревизорами, протестовал против их действий, стал защищать подчиненное ему тогда сибирское духовенство – словом, пошел путем правды, который, как видели вы выше, довел его до обнаружения истины, до того, что дина духовные, напрасно обжалованные, спаслись от незаслуженного ими наказания, и все духовенство Тобольской епархии избавилось от клеветы, взведенной на него пред высшим правительством, пред целою Россией.
В правдивости преосвященного Евгения и вытекающей из нее всегдашней его готовности поддерживать и защищать подчиненное ему духовенство была новая особенность. Если в среде самого духовенства возникали взаимные неудовольствия и ссоры, и к нему поступали жалобы от лиц духовных и на духовных же, особенно если эти жалобы были от старших на младших и от высших на низших (и именно от протоиереев и священников на причетников), преосвященный не спешил решать их, а наперед подвергал их самому тщательному исследованию; казалось даже, будто он более старался держать сторону младших против старших и низших против высших, обыкновенно говоря: «Старшему младшего и высшему низшего всегда легче изобидеть; я по собственному опыту знаю, каково пономарям и дьячкам жить и служить при иных священниках».
Преосвященный Евгений, будучи правдив по отношению к другим, требовал справедливого отношения и к себе от других. Припомним, что он говорил явившемуся ему во сне митрополиту Платону и советовавшему, или лучше приказывавшему, перепрашиваться из Пскова на другую епархию: «Куда же проситься? Вакансии (архиерейские) в других епархиях ежели и есть, то они (только) епископские; неужели (хлопотать) о понижении?». Припомним также, как он вооружился, вступился за права свои архиерейские, когда сенаторы, ревизовавшие Западную Сибирь, стали принимать от крестьян жалобы на духовенство и по сим жалобам сами производили следствия без депутатов со стороны духовенства и присылали к нему дела только уже для наложения наказания на подвергшихся следствию. «Где же тут порядок? – говорил он тогда. – Где законы? Где права наши? На что же нам и оставаться, если мы лишние?»[530 - Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 104.]. Но, с другой стороны, преосвященный не любил и того, когда ему присвоивали что-нибудь не подобающее, не следующее ему. Например, один корреспондент преосвященного Евгения, узнав о дне его рождения (30 числа), из неблагоразумного усердия к нему вздумал в письме своем провести что-то вроде параллели между ним и Петром Великим. Преосвященный отвечал ему (от 8 октября 1838 г.), как бы с усмешкой и вместе досадой: «А это забавно, что вы день моего рождения (30 июня) сложили со днем рождения Петра Великого (30 мая). Мне ли так высоко мечтать? А ближе скажу вам, что со мною в один день (и в одном и том же селе) родился Пономарев сын Иван, который теперь на месте своего отца пономарем же. Есть апостольские слова: _не_высокая_мудрствующе,_но_смиренными_ведущеся»_ (Рим. 12, 26). А другой корреспондент, узнав о пожаловании преосвященного Евгения при увольнении его на покой званием члена Св. Синода, начал в письмах своих титуловать его «святейшеством». Огорчился смиренный старец-архипастырь: «Сделайте милость, – писал он в ответном письме, – не титулуйте меня святейшеством. Я не присутствую в Св. Синоде, а только в синодальной конторе; а титула святейшества, как патриаршего, и самые синодалы остерегаются... Стыдно величаему быть смирившемуся на покой, ибо так в старину говаривали и писали: пошел на смирение». Когда же корреспондент не унялся и продолжал начинать свои письма словами: «Ваше святейшество», тогда преосвященный снова написал: «Вы в письме своем опять присвоили не принадлежащее мне святейшество, которое одним патриархам принадлежит; его и из членов Синода ни один не приемлет, и почитают за низкое ласкательство и обижаются».
Чтобы и при опытности в управлении, и при хорошем знании как канонов церковных, так и законов гражданских, и при старании быть на суде справедливым, не ошибиться, не погрешить в суде, преосвященный Евгений иногда обращался за советами к старейшим и, как ему казалось, более его опытным в управлении епархиальными делами преосвященным[531 - Раз преосв. Евгений с каким-то трудным вопросом обратился к иркутскому преосв. Михаилу Бурдукову; но обратился, как говорится, не в добрый час. Преосв. Михаил оскорбился и отвечал: «Что ты меня пытаешь, экзаменуешь, что ли?». В новом письме пр. Евгений извинялся, оправдывался, говорил, что он обратился к нему, как сын к отцу. И в самом деле так: Михаил был старше Евгения, был сибиряк, долго служил в Сибири до архиерейства, священником и ректором (тоб. семинарии), да и в архиереи произведен ранее преосв. Евгения.] и, по словам служившего при нем[532 - Кафедральным протоиереем и членом консистории.] протоиерея А.П. Фелицына, имел обычай, приступая к решению дел, особенно важных, трудных и запутанных, прежде всего становиться на колена пред иконою Христа Спасителя и молиться так: «Господи! Вонми ми и вразуми мя, да сотворю суд людям Твоим по закону Твоему святому, в правде»[533 - Слова эти записаны в его воспоминаниях о преосв. Евгении. Сам он их слышать, конечно, не мог, но мог узнать об них от келейников преосвященного.]. После этого он решал дела, и его решения были непреложны, неизменны; если же являлись недовольные его решениями, жаловались ему на него же самого, то он, по свидетельству того же протоиерея, будто бы говорил таким жалобщикам: «Жалуйтесь на Бога; я Его пером писал решения»[534 - Конечно, многим такие слова могут показаться слишком смелыми, но не так поймут их те, кому известно глубокое смирение архипастыря и его живая вера и верность своему призванию.]. К этому надобно присовокупить, что преосвященный крайне не любил ходатайствовать за подсудимых.
Под влиянием своей правдивости преосвященный Евгений особенно был разборчив в определении на места: ученых, т.е. кончивших курс семинарии, он всегда предпочитал неученым или не кончившим курса; учеников философии предпочитал ученикам риторики, сих последних – ученикам училищ, и пр. Само собою разумеется, что тут принимались во внимание и нравственные качества просителей. Чтобы не ошибиться в этом важном деле, преосвященный особенное внимание обращал на семинарию и в ней на богословский класс[535 - В сей последний на экзамены он ездил не только в курсовой, последний год учения, но и в некурсовой, и в первый год, не только пред летнею вакациею, но и пред Рождеством, бывал на экзаменах по нескольку дней сряду, высиживал на них от 9 часов утра и до часу пополудни, и на них или после не только поверял отметки начальников и наставников (в списках, представляемых ими), но и сам составлял свои собственные списки, которые и хранил у себя.]. Когда кончившие курс являлись с просьбами о местах, то он справлялся о них не только в списках, доставленных от семинарского правления, но и в своих собственных[536 - Душ. чт 1859 г. ч 1. изв. и зам., стр. 27 и сл. 18 г. ч. 3, стр. 112.]. В тех немногих случаях, когда на одно место просилось несколько богословов, преосвященный экзаменовал всех их вместе и после экзамена спрашивал их самих: кто из них достойнее занять просимое место? Те по необходимости сами указывали на достойнейшего, на лучшего из среды себя, и этим способом он избегал пересуда, ропота со стороны молодежи. Но так как Тобольская семинария до последнего времени была очень немноголюдна, то при преосвященном Евгении и долго после него не только на диаконские, но и на многие священнические места ставились и теперь еще иногда ставятся неученые диаконы и причетники. В этом случае предпочтение отдавалось хотя сколько-нибудь учившимся в семинарии пред учившимися только в училище, а сим последним – пред учившимися только в доме родителей[537 - Здесь непременно требовались еще одобрение от прихожан, хорошая отметка благочинного в клировых, свидетельство духовного правления и удовлетворительные ответы наличном его экзамене по катехизису, отправлению богослужения и пр.]. При посвящении и определении на места, как и при решении судебных дел, преосвященный не терпел ходатайств, вмешательства посредствующих лиц, не терпел сего, по-видимому, даже до излишества. Вот, например, какой был случай: в конце 1837 или начале 1838 года диакон одного прихода Ярославской епархии, по семинарии товарищ и друг тобольского преосвященного Афанасия[538 - Афанасий родом был из Любима, города ярославской губернии.], так ослабел в здоровье, что более не мог отправлять богослужения и должен был выйти за штат. Но без должности он с семьей остался бы, как говорится, без куска хлеба. Сострадая бедственному положению бывшего товарища, преосвященный Афанасий просил письмом преосвященного Евгения (в то время Ярославского архиепископа), в видах доставить пропитание несчастному семейству, посвятить в диакона одного доброй нравственности и искусного в пении и чтении причетника, который был близкий родственник названного диакона, и обязывался в случае определения на его место помогать в содержании ему и его семейству. И что же? Преосвященный Евгений, несмотря на сан ходатая и на давнишнее с ним знакомство, а также на безвыходное положение покровительствуемого им семейства, отказал из опасения, как он тогда извещал, жалобы на него Св. Синоду со стороны семинаристов, исключенных из философского класса[539 - Впрочем, преосвященный Евгений дело устроил иначе и к удовольствию самого больного диакона: он оставил место за ним до окончания семинарского курса сына его (а тому оставалось учиться еще два с половиною года) с тем, чтобы отцу служить только тогда, когда может, а доход получать ему полный.]!
Кажется, под влиянием той же непоколебимой правдивости преосвященный Евгений был не щедр на награды своим подчиненным... В письме из Ярославля от 1 января 1844 года к тобольскому купцу Гневашеву в ответ на уведомление его. что вновь вступивший в управление тобольскою паствою (по смерти Афанасия) преосвященный Владимир в один лишь год, и даже менее чем в год, рукоположил в протоиереи двух священников на штатные места и семь священников (разумеется, заслуженных, отличной жизни и уже пожилых, а ныне уже и престарелых) на нештатные (места), преосвященный Евгений говорил: «А я, малодушный, во всю здесь бытность (в продолжение шести с половиною лет) только одного протоиерея посвятил». Кажется, он все опасался, как бы не наградить еще не вполне заслуживших награду. Впрочем, преосвященный Евгений принадлежал старому времени; а в старые времена почти все архипастыри не любили рассыпать наград: так, преемник Евгения по тобольской пастве преосвященный Афанасий в 10 с половиною лет управления (1832–1842), помнится, рукоположил в протоиереи на нештатные места только двоих (ключаря собора Ласточкина и священника Абацкой слободы Павла, в монашестве Мисаила, Фокина): одного как хорошего преподавателя и искусного проповедника, а другого как особенно отличавшегося кротостию, подвижническою жизнию и замечательною исправностию в прохождении обязанностей священника и благочинного.
Но венцом всех отличительных качеств в преосвященном Евгении была доброта его и отеческая снисходительность к подчиненным. В подтверждение этого[540 - Следует припомнить здесь сказанное в начале этой статьи о том, в каком состоянии по приезде в Тобольск преосвященный Евгений нашел дела епархиального управления; там же было сказано, что, быть может, всякий другой преосвященный всех или большую часть членов консистории по меньшей мере уволил бы от звания членов и донес бы Св. Синоду, а секретаря консистории даже отдал бы под суд; между тем преосвященный Евгений ограничился только замечаниями да выговорами, или попросту сказать, одним ворчанием, и не только всех членов консистории оставил на своих местах, но даже неисправимого секретаря три года терпел, по крайней мере дозволял ему носить имя секретаря (без исправления должности) и пользоваться жалованьем по этой должности.] расскажем следующее: первые годы царствования блаженной памяти Императора Николая Павловича особенно были грозны для духовенства. Государь Император вскоре по вступлении на престол обратил внимание на нравственность священно и церковнослужителей и о всех происшествиях, случающихся в церквах от их нетрезвости и буйства, высочайше повелел обер-прокурору Св. Синода немедленно доводить до сведения Его Величества, а о самых происшествиях сейчас же производить строгие следствия и о виновных в них, а также и о положенных на них наказаниях, после доносить Его Величеству. Во исполнение сего высочайшего повеления Св. Синод распорядился, чтобы о происшествиях в церквах епархиальные архиереи непременно и немедленно доносили Св. Синоду, а секретари консисторий немедленно же сообщали синодальному обер-прокурору и по произведении следствий дела с мнениями также представляли бы в Св. Синод... Без подобных дел не обходилось и в Тобольской епархии. Преосвященный Евгений, смотря по проступку, присуждал виновных или ко всегдашнему запрещению в священнослужении и низведению на причетнические должности, или к временному запрещению в священнослужении с заключением на более или менее продолжительное время в монастырь. Но Св. Синод почти всегда присуждал виновных к более тяжким наказаниям, например, к лишению сана и исключению из духовного звания с отдачею в распоряжение гражданского начальства (которое всегда или отдавало таких лиц в военную службу, или отсылало на заводы в работу, или записывало в крестьянское сословие с отправлением всех крестьянских повинностей), а преосвященному почти всякий раз делал замечания за слабое решение дела. Таким образом, в шестилетнее управление Тобольскою епархиею описываемым преосвященным ни один священник не был приговорен к лишению сана, и ежели некоторые и были при нем лишены оного, то не по его приговору, а по предписанию высшей власти. И вот причина, почему во всю бытность преосвященного Евгения на Тобольской епархии только одно лицо апеллировало на решение епархиального начальств Св. Синоду[541 - Впрочем, и то нужно сказать к чести сибирского духовенства, что оно до нынешнего прогресса и до наплыва в Сибирь духовенства во множестве из России, особенно из владимирской епархии, было весьма благопокорно своим архипастырям, на суд своих архипастырей смотрело так же, как смотрели на суд епископов в первые веки, т.е. как на приговор Божий, и при преемнике Евгении, архиепископе Афанасии, в 10 с половиною лет его управления, только двое из духовенства тобольской епархии приносили жалобы Св. Синоду на епархиальное начальство, жалобы, которые послужили, однако ж, к их же и вовсе ими нежеланному перемещению их в одну из соседних епархий (Странник 18 г. январь, отд. I, стр. 28).]. Некоторые проявления горячности в характере преосвященного Евгения не могут служить опровержением сказанного доселе о его доброте; горячность эта была невольным плодом его природного темперамента. «Бывало, – говорит служивший при нем П.А. Бекреев, – за малейшую и ненамеренную какую-нибудь ошибку нашу преосвященный вспылит, разгорячится; но он умел управлять этим несвойственным, неприличным для архипастыря свойством – в одну минуту, бываю, он утихнет и, как бы стыдясь своей вспыльчивости, примет веселый вид и начнет говорить с нами весьма ласково, как будто бы ничего пред сим и не было». Главное же – ворчанье и горячность преосвященного Евгения были совершенно безвредны для его подчиненных; если кому, то кафедральному протоиерею (Фелицыну) и секретарю консистории (Бекрееву), по их частому по делам службы быванию у преосвященного. всего более доставалось от негодующего преосвященного; несмотря на то, оба они единогласно в своих воспоминаниях о преосвященном Евгении благословляют его память, называют его не только снисходительным к подчиненному духовенству, но милосердным и добрейшим, благодарят Бога за дарование в лице Евгения тобольской пастве такого доброго архипастыря и считают счастливыми годы жизни, проведенные ими под начальством Евгения.
Протоиерей Благовещенский в одной из статей своих, имеющих предметом характеристику преосвященного Евгения, отзывается о нем следующим образом: «Андрей (мирское имя преосвященного) Казанцев был нрава веселого, общительного, дружелюбного и откровенного». Вследствие сего, по словам того же о. протоиерея, учитель Казанцев в молодости своей никогда и не мечтал о монашестве, два раза собирался поступить во священники, раз даже хотел было выйти в светское звание и долго не соглашался на предложение благодетеля своего Московского митрополита Платона принять пострижение, и если, наконец, согласился на то (на 27-м году жизни), то только после долгой и самой усиленной настойчивости о том со стороны митрополита[542 - Душеп. чт. 1869 г. ч. 1, изв. и зам., стр. 33 и след.]. Подтверждая известие о природной веселости и общительности в характере преосвященного, присовокупим к сему известию, что эта веселость и общительность служили для него как бы духовным лекарством при случавшихся в жизни невзгодах, неприятностях, затруднительных обстоятельствах, была противоядием мнительности, какая развилась было в нем в летах преклонных[543 - Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 112.], и давала ему возможность, так сказать, отделываться шутками при щекотливых или, лучше сказать, неподобающих вопросах, какие иногда предлагались ему[544 - Вот один из таких случаев: около 1816 или 1817 года служил в Тобольске один молодой, ловкий и довольно красивый собой дворянин; ему нравилась недурная же собой девица N. почти единственная наследница самого достаточного из тобольских помещиков (в Сибири помещиков почти совсем не было, и если были они, например около Тобольска, то были все бедняки, мелкопоместные, но достаточнее прочих был только один, -ский). Равным образом и молодой российский дворянин нравился названной богатой невесте-сибирячке. Уже все готово было и к свадьбе; но надменная знатностию, по второму мужу, мать молодого человека не благословила сына жениться в Сибири, вызвала его в Россию и женила там на одной довольно состоятельной помещичьей дочери. Оставшаяся в Сибири невеста решилась после того ни с кем не вступать в брак, надела на себя черное платье, отказалась от мясной пиши, стала почти каждодневно посещать богослужение, любила знакомиться и беседовать о благочестии с духовными лицами, словом, зажила если не совершенною монахиней, то полумонахиней. Между тем бывший жених ее, нажив троих или четверых детей, прожив имение и своей (в то время уже умершей) матери, и своей жены, овдовел и снова приехал служить в Тобольск. Старое знакомство возобновилось, даже сделано, повторено со стороны вдовца прежнее предложение; пожилая девица по наружности до времени хранила молчание, а в сердце твердо решилась выйти замуж. Но как быть с людьми, что делать с молвой, какая должна возникнуть в случае вступления ее, полумонахини, в брак? Старая невеста отправилась за советом к преосвященному Евгению. «Как мне быть, что мне делать, идти ли замуж или не идти?» – спрашивала она преосвященного. Преосвященный отвечал: «ступайте на колокольню, встаньте под колокола и спросите их». «Но что же колокола мне скажут?». Преосвященный встал с дивана, принял позу звонаря, поднял руки вверх и, повертывая их, как повертывают звонари, начал нараспев говорить: «Идти бы тебе за Петра (так звали жениха), идти бы тебе за Петра, идти бы тебе за Петра». – «Но что, если после (замужем) будет мне худо?». (Она хорошо знала за своим женихом охоту жить на широкую ногу, да помнила и обет, или по крайней мере полуобет, свой о пострижении). «В таком случае, – говорит преосвященный, – опять подите на колокольню и спрашивайте колокола». – «Но что же мне тогда колокола скажут?». Преосвященный снова принял положение звонаря и начал как бы вызванивать: «Не идти бы тебе за Петра, не идти бы тебе за Петра...». И в самом деле, что бы владыка тут стал говорить, какой бы давать совет? Он знал, какое решение принято в душе девицею; если отсоветовать, а брак между тем все-таки состоялся бы, в таком случае при всякой семейной неприятности, при всяком в жизни горе были бы угрызения совести в не принявшей совета, – ее беспокоила бы мысль, что вот-де верно это наказание мне за пренебрежение святительского совета, и пр. И вот преосвященный отделался шуткой. (Супруг после немало тратил денег непроизводительно, но с женой всегда жил в мире и согласии. Теперь оба они уже покойные).].
Следует нам сказать о перемещении преосвященного Евгения с Тобольской епархии на Рязанскую и о прощании его с Тобольском.
Преосвященный Евгений прожил в Тобольске без малого шесть лет; дела епархиального управления у него давно шли уже правильно, своевременно и быстро; дела, возникшие вследствие ревизии сенаторов, давно уже кончились, и кончились к чести преосвященного; Тобольский архиерейский дом имел уже очень хорошие средства к содержанию, обращению язычников-инородцев было положено прочное начало, работы по возобновлению кафедрального собора приближались к концу, тобольская паства не только почитала, но и от всей души любила своего архипастыря, да и сам он полюбил тобольскую паству. «Не дивлюсь, – отвечал он от 22 ноября 1843 года (следовательно, через 12 лет по выезде из Тобольска) одному тоболянину на его уведомление, что третьему его преемнику сибиряки во время поездки его по епархии понравились, – не дивлюсь, что преосвященному Владимиру по объезде епархии нравится и духовенство, и народ. Я и доселе вспоминаю с удовольствием и любовию; страшна Сибирь для преступников, а не для иерархов». Словом, преосвященный Евгений на шестом году управления тобольскою паствою находился в наилучшем положении. Правда, здоровье преосвященного, которым он и лично пред собеседниками, и в письмах к родным и знакомым любил похвалиться, называя его железным[545 - Душеп. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103; а также и воспоминания бывшего секретаря тобольской консистории Бекреева.], в начале 30-х годов начало понемногу ослабевать: он по временам страдал болью зубов и ломотой в ушах, тогда же появились у него первые признаки ослабления зрения, особенно в правом глазу[546 - Болезни у преосвященного Евгения, по рассказам современников, начались со следующего случая: в 1829 или 1830 году 8 ноября, в день архистратига Михаила преосвященный служил по случаю храмового праздника в Михаило-Архангельской церкви в верхнем ее этаже. По выходе из церкви после обедни, как на паперти и лестнице (к несчастью, высокой и совершенно открытой), так и на крыльце церковном, он около часу благословлял народ, а между тем дул холодный и довольно сильный ветер; благословлявшего продуло, и он с тех пор начал страдать болью зубов, да почувствовал и ослабление зрения. Впрочем, преосвященный боль зубов и ушей после приписывал влиянию воды, на том основании, что тобольский архиерейский дом стоит на самом берегу реки (Иртыша).]. Медицинские пособия, к которым обращался он, не помогали; не помог ему от боли в ушах и корабельный канатик[547 - Разумеется, только небольшой обрывок каната, который он по чьему-то совету выписывал откуда-то издалека.].
Но эти болезни не настолько были значительны, чтобы преосвященный ими сильно тяготился, а тем более чтобы из-за них он думал оставить Тобольск, как неожиданно, к крайнему огорчению тоболян, 1 августа 1831 года состоялся Высочайший указ, которым он, преосвященный, назначался на Рязанскую епархию со степенью Тобольской[548 - Тобольская епархия между бывшими второклассными считалась третьею, а рязанская шестою.]. В конце августа или начале сентября указ о сем назначении был получен и в Тобольске. Так как наступала осень, а с ней распутица, и так как (Софийский) кафедральный собор, во все пребывание преосвященного в Тобольске так много озабочивавший его, к тому времени был совершенно обновлен, то преосвященный не счел нужным надолго откладывать отъезд свой из Тобольска.
19 сентября 1831 года преосвященный Евгений, освятив исправленный его заботами кафедральный собор, совершил в нем последний раз божественную литургию и торжественно простился с тобольской паствою. Прощальное слово к тобольской пастве он начал из текста: _Вмале,_и_не_видите_Мене;_и_паки_вмаяе,_и_узрите_Мя_ (Иоан. 16, 17). Объяснивши, что это слова Спасителя, сказанные Им пред окончанием Его земной жизни, в преддверии небесной, преосвященный продолжал так: «Не дерзая ни в чем уподобить себя Иисусу Христу – Богу нашему, и Судии, будучи _земля_и_пепел_, дерзну только в настоящем моем положении и в мысли о будущем суде приложить к себе слова Его: _вмале,_и_не_видите_Мене,_и_паки_вмале,_и_узрите_Мя._ Служение мое в тобольской пастве... совершилось, и я вскоре оставляю возлюбленную мне паству: _вмале,_и_не_видите_мене._ Но отчет, как сие служение совершено мною, еще не настал, а настанет вскоре; ибо пред Богом тысяща лет, яко един день, и тогда я и вы предстанем судищу Христову; _вмале,_и_узрите_мя._Даждь_ответ_о_приставлении_домовнем_ (Лук. 16, 2), Христос речет мне, и не вопросит, сколько ты построил храмов[549 - Здесь намек на то, что в управление епархиею преосвященным Евгением по его убеждению построено несколько храмов вновь.], сколько объехал уездов[550 - Ясный намек на объезд его для ревизии всей епархии, состоявшей из двух губерний и одной области.]; но потребует, сколько привел к спасению душ – сих духовных храмов; сколько усмотрел и предупредил соблазнов, и горе мне, если наружное окажется блестящим, а истинное тусклым: _даждь_, скажет, _ответ_о_приставлении_домовнем._ Тогда вопросит и вас, боговрученная мне братия, вопросит как свидетелей моего поведения и как участников моего управления: _вмале,_и_узрите_мя._ И что, если рекут пастыри: он не умел наставить нас пасти стадо словесное? Что, если речет паства: он не питал нас хлебом животным? Братия, строг и неумытен суд Верховного Судии! Желал бы я при последней моей разлуке с вами утешить себя благоприятным вашим воспоминанием; но и сие утешение человеческое упадает при воспоминании прозорливейшего суда Христова. Не без того, конечно, что приобрел я в шесть лет благожелателей[551 - Увидим ниже, как много было у преосвященного в Тобольске благожелателей и как долго питали они к нему свои благожелания.], но сие приобретение положит Он, правосудный, на весы правосудия и, может быть, скажет: не словом жизни, но угождением слабости стяжал ты и сие малое приобретение. Что же остается мне к утешению, возлюбленная братия? Одно утешение – молитвы ваши, кои никогда нигде не бывают бесплодны... Не прошу себе похвал – сего дыма страстей человеческих; но прошу молитвы вашей о мне – сего благоухания небесной любви, восходящего прямо к Богу». Далее архипастырь, высказавши свою радость об исправлении и освящении собора и о том, что в этом первопрестольном храме тобольской паствы снова приносится бескровная жертва и паки слышится молитвенный глас, опять делает обращение к оставляемой им пастве: «Если вы о мне не помолитесь, то не надежно мое новое служение. Сии шесть лет, кои проведены мною между вами, неизгладимы и послужат к моему и вашему или оправданию, или осуждению. Если души наши сочетались навсегда, то сияет заря оправдания во Христе; а ежели нимало не совокупились в любовь и молитву, то предстоит мое или ваше, или общее осуждение, по мере той, сколько кто небрег к соединению в Христе Иисусе. Умоляю вас со слезами, помолитесь о мне; и свидетельствуюсь Богом, что я буду выну молиться о вас».
Во время проповеди у архипастыря-проповедника от внутреннего волнения и слез часто прерывались голос и речь, а слушатели его плакали навзрыд. Во время разоблачения преосвященного сам он и граждане-богомольцы поуспокоились было, но когда, по выходе преосвященного из алтаря с жезлом, в мантии ректор семинарии архимандрит Иона[552 - После ректорства в Тобольске и Екатеринославле он был викарием пермским, епископом екатеринбургским.] обратился к нему от лица всей тобольской паствы с речью, в которой вполне выразил мысли и чувства тобольской паствы, огорченной разлукою с любимым и многочтимым своим архипастырем, между присутствовавшими в храме снова начались слезы, послышались рыдания. Те и другие еще более усиливались, когда владыка на пути из собора, проходя многочисленную толпу народа, раздавал ему в последний раз свое архипастырское благословение.
Из собора, благословив всех и каждого, преосвященный Евгений, не заходя в архиерейский дом, сел в экипаж и при колокольном звоне всех церквей, в сопровождении множества экипажей отправился в Подчуваши[553 - Тут переправа чрез Иртыш, тут соляные магазины с солью чуть не для целой тоб. губернии, тут помещения для чиновников по соляной операции, тут же несколько десятков и обывательских домиков.] к переправе чрез Иртыш. Здесь в квартире управлявшего соляной операцией г. Белянкина граждане тобольские дали в честь преосвященного прощальный обед, во время которого много было высказано задушевных мыслей и горячих чувств как со стороны отъезжающего, так и со стороны провожавших его, и во время которого певчие архиерейские, кроме разных приличных случаю церковных песней, несколько раз пели нарочно написанный кант[554 - Вот начало этого канта:Жалко нам тебя лишиться,Добрый пастырь наш отец!Но – увы! привел проститься Нам с тобой миров Творец!Далее, между прочим, говорилось:Плачут, сетуют, рыдают Нежны дети, огорчась,Коль отцы их оставляют.Так и мы теперь, крушась,Унываем, проливаем Слезы тихо об отце!].
После обеда вслед за преосвященным переправились чрез Иртыш все старшие чиновники тобольские и значительнейшие из купцов и, после краткой остановки на фабрике Дранишникова для прощания с певчими, проводили его до первой станции.
Два современных описания проводов преосвященного Евгения из Тобольска в Рязань сохранились до сих пор: одно самого преосвященного, а другое – неизвестного. Вот что сей последний[555 - По-видимому, лицо светское, впрочем, лично мало знакомое с преосвященным.] написал тогда в редакцию московского «Телеграфа» (№ 18), издававшегося Н.А. Полевым: «Какие трогательные сцены христианского благочестия видели мы сего 19 сентября! В этот день архипастырь, оставив Софийский, возобновленный его же попечением, храм собора, произнес под конец литургии слово – и какое слово! _Вмсые,_и_не_увидите_Мене;_и_паки_вмсые,_и_узрите_Мя._ В смысле последнего: _вмале_ представлялись сближения суда Христова над пастырем и паствою. У самого пастыря проповедника многократно прерывались голос и речь от слез; и можно ли было не плакать душам верующим, душам способным к умилению? Но когда архипастырь спешил успокоиться вне храма, проходя сквозь многое множество народа и в слезах раздавая последнее благословение, мы видели, как многие рыдали, и не видели тех, у коих бы глаза оставались сухи. Вот как прекрасно вспрыскивается путь грядущего во имя Господне! Нужно ли пояснять, что это за сила, которая так властно действовала над душами и благовоспитанными и, как говорится, не воспитанными? В течение шести лет мы видели архипастыря Евгения в воскресные и праздничные дни, видели, как он смиренно предстоял престолу Господню с молитвою за царя и за нас, и как нередко с амвона поучал нас или из книги, или изустно, но всегда с сердечным излиянием. Нельзя сказать, чтобы многие пользовались просвещенною беседою его[556 - Эти слова показывают, что писавший не был из коротких знакомых преосвященного.], хотя доступ и был легок. Также в зимние вечера, когда, бывало, катаешься[557 - Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 107 и след.] и взглянешь на огромные архиерейские палаты, видишь огонек только в двух окнах: ни освещения вечернего, ни роскошного днем пиршества там не видано. Отчего же такая торжественная сила может выражаться над сердцами? Оттого, мы смеем думать, что свет духовный есть общая стихия изнуряемых заботами или смертностию человеков, а жизнь чистая, прямо пастырская и согреваемая любовию к пастве, не есть ли чувственное видение света духовного?».
Сам преосвященный Евгений в письме к кому-то из родных или знакомых писал о проводах его из Тобольска гораздо короче, но не менее выразительно: «Из Тобольска я провожен с честию, не хуже Белгорода и Пскова. Не только провожен первыми чиновниками до первой станции, но в соборе напутствован всеобщими слезами. Более награды я пожелать не мог»[558 - Писавший, очевидно, был из лиц светских.].
Таким образом, преосвященный Евгений, пробыв на тобольской пастве 5 лет 8 месяцев и 20 дней[559 - В прощальном слове преос. Евгения тоб. пастве и в корреспонденции об его выезде из Тобольска, напечатанной тогда в Телеграфе, как видели мы, пребывание преосвященного в Тобольске называется шестилетним, но это выражение было употреблено там только ради круглоты его. Автор статей о преосв. Евгении, напечатанных в Душ. чт. (18 г. ч. 3, стр. 102 и 107), говоря о времени пребывания его в Тобольске,], выехал из Тобольска 53 лет и двух с половиною месяцев от рождения. На пути до Рязани он виделся с двумя своими преемниками по Тобольской епархии: архиепископом Павлом, перемещенным в Тобольск из Могилева, и епископом Нижегородским Афанасием. С первым он виделся и разговаривал в городе Муроме, а с последним – в самом Нижнем Новгороде в его архиерейском доме. Первый ехал больной и, прожив в Тобольске только три недели (с 26 ноября по 18 декабря 1831 г.) скончался[560 - Болезнь (вследствие простуды) архиепископ Павел получил, провожая чрез три епархии тело великого князя Константина Павловича, умершего в 1831 г. от холеры в зап. губерниях, во время первого польского мятежа. На месте кончины вел. князя, в могилевской епархии, преосвященный совершил сряду 36 заупокойных литургий; потом, когда повезли тело умершего в С.-Петербург, он в каждый день служил по две панихиды и на каждой станции встречал: встретит, отслужит панихиду и поедет вперед; когда поезд приблизится к следующей станции, он снова встречает и снова совершает панихиду, и так до самого Петербурга... А время было осеннее, сырое, преосвященный Павел не раз простужался... Когда в Нижнем Новгороде преосв. Афанасий предлагал больному погостить у него до поправления здоровья, он отвечал: «Нет, уж если назначено мне умереть, то лучше умереть на месте, в своей епархии».]. Последний с переименованием в архиепископа назначен был уже на место Павла и прибыл в Тобольск 23 марта 1832 года[561 - На пути в Рязань преосвященный Евгений виделся, кроме Павла и Афанасия, с преосвященным казанским Филаретом (после киевский митрополит), с московским Филаретом же, с иркутским Мелетием. с пермским Аркадием и оренбургским Михаилом.].
В Рязань прибыл преосвященный 24 октября 1831 года, а 25-го совершал первую литургию и к новой пастве по обычаю обратился с приветственным словом.
В Тобольске в свое время говорили, будто преосвященный Евгений вследствие болезней, о которых было сказано выше, просился с Тобольской епархии на Рязанскую, как находящуюся в более мягком климате, просился если не официально, то чрез письменные сношения с членами Св. Синода. Подобные слухи настойчиво повторялись в то время и в Рязани. Но наделе это оказывается не так. И, во-первых, преосвященный «Евгений во всю свою жизнь никогда никого и ни о чем не просил, всегда Богу поручая свою участь», как он торжественно свидетельствует о себе в своем дневнике[562 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, из. и зам., стр. 65.]; стал ли же бы он изменять своему правилу из-за Рязанской епархии, которая притом в иерархическом порядке была ниже Тобольской?! Во-вторых, Рязанская епархия по большому количеству в ней церквей и духовенства была гораздо труднее для управления, чем Тобольская. «Дела (здесь) у меня столько, – писал преосвященный спустя полтора месяца по прибытии в Рязань, – что читаю и пишу и принимаю с утра до вечера, и отдыху не имею минуты, кроме обеда и сна... Столько прошло номеров чрез мои руки в сии полтора месяца, сколько в Тобольске в полгода...[563 - В Рязани к приезду преосвященного Евгения гак много накопилось дел частию потому, что предместник его, арх. Григорий, пред тем долго присутствовал в Св. Синоде, следовательно, управлял епархией издалека; частию потому, что сам преосвященный, за длинным расстоянием от Тобольска, долго пробыл в дороге, и, наконец, потому, что тогда шел во всех епархиях разбор духовенства: порочных и безместных отдавали в солдаты.]. Жду уменьшения; аше же ни, упаду под бременем»[564 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 108.]. А чрез два года и два месяца по вступлении в управление Рязанскою епархией он в письме к одному почитателю его из тоболян говорил: «У вас было мне дороги больше, а здесь при объезде работы больше; ибо церквей почти втрое, потому же и духовенства... не имею часу отдохновения при объезде, кроме когда еду или сплю». Итак, естественное ли было дело перепрашиваться архипастырю с епархии, и то довольно трудной для управления, на епархию гораздо еще труднейшую?! В-третьих, и это главное, преосвященный Евгений, живя в Тобольске, вовсе и не знал о вакантности рязанской кафедры, да если б и знал, никак не стал бы проситься на эту кафедру: перемещение на нее, по крайней мере вначале, ему даже не нравилось. Доказательством этого служит то, что писал сам преосвященный в одном письме. «Молва кричит, – писал он тогда из Рязани, – что я просился в Рязань, а я и не знал об открытии рязанской вакансии до получения указа о перемещении, которое, уверяют меня, сделано с добрым намерением, и я благодарю за доброе намерение. Но помните басню о медведе и пустыннике, помните еще стишок: tolluntur in altum, ut lapsu graviori ruant. Не мне дано возвышаться: Сибирь охраняла меня от возвышения и опасности; вы меня хорошо знаете»[565 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 109.]. И еще прежде гораздо яснее высказался преосвященный Евгений пред преосвященным Афанасием в проезд чрез Нижний Новгород: он как бы жаловался преосвященному Афанасию, что его назначили на место его ученика[566 - То был Григорий, до авг. 1831 г. рязанский, потом тверской и казанский архиепископ, а после петербургский митрополит; он учился у Евгения в 1809 году в петерб. академии. Но вот и еще на то же доказательство: вскоре по приезде в Рязань преосв. Евгений писал преосв. калужскому Гавриилу: «На обмен вашего поздравления меня с новой паствою, должен бы и я поздравить ваше преосвященство (перемещением в Могилев), но, судя по себе, затрудняюсь и о вас. Наше перемещение есть испытание нашей преданности Промыслу. Предаться должно... Видно то полезно для нас, когда ведет такими путями». (Чт. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 150).]. Впрочем, это нерасположение к месту своего назначения было в архипастыре плодом начинавшей проявляться в нем мнительности; но оно скоро прошло: епархиальных дел при нем уменьшилось; паства рязанская, как и три прежние, полюбила его, полюбил и он ее; к тому же преосвященный, живя в Рязани, избавился по крайней мере от половины тех болезней, которыми страдал в последние годы в Тобольске. «Здесь я, писал он в Тобольск от 22 мая 1837 года (следовательно, уже пред отправлением из Рязани в Ярославль), – от болезни зубов и ушей почти освободился. Не возобновилась бы она на новом месте, ибо Ярославль 400 верст севернее Рязани и лежит, как и Тобольск, при самой реке, а Рязань в версте и более от реки[567 - Здесь освобождение от болезни в ушах преосвященный приписывает отдаленности реки от Рязани, но раньше он писал, что от той боли избавился, вкладывая, по чьему-то совету, в уши шерсть шлёнских овец.]. Только болезнь глаз, нажитая преосвященным в Тобольске, так навсегда и осталась: в Рязани в конце 1836 года (как видно из письма его к одному знакомому в Тобольске) правым глазом он уже ничего или почти ничего, не видел; в 1837 году, в бытность его в Москве на пути в Ярославль, он советовался с знаменитыми врачами-окулистами, но те ему откровенно сказали, что ему зрением недолго уже суждено пользоваться; в 1838 году в Ярославле правый его глаз совсем уже закрылся катарактом, а в начале следующего (1839) года он и левым видел уже довольно слабо, почему он считал этот год последним годом своей службы[568 - Все это из писем Евгения к тоб. купцу Гневашеву.]; однако ж он и при одном глазе служил еще до начала 1854 года.
Многих начальников, едва они оставят поприще служения, совсем забывают. Не такова была участь преосвященного Евгения: его помнила тобольская паства и по разлуке его с нею, а многие из жителей Тобольска (например, ректор семинарии фон-Кремер, по вере протестант, ректор семинарии архимандрит Евфимий, советник П.Ф. и сын его П.П. Поповы, купцы Мих. Ант. Селиванов, Ал. Мир. Гневашев, Струнины Гр. Сем. и Вас. Александрович, а также и сыновья сего последнего и пр.) вели с ним переписку до самой смерти своей: что случалось радостного или печального, лично ли с ними или с городом Тобольском, или с целым сибирским краем, они, как дети отцу, обо всем сообщали ему, а остающиеся доселе в живых бывшие его подчиненные кафедральный протоиерей Петр Андреевич Фелицын и секретарь консистории П.А. Бекреев переписывались с ним до его окончательной слепоты, даже, можно сказать, до его смерти, по крайней мере в последний раз они писали к нему в июле 18 года по случаю празднования пятидесятилетнего его юбилея в архиерейском сане.
С своей стороны, и преосвященный не перестал любить тоболян и всю тобольскую паству с отбытием из нее и с приобретением новых почитателей на новых паствах: на все письма корреспондентов своих (по правде сказать, иногда вовсе бессодержательные) он отвечал неопустительно и довольно пространно, а главное, почти всегда своеручно[569 - Чужою рукою письма его стали писаться, и то не всегда, тогда уже, когда и левый глаз начал изменять.]; бывало, видя эти письма, читая эти ответы, невольно удивляешься его терпению и крайней снисходительности. Известия обо всем, происходившем в Тобольске, он получал с удовольствием и интересовался ими: в случае радостных событий радовался, а при печальных печалился. «Слава Богу, – писал он от 36 февраля 1937 года из Рязани Гневашеву, – что вы приобрели доброго и умного начальника (вероятно, нового генерал-губернатора в лице кн. Горчакова). Я еще половиною души моей живу у вас». (Между тем со времени выезда его из Тобольска тогда прошло уже пять с половиною лет). А в письме к другому лицу (от 27 декабря 1847 г.) он говорил: «Благодарю и за тобольские ваши известия; сорадуюсь добрым, скорблю прискорбным приключениям, любя неизменно тоболян, хотя уже мало остается, кои меня помнят». В ноябре 1839 года, по случаю пожара, истребившего в Тобольске весь гостиный двор и пустившего почти по миру многих из тобольских торгующих[570 - Гостиный двор был весь деревянный, притом все лучшие лавки были внутри двора; в лавках, по старому обычаю, у многих купцов хранились не только товары, но деньги, лишнее платье, лучшая посуда и пр. Произошел пожар в 20-х числах октября 1839 г., часу в 9-м вечера; огонь показался вдруг на всех четырех сторонах, притом все около проходов внутрь. Поэтому многие торговцы остались только с ключами от лавок в карманах.], преосвященный к первому из поименованных здесь лип писал: «По моему душевному расположению и усердию к Тобольску и тобольским гражданам оно (несчастие) меня поразило едва ли не столь же, как и самих потерпевших несчастие. Что чувствует отец, получа подобное известие от детей; таково было и есть мое чувство... Как ненавистны для меня эти злодеи, которые дерзнули на всеобщее несчастие! Да воздаст им Господь по их преступлению и злобе». «Не дивлюсь, – говорится к тому же лицу в письме от 22 ноября 1843 года, – что преосвященному (тобольскому) Владимиру по объезде епархии правится и духовенство и народ. Я и доселе вспоминаю с удовольствием и любовию. Страшна Сибирь для преступников, а не для иерархов». А в письме к другому тобольскому корреспонденту (от 30 декабря 1846 г.), благодаря за тобольские известия, говорит, что они всегда интересуют его по его особой любви к тобольской пастве, причем паству тобольскую он называет имеющею свою хорошую сторону и его душевно привязавшею к себе. Верных, честных, трудолюбивых из бывших своих сотрудников по управлению Тобольскою епархией преосвященный всегда поминал добром. Когда, например, протоиерей Карпинский, помимо его желания, преосвященным Афанасием был назначен уездным протоиереем в Омск, Евгений писал: «Удивился я, что о. ключарю предлагается омское место. Неужели оно честнее ключарства?». А когда Карпинский, простудившись при сдаче ризницы, заболел и, не выезжая из Тобольска, помер, преосвященный писал: «Ия душевно болезную и на каждой проскомидии воспоминаю новопреставленного». Другому из тобольских протоиереев в одном письме писал: «Приятна мне память ваша, и я всегда помню ваше служение и усердие»; в двух других письмах преосвященный выражает соболезнование тому протоиерею, что он в старости подвергается крестам и незаконным клеветам, и молит Бога, чтобы Он укрепил его сердце к перенесению постигших его скорбей. Обедневшим из тобольских приятелей, по возможности, время от времени оказывал пособие. Например. Алексею Мир. Гневашеву, и без того небогатому, а в пожар гостиного двора наряду с другими оставшемуся с одними ключами от лавки, преосвященный немедленно выслал 100 рублей ассигнациями, а после на постройку новой лавки 70 рублей серебром, да и затем не один еще раз присылал ему по _красненькому_яичку_, как называл сам преосвященный десятирублевый билет. Наконец, уже по смерти старца-приятеля внуку его, университанту (в 1850 г.) прислал на экипировку 30 рублей серебром.
О дальнейшей судьбе преосвященного Евгения скажем кратко и только следующее.
После шестилетнего управления Рязанскою епархиею[571 - Из всех обстоятельств служения преосвященного Евгения в Рязани едва ли не самое важное обстоятельство – его поездка в 1832 г. в Воронеж, по высочайшему повелению и указу Св. Синода, для освидетельствования мощей святителя Митрофана и обследования чудес, бывших от сих мощей.] преосвященный был перемещен в Ярославль. На новую, уже пятую, паству он прибыл 15 июня 1837 года и правил ею почти столько же времени, сколько четырьмя предшествовавшими вместе, именно 16 лет и 7 с половиною месяцев. Несмотря на многочисленность церквей (более 800) и духовенства в Ярославской епархии и соответственное этому количество дел епархиальных, несмотря и на случавшиеся по управлению неприятности, архипастырь бодро и неустанно управлял ярославскою паствою. _Пою_Богу_моему,_ говаривал он словами Писания, _дондеже_есмъ_ (Псал. 145, 2). Одно только крепко озабочивало его – это более и более ослабевавшее его зрение. Для поддержания его преосвященный почти с самого приезда в Ярославль своеручно писал только резолюции и письма (впрочем, не все) к своим многочисленным корреспондентам, а из всего прочего – только самое необходимое, остальное же писал обыкновенно под его диктовку письмоводитель. Но в 1841 году, вследствие некоторых неприятностей, потребовавших от преосвященного личной переписки с высшим начальством, он как бы забыл свою заботу о зрении и начал писать по-прежнему почти все своеручно и так продолжал до конца своей службы. В 1846 году он нарочно ездил в Москву для советов с врачами-окулистами о своем зрении, но от них, как и в 1837 году, ничего не вывез утешительного для себя, кроме совета не изнурять слишком зрения (письмом и чтением)[572 - Душеп. чтение 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 150, 152. Впрочем, о всем этом есть сведения и в письмах преосвященного, писанных в Тобольск.].
К слабости зрения с летами присоединилась и общая физическая слабость, и вот преосвященный с 1841 года время от времени, сначала частными письмами к членам и обер-прокурору Св. Синода, а потом и официальными прошениями даже на высочайшее имя, стал проситься на покой, объясняя в тех прошениях, что он готов поместиться во всяком монастыре, какой ему укажут, и согласен жить без пенсии... Только все его и письма, и прошения оставались без удовлетворения. Не желая лишить российскую церковь такого полезного архипастыря, лица, близко стоявшие к кормилу управления церковью, отвечали ему или молчанием, или личными и письменными мольбами продолжать служение церкви[573 - Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 153, 154, 158.], или исходатайствованием ему новых отличий, например, алмазных знаков на орден св. Александра Невского[574 - Самый орден св. Александра Невского был получен преосвященным еще в Рязани, в 1835 году.] и алмазного же креста на клобук при самых лестных рескриптах Его Императорского Величества[575 - Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 154, 158.]. И преосвященный покорялся воле Промысла и распоряжениям начальства: «И буду служить, – отвечал он в 1841 году на личные убеждения покойного Киевского митрополита Филарета, – пока глаза служат»[576 - Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 154.]; а по получении креста на клобук он в конце мая 1849 года писал в Тобольск: «Не того ожидал я по моим просьбам, а отдохновения от трудов моих. Но Промысл и правительство требуют, чтобы я еще послужил. Повинуюсь, и послужу, доколе могу[577 - Преосвященному в это время оканчивался уже 71 год.], или вернее, доколе мне послужат глаза мои». Но глаза служили ему плохо, да и силы телесные вместе с душевными мало-помалу ослабевали. «Глаз худо видит, – писал архипастырь в июле 1851 года в Тобольск, – память крайне слабеет, зубов почти не имею. Потому не только проповедей не говорю, но и служить стыжусь». Почему он снова начал утруждать Св. Синод просьбами об увольнении его на покой, и снова без успеха. «Писал я, – говорил он в сейчас названном письме, – дать ход на покой просьбам, но ни гласу, ни послушания». Наконец преосвященный твердо положил в уме своем ни в каком случае не оставаться на службе долее лет жизни митрополита Платона, а Платон скончался 75 лет 4 месяцев и 12 дней – 11 ноября 1812 года. В 1853 году 30 июля преосвященному Евгению исполнилось 75 лет. Почему 11 ноября 1853 года, принесши усердные молитвы по покойном своем благодетеле[578 - Евгений всегда высоко чтил память своего учителя и благодетеля митрополита Платона: первая его молитва всегда была за Платона, самая высшая похвала – Платону, где можно было подражать, он подражал Платону, и пр.], он в тот же день написал прошение на высочайшее имя об увольнении его от управления епархиею, а 12 числа послал его в Св. Синод.
На сей раз прошение старца-святителя было услышано: он уволен на покой в Московский ставропигиальный Донской[579 - Преосвященный Евгений первоначально просился было на покой в Троицкую лавру, как место своего учения, учительства и пострижения, но это почему-то не состоялось.] монастырь (причем на него возложено было управление сим монастырем) с пенсией по 2 тысячи рублей в год с званием члена Св. Синода и с назначением присутствовать в московской синодальной конторе.
Из Ярославля выехал преосвященный 2 февраля 1854 года, а 4 числа того же месяца прибыл в Донской монастырь[580 - Этим монастырем преосвященный Евгений управлял год и до архиерейства – половину 1817 года и первую 1818 года. (Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 58 и сл.).], которым управлял 17 с половиною лет. За все это время он не пользовался ни жалованьем настоятельским, ни настоятельскими доходами, употребляя их частию на благотворения, а преимущественно на нужды монастыря[581 - На последний предмет из жалованья и доходов преосвященного Евгения, по званию настоятеля Донского монастыря, в первые шесть лет его настоятельства шло денег 24272 р., следовательно слишком по 4 тысячи рублей каждогодно. (Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 163).].
Поселившись в Донской монастырь на покой, преосвященный, однако ж, не много давал себе покоя. Он деятельно управлял[582 - Не принимал или мало принимал он участие в управлении монастырем только в три последние года жизни.] монастырем; каждый день неупустительно ходил к утрене, литургии и вечерне; до 1867 года почти каждое присутствие ездил в синодальную контору; каждый воскресный и праздничный день служил; вел переписку с родственниками, со старыми, а отчасти и новыми знакомыми, а в свободное время и читал. Но три последних дела (т.е. что служил, вел переписку и читал) он исполнял только до конца 1858 года, т.е. до окончательной потери зрения. С 1857 года преосвященный служил литургию уже только раз или два в год[583 - Каждогодно же служил преосвященный Евгений утреню и вечерню в первый день пасхи.]^;^ да сверх того, по приглашению друга его, покойного митрополита Филарета, участвовал в хиротонии московских викариев и в некоторых торжественных служениях; при этом молитвы для него читал кто-нибудь из сослужащих в полголоса, так, чтобы он мог слышать, а когда нужно было преподать народу мир и благословение, тогда кто-нибудь из сослужащих обращал его липом к западу. В последний раз покойный архипастырь служил в день своего юбилея в Донском монастыре с высокопреосвященным митрополитом Иннокентием. Писал письма своеручно преосвященный и в 1856 году уже с большим затруднением (писал иногда одно и то же слово по два раза – раз выше и другой ниже)[584 - Одно такое, с таким затруднением написанное преосвященным Евгением письмо, пишущему случилось видеть в Тобольске.], а с 1857 года он все письма свои, равно как и официальные бумаги, подписывал уже только ощупью и, разумеется, уже далеко не таким красивым и четким почерком, как в прежнее время. Но и это старец мог делать только до начала 91-го года своей жизни: последние подписи им были сделаны под продиктованными им ответами на адреса, телеграммы и письма, присланные ему по случаю празднования его юбилея. Для чтения книг, духовных журналов и пр. у него было два чтеца, из которых один читал ему утром, а другой вечером[585 - Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 150-162.].
Пятнадцатый год пребывания преосвященного Евгения на покое был самый замечательный год в его жизни: 30 июля (18 г.) исполнилось ему 90 лет от рождения, а 14 июля – 50 лет служения в архиерейском сане. В сей последний день литургию и после нее благодарственный молебен совершал в Донском монастыре митрополит Иннокентий в сослужении самого архиепископа Евгения и трех епископов, а также со многими архимандритами, протоиереями и другим духовенством. После литургии и молебна в келье были прочитаны весьма лестная высочайшая грамота преосвященному на пожалование ему ордена св. Владимира I степени и грамота Св. Синода; прочитаны или лично произнесены приветствия от некоторых преосвященных[586 - Замечательно приветствие (присланное телеграммой) земляка Евгения, покойного олонецкого архиепископа Аркадия: «Примите, высокопреосвященный владыко, девятидесятилетний старец, и от меня осьмидесятипятилетняго искреннейшее приветствие с исполнившимся пятидесятилетием вашего служения в архиерейском сане. Всеблагий Господь да исполнит во благих желания ваши». (Странн., 18 г., ноябр., отд. IV, стр. 50).] и разных ученых и учебных учреждений, например, Московской духовной академии, Московского университета, общества любителей духовного просвещения, от семинарий и пр., а также прочитаны, по крайней мере представлены были письма и телеграммы от частных лиц. Замечательно, что между приносившими поздравление юбиляру были депутаты от епархий, бывших в разное время под его управлением, а именно: от Курской, Рязанской и Ярославской. Но из епархий Псковской и Тобольской, за их отдаленностью от Москвы, были получены только телеграммы и письма: из Пскова от псковских граждан, а из Тобольска от кафедрального протоиерея Фелицына (писанная от липа всего тобольского духовенства) и бывшего секретаря Тобольской консистории П.А. Бекреева[587 - Странно, что о телеграмме и письме к юбиляру, посланных из тобольской епархии, не упомянуто ни в одном журнале и ни в одной газете, поместивших в 18 г. известия о 50-летнем юбилее преосвященного Евгения в архиерейском сане; между тем это верно: пишущий читал ответы на них.]. Замечательно, что девятидесятилетний юбиляр настолько имел еще тогда бодрости, что все грамоты, приветствия, телеграммы и пр. выслушал стоя[588 - Там же, стр. 162-164; Церк. лет. при Дух. бес. 18 г. № 30, стр. 561, 565–5. Прав, обозр. 18 г., т. 26, зам., стр. 138–145.].
После юбилея старец-святитель жил еще три года и несколько дней, но силы его были окончательно истощены; он ни разу после того не служил ни один, ни с другими преосвященными, не подписывал ни писем, ни официальных бумаг, вел жизнь совершенно уединенную и около двух лет почти совсем не входил в управление монастырем. В последние восемь дней преосвященный не принимал никакой пищи и скончался (утром 27 июля 1871 года) так тихо, что окружавшие болящего едва могли заметить последний вздох его.
Всей жизни преосвященного Евгения было 93 года и 27 дней; служения его церкви сначала в должности учителя, префекта и ректора семинарии[589 - Причетническая его служба здесь не считается.], а также в должности инспектора и бакалавра академии, потом в должности епархиального начальника и наконец в звании члена Св. Синода было 71 год; в иноческом звании состоял он 67 лет, а в архиерейском сане – 53 года и 13 дней[590 - В российской Церкви в архиерейском сане 50 лет (и три с половиной месяца), кроме Евгения, прожил еще только московский митрополит Филарет; после них архиереями долго еще служили митрополит московский Платон (46 лет) и с.-петербургский митрополит Серафим (44 г.), а в Церкви греческой – патриарх александрийский Иоаким архиерействовал (в конце XVI и первой половине XVII столетия) 70 лет и митрополит каппадокийский 66 лет – с 1805 по 1871 год. (Церк. лет. 1871 года№ 33, стр. 123).].
Отпевание высокопреосвященного Евгения (30 июля) совершено было двумя митрополитами – Московским Иннокентием и Пальмирским Кириллом[591 - Грек, заведывающий антиохийским в Москве подворьем.], тремя епископами: Алексием, бывшим Екатеринославским, и московскими викариями Леонидом и Игнатием – в сослужении многочисленного духовенства, как монашествующего, так и белого, в присутствии московского генерал-губернатора князя Долгорукого, некоторых членов Государственного совета, сенаторов и многих других почетных особ и при стечении множества народа из Москвы и окрестностей ее.
При конце отпевания в похвалу приснопамятного архипастыря было произнесено слово известным в Москве проповедником протоиереем Алексеем О. Ключаревым. Изобразивши всю жизнь усопшего архипастыря на основании самых достоверных сведений о нем, проповедник заключил свою речь следующими знаменательными словами: «Помолимся... да дарует нам Господь в почившем архипастыре нового предстателя и молитвенника за церковь и отечество наше, за благоденствие и спасение всех нас»[592 - Совр. летоп. 1871 г. № 23, стр. 3 и 4.]. И мы, знающие жизнь почтенного в этом слове похвалами, надеемся и веруем, что в лице почившего архипастыря действительно есть уже у нас новый молитвенник и ходатай пред престолом Всевышнего.
Погребен усопший архипастырь в теплом соборе Донского монастыря за правым клиросом, между тем как за левым (клиросом) ровно за 100 лет пред тем погребено тело архипастыря московского Амвросия Зертис-Каменского, убитого чернью, возмутившеюся по поводу свирепствовавшей тогда в Москве чумной заразы[593 - Слов, о писат. дух. чина, т. 1, стр. 23.].
Едва газеты разнесли по России весть о кончине преосвященного Евгения, тотчас стали творить по нем поминовение во всех епархиях, в которых он святительствовал, особенно горячие молитвы воссылались в тех церквах сих епархий, при которых остались рукоположенные им священники. Между прочим нам передавали умилительный рассказ о том, как в одной из церквей города Омска заказывал служить по усопшем архипастыре заупокойную литургию и по ней панихиду бывший при Евгении секретарем Тобольской консистории П.А. Бекреев, ныне почти 80-летний скудный состоянием старец, и преклонял во время совершения их свои старческие колена.
Полагают, что Евгений был последний представитель платоновской эпохи, эпохи, столько прославленной именитыми архипастырями, постриженцами Платона, каковы Мефодий Смирнов, Амвросий Серебренников, Августин Виноградский, Серафим Глаголевский, Симеон Крылов, Иннокентий Смирнов, Парфений Чертков и знаменитый между ними Филарет Дроздов[594 - Цер. летоп. при Дух. бес., 1871 г. № 33, стр. 122-128.].
Скажем еще несколько слов о произведениях пера покойного преосвященного Евгения. Выше мы имели случай заметить о проповедях сего архипастыря, что их сказано было много и что самая большая часть их доселе остается в рукописях, так как напечатано их при жизни преосвященного всего 29, да еще несколько появилось в духовных журналах после его смерти. Но, кроме проповедей, в руках родственников и знакомых преосвященного Евгения чрезвычайно много сохраняется[595 - Но все ли и везде ли сохраняются? Одно лицо, интересующееся историею сибирской Церкви и тобольской иерархии, просило у тобольского купца Фед. Вас. Струнина писем преосвященного Евгения к нему и к отцу его для прочтения и извлечения материалов для биографии писавшего те письма. Но купец тот в просьбе отказал, вероятно, из опасения, что зачитают или употребят их во зло. Спустя несколько лет Фед. В-ч помер; и вот когда от имени помянутого лица обратились с прежнею просьбою к семейству умершего, то оказалось, что все бумаги после покойных стариков, в том числе и письма преосвященного Евгения, проданы в мелочные лавочки на обертки!!!] его писем. Письма преосвященного Евгения, почти все писанные его собственною рукою, четким и красивым почерком, носят на себе печать ума и вкуса, а некоторые свидетельствуют сверх того о высоком образовании писавшего их, а главное, в них сквозит прямота характера, доброта и искренность писавшего. Многие из них, и в особенности те, которыми сам преосвященный поздравлял с праздниками или с наградами значительных лиц или которые им были писаны в ответ на подобные ему чиненные поздравления, конечно, важности в себе почти никакой не заключают. Но между письмами преосвященного немало есть таких, в которых содержатся интересные сведения как о его собственной жизни, так и о состоянии бывших в его управлении епархий, а также о состоянии всей современной ему российской церкви и ее иерархии. В доказательство справедливости сказанного довольно указать на переписку Евгения по поводу перемещения его из Пскова в Тобольск, о причинах, вызвавших ревизию Тобольской епархии в 1828 году, о том, что он видел и слышал во время поездки своей по епархии для ревизии, о столкновении его с князем Сергием Михайловичем Голицыным по поводу обвинения сим последним оказавшегося, однако ж, невинным одного причта (Ярославской епархии) и пр., и пр. Из множества сего последнего рода, т.е. интересных по содержанию писем преосвященного Евгения, доселе напечатаны только весьма немногие: одни в полном их виде, как, например, письма к архиепископам Рязанскому Гавриилу и Ярославскому Аврааму[596 - В Чтениях в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 142–160 и в Душ. чт. 1871 г. авг., изв. и зам., стр. 156-158.], а другие в извлечении, например, в статьях об авторе их, протоиерея Благовещенского, помещенных в Душ. чтении[597 - 18 г. в книжках ноябрьской и дек., 1869 г. в книжке январской.] и в настоящей статье. Затем от преосвященного Евгения сохранилась краткая его автобиография под названием «Дневник архиепископа ярославского Евгения Казанцева», написана она была в 1826 году в Тобольске на латинском языке, но в 18 году протоиереем Благовещенским переведена на русский язык и напечатана[598 - В душ. чт. 18 г. окт. изв. и зам., стр. 43–66.]. Автор оканчивает свой дневник описанием приезда в Тобольск, следовательно, ни слова не говорит ни о дальнейшем пребывании в Тобольске, ни об управлении епархиями Рязанской и Ярославской, ни о пребывании на покое в Донском монастыре. Наконец, говоря о произведениях пера преосвященного Евгения, следует сказать, что он в молодости, а иногда и в старости, любил сочинять на русском и латинском языках стихи. Протоиерей Благовещенский, напечатавший о преосвященном Евгении несколько статей, в конце последней из них[599 - ДуШ ч 1869 г ч 1 изв и зам СТр 35 и след.] представил и три образчика его стихотворства: одно – стихотворение, напечатанное им еще в молодости, до монашества, в утешение какому-то родственному, находившемуся в скорби семейству, другое, писанное уже в Рязани (когда ему было около 55 лет), с означением, что число 13 в жизни его было знаменательное число (например, он был 13-м из детей у отца и матери, 13 лет поступил он в семинарию, чрез 13 лет по поступлении в семинарию постригся в монашество, чрез 13 же лет по пострижении посвящен в архиереи и пр.), и третье, писанное уже в Донском монастыре (по слепоте) ощупью, с объяснением, что и число 9 в его жизни также было знаменательно (например, 9 лет преосвященный частию служил, а частию только числился пономарем, 9 лет учился в семинарии, 9 лет был учителем, префектом и инспектором, 9 же лет служил ректором и архимандритом и пр.). А сам преосвященный Евгений в дневнике своем, описавши посещение в сентябре 1801 года Императором Александром Павловичем Вифании и Вифанской семинарии, сказал: «Когда Государь Император вошел во аудиторию, митрополит Платон поднес ему оду, а воспитанники произнесли приветственный разговор, изложенный стихами; то и другое сочинено Казанцевым» (припомним, что Евгений во всем дневнике говорит о себе в третьем лице). Далее там писано: «При входе Императора и при выходе в семинарские ворота вся семинария, стоявшая на семинарских галереях, пела гимны, в честь его сочиненные», но это написано уже без объяснения, кем те гимны были сочинены – самим ли Казанцевым или другим кем[600 - Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 47.]. Эти последние и подобные произведения пера преосвященного Евгения любопытны, быть может, не столько по достоинству стихов, сколько по тому, что в старину семинаристы и их учителя и начальники не чуждались поэзии[601 - Известно, что и митрополит московский Филарет писал стихи, а еще более известно то, что поэзией занимались и много оставили после себя произведений в ее духе не только Симеон Полоцкий и Феофан Прокопович, но и святитель Димитрий Ростовский.]. Если где они сохранялись в целости, то разве у наследников его бумаг или в библиотеке Вифанской семинарии; пишущему хорошо известно, что в библиотеках некоторых семинарий тщательно хранятся в особых книгах и тетрадях речи и стихи даровитых учителей и учеников, писанные не только на посещение государей и разных важных особ, но и по случаю тезоименитств местных преосвященных, а также на праздники Пасхи и Рождества Христова.
Январь 1872 г.
Омск.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АФАНАСИЯ, АРХИЕПИСКОПА ТОБОЛЬСКОГО И СИБИРСКОГО[Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Жизнеописание Афанасия, архиепископа Тобольского и Сибирского // Странник. 1867. Т. 1. январь-февраль. С. 5-94.]
Двадцать три года тому назад, именно осенью 1842 и весной 1843 года, Тобольск лишился двух замечательных лиц: архиепископа Тобольского и Сибирского Афанасия и действительного статского советника, визитатора[603 - Визитатор – инспектор, ревизор.] всех сибирских, пермских и вятских гражданского ведомства училищ Петра Андреевича Словиова. Биография последнего, бывшего сотоварищем, сослуживцем (по Петербургской духовной академии) и другом графа М.М. Сперанского[604 - Михайло Михайлович, посылая ему часы и библию, писал: «Посылаю тебе, возлюбленный Петр Андреевич, время и вечность» и пр.] – давно уже написана и напечатана; благодарность обязывает составить более полную[605 - Краткая биография преосвященного Афанасия была напечатана мною еще в 1743 г. в 11 номере Москвитянина. Из ней многое почти целиком, хотя без указания источника, взято было кем-то для другой биографии того же архипастыря, помещенной в конце сороковых или в начале 50-х годов в «Нижегородских губернских ведомостях»: с этою последнею биографиею Афанасия буквально сходно и то, что напечатано о нем в Истории нижегородской иерархии (1857 года) на стр. 226-44.] биографию и первого. Надеюсь, читатели «Странника» увидят в нем архипастыря и человека замечательного не в Сибири только, но и в целой России, и иные из них от чтения его жизнеописания получат, может быть, и немалое назидание.
Все, что здесь будет сказано о приснопамятном для меня и для многих владыке, заимствовано мною частью из послужного его списка и биографии, некогда кем-то помещенной в Нижегородских губернских ведомостях, а всего более из собственных моих воспоминаний о нем – из того, что я сам видел в нем и около него, что сам слышал от него во время частых отеческих его со мною бесед и что знал о нем от лиц, много лет живших при нем и пользовавшихся его благоволением.
Архиепископ Тобольский и Сибирский Афанасий родился в апреле 1785 года[606 - Так нередко высчитывал и говорил сам преосвященный Афанасий. Но в ведомостях Ярославской семинарии за 1800 год, хранящихся в архиве ярославской консистории, сказано: «Школы риторики, гор. Любима соборной церкви протоиерея Феодора Михайлова сын, ученик Александр Протопопов 15 лет, определен в семинарию» и проч. Если основываться на этом сведении, то нужно будет сказать, что преосвященный Афанасий родился не 1783, а 1785 года, следовательно, двумя годами позднее.] Ярославской губернии в городе Любиме и при крещении наречен был Александром. Отец его Феодор Михайлов Протопопов[607 - У него, кроме Александра, впоследствии Афанасия, было еще двое детей: дочь Анна, муж которой в любимоградском протоиерействе преемствовал ее отцу, и сын Иван, служивший секретарем в какомто неважном присутственном месте, по отставке живший единственно крохами, какие получал от младшего своего брата, архиепископа Афанасия.] был в то время Любимским протоиереем и закащиком (благочинным) окружных церквей, а после, по вдовстве и поступлении в монашество, сперва строителем Геннадиевой пустыни[608 - Геннадиева пустынь в Ярославской епархии Любимского уезда. Так называется она от основателя своего преп. Геннадия, который скончался в 1565 году, и которого мощи доныне почивают нетленно.], потом архимандритом Толгского первоклассного монастыря[609 - Толгский первоклассный монастырь – в 8 верстах от Ярославля; он построен в начале XIV столетия ростовским епископом Трифоном по случаю явления ему на берегу реки Толги чудотворной иконы Божией Матери.].
Александр Протопопов первоначальное образование получил в доме родительском. Учение его, как почти и всех того времени лиц, не только духовных, но и светских, начиналось, разумеется, с азов – Часослова и Псалтири[610 - Преосвященный Афанасий иногда в дружеской беседе жестоко подшучивал над ученьем детей по азам, глаголям, фитам и проч., даже удивлялся, как он и другие в свое время при таком способе преподавания грамоты научились читать, и радовался, что теперь упрощено это дело. Но, с другой стороны, он глубоко и скорбел, что в последнее время при обучении детей грамоте начали почти вовсе изгонять все священное, все духовное; в азбуках, напр, (разумеется, кроме молитв, как бы нехотя в них прилагаемых), не найдете вы ни слов: Бог, Спаситель, Божия Матерь, Ангел, святый, угодник Божий, рай, ад, ни каких-либо картинок религиозного содержания; а о псалтири, часослове и др. духовных книгах при детях не упоминают, разве только с усмешкой. «Конечно, – говорил преосвященный, – это оправдывается как будто доброю целыо: хотят, чтобы дети понимали все, что читают, и оттого охотнее учились. Но всегда ли бывает так, всегда ли достигается эта цель? Да еще и правда ли, что этого хотят? Нет ли тут другой затаенной мысли? Не случается ли, напр., – продолжал он, – в самых дешевых азбуках, изданных, очевидно, не для барских детей, встречать под буквами и их названиями слова: ананас, половые щет], однако ж оно не было пустое, или бесплодное, потому что отеп преосвященного Афанасия, судя по некоторым перешедшим к преосвященному книгам[611 - Из отцовских книг у преосвященного Афанасия были, между прочим, некоторые латинские классики, свящ. археология на латинском же языке, какое-то богословие и проч.] его и по рассказам преосвященного, сам был человеком для своего времени достаточно образованным и имел хорошие познания, кроме латинского языка, в науках богословских, священных древностях, географии, и даровитому от природы сыну своему старался сообщить все, что только мог по силам детского его возраста. По крайней мере мы вправе заключать об этом из того, что ярославский преосвященный Арсений, проэкзаменовавши маленького Александра Протопопова, когда он был представлен в семинарию, и выслушавши смело и с разумением сказанную им речь (которая была сочинена, конечно, отцом), расхвалил его, а отца с чувством благодарил за хорошее приготовление сына.
По выезде из родительского дома преосвященный Афанасий обучался в Ярославской семинарии, которая в конце прошедшего и начале настоящего столетия состояла под управлением трех ученых, преемственно следовавших архиепископов: вышепомянутого Арсения (Верещагина), Павла Пономарева и Антония Знаменского. Состав учителей семинарии при них был хороший[612 - Преосвященный Афанасий из учителей своих хвалил между прочим ректора семинарии архимандрита Августина Сахарова (уроженца Ярославской же губернии) и соборного священника Петра Соснина. Первый, человек строгой жизни и серьезного характера, особенно – до отягощения – налегал на лучших учеников (чтобы они не ослабевали, а преуспевали более и более), в том числе и на Афанасия, но в]. Александр Протопопов поступил в семинарию 11 сентября 1795 года. Учась в этом учебном заведении, он не надеялся, подобно многим, на хорошее свое приготовление и только на счастливые свои способности, но старался во всей точности исполнять ученические свои обязанности и, что особенно замечательно, уже и тогда, в детстве и юности, любил находиться в обществе людей образованных и беседовать с ними или слушать беседу их; поэтому и квартировал он преимущественно у учителей (например, у соборного священника Петра Соснина) и ученых священников, старинных товарищей его отца, а из сверстников своих водил дружбу только с добрыми и более успешными. Оттого и шел он впереди, во всех классах занимал первые места и получал лучшие отметки[613 - В семинарских списках (1795-1806 гг.), хранящихся в архиве ярославской консистории, Александр Протопопов постоянно значится или первым, или между первыми и отмечается: «К науке весьма понятен, успел похвально» и проч. Извлечения из списков для меня сделаны г. секретарем ярославской консистории Ап. Крыловым.]; оттого также, наступали ли праздники, например, Пасхи, Рождества Христова или Нового года, приближался ли день именин преосвященного ярославского, учителя и префект обыкновенно Александру Протопопову назначали сочинять и говорить речи и стихи, особенно латинские; оттого же, наконец, прежде, чем Александр Протопопов окончил курс учения, ему поручено было преподавать греческий язык в низшем отделении семинарии, а когда окончил он курс (в 1806 году), его, как студента наиболее способного и трудолюбивого, немедленно сделали настоящим учителем Ярославской семинарии и быстро переводили из низших классов на высшие, даже до поэзии и риторики[614 - В биографии преосвященного Афанасия, напечатанной в Нижегородских губернских ведомостях, сказано: «По окончании курса Протопопов оставлен при ярославской семинарии учителем». Это было (замечается там) в 1805 году, когда начал управлять Ярославской епархиею архиепископ Антоний Знаменский. Но то и другое несправедливо: в ведомостях Ярославской семинарии за 1805 год Александр Протопопов значится между обучающимися богословию, что под].
Состоя на учительской должности, Александр Протопопов хотел было, не оставляя ее, вступить в брак, а вместе с тем и в епархиальное ведомство: было уже в виду и диаконское место при одной из ярославских церквей, да почти совсем была высватана и невеста. Но Александр Протопопов, хотя имел и хороший голос, но не бас, и отличался красивой наружностью, но был невысок ростом; поэтому прихожане, страстные любители диаконов басистых и рослых, отказали ему в требуемом одобрении[615 - «Протопопов хорош, – говорили те ярославцы, – проповеди сказывает хорошо, не худо и апостол читает; но он низенек, не виден и не басист; к нашей церкви найдется дьякон и получше». Ниж. губ. вед.]. Невеста по сиротству воспитывалась в доме ее дяди; а дядя ее был большой богач, но, как видно, еще больше скуп: он не хотел будущим молодым супругам дать выговариваемую для услуг женщину[616 - Дядя происходил из духовного звания, но служил по гражданскому ведомству и имел немало крепостных людей.] и хоть чем-нибудь помочь жениху сыграть свадьбу и обзавестись; дело так и расстроилось. Подумаешь, от каких ничтожных, даже смешных причин происходят иногда важные последствия!
Намерение учителя Протопопова вступить в белое духовенство, а вместе с тем и в брак, сторонним наблюдателям казалось весьма необдуманным, походившим скорее на плод временного увлечения. Характер у него был более меланхолический, следовательно, едва ли пригодный для семейной жизни: он не только в лета мужества и старости, но и в молодости не любил светского шума, не чувствовал в себе наклонности к развлечениям в обществе, но всегда искал уединения и в уединении любил сосредоточиваться в самом себе. Это-то и заставляло его, еще в бытность учителем, даже в бытность учеником семинарии, особенно в старших классах, проводить свободное от классных занятий время в беседе с людьми солидными и добрыми товарищами либо в уединенных прогулках по берегу Волги и в окружающих Ярославль рощах, где предавался он думам о человеке и его назначении, о видимой природе и о ее Создателе; это-то и в лета молодости делало его скучным, иногда среди веселящихся чуть не плачущим. Притом он был не из тех людей, которые свое образование вершат школьным учением и в нем видят законченную полноту своих совершенств. Напротив, и по окончании курса семинарских наук ему, уча других, все еще хотелось учиться самому; приобретенные познания не утоляли его жажды, но требовали, чтобы круг их расширялся более и более; он, и в бытность учителем, когда только выпадали свободные минуты, любил углубляться в чтение Св. Писания и толкований на него, читал всегда книги содержания серьезного и, состоя уже на службе, нашел как-то время докончить перевод (с латинского языка) изложения апостольского символа Пеарсона, начатый им еще в бытность учеником богословия. Но, не довольствуясь полученным в семинарии образованием и желая образования высшего, жаждая новых и обширнейших познаний, мог ли он, как и всякий другой учитель духовно-учебных заведений в восьмисотых годах, удовлетворять благородному своему стремлению? Для этого тогда недоставало у него ни времени, ни средств. Быв, например, учителем риторики, он имел у себя в классе сотни полторы учеников, которым, кроме русской и латинской словесности, преподавал также греческий язык, читал и исправлял бесчисленное множество русских и латинских упражнений, да в очередной год на каждый воскресный день перед литургией ученикам всех или нескольких классов семинарии говорил катехизические беседы и за свои труды даже по увеличении окладов в начале царствования Государя Императора Александра Павловича получал жалованья только 200 руб. асс.
Но вот высшее начальство предприняло произвести радикальное преобразование во всех духовно-учебных заведениях и положило начать его с С.-Петербургской духовной академии. Круг наук в этой академии предначертывалось расширить новыми науками или и теми же, но, для более подробного преподавания их, раздробленными на части. По этому случаю избираемы были наставники из тогдашних ученых не только между лицами духовными, но и светскими, не только русские, но и иностранцы.
Тогда же по всем епархиям разослан был циркуляр, которым молодые даровитые люди духовного звания приглашались на составление первого курса преобразованной академии. Это-то приглашение, принятое Александром Протопоповым с жаждой улучшить и возвысить свое образование, и увлекло его с родины, которую он всегда так любил, о которой даже и в лета старости вспоминал с таким удовольствием и которой постоянно желал послужить так или иначе, в той или другой должности. В состав (93) студентов, имевших поступить в первый курс преобразованной С.-Петербургской духовной академии из Ярославской семинарии, требовалось пять человек; они должны были преимуществовать перед другими быстротою своих способностей и доброю нравственностью, а по внешней стороне быть не старше 22 или 25 лет от роду и не иметь телесных недостатков. Так как учитель Александр Протопопов удовлетворял всем этим требованиям, то изъявил желание быть в числе приглашаемых в академию пяти человек, преосвященный ярославский Антоний, знавший его с отличной стороны и благоволивший к нему, преподал ему благословение, и он в конце 1808 года вместе с другими четырьмя ярославскими студентами[617 - Из них мне известны, хотя только по именам, Мартынов, после служивший при Святейшем Синоде, и Ир. Ветринский, издавший Церковные древности Бингама в русском переводе.] отправился в Петербург, по приезде в академию отлично выдержал экзамен и с февраля следующего (1809 г.) начал изучать разного рода науки.
Чрезвычайно интересно было слушать преосвященного Афанасия, когда он, можно сказать, с юношеским жаром вспоминал о годах, проведенных им в академии. Но из его воспоминаний иное еще не время передавать во всеобщую известность, а иное, да и многое, в течение 24–25 и более лет у пишущего уже испарилось из памяти. Скажу только, что преосвященный Афанасий, как и все его товарищи, учился в Петербургской академии 6 лет; что во все годы своего учения он постоянно шел между первыми студентами; что успевал особенно хорошо в науках богословских[618 - При окончании академического курса, как увидим ниже, он сам себя сознавал наиболее способным к преподаванию наук богословских; да и действительно, на духовно-училищной службе особенно славился преподаванием богословия.], в толковании Св. Писания[619 - При изъяснении Писания преосвященный Афанасий особенно любил держаться смысла так называемого литтерального-буквального и исторического. Кстати здесь заметить, что непосредственный преемник Афанасия по тобольской кафедре преосвященный Владимир, напротив, более всего отыскивал в Писании смысл нравственный, а преемник Владимира преосвященный Георгий преимущественно уважал смысл таинственный. Таким образом три преемственно следовавшие тобольские архипастыри в изъяснении Писания, так сказать, дополняли один другого.], в церковном красноречии[620 - раз профессор красноречия С.-Петербургской академии (помнится, архимандрит Леонид), в студенческих сочинениях обращавший вни-], в церковной истории[621 - Преосвященный Афанасий был глубокий знаток истории Церкви Божией и особенно Церкви ветхозаветной и первенствующей христианской. Но, кроме церковно-библейской и церковной истории, он основательно знал и чрезвычайно любил библейские и церковные древности, а впоследствии весьма много занимался вообще древностями, напр., египетскими, греческими, индийскими, американскими, русскими, скандинавскими и проч., и по всем этим отраслям истории у него были дорогие издания.] и в языках латинском[622 - В знании латинского языка, по несуществованию для него в академии особенного класса, Александр Протопопов усовершенствовался под руководством ученого Грефе и прочитал всех латинских классиков. Впрочем, он еще и в семинарии, по отзыву тогдашних его учителей и начальников, на латинском языке прозой и стихами писал лучшее, чем на русском.], греческом[623 - В знании греческого языка, учась в академии, Александр Протопопов до того усовершенствовался, что свободно читал не только отцов Церкви, но и всех греческих классиков. Профессор греческой словесности в Петербургской академии, природный и ученый грек Скинас на задачах его обыкновенно подписывал: πρώτος или πρώτίςος ^{23}^, а такие рекомендации даваемы были им из целого курса только еще Павскому. Впоследствии в библиотеке преосвященного Афанасия найдены были все лучшие издания как греческих, так и латинских классиков, каково, напр., издание Панкука.] и французском[624 - Преосвященный Афанасий читал по-французски с такою же легкостью, как и по-русски. Изредка справлялся он с лексиконом только при чтении книг по естественным наукам. По немецкому языку не учился, о чем впоследствии, когда на этом языке стало выходить много дельных богословских – церковно-исторических и археологических сочинений, очень сожалел.]; что пред одними из профессоров и начальников своих он благоговел за их ум, трудолюбие и искусство преподавать[625 - Об одном из них преосвященный Афанасий рассказывал, что он в течение шестилетнего курса почти один прочитал студентам все богословские науки; что он от усиленных занятий, страдая геморроем, иногда на лекциях заплевывал весь платок кровью, и что этот ученый-труженик не раз сам сказывал, что иногда, идя в класс, сомневался, возвратится ли домой живым.], другим верил, как людям искренно благочестивым, на третьих смотрел, как на образцы справедливости в действиях, а над иными, надобно признаться, подчас и подшучивал[626 - Напр., не раз он рассказывал, как один профессор – немец, не очень отличавшийся знанием, или по крайней мере уменьем, преподавать свой предмет, при крайней своей близорукости воображал, сидя на кафедре, что его лекцию слушают все студенты, тогда как их в аудитории было пять-шесть; или как один проказник весельчак студент тому же профессору повторял лекции разными голосами за себя и за нескольких отсутствующих товарищей]; что об умных и добрых своих товарищах он во всякое время вспоминал не только с удовольствием, но и с любовью и с каким-то особенным воодушевлением.
Давно уже наступил и 1814 год, последний для первого курса вновь преобразованной С.-Петербургской духовной академии; близко было и окончание этого продолжительного курса. Александру Протопопову, как и другим его товарищам, нужно было подумать о предстоящей судьбе. Но о чем думать? На что решиться? Идти в гражданскую службу ему и на мысль никогда не приходило; светская жизнь составляла слишком резкий контраст с его характером. Притом он душевно был предан церкви, для которой и на счет которой столько времени воспитывался, и потому никак не решился бы оставить служение ей из каких-либо своекорыстных мирских видов. Можно было еще оставаться светским преподавателем наук в духовно-учебных заведениях, не выходя из духовного звания, но это состояние какое-то неопределенное, нерешительное, более переходное; да и лет Протопопову от роду было уже слишком за 30[627 - Если, то есть, он родился в 1783 году; а когда рождение его отнесем к 1785 году, то при окончании курса, в 1814 году, ему шел не 32-й, а 30-й год.]. От мысли вступить в белое духовенство, а с тем вместе в брак, он давно уже отрекся; потому что характер свой находил непригодным для брачной жизни; теперь и для него обозначилось очень ясно, что он не мог бы не отвлекаться от любимых своих ученых занятий, если бы запутался в мелочи и суеты супружеской и семейной жизни. Притом на забавный отказ прихожан одной ярославской церкви в просимом им у них одобрении для получения диаконского места и на излишнюю расчетливость дяди своей невесты смотрел теперь Александр Протопопов как на предостережение от самого промысла Божия. Наконец, в расчет входило здесь и следующее обстоятельство: студенты духовной академии были приготовляемы с целью на первый раз быть образователями и воспитателями духовного юношества; но он, Протопопов, при окончании академического курса чувствовал себя богатым сведениями преимущественно только в богословских науках; преподавание же богословских наук и в академиях духовных, и в семинариях предоставлялось тогда исключительно монашествующим. Все это, взятое вместе, заставило Александра Протопопова вступить в иноческое звание, которое вскоре и принял он с переменою имени Александра на имя Афанасий.
Преосвященный Афанасий кончил курс вторым магистром и, как отличный по нравственности и успехам, оставлен при академии прямо инспектором и бакалавром, не получив, однако, для преподавания никакого определенного предмета[628 - В истории нижегородской иерархии на стр. 232 и в вышеупомянутой статье Нижегородских губернских ведомостей об Афанасии ошибочно сказано, будто бы в академии Афанасий был преподавателем. Напротив, в то время для ближайшего и постоянного надзора за студентами высшее начальство признавало нужным назначать в инспекторы академии таких лиц, которые не были бы отвлекаемы никакими учебными занятиями. История С.-Петербургской духовной академии, стр. 246, 339-45.]; ему поручено было только заняться составлением канонического права. На должности инспектора он, вскоре по пострижении, посвящен был сперва в иеродиакона и иеромонаха, а потом, года через полтора, и в архимандрита. Но канонического права в духе православной церкви преосвященный Афанасий составил только две некоторые части, а полного составить не мог по многим причинам: не было у него ни знакомства с этою наукой, которая тогда еще не преподавалась, ни достаточных материалов, которые в то время лежали еще в неизвестности в синодальных архивах, ни даже образцов в духе православной церкви; он не имел под руками ничего, кроме апостольских правил и соборных постановлений, да не имел и довольно времени для окончания этого труда, ибо в марте 1816 года, следовательно, через год и семь месяцев по окончании академического курса, перемещен был на должность ректора Казанской академии, тогда еще не преобразованной.
В проезде из С.-Петербурга через Ярославль преосвященный Афанасий, хотя и торопился, опасаясь скорого разлития реки, однако ж успел повидаться с престарелым своим родителем, тогда уже Толгским архимандритом, и с преосвященным Антонием, который, благословив его на поступление в академию, потом и хотел было разлучить его с академией[629 - Преосвященный Антоний, помнится, в 1813 году, писал Александру Протопопову, чтобы он ехал в Ярославль, не оканчивая академического курса, и обнадеживал его (разумеется, под условием принятия пострижения), что он вскоре будет сделан ректором Ярославской семинарии. Но Протопопов отклонил от себя это предложение, частью потому, что преосвященный Антоний, хотя был пастырь жизни строжайшей, человек бескорыстный, отец сирот и величайший ревнитель об образовании духовного юношества своей епархии, по слишком был тяжел для всех, по службе стоявших к нему близко, а еще более потому, что непременно хотел докончить с таким успехом начатое и так хорошо продолжаемое свое образование в академии.]. Так как преосвященный Антоний и сам был из числа ученейших лиц конца прошедшего и начала настоящего столетия, и притом сам нес некогда должность ректора Петербургской академии при старом ее образовании, то и интересовался знать, как и что делается теперь в академии, и у него с молодым и ученым архимандритом, который принимал уже и еще должен был принимать самое деятельное участие в образовании нового поколения, как говорится, не было и конца разговорам и расспросам.
О жизни и службе в Казани преосвященный Афанасий всегда вспоминал с неудовольствием: начать с того, что для его здоровья вредна была тамошняя вода, нередко подвергавшая его лихорадке и желтухе; там возникало множество непривычных ему хлопот по исправлению погоревшего перед тем академического здания; там, наконец, сколько можно было соображать на основании кой-каких выражений Афанасия, к нему почему-то не совсем благоволил и преосвя^7^ щенный казанский, замечательный в свое время проповедник, архиепископ Амвросий Протасов.
К счастью преосвященного Афанасия, в Казани служить ему довелось недолго: в конце 1817-го или в начале 1818 года Казанская академия по старому образованию была закрыта, и Афанасий перемещен был в Тверскую семинарию с должностью ректора ее и профессора богословских наук, также с назначением настоятельствовать в первоклассном Калязинском Макариевом монастыре. Одно лицо в Петербурге, извещая его об этом перемещении, писало ему: «К счастью вы переводитесь из неустроенной академии в устроенную семинарию». Жить и служить в Твери преосвященному Афанасию было уже приятно: там довелось служить ему под начальством весьма расположенных к нему преосвященных: Серафима (после С.-Петербургского митрополита), Филарета (ныне митрополита Московского), Симеона (умершего впоследствии в Ярославле) и Ионы; там же настоятельство над довольно богатым монастырем давало ему гораздо более средств для удовлетворения всегдашнему страстному своему желанию составить собственную библиотеку. Это желание в то время отчасти и было удовлетворено покупкою у наследников покойного Ярославского архиепископа Арсения Верещагина, родом тверитянина, значительного количества книг, и в том числе нескольких десятков фолиантов, содержащих в себе творения св. отцов как греческих, так и латинских[630 - Фолианты эти преосвященный при отъезде из Твери в Киев отдал в библиотеку Тверской семинарии в тех мыслях, что возить их из места в место очень неудобно, а между тем, если бы они понадобились, можно было бы найти их в семинарской библиотеке каждого епархиального города.]. Притом получаемые им из Калязинского монастыря деньги представляли ему возможность помогать в содержании бедному старшему своему брату[631 - Брат его, от природы не очень даровитый, почему-то и службу оставил очень рано, и Афанасий каждый год посылал ему с семейством по 1000 руб. ассигн.].
Зная богословские науки в совершенстве, оживляя свое знание чтением вновь выходивших в России и за границей богословских сочинений и имея от природы глубокий ум и хороший дар слова, преосвященный Афанасий преподавал ясно, отчетливо и понятно для учеников даже и не очень даровитых: его преподавание сопровождалось герменевтическим разбором встретившихся текстов, равно как историческими и археологическими изысканиями, для которых он собирал много материалов; ученики слушали его, можно сказать, с жадностью, а некоторые, не довольствуясь выдаваемыми от него уроками, следили за устными его лекциями[632 - Эти, почти стенографические, лекции расходились по рукам учеников во многих списках и долго даже после Афанасия составляли любимое и полезное чтение не только для учеников, по и для священников и других духовных лиц.] с карандашом в руке, отчего успехи их по богословию были всегда отличные. Профессоры и учителя семинарии в знании и преподавании своих предметов старались подражать уважаемому ими ректору. От этого у воспитанников, усердно занимавшихся учебными предметами и составлением множества упражнений, бывало менее прежнего шалостей и поступков, а когда и случались они, преосвященный Афанасий умел отличать шалости, вызванные обстоятельствами, от закоренелых привычек, и потому одних удерживал в пределах долга ласкою, внушениями, легкими взысканиями, а к другим был неумолимо строг и совершенно отсекал их от общества товарищей. Вообще, как начальник и судья Афанасий был весьма справедлив и вместе, когда это требовалось, оказывался снисходительным. Эти качества начальнического такта характеризовали его во всех местах его служения.
Из Твери в 1823 г., то есть чрез пять лет управления Тверскою семинариею, преосвященный Афанасий вызван был на чреду священнослужения в Петербург. Здесь, служа церкви, он в то же время исправлял должность законоучителя в первом кадетском корпусе[633 - До вступления на престол Государя Императора Николая Павловича в кадетских корпусах и некоторых других светских учебных заведениях законоучителями почти обыкновенно бывали монашествующие.], а потом 29 июля того же 1823 года, следовательно, через 9 лет по окончании академического курса, на 41 году жизни хиротонисан в епископа[634 - Из товарищей Афанасия ранее его рукоположен был во епископа только Григорий (под конец жизни С.-Петербургский митрополит).] Чигиринского, викария киевской митрополии, на место скончавшегося пред тем ученого богослова, преосвященного Иринея Фальковского.
В Киеве преосвященному Афанасию довелось начать служение в звании епархиального начальника под руководством чрезвычайно опытного в церковном управлении и в свое время весьма известного историка, археолога и юриста митрополита Евгения Болховитинова. Там имел он возможность удовлетворять свои наклонности к ученым занятиям и часто беседовал с двумя своими по Петербургской академии товарищами, следовавшими один за другим ректорами Киевской академии – Моисеем и Мелетием. Там нередко встречался он и беседовал с лицами известнейшими в то время по благочестию и духовным подвигам, каковы были архимандрит и наместник Киево-Печерской лавры Антоний, впоследствии архиепископ Воронежский, и проживавший тогда в лавре архимандрит Макарий[635 - В бытность преосвященного Афанасия инспектором Петербургской академии, Макарий (в миру Михаил Глухарев) принадлежал к числу ее студентов. После Макарию довелось и в другой раз быть в отношениях к Афанасию, когда поприщем служения обоих их была Сибирь.], сложивший с себя управление Костромской семинарией и потом с особенным успехом проповедывавший христианство полудиким обитателям гор и междугорий Алтая. Наконец, в Киеве преосвященному Афанасию пришлось видеть, кроме множества мощей угодников Божиих, почивающих в пещерах, нетленное тело одного из своих предместников по тобольской кафедре, митрополита Тобольского Павла Конюшкевича и слышать чрезвычайно разительный рассказ об обретении его тела нетленным[636 - В Киево-Печерской лавре, в подвальном этаже левого придела великой церкви погребены были тела нескольких архиереев и других более или менее значительных лиц. Так как в погребении их в свое время не было наблюдаемо надлежащего порядка, то надгробия их были разбросаны там и сям и затрудняли ход по подвалу. Посему митрополит Евгений и приказал могилы или гробницы те раскопать и гробы с останками погребенных в них перенести во вновь приготовленные гробницы – ближе к стенам церкви. Это приказание относительно некоторых или многих покойников было исполнено. Но в одну ночь накануне дня, в который предположено было перенести еще одну гробницу, митрополиту является во сне, в полном облачении, неизвестный архиерей, с гневным видом и строго говорит ему (по-латыни): «Доколе будешь ты тревожить наш покой?» (Это только сущность речи являвшегося во сне, а речь была довольно продолжительная). Митрополит, перепугавшись, проснулся и долго не спал, после, однако ж, успокоив себя мыслью, что это обыкновенная мечта сновидения, опять заснул и утром нисколько не беспокоился о том, что видел во сне. Но как велик был ужас митрополита, когда на следующий день в его присутствии раскрыли предположенную для переноса гробницу и в пей оказался лежащим, как живой, совершенно нетленный тот самый архиерей, который являлся ему в предыдущую ночь в том же самом облачении и проч., и проч.! Навели справку о погребенном в этой гробнице, и оказалось, что то был последний Тобольский митрополит Павел Конюшкевич, умерший 4 ноября 1770 года в Киево-Печерской лавре на покое. (Рассказ этот я неоднократно слышал от преосвященного Афанасия; при мне же повторил и преемник этого преосвященного (в 1835 и 1836 гг.), бывший киевским викарием преосвященный тобольский Владимир, то же подтверждают и многие другие, бывшие и жившие в Киеве. О нетлении тела митрополита Павла есть сведение печатное. См. сказание о странств. монаха Парфения, ч. I, стр. 184)69.]. За[637 - Митрополит Павел Конюшкевич канонизирован. В 1984 г. установлено празднование в честь всех сибирских святых и подвижников благочестия. На иконе «Собор Сибирских святых» в первом ряду изображён и святитель Павел.См.: Абрамов Н.А. Павел II Конюшкевич, митрополит Тобольский и Сибирский // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 236–252. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).] службу в Киеве преосвященный Афанасий был награжден орденом св. Владимира 3-й степени.
Викарием киевской митрополии преосвященный Афанасий пробыл уже более трех лет и в деле управления епархиею затруднений не встречал даже и тогда, когда, за отъездом митрополита Евгения в Петербург для присутствования в Св. Синоде, управлял киевскою паствой один. Посему 23 октября 1826 года он, с утверждения Государя Императора, был назначен самостоятельным епископом в Нижний Новгород на место уволенного в то время «по слабости здоровья» преосвященного нижегородского Мефодия на покой. В Нижний Новгород преосвященный Афанасий прибыл 18 января 1827 года и в 5 с небольшим лет пребывания своего там вот что сделал для нижегородской паствы: 1) перестроил и наилучшим образом украсил архиерейский дом и крестовую в нем церковь, и по этому случаю целый год жил в доме гостеприимного князя грузинского; 2) построил кафедральный собор, хотя эта работа произведена на суммы (162,691 руб. асс.), испрошенные у казны еще его предместником[638 - Ярмарочного собора, построенного французом, генерал-инженером Бетанкуром, без всякого участия епархиального духовенства, преосвященный Афанасий не хвалил, между прочим, за акустические недостатки или за диссонансы в нем пения.]; 3) окончил постройкою, можно сказать, великолепный, в сравнении с помещениями других семинарий, корпус; 4) хор певчих переменою чрезвычайно громкого пения, бывшего в употреблении при его предместниках, на пение тихое и стройное улучшил до такой степени, что об нем долго и после вспоминали не только жители Нижнего, но и многие иногородные, приезжавшие по торговым делам на Нижегородскую ярмарку; 5) возбудил ревность в наставниках семинарии к обширнейшему изучению и лучшему преподаванию учебных предметов, а учеников расположил прилежнее заниматься своим делом. К этому много содействовал ему ректор семинарии, товарищ по академии преосвященному, умный и добрый архимандрит, впоследствии Рязанский архиепископ Гавриил (Городков). Сильным к тому побуждением служили и ревность самого преосвященного к наукам, и беседы его с профессорами, и расспросы его, как и что у них делается, и ласковое с ними обращение; притом преосвященный по возможности умножил по епархии церковные библиотеки и располагал к этому причты не только устно, но и на бумаге, в надежде через чтение книг (разумеется, религиозного и нравственного содержания) возвысить сперва уровень образования в духовенстве, а потом посредством духовенства действовать на умы и сердца народа; 7) богослужение во храмах Божиих приучил совершать с большим против прежнего благоговением и благолепием: преосвященный, не любивший пышности в собственной одежде и не терпевший щегольства в подчиненных, при богослужении, однако ж, и сам любил облачаться благолепно и строго требовал от духовенства, чтобы оно наблюдало в священных облачениях чистоту, опрятность и благолепие. Притом он совершал священнослужение без малейшего шума и крика на окружающих подчиненных (что в старые времена при архиерейском служении случалось нередко)[639 - Если что и нужно было заметить некоторым из служащих, то это делалось после, по окончании богослужения, или даже по возвращении домой.], во всем показывал благоговение, простоту, естественность; 8) но всего важнее в управлении преосвященного Афанасия было уменьшение беспорядков в местном духовенстве и местной епархиальной администрации. Управлявший пред ним Нижегородскою епархиею преосвященный Моисей Близнецов, в продолжение 13 лет, своими милостями и снисходительностью к недостаткам подчиненного духовенства, до того ослабил нравственное его поведение, что оно потеряло всякое сознание обязательности закона. По смерти преосвященного Моисея Нижегородская епархия была целый год (1825) под заведованием чуждого для нее и не очень близко жившего (костромского) архиерея; а это, как всякому понятно, почти равняется отсутствию всякого управления. Непосредственный же предместник преосвященного Афанасия епископ Мефодий был в архиерействе человек новый, слабый здоровьем и в восемь месяцев управления (с марта и по ноябрь 1826 года) не успел даже и осмотреться на своем месте, познакомиться с епархией, привыкнуть к делам. Во главе Нижегородской консистории много лет, не de jure, de facto, стояло лицо, правда, отличенное, украшенное наградами, но вместе с тем не стыдившееся и не боявшееся по желанию людей заинтересованных переменять важные бумаги, вроде, например, контрактов, метрических свидетельств и подобных тому документов, и подписывать их старыми годами и числами[640 - На этом оно впоследствии и попалось.]. Таким образом, к 1827 году, когда преосвященный Афанасий назначен был Нижегородским епископом, в духовенстве Нижегородской епархии число плевел возросло до значительной степени; а между тем, в начале царствования Государя Императора Николая Павловича, указы к епархиальным начальникам об истреблении этих плевел, об уничтожении в среде духовенства нравственных недостатков были особенно строги; да преосвященный Афанасий и сам горел желанием видеть подчиненное ему духовенство соответствующим святому, высокому его назначению. Поэтому во всю бытность на нижегородской пастве он неутомимо преследовал в духовенстве нетрезвость, корыстолюбие или вымогательство за требоисправление и сварливость, и тогда довелось многим поплатиться за старые и новые грехи, тогда иные, стоявшие и на почетных местах в епархии, не могли более держаться на них[641 - См. Ист. нижег. иер., стр. 234–37, а также и упомянутую в начале сей биографии статью Нижег. губ. вед. Впрочем, иное здесь дополнено и из рассказов самого преос. Афанасия, мною от него лично слышанных.]. Впрочем, несмотря на эту строгость, в Нижнем Новгороде преосвященного Афанасия уважали, даже любили: когда при последнем своем служении перед отъездом из Нижнего он взошел на кафедру и произнес текст: _вмале,_и_не_видите_мене_ (Иоанн. 16, 16), у многих навернулись слезы, а в продолжение поучения иные от души плакали.
За что же так уважали и любили его? Причины этого высказаны были в речи, говоренной при отъезде преосвященного Афанасия из Нижнего: «Божественный храм (собор), – говорил автор этой речи (протоиерей Павел Лебедев), – в основание коего святительская рука твоя положила первый камень, св. церковь, при доме сем (архиерейском) твоим попечением сооруженная и благолепием облеченная; дом сей, тобою возобновленный и благоукрашенный; порядок и благочиние, как в святилищах Божиих, так и в жизни паствы твоей, тобою водворенные, св. любовь к истине, мудрое правосудие, растворенное милосердием; щедрые награды, излиянные за заслуги, высокий пример жизни твоей, – вот те неоцененные памятники, которые всегда будут живо напоминать нам тебя, доброго пастыря. Во храме искренно веселились мы твоим лицезрением, восхищались и освещались благолепным твоим служением, назидались словом твоим...»[642 - Ист. ииж. иср., стр. 236–37.]. Дополним сказанное в речи словами писавшего историю нижегородской иерархии (стр. 236): «Уважали преосвященного Афанасия также за глубокий его ум и благородное, простое, ласковое обращение. Самая строгость его, самый суд его над провинившимися не могли отвращать от него любовь паствы, потому что суд его был прозорлив, а потому и не изменчив, безпристрастен, а потому справедлив, и как строг, так и снисходителен был равно к не приближенным и приближенным». За управление Нижегородскою епархиею преосвященный Афанасий награжден орденом св. Анны 1-й степени.
Обстоятельства перемещения преосвященного Афанасия из Нижегородской епархии были таковы: во второй половине 1831 года из Тобольска в Рязань переведен был архиепископ Евгений (Казанцев), который после, кроме Рязанской, долго управлял также епархиею Ярославскою, а теперь в звании члена Св. Синода по глубокой преклонности лет живет на покое в Донском монастыре и управляет им[643 - Преосвященные Евгений и Афанасий знакомы были еще с академии: когда последний был в числе студентов ее, первый нес в ней должность инспектора (с февраля 1809 года по февраль же 1810 года) и некоторое время преподавал философию.]. На его место[644 - Несколько раз поцитованная мною статья Нижегородских губернских ведомостей начала 50-х годов70.] в Тобольскую[645 - В тексте-источнике нет астериска (*), поэтому неизвестно, к какому именно месту текста относится сноска, ориентировочно от слов: «Заметив это, он немного смутился...» до слов: «...(Бога Слова)».] епархию был назначен архиепископ Могилевский Павел (Павлов); но он вследствие простуды, полученной при сопровождении от Могилева до Петербурга тела покойного цесаревича Константина Павловича, отправился в Тобольск больной и приехал туда до такой степени слабым, что не успел в нем и отслужить, но через 22 дня по приезде скончался (18 декабря 1831 год). При этом вот еще что замечательно: в проезд через Нижний в Тобольск архиепископ Павел останавливался в архиерейском доме; видя, что гость изнемогает под тяжестью болезни, преосвященный Афанасий уговаривал его остановиться на несколько дней, отдохнуть. полечиться, поправиться здоровьем и потом уже ехать; но тот не согласился и говорил, что если ему предназначено умереть, то уж лучше умирать на месте. Провожая больного архипастыря в Тобольск, преосвященный сел с ним в карету и, в разговорах забывшись, уехал от Нижнего довольно далеко. Заметив это, он немного смутился и подумал: не быть бы и мне в Тобольске? Об этом как бы предзнаменовании преосвященный Афанасий впоследствии, когда получен был указ о переводе его из Нижнего Новгорода, рассказывал сам.
Преемником архиепископа Тобольского и Сибирского Павла 24 января 1832 года назначен был епископ Нижегородский Афанасий с возведением в сан архиепископа. После грустного расставания с любимой паствой преосвященный выехал из Нижнего 1 марта и прибыл в Тобольск 23 числа того же месяца, и в праздник Благовещения Пресвятыя Богородицы совершил там первую литургию, причем произнес к новой пастве вместо приветствия, приспособительно к празднику, глубоко назидательное слово о необходимости человекам воплощать в душах своих Господа Иисуса Христа (Бога Слова).
Преосвященный Афанасий – в Тобольске, на старейшей по времени и степени епархии[646 - Тобольская епархия между второклассными архиепископскими епархиями занимает третье место после Казанской и Астраханской, а учреждена она уже близ 250 лет тому назад, именно в конце 1620 года.], – уже архиепископ, и притом тогда, когда ему было только еще 49 лет. Другой на его месте считал бы себя счастливым, а наш архипастырь скорбел о своем перемещении и смотрел на него, как на почетное для себя наказание. Этот взгляд его основывался на том, что Тобольская епархия, состоя в то время (до 1834 г.) из двух нынешних губерний – Тобольской и Томской, да еще из Омской области, обнимающей всю Иртышскую линию и почти всю Киргизскую степь, и простираясь с севера на юг более чем на три тысячи верст, а с запада на восток верст на 1000, даже на 1250, вмещала в себе, кроме добропорядочного православного народонаселения, множество поселенцев ссыльных, много разных раскольнических общин, магометан и идолопоклонников, следовательно, представляла неимоверные трудности для хорошего пастырского управления. С другой стороны, преосвященный видел, что Тобольск слишком удален от средоточий европейского и русского просвещения и от местопребывания высшего духовного и гражданского начальства, и ему представлялось, что правительство и высшее духовное начальство почему-то изменило о нем свое мнение и имеет его не на хорошем счету. К этому скорбному предположению преосвященного Афанасия при назначении его в Тобольск присоединялось еще опасение относительно вредного влияния тобольского климата на его здоровье[647 - Из-за тобольского климата между прочим не поехал в Сибирь и святитель Димитрий Ростовский.]: Тобольск стоит на сыром, топком, иловатом, почти болотистом месте; ветры в нем дуют сильные, зимы бывают суровые[648 - По словам покойного протоиерея Василия Кузнецова, много лет служившего при кладбищенской церкви, в Тобольске, населенном какими-нибудь 16, 17 и 18 тысячами жителей, никогда не бывает менее 1000 умерших, а в иные годы смертность значительно превышает и это число. Покойный историк Сибири П.А. Словцов называл Тобольск, сравнительно с другими городами, кладбищем.], вообще климат гнилой и тяжелый, а здоровье преосвященного Афанасия не слишком было прочное.
Предположение преосвященного Афанасия касательно своего падения во мнении высшего начальства со временем было оставлено: лица, знавшие дела и стоившие полного доверия, успели убедить его, что он перемешен в Тобольск, напротив, вследствие того, что о нем имеют особенно выгодное мнение, что это перемещение последовало не иначе, как в исполнение точной и непременной воли Государя Императора (Николая Павловича), а воля Государя Императора такова, чтобы в отдаленные места империи на высшие должности по всем отраслям управления назначить лиц особенно способных и благонадежных. К успокоению преосвященного немало послужило и то, что в епархии нашел он духовенство во всех отношениях не хуже духовенства великороссийских и малороссийских епархий[649 - В конце 30-х или в самом начале 40-х годов от министерства государственных имуществ было прислано в Сибирь несколько чиновников для собрания каких-то сведений о казенных крестьянах, их землях, промыслах и пр. Один из таких чиновников (Р...) по обозрении Березовского края при мне приехал к преосвященному и очень выгодно отозвался о березовском протоиерее и некоторых других лицах из духовенства как Березовского, так и Тобольского округов. «Да, – сказал при этом владыка, – это духовенство тоже хорошо, но у меня между духовными есть люди не только хорошие, даже праведные», – и указал между прочим на (покойного ныне) протоиерея Абацкой слободы Павла Фокина, впоследствии крестового иеромонаха Мисаила. Другой, напротив, принадлежавший к числу тех же чиновников (В-ий), по возвращении из Курганского уезда жаловался преосвященному на причт одного села за его вымогательство и грубость, присовокупив, что тот причт при нем самом не свенчал несколько свадеб, потому что не сошелся с крестьянами в вознаграждении за венчание. Преосвященный не любил поблажать своим подчиненным, записал название села и немедленно предписал произвесть дознание, или следствие. Что же оказалось? Крестьяне со свадьбами приезжали в субботу (хотя и утром), грубым же оказалось духовенство пред г. N тем, что он, г. К, вступаясь за непонимающих дела крестьян, приказывая духовенству венчать, а оно не могло, не посмело исполнить его приказания.]; в сибирском духовенстве ему особенно нравились благопокорность и миролюбие. Во все десять с половиной лет управления им Тобольской епархиею только двое – один священник и один диакон – изъявили неудовольствие на епархиальное начальство и подали на апелляцию в Святейший Синод[650 - А при предместнике Афанасия, архиепископе Евгении, в 6 лет его управления (1826–31 г.) апеллирующий в Св. Синод был только один. Теперь это несколько иначе; и причина этому – наплыв в Тобольскую епархию духовенства, в особенности с 1843 года, из иных епархий.], но эти люди, как неспокойные и склонные к сутяжничеству, по распоряжению самого же Святейшего Синода были перемещены в Пермскую епархию. Между тем опасение преосвященного Афанасия относительно неблагоприятного влияния тобольского климата на здоровье вскоре по приезде его в Тобольск стало оправдываться, а впоследствии оправдалось слишком жестоко. Прибыв в Тобольск, преосвященный имел не более 50 лет, но в этом городе вдруг поседел. Не быв и прежде никогда тучным, теперь сделался он так бледен и сух, что видавшиеся с ним в Киеве и Нижнем Новгороде едва могли узнать его; геморроидальные припадки, начавшиеся еще во время учения в академии, теперь так усилились, что нередко он должен был отказываться от священнослужения, тогда как готов был уже идти в церковь; бывали даже случаи, что болезнь заставляла его оставлять служение и по начатии его. Последнее случалось с преосвященным Афанасием как при богослужении, так и в других обстоятельствах и местах, когда от многочисленности народа или от иных причин, например, от неумеренной топки печей, делалось ему душно и жарко. Оттого деятельность преосвященного Афанасия на тобольской пастве не могла уже быть такова, какова была она прежде, например, на пастве нижегородской; оттого в Тобольске он уже не мог ни часто служить, ни часто проповедывать; проповеди говорил он только в начале своего архипастырства, и то изредка, а от хора певчих и совсем отступился, служил, как говорится, скрепя сердце, с хором весьма незавидным[651 - Преосвященный Афанасий и в Тобольске обратил было внимание на певчих; по крайней мере для устройства хора и улучшения его он привез с собой из Нижнего хорошего дьякона, который мог быть и регентом; но вскоре все это оказалось напрасным: хороших голосов не было, к тому же некоторые из взрослых певчих жили беспорядочно и раз на архиерейском дворе произвели страшный шум. Чтобы не видеть и не слышать ничего подобного и не тратить напрасно здоровья, преосвященный удалил певчих из помещения при архиерейском доме. Я сказан: голосов хороших по приезде Афанасия в Тобольске не было, но их не было ни здесь, ни в целой Сибири и прежде, их почти нет и теперь, да сибиряки и петь-то не любят. Это замечали и замечают все приезжие из России, в этом сознаются и сами здешние жители. (Ист. об. Сиб. Словцова, кн. 1, стр. 269). Правда, митрополиты тобольские Филофей Лещинский (в царствование Петра) и Антоний Нарожницкий (при императрице Елизавете Петровне) имели у себя хорошие хоры певчих, но первый устроил свой хор с дозволения правительства из ссыльных черкас,, т.е. малороссийских казаков, а второй лучших певчих выписывал на счет архиерейского дома прямо из Малороссии. Правда, и в недавнее время, при преемниках уже Афанасия, напр., при преосвященных Владимире и Георгии, архиерейские хоры были не дурны, но и эти устроялись наиболее из духовенства, во множестве ехавшего тогда из великороссийских епархий, преимущественно же из Владимирской.].
Впрочем, преосвященный Афанасий в Тобольске не все же болел и не вдруг сделался таким многоболезненным; тобольская паства управляема была им десять с половиною лет не без пользы для нее.
Скажем сперва о том, что в Тобольской епархии при преосвященном Афанасии, вследствие заботливости его об усилении благочестия, больше, чем при каждом из прежних архиереев, построено вновь и начато постройкою церквей. Обстоятельства этого дела следующие: в Сибири в прежнее время, да почти и до настоящей поры, приходы были многолюдны: одноштатные имели большею частью от 1000 и до 1500 душ мужского пола, а двухштатные и трехштатные – от 3000 до 5000 и от 5 до 10 тысяч душ[652 - В одном Омском округе еще недавно было два таких прихода: Тюкалинский и Куликовский. Первый состоял из 40 больших и малых деревень с 10 тыс. душ; из него теперь составилось три больших прихода, да и сам Тюкалинский остался все-таки еще большим, так что три его священника и в настоящее время едва управляются с требами. Из второго образовались четыре прихода, по числу душ весьма значительные.]; деревни этих приходов так отдалены были от церкви, что во многие надлежало ехать верст 30, 50, 100 и даже более. От этого духовенство встречало (да кое-где до сих пор встречает) большие неудобства в отправлении треб, а народ по селам и деревням делался все равнодушнее и холоднее к общественному богослужению, к исполнению христианских своих обязанностей, например, к ежегодному очищению совести покаянием и причащением святых Христовых тайн и к погребению своих умерших по церковному чиноположению; кроме того, во многих местах жители стали наклонны к расколу. Чтобы отклонить те неудобства, возбудить в народе любовь к посещению храмов Божиих и отправлению христианских обязанностей и вместе с тем положить преграды усилению раскола, преосвященный Афанасий вслед за своим предместником архиепископом Евгением[653 - Этот архипастырь, ревнуя о духовном благе своей паствы, не имел, однако ж, надлежащего успеха в умножении церквей. Это дело весьма много зависело от начальства алтайских горных заводов, но начальство их на все письменные и личные (в 1828 году) представления, даже просьбы преосвященного содействовать умножению в горных округах крайне ограниченного числа церквей*** постоянно отвечало если не отказами, то вежливою уклончивостию. Зато как расплодился там раскол!] стал писать чрез священников и благочинных, а иногда, во время каждогодных обозрений епархий, и лично требовал от прихожан. чтобы они озаботились основанием новых церквей и построением их. Его преемники, особенно Владимир и Георгий, делали то же самое, и, благодарение Господу Богу, слова, увещания, предлагаемые архипастырями, пали не в бесплодную землю: в последние лет 30 или 35 число храмов по Тобольской епархии против прежнего умножилось чуть ли не вдвое[654 - То же в этом отношении явление и в Томске: из преосвященных той епархии к умножению храмов более всех, как слышно, содействовал епископ, что нышГархиепископ Иркутский, Парфений.]. Во вновь строившихся церквах преосвященный Афанасий ни под каким видом не позволял ставить, что прежде водилось не только в далекой Сибири, а и во всей России, резных изображений (например, Николая Чудотворца и проч.); таковые изображения по его настоянию в конце 1835 и начале 1836 гг. были вынесены даже и из церквей, прежде устроенных, и хранились в ризницах либо других укромных местах. Были случаи, что преосвященный архипастырь разрешал строителям новых[655 - Здесь некоторые приходы в то время имели от 10 до 14 и 15 тысяч душ обоего пола, и иные деревни от своих приходских церквей отстояли на 300 верст.] церквей[656 - Напр., в г. Омске, как резиденции казачьего управления, в 1831 – 1840 гг. строилась церковь от всего Сибирского линейного казачьего войска. Войсковое начальство хотело иметь в ней иконы, соответственные ее великолепию. Но некоторые из них, напр., Тайная Вечеря, Царские Врата и проч. долженствовали быть такого огромного размера, что ни один художник ни в Петербурге, ни в Москве ни за какую цену не брался писать их на досках, притом с обязательством доставить заказ в Омск без малейших повреждений под собственною ответственностию. После долгих рассуждений и недоумений вошли с представлением к епархиальному начальству, и преосвященный Афанасий от 10 января 1837 года отвечал: «К писанию св. икон на холсте я, с своей стороны, не нахожу никакого препятствия».] писать и приобретать иконы не только на досках, по обычаю, освященному древностию, но и на холсте; а один случай был такой, что пастырь приказал закрасить находившееся на задней стене которой-то из градских тобольских церквей изображение страшного суда, так как на этой картине выставлялось на первом плане одно значительное по управлению Сибирыо лицо в адском огне между грешниками[657 - Имеется в виду «война» между митрополитом Павлом Конюшкевичем (1758–17) и губернатором Денисом Ивановичем Чичериным, в результате которой в Ильинской церкви Тобольска появилась стенная роспись с изображением «Страшного суда», одним из персонажей которой был «тяжкий грешник» Чичерин.]. Говоря о заботе преосвященного Афанасия усилить в тобольской пастве благочестие и, между прочим, питать в сельских прихожанах усердие к каждогодному очищению совести покаянием и к приобщению святых тайн, не излишне заметить то еще, что он разрешил священникам в святую четыредесятницу приобщать и здоровых прихожан запасными дарами. Так это и делалось при нем, да так делается и доныне: священник с причтом в Великий пост среди недели едет в какую-нибудь наиболее далекую от церкви деревню своего прихода, располагается в одном из более удобных домов, оповещает крестьян, сутки трои служит часы, утрени и вечерни, причем иной, по силе и возможности, беседует с говельщиками, толкует им о таинствах и об обязанностях христианина, затем исповедует их, вычитывает вечернее и утреннее правило и, наконец, на следующий день за часами достойных между ними приобщает привезенными им с собой запасными дарами. Допущено это по необходимости, но такое как бы послабление с новым и еще большим, против настоящего, умножением числа храмов Божиих в Сибири, конечно, будет отменено епархиальным начальством и даже уничтожится само собою.
Достойно благодарной памяти то. что преосвященный Афанасий, любя церковное благолепие и порядок во всем, относящемся к богослужению, на деньги, сбереженные предместником его, прекрасно отделал, как и в Нижнем Новгороде, обветшавший было пред тем архиерейский дом, а бывшую при нем очень тесную крестовую церковь распространил и сообщил ей изящный вид[658 - Церковь эта была освящена в честь Св. Духа и по мысли архиеп. Афанасия устроена в виде сионской горницы: на верху, на потолке изображен в сиянии Дух Святый; на иконостасе же и по стенам церкви, помнится, в два яруса написаны сидящими Божия Матерь и Апостолы, и на каждого из них нисходил огненный язык. Но при преосвященных Владимире и Евлампии мысль эта была несколько изменена, а при преосвященном Феогносте, после случившегося в архиерейском доме пожара, и совсем оставлена, хотя и не к худшему.]; причем гак как она не имела позвучнее колокола, а между тем тогда (в 1837 году) ожидали в Тобольске Государя Наследника престола, ныне царствующего Государя Императора[659 - В 1837 г. цесаревич Александр Николаевич (Александр II в возрасте 19 лет первым из представителей царской фамилии побывал в Сибири (Кургане, Тюмени, Тобольске, Ялуторовске).], то к домовой архиерейской церкви привешен был помещавшийся прежде на соборной колокольне ссыльный Угличский колокол – тот самый, в который били в Угличе в набат по случаю убиения царевича Димитрия (15 мая 1591 года) и который в 1593 году по отсечении у него одного уха, как бы в наказание был сослан Борисом Годуновым в Тобольск[660 - Древ. Вивл. ч. 3, стр. 3. Ист. об. Сиб., кн. 1, стр. 571. В этом колоколе весу 19‘/2 пудов. После домовой архиерейской церкви сперва висел он под навесом деревянным, а теперь висит уже под каменным, по крайней мере под крышей, утвержденной на каменных столбах.]. По той же любви преосвященного Афанасия к порядку и церковному благолепию описана была в то время и приведена в порядок недавно умершим ключарем собора, протоиереем Иаковом Ивановичем Ласточкиным, старинная и довольно богатая соборная ризница, а затем получили лучший вид и ризницы по церквам приходским, особенно в городах[661 - По советам преосвященного, в некоторых ризницах для хранения облачений заведены вместо комодов с выдвижными ящиками шкафы с вешалками, или еще лучше с отворяющимися глаголями; облачения во многих церквах стали шить по лучшим, выписанным из Москвы образцам, а что и того важнее – все церкви города Тобольска, равно как других городов и богатых сел Тобольской епархии, завели полные белые глазетовые облачения, преимущественно для служения в высокоторжественные царские дни. Для такого огромного заказа облачений и с некоторыми другими от епархии поручениями ездил тогда в Москву умный и очень расторопный кафедральный протоиерей П.А. Фелицын.]. Тогда же обновлено было клонившееся к падению здание для помещения консистории и попечительства о бедных духовного звания; также по всей епархии, где требовала необходимость[662 - Если, напр., церковь стоит в значительном расстоянии от селения], при церквах построены особые здания (сторожки) для помещения так называемых в Сибири трапезников (церковных сторожей), которые прежде обыкновенно жили в самых трапезах церквей и безобразили их своим скарбом.
Кроме того, вследствие особенной заботливости преосвященного об образовании духовенства, чтобы оно в свою очередь благодетельно влияло на прихожан, в его управление Тобольской епархиею при многих церквах умножены и получили более приличное помещение церковные библиотеки. А чтобы книги, приобретаемые для библиотек, не оставались не читанными, не лежали без употребления, за этим наблюдали благочинные, отчасти же вникал владыка и сам, когда обозревал епархию. Бывало, вошедши в церковь, он непременно заглянет в библиотеку, и если книга новая, посмотрит, разрезана она или нет; если разрезана, то спросит священника, что он в ней прочел, как думает о прочитанном и пр. Вместе с этим строго требовалось, чтобы в церквах в дни воскресные и праздничные сказываемы были поучения как собственного сочинения, так и по печатным книгам.
Преосвященный Афанасий много заботился также об искоренении, дотоле почти повсеместного, да и теперь еще не везде и не совсем выведшегося в Сибири обычая венчать так называемые свадьбы _беглые,_ т.е. венчать увезенных женихами или бежавших из родительского дома невест[663 - В Сибири обычай венчаться убегом (местное слово), т.е. на краденых невестах, в прежнее время доходил до комедий: иные родители стороной давно уже знают, что у их дочери есть жених и что она скоро выйдет замуж, и в мыслях согласны на затеваемый брак, даже тайком от соседей понемногу готовятся к свадьбе. Но вот у них делается похищение, вот они слышат о венчании их дочери, тут фадом сыплется брань на нарушителя родительских прав их, и когда дочь и зять, валяясь в ногах, просят у них прощения, они с клятвою уверяют, что никак не дадут им своего родительского благословения; между тем тотчас же, как будто сжалившись над преступниками, смягчаются, отворяют ворота, и начинается пир горой, к которому готово было заранее. Надобно заметить, что родители жениха старались женить сына убегом дпя сокращения свадебных расходов на предварительные пиры и попойки, а священники легко соглашались венчать такие браки, особенно потому, что хорошо знали нужды одних и притворство других, и были уверены, что скоро все кончится миром и дело до жалоб не дойдет.], и употреблял, как и в Нижнем Новгороде, всевозможные меры к ослаблению в здешнем духовенстве нетрезвости и склонности к вымогательствам за исправление треб[664 - Справедливость требует сказать, что об истреблении этих зол в сибирском духовенстве старался и предместник Афанасия, архиепископ Евгений.], что, впрочем, всего чаще случалось и доныне иногда случается почти единственно при свенчании браков[665 - К вымогательствам при свершении других таинств и треб у сибирского духовенства даже нет и поводов. Сибиряки, живущие в отдаленности от приходских церквей, вовсе и не хлопочут о погребении умерших по церковному чиноположению, а погребают их сами, без священников и много-много, если впоследствии попросят в церкви или дома пропеть литию; о поминовении же покойников во многих местах Сибири и понятия не имеют, за крещение младенцев, за напутствие больных по большей части платят они поклоном или хлебом, и то после, при сборах осенном, рождественском и пр.].
Чтобы достигнуть этого и чтобы в духовенстве все шло по чину и благообразно, преосвященный старался иметь при себе и назначать в члены духовной консистории протоиереев и священников отличных, из которых потом он избирал и первоприсутствующих в духовные правления. Это были люди очень способные, опытные и высокой нравственности, словом, самые благонадежные. При этом не смотрел он ни на собственное их нежелание переместиться, хотя бы даже с повышением, ни на сильное ходатайство за них со стороны. «Этих господ (светских знатных лиц), – говорил он в таких случаях, – я никогда не беспокою просьбами о местах для кого бы то ни было или об отмене тех или других и распоряжений и назначений: для чего же им-то вмешиваться в мои дела? Они смотрят только на обстоятельства лица, за которое просят, а мне, епархиальному начальнику, нужно смотреть и на обстоятельства того края и той должности, для которой требуется хороший – именно такой, а не другой – человек». И как думал он, как судил, так и делал, и дело выходило хорошо: опыт оправдывал его выбор.
Расскажу, кстати, об одном таком назначении. При Афанасии в некотором из уездных городов Тобольской епархии был священник, в то время еще молодой; на месте своей службы имел он хороший дом, жил безбедно и, главное, пользовался почетом как у своей духовной братии, так особенно у прихожан. Преосвященный знал его как лично, так и по делам правленским и благочинническим, и знал с отличной стороны; поэтому, когда при Тобольском кафедральном соборе упразднилось священническое место, определил его на это место с назначением в члены духовной консистории. В вознаграждение же за потерю хорошего дома и выгодного прихода[666 - При тобольском соборе священники стесняются крайнею бедностию: прихожан при нем нет, нет и казенного помещения, да нет почти и доходов, а жалованья священнику всего 400 руб. асс. в год.] священник тот, сверх упомянутых должностей, со временем получил еще третью должность, которая была и почетна, и доставляла хорошее по тому времени содержание, так что он понемногу обзавелся, приобрел небольшой домик и совершенно успокоился. Но вот в одном уезде открывается место протоиерея и первоприсутствующего в духовном правлении. Выбор преосвященного снова падает на него же; и он, хотя и повинуется, но скорбит, во-первых, потому, что в Тобольске при нем без лишних расходов могли учиться его дети; во-вторых, потому, что с перемещением из Тобольска ему снова надобно лишиться дома, следовательно, разориться, да и потому, наконец, что он свыкся уже с своими должностями и со многими добрыми людьми. И вот за него, т.е. об отмене нового его назначения, просят некоторые значительные лица, уважавшие его и нуждавшиеся в нем. Преосвященный, однако ж, настаивает на своем: производит священника в протоиерея и отправляет его к месту назначения. Что же? Господь и добрые люди за послушание, бескорыстие и вообще за добрые качества этого служителя Божия исправили все его дела, восполнили все его нужды и недостатки: одна благотворительная особа, которая и не жила в том месте, даже лично и не знала его, а знала только по слухам, пожертвовала ему порядочный домик, а другое, и того более благотворительное, лицо приняло на себя содержание его детей в епархиальном городе, даже помогло ему впоследствии иных и пристроить. Мало этого: помянутый протоиерей на новом своем месте, как начальник отдельной части, принес гораздо более пользы, нежели сколько мог бы он сделать на месте прежнего служения: он прекратил существовавший исстари, обидный и унизительный для уездного духовенства обычай являться к своему уездному начальнику не иначе, как с приношениями, сильно увеличил число книг, особенно духовных журналов в соборной библиотеке[667 - Эта библиотека была у него как бы центральною для уездного духовенства: всякий священник, желавший читать, всегда мог пользоваться ее книгами, хотя в составлении этой библиотеки и в умножении ее книг не участвовала ни одна уездная церковь какими-либо с своей стороны жертвами.], и своим примером, своими внушениями усилил в уездном духовенстве и во многих из граждан охоту к полезному религиозно-нравственному чтению, а вместе с тем в иных духовных лицах возбудил охоту к увеличению и сельских церковных библиотек; главное же то, что он при небольших денежных и материальных пособиях от прежних и новых благотворителей открыл в городе два бесплатных училища – сначала для мальчиков, а потом и для девочек – и вел в них дело обучения (по методе ланкастерской, с разными усовершенствованиями и изменениями) при помощи только своих диаконов и причетников[668 - Эти люди были из учеников низшего и среднего отделения Тобольской семинарии и подготовлялись к занятиям в школах самим протоиереем да еще другим лицом, в деле образования детей также многоопытным.] с таким успехом, что детей к нему вели и везли лица всех сословий, не только горожане, но и жители соседних с городом селений, так что многие родители с намерением поместить их в открытую протоиереем школу брали их из казенных училищ – приходского и уездного, отчего первое из них по неимению учеников с течением времени было закрыто, да и последнему угрожало то же самое; дети у него хорошо учились не только грамоте, т.е. читать и писать, но и закону Божию в довольно обширном объеме, арифметике, русскому языку, даже немного по-латыни и по-гречески[669 - Этим двум предметам учились наиболее дети лиц духовного звания, готовившиеся к поступлению в духовные учебные заведения.], и успехи их крайне радовали родителей, а одно частное липо, видя особенную пользу от училищ, содержимых и руководимых протоиереем, пожертвовало для них свой довольно большой дом. Не забудем, что все это происходило в конце 30-х и в 40-х годах, когда не было еще такого стремления в одних учить, в других учиться, как пробудилось это лет пять-шесть пред этим[670 - Увы! С выбытием оттуда любимого пр. Афанасием протоиерея все пало: может быть, и не умели приняться за дело (ведь не всякий способен быть педагогом), а может быть, и не хотели, потому что хлопотать и трудиться до поту нужно было даром.].
К мерам, какие употреблял преосвященный Афанасий для истребления в подчиненном ему духовенстве некоторых слабостей и недостатков и для учреждения в нем порядка и благочиния, следует отнесть строгое требование подчиненности, благопокорности начальникам и уважения высших. В этом он сам первый подавал наилучший пример: случалось, что прислуга, подметив сочувствие владыки к кому-либо из служащего близ его духовенства или учащих в семинарии – к лицу, положим, незначительному сравнительно с другими, вздумает в присутствии владыки оказать, хотя бы то, например, при подаванье чаю, предпочтение тому лицу пред высшими его, он непременно остановит невежу и после даже пожурит его; бывало и то, что преосвященный, пеня кого-либо из незначительных своих подчиненных за свойства ли его ума или за качества его сердца, и хотел бы приехать к нему в дом по какому-нибудь знаменательному в его жизни случаю, но удерживался именно тем, что не хотел обнаруживать своего предпочтения низшему пред высшим, которого он ни разу еще не посещал и не желал посетить, а иначе с его стороны подан был бы повод последнему обижаться и роптать, а первому забываться пред высшим. Но чтобы делать начальнику замечания, положим и заслуженные, при его подчиненных, этого никогда не бывало: преосвященный находил для того случаи наедине, без посторонних свидетелей.
Для той же цели – для наблюдения за духовенством, чтобы все у него было по чину и благообразно, – преосвященный Афанасий каждогодно предпринимал поездки для обозрения епархии[671 - Преосвященный Афанасий не ездил по епархии только в одно место, и то потому, что глупый и пьяный кучер вскоре по выезде преосвященного из Тобольска чуть было не утопил его (помнится, на Ишиме или Вагае). При спуске к реке он пустил лошадей во весь мах, лошади взбежали на паром или плот; раскатившаяся карета столкнула их в воду, и преосвященного спасла от гибели только сметливость русского мужичка из перевозчиков и других, стоявших на пароме крестьян: одни, увидев беду, ухватились за колеса кареты, а другие сейчас же пообрубили постромки у пристяжных лошадей. Владыка тут же почувствовал себя нехорошо и возвратился в Тобольск.]. Выезжал он обыкновенно во второй половине июля, после публичного экзамена в семинарии и вслед за препровождением Абалацкой иконы Божией Матери из Тобольска обратно в Абалацкую обитель, а возвращался домой в конце августа или начале сентября. По возвращении он почти всегда был весел, оживлялся духом, пользовался лучшим здоровьем: движение, перемена тобольского климата на более благоприятный климат других мест Тобольской губернии, особенно южных, разнообразие видов, преимущественно в Семипалатинском крае, в верховьях Иртыша, в предгорьях Алтая, также уважение, даже благоговение, выражаемое весьма многими пасомыми к их пастырю[672 - В тех местах, наприм., около Семипалатинска и Усть-Каменогорска, где архиереев до Афанасия или вовсе не видели, или видели только раз, народ, для принятия благословения от архипастыря или даже когда он только проезжал мимо, становился на колена и делал земные поклоны.], каждый раз действовали на него чрезвычайно благотворно. При поездках в епархию брал он с собою свиту небольшую: протодиакона, диакона, который был вместе и письмоводителем, иподиакона с ризницей, двух или трех маленьких певчих, два человека прислуги – и только. Столь малочисленная свита достаточна была потому, что не только в селах, но и в городах Тобольской епархии церквей больших, обширных мало, и служить преосвященному при обозрении паствы доводилось нечасто[673 - Выше было сказано, что преосв. Афанасий в тесных церквах, в духоте и жару, служить не мог.]; да и потому еще, что если где и предстояло ему служение, то пели в церкви либо диаконы с причетниками, либо певчие местные; в Омске, например, доныне содержится прекрасный хор певчих бывшего войскового казачьего училища, и потому, наконец, что при такой крайне ограниченной свите для владыки в пути предстояло менее огорчений и обещалось более душевного покоя.
Последнею мерою для уничтожения слабостей и недостатков в духовенстве у преосвященного Афанасия в Тобольске, как Нижнем Новгороде, был суд и взыскание. Случаев к приложению этой меры было немало. В первую или вторую поездку по епархии преосвященный усмотрел, что некоторые причетники не умеют ни петь, ни хорошо читать и худо разумеют церковный устав, между тем как служат на местах уже по нескольку лет. У всех таких ленивцев он отобрал ставленнические указы и приказал им в назначенный срок явиться в епархиальный город для испытания в знании причетнических обязанностей. Вот и другой случай: в первый год своего служения в Тобольске преосвященный видел из еженедельных донесений инспектора семинарии и неоднократно слышал от ректора, что некоторые ученики, и особенно те из них, которые устарели пред своими товарищами, несмотря ни на какие исправительные меры, отличаются леностью, грубостью, буйством и другими поступками, нетерпимыми ни в ком, не только что в воспитанниках духовных; то же было усмотрено преосвященным и во время ревизии семинарии, которую он произвел по поручению комиссии духовных училищ в 1832 году. Вследствие того ученики среднего и особенно низшего отделения почти наполовину исключены были из семинарии, а из учеников богословия, как тогда уже окончивших курс, некоторые вместо иерейского получили места только диаконские, некоторые же на год или полгода были определены в причетники. Чрез год или два после того один или двое семинаристов по представлению семинарского начальства и по резолюции преосвященного были не только исключены из семинарии, но консисторией препровождены даже в губернское правление[674 - А губернское правление известно как распоряжается с такими отправляемыми к нему людьми: оно или заставляет их избирать род жизни, т.е. поступать в податные сословия, или отправляет в рекрутское присутствие.]. Но суд преосвященного и в Тобольске, как в Нижнем Новгороде, хотя был строг, однако ж, вполне справедлив[675 - Одному академисту, назначенному в преподаватели Тобольской семинарии, сказали, что преосвященный тобольский очень строг, что он того-то и того-то из преподавателей уволил от службы. Академист, выслушав это, подумал: «Что мне строгость? Была бы в преосвященном справедливость!» – и поехал в Тобольск. Впоследствии он нисколько не раскаялся в своей решимости, потому что в преосвященном нашел не просто начальника, а отца, наставника и благодетеля. Что ж до увольнения кое-кого из прежних преподавателей семинарии, то, бывши на службе и узнавши на месте, каковы были те преподаватели в нравственном отношении, он удивлялся, каким образом преосвященный так долго терпел их.] и беспристрастен. Впрочем, к строгостям преосвященный Афанасий прибегал только в начале управления Тобольскою епархиею, впоследствии же при решении дел судных показывал уже гораздо более снисходительности. Причиною этой перемены были, конечно, и годы, приближавшиеся к старческим, а еще более изменившийся несколько взгляд на людей. «Люди, – говаривал позднее преосвященный, – везде как люди – со слабостями и не без погрешностей, видно, одною строгостию зла не исправишь; притом с наказываемыми, с лишаемыми мест и с запрещаемыми в священнослужении страдают и их семейства; эти несчастные обыкновенно к нам же обращаются за пособиями, а мы чем пособим им? Какие у нас на это средства? Наши попечительства и круглым-то сиротам да бесприютным вдовам могут оказывать только нищенскую помощь, поэтому иного и следовало бы наказать – пощадишь, с иного и надобно бы взыскать – взыщешь только слегка». Справедливость требует присовокупить и то еще, что плевел-то в Тобольской епархии к половине и к концу управления ею преосвященным Афанасием стало менее, прежние истреблены, а новых показывалось мало. Например, после очищения семинарии от упорно ленивых и буйных учеников в 1832 году, после определения нескольких учеников богословия в диаконы или даже в причетники и после отправки одного или двух семинаристов в губернское правление, в семинарии времена отчаянного геройства остались только в предании; также и причетники, наученные вышеупомянутым отобранием у некоторых собратий их ставленнических указов и недешево обошедшеюся им поездкою в отдаленный епархиальный город, сделались повнимательнее к своим обязанностям, стали заботливее учиться пению, чтению и церковному уставу.
Говоря о суде над духовенством и о том, как судные дела решал преосвященный Афанасий, должно согласиться, что судопроизводство по епархиальному управлению вообще при нем шло хорошо. Секретарь консистории у него был не то что неопытный ученый, а дельный и добросовестный практикант, старавшийся вести дела так, чтобы была от того и польза для управляемой епархии, и честь для управлявшего епархией; да преосвященный и сам был прозорливый, умный и опытный исследователь: консистория на справке иного дела выставит законы, указы, церковные правила, но не полно или ошибочно, преосвященный, бывало, к удивлению лучших законников, членов консистории, сейчас усмотрит эти неполноты или ошибки и прикажет пополнить, исправить либо даже сам укажет подлежащие узаконения[676 - Для этого, кроме св. Писания, правил св. Апостолов, соборов и отцев, дух. регламента и проч., преосвященный всегда имел наготове алфавитный указатель всех до церкви относящихся правил и узаконений. Этот алфавит, как сказывал он, был составлен покойным митрополитом киевским Евгением, после которого он уже сам постоянно пополнял его новыми, выходившими церковными узаконениями.]. На занятие епархиальными делами преосвященный употреблял, по-видимому, немного времени, а производилось много, по крайней мере не менее того, сколько нужно было для хорошего управления епархиею. С кончины его прошло уже немало лет (24 года), но между здешним духовенством есть еще значительное число таких лиц, которые служили или учились при нем либо даже в качестве благочинных и уездных протоиереев соприкасались, так сказать, к кормилу епархиального управления, и все они при случаях с чувством вспоминают об этом своем архипастыре, о благородном и ласковом его обращении, о мудром и мирном управлении паствою.
Управление преосвященного Афанасия ознаменовалось, между прочим, и тем, что при нем было обращено из язычества и присоединено к верующим в Господа Иисуса Христа несколько сот сибирских инородцев, да также не одна тысяча душ возвращена православной церкви из раскола, из которого одни вступили прямо в общество православных христиан, а другие, и притом большая часть, приняли единоверие[677 - Единоверие – течение в старообрядчестве, возникшее в 1800 г. в результате соглашения части старообрядцев-поповцев с официальной православной церковью. Единоверческая церковь организационно подчинилась Синоду, но сохранила свою обрядность (двуперстие, земные поклоны, крестный ход посолонь, то есть по солнцу, сугубая аллилуйя и т.д.).]. Скажем несколько слов о тех и других.
В Сибири, а следовательно, и в Тобольской епархии[678 - Здесь я разумею Тобольскую епархию в том ее объеме, в каком застал ее пр. Афанасий и в каком она находилась почти до половины 30-х годов наст, столетия, именно до отделения от нее Томской епархии.], находилось и до сих пор находится много инородцев, совсем не знающих истинного Бога: магометан, каковы все почти татары и киргизы, и идолопоклонников, каковы самоеды и отчасти остяки, калмыки и татары Алтайских гор. Предместник преосвященного Афанасия архиепископ Евгений в 1827 или 1828 гг. представил Св. Синоду о необходимости, для обращения их к вере в Господа Иисуса Христа, учредить в Тобольской епархии миссию, и даже не одну. Он же во второй половине 1829 года по обозрении Березовского края в донесении Св. Синоду присовокупил, что многие и крещеные-то сибирские инородцы, как-то остяки, живущие ниже Березова к Обдорску, «вовсе не знают христианской веры и даже имени Иисуса Христа»[679 - Обдорский миссионер иеромонах Макарий, бывший в 1832 году в тех же самых местах, доносил преосвящ. Афанасию следующее: «Остяки, живущие по р. Оби ниже Самарова, называют себя крещеными, но в них не видно ничего христианского: в редких юртах имеется икона, да и та содержится в большом небрежении; крестов, как большие, так и малые, на себе не носят... Заставлял я некоторых молиться, но они не умеют даже изобразить на себе креста; а молитвы Иисусовой74 ни на своем языке, ни на русском совсем не знают... В приходской церкви бывают раз или два в год, но и то человека два из семейства, а прочие со времени самого крещения едва ли и бывали в церкви... У исповеди некоторые бывают, но тела и крови Господа нашего Иисуса Христа никогда не приобщаются. Хотя большая часть остяков уже обращены в христианскую веру, именно между 1712-26 гг., и крещены еще митрополитом тобольским Филофеем Лещинским, но понятия о христианской религии никакого не имеют и более придерживаются прежнего – шаманского, и даже редкие помнят имена свои, данные им при крещении. В бытность мою у остяцкого князя Матфея Яковл. Тайшина, живущего в Обдорске, случилось мне спросить его, как зовут детей его, он мне отвечал: «Поп знает». Все это известно из рапортов иером. Макария пр. Афанасию, писанных в 1832 г. А вот и еще сведение: инспектор тоб. врач, управы докт. Беляевский в проезд свой в 30-х же годах между Березовом и Обдорском увидел на станции в углу одной юрты валявшееся распятие и спросил: «Что это такое?» – «Кола русский Бог (т.е. русский Бог Николай)»75, – отвечали ему крещеные остяки.]. Вследствие[680 - Молитва Иисусова: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».] сего[681 - Русский Бог Николай – святитель Николай Чудотворец, архиепископ Мир Ликийских, наиболее почитаемый в России святой, которого сибирские аборигены считали «русским Богом».] в Тобольской епархии и было учреждено две миссии: одна на севере, для обращения самоедов и остававшихся еще в язычестве[682 - А крещеных, но не знавших христ. веры остяков предписано было местным священникам прилежно обучать вере, не делая им, однако ж, никакого стеснения.] остяков, а другая – на юге для обращения калмыков, телеутов и татар, язычествующих в Алтайских горах.
На севере, именно в Обдорске и в соседстве с ним, проповедывал христианство иеромонах Макарий, родом волынец и некогда учитель Волынской епархии, но в 1831 году прибывший в Тобольск из Боровского Пафнутиевского монастыря по вызову архиепископа Евгения с целью миссионерскою. Из Тобольска он отплыл (по Иртышу и далее по Оби) с сотрудником своим, учеником богословия Тобольской семинарии, хорошо знавшим остяцкий язык[683 - Он родом был из селения, находившегося среди остяков.] Лукой Вологодским, и послушником Никитой Соловьевым. Это было уже при преосвященном Афанасии, 17 мая 1832 года. В Обдорск[684 - На пути в г. Березов ему дан был в толмачи также городовой казак, знавший остяцкий и самоедский языки.], главное место своего назначения, приплыли они 20 июня. Обращать к вере в Иисуса Христа Макарий обязан был идолопоклонников, живущих в Березовском крае, значит, самоедов и остававшихся еще в язычестве остяков; для этого выезжал он из Обдорска и других русских селений в ближайшие инородческие кочевья, но не разглашал о том предварительно и во время самой проповеди не употреблял ни насилия, ни подарков. Сверх того, ему и сотрудникам его велено было, выучившись остяцкому языку, перевести на это наречие[685 - Заботились переводить сперва только на остяцкий язык, потому что самоеды, как уверяли преосвященного в Тобольске, по соседству и частым сношениям с остяками, язык их хорошо знают.] символ веры, заповеди и молитву Господню и по выбору жития святых. Макарий старался все предписанное исполнить как можно лучше. Выезжая, хотя изредка, в кочевья инородцев, он либо сам входил в грязные, до отвратительности неопрятные их юрты, либо собирал их к себе, вступал с ними в разговоры о вере и вместе старался узнать остяцкий язык. Но все его труды и заботы оказались тщетными: обратить к вере во Иисуса Христа ему удалось всего 17 человек, частью из самоедов, а более из остяков, и то таких, которые уже заранее были приготовлены к тому чрез обращение с некоторыми прежде крещеными членами своих семейств. Причины такой безуспешности евангельской проповеди были следующие: инородцы Березовского округа живут крайне рассеянно и в самых малых обществах; ездить к ним можно было только в тех случаях, когда ехал заседатель, но по таким большим пространствам путешествовать на свой счет у миссии не было средств; а главное, что слух о миссии каким-то образом весьма скоро разнесся между инородцами и истолкован был в превратном смысле, именно: будто бы миссионеры хотят крестить их всех не только волей, но и неволей; поэтому остяки и самоеды бегали от миссионеров, а когда где нельзя было убежать, не хотели говорить с ними ни о вере, ни о чем бы то ни было. В этом упорстве поддерживали язычников особенно их старшины, поддерживал и сам остяцкий князь Тайшин, несмотря на то, что он был крещен. Этого мало: были случаи, что миссионеру означенные лица даже делали насилие. Вот, например, что говорится в одном из тогдашних рапортов о. Макария преосвященному: 1) «Во время поездки моей из Обдорска по остяцким юртам вместе с заседателем Рещиковым старшина Лява в Ендырских юртах, лишь только увидел меня, начал упрекать заседателя, зачем привез он попа и, несмотря ни на какие увещания, криком своим возбудил в народе дух неповиновения». 2) Потом тот же Лява в сопровождении другого остяка пришел в квартиру миссионера в самом Обдорске и с дерзостью сказал ему: «Зачем приехал сюда пугать народ?». «Но когда я сказал ему, – писал миссионер, – что не я пугаю, а ты пугаешь народ, он, не обинуясь, отвечал: «И буду путать, чтобы не крестился». 3) Самоеды раз в год собираются для взноса ясака в Обдорск ко крещенской ярмарке, миссионер при этом случае надеялся действовать на них, толковать с ними о вере. Но самоеды, напуганные слухом, будто в Обдорске будут насильно крестить всех их, сначала вовсе не хотели ехать даже и для уплаты помянутой казенной повинности, а после, хотя и приехали, однако миссионеру не удалось предложить им слово истины даже при посредстве и влиянии заседателя.
4) Во время самой ярмарки одно самоедское семейство, состоявшее из четырех дули, возбуждаясь молодою крещеною самоедкою по имени Марьею, 1! января само пришло к миссионеру и изъявило желание принять крещение; миссионер по испытании явившихся к нему в искренности намерения поучил их, сколько можно было, вере и пошел с ними в церковь. Там приготовлена была уже и купель, но в то самое время, как миссионер хотел приступить к совершению таинства крещения, вдруг приходит в церковь некрещеный самоедин и помянутых четырех своих собратий зовет к князю (Тайшину); вслед за ним входит и другой самоедский старшина Ямру Мадарин с двумя самоедами, и они насильно утащили к князю всех хотевших креститься. Тщетно посылал о. Макарий к Тайшину местного священника и сотрудника своего Вологодского с требованием лиц, искавших крещения, тщетно эти посыпанные убеждали князя отпустить их. Тайшин не только не отпустил уведенных к нему от купели, но и решительно воспретил им принимать крещение. 5) Несмотря, однако ж, на это воспрещение, один из четырех помянутых самоедов, именно муж крещеной Марии, 18 числа того же месяца снова пришел к миссионеру и убедительно просил как можно скорее сподобить его таинства крещения. «Я, – говорил, – для того и женился на крещеной, чтобы самому креститься». Только самоеды и теперь, лишь узнали об этом, толпой ворвались в квартиру миссионера и зверски старались вырвать из рук его приготовлявшегося к крещению. Но на этот раз полиция разогнала мятежников, и он на другой день был, наконец, крещен. После таких и подобных происшествий миссионер Макарий стал слезно простъ преосвященного Афанасия о дозволении ему выехать обратно в Тобольск: «По причине таковой потачки со стороны князя Тайшина, – писал он, – мне теперь в Обдорске нечего делать». Преосвященный и сам видел, что _не_у_прииде_час_ самоедам и остякам, сидящим во тьме и сени, видеть свет Божий, что дело проповеди их надобно отложить до более благоприятных обстоятельств или даже действовать на упорных какимилибо иными мерами, а потому и позволил миссии возвратиться в Тобольск, куда она и прибыла 13 марта 1833 года, следовательно. чрез 10 месяцев по выезде отсюда. Чрез несколько времени миссионер Макарий с разрешения Св. Синода получил другое назначение: он сделан был настоятелем одного находящегося вблизи Тобольска бедненького монастыря, а вместе с тем экономом архиерейского дома и членом консистории с возведением его в звание игумена[686 - Скончался он 1843 или в начале 1844 года в своем Ивановском Межугорском монастыре.], а сотрудник его Лука Вологодский, как в то время уже окончивший курс семинарского учения и как знавший остяцкий язык, был рукоположен во священника в Обдорск и там при помощи Божией присоединил к церкви Христовой до 20 инородцев.
Кончилась северная, Березовского края, миссия, но не окончилась забота Св. Синода и преосвященного Афанасия о просвещении светом Евангелия самоедов и остяков. Преосвященный на вопрос синодального управления, какие меры почитает он лучшими для обращения инородцев, отвечал: «Принимая в расчет кочующую жизнь остяков и самоедов, я не нахожу другого средства к распространению между ними христианства, кроме того, чтобы из среды их же брать детей в духовную семинарию и впоследствии способным из них давать места священнические в приходах остяцких, хотя по опыту известно, что уроженцы того края неохотно возвращаются к себе на родину; сверх сего, по отдаленности остяцких жилищ от Тобольска я полагал бы завести для тамошних детей два низшия училища: одно в Березове, а другое в опустевшем почти Кондийском монастыре»[687 - Кондийский монастырь был построен по просьбе самих (крещеных) остяков при царе Алексее Михайловиче в 1656 году. До отобрания у монастырей недвижимых имений он был довольно богат, а с тех пор обеднел до крайности. Лежит он на пути из Тобольска в Березов – от первого в 770 верстах, а от последнего – в 250-ти, на протоке р. Оби, именуемом Кода.]. Сообразив этот ответ архиепископа Афанасия с обстоятельствами безуспешности миссии, Св. Синод постановил: 1) собственно для самоедов, по неимению в виду довольно способов и надежд, до времени не учреждать миссии, а только предписать епархиальному архиерею, чтобы он в Обдорск назначил такого приходского священника, который своею жизнью и обращением привлекал бы к себе инородцев и, крестя по крайней мере немногих из них, уготовлял путь к будущему просвещению этого племени[688 - Таковым священником там и был уже в то время вышеупомянутый Лука Вологодский. Заметим, что теперь и в Обдорске вновь учреждается миссия: там для этого дела есть уже два священника, очень хорошо знающие остяцкий язык.]. 2) Для обращения и учреждения в вере остяков Кондийский монастырь, как находящийся среди остяцких волостей, обратить в миссионерский и завести в нем первоначальное училище для остяцких детей (на первый раз хотя человек на 10), в котором они обучались бы только закону Божию и русскому языку, чтобы со временем могли служить толмачами для миссионеров и помощниками в делах миссии. 3). Начальником миссии должен быть настоятель монастыря, а членами ее и помощниками начальника два иеромонаха с тем, чтобы они, кроме отправления богослужения в монастыре, были употребляемы и для обучения остяцких детей, и для проповеди слова Божия по окрестным волостям. 4) Штат монашествующих должен быть укомплектован людьми, способными к этому назначению и знающими остяцкий язык.
5)Так как Кондийский монастырь в высшей степени беден и миссионерам монастырскими средствами жить и действовать совершенно невозможно, то просить о назначении из государственного казначейства начальнику миссии 1000 рублей ассиг. в год, двум иеромонахам-миссионерам по 500 рублей асс., на расходы по миссии (например, на поездки) 500 рублей асс. и на содержание 10 учеников 1000 рублей асс. Св. Синод по утверждении этих постановлений Государем Императором Николаем Павловичем сообщил их преосвященному Афанасию и, сверх того, предписывал ему озаботиться сначала составлением азбуки и словаря остяцкого языка[689 - Впрочем, о составлении этих двух сочинений было писано из Св. Синода и ранее 1836 года.], а затем переводом по крайней мере одного из Евангелий и краткого катехизиса на сей язык, да немедленно войти от себя с представлением в комиссию духовных училищ об учреждении нового класса остяцкого языка при Тобольской семинарии[690 - Мысль преосвященного принимать в семинарию остяцких детей и после способнейших из них рукополагать во священники в остяцкие приходы была предъявлена Св. Синодом.].
Как ни основательны были эти постановления, но одним из них Господь не судил осуществиться и доныне, а другие не осуществились, по крайней мере при жизни преосвященного Афанасия. Начнем с составления остяцких учебников и с учреждения класса остяцкого языка при Тобольской семинарии.
Так как людей, хорошо знающих остяцкий язык, в Тобольской семинарии никого не было, кроме бывшего сотрудника обдорскому миссионеру, а потом священника обдорского Луки Вологодского, то преосвященный Афанасий и переместил этого священника из Обдорска к одной тобольской церкви[691 - В том справедливом предположении, что в Тобольске, где есть семинария, гимназия и разные училища и где при учебных заведениях имеются учебные пособия, ему будет гораздо удобнее заниматься возложенными на него работами; к тому же преосвященный и учителем в предполагаемом к открытию класса остяцкого языка при семинарии хотел назначить его же – священника Вологодского.], предписав ему заняться указанными Св. Синодом учеными делами, и, чтобы работа шла спешнее, иногда на целые месяцы освобождал его от обычных занятий по приходу, позволял ему уединяться в один подгородный монастырь и даже делал ему кой-какие денежные пособия. Слава Богу, составлены были остяцкие азбука и словарь, переведены на остяцкий язык символ веры, заповеди и молитва Господня. Св. Синод по получении этих трудов, согласно представлению преосвященного Афанасия, дал автору денежную[692 - Какую именно – не помню, а кажется, что 500 р. асс.] награду, а самые труды в 1839 году препроводил на рассмотрение в Академию наук. Рассматривавший их известный знаток финского языка (а остяцкий язык есть отрасль финского) академик Шегрен расхвалил о. Вологодского, «признал его переводы и словарь, как первые в сем роде, заслуживающими совершенную признательность к автору их». Но в то же время академик пожелал, чтобы автор снова пересмотрел и пополнил свой словарь как речениями, так и фразами; составил бы переводы обширнее тех, какие были им представлены, даже, если можно, написал бы грамматику языка и в предисловии к словарю занялся бы разысканиями о географическом распределении остяцкого языка в отношении к различным его наречиям, определил бы, в чем состоит отличительное свойство этих наречий, или, по крайней мере, сказал бы, в каких именно местных пределах употребляется то наречие, на котором составлен словарь и на который сделаны переводы, и как велико число жителей, говорящих им[693 - Адъюнкт академии Кастрен76 путешествовал по северу Сибири и составлял грамматики разных народов, обитающих там, уже после того. Все это взято из подлинного отзыва Шегрена.]. Для[694 - Адъюнкт академии – помощник академика или профессора; учёное звание под академиком или профессором. См.: Кастрен М.А. Соч.: В 2-х т. Тюмень: Издательство Ю. Мандрики, 1999; Т. 1: Лапландия. Карелия. Россия. 256 с.; Т.2: Путешествие в Сибирь (1845–1849). 352 с.] составления грамматики священник Вологодский оказался совсем несостоятельным, но словарь расширил он весьма значительно, составил и предисловие к нему с требуемыми разысканиями о языке остяков и его наречиях, даже сделал перевод одного из Евангелий. К сожалению, по ограниченности своих способностей, он не хотел следовать советам добрых и понимающих дело людей, но' сделал все по-своему, когда академик Шегрен потребовал еще каких-то неважных изменений или поправок, он остался недоволен[695 - Ему все представлялось, что Шегрен, сам не говоривший на остяцком языке и, быть может, от роду не видевший ни одного остяка, не может правильно судить о его трудах.], отказался от всякой работы, не хотел думать даже и о бывшей у него в виду весьма значительной награде[696 - Не из официального, однако ж верного, источника известно мне, что Шегрен обешал Вологодскому в случае последних мало-мальски удовлетворительно сделанных им поправок представить его если не к полной, то к половинной демидовской (2500 р. асс.) премии.]. Вслед затем преосвященный Афанасий скончался, а потом помер и сам священник Вологодский. Где теперь его труды, даже существуют ли они на свете, неизвестно. Так как азбука и словарь остяцкого языка и переводы на этот язык окончательно не были одобрены Академией наук, то естественно, что и класс остяцкого языка в Тобольской семинарии не мог быть открыт не только при жизни преосвященного Афанасия, но и доныне – по той простой причине, что нет ни учителя, ни учебных руководств, которых бы можно было держаться при обучении остяцкому языку.
Таким образом, одна половина постановлений Св. Синода 1836 года при преосвященном Афанасии, несмотря на всю его заботливость о том, не осуществилась, а другая, именно учреждение в Кондийском монастыре миссии и открытие в нем училища для остяцких детей, приведена была в исполнение уже по кончине преосвященного Афанасия, и притом – так поздно – не по его вине. Вот как это происходило: Св. Синод сперва в 1836 году, а потом в 1842 году предписывал: укомплектовать штат Кондийского монастыря людьми, способными к миссионерству среди остяцкого народонаселения, либо принимая их из других монастырей Тобольской епархии, либо приглашая в монастырь вдовых священнослужителей, либо, наконец, воспитанников, окончивших курс семинарии. Но таких людей ни из тех, ни из других, ни из третьих в Тобольской епархии не было. Преосвященный доносил Св. Синоду от 6 октября 1836 года, что «кончившие курс ученики семинарии ехать в Кондийский монастырь не хотят, да они нужны и для занятия праздных священнических мест[697 - И действительно крайне нужны были для этой цели. Напр., в 1838 году в Тоб. семинарии окончили курс только 17 человек. Из них семеро поступили учителями в дух. училища, один отправлен для дальнейшего образования в Моск. дух. академию и еще один вышел в гражданскую службу. Значит, во священники и диаконы нынешних двух епархий, Тобольской и Томской, поступили только 8 человек, и все слабейшие по учению сравнительно с теми девятью. И это не единственный пример. Посему тоб. архиереи в то время, да и после довольно долго, сплошь и сряду посвящали во священники только что грамотных диаконов и причетников.]. Из вдовых священнослужителей с хорошим поведением по собственному расположению избрали иноческую жизнь только двое... из которых один (Антоний Бекреев) уже теперь игуменом Абалацкаго монастыря, а другой (Мисаил Фокин), крайне слабый зрением, исправляет казначейскую должность в том же монастыре. Прочая братия во всех здешних монастырях состоит или из престарелых, или хворых, или из отрешенных от мест, вообще из людей необразованных. Переместившиеся сюда из внутренних российских епархий монашествующие оказались нисколько не лучше здешних, а некоторые и хуже. Поэтому наполнить штат Кондийскаго монастыря такими монахами, какие требуются по вышеозначенному предписанию Св. Синода, я решительно не имею возможности... Донося о сем Св. правительствующему Синоду, всепокорнейше прошу прислать по собственному благоусмотрению и назначению... в Кондийский монастырь и настоятеля, и иеромонахов, по штату онаго положенных». Св. Синод в 1836-м и следующем году вызвал из трех внутренних российских епархий одного только настоятеля Кондийского монастыря с тем, чтобы он был вместе и начальником миссии, но тогда его вызов пока остался без ответа. В 1842 и 1843 годах он стал искать желающих уже в пяти епархиях, и искал не одного только настоятеля, но и двух иеромонахов; и в то время приглашения его увенчались успехом: в августе 1844 года прибыли в Тобольск из Тамбовской епархии два иеромонаха (кажется. Мелетий и Аверкий) да из Воронежской иеромонах Арсений. Последний, как хорошо учившийся в семинарии и более способный, избран был в начальники миссии и по возведении в сан игумена[698 - Лет чрез 15 после того он был уже и архимандритом, но года с два назад скончался.] отправлен с сотрудниками к месту назначения.
Как действовал о. Арсений с своими сотрудниками в обращении язычествовавших и в утверждении в вере прежде крещенных остяков, говорить об этом я не буду, во-первых, потому, что это выходило бы слишком далеко за пределы биографии описываемого мною архипастыря, а во-вторых, и потому, что сведения мои по этому предмету в настоящее время слишком неполны. Но о том, как о. Арсений во вверенном его управлению монастыре учредил школу для остяцких детей, сообщу. Открыть такую школу хотелось и самому преосвященному Афанасию, и хотелось сделать это тотчас по получении указа о том из Св. Синода, именно в 1836 году. Но вот что тогда отвечал ему тобольский гражданский губернатор на вопрос, какими мерами и в каких местах можно набирать остяцких детей для кондийской школы. «В недавнем времени, именно в 1828 году, гражданское начальство и само старалось убеждать инородцев березовского и сургутского отделений об отдаче детей в училища, которые предполагалось учредить нарочно для них в Сургуте и Обдорске; но никакие убеждения на них не действовали. Они не отрицали пользы, могущей от того для них последовать, но отзывались тем, что 1) дети их вовсе не в состоянии ни говорить по-русски, ни понимать русский язык, а потому никак не научатся ни читать, ни писать; что 2) дети необходимо нужны им для помощи в их занятиях и для снискания пропитания; 3) остяки по своей бедности не могут нисколько доставлять детям содержание в училище, да и не решатся на разлуку с ними. Поэтому _в_настоящее_время_нет_никакой_надежды_убедить_инородцев_отдавать_детей_своих_для_обучения_русскому_языку_и_закону_Божию»._ «Если уже и губернатор с своими исправниками, заседателями и пр. не мог склонить остяков отдавать детей в училища, – сказал тогда преосвященный, – то что сделаю я с каким-нибудь бедным благочинным или священником, тем более что гражданское начальство, в глазах инородцев очень сильное, отказывает мне в каком бы то ни было содействии». К тому же, если говорить правду, для чего было в то время и собирать инородческих детей? В Кондийском монастыре тогда и учить-то их было некому: братии в нем человека два-три, да и те, не исключая самих настоятелей[699 - Из двух последних настоятелей Кондийского монастыря пред обращением его в миссионерский один был из русских ямщиков, а другой – из русских же мещан.], были почти все безграмотны. Итак, открытие школы преосвященным отложено было до прибытия в Кондинск более образованных и благонадежных миссионеров. Миссионеры действительно прибыли и трудились не безуспешно, но это было уже после смерти преосвященного Афанасия: игумен Арсений, вступив в отправление своих обязанностей (в сентябре 1844 года), тотчас с отдельным кондийским заседателем поехал по остяцким волостям и при помощи своего сопутника действовал так успешно, что почти в одну поездку набрал требовавшийся десяток маленьких остяков и немедленно открыл школу в одной половине настоятельских своих келий. Мальчики скоро привыкли к русскому языку, хорошо выучились читать и писать, а затем приступили к изучению и закона Божия. Зимой с 1845-го на 1846-й или с 1846-го на 1847 гг. о. Арсений некоторых между ними привозил с собою в Тобольск, где один из них в какой-то большой праздник после литургии в присутствии многих посетителей говорил пред преосвященным Георгием речь, был слегка испытываем владыкою в знании краткого катехизиса и св. истории и вскоре затем посвящен им в стихарь. За добрым началом не замедлили обнаружиться и добрые следствия: остяки, даже местностей, отдаленных от Кондинска, наслышавшись много хорошего как о содержании мальчиков, так и об обращении с ними миссионеров, не стали уже бояться отдавать своих детей в училище. По этому поводу священники и иных остяцких приходов, руководимые примером кондийского настоятеля, открыли при своих церквах школы для остяцких детей. Делу духовного просвещения инородцев поревновал тогда и один светский человек (происходивший, впрочем, из духовного звания), именно смотритель березовских училищ Н.А. Абрамов: он уговорил нескольких остяков и самоедов отдать своих детей к нему в училище, отыскал добрых людей между жителями Березова, которые согласились содержать инородческих мальчиков во время нахождения их в училище на свой счет, и научил их, между прочим, очень хорошо читать в церкви за богослужением[700 - Г. Абрамов заметил, что мальчики-самоеды гораздо способнее остяцких детей.]; посему и из этих один, помнится, самоедин, в бытность преосвященного Георгия в Березове, также посвящен им в стихарь. Мало этого: вот уже несколько лет, как воскресла мысль покойного преосвященного Афанасия – учить инородческих детей в семинарии с целью приготовить в них священников среди инородцев; и теперь лучшие из учеников кондийского училища с согласия своих родителей перемещаются в Тобольское духовное училище, а отсюда некоторые переходят и в самую семинарию[701 - Слышно, что ученики из инородцев в училище русским предметам учатся очень хорошо, но языки латинский и греческий для них составляют камень претыкания. Отчего бы, кажется, до времени и не освободить их от изучения этих предметов?].
Представляя все эти подвиги наших миссий среди самоедов и остяков Березовского и Кондийского края и читая о действиях наших миссионеров в Северной Америке, на Алеутских островах, в земле чукчей, за Байкалом, на Алтае и проч., удивляешься, как это принадлежащие к католическому и протестантскому вероисповеданию доныне продолжают упрекать православную и, в частности, нашу русскую церковь в недеятельности, в нежелании распространять христианство за пределами России. Да у нас и дома-то _жатва_многа_; только, к сожалению, _делателей_мало_ (Матф. 9. 37); впрочем, найдутся, пожалуй, и делатели, но у них нет средств; мы до последнего времени в деле распространения христианства все надеялись на казну, тогда как за границей у католиков и протестантов это делалось и делается богатыми средствами частных лиц. Да если бы и у нас оказались богатые средства, то у веропроповедников иностранных вероисповеданий всегда будут важные преимущества перед нашими: нашим веропроповедникам приводится сеять семя слова Божия в странах, например, около Березова и Обдорска, около Туруханска, на Чукоцком носе, в Северной Америке или среди тунгусов, орочон, калмыков и проч., живущих большею частию в холодном и суровом климате, в странах бедных, среди народонаселения в высшей степени неопрятного, так что человек не только мало-мальски цивилизованный, но и самый простой, только не инородец, никаким образом не сможет ни жить вместе с ними, ни питаться пищею их приготовления.
Перехожу теперь к миссии южной, алтайской, но об ней буду говорить уже гораздо менее, чем сколько говорил о миссии северной, обдорской, и, во-первых, потому, что об этом много писано и печатано, особенно в повременных духовных изданиях, например, «Христианском чтении», «Страннике», в прибавлениях к творениям отцев церкви и других журналах, также в «Трудах русских благовестников» и в «Письмах начальника Алтайской миссии» архимандрита Макария; во-вторых, потому, что эта миссия находилась под ведением преосвященного Афанасия только вначале, а после, по учреждении отдельной Томской епархии, перешла, как и следовало, в ведение томских преосвященных.
На юге Западной Сибири, в горах Алтайских, язычникам татарам (так называемым черневым) и калмыкам проповедывали христианство архимандрит Макарий и его сотрудники. Макарий, в миру Михаил Глухарев, родом был из Смоленской епархии, образование получил в Смоленской семинарии и в С.-Петербургской академии, служил сначала в сане иеромонаха инспектором Екатеринославской семинарии, а потом (с 1821 года) в сане архимандрита ректором Костромской семинарии. Но в 1823 году, предавшись сердечному своему влечению вести жизнь собственно подвижническую, он отказался от управления семинарией и удалился первоначально в Киевскую лавру, а потом (1825 г.) в пустынь Глинскую (Курской епархии), под начальство славившегося в то время строгою подвижническою жизнью и мудрым управлением пустынной братии игумена Филарета. Когда же тобольский преосвященный Евгений стал вызывать из внутренних епархий, кто пожелал бы проповедывать слово Божие сибирским инородцам, о. Макарий оставил Глинскую пустынь и 30 сентября 1829 года прибыл в Тобольск, где в ожидании устройства походной для миссии церкви[702 - Для этой миссионерской церкви богатые сосуды были присланы высокопреосвященным митрополитом московским Филаретом: а для другой также миссионерской написал все иконы академик Мягков, в то время живший в горных алтайских заводах.] и окончания начальственных сношений прожил целых 10 месяцев. Сначала ему и сотрудникам его[703 - Знавшие татарский язык ученики семинарии – высшего отделения Василий Попов и низшего Алексей Волков.] хотелось для евангельской проповеди отправиться за город Петропавловск к киргизам Кокчетавского округа, но тогдашний генерал-губернатор Западной Сибири Иван Александрович Вельяминов на отношение об этом преосвященного Евгения отозвался, что «сколь ни богоугодно намерение Св. Синода и распоряжение его преосвященства, но он не может осмелиться дать свое согласие на отбытие архимандрита Макария в Кокчетавский округ, не испросив на то... Высочайшаго соизволения»[704 - Отказ последовал оттого, что киргизы перед тем вступили в русское подданство с условием, чтобы «укрепления и деревянных домов в степи не строить, пашен не пахать, мечетей и школ не заводить, ахунов (вроде наших уездных протоиереев и благочинных) и указных мулл не определять***** и позволить детей своих не отдавать учиться в школы (Ст. 1860 года, август, отд. 1, стр. 62)... Так робко действовал генерал Вельяминов в 1830 году, а ныне – и давно уже – в степи основаны и города, и округи, и станицы, даже поселены целые казачьи полки. Этого мало: ныне там уже не один десяток церквей, хотя прихожане их доколе почти только русские.]. Поэтому о. Макарий для своей миссионерской деятельности избрал Алтай, или что то же – Бийский и Кузнецкий уезды с их слишком сорокатысячным народонаселением язычествующих калмыков и кочевых, или черневых, татар. 28 августа 1830 года прибыл он в Бийск, ездил оттуда на Майму, в Улалу и другие места Алтая и везде, где представлялись случаи[705 - Вот один способ, которым пользовался иногда отец Макарий для ловитвы человеков во спасение. Однажды утром приходит он в татарскую юрту с целию проповеди слова Божия. Но в юрте в тот раз была только одна татарка, да и та занималась стряпней. Несмотря на то, начинает он проповедывать, а татарка слушает, но ей мешает слушать плачущее в люльке дитя. Человек Божий видит, что сердце неверующей готово принять семя слова Божия и возрастить его, садится к люльке, качает, убаюкивает дитя и в то же время учит его мать (Стран. 1862 года, апр., отд. 1, стр. 246).], забрасывал апостольские свои сети для уловления человеков во спасение (Матф. 4. 19). Чтобы ловитва шла успешнее и была обильнее, он скоро выучился языку обращаемых им инородцев, переводил на него молитвы, Евангелие и составлял духовные песнопения вроде псалмов[706 - Киргизы просили не строить у них не только церквей, но и мечетей и не определять к ним ахунов и указных мулл потому, что в начале настоящего столетия они были весьма плохие магометане, держались более язычества или, лучше сказать, не имели почти никакой религии.] св. Димитрия Ростовского[707 - Душеполезн. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 126.]; в случае убыли сотрудников[708 - Из двух вышеупомянутых семинаристов, взятых отцом Макарием из Тобольска, старший вскоре по прибытии в Бийск умер, а младший на втором году служения при миссии женился и вышел в гражданскую службу. Письма отца Макария, ч. 1, стр. 189–91.] приобретал новых; в недоумениях и затруднениях сносился с тобольскими преосвященными, сначала Евгением, а потом Афанасием, и требовал от них советов; обращаемых до крещения и после крещения много учил вере и христианской жизни, приучил их также к пению в храме за богослужением и к оседлой жизни, помогал им в устройстве их домиков, в приобретении скота и вообще в устройстве хозяйства и в этом случае делился с ними последним[709 - Подражая отцу Макарию, то же делали и преемники его. Так, например, в марте 1865 года в селении Сары-Копшу бедный новокрещенец просил у миссионера иеромонаха Дометиана себе и маленькому сыну рубашку, но Дометиан не имел ни аршина холста, ни копейки денег и потому, чтобы успокоить старца, отдал ему свою рубашку. Душ. чт. 1866 г. июнь. Зам и изв., стр. 59.]. Раз (в 1839-м и следующем году) для избавления их от голода ездил он в Москву; в случаях болезней сам лечил их, а для детей учреждал школы, даже некоторых сирот-младенцев держал у себя и водился с ними, пока не оказывались благотворители, которые принимали их к себе на воспитание[710 - ДуШеп чт 1864 г., ч. 1. Изв. и зам., стр. 128.]. По мере успехов проповеди заводил он новые станы, т.е. как бы отделения миссии, сначала, например, верстах в 80 от Бийска, в деревне Майме[711 - Так названной от реки Маймы, впадающей в Катунь.], затем на Улале[712 - В восьми верстах от Маймы.]; в этих станах при помощи добрых людей строил помещения для миссионеров и церкви, а наконец, с согласия преосвященного Афанасия, решился даже учредить при миссии женскую общину. Цель сего учреждения была та, чтобы умные, добродетельные и посвятившие себя делу любви и спасения ближних девицы и вдовы, имевшие составлять общину, исполняли относительно обращающихся и новокрещенных женщин такие обязанности, исполнение которых неудобно и даже не совсем прилично для мужчин-миссионеров, особенно для монашествующих; чтобы они, например, как некогда диакониссы, – обращающихся женщин приготовляли к крещению, служили им при самом крещении, помогали в болезнях рождения, приучали их к опрятности, чистоте и вообще к хозяйству и домоводству, прививали оспу детям, а главное – чтобы воспитывали в истинах веры и правилах жизни христианской новокрещенных детей женского пола, учили их грамоте, рукоделиям и проч.[713 - Письма Макария, ч. 1, стр. 94, 122, 129, 131–33, 143 и др.] Положить начало общины, быть ее основательницей и первой настоятельницей о. Макарий долго (лет семь) приглашал одну известную ему с отличной стороны благородную, образованную, умную и глубоко религиозную пожилую девицу. Е.Ф. Н-а (так зовут ее) по небольшим своим средствам усердно помогала миссии: то посылала в пользу ее по нескольку лепт деньгами, то писала для нее, по указанию о. Макария, иконы, то отправляла в ее распоряжение разные нужные для новокрещенных вещи: ситец, холст, платки, чулки, белье[714 - Письма отца Макария, ч. 1, стр. 93, 103, 111.] и проч.; но посвятить себя на служение при ней в виде древней диакониссы, положить своим служением начало женской общине она колебалась либо вовсе отрекалась, выставляя на вид иногда несправедливость оставить без личных попечений престарелую свою мать, иногда недостаток здоровья, иногда свою скудость в средствах для будущей общины и проч.[715 - Там же, стр. 38–154. Вместо отрекшейся Е.Ф. Н-ой в 1840 году прибыла к миссии из Петербурга или из Москвы г-жа София (Вальпот или Вальмот), родом француженка, но сердцем и верой русская. Поселившись в Майме (тогда как отец Макарий с сотрудниками жил на Улале), она повела было дела отлично: оглашала готовившихся к крещению инородок, навещала с словом спасения новокрещенных, учила девочек грамоте, лечила больных, с успехом сама училась инородческому языку и проч. (Там же, стр. 147). Но по каким-то обстоятельствам эта благочестивая и полезная старица, кажется, в 1842 году возвратилась в Россию. Обязанности ее впоследствии исполняли жены некоторых миссионеров и какая-то рясофорная77 монахиня. Но теперь (с 1863 г.) с разрешения Святейшего Синода и утверждения Государя Императора, согласно мыслям покойного отца Макария, существует уже (на Улале) настоящая и довольно большая женская община, составившаяся преимущественно, если только не единственно, из туземных новокрещенных татарок и калмычек. Душеп. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 122. Странник 1866 года, № 7, отд. IV, стр. 29.]
Впрочем[716 - Рясофорный – монастырский послушник, получивший от настоятеля благословение носить рясу с клобуком, без мантии.Ряса (от греч. rason – вытертая, поношенная одежда) повседневная верхняя одежда духовенства и монашества, длиннополое одеяние тёмного цвета с широкими длинными рукавами.], ловитва о. Макария не была безуспешна: принимали веру в Господа Иисуса Христа не только те, которых он с сотрудниками встречал и с которыми беседовал, но и те. которых никогда не видел и которые сами знали его только по слухам. Вот что в 1834 году писал он об этом преосвященному Афанасию: «Священный долг побуждает свидетельствовать, что все новокрещенные обращены не мною, а Божиим провидением, по большей части без предварительного содействия миссии в пунктах успехов; так что на кого устремлялось наше действование, те оставались непреклонными, зато труд безуспешный в отношении к этим был вознаграждаем приобретением других, которых прежде мы и не видывали, но которые были известны Всевидящему»[717 - Странник 1860 года, авг., отд. I, стр. 64.]. Число обращенных в феврале 1834 года возросло уже до 100 душ. Слыша, что преосвященный Афанасий на основании существующих узаконений намерен представить его к ордену, человек Божий писал к преосвященному следующее: «Повергаясь в душе моей к стопам вашим, милостивейший архипастырь и благодетель мой, со всепокорнейшею искренностию молю: никаким орденом и отличием не украшать немощной моей службы... Самое качество миссионера требует, чтобы иноверцы не имели повода к вредному для дела Божия мнению, будто служитель Церкви восприемлет труды в их пользу из видов честолюбия. Мне кажется, что здесь обо мне многие думают таким образом, а я не желаю, чтобы подобное мнение торжествовало и чтобы от личности моей падала тень сомнения и на других, имеющих трудиться на поприще настоящей моей службы»[718 - Там же, стр. 64 и 65. Письма Макария, ч. 1, стр. 189–91.]. В первой половине 1836 года обращенных у о. Макария было уже вдвое против того, а именно: 176 душ из татар, 3 – киргизов, 17 – калмыков и один еврей[719 - Из доклада Святейшего Синода Государю Императору от 6 июня 1836 г.], всего же до возвращения его в Россию (что последовало летом 1843 года) было обращено 645 душ[720 - Душеп. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 121. Здесь замечается, что алтайскою миссиею к 1864 году обращено 3200 душ, а всех христиан – алтайцев с семействами – в то время было уже до 5000 душ. Кроме сего, в том же месте говорится, что миссия в 1864 году имела уже 8 станов (отделений) с 11 церквами при 9 миссионерах (протоиерее, священниках и иеромонахах), что устроялся для нее мужской (Благовещенский) монастырь на р. Чулымшане близ Телецкого озера, что из новокрещенных при пособиях миссии образовалось 22 селения, что для обучения детей муж. и женск. пола русской грамоте, закону Божию и церковному пению, а отчасти и рукодельям заведено 10 школ, что многие из новокрещенных сделались уже наилучшими христианами и пр. Вообще, в указанной статье под названием: алтайская духовная миссия на стр. 117–138 есть много весьма любопытных сведений об описываемом предмете. То же, только в сокращении, можно найти и в Православном обозрении 1863 года № 7. Замет., стр. 192–94.].
Но это в 13 лет (с 1830-го по 1843 гг.), скажут, немного. Конечно, немного. Вспомним, однако ж, что сначала у о. Макария сотрудников было тогда два ученика Тобольской семинарии да осьмидесятилетний старик, поселенец Петр и мало-мальски понимавший свое дело толмач. Потом заметим, что местность, на которой действовал о. Макарий, была крайне неблагоприятная для миссионерских подвигов: хребты, горы и утесы, реки и ручьи без мостов и вообще почти без всяких дорог, леса и трущобы, зимой глубочайшие снега и страшные бураны, народонаселение рассеянное и кочующее, затем – и это главное – о. Макарий заботился, чтобы крещенные им были христианами не по одному имени, а на самом деле. Наконец, средства Алтайской миссии при о. Макарии крайне были ограничены, даже скудны. Сам он при начале своего подвига объявил, что для собственного содержания будет довольствоваться тем только окладом, какой получает по степени магистра, и проповедывать желает безмездно, а жалованье за миссионерские свой труды согласится получать в том лишь случае, когда откроется, что магистерского его оклада для него недостаточно. Сотрудникам же его жалованья положено было по 250 рублей ассигнациями в год[721 - Странник 1860 года, авг., отд. 1, стр. 62. Письма Макария, ч. 1, стр. 122.Душеп. чт. 1864 г., ч. 1. Изв. и зам., стр. 130. Отч. Обер-прокурора Св.Синода за 1837 год, стр. 36.]. Были, правда, у миссии и случайные средства – кое-какие пожертвования, присылавшиеся из ближних и дальних мест, а более из Москвы чрез священника Лаврова. Но если в конце 50-х и начале 60-х годов миссия, против прежнего уже очень разросшаяся, получала таких пожертвований только от 400 до 3500 рублей серебром, то в 30-х годах, когда управлял ею о. Макарий и когда она далеко не доходила до нынешних размеров, те пожертвования никогда не представляли даже этих скромных цифр. Между тем нужды миссии и в первые годы ее существования были очень велики: содержание миссионеров, плата прислуге и толмачам, наем помещений, а потом постройка их для миссии и ее храмов, главное же – вспомоществование бедным обращающимся и новокрещенным, – все это требовало значительных расходов. Помогать им заставляло не желание обольщать их и привязывать, как делается то, например, в азиатской Турции среди бедного православного греческого, арабского и сирийского народонаселения католическими и протестантскими миссионерами, а слезы и сердечная скорбь при виде вопиющей нищеты этих несчастных. Нет у человека ни корки хлеба, ни горстки ячменя, он бос и почти совершенно наг, нет у него ни домика, ни юрты, ни лошади, ни коровы, ни овцы, а иной притом еще мал или стар, либо хвор и безроден. Что же тут делать? Не прогонять же его от себя и посылать к оставшимся в язычестве и теперь озлобленным против него собратьям, из которых многие и сами-то немного богаче его, питаются тоже корнями _сараны_ и _кандыка_, отваром листьев _бадана._ кусками падали, бульоном много уже раз переваренных костей[722 - Душепол. чт. 1864 года, ч. 1. Изв., стр. 128–30.] и пр.. и пр.
Об основателе и первом начальнике Алтайской миссии остается сказать еще то, что он и по отчислении своей миссии к Томской епархии не прерывал своих сношений с преосвященным Афанасием. Тобольская епархия открыта в 1834 году, в том же году прибыл в Томск и первый ее преосвященный епископ Агапит, но о. Макарий по делам миссии относился к преосвященному Афанасию даже в конце 1835 года[723 - Письма Макария, ч. 1, стр. 122 и 129.]. Взаимное уважение их друг к другу никогда не прекращалось: очень хорошо помню, с каким радушием преосвященный Афанасий принимал у себя о. Макария, когда он в 1839 году по делам миссии ехал с Алтая в Москву и Петербург, а в 1840 году возвращался оттуда на Алтай. В 1843 году в последний свой проезд через Тобольск о. Макарий уже не застал преосвященного Афанасия в живых: в то время он только сходил в собор, чтобы помолиться на месте погребения уважаемого им архипастыря.
Выше было замечено, что при преосвященном Афанасии в Тобольской епархии, кроме обращения нескольких сот неверующих, присоединены к церкви несколько тысяч душ, зараженных расколом, и приняли православие больше на правилах единоверия. В 30-х годах движение среди раскольников в пользу православия и особенно единоверия первоначально произведено в епархии Пермской тогдашним Пермским архиепископом А-м: под неусыпным и деятельнейшим его наблюдением миссионеры в одном 1836 году обратили из раскола к единоверию до 13 тысяч душ, да в следующих затем годах – до 7300 душ, так что в один только первый названный год в Пермской епархии из обращавшихся составилось 12 единоверческих приходов, которым немедленно даны были правильно рукоположенные священники, а потом выстроены и церкви[724 - См. отчеты обер-прокурора Св. Сииода за 1836 г. стр. 35, за 1837 г. стр. 33 и за 1840 г. стр. 35.]. По соседству и тесной связи между обращенными уральскими и зауральскими раскольниками пермские миссионеры проникли в некоторые округа и Тобольской епархии. Посему здешние раскольники тоже соглашались принять православие или чистое, или на правилах единоверия, и им разрешено было построить две единоверческие церкви[725 - Отчеты обер-прок. Св. Синода за 1836 г. стр. 35 и 36 и за 1837 г. стр. 34.]. Но единоверцы епархии Тобольской частию потому, что к принятию единоверия склоняемы были пермскими миссионерами, а еще более, кажется, потому, что прежде, быв в расколе, они постоянно зависели от екатеринбургских, следовательно, в Пермской епархии живших раскольнических попов и учителей, стали просить, чтобы им позволено было находиться в зависимости от пермского епархиального начальства. По этим обстоятельствам Св. Синод разрешил Пермскому Преосвященному действовать и на раскольников тобольских и при переходе их к единоверию определять к ним священников[726 - Отч. обер-прок. Св. Синода за 1837 г. стр. 34.]. Само собой разумеется, что пермский преосвященный с точностью исполнил указ Св. Синода. Но каково было преосвященному Афанасию, когда на вверенную его управлению епархию влияла власть чуждая и когда притом от него давно уже назначены были миссионеры и действовали довольно успешно?! По поводу таких вмешательств между двумя соседними архипастырями началась довольно щекотливая переписка, к тому же в это время открылось, что один из пермских миссионеров, находившихся в Тобольской епархии, да один и из миссионеров собственно тобольских исполняли свое дело по обращению раскольников к единоверию не совсем чисто. К счастью, Св. Синод вскоре предписал обоим преосвященным по случаю ослабления раскола действовать каждому в одной своей епархии; с тех пор у преосвященного Афанасия дело о раскольниках пошло лучше, так что в один только 1840 год оставивших раскол в его епархии оказалось 25 душ[727 - А ранее пр. Афанасия их не было ни одной. Единоверческие церкви по Тоб. епархии существуют лишь в трех уездах: Ялуторовском, Курганском и Тюменском.], для которых в этом же году, кроме двух единоверческих церквей, назначено построить еще несколько. Как действовал преосвященный Афанасий на строптивых в первое время единоверцев, объяснит следующий рассказ: единоверцы Курганского уезда деревни Щучьей в числе 70 или 80 душ в 1837 году в проезд через Курган Государя Наследника престола, ныне царствующего Государя Императора Александра Николаевича, подали ему прошение о дозволении им образовать из себя приход, построить церковь и отправлять в ней чрез правильно рукоположенного священника богослужение по старопечатным книгам с отличиями в обрядах, дозволенных единоверцам. Это прошение Его Императорское Высочество передал Св. Синоду, а Св. Синод предписал преосвященному Афанасию удовлетворить желанию просителей, внушая ему наперед постараться раскольников соседних селений обратить к единоверию и по обращении согласить их пристать к Щучинскому приходу (так как этот один был бы слишком мал). Командированный преосвященным для предписанной цели законоучитель Тобольской гимназии, служивший прежде в Кургане священником и благочинным и, вероятно, известный раскольникам Курганского уезда как человек умный, строгой жизни, тихий нравом и кроткий характером, так хорошо исполнил данное ему поручение, что щучинский приход стал состоять не из 70 или 80, а более чем из 1000 душ единоверцев, да к чистому православию присоединилось при этом около 200 человек. Но тогда встретилось вот какого рода затруднение: единоверцы деревни Щучьей, куда отец С.З. прибыл прежде, чем в другие селения, словесно и письменно согласились построить церковь и иметь у себя правильно рукоположенного священника с тем лишь условием, чтобы священник совершал для них богослужение, как они выражались, по старым книгам и по старым обрядам. Но раскольники других селений, когда отец С. вслед за тем обратился к ним, не довольствовались определением щучинцев: они захотели, чтобы будущий их священник посвящен был в архиерея не иначе, как с хождением вкруг престола посолонь, чтобы потом ни в чем не зависеть им от епархиального начальства, чтобы и метрики, и росписи, и прочую отчетность по церкви представлять не в консисторию и не к архиерею, а в губернское правление или к губернатору и проч. По поводу таких требований и щучинские единоверцы отреклись уже от прежнего своего условия и объявили с своей стороны то же самое, чего требовали и те. После сего законоучитель гимназии возвратился в Тобольск с поникшею головою и представил преосвященному приговор раскольников, думая, что он отвергнет это условие их и что, следовательно, поездка его не приведет ни к чему. Таких мыслей о деле была и Тобольская консистория. Но вышло совершенно противное: преосвященный на причудливые условия раскольников не обратил никакого внимания и велел написать им, чтобы они немедленно избрали себе кандидата во священника и представили его для рукоположения. Кандидат был избран, и с ним явились к преосвященному двое депутатов от общества раскольников. Депутаты, явившись к владыке, не приняли от него благословения и при входе в его комнаты даже не помолились по обычаю православных. Преосвященный Афанасий не обратил на это внимания, напротив, обошелся с ними ласково, поговорил, расспрашивал их о том, о другом, даже шутил с ними, говоря (совершенную правду), что он не нюхает, не курит и не пьет водки. Все это имело удивительные последствия: во-первых, на вопрос преосвященного пред литургией, когда надлежало рукоположить единоверческого священника, какое он должен сделать рукоположение, по-прежнему ли их желанию (т.е: с хождением вкруг престола посолонь) или как обыкновенно рукополагаются священники? Депутаты отвечали: «Как вам угодно, так и делайте, нам все равно», и священник рукоположен был по обрядам церкви православной. Депутаты присутствовали при этом в алтаре и ни в то время, ни после не сделали никакого замечания. Во-вторых, единоверческий священник, согласно словесному, сказанному наедине, наставлению преосвященного, метрики, росписи и всю отчетность по церкви с первого же года стал представлять не к губернатору и не в губернское правление, чего требовали прежде единоверцы, а в консисторию, и это не воспрещалось ему. В-третьих, когда единоверцам Щучинского прихода случалось после того встречаться с преосвященным, они уже не чуждались его, принимали от него благословение, вообще сделались такими же добрыми сынами церкви, как и православные. Но было ли бы это так, если б преосвященный Афанасий отверг строптивые их требования, если б не сделал им никакого снисхождения? О™, конечно, возвратились бы к прежним своим заблуждениям и остались бы по-прежнему в непримиримой вражде к св. церкви.
Но в деятельности преосвященного Афанасия на тобольской пастве едва ли не всего более замечательна, можно сказать, отеческая его заботливость о семинарии. Он значительно умножил ее библиотеку, особенно по отделу наук богословских, истории, как церковной, так и гражданской, географии, латинских и русских классиков, и сделал это частию испрошением ей у высшего начальства многих хороших книг, частию собственными пожертвованиями, ибо в 10 с половиною лет семинария получила от него лучших и полезнейших изданий более чем на 300 руб. сер. Кроме библиотеки, преосвященный Афанасий значительно умножил принадлежащие семинарии физический и особенно минералогический кабинеты; физический – более советами, какие покупать приборы, а минералогический – единственно своими пожертвованиями. Бывало, купит ли он новые, притом лучшие в сравнении с имевшимися у него до того, экземпляры штуфов или получит в дар (от навещавших его ученых и значительных по служебным степеням светских лиц по возвращении их из поездок в горные округа Сибири) такие камни и минералы, какие в собственном его кабинете уже находились, он дублеты тотчас сдавал в семинарию. Притом преосвященный Афанасий ласковым своим обращением, а особенно просвещением своим имел сильное и чрезвычайно благодетельное влияние на учащих, а чрез них, конечно, и на учащихся в семинарии. Бывало, не пройдет у него и одного свидания с начальниками и наставниками[728 - Эти свидания были нередки: ректор, инспектор и секретарь правления ездили к преосвященному каждое воскресенье на чай; секретарь, кроме того, очень часто являлся с делами, библиотекарь бывал у него по крайней мере раз в неделю, а другие профессоры, которых, впрочем, в то время было еще весьма мало – человека два-три – приходили к преосвященному в дом по большим праздникам и раза два или три в году бывали вместе с ним у ректора семинарии на чае.], чтобы не спросить, что, как и при каких пособиях читается у них в классах, и чтобы в случае нужды не дал наставлений, не указал источников в семинарской же библиотеке, либо, когда эта библиотека не имела их, не ссудить ими из собственной. Как бывал он рад и весел, если какой-нибудь начальник или профессор в беседах с ним и при нем о предметах ученых не _водится_молчанием_, а принимает в них участие! Как он бывал доволен, если замечал, что тот или другой профессор не довольствуется старыми своими познаниями, а обогащается новыми, или, оставив устаревший учебник, выдаст ученикам собственные дельные лекции либо напишет по своему предмету какой-нибудь трактат и познакомит с ним учеников! Напротив, ему очень не нравилось, когда кто из учащих ничего не читал – ни нового, ни старого; таких он (разумеется, заочно и только при лицах доверенных) называл не иначе, как _деревяными._ От бесед и сношений с преосвященным у учащих семинарии[729 - Преосвященный Афанасий имел образовательное влияние не только на профессоров семинарии, но и на свою прислугу, на своих келейников: например, один из них (покойный Дмитрий Курюкаев, прежде исключенный из риторики), служа преосвященному, столько наслушался и начитался, что (уже по смерти Афанасия) выдержал экзамен на учителя приходского духовного училища и после был дельным священником и благочинным в г. Усть-Каменогорске, а другой (из штатных служителей) удостоен был сана диаконского и, сделанный при архиерее письмоводителем, приобрел сведения в истории, минералогии и проч.] возрождалось непременное желание узнать свой предмет сколько можно лучше, а в некоторых даже рождалась охота, по подражанию преосвященному, заводить собственные библиотеки, на что они употребляли из ограниченного своего содержания до 60 и более рублей серебром в год. Просвещенное и благотворное влияние преосвященного Афанасия на наставников семинарии чрез наставников переходило и на учеников: в Тобольской семинарии при преосвященном Афанасии и довольно долго после него почти не было примера, чтобы ученик вовсе ничего не отвечал на экзамене. Напротив, многие из них ловили как бы на лету устные лекции некоторых своих преподавателей, тщательно записывали их, и эти записки потом расходились между всеми, даже переходили из поколения в поколение. Заметим мимоходом, что преосвященный Афанасий обращал отеческое внимание даже на одежду учеников и любил видеть их опрятными: вскоре по приезде в Тобольск он отдал приказание семинарскому начальству впредь для казеннокоштных учеников шить не затрапезные халаты, как было прежде, а серенькие нанковые сюртуки, для зимнего же времени велел, сверх того, построять байковые[730 - Байка (англ.) – мягкая толстая ворсистая ткань.] шинели. Любовь свою к Тобольской семинарии он, наконец, довершил было тем, что многократно обещал, в случае смерти в Сибири, завещать ей почти всю свою библиотеку. Но – какое несчастье! Завещание по неожиданности, чтобы смерть последовала так скоро, оставалось только словесным, а потому и не могло быть приведено в исполнение.
Доселе о преосвященном Афанасии мы говорили больше как о начальнике и архипастыре; скажем теперь о нем несколько слов как о человеке ученом. В преосвященном Афанасии прежде всего резко выдавались отличные умственные способности и живо высказывалась наклонность к ученым занятиям. При счастливых способностях и прилежании он, как мы видели, и в семинарии, и в академии всегда шел между первыми воспитанниками, а по окончании курса везде удерживал первое место и между наставниками.
Следуя сильной своей наклонности к ученым занятиям, он усердно учился не только тогда, когда был учеником и студентом, но и тогда, когда нес службу профессора и ректора учебных заведений; он учился даже и на кафедре архипастыря церкви, учился во всю свою жизнь, до старости, до самой смерти. Археологию в самом обширном ее объеме, географию древнюю и новую, естественные науки и из них особенно зоологию, минералогию, геологию, сравнительную анатомию и проч. изучил он, бывши уже ректором и архиереем; а с итальянским языком (с целью читать Мая и других описывавших итальянские древности на итальянском языке) он познакомился лишь за несколько лет до своей смерти. Книги, по собственным его словам, были искреннейшими его друзьями, самыми приятными собеседниками, пищею души, успокаивавшею его и в служебных неприятностях, и в житейских невзгодах, и в скорбях; он читал чрезвычайно быстро, прочитанное, несмотря на преклонность своих лет, усвоял и перерабатывал с удивительною легкостью, передавал своей памяти тотчас и обращал в умственную собственность навсегда. Чтение его особенно оживлялось, когда было получаемо какое-нибудь важное произведение. Помню, сколько было пересмотрено им, перечитано, перелистовано разных путешествий и историй древних и новых, насколько ослаблено зрение, когда были получены обширнейшие атласы древней и новой географии Брюе и Лапи, и как много возникло у него хлопот, когда, после долгого ожидания, наконец явились _памятники_Египта_, изданные французскими учеными, состоявшими при экспедиции Наполеона I в Египте. Любознательность и страсть к ученым занятиям расположили его также собрать богатую библиотеку и минералогический кабинет с некоторыми физическими инструментами.
Библиотеку преосвященный Афанасий собирал с окончания семинарского курса до самой почти смерти и жертвовал ей всем своим достоянием, за исключением самых необходимых расходов на собственные нужды и на содержание бедного брата с его семейством; из-за библиотеки и минералогического кабинета он не имел у себя ни серебряной посуды, ни карманных часов, ряс теплых и холодных, хороших и плохих было у него только пять, да два или три кое-каких полукафтанья. За пожертвованиями книг в библиотеки семинарии Тверской и Тобольской, за подарками именинникам и пр. в библиотеке преосвященного Афанасия при его кончине оказалось разных изданий и атласов до 1310 томов, которые, если судить по ценам книгопродавческих каталогов и принимать в расчет расходы на пересылку и переплет, стоили ему тысяч восемь или девять серебром[731 - В истор. нижег. иерархии на стр. 242 библиотека пр. Афанасия оценена более чем в 30 тысяч руб., без означения серебром или ассигнациями. Если оценка эта сделана на серебро (а надобно думать, что так, потому что книга печатана в 1857 г.), то она сделана неверно: у преосвященного и денег столько никак не могло быть, да и книг в его библиотеке было только 1310 томов.]. Книги эти хороши были и по наружности, потому что, исключая немногих, все были в хороших переплетах, а еще больше отличались внутренним своим достоинством; что ни было тогда наилучшего по Св. Писанию и по его толкованиям, по богословию, церковному красноречию, каноническому праву, церковным и гражданским древностям, церковной и гражданской истории, философии, естественным наукам, древней и новой географии, путешествиям, словесности и искусствам на языках латинском, французском, греческом и русском не только в России, но и в целой Европе, – все это имелось между его книгами и атласами.
Минералогический кабинет составлен был преосвященным Афанасием уже в Тобольске в последние 8 или 9 лет его жизни. Началом этого кабинета послужили штуфы и некоторые мелкие раковины, подаренные преосвященному Афанасию при посещении им около 1833 года в Омске казачьего военного училища. Затем последовали подарки от генерал-губернатора Западной Сибири Вельяминова, от генералов Д., Ш.. Г., П. и Гл., которые, узнавши, что уважаемый ими архипастырь собирает минералогический кабинет, почти после каждой своей поездки на юг и восток Сибири по делам службы привозили ему камни, разные породы руд и пр., также от екатеринбургского купца Коновалова и других лиц. Впрочем, много, даже большую половину штуфов преосвященный Афанасий приобретал и на собственный счет. Таким образом, в его кабинете, кроме некоторого количества произведений других стран (например, раковин, янтарей с насекомыми внутри их и немногих драгоценных камней), явились наилучшие экземпляры из произведений обширной Сибири.
Из физических инструментов, составлявших кабинет преосвященного Афанасия, стоит упомянуть о солнечном микроскопе, который увеличивал поверхность предмета слишком в три миллиона раз.
Счастливые природные способности, отличное знание языков древних и французского, избранная библиотека, минералогический кабинет с несколькими физическими инструментами, непрерывное чтение и размышление о прочитанном произвели то, что преосвященный Афанасий обогатился, наконец, обширными и глубокими познаниями не только в тех науках, которые составляют, так сказать, специальность духовно-учебных заведений, но и в тех, которые в них не преподаются, например, в зоологии, минералогии, сравнительной анатомии и пр. Это известно было о нем и ученому совету, и высшему начальству. Общество датских антиквариев прислало ему диплом на звание своего члена, а в грамоте, присланной при пожаловании его в 1840 году орденом 2-й степени св. Владимира за управление тобольскою паствою, Его Императорскому Величеству благоугодно было ревность его по управлению епархиею назвать _просвещенною._ Здесь нелишне сказать, что преосвященный Афанасий обширные свои сведения при умении владеть русским языком умел сообщать и другим; не только о простом, но и о самом трудном, даже отвлеченном предмете он говорит, бывало, с такою ясностью, что его всегда можно понимать даже и людям, не приготовленным к тому предварительным образованием. Это хорошо знали все, кому случалось беседовать с ним в Киеве, Нижнем Новгороде, Тобольске и других местах. В беседах преосвященного Афанасия иным из его собеседников, людям подчиненным и пожилым, то только не нравилось, что он почти всегда беседовал с ними стоя, радушно показывая им свои обновы (например, вновь приобретенные им хорошие штуфы или только что полученные изображения редких животных, водопадов, великолепных зданий и вообще замечательных древних памятников). Стоячее положение для него как человека, страдавшего геморроем и по этой причине давно привыкшего заниматься на ногах, было совсем незаметно, а для собеседников его, напротив, слишком невыгодно и чувствительно.
Но при этом еще важнее следующее замечание: глубокий ум и обширная ученость преосвященного Афанасия не надмевали его гордостью и не были враждебными вере. Для охранения веры, конечно, не в себе (потому что утвержденному бояться нечего), а в других, мало знакомых с Писанием и учением православной церкви, он книги безбожные и вольномысленные обыкновенно жег, если они под обманчивым заглавием иной раз были им выписываемы. А на ученую гордость, хотя иные по незнанию и считали его гордым, он смотрел с отвращением, как на источник самых тяжких и низких падений, и зараженных ею терпеть не мог[732 - Один из наставников семинарии, бывший вместе и смотрителем училищ, очень часто ссорился с семинарским начальством и в неисполнении его предписаний и замечаний обыкновенно оправдывался тем, что он ученик Иннокентия (впоследствии архиепископа херсонского). Преосвященный мирил его с членами правления, уговаривал и, наконец, сказал: «Таким образом, и я, если по управлению откроются у меня беспорядки и Св. Синод станет делать мне замечания, и я вместо, собственного исправления, по-вашему, вправе буду толковать: да, я ученик Филарета (митрополита московского)? Что мы с вами учились у умных и знаменитых людей, это ничуть не дает нам права быть неисправными и столь плохо оправдываться в своих неисправностях».]. Уму и познаниям, чьим бы то ни было, всегда отдавал он полную справедливость; к людям, не получившим образования, был обыкновенно снисходителен и со всеми, которые сколько-нибудь нуждались в умственных его сокровищах. например, с наставниками подчиненных ему семинарий, обходился без чинов, с особенною любовью и радушно предлагал им и познания свои, и книги, и советы.
Неодолимая наклонность преосвященного Афанасия к ученым занятиям могла иметь разве ту вредную сторону, что, может быть, отвлекала его от исполнения лежавших на нем архипастырских обязанностей. Составитель истории нижегородской иерархии (стр. 235 и сл.), описавши слишком пятилетнее управлению сего иерарха, сказал: «Несмотря на труды свои по епархии, преосвященный Афанасий при отъезде из Нижнего Новгорода откровенно говорил приближенным, что он больше занимался учеными, нежели епархиальными делами». Конечно, мне и самому случалось слышать из уст преосвященного подобное суждение, только в другом роде: «Приди ко мне бедный, – говорил он иногда, – да попроси у меня рублей пять, ведь я, пожалуй, и пожалею, а на иную книгу не пожалею и 25 руб., даже более». Но это самоосуждение преосвященного указывает более на прекрасную нравственную черту его характера.
Говоря об обширной учености преосвященного Афанасия, нельзя не пожалеть, что, отлично владея русским языком, он не употребил своего пера на обогащение ученой духовной нашей литературы. Выше по местам видели мы, что еще в Ярославской семинарии переведены им с латинского языка изложение апостольского символа Пеарсония, что еще состоя в должности инспектора С.-Петербургской академии, он составил некоторые части канонического права, а когда был ректором в Казани и Твери, собирал материалы для церковных древностей. Прибавим к этому, что, действуя на кафедре архипастыря, да и раньше того, сказывал он немало поучений, отличавшихся стройностью в изложении, отчетливостью в мыслях, твердостью доказательств, а особенно благочестивою таинственностью учения, которое обращало человека к самому себе, заставляло его углубляться в значение внутренней своей жизни. В последнее же время преосвященный занимался очищением от неологических заблуждений и своеобразных взглядов, высказанных Яном и Розенмиллером, которых многотомные археологии переведены были для него с немецкого на русский[733 - Не зная немецкого языка, но по любви к церковной археологии, непременно желая читать эти замечательные в духовной немецкой литературе произведения, преосв. Афанасий в Нижнем и в Тобольске поручал разным лицам переводить их на русский язык. В ожидании назначенных переводов прошло немало времени и затрачено довольно денег. В некоторых своих частях они потом оказались неудачными, но наконец были окончены, найдены хорошими, исправлены, очищены от неологических заблуждений, отлично переписаны и переплетены в несколько больших томов. Где теперь эти переводы – неизвестно.Последними и лучшими переводчиками из древностей Яна и Розенмиллера у преосвященного Афанасия были инспектор Тобольской семинарии п. Н. Арзамасов и покойный М.А. Фон-Визин.]. Но и это, судя по учености покойного преосвященного, немногое осталось для нашей публики неизвестным; ему не хотелось быть в печати, как выражался иногда сам он; из всех его трудов, и то не по его воле, напечатано только четыре проповеди: две в опытах студентов С.-Петербургской академии первого курса[734 - С подписью: Александр Протопопов.], одна говоренная при избрании судей с.-петербургского дворянства и еще одна в Христианском чтении за 1829 год на Преображение Господне.
Если будем рассматривать преосвященного Афанасия просто как человека самого по себе и для себя, то прежде всего заметим в нем наклонность к удалению от светского шума, к уединению и в уединении, к сосредоточению в самом себе. Поэтому, быв еще учеником и учителем семинарии, он любил в свободное от занятий время уединенно бродить по окрестностям Ярославля и среди веселых товарищей часто бывал скучен без видимой причины. Это именно расположение духа заставило его бросить мысль о жизни семейной и проводить время больше с мертвыми собеседниками, чем с живыми. Такую душевную настроенность обнаруживал он и в Тобольске в течение слишком десятилетнего его пребывания в этом городе; из этого же источника надобно объяснить и то, что он только с немногими лицами вел переписку.
В людях, удаляющихся от света и склонных к жизни созерцательной, замечают иногда мизантропию. Но преосвященный Афанасий нисколько не страдал подобным недугом, он только не мог терпеть людских сплетней[735 - Идешь, бывало, к преосвященному и не думай занять его рассказами о каких-нибудь городских новостях. Напротив, если пред тем ты чтонибудь дельное читал, смело заводи об этом разговор и будь уверен, что тебя выслушают, что к твоему разговору привьются другие, новые, гораздо более умные и более интересные.] и ласково принимал всех, кто не был занят собой, чуждался лести, пронырства и хитрости, не склонял к обидам других и вообще отличался простосердечием, с такими людьми он беседовал охотно, кротко и снисходительно. Правда, при нем никто из подчиненных и низших не смел забываться, но это происходило не столько от суровости его характера, сколько от того, что он умел незаметно внушать людям держаться в известных границах, а еще более от того, что приходившие к нему почти благоговели пред своим архипастырем и боялись оскорбить его слишком свободным своим обращением. Бывало, если на кого из нас преосвященный взглянул гневно, особенно же если кому сказал жесткое слово, мы принимали это за настоящее наказание и выслушивали замечание с каким-то испугом. Так уважали его все, имевшие счастие служить под его начальством, знать и понимать его.
Немаловажною особенностию преосвященного Афанасия как человека можно почитать еще простоту домашней, келейной его жизни. В самом деле, стол его был всегда самый обыкновенный, состоявший из двух или трех самых простых блюд; подчиненных своих, особенно тех, которые по месту служения должны были являться к нему часто, равно как и хороших своих знакомых, принимал он большею частию в одном полукафтанье, без клобука, даже без камилавки; а в рясе и клобуке с панагией и прочими принадлежностями архиерейского сана он выходил только к лицам, ему еще неизвестным[736 - Кстати решаюсь рассказать, как преосвященным Афанасием принят был я в первый раз по приезде моем в Тобольск. Когда ректор семинарии архимандрит Е. представил меня преосвященному, он вышел ко мне с видом серьезным, в рясе, клобуке и проч., благословил меня, спрашивал об академии, в которой я учился, об относящихся к моему предмету книгах, какие я читал или не читал, попросил отца ректора позаботиться о помещении меня в казенной квартире – и только. Но когда дня через два или три, по заведенному порядку, явился я к нему принять благословение на начатие лекций, он уже принял меня в одном полукафтанье, был очень весел, разговаривал со мною час или более о родине и других предметах и под конец благословил меня иконой, а затем прислал мне настольную салфетку с изображением родного ему и мне Ярославля, также большой ковер и приказал бывать у него в доме чаще, по крайней мере раз или два в неделю.], или к посетителям официальным. Если же в таком виде являлся и пред подчиненными, то разве в большие праздники, например, в Пасху, Рождество и проч., когда надлежало принять их поздравления. При поздравлениях произнесение речей и стихов, бывшее прежде во всеобщем обычае в духовных училищах, при нем, по его намекам и явным выражениям, совершенно отменено было и оставлено навсегда. Платье носил преосвященный также очень небогатое и имел его немного. В последнее время у него было только два или три полукафтанья, чаще голубого цвета, и пять ряс: одна лисья, недорогая и уже значительно поношенная, и четыре холодных, между которыми бархатная фиолетовая, употреблявшаяся весьма редко, под конец была без рукава[737 - Ключарь собора, некогда очень почтенный профессор семинарии, прот. Иаков Иванович Ласточкин по представлению преосвященного Афанасия получил камилавку, но камилавка, присланная из Святейшего Синода, оказалась не по голове, мала, между тем награжденный ею был человек недостаточный. Поэтому преосвященный отпорол ему для камилавки рукав от бархатной своей рясы.]. Собственных ценных вещей, кроме книг в библиотеке и штуфов в минералогическом кабинете, у него не было никаких: пара серебряных подсвечников, три столовых ложки, столовый колокольчик (подаренный ему кем-то из помещиков при отъезде из Нижнего) и карманные часы были променяны им в Тобольске на штуфы одному торговцу-разносчику[738 - На тот раз у преосвященного денег не случилось нисколько, а штуфы у еврея были хороши, пустить их в другие руки не хотелось.]. Преосвященный любил только, чтобы хорошо устроен был архиерейский дом и храм, в котором особенно должно было совершаться архиерейское служение; требовал также приличия и благолепия в священных облачениях.
В своей наружности преосвященный не имел никаких резко отличительных черт; росту был он небольшого, но статен, лицо имел чистое белое, глаза голубые, светящиеся умом, взор ясный, волосы темные, которые, впрочем, совершенно поседели. Полноты в теле преосвященный никогда не имел, а в последние годы был даже тощ и очень бледен.
Чувствуя невыгодное влияние тобольского климата на здоровье, преосвященный Афанасий давно думал утруждать Св. Синод просьбою о перемещении его в одну из великороссийских или малороссийских епархий[739 - Преосвященный Афанасий удерживался от действительной подачи прошения тою только мыслию, которую высказал ему в Казани архиепископ казанский (впоследствии митрополит киевский) Филарет: «Перепрашиваться с места на место, из одной епархии в другую, нашей братии, архиереям, не следует, даже опасно, – говорил этот архипастырь, – если на какой-нибудь епархии мне трудно, неприятно, тогда как я поступил на нее не по своему выбору, но по распоряжению высшего начальства, то об избавлении от неприятностей, претерпеваемых на месте своего служения, мне можно по крайней мере молиться Господу Богу, а когда будет дурно на епархии, на которую просился я сам, что буду делать в то время? К кому обращусь? Молиться Господу Богу об избавлении от бед и скорбей... у меня не будет права, потому что сам же выпросил себе ту епархию, сам накликал на себя ту беду».], даже решался было уже просить об увольнении себя на покой с тем, чтобы потом переехать на жительство в родную Ярославскую епархию, которую он любил до конца своей жизни с юношеским жаром. В этих видах, чтобы иметь средства для далекого переезда, он слишком за год прекратил выписку книг. Но не исполнилось, добрый архипастырь, твое желание послужить своей родине и месту первого своего образования если не пастырскими трудами, то по крайней мере доставлением лучших пособий к образованию тамошнего духовного юношества!
С ослаблением здоровья, предвидя скорое приближение смерти, преосвященный Афанасий за год или и более оставил чтение светских книг и занялся исключительно одной Библией и ее толковниками, хотя Библия и прежде, еще с юности, хорошо была ему известна. В последний раз преосвященный Афанасий служил в день Пасхи 1842 года. Незадолго пред этим к прежним его болезням присовокупились конвульсии в боку от завала в печени и водяная в ногах. Впрочем, летом – в июле или августе – он отправился было обозревать епархию (в Тюмень и Туринск). Надежда на поездку, между прочим, с целью поправиться в здоровье, казалось, оправдывалась: в дороге конвульсий в боку не было, опухоли в ногах почти не замечалось, и он возвратился в Тобольск веселым; вечером того же дня с явившимися к нему членами консистории и с нами, служащими в семинарии, а особенно с вновь прибывшим тогда ректором ее, покойным отцом архимандритом Венедиктом Курковским, долго разговаривал. Но, увы! От излишнего ли напряжения сил во время продолжительного разговора, или от влияния вновь неблагоприятно подействовавшего на его силы тобольского климата все прежние припадки в ту же ночь возобновились. Врачи и лекарства не помогали, и преосвященный уже не надеялся или мало надеялся на жизнь; когда посетители по убеждению или только для успокоения больного предсказывали ему выздоровление, он обыкновенно говорил: «Нет, я не обещаю себе жизни» или «Нет, конец мой близок». Впрочем, при твердости характера и силе веры в милосердного Господа он все еще сохранял бодрость духа и был на ногах. Но 20 сентября часов около 9 вечера пользовавший больного доктор нашел его безнадежным и сообщил о том безотлучно находившимся при нем одному диакону и письмоводителю. Как ни тихо было это сказано, но страдалец расслушал докторский приговор или, по крайней мере, понял, в чем дело, и потому сказал доктору: «Теперь вы больше мне не нужны», и чрез несколько времени позвал к себе духовника, который напутствовал его таинствами покаяния и святого причащения. В два часа пополуночи по приглашению помянутого диакона явились в архиерейский дом кафедральный протоиерей, ключарь, секретарь консистории и некоторые другие; лежавший на одре смерти владыка встретил их словами: «Пришло время проститься мне с вами», потом благословил их, передал им последнюю свою волю насчет библиотеки и прочего своего имения и умолк; лежа на спине долго смотрел он вверх, два раза молча обнял помянутого диакона, и наконец очи его закрылись навсегда. Секретарь и все бывшие тут члены консистории стояли молча в некотором отдалении от одра умиравшего. Это было на 60-м году его жизни, в 5-м часу утра 21 сентября, следовательно, в половине 11-го года управления тобольскою паствою.
Чрез пять дней по смерти, именно 26 сентября, в день апостола и евангелиста Иоанна Богослова, преосвященный Афанасий был отпет местным духовенством[740 - Так говорил мне в свое время в Тобольске находившийся при кончине преосвященного диакон Александр, да так впоследствии и писал он (от 17 февраля 1848 года) из Нижнего Новгорода.] и погребен в холодном кафедральном Софийском соборе подле одного из предместников его, архиепископа Амвросия II (Рождественского), против большой иконы Успения Божией Матери, что за правым клиросом на столбе. Память его при погребении почтена была надгробным словом ректора семинарии архимандрита Венедикта и речью учителя того же учебного заведения Гр. Ал. Варлакова[741 - Итак, в Истории нижег. иер. на стр. 241 ошибочно сказано, что при погребении преосвященного Афанасия говорено было две речи и столько же слов и что притом одно из сих двух последних будто бы кафедральным протоиереем.].
Имение после преосвященного Афанасия, кроме библиотеки и минералогического кабинета, осталось скудное: с небольшим 600 руб. сер. денег, которые скопились в последний год, когда прекращена была выписка книг, и рублей на 300 сер. платья. Из вещей, исключая орденских знаков и магистерского креста, которые все, разумеется, возвращены по принадлежности в казну, не осталось ничего.
История жизни преосвященного Афанасия кончилась, но не кончилась история оставшегося после него имения. Деньга (628'/^2^ р.), согласно его завещанию, употреблены были большею частию на его погребение; платье, согласно также завещанию, отправлено в Кострому к служившим там (по гражданскому ведомству) двум племянникам покойного. А о судьбе его библиотеки[742 - Подробное описание библиотеки архиепископа Афанасия в первом томе настоящего собрания сочинений. См.: Сулоцкий А.И. Библиотеки... // Собрание сочинений в трех томах. Т. 1: О церковных древностях Сибири. Тюмень: Издательство Ю.Мандрики, 2000. С. 349–407.] и минералогического кабинета человеку, знающему, как он дорожил ими и любил их, к чему и для кого предназначал их, грустно и говорить; что касается библиотеки и минералогического кабинета, у преосвященного Афанасия всегда была одна непреложная мысль – послужить ими на пользу духовного образования, о чем он говаривал много раз и при разных лицах. Его намерение было завещать их или Ярославской семинарии, как своей родной и давшей ему первоначальное образование, если только сбудется его желание жить, хотя бы то на покое, в Ярославле, или семинарии Тобольской в том случае, если смерть застигнет его в Тобольске. Умирая в этом городе, он торжественно объявил в присутствии бывших при том членов консистории и других лиц, что вся его библиотека[743 - О минералогическом кабинете во время завещания не было сказано ни слова, без сомнения, потому, что об нем в предсмертных страданиях было забыто.], исключая русских книг[744 - Русские книги, которых, впрочем, было всего с небольшим сто, преосвященный приказал отдать служившему при нем с Нижнего Новгорода диакону Александру. Ему же с полсотни или и более русских книг (из которых одни уже устарели, а другие, например, Путешествие Палласа, не нравились преосвященному, как дурно изданные) отдано было преосвященным и раньше того, задолго до составления каталога.], должна поступить в Тобольскую семинарию. Но, увы! Завещание почему-то (сначала, вероятно, по нечаянию столь быстрой развязки жизни, а потом уж от предсмертных страданий) было только словесное и потому не могло быть приведено в исполнение. Племянники, которым за неимением письменного завещания досталась и библиотека, как люди бедные и не знавшие ни древних, ни новых языков, желали книги дяди своего сбыть поскорее, но желание их долго не осуществлялось: высшие учебные заведения, в какие они посылали каталог дядиной библиотеки, отвечали на их предложение или молчанием, или отказом; преемник преосвященного Афанасия на тобольской кафедре преосвященный Владимир предлагал было им за библиотеку 4000 руб. асс. (значит, не с большим седьмую часть стоимости ее), но они о такой цене и слышать не хотели. Затем, когда этот покупатель вскоре умер, а других охотников приобрести целую библиотеку в Тобольске не было, доверенные племянников преосвященного Афанасия с согласия своих доверителей решились продавать книги в розницу. Но и эта мера оказалась безуспешной: сначала они очень дорожились (например, за церковные древности Яна и Розенмиллера в русском рукописном переводе с одного любителя такого рода книг требовали 500 руб. асс.), а потом перешли к противоположной крайности: стали продавать книги без всякого соображения настоящей их стоимости – по 2 руб. 50 коп. ассигнациями за том. По этой цене пошли 6 огромных томов Церковной истории Флери последнего издания, 26 томов Библии Деванса[745 - Каждый том в золотом обрезе в полном розовом сафьяновом переплете, а такой переплет в Тобольске стоит не менее 5 и даже 7 руб. асс.], 4 фолианта Синопсиса Поля, Иосиф Флавий (в одном томе), Древняя восточная религия (в одном же томе), 27 огромных (переплетенных в кожу) томов Новой всеобщей истории, составленной Обществом английских историков, Атлас древней и новой географии, состоящий из 69 почти аршинных и отличнейшей гравировки листов (2 издания) Брюе[746 - С пересылкою он стоил преосвященному до 300 р. асс., а продан за 2 р. 50 к. асс.], 8 томов Географии Мальт-Брёна и пр., и пр. Сбывши кое-как сот за девять рублей ассигнациями до 300 томов[747 - Из этого числа 150 томов взято было для Казанской духовной академии.] самых лучших книг и атласов и не имея более даже и мелочных покупателей, помянутые доверенные с нового согласия своих доверителей всю остальную библиотеку (которая состояла еще более чем из 1000 томов и в которой оставалось еще много дорогих изданий, каковы, например, Памятники Египта, заплаченные 1100 руб. асс.[748 - У преосвященного было уже второе издание их, а первое продавалось, кроме пересылки, по 2000 р. асс. Их было чуть не с воз одних рисунков на аршинных и почти саженных листах, до 40 томов текста.], Памятники Греции, Нубии и Индии, Млекопитающие (каждое на особом большом листе и иллюминованное), Сент-Илер. Кювье, Гумбольдт, Бюффон, Сисмонди, все римские и греческие классики в дорогом Панкуковом издании и пр., и пр.) соглашались отдать за 2000 руб. асс. (а прежде не хотели взять и 4000 руб. асс.), но предложение их раздавалось в Тобольске, как в пустыне, и летом 1846 года все эти книги с татарскими извозчиками потянулись в Кострому. Продавались ли они там в розницу – я не знаю, но мне очень хорошо известно, что все остальное из них (а быть может, и все привезенное из Тобольска) в 1847 году или в следующем 1848 году приобретено было Московскою духовною академиею по указанию тогдашнего бакалавра ее, а прежде профессора Тобольской семинарии П.Ив. Капустина, но за какую цену сделано это приобретение, до моего сведения не дошло. Еще замечание: по смерти Ст. М. Семенова, который из библиотеки преосвященного Афанасия кути в Тобольске около 100 самых лучших книг, почти все эти книга были приобретены Тобольской семинарией. Утешься же, дух мудрого архипастыря: устроением Божиим самая большая часть книжных твоих сокровищ, согласно твоей воле, теперь служит на пользу духовного образования, ими пользуются воспитатели и частию воспитанники двух семинарий (Тобольской и Тверской) и двух академий (Московской и Казанской)!
Судьба минералогического кабинета преосвященного Афанасия еще плачевнее, чем судьба его библиотеки. Минералогический кабинет пред смертью преосвященного, хотя и был расположен в системе, но, к сожалению, не имел каталога и на штуфах его не было ни номеров, ни ярлычков с надписями. Поэтому и еще потому, что по смерти преосвященного не случилось человека, хорошо знакомого с минералогией, все штуфы были сложены в большой сундук без малейшего соблюдения системы, даже без счета, как будто какой мусор. Затем, когда рабочие понесли этот сундук в нижний этаж архиерейского дома, дно в нем от тяжести клади провалилось, и штуфы посыпались. Подобная история повторилась и при перевозке имения преосвященного из архиерейского дома в квартиру доверенного племянников его г. Бедарева. Читатель, имеющий хотя какое-нибудь понятие о минералогических кабинетах, может представить себе, что сталось при этом с иными блестящими штуфами, особенно породы кристаллической, равно как с некоторыми нарядными, тонкими, раструбистыми раковинами! Несмотря, однако ж, на это, бывший инспектор Тобольской гимназии, покойный Ив. Порф. Помаскин предлагал было за кабинет 400 руб. асс., но доверенный наследников владельца отверг это предложение и вскоре затем умер. По смерти его по распоряжению женщин штуфы разложены были уже по мешкам и мешочкам, подчас играли ими и дети, и вся эта история кончилась тем, что при отправке остальной библиотеки преосвященного в Кострому и при возвращении самих распоряжавшихся той отправкой лиц в Россию штуфы с раковинами и со всем проданы были за 70 рублей ассигнациями! _Суета_сует._
Август 1866 г.
Омск.
ЧЕРТА ИЗ ЖИЗНИ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШЕГО МИТРОПОЛИТА МОСКОВСКОГО ФИЛАРЕТА[Публикуется но тексту: Сулоцкий А.И. Черта из жизни высокопреосвященнейшего митрополита Филарета // Странник. 18. Т. 3. Август. С. 94–96.]
В жизнеописании архиепископа Тобольского Афанасия, напечатанном в двух первых книжках Странника за 1867 год, упомянуто, что «преосвященный Афанасий, – вспоминая о годах, проведенных им в Петербургской духовной академии (первого ее курса), между прочим, об одном из профессоров и начальников академии, – рассказывал, что он в течение шестилетнего курса почти один прочитал студентам все богословские науки; что он, страдая от усиленных занятий геморроем, иногда на лекциях заплевывал весь платок кровью, и что этот ученый труженик после не раз сам говорил, что он иногда, идя в класс, сомневался, возвратится ли домой живым»[750 - См. Странник 1867 г., январская книжка, отд. 1, стр. 14, примеч. 2.].
Когда это было писано и печатано, тогда нельзя было, по крайней мере неприлично и неудобно было, назвать по имени лицо, до кого эти слова относились, потому что это лицо в то время находилось еще в живых. Теперь неудобство это уже миновало, и я называю то лицо по имени – это блаженной памяти высокопреосвященнейший митрополит Московский Филарет. Не другой кто-нибудь, а именно он почти один в первый курс Петербургской духовной академии читал все богословские науки, не исключая и библейской истории, и читал, как отзывался известный ученостью своей протоиерей Павский, превосходно; он-то именно иногда на лекциях весь платок свой заплевывал кровью, он же притом иногда сам лично в откровенной домашней беседе высказывал своим хорошим знакомым, как велики были его труды в бытность его профессором и ректором академии и в какой опасности тогда находилось по временам его здоровье.
И, однако ж, он по любви к труду и во исполнение своих обязанностей не переставал трудиться и по управлению учебным округом и академией, и по преподаванию, и по проповеди слова Божия, и по составлению своих сочинений: церковно-библейской истории, записок на книгу Бытия и проч. Из бывших студентов первого курса С.-Петербургской духовной академии в живых в настоящее время, как слышно, нет уже никого и, следовательно, не чрез кого поверить справедливость воспоминаний преосвященного Афанасия о митрополите Филарете; но Афанасию, и независимо от его характера и сана, в этом деле можно верить на слово и без поверки: он в первый раз познакомился с покойным митрополитом еще в 1807 или 1808 году, в бытность учителем Ярославской семинарии, во время богомолья в вакациальное время в Троицкой Сергиевой лавре, где Филарет в то время служил преподавателем Троицкой лаврской семинарии; потом 6 лет он учился у него в академии и здесь от времени до времени бывал у него в келье, и не официально, а как старый знакомый и как отличный студент на час для беседы; затем по окончании академического курса вместе с ним и в одном заведении год и 7 месяцев служил[751 - Странник 1867 года, № 1, отд. 1, стр. 16.] в звании бакалавра и инспектора академии, да и по выбытии из Петербургской академии неоднократно встречался с ним, например, в Твери, где Афанасий служил ректором семинарии, а Филарет был архиепископом[752 - Странник 1867 г., № 1, отд. 1, стр. 18.], и в Петербурге, когда Афанасий находился на чреде священнослужения, а Филарет присутствовал в Святейшем Синоде по званию его члена; наконец, преосвященнейший Афанасий в продолжение 16 лет, и именно с первого выезда из Петербурга (с 1816 г.) и до назначения его архиепископом Тобольским (в 1832 г.), вел с высокопреосвященнейшим Филаретом довольно деятельную переписку.
22 мая 18 г.
Омск.
Г.П. ПАВСКИЙ И МИТРОПОЛИТ ФИЛАРЕТ[Публикуется но тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Г. П. Павский и митрополит Филарет // Русская Старина. 1881. №7. С. 478-486.]
В XII главе биографии знаменитого по своей учености протоиерея Герасима Петровича _Павского,_ помещенной в «Русской старине» прошедшего 1880 года (в № 5 на стр. 116– 118), 1) рассказывается о суде над Герасимом Петровичем за его перевод Священного Писания на русский язык, отлитографированный студентами С.-Петербургской духовной академии и разосланный ими едва ли не по всей России, и о доносе касательно будто бы неправославия сего перевода, который (донос) сделан был инспектором Московской духовной академии соборным иеромонахом (впоследствии архиепископом Волынским) _Лгафангелом_ и который послужил началом к тому суду, и главное – 2) взводится обвинение на покойного Московского митрополита _Филарета_, будто бы он внушил своему любимцу, названному иеромонаху (Агафангелу), написать донос на Павского, будто бы он научил его сделать это. Но справедливо ли это обвинение?
1) Чтобы довериться чрезвычайно серьезному, притом весьма высоко стоящему начальнику в важной тайне, довериться своему, притом молодому, подчиненному, чтобы в таком важном деле, каково обвинение пред лицом целой всероссийской церкви Герасима Петровича в неправославии, еретичестве его перевода Св. Писания, действовать не прямо, не открыто, бросать, так сказать, камнем в бывшего своего и даровитейшего ученика из-за угла, нападать на ближнего как бы из засады, вообще действовать коварным образом – сообразно ли это с характером покойного знаменитого святителя? Он, когда встречал в каких-либо изданиях, например, в _Рассуждении_о_ересях_Руднева_, в _Библейской_истории_для_детей_священника_Красноцветова_ (см. «Душ. Чт.» 1880 г., дек., стр. 498–503), в _Св._ист._прот._Богданова_ (в том же журнале) и пр., что-нибудь не согласное с Св. Писанием, с учением и преданиями церкви, он всегда действовал открыто, писал замечания начальству, от которого зависело пропустить с теми или другими недостатками сочинение, грозно замечал цензурным комитетам, одобрившим к напечатанию произведение, недостойное одобрения[754 - Замечания митрополита Филарета на Библ. ист. для детей свяш. Красноцветова стоили немало горя цензору, помнится, ректору С.-Петербургской семинарии архимандриту Макарию (Зимину), и были причиною того, что эта история в конце 1830-х годов была отобрана из семинарских и училищных библиотек.], даже писал, подавал доклады о том Св. Синоду. Припомним при этом в особенности примечания митрополита Филарета на _«Христианское_учение_в_краткой_системе...»_и_«Начертание_церковной_истории»,_ преподанные Государю Наследнику престола, незадолго пред сим царствовавшему Государю Императору[755 - Имеется в виду император Александр II, бывший в то время наследником престола. Статья датирована 11 марта 1881 г., а император был убит 1 марта 1881 г. («незадолго пред сим...»).]. Тут дело начиналось не только церковное, но и политическое, тут дело начиналось, правда, с тем же протоиереем Герасимом Петровичем Павским, но с протоиереем Павским, не живущим только на пенсии и безвестно, смиренно служащим при церкви Таврического дворца, а в собственном смысле служащим при императорском дворе, имеющим там важные связи с высокочтимым законоучителем Наследника Престола и дорого ценимым профессором С.-Петербургской духовной академии, и главное – дело начиналось такое, которое всенепременно должно было дойти до Государя Императора Николая Павловича и которое могло очень встревожить Государя и ему не понравиться. Однако ж высокопреосвященный митрополит не стал тут молчать или не стал при этом действовать чрез других каких-либо подставных лиц, не пошел окольными тайными путями, а пошел прямым путем, сам и открыто написал и препроводил к главному руководителю в деле учения Государя Наследника _Вас._А._Жуковскому_ о недостатках, о несообразностях (положим, мнимых) в христианском учении и церковной истории, преподаваемых имеющему быть Государем Императором России и будущему главному защитнику и покровителю православной государственной веры и церкви. Если при этом в 1835 году преосвященный митрополит действовал так и в действиях своих имел успех, то отчего же бы он теперь, в 1841 году, стал действовать иначе: скрытно, из-за угла и с лукавством, когда притом противник его сделался слабее и когда дело начиналось, по-видимому, менее важное, только церковное, а не политическое вместе (хотя, впрочем, ему после и помимо митрополита Филарета и придан был оттенок политического)?!
Это, однако ж, скажут, только рассуждение, это одна теория, основывающаяся на характере митрополита Филарета, а автор биографии Павского, помещенной в «Русской старине», основывает свое обвинение, по крайней мере повод к обвинению Филарета, в том, что именно он внушил инспектору Московской академии Агафангелу составить и послать трем митрополитам донос о неправославии, о еретичестве перевода Св. Писания на русский язык Павского, основывает на факте, или почти на факте, и именно на автобиографии Гер. П. Павского, которому, как замечает он (т.е. автор его биографии), история с русским переводом Библии, конечно, лучше была известна, чем кому-либо. Павский же в своей автобиографии о рассматриваемом нами деле вот что говорит: «Видя, что я не совсем уничтожен первым натиском (доносом митрополита Филарета по поводу «Христианского учения в краткой системе...»), враги мои постарались сделать вторую пробу придавить меня. После отказа моего от профессорства в академии (в 1835 г.) ученики, довольные моими уроками, собрали их и. налитографировав, разослали и другим бывшим моим ученикам. Эти литографированные тетради попали моим врагам... Московские невежды нашли в моих уроках несообразное с 70 толковниками, и один из них, бывший тогда инспектор академии Московской Агафангел написал на них злую критику и по почте из Владимира послал к трем митрополитам: Серафиму, Филарету Киевскому и Филарету Московскому. Послал он обвинение будто от своего имени, а между тем меня уверяли, что это новая проделка _Фшарета_Московского._ Огорчаясь прежнею неудачею и моим резким ответом на его прежние замечания, не мудрено, что он _внушил_ и сию вторую _попытку_ любимому своему монаху Агафангелу. Сия попытка имела такое следствие: когда прислан был литографический перевод Св. Писания и ябеднические замечания к трем митрополитам...»[756 - Этот отрывок автобиографии Павского напечатан в его биографии НИ.Барсова. См. «Р. Старину» 1880 г. № 5, стр. 116–118.]. Но этот факт к обвинению митрополита Филарета в наущении Агафангела написать донос на Павского о неправославии его перевода Св. Писания на русский язык – только мнимый, а не действительный факт... Герасиму Петровичу и весьма естественно было заподозрить высокопреосвященного митрополита в недоброжелательстве к нему, во внушении подчиненному и любимцу своему соборному иеромонаху написать неблагоприятные, даже гибельные для него замечания на его перевод Св. Писания. Между ним, Герасимом Петровичем, и митрополитом Филаретом существовал, как видно из самой биографии, помещенной в «Русской старине», постоянный антагонизм едва ли не с самого окончания курса академии Павским, или по крайней мере со времени отвержения сим последним Филаретова предложения о принятии им монашества, и по поводу всегдашнего уклонения Павского от желаемых Филаретом совещаний с ним насчет преподавания им, Павским, богословия в университете, касательно составления программы для преподавания Закона Божия в светских учебных заведениях и тем более программы для преподавания сего предмета будущему Государю России. В особенности же нерасположенность Герасима Петровича к митрополиту Филарету усилилась с тех пор, как сим последним сделаны были строгие и, быть может, не все беспристрастные и справедливые замечания на его уроки по Закону Божию, преподаваемые Государю Наследнику престола. И дело тут понятное: он, Герасим Петрович, при этом оглашен был не вполне православным и преподающим учение веры будущему Государю России инде в духе протестантизма и рационализма; он, Герасим Петрович, чрез эти замечания устранен был от исполнения такой важной, высокой и для него приятной обязанности, каково научение православной вере и наставление в христианской нравственности Наследника престола; он вследствие их в 1835 году должен был отказаться от любимого им профессорства в духовной академии и вместе от участия в издании тогда единственного в целой России дух. журнала, «Христианского чтения».
Итак, повторю: Павскому в своей автобиографии весьма не мудрено, даже почти весьма естественно было взвести обвинение в доносе на неправославие его перевода Библии на русский язык и на непричастного к тому московского архипастыря. Но зачем г. составителю биографии Павского, напечатанной в «Русской старине» (см. 1880 г., № 5, стр. 118), было умалять вину виновного, инспектора Московской академии, слагать с виновного в доносе и возлагать ее на неповинного в том его высокого начальника? Отчего он, г. составитель биографии, не принял во внимание взволнованное, раздраженное состояние Герасима Петровича, между прочим даже и в то время, когда им писана была автобиография? Отчего он, автор биографии, не обратил внимания на то, что Герасим Петрович в своей автобиографии, взводя обвинение на митрополита Филарета, не привел ни малейшего факта, который бы мог служить к сему обвинению, а основал его единственно на предположении, что и прежде (в 1835 г.) Филарет обвинял его в неправомыслии, то и в 1841 году никто более, как он же, мог обвинять его в том же или и еще более – в вольнодумстве, в еретичестве, в маркионизме: «Огорчаясь прежнею неудачею и моим резким ответом на его прежние замечания, не мудрено, что он, Филарет, внушил и сию вторую попытку любимому своему монаху Агафангелу»? Отчего он, автор биографии, упустил из вида и то обстоятельство, и то сознание самого Герасима Петровича, что он винил в доносе своего ученого и высокостоявшего противника с чужих слов, со слов недоброжелателей (которых у митрополита Филарета завсегда, особенно в средние годы его жизни, было немало): «Послал он (Агафангел) обвинение будто от своего имени, а между тем _меня_уверяли_, что это новая проделка Филарета Московского»?! Наконец, отчего автор биографии упустил из вида и слова одного безымянного, но приметного, доброго и, главное, хорошо знавшего дело, по крайней мере начало дела, «одного из почитателей» талантов Герасима Петровича, который, уведомляя о сделанном доносе на него, на его русский перевод Писания, и советуя ему принять «предосторожности от имеющих еще последовать» результатов доноса, говорит в письме своем, между прочим: «Он, бывший инспектор Московской духовной академии, соборный иеромонах Агафангел, а ныне харьковский ректор... _сознался_уже_в_этом_ (в том, что с владимирской почты послал три письма преосвященным митрополитам о найденном неправославии в переводе чрез студента академии, отправлявшегося на Рождество Христово во Владимир) владыке Московскому Филарету, но по чрезвычайному честолюбию думает еще выгадать чрез сие у начальства»[757 - Письмо «почитателя талантов» Павского напечатано там же, т.е. в «Р.Старине» 1880 г. № 5 на стр. 116-118.]. Если б Агафангел написал и сделал донос по внушению именно митрополита Филарета, то в чем же и для чего ему было сознаваться пред высокопреосвященным? Ведь, право, это была бы, мало сказать недостойная, а глупейшая из глупейших – комедия, нисколько не подходящая к известному характеру покойного московского владыки.
И вот автор биографии, не обратив внимания на эти обстоятельства, по приводе выше помещенного отрывка из автобиографии Павского смело говорит: «В этом рассказе Павского важно то обстоятельство, что почин этого дела (доноса о неправославии перевода Св. Писания Павского) он приписывает митрополиту Филарету... Действительно, прочитав донос Агафангела, нельзя не заметить нарочитого соответствия его суждений с известными воззрениями Филарета... потерпев сам при замене Голицына Шишковым за то, что приводил в своем катехизисе тексты Св. Писания в русском переводе, митрополит Филарет, однако, рад был встать в ряды противников Павского и нанести ему (внушением сделать донос) удар»[758 - «Р. Старина» 1880 г. № 5, стр. 116–118.].
Впрочем, желающие винить в доносе о неправославии перевода Библии Ветхого завета, сделанного Павским, покойного архипастыря московского скажут: да у автора биографии Павского. кроме приведенного факта (т.е. слов, взятых из автобиографии Герасима Петровича), этого, так сказать, внешнего доказательства к обвинению митрополита Филарета в подстрекательстве Агафангела на донос, есть другой, и важный, факт, внутреннее доказательство – доказательство, заключающееся в самом доносе Агафангела. Это согласие, единство взгляда доносчика на необходимость синодального издания всего Св. Писания в русском переводе с таковым же взглядом на это дело митрополита Филарета. «Действительно, прочитав донос Агафангела, – говорит автор биографии Герасима Петровича, – нельзя не заметить нарочитого соответствия его суждений с известными воззрениями Филарета. Жестоко нападая на Павского как еретика, маркионита, которого непременно нужно судить судом церкви, а самый перевод истребить, доносчик очень убедительно и красноречиво доказывает необходимость церковного, синодального, авторизованного перевода Библии на русский язык. Это была всегдашняя мысль Филарета, бывшего члена Библейского общества, одного из главных сотрудников его по изданию русского перевода Св. Писания (преимущественно Нового завета). Потерпев сам... за то, что приводил...[759 - Возможно, здесь опечатка: «Потерпев сам... за то, что приводил». Может быть, следует читать: «переводил»?]»[760 - «Р. Старина» 1880 г. № 5, стр. 116-118.]. Но кто же из учившихся в академиях и служивших как в сих заведениях, так и в семинариях в 1830-х и 1840-х годах не знал, не ведал об этих воззрениях митрополита Филарета на дело переложения Св. Писания на русский язык и издания его в публику для всеобщего употребления? Если мы, учившиеся (в 1833-1837, а также в 1831 – 1835 и в 1835–1839 гг.) в Петербургской академии, не подчиненной непосредственно митрополиту Филарету, твердо знали об этом, и если нам, служившим (в 1838–1848 гг.) за тридевять земель от столиц, в одной из сибирских семинарий, это хорошо было известно, то как же это было не знать Агафангелу, одному из первых студентов Московской (1832- 1835гг.), непосредственно подчиненной Филарету, академии, а потом ее бакалавру и инспектору, притом пользовавшемуся особенным расположением митрополита?! К тому же в 1830-х и 1840-х годах студенты всех академий, также служащие во всех семинариях и образованные из лиц духовных, можно сказать, горели желанием видеть Св. Писание в русском переводе и этот перевод иметь у себя под руками для чтения, для пользования им, для назидания; да и из светских, особенно из образованных, немного находилось лиц, подобных адмиралу Шишкову и знаменитому Аракчееву, которые не желали видеть Писание в переводе на общепонятный язык, даже противодействовали этому святому делу. Это-то, можно сказать, почти всеобщее желание видеть и иметь Писание в русском переводе и было причиною столь быстрого расхода в конце 1830-х годов трех литографированных студентами Петербургской академии изданий перевода Павского. Как было сильно желание видеть и иметь Писание в русском переводе в академиях в указанное время, об этом весьма дельно и подробно высказал покойный профессор Московской академии Петр Симон. _Казанский_ в статье своей, которая напечатана в одном из последних годов «Прав, обозрения», но которой, к сожалению, нет теперь у меня под руками. О себе скажу, что когда весть о налитографировании перевода Павского разошлась по семинариям, я немедленно выписал экземпляр его чрез земляка своего, бывшего в числе студентов XIII курса Петербургской академии, а ректор нашей (Тобольской) семинарии архимандрит Венедикт (давно уже покойный), учившийся, впрочем, не в Петербургской академии и, следовательно, не имевший причины быть особенно привязанным к Павскому, выписал для себя экземпляр чрез кого-то другого. Мой экземпляр не один раз побывал в руках, кроме сослуживцев моих, и у тогдашнего глубоко ученого архиепископа Тобольского _Афанасия_(_Протопопова, скончавшегося в исходе 1842 года), товарища по академии Павского (этот кончил курс первым, а Афанасий вторым и по окончании курса тотчас сделан инспектором академии). Что ж касается учеников семинарии богословского класса, то по крайней мере добрая половина их готовы были своеручно переписывать для себя перевод. Итак, что же удивительного, особенного и, главное, могущего служить признаком, доказательством наущения со стороны митрополита Филарета против перевода Павского в том, что доносчик в своем доносе «очень убедительно и красноречиво доказывал необходимость» издания, по истреблении неправильного перевода Библии Павского, издания «церковного, синодального, авторизованного перевода Библии (ветхозаветной) на русский язык»?! И все, кроме каких-нибудь Шишковых и Аракчеевых, а особенно занимавшиеся так или иначе изучением богословских наук, желали этого! Итак, «нарочитое соответствие суждений» доносчика о необходимости издания в свет, по крайней мере в учебный и ученый, «правильного, синодального, авторизованного перевода Библии на русский язык», соответствие с известными воззрениями Филарета на обсуждаемый здесь предмет вовсе не может служить доказательством (притом внутренним) того, будто инспектор Московской академии, сочиняя в 1841 году донос о неправославии перевода Библии Павского и отправляя с доносом письма к трем предстоятелям российской церкви, действовал по внушению митрополита Филарета.
2) Обвинение покойного знаменитого московского владыки во внушении соборному иеромонаху Агафангелу донести о неправославии перевода Св. Писания ветхого завета на русский язык Павского (хотя оно и основывается на автобиографии самого Павского, а также и на соответствии мыслей доносчика о необходимости синодального издания Св. Писания в русском переводе с воззрениями на это дело митрополита Филарета), оказывающееся несостоятельным при сопоставлении его с характером и положением митрополита Филарета, тем более несостоятельным оно оказывается пред лицом свидетельских о том заявлений, показаний. «Что говорил покойный Павский в своей автобиографии о митрополите Филарете (что будто бы он внушил Агафангелу...), – пишет своему знакомому лицо[761 - Лицо это уже никак не я – пишущий: я учился в Петербургской академии и нигде не служил под начальством покойного Агафангела, даже никогда и не видал его.], в высшей степени компетентное в деле, о котором идет речь, – это чистейший и самый недостойный поклеп на великого архипастыря. Я положительно знаю (знали, впрочем, и говорили о этом, как хорошо памятно пишущему, и ранее сего, притом говорили люди, и не близко стоявшие к действовавшим лицам), как жестоко бранил он (Филарет) Агафангела за то, что он, не спросясь его, сделал донос членам Св. Синода о переводе Павского[762 - Гнев митрополита Филарета на Агафангела, конечно, был причиною того, что он, Агафангел, тотчас после доноса оказался, по-видимому, и на высшем месте, на харьковской ректуре, только уже не в Московской академии. У высокопреосвященного Филарета соблюдаюсь такого рода тактика: не понравился, провинился инспектор академии (хотя бы и не по отношению к иравственности), сейчас же его вон из академии, прочь от непосредственного его начальствования, сейчас же ему дается высшее назначение, в ректоры какой-либо семинарии. Так, например, было поступлено несколько ранее события с Агафангелом, с усвоившим духоборческие мнения инспектором Московской академии Платоном (в мире прот. Петром Гавр. Казанским), сейчас он получил место ректора в Нижегородской семинарии, а оттуда чрез непродолжительное время потянулся несчастный на длинное и предлинное испытание в Валаамский монастырь.]. Покойный Агафангел, – продолжает вышепомянутое лицо, – читал одному, доверенному ему, человеку свое черновое письмо к митрополиту Филарету, в котором оправдывался в своем смелом поступке. Видно, – заканчивается письмо замечанием, – что Павский сильно вооружен был против Филарета, что взнес на него такой поклеп». Не излишне здесь повторить и выше приведенные слова из письма «одного из чтущих таланты» Герасима Петровича, который извещал его о сделанном на его перевод доносе: «Он (Агафангел) сознался уже в этом (в том, что послал три письма трем преосвященным митрополитам о найденном неправославии в переводе...) владыке московскому Филарету». Если б донос Агафангела не был секрет для московского владыки, то, конечно, не в чем и не для чего было бы пред ним соборному иеромонаху и сознаваться.
11 марта 1881 г.
Омск.
ПРЕОСВЯЩЕННЫЙ ВЛАДИМИР, ЕПИСКОП ТОБОЛЬСКИЙ И СИБИРСКИЙ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Преосвященный Владимир, епископ Тобольский и Сибирский // Странник. 1861. Т. 4. Ноябрь. С. 1–20.]
Более шестнадцати лет прошло со времени кончины преосвященного Владимира, а память о нем во всей Тобольской епархии, особенно же в самом Тобольске, сохраняется еще живо.
Имев счастье пользоваться благосклонностью преосвященного при его жизни, я бывал у него часто, слышал беседы его с другими, сам принимал в них участие и, таким образом, из собственных уст его узнал о некоторых обстоятельствах его жизни. А когда он умер, я имел случай читать: 1) краткую его _автобиографию_; 2) _перечень_скорбных_дней_ его жизни, писанный также им самим, и 3) кое-какие записки, веденные им как до прибытия в Тобольск, так и в самом Тобольске. Кроме того, мне случалось говорить об архипастыре и с лицами, учившимися вместе с ним в духовной академии, и с лицами, служившими при нем в Костроме, и с лицами, учившимися у него в Калуге и Владимире. Таким образом, у меня скопилось о нем немало сведений, которые и предлагаю читающей публике: быть может, эти сведения покажутся интересными, а иные из них, без сомнения, послужат и к назиданию.
Владимир, епископ Тобольский и Сибирский, родился 28 июля 1791 года. Местом рождения его был г. Владимир на Клязьме, а родителем – священник Владимирского Успенского женского монастыря Феодор Алявдин. При рождении дали ему имя Василий.
Обучался Василий Алявдин первоначально в доме родительском у самих родителей, потому что и заботливая мать немало помогала развлекаемому должностями отцу внушать детям главные правила поведения, учила их сперва молиться, а потом читать и проч.
На восьмом году от рождения (в конце мая 1799 г.) он был представлен во Владимирскую семинарию и принят прямо в класс аналогии (так называли тогда второе отделение приходского училища), мимо класса информатории (т.е. первого отделения приходского училища), а из аналогии, как отличный по успехам ученик, опять мимо класса инфимы (по-нынешнему – среднего отделения уездного училища) переведен в синтаксиму (или в высшее отделение того же училища). В семинарии учился он 13 лет и за особенные свои успехи еще до окончания курса, в марте 1812 года, определен учителем французского языка.
С успехами в науках Василий Алявдин преуспевал и в доброй нравственности, а чтобы свободнее удовлетворять религиозным своим наклонностям, еще в юности возымел намерение посвятить себя иноческой жизни, поэтому, быв только 20 лет от рождения и еще не окончив курс семинарского учения, 11 марта 1812 года подал преосвященному владимирскому Ксенофонту прошение о пострижении себя в монашество. Впрочем, это прошение осталось тогда без исполнения частью потому, что проситель был очень молод, а частью и потому, что вскоре подал он другое прошение, чтобы первая его просьба до тридцатилетнего его возраста не приводилась в исполнение. Последнее прошение Алявдин подал по совету и убеждению заботливой матери, которая, имея в виду молодость своего сына и живой его темперамент, сильно опасалась, как бы впоследствии не счел он тогдашнего своего желания неблагоразумным и не стал раскаиваться, что омрачило бы его жизнь и могло бы сделать ее позором для святого ангельского чина.
Василий Алявдин по окончании курса семинарского учения продолжал проходить должность учителя французского языка при Владимирской семинарии, но чрез два года место и предметы его занятий вдруг изменились. 1814 года 20 ноября отправился он в Московскую духовную академию, которая тогда из Москвы (из Заиконоспасского монастыря) переведена была в Троицкую Сергиеву лавру, где, вслед за петербургской, и открыта в виде преобразованном. Туда влекли его сколько желание усовершенствовать себя в науках, столько же и прежняя, постоянно занимавшая его мысль вступить в монашество. Усовершенствовать себя в науках, сколько это возможно в учебном заведении, он успел, потому что в продолжение академического курса постоянно шел в числе первых студентов и наконец удостоен был ученой степени магистра, да и после, когда проходил звание профессора семинарии по разным предметам, слыл за самого лучшего преподавателя. Но поступить в монашество ему удалось не скоро. Из академии во второй половине 1818 года он вышел светским и определен в Пензенскую семинарию инспектором ее и профессором философии и еврейского языка. К этим трем должностям вскоре потом присоединилась и четвертая – должность ректора пензенских духовных училищ.
Пребывание в Пензе для профессора Алявдина было весьма памятно: там он пользовался особенным вниманием двух своих земляков: тогдашнего пензенского губернатора, знаменитого впоследствии графа Сперанского и преосвященного Иннокентия (Смирнова), известного своей Церковной историей, глубоко назидательными письмами и другими сочинениями, а еще более своею благочестивою, можно сказать, древле-подвижническою жизнью. Со Сперанским знакомство его возобновилось и укрепилось потом – во время двукратного его жительства в Петербурге. А преосвященный Иннокентий и скончался на руках инспектора семинарии Василия Алявдина, который говорил и краткую, но прекрасную над фобом его речь и который составил также жизнеописание преосвященного, напечатанное при первом издании его сочинений. В Пензе Василий Алявдин служил два года – с конца 1818-го и по конец 1820 года, но потом, движимый частью неприятностями от возникших в Пензенской семинарии беспорядков по экономической и канцелярской частям, а более любовью к родине и желанием родителей и родственников, перепросился во Владимирскую семинарию.
Во Владимире Алявдин проходил почти те же должности, какие и в Пензе: был инспектором семинарии и профессором философии и французского языка. Как профессор, он везде, где ни был и чему ни учил, отличался знанием своего предмета и умением передавать его ясно, понятно и увлекательно, а как инспектор славился умением управлять вверенными его смотрению учениками и предупреждать их шалости. Так гласила молва, так было и на самом деле. После ревизии Владимирской семинарии ему от бывшей комиссии духовных училищ по представлению ревизора объявлена была благодарность за _отлично-деятельную_службу._
Но служба на родине, где у него много было родных и знакомых, окруженных семействами, притом, быть может, счастливых в брачной и семейной жизни, а особенно убеждения глубоко чтимой матери поколебали было Василия Алявдина в прежнем его намерении посвятить себя иноческому званию, так что он уже просил себе протоиерейского при Владимирском кафедральном соборе места, которое тогда было праздным. Только непредвиденные обстоятельства, устроенные, конечно, самим Божиим промыслом, удержали его от вступления в супружество. Преосвященный владимирский Парфений (впоследствии скончавшийся в сане архиепископа Воронежского) отказал Алявдину в просимом месте, и, когда этот хотел было достигнуть желаемого настойчивостью, стал напоминать о своих заслугах, достоинствах, владыка очень прогневался[764 - День гнева преосвященного Парфения у преосвященного Владимира внесен в перечень скорбных его дней.] на него. Притом вскоре затем (в 1825 г.) Василий Алявдин впал в тяжкую и продолжительную болезнь (нервическую горячку). Другой, раздраженный отказом архиерея, быть может, вышел бы в светское звание в надежде в гражданской службе найти счастье или впал бы в уныние, но Алявдин понял этот отказ, а равно и постигшую его тяжкую болезнь как напоминание от самого Господа о забытом им обете посвятить себя на служение Ему. Утвердившись в таком понятии, Василий Алявдин в 1826 году подал прошение о пострижении себя в монашество, а в начале следующего года (7 января) и был пострижен в Боголюбском монастыре архимандритом этого монастыря (после Орловским епископом) Никодимом с переименованием из Василия во Владимира. Вслед за этим преосвященный Парфений в том же январе тридцатилетнего[765 - Тридцатилетнего – в тексте ошибка, которую исправил сам автор, см.: «Дополнение к биографии преосвященного Владимира»; настоящий том, с. 420.] монаха Владимира посвятил в иеродиакона и иеромонаха[766 - Посвящение в иеромонахи происходило 20 января. «День это был воскресный, – пишет преосвященный Владимир в краткой своей автобиографии. – Весьма достопримечателен для меня тот апостол, который читан тогда мною во время обедни. Это 285 зачало (Тим. гл. 4. ст 9 и след.): Чадо Тимофее! Верно слово и всякого приятия достойно. На сие бо и труждаемся и поношаеми есмы, яко уповахом на Бога жива, иже есть Спаситель всем человеком, паче же верным: завещавай сия и учи. Никтоже о юности твоей да нерадит: но образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою. Дондеже прииду, внемли чтению, утешению, учению. Не неради о своем даровании, живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священничества. В сих поучайся, в сих пребывай (в сих разумевай), да преспеяние твое явлено будет во всех. Внимай себе и учению и пребывай в них. Сия бо творя, и сам спасешися и послушащии тебе. Но что всего удивительнее, – продолжает преосвященный, – сей же самый апостол случился и был читан в день моего посвящения в архиерея, также в воскресенье, января 20-го 1835 года». К этому присовокупляю, с своей стороны: преосвященный Владимир прибыл в Тобольск в январе. Первое служение довелось ему совершить тоже в день воскресный, и апостол случился тот же самый, т.е. 285 зачало. Когда после служения явились к преосвященному тобольские чины, он между прочим разговаривал с особенным чувством, рассказывал и об этом замечательном, в три важнейшие в его жизни священнодействия, чтении одного и того же апостола, который говорит именно о пастырских обязанностях.] и определил его строителем Солбинской Николаевской пустыни (в Переяславском уезде), а 20 марта наградил набедренником _за_благочестивое_и_ревностное_служение_ (слова архиерейской резолюции).
При пострижении в монашество преосвященный Владимир имел в мыслях одно – отстраниться от всяких должностей, за которыми обыкновенно следуют почести, но вступить в какой-нибудь уединенный монастырь и гам исправлять самые низшие послушания, – _не_знать_ничего_, как он после выражался, _кроме_голика_ (которым метут братские кельи). Но не так судил Промысл, и не того желало высшее начальство, отвергать распоряжения которого не позволяет монашествующему самый обет беспрекословного послушания. В конце 1827 года (15 октября), как хороший профессор и отлично деятельный инспектор, он перемещен был в Петербургскую семинарию, где также возложены на него должности инспектора и профессора по классам философии и толкования Священного Писания, кроме того, на нем лежала и должность ректора александро-невских духовных училищ. Но здесь занятия его были недолговременны. В начале следующего года, 29 января 1828 года, произведен он в архимандрита и определен действительным членом конференции Петербургской духовной академии, а в 1829 году, 25 сентября, послан в Калужскую семинарию ректором и профессором богословских наук, причем сделан настоятелем Лихвинского Доброго монастыря; потом, 21 января 1833 года, потребован снова в Петербург на чреду священнослужения. Впрочем, чреды сей он не исправлял, потому что вдруг по приезде в столицу (20 января 1835 года) избран в епископа Чигиринского, викария киевской митрополии, и хиротонисали его в Духове кой церкви Александро-Невской лавры С.-Петербургский митрополит Серафим, бывший грузинский митрополит Иона, Тверской архиепископ (впоследствии С.-Петербургский митрополит) Григорий и викарий С.-Петербургский Венедикт.
В место нового своего служения преосвященный Владимир прибыл 5 марта 1835 года. Но в Киеве, где жизнь ему очень нравилась, и по частым сношениям с ученым обществом Киевской академии (особенно по случаю предпринимавшегося тогда составления богословскои церковно-исторического словаря), и по сослужению с ученым и опытным в епархиальном управлении старцем, митрополитом Евгением, а всего более по близости к многочисленной киевской святыне, он находился недолго: 26 сентября следующего 1836 года ему надлежало отправиться на кафедру епископа в Кострому, куда и прибыл он 25 ноября.
Костромскою епархиею преосвященный Владимир управлял шесть лет. В течение этого времени он имел счастье приветствовать речью Государя Наследника (ныне Государя Императора), когда Его Императорское Высочество обозревал будущее свое царство, и показывать ему в Ипатьевском монастыре все достопримечательное для особ царственного дома по пребыванию там предка их Михаила Феодоровича Романова до восшествия его на всероссийский престол. Вслед затем преосвященному Владимиру поручено было на сумму, пожертвованную от монарших щедрот, привести Ипатьевский монастырь в древний вид. Около ста лет тому назад этот монастырь обращен был в архиерейский дом, а главная его церковь – в кафедральный собор, теперь же возведен был в первый класс. Кроме того, преосвященный Владимир непрестанно боролся с расколом, упорно гнездившимся тогда по городам и селениям Костромской епархии, и завел причетнические школы, в которых без малейшего отягощения для казны несколько сот детей духовного звания приготовил к надлежащему прохождению причетнических должностей[767 - В костромские причетнические школы поступали праздношатавшиеся священнои церковнослужительские дети и ученики, исключенные из приходских и уездпых духовных училищ по неспособности, и обучались там, сверх св. истории, катехизиса, письма и арифметики, особенно чтению по церковным книгам, нотному пению, церковному уставу (практически), изъяснению церковных древностей и обрядов (по Новой скрижали), составлению метрических и приходо-расходных церковных книг. Учители жалованье, а ученики содержание и книги получали на суммы, отпускавшиеся из попечительства о бедных духовного звания и собиравшиеся от доброхотных дателей, особенно от духовенства. Дети в церкви читали поочередно и пели под надзором самого преосвященного; лучшие из учеников посвящаемы были в стихари и получали места.]; часто также, по крайней мере два раза в неделю, священнодействовал и почти еженедельно говорил к народу поучения, которые, с присовокуплением сказанных в Киеве, он в 1838 году издал в свет в двух книгах под названием _Церковный_год_, или Собрание воскресных поучений, говоренных к народу в 1836 и 1837 годах. Почти в то же время издано было им и _Собрание_поучительных_слов_, говоренных в разные времена и в разных местах, с присовокуплением _Христианского_месяца_ (Москва, 1838 г.). В первой книге пометены слова более простые, приспособленные к понятиям слушателей разного звания, а во второй – более торжественные. Что до «Христианского месяца», то это не что иное, как собрание благоговейных размышлений на каждый день месяца и года[768 - Кроме двух поименованных изданий, из сочинений преосвященного Владимира еще напечатаны: \) Описание Киево-Златоверхо-Михайловского монастыря со сказанием о мощах и жизни великомученицы Варвары (Киев, 1834 г.); 2) речь, говоренная при погребении Иннокентия Пензенского, с жизнеописанием сего святителя (см. во введении к его сочинениям); 3) несколько проповедей, и между прочими на неделю всех святых, в «Воскресном чтении».].
В 1838 году преосвященный Владимир украшен орденом св. Анны первой степени, но истинным украшением при пастырской своей жизни считал он глубокую преданность и любовь к себе костромской паствы, которая на предстоявшую разлуку с ним смотрела как на величайшую потерю. При двух священнослужениях преосвященного Владимира, 28 и 29 ноября, которые совершал он по получении указа о перемещении его в Тобольск, было в храме, по словам очевидца, неисчислимое множество народа, и когда преосвященный читал акафист, также когда хор пел примененный к случаю перемещения его концерт. и, наконец, когда архипастырь говорил к пастве прощальную свою беседу, в храме раздавались всеобщие рыдания. Многие, принимая благословение преосвященного, не хотели выпустить руку его; многие в полноте чувств просто падали ему в нога. «Ни на одних похоронах, – продолжает тот же очевидец, не видывал и не слыхал я подобного плача». И это продолжалось во все, обыкновенно частые, служения преосвященного, которые не прекращались до 13 декабря, когда он совершал последнюю литургию и сказал незабвенное прощальное слово. Чем же преосвященный мог заслужить такую сильную и всеобщую привязанность? Очевидец отвечает: «Истинным своим пастырством, неусыпным своим учением и служением, чем он обращал нас к совести и добродетели, к церкви и молитве! Пастырь добрый знает _своя,_ и знают его _своя._ О нем плачет не нужда наша, а наша совесть; наша душа, наша вера боялись лишиться с ним своего надежнейшего руководителя»[769 - См. «Москв. вед.» на 1843 г., № 3.]. В сентябре 1842 года по случаю смерти архиепископа Афанасия тобольская архиерейская кафедра сделалась праздною. Для замещения ее Святейшему Синоду и Государю Императору Николаю Павловичу благоугодно было указать (14 ноября) на костромского преосвященного Владимира, и он прибыл в Тобольск 1843 года 15 января[770 - Январь в жизни преосвященного Владимира месяц замечательный: в январе он пострижен в монашество и посвящен в иеродиакона и иеромонаха; в январе произведен в звание строителя Солбинской Николаевской пустыни и архимандрита, в январе рукоположен в епископа, в январе же прибыл и на последнюю свою паству – в Тобольск.]. Скорбел архипастырь при разлуке с любившею его костромскою паствою: «Мне столь же тяжело расставаться с вами, – сказал он в последнем прощальном к ней слове, – как тяжело душе расставаться с телом». Однако ж он вскоре утешился, увидев такую же преданность себе и новой паствы. В самом деле, преосвященный Владимир при первом же вступлении на тобольскую кафедру возбудил в своих пасомых какой-то необыкновенный восторг: жители Тобольска не находили слов для восхваления нового своего архипастыря.
Чем же возбуждал он эти чувства? Обычною своею деятельностью, строгим исполнением пастырских своих обязанностей, умением общаться с паствой.
1. Преосвященный Владимир часто служил: обыкновенно в неделю не менее двух раз; в субботу к литургии присоединяем был акафист Божией Матери, в воскресенье на литургии была произносима проповедь. Если же на неделе случались дни праздничные и высокоторжественные, то он служил раза по четыре и по пяти[771 - В 1844 году преосвященный Владимир совершил 159 литургий. Всякий ли простой приходской священник отслужит столько раз в течение года? Заметим мимоходом, что в Тобольске по небольшому числу церквей в епархии (в его время около 280) нет нужды служить часто для посвящения ставленников.]. Вообще надобно сказать, что преосвященный Владимир крайне любил богослужение и всякие духовные церемонии и процессии; от них он не знал утомления[772 - Например, в 1844 году в Тобольске было обращено в христианство много евреев из кантонистов. Преосвященный Владимир всех их крестил сам лично, иногда в один раз слишком по 20 человек; притом крещение обыкновенно совершалось пред литургией, во время которой владыка говорил еще проповедь, а по окончании литургии иногда должен был служить молебен.], для них не боялся ни ненастья[773 - В 1843 году, в день Преполовения, преосвященный шел в процессии из собора на Иртыш по выпавшему на тот раз снегу, глубиной по крайней мере в четверть аршина. Дорога лежала под гору, и протяжение ее было не менее версты.], ни холода, ни жары[774 - Около Крещения, когда ходят на воду, в Тобольске бывают сильные морозы, а в июле, когда по местным обстоятельствам в этом городе совершаются крестные ходы, случаются сильные жары. Преосвященный участвовал во всех этих процессиях.], для них не щадил своего здоровья[775 - В Тобольске83 в январе 1845 года при открытии там ярмарки преосвященный служил литургию. От множества народа в церкви было крайне жарко, а на дворе дул сильный ветер и выла вьюга. Преосвященный, несмотря ни на что, тотчас после литургии пошел в процессии на торговую площадь, довольно неблизкую от церкви, и там служил молебен.]. Не совершать[776 - В Тобольске – в тексте ошибка, которую исправил сам автор. Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии преосвященного Владимира» // Собрание сочинений в трех томах. Т. 2: О сибирском духовенстве. Тюмень: Издательство Ю. Мандрики, 2000. С. 421.] священнодействий он считал для себя особенным, самым тяжелым несчастьем[777 - Так об этом говаривал сам преосвященный и слова свои оправдывал делом: он во время последней болезни, несмотря на сопротивление врачей, продолжал служить, хотя не так часто, как прежде.].
2. Преосвященный Владимир часто говорил поучения – почти в каждый воскресный и праздничный день, и как поучения его (иногда изложенные на бумаге, а чаще импровизированные) были глубоко назидательны и вместе просты, понятны для слушателей всех сословий, притом произносились вразумительно и голосом звучным, то он привлекал ими многочисленных слушателей. Слушая их, люди религиозные и чувствительные невольно испускали вздохи и даже проливали слезы, а прочие, более холодные, по крайней мере бывали внимательны к сказываемому и хотя на время входили в самих себя[778 - К чести жителей Тобольска, да и вообще Сибири надобно сказать, что у них нет существующего во многих местах России весьма обидного для проповедников и вообще неблагочестивого обычая – когда выходит проповедник на кафедру, тотчас толпами выходить из церкви или, оставаясь в ней, разговаривать и смеяться во время проповеди. Кстати, вот еще особенность: а) в Сибири пришедшие на богослужение не оставляют его прежде окончания; б) не ходят одни и те же лица во время одной и той же службы из церкви в церковь; в) все оставляют церковь после утрени только тогда, когда прочитается 1-й час и пропоется «Взбранной воеводе», а после литургии клир пропоет многолетие. Это, к сожалению, во многих других местах не соблюдается.].
3. Преосвященный Владимир, как сам непосредственно, так и посредством подчиненных ему лиц, ревновал о преумножении вверенного ему стада Христова возвращением к нему овец заблуди: их и присоединением _яже_не_суть_от_двора_сего_, и ревность его в этом отношении, судя по недолговременности пребывания его в Тобольске, не осталась без плода: а) в бытность его на кафедре Тобольской епархии приняли крещение близ ста человек евреев (преимущественно из кантонистов)[779 - Справедливость требует сказать, что в этом случае много помог преосвященному служивший в отделении кантонистов благочестивый офицер Шухов.] и несколько магометан из киргизов и татар; б) чрез влияние преосвященного Владимира присоединились, хотя не в значительном количестве, частью к православию, частью к единоверию различных толков раскольники[780 - См. отчет обер-прокурора Св. Синода за 1843 год.]; в) между остяками для утверждения их в вере и обращении соседственных с ними самоедов учреждена духовная миссия (из монашествующих Кондинского монастыря) и с тою же целью заведены училища для остяцких детей в Кондинском монастыре, в селении Ларьятском, в юртах Белогорских, Сухоруковских, Мало-Атлымских и некоторых других[781 - Это дело дотоле беспримерно: прежде остяки ни под каким видом, несмотря даже на убеждения гражданского правительства, не соглашались отдавать своих детей в училища. А с этих пор они существуют и доныне.].
4. Покойный преосвященный в продолжение двух с небольшим лет управления Тобольскою епархией наполнил скудные до того времени и даже умножил противу прежнего штаты при церквах[782 - В два года и четыре месяца преосвященным Владимиром рукоположено: священников 72, диаконов 101, причетников посвящено в стихарь 81. Заметим, что в Тобольской епархии тогда было менее 300 церквей.], привлекши своею заботливостью из внутренних российских епархий весьма значительное число духовенства, без малейшего притом отягощения казны на перемещение его[783 - Прежде духовенству, отправлявшемуся из России в сибирские епархии, и между ними в Тобольскую, выдавались от казны деньги прогонные, порционные и на обзаведение.]. Этим тогда значительно отвращены были те важные затруднения, которые прежде, при приходах отдаленных (на 50, на 100 и более верст от церквей) и чрезвычайно многолюдных (от 1000 до 2000 и более душ муж. пола на одного священника), встречали относительно треб не только священно и церковнослужители, но и сами прихожане[784 - В настоящее время эти неудобства в значительной степени уже устранены или устраняются: многолюдные приходы разделились и делятся не только на два, но инде на три, четыре и более; везде устроены или строятся новые церкви, к ним назначены вновь или назначаются причты. Об умножении приходов и храмов Божиих как в Тобольской, так и во всех сибирских епархиях в настоящее время можно судить по трем следующим фактам: 1) 1840 г. в Тобольской епархии всех церквей (не только приходских, но и монастырских, соборных, кладбищенских и проч.) было 269, а теперь почти одних приходских до 370; 2) в 1848 г. в Омском уезде городских и сельских церквей считалось только 28, а теперь их 45 (42 приходских и 4 приписные), да сверх того вновь строится 4 церкви и предполагаются к постройке 3; в Киргизской степи сибирского ведомства до пятидесятых годов (текущего столетия) не было ни одной церкви, а теперь их не менее 15.].
5. Преосвященный Владимир весьма заботился о благолепии церквей и об устройстве архиерейского дома. По его внушению некоторые приходские церкви в Тобольске, например, Архангельская и Захарьевская, прекрасно украшены внутри и исправлены снаружи. Им самим восстановлена Крестовая церковь архиерейского дома, обновлен теплый собор, выстроен новый загородный архиерейский дом, частью исправлена, а частью перестроена каменная ограда с такими же башнями вокруг архиерейского дома и разные при нем службы, устроен земляной вал с рвом вокруг городского кладбища[785 - До преосвященного Владимира тобольское кладбище ничем не было обнесено, поэтому скот постоянно портил свежие могилы, разбрасывал дерновые надгробия и ломал деревянные кресты, а люди (разумеется, те, которые по уму не лучше бессловесных, по нравственности же и гораздо хуже их) портили и совершенно уничтожали даже каменные и металлические памятники на могилах.] и основана каменная церковь в загородной архиерейской роще[786 - Заметим здесь, что вал около кладбища и церковь в архиерейской роще устроены преосвященным на деньги, пожертвованные по его приглашению и из уважения к нему преимущественно в самом Тобольске, жители которого едва ли не скуднее жителей всех губернских и даже весьма многих уездных российских городов. Но здесь нужно и другое замечание: при всех постройках преосвященный не был лицом только распорядительным, а был, можно сказать, всем: он сам толковал с подрядчиками и мастеровыми, сам осведомлялся о ценах на материалы, сам осматривал материалы по доставке их и почти всегда лично наблюдал за производством работ.].
6. Преосвященный Владимир был неутомим и в делах епархиальных: всех просителей принимал сам лично, терпеливо выслушивал их просьбы и жалобы, благодушно входил в их нужды и даже не считал низким для себя лично наблюдать за обучением ставленников и принимать непосредственное участие в устройстве совершенно упавшего прежде архиерейского хора.
7. Преосвященный Владимир _всем_был_вся:_ знатный и простой, подчиненный и неподчиненный, богатый и бедный, набожный и равнодушный – словом, всякий шел к нему смело во всякое время; у него отворены были двери для каждого и каждого ожидали радушный прием, простое и безыскусственное обращение, приятная и назидательная беседа. Иногда преосвященный и сам посещал других в их домах и квартирах[787 - Посещаемые преосвященным Владимиром далеко не все были богатые и чиновные: религиозность, сердечная доброта и простота, приверженность к храму Божию и почтительность к служителям алтаря – вот качества, на которые смотрел он при выборе лиц и семейств для своих посещений.] и в беседе с ними за стаканом воды с сахаром[788 - Преосвященный не пил ни вин, ни чаю. От последнего он чувствовал вред для здоровья.] проводил по часу и более... Беседы его, правда, бывали не всегда о предметах ученых, духовных; напротив, иногда он рассуждал и о материях обыкновенных и делах житейских. Но почему это? Можем смело сказать: _да_всяко_некия_спасет._ Бывавшие при разговорах покойного владыки и принимавшие в них участие легко могут припомнить, как иногда у него разговор из самого обыкновенного незаметно переходил в духовный и поучительный и как разговаривавшие и слушавшие его, сперва рассеянные и равнодушные ко всему, к концу беседы становились задумчивы, внимательны к себе и делались как бы лучше, чем какими были незадолго перед тем. Притом благодетельное влияние частых служений преосвященного Владимира, его церковных поучений и в особенности его домашних бесед не было только мимолетное. Тобольск хорошо, например, знает, как вследствие посещений и бесед преосвященного Владимира, по-видимому, обыкновенных, один зажиточный и довольно образованный старец стал, наконец, жертвовать в пользу сирот и бедных, посещать общественное богослужение и перед смертью пожелал быть напутствованным таинствами покаяния и причащения, тогда как прежде он не знал ни таинств, ни храма, ни сострадательности к сиротам: начитавшись произведений Вольтера и подобных ему писателей, он до спасительной перемены вполне принадлежал прошедшему вольномысленному веку.
При частом служении и проповедании слова Божия, при занятиях по делам епархиальным и строительным, при приеме посетителей и взаимных посещениях преосвященный Владимир находил время и для занятий более келейных, умственных. Так, на кафедре тобольской он приготовлял к изданию свои поучения, которые были сказываемы им в Костроме и Тобольске, занимался переводом (с французского) одной назидательной книги, делал выписки из хороших книг, замечал особенные случаи в жизни своей и других, записывал собственные благочестивые мысли и чувствования, рождавшиеся при чтении сочинений и при воспоминании о собственных и чужих обстоятельствах[789 - Все это видно из оставшихся после покойного записок.]. Сверх того, преосвященного Владимира сильно занимала мысль составить церковный словарь, сделать парафраз на Св. Писание и написать биографию графа Сперанского, о котором он весьма многое знал, частью из рассказов его родственников о его детстве и молодости, частью из личных бесед с графом в Пензе и Петербурге, а частью и из собранных им писем и других материалов, относящихся к его жизни[790 - Когда преосвященный Владимир прибыл в Тобольск, там жив еще был Петр Андреевич Словцов, друг Сперанского и товарищ его по учениюи службе в Петербургской академии. Преосвященному сильно хотелось познакомиться с Петром Андреевичем, но г. Словцов в то время (в начале 1843 г.) лежал уже на одре смерти, и они виделись всего один раз (25 марта). Несмотря на краткость знакомства, архипастырь вскоре затем умершего друга Сперанского, который, впрочем, и без этих отношений, по одной своей учености и строгой жизни достоин был уважения, почтил наилучшим образом: по собственному вызову он сам отпевал его, говорил пред отпеванием трогательное надгробное слово и как из квартиры до собора, так и из собора до кладбища лично провожал, несмотря на то, что нужно было по колени тонуть в дружно таявшем тогда снегу... Преосвященный чрезвычайно рад был, что душеприкашик покойного позволил ему переписать письма Сперанского к Словцову, писанные по большей части для утешения сего последнего в постигшем его несчастии. (Впрочем, письма эти почти уже все напечатаны в «Москвитянине» 40-х и 50-х годов).].
Эти дела покойного архипастыря были более или менее известны если не всем, то по крайней мере многим. Но он украшался и такими доблестями, которые сделались гласными только по его смерти, например, благотворительностью: всякий, кто истинно нуждался и объяснял ему свои нужды, не отходил от него тощ и наделяем был нескудно. Если, случалось, за освящение храмов или за отпевание умерших делали ему приношение и если приносившие были люди достаточные, то он обыкновенно указывал либо на известных ему бедных, либо на скудные церкви.
Но недолго горел светильник, так ярко сиявший на свешнике тобольской паствы. Простуда, полученная в Тюмени во время церковной процессии, бывшей по случаю открытия там ярмарки, и приступы ревматизма, давно уже нажитого, но от простуды усилившегося, равно как и некоторые душевные скорби, 27 февраля 1845 года повергли преосвященного Владимира на одр болезни. Врачи и врачебные пособия, по-видимому, только усиливали его болезнь, особенно при постоянной его деятельности то по управлению епархией, то по занятиям церковным и экономическим. Почувствовав крайний упадок сил, преосвященный послал к Св. Синоду прошение об увольнении его на покой в Боголюбовский монастырь Владимирской епархии, где совершено было его пострижение. После сего он уже мало показывался своей пастве. Последнее священнодействие его, и то с крайним трудом, было в первый день Пасхи (15 апреля), потом еще раз видели его в день святителя Николая (9 мая) в церемонии при закладке церкви в загородном архиерейском доме. Наконец, 20 мая в пять часов пополудни три медленных удара в большой соборный колокол известили жителям Тобольска о кончине их архипастыря, а 25 числа того же месяца совершено было его погребение. Покойный владыка, согласно его завещанию, погребен не в соборе и не в приделе этого собора, как делалось доселе с умершими тобольскими архипастырями, а в заложенной им пред тем крестовой церкви загородного дома в архиерейской роще[791 - Церковь эта заложена была в воспоминание прежде существовавшей там церкви во имя всех святых. Строена была она на деньги, пожертвованные действительным статским советником Кичуровым и частью тобольскими купцами Пиленковыми, но окончена постройкою уже преемником преосвященного Владимира преосвященным Георгием на пожертвование петропавловских купцов Глазкова и Зенькова. В загородной церкви погребен и Преосвященный Георгий, также по собственному его завещанию.]. Всей жизни преосвященного Владимира было 53 года 10 месяцев и 22 дня; в монашестве был он 18 лет 5 месяцев со днями; в архиерейском сане – 10 лет и 4 месяца; управлял тобольскою паствою, считая со времени приезда, только 2 года 4 месяца и 5 дней.
Кончина преосвященного Владимира была назидательна и умилительна.
_Назидательна_ – по раннему его приготовлению к исходу и по тому спокойствию, с каким он встретил свой исход. Тогда как другой на месте преосвященного, полагаясь на нестарые свои годы и крепость своего телосложения, зная притом, как долго жили его родители[792 - Мать умерла лет, а отец слишком 80.] и родственники, может быть, стал бы обещать себе еще многие лета и глубокую старость, преосвященный в точности понимал свое положение и готовился к смерти заранее. Еще 22 марта он своеручно написал духовное завещание касательно имения[793 - Из имения, впрочем, небольшого, завещано, между прочим: а) книги на древних и новейших иностранных языках и физические инструменты – Тобольской семинарии; б) часть платья и белья – недостаточным из градского духовенства, в) из денег (2000 р.) – по нескольку на церкви, на бедных и прислугу свою, а прочее – родственникам, коих было два брата (один чиновник, а другой диакон) и две сестры (одна за священником, а другая девица).] и погребения своего, а 7 апреля составил прощальное слово к бывшим своим паствам и особенно к пастве тобольской. Этого мало: на Евангелии, которое по завещанию долженствовало быть положено с ним в фоб, написав год и число своего рождения, также время поступления в монашество и рукоположения во епископа, он означил и год своей кончины (1845).
_Умилительна_ была кончина преосвященного Владимира по тем знакам уважения и благоговения, которые по случаю ее выказали тобольские граждане всех сословий. Первая весть о смерти преосвященного привлекла жителей Тобольска в состояние какого-то онемения[794 - В час кончины преосвященного Владимира я был свидетелем, между прочим, вот какой сцены: когда келейник архиерейский прибежал сказать находившемуся в то время у меня эконому архиерейского дома о кончине преосвященного (еще прежде, чем ударили в соборный колокол), то покойные хозяева мои, бывший директор гимназии Ив. П. и его супруга М. Дм. Менделеевы, люди образованные и религиозные, уважавшие преосвященного и взаимно пользовавшиеся его уважением, с своим многочисленным семейством такой подняли плач, какой не всегда можно слышать в семействах и в случае смерти их кровных.]. В продолжение пяти дней со смерти до погребения крестовая церковь, в которой стоял гроб усопшего архипастыря, с раннего утра и до позднего вечера была наполнена народом. Кроме того, в эти пять дней по преосвященном при его гробе, сверх общих панихид, после каждой службы заказываемы были панихиды и многими частными лицами[795 - Таких панихид было до 80.]; при выносе же тела и при перенесении его из собора во вновь строившуюся тогда загородную архиерейскую церковь не было только малых детей да больных. Чиновники в день погребения испросили себе увольнение от занятий в присутственных местах, военные стояли в строю подле собора, во время отпевания при произнесении проповеди и речи, особенно же когда читано было[796 - Читал прощальное слово о. Вас. Ос. Кузнецов. Этот почтенный, уважаемый старец – один из девяти священников, возведенных преосвященным Владимиром за добрую жизнь и полезную деятельность в звание протоиерея, хотя большею частью на священнических вакансиях.] прощальное слово к пастве, оставленное усопшим преосвященным, во всем соборе слышны были тяжелые вздохи и рыдания. До сорокового дня некоторые из граждан каждодневно ездили и ходили за город на гроб архипастыря, а в самый сороковой день в роще подле церкви устроили на собственный счет обед для нищих. Были и такие, которые в продолжение всего лета, если не каждый, то почти каждый день, посещали гроб преосвященного, а некоторые и до сих пор. особенно в летнюю пору, продолжают посещать его; есть, наконец, и такие, которые и доныне при гробе преосвященного, особенно в день его кончины и тезоименитства, просят совершать панихиды об упокоении души его. Замечательно еще, что в день приноса (8 июля) чудотворной иконы Божией Матери из Абалакского монастыря в Тобольск даже сельские жители, которых по этому случаю в городе всегда бывает много, ходили на гроб усопшего архипастыря и клали на оный свои трудовые лепты в пользу вышеупомянутой строившейся тогда над ним церкви, и из этих лепт образовалась порядочная сумма.
В заключение этого очерка жизни и дел достойного архипастыря считаем приличным предложить читателям прощальное его слово к паствам, и преимущественно к тобольской[797 - В июньской книжке «Странника» на текущий год слово то напечатано с не совсем верной копии. Там, например, усопший пастырь преподает мир и благословение между прочими паствами своими и владимирской (вместо Чигиринской), тогда как он никогда не пас владимирской паствы, и проч.; притом напрасно там прибавлена и заметка в конце: писал в самыя предсмертный минуты – слово написано было слишком за месяц до кончины: скончался преосвященный 20 мая, а слово, как это видно и из подписи под ним, написано было еще 7 апреля. Мною прощальное слово Тобольского архипастыря списано было вскоре после его смерти с подлинного, находившегося тогда в руках его письмоводителя В. Лебедева.]. Вот оно:
«Во имя Отца, и Сына, и Св. Духа.
Мир и благословение Божие паствам моим Чигиринской, костромской и тобольской. Аще кого оскорбих из вас, чада моя возлюбленная, простите и чистосердечно отпустите. За сие вам Отец Небесный простит и отпустит согрешения ваша. Если кто меня оскорбил словом, делом и помышлением, также и я прощаю и разрешаю.
К тебе особенно слово мое, тобольская паства! Поставленный от Господа быть духовным пестуном твоим, жалею, что я не успел тебя ни вскормить, ни вспоить, ни воспитать для Господа. Но буди благословенна воля Господня! Так Господу угодно! Теперь я во гробе, не могу более беседовать с тобою, как беседовал прежде. Безмолвный во гробе пастырь ваш, скажу не языком, но делом: все в мире сем суета. Ах, как ощутительна сия истина пред смертью! Не пекитесь о временном, но паче пекитесь о вечном. Вот последнее мое к вам слово!
Благодарю Господа, что Он пред смертью моей посетил меня тяжкою, но для души моей спасительною болезнью. Благодарю Господа, что я умер в христианской вере. Благодарю Господа, что я имел время в продолжение болезни моей принести Ему посильное раскаяние о грехах моих. Но яко человек, грешную плоть носивший, умер небезгрешным, еще во многом я должен оправдываться пред страшным судом Божиим.
Множество содеянных мною лютых помышляя окаянный, трепещу сего страшного суда Божия. Братия, чада, друзи и недрузи, вознесите усерднейшие молитвы ваши ко Господу, да простит мне все прегрешения вольная и невольная, да избавит меня гееннского огня, да успокоит со святыми душу мою и да сподобит меня царствия своего небесного, его же наследовати и всем вам желаю.
Не плачьте о мне, дети, якоже и прочии неимущии упования. Все вы рано или поздно увидитесь со мною.
Писал болящею рукою, но еще в здравом уме и памяти. Владимир, епископ бывший Тобольский и Сибирский.
7 апреля 1845 г., Тобольск».
6 сентября 1861 г.
Омск.
ДОПОЛНЕНИЯ К БИОГРАФИИ ПРЕОСВЯЩЕННОГО ВЛАДИМИРА, ЕПИСКОПА ТОБОЛЬСКОГО И СИБИРСКОГО[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии преосвященного Владимира, епископа Тобольского и Сибирского // Странник. – 1863. – Т. 1. – С. 20–34.]
По появлении в «Страннике» (1861 г., № 11, отд. 1) биографии преосвященного Владимира в Тобольской епархии и соседней с нею Томской[799 - Многие, по крайней мере некоторые из нынешних священников, диаконов и причетников Томской епархии, так как в Томске до конца 1858 года особой семинарии не было, учились в семинарии Тобольской, а потому состояли под ведением преосвященного Владимира и значи его.], разумеется, пробудились воспоминания о нем и суждения. При этом частью сам я вспомнил, частью другие устно и письменно напомнили мне о нескольких обстоятельствах из его жизни, которые прежде мною были опущены, а между тем они не лишены интереса и назидательности. Их-то теперь, поставив в хронологический порядок, и сообщаю читателям «Странника».
1. В 1832 году, в бытность преосвященного Владимира ректором Калужской семинарии, эту семинарию ревизовал известный и даже знаменитый профессор Московской академии Ф.А. Голубинский. Когда Федор Александрович после поездки возвратился в академию, о результатах ревизии спросит его архимандрит Сергий, родом калужанин, воспитанник Калужской семинарии[800 - Это-то и было причиною Сергиева любопытства о состоянии Калужской семинарии.], бывший впоследствии ректором камене-подольским, а в то время по болезни глаз живший в Сергиевской лавре. Голубинский на сделанный ему вопрос прислал своему товарищу по академии (Сергий и Голубинский были воспитанники первого курса Московской академии) несколько лучших сочинений калужских семинаристов и между этими сочинениями довольно изрядные стихи Сергиева родного племянника при следующей записке: «Имею честь препроводить вашему высокопреподобию несколько произведений калужской, _удобренной_о._Владимиром,_почвы»._ Здесь интересует нас, конечно, не похвала Федора Александровича детским сочинениям воспитанников Калужской семинарии, а ненамеренный его отзыв об административной деятельности и педагогических способностях преосвященного Владимира. Заметим, что этот отзыв сделан был неофициально, не пред начальством, а по-приятельски, пред товарищем, да и сделан Голубинским – мужем, как известно, ума, правды и сердечной доброты.
2. По прибытии в Тобольск (15 января 1843 года) преосвященный Владимир хотел знать ближайших и непосредственных своих сотрудников на вновь вверенной его управлению пастве. С начальниками и наставниками семинарии, с членами духовной консистории и духовенством епархиального города, а также с братией трех монастырей – одного в городе и двух подгородных – он познакомился лично и вскоре. А чтобы узнать духовенство всей епархии, для этого потребовал он от консистории так называемые клировые (т.е. о лицах духовных) ведомости за 1842 год. Что там преосвященным найдено и что вследствие найденного сделано было, видно из приложения, данного Тобольской консистории 18 марта. Это предложение в виде пастырского послания разослано консисториею при указах от 20 апреля 1843 года во все духовные правления и всем подведомственным ей благочинным; а благочинные разослали его ко всем состоявшим в их ведении церковным причтам. «От имени моего, – писал архипастырь консистории, – (рекомендую) объявить всему духовенству Тобольской епархии, что при рассматривании мною клировых ведомостей за 1842 год сколько, с одной стороны, приятно и утешительно было для меня видеть в одних священно-церковнослужителях благочестное и незазорное поведение, столько, напротив, и с другой стороны неприятно и прискорбно было видеть в других священно-церковнослужителях неодобрительное и предосудительное поведение. Первым, яко благим и верным служителям Церкви Христовой и моим возлюбленным о Господе собратиям и сотрудникам, изъявляю мою архипастырскую признательность и благословение и молю Пастыре начальника – Господа Иисуса Христа, чтобы свет добродетелей их не угасал и светился на свешнике тобольской Церкви и чтобы словесные овцы, видя в примере их добрые дела, чрез подражание их вере и жизни прославили Отца небесного. А к последним с соболезнованием и крайним сокрушением сердца обращаясь, прошу, чтобы они вразумились, сколь великое и ужасное зло причиняет душам христианским их предосудительное, невоздержное и бесчинное поведение. Если таковое поведение соблазнительно в простом мирянине, то что сказать о служителе Церкви? Таковое поведение не может быть терпимо, особенно в такой пастве, какова тобольская, в которой так много немощных и неутвержденных в вере[801 - Под немощными и неутвержденными в вере здесь разумеются новокрещенные из остяков, вогулов и ясачных татар (живущих по реке Туре) и немногие из киргиз.], которая по новости[802 - Тоб. епархия в сравнении с Киевской, Новгородской, Ростовской, Московской, Черниговской, Тверской и пр., конечно, новая (как учрежденная только в конце 1620 г.); но в сравнении со многими другими великороссийскими епархиями, например, Архангельской, Воронежской, а особенно Тульской, Пензенской, Калужской, Костромской и пр., и пр., уже довольно древняя.], пространству своему[803 - Тоб. епархия при преосв. Владимире в длину, с юга на север, т.е. от Бухтарминской крепости и до Обдорска, простиралась более чем на 3200 верст; но после него, с отчислением Семипалатинской области к епархии Томской, она сот на пять верст (в длину) сократилась.] и особенно по множеству в ней заблуждающих и доселе коснеющих в неведении истин христианской веры[804 - Под заблуждающими относительно веры, конечно, разумеются раскольники, которых в Тоб. епархии, особенно по уездам Тюменскому, Ялуторовскому, Тарскому, Омскому и некоторым другим, очень много; а под коснеющими доселе в неведении истин христианской веры разумеются: 1) идолопоклонники (почти все самоеды, что около Обдорска, и частью остяки, что около Березова) и 2) магометане – татары, которые распространились около Тобольска, Тары. Тюмени, также в уезде Ялуторовском и городах Петропавловске и Семипалатинске, и киргизы, которыми наполнена вся Киргизская степь.], особенно нуждается в добрых, бдительных и деятельных пастырях и служителях Церкви Христовой, и в которой, судя по количеству ее народонаселения, вообще так мало еще служителей Церкви[805 - Когда преосв. Владимир вступил в управление Тоб. епархией, церквей в ней находилось только 280, считая в том числе и соборные, и монастырские, и кладбищенские; приходы при них были весьма многочисленны; некоторые состояли из 4 до 10 и более тысяч душ; штатов при них имелось большею частью по одному, редко по два, а еще реже по три. Преосв. Владимир начал умножать число штатов – к одному при многоприходных церквах прибавлял другой, к двум – третий, а иногда к трем – четвертый. Большие приходы еще и до него, особенно при нем и после него, по мерс умножения церквей, разделены на два, на три и более отдельных приходов, так что в настоящее время число церквей и духовенства в Тоб. епархии уже лучше, чем прежде, соответствует числу православно-христианского ее народонаселения.]. Что же будет и чего доброго ожидать, ежели при недостатке служителей Церкви еще находятся между ними злые и развратные^9^
Именем Божественного Пастыреначальника – Иисуса Христа прошу, чтоб они со вниманием прочитали 33 и 34 главы пророка Иезекииля и уразумели, сколь тяжким наказанием угрожаются вообще соблазнители (Матф. 18, 6), особенно ежели таковыми соблазнителями бывают служители Церкви. По моему мнению, лучше пастве не иметь вовсе служителей Церкви (как это ни худо), нежели иметь развратных и бесчинных, которые, занимая место Ангелов Господних, примером развратной жизни губят души человеческие! Не они ли нарипаются _светом_мира_? Но что этот свет, ежели он не озаряет и не оживотворяет, а омрачает и мертвит души человеческие примером порочной жизни? Братия мои о Господе, все вообще служители тобольской Церкви! Братски умоляю вас: _Пасите_еже_в_вас_стадо_Божие,_поспешающе_не_нуждею,_но_волею_и_по_Бозе,_ниже_неправедными_прибытки,_но_усердно;_ потщитесь достойно проходить высокое звание ваше, _образи_бывая_верным_словом,_житием,_любовию,_духом,_верою,_чистотою;_тако_да_просветится_свет_ваш_пред_человеки,_яко_да_видят_добрая_дела_ваша,_и_прославят_Отца_нашего,_иже_на_небесех._ Паче всего прошу вас остерегаться невоздержания, пьянства и вымогательства и желаю, чтоб вы и словом, и примером жизни своей могли со Апостолом Павлом говорить к верующим: _Подражатели_нам_бывайте,_якоже_и_мы_Христу»._
Думаем, что это послание не прошло бесследно, не осталось без пользы[806 - Один уездный протоиерей и вместе первоприсутствующий дух. правления так поражен был им, что, переписав его крупно и четко на одном большом листе и вложивши в рамку, повесил в соборном алтаре между табелями, манифестами и пр. в той мысли, что соборное духовенство, да и не только соборное, но и уездное, бывая в соборе (а уездному духовенству в соборах уездных городов доводится бывать нередко) и заглядывая в табели, тут же как бы случайно будет видеть и читать послание преосвященного и, припоминая его содержание, получать пользу. В случае нужды протоиерей тот иных из духовенства и с намерением подводил к этому листу и рекомендовал прочитать написанное в нем.].
3. Преосвященный Владимир одних из духовенства побуждал к достойному прохождению священных обязанностей, а других удерживал от нарушения их не одним словом (например, посланиями, проповедями или частным, домашним наставлением), но и делом, именно так, что обращал особенное внимание на заслуги своих подчиненных, начиная с сельского причетника и оканчивая кафедральным протоиереем и архимандритом, настоятелем какого-либо монастыря, и щедро награждал их. В два года и 4 с небольшим месяца своего пребывания в Тобольске он многих причетников за добрую жизнь и хорошее поведение рукоположил в диаконы, а многих диаконов посвятил во священники (что в то время по случаю умножения при церквах причтов делать было очень удобно); кроме того, 10 пожилых и заслуженных священников возвел в звание протоиереев, хотя большею частью на места нештатные двум или трем лицам дал палицы, многих нестарых, даже молодых священников, но уже успевших заявить себя способностями и полезною службой, наградил набедренниками, а иным чрез Св. Синод исходатайствовал орденские знаки. Все это, сопровождаемое притом ласковым словом владыки, выводило духовенство Тобольской епархии из усыпления, чрезвычайно оживляло его и возбуждало к деятельности.
Сюда же надобно отнесть следующую меру преосвященного Владимира. Почти при самом вступлении своем в управление Тобольскою епархиею он объявил должности благочинных градских и особенно сельских церквей несовместными с должностями членов духовной консистории и присутствующих духовных правлений, почему те из членов этих присутственных мест, которые до того времени были вместе и благочинными, тогда же почти решительно все отказались от благочиннических должностей и были замещены новыми лицами, свободными от других должностей, кроме священнических. Эти лица, сделавшись благочинными, стали под надзор правлений и консистории более, чем прежние, а чрез это сами собою пресекались по крайней мере лишние злоупотребления в надзоре за приходским, как градским, так особенно сельским, духовенством, и вместе с тем сама собою предотвращалась медленность в течении дел по епархиальному управлению.
4. Так называемый в Тобольске _большой_пожар_, истребивший 27 и 28 апреля 1788 года почти весь Тобольск (одних церквей с архиерейской домовой и монастырскими – 14), коснулся и духовной консистории. Дела с самого учреждения епархии (значит, с 1621-го) и по 1740 год почти все сгорели, но за последние 48 лет, именно с 1740-го по 1788-й – остались целы и невредимы[807 - Вероятно, они хранились в особой от тех дел комнате или их, как недавние и, след., нужнейшие, особенно старались спасти.]. Однако ж канцелярия консистории, конечно, для избавления себя от лишних хлопот, хранила эти дела под спудом и на все запросы присутственных мест, равно как на все просьбы частных лиц по делам, производившимся ранее апреля 1788 года, обыкновенно отвечала: «Старый архив Тобольской консистории в 1788 г. сгорел и справок навести не по чем». Преосвященный Владимир летом 1843 года узнал об этом случайно, кажется, по поводу разговоров о предместниках его но тобольской кафедре, и на следующий же день будто случайно после прогулки на архиерейском дворе посетил консисторию, обозрел места присутствия, канцелярию, посмотрел в архив, да заглянул и в ту комнату, где, как ему было уже известно, валялись целых 55 лет без описаний и без всякого порядка кучи старых бумаг. Дело было ясное; преосвященный, никому не ставя того в вину (да и как было винить одних тогдашних канцелярских чиновников, когда виноваты были, и гораздо более, чем эти, все служившие прежде их с 1788 г.?) и принимая притом во внимание малый оклад консисторских чиновников, их крайне ограниченное содержание и множество текущих дел, проходивших чрез их руки, назначил особую маленькую комиссию для описи и приведения в порядок как бы найденных им дел, и та комиссия исполнила сделанное ей поручение. Кто знает, как важны многие документы консисторских архивов для частных лиц (например, ищущих дворянства, метрической записи и пр.) и как почти все они необходимы для составления истории либо местного христианства, либо местной иерархии, тот достойно оценит и это дело преосвященного Владимира.
5. В 1844 году, следовательно во второй год своего управления тобольской паствою, преосвященный Владимир сделал выпуск воспитанников Тобольской семинарии, окончивших курс учения. Окончивших курс было 39 человек, из них 10 по месту рождения отправились в Томскую епархию[808 - В Томске, как уже замечено выше, семинария открыта только в 1858 году; посему до того времени дети духовенства Томской епархии получали образование в семинарии Тобольской.], по одному послано для дальнейшего образования в Казанскую духовную академию и в Горигорецкий земледельческий институт, один поступил в учителя Омского духовного училища, один в монастырь, а из остальных 25 семь человек, конечно, тяготясь скромною долею своих отцов, обольщаясь светскою жизнью и рассчитывая на большие выгоды в гражданской службе, вдруг подают прошения об исключении их из духовного звания для поступления в гражданскую службу. В то же время и о том же просили еще четыре учителя двух духовных училищ, состоящих в Тобольской епархии. Это изумило и огорчило преосвященного[809 - Чтобы понимать огорчение преосв. Владимира, нужно знать, что в Тоб. семинарии (точно так же, как и в Иркутской) почти до настоящего времени выпуски были очень небольшие – человек по 20, а иногда, как, например, в 1837 году, и гораздо менее того. Это происходило от того, что дети сибирского духовенства, очень хорошо зная, что они и без богословских и философских познаний охотно будут приняты на службу в присутственные места и на этой службе приобретут больше выгод, чем в духовном звании, или что, прослуживши лет пять-шесть причетниками и дьяконами, потом все-таки получат священнические места, не любили учиться до окончания курса и выходили более из третьего и четвертого класса дух. училища, а много – как из низшего отделения семинарии. Между тем преосвященные сибирские, не имея в виду окончивших курс семинарского учения для замещения священнических вакансий, по необходимости рукополагали во священники иногда только что грамотных дьяконов и причетников. То же самое весьма часто делал и преосв. Владимир, и делал, как и его предместники, по необходимости, чтобы только не оставить церквей и их прихожан на несколько лет без священников, нисколько не интересуясь такими сопастырями и помощниками, которые, кроме совершения богослужения и исправления треб, более ни к чему не были способны.], тем более что просившиеся об увольнении из духовного звания все, кроме одного, были воспитанники перворазрядные и самые лучшие по способностям и успехам[810 - Менее успешными, особенно неблагопокорными и юношами сомнительной нравственности, преосв. Владимир и сам не дорожил: одному из таких, когда за ним было уже зачислено свящ. место, когда этот готовился уже к посвящению и женился, владыка предложил проситься в светское звание.]. Преосвященный несколько раз призывал их к себе, призывал и родителей некоторых из них и уговаривал их оставить свое намерение. «Вы льститесь на чины и материальные выгоды гражданской службы? – говорил он им. – Но достигнете ли этого? У вас и по происхождению, и по воспитанию нет ничего общего с лицами, в свете влиятельными, а посему таким липам едва ли будете вы угодны, едва ли они пустят вас далеко идти на службе: опыт часто говорит противное. Положим, впрочем, что вы и далеко пойдете и получите, о чем теперь мечтаете, но вам нет нужды говорить, вы сами хорошо знаете, должен ли христианин гоняться только за славой, должен ли он служить из одних земных материальных выгод! Вы родились от служащих церкви и воспитывались на счет церкви, и воспитание получили в духе и для пользы церкви, потому и послужить должны в церкви; нейдут же к нам, не хотят же служить церкви – подумайте об этом – получившие воспитание в светских заведениях, на мирские капиталы... Еще если б это было в Костроме, где я пред этим служил, или во Владимире, где я родился, учился и учил, много не стал бы я и говорить против вашего желания, а благословил бы вас на оставление духовного звания, на вступление в свет, там давно уже все священники из кончивших курс учения, и там столько бывает оканчивающих курс, что для них часто недостает священнических мест, и они должны бывают по году, по два и более жить без мест, скитаться кой-как, потому там уволить в светское звание из курса пять, семь, даже десять человек почти ничего не значит. Но здесь, в здешней епархии, совсем не то: здесь ученых священников нет и половины, потому что оканчивающих курс учения чрезвычайно мало, например, вот и теперь на две епархии вас окончило курс только 39, но что это значит сравнительно с потребностью в вас, в окончивших курс учения? На ваших глазах я сплошь и рядом рукополагаю во священники причетников и диаконов, ведь это единственно по необходимости. Положим, что они будут священниками благонравными и жизнь свою поведут добропорядочно. но могу ли я употребить их для научения народа вере и христианской нравственности или употребить против раскольников? Вы не такими, несравненно лучшими, чем они, могли бы быть мне помощниками; вас, как вижу я из отметок семинарского начальства и отчасти сам знаю по экзамену, вас Господь благословил способностями, да вы и сами не теряли даром времени[811 - Ученики Тобольской семинарии того времени, надобно отдать им честь, действительно были большею частью усердны к делу, и их наставники, находящиеся теперь уже на другом поприще службы, вспоминают о них с удовольствием.]; оставьте же, прошу вас, свое намерение, посвятите себя на служение церкви и выбирайте любые священнические места – мест довольно»[812 - Мысли все принадлежат преосвященному, но вспомнить его речь буквально, разумеется, невозможно.].
Итак, преосвященный Владимир не соглашался, чтобы помянутые ученики богословия и учители духовных училищ оставили духовное звание, не давал им благословения на поступление, мимо епархиальной, в гражданскую службу, противился тому. Но противудействие одних стремлениям и наклонностям других иногда, как замечают, придает этим стремлениям только большую силу. Так случилось и тогда: все изъявившие желание поступить в гражданскую службу представили преосвященному медицинские свидетельства о разных (мнимых и небывалых) болезнях и припадках, препятствующих им исполнять доля ясности священнослужителя. Представленные причины по форме казались законными (да и что за пастырь, принявший пастырство против желания), и дело было пущено в ход – дошло до Св. Синода, и Св. Синод положил уволить просителей из духовного звания. Бывшие воспитанники семинарии, получив это увольнение, на первый раз, по-видимому, охотно и скоро были приняты в гражданскую службу, и на первом же году службы все или почти все заняли места то столоначальников в губернских присутственных местах, то секретарей в местах уездных и стали получать (заметим, вначале бессемейные) очень изрядное содержание, какого не получают многие священники – люди семейные, прослуживши много лет. Но что потом? Целая половина этих чиновников в разные поры лишилась службы: одни по собственной вине, а другие даже и без вины или за сущие пустяки. Потеряв же службу, они терпели ужасную бедность, служили писцами по найму и, наконец, преждевременно и неожиданно сошли в могилу, оставив свои семейства, у кого они были, без куска хлеба. Другая половина означенных лиц до сих пор, благодарение Богу, не только живы и здоровы, но и отлично нравственны, умны, трудолюбивы, бескорыстны, делают дела не только за себя, но и за тех, от которых зависят и иногда терпят; при всем том, однако ж, служба их относительно к внешним выгодам, к которым они стремились и ради которых оставили духовное звание, доныне остается бесплодною. Чрез 18 лет усердной деятельности и доброй жизни они и теперь на тех же местах и на той же степени гражданского значения, какую заняли почти в самом начале служебного своего поприща. Что же это значит, что это такое? Некоторые из описываемых лиц сами со вздохами признаются, что над ними, вероятно, тяготеет неблагословение архипастыря на поступление в новое звание, что их, вероятно, сам Бог наказывает за непослушание святителю и за невнимательность к его убеждениям и просьбам.
6. Преосвященному Владимиру, когда он обозревал епархию, в одной округе была случайно отведена для отдыха или для переночевания квартира у богатого крестьянина, закоренелого раскольника. Узнав, у кого он квартирует, преосвященный долго и не раз увещевал своего хозяина оставить заблуждение и обратиться к истине, но раскольник упорствовал и даже слушать не хотел увещаний. Видя, что он держится раскола не столько по невежеству, сколько по упорству, архипастырь стал пред иконою Христа Спасителя, начал в присутствии раскольника молиться вслух и в молитве высказывал, что он старался заблудшего наставить на путь истины, но что заблудший не хочет идти этим спасительным путем единственно по упорству. Раскольник сперва слушал спокойно, даже с ожесточением, потом начал смягчаться и, боясь прегцений святителя пред лицом Божиим, остановил его среди молитвы, покаялся в своем заблуждении и присоединился к православной церкви.
Желая и сам действовать на души раскольников, и сотрудникам своим, епархиальным миссионерам, доставить средство для вразумления этих заблудших «овец», преосвященный пришел к мысли составить библиотеку раскольнических книг. Так как в духовную консисторию нередко поступали этого рода книги, отбираемые у раскольников земскою полициею, да можно было думать, что они будут поступать и впредь, то, чтобы духовенство могло находить в них оружие против отпавших от церкви чад ее, преосвященный для этой особого рода библиотеки назначил особое помещение – именно вверху одной из башен ограды архиерейского дома.
7. Преосвященный Владимир говорил много проповедей: редкий воскресный и праздничный день проходил без его поучения. Проповеди его в 1838 году, как было уже сказано[813 - Стран. 1861 г. № II, отд. 1, стр. 172.], напечатаны в двух собраниях под названием: _Церковный_год_и_Собрание_поучительных_слов._ Но в эти собрания вошли только те, которые были говорены им до 1838 года, а он после того проповедывал еще семь лет – сначала в Костроме, потом в Тобольске. Преосвященный приготовлял было к изданию и эти проповеди[814 - Их в весьма значительном количестве переписывал отлично писавший тогда псаломщик Тоб. собора Дм. Курюкаев, бывший потом учителем дух. училища и наконец сделавшийся священником устькаменогорским.] (по крайней мере лучшие из них), говоренные им с 1838-го по 1845 годы, но смерть, так рано постигшая его, не дозволила ему осуществить это намерение. Куда девались как эти, приготовлявшиеся к изданию, так и другие его проповеди, неизвестно. А стоило бы их издать: в свое время они производили на слушателей сильное влияние не потому только, что искусно, внятно и громко были произносимы, но и по внутреннему их достоинству. Автор _Русской_духовной_литературы,_ пишущий свои отзывы о литературных произведениях, как видно из самых этих отзывов, не под влиянием авторитетов вот что говорит о поучениях преосвященного Владимира (кн. 2, стр. 181)[815 - Напрасно только в цитируемом сочинении и месте преосв. Владимир называется архиепископом тобольским: он жил и умер епископом.]: «В воскресных поучениях и словах на праздники преосвященного Владимира видна сильная ревность пастыря о спасении души, которая, не дозволяя себе жестоких укоризн людям[816 - Проповеди и без «жестоких укоризн» служат иногда для проповедующих источником огорчений. Так было и с преосв. Владимиром: слово его (из текста: не судих ведети что в вас, точию Иисуса Христа, и сего распята. 1 Кор. 2, 2) о кресте внешнем и внутреннем (который нередко несут даже сильные мира, почитающие себя чуть не богами), произнесенное им 2 августа 1844 года во время обозрения епархии в Омске, резиденции главного правителя Западной Сибири, в ком-то из слушателей подняло столько желчи и возбудило такую вражду против проповедника, что последний перенес чрез то немало неприятностей.], тем не менее не молчит о слабостях людских. В тех и других видно глубокое изучение христианского духа, поверенное и собственным опытом. Надобно притом сказать, что в первом собрании (поучений) чаше встречаются поучения, близкие сердцу, чем в последнем».
8. Преосвященный Владимир, уже больной, совершал закладку церкви при Тобольском загородном архиерейском доме. Это было замечено и в биографии его (Стр. 1861 г., № 11, отд. 1, стр. 180), но там вот что пропущено: когда в конце обряда преосвященный сошел в ров и там наклонился, чтобы по чиноположению положить первый камень будущей церкви, тогда оборвалась у него панагия и упала в ров. Владыка принял это за предзнаменование скорой смерти и за указание места для своего погребения и потому сослужившим ему и поддерживавшим его сказал: «Ну, верно, мне тут и лежать». То же говорил он и по возвращении домой. Уже известно из прежде напечатанного, что преосвященный Владимир в том же мае и скончался и был, согласно его завещанию, предан погребению именно во вновь заложенной им церкви.
_Примечание._ В биографии преосвященного Владимира, напечатанной в «Страннике» прошедшего 1861 года, № 11, допущены некоторые немаловажные ошибки. Например, 1) на стр. 169 сказано, что преосвященный владимирский Парфений в январе 1827 года _тридцатилетнего_ монаха (т.е. Владимира) посвятил в иеродиакона и иеромонаха, тогда как надобно бы сказать _тридцатипятилетнего:_ ведь преосвященный Владимир родился в июле 1791 года. 2) На стр. 174 под чертой в пятом примечании сказано, что преосвященный Владимир в январе 1845 года _в_Тобольске_ по случаю открытия в первый раз ярмарки служил при многочисленном стечении народа литургию, а по окончании ее, сильно согревшись, пошел на ярмарочное место и там при сильной вьюге совершал молебствие и при этом простудился (каковая простуда и послужила началом его предсмертной болезни); тогда как все это было _в_Тюмени._
P.S. К деятельности преосвященного Владимира в Тобольской епархии надобно отнести еще следующие его распоряжения: 1) в Тобольской епархии до 1843 года священники во время совершения проскомидии, приготовляя агнца, при еловах диакона: _прободи,_владыко,_ прободали агнца в верхнюю сторону, там, где буквы 1С. Преосвященный Владимир, заметивши неправильность в совершении обряда, противную притом не только указанию служебника, но и евангельскому сказанию о Господе Иисусе _(един_от_воин_копием_ребра_Ему_прободе._ Иоан. 19, 34), указом консистории предписал всем священникам и иеромонахам прободать агнца со стороны, сбоку, в мягкость; 2) узнавши, что святитель Димитрий Ростовский первоначально рукоположен был в митрополита Тобольского и что он некоторое время (1701 год), хотя и заочно, живя в Москве, управлял Сибирской епархией, преосвященный Владимир приказал поминать сего святителя на всех отпустах, как-то: литургия, всенощного бдения и пр. во всех церквах Тобольской епархии.
15 октября 1862 г.
Омск.
СПРАВЕДЛИВО ЛИ, ЧТО ИРКУТСК ВИДЕЛ СРЕДИ СЕКЯ ИЕРАРХОВ КОЛЕЕ, ЧЕМ ТОБОЛЬСК?[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Справедливо ли, что Иркутск видел среди себя иерархов более чем Тобольск? // Прибавление к Иркутским епархиальным ведомостям. 1867. № 8. 85-92.]
Автор статьи: _Сколько_Иркутск_с_своего_основания_видел_иерархов,_ помещенной в 49 номере «Иркутских епархиальных ведомостей» 1866 года, в самом начале ее сказал: «Отдаленный Иркутск может похвалиться пред другими городами Сибири тем преимуществом, что видел среди себя большее число иерархов, чем Красноярск, Томск и самый Тобольск[818 - Я, нижепоименованный автор статьи о виденных в Иркутске иерархах, вполне сознаю мою обмолвку. Я взял параллель только от современных святителю иркутскому Иннокентию Кульчицкому тобольских иерархов и не оговорил этого. Впрочем, даю спасибо моей обмолвке, без которой не было бы вызвано настоящее прекрасное возражение отца протоиерея Сулоцкого, доставляющее нам новое ознакомление с тобольскою иерархиею. Прот. Прокопий Громов.], и вслед затем насчитал архиереев, живших в Иркутске и только временно в нем бывавших, – 22, в том числе одного митрополита, 8 архиепископов, да сверх того пять кандидатов на епископство. Но он в этом случае обсчитался, по крайней мере крепко и много обсчитал некогда столицу Сибири, почти матерь всех сибирских городов – Тобольск. И в самом деле, возможно ли, чтобы Тобольск, который и существовать начал, и епархиальным городом сделался чуть не на сто лет ранее Иркутска, и чрез который притом долго и долго, лет двести или более, шел главный во всю Сибирь Российский тракт, возможно ли, говорю, чтобы Тобольск видел среди себя меньшее число иерархов, чем Иркутск? Это, конечно, только предположение, но оно оправдывается самым делом и основывается на самых положительных и неопровержимых фактах: в Тобольске с учреждения в нем архиерейской кафедры, и именно с конца 1620 года, и по настоящий, было и жило одних правящих архипастырей, включая сюда и настоящего преосвященнейшего, целых 27, а именно: Киприан Старорусинов, Макарий Кучин, Нектарий, Герасим Кремлев, Симеон (это все архиепископы), Корнилий, Филофей Лешинский, Иоанн Максимович, Антоний Стаховский, Арсений Мацеевич, Антоний II Нарожницкий, Сильвестр Гловацкий, Павел II Конюшкевич (а это все митрополиты), Варлаам I Петров, Антоний III Знаменский, Амвросий I Келембет[819 - Это имя вызывает дорогое воспоминание в моей жизни. В 1822 году я имел счастие не только принять благословение сего маститого старца в Тобольске, да и удостоен был его гостеприимства. Памятен даже разговор его при этом случае: «Я становлюсь и глух, и слеп, – говорил он, – я просил об увольнении, а мне дали на клобук крест, но крест ни слуха, ни зрения мне не прибавил». Речь его была малороссийская. П. П. Г.], Амвросий II Рождественский, Евгений Казанцев, Павел III Павлов, Афанасий Протопопов, Владимир Алявдин, Георгий Ящуржинский, Евлампий[820 - Пятницкий Петр Никитич. Ред.], Феогност и Варлаам II[821 - Кроме 27 перечисленных архипастырей, Тобольск имел еще двух: св. Димитрия Ростовского и Никодима Ссрбницкого, но я их здесь не назвал, потому что Тобольск их не видал: они правили один 9 месяцев, а другой год Тоб. епархиею заочно, не выезжая из России. Автор.] (а эти все, кроме Владимира, опять архиепископы) и в том числе, как видели мы здесь же, 10 митрополитов, 16 архиепископов и один епископ[822 - Впрочем, справедливость требует заметить здесь, что Тоб. епархиею в сане епископа управляли и еще два архипастыря, и именно Варлаам 1 (24 года) и Феогност (года четыре или лет пять), но после они, и притом на Тобольской же епархии, пожалованы были саном архиепископа.], тогда как в Иркутске (даже если взять и ранее учреждения в нем самоместной епископии, и именно с учреждения в нем викариатства Тобольской епархии, т.е. с 1707 года) было и жило правягцих-то преосвященных, со включением и настоящего архипастыря, только 14. Прочие же восемь особ архиерейского сана, и именно митрополит Филофей Лещинский, Иоасаф Болотов, Иустин, Петр, Павел, Вениамин, Иннокентий, архиепископ Камчатский, и Никодим, епископ Енисейский, которые включены автором названной статьи в число 22 иерархов, виденных среди себя Иркутском, были, а отчасти и доселе бывают в нем только временно или проездом на свою епархию, или для принятия хиротонии, или по каким-нибудь другим экстренным причинам, как, например, Иустин Вишневский, викарий Казанский, приезжал для освидетельствования мощей святителя Иннокентия, а преосвященнейший енисейский Никодим приезжал для совместного с епархиальным архиереем рукоположения преосвященного селенгинского Вениамина. Но, может быть, автор статьи, говоря, что Иркутск видел среди себя больше иерархов, чем... и самый Тобольск, разумел в отношении к сему последнему не все время существования в нем архиерейской кафедры, а только тот его период, в который стала существовать таковая кафедра и в Иркутске? Соглашаюсь и на такое предположение, хотя в самой статье и не видно повода так предполагать, так думать; только Тобольск и при этом ограничении, т.е. и с 1707 года, видел среди себя местных, правящих архипастырей больше, чем видел таковых у себя Иркутск: там с 1707 года и по настоящий год, начиная с митрополитов Филофея Лещинского и Иоанна Максимовича и оканчивая настоящим архипастырем, их было 18, а здесь, т.е. в Иркутске, было их (также и со включением настоящего высокопреосвященнейшего Парфения), как сказано выше, только 14.
Правда, автор статьи «Сколько иерархов видел у себя Иркутск» к числу виденных Иркутском иерархов относит не одних местных преосвященных, а и других, таких, которые были или и доселе бывают в нем только временно, например, проездом или по особенным надобностям. Только Тобольск опять и в этом отношении все-таки превзойдет Иркутск: в последнем, как и видели мы выше, таких преосвященных перебывало только восемь, тогда как в первом проездом их перебывало, по крайней мере (говорю: по крайней мере) 12, в том числе десять иркутских, и именно: Варлаам Коссовский, все три Иннокентия, Софроний, два Михаила, Вениамин (Багрянский), Ириней и Нил, один камчатский (Иннокентий Вениаминов) и один же Томский (Агапит). Пишущий жил в Тобольске всего только 10 лет, жил притом в такое время, когда главный Российский тракт давно уже проходил мимо Тобольска, гораздо южнее его, а между тем из приезжих иноепархиальных преосвященных видел там четырех сейчас названных: камчатского и томского и сверх их двух иркутских – Иннокентия III (Александрова) и Нила. Заметим здесь, что некоторые из названных двенадцати преосвященных в проезд чрез Тобольск останавливались на довольно долгое время, даже (например, Михаил Миткевич и Михаил Бурдуков) служили в той или другой тобольской церкви.
В статье, о которой идет речь, названы и пять кандидатов на епископство, т.е. пять духовных лиц (начальник Камчатской миссии архимандрит Иоасаф Хотунцевский, ректоры Иркутской семинарии архимандриты Николай и Варлаам, священник одной из иркутских церквей Георгий (в монашестве Герасим) Добросердов и настоятель Пекинской миссии архимандрит Гурий[823 - Здесь автор немного обчел уже и Иркутск, и именно не упомянул не один раз бывшего в Иркутске начальника Пекинской миссии арх. Гервасия Линцевского, который после (с 1757 г. по 1769-й) был Переяславским (что ныне Полтавский) епископом. Ист. Иер. Росс. Ц. изд. 2.1. 1, стр. 388.], которые или жили в Иркутске, или только проезжали чрез него и которые после удостоены были епископского сана. Но если и в этом отношении сравнить Тобольск с Иркутском, то первый далеко превзойдет последний: Тобольск видел среди себя кандидатов на епископство, сколько мне это известно, не пять, а по крайней мере одиннадцать: и эконома Тобольского архиерейского дома, родом из тобольских дворян, игумена Иоанникия Павлуцкого, впоследствии епископа Воронежского[824 - Ист. Иер. Росс. Ц. ч. 1. изд. 2, стр. 388.], семь ректоров Тобольской семинарии, архимандритов: Михаила Миткевича, Михаила (до монашества учителя семинарии и священника Тобольского собора Матвея) Бурдукова, впоследствии иркутских преосвященных, Филарета, впоследствии Киевского митрополита, Евгения, после экзарха Грузии, но умершего четыре с половиною года тому назад Псковским архиепископом, Иоанникия, впоследствии епископа Кавказского, Иону, после викария Пермской епархии, епископа Екатеринбургского, и Порфирия, недавно скончавшегося епископом в Томске, и трех начальников миссий, которые названы и не названы между кандидатами на епископство, виденными Иркутском, и именно: Иоасафа Хотунцевского, Гервасия Линцевского и Гурия.
Нет, Иркутск превосходит Тобольск по отношению к архиерейству, святительству не числом архиереев и кандидатов на архиерейство, живших или только бывавших в нем, а тем, что в нем, в его храмах в течение последних лет было совершено четыре хиротонии во епископы и что один из его иерархов причислен церковью к лику святых угодников Божиих, который близ его и почивает нетленно своими мощами; в Тобольске никогда не бывало первой, т.е. хиротонии во епископы, и доколе нет последнего, т.е. чтобы кто-либо из живших в нем иерархов[825 - Из иерархов тобольских, но в Тобольске не живших, причислен к лицу угодников Божиих святитель Димитрий Ростовский.] был причислен к лику святых.
Автор статьи, о которой здесь все еще продолжается речь, говорит о себе самом, что из 22 иерархов, живших или только бывавших в Иркутске, он лично принимал благословение от шестнадцати, начиная с преосвященного Вениамина Багрянского. Если так, то он принимал благословение и от преосвященного Иустина[826 - Да! Принимал и двукратно: в Перми в 1818 году, следуя в Моск. д.академию, и в 1822 году, возвращаясь из академии. П.П.Г.] Вишневского, который был в Иркутске в 1801 году, и от Иоасафа Болотова, который рукополагался в Иркутске в архиерея в 1799 году, и, следовательно, ему, писавшему статью, даже если б он был подносим на благословение к двум сейчас названным преосвященным в пеленках на руках матери или няни, во всяком случае не менее или близ 70 лет. Да благословит Господь его старость и да обновит Он силы его юностию орлею и еще на многие лета, между прочим и для писания таких и подобных интереснейших для живущих в Сибири статей! Но в Тобольске и опять есть редкость, достойная быть ему противопоставленною – это тамошний кафедральный протоиерей П.А. Ф-н[827 - Имел я честь видеть в Тобольске в 1822 году и сего уважаемого мужа (старцем он тогда не был) Петра Андреевича Фелицына, помнится, несшего обязанность ключаря. П.П. Громов.]. Он еще деятелен, бодр и даже свеж, а ему далеко уже за 80 лет, он священствует уже слишком 60 лет (кажется, с 1804 или 1805 года) и занимает место кафедрального протоиерея с половины 1826 года, следовательно, уже 41 год, он и в Тобольске-то служит, а не живет только, уже при одиннадцатом архипастыре[828 - Я служу при девятом, кои суть: Михаил, Ириней, Мелетий, Иннокентий III, Иннокентий Камчатский, Нил, Афанасий, Евсевий, Парфений. П. П. Г.], да до приезда в Тобольск, бывши московским академистом и калужским и вологодским семинаристом, жил и служил в разных, соответственных тогдашнему своему возрасту послушаниях еще у нескольких владык; само собою разумеется, что от всех их он принимал лично благословение, да принимал благословение и от других владык, какие только в его бытность проезжали чрез Тобольск, например, от иркутских Михаила И, Иринея, Иннокентия III, Нила, камчатского Иннокентия и томского Агапита. У старца тобольского в сравнении со старцем иркутским недостает только одного: того, чтобы он, _подобно_сему_ кого-либо из кандидатов на епископство взрастил и воспитал[829 - Да разве где-нибудь было говорено, что я взрастил и воспитал? О. протоиерей Сулоцкий под сим разумеет разве то, что Господь сподобил меня чести быть преподавателем уроков двум из ныне здравствующих епископов. П.П. Громов.] в Тобольской семинарии, по той, конечно, причине, что не состоял и не состоит на службе в сей семинарии.
24 января 1867 г.
Омск.
НЕЧТО О МИССИЯХ В ТОБОЛЬСКОЙ ЕПАРХИИ[ПУБЛИКУЕТСЯ ПО ТЕКСТУ: Сулоцкий А.И. Нечто о миссиях в тобольской епархии // Прибавление к Иркутским епархиальным ведомостям. 1870. № 2. С. 24-25; № 3. С. 29-37.]
Во всех сибирских епархиях есть еще из туземных населений неверующие в единого истинного Бога и Его единородного сына Господа Иисуса Христа, и в каждой из них (кроме разве Енисейской) есть для обращения тех неверующих свои миссии, например, в Томской епархии есть миссия Алтайская, в Иркутской – Забайкальская и Иркутская, в Амурской – Амурская, Североамериканские, Чукотская и пр. В Тобольской, на самом ее севере, и именно в Березовском крае, существуют три миссионерства: Обдорское, Кондинское и Сургутское, – и существуют частию для обращения неверующих из самоедов и остяков того края, частию для укрепления в вере христианской и правилах святой жизни верующих, по крайней мере крещеных из них. Обдорское миссионерство, с 1854 года состоявшее только из двух миссионеров, с 1867 года состоит уже из трех миссионеров-священников, из которых один (иеромонах Соловецкого монастыря Иринарх) обязан постоянно разъезжать с походною церковью в сопровождении одного причетника и толмача по правой стороне Обской губы и до губы Тазовской, где кочуют с своими чумами и оленями так называемые низовые самоеды, а два других должны поочередно ездить, с другою походною церковию и одним же причетником, по левой стороне Обской губы до Урала среди приуральских самоедов так, чтобы один священник три месяца жил на месте при своей приходской, обдорской церкви, а другой в эти три месяца был в разъездах, потом этот бы жил три месяца на месте, а другой путешествовал бы; дьякон обдорский, постоянно оставаясь на месте, обязан учить в обдорской школе самоедских и остяцких детей закону Божию и русскому языку. В Кондинском монастыре миссия существует с 1844 года и состоит из его настоятеля и двух иеромонахов; в монастыре открыта и содержится на счет казны[831 - На 1000 рублей ассигнациями.] школа из 10 остяцких мальчиков, которых миссионеры учат русской грамоте и закону Божию[832 - Некоторые мальчики из этой школы, а также и из Березовского уездного (гражданского) училища поступали и поступают в Тоб. дух. училище и отсюда переходят и в семинарию Тобольскую. Из них один самоед в прошедшем году кончил курс сем. учения и теперь где-нибудь между своими родичами священствует.]; от времени до времени они и объезжают с походною церковию остяцкие жилища с целию поддерживать и утверждать христианство в крещеных (еще митрополитом Филофеем между 1712-1727 гг.) остяках и обращать встречающихся там некрещеных.
Сургутское миссионерство собственно-то существует только с 1867 года и состоит из двух священников и трех причетников. Двум предыдущим миссионерствам, кроме жалованья миссионерам[833 - Обдорским с 1867 года по 500 рублей каждому, а сургутским – по 350 рублей тому и другому. Кондинский настоятель с 1844 года получил 285 рублей, а для его помощника по миссии – по 143 рубля. По скольку теперь они получают, пишущему неизвестно.], даются, хотя и небольшие, средства на разъезды, и именно на плату толмачам, плату возчикам, а также на приобретение вещей, нужных для крещаемых, и вообще на расходы по миссиям, а Сургутское почему-то на этот предмет не получает ничего, впрочем, вероятно, в тех мыслях, что поездки сургутских миссионеров должны ограничиваться только одним районом их прихода на пространстве от 20 до 150 верст в один конец. Однако ж сургутские священники от времени до времени путешествуют не только для исправления треб у своих прихожан из инородцев, а единственно с целию обращения неверующих, и их путешествия бывают иногда при помощи Божией не без успеха, даже можно сказать – с отличным успехом. Вот что старший сургутский миссионер (местный священник и благочинный окрестных церквей) Василий Кайдалов писал об одном таком своем путешествии к одному же из старых своих знакомых от 3 марта минувшего 1869 года: «По обязанности миссионера я с пономарем С. и толмачом Ей. в исходе ноября прошедшего 18 года с Божиим благословением предпринял путешествие к самоедам язычникам с целию обращения их в христианство. После трехдневного путешествия, встретил я таких самоедов, кочующих чумами, в числе 80 человек и, призвав Господа Бога на помощь, предложил им слово спасения; но не скоро мое предложение принято было неверующими: шаман их, по имени Лыпшу, вступил с нами в резкий разговор и от лица всех 80 самоедов объявил, что они решительно не хотят креститься, потому-де, что и деды, и прадеды их держались той же веры, какой держатся и они. В таких обстоятельствах, оставив в покое шамана и прочих, я обратил речь мою к хозяину чума осьмидесятилетнему старику Епыши, и тот, помогающу Богу, на предложение мое принять крещение отвечал с ироническою улыбкою: «Не знаю, буду ли креститься»; то же говорил и его сын; последний, в знак непременного своего желания принять крещение, даже подал мне руку. По кратком наставлении в вере христианской (учить долго в чумах, урмане[834 - Большой частый, почти непроходимый лес.] и среди сородичей язычников невозможно), во славу Божию и во спасение самих изъявивших желание оставить язычество, мною окрещено было 11 человек того и другого пола. Прочие, и в том числе названный выше шаман Лыпшу, решительно отказались от принятия спасительной веры вместо их погибельной. Затем по указанию новокрещенных мы отправились далее на северо-восток, в многочисленные (до 20) чумы, и также с целию обращения неверующих. Но и здесь вначале успеха проповеди не было никакого: шаман Лыпшу упредил нас приездом и успел вселить в неверующих дух противления. Однако же. по действию благодати Божией, силою слова Божия и при нашей настойчивости о принятии св. крещения, некоторые инородцы начали, видимо, колебаться в своем упорстве и пристрастии к идолопоклонству. Заметив это, мы обратили особенное внимание на сильных между инородцами старшин и – о чудо! – Господь призрел и на это погибавшее стадо: старшины, хотя и по долгом колебании, изъявили, однако ж, желание принять св. крещение и наконец приняли; за ними приняли крещение и все их сородичи, их подчиненные. И так – благодарение Господу Богу – в продолжение 12 суток нами просвещено верою Христовою язычников – стариков и старушек (калек), мужчин и женщин и малых детей, даже только лишь родившихся, – 311 человек».
Как смотреть на это многозначительное событие? Миссионер почти один и всего в 12 суток обратил к вере более 300 человек почти полудиких, притом крайне пристрастных к вере предков своих, сильно преданных грубой чувственности. _Сила_Божия_в_немощи_совершается,_слово_Божие_действенно._ Это главное, а затем уменье веропроповедника взяться за дело: в первом самоедском стойбище, как видели мы из его письма, он старался более всего подействовать на глав семейства, а в последних многолюдных стойбищах наибольшее внимание им обращено было на старшин; в первом наперед приняли св. крещение главы семейства, а в последних – старшины, им последовали прочие члены семейств, остальные обитатели чумов. Это в деле распространения христианства не новое и не единственное явление: уверовал в Кесарии Корнилий Сотник, уверовали и все другие язычники, бывшие в его доме при проповеди ап. Петра; принял крещение в Филиппах от руки ап. Павла темничный страж, за ним крестился и весь его дом (Деян. 10, 48, 16, 33); уверовал император Константин Великий, ему последовали сотни тысяч, даже миллионы его подданных – римлян и греков; принял христианство царь грузинский Вакурий с своею супругой, сделалась христианскою и вся Грузия; крестился наш Великий Князь Святый Владимир с своими сыновьями и боярами, и все жители Киева, а затем и все русские без сопротивления шли ко крещению, говоря, что если бы новая вера не была хороша, то князь и бояре не приняли бы ее. В семействах простых младшие члены и у народов, еще не зараженных гордостию мнимого просвещения, состоящих не на высокой степени образования, подчиненные или лица низших сословий во всем, между прочим и в делах веры, всего чаще следуют старшим, подражают примеру высших себя. Но не допущено ли в исчислении крещеных самоедов, скажут иные, преувеличения? «Нет», – отвечу на это; отвечать так заставляют правила, качества священника-миссионера, который завсегда, кроме мягкости характера и тихости действий, отличался честностию и справедливостию. А, впрочем, неверующий может, подобно Фоме, прийти и видеть, даже, так сказать, осязать событие, поверив его, например, или в самих самоедских чумах, или по росписям[835 - В списках тех инородцы обыкновенно обозначаются крещеными или некрещеными.], имеющимся в инородческих волостях и земском суде, и также и по росписям церквей как сургутской, так и соседних. Положим, скажут еще скептики, что число крещеных сургутским миссионером верно, но дело в том, какие меры были употреблены им при крещении, не было ли употреблено при этом с его стороны принуждения, насилия? Во-первых, не позволяет и думать об этом и о чем бы то ни было подобном характер миссионера, как всякому, знающему его, это хорошо известно: характер тихий, кроткий, миролюбивый. А, во-вторых, и это главное, возможно ли только троим (т.е. миссионеру с причетником и толмачом) употреблять насилие над суровыми полудикарями числом до 311 человек, притом в урмане (почти в непроходимом лесу)! Остяки, особенно живущие вдалеке от русских, а тем более самоеды, вовсе не агнцы: они, например, в 1832 и 1833 годах в Обдорске почти из рук миссионера иеромонаха Макария и его сотрудников отнимали, чуть не из купели вырывали и тех из своих сородичей, которые сами добровольно приходили к нему для крещения[836 - Странник 1867 года № 1, отд. 1, стр. 44–47.], и это делали они не в урмане, а в самом Обдорске, где довольно значительное русское народонаселение и где есть, хотя и небольшая, полиция. Заметим еще, что при описанном событии не было ни заседателя, ни другого кого-либо из земских чинов, которые могли бы, как прежде у иных из них иногда водилось, истязаниями, по крайней мере угрозами, помогать миссионеру в насильственном крещении полудикарей. Нет, вместо всяких сомнений и недоверий скажем лучше словами воскресшего Господа Иисуса: _блажен_и_не_видевшии_и_веровавиши_ (Иоан. 20, 29) и пожелаем, чтобы события, подобные сургутскому, почаще, по крайней мере хотя бы изредка, повторялись у нас в деле евангельской проповеди.
В Тобольской епархии (а также и в соседних с нею епархиях Томской и Оренбургской) есть и еще одна местность, где предстоит _жатва_многа_ для _делателей_ на ниве Христовой (Матф. 9, 37), – это Киргизская степь. Миссию здесь хотел было открыть еще в 1830 году преосвященный тобольский Евгений (это тот самый, давно уже лишившийся зрения, слишком девяностолетий старец, которого пятидесятилетний юбилей в архиерейском сане был празднован в прошедшем году в Москве в Донском монастыре), и действовать там в качестве миссионера весьма охотно соглашался было прибывший тогда по вызову преосвященного Евгения из Глинской пустыни в Тобольск архимандрит Макарий (Глухарев). Но миссия эта в то время не состоялась: тогдашний генерал-губернатор Западной Сибири Ив. Алек. Вельяминов на отношение к нему о миссии преосвященного Евгения отвечал, что сколько ни богоугодно намерение Св. Синода и распоряжение Его Преосвященства, но он не может осмелиться дать свое согласие на отбытие архимандрита Макария в Кокчетавский округ (первый, с которого было предположено начать проповедь христианства), не испросив на то... Высочайшего соизволения, потому-де, что киргизы вступили в русское подданство под условием, между прочим, чтобы укреплений и деревянных домов в степи не строить, пашен не пахать, мечетей и школ (а тем более отсюда, заключал генерал-губернатор, церквей и миссий, которые тоже своего рода школы) не заводить, ахунов и указных мулл (и тем более, отсюда заключали, священников и монахов) не определять и позволить детей своих не отдавать учиться («Странн.» 1860 года, авг., отд. 1, стр. 62; 1867 года № 2, отд. 1, стр. 58 и след.), – и приснопамятный о. Макарий после того избрал для своей миссионерской деятельности Алтай. В 1844 году один из преемников преосвященного Евгения по Тобольской епархии, и именно преосвященный Владимир, поручил было киргизов обращать в христианство одному священнику (помнится, Мих. Петухову), но поручение это сделано было, как вскоре оказалось, неудачно: миссионера самого епархиальному начальству нужно было обращать по крайней мере к добропорядочной жизни. В 1865 году два молодых казачьих офицера, решившиеся тогда принять сан священства и затем принявшие его, по ревности к вере и по знакомству с бытом киргизов вызывались было принять на себя обязанности миссионеров в Киргизской степи; но этого вызова нельзя было принять за серьезный, за уважительный, по молодости делавших вызов и неизвестности, как они поведут себя впоследствии. В то же время толковали было, писали и хлопотали об учреждении в Киргизской степи миссии или даже двух артиллерийский генерал Семенов и инспектор учебных заведений Министерства народного просвещения по Западной Сибири Барановский, но и их толки и хлопоты окончились ничем, частию за их скорым отбытием из Сибири, а более за неимением людей, способных к миссионерским трудам, а и еще того более за несуществованием и малейших средств к осуществлению их, хотя и добрых, намерений.
Впрочем, если бы теперь, рано или поздно, и открылась миссия в Киргизской степи, действия ее в настоящее время уже не могут быть так успешны и благотворны, как они могли бы быть в тридцатых годах. И, во-первых, в то время миссионер-то (арх. Макарий) был бы образцовый, а, вовторых, в то время самое-то поле было гораздо удобнее для миссионерского сеяния: киргизы, по крайней мере в большинстве, тогда были весьма плохие магометане, держались еще более язычества, чем магометанства, или лучше сказать, не имели почти никакой религии (поэтому-то они, как видели мы выше, при поступлении в русское подданство и просили, между прочим, о том, чтобы в степи мечетей и школ не заводить, ахунов и указных мулл не определять и пр.), но теперь они уже не то, чем были за 40, за 50 лет, теперь у них при всех бывших приказах, а также при султанских юртах есть уже деревянные мечети; теперь у них не только при мечетях, а и во многих аулах есть уже свои школы, у них есть и указные муллы, и притом почти все из фанатиков-татар[837 - Впрочем, в последнее время киргизам предписано иметь мулл только из среды самих себя.], есть даже ахуны (вроде наших уездных протоиереев и благочинных), теперь у них водятся и Коран, и другие относящиеся до магометанской религии книги и книжки, в настоящее время они уже лучше прежнего исполняют и религиозные магометанские обряды и лучше, чем в старые годы, знают самые догматы магометанства; а всякому известно, что обратить к христианству магометанина несравненно труднее, чем обратить язычника, особенно грубого шаманца. Дело здесь в том, что гражданская власть, робевшая в 1830 году дозволить учредить в степи христианскую миссию, с тех пор не оробела, что, конечно, служит к пользе государственной, построить там города, укрепления, станицы и в них даже церкви (конечно, это для русского народонаселения), поселить целые казачьи полки, ввести хлебопашество и пр., и пр., но в то же время каким-то образом она попустила, что уже вовсе не может служить к пользе государства, укрепиться, как сейчас видели мы, среди полуязычников фанатическому исламизму («Странник» 1867 г. № 2, отд. 1, стр. 58 и сл.).
25 июня 1869 г.
Омск.
АРХИЕРЕИ ИЗ СИБИРСКИХ УРОЖДЕНЦЕВ, МЕЖДУ ПРОЧИМ ИОАННИКИЙ ПВЛУЦКИЙ, ЕПИСКОП ВОРОНЕЖСКИЙ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Архиереи из сибирских урожденцев, между прочим Иоанникий Павлуцкий, епископ Воронежский // Тобольские губернские ведомости. 1858. №40. С. 618-625. Кроме указанной, имеется также публикация: Странник. 18. Т. 4. Сентябрь.]
Из служивших в Сибири (архимандритами, игуменами и проч.), но родившихся и получивших образование в (Европейской) России, немало архипастырей и прежде было, и ныне есть. Из прежде бывших вспомним 1) об _Афанасии_Любимове,_ первом архиепископе Холмогорском и Архангельском[839 - Сей преосвященный служил в Сибири при первом Тобольском митрополите Корнилии (1664-78), сначала в сане иеродиакона ризничим при Тобольском соборе, а потом в сане иеромонаха игуменом Далматовского Успенского монастыря. См. статью Абрамова: Материалы для истории христианского просвещения в Сибири84, помещенную в Журн. Нар. Пр. на 1854 г. №№ 2 и 3, стр. 20. Впрочем, о преосв. Холмогорском Афанасии доколе еще не дознано надлежащим образом, служил ли он только до архиерейства в Сибири или был природный сибиряк. Если преосв. Афанасий и сибиряк был, то хорошее образование он мог получить и в Тобольске, где в его время, и именно при доме митрополита Корнилия, очень долго жил за что-то (только не за пороки) сосланный из Москвы отличноученый священник Юрий, родом серб85. Живши в Тобольске, Юрий написал прекрасную Грамматику славянского языка, за которую ученые называют его отцом славянской филологии, Обличение на Соловецкую челобитную, почти первое, по времени, сочинение из всех, писанных против раскольников; Трактат о крещении и еще какие-то два фолианта, полезные для русской истории. См. 4-й год чтений Истории и древ. Росс. кн. 1, 1848 г., отд. 3, и Иоанн Екзарх Болгарский Калайдовича, прим. 107.], который[840 - См.: Абрамов Н.А. Материалы для истории христианского просвещения Сибири ... // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. – Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 63– 96. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).] в 12 году[841 - Юрий, родом серб – Юрий Крижанич (1617–1683 гг.), хорватский историк, общественный деятель, идеолог панславизма. В 1661 г. приехал в Россию, был сослан царём Алексеем Михайловичем в Тобольск. В 1681 г. на латинском языке вышло в свет его «Повествование о Сибири...». Из ссылки вернулся в 1667 г., после смерти Алексея Михайловича.] на соборе в Грановитой палате успешнее всех там бывших преодолевал раскольников и которого за это Никита Пустосвят чуть было не задушил; 2) о _Варлааме_Коссовском,_ викарии тобольской митрополии и первом Иркутском епископе (1707– 1714), а потом архиепископе Тверском; 3) о _Гервасии_Линцевском,_ епископе Переяславском и Полтавском[842 - Преосв. Гервасий до рукоположения в епископа 10 лет управлял нашею духовною в Пекине миссиею. См. Ист. Иер. Р. Ц. ч. 2, стр. 477– 79. Ч. 1, изд. 2, стр. 388. Еще: Маяк на 1843 год, мес. окт.]; 4) о _Иоасафе_Хотунцевском,_ викарии Новгородском[843 - Иоасаф Хот. пять лет (1745–50) во главе дух. миссии чрезвычайно успешно проповедывал Слово Божие камчадалам. Ист. Обоз. Сиб. 1, 364, 3, 19. Сиб. Вест., ч. 18, стр. 79–86. Христ. чтен. на 1831 г., с. 44.]; 5) о _Михаиле_Микевиче_, епископе Иркутском[844 - Михаил Миткевич до епископства в Иркутске служил более 20 лет учителем, префектом и ректором Тоб. семинарии и в то же время архимандритом сначала Тюменского, а потом Тоб. Знаменского монастыря.] (1772–1789); 6) _о_Николае,_ епископе Калужском[845 - Преосв. Николай до рукоположения в епископа служил в Иркутске ректором тамошней семинарии и настоятелем Вознесенского монастыря.] и 7) в конце прошедшего года скончавшемся _Киевском_митрополите_Филарете_ Амфитеатрове[846 - Покойный Киевский митр. Филарет служил несколько лет ректором Тоб. семинарии и архимандритом Знаменского монастыря. Из Тобольска он уехал, кажется, в 1812 году в Петербург, где первоначально исправлял чреду священнослужения, а потом должность инспектора Петербургской духовной академии. См. Историю. Петерб. Д. Ак. Чистовича, стр. 248.]. Из ныне правящих своими паствами, а прежде, до архипастырства, служивших в Сибири, назовем преосвященнейших: 8) _Евгения,_ прежде екзарха Грузии и архиепископа Астраханского, а ныне архиепископа Псковского; 9) _Иоанникия_, прежте епископа Вятского, затем Оренбургского, наконец Кавказского, а ныне живущего на покое в Нежинском Благовещенском монастыре Черниговской епархии; 10) _Иону,_ епископа Екатеринбургского, викария Пермского[847 - Все эти три архипастыря служили в Сибири ректорами Тоб. семинарии и настоятелями Тоб. Знаменского монастыря, первый в 1819–23 годах, второй – в 1826 и частию в 1827 г., а третий – шесть лет, между 1830–36 гг. Впрочем, преосв. Иона может быть причислен к архипастырям и собственно из сибирских урожденцев. То правда, что он получил первоначальное образование в Пермской семинарии, да и взрос из епархии Пермской, по родился он в Тобольске, когда отец его, учась в богословском классе Тоб. семинарии, служил диаконом при Благовещенской церкви, имел дом там, где теперь немецкая кирка, да и взрос-то в той части Пермской епархии, которая лежит на восток от Урала (отец его священствовал, кажется, в Алапаевске) и которая, след., по географ, разделению принадлежит к Сибири.].
Но из урожденцев сибирских святительские кафедры прежде занимали только двое: _Иоанникий_Павлуцкий,_ епископ Воронежский, и Михаил II (в миру священник Матвей _Бурдуков),_ сначала епископ, а потом архиепископ Иркутский (1814–1830), а ныне занимает место всего один – архиепископ Якутский, Камчатский и Алеутский _Иннокентий_ (до монашества протоиерей Иоанн _Вениаминов)._ Причины сего явления такой скудости архипастырей из урожденцев сибирских очевидны: 1) в Сибири почти до настоящего времени очень мало было образованного духовенства; ученики сибирских духовных училищ и семинарий, зная, что праздных священнических и диаконских мест в Сибири всегда много, и надеясь поэтому и из причетников сделаться впоследствии священниками, диаконами, не заботились об окончании полного курса семинарского учения, оставляя учебные заведения очень рано, так что высшие их классы, и особенно богословский, оставались почти пусты: еще в давнее время, например, в Тобольской семинарии оканчивало курс не более (а иногда и менее) 20 человек. Заметим, что и такое малое число получивших полное семинарское образование поступало в епархиальное ведомство не каждогодно, а чрез два года, притом не в одну только епархию, а в две – Тобольскую и Томскую[848 - В 1838 г. в Тоб. семинарии окончило курс 17 человек. Из них 7 человек поступили в учители дух. училищ: омских, томских и тобольских; один отправился в Моск. дух. академию и еще один вышел в гражданскую службу. Значит, в священники и диаконы двух епархий поступило только 8 человек, и все слабейшие по учению сравнительно с теми девятью. И это не единственный пример.]. К тому же и из этих немногих, оканчивавших полный курс семинарского учения, иные, тяготясь скромною долею своего звания, соблазняясь светскою жизнию и рассчитывая на преимущества гражданской службы, не поступали в священники. выходили в светское звание; 2) из сибирских семинарий, за их отдаленностию и крайним малолюдством, очень мало бывало требовано для высшего духовного образования в духовные академии, почти в каждый курс только по одному человеку (исключения бывали редко), и из этих весьма немногих, поступивших в академии, ни там, в продолжение учения, ни после, на службе, почти никто не примал пострижения[849 - Из сибиряков, учившихся первоначально в Тоб. семинарии, а потом в дух. академии, сколько я знаю, в монашенском звании было только двое: иеромонах Нифонт (в мире Николай Ив. Попов) и архимандрит Евфимий (в миру Андрей Тимофеев Тыжнов, в академии переименованный в Милославова), бывшие ректоры Тоб. семинарии: первый в 1827 г., а последний в 1836–42 годах.] (по правилам православной церкви архиерейского сана удостаиваются только монашествующие, притом всего чаще из получивших высшее духовное образование, как наиболее способные к прохождению святого и столь высокого служения); 3) из сибирских урожденцев, как это замечено в течение 250 и 260 лет существования в Сибири монастырей, и вообще бывало и бывает мало желающих вступать в иноческое звание; а между немногими иноками из сибирских урожденцев, как из всяких, разумеется, было и бывает еще и того менее достойных и способных к прохождению святительского служения. Наконец, главное, 4) ежели по временам и бывали в сибирских монастырях, притом из сибирских урожденцев, истинные подвижники благочестия и люди, способные действовать и на высшей степени церковной иерархии, например, _Далмат_ (внук по матери крещеного тобольского татарина), основатель и первый игумен Далматовского Успенского на р. Исети монастыря, и сын его архимандрит _Исаак_[850 - Далмат и Исаак жили и действовали частию в первой, а более во второй половине XVII столетия. См. журн. Мин. нар. пр. на 1857 г., мес. февр.,' отд. 2, статья: Распростр. христ. в Пермской епархии, также: Материалы для стат. Росс. Имп., т. 2.]_,_ один из его преемников по упраатению Далматовским монастырем; иеромонах _Тихон,_ строитель Туруханского монастыря[851 - Записки о Енисейской губернии Пестова; также ист. Иер. Р. Ц.] (скончавшийся в 12 г.); старец _Герасим,_ иночествовавший и погребенный в Иркутском Вознесенском монастыре[852 - Описание Иркут. Возн. монастыря архиманд. Никодима.]; иноки _Мелевсипп,_Алексей_ и _Иоанн_Шарин,_ жившие и скончавшиеся в Спасском Якутском монастыре[853 - двое первых из них жили вскоре по построении Як. монастыря, значит, еще во второй половине XVII стол., а третий жил уже в настоящем столетии. См. Вест. Р. Геогр. Общ. на 1852 г. № 2, статья: Заметки о Якутске и якутах.]; и недавно умерший духовник Тобольского архиерейского дома иеромонах _Мисаш,_ то они за отдаленностию здешнего края от местопребывания высшего духовного начальства оставались в безвестности.
Биографий живых лиц, хотя бы они и заслуживали всеобщей известности, не пишут. А из биографий уже скончавшихся архипастырей из сибирских урожденцев мне доколе несколько лучше известна только биография Иоанникия Павлуцкого, епископа Воронежского. Ее теперь и представляю любопытству читателей «Тобольских губернских ведомостей».
Сведения, вошедшие в состав ее, заимствованы мною отчасти: 1) из фамильных преданий, до сих пор сохранившихся в потомстве сибирского дворянского дома Павлуцких, и 2) Истории иерархии Российской церкви, а более 3) из дел старого архива Тобольской консистории, которые мне привелось читать в 1844 году с дозволения покойного преосвяшеннейшего Владимира. Искренно сожалею, что мне не удалось получить жизнеописания преосвященного Иоанникия Павлуцкого, напечатанного в 29 номере «Воронежских губернских ведомостей» 1848 года[854 - Вестн. Р. Геогр. Общ. 1857 г. кн. 3, статья Пискарева.], несмотря и на сношения с их редакцией.
Преосвященный _Иоанникий,_ епископ Воронежский и Елецкий, происходил из дворянского рода Павлуцких. Род этот, ныне уже угасший в мужеском поколении, есть один из самых старинных по Сибири дворянских родов[855 - Род Павлуцких произошел от польского, вышедшего в начале XVII столетия в Россию и тогда же присланного на службу в Сибирь шляхтича Яна Павлуцкого. Ист. Об. Сиб. Словцова, кн. 1.], и здесь почти единственный помещичий, по крайней мере более значительный. В продолжение целых двух столетий он постоянно доставлял обществу полезных членов, как чиновников гражданских, так и лиц военных; для сибиряков особенно должен быть памятен майор Дмитрий Павлуцкий, павший в 1747 году на сражении против чукчей. Некоторые из рода Павлуцких с пользою служили и церкви, таковы: одна игуменья какого-то из женских сибирских монастырей и описываемый здесь епископ Иоанникий.
Преосвященный Иоанникий родился в 1699 году в Тобольске; отца его звали Стефаном (Павлуцким), а сам он при крещении наречен был Иоанном.
Преосвященный Иоанникий имел по своему времени достаточное образование: он писал крупным, четким, красивым почерком и правильно в отношении грамматическом; проходил должность казначея архиерейского дома к полному удовольствию четырех преосвященных: Антония I, Арсения Мацеевича, Антония 11 и Сильвестра Главацкого, преимущественно правивших тобольскою митрополиею, что весьма немаловажно в такое время, когда с должностью казначея была соединена и должность эконома архиерейского дома, когда за Тобольским архиерейским домом было до 4000 душ крестьян мужского пола и когда архиереи со всеми служащими при них содержались не жалованьем, а сборами с церквей и монастырей, также некоторыми податями с священно-церковнослужителей, доходами от ставленнических и других грамот и от обработки земли архиерейскими вотчинниками; по должности члена консистории писал резолюции дельные, основательные, управлял несколькими, преемственно одним за другим, монастырями и духовенством целых уездов, всегда с похвалою для себя от епархиальных начальств и с пользою для тех мест и лиц, которыми управлял; наконец, удостоен возведения в сан епископа в такое время, когда по всей России на архипастырских кафедрах восседали преимуществен но уже получившие образование или в Киевской, или Московской Славяно-греко-латинской академиях. Где же преосвященный Иоанникий получил свое образование? Конечно, дальнейшим, приличным и необходимым для особы архиерейского сана, образованием он одолжен был своим природным способностям, своей наблюдательности, чтению священных, отеческих, богословских и других полезных книг и общению со многими образованными лицами иерархии своего времени. Правда, в Тобольске в лета детства и юности преосвященного Иоанникия уже существовала на митрополичьем дворе архиерейская славяно-русская школа (в том здании, где теперь помещается кузница, что против колодца на архиерейском дворе); ее вел в 1703 и 1704 годах митрополит Филофей Лещинский; в ней учили русской грамматике [по букварю, Часослову и Псалтыри], церковному пению, славяно-российской грамматике, катехизису и «всему еже попу и диакону должно знать», по крайней мере так повелено было от императора Петра I[856 - Челобитная митр. Филофея Петру I от 31 дек. 1702 г. и ответ Государя на нее от 1 марта 1703 г. в архиве Тоб. коне. См. также мою статью: Митр. Филофей Лещинский, стр. 14.]. Но не думаю, чтобы молодой Иван Павлуцкий учился в этой школе: трудно, даже почти невозможно и предположить, чтобы богатый и по Сибири давно знатный дворянин согласился соединить, хотя и на время, судьбу сына своего с бедными митрополичьими школярами[857 - В первое время школьного учения, да и во все прошедшее столетие, не только в Сибири, но и во всей России духовные, наиболее состоятельные употребляли все меры к тому, чтобы детей своих избавить от помещения в училища, в семинарии. Потому в них и учились преимущественно сироты, которых некому было укрывать в домах, да дети бессильных, бедных причетников.], посадить его на одной скамье с сиротами лиц духовного звания да с причетническими и новокрещенскими детьми. Притом и указом Петра I об открытии школы на митрополичьем дворе предписывалось, вопреки желанию митрополита, принимать в нее детей единственно духовного сословия; только лет десять спустя по открытии школы митрополит начал помещать в нее, сверх священнои церковнослужительских детей своей епархии, детей вновь окрещенных им остяков, вогулов, тунгусов и других сибирских инородцев[858 - См. мою статью: М. Филофей Лещинский, стр. 15, 54 и 55.].
В Тобольске в начале XVIII столетия была и другая школа, в разных отношениях гораздо выше, совершеннее первой; в ней учили, кроме письма, чтения и пения, рисованию, языкам: латинскому, немецкому и французскому; арифметике, географии и Закону Божию; в ней ученики почти все и постоянно находились под самым строгим и вместе, так сказать, родительским надзором своих учителей, в ней вообще имелось в виду при воспитании религиозно-нравственное направление, и потому весьма значительная часть времени ежедневно употреблялась на молитву, чтение Св. Писания и нравоучительные беседы. Здесь я разумею шведскую школу, открытую в 1711 году немцем, прусским урожденцем, но шведской службы, а по вере протестантом из секты пиетистов, пленным драгунским капитаном Фон-Врехом с шестью другими пленными же и также из секты пиетистов шведскими офицерами, и содержащуюся, до заключения Нейштадского[859 - Нейштадский – современнная норма: Ништадский.] мира в 1721 году, на пожертвования от частных лиц как в самом Тобольске, так в особенности в Москве (от живших там немцев), а еще того более в Германии[860 - См. статью: Шведская школа, напечатанную в Жур. М. Нар. Пр. 1857 г., мес. июнь и затем перепечатанную в Тоб. Губ. Вед. 1857 же года, № 30.]. Но не думаю, чтобы Иван Павлуцкий учился в этой школе... Тобольский дворянский дом Павлунких всегда искренно был предан православной церкви и уже давно был чисто русского, старинного духа; невероятно, чтобы дитя из такого дома было вверено для учения и воспитания иностранцам и иноверным: предубеждение против иностранцев и иноверцев в начале XVIII столетия было сильное во всей России, тем более в Сибири; здесь за шведов и вообще за лиц неправославного вероисповедания не хотели выдавать девиц даже и тогда, когда Св. Синодом в 1721 году было издано _Разсуждение_ (написанное Феофаном Прокоповичем) _о_браках_правоверных_с_иноверными_ с доказательствами того, что такие браки дозволительны[861 - Слов. Пис. Дух. чина, ч. 2, стр. 305. Ист. об. Сиб. Словц., кн. 1.]. Во-вторых, в шведской школе в первые четыре года ее существования (1711 – 1714) учились единственно дети (обоих полов) пленных и даже взрослые шведы из нижних чинов, а из русских начали поступать в нее только с 1715 года (в этом году были отданы 4 мальчика, в том числе один сын полковника), но в 1715 году шестнадцатилетний дворянин Иван Павлуцкий уже оставил дом родительский и самый Тобольск и, как увидим ниже, укрылся в далекую обитель иноческую. В-третьих, и главное, то, что если б молодой Павлуикий учился в шведской школе, то, без сомнения, и несмотря на религиозно-нравственное направление ее воспитания, в нем не возникло бы так рано, да, вероятно, и никогда, желания оставить мир, посвятить себя жизни иноческой. Нет, молодой дворянин Иван Павлуикий, по всей вероятности, учился точно так же, как в его время учились все русские дворяне, и именно в доме родительском; а учить в домах, и учить хорошо, в начале XVIII столетия в Тобольске было кому; митрополит Филофей Лещинский в 1702 году столько привез с собой из Малороссии ученых монахов, что Государь Петр I, так много ревновавший о распространении просвещения в России и между прочим в Сибири, сочел нужным ограничить ревность помянутого Тобольского митрополита вновь вызвать к себе из Киева людей, способных к обучению детей в школах и к проповеданию Слова Божия: «К прежним монахам, – писал от 1 марта 1703 года дьяк Андрей Виниус по приказанию Государя, в ответ на челобитную о том митрополита Филофея, – ныне еще иные монахи (в Тобольск) отпущены, удоволиться бы (тебе, митрополиту) теми»[862 - Из челобитной м. Филофея Петру I и помет (резолюция) на нее, находящихся в делах старого консист. архива.]. Кроме ученых монахов, прибывших с митрополитом Филофеем в Тобольск в начале XVIII столетия, немало жило учившихся в Киевской академии _черкас_, т.е. малороссийских казаков, сосланных вследствие неудовольствий на поведения в их войске; из них у митрополита Филофея был составлен прекрасный хор певчих[863 - Из той же челобитной и пр.], а некоторые, как, например, Григорий Новицкий и Ив. Перевицский, были употребляемы им при распространении и поддержании христианства среди сибирских инородцев[864 - См. мое жизнеописание митр. Филофея, стр. 3, И, 54.]. Такие бедняки, без сомнения, рады были учить детей в домах, можно сказать, из-за одного куска хлеба.
Но у кого бы и где бы ни учился преосвященный Иоанникий Павлуцкий, только во время учения, по всей вероятности, или учитель много рассказывал ему о подвигах святых пустынников и монахов, или он сам с ревностию и внимательно читал незадолго пред тем вышедшие в свет Четьи-Минеи святителя Димитрия Ростовского. Весьма также вероятно и то, что он в родительском доме, находившемся в нагорной части города, вблизи от архиерейского дома и подле самого женского Богородице-Рождественского монастыря (на том самом месте, на котором находится ныне дом М.А. Жилиной, урожденной Павлуцкой) часто видал и монашествующих не только из сибиряков, но и киевлян, и монахинь и слыхал от них рассказы об иноческой, уединенной и благочестивой жизни. Только этим и разве еще особенным призванием Божиим, а не другим чем-либо, и можно объяснить в молодом дворянине, почти еще отроке (в какие-нибудь 14 или 15 лет от рождения) особенную наклонность к монашеской жизни... Быть может, молодой Иван Павлуцкий о желании оставить мир и сказывал своим родителям, но, не получив на то их согласия, он 16 лет от роду (значит, в 1715 г.) тайно оставил родительский дом, приплыл на дощанике в Кондинский монастырь и там по четырехлетием искусе, в 1719 году, на 20-м году жизни, с именем Иоанникия принял пострижение от игумена схимонаха Иоанна. Чрез 4 года (в 1723 году) после сего молодой монах был вызван в Тобольск, посвящен митрополитом Антонием Стаховским в иеродиакона и оставлен при архиерейском доме. Здесь он своим умом, распорядительностию и честностию вскоре обратил на себя милостивое внимание преосвященного и сделался одним из самых _приближенных_ к нему лиц; здесь же и по тем же своим способностям и добрым качествам иеродиакон Иоанникий, сверх того, получил должность _казначея_ архиерейского дома, должность, как мы уже видели, в то время сколько почетную, столько же и трудную, и исправлял ее к удовольствию четырех владык, что также уже было замечено, более 25 лет. В 1745 году иеродиакон Иоанникий неизвестно (по крайней мере пишущему) по какому случаю является в Нижнем Новгороде; там он на 44-м году жизни и на 24-м по пострижении в монашество был рукоположен в _иеромонаха_ знаменитым впоследствии епископом Нижегородским Димитрием Сеченовым[865 - Это-то обстоятельство, быть может, и было причиною возвышения пр. Иоанникия в последствии времени. Преосв. Димитрий Сеченов, узнавши его, при рукоположении в иромонахи, с отличной стороны, когда сам сделался (в 1752–67 г.) Нижегородским митрополитом и первенствующим членом Св. Синода (ист. Иер. Р. Ц., ч. 1, стр. 130), конечно, и кроме епарх. начальства, рекомендовал его сему высшему дух. правительственному месту.]. Но в том же или следующем 1744 году при митрополите Антонии Нарожницком Иоанникий снова возвратился в Тобольск, где и служил около семи лет по-прежнему казначеем архиерейского дома и, сверх того, _членом_ духовной консистории. В 1750 году преемник Антония II митрополит Сильвестр Гловацкий, уважая многолетние труды иеромонаха Иоанникия по прохождению должности казначея архиерейского дома и в вознаграждение за деятельность по консистории, представил Св. Синоду о посвящении его и затем, с согласия Св. Синода, посвятил его в _архимандрита_ Енисейского Спасского монастыря, причем он был сделан и _закащиком_[866 - Закащики в прежние времена исполняли обязанности (сравнивая с настоящим) уездных протоиереев и даже целых дух. правлений, сверх того, обязанности благочинных как градских, так и сельских церквей.] всего Енисейского округа, в то время, да еще и после долго, состоявшего в Тобольской епархии. Чрез шесть лет (в 1756 году) из Енисейского Спасского монастыря архимандрит Иоанникий был перемещен в том же звании в Звенигородский Московской епархии Саввин Сторожевский монастырь.
Но промысл Божий готовил заслугам по достоинству важнейшую награду и высшее назначение... В 1761 году упразднилась епископская кафедра в Воронеже, для замещения ее и был назначен архимандрит Иоанникий Павлуикий. Замечательно, что в _архиереи_ он посвящен в храмовый праздник Тобольского женского Богородице-Рождественского и вместе Никольского (в то время еще существовавшего) монастыря, к церкви которого дом Павлуцких всегда был прихож[867 - Нет нужды удивляться, что Тобольский женский монастырь имел приход: в старину и во многих местах монастыри имели приходы, а в Якутске Спасский монастырь имел приход (на 1000 верст в глубь Якутской области) и до настоящего времени. – Геогр. Фест. 1852 г., № 2.], а именно 6 декабря 1761 года, в день святителя и чудотворца Николая. В Воронеже преосвященный Иоанникий распустил семинарию, закрыл в ней высшие латинские классы и оставил только низшие русские[868 - Этими новыми сборами (с монаст. земель двадцатой, а с церковных тридцатой части хлеба), предписанными Дух. Регламентом, церкви и монастыри крайне тяготились, и потому они при первой возможности старались уклоняться от взноса их.]. В другое время это всякому можно бы поставить не в честь, только не в шестидесятых годах прошедшего столетия. Семинарии тогда жалованья от казны не получали, учеников, учителей и самые здания семинарские нужно было содержать из архиерейских, с Петра I уже весьма ограниченных, доходов и на некоторые сборы с монастырских и церковных земель, впрочем, почти никогда в исправности не поступавшие к епархиальному начальству[869 - См. 10-ю стр. жизнеописания Тихона Воронежского при первом томе его сочинений.]; способные учащие тогда были редки, и иногда и никаких нельзя было найти[870 - Киевский митр. Евгений, сочинитель означенного, в одном из предыдущих примечаний жизнеописания Тихона Воронежского (стр. 10) говорит: «Преос. Иоанникий был из неунившихся в школах, и когда прибыл в Воронеж, то уничтожил совсем латинское языкоучение, а учеников распустил». Здесь пр. Иоанникий назван не учившимся в школах, очевидно, в смысле как бы укоризны и для указания причины запрещения им латинских классов Воронежской семинарии, но сам же автор несколько выше поцитованного места рассказывает, что из трех латинских учителей Воронежской семинарии префект оной и вместе учитель риторики и пиитики (выше этого класса еще не было) Иерофей Милицкий перед приездом пр. Иоанникия был перемещен в Черниговскую семинарию, а учитель синтаксиса (по-нынешнему высшего отделения уездных духовных училищ) иеромонах Смарагд Расчисловский помер. Итак, что же было делать пр. Иоанникию с одним учителем для целой семинарии, и притом с учителем низшего класса? Не стали бы ученики семинарии проводить время в праздности и от праздности бесчинствовать, а между тем казну архиерейского дома изводить даром?]. К тому же и управлять семинариями в то время архиереи должны были непосредственно сами. Впрочем, недолго, всего один год и 26 дней[871 - Ист. Иер. Росс. Ц. ч. 1, изд. 2, стр. 371. Впрочем, это со времени рукоположения пр. Иоанникия, а если считать с его прибытия в Воронеж, что было в конце марта 1762 г., то всего только 9 месяцов. См. ст. 10 жизнеописания Тихона Воронежского при 1 томе его сочинений.] преосвященный Иоанникий управлял воронежскою паствою – 2 января 1763 года, на 64-м году от рождения, он отошел в вечность. К счастию воронежцев, преосвященный Иоанникий Павлуцкий был замещен весьма достойным преемником – преосвященным _Тихоном_ (Соколовым), который столько известен во всей России своими пастырскими и иноческими добродетелями, искоренением в Воронеже празднеств гнусного Ярилы и масленицы, особенно своими глубоко назидательными сочинениями.
ВОСПОМИНАНИЯ О НЕДАВНО СКОНЧАВШЕМСЯ ПРЕОСВЯЩЕННОМ ПЛАТОНЕ ТРОЕПОЛЬСКОМ, ЕПИСКОПЕ ТОМСКОМ И СЕМИПАЛАТИНСКОМ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Воспоминание о недавно скончавшемся преосвященном Платоне Троепольском, епископе Томском и Семипалатинском // Странник. 1877. Т. 2. Апрель. С. 133–145.]
Восьмого октября прошлого 1876 года скончался томский преосвященный Платон. О нем в наших газетах и духовных журналах было немного напечатано, а между тем он был один из самых досточтимых сибирских архипастырей... И я, за неимением под руками достаточных материалов, много сказать о нем не могу, однако ж, что знаю, сообщу, хотя в виде отрывочных воспоминаний.
Преосвященный Платон родился в 1818 году. Он был родом москвич, сын причетника, в миру носил имя Павла (Алексеевича), фамилию имел Троепольский. Образование первоначальное получил в Московской семинарии, а высшее – в Московской духовной академии, в XIV ее курсе. Был выпущен из академии в 1844 году магистром и по выпуске, по примеру почти всех академистов того времени, служил немало лет профессором семинарии (первоначально Каменец-Подольской).
Вопреки почти общего обычая ученых монахов своего времени постригаться в молодых летах, и именно или в течение академического курса, или тотчас по окончании его, Павел Алексеевич Троепольский не спешил принятием ангельского чина; наперед он испытывал и испытывал себя в жизни, сличал образ жизни мирской и монашеской, думал и думал о пострижении и принял его с именем Платона в Каменце в 1851 году, уже прослужив преподавателем семинарии около семи лет и бывши уже 32 лет от роду.
Путь восхождения наших ученых монашествующих по степеням иерархического служения известен: сначала они служили, а частию и теперь служат, в сане простых иеромонахов, потом иеромонахов соборных и игуменов, инспекторами семинарий, а иногда и академий, затем, в сане архимандритов, ректорами семинарий и даже иногда академий, а отсюда уже они возводились на степень епископскую. С Платоном Троепольским было то же самое: служил он, по пострижении, инспектором двух семинарий – Полтавской и Харьковской; в двух же семинариях – Владимирской и С.-Петербургской (в последней в 1860–1864 гг.) служил и ректором.
Служить ректором столичной семинарии далеко не то, что быть ректором какой-нибудь семинарии провинциальной: там надобно постоянно быть, что называется, настороже, находиться налицо пред академическим начальством (в то время семинарии были еще подчинены академиям), пред с.-петербургским архипастырем-митрополитом, пред членами и обер-прокурором Св. Синода, встречаться с членами духовно-учебного управления (тогда учебного комитета при Св. Синоде еще не существовало) и многими другими влиятельными лицами; и однако ж ректор Платон служил там так, что за свой ум, ученость, уменье преподавать богословские предметы и характер, за свою всегдашнюю тихость и ласковость, за свое уменье обращаться со всеми – с высшими и низшими, с подчиненными и начальниками, с сослуживцами и лицами посторонними – прослыл передовым деятелем духовной науки и начальником современным. Но в ректуре Петербургской семинарии конца 50-х и начала 60-х годов была и другая особенность... При Петербургской семинарии издавалась тогда «Духовная беседа», и ректор семинарии считался редактором ее. Названный журнал стал издаваться с 1858 года, а с 1860 года начали издаваться и другие духовные журналы, по мысли покойного митрополита С.-Петербургского Григория, с целию хотя сколько-нибудь привлечь светскую публику к духовному чтению, с целию, с одной стороны, сблизить духовную литературу с светскою, а с другой – по возможности и противодействовать двусмысленному, сомнительному в то время направлению сей последней. Очевидно, что вести журнал в таком духе и притом удовлетворительно при тогдашней еще непривычке духовенства к занятиям подобного рода – дело весьма и весьма нелегкое, а ректор Платон (вместе с инспектором семинарии Шавровьгм) вел его целых четыре года.
В половине декабря 1864 года архимандрит Платон Троепольский, быв 45 лет от роду, хиротонисан во епископа Екатеринославского и Таганрогского. Но возвышение на степень святительскую едва ли сопровождалось для него миром и покоем душевным: в Екатеринославе он должен был довершить (и, помнится, довершил успешно) давно начатые и уже не один десяток лет безуспешно продолжавшиеся хлопоты о постройке здания для семинарии, которая бедствовала, помещаясь в нескольких деревянных и давно развалившихся домах; он там должен был изыскивать средства для улучшения быта преподавателей семинарии и духовных училищ Екатеринославской епархии, которые, живя на окладах половины тридцатых годов и встречая возникшую в Новороссийском крае, да и везде после крымской кампании, дороговизну, терпели во всем крайнюю нужду и громко и горько на то жаловались[873 - Об этом и вообще о тогдашних порядках Екатеринославской епархии в свое время печатались письма в Правосл. Обозрении.]; ему там между прочим еще нужно было умиротворять, успокаивать и оживлять епархиальное духовенство, которое там, как было слышно тогда, при прежних порядках как-то особенно было принижено, встревожено и взволновано.
Менее чем чрез четыре года управления Екатеринославскою епархиею, и именно 21 августа 18 года, преосвященному Платону было указано перемещение на епархию Томскую с перемещением томского преосвященного Алексея (Новоселова) на епархию Екатеринославскую. Новое назначение огорчило, поразило Платона, и, как весьма многих, живущих в России, его страшило даже одно название – Сибирь; как человека, не богатого здоровьем, пугал также суровый и холодный климат сибирский[874 - И св. Димитрий Ростовский не поехал в Тобольск (куда он был рукоположен в митрополита) из боязни сурового сибирского климата.]; его крайне беспокоил и слух о возникших в Томской епархии в три предшествовавшие управления неурядицах в духовенстве и о большом количестве запутанных дел. По выезде из Екатеринослава владыка впал в уныние, почти упал духом, был готов проситься на покой. К счастью, в проезд чрез Москву и во время остановки его там он встретился с одним высокопоставленным лицом, которое и родилось в Сибири, и почти всю жизнь провело в той же Сибири; и лицо то сумело уверить преосвященного, что Сибирь не так страшна, как о ней толкуют в России, что и в Сибири немало есть добрых и благонамеренных людей, что в самой Томской епархии в иные управления, в управление, например, епископов Афанасия (после служившего в сане архиепископа в Казани) и Парфения (умершего в 1873 год архиепископом в Иркутске) беспорядков не было же[875 - Пишущий слышал это из уст самого преосвящ. Платона.] и пр., и пр. Как бы то ни было, только преосвященный Платон успокоился, предался в волю Божию и отправился в Сибирь, что было в конце ноября или в самом начале декабря 18 года.
Пишущему памятен проезд преосвященного Платона в декабре того же 18 года чрез Омск. Бывший в то время генерал-губернатором Западной Сибири недавно умерший Александр Петрович Хрущов, человек и вообще добрый, и, между прочим, очень расположенный к духовенству, телеграммой еще с дороги пригласил преосвященного остановиться в его помещении[876 - В доме Хрущова, разумеется, по его же усердному приглашению, помещались, когда приезжали в Омск при обозрении епархии, и два тобольских преосвященных – покойный архиепископ Варлаам и ныне правящий епархией епископ Ефрем.]; к приезду преосвященного Платона для его встречи были приглашены в генерал-губернаторский дом два старших (из омского духовенства) протоиерея, которые часу в 8-м или 9-м вечера вместе с радушным хозяином и его свитой и встретили владыку. Утром следующего дня преосвященный в сопровождении одного из упомянутых протоиереев посетил Омский собор, две приходские церкви и церковь Сибирской военной гимназии, любовался благолепием и чистотой их и обозревал представляемые его вниманию наиболее замечательные в них предметы: в соборе, например, ризы, евангелие и некоторые другие из церковной утвари вещи, присланные Императрицею Екатериною II при постройке его; в Ильинской церкви – список с Абалацкой иконы Божией Матери, особенно чтимой по всей Сибири, и икону Иосифа Песнописца и некоторых других святых, чтимых 4 апреля, написанную в память избавления от опасности Государя Императора и пр. Пред обедом с час времени преосвященному довелось на свободе побеседовать о былых временах с одним лицом, хорошо знающим некоторых из его товарищей по академии, а также из преподавателей сей последней и из лиц, где-либо вместе с ним служивших. К обеду ради гостя радушным хозяином было приглашено несколько лиц из старшего духовенства, несколько генералов и наиболее заслуженных из гражданских чиновников[877 - А.П. Хрущов из проезжих преосвященных (мы уже не говорим здесь о местных тобольских) богатым обедом угощал еще (в мае 1872 г.) туркестанского епископа Софония. Здесь кстати упомянуть, что добрейшим покойным генерал-губернатором такой же чести удостоен 15 сентября 1874 г. и Омский протоиерей Ст. Як. Знаменский по случаю празднования его пятидесятилетнего юбилея во священстве.]. Во время обеда или пред самым обедом один из главноправленских советников, в отделении которого преимущественно сосредоточивались дела по расколу, возраставшие иногда до нескольких сотен томов (в Томской епархии наших сектантов очень немало), полюбопытствовал знать, как преосвященный смотрит на раскол и раскольников. Ответ преосвященного в сущности был такой: оставлять раскольников без всякого наблюдения за их действиями нельзя, иначе они станут более и далее распространять между православными свои заблуждения, но преследовать их строгостями и бесполезно, как опыт показал, и не современно; что ж касается до обращения их, то это нужно предоставить времени, образованию, которое проникнет же когда-нибудь и в наши темные массы, а главное – милосердому, не хотящему смерти грешника, а вместе и заблуждающего, Господу Богу. Такой взгляд на раскол, притом взгляд архиерея, всем присутствовавшим очень понравился, у главноправленских при этом возродилась приятная надежда, что авось к ним поменьше станет поступать из Томской епархии досадных раскольнических дел. После обеда' и чашки чаю преосвященный немедленно отправился в путь. Протоиереи, хозяин и все соучастники в обеде, приняв от владыки благословение, проводили его на подъезд до экипажа с искреннейшими пожеланиями ему благополучного пути и всяких успехов по управлению новою паствою. Проводив, все только и говорили: «Вот бы побольше таких архиереев, вот бы такого преосвященного на 1М-скую епархию», и прочее в этом же роде.
В Томск прибыл преосвященный Платон пред Рождеством 18 года и управлял новою своею епархиею около восьми лет – до самой своей смерти в октябре прошлого года.
Живя в Томске, преосвященный не пользовался крепким здоровьем. Поэтому одно целое лето он провел вне Томска, в славящейся особенно благорастворенным воздухом долине р. Ульбы, впадающей в Усть-Каменогорске в Иртыш[878 - Ульба впадает в Иртыш действительно в Усть-Каменогорске, но Ульбинский казачий выселок, где жил преосвящ. Платон и куда ездят жить в летнее время ради здоровья и другие лица избранных сословий, распложен далее Усть-Каменогорска на 27 верст на юг от пего, по дороге к Бухтарме.] с правой его стороны, а в другое лето ездил для совета с лучшими врачами и собственно для лечения в Москву. Вследствие своего крайнего нездоровья он при обозрениях епархии почти нигде, особенно в сельских церквах, не говорил поучений и не делал на роду наставлений в вере и жизни, хотя в иных местах и духовенство, и народ желали бы послушать его: слабая грудь не дозволяла ему говорить громко и долго. Служил он всегда очень скоро, так что сослужащие ему священники и диаконы не успевали исполнять вовремя своего дела; он крайне боялся духоты, стесненного воздуха от множества в церкви богомольцев.
Но каково было управление преосвященного томскою паствою? По пословице «на всех не угодишь» или «на всех и Бог не угодит» и в Томске, и в Томской епархии были и найдутся лица, недовольные управлением покойного владыки, но это было меньшинство самое ограниченное, а большинство, притом состоящее из людей лучших, благонамеренных, уважало и любило его. А за что? Настоятельнейшие, вопиющие нужды духовных учебных заведений Томской епархии при преосвященном Платоне были удоалетворены, средства для улучшения быта учащих и для содержания казеннокоштных учеников, даже на постройку зданий для училищ при нем изысканы. Духовенство, до него в некоторой части своей тревожное, им умиротворено; неприятные дела, доставшиеся ему в наследие от предшествовавших времен, им покончены, и если возникали новые уже при нем, то возникали не по его вине. Занятия делами никогда, даже и во время болезней, преосвященный не прекращал, что подтверждается между прочим тем, что и в дни предсмертной своей болезни он много закончил бумаг, между прочим сам своеручно составил наградной список лиц духовных для представления в Св. Синод. Доступ к преосвященному всегда и для всех был свободен и никогда, по словам самих томичей, никогда никого не отпускал он от себя не вразумив; единственно во время тяжких болезней, из опасения еще более расстроить здоровье, он несколько ограничивал доступ, приказывая впускать к нему только начальников и еще тех, кто шел с каким-либо важным делом. При доступности он, сверх того, в обращении со всеми, даже и с низшими своими подчиненными был снисходителен, милостив, вежлив, гуманен. Один диакон говорил пишущему эти строки следующее: «Ну что значит в сравнении с архиереем наш брат дьякон, а сколько раз я ни являлся по делам своим к преосвященному (Платону), он всегда принимал меня, разговаривал со мною чисто по-человечески – мягко, даже деликатно, да и я, ободренный этим, говорил с ним не как прежде, а без робости и страха, свободно». От этого томичи и говорили (по поводу присутствования на панихидах, совершавшихся по преосвященном, всего высшего чиноначалия), что чиноначалие томское невыразимо любило, почитало и уважало преосвященного за его ум, образованность, деликатность, ничем и никогда не возмущаемую, а лица духовные, описывая погребение преосвященного и свои скорби по нем, выражались между прочим гак: «Да подаст ему Господь Бог вечный покой и сотворит ему вечную, вечную, вечную память; ибо жизнь при нем была нам не жизнь, а блаженство». А сколько покойный владыка был смирен и чужд гордости, превозношения человеческого, это всего лучше доказывают его распоряжения касательно своего погребения: он завешал погребсти его не в церкви, а на монастырском (Алексеевского монастыря, в котором и дом архиерейский) кладбище, по северную сторону алтаря домовой архиерейской церкви; для погребения его не приглашать из соседних епархий архиерея, а совершить над ним погребальный чин местному духовенству, и, наконец, при погребении не говорить ни проповеди, ни речей.
Приступим наконец к описанию (со слов и на основании писем очевидцев) последней болезни, кончины и погребения преосвященного... В одной из церквей города Томска есть придел во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Туда преосвященный Платон и зван был служить 1 октября литургию. Он дал обещание, но в таких словах: «Если угодно будет Господу и буду жив, то у вас буду». Значит, преосвященный и ранее октября уже чувствовал себя нездоровым. 30 сентября, в четверток, на Покров Пресвятыя Богородицы, преосвященный начал было служить в своей домовой церкви всенощную. Но во время литии, после головопреклонной молитвы и пропения певчими: «Аминь», он не мог идти к сосуду с хлебами, пшеницей, вином и елеем для благословения; ему сделалось дурно, и его до амвона вели под руки, а от амвона несли уже на руках. Певчие в то самое время запели: «Ныне отпущаеши раба Твоего...». Это всех крайне поразило (приняли за предвестие смерти преосвященного), народ (а народу была полна церковь) стоял в каком-то онемении и ожидал чего-то страшного! Больше владыка уже не выходил из алтаря и всенощную докончил священник. Понятно, что 1 октября преосвященный нигде литургии уже не служил.
Немного поправившись после болезни[879 - Последняя болезнь преосвященного была отек легких и парачич сердца. От этой болезни он чуть было не умер еще 23 года тому назад, нотогда какой-то доктор спас его, а спасши, настоятельно советовал ему ничем не тревожиться, беречься всячески раздражения. Преосвященный свято исполнял этот совет и всегдашним спокойствием, постоянною сдержанностию сохранил жизнь еще на 20 слишком лет.], вечером 2 октября, что было в субботу, владыка стоял всенощное бдение в своей домовой церкви с тем, чтобы на следующий день, в воскресенье, служить литургию: у него был ставленник, и ему хотелось, посвятивши, отпустить его домой. Но утром 3 числа ему стало худо, и он и в воскресенье литургию служить не мог, а вечером того дня ему сделалось и очень худо. В это время в домовой церкви служили акафист пред Иверской иконой Божией Матери, которую в Томске нарочито для того каждое воскресенье приносят из часовни; народу в церкви было весьма много, как и всегда бывает, между прочим и потому, что почти всегда читают акафист сами архиереи, а поют архиерейские певчие. В тот вечер читал акафист за болезнию преосвященного эконом архиерейского дома. Вдруг его потребовали к больному; он, передав книгу другому, поспешил в архиерейский дом, тут послали за доктором и ректором семинарии. Началось общее смятение, акафист кончен со слезами. После акафиста духовенство, бывшее при служении, и народ (а его в церкви не только не уменьшилось, а, напротив, умножилось, потому что при вести в городе об усилении болезни владыки начали собираться и не бывшие при акафисте) собрались в кружки и дожидались известий о дорогом здоровье своего уважаемого и любимого архипастыря, но известия приносились все печальные: «Ему, – говорили, все хуже и хуже». Уже поздно вечером разошлись все с поникнутыми головами. Однако ж после употребления разных медицинских средств и мер больному стало несколько легче, по крайней мере дыхание у него сделалось свободнее. Бывшие при больном лица духовные, преклоняя колена, поодиночке просили его благословения, и он, подумав, благословлял каждого и затем заснул. Жители Томска обрадовались было при вести об этом, но их радость была очень непродолжительна: преосвященному на следующее же утро (4 числа) опять стало хуже, что и продолжалось до 6 октября. 6 числа преосвященный приобщился св. тайн, для чего, впрочем, еще сам собою вышел в алтарь, даже был в состоянии сделать земной поклон. После приобщения больному снова стало легче, слышавшие об этом горячо благодарили Господа Бога. Владыка принимал потом посетителей, например, генерал-губернатора, с которым довольно долго и беседовал; принимал и должностных лиц, и просителей, если только они являлись с более или менее важными делами и просьбами. В эти дни преосвященный, как выше замечено, закончил много деловых бумаг и своеручно составил наградный список духовных лиц для представления Св. Синоду и подписал его. Быть может, здоровье владыки и поправилось бы или по крайней мере жизнь его и еще на несколько времени продлилась бы, но, к несчастию, в то время он узнал об одном весьма неприятном для него, оскорбительном для его архиерейской власти деле; навел справки – дело оказалось существующим. Преосвященный возмутился крайне, и его здоровье тотчас же окончательно расстроилось. Около полудня 8 числа послали за членами консистории и некоторыми другими лицами из высшего томского духовенства; духовные, прибывши в архиерейский дом, нашли владыку сидящим и тяжело дышущим; врач, тут находившийся, тихо говорил, что скоро кончается, умирающего положили на постель, и он тихо повернулся на бок. Ректор семинарии архимандрит Моисей стал читать молитву на исход души, прочие, отошедши в сторону, молились: «И так в 3 часа и 20 минут пополудни, – пишут томичи, – не стало нашего дорогого архипастыря. Гул монастырского колокола сообщил печальную весть всему городу. Можно вообразить, что тогда было со всеми нами! Какой ужас, какие слезы!». Тотчас почившего одели во все новое платье, заранее им приготовленное и никогда не ношенное, посадили его в кресло и на кресле снесли с верхнего этажа в зало нижнего; здесь при пении целого архиерейского хора облачили его во все архиерейские одежды, а затем перенесли в домовую церковь. Народу собралось в церковь множество, отслужили торжественную панихиду, причем один из протоиереев прочитал часть духовного завещания – ту, в которой архипастырь завещал, чтобы похоронить его на монастырском кладбище, чтобы отпеть его без архиерея одному местному духовенству и при отпевании не говорить ни проповеди, ни речей. С сих пор и до погребения постоянно, при возглашении от диаконов, читалось евангелие городскими протоиереями и священниками, и каждодневно служились соборные панихиды, причем всегда присутствовало и высшее начальство, которое особенно уважало и любило покойного владыку. Тотчас по смерти посланы были телеграммы в Св. Синод, родному брату покойного (отставному учителю одной из московских гимназий) и некоторым другим лицам.
Наступило и 12 октября – день погребения преосвященного Платона. Литургию совершили 14 человек, в числе которых было два архимандрита, несколько протоиереев, прочие священники, а в отпевании участвовало и все томское духовенство. Во время отпевания диаконы, стоя отдельно, позади архимандритов, на облачальном амвоне, пели: _волною_морскою_, а ученики семинарии и Томского духовного училища вместе с диаконами отвечали на все 19 икосов возвышенным и особенного напева тоном: _аллилуиа_ и _со_святыми_упокой._ Семинаристы стояли по сторонам храма на террасах, а певчие – на хорах. Народу было чрезвычайно много, так что далеко не все могли поместиться в храме и весьма многие стояли на обширной монастырской ограде (площади). К счастию, день был прекрасный, тихий, довольно теплый, солнце ярко светило, двери церкви были отворены, окна открыты, посему пение литургийное и погребальное было слышно всем, и вне церкви находившимся. По окончании отпевания фоб с останками преосвященного вынесли из церкви протоиереи и священники, обнесли его кругом церкви и спустили в могилу, поя: «Вечная память, вечная память, вечная память!». Плачу, слез было много. Проповеди и речей, при всем желании разных лиц почтить ими усопшего, не было согласно завещанию покойного. Согласно же завещанию, как сейчас сказано, и погребен приснопамятный для томской паствы архипастырь не во храме, как обыкновенно погребают преосвященных, а на монастырском кладбище, по северную сторону алтаря домовой архиерейской церкви. Из сказанного также видно и то, что при отпевании преосвященного Платона не было никакого архиерея[880 - Вполне уверены, что енисейский преосвященный (Антоний) охотно бы поспешил к отпеванию преосвящ. Платона: во-первых, от Красноярска до Томска и не очень далекс} (550 верст), а во-вторых, предместник настоящего енисейского преосвященного (Никодим) приезжал же в 1866 году в Томск для погребения преосвящ. Виталия; а втретьих и главное – настоящий енисейский архипастырь служил в Екатеринославе ректором семинарии, когда епископом там был преосвящ. Платон, и пользовался расположением сего последнего.], а и это также последовало согласно завещанию.
10февраля 1877 г.
Омск.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ МАНСВЕТОВ НА СЛУЖКЕ В ТОБОЛЬСКЕ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Григорий Иванович Мансветов на службе в Тобольске (к биографии обер-священника Мансветова) // Странник. 1863. Т. 4. Ноябрь. С. 52–64.] (К БИОГРАФИИ ОБЕР-СВЯЩЕННИКА МАНСВЕТОВА)
Профессор С.-Петербургской духовной академии Ловягин в краткой биографии обер-священника армии и флотов Григория Ивановича Мансветова называет его одним из «трудолюбивейших и полезнейших духовных особ, действовавших во благо Церкви и отечеству в первой четверти нынеш-' няго столетия» и сожалеет, что обстоятельства жизни его гораздо меньше известны, нежели его сочинения, а редакция «Странника» обещается «подробнейшие сведения как о частной, так и об общественной жизни его принимать с благодарностию, кем бы они ни были доставлены»[882 - Стран. 1863 г. № 6, отд. 1, стр. 127.]. Вызванный этим, я с охотой сообщаю, что знаю об обер-священнике Григории Ивановиче Мансветове.
1) Григорий Иванович действительно, как говорит г. Ловягин, был сибиряк, уроженец Тобольска. Только родовая его фамилия была не Мансветов, а _Мисюрев:_ переменена же была она у него уже начальством Тобольской семинарии, частию по ее неблагозвучию, а более из желания обозначить фамилией отличавшее его от всех других учеников семинарии качество, кротость (mansuetus – кроткий, тихий нравом). Такие и подобные перемены фамилий в сибирских семинариях до начала пятидесятых годов настоящего столетия вовсе не составляли редкости. Сибирское духовенство, не как европейско-русское[883 - Духовенство в России действительно почти до самого последнего времени не имело родовых фамилий, и священники, диаконы и причетники, когда нужно было под чем-нибудь подписываться, весьма нередко подписывали только свои имена и отчества. От этого, когда нужно было представлять им сыновей своих в училища, они записывали их и по собственному желанию, и по воле и советам ректоров и смотрителейпод разными фамилиями: одного, например, Троицким, Рождественским, Воскресенским, Никольским, Знаменским (по престольным праздникам церквей, при которых они служили), другого Ростовским, Селецким, Кохомским, Сытиным, Якимовским (по селам, в которых они жили), третьего – Розовым, Розиным, Виноградовым, Лавровым, Соколовым, Соловьевым и проч. и четвертого каким-нибудь Сперанским, Кандидовым, Кинорским, Алявдиным, Фелицыпым и проч., и проч.], всегда имело свои наследственные, родовые фамилии; только эти фамилии, надо признаться, нередко были тривиальные, неблагозвучные, вроде уличных прозвищ, например, Зудилов, Дергачев, Хнюнин, Тетюев, Разсохин, Дерябин[884 - По всей вероятности, с такими и подобными фамилиями многие в сибирском духовенстве оттого, что оно вышло чуть ли не наполовину в XVII и XVIII столетиях из среды грамотных крестьян. Часть сибирского духовенства происходит и от новокрещенных сибирских инородцев (Кыштымовы, Бекреевы, Бурдуковы и проч.).] и пр. Преосвященным тобольским и иркутским, равно как ректорам сибирских семинарий с их префектами и инспекторами, привыкшим слышать фамилии Троицких, Рождественских, Воскресенских, Виноградовых, Розовых, Розиных, Сперанских, Кандидовых и подобные, сибирские фамилии не нравились, и они эти не нравившиеся им фамилии переменяли на более деликатные и благозвучные, обращая внимание, при перемене, либо на душевные качества учеников, либо на их наружный вид, либо на какие-нибудь случайные обстоятельства[885 - См. Духовн. Беседа 1863 года, № I, стр. 27.]. От этого в сибирском (Западной Сибири) духовенстве и явились из Дерябиных Цветковы, из Хнюниных Боголюбские, из Зудиловых Зефировы, из Тыжковых, Милославовы, из Дергачевых Арамильские, из Серебренниковых Аргентовские, из Поповых Бенкогены[886 - Аргентовские – те же Серебренниковы, но только по-латыни, и Бенкогены те же Поповы, но только по-еврейски. Эти две фамилии были переменены не по неблагозвучию их, а единственно потому, что в одном курсе случилось много софамильцев, так надобно было как-нибудь оразнообразить их прозвища, чтобы отличать одного ученика от другого.], точно так и из Мисюрева вышел Мансветов.
2) Обстоятельства отправления Григория Ивановича для дальнейшего образования из Тобольской семинарии в высшую С.-Петербургскую семинарию, переименованную при Императоре Павле I в духовную академию, были следующие: Тобольская семинария до 1743 года существовала под именем школы и это название удерживала со времен просветителя сибирских инородцев, митрополита Филофея Лещинского – именно с 1702 или 1703 гг. Учителя в ней были первоначально все малороссияне: или из Киевской академии, или из Черниговской семинарии; затем учили хотя и туземцы, сибиряки, но не имели высшего образования, а получали образование только семинарское. Между тем епархиальному и семинарскому начальству хотелось, чтобы наставники у него выходили, если и из своих же воспитанников, то с высшим образованием, дабы чрез это уровень науки в духовенстве и целой епархии Тобольской по возможности был поднят. Да и само правительство указом 1788 года повелевало епархиальным архиереям лучших студентов и учеников своих семинарий для приготовления к учительскому званию отправлять в Петербург, в тамошнюю высшую Невскую семинарию. По силе этого указа в том же 1788 году из Тобольска в Петербург на первый раз были отправлены ученики философии (по-нынешнему – среднего отделения) Лев Васильевич Землянинын и Петр Андреевич Словнов. Они везли с собою письмо тогдашнего тобольского преосвященного Варлаама Петрова к родному брату его, С.-Петербургскому митрополиту Гавриилу, и с этим письмом сибирские питомцы поручаемы были особенному вниманию его высокопреосвященства. Когда Земляницын и Словцов возвратились в Тобольск и заняли по предназначению учительские места в семинарии: первый богословия с званием префекта, а второй – философии, высшего красноречия и математики, – тогда на место их в начале 1793 года был отправлен Григорий Мисюрев, или тогда уже Мансветов. Он недолго учился в семинарии (менее четырех лет), но отлично успевал и весьма хорошо вел себя, а от роду было ему в то время не полных 18 лет. В высшей С.-Петербургской семинарии, а по переименовании в академии, ему надлежало слушать уроки шесть лет – с марта 1793 и по конец 1798 года.
3) Возвращение Григория Ивановича Мансветова в конце 1798 года в Тобольск было самое благовременное: помянутый выше сначала соученик, потом некоторое время сослуживец, а главное, до конца жизни друг знаменитого Сперанского Петр Андреевич Словцов, человек весьма даровитый, честной, строгой жизни, но резкий на словах, в конце 1793 или в начале 1794 года в какой-то царский день произнес в Тобольском кафедральном соборе такую проповедь[887 - Из одного дела 1800 года, находящегося в архиве Тобольской семинарии, видно, что ученые духовные лица, между прочим учителя семинарии, до 1794 года пользовались в Тобольске как бы привилегией говорить свои проповеди без цензуры. Но с этого времени вследствие события с Словцовым преосвященный Варлаам строго предписан «Без аппробации ректора или префекта семинарии отнюдь никому не говорить проповедей». Мало этого, все проповедники по произнесении своих проповедей должны были представлять их для хранения в семинарскую библиотеку. Но тут вышла другая беда: некоторые учителя, как, например, учитель семинарии и соборный священник, впоследствии курганский протоиерей, Наркисс Никитин, по самолюбию, не хотел представлять своих проповедей ректору, прежде бывшему своему соученику и сослуживцу, а теперь уже ректору Тобольской семинарии, архимандриту, впоследствии архиепископу Иркутскому, Михаилу Бурдукову и за то подвергся ответственности – был записан в черную семинарскую книгу.], что она по окончании литургии (впрочем, уже в квартире) была у него отобрана полицией и отослана в Петербург, а за ней чрез несколько времени туда же отправлен был и сам автор, чтобы потом окончить свое поприще в Валаамском монастыре. Правда, при предстательстве преосвященного Варлаама за неосторожного молодого учителя пред митрополитом Гавриилом, а чрез митрополита Гавриила пред высшим гражданским и духовным начальством, Словцов оправдался, найден, как ученый, в Тобольске непонятым, по крайней мере признан гораздо менее виновным, чем как судили о нем в Сибири, и прощен; мало этого, после того он был даже определен учителем красноречия в С.-Петербургскую духовную академию. Но Тобольской семинарии от этого не было пользы: без Словцова в ней две кафедры, именно высшего красноречия[888 - В этом классе переводили с филологическим и риторическим разбором латинские речи лучших авторов; с таковым же разбором читали русские проповеди и другие сочинения и, кроме того, задавали учившимся собственные сочинения для подражания образцам. Учились высшему красноречию студенты богословия и философии.] и математики, в продолжение пяти лет оставались закрытыми. Эти-то предметы[889 - Преподавание математики в Тобольской семинарии при Мансветове ограничивалось почти одной арифметикой.] и, кроме их, еще вновь введенный в Тобольскую семинарию немецкий язык в январе 1799 года и поручили молодому, только что прибывшему из Петербурга учителю Мансветову. Впрочем, немецкому языку Григорий Иванович учил недолго. Престарелый и не получивший школьного образования преосвященный Варлаам по наветам недобрых людей вскоре начал смотреть на этот учебный предмет не только как на излишний, но и как на вредный для семинаристов, потому, гласила данная им резолюция, что немецкие писатели все вольнодумцы и развратители и что в семинарской библиотеке находится только одна немецкая книга, да и та о женских болезнях (между тем как их там было более 50 и в том числе несколько очень хороших, по крайней мере была немецкая Библия[890 - Архив правления Тобольской семинарии.]).
4) Григорий Иванович Мансветов вступил в брак с простою, но доброю мещанской девушкою по фамилии Седовой, потом 9 октября 1799 года был рукоположен в диакона градской тобольской Михайло-Архангельской церкви и на диаконской степени пробыл три с половиною года. Это при крайнем в ту пору недостатке в образованных людях духовного звания в Тобольской епархии (да и почти во всякой другой) может показаться странным. Но такая странность легко объясняется правилами жизни и деятельности тогдашнего преосвященного тобольского Варлаама: этот кроткий и благочестивый семидесятилетний старец был искренний любитель и строгий блюститель церковного благочиния, уставов церковных и свято-отеческих правил; он, например, любил и от всех в своей епархии требовал, чтобы чтение в церквах производилось громко, внятно и неспешно, чтобы пели при богослужении не торопясь, искусно, правильно, чтобы служба совершалась непременно по уставу, без всяких сокращений и опущений; и потому давал места не только священнические и диаконские, но и причетнические не иначе, как под непременным условием, чтобы искатели их умели между прочим хорошо читать и правильно петь и знали церковный устав[891 - Для этого во всю бытность преосвященного Варлаама в Тобольске (кроме того, что в семинарии и низших духовных училищах, бывших тогда почти во всех монастырях, а также в уездных городах, по крайней мере некоторых, при заказных правлениях, было обращено строгое внимание на пение, чтение по церковной печати и на церковный устав) при архиерейском доме постоянно существовала русская школа, состоявшая из двух отделений с двумя учителями-диаконами: в одном приготовлялись ставленники к причетническим должностям, т.е. учились петь, читать и отправлять богослужение по уставу, а в другом – к диаконской и священнической. Все бывшие в этой школе и самые ее учители состояли под главным смотрителем эконома архиерейского дома (игумена Абалацкого монастыря Маргарита), жили тут месяца по два, по три, по полугоду, по году и более и содержались, смотря по состоянию, кто на свой счет, кто на счет архиерейского дома или даже на счет самого игумена Маргарита.], и, кроме того, он терпеть не мог производить во священники людей молодых, не достигших еще тридцатилетнего возраста, хотя бы ищущие степени священства были и доброй нравственности, и с хорошими познаниями, например, кончившие курс семинарского, даже академического учения. Отступление от этого правила у него, во все 34 года управления тобольскою паствою, бывало чрезвычайно редко, едва ли не один раз, едва ли не по отношению к одному только академисту и префекту семинарии, вышеупомянутому Льву Земляницыну, который вскоре по возвращении из академии был рукоположен (1792 г.) не только во иерея, но даже в протоиерея, притом кафедрального. Таким образом, и академисту, учителю семинарии Мансветову при Варлааме довелось поступить только в диаконы и служить диаконом, как уже замечено, целых с три с половиною года.
5) Набожный, кроткий, но уже престарелый архиепископ Тобольский Варлаам Петров скончался 27 декабря 1802 года, а на место его 23 марта 1803 года прибыл в Тобольск из Вологды архиепископ же Антоний III Знаменский. Чрез девять дней по его прибытии (2 апреля), как показано у г. профессора Ловягина, Гр. Ив. Мансветов был рукоположен во священники к Тобольскому кафедральному собору[892 - А не к Тобольской Софийской церкви, как сказано в напечатанной биографии Мансветова.], потом, чрез пять с половиною месяцев после того, определен членом тобольского семинарского правления и присутствующим Тобольской духовной консистории, а чрез девять (1 января 1804 года) сделан и епархиальным цензором проповедей. Преосвященному Антонию весьма нетрудно было заметить и оценить способности и достоинства учителя своей семинарии, равно как своего диакона и потом священника, чтобы возводить его по степеням епархиальной службы: во-первых, этот преосвященный был один из образованнейших наших архипастырей того времени; во-вторых, Мансветова знал он с отличной стороны и прежде своего прибытия в Тобольск, потому что во всю бытность Григория Ивановича в академии преосвященный Антоний служил в ней сначала префектом, потом ректором и профессором.
6) Но как на свете все суета, все непостоянно, то и благоволение архиерейское к Григорию Ивановичу скоро изменилось и даже перешло в явное нерасположение. Не больше, как чрез год по посвящении Мансветова во священника и по возвышении его на епархиальной службе, преосвященный Антоний приказал ему уезжать из его епархии, перепроситься в какую-нибудь другую, и он перепросился в полковые священники, именно в Ширванский полк, в ведомство обер-священника армии и флотов. Что была за причина такого крутого поворота обстоятельств, такого быстрого перехода архиерейского благоволения в неблаговоление? Преосвященный Антоний Знаменский при многосторонней учености, при самой строгой жизни, совершенной нестяжательности, редкой заботливости об усовершенствовании подчиненных ему (преемственно в разных епархиях) семинарий, о преподавании в них наук и воспитании духовных юношей (иных даже на собственный его счет) и попечительности об устроении сирот[893 - Все это известно более из документов, хранящихся в архивах консисторском и семинарском, отчасти и в Тобольске, где преосвященный Антоний служил с небольшим три года, но гораздо более доказательств на то в Ярославле, где его служение продолжалось 14 лет (в 1806–20 годах) и где еще многие из старцев духовного звания помнят его. по крайней мере слыхали о нем от своих отцов. Пишущему известно о качествах преосвященного Антония из рассказов о нем, слышанных частию от родных и других духовных лиц еще на родине, в Ярославле, а более в Тобольске из рассказов преосвященного Афанасия Протопопова (умер в 1842 г.), который сам был родом из Ярославской епархии, служил при Антонии учителем семинарии (до конца 1808 года, т.е. до отъезда в спб. академию) и пользовался его благоволением.], был пастырь болезненный (страдал от солитера) и подверженный чему-то вроде ипохондрии, отчего был сильно бранчлив, взыскателен, переменчив в своем расположении к окружающим его. Вообще, всем служившим во время его управления той или другой епархией вдалеке от него, не на глазах, был он отец и благодетель, а кому приходилось служить близ него, например, в консисториях, семинариях и при кафедральных соборах, для тех бывал крайне тяжел. Итак, что терпели от этого другие, то, к сожалению, довелось потерпеть и описываемому здесь лицу. Но была и другая, особенная причина неблаговоления преосвященного Антония к Мансветову. В 1804 году преосвященный Антоний по старому обычаю назначил семинарский диспут[894 - Почти все доселе изложенные сведения заимствованы мною для других целей еще в 1841 году из архива Тобольской семинарии, но начинающийся рассказ о семинарском диспуте и неприятных от него последствиях для Мансветова почти буквально взят из письма ко мне такого человека, который был личным свидетелем этого события и которому теперь уже 80 лет.] и притом в архиерейском доме; на диспуте присутствовали, кроме преосвященного, преподавателей семинарии и семинаристов старших классов, градские священники, лучшие чиновники и почетнейшие из граждан. Предмет диспута был промысл Божий: _дефенсором_ (защитником) избран ректор семинарии архимандрит Михаил Бурдуков[895 - О нем уже упомянуто в одном из предыдущих примечаний.], а _оппонентом,_ или _оппугнатором_ (официальным противником, опровергателем), его выставлен Григорий Иванович Мансветов. Мансветов, более учившийся[896 - Ректор Михаил получил только семинарское (в Тобольске) образование.], обладавший лучшим даром слова и знанием диалектики, чем ректор, совершенно сбил сего последнего с толку. За ректора вступился было сам преосвященный. Но Григорий Иванович и с ним до того спорил, что наконец получил приказание замолчать... Мансветов опровергал защитников существования промысла Божия, спорил с ними, шумел единственно потому, что ему назначена была роль оппонента; он следовал обычаю всех средневековых диспутантов – биться до последних сил, хотя бы то в неправде и во лжи, или, пожалуй, допустим и это, по молодости своих лет, даже, быть может, из желания выказать себя пред публикою, но преосвященный Антоний посмотрел на это иначе: он стал думать, что Мансветов и в самом деле вольнодумец[897 - От плод их (людей) познаете их... Не может древо... зло плоды добры творити (Магф. 7, 16. 18). А плоды Мансветова: 1) жизнь и служба его, впоследствии постоянно награждаемые и 2) его нравственно-религиозного содержания сочинения: автор, напр., «Училища благочестия» мог ли быть вольнодумцем, безбожником?]. На беду Григорий Иванович имел завистников между сослуживцами, которые никак не могли простить ему того, что он, человек еще молодой и так мало служивший в сравнении с ними, так высоко уже стоял на степени епархиальной службы. Эти завистники сочинили, будто бы Григорий Иванович по целому городу хвалился своей победой над ректором и архиереем и будто бы многим говорит вроде, например, того, что преосвященный мал ростом[898 - Преосвященный Антоний действительно был очень мал ростом.], мал и умом, и клевету свою умели передать часто бывавшим у преосвященного Антония по делам и для беседы лекарю Амб. и архитектору Д., а те не преминули сообщить и тому, кого она касалась. Подозреваемый в вольномыслии и оклеветанный, он был позван к владыке и получил приказание без объяснения причины проситься в другую какую-нибудь епархию. Тщетно просил он объяснить по крайней мере причину такой немилости, напрасно, даже со слезами, умолял он некоторых из лиц, более близких к преосвященному, о ходатайстве за него, об отмене отданного ему приказания: преосвященный остался неумолим. После того Григорий Иванович просил оренбургского преосвященного о принятии его в свою епархию – этот отказал, просил пермского – и этот отказал. Наконец он обратился с просьбою к обер-священнику армии и флотов Озерепковскому[899 - Павел Яковлевич Озеренковский был обер-священником армии и флотов по смерть свою – по май 1807 года.], и тот в январе 1805 года принял его в свое (армейское) ведомство и определил, как уже выше замечено, священником в Ширванский мушкетерский полк.
7) Григорий Иванович Мансветов, оставляя в начале 1805 года службу по Тобольской семинарии и Тобольскому кафедральному собору, думал, однако ж, быть может, жить и умереть все-таки на своей родине – в Сибири, в Тобольской губернии, потому что Ширванский полк, подобно некоторым другим пехотным и кавалерийским регулярным полкам, с давних пор безвыходно оставался в Западной Сибири около города Омска, на Иртышской линии, для охранения ее от набегов степных хищников – киргизов. Но вышло не так: по военным обстоятельствам России, да и всей Европы в начале настоящего столетия, в 1807 году все регулярные полки, а в числе их и Ширванский, из Западной Сибири выступили в Россию и с тех пор более уже не возвращались туда. Само собою разумеется, что вместе с полком оставил Сибирь и полковой его священник и более уже никогда не видел ее. И это сделалось к лучшему, это было устроено Господом Богом как для блага самого Григория Ивановича, так и для успешного совершения тех трудов на поприще религиозно-воспитательной литературы, которым впоследствии он посвятил свою деятельность. Не погони его преосвященный Антоний или не выступи Ширванский полк в Европейскую Россию, этот прекрасный цветок сибирского духовенства остался бы никем не замеченным, завял бы, исчах бы без пользы для себя и для других[900 - А этого было бы крайне жаль, тем жальче, что из сибирского духовенства вышло весьма мало хоть сколько-нибудь замечательных людей: на гражданском и вместе ученом поприще из сибиряков-семинаристов известен один только историк Сибири Петр Андреевич Словцов, а на гражданской службе отчасти, и то лишь отчасти, известны Голляховской (переименованный из Петухова) и Дерябин; даже архиерейский сан из природных сибиряков имели и имеют только шесть человек, трое уже умерших: Иоанникий Павлуцкий, епископ Воронежский (умер в 1763 г.), Михаил Бурдуков, архиепископ Иркутский (умер в 1830 г.) и Иона Капустин, викарий Екатеринбургский (умер в 1861 г.), и трое живых: Иннокентий Вениаминов архиепископ Камчатский, Герасим, нынешний викарий Новгородский, и Павел Попов, викарий Иркутский. Конечно, это печальное явление происходило и происходит частию от отдаленности и, от безвестности для высшего правительства, в какой живут сибиряки, а еще более оттого, что сибиряки-семинаристы почти до последнего времени не любили долго учиться – редкие из них оканчивали курс учения, и что из сибирских семинарий чрезвычайно помалу учеников вызывали (почти только по одному из куфса) для продолжения учения в духовных академиях.]. В самом деле, останься Мансветов в Сибири, много-много было бы, если б сделали его уездным, и только при самых благоприятных обстоятельствах, кафедральным протоиереем, а чтобы явились в свет его сочинения, например, вроде «Училища благочестия», «Поучения, как стоять в церкви», «Подарка детям на св. Пасху» и пр., об этом нельзя и подумать. Да если б Мансветов, оставаясь в Сибири и на епархиальной службе, что-нибудь и написал, то ни в каком случае не имел бы средств отпечатать, издать свои сочинения в свет: тобольский кафедральный протоиерей (положим, что Мансветов, как самый способный и достойный из тобольского духовенства, в 1821 или 1826 году, когда место кафедрального протоиерея оказалось вакантным, и был бы сделан кафедральным протоиереем) с тридцатых годов настоящего столетия и почти до самого настоящего времени получал 600 рублей ассигнациями жалованья да рублей около 200 или 300 ассигнациями доходу, а до тридцатых годов – и того менее. Скажем еще, что тобольские соборяне не имеют притом казенного помещения, отопления и освещения. Правда, Мансветов, сверх жалованья и доходов по собору, получал бы жалованье еще как учитель семинарии. Но велико ли было это жалованье? С 1799 по 1805 гг. Мансветов получал сперва за преподавание трех предметов: высшего красноречия, математики и немецкого языка – 160 рублей ассигнациями, а потом за преподавание только двух (предметов), т.е. высшего красноречия и математики, – 120 рублей ассигнациями; с 1809 года, когда Тобольская семинария стала содержаться и по 1818 год содержалась, вместо прежних двух или четырех восемью тысячами рублей, он получал бы по 200 или по 250 рублей ассигнациями; а с конца 1818 года, когда последовало преобразование семинарии, его жалованье увеличилось бы до 725 рублей ассигнациями. Но то еще вопрос: условия преобразования позволили бы Мансветову оставаться при семинарии? В пору преобразования семинарии наставники, получившие воспитание только семинарское или и академическое, но по старому их устройству (т.е. до 1809 года), и везде редко были оставляемы, а в Тобольской семинарии оставлен был только один – преподаватель математики, священник, после ключарь соборный П.М. Карпинский, тогда как даже префект и вместе учитель богословия (а иногда философии), кафедральный протоиерей Лев Землянипын должен был уступить свои должности прибывшему из Московской академии магистру первого ее курса по новому образованию, а сам низойти на должность смотрителя тобольских духовных училищ. Подобное весьма могло бы случиться и с Григорием Ивановичем; вероятно, и ему в таком случае, при одном соборном содержании, привелось бы думать только о насущном хлебе, а уже никак не о сочинениях и об издании их. Но велика милость Господня, что Господь, хотя сначала и тернистым путем, но все же вывел его из Сибири, поставил на другую, лучшую, более видную дорогу и тем дал ему возможность быть полезным (особенно посредством своих сочинений) для большего числа ближних, чем какому (числу) он мог бы оказать пользу, если б остался навсегда в Тобольске.
8) Заключу сведения об обер-священнике Мансветове замечанием, что по отъезде его в Европейскую Россию в Тобольской епархии остались родной его брат, священник Петр Иванович Мисюрев[901 - Мисюревых, хотя не все потомков брата Мансветова, в сибирском духовенстве немало и до сих пор.] (умерший около 1840 года в селе Ялуторовского округа, в бытность уже за штатом), и две сестры, что все они находились в небогатом состоянии и что добрый брат до самой своей смерти от времени до времени присылал им из Петербурга деньги.
7 октября 1863 г.
Омск.
ПРОТОИЕРЕЙ СТЕФАН ЯКОВЛЕВИЧ ЗНАМЕНСКИЙ[Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Протоиерей Стефан Яковлевич Знаменский. СПб., 1877. 16 с.] (БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК)
Второго апреля сего 1877 года в Омске скончался замечательный по своей честной, долголетней и вместе чрезвычайно труженической жизни в отдаленной Сибири, незабвенный протоиерей Стефан Яковлевич _Знаменский._ Жизнь, полная полезных трудов на пользу общества, всегда назидательна, а потому мы сообщим биографические сведения о названном протоиерее, какие нам удалось собрать или какие самим лично были известны.
Протоиерей С.Я. Знаменский был природный сибиряк и родился в самом начале августа 1806 года в Барнаульском округе от священника Иакова Знаменского. Образование он получил в Тобольской семинарии, тогда единственном духовно-учебном заведении в Западной Сибири. По окончании курса учения в июле 1824 года в числе первых студентов[903 - Курс, к которому принадлежал о. Знаменский, был довольно замечательный: из него человек пять поступили в гражданскую службу, а 24 человека вступили в духовные звания. Из этих последних шестеро были уездными протоиереями и первоприсутствующими духовных правлений (доколе оне были) и отличались нравственностью безукоризненною, способностями, познаниями и честностью. Был еще из этого курса один архимандрит, и, кроме того, до сих пор служит еще один благочинный, весьма близкий во всех отношениях к своим 6 товарищам-протоиереям. Ничего подобного ни прежде, ни после никогда не было ни с одним курсом тобольских семинаристов-богословов. Помянутые 6 уездных протоиереев в настоящее время уже все сошли со служебного поприща: двое, в том числе и о. Знаменский, умерли и четверо по старости и дряхлости находятся уже за штатом, на покое и, к сожалению, в крайней скудости.] и по вступлении в брак с дочерью за три года пред тем умершего кафедрального протоиерея Земляницына он, несмотря на свою крайнюю молодость (только 18 лет), 15 сентября того же года архиепископом Тобольским Амвросием II рукоположен к Барнаульскому собору во священника. На службе он состоял 52 года и 6 с половиною месяцев – первые 15 лет с 3 месяцами в городах Барнауле, Кургане и Тобольске в сане священника, а последние 37 лет и с тремя же месяцами – в Ялуторовске и Омске в сане протоиерея.
Где ни находился, где ни служил отец Стефан Яковлевич, везде на него возлагались, кроме прямых свяшеннослужительских обязанностей, какие-нибудь посторонние и нередко весьма нелегкие обязанности. Так, в четырех городах он был благочинным то градских, то сельских церквей; в двух городах он состоял первоприсутствующим сих правлений и в одном, именно епархиальном городе, служил членом консистории и экономом семинарии; наконец, в трех городах он преподавал в светских учебных заведениях (между прочим, и в тобольской гимназии) закон Божий. И все должности, как экстраординарные, так и свои ординарные, т.е. священнические, он проходил не только с усердием, но с особенным успехом, с большою пользою для мест, в которых служил, и для лиц, ради которых служил. Наступала, например, неделя его служения (во храме), он служил неупустительно и служил всегда неспешно, по чину, положенному св. церковию, и с особенным благоговением, так что при нем и низшие чины клира – и надобно сказать, без малейшей с его стороны строгости – в алтаре хотя бы то и до начала или по окончании службы, всегда говорили между собою скромно, ходили тихо и пр.; случалась какая-нибудь треба в приходе, он послушно шел или ехал в хорошую или дурную погоду, к богатым и бедным, к городским и деревенским прихожанам, к последним иногда на 70 верст в один конец[904 - Это последнее, впрочем, более относится к служению отца Стефана в Ялуторовске и в особенности в Кургане. «Бывало, – рассказывал иногда покойный, – как проедешь до деревни верст 70, да в тряской тележенке и еще по дороге худой, кочковатой, то, выйдя из экипажа, и зашатаешься из стороны в сторону, идешь и придерживаешься крыльца или стен избы, а прихожане-то на первых порах и думали, что я приезжал к ним выпивши порядком». (Между тем о. Стефан ни в молодости, ни в старости, словом, никогда не пил не только водки, но и вина). Думавшие об нем такое, после сами признавались ему в этом и извинялись пред ним.]; в консистории в его отделении дел неоконченных к новому году или вовсе не оставалось, или оставалось весьма мало; бывши членом, и особенно первоприсутствующим, того или другого духовного правления, он занимался делами почти всегда один и с таким успехом, что прочие члены правления почти только считались его сотрудниками, и с таким знанием дела, что высшей инстанции доводилось почти всегда только подтверждать его мнения и решения; благочиннические дела иногда ни обработкою, ни представлением их в высшую инстанцию не замедлялись из-за него[905 - Не забудем, что в то время обязанности членов консисторий, присутствующих духовных правлений и благочинных исправлялись без всяких вознаграждений от казны, церквей и пр.]; успехи воспитанников гимназии или уездных училищ, в которых он состоял законоучителем, по закону Божию почти всегда бывали выше успехов по другим предметам. Но и кроме всех исчисленных должностей, какие нес на себе разновременно о. Стефан[906 - О таких должностях, как член тюремного комитета, член благотворительного общества, училищного правления со стороны духовенства и пр., или как председатель каких-либо временных комиссий, например, по ревизии приходо-расходных книг духовного училища, по продаже училищного дома, по улучшении быта духовенства и пр., я уже и не упоминаю.], ему иногда делались еще и другие особенные, экстренные поручения от начальства, или иногда он и сам на себя принимал особенные труды, и как те, так и другие он исполнял с особенным успехом. Например, ему в 1838 году преосвященным Афанасием поручено было съездить к раскольникам Курганского уезда деревни Щучьей, которые, решившись в числе 70 или 80 человек принять единоверие, просили себе у св. Синода священника; о. Стефан съездил туда и склонил к единоверию вместо 70 или 80 человек более 1000, да к чистому православию привлек более 200 душ. Или: в Ялуторовске о. Стефан Знаменский вздумал открыть при соборе бесплатную взаимного обучения (ланкастерскую) церковную школу – сначала только мужскую, а потом и женскую; по его приглашению ялуторовский купец Медведев пожертвовал для школы дом, другие лица выписали для нее таблицы и кой-какие руководства; чего в тех или других недоставало, о. Стефан составлял сам, даже подчас составленное сам и переписывал; затем кое с кем из живших в городе и хорошо знавших методу взаимного обучения посоветовался, поучился у них и, наконец, повел дело обучения с таким успехом, что в его школы, особенно в мужскую, вели и везли детей всех сословий не только из Ялуторовска, но и из сел и деревень; иные родители, чтобы только поместить своих детей в его школу, брали их из казенных училищ, отчего одно из сих последних (приходское) совсем закрылось, а другое (уездное) сильно опустело[907 - В школах о. Стефана дети учились не только чтению и письму, но и закону Божию, русскому языку, арифметике, истории, географии, а дети духовенства, долженствовавшие затем поступать в духовные училища, учились, сверх того, начаткам латинского и греческого языков.]. Если ко всему этому, т.е. к исправности о. Стефана на всех должностях, присовокупить еще его совершенную нестяжательность (при отправлении, например, обязанностей благочинного, уездного протоиерея и первоприсутствующего духовных правлений), его всегдашнюю трезвость, строжайшую, высоконравственную, образцовую жизнь[908 - Преосвященный тобольский Афанасий о. Стефана при случаях и, разумеется, не при нем называл праведным. Пишущий слыхал это из уст преосвященного сам непосредственно.], глубокое смирение, ласковое обращение со всеми, между прочим, и со своими подчиненными, снисходительность к ним в случае их погрешностей, старание о том, чтобы возникавшие иногда у духовенства между собой и у прихожан с духовенством распри и неудовольствия всегда оканчивались миром, его доступность для всех и скорое и верное разъяснение недоуменных вопросов из церковной практики, и в особенности по делам брачным, усердную помощь ищущим полезного и спасительного духовного чтения, – и тогда будет понятно, почему его везде и все почитали и любили. Тобольские преосвященные назначали его на высокие места, такие, где бы его деятельность была особенно полезна, давали или исходатайствовали ему все награды, какие только можно получить лицу, состоящему в белом духовенстве (набедренник, скуфью, камилавку, наперсный крест, палицу, орден св. Анны сначала третьей, а потом и второй степени и даже с короною, орден св. Владимира четвертой степени), а один из них, архиепископ Афанасий, и, надобно сознаться, архипастырь не щедрый на награды, посвятил его пред отправлением в Ялуторовск в протоиерея, когда ему было от роду только 33 года и тогда как он не имел академического образования[909 - Другой тобольский архипастырь неоднократно приглашал было отца Стефана в кафедральные протоиереи и члены консистории, но он по старости лет и по своему болезненному состоянию отказывался от этой чести.]. В Кургане городские прихожане для совершения треб приглашали к себе преимущественно его, а прихожане сельские помогли ему выстроить в городе хороший дом[910 - Они пожертвовали и привезли ему из существующего еще тогда близ Кургана соснового бора по бревну с дома.] и так щедро награждали его при сборах хлебом, что, по словам покойного, можно было бы нагружать им целые барки и сплавлять по Тоболу для продажи в губернский город. В Кургане же, а после в Ялуторовске и Тобольске, лица знатного происхождения и высокого образования, но «по несчастию» жившие в Сибири, из желания получить в христанском духе настааления и утешение в скорбях, наперерыв искали его знакомства, избирали его себе в духовники и вообще в руководители в духовной жизни, вели с ним переписку даже и по возвращении в Россию, а иные из них оставили о нем добрые воспоминания и в посмертных своих записках. Тобольская гимназия пред назначением о. Стефана в ялуторовского протоиерея ходатайствовала было, хотя и безуспешно. пред епархиальным начальством об оставлении его в Тобольске в тех видах, чтобы иметь его своим законоучителем и на следующее время. Как пенили отца Стефана жители Ялуторовска. мы уже видели из описания открытых им там ланкастерских школ; а о том, как относились к нему жители всех сословий города Омска, это мы увидим несколько ниже.
И этот деятельный, добрейший, умный, благочестивый и всеми любимый и уважаемый пастырь во всю свою жизнь нес на себе кресты, и весьма нелегкие! И прежде всего, будучи от природы слабого сложения, он с самой молодости, можно сказать, никогда не пользовался крепким здоровьем и, несмотря на всегдашнюю трезвость, строжайшую диету и вообще отличную жизнь, нередко подвергался болезням. В семинарии и Барнауле он страдал болезнью груди; в Тобольске, когда он уже состоял там на службе, а затем и в Ялуторовске он несколько раз болел страшно мучительною болезнью, такою притом, которой не постигали и не умели лечить и самые опытные врачи[911 - Лечили его от каменной болезни, а после оказалось, что болезнь была вовсе не та.]; болел он неоднократно и в Омске, и довольно тяжко, а раз (в 18 году) он здесь чуть не на одре смерти лежал. Да и что говорить о болезнях, постигавших о. Стефана? Он, можно сказать, постоянно болел, по крайней мере постоянно был слаб, например, нередко, особенно под старость, случалось с ним так, что в конце совершаемого им богослужения, особенно литургии, у него недоставало голосу, ноги не держали его, руки не действовали, с трудом он возвращался в квартиру и здесь в собственном смысле слова падал на диван или на постель. По счастью, или лучше по милости Божией, с отцом Стефаном почти всегда случалось так, что пройдет час или полчаса, он отдохнет, а после и снова бывал готов на всякую службу, на всякое дело: исправлял требы, занимался правлением или благочинническими делами, говорил с посетителями или с являвшимися к нему по делам церковной жизни и практики, читал книги, журналы и т. д.; даже и от тяжких-то болезней, о которых упомянуто пред сим, он благополучно избавлялся, и с одра-то смерти он возвращался все-таки к обычной неустанной своей деятельности. Этого мало: при своих телесных немощах, при своей болезненности отец Стефан всегда делал, работал едва ли не более почти всякого другого, даже и крепкого здоровьем; он и служил неупустительно в свои седмицы в храме, и исправлял в приходе требы, рассматривал и решал правленские или консисторские дела, вел дела благочиннические, преподавал закон Божий, занимался в ланкастерской школе и в то же время учил своих детей[912 - Среднего сына отец Стефан, бывши уже и не в очень молодых годах, один приготовил по всем предметам к поступлению прямо в семинарию помимо духовного училища, а младшего приготовил к четвертому классу духовного училища.], заведовал соборной (и всегда немалой) библиотекой и, главное, очень много выписывал частью для себя, а более ^;^для соборов (Ялуторовского и Омского) духовные книги и журналы[913 - Их с некоторыми, впрочем немногими, газетами он выписыват до пятнадцати.], которые всегда прочитывал, чему знавшие это дивились, даже не понимали, когда он находил время столько читать и каким образом доставало у него при его телесных немощах на все это сил. От чтения, от усиленных занятий духовной литературой покойный труженик имел очень много разнородных познаний, и в особенности богословских – по изъяснению Священного Писания, догматике, свято-отеческой литературе, каноническому праву, литургике и также по древним языкам и проч.[914 - Было время, когда покойный не без успеха занимался гальванопластикой, гомеопатией и сельским хозяйством (последним, впрочем, более только теоретически).] Рассуждая о несении описываемым отцом протоиереем креста немощей телесных и множества занятий служебных и неслужебных, невольно вспоминаются слова Писания: _сит_Божия_в_немощи_совершается_(2_Кор._12,_9),_ или: _Господь_мертвит,_Господь_и_живит_ (1 Цар. 2, 6).
Второй крест из несенных отцом Стефаном есть следующий: покойный только с первого места служения на второе (из Барнаула в Курган) перешел по собственному желанию, а с прочих мест на другие он переходил единственно по воле тобольских преосвященных. Правда, перемещения эти делались с наилучшими целями: с одной стороны, для возвышения самого перемещаемого по достоинству, а с другой – и это наиболее – для доставления большей пользы тому месту или той должности, на которые его перемещали. Например, из Кургана в Тобольск отец Знаменский перемещен был для того, чтобы он, занимаясь там в консистории делами епархиального управления и находясь постоянно на виду любившего его архипастыря (Афанасия), приготовился быть хорошим уездным протоиереем и первоприсутствующим духовного правления; из Тобольска в Ялуторовск был переведен для ослабления и для остановки сильного распространения раскола в уезде этого города и прекращения в тамошнем духовенстве кой-каких нестроений, а из Ялуторовска в Омск для того, чтобы им заместить достойным образом достойнейшего его предшественника протоиерея Димитрия Семеновича Пономарева и чтобы иметь здесь в нем наилучшего представителя духовенства, знающего и особенно опытного в делах деятеля по духовной части, так как здесь очень много всякого – и военного, и гражданского – начальства, которому часто бывает нужно сноситься и с духовным правлением, и с местным благочинным, прежде чем оно снесется с консисторией или с самим преосвященным. Правда и то, что отец протоиерей при всех этих перемещениях повиновался воле начальства, не вопиял против них, не пререкал. Но эти перемещения всегда бывали тяжелы для него, человека притом многосемейного[915 - Он имел, кроме жены, трех сыновей и столько же дочерей.]. Так, например, при перемещении из Кургана он должен был расстаться с большим, хорошим и любившим его приходом и лишиться только что построенного хорошего дома и, напротив, в Тобольске служить при скудном, бесприходном соборе, жить на частных квартирах или после хотя и в собственном доме, но уже много худшем прежнего. Или: при перемещении из Тобольска в Ялуторовск он принужден был оставить нравившееся ему и небезвыгодное в материальном отношении законоучительство в гимназии и оставить на чужое попечение и содержание уже поступивших тогда в духовное училище детей, а при отъезде из Ялуторовска в Омск он должен был потерять право на получение полной пенсии за службу по учебной части ведомства Министерства народного просвещения единственно потому, что ему не дали дослужить до него только полгода (почему он и получил пенсию за службу по учебной части только 95 рублей). По милости Божией и этот крест о. Стефана иногда облегчался. Сами преосвященные, перемещавшие его из города в город, старались по мере возможности наградами и материально вознаградить его за понесенные им убытки. Так, например, архиепископ Афанасий, вызвавший его из Кургана в Тобольск, дал ему здесь сверх священнического места при кафедральном соборе и должности члена консистории сначала должность эконома при семинарии, а потом вместо нее должность законоучителя в гимназии, которые обе. и особенно последняя, соединены с удовлетворительным содержанием; а когда тот же преосвященный послал его в Ялуторовск, то там он назначил его законоучителем уездного училища. С лишением при отъезде из Ялуторовска дома и жалованья по должности законоучителя уездного училища в Омске отец протоиерей по крайней мере получил казенное помещение с отоплением да от собора жалованье, впрочем, весьма небольшое (80 рублей в год)[916 - Усиленный оклад жалованья по собору (540 р.) отец протоиерей получал только с 1 января прошедшего 1876 года, следовательно, один год и 3 месяца.]. Убытки отца Стефана в некоторой степени вознаграждали и посторонние добрые люди: например, когда он в Ялуторовске очутился без дома и без средств (отказавшись от всяких приношений уездного духовенства) купить дом, одно благотворительное лицо, жившее за несколько тысяч верст от Ялуторовска, даже совсем не знавшее его лично, а только слышавшее о благочестии и вообще о его добрых качествах, пожертвовало там порядочный домик, а другое, и того более благотворительное, лицо из живших в Тобольске приняло на свое содержание оставленных им там в духовно-учебном заведении его детей, даже впоследствии помогло ему некоторых из детей его и пристроить. Рассуждая о невольных перемещениях о. Стефана с одного места на другое и об его житье-бытье и при этих перемещениях, по крайней мере без особенной нужды, опять невольно вспомнишь слова Анны, матери пророка Самуила: _Господь_убожит_и_богатит_(1_Ц._2,_7)_ и царя Давида: _я_быт._молод_и_состарился_и_не_видал_человека,_боящагося_Господа,_оставленным_и_потомков_его_просящими_жеба_ (Пс. 36, 25).
Покойный о. протоиерей нес по временам и другие кресты, но кресты эти были только временные и притом не настолько тяжелые, как два описанных выше; потому мы здесь и не станем описывать их, а лучше поспешим рассказать о последних днях его жизни.
За два с половиной года пред смертью исполнилось 50 лет служения покойного о. протоиерея во священном сане, и Омск с разрешения епархиального начальства светло праздновал тогда его пятидесятилетний юбилей... Накануне 15 сентября (это день рукоположения о. Стефана в 1824 году во священники) во время всенощной Омский собор снаружи был иллюминован множеством плошек, а внутри освещен по-пасхальному; самое всенощное бдение, как и назавтра литургию. юбиляр совершал с одним протоиереем, тремя священниками и двумя дьяконами в пасхальных облачениях. Как на всенощной, так и на литургии, а также и за молебном на ектениях в надлежащих местах поминали и _настоятеля_храма,_всечестнейшего_протоиерея_Стефана_Яковлевича._ Собор и во время всенощной, и особенно во время литургии был переполнен народом и омскою знатью с главой ее, генералгубернатором Западной Сибири Александром Петровичем Хрущовым. После литургии пред молебном от омского духовенства были поднесены юбиляру в сребро-золоченой ризе икона его Ангела, архидиакона и первомученика Стефана, при речи с исчислением (что отчасти сделано и в проповеди, произнесенной за литургией) прекрасных качеств его души и с указанием на полезные его действия для церкви и его прихожан. Растроганный юбиляр, прикладываясь к иконе, очень метко, так сказать, в отражение публично высказанной ему похвалы и совершенно сообразно с всегдашним своим смирением сказал: «Молитвами св. архидиакона и первомученика Стефана и вашими, св. отцы (причем он обратился взором к молебствовавшему духовенству), да спасет меня Господь Бог от сомнительности и тщеславия». По окончании богослужения в квартире духовенство поднесло юбиляру хлеб-соль, а генерал-губернатор заявил, что градское общество постановило поднести ему золотой наперсный крест с украшениями, каковой впоследствии по исходатайствовании у Государя Императора соизволения на то и был действительно поднесен.
После юбилея старец уже мало и редко пользовался хотя бы и каким-нибудь здоровьем, почему он, вопреки своему желанию, не мог, например, участвовать в отпевании двух омских протоиереев, умерших менее чем полгода после того; треб приходских, какие случались вне церкви и особенно в крепости[917 - Соборный приход состоит из крепости, частей, прилежащих к площади, окружающей крепость, и из предместья, называемого Мокрое.], не исправлял, а иногда по месяцу и поболее и совсем не служил (в соборе), предоставляя, или лучше прося, все это делать своего благодушного помощника; только чтение книг и духовных журналов и заботы о соборной библиотеке никогда он не оставлял. Но покойному прискорбно было подолгу не служить и не сподобляться при священнослужении пищи небесной, да он и совестился обременять своего помощника непрерывным служением и частыми требоисправлениями; и в этих обстоятельствах иногда он вот к чему прибегал: чтобы при служении как-нибудь не упасть (ноги худо его держали) и чтобы не опираться на престол, он туго бинтовал себе руки, ноги и бедра и так, забинтованный, служил. Если при этом по привычке или лучше по влечению сердца и из благоговения он иногда (например, по освящении даров или пред приобщением) падал ниц, преклонялся до земли, то уже и не мог встать сам собой, хотя крайне не любил, чтобы его поднимали или помогали подниматься. Иные скажут при этом: в таких обстоятельствах, при таких немощах всего бы лучше о. протоиерею уйти на покой за штат, просить об увольнении от должности. Но как было ему это сделать? Пенсия его всего 95 руб. 30 коп. (это еще за службу по учебной части, а протоиерейская пенсия и еще менее – только 90 руб.; двух же пенсий никогда и никому не дают), собственного дома он не имел, между тем у него семья: кроме его самого, больного старика, незамужняя дочь и больной, не могущий и служить, сын; нужна же, сверх того, какая-нибудь и прислуга, а денег по его бескорыстию, по его совершенной нестяжательности и вследствие трат по воспитанию детей не нажито. Таким образом, о. Стефану и оставалось служить далее, служить до смерти!
В январе настоящего года о. протоиерей Знаменский еще служил одну или две свои недели, но в феврале и марте он уже ни разу не бывал во храме, только в квартире в каждую неделю по два раза (иногда при пособии духовника, а всего чаще сам собой) приобщался запасными дарами. Мощная и праведная душа о. протоиерея оставила его немощное тело, как уже и замечено в самом начале статьи, в 5-м часу пополудни 2 апреля сего 1877 года, когда ему исполнилось от роду 70 лет и ровно 8 месяцев.
В квартиру на панихиды и литии, да и так для поклонения останкам усопшего, народу являлось немало, а к отпеванию собралось его столько, что всем-то негде было и поместиться. Отпевание совершено 6 апреля в крепостном соборе, где о. протоиерей священнодействовал с конца 1853-го и по апрель 1877 года, следовательно, более 23 лет. В отпевании принимало участие все омское духовенство, в том числе один протоиерей и десять священников. На литургии и отпевании были произнесены, и, разумеется, с возданием должной похвалы усопшему, одна проповедь и одна речь. Ропот поднялся было в народе, когда по отпетии хотели было вскоре выносить гроб, почему и было оставлено это намерение, и прощание длилось около получаса. Кладбище от собора довольно далеко, дорога была тогда грязная, дул холодный ветер, но провожающих было много. Гроб до самого кладбища несли на руках: сначала священники и прочие лица духовные, а потом горожане. Иные из последних, передавая конец холста другим, набожно крестились и называли себя счастливыми, что Господь сподобил их потрудиться понести такого благочестивого пастыря.
Не знал ты, добрый пастырь, в земной жизни от трудов и немощей телесных себе покоя, да упокоит тебя Господь Бог в жизни загробной небесной, в недрах Авраама, Исаака и Иакова.
24 мая 1877 г., Омск.
А.И. СУЛОЦКИЙ. СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ. Т. 2.
О СИБИРСКОМ ДУХОВЕНСТВЕ
«Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёною?
Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить её вон на попрание людям.
Вы – свет мира. (...) Так да светит свет ваш людям, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного»
(Мф. 5, 13-16)
Эти слова Нагорной проповеди сказаны Христом своим ученикам, апостолам, но они в равной степени обращены и к каждому представителю христианского духовенства – носителю апостольской благодати и духовному наследнику апостолов.
Сочинений замечательного сибирского историка XIX века
А.И. Сулоцкого о сибирском духовенстве так много, что они физически не могут поместиться в один том, поэтому редколлегия пришла к решению второй том издания выпустить в двух книгах. Во второй части тома помимо статей о духовенстве, не вошедших в первую книгу, будут опубликованы биографии светских исторических личностей, чья судьба так или иначе была связана с Сибирью, а также избранные проповеди, поучения, речи А.И. Сулоцкого.
Данная книга составлена из статей о ярких представителях сибирского духовенства XVIII–XIX вв.
Некоторым из тобольских преосвященных Александр Иванович посвятил по нескольку статей и опубликовал их в разное время в различных изданиях. Из них составители выбрали наиболее подробные биографии, дополненные и исправленные автором (об Иоанне Максимовиче, Филофее Лещинском, Афанасии Протопопове и др.)
В том не вошли работы, содержание которых полностью повторяется в других, более крупных исследованиях (например: «Прекращение в Иркутске викариатства тобольской митрополии», «Заметка о трудности содержания сибирских архиереев в старые годы» и др.).
В книге «О сибирском духовенстве», вместившей в себя в основном работы о сибирских церковных иерархах, к сожалению, не нашлось места статьям о тобольских архиепископах Варлааме (Петрове) и Евлампии (Пятницком), поскольку статьи А. Сулоцкого о них были обнаружены, когда пленки первой книги были готовы к печати. Упомянутые публикации покойного историка церкви читатель сможет отыскать в завершающей части второго тома собрания сочинений.
В книгу не вошла большая часть статей А. Сулоцкого о духовенстве Иркутской, Томской, Камчатской епархий, о миссионерах на Алтае и в Енисейской епархии, поскольку многих из этих работ найти пока не удалось. Будущим исследователям еще предстоят разыскания по составлению библиографии Александра Ивановича, поскольку составленная им самим и опубликованная в «Тобольских епархиальных ведомостях» грешит неточностями. Так, на поверку упомянутые им статьи «Заметка о пенсии митрополиту Филофею» и «Клевета на Филофея и митрополита Антония Стаховского от иркутского архимандрита Антония Платковского», как оказалось, имеют совсем другие имена.
В книге представлены не только крупные, глубокие, «повествовательные» исследования, но и статьи, которые можно отнести к жанру «полемической публицистики». Например, статья о Г.П. Павском и митрополите Филарете; или публикация о том, где было больше церковных иерархов: в Иркутске или в Тобольске.
Принципы, которыми руководствовался редакционный коллектив при приведении текстов статей А.И. Сулоцкого к современным орфографическим нормам, изложены в примечании к первому тому собрания.
По мере возможности коллектив, работавший над томом, старался исправить фактические ошибки. В отдельных случаях они сохранены. Так, в прижизненной публикации статьи об архиепископе Евгении (Казанцеве) имеется опечатка: _«36_февраля»._ Она воспроизведена без исправлений на С. 303 настоящего тома, т.к. установить истинную дату не удалось.
notes
Сноски
1
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Святый Димитрий Ростовский, как архипастырь сибирский // Странник. 1866. Т. 4. Ноябрь. С. 51–66.
2
В житиях святых русских... Муравьева и Еристова, в жизнеописании св. Димитрия, приложенном к его сочинениям, в кратких житиях святых, в словаре писателей духовного чина – везде сказано, что св. Димитрий пострижен на 18 году, по везде сказано это ошибочно. Св. Димитрий родился в начале декабря 1651 г., а пострижен в начале июля 16 г. (соч. св. Дим. изд. 6. т. 1. стр. 3 и 467), следовательно, каким же образом был ему тогда 18-й год?
_Сноски,_имеющие_цифровую_нумерацию,_принадлежат_авторам_комментариев_и_помещены_в_конце_тома._К_словам,_обозначенным_астериском_(*),_имеются_примечания_автора,_которые_помещены_внизу_страницы. –_Прим._издателя._
3
Четьи – означает «предназначенные для чтения»; Четьи-Минеи – книги для чтения на каждый день месяца. В России первым составил Четьи-Минеи Московский митрополит Макарий. Кроме житий святых, в них были включены все книги Писания, поучения и статьи духовного содержания. Минеи-Четьи Дмитрия Ростовского составлены на основе книг митрополита Макария. Это одно из крупнейших сочинений по отеческой литературе, несколько раз переиздавалось Св. Синодом.
4
Спуд – хлебная мера, сосуд (пудовка); под спудом – в скрытом месте, а также вообще без употребления.
5
Видимой причиной этого (сверх причин тайных, сокрытых в промысле Божием) было, может быть, то, что в Малороссии и Литве со времени унии находилось очень мало православных епархий и, следовательно, очень редко открывались там праздные архипастырские вакансии, а на великороссийские епархии до 1700 или 1701 года из малороссиян, хотя они были и образованнее собственно великороссийского духовенства, в архиереи никого еще не прозводили.
6
Собр. грамм, и догов, т. III.
7
Ист. обоз. Сиб. кн. 1, стр. 52. Древн. Вивл. ч. 3, стр. 154.
8
Ист. Иер. русск. Ц. т. IV, стр. 549–553.
9
Канзий – Канси (1654–1722), китайский император из династии Цин, царствовал с 1662 по 1722 гг.
10
Тобольский митрополит Игнатий (а не Павел, как сказано сначала в житиях святых русских... мес. сентябрь, стр. 295, а потом в Дух. беседе 1858 г. ч. 3, стр. 403), в то время находился в Москве, давно уже был отчаянно болен, а главное, по болезни отказался от управления епархией (Сиб. лет. Череп, год 1700).
11
Поли. собр. зак. т. IV. № 1800.
12
Пишущему это известно из бумаг старого архива тоб. дух. консистории.
13
Журн. мин. нар. пр. на 1857 г. м. февраль, отд. II, стр. 269.
14
Феодосий Гугаревич во времена св. Димитрия был ректором киевской дух. академии, след., православным, но не было ли тогда же другого монаха с этим именем, не православного, а униата: ordinis sancti Basilli monachus?
15
Напр., у митр, тобольского Иоанна Максимовича и многочисленных его братьев и родственников родовая фамилия была Васильковский, но и он, и те на словах и на бумаге сами себя называли не иначе, как Максимовичем и Максимовичами от имени отца их Максима. См. «Странник» 1864 г. № 1, отд. I, стр. 6.
16
В этот день Церковь празднует и открытие мощей св. Димитрия.
17
Из того, что св. Димитрий обращается здесь наперед к третьему лицу пресв. Троицы, а не к первому, да и из всех последующих обращений очевидно, что описываемый автограф первоначально не был отдельным писанием, а взят из целой более или менее значительной рукописи.
18
Сочин. св. Димитрия Рост. т. I, стр. 17 и 502
19
В Истор. об. Сибири Словцова (кн. I, стр. 284), в кратк. показ, о воев. и губ. в Сибири (стр. 16) и под портретом св. Димитрия, находящимся в тоб. архиерейском доме между прочими портретами тобольских архипастырей, ошибочно сказано, будто этот святитель числился сибирским митрополитом два года. См. соч. св. Димит. т. I, стр. 17 и 502. Ист. Иер. росс. Церкви, ч. I, стр. 233. Словарь пис. духовного чина, ч. I, стр. 122. Др. Вивл. т. III, стр. 288.
20
Митр. Филофей Лещинский посылал миссии к сиб. инородцам, даже в Китайскую Монголию, и ранее этого времени, но все те миссии его, так как он лично в них не участвовал, были почти совершенно бесплодны.
21
В 1679 году тюменский раскольнический поп Дометиан, а в чернечестве Данило, при впадении реки Березовки в Тобол сожег обольщенных им простолюдинов с их семействами более 1700 человек. Чрез три года после того (12 г.) в Утяцкой слободе сожглись 400 человек, да в Верхотурском уезде 100, а потом еще чрез 5 лет (17 г.) в деревнях (Тюменского уезда) Куяровской, Боровиковской и на Юрмыче сгорело раскольников более 450 человек (Розыск. Ч. 3, гл. 13. Ист. об. Сиб. кн. 1, стр. 262). Около того же времени в Томской губернии некто Василий Шапошников в трех нарочно построенных им сараях сжег вместе с собой множество обольщенных им мужчин и женщин всех возрастов (Роз. 4. 3. гл. 13). В первой четверти XVIII столетия весьма значительное количество раскольников погибло от самосожжения подле Ишима, около слободы Абацкой, и за рекой Пышмой (см. Ист. об. Сиб. Словцова, кн. 1, стр. 370). Пример женщины, которая в конце XVII стол, в тобольской Покровской церкви, приняв святые тайны, выплюнула их и публично топтала ногами, в Сибири не единственный. Но вот еще что: в 12 году раскольники почти всю Тюмень превратили в пепел, а в 17 г. в первый день Пасхи, в самую заутреню подожгли церковь села Каменки, что близ Тюмени, и тут погубили до 400 человек православных (Древ. Вивл. ч. 3, стр. 264–).
22
Большинство авторов, писавших о расколе в Сибири, называют такое же количество самосожженных старообрядцев на речке Березовке, между слободами Ялуторовской и Суерской – 1700 человек (Сырцов И. Самосожигательство сибирских старообрядцев в XVII и XVIII столетии //Тобольские епархиальные ведомости. 1887. № 13–14. С. 292; На сибирские темы /Под ред. М.И. Соболева. СПб.: Товарищество «Общая польза», 1905), однако встречаются и другие данные: «до 2000» (Полное собрание русских летописей. М., 1987. С. 214.) и даже «2700 человек» (Аыдриевич В.К. История Сибири. СПб., 1889. Ч. 2. С. 335; Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. М., 1838. Ч.1С. 206.).
23
«Розыск о раскольнической брынской вере, о учении их, о делах их и изъявление, яко вера их неправа, учение их душевредно и дело их не благоугодно» – наиболее крупное противораскольническое произведение в России XVIII в. (1709 г.). Название «брынская вера» происходит от наименования одного из главных центров раскола – брынских (брянских) лесов.
24
«Странник» 1864 г. № 1, отд. I, стр. 28.
25
«Дух. Бес», па 1858 г. ч. 3, стр. 417 и след. Ист. Иер. росс. Ц. ч. 1.
26
Воспитанники дух. ведомства, принадлежавшие по месту рождения к Томской епархии, до 1858 учились в Тобольской семинарии.
27
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Жизнь святителя Филофея, митрополита Сибирского и Тобольского, просветителя сибирских инородцев. Шамордино: Типография Казанской Амвросиевской женской пустыни, 1915. 71 с.
28
Филофей родился во время освободительной войны украинского народа против власти Польши (война началась в 1648 г.). Воссоединение Украины с Россией состоялось в 1656 г.
29
В 1708 г. строительство в Тюменском мужском монастыре только началось. В 1708–1715 гг. построен Троицкий собор, ок. 1717 г. закончено строительство церкви Сорока мучеников, в 1726– 1755 гг. сооружена церквь Петра и Павла.
30
К монгольскому Кутухте – чжэбцзун-дамба-хутухту – титул ламаистского иерарха в Монголии.
31
Идеологи раскола Аввакум, Лазарь, Фёдор и Епифаний были сожжены в апреле 12 г. Священник Никита Добрынин (Пустосвят) был казнён 5 июля 12 г., после неудавшегося «мятежа» сторонников «старой веры».
32
Пустынь – небольшой монастырь в труднодоступной местности, удалённой от мирской суеты.
33
Заказное – от «заказ» (благочиние).
34
Шиггеамуни – Шакья-Муни – «отшельник из шакьев», одно из имён Будды, принца Сиддхартхи Гаутамы (623–544 до н.э.), основателя буддизма.
35
Черемисы и вотяки – так до 1918 г. назывались марийцы и удмурты.
36
С берегов Лямина сора; Лямин – правый приток Оби, впадающий в неё ниже Сургута. В устье реки у деревни Лямина есть небольшой пойменный залив Ляминский сор; сор – затопленное половодьем травянистое пространство, где промышляют рыбу.
37
Кафолическая (греч.) – вселенская, всемирная. После разделения христианской церкви (1054 г.) на западную (римско-католическую) и восточную (греко-кафолическую, или православную) обе церкви сохранили за собой наименование «вселенской». Разница – лишь в произношении греческого слова («католикос»), Название «кафолическая» по отношению к русской церкви менее употребимо, чем «православная», но существует до сих пор.
38
Урман – сплошной обширный лес, тайга.
39
Отребление – от слова «требы» – крещение, венчание, отпевание и т.п.
40
Впервые работа была опубликована в: Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1863. Кн. 4. С. 1–40. Публикуется по тексту отдельно изданной брошюры, обнаруженной составителем в Российской Государственной библиотеке, выходные данные издания отсутствуют.
41
Тобольский Митрополит Игнатий (а не Павел, как ошибочно сказано в Дух. Бесед. 1858 г., ч. 3, стр. 403) в то время находился в Москве и давно уже был отчаянно болен.
42
Русские купцы, езжавшие в Китай с караванами для торговли, распустили слух (дошедший и до Петра Великого), будто тогдашний Китайский Император расположен к принятию Христианства.
43
II Собр. Зак., т. IV, №1800.
44
О некоторых из сих монашествующих см. ниже в примеч. 13^{1}^.
45
Все это будет видно, как из челобитной М. Филофея, а также и из помет на нее.
46
Доказательства на все это – ниже, в самой челобитной М. Филофея и в моих примечаниях к ней.
47
См. Киприан, первый Арх. Тоб., в Губ. Вед. 1858 года, № 4.
48
См. ниже, в примечании 23^{2}^.
49
При Корнилии священник Юрий Крижанич. Серб, написал Обличение Соловецкой Челобитной (Тоб. Губ. Вед. 1858 г. № 40, стр. 618); Павел посылал увещателей к самосожигавшимся раскольникам, иногда без успеха, а иногда и с успехом; Игнатий написал три послания против раскольников вообще, и в особенности против раскольников Сибирских. Сими посланиями много пользовались Св. Димитрий Ростовский при составлении своего Розыска о брынской вере и другие, писавшие против раскола, но вполне они напечатаны только в 1855 году в Православном Собеседнике.
50
Киприан составил первую летопись Сибири и будто бы службу в честь Ризы Господней. Митрополит Игнатий написал три послания против раскольников, о чем и сказано уже в предыдущем примечании. Житие праведного Симеона, Верхотурского чудотворца, и еще другие две книги (Слов. Пис. Дух. чина ч. 1, стр. 195–197). О просвещении Архиеписк. Герасима говорит хранящаяся при Тоб. соборе его книга, Алфавит (Тоб. Губ. Вед. 1858 г., № 26, стр. 457), а за образованность Архиеп. Симеона ручается возложенная на него, по его отходе на покой, должность справщика, т.е. корректора, и вместе издателя книг при Моск. типографии. От третьего Тобольского Архиепископа Нектария до сих пор сохраняется в Ниловой пустыне собственноручное, мудрое его послание к духовенству (Губ. Вед. 1859 г., №4, стр. 6).
51
Плевелы (греч.) – название растения (Lolium trmulentum, или опьяняющий куколь), похожего на пшеницу, но с ядовитыми семенами. В евангельских текстах и в богословской литературе используется в переносном смысле.
52
Виниус в 1697-1703 гг., по словам Пекарского, управлял Сиб. Приказом, управлял хорошо, однако ж, с большими выгодами и для себя. См.: Наука и Литерат. в России при Петре В., т. 1, стр. 202-224.
53
То есть в обзаведении, в хозяйстве Тобольского Архиерейского дома.
54
Думный дьяк при царе был то же, что в настоящее время государственный секретарь или статс-секретарь при особе Государя.
55
Дьяки при воеводах были то же, что теперь секретарь в присутственных местах, правители дел и правители канцелярий при генерал-губернаторах и других высших чинах.
56
Приказная Изба, потом Приказная Палата, впоследствии Губернская Канцелярия в Тобольске соединяли в себе все губернские присутственные места настоящего времени: и Губернское Правление, и Губернский Суд, и Казенную Палату, и даже оба Главных Управления в Сибири.
57
Первые Тобольские архиереи с свитою своей и с некоторыми из монастырей, ради безлюдства в Сибири и неимения при Архиерейском доме вотчин, или по крайней мере весьма малого количества оных, получали все содержание от казны – жалованье денежное, жалованье хлебное (по 944 четверти пятипудовой ржи, ячменя и овса) и столовые припасы (пшеничную муку, масло скоромное и постное), хлебное вино, соль, даже мед. Но поелику с течением времени у тобольских архиереев образовались довольно значительные вотчины (села: Преображенское и Покровское с окрестными деревнями, слободы: Тавдинская, Усть-Ницынская и пр.), явились разные угодья (рыбные ловли, сенные покосы, бобровые гоны и другие), открылись и другие источники доходов (венечные памяти, ставленные грамоты, дани с монастырей и церквей и пр.), то правительство и начато малопомалу уменьшать им содержание от казны и, наконец, Петр I указами 1696, 1699 и 1701 гг. и совсем запретил им отпускать его. Впрочем, по челобитной Митрополита Филофея 1702 г. и по его же представлению 1707 г., как увидим ниже, иное было снова разрешено или, что то же, оставлено по-старому. А что именно оставлено по-старому, это видно будет из следующих за сим помет Государевых.
58
Ружник – священно-церковнослужитель, получавший жалованье (ругу) от государства или прихода.
59
Тобольский Кафедральный собор с самого своего основания был бесприходный, не имел земли и никаких угодий, а также никаких почти доходов, даже при нем не было (да и доселе нет) помещений для священнои церковнослужителей, что почти беспримерно в России, между тем штаты соборян всегда были самые скудные, а бывали и такие случаи (как, например, в 1699–1703 гг.), что казна им ничего не отпускала, и они оставались на содержании архиерейского дома. Почему соборяне тобольские всегда бедствовали, так что иные из них (и это не очень в давнее время) принуждены бывали для пропитания себя с семействами заниматься портняжеством и другими мастерствами.
60
Кому случилось читать приходо-расходные книги и другие акты Архиерейских домов и монастырей старинного времени, например, в известиях Археол. Общ., Истор. Акт. и пр., тот знает, в каком большом употреблении был в то время мед, и для того понятна настойчивость Митрополита Филофея об меде. Что же касается до пчеловодства местного, на юге Сибири, то оно разведено только в конце прошедшего и начале настоящего столетия, до тех пор мед в Сибирь привозился все из России.
61
Это постановление Петра в Сибири приведено было в исполнение тотчас: руга хлебом в Сибири со времен Филофея получалась духовенством (в особенности до назначения в недавнее время сельским принтам от казны жалованья) всюду, где только производится хлебопашество; ружный хлеб и сборы осенний, Рождественский и Петровский, чего в России почти вовсе нет, составляли и отчасти доселе составляют почти главный источник доходов сибирского духовенства, которое, надо сказать, и вообще в сравнении с Великороссийским гораздо зажиточнее. Напротив, другое постановление Петра I, а именно: отмежевать к церквам земли, о котором будет упоминаться ниже, и которое сделано было несколько ранее (в 1699) и было неоднократно повторяемо как им самим, так и последующими государями, осталось вовсе без исполнения: земля в Сибири и по настоящее время только к немногим церквам отмежевана. Впрочем, если где и отмежевана она, духовенство (не как в России) не обработывает ее, не пользуется сю, частью потому, что у него хлеба ружного и сборного много, частью потому, что земля в Сибири по избытку в ней везде почти вовсе не имеет цены, а более потому, что священники здесь совсем не имеют времени для полевых работ: они по многолюдству и отдаленности приходов (особенно до недавнего умножения церквей в Сибири) непрестанно в разъездах, а прочий причт церковный, хотя и свободен, не хочет марать рук в земле.
62
Здесь под десятиной разумеется округ, состоящий из известного числа церквей, а иногда и монастырей, округ заведываемый Десятильником, по-нынешнему Благочинным.
63
Тобольские архиереи, как и архиереи всех Российских епархий, имели доходы: 1) от вотчинных крестьян, которых чрез 62 года после вступления Филофея в управление Тобольскою епархиею при Архиерейском доме было до 4000; 2) от венечных, или венчальных, памятей около семисотых годов: с первобрачных по 12 коп., с полувторобрачных по 18 коп., с второбрачных по 25 коп., а с третьебрачных по 30 коп.); 3) с грамот на основание и освящение храмов; 4) с грамот ставленных (со священников по 2 руб., а с дияконов – по 1 руб.); 5) с грамот епитрахильных и постихарных (разрешавших вдовым священникам и дияконам служить, по 30 коп.); 6) от пошлин при решении дел исковых и засвидетельствовании духовных завещаний (по гривне с рубля); 7) от пени с незаконно рождавших (по 2 руб. 25 коп.); 8) от ежегодных даней или оброков с монастырей (с небогатых по 5 р. 86 коп., с церквей по 1 руб. 96 коп. и по 2 руб. 96 коп., смотря по богатству прихода, и часовен по 30 коп.); 9) от полоняничных или поголовных с Священнои церковнослужителей (по 4 коп. с дому); и от других мелких статей. При всем том доходы эти не были какие-нибудь чрезвычайные: а) поелику на вотчинах архиерейских и монастырских, как всегда, так особенно в царствование Петра I, много лежало казенных повинностей, то они властям своим могли доставлять весьма немного выгод; б) деньги от венечных памятей с 1714 года поступали на содержание военных лазаретов, а полоняничные или поголовные с духовенства и всегда отправлялись в Москву и употреблялись правительством на искупление пленных; в) судные пошлины от решения дел исковых и о наследствах почти все архиереями представлялись в пользу дьяков и других чиновников, служивших в их Архиерейских приказах; г) деньги пенные употреблялись архиереями на милостыню; д) а получавшиеся с вновь освящаемых церквей и со ставленников за грамоты частью отсылались в Московскую типографию за напечатание их и за антиминсы ^{3}^, а больше шли в раздел между свитой архиерейской и приказными. Кроме того, архиереи прежнего времени должны были каждогодно: е) посылать в Москву из своих доходов так называемые милостынные деньги на содержание московских богаделен; должны были: ж) содержать свой Архиерейский дом, свою свиту (певчих иных диаконов и подияконов, казначея и монахов, служащих при крестовой церкви, келейников, боярских детей, слуг), школу архиерейскую (с 1704 г.) и з) посылать иконы и дары к Царю и каждогодно в большие праздники, и временно по случаю важных событий в Царской фамилии (например, по случаю вступления на престол и коронования Государя, бракосочетаний и рождений лиц Царской фамилии), а равным образом, они обязаны были делать вместе с своими монастырями довольно богатые презенты курьерам, приезжавшим с известиями о сейчас помянутых важных событиях в Царской фамилии и государстве, а в высокоторжественные дни собирать для городской знати обеды. Не забудем, наконец, и того, что у Сибирского архиерея не только в XVII, но и в первой половине XVIII столетия паства была не
64
Митрополит Павел I (1678–91 гг.) точно много сделал для Тобольска: выстроил каменный Софийский собор, две каменные же церкви (Троицкую и Сергиевскую), весь Архиерейский, также каменный, дом с крестовою церковью во имя 40 мучеников с оградою вкруг его и башнями, слил два большие (в 500 и 300 п.) колокола к собору и приобрел для собора некоторые дорогие вещи из утвари церковной (см. мое описание Тобольского собора, стр. 10, 15, 22, 52, 54, 55 и 72) и при всем том он будто бы еще оставил после себя «многую денежную казну». Но может ли это служить верным свидетельством великих доходов (от епархии) прежних сибирских архиереев, как сказано в приведенном здесь указе Петра I от 30 апреля 1699 года? И, во-первых, Митрополит Павел постройки производил на все своими домовыми доходами, например, мы знаем, что на Софийский собор ему отпущено было от казны 700 р. денег (Опис. Соб. стр. 31); знаем также, что дорогие сосуды, Евангелие и крест напрестольный в собор пожертвованы не Митрополитом Павлом, а только чрез него царем Федором Алексеевичем (там же, стр. 52–55). Во-вторых, постройки Митрополита Павла, которые произведены были на его келейные деньги, и доходы Тобольского архиерейского дома, были крайне непрочны и все давно уже развалились; а непрочны они были от того, что строились с крайнею экономиею в кирпиче для фундаментов, в извести для заливки и железе для связей (см. Тоб. Губ. Вед. 1858, № 36, ст. Троицкий собор Г. Варлакова); значит, он Митрополиту стоил недорого. В-третьих, Митрополит Павел I мог производить много построек на сборы в Тобольске и вообще по епархии, а также на жалованье, какое, сверх доходов от епархии, он получал от казны; митрополиты Тобольские с своими дворовыми людьми по 1696 или 1699 года получали но 517 р. 2 алт. жалованья (11 Собр. Зак., т. III., № 1541, 1655, п. 7). В то время это были большие деньги, и человеку строгой жизни можно было немало и скопить, да немало и построек произвести, если только у него была к тому охота. В-четвертых, и главное, Митрополит Павел только ли в Тобольске нажил большие деньги? Он до производства в Тобольского Митрополита был настоятелем богатого Московского Чудова монастыря, духовником царевны Софии и членом Патриаршего разряда.
65
Понудить? Значит, в то время в Сибири, как и во всей России, не видно было в родителях расположения отдавать детей своих в училища.
66
Значит, в Сибири и всегда, а не только в настоящее время, был крайний недостаток в прислуге, особенно в хорошей, не из ссыльных.
67
Тобольский архиерейский дом назывался Софийским потому, что он был устроен подобно тому, как в Новгороде, при кафедральном соборе во имя Софии Премудрости Слова Божия.
68
Все, писавшие доселе о начале духовного просвещения в России, указывали на 1708. 1710, 1714 и 1716 годы как на такие, с которых Петр Великий начал предписывать архиереям заводить при архиерейских домах духовные школы и в них обучать священнои церковнослужительских детей (Ист. Иер. Ц.. изд. 1. часть 1, стр. 422; Ист. Петерб. Д. Ак.. стр. 4; Правосл. Собес. 1858 г., ч. 2, стр. 565). Но челобитная Митрополита Филофея представляет другое. Из нее открывается, что Петр Великий еще в январе 1701 года предписывал приказному тобольскому Архиерейского дома дворянину Андрею Городецкому устроить при доме Тобольского Митрополита «училище поповских, дьяконских и церковнических детей... дабы они могли... удостояся в чине священства, народ учить и многочисленных в Сибири туземцев, не ведущих Создателя Бога, приводить в познание истинныя веры». Затем он в марте 1703 года на вызов Тобольского Митрополита Филофея устроить у себя училище (Городецким, за небытностью тогда в Тобольске архиерея, не устроенное), отвечал полным своим царским согласием. Училище это Митрополитом Филофеем и было открыто в том же 1703 году или никак не позже след. 1704 года. Лет через 10 или 15 после сего в нем учились уже, кроме детей духовного звания, и дети новокрещенных инородцев: остяков, вогулов и пр. Впрочем, об этом было уже писано кратко в статьях «Библиотеки Тобольской семинарии» и «Архиереи из сибиряков» (Тоб. губ. Вед. 1858 г. №№ 26 и 40, стр. 454 и 621) и подробнее в моем «Жизнеописании Митрополита Филофея» (стр. 13. 14. 54 и сл.). Здесь следует заметить только то, что архиерейская школа в Тобольске, открытая Митрополитом Филофеем, ни разу не закрывалась до самого преобразования в 1774 г. в семинарию, тогда как в других епархиях это явление повторялось нередко.
69
По крайней ограниченности торговли в Тобольске в XVII и в первой половине XVIII столетия Тобольские архиереи для себя, своего дома и церквей своей епархии многое принуждены были покупать чрез нарочно посланных людей в Москве, и их покупки, иногда доходившие до весьма значительных рамеров, равно как и людей, ездивших за покупками, возили на ямских подводах без прогонов, что для ямщиков и обывателей было слишком обременительно. Петр Великий этот беспорядок прекращает.
70
Из монашествующих, прибывших в Сибирь с Митрополитом Филофеем или вслед за ним, известны игумен Варлаам Коссовский, с 1707 г. епископ Иркутский; архимандрит Мартиниан, первый веропроповедник в Камчатке (Ист. Иер. Р. Ц., ч. I, стр. 236; Ист. Обоз. Сиб., кн. 1, стр. 364); архимандрит Туруханского монастыря Лаврентий Белецкий и два первых начальника Русской в Китае миссии архимандриты Иларион Лежайский и Антоний Плитковский.
71
Это в настоящее время называется «обозрением Архиереями епархий».
72
Правила Святых Апостолов и Святых Отцов о том, чтобы в каждой епархии быть собору в год раз и даже два, действительно есть. В Греции и других местах эти епархиальные соборы в древности и были. Изредка они бывали и в России. Но что было бы с Сибирской епархией при ее чрезвычайной обширности, если б Петр Великий по желанию Митрополита Филофея разрешил их? Не проводило бы сибирское духовенство целую жизнь в одних разъездах? Не оставались ли бы семейства духовных без пропитания, храмы без богослужения, новорожденные без крещения, умершие без отпевания и пр., и пр.? Что делать! И умные люди иногда ошибаются.
73
Спона – препятствие, препона, помеха.
74
Еще на Стоглавом соборе и потом на соборе 1675 года (Акт. Арх. Эксп., т. IV, № 204) было постановлено для надзора за нравственностью духовенства и состоянием веры в народе, а также для суда церковного и для сбора архиерейских доходов выбирать по городам и селам десятильников и поповских старост, и преимущественно из архиерейских детей боярских. Но десятильники из лиц светских были страшные грабители и бесчинники. За них, за злоупотребление ими своих обязанностей, Петр I сделал в 1697 г. строгое замечание Тобольскому Митрополиту Игнатию Римскому-Корсакову (Ист. Акт., т. V, стр. 496; II Собр. Зак., т. III, № 1601), а теперь он, Петр, Митрополиту Филофею только припоминает старинное постановление назначить в надзиратели и старосты, т.е. в закащики, или, по-теперешнему, уездные протоиереи и в благочинные из лучших благонадежнейших лиц духовных.
75
По безлюдству и несуществованию торговли во многих местах Сибири в первое время владычества над ней русских, а также по тогдашней бедности многих сибирских церквей и некоторых монастырей правительство на свой счет покупало для них и рассылало им церковное вино, ладан и воск. Но в каком состоянии эти припасы, особенно красное вино, были получаемы отдаленными церквами и монастырями после трех или четырех летних путешествий и вследствие злоупотреблений чиновников и вощиков, это может каждый сообразить сам. Для отвращения порчи и растраты воску, ладану, а особенно церковного вина Митрополит Филофей и просил предоставить рассылку их по назначению его духовному ведомству.
76
Растление нравов в Сибири, о которых упоминает Митрополит Филофей, есть наследство от первых ее поселенцев из русских, своевольно ушедших с Дона и Волги казаков и бездомных промышленников. Против него сильно восставали в 1622–1624 гг. Патриарх Филарет и первый Тобольский Архиепископ Киприан. Однако ж оно оставалось и поддерживалось частью вследствие крайней отдаленности многих прихожан от их приходских церквей (поэтому иные невенчаные открыто жили как муж и жена по одному взаимному согласию и с дозволения родителей), частью вследствие наплыва новых пришельцов из беглых и ссыльных за преступления, преимущественно бессемейных. Впрочем, дел о незаконном рождении детей и нарушении супружеской верности поступало на суд тобольских архиереев еще не очень много – от 66 до 89 в год. Вывожу это из того, что с девиц и вдов, родивших детей, или и с замужних женщин, изобличенных в распутстве (а в случае известности их соблазнителей, с сих последних), браги в архиерейскую казну по 2 р. 25 коп., и что таких денег в Софийскую домовую казну, по словам самого Преосвященного Филофея, поступало в год «овогда полтораста и двести рублев». Доходы, из такого нечистого источника истекавшие, архиереи, как и сказано (см. примеч. 8) ^{4}^, употребляли на милостыню. Но их отменили: в Московской епархии и соседних в 1698 г. Патриарх Андриан, а в Сибири – Петр 1 в 1703 году. По какой именно причине отменили, это видно из следующей за сим пометы.
77
Ворами и воровками здесь называются не похитители и похитительницы чужой собственности, а нарушители и нарушительницы заповеди о целомудрии. В старинном деловом языке слова эти в таком значении часто употребляются.
78
Шкода, перешкода – вред, убыток, волнение, смятение.
79
Представление Митрополита Филофея и одного из предместников его, а именно Митрополита Павла I (16 года), выселить татар из центра Тобольска (они жили там, где теперь гостиный двор и Захарьевская церковь с приходскими к ней домами), за Знаменский монастырь или на Панин бугор и разрушить их мечети, да не почтут фанатизмом. Тобольские татары того времени очень дурно вели себя по отношению к господствующей религии. Кроме прописанного в челобитной, тобольские татары вот что еще делали: во время крестных ходов стояли на улицах в шапках и смеялись, их абызы (муэдзины) криком своим с минаретов, близких к церквам, нарушали чин богослужения, в них совершаемого, их муллы соблазнами чувственности, дозволяемой исламизмом, предвосхищали у православных миссионеров язычников, инородцев, вогулов, остяков и пр., новокрещенных из татар снова совращали в магометанство или, по крайней мере в постные дни, оскверняли их своею пищею и питьем; наконец, против Митрополита Филофея, когда он занимался обращением инородцев в христианство, вооружали обращаемых им, так что он неоднократно по их злому умыслу находился в опасности жизни (II Соб. Зак., т. III, № 1594, п. 32; т. IV, № 1946; мое Жизнеопис. Филофея, стр. 34, 38). Впрочем, представления Митрополитов Павла I и Филофся правительством не были приведены в исполнение, а только предписано было татарам соблюдать благочиние во время крестных ходов. Татары из Тобольска были выселены уже в 1757 г., когда пожар истребил их (92) юрты.
80
Здесь имя Митрополита Игнатия поставлено, по всей вероятности, по ошибке писца или уже переписчика, потому что в 15 г. и до 1892
81
Правила осторожные, мудрые и истинно христианские! Наша церковь никогда при обращении иностранцев к вере христианской не прибегала к насилию, а также не употребляла и обольщений. Так поступал и сам Митрополит Филофей при обращении в 1712-1727 годах сорока тысяч остяков, вогулов и др. сибирских инородцев (см. мое Жизнеописание Митрополита Филофея, стр. 16-56, и статью Абрамова «О введении христианства у березовских остяков и проповедь Евангелия сибирским вогулам» ^{5}^, напечатанные в Журн. М. Нар. Пр. 1851 и 1854 г. и в Тоб. Губ. Ведом.).
82
И здесь ревность Митрополита Филофея об очищении от плевел вверенной его возделыванию нивы, по-видимому, выходит из границ. Но чтобы судить об этом правильно, во-первых, нужно припомнить, что в конце XVII и начале XVIII столетия и государственные законы против раскольников были очень строги (см., между прочим, следующие за сим справку и помету), а во-вторых, нужно перенестись в Сибирь Филофеева времени или несколько ранее и посмотреть, что в ней делапи тогда раскольники. В 1679 г., в первый день Пасхи, три старика-раскольника публично обругали Митрополита Тобольского Павла при выходе его из церкви после литургии за то, что он совершал литургию по новоисправленным книгам и что певчие его пели, между прочим, «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ» и пр. вместо «Христос воскресе из мертвых, смерть на смерть наступи и гробным живот даровав» (Сиб. лет., л. 136; Ист. Обозр. Сиб. Сл., кн. 1, стр. 308). В том же 1679 г. тюменский раскольнический поп Дометиан, а в чернечестве Данило, при впадении реки Березовки в Тобол сожег обольщенных им простолюдинов и с их семействами, более 1700 человек. Через три года после сего (12 г.) в Утяцкой слободе сожглись 400 человек, да в Верхотурском уезде 100, а еще через 5 лет (17 г.) в деревнях Тюменского уезда Куяровской, Боровиковской и на Примыче сгорело раскольников более 450 душ (Розыск ч. 3, гл. 13; Ист. Об. Сиб., стр. 262). Около того же времени в Томской губернии некто Вас. Шапошников в трех нарочно построенных сараях сжег вместе и с собою множество обольщенных им мужчин и женщин всех возрастов (Роз., ч. 3, гл. 13). В первой четверти XVIII столетия весьма значительное количество раскольников погибло от самосожжения подле Ишима, около слободы Абацкой и за Пышмой рекой (здесь 145; Словцова кн. 1, стр. 370). Пример женщины, которая в конце XVII столетия в Тобольской Покровской церкви, приняв святые тайны, выплюнула и публично топтала их ногами, в Сибири не единственный. Но вот еще что: в 12 году раскольники почти всю Тюмень превратили в пепел и в 17 году, в первый день Пасхи, в самую заутреню подожгли церковь села Каменки, что близ Тюмени, и тут погубили до 400 человек православных (Древ. Вивл., ч. 3, стр. 264–). Возможно ли было оставаться пастырю хладнокровным, когда раскольники столько губили из его паствы и совращением в заблуждения, и сожжением, притом такому пастырю, который до рукоположения во архиерея почти и не слыхал о раскольниках.
83
А здесь слово «вор» употреблено в значении: бездельник, негодяй.
84
Коренные жители Сибири, по замечанию всех приезжих и по сознанию самих сибиряков (Ист. Об. Сиб., кн. 1, стр. 269), не имеют хороших голосов да и петь не любят. Потому Митрополит Филофей и просил у государя позволения составить для своего архиерейского служения хор певчих из ссыльных черкас, т.е. малороссов, и когда получил только полуотказ (а не чистый отказ) на это, составил из них прекрасный хор. Этого мало: некоторых из ученых малороссиян, например, Григория Новицкого и Ивана Перевицкого, сосланных не за пороки, а вследствие тогдашних политических на Украине волнений, Митрополит Филофей и его преемник Митрополит Антоний Стефановский^{6}^ употребляли сначала в услужение себе, а после для надзора за исполнением новокрещенными сибирскими христианами обязанностей (мое Жизнеописание Митрополита Филофея, стр. 3–54). Митрополит Антоний II для составления певческого хора голосистых малороссиян вызывал в Тобольск на свой счет (из дел Консист. архива).
85
Для отвращения пересудов, для избежания переговоров, толков в народе.
86
Соляное Ямышевское озеро русские узнали вскоре (всего лет чрез 20) по прибытии Ермака в Сибирь. Несмотря на то, что до 1715-1720 гг. оно находилось во владениях джунгаров, начальство тобольское и частные люди добывали из него соли столько, что ею продовольствовалась вся нынешняя Тобольская губерния. Принять участие в выгодах, получаемых от Ямышевского озера, не замедлил и Тобольский архиерейский дом, и он посылал, по словам Митрополита Филофея, к Ямышу озеру по соль «про Софейской домовой и про монастырские обиходы по дощанику и по два». Но обо всем этом и подробно говорено было в статье «Исторические заметки о добыче соли с Ямышского озера», помещенной в № Губ. Вед. 1858 года. Здесь скажу то только, что Петр I в 1701 году воспретил было вместе с частными лицами Тобольскому архиерейскому дому добывать соль с Ямыша озера, но по челобитной Филофся снова разрешил посылать туда за солью по дощанику в 1000 и даже в 1500 пудов, что Тобольский архиерейский дом уделит
87
Кондинский или Кодской монастырь, ныне беднейший, прежде был богат. Не говоря о другом, скажу только, что в 1764 г. при отобрании церковных имуществ за Кондинским монастырем состояло 775 душ мужского пола крестьян (живших на р. Исети, в Кодеком селе и окрестных деревнях) и что еще в 1673 году, когда монастырь был почти только в начале и когда крестьян за ним было несравненно менее, Кондинский монастырь имел, кроме множества хлеба и значительного числа скота, весьма много разного рода товаров (например, сукна, холста, посуды) для торговли с остяками, множество звериных (например, собольих и лисьих) шкур, рыбы соленой и рыбьего жира, большие невода и около десяти судов больших и средних, да более того лодок (из описи Кондинского монастыря 1673 г.). Этот-то достаток Кондинского монастыря и большие, притом неизбежные, расходы архиереев в старые годы (см. выше примеч. 8-е)^{7}^ и были причиною челобитья Митрополита Филофея о том, чтобы сему монастырю и с его крестьянами состоять в непосредственной зависимости от митрополита, быть вроде приписного к Тобольскому архиерейскому дому. Но на это, как видно из пометы, от Петра I согласия изъявлено не было.
88
Впрочем, прикащики и воеводы, обижавшие духовных при их проездах в Тобольск и из Тобольска, почти всегда находили возможность избегать одни наказания, другие – пени: при суде они почти постоянно представляли в свое оправдание то, будто те духовные лица были задержаны ими за провоз кой-каких считавшихся в числе заповедных, т.е. запрещенных, товаров (например, шкур дорогих зверей) с целью торговли ими во время пути, тогда как вещи те, если они при них иногда и были, они возили единственно для продажи на пропитание во время долгого пути и пребывания в Тобольске.
89
Подробное жизнеописание Василия Мангазейского, останки которого Митрополит Филофей хотел было перенести в Тобольск, напечатано в «Записках о Енисейской губернии» Пестова и в «Житиях святых русских» Муравьева за август месяц^{8}^; но первая из поименованных книг в настоящее время уже библиографическая редкость, а последняя написана чрезвычайно витиеватым слогом, да и не у многих, особенно лиц светских, они и есть. Потому для читателей «Чтений в Обществе Истории и Древностей Российских» сделаю о нем (Василии) извлечение из статьи князя Кострова «Туруханский монастырь», напечатанной в № 8 «Москвитянина» на 1852 г. Василий Мангазейский, не новокрещенный монгол Василий Борисов, поступивший в Туруханский монастырь в 1692 году, как несправедливо предполагал автор «Истории Русской церкви» (ч. III, стр. 62), а ярославский уроженец, сын тамошнего мещанина. Отец по недостаточному своему состоянию отдал его в прикащики к одному богатому ярославскому же купцу, который, производя торговлю в Сибири, привез его в город Мангазею (находившийся на р. Тазе и называвшийся так от бывших там хлебных магазинов) и поручил ему лавку... С ранней молодости Василий отличался кротостью, благонравием и набожностью. Один раз, и именно в самую заутреню Светлого Христова Воскресенья, когда он находился в церкви, воры обокрали его лавку. Хозяин, подозревая Василия в участии с ворами, подал на него жалобу мангазейскому воеводе Пушкину, который взял его в съезжую избу и при хозяине подверг пыткам. Василий, как невинный, не сознавался и молчал, хотя муки его так были жестоки, что он несколько раз падал замертво. Считая молчание страдальца упорством, озлобленный хозяин ударил его связкой тяжелых ключей (от обокраденной лавки) в висок, и Василий испустил дух. Это случилось в 1602 году, когда Василию было только 19 лет от роду. Воевода и купец для предотвращения молвы в городе велели поскорее положить замученного ими прикащика в гроб и, как бы нераскаянного грешника, закопать без отпевания в болоте близ самой съезжей избы. Но в 1652 году при воеводе Игн. Корсакове фоб Василия сам собою поднялся из грязи и тины. Молва напомнила народу, как благочестиво жил и какою мученическою кончиною помер Василий. Почему гроб перенесен был на другое, более удобное место, и над новою могилою была устроена часовня. Но в 1670 году, вследствие явления Василия во сне настоятелю лишь устроенного перед тем Туруханского монастыря Тихону, останки его перенесены были этим благочестивым иноком в Туруханский монастырь (Мангазеи тогда уже не существовало, а вместо нее был выстроен Туруханск) и погребены в церкви... В память сего события, в день его, в монастыре и теперь отправляется каждогодно торжественное всенощное бдение. Митрополит Филофей был в Туруханском монастыре в 1719 году и написал в честь Василия Мангазейского тропарь и кондак, и будто бы даже канон, ныне, впрочем, не существующий.
90
Милостынные деньги посылались архиереями в Москву с 1678 года на содержание тамошних богаделен. Архиереи должны были посылать по гривне с каждой церкви в епархии, но не собирая этих гривен с церквей, а из общих своих от епархии доходов (Акт. Арх. Эксп., т. IV, стр. 314 и сл.). Так как в начале XVII столетия церквей в Сибири было только 160, то на содержание тобольских архиерейских школ Петр Великий уступал только 16 руб. Впрочем, в то время и это немалые были деньги.
91
Что иному из читателей показалось в челобитной Филофея и пометах на нее А. Виниуса неясным, то объяснится для него при чтении этой грамоты; в ней все изложено в порядке и немногословно.
92
Бобыль – одинокий крестьянин-бедняк, обычно безземельный (словарь В.И. Даля).
93
Вот какие были времена, что 50, 40, даже 20 дворов приходских, не только городских, но и сельских, считались достаточными для содержания при церкви причта!
94
То есть не выдавать, отказать.
95
Вот было бы зло-то, если б это повеление было приведено во исполнение, т.е. если б сибирским монастырям, соборам и церквам давали служителей из ссыльных!
96
Челобитная Митрополитом Филофеем была из Тобольска послана 31 декабря, а Петр I 20 января уже слушал ее. Значит, сношения между Сибирью и Россией производились быстро и в прежнее время, особенно зимой. А какова деятельность государя Петра Великого и как велико его внимание ко всем делам!
97
Старинное слово: под начал, неупотребительное в Сибири, в России до сих пор употребительно, особенно между духовенством. Послать кого-нибудь (например, лицо духовного чина за проступок) в монастырь под начал, значит: предать того человека особенному в монастыре надзору для испытания, для исправления.
98
Значит, в начале XVIII столетия и лица духовного чина подвергались телесному наказанию, а при допросах и пыткам.
99
Низовыми в старину в Сибири назывались те города, которые на восток от Тобольска, например, Томск, Енисейск, Иркутск. Якутск. Нерчинск и пр. Почему некоторые из сибирских архиереев старого времени, как Митрополит Иоанн Максимович, любили титуловаться так: «Божиею милостию Митрополит Тобольский и всея Сибири и низовых городов».
100
Митрополит Филофей два раза управлял Тобольскою епархией: в первый – с 1702-го по 1712 год, а второй – с 1716-го по 1721 год и после обоих разов отходил на покой в Тюменский монастырь.
101
Филофеем окрещено было сибирских инородцев до 40 тысяч, а церквей между ними было построено 37.
102
То есть причтам церквей, построенных в жилищах остяков и других новокрещенных инородцев.
103
Горячее вино прошено и давано было: во-первых, для Ангелов Государевых, т.е. для Царских, высокоторжественных дней, в которые архиереи того времени для лиц правительственных и почетнейших из граждан и духовенства собирали обеды, и, во-вторых, про расход домовой, например, для разного рода мастеровых, которых при архиерейских домах того времени всегда бывало множество, для слуг архиерейского дома и для крестьян как во время работ, например, на помочах, так равно и при приездах их из вотчин в архиерейский дом с хлебом и другими припасами. Первоначально по указу царя Михаила Феодоровича (Ист. Акт., т. 1, стр. 131) Тобольский архиерейский дом получал из казны вина по 100 ведер в год. Затем, вследствие ли отказа казны или вследствие неисправности отпуска от нее, курили вино для архиерейского дома в архиерейских вотчинах и даже в самом архиерейском доме. Но в 1694 году Петром Великим это последнее решительно было воспрещено (II. Соб. Зак., т. III, № 1486); почему митрополит Филофей и начал хлопотать о безденежном отпуске хлебного вина по-прежнему из казны, и вот Тобольский архиерейский дом с 1707 года*** начал получать его по 200 ведер в год и получал до 1756 года, когда граф Шувалов взял за себя винный откуп во всей России и Сибири (дело 1745 года в консист. архиве по старой описи под № 34-м).
104
Филофей хлопотал о невзимании с новокрещенных ничего, кроме ясака, потому что некоторые воеводы (например, верхотурский Воейков) взыскивали с новокрещенных и подушные, наравне с крестьянами, и ясак, наравне с инородцами.
105
Губернатором Сибирским в то время был Князь Алексей Михайлович Черкасский.
106
Прибавку в выдаче горячего вина и учерждение викариатства Сибирской митрополии в Иркутске Митрополит Филофей выхлопотал, по всей вероятности, в бытность свою в Москве, в 1706 г. (II Соб. Зак., т. IV, № 2118).
107
Здесь надо присовокупить, что Митрополит Антоний I по внушению Филофея же выпросил себе прогонные деньги от Петербурга до Москвы на 25 лошадей, а от Москвы до Тобольска на 35. Объяснение, почему такое большое количество лошадей требовалось под Митрополита Сибирского, см. выше, в примечании 13-м^{9}^.
108
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольский и всея Сибири // Странник. – 1864. Т. 1. Январь. С. 5-37.
109
Всех долее управлял тоб. епархиею архиепископ Варлаам, с 17 по 1802 год, следовательно 34 года, а всех короче – Павел 111, только 22 дня, с 26 ноября по 18 декабря 1831 года.
110
Впрочем, митрополит Иоанн иногда подписывался и так: Иоанн, Божиею милостию митрополит тобольский и всея Сибири и всех низовых и верховых городов (в старину низовыми городами в Сибири назывались все города, расположенные на восток от Тобольска, напр., Томск, Енисейск, Иркутск, Якутск и пр.).
111
В Нежине с небольшим в полстолетие (1651 – 1717 г.) родились три замечательных иерарха российской церкви: Иоанн Максимович, Амвросий Зертис-Каменский, архиепископ московский, умерщвленный во время чумы 1771 г., и Георгий Конисский, архиепископ белорусский.
112
Все эти сведения о роде Иоанна Максимовича заимствованы из статьи: Бубновская сотня, составленной потомком Максима Печерского (бывшим профессором сначала Московского, а потом Киевского университета) Михайлом Александровичем Максимовичем и напечатанной в журн. мин. вн. дел на 1849 год.
113
Труды Киев. акад. 1860 г., кн. 2, стр. 232.
114
Обзор р. дух. лит., стр. 207, в Учен. зап. 2 отд. Акад. наук 1857 г., кн. 3.
115
В XVII столетии в Малороссии и Белоруссии, а в XVIII отчасти и в Великороссии, при дух. академиях, архиерейских кафедрах и в больших монастырях была особенная должность проповедников слова Божия, и ее поручали только ученым и способным к публичному проповедыванию иеромонахам. Из слов, говоренных Иоанном Максимовичем в Киево-Печерской лавре в 15–90 годах, три: о страшном суде, на рождество Иоанна Предтечи и преставление св. Иоанна Златоустого, напечатаны в Чернигове в 1705 году в Зерцале от писания божественного. Прочие же «словеса», замечает издатель их иеромонах Антоний Стаховский, первый префект черниговской семинарии, впоследствии архиепископ черниговский и, наконец, митрополит тобольский, «проповеданныя от иеромонаха И. Максимовича чрез пятолетнее число, наченши от року (года) 15, под спудом сокровенни в преславной обители пресв. Богородицы печерския». См. Наука и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. II, стр. 118.
116
Прежде и самого Феодосия Углицкого (особенно чтимого за святую и подвижническую жизнь) посвятил в архимандрита Елецкого монастыря черниговский архиепископ Лазарь Баранович^{10}^ именно с тою целию, чтобы иметь в нем помощника себе по управлению епархиею, а потом и преемника. См. Труды киев. дух. ак. 1860 г., книга 2, стр. 227, 232, 221 и сл.
117
В Ист. иерархии, изд. 2, стр. 300. между Феодосием и Иоанном, архиепископами черниговскими, несправедливо помещен Лаврентий: он не был избран и рукоположен.
118
В Ист. иер., изд. 2, стр. 300, а вслед затем и в моем жизнеописании митрополита Иоанна Максимовича, напечатанном в 1849 и 1854 годах, неправильно сказано, что Иоанн сначала был посвящен в епископа. В Ист. иер. на указанной странице касательно Иоанна есть и другая ошибка: там напечатано, что он хиротонисан 1 января 1698 года (вместо 10 января 1697 г).
119
В России до уничтожения патриаршества в саккосе служили только патриарх и митрополиты. Из архиепископов в саккосе первый стал служить один из предместников Иоанна Максимовича, черниговский архиепископ Лазарь Баранович с благословения патриархов восточных Паисия и Макария и московского Иоасафа II. председательствовавших на московском соборе в 1666 и 67 годах.
120
См. предисловие к Илиотропиону.
121
Науки и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. I, стр. 109.
122
Впрочем, в черниговской семинарии, как и во многих других семинариях, первоначально классы были только до риторики включительно.
123
Между прочим, в 1705 году Иоанн выстроил для помещения семинарии каменное здание.
124
Учители и ученики черниговской семинарии в 1709 и 1710 годах уже участвовали в переводе с латинского языка изданной Иоанном Максимовичем книги: Богомыслие на пользу правоверным. См. предисловие к сей книге и посвящение ее Стефану Яворскому.
125
В эту книгу Иоанном Максимовичем несколько мест заимствовано из сочинения св. Димитрия ростовского: Руно орошенное, или описание чудес, бывших от иконы Божией Матери, находящейся в черниговском Ильинском монастыре.
126
Осьми блаженств евангельских – см. Нагорную проповедь (Мф. 5, 3-10).
127
Синаксарь, синаксарий (греч.) – собрание; собрание в воспоминание Тайной вечери; собрание исторических сведений о празднике или святом. Собрание таких синаксариев составляет книгу под названием «Пролог».
128
Мысли для сего Синаксария преосв. Иоанном взяты из службы (впоследствии уничтоженной) на полтавскую победу 1710 г. архимандрита, а после архиепископа тверского Феофилакта Лопатинского и из слова на ту же победу Феофана Прокоповича. Обозр. русс. дух. лит., т. 1, стр. 207. Наука и лит. в России при Петре Великом, Пекарского, т. II, стр. 232 и 233.
129
Слов. пис. дух. чина, ч. I, стр. 283 и сл. Церк. ист. Инн., т. II, век XVII; Библиогр. Сопик. и Обозр. р. дух. лит., ч. I стр. 207; но всех вернее в Науке и лит. в России при Петре великом, Пекарского, т. II.
130
См. предисловие к Илиотропиону.
131
См. статью Мих. Ал. Максимовича: Бубновская сотня в жури. мин. вн. д. на 1849 год, и Науку и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 149, 115, 206.
132
Одно из этих четырех сочинений, например Илиотропион (это произведение иезуита Дрекселлия, изданное в первый раз в 1627 г. в Мюнхене), переведены буквально, а другие, например Феатрон (автор этого сочинения – папский каноник Амвросий МагНапш, живший в первой половине XVII стол.) – с переменами, переделками, сокращениями и исправлениями, какие казались нужными по духу и требованиям нашей православной Церкви. Наука и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 316. Предисл. к Фсатрону на стр. 3.
133
См. статью черниг. архиеп. Филарета: Черниговские иерархи, помещенную в Трудах киев. дух. академии 1860 г., № 2, стр. 235.
134
Солнечник – подсолнечник.
135
Предисл. к Илиотр. и Наука и лит. при Петре великом, Пекарского, т. II, стр. 316.
136
Петру великому из сочинений Иоанновых посвящены, между прочим: Царский путь креста Господня, Осмь блаженств евангельских и Толкование на молитву: Отче наш.
137
Богородице Дево, Феатрон и Толкование на 50-й псалом Иоанн Максимович, в 1708 г., отправил к Петру I, при письме, с кафедральным наместником своим Антонием Стаховским, а Царский путь креста, Осмь блаженств и Отче наш, в 1709 или 1710 г., поднес ему чрез нового малоросс, гетмана Ив. Скоропадского. – Архив, черниг. каф. собора; Предисловие и послесловие к книге: Царский путь креста Господня.
138
Получив книги, посланные с Антонием Стаховским (см. предыдущее примечание), Петр I, кроме похвальной граматы, послал Иоанну Максимовичу кусок камфы, кусок камки и белый мех, да для черниг. собора пуд ладану и 3 ведра церк. вина. – Архив черниг. собора.
139
Н. и лит. в Р. при Петре в., Пекарского, т. II, стр. 233, 253 и сл. Слов. пис. д. чина, ч. 1, стр. 287.
140
Экземпляр книги Феатрон, или Позор, принадлежащий в настоящее время омскому собору, прежде, как видно из надписей и пометок на нем, переходил из рук в руки довольно почетных лиц разных сословий, притом переходил все почти в дар, и весь испещрен, исписан пополам – отчасти по-русски, а более по-латыни – замечаниями и дополнениями.
141
Некоторыми из произведений Иоанна Максимовича не совсем довольны были и его современники, например, об Алфавите его был сделан невыгодный отзыв известным нашим сатириком князем Кантемиром, а о Богородице Дево невыгодно отзывался св. Димитрий ростовский (Наука и л. в Р. при Петре в., Пек., т. II, стр. 115 и 150. Истр. р. Церкви, сп. Фил., изд. 1, ч. 4, стр. 111). Кроме того, два из его сочинений: Богомыслие и Феатрон несколько лет (в 30-х годах XVIII столетия) считались не
142
См. Слов, о пис. д. чина, изд. 2, ч. 1, стр. 288 и сл. Наука и лит. в Р. при Петре в., Пек., т. I, стр. 191 и сл.
143
Наука и лит. в Р. при Петре в., Пекар., т. I, стр. 191-197.
144
Там же, т. II, стр. 236.
145
Предисл. к Царскому пути креста Господня, л. 2 на обор. Отд. 1, кн. 1.
146
Отец Иоанна Максимовича пользовался, как мы видели в начале статьи, благоволением Мазепы; сам Иоанн получил сан архиерейский, между прочим, и по его выбору; братья его в малороссийском войске занимали довольно хорошие места и держались стороны Мазепы. К несчастью, некоторые из них и после, во время самой Полтавской битвы, не отстали от изменника и за то горькую испили чашу.
147
Чернигов, иерархи, в трудах киев. д. акад. 1860 года. кн. 2, стр. 238. Чт. ист. общ. на 1859 год, кн. 1, стр. 181, 183, 195. Март. т. II, стр. 482 и сл., т. IV, стр. 275 и сл.
148
См. предисловие и послесл. к Царскому пути креста и пр.
149
Обзор русс. дух. лит., ч. II, стр. 207, и Наука и лит. в Р. при Петре в., Пекарского, т. II, стр. 232 и сл.
150
См. Поли. собр. зак. под указанными годом и числом.
151
В жизнеописании митр. Иоанна Максимовича, изданном мною в 1849 и 1854 гг., и Н.А. Абрамовым^{11}^, которое напечатано в Страннике 1863 г. № 5-й, ошибочно сказано, что святитель Иоанн из Чернигова в Тобольск перемещен в 1711 году^{12}^ и что сибирскою митрополиею управлял близ 4 лет. Меня. г. Абрамова и покойного киевского митрополита Евгения, трудившегося над вторым изданием I части ист. иер., ввела в ошибку рукописная сибирская летопись, хранящаяся в библиотеке Тобольской семинарии: там действительно сказано так, но сказано неверно. Касательно Иоанна Максимовича в этой летописи есть и другие ошибки; там говорится, например, что он посвящен в архиерея черниговского в 1698 году (тогда как это было в 1697), что он приезжал в Москву в числе малороссийских послов к царю Алексею Михайловичу (тогда как этого царя во время разорения заднепровской Малороссии турками уже и в живых не было) и пр. Настоящее уверение, т.е., что преосв. Иоанн перемещен из Чернигова в Тобольск не в 1711, а в 1712 году, и что поэтому он управлял тобольскою епархиею менее не четырех, а трех лет, я основываю: а) на статье: Чернигов, иерархи, помещенной в Труд. киев. акад. 1860 г., кн. 2, стр. 239; б) на Слов. пис. д. чин., ч. I, стр. 287; в) Ист. иер. р. Ц., ч. 1, изд. 1, стр. 111 и 153; г) Геогр. слов. Щекатова, ч. 6, стр. 262; д., Обз. русск. дух. лит., стр. 207; особенно же е) на ставленой грамоте, данной местоблюстителем патриаршего престола Стефаном Яворским преемнику Иоаннову по черн, епархии, архиепископу Антонию Стаховскому, и доселе в целости хранящейся при черниг. каф. соборе, и ж) на свидетельстве самого Иоанна Максимовича в Илиотропионе. В грамоте говорится: «Стефан Яворский, Божиею милостию митр, рязанский... прошедшего мироспасительнаго 1712 года, месяца марта для черниг. епархии боголюбивый архиепископ Иоанн Максимович, по указу царскаго величества переведен на престол сибирския митрополии»; а в предисловии к последней (к Илиотропиону) черниговцы, трудившиеся над ее изданием, в 1714 году, уже в бытность Иоанна в Сибири, говорят: «ты учил нашу паству, яко лет пятнадесять». Если б Иоанн Максимович, хиротонисанный в черниг. архиепископа, в январе 1697 г., прибыл в Тобольск в августе 1711 года, то каким бы образом он мог учить черниговцев лет пятнадесять? Чтобы Иоанн Максимович прибыл в Тобольск ранее 1712 года, этого нет и в описании остяцкого народа, Новицкого, хранящемся в ризнице тоб. каф. собора.
152
Переписчик грамоты забыл означить число, хотя и место для него оставил.
153
Иначе рассказывают о причине назначения Иоанна Максимовича в Сиб. митрополита в Тобольске: будто в поместьях князя Меньшикова, находившихся в черниговской епархии, выстроена была новая церковь. Светлейший написал своему управителю, чтоб церковь та освящена была в такой-то день, и чтобы к освящению непременно был приглашен архиерей. Управитель волю господина своего передал преосвященному Иоанну. Но сей сказал, что назначение времени освящения церкви зависит не от его светлости и кого бы то ни было, а от епархиального архиерея, и что в назначенный день ему быть там никак нельзя, а он будет в другое время, именно тогда-то. Как сказал преосвященный, так и сделал. Далее: по случаю освящения церкви помянутый управитель устроил было богатый обед, но преосвященный, как откроется из дальнейшего, не любил бывать на чужих обедах, а потому не удостоил отведать княжеского стола. Меньщиков, узнав об изменении дня освящения церкви и об отказе от обеда, приготовленного его управителем, сильно прогневался на Иоанна Максимовича и из мести, когда вакансия на тобольскую митрополию сделалась праздною, устроил так, что туда назначили именно его – черниговского преосвященного. Максимович слышал о виновнике своего премещения, в страшную в то время Сибириь, и потому будто бы сказал при отъезде: «да, мне далеко ехать, но он будет еще далее меня». Предсказание преосвященного, прибавляют рассказчики, сбылось: Меньщиков, как известно был сослан в Березов, где и умер. Но предание этим не оканчивается. Говорят, что преосвященный Иоанн, когда Меньщикова провозили секретно мимо Тобольска по Иртышу в дощанике, не получив на от кого известия, вышел на берег реки, поклонился на плывшее судно и благословил его. Но это предание не верно; по крайней мере так можно смело говорить о последнем, упоминаемом в нем, обстоятельстве: Иоанн умер в 1715 году, а Меньщиков сослан в 1727 году, следовательно, 12 лет спустя после смерти преосвященного. Не случилось ли все это с митрополитом Антонием Стаховским, управлявшим тобольскою епархиею 1723–1740 г.? Он также, как и Максимович, в Тобольск переведен из Чернигова, но вместо наказания. См. Полн. Соб. Зак., т. VI, № 3, 734.
154
В старину архиереи тобольские в летнюю пору ехали из России сухим путем только до Верхотурья, а из Верхотурья до Тобольска обыкновенно плыли на судах по рр. Туре и Тоболу. Для этого тобольский архиерейский дом свои дощаники, которые, впрочем, в Верхотурье и Тюмени имелись у него постоянно и служили для сплава хлеба на архиерейский дом из архиерейских вотчин, находившихся наиболее в уездах Тюменском, Туринском и Верхотурском. Преосвященный Иоанн приплыл в Тобольск на двух дощаниках. Это удивительно, но только с нынешней точки зрения. В старину преосвященные в Сибирь ехали обыкновенно с большою свитою: с певчими и архиерейской ризницей, с некоторою частию духовенства, недостаток в котором, особенно в более образованном и способном, долго чувствовался в Сибири, с прислугой, множеством богослужебных книг и церковной утвари, в приобретении которых и до сих пор немало встречается затруднений, с значительным запасом провизии для архиерейского стола, сукон и других материй для платья, как самому архиерею, так еще более служащим при нем лицам, и пр., и пр. (См. челобитную митр. Филофея Петру 1 и примечания к ней в Тоб. губ. вед. 1859 г., №№ 15-19). Не излишне заметить, что иногда ризницу и певчих нарочно посылали в Москву или Петербург ко времени посвящения нового архиерея для всей Сибири. Так и в начале 1710 года к посвящению преемника митрополиту Филофею были высланы в Москву певчие и ризница; но по неназначснию сего преемника (Иоанна Максимовича) во время, в течение слишком двух лет, возвратились доколе так (архив тоб. коне.).
155
В старину – и до 1803 года – и все тобольские преосвященные также или подобным образом вступали в Тобольск на новую паству: приезжали сначала в Знаменский монастырь, облачались там и шли в собор с церемонией, подобной крестному ходу, например, при преднесении св. икон, в предшествии всего градского духовенства, при стечении множества народа и колокольном звоне. Само собою разумеется, что бывали и мелкие изменения, которые зависели от предохранительных распоряжений воевод или губернаторов, правивших Сибирыо, или самих владык. В марте 1769 года громкий и пышный губернатор Чечерин встречал преосвященного Варлаама, между прочим, с пушечной пальбой и сквозь как бы триумфальные ворота, устроенные на Прямском взвозе и украшенные, кроме многого другого, нарочно для того приготовленными надписями в стихах.
156
Лет. сборник, принадлежащий тобольской семинарии, рукописный, год 1711.
157
Розыск св. Димитрия ростовского, ч. III, гл. XIII.
158
Жалованья ему не назначено никакого; вотчинных крестьян не было ни одной души; дани с немногих церквей и монастырей собираюсь только 108 рублей. И из этой ничтожной суммы архиерей должен был содержать, кроме себя, певчих своих, приказных чиновников и прислугу. Странн. 1863, № 1, стр. 10, Ирк. еп. вед. 1863 г. № 10.
159
Ирк. еп. вед. 1863 г. № 10, стр. 121. Ставл. грам. Антония Стаховского в черниг. кафедр, соборе. Не известно, тотчас ли по прибытии в Тобольск или несколько спустя только митрополит Иоанн Максимович отправил из Тобольска в Йркутск в благословение тамошней пастве список с чудотворной Абалцкой иконы Божией Матери. Эта святыня до сих пор в целости сохраняется в приделе иркутского кафедрального собора и в недавнее время украшена по усердию покойного купца Трапезникова великолепнейшею золотою ризою. В стихах, написанных под иконою, преосвященный Иоанн обещался посетить Иркутск лично, но промысл Божий не судил ему исполнить это обещание ^{13}^.
160
Впрочем, это благое намерение Петра I и митрополитов тобольских Филофея и Иоанна начинает приходить отчасти в исполнение почти только в настоящее время (См. Дух. Бесед. 1863 г. № 5, стр. 160, и некоторые из последующих ее номеров, Ирк. епарх. вед. 1863 г., Правосл. обозр. 1863 г. № 7, замет, стр. 194).
161
Иларион Лежайский родом был из Польши, и в Сибирь привезен самим преосвященным Иоанном. С ним приехали было из Малороссии и еще несколько монашествующих, но Сибирь не понравилась, и все они, согласно их просьбе, отпущены были Иоанном Максимовичем обратно па родину с щедрым вознаграждением за послушание ехать с ним и за сопровождение его в пути до Тобольска. (Из лат. и частию русской рукописи, принадлежащей омскому дух. училищу). Что же касается архимандрита Илариона, то он китайским императором и мандаринами принят был очень ласково, но жил там недолго, потому, вероятно, что не мог перенести перемены ктимата.
162
В описи имения митрополита Антония Стаховского, одного из ближайших преемников Максимовича, хранящейся в архиве тобольской консистории, между прочими вещами значится и поименованная книга. Эта опись признает ее сочинением Иоанна Максимовича. Оставшись рукописью в Тобольске, Путник, по всей вероятности, никогда и не был напечатан.
163
Жури. мин. нар. пр. на 1850 год, № 10, статья г. Абрамова под названием: Иоанн Максимович и пр.
164
Рукоп. сиб. летопись, принадлежащая тобольской семинарии, под 1715 годом.
165
Это предание известно всем жителям Тобольска и целой Сибири. Мне случалось неоднократно слышать его от почтенных по летам и просвещению старцев (напр. Ив. П. и М.Д. Менделеевых и Гневашевых), которые сами слышали его от своих отцов и дедов, современников или почти современников митрополиту Иоанну.
166
В кратком показании о бывших в Сибири городах, воеводах и пр. на стр. 17 неправильно сказано, будто Иоанн Максимович погребен в приделе Златоустого.
167
Из дел консист. архива.
168
И это предапие пишущему было сообщено людьми старинными; набожными и образованными.
169
Рассказ этот мною записан был в 1843 году со слов особенно благоговевших к памяти митр. Иоанна, ныне уже покойных, купцов тобольских Ал. Мир. Гневашева и Вас. Ал. Струнина. Помнится, один который-то из них (если только не оба) были и при перенесении нового гроба Иоаннова в числе четырех помянутых депутатов.
170
Иоанн Максимович был канонизирован Русской православной церковью летом 1916 г.
171
В то же время собирал и записывал сведения о благодатных действиях, совершавшихся над людьми, которые обращались с молитвами к митр. Иоанну, преосв. тобольский Владимир, и у него записано было гораздо более, нежели у меня, но его запись по смерти преосвященного (1845 г.), вероятно, затерялась и, кажется, навсегда.
172
Томская епархия, в состав которой входит и Барнаул, открыта только в 1834 году. До тех пор она принадлежала к тобольской епархии, и тобольские преосвященные, по отдаленности и по неотпуску из казны, кажется, до двадцатых годов прогонных денег на разъезды по епархии, в Томске, а тем более в барнаульском округе, действительно почти никогда не бывали.
173
В настоящее время он по глубокой старости уже за штатом.
174
В конце прошедшего и начале настоящего столетия тобольские семинаристы высших классов почти все были вместе и причетниками при градских церквах, некоторые даже бывали женатые и служили при тех же церквах диаконами.
175
При церквах тобольской епархии почти до настоящего времени, по крайней мере до сороковых годов, сторожек не было, и сторожны жили, ели, пили и спали в трапезах (церквей), отчего они и до сих пор в Сибири называются трапезниками.
176
Пишущий слышал это от многоуважаемого отца протоиерея Ласточкина, здравствующего, как и протоиерей Кузнецов, доныне.
177
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии митрополита Иоанна Максимовича // Странник. 1870. Т. 2. С. 325–348.
178
А. Сулоцким были также написаны: Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольскаго и всея Сибири. М.: Типография Александра Семёна, на Софийской улице, 1849. 16 с.; Жизнь Иоанна Максимовича, митрополита Тобольскаго и всея Сибири // Странник. 1864. Т. 1, январь.
Из работ других авторов об И. Максимовиче:
Карпинский А.М. Иоанн Максимович, митрополит Тобольский и всея Сибири. Тюмень: Типография А.А. Крылова, 1899. 53 с.; Протоиерей Григорий Тутолмин. Житие Святителя Иоанна (Максимовича), митрополита Тобольского и всея Сибири. Тобольск: Типография Епархиального братства Димитрия Солунского, 1916. 33 с.
Житие святителя Иоанна, митрополита Тобольского //Жития русских святых. Кн. 2. Коломна, 1993. С. 363–366.
179
Письмо Стефана Яворского к Петру I, о котором упоминается здесь и из которого будут делаться выписки и далее, найдено, скопировано (в одном из столичных архивов) и доставлено мне многоуважаемым профессором с.-петербургской духовной академии Ил. Ал. Чистовичем.
180
Архив Тобольской консистории... В старину общий у всех епархий был обычай – ко времени посвящения нового архиерея и обучения его архиерейскому священнослужению высылать в Москву певчих, ризницу архиерейскую и деньги на проезд архиерею и на другие его расходы. Легко ли, выгодно ли было тобольской епархии делать такие посылки за 2300 верст, об этом может судить всякий сам.
181
Да не покажется читателям странным упоминание о посвящении архиепископа в митрополита. Старые времена не новые, нынешние: в старину действительно существовал и особенный чин производства епископов и арихепископов в митрополита, быть может, между прочим и потому, что тогда архиереи, низшие по названию митрополитов, служили в фелонях (а не в саккосах) и в митрах без креста. Чин этот совершен было не только в 1711 году над Иоанном Максимовичем, но и позднее того, а именно в 1721 году на одним из преемников его по тобольской епархии Антонием Стаховским. Сей последний из архиепископов черниговских в тобольского митрополита был торжественно рукоположен 5 марта 1721 года, во второе воскресенье великого постав в С.-Петербурге, в Троицком соборе в присутствии Петра I тем же Стефаном Яворским при сослужении новгородского архиепископа Феодосия и псковского епископа Феофана Прокоповича. «Иркут. епарх. вед.» 1863 г. № 12 и 14. Акт. арх. эксп. Т. 1, стр. 297-301
182
Ист. росс. иер. ч. I, стр. 236.
183
Ирк. епарх. ведом. 1865, 1866 и следующих годов, а особенно 18 г. № 2.
184
В уездах иркутском, Нерчинском, верхнеудинском и селенгинском епископу Варлааму были подведомы только 42 церкви и 4 монастыря (из которых три были беднейшие), и он с них на себя, певчих, канцелярию и прислугу получал только 108 рублей в год. «Странник» 1863 года, янв., стр. 9 и след. «Иркут, епарх. вед.» 1863 года, № 10.
185
«Иркут, епарх. ведомости» 1863 года № 10.
186
Как понимать это слово – в смысле ли определенного, уже назначенного архиерея, и именно Варлаама Коссовского, или в значении (архиерея) самостоятельного, самоместного, независимого? Должно быть, в последнем смысле.
187
При неустройстве путей сообщения в Сибири и бедности духовенства, в старину действительно многие из ставленников, хотя бы и Восточной Сибири, для принятия рукоположения ходили в Тобольск пешком. А был пример (да, быть может, еще и не один), что иркутский ставленник Федор Сидоров, не застав архиерея в Тобольске, ходил за рукоположением в Вятку, где и принял оное от вятского архиепископа. См. «Ирк. епарх. вед.» 1863 г. № 15, стр. 202.
188
Стефан Яворский, по всей вероятности, знакомый с Варлаамом Коссовским еще по Киеву (Ист. росс. иер. ч. I, стр. 270 и 236), и потому, как кажется, несколько благоволивший к нему, и хотел было тогда же улучшить его участь: в вышеупомянутом письме своем к Петру 1 он представил было его к перемещению в Тверь: «А буде, – говорил он в конце своего письма, – иркутскому архиерею не ехать на Сибирь, благоволи его, Великий Государь перевесть в Тверь на место умершего архиерея (архиепископа Каллиста)». Но Петр I на сей раз не уважил предстаатения местоблюстителя, напротив, повелел рукоположить в епископа в Тверь другого (архимандрита московского Знаменского монастыря Алексея Титова), и только по вторичному представлению, притом уже чрез три года после того, когда новопоставленный тверской архиерей епископ Алексий был переведен из Твери на Крутицы, и именно только в 1714 году, Петр великий согласился дать преосвященному Варлааму место в Тверь. Заключим рассказ о бывшем викарии тобольской митрополии преосв. Варлааме Коссовском известием, что он по шестилетнем управлении тверскою паствою перемещен был (в июне 1720 г.) в Смоленск с возведением в сан митрополита, что в Смоленске он скончался в следующем же (1721 году 4 мая), что погребен он там в Троицком монастыре в каменном, в виде подвала, склепе, над которым устроена каменная же четырехугольная часовня; что в Смоленске крепкая есть вера в нетление тел как его, так и трех других, вместе с ним погребенных смоленских архипастырей, и что в названной часовне с 1837 года по поводу исцеления одной больной госпожи (Колечицкой) после бывшего ей видения и совершения панихиды над усыпальницей преосв. Варлаама и других трех сопочиваюших с ним преосвященных служится по просьбе смолян много панихид. Ист. росс. иер. ч. 1, стр. 237, 270 и 320. Ирк. еп. вед. 18 г. №№ 46 и 47.
189
Самый срок прибытия Иоанна Максимовича в Тобольск со временем его отбытия из Москвы совершенно согласен: ежели Иоанн из Москвы в конце или половине июня (в первой половине июля там его уже не было) и большую часть пути совершил водой, как делали и другие сибирские архиереи (напр. Киприан, Симеон и проч.), приезжавшие в Тобольск летом, плыл сначала (от Нижнего) Волгой, потом Камой и Чусовой и, наконец, после переправы сухим путем чрез Урал плыл Турой и Тоболом, что очень быстро, особенно там, где доводилось плыть, например, Камой и Чусовой, против воды, совершиться не могло; то ранее 14 августа (1711 г.) ему, Иоанну Максимовичу, и нельзя было прибыть в Тобольск.
190
Изд. 2, часть 1, стр. 300 и 233.
191
Из письма жителя Семипалатинска Н.А. Абрамова от 22 января 1865 года.
192
Справедливость сего соображения доказывается и тем, между прочим, что день назначения Иоанна к перемещению в Тобольск писцом не означен, место для него в грамоте оставлено пустым; пиша, вероятно, хотел справиться, да и забыл.
193
Первая каменная иркутская церковь во имя Спаса нерукотворенного образа освящена в 1713 году с разрешения епископа Варлаама, который с 1710 года жил в Москве. См. Жизнь святого Иннокентия иркутского чудотворца, стр. 17; «Иркутские епарх. ведом.» 1863 г. № 10, стр. 121.
194
Откуда взята эта выдержка, это будет видно ниже из наказной грамоты Иоанна архимандриту Мисаилу.
195
В селенгинском монастыре хранится подорожная, выданная архимандриту Мисаилу в Тобольске 7 мая 1714 года на проезд ему в Дауры, т.е. за Байкал, чрез Енисейск.
196
Мисаил родом был из России. В Сибирь и именно в Забайкалье прибыл он в 1661 году в числе других монашествующих в сане иеродиакона для постройки на р. Селенге монастыря и для обращения кочевавших и доселе кочующих там монголо-бурят идолопоклонников. По смерти в 1693 г. основателя и первого настоятеля Селенгинского Троицкого монастыря Мисаил митрополитом тобольским Игнатием сделан был настоятелем сего монастыря и посвящен сначала в игумена, а потом и в архимандрита. Жил он лет сто или более – до 30-х или даже 40-х годов XVIII столетия; и все еще с большою пользою управлял вверяемыми ему и монастырями, и заказами, даже некоторое время целой иркутской десятиной, как сейчас увидим из грамоты ему Иоанна Максимовича (Жизнь свят. Иннок. стр. 13 и 14; Ист. Р. Церк. Филар. ч. 4, § 10).
197
Грамоту отыскал в архиве Селенгинского монастыря забайкальский миссионер о. иеромонах Мелетий.
198
Десятиною в старину называлась и десятая часть готовых произведений полей, которую миряне платили своему духовенству, и десять или около того приходских церквей с их духовенством, которыми заведывал (впрочем более для сбора с церквей и причтов в пользу архиереев дани и других денег) иногда из светских лиц (из архиерейских приказных, из архиерейских дворян и детей боярских), а иногда и из лиц духовных, десятильник, десятинник, десяцкий, десятоначальник; а здесь под десятиною, очевидно, разумеется целый большой округ по церковному упраатению, обнимавший собою, как и сказано выше, по нынешнему разделению, почти всю Иркутскую губернию и всю забайкальскую область.
199
В Тобольской консистории нет ни одной бумаги от времени Иоанна Максимовича и за его подписью, потому что старый архив ее (до 1740 года) в 1788 году в апреле сгорел.
200
Например: часть епархии и весьма обширная в грамоте называется десятиной, или в грамоте упоминается о поповском старосте вроде помощника управляющему десятиной и как бы чиновнике по особым поручениям для разъездов по десятине, дтя производства следствий и пр. (см. статью 4-ю), упоминается о закащиках, впрочем, не со всею властию нынешних благочинных, в особенности прежних уездных протоиереев, а более только с обязанностию собирать с церквей какие-то неокладные доходы (см. ст. 7-ю), упоминается о венечных памятях (как бы билетах или свидетельствах, даваемых от закащиков с дозволением венчать браки), о сборе с церквей и часовен, даже со сборщиков на церкви окладных и неокладных денег, о сборе с духовенства даней, о новичных памятях (это, помнится, подпись каждого нового архиерея или доверенного от него лица на ставленной грамоте каждого священника и диакона и на указе каждого причетника, за что обыкновенно взималась в пользу архиерея некоторая плата или указ вновь назначенному причетнику).
201
Таково почти расстояние Иркутска от Тобольска, а Забайкалье от Тобольска, разумеется, и еще того далее.
202
В старину всякий архиерей называл себя, а тем более подчиненные называли его великим господином.
203
Это назначение, однако ж, не состоялось: Иларион Лежайский в 1714 году Иоанном был отправлен в Пекин настоятелем в то время открытой там нашей духовной миссии.
204
Жизнь св. Иннокентия иркут. чудотвор., стр. 18.
205
«Странник» 1864 г. янв., стр. 24.
206
Теперь можно с достоверностию сказать, что эта святыня послана митрополитом Иоанном в Иркутск именно в 1714 году после того, как ему повелено было принять тамошнюю паству в свое непосредственное управление.
207
Впадает в Обь с правой ее стороны.
208
См. мое жизнеописание митрополита Филофея, стр. 40.
209
Что-то в роде старшин.
210
Нужно помнить, что Томская губерния почти до последнего времени по церковному управлению входила в состав тобольской епархии.
211
Алтайских и приалтайских инородцев-язычников жрецы их или шаманы и до сих пор называют камами, а их жертвоприношение с их кривляньем, скаканьем, стуком в бубны и проч. называется камланьем.
212
Когда чердацкие новокрещенцы в 1835 г. просили у бывшего у них Томского преосвященного Агапита дозволения накпеить икону на доску с тем, чтобы украсить икону металлическою ризою, то он дал просимое дозволение, но под непременным условием – наклеить икону так, чтобы подпись митрополита Иоанна осталась не закрытою, что ими и исполнено.
213
Рассказ о чердацкой иконе извлечен из статьи о ней священника Ал. Лаврова, напечатанной в 19 номере «Томск, губернск. вед.» 1867 г.
214
При жизни митрополита Иоанна митра только была начата, но недоделана, а уже по смерти его была кончена и передана в архиерейскую ризницу. «Ирк. епарх. вед.» 1863 года, № 29, стр. 462.
215
Филофей Лещинский выше назван предместником Иоанна, а здесь называют его преемником, потому что он тобольскою епархиею управлял два раза: до Иоанна с 1702 по 1711 год, и после Иоанна – с половины 1715 года по 1721 г.
216
Гагаринская митра украшена золотым с алмазными искрами крестом наверху и убрана 40 финифтями, но преимущественно штуками, 778 драгоценными камнями, между которыми 8 изумрудов, 532 алмазных искр и 31 больших яхонтов и с 3131 жемчужинами, из которых 480 весят 27 золотников, а все прочие только 20 («Ирк. епарх. вед.» 1863 г. № 29, стр. 462; мое описание Тоб. Соф. собора, стр. 60 и сл.).
217
См. описание Тобольского Софийского собора (М. 1852), стр. 48 и след.
218
«Тоб. губерн. вед.» 18 г. № 30. Письмо каф. прот. П.А. Фелицына от 16 августа 18 года.
219
Этот Костылев мне, пишущему, и другим моим сослуживцам по Тобольской семинарии памятен как тихий, кроткий и очень добрый воспитанник и как довольно порядочный живописец, между прочим, портретист-самоучка.
220
Костылев, как портретист, бывал не без денег, но на тот раз у него не случилось.
221
За подробностями обоих исцелений желающие могут обратиться к Страннику 1865 года, янв., отд. I, стр. 16 и 17.
222
Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Мнимая могила Арсения Мацеевича в Верхнеудинске // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн.4. С. 11 –24
223
Например, епископ Пензенский Амвросий Орнатский в 2-х изд. 1-й части Истории Иср. Росс. Церкви 1807 года на стр. 123, и 1827 г. на стр. 253; Митроп. Киевский Евгений в Слов. Пис. Дух. Чина, ч. 1 на стр. 5; Бантыш-Каменский в Слов. Достоп. люд. Русск. Земли, ч. 1, стр. 64; Филарет Арх. Черниговский в Ист. Р. Церкви изд. 1, пер. 5-м, на стр. 6, и в Обозр. Рус. Дух. Лит., кн. 2, стр. 54.
224
Шевелева за какое-то неосторожно сказанное слово при Государе Императоре Павле I схватили и отправили в Иркутск, но там по рассмотрении дела он был оправдан. Находясь под судом и ожидая беды, Шевелев дал обещание, если Господь помилует его, устроить над могилой Арсения часовню, что, когда беда миновала, и исполнил.
225
Описание часовни сделано мною со слов (записанных еще около 1844 года) покойного благочестивого тоб. купца Ал. Мир. Гневашева, ведшего в свое время торговлю по Кяхте и много раз в проезды на Кяхту и обратно бывавшего в часовне для совершения в ней по Арсении панихиды.
226
В газ. «Амур» 1862 г., № 24, говорится: «Верхнеудинский старожил, купец Орлов, объяснял, что многие из городских жителей... в болезнях брали (в прежнее время) с могилы Арсения землю и, разводя в теплой воде, поили ею детей, которые и выздоравливали. Народное воображение (прибавляет автор статьи уже от себя) засвидетельствовало и то, что над могилой Арсения в ночное время виднелась горящая свеча».
227
Ист. обоз. Сиб. С.П.Б 1844 года, кн. 2, стр. 14. К удивлению, почти то же самое, по крайней мере подобное тому, напечатано в 1860 г. в Историко-стат. обзоре Ростовско-Яросл. Епархии на стр. 26. Там автор говорит: «Которое справедливо из сих сказаний (т.е. в Ревеле или в Верхнеудинске погребен Арсений Мацеевич), судить трудно».
228
Словцов немало изъездил по Сибири и до директорства в Иркутской гимназии по званию чиновника особых поручений, но еще более он ездил по ней, когда сделан был (1820-29 г.) визитатором учебных заведений гражданского ведомства во всей Сибири.
229
Восемь документов сего последнего поименованы с кратким указанием их содержания в 24 номере газ. «Амур» позапрошедшего года. Там при этом замечено, что все они будут вполне напечатаны в особом Сбор. ист. и стат. сведений о Восточной Сибири.
230
Копия с сего мною была получена от покойного, прежде упомянутого тоб. купца Алек. Мир. Гневашсва, с которым Преосв. Михаил до конца жизни вел переписку и которого он принимал с любовью, познакомившись с ним еще в Тобольске, в бытность свою там сначала (до вдовства) соборным священником и учителем семинарии, а потом ректором оной и Архимандритом Знаменского монастыря.
231
Здесь разумеется тот самый Лопухин, который в 1813 г. в честь Арсения Мацеевича устроил памятник в поместье своем в селе Воскресенском Орловской губернии (см. № 19 газ. «День» 1862 г.). При этом замечу, что И. Вл. Лопухин дело Митр. Арсения знал почти так же хорошо, как в последнее время узнал его г. Чистович. Им оно со всеми подробностями в 1813 г. было сообщено Преосв. Калужскому, впоследствии митрополиту Киевскому, Евгению, а сим последним передано Преосв. Амвросию Орнатскому, который составлял Историю Иер. Росс. Ц. под его (Евгения) руководством.
232
Итак, Г.Б. Милютин в замечаниях своих на ст. Чистовича об Арсении Мацеевиче, помещенных в 24 номере газ. «Амур» 1862 г., напрасно (в объяснение того, каким образом могло утвердиться в Сибири мнение, что в Верхнеудинске погребен бывший Митр. Рост. Арсений) сказал: «Может быть, и сам иеромонах Арсений нашел для себя небезвыгодным выдавать себя за бывшего митрополита». Для чего и без того виноватого еще более обвинять, и великодушно ли бить лежачего?
233
Сношения эти, по всей вероятности, и были, и, должно быть, из Нижнего Новгорода отвечали, что история иеромонаха Печерского монастыря Арсения ничуть не вымысел, иначе Митр. Евгений, руководивший, как уже сказано, Амвросия Орнатского в составлении Истор. Росс. Иерархии, но в то же время и сам пользовавшийся его материалами, не напечатал бы ни в своем Словаре пис. Дух. чина в 1827 году, что Арсений Мацеевич, наконец, был сослан в Ревель и там помер. Кроме того, мне достоверно известно, что в 1856 году по случаю предписания от Св. Синода о составлении церковно-исторических и статис. описаний епархий в Ярославле много рылись в консист. архиве – не отыщется ли какого-нибудь дела о ссылке Митр. Арссния Мацссвича первоначально в Нижегородский Печерский монастырь, но труды оказались в этом отношении напрасными.
234
valrnt in utramqe partem: fides penes narrators sit (лат.) – смысл этой фразы можно перевести так: «пусть будут на совести рассказчиков».
235
В бытность в Нерчинском монастыре иеромонах Арсений, как говорит предание, посадил два куста бузины; разумеется, они разрослись, простой народ, считая Арсения за Ростовского митрополита и за страдальца за правду, щипал листья бузины и употреблял их как лекарство в болезнях, особенно в лихорадке. См. газ. «Амур» 1862 г., № 24.
236
«Амур», № 24 и имеющееся у меня письмо Б. из Селенгинска от 10 декабря 1841 года.
237
«Правосл. Соб». 1861 г., октябрь, стр. 182.
238
Газ. «Амур» 1862 г., № 24.
239
Из росписи убогого имения, или иначе из духовного завещания иеромонаха Арсения, приложенного к упомянутому выше сообщению Удинской коменд. конторы в Селенгинский монастырь, видно, что им, Арсением, был отказан Каноник Киевской печати просвирне Нерч. монастыря, а Учебная Псалтырь солдату Блинову (Из письма Бестужева от 10 декабря 1841 г. к В. Ив-у). Вероятно, которую-нибудь из этих книг Вл. Ив. и видел в Акше, когда в 1844 году я показывал ему руку (в подписях на промемориях) Арсения Мацеевича, то он, к сожалению, за давностию времени не мог сказать, сходна ли она с надписью на виденной им книге или нет.
240
От кого, от самого ли Словцова, от Абрамова ли, получившего от Словцова некоторые бумаги, или от В.И. Штейнгеля мною получена была копия с письма Бестужева, теперь этого уже не могу припомнить.
241
Тут г. Бестужев, конечно, разумеет 1-ю часть Ист. Иер. Рос. Ц., Словарь писателей Духовного чина Митрополита Евгения и Словарь Бантыша-Каменского.
242
Другие печатают это имя Тоузаков.
243
Этот г. S. в статье своей, помешенной, как сказано выше, в №№ 49 и 50 «Современной летописи» под названием «Протест Арсения Мацеевича и последняя судьба его», говорит, что доселе не было обращено надлежащего внимания на самый протест Арсения и не изложено с достаточною полнотой его содержание, между тем как «тогда только можно составить правильное понятие и о поведении Арсения в деле о церковных имуществах, и о степени справедливости произнесенного над ним приговора, когда будет вполне известен и правильно оценен этот важный документ, в котором Арсений выражал свой взгляд на дело и за который, собственно, подвергся суду и наказанию. Г. Чистович (продолжает он) в статье, напечатанной в газете «День», сказал о содержании Протеста до крайности мало и привел из него только три коротенькие отрывка, да впоследствии, отвечая на возражения, возбужденные его статьей, прибавил еще несколько отрывков, но и эти отрывки все-таки не дали понятия о целом содержании Протеста. В интересе разъяснения столь важного дела, как суд над Арсением, мы намерены (заключает он) именно со всею подробностью изложить содержание его Протеста». Похвально, слова нет, излагать содержание такого важного документа, но, думаем, не похвально говорить даже об отрывках из него, сделавшихся известными посредством печати, а умалчивать о том, что Протест этот целиком был уже напечатан в « Чтениях в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете» 1862 г., в книге 2-й, отд. 5, стр. 25–30 и притом за несколько месяцев до появления его статьи в «Современной летописи». Иное дело оценка, а иное известность этого документа. Приступая к первой, не следовало намеренно притворяться не знающим о последней. Ведь самое подробное изложение содержания документа никогда не может заменить его самого. В деле историческом точность и совестность – одно из первых и существенных требований. Если отрывки, приведенные г. Чистовичем, не могли дать понятия читателям о целом содержании Протеста, то самый Протест, оглашенный уже прежде печатью, разве не восполнял этого, не разъяснял столь важного дела более и лучше всякого изложения содержания его чьими бы то ни было словами? К сожалению, с некоторого времени начинает входить в нашу журналистику недобрый обычай. Одни делают открытия после открытий, например, в октябрьской книже «Православного обозрения» сего года г., скрывшийся под тремя звездочками ***, то же излагает «дело Маркела Родышевского с Феофаном Прокоповичем о противностях церковных» (стр. 9-48) почти исключительно по тем актам, которые сообщены были в 1-й книге «Чтений» 1862 года, отд. 2, стр. 1-92, где точно так же, как и г. S., не упоминая ни слова о том, что оно было напечатано, представляет его как бы нечто новое, доселе никому в такой подробоности неизвестное. Другие идут еще далее: сославшись два, три раза на источник, этот последний совершенно уже истощают; так в статье, начатой в августовской книжке «Русского вестика» 1863 и конченной в майской 1864 года «А.П. Ермолов», без дальнего перепечатаны все документы, помещенные в нескольких книгах «Чтений» (кн. 3-ей 1861 г., 1, 2, 3 и 4-ой 1862 г.) А ведь это противно и предписаниям действующего Устава о цензуре, и принятым обычаям в мире печатном.
244
Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Одна из ошибок, какие встречаются в сочинениях и статьях, касающихся судьбы Арсения Мацеевича // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн. 4. С. 25–28.
245
«Прогулка в Нижний Новгород», в которой г. М.С. касается и судьбы Арсения Мацеевича, напечатана в «Современной Летописи» на стр. 16–23 при 13 номере «Русского вестника» 1860 года.
246
Здесь г. М.С. сделал замечание, что Арсений Мацеевич там и помер в 1787 году.
247
Есть и четвертая: преподобные отцы, как называет г-н М.С. членов Святейшего Синода, не присуждали и не могли, не имели права, как лица духовные, присуждать Арсения к смертной казни.
248
Слов. пис. Дух. чин., изд 2, ч. I, стр. 200 и сл.; Ист. Иср. Р. Ц., изд. 2, ч. I, стр. 132, 198, 281, 261.
249
Слов. пис. Дух. чин. ч. I, стр. 85–88; Ист. Иер. Р. Ц. ч. 1, стр. 130 и 131, 260.
250
И опять ошибка: нужно бы сказать: Гавриила (Петрова), того самого, который впоследствии был С.-Петербургским Митрополитом.
251
Слов. пис. Д. чин. ч. I, стр. 85.
252
Публикуется по тексту: А. Сулоцкий. К жизнеописанию Арсения Мацеевича: Промемории Арсения Мацеевича // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских / Московский университет. 1864. Кн. 4. С. 29–45.
253
Арсений Мацеевич первоначально был не Ростовским, а Тобольским митрополитом; пожалован же он в Митрополита Тобольского и Сибирского 10 марта, а рукоположен 26 мая 1741 года, но 31 мая 1742 года (след., чрез год и 5 дней, а не чрез 11 месяцев, как ошибочно сказано в 24 номере газеты «Амур» 1862 г. и во 2 книге «Историческое обозрение Сибири» Словиова на стр. 14) перемещен в Ростов. Впрочем, собственно в Тобольске митрополит Арсений жил менее и двух месяцев: приехал он туда 18 декабря 1741, а выехал оттуда в Москву 10 февраля 1742 года.
254
Эта промемория важна, как видит читатель, не по одному отношению к биографии Арсения Мацеевича, но и по отношению к истории христианства среди сибирских инородцев.
255
Турбавать (от лат., польск.) – _тревожить,_беспокоить._
256
Изневажить – неволить, принуждать.
257
Инстиговать – натравлять, травить, подстрекать
258
(С. 165) Изневага – неволя, насилие, принуждение.
259
Ответная промемория Сибирской Губернской Канцелярии показывает, что священник Степанов по допросе отослан для производства дела в Пелым, и что светское начальство, желая оправдать свой поступок (взятие священника без сношения с духовным начальством), говорит о бывшем будто бы требовании от него о том.
260
Из промемории из Сиб. Губ. Канцелярии видно, что требованные не отпущены до решения дела и что свой поступок Сиб. Губ. Канцелярия и, как кажется, не совсем благонамеренно, оправдывала указом от 1727 г., июня 19, и Инструкциею губерн. 1728 года, очевидно, вышедшими прежде указов, приводимых Митрополитом (из дела за 1742 год, № 12).
261
Дело 1743 года, № 83. Из дальнейшего дела видно, что два томских священника и новокрещенные светским начальством были вытребованы в Тобольск, притом на их собственном коште.
262
Деян. 15, 6.
263
Референдарий – личный секретарь и докладчик.
264
Екдик – полномочный представитель интересов общества, общины, организации.
265
Нотарий – стенограф, скорописец, писец.
266
Высочайший Двор и Святейший Синод в то время находились в старой столице.
267
«День» 1862 г., № 15, стр. 4.
268
Обозр. Русск. Духов. Лит., кн. 2, стр. 24.
269
Арсений Мацеевич не принял присяги на звание члена Святейшего Синода, как он тогда писал Государыне Императрице, во-первых, потому, что его хотели приводить к ней по форме, несколько измененной против прежней, определенной Духовным Регламентом, а вовторых, потому, что один из членов Синода, Псковский епископ Стефан, не хотел уступить ему, Арсению, в Святейшем Синоде места, какое принадлежало ему по степени занимаемой им епархии (Газ. «День» 1862 г. № 25, стр. 3 и 4).
270
Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Антоний (Знаменский), архиепископ Тобольский // Странник. 18, октябрь. С. 5–53.
271
А. Сулоцким об Антонии III (Знаменском) написана ещё одна статья: Антоний как епископ Вологодский и регент его хора Фелицын (впоследствии тоб. кафедр, протоиерей) // Вологод. еп. вед. 1873. №9; 1879. №20.
272
Иерархи ростовско-ярославской паствы. 1864 г., стр. 278-282.
273
Вологодские епарх. Ведом. 1867 г. № 6, стр. 181 и след.
274
См.: Абрамов Н.А. Замечательный случай из жизни Ярославского архиепископа Антония Знаменского // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 267–269. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).
275
Это умный, добрый и распорядительный ростовский протоиерей Андрей Тимофеевич Тихвинский. Он был из воспитанников 1-го курса С.-Петербургской духовной академии, окончивший курс с степенью кандидата. Служил первоначально в Новгороде профессором семинарии и там женился на племяннице преосвященного Антония (дочери родного его брата, новгородского священника Стефана), которую преосвященный любил как дочь и по сиротству ее воспитал и пристроил на свой счет. Потом (в 1816 году) из Новгородской семинарии он перепросился в Ярославскую под непосредственное начальство родственника и благодетеля своего, откуда через 4 года службы (в 1820 г.) поступил в протоиереи Ростовского собора, каковым и был по смерть свою, последовавшую 15 мая прошедшего 1867 года. В жизни о. Андрея Тихвинского особенно замечательны два обстоятельства. Первое: его при окончании академического курса из уважения к покойному отцу его (протоиерею гор. Тихвина) и по вниманию к его уму, доброй нравственности и трудолюбию сильно склонил поступить в гражданскую службу тогдашний министр вн. дел Козодавлев, обещая ему покровительство и представляя блестящую ожидающую его будущность. Андрей Тимофеевич несколько времени и колебался было, но в тот самый день, в который каждому из студентов академии непременно нужно был письменно заявить о желании или о нежелании оставаться в духовном звании, ему вдруг пришли на память слова Писания: кийждо в звании, в нем же призван быстъ, в том да пребывает (1 Кор. 7, 20); он принял их за напоминание, за указание промысла Божия и отказался от блестящего предложения министра, решился навсегда остаться в смиренном звании, в котором родился и для которого воспитывался. Второе: Андрей Тимофеевич умер (на 79-м году жизни), как слышно, последним из воспитанников знаменитого первого курса Петербургской духовной академии, упредив в этом шестью месяцами еще более знаменитого их профессора и ректора, блаженной памяти митрополита Московского Филарета (Яросл. епарх. вед. 1867 г. №№ 29 и 30, стр. 230–32, 238 и след.).
276
Отец преосвященного Антония впоследствии был слеп и жил уже в Ярославле при сыне.
277
Истор. иер. русс. Ц. ч. 1-я, изд. 2-е, стр. 123. Ист. С.П.Б. дух. акад. Чист., стр. 83.
278
Ист. спб. дух. акад., Чист., стр. 87, 83. Иерархи ростовско-ярославской паствы, стр. 279.
279
«De officiis» – название знаменитого сочинения Цицерона «Об обязанностях».
280
Comendium Hermeneuticae sacrae Цицерона de officiis с русскими примечаниями и Eutropius (лат.) – Краткое изложение сочинения Цицерона «об обязанностях» с русскими примечаниями и Евтропий.
Евтропий – римский историк IV в. Русский перевод его сочинения «Сокращение римской истории до времён кесарей Валента и Валентиниана» («Краткий обзор римской истории») опубликован в 1759 г. В тексте А. Сулоцкого имеется в виду либо какой-то труд Евтропия, либо примечания Евтропия к сочинению Цицерона («...с русскими примечаниями и примечаниями Евтропия»), но в таком случае в тексте допущена ошибка: вместо именительного падежа «Eutropius» следует употребить родительный «Eutropius».
281
В должности префекта академии преосвященному Антонию преемствовал знаменитый в последствии времени М.М. Сперанский. Таким образом, последний, а также сотоварищ и друг его, тобольский семинарист, Петр Андр. Словцов были сослужиыцами преосвященного Антония и вместе его подчиненными
282
Ист. Пет. дух. акад. Чистов., стр. 78 и 129.
283
Это предание сообщает бывший у пр. Антония некоторое время (в 1801 и 1804 годах) домашним письмоводителем, а потом, как увидим ниже, рукоположенный им в священники, ныне 85-летний старец, тобольский кафедральный протоиерей Петр Андр. Фелицын.
284
Ист. пет. дух. акад., Чистов., стр. 83, 78 и 129.
285
Так сказано в ист. С.п.б. акад. Чист., стр. 129, а в Волог. епарх. вед. что это было еще в 1797 году.
286
Лица духовные, даже в сане митрополитов и архиепископов, орденами начал жаловать Имп. Павел I с ноября 1796 г. См. Ист. Иер. Р. церк. гл. 1, стр. 193.
287
Из воспоминаний о. прот. П.А. Фелицына.
288
Митрополит Гавриил 16 окт. 1799 г. от управления С.-Петербургскою епархиею был уволен. Ист. иер. русск. Церкви, стр. 193.
289
Из воспоминаний протоиерея Фелицына.
290
Истор. иер. росс. Церк. част. 1-я, стр. 200. Иерархи ростовскоярославские, стр. 279.
291
Истор. иер. Цер. ч. 1, стр. 194 и 200. Иерархи ростовско-ярославские, стр. 279.
292
Вологод. епарх. вед. 1867 г. № 6, стр. 181 и след.
293
Преосвященный Варлаам I был старший брат митрополита Гавриила, но был рукоположен в архиереи почти пятью годами (в октябре 17 года) позднее его. Тобольской епархией он управлял 34 года и был, как и брат его, кроток, милостив к бедным, снисходителен к подчиненным и благочестив. Память его долго и свято чтилась жителями Тобольска. Преосвященный Антоний первоначально, по-видимому, не имел надлежащего понятия о своем предместнике (архиепископе Варлааме) и, как кажется, не чтил его высоко. Но он вразумлен был в том и как бы наказан за то следующим образом. «Раз (неизвестно – в день ли кончины Варлаама или в день его памяти) приходят ко мне, – после рассказывал сам преосвященный Антоний знакомому своему, бывшему келейнику митрополита Гавриила архимандриту Кирило-новоозерского монастыря Феофану, – и говорят: ваше преосвященство, завтра память по Варлааме преосвященном, так как прикажете служить? Пускай, говорю я, служит протопоп, а я к панихиде приду. Смотрю, на другой день весь город собрался в собор; спрашиваю: что это за народ? Да это собрались на память преосвященного Варлаама. Ну, не знал я, говорю, надобно бы самому служить». «Странник» 1862 г. № 2, отд. 1, стр. 50.
294
Ранее преосвященного Антония Знаменского в числе тобольских преосвященных были еще два Антония – Стаховский и Нарожницкий; потому Антоний Знаменский пишется и называется у нас Антонием III.
295
Фелицын и в Тобольске продолжал объяснять преосвященному служение Платона, окончил там курс семинарского учения и там же остался на всегдашнее жительство. Сначала он служил у преосвященного домашним секретарем, а потом регентом архиерейского хора, женился по указанию преосвященного на доброй и весьма достаточной невесте и был в мае 1804 года посвящен им к собору во священника; в 1810 году, уже по выезде преосвященного Антония из Тобольска, сделан был ключарем собора, а в 1826 году кафедральным протоиереем, чем служит, имея уже 86 лет, и служит еще бодро и до
296
В Тобольске с нижней его части в верхнюю три взвоза или всхода: Казачий, Прямской и Никольский. Первый ныне почти совсем брошенный, в начале XIX столетия был еще исправнее прочих.
297
С такой славою, иногда еще при пушечной пальбе, в присутствии воевод, а после и сибирских губернаторов, и среди выстроенных по сторонам дороги конных и пеших войск, вступали тобольские архипастыри на тобольскую паству в продолжение почти 200 лет, т.е. учреждения в Тобольске епархии и именно с 1620 года и по 1803 год. Но преемники преосвященного Антония, начиная с Амвросия Келембета (1806 год) приезжали и приезжают в Тобольск уже без славы, прямо в дорожных экипажах подъезжают к собору или к своему архиерейскому дому. См. в Чтениях в общ. ист. и др. 1864 г. мою статью: Встреча в Тобольске в старину вновь прибывших преосвященный^{14}^.
298
Не елей, а оцет – елей (греч.) – молодая маслина, деревянное масло. В древней церкви елей состоял из пяти веществ: 1) смирны самоточной, т.е. душистой смолы миррового дерева; 2) корицы; 3) благовонного тростника; 4) кассии – коры лаврового дерева; 5) оливкового масла; оцет – винный уксус. Здесь – в переносном смысле.
299
Из воспоминаний Фелицына и покойного прсосв. Афанасия.
300
Преосвященный Варлаам был добрейший архипастырь, службу Божию любил, так что и в будни он не пропускал ни одного богослужения, но певчих и искусственного пения не терпел.
301
Тобольск расположен на двух местностях – на низу и на горе, сажень более 20 вышины; собор в нагорной части, притом бесприходный и в некотором удалении от жилых строений, а потому в нем без архиерейского служения или и при архиерейском служении, но без хороших певчих и без сказывания проповедей богомольцев бывало или очень мало, или почти и совсем не бывало.
302
Из воспоминаний каф. протоиерея Фелицына.
303
В то время архиереям для обозрения епархий прогонных денег еще не давали.
304
В эти города и далее их ранее преосвященного Антония III ездил только митрополит Филофей (1702–1727 г.), а после него ездили архиепископы Евгений, Георгий и Варлаам.
305
В губерниях Томской и Енисейской, по церковному управлению зависевших от них, преосвященный Антоний не был или по краткости времени управления им Тобольской епархиею, или по неимению к тому средств.
306
По рассказам одного старца, некогда жителя гор. Кургана и современника преосв. Антония, эти поездки его (преосвященного) по епархии, по их новости стоили многих хлопот духовенству и неприятностей ему самому... Духовенство в то время почти все неученое, на испытаниях архиерейских в их званиях (напр., катехизиса и пр.) отвечало или очень плохо, или ничего не отвечало; 2) в иных местах не умело даже в порядке и по чину встретить архиерея; 3) являлось к преосвященному инде и совсем без ряс, а инде и в рясах, но сшитых безобразно и вовсе не по росту являвшихся в них: или слишком широких и длинных, или, напротив, очень коротких и узких; а это оттого, что сельские священники и диаконы почти все ряс в то время еще не имели и, приехавши в город для того, чтобы представиться владыке, брали рясы как бы на прокат у местных городских священников; 4) в двух селах Курганского уезда, лежавших не на тракте, в которые преосвященный заехал неожиданно, вопреки оповещенному пред тем его маршруту, он не мог попасть и в церкви: духовенство обеих церквей, согласно предписанию духовного правления, все уехало в Курган, чтобы там явиться к преосвященному; трапезники (т.е. сторожа) одной церкви, пользуясь отсутствием священников, ушли с ключами церковными на работы, а трапезник другой церкви, и налицо бывший, в церковь преосвященного не пустил, говоря, что «батюшка (т.е. местный священник) без себя никогда и никого не позволяет ему пускать в церковь, и то я не знаю, владыка ли ты: от батюшки я слышал, что владыка к нам не будет – ему к нам не по дороге заезжать; если б быть ему к нам, то батюшка с причетниками и не уехал бы в Курган».
307
Обь в том месте не на одну версту ширины.
308
Детей лиц духовного звания от 8 до 18 лет, не учившихся в семинарии, и холостых причетников, живших вне городов и не по тракту пути следования, было приказано для испытания в голосах вывозить в города и села, лежавшие на пути следования.
309
Тобольских архиерейских певчих того времени можно разве упрекнуть в том, что они очень громко пели. Впрочем, это был обший недостаток всех певчих начала XIX столетия.
310
Иные действительно, как видно из архивных дел, и платили.
311
Слов, писат. дух. чина, ч. 2, стр. 266 и ч. 1, стр. 83 и 87.
312
Молитва Господня – «Отче наш...» (Мф. 6, 9-13).
313
Эти умные, дельные наставления, данные священникам Тобольской епархии в самом начале настоящего столетия, приводятся в исполнение только теперь и то не во всех, а только в некоторых (российских) епархиях.
314
Клировые ведомости, которые, по всей вероятности, здесь и разумеются, в Тобольской епархии заведены только по настоянию преосвященного Антония.
315
«Можно бы сказать (как пишущему достоверно известно): а при иных, особенно в алтайских заводах, впятеро, осмеро и десятеро более».
316
К сожалению, это предположение преосвященного Антония было справедливо только в отношении к городам: там при одной или двух церквах (напр., в Омске до 1840 г.) народ во время больших праздников действительно стоял не только на папертях, но и на крильцах церковных и в оградах, подвергаясь иногда стуже и ветрам или солнечному жару, а сельские церкви по отвычке народа от общественного богослужения и в настоящее время, притом и в праздники, остаются почти пусты.
317
Сибирские по селам и деревням прихожане приглашали и доселе еще во многих местах приглашают к себе священников единственно для крещения младенцев и напутствования больных, а для молитвования родительниц и новорожденных, для служения по домам молебнов в дни, напр., имянин и при свадьбах, для отпевания покойников и поминовения их никогда почти не приглашали и не приглашают. Если священники при обширных приходах и одних этих треб не успевали исправлять, то что было бы, если б их приглашали к исправлению всех треб, как это делается в России?!
318
К каменным, но уже удачным постройкам времени преосвященного Антония нужно отнести постройку в 1803 и 1804 годах оград вокруг монастырей Абалацкого и Ивановского Межугорского.
319
Он и был послан в Абалакский монастырь.
320
Благовест – вид колокольного звона, созывающий верующих в храм на богослужение, производится размеренными ударами в один колокол.
321
В Сибири при многих церквах звон и вообще производится неисправно, наприм., в дни воскресные и праздничные благовест производят в один колокол и очень редко, что более походит на благовест в будничные дни великого поста, напротив, в будни великого поста благовестят как и всегда, т.е. скоро, притом только один раз, и именно пред началом, наприм., часов или преждеосвященной литургии^{15}^; трезвонят^{16}^, или иначе звонят во вся почти повсеместно, по крайней мере во многих местах без всякого такта; при выносах покойников весьма редко производят известный, так называемый перебор^{17}^ в колокола.
322
Святитель Иннокентий в указах Св. Синода назывался и в святцах называется первым иркутским архиереем, конечно, потому, что прежде его живший (в 1708–1710 годах) в Иркутске епископ Варлаам Коссовский был не самостоятельный иркутский архиерей, а только викарий тобольского митрополита.
323
Город Мангазея, вместо которого после выстроен Туруханск, находился на реке Тазе, близ Тазовской губы.
324
Отпуст – молитва, завершающая богослужение.
325
В 1984 г. по ходатайству епископа Омского и Тюменского Максима и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Пимена (Извекова) было установлено празднование в честь Собора Сибирских святых. Празднование совершается 10 (23) июня, в день памяти Иоанна Тобольского (Максимовича). На иконе «Собор Сибирских святых», написанной иконописцами Московской патриархии, изображены святые и подвижники благочестия:
митрополит Киевский Филарет (в схиме Феодосий, ум. 1857 г.);
архимандрит Синесий, сподвижник святителя Софрония, епископа Иркутского (ум. 1787 г.);
святитель Софроний, епископ Иркутский (ум. 1771 г.);
святитель Димитрий, митрополит Ростовский (ум. 1709);
святитель Иоанн, митрополит Тобольский и всея Сибири чудотворец (ум. 1715 г.);
святитель Иннокентий, митрополит Московский (ум. 1879 г.);
святитель Павел (Конюшкевич), митрополит Тобольский (ум. 1770);
святитель Иннокентий, епископ Иркутский (ум. 1731 г.);
святитель Филофей (Лещинский, в схиме Феодор, ум. 1727 г.);
митрополит Смоленский Симеон (ум. 11 г.), архиепископ Нектарий (ум. 1636 г.);
архимандрит Верхотурский Арефа (ум. 1910 г.);
праведный Симеон Верхотурский (ум. 1642 г.);
святитель Мелетий, архиепископ Харьковский (ум. 1837 г.);
преподобный Герман Аляскинский (ум. 1837 г.);
святой мученик Василий Мангазейский (ум. 1600);
архиепископ Тобольский и Сибирский Варлаам (Петров, ум. 1802 г.);
митрополит Тобольский и Сибирский Антоний (Стаховский, ум. 1740 г.);
блаженный Косма Верхотурский, Христа ради юродивый (ум. 1706 г.);
преподобный Андрей, игумен Рафайловский Тобольский (ум. 1820 г.);
епископ Герасим Архангельский (ум. 1880 г.);
епископ Рязанский Мелетий (ум. 1900 г.);
архимандрит Макарий, миссионер Алтайской миссии (ум. 1847 г.);
праведный Стефан Омский (ум. 1876 г.);
преподобный Мисаил, иеромонах Абалацкого монастыря (ум. 1797);
блаженный Иоанн Верхотурский, Христа ради юродивый (ум. 1701 г.);
блаженная Домна старица Томская (ум. 1872 г.);
преподобный Даниил Ачинский (ум. 1843 г.);
праведный отрок Пётр Томский (ум. 1820 г.);
праведный Феодор Кузьмич Томский (ум. 1864 г.);
преподобный Варлаам, пустынник Чикойский (ум. 1846 г.).
326
Коливо (греч.) – кутья, сочиво; пшеница или рис, сваренные и приправленные мёдом, иногда смешанные с яблоками, черносливом, изюмом и т.п. Коливо, приготовленное из зёрен, символизирует веру живых в воскресение умерших для лучшей (сладкой, как сочиво) жизни, подобно тому, как зерно, брошенное в землю, истлевает, но возрождается для новой жизни.
327
В мыслях о непочитании Василия Мангазейского жители Туруханска утвердились особенно после того, как посланный от них в монастырь депутат для удостоверения не нашел на обычном месте (в холодной церкви) его иконы: она в то время по просьбе богомольцев вынесена была в теплую церковь и стояла на окне, да и (умного) настоятеля в то время в монастыре не случилось: он уезжал по должности благочинного для обозрения сельских церквей.
328
В самом начале настоящего столетия нынешняя Енисейская губерния еще не была отделена от Томской, и Туруханский край в то время принадлежал к сей последней.
329
В «Страннике» 1866 года, № 12 отд. 1. стр. 103 напрасно сказано, будто все это совершилось вследствие ходатайства преосвященного Варлаама и будто обо всем этом преосвященному Антонию только уже отрапортовано было из Туруханского монастыря.
330
В 1805 году церквей в Тобольской епархии было 388. Количество немалое, но нужно знать, что при сибирских церквах, по многолюдству и крайней обширности (по месту) приходов, весьма нередко находилось по два и по три штата, или причта.
331
Духовные правления были обязаны доносить семинарскому правлению по третям года об успехах обучения священнослужительских детей в домах их родителей.
332
Содержание учеников на квартирах в Тобольске в начале настоящего столетия, и со столом, стоило около 24 р. в год.
333
Таковых пансионеров у преосвященного всегда было не менее десяти.
334
Все эти школы с открытием русских школ при семинарии и в трех нижепоименованных монастырях, как излишние и как находившиеся в крайне неудовлетворительном состоянии, преосвященный Антоний закрыл и производившиеся на содержание их с духовенства сборы прекратил.
335
Указом от 2 октября 1805 года спрашивал духовенство всей епархии, а также старост церковных и всех прихожан, не согласятся ли они уделить от неокладных церковных доходов хотя по малой части на содержание бедных семинаристов? В указе сем преосвященный писал, что бедных семинаристов, как из сирот, так из детей недостаточных родителей, и теперь слишком много, а если бы настоятельно потребовать всех детей духовного звания, начиная с 8-летнего возраста, то их будет и еще того более. Между тем семинария всех их, т.е. сирот и детей бедных родителей, содержать на свой счет решительно не имеет средств. А учить и воспитывать бедных детей духовного звания даром непременно нужно, потому что ученого духовенства не только в селах, но и в городах Тобольской епархии крайне мало. Затем преосвященный велел еще толковать старостам и вообще прихожанам, что ученые священники и диаконы для них самих могут быть гораздо полезнее неученых и проч.
336
Об этом, впрочем, будет еще ниже.
337
Так делал 100 лет ранее в Ростове святитель Димитрий. Слов. пис. дух. ч. 1, стр. 122.
338
Из воспоминаний протоиерея Фелицына.
339
Между пансионерами преосвященного были двое Карпинских (сыновей рано умершего кафедрального протоиерея Михаила Карпинского) – Петр и Александр. Первый из них впоследствии долго – до самой смерти – служил ключарем собора и профессором Тобольской семинарии, а второй был председателем где-то и какой-то палаты.
340
Из дел семинарского архива.
341
Из его книг, входящих в состав тобольской семинарской библиотеки, помню, между прочим, творения блаженного Августина^{18}^ в русском переводе в нескольких томах и анатомические таблицы Лодера.
342
«Странник» 1867 г. № 2, отд. 1, стр. 77.
343
А их (по той причине, что отцы, страшась дорогих, по их понятиям, квартир, старались помешать своих сыновей более в бурсу, хотя иные и с небольшою платою) было немало: например, в 1781 г. – 93, в 1799 – 124, в 1801 – 108, а в 1804 – 2 (из 363 всех-то). Из дел семинарского архива.
344
Суммы ассигновано было собственно-то гораздо более, а именно 25 тысяч, но она была ассигнована не на одну семинарию, а вместе и на архиерейский дом, и Знаменский монастырь. Архиерейский дом и монастырь еще до приезда в Тобольск преосвященного Антония, значит, только еще в чаянии ассигновки, издержали на свои нужды, свои
345
На Чукмане жило немного людей, да и те, которые жили, были все бедны, помещались в таких лачужках, которые стоили 5, 6 и 10 руб., не более; потому скупить эти их лачужки стоило недорого.
346
Определение Святейшего Синода состоялось 25 мая, а преосвященный Антоний уехал из Тобольска 29 июня.
347
Неудобным признано оно, быть может, потому, что 1) на горе слишком в 20 сажен вышины и довольно далеко от воды, так что семинарии довелось бы держать лишнего человека и лишнюю пару или даже две лошадей; 2) оно слишком открыто; 3) тут семинария не имела бы так близко, как в монастыре, церкви и 4) суммы, ассигнованной из казны и пожертвованной самим преосвященным Антонием для постройки всей семинарии, было слишком недостаточно: в монастыре по крайней мере готовы были для ней ограда и целый вышеописанный корпус.
348
Посвящение в стихарь – рукоположение в сан дьякона; стихарь – богослужебное облачение дьякона.
349
Штатный, заштатный – понятия, введённые после секуляризационной реформы Екатерины II (1764 г.). После огосударствления церковных имушесгв монастырям и церквам были положены «штаты», в которых регламентировалось количество свяшенно-церковнослужителей, размер их жалованья от казны и т.п. Заштатный монастырь – монастырь, не получавший государственного содержания. Заштатный священник – вышедший «за штат», в отставку.
350
И. кажется, не только в Сибири, но и в целой России они почти нигде в то время не были открыты. И вот по какой причине: Св. Синод давал людей (из духовенства) для обучения поселянских детей, а заботу о домах для училищ, а также и содержании их и об учебных пособиях для учеников прямо возлагал на губернаторов, но губернаторы и подчиненные им светские начальники ничем этим не озаботились.
351
Из архивных дел.
352
В списках духовенства Тобольской епархии начала XIX столетия почти против каждого (после: читает хорошо или плохо, катехизис знает или не знает, поет... и проч.) помечено: в семинарии не учился.
353
«С вас, с ваших семейств, – писал преосвященный духовенству, – миряне должны брать пример доброй жизни, а не вы, не семейства ваши с них».
354
Впрочем, по инициативе преосвященного енисейского Никодима Главное управление Восточной Сибири постановило: давать на прогоны благочинным губерний Иркутской и Енисейской, а также областей Забайкальской, Амурской и Якутской из земских сборов каждогодно (на всех вместе) до 3300 руб., и об этом уже представило министру внутренних дел. Но будет ли там это утверждено – еще неизвестно. (Из письма красноярского кафедрального протоиерея Касьянова от 14 февраля 1868 года).
355
Во времени сего сопричисления у писавших о преосвященном Антонии разногласие: автор статейки о нем, помещенной в Вологодских епархиальных ведомостях (1867 г. № 6, стр. 181), относит это к 19 августа 1804 г., автор Иерархов ростовско-ярославской паствы (стр. 279) – к 25 мая 1806 г., а кафедральный тобольский протоиерей Фелицын – к 1805 году.
356
Поэтому между прочим ежедневным посетителем и собеседником преосвященного Антония в Тобольске был городской врач, заведывавший вместе и семинарскою больницею Лев Максимович АмбодикМаксимович, родной брат известного в свое время медика, профессора и автора многих медицинских сочинений Нестора Максимовича, который из-за одинаковости своих отчества и фамилии принял самодельную латинскую фамилию: Амбодик (от ambo и dic)^{19}^. Младший брат после уехал из Тобольска к старшему в Петербург.
357
Ректор Михаил получил только семинарское (в Тобольске) образование.
358
От плод их (людей) познаете их... Не может древо зло, плоды добры творити (Матф. 7, 16, 18). А плоды Мансветова: 1) жизнь и служба его, впоследствии постоянно награждаемые и 2) его нравственно-религиозного содержания сочинения: автор, наприм., «Училища благочестия» мог ли быть вольнодумцем, безбожником?
359
Преос. Антоний действительно, как выше и было сказано, был очень мал ростом.
360
Енисейская губерния по церковному управлению отчислена от Тобольской епархии к Иркутской в 1824 году, а чрез 10 лет после того – ко вновь тогда учрежденной епархии Томской.
361
Из рассказов покойного тобольского купца А. Мир. Гневашева.
362
Ист. с. петерб. академии, Чистов., стр. 93 и 94.
363
Ист. Иер. росс. Ц. ч. 1, стр. 236.
364
Уния (Брестская 1596 г., Ужгородская 1649 г. и др.) – объединение православной и католической церквей, в результате которого была создана греко-католическая (униатская) церковь, сохранившая православную обрядность, но признавшая католические догматы (чистилище, филиокве и т.д.) и подчинённая папе римскому.
365
Из воспоминаний 86-лстнсго старца, современника обоим этим событиям (т.е. с Мансветовым и Михаилом) и ближайшего их очевидца.
366
Ист. росс. Иер., стр. 254. Иерархи ростовско-ярославские, стр. 279.
367
Эта книга напечатана в Ярославле в 1864 г.
368
Вероятно, преосвященный в Ярославской епархии, как и в Тобольской, приглашал церкви к пожертвованиям из неокладных своих доходов, хотя малой части оных, для содержания в семинарии многочисленных сирот и детей бедных родителей духовного звания.
369
Племянник этот был сын родного брата преосв. Антония, рано умершего новгородского священника Стефана и брат той его племянницы, которая после была в замужестве за ростовским протоиереем Андреем Тихвинским и о которой было упомянуто нами в одном из примечаний почти в начале сей статьи.
370
«Странник» 1867 г. № 1, отд. 1, стр. 8 и 9.
371
Иерархи ростовско-ярославской паствы, стр. 281 и след.
372
Там же, стр. 282 и 279.
373
Штуф – кусок руды или каменной породы.
374
Оно выбрано из первой части Виттенбаховой и дополнено из Ромбахиевой герменевтики, напечатано с одобрения Св. Синода для употребления в духовных училищах и было в них употребляемо до выхода в свет герменевтики Иоанна.
375
Дна последних были произнесены в присутствии Великой княгини Екатерины Павловны и супруга ее герцога Ольденбургского, бывшего в то время начальником вроде генерал-губернатора Ярославской и двух соседних с ней губерний.
376
Обзор русск. дух. лит. ч. 2, стр. 152. Ист. с. петерб. дух. ак., стр. 78.
Иерарх, ростовско-ярославской еп., стр. 282.
377
Оба родились в 1765 году.
378
обзор русск. дух. лит. т. II, стр. 152. Ист. с. петерб. дух. акад., стр. 129.
379
Публикуется но тексту: Сулоцкий А.И. Архиепископ Евгений (Казанцев) как архипастырь Тобольский // Странник. 1872. Т. 2. Апрель. С. 3–34; Май. С. 97–152; Июнь. С. 181–221.
380
Ставропигиалъный (с греч. – крестовоздвиженский) – монастырь, находящийся в прямом подчинении Синода или патриарха.
381
Напр, в Церк. летописи при Дух. бес. 1871 г. № 33 и в Московских епарх. ведомостях 1871 г., а также в октябрьской, ноябрьской и декабрьской книжках Душеполезного чтения 18 года, и того же журнала 1869 года в книжке январьской.
382
Младшая Мария – слепая от оспы.
383
Впрочем, пономарское место в Беляницыне и еще несколько лет числилось за Андреем Казанцевым. С него он получал по 10 р. в год.
384
После он был священником в селе Ивановском (калужской епархии).
385
В дневнике своем (см. «Душеп. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 43–66) преосвящ. Евгений не говорит, что он ранее 13-летнего возраста поступил в Троицкую, или другую какую-нибудь (напр., переславскую) семинарию, и что вскоре был взят из нее матерью по невозможности для нее содержать его там на собств. счет; между тем в Тобольске он не раз рассказывал об этом; рассказывал также о том, как они с матерью, возвращаясь пешими домой, останавливались у какого-то озерка или ручейка и тут закусывали хлебцем, черпая воду пригоршнями.
386
Об этом будет ниже.
387
Это известно из рассказов всех учившихся в первом курсе Петербургской академии, между прочим, и архиепископа тобольского Афанасия (ум. 1842 г.), да есть на это намек и у самого пр. Евгения в его дневнике. Там под 1809 годом, между прочим, говорится: «В Петербурге… уход Евгению был… и к еп. Феофилакту. К нему он являлся… из уважения, сначала чаще, а потом реже: благоволение его казалось сомнительным и притворным» (Душ.. чт. 1868 г. ч. 3, стр. 52)
388
Во многих газетах и журналах по поводу юбилея и кончины пр. Евгения говорилось между прочим, будто он был и ректором моек. дух. академии, но это совершенно не верно.
389
Курскою с авг. 1818 по апр. 1822 года, а псковскою с конца апр. 1822 по конец же ноября 1825 г.
390
Все, доселе сказанное, гораздо подробнее изложено самим пр. Евгением в его дневнике («Душ. чтен.» 18 г. ч. 3: изв. и зам. стр. 43-66). А каков Евгений был ректор и преподаватель семинарии, об этом немало написано у Смирнова в истории Троицкой лаврской семинарии, а еще более у Измайлова в его Взгляде на собственную прошедшую жизнь (М. 1860 г. стр. 64, 99– 116). Здесь у бывшего его ученика встречаются между прочим такие об нем выражения: «Нам не хотелось тревожить (жалобой на эконома за дурной стол) о. ректора, мы его уважали за его ум, приятное с нами обращение и основательные лекции». «Наш ректор один из наилучших чинов своего звания, профессор не по рангу, а по глубокому знанию наук богословских, учил и руководил нас примерно...». «Мы (после двух неприятных случаев) жили покойно, учились прилежно и так любили и уважали ректора, что с нуждами своими, общими и частными, относились к нему без боязни, как любимые дети к отцу. Он снисходил нашим прихотям, и вот тому пример». (Далее рассказывается, как Евгений раз дозволил семинаристам уже преобразованной моек, семинарии устроить театр).
391
Здесь чрез несколько времени император Александр Павлович и скончался.
392
«Душеп. чт.» 1866 г. ч. 3, изв. и зам. стр. 61-65.
393
По прежнему разделению епархий росс, церкви на три класса, уничтоженному весьма недавно, к 1-му классу принадлежали митрополии, к 2-му архиепископии, к 3-му епископии. Тобольская в числе второклассных епархий занимала 3-ю степень после казанской и астраханской.
394
В 20-х годах настоящего столетия православные церкви, их духовенство и прихожане остзейских губерний за несуществованием еще в Риге особой епархии принадлежали к епархии псковской.
395
Не только причетники, но многие и священники служили, не имея ни грамот, ни других каких-либо письменных свидетельств о своем посвящении; благочинные делали что хотели и отчета в своих действиях не представляли ни в духовные правления, ни в консисторию; сама консистория или ничего не делала, или действовала под влиянием лиц неблагонамеренных. (Церк. летоп. при Дух. бес. 18 г. стр. 9 и 10).
396
Церк. летопись 18 г. стр. 9.
397
Из письма к пишущему от 12 июля 1871 года.
398
Евгений в дневнике своем о себе выражался всегда в 3 лице.
399
Значит, неудовольствия с маркизом Паулуччи и митрополитом Евгением давно уже миновали.
400
Тут разумеются: разрушение бурею два раза в 1824 г. крыш на кафедральном соборе и архиерейском доме, уничтожение пожаром хлеба и разных построек при загородном архиерейском доме, смерть некоторых нужных ему людей. (См. Душеп. чт. 18 год, ч. 3, стр. 64).
401
Душеп. чт. 18 г. ч. 3: изв. и зам., стр. 64 и 65.
402
Душеп. чт. 1871 г., август, заметки, стр. 156–158. Об этом было упомянуто и в надгробном слове, говоренном при отпевании преосвященного Евгения. (См. Совр. лет. 1871 г. № 31, стр. 3, столб. 3).
403
В то время праздных епархий было несколько.
404
Преосвященный отца своего, вероятно, не помнил, потому что остался после него 5 лет.
405
Преосвященный Авраам был из вдовых московских протоиереев, а Евгений до архиерейства жил или в Москве, или – и всего чаще – близ Москвы; Авраам и Евгений в 1818 году и кандидатами в архиереи (сначала в Тулу) были представлены вместе. После Авраам был предместником Евгения на ярославской пастве. Преосвященный Авраам помер, живя уже на покос в Толгском, что близ Ярославля, монастыре, в бытность Евгения ярославским архиепископом.
406
Душеп. чт. 1871 год август, в заметках, стр. 156 и 157; 18 г. часть 3: заметки же, стр. 65.
407
«Не было, впрочем, ни бед (которые бы заставили его проситься из Пскова); не имел ни с кем и вражды или от кого-либо обиды... и в последней своей проповеди (сказанной в Пскове) пред Богом свидетельствовал, что он всем и всеми был доволен».
408
Слова архиепископа Евгения... Москва, 1854 г., стр. 155.
409
«Душ. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 65.
410
«Душеп. чт.» 18 г., ч. 3, стр. 65.
411
«Душ. чт.» 18 г., ч. 3, стр. 65 и 66.
412
Более известные его сочинения: «Словарь достопамятных людей русской земли» и «История Малороссии» (оба сочинения составляют несколько больших томов).
413
В домашних записках покойного Полутова (мелкого тоб. чиновника) замечается, однако ж, что преосвященный Евгений прежде собора заезжал на несколько минут (вероятно, для того, чтобы немного переодеться) в Архангельскую церковь и там, по встрече от местных священников, выслушал ектению и многолетие. Подтверждает это находящийся еще в живых и бывший при Евгении секретарь консистории старец П.А. Бекреев.
414
«Вошедши в собор, – говорится в дневнике, – Евгений принес торжсственныя благодарствениыя молитвы и весьма радостному новому своему народу не без приятных слез преподал благословение». (См. «Душеп. чт.» 18 г., ч. 3: изв. и зам., стр. 66). Что преосвященный Евгений, переезжая в Тобольск, скорбел, это видно и из письма его. писанного по дороге туда, архим. Гавриилу: «Вы излили бальзам в мою душу, волнуемую различными чувствами. Рука Божия высока, и я повинуюсь безгласно, но, как человек, при новом шаге еще колеблюсь». (Чтен. в общ. ист. и др. 1871 г., кн. 3, смесь).
415
Слова архиеп. Евгения. М. 1854 г., стр. 156.
416
Действительно можно так назвать тобольский архиерейский дом, особенно сравнительно с иными архиерейскими домами. Вот что писал преосвященный Евгений от 27 марта 1827 г. о своем тоб. помещении в Нижний Новгород: «Что касается до строения моего дома и положения места, то не могу налюбоваться. Огромной, умно расположенный, претеплой и на такой высоте и красоте, как ваш собор холодной, а спустясь пред моими окнами с крутизны, глаз видит далее по долине весь город нижний, обогнутый Иртышом, а за Иртышом устье Тобола. Предпочитаю здешнее и псковским и казанскому местоположение дома». (Чтен. в общ. ист. и древн. 1871 г. кн. 3, стр. 14).
417
Преосвященный Евгений и на других епархиях иногда любил задавать, хотя и неизвестно для какой цели, странные вопросы; напр., в Ярославле, в 1837 г., при первом знакомстве с духовенством, иных священников спрашивал: «Женат ли ты?», а причетников: «Сколько на колокольню ступенек?».
418
Там же, стр. 161 и сл.
419
«Душ. чт.» 18 г., стр. 66. Слова арх. Евг. стр. 155–166.
420
Евгений родился 30 июня 1778 г.
421
Преосвященный Амвросий Келембет, сознавая недостаток сил для управления епархией, которая в его время обнимала, кроме Тобольской губернии, и губернии Томскую и Енисейскую, в 1822 году при одном случае сказал: «Я становлюсь глух и слеп; я просил было об увольнении, а мне дали на клобук крест; но крест ни слуха, ни зрения мне не прибавил». («Ирк. епарх. вед.» 1867 года).
422
К удовольствию сибиряков заметим, что г. И-ский был приезжий, из одного столичного высшего присутственного места.
423
Старец П.А. Б. воспоминания о преосвященном Евгении писал три года тому назад, по поводу его 50-летнего юбилея в архиерейском сане.
424
Консистория в Тобольске подле архиерейского дома.
425
В 12 часов преосвященный Евгений обыкновенно оканчивал все свои занятия – дела, письмо, чтение – словом, все оставлял в урочный час.
426
Сей последний с мая 1804 года соборный священник, с ноября 1810 ключарь собора, и с августа 1826 кафедральный протоиерей, здравствует и доселе, и только с января прошлого 1871 года, по слепоте, вышел за штат.
427
Начало этой привычки положил (Душ. чт. 18 г. ч. 3; изв. и зам., стр. 104) бывший частию при Евгении, а более до него генерал-губернатор Западной Сибири генерал-лейтенант Капцевич. Этот вообще весьма полезный для Западной Сибири правитель и в своей резиденции, и во время поездок по губерниям и округам принимал от крестьян жалобы на духовенство, производил по ним дознания и следствия, затем сообщал епархиальному начальству, а епархиальное начальство, основываясь на сих сообщениях, без дальнейших исследований судило духовенство.
428
Душ. чт. 18 г. ч. 3; изв. и зам., стр. 104.
429
Там же.
430
Душ. чт. 18 г., ч. 3; изв. и зам., стр. 103-105, и рассказы бывшего секретаря Тобольской консистории Бекреева.
431
На всякий случай был сделан на дорогу запас сухарей и сушеной рыбы. Заметим кстати, что в видах облегчения почтовых и обывательских лошадей, преосвященным куплен был для поездки не дорожный, а городской двуместный, и притом уже не новый, дормез; имеющим же сопровождать владыку протоиереям, столоначальнику, протодьякону, словом – всем отдано было приказание, чтоб они не имели собственных экипажей (также в видах облегчения чужих лошадей и из опасения остановок в городах и на станциях для поправок, в случае их порчи), а ехали бы на повозках почтовых и на обывательских телегах, одрах, и вообще – на чем где случится, да и не брали бы с собою ничего лишнего, даже домашних подушек, а поделали бы себе вместо их подушки холщовые (из нарочно купленного толстого холста).
432
Не известно, какой здесь край называет преосвященный своим, нашим – владимирский ли, где он родился, или курский и псковской, где до Тобольска он служил архиереем. Впрочем, бедных церквей во всех трех означенных епархиях много.
433
В сибирских селах и теперь еще редко можно встретить каменную церковь.
434
По этой именно причине, т.е. по обширности приходов и по большому расстоянию приходских церквей одной от другой, преосвященные сибирских епархий и до сих пор, несмотря на умножение после Евгения по Сибири церквей, не вызывают, во время обозрений епархий, всех причтов к более центральным, находящимся на тракте церквам.
435
Увы! В настоящее время сибирские крестьяне уже не пользуются таким благосостоянием: сибирская язва на коней, чума на рогатый скот и неурожаи хлеба, то и дело уже повторявшиеся в разных местностях, произвели то, что теперь и достаточные крестьяне имеют не более 10, 15 и 20 лошадей, а о больших табунах у крестьян ныне и не слыхать.
436
Впрочем, преосвященный эти сутки провел в Тюмени не без пользы: он там снова служил и при служении говорил прекрасную проповедь о том, что несчастия, скорби иногда посылает на людей сам Господь для их же пользы. Это при отъезде из Тюмени, а при приезде была говорена им в Тюмени еще лучшая проповедь против раскола, который там в то время так еще был силен. (См. эту проповедь ниже в приложениях)^{20}^.
437
При поступлении преосв. Евгения на тобольскую епархию (обнимавшую две многолюдные губернии и одну область) церквей было только 326, с 490 священниками при них. («Чт. в общ. ист. и др. росс.» 1871 г. кн. 3, смесь стр. 147).
438
Однако ж только большею частию, а некоторые-то слушали голоса архипастыря: не даром же преосвященный Евгений в прощальном своем слове к тобольской пастве говорил: «и не вопросит меня (на страшном суде своем Господь Иисус Христос), сколько ты построил храмов и объехал уездов».
439
В то время в Омске было всего только 2 церкви, в том числе одна соборная. Ныне, по прошествии 40 лет, церквей в нем 8 (в том числе соборная, кладбищенская, в учебном заведении, в госпитале и остроге), да две предположены к постройке – в казенных заведениях.
440
Мечеть и подле нее посольский дом строились действительно на счет правительства, по ходатайству бывшего пред тем (до 1827 г.) генерал-губернатора Капневича. Последний хотел этими постройками больше привлечь к русскому правительству незадолго пред тем покорившихся киргизов в лице их султанов, а также правительства средне-азиатских государств – в лице посланников их. Но расчеты Капцсвича в этом деле оказались неверными. Киргизы и без омской мечети, и без посольского дома стали верноподданными русского правительства. Посольский дом редко видел в себе киргизских султанов и еще реже посланников от средне-азиатских государств, так что был обращен в дом дворянского собрания и наконец продан с аукционного торга. И мечеть всегда оставалась и доселе почти постоянно остается без молельщиков, несмотря на близость степи и непрестанные поездки киргизов-магометан в Омск, отчего она почти до последней крайности обветшала и только в прошедшем и позапрошедшем году на собранные в Казани и Петропавловске деньги поправлена.
441
Душеп. чтение 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 104,
442
Какого рода были и каким образом составлялись эти жалобы, приводим для образчика одну самую важную жалобу. Крестьяне села Омутинского жаловались на священника Тутолмина, что он очень помногу берет за свадьбы, притесняет прихожан при совершении и других таинств и треб, и что он поотобрал у некоторых крестьян их поля под свои хлебные запашки; жалобу подписали человек 300; подал ее преосвященному сам случившийся тогда в Омутном исправник (Ильин). Следователи (протоиереи Карпинский и Арефьев и в качестве письмоводителя столоначальник Бекреев) ради большего удобства из тесной комнаты вышли для спроса жалобщиков под открытое небо; жалобщиков попросили не говорить, не кричать всем или многим вместе, а отвечать поодиночке и тогда только, когда кого-нибудь будут спрашивать; сказали им еще, что кто из них лично изобижен священником, тот должен после спроса встать налево, а кто личных обид не потерпел от него, тот пусть становится направо. Спросили первого подписавшегося под жалобой: «Какая у тебя есть претензия на священника, чем ты обижен от него, сказывай». «Да я-то, отцы духовные, – отвечал он, – ничего, у меня с батькой дел (т.е. неприятных дел) никаких не было, а вот мир». «Ну, становись направо. А ты в чем жалуешься на священника, тебе что он сделал обидного?» – спросили второго из подписавшихся. «И я ничего худого не видал от священника, но вот с миром у него». – «Становись направо». И таким образом направо встало более 250 человек, а на левой стороне оказалось человек только 10 или 15, но и те были всем известные, так называемые в деревнях горланы, мироеды, всегда и везде первые крамольники. Когда же следователи потребовали коней, чтобы с волостными начальниками и самими наиболее заинтересованными в деле жалобщиками ехать на поля священника, то более благоразумные из крестьян сказали: «Да для чего ездить? У нас земли неделеные, кто где и сколько хочет, тот гам и столько и пашет (так во многих местах Сибири и до сих пор: земли неделеные, и крестьяне пашут, где и сколько кто хочет); так пашет и наш батька». Оказалось, что священник, как более многих крестьян смышленый и как более их опытный хозяин, занял получше (впрочем, до него никем непаханые) места, и крестьяне, имевшие с ним в смежности поля не так выгодные, как его, завидовали его сметливости. Другой пример: от господ ли сенаторов или от других лиц преосвященному Евгению было указано на тюкалинское духовенство, как на особенно беспорядочное и зараженное корыстолюбием. Преосвященный для ревизии и прибыл прежде всего (в конце мая или начале июня 1828 г.) в Тюкалу (тогда еще город) и пробыл около недели в ожидании жалоб, но жалоб не было ни одной не только от тюкалинских прихожан (несмотря на предварительное их оповещение о времени прибытия преосвященного в Тюкалу), но из целого Тюкалинского уезда. Чтобы узнать истину, преосвященный входил во все подробности быта тюкалинского духовенства, лично смотрел домы, сараи, амбары и прочее, и прочее не только у священников, но и у причетников и ничего наводящего подозрение не нашел. Правда, у всего причта домы были порядочные, амбары полны разного рода хлеба, у всех довольно скота, много домашней птицы, нищеты не было видно ни у кого. Но тюкалинский приход тогда, да долго и после (до 50-х годов) состоял из 46 деревень, более чем из 10 тысяч прихожан благоденствовавших, по большей части зажиточных, имевших множество хлеба и разного рода скота. Притом же духовенство тюкалинское, как узнал преосвященный, отличалось гостеприимством: деревенские прихожане, приезжая в город в дни больших праздников и в дни базарные, преимущественно останавливались у лиц духовных, от них получали корм для лошадей, у них пили и ели сами, так что в иные дни, в иные праздники у духовных обед не сходил со стола. Хлебом и солью тюкалинского духовенства не пренебрегали и самые старообрядцы. Поэтому как поедут, бывало, тюкалинские священнои церковнослужители собирать ругу, или так называемое осенное или рождественское, прихожане щедро и прещедро их наделяют, сами везут за ними чуть не целые обозы разного рода хлеба (преимущественно пшеницы); да за ними же привозили возы дичи (тетерь, куропаток), кур. молодых петухов, разных частей говядины, баранины и проч. Вообще тогдашнее тюкалинское духовенство как будто нарочно для опровержения взведенной на него напраслины было особенно хорошо, отличалось доброю жизнию, бескорыстием и гостеприимством, согласием с прихожанами... После всех исследований, дознаний, расспросов преосвященный Евгений, архипастырь, известный тогда своим беспристрастием и Св. Синоду, во введении к слову своему, говоренному 22 сентября 1828 года к жителям города Омска, сказал: «Бывши в Тюкалинске, не нашел я и следа тех болезней, о коих возвещено мне».
443
Вот этим-то способом и тут-то преосвященный узнал о том благосостоянии сибирских крестьян, которое он описывал в вышеприведенном его письме о поездке его для ревизии.
444
Слова архиепископа Евгения. М. 1854 г. стр. 161.
445
Все это и было начато и кое-что уже и сделано при митр. Филофее и его преемнике митрополите Антонии Стаховском: дети крещеных инородцев учились в тобольской архиерейской школе и в монастырях, служили при церквах инородческих приходов причетниками, но после, при их преемниках, к сожалению, все это было оставлено.
446
См. Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103.
447
Ревность преосв. Евгения в этом случае простиралась до того, что некоторые интересные рукописи, имевшие предметом описание Березовского края, напр., о жителях Берез, края лекаря Вас. Ник. Шаврова и доктора Алберта, он для себя своеручно переписал и на полях одной из них написал довольно значительное собрание самонужнейших слов. Эти интересные записки преосв. Евгений в 1831 г. пред отправлением в Рязань передал прибывшему из Березовского Пафнутиева монастыря, с целию миссионерства в Березовском крае, иеромонаху (после игумену Ивановского монастыря) Макарию, который в 40-х годах уступил их пишущему... Записки Шаврова напечатаны в Чтениях общ. ист. и др. росс. 1871 г., кн. 2, смесь, и в Тоб. губ. вед. 1871 г.
448
Душ. чт. 18 г., ч. 3, изв. и зам., стр. 103.
449
В Березов и далее еще до Евгения путешествовали митрополит Филофей Лещинский (в 1712–27 гг.) и архиепископ Знаменский (в 1803 или 1804 г.), а после него архиепископ Георгий и высокопреосвященнейший Варлаам; первые двое, подобно Евгению, путешествия свои совершали летом водой, а оба последние – зимой по льду рек Иртыша и Оби. Есть слух, что зимой настоящего 1872 г. туда отправится преосвященный викарий Ефрем.
450
От Тобольска до Обдорска полагают 1566 верст, следовательно, и последнее путешествие преосвященного Евгения было не короче, а, напротив, несколько еще длиннее путешествий его в 1828 году, потому что от Тобольска до Томска только около 1500 верст; вот какие в Сибири епархии и какие у сибирских преосвященных разъезды!
451
Говорят, Обь в том месте около 4 или 5 верст ширины.
452
На пути в Березов совершенно подобное происшествие было и с архиепископом тобольским Антонием III в 1803 и 1804 году. См. Стран. 18 г. окт., статья: Антоний Знаменский, архиепископ тобольский.
453
Когда миссионер, иеромонах Макарий, в 1832 году спросил в Обдорске князя остяцкого Тайшина, как зовут (христианскими именами) его детей, то он отвечал: «поп знает».
454
Так остяки называли в присутствии доктора Белявского распятие Господа Иисуса Христа.
455
Помнится, семей 50, не более.
456
Совершенная правда: инородцы крайне любят рассказывать другим, что сами увидят, услышат, узнают; с рассказами обойдут или объедут много даже чужих аулов, юрт.
457
К сожалению, многие из наших православных простолюдинов не знают и его.
458
Остяки, самоеды и многие другие сибирские инородцы действительно все более и более уменьшаются в числе, вымирают.
459
Обе эти проповеди хранятся в библиотеке тобольской семинарии вместе со многими другими проповедями, говоренными преосвященным Евгением к тобольской пастве.
460
О поездке в Березовский край преосвященный Евгений в письме к арх. Гавриилу между прочим говорил: «Плавал по Иртышу и Оби полтора месяца день и ночь, не приставая к берегу, кроме где отслужить, или осмотреть церковь». (Чтения, общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 2).
461
Разумеется, мы не имеем здесь в виду миссий, бывших в Сибири при Петре великом и Елисавете Петровне.
462
Итак, в Душ. чт. (18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103) ошибочно сказано, будто о. Макарий прибыл к пр. Евгению вскоре после оставления преосвященным намерения сложить с себя управление епархией ради миссионерских целей. Последнее было за три года до того.
463
Душ. чт. 18 г., изв. и зам., стр. 103.
464
Такой отказ последовал главным образом оттого, что киргизы вступили пред тем в российское подданство с условием, чтобы «укреплений и деревянных домов в степи не строить, пашен не пахать, мечетей и школ не заводить, ахунов (вроде наших благочинных) и указных мулл не определять и позволить им детей своих не отдавать учиться в школы (Странн. 1860 г. авг. Отд. 1, стр. 62). Так робко действовал генерал Вельяминов в 1830 году, а ныне – и давно даже в степи, основаны и города, и укрепления, и округа, и станицы, даже поселены целые казачьи полки. Этого мало: ныне там уже не один десяток церквей, хотя, нужно сознаться, прихожане их почти исключительно русские.
465
Впрочем, о. Макарий жил в Тобольске не без занятий: ежедневно и подолгу он вел благочестивые беседы с хозяином дома, преосвященным Евгением, и с некоторыми более благочестивыми семействами (напр., Непряхиных, Гневашевых, Жилиных), подготовлял для себя будущих сотрудников в лице двух воспитанников семинарии, располагал некоторых из жителей Тобольска к пожертвованиям на миссию, занимался устроением на эти пожертвования походной для миссии церкви и проч.
466
Итак, сведение, сообщаемое в Душеп. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., на стр. 103, о том, что архимандрит Макарий жил у преосвященного Евгения более месяца, нельзя признать точным.
467
«Странник» 1860 г. август, отд. 1, стр. 63.
468
Более подробные сведения о первом начальнике алтайской миссии о. архимандрите Макарии и вообще об алтайской миссии желающие могут найти в «Страннике» 1860 года (январь, апрель, август), 1861 г. (май), 1862 г. (февр. и апр.); 1867 г. (фсвр., отд. I, в жизнеописании архиепископа тобольского Афанасия); в письмах о. Макария; Душеп. чт. 1864 г. ч. I, изв. и зам., статья: Алтайская духовная миссия. Есть и отдельная книга об этой миссии.
469
Он был родом с низу, как выражаются в Тобольске, т.е. с берегов Оби, из селения, находящегося среди остяков. Впоследствии был он священником сначала в Обдорске, потом в Тобольске. Священствуя в последнем, он немало трудился по предписанию Св. Синода и поручению преосвященного Афанасия над составлением букваря и словаря остяцкого языка и предназначался быть первым учителем предполагавшегося в 30-х и 40-х годах класса остяцкого языка при Тобольской семинарии.
470
О. Макарий с согласия преосвященного Афанасия возвратился в Тобольск 13 марта 1833 г. и здесь с разрешения Св. Синода получил другое назначение – был сделан настоятелем в сане игумена Ивановского Межугорного монастыря и вместе экономом тобольского архиерейского дома. Помер он в конце 1843 или начале 1844 года.
471
Сначала в одном Кондинском монастыре, а потом и при разных приходских церквах Березовского края.
472
Например, в селении Мужах, что между Березовом и Обдорском, в Буренских юртах, что невдалеке от Тобольска вниз по Иртышу, и пр.
473
В числе других года 3 или 4 тому назад кончил курс семинарии один самоед, в детстве воспринятый от купели крещения и помещенный в училище тогда березовским военно-окружным начальником, а ныне военным губернатором Семиреченской области, генерал-лейтенантом Колпаковским. В настоящее время самоед тот священствует в Обдорске.
474
Чтен. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 147.
475
Чтения в общ. ист. и др. росс. 1871 г., кн. 3, смесь, стр. 147.
476
Томское дух. училище по несуществованию в Томске семинарии зависело от тобольского семинарского правления.
477
Первый служил 2 года с небольшим, второй и третий по году, а четвертый – год и 4 месяца: это архимандрит Иона, о котором будет говориться еще ниже; он и после преосв. Евгения управлял тобольской семинарией еще 4 года и 7 месяцев.
478
Эта болезнь у него, по всей вероятности, была наследственная, потому что тою же болезнию страдал и меньший брат его, иер. Анатолий (инспектор Борисоглебского духовного училища).
479
Из выше упомянутых четырех ректоров он второй по числу.
480
Вот что говорится об этом преподавателе философии в биографии одного из его учеников: «Он все свое преподавание ограничивал единственно задаванием из Бавмейстера и какой-то рукописной истории философских систем, от этого и до этого, переводом задаваемого с латинского языка на русский и выслушиванием урока, выученного учениками с грехом пополам наизусть, а иногда и просто читаемого по книге или тетради». (см. Странн. 1870 г. дек. Начало статьи: Ник. Ал. Абрамов).
481
Ласточкин был в то время вместе и секретарем семинарского правления, и секретарем очень дельным.
482
Ласточкин в свое время еще славился сказыванием проповедей и произношением речей. Речь, произнесенная им к воспитанникам семинарии по окончании экзаменов, так понравилась преосвященному Евгению, что он немедленно отправил ее в редакцию Христианского чтения, которая и напечатала ее (1828 г. т. 27, стр. 233 и сл.). Две другие речи Ласточкина (на погребение тоб. архиепископов Амвросия II и Павла III) напечатаны в Стран. 1869 г. №№ 7 и 10-й. Хотел было покойный напечатать и целое собрание своих проповедей и речей, но скудость средств не дозволила ему того.
483
В тот самый, при котором переменилось два и даже три ректора (а они ведь были вместе и преподаватели богословия), и в котором преподавателем церковной истории был вышеупомянутый о. Д., при всей ревности к делу вновь прибывшего ректора (Ионы).
484
При преемнике преосвященного Евгения, преосв. Афанасии, и при оставшемся от Евгения ректоре Ионе для очищения семинарии от плевел потребовалось так ее сократить (чрез исключения), что в иной раз оканчивало курс только человек по 20 и даже 18 (и это на две епархии!). В бытность тобольским архиепископом Афанасия, в Томске была уже открыта своя епархия, но семинаристы этой новой епархии продолжали учиться в Тобольске.
485
Семинария им тогда была аттестована удовлетворительно, и аттестована так, по всей вероятности, не по пристрастию, не по одной только доброте и крайней снисходительности ревизовавшего, а по сущей справедливости, потому что она пред тем (между 1818-1824 гг.) довольно долго (6 лет) состояла под управлением строгого администратора и отличного преподавателя богословия, ректора архимандрита, впоследствии экзарха Грузии, затем архиепископа астраханского и наконец псковского, Евгения и после него, в один какой-нибудь год (в 1825-й), не могла еще много расстроиться.
486
Преемник Евгения, преосвященный Афанасий молчаливым своим собеседникам – учащим семинарии и соборянам, иногда шутя говорил: «Ну, отцы и братия: одному и у каши не споро; я уже устал говоривши, говорите что-нибудь и вы».
487
С ректором, несколькими учителями и со всеми казеннокоштными учениками (их в то время было уже немало, напр., в 1781 году 93, в 1799 – 126, в 1801 – 108, а в 1804 г. – 2 человек), с семью или осмью классами, библиотекой, столовой и кухней, она помещалась тогда в одном, отобранном у монастыря, (каменном) двухэтажном
488
Что между семинарской больницей и теплой монастырской (Казанской) церковью.
489
Тот, что к речке Абрамовке и что близ холодной Преображенской монастырской церкви и монастырской колокольни.
490
Преемник Евгения преосвященный Афанасий вскоре по приезде в Тобольск приказал заменить тиковые полосатые сюртуки сюртуками же, но нанковыми^{21}^ темно-серого цвета.
491
Гратулянт, грагулятор (лат.) – поздравитель.
492
Один из лучших тобольских семинаристов начала 30-х годов, вспоминая о годах молодости, полушутя говаривал: «Не раз и мне доводилось получать рубли и полтинники от щедрой руки архипастыря по произнесении, как говорили тогда, гратуляции в св. Пасху, в день Рождества Христова и пр. Имея владычний рубль или полтину в руках, тогда я едва ли не наравне ставил себя с Крезом. Проводишь, бывало, всю праздничную неделю припеваючи, потому что каждое утро и каждый полдень есть у тебя горячая булка и стакан молока».
493
Гратуляции (лат.) – изъявление радости, поздравление.
494
Преемник преосвященного Евгения, тот же самый, который заменил его тиковые на бурсаках сюртуки нанковыми, отменил в Тобольске и гратуляции и тем, конечно, избавил семинарских начальников и профессоров главных предметов от излишних хлопот: у них при приготовлении гратулянтов к сказыванию речей и пр. действительно бывало не мало суеты и забот. Притом же многие из речей, произносимых в старое время семинаристами пред преосвященными, бывали крайне льстивы и преисполнены преувеличений.
495
Предместник Евгения преосв. Амвросий II хотел было настоять на своем, устроить мельницу наилучшим образом, прочно, навсегда, и убил на нее скопившихся в прежнее время денег архиерейского дома до девяти тысяч руб. (асс.); она несколько лет и оставалась без повреждения, но не было желающих взять ее на аренду; наконец при преосвященном Евгении один желающий нашелся и взял ее на четыре года, но всего по 125 р. (заметьте, ассигнациями) в год! После с архиерейской мельницей началась старая история: прорывы плотины, поправки, ничтожная выручка за помол на ней, или еще более ничтожные кортомные деньги от содержателей ее.
496
См. Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 102; а в письме к другому лицу преосв. писал: «Выгодами здешнего дома похвалиться не могу. Все угодья ничего не приносят». Чт. в общ. ист. и др. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 146.
497
На содержание самого дома, служащих при доме, архиерейских певчих, коней, экипажи, на жалованье 60 штатным служителям и проч.
498
Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 102.
499
Тобольский Софийский собор замечателен между прочим тем, что он – первое в Сибири по времени каменное здание. Описание Тобольского Софийского собора. М. 1852, стр. 30–33^{22}^.
500
В письме от 27 марта 1826 г. преосвященный Евгений писал в Нижний Новгород: «Тобольский холодный собор дал трещину сверху донизу, по северной стене. Служение в нем в междуархиерейство остановлено, служим в теплом... да и я разрешить не смею, чтоб не случилось греха». Чтен. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 147.
501
В недавнее время к Златоустовскому приделу алтарь пристроен новый. Таким образом, могила митрополита Иоанна с мраморным на ней памятником находится теперь не в алтаре, а в самом храме, за левым клиросом.
502
Стран. 1864 г. янв. отд. 1, стр. 30 и след.
503
О религиозности Ивана Алексеевича можно судить по следующему: к архиерейскому служению, которое всегда бывает продолжительно, приезжал он обыкновенно во время благовеста и всегда стоял до конца службы; так он делал не только в праздничные и воскресные дни, но и в первые дни страстной недели, когда служба у преосвященного Евгения шла от 6 до 7 часов – от 7 утра и до 1 или 2 часа пополудни. Предлагали ему (человеку уже пожилому) в эти дни во время службы посидеть отдохнуть в креслах или на стуле; но он никогда не соглашался на это.
504
Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 102. Опис. тоб. Соф. соб. стр. 37 и 49.
505
Припомним, что за преосвященным Евгением, когда ему исполнилось только пять лет, было зачислено на родине пономарское место, и что с осьми лет он, как уже хорошо обучившийся грамоте, самым делом исправлял должность пономаря (Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 44).
506
Преосвященный читал, действовал, почему для него все-таки еще было сносно; но каково было сослужившим ему протоиереям, священникам и иеромонахам, которые только стояли, притом без всякого действия? Они в собственном смысле слов – плакали.
507
Ч. 1, изв. и зам., стр. 29.
508
И действительно так. В письме к одному из Тобольска, писанном в июле 1851 г., он говорил: «А глаз худо видит, память крайне слабеет, зубов почти не имею, потому не только проповедей не говорю, но и служить стыжусь». Да и гораздо ранее сего, и именно еще около 1834 года, из Рязани писал он: «Вообще чувствую себя не тем, что был прежде. Не только к переписке, даже к проповедям нет той ревности, как прежде. В нынешнем году почти только и есть, что сказал ездя по епархии». (Душ. чт. 1869 г., ч. 3, стр. 112).
509
Припомним, что в этом году преосвящспиый Евгений обозревал почти всю епархию.
510
В этом году почти все лето проведено в путешествии по безлюдному Березовскому краю.
511
В сентябре сего года, как увидим ниже, преосв. Евгений уже отбыл из Тобольска.
512
Душ. чт 18 г.; ч. з; стр. 62 и 64.
513
Совершенно то же было и ранее Тобольска во Пскове, о чем преосвященный не обинуясь говорил псковичанам в прощальном к ним слове: «Не могу никогда забыть... того благочестивого безмолвия, с каким внимали вы скудному слову вашего недостойного пастыря». Слова архиеп. Евгения, стр. 155.
514
Припомним здесь слова, сказанные преосв. Евгением в Обдорске, Омске, Тюмени и в Тобольске при освящении вновь построенного семинарского корпуса, о которых было сказано выше.
515
Душ. чт. 18 г., ч. 3, изв. и зам., стр. 63, 64, 115.
516
Напечатана сначала отдельною брошюрою в 1826 году, а потом в 1864 году вошла в собрание его слов. Последнее состоит только из 29 проповедей, включая сюда и приветственную к тобольской пастве. Г. Ивановский ошибочно говорит (Странн. 1871 г., окт., хрон., стр. 57), будто это издание не состоялось.
517
Странн. 1871 г., окт. хрон., стр. 57.
518
Душеп. чт. 18 г., ч. 1, изв. и зам., стр. 26.
519
Например, в Томске от первого в Сибири золотоприискателя Феодора Попова.
520
Однажды купцы Струнины, по возвращении из Ирбитской ярмарки, принесли преосвященному около двух десятков яблок, которые составляют редкость в Сибири, и столько же лимонов, но преосвященный отказался принять и этот подарок.
521
Может быть, о. протоиерей пишет здесь о разговорах, происходивших между преосвященным Евгением и являвшимися к нему с приношениями в которых-нибудь из российских епархий; но смеем заверить, что и на
522
Уж таков был простой-препростой и добрый этот отец Мартиниан! А Заклинский решительно ничем не отличался от прочих учеников семинарии, своих товарищей: никто ни из учеников ни из духовенства, ни из светских бывавших у владыки, даже и не думал, что он родственник архиерейский.
523
Проситель сам лично нравился преосвященному, он его расхваливал пред его родными, а после из чужой семинарии в один раз приглашал его на сделавшееся свободным место смотрителя одного из подчиненных ему духовных училищ, во второй раз – на лучшее священническое место в епархиальном городе.
524
До 1810 г. в наших семинариях существовали лекторы; это были лучшие ученики богословского класса, преподававшие (под наблюдением профессоров) в низшем отделении семинарии, а иногда и в других отделениях греческий, французский, немецкий, а иногда латинский и даже еврейский языки; жалованья эти лекторы получали по 60 р. асс. в год.
525
С двух орденов преосвященный Евгений получал пенсию до 1000 р. с.
526
Из письма преосвященного Евгения в Тобольск от 19 июня 1854 г. А также из Душ. чт. 18 г. ч. 1, стр. 163.
527
И что же? После долгой переписки и многих неприятностей князь Сергий Михайлович принужден был поступиться своими требованиям в виду правдивости Евгения; только по этому случаю, говорят, он заметил: «упрям преосвященный, но прав». Душ. чт. 1866 г. ч. 1, изв. и зам., стр. 30–32.
528
Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 104.
529
Там же.
530
Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 104.
531
Раз преосв. Евгений с каким-то трудным вопросом обратился к иркутскому преосв. Михаилу Бурдукову; но обратился, как говорится, не в добрый час. Преосв. Михаил оскорбился и отвечал: «Что ты меня пытаешь, экзаменуешь, что ли?». В новом письме пр. Евгений извинялся, оправдывался, говорил, что он обратился к нему, как сын к отцу. И в самом деле так: Михаил был старше Евгения, был сибиряк, долго служил в Сибири до архиерейства, священником и ректором (тоб. семинарии), да и в архиереи произведен ранее преосв. Евгения.
532
Кафедральным протоиереем и членом консистории.
533
Слова эти записаны в его воспоминаниях о преосв. Евгении. Сам он их слышать, конечно, не мог, но мог узнать об них от келейников преосвященного.
534
Конечно, многим такие слова могут показаться слишком смелыми, но не так поймут их те, кому известно глубокое смирение архипастыря и его живая вера и верность своему призванию.
535
В сей последний на экзамены он ездил не только в курсовой, последний год учения, но и в некурсовой, и в первый год, не только пред летнею вакациею, но и пред Рождеством, бывал на экзаменах по нескольку дней сряду, высиживал на них от 9 часов утра и до часу пополудни, и на них или после не только поверял отметки начальников и наставников (в списках, представляемых ими), но и сам составлял свои собственные списки, которые и хранил у себя.
536
Душ. чт 1859 г. ч 1. изв. и зам., стр. 27 и сл. 18 г. ч. 3, стр. 112.
537
Здесь непременно требовались еще одобрение от прихожан, хорошая отметка благочинного в клировых, свидетельство духовного правления и удовлетворительные ответы наличном его экзамене по катехизису, отправлению богослужения и пр.
538
Афанасий родом был из Любима, города ярославской губернии.
539
Впрочем, преосвященный Евгений дело устроил иначе и к удовольствию самого больного диакона: он оставил место за ним до окончания семинарского курса сына его (а тому оставалось учиться еще два с половиною года) с тем, чтобы отцу служить только тогда, когда может, а доход получать ему полный.
540
Следует припомнить здесь сказанное в начале этой статьи о том, в каком состоянии по приезде в Тобольск преосвященный Евгений нашел дела епархиального управления; там же было сказано, что, быть может, всякий другой преосвященный всех или большую часть членов консистории по меньшей мере уволил бы от звания членов и донес бы Св. Синоду, а секретаря консистории даже отдал бы под суд; между тем преосвященный Евгений ограничился только замечаниями да выговорами, или попросту сказать, одним ворчанием, и не только всех членов консистории оставил на своих местах, но даже неисправимого секретаря три года терпел, по крайней мере дозволял ему носить имя секретаря (без исправления должности) и пользоваться жалованьем по этой должности.
541
Впрочем, и то нужно сказать к чести сибирского духовенства, что оно до нынешнего прогресса и до наплыва в Сибирь духовенства во множестве из России, особенно из владимирской епархии, было весьма благопокорно своим архипастырям, на суд своих архипастырей смотрело так же, как смотрели на суд епископов в первые веки, т.е. как на приговор Божий, и при преемнике Евгении, архиепископе Афанасии, в 10 с половиною лет его управления, только двое из духовенства тобольской епархии приносили жалобы Св. Синоду на епархиальное начальство, жалобы, которые послужили, однако ж, к их же и вовсе ими нежеланному перемещению их в одну из соседних епархий (Странник 18 г. январь, отд. I, стр. 28).
542
Душеп. чт. 1869 г. ч. 1, изв. и зам., стр. 33 и след.
543
Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 112.
544
Вот один из таких случаев: около 1816 или 1817 года служил в Тобольске один молодой, ловкий и довольно красивый собой дворянин; ему нравилась недурная же собой девица N. почти единственная наследница самого достаточного из тобольских помещиков (в Сибири помещиков почти совсем не было, и если были они, например около Тобольска, то были все бедняки, мелкопоместные, но достаточнее прочих был только один, -ский). Равным образом и молодой российский дворянин нравился названной богатой невесте-сибирячке. Уже все готово было и к свадьбе; но надменная знатностию, по второму мужу, мать молодого человека не благословила сына жениться в Сибири, вызвала его в Россию и женила там на одной довольно состоятельной помещичьей дочери. Оставшаяся в Сибири невеста решилась после того ни с кем не вступать в брак, надела на себя черное платье, отказалась от мясной пиши, стала почти каждодневно посещать богослужение, любила знакомиться и беседовать о благочестии с духовными лицами, словом, зажила если не совершенною монахиней, то полумонахиней. Между тем бывший жених ее, нажив троих или четверых детей, прожив имение и своей (в то время уже умершей) матери, и своей жены, овдовел и снова приехал служить в Тобольск. Старое знакомство возобновилось, даже сделано, повторено со стороны вдовца прежнее предложение; пожилая девица по наружности до времени хранила молчание, а в сердце твердо решилась выйти замуж. Но как быть с людьми, что делать с молвой, какая должна возникнуть в случае вступления ее, полумонахини, в брак? Старая невеста отправилась за советом к преосвященному Евгению. «Как мне быть, что мне делать, идти ли замуж или не идти?» – спрашивала она преосвященного. Преосвященный отвечал: «ступайте на колокольню, встаньте под колокола и спросите их». «Но что же колокола мне скажут?». Преосвященный встал с дивана, принял позу звонаря, поднял руки вверх и, повертывая их, как повертывают звонари, начал нараспев говорить: «Идти бы тебе за Петра (так звали жениха), идти бы тебе за Петра, идти бы тебе за Петра». – «Но что, если после (замужем) будет мне худо?». (Она хорошо знала за своим женихом охоту жить на широкую ногу, да помнила и обет, или по крайней мере полуобет, свой о пострижении). «В таком случае, – говорит преосвященный, – опять подите на колокольню и спрашивайте колокола». – «Но что же мне тогда колокола скажут?». Преосвященный снова принял положение звонаря и начал как бы вызванивать: «Не идти бы тебе за Петра, не идти бы тебе за Петра...». И в самом деле, что бы владыка тут стал говорить, какой бы давать совет? Он знал, какое решение принято в душе девицею; если отсоветовать, а брак между тем все-таки состоялся бы, в таком случае при всякой семейной неприятности, при всяком в жизни горе были бы угрызения совести в не принявшей совета, – ее беспокоила бы мысль, что вот-де верно это наказание мне за пренебрежение святительского совета, и пр. И вот преосвященный отделался шуткой. (Супруг после немало тратил денег непроизводительно, но с женой всегда жил в мире и согласии. Теперь оба они уже покойные).
545
Душеп. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 103; а также и воспоминания бывшего секретаря тобольской консистории Бекреева.
546
Болезни у преосвященного Евгения, по рассказам современников, начались со следующего случая: в 1829 или 1830 году 8 ноября, в день архистратига Михаила преосвященный служил по случаю храмового праздника в Михаило-Архангельской церкви в верхнем ее этаже. По выходе из церкви после обедни, как на паперти и лестнице (к несчастью, высокой и совершенно открытой), так и на крыльце церковном, он около часу благословлял народ, а между тем дул холодный и довольно сильный ветер; благословлявшего продуло, и он с тех пор начал страдать болью зубов, да почувствовал и ослабление зрения. Впрочем, преосвященный боль зубов и ушей после приписывал влиянию воды, на том основании, что тобольский архиерейский дом стоит на самом берегу реки (Иртыша).
547
Разумеется, только небольшой обрывок каната, который он по чьему-то совету выписывал откуда-то издалека.
548
Тобольская епархия между бывшими второклассными считалась третьею, а рязанская шестою.
549
Здесь намек на то, что в управление епархиею преосвященным Евгением по его убеждению построено несколько храмов вновь.
550
Ясный намек на объезд его для ревизии всей епархии, состоявшей из двух губерний и одной области.
551
Увидим ниже, как много было у преосвященного в Тобольске благожелателей и как долго питали они к нему свои благожелания.
552
После ректорства в Тобольске и Екатеринославле он был викарием пермским, епископом екатеринбургским.
553
Тут переправа чрез Иртыш, тут соляные магазины с солью чуть не для целой тоб. губернии, тут помещения для чиновников по соляной операции, тут же несколько десятков и обывательских домиков.
554
Вот начало этого канта:
Жалко нам тебя лишиться,
Добрый пастырь наш отец!
Но – увы! привел проститься Нам с тобой миров Творец!
Далее, между прочим, говорилось:
Плачут, сетуют, рыдают Нежны дети, огорчась,
Коль отцы их оставляют.
Так и мы теперь, крушась,
Унываем, проливаем Слезы тихо об отце!
555
По-видимому, лицо светское, впрочем, лично мало знакомое с преосвященным.
556
Эти слова показывают, что писавший не был из коротких знакомых преосвященного.
557
Душ. чт. 18 г., ч. 3, стр. 107 и след.
558
Писавший, очевидно, был из лиц светских.
559
В прощальном слове преос. Евгения тоб. пастве и в корреспонденции об его выезде из Тобольска, напечатанной тогда в Телеграфе, как видели мы, пребывание преосвященного в Тобольске называется шестилетним, но это выражение было употреблено там только ради круглоты его. Автор статей о преосв. Евгении, напечатанных в Душ. чт. (18 г. ч. 3, стр. 102 и 107), говоря о времени пребывания его в Тобольске,
560
Болезнь (вследствие простуды) архиепископ Павел получил, провожая чрез три епархии тело великого князя Константина Павловича, умершего в 1831 г. от холеры в зап. губерниях, во время первого польского мятежа. На месте кончины вел. князя, в могилевской епархии, преосвященный совершил сряду 36 заупокойных литургий; потом, когда повезли тело умершего в С.-Петербург, он в каждый день служил по две панихиды и на каждой станции встречал: встретит, отслужит панихиду и поедет вперед; когда поезд приблизится к следующей станции, он снова встречает и снова совершает панихиду, и так до самого Петербурга... А время было осеннее, сырое, преосвященный Павел не раз простужался... Когда в Нижнем Новгороде преосв. Афанасий предлагал больному погостить у него до поправления здоровья, он отвечал: «Нет, уж если назначено мне умереть, то лучше умереть на месте, в своей епархии».
561
На пути в Рязань преосвященный Евгений виделся, кроме Павла и Афанасия, с преосвященным казанским Филаретом (после киевский митрополит), с московским Филаретом же, с иркутским Мелетием. с пермским Аркадием и оренбургским Михаилом.
562
Душ. чт. 18 г. ч. 3, из. и зам., стр. 65.
563
В Рязани к приезду преосвященного Евгения гак много накопилось дел частию потому, что предместник его, арх. Григорий, пред тем долго присутствовал в Св. Синоде, следовательно, управлял епархией издалека; частию потому, что сам преосвященный, за длинным расстоянием от Тобольска, долго пробыл в дороге, и, наконец, потому, что тогда шел во всех епархиях разбор духовенства: порочных и безместных отдавали в солдаты.
564
Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 108.
565
Душ. чт. 18 г. ч. 3, стр. 109.
566
То был Григорий, до авг. 1831 г. рязанский, потом тверской и казанский архиепископ, а после петербургский митрополит; он учился у Евгения в 1809 году в петерб. академии. Но вот и еще на то же доказательство: вскоре по приезде в Рязань преосв. Евгений писал преосв. калужскому Гавриилу: «На обмен вашего поздравления меня с новой паствою, должен бы и я поздравить ваше преосвященство (перемещением в Могилев), но, судя по себе, затрудняюсь и о вас. Наше перемещение есть испытание нашей преданности Промыслу. Предаться должно... Видно то полезно для нас, когда ведет такими путями». (Чт. в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 150).
567
Здесь освобождение от болезни в ушах преосвященный приписывает отдаленности реки от Рязани, но раньше он писал, что от той боли избавился, вкладывая, по чьему-то совету, в уши шерсть шлёнских овец.
568
Все это из писем Евгения к тоб. купцу Гневашеву.
569
Чужою рукою письма его стали писаться, и то не всегда, тогда уже, когда и левый глаз начал изменять.
570
Гостиный двор был весь деревянный, притом все лучшие лавки были внутри двора; в лавках, по старому обычаю, у многих купцов хранились не только товары, но деньги, лишнее платье, лучшая посуда и пр. Произошел пожар в 20-х числах октября 1839 г., часу в 9-м вечера; огонь показался вдруг на всех четырех сторонах, притом все около проходов внутрь. Поэтому многие торговцы остались только с ключами от лавок в карманах.
571
Из всех обстоятельств служения преосвященного Евгения в Рязани едва ли не самое важное обстоятельство – его поездка в 1832 г. в Воронеж, по высочайшему повелению и указу Св. Синода, для освидетельствования мощей святителя Митрофана и обследования чудес, бывших от сих мощей.
572
Душеп. чтение 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 150, 152. Впрочем, о всем этом есть сведения и в письмах преосвященного, писанных в Тобольск.
573
Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 153, 154, 158.
574
Самый орден св. Александра Невского был получен преосвященным еще в Рязани, в 1835 году.
575
Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 154, 158.
576
Душеп. чтение 18 г. ч. 3, стр. 154.
577
Преосвященному в это время оканчивался уже 71 год.
578
Евгений всегда высоко чтил память своего учителя и благодетеля митрополита Платона: первая его молитва всегда была за Платона, самая высшая похвала – Платону, где можно было подражать, он подражал Платону, и пр.
579
Преосвященный Евгений первоначально просился было на покой в Троицкую лавру, как место своего учения, учительства и пострижения, но это почему-то не состоялось.
580
Этим монастырем преосвященный Евгений управлял год и до архиерейства – половину 1817 года и первую 1818 года. (Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 58 и сл.).
581
На последний предмет из жалованья и доходов преосвященного Евгения, по званию настоятеля Донского монастыря, в первые шесть лет его настоятельства шло денег 24272 р., следовательно слишком по 4 тысячи рублей каждогодно. (Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 163).
582
Не принимал или мало принимал он участие в управлении монастырем только в три последние года жизни.
583
Каждогодно же служил преосвященный Евгений утреню и вечерню в первый день пасхи.
584
Одно такое, с таким затруднением написанное преосвященным Евгением письмо, пишущему случилось видеть в Тобольске.
585
Душеп. чт. 18 г. ч. 3, стр. 150-162.
586
Замечательно приветствие (присланное телеграммой) земляка Евгения, покойного олонецкого архиепископа Аркадия: «Примите, высокопреосвященный владыко, девятидесятилетний старец, и от меня осьмидесятипятилетняго искреннейшее приветствие с исполнившимся пятидесятилетием вашего служения в архиерейском сане. Всеблагий Господь да исполнит во благих желания ваши». (Странн., 18 г., ноябр., отд. IV, стр. 50).
587
Странно, что о телеграмме и письме к юбиляру, посланных из тобольской епархии, не упомянуто ни в одном журнале и ни в одной газете, поместивших в 18 г. известия о 50-летнем юбилее преосвященного Евгения в архиерейском сане; между тем это верно: пишущий читал ответы на них.
588
Там же, стр. 162-164; Церк. лет. при Дух. бес. 18 г. № 30, стр. 561, 565–5. Прав, обозр. 18 г., т. 26, зам., стр. 138–145.
589
Причетническая его служба здесь не считается.
590
В российской Церкви в архиерейском сане 50 лет (и три с половиной месяца), кроме Евгения, прожил еще только московский митрополит Филарет; после них архиереями долго еще служили митрополит московский Платон (46 лет) и с.-петербургский митрополит Серафим (44 г.), а в Церкви греческой – патриарх александрийский Иоаким архиерействовал (в конце XVI и первой половине XVII столетия) 70 лет и митрополит каппадокийский 66 лет – с 1805 по 1871 год. (Церк. лет. 1871 года№ 33, стр. 123).
591
Грек, заведывающий антиохийским в Москве подворьем.
592
Совр. летоп. 1871 г. № 23, стр. 3 и 4.
593
Слов, о писат. дух. чина, т. 1, стр. 23.
594
Цер. летоп. при Дух. бес., 1871 г. № 33, стр. 122-128.
595
Но все ли и везде ли сохраняются? Одно лицо, интересующееся историею сибирской Церкви и тобольской иерархии, просило у тобольского купца Фед. Вас. Струнина писем преосвященного Евгения к нему и к отцу его для прочтения и извлечения материалов для биографии писавшего те письма. Но купец тот в просьбе отказал, вероятно, из опасения, что зачитают или употребят их во зло. Спустя несколько лет Фед. В-ч помер; и вот когда от имени помянутого лица обратились с прежнею просьбою к семейству умершего, то оказалось, что все бумаги после покойных стариков, в том числе и письма преосвященного Евгения, проданы в мелочные лавочки на обертки!!!
596
В Чтениях в общ. ист. и др. росс. 1871 г. кн. 3, смесь, стр. 142–160 и в Душ. чт. 1871 г. авг., изв. и зам., стр. 156-158.
597
18 г. в книжках ноябрьской и дек., 1869 г. в книжке январской.
598
В душ. чт. 18 г. окт. изв. и зам., стр. 43–66.
599
ДуШ ч 1869 г ч 1 изв и зам СТр 35 и след.
600
Душ. чт. 18 г. ч. 3, изв. и зам., стр. 47.
601
Известно, что и митрополит московский Филарет писал стихи, а еще более известно то, что поэзией занимались и много оставили после себя произведений в ее духе не только Симеон Полоцкий и Феофан Прокопович, но и святитель Димитрий Ростовский.
602
Публикуется по тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Жизнеописание Афанасия, архиепископа Тобольского и Сибирского // Странник. 1867. Т. 1. январь-февраль. С. 5-94.
603
Визитатор – инспектор, ревизор.
604
Михайло Михайлович, посылая ему часы и библию, писал: «Посылаю тебе, возлюбленный Петр Андреевич, время и вечность» и пр.
605
Краткая биография преосвященного Афанасия была напечатана мною еще в 1743 г. в 11 номере Москвитянина. Из ней многое почти целиком, хотя без указания источника, взято было кем-то для другой биографии того же архипастыря, помещенной в конце сороковых или в начале 50-х годов в «Нижегородских губернских ведомостях»: с этою последнею биографиею Афанасия буквально сходно и то, что напечатано о нем в Истории нижегородской иерархии (1857 года) на стр. 226-44.
606
Так нередко высчитывал и говорил сам преосвященный Афанасий. Но в ведомостях Ярославской семинарии за 1800 год, хранящихся в архиве ярославской консистории, сказано: «Школы риторики, гор. Любима соборной церкви протоиерея Феодора Михайлова сын, ученик Александр Протопопов 15 лет, определен в семинарию» и проч. Если основываться на этом сведении, то нужно будет сказать, что преосвященный Афанасий родился не 1783, а 1785 года, следовательно, двумя годами позднее.
607
У него, кроме Александра, впоследствии Афанасия, было еще двое детей: дочь Анна, муж которой в любимоградском протоиерействе преемствовал ее отцу, и сын Иван, служивший секретарем в какомто неважном присутственном месте, по отставке живший единственно крохами, какие получал от младшего своего брата, архиепископа Афанасия.
608
Геннадиева пустынь в Ярославской епархии Любимского уезда. Так называется она от основателя своего преп. Геннадия, который скончался в 1565 году, и которого мощи доныне почивают нетленно.
609
Толгский первоклассный монастырь – в 8 верстах от Ярославля; он построен в начале XIV столетия ростовским епископом Трифоном по случаю явления ему на берегу реки Толги чудотворной иконы Божией Матери.
610
Преосвященный Афанасий иногда в дружеской беседе жестоко подшучивал над ученьем детей по азам, глаголям, фитам и проч., даже удивлялся, как он и другие в свое время при таком способе преподавания грамоты научились читать, и радовался, что теперь упрощено это дело. Но, с другой стороны, он глубоко и скорбел, что в последнее время при обучении детей грамоте начали почти вовсе изгонять все священное, все духовное; в азбуках, напр, (разумеется, кроме молитв, как бы нехотя в них прилагаемых), не найдете вы ни слов: Бог, Спаситель, Божия Матерь, Ангел, святый, угодник Божий, рай, ад, ни каких-либо картинок религиозного содержания; а о псалтири, часослове и др. духовных книгах при детях не упоминают, разве только с усмешкой. «Конечно, – говорил преосвященный, – это оправдывается как будто доброю целыо: хотят, чтобы дети понимали все, что читают, и оттого охотнее учились. Но всегда ли бывает так, всегда ли достигается эта цель? Да еще и правда ли, что этого хотят? Нет ли тут другой затаенной мысли? Не случается ли, напр., – продолжал он, – в самых дешевых азбуках, изданных, очевидно, не для барских детей, встречать под буквами и их названиями слова: ананас, половые щет
611
Из отцовских книг у преосвященного Афанасия были, между прочим, некоторые латинские классики, свящ. археология на латинском же языке, какое-то богословие и проч.
612
Преосвященный Афанасий из учителей своих хвалил между прочим ректора семинарии архимандрита Августина Сахарова (уроженца Ярославской же губернии) и соборного священника Петра Соснина. Первый, человек строгой жизни и серьезного характера, особенно – до отягощения – налегал на лучших учеников (чтобы они не ослабевали, а преуспевали более и более), в том числе и на Афанасия, но в
613
В семинарских списках (1795-1806 гг.), хранящихся в архиве ярославской консистории, Александр Протопопов постоянно значится или первым, или между первыми и отмечается: «К науке весьма понятен, успел похвально» и проч. Извлечения из списков для меня сделаны г. секретарем ярославской консистории Ап. Крыловым.
614
В биографии преосвященного Афанасия, напечатанной в Нижегородских губернских ведомостях, сказано: «По окончании курса Протопопов оставлен при ярославской семинарии учителем». Это было (замечается там) в 1805 году, когда начал управлять Ярославской епархиею архиепископ Антоний Знаменский. Но то и другое несправедливо: в ведомостях Ярославской семинарии за 1805 год Александр Протопопов значится между обучающимися богословию, что под
615
«Протопопов хорош, – говорили те ярославцы, – проповеди сказывает хорошо, не худо и апостол читает; но он низенек, не виден и не басист; к нашей церкви найдется дьякон и получше». Ниж. губ. вед.
616
Дядя происходил из духовного звания, но служил по гражданскому ведомству и имел немало крепостных людей.
617
Из них мне известны, хотя только по именам, Мартынов, после служивший при Святейшем Синоде, и Ир. Ветринский, издавший Церковные древности Бингама в русском переводе.
618
При окончании академического курса, как увидим ниже, он сам себя сознавал наиболее способным к преподаванию наук богословских; да и действительно, на духовно-училищной службе особенно славился преподаванием богословия.
619
При изъяснении Писания преосвященный Афанасий особенно любил держаться смысла так называемого литтерального-буквального и исторического. Кстати здесь заметить, что непосредственный преемник Афанасия по тобольской кафедре преосвященный Владимир, напротив, более всего отыскивал в Писании смысл нравственный, а преемник Владимира преосвященный Георгий преимущественно уважал смысл таинственный. Таким образом три преемственно следовавшие тобольские архипастыри в изъяснении Писания, так сказать, дополняли один другого.
620
раз профессор красноречия С.-Петербургской академии (помнится, архимандрит Леонид), в студенческих сочинениях обращавший вни-
621
Преосвященный Афанасий был глубокий знаток истории Церкви Божией и особенно Церкви ветхозаветной и первенствующей христианской. Но, кроме церковно-библейской и церковной истории, он основательно знал и чрезвычайно любил библейские и церковные древности, а впоследствии весьма много занимался вообще древностями, напр., египетскими, греческими, индийскими, американскими, русскими, скандинавскими и проч., и по всем этим отраслям истории у него были дорогие издания.
622
В знании латинского языка, по несуществованию для него в академии особенного класса, Александр Протопопов усовершенствовался под руководством ученого Грефе и прочитал всех латинских классиков. Впрочем, он еще и в семинарии, по отзыву тогдашних его учителей и начальников, на латинском языке прозой и стихами писал лучшее, чем на русском.
623
В знании греческого языка, учась в академии, Александр Протопопов до того усовершенствовался, что свободно читал не только отцов Церкви, но и всех греческих классиков. Профессор греческой словесности в Петербургской академии, природный и ученый грек Скинас на задачах его обыкновенно подписывал: πρώτος или πρώτίςος ^{23}^, а такие рекомендации даваемы были им из целого курса только еще Павскому. Впоследствии в библиотеке преосвященного Афанасия найдены были все лучшие издания как греческих, так и латинских классиков, каково, напр., издание Панкука.
624
Преосвященный Афанасий читал по-французски с такою же легкостью, как и по-русски. Изредка справлялся он с лексиконом только при чтении книг по естественным наукам. По немецкому языку не учился, о чем впоследствии, когда на этом языке стало выходить много дельных богословских – церковно-исторических и археологических сочинений, очень сожалел.
625
Об одном из них преосвященный Афанасий рассказывал, что он в течение шестилетнего курса почти один прочитал студентам все богословские науки; что он от усиленных занятий, страдая геморроем, иногда на лекциях заплевывал весь платок кровью, и что этот ученый-труженик не раз сам сказывал, что иногда, идя в класс, сомневался, возвратится ли домой живым.
626
Напр., не раз он рассказывал, как один профессор – немец, не очень отличавшийся знанием, или по крайней мере уменьем, преподавать свой предмет, при крайней своей близорукости воображал, сидя на кафедре, что его лекцию слушают все студенты, тогда как их в аудитории было пять-шесть; или как один проказник весельчак студент тому же профессору повторял лекции разными голосами за себя и за нескольких отсутствующих товарищей
627
Если, то есть, он родился в 1783 году; а когда рождение его отнесем к 1785 году, то при окончании курса, в 1814 году, ему шел не 32-й, а 30-й год.
628
В истории нижегородской иерархии на стр. 232 и в вышеупомянутой статье Нижегородских губернских ведомостей об Афанасии ошибочно сказано, будто бы в академии Афанасий был преподавателем. Напротив, в то время для ближайшего и постоянного надзора за студентами высшее начальство признавало нужным назначать в инспекторы академии таких лиц, которые не были бы отвлекаемы никакими учебными занятиями. История С.-Петербургской духовной академии, стр. 246, 339-45.
629
Преосвященный Антоний, помнится, в 1813 году, писал Александру Протопопову, чтобы он ехал в Ярославль, не оканчивая академического курса, и обнадеживал его (разумеется, под условием принятия пострижения), что он вскоре будет сделан ректором Ярославской семинарии. Но Протопопов отклонил от себя это предложение, частью потому, что преосвященный Антоний, хотя был пастырь жизни строжайшей, человек бескорыстный, отец сирот и величайший ревнитель об образовании духовного юношества своей епархии, по слишком был тяжел для всех, по службе стоявших к нему близко, а еще более потому, что непременно хотел докончить с таким успехом начатое и так хорошо продолжаемое свое образование в академии.
630
Фолианты эти преосвященный при отъезде из Твери в Киев отдал в библиотеку Тверской семинарии в тех мыслях, что возить их из места в место очень неудобно, а между тем, если бы они понадобились, можно было бы найти их в семинарской библиотеке каждого епархиального города.
631
Брат его, от природы не очень даровитый, почему-то и службу оставил очень рано, и Афанасий каждый год посылал ему с семейством по 1000 руб. ассигн.
632
Эти, почти стенографические, лекции расходились по рукам учеников во многих списках и долго даже после Афанасия составляли любимое и полезное чтение не только для учеников, по и для священников и других духовных лиц.
633
До вступления на престол Государя Императора Николая Павловича в кадетских корпусах и некоторых других светских учебных заведениях законоучителями почти обыкновенно бывали монашествующие.
634
Из товарищей Афанасия ранее его рукоположен был во епископа только Григорий (под конец жизни С.-Петербургский митрополит).
635
В бытность преосвященного Афанасия инспектором Петербургской академии, Макарий (в миру Михаил Глухарев) принадлежал к числу ее студентов. После Макарию довелось и в другой раз быть в отношениях к Афанасию, когда поприщем служения обоих их была Сибирь.
636
В Киево-Печерской лавре, в подвальном этаже левого придела великой церкви погребены были тела нескольких архиереев и других более или менее значительных лиц. Так как в погребении их в свое время не было наблюдаемо надлежащего порядка, то надгробия их были разбросаны там и сям и затрудняли ход по подвалу. Посему митрополит Евгений и приказал могилы или гробницы те раскопать и гробы с останками погребенных в них перенести во вновь приготовленные гробницы – ближе к стенам церкви. Это приказание относительно некоторых или многих покойников было исполнено. Но в одну ночь накануне дня, в который предположено было перенести еще одну гробницу, митрополиту является во сне, в полном облачении, неизвестный архиерей, с гневным видом и строго говорит ему (по-латыни): «Доколе будешь ты тревожить наш покой?» (Это только сущность речи являвшегося во сне, а речь была довольно продолжительная). Митрополит, перепугавшись, проснулся и долго не спал, после, однако ж, успокоив себя мыслью, что это обыкновенная мечта сновидения, опять заснул и утром нисколько не беспокоился о том, что видел во сне. Но как велик был ужас митрополита, когда на следующий день в его присутствии раскрыли предположенную для переноса гробницу и в пей оказался лежащим, как живой, совершенно нетленный тот самый архиерей, который являлся ему в предыдущую ночь в том же самом облачении и проч., и проч.! Навели справку о погребенном в этой гробнице, и оказалось, что то был последний Тобольский митрополит Павел Конюшкевич, умерший 4 ноября 1770 года в Киево-Печерской лавре на покое. (Рассказ этот я неоднократно слышал от преосвященного Афанасия; при мне же повторил и преемник этого преосвященного (в 1835 и 1836 гг.), бывший киевским викарием преосвященный тобольский Владимир, то же подтверждают и многие другие, бывшие и жившие в Киеве. О нетлении тела митрополита Павла есть сведение печатное. См. сказание о странств. монаха Парфения, ч. I, стр. 184)69.
637
Митрополит Павел Конюшкевич канонизирован. В 1984 г. установлено празднование в честь всех сибирских святых и подвижников благочестия. На иконе «Собор Сибирских святых» в первом ряду изображён и святитель Павел.
См.: Абрамов Н.А. Павел II Конюшкевич, митрополит Тобольский и Сибирский // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 236–252. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).
638
Ярмарочного собора, построенного французом, генерал-инженером Бетанкуром, без всякого участия епархиального духовенства, преосвященный Афанасий не хвалил, между прочим, за акустические недостатки или за диссонансы в нем пения.
639
Если что и нужно было заметить некоторым из служащих, то это делалось после, по окончании богослужения, или даже по возвращении домой.
640
На этом оно впоследствии и попалось.
641
См. Ист. нижег. иер., стр. 234–37, а также и упомянутую в начале сей биографии статью Нижег. губ. вед. Впрочем, иное здесь дополнено и из рассказов самого преос. Афанасия, мною от него лично слышанных.
642
Ист. ииж. иср., стр. 236–37.
643
Преосвященные Евгений и Афанасий знакомы были еще с академии: когда последний был в числе студентов ее, первый нес в ней должность инспектора (с февраля 1809 года по февраль же 1810 года) и некоторое время преподавал философию.
644
Несколько раз поцитованная мною статья Нижегородских губернских ведомостей начала 50-х годов70.
645
В тексте-источнике нет астериска (*), поэтому неизвестно, к какому именно месту текста относится сноска, ориентировочно от слов: «Заметив это, он немного смутился...» до слов: «...(Бога Слова)».
646
Тобольская епархия между второклассными архиепископскими епархиями занимает третье место после Казанской и Астраханской, а учреждена она уже близ 250 лет тому назад, именно в конце 1620 года.
647
Из-за тобольского климата между прочим не поехал в Сибирь и святитель Димитрий Ростовский.
648
По словам покойного протоиерея Василия Кузнецова, много лет служившего при кладбищенской церкви, в Тобольске, населенном какими-нибудь 16, 17 и 18 тысячами жителей, никогда не бывает менее 1000 умерших, а в иные годы смертность значительно превышает и это число. Покойный историк Сибири П.А. Словцов называл Тобольск, сравнительно с другими городами, кладбищем.
649
В конце 30-х или в самом начале 40-х годов от министерства государственных имуществ было прислано в Сибирь несколько чиновников для собрания каких-то сведений о казенных крестьянах, их землях, промыслах и пр. Один из таких чиновников (Р...) по обозрении Березовского края при мне приехал к преосвященному и очень выгодно отозвался о березовском протоиерее и некоторых других лицах из духовенства как Березовского, так и Тобольского округов. «Да, – сказал при этом владыка, – это духовенство тоже хорошо, но у меня между духовными есть люди не только хорошие, даже праведные», – и указал между прочим на (покойного ныне) протоиерея Абацкой слободы Павла Фокина, впоследствии крестового иеромонаха Мисаила. Другой, напротив, принадлежавший к числу тех же чиновников (В-ий), по возвращении из Курганского уезда жаловался преосвященному на причт одного села за его вымогательство и грубость, присовокупив, что тот причт при нем самом не свенчал несколько свадеб, потому что не сошелся с крестьянами в вознаграждении за венчание. Преосвященный не любил поблажать своим подчиненным, записал название села и немедленно предписал произвесть дознание, или следствие. Что же оказалось? Крестьяне со свадьбами приезжали в субботу (хотя и утром), грубым же оказалось духовенство пред г. N тем, что он, г. К, вступаясь за непонимающих дела крестьян, приказывая духовенству венчать, а оно не могло, не посмело исполнить его приказания.
650
А при предместнике Афанасия, архиепископе Евгении, в 6 лет его управления (1826–31 г.) апеллирующий в Св. Синод был только один. Теперь это несколько иначе; и причина этому – наплыв в Тобольскую епархию духовенства, в особенности с 1843 года, из иных епархий.
651
Преосвященный Афанасий и в Тобольске обратил было внимание на певчих; по крайней мере для устройства хора и улучшения его он привез с собой из Нижнего хорошего дьякона, который мог быть и регентом; но вскоре все это оказалось напрасным: хороших голосов не было, к тому же некоторые из взрослых певчих жили беспорядочно и раз на архиерейском дворе произвели страшный шум. Чтобы не видеть и не слышать ничего подобного и не тратить напрасно здоровья, преосвященный удалил певчих из помещения при архиерейском доме. Я сказан: голосов хороших по приезде Афанасия в Тобольске не было, но их не было ни здесь, ни в целой Сибири и прежде, их почти нет и теперь, да сибиряки и петь-то не любят. Это замечали и замечают все приезжие из России, в этом сознаются и сами здешние жители. (Ист. об. Сиб. Словцова, кн. 1, стр. 269). Правда, митрополиты тобольские Филофей Лещинский (в царствование Петра) и Антоний Нарожницкий (при императрице Елизавете Петровне) имели у себя хорошие хоры певчих, но первый устроил свой хор с дозволения правительства из ссыльных черкас,, т.е. малороссийских казаков, а второй лучших певчих выписывал на счет архиерейского дома прямо из Малороссии. Правда, и в недавнее время, при преемниках уже Афанасия, напр., при преосвященных Владимире и Георгии, архиерейские хоры были не дурны, но и эти устроялись наиболее из духовенства, во множестве ехавшего тогда из великороссийских епархий, преимущественно же из Владимирской.
652
В одном Омском округе еще недавно было два таких прихода: Тюкалинский и Куликовский. Первый состоял из 40 больших и малых деревень с 10 тыс. душ; из него теперь составилось три больших прихода, да и сам Тюкалинский остался все-таки еще большим, так что три его священника и в настоящее время едва управляются с требами. Из второго образовались четыре прихода, по числу душ весьма значительные.
653
Этот архипастырь, ревнуя о духовном благе своей паствы, не имел, однако ж, надлежащего успеха в умножении церквей. Это дело весьма много зависело от начальства алтайских горных заводов, но начальство их на все письменные и личные (в 1828 году) представления, даже просьбы преосвященного содействовать умножению в горных округах крайне ограниченного числа церквей*** постоянно отвечало если не отказами, то вежливою уклончивостию. Зато как расплодился там раскол!
654
То же в этом отношении явление и в Томске: из преосвященных той епархии к умножению храмов более всех, как слышно, содействовал епископ, что нышГархиепископ Иркутский, Парфений.
655
Здесь некоторые приходы в то время имели от 10 до 14 и 15 тысяч душ обоего пола, и иные деревни от своих приходских церквей отстояли на 300 верст.
656
Напр., в г. Омске, как резиденции казачьего управления, в 1831 – 1840 гг. строилась церковь от всего Сибирского линейного казачьего войска. Войсковое начальство хотело иметь в ней иконы, соответственные ее великолепию. Но некоторые из них, напр., Тайная Вечеря, Царские Врата и проч. долженствовали быть такого огромного размера, что ни один художник ни в Петербурге, ни в Москве ни за какую цену не брался писать их на досках, притом с обязательством доставить заказ в Омск без малейших повреждений под собственною ответственностию. После долгих рассуждений и недоумений вошли с представлением к епархиальному начальству, и преосвященный Афанасий от 10 января 1837 года отвечал: «К писанию св. икон на холсте я, с своей стороны, не нахожу никакого препятствия».
657
Имеется в виду «война» между митрополитом Павлом Конюшкевичем (1758–17) и губернатором Денисом Ивановичем Чичериным, в результате которой в Ильинской церкви Тобольска появилась стенная роспись с изображением «Страшного суда», одним из персонажей которой был «тяжкий грешник» Чичерин.
658
Церковь эта была освящена в честь Св. Духа и по мысли архиеп. Афанасия устроена в виде сионской горницы: на верху, на потолке изображен в сиянии Дух Святый; на иконостасе же и по стенам церкви, помнится, в два яруса написаны сидящими Божия Матерь и Апостолы, и на каждого из них нисходил огненный язык. Но при преосвященных Владимире и Евлампии мысль эта была несколько изменена, а при преосвященном Феогносте, после случившегося в архиерейском доме пожара, и совсем оставлена, хотя и не к худшему.
659
В 1837 г. цесаревич Александр Николаевич (Александр II в возрасте 19 лет первым из представителей царской фамилии побывал в Сибири (Кургане, Тюмени, Тобольске, Ялуторовске).
660
Древ. Вивл. ч. 3, стр. 3. Ист. об. Сиб., кн. 1, стр. 571. В этом колоколе весу 19‘/2 пудов. После домовой архиерейской церкви сперва висел он под навесом деревянным, а теперь висит уже под каменным, по крайней мере под крышей, утвержденной на каменных столбах.
661
По советам преосвященного, в некоторых ризницах для хранения облачений заведены вместо комодов с выдвижными ящиками шкафы с вешалками, или еще лучше с отворяющимися глаголями; облачения во многих церквах стали шить по лучшим, выписанным из Москвы образцам, а что и того важнее – все церкви города Тобольска, равно как других городов и богатых сел Тобольской епархии, завели полные белые глазетовые облачения, преимущественно для служения в высокоторжественные царские дни. Для такого огромного заказа облачений и с некоторыми другими от епархии поручениями ездил тогда в Москву умный и очень расторопный кафедральный протоиерей П.А. Фелицын.
662
Если, напр., церковь стоит в значительном расстоянии от селения
663
В Сибири обычай венчаться убегом (местное слово), т.е. на краденых невестах, в прежнее время доходил до комедий: иные родители стороной давно уже знают, что у их дочери есть жених и что она скоро выйдет замуж, и в мыслях согласны на затеваемый брак, даже тайком от соседей понемногу готовятся к свадьбе. Но вот у них делается похищение, вот они слышат о венчании их дочери, тут фадом сыплется брань на нарушителя родительских прав их, и когда дочь и зять, валяясь в ногах, просят у них прощения, они с клятвою уверяют, что никак не дадут им своего родительского благословения; между тем тотчас же, как будто сжалившись над преступниками, смягчаются, отворяют ворота, и начинается пир горой, к которому готово было заранее. Надобно заметить, что родители жениха старались женить сына убегом дпя сокращения свадебных расходов на предварительные пиры и попойки, а священники легко соглашались венчать такие браки, особенно потому, что хорошо знали нужды одних и притворство других, и были уверены, что скоро все кончится миром и дело до жалоб не дойдет.
664
Справедливость требует сказать, что об истреблении этих зол в сибирском духовенстве старался и предместник Афанасия, архиепископ Евгений.
665
К вымогательствам при свершении других таинств и треб у сибирского духовенства даже нет и поводов. Сибиряки, живущие в отдаленности от приходских церквей, вовсе и не хлопочут о погребении умерших по церковному чиноположению, а погребают их сами, без священников и много-много, если впоследствии попросят в церкви или дома пропеть литию; о поминовении же покойников во многих местах Сибири и понятия не имеют, за крещение младенцев, за напутствие больных по большей части платят они поклоном или хлебом, и то после, при сборах осенном, рождественском и пр.
666
При тобольском соборе священники стесняются крайнею бедностию: прихожан при нем нет, нет и казенного помещения, да нет почти и доходов, а жалованья священнику всего 400 руб. асс. в год.
667
Эта библиотека была у него как бы центральною для уездного духовенства: всякий священник, желавший читать, всегда мог пользоваться ее книгами, хотя в составлении этой библиотеки и в умножении ее книг не участвовала ни одна уездная церковь какими-либо с своей стороны жертвами.
668
Эти люди были из учеников низшего и среднего отделения Тобольской семинарии и подготовлялись к занятиям в школах самим протоиереем да еще другим лицом, в деле образования детей также многоопытным.
669
Этим двум предметам учились наиболее дети лиц духовного звания, готовившиеся к поступлению в духовные учебные заведения.
670
Увы! С выбытием оттуда любимого пр. Афанасием протоиерея все пало: может быть, и не умели приняться за дело (ведь не всякий способен быть педагогом), а может быть, и не хотели, потому что хлопотать и трудиться до поту нужно было даром.
671
Преосвященный Афанасий не ездил по епархии только в одно место, и то потому, что глупый и пьяный кучер вскоре по выезде преосвященного из Тобольска чуть было не утопил его (помнится, на Ишиме или Вагае). При спуске к реке он пустил лошадей во весь мах, лошади взбежали на паром или плот; раскатившаяся карета столкнула их в воду, и преосвященного спасла от гибели только сметливость русского мужичка из перевозчиков и других, стоявших на пароме крестьян: одни, увидев беду, ухватились за колеса кареты, а другие сейчас же пообрубили постромки у пристяжных лошадей. Владыка тут же почувствовал себя нехорошо и возвратился в Тобольск.
672
В тех местах, наприм., около Семипалатинска и Усть-Каменогорска, где архиереев до Афанасия или вовсе не видели, или видели только раз, народ, для принятия благословения от архипастыря или даже когда он только проезжал мимо, становился на колена и делал земные поклоны.
673
Выше было сказано, что преосв. Афанасий в тесных церквах, в духоте и жару, служить не мог.
674
А губернское правление известно как распоряжается с такими отправляемыми к нему людьми: оно или заставляет их избирать род жизни, т.е. поступать в податные сословия, или отправляет в рекрутское присутствие.
675
Одному академисту, назначенному в преподаватели Тобольской семинарии, сказали, что преосвященный тобольский очень строг, что он того-то и того-то из преподавателей уволил от службы. Академист, выслушав это, подумал: «Что мне строгость? Была бы в преосвященном справедливость!» – и поехал в Тобольск. Впоследствии он нисколько не раскаялся в своей решимости, потому что в преосвященном нашел не просто начальника, а отца, наставника и благодетеля. Что ж до увольнения кое-кого из прежних преподавателей семинарии, то, бывши на службе и узнавши на месте, каковы были те преподаватели в нравственном отношении, он удивлялся, каким образом преосвященный так долго терпел их.
676
Для этого, кроме св. Писания, правил св. Апостолов, соборов и отцев, дух. регламента и проч., преосвященный всегда имел наготове алфавитный указатель всех до церкви относящихся правил и узаконений. Этот алфавит, как сказывал он, был составлен покойным митрополитом киевским Евгением, после которого он уже сам постоянно пополнял его новыми, выходившими церковными узаконениями.
677
Единоверие – течение в старообрядчестве, возникшее в 1800 г. в результате соглашения части старообрядцев-поповцев с официальной православной церковью. Единоверческая церковь организационно подчинилась Синоду, но сохранила свою обрядность (двуперстие, земные поклоны, крестный ход посолонь, то есть по солнцу, сугубая аллилуйя и т.д.).
678
Здесь я разумею Тобольскую епархию в том ее объеме, в каком застал ее пр. Афанасий и в каком она находилась почти до половины 30-х годов наст, столетия, именно до отделения от нее Томской епархии.
679
Обдорский миссионер иеромонах Макарий, бывший в 1832 году в тех же самых местах, доносил преосвящ. Афанасию следующее: «Остяки, живущие по р. Оби ниже Самарова, называют себя крещеными, но в них не видно ничего христианского: в редких юртах имеется икона, да и та содержится в большом небрежении; крестов, как большие, так и малые, на себе не носят... Заставлял я некоторых молиться, но они не умеют даже изобразить на себе креста; а молитвы Иисусовой74 ни на своем языке, ни на русском совсем не знают... В приходской церкви бывают раз или два в год, но и то человека два из семейства, а прочие со времени самого крещения едва ли и бывали в церкви... У исповеди некоторые бывают, но тела и крови Господа нашего Иисуса Христа никогда не приобщаются. Хотя большая часть остяков уже обращены в христианскую веру, именно между 1712-26 гг., и крещены еще митрополитом тобольским Филофеем Лещинским, но понятия о христианской религии никакого не имеют и более придерживаются прежнего – шаманского, и даже редкие помнят имена свои, данные им при крещении. В бытность мою у остяцкого князя Матфея Яковл. Тайшина, живущего в Обдорске, случилось мне спросить его, как зовут детей его, он мне отвечал: «Поп знает». Все это известно из рапортов иером. Макария пр. Афанасию, писанных в 1832 г. А вот и еще сведение: инспектор тоб. врач, управы докт. Беляевский в проезд свой в 30-х же годах между Березовом и Обдорском увидел на станции в углу одной юрты валявшееся распятие и спросил: «Что это такое?» – «Кола русский Бог (т.е. русский Бог Николай)»75, – отвечали ему крещеные остяки.
680
Молитва Иисусова: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».
681
Русский Бог Николай – святитель Николай Чудотворец, архиепископ Мир Ликийских, наиболее почитаемый в России святой, которого сибирские аборигены считали «русским Богом».
682
А крещеных, но не знавших христ. веры остяков предписано было местным священникам прилежно обучать вере, не делая им, однако ж, никакого стеснения.
683
Он родом был из селения, находившегося среди остяков.
684
На пути в г. Березов ему дан был в толмачи также городовой казак, знавший остяцкий и самоедский языки.
685
Заботились переводить сперва только на остяцкий язык, потому что самоеды, как уверяли преосвященного в Тобольске, по соседству и частым сношениям с остяками, язык их хорошо знают.
686
Скончался он 1843 или в начале 1844 года в своем Ивановском Межугорском монастыре.
687
Кондийский монастырь был построен по просьбе самих (крещеных) остяков при царе Алексее Михайловиче в 1656 году. До отобрания у монастырей недвижимых имений он был довольно богат, а с тех пор обеднел до крайности. Лежит он на пути из Тобольска в Березов – от первого в 770 верстах, а от последнего – в 250-ти, на протоке р. Оби, именуемом Кода.
688
Таковым священником там и был уже в то время вышеупомянутый Лука Вологодский. Заметим, что теперь и в Обдорске вновь учреждается миссия: там для этого дела есть уже два священника, очень хорошо знающие остяцкий язык.
689
Впрочем, о составлении этих двух сочинений было писано из Св. Синода и ранее 1836 года.
690
Мысль преосвященного принимать в семинарию остяцких детей и после способнейших из них рукополагать во священники в остяцкие приходы была предъявлена Св. Синодом.
691
В том справедливом предположении, что в Тобольске, где есть семинария, гимназия и разные училища и где при учебных заведениях имеются учебные пособия, ему будет гораздо удобнее заниматься возложенными на него работами; к тому же преосвященный и учителем в предполагаемом к открытию класса остяцкого языка при семинарии хотел назначить его же – священника Вологодского.
692
Какую именно – не помню, а кажется, что 500 р. асс.
693
Адъюнкт академии Кастрен76 путешествовал по северу Сибири и составлял грамматики разных народов, обитающих там, уже после того. Все это взято из подлинного отзыва Шегрена.
694
Адъюнкт академии – помощник академика или профессора; учёное звание под академиком или профессором. См.: Кастрен М.А. Соч.: В 2-х т. Тюмень: Издательство Ю. Мандрики, 1999; Т. 1: Лапландия. Карелия. Россия. 256 с.; Т.2: Путешествие в Сибирь (1845–1849). 352 с.
695
Ему все представлялось, что Шегрен, сам не говоривший на остяцком языке и, быть может, от роду не видевший ни одного остяка, не может правильно судить о его трудах.
696
Не из официального, однако ж верного, источника известно мне, что Шегрен обешал Вологодскому в случае последних мало-мальски удовлетворительно сделанных им поправок представить его если не к полной, то к половинной демидовской (2500 р. асс.) премии.
697
И действительно крайне нужны были для этой цели. Напр., в 1838 году в Тоб. семинарии окончили курс только 17 человек. Из них семеро поступили учителями в дух. училища, один отправлен для дальнейшего образования в Моск. дух. академию и еще один вышел в гражданскую службу. Значит, во священники и диаконы нынешних двух епархий, Тобольской и Томской, поступили только 8 человек, и все слабейшие по учению сравнительно с теми девятью. И это не единственный пример. Посему тоб. архиереи в то время, да и после довольно долго, сплошь и сряду посвящали во священники только что грамотных диаконов и причетников.
698
Лет чрез 15 после того он был уже и архимандритом, но года с два назад скончался.
699
Из двух последних настоятелей Кондийского монастыря пред обращением его в миссионерский один был из русских ямщиков, а другой – из русских же мещан.
700
Г. Абрамов заметил, что мальчики-самоеды гораздо способнее остяцких детей.
701
Слышно, что ученики из инородцев в училище русским предметам учатся очень хорошо, но языки латинский и греческий для них составляют камень претыкания. Отчего бы, кажется, до времени и не освободить их от изучения этих предметов?
702
Для этой миссионерской церкви богатые сосуды были присланы высокопреосвященным митрополитом московским Филаретом: а для другой также миссионерской написал все иконы академик Мягков, в то время живший в горных алтайских заводах.
703
Знавшие татарский язык ученики семинарии – высшего отделения Василий Попов и низшего Алексей Волков.
704
Отказ последовал оттого, что киргизы перед тем вступили в русское подданство с условием, чтобы «укрепления и деревянных домов в степи не строить, пашен не пахать, мечетей и школ не заводить, ахунов (вроде наших уездных протоиереев и благочинных) и указных мулл не определять***** и позволить детей своих не отдавать учиться в школы (Ст. 1860 года, август, отд. 1, стр. 62)... Так робко действовал генерал Вельяминов в 1830 году, а ныне – и давно уже – в степи основаны и города, и округи, и станицы, даже поселены целые казачьи полки. Этого мало: ныне там уже не один десяток церквей, хотя прихожане их доколе почти только русские.
705
Вот один способ, которым пользовался иногда отец Макарий для ловитвы человеков во спасение. Однажды утром приходит он в татарскую юрту с целию проповеди слова Божия. Но в юрте в тот раз была только одна татарка, да и та занималась стряпней. Несмотря на то, начинает он проповедывать, а татарка слушает, но ей мешает слушать плачущее в люльке дитя. Человек Божий видит, что сердце неверующей готово принять семя слова Божия и возрастить его, садится к люльке, качает, убаюкивает дитя и в то же время учит его мать (Стран. 1862 года, апр., отд. 1, стр. 246).
706
Киргизы просили не строить у них не только церквей, но и мечетей и не определять к ним ахунов и указных мулл потому, что в начале настоящего столетия они были весьма плохие магометане, держались более язычества или, лучше сказать, не имели почти никакой религии.
707
Душеполезн. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 126.
708
Из двух вышеупомянутых семинаристов, взятых отцом Макарием из Тобольска, старший вскоре по прибытии в Бийск умер, а младший на втором году служения при миссии женился и вышел в гражданскую службу. Письма отца Макария, ч. 1, стр. 189–91.
709
Подражая отцу Макарию, то же делали и преемники его. Так, например, в марте 1865 года в селении Сары-Копшу бедный новокрещенец просил у миссионера иеромонаха Дометиана себе и маленькому сыну рубашку, но Дометиан не имел ни аршина холста, ни копейки денег и потому, чтобы успокоить старца, отдал ему свою рубашку. Душ. чт. 1866 г. июнь. Зам и изв., стр. 59.
710
ДуШеп чт 1864 г., ч. 1. Изв. и зам., стр. 128.
711
Так названной от реки Маймы, впадающей в Катунь.
712
В восьми верстах от Маймы.
713
Письма Макария, ч. 1, стр. 94, 122, 129, 131–33, 143 и др.
714
Письма отца Макария, ч. 1, стр. 93, 103, 111.
715
Там же, стр. 38–154. Вместо отрекшейся Е.Ф. Н-ой в 1840 году прибыла к миссии из Петербурга или из Москвы г-жа София (Вальпот или Вальмот), родом француженка, но сердцем и верой русская. Поселившись в Майме (тогда как отец Макарий с сотрудниками жил на Улале), она повела было дела отлично: оглашала готовившихся к крещению инородок, навещала с словом спасения новокрещенных, учила девочек грамоте, лечила больных, с успехом сама училась инородческому языку и проч. (Там же, стр. 147). Но по каким-то обстоятельствам эта благочестивая и полезная старица, кажется, в 1842 году возвратилась в Россию. Обязанности ее впоследствии исполняли жены некоторых миссионеров и какая-то рясофорная77 монахиня. Но теперь (с 1863 г.) с разрешения Святейшего Синода и утверждения Государя Императора, согласно мыслям покойного отца Макария, существует уже (на Улале) настоящая и довольно большая женская община, составившаяся преимущественно, если только не единственно, из туземных новокрещенных татарок и калмычек. Душеп. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 122. Странник 1866 года, № 7, отд. IV, стр. 29.
716
Рясофорный – монастырский послушник, получивший от настоятеля благословение носить рясу с клобуком, без мантии.
Ряса (от греч. rason – вытертая, поношенная одежда) повседневная верхняя одежда духовенства и монашества, длиннополое одеяние тёмного цвета с широкими длинными рукавами.
717
Странник 1860 года, авг., отд. I, стр. 64.
718
Там же, стр. 64 и 65. Письма Макария, ч. 1, стр. 189–91.
719
Из доклада Святейшего Синода Государю Императору от 6 июня 1836 г.
720
Душеп. чт. 1864 года, ч. 1. Изв. и зам., стр. 121. Здесь замечается, что алтайскою миссиею к 1864 году обращено 3200 душ, а всех христиан – алтайцев с семействами – в то время было уже до 5000 душ. Кроме сего, в том же месте говорится, что миссия в 1864 году имела уже 8 станов (отделений) с 11 церквами при 9 миссионерах (протоиерее, священниках и иеромонахах), что устроялся для нее мужской (Благовещенский) монастырь на р. Чулымшане близ Телецкого озера, что из новокрещенных при пособиях миссии образовалось 22 селения, что для обучения детей муж. и женск. пола русской грамоте, закону Божию и церковному пению, а отчасти и рукодельям заведено 10 школ, что многие из новокрещенных сделались уже наилучшими христианами и пр. Вообще, в указанной статье под названием: алтайская духовная миссия на стр. 117–138 есть много весьма любопытных сведений об описываемом предмете. То же, только в сокращении, можно найти и в Православном обозрении 1863 года № 7. Замет., стр. 192–94.
721
Странник 1860 года, авг., отд. 1, стр. 62. Письма Макария, ч. 1, стр. 122.
Душеп. чт. 1864 г., ч. 1. Изв. и зам., стр. 130. Отч. Обер-прокурора Св.
Синода за 1837 год, стр. 36.
722
Душепол. чт. 1864 года, ч. 1. Изв., стр. 128–30.
723
Письма Макария, ч. 1, стр. 122 и 129.
724
См. отчеты обер-прокурора Св. Сииода за 1836 г. стр. 35, за 1837 г. стр. 33 и за 1840 г. стр. 35.
725
Отчеты обер-прок. Св. Синода за 1836 г. стр. 35 и 36 и за 1837 г. стр. 34.
726
Отч. обер-прок. Св. Синода за 1837 г. стр. 34.
727
А ранее пр. Афанасия их не было ни одной. Единоверческие церкви по Тоб. епархии существуют лишь в трех уездах: Ялуторовском, Курганском и Тюменском.
728
Эти свидания были нередки: ректор, инспектор и секретарь правления ездили к преосвященному каждое воскресенье на чай; секретарь, кроме того, очень часто являлся с делами, библиотекарь бывал у него по крайней мере раз в неделю, а другие профессоры, которых, впрочем, в то время было еще весьма мало – человека два-три – приходили к преосвященному в дом по большим праздникам и раза два или три в году бывали вместе с ним у ректора семинарии на чае.
729
Преосвященный Афанасий имел образовательное влияние не только на профессоров семинарии, но и на свою прислугу, на своих келейников: например, один из них (покойный Дмитрий Курюкаев, прежде исключенный из риторики), служа преосвященному, столько наслушался и начитался, что (уже по смерти Афанасия) выдержал экзамен на учителя приходского духовного училища и после был дельным священником и благочинным в г. Усть-Каменогорске, а другой (из штатных служителей) удостоен был сана диаконского и, сделанный при архиерее письмоводителем, приобрел сведения в истории, минералогии и проч.
730
Байка (англ.) – мягкая толстая ворсистая ткань.
731
В истор. нижег. иерархии на стр. 242 библиотека пр. Афанасия оценена более чем в 30 тысяч руб., без означения серебром или ассигнациями. Если оценка эта сделана на серебро (а надобно думать, что так, потому что книга печатана в 1857 г.), то она сделана неверно: у преосвященного и денег столько никак не могло быть, да и книг в его библиотеке было только 1310 томов.
732
Один из наставников семинарии, бывший вместе и смотрителем училищ, очень часто ссорился с семинарским начальством и в неисполнении его предписаний и замечаний обыкновенно оправдывался тем, что он ученик Иннокентия (впоследствии архиепископа херсонского). Преосвященный мирил его с членами правления, уговаривал и, наконец, сказал: «Таким образом, и я, если по управлению откроются у меня беспорядки и Св. Синод станет делать мне замечания, и я вместо, собственного исправления, по-вашему, вправе буду толковать: да, я ученик Филарета (митрополита московского)? Что мы с вами учились у умных и знаменитых людей, это ничуть не дает нам права быть неисправными и столь плохо оправдываться в своих неисправностях».
733
Не зная немецкого языка, но по любви к церковной археологии, непременно желая читать эти замечательные в духовной немецкой литературе произведения, преосв. Афанасий в Нижнем и в Тобольске поручал разным лицам переводить их на русский язык. В ожидании назначенных переводов прошло немало времени и затрачено довольно денег. В некоторых своих частях они потом оказались неудачными, но наконец были окончены, найдены хорошими, исправлены, очищены от неологических заблуждений, отлично переписаны и переплетены в несколько больших томов. Где теперь эти переводы – неизвестно.
Последними и лучшими переводчиками из древностей Яна и Розенмиллера у преосвященного Афанасия были инспектор Тобольской семинарии п. Н. Арзамасов и покойный М.А. Фон-Визин.
734
С подписью: Александр Протопопов.
735
Идешь, бывало, к преосвященному и не думай занять его рассказами о каких-нибудь городских новостях. Напротив, если пред тем ты чтонибудь дельное читал, смело заводи об этом разговор и будь уверен, что тебя выслушают, что к твоему разговору привьются другие, новые, гораздо более умные и более интересные.
736
Кстати решаюсь рассказать, как преосвященным Афанасием принят был я в первый раз по приезде моем в Тобольск. Когда ректор семинарии архимандрит Е. представил меня преосвященному, он вышел ко мне с видом серьезным, в рясе, клобуке и проч., благословил меня, спрашивал об академии, в которой я учился, об относящихся к моему предмету книгах, какие я читал или не читал, попросил отца ректора позаботиться о помещении меня в казенной квартире – и только. Но когда дня через два или три, по заведенному порядку, явился я к нему принять благословение на начатие лекций, он уже принял меня в одном полукафтанье, был очень весел, разговаривал со мною час или более о родине и других предметах и под конец благословил меня иконой, а затем прислал мне настольную салфетку с изображением родного ему и мне Ярославля, также большой ковер и приказал бывать у него в доме чаще, по крайней мере раз или два в неделю.
737
Ключарь собора, некогда очень почтенный профессор семинарии, прот. Иаков Иванович Ласточкин по представлению преосвященного Афанасия получил камилавку, но камилавка, присланная из Святейшего Синода, оказалась не по голове, мала, между тем награжденный ею был человек недостаточный. Поэтому преосвященный отпорол ему для камилавки рукав от бархатной своей рясы.
738
На тот раз у преосвященного денег не случилось нисколько, а штуфы у еврея были хороши, пустить их в другие руки не хотелось.
739
Преосвященный Афанасий удерживался от действительной подачи прошения тою только мыслию, которую высказал ему в Казани архиепископ казанский (впоследствии митрополит киевский) Филарет: «Перепрашиваться с места на место, из одной епархии в другую, нашей братии, архиереям, не следует, даже опасно, – говорил этот архипастырь, – если на какой-нибудь епархии мне трудно, неприятно, тогда как я поступил на нее не по своему выбору, но по распоряжению высшего начальства, то об избавлении от неприятностей, претерпеваемых на месте своего служения, мне можно по крайней мере молиться Господу Богу, а когда будет дурно на епархии, на которую просился я сам, что буду делать в то время? К кому обращусь? Молиться Господу Богу об избавлении от бед и скорбей... у меня не будет права, потому что сам же выпросил себе ту епархию, сам накликал на себя ту беду».
740
Так говорил мне в свое время в Тобольске находившийся при кончине преосвященного диакон Александр, да так впоследствии и писал он (от 17 февраля 1848 года) из Нижнего Новгорода.
741
Итак, в Истории нижег. иер. на стр. 241 ошибочно сказано, что при погребении преосвященного Афанасия говорено было две речи и столько же слов и что притом одно из сих двух последних будто бы кафедральным протоиереем.
742
Подробное описание библиотеки архиепископа Афанасия в первом томе настоящего собрания сочинений. См.: Сулоцкий А.И. Библиотеки... // Собрание сочинений в трех томах. Т. 1: О церковных древностях Сибири. Тюмень: Издательство Ю.Мандрики, 2000. С. 349–407.
743
О минералогическом кабинете во время завещания не было сказано ни слова, без сомнения, потому, что об нем в предсмертных страданиях было забыто.
744
Русские книги, которых, впрочем, было всего с небольшим сто, преосвященный приказал отдать служившему при нем с Нижнего Новгорода диакону Александру. Ему же с полсотни или и более русских книг (из которых одни уже устарели, а другие, например, Путешествие Палласа, не нравились преосвященному, как дурно изданные) отдано было преосвященным и раньше того, задолго до составления каталога.
745
Каждый том в золотом обрезе в полном розовом сафьяновом переплете, а такой переплет в Тобольске стоит не менее 5 и даже 7 руб. асс.
746
С пересылкою он стоил преосвященному до 300 р. асс., а продан за 2 р. 50 к. асс.
747
Из этого числа 150 томов взято было для Казанской духовной академии.
748
У преосвященного было уже второе издание их, а первое продавалось, кроме пересылки, по 2000 р. асс. Их было чуть не с воз одних рисунков на аршинных и почти саженных листах, до 40 томов текста.
749
Публикуется но тексту: Сулоцкий А.И. Черта из жизни высокопреосвященнейшего митрополита Филарета // Странник. 18. Т. 3. Август. С. 94–96.
750
См. Странник 1867 г., январская книжка, отд. 1, стр. 14, примеч. 2.
751
Странник 1867 года, № 1, отд. 1, стр. 16.
752
Странник 1867 г., № 1, отд. 1, стр. 18.
753
Публикуется но тексту: Протоиерей Александр Сулоцкий. Г. П. Павский и митрополит Филарет // Русская Старина. 1881. №7. С. 478-486.
754
Замечания митрополита Филарета на Библ. ист. для детей свяш. Красноцветова стоили немало горя цензору, помнится, ректору С.-Петербургской семинарии архимандриту Макарию (Зимину), и были причиною того, что эта история в конце 1830-х годов была отобрана из семинарских и училищных библиотек.
755
Имеется в виду император Александр II, бывший в то время наследником престола. Статья датирована 11 марта 1881 г., а император был убит 1 марта 1881 г. («незадолго пред сим...»).
756
Этот отрывок автобиографии Павского напечатан в его биографии НИ.
Барсова. См. «Р. Старину» 1880 г. № 5, стр. 116–118.
757
Письмо «почитателя талантов» Павского напечатано там же, т.е. в «Р.
Старине» 1880 г. № 5 на стр. 116-118.
758
«Р. Старина» 1880 г. № 5, стр. 116–118.
759
Возможно, здесь опечатка: «Потерпев сам... за то, что приводил». Может быть, следует читать: «переводил»?
760
«Р. Старина» 1880 г. № 5, стр. 116-118.
761
Лицо это уже никак не я – пишущий: я учился в Петербургской академии и нигде не служил под начальством покойного Агафангела, даже никогда и не видал его.
762
Гнев митрополита Филарета на Агафангела, конечно, был причиною того, что он, Агафангел, тотчас после доноса оказался, по-видимому, и на высшем месте, на харьковской ректуре, только уже не в Московской академии. У высокопреосвященного Филарета соблюдаюсь такого рода тактика: не понравился, провинился инспектор академии (хотя бы и не по отношению к иравственности), сейчас же его вон из академии, прочь от непосредственного его начальствования, сейчас же ему дается высшее назначение, в ректоры какой-либо семинарии. Так, например, было поступлено несколько ранее события с Агафангелом, с усвоившим духоборческие мнения инспектором Московской академии Платоном (в мире прот. Петром Гавр. Казанским), сейчас он получил место ректора в Нижегородской семинарии, а оттуда чрез непродолжительное время потянулся несчастный на длинное и предлинное испытание в Валаамский монастырь.
763
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Преосвященный Владимир, епископ Тобольский и Сибирский // Странник. 1861. Т. 4. Ноябрь. С. 1–20.
764
День гнева преосвященного Парфения у преосвященного Владимира внесен в перечень скорбных его дней.
765
Тридцатилетнего – в тексте ошибка, которую исправил сам автор, см.: «Дополнение к биографии преосвященного Владимира»; настоящий том, с. 420.
766
Посвящение в иеромонахи происходило 20 января. «День это был воскресный, – пишет преосвященный Владимир в краткой своей автобиографии. – Весьма достопримечателен для меня тот апостол, который читан тогда мною во время обедни. Это 285 зачало (Тим. гл. 4. ст 9 и след.): Чадо Тимофее! Верно слово и всякого приятия достойно. На сие бо и труждаемся и поношаеми есмы, яко уповахом на Бога жива, иже есть Спаситель всем человеком, паче же верным: завещавай сия и учи. Никтоже о юности твоей да нерадит: но образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою. Дондеже прииду, внемли чтению, утешению, учению. Не неради о своем даровании, живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священничества. В сих поучайся, в сих пребывай (в сих разумевай), да преспеяние твое явлено будет во всех. Внимай себе и учению и пребывай в них. Сия бо творя, и сам спасешися и послушащии тебе. Но что всего удивительнее, – продолжает преосвященный, – сей же самый апостол случился и был читан в день моего посвящения в архиерея, также в воскресенье, января 20-го 1835 года». К этому присовокупляю, с своей стороны: преосвященный Владимир прибыл в Тобольск в январе. Первое служение довелось ему совершить тоже в день воскресный, и апостол случился тот же самый, т.е. 285 зачало. Когда после служения явились к преосвященному тобольские чины, он между прочим разговаривал с особенным чувством, рассказывал и об этом замечательном, в три важнейшие в его жизни священнодействия, чтении одного и того же апостола, который говорит именно о пастырских обязанностях.
767
В костромские причетнические школы поступали праздношатавшиеся священнои церковнослужительские дети и ученики, исключенные из приходских и уездпых духовных училищ по неспособности, и обучались там, сверх св. истории, катехизиса, письма и арифметики, особенно чтению по церковным книгам, нотному пению, церковному уставу (практически), изъяснению церковных древностей и обрядов (по Новой скрижали), составлению метрических и приходо-расходных церковных книг. Учители жалованье, а ученики содержание и книги получали на суммы, отпускавшиеся из попечительства о бедных духовного звания и собиравшиеся от доброхотных дателей, особенно от духовенства. Дети в церкви читали поочередно и пели под надзором самого преосвященного; лучшие из учеников посвящаемы были в стихари и получали места.
768
Кроме двух поименованных изданий, из сочинений преосвященного Владимира еще напечатаны: \) Описание Киево-Златоверхо-Михайловского монастыря со сказанием о мощах и жизни великомученицы Варвары (Киев, 1834 г.); 2) речь, говоренная при погребении Иннокентия Пензенского, с жизнеописанием сего святителя (см. во введении к его сочинениям); 3) несколько проповедей, и между прочими на неделю всех святых, в «Воскресном чтении».
769
См. «Москв. вед.» на 1843 г., № 3.
770
Январь в жизни преосвященного Владимира месяц замечательный: в январе он пострижен в монашество и посвящен в иеродиакона и иеромонаха; в январе произведен в звание строителя Солбинской Николаевской пустыни и архимандрита, в январе рукоположен в епископа, в январе же прибыл и на последнюю свою паству – в Тобольск.
771
В 1844 году преосвященный Владимир совершил 159 литургий. Всякий ли простой приходской священник отслужит столько раз в течение года? Заметим мимоходом, что в Тобольске по небольшому числу церквей в епархии (в его время около 280) нет нужды служить часто для посвящения ставленников.
772
Например, в 1844 году в Тобольске было обращено в христианство много евреев из кантонистов. Преосвященный Владимир всех их крестил сам лично, иногда в один раз слишком по 20 человек; притом крещение обыкновенно совершалось пред литургией, во время которой владыка говорил еще проповедь, а по окончании литургии иногда должен был служить молебен.
773
В 1843 году, в день Преполовения, преосвященный шел в процессии из собора на Иртыш по выпавшему на тот раз снегу, глубиной по крайней мере в четверть аршина. Дорога лежала под гору, и протяжение ее было не менее версты.
774
Около Крещения, когда ходят на воду, в Тобольске бывают сильные морозы, а в июле, когда по местным обстоятельствам в этом городе совершаются крестные ходы, случаются сильные жары. Преосвященный участвовал во всех этих процессиях.
775
В Тобольске83 в январе 1845 года при открытии там ярмарки преосвященный служил литургию. От множества народа в церкви было крайне жарко, а на дворе дул сильный ветер и выла вьюга. Преосвященный, несмотря ни на что, тотчас после литургии пошел в процессии на торговую площадь, довольно неблизкую от церкви, и там служил молебен.
776
В Тобольске – в тексте ошибка, которую исправил сам автор. Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии преосвященного Владимира» // Собрание сочинений в трех томах. Т. 2: О сибирском духовенстве. Тюмень: Издательство Ю. Мандрики, 2000. С. 421.
777
Так об этом говаривал сам преосвященный и слова свои оправдывал делом: он во время последней болезни, несмотря на сопротивление врачей, продолжал служить, хотя не так часто, как прежде.
778
К чести жителей Тобольска, да и вообще Сибири надобно сказать, что у них нет существующего во многих местах России весьма обидного для проповедников и вообще неблагочестивого обычая – когда выходит проповедник на кафедру, тотчас толпами выходить из церкви или, оставаясь в ней, разговаривать и смеяться во время проповеди. Кстати, вот еще особенность: а) в Сибири пришедшие на богослужение не оставляют его прежде окончания; б) не ходят одни и те же лица во время одной и той же службы из церкви в церковь; в) все оставляют церковь после утрени только тогда, когда прочитается 1-й час и пропоется «Взбранной воеводе», а после литургии клир пропоет многолетие. Это, к сожалению, во многих других местах не соблюдается.
779
Справедливость требует сказать, что в этом случае много помог преосвященному служивший в отделении кантонистов благочестивый офицер Шухов.
780
См. отчет обер-прокурора Св. Синода за 1843 год.
781
Это дело дотоле беспримерно: прежде остяки ни под каким видом, несмотря даже на убеждения гражданского правительства, не соглашались отдавать своих детей в училища. А с этих пор они существуют и доныне.
782
В два года и четыре месяца преосвященным Владимиром рукоположено: священников 72, диаконов 101, причетников посвящено в стихарь 81. Заметим, что в Тобольской епархии тогда было менее 300 церквей.
783
Прежде духовенству, отправлявшемуся из России в сибирские епархии, и между ними в Тобольскую, выдавались от казны деньги прогонные, порционные и на обзаведение.
784
В настоящее время эти неудобства в значительной степени уже устранены или устраняются: многолюдные приходы разделились и делятся не только на два, но инде на три, четыре и более; везде устроены или строятся новые церкви, к ним назначены вновь или назначаются причты. Об умножении приходов и храмов Божиих как в Тобольской, так и во всех сибирских епархиях в настоящее время можно судить по трем следующим фактам: 1) 1840 г. в Тобольской епархии всех церквей (не только приходских, но и монастырских, соборных, кладбищенских и проч.) было 269, а теперь почти одних приходских до 370; 2) в 1848 г. в Омском уезде городских и сельских церквей считалось только 28, а теперь их 45 (42 приходских и 4 приписные), да сверх того вновь строится 4 церкви и предполагаются к постройке 3; в Киргизской степи сибирского ведомства до пятидесятых годов (текущего столетия) не было ни одной церкви, а теперь их не менее 15.
785
До преосвященного Владимира тобольское кладбище ничем не было обнесено, поэтому скот постоянно портил свежие могилы, разбрасывал дерновые надгробия и ломал деревянные кресты, а люди (разумеется, те, которые по уму не лучше бессловесных, по нравственности же и гораздо хуже их) портили и совершенно уничтожали даже каменные и металлические памятники на могилах.
786
Заметим здесь, что вал около кладбища и церковь в архиерейской роще устроены преосвященным на деньги, пожертвованные по его приглашению и из уважения к нему преимущественно в самом Тобольске, жители которого едва ли не скуднее жителей всех губернских и даже весьма многих уездных российских городов. Но здесь нужно и другое замечание: при всех постройках преосвященный не был лицом только распорядительным, а был, можно сказать, всем: он сам толковал с подрядчиками и мастеровыми, сам осведомлялся о ценах на материалы, сам осматривал материалы по доставке их и почти всегда лично наблюдал за производством работ.
787
Посещаемые преосвященным Владимиром далеко не все были богатые и чиновные: религиозность, сердечная доброта и простота, приверженность к храму Божию и почтительность к служителям алтаря – вот качества, на которые смотрел он при выборе лиц и семейств для своих посещений.
788
Преосвященный не пил ни вин, ни чаю. От последнего он чувствовал вред для здоровья.
789
Все это видно из оставшихся после покойного записок.
790
Когда преосвященный Владимир прибыл в Тобольск, там жив еще был Петр Андреевич Словцов, друг Сперанского и товарищ его по учению
и службе в Петербургской академии. Преосвященному сильно хотелось познакомиться с Петром Андреевичем, но г. Словцов в то время (в начале 1843 г.) лежал уже на одре смерти, и они виделись всего один раз (25 марта). Несмотря на краткость знакомства, архипастырь вскоре затем умершего друга Сперанского, который, впрочем, и без этих отношений, по одной своей учености и строгой жизни достоин был уважения, почтил наилучшим образом: по собственному вызову он сам отпевал его, говорил пред отпеванием трогательное надгробное слово и как из квартиры до собора, так и из собора до кладбища лично провожал, несмотря на то, что нужно было по колени тонуть в дружно таявшем тогда снегу... Преосвященный чрезвычайно рад был, что душеприкашик покойного позволил ему переписать письма Сперанского к Словцову, писанные по большей части для утешения сего последнего в постигшем его несчастии. (Впрочем, письма эти почти уже все напечатаны в «Москвитянине» 40-х и 50-х годов).
791
Церковь эта заложена была в воспоминание прежде существовавшей там церкви во имя всех святых. Строена была она на деньги, пожертвованные действительным статским советником Кичуровым и частью тобольскими купцами Пиленковыми, но окончена постройкою уже преемником преосвященного Владимира преосвященным Георгием на пожертвование петропавловских купцов Глазкова и Зенькова. В загородной церкви погребен и Преосвященный Георгий, также по собственному его завещанию.
792
Мать умерла лет, а отец слишком 80.
793
Из имения, впрочем, небольшого, завещано, между прочим: а) книги на древних и новейших иностранных языках и физические инструменты – Тобольской семинарии; б) часть платья и белья – недостаточным из градского духовенства, в) из денег (2000 р.) – по нескольку на церкви, на бедных и прислугу свою, а прочее – родственникам, коих было два брата (один чиновник, а другой диакон) и две сестры (одна за священником, а другая девица).
794
В час кончины преосвященного Владимира я был свидетелем, между прочим, вот какой сцены: когда келейник архиерейский прибежал сказать находившемуся в то время у меня эконому архиерейского дома о кончине преосвященного (еще прежде, чем ударили в соборный колокол), то покойные хозяева мои, бывший директор гимназии Ив. П. и его супруга М. Дм. Менделеевы, люди образованные и религиозные, уважавшие преосвященного и взаимно пользовавшиеся его уважением, с своим многочисленным семейством такой подняли плач, какой не всегда можно слышать в семействах и в случае смерти их кровных.
795
Таких панихид было до 80.
796
Читал прощальное слово о. Вас. Ос. Кузнецов. Этот почтенный, уважаемый старец – один из девяти священников, возведенных преосвященным Владимиром за добрую жизнь и полезную деятельность в звание протоиерея, хотя большею частью на священнических вакансиях.
797
В июньской книжке «Странника» на текущий год слово то напечатано с не совсем верной копии. Там, например, усопший пастырь преподает мир и благословение между прочими паствами своими и владимирской (вместо Чигиринской), тогда как он никогда не пас владимирской паствы, и проч.; притом напрасно там прибавлена и заметка в конце: писал в самыя предсмертный минуты – слово написано было слишком за месяц до кончины: скончался преосвященный 20 мая, а слово, как это видно и из подписи под ним, написано было еще 7 апреля. Мною прощальное слово Тобольского архипастыря списано было вскоре после его смерти с подлинного, находившегося тогда в руках его письмоводителя В. Лебедева.
798
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Дополнение к биографии преосвященного Владимира, епископа Тобольского и Сибирского // Странник. – 1863. – Т. 1. – С. 20–34.
799
Многие, по крайней мере некоторые из нынешних священников, диаконов и причетников Томской епархии, так как в Томске до конца 1858 года особой семинарии не было, учились в семинарии Тобольской, а потому состояли под ведением преосвященного Владимира и значи его.
800
Это-то и было причиною Сергиева любопытства о состоянии Калужской семинарии.
801
Под немощными и неутвержденными в вере здесь разумеются новокрещенные из остяков, вогулов и ясачных татар (живущих по реке Туре) и немногие из киргиз.
802
Тоб. епархия в сравнении с Киевской, Новгородской, Ростовской, Московской, Черниговской, Тверской и пр., конечно, новая (как учрежденная только в конце 1620 г.); но в сравнении со многими другими великороссийскими епархиями, например, Архангельской, Воронежской, а особенно Тульской, Пензенской, Калужской, Костромской и пр., и пр., уже довольно древняя.
803
Тоб. епархия при преосв. Владимире в длину, с юга на север, т.е. от Бухтарминской крепости и до Обдорска, простиралась более чем на 3200 верст; но после него, с отчислением Семипалатинской области к епархии Томской, она сот на пять верст (в длину) сократилась.
804
Под заблуждающими относительно веры, конечно, разумеются раскольники, которых в Тоб. епархии, особенно по уездам Тюменскому, Ялуторовскому, Тарскому, Омскому и некоторым другим, очень много; а под коснеющими доселе в неведении истин христианской веры разумеются: 1) идолопоклонники (почти все самоеды, что около Обдорска, и частью остяки, что около Березова) и 2) магометане – татары, которые распространились около Тобольска, Тары. Тюмени, также в уезде Ялуторовском и городах Петропавловске и Семипалатинске, и киргизы, которыми наполнена вся Киргизская степь.
805
Когда преосв. Владимир вступил в управление Тоб. епархией, церквей в ней находилось только 280, считая в том числе и соборные, и монастырские, и кладбищенские; приходы при них были весьма многочисленны; некоторые состояли из 4 до 10 и более тысяч душ; штатов при них имелось большею частью по одному, редко по два, а еще реже по три. Преосв. Владимир начал умножать число штатов – к одному при многоприходных церквах прибавлял другой, к двум – третий, а иногда к трем – четвертый. Большие приходы еще и до него, особенно при нем и после него, по мерс умножения церквей, разделены на два, на три и более отдельных приходов, так что в настоящее время число церквей и духовенства в Тоб. епархии уже лучше, чем прежде, соответствует числу православно-христианского ее народонаселения.
806
Один уездный протоиерей и вместе первоприсутствующий дух. правления так поражен был им, что, переписав его крупно и четко на одном большом листе и вложивши в рамку, повесил в соборном алтаре между табелями, манифестами и пр. в той мысли, что соборное духовенство, да и не только соборное, но и уездное, бывая в соборе (а уездному духовенству в соборах уездных городов доводится бывать нередко) и заглядывая в табели, тут же как бы случайно будет видеть и читать послание преосвященного и, припоминая его содержание, получать пользу. В случае нужды протоиерей тот иных из духовенства и с намерением подводил к этому листу и рекомендовал прочитать написанное в нем.
807
Вероятно, они хранились в особой от тех дел комнате или их, как недавние и, след., нужнейшие, особенно старались спасти.
808
В Томске, как уже замечено выше, семинария открыта только в 1858 году; посему до того времени дети духовенства Томской епархии получали образование в семинарии Тобольской.
809
Чтобы понимать огорчение преосв. Владимира, нужно знать, что в Тоб. семинарии (точно так же, как и в Иркутской) почти до настоящего времени выпуски были очень небольшие – человек по 20, а иногда, как, например, в 1837 году, и гораздо менее того. Это происходило от того, что дети сибирского духовенства, очень хорошо зная, что они и без богословских и философских познаний охотно будут приняты на службу в присутственные места и на этой службе приобретут больше выгод, чем в духовном звании, или что, прослуживши лет пять-шесть причетниками и дьяконами, потом все-таки получат священнические места, не любили учиться до окончания курса и выходили более из третьего и четвертого класса дух. училища, а много – как из низшего отделения семинарии. Между тем преосвященные сибирские, не имея в виду окончивших курс семинарского учения для замещения священнических вакансий, по необходимости рукополагали во священники иногда только что грамотных дьяконов и причетников. То же самое весьма часто делал и преосв. Владимир, и делал, как и его предместники, по необходимости, чтобы только не оставить церквей и их прихожан на несколько лет без священников, нисколько не интересуясь такими сопастырями и помощниками, которые, кроме совершения богослужения и исправления треб, более ни к чему не были способны.
810
Менее успешными, особенно неблагопокорными и юношами сомнительной нравственности, преосв. Владимир и сам не дорожил: одному из таких, когда за ним было уже зачислено свящ. место, когда этот готовился уже к посвящению и женился, владыка предложил проситься в светское звание.
811
Ученики Тобольской семинарии того времени, надобно отдать им честь, действительно были большею частью усердны к делу, и их наставники, находящиеся теперь уже на другом поприще службы, вспоминают о них с удовольствием.
812
Мысли все принадлежат преосвященному, но вспомнить его речь буквально, разумеется, невозможно.
813
Стран. 1861 г. № II, отд. 1, стр. 172.
814
Их в весьма значительном количестве переписывал отлично писавший тогда псаломщик Тоб. собора Дм. Курюкаев, бывший потом учителем дух. училища и наконец сделавшийся священником устькаменогорским.
815
Напрасно только в цитируемом сочинении и месте преосв. Владимир называется архиепископом тобольским: он жил и умер епископом.
816
Проповеди и без «жестоких укоризн» служат иногда для проповедующих источником огорчений. Так было и с преосв. Владимиром: слово его (из текста: не судих ведети что в вас, точию Иисуса Христа, и сего распята. 1 Кор. 2, 2) о кресте внешнем и внутреннем (который нередко несут даже сильные мира, почитающие себя чуть не богами), произнесенное им 2 августа 1844 года во время обозрения епархии в Омске, резиденции главного правителя Западной Сибири, в ком-то из слушателей подняло столько желчи и возбудило такую вражду против проповедника, что последний перенес чрез то немало неприятностей.
817
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Справедливо ли, что Иркутск видел среди себя иерархов более чем Тобольск? // Прибавление к Иркутским епархиальным ведомостям. 1867. № 8. 85-92.
818
Я, нижепоименованный автор статьи о виденных в Иркутске иерархах, вполне сознаю мою обмолвку. Я взял параллель только от современных святителю иркутскому Иннокентию Кульчицкому тобольских иерархов и не оговорил этого. Впрочем, даю спасибо моей обмолвке, без которой не было бы вызвано настоящее прекрасное возражение отца протоиерея Сулоцкого, доставляющее нам новое ознакомление с тобольскою иерархиею. Прот. Прокопий Громов.
819
Это имя вызывает дорогое воспоминание в моей жизни. В 1822 году я имел счастие не только принять благословение сего маститого старца в Тобольске, да и удостоен был его гостеприимства. Памятен даже разговор его при этом случае: «Я становлюсь и глух, и слеп, – говорил он, – я просил об увольнении, а мне дали на клобук крест, но крест ни слуха, ни зрения мне не прибавил». Речь его была малороссийская. П. П. Г.
820
Пятницкий Петр Никитич. Ред.
821
Кроме 27 перечисленных архипастырей, Тобольск имел еще двух: св. Димитрия Ростовского и Никодима Ссрбницкого, но я их здесь не назвал, потому что Тобольск их не видал: они правили один 9 месяцев, а другой год Тоб. епархиею заочно, не выезжая из России. Автор.
822
Впрочем, справедливость требует заметить здесь, что Тоб. епархиею в сане епископа управляли и еще два архипастыря, и именно Варлаам 1 (24 года) и Феогност (года четыре или лет пять), но после они, и притом на Тобольской же епархии, пожалованы были саном архиепископа.
823
Здесь автор немного обчел уже и Иркутск, и именно не упомянул не один раз бывшего в Иркутске начальника Пекинской миссии арх. Гервасия Линцевского, который после (с 1757 г. по 1769-й) был Переяславским (что ныне Полтавский) епископом. Ист. Иер. Росс. Ц. изд. 2.1. 1, стр. 388.
824
Ист. Иер. Росс. Ц. ч. 1. изд. 2, стр. 388.
825
Из иерархов тобольских, но в Тобольске не живших, причислен к лицу угодников Божиих святитель Димитрий Ростовский.
826
Да! Принимал и двукратно: в Перми в 1818 году, следуя в Моск. д.
академию, и в 1822 году, возвращаясь из академии. П.П.Г.
827
Имел я честь видеть в Тобольске в 1822 году и сего уважаемого мужа (старцем он тогда не был) Петра Андреевича Фелицына, помнится, несшего обязанность ключаря. П.П. Громов.
828
Я служу при девятом, кои суть: Михаил, Ириней, Мелетий, Иннокентий III, Иннокентий Камчатский, Нил, Афанасий, Евсевий, Парфений. П. П. Г.
829
Да разве где-нибудь было говорено, что я взрастил и воспитал? О. протоиерей Сулоцкий под сим разумеет разве то, что Господь сподобил меня чести быть преподавателем уроков двум из ныне здравствующих епископов. П.П. Громов.
830
ПУБЛИКУЕТСЯ ПО ТЕКСТУ: Сулоцкий А.И. Нечто о миссиях в тобольской епархии // Прибавление к Иркутским епархиальным ведомостям. 1870. № 2. С. 24-25; № 3. С. 29-37.
831
На 1000 рублей ассигнациями.
832
Некоторые мальчики из этой школы, а также и из Березовского уездного (гражданского) училища поступали и поступают в Тоб. дух. училище и отсюда переходят и в семинарию Тобольскую. Из них один самоед в прошедшем году кончил курс сем. учения и теперь где-нибудь между своими родичами священствует.
833
Обдорским с 1867 года по 500 рублей каждому, а сургутским – по 350 рублей тому и другому. Кондинский настоятель с 1844 года получил 285 рублей, а для его помощника по миссии – по 143 рубля. По скольку теперь они получают, пишущему неизвестно.
834
Большой частый, почти непроходимый лес.
835
В списках тех инородцы обыкновенно обозначаются крещеными или некрещеными.
836
Странник 1867 года № 1, отд. 1, стр. 44–47.
837
Впрочем, в последнее время киргизам предписано иметь мулл только из среды самих себя.
838
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Архиереи из сибирских урожденцев, между прочим Иоанникий Павлуцкий, епископ Воронежский // Тобольские губернские ведомости. 1858. №40. С. 618-625.
Кроме указанной, имеется также публикация: Странник. 18. Т. 4. Сентябрь.
839
Сей преосвященный служил в Сибири при первом Тобольском митрополите Корнилии (1664-78), сначала в сане иеродиакона ризничим при Тобольском соборе, а потом в сане иеромонаха игуменом Далматовского Успенского монастыря. См. статью Абрамова: Материалы для истории христианского просвещения в Сибири84, помещенную в Журн. Нар. Пр. на 1854 г. №№ 2 и 3, стр. 20. Впрочем, о преосв. Холмогорском Афанасии доколе еще не дознано надлежащим образом, служил ли он только до архиерейства в Сибири или был природный сибиряк. Если преосв. Афанасий и сибиряк был, то хорошее образование он мог получить и в Тобольске, где в его время, и именно при доме митрополита Корнилия, очень долго жил за что-то (только не за пороки) сосланный из Москвы отличноученый священник Юрий, родом серб85. Живши в Тобольске, Юрий написал прекрасную Грамматику славянского языка, за которую ученые называют его отцом славянской филологии, Обличение на Соловецкую челобитную, почти первое, по времени, сочинение из всех, писанных против раскольников; Трактат о крещении и еще какие-то два фолианта, полезные для русской истории. См. 4-й год чтений Истории и древ. Росс. кн. 1, 1848 г., отд. 3, и Иоанн Екзарх Болгарский Калайдовича, прим. 107.
840
См.: Абрамов Н.А. Материалы для истории христианского просвещения Сибири ... // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. – Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 63– 96. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8).
841
Юрий, родом серб – Юрий Крижанич (1617–1683 гг.), хорватский историк, общественный деятель, идеолог панславизма. В 1661 г. приехал в Россию, был сослан царём Алексеем Михайловичем в Тобольск. В 1681 г. на латинском языке вышло в свет его «Повествование о Сибири...». Из ссылки вернулся в 1667 г., после смерти Алексея Михайловича.
842
Преосв. Гервасий до рукоположения в епископа 10 лет управлял нашею духовною в Пекине миссиею. См. Ист. Иер. Р. Ц. ч. 2, стр. 477– 79. Ч. 1, изд. 2, стр. 388. Еще: Маяк на 1843 год, мес. окт.
843
Иоасаф Хот. пять лет (1745–50) во главе дух. миссии чрезвычайно успешно проповедывал Слово Божие камчадалам. Ист. Обоз. Сиб. 1, 364, 3, 19. Сиб. Вест., ч. 18, стр. 79–86. Христ. чтен. на 1831 г., с. 44.
844
Михаил Миткевич до епископства в Иркутске служил более 20 лет учителем, префектом и ректором Тоб. семинарии и в то же время архимандритом сначала Тюменского, а потом Тоб. Знаменского монастыря.
845
Преосв. Николай до рукоположения в епископа служил в Иркутске ректором тамошней семинарии и настоятелем Вознесенского монастыря.
846
Покойный Киевский митр. Филарет служил несколько лет ректором Тоб. семинарии и архимандритом Знаменского монастыря. Из Тобольска он уехал, кажется, в 1812 году в Петербург, где первоначально исправлял чреду священнослужения, а потом должность инспектора Петербургской духовной академии. См. Историю. Петерб. Д. Ак. Чистовича, стр. 248.
847
Все эти три архипастыря служили в Сибири ректорами Тоб. семинарии и настоятелями Тоб. Знаменского монастыря, первый в 1819–23 годах, второй – в 1826 и частию в 1827 г., а третий – шесть лет, между 1830–36 гг. Впрочем, преосв. Иона может быть причислен к архипастырям и собственно из сибирских урожденцев. То правда, что он получил первоначальное образование в Пермской семинарии, да и взрос из епархии Пермской, по родился он в Тобольске, когда отец его, учась в богословском классе Тоб. семинарии, служил диаконом при Благовещенской церкви, имел дом там, где теперь немецкая кирка, да и взрос-то в той части Пермской епархии, которая лежит на восток от Урала (отец его священствовал, кажется, в Алапаевске) и которая, след., по географ, разделению принадлежит к Сибири.
848
В 1838 г. в Тоб. семинарии окончило курс 17 человек. Из них 7 человек поступили в учители дух. училищ: омских, томских и тобольских; один отправился в Моск. дух. академию и еще один вышел в гражданскую службу. Значит, в священники и диаконы двух епархий поступило только 8 человек, и все слабейшие по учению сравнительно с теми девятью. И это не единственный пример.
849
Из сибиряков, учившихся первоначально в Тоб. семинарии, а потом в дух. академии, сколько я знаю, в монашенском звании было только двое: иеромонах Нифонт (в мире Николай Ив. Попов) и архимандрит Евфимий (в миру Андрей Тимофеев Тыжнов, в академии переименованный в Милославова), бывшие ректоры Тоб. семинарии: первый в 1827 г., а последний в 1836–42 годах.
850
Далмат и Исаак жили и действовали частию в первой, а более во второй половине XVII столетия. См. журн. Мин. нар. пр. на 1857 г., мес. февр.,' отд. 2, статья: Распростр. христ. в Пермской епархии, также: Материалы для стат. Росс. Имп., т. 2.
851
Записки о Енисейской губернии Пестова; также ист. Иер. Р. Ц.
852
Описание Иркут. Возн. монастыря архиманд. Никодима.
853
двое первых из них жили вскоре по построении Як. монастыря, значит, еще во второй половине XVII стол., а третий жил уже в настоящем столетии. См. Вест. Р. Геогр. Общ. на 1852 г. № 2, статья: Заметки о Якутске и якутах.
854
Вестн. Р. Геогр. Общ. 1857 г. кн. 3, статья Пискарева.
855
Род Павлуцких произошел от польского, вышедшего в начале XVII столетия в Россию и тогда же присланного на службу в Сибирь шляхтича Яна Павлуцкого. Ист. Об. Сиб. Словцова, кн. 1.
856
Челобитная митр. Филофея Петру I от 31 дек. 1702 г. и ответ Государя на нее от 1 марта 1703 г. в архиве Тоб. коне. См. также мою статью: Митр. Филофей Лещинский, стр. 14.
857
В первое время школьного учения, да и во все прошедшее столетие, не только в Сибири, но и во всей России духовные, наиболее состоятельные употребляли все меры к тому, чтобы детей своих избавить от помещения в училища, в семинарии. Потому в них и учились преимущественно сироты, которых некому было укрывать в домах, да дети бессильных, бедных причетников.
858
См. мою статью: М. Филофей Лещинский, стр. 15, 54 и 55.
859
Нейштадский – современнная норма: Ништадский.
860
См. статью: Шведская школа, напечатанную в Жур. М. Нар. Пр. 1857 г., мес. июнь и затем перепечатанную в Тоб. Губ. Вед. 1857 же года, № 30.
861
Слов. Пис. Дух. чина, ч. 2, стр. 305. Ист. об. Сиб. Словц., кн. 1.
862
Из челобитной м. Филофея Петру I и помет (резолюция) на нее, находящихся в делах старого консист. архива.
863
Из той же челобитной и пр.
864
См. мое жизнеописание митр. Филофея, стр. 3, И, 54.
865
Это-то обстоятельство, быть может, и было причиною возвышения пр. Иоанникия в последствии времени. Преосв. Димитрий Сеченов, узнавши его, при рукоположении в иромонахи, с отличной стороны, когда сам сделался (в 1752–67 г.) Нижегородским митрополитом и первенствующим членом Св. Синода (ист. Иер. Р. Ц., ч. 1, стр. 130), конечно, и кроме епарх. начальства, рекомендовал его сему высшему дух. правительственному месту.
866
Закащики в прежние времена исполняли обязанности (сравнивая с настоящим) уездных протоиереев и даже целых дух. правлений, сверх того, обязанности благочинных как градских, так и сельских церквей.
867
Нет нужды удивляться, что Тобольский женский монастырь имел приход: в старину и во многих местах монастыри имели приходы, а в Якутске Спасский монастырь имел приход (на 1000 верст в глубь Якутской области) и до настоящего времени. – Геогр. Фест. 1852 г., № 2.
868
Этими новыми сборами (с монаст. земель двадцатой, а с церковных тридцатой части хлеба), предписанными Дух. Регламентом, церкви и монастыри крайне тяготились, и потому они при первой возможности старались уклоняться от взноса их.
869
См. 10-ю стр. жизнеописания Тихона Воронежского при первом томе его сочинений.
870
Киевский митр. Евгений, сочинитель означенного, в одном из предыдущих примечаний жизнеописания Тихона Воронежского (стр. 10) говорит: «Преос. Иоанникий был из неунившихся в школах, и когда прибыл в Воронеж, то уничтожил совсем латинское языкоучение, а учеников распустил». Здесь пр. Иоанникий назван не учившимся в школах, очевидно, в смысле как бы укоризны и для указания причины запрещения им латинских классов Воронежской семинарии, но сам же автор несколько выше поцитованного места рассказывает, что из трех латинских учителей Воронежской семинарии префект оной и вместе учитель риторики и пиитики (выше этого класса еще не было) Иерофей Милицкий перед приездом пр. Иоанникия был перемещен в Черниговскую семинарию, а учитель синтаксиса (по-нынешнему высшего отделения уездных духовных училищ) иеромонах Смарагд Расчисловский помер. Итак, что же было делать пр. Иоанникию с одним учителем для целой семинарии, и притом с учителем низшего класса? Не стали бы ученики семинарии проводить время в праздности и от праздности бесчинствовать, а между тем казну архиерейского дома изводить даром?
871
Ист. Иер. Росс. Ц. ч. 1, изд. 2, стр. 371. Впрочем, это со времени рукоположения пр. Иоанникия, а если считать с его прибытия в Воронеж, что было в конце марта 1762 г., то всего только 9 месяцов. См. ст. 10 жизнеописания Тихона Воронежского при 1 томе его сочинений.
872
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Воспоминание о недавно скончавшемся преосвященном Платоне Троепольском, епископе Томском и Семипалатинском // Странник. 1877. Т. 2. Апрель. С. 133–145.
873
Об этом и вообще о тогдашних порядках Екатеринославской епархии в свое время печатались письма в Правосл. Обозрении.
874
И св. Димитрий Ростовский не поехал в Тобольск (куда он был рукоположен в митрополита) из боязни сурового сибирского климата.
875
Пишущий слышал это из уст самого преосвящ. Платона.
876
В доме Хрущова, разумеется, по его же усердному приглашению, помещались, когда приезжали в Омск при обозрении епархии, и два тобольских преосвященных – покойный архиепископ Варлаам и ныне правящий епархией епископ Ефрем.
877
А.П. Хрущов из проезжих преосвященных (мы уже не говорим здесь о местных тобольских) богатым обедом угощал еще (в мае 1872 г.) туркестанского епископа Софония. Здесь кстати упомянуть, что добрейшим покойным генерал-губернатором такой же чести удостоен 15 сентября 1874 г. и Омский протоиерей Ст. Як. Знаменский по случаю празднования его пятидесятилетнего юбилея во священстве.
878
Ульба впадает в Иртыш действительно в Усть-Каменогорске, но Ульбинский казачий выселок, где жил преосвящ. Платон и куда ездят жить в летнее время ради здоровья и другие лица избранных сословий, распложен далее Усть-Каменогорска на 27 верст на юг от пего, по дороге к Бухтарме.
879
Последняя болезнь преосвященного была отек легких и парачич сердца. От этой болезни он чуть было не умер еще 23 года тому назад, но
тогда какой-то доктор спас его, а спасши, настоятельно советовал ему ничем не тревожиться, беречься всячески раздражения. Преосвященный свято исполнял этот совет и всегдашним спокойствием, постоянною сдержанностию сохранил жизнь еще на 20 слишком лет.
880
Вполне уверены, что енисейский преосвященный (Антоний) охотно бы поспешил к отпеванию преосвящ. Платона: во-первых, от Красноярска до Томска и не очень далекс} (550 верст), а во-вторых, предместник настоящего енисейского преосвященного (Никодим) приезжал же в 1866 году в Томск для погребения преосвящ. Виталия; а втретьих и главное – настоящий енисейский архипастырь служил в Екатеринославе ректором семинарии, когда епископом там был преосвящ. Платон, и пользовался расположением сего последнего.
881
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Григорий Иванович Мансветов на службе в Тобольске (к биографии обер-священника Мансветова) // Странник. 1863. Т. 4. Ноябрь. С. 52–64.
882
Стран. 1863 г. № 6, отд. 1, стр. 127.
883
Духовенство в России действительно почти до самого последнего времени не имело родовых фамилий, и священники, диаконы и причетники, когда нужно было под чем-нибудь подписываться, весьма нередко подписывали только свои имена и отчества. От этого, когда нужно было представлять им сыновей своих в училища, они записывали их и по собственному желанию, и по воле и советам ректоров и смотрителей
под разными фамилиями: одного, например, Троицким, Рождественским, Воскресенским, Никольским, Знаменским (по престольным праздникам церквей, при которых они служили), другого Ростовским, Селецким, Кохомским, Сытиным, Якимовским (по селам, в которых они жили), третьего – Розовым, Розиным, Виноградовым, Лавровым, Соколовым, Соловьевым и проч. и четвертого каким-нибудь Сперанским, Кандидовым, Кинорским, Алявдиным, Фелицыпым и проч., и проч.
884
По всей вероятности, с такими и подобными фамилиями многие в сибирском духовенстве оттого, что оно вышло чуть ли не наполовину в XVII и XVIII столетиях из среды грамотных крестьян. Часть сибирского духовенства происходит и от новокрещенных сибирских инородцев (Кыштымовы, Бекреевы, Бурдуковы и проч.).
885
См. Духовн. Беседа 1863 года, № I, стр. 27.
886
Аргентовские – те же Серебренниковы, но только по-латыни, и Бенкогены те же Поповы, но только по-еврейски. Эти две фамилии были переменены не по неблагозвучию их, а единственно потому, что в одном курсе случилось много софамильцев, так надобно было как-нибудь оразнообразить их прозвища, чтобы отличать одного ученика от другого.
887
Из одного дела 1800 года, находящегося в архиве Тобольской семинарии, видно, что ученые духовные лица, между прочим учителя семинарии, до 1794 года пользовались в Тобольске как бы привилегией говорить свои проповеди без цензуры. Но с этого времени вследствие события с Словцовым преосвященный Варлаам строго предписан «Без аппробации ректора или префекта семинарии отнюдь никому не говорить проповедей». Мало этого, все проповедники по произнесении своих проповедей должны были представлять их для хранения в семинарскую библиотеку. Но тут вышла другая беда: некоторые учителя, как, например, учитель семинарии и соборный священник, впоследствии курганский протоиерей, Наркисс Никитин, по самолюбию, не хотел представлять своих проповедей ректору, прежде бывшему своему соученику и сослуживцу, а теперь уже ректору Тобольской семинарии, архимандриту, впоследствии архиепископу Иркутскому, Михаилу Бурдукову и за то подвергся ответственности – был записан в черную семинарскую книгу.
888
В этом классе переводили с филологическим и риторическим разбором латинские речи лучших авторов; с таковым же разбором читали русские проповеди и другие сочинения и, кроме того, задавали учившимся собственные сочинения для подражания образцам. Учились высшему красноречию студенты богословия и философии.
889
Преподавание математики в Тобольской семинарии при Мансветове ограничивалось почти одной арифметикой.
890
Архив правления Тобольской семинарии.
891
Для этого во всю бытность преосвященного Варлаама в Тобольске (кроме того, что в семинарии и низших духовных училищах, бывших тогда почти во всех монастырях, а также в уездных городах, по крайней мере некоторых, при заказных правлениях, было обращено строгое внимание на пение, чтение по церковной печати и на церковный устав) при архиерейском доме постоянно существовала русская школа, состоявшая из двух отделений с двумя учителями-диаконами: в одном приготовлялись ставленники к причетническим должностям, т.е. учились петь, читать и отправлять богослужение по уставу, а в другом – к диаконской и священнической. Все бывшие в этой школе и самые ее учители состояли под главным смотрителем эконома архиерейского дома (игумена Абалацкого монастыря Маргарита), жили тут месяца по два, по три, по полугоду, по году и более и содержались, смотря по состоянию, кто на свой счет, кто на счет архиерейского дома или даже на счет самого игумена Маргарита.
892
А не к Тобольской Софийской церкви, как сказано в напечатанной биографии Мансветова.
893
Все это известно более из документов, хранящихся в архивах консисторском и семинарском, отчасти и в Тобольске, где преосвященный Антоний служил с небольшим три года, но гораздо более доказательств на то в Ярославле, где его служение продолжалось 14 лет (в 1806–20 годах) и где еще многие из старцев духовного звания помнят его. по крайней мере слыхали о нем от своих отцов. Пишущему известно о качествах преосвященного Антония из рассказов о нем, слышанных частию от родных и других духовных лиц еще на родине, в Ярославле, а более в Тобольске из рассказов преосвященного Афанасия Протопопова (умер в 1842 г.), который сам был родом из Ярославской епархии, служил при Антонии учителем семинарии (до конца 1808 года, т.е. до отъезда в спб. академию) и пользовался его благоволением.
894
Почти все доселе изложенные сведения заимствованы мною для других целей еще в 1841 году из архива Тобольской семинарии, но начинающийся рассказ о семинарском диспуте и неприятных от него последствиях для Мансветова почти буквально взят из письма ко мне такого человека, который был личным свидетелем этого события и которому теперь уже 80 лет.
895
О нем уже упомянуто в одном из предыдущих примечаний.
896
Ректор Михаил получил только семинарское (в Тобольске) образование.
897
От плод их (людей) познаете их... Не может древо... зло плоды добры творити (Магф. 7, 16. 18). А плоды Мансветова: 1) жизнь и служба его, впоследствии постоянно награждаемые и 2) его нравственно-религиозного содержания сочинения: автор, напр., «Училища благочестия» мог ли быть вольнодумцем, безбожником?
898
Преосвященный Антоний действительно был очень мал ростом.
899
Павел Яковлевич Озеренковский был обер-священником армии и флотов по смерть свою – по май 1807 года.
900
А этого было бы крайне жаль, тем жальче, что из сибирского духовенства вышло весьма мало хоть сколько-нибудь замечательных людей: на гражданском и вместе ученом поприще из сибиряков-семинаристов известен один только историк Сибири Петр Андреевич Словцов, а на гражданской службе отчасти, и то лишь отчасти, известны Голляховской (переименованный из Петухова) и Дерябин; даже архиерейский сан из природных сибиряков имели и имеют только шесть человек, трое уже умерших: Иоанникий Павлуцкий, епископ Воронежский (умер в 1763 г.), Михаил Бурдуков, архиепископ Иркутский (умер в 1830 г.) и Иона Капустин, викарий Екатеринбургский (умер в 1861 г.), и трое живых: Иннокентий Вениаминов архиепископ Камчатский, Герасим, нынешний викарий Новгородский, и Павел Попов, викарий Иркутский. Конечно, это печальное явление происходило и происходит частию от отдаленности и, от безвестности для высшего правительства, в какой живут сибиряки, а еще более оттого, что сибиряки-семинаристы почти до последнего времени не любили долго учиться – редкие из них оканчивали курс учения, и что из сибирских семинарий чрезвычайно помалу учеников вызывали (почти только по одному из куфса) для продолжения учения в духовных академиях.
901
Мисюревых, хотя не все потомков брата Мансветова, в сибирском духовенстве немало и до сих пор.
902
Публикуется по тексту: Сулоцкий А.И. Протоиерей Стефан Яковлевич Знаменский. СПб., 1877. 16 с.
903
Курс, к которому принадлежал о. Знаменский, был довольно замечательный: из него человек пять поступили в гражданскую службу, а 24 человека вступили в духовные звания. Из этих последних шестеро были уездными протоиереями и первоприсутствующими духовных правлений (доколе оне были) и отличались нравственностью безукоризненною, способностями, познаниями и честностью. Был еще из этого курса один архимандрит, и, кроме того, до сих пор служит еще один благочинный, весьма близкий во всех отношениях к своим 6 товарищам-протоиереям. Ничего подобного ни прежде, ни после никогда не было ни с одним курсом тобольских семинаристов-богословов. Помянутые 6 уездных протоиереев в настоящее время уже все сошли со служебного поприща: двое, в том числе и о. Знаменский, умерли и четверо по старости и дряхлости находятся уже за штатом, на покое и, к сожалению, в крайней скудости.
904
Это последнее, впрочем, более относится к служению отца Стефана в Ялуторовске и в особенности в Кургане. «Бывало, – рассказывал иногда покойный, – как проедешь до деревни верст 70, да в тряской тележенке и еще по дороге худой, кочковатой, то, выйдя из экипажа, и зашатаешься из стороны в сторону, идешь и придерживаешься крыльца или стен избы, а прихожане-то на первых порах и думали, что я приезжал к ним выпивши порядком». (Между тем о. Стефан ни в молодости, ни в старости, словом, никогда не пил не только водки, но и вина). Думавшие об нем такое, после сами признавались ему в этом и извинялись пред ним.
905
Не забудем, что в то время обязанности членов консисторий, присутствующих духовных правлений и благочинных исправлялись без всяких вознаграждений от казны, церквей и пр.
906
О таких должностях, как член тюремного комитета, член благотворительного общества, училищного правления со стороны духовенства и пр., или как председатель каких-либо временных комиссий, например, по ревизии приходо-расходных книг духовного училища, по продаже училищного дома, по улучшении быта духовенства и пр., я уже и не упоминаю.
907
В школах о. Стефана дети учились не только чтению и письму, но и закону Божию, русскому языку, арифметике, истории, географии, а дети духовенства, долженствовавшие затем поступать в духовные училища, учились, сверх того, начаткам латинского и греческого языков.
908
Преосвященный тобольский Афанасий о. Стефана при случаях и, разумеется, не при нем называл праведным. Пишущий слыхал это из уст преосвященного сам непосредственно.
909
Другой тобольский архипастырь неоднократно приглашал было отца Стефана в кафедральные протоиереи и члены консистории, но он по старости лет и по своему болезненному состоянию отказывался от этой чести.
910
Они пожертвовали и привезли ему из существующего еще тогда близ Кургана соснового бора по бревну с дома.
911
Лечили его от каменной болезни, а после оказалось, что болезнь была вовсе не та.
912
Среднего сына отец Стефан, бывши уже и не в очень молодых годах, один приготовил по всем предметам к поступлению прямо в семинарию помимо духовного училища, а младшего приготовил к четвертому классу духовного училища.
913
Их с некоторыми, впрочем немногими, газетами он выписыват до пятнадцати.
914
Было время, когда покойный не без успеха занимался гальванопластикой, гомеопатией и сельским хозяйством (последним, впрочем, более только теоретически).
915
Он имел, кроме жены, трех сыновей и столько же дочерей.
916
Усиленный оклад жалованья по собору (540 р.) отец протоиерей получал только с 1 января прошедшего 1876 года, следовательно, один год и 3 месяца.
917
Соборный приход состоит из крепости, частей, прилежащих к площади, окружающей крепость, и из предместья, называемого Мокрое.
comments
Комментарии
1
Эти примечания в авторском тексте отсутствуют
2
Эти примечания в авторском тексте отсутствуют
3
Антиминс – «вместопрестолие», прямоугольный плат с зашитыми в него частицами мощей, в память того, что первые христиане совершали богослужение на гробах мучеников. Освящается епископом. Возлагается на престол храма. На антиминсе совершается пресуществление вина в кровь Господню и хлеба в тело Господне
4
Эти примечания в авторском тексте отсутствуют
5
См.; Абрамов Н.А. О введении христианства у березовских остяков; Проповедь евангелия сибирским вогулам // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С.333-359. – (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8)
6
В тексте автора – опечатка. Вместо фамилии Стефановский следует читать Стаховский
7
Эти примечания в авторском тексте отсутствуют
8
См.: Абрамов Н.А. Блаженный мученик Василий Мангазейский // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 517–522. (Сер. «Невидимые времена»: Т. 8)
9
Эти примечания в авторском тексте отсутствуют
10
Лазарь Баранович (ок. 1620–1693) – украинский церковно-политический деятель, писатель, сторонник воссоединения Украины с Россией, вместе с тем отстаивал независимость малороссийского духовенства от московского патриарха. С 1657 г. – Черниговский архиепископ; основал типографию
11
Абрамов Н.А. Иоанн Максимович, митрополит Тобольский и Сибирский // Абрамов Н.А. Город Тюмень: Из истории Тобольской епархии. Тюмень: СофтДизайн, 1998. С. 186–197. ( Сер. «Невидимые времена»: Т. 8)
12
Ошибочное мнение сам А.И. Сулоцкий опровергает в «Дополнении...». См.: С. 129 настоящего тома
13
См.: Сулоцкий А.И. Описание наиболее чтимых икон, находящихся в Тобольской епархии // Собрание сочинений в трех томах. Т. 1: О церковных древностях Сибири. Тюмень: Издательство Ю.Мандрики, 2000. С. 85–261
14
См.: Сулоцкий А.И. Встреча в Тобольске в старину вновь прибывших преосвященных // Собрание сочинений в трех томах. Т. 1: О церковных древностях Сибири. Тюмень: Издательство Ю.Мандрики, 2000. С. 329–337
15
Преждеосвящённая литургия, или литургия преждеосвяшённых даров – литургия, на которой не совершается проскомидии, то есть священнодействий с просфорой – телом Христовым, а используются святые дары, «прежде освящённые» на другой литургии. Литургия преждеосвящённых даров составлена св. Григорием Двоесловом, папой римским
16
Трезвон – разновидность колокольного звона во все колокола, производится к началу службы, после благовеста и во время службы – на всенощном бдении и т.д.
17
Перебор, или перезвон – поочерёдный звон во все колокола, начиная с самого большого, производится к водоосвящению, в храмовый праздник, к выносу креста, плащаницы и т.д.
18
Блаженный Августин (354–430 гг.) – христианский писатель, богослов
19
Атbо – оба, и тот и другой; dic – скажи
20
Приложения с проповедями архиепископа Евгения в настоящем издании не публикуются.
21
Нанка – бумажная ткань, первоначально – китайская, другое название – китайка
22
См.: Сулоцкий А.И. Описание церквей, существовавших в Тобольске, и Тобольского Софийского собора // Собрание сочинений в трех томах. Т. 1: О церковных древностях Сибири. Тюмень: Издательство Ю. Мандрики, 2000. С. 15–69
23
πρώτος или πρώτίςος (греч.) – (во втором слове пропущена буква т), в переводе означает: «первый» или «первейший», «лучший» или «самый лучший».