В книгу С. Ломакина «Созвездие душевных откровений» вошли рассказы, очерки, литературоведческие и философские статьи о писателях, художниках, педагогах, ученых, а так же рецензии на произведения современных, в том числе молодых сибирских авторов.

Станислав Ломакин
Созвездие душевных откровений

РАССКАЗЫ


ВЕРНЫЕ ОРИЕНТИРЫ (ПРЕДИСЛОВИЕ)

К творчеству Станислава Ломакина у меня отношение особое. Нас многое связывает. И прежде всего — студенческая юность. Она пришлась на начало семидесятых годов прошлого столетия.
Томск. Старейший в Сибири университет, который мы с гордостью называли alma mater (в переводе с латинского — мать наук). Великолепные преподаватели, замечательные традиции. Родной для нас историко-филологический факультет, совместивший подготовку сразу нескольких специальностей.
В отличие от меня, вчерашнего десятиклассника, мечтавшего стать не столько филологом, сколько журналистом, Станислав, уже бывалый человек, выбрал историческое отделение. К тому времени он успел окончить училище механизации сельского хозяйства, поработать в колхозе трактористом, комбайнером и плотником, затем поучиться в высшем военном лётном училище. Стать летчиком ему помешало сокращение Вооруженных сил страны. Тогда-то и сделал он окончательный выбор — поступил в ТГУ «учиться на историка». Но и тут ему пригодились прежние навыки. Во время осенних работ (была у вузов в те годы такая традиция — помогать сельским труженикам в уборочную страду) Станислав мастерски убирал пшеницу на самоходном комбайне «С-4», вызывая у товарищей искренне уважение и хорошую зависть. Так же умело работал он каменщиком в сборном студенческом отряде Томска, а потом и сам возглавил первый в истории ТГУ студенческий стройотряд, ударно потрудившийся в одном из целинных совхозов Казахстана в 1964 году.
Учились мы на разных курсах и разных кафедрах, но нас многое объединяло — общежитское товарищество, фундаментальная научная библиотека ТГУ, атмосфера гуманитарного факультета и, конечно же, литературное объединение, костяк которого составляли начинающие поэты, прозаики, критики и просто знатоки современной и классической литературы. Станислав не входил в этот костяк, но и заседаний литобъединения, различных встреч, конкурсов, обсуждений, как правило, не пропускал. Усаживался где-нибудь в сторонке и внимательно слушал. Высказывался редко, но веско. Писал ли что-то сам в ту пору, не знаю, но чувствовалось, что копит впечатления, обдумывает услышанное, примеривается…
Вместе с дипломом Станислав получил распределение в одну из сельских школ Томской области. Несколько лет директорствовал в ней. Затем, окончив аспирантуру, стал доцентом сначала Тюменского индустриального института, а позже Тюменского государственного нефтегазового университета.
В 1993 году по старой памяти Ломакин прислал мне сразу две свои авторские книги: сборник научной публицистики «Колокола России» и сборник рассказов «Русский цыган». Читая их, я невольно вспомнил не только бурные многолюдные заседания ЛИТО ТГУ наших студенческих лет, но и одну из славных традиций Томска, еще век назад снискавшего славу «Сибирских Афин»: ученый и писатель в одном лице. В творческом наследии многих профессоров и доцентов томских вузов можно найти очерки, публицистику, воспоминания, литературные произведения разных жанров. Чаще всего это короткие зарисовки, «случаи из жизни», лирические миниатюры. Они как нельзя лучше вписываются в крайне напряженный ритм жизни и деятельности преподавателей и научных работников. На повести и романы у них времени просто не остаётся.
Вот и рассказы Станислава Ломакина, как правило, лаконичны, документальны и по-хорошему дидактичны. Я бы назвал их «диалогом с самим собой». Так озаглавлена одна из его более поздних новелл. В ней рассказывается о буре чувств и мыслей, которые вызвали у ветерана войны, Героя Советского Союза Василия Федоровича Чернявского, не один десяток лет проработавшего комбайнером, сообщение о том, что принят и вот-вот будет подписан президентом России закон о продаже земли. После бессонной ночи, не в силах усидеть дома, старик уходит в поле, где «всё спряталось, притаилось, задремало, словно остановило свой бег». Там и находят его односельчане. «Колосья пшеницы, примятые при его падении, и васильки склонились к лицу ветерана, словно оплакивали великого труженика, защитника земли».
Разнообразны и злободневны «диалоги» Станислава Ломакина. Они касаются многих сторон нашей жизни, и прежде всего отношения к природе, «братьям нашим меньшим» и таким краеугольным понятиям, как честь, долг, совесть, справедливость. Среди первых его «диалогов» привлекает внимание миниатюра «Экстремальная ситуация». Сюжет её прост: профессор университета, считающий худшими проявлениями «вещизма» пассивность и сытость части современной молодежи, рассказывает своим воспитанникам о том, как жили его сверстники в шестидесятые годы прошлого столетия, что такое студенческая коммуна и беззаветная учеба, стипендия (22 рубля на первом курсе, 28 — на втором) и подработка к ней.
Об одной такой подработке и вспоминает профессор. Довелось ему однажды участвовать в разгрузке досок-сороковок с речных барж. Организовали её студенты политехнического института. При этом они поставили условие: тот, кто не дотянет до окончания работы, не получит ничего, зато победители поделят между собой всю выделенную на разгрузку баржи сумму. Рассказчик оказался в числе победителей, тут же получил 220 рублей, но лишь через два дня смог самостоятельно подняться с постели.
Какой же вывод из той давней истории, став профессором, он сделал? «При сытой жизни, — заметил ученый своим слушателям, — вряд ли нашлись бы охотники из числа студентов, чтобы так убиваться — и добавил: — Мне этот случай дал возможность оценить сложность, многоликость, многообразие жизни… Я понял, что нужно серьезно готовиться к ней».
Такой вывод поразил меня своей нелогичностью. Ведь сначала профессор с воодушевлением рассказывал о студенческих коммунах советских лет, о презрении к вещизму, а значит, к сытой жизни тогдашней молодежи, и вдруг такой резкий поворот, героизация конкуренции западного образца, когда в погоне за деньгами люди теряют человеческий облик.
«А разве сегодня, — набежала следующая мысль, — мало таких вот профессоров, еще вчера славивших социализм, а нынче превратившихся в убежденных сторонников рыночных реформ, выше всего ставящих именно сытую жизнь, успех любыми способами, личное благополучие?».
А еще мне вспомнился потрясающий американский кинофильм «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» с Джейн Фондой в главной роли. В нем жестко и убедительно показан танцевальный марафон, победителем которого становится лишь одна пара. Она получает всё; остальные сходят с круга, без сил падая тут же. Скорее всего, именно этот фильм подсказал когда-то студентам-политехникам идею «разгрузочного марафона с выбыванием». Увы! — они восприняли его не как обличение культа денег, а как пример для подражания. На таких вот примерах и готовились разрушительные события «лихих девяностых».
Рассказы Станислава Ломакина тем и интересны, что заставляют думать, вспоминать, сравнивать, спорить, делать из прочитанного свои выводы и обобщения. Но это лишь часть его многообразной творческой работы. Другая, более объемная её часть, — научная и газетная публицистика, очерки о писателях, художниках, педагогах, ученых, литературоведческие и философские статьи, рецензии на произведения современных, в том числе молодых сибирских авторов. Они составили его сборники «Последний рубеж» (1997), «Нет без малой родины большой» (1998), «Проблема человека в русской философии» (2005), «Прошлое тревожит настоящее» (2007), «Многоцветие жизни» (2009). «От души к душе» (2010), «Избранное» в двух томах (2011), Русские колокола (2016) и др.
Трудно даже бегло перечислить все имена, темы, исторические события, которым посвящены разножанровые публикации Станислава Ломакина. Они образуют свод тех знаний, которые необходимы каждому, особенно подрастающему поколению. В том информационном потоке, который ежедневно обрушивается на нас, много лишнего, негативного, разрушительного. Вот почему так необходимы верные ориентиры, помогающие не сбиться с пути на культурном, идеологическом, духовном бездорожье. К таким ориентирам, на мой взгляд, относятся и книги ученого-подвижника, общественного деятеля, члена Союза писателей России, редактора литературно-художественного и студенческо-преподавательского альманаха «Арион» Станислава Ломакина.

СЕРГЕЙ ЗАПЛАВНЫЙ, лауреат литературных премий имени В.Я. Шишкова и Н.М. Карамзина («карамзинский крест»), действительный член петровской академии наук и искусств, почётный гражданин города Томска


ТВОРЧЕСТВО

Что дает мне право писать?
Вряд ли можно ответить на это полно,
Я и сам не готов сказать,
Почему начинаю смотреть взволновано.

         На людей, на птиц, на зверей,
         Проникаясь их общей заботой,
         Умиляясь гармонией слов и идей,
         Раскрывающий смысл бытия за работой.

А волнует меня густая трава,
Что пожухла, растет у дороги,
И написанные кем-то слова,
И невысказанные мной монологи.

          Все что связано с жизнью людей,
          С их творением, страстью, безумием,
          В мире вечного обновления идей,
          Не всегда означенных благоразумием.


[image]


ЧЕТЫРЕ ПРЕДСКАЗАНЬЯ

Мощного, кряжистого Игоря Михайловича Бугушева болезнь свалила внезапно. За 60 лет он не болел ни разу. Никакие болезни не приставали к нему, в это трудно поверить, но это так. Когда заболевали сотрудники отдела гуманитарных исследований, которым он руководил около десяти лет, он удивлялся и сомневался в их достоверности. И если человек попадал в больницу, Игорь Михайлович мысленно оправдывал себя: мера человеческого ума в его умении сомневаться. И вот до Михалыча, как называли его подопечные, дошла очередь. Вечером после работы, он почувствовал себя вялым, как он выразился, предупредив на следующий день по телефону директора института, релаксированным. Дома пожаловался жене на небольшую боль в правом боку.
Смерили температуру 37,4 жена врач стала настаивать, чтобы сходил в поликлинику и сдал анализы, возможно у тебя аппендицит. Михалыч отмахнулся, мол «все пройдет как с белых яблонь дым». Не прошло. Не спал всю ночь.
Утром у него была лекция (на полставки подрабатывал в институте), но жена настояла, чтобы до лекции сдал анализы. Игорь Михайлович сделал так, как советовала жена, сдал. Прочитал лекцию студентам и сразу направился узнать результаты в поликлинику. В регистратуре ему сказали: анализы показывают, у Вас аппендицит и есть возможность проехать во вторую больницу, скорая стоит у входа. Поезжайте! Игорь Михайлович через двадцать минут был уже в больнице. Дежурный врач его сразу направила к молоденькой медсестре, которая обработала, точнее побрила, нужные места тела и сделала укол, а затем сопроводила на лифте в операционную на четвертый этаж.
В операционной было два стола, на одном лежала женщина, которую приводили в чувство, другой был свободен и хирург показал рукой, чтобы он укладывался и морально готовился к операции. Вокруг лежащего на столе Игоря Михайловича сгрудились студенты-практиканты медакадемии. Хирург, мужчина средних лет еще сделал два укола, они не очень были болезненны и стал резать. Михалыч особой боли не чувствовал, был в сознании и слышал, как врач объяснял студентам: смотрите аппендикс воспалился и оплавился, еще немного времени произошло бы прободение стенки отростка и возник перитонит. Вырезанный оплавившийся отросток был показан студентам и его бывшему обладателю, хирург при этом сделал заявление студентам или больному: будет жить 82 года.
Игоря Михайловича, после операции, перевернули на каталку, спустили на лифте на второй этаж, закатили в палату, где было четверо мужчин, и сказали: вставайте осторожно с каталки, придерживайте руками правый бок, чтобы не разошелся шов и потихоньку ложитесь на кровать. Через сутки Михалыч уже прогуливался по коридору с коллегами, посетившими его, прижимая руками правый бок, беседуя на философские темы. А еще через двое суток, главный врач больницы попросила Михалыча прочитать лекцию для врачей и медперсонала среднего звена, на тему: «Психология межличностного общения». После лекции и ответов на вопросы главврач предложила перейти Игорю Михайловичу в одноместную или двухместную палату, но он отказался, сказав: «Я привык к друзьям по несчастью, да и осталось мне до выписки несколько дней».
За несколько дней пребывания в больнице, Михалыч насмотрелся на больных и родственников их посещающих, и пришел к пониманию, что сочувствие больному простирается в большей мере при непосредственном участии других людей, окружающих больного. У больных слабая энергетика, и родственники стараются быстрее покинуть их, находя объективную причину. Степень горя больного выходит за предел способности чувствовать не только врачей, привыкших к повседневному общению с больными, но и близких людей. Иногда человек проявляет чувствительность к пустякам и бесчувствие к самым близким тяжелобольным. Их нравственное бесчувствие, — думал Михалыч, — связана с тем, что они еще не побывали в шкуре больного. К этим людям Михалыч относил и себя до больницы. Мы всегда абстрагируемся до тех пор, пока нас лично не касается. Духовное здоровье влияет на все стороны жизни человека, духовное обескровливание ведет к потере телесного здоровья. Все нужно познать в процессе жизнедеятельности. Михалыч, находясь среди больных, часто вспоминал китайского мудреца-философа Конфуция. Он был не уверен за точность цитаты, но за смысл ручался. В 30 лет человек здоровый, он становится самостоятельным, в 40 познает все тайны бытия, в 50 лет осознает свое предназначение и понимание того, что он, как и все люди, смертен, осознает неотвратимость болезней. В 60 лет приобретает благополучия, а в 70 добивается полной свободы и гармонии во всем, не преступая должной меры. Ночью Михалыч спал плохо, его постоянно тревожила неясная, невнятная мысль, на какое-то время она исчезала, а затем вновь возникала, но не набирала силу. И наконец, как-то под утро, он поймал её. Ему вспомнились слова хирурга, после операции, его предсказание, что он будет жить 82 года. Да ведь это уже четвертое предсказание в его жизни, о них он никогда не вспоминал. Возникающие проблемы Михалыч решал, как уверенный штангист, который выходил на помост заранее зная, что вес штанги не предел его физическим возможностям, он одолеет, возьмет и брал его.
Игорь Михайлович пытался восстановить в памяти, оставшиеся три предсказанья.
Итак, первое — Игорю восемь лет, он перешел во второй класс. Они на радостях с другом Генкой нарвали в огороде конопли, нашелушили зерен, поджарили их на сковородке, сложили в кринку и пошли к друзьям. Подростки послевоенного времени ели кажется все что росло. На пути им встретилась цыганка, она уловила запах жареной конопли и попросила отведать. Ребята отсыпали небольшую часть ей в платок, и она сама предложила им погадать. Цыганка, её звали Рада, взяла Генкину левую руку, долго всматривалась в ладонь и произнесла: мальчик, бойся воды, я тебя серьезно предупреждаю. Игорева ладонь, по времени, изучалась недолго, она положила свою руку на голову и спросила, как его зовут, а затем сказала: «У тебя, Игорь, будет трудная, интересная жизнь, ты проживешь 82 года». Ребятишки не предали предсказанию цыганки никакого значения. Через два дня Генка утонул. Накануне он ночевал у Игоря, мать им постелила в сенях, т. к. в доме было жарко, Генкина собака Пальма несколько раз порывалась проникнуть к ним, но её не пустили. Пальма выла всю ночь. Утром они пошли на речку Тару. На берегу, уже искупавшись, стояли взрослые парни. Генка, быстро раздевшись вошел в воду, последнее, что он сказал: «Игорь, смотри я поплыву столбиком», головенка его скрылась под воду, его, видимо, закрутило подводное течение. Взрослые парни не полезли в омут. Безутешная мать Генки и родственники три дня просидели на берегу, пока не всплыло тело сына. На предполагаемом месте, где утонул Генка опускали блюдце, которое крутилось; над водной гладью летали ласточки, каждый, раз едва не коснувшись поверхности воды крылом, они взмывали вверх и вновь возвращались к одному месту, словно указывая место нахождения утонувшего подростка.
Случай второй — Игорь с друзьями пошли по ягоды, в тот год её уродилось много, особенно черемухи и смородины, кусты их тянулись вдоль реки Тары. Идти пришлось около шести километров, минуя деревню Вятку. Раннее утро. Лето раскинуло прелестный, пропитанный влагой ландшафт: внизу река, половодьем заплеснувшая луга и еще не отступившая в свои берега. Клочья тумана, застрявшие в кустах, словно вата, намокшие кусты вчерашнего дождя, падающие дождевые, капли с листка на листок. Вчера прогремела гроза, пролил дождь, он сплошной стеной на десятки километров охватил весь район. Небо почти очистилось от грозных облаков и лишь сиротливое пурпурное облачко, застрявшее на чистом небе, напоминало о вчерашней грозе. Повсюду уже чувствуется торжество Солнца, оно начинает свой триумфальный путь над землей и превратит утекающую утреннюю влажную жизнь в умиротворение и покой. Кусты черемухи и смородины спускались прямо к воде, обилие зарослей, сквозь которые приходилось пробираться, были влажными, но наградой ребят было обилие ягод. Красоты разных цветов оттеняли ослепительными желтыми, синими, красными красками берег реки. Бабочки, шмели дополняли всеобщее благолепие, великолепие. Подростки быстро наполняли свои небольшие ведерки черемухой и смородиной, разделив их листами папоротника. На обратном пути им вновь пришлось переходить небольшой овраг, на дне которого бурлила и искрилась чистая, как слеза вода.
Детство особый период в жизни человека, оно окрашено удивительным разнообразием жизни, а когда кругом все удивительно, то ничто не вызывает удивления. Это и есть детство.
Через ручей нужно быстро пройти по двум жердочкам. На берегу стояли слепые Пахом и Люба, им было на двоих 204 года. Они жили подаяниями. Ребята провели 104 летнего Пахома, а Игорь взял на руки почти бестелесную, седенькую, сухонькую столетнюю Любу. В чем только душа её теплилась. Она обняла сухой, как кость рукой шею Игоря и наклонившись к уху сказала: славный мальчик, ты будешь жить 91 год, судьба к тебе будет благоволить и Бог будет тебя хранить. Ребята угостили Пахома и Любу ягодами.
Семь раз Игорь Михайлович был между жизнью и смертью. Во время ледохода, когда река Тара приходила в движение, ребятишки катались на льдинах и палками доставали урманские бобы, происхождение их было неизвестно. Они были сладкие и питательные. Возможно, они плыли с восюганских болот, где начинала свое рождение река. Игорь ступил на иссеченную, пористую льдину, на середине которой виднелась связка урманских бобов, он не дошел до них несколько метров, как лед под ним провалился. Он взбирался на льдину, но она раскалывалась, и он вновь и вновь погружался в воду. В каком-то отчаянии Игорь руками дробил, крушил перед собой лед, двигаясь к берегу. Когда он вылез на берег, силы на какое-то время покинули его. Ребятишки разожгли костер, чтобы высушить одежду. Дома ему не удалось скрыть от матери мокрую одежду, и она уже знала о случившемся. Мать в первые и единственный раз ударила Игоря и расплакалась. Она заставила присесть Игоря 77 раз и отжаться от пола 52 раза (мистика какая-то), чтобы не заболел, а затем напоив чаем с малиной уложила на печь. Пронесло. Мать — сыра земля после удара Игоря током на целине, взяла его в свои объятия. Отлежался. Тонул в засосавшем почти по плечи болоте. Многие опытные таежники считают, что если человек попал в подобную ситуацию, то спастись невозможно. Но когда уже казалось все, конец!
— Какая-то неведомая сила со дна болота вытолкнула Игоря и он дотянулся до кустов, а затем обнаружил под ногами твердую почву. На стройке в Казахстане, работая плотником и каменщиком, однажды, с незакрепленных как следует лесах, летел с 8 этажа, до третьего. Чудом остался жив. Рабочие с других участков, приходили смотреть как на диво, говоря на прощание: «Ты парень родился в рубашке». Обучаясь в высшем летном во время прыжков, однажды, с парашютом не раскрылся основной и когда до земли оставалось всего-ничего сработал дополнительный. Подвернул ногу. Почти неделю без пищи плутал в тайге и горел в самолете. Последний по времени случай был в Афгане. Душманы, после бомбардировки, ворвались в укрепление, где дислоцировался небольшой отряд, они расстреляли оставшихся в живых весь взвод, на Игоря словно не хватило патрона для контрольного выстрела. Правда он был без сознания, его оглушило взрывом снаряда и, наверное, душманы посчитали его убитым.
Третье предсказание было сделано девушкой Надей, которую Игорь очень любил, когда учился в военном летном училище. Красавица и умница Надя серьезно увлекалась астрологией, она посредством каких-то расчетов, с точки зрения движения небесных сфер, астрономических координат, планет в знаках Зодиака предсказала своему возлюбленному, что ему отмерено жить 91 год.
Восстановив все события, связанные с четырьмя предсказаниями, Игорь Михайлович задумался, сопоставив их с высказываниями цыганки, слепой Любы, Нади и хирурга. Получается двое на двое, либо 82 или 91.
Да, что тут думать, человеку не дано знать, когда он родится и когда умрет. Об этом знает только Всевышний. Смерть-разумница, она приходит всегда не вовремя. Говорит же народная мудрость: до её прихода, нужно вырастить детей, построить дом, посадить дерево. Михалыч вырастил двух сыновей, деревьев посадил много за свою жизнь. Правда, не построил своего дома, но построил много домов в Казахстане для людей. Может зачтется, а что касается сколько еще придется прожить Игорю Михайловичу, то думать об этом ему стало неинтересно, для этого надобна высота души и благоразумная уверенность в себе.
Надо бояться смерти не в час опасности, а когда нам ничего не грозит и думать о посмертной жизни. Время для этой высоты души еще не пришло, — подумал Игорь Михайлович, погружаясь в глубокий, здоровый сон…


ДИАЛОГ МАЛОГО И СТАРОГО

На картофельном поле двое: старик неопределенного возраста Егор Сергеевич и подросток Сашка, которому ещё не исполнилось 14 лет. Они окучивают картошку и ведут неспешный разговор, одновременно собирают в стеклянные банки колорадских жуков — гуманитарную помощь, пришельцев с Запада, как их прозвали в Сибири.
Небольшой домик и прилегающий к нему дачный участок составляет не более семи соток, две теплицы, грядки, кусты ягод, так что назвать три сотки, выделенные под картофель, полем нельзя. Дед плотный, стройный невысокого роста, сохранивший красивое, смуглое слегка поджаренное на солнце, лицо. Его крупная голова с коротко стриженными, выбеленными жизнью волосами покоилась на мощной шее.
Внук вымахал в росте выше деда и имел от природы белоснежные волосы на голове. Два подсолнуха на огороде и только. Его серые, умные, веселые глаза занимали одну четвертую детского лица и были восхищенно устремлены на старика. Внук не по возрасту начитан, умён и постоянно донимает своими вопросами Егора Сергеевича. Саша любит оставаться с дедом на даче, ему комфортно с ним и на все его многочисленные вопросы, иногда даже провокационные, дед обстоятельно с уважением к подростку отвечает. Сегодня погода неважная, можно сказать скверная, всё небо затянуто черными тучами, лишь иногда на короткое время в серых, черных тучах обнаруживался прогал и солнце сразу оживляло дачные участки, но словно ртуть облака снова соединялись, и всё окружающее тускнело, скукоживалось и серело. В такие дни внук особенно донимал деда своими вопросами. Счастливы те подростки, у которых есть умные наставники. Период юности позволяет бурно увлекаться новыми книгами, а значит идеями, быстро развиваться от общения с интересными людьми, впитывая в себя их опыт. Подростки в короткий срок способны освоить и пережить очень многое из духовного наследия предшествующих поколений, позволяет им в полной мере представить интеллектуальный фон эпохи, открывая и раскрывая те смыслы, которые важны для юношества.
— Дед, я заметил, что ты несколько жуков положил не в банку, а выбросил в колодец. Зачем ты это сделал?
— А затем, чтобы они искупались в холодной воде, и может кто-нибудь из них, если выберется на волю, сообщит всем своим сородичам, что с ними поступят, также и чтобы они поскорее убирались с нашей дачи.
— Дед, ты это серьёзно думаешь, что их информация дойдет до каждого колорадского жука? И потом если это случится, то они уберутся на другие дачи.
— Вот это внук, я не подумал, нехорошее дело мы сотворим с соседями. Спасибо, тебе Александр, за разумные мысли. Буду дежурить, караулить у колодца, осуществлю перехват информации, с точки зрения опережающего отражения.
Хохочут оба. Отсмеявшись, внук снова задаёт вопрос.
— Дед, я заметил, около нашей школы летали несколько чаек, кругом же асфальт, нет даже лужицы не говоря уж об озере или болоте. Как они попали в центр города?
— Трудный вопрос, возможно это генетическая память, унаследованная от многих поколений, может на этом месте когда-то было озеро. Вот я тебе приведу пример с лососями. Они возвращаются на свою родину, их толкает и ведёт к этому инстинкт, минуя огромные расстояния, трудности, в реки, озера. И возвращаются они для того, чтобы произвести потомство и умереть. Когда они достигают своей прародины, они хвостами вырывают ямки. Происходит нерест, самки выделяют икру, а самцы поливают её молоками. Затем засыпают ямки. Миллионы лососей во время нереста погибают, выполнив свою генетическую программу. Люди, когда колодец жизни их обмелеет, тоже стремятся на малую Родину, где прошло их детство и юность.
— Дед, недавно я читал рассказы Ивана Бунина и меня поразило двухстраничная его миниатюра под названием «Книга». Сюжет ее таков: некто читает книгу, размышляя о судьбах людей, связывая себя с судьбами персонажей прочитанных книг и задается вопросом, а как влияют прочитанные книги на его жизнь! В это время возвращается с погоста мужик и бодро говорит читающему: «На своей девочке куст жасмина посадил!» Мужик доволен и счастлив. Поет в саду иволга. Автор задается вопросом: а разве умершая девочка знает, что на ее могилке отец посадил куст жасмина! «Мужику кажется, что знает, и, может быть, он прав». Мне многое непонятно.
— Александр, вспомни, как написано в Екклезиасте: «В будущие дни все будет забыто. Нет памяти о прежних людях. И любовь их, и ненависть, и ревность давно исчезли, и уже нет им участия ни в чем, что делается под солнцем».
— Дед, а почему у людей смерть непредсказуема, они ведь до последней секунды надеются на выздоровление, хотя и осознают свой срок на земле. Объясни мне, что такое смерть, жизнь?
— В твоей ясной голове внук, наличествуют серьезные мысли. Это очень сложные вопросы и не каждый на них ответит. Начнём с того, что в разных формах трёх мировых религий разное толкование жизни и смерти. Некоторые учёные считают, что жизнь в силу её духовного содержания неопределяема. Её невозможно анализировать, она погружена в вечность и сама есть вечность. Человек меняется в течении всей жизни. Уникальность духовного существования делает каждого человека самоценным. Я это говорю к тому, что физическое выживание не есть жизнь. Физиологическое существование есть кратковременное преодоление смерти. Апостол Павел, точно не помню, говорил: «Великое таинство жизни и смерти заключается в том, что не все мы умрём, но все изменимся». В данном высказывании, видимо, речь идёт о вечной счастливой загробной жизни. Но её эту загробную жизнь нужно заслужить, т. е. жить на земле достойно. А кто торопится жить в пороке, не имеет представления о добре и зле, тот духовно обескровливает себя и погибает быстро. В Новом завете, ты же читал Александр, представление о добре и зле толково объяснено. Борьба между добром и злом — главное трагическое противоречие человека на земле. На передний план выходит задача спасения человека, избавления его от греха, зла, страдания и смерти, т. к. смерть ничего не разрешает. Спасение — это задача духовного порядка. В страдании человек ищет выход, проблема спасения — это поиск выхода. Соответственно критерием различия добра и зла, является философский вопрос: насколько человеческие поступки и моральные качества личности содействуют или противодействуют цели Спасения. Спасение невозможно без Спасителя, т. е. Христа. Об этом лучше всего написал в своем дневнике Федор Достоевский. Читай, Александр, его всю жизнь, в его произведениях ты найдешь ответы на многие свои вопросы. Как сказал поэт Николай Гумилёв:
Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога.
Но всё в себя вбирает человек,
Который любит мир и верит в Бога.

— Дед, я тебе задам следующий вопрос. В нашем доме живёт тётя Мила, у неё родился черный мальчик, как негр, а муж у неё белой расы, она с ним живёт несколько лет. Мы с друзьями обсуждали это событие. Как получилось такое?
— Видишь ли, Александр, ты задаёшь не по возрасту такие сложные вопросы. Видимо, женщина несколько лет назад имела связь с мужчиной африканского континента. Где-то я читал новейшие исследования по этой проблеме, проведенные у нас и за рубежом. В них доказывается, что добрачные связи приводят к мутации хромосом ДНК, сохраняя волновую, генетическую, наследственную информацию мужчин, с которыми встречалась женщина до брака. Вот почему наши далекие предки, религия осуждали добрачные связи, т. к. они несут наследственные болезни, приобретенные до брака. Ты же много читаешь, Александр, смотришь телевидение, дружишь с интернетом. Понимаешь, что происходит в обществе, каков уровень современной цивилизации. А он таков, что кажется, идет тотальная нравственная деградация. В ряде европейских стран уже регистрируют браки одного пола. Так если дело пойдет, то человечество вернется к своему изначальному периоду — промискуитету, этот этнографический термин, означающий беспорядочные, ничем не ограниченные половые отношения. А вообще, Александр, эти вопросы ты адресуй моему сыну, т. е. своему отцу, он имеет два высших образования, а я всего лишь тракторист-комбайнер, простой смертный, неучёный.
— А ты дед грешил в жизни?
— Александр Сергеевич, безгрешных людей на свете нет. Да, грешил и ты, наверное, заметил, что я свои грехи отмаливаю: стою перед иконами три раза в день. Был молод, нравился девушкам и женщинам, но старался никогда никого не обманывать.
— Это как?
— Никогда не нужно (ни в чем) навязывать ни действий, ни мыслей человеку, все должно происходить по обоюдному согласию обоих сторон, а если этого нет, лучше не надо.
— Выходит, дед, что может где-нибудь в Тамбовской области есть человек, похожий на тебя, с твоими чертами характера?
— Не исключаю, внук, такой возможности.
Смеются.
— Дед, а есть что-либо в мире, что ты не знаешь?
Егор Сергеевич оглянулся вокруг, из боязни, что кто-нибудь услышит.
— Не говори так, Александр, не делай из меня культ, я могу сказать словами великого греческого философа Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю».
— Но дед ты, когда смотришь передачи: «Поле чудес», «Такси», «Выиграй миллион» ты на все вопросы отвечаешь правильно. Съездил бы в Москву, выиграл бы миллион, купил новую дачу или эту привёл в порядок.
— Знаешь, что дорогой внук, сидеть на диване и отгадывать одно, а представь себе я приеду на передачу и не отвечу — позор, конфуз какой будет — хоть вешайся от стыда. Нет, никогда! Не нужны мне такие деньги даровые. Это грех! Как-то я посмотрел передачу «Такси», там включили молодежную рок музыку, а я ее не знаю.
— Дед, а какие твои музыкальные пристрастия?
— Я люблю классику. И особенно готов слушать часами музыку великих русских композиторов Г. Свиридова, М. Мусоргского, В. Гаврилина. Прочитай книгу Г. Свиридова «Музыка как судьба». В этой книге композитор выступает как выдающийся философ-энциклопедист. Теперь, что касается нашей деревяшки, — стоящей среди белокаменных дач богатых людей. Есть интересная закономерность, дорогой Александр, деревянные домики и бараки переживают дворцы и каменные хоромы. А что касается денег, то моё отношение к ним, ты знаешь. Мир так устроен, что чем больше у людей денег, тем больше они зависимы от других людей и несчастны, тем больше они испытывают чувство страха из боязни их потерять. Честная деятельность — вот сущность жизни. Страну заполнило неразумие, пришедшее с Запада, что деньги решают всё. Глупость — это всё, Александр! Читай Толстого, я по молодости прочёл его 90 томов. Недавно появилась информация, что собираются издать 100 томов; обнаружились статьи и художественные произведения ранее не опубликованные. Вот что может сделать человек.
— Мне такое количество томов не прочитать и за 10 лет. Лев Толстой гений, он успевал писать, слушать великих музыкантов и даже пахать землю.
— Александр, нужно каждодневно делать что-то руками. Возьми за правило, в любое время года, делать руками три вещи: вынеси ведро с мусором, пропылесось и вымой пол в квартире, сходи в магазин за хлебом, помой посуду, да мало ли дел можно найти по дому. Лев Толстой серьезно занимался педагогикой, он организовал в Ясной Поляне школу для крестьянских ребятишек и сам преподавал в ней. У него есть теоретические труды по педагогике, он особенно обращал внимание на ручной труд, полагая, что подобный труд влияет на развитие интеллекта и нравственность. Сам великий писатель, как пишут его биографы, ежедневно находил возможности подобной деятельности: косил траву, пилил и колол дрова, чинил крышу или изгородь какому-либо крестьянину. Таким образом он сохранял свою физическую силу, поражая многих ею до конца своих дней. Он считал, что физический труд есть долг и счастье для всех, он помогает деятельности ума, воображению и формирует нравственность. Искренне считал, что не работают прохвосты, дураки и стяжатели, живущие за счет трудового народа. Наша страна наводнена сребролюбцами — дураками, но они, как правило, своей глупости не замечают, даже не подозревают. Эти люди идут на всякие ухищрения и обман, чтобы увеличить свой капитал, они обманывают не только словами, но и делами, а этот обман самый страшный, исходящий от людей ничтожных и бездуховных, приводящих к изношенности души.
— Дед, да ты философ?
— Нет. Barbam video, sed philosophum non video (лат.).
— Что ты сказал, дед, на каком языке, как перевести.
— Я сказал о себе на латыни: «Бороду я вижу, а философа не вижу». Понимаешь внук, я простой человек, комбайнер, правда, начитанный. Александр, ты даже не представляешь, как мы жили после войны. Почти все ребятишки были без отцов. Они погибли на Великой Отечественной. Нам иногда не в чем было идти в школу, одни валенки были на всех ребятишек в семье и их по очереди одевали, чтобы выйти на улицу. Я одевал старую фуфайку зимой, а поверх её натягивал брезентовый плащ чтобы не продувало и шел в библиотеку с матерчатой сеткой, набирал десяток книг и шел счастливый домой. Кажется, я прочёл все книги районной библиотеки. Саша, я читаю с пяти лет ежедневно, умудрялся даже читать, когда работал на тракторе ДТ-54 и самоходном комбайне К-4. Представь себе огромное казахстанское поле, вокруг, на сколько хватает глаз, лежат валки, скошенной пшеницы.
— Как ты их убирал дед?
— Объясняю. Уборочная компания проходила в два этапа: её называли раздельной. Сначала шёл трактор с жаткой, он скашивал пшеницу в валки, в период восковой спелости, а затем, когда она, находясь на стерне, доходила до полной спелости, комбайн начинал подбирать валки и обмолачивать их. Я приспособил в кабине полочку, на которой всегда стояли книги: стихи, рассказы, повести или романы писателей «деревенщиков», очень люблю их настоящих державников, государственников, патриотов земли русской. Конечно, смотрю как жатка-хедер подбирает валки, как заполняется зерном бункер и травой копнитель, чтобы вовремя нажать педаль и опрокинуть солому в строгом соответствии, вровень каждого убранного ряда.
Мы так наголодались в послевоенное время, и когда появилась возможность, после семи классов, поступить в училище механизации, мы ребятишки прибавили себе годы. Там нас бесплатно одевали, кормили и ещё платили небольшую стипендию. В училище мы приобрели пять специальностей. Так я стал комбайнером. Я не кляну, Александр, свою судьбу, не сделавшую меня тем, о чём мечтали мои родственники, только потому, что слишком хорошо знаю, какова участь тракториста, комбайнёра, каменщика, солдата.
Небо заволокло черными тучами, начал накрапывать мелкий дождик, морось сыпала и сочилась, и похоже надолго.
— Пойдем в дом пить чай — время обеда, — сказал дед Александру, — там и продолжим наш диалог о жизни…


ПРОЩЕНАЯ ПАЛЬМА

Ребенок проснулся, кроватка слегка зашаталась, лежащий в ней семимесячный Антон стал нервозно шевелиться. Он явно чувствовал какое-то неудобство и начал хныкать, стараясь при влечь к себе внимание. Но в доме никого не было, кроме собаки Пальмы. Восьмилетняя сестренка Настя играла на улице с подростками, а мать Любовь Александровна пошла за продуктами в магазин, пока спит сын, наказав дочери время от времени проведывать Антона. Девочка заигралась и забыла о наказе матери. Пальма лежала у самой входной двери, положив морду на порог и хныканье ребенка стало тревожить ее. Она прошла во вторую комнату, где стояла кроватка Антона и стала наблюдать за ребенком.
Пальма пушистая, но не лохматая, плотно сбитая, среднего роста, черно-белого окраса сибирская лайка. Прямые уши, поднятые кверху, всегда настороже. Хвост посажен высоко, свернутый колечком, глубоко посаженные умные черные глаза, с ласковым и преданным, но печальным выражением, смотрели внимательно и настороженно. Нрав у Пальмы независимый, свободолюбивый, справедливый. Пальму, как провинившуюся, не пускают на улицу в течении недели. Несколько дней назад хозяин, Юрий Прокопьевич, не взял Пальму на охоту. Она наблюдала как хозяин собирался: вытаскивал болотные сапоги, проверял патроны, чистил ствол своего ружья и Пальма радостно повизгивая крутилась около Юрия Прокопьевича, возможно представляла как они пойдут к озеру, речке. Хозяин не взял на охоту Пальму, т. к. жена с ребятишками уехала на несколько дней погостить к родителям в соседнее село, и он оставлял ее за сторожа и хозяйку дома.
Пальма была оскорблена таким отношением к ней хозяина, которого она любила больше чем других домочадцев. Собаки не могут любить в полчувства, в полсердца. Она, после ухода Юрия Прокопьевича, выла, скребла лапами дверь и когтями изорвала всю обшивку. Свою обиду она выместила на кожаном пальто хозяина, сорвала его с вешалки и изорвала его в клочья. Когда вернулся хозяин с охоты, Пальма пулей выскочила из квартиры и не появлялась три дня.
И вот сейчас она в затворе, чувствует холодное отношение к себе всей семьи, но виноватой себя не считает, сохраняя свое достоинство и независимость. Антон от хныканья перешел в плач, рёв. Пальма подошла к кроватке, встала на задние лапы и слегка, чтобы не перевернуть толкнула ее. Она закачалась, но Антон не унимался и, казалось, зашелся в плаче надолго. Пальма подтянула за ножку зубами табуретку к кроватке Антона и запрыгнула на нее. Сначала Пальма беззлобно поворчала, но не лаяла, боясь, видимо, напугать ребенка, а затем, наклонившись к Антону начала лизать, мокрое от слез, лицо малыша. Любовь Александровна вернувшись из магазина, застала такую картину: Антон уже не плакал, а улыбался, что-то агукал, ручонками отталкивая морду Пальмы, а она в ответ ласково ворчала, слизывая остатки слез с лица младенца.
Пальма была прощена, пальто новое хозяину было куплено, дверь была утеплена, стабильность и спокойствие на какое-то время вновь воцарились в семье.
Стабильность в отношениях с людьми, братьями нашими меньшими, зиждется на любви и на прощении, ибо не будь поверженных, не было бы и вознесенных…


ЛУЗЕР
… Меня печалит вид твой грустный,
Какой бедою ты тесним
И человек сказал: «Я русский»
И Бог заплакал вместе с ним.
Н. Зиновьев.

До прихода электрички оставалось около тридцати минут. Солнце медленно опускалось к верхним этажам высотных домов. Вечерело. Желтизна увядающей еще теплой осенней природы, и затуманенная с облачной дымкой редкая голубая прорезь неба, настраивали на раздумья о том, что на небесах всё — радость, как бы ни заслоняли их тучи, а на земле — много горя, страданий, трагедий. Небо было цветом грязной холстины: опять собирался дождь. Рядом с вокзалом с правой стороны от железнодорожных путей виднелся небольшой, хорошо ухоженный, садик. В нем редкие сосны впивались обнаженными корнями в землю, а на самой вершине, одной из них сидела ворона и лениво с большими паузами каркала, словно обвиняла в непристойности и бесстыдстве целующихся молодых людей, плотно прижавшихся к сосне и друг другу. Из-за угла железнодорожного вокзала показался мужчина, он направился прямо ко мне, сел рядом на деревянную скамью, и без всякого предисловия, — произнес: «Я лузер». Мужчине было около 50 лет, он был одет небрежно; брюки спускались на грязные поношенные кеды, большой не по возрасту серый пиджак болтался на его исхудавшем костистом теле. Руки его напоминали крупные ветви, они постоянно вздрагивали и как-то неестественно двигались. В углах выразительного рта пролегли горькие складки, являющиеся показателем утраты человеком интереса к жизни, а выражение багрово-красного лица говорило о перенесенных только что неприятностях, возможно связанных с оскорблениями и горестями от сознания того, что он их не заслуживал. Среди множества выражений, передающих душевное состояние человека — являются его руки. Они по-прежнему продолжали дергаться и как будто жили своей жизнью, и не имели никакого отношения к его телу. Мужчина явно хотел что-то сказать, но не знал с чего начать. Ему, похоже, хотелось выговориться перед незнакомым человеком. Я уже представил, что он начнет говорить о неудавшейся жизни, о том, что он безработный, как и многие сегодня, о постоянных претензиях жены, о детях, которых нечем кормить и одевать, о постоянном росте цен на продукты, о квартплате и так далее. Почти каждую поездку на электричке становишься невольным слушателем горестей, обид, негодований людей на чиновников, которых с каждым годом становится всё больше и больше, и, соответственно, число бедных людей становиться также больше. Кто-то не помню, сказал: Бывают времена, когда правительство теряет доверие народа, но я не знаю времени, когда оно могло бы доверять ему. Мужчина так и не мог начать свой монолог. Я попытался помочь ему, — сказав, что знаю значение слова Лузер. Он резко вскинул голову и начал говорить: понимаете, сказал он, сколько я себя помню, мне не везёт ни в чем…. В это время из-за угла показалась девочка лет семи, она подошла к нам, молча, взяла мужчину за левую руку и сказала: «Папа, пойдем домой, мама велела». Мужчина нехотя поднялся, извинился за несостоявшийся диалог, и произнес: «Человек рождается свободным, а между тем он всегда в оковах» — процитировал незнакомец Ж.Ж. Руссо — материалиста просветителя XVII Франции, и пошел ведомый дочкой, подтягивая штаны и шмыгая носом. Господи, сколько миллионов людей на Руси жаждущих счастья, но считающих себя лузерами, по вине общества, как пусто их человеческое сердце и сколько доброго, прекрасного, не реализованного в этой пустоте. Все мы сотворены для того, чтобы думать, чувствовать, созидать и жить пристойно на время, соразмерное нашему мимолетному и бренному пребыванию на земле.


ПРОЩАНИЕ С МАЛОЙ РОДИНОЙ

Раскаты грома начинали утихать, но когда казалось, что гроза уже кончилась, раздался мощный удар, словно залп орудий, и молния распорола все небо, ударила рядом с домом, озарив все вокруг изумительным желтым, красным и голубым светом. И вскоре появилась радуга, добавив еще зеленый цвет. Степан Федорович Полукеев стоял у окна и любовался радугой, которая растянулась по всему небу, расцветив улицу и больничную рощу села Кыштовки. Интересно наблюдать, как цвет радуги, воссиявший сначала точкой в глубине неба, осветил собой все огромное пространство.
В такие минуты Степан Федорович предавался размышлениям. Наделенный воображением, он считал, что в созерцании природы человек ищет успокоения от страстей, избавления от противоречий земной жизни и волнения. Он восхищался бесстрастностью, чистотой и величавостью природы, погружался в ее могущество настолько, что душа звучала в божественной гармонии вечно таинственного, бесконечного мира. Степан Федорович почти каждый год приезжал на свою малую родину. Бывая в разных странах, он неизменно возвращался к своим истокам, корням, как бы ни был занят, на несколько дней приезжал в Кыштовку. Надо признать, что радость от встречи с родиной омрачалась через два-три дня. Вернуться к истокам — значит сменить более совершенное состояние из привычных дел и отношений с людьми, городской жизнью на менее совершенное, возвратиться на круги своя, значит снова увидеть то, что однажды уже было увидено.
Он был доволен тем, что оказывался в одиночестве, сократив свои взаимоотношения, общаясь только с сестрой и ее мужем. Но проходило несколько дней и это одиночество становилось тягостным, нестерпимым ожиданием тех суетных, порою бездарно прожитых городских будней.
Русские люди, в отличие от других этносов, смотрят на все только как на смертное. Нас охватывает печаль и все прекрасное в жизни представляется лишь как оболочка некоего таинственного, высшего, извечного образа, оно кажется нам не только временным, но и воплощением всего преходящего и уходящего в небытие. Видимо, размышлял Степан Федорович, и русское искусство в разных его видах и жанрах несет вечное неудовлетворение, поиски совершенного. Но печаль, грусть, тоска — вечные спутники русской души — раскрывают в то же время подлинный вечный смысл бытия, побуждая творцов искусства на глубокие, могучие прозрения, улавливая рассыпанные проблески интуитивно постигаемой истины. Одиночество и размышления о жизни привели Степана Федоровича к мысли: мир людей представляет некое единство, несмотря на его разноликость. Там, где перед нами только разрозненные и случайно соприкасающиеся друг с другом части, живет полное и цельное единство. Но нам остается утешение, что каждая из этих частей есть часть целого, не познанного до конца, и как таковая эта часть включена во всеобщую связь всего мироздания. И приходит осознание о включенности людей в разумную связь, какое-то таинство, недоступное нам по своему значению и превосходящее нас самих.
Постигая мир людей, думал он, преисполняешься любви и ненависти к ним и появляется желание заново сотворить общество, в котором мы все живем, и самого себя…
Как-то сидели вечером на крыльце дома с сестрой Галиной и вспоминали детские годы. Солнечные косые лучи, предвестники уходящего дня, медленно скользили по крышам соседних домов, удлиняя тени. Сила ассоциаций детской поры настолько всеохватна, ярка, что даже мельчайшие детали долго живут в памяти. «Галина, а ты знаешь, — сказал Степан Федорович, — что я родился не в Кыштовке? Мама незадолго до своей кончины рассказала мне, что, будучи уже готовой к моему рождению, пошла пешком к старшей сестре Арине Васильевне в деревню Вятку, что в семи километрах от Кыштовки. Там и разрешилась. Так что Вятка тоже моя малая родина. Название этой деревни, наверное, происходит от Вятской губернии. Наши с тобой предки приехали в период Столыпинской реформы из Вятской губернии. Мать рассказывала, что ее родители были батраками у помещика, если мне память не изменяет, Шарашина, но она не отзывалась о нем плохо. Батраки имели своих лошадей, коров, овец, их материальное положение зависело от семьи, от количества работников и, соответственно, едоков. Галя, — продолжал Степан Федорович, — у меня возникла потребность посетить место моего рождения, и она возникает каждый раз, когда я приезжаю, но гаснет от сознания того, что прошло более шестидесяти лет. Никто не помнит тетку Арину, а ее дома, конечно, уже нет давно. Свозите меня в деревню, не знаю, сколько мне еще отмерено прожить лет.
Помню один случай: мать в воскресенье приехала к сестре, прихватив меня с собой, мне было года четыре. Стояло жаркое лето, я вышел в огород и ходил между грядками в поисках чего-нибудь съедобного. Есть хотелось постоянно. На одной из грядок обнаружил стручки перца и стал жевать, а затем, от рук, видимо, перец попал в глаза. Я истошно заревел, мама выбежала из дома, подвела меня к кадке с водой и, умывая, приговаривала: теперь, Степа, твои глазоньки будут особым образом смотреть на мир. Я попрошу Боженьку, чтобы он дал тебе здоровье: Боже Милостивый, Иисусе Христесе, удали болезни из тела раба божьего Степана и пусть все его болезни растворятся в пространстве и во времени, ни причинив никому вреда и зла, всему живому на Земле.
Мама была умной, доброй, очень совестливой и красивой. Утром следующего дня выехали на встречу с родиной. Дорога была накатанной, но машинная колея заполнилась водой от вчерашнего дождя. Густой лес по обеим сторонам дороги захватывал и удерживал ленивые клочки влажного тумана, который наползал сверху и не пропускал солнечного света. Там, где лес расступался, образуя открытые пространства, виднелись поляны, заросшие папоротником и кустарником.
За их невзрачной внешностью прячется множество устланных травяным ковром, усыпанных цветами, залитых солнцем уголков. Впереди показалась деревня Вятка. Сердце Степана Федоровича начало учащенно биться — волнующие образы детства и мысли последних дней о встрече, волновавшие его, наконец-то осуществятся. Вятка представляла собой две небольшие улицы, тянувшиеся параллельно друг другу. Покосившиеся дома и избы, безрадостные лица редких прохожих, заброшенные фермы с выбитыми окнами, похожими на глазницы черепа, худыми крышами — сегодняшний пейзаж умирающих деревень почти по всей России. Человек, оказавшийся в такой обстановке, ощущает какую-то безысходность, бесперспективность, виноватость за то, что случилось с нашей деревней, страной.
Около одного старого дома сидела на лавочке пожилая женщина, на вопрос, не знает ли она, где жила Арина Васильевна Бушмалева, ответила «нет». Опершись на палку, она поднялась и стала говорить о своих бедах, в свою очередь задала приезжим вопрос — не из собеса ли они? У женщины слезились глаза и было видно, что ей трудно стоять, но природная внутренняя, веками заложенная крестьянская культура не позволяла ей говорить сидя, когда другие стоят. Она рассказала, что написала письмо, в котором спрашивала о прибавке к пенсии, так как проработала в колхозе более 50 лет, и ей никто не ответил. Говорила долго, ее исповедь потрясла, в горле застрял ком и слезы потекли по щекам. Степан Федорович прошелся по пустынной, обезлюдевшей улице, где было около десятка изб, и приблизительно указал, где стоял дом, в котором он родился. Место, где раньше стояли исчезнувшие постройки, можно узреть лишь по мельчайшим деталям: заросшим травой, едва различимым контурам прошлого строения. Возвращались молча, впечатление от поездки было гнетущее, почему-то вспоминалось горькое пронзительное стихотворение алтайского поэта Мельникова «Поставьте памятник деревне». Подъезжая к Кыштовке, Федор Степанович неожиданно после долгой молчаливой паузы начал читать стихотворение Твардовского:
На дне моей жизни,
На самом донышке
Захочется мне
Посидеть на солнышке,
На теплом пенышке.
Я думу свою
Без помехи подслушаю,
Черту подведу
Стариковскою палочкой
Нет, все-таки нет,
Ничего, что по случаю
Я здесь побывал
И отметился галочкой.

Глубина понимания того, что происходит сегодня в России, узнается по высоте устремления узнать истину.
Без малой родины не бывает большой. Родина — это почва, в которой зреют мысли, чувства, познавая ее, мы вырабатываем способ, каким только и можно сохранить свою независимость, свою личность.
Степан Федорович через три дня заспешил, покинул дорогую, родную Кыштовку и похоже — навсегда.


МАЛАЯ РОДИНА

Кыштовка селение — затерянная в тайге.
Сколько таких, как ты, у нас в стране?
Ты — малая родина, мой роман,
Основа моего существования,

         Неясный день в зеленом одеянии,
         Неистовых мечтаний ураган.
         Кыштовка — обретенный дар судьбы,
         Ты стала для меня святыней данной.
         Рай мой, надежный, не обманный,
        Тебе я признаюсь в любви.



ВЕРНОСТЬ

Второй месяц стояла чудовищная жара, что несвойственно для Западной Сибири. Захар Матвеевич по стариковски, по установившейся деревенской привычке, вставал рано, с первыми петухами. Он смотрел на деревню, она спала перед рассветом: безмолвно, безлюдно и неподвижно. Первые петухи отгорланили и вновь наступила кратковременная пауза безмолвия до вторых петухов. Старик любил это время. Робкие лучи солнца, пока еще не яркие золотят крыши изб и домов, вершины деревьев. Все чувства обострены желанием побыть в окружении цветения и услады всего, что радовало глаз, все звуки особенно проникали во внутренний мир и растворялись во внешнем. Исчезала обособленность бытия.
Старик был среднего роста, костистый, широк в плечах, коричневым от загара лицом. Его светящиеся приветливые, глубоко посаженные глаза, почти спрятанные под выступающими вперед надбровными дугами, смотрели на все происходящее с душевной теплотой и доброй улыбкой. Редкие волосы на крупной голове были скорее белесыми, чем седыми.
Третий год Захар Матвеевич жил один, когда была жива Варвара Петровна, они держали корову, гусей, овец, сейчас из живности остались его верные друзья: кот Васька и пес, сибирская лайка Рекс. Семилетний кот Васька плотный, с мускулистыми плечами и широкой грудной клеткой. Передние и задние ноги одинаковой длины с мощными круглыми лапами. Голова крупная с широким лбом, хорошо развитыми щеками, длинными усами и коротким носом. Глаза большие круглые зеленоватого цвета, шерсть короткая и шелковистая, с густым подшерстком. Окрас черный с белыми метками на морде, пушистым хвостом, на котором заметны более светлые кольца. Васька своенравный, хозяином в доме признавал только старика и понимал его с полуслова, спал только с Захаром Матвеевичем.
Пес Рекс на два года старше Васьки, вначале ревновал кота к хозяину, но затем привык и даже терпел все проказы и провокации Васьки по отношению к себе. Рекс огромный, сильный, с крепким сложением, сообразительный и спокойный пес. Как и кот черный, с темным косым разрезом глаза его смотрели на окружающий мир с любопытством и осторожностью.
Голова у Рекса мощная, клиновидная с широким плоским лбом. Вокруг шеи и на груди пышный воротник в сочетании с острыми и очень подвижными ушами и лихо закрученным колечком хвостом. Хозяина пес обожал и почитал так, что понимал даже изменения его в голосе и лице. Жил Рекс на улице в своей конуре и если он входил в дом, что бывало очень редко, то Васька начинал над ним издеваться, провоцировал на скандал: шипел, наскакивал и цеплялся в шерсть пса. Васька знал, что могучий Рекс в замкнутом пространстве дома ничего не сможет сделать с ним, кот был более мобильным и неуязвим. Если Рекс втягивался в игру, а иногда и выходил из себя — гневался, то Васька прятался под диваном или заскакивал на форточку, где у него была прибита дощечка дедом для наблюдения о происходящем на улице, а иногда он прямо с форточки прыгал на рядом стоящую в садике яблоню и был таков.
Был еще один путь у Васьки исчезнуть с глаз Рекса, — он скрывался в подполье. В деревенских домах выпиливали в полу отверстие для кошек, а из подполья во двор они выходили через специально вырубленное маленькое оконце, служившее для проветривания подпола. Оконце заваливали землей когда уже наступала глубокая осень. В последнее время Захар Матвеевич неважно себя чувствовал, но когда приезжали из города сыновья не показывал вида, бодрился и говорил что все у него нормально, ничего ему не надо. Два дня назад они приезжали на субботу, навезли продуктов, полили все в огороде, истопили баню, попарились втроем, все было как всегда и ничто не предвещало каких-либо изменений. Уезжая в город, сыновья просили отца, если что «звонить по мобильнику».
Утро началось как обычно, Захар Матвеевич помолился, открыл дверцы в теплицах, умылся до пояса из бочки. Рекс и Васька вертелись рядом, ходили между грядок, старик стал подниматься по ступенькам крыльца в дом и, вдруг, почувствовал сильный толчок в области сердца, появилась тошнота, слабость, выступил пот. Лицо стало мертвенно-бледным. Старик, опершись рукой о перила постоял минуты три, но боль не проходила, собрав всю волю он все-таки добрался до постели и рухнул почти теряя сознание. Васька тут же взгромоздился на грудь старика, как он делал почти каждый день, и стал осторожно запускать свои когти через майку, делая массаж. Лицо Захара Матвеевича потемнело, на фоне белых седых волос, как лунь на голове, оно контрастировало точно выступившая земля из снега на студеном ветре. Губы потрескались, он что-то хотел сказать, но изо рта вырывались хрипы, поднять руки и ноги не хватало сил, единственно, что не отказало в это время — способность думать и понимать, что с ним происходит. Старик чувствовал удивление, подобное тому, какое испытывает лежащий на операционном столе пациент, когда его медленно и неотвратимо подчиняет своей власти наркоз.
На какое-то мгновение он ощутил в душе своей умиротворение и покой, но этот покой сменялся тревогой, внутреннее временное состояние становилось зыбким, появилось равнодушие, и жизнь стала утрачивать всякое значение. Захар Матвеевич понимал, что с ним случился инфаркт или инсульт, рядом лежащий на тумбочке мобильник, гремел уже несколько минут, но поднять руку не было сил. Старик иногда погружался в сон. Полное забвение каких-то кусков пережитого в жизни возникали явственно и тут же растворялись. Иногда во время рваных сновидений он видел многоэтажное здание, оно выплывало из облаков, а когда облака рассеивались, здание превращалось в огромное безглазое лицо, глядящее на старика, словно предупреждало о чем-то важном в его жизни.
Старик продолжал жить, он лежал без движения уже вторые сутки. Васька время от времени продолжал запускать свои когти все глубже и глубже, но старик не двигался. Рекс заскочил на кровать, пытался лапой осторожно расшевелить старика, лизал его лицо и жалобно тихо подвывал. Захар Матвеевич все слышал, понимал, но сил на что-либо у него не было. Страха перед смертью у старика не было. В горькую минуту прозрения он понял, что жизнь заканчивается. Странно, но он не терял память и слух. Почему то вспомнились суждения о смерти древнего греческого философа Эпикура: «Смерть не имеет к нам никакого отношения, так как, пока мы существуем, смерть еще отсутствует, когда же она приходит, мы уже не существуем». Действительно, смерть, старость страшны не потому, что они грозят человеку, а потому, что не остается никаких чувств, которыми живет человек большую часть своей жизни. То чувствование, пережитое, что вместила наша память, лишено сейчас всякого значения, — думал старик. Погруженный в думу, старик не заметил как скрылся Васька и Рекс, они выбежали из дома, дверь была открыта и через какое-то время, Васька снова запрыгнул на грудь и стал неистово углубляя когти массировать, Рекс пытался за штанину стянуть Захара Матвеевича с кровати. Но все было напрасно, старик был парализован. Потому как суетились Рекс и Васька вокруг него, он понял, что случилась какая-то беда. В форточку и в дверь стал проникать дым и смрад, стало трудно дышать. В комнате потемнело, от дыма словно средь бела дня наступили сумерки, лучи солнца не пробивали дым, унося с собой осколки горевших домов, всего окружающего. Он слышал, что на улице творилось что-то необычное, люди выводили из горящих домов детей и стариков, скотину, вытаскивали на улицу ценные вещи. Деревня застонала, запричитала, пугающие столбы густого дыма, словно чудовищные приведения, поднимались над улицами и домами и уносились вместе с криками, лаем собак, рыданиями людей.
Старик, находясь в сознании понял, что беда пришла из леса, огонь с бешенной скоростью сильным ветром охватил всю деревню. Он слышал рыдания, причитания одной женщины, ее слова рвущиеся из самого сердца обычные, деревенские, но сколько же было в них подлинного чувства. Старик заплакал, он понял, что помощи ждать неоткуда, каждый сейчас думает о себе, о своей семье. Люди в экстремальной ситуации, в обстановке страха, становятся безумными, теряют реальное представление о происходящем.
Пожар добрался до дома Захара Матвеевича, языки пламени стали проникать через окна, горела крыша. Черным пологом наполнились дымом комнаты. Старик потерял сознание, мобильник еще какое-то время трещал, но и он замолк. Васька и Рекс продолжали тормошить старика, но и они слабели от смрада и дыма, пес завыл от бессилия, а кот задыхаясь и теряя силы, продолжал ослабевшими лапами массировать грудь, а затем уткнулся носом в седую грудь хозяина замер. Рекс пристроился с правой стороны Захара Матвеевича, подогнув ноги и прижавшись к телу старика.
Так нашли их вместе обгоревших, приехавшие пожарные, которые спасли несколько домов и часть дома Захара Матвеевича.
Каждый разумный человек сознает горестность своего бытия в определенное время, несущего, грозящего нам погибелью, но все-таки мы до конца своих дней не утрачиваем некоего инстинкта, как и животные, неистребимого в нас жизнелюбия….


РЕЧКА МОЕГО ДЕТСТВА

Наступивший день был безветренным, но в движении реки еще чувствовался ритм вчерашнего сильного ветра. Мое пребывание на малой родине подходило к концу, и день, о котором я хочу рассказать, был посвящен рыбалке.
Река Тара — речка памяти моего детства, в каждый мой приезд меняла свои очертания. Независимо от погоды, я посещал ее, купался, иногда рыбачил. Удочки брал у знакомых и уходил на весь день не ради улова, а для того, чтобы надышаться воздухом своей прародины, поразмышлять вдали от суетной городской жизни. В этом году Тара, несмотря на засушливое лето, стала полноводной, видимо, васюганские болота, откуда она берет свое начало, наполнили ее от таяния снегов, на пути к Иртышу, куда она впадает; другой источник воды пополнял ее сочившиеся притоки Чека, Майзасс.
На небе клочками хлопка курчавились легкие облака. Восток переливался волшебными оранжеворозовыми оттенками. Словно дрожащие зеркала, искрилась голубая вода. Огромной слезой катилась по Кыштовской земле река Тара.
Животворная, кипучая, невидимая жизнь планктона замерла и оцепенела от отсутствия движения на поверхности и глубине. Сквозь нежный всплеск воды у берега я слышал пение стрижей, гнездившихся в отвесной стене берега. Они взмывали в воздух и, пропев свою коротенькую песню, снова скрывались в своих земляных глазницах-жилищах.
Клева не было, поплавки не двигались. Берега были покрыты зелеными пучками трав, которые прерывались местами. На противоположной стороне одиноко, далеко друг от друга, стояли три берёзы. Они были как прокаженные, и земля вокруг них была лишена всякой растительности.
Время от времени я вытаскивал леску, но насаженные на крючки черви только бледнели и оставались в том же положении. Неожиданно из-за поворота реки показался довольно многочисленный выводок гусей. Они были взрослые, грациозные, их белизна на воде у противоположного берега нарушала однообразие речного ландшафта. Медленное течение плавно увлекало птиц за собой.
Мои размышления о бренности жизни прервались, я полностью переключился на созерцание гусей. Они наслаждались чудесной погодой, чистой прозрачной водой. Иногда словно по чьей-то команде взбирались на берег, щипали траву, затем с шумом спускались и продолжали плыть дальше. Один гусь отстал от всех, задержался на берегу и, похоже, не очень торопился присоединиться к своим собратьям. Меня поведение одиночки очень заинтересовало. Почему его не ждут? Он что, болен? Нет, не похоже. Гусь спустился с берега и продолжил плыть в том же направлении, в котором мерно покачивался весь выводок, отдаляясь от него все больше и больше. Проплыв часть пути, индивидуалист снова поднимался на берег, щипал траву, спускался к воде и продолжал свой одинокий маршрут, а его сородичи давно уже скрылись за поворотом реки.
Улов в этот день был невелик: три окуня, ёрш, три чебака и семь пескарей. Этого добра на несколько дней хватит коту Ваське. Смотав удочки, я отправился домой, на пути обнаружил в траве лягушку, погладил ее, поговорил с ней. Она не трогалась с места, только вращала глазами. Но мысли возвращались снова и снова к гусям, которые так поступили со своим братцем. А может, он сам виноват в своем одиночестве? По дороге домой специально зашел к сродному брату Юрию Бушмалеву, державшему раньше птиц. Объяснив ему причину прихода, спросил, почему гуси оставили в одиночестве своего родственника. Напомнил ему рассказ выдающегося, ныне покойного, курского писателя Евгения Носова, когда во время града все цыплята нашли убежище под крыльями гусыни, которая погибла, но защитила выводок. По мнению Юрия, в животном мире такое отношение возможно к малышам. Что касается уже повзрослевших гусей, то они совершенно равнодушны друг к другу. Его питомцы приходили после выпаса домой вразнобой и собирались вместе только в определенное время, когда хозяин выносил корм. Инстинкт сохранения своего потомства присущ почти всему живому на Земле, иногда он доходит до самопожертвования. Так, волки в период бескормицы, в засушливое время, исчерпав возможности насытить своих детенышей, заставляют их во имя жизни съесть родителей. Таким образом, они пытаются сохранить свой род на Земле.
Закончился день, но не закончились сомнения, терзания, стремление понять мир во всем его многообразии. Такова человеческая сущность. Лучшее торжество мысли заключается в осознании, что нет в мире вечных истин. Время изменяет мир и представление людей о нем. Удивительные, загадочные явления начинаются за порогом нашего дома, только нужно к этому присмотреться.
В неизменном — всё изменное,
В бесконечном — всё конечное,
Только мысль, как птица пленная
В мире мученица вечная.



РЕЧКА МОЕГО ДЕТСТВА

Мне снится речка Тара в красоте стыдливой,
Когда мальчишкой с удочкой спешил
В мой милый дом — шалаш пол старой ивой,
В котором часто и подолгу был.
Густой туман клубится над полями,
Как призрак лес синеет вдалеке,
Едва блестит за влажными кустами
Отсвет зари в извилистой реке.
Вот сонный тракторист идет на отделенье,
В его глазах застыла дремота,
Вот стук мотора огласил селенье,
И в миг его вошла тревожно суета.
Промчались лошади к реке бодрящей,
Но солнца лик еще в туманной мгле.
И столько красоты волнующей, щемящей
Нас связывает всех с природой на земле.



НЕМОЙ

Никто не помнит, как он появился, что заставило его приехать в наше село. Казалось, что он был всегда, особенно для нас, ребятишек послевоенного времени. Его называли Васей и добавляли — Немой. Ходил Вася неспешно, был приветлив со всеми и особенно с ребятишками, подростками. При встрече Вася первый протягивал свою большую мозолистую руку, и наши детские ручонки, когда он пожимал их, утопали в тёплой ладони, похожей на купол, образующийся из выступающих суставов натруженных пальцев рук. Чем занимался Вася? Где он жил? Никто точно не знал. Слухи ходили разные: говорили, что ловил рыбу и продавал, жил у речки в выкопанной землянке, к зиме перебирался к доброй женщине, живущей в избе на окраине села.
Вася умел многое: подшивал валенки, мог срубить баню, починить часы, электропроводку, застеклить окна, плел корзины.
Вася был невысокого роста, коренастый, широкоплечий, ему было немного за сорок. Одет был просто: летом — в рубахе-косоворотке, выпущенной поверх брюк, брюки он заправлял в сапоги. Лицо выразительное, подвижное, с многочисленными морщинками на высоком лбу, аккуратно подстриженные, немного поседевшие волосы, карие, глубоко посаженные глаза смотрели на все внимательно и заинтересованно.
У Немого не было семьи, к нам, подросткам, он относился по-отечески. В карманах брюк Вася носил кульки с простыми конфетами-подушечками и раздавал всем детям, попадавшимся на его пути. Когда он жестикулировал руками, рассказывая о пойманной щуке, карасе, окуне на удочку, жерлицу, перемёт, указывая на их размеры, то от волнения иногда всхрапывал, словно пытался что-то убедительно сказать, иногда крестился, чтобы не сомневались. Любимое занятие Васи было сидеть с удочкой на речке, в укромном месте, вдали от суетного мира. Это давало возможность ему утешиться, а сознательный схорон, ослаблял его сердечный напряг, так как Васе постоянно нужно было доказывать, что глухонемой такой же человек, как и все, живущие на Земле.
Внутренняя природа Немого, взращенная в постоянном одиночестве, под сенью таинственного облачения, была для нас непостижима. Жизнь Васи была окружена пеленой, она одевала его разнообразными, неведомыми покровами, укрывала от нас какой-то невещественной тканью, куда открытый доступ невозможен.
С возрастом, размышляя о том времени, общении с глухонемым, прихожу к мысли о том, что отличало Васю от нас, слышащих и говорящих. Прежде всего — сдержанность Немого. Она оберегала его душу от ненужной накипи, которая в виде информации, через слово не всегда была полезной. Он же через внешние впечатления отбирал лишь элементарную, необходимую часть информации, но даже эта часть дозировалась в его разуме и чувствах, прививая душе мудрость, приучая волю повиноваться лишь тому, что подобно ей, духовно по своей природе. Он, в отличие от нас, сдерживал свои чувства, но и они не всегда были в безмятежности. Вспоминаются разные случаи.
В середине 60-х годов прошлого века в наше село приехал талантливый музыкант, в прошлом военный, участник войны. Он организовал из учащихся 5-6-х классов духовой оркестр. Тогда подобные оркестры были почти в каждом селе. Сегодня, наверное, они наличествуют не в каждом областном городе. Через год мы уже играли на танцах, участвовали в концертах, приглашали нас и на свадьбы, иногда мы сопровождали скорбную процессию на кладбище, играя похоронный марш Шопена. Все это мы делали бескорыстно. Немой почти всегда наравне с нами присутствовал на всех мероприятиях.
Вася, когда мы играли танцевальную музыку, садился рядом с оркестром и наблюдал за танцующими. Во время концерта, когда мы играли полонез М.Огинского «Прощание с родиной», Немой плакал. Как он чувствовал музыку, будучи глухонемым, для нас было загадкой, видимо, ритмы ударных басовых инструментов ощущались им через тело, как ощущает прикосновение пальцев слепоглухой посредством тактильного языка.
Однажды во время танцев произошло следующее: школьница восьмого класса, стараясь выглядеть старше своих подростковых лет, приделала к своему платью вырезанную из старой фуфайки подкладку, увеличивающую нижнюю заднюю часть тела. Можно себе представить девичью радость, когда она крутилась перед маленьким зеркальцем, любуясь собой, смотрелась в зеркальце, поворачиваясь во все стороны, думая поразить своим видом мальчишек школы. И как же мало нужно девчонке для счастья. Танцевали фокстрот, девчонка млела от удовольствия, и в это время подкладка выпала из-под платья. Присутствующие в танцевальном зале зашлись от смеха (не все, конечно, некоторым было жалко школьницу), а Вася-Немой подобрал подкладку, валявшуюся посреди зала, и вышел с ней на улицу к рыдающей девчонке… Немой любил присутствовать во время репетиций духового оркестра, когда мы разучивали произведение какого-либо композитора.
После репетиций мы играли на других инструментах, часть ребят освоили игру на баяне, аккордеоне, фортепьяно, гитаре. И ещё одна страсть владела нами — бильярд. Дирекция клуба позволила нам такую возможность, поскольку мы никогда не отказывались играть на танцах и концертах. Более того, она без билетов пропускала нас смотреть кинофильмы с противоположной стороны экрана, так как мест в зале не было. В бильярд мы настолько поднаторели, что могли обыграть хорошо игравшего взрослого, не дав ему и одного раза ударить кием по шару, забивали сразу восемь шаров. Немой только хлопал в ладоши или потирал их, восхищаясь нашей игрой. Он ходил вокруг стола, щурился, приседал, высматривал расположение шаров, оценивал позицию, а иногда глазами или рукой показывал бить прямые или свояка в лузу.
Как-то Вася увидел в центре села подростка, срывающего объявления со столбов. Он поднял скомканную бумагу и понял все. В объявлении речь шла о размене квартиры, разводе и подросток, таким образом, пытался сохранить маму и папу, семью.
Вася был сентиментальным человеком и не мог удержаться от слез. Проходящие мимо люди с любопытством и состраданием смотрели на плачущих мальчика и пожилого человека, в облике которого чувствовалось смиренное понимание и мудрость.
Шли годы, мы взрослели, учились в институтах, встречались с Немым редко, в основном во время студенческих каникул. Вася постарел, совсем стал седым, сгорбленным, а его лицо превратилось в сплошные глубокие морщины, похожие на барханы в пустыне. Он по-прежнему рассказывал о пойманных щуках и карасях, показывая руками их величину, и всхрапывал.
Финал Немого таков: весной, в период половодья, он спас двух тонущих подростков, которые на самодельном плоту решили поплавать по реке. Вася простудился, и его старый, изношенный организм не справился с воспалением легких… Хоронили Немого под звуки траурного марша Шопена.
Духовой оркестр, состоящий из школьников второго поколения, созывал людей со всех улиц села скорбной музыкой для прощания с благородным человеком.


ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ ВЕСНА

Тяжелые капли дождя настигли Анатолия Степановича Ситникова, когда он вытаскивал последнюю жердь из леса. Она оказалась самой длинной и неудобной. Он надсадно подтянул её к уже лежавшим кучкой, закинул комель, а затем вершинку, выровнял все жерди и стал раздеваться. Дождь не утихал, он, словно играючи хлестал старика с разных сторон: то зайдёт со спины, затем ударит в бок, то забежит спереди и обмоет, в который раз, потное лицо старика.
Старик неспешно снял видавшую виды старую рубаху и стал её выжимать. Дождь стал затихать, поредевшие, но ещё грозные облака плыли, нависали над лесом и скрывались за окоёмом, за видимой чертой леса и поляной, где призрачно угадывалась дорога, ведущая к деревне. Анатолий Степанович удобно расположился на жердях, расправил рубаху, чтобы быстрее высыхала, и предался размышлениям. Куда плывут эти облака? Наверное, вновь собьются в тучу, прольются дождём в другом месте, а потом земными токами дойдут до всех живших и живущих на планете Земля, соединяя их с небом. Солнце всё чаще выныривало из-за уже немногочисленных облаков, и старик решил проветрить штаны. Снимая их, он критически посмотрел на своё тело, отметив дряблость живота, худосочность рук и почти полное отсутствие мышц. Укатали годы Сивку-Бурку, как-никак девять лет осталось до сотни. «Посуде, с трещиной нет износу, — думал он, — да глядеть тошно»…
Потянул свежий тёплый ветерок, и в ноздри его сразу проник запах разнотравья, лишённый изысканности. Мысли старика были рваные, не стреноженные и перескакивали с одной темы на другую, мешая сосредоточиться. Хорошо после дождя на исходе весны, когда нет мошки, ещё не встал на крыло комар, не появился гнус, который мешает жить скотине и людям… «Завтра попрошу у бригадира лошадь и привезу жерди в усадьбу», — думал он.
В такие минуты Анатолий Степанович часто возвращался во времена своей молодости. Он был участником необъявленной войны на Халхин-Голе, разгрома японцев на горе Баин-Цыган. Принимал участие в непопулярной советско-финской войне, предшествующей Великой Отечественной, которую прошёл от начала до конца. Анатолий Степанович чудом выжил, выйдя невредимым из ада Сталинградской, Курской битв. Дивизия, в которой он служил, участвовала во взятии Берлина. Мысли ветерана войны и труда плавно перетекали из прошлого в настоящее. Прошедший три войны и проработавший в колхозе около пятидесяти лет, пришёл к выводу, что сегодня в России жить небезопасно, каждый день ты словно идёшь по минному полю. Либералы-демократы совершили надругательство над русским народом. Они, бесы, попрали все права, оскотинив миллионы людей своей бездуховной идеологией стяжательства. Деревня спивается и вымирает, молодёжь покидает её в поисках лучшей доли. Мы живём, — размышлял старик, — в провальное время, когда духовное попечительство над народом осуществляют подонки, не прошедшие духовное окормление, духовное воцерковление. Всё больше становится бесчестных людей. Они увлекают за собой людей посредственных, а честность замыкается в себе, ей не до крикливости… Сегодняшние либералы-демократы облучены западной цивилизацией и навязывают её современной молодежи…
Вереницы слепков с жизни своих трех сыновей и знакомых проносились в сознании старика. Год назад он съездил к младшему сыну в город и поразился его рассказу о жизни. Андрей, имея два высших образования, в течении двух лет не мог найти работу. Наконец, ему «повезло»: устроился на высокооплачиваемую работу столяром в мастерскую при похоронном бюро. Исповедь сына потрясла отца тем, что сотни людей, делающих гробы, не успевали выполнять заказы. Гробы в основном изготавливали для молодёжи. Число погибших от рук бандитов, спившихся, покончивших с собой, умерших от наркопередозировки с каждым месяцем возрастает. Под плитами на кладбищах лежит одна молодёжь. У среднего сына своя беда: жена своевольничает, изменяет, не может обуздать свои страсти, увеличивая свои пороки. Подчиняясь блуду, жена сына судит других, по степени изощрённости собственных чувств. И главное, что обескураживает сына — неспособность понять, осознать благородство и честность многих людей, для которых внутренняя нравственная природа, душевная чистота являются сутью жизни. Этого жена не может уразуметь, она жаждет исступленно острых ощущений. Вся остальная жизнь, вне страсти, для нее пресна, жена алчет только восторгов и медленно, и неотвратимо духовно опустошается, опускается, приближая себя к небытию. Анатолий Степанович, размышляя о собственной жизни, жизни детей, внуков и знакомых, все больше укреплялся в мысли, что сначала нужно посеять в душе человека добрые семена, а потом лелеять ростки, ввиду их хрупкости. Когда хлебороб трудится в поле, его душевная чистота, его помыслы о будущем хлебе пребывают в нём, вдали от окружающей нас суеты. Люди, по мнению Ситникова, в какое-то время ведут себя странно, двойственно, свиваясь в спираль, как время. И нужно помнить, что зыбкое, изменчивое, неоднородное, вечно изменяющееся социальное время не изменяет базовых ценностей, и, как говорят в народе: «без стыда рожу не износишь». Старик, пригревшись на солнце, медленно погружался в дрёму. Его мысли, стали растворяться, превращаясь в бесформенные очертания непонятной для него действительности…


ГОРЕ

Маршрутный автобус покинул пределы видимости. На остановке, уже никого не было — опоздал, не рассчитал по времени, следующий по расписанию должен появиться только через три часа. По трассе на большой скорости ежеминутно проносились десятки легковых автомобилей. Решил попробовать проголосовать, может, кто-нибудь и подбросит до города, конечно, за плату. Единственно, что смущало, — моя экипировка: старая штормовка, видавшие виды штаны, облезлая походная сумка, предназначенная для дачи. Словом, бомж. Но, как говорят в народе: испыток — не убыток, мир не без добрых людей.
Стратегия моя сводилась к следующему: буду поднимать руку только тогда, когда увижу, что в салоне автомашины нет пассажиров. Наконец, после десятка пронесшихся мимо меня машин разных марок, к остановке подкатил жигулёнок седьмой модели. Мужчина предпенсионного возраста открыл дверцу и, не слова не говоря, рукой показал на место рядом с собой.
Не боитесь подсаживать незнакомых людей? — спросил я, — всякое бывает.
Не боюсь, — спокойно ответил водитель, — да к тому же разбираюсь в людях, мне достаточно посмотреть на человека, чтобы определить степень опасности исходящей от него, что он представляет из себя.
Интересно, и кто же я?
Вы похожи на бомжа, но это эпатаж, не отражающий вашей внутренней сути.
Мы помолчали. Неожиданно из леса вывалила весёлая компания молодых людей, которые размахивали сумками и рюкзаками, давая понять, чтобы шофер остановился. Проехали мимо. Водитель как-то спокойно, обыденно произнес:
Мои сыновья так же с походов на природу, дискотеки начинали и закончили уже свой земной путь.
Как так?
Очень просто: старший сын стал наркоманом, и его нет уже четыре года. Передозировка. Младший, как мне сообщили, лежит в морге, умер вчера. В понедельник поеду забирать.
Как Вы можете так спокойно говорить, а почему не сегодня, не сейчас?
Не могу. Сегодня святая троица. Три ипостаси или Лица Пресвятой Троицы суть совершенно равного Божественного достоинства. Как Отец есть истинный Бог, так ровно и Сын есть истинный Бог, и Дух Святой есть истинный Бог. Вот эта ипостась прервалась в нашей семье, и, видимо, я виноват в смерти своих сыновей.
Я не понимаю вашего спокойствия.
— Мил человек, я — военный, прошел Афган, Чечню, всего насмотрелся, что только мне не пришлось испытать и пережить, а сыновей не сберег. Противоестественно, когда дети умирают раньше своих родителей. Чего только я не передумал за последние пять лет, был на грани сумасшествия. Додумался даже до того, что трагедия сыновей — это за грехи мои тяжкие. Не знаю, но я не исключаю и вины общества в том, что происходит в России. Представьте себе — старший сын учился прекрасно, и из 17 мальчишек в их классе 12 уже нет в живых — наркоманы. В классе, где учился младший сын, из 13 мальчишек остались трое. Это же страшно! Подобное явление, как в миниатюре, имеет место во всех регионах России. Вот к чему привела демократия, либерализация общества, ориентация на Западный образ жизни. Если бы вы знали, что мы только не делали с матерью, чтобы спасти сыновей. Трижды продавал машину, гараж, закладывал все вещи, даже продавал квартиру. А каково было видеть их, когда идёт ломка, Господи, неужели всё кончилось! Вы не поверите, сейчас я испытываю облегчение, не знаю, что будет со мной завтра и последующие дни и годы, но сейчас — словно что-то тяжелое скатилось с моей груди.
По щекам водителя потекли слёзы, и он вынужден был остановиться на обочине дороги.
Сила духа исчезает, если роковой луч света, гибельный солнечный блик псевдоудовольствий некстати поразит несформировавшегося физически и духовно подростка. Его нравственности наносится непоправимый урон. Ранние поиски удовольствий — это пороки, испепеляющие душу. Трудно избежать вихря страстей молодым людям, так как чувство в этом возрасте опережает мысли.


МИНУВШЕЕ ТРЕВОЖИТ

Блеск воды, её прозрачность, жужжание пчёл, разносящих сладкий аромат клевера, цветов черёмухи, яблонь побуждал думать о вечном, о постоянно меняющимся облике природы. Михаил Сергеевич, расположившийся с удочками, окружённый густыми кустарниками тальника, тянувшимися вдоль реки, думал о душе — вечной страннице, отблесках мгновений прожитой жизни, всматривался в облака, напоминающих розовые перья, плывущие в никуда и отражающиеся в синей глуби воды. Несильный ветер доносил приглушенные голоса мужчины и женщины. Михаил Сергеевич прислушался к разговору, вернее к монологу мужчины и стал невольным слушателем двух пожилых людей.
— Понимаешь, Нина, — говорил мужчина, — я только после инфаркта начал понимать жизнь во всех её проявлениях, стал ценить время, каждая минута сегодня для меня самоценна. Моё пребывание на земле приобрело какой-то иной смысловой ряд, когда время стало важнейшей составляющей моего бытия. Да, ты стал философом, Андрей, а что раньше не ценил время до инфаркта? Дело в том Нина, здоровый человек не думает о болезнях, не задумывается о прожитых годах, о самоосуществлении своих замыслов и его время, текущее в одном направлении, очень субъективно. Я жил, как живут растения, соотнося время со всеми четырьмя периодами года. Но приходит такое состояние духа, когда минувшее начинает тревожить, когда начинаешь задумываться о том для чего ты пришел в этот мир, что оставишь после себя? Это состояние не минует ни одного человека. Все маломальские события, сохранившиеся в эмоциональной памяти, просыпаются с такой силой, и особенно годы детства, которые окрашены в яркие тона и полутона. Нина, я сейчас начинаю осознавать, что самые счастливые годы моей жизни связаны с периодом детства и отрочества. Расскажу тебе один эпизод, связанный с послевоенным временем, которое несмотря на лихолетье и голод было мучительно и по-своему прекрасно. Наши матери, в отсутствии мужей, погибших в Великую Отечественную, день и ночь работали в колхозе. Мы, ребятня почти не видели своих родителей и были предоставлены самим себе, но как могли помогали своим матерям. Будучи ещё дошколятами, мы с вечера занимали очередь за хлебом, который на следующий день утром выдавали по карточкам и нужно было в течение всей ночи, через каждые два часа, отмечаться в списке очередников. Ночевали мы в пожарке где дежурил добрый старик, дававший нам кров и будивший нас через два часа. Однажды нам крупно повезло, мы пошли собирать землянику, надо сказать дети испытывали постоянное чувство голода и ели все, что двигалось, росло из растений, пригодных для еды. Втроём мы вышли за околицу села и шли неторопко по просёлочной дороге, углубляясь в лес.
Посредине дороги увидели мешочек плотно завязанный суровыми нитками, в котором оказалось около семи килограммов манной крупы. Нина, неожиданно я вспомнил повесть: «Смех за левым плечом» прекрасного покойного писателя Владимира Солоухина. В ней он поведал о голоде 30-х годов. Мать писателя последнюю горстку муки истратила, чтобы покормить своих семерых детей. Их всех ждала голодная смерть. И в это время, напротив их дома останавливаются три подводы с мукой. С одной подводы сваливают два мешка муки. Это родственники из Полтавы послали помоществование, и семья Солоухиных была спасена. Этой муки хватило до нового хлеба. Наверное, это Божий Промысел. Конечно, мешочек манной крупы не сыграл такую роль, как два мешка муки для семьи Солоухиных, время уже было другое. Несли мы его, сменяя друг друга, как великую ценность. Донесли. Вечером наши матери по-братски разделили крупу и кормили нас, готовя манную кашу на воде, т. к. молока не было. Это было великое блаженство, сопоставимое с наслаждением, которое человек не часто испытывает в своей жизни.
Михаил Сергеевич, слушая исповедь незнакомого человека, подумал: тот, кто открывает душу перед близкими людьми, тот выказывает глубину своей души, глубокие тайны, ибо в них содержится всё ценное, а это ценное, благоразумное, целебно. Судьба превратна к людям. Человек чувствительный к добродетели, к исповеди и сам раскрывает свою подлинную учтивость, душевное состояние, плоды разумного делания, усердия для близких ему людей.


ТРИБУН

Игорь Андреевич Матвеев был очень искусен в умении говорить и отстаивать свою точку зрения. Этому способствовала его огромная эрудиция; его знания простирались от античной философии и культуры до современной рок-музыки. Он в равной мере мог спорить с математиками, химиками, аграриями, философами и литераторами. Но чтобы речь слышалась, Игорь Андреевич должен был поразить воображение слушателей. И он иногда придумывал необычные вкрапления в свои монологи, которые были малопонятны, но вызывали восторг у людей. Например: «Всяк человек у себя в голове своими мыслями суждений строит». Или ещё одно афористическое суждение; «Счастливый человек тот, который осознаёт, что счастье на земле не существует, как тангенс 90 градусов».
Была у Игоря Андреевича «ахиллесова пята": он очень волновался перед большой аудиторией вовремя серьезных диспутов и торжественных мероприятий. Конечно, получив приглашение в дискуссионный клуб или на презентацию книги, Матвеев до мелочей продумывал своё выступление. Он понимал в речи важна неожиданность. Его феноменальная память (поражала даже завзятых эрудитов) удерживала тысячи оригинальных фактов, цитат мыслителей, стихов, которые появлялись в нужный момент. Ритор, а таковым он считал себя, никогда не пользовался написанным текстом. Ему казалось, что начни читать с листа, он тут же споткнётся и замолчит.
Итак, вернёмся к его «ахиллесовой пяте». Игорь Андреевич на трибуне начинал говорить здраво, умно, нестандартно, но где-то через пять минут начинался сбой; выстроенная конструкция выступления начинала рушиться, его заносило иногда совсем не в ту, как говорится, степь. Слушателям было незаметно, что разыгрывался спектакль, где действующее лицо теряло контроль, и в данном случае это был удар молотком по подвешенному обрезку рельса: удар не звук, однако рождает его…
Слушатели аплодировали, а оратор, недовольный собой, покидал зал для домашнего разбора умственных полётов. Вот тут и начиналось: Игорь Андреевич перебирал в памяти всё, что наговорил, чего не сказал, упустил. Матвеев страдал, терзал себя за многословие, строил заново речь так, как нужно было сказать, звонил коллегам, которые участвовали в дискуссии; те успокаивали ритора и пели ему дифирамбы за прекрасную речь, но мучения и бессонные ночи, связанные с анализом, продолжались несколько суток, а иногда неделю… Наконец он успокаивался и твёрдо решал, что больше не будет высовываться и, соответственно, мучиться, а будет принимать участие только в кулуарных, небольших аудиториях, где будет мало людей и где будут специалисты в той или иной сфере деятельности.
Проходили дни безмятежного покоя, но неожиданно раздавался звонок или приносили приглашение на очередное заседание дискуссионного клуба. Игорь Андреевич, как спортсмен, начинал набирать форму для очередного триумфа и конфуза. Он начинал поиски ясности и выразительности будущей речи, свято памятуя о высказывании Б. Паскаля: «И самая блестящая речь надоедает, если её затянуть»…



ПТИЦЫ ЗАДАЮТ ЗАГАДКИ

Каждый год, примерно во второй половине февраля прилетают стаи серых птиц в город, похожие по объёму на снегирей, с хохолком на голове, но в отличие от снегирей у них грудь серая и лишь кончики крыльев и хвоста представляют желтую волнообразную полоску. Среди моих знакомых нет орнитологов, и никто не мог мне ответить к какому семейству относятся эти птицы, и как их зовут. Меня даже не это привлекло, а избирательность птиц в поисках пищи. Не от хорошей жизни они покидают леса, в одно и то же время, появляясь в городе, объедая оставшиеся плоды яблонь, сохранившиеся даже зимой.
Наблюдая за птицами из окна квартиры, я обратил внимание на то, что они склёвывают ягодки с трёх яблонь до последней ранетки, но не притрагиваются к другим четырём, стоящим рядом деревьям, плотно усыпанными дарами лета. Будучи голодными птицы словно не видят, не замечают, стоящие рядом яблони, оставляя у людей недоумение и попытки понять, разгадать тайны птичьего бытия.
Птицы занимают наше внимание потому, что наделены людскими слабостями. Нас отличает от птиц, животных, зверей воображаемый мир, где всё правдоподобно и всё неправда, а мир фауны, в целом природы — всё правда, но человеку кажется все неправдоподобно…


БАНКРОТ

День явно не задавался. Из открытой форточки потягивал влажный ветерок, и вот-вот мог зарядить дождь, который время от времени давал знать о себе в течение недели. Лишь иногда разверзались тучи и небо на короткий период сияло чистотой и слепило ярким солнечным светом по разлитым мокрым многоэтажным домам.
Город, его улицы и дворы заполнялись звуками машин, а когда возникала кратковременная тишина, становилось слегка грустно.
Степан Васильевич, всматриваясь в рваные, серые облака, мысленно составлял программу наступившего дня.
Прежде чем снять последние отпускные деньги для поездки на малую родину, надо подсчитать, сколько осталось и хватит ли их, чтобы рассчитаться за квартиру, свет и телефон. Холодильник был пуст, вчера дорогие его сердцу друзья без приглашения явились и вычистили из холодильника все запасы под водочку, но хорошо поговорили, как водится у русских людей, поспорили. Немного побаливала голова, но это мелочи жизни. Оклемаюсь.
Подсчеты показали: денег хватит и еще останется 52 рубля, но их недостаточно, чтобы пополнить холодильник продуктами. Степан Васильевич отстоял очередь в трех местах, про себя возмущаясь: компьютеризация всей страны, а очереди длиннее, чем в советское время, и чтобы заплатить за услуги, приходится выстаивать по несколько часов. Наконец отпускник в банке получил 11 тысяч 900 рублей, на карточке оставив всего 200 рублей, сел на автобус № 14, продолжая подсчеты будущих расходов. Выходило, что денег на билет туда и обратно, недорогие подарки сестре и ее детям, расходы до получки, когда он выйдет на работу с 1 сентября, хватит.
В автобусе Степану Васильевичу пришла идея: выйти у центрального рынка города, закупить немного продуктов, а затем продолжить путь до шестого микрорайона, к дому. Деньги были положены в правый верхний карман пиджака, и он отсчитал несколько сотен на ощупь, так как помнил, что 11 тысяч — лежали купюры, а внутри них — девять сотен. Степан Васильевич, не заходя в главный павильон, прошелся между рядами, где торговали в основном кавказцы фруктами, и, возвращаясь обратно, обнаружил, что вынутые три сотни, которые он положил в боковой карман, и пятьдесят два рубля на месте, а 11 тысяч 600 рублей исчезли. Он обшарил все карманы брюк и пиджака на несколько раз, но, увы и ах…
Конечно, пришла запоздалая мысль о том, что нужно было рассредоточить крупные и мелкие купюры по разным карманам; кошелька у него никогда не было, да и не смог бы он им пользоваться.
Были, конечно, потери у Степана Васильевича, как у любого человека, но такая свершилась впервые. Неудачливый отпускник, дни отпуска которого истончались, подошел к остановке, осмотрел все вокруг и понял, что виноват в потере денег сам, видимо доставая три сотни, выбросил из кармана все, не заметив потери сразу.
Степан Васильевич стал думать о том, что деньги его подобрал добрый человек, которому они нужней, чем ему и, возможно, это Божий промысел. Он вспомнил, как в студенческие годы, в трудные для него дни, даже отчаяния, несмотря на то, что получал в университете повышенную стипендию и подрабатывал, разгружая вагоны с углем, он занял деньги и в течение нескольких месяцев не мог расплатиться. Мысли о долге усугубляли тяжесть, и однажды, когда бежал на лекцию, недалеко от университета, в траве нашел деньги, словно их кто-то подбросил для него. Их хватило, чтобы рассчитаться с долгом и даже купить брюки и рубашку. Все нормально, не надо печалиться, пришел к мысли Степан Васильевич, переживем, а на малую родину съезжу на следующий год.
Видимо, действует закон справедливости: сколько чего у одного человека отнимется, столько присовокупится к другому. Сей закон простирается на хороших и плохих людей, в соответствии с их доходами…. Иным людям богатство приносит головную боль, как страх потерять его.
Подобные терзания богатых людей не прибавляет жизненного тонуса и бодрости духа. Любого человека, равноудаленного от несчастий, они все равно настигают. Но человек, отвергающий славу и богатство, обрекая себя на безвестность и нужду в отличие от богатых, становится ближе к Богу. В истории развития человечества общеизвестно, кто входит в черты фортуны через врата радости, выходит через врата скорби — и, наоборот.


РАСХОЖАЯ ЖЕНЩИНА

Мы шли втроем по улице, горячо обсуждая итоги только что закончившейся научно-практической конференции по философии.
Навстречу нам шла моложавая, лет тридцати, женщина. Ее легкая поступь, лицо с четко очерченными бровями и небольшим курносым носом, небольшой головой, над которой высилась копна черных волос, умело уложенных, привлекали внимание особенно мужчин. Иногда они оборачивались вслед, а иные даже что-то бормотали. Не удержался от реплики и наш товарищ Лев Александрович, сказавший, что это расхожая женщина, я много о ней наслышан. Мы попросили его прокомментировать данное выражение и рады были сменить тему разговора. Лев Александрович пояснил: расхожая женщина — это женщина, основное качество которой — доступность. «Как же она докатилась до этого? — молвил один из нас. Вроде, на вид порядочная дама». И Лев Александрович поведал: история банальная, подобный путь проходят тысячи девушек. Представьте себе, приезжает из провинции симпатичная девушка поступать в университет. Успешно сдала экзамены, поступила. Ее определили в общежитие, поместили в комнату со старшекурсницами, (которых развратил город, дискотеки) курящими и водящими своих возлюбленных по графику и которые возжелали познакомить непорочную девушку с одним из своих друзей. И когда она попыталась возразить, как тургеневская девушка, ее обсмеяли, сказав, что на дворе XXI век и таких, как она, уже в природе не существует, их просто нет.
Девушку Лиду, так зовут нашу героиню, познакомили со смазливым парнем, работающим в банке. Он ей понравился. Была вечеринка, их оставили вдвоем, они еще выпили, посмотрели порновидик, конечно, она была уже в том возрасте, когда у нее расцветало грубое искательство… Туман в глазах, в голове ударяют в висок горячие молоточки. Нельзя — можно, нельзя — можно. Лида не сопротивлялась, рот девушки не ускользнул от него. Парень — его звали Алексей — опытный ловелас, стиснул ее затылок и повел в кровать. Она пошла навстречу восторгам с их властно зовущим голосом весны. И вскоре так повернулись события, девушку подхватил такой необыкновенный и жуткий вихрь, как это бывает лишь в первую влюбленность с любимым человеком, которому она отдала свою честь.
Мудрые люди понимают, в двадцать лет царит чувство и кажется, что это состояние пребудет вечно; в тридцать царит талант, а в сорок — разум. Легкомыслие — порок, который поражает молодежь, они не умеют растрачивать свои силы, а их пресыщение вредит удовольствию, вселяет отвращение. Вот и получается сначала — пламя, а потом дым. Постоянное стремление к удовольствию приводит к вырождению чувств, к их смерти. Чем больше времени и усилий тратится у влюбленных на многосложный ритуал ухаживаний, тем сильнее радость будущих отношений. Как сказал поэт: «Все немедля сказать — как себя наказать».
Сильные страсти все чаще вызывали у влюбленных раздражение и отвращение. Алексей бросил Лиду. Сценарий известен: слезы, истерика, депрессия, попытки суицида. Поиски эквивалента Алексею лишь прибавляли Лиде опыта в любовных делах.
Наслаждения при отсутствии духовности давали ей лишь краткое забвение, а затем жестокие горести с еще большей силой напоминали о первой любви. Девушка стала искать встречи со взрослыми мужчинами, жила с ними небескорыстно. Низменный расчет, появление денег изменило не только ее характер, но и отношение к людям. В Евангелие от Матфея верно сказано: с голубиной кротостью, не без участия денег, у некоторых людей сочетается со змеиной хитростью. Будучи содержанкой мужчин, она их обманывала. Она стала лживой и похотливой. Ей правда стала мешать и сделалась недоступной. Утрата стыда — это путь к бездуховности, к гибели добродетели и души.
Ничего нет отвратительней лжи и порока. Лида закончила университет и даже поступила в аспирантуру, но стремление к острым ощущениям стало доминантой в ее порочной жизни и сейчас она в сущности сделалась проституткой. Женщина, продающая себя за деньги, достойна жалости, в таких отношениях примешиваются посторонние чувства, отнимающие возвышенность и способность глубоко чувствовать. У глубокого чувства не может быть цены, цена лишает женщину естественных радостей. У таких людей начинает болеть душа, а ее исцеление — очень длительный процесс, во всяком случае, более длительный, чем исцеление больного тела.
Финал этой женщины и подобных ей, прошедших такой же путь, известен: бездуховность, путанство, предательство, стяжательство, подлость, измены, блуд и как результат такой жизни: неотвратимость многочисленных болезней и ранняя смерть. Так закончил свой монолог о расхожей женщине Лев Александрович.


ПЕТЬКА

В семье Барсуковых петух невзлюбил хозяйку Галину Ивановну. Два года он ее признавал и уважал, наблюдая как она управляется с немалым хозяйством. На ее плечах в основном и держится все подворье: две коровы, нетель, овцы, полуторагодовалый бычок, курицы. Отношения между хозяйкой и петухом испортились мгновенно. Все началось с того, что куры, перелетая через прясло, повадились в соседний огород. Соседи пожаловались, и хозяин, Александр Авенирович, решил курам подрезать крылья. Процедура простая: хозяин ловит курицу и держит, а хозяйка режет садовыми ножницами крылья. Все это действо происходило на глазах петуха. Он рвался помочь курам, бросался на сетку загона.
С тех пор — вот уже целый год — Петька не дает прохода Галине Ивановне, норовит ее клюнуть в ноги даже тогда, когда она дает курам зерно или, когда идет доить корову. К хозяину он почему-то претензий не имеет, видимо, из мужской солидарности. Все попытки «замолить грех» перед Петей не возымели действия, брошенный хозяйкой корм он отдавал подругам.
Недавно Галина Ивановна за овчину (на современном языке — бартер) приобрела голландскую курицу в соседней деревне для размножения (хорошо несутся) и пустила в загон прямо навстречу Пете, который несся клюнуть хозяйку. Перед новой подружкой он остановился, а через три минуты уже начал теребить ногой свое красно-коричневое крыло. А еще через две минуты потоптал иностранку на глазах всей живности подворья и запел. С тех пор Петя перестал преследовать хозяйку. И тут не обошлось без иноземной помощи.
Часто можно видеть такую сцену:
Я иду по улице петух сидит на иностранке курице
Я кричу ему нахал, он мне лапой помахал



ВОРОБЬИНАЯ ИЕРАРХИЯ

Первые дни зимнего месяца выдались очень теплыми. Предзимье отличается тем, что рано начинает темнеть. Из окна своего кабинета наблюдаю за воробьями, которые уже в шестом часу вечера устраиваются на ночлег. Небольшой сад под окнами квартиры, состоящий из семи яблонь, разделен на две половины, и просека между ними составляет не более двух метров.
Сотни воробьев собираются на ветвях яблонь, и их чириканье перед сном покрывает даже шум проезжающих машин мимо нашего многоквартирного дома. Городские шумы не беспокоят воробьев, они привыкли к обиталищу вблизи человека. Когда начнутся лютые морозы, то воробьи сменят свою прописку и легко найдут убежище для сна, благо что город предоставляет им широкий выбор подходящих мест в многочисленных жилых зданиях и пристройках. Воробьи предпочитают дома с большими застрехами и с многими лепными украшениями, облегчающими поиски их сокрытия во временном обиталище.
Мне приходилось даже видеть в городе свитые гнезда на деревьях, вблизи уличных фонарей. По-видимому, их привлекает не только множество насекомых, слетающихся на свет, но и тепло, излучаемое лампами накаливания. Бывали случаи, что гнезда лепили птицы на мачтах телевизоров, которые являются прекрасными наблюдательными пунктами в случае опасности. Что заставляет воробьев сбиваться в тесные стаи? Есть основание полагать, что сборища воробьев вызваны не только обилием корма, но и страхом появляющихся хищных птиц, изредка появляющихся в городе, заставивших воробьев сбиваться в тесные стаи.
У воробьев своя иерархия, естественный отбор, наверное, по принципу «социального дарвинизма». На левой стороне деревьев группируется основная масса (не ленюсь, подсчитываю) до сотни, а справа сидят всего лишь девятнадцать — это изгои, отверженные, они пытаются присоединиться к основной массе, но изгоняются наиболее активными сородичами и возвращаются на свою яблоню, как говорит пословица: «Каждый сверчок знай свой шесток».
Спят воробьи до девяти часов. С рассветом, около восьми часов, начинается шевеление, редкое чириканье, а затем поднимается гвалт, ор, собрание, воробьи не слушают друг друга, и это продолжается до получаса, а затем все снимаются с деревьев, приняв какое-то важное для всех решение. Место воробьев занимают немногочисленные скромные синички, они перелетают с дерева на дерево в поисках пищи и ведут себя в соответствии со своим генетическим уставом.
У птиц своя мораль, своя экологическая этика, складывается мнение, что птицы на рефлексивном уровне устанавливают свои права и обязанности по отношению к своим собратьям, к окружающей их среде, где они обитают и развивают свою деятельность. Великая премудрость — постигать явления природы, постигать загадочную сущность зверей, птиц, животных. Знания, полученные от наблюдений за ними, помогают лучше понять людские характеры человека, его поведение, намерения и поступки.


МОНОЛОГ ПРЕДСТАВИТЕЛЯ УХОДЯЩЕГО ПОКОЛЕНИЯ

Дед Матвей Захарович умирал долго и мучительно. Он стоически переносил боли и был в полной памяти, что считалось всегда на Руси благодатью. Немногочисленные родственники сменяли друг друга около постели больного. Дед был ровен и ласков по отношению ко всем, но особенно выделял внука Андрея, от среднего сына, который недавно вернулся из армии. Андрей чувствовал особое отношение к себе деда и старался как можно больше находиться рядом, соглашаясь посидеть около старика за других. Дед и раньше, до армии, поражал своими познаниями Андрея, но с возрастом Андрей стал понимать великую силу знаний, и чем старше становился, тем сильнее его было прозрение, что за человек находится рядом с ним. За два дня до смерти Матвей Захарович в полной памяти, когда они были вдвоём попросил внука: — Андрей, у меня к тебе просьба, только не удивляйся. Когда я умру, положи, чтобы никто не видел, мой мобильник в правый карман моих брюк. Мы с тобой будем общаться. Андрей не только удивился, поразился такой просьбе и даже подумал, не поехала ли крыша у деда. Но дед настоял на своём, и Андрей дал согласие звонить после двенадцати ночи в течение 40 дней.
Почему сорока дней, спросил Андрей? Поясняю: на третий день ангел приводит душу на поклонение Богу. Ангел показывает душе блаженство рая и муки ада. На девятый день душе даётся отдых. Сохраняя привязанности душа слетает к дому, где жила с телом, то к гробу, где лежит тело. Ангел указывает, где душа согрешила, а на сороковой день ангел снова приводит её к Богу и ей назначается место по заслугам.
Как глубоко верующий дед исповедался и причастился, простился с родными и близкими. Умер он во сне под утро. Отпевали Матвея Захаровича в православном храме. На третий день после похорон Андрей решил позвонить деду. Он много думал о разговоре, сомневался и считал, что старик решил над ним подшутить, его причуды и розыгрыши были известны родным. Однако Андрей о просьбе деда никому не рассказывал, собирался и дальше держать в секрете. Он понимал, существует предел человеческой жизни, за которым нисхождение становится неотвратимо низвержением во тьму, в вечность, в антимир. Андрей колебался и даже боялся прикоснуться к телефону, он не верил в общение с умершим дедом, и в то же время подчинялся сумасбродству, не управлял уже самим собой, постоянно думал о данном слове. Наконец решился и, после двенадцати ночи, запершись в своей комнате, набрал номер мобильного телефона Матвея Захаровича. Потянулись длинные долгие гудки: вдруг щелчок и обычный с хрипотцой голос деда: — Здравствуй, внучек, спасибо за мобильник, удружил. Андрей смешался, он был потрясен голосом, словно дед находился в его комнате, и даже огляделся вокруг. Но дед, как бы понимая растерянность внука, начал задавать вопросы, чтобы вывести Андрея из шокового состояния. — Как там дома дела? Как здоровье бабы Натальи, сыновей, внуков? — Все ещё в состоянии безвременья, все оплакивают тебя. — На похоронах и отпевании было много народу, будто полгорода пришло проститься с тобой. Это говорит о том, какой ты у нас знаменитый, как тебя уважают. Мы гордимся тобой дед! — Не надо, Андрюша, говорить об этом, ты лучше спрашивай, что тебя интересует, волнует. Мы с тобой побеседуем, время у нас есть. — Дед, ты говорил, что ангел показывает душе на третий день «блаженство рая и муки ада», а как соотносятся между собой тело и душа? — Андрюша, душа идеальная, высокая, божественная основа человека, а тело — природная половина, не желающая знать ничего о душе, соответственно и душа относится к телу подобным образом. Это как соотношение между церквью и государством. Церковь спасает наши души, а государство, образно говоря, — наши тела.
В 18 веке возникло философское направление окказионализм, связанное с идеями картезианства А. Гейлинска, Н. Мальбранша, Р. Декарта. Это направление утверждало о принципиальной невозможности взаимодействия души и тела, без прямого вмешательства Бога, в каждом отдельном случае. Возникает дуалистическая субстанция, дихотомия, т. е. двойственность, представляющая борьбу между желанием тела и душой. Эти крайности далеки от христианства. Человек всегда думал о воскрешении, когда «тленное» тело облекается в «нетленное», т. е. сказано «просветятся яко солнце в царствии Отца их».
Возьми великого русского мыслителя Н. Фёдорова, его труд «Философия общего дела» о трансцендентном и имманентном воскрешении человечества. Дед, мне сложно, видимо, будет понять Н. Фёдорова. — Но ты поставил передо мной вопросы, и я пытаюсь на них ответить. Ты знаешь, Андрей, многое мне самому непонятно о соотношении души и тела. Я часто задумывался над этой проблемой и пришёл к выводу, что бинарность, дихотомия, непоследовательность, противоречивость человека (с его поведенческими структурами, над биологическими программами) связана с его природой и духовной сущностью.
Нравы сегодняшней жизни людей приводят к расчеловечиванию человека, и нужно прилагать непрерывные усилия, чтобы стать человеком. Наша православная вера даёт такую возможность верующему человеку. Православие — самое чистое, незамутнённое, оно не рассудочное, а сердечное, как Христова благодать.
— Дед, прости меня за некоторые вопросы, вот ты приглашал священника для исповеди. Ты что, грешил? — Дорогой мой внук, на земле нет безгрешных людей, почитай святоотеческую литературу. Это великая (мощный нравственный пласт русской культуры) литература, и ты многое поймёшь… Человек за свои грехи расплачивается в течение всей жизни, он грешит иногда сознательно, но чаще бессознательно. Мне было семь лет, когда я из рогатки убил ласточку, сидевшую на проводах. Поднял её бездыханное, как пушинка, тело и задумался: за что? Вот она пела, щебетала, никому не мешала, а я убил её. Позже, уже работая директором средней школы, меня уговорили коллеги пойти на охоту на лосей (лицензия на отстрел у них имелась) и я убил лосиху в порыве охотничьего азарта. Мне никогда не забыть влажные, подёрнутые слезой испуганные глаза животного. И опять возник для меня вопрос: за что? После этого случая, никогда не брал в руки ружьё, чтобы не совершить убийство. Давай, Андрей, на сегодня прервём разговор, уже поздно. Каждую ночь внук звонил деду, в течение почти месяца, и Матвей Захарович отвечал на все вопросы, стараясь не омрачать, не ранить своими ответами, используя свой огромный жизненный опыт, не уходил от ответов на остро поставленные вопросы. Так на вопрос Андрея почему люди живут в России и не любят её, надсмехаются над державниками, патриотами, и почитают европейскую цивилизацию, западные ценности за эталон, Матвей Захарович разразился длинным монологом: — Всё дело в том, что к власти пришли люди, ориентированные на Запад, их ещё называют космополитами или компрадорской буржуазией. Это «пятая колонна», живущая своими корпоративными интересами, разрушающая Отечество, подвергающая осмеянию великую русскую культуру, русский народ.
Напомню тебе, Андрей, вопиющий акт русофобии, связанный с именем бывшего министра культуры (ныне один из руководителей данного министерства) ведущего на канале культура «культурную революцию». В своё время он провёл передачу: «Патриотизм — последнее прибежище негодяев». Это выражение почему-то приписывают Л. Н. Толстому. Это неверно. Оно принадлежит Джонсону. Указываю источник: Л. Н. Толстой опубликовал два тома афоризмов выдающихся мыслителей. Книга называется: «Круг чтения». «Избранные, собранные и расположенные на каждый день Львом Толстым мысли многих писателей об истине, жизни и поведении». Афоризм Джонсона расположен на 237 странице второго тома и имеет совсем другое содержательное значение, а не то, что ему приписывают. По мнению русофобов, получается: человек любящий Родину — значит негодяй. Следующая передача имела такое название: «Русский фашизм — страшнее немецкого». Задаёшься вопросом: в какой стране было бы позволено члену правительства делать такие передачи? Миллионы погибших русских людей, наверное, перевернулись в своих могилах, а как должны относиться ещё живые фронтовики и дети погибших родителей на войне? Сегодня русофобия затмила ум и чувства многих людей не только в бывших союзных республиках, но и в самой России. Андрей, я тебе это говорю с болью и надеждой на понимание того, что происходит сегодня в нашем Отечестве. Миллионы людей начинают осознавать, к чему привели страну реформы либералов-демократов. Приведу внук, еще одно высказывание простой чувашской женщины в «Литературной газете». «Я чувашка. Знаю, раздавят великих русских — раздавят и наши малые народы» Галина Козлова. — Дед, но ведь перестройка начиналась с благими целями, почему так получилось? — О каких благих намерениях ты говоришь, внук? 17 марта 1991 года прошёл референдум о сохранении СССР. Почти 77 % населения высказались «За», но кто посчитался с народом. Ещё пример: Представь людей, проработавших по 25–30 лет в условиях Крайнего Севера, заработавших по 25–30 тысяч рублей. Этих средств хватило бы на приобретение в южных районах страны дома, машины, гаража. Они мечтали на старости пожить спокойно, принимать детей и внуков. Но гайдаровская реформа обесценила денежные вклады. Беспрецедентный в истории развития государств, обман собственного народа. Сегодня пожилым людям выплачивают гробовые по тысячи рублей, обесцененные в десятки раз. Обманутые люди начинают понимать для чего были затеяны антинародные реформы. Небольшая кучка проходимцев, дорвавшиеся до власти поставила свои личные интересы выше государственных. Так появились, в период «прихватизации», современные нувориши, которые приобретали государственную собственность по бросовым ценам, да ещё на деньги государства. В результате шоковой терапии реформы были направлены на поддержание экономического благополучия крупного бизнеса; выживание простого люда в расчёт не принималось.
То, что создавалось не одним поколением людей, оказалось в частных руках. Ты знаешь Андрей, я неожиданно вспомнил известного учёного, долгие годы прожившего на Западе, Н. Тимофеева-Ресовского. 60 лет назад он высказался о либералах-демократах, если бы они пришли к власти в СССР. «Вы представляете, что у нас будет, если вдруг демократия появится? Ведь, это засилье самых подонков демократических, Чёрт знает что! Прикончат какие бы то ни было разумные способы хозяйствования, разграбят всё, а потом распродадут Россию по частям. В колонию превратят». Предсказание учёного уже частично оправдалось. Уже продают землю тем, у кого есть деньги. Землю, которую отстаивали не одно поколение людей.
Народ, позволяющий разваливать, грабить страну, позволяющий маргиналам даже продавать детей, которых используют на органы богатым иностранцам, не имеет светлого будущего.
Дед, мне многое непонятно, что происходит в стране, часто можно прочитать в ряде статей о русском духе? Посоветуй, как укрепить мне его, кого из современных писателей, учёных, политиков читать? — Хороший вопрос, Андрей. Но боюсь, что мне не хватит уже времени, чтобы ответить наиболее полно и указать авторов, с которыми ты должен пообщаться через их книги. Прежде всего, — люди-патриоты, высоконравственные, живущие интересами Отечества. Их, конечно, тысячи, Россия никогда не оскудеет на таланты, я надеюсь, что и ты станешь патриотом и будешь способен на самопожертвование во имя Родины.
Запоминай авторов, великих патриотов, часть из которых уже умерли: В. Распутин, В. Белов, Ф. Абрамов, В. Шукшин, Вл. Солоухин, В. Астафьев, Евг. Носов, Вл. Личутин (у него особый, удивительный язык, обрати внук внимание на этого писателя), Вл. Крупин, Ю. Кузнецов, Н. Рубцов, Т. Глушкова, В. Ганичев.
Литературные критики: М. Лобанов, Ст. Куняев (посмотри его уникальный трёхтомник «Поэзия, Судьба, Россия"), Композиторы: В. Гаврилин, Г. Свиридов.
Публицисты: В. Кожинов, А. Проханов, Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, О. Платонов (главный редактор фундаментального 20-томного проекта «Святая Русь — Большая энциклопедия русского народа», 7 томов уже вышло.)
Художники: Илья Глазунов, М. Савицкий (белорусский живописец), В. Клыков (скульптор).
Политики: А. Косыгин, А. Лукашенко.
Философы: А. Панарин, А. Зиновьев.
Дорогой Андрей, внук ты мой ненаглядный, я высказал своё субъективное суждение относительно общественных деятелей русской цивилизации, т. к. приходится вопрошать наше прошлое, настоящее, чтобы понять будущее развития России. И должен отметить, что наш ум по природе своей гораздо меньше стремится узнать, чем понять наши корни, истоки, нашу историю. Постарайся Андрей, всё прочесть и осмыслить, у некоторых людей леность ума связана с ненавистью к жизни или презрение к ней. У тебя должен возобладать долг перед Родиной, служение России во все времена, а особенно в непогоду. После того, как ты всё осмыслишь, расширение границ интересов у тебя, Андрей, явится естественным и необходимым процессом твоего развития. Тебе захочется применить свои познания на службе Отечеству, душа твоя не будет немотствовать, она должна жить бескорыстными, высшими целями и идеалами. Прощай, милый, родной внучек, моё время уже истекло. Прощай!…
Дед, дедуля, дедушка, родной! — кричал в трубку Андрей, — не уходи, мне ещё многое нужно спросить!
Но ответом Андрею была звенящая тишина… В комнату Андрея не вошёл, а ворвался отец Сергей Матвеевич: — Ты, что кричишь, сын, что случилось? С кем ты разговариваешь, уже половина третьего ночи? Андрей опустил глаза в пол и, не выпуская трубку телефона из рук, ответил: — С дедом говорил во сне…


МОСТ

Деревянный мост, соединяющий берега реки Тары, стоял более тридцати лет. Он делил большое село на две части. Каждый год весной, в период половодья, когда лед приходил в движение, бригада рабочих во главе с Иваном Федоровичем Синициным, вооружившись длинными баграми и динамитом, денно и нощно находилась на реке… Вообще-то Иван Федорович по профессии был строителем, дорожным мастером и только весной на несколько дней становился хранителем моста до тех пор, пока не пройдет ледоход.
На подступах к мосту стояли мощные столбы, оббитые железом, напоминающие ледоколы в миниатюре, но они лишь частично задерживали, раскалывая небольшие льдины, несущиеся по течению. Бригаде приходилось взрывать лед и сопровождать баграми осколки льдин между столбами и сваями моста. Взрывы льда эхом прокатывались по всему селу и привлекали на реку в основном ребятишек и молодежь. Они собирались на мосту и наблюдали за действиями рабочих, иногда люди постарше давали советы, как и что надо делать, как спланировать и разрывать мощный поток льда.
На что Иван Федорович отвечал: «Чтобы я не планировал — всё впустую. Стихия природы мне не подвластна. Поэтому я предоставляю Богу планировать мою жизнь».
Бригадир шел по иссеченному льду, собирал урманские бобы, оглушенную рыбу в воде и отдавал ребятишкам, продолжая вслух размышлять: «Весь мир изменчивый и шаткий, и только иногда в нем проглядывает некое скрытое сцепление событий, некий извечно предопределенный Всевышним порядок, благодаря которому все идет, как положено, по заранее предначертанному пути».
Однажды Иван Федорович проталкивая багром льдину между столбами, свалился и ушел с головой в воду. Вынырнув, он не без помощи товарищей, падавшим ему багор, вылез на лед и заявил: «Сила нашего умения в любом деле зависит от убеждения — это совесть разума». Когда его вели по мосту, с него стекала вода, он пробубнил, и многие это слышали: «Слава Богу, что я не в новой фуфайке был, а то бы талон на книги Вл. Чивилихина замочил или утопил». Об этой сентенции сельского мудреца нужно сказать особо. Это сегодняшняя молодежь, увлеченная компьютерами, мало читает и не знает своих выдающихся писателей 60–70-80-х годов XX века. Иван Федорович в 1984 году побывал на всесоюзном совещании строителей в г. Туле. На совещании выступил директор Тульского оружейного завода, который говорил о достижениях завода и заметил, что за первое место в социалистическом соревновании на заводе вручали победителям двухтомник Вл. Чивилихина «Память», а за второе — холодильник.
Многие, прочитав написанное, усомнятся, т. к. сегодня жизнь людей поставлена в такие условия, что все проходит через желудок, а не через дух. Наша страна из самой читающей превращена, посредством либерально-демократических реформ, в одну из мало читающих стран в мире.
Такие люди, как Иван Фёдорович не были единичным явлением деревенской жизни. Они, как яркие всполохи, возникали на ночном небосводе и уходили из жизни в предрассветных сумерках, не реализовав свои способности.


ДИАЛОГ С САМИМ СОБОЙ

В окно пятистенного деревянного дома, стоявшего на конце деревне Сергеевки, подул свежий ветерок, облака сгустились и заслонили собой месяц. Деревья зашелестели, зашумели: заколыхались рябины, черемуха, дождем посыпались лепестки цветущей яблони. Птицы уже устроились на ночлег. Издалека доносится лай собак и неясный разговор припозднившихся мужчины и женщины, идущих за телегой. На противоположном краю деревни слышен одинокий звук гитары, расстоянием смягченный, он томительно грустно звенит в чистом прозрачном воздухе. Василий Фёдорович Чернявский, пенсионер, хозяин дома, не спал уже трое суток, он слушал радиостанцию «Маяк» и ловил через каждые полчаса сообщения из Москвы. Причина этой бессонницы для него наиважнейшая. Василий Фёдорович всё ещё надеялся, что президент страны Владимир Путин не подпишет закон о продаже земли. Как бывший тракторист и комбайнёр, он очень переживал, когда часть депутатов Государственной Думы и Совета Федерации одобрили данный закон и теперь оставалась одна надежда-президент. Бывший механизатор, всю свою жизнь связанный с землей, Василий Фёдорович понимал, что если земля-кормилица станет товаром, то это последнее, что нас связывает с Россией. Мысленно он костерил либералов-демократов, называл их пятой колонной, космополитами, которым недорого Отечество, голосовавшим за данный закон. Они, по мнению пенсионера, не думают о последствиях и будущих поколениях людей. Мысли его часто возвращались к началу перестройки, когда руководители-разрушители страны и продажные журналисты говорили и писали об инвестициях, которые будут направлены во все сферы производства и особенно в сельское хозяйство. Что из этого поручилось, сегодня каждый школьник знает. А что говорили о приватизации, какие частная собственность даёт преимущества перед государственной собственностью? Словом, развивали производство, восемьдесят процентов населения осталось за чертой бедности. Продолжается тотальное разграбление России. Василий Федорович, выйдя на пенсию, много читал: стал постоянным читателем библиотеки, слушал радио и смотрел телевидение, хотя и плевался, слушал декорированную ложь, льющуюся с телеэкрана. Думы, думы днем и ночью не покидали старика. Он поднялся с кровати и подошел к открытому окну. Ночь была светлая, мягкая: осыпанная цветами яблони. Молочно-дьмчатые облака несутся по бледно-голубому небу, скрывая полупрозрачными покровами месяц и слабо мерцающие звезды. Облака иногда разрывались я освобождали месяц; тихо плывет он по небосводу, рассеивая все более ночные тени, чуть видневший через дорогу лес.
Засеребрилась трава, распустившаяся листва, нежная, прозрачная., как кружево, засияла роса, унизывающая крупными слезинками благоуханными чашечки цветов. Воздух, отягощенный сладким ароматом черёмухи, смородины, среди которого как бы издалека, проносится тонкий, едва уловимый запах яблонева цвета, словно манит, тянет под стройно воздушную колоннаду белоснежных берёз, под пахучую сень цветущей яблони. Близится рассвет, уже первые деревенские петухи возвестили о приходе будущего дня. Боже мой, как прекрасен мир природы! Сколько лет Василий Фёдорович наслаждался этим миром и не может насладиться до сих пор. Почему-то вспомнились стихи Василия Белова, он любил писателей «деревенщиков», но особенно близок ему Василий Иванович Белов:
…Прощаю вам всё: отчужденье столицы
И светлого Севера черную ночь,
Но хлеб из чужой, из заморской пшеницы,
Поверьте, жевать не хочу и невмочь.
Я всех накормлю…
Но оставьте в покое
На древней Земле, у травы молодой!
Не трогайте избу мою над рекою
И белую церковь над синей водой!

Мысли снова и снова возвращались к земле. Что ждет крестьянство? Страну наводняю эмигранты из разных стран… Кто будет работать на земле, если деревни уже опустели, страна вымирает, почти миллион в год. Землю, которую выделили части крестьян, после уничтожения колхозов, нечем обрабатывать. Бывшая сельхозтехника растащена и пришла в негодность, купить новую не по карману даже удачливым фермерам. Где оно, счастье, и есть ли оно? — размышлял Василий Фёдорович и пришел к выводу, что счастье подобно часам: чем проще механизмы, тем реже оно портится. От таких дум легче не становилось. В последних известиях по радио сообщали, что в ряде европейских стран приняты законы о регистрации брака людей одного пола. Неужели в нашем Отечестве дойдёт то того, что распутство, которому предали благообразие, не будет оскорблять честных людей? Наступал рассвет. Солнце поднималось всё выше и выше, оно пробиралось сквозь деревья и заливало лучами всю деревню.
Василий Фёдорович продолжал стоять у раскрытого окна, а радио продолжало вещать. Сообщали: японцы изобрели миниатюрный компьютер, который равен ручным часам. Не будучи силен в такой миниатюрной технике, Василий Фёдорович подумал: электронная свалка превращается в компьютерную шизофрению, файловую проституцию, девальвирующую мышление человека. Люди перестали читать книги. Надо жить не только разумом, но, прежде всего чувствами, чтобы память была на побегушках у сердца, — размышлял старик, — вглядываясь в начавшийся жаркий день. Наивный человек — Василий Фёдорович считал: если делать добрые дела, и они становятся известными, то умный, нравственный человек чувствует себя не вознагражденным, а наказанным. Только такие люди могут возродить Россию. А что сегодня происходит? Правительство делает непотребные дела для народа и даже не стыдится их. Старик еще некоторое время слушал радиоприемник и, не дождавшись информации о том, о чём думал постоянно последнее время, решил пойти в поле. Он пошел проселочной дорогой через редкий лесок, в деревне его называют околком.
Солнце уже припекало, ветра почти не было. Деревья, залитые горячим светом, будто оцепенели от жары. Только птицы неутомимо пели свои песни, и все вокруг в безмолвии внимало этим песням любви. Василий Фёдорович снова перебирал в уме прочитанные за последнее время статьи о земле и, погружаясь в политику, перестал любоваться природой. Политикой он интересовался всегда, и у него был свой взгляд на события, происходившие в мире. После прочтения какой-либо мудрой статьи у него возникали понятия, которые он переносил на Россию. Как-то незаметно, не вдруг возник лучезарный, неземной образ Отечества и стал принимать определенные, осязаемые черты, т. е. какой должна быть Россия. Он стал проповедником в своей деревне. Со всем своим бескорыстием, младенческой чистотой сердца, восторженно безумной любовью к своей Родине, он заставил задуматься своих друзей и близких о том, как мы живём. Почему нас не уважают в мире, почему мы сами не уважаем и не являемся могучим потоком, стремящимся к одной цели — искреннему служению Отчизне?
Зной становился нестерпимым. На пшеничном поле после леса Василию Федоровичу показалось еще жарче. В поле всё спряталось, притаилось, задремало, оно, словно остановило свой бег. Только иногда ветерок вздымал волны молодой, плотно стоящей пшеницы. Вечером Василия Федоровича Чернявского, участника Великой Отечественной войны, Героя Советского Союза нашли на пшеничном поле, которое он убирал на комбайне не один десяток лет. Колосья пшеницы, примятые при падении, и васильки склонились к лицу ветерана, словно оплакивали великого труженика, защитника земли. Он не дождался решения президента о продаже земли, может, и к лучшему, который все-таки, как глава государства, подписал закон, не сообразуясь с мнением народа, не проведя референдум по самому важнейшему вопросу для России…


ФАЛЬШИВАЯ КУПЮРА

Продавец фруктами Татьяна Евдокимовна залетела. Не в том смысле, о чем подумал читатель. Ей уже 53 года и она не могла, не думала, не мечтала о детях. Прожила Татьяна Евдокимовна со своим благоверным Егором Сергеевичем более 30 лет: вырастила сына, дочь и недавно стала бабушкой. Залетела она по невнимательности, торопливости, когда продавала, привезенные с Украины яблоки. Татьяне Евдокимовне под шумок очереди подсунули фальшивую тысячерублевую купюру. Распознала она ее, после работы дома, когда собиралась отдавать деньги хозяину магазина. Хозяин был крутого нрава и на сетования по телефону продавщицы спокойно заметил: «это ваши проблемы, а деньги принесите в указанное время» и положил трубку, давая понять: выходите из положения сами, но расчет должен быть строго по времени в соответствии «с отпущенным товаром». Татьяна Евдокимовна заняла деньги, рассчиталась с хозяином и, глядя на фальшивую тысячу, думала: от хитрости до плутовства один шаг, стоит прибавить и хитрости ложь, и получается плутовство. А разве мы, продавцы, не занимаемся плутовством с весами, обсчетом покупателей мысленно повторяя: «Не обманешь — не проживешь».
Ей однажды один умник-философ заметил: если продавец сознательно постоянно обманывает своих клиентов, то у его детей и внуков начнутся проблемы со здоровьем. На это указывают все великие книги трех мировых религий: христианства, буддизма, ислама. Этот покупатель купил у нее два килограмма груши, уходя, произнес: «Прислушайтесь к словам, они подобны деньгам, имеют собственную цену и очень часто становятся выражением самых разных ценностей». И вот сейчас Татьяна Евдокимовна размышляла о том, как загнать фальшивую деньгу, кому ее всучить, и придумала: раз меня обманули, а почему я не имею право на подобный обман? Имею.
В воскресный день Татьяна Евдокимовна попросила мужа поехать в село Коровино за картошкой к бабке Тарасихе, так, звали ее односельчане. Сбагрив фальшивую купюру Тарасихе, которая не усомнилась в подлинности купюры, Татьяне Евдокимовне почему-то легче не стало.
Весь день на работе и ночью она маялась угрызениями совести, ей припомнились слова покупателя-умника и, наконец, до нее дошли их смысл: слово и дело человека являются моральными ценностями. Ранним утром, когда чуть занялся новый день, Татьяна Евдокимовна уговорила мужа поехать к бабке Тарасихе, повиниться перед ней и отдать настоящие деньги за купленную картошку. Нет чувства более разрушительного у порядочного человека, чем обман. Сначала он поражает совесть, а потом выводит из строя сердце и рассудок.


ЧЕРНАЯ ИКРА

Пенсионер Валентин Михайлович Гончаров стоял перед витриной в рыбном магазине и через стекло разглядывал рыбные деликатесы, которые ему были не по карману.
Пенсия у Валентина Михайловича 14 тысячи 100 рублей, и он стал прикидывать сколько килограммов мог бы купить нельмы, муксуна, осетрины, стерляди и получилось, немного. Началась виртуальная игра ума. Если бы скажем 30 лет назад, по тем советским ценам, да с этими деньгами… Было бы здорово: найти эквивалент между ценой и продуктом, но увы… Старик стал размышлять: кто же покупает эту царскую рыбу, кому она доступна, какое количество людей города может позволить (возможно и каждый день) есть такие деликатесы. Положим, размышлял Валентин Михайлович, я покупаю два килограмма нельмы, то не смогу рассчитаться за квартиру, телефон, электроэнергию. Но еще нужно покупать продукты, ботинки, купленные до перестройки, требующие ремонта. Неплохо бы сменить шапку, которая носится 9-й год и уже облезла. Как мы дошли до такой жизни. Кто сотворил эту проклятую перестройку, по чьему сценарию она была внедрена в нашей стране, так размежевавшую людей на бедных и богатых. Впечатление такое, продолжал мыслить старик, что нами управляют недалекие люди, не имеющие опыта хозяйствования, управления государством, они иногда проявляют прозорливость, но к постоянному здравомыслию они не способны. Все больше и больше в России нищих, обездоленных, потерявших веру в светлые идеалы людей; наступила такая степень горя, которая выходит за пределы способности быть честному человеку гордым, независимым, счастливым. Глаза Гончарова скользили вдоль витрины и выхватывали банки с красной и черной икрой. Цены, по мнению пенсионера, были запредельными для простого человека, и Валентин Михайлович покинул в сердцах магазин, мысленно ругая сегодняшнюю власть, которая пользуется для своих целей людьми, нисколько не заботясь о них.
Поход в рыбный магазин вызвал душевное потрясение и боли в сердце у старика, он шел домой как оплеванный, словно его грубо оскорбили. Неожиданно ему припомнился случай, связанный с черной икрой тридцатилетней давности. После окончания университета, Гончаров работал директором средней школы на севере Томской области. Однажды его попросили прочитать лекцию о международном положении для рыбаков. Объяснили: будет две бригады. По Оби его доставили на быстроходной большой лодке, называли ее полуглиссер. После лекции, один из бригадиров предложил посмотреть, как они тянут, посредством двигателя большой невод «Тонь». Рыбаки стояли в воде, в высоких болотных сапогах, с двух сторон невода, направляя его, чтобы не запутался и одновременно выбрасывали мелкую рыбу «кострюков» за пределы невода, так называли несформировавшихся осетров. После взвешивания улова, один из бригадиров положил в лодку огромного осетра и сказал: «Вам, за лекцию». Валентин Михайлович был настолько взволнован, растроган и не знал что сказать рыбакам. Уже находясь в удаляющейся от берега лодке и перекрывая шум двигателя крикнул: «Спасибо, мужики!».
Хозяйка, у которой проживал Гончаров, когда внесли в дом осетра, от такого подарка ахнула, она восхищенно смотрела то на осетра, то на лектора-добытчика. Когда женщина вспорола осетра, то черной икры оказалось больше половины эмалированного таза. Вот тогда впервые он попробовал черную икру и ели они осетра и икру несколько месяцев. Эти воспоминания, нахлынувшие из прошлой жизни, оставили в наследство ему справедливость советской власти и антинародную сущность сегодняшней. Нет такого преступления, на которое не идет частник, предприниматель ради наживы, ради прибыли, выгоды. Теперь, думал Валентин Михайлович, когда жизнь на излете нищему пенсионеру уже никогда не придется поесть черной, да и красной икры. Остается одно: надо выработать иммунитет против такой жизни и приучить себя к двум вещам: к неотвратимым невзгодам и несправедливостям, которые люди причиняют друг другу.


МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ

Женщина, стянув на груди серый шерстяной платок, неподвижно стояла перед иконой Божьей Матери. Бледное, болезненное, уже немолодое лицо выражало неподдельное страдание.
В храме немного народу: слегка потрескивает горящие восковые свечи, время от времени открывается и закрывается входная дверь, слышны редкие приглушенные голоса входящих и выходящих людей. Эта женщина два раза в неделю, в субботу и воскресенье, приходит в храм и простаивает перед иконой по несколько часов. Впечатление такое, что она постоянно думает и просит Пречистую и Благословенную Богородицу Марию избавить от тяжкого, гнетущего горя, которое поселилось в её душе.
О Наталье Васильевне Воропаевой известно немного: была замужем. С мужем Виктором познакомилась в Новосибирске на авиационном заводе имени Чкалова, где работала после института по распределению. Семь лет были для них годами безмерного счастья. Виктор, окончивший Московский авиационный институт, быстро делал свою производственную карьеру. В двадцать восемь лет он уже был начальником цеха. Это был человек огромного дарования как организатор. О его знаниях, памяти, начитанности ходили легенды. Вскоре родился сын Андрей и, казалось, что семейному счастью не будет конца. Но всё изменилось, когда либералы-демократы начали перестраивать страну на западный манер. Завод и всю страну лихорадило, знобило, были изломаны судьбы миллионов людей. Будущие историки в своих научных исследованиях напишут о нашем времени, и потомки ужаснутся масштабами разора России, тому, что натворили реформаторы-приватизаторы с некогда великой страной и её великим народом. «Идет великое разграбление России, планомерное истребление русских», — вынужден был признать Патриарх Алексий II. Виктор стал пить по-черному. Они разошлись. Она вернулась на малую родину, где работала экономистом в больнице.
Несколько лет она не знала ничего о муже, а два года назад её пригласили в город Нефтеюганск для опознания трупа бомжа, который жил в этом городе несколько лет, собирая бутылки на помойках и хлеб, оставленный посетителями столовых. Умер, замёрз Виктор на одном из чердаков многоэтажного дома. С большим трудом Наталья Васильевна признала в пожилом мужчине бывшего своего, некогда красивого, спортивного, талантливого мужа. В рюкзаке бомжа оказались документы на имя Виктора Воропаева, недопитая бутылка водки, два десятка книг по философии, искусству и самолётостроению. Вот уж действительно легче сбиваются на путь неразумия самые разумные, как легче всего разоряются самые богатые.
Беда не приходит одна; сын Андрей, служивший в Чечне, неожиданно замолк. На все запросы Натальи Васильевны в воинскую часть, где служил сын, она не получала вразумительного ответа.
Несколько месяцев мать жила ожиданием какого-то страха, события. Она всё ждала весточки от сына в надежде получить известия о чудесном спасении или исцелении. И, наконец, дождалась: из подмосковного военного госпиталя сообщили, что Андрей Воропаев находится на излечении. На работе Наталью Васильевну не задержали, все ей сочувствовали и помогли деньгами: неблизкий путь из Сибири до Первопрестольной. За день до отъезда, она решила сходить на болото и набрать клюквы для Андрея. Пробираясь сквозь кустарники к болоту, мать отмечала скудную растительность, полусгнившие пни, тощие деревья, желтоватую уже замёршую траву. Бледные березки трепещут от холода, промокшие листья, при каждом сотрясении ветра сыплются на землю и, подхватываемые ветром, в бешеном круговороте уносятся во все стороны. Одни старые пни сверху донизу облеплены листьями, да гроздьями лежащая во мху клюква, не чувствуют осенней сырости. Ветер то стихал, то снова с яростью пробегал по болоту и низкорослым деревьям. Но мало-помалу, порывы его становятся реже, слабее, наконец, он стих, и глубокая тишина наступила повсюду. Иногда в этой могильной тишине раздавался крик болотной птицы и долго держался в воздухе. Однако все эти проявления жизни только усиливали беспокойство матери, и сама природа как бы предупреждала её о великих испытаниях, которые ей ещё предстоит пережить. Наталья Васильевна набрала небольшое ведро клюквы, но тяжелое, давящее, серое, свинцовое небо усиливало её тревожность. Только на горизонте появилась и засветилась золотистая полоска света. Сквозь кружева редкой листвы в тёмных предзакатных лучах стала высветляться дорога домой. Дома Наталья Васильевна еще долго размышляла о своей нелегкой вдовьей доле. Она пришла к мысли о том, что жизнь человека стоит рассматривать не с точки зрения узкой, земной, приходящей, а с точки зрения вечной, духовной. Она стояла у окна, и внезапно синичка, предвестница неожиданных событий, ударилась о стекло, и мать долго с напряженным вниманием следила за её полётом до тех пор, пока птица не исчезла из виду. С тяжелым вздохом Наталья Васильевна начала собираться в дорогу. Только на четвертые сутки она прибыла в военный госпиталь. Её встретил лечащий врач сына. Он сказал: «Наталья Васильевна, хочу вас предупредить, будьте мужественны, мужайтесь мать, Андрей искалечен».
Мать вошла в палату, её сын двадцатилетний Андрей лежал на койке. Его красивое, смуглое лицо резко выделялось: волосы у него были белее снега. По левой щеке медленно скатывалась слеза. Обе руки и обе ноги отсечены. Он не мог говорить: боевики отрезали ему язык. Написать, что с ним сделали, и даже наложить на себя руки он тоже не мог. Мать встала на колени около койки, уронила голову на грудь сына, прошептала: «Кровинушка ты моя родная, сыночек единственный, мальчик мой дорогой. Что же с тобой сделали?» и затихла. Андрей пытался руками-обрубками поднять голову матери, но её уже не было с сыном. Материнское сердце не выдержало такой муки…


БЕЛАЯ СИРЕНЬ

Всемирно известный тюменский летчик, Герой России Владимир Ильич Шарпатов недавно показал мне свою дачу. И обратил внимание на куст засохшей белой сирени, посаженный лет пятнадцать назад.
После смерти отца Володя перевез мать в Тюмень, а потом все мечтал съездить на малую родину, в родные места, надышаться воздухом детских лет. И как только позволило время, отправился в поездку. Отчий дом встретил его печатью запустения, он, как и люди, быстро постарел в одиночестве. В память о родине Володя выкопал два небольших кустика белой сирени, с великой нежностью обернул их в мокрую тряпку и привез в Тюмень.
Один куст сирени, посаженный на даче, в течении нескольких лет разросся, вымахал до трех метров высотой и стал несказанной радостью для всей семьи летчика. Второй отросток посадил на могиле матери — Марии Петровны — на одном из тюменских кладбищ. Этот кустик за двенадцать лет вытянулся всего на десять сантиметров.
Во время плена в афганском Кандагаре дачный куст сирени продолжал расти, но перед приездом В. Шарпатова, после его успешного побега из плена, вдруг в течение недели засох. Видимо, сирени не хватило сил, не рассчитала она своих возможностей — так ждала хозяина. От этого куста не пошла поросль, но летчик не вырубает высохшую сирень — слишком дорога она для него. Как говорит мой друг, ни на земле, ни в небесах нет всеобъемлющей, полной ясности, не все можно открыть с помощью ясности и сознания. Всегда есть нечто такое, что ставит нас в тупик перед божественной природой и тайной бытия. Вспомним кустик сирени, посаженный на могиле матери. Перед приездом летчика в Тюмень в 1996 году куст за три месяца с десяти сантиметров вырос до восьмидесяти четырех. Загадка, да еще какая! И нужно ли ее разгадывать?


ОБМАНЧИВОЕ ЦЕЛОМУДРИЕ

Как ни торопились к последнему автобусу, но опоздали: лишь шлейф пыли от него медленно оседал на проселочную дорогу. Решили с другом Николаем Дмитриевичем добраться на попутке до Червишево, а там, на автовокзале, дождаться маршрутного автобуса до Тюмени. Стали голосовать, и вскоре остановилась грузовая машина с закрытым брезентом кузовом. Шофер был немногословен: «Полезайте наверх, там уже два человека есть».
Мы устроились около кабины на ветхом матраце. А на запасном колесе сидели парень с девушкой. Они, как два голубка, прижавшись друг к другу не стесняясь нас, мило, нежно, целомудренно целовались. Нам показалось, что инициатива больше исходила от девушки. Подумалось о природе, высоком нравственном облике их. Влюбленные произносили тихие, ласковые слова, что усиливало впечатление о чистоте чувств, вновь заставляло нас думать о целомудренности.
Подъехали к автовокзалу. Парень остался в машине, мы пошли покупать билеты, а девушка вышла, видимо, размяться.
В зале вокзала мы обратили внимание на немолодую женщину с большим букетом цветов. Она задавала людям один и то же вопрос: «Скажите, пожалуйста, как называются эти цветы?» Все молчали.
— Николай Дмитриевич, — обратился я к другу, — вот иллюстрация к нашему вчерашнему спору. Не знаем мы ни истории своей страны, ни того, что произрастает на нашей земле, отсюда и отношение к родине, которое изменилось у народа за последние годы не в лучшую сторону. Знаете, как-то я читал о соревновании Куприна и Бунина. Их рассадили в разные комнаты, завязали глаза, затем вносили цветы. Писатели по запаху точно определили каждый цветок!
Мы вышли из здания вокзала, наше внимание привлекла девушка, ехавшая с нами. Она стояла в простенке между вокзалом и магазином, рядом с ней был мужчина. Он безуспешно пытался прикурить от сигареты девушки. Очередная попытка окончилась неудачей, на что девушка съязвила: «Эх ты, неумеха, тебе бы… (дальше — непечатно)».
Солнце наше померкло. Мы стояли как оплеванные. Исчезли целомудрие, красота, нежность.


ПЛАТА ЗА СВОБОДУ КОШКИ — СМЕРТЬ

Геннадий Иванович Терехов в институте Геологии не проявлял себя. Был добросовестным, никогда не опаздывал на службу, на общие собрания ходил регулярно, слушал выступления коллег, никак не выказывая своего отношения к происходящему. Но иногда к нему приходили за советом, за помощью сослуживцы. И тогда, отбросив свою стеснительность, выручал людей из беды. Когда нужно было сказать доброе слово в защиту хорошего человека, он делал это не задумываясь и часто навлекал на себя неудовольствие со стороны начальства. Лизоблюды, шестерки, постоянно крутившиеся около директора, время от времени совершали подлость по отношению к Геннадию Ивановичу. Они, как говорил А. Райкин, запускали «дурочку» — слух о неблаговидном поведении. Директор, человек слабовольный, легко внушаемый, соглашался с доводами приближенных и, вместо того чтобы однажды сказать: «мне надоели ваши интриги, я не дам вам сожрать его, и на этом давайте поставим точку», — подписывал против Терехова заранее составленный приказ о лишении его премии, менял тему научной работы, понижал в должности.
И, наконец, недавно его лишили последнего — комнаты. Так Геннадий Иванович оказался без места. Правда, нашлись сердобольные женщины из других лабораторий, принявшие участие в его судьбе, предложили ему раздеваться в их кабинетах, но он отказался. Его бумаги, заготовки будущих статей, стол были выкинуты как ненужный хлам. Терехов не сетовал на свою судьбу — он был глубоко верующим, православным человеком и считал, что на все Божий промысел. «Значит, Бог послал мне испытания за мои грехи».
Геннадий Иванович был убежден в том, что человек, сознательно совершающий подлость по отношению к другому человеку, будет страдать в три раза больше. Такова милость Божия. Ему нравилось высказывание митрополита Филарета (Дроздова) в духе глубочайшей, гениальнейшей заповеди из Нового Завета: «Божьих врагов ненавидь, врагов Отечества уничтожай, личных врагов прощай».
Терехов стал раздеваться в библиотеке и работать в одном из ее залов. Иногда он пускался в рассуждения, наблюдая за людьми. Благополучно сегодня в нашей стране живут те, кто умертвил свою душу, променял ее на деньги. Разве можно им завидовать? Это весьма ограниченные, недалекие, бездуховные люди, подверженные корысти. Всю жизнь они гоняются за деньгами, комфортом, ничего доброго не оставляя после себя. И умирают в безвестности.
Однажды Геннадий Иванович сидел в библиотеке и размышлял о землетрясениях, которые только что прокатились по территории Китая и Японии. Ход мыслей был таков: «В мире все так сложно, непонятно и необъяснимо, как в природе, так и в обществе. Почему землетрясения происходят в основном в горной местности и крупных городах мира? В разные века разрушению был подвергнут Лиссабон (1755), известны землетрясения Калифорнийское (1906), Мессинское (1908), Ашхабадское (1948), Чилийское (1960), Ташкентское (1966) и другие. Конечно, землетрясения, — размышлял Терехов — связаны с колебанием земной поверхности, возникающей в результате внезапных смещений и разрывов в земной коре, но почему?»
В ответ рождались бредовые идеи. Не связаны ли эти явления с тем, что земля, как саморазвивающаяся система, должна дышать, а ее все более пытаются упрятать под асфальт, лишая кислорода. И еще, в крупных городах — мегаполисах — в течение многих веков появляется много грешников, и их земная и внеземная энергетика не способствует расцвету общества. Может, землетрясения — плата за грехи человечества, как и СПИД?
Внезапно размышления прервал сотрудник: «Геннадий Иванович, в вашей бывшей комнате-лаборатории третий день плачет кошка».
— Почему не выпустите?
— Нельзя, комната опечатана. За срыв пломбы — наказание.
Терехов обошел все коммунальные службы, всех проректоров института, и везде был ответ — нельзя.
— А как же кошка? — восклицал Геннадий Иванович. — Это же грех, она живое существо, она умрет от голода!
На эти моральные сентенции руководители подразделений института разводили руками. Тогда Геннадий Иванович пошел на отчаянный шаг. Он взял топор, сорвал пломбу и выпустил кошку. Та пулей выскочила в коридор, и больше ее никто в институте не видел.
Спасение кошки обернулось для Геннадия Ивановича трагедией. Приехавшие сотрудники милиции заставили его написать объяснение, через день после этого директор подписал приказ об его увольнении из института, а еще через два дня Терехов умер в больнице от обширного инфаркта. Последнее о чем он думал: «Перед лицом человеческой подлости можно дойти до презрения жизни».


ВСТРЕЧА С ПРОШЛЫМ

Аэровокзал Домодедово монотонно гудел от многоголосья тысяч людей, изредка прерывая гул информацией дикторов о прибывших и вылетающих во все концы света самолетах. Володя Безменов, потоптавшись около справочного бюро и еще раз убедившись, что рейс на Тюмень откладывается на два часа по метеоусловиям, решил заглянуть в ресторан немного перекусить. В ресторане было немноголюдно, он присел за столик около окна, отсюда хорош был обзор: видны прибывающие и отправляющиеся лайнеры. Володя неспешно просматривал меню, сообразуясь с оставшимися деньгами. За три дня в первопрестольной он поистратился и, хотя все дни не отлучался с заседаний международной научной конференции по философии образования, командировочные и заначка истончались. Москва — один из самых дорогих городов мира. Сделав заказ, Володя мысленно вернулся к дням, проведенным в столице, к итогам конференции. Неожиданно ход мыслей прервал глухой, надтреснутый, но не старый голос:
— У вас свободно, молодой человек? — Да, пожалуйста!
Высокий, сухощавый, благообразный старик в форме полковника присел за столик, и к нему тотчас подошла девушка-официантка. Старик был краток:
— Катя, как всегда.
Девушка на подносе принесла стакан коньяку и плитку шоколада. У полковника тряслись руки, он никак их не мог унять. Он взял шоколад в свои огромные старческие руки, спрятал его под скатерть и долго, неумело шуршал, разворачивал, а когда справился, залпом выпил коньяк, закусив долькой шоколада. Володя старался не замечать, вглядывался заинтересованно в окно, словно что-то необычное видел на поле аэродрома. Но старик прервал эти уловки вопросом:
— Видел?
— Да! — честно ответил Володя. Через несколько минут руки полковника перестали дрожать, его лицо раскраснелось, и он поинтересовался, куда и когда летит молодой человек? Так они познакомились. Неожиданно полковник спросил:
— Володя, как Вы считаете, сколько мне лет и кто я по специальности? — Вам, Сергей Дмитриевич, наверное, лет 75, и вы военный пенсионер.
— Ошибаешься. 86, я академик Тихонов, энергетик, математик и геофизик. Перед тобой, юноша, реликт, я еще до войны
защитил докторскую диссертацию и был профессором. Когда началась война, добровольцем пошел на фронт. Воевал в составе 57-й Армии Юго-Западного фронта и был участником разгрома фашистских войск па Курской дуге. Верующий я, православный. Может, это спасло меня. Там был ад, страшный для всех участников. Расскажу тебе один случай из своей жизни. Тем более, время до твоего вылета еще есть, а у меня, пенсионера, его предостаточно. Прожил я большую жизнь, Володя, повидал на своем веку всякого, но не кляну судьбу, не сделавшую меня тем, кем хотел быть, а участь солдата, офицера, ученого на разных этапах жизни меня вполне устраивала, Сразу же после Курской битвы, в конце июля 1943 года, меня вызвали в Москву на совещание энергетиков страны и больше не позволили вернуться на фронт. Ты, Володя, может быть, не знаешь таких фактов, но во время войны не только ученых возвращали с фронта, но даже студентов, чтобы они доучивались в институтах. Это была инициатива Верховного Главнокомандующего — Сталина, Даже в такое трудное время он думал о будущем Отечества. И вот мы — на совещании энергетиков-ученых, руководителей правительства в Кремле. Сталин в своем кратком вступительном слове обрисовал обстановку на фронте и в стране, а затем предоставил слово академику Кржижановскому, директору энергетического института, члену комиссии по мобилизации и увеличению ресурсов.
Было еще несколько выступлений ученых и хозяйственников. Затем был объявлен перерыв на 45 минут, во время которого мы пообедали. Ровно в три часа появился Сталин со свитой. Он взял указку и подошел к огромной, сделанной как из пластика карте СССР. Говорил около двух часов. Скажу тебе, юноша, ни до, ни после ничего подобного мне не приходилось слышать. Конечно, Сталин для всех нас был божеством в человеческом обличии, но своим выступлением он потряс всех ученых, находящихся в зале, компетентностью, профессионализмом. Создалось впечатление, что он знал энергетические возможности всех регионов страны. Выступал без бумажки, его память была феноменальной. Он цитировал многих выступавших и притом убедительно доказывал, что коэффициент полезного действия будущих электростанций должен соотноситься со строительством новых промышленных предприятий, шахт, домен, заводов исходя из целесообразности. Необходимо учитывать все факторы, в том числе и экологические, ибо нужно все делать на перспективу развития страны.
После этого совещания, в августе 1943 года, появилось постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «О неотложных мерах по восстановлению народного хозяйства», так что, Володя, с того самого дня я стал сталинистом до конца своих дней. И правы те историки, которые говорят и пишут, что Сталин взял Россию от сохи и довел ее до космических высот (он немного не дожил до запуска первого искусственного спутника 4 октября 1957 года).
Что только не пишут сегодня демократические СМИ о И.Сталине. Они поставили под сомнение многие его приказы в годы войны, и особенно его приказ за №° 227, доказывая, что Сталин повинен в гибели сотен тысяч людей. Но никто из пишущих не задумывался над тем, а каковы были бы жертвы не будь его.
Приказ И. Сталина № 227 от 28 июля 1942 года был вызван тем, что уже громадная территория СССР была оккупирована фашистскими войсками. Сложившаяся обстановка требовала от войск усилить сопротивление врагу и остановить его продвижение. Девиз каждого советского солдата «Ни шагу назад» вызван целесообразностью и необходимостью, Если бы не было сталинского приказа, возможно, не было Володя и нас обоих. Мне припоминаются строки стихотворения прекрасной поэтессы-фронтовички, кстати, вашей землячки (она родилась в г, Ялуторовске Тюменской области), Юлии Друниной. Она написала стихотворение «Комбат» как раз о приказе № 227, оно объективно отражает то, что было на фронте.
Я его помню наизусть:
Когда, забыв присягу, повернули
В бою два автоматчика назад,
Догнали их две маленькие пули —
Всегда стрелял без промаха комбат.

Упали парни, ткнувшись в землю грудью.
А он, шатаясь, побежал вперед.
За этих двух его лишь тот осудит,
Кто никогда не шел на пулемет.

Потом в землянке полкового штаба,
Бумаги молча взяв у старшины,
Писал комбат двум бедным русским бабам,
Что… смертью храбрых пали их сыны.

И сотни раз письмо читала людям
В глухой деревне плачущая мать.
За эту ложь комбата кто осудит?
Никто его не смеет осуждать!

Представляю, Володя, запорошенную снегом деревеньку. И плачущую, сгорбленную от горя и работы женщину. Она идет в рабочей фуфайке, подпоясанной кушаком, и с каждым встречным делится своим горем, достает из-за пазухи негнущимися от работы и холода пальцами самое дорогое, что у нее осталось на память о единственном сыне, — извещение-стереотип, в котором указано, что ее «сын погиб смертью храбрых». Вот так все это я представляю, Володя.
Разумеется, в глазах молодого поколения очень плохо быть человеком, преисполненным сталинскими идеями, но еще хуже не признаваться в них, иными словами — сознательно вводить людей в заблуждение.
Для меня Сталин — величайший из людей. И таковым он останется не только в нашей отечественной истории, но и в истории человечества.
Внезапно диктор объявил посадку пассажиров на рейс до Тюмени. Старик встал из-за столика и крепко пожал руку молодому человеку, который оказался благодарным слушателем. Володя, спешивший в зал регистрации, думал: время не исцеляет скорби и радости прошлых лет. В разные периоды жизни, мы смотрим на события с разных сторон и другими глазами, в зависимости от прожитых и пережитых лет.


БЛАГОРОДНЫЙ РЫЦАРЬ РЕКС

Из села Кыштовка Новосибирской области приехала моя сестра Галина. Она рассказала о своей собаке. Рекс — западносибирская лайка, мощный черно-белый кобель, гроза всех местных собак — вдруг уступил свое жилище белой красавице — соседской сучке Белке.
У Белки не было своей конуры, иногда хозяева впускали ее домой, но большую часть своей собачьей жизни она проводила на сеновале. И вот однажды она заявилась с дитем-щенком в зубах, нырнула в сарайку, через дыру, специально сделанную для Рекса, и появилась в его логове. Рекс не зарычал, не залаял, не прогнал Белку, а спокойно удалился, уступив ей свое теплое место, состоящее из сена и двух старых фуфаек. Через некоторое время Белка сносила в Рексово жилище все свое богатство — шестерых щенят. Рекс ушел на сеновал и под пронизывающим ветром, на сорокаградусном морозе обитал там, пока у его подружки не подросли дети и их не раздали соседям, и только после этого Рекс вернулся в логово и вновь обрел покинутый на время свой угол. Третий год подряд повторяется одна и та же история, «с теми же лицами».
Рекс уступает на некоторое время свой угол, и, похоже, Белка создает ему дискомфорт не без умысла, давая понять, что он тоже имеет отношение к ее детям и в равной степени с ней несет ответственность за их жизнь.


ДАЧНАЯ ИСТОРИЯ

Дачники, едущие на электричке в сторону Екатеринбурга на свои фазенды, давно перезнакомились друг с другом. И неудивительно, во время дачного сезона, они почти каждые два-три дня в неделю едут к своим грядкам с надеждой поправить свое здоровье, свое материальное положение, которое с каждым годом «перестройки» становится все хуже и хуже. За разговорами о нынешнем житье-бытье люди поднимают самые животрепещущие вопросы нашей действительности. В последнее время одним из главных стал вопрос, касающийся почти всех дачников: как уберечь имущество и сами дачи от разорения? Воруют все, что только попадется на глаза подонкам. Один рассказывал в поезде, что вырыли у него капустную рассаду.
— Такого же никогда не было, — возмущается пассажир, — я живу на свете 76 лет и впервые сам на своей шкуре почувствовал беспредел нынешней жизни.
Каких только историй не услышишь за время поездки! Владимир Авенирович Копалов, в прошлом профессор университета, а ныне пенсионер, дачником стал недавно. У него хватило средств за всю свою честную жизнь купить избу. Он и купил ее в поселке и проживал в ней, занимаясь огородом только в летний период. И его, старика, не миновала участь многих людей. Дважды выбивали дверь, сняли плиту с печи, забрали кухонную утварь: сковородки, кастрюли, чайник, унесли насос и шланги — самое ценное, что у него было, отрезали счетчик. Немощный старик не мог таскать воду ведрами из колодца, но и покупать в очередной мотор, шланги на свою мизерную пенсию накладно, да и где гарантия, что не залезут в избу третий раз. Он, не надеясь на то, что способен чем-то пронять воров, решил все же подарить им свою книгу «Русская идея как духовная основа нации». Этой книге он предпослал записку, вложил ее так, чтобы было видно: «Ребята, прочтите мою книгу (одну из немногих), может, она даст правильное направление вашим намерениям и поступкам в жизни. Хотя наивно думать с моей стороны, что книга способна возыметь действие, на которое рассчитывает автор. У меня к вам одна просьба: уважьте пенсионера, верните хотя бы мотор, я уже не говорю о возвращении всего, что вам не принадлежит. Будьте милосердны. Вы же все в душе православные люди, а воровство на Руси было всегда страшным грехом для простых людей. В.Копалов».
Книгу старик пристроил около замка, дважды вырванного, но дважды закрепленного им с великим усилием. Каково же было удивление Владимира Авенировича, когда через две недели он обнаружил следующую записку: «Отец, прости нас, нехристей, книгу твою философскую прочли, спасибо, не все, конечно, поняли, но одно поняли, на фоне великих людей России мы — подонки, прости еще раз нас, грешных. Отец, оставь ключ на видном месте, чтобы не ломать замок и дверь, мы вернем все». Все было возвращено, и, более того, неизвестные взломщики за воротами избушки сделали лавочку, чтобы пенсионер Владимир Авенирович после праведных трудов мог отдохнуть, расслабиться и подумать о превратностях человеческих судеб.


ДЕД ФЕДОР И ВАСЬКА

Биография деда Федора проста и непримечательна: учился в школе, служил в армии, окончил институт, более тридцати лет отработал инженером на заводе. Сейчас пенсионер.
Словом, жизнь прошла незаметно, как и у большей части граждан страны, его ровесников. У кота Васьки биография тоже заурядная. Деду Федору предложили в библиотеке выбрать котенка из трех оставшихся (было семь), и он выбрал рыжего, с белой грудью, белыми лапками и носом.
У деда Федора с детства была неуемная страсть к книгам: заставлены стеллажами все три комнаты. Но своих ему мало, и дед еще брал книги в библиотеке, которая находилась недалеко от его квартиры. Книгочей он был известный в городе, а в этой библиотеке (как он говорил) ошивался, обретался со дня ее основания — более двадцати лет. Меняющиеся сотрудники быстро привыкали к своему постоянному читателю и знали его читательские вкусы.
Сотрудники пригрели брошенную кошку, назвали Лизкой, и она в течении нескольких лет стала приносить по нескольку раз в год от четырех до семи котят. Встала проблема: куда их девать? Естественно, предлагали своим читателям, не всем, конечно, а по принципу морального выбора. В эту обойму попал и дед Федор. Ему не нравились кошки иностранные, разные там цейлонские или австрийские лохматые, ему по нраву были простые сибирские трехшерстные, с гладкой шерстью коты. Дед Федор нес кота домой, спрятав его на груди. Маленький нежный комочек тихо попискивал, а дед успокаивал, говоря о том, что хозяйка Прасковья Федоровна для приличия поворчит, но примет их, никуда не денется.
«Но почитать, уважать ты будешь только меня — это факт, потому что ты уже почуял мой запах и голос мой был впервые обращен к тебе», — так вслух размышлял старик. И перед тем как перейти железнодорожные пути, он опустил котенка на заросшую травой тропинку; тот пугливо прижимался к ногам, разглядывая деревья, кусты, словно боялся, что дед оставит его в этом страшном, непонятном для него мире.
Дорогой дед думал, как назвать котенка? Перебрал имена: Солнышко — не пойдет, долго выговаривать. Рыжик — тоже. Сирота — нет, нет. А что думать: все другие бывшие в доме до него коты были Васьки, может, этот будет последним в моей жизни. Не надо менять традицию. Итак — Васька. Он позвал его потихоньку: «Васька, Васька», — но тот мирно сопел под рубахой, уткнувшись мокрым носом в седую грудь деда Федора. Дед был набожным, православным и даже появление нового Васьки считал Божьим промыслом, благодатью для семьи. Рассуждал он так: «Все в Боге, все для Него и все благодати через Него». Так Васька стал членом семьи деда Федора и всеобщим любимцем. Но сам отдавал предпочтение деду. Спал с ним, не выходил на кухню до тех пор, пока там не появится дед. Мог сидеть и смотреть на стоящего деда часами, как влюбленный. Дед баловал кота, отдавая из еды самое лучшее. Когда все уходили на работу, дед и кот — старый и малый — затевали игры. Они носились по комнатам до устали, первым сдавался дед, и кот примерялся с этим. Васька был умен, «ай-я-яй» было для него табу, он ни разу не ослушался, был непакостливым котом.
Дед однажды сказал о Ваське: «У него настолько умный, осмысленный взгляд, что в нем отражается вся скорбь мира».
Васька подрастал, превращаясь в красивого кота, старик старел и усыхал. Прошло несколько лет, весь интерес Васьки был сосредоточен на внимании и любви к деду. Мир ограничивался квартирой, но иногда его подсаживали на форточку. Он так привык к новому образу неведомого для него мира, что будил ночью деда и просил, задрав мордочку, подсадить. Дед это делал с удовольствием, тем более, что днем загазованность двора от машин велика, и в интересах здоровья домочадцев окно открывали только ночью. Конечно, мир Васьки дед Федор пытался расширить. Однажды он взял своего любимца на улицу, когда выносил мусорное ведро. Рядом с подъездом, благодаря добрым людям, разросся садик: деревья, трава, новые запахи — все это было внове для Васьки. Дед Федор посадил в траву кота и стал наблюдать за ним. Он отвлекся на какие-то секунды, засмотревшись на белую бабочку, которая должна была привлечь Ваську, и вдруг увидел большого черного кота, крадущегося к Ваське со спины. Предупредить не успел.
Кот бросился на Ваську, когда тот был в самом приятном, благодушном настроении среди цветов и трав. Оказывается и среди котов оказываются подлецы. Все произошло так быстро, и дед Федор не знал, как разнять этот рвущий клубок. Обычно коты, притязая на территорию, медленно приближаются друг к другу, голосами угрожают, пугают и только после такого ритуала бросаются и выясняют отношение в честной борьбе. Дед Федор пытался разнять их, и ему досталось. Васька в пылу борьбы вцепился ему в ногу, а тут еще овчарка прибежала и наделала шуму.
Васька понял одно: мир за пределами квартиры жесток, коварен и немилосерден по отношению к нему. Словом, после этого случая у Васьки отпала всякая охота проситься на улицу. Он лишь чутко прислушивался к шуму и шагам за окном, его чутье настолько велико, что за пять минут до прихода деда он подбегает к двери и пытается просунуть лапу между дверью, плачет, и все знают, что Васькин тятя идет домой.
Недавно дед Федор приобрел почти за бесценок разваливающуюся избу. В прошлом сельский житель, он решил связать себя с землей и поправить свое надорванное здоровье на природе. Стал брать с собой Ваську. На электричке почти два часа езды. Васька сидит смирно в сумке, высунув мордочку, но, как только подходят огородами к избе, Васька становится агрессивным, и никакие уговоры не действуют на него. Для него новый мир кажется враждебным, шоковое состояние продолжается до приезда в Тюмень. В квартире, среди близких ему людей и вещей, он вновь становится ласковым и привлекательным. Впечатление от Васькиного поведения нельзя объяснить только инстинктом, инстинкт научил кота созерцать земное, он дарил ему целостный идеальный вид домашнего бытия до тех пор, пока он не почувствовал враждебность вне этого бытия. Дед Федор однажды в силу необходимости оставил Ваську на своей бедной «фазенде». А получилось так. Дед должен был уехать, т. к. устроился работать сторожем в детском садике. За два часа до отхода электрички искал Ваську, кричал, умолял. Его нигде не было. Он вынужден был просить соседей покормить Ваську, хотя знал его нелюдимость, необщительность с незнакомыми ему людьми. Но такова ситуация. Дед Федор приехал через два дня. Васьки не было, он исчез. Соседи сообщили, что он появлялся вечером после его отъезда, но больше его не было.
Около месяца дед Федор оплакивал Ваську, трижды приезжал специально, бродил по поселку, спрашивал, весь лес исходил, но Ваську никто не видел. Люди сочувствовали старику, т. к. его искренний рассказ находил отзвук в их душах. Старик не утратил веры, что кот должен объявится. «Вера — размышлял старик, — выше чувств, но никогда не противостоит, не противоречит им».
Быть может, ничто не вселяет в нас надежду на благоприятный исход так, как старания и радости, где сливаются смутные ощущения блаженства, горя и веры в чудеса. Был конец сентября, дед Федор услышал жалобный плач за окном: форточка ночью была открыта. Старик был уверен, что это Васька. Он выскочил во двор в трусах, Васька, милый Васька, весь ободранный, худой, грязный с кровоподтеками бросился к деду. Старик заплакал. Лапы Васьки были стерты до крови, он прошел около 90 км. Как он шел, чем питался, как избегал встреч с собаками и недобрыми людьми, пройдя десятки населенных пунктов и не заблудившись в Тюмени, известно только самому Ваське. Привязанность кота к деду, дому так прочна и сильна, что объяснить просто невозможно. Никакая мудрость не способна постигнуть причину столь живой и глубокой любви кота к человеку. Дед Федор больше не берет Ваську в дальние поездки. Они потихоньку стареют, угасают и все реже придумывают, в отсутствие домочадцев, новые игры.


СЛАВЯНИН

Из молодости, когда после окончания университета я работал директором школы в одном из северных районов Томской области, припоминается такой случай. Довелось мне воочию увидеть сибирского старца-богатыря, которому исполнилось в тот год 120 лет. Вот эта история.
…Мы подъехали с местным бригадиром к небольшому домику. Во дворе хлопотала пожилая, лет за 80, женщина. Бригадир представил меня ей и спросил:
— Хозяин-то дома, Наталья Васильевна?
— А где же ему быть, пенсию еще не получил. Бригадир пояснил: когда старик получает пенсию, он берет бутылку водки выпивает ее и отправляется за 20 километров пешком в Новый Васюган. В любое время года, даже в лютые морозы, старик — звали его Василием Спиридоновичем — не изменял себе. Любопытным привычно отвечал:
— Свататься иду к учительнице.
Никакой учительницы не было, об этом знало все село.
В Новом Васюгане старик приходил в столовую, брал стакан водки, немудрящую закуску, слушал одни и те же заезженные пластинки. Сидел, опустив огромную голову, уставившись в одну точку. О чем думал могучий старик: грезилась ли ему молоденькая учительница, может, это была грустная история несостоявшейся любви поры его молодости…
Но никому он ничего не рассказывал.
За полчаса до закрытия столовой старик брал в буфете сто грамм водки, выпивал и отправлялся в обратный путь.
Дома его встречала язвительным вопросом дочь:
— Встретил свою возлюбленную учительницу?
— Не твое дело! — отвечал он и уходил на свою половину спать.
Об этом и поведал мне заранее местный бригадир. Он же предупредил, чтоб я взял «пузырек», иначе старика не разговорить. Когда мы вошли из сеней в первую комнату, я увидел старика, который сидел на сапожном стульчике, занимая своим телом почти все пространство небольшой комнаты. Он сучил дратву, подшивал пимы. Руки его, несмотря на их огромность, ловко двигались, и казалось, что сидящий перед нами старик-богатырь — неземного происхождения. Мы перед ним выглядели, наверное, пигмеями. На наше приветствие старик немного склонил голову, работу не прервал. Попытка бригадира разговорить его ни к чему не привела. Наконец, бригадир выставил бутылку и попросил три стакана. Старик медленно, с достоинством поднялся, и мы еще раз поразились огромности этого древнего славянина. Был он около двух метров, голова его почти касалась матицы потолка, и он пригибался, когда входил под полати…
Прошло тридцать лет, но до сих пор в памяти стоит этот могучий, широкоплечий, с огромной головой и бычьей шеей старец, упершийся склоненной головой в полати. Больше я таких людей не видел!
Старик достал из шкафчика стаканы, принес из погреба квашеной капусты, соленых огурцов, груздей. Все это проделал не спеша, с каким-то чувством обыденности, что ли.
Бригадир налил старику полный стакан, а себе и мне чисто символически, но старик как бы не заметил разницы разлитой водки. Поблекшие через дымку столетий глаза смотрели на нас с равнодушным укором. Через несколько минут задубевшее почти до черноты лицо Василия Спиридоновича порозовело, глубокие морщины словно разгладились, а еще после одного стакана он разговорился. И все же мне, как самому молодому, пришлось еще дважды сбегать в магазин за бутылкой, чтобы разговор не угас.
Жаль, что мы по молодости ничего не записывали, полагаясь на память и на то, что время для этого не пришло. Но вот оно пришло, а вспомнить все детали того, что рассказал русский богатырь, не могу. Василий Спиридонович участвовал в русско-турецкой войне 1877-78 годов, ему уже тогда было около 30 лет, штурмовал крепости Плевны и Карса. Был награжден высшими солдатскими наградами — двумя Георгиевскими крестами. Пережил трех жен, имел от них семь сыновей (трое погибли в Первую мировую войну, один — в Великую Отечественную), двух дочерей. Оставшиеся дети были живы, сыновьям подкатывало под сто лет. Тень грусти во время рассказа туманила его крупное лицо, и выступали на длинных седых ресницах слезы.
Но особенно поразил меня один эпизод из жизни семьи старика. Это было похоже на сказку, но я верю в нее и передаю почти дословно.
Несколько лет назад к старику приехала дочь Настя. Она рассказала о трудной своей жизни, о том, что получает пенсию всего двадцать четыре рубля…
— И вот последыш ее, моя внучка Катерина, — рассказал старик, — надумала выйти замуж. Все уже было обговорено, парень попался хороший, работящий, православный. Замечу, — сказал старик, — я и все мои дети верующие, и дети моих детей тоже православные… Через пять месяцев решили сыграть свадьбу. Настя и поделилась своим горем: ей не на что было купить для дочери золотое кольцо. Ее горе — стало моим горем. Я ходил, как потерянный, все мои мысли были об одном — где найти деньги, чтобы купить внучке кольцо. Это большие деньги, а где их взять? Был конец августа, я ходил рыбачить, но на рыбе в наших местах много не заработаешь. Здесь все рыбачат, начиная с подростков и кончая старухами, а ехать в город продавать рыбу далеко и дорого.
— На грибах тоже не разживешься, — продолжал старик, — их здесь всегда полно. За день до отъезда дочери я решил сходить в тайгу, чтоб наломать для нее белых грибов. Я набрал целую корзину и ведро, сижу под березкой, все думаю об этом кольце. Хотел было уже пойти домой, стал подниматься, как неожиданно солнечный блик, словно высверк молнии, отраженный от кого-то блестящего предмета, ударил меня по глазам, и я увидел невдалеке от себя, с правой стороны, большой белый гриб, на коричневой шляпке которого лежало золотое колечко. Вы мне можете не поверить, но это Божий промысел. Бог помог нам, и это кольцо оказалось по размеру для внучки Катерины… У моей внучки уже четверо детей, моих правнуков. Живет она с мужем хорошо и в согласии, — заключил старик…
Василий Спиридонович умер на 124-м году жизни. Почувствовав себя неважно (за жизнь он ни разу не пожаловался на здоровье), старик вызвал к себе своих детей для прощания. Перед кончиной он сходил с сыновьями в баню, но парился недолго. Когда все собрались за столом, сказал: «Ребята, жизненный ресурс мой исчерпан (так и сказал, он был начитанным), я умру под утро, а пока есть время для разговоров, советов и наставлений. Кто-то из сыновей заметил: «Батя, ты нас еще переживешь». Старик был серьезен. Он сказал, что для соборования у него все припасено: домовину давно приготовил — стоит в сарайке, приглядел место на кладбище: Наталья покажет. Сказал, кого бы хотел видеть из соседей на своих поминках. Посоветовал детям и внукам, чтоб они покрестили в церкви появившихся недавно правнуков, и чтобы все сильно не убивались по нему, так как он прожил большую, трудную и счастливую жизнь. В конце он сказал:
— Я честно служил России и Богу. Отказался от чарки, пояснив, что хочет предстать перед Всевышним трезвым человеком. Умер он, как и предсказал, под утро, когда все спали, никого не побеспокоив.
Представляю: на широкой лавке, под образами, лежал старец, сохранивший остатки былой мощи, может быть, один из последних православных русских богатырей, доживший до второй половины XX столетия.


ВОЛКИ НЕ ЗНАЮТ ЖАЛОСТИ?

Дело происходило на торжественном собрании, посвященном 60-летию профессора и 35-летию его работы в геологии. Звучало много теплых слов и поздравлений. Директор института академик Б. Неунылов прочувствованно говорил о юбиляре как о человеке науки, его ясном уме, разнообразных интересах, огромной эрудиции. И вот пришло время говорить юбиляру…
— Событие, о котором я хочу рассказать вам, заставило меня задуматься над тем, что мир людей и природы разнообразен и… не всегда жесток, — так начал свою речь известный ученый Василий Губарев.
…Так получилось, что после восьмого класса Василию пришлось уйти из школы: отец погиб на войне в 1942 году, а матери было трудно одной растить двоих детей. В 15 лет он поступил в училище механизации на полное гособеспечение. Государство обувало, одевало, кормило, да еще выплачивало неплохую стипендию. За полтора года обучения можно было приобрести пять специальностей: тракториста, комбайнера, шофера, слесаря и монтажника по животноводству. На семейном совете было решено, что после окончания учебы Василий поедет в Казахстан, к дяде.
— Мне было семнадцать, и я впервые ехал по железной дороге. Но до Акмолинска, где жил дядя, я так и не доехал. Во время получасовой остановки в Кокчетаве я услышал объявление диктора, приглашающего трактористов и комбайнеров, прибывших на освоение целинных и залежных земель, подойти к справочному бюро. Там уже ждали представители районов. Это был 1956 год…
Василий присоединился к тем, кто приехал по направлению. Его сразу же внесли в какой-то список и даже выдали небольшой аванс. Вот так, случайно, он стал участником великого преобразования Казахстана, свидетелем не только искреннего порыва прибывшей со всей страны молодежи, но и низости, предательства, подлости людей.
Губареву дали трактор ДТ-54 и жатку. Поля в Казахстане были огромные: на комбайне за 16 часов работы, сделав всего один круг, можно было намолотить до 19 бункеров пшеницы, а с гектара намолачивали около пятидесяти центнеров. При любой погоде работали с раннего утра и дотемна, поэтому трактористы иногда оставались ночевать в поле, в тракторе.
— Надо сказать, что спать в тракторе неудобно, но это казалось мелочью. Натруженное тело требовало отдыха, и засыпал я уже через полчаса. В селе меня никто не ждал: родственников не было, а друзьями еще не обзавелся. Мне понравилось ночевать в поле, наблюдать за природой…
Когда солнце скатывалось к закату, все огромное поле застывало в безмолвии, словно останавливало свой бег в ночь. Легкий ветерок вздымал волны плотно стоящей пшеницы. Поле дышало спокойной радостью жизни, переливаясь изумрудными красками в лучах предзакатного солнца. А ранним утром рассеивалась мгла, высветлялось небо, летели журавли на юг. В строгом порядке они медленно парили на большой высоте, тихим курлыканьем озвучивая поднебесье. И когда в этой голубой тиши вдруг на другом конце поля загрохочет трактор, звук которого слышно за десятки километров, пора было возвращаться в реальную жизнь: прибыла бригада механизаторов…
Уже две ночи Василий провел в поле. Ему доставили продукты, привезли постельные принадлежности и фонарик. А третья ночь осталась в его памяти на всю жизнь.
— Где-то часов в двенадцать меня разбудил вой волков. В вечерних сумерках он казался сверхъестественно жутким. Сталкиваться с волками раньше мне не приходилось. Не могу сказать точно, сколько их было… Волчьи глаза горели, как светлячки в лесу. Первое, что пришло мне на ум, было удивление: как же они не боятся трактора, который пахнет бензином, маслом, соляркой.
Завести трактор я не мог. Это сейчас можно, не выходя из кабины, как в легковом автомобиле, завести и поехать. А тогда ДТ-54 требовался «пускач», пусковой двигатель, работающий на бензине. Надо было выйти наружу…
Я попробовал отпугнуть волков фонариком, но или лучик света оказался слишком слабым, или волки не боялись — фонарик ничего не изменил. Стая то приближалась к трактору, то откатывалась назад. Выли они, почти не переставая, в унисон. Иногда, во время небольшой паузы, какой-нибудь из хищников словно делал запев, испуская долгий, тоскливый вой. К нему начинали присоединяться другие. Несколько минут я слушал этот жуткий концерт, потом внезапно наступала полная тишина и все начиналось сначала.
Неожиданно один из них, видимо, самый смелый, заскочил сначала на гусеницы трактора, а затем и на капот. Показалась оскаленная волчья пасть, и светящиеся глаза уставились в переднее стекло, словно проверяя, есть ли кто внутри. Я включил фонарик. Волк на секунду замер, соскочил, но сразу же запрыгнул снова. Это был мощный, кряжистый зверь. Его огромная голова отворачивалась от света. Серая шерсть немного светлела на груди и надбрюшье. Верхняя губа делалась «гармошкой», то поднимаясь, то опускаясь вниз, обнажала огромные белые клыки. Я слышал, как щелкают волчьи зубы, а из глотки раздается глухое ворчание. Но оно, как мне показалось, не было злобным…
… Волк смотрел на замершего в кабине человека, как бы говоря ему: «Не дергайся, малый, сиди спокойно, ничего тебе за стеклами не угрожает. Не по своей воле я пугаю тебя, меня заставляют это делать…». Василий не знал, была ли это волчья свадьба, которой руководила будущая «супруга» волка, проверяя его на смелость, или это вожак сбивал стаю, натаскивая молодняк для суровой жизни…
— С первыми проблесками зари волки ушли. Но эта тревожная ночь заставила меня задуматься о дисгармонии природной и человеческой действительности. Мы полагаем, что душа дарована лишь тем, чье обличье схоже с нашим собственным. Мы плохо знаем животный мир и, наверное, еще хуже — самих себя. Но наше сожаление об этом незнании нам помогает очень редко…
Последние слова юбиляра потонули в аплодисментах. Зал встал…


ОБЪЯСНЕНИЕ

Машина, преодолев небольшой подъем, последние колдобины, с трудом въехала на деревянный мост. Фары грузовика выхватывали покосившиеся, выщербленные от времени перила моста, и весь он дрожал, стонал, скрипел, и создавалось такое впечатление, что он жалуется на невнимание к себе. Семен во все глаза смотрел на знакомые с детства места, и шофер, везущий попутного пассажира, видя его заинтересованность, заметил:
— Отживает наш старый мост, рядом уже строят новый, поставили опоры, сделали насыпь, да вы днем увидите.
Проехав по мосту, машина как-то сразу оказалась почти в центре села. И чем ближе она подходила к знакомой, по очертаниям домов, улице, тем учащеннее билось у Семена сердце.
Приехал он в родное село, когда оно уже спало, только изредка слышен был ленивый лай собак, да храп лошадей, жующих траву, но разглядеть все это в кромешной тьме было невозможно.
Приезд Семена всегда был для матери неожиданностью, и то, что приехал ночью, радовало его. Почти инстинктивно он прошел короткими переулками, а последнюю часть пути — огородами. Очутившись перед изгородью, состоящей из длинных жердей, тянувшихся от бани до небольшого садика, в котором некогда им было посажено несколько кустов черной смородины и черемухи, Семен двигался вдоль изгороди. Наткнувшись на дощатую дверь, руками на ощупь нашел щеколду. Дверь, ведущая из двора в огород, неожиданно для этой тишины громко проскрипела, и он очутился в ограде своего дома. Семен, чтобы не вызывать шума, снял ботинки, носки и босыми ногами прошлепал на крыльцо, а затем, спустившись с него, с удовольствием прошелся по зеленой траве, еще теплой и не ставшей влажной от утренней росы. Чтобы попасть в дом, нужно было пройти веранду, но Семен знал, что мать не спала на веранде, она не слышит, кто ходит во дворе.
Ему было приятно от мысли, что он, наконец-то, дома, где прошло его детство, и как сейчас ему хорошо от разных запахов трав, деревьев и тишины. Он заглянул в окно веранды, но там ничего не было видно и лишь на окнах с той стороны бились ночные бабочки. Семен присел на одну из ступенек крыльца и закурил. И снова, и снова он перебирал в памяти все пережитое, связанное с его отъездом домой. Получив отпуск за три года, он не сразу выбрался из тайги. Какими только видами транспорта не воспользовался, чтобы наконец добраться до родного дома и насладиться тишиной милого сердцу села. До вертолетной площадки добирался верхом на лошади через бурелом и сделанные только что просеки. Их изыскательская партия стояла в шестидесяти километрах от жилья, если их два вагона можно было назвать жильем. Вертолет ждал трое суток, Затем добрался до маленького аэродрома, а с него — в Тюмень, затем до Новосибирска. От Новосибирска ехал поездом до небольшой железнодорожной станции, а от нее — двести километров на попутной машине.
Наконец, Семен решился постучать. Для него это была волнующая минута: мать, второпях набросив на седую голову ситцевый платок, выйдет к нему, прильнет к груди и заплачет. Так было всегда, когда он приезжал. Семен стучал в дверь веранды. Через некоторое время слышались легкие шаги, слова из-за двери: «Кто там?». «Я, мама, Семен!» Мать торопливо бежала к двери, сбрасывала дверной крючок и оказывалась головой прижатой к груди сына. Она плакала и говорила каждый раз одно и то же: «Боже мой, неужели тебе трудно предупредить меня о своем приезде телеграммой. Я бы напекла пирогов и блинов, истопила баню».
Так было и сейчас. Все так, как три года назад. После окончания политехнического института Семен, став геологом, не каждый год приезжал домой. Он регулярно писал с тех мест, где ему приходилось работать, а профессия геолога обязывала его бывать в разных местах: то он за полярным кругом, то на юге, а вот теперь уже несколько лет ходит по тайге в Тюменской области. Мать очень удивлялась, что ее сын стал таким непоседой. И что он только делает вдали от деревень, городов, сел?! Она даже стала собирать адреса, откуда сын писал письма и откуда присылал ей деньги. Мать очень гордилась сыном и однажды даже о нем прочитала в журнале «Смена», где рассказывалось о геологах Тюменской области и в числе других был упомянут он. Этот журнал ей принесла соседка Алка, которая учится в медицинском институте в Новосибирске. Алка каждый год приезжает на каникулы в село к родителям. И как это она вычитала несколько добрых слов, сказанных о Семене?
Семен много думал о матери, ему было всего лишь три года, когда умер от старых ран отец, пожив совсем немного после войны.
Мать одна подняла и вырастила Семена, и он знал, чего это ей стоило. Она работала почтальоном, получая очень маленькую зарплату, а когда он поступил в институт, вечером еще подрабатывала в детском садике уборщицей и сторожем, чтобы помочь ему выучиться. В пятнадцать лет Семен уже был парнем сильным и высоким, на него заглядывались местные девчата, когда он учился в старших классах. Мать уже давно подумывала о женитьбе сына, ей не терпелось поводиться с внучатами, но сын обычно отмалчивался, когда речь заходила об этом, или отшучивался: мол, ему еще рано обзаводиться семьей. ««Какой же рано, сынок», — говорила она ему, — ведь тебе почитай уже тридцать лет, а ведь твоему отцу всего было двадцать два года, когда он ко мне посватался». Однажды все-таки серьезно сказал, отводя глаза в сторону, что не встретил еще такую девушку, да и сложно жениться, имея такую профессию. Мать ничего не могла ответить на это, только, горестно вздохнув, вышла из дома. Как-то мать намекнула сыну, что рядом живет такая красивая, хорошая девушка, а он и не глядит даже в ее сторону. «Мама, ведь она еще школьница». «Была, сын, школьницей, а сейчас уже студентка третьего курса, учится на врача. Вот как сынок бегут годы».
Нельзя сказать, что Семен не видел девушку, бегающую по соседскому двору, посчитал ее еще ребенком и не воспринимал всерьез. На слова матери почти не обратил внимания, только уяснил для себя, что соседская девчонка-студентка, будущий врач. Все время, свободное от чтения и дел по хозяйству, Семен проводил на охоте. Он поднимался очень рано и шел на озеро, где можно было подстрелить утку. Ему нравилось подходить к озеру с одной стороны, где, пронесшийся несколько лет назад, ураган повалил много деревьев. На одно из них он садился и начинал думать. О многом он передумал, созерцая зеркальную гладь озера. Он еще мальчишкой, школьником, ходил с отцовской берданкой сюда и сидел на этом дереве, и это стало уже какой-то необходимостью. В трудную минуту он приходил, словно за советом, к старой березе. Приняв какое-нибудь решение, резко вставал и, забыв об охоте, шел домой. Он садился в деревянную лодку, переплывал речку, находящуюся в пяти минутах от дома, и только дома вдруг спохватывался: для чего же он ходил на охоту и что это за такие тяжелые мысли, что вывели его из состояния нормального ритма жизни. А думал он о многом. Например, когда же он будет жить как большинство людей, мыться каждую субботу в бане, не зарастать щетиной до безобразия, есть вовремя горячую пищу, и долго ли он будет кормить своей кровью таежный гнус. И еще о многом, о чем не расскажешь и что только ему одному известно. Однако через некоторое время мысли его начинали приобретать характер противоположного направления. Он думал о друзьях, которые рассыпаны по тайге, на буровых, и о том, как трудно им бывает, и о том, что он никогда не сменит свою профессию на другую, и что не уйдет ни в какую аспирантуру, куда его приглашают каждый год с момента окончания института. После таких мыслей хотелось быстрее уехать туда, к друзьям, в тайгу и разделить с ними участь таких, как он, привязанных к тайге, привыкших к неуюту и неудобствам жизни, делавших нужное для всех дело. Семен в своей работе находил упоение, он мог с тяжелым рюкзаком пройти до сорока километров в день по тайге. Ему принадлежат три открытия нефти и газа па Тюменской земле, ему ничего не стоило обработать огромный материал, собранный во время изысканий, чтобы защитить не только кандидатскую, но и докторскую диссертацию, но все что-то останавливало его, делало пассивным, инертным, когда дело касалось лично его.
Он иногда думал о более удачливых друзьях, которые ходили в кандидатах, осели в научно-исследовательских институтах в городе и изредка появлялись в тайге, собирая и забирая его материалы, сверяя свои идеи с данными, полученными Семеном. Да, он был альтруистом, и этим беззастенчиво пользовались друзья, писавшие научные статьи и не упомянувшие ни разу его имя. Он читал их статьи, находил свои идеи и мысли, радовался за них, что хоть таким образом его идеи дойдут до кого нужно, найдут применение в изыскательских работах геологов. Размышляя таким образом, он вместо положенных дней отпуска уезжал от матери раньше времени. И она это знала, предвидела и по мрачному виду догадывалась, что ему не терпится уехать в свою тайгу. Семен же страдал и мучился, так как оставлял мать одну. Но куда он повезет ее? Его домом была тайга, а в ней любимая работа. Угрызения совести на некоторое время отступали, когда он заговаривал с матерью о том, что снимет для нее комнату где-нибудь поближе к нему. Она, замахав руками, говорила: «Еще чего выдумал. Поеду я в твою загазованную Тюмень, где газ, шум, от которого я не доживу до положенных лет. И не выдумывай, я еще на ногах, а как обезножу, совсем ослабну, тогда бери и хорони. Разве можно мне куда-то ехать, когда здесь родилась, здесь у меня подруги, с которыми каждый вечер на лавочке полузгиваем семечки и говорим. Это все равно, что вытащить из речки рыбу и перенести в другой водоем. А там что, на пятый этаж меня засадишь, в четырех стенах потом хоть волком вой. И не думай, и не мечтай, я здесь хочу помереть, где мои родители и родственники лежат». Семен соглашался с такими аргументами матери, но эта отдушина мало помогала и незадолго до отъезда он мучился и страдал, представляя расставание с матерью.
Через редкий частокол, отгораживающий соседский двор от двора Семена, жила Алка, о которой все чаще и чаще заговаривала с ним мать. В огородике ее дома живописно раскинулись маленькие лужайки, окаймленные с двух сторон группами деревьев, посаженных без всякой системы, но очень густых и зеленых.
В тот день, изменивший его жизнь, солнце закатилось рано, оставив на горизонте бледно-золотистую полосу, и медленно спускался на влажную землю туман. И, несмотря на резкое понижение температуры, Алка не изменила своему правилу, она выскочила в ограду в одном купальном костюме и, минуя лужайки, стала спускаться к речке. Последние лучи уходящего солнца, выглянули из-за облаков, лениво скользнули по поверхности стройного, гибкого тела девушки. Остановившись на несколько секунд у самой воды, она протянула ногу и, почувствовав теплую, словно щелок, воду, вдруг резкими движениями стянула с себя купальник и осталась нагой. Алка знала: в это время никто не приходит на речку, и считала себя в безопасности от людского глаза. Но она ошиблась. Семен, побродив на сей раз бесполезно по лесу, уставший за день, решил освежиться. Он еще раньше, переплыв речку на лодке, сидел, разомлевший, сбросив ружье и рюкзак, в кустах и докуривал папиросу. То, что он увидел совершенно случайно, поразило его. Он увидел женщину. Эта юная дева потрясла его своей красотой, он боялся дышать, боялся спугнуть девушку и был очень рад тому, что эта удивительная красавица, разбежавшись, бросилась в воду. Плыла она легко и свободно, даже грациозно. Облегченно вздохнув и забрав охотничьи принадлежности, Семен поплелся домой. Дома он медлен но снял охотничьи сапоги и, на вопрос матери «Как охота?», — буркнул под нос одно слово: «Ничего», — и ушел в свою комнату.
Там, бросившись, не раздеваясь, на кровать и зажмурив глаза, вновь представил себе девушку, с ее гладкой, загорелой кожей, с ее длинными, стройными ногами и в меру округлыми бедрами. Через некоторое время мать, не постучавшись, вошла к нему, спросила: «Семен, ты с кем это разговариваешь или стонешь, не заболел ли?». Видение исчезло, и Семен стал стыдиться своих мыслей, сказав матери, что ей показалось. Теперь дни тянулись медленно, Семен целыми днями думал о девушке, при упоминании о ней он краснел и казался человеком, открывшим какую-то тайну, доступную только ему. Так проходили дни, отпуск должен был скоро кончиться, но Семен боялся показаться на глаза соседке. Из-за занавески на окне он наблюдал за нею, видел ее в ограде, в огороде, бегущей на речку, но оказаться в положении, в котором он уже был, не решался, хотя ему очень хотелось увидеть то, что явилось тайной для всех, но не для него. Дни шли, и Семен, кажется, уже все переделал, что нужно было для матери. Он исправил прясло в огороде, сделал дровник, выкопал с матерью картошку, починил крышу и крыльцо, заготовил в лесу дрова. Можно было ехать, хотя еще около месяца ему можно было отдыхать, но он все медлил и каждый день откладывал свой отъезд, придумывая для себя очередные оправдания, что-то недоделал, не расколол и не сложил дрова. Причиной задержки, конечно, была Алка. Если бы ему кто-нибудь сказал, что он способен влюбиться, да так, что не спать ночи напролет, да еще в своем селе, он бы просто посмеялся над этим. Но это случилось, и Семен искал выход из создавшегося положения; хождения к старой березе стали все чаще. Отчаяние приходило от мысли, что если он как-то заговорит с нею, то неизвестно, как она отнесется к его словам. Он перебирал сотни вариантов, как можно подойти к девушке, но все они через какое-то время отвергались им.
В один из дней Алка вышла вечером во двор. Семену, копошившемуся в ограде с дровами, было видно, что она направилась к речке, так как через плечо у нее было перекинуто полотенце. Семен, бросив колоть дрова, вдруг неожиданно для себя произнес совершенно простую фразу: «Алла, возьмите меня с собой». В ответ последовала не менее простая, фраза: «Идемте, коль не шутите». Это было начало. Они купались почти в темноте, брызгали друг на друга и веселились, как маленькие, расшалившиеся дети. Какое утешение, какое спокойствие дало ему сознание того, что она рядом, можно протянуть руку и реально ощутить теплоту ее тела. Влажный ночной ветер доносил с реки запахи свежего дыхания листвы тальника, бурно разросшегося по берегу реки, а Семен и Алка, продрогшие от наступившей прохлады, сидели на берегу, боясь нечаянным прикосновением приблизиться друг к другу. Алка, закинув руки, растянулась во весь рост на песке. Семен косил глаза на нее и думал о том, что природа не поскупились и одарила Алку поразительной красотой. А она в это время глубоко чувствовала, что наступила ее весна. Весна любви. Это было блаженное ощущение, полное грустной и мягкой тоски. Она уже уносилась далеко в своих мыслях о горячей любви. Все в ней ликовало. Да — думала она — теперь наступила пора прийти к ней тому, кого она любит уже несколько лет, кого редко, во время отпусков видит и в кого еще восьмиклассницей влюбилась без памяти. Она вспоминала, как четыре года назад, будучи десятиклассницей, во время его приезда весной, намеренно искала с ним встречи, попадаясь ему на глаза, по он никак не реагировал на знаки внимания с ее стороны. Однажды она сознательно подкараулила его в узком переулке, где по двум доскам нельзя было развернуться, не коснувшись друг друга. Расчет Алки оказался точным. Семен, переходя по неказистому, наспех сколоченному тротуару, взял Алку за талию, поднял ее, повернул вокруг себя и переставил на другую сторону. И все это он проделал молча. Как она тогда бежала домой, ее молодое сердце кричало, оно готово было выскочить из груди, разорваться, преисполненное чувством какого-то постижения, как ей казалось, любви. «Нет ничего в мире выше, — думала она, — как быть женщиной, жертвовать собой». И вот сейчас Алка ждала, ждала этой любви. Неужели он не обладает даром видеть ее страдания и слушать, что творится в ее душе? Она негодовала, прислушиваясь к каждому шороху.
Крупные слезы покатились по щекам Алки, она закрыла лицо руками, перевернулась на живот. Семен резким движением поднялся, подхватил ее и осыпал мокрое от слез лицо Алки поцелуями. «Милая, бедная, родная моя», — говорил он дрожащим голосом. «Семен, — начала Алка глухо и прерывисто, — я принадлежу к тем людям, которые не умеют скрывать своих чувств. Я долго крепилась, много лет, еще с девчоночьей поры, любя тебя, — бессвязно шептала она, — ты вынудил сказать меня эти слова. Я люблю тебя очень, очень, давно, целую вечность и готова ехать с тобой хоть на край света, куда угодно: в тайгу, к комарам, медведям… Не могу больше без тебя. Не думай, что это моя фантазия. Нет, это не больная фантазия, это настоящее к тебе чувство. Ну не молчи… Но я не хочу, чтобы ты, такой умный, красивый, сильный сказал мне хорошие слова из жалости ко мне. Я не хочу твоей жалости», — говорила Алка, затихая в огромных, сильных руках Семена… «Пойдем, уже поздно», — проговорил, наконец, Семен. Река явилась хорошим резонатором, и еще некоторое время вдоль реки летел его голос.
Алка вздрогнула, встрепенулась и медленно поднялась с земли.
Ночь незаметно сменила сумерки: густой туман поднялся по реке, охватывая все больше и больше предметов.
Скоро шаги их замерли вдали…


ЗАГАДОЧНЫЕ ПТИЦЫ

В природе великое множество таинств, каждое явление — загадочный клубок. Флора и фауна, как и человек, — камешки в мозаичном узоре бытия. Растительный и животный мир постепенно, не без влияния современной цивилизации исчезает с лица Земли и до сих пор мало изучен человеком. Хотя сам человек не знает и себя. Почти на каждом шагу, если внимательно присмотреться к окружающему нас миру, мы сталкиваемся с необъяснимыми загадками.
В подтверждение сказанному приведу два примера.
Однажды в январе из окна своей квартиры наблюдал такую картину: стайка воробьев опустилась на голые ветви осыпанной легким снежком яблони. Воробьи отряхивались от воды, которая время от времени появляется во дворах многоэтажных домов из-за размороженных труб и аварий. Один воробей, по сравнению с другими, вёл себя очень активно: он прыгал с ветки на ветку, трепетал крыльями, словно пытался привлечь к себе внимание своих собратьев. Присмотревшись, я увидел: хвост у него обледенел и превратился в сосульку. Он, чирикая, поворачивался хвостом к своим сотоварищам, и наконец просьбу бедолаги уважили: один из друзей начал клевать сосульку, сбил наледь с хвоста, и вскоре вся компания снялась с дерева и скрылась из виду.
Второй случай. Молодые люди — Он и Она — в период медового месяца, когда брак — слишком совершенное состояние для несовершенных людей, стараясь уединиться от общества, выбрали нежилую в зимний период дачу своих родителей, собираясь там провести несколько дней. В первый же день своего пребывания они протопили печь, благо, что дрова были, нагрели комнаты, закрыли вьюшку и счастливые, с мыслью «кто никогда не совершал безрассудств, тот не так мудр», заснули. Подняв разламывающуюся от боли тяжелую голову, увидел двух синичек, которые почти синхронно долбили своими клювами в стекло. Пошатываясь и почти теряя сознание (от угарного газа), он открыл форточки, дверь, завернул в шубу возлюбленную и вынес на крыльцо. Лишь через полчаса она пришла в сознание.
Синички спасли молодожёнам жизнь. Значит, вопреки поверьям, не всегда они приносят печальные вести. Рассеянность, незнание простых вещей — свойства счастливых людей или безрассудной бесчувственности?


ВИТАФОН

Мой знакомый Иван Михайлович — бывший лесничий, а ныне пенсионер со стажем, с которым мы иногда общаемся за шахматной доской, в последнее время сник, потускнел, приуныл, реже стал смеяться, острить, больше задумываться. Здоровьем его бог не обидел, и, хотя ему пошел восьмой десяток, выглядит он на пятьдесят. Всегда широкая улыбка, обнажающая крепкие белые зубы, сквозь одежду просматривается мощная мышечная масса, стройная фигура. Красивый, правильный рисунок лица делает его, несмотря на возраст, до сих пор привлекательным. На вопрос, что его беспокоит, он поведал свою историю, связанную с половой немощностью.
— А чему тут удивляться, Иван Михайлович, Вы в том возрасте, когда природа организма начинает жить в разладе с собой, нет былого восторга и радости от полноты душевных сил, и здоровья. Утешьтесь тем, что сегодня тридцатилетние молодые люди жалуются на импотенцию. Для Вас это естественный процесс, т. к. живете в иной экосистеме, потребляете далеко не чистые, с экологической точки зрения, продукты. А каким воздухом мы дышим, какую пьем воду!
— Все это так, — молвил Иван Михайлович, — но как-то уж все неожиданно произошло, не могу с этим смириться. Настя последняя жена, люблю ее очень, на двадцать три года моложе меня, боюсь, как бы к другому не ушла. Она тоже меня успокаивает: после меня, говорит, ей никто не нужен, мол, тебе не 20 даже не 50 лет, уймись, старый, отлюбился, твое время прошло. Не верю я Насте, бабы — они непредсказуемы в своей линии поведения.
Исповедь пожилого человека заставляет задуматься о том, что любовь — порождение двух индивидов, в ней разумно быть может только одно: живет она в человеке всегда, в любом возрасте.
— Рекламе, — продолжал Иван Михайлович, — предлагающей препараты, не верю, хотя и не пробовал такие, скажем, как виагра, виардо, золотой конек. Они одномоментны и небезопасны для сердца, мне нужно такое лекарство, которое бы продлило мужскую силу лет до девяноста. Недавно, — говорит мой собеседник, — прочитал о виброакустическом аппарате «Витафон» он меня заинтересовал, т. к. лечит не только импотенцию, но и простатит, аденому, цистит и др. и, на мой непрофессиональный дилетантский взгляд, своим вибрирующим звуком он убивает в организме микробы. Деньги в заначке были, Настя не знает, где их прячу. И я решился. Купил. Выбрал время, когда в квартире никого не было, настроил аппарат и в соответствии с инструкцией установил и включил витафон в сетевую вилку. Аппарат своим пронзительным звуком не только возбуждает микровибрацию тканей организма, улучшает условия циркуляции крови, но за счет широкого диапазона меняющихся частот происходит скачкообразное изменение напряженности сосудов. На звуки меняющихся частот прибежали две мои сибирские лайки Пальма и Валет и кот Васька. Они некоторое время смотрели на меня, затем собаки завыли в унисон меняющемуся звуку как по покойнику. Слушай, что тут началось: соседи по квартире справа и слева, сверху и снизу начали стучать по батареям. Пришлось прекратить лечение. Я тебе так скажу, наверное, вернусь на старое место жительства, на природу, к речке, провались этот грязный, загазованный город с его цивилизованным образом жизни. Уверен, чистые природные продукты, воздух, вода, сосновый бор сделают то, чего не смогут сделать все лекарства от половой импотенции, вместе взятые.
Наивный человек… Угасание потенции, как и любви, лишь доказывает, что люди несовершенны, т. к. у сердца и других органов есть свои пределы. На мои аргументы Иван Михайлович в конце своего невеселого монолога заметил:
— У меня есть интересные идеи, я неплохо знаю травы Западной Сибири и составлю такой букет, такое снадобье, эликсир, после которого Настя и ваш покорный слуга помолодеем на двадцать лет. Несчастье человека состоит в том, что у него исчезает вера в себя; управлять собой в разных ситуациях — удел немногих и дается лишь опытом, нередко запоздалым…


ФАРЛИ

Доктор философских наук, профессор Каргаполов Василий Андреевич последние пять лет вел неспешный, размеренный образ жизни. Несколько лет назад он вдруг почувствовал себя неважно — забарахлило сердце. До 45 лет он не знал, где оно находится: спал на любом боку, в любых условиях, мог работать сутками, забывая о сне и еде. И вот, как он выразился, «начал иногда ощущать соматический дискомфорт». Василий Андреевич был на редкость здоровым человеком, видимо, унаследовал физическую крепость от отца, который прожил 83 года, ни разу не пожаловавшись на какие-либо недомогания. Мать прожила тоже немало — 78 лет. И профессор собирался жить долго. В молодости ему пришлось освоить несколько рабочих профессий, требовавших от него физической силы и выносливости.
После службы в армии, став студентом университета, он выступал на соревнованиях в различных видах спорта. Для университета, факультета он был находкой. Силушкой его природа не обидела, он, например, брал две двухпудовые гири правой рукой и выжимал несколько раз, поражая и удивляя даже знатоков тяжелой атлетики и гиревого спорта. Однако от предложений сделать из него чемпиона по борьбе, тяжелой атлетике наотрез отказался. Так он и жил: учился, женился, воспитывал и учил своих и чужих детей и думал, что здоровья хватит ему если не на сто лет, то на 80 уж точно. Василий Андреевич читал лекции и вел семинарские занятия по философии у студентов технического вуза, работу свою любил, и студенты его любили за эрудицию, нестандартность мышления, знание своего предмета. Казалось, ничто не предвещало сбоя со стороны здоровья. За день до сердечного приступа он почувствовал вялость, нежелание сесть за стол и работать, даже не хотелось ничего читать. Состояние было такое, как словно он не спал несколько суток подряд, зевал, как после перетренировки. Такое иногда испытывают спортсмены, превысив дозировку физической нагрузки на организм. Ночью, в третьем часу, Василий Андреевич проснулся как от толчка. Он попытался встать, но рухнул на пол. Не понимая, в чем дело, он вновь поднялся, но не удержался на ногах, и снова слабость, головокружение придавили его к полу. Цепляясь за книжные шкафы, он еще раз попытался подняться на ноги, думая при этом: как же так, он, сильный человек, сибиряк, не может преодолеть слабости, ничего не может сделать с собой, не управляет своим телом, что же это творится? Борьба с самим собой, со своим духом продолжалась недолго: холодный пот заливал глаза, предметы и вещи в комнате теряли свои очертания, руки и ноги не слушались… Он потерял сознание. Странное ощущение испытывал профессор: он все слышал и понимал, слышал, как жена по телефону вызвала «скорую помощь», как ребятишки теребили его и просили проснуться, но сил не было даже открыть глаза. Василий Андреевич слышал, как вошли в квартиру два врача «скорой помощи», о чем они говорили, как сделали укол, измерили давление, сняли кардиограмму. У него было такое чувство, что это происходит не с ним, а что он тут же, рядом со всеми, и старается вникнуть во все происходящее. Такая непривычная отстраненность от себя еще долгое время после этого случая возвращала его к тому событию. Когда он потом рассказывал жене, кто что говорил, она поражалась тому, что он, будучи в бессознательном состоянии, запомнил один к одному все, что происходило в их квартире той роковой ночью. Для врачей «скорой помощи» это была обычная ночь, они привели в чувство профессора: предметы, вещи в квартире для него приобрели четкие очертания, перестали плавать и растворяться. Он сразу же поднялся на ноги и на все уговоры врачей и жены лечь в больницу отвечал: «Нет и нет, и не уговаривайте, чувствую себя уже неплохо, нормально». Даже слова жены о том, что он думает только о себе и не думает о ней и детях, не возымели на него никакого действия. В больницу он не поехал. Днем участковый врач-терапевт и кардиолог отметили, что пульс, давление повторная кардиограмма показали значительное улучшение работы сердечно-сосудистой системы. Врачи внушали Василию Андреевичу, что случай, произошедший с ним, это первый звонок, извещающий о том, что необходимо отказаться от интенсивной научной работы, больше бывать на свежем воздухе, ходить пешком и делать по утрам зарядку. Они убеждали профессора в том, что нужно не только развивать ум, но и укреплять физическое здоровье. Вот этому последнему совету и внял профессор.
Он стал ходить на работу пешком. До института было не более получаса ходьбы, и профессор стал выходить за час до лекции или семинарского занятия. Василий Андреевич выбирал улицы и переулки, где движение машин было меньше, шел дворами, искренне полагая, что вдали от транспортных магистралей меньше загазованность, воздух чище. Его облаивали собаки, но душа радовалась от вида тихих дворов, похожих на деревенские.
Профессор научился ладить с собаками. Когда они с лаем приближались к нему, он спокойно говорил: «Возьми кыску, зюзю», — собаки в замешательстве останавливались, они искали глазами кошку, но ее, конечно, не было. Весь порыв и злоба у собак пропадали…
На пути к институту он проходил незастроенное пространство — поле около выставочного зала, там утрами владельцы выгуливали собак престижных, элитных пород: спаниелей, гордонов, пойнтеров, овчарок и др. Важные хозяева освобождали собак от поводков, давая им возможность порезвиться, а сами медленно прогуливались друг с другом парами, собаки тоже парами начинали игры, возню. Собаки лишь несколько секунд смотрели на высокого, грузного человека как на чужака, и продолжали прерванную игру. Профессор не оскорблялся за такое невнимание. Он продолжал свой путь, думая о том, что из всех собак лучшая, пожалуй, сибирская лайка. Он уважал ее за добрый, отзывчивый нрав, за открытость, отходчивость, силу, выносливость и верность.
Однажды в поисках оптимального пути к институту Василий Андреевич набрел на улочку, состоящую из девяти деревянных домов, в семи из них не пахло живым духом, а в двух домах теплилась жизнь. В них жили пенсионеры, которые ждали своей очереди, чтобы переселиться в высотные 9-12-этажные жилые дома, расположившиеся со всех сторон некогда тихой «деревенской» улочки. И хотя ее укорачивали строящиеся высотные дома, бульдозеры вокруг навалили высокие кучи строительного мусора, «деревенька» продолжала жить и сопротивляться, вернее, сопротивлялись деревья, принимавшие первые удары цивилизации. Они располагались вдоль улицы, вокруг нее, и ограждали огороды, стараясь словно отдалить гибель. Деревья стояли насмерть. Мощные тополя, как солдаты, даже под напором современной техники не дрогнули. Ближе к домам росли густые кустарники, с трудом, но пробивалась наружу зеленая трава из-под больших каменных обломков и полуразрушенных бетонных плит.
В этот оазис, как его прозвали городские жители высокоэтажных домов, вечером повадились ходить влюбленные парочки, а днем, в обеденный перерыв, приходили рабочие, строящие дома. Они раскладывали немудреную снедь прямо на улице, благо улица превратилась в сплошной травяной ковер, а часам к семи здесь стали появляться пожилые люди из высотных домов. Они шли по три-четыре человека и все с бидонами, иные с ведрами. Дело в том, что один из пенсионеров недавно обнаружил родник.
Маленький ручеек, журча, несет свои серебром отливающие струи, точно радуется тому, что он нужен людям… Кто-то уже нашел узкую трубу, приделал ее, и из нее лилась чистая как слеза вода. Василий Андреевич, увидев столпившихся людей около родничка, подумал: «Неужели в домах нет воды?» — и спросил об этом. «Почему же нет, есть вода, но эта слаще», — сказал пожилой мужчина. И Василий Андреевич понял, что приходят сюда за водой бывшие деревенские, волею обстоятельств осевшие в городе, им не столько вода нужна, сколько общение между собой. Кто-то соорудил лавочку, и на ней сидели уже перезнакомившиеся старики, обсуждая разные проблемы и глядя на ручеек, вытекающий из трубы, который бежит, скользит, сверкает чистыми, хрустальными струями. Василий Андреевич приходил сюда в 12 часов дня, когда здесь никого не было. Ясное, безоблачное небо раскинулось над «деревенькой». Лучи полуденного солнца золотят могучие вершины тополей и, прокрадываясь между густыми кустарниками, искристыми блестками играют в светлых струях родничка. Мягко журчит ручеек, таинственный его шепот, сливаясь с жужжанием пчел и полным истомы стрекотанием кузнечика, навевает дремоту и умиротворение.
Лишь изредка доносился со стройплощадки шум машин, скрежет ходящею по рельсам крана. Как-то сидел Василий Андреевич на лавочке у родника, думал о превратностях судьбы, о себе, о людях, живущих в согласии с природой.
Неожиданно услышал шорох, оглянувшись, увидел плотного, невысокого роста, широкогрудого, черного с белыми отметинами пса. Он припал к трубе, как человек, и пил воду. Первое желание было прогнать его, но что-то удержало, остановило профессора. Он интуитивно, каким-то чутьем понял, что пес не пришлый, а местный и что пьет воду он только здесь. Напившись и встряхнувшись, пес спокойно смотрел на человека, сидевшего на лавочке. Незнакомец тоже спокойно разглядывал пса. Это была сибирская лайка. У пса была красивая большая голова. Затылочная часть слегка округлена, с хорошо заметным бугром, стоячие уши в форме вытянутого треугольника высоко поставлены. Глаза некруглые, с резко косым разрезом век. Пес был покрыт коротким жестким волосом, на задних лапах очесы, но без подвеса.
Боясь спугнуть пса, Василий Андреевич заискивающе позвал его: «Иди ко мне, иди, не бойся», — и даже похлопал рукой по коленке. Пес какое-то время колебался, но затем смело подошел к профессору и встал около его ног. Профессор без колебания запустил руку в шерсть, гладил спину пса и говорил: «Что, брат, нет у тебя хозяина, сторожишь пустой дом? Давай будем знакомиться. Меня зовут Василий Андреевич Каргаполов, а тебя? Знаешь, пес, назову-ка я тебя Фарли в честь известного писателя-биолога, этнографа из Канады Фарли Моуэта, в свое время я прочитал несколько книг этого ученого. Особенно большое впечатление произвела на меня одна из них — «Не кричи, волки!». Речь в ней идет об Ангелине и Георге — волках-супругах, которые жили на бескрайних просторах Канадского Севера и которые выказали доброжелательное отношение к Фарли Моуэту, оказавшемуся в их природной среде».
Профессор сидел, рассказывая о Фарли Моуэте, а затем, посмотрев на часы, сказал: «Мне, Фарли, пора на лекцию, пойдем, проводи меня немного». Они дошли до автострады, которую нужно было пересечь, и Василий Андреевич попросил Фарли дальше не провожать, пообещав ему завтра прийти и принести какой-нибудь гостинец. Так началась эта удивительная дружба, продолжавшаяся два года. Василий Андреевич приходил к роднику тогда, когда у него были лекции и семинары в институте. Он выходил из дома иногда за три часа, но были дни, когда у него в институте не было никаких дел, и он приходил к Фарли просто так, чтобы посидеть, поговорить. Фарли, завидев профессора, встречал его громким лаем, несся сломя голову, подпрыгивал, наровя лизнуть его, подметал землю хвостом, бодая головой, терся об ноги. Словом, встречал своего нового хозяина, и так почти каждый день.
Но вот случилась беда с Фарли. Рядом с ним не оказалось Василия Андреевича. Он был в это время на философской конференции в Тамбове. А когда, вернувшись, появился у родника, то не обнаружил своего друга. Нашел он его в ограде дома, который сторожил Фарли. Он лежал около изгороди в крови. Волоча задние ноги, с трудом пополз навстречу профессору и, когда они встретились, лизнул сухим шершавым языком руку хозяина. Это уже говорило о серьезности положения. Он сбегал с банкой до родника, набрал воды, разжевал мелко мясо, хлеб, принесенные с собой для Фарли, и вместе с водой поил друга, понимая, что необходимо отпаивать его жидкостью, так как Фарли потерял много крови. Этим же вечером профессор привел к Фарли врача-хирурга, который сделал операцию, обработал рану, зашил ее и сказал, что пес будет жить, но за ним нужен уход.
— А почему бы Вам, Василий Андреевич, не взять его домой, — сказал врач.
— Видите ли, Владимир Петрович, — начал профессор, — Фарли — сибирская лайка, а для него место в городском доме — тюрьма, где он не выдержит. Этот брошенный дом он охраняет, и, видимо, здесь он родился. Фарли будет здесь находиться до тех пор, пока не снесут все дома. Несколько дней назад «деревеньку» покинули два последних ее жителя, так что недолго осталось ему здесь жить.
Фарли начал поправляться, друзья снова ходили посидеть у родничка. Там, поглаживая Фарли, профессор рассказывал другу о своей жизни: «Мне тоже было не сладко. Родился в войну. Отец, хотя и в возрасте, воевал, два моих старших брата погибли, я их не видел, так как был последним. Мать день и ночь работала в колхозе, не до меня было. Много в это время умерло от голода нашего брата — детей. С 14 лет трудился в колхозе на разных работах. Служил в армии в танковых войсках водителем танка. А когда поступил в университет, то снова вспомнил голод. В солдатской робе ходил два года, стипендия, даже повышенная, была 28 рублей. Пришлось подрабатывать: разгружал уголь, ездил со стройотрядами в Казахстан. И не поверишь, Фарли, многим студентам присылали деньги из дома, а я отправлял заработок за лето домой, родителям. Они у меня уже были старенькие, немощные, изработавшиеся. Колхозу отдали 40 лет, получали пенсию по 12 рублей в месяц. Почти каждое лето, во время студенческих каникул, я приезжал домой в свою деревню. На все лето хватало дел: заготавливал дрова, накашивал сена для коровенки Майки, ухаживал за кормильцем — огородом. Во всех делах неизменным помощником у меня был пес, похожий на тебя, Фарли. Он со мной и на рыбалке, и на охоте, и на покосе.
Лиха я хватил в своей жизни не больше, чем сверстники — тяжела для всех была жизнь после войны. Надо любить жизнь во все времена, мой друг, и радоваться каждому ее мгновению. Мне бы очень хотелось, хотя бы на какое-то время, вернуться в то трудное далекое детство, разбежаться с берега и бултыхнуться в речку Тару, милую речку моего детства. Все чаше и чаще думаю о своей деревне, о жизни того времени. Люди приносят большие жертвы, чтобы жить в соответствии с тем, что они считают должным, но как хочется освободиться от обязанностей, хотя бы на некоторое время.
Ты понимаешь, Фарли, от этих постоянных дум о деревне я, неожиданно для себя, начал писать стихи:
Мне снится речка Тара в красоте стыдливой,
Когда мальчишкой с удочкой спешил
В мой милый дом — шалаш под старой ивой,
В котором я подолгу жил…

Жизнь продолжалась. Время текло в одном направлении, «деревеньку» не разрушили. Фарли совсем поправился, он стал провожать профессора до института и, пока тот был занят со студентами, ждал его. Фарли погубило то, что он стал пересекать опасную для себя зону — шоссе. Это было зимой: профессор, как обычно, провел занятия и, когда вышел из института, не обнаружил своего друга. Не ожидая ничего плохого, он направился обычным путем домой, через «деревеньку». Перейдя трассу, увидел на обочине дороги убитого Фарли. Видимо, тот бежал через дорогу, но не рассчитал силы, машина сбила его и отбросила на обочину. Фарли лежал, вытянув передние ноги, словно смерть настигла его в прыжке: влажные, испуганные, даже не испуганные, а удивленные, открытые глаза выражали что-то человеческое, словно говорили: за что? Василий Андреевич поднял мертвого тяжелого Фарли на руки и понес в «деревню». Он занес его в ограду дома, который охранял Фарли, выбрал место для могилки у плетня, рядом с тополем, затем нашел в пристройке лом и в течение нескольких часов долбил мерзлую землю, выгребая ее руками. Похоронив Фарли, Василий Андреевич взял в ограде несколько кирпичей и на могиле выстроил из них букву Ф. Профессор шел домой, ему все виделись удивленные, подернутые слезой глаза Фарли и немой безответный вопрос: за что?
На следующий день Василий Андреевич в институт поехал автобусом. Тоска по малой родине у профессора стала невыносимой, избавиться от нее можно было только совершив поездку в родную деревню. Он собирался после летней экзаменационной сессии провести отпуск на родине. Василий Андреевич понимал, что у него в деревне нет родственников, и тем не менее мысленно представлял, как сходит он на сельское кладбище, поклонится дорогим могилам матери и отца, побывает в ремонтно-технических мастерских, как встретится со сверстниками, с которыми учился в школе, с теми, с кем когда-то начинал работать механизатором, искупается в милой его сердцу речке Таре… Но этому не суждено было сбыться: Василий Андреевич умер в кузове грузовой машины. Доехал поездом он хорошо до станции, но опоздал на автобус, который курсировал до его деревни.
Шел пешком, и тут его нагнала попутка… Встрече с родиной не суждено было состояться. Но, как говорят в народе, «такую смерть за деньги не купишь», он умер, не обратив внимания на смерть. Хоронили профессора всей деревней, могилу вырыли рядом с могилами его родителей.
Сбылось. Он так хотел быть похороненным на сельском кладбище малой родины…


ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ

Делегация работников образования, направляющаяся в Германию, была сформирована почти год назад, но поездка дважды откладывалась из-за отсутствия средств у министерства. Поездки за границу стали плановыми. Договор между Россией и Германией был связан с обменом опытом, знакомством с системой высшего и профессионального образования обеих стран.
Наконец, все финансовые проблемы, противоречия были разрешены, и группа из восемнадцати человек прибыла рейсовым самолетом из Москвы во Франкфурт-на-Майне. Российской делегации, представленной в основном руководителями областных департаментов по образованию и учеными высших учебных заведений, надлежало посетить учебные заведения разного уровня Западной и Восточной частей Германии.
За три недели члены делегации должны были побывать почти во всех крупных городах. После каждого посещения учебного заведения, будь то университет или профессиональное заведение при заводе, традиционно проходила дискуссия, в которой участвовали почти все коллеги с обеих сторон. Споры были жаркими, вопросов было много, и два переводчика — доктор Харольд, кстати, закончивший Московский университет, и мадам Ингрид, ранее жившая в России, сменяя друг друга, подчас были вынуждены призывать отдельных спорщиков к порядку. Времени на дискуссии, как правило, не хватало, и руководители-хозяева с немецкой педантичностью обрывали словесные баталии, чтобы неукоснительно следовать предписанной, заранее составленной программе.
Среди российской делегации появился неформальный лидер — профессор, доктор технических наук из Новосибирска Сергей Иванович Русинов. Он обратил на себя внимание тем, что вначале не проявлял особого рвения к полемике, но когда его просили высказать свое мнение по каким-либо вопросам, он поражал глубиной и оригинальностью мысли, а его фундаментальные знания в различных областях наук и, особенно, в образовании, сделали его самым уважаемым среди коллег. За кажущейся отстраненностью, дистанцированием обсуждаемых вопросов, он не пропускал ни одного факта, и, когда подходила его очередь сказать свое слово, все уже ждали с нетерпением, приготовив блокноты, чтобы записывать его нестандартные мысли и идеи.
После дискуссии его продолжали донимать вопросами в автобусе во время поездки, в отеле, во время еды, восхищаясь его феноменальной памятью и знаниями. Сергей Иванович, похоже, не тяготился таким вниманием к нему. Чувствовалось, что это обычное его рабочее состояние. Он не рисовался, не кокетничал, а был заряжен на любую полемику, самозабвенно отстаивая духовные приоритеты, свое патриотическое мировидение определенных проблем под углом державности и национальных интересов России.
Три недели пролетели незаметно: посещение заводов, частных предприятий, учебных заведений заставляло членов делегации проводить исторические параллели между Россией и Германией, и эти сравнения были не в пользу России — победительницы во Второй мировой войне. Два последних дня пребывания были отданы Дрездену, его музеям и, конечно, знаменитой на весь мир картинной галерее. Сергей Иванович провел в ее стенах весь день. Всю свою жизнь он интересовался философией и живописью, в его домашней библиотеке десятки полок были заставлены художественными альбомами, каталогами, книгами, энциклопедиями, посвященными отдельным художникам и истории живописи, начиная от античности и кончая современным искусством разных стран и народов. Но читать и смотреть репродукции из альбомов, даже если они прекрасно оформлены, это одно, а видеть оригинал — совсем другое. Сергей Иванович долго стоял перед «Сикстинской мадонной» Рафаэля Санти. Он вспомнил историю о том, как 150 лет назад, в 1867 году, Ф. Достоевский также стоял перед благородным образом Богоматери с младенцем, полной душевной красоты и чистоты, словно парящей в пространстве.
В последний день перед вылетом на родину руководитель и переводчик с немецкой стороны Харольд решил показать русским Саксонскую Швейцарию. Традиционно для всех экскурсантов из разных стран мира был составлен маршрут посещения: экскурсантов возили на смотровые площадки, с которых открывалась прекрасная панорама величественных гор, утесов, покрытых зеленью, снизу причудливо извивалась река. И вот на этом фоне люди фотографировались, обмирали и вскрикивали (несмотря на безопасность), глядя вниз. Харольд решил познакомить членов делегации с Саксонской Швейцарией не со смотровых площадок, а повести их в горы.
Около часа ехали автобусом, затем пересели в трамвай и вышли на последней остановке. Начало пути ничего серьезного не предвещало: крутизны особой не было, и почти все с шутками и анекдотами по хорошо утрамбованной щебенкой сельской дороге, медленно поднимались вверх. По бокам дороги рос хвойный лес, поднимающийся ввысь, резко очерчивая горы, уходящие в поднебесье. Чем дальше ученые мужи и дамы поднимались вверх»: тем реже слышались взрывы смеха от рассказанных анекдотов. Несколько человек отстали и повернули назад. На пути стали попадаться деревянные лесенки с перекладинами, за которые можно было держаться руками, а ступеньки взбегали все круче и круче, приближая почтенную публику к горам. Наконец, преодолена последняя крутая лестница, лица участников похода стали красными и потными. Неутомимый худощавый и моложавый Харольд подвел делегацию к мощной скале, причудливо преломляющейся и уходящей в небо. Впечатление было такое, что скала угрожающе нависла над путешественниками. Железные скобы четкой лентой были прибиты и уходили так высоко, что их невозможно было различить.
Стало ясно, что осилить дальнейший путь могут только единицы.
Харольд предложил, после пятиминутного отдыха, продолжить путь — осилить последний рубеж, тем, кто может, кто рассчитывает на свои физические и моральные силы: «Придется подниматься по скобам». Первым вызвался идти Александр Васильевич — молодой профессор из Нижнего Новгорода. Затем, после небольшой паузы, вызвался идти Сергей Иванович, объяснив свое решение тем, что кто-то же должен представлять Сибирь. Но тут же последовала реакция, видимо, из лучших побуждений, со стороны молодящейся ученой дамы из Санкт-Петербурга:
— Куда же вы, Сергей Иванович, разобьетесь. На эти скалы страшно смотреть, одумайтесь! Что вы делаете?
Остальные путешественники молчали. Сергей Иванович мысленно ответил даме: «Типун тебе на язык! Назло всем пойду, а главное, проверю себя и сердечную мышцу, а то она уже, наверное, деформируется». Новосибирец снял плащ, шляпу, галстук, оставшись в костюме. Только Харольд имел для такого похода соответствующую экипировку: особые для такой вылазки ботинки, за плечами небольшой рюкзак с продуктами. Он первым взялся за скобу, за ним профессор из Нижнего Новгорода, Сергей Иванович пошел замыкающим.
Уже первые метры по скобам были сопряжены с большими усилиями. Сергей Иванович старался не отставать от своих молодых компаньонов. Он не смотрел вниз, оставаясь лицом к скале, но мысли все чаще и чаще заставляли его думать: Дурак старый, зачем пошел, кому ты что хочешь доказать. Сердце у тебя совсем худое и стоило лететь такую даль, чтобы сорваться и умереть вдали от России. Он тут же отгонял эти мысли и старался думать о чем-нибудь другом. Вспомнил строчки давно забытого поэта: «Будет буря, мы поспорим и помужествуем с ней». Перед отъездом в Германию Сергей Иванович как-то пожаловался своему коллеге на боли в сердце, под лопаткой, отдающиеся в левое плечо. Коллега, перенесший два инфаркта, посоветовал один раз в месяц принимать одну таблетку аспирина, которая разжижает кровь и уберегает человека от инфаркта. Он думал о спаситель — ной таблетке, полагая, что запас прочности его сердца достаточен, т. к. недавно, уже в Германии, принял ее. К тому же Сергей Иванович еще дорогой до подножья скалы украдкой, чтобы никто не видел, принял таблетку валидола под язык, на всякий случай, и полагал, что этого будет достаточно для восхождения. Поднимаясь по скобам, Сергей Иванович не только прислушивался к своему состоянию, но и замечал нагромождения огромных отвесных гор. Миллионы тонн хаотично застыли в причудливом, но прекрасном беспорядке. «Неужели, — думал он, — это ледники так удивительно разместили гигантские глыбы, на вершинах которых ухитрились расти хвойные деревья?» Сергей Иванович задыхался и обливался потом. Были минуты, когда наступало какое-то безразличие, отупение, ноги подкашивались и темп восхождения Сергея Ивановича становился все медленнее. Когда приходилось огибать скалу, он, придерживаясь за скобу правой рукой, успевал приложить левую руку к пульсу, который так частил, метался, что казался сплошным ударом. Сергей Иванович стал уговаривать свое сердце: «Не подведи меня, брат, не опозорь перед членами делегации». В левом кармане пиджака у него находились маленькие иконки: Иисуса Христа и Божьей Матери, и он, как православный человек, свято верил, что они придают ему силы, они спасут его.
Впереди идущие Харольд и Александр Васильевич время от времени напоминали о себе и справлялись у Сергея Ивановича о самочувствии, он неизменно откликался бодрым голосом: «Все нормально!» Хотя каждый шаг, каждый метр наверх требовал невероятных усилий, и профессору казалось, что физический и моральный потенциал у него на исходе. Дыхание было беспорядочным, а сердце готово было вырваться из груди.
Видимость в этот день была великолепной, и, чтобы не смотреть в глаза ущелью, он смотрел вверх, на изрезанные гребни гор, которые иногда обволакивались кучевыми облаками. Страха не было. Было лишь пожелание себе: только бы выдержало сердце. И оно не подводило, словно обнаруживало дополнительные ресурсы организма. По скобам они вошли в расщелину, в которой было сыро и прохладно. Первых скоб не было, и Сергей Иванович из последних сил подтянулся на руках и, перехватив верхние скобы, поставил соскальзывающие ноги на нижнюю скобу. Неимоверные усилия последних метров были таковы, что даже возникла мысль: «А может, разжать пальцы рук и не мучиться…». Он подставил свой лоб и щеку к влажному граниту, и слезы с потом, соединившись, текли по лицу, и не было даже сил его вытереть. Сверху уже кричали Харольд и Александр, поторапливали Сергея Ивановича. Через некоторое время в расщелине появилось солнце, а еще через метров двадцать он увидел, что ребята выходят на поверхность, на плато. Когда Сергей Иванович вышел наверх, он увидел, что плато разделено пропастью на две части. Со всех сторон — ущелье. И соединены эти части пятиметровым бревном. Сергей Иванович пытался шутить: «tugam mundi» (по латыни — «бегство от мира» кончилось) — и пошел к бревну. Харольд и Александр отряхивались и обратили внимание только тогда, когда Сергей Иванович уже прошел половину пути над пропастью. Конечно, по бревну ходили экипированные люди в связке, со страховкой. Профессор был уверен в себе, т. к. полагал, что он выдержал такой путь, осталось всего каких-нибудь пять метров до места, где прибита на цепь тетрадь, в которой расписывались альпинисты из разных стран мира. Что он — хуже их? Сергей Иванович прошел уже большую часть бревна, когда оно зашаталось, но это не смутило его. Он прошел спокойно до конца. Затем подошел к прибитой на цепь тетради, внутри которой лежала ручка, расписался в ней: «Русинов Сергей Иванович из Новосибирска», поставил дату, постоял некоторое время у худенькой березки, чудом взметнувшейся на такую высоту, подержался правой рукой за тонкий ствол и почему-то вспомнил строчки А. Фирсова, а может, С. Викулова: «Когда умрет последняя береза, умрет последний русский человек». И подался обратно. Он прошел обратно хорошо, бревно даже не дрогнуло. Когда оказался рядом с попутчиками, он обратил внимание на их бледность. Они еще какое-то время молчали, а потом их прорвало. Харольд ругался, матерился на шести языках, и особенно на русском: «У вас что, все такие дураки в Сибири?! Я одиннадцать лет вожу сюда людей, и ни одного такого случая не было. Ведь я же за вас несу ответственность. Вы что, не обратили внимание на подписи в тетради: там фамилии членов делегаций, и проходим мы туда только в связке, образуя живой коридор». Сергей Иванович слабо защищался: дураков, мол, в Сибири немного, и один среди них он. Хотя заметил: «Кажется, дурак по-турецки «остановка». Не ругайте меня, я учился в высшем летном». Но видно было, что он счастлив, что он одержал победу над собой, что этот день для него будет одним из самых примечательных в его жизни. Наконец, Харольд перестал ругаться и после легкой закуски заявил, что приглашает Сергея Ивановича и Александра вечером за свой счет в китайский ресторан.
Когда возвращались обратно, Харольд был настолько милостив, что предложил Сергею Ивановичу по своему сотовому телефону переговорить с Новосибирском. И снова удача: профессор набрал код России, города и номер телефона — трубку взял сын Игорь. Слышимость была прекрасной, и радостный отец, волнуясь, сказал: «Ты даже не представляешь, сын, откуда я тебе звоню: из ущелья Саксонской Швейцарии, через два дня прилечу и расскажу подробнее». Вечером этого же дня три профессора сидели в китайском ресторане. Сергей Иванович лишь только попробовал бамбуковой водки и никак не мог освоить брать пищу палочками. А через три рюмки все перешли на вилки и ложки. По ходу ужина Сергей Иванович рассказал, что в детстве он на спор ходил по верхней перекладине деревянного моста речки Тары (длиной до двухсот метров). Внизу стояли бревна, обитые железом, как ледоколы, чтобы весной, когда идет половодье, льдом не снесло деревянный мост.
— Представляете, иду по перилам моста, а где-нибудь на середине перекладины появлялась полоска частично сгнившего дерева. Объясняю: на мосту встречались весной и летом вечером влюбленные, они за разговором отколупывали дерево и бросали щепки в воду, наблюдая, как они плывут по течению. Ходил босиком, и частенько в ноги впивались занозы, но зато был вознагражден похвалами сверстников за смелость. Пацаны же и разносили новость по всему селу. Мать узнавала о моих чудачествах, и мне от нее доставалось. Воспитывала она меня одна, отец погиб в декабре 1941 года под Москвой. Сибирские полки были больше чем наполовину уничтожены фашистами. Отцу было 22 года от роду, он даже не узнал о том, что у него родился сын, так что я пережил отца на 34 года, — закончил свой монолог профессор. Сергей Иванович был в самом радужном, приподнятом настроении, давно с ним такого не было. В отеле он принял душ, помолился перед сном, правда, при этом вновь подумал: «Только бы не умереть ночью во сне, уж слишком трудным и волнительным был день». Для него самое страшное было — умереть на чужбине. Эти хлопоты, эти разговоры, свинцовый гроб, неудобство людям, которые должны этим заниматься. Он прерывал такие мысли, но они вновь и вновь возвращались, томили и мучили его. И вдруг пришла простая и спасительная мысль: если это случится, значит, так Богу угодно. И он крепко заснул.
Утром в день отъезда из Дрездена, после завтрака (шведского стола), вся делегация, кроме Сергея Ивановича, собралась, как договорились, в холле отеля. Стали строить догадки, почему его нет: может, собирается? А видел ли его кто за завтраком? Нет, не видели. Стали волноваться, т. к. Сергей Иванович был человеком аккуратным и ответственным. Позвонили по телефону в номер, но никто не ответил. Харольд и руководитель русской делегации от министерства образования Николай Дмитриевич были вынуждены попросить у администрации отеля магнитную карточку от номера 210. Когда открыли номер, то увидели Сергея Ивановича лежащим в постели, его лицо выражало какое-то довольство, оно было благостным и в то же время удивленным. Он был мертв. На постели лежал обнаженный до пояса красивый, мощный, физически развитый, еще не старый мужчина. На широкой груди лежал сиротливо простой крестик. Особенно поражали мышцы рук и плеч, и тем обиднее показалась эта странная смерть. Рядом на тумбочке были две иконки: Божья Матерь и Иисус Христос, а в правой руке были зажаты две таблетки нитроглицерина. Он не успел принять их: сердце остановилось.


ЧУВСТВО ВИНЫ

Кошка, оставленная уехавшими хозяевами, некоторое время пыталась войти в свою квартиру, но новые квартиросъемщики ее не пустили. Известно, что в подобной ситуации кошки бывают не подготовлены к невзгодам жизни, обрушившихся неожиданно на них. И они отзываются на любое маломальское проявление чувства доброты со стороны людей. Стоит кому-нибудь приласкать их или сказать доброе слово, покормить, и они доверчиво тянутся к спасителю. В подъезде такие люди нашлись, они кормили кошку, но в квартиры свои не приглашали. Тем и жила.
К драме кошки добавилась еще одна: она отяжелела и лихорадочно искала новых и добрых хозяев, чтобы разрешиться. Однако все ее попытки проникнуть в какую-нибудь квартиру не увенчались успехом. Однажды она поднялась на седьмой этаж и, когда хозяин квартиры Василий Петрович открыл дверь, чтобы вынести мусорное ведро, юркнула в квартиру. Хозяин не заругался, не выгнал кошку, более того, накормил, а затем сходил в магазин, выпросил у продавца картонную коробку и приспособил ее для новой жилицы. Когда из школы пришли сыновья и жена с работы, Василий Петрович объявил о новом члене семьи и о том, что он назвал кошку Лизкой. Домочадцы оценили акт благородства главы семьи.
Вскоре у Лизки появилось три котенка. Она стала полноправным членом семьи. Лизка была очень красивая, вся белая, за исключением лап (они были черными, впечатление такое, словно ей надели носочки), черными были также уши и часть груди. Вид у нее грациозный, голова крупная, нос прямой, шерсть короткая, плотная и очень нежная, шелковистая, глаза живые, зеленые. Вся семья привязалась к Лизке, она была чистюлей, благожелательно, благосклонно относилась ко всем, но выделяла особенно хозяина. Когда Василий Петрович приходил с работы, она не отходила от него ни на шаг, терлась о ноги, мурлыкала, а уж если он побуждал ее к игре, она старалась, придумывала разные трюки, шалости, провоцировала на продолжение игры, чтобы рассмешить всех. Кошка в квартире — всегда утешение, домашняя целительница.
Чтобы отблагодарить хозяина, Лизка решила преподнести ему подарок. Стало правилом, если она возвращалась с улицы, то мяукала, царапая когтями о дверь, давала о себе знать, старалась привлечь внимание тех, кто находился в это время в квартире. Так было и в этот раз. Василий Петрович приоткрыл дверь, но Лизка не входила, он вышел на лестничную площадку, приглашая ее и не понимая паузы. А Лизка с горящими глазами носом двигала полузадушенную мышку к ногам хозяина. Пришлось ему похвалить и погладить добытчицу.
Безоблачная жизнь Лизки продолжалась несколько лет и неожиданно трагически закончилась. Как-то в летний жаркий день она попросилась на улицу, обычное дело, хозяин и Лизка стали спускаться вниз по ступенькам. Лизка веселая, важная, что идет с хозяином, шла впереди его, они уже достигли второго этажа, когда из одной квартиры вышел сумрачный, небритый мужчина, новый жилец. Он отсек путь Василию Петровичу, около входной двери Лизка приостановилась, дожидаясь хозяина, чтобы он открыл дверь, и в это время ее настиг страшный удар в голову сапогом. От удара Лизка стукнулась о дверь, распахнув ее настежь. Новый жилец при этом произнес: «Развели тут всякую тварь».
Лизка исчезла. Василий Петрович с сыновьями облазили весь подвал и чердак, каждый метр «прощупали» фонариком, кричали, звали, но не нашли. На четвертый день Лизка появилась, но это была уже не та кошка, какой она была до этого случая. Она усохла, шерсть скаталась, появился горб на спине. Она равнодушно принимала знаки внимания, почти ничего не ела и никак не реагировала даже на ласки хозяина. Через несколько дней она ушла из дома, наверное, умирать, и больше ее никто не видел. Лизки давно нет, а чувство вины гложет Василия Петровича, он несколько раз видел ее во сне, просил у нее прощение, но Лизка убеждена, что ударил ее хозяин, так как шел за ней он. Ничего поправить и доказать Василий Петрович не в силах.
Чувство вины возвышает нас в глазах людей, но оно не способно вернуть тех, кто любил нас и кого любили мы…


БУЯН

Бык Буян весит около семи центнеров. Каждое утро, в летний период, он отводит на пастбище свое небольшое стадо, состоящее из пяти коров и трех телят. Буян важно вышагивает впереди, иногда останавливается, оглядывается назад, словно пересчитывает свою семью, и продолжает путь. Вечером он в одно и то же время приводит коров к своему подворью.
Кроме этой основной работы у Буяна есть еще обязанность. Он — производитель. К нему приводят молодых коров из разных деревень и районов. Его потомство с каждым годом разрастается в геометрической прогрессии, так как крепкие сыновья, молодые бычки, уже затребованы держателями скота из соседских районов. Буян не без удовольствия ответственно выполняет порученное ему дело.
Однажды случилась беда и пресеклась родословная Буяна.
На стадо напал медведь. Буян занял оборону, его решительность и активность не позволяли хозяину тайги в течение долгого времени подступиться к стаду. В завязавшейся схватке бык рогами угодил в бок медведю. Тот взревел и покинул поле боя, напоследок вырвав лапой у Буяна его «мужское достоинство».
Буян привел свое стадо в деревню раньше времени единственный раз за несколько лет. От места боя до подворья тянулся кровавый след. Буян дошел до калитки своего пригона, протрубил хозяйке, что он дома, и рухнул, истекая кровью…


САДИК ПОД ОКНАМИ, ИЛИ ЛЮБОВЬ НАЧИНАЕТСЯ С ЛЮБВИ

Пенсионер со стажем Петр Сергеевич Зяблицев живет на первом этаже огромного девятиэтажного дома, имеющего двенадцать подъездов. Несколько лет назад он переехал из деревни в Тюмень и никак не может привыкнуть к городу, его многоголосью. Ему кажется, что в доме, где он поселился в квартире сына, как в улье. Люди подобны рою, их в три раза больше, чем в его родной деревне Коровинке. Из окна комнаты старика видны автомобили, гаражи. Они теснят небольшую детскую площадку, она скукоживается с каждым годом, как шагреневая кожа. Чуть поодаль — железные «ворота» для выбивания пыльных домашних принадлежностей. Но виден и садик под окнами!
Петр Сергеевич с Марией Тимофеевной, старушкой, живущей этажом выше, посадили тут деревья, цветы и холят их пятый год. Садик — предмет особой гордости стариков, ни у одного из подъездов такого нет. Люди, впервые попавшие во двор дома в поисках друзей, знакомых, всегда останавливаются здесь, как перед чудом. Летом ветки яблонь достигают не только окна Петра Сергеевича, но и окна второго этажа Марии Тимофеевны. Распустившиеся цветы, разнотравье радуют глаз. Все живое на нескольких квадратных метрах буйствует, напоминая старикам сельское приволье, скрашивает горькое ощущение потерь. После полива или прополки цветов присаживаются они на лавочку, предаются воспоминаниям о былой деревенской жизни, узнают друг о друге разные подробности. Садик — не только прелестный уголок, он защищает людей от загазованности, шума и пыли, бессердечия техногенной цивилизации. Для старикова каждого цветка — это маленькая история, рассказ о том, где были куплены семена, какова их всхожесть, сколько дней он будет цвести, если его не сорвут ночью недобрые люди.
Любовь начинается с любви. Природа сотворила не без участия стариков, конечно, казалось бы, невозможное на клочке земли. Общая забота о деревьях и цветах породила вначале взаимную симпатию одиноких пожилых людей друг к другу, а затем переросла в настоящую любовь.
Недавно вдовствовавшие десятки лет участники Великой Отечественной войны соединились. Петр Сергеевич, однажды поднявшись этажом выше, так и остался у Марии Тимофеевны, а к сыну теперь ходит в гости. По словам старушки, ее будничная нагрузка удвоилась, но она не в тягость. С удовольствием, с любовью ухаживает, по ее шутливому выражению, за двумя природными объектами — растениями и мужем. Для восьмидесятилетней пары начался новый отсчет жизни. Они понимают, что не вечны, но многое еще хотят сделать, как будто награждены бессмертием.


БЛАГОРОДНОЕ ВЛИЯНИЕ

Из множества отношений, которые возникают в процессе жизни, в благодарной памяти остается общение с теми, кто возвышал душу, вселял в нее веру в добрые намерения и благородные порывы. В моей жизни таких случаев было много. Об одном из них хочу рассказать.
В 1961 году я поступил в Томский государственный университет на исторический факультет. В то время была хорошая традиция: перед началом занятий студенты работали в колхозах и в совхозах, узнавая цену труду. Мне пришлось вспомнить старую профессию и сесть на далеко не новый самоходный комбайн «СК-4», на котором я убирал пшеницу.
Однажды, во время затяжных дождей, когда нельзя было собрать хлеб, мы с напарником-студентом отпросились у бригадира съездить в Томск, чтобы получить посылки с теплыми вещами, присланными родителями. Вечером, после беготни по городу, выполнив все заказы друзей, мы поднялись на пятый этаж нашего общежития и устроились в комнате, где шел ремонт, прямо на голых сетках кроватей. Где-то в средине ночи мы проснулись от яркого света. В комнате (дверь не закрывалась) были люди — человек восемь. Мужчина невысокого роста, красивый, с печальными глазами и высоким лбом спросил:
— Кто такие и как здесь оказались?
Мы спросонья что-то пытались объяснить, но безрезультатно. Мужчина с печальными глазами, как потом мы узнали, оказался ректором университета Александром Ивановичем Даниловым. Он не дослушал наших объяснений и, обращаясь к кому-то из своего окружения, сказал:
— Подготовьте приказ об отчислении обоих. И вся комиссия, проверяя готовность общежития к приему студентов, двинулась дальше. Можно понять наше состояние! Выдержали конкурс, где проходной балл был 19 из двадцати! К тому же мне пришлось прекратить учебу в высшем летном училище: в это время шло сокращение Вооруженных сил на 1,5 миллиона человек.
Что делать? Мы, двинулись за «свитой». Декан — профессор Николай Никитич Киселев — немного приотстал и выслушал наш сбивчивый рассказ.
— Попытаюсь что-нибудь сделать для вас, — сказал он, — но утром чтобы вашего духа здесь не было. К счастью все уладилось.
В 1964 году я возглавил первый в истории ТГУ студенческий строительный отряд, отправившийся в Казахстан. За год до этого ездил каменщиком с отрядом, состоявшим из студентов всех вузов Томска. Как-то после лекции ко мне подошла женщина из приемной ректора и сообщила, что мне надлежит быть у него в два часа дня. С нескрываемым волнением собирался на эту встречу. К этому времени я уже знал, что Александр Данилов участник войны, депутат Верховного Совета СССР, выдающийся ученый, владеющий несколькими языками, создатель томской историографической школы, известной в мире науки. На нашем курсе ректор не читал лекций, и у меня не было никаких контактов с ним, если не считать первой роковой встречи. Ровно в два часа я пошел в кабинет ректора. Он поднялся, вышел из-за стола, поздоровался за руку, а затем без всяких предисловий начал задавать вопросы как командиру студенческого строительного отряда: как сформирован отряд? сколько каменщиков, плотников? выехали или нет квартирьеры, то есть те, кто должен подготовить жилье для студентов? сколько мастерков, рукавиц-верхонок?
Ректор интересовался студентами, вошедшими в штаб отряда: кто начальник штаба, комиссар, главный инженер? с каких факультетов? поедет ли врач? После таких профессиональных вопросов мое волнение исчезло. Я почувствовал искреннюю заинтересованность человека, которому до всего есть дело, если оно касается студентов университета. Под конец встречи он посоветовал обращаться за помощью, если возникнет необходимость. Провожая до двери, вдруг сказал:
— Станислав, вы меня простите за мою горячность трехлетней давности в общежитии.
Это признание настолько потрясло, что я не смог что-либо сказать…
В том году наш студенческий отряд занял 1-е место среди всех отрядов СССР (более 54 тысяч студентов из 142 вузов). Мы освоили 304 тысячи рублей капиталовложений, каждый студент за 2,5 месяца сделал среднюю годовую выработку рабочего-строителя.
На целине при входе в наш палаточный студенческий городок висел лозунг: «Нас молодость сюда звала, звала романтика труда». Наш отряд сдал 11 строительных объектов. Среди них — два восьмиквартирных дома, коровник, гараж, школа на 350 мест. Последние три дня перед отъездом в Томск несколько студенческих бригад работали днем и ночью, чтобы сдать школу к началу учебного года. Ночью работа велась при свете машинных фар. На фронтоне школы из белого силикатного кирпича на фоне красного выложено: «Томск-ТГУ-1964 г.». Наверное, и сейчас эта школа работает, и жители совхоза «Вознесенский» в Целиноградской области Казахстана могли бы поведать об истории ее строительства. Почти все жители поселка провожали нас в Томск, многие старались одарить продуктами, цветами…
6 декабря 1964 года во Дворце съездов в Москве из рук секретаря ЦК ВЛКСМ Бориса Пастухова и маршала Семена Буденного я получил знамя. В честь командиров ССО был дан большой концерт.
Как искренне радовался наш ректор, когда я привез знамя! Студенческое строительное движение для меня, как и для миллионов молодых людей того времени, было прекрасной жизненной школой. Этому движению я отдал около 10 лет.
В 1975 году я стал первым командиром тобольской зоны, в которую входили многие студенческие отряды вузов, на строительстве Нефтехимкомплекса.
После окончания университета каких-либо контактов с Даниловым у меня не было. Несколько лет я работал директором средней школы. Александр Иванович был в то время министром просвещения России, и мое общение с ним продолжалось опосредованно, т. е. через его постановления и приказы.
Все реже бываю в Томске, городе моей студенческой юности. Но когда случается проходить мимо нашего гуманитарного корпуса, всегда останавливаюсь перед мемориальной доской, посвященной Александру Ивановичу Данилову. Он умер в 1980 году. Память об этом удивительном человеке высочайшей культуры продолжает жить в сердцах многих людей. А меня несколько встреч с А. Даниловым заставили задуматься о многом, понять, что масштаб личности зависит не только от социального статуса, но прежде всего от человеческих качеств.


УМНАЯ МУРКА

Не так давно ехал из Тугулыма на пригородном поезде в первом вагоне. Он был почти свободным, это уже ближе к Тюмени его заполняют почти до предела. Словоохотливая старушка рассказывала соседке по купе истории, связанные с ее кошкой Муркой. Стал невольным слушателем.
«Живу я одна, — поведала она, — четырнадцать лет как похоронила своего мужа. Стала замечать за собой последнее время, что разговариваю сама с собой. Кроме кошки Мурки мне не с кем и поговорить. Она у меня умная все понимает, даже замечает, какое у меня настроение, чувствует, если чем-то расстроена. Пытается как-то отвлечь меня от тягот, бед, страданий, ждет, чтобы с ней поиграли. Правда не любит играть с детским мячиком: она не может уловить, когда мяч подскакивает. Другое дело — бумажка, она ее катит, ведет перед собой как футбольный мяч.
Как-то я пожаловалась на трудную жизнь, посетовала на то, что мне никто не помогает, а моей пенсии не хватает, чтобы покупать молоко, колбасу и кормить себя и ее. «Ты, Мурка, — говорю ей, — половила бы мышей, жизнь наша с тобой все труднее и труднее делается. Вот уже и за квартиру, воду, свет надо опять платить». Мурка сидела рядом со мной на кровати и словно вслушивалась в каждое слово. После моего упрека Мурка дома не ночевала». Утром Просковья Васильевна (так звали нашу попутчицу) была поражена, удивлена: на крыльце она обнаружила девять мышек, Мурка оказалась рядом, она терлась о ноги хозяйки и мурлыкала, словно говоря: «Не попрекай меня хлебом». «Матерь Божья, — говорила я Мурке, — прости ты меня грешную!».
«Спала Мурка обычно зимой на теплой батарее или на кровати и, услышав мои шаги, обязательно встречала у двери. При этом из года в год, сохраняется ритуал: Мурка валится на пол, вытягивается на всю длину своего тела, при этом голова ее поднимается, хвост откинут. Так она лежит на боку, наблюдая за мной. Я же неизменно повторяю: «Ну сейчас, сейчас Мурка поглажу, только вот сниму пальто». Глажу я ее с головы до конца хвоста. Она закрывает глаза, жмурится от удовольствия. Если беру ее за передние лапы, поднимаю медленно, она всегда втягивает свою лобастую голову так, что совсем почти исчезает шея и только из груди торчит довольная, смышленая голова.
А еще расскажу такой случай, — разоткровенничалась Просковья Васильевна. — Попрекнула однажды Мурку, что она приносит не по одному, а по шесть-семь котят. Прокорми такую ораву! И что Вы думаете, ходила Мурка на сносях и как — то пришла пустая. Из дома никуда не выходит. Куда она подевала котят? Я всю ограду обшарила, обошла соседние дворы, пригоны, лазила на вышки домов, смотрела под крыльцом — не нашла.
Грех-то какой с моей стороны! Пойду в ближайшее воскресенье в церковь отмаливать, каяться о содеянном». Эта была последняя история Просковьи Васильевны. Поезд подходил к Тюмени. Иногда мы, люди, ощущаем высочайшую любовь животных к себе, она не поддается, на наш взгляд, никаким объяснениям. Биологическое, чувственное начало сообразуется с разумным подходом к животным, когда человек начинает понимать, что он взял на себя ответственность за жизнь «братьев своих меньших». Если в силу определенного стечения обстоятельств он утрачивает любовь к природе, к животным, у него иссякает запас нежности, любви, он чувствует себя ограбленным. Только на любовь отвечают любовью и люди и животные, а животные — в особенности.


ОТЧАЯННЫЙ СОКОЛ

Никогда не видел живьем сокола, только на картинках и в кино. Сравнивал его с коршуном, медленно парящим над лугом, речкой, зорко всматривающимся во все происходящее. В Сибири ястребы, коршуны были всегда, но сокол дня меня — особая птица, представлял его взмывающим ракетой ввысь и теряющимся в облаках. Однажды довелось стать очевидцем любопытной сцены, связанной с соколом.
На малой родине, в Новосибирской области, гостил у сродного брата. Как-то помогал загонять цыплят в специально построенный для них домик. Цыплячий дом расположен в небольшом саду, в котором густо разрослась рябина. Ее ветви достигают крыши жилого дома, а красные гроздья свисают прямо к окну, и их можно рвать, не выходя из комнаты. Последние лучи уходящего солнца в предвечерний час делали ягоды рябины еще краснее. Сад был огорожен сеткой, чтобы цыплята не могли проникнуть в огород на огуречную грядку. Неожиданно, через просвет между ветвями рябины, камнем свалился сокол. Он не побоялся людей, но не рассчитал: схватил не цыпленка, а ударил курицу, шедшую последней в домик. Брат Юрий не растерялся и бросился спасать курицу, от которой летели перья во все стороны. Курица была раза в три больше сокола. Он попытался взлететь, но не миновал сетки с очень мелкой ячеей, запутался и был пленен братом. Сокол пытался клювом освободится от рук, но сын брата Андрей набросил на него штормовку, и отчаянный разбойник был укрощен. Дальнейшая судьба отважного сокола мне не известна: на следующей день я уехал, но, своей смелостью он заслуживает, думаю, того, чтобы быть отпущенным на волю.


ДОМОФОН

Это изобретение двадцатого столетия стало естественным атрибутом городов современной России. Домофон — не мода для элитных домов с их богатыми жильцами, он является суровой необходимостью криминогенного государства, каковым и является, к сожалению, наша страна. Во многих городах, проезжая по улицам, можно обратить внимание на железные решетки на окнах, достигающие иногда четвертого этажа. Люди живут как заложники, отгородившись от преступного мира железными дверьми и хитроумными замками. Но преступники не дремлют, на хитрые замки и железные двери у них появляется новый инструментарий, а жизнь современного человека становится все тягостнее. Настоящее печалит нас, и мы тщимся продлить его с помощью будущего, полагая, что оно станет лучше сегодняшнего. Пытаемся распорядиться тем, что не в нашей власти, хотя, быть может, некоторые и не дотянут до прекрасного умозрительного будущего. Когда-то в деревнях запором служили прутик или палочка вместо замка и пришедший человек в гости не входил в дом, т. к. знал — хозяева отсутствуют. Не получится ли так, что мы лишь располагаем в идеале жить без страха, как жили люди в сельской местности в 60–70 годы, и, уповая на то время, так никогда его не обретем.
В огромном 12-ти этажном доме, в одном из подъездов появилось объявление о собрании жильцов. Цель собрания: нужно поставить железные входные двери и домофон. Аргументы: две квартиры из 48 ограблены, наркоманы, пьяницы беспрепятственно проникают на все этажи, о чем свидетельствуют шприцы — орудия смерти молодых людей. Немного истории: дом был построен в советское время до пресловутой перестройки, распада СССР, либерально-демократических реформ, до вхождения России в семью европейских цивилизованных народов со всеми последствиями этого вхождения. Квартиры дома заселила интеллигенция города — учителя, врачи. Тогда жилье было бесплатным, а квартплата была символической. Сегодня от тех, кто въезжал тогда, осталось две трети. Одни умерли, другие уехали, сменив прописку, да мало ли обстоятельств. Новые жильцы имели другие профессии: бизнесмены, бухгалтеры, работники торговли, менеджеры, юристы — словом, не бедная прослойка людей на фоне тех более половины населения, оказавшихся за чертой бедности. Появилась инициативная группа из коммерсантов, она и посещала каждую квартиру, агитировала, собирала деньги на домофон, объясняла его необходимость. Не бедные инициаторы этого мероприятия встречали единодушное понимание у всех жильцов подъезда. Однако не все были единодушны, когда дело коснулось денег. В основном это оказались ветераны войны и труда, проработавшие на производстве тридцать и более лет.
Человечество с его многотысячелетней историей оставило, на мой взгляд, нам в наследство поучительных два урока. Первый: если бросить ретроспективный взгляд на жизнь людей в разные периоды развития общества, то можно обнаружить, что вся история человечества связана с двумя фундаментальными ценностями — свободой и собственностью. Они являются родовыми сущностями и неотвратимо присутствуют в жизни каждого человека и общества в целом. Все другие ценности — производные от них. Люди стремятся к их обладанию, и все попытки изменить отношения к свободе и собственности приводили к противоречиям, конфликтам, революциям, войнам. Второй: просвещение, духовность, не одаривали людей материальными благами и, соответственно, благополучием в жизни. Они одаривают людей нравственным отношением к жизни и духом. А дух — это Бог, призывающий жить по совести. И, надо сказать, счастливы бывают люди умные, много знающие, несмотря на все их страдания и невзгоды, со средним материальным достатком, которым не грозят две напасти: богатство и бедность.
Итак, вернемся к диалогу между ветеранами труда и теми, кто инициировал мероприятие, связанное с домофоном. Излагаю предельно кратко ответы жильцов на вопросы двух коммерсантов. Коммерсанты: «На домофон мы собираем с каждой квартиры 700 рублей». Нина Федоровна (заслуженная учительница РФ, пенсия — 983 рубля, ранним утром до рассвета собирает бутылки, конкурент бомжей, которые с опозданием копаются в мусорных баках): «Милые люди, откуда мне взять такие деньги, я отказываю себе во всем, помогаю дочке-инвалиду, за квартиру не могу заплатить — долг два месяца». Сергей Павлович — 31 год, геолог, безработный. Его ответ: «Пять месяцев не работаю, заболел, не могу купить лекарства, нет денег». Раиса Олеговна, врач, отличник здравоохранения, пенсия — 1879 рублей. Заплакала, не стала разговаривать, закрыла дверь. Василий Петрович, доктор технических наук, профессор, пенсия — 1968 рублей, у жены (в прошлом — медсестра) пенсия — 1950 рублей. Ответ профессора: «Мы, конечно, заплатим запрашиваемую вами сумму, хотя, признаться, мы не очень боимся воров, так как у нас, кроме книг, ничего в квартире нет, а современные воры книг не читают. Но в данном случае мы поступим как конформисты». Коммерсант: «А что означает это слово?» Профессор: «Строго говоря — это некритическое отношение к миру, а в данной ситуации, на уровне обыденного сознания, это чувство стадности, как все, так и мы». Виктор Андреевич, двадцать три года проработал шофером на Севере, пенсия — 1600 рублей. «Шоковая терапия» Гайдара (либерализация цен), по его мнению, сделала его семью нищей, он потерял 23 тысячи рублей, на которые хотел приобрести дачу, гараж, машину. Длинный монолог его сводился к теме о либералах-демократах, которые сделали миллионы людей ограбленными, униженными, обманутыми. Такого отношения, считает он, нет к людям ни в одной стране мира. Рабочий, пенсионер ненавидит тех немногих богатых людей, перераспределивших государственную собственность между собой, созданную не одним поколением людей. Ольга Сидоровна, врач-терапевт — 29 лет, зарплата — 1998 рублей, дверь коммерсантам не открыла. Из 48 семей согласились дать деньги на устройство домофона — 19.
В этой истории с домофоном, как в миниатюре, видны социально-экономические срезы людей разного материального уровня и отношения к политическим, нравственным, социальным проблемам, которые можно экстраполировать на все население России. Великое множество книг написано о богатых людях, президентах, премьерах, об их интересах и потребностях, но все меньше и меньше говорят СМИ о простых людях, а их потребности и интересы нужно изучать и исследовать, ибо они являются создателями материальных и духовных ценностей. В подтверждение сказанного сошлюсь на один известный всем факт. Десять лет назад, 17 марта 1991 года, был проведен всесоюзный референдум о сохранении СССР. Почти 77 % населения высказалось за его сохранение. Но Ельцин, Кравчук и Шушкевич — руководители трех республик не посчитались с мнением и интересами народа. Союз распался, а беды и страдания простых людей с каждым годом увеличиваются.


КАТАЛИСЬ МАЛЬЧИШКИ НА ВЕЛОСИПЕДАХ

Мальчишки — погодки три дня с раннего утра и до вечера не слезали с велосипедов. Их радости не было предела. Мать Варвара Васильевна купила подростковые велосипеды по случаю левого заработка. Она работала в столовой посудомойкой посменно, а в нерабочие дни подряжалась работать на дому: умела класть плитку и штукатурить. Муж уехал на заработки на север и, похоже, оставил ее и детей, поэтому приходилось реализовывать (слово-то какое) сегодняшний единственный идеологический принцип: «Каждый выживает как может». Последнее время она обустраивала квартиру у «крутого», и он расщедрился, сверх договора дал 50 тысяч рублей, на который и решила Варвара Васильевна купить своим сыновьям подарок к новому учебному году. Но радость была недолгой. Как-то пацаны решили заскочить в магазин «Буратино», чтобы купить тетрадей в клеточку. И пробыли-то в нем не более трех минут, а когда вышли, то не обнаружили своих велосипедов, которые оставили у входа. Мальчишки были настолько потрясены случившимся и предстоящей встречей с матерью (они-то знали цену этим велосипедам), что боялись идти домой. Они заявились поздно вечером, когда мать уже начала беспокоиться. Женя, как старший, бледный, с трясущимися губами, рассказал о краже велосипедов, оба в голос рыдали, мать, слушая их, присоединилась к своим сыновьям. Так они, наплакавшись, уснули, не раздеваясь, на диване все вместе. Кто может оценить меру страдания этой простой семьи, что за урок получили в своей жизни Женя и Сергей? К кому им обратиться за помощью, когда идет беспрецедентный внешний и внутренний грабеж России? Что касается мальчишек — Сережи и Жени, то их боль от пропажи велосипедов со временем несколько притупилась, но они каждый день приходят к магазину «Буратино» и по своей детской наивности думают, что велосипеды все-таки появятся на том самом месте, где они их оставили. Через детское незамутненное восприятие действительности, они еще надеются на благородство своих сверстников и взрослых, которые вернут им радость, веру в доброту и порядочность людей.


МИЛОСЕРДИЕ

Уже более месяца Николай Андреевич Томилов, учитель географии, кормит бездомных собак. Январь выдался на редкость морозным. И, несмотря на суровую зиму, Николай Андреевич специально каждый день напоминает себе придуманное им оправдание своих действий. Собаки — тварные существа, и, если я прекращу свою благотворительную деятельность, Бог осудит меня. В семье уже привыкли к чудачествам Николая Андреевича и без ворчания, осуждений помогают ему. Конечно, иногда его посещают такие мысли: сегодня сотни тысяч людей по всей России рыскают по помойкам в поисках бутылок и пищи, а я альтруист для собак — не для людей. Но люди понимают свое состояние, оправдывается Николай Андреевич, и часто не пытаются изменить свою жизнь, находя для себя защитный мотив: многие так живут; наконец, они наделены разумом, чего не скажешь о животных.
Сучка ощенилась под плитами, где проложена теплотрасса. Мимо ежедневно проходят тысячи людей, т. к. здесь остановка электрички и поезда Тюмень-Вагай. Идут с работы усталые люди домой, переходя железнодорожные пути, и видят худущую, гладкошерстную, невысокого роста маму с пустыми, отвисшими сосками и шестерых щенят, выползающих из-под плит в надежде на благосклонность спешащих в свои цивилизованные норы людей. Холод гонит людей, и им не до сострадания, у самих хлопот столько — им бы кто-нибудь бы помог. Но, бывает, остановятся и смотрят на Николая Андреевича как на чудака или сумасшедшего, когда он разливает суп из трехлитровой банки в пластмассовые тарелки. Остановившиеся дамы и господа, в основном пожилые, как правило, задают один вопрос: «Сколько щенят?» Отвечает: «Шесть». И тут наступает время Николая Андреевича: он преображается, и его рассказ действует на интересующихся собаками людей неотвратимо. Говорит он всем примерно следующее (с небольшими вариациями): «Мне одному трудновато прокормить ораву, но, как сказано в речениях святых отцов, человек, помогающий тварным существам, т. е. собакам, помогает одновременно себе и своей семье. Доброе дерзновенье — великий дар Божий и великое сокровище души! Нравственный поступок непременно будет оценен по достоинству свыше».
Такие беседы Николая Андреевича не проходили даром. Он стал замечать: рядом с логовом собак стали появляться кости, хлеб, да в таких количествах, что не съедались. Мир не без добрых людей. Однако иногда появлялись такие мысли. Ну, хорошо, вырастут они, все шесть, не без моей помощи и помощи других людей, а что дальше? Кому они нужны, беспородные дворняги? Щенята тем временем подрастали, они перестали бояться Николая Андреевича, и при его приближении бежали к нему сломя голову, ластились, терлись об ноги — встречали своего кормильца. Они знали его голос и различали по запаху. Глядя на веселящихся подросших щенят, он все размышлял о том, что они обречены на страдания, но ведь и люди приходят в этот мир тоже на страдания, ибо если человек не познает невзгоды жизни, то как он узнает радостные мгновения бытия.
Жизнь честных людей во все времена была многотрудной, сегодняшняя — в особенности. В конце января Николай Андреевич недосчитался сразу троих щенят.
Первая мысль: может, замерзли под плитами. Но морозов больших не было, оставшиеся трое беззаботно веселились, а справная мама слегка беззаботно ворчала на них, призывая к порядку. Дай-то Бог, нашлись сострадательные люди, может, и с остальными все образуется. Образовалось. Пришло такое время, когда и последнего, самого маленького, тощего забрали добрые люди. Николай Андреевич по-прежнему ходит на работу через железнодорожные пути и что-нибудь приносит для осиротевшей Пальмы, так он назвал ее про себя. Во время зимних каникул Николай Андреевич около двух недель не был у Пальмы. Каково же была его удивление и открытие: Пальма стала тучнеть и тяжелеть. «Ничего не поделаешь, такова природа, такова жизнь, надо помогать», — настраивал себя Николай Иванович.


ЗАВЯЗАЛ

Недавно на научной конференции я встретил университетского друга, с которым не виделся около двадцати лет. Вадим Тихонович — ныне известный ученый — историк, этнограф, автор нескольких книг и монографий. Передо мной предстал человек, как и прежде, очень активный, правда, погрузневший и полысевший, немного поблекший, но по-прежнему еще привлекательный. После долгих воспоминаний о студенческой жизни в университетском кафе, я спросил его, в прошлом красавца и сердцееда, который никогда не обманывал надежд женщин, стремящихся заполучить его себе: «Как у тебя на женском поприще? Ты по- прежнему неотразим, и, наверное, до сих пор женщины сохнут по тебе?». Ответ передаю почти дословно. Вадим Тихонович начал с того, что он никогда не был ловеласом, он, как говорят социологи, был среднестатистическим мужчиной, который при определенных обстоятельствах мог пофлиртовать с понравившейся женщиной, завести интригу на короткое время, не более того. «А сейчас, — продолжил свой рассказ академик Вадим Тихонович, — завязал. Объясняю: одно время я работал в Свердловске. В период перестройки, ты помнишь, какая общественная активность была в России. Вел я там некоторое время дискуссионный клуб «Культура и духовный мир личности». Кто только не приходил на эти заседания: рабочие, студенты, артисты, музыканты, ученые и писатели, каких только вопросов мы не касались во время жарких дебатов. Были среди постоянных членов клуба и эмансипированные женщины, которые приходили на заседание не затем, чтобы поспорить, утвердить себя в глазах присутствующих своим интеллектом, а чтобы себя показать, свои модные костюмы. Об одной скажу особо, собственно, о ней и будет мой рассказ. Красота ее была какой-то фарфоровой. Правильные черты, нежный овал лица, густые светлые волосы делали ее моложе своих лет.
Ее нельзя было не заметить. Диву даешься природе, сотворившей такое чудо! Вокруг нее всегда вилось много мужчин. Ирина, ее так звали, задавала неумные вопросы или, возбудившись от нахлынувших сиюминутных чувств, могла наговорить глупостей, а затем, может быть, прокручивая свое неудавшееся выступление, перед сном, устыдиться сказанному. Но число поклонников, даже после неудачных ее выступлений, не уменьшалось. Ирине было около 30 лет, она закончила консерваторию по классу фортепиано. На следующее занятие она приходила во всеоружии. Заседания проходили один раз в месяц, и тема будущей дискуссии объявлялась заранее. Она выучивала целые куски какого-нибудь модного публициста по объявленной теме и, сдабривая свое выступление словами «мне кажется», «мне представляется», «думаю, что…», срывала аплодисменты и увеличивала число поклонников в геометрической прогрессии.
Вадим Тихонович не входил в обойму воздыхателей Ирины по причине своего возраста, но заметил, что она часто по окончании дискуссии задает ему вопросы и не без женской хитрости старается обратить на себя внимание. Наш герой никак не реагировал на знаки внимания с ее стороны, т. к. отвечать на вопросы ему приходилось в университете и вне его — такова его профессия. Однажды, после очередного заседания клуба, Вадим Тихонович шел пешком домой, его догнала Ирина. Она задала незамысловатый вопрос, он ответил. «И тут, — вспоминает друг, — на меня нашел стих: я, старый обормот, начал петь дифирамбы ее красоте и читать стихи, метать бисер». Ирина остановилась, распахнула легкий плащ и грациозно положила свои длинные пальцы правой руки на изящный изгиб бедра, подчеркивающий ее тонкую талию, произнесла: «Вадим Тихонович, вы хотите со мной переспать?». В ее глазах угадывались смех и любопытство. Академик был ошарашен, он мог понять тонкую игру, личностный интерес, но чтобы такое заявление… Вадим Тихонович решил поддержать диалог на таком же уровне, пауза-шок длилась не более трех секунд. «Я вообще-то не возражаю, Ирина». «Видите ли, Вадим Тихонович, — едва сдерживая смех, повела свою игру музыкантша. — Вы мне нравитесь как лектор, ведущий дискуссионного клуба». «А как мужчина?» — успел вставить ведущий. «И как мужчина тоже, — продолжила она. — Но есть одно обстоятельство». «Ну, думаю, — продолжал Вадим Тихонович, — видимо, нужна квартира — за этим дело не станет. — Какое же?» — спрашиваю. «Дело в том, что я недавно вышла в очередной раз замуж за электрика, муж попался неистовый в любви, он моложе меня на шесть лет. Представляете, Вадим Тихонович, он меня любит в сутки до семи раз, можете ли вы быть эквивалентом моему новому молодому мужу?». Она стояла передо мной дерзкая, красивая и своими словами нарочито грубо наносила как бы пощечины одну за друг ой, била меня словами за все обиды, причиненные ей мужчинами. Я это понял потом, но тогда сморозил какую-то банальность, что, мол, мне грянет полтинник, а про себя подумал, что если бы семь раз в неделю еще куда не шло, а в сутки — не потянуть… Она перестала ходить на дискуссионный клуб, но после этой встречи с красавицей я завязал с женщинами, т. к. не хочу оскорблять их женское достоинство своей сексуальной немощью», — закончил свою исповедь мой друг академик Вадим Тихонович.



ОДИНОК ВАДИМ РОЩИН?
На самом людном месте, недалеко от кабины администратора, на коробке из плотной бумаги лежал сверток, на который никто не обращал внимания. Аэропорт гудел от многоголосья тысяч людей. Каждый из пассажиров, находившихся в этом огромном здании, горел нетерпением улететь в нужном ему направлении. Диктор время от времени называла маршруты самолетов, которые улетали и прибывали в аэропорт «Рощино» города Тюмени. Один молодой парень с билетом в руке, лавируя между людьми, быстро приближался к окошечку администратора. Сразу было видно, что он северянин и летит куда-нибудь на север области, возможно, в Надым, Нижневартовск или Сургут. На нем были унты, добротный рабочий полушубок, огромная лохматая шапка из собаки, почти закрывающая всю верхнюю часть лица, из-под надвинутой на лоб шапки виднелись веселые, неунывающие глаза. Протискиваясь к окошку администратора, он неосторожно задел коробку. Сверток, лежавший на ней, резко качнулся, но не слетел с коробки, а из глубины этого свертка раздался едва уловимый звук, напоминающий плач ребенка.
— Мать моя родная, — воскликнул парень, нагнувшись к свертку, — да здесь никак живое дите! Возглас парня привлек внимание пассажиров, стоящих рядом у кабинки администратора.
Они подходили, отгибали уголок материи от лица ребенка и рассматривали… Одна женщина, пытаясь утешить плачущего младенца, взяла сверток на грудь и покачиванием из стороны в сторону старалась его успокоить. В толпе начали подавать советы: ругали мать, оставившую малютку, кто-то предложил пойти к кассе и там разыскать мать, которая, возможно, берет билет, предлагали развязать ребенка, перепеленать его, он, мол, мокрый, поэтому плачет. А парень в собачьей шапке кричал в толпу громким голосом: «Товарищи, дамы и господа, чей ребенок? Чей ребенок?» Женщина, державшая ребенка в руках, проворно, со знанием дела, развернула сверток, и любопытствующей публике предстал во всем своем естестве маленький, сморщенный, нескольких дней от роду, мальчик. От кашля его красное тельце горело, чувствовалось, что у ребенка большая температура. Кто-то из толпы посоветовал, чтобы диктор объявил родителям о состоянии ребенка и чтобы они немедленно объявились у окошка администратора. Так и поступили. Но никто не подошел, и тогда стало ясно, что ребенок — подкидыш. Было принято решение вызвать «скорую помощь». Так мальчик оказался в городской клинической больнице. К чести врачей этой больницы, они сделали все необходимое, чтобы помочь ребенку и даже дали ему имя и фамилию. Поскольку он был найден в аэропорту «Рощино», он стал Рощиным, а имя Вадим — как у персонажа Ал. Толстого в романе «Хождение по мукам». А возможно, в эмоциональной памяти человека, давшего имя ребенку, надолго остался кинематографический образ Вадима Петровича Рощина в блистательном исполнении артиста М. Ножкина.
Почему отказалась мать от сына, что заставило ее так поступить? Эти вопросы не имеют ответов. Рассказанная мне история, связанная с началом жизни Вадима Рощина, взволновала меня, и я решил поведать ее людям.
Вспоминаются слова В. М. Шукшина о русских женщинах. «Редкого терпения люди!» — пишет о них Василий Макарович.
Я не склонен ни к преувеличениям, ни к преуменьшениям национальных достоинств русского человека, но то, что видел, что привык видеть с малых лет, убеждает: вряд ли кто может вынести больше, чем русская женщина, и не приведи судьба никому на земле столько вынести. Не надо».
Почему сегодня одинок Вадим Рощин? Почему в мирное время мы видим столько мерзости со стороны молодых женщин? Да, нынешняя неустроенность жизни в России толкает неокрепшие души на неблаговидные поступки и преступления, о чем свидетельствуют средства массовой информации, сообщая такие жизненные факты, от которых люди мучаются, не могут заснуть и задают себе и людям шукшинский вопрос: «Что с нами происходит?»
Как сложится судьба только что появившегося на свет Вадима Рощина? Начало его пути, прямо скажем, трагическое: он лишился самого дорогого, нужного для него человека — матери. Почему-то вспомнился эпизод, связанный с Вадимом Петровичем Рощиным, когда он, измученный, надломленный жизнью, ищет в Екатеринославе Катю. Ал. Толстой прекрасно описал состояние духа Вадима Петровича Рощина, который был одинок среди великого множества людей, встретившихся на его пути. Отчаявшись от бесплодных поисков Кати, он взял за огромную цену номер в гостинице — темную щель, где помещалась только железная кровать с пролеженным матрацем. Стащил сапоги, лег и, молча, уткнув седую голову в руки, плакал без слез… Маленький Вадим Рощин тоже плачет без слез, он еще не может сам искать любимую женщину — маму, без которой он не может. Он плачет от немощи, и успокоить его может только добрая, нежная душа, имя которой — Мать. Сейчас Вадим Рощин находится в Доме ребенка. В этом доме живут около ста детей, таких же как Вадим, брошенных матерями. Я побывал в этом доме, беседовал с врачом Ириной Сергеевной. Она рассказала, что государство тратит немного средств на содержание и воспитание таких детей. Представьте себе, — говорила она, — на сто детей 25 человек обслуживающего персонала. Вынесла мне показать Вадима Рощина, он еще совсем маленький, по его тонким губам скользнуло что-то вроде улыбки, затем он вовсю разулыбался. Разными путями попадают брошенные дети в Дом ребенка. Детей оставляют в поездах, на вокзалах, выбрасывают на помойки, иные молодые мамы под вымышленными фамилиями сбегают из роддома при первой удобной возможности. Иные приносят детей прямо в Дом ребенка и оставляют их на лестнице. Вот в такое время мы сегодня живем: около трех миллионов детей — беспризорные.
Матери, бросившие своих детей, страдают эмоциональной глухотой, у них в детстве не развивали и не воспитывали чувства.
Ребенок научится чувствовать, понимать другого тогда, когда он сам способен пережить горе, утрату, радость. Воспитание чувств начинается в семье, и ребенок должен быть с раннего детства включен во все семейные дела.
Мы не можем сейчас сказать, какие пройдет университеты жизни Вадим Рощин, будут ли они хоть чем-то похожими на те, что прошел его тезка Вадим Петрович Рощин. Но одно их роднит: мать — Родина. Очень хочется надеяться, что Россия защитит своего сына от всех превратностей нелегкой (на начальном периоде жизни) судьбы.


ПОДКИДЫШ

Живой комочек завернутый в тряпицу,
                       лежал в аэропорте где народу тьма,
Не знали люди, что заставило девицу
                       расстаться с сыном или то судьба,
Такая выпала у этого ребенка,
                       что сердце матери и сердце малыша
Не будут биться в унисон и слабая рученка,
                                       уж не обнимет шею матери
Ласкаясь и шепча, как он соскучился по маме,
                        что долго так не шла за ним в детсад.
И что они сегодня младшей группой сами готовили
                         концерт на маскарад.
Как объяснить подобное явление
                        со стороны неведомой пустышке.
Которая в минуты заблуждения,
                 подобна и способна на предательство кукушки.
Но средь душевного ненастья
                        найдет мальчишка мать свою
То будет Родина и счастье,
                        возьмет в полон, твою судьбу.



ПРОЗРЕНИЕ

Дачник Андрей Васильевич просыпался рано, еще раньше вставала одинокая старушка, соседка тетя Даша.
Окна ее дома располагались напротив окон его избушки. Он замечал, что занавески уже раздвинуты, значит, там теплится жизнь, идет незаметная, сложившаяся десятилетиями работа, не нарушающая уклад и ритм повседневной жизни.
Андрея Васильевича нельзя назвать дачником в полном смысле этого слова, так как он жил в поселке на небольшой железнодорожной станции. Несколько лет назад он купил избу из-за огорода и близости к лесу. Сам он, в шутку, называл себя маргинальным сельским тружеником, т. е. временным, сезонным — с мая по октябрь.
Тетю Дашу изредка навещали внуки, их трое, дети единственного, горемычного сына Николая, который недавно умер от туберкулеза в тюрьме. Догляд за тетей Дашей, как престарелой пенсионеркой, осуществляла женщина из «Милосердия».
Дело в том, что тетя Даша в последние пять лет обезножила. Она с трудом передвигалась по дому. Сил хватало на то, чтобы выйти на огород и за ограду, посидеть на лавочке, пообщаться с людьми, спешащими по своим делам. День, о котором идет речь, начался для Андрея Васильевича как обычно: он по привычке глянул на окна тети Даши и удивился: шторки на окнах не были раздвинуты. Мало ли что, подумал он: проспала. И начал готовить завтрак. Однако какое-то тревожное чувство не покидало его. Он решил подождать до восьми утра, а затем постучать в окно.
Ровно в восемь часов утра Андрей Васильевич постучал в окно, т. к. знал, что тетя Даша закрывала дверь на крючок. В ответ сосед услышал непонятное бормотание, через шторы ничего не было видно, но ему показалось, что тетя Даша лежит на полу и не может подняться, сказать о своей немощи. Ничего не оставалось делать, как оповестить соседей, которые и обратились в центр «Милосердие». Скоро приехала врач «скорой помощи» и представители центра. Пришлось ломать дверь. Тетя Даша от больницы наотрез отказалась, сказала: «У меня нет денег на лекарства, а моей пенсии не хватит и на похороны». Для тети Даши начались трагические дни: ее парализовало, отнялись ноги, руки, речь стала замедленна, малопонятна, с большими паузами, но память сохранилась и позволяла больной погружаться во времена ее долгой и не всегда праведной жизни.
Немощную, разбитую параличом тетю Дашу взяла к себе бывшая жена сына, немилая Дарье Федоровне, Лида. Эти две женщины при жизни сына не находили общего языка. И виной этому была тетя Даша.
Бывшая невестка, вышедшая второй раз замуж (кстати, удачно), забыла все обиды и, узнав о состоянии Дарьи Федоровны, не рассуждая, первой пришла на помощь. Любовь к справедливости у Лидии проявилась с детства и была рождена живейшим беспокойством о других людях. В невзгодах близких ей людей она даже винила себя и чувствовала боль других людей, как свою собственную.
Лида интуитивно понимала, что сострадание — это способность увидеть в несчастьях родных ей людей свои личные страдания. Очевидно лишь одно: наша способность восхищаться прекрасными свойствами человека, разумеется, способствует тому, что мы сами хотели бы быть похожими на этого человека. Предположение это подтверждается опытом жизни, чередой поступков и намерениями людей.
Долгие дни и ночи одиночества во время болезни явственно высветили всю жизнь Дарьи Федоровны. Она начала раскручивать свою жизнь, как пленку, назад, и много постыдного ей хотелось бы изменить, но жизнь не шахматная партия, в которой можно взять ход назад и предложить другой вариант. Тетя Даша свою жизнь разделила на два периода: первый был связан с работой на железной дороге, второй — ее пенсионный, нравственный этап жизни. Первый — радостно-эгоистичный — период, как она его обозначила, омрачался иногда семейными скандалами, причиной которых было пьянство. Дарья Федоровна по своей природе была очень здоровой женщиной, во время частых застолий могла удивить своей удалью любящих выпить мужиков. Могла без устали пить, петь и плясать, но и работать могла так, что не каждый мужик мог угнаться за ней во время ремонта железнодорожных путей.
Память тети Даши возвращала ее к дням, которые вызывали не только чувство довольства, радости, но и чувство досады и даже стыда. Она вспоминала о людях, с которыми работала и жила и к которым не всегда была справедлива. Она судила себя без утайки за пороки, раскрывая на отдельных примерах добро и зло, на которое была способна. И сейчас, когда она увидела истинное благородство бывшей невестки, не бросившей ее в трагическую для нее минуту, в тете Даше просыпалось чувство стыда и горечи за то, какой черной неблагодарностью она платила Лидии за ее добро.
Один случай тетя Даша особенно запомнила. Невестка после получки купила в привокзальном буфете ребятишкам простых конфет, а она закатила скандал, заявив: «Ты лучше бы купила Николаю бутылку водки после бани». Как убивалась Лидия, видела только она, но не подошла, не повинилась. Тетя Даша додумала свою думу до конца. Она признала себя виновной и поняла, что в несчастной пьяной судьбе и смерти сына виновата она. После этого признания стало легче, она уже не терзалась совестью, ей стало все безразлично. Не хотелось ни есть, ни думать. Жизнь потеряла для нее всякий смысл. За два часа до кончины Дарья Федоровна, в твердой памяти, подозвала к себе Лиду и попросила у нее прощенья. И несколько раз произнесла: «Я виновата перед вами всеми, простите! Похороните меня по православному обычаю, рядом с сыном». Исхудавшее, осунувшееся, исстрадавшееся лицо тети Даши было спокойно, благообразно. Маленькая слезинка выкатилась из левого глаза и медленно поползла по уже остывающему лицу, она остановилась в глубокой морщине около верхней губы и застыла.
На этом история тети Даши не кончается, есть еще один персонаж, о котором нужно рассказать, — это кот Яшка, оставшийся один в пустом доме.
Андрей Васильевич еще при Дарье Федоровне приметил кота Яшку и, время от времени, особенно перед отъездом в Тюмень, подкармливал его. Яшка настолько привык к этому, что появление соседа ассоциировалось у него с едой. Он почему-то всегда был голоден. И вот сейчас, когда Яшка остался один-одинешенек, он пришел к крыльцу своего благодетеля и не ошибся в выборе. Целую неделю прожил Андрей Васильевич с Яшкой душа в душу. Это был рай для кота, может, лучшие дни в его жизни. Яшка ел то, что ел его новый хозяин, спал в избе и в малиннике, а ночью ему было позволено спать на кровати. Кот неотступно ходил за Андреем Васильевичем: идет ли тот в огород, за молоком к соседям, за водой, собирать ягоду. Яшка тут как тут, заберется на забор, поточит коготки, словно подчеркивая — вот, мол, я, не теряй меня. А уж если хозяин звал Яшку, тот со всех ног мгновенно бросался на зов благодетеля. Но всем радостям приходит конец. Новый хозяин Яшки уезжал иногда в Тюмень на день, на два, оставляя для кота еду и надежду на скорое свидание. Однажды Андрей Васильевич приехал не один, а со своим городским котом Кузей. Он решил последние недели лета провести на природе в обществе двух котов, хотя и предполагал, что могут возникнуть между ними конфликты. Идея была такова: сблизить котов, а затем Яшку взять к себе в город.
Кузя уже бывал в деревне и издали, со своего подворья, наблюдал за Яшкой, даже делал попытки поиграть с ним, но тот не продемонстрировал дружеского расположения к городскому собрату. Они жили автономно, не особенно интересуясь друг другом. Природа, сотворив облик того или иного существа, действовала осторожно, памятуя о хрупкости. Встреча котов оказалась для Яшки трагической. С первой же минуты они начали показывать, что яблоком раздора является Андрей Васильевич. Их завывания, модуляции голосов указывали на то, что бой между ними будет бескомпромиссным. Коты старались держаться как можно ближе к хозяину, а когда Яшка бросился на Кузю, Андрей Васильевич закричал и замахнулся на него, но не ударил. Яшка странно посмотрел на хозяина и понял, что его не считают тем, на что он рассчитывал. Он скрылся в пустом старом доме, и все попытки Андрея Васильевича «замолить свой грех» не привели к успеху. Не помогли сосиски, рыба, молоко, которые оставлялись в нижнем оконце дома (оно сообщалось с подполом, а из подпола был специальный лаз в комнату, где спала тетя Даша).
Конечно, Яшка слышал зов хозяина, но не появился и не притронулся за ночь к еде. На следующий день Андрей Васильевич уехал с Кузей в Тюмень, а когда приехал через неделю, то узнал от нового соседа, купившего дом Дарьи Федоровны, что кот Яшка умер. Он лежал на половичке, уткнувшись мордочкой в лапки, где ему постелила тетя Даша, рядом с ее кроватью. Андрей Васильевич очень переживал смерть Яшки. Он считал виновным себя в его гибели.
Умный простой деревенский серый кот Яшка понял, что никому он не нужен на белом свете, кроме хозяйки, а ее нет. Новый хозяин, которому он поверил, его предал.
В Яшке проявился родовой инстинкт любви к человеку, он взрастил в своей душе редкостное достоинство любить, но и не прощать предательства. Он заморил себя голодом. Какая же великая сила лежит в основе этой любви!
Андрей Васильевич долго размышлял над самоубийством Яшки. Человечество подходит к своему финалу, это прогнозируют футурологи и философы, но мы не удосужились, имея опыт многотысячелетней истории общественного развития, изучить, понять не только человека, но и братьев своих меньших. Может, узнав хорошо их, мы, люди, могли бы лучше понять себя. В каждом живом существе есть не только инстинкт самосохранения, воля к жизни, но и чувство любви. Правда, любовь бывает не всегда взаимной, отсюда все драмы и трагедии человечества.


КАТАРСИС

Регистрация участников республиканского семинара по этике проходила в гостинице. Часть его участников, приехавших, прилетевших из разных городов России, уже толпилась у стойки администратора, оформляя гостиничные номера. Игорю Павловичу Маркелову, молодому доценту, хотелось получить номер на одного, и он был явно разочарован, когда администратор выдала ему ключ от номера на двоих. В одноместном номере, ему отказали, объяснив, что в городе проходит одновременно три конференции разного уровня, сказали, что ему еще повезло, как приехавшему раньше времени. Другим предстоит жить в трехчетырехместных номерах. Игорь Павлович любил ездить на конференции, семинары, симпозиумы, на которых преображался: становился активным, обзаводился новыми друзьями. Во время секционных заседаний смело вступал в словесные перепалки с докторами наук и слыл среди ученой братии ершистым и неглупым малым. Свободному общению с людьми различного интеллектуального уровня Игорь Павлович обязан природной памяти и огромной работоспособности. Его знания из различных областей науки были поразительны, удивляли даже узких специалистов того или иного направления науки.
Его недилетантское знакомство с научной литературой, знание трех европейских языков, пристальный интерес к поэзии, к многочисленным жанрам искусства придавали его общению с коллегами утонченный характер. Но особенно его выделяли женщины. Они обращали сначала внимание на его внешность. Игорь Павлович был красив, высок, худощав, со спортивной фигурой. Глядя на его широкие плечи, можно было усомниться, что перед вами ученый муж. Однако после первых же фраз, которые он произносил, обращаясь к собеседнику, собеседнице, те невольно попадали под какое-то магическое воздействие. Его глубоко посаженные черные глаза, над которыми возвышался высокий лоб, словно пронизывали насквозь, заставляли человека исповедоваться. Не последнюю роль, видимо, играл и его голос, он завораживал, даже если речь шла об обыденных вещах. Говорил он красиво, да иначе, наверное, и не мог говорить. Это качество вырабатывается от постоянного чтения разной литературы и становится частью интеллекта. Игорю Павловичу не было еще 30 лет, и заинтересованное внимание к нему со стороны женщин не оставалось незамеченным. Он не прочь был во время командировок пофлиртовать, приударить за какой-нибудь ученой молодой дамой. Дома, же в это время оставалась не менее молодая дама, правда, не ученая — жена с двумя детьми, и ее влияние, ревность распространялись в пределах домашнего очага. В командировке, вдали от дома, где его никто не знал, статус мужа над ним не довлел, его никто не контролировал. Однако нельзя сказать, что Игорь Павлович был ловеласом, стремящимся во время отлучек из дома во что бы то ни стало одержать очередную победу над очередной женщиной. Были случаи, когда он днями и ночами во время командировок просиживал в своем номере и что-то писал, словно дома у него не было для этого времени и собственного угла. С женой у него все было нормально, как и у миллионов супругов, но и не хватало тех особых отношений, которые связывают любящих, а что касается духовной общности, то ее не было с самого начала их совместной жизни. И если дело не дошло до развода, то только благодаря детям. Их он любил до самозабвения. Как бы ни был занят, он отвечал на их бесчисленные, бесконечные вопросы, устраивал интеллектуальные и физические соревнования, мыл, стриг, готовил обеды, стирал белье. Словом, эта была действительно единственная и искреннейшая любовь, которую он не променял бы ни на какую другую. Дома он больше молчал, и только при виде детей становился словоохотливым, веселым, рассказывал придуманные на ходу, по случаю, сказки, истории о животных, читал. Общением с близкими по духу людьми очень дорожил, но и с ними встречался редко, разве что на заседаниях кафедры, общих собраниях или случайно в коридорах института в минуты между лекциями и семинарскими занятиями. И вот сейчас, приехав на недельный семинар, он собирался провести время активно и интересно. Едва успев войти в свой номер и как следует оглядеться, Игорь Павлович услышал вежливый стук в дверь. На пороге появился невысокий мужчина, возраст которого было трудно определить, но это был тот тип людей, когда можно обозначить только предел — не больше 70 лет.
Вошедший мужчина сразу поинтересовался: «На семинар?» — и, услышав утвердительный ответ, представился: «Василий Поликарпович, учитель истории средней школы». «Ну тоска», — про себя решил Игорь Павлович, подавая руку, и даже стал подумывать о психологической, возрастной и интеллектуальной несовместимости. И хотя Игорь Павлович сумел скрыть свое истинное отношение к неудобному для него соседу — он нарочито бодро и весело назвал себя, тем не менее от Василия Поликарповича не ускользнуло некоторое неудовольствие, словно легкая, едва заметная тень пробежала по лицу кандидата наук. Вошедший как можно мягче заметил: «Судя по всему программа семинара такова, что мы с Вами будем общаться только поздно вечером, перед сном». Впереди был почти целый свободный день, и они решили вместе идти в город. Но на выходе из гостиницы Василий Поликарпович вдруг неожиданно вспомнил, что ему нужно позвонить знакомому и дать телеграмму и не одну. Он извинился, сказав, что дело не терпит отлагательств и их пути разошлись. Игорь Павлович с облегчением вздохнул, его устраивало такое стечение обстоятельств. Весь остаток дня прошел у него в хлопотах: в беготне по магазинам, в выполнении семейных заказов и заказов коллег, в телефонных разговорах со старыми друзьями, в знакомстве с городом. Поздно вечером они встретились. Первым пришел Игорь Павлович, он уже был в постели, когда заявился Василий Поликарпович. Василий Поликарпович казался чем-то взволнованным, его помолодевшее лицо светилось какой-то тихой радостью, словно он совершил открытие и ему предстоит сообщить о своем научном достижении. Он несколько раз подходил к большому зеркалу и сосредоточенно всматривался в свое лицо, причесывая свои редкие седые волосы, и чему-то улыбался. Игоря Павловича это хождение и загадочная улыбка стали раздражать, он некоторое время сдерживался от соблазна зло пошутить, но все-таки, не выдержав, заметил — «Carpe diem», а затем процитировал:
А я-то думал, что седые
Не любят, не тоскуют, не грустят.
Я думал, что седые, как святые,
На женщин и на девушек глядят…

Нисколько не обидевшись, Василий Поликарпович спокойно заметил, что он сегодня встретился со своей первой любовью, молодостью. «Как, — Игорь Павлович даже привстал с койки, — с женщиной, она здесь, в этом городе?». «Да, нет, сейчас расскажу:
— Слушай, — перешел на ты Василий Поликарпович, — понимаешь, Игорь, я родом из одного из сельских районов этой области. В этом городе до войны учился на историко-филологическом факультете университета. Со второго курса ушел на фронт. Уже после войны доучивался в университете, по окончании которого оставляли в аспирантуре. Не остался, время было другое, но это особый разговор. — Василий Поликарпович тяжело вздохнул и продолжал. — В этом городе жила девушка, которую я любил и до сих пор люблю. Но все по порядку. Тебе, Игорь, покажется, возможно, странным, что хотя мы знакомы с тобой около часа, я решаюсь рассказать, излить, так сказать, свою душу, я ведь никогда никому ничего об этой любви не рассказывал. Но уж очень сегодня всколыхнули меня воспоминания о днях более чем сорокалетней давности. Я был в университете, побывал почти в каждой аудитории, облазил ботанический сад, университетскую рощу, побывал в знаменитой на весь мир научной библиотеке, сходил в общежитие, словом, встретился со своей молодостью. И этот день напомнил о миге, счастливом студенческом времени, о моей первой и последней любви — моей Ирине. С Ириной, — продолжал Василий Поликарпович, — познакомился в первый день, когда принес документы в университет. Я увидел за столом в коридоре третьего гуманитарного корпуса, около приемной комиссии, девушку невысокого роста, хрупкую, беленькую, очень красивую, еще в школьном белом фартуке, с длинной белой косой, ниспадающей ей на грудь. Девушка время от времени перебрасывала косу на плечо, но снова брала ее, видимо, она думала, как ей правильно составить заявление о приеме в университет, и механически, бездумно теребила косу. Мы познакомились с ней за столом у дверей деканата. Не зная, как правильно писать, я попросил у нее заявление как образчик и переписал. Она поступала на филологическое отделение факультета, а я на историческое. Сдав документы в приемную комиссию, мы отправились в студенческое общежитие.
Приемные экзамены сдали успешно, прошли по конкурсу. Мы были неразлучны с Ириной в аудитории, на сельхозработах, в театре, на разных студенческих собраниях. Наверное, Игорь, тебе, светскому обольстителю, сложно понять чистую дружбу, доверие, целомудренное отношение друг к другу. Трудно даже поверить, но меня страшила мысль о том, что когда-нибудь, со временем, смогу ее поцеловать, я боялся оскорбить ее таким прикосновением, да так за полтора года учебы и не насмелился. Что смотришь на меня как на некий древний реликт? Старомоден, да. Персона сентиментального романа XVIII века. В декабре 1941 года Ирина провожала меня на фронт. Там, на привокзальной площади, мы впервые, при всем честном народе, обнялись и поцеловались и, кстати, объяснились в любви. Видимо, я действительно старомоден, рассказать о своей любви и то не умею.
Всю войну я провел на передовой, в пехоте, а ведь в пехоте воевали, в основном, колхозники. Ох и поубивало нашего брата, но Бог миловал, я ни разу не был ранен и закончил службу в Чехословакии в звании рядового. Всю войну я писал ей на адрес университетского общежития, но за год до окончания войны письма мои стали возвращаться с пометой «адресат выбыл». Куда только я не писал, сделал бессчетное число запросов — все тщетно. Она словно сквозь землю провалилась, а может быть, и правда ее нет в живых. Она с четвертого курса ушла из университета, не оставив адреса своего нового пребывания.
После окончания университета, я работал некоторое время директором средней школы. Помню, однажды на августовской учительской конференции в нашем районе увидел со спины Ирину, русскую красавицу с белой косой, она стояла в окружении учителей и о чем-то говорила. Что во мне творилось, ты и представить не можешь. Эта красавица повернулась в мою сторону — то была другая женщина, вовсе не похожая на мою Ирину. В пустом классе после пережитого волнения я дал волю своим чувствам — разрыдался, как мальчишка, которого незаслуженно обидели. Таких ошибок потом было много, мне все казалось, что я найду ее, и так искал 11 лет. Ты знаешь, Игорь, философ Гельвеций (материалист, французский просветитель XVIII века) высказал мысль о том, что мы иногда видим то, что хотели бы видеть. Так прошло более 40 лет, а я по-прежнему люблю Ирину и помню ее такой, какой она призналась мне в любви в памятном декабре 1941 года. Сейчас у меня взрослые дети, есть уже и внуки, с женой мы живем хорошо, но, повторяю, первую любовь забыть не могу, да уже, видимо, и не смогу. Не было в моей, жизни ни одного случая или просто желания изменить жене, но иногда, во сне, я изменяю супруге только с Ириной, и сердце заходится от сознания того, что виною моей не до конца счастливой жизни явилась война. Жить мне осталось недолго, а тем не менее, все еще думаю о любви. С возрастом, дорогой Игорь Павлович, я все больше понимаю мудрый афоризм древних греков «Omnia praeclara — гага» — «Все прекрасное — редко». Это тебе ответ на твой афоризм «Лови момент» — «Carpe diem». А что касается уяснения сути человеческих отношений, то на твое цитирование поэта Василия Федорова отвечу его же строчками из другого стихотворения:
Не пора ли, не пора ли
Нам игрушки подбирать.
Мы все игры доиграли,
Больше не во что играть.
И в любви не портить крови,
Ибо знают наперед,
Что количество любовей
В качество не перейдет.

И давай, Игорек, спать, завтра еще наговоримся на семинаре». «Ну, дела, — думал Игорь. — Вот отбрил, так отбрил в конце своего рассказа. Умный какой учитель оказался». Он долго ворочался, не мог заснуть. Свет уличного фонаря падал на лицо спокойно спящего Василия Поликарповича. И глядя на это лицо, Игорь Павлович благодарностью и уважением проникся к этому человеку, преподавшему ему урок этики. И еще думал молодой философ о том, что вот он, Василий Поликарпович, и сейчас в мирной нашей жизни рядовой солдат, без которых не мыслится ни одно событие сегодняшнего времени.
Как бы он хотел иметь такого мудрого отца. Игорь был еще маленьким, когда умер его отец: сказались ранения, полученные и» время войны. Думал Игорь и о том, что в его жизни не было такого нравственного учителя, который оставил бы по себе память. Утром Игорь проснулся рано, он спешно оделся и сбежал вниз, чтобы заказать телефонный разговор с женой, хотя раньше он этого никогда не делал. «Да, семинар еще не начался, а этические проблемы уже приходится решать», — думал Игорь Павлович, собираясь на пленарное заседание республиканского семинара по этике.


ДАНАТ

После моего приезда в родное село прошло четыре дня. Я бродил по улице, заглядывал в магазины, интересовался всем, что напоминало милое, давно прошедшее детство.
И вот однажды, после очередной прогулки, когда я шел переулком, ведущим к реке, навстречу мне высыпала босоногая ватага ребятишек, возглавляемая огромным коричневым псом, который бежал впереди всех, на ходу отряхивая с себя капли воды. И видно было, что вся эта веселая загорелая компания только что вылезла из воды.
Эта встреча настолько встревожила меня, что я долго провожал глазами удаляющихся ребят, пока они не скрылись за углом дома, выходящего на другую улицу. Она напомнила мне, как мы вот такой же ватагой отправлялись к речке с неизменным другом всей детворы нашей улицы — Данатом, Мы, мальчишки тех лет, как-то не интересовались происхождением этой клички. Для нас он всегда был Данат или — для краткости — Дан. Даната знало все село. Он был гордостью нашей улицы за свой ум и за доброжелательное отношение к людям. У него были свои собачьи заслуги. Вспоминается такой случай.
Весной, когда на реке трогается лед и, оторвавшись от берегов, идет по течению, ребятишки катаются на льдинах. И вот однажды двое ребят вместе с Данатом, взгромоздившись на небольшую, иссеченную, пористую льдину, плыли по течению. Случилось так, что льдина перевернулась, разломилась и ребята оказались в воде. Они вплавь пытались спастись. С высокого берега реки люди видели, как Данат подплыл к одному из мальчишек и разрешил ему вцепиться в свою шерсть, а когда тот был в безопасности, он вернулся к другому, уже почти тонущему, и, схватив его за рукав фуфайки, доплыл с ним до берега. Так ребята были спасены. И среди них — один из семьи Чебаковых — Юрий. Данат жил в семье Чебаковых. В этой семье было одиннадцать детей, трое погибли на фронтах Великой Отечественной войны, остальные учились в школе, институтах. Я близко знал эту трудовую семью. С одним из мальчишек учился в школе в одном классе. Данату было всего шесть месяцев, когда старшие братья уходили на фронт. Он вместе со всеми простился с ними и, когда братья сели в кузов полуторки, бежал, пока хватило сил, несмотря на все протесты со стороны парней, ехавших в город на призывной пункт. Только к обеду следующего дня Данат вернулся домой. Он забрался под сарай и проспал почти сутки. Через год Данат вымахал в огромного широкогрудого пса. Когда он, в знак дружеского расположения, клал передние лапы на плечи какого-нибудь подростка, то становился на целую голову выше того.
В голодные военные годы Данат был всегда сыт: он честно зарабатывал свой хлеб. Хлеб выдавался по карточкам, и он с вечера вместе с парнишками занимал очередь. Утром, получив хлеб, полусонные, не спавшие всю ночь подростки, возвращались по домам, они понемногу от каждой пайки отламывали черную корку для Даната. Был у него и другой источник пропитания. Он иногда бегал на базар, где с раннего утра бойко шла торговля. Данат подходил к своему излюбленному месту, где привязывали лошадей, и ждал. На базаре к нему привыкли, он никогда не пакостил, не воровал и, кстати сказать, не выпрашивал. К нему, как правило, подходили мужики, привозившие из близлежащих деревень сало, хлеб, картошку, зерно. Отрезав кусочек сала или хлеба, они подходили к Данату, заставляли его служить, то есть сесть на задние лапы, и только после этого клали на кончик носа съестное. Данат сидел не шелохнувшись, этот кусочек можно было снять, но если раздавалась команда: «Данат, взять!», — он высоко подбрасывал кусок и ловил. Так сидел на базаре до тех пор, пока не почувствует, что не голоден. Данат с особой охотой служил и ловил лакомства, которые ему давали ребятишки с разных улиц. Не брал он ничего только у одного мужика.
Как-то зимой Данат, по обыкновению, сидел на своем месте, и какой-то пьяный мужик решил подшутить над ним. Он закатал в кусочек хлеба перец и соль и положил на нос Данату, а когда Данат разжевал этот кусок, он долго хрипел и кашлял, а прокашлявшись, медленно, как побитый, побрел домой. Простить за это мужика Данат не мог, что только не подсовывал тот собаке, как перед нею не заискивал. Данат при виде его сразу обнажал свои огромные белые клыки или совсем удалялся и появлялся на базаре только тогда, когда мужик исчезал из виду. А вообще-то Данат был незлобив и никогда попусту не лаял, да и никто не помнит случая, чтобы он кого-нибудь укусил. Это, видимо, связано с тем, что его никогда не держали на цепи, и он был вольный «казак» во всех своих действиях.
Большим событием для всей семьи и для Даната был приезд Чебаковых-студентов на каникулы. Примерно за два дня до их приезда Данат осторожно входил в дом, проникал на кухню во время обеда, когда все собирались вместе, при этом, замечу, ни зимой, ни летом он не переступал порог дома. Поставив лапы на порог, Данат раскрывал пасть, и что-то несказанное клокотало в его глотке. Таким образом, и к этому уже привыкли, он предупреждал о приезде дорогих для него людей и с нетерпеньем ждал их. Данат никогда не ошибался, он словно подсчитывал дни, а за несколько часов до прихода автобуса от железнодорожной станции, в котором должны были приехать те, которых он ожидал, он прибегал на автовокзал, ложился около газетного киоска и был весь внимание, особенно когда диктор объявлял о приходе очередного автобуса. За несколько минут до прихода нужного автобуса он становился нетерпелив и дурашлив, если рядом оказывался знакомый мальчишка (а кто-нибудь всегда крутился возле него), он подминал мальчишку под себя и ласково кусал его за мягкое место, то вдруг, неожиданно встрепенувшись, отбегал в сторону, словно для очередного броска, то резко остановится, то выбежит на дорогу, а затем вновь вернется. И так до прихода автобуса. Когда приходил автобус, он неожиданно исчезал и появлялся, когда рассеивалась публика встречающих и приезжающих. Но надо было видеть его во время этой паузы, когда он, спрятавшись где-нибудь в толпе и вздрагивая от нетерпения, смотрел влюбленными глазами на тех, кого ждал так долго. Это были счастливые минуты его жизни. Он, как вихрь, срывался с места, стремительно покрывал небольшое расстояние и оказывался первым. Встав на грудь приехавшего, он лизал его лицо, руки — приветствовал.
В городе учились сразу несколько человек из семьи Чебаковых, и поэтому они всегда возвращались все вместе, а если кто-нибудь запаздывал, Данат все равно за два дня до прибытия последних предупреждал. С автовокзала Данат шел во главе всего счастливого семейства, неся при этом нетяжелую ношу в зубах. Данат одинаково относился ко всем домочадцам, но, пожалуй, среди всех он выделял Юрия. Может быть потому, что он чаще, чем его братья Костя, Виктор, Володя, Анатолий, ходил на охоту и рыбалку. Во время войны, да и после, семья жила огородом и тем, что повзрослевшие ребята приносили с охоты и рыбалки. Сам глава семьи, Семен Нестерович, был на фронте, несмотря на свой почтенный возраст. Там он был тяжело ранен и часто болел, и мать, Пелагея Федоровна, не без помощи старших детей управлялась с хозяйством. Юрий подростком любил со старой берданкой и Данатом бродить по лесу в поисках зайца или барсука. Перед охотой вечером Юрий говорил Данату. «Завтра пойдем на Данилово озеро, разбуди меня пораньше». И Данат в точности исполнял просьбу. Если Юрий спал на вышке амбара, Данат лаем будил его, однако бывали случаи, что сон у мальчишки был такой крепкий, что он не просыпался, тогда Данат открывал лапой дверь амбара, где летом спали девочки, и, тихо поскуливая, тыкался мокрым носом в шею старшей из них, заставляя ее выйти во двор. Галина понимала в чем дело, залезала по приставной лестнице на вышку и будила Юрия.
Незабываемые дни детства… Юрий с Данатом шли в предрассветном тумане по росе к озеру, где стояли их сети и где можно было подбить утку. Осторожными, неслышными шагами они направлялись в ту сторону озера, где, по их мнению, должны были быть утки. Порой утомительно было красться, приседать стараться слиться со стволами деревьев, кустарников, делать короткие перебежки, но Данат все приказания выполнял безукоризненно. После каждого Юриного выстрела по птице влет, Данат во весь свой огромный рост выпрыгивал из травы и четко определял место, куда упала утка, чтобы ее достать. Если они сидели в скрадке у озера, то оба, затаив дыхание, через сделанные отверстия наблюдали за приближением уток. Когда они возвращались домой после удачной охоты, Данат бежал впереди, в случае же неудачи — плелся за Юрием.
Особую радость испытывал Данат, когда почти вся семья выходила в лес на заготовку грибов и ягод. Не нужно, наверное, объяснять чем были эти дары леса для такой большой семьи. Данат включался в поиски грибов и ягод и поначалу, найдя их, осторожно нес в зубах и отдавал тому, кто оказывался рядом с ним. Позднее он понял, что грибы подрезают, чтобы сохранить грибницу, а ягоды не вырывают с травой. С годами пришла мудрость, и уже Данат, найдя белый гриб или масленок, начинал скулить, давая понять, что нашел, или осторожно брал в пасть руку кого-нибудь из младших ребят, подводил к нужному месту. Грибов и ягод заготовляли очень много, их иногда набирали столько, что нельзя было унести за один раз. Как-то собирали черную смородину, заполнили всю принесенную с собой тару: ведра, корзины, и даже платки и фартуки, а ко времени, когда нужно было идти домой, пошел сильный дождь. Решили часть ягод оставить, а завтра прийти и забрать их. С хлопотами совсем забыли о Данате, а когда утром пришли на прежнее место, то Данат был там, сторожил. Он часто стал оставаться при грибах и ягодах до следующего дня.
Все эти воспоминания так неожиданно нахлынули, словно перенесли меня в то далекое босоногое детство. Яркие впечатления стали такой явью, что захотелось воспроизвести их на бумаге.
И вот пришло время, когда Данат занемог. Это случилось том. Семнадцатое лето в жизни собаки… Он стал плохо видеть слышать. Родители из боязни, что Данат может попасть под машину, наказали детям, чтобы не выпускали его из ограды. В это лето Юрий, закончив Академию и получив диплом художника, намеревался в свои последние каникулы поработать на природе, походить на рыбалку и охоту. Подъезжая к родному селу, он из окна автобуса всматривался знакомые с детства места, мысленно представлял картины охоты и мечтал о том дне, когда они с Данатом пойдут с ночевкой к озеру, завернут на пасеку к старику Митричу, поставят на старице перемет.
В семье не было принято предупреждать о своем приезде телеграммой, но Юрий надеялся, что его встретит Данат. Однако он ошибся, Даната не было, и Юрий почувствовал недоброе.
Очутившись среди родных, после бурных приветствий, спросил о Данате.
Данат лежал на завалинке со стороны огорода, не проявляя никаких эмоций. Его мутные поблеклые, ничего не выражающие глаза, смотрели на окружающих уныло и безучастно. Юрий гладил, ласкал Даната, но тот никак не реагировал на эти знаки внимания. Тогда он, нагнувшись к уху собаки, прокричал: «Данат, пойдем на Данилове озеро!» И вдруг, на глазах у всех родных, произошло неожиданное. Данат встрепенулся, сбросил на какое-то время оцепенение, глаза его приобрели осмысленное выражение: он стал прыгать, лизать Юрию лицо, руки, восторженно «разговаривать» на собачьем языке. Он узнал, он вспомнил своего любимца, которого не было более трех лет. Казалось, это был снова тот же, прежний Данат. Но это только казалось. Через некоторое время исчезло осмысленное выражение, словно выключилось сознание. Он снова сник и как будто погрузился в спячку.
Через несколько дней Юрий решил идти в лес. Нет, не на охоту и рыбалку, а с единственной целью — убить Даната. Семейный совет решил, что такой финал для Даната будет самым почетным. Провожали Даната всей семьей. Многие, особенно женщины, всплакнули, как-никак привыкли к нему за семнадцать лет. Юрий надел ошейник с поводком в первый раз на Даната и вывел его из ограды. Данат с готовностью следовал за хозяином.
Когда шли по мосту через реку, по полю к старице, Юрий припоминал случаи, произошедшие с ним на охоте, и с благодарностью думал о собачьей верности и о том, как же он будет его убивать, как он будет целиться в эти невидящие глаза. Вошли в лес, и здесь нервы Юрия не выдержали, он обхватил Даната за шею и заплакал навзрыд. Юрий вытирал глаза пальцами рук, а Данат лизал мокрые от слез руки, руки, которые через несколько минут спустят курок и оборвут жизнь верного друга, которому Юрий обязан жизнью. Немного успокоившись, Юрий потянул за поводок, подошел к березке, привязал к ней Даната, затем еще раз зачем-то проверил затвор и, убедившись, что патрон заряжен пулей, отошел метров на пятнадцать. Данат, вытянув огромную голову, смотрел незрячими глазами в сторону Юрия, словно пытался что-то понять.
Юрий долго целился, слезы застилали глаза, и он вынужден был рукавом рубахи их вытирать. Ствол ружья несколько раз поднимался на уровень головы Даната и снова опускался…


РУССКИЙ ЦЫГАН

Мое знакомство и общение с ним длилось около четырех часов. Передо мной сидел маленький мужчина около сорока лет, с большими залысинами на крупной голове и высоким лбом. Он нервно перебирал руками пуговицы видавшего виды пиджака и рассказывал, рассказывал о себе, словно боялся, что его не дослушают до конца.
Мы ждали самолет до Хабаровска, но полет из-за метеоусловий откладывается сначала на два, затем на четыре часа. Времени было предостаточно, тем более что рассказ словоохотливого пассажира все больше и больше увлекал меня.
…А судьба его была, прямо скажу, удивительна. Родился в Ленинграде перед войной. Отец его — военный летчик — с первого и по последний день войны находился на разных участках фронта. Когда эвакуировали детей из Ленинграда, разлучили Степана с матерью: поезд попал под бомбежку. Море огня, искореженного металла, стоны, плач, крики отчаянья, пылающие, как спички, вагоны — Степан намертво схватил своей детской памятью эту картину, и еще долгие годы она возникала перед ним во сне с такой яркой реальностью, что он кричал, кричал, а проснувшись в холодном поту, долго не мог успокоиться от всего увиденного и пережитого.
… Очнулся он в цыганском таборе, его, истощенного, почти бездыханного, подобрали цыгане. Старик Баро — так зовут по-цыгански главу табора — определил мальчика к еще не старым супругам, у которых было уже две девочки. Степана долго выхаживали, поили лекарственным снадобьем под названием «ман». Он хорошо помнит, как приемная мать Рада однажды утром сказала: «…будет жить». Угрюмый цыган-бородач по имени Рува, просветлев лицом, несколько раз подбросил кверху мальчонку, сказал: «Ну, Рада, помощника ты нам выходила, спасибо! Дождались!».
Они и назвали его Степаном. Он научился петь, плясать, выпрашивать все, что можно было есть и что можно было надеть на себя. Как только сходил снег, но земля еще была стылой, Степан уже отстукивал чечетку своими крепкими ножками, по трескавшимися от холода и грязи, зарабатывая таким образом себе на пропитание.
После войны отец делал все необходимое, чтобы найти сына. А когда всесоюзные розыски не помогли, он обратился к военным друзьям, жившим в разных концах страны. Сам, бывая в командировках, во время отпусков, посещал детские дома. Но все было бесполезно. И все же ему повезло: в Крыму, куда они с женой приехали к родственникам, они нашли своего сына.
…В вокзал ввалилась большая группа цыган. Она в одно мгновение рассредоточилась по всем залам и приступила к своим обычным делам. Женщины в длинных юбках с пестрыми оборками с грудными ребятишками на руках стремились остановить кого-нибудь из пассажиров, стараясь вопросами, продажей гребенок, мыла завлечь в разговор, а затем, взяв руку, тут же гаданием разворошить душу человека, ошеломляя правдой и неправдой.
От группы цыган отделился смуглый, грязный, со всклоченными волосами, оборванный мальчонка лет восьми. Он остановился перед высоким седым генерал-майором и хорошо одетой женщиной и, протягивая к ним грязные ручонки, начал отплясывать чечетку босыми ногами на холодном цементном полу. Вертясь волчком перед ними, приседая и отбивая в такт языком, он вдруг запел по-цыгански.
Собралась толпа любопытных. Одни смотрели на пляшущего мальчишку, другие глазели на генерала (не так уж часто можно было после войны увидеть генерала на железнодорожном вокзале заштатного города). От такого внимания к своей персоне генерал было потянулся в карман, чтобы достать деньги, но вдруг заметил, как побледнела его жена. Она с силой сдавила ему руку, словно ища поддержки, закричала и, как подкошенная, упала.
Мальчишка, почувствовав себя виноватым в случившемся, метнулся в толпу, пробивая острыми локтями себе путь. Кто-то уже успел сбегать в медпункт. Быстро пришла фельдшер, неся с собой аптечку. Она без лишней суетливости, со знанием дела привела в чувство жену генерала. И первое, что сказала женщина: «Яков, это же наш Миша, я узнала его по родинке на левой стороне шеи».
Выяснив судьбу мальчика и убедившись, что это действительно их сын, Яков Васильевич и Мария Дмитриевна Канаевы долго уверяли в том приемных родителей Степана и его самого: он ни за что не хотел уезжать из табора. Наконец было выработано компромиссное решение: полюбившегося мальчонку табор отдавал законным родителям с условием сохранить за ним имя, которое дал ему табор.
Счастливые родители со Степаном отбыли в Ленинград. Но он все время мечтал о возвращении в табор и дважды сбегал из дома, однако его быстро доставляли на место. Годы, проведенные среди цыган, наложили на Степана особый психологический отпечаток, воспитали особое восприятие мира. Он считал их для себя самыми счастливыми в жизни.
…Мой собеседник говорил и смотрел на снующих по аэровокзалу людей, затем он извинился и ушел, пообещав через несколько минут вернуться.
Вернулся через полчаса и не один.
— Владислав Михайлович Кулемзин, доктор исторических наук, этнограф, — протягивая руку, отрекомендовался пришедший с Канаевым высокий, полный мужчина. Было видно, что они были очень рады этой случайной встрече.
Канаев вновь оставил нас, сказав, что ему нужно позвонить. В его отсутствие Владислав Михайлович, словно продолжая неоконченный разговор, поведал о том, как он встретился со Степаном в Томском университете, куда они вместе поступили на историко-филологический факультет. Жили в одной комнате.
Канаев резко отличался от всех студентов. Будучи на два года старше товарищей, он поражал их своей фундаментальной подготовкой, его звали ходячей энциклопедией.
Степан уже тогда читал и писал по меньшей мере на десяти языках. Все его друзья по комнате — парни серьезные, после армии — учились на повышенные стипендии. Он же перебивался в тройки на четверку. И все время проводил в библиотеке. Появлялся к ее открытию и уходил последним. Но и этого времени ему было недостаточно. Часто по ночам, включив настольную лампу, он что-то писал или перебирал личную картотеку. Во время экзаменационной сессии он не изменял своего распорядка дня. Все время проводил в библиотеке. «Степан, сегодня экзамен», — говорили ему. «Когда и в какой аудитории?». Брал конспекты и учебник за несколько часов до экзамена, перелистывал их и шел сдавать. Его совершенно не интересовала оценка, если бы он не спорил с профессорами, оценки были бы выше.
Его отец бывал проездом в Томске, заходил в общежитие. После ухода в отставку, он жил в Новосибирске и, будучи доктором военных наук, преподавал историю в вузе. Степан, видимо, не мог простить родителям того, что его буквально заставили жениться на русской… Люся, жена Степана, по специальности инженер, тоже иногда приезжала в Томск, да еще с сыновьями. При виде сыновей Степан преображался. Он прекращал всякую работу. Друзья уже знали, что на него нападает стих, он будет петь, играть и плясать. Плясал он великолепно. Брал гитару или баян (а играл он на многих музыкальных инструментах) и пел сначала частушки, а затем песни на разных языках. На эти импровизированные концерты сходился весь факультет.
— Вообще я благодарен судьбе, — говорил Кулемзин, что она свела меня со Степаном. Более талантливого и образованного человека я не видел в своей жизни. Помню, как-то в Томск приехал цыганский театр «Ромэн». Мы пошли всей нашей компанией. После антракта потеряли Степана, а когда кончился спектакль, мы бросились на поиски. Нашли его за кулисами. В окружении артистов театра он пел под свой аккомпанемент на гитаре песни на цыганском и английском языках. После этого руководитель театра в течение двух недель приходил в нашу комнату, уговаривал Степана стать артистом театра «Ромэн». Но он не согласился.
Вспоминается и такой случай. Как-то его пригласили в политехнический институт. Нужно было перевести статью с японского языка. Он взял меня с собой, чтобы я записывал то, что он будет диктовать. Почти без словаря, изредка к нему обращаясь, он перевел технический текст за три часа. Полученных денег за перевод хватило нам всем тоже ровно на три часа в ресторане.
Научная библиотека Томского университета по числу книг входит в десятку лучших библиотек мира. Видимо, этим и объясняется, что он приехал поступать именно в Томск. Степан прочитал все о цыганах, что можно было прочитать и что было в библиотеке.
На третьем курсе нескольких студентов, занимающихся научной работой, послали на межвузовскую научную студенческую конференцию в Москву. Степан сделал прекрасный доклад по истории происхождения цыган. Им заинтересовались многие ученые — этнографы и историки, но он от встреч отказался и просидел все свободное время в библиотеке имени В. И. Ленина. А затем исчез.
До последней минуты друзья надеялись, что он появится к поезду. Но он не приехал и через месяц. Его отчислили из университета…
А Степан в это время кочевал с цыганами в Поволжье. При нем был магнитофон для записи цыганского фольклора и 15 рублей денег. Около двух лет колесил с табором.
…Когда он возвратился, отец не впустил его в дом. «Нет у меня больше сына, — кричал генерал в ответ на уговоры и причитания матери Марии Дмитриевны, — пусть отправляется к своим цыганам!». Степан с женой Земфирой и грудным ребенком (дочку назвали Даней) обосновался на окраине Новосибирска в брошенной избушке без окон и дверей и с дырявой крышей. Жили они впроголодь несколько лет, зарабатывая переводами Степана и тем, что нагадает Земфира. Степан все же закончил исторический факультет Новосибирского университета.
Сейчас у него с Земфирой, — продолжал Кулемзин, — восемь детей, и, наконец, недавно они получили трехкомнатную квартиру. Его первая жена, Люся, удачно вышла второй раз замуж. Сыновья учатся в институтах. Они поддерживают добрые отношения со Степаном и, похоже, уже не осуждают его. Генерал хотя и помирился с сыном, но у него ни разу не был. Степан работает переводчиком в научно-исследовательском институте и по- прежнему занимается цыганами. Им опубликовано огромное количество статей. И не только в наших научных журналах, но и в зарубежных. Как-то, осматривая его личную библиотеку, состоящую из нескольких тысяч книг, на одной из полок я увидел его статьи, опубликованные в журналах США, Великобритании, Турции, ФРГ, Испании…
Внезапно диктор аэровокзала прервала рассказ Владислава Михайловича, она сообщила, что рейс по маршруту Новосибирск
— Хабаровск откладывается до 5 часов по московскому времени. Мы попрощались, и он кинулся на поиски своего товарища. На следующее утро я улетел в Хабаровск, но история о русском цыгане до сих пор не выходит у меня из головы.


ХРОНИКА ОДНОГО ПОСТУПКА

Из города в районный центр Иван Васильевич Бушмалев добрался на автобусе во второй половине дня. Ему еще предстояло доехать до центральной усадьбы колхоза «Рассвет». Выяснив на автовокзале, что нужный ему автобус пойдет только через полтора часа, он подумал, что день сегодня все равно потерян, надо скоротать как-то и это время. Он потоптался около буфета, в котором кроме газированной воды и пряников ничего не было, затем отправился бродить по улицам большого села. Однако бесцельного времяпровождения не получилось. Иван Васильевич зашел в книжный магазин и застрял. По уже сформировавшейся профессиональной привычке начал рыскать по полкам, памятуя о том, что в глубинке можно купить книги, каких не купишь в крупных городах. Книги стояли в два ряда, и, перебрав их все, он-таки откопал две, которые его заинтересовали, и еще «Словарь латинских крылатых слов». Иван Васильевич всегда покупал словари, уже думая не только о себе, а о подрастающих сыновьях. Подойдя к кассе, Иван Васильевич вспомнил, что он уже не философ, а без пяти минут пчеловод, и, полистав философские книги, отнес их обратно, заплатив только за словарь. Выйдя из магазина, он решил открыть словарь и прочесть первое попавшееся выражение, которое должно дать ему направление в его новом роде деятельности. Он вспомнил Ирину Федеровну — преподавательницу латинского языка. Ее помнит не одно поколение студентов университета. Когда он учился, ей было 76 лет. Ох, как она сердилась, если студенты не выучивали правила и не запоминали крылатые выражения. Это была интеллигентка старой закваски, получившая блестящее образование в России, Германии Франции. Она переводила по меньшей мере с двух десятков языков. Иногда ей подсовывали какой-нибудь текст, она его добросовестно переводила и на вопрос, какой это язык, — отвечала: «Не знаю, не то сербский, не то хорватский, но за перевод ручаюсь».
Иван Васильевич открыл словарь на странице 521 и прочел из оды Горация: «Если ныне нам плохо, то не всегда так будет и впредь». «Ну что ж, обнадеживающее начало», — подумал он.
Приехал Иван Васильевич на центральную усадьбу колхоза перед концом рабочего дня. В конторе он застал председателя и его заместителя. В кабинете председателя из-за стола поднялся плотный, невысокого роста, усталый, в годах мужчина, назвал себя и пригласил сесть. Он был немногословен. Начал с того, что знает о намерении Ивана Васильевича принять колхозную пасеку, сказал, что его предшественник, старый пчеловод, теперь пенсионер, сдаст ему все хозяйство и на первых порах поможет.
— Что же касается жилья, то поживете пока на пасеке, там есть изба. А мы подумаем, как Вас устроить на будущее. А сей — час на второе отделение поедет мой заместитель Семен Васильевич, он попутно и подбросит Вас до пасеки.
С заместителем председателя Иван Васильевич был знаком. Именно от него узнал об освободившемся месте пчеловода, когда был в районе с лекциями. Тогда и загорелся, и ждал только конца учебного года, чтобы уйти с преподавательской работы. Заместитель председателя был примерно одних с ним лет, дорогой в машине охотно рассказывал о колхозе, об урожае прошлого года, о том, что он недавно окончил сельхозинститут заочно и что раньше работал управляющим одного из отделений.
— Вожу, как видите, машину сам, и с утра до вечера верчусь как белка в колесе. Такова наша работа, — закончил он.
— А Вы почему, Иван Васильевич, решили уехать из города, может, какие-нибудь неприятности на работе? Признаться, — продолжал заместитель председателя, — тогда, на совещании в райкоме партии, после Ваших лекций думал, что шутите насчет работы и даже когда Вы позвонили вчера, что приедете, я все сомневался. Но председателю рассказал, так сказать, аттестовал Вас. Он тоже вначале не поверил: «Разыгрываешь, — говорит, — меня. Чтобы кандидат философских наук, доцент все бросил и приехал, — быть такого не может».
— А все-таки, Иван Васильевич, Вы меня извините, но на кой ляд Вам нужна эта пасека! Вы столько учились, столько знаете, мы ведь тогда слушали вас два часа и еще бы слушали, это ведь надо иметь такую память. Перед нами давно так никто не выступал, а все приезжают и шпарят по бумаге. Это ж надо, все бросить: институт, книги, научную работу… Не могу найти этому объяснение.
Иван Васильевич, все время молчавший, сказал:
— Я и сам не могу Вам объяснить, почему человек так, а не иначе поступает. Лев Толстой в своих дневниках часто ставил подобные вопросы перед собой, но не находил ответа. А Достоевский как-то заметил, что «человек — целый мир, было бы только основное побуждение в нем благородно».
Подъехали к высокому забору из досок, который тянулся вдоль кукурузного поля. Машину оставили на дороге, недалеко от пасеки.
— Это и есть наша пасека, — сказал Семен Васильевич. Подошли к воротцам, на них висел огромный замок, но было видно, что он имитировал крепость. Открылся, конечно, без ключа. Шли по вытоптанной тропинке, по обе стороны которой расположились ульи. Иван Васильевич суеверно загадал: если пчела ужалит, то начало будет плохим. Но пчелы мирно вились около домиков, деловито копошились у входа в улей.
— Вот Ваше хозяйство, — развел руками Семен Васильевич, — всего двадцать шесть ульев.
Зашли в избу. Вместо двери — рама, затянутая марлей. Чувствовалось, что в избе давно никто не был.
— Раньше, — вновь заговорил Семен Васильевич, — у Митрича всегда здесь водилась медовуха. Ох и вкусная!
— Больше не будет, — тихо сказал Иван Васильевич.
— Это почему же?
— Да так, не пью, Семен Васильевич.
— Совсем-совсем?
— Да, совсем!
— И даже по большим праздникам?
— И даже по большим праздникам. И чтобы кончить этот разговор, Иван Васильевич заметил: — Память ухудшается, и пчелы, говорят, не любят выпивших. И, стараясь перевести разговор на другую тему, добавил: — Вы знаете, что я заметил, Семен Васильевич, ведь на том поле, где сейчас растет кукуруза, раньше росла гречиха. Это было так хорошо для пчел. Конечно, пчелы могут летать и на далекие расстояния, но они израбатываются, и прежде всего израбатываются их крылья. Должен Вам заметить, Семен Васильевич, отношение к пчелам со стороны руководства совхозов и колхозов стало за последние годы плевое. Пчелы гибнут не только от химизации полей и варроатоза, но и от невнимания людей, которые считают эту отрасль хозяйства второстепенной.
— Ишь, какой глазастый! — подумал Семен Васильевич о новом пчеловоде. — Ладно, поговорим об этом в другой раз, а сейчас мне надо ехать на второе отделение. Как-нибудь на днях заскочу, попроведаю, как Вы тут устроились на новом месте.
Иван Васильевич вновь проделал путь по тропинке, провожая Семена Васильевича до машины.
Возвращался он медленно, хотелось насладиться тишиной уходящего дня, теплотой солнца, лучи которого лениво скользили по макушкам редких деревьев на территории пасеки. Воздух был наполнен запахами разнотравья. Он обратил внимание на три больших тополя, которые вместе с молодыми побегами образовали естественным путем что-то вроде маленького домашнего садика, где можно будет поставить железную печку и после работы пить чай, где можно о многом поразмыслить, подумать о дальнейшей жизни. Он сел на искривленную часть одного из тополей и стал вспоминать о событиях последних дней, предшествующих его поездке сюда. Ему часто снилась сибирская деревенька, в которой он провел свое голодное послевоенное детство. В памяти оживала одна картина: он со своими сверстниками играет в войну. Они лазят по пригонам, прячутся в хлеву, в бане. Обычно эту игру они затевали во дворе многодетной семьи Усольцевых. В этой семье было одиннадцать детей, в основном все мальчишки, так что при делении на фашистов, японцев и русских была возможность сформировать не только основной отряд, но даже резерв, который, в случае потерь с той или другой стороны, пополнялся новыми бойцами. И вот однажды во время очередной боевой операции засевшие «партизаны» услышали громкий голос самого хозяина, Кондрата Матвеевича Усольцева: «А ну, вояки, все подлетайте к крыльцу, надо вычистить бочку из-под меда, в ней кое-что осталось по стенкам». Что тут было… Около двух десятков мальчишек высыпали из своих укрытий, забыв об «убитых» и «раненых». Тут же во дворе находили кору или чистый осколок от щепы и устремлялись к бочке. Надо было видеть их в то время, когда они, с горевшими от желания глазами, серьезные, подходили строго по очереди к бочке со своими скребками и, проведя им по стенкам, отходили в хвост очереди, чтобы потом вновь оказаться у бочки.
Что и говорить, ребятишки тех лет в далекой сибирской деревне годами не видели сахара, не говоря уже о конфетах. Прошло уже столько лет, но слаще того меда он ничего не ел в жизни. Конечно, не этот случай определил его судьбу.
Желание стать пчеловодом пришло не вдруг, и это не какая-то блажь, об этом он мечтал давно. После окончания семи классов хотел идти учиться на пчеловода, но такой возможности в их районе не было. Закончил училище механизации сельского хозяйства, затем работал трактористом, комбайнером, шофером, слесарем, каменщиком, плотником, словом, к двадцати годам имел десять рабочих специальностей. Работая, учился в вечерней школе, а закончив ее, поступил в университет, по окончании которого работал три года директором сельской средней школы. Однако потянуло в город, решил попробовать себя в роли преподавателя высшей школы. О давней своей мечте с годами вспоминал все реже и реже. Но мечта жила, особенно она не давала покоя в судные дни, когда хотелось все бросить и, наконец, реализовать ее. На сороковом году жизни решился, подал заявление об уходе из института. И вот последнее заседание кафедры: оно посвящено итогам летней экзаменационной сессии и традиционному вопросу, связанному с аттестацией преподавателей за год. Открывая заседание кафедры, заведующий заметил, что есть еще один вопрос, не указанный в повестке, который будет рассмотрен в конце заседания. Все шло как обычно: подведены итоги, выявлен процент успеваемости по факультетам, аттестованы преподаватели, Сделали десятиминутный перерыв. Это означало, что последний вопрос серьезный. После перерыва заведующий огласил заявление Ивана Васильевича Бушмалева на имя ректора института об увольнении с работы по собственному желанию. Все, как по команде, повернулись к Ивану Васильевичу, а некоторые воскликнув «Как? Почему? Куда?». «Конечно, — продолжал заведующий, мы не имеем юридического права удерживать человека, не желающего работать на кафедре, но как коллеги по работе, мы должны, прежде чем дать характеристику, высказать свое отношение к поступку. Не дав договорить заведующему, кто-то посоветовал: «Давайте послушаем Ивана Васильевича, чем он обосновывает свой уход с кафедры». Слово Ивану Васильевичу предоставили. «Буду предельно краток, — сказал Иван Васильевич, — собираюсь ехать в деревню работать пчеловодом». Его прервали, со всех сторон посыпались реплики: «Это сумасбродство, чудачество, инфантилизм». «Заколодило человека», — посочувствовал женский голос. «Вы же почти доктор наук, у вас готовая диссертация, на что себя обрекаете? Вы зачахнете там, в деревне, от скуки, от отсутствия книг, общения! Ваше реноме преподавателя таково, что Вас не поймут в ректорате. «Он хочет там совершить революцию в сельском хозяйстве вообще и в пчеловодстве в частности», — иронизировал коллега, сидевший у окна.
Перекрикивая шум голосов, Иван Васильевич заявил, что революцию он не собирается делать, а хотел бы честно работать на колхозной пасеке. «В ваших репликах явно проскальзывает дух пресловутой концепции о престижности профессии «Этика или арифметика?» — какие профессии престижные, а какие нет и соответственно этим профессиям — люди.
Не думаю, что профессия пчеловода менее значима в нашем обществе, чем философа. Вы же сами не однажды возмущались тем, что на базаре продают мед по дорогой цене за килограмм, да при этом разбавленный сахаром, с подмешанной мукой. А я хочу на совесть делать натуральный мед». Кто-то спросил: «У вас есть удостоверение на право работать пчеловодом». «Да, есть, окончил заочную школу пчеловодов», — сказал Иван Васильевич.
Было много разных выступлений. Итоги этой дискуссии неожиданно подвел все время молчавший профессор Солодилов. Он оказался единственным, ставшим на защиту доцента Бушмалева, по-своему понявшим его.
«Мы не один год, — сказал профессор, — знаем Ивана Васильевича, ничего плохого о его работе и о нем как человеке, мы не можем сказать и характеристику должны выдать такую, какую он заслуживает. Это человек, умудренный большим жизненным опытом, подобный шаг он сделал сознательно, не из прихоти или сиюминутного желания. Решиться на подобное может человек думающий, если хотите, мужественный. Сами понимаете, какая у него там будет зарплата. Ему нужно все начинать сначала, да мы даже не представляем, с какими трудностями ему придется встретиться в его новой работе, а что касается его разносторонних знаний, то он и там может читать лекции. Думаю, что там люди не глупее нас с вами». И совсем неожиданно для всех профессор заключил: «Через год я ухожу на пенсию и, если Иван Васильевич возьмет меня в помощники, серьезно говорю, я приеду к нему работать».
Так закончился разговор на кафедре, но еще предстоял разговор дома, и не менее трудный.
Сообщение о том, что он уволился из института и через три дня уезжает в деревню, вызвало бурную радость у сыновей, которые хотели бы поехать вместе с ним. Жена Вера, едва сдерживая слезы, заявила детям, что никуда они не поедут, пусть один отец едет в свою Тмутаракань, пусть один там дурью мается.
— Найдешь там какую-нибудь молодуху из доярок и заживешь на славу.
— Вера, постесняйся детей, о чем ты говоришь?
— Что думаю, то и говорю. Ты подумал о нас всех? Ребята скоро школу закончат, их нужно куда-то пристроить.
— Во-первых, это когда еще будет, а во-вторых, я не собираюсь их куда-то пристраивать, пусть сами поступают, куда хотят. Меня никто никуда не пристраивал. Ребята, выйдите на пять минут, — попросил он.
— Не выходите, — впадая в истерику, закричала Вера. Но они вышли.
— Ты что думаешь, что они пчеловодами будут, так сказать сохранят преемственность, династию создадут?
— Что же здесь плохого?
— Да, я вижу, что ты им все подсовываешь книги деревенщиков, в свою веру их собираешься обратить, чтобы они жили деревней!
— Это они сами решат, — с явным раздражением сказал Иван Васильевич, — а что касается книг деревенщиков — Абрамова, Астафьева, Белова, Шукшина, Солоухина, Распутина, то это книги выдающихся писателей, по которым будущие потомки будут изучать наше время. Их книги, может быть, скажут больше, чем сотни научных монографий о развитии деревни второй половины двадцатого века.
— Вера, — стараясь заглушить раздражение, говорил Иван Васильевич, — почему бы нам всем не поехать в деревню? Ты могла бы и там работать врачом, там всегда не хватает медиков.
— Еще чего придумаешь, что я там не видела? Нет уж поезжай один, а детей не смей переманивать. Они очень способные, а в деревне их способности завянут. Господи, — уже всхлипывала Вера, — у всех мужья как мужья, к чему-то стремятся, имеют машины, дачи, а тебя кроме книг ничего не интересовало. И еще выкинул на старости лет такую блажь.
Иван Васильевич даже подумал: «Неужели опять сорвется и опять начнет кидать с полок книги?». Она прекрасно знала, что таким образом, да еще в присутствии детей, чувствительно причинит ему боль. Как он страдал в эти минуты. Жалел ее и ненавидел в то же время. Правда, на сей раз до этого не дошло. Старший сын Игорь сказал: «Опять вас мир не берет». С некоторых пор, заметил Иван Васильевич, в присутствии Игоря она старалась сдерживать себя. Несмотря на свои пятнадцать лет, он отличался большой сдержанностью, тактом и разумностью. Она поражалась его начитанности и даже побаивалась спорить с ним. Так, ни до чего не договорившись, Иван Васильевич уехал в деревню. И сейчас, сидя на дереве, перебирая в памяти неприятные события недели, Бушмалев старался понять людей, не судил тех, которые отговаривали его от поездки в деревню, старался понять себя через близких ему людей.
Однако хватит воспоминаний. Выбор сделан, завтра на работу и надо идти обживать избушку. Хорошо бы кошку пустить по деревенскому обычаю, а то, говорят, домовой каждую ночь душить будет. Но ее нет. Ничего, пусть подушит немного, заведем со временем и кошку, и собаку.
Иван Васильевич вошел в избушку и основательно осмотрелся. В избе имелось одно окно, на небольшом столе, покрытом клеенкой, одиноко стояла железная кружка. Впритык к столу примостился топчан, сбитый из грубых досок, на топчане лежал матрац, небрежно прикрытый старым шерстяным одеялом. Одну четверть избы занимала русская печь с лежанкой, такие печи кладут только в Сибири. С ней не пропадешь даже в лютые морозы. Дрова имелись. Он приметил две спаренные поленницы, тянувшиеся от собачьей конуры до пристройки, которая, видимо, служит для хозяйственных нужд. Он разобрал немудрящий скарб, состоящий из самого необходимого. Ему вдруг захотелось, как в детстве, забраться на печь, правда подумалось: как Иванушка-дурачок. Ну и пусть, все равно многие так считают.
Вспомнилось стихотворение, написанное им два года назад, которое называлось «Ода русской печи». Последние строчки были такими:
…Я ностальгически скорблю по русской печи,
Хотя расстался с нею двадцать лет назад.
Она служила на Руси тысячелетья,
И двадцать первый век ей — не закат.

«Вот и встретился с тем, чего желал, — уже в полудреме подумал он, — хорошо, если приедут сыновья, будут мне незаменимыми помощниками. Надо их приучать к крестьянскому труду, приучать к общению с природой».


ПЧЕЛЫ

Мне пчелы не дают покоя. Они жужжат во мне самом.
И я похож на старого изгоя, которого не пустят в дом.
Но опредмеченная сущность заложена во мне, как мозг,
Что пчелы мой удел и нужность связать судьбу, свой долг.
Всю жизнь мечтал я с пчелами возиться
И это время наконец пришло,
Как я страшусь однажды подступиться,
А вдруг мне пчелы скажут ты ничто…



ОДА РУССКОЙ ПЕЧИ

Покоя не дает мне дом, разрушенный войной,
Зияющие дыры, словно черепа глазницы,
И печь, не сломанная варварской рукой,
Среди развалин стен, хламья и черепицы.
Она стояла гордо возвышаясь,
Как памятник страданию людей,
Вся почерневшая от горя, будто извиняясь
За то, что уцелела средь друзей.
Напрасно тяготилась ты судьбой,
Дом снова выстроен и лихолетье
Вновь отступило перед жизнью и мечтой,
И замелькали мирные десятилетья.
А печь стояла годам вопреки,
Являясь для людей основой, укрепой дома.
Ее ломать сегодня право не с руки —
Нет без нее угла родного.
Я ностальгически скорблю по русской печи,
Хотя расстался с нею двадцать лет назад,
Она служила на Руси тысячелетия,
И двадцать первый век — ей не закат.



ВИД ИЗ ОКНА
Свет ли встает над землею, гаснет ли в призрачной мгле.
Русскому сердцу покоя нет на родимой земле.
В. Неподоба.

Пребывание учителя биологии Василия Ивановича Теплякова в трех больницах за два месяца, окрашено минорным настроением, описывать его состояние после очередной операции нет необходимости, ориентация на свое ощущение вызывает у него сомнение о небеспредельном ресурсном соматическом резерве на долгие годы. Ему грех жаловаться на прожитые годы, они были настолько разнообразны по счастливым случайностям, количеству опасностей, трудностей, что вспоминать их, значит дистанцироваться от людей сегодняшнего поколения, которые умозрительно не смогли бы представить, что можно все это испытать, перенести и выжить, не потеряв веру в лучшее будущее. Колодец жизни его мелеет, годы берут свое, христианское, библейское смирение перед будущими невзгодами подготовлено долгими умствованиями в одиночных больничных палатах, воспоминаниями прожитой жизни. В своих размышлениях о сегодняшнем времени и своем состоянии, Василий Иванович чувствовал, что скатывается на эсхатологическую тональность. Люди, по-разному, воспринимают беды, несчастья, свалившиеся на них недуги, потери близких друзей, родных… Одни винят себя за грехи тяжкие, другие вину свою связывают с близкими родственниками и друзьями. И те, и другие стараются по-своему, выстраивать свои отношения в социуме, природном мире. Жизнь по определению не может быть счастливой, так как она рано или поздно кончается с неотвратимостью болезней, предшествующие финалу. «Все мы под Богом ходим». Последнее время Василий Иванович вспоминал случай многолетней давности: он ехал в автобусе в сторону стадиона, десятилетние мальчишки собирались по средам поиграть в футбол. В автобусе началась потасовка между тремя бандитами и летчиком, Вася ввязался в драку, защищая летчика, закончившаяся гибелью последнего. Чтобы как-то отвлечься от трагических мыслей, путем дальнейшего их размножения, стал припоминать светлые стороны жизни, не связанные с болезнями. Почему-то ему вспомнился анекдот. Врач своим четырем пациентам: американцу, итальянцу, русскому и еврею вынес суровый, окончательный приговор, объяснив им, что соматический ресурс ваш исчерпан. Вам каждому осталось жить одну неделю, а уж как вы ее проживете, меня уже не касается, я сделал все, что мог. Американец — бизнесмен стал писать завещание, итальянец пошел к любовнице, русский запил, а еврей пошел к другому врачу.
В данном анекдоте частично отражается менталитет каждого персонажа. Этот менталитет особенно проявляется в период экстремальных ситуаций, например, как в данное время, когда коронавирусная инфекция властвует на всех континентах земного шара. От грустных, не оптимистичных мыслей Теплякова отвлекают визуальные наблюдения о происходящих событиях из окна его палаты девятого этажа. Глаза скользят сверху вниз, выхватывая строения города, несущие автомобили по дорогам, идущие редкие прохожие по своим делам и заботам. Внизу вершится обычная жизнь: хаотичная, системная, высоконравственная, но иногда не всегда разумно достойная и праведная. Из окна виден огромный город (часть его) Тюмень. Близко стоящие к больнице одно, двухэтажные дома расположены, словно в чаше, впадине. Они похожие на дачные строения, имеющие небольшие огородные участки. В них нет четких архитектурных продуманных плановых строительных изысков. Люди, на какой бы интеллектуальной ступени развития не стояли, стремятся к эстетическому личному бытию, но значительное сужение наших возможностей обусловлено материальными возможностями, они является составной частью процесса, связанного с чудовищным социальным расслоением в доходах населения. Эти домики почти слились с городом, их отделяет друг от друга узкая многокилометровая полоса, за которой высятся многоэтажные многоквартирные дома со всеми атрибутами современной цивилизации. Вечером вся впадина и удаленный город, залитые огнями разной мощности, они отражают земную юдоль во всей ее многообразии, в которых люди живут, радуются, страдают, болеют, но с неудержимостью устремляясь к светлым идеалам, помыслам душевных и телесных намерений и поступков. Василий Иванович смотрит сверху вниз и замечает всевластие весны: снег уже исчез с крутых крыш домиков.
И только на пологих крышах старых домов еще держится снег, привнося в меняющийся пейзаж эмоциональные, тревожные всполохи, противоречивых мыслей. Часто перекликаются собаки, стоит одной начать, как вся дачная окраина покрывается много звучанием. Особенно выделяется одна дворняга. Она от лая переходит на подвывание, а затем в сплошной вой, призывая к жалости, обнаруживая свою скорбность и неустроенность в своей семье. Вечерами в домике, который охраняет худенькая дворняжка, нет света, видимо, хозяева не часто появляются на своем дачном участке, не делают нужного шага потому, что им в голову не приходит мысль об оставленном, на голодное умирание, члене семьи, которая на инстинктивном уровне до конца будет рядом со своим родным очагом. Без меры печалит невозможность помочь страдающей дворняжке. За ветхими деревянными заборами домиков плотной стеной растут деревья, кустарники, они расположены в тридцати шагах от больницы. Внимание Теплякова привлекло самое высокое дерево, в середине которого сооружено (между раскидистыми ветвями) гнездо, возможно воронье — большое и единственное. Его облюбовала сорока, она постоянно прилетает, независимо от погоды, хлопочет, обустраивает, что-то выбрасывает из гнезда или приносит мелкие веточки, словом создает комфортное для себя жилище. А вчера он увидел, что у нее появилась помощница или помощник, они, сменяя друг друга, а иногда вместе садятся в гнездо и вытягивают лишние веточки, приводя свой будущий очаг в эстетический вид. Их иссиня-черные перья, похожие на фраки, с зеленым отливом длинные хвосты не помещаются в гнезде и свисали, переливаясь на солнце, проникающего сквозь еще не очень густые ветви деревьев. Какое удивительное, трогательное сотворчество, сколько времени и каким тщанием, самозабвением сороки, на основе природного рефлекса под тихий шелест листвы, своеобразный аромат и целый комплекс самых разнообразных зрительных раздражителей, вызывающих возникновение массы ассоциаций, создают свое жилище для себя и будущих потомков. Жизнь продолжается, изменяется, размышлял Василий Иванович во всех ее проявлениях и ни один из ныне живущих людей не в состоянии осознать до конца всей глубины, происходящих явлений и процессов на Земле. Как писал в свое время великий русский мыслитель Василий Розанов: «Мир вечно тревожен, и тем живет».


ДРАКА В АВТОБУСЕ

Летчик бился с тремя бандитами: в автобусе у всех на виду,
Слышны были удары дикие, как раскаты в грозу.
Там мальчишка, сидел, забившись, в испуге, на третьем ряду,
И во все свои чары синие — наблюдал эту борьбу.
Летчик дрался дерзко, отчаянно, был красив и удачлив в борьбе:
Юный воин совсем не нечаянно, бросил вызов бандитской орде.
Среди ехавших он единственный кто не струсив, пошел на убийц,
Оказался он всех совестливее, в этой массе гражданских лиц.
Закричал он тогда лишь осознанно, когда летчик, пронзенный иглой,
Рухнул между рядами автобуса, закрывая мальчишку собой.
И всю жизнь ему будет, видится непокорный и в смерти взгляд,
Обращенный к людям бездействия, не покинувших кресел ряд…



СЕМЬ ЧАСОВ В ЛЕНИНГРАДЕ

Главный конструктор авиазавода Семен Павлович Тюхаев в последнее время стал видеть один и тот же сон.
Во сне ему являлись события, которые действительно случились с ним в молодости, когда ему было девятнадцать лет. Сначала Семен Павлович удивился, что эта прошлая явь, возникшая во сне, так эмоционально всколыхнула память, взбудоражила мысли и чувства, но, когда события памятного для него дня стали являться во сне каждую ночь, он забеспокоился. Появились мысли-сомнения: «Может быть, старею, хотя до пенсионного возраста еще не близко и итоги прожитой жизни подводить рановато. А может это такая болезнь, если каждую ночь видится во сне одно и то же». Он все явственней, до мельчайших подробностей вспоминал тот обычный и в то же время необычный для него день. Семен Павлович ловил себя на мысли, что он и во время работы думает об этом случае. «Может взять внеочередной отпуск, — рассуждал он, — и все придет в норму». Однажды он даже пожаловался другу-коллеге по работе на то, что плохо спит ночами, а если спит, то видит один и тот же сон.
— А ты поделись, исповедуйся перед кем-нибудь, т. е. расскажи, что тебе снится, и все как рукой снимет, — посоветовал Петр Степанович.
— Ты это серьезно? — засомневался Семен Павлович.
— Вполне, — заявил друг, — давай рассказывай.
И Семен Павлович начал: «Я был курсантом высшего летного училища. В конце второго семестра первого года обучения вызвал меня подполковник, заместитель начальника училища по политчасти и говорит: «Поедете со мной в двухдневную командировку в Ленинград».
Конечно, я очень обрадовался, так как никогда не был в Ленинграде. В первый же день мы быстро управились с делами и подполковник говорит: «У меня в городе есть еще дела, а Вам даю семь часов на ознакомление с Питером. Начните с Эрмитажа и основательно используйте предоставившуюся Вам возможность. Встретимся в двадцать ноль-ноль на железнодорожном вокзале у справочного бюро».
Радости моей не было предела. Семь часов, почти целый день — и ни от кого никакой зависимости. Не теряя времени, поехал в Эрмитаж, там я ошалел от всего увиденного. Если бы дали возможность основательно осмотреть в течение трех месяцев, наверное, и этого времени не хватило бы, а так хотелось побывать во всех залах, все увидеть и запомнить. На третьем этаже Эрмитажа, в залах, где представлено западноевропейское искусство (точно запомнил) у портрета артистки Жанны Самари Ренуара познакомился с очаровательной, умной девушкой — Леной, коренной ленинградкой. Она охотно стала моим гидом. Лена водила меня по залам Эрмитажа, рассказывала о художниках, старалась войти во все тонкости их жизни. Вела себя Лена естественно и свободно, без всякого кокетства, никак не подчеркивала свою образованность. Но когда я задавал глупые вопросы, она смеялась и говорила:
— Откуда ты взялся, такой дремучий, где ты жил до этого времени? Ты что, никогда не слышал и не читал о Моне, Писсарро, Дега, Коро, Сезанне или ты меня разыгрываешь?
— Да что ты, Лена, — взмолился я, — вот ты называешь меня дремучим, а откуда мне быть просвещенным? У нас в Сибири, где я жил до училища, один книжный магазин на весь район, а после окончания семилетки я в 14 лет стал работать на комбайне.
— Ты меня прости, Семен, — просто сказала Лена, — но все равно ты — дремучий.
Из Эрмитажа мы вышли через три часа, а затем бродили по набережной Невы. Берега реки — из бетона и гранита, но есть просветы-ниши, в одну из которых мы вошли и спустились по ступенькам к воде. В тот день была чудесная погода, солнце еще стояло высоко. Изредка оно скрывалось за редкие клочковатые тучи, а когда выныривало — все сразу преображалось. Вода на Неве приобретала светло-зеленый оттенок, несильный ветер поднимал небольшие волны, которые искристо переливались блестками. Мы сидели на каменных ступеньках, смотрели на воду и молчали. Лена первой нарушила молчание и попросила меня рассказать что-нибудь о моих родителях. Что я мог рассказать об отце? Он погиб под Москвой в декабре 1941 года, ему шел 22 год. Понимаешь, Петр, — продолжил свой рассказ Семен Павлович, — когда я думаю об отце, то, наверное, его идеализирую и почему-то мне вспоминаются строчки Высоцкого:
Он шагнул из траншеи с автоматом на шее,
От осколков беречься не стал,
И в бою под Москвою он обнялся с землею,
Только ветер обрывки письма разметал…

Представляю солдата, прижавшегося грудью к земле, метет поземка. Солдат уже почти запорошен снегом, в правой руке винтовка, а из левого кармана шинели ветер выбрасывает листочки письма, которые уже не найдут адресата.
Сразу же после знаменитого парада в Москве 7 ноября 1941 года сибирские полки, участвовавшие в нем, были отправлены на передовую. Лыжный батальон, в котором находился мой отец, около месяца отбивал атаку за атакой. Из тех лыжников осталось всего шесть человек. Во время одной из атак гитлеровцев, когда кончились боеприпасы, он поднял оставшихся бойцов батальона, желая навязать гитлеровцам рукопашный бой. Командир был тяжело ранен, и отец взял командование оставшимися людьми на себя. Шагнул из траншеи, но не добежал до позиции врага. Его сразил автоматной очередью гитлеровец, одна из пуль попала прямо в сердце. Еще по инерции, охваченный пылом боя, он пробежал несколько метров и упал, чтобы уже никогда не подняться.
Отец так и не узнал, что у него в начале 1942 года родился сын. Мама рассказывала, что отец был очень красив, равных по силе ему не было во всем районе. Работал он в колхозе комбайнером, так что я пошел по стопам отца. Перед войной он самостоятельно подготовился и сдал экзамены экстерном за среднюю школу, мечтал учиться в сельскохозяйственной академии, увлекался поэзией, играл на баяне, гитаре. Его любимым поэтом был М. Ю. Лермонтов, он мог часами наизусть читать его стихи. Мама, получив похоронку, не могла поверить, что ее Павел, такой сильный человек, убит. Всю войну и до конца своих дней она ждала его. Двадцать лет ждала, так и не вышла замуж, хотя было много предложений. Мама была русской красавицей, так ее все называли, я это хорошо помню, а на вопросы людей о том, почему не вышла еще раз замуж, отвечала: «Потому что не смогла бы полюбить так, как любила и продолжаю любить Павла».
Мама умерла еще не старой, когда я уже поступил в летное училище. Она вывозила сено на лошадях по тающему льду и вместе с подводой провалилась в реку — не выдержал лед. В воде она распрягла лошадь, спасла ее, но сама простудилась и за шесть дней «сгорела». За два дня до смерти нашла в себе силы, перекроила свое девичье платье, которое нравилось отцу, при этом сказала: «Очень хочу при встрече с отцом быть красивой». Такой она хотела предстать перед любимым.
Так я рассказывал Лене о своих родителях, а потом заметил: «Что, это я все о грустном говорю, а, Лена? — И дернуло же меня за язык. — Эх, искупаться бы сейчас!» Лена словно ждала этого возгласа и тут же отреагировала: «Так в чем же дело, купайся!» Такого оборота я не ожидал, так как не собирался купаться, и что-то промямлил насчет того, что у меня плавок нет, да и вода (была первая половина мая) холодная. Лена, явно нарочито подзадоривая меня, а может, испытывая, заметила: «Ничего, можно и в трусах, а вода нормальная». Мне ничего не оставалось делать, как начать раздеваться. Трусы я подобрал, скатал с обоих боков (сделал их плавками) и решительно двинул по ступенькам, уходящим в воду. Боязни холодной воды у меня не было, плавал неплохо (с детства пропадал на своей речке Таре) и думал доказать Лене, что хоть я и дремучий, но посмеяться над собой еще раз не дам. Вода действительно оказалась очень холодной и я быстро-быстро поплыл, пробуя, явно рисуясь перед Леной, разные стили плавания. Доплыл до середины, до бакена, решил повернуть обратно, а когда развернулся (до этого плыл на спине), то растерялся: Лена была едва видна. Стало ясно: меня отнесло течением реки в сторону моста лейтенанта Шмидта. Мысль работала лихорадочно: если плыть по течению до ближайшей ниши, а до нее уже было рукой подать, значит, нужно будет бежать к Лене в трусах по набережной Невы, среди праздно гуляющей публики. Стыд-то какой! Этот вариант я сразу отбросил как неприемлемый. Как альтернатива этому загубленному варианту возник новый: что если подплыть к месту, где нет ниши-схода к воде, и криком попросить помощи: там стояли матросы, они смогли бы связать ремни и вытащить меня, но на это зрелище соберется мгновенно толпа. И мне все равно пришлось бы бежать некоторую часть пути к Лене по набережной Невы. Этот вариант тоже исключается. «Лучше утонуть, — думал я, — чем опозориться перед Леной, перед людьми». Единственная возможность в данной ситуации — возвращение к месту, где была Лена, а значит плыть против течения реки. И я решился. Лег на левый бок, а правую руку выбрасывал из воды, стараясь в унисон с левой грести, рывками толкая тело, так я двигался толчками вперед. Но через какое-то время возникла заминка: стали сползать трусы, и мне время от времени (что нарушало ритм моего движения) приходилось их подтягивать. Дважды проклятые чуть не слетели, поймал почти на ногах, но при этом подумал, что лучше приплыть голым: люди отвернутся, можно их попросить об этом, когда буду одеваться, чем бежать в трусах по набережной. Плыть было тяжело, иногда казалось, что гребу вхолостую, не двигаясь, но смотреть вперед боялся, а вдруг топчусь на месте? Сердце так билось, что я ощущал его биение, оно стучало прямо в ребра и отдавалось в голове, а о том, что вода холодная, что не доплыву до места, не думалось. Правда, было сомнение: а вдруг Лена ушла и кто-нибудь взял мою одежду. Что тогда?
Такие мысли возникали потому, что я уже более часа, по моим предположениям, боролся с течением реки. Не помню, сколько времени мне пришлось плыть, но когда коснулся скользких ступенек ногами, у меня было такое ощущение, что одного метра хватило бы, чтобы не доплыть до цели. Почему-то радости я не испытывал, видимо, потому, что отдал все на что был способен физически. Вставать сразу не стал, а посидел на ступеньках, которые были под водой, а когда стал подниматься, рухнул на руки, наверное, потерял сознание на какие-то доли секунды. Лене же сказал, что поскользнулся. Все бодрился, говорил о том, какая хорошая вода, как и в наших сибирских реках. У меня было такое чувство, что я похож на только что родившегося теленка, который едва стоит на ногах, и каждая клеточка тела его подрагивает. Лена поняла мое состояние, отошла в сторону и отвернулась, чтобы не смущать меня, когда я на себе выжимал трусы. Когда я подсох, мы двинулись в сторону железнодорожного вокзала — время уже поджимало. Лена вызвалась проводить меня, но я заметил, что между нами исчезла естественность, разговор не получался, протекал вяло и неинтересно. Сказать о том, что я был подавлен случившимся, обессилел и был безразличен в данный момент ко всему… не могу. Для человека моего возраста и такой физической силы, которой я от природы был наделен, достаточно было одного часа, чтобы восстановиться полностью и уже не чувствовать себя ущербным, как в момент головокружения на ступеньках. Но что-то произошло в наших отношениях, объяснить причину я не мог.
На вокзал мы приехали за полчаса до назначенного подполковником времени. Лена неожиданно засобиралась домой, она попросила меня нагнуться к ней, а когда я это сделал, не подозревая ни о чем, она при всем честном народе поцеловала меня в губы, по-настоящему. Она нежно прижалась ко мне и прошептала: «Ты еще не знаешь себе цены, с тебя надо изваять скульптуру. — И еще раз поцеловала. — Это тебе на прощание, чтобы помнил ленинградку Лену, а ты все-таки дремучий, но я верю, что ты добьешься многого в жизни», — сказала и растворилась в толпе.
Поцелуй Лены был первым в моей жизни. Действительно, дремучий! Я даже не подумал попросить у нее адрес, не расспросил ничего о ней, не знаю даже фамилии, — сказал в заключение своей исповеди Семен Павлович. Вот на этом поцелуе и просыпаюсь каждую ночь, и не сплю, мысленно проецируя наши отношения с Леной. Будь я немножко поопытней в тот момент, то, как знать, может быть, Лена стала бы моей судьбой».
Свою дремучесть Семен Павлович выкорчевывал — как он говорил — в течение всей жизни, не делая для себя послабления в дни радостей и в дни невзгод.
Будучи по роду деятельности связанным с техникой, он проявлял непонятный для окружающих его людей, и прежде всего коллег, интерес к гуманитарным наукам. Своим сослуживцам Семен Павлович говорил: «Наивысшим образом развивают интеллект только философия и искусство, все другие науки дают необходимые знания в той или иной сфере деятельности». Он считал, что интерес к философии и искусству, литературе помогает ему в основной деятельности, т. е. в самолетостроении. Куда бы ни забрасывала его судьба, он неизменно находил книги по истории философии и искусству, без которых не мыслил своего существования. Его личная библиотека поражала своей уникальностью, а его энциклопедическая образованность вызывала зависть всех, кто общался с ним.
Семен Павлович учился каждый свободный час, помня о своей дремучести. Он самостоятельно овладел английским, немецким, итальянским, французским, испанским языками, чтобы читать труды по искусству и истории философии в подлинниках.
Доктор технических наук, лауреат Государственной премии СССР, крупный специалист в области самолетостроения Семен Павлович Тюхаев и сейчас — в снах — вспоминает девушку Лену из Ленинграда, свою дремучесть в молодости и тот весенний заплыв тридцатилетней давности по реке Неве, который, может быть, заставил его поверить в то, что человек может все — стоит ему только захотеть.


ЭКСТРЕМАЛЬНАЯ СИТУАЦИЯ

Виктор Васильевич Шершнев, доктор философских наук, профессор, еще не старый человек, стал иногда в своих лекциях по философии в университете иронизировать над современной молодежью. Нет, это было не морализаторство типа «вот в наше время». Нет, он не вставал в позу духовного отца-пастыря, не делал назиданий, не учил студентов, как надо жить. Профессор понимал, что каждое поколение переживает свои трудности, а людей, с возрастом идеализирующих свое время и не согласных с некоторыми нравами и отношениями у части молодежи, всегда было много. Достаточно вспомнить диалоги Платона, написанные еще до новой эры. В этих диалогах Платон в уста своего учителя Сократа вложил слова, которые мало чем отличаются от сегодняшних сетований на то, что молодежь стала хуже, чем в «наше время». Основных претензий к современной молодежи у профессора было две — ее пассивность и сытость. Испытание сытостью он считал не меньшим злом для молодежи, чем испытание голодом. Пассивность молодых людей, по мнению Виктора Васильевича, является производной от сытости. Профессор бичевал мещанство, цитировал по памяти М. Цветаеву, Вл. Солоухина, Ю. Кузнецова. Но иногда говорил, словно успокаивая себя, после очередного искреннего негодования против «вещизма»: «Вы же не виноваты в том, что стали потребителями, объективно не виноваты, мы, взрослые, сделали вас такими, не всех, конечно, но мы вам обеспечили комфортную жизнь, опекая и оберегая от всяких трудностей, которые с избытком сами испытали. А перестроечные годы сориентировали у вас дух предпринимательства и накопительства. И эта идеология властно вторгается во все сферы нашей жизни. И особенно этой идеологии более всего подвержена молодежь.
Мещанин, хапуга, лентяй сами по себе не возникают, функция человека, — говорил профессор, — не приходит извне, она обусловлена, т. е. детерминирована теми отношениями, в которых оказывается человек. Вы помните известное суждение, никем не опровергнутое: «Обстоятельства в такой мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства».
Мы должны изменить обстоятельства. Что я имею в виду? Против сытости, мещанства мы должны выработать иммунитет, и таким иммунитетом для нас должна быть духовность, нравственное самосовершенствование человека. Как природа является источником вдохновения для художников, поэтов, источником человечности, так труд, книга, постижение культурных ценностей являются духовной основой человека. Необходимо изменить систему ценностей, отдав предпочтение не потребительским, а духовным.
Однажды во время лекции, когда Виктор Васильевич комментировал острую статью о «вещизме», опубликованную в «Литературной газете», кто-то из студентов, прервав профессора, сказал: «Виктор Васильевич, вот Вы катите бочку на молодых потребителей, а каково было Ваше поколение студентов? Расскажите нам, как Вы жили, чем жили, каковы были Ваши интересы». «Охотно это сделаю, — сказал Виктор Васильевич, — но только не на лекции, а на очередном вечере вопросов и ответов в общежитии, напомните мне об этом». Студенты напомнили. И в один из вечеров Виктор Васильевич предстал перед студентами в неофициальной обстановке. Собрались в красном уголке общежития, где на столе красовался самовар, а рядом — гора печенья и конфет. Это не был официальный вечер вопросов и ответов. Был задан один вопрос: чем и как жило студенчество университета 20–25 лет назад.
Начал профессор с того, что поколение, к которому он принадлежал, пришло в университет в 60-е годы, многие из ребят отслужили в армии, поработали на производстве. Это студенты, родившиеся в годы войны, в «сороковые-роковые». Нужно ли вам говорить о нашем голодном детстве. Большинство из нас не имели отцов — они погибли в Великую Отечественную. Мне тоже пришлось работать в деревне: был плотником, пас коров, работал слесарем в ремонтных мастерских. После окончания школы поступил в высшее летное училище, но не повезло: проучился больше года, когда училище попало под сокращение. Вы знаете, что было сокращение армии на 1,5 млн. человек в 60-е годы, и мне, как и многим ребятам, пришлось изменить своей мечте: я поступил в университет. Жили мы очень бедно — стипендия на первом курсе была 22 рубля, повышенная — 28 рублей. Жили коммуной. Что это такое? О, это особая форма организации студенчества, которая, наверное, войдет в историю. Мы, человек двадцать, объединялись, сдавали по 18 рублей какой-нибудь женщине-пенсионерке, которая на эти деньги покупала самые дешевые продукты и готовила нам еду три раза в день прямо в общежитии, на кухне какого-нибудь этажа. Иногда сами готовили по очереди, по графику. Сами понимаете, как мы питались. Оставалось 4 рубля, из которых часть шла на уплату за общежитие, комсомольские взносы, словом, денег не оставалось даже на билет в кино. Вы, вероятно, удивляетесь, почему нигде не подрабатывали. Во-первых, сил не хватало, во-вторых, может, для вас это будет неубедительно, но каждый свободный час старались провести за книгами в научной библиотеке. Были и голодные обмороки. Что касается одежды, никто особенно не обращал на нее внимания, для некоторых ребят единственным костюмом, на все случаи жизни — была солдатская роба.
Все жили мыслью о том, что вот закончим университет, тогда и заживем, как нужно. Но жили весело. А какой мы пир закатывали, когда кому-нибудь присылали из деревни сало, — это был праздник на факультете. Иногда в таких стихийных празднествах принимали участие даже профессора, которые были частыми гостями нашего общежития.
О многом бы можно рассказать, но мне из студенческой поры вспоминается один случай, который потряс меня до основания и заставил на себя посмотреть с иной стороны. До этого случая мне казалось, что я все могу, все давалось легко, думал, так пойдет и дальше!
Речь о калыме. Во время летних каникул мы ездили в Казахстан со студенческим строительным отрядом. Бывало, правда, редко, что мы подрабатывали на разгрузке вагонов с углем, щебенкой, гравием. Но однажды выпал особый случай — заработать большие деньги. Как-то вечером в университетском общежитии появились вербовщики-калымщики из числа студентов политехнического института. Это были здоровые, просто могучие парни — мастера спорта по штанге и вольной борьбе. Они шли по коридорам общаги и громко зазывали собраться физически сильных парней на третьем этаже в красном уголке, где мы сейчас с вами беседуем. Через какие-нибудь полчаса красный уголок заполнился десятками парней, в нем, как говорят, яблоку негде было упасть. Многие, видимо, пришли из любопытства. Один из вербовщиков — широкоплечий парень могучего телосложения — сказал примерно следующее:
«Парни, мы вас собрали для того, чтобы предложить работу, работу очень трудную, но высокооплачиваемую. Работать предстоит одни сутки с несколькими перерывами на обед. Надо вручную разгрузить две баржи с досками-сороковками. За сутки можно получить 150 рублей. Деньги получаем сразу после окончания работы». Парень объяснил, что тот, кто не выдержит до окончания работы, скажем несколько часов, не получает ничего. «Такой у нас закон, — продолжал он, — понимаю, что закон жесткий, но мы предупреждаем честно заранее, чтобы потом, как говорят, разговоров не было. Вот и кумекайте: идти или не идти, а если кто надумает, запишитесь у Влада, — и показал на товарища, сидевшего за столом с блокнотом наготове. — Сбор завтра на пристани в шесть часов утра». Конечно, 150 рублей за сутки для студента в 60-е годы — огромное богатство, на них можно было приобрести недорого костюм и пальто. Стоимость, то есть покупная способность тех денег была в 1000 раз выше, чем сегодняшняя, их девальвация как-то со временем все более ощущалась.
После такого предельно краткого выступления организатора калыма больше половины парней покинули красный уголок, а оставшиеся стали записываться у Влада. Во время записи некоторые вербовщики подходили к парням и пробовали мускулы рук, иногда небрежно роняли: «не выдержит», иногда: «норма, пойдет, хорош». Кто-то из записавшихся заметил: «Как на невольничьем рынке, зубы только еще не смотрите». На следующий день, ровно в шесть часов, мы были на пристани, там уже шла перекличка. Ребят из разных вузов города собралось много, и все крепкие, здоровые, сильные.
Была середина мая, солнце уже давало о себе знать, днем ребятишки вовсю купались в реке. Организаторы разгрузки барж на берегу четко объяснили, куда носить доски, с кем быть в паре. Попросили раздеться до трусов (будет жарко), на ноги выдали видавшие виды кеды (их было великое множество), дали каждому наплечник, как солдату, и мешковину — для прикрытия шеи и спины. Работа была организована так: у штабелей в нескольких местах выбора досок стояло два добрых крепких молодца, которые брали по нескольку досок с двух концов (на каждого несущего приходилось более 100 килограммов) и обрушивали их на плечи впереди стоящих, а затем следующей пары и т. д… От мест разгрузки до нового складирования досок было метров триста, нужно было пройти по мосткам с баржи на берег, а там самое трудное — в гору — до нового штабеля. Через три часа работы — перекур на пятнадцать минут, разрешалось искупаться, а через шесть часов можно было перекусить, на это отводилось полчаса. Фирма, т. е. организаторы, позаботилась о подкреплении грузчиков. Еда немудрящая, но сытная: мясо, яйца, огурцы, помидоры, хлеб с молоком. После купания в холодной воде мы некоторое время чувствовали себя бодро, а еда расслабляла. Некоторые из студентов после перерыва не могли подняться, им нужно было размять, помассировать ноги, чтобы вновь начать ходить. После каждого получасового перерыва, т. е. через шесть часов, грузчиков становилось все меньше и меньше. Шел, так сказать, естественный отбор, оставались самые выносливые, сильные физически и духом. У меня было четыре партнера. Особенно запомнился один из них, это был могучий, красивый атлет, штангист полутяжелого веса. Он не доработал до конца шесть часов, пот ручьем катился с него, он много пил воды. На барже стояло несколько бачков с водой, и мы, возвращаясь с берега, часто прикладывались, чтобы восполнить вышедшую с потом воду. А когда мой партнер из политехнического института после очередного перерыва, едва поднявшись, пошел с баржи, его никто не остановил, никто не окликнул. Я было попытался что-то сказать относительно того, что, мол, парню надо заплатить, но меня оборвали, посоветовав свои моральные сентенции оставить за пределами баржи. Здесь, дескать, свои законы.
Последние часы работы были самыми трудными, просто ужасными. Ноги стали как на шарнирах, во время перерыва нельзя было опускаться на корточки — потом не поднимешься. Уже не хотелось ни пить, ни есть, появилась слабость. Была одна только мысль: как донести груз — доски — до места, сбросить их и отдышаться, двигаясь «порожняком».
Мучила навязчивая строчка С. Щипачева «…Землю раем можно сделать, только руки приложить». А вообще-то в голове была такая пустота, словно и не было многих лет учебы.
Не помню почти последних часов работы, был я уже не человеком, а роботом, автоматом, но сутки выдержал! За работу получил 220 рублей. Нас, доработавших до конца, развез по общежитиям автобус, нанятый для этого фирмой. Каждому дали по полной сумке продуктов, оставшихся от обеда. Кстати, выдержали в основном не спортсмены, а ребята, привыкшие к постоянному труду, в основном это были деревенские парни.
В общежитии я появился рано утром. Меня едва узнали: небритого, постаревшего, с распухшей шеей и плечами. Девчата где-то раздобыли пинцет: вытащили занозы, обработали шею и плечи одеколоном, уложили в постель. Проспал я более суток, а когда проснулся, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, все тело ломало и горело. Встать без помощи товарищей не мог. Ребята меня носили умываться. И только на третий день сам стал подниматься, ходить на лекции и семинары…
Сейчас, вспоминая эту работу, думаю, что в данный момент не смог бы выдержать этой двух-трехчасовой гонки — разорвалось бы сердце».
Виктор Васильевич сделал паузу, давая понять, что рассказ окончен. А потом заметил, что при сытой жизни вряд ли нанялись бы охотники из числа студентов, чтобы так убиваться.
«Не скажите, — послышался голос, — и сейчас 22000 рублей не валяются на дороге».
«Понимаете, мне этот случай дал возможность оценить сложность, многоликость, многообразность жизни, — закончил свой рассказ профессор. — Я понял, что нужно серьезно готовить себя к жизни. Потом было много всякого, но этот случай особенно памятен. Может быть, потому что он был по трудности первым».


НЕЗАЩИЩЕННОСТЬ

Слегка накрапывал дождь, солнце скрылось, оставив на горизонте бледно-золотистую полосу; серо-свинцовые облака тесными, клубастыми массами обложили небо. Комбайны натужно, время от времени надсадно ревели, и нужно было иногда останавливать комбайн, чтобы очистить барабан от зеленой массы. Валки нескончаемой лентой лежали на огромном поле, и три комбайна с раннего утра без устали, редко останавливаясь, подбирали их. С разных концов поля строгими рядами выстраивались копны соломы, и вокруг них уже вились галки, вороны и сороки, лакомясь оставшимися в копнах пшеницы зернами. Грузовые машины, сновавшие по полю, не успевали отвозить зерно, и комбайнерам приходилось останавливаться, когда бункер до краев заполнялся. Во время таких пауз комбайнер вылезал из кабины, разминал ноги, очищал барабан, если тот забился, от соломы, шприцевал подшипники, подтягивал гайки, словом, находил для себя работу. Все было как всегда во время уборки, и даже то, что небо заволокло тучами и собирался пойти дождь, не вызывало у комбайнеров досады, так как поработали сегодня на славу. Начался ветер. Он то стихал, то снова усиливался, поднимая валки пшеницы. Три-четыре вороны кружились в высоте: они то быстро спускались на колею, оглашая поле своим нестройным карканьем, словно предвещая беду, то снова поднимались мгновенно исчезая из поля зрения.
Один из комбайнеров Миша Рассказов обрадовался такой смене погоды. Вчера вечером он договорился со своей подружкой Надей, что если испортится погода, они встретятся в клубе, где вечером должна состояться лекция о международном положении. Об этой лекции жители деревни знали неделю назад, несколько раз объявляли по местному радио, Лектор должен был приехать из областного центра. Миша любил слушать лекции о международном положении. Когда он служил десантников в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане, он их слушал каждую неделю. К ним приходил в роту замполит полка и спрашивал: «Как жизнь, сибиряки, какие будут вопросы?» В роте все ребята были из Сибири, пополнение ее вместо отслуживших, раненых и убитых шло из числа сибиряков.
Дождь усиливался. Михаил задернул брезентом бункер, который уже наполнился, и стал ждать машину. Когда она подошла. Миша, выгрузив из бункера зерно, вместе с шофером покатил и деревню. Он был весел, и под робкие раскаты грома пел песню Вл. Высоцкого «Мы вращаем Землю» и торопил, торопил шофера ехать быстрее, так как до лекции надо было заскочить домой поесть и переодеться.
Миша пришел в сельский клуб, когда лектор уже выступал. Он протиснулся между рядов и сел на свободное место. Прежде, чем вникнуть в смысл читаемой лекции, Миша огляделся. Надьки не было, и он попытался сосредоточиться. Лектор, высокий и полный, не старый, с приятным голосом, стоял за трибуной, говорил без бумаги: видно было, что свой предмет лектор знает. Но Миша для себя отметил, что лекция накатана и, похоже, произносилась бессчетное число раз. Лектор сыпал цифрами, сопоставлял данные, но они не волновали слушателей, и люди стали отвлекаться, тихонько переговариваться. Председатель профкома колхоза, сидевший одиноко на сцене за столом, застеленным красной скатертью, был вынужден стучать стаканом о графин с водой, призывая тружеников полей и ферм к порядку. Миша вслушивался в хорошо поставленный голос лектора, но ухватить его мысли не мог, ему что-то мешало, и он понял — все дело в Надьке. Где же она может быть сейчас? Что могло случиться? Эта мысль полностью завладела Михаилом Акимовичем — так уважительно называли его односельчане за скромность и трудолюбие. Он уже никак не воспринимал лекцию, все его мысли были о Наде.
Миша стал подумывать о том, чтобы выбраться из кинозала, но его внимание привлек шум за спиной. Это вошли новые слушатели, и на них шикали за опоздание те, кто собирался дослушать лекцию до конца.
То, что Михаил увидел, потрясло его. Надька шла по проходу под ручку с лейтенантом-моряком Валькой Захаровым, с которым он учился в одном классе средней школы. Валентин и Надька прошли мимо, не заметив Михаила, и сели на первый ряд. Миша видел их спины и прижавшуюся к Валентину Надьку. Он не знал что и подумать, его терзала мысль: неужели Надька изменила ему, неужели польстилась погонами, морской формой Вальки.
«Как же так, — терзался Михаил, — мы уже обговорили время свадьбы — сразу же после уборочной». Ревность, чувство обиды на то, что Надька при всем честном народе под ручку пришла в клуб с Валькой, мучили Михаила. К этому примешивалась неуверенная надежда: вдруг это розыгрыш? Разве можно вот так, без объяснений, с ним поступить?
Миша сидел и страдал, а его Надька тихо переговаривалась с его теперь уже бывшим другом, хихикала, реагируя на слова лейтенанта, что не только раздражало, но и вызывало чувство неприязни к ним обоим.
Он ждал конца лекции, ждал встречи с Надькой и думал, как она поведет себя при встрече, ждал и реакции односельчан, так как все знали, что Михаил — жених Надьки. Наконец, лекция закончилась, слушатели, из приличия к областному лектору, похлопали. Председатель профкома спросил, есть ли к лектору вопросы? Вопросы были, и лектор на них отвечал. Но вот, словно стремясь покрасоваться перед слушателями и Надькой, поднялся лейтенант Валька. Он спросил: «Вот Вы говорили о том, что в ФРГ в последнее время возникли две партии, не могли бы Вы сказать, какова политическая платформа и программа этих партий?».
Лектор и на этот вопрос ответил, слушатели еще раз ему поаплодировали. На этом лекция закончилась. Когда публика зашевелилась, застучали откидные сиденья и все повалили к выходу, Миша замешкался, чтобы встретиться глазами с Надькой. Это ему удалось. Они встретились глазами, и Надькино лицо на какие-то доли секунды вспыхнуло радостью и покраснело, она виновато улыбнулась, но затем лицо ее потускнело, будто налетело облачко. Ее спутник придерживал Надьку за локоть, давая понять, что он — с ней, и пусть все это видят, их не волнует людская молва, взгляды, пересуды людей. Миша подавил в себе желание подойти к ним, издали, как ни в чем не бывало, поприветствовал, помахав им рукой. Они ответили ему тем же и, смешавшись с толпой, вышли из клуба.
Вечером того же дня Миша выехал на велосипеде в поле к своему комбайну. Утром его нашли. Он висел на веревке на крепком суку березы, рядом валялся на траве велосипед. Видимо, он встал на велосипед, а затем оттолкнул его ногами. Ночью шел дождь, белая шелковая рубашка промокла и прилипла к Мишкиному телу. На левой стороне груди, где расположен кармашек четко просматривались сквозь материю два ордена Красной Звезды. Об этих наградах жители деревни не знали.
Отец, вынувший сына из петли, торопился, он нес Михаила к машине, словно надеялся, что стоит его довести до больницы и беда отступит. Он бережно его нес, как живого, и сквозь слезы говорил: «Что же ты, сын, наделал? Неужели свет клином сошелся на Надьке? Как же мы будем без тебя с матерью? Ты у нас ведь единственный, кровинушка ты наша. За что же нам горе такое? Неужели Бог любит тех, кого наказывает. Как же так, сынок, ты столько вынес невзгод на афганской войне, так храбро сражался, а в мирной жизни не выдержал — сломался», — бормотал и уже причитал от горя отец. Через три дня Михаила Акимовича Рассказова похоронили. Хоронили всем колхозом, а еще через три дня Надька с морским лейтенантом Валькой уехала в Севастополь к месту его службы.


РОМКА

Собака была ничья. Никто не помнит, как она появилась во дворе, кто ее хозяин, но все знали, что ее зовут Ромка. С утра до вечера она носилась по двору с ребятишками. Двор был похож на квадрат, зажатый с четырех сторон пятиэтажными домами, большую часть двора занимал детский сад. Он был обнесен железной сеткой, однако ребятишки, несмотря на строгости сторожа, проникали на его территорию. Там шумели подрезанные разросшиеся, раскидистые тополя и стояли миниатюрные игрушечные домики, в которых можно было спрятаться, играя в войну. Непременным участником всех игр была Ромка. Она сновала между враждующими группировками и часто являлась невольным виновником раскрытия детских тайн. Дети очень любили Ромку, она резко контрастировала с теми квартирными маленькими собачками, которых выводили на поводке выгуливать. Эта была красивая, стройная сибирская лайка, высокого роста, белая как снег, пушистая, но не лохматая, без очесов на ногах. Вокруг Ромки всегда крутилась ребятня, ее гладили, ласкали, старались чем-нибудь угостить.
Безоблачная жизнь Ромки продолжалась несколько лет. Летом она днем и ночью находилась во дворе, зимой тоже, но в лютые морозы ютилась в подъездах одного дома. Этот дом был похож на все другие дома, но Ромка выбрала его, и ребятишки гордились тем, что она, как они говорили, «ихняя». Определились и симпатии Ромки — Родионовы. В этой семье росли два мальчика, которые учились в младших классах. Игорь и Сергей тоже привязались к Ромке, но все уговоры сделать Ромку членом семьи не действовали на маму Людмилу Федоровну — детского врача. Старший Родионов был согласен, но его мнение не было главным. Все прочитанные рассказы о доблестях наших «братьев меньших» не проняли Людмилу Федоровну, она была неумолима. Да и то, привести сибирскую лайку в квартиру на пятый этаж — не только хлопотно, но и оскорбительно для таежной собаки. Ни одну другую собаку сидение взаперти или на привязи не портит так, как сибирскую лайку.
В отсутствие матери Игорь и Сергей приглашали Ромку в гости. Они кормили ее, сажали на диван, заставляли служить за лакомства. Затем начинались игры, мальчики прятались, а Ромка искала их, иногда в эти игры встревал старший Родионов, Степан Васильевич. Он надевал полушубок, вывернутый овчиной наружу, вымазывал себе лицо краской или надевал маску медведя. Надо было видеть глазенки детей, их нетерпение и ожидание какого-то чуда, когда отец готовился напугать Ромку. И вот такой момент наступал. Из другой комнаты выкатывался клубок из шерсти, он рычал, прыгал, мяукал. Что тут начиналось: крик визг, лай, и, похоже, Ромка принимала правила игры и даже провоцировала на ее продолжение. Ее лай проникал через двери, резонируя на весь подъезд, и вскоре соседи начинали стучать по батарее и в дверь. Так заканчивался прием гостьи. Ромку выпроваживали, сопровождая до двери. Начиналась уборка квартиры. Вечером ждали Людмилу Федоровну, ждали нагоняя, так как Ромка имела обыкновенно оставлять царапины, целые полосы от своих когтей на крашеном полу, которые, кстати сказать, не удавалось скрыть. Они не замывались, не замазывались и являли собой следы очередного посещения Ромки. Ромка же не испытывала никаких угрызений совести, как всегда провожала на работу в институт Степана Васильевича и поджидала ребят из школы. Дождавшись, когда Игорь и Сергей выйдут из школы, Ромка сломя голову неслась к ним, подпрыгивала, норовя лизнуть их в лицо, и, подметая землю хвостом, «бодая» их, терлась об ноги. Словом, встречала своих, исполняла свой собачий долг. И так каждый день.
Но скоро для Ромки наступили черные дни. Все началось с того, что она загуляла. Во дворе появились женихи. Отношение к Ромке со стороны людей резко изменились. От нее шарахались в сторону, как только она старалась приблизиться, и понятно почему, ибо стоило Ромке остановиться, среди соперников возникали ожесточенные драки. Ее старались прогнать от себя, и тогда вся свадьба откатывала, а в след Ромке неслись неласковые слова, и чаще всего женщины называли ее бесстыжей тварью. Но как часто бывает в жизни, невнимание одних компенсируется усиленным вниманием других. Больше всего негодовала одна женщина из третьего подъезда, которую напугали женихи Ромки, устроив драку в ее присутствии. Ей удалось заманить собаку в подъезд и дать собаке отраву. Несколько дней Ромку никто не видел, возможно, она убежала в лес лечиться, жевать траву, которую инстинктивно находят собаки в пограничной для себя ситуации. Через четыре дня она вновь появилась. На нее было страшно смотреть: шерсть клочьями свисала с боков, ребра четко обозначились, ее худоба свидетельствовала о перенесенной болезни. Ребятишки начали ее откармливать, и, когда, казалось, дело пошло на поправку, Ромку постигло новое несчастье: эта же женщина, из третьего подъезда, обварила ее кипятком. Игорь с Сергеем перенесли Ромку на пятый этаж, вынесли ей старую фуфайку, а сами побежали за матерью-врачом, которая сделала все необходимое. Обработала рану, засыпала ее стрептоцидом, отпаивала жидкостью. В судьбе Ромки принял участие весь первый подъезд. Вновь миновал кризис, и Ромку, как и прежде, можно было увидеть во дворе среди ребятишек. Она стала тяжелеть, и вскоре появились все в том же первом подъезде шесть щенков. Трогательно было смотреть, как заботливая мать кормит своих малышей, как она их прихорашивает языком.
Историю Ромки знали многие, попроведывать ее приходили не только дети, но и взрослые, и каждый старался принести что-нибудь вкусное. Сначала Ромка рычала при виде посетителей, затем обвыклась и разрешила трогать бело-черных щенят. Они становились все более забавными, привыкали к рукам людей. Игры малышей забавляли ребятишек, щенята ссорились, нападали двое на одного, кусались, а если малыши чересчур увлекались и начинали кусаться больно, Ромка призывала их к порядку. Щенята вскоре разошлись по квартирам, и Ромка вновь стала проводить целые дни во дворе. К ней вернулось хорошее настроение, теперь ее жизни никто не угрожал: женщина из третьего подъезда переехала в другой, район.
И вдруг снова беда. Однажды вечером, когда Игорь возвращался из школы, он обнаружил Ромку под лестничной площадкой всю в крови. Волоча задние ноги, она с трудом подползла к мальчику и лизнула руку, затем легла на бок. Живот ее был разорван выстрелом из ружья. Игорь видел как дрожит ее черное легкое. По его телу пробежала горячая волна жалости, он заплакал навзрыд. Так и нашел их вместе Степан Васильевич и сразу вызвал врача. Ромке была сделана операция. Раны зашили, и вот уже в который раз собака поднялась…
После работы Степан Васильевич с Ромкой отправлялись в лес. Они выезжали автобусом, затем шли пешком, наслаждаясь тишиной уходящего дня, солнцем, лучи которого лениво скользили по макушкам деревьев. Степан Васильевич мог часами смотреть на дивную синеву неба между верхушками деревьев, как бы купающихся в этой синеве. Воздух был наполнен запахами разнотравья. Ромка носилась среди кустов, отыскивая мышиные норы. Стрекот кузнечиков, пение птиц, жужжание пчел настраивали на размышления о сущности жизни, о гармонии и вечности природы. У Степана Васильевича было любимое место у озера, куда он часто выезжал, чтобы подумать вдали от суетной жизни города. Ему нравилось подходить к озеру со стороны, где, беспомощно склонив кривой ствол, стояла одинокая березка и седыми бородами цеплялись за полуобнаженные ветви серые длинные мхи. Ветер раскачивал березу, и казалось, что она, подобно бессильному старцу, не может расправить свои члены. После каждого сильного порыва ветра она будто еще более сгибалась, беспомощней опускались ее ветви. Степан Васильевич по привычке садился на искривленную часть дерева. Думал. Иногда с юмором мысленно сравнивал себя с этой березой, которая оказалась одна-одинешенька среди хвойных деревьев. Чаще всего мечтал о том, как вернется в деревню. Он прожил хотя и недолгую еще, но трудную, как ему казалось, незадавшуюся жизнь. Очень любил деревню, но судьбе было угодно, чтобы он жил в городе. Окончил университет, был директором сельской средней школы, потом вновь вернулся в город, чтобы осесть надолго. И теперь, работая в высшей школе, все чаще подумывал о деревне, о том, что люди порой приносят большие жертвы, чтобы жить в соответствии с обязанностями, вытекающими из их положения, о том, что нужно все-таки подаваться на малую родину, где он обретет душевное спокойствие и реализует себя как личность. Так размышлял Степан Васильевич, иногда он подзывал к себе Ромку и, обняв ее за шею, долго сидел молча, смотрел на противоположный берег озера. Однажды он смотрел до тех пор, пока не заслезились глаза. Слезы медленно скатывались по лицу. Ромка вдруг резко вскинулась и давай покрывать своим шершавым языком лицо Степана Васильевича. Он же, отбиваясь от Ромки, говорил: «Да не плачу, не плачу я, Ромка, отстань, успокойся. — А потом сказал, — Ничего, ничего, Ромка, не держи зла на людей. Люди, Ромка, разные — хороших больше. Подожди немного милая, вот подрастут мои сыновья и уедем мы все в деревню. Мы с тобой, Ромка, деревенские и, наверное, не стоило нам испытывать судьбу в городе. Купим в деревне дом, сделаю тебе будку, не волнуйся, я понимаю, что ты вольный казак и не сможешь сидеть па цепи. Работать я буду пчеловодом на пасеке, и мне без тебя, Ромка, не обойтись. Ты поняла, Ромка?».
Начинало темнеть, ветви и листва деревьев теряли четкие очертания. Последние лучи уходящего солнца скрывались за деревьями. Степан Васильевич медленно поднимался с дерева, говорил: «Пойдем, Ромка, домой», — его голос странно раздваивался среди глубокой тишины, и, казалось, еще некоторое время голос летел вдоль озера. Они брели в сторону трассы, чтобы на попутке доехать до города.
Осуществить свою мечту Степан Васильевич не смог. Исчезла Ромка. Ее не было день, два, десять… Соседи говорили разное. Одни утверждали, что Ромку увезли собачники, другие — что ее застрелили на шапку, третьи… Словом, нет ее, а жизнь идет своим чередом, ребятишки подросли, учатся уже в старших классах, но до сих пор помнят Ромку.


ВОРОНЫ В ГОРОДЕ
«Человек в природе — это разум великого существа,
накопивший силу, чтобы собрать всю природу в единство».
Михаил Пришвин.

Из окна десятого этажа гостиницы в течение четырех дней наблюдаю (в декабре вечером) следующую картину: напротив, через очень активную магистраль стоит хорошо ухоженный лес, состоящий из хвойных и других пород деревьев. Эта ухоженная роща стала приятным времяпровождением людей и птиц, но особенно ворон. Птицы легко приспособляются к изменениям среды под влиянием быстро развивающейся техники и привыкают к соседству человека. Городская жизнь с ее шумами (портов, аэродромов, вокзалов), не беспокоят птиц разных видов, привыкших к обиталищу вблизи человека. Численность птиц в городах постоянно увеличивается, (несмотря на негативную экосистему), причем причиной к тому, пожалуй, можно считать удовлетворение, в большей мере, двух основных факторов выживания: пищи и убежища. Отбросы пищи, и добровольные подачки горожан удовлетворяют, видимо, в большей мере потребности птиц, чем в жизни на лоне природе. Вечером, примерно в шесть часов, когда город погружается частично во тьму, в рощу слетаются тысячи ворон, необычный слет их и расположение на деревьях меня поразили. Расположившись на ветвях деревьев, они, как на собраниях, плохо организуемых, так «разговаривали», что покрывали шумы городского движения машин. Не трудно было догадаться, что у этого вороньего сообщества существует субординация, своеобразная иерархия. На самом высоком дереве, его вершине сидела ворона, ниже ее на ветвях располагались нукеры, т. е. ее самые ближайшие приближенные сотоварищи.
Но неожиданно появлялась самая главная ворона многотысячного сообщества, она приближалась во главе своих нукеров, в это время (пока она высоко парила над слетом птиц) собрание умолкало, а ворона, сидевшая на вершине, покидала свое место, уступая его настоящему лидеру. Нукеры лидера располагались на ветках чуть ниже, чтобы видело все собрание «кто есть кто». Начиналось время настоящего руководителя, он был краток, затем разговор вдруг приобретал такое многоголосье, такую высокую ноту, что он заглушал лидера и его приближенных. Вся многотысячная воронья стая срывалась и летела в сторону мегаполиса — города, где у птиц, возможно, есть убежища для гнездования, предоставляя им широкий выбор, связанный с поиском еды, подходящих мест не только строить свои гнезда на деревьях, но и в домах с большими застрехами и лепными украшениями. Заключая свое наблюдения за птицами, приходишь к пониманию, что на наших глазах, в природе происходят перемены, вызванные воздействием грубым, неразумным вмешательством человека, в веками установившуюся уравновешенность биоценоза, своевременно не устраненных человеком, влияющих как на природу, социум, так и на все живое на земле.


ПУЩЕ ОХОТЫ

В двух больших комнатах жилого дома находились почти все рабочие. Во двор выходить никому не хотелось — погода портилась. И бригадир Володя Новиков, то и дело поглядывавший на часы, окончательно решил, ввиду непогоды дать отбой второй смене: затруднительно было бы пустить машины для переработки сена на муку.
Подождав еще несколько минут, он с задумчивым видом толкнул дверь и вышел во двор.
Во дворе творилось светопреставление. Сильный ветер, словно в насмешку над старой, полуразвалившейся крышей, от карниза которой свисали куски заржавленной жести, неистово обрушивался на нее, заставляя греметь. Казалось, громыхало все вокруг. Можно было предположить, что эта бедная «хламида» сорвется с дома и улетит далеко-далеко, как ковер-самолет.
Володя подошел к самому обрыву реки. «Однако, — мысленно отметил он, — Обь ведет себя пока относительно спокойно». Видимо, ветер еще не набрал той силы, которая поднимала огромные толщи воды две недели назад, когда пронесся настоящий ураган.
Он долго смотрел вдаль, стараясь различить хоть какую-нибудь точку на воде, похожую на полуглиссер или катер. Вот уже около двух недель у них никто не появлялся, не было почты, продуктов, кончались папиросы.
Да вот еще теперь погода. Хотя бы рацию привезли, чтобы можно было сноситься с начальством.
Бригадир высматривал катер до тех пор, пока глаза не начали слезиться, как вдруг, словно что-то надумав, он резко повернулся и зашагал к дому.
Пройдя в передний угол, он оказался рядом с учителем, оттесненным молодыми парнями, наблюдавшими за шахматной игрой.
— Послушайте, Степан Семенович, можно вас на минутку? — Он отвел его к железной печке, стоявшей у двери. — Не прогуляться ли нам? Тут недалеко, не более трех часов затратим.
Учитель, пристально посмотрев на него и поразмыслив, произнес:
— А что если в наше отсутствие появится и уйдет катер, и я опять вынужден буду жить на ваших харчах? Ведь мне еще нужно выступить с лекциями в двух бригадах.
— Ничего, если даже и приедет, то сегодня они, при такой погоде, не решатся вернуться обратно, — быстро говорил Володя. — Пойдемте, Семеныч, вы не пожалеете.
Надевая патронташ и пересиливая шум, бригадир сказал:
— Вторая смена может не выходить на работу!
— Чем нам заниматься? — произнес старый рабочий, дядя Вася. — На охоту что ли податься с тобой?
— Пойдем, — ответствовал бригадир.
— Ладно уж, иди, иди — в такую погоду сам черт не покажется, — махнул рукой дядя Вася.
Володя с учителем вышли из теплого жилья, и их сразу же объял колючий, пронизывающий все тело ветер.
— Ничего, привыкайте, интеллигенция, — насмешливо произнес Володя.
Дорогой он рассказывал, что в том году брал лицензию на отстрел двух лосей, а в этом еще не продлил: все как-то не было времени.
— А лоси здесь есть, — заключил Володя. — Здешний лесник рассказывал, что в этих местах видел целый табун. Да и трактористы, косившие вон около той гривы, что подходит к озеру, — показал рукой Володя, — видели двух лосей.
Выйдя на чистое место, они направились вдоль дороги, проложенной гусеничными тракторами. Порывистый ветер ударял им в спины.
Они прошли километра три-четыре по дороге, затем свернули в сторону, ветер теперь дул слева, трава цеплялась за болотные сапоги. На пути они встретили два редких колка и вышли к речке.
Перед ними, по берегу речушки, раскинулась большая равнинная местность, покрытая высокой травой.
— Как будто здесь в свое время было болото, — сказал учитель, — до сего времени молчавший.
— Да, пожалуй, — вторил ему бригадир.
Идти становилось все труднее, осока доходила до пояса, изредка стали попадаться кочки. А ветер, словно найдя простор, разгуливал по всей равнине, превращая ее в живое, волнующееся море. Впереди показались низкие искривленные деревца, а еще дальше начинался сплошной кустарник. Вдруг Володя быстро присел, дернув учителя за рукав фуфайки. Неподалеку, не видя и еще не чуя опасности, ибо ветер дул в противоположную сторону, спокойно и величаво двигались два огромных лося. Трава скрывала охотников. Они стали делать небольшие перебежки. Но когда до лосей осталось не более шестидесяти метров, самец, идущий впереди, неожиданно резко повернул голову и бросился к кустарнику, увлекая за собой самку. Раздосадованные охотники кинулись следом. Не добежав до кустарника, они снова осторожными, неслышными шагами направились в ту сторону, куда, по их мнению, скрылись лоси. Что и говорить, утомительно было красться, приседать, стараясь слиться со стволами деревьев, пока они вновь, часа через полтора, не увидели двух спокойно идущих на них лосей. От неожиданности — растерялись. Хорошо, частый кустарник скрывал их.
Володя, уже оправившись от волнения, глазами указал Степану Семеновичу, что стрелять он будет в самца и что учителю надлежит убить самку.
Затаив дыхание и установив двухстволки между сучьями, как в рогатины, они, стоя на коленях, целились в дивных животных.
Допустив их на ружейный выстрел, они одновременно, словно договорившись, обменялись взглядами, и через несколько секунд раздался сначала один, а затем, дополняя и догоняя первый, другой выстрел. Лось-самец упал на колени, однако пытался еще встать, но второй выстрел бригадира оборвал эту попытку. Выстрел Степана Семеновича был более удачным: самка сразу упала на правый бок и билась в смертельной агонии. Когда он подошел к жертве, она, как ему показалось, была мертва, и только влажные, испуганные глаза ее выражали что-то человеческое…
На стан возвращались молча. Володя, правда, пытался что-то говорить: мол, лицензию дадут и сейчас, как для отдаленной экспедиции… Но посмотрел на потемневшее лицо учителя и осекся.
Степан Семенович шагал, ничего не замечая вокруг, часто спотыкался. Ему все виделись молящие о пощаде глаза лосихи, подернутые слезой. Комок подкатывался к горлу. Хотелось размахнуться и зашвырнуть ружье в кусты, чтобы никогда не найти, никогда больше не брать его в руки… Чтобы не совершать… убийство…
И вернувшись на стан, учитель думал о том же. И ночью он судил себя, зная, что суд этот будет продолжаться до тех пор, пока он не откроется в своем преступлении людям.


ПЕСНИ НАШЕЙ ЮНОСТИ

Спокойно, без сутолоки взяли с другом билет на рейсовый автобус по маршруту Тюмень-Решетниково с небольшим запасом времени и отправились к своей посадочной площадке. Автовокзал жил обычной беспокойной жизнью. Время от времени диктор уведомлял пассажиров об отправлении рейсовых автобусов, в основном дачных маршрутов. И люди, привыкшие к давно сложившимся порядкам, неспешно выстраивались в очередь, ожидая свой автобус. Еще не дойдя до своей площадки, мы услышали поющий приятный, слегка надтреснутый голос и сразу узнали песню «Каникулы любви»:
У моря, у синего моря
Со мною, ты рядом
                          со мною,
И солнце светит, и для нас
                                     с тобой
Целый день поет прибой…

Протиснувшись сквозь плотное кольцо слушателей, мы увидели самого певца. На широкой лавке, с баяном на коленях, сидел немолодой мужчина в опрятной одежде, в очках, похожий на профессора. Он был среднего роста, широкоплечий, коренастый, с резкими чертами смуглого лица, с углублением на подбородке. Внешне мужчина казался спокойным, но чувствовалась какая-то внутренняя взволнованность, он иногда вскидывал большую голову, отчего на выпуклом лбу шевелились пряди торчащих дыбом седых волос, а в карих глазах его за стеклами очков светились ум и доброта. Во время песни мужчина изредка обращал свой взор в сторону бумажной коробочки, стоящей рядом, в которую слушатели складывали деньги, в основном мелочь. Песни прошлых лет сменяли одна другую. Они томили душу стоящих вокруг певца пассажиров, а он, растягивая меха, перебирал ловко пальцами по рядам и пел о трепещущей жизни, пляске радости, и давно забытые слова погружали людей в славные времена их молодости.
Куда бежишь, тропинка
                                           милая,
Куда зовешь, куда ведешь?
Кого ждала, кого любила я,
Уж не догонишь,
                            не вернешь…

Я обратил внимание на двух пожилых женщин, которые, не стесняясь слез, забыв, наверное, о своих автобусах, слушали с просветленными лицами песни. Почему-то подумалось, что жизнь большинства из нас иногда внешне выглядит благополучно, но в действительности мы впадаем в иллюзию и видим благополучие там, где его нет. В мире не очень много людей счастливых, порядочных и учтивых. Жизнь во всех ее многоликих проявлениях подчас создает условия, когда способности людей не могут реализоваться, они просто несовместимы с реальной жизнью.
А певец продолжал:
Вы слыхали, как поют
                                    дрозды?
Но не те дрозды,
                           не полевые,
А дрозды, волшебники-дрозды,
Певчие, избранники
                              России.

На фоне этой песни я обратил внимание на нескольких молодых людей, стоящих в отдалении от слушателей. Они выворачивали карманы друг перед другом, грязно ругались (в том числе симпатичные девушки), словно показывая, что нет у них больше денег и на бутылку не хватает… На маленькой территории посадочной площадки как будто столкнулись два духовных мира. Конечно, манеры современной молодежи не всегда свидетельствуют о разделенном социуме, не всегда говорят о справедливом, снисходительном и благодарном отношении к старшему поколению, они даже не создают видимость воспитанности. Молодежь по внешности и по сути является такой, какой ей следует быть в наше тревожное, изгойское для миллионов время.
Особенно умилила меня песня «Деревенька». Дело в том, что автора этой песни я хорошо знаю, он мой земляк, мы с ним из одного района Новосибирской области. Владимир Романович Гундарев, прекрасный русский поэт, проживает сейчас в Казахстане, редактор журнала «Нива». Встречаясь с ним на малой родине, во время застолья мы всегда с друзьями поем родную для нас «Деревеньку». Вот и сейчас я смотрел, как в основном деревенские жители воспринимали «Деревеньку» в исполнении талантливого певца.
Деревня моя, деревянная,
                                     добрая,
Смотрю через дали
                           я из-под руки:
Ты в легком платочке
июльского облака,
В веснушках черемух
Стоишь у реки…

…Поющий мужчина трижды подряд исполнил «Деревеньку» по просьбе слушателей, а они щедро одарили его деньгами и аплодисментами. Обычный человек, живущий в любое время, не наделен тем, что необходимо для его известности и, соответственно, бессмертия: он путник, который исчезает в силу природной заданности, когда кончается путь. Однако не исчезает духовное наследие, носителями которого являются творцы, величие каждого человека живет, дышит в книгах и на устах других людей… Древние римляне говорили: Ars longa, vita brevis — Жизнь коротка, искусство — вечно!


КРАТКОВРЕМЕННОЕ ПРЕБЫВАНИЕ В САНАТОРИИ

Известный русский художник-пейзажист Дмитрий Васильевич Томилин с двумя сумками и мольбертом спешил к подъезду санатория «Сатурн». Сильные порывы ветра и черные низкие взлохмаченные тучи, предвестники дождя и града, заставляли его торопиться.
Он успел вбежать по ступенькам крыльца под козырек крыши главного корпуса, как грянуло небесное представление. С неба сыпал град, он сплошной стеной обрушивался на землю. Дмитрий Васильевич с изумлением стал наблюдать за разбушевавшейся стихией. Некоторые градины, величиной с крупную горошину, отскакивали от земли, ступенек крыльца и достигали его ног.
Художник обратил внимание на стоящую рядом с подъездом лавочку, на которой стоял большой оркестровый барабан. Видимо, артисты, прибывшие с концертом, не успели занести музыкальный инструмент в здание. Падение градин на барабан сопровождалось дробным, хаотичным звуком, похожим на ослабевший гром, и сливалось с настоящими громовыми раскатами.
Дмитрий Васильевич, наблюдая за природной стихией, уже мысленно делал наброски своей будущей картины. Какая же неукротимая сила заключена в природной данности, образующая бешеные, разрушительные ритмы и созидающая мотивы жизни. Художник на минуту закрыл глаза, представив на мольберте четкие линии контура картины, но резкий удар грома вернул его к реальности; яркие краски рассыпались, и видение исчезло. Ливень не проходил. Падающие капли подпрыгивали и пузырились. Редкие градины, достигнув воды, распадались.
«Можно, сколько угодно душе, любоваться бесконечно длинной, сверкающей, гремящей и таинственной грозой, но надо получить ключ от номера и начать новую жизнь» — подумал художник и направился в комнату с названием «регистратура». Ему вручили ключ от одноместного номера, и первое, что он увидел, открыв дверь, был паук, спускавшийся с потолка на прозрачной тонкой нити прямо к дверному проему. Неплохой знак — решил вошедший. Паук, словно подслушав мысли художника, стал подниматься вверх, меняя ориентиры движения. Когда-то давно Дмитрий Васильевич читал, что пауки, крепко зацепившись ногами, приподнимают заднюю часть брюшка и через особые трубочки выделяют вещество, густеющее на воздухе, и превращающееся в прозрачную нить. Когда затвердевшая нить достигает определенной длины и вытягивается по движению воздуха, паук подбирает ножки и повисает в пространстве. Существует поверье, что встречи с пауком — это приятные встречи и получение хороших вестей, писем, телеграмм, телефонных звонков.
Дмитрий Васильевич стал вытаскивать из сумок и раскладывать на столе книги и краски, готовясь с завтрашнего дня начать писать пейзажи, а также закончить статью о влиянии православия на творчество русских художников. Раскладывая книги, он не упускал из вида продвижение паука, думая о том, что получит письмо или его ждет приятная встреча. И неожиданно для себя произнес: Мы с тобой подружимся. Ты, наверное, голоден? Сейчас я открою форточку, появятся мухи и заживем на славу все двадцать четыре дня, которые мне надлежит провести в санатории.
Через несколько минут появились в комнате мухи, к ним присоединились комары, но они, посчитал художник, для меня нежелательны: persona non grata и закрыл форточку. Неожиданно в дверь постучали: вошла молодая, красивая женщина (немного за тридцать), она назвала себя Надеждой Федоровной, сообщила, что является соседкой и приглашает присоединиться к компании для игры в карты дурака, т. к. не хватает партнера. Дмитрий Васильевич играть в карты отказался, заявив: дурак по-турецки «остановка» и он не умеет играть в карты, да к тому же только заехал 10 минут назад. Надежда Федоровна не уходила, её взгляд обшарил каждый уголок комнаты и остановился на книгах. Да, Вы никак художник, и вдруг ойкнула, ударила ладошкой по лбу, как это делают люди, в основном мужчины, вспомнила, вспомнила, Ваша фамилия Томилин. Три года назад я была на Вашей выставке в доме искусств. Я читала о вашем московском и петербургском триумфе, где работы были высоко оценены искусствоведами и зрителями. Надо же какой знаменитый сосед у меня появился, заключила свой монолог Надежда Федоровна. Слух о том, что среди отдыхающих находится известный художник, распространился мгновенно. Нашлись люди, которые разбирались в живописи и задавали художнику десятки вопросов. Дмитрий Васильевич, входя в столовую, ловил на себе взгляды многих людей, а особенно женщин.
Несмотря на то, что ему было уже 52 года, выглядел он молодо и женщины разных возрастов от 20 и старше не оставляли его в покое, где бы он не находился. Он был среднего роста, подтянутый, худощавый, широкоплечий, с правильными, красивыми чертами лица. Его темные глаза под седыми, как снег, зачесанными назад волосами становились задумчивыми, когда разговор заходил о живописи, литературе, музыке. Его мелодичный, приятный магический голос проникал в сознание людей и властно будил в душе ответные чувства. Когда он спорил с коллегами, участвуя в круглых столах, ни мысль, ни намерения, ни фантазия, ни ожесточение оппонентов не могли его остановить, он дерзко покорял встревоженную аудиторию своей эрудицией и логикой. Но выходы в свет, как говорил художник, с годами становились всё реже и реже, к этому его обязывало творчество, оно заставляет уединиться и не терпит суеты. Его любимым местом была деревня Вараксино, расположенная вдоль чистой речки, число жителей в ней было не более 15 человек.
Живописная природа настраивала художника на размышления о вечных проблемах. Несколько лет он слышал голос кукушки, который ждал, и этот голос, прилетевший издалека, наполнял его горячей кровью и соединял его узами, которые он не мог объяснить. Во время её кукования он с радостью обновлял воспоминания, но стоило голосу задержаться ненадолго, его снова охватывало чувство тревоги и тоски.
Находиться в санатории Дмитрию Васильевичу становилось всё труднее, его останавливали отдыхающие, старались познакомиться, задавали вопросы, один подвыпивший мужчина предложил художнику большую сумму денег, чтобы он нарисовал его портрет. И это было последней каплей; терпение в многолюдном санатории переросло в нетерпение. Он решил поскорее исчезнуть с глаз отдыхающих.
Через неделю Дмитрий Васильевич покинул санаторий «Сатурн» и вернулся в милую его сердцу деревню Вараксино.


ЮБИЛЕЙ

Актовый зал университета неспешно заполнялся приглашенной публикой: коллеги, преподаватели, студенты, друзья пришли поздравить известного учёного-философа, общественного деятеля Грабова Юрия Константиновича с 70-летием. Руководители области и города с огромными букетами цветов, тоже почтили своим присутствием юбилей профессора, некоторые из них были когда-то его студентами и аспирантами. Постоянно ведущий на подобных мероприятиях коллега и друг профессор М. Вокшенин открыл заседание ученого Совета, посвященное чествованию Ю. Грабова. Он кратко, не без юмора, охарактеризовал деятельность учёного, предупредив всех желающих поздравить Юрия Константиновича, чтобы они были предельно краткими в своих выступлениях. Подарки, грамоты, цветы, дифирамбы юбиляру слились в общий нескончаемый поток. Многие из присутствующих ждали, когда же ведущий предоставит слово постоянному оппоненту юбиляра, на всех научных конференциях, круглых столах, дискуссиях, выдумщику, острослову и эрудиту Сергею Константинову. Наконец, и до него дошла очередь. Он взял микрофон и начал говорить: от меня ждут чего-то необычного сказать в адрес моего коллеге, но это не тот случай, когда нужно словесно пикироваться. Масштаб личности зависит не только от социального, общественного статуса, но, прежде всего, от человеческих качеств, о которых здесь уже сказано предостаточно и само присутствие многочисленных гостей лишь подтверждает масштаб Юрия Грабова.
Давным-давно мне попалось немудрящее геронтологическое исследование канадских учёных, основанное на нумерологии. В монографии речь шла о трёх сакральных цифрах 7, 14, 21, являющимися священными для многих этносов. Там сказано: человек, достигающий семидесятилетнего рубежа, как наш уважаемый философ, обязательно, неизбежно проживёт ещё 7 лет. В совокупности должна появиться цифра 14. 7 + 7. Но, если он преодолевает и этот рубеж, то можно не сомневаться, что он проживёт ещё 9 лет, т. е. 86. Снова высвечивается 14. 8 + 6. А дальше ещё легче, почти все люди, достигшие 86 лет, доживают до 95 лет (включаются оставшиеся резервы). Опять цифра 14. 9 + 5. Правда, помнится, что исследователи обратили внимание на три фактора:
1) Не стоит в 95 лет заниматься ежедневно умственным трудом. Сказано же в Библии: увеличение знаний увеличивают скорби человека. Творческий акт делится на две противоположные по значению фазы: процесс продуцирования идей и процесс их критического осмысления. В этом возрасте и то и другое контрпродуктивно.
2) В этом возрасте истончается Тимус. Тимус — это вилочковая железа, когда рождается ребёнок, она с детский кулачек, но по мере взросления, и особенно старения, она деформируется и к концу жизни превращается в точку, как шагреневая кожа у Бальзака. Тимус служит своего рода биологическими часами, программирующими оптимальную продолжительность жизни человека.
3) В это время происходят необратимые половозрастные, соматические, психофизические процессы, изменяется гормональный фон, когда мужчина феминизирует. Так что, дорогой господин Грабов, Вы имеете возможность выбирать: либо 95, 77 или 86.
На мой дилетантский, непрофессиональный взгляд Вам, профессор Грабов подойдёт цифра 86, тем более что в этом возрасте не наблюдается тех кардинальных изменений, которые наличествуют у мужчин 95-летних. Более того, мужчины, приближающиеся к 86-летнему возрасту переживают третью молодость (акме), они поднимаются на трансцедентный уровень, т. е. выходящий за пределы личностного Я и обнаруживают около себя Alter ego (второе Я). В этот период, как показывают исследования геронтологов, заметно активизируется эрективная функция, омолаживающая весь организм. Все понимают, не проточная вода портится, а стоячая. В зале уже слышится смех. Выступающий перевёл дух, сделал паузу и заявил: то, что вам здесь поведал дорогой Юрий Константинович и присутствующие, я придумал сегодня, когда ехал сюда на автобусе № 14, чтобы добраться до Университета с 6 микрорайона, требуется около 1,5 часов (сплошные пробки) и за это время чего только не нафантазируешь. Простите меня великодушно. Каюсь. Ещё обвинят меня те, кто переживёт эти цифры или, не дай Бог, не доживёт до них. В зале общий смех. А закончить своё выступление хочу строчками великого русского писателя и мыслителя Владимира Алексеевича Солоухина: это обращение писателя, прежде всего к юбиляру и тем людям, которые приближаются к этому возрасту:
Держитесь, копите силы.
Нам уходить нельзя.
Россия ещё не погибла,
Пока мы живы, друзья!

P.S. Как нам стало известно, недавно наш юбиляр женился в третий раз на бывшей своей студентке, и у них родилась дочь, почти одновременно у профессора появился первый правнук. Все бывшие жёны, их дети и нынешняя жена не в претензии к профессору. Со всеми он общается, материально и духовно оказывает посильную, для его возраста, помощь, т. е. принимает активное участие в реализации национального проекта, связанного с демографической программой страны.


ВЗГЛЯД ИЗ ОКНА

Смотрю из окна квартиры на проезжую часть дороги. Кто-то из жильцов многоэтажного дома выбросил чёрствый хлеб. Проезжающие машины раздавили его на крошево, тут же появились воробьи и два голубя. Они мирно склёвывают мелкие остатки раскрошившегося хлеба, но покидают хлебное место при появлении ворон, кратковременное единение голубей и воробьев рассыпается. Вороны не ведут себя агрессивно, но при подлёте своего собрата отскакивают в сторону, уступая место сильному. Одна ворона схватила в клюв чёрствый небольшой кусок и полетела. Наблюдаю за её полётом, она подлетела к лужице, положила кусочек в воду и клювом стала его переворачивать, чтобы он размок. Какие умные вороны!
Воробьи начинают вести себя нервозно и агрессивно, когда недостаточно корма, они устраивают потасовки между собой. Одного сородича завалили втроём в небольшую впадинку на земле и так его долбили, что я не выдержал и вынужден был вмешаться — ударить по раме окна кулаком. Из птиц, наверное, только синицы ведут себя по отношению друг к другу толерантно. Для всех остальных птиц, зверей природа распорядилась так, что питать иллюзии относительно того, что они будут руководствоваться жалостью, значит обрекать себя на погибель, т. к. инстинкт не соотносится с разумом…
Дарвинский естественный отбор действует у большинства птиц и зверей и, видимо, иногда у людей…


КОШКА ЛИЗА И ТАРАКАН

Ученые энтомологи утверждают, что в городских квартирах стали исчезать тараканы и связано это с большим наличием электроприборов, телевидения, мобильных телефонов, потреблением модифицированных продуктов людьми и т. д. Мысль их такова: у тараканов отсутствует иммунная система, они гибнут или покидают квартиры, не выдерживая современную цивилизацию. Это своеобразный звонок, предупреждение для человечества. В нашей квартире на кухне я увидел одинокого таракана, его заметила и кошка Лизка. Она лапой, чуть-чуть касаясь, выгнала таракана из кухни в большую комнату и начала с ним играть на полу. Лапой она меняла направление бегущего таракана под диван и, когда тот оказывался на середине комнаты, она отворачивалась от него, словно он её не интересует, но стоило ему забежать под книжные шкафы, она тут же возвращала его обратно на середину комнаты.
Лизка имитировала отсутствие внимания к таракану, и в то же время не упускала его из виду. Но в какой-то момент она упустила его. Он исчез из поля её видимости. Лизка забеспокоилась, она залезала под диваны, кресла, её мордочка выказывала недоумение — вот он был и исчез, словно провалился. Она подошла ко мне, потёрлась об ноги и даже с досады мяукнула, словно спросила меня, где же таракан? Меня это тоже заинтересовало, я опустился на колени, заглянул под книжный шкаф. Оказывается, таракан поднялся по ножке шкафа вверх и уселся на перекладине и, конечно же, Лизка потеряла его. Сообразить Лизка не могла, что её так одурачил таракан, инстинкт которого продиктовал ему найти спасительную нишу.
Интересно наблюдать за животными, зверями, птицами; задумываешься над тем, что человечество за свою многовековую историю развития приручило из великого множества зверей только около десяти, сделав их домашними животными. Это лошадь, корову, осла, кошку, козу, собаку, верблюда, слона, но почему не смогли приручить зебру, волка, тигра и др.?


ШПОРА

Ходить становилось всё труднее и труднее. Боль усиливалась. Сергей Степанович решил приобрести трость, чтобы уменьшить боль правой ноги. Трость была простой и удобной; опираясь на неё, он щадил пятку правой ноги, но это мало помогало. Множественные рецепты, почерпнутые из разных медицинских источников и книг народных целителей (гомеопатов) не принесли желанных результатов. Ходить Сергею Степановичу становилось всё мучительнее.
Народный многомиллионный еженедельник Вестник ЗОЖ (Здоровый образ жизни) в лице его читателей предлагал разные, порою немыслимые варианты избавления от шпор. Рецепты печатали почти в каждом номере. Сергей Степанович, как советовали подписчики ЗОЖа, нагревал морскую соль в большой сковородке и ставил в неё ноги, катал пятками по волнистой поверхности стиральной доски, подкладывал под пятки разные травы, птичий помёт, делал солевые, луковые повязки на ночь, прикладывал к стопе красный перец, берестяные стельки, прополис, нечищеную овечью шерсть и т. д. Ничего не помогало. Рентген показывал: нарост на пяточной кости увеличивался. Советы со стороны коллег по работе, друзей, родных, знакомых росли, и Сергей Степанович прислушивался к ним. Их учтивость и сочувствие оттеняла достоинства советчиков, так как они старались ему помочь. В подобной ситуации проявляется житейская превратность: люди, стремящиеся быть здоровыми и помогающие им, говорят на одном языке. Хорошие люди — это добродетельные люди, спешащие бескорыстно оказать помощь, они проявляют терпимость, сострадание и дорога дружбы у них не зарастает тернием. Однажды Сергей Степанович, прихрамывая, с тросточкой ковылял к автобусной остановке, он спешил на лекцию к студентам, появившийся маршрутный автобус заставил его поспешить и, чтобы не опоздать, наш герой побежал, споткнулся на пути, наступив больной ногой на какой-то предмет. Боль была нестерпимой и Сергей Степанович, заскочив в автобус, стал думать о том, как прочитает лекцию, если боль его не отпустит. Его мысли плавно перетекли на содержание предстоящей лекции, торопя к спасительному действию, которое притупит боль. Сергей Степанович вышел из автобуса, не чувствуя боли в ноге, он был поражён такому исцелению. Может быть, это Божий промысел?


ДИАЛОГ У МУСОРНОГО КОНТЕЙНЕРА

Только что забрезжил рассвет. Солнце медленно выкатывалось из-за горизонта, освящая значительные пространства. Солнце растопило туман над озером, и оно, словно помытое невидимой рукой, блестело своей первозданностью. Виктор Гаврилович любил это время, когда ещё не проснулись отдыхающие санатория, и он мог смотреть на розовые редкие облака, отраженные в синей воде, думать.
На водной глади озера, далеко от берега, одиноко качалась в волнах чайка. Иногда она исчезала, растворяясь в прозрачной ряби, а всплески воды словно увеличивали количество чаек. Но она была одна. Виктор Гаврилович почему-то сравнил себя с чайкой, соотнеся её со своей одинокой жизнью. Одинокая чайка в этой вечно кипящей мощи огромного озера и он среди богатой, праздной публики, убирающий каждодневно за ними, очищая контейнера от мусора бытовых отходов. Виктор Гаврилович стеснялся очищать мусорные ящики в присутствии отдыхающих и часто задавался вопросом, а что отличает меня от них, может, я духовно богаче их, сказано же в Евангелии о людях так: «Человек, ты думаешь, что ты богат и силён? На самом деле ты нищ и гол, и слеп и наг». Правильно сказано. Нечестные люди отвернулись от Бога, и он в определённый период отвернётся от них. Девальвация совести человека связана с нечестной, наглой устремлённостью к стяжательству и накопительству.
Культ наживы ведёт людей к бездуховному преуспеянию, к ущербности существования и не совместим с нравственностью и добродетелями. Размышляя о привратностях судеб людей, старик медленно шел вдоль побережья озера к ближнему контейнеру. В его обязанности входило собрать выброшенный мусор в большие целлофановые мешки, связать их, т. е. приготовить для машины — «мусорки» как её тут называют, а куда везут мусор, уже не его дело.
Неожиданно его внимание привлёк мужчина, копавшийся в мусорном ящике. — Наверное, какой-то бомж не иначе. Не конкурент он мне, я же не волк и даже не собака, не ставлю метки, не пытаюсь застолбить территорию. Мужчина увлеченно разгребал палкой мусор и не услышал подошедшего.
Виктор Гаврилович, чтобы привлечь к себе внимание, кашлянул, мужчина резко повернулся и долго, внимательно смотрел на мусоросборщика, наконец, произнёс: Виктор Гаврилович, Вы что ли, как здесь оказались?
Хочу этот же вопрос адресовать Вам, Степан Федорович? Долго рассказывать, бомжую я, Виктор Гаврилович. Вы бомжуете, доктор наук, известный профессор, как докатились до такого социального положения? Похоже, и Вы, Виктор Гаврилович, не преуспели за период перестройки. Вы ведь, помнится, даже членом корреспондентом были какой-то ведомственной академии. Вот именно, ведомственной — молвил Виктор Гаврилович, а не РАН. Таких как я сегодня десятки тысяч, многие купили эти звания за деньги, не защитив даже кандидатских диссертаций. Сегодня всё продается и покупается; имей деньги и становись действительным членом, т. е. академиком какой-либо академии наук, которые появились в великом множестве. А потом удивляемся некомпетентности чиновников, которые, будучи профессионально неподготовлены, делают драмы и трагедии людям. Мы с Вами получили прекрасное советское образование, работали в научно исследовательском институте, научные разработки и идеи высоко котировались во всём мире. И что? Институт развалили, а нас — сотрудников вышвырнули на обочину жизни. Наша мизерная пенсия, на которую прожить невозможно, продолжал Степан Федорович, это унижение. После сокращения и ухода на пенсию, мы все по вине правительства лишились денежных накоплений, я пытался заниматься переводами технической литературы, но и там меня сократили, взяли молодых. Оказался невостребован. Какое-то время работал сторожем в детском садике, но и оттуда выгнали, сделал серьезное замечание заведующей, она и турнула меня. Так я докатился до собирателя бутылок, кормить же мне надо дочь — она инвалид, получает, сами знаете, какое помоществование со стороны государства. Вот такие дела, Виктор Гаврилович, а как Вы здесь оказались?
История, Степан Федорович, как в миниатюре сродни Вашей. Только меня ещё не турнули (ваше выражение) с работы. Потребности богатых людей растут по геометрической прогрессии, растет и мусор — значит, и мусоросборщики соответственно требуются количественно, но ещё по арифметической прогрессии. Смотрю на выброшенные вещи, продукты питания и думаю: удобный эгоизм и приобретательство — это самозащита богатых людей, которая умертвляет духовные запросы и веру в людей на христианских началах. Устремление к богатству, мне представляется дурная бесконечность, не знающая завершения. Что-то я вспомнил А. Пушкина в «Скупом рыцаре» — он обронил такую фразу: «Стыд горькой бедности» — это о нас, докатившихся до такого состояния по вине либералов-демократов, разваливших великое государство и сделавших несчастными и бедными миллионы людей. Так что, Степан Федорович, приходите сюда, в мусорных ящиках можно многое найти для потребления. Я Вам буду помогать; отбросим стыдливость, пессимизм, эсхатологическую тональность бытия, будем продолжать жить и надеяться, что среди богатых и людей в правительстве есть люди, которые желали бы своим честным трудом сделать как можно больше для граждан, чтобы они не испытывали «горькой бедности». Не помню, кто из мыслителей писал, за точность не ручаюсь, стала слабеть память: он делил людей на две части: у одной, меньшей, есть обед, но нет аппетита; у другой, большей — отличный аппетит, но нет обеда. Придёт такое время, когда мы — старики, я верю, Степан Фёдорович, будем иметь и обед и аппетит.
Самое благоприятное время в материальном плане было у учёных при Сталине. Ассистент вуза получал заработную плату равную зав. отделом райкома партии.
Поэт Беранже говорил, что нищий не имеет Отечества. Но мы с тобой не считаем себя нищими. Отдали свой долг Отечеству, и оно воздаст нам должное за наш труд. Мы верим в это.
Утешительно было слышать, как старые профессора собираются начать новую жизнь, т. к. было совершенно очевидно, что старой им хватит ненадолго.


НЕПРИМИРИМЫЙ ДИАЛОГ В ПОЕЗДЕ. ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ РАССКАЗ

Поезд Екатеринбург-Москва отправился со станции вовремя. Степан Федорович успел заскочить на подножку вагона, когда кондуктор женщина средних лет собиралась закрывать дверь. Она проверила билет, бегло сравнила фотографию в паспорте со стоящим перед ней, еще не старым, стройным красивым мужчиной, профессионально оценивая его внешний вид и социальный статус. Степан Федорович вошел в свое двухместное купе, надеясь на мужское знакомство и общение, но обнаружил молодую симпатичную женщину, читающую «Новую газету».
На столике лежали «Московский комсомолец» и журнал «Новое время». После краткого приветствия и выяснения, что оба едут до Москвы, Степан Федорович демонстративно выложил последние номера газет: «Завтра», «Русский вестник» и журнал «Наш современник». Женщина, взглянув на духовную пищу Степана Федоровича лениво произнесла: Вы читаете такую гнусь, и добавила, меня зовут Зинаида Моисеевна, а вас? Познакомились. Наверное, судя по тому, что читаете, продолжила дама, Вы националист, интересно кто Вы по образованию? Степан Федорович сдерживая себя, ответил: я не космополит, что же касается моего образования, кончил училище механизации по специальности: тракторист, комбайнер, слесарь, монтажник по животноводству, шофер, служил в армии танковых войсках. Еду в Москву для заключения договора на поставку запчастей, деталей к канадским комбайнам, они в сибирских условиях на наших полях не выдерживают — ломаются, а свои комбайны не выпускаем, которые были не худшими среди других. Заводы, фабрики стоят, страна сидит на нефтяной и газовой игле, не думая о будущих поколениях, которые духовно и материально угасая, будут ориентироваться на потребительскую, прагматическую жизнь. Да, еще просили руководители «Сельхозтехники» узнать, можно ли заключить договор на поставку бразильских комбайнов.
Есть еще вопросы ко мне Зинаида Моисеевна? Вот Вы журналистка, много ездите по стране, неужели у Вас душа не болит от всего увиденного, что натворили либералы-демократы, во что превратили нашу страну…Деревня вымирает, еще русский философ Вл. Соловьев писал о ее духовной, нравственной подпитке города. Вы, знаете, Зинаида Моисеевна, ловлю себя на мысли, что говорю банальные вещи, о которых знает каждый человек, читающий вот эти издания, и показал на газеты патриотической направленности, принесенные с собой. Посмотрите из окна вагона на мелькающие бедные деревни и села.
Не могу согласиться поднялась и заходила журналистка по купе, мы с вами разного уровня воспитания и образования, и мне неинтересно говорить на эти темы. Мне, продолжила Зинаида Моисеевна, воспитанной на космополитической литературе и практике жизни претит ваше патриотическое нытье о развале промышленности, армии, образования, здравоохранения, сельского хозяйства, о заброшенных деревнях, о вымирающей России, неухоженных, заросших бурьяном полях. Работать надо, а не стенать, отделываясь в споре расхожими словесами, не имеющими смысловой наполненности. Конечно, где уж нам сибирским лапотникам дискутировать на равных, мы московских и европейских университетов не кончали я, между прочим, и попал с вами в этот барский вагон первый раз в жизни, так как не было билетов дешевле, начальство согласилось оплатить. Значит, Зинаида Моисеевна, мы с вами в разных социально-весовых категориях. Понимаю, функция человека, вашего уровня, не приходит извне, она строго детерминирована, то есть, обусловлена теми отношениями, в которых Вы воспитывались и выказываете свою истинную сущность и той среды в коей обретаетесь.
Вот как Вы заговорили, вскинулась Зинаида Моисеевна, прикидываетесь комбайнером. Не прикидываюсь, скажу честно, много читаю, начинал с пяти лет, кумиром был и остается для меня великий ученый-полевод Терентий Семенович Мальцев энциклопедически образованный человек, имевший трехклассное образование церковноприходской школы. Его начитанность была уникальной, агрономические труды ученого-практика, связанные с безотвальной вспашкой изучаются и применяются на всех континентах земного шара. Зинаида Моисеевна поняла нарочитый монолог собеседника, и, прервав его, предложила: Степан Федорович, составьте мне компанию, идемте завтракать в вагон-ресторан. Нет, Зинаида Моисеевна, я по ресторанам не ходок, меня жена снабдила экологически чистыми продуктами с нашего огорода на три дня, может, потрапезуете со мной, да и не по карману мне.
Неожиданно Степан Федорович напомнил социологические исследования, показывающие, что в мире жируют 7-10 %, остальные на них работают, я отношу себя к остальным. Зинаида Моисеевна, перекинув через плечо сумочку и выходя из купе, произнесла, а я себя отношу к жирующим 7 % и горжусь этим. Вернулась известная журналистка из ресторана в приподнятом настроении и прямо с порога заявила: продолжим наш диалог о том, как живется государствообразующему народу, то есть русскому в России. Зачем Вы ерничаете, неужели не следите за дискуссией, начатой Литгазетой: «Чего хотят Русские»? Лидер ЛДПР В. В. Жириновский строит свою предвыборную программу в Гос. Думу «За Россию! За Русских!» В свое время Г.А. Зюганов провел пленум КПРФ о положении русского народа в России. Появляются стихи, не помню автора:
Кто я, испивший горести до дна,
Оболганный, единодушным хором,
— Созвездие душевных откровений ~
Раздавленный, бессилием позора?
Я русский — вот и вся моя вина.

Поэт Н. Зиновьев писал о русских:
…Меня печалит вид твой грустный,
Какой бедою ты тесним.
И человек сказал я русский.
И Бог заплакал вместе с ним.
Не умирай, моя страна!
Под злобный хохот иноверца.
Не умирай! Ну, хочешь, на!
Возьми мое седое сердце.

Выходит Степан Федорович, иноверцы в моем лице, и присовокупив ко мне Чубайса, Хакамаду, Познера, Абрамовича и др. развалили и обескровили Россию. Зинаида Моисеевна, антинародные либерально-демократические реформы привели к тому, что русские почувствовали себя неуспешной нацией, а отсутствие идеологии, идеалов, каковые были в советское время и некритическое заимствование западных ценностей, вызвали в обществе смысловую пустоту. Космополитизм Гайдара, в свое время привел его к мысли, это прозвучало на вербальном уровне, что Россия может обойтись без русских.
По последней переписи русские составляют более 80 %, это как понимать: нас нужно всех уничтожить, до такого даже не додумались Тэтчер, Киссинджер, Бжезинский. Я часто задаюсь вопросом Зинаида Моисеевна, почему люди вашего круга, получив прекрасное образование в советское время, становятся рессентиментами, ксенофилиями, русофобами? Вспоминаю Пушкина:
Ты просвещением свой разум освятил,
Ты правды чистый свет увидел,
И нежно чуждые народы возлюбил.
И мудро свой возненавидел.

Для того чтобы понять людей вашего племени я изучил сотни трактатов и даже философию кабалы, но мало что понял. Даже Наполеон Бонапарт признавался: для него вы загадочный и непонятный этнос, а что говорить обо мне простом смертном. Сегодня в России вы получили все: СМИ в ваших руках, экономика, культура, высшая законодательная и исполнительная власть принадлежат вам, об этом писал ваш соотечественник Э. Тополь. Антисемитизма в России нет, его придумывают журналисты вашей мировоззренческой ориентации. Созданные богатства не одним поколением людей, минеральные ресурсы оказались в руках иноверцев. По образовательному и имущественному цензу вы на первом месте — русские на 21 в стране. Могу я вклиниться в ваш монолог, заявила поскучневшая журналистка. Понимаете, Степан Федорович людей вашего уровня немного, большую часть русских я и мои друзья называем шариковыми, быдлом, русскими фашистами, олигофренами, красно-коричневыми, совками.
Говоря словами Л. Гумилева, вы потеряли пассионарность, вы деградируете и вымираете. Пьянство, лень стали постоянными спутниками в обыденной жизни русских людей. Людям становится некомфортно в России, они начинают ненавидеть ее и покидают в поиске лучшей доли. Кто же вас кормит, Зинаида Моисеевна?. Деньги. Это же, как надо ненавидеть русских, чтобы так называть нас и за что? За то, что русские спасли вас от полного уничтожения от коричневой чумы. Недавно ваш коллега по цеху А. Минкин в «Московском комсомольце» еще одно выдал название народу — навозные мухи, его раздражает, что «мухи» голосуют против Н. Сванидзе в передаче «исторический процесс» за С. Кургиняна. Эта передача, как в миниатюре отражает отношение большинства населения к обанкротившимся либералам-демократам. Бесполезно взывать «пятую колонну» к объективному анализу процессов, происходящих в России. Нельзя изменить их поведенческие структуры, они себя (по Минкину) называют умными пчелами, взращенными на меду и, конечно, их меньше чем навозных мух. Иногда задумаешься над тем, что делают деньги с людьми?
Деньги сегодня из необходимой составляющей культуры, стали ее доминантой, уродливо исказив всю иерархию духовных ценностей. Ничего святого для отдельных людей, кроме денег, не осталось. За деньги готовы продать Родину, мать родную. Ваш гедонистический образ жизни невозможно описать в привычных терминах социологии и психологии. Но есть Зинаида Моисеевна великое множество людей, которые думают так:
Какая бы тяжелая эпоха,
Не преступала через наш порог,
Не говорите о России плохо.
Она одна, другой нам не дал Бог.

Не помню автора. А у меня, дорогой случайный попутчик, родина там, где мне больше платят баксов. Я ведь космополитка. А Вы знаете уважаемая попутчица, как высказался о космополитах И.С.Тургенев. Нет. Вот его слова: «Космополитизм — чепуха, космополит — нуль, хуже нуля: вне народности, ни художества, ни истины, ни жизни — ничего нет «. Зинаида Моисеевна, в истории развития человечества, страны остаются люди, которые в своей бескорыстной деятельности во имя людей и на благо их, доходят до самопожертвования. Где вы таких людей сегодня найдете? Их миллионы, укажите им благородную цель, сформулируйте нравственные идеалы, без которых по мысли Ф. Достоевского жить нельзя. И тогда люди начнут самовыражаться, реализовываться во всех проявлениях, во всех сферах деятельности, почувствуют кровную связь и ответственность за свою страну. Вспоминаются строчки прекрасного поэта Вал. Сорокина:
Беречь Россию не устану,
Она — прозрение мое,

Когда умру — то рядом встану
Я с теми, кто берег ее…

Все это утопия лирика, Вы скажите Степан Федорович, как будете поднимать страну, если вымираете по миллиону в год, за счет мигрантов? Зинаида Моисеевна, у нас в селе перед свадьбой мать напутствует свою дочь, прошу прощение за натурализм, народную мудрость: «Мужа из дома провожай с полным желудком и пустыми яйцами». Если бы эта мудрость утвердилась повсеместно, то многие проблемы были бы решены, как — то: демографическая, социальная, нравственная, связанная с верностью супругов и т. д. Журналистка долго смеялась, а затем, посерьезнев, спросила: грядут выборы, за какую партию будете голосовать? За КПРФ. Да Вы что за Зюганова? Объясняю: меня интересуют не только персоналии, хотя Геннадий Андреевич как ученый верующий мне симпатичен, я голосую за программу, в которой наличествует возврат к бесплатному образованию, здравоохранению, национализация минеральных ресурсов, запрет на продажу земли иностранцам, введение прогрессивного налога на доходы, конфискация имущества у людей — нечестно нажитого, восстановление заводов и предприятий. Вы не представляете, как живет сегодня провинция, у людей нет работы, дети полуголодные идут в школу, многие семьи живут на нищенскую пенсию стариков, а главное у сельского населения нет никаких перспектив на лучшую жизнь.
Наши души пускают на слом,
Нам шипят, указуя на стойло,
И молчим, позабыв обо всем,
Все, меняя на горькое пойло.

В селе, деревне участились у людей счеты с жизнью, суицид становится обычным явлением, в стране насчитывается около 3 миллионов беспризорных детей в мирное время. Позор для страны, имеющей несметные природные богатства и огромный интеллектуальный потенциал. Простите за пафосность. Хочется надеяться, что деятели, доведшие до такого состояния страну, когда одна треть населения находится за чертой бедности, предстанут когда-нибудь перед судом и Богом за распад СССР, напомню о референдуме 17 марта 1991 года, когда население 77 % высказалось, посредством своего волеизъявления за сохранения Союза, была нарушена конституция, высший закон государства. Успокойтесь, Степан Федорович, могли бы Вы назвать политиков, которые могут возродить страну. Хорошо, навскидку, назову несколько фамилий, выразив свое субъективное мнение: С. Глазьев, Д. Рагозин, Г. Зюганов, С. Бабурин, Н. Нарочницкая, С. Лавров, М. Делягин — консультантами для них могли бы стать писатели — мыслители: А. Проханов, Ю. Поляков, Вл. Личутин, Вл. Крупин, Ст. Куняев.
Этих людей я знаю только по их книгам и патриотическим делам. Чем вас не устраивают нынешние лидеры — руководители страны? Провоцируете меня Зинаида Моисеевна. Буду предельно краток, разве можно их сравнить со И. В. Сталиным и А. Н. Косыгиным, о которых будут говорить и восхищаться не одно поколение людей за их великие дела. Помните, библейское: по делам судят о людях. Терпеть не могу упоминание о вожде народов. Давайте начинайте вещать, Зинаида Моисеевна, о репрессиях, очередях, отсутствии в магазинах колбасы в советский период, эта ваша излюбленная тема журналистов перестроечной эпохи. Сейчас все есть, вот только дело за малым, денег у людей нет, работы, социальное расслоение продолжается, население криминализируется и одновременно растет число миллиардеров, экономисты подсчитали: 70 % производственных активов России принадлежит зарубежным фирмам в оффшорах, естественно они не платят налоги, а вывоз капиталов из страны продолжается. Эсхатологическая тональность присутствует в моих ответах, но такова действительность.
Какая же богатая наша Родина, двадцать лет ее грабят, и еще остается что-то. Наше руководство страной не спешит исправлять положение, исправлять людей, чьи пороки не выносимы для большинства населения. Не проще ли излечить 7 % богатых, создавая справедливые законы для тех, кто терпит несправедливости. Что вводить драконовские, уравнительные, сталинские законы? Уверен, народ одобрил бы справедливые законы. Поезд катил в сторону Первопрестольной, а в одном из вагонов продолжался диалог, переходящий в монолог одного из оппонентов, отвечающего на вопросы другого. Степан Федорович, давайте сменим тему разговора, если бы вам дали квартиру в Москве переехали, покинули Сибирь?
Никогда. Не могу даже помыслить, за три дня пребывания в столице я теряю способность думать, превращаюсь в дурака. В Москве, мне представляется, для части людей, действует макиавеллевский принцип, взятый на вооружение нашими либералами-демократами: «для достижения цели все средства хороши». Каждый выживает, как может, если следовать этому принципу, то надо предать забвению моральные императивы и правовые установления, существующие в стране. Зинаида Моисеевна, разве можно покинуть малую родину где родился, вот я вам нарисую словесно природный ландшафт, который наблюдаю ежедневно во время уборочной страды. Конец рабочего дня, прошприцую подшипники, трущиеся детали комбайна, чтобы с утра не терять время. Солнце скатывается к закату, все огромное поле застывает в безмолвии, словно останавливает свой бег в ночь. Поле дышит спокойной радостью жизни, переливаясь изумрудными красками в лучах предзакатного солнца. Легкий ветерок вздымает волны плотно стоящей пшеницы.
А ранним утром, когда рассеивается мгла и высветляется небо, летят журавли на юг. В строгом порядке они медленно парят на большой высоте, тихим курлыканьем озвучивая поднебесье. Смотришь на небо и заряжаешься из космоса, разговариваешь с Богом. В кабине у меня иконки, молюсь. Разве можно от этой красоты куда-то уехать. А рыбалка, грибы, ягоды, кедровые шишки, охота, без них я уже не могу жить. Не помню автора-космополита, написавшего такие строки:
… Сложить тоскующие кости нам суждено,
А на каком ни гнить погосте мне все равно.

А вот мне не все равно, на каком гнить погосте, хочу быть похороненным там, где лежат мои предки, друзья. Степан Федорович, вы не пишите стихи? Нет. Разве можно лучше написать Ю. Лермонтова, Н. Рубцова, Ю. Кузнецова, Вл. Солоухина, С. Есенина, И. Бунина, Н. Заболоцкого. В кабине своего комбайна я сделал полочку, на которой стоят книги, в основном стихи, у меня память избирательная, не заучиваю специально, поэтому Вы заметили: стихи в голове держатся, а авторов не помню. У Вас есть любимые авторы: Достоевский, Лермонтов, все писатели-деревенщики, почвенники. Сейчас очень много появилось авторов, кого из молодых перспективных, Степан Федорович, могли назвать? Много талантливых заявили о себе, но я, исходя из своего провинциального далеко, неискушенного читателя и критика выделяю троих: З. Прилепина, С. Шаргунова, А. Антипин. Правда, замечу, они очень верно отражают внешнее своеобразие жизни, но нужно переходить на экзистенциальный, трансцендентный уровень, отражающий внутренний, духовный мир своих персонажей, как это делали Ф. Достоевский, Н. Лесков А. Камю, Ж. Сартр. Поясните, что имеете в ввиду?
Представим себе женщину в браке, изменившей в первый раз, у нее есть дети, прекрасный муж, как мужчина он лучше того с кем согрешила, начинаются терзания, покаяния, она воцерковлена, исповедуется у своего духовника, от стыда за минутную слабость не находит себе места, у Л. Толстого есть такое суждение: «Стыд перед людьми хорошее чувство, стыд перед самим собой великое чувство». Такие женщины до конца своих дней будут верны своему мужу. Возьмем другой вариант: женщина после греховной ночи воспылала к мужчине, зов плоти телесный, мучительный не покидает ее. Она не может унять его, хотя понимает, что ее избранник духовное ничтожество и эта связь неотвратимо ведет к осуждению, но никакие увещевания, морализаторство, общественное мнение, близких по духу людей, не возымеют и эта связь может закончиться драмой или трагедией, т. к. женщина проживает большую часть своей жизни чувствами. Такие дамы ищут острые ощущения, пытаются найти эквивалент того чувства, которое дал любовник, сделав ее настоящей женщиной. Скажите, Степан Федорович, а могут между мужчиной и женщиной быть только духовные, дружеские отношения?
Могут, но это редкое явление. На латинском языке это звучит так: Omnia prechcrara — rara. Все прекрасное редко. У.Шекспир, в свое время заметил «Дружба выше любви» С возрастом начинаешь понимать глубину этих слов. Как-то, мне пришлось ехать, как сейчас с вами, и тоже с журналисткой, она поведала, в минуты откровения, что кроме мужа, которого она очень любит, у нее есть духовный поводырь. Без него она не может прожить и дня. Куда-бы ее не забросила судьба, ищет возможность связаться с ним, справиться о здоровье, задать вопросы, услышать родной его голос, и она даже сказала, если с ним, что-либо случится, она не переживет. Степан Федорович, мне все больше и больше хочется задавать вам вопросы, сейчас вся Европа и Америка бурлит, идет гражданская война в Украине, у нас не может такого случиться? Как сплотить людей, у вас есть какая-то национальная идея, русская идея? Есть. Может она покажется вам примитивной, но я отвечу на ваш вопрос.
Под национальной идеей я понимаю совокупность специфических черт, характерных для русской нации, ее великой культуры, ментальности, ставшей, стержневой основой России. Русская идея означает определенный уровень национального самосознания в каждый данный момент истории Отечества. Она воплощает в себе дух нации и отражает помыслы и чаяния не только русского народа, а всего населения страны не зависимо от национальности и религиозной принадлежности. Под национальной идеей я понимаю систему, состоящую из элементов. Элементами этой системы, пронизывающими все сферы бытия общества, являются самые дорогие, святые понятия, присутствующие в русском этносе на протяжении всего развития России. Вот эти понятия: БОГ, ПРАВОСЛАВИЕ, ДУХ, СОВЕСТЬ, ПАТРИОТИЗМ, СОБОРНОСТЬ, ДОБРОТА, ДУША, ГОСУДАРСТВО, МИЛОСЕРДИЕ, МУЖЕСТВО, СЕМЬЯ, СПРАВЕДЛИВОСТЬ, САМОПОЖЕРТВЕННОСТЬ, ВСЕПРОЩЕНИЕ, СМЕЛОСТЬ, ГЕРОИЗМ, НАРОДНОСТЬ, САМОДЕРЖАВИЕ, НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИДЕАЛ, ЛЮБОВЬ.
Вы знаете, Степан Федорович, мне очень интересной, показалась ваша точка зрения о национальной идее, я нигде ничего подобного не читала. И все-таки нас многое разделяет с вами, я это чувствую, но не могу объяснить в силу своей ментальности, может главная мишень моих соплеменников — русский народ, вы равные нам. Я убеждена, что мы евреи самый умный народ на земле. Может Степан Федорович, Вы убедите меня, что я заблуждаюсь. Не знаю, получиться ли у меня, но попытаюсь. Не могу, на уровне обыденного сознания, оценить ваших соплеменников, т. к. не сталкивался с ними в жизни, среди механизаторов их нет, в армии служил, их не видел, чтение произведений не вдохновляет. Иногда создается впечатление: о какой-то вашей вторичности, как писал Виктор Астафьев в своих письмах, касается ли это науки, музыки, живописи, литературы. Известно, что Л.Толстой не любил У.Шекспира, видимо, считал равным себе, может евреи также считают русских равных себе?.
Укажу только на некоторые различия: русские никогда не считали себя исключительным народом, я изучал произведения русских религиозных мыслителей, начиная со «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона 11 век и кончая А. Лосевым, В. Кожиновым, А. Панариным. Иларион, соотносил Ветхий и Новый Завет, и обратил внимание на то, что одни народы живут по законам, а другие по сердечной благодати, он ввел понятие Русский народ. Русские мыслители говорили о своем народе как об отличительном по сравнению с другими этносами, что является естественным для каждого народа, но никогда не говорили о русском народе как исключительном. Ваша нация живет для себя, хотите сказать, вклинилась журналистка «по протоколам», заметьте Зинаида Моисеевна, это не я сказал. Русские альтруисты живут для других, они в отличие от вас очень разобщены, мы как стекла в ящике: каждое в отдельности прозрачно, все вместе темны. Пример: прочитал статью В. Личутина, талантливого писателя, против Ст. Куняева и расстроился. Ф. Тютчев 150 лет назад в стихотворении «Славянам» писал:
Опально — мировое племя,
Когда же будешь ты народ?
Когда же упразднится время
Твоей и розни и невзгод,
И грянет клич к объединению,
и рухнет то, что делит нас?
..Мы ждем и верим провиденью —
Ему известны день и час…

Глубоко убежден, Что этот «день и час» приближается. Прав Ф. Достоевский мы не уважаем самих себя и нас за это не уважают. Напомню известные многим его слова, опубликованные в дневнике за 1877 год: «Если общечеловечность есть идея национальная русская, то прежде всего надо каждому стать русским, то есть самим собой, и тогда с первого шагу все изменится. Стать русским значит перестать презирать народ свой». Мы проявляем пассионарность в критические, пограничные ситуации, в обычные периоды страны не прозреваем промыслительных путей Божьих. Наша бинарность, двойственность связана с тем, что мы больше связаны с природой, отсюда возвышенная, глубокая любовь к Родине. Как издевались и издеваются до сих пор СМИ прозападного толка над понятием патриотизм, когда случились события на Манежной, я решил послушать известную, особым отношением к русским, радиостанцию. Одна дама с патологической ненавистью к молодежи кричала о фашиствующих подонках, она почти визжала и мало контролировала свою речь. Подумалось, не бросит ли очередной клич: «Раздавите гадину». Один поэт написал о таких людях:
Они ненавидят Россию
За горы, поля и леса,
За реки ее голубые,
За травы и небеса.
О, как же они ненавидят
Ее не погибший народ,
Который не мстит за обиды,
И Родины не предает.
За то, что любви не взыскует —
И прошлое помнит свое.
За то, что еще существует,
Они ненавидят ее…

Русским даже отказано иметь хоть один канал на телевидение, чтобы объективно отражать события, происходящие в стране. Зинаида Моисеевна, я мог бы еще говорить о различиях между русским и еврейским народами, но делать этого не буду, лишь замечу, противоречия, существующие между нашими народами, на мой субъективный взгляд, не разрешимы. Вы, наверное, читали двухтомник А.Солженицына «Двести лет вместе», который использовал большое количество документальных материалов. Я мог бы привести сотни работ, свидетельствующие о разномыслии и линии поведения двух народов, как заявил во время дискуссии, один представитель, неплохой политолог, против журналиста, своего оппонента: «Если начнется гражданская война, первый человек, которого я убью, будете Вы». Если таковая война начнется, то возможно впервые в истории развития России Русский народ задумается об истории взаимоотношении между нашими народами, вспомнив страшные годы 1918–1926 г., которые ждут своих исследователей, а не только 1937-38 годы. Прочитайте, Зинаида Моисеевна Вл. Солоухина «Соленое озеро» или его стихотворение: «Настала очередь моя». Как сказал один поэт:
Нашу русскую боль не изменит Восток,
И на Запад не стоит бежать за советом.
Здесь на этой земле — наш исток и исход,
Надо помнить об этом…

Пришло время помнить об этом, а то все боимся откровенно выказать свои мысли и чувства, нужно объединяться славянским народам, о чем напоминает нам президент Белоруссии А. Г. Лукашенко. Еще сделаю одно замечание, которое я зафиксировал в процессе взаимоотношений, люди, сознательно делающие подлости, на это указывают трактаты трех форм мировых религий, начинают болеть, сначала болеют дети, а затем сами начинают загибаться. И еще, может самое главное в моем монологе, мне представляется, что нужно выделять среди евреев «жидов», они составляют небольшой процент, Вы, возможно, заметили Зинаида Моисеевна, что классики русской литературы некоторых отрицательных персонажей называли «жидами»: Гоголь, Лесков, Куприн и.т.д.
Помните у Я. Смелякова «Жидовка» «Ни стирать, ни рожать не умела, никакая не мать, не жена — Лишь одной революции дело понимала и знала она. Неопрятна, как истинный гений, и бледна, как пророк взаперти. Никому никаких снисхождений никогда у нее не найти». Не буду цитировать дальше, Н. Михалков фильмом «Солнечный удар» по рассказу И. Бунина очень точно, достоверно отразил то, о чем я говорю. Евреи, как и русские, другие этносы нормальные трудящиеся люди, но среди них есть жиды, есть они и среди русских. Степан Федорович, вынуждена признать, я потрясена вашей эрудицией, начитанностью, когда успеваете, наверное, много покупаете книг, сидите в интернете? Книги покупал в советское время, они стоили копейки, сейчас купить детям книжки, у меня три сына накладно, сказывается на семейном бюджете.
Выписываю несколько журналов и газет, компьютера не имею, считаю, что он девальвирует мышление, ухудшает память, компьютеризация не делает людей умнее и нравственнее, хотя понимаю, что обойтись без него нельзя.
У нас в районе ликвидировали все колхозы, исчезли почти все книжные магазины, одна осталась районная библиотека, новых поступлений нет, клубы тоже исчезли, а там где остались, внедрили атрибуты западной цивилизации, и к нам пришла вестернизация — дискотеки, которые растлевают, ломают неокрепшие души миллионов молодых людей. Уже в деревнях оставшейся молодежь умирает от наркотиков и пьянства. Да что говорить, Зинаида Моисеевна, вы и сами знаете, как журналист больше моего. Проезжая по некоторым областям мы видели из окна вагона, исчезающие деревни: покосившиеся дома и избы, заброшенные фермы с выбитыми окнами как черепа глазницы, худыми крышами — сегодняшний пейзаж умирающих деревень по всей России. Поезд настиг предместье столицы, пассажиры задвигались, начали готовиться. Степан Федорович, спасибо за стихи Лермонтова, которых знаете несчетное количество, за интересный разговор, я так и не узнала за три дня предела ваших интеллектуальных сил. О себе скажу, что отношусь к жидовствующим, по вашим критериям, но буду стараться походить на Кобзона, Вассермана, Соловьева, буду стараться стать русской еврейкой. Вы где собираетесь остановиться, Степан Федорович, предлагаю поехать ко мне, моя семья будет рада принять вас, за мной уже выслали машину. Нет спасибо Зинаида Моисеевна, я на метро поеду к своему товарищу, с которым служили в армии. Всего Вам доброго! Почитайте воцерковленного русского, выдающегося мыслителя, русского еврея С. Франка, который на многое откроет Вам глаза. Обязательно! До свиданья!


ВАСЬКА-ВАСИЛИСА

Юбилей Егор Степанович праздновал скромно у себя дома, пришли коллеги по работе, немногочисленные друзья, родственники. Застолье было традиционным: тосты во славу юбиляра, подношение подарков, отражающие их смысловую значимость, искренние поцелуи со стороны женщин, шутившие при своих мужьях о том, что они просчитались в свое время и не захомутали такого видного и умного мужика каковым является Егор Степанович. Словом веселье и дифирамбы в честь 60-летнего математика продолжались.
Последним в череде вручений был давнишний друг юбиляра известный художник, неистощимый на выдумки и розыгрыши Борис Иванович. Он сказал следующее: я дарю Борис тебе картину «На закате», символизирующую вечность земной жизни, незнающей вечернего заката Духа. Картина привлекла всех присутствующих. На закате дня по дороге бредет старец-чернец, т. е. монах, опираясь на палку, вдоль дороги раскинулись деревья, природа не поскупилась на удивительные краски, особенно пышное цветение сирени. Вдали за деревьями виднеются величественные купола двух храмов.
Второй земной живой подарок Борис вручаю, несмотря на твое богатырское здоровье, профилактическое лекарство, и вынул из небольшой коробки косматого, лохматого рыжего котенка. Мордочка котенка и вокруг шеи, грудь, лапки были белыми. Этологи утверждают, продолжил друг, что длительные «социальные» связи кошки с человеком не только продлевают жизнь, но и сохраняют остатки детских инстинктов, ты Егор будешь медленно стариться, и твоя соматика будет процветать еще долгое время.
Егор Степанович осторожно взял в руки котенка, погладил его и спросил дарителя: он, что персидской породы такой лохматый и какого он пола? Вроде кот, — что значит вроде, усомнился юбиляр, со мной всю жизнь проживали коты, да успокойся Егор, конечно, кот, кот заверил художник. Среди гостей нашлись кошатники, котенок пошел по рукам, его долго разглядывали кто-то из присутствующих высказал мнение, что определить кот или кошка, при такой волосатости, можно только через полгода, он же не поднимает ногу, как это делают собаки — самцы.
Однако гости проявили единодушие, признав, что это кот, дали ему имя — Васька и выпили за его здоровье. Васька рос смышленым, неутомимым в играх и проказах, стал любимцем всех членов семьи. Правда, он сразу определился в своих симпатиях, отдавая предпочтения хозяину дома — Егору Степановичу. Были у Васьки, необъяснимые для хозяина дома, странности.
Егор Степанович был, как и Васька, жаворонком вставал рано, закрывался в кабинете, чтобы поработать пока все спят, никто не шумит, не мешает думать. Васька сидел рядом около настольной лампы дремал, но как только на чистом листе появлялись математические знаки, он становился нервным, нетерпимым мешал, старался когтями убрать математическую символику. Егор Степанович увещевал, стыдил кота, говорил о том, что для тебя математика не существует как тангенс 90 градусов, а для меня это жизнь.
Конечно, продолжал математик, обращаясь к Ваське, мне далеко до Леонарда Эйлера или Пафнутия Чебышева они математики божьей милости, а я простой смертный, пытающийся посредством решений задач и уравнений упорядочить свои мысли, привести их к системности, логичности. Многие считают, что математика царица всех наук. Васька слушал суждения хозяина, но продолжал мешать и лучшие предрассветные часы проходили впустую.
Иногда Егор Степанович впадал в лирическую тональность бытия. Васька, хочешь, я прочту стихотворение, но не помню автора:
«Когда утомленные женщины, свернувшись калачиком, засыпают. Мужчины закуривают или просто так смотрят на побелевшее небо над занавесками, думают. Тогда рождается много стихов и песен химических формул, математических уравнений, всего того, что принято делать днем. О, предрассветная ясность ума, когда утомленные женщины, свернувшись калачиком, засыпают».
Интересно, когда Егор Степанович просто писал на бумаге, исключая математические знаки, а буквы Васька сидел смирно, смотрел, а затем засыпал. Жизнь Васьки резко изменилась весной, когда его привезли на дачу, он каждый день открывал для себя мир ранее не известный ему, начал общаться с котами соседних дач. Из друзей особо выделял здорового черного красавца Матвея, который был грозой всех котов дачного кооператива. Матвей, как опытный и старший по возрасту стал опекать молодого Ваську, они проводили много времени в играх и забавах, залезали на деревья, исследовали чердаки соседских дач, охотились на птиц, мышей. Словом жизнь Васьки протекала беззаботно, в его восприятии окружающего мира происходила непрерывная смена интересов и страстей, и угасание одного из них почти всегда означало торжество других. Он появлялся в домике для того, чтобы поесть, немного поспать и исчезал с Матвеем на неопределенное время.
Однажды Васька исчез, оторвался гулеван, его не было двое суток, Егор Степанович обошел дважды весь кооператив звал Вася, Васька, спрашивал у дачников, копошившихся на своих земельных участках, детально описывал цвет шерсти, все ее окраски, цвет глаз кота, его повадки, некоторую отстраненность к незнакомым людям.
Появился Васька глубокой ночью на третий день, вечером шел небольшой дождь, тучи сталкивались друг с другом и все шире захватывали небосвод, обещая долгое ненастье. Васька лапой открыл неплотно закрытую дверь веранды, проник в спальную комнату и мокрый юркнул под одеяло к Егору Степановичу. Похоже, что именно в эти двое суток Васька потерял свою невинность. Кот Матвей раньше всех разобрался, кто есть кто?
Он быстро начал набирать вес, на это обратил внимание трехлетний внук Тимоша, заявив, что Васька стал тяжелым, потому как много ест, а через две недели Егор Степанович под крыльцом обнаружил трех очаровательных котят, двое похожих на Ваську, а третий на Матвея. Так Васька стал Василисой, унаследовав два имени, ей не пришлось приноравливаться и понуждать себя к определенному поведению, она охотно откликалась как на Ваську, так и на Василису.
Вот уже третий год Василиса приносит трех котят, похожих одного на Матвея, и двух на маму. Василиса всю зиму ждет, когда наступит весна, чтобы встретится со своим возлюбленным Матвеем, она ни одного кота не подпускает к своему телу, труднее всего исцелить ту любовь, которая вспыхнула с первого взгляда. О любви, верности Василисы и Матвея уже слагаются легенды. Одну из которых вы прочли.


КОШАЧИЙ КОНЦЕРТ

Сергей Петрович посадил в своем огороде корень валерианы. Цель утилитарная: из корней и корневищ валерианы приготовить экстракты, снадобья, настойки и использовать их в семье при лечении многих болезней. Старик, выйдя на пенсию, много читал статей по гомеопатии и, зная целебные свойства валерианы, следил за растением, холил его…
Ничто так не похоже на искреннюю убежденность, как упрямство в отстаивании своих принципов и суждений. Как-то субботним вечером хозяин, натаскавший воды в баню, присел покурить на крыльце и вдруг услышал кошачьи голоса, которые разнились по своим сладострастным воплям и урчанием. В огороде Сергей Петрович увидел поразившую его картину: выращенные стебли валерианы были не только примяты, а прикатаны котами, во время их возбуждения. После этой процедуры коты попробовали и сам корень (кошки в этом не участвуют, природа не предусмотрела их влечение к валериане). Коты, естественно, забалдели, употребим такое выражение, и как финал этого действия, устроили концерт.
Хозяин дома и огорода насчитал двенадцать котов, включая в это число и своего рыжего кота Ваську. Они сидели вокруг корня в полуметре друг от друга, образуя ровный круг, распевая свои кошачьи песни. При этом синхронного лада было трудно уловить, услышать, так как каждый кот пел своим голосом, не подстраиваясь к другим певчим. Какофония кошачьих звуков была слышна на всех немногочисленных улицах небольшой деревни.
Сергей Петрович разогнал котов, предпочтя им какофонию современных бардов, шансонье, менестрелей по телевизору. А у читателей может быть другое мнение, противоположное мнению Сергея Петровича?


НА СВОЮ ГОЛОВУ

В комнате, залитой мягким солнечным светом, сидят двое: пятидесятишестилетний профессор-филолог Иван Степанович и шестилетний внук Александр. Идет урок по русскому языку. Немного из истории их взаимоотношений: Иван Степанович, имея огромный педагогический опыт (преподает четверть века в университете) вознамерился сделать из внука гения, навязывая ему свою систему обучения и воспитания. Мальчишка оказался толковым к учебе, он на лету схватывал идеи филолога и даже делал попытки развивать их. Александр в четыре года свободно уже читал детские книжки, а к шести годам перешел к взрослым книгам, мог часами искать в энциклопедических словарях объяснения того или иного слова, понятия. Вернемся в комнату, в которой идет урок в форме диалога. Дед учит правописанию шипящих: в словах после ж, ш не пишутся буквы ы, я, ю, а пишутся и, у; жи, ши пиши через и, например: жилище, шиповник. Внук: дед, а жилище тождественно, идентично, таким словам как: угол, приют, гнездо, квартира, дом, жилплощадь, пристанище. Дед: да, конечно, ты прав, эти перечисленные тобой слова являются синонимами слову жилище. Но давай продолжим. Внук: дед, а почему слова: шепот, женщина, железо, шелест пишутся через е. Дед долго молчит, а затем идет жаловаться на кухню жене Варваре Васильевне: Ты понимаешь, мать, он меня радует своей начитанностью и взрослостью, но раздражает своими недетскими вопросами. Может, ты знаешь, когда после шипящих букв пишется и, а когда е». Варвара Васильевна говорит супругу: «Иван, это была твоя идея подготовить Александра до школы. Нужна особая методика, а я не филолог в отличие от тебя, а всего лишь врач». «Понимаешь, Варвара, я никогда не учил правописание, пишу грамотно, потому, что много в жизни прочитал книг. И мне легче рассмотреть в рамках философии две требующие осмысления возможности подхода к анализу языка: на логическом и лингвистическом уровнях. Наверное, я учу внука языку, как способу корректировки, уточнению понятий, соответствующих значению слов. Меня беспокоит то, что я через некоторое время уже не смогу отвечать на его вопросы «почему?». Вспоминаю поэта, у него есть такие строчки, словно про нашего внука:
Он взрослых изводил вопросом «почему?»
Его прозвали маленький философ.
Но только он подрос, как начали ему
Преподносить ответы без вопросов.
И больше он, конечно, никому
Не задавал вопросов «почему?»

— Вот-вот, так и получится, — молвила Варвара Васильевна, — я продолжу мысль процитируемого тобой поэта, его же стихами:
— Созвездие душевных откровений ~
Существовала некогда пословица,
Что дети не живут, а жить готовятся,
Но вряд ли в жизни пригодится тот,
Кто жить готовясь, в детстве не живет.

— Иван, ребенок должен жить всеми радостями, которые отпущены на определенный период его взросления, нельзя форсировать взросление ребенка, можно деформировать, сломать психику, но и тормозить не нужно, т. к. можно сделать инфантильным. Отпусти его на улицу, пусть поиграет в футбол с мальчишками, а то опять засядет за компьютер, он уже и так ионизировался.
— Ты как всегда права, мать, — пусть Санька идет на улицу, погоняет мяч во дворе с ребятами, это тоже проявление жизни, одной из составляющей, прозревающей сущности бытия.


КОТ МАТВЕЙ

Кот Матвей имел двух хозяев. Одного официального, у которого жил постоянно, а другого деда Захара, маргинального, т. е. временного. Кот Матвей приходил к деду Захару как гость на неопределенное время, иногда оно растягивалось на несколько суток, а потом он неожиданно исчезал и появлялся через неделю, две. Это был здоровенный сибирский кот черного окраса. Его огромная голова трапециевидной формы покоилась на толстой мощной шее. Ноги тоже толстые, средней длины, крупными круглыми лапами и густыми пучками шерсти между пальцами. Уши широкие, у основания имеют форму равностороннего треугольника. Нос небольшой. Подушки усов делали его морду красивой. Глаза у Матвея крупные, широко расставленные, цвет их гармонирует с черным окрасом. На выпуклом лбу, выше глаз, покоилась небольшая белая звездочка. Матвей появлялся тогда, когда видел деда Захара сидящим на крыльце. Дед не сидел без дела, он чинил сети, чистил картошку, набивал порохом патроны, готовясь к открытию охоты. Словом дел у сельского пенсионера всегда великое множество. Зимой дед Захар выходил покурить на крыльцо, садился на старую фуфайку и предавался размышлениям. Вот снег кругом, в цвете его заключена вся красота полей, огородов, всей деревни. Чем больше снега на полях, тем больше изобилия, которое последует летом. Красота цвета, — размышлял старик, — равным образом является показателем чего-то ценного и совершенного. Всё в мире сообразно, наилучшим образом, приспособлено, являющимся следствием, знаком какого-то сверхразума, духа…
Кот Матвей появлялся из подворотни и прерывал размышления старика. Дед Захар при встрече всегда произносил одну и ту же фразу: «Явился, не запылился». Матвей, прежде чем подойти к деду, всегда соблюдал свой ритуал, он зимой и летом, встряхивал ноги, а затем подходил к деду и терся молча об его ноги.
Старик поднимался, открывал дверь в дом, пропуская Матвея, разговаривая с ним, не повышая голоса, вызывая доверие Матвея к деду. Матвей чувствовал себя у деда вольготно. Старик кормил кота тем, что сам ел, кот проходил в большую комнату и укладывался спать на любимое кресло. Он сам устанавливал себе режим: когда спать, когда гулять, влюбляться и развлекаться. Спал Матвей, после еды, несколько часов, лишь принимая различные позы во время сна.
Последнее время Матвей приходил в гости к деду Захару не один, он приводил с собой подругу. Старик за два месяца насчитал семь кошек. Все они были разные по окрасу, но все были голодные. Старик выносил еду в двух чашках: одну Матвею, другую его очередной подруге. Матвей к еде не притрагивался, он смотрел, как ест его возлюбленная, а она, покончив с едой, переходила к чашке Матвея. Дед Захар иногда ворчал: «Где ты, Матвей, находишь таких прожорливых голодранок?» Матвей уводил голодранку и приводил следующую на смотрины к старику. Одна трехшерстная небольшая кошечка понравилась деду, она скромно подошла к чашке с едой, целомудренно, культурно поела, оставив большую часть еды и направилась в дом в сопровождении Матвея. Сейчас она стала полновластной хозяйкой в доме деда Захара. Матвей все реже и реже появляется у старого хозяина, и есть надежда, что он окончательно насовсем поселится у деда Захара. Кошка Лизка, так назвал ее старик, благосклонно привечает кота Матвея и, надо полагать, что их союз все больше укрепляется, а это гарантия появления новой кошачьей семьи.


ХРОНИКА ОДНОГО ПУТЕШЕСТВИЯ

После австралийской экзотики, с её совершенно неповторимой природной данностью, уникальным не имеющим аналога в мире, разнообразием климатических условий, Игорь Васильевич Костров возвращался уставшим и потрепанным от всего увиденного и пережитого. Длительные перелёты от Мельбурна до Токио, а затем в Москву занимают почти сутки. Из Москвы до Сингапура, а затем до Сиднея тоже около суток. Даже очень крепкие молодые люди жаловались на нездоровье после таких длительных перелётов, а Игорю Васильевичу через два года исполняется шестьдесят. Австралия для него последний материк Земли, о котором он мечтал и мечта осуществилась.
В советское время он побывал на нескольких континентах. Монотонная работа двигателей лайнера усыпляла, но и возвращала к дням, проведенных на Тихом и Индийском океанах, острове Тасмания, островах Кенгуру, Тигров. Посещение культурного центра аборигенов, Парка австралийских животных, где в единственном экземпляре был белый кенгуру (альбинос), морских аквариумов, где плавали акулы и безносые дельфины. Сонные коалы, малыши-пингвины, морские крокодилы, рептилии, живописные водопады, погружение с маской и трубкой в Коралловом море, чудесные парки, музеи, пляжи, отели и рестораны — все это увиденное, вновь и вновь возникало, как поразившая кинокартина, вызывающая приятные незабываемые ассоциации. Деньги, которые копил Игорь Васильевич несколько лет, на поездку истончались, он почти ничего не покупал и не сожалел об этом. Ещё в юности он вычитал поразившие его строки Ф.Тютчева и, по возможности, следовал им: «Всякое ослабление умственной жизни в обществе, неизбежно влечет за собой усиление материальных наклонностей и гнусно-эгоистических интересов». Он не страдал стяжательством и сребролюбием и никогда не сутяжничал, не канючил относительно увеличения зарплаты за свой труд. Трудился, воспитывал своих и чужих детей и полагал, что ему платят столько, сколько он заслуживает. Всю свою сознательную жизнь, сколько помнит себя, Игорь Васильевич читал, никто из коллег не видел его праздным. В автобусе, поезде, самолете, в перерывах между лекциями он читал и всегда в его руках были научные книги, рукописи, сборники поэзии и прозы.
В его жизни было много невзгод и горестей. Голодное послевоенное детство. Семилетка. Училище механизации сельского хозяйства. В Казахстане трудился трактористом, комбайнером, шофером. В городе Кокчетаве работал на стройке каменщиком, плотиком и одновременно учился в вечерней школе.
После её окончания поступил в высшее военное летное училище, но через некоторое время было сокращение вооруженных сил на 1.5 млн. и многие военные учебные заведения были сокращены. Игорь Васильевич после сокращения военного училища, поступил в Университет, после окончания которого работал директором средней школы и вот уже более тридцати лет трудится в высшей школе.
Разные мысли приходили в голову Игоря Васильевича во время перелётов. Наблюдая за людьми он пришел к мысли, что природа пользуется для своих целей ими, как инструментами, общество подвигает человека к гордости, нищете, честолюбию, славе, тщеславию или к безвестности. Природа вознамерившись создать порядочного и умного человека ни с кем не советуется, его поведенческие структуры формируются средой и тем, что угодно Всевышнему… Когда человек утрачивает свои возможности, вследствие возраста, их могут заменить лишь доброе имя и щедрость души. Мысли Игоря Васильевича прерывала хорошо поставленным голосом стюардесса сообщив, что нужно пристегнуть ремни, т. к. самолёт производит посадку на Шереметьевском аэропорте г. Москвы. Как всегда, благодарные пассажиры аплодисментами поблагодарили экипаж, эта традиция утвердилась давно среди европейцев, хотя иногда возникает сомнение, кому рукоплескали пассажиры лётчикам или самим себе, своему здоровью, т. к. долетели без происшествий… В аэропорте Игорь Васильевич, получив свой небольшой багаж услышал объявление: «Начинается посадка в самолет, вылетающий по маршруту: Москва-Новосибирск». Сердце его дрогнуло, а что если махнуть до Малой Родины — Кыштовки. До конца отпуска еще две недели. Он разменял доллары на рубли, оказалось что и на обратный путь от Кыштовки до Томска хватит. Без очереди купил билет на следующий рейс до Новосибирска. Через четыре часа он был уже в аэропорте Толмачево, а оттуда на автобусе доехал до железнодорожного вокзала и опять удача с билетами: через полчаса он уже сидел в купейном вагоне и его путь до встречи с Кыштовкой сокращался. Здесь необходимы пояснения: чтобы добраться до Малой Родины — Кыштовки нужно по железной дороге, от Новосибирска доехать до станции Чаны, а дальше еще около двухсот километров автобусом. На станцию «Чаны» поезд прибыл ночью. И снова удача, автобус до Кыштовки с автовокзала отправляется через 50 минут и Игорь Васильевич уже через 3,5 часа предвкушал встречу с Родиной. Комфортабельный автобус почти полностью был занят пассажирами. Игорь Васильевич вглядывался в очертание местности, прекрасной асфальтированной дороги, освещенными встречными машинами и фарами автобуса. Он помнил себя студентом, молодым человеком, когда от Чанов до Кыштовки приходилось ехать несколько суток. Дорогу называли «Торцовкой», она существовала несколько десятков лет. Строители валили деревья, распиливали их на одинаковые по размеру, длине чурки, насыпали горы земли, утрамбовывали их, но болотистая местность после дождя и движения машин расшатывали чурки, превращая дорогу в сплошные колдобины и выбоины. Машины постоянно буксовали и их приходилось вытаскивать разными способами, используя не только трактора, но и живую силу, т. е. людей толкавших, подкладывающих под колеса машины все что могло пригодиться, вырубая в основном деревья, растущие вдоль дороги…
Начинался рассвет, солнце выкатывалось из-за леса, расцвечивая своими бликами местность, лучи его дробились на сотни сверкающих осколков в лужицах, оставшихся на дороге после дождя…
Автобус въехал на бетонный мост, соединяющий берега реки Тары. Пассажиры зашевелились и через несколько минут рейсовый автобус Чаны-Кыштовка остановился у автовокзала.
Игорь Васильевич, подъезжая к селу, обратил внимание на новые появившиеся кирпичные дома, магазины, на одном из которых прочитал надпись, объясняющую, что это филиал какого-то банка. Надо же и сюда докатилась современная цивилизация, убивающая милый, первозданный, патриархальный природный лик села. Выйдя из автобуса, он ощутил знакомый запах земли. С моста, когда проезжал, он увидел: берег Тары, его украшали, несмотря на раннее время, несколько подростков и мужчина, стоявшие по колено в воде с удочками. «Все как и прежде,» — подумал Игорь Васильевич, и это видение заставляет думать о вечном, а жизнь человека, по сравнению с вечностью — одно мгновение… В такие мгновенья русский человек ностальгирует и думает о том, что ни за какие блага, деньги не может поменять место жительства, изменить Малой Родине, России, какие бы трудности не испытывал в жизни. Может это высокопарно звучит, но так думает большинство людей, живущих в России. Ко всему этому следует добавить еще то соображение, что возвеличивание своей Малой Родины связано, благодаря сравнению с другой местностью, природы, принадлежащей к тому же климату. Но всё же главным источником любви является ассоциация, благодаря которой человек вдали от Родины наделяет её возвышенными словами и чувствами.
Первые два дня пребывания на Родине Игорь Васильевич посетил сельское кладбище, где упокоились его родственники. Он всегда размышлял, когда стоял у могилы матери. Простой деревянный крест, огороженный железной оградкой, вызывал у него чувство виноватости, что мало бывал дома. Он думал о том, что не хотел бы лежать в огромном мертвом городе среди незнакомых ему людей: «Упокоиться бы рядом с мамой, здесь моё место». Колодец жизни мелеет и времени до Судного Дня остается все меньше и меньше. Никакие идеальные цели — императивы не обладают мобилизационной способностью русских людей, в определённое время, как тяга, устремленность побывать там, где прошло твое детство и юность.
Мучительные приступы ностальгии вызывают в душе настоятельную потребность увидеть покосившиеся избы, старые дворы, друзей с которыми учился, сходить на речку Тару. Это состояние приходит тогда, когда наступает внутренний духовный кризис и справиться с ним можно лишь возвращением в прошлое.
Сколько тысяч людей, покинувших в молодые годы Малую Родину, мысленно возвращаются к ней — это драма и даже трагедия. В.Шукшин точно охарактеризовал состояние такого человека, который одной ногой в лодке, а другой на берегу и оттолкнуться нельзя и пристать невозможно. Драма людей, укоренившихся с молодости в городской жизни и получивших неплохое образование, набившие голову разными знаниями, заключается в том, что они не могут приспособиться к деревенской жизни, не могут общаться с людьми не своего уровня. Многие известные люди в конце своей жизни приезжают на Малую Родину, но обнаруживают вокруг себя пустоту, их никто не знает, тот слой людей с которыми дружили, знали, они уже ушли в мир иной. Об этом часто думал Игорь Васильевич, когда бывал на Родине. Без общения, без насыщенности, интенсивной деятельности, которой жил он в городе — трудно. Очень трудно.
Игорь Васильевич очень любил произведения Вл. Солоухина, который как и В.Шукшин собирался осесть в селе, где родился, но так и не решился. В завещании писатель и мыслитель, которого отпевал сам Патриарх Алексий II в храме Христа Спасителя, просил похоронить его в селе Алепино Владимирской области рядом с матерью, отцом и дедом, где и упокоился.
Прошло еще три дня пребывания в Кыштовке и душа Игоря Васильевича затосковала, она немотствовала и требовала перемены мест, изменений в его, как ему казалось, отлаженной жизни. Однажды в разговоре с сестрой Галиной и её мужем Александром коснулись темы, о которой сегодня говорят почти все средства массовой информации России. Речь зашла о Даниловом озере, которое расположено в 70 км от Кыштовки. Разговор всколыхнул путешественника, он поведал о том, что несколько десятков лет назад побывал на озере с группой работников райкома комсомола. Он прочел все, что написал ученый и писатель из Омска Михаил Речкин. Дважды слышал передачу его по центральному телевиденью и, наверное, после его книг и передач о целительных свойствах Данилова озера, народ хлынул в наши края. Тем более, что добраться до озера не составляло больших трудностей с появлением хорошей дороги до Кыштовки. М.Речкин рассказывал и писал ещё о четырех озерах, которые как и Данилово озеро имеют космическое происхождение, пятое озеро ещё не найдено, только есть предположение в каком месте нужно искать.
Все эти озера, по мнению ученых, связаны друг с другом подземной рекой и образовались они много тысяч лет назад в результате падения на Землю осколков большого метеорита. О каких только загадочных явлениях не прочитал, не услышал Игорь Васильевич, может это легенды? Люди, лечившиеся от разных болезней, рассказывают о том, что время от времени на поверхности Данилова озера видели всплывающую на поверхность воды, как проявившеюся фотографию, огромную голову старика и исчезающую через несколько минут.
Может это Данила? Вспоминаются строчки Ф.Тютчева:
Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных,
Все зримое опять покроют воды
И Божий лик изобразиться в них…

Очевидцы рассказывают, что из глубины Данилова озера взлетают разноцветные лучи, уходящие в небо, наблюдали пролеты НЛО, говорящие о том, что на дне озера находится кристалл, являющийся энергетическим информационным центром, который соотносится с различными планетами солнечной системы. Подобные информационные системы, считают ученые, существуют в районе Бермудского треугольника и Тибета. Сборы были недолги, Александр на своей машине решил доставить заядлого путешественника до Данилова озера. Дорогой Игорь Васильевич поведал Александру о своем впечатлении от первого посещения сорокалетней давности озера. Когда мы подъехали к нему, то поразились чистоте его воды, озеро предстало в виде огромной чаши, на берегах, которой рос хвойный лес. С противоположной стороны берега, это территория Омской области, мы увидели одну семью молодых супругов девочку лет шести. Мы купались, пили воду, плавали, резвились, не догадываясь о целебных свойствах чудо-озера, о котором сегодня говорит весь мир. Природа прячет свои сокровища, она оберегает их. Лесная дорога к озеру, для легковых машин, труднопроходима, а в ненастную погоду добраться невозможно. Озеро оберегают от многочисленных туристов тучи мошек, комаров, слепней, паутов, но это слабая защита. Вторая встреча с Даниловым озером произвела на Игоря Васильевича гнетущее впечатление. Вдоль всего побережья стоят сотни машин и палаток. Появились магазины, волейбольная площадка, в землю вкопан большой бильярд, гремит неумолкая музыка, озеро бороздят люди разных возрастов на катамаранах. Появились ловкие люди, которые берут деньги не только за стоянку машин, но и за голубую грязь. Её вывозят центнерами, как и воду в разных емкостях, люди готовы вычерпать все озеро. К озеру устремились вояжеры из различных регионов России, много людей появились из ближнего и дальнего зарубежья. Уникальное целебное озеро предприимчивые люди превратили в досуговую индустрию. Деревья вокруг озера вырубаются, а это приведет к его обмеленью. Разумные люди берутся за добрые дела, потому что сознают их необходимость, недалекие, пустые — потому что не понимают их важность и руководствуются своими меркантильными интересами. Игорь Васильевич оставив одежду в машине, решил поплавать. Он миновал большую часть расстояния доплыв почти до середины озера, и только там решил напиться святой воды, т. к. далеко от берега она, по его мнению, чистая и незамутненная. Возвратившись на берег Игорь Васильевич попросил Александра ехать обратно. Дома он твердо заявил, что закончил свое путешествие, свой отпуск и оно для него последнее, ему хватит впечатлений, воспоминаний о путешествиях до конца дней. Поверим вечному страннику на слово…


ПРИЯТНАЯ ВСТРЕЧА

Настроение было паршивое. Студенты снова были неготовы. Зная характер и слабость Михаила Авенировича они, чтобы не отвечать на поставленные вопросы преподавателя сами их задавали, прекрасно зная о том, что вопросы не останутся без ответа.
Семинарские занятия походили на вечер вопросов и ответов. Михаил Авенирович сам побуждал, приучил студентов к вопросам, т. к. каждое семинарское занятие и лекцию традиционно начинал так: «Какие ко мне будут вопросы?». Вот тогда и начиналось: вопросы касались не только философии, студенты иногда специально готовили их, черпая из разных книг, источников, интернета, заковыристые вопросы давали студентам возможность ставить иногда в тупик преподавателя. Выручало знание латинского языка, особенно тогда, когда учащиеся выуживали вопросы из энциклопедических словарей. Михаил Авенирович, конечно, догадывался о причине задаваемых вопросов и сам с удовольствием включался в эту игру, провоцируя студентов на поиски ответов на поставленные вопросы.
Были и такие вопросы, на которые преподаватель не знал ответа и честно говорил об этом, собираясь на следующую встречу найти ответ. Однажды пришла записка с просьбой ответить на вопрос: что такое фаргелет? Михаил Авенирович засмущался, он пытался найти какое-либо латинское сочетание, но ничего не получилось, и он вынужден был признаться, что такого слова не встречал и его значение не знает. Дома, снова вернулся к заданному вопросу и вдруг прозрел, а что если прочитать не слева направо, а наоборот, то получится телеграф. Вот сорванцы, дурят нашего брата! Иногда лучшая наука — не знать некоторых слов, либо притвориться, что не знаешь. Действительно наш разум заключает и те истины, о которых следует умалчивать.
Михаил Авенирович старался, по возможности, отвечать на все вопросы своих студентов какими бы провокационными они ни были. И студенты любили его за это. Очень часто задавали вопросы о Сталине, его режиме, называя его кровавым тираном, диктатором. Лектор понимал тех, кто так аттестовывал И. Сталина, т. к. родились они в другую эпоху и все либерально-демократические СМИ на протяжении двух десятков лет поливали грязью Сталина, а заодно и советскую власть. При такой идеологии, если её можно назвать идеологией, по неволе станешь конформистом, т. е. человеком, у которого отсутствует критическое отношение к миру… Как-то по памяти он процитировал следующее высказывание: «Реформы неизбежны и это должны быть реформы органические, опирающиеся на традиции, при постепенном восстановлении православного самосознания. Очень скоро войны за территории сменят войны холодные за ресурсы и энергию! Нужно быть готовым к этому, овладение новыми видами энергии должно стать приоритетом наших ученых. Их успех — залог независимости в будущем!»
— Вы согласны с этим высказыванием?
— Да, да, прекрасное высказывание, верное, пророческое, гениальное, современное! — раздались голоса в большом лекционном зале, заполненным студентами. Это суждение, принадлежит Сталину, написанное за несколько месяцев до смерти, осенью 1952 г. Вопросов о Сталине не стало меньше, но студенты стали читать произведения его и соглашались с позитивной оценкой данной ему многими выдающимися деятелями, учеными, патриотами, политиками разных стран мира. Михаил Авенирович шёл домой, погруженный в свои преподавательские заботы. Его мысли возвращались к студентам, которые по заранее заданной схеме заставляли говорить целый час, хотя seminarium, по латыни, рассадник знаний, где все должны выказывать свою активность, а не превращать его в монолог преподавателя. Есть же учебная программа и её надо выполнять. И надо сказать, она выполнялась, проблем, со студентами у Михаила Авенировича не было, они почти все ходили на лекции и семинары, многие участвовали в научно-практических конференциях, публиковали свои статьи в коллективных сборниках учёных и даже становились аспирантами по философии. Михаил Авенирович подходил к газетному киоску, в котором иногда покупал газеты патриотической направленности и обратил внимание на номер «Жигули» седьмой модели 666. Из машины вышла полная немолодая женщина, она шла к киоску и Михаил Авенирович спросил: «Не смущает Вас цифра 666 — это знак зверя?» Женщина нахмурилась, и Михаил Авенирович подумал: «Ну все, нарвался, сейчас тебе словесно влетит и поделом, не будешь свое настроение переносить на других.»
Неожиданно лицо женщины разгладилось, помолодело и она спросила:
— Вы, Карякин Михаил Авенирович?
— Да.
— Я училась у вас двадцать с лишним лет назад, а в прошлом семестре мой сын Игорь прослушал курс Ваших лекций и получил хорошо.
— Господи, какой же я старый, — молвил Михаил Авенирович — скоро придет, наверное, время и я буду учить ваших внуков.
— Да, что Вы говорите, для своих лет, Вы хорошо сохранились и молодо выглядите. Спасибо! — А Вы знаете, Михаил Авенирович, мы девчонки тех лет, всем курсом, были влюблены в Вас. И когда в конце семестра Вы давали письменную работу без указания фамилий, что дала мне философия, в ней мы и раскрывали свое отношение к Вам. Мы не только писали о философии, вашей безмерной памяти, эрудиции, знаниях, ваших научных книгах, которые тогда появлялись, мы объяснялись Вам в любви. Когда мы собираемся своим курсом, мы часто с благодарностью вспоминаем Вас. Правда! Спасибо Вам!
Михаил Авенирович шёл домой и думал: Может действительно, не зря живу на земле. Дней нам отпущено более, нежели блаженных часов. Но они есть эти часы, они наполнены радостью, вдохновением, настроением, в каковом я сейчас и пребываю. Сердце вещее, особый дар природы, перед кем открываешь душу, те становятся носителями добродетелей, а добродетель — престол честности и порядочности..


БЕЗМОЛВНАЯ ДЕВОЧКА

На остановке «Холодильная» мое внимание привлекли молодая мамаша с девочкой, которой, наверное, не было еще и трех лет. Они вышли из автобуса № 17, мать подтащила коляску с железными полозьями и дочку ближе к киоску и, поправив прическу на голове и легкую сумочку, перекинутую через плечо, произнесла. Пошли. Девчушка с удивительно красивым личиком и черными, как угольки глазками, молча, взяла правой ручонкой за веревочку санки-коляску потянула ее по бетонной дорожке. Снега почти уже не было. Мать, не соизмеряя свои силы с дочкиными, широкими шагами тянула дочь за левую ручонку в сторону светофора. Малышка, не произнося ни слова, тянула из последних сил свою поклажу. И тут я не выдержал, подбежал к девушке и стал увещевать ее, мол, что Вы делаете, девчушке не по силам тащить такой груз не по снегу, неужели не жалко вам ее? Не ваше дело, пусть привыкает. К чему привыкает? К гребаной жизни, затем последовали грязные ругательства, непечатные слова. Пока ждал свой автобус, думал: как сложится жизнь у безмолвной девчушки, какие невзгоды, бытовые конфликты в семье, возможно на работе ожесточили молодую, измотанную нашей действительностью женщину. Жалко мать и дочь. Наверное, счастье во временной краткости бытия, по сравнению с целой жизнью, в умозрительных суждениях о нем, сама действительность часто несчастливит человека.


ИСТОРИЯ, ПОВЕДАННАЯ В АВТОБУСЕ

Дачный автобус катил в сторону поселка Решетниково, впереди меня сидели две женщины пожилого возраста. Одна опрятно одетая не для работы на даче с небольшими паузами рассказывала историю жизни одной семьи, и я стал невольным слушателем монолога женщины, которая судя по словесной терминологии, имела в прошлом отношение к медицине. Во внешнем облике слушающей историю женщины было что-то странное и даже экстравагантное, поражающее пассажиров. Это впечатление укрепляют определенные физические признаки, как-то резкие повороты головы и частые сдержанные хихиканья, хотя для этого не было повода. Наверное, в молодости она привлекала к себе своей инфантильностю женщины — ребенка. Это представление определило с годами сознательное поведение и стало отражением ее истинных чувств. Женщина — рассказчица продолжала монолог. Понимаете Вера, вся их семья, возможно, за исключением Геннадия до третьего колена красивые, но несчастные. А как известно красивость не дополняется мудростью, смиренномудрием. Ты помнишь, у них была Анфиса, наша с тобой сверстница. Она была очень красива, с длинными белокурыми волосами, безупречными чертами лица, восхитительной фигурой. Ее черные большие глаза зажигали и покоряли мужиков, которые толпами ходили за ней. Она была сущая дьяволица, выбирала мужчин, которые не смотрели в ее сторону или притворялись, что она безразлична для них. Была трижды замужем и чем кончила? Ее надменная доминирующая позиция существования над мужчинами и телесными удовольствиями довели Анфису до войны со своими сексуальными чувствами. Чувства вмешивались в ее сознание, требовали удовлетворения, даже если за это приходилось платить сильным чувством вины. Для Анфисы любовь — это лейтмотив, ключевая метафора жизни, ее почти не интересовала духовная, душевная составляющая основу мужчины, да и всех окружавших ее людей.
Любовь она сравнивала с телесным мучительным голодом, что в христианстве называется похотью. Похоть на какое-то время могла утолить, но нельзя ее перебороть, пресытиться ею. Она не могла подавить похоть, плотоугодие, в результате возник конфликт, который мучил ее всю жизнь, и от которого не могла освободиться, оказавшись в больнице и не покинув ее до конца своих дней. Подобная участь грозит почти расщеплением личности, демоническое «Я» рано обнаружилось и у трех младших сестер Анфисы. В расщепленной личности возникают два противоречивых отождествления: в основе одного образ Я, другого — тело. Возникает Аномия, понимаешь Вера — это социологический термин, означающий отсутствие нормы или, что, на мой взгляд, предпочтительнее, бесформенность. Женщина с утонченным, умным лицом продолжала свой монолог: я на втором курсе аспирантуры серьезно занялась философией и социологией, не бросая медицину. Мне хотелось рассмотреть различие между больным, здоровым и цивилизованным образом мыслей и поведением чувства гармонии и единства с телом и природой. Из всей их семьи, пожалуй, только Геннадий выказывал определенную степень здорового человека, был в ладу со своим телом и чувствами, тесно был связан с природой. Как гармонировал Геннадий с обществом и природой, как его Я идентифицировало с телом и чувствами, что отличало его от других членов семьи, можно только прогнозировать, так как женщины не доезжая поселка Решетниково, сошли на своей остановке, а я продолжил путь, осмысливая услышанное.


ДРУГ, ПОТЕРЯВШИЙ ВЕРУ В СЕБЯ

Степан Сергеевич успешный чиновник, профессионал городской администрации недавно попал под сокращение. Он понимал, что он не первый ни последний работник, который столкнется с подобной процедурой, но чтобы так неожиданно, придя на работу, без предупреждения, прочесть приказ об его увольнении. Он был не только раздосадован, но потрясен. Складывается впечатление, что человек не выбирает свою судьбу, он только реализует ее. Выходит, думал Степан Сергеевич, я связан со своей судьбой до тех пор, пока принимаю ценности, которые мне определяют, диктуют мои начальники. Мой друг был в отчаянии, а отчаяние порождает иллюзию. Отчаявшийся человек может наломать дров и чтобы этого не случилось, разумный человек создает иллюзии, чтобы поддерживать свой дух в борьбе за выживание. Иллюзия возникает из-за беспомощности перед внешней реальностью, порождает чувство неадекватности, не имеющее отношение к тому, что происходит на самом деле. Люди порою ставят нереальные цели, а затем, пытаясь их достичь, пребывают в постоянном отчаянии. Большинство из них сознательно верят в иллюзию. Однако отчаяние и иллюзия образуют порочный круг, намерение и даже поступок переходит, приводит одно в другое. Чем больше иллюзия отвергает реальность, тем более отчаянную борьбу приходится вести, чтобы поддерживать ее. В случае со Степаном Сергеевичем иллюзия становится единственной основой существования, т. к. она подменяет реальность. Он все еще надеялся, что его вернут в администрацию, но иллюзия-надежда истончилась со временем. Искаженная иллюзией реальность не дает человеку правильно ориентироваться, адекватно отражать действительность, вызывая чувство отчаяния и беспомощность, а сама реальность ассоциируется с безнадежностью и унынием, а это большой грех. Подменяя реальную действительность иллюзорной действительностью, человек пытается сохранить свое Я, соответственно иллюзию нужно всячески охранять и поддерживать, что я и делаю в меру своих сил и возможностей по отношению к своему другу Степану Сергеевичу… Надо понять, что жизнь, по определению, не может быть счастливой, ибо реальность подчиняется социальным и природным законам.


СТАРИК И АРЧИ

День старика Поликарпа Тихоновича начинался с установившегося распорядка, которому уже шел четырнадцатый год. Утро начиналось с того, что старика будил пес Арчи. Арчи тыкался холодным, влажным носом в шею или грудь хозяина. В редких случаях, когда старик впадал в сонливость и долго не просыпался, пес стаскивал с него одеяло или начинал лаять, да так громко, что соседи живущие этажом выше начинали стучать по батареи. Старик брал за поводок Арчи, и они совершали по своему маршруту каждодневный путь, выводящий их за пределы многочисленных многоэтажных домов. Поликарп Тихонович уже не помнил, почему он назвал подаренного ему щенка Арчи, почти полтора десятка лет назад, где он вычитал такое имя. Поликарпу Тихоновичу шел 79 год, а Арчи 14, они сравнялись возрастами, учитывая, что для собаки это преклонный возраст. Старик часто вспоминал давно прочитанный афоризм: «В 20 лет мужчина — павлин, в 30 — лев, в 40 — верблюд, в 50 — змей, в 60 — собака, в 70 — обезьяна, в 80 — ничто». Значит думал старик, через год я превращусь в ничто. Арчи располнел, поседел, но еще чувствовалась порода, его мощный, массивный костяк, черепная объемная часть головы, широкий лоб разделен продольной бородкой с выдающимися надбровными дугами, нос прямой не с тупым концом, уши посажены несколько выше уровня крупных, темных глаз, которые прикрыты свисающими со лба шерстью. Окрас черный. Грудь широкая, сильная немного продолговатая спина, на нижней части толстого короткого хвоста и с боков очесы. Лапы у Арчи овальные, с плотно согнутыми пальцами, между которыми видна густая шерсть. Во время прогулки хозяина с Арчи между ними иногда возникали ссоры, особенно в молодые годы они были связаны тогда, когда на их пути возникали собаки. Мощный Арчи преображался. Некоторые собаки признавали устрашающую силу Арчи, прибегая к его покровительству. Словно пробудившись от дремоты, обычный пресный, мир вдруг обретал для него яркие краски, глаза начинали блестеть, поводок натягивался как струна, и удержать Арчи было не по силам старику.
Он тащил хозяина по бездорожью, а в зимнее время по сугробам, заставлял старика извиняться перед хозяевами других собак за невоспитанность Арчи. Назревал конфликт, сопровождавшийся, со стороны старика иногда недельным молчанием. Арчи старался замолить грехи своим послушанием, угождением хозяину в любой просьбе как-то приносил тапки, находил забытые вещи. Однажды пес вытащил из книжного шкафа 4-том (из шести) Иммануила Канта, в котором великий немецкий философ рассматривает «Основы метафизики нравственности», иногда садился напротив Поликарпа Тихоновича на кухне и лаял, глядя в глаза, словно спрашивал, что для тебя еще сделать? Прости меня грешного. Финал этой трогательной дружбы человека и собаки был таков: Поликарп Тихонович, с инфарктом угодил в больницу. Арчи, напрягая свои старческие силы бежал за скорой, увозившей его хозяина в больницу. Больница оказалась бессильна, сердце старика исчерпало все заложенные природой ресурсы. Немногочисленные друзья, посетившие, после девяти дней, могилу Поликарпа Тихоновича на Червишевском кладбище, обнаружили мертвого Арчи на могиле своего хозяина. Арчи вырыл небольшое углубление, вытянулся во весь свой рост и упокоился вместе со своим хозяином. Друзья углубили место для Арчи, помянули обоих и разошлись с верой, что существует Божий промысел, для всех живых существ на Земле…


О ДУШЕ И НЕ ТОЛЬКО…

Солнце медленно всплывало из-за высотного многоэтажного дома, оно осветило часть небольшого кабинета Николая Дмитриевича Русинова. Лучи солнца с трудом пробивались сквозь густую листву стоящих деревьев под окнами и достигающих третьего этажа. Полутьма поредела, забрезжил рассвет. Хозяин кабинета закончил предложение начатой статьи о бессмертии Души, сладко потянулся, выключил настольную лампу и мысленно переключился на дела предстоящего дня. Народом подмечено: утро всегда обещает, вечер грустит и прощает. Резко хлопнула входная дверь, это возвращался почти каждый день под утро сын Игорь. Николай Дмитриевич давно перестал заниматься морализаторством, он понимал, у молодых людей нет ни прошлого, ни будущего (пока), но, в отличие от нас, стариков, они умеют жить и пользоваться настоящим. Молодые люди, в большинстве своем, употребляют лучшую часть жизни на то, чтобы сделать другую часть печальней и несчастней. Думая о сыне, о его любовных похождениях, Николай Дмитриевич пытался поставить себя на место сына и даже оправдать его. Почти у каждого человека, перевалившего за тридцатилетний рубеж, есть своя история любви, окрашенная особым колоритом, не похожим на другие любовные истории, так как люди все разные, уникальны и неповторимы по своей природной сущности. Сегодняшние средства массовой информации почти всех цивилизованных стран обожествляют тело и утверждают, что оно диктует душе свои условия. Не получается переключиться на другие темы; подумал Николай Дмитриевич.
Философы прошлого и настоящего много писали об автономности души, не соотнося ее с телом, по мнению некоторых, они как две параллельные прямые не пересекаются друг с другом. Можно ли приравнять, примирить духовное и телесное? Человек бинарен, и причина этого явления в его природной и социальной, духовной сущности. Неожи-данно в кабинет вошел Игорь и прервал размышления о Душе.
Батя, ты знаешь, что во втором подъезде нашего дома сразу две смерти: вчера умерла на лестничной площадке девушка-наркоманка от передозировки и молодой мужчина от паленой водки. Батя, ты размышляешь, много читаешь, кругом убийства, страдания, пожары, катастрофы: авиационные, железнодорожные, речные, объясни, что происходит в стране, мире? Смерть стала заурядным явлением.
Игорь, смириться со смертью и понять ее невозможно. Смерть — тема извечная, человечество с момента своего возникновения делает попытки ее понять, но она привычно неразрешимая. Непостижимость ее не дает каждому новому поколению, вопрошаемому уму покоя и забвения, люди снова и снова стремятся разгадать табуированный феномен человеческого бытия. Она стоит за дверью незримая и такая близкая, неожиданная. Люди никогда не привыкнут к смерти, она, с одной стороны, вызывает страх, а с другой — удивительную беспечность. Все разумные люди понимают, что финал жизни каждого человека — уход в небытие. Это естественный закон природы, но смерть ужасает и поражает. В биологическом аспекте жизнь есть автаназия природы. Между жизнью и смертью грань стирается и уходит в бесконечность природной естественной детерминации, связанной с рождением, смертью обновляющихся поколений в обществе. Есть такое выражение: «Кто теряет свою жизнь, тот ее находит». Человек подлинно возвышенных мыслей и чувств, согласно христианству, должен противостоять не только мирскому искушению, но и мысли, что на земле возможно создать вечное проживание одного поколение людей, что противоречит законам природы. На физиологическом и духовном уровне жизнь есть постоянное воспроизведение себе подобных. Но на духовном уровне она порождает нечто большее, чем жизнь.
Отец, ты считаешь, что вера в Бога спасает людей от страха смерти, а какова при этом роль разума?
Хороший вопрос, Игорь. Лев Толстой в конце своей жизни задавал себе один и тот же вопрос: «Что я такое?» Разум ничего не говорит на эти вопросы сердца. Отвечает на это только какое-то чувство в глубине сознания. Может, это душа ищет ответы на подобные вопросы? Смерть, по Толстому, есть перенесение себя из жизни мирской (то есть временной) в жизнь вечную, и поэтому ее нет. Толстой пытался следовать предписаниям Екклезиаста, сердцем своим и разумом испытать все, что делается под солнцем. Толстой делил свою жизнь на три фазиса, третий фазис связывал с деятельностью на благо людей. Его религиозное сознание стремилось к осуществлению Царства Божьего на Земле. В христианстве Бог наделен субстанциональным бытием, и в качестве такового оно бессмертно. Человек всегда стремился к подобию Бога.
Отец, люди в своем стремлении познать Бога изнашиваются физически и духовно и не достигают его подобия, так как Он запределен и надличностен. Над этой тайной размышляли самые выдающиеся умы человечества, как и над тайной, что такое Душа? Иногда общаешься с людьми и думаешь, что у них нет Души или она немотствует, омертвела, а она, как писал Н. Заболоцкий: обязана трудиться и день, и ночь, и ночь, и день.
Мир, Игорь, многомерен, у жизни свой сценарий, как различны люди, так и Душа представляет множество модификаций. Душа, начиная с детства, совершенствуется, обретая духовную силу. Душа — это особая форма бытия сущего. Древнегреческие философы наделяли душу различными субстанциями. Гераклит определял душу как смесь воды и огня, благородного, мудрого и низменного начал. Демокрит понимал душу как особое расположение сферически подвижных атомов. А. Радищев в трактате «О человеке, его смертности и бессмертии» сталкивал два воззрения на природу души: согласно первому — душа обладает вещественной природой и умирает вместе с телом, согласно второму — душа бестелесна и сохраняется после смерти, т. е. бессмертна. К. Циолковский полагал, что душа представляет собой высшую материю — «биоплазму». Сегодня даже люди, исповедующие материалистические воззрения, независимо от религиозной принадлежности, приходят к представлению о существовании человеческой души. Духовная зрелость всегда связана с творчеством, с созиданием. У Ф. Тютчева есть такие строки: «О, вещая Душа моя, О, сердце, полное тревоги. О, как ты бьешься на пороге Как бы двойного бытия!» Многие философы, писатели вкладывают Душу во все земное, природное. Поэт Нерваль Жерар писал:
В любом цветке — Душа, открытая Природе,
Металл в себе любви влечения находит.
Все дышит. И твоим все правит естеством.
Материя сама в себе глагол хранит.
В смиренном существе нередко Бог сокрыт…

После всех обыденных размышлений о Душе, разговора с сыном, Николай Дмитриевич подумал: а в состоянии ли он ответить на данный вопрос? Ответ заключается в том, что возможно дать определение Душе или нет, зависит от того, какова область уместности обобщения. Безусловно, каждый исследователь, берущийся за эту проблему, вынужден ограничиться просто констатацией своей позиции, обосновывая ее в более полном изложении, чем его предшественники…Душа непостижима до конца, как и каждый человек, приходящий в этот мир. Поэт Георгий Иванов в одном из своих стихотворений написал:
Сиянье. Душа человека,
Как лебедь, поет и грустит,
И, крылья раскинув широко
Над бурями темного века,
В беззвездное небо летит…

Душа будет лететь в беззвездное небо, пока существует человечество, подвел итог своим размышлениям Николай Дмитриевич.


СТАТЬИ


МЫСЛИТЕЛЬ, ПРОРОК, ГЕНИЙ
К 200 — летию со дня рождения Ф.М. Достоевского.

Явление Федора Михайловича Достоевского (1821-1881) — событие мирового значения, в истории русской литературы, философии в целом русской, мировой культуры. Его творения наполнены глубоким философским содержанием, как мыслитель экзистенциального склада, он ставит человека в центр своей картины мира, картина эта покоится на воспевании человека, при погружении в самые темные глубины движения человеческой души. В своих произведениях писатель — мыслитель поднимал гуманистические проблемы, мировоззренческие, социально — политические вопросы религии, философии, истории, этики и эстетики. Достоевский родился в семье врача в Москве. Предоставим ему слово: «Я происходил из семейства русского и благочестивого… Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть ли не с первого года; мне было всего лишь десять лет, когда я знал почти все главные эпизоды русской истории». После окончания Военно — Инженерного Училище (в Петербурге) Достоевский работал в инженерном ведомстве, но вскоре вышел в отставку, посвятив себя писательству, начав свой творческий путь в традициях гоголевской «натуральной школы». Уже в первом своем большом произведение «Записки из подполья» после возвращения из Сибири, (отсидки) как участника кружка М. В. Петрашевского, Достоевский поднимает вопросы о свободе и материальном благоустройстве, противопоставляя их друг другу, подчеркивая, что свобода дороже всякого материального благополучия, видимо, сказалось 4-летняя каторга и 6-летняя служба в солдатах. Культу материальных благ, к которому стремится «социалистический муравейник» он отвергает его и пророчествует, что будущее общество должно на первое место ставить культуру, духовность «сохранять нам самое главное и самое дорогое, то есть нашу личность, духовность и нашу индивидуальность». Достоевский гениальный диалектик, противоречащий самому себе, в романе «Преступлении и наказании» писатель-мыслитель разоблачает «соблазны свободы», связанные с универсальными бинарными характеристиками любого конкретного индивида, подчеркивая, что беспредельная свобода приводит к богоборчеству. «Смирись, гордый человек», — взывал писатель в своей речи о Пушкине. Эти идеи не потеряли своей актуальности и в наше время. Характеризуя Раскольникова, не имевшего твердой нравственной опоры в голосе своей совести, «Совесть без Бога есть ужас», Достоевский открывает перед ним и другими людьми два пути.
Один путь — это путь к Богу, к святости ко всем людям, к миру. Второй путь — путь к самообожествлению «гордого человека о праве на преступление» для людей, стоящих по своему социальному статусу, развитию выше низких слоев социума. Вопрос о существовании Бога мучил мыслителя всю жизнь, все его творчество пронизано религиозно — философскими исканиями, попыткой глубоко проникнуть в «тайны человека». Достоевского на всех этапах творчества занимали проблемы веры и неверия, добра и зла, смысла жизни, свободы и ответственности, страсти и долга, рассудка и морали. Эти вопросы поставлены в «Дневнике писателя», «Легенде о Великом Инквизиторе», «Братьях Карамазовых», «Идиоте», «Бесах», «Записках из подполья» в них философия Достоевского исполнена пророчеством духа, здоровой реакцией души на глубины и высоты, в которые проникал его гений. В романе «Бесы» писатель предсказал этапы развития и потрясения России на целый век, высказывает такое суждение: «Я пытался изобразить те многоразличные и многообразные мотивы, по которым даже чистейшие сердца способны к чудовищным злодействам. Это не у нас одних, это на всем свете так, всегда сначала веков, во времена переходные, во время потрясений в жизни людей, сомнений и отрицаний, скептицизма и шаткости в основных нравственных понятиях». В «Бесах» Достоевский обличает теоретика Шигалева и практика — организатора Верховенского с их утопической идеей, она преподносится пророческому гению как реальная опасность, угрожающая человечеству, писатель разгадал подлинный, сатанинский лик грядущей революции. Мыслитель был противником всяких революционных преобразований, полагая, что нельзя искоренить зло, заложенное на генетическом уровне, в человеческой природе. Антропология Достоевского касается глубин человеческого духа, отражает этические начала в человеке, но и помутнение сердца и духа в разных ситуациях, ему принадлежат слова о том, что «все за всех виноваты». Достоевский скептически относился к революционным идеям, идущим с Запада, исчерпавшего, по его мнению, ресурсы своего положительного влияния на русского человека. Можно не согласиться с пророком, так как до сих пор имеет место вестернизация России, а число либералов-западников не уменьшается до сих пор и в первой половине ХХI столетия. «Россия не в одной только Европе, но и в Азии; потому что русский не только европеец, но и азиат. Надо прогнать лакейскую боязнь, что нас назовут в Европе азиатскими варварами», призывал писатель общество обратить свои взоры на Восток, кстати, с этими призывами обращались М. Лермонтов и И. Ильин. Главными пороками западной цивилизации, ее культуры Достоевский считал отсутствие в ней «братского» начала, превращающего общество в муравейник, эгоизм, утилитаризм, индивидуализм. Писатель выдвинул христианскую идею соборности и братства — идею «всечеловечества». Многие исследователи творчества Достоевского причисляют его к славянофилам второго поколения, получившим название почвенничества, представленные выдающимися писателями, учеными: Н. Страховым, К. Леонтьевым, Н. Данилевским, А. Григорьевым, В. Розановым. Достоевский в своих творениях, не идеализируя русский народ, противопоставляет его другим нациям, акцентируя характерные черты такие как: отсутствие национального эгоизма, неудовлетворенность собой, страстное стремление найти истину. Эти черты, по мнению мыслителя, формировались общинным ведением хозяйства. Община, соборность, коллективизм — основа существования русского человека, величайшая форма человеческого общежития. «На Руси, — писал Ф. Достоевский, — общинное начало существует уже как данное жизнью и ждет благоприятных условий к своему большому развитию. А главным образом тут должно обратить внимание на то, с каким упорством народ отстаивал целые века свое общественное устройство и все-таки отстоял…».
Русский человек, по мнению писателя-философа существует и проявляет себя в Православии. Великое множество людей исповедует христианство, но только один народ в мире есть «народ богоносец» — это русский народ, который, как никто другой, верит во все догматы христианской церкви и ее предписания, исполняет их в обыденной жизни. Хранителем и носителем православной веры, считал мыслитель, являются три части русского народа: крестьяне — истинные православные люди, носящие в своем сердце Христа; монашество, старчество, старообрядцы, (Достоевский общался со старцами Оптиной Пустыни) и это, видимо, не могло не сказаться на его отношении к институту старчества. «Русский народ весь в православии и идее его, более в нем ничего нет — да и не надо, потому что Православие все. кто не понимает Православие, тот никогда и ничего не поймет в народе. Мало того, тот не может и любить русский народ, а будет его лишь таким, каким желает его видеть». Мыслитель в своих произведениях часто возвращался к мысли о том, почему русский человек, будучи всечеловечен и милосерден к любому представителю другой нации, не имеет чувства уважения к своей нации, Родине. Эту точку зрения писателя разделяли многие русские мыслители, в различные периоды развития России, их замечание очень верно и для нашего времени, людей, вступивших в третье тысячелетие. Определенная часть в нашей стране становятся ксенофилиями. Термин этот (с греческого) означает любовь ко всему западному и, соответственно, сопровождается неуважением и даже ненавистью к русской культуре, народу. «Стать русским — значит перестать презирать народ свой. И как только европеец увидит, что мы начали уважать народ наш и национальность нашу, так тотчас начнет и нас самих уважать», — учит нас Достоевский. Неожиданно вспомнил несколько строк А.Пушкина, посвященные, отдельным русским индивидам, которым чужда Россия, ее культура и все, что связано с ней:
Ты просвещением свой разум освятил,
Ты правды чистый свет увидел,
И нежно чуждые народы возлюбил.
И мудро свой возненавидел…

Отголоски такого отношения к западной цивилизации, почвенничества, мы обнаруживаем в произведениях выдающихся писателей второй половины двадцатого столетия и начало третьего тысячелетия: Ф. Абрамова, В.Распутина, В. Белова, Н. Рубцова, В. Шукшина, Вл. Солоухина, В. Личутина. Их, наверное, по праву можно причислить к славянофилам третьего поколения. Об одном пророчестве Достоевского, которое еще не осуществилось, хочу подчеркнуть особо, его интуиция стала духовным достоянием не только России, но и всего человечества. Писатель-философ считал, что в мире наступит такое время, когда придет антихрист. Позднее с подобными идеями в своих философских трактатах обозначились великие мыслители: Вл. Соловьев «Повесть об Антихристе», Ф. Ницше «Антихрист. Проклятие Христианству». Достоевский в «Дневнике писателя» обличая Западную культуру, писал, что священные камни ее оплаканы, она уже не может влиять позитивно на другие народы. Люди соблазнились материальным благополучием, и, вследствие этого, они ближе к антихристу, нежели к Христу, они поклоняются не Богу, а дьяволу, надо признать, подобное наблюдается сегодня и в России, где социальное расслоение представляет угрозу социуму. Сегодня деньги из необходимой составляющей культуры стали ее доминантой, уродливо исказив всю иерархию духовных ценностей. Мыслитель критикует католичество, которое, по его мнению, уже не христианство и переходит в идолопоклонство, протестантизм семимильными шагами переходит в атеизм — в зыбкое, текущее, изменчивое (а не вековечное) нравоучение. Западные стратеги ставят целью разрушить русский духовный национальный менталитет через разрушение и уничтожение Православие в России. Об этом мечтал ярый русофоб, ныне покойный американский политолог З. Бжезинский, который считал, что Православие мешает уничтожению России. Достоевский во второй половине ХIХ столетия считал: спасти нашу страну от антихриста, недругов, рессентиментов (от французского) переводится «злопамятство», люди, принадлежащие к этому слою, радикально отрицают русскую культуру и даже пытаются фальсифицировать прошлое России. И сегодня опасность для нашей страны существует, и спасти ее может только православное государство Россия. Удивительное явление в русской культуре, Федор Михайлович Достоевский, чем больше читаешь его сочинения, тем больше находишь сегодня ответы на волнующие тебя проблемы, вопросы. Это означает, что философское серьезное осмысление его творческого наследия будущих поколений, еще впереди.


БРАТЬЯ СЛАВЯНЕ, ПРИШЛО ВРЕМЯ ДЛЯ ОБЪЕДИНЕНИЯ!
А между нас, — позор немалый, -
В славянской, всем родной среде…
Ф.И. Тютчев.

Сегодня либеральные СМИ взахлеб, порою на истерическом уровне, пытаются показать какая пропасть возникла между Украиной и Россией, славянскими народами. Задаешься вопросом почему «шестая колонна», выражение философа А. Дугина, занимается самооплевыванием своего Отечества, стремлением переписать историю России, неистово стараются умалить значение Победы, особенно в год 75-летия Победы над фашистской Германией, в угоду западной цивилизации, разжигающей войну с русской цивилизацией. Где истоки и корни враждебности между славянскими народами? Основная причина такой враждебности, мне представляется, в плюрализации мнений российских суперэтносов, отсутствии идеологии, которая исключена из конституции, а идея соборности заменена парадом национальных суверенитетов.
Странное и непонятное лицо у этой враждебности, имею в виду Украину, поскольку имеет место между если не единокровными, то едино духовными братьями, исповедующие православие, и приведшее к его расколу, которое не связано с присоединением Крыма к России. Развязывание войны против собственного народа в Донбассе, инцидент с кораблями в территориальных водах России, денонсация Украиной «Большого договора» с Россией 1997 года развязывает руководителям «Незалежной» руки для новых провокаций на море и на суше. Отто фон Бисмарк, умудренный дипломат, первый канцлер Германии в свое время писал: «Могущество России может быть подорвано, только отделением от нее Украины. необходимо не только оторвать, но и противопоставить Украину России. Все остальное — дело времени». Об этом же самом говорил известный русофоб З.Бжезинский. Наверное, недруги России учитывают сегодня прогностические суждения мудрого политика прошлого и недавно покинувшего мир русофоба. Сегодня на Украине фальсифицируется история, вызволяются из небытия националистами герои, проливших, в свое время, море крови ни в чем не повинных людей: Бандеры, Петлюры, Шухевича, Мельника, Мазепы и др. Триединая Россия разделена, и процесс ее раздела, похоже, не закончился. Это явление обнаруживается и в бывших союзных республиках по отношению к России, славянских странах за исключением Сербии.
У истоков всех этносов России находится русский язык, единая русская культура, в которых им больше шансов ладить друг с другом, нежели враждовать между собой. В сфере межнациональных отношений необходимо раскрывать содержание национальной культуры, религиозной принадлежности всех народов, проживающих в нашей стране, их диалога и синтеза, не подменяя при этом русскую национальную идею российской как синонимом выражения ее многонациональности. Российский суперэтнос должен составлять системную целостность, органическое единство своих частей — всех народов и национальностей России. Что касается славянских народов, то на протяжении многовековой истории их взаимоотношений с Россией она менялась, иногда кардинально, в зависимости от международных приоритетов, навязанных им извне, ведущими державами мира.
Вспоминаю свою поездку, в советское время, в Болгарию. С какой любовью и гордостью жители Болгарии рассказывали нам об увековеченных памятниках русским воинам, погибшим за освобождение их Родины от турецкого владычества (1877-1878) гг. Меня поразил музей у горы Шипки, где была повержена армия Осман — паши, мы вошли в вместительный шатер, а в нем покоились с жуткой пирамидой из черепов не безымянных русских солдат, офицеров и генералов в виде знаменитой картины художника В.В.Верещагина «Апофеоз войны».
Напомню, что в годы второй мировой войны Болгария была союзницей фашистской Германии, а сегодня убирает памятник Алеше, памятники советским воинам оскверняются и уничтожаются и в других славянских странах. Тяжкое впечатление иногда испытываешь от увиденного, прочитанного, пережитого и возникает мысль, что ненависть у славянских народов к России имеет место на генетическом уровне. В фокусе внимания отдельных политических деятелей оказываются такие конкретные исторические цели, по отношению к славянам, осуществление которых неприемлемы для большинства людей. В определенных исторических условиях руководители отдельных стран стремятся к полноте своего самовыражения, своими решениями отрываются от подлинного исторического бытия и противопоставляют себя народу. Неужели у поляков, нынешних руководителей государства, демонстрирующих русофобию, враждебное отношение к нам, связано с тремя разделами Польши в разные периоды истории, неужели амнезия, что они не помнят, кто освобождал Польшу и каковы жертвы понес советский народ? Читаешь М.Лермонтова, его диалог с издателем А. Краевским, статьи Ф. Тютчева, М. Каткова, Ф. Достоевского и удивляешься их пророчеству относительно славянских братских народов.
Процитирую Ф.Достоевского из «Дневника писателя» за сентябрь — декабрь 1877 года. «Не будет у России и никогда не было таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все славянские племена, чуть только Россия их освободит, а Европа согласится признать освобожденными. Начнут же они свою новую жизнь. с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, США ручательство и покровительство их свободе… и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись. Может быть, целое столетие, или еще более, они будут трепетать за свою свободу, заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее». Как будто написано в наше время. Погружаясь в разные периоды истории развития славянских народов, обнаруживаешь расколотость их в духовной сфере, среди образованного общества, породившего трагическое противостояние, переживающего периоды апостасии.
Духовная культура народа определяется и рождается от духовной жизни большинства людей, оторванность от духовной почвы приводит к тому, что душа немотствует, теряет органическую живую связь с самим корнем народной духовной жизни. Души людей, потерявшие свои духовные корни, становятся близоруки и увлечены стяжательством, и тогда ими владеет все тленное и суетное. Размышляя о мире, о событиях, происходящих на разных континентах земного шара, приходишь к эсхатологическому прогнозу. Человечество теряет духовно — нравственные ориентиры, оно перестало испытывать радость бытия. Видеть, любить и творить добро и справедливость, люди порою не верят в объективную реальность, сущую прекрасность, самоценность, в их жизненную спасительность. Эти мысли навеяны мне событиями, происходящими на Украине и трудно дать прогноз в пору безысходности, в котором оказались славянские народы. Однако, думаю не бесконечной вражды ждут народы, а слово и дело. Они, распахивая и созидая народную почву, возымеют, создадут духовного облика человека, значимость, которого подчеркнута в русской идее соборности. Как писал Ф.Тютчев «Славянам:
Привет вам задушевный, братья,
Со всех Славянщины концов,

Привет наш всем вам, без изъятья!
Для всех семейный пир готов!
Недаром вас звала Россия
На праздник мира и любви;
Но знайте, гости дорогие,
Вы здесь не гости, вы — свои!



Н. ФЕДОРОВ О ВОСКРЕШЕНИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Николай Федорович Федоров (1829-1903) с его философскими идеями стоит особняком в ряду русских мыслителей второй половины XIX — начала XX столетия. До недавнего времени Н. Федоров был предан забвению, но, как это повелось на Руси, о нем неожиданно вспомнили в период освоения космического пространства. Н. Федорову — основоположнику русского космизма — принадлежит идея неизбежности полета человека в космос и его освоения для переселения землян на другие планеты. В своей фундаментальной работе «Философия общего дела» он основательно разработал идею выхода человечества в космос, рассмотрел ее с разных сторон — от социально-экономических, религиозных, природных, физических до нравственных. Основной вклад Н. Федорова в философию связан с разработкой им ключевых философских проблем о человеке — его смерти и бессмертии. Сказалось умение Н. Федорова выйти за рамки традиционных взглядов на космос, природу, биологию, широко использовать свою оригинальную философскую методологию для решения сложных естественнонаучных проблем.
Два болезненных чувства язвили душу мыслителя. Первое — чувство людской разобщенности и отсутствие братских отношений между людьми. Второе чувство, властно владевшее его душой, — невозможность забыть тех, кто ушел из жизни. Н. Федоров задается вопросом: почему за воскрешением Христа не последовало воскрешения всех? И видит причину в том, что христиане склонялись к чисто трансцендентному пониманию воскрешения, т. е. без активного участия людей.
Концепция о человеке Н. Федорова оригинальна, она до сих пор вызывает споры среди ученых разных направлений в разных странах. Основная идея Федорова — бессмертие человека. Высшая цель человека — это овладение природой, которая способна воскресить предков (отцов). Идея воскрешения человека уходит своими корнями в мифологию, но от идей Федоров приходит к научной концепции. Он полагает, что, овладев природой, освоив космос и управляя космическими процессами, человек может приступить к переустройству человеческого организма. Этой задаче (воскрешение, достижение бессмертия) должны быть подчинены все помыслы человечества.
Основная идея Н. Федорова — «имманентное воскресение» человечества.
Протоиерей философ Г. Флоровский — один из немногих, кто пытался основательно разобраться в философии Н. Федорова, достаточно убедительно критикует его еретическую идею воскрешения мертвых, но и он отдает дань нестандартности мышления русского философа. «Н. Федоров был мыслитель острый и тонкий. Он умел вскрывать подлинные апории и ставить решительные вопросы. Строго говоря, у Федорова была одна всепоглощающая тема, один навязчивый замысел. Это — тема о смерти. И этот замысел — воскрешение мертвых».
В смерти Н. Федоров не видел ничего мистического, и это вызывает у Г. Флоровского возражение, т. к. сам он, в отличие от Н. Федорова, не видел в смерти и природе врагов, считая их естественными субстанциями бытия.
Для Федорова культ предков — религия в высшем, истинном ее понимании. Однако он, создавая религию культа предков, отвергает христианскую, которая полагает, что человек спасает себя сам при помощи Бога. Н. Федоров в своем главном труда «Общее дело» высказывает интересные мысли, в частности: в процессе воскрешения люди преодолевают чувство враждебности друг к другу, не будет деления между мыслью, словом и делом, не будет деления между людьми на ученых и неученых, богатых и бедных, не будет разрыва между городом и деревней. Долг человечества заключается в том, чтобы слепую силу природы превратить в разумную, сознательную. Нравственное противоречие «живущих сынов» и «отцов умерших» может разрешиться только всеобщим воскрешением.
Прерогатива воскрешения предков, по Н. Федорову, должна принадлежать России, хотя он не исключает решения данной проблемы для всего человечества. Россия должна быть исходным пунктом общего дела, ибо это соответствует ее географическому положению и физическим особенностям. Мыслитель, выдвинув идею воскрешения предков, видел осуществление ее не посредством божественного действия, «родственного акту творения», а в процессе мощнейшего развития (без ущерба природе) науки и техники. И с этой задачей может справиться только одно государство — Россия. Западная цивилизация не способна понять данную проблему и помочь России в ее реализации. Он писал: «Мы не можем не думать об этом вопросе, об отношении к Востоку и Западу и потому, что даже внутри России имеет место различие вер» и, соответственно, отношений к западной цивилизации. Среди русских философов всех времен нет ни одного, который бы не поднимал вопроса об отношении России к Европе, западной цивилизации. Не является исключением и Н. Федоров. Но его отношение к Европе преломляется в связи с его главной идеей — идеей о воскрешении предков, об отношении искусства, науки и мировоззрения русского человека к западноевропейским ценностям. Философ отвергает модные на Западе понятия альтруизма и эгоизма. Его мысль о соотношении этих понятий очень интересна. «Жить нужно не для себя (эгоизм) и не для других (альтруизм), а со всеми и для всех; это и есть объединение живущих (сынов) для воскрешения умерших (отцов)».
Критики Н. Федорова видели уязвимость его позиции в том, что он более всего несостоятелен в преодолении разрыва между мышлением и действием, между мышлением русского человека и западноевропейского. Особенно явственно этот разрыв проявляется на Западе, где человек вроде бы по конституции свободен, а на самом деле западная демократия, построенная на рационализме, делает человека не свободным. «Наше отличие от Запада, — писал И. Федоров, — в том и заключается, что Запад на первый план ставит всегда себя, свою личную свободу. Но нет достоинства личности, добывать жизнь для себя, для своей драгоценной личности, и защищать свою личную свободу, всякий зверь так поступает. И какую ценность может иметь жизнь и свобода, если человек человеку волк». Западная цивилизация посредством законов — считает Н. Федоров — создает скрытую форму неволи для своих народов, лишая их духовной свободы. Мыслитель — за монархическую форму правления, каковая есть в России, где царь выражает национальную основу Отечества, не зависит ни от каких партий, являясь помазанником Божьим. Идеал монархического правления, выступающего в союзе с православной церковью, полностью совпадает у Федорова со славянофилами. В некоторых западноевропейских странах тоже существовала и до сих пор существует монархия, например в Англии, на которую очень часто ссылается в своих работах философ. Она у него ассоциируется с Западом, с европейской цивилизацией. Англия, являющаяся в конце XIX века первой в техническом и научном развитии державой, не способна — по мнению русского мыслителя — совершенствоваться духовно и нравственно. Мешает ей это сделать рационализм, проявляющийся во всех сферах жизни, а отсюда — индивидуализм, который не способствует любви к Отечеству и друг к другу. Люди в странах Западной Европы представляют собой товар, а раз так, то им дается денежная оценка; ценность товара определяется спросом и преданием, чтобы «все английское сделалось для нас ненавистным, — торговая зараза распространяется, люди перестают быть людьми, обращаются в купцов, продающих свои таланты, способности». Нечто подобное происходит сейчас у нас, но от комментария я воздержусь.
Моделью человека будущего для Н. Федорова является русский крестьянин — производитель материальных благ. Русская крестьянская патриархальная община, основанная на любви членов общины друг к другу, — вот тот эталон естественной жизни людей, который противостоит западноевропейскому искусственному образу жизни, основанному на законах конституции, Европа пытается подчинить себе все народы, в том числе и Россию, превратить людей в орудие для эксплуатации Земли. Ни о каком подражательстве западному образу жизни речь не может и, Россия — другая страна, с другими традициями и смыслом жизни.
Слепое поклонение Западу есть измена православному духу России. Н. Федоров обратил внимание на нравственные различия Запада и Востока. Запад выставил вперед то, успокоение и счастье, которое в свободе воли и линии поведения людей является результатом признания удовольствия, как самоценности цивилизации, однако эпикуреизм, гедонизм характерный для «свободного» Запада, имеет физические последствия и влияет на нравственные мотивы людей. Философ обращает внимание на то, что люди, воспитанные западной цивилизацией, ищут удовольствия, скорее, для своих физических желаний, а в духовном индивидуализме обращают внимания на общественное мнение и порицание. Основным символом веры является мысль, что Бог, если он даже существовал, нисколько не интересуется человеческими делами и что человеческая жизнь не продолжается за гробом. Такое понимание не может опираться на награду или наказание в другой жизни как на мотив для хорошего поведения в жизни земной. Эта «хорошая жизнь» Запада проявляется только внешне, ибо забвение Бога всегда приводит народы к социальным катаклизмам, к страданию, несчастьям.
Народы России тоже страдают, но это страдание христианское, во имя благородных целей на земле. Россия была поставлена в такое положение, пишет Н. Федоров, что постоянно должна была жертвовать собою за весь мир, и особенно за Западную Европу.
Эта духовная миссия была по плечу только России, и она с честью справилась с этой задачей. При этом не утратила свой земледельческий родовой быт и сохранила общину. В понимании Н. Федорова, соборность, связанная на протяжении столетий с общинным земледелием, в России носит объективно-личностный характер в силу своей способности связывать воедино космический и индивидуальный опыт русского человека. Соборное единение людей определяет целостность исторического, духовно-ценностного процесса, который выражается в осуществлении великой идеи «общего дела», но при этом Федоров творческие усилия людей связывает с эстетическим освоением мира.
Федоровская рефлексия в итоге соборных усилий по осуществлению «общего дела» предоставит человеку возможность реализовать себя, когда ему «будут доступны все небесные пространства, все небесные миры. Когда он сам будет воссоздавать себя из самых первоначальных веществ, атомов, молекул, будет способен жить во всех средах. «Принимать всякие формы и быть в гостях у всех поколений, от самых древнейших, до самых новейших, во всех мирах. Они во всей их целостности, будут предметом художественного дела всех поколений, в их совокупности, как единого художника». Утопическая мечта мыслителя сегодня воплощается в «Бессмертном полке» в первые, зародившимся в Тюмени, и понятийно оформившимся в Томске. Миллионы российских граждан по всей России несут перед собою образы своих родных, погибших в Великую Отечественную войну, это убиенные несут ныне живущих. 9 мая, великий, священный, сакральный праздник всего человечества, а для России особенный, так как каждая семья скорбит и славит советский народ за Победу над фашистской Германией.
В какие бы западная цивилизация не рядилась одежды, писал в свое время философ, для Н. Федорова она представляется силой зла (сейчас, наоборот, западные политики часто называют Россию империей зла), и противостоять этому злу может только Россия. Н. Федоров очень резко критикует такие явления западной цивилизации, как прогресс, урбанизацию, идеи гуманизма, социализма. Он пророчески предсказывает гибель цивилизации (имея в виду экологически кризис), если не остановить уничтожение природы. Он — один из немногих, кто уже тогда, в конце XIX столетия, говорил о кризисе европейской цивилизации: «Самый Запад, отрекшийся от веры, от воскрешения (впрочем, лишь трансцендентного), по самой крайности своего развития чувствует потребность обновления». Индивидуализация, приводящая к разобщенности, заставляет Запад обращаться с надеждой на спасение к другим странам. Кризисы, поразившие западную цивилизацию, приводят Запад к предчувствию, что выработанная им цивилизация не заключает в себе спасения. Но поскольку Запад, который печется об «общечеловеческом благе», имеет влияние на другие государства мира, то нужно спасать не только западную цивилизацию, а весь мир. Автор «общего дела» говорит о том, что может наступить апокалипсис, если не будет разработана идея, способная завладеть умами всего человечества. И такая идея была сформулирована Н. Федоровым, о чем уже было сказано. Надо признать, что не все отнеслись к идеям философа как бредовым.
Многие выдающиеся умы России и Европы «заболели» идеями Н. Федорова, среди них соотечественники: Вл. Соловьев, А. Сухово-Кобылин, Н. Умов, Н. Бердяев, К. Циолковский, А. Чижевский и др. Проявляли большой интерес к работам Н. Федорова писатели: Л. Толстой, Ф. Достоевский, В. Брюсов, В. Хлебников, М. Пришвин, А. Платонов.
Н. Федоров — великий русский ученый. Его идеи берут начало в мифологии, в русском народном творчестве. Он взял у своего народа ясность, силу, ум, богатство, красоту, выразительность русской речи. Его провиденциализм, пророчество о судьбе России заставляют задуматься нас — людей, живущих в первой половине XXI столетия. Все чаще и чаще можно сегодня услышать, прочитать в средствах массовой информации о том, что потеря политического, экономического, духовного влияния России в мире может самым негативным образом сказаться на западной цивилизации. Об этом писал Н. Федоров сто лет назад. Его идеи и мысли как никогда актуальны и злободневны в наше время, когда во всем мире во всех проявлениях современной жизни наблюдаются кризисные явления в экономике, политике, культуре.


ЧЕЛОВЕК И ИСТОРИЯ. ЗИЖДИТЕЛЬНАЯ СВЯЗЬ
«На земле, где все изменно, выше славы блага нет».
Ф. Тютчев.

Книга «Это наша с тобой биография», составленная ученым А. Л. Вычугжаниным Издательский дом «Слово» Тюмень 2010 г., до сих пор вызывает неподдельный интерес у читателей и специалистов разных направлений, связанных с освоением и развитием северных территорий Тюменской области, а значит всего Тюменского края.
Главный персонаж этой книги Богомяков Геннадий Павлович, посвятивший большую часть своей жизни развитию Тюменского региона. Его государственная деятельность, независимо от социального статуса, отличалась дальновидностью, прогностической прагматичностью. С присущей мудростью, мужественно отстаивающему свои идеи, определяющие направленность важнейших проектов для области, он осмысливал профессиональное, специфическое мировоззренческое их значение. Рассматривая рассудочный вариант обоснования необходимости, освоения природных запасов нефти и газа Тюменской области, мы имеем дело с реальностью объектов, скрытых сил природы, отличных от нашей логики, так как реальные основания не всегда совпадают с принципом целесообразности природы и одновременно с принципом человеческой природы. Сочетая характеристику жизни и творчества Г. П. Богомякова, с изображением героической эпохи, автор книги с не меньшей любовью, повествует о людях окружавших руководителя области, своей деятельностью утверждавшие веру в свои силы, в грядущие социальные преобразования, в духовную красоту и величие человека, проявляющиеся иногда в экстремальных условиях жизни. О деятельности их написано много книг и статей, созданы документальные фильмы.
Вл. Высоцкий написал два стихотворения, посвященные нефти и революции в Тюменской области, не имея под рукой текста, цитирую по памяти:
…В борьбе у нас нет классовых врагов.
Лишь гул подземных нефтяных течений,
Но есть сопротивление пластов,
И есть ломка старых представлений.

Убежден по прочтении книги «Это наша с тобой биография» многие читатели укрепят и оживят свою память, придут к признанию истины о существовании великого поколения людей, свершивших нравственный и духовный подвиг.
Но иногда можно обнаружить сегодня людей, страдающих в повседневной жизни от преступного незнания того, что было содеяно предшествующими поколениями. Но особенно гибельно отражается такое незнание на воспитании юношества, т. к. нельзя иметь надлежащей нравственной разумности, если в основу ее не положено широкое объективное знание великих дел своих предков, являющихся опорой, укрепой последующей жизни новых поколений. Книга, о которой идет речь, дает глубокое осознание героических буден и молодые люди проникаются, в процессе чтения, совершенно новым воодушевляющим пониманием своей жизни, вырабатывая по отношению к себе мировоззренческий вектор, ориентир на всю последующую жизнь. В заключение этого краткого моего восприятия от прочитанной, прекрасной книги «Это наша с тобой биография» замечу: я не был праздным обывателем великих дел, происходящих в жизни СССР, Тюменского края тех лет. Студенческому строительноиу движению я посвятил 14 лет, был первым командиром студенческого отряда Томского университета, первым командиром Тобольской Зоны в 1975 году на строительстве нефтехимкомплекса, много читал статей, репортажей, книг о славных делах моих соотечественников. С лекциями по линии Областного общества «Знание» я побывал на всех крупнейших месторождениях газовых, нефтяных, газонефтяных и воочию наблюдал мятежный дух объединившихся в братстве единого идеального содружества людей, совершающих подвиг во имя и на благо будущих поколений. Книга «Это наша с тобой биография» Александра Вычугжанина вносит свой вклад в понимание специфики постановки и решение проблем освоение северных территорий Тюменского края, и следуя за автором, мы проходим по лабиринтам его размышлений, начинаем понимать, что смысловое значение книги будет полезно для развития других регионах России.


СВЕТИЛЬНИК ПРОСВЕЩЕНИЯ

«Величие человека состоит в его мысли, чувстве, деянии». Блез Паскаль. Человек в своей обыденной жизни на субъективном уровне обнаруживает свое истинное предназначение, но, к сожалению не каждому это дано. Не лишено значение и то обстоятельство, что основание для этого может, видимо, быть заложено в ранний период жизни и проявляющиеся в зрелом возрасте. Ученые в области экспериментальной психологии размышляют о явлениях, побуждающих человека на разных этапах его развития найти свое призвание и, соответственно, смысл, и счастье в жизни. В данной статье речь пойдет о Елфимове Аркадии Григорьевиче председателе президиума общественного фонда «Возрождение Тобольска». Его биография свидетельство того о чем говорилось выше. Родился Елфимов в Тюмени, но связал свою сознательную жизнь с духовной столицей Сибири Тобольском, выдающийся просветитель нашего времени и это мое суждение основывается на деятельности книгоиздателя, бывшего мэра города Тобольска, строителя, фотохудожника, банкира, мецената, коллекционера, историка, публициста, отца пятерых детей. Обладая всеми перечисленными профессиями, не исчерпав себя на высокой ноте в них, Аркадий Григорьевич нашел свое истинное призвание в лице книгоиздателя.
В одном из писем Елфимову великий писатель Валентин Распутин дает такую характеристику издателю, цитирую небольшой фрагмент: «Пожалуй, не было еще в России столь могучего и расторопного издателя, который бы как по волшебству поставлял все новые и новые издания. Ведь и «вся Сибирь» после Тобольска, чуть ли не вся уже вышла в прекрасном оформлении и с такими текстами, о каких, казалось бы, и мечтать нельзя. Тобольск, благодаря Вам, уже собрал вокруг себя всю (или почти всю) Сибирь. Вы за годы сделали столько, что и за последнее столетие не удалось сделать. И всей Сибири надо бы низко поклониться Вам». Это оценка деятельности Аркадия Григорьевича одного из честнейших, нравственнейших писателей-мыслителей дорогого стоит. Надо сказать уникальный издательский проект «Тобольск и вся Сибирь» придумал Валентин Распутин. Вот уже 25 лет каждый день издателя до самозабвения насыщен трудом деятельным, подвижническим. Когда листаешь отчеты общественного благотворительного фонда «Возрождение Тобольска» за разные годы, то просто приходишь в изумление от обилия имен, с которыми Елфимов ведет переписку, просматривает присланные рукописи, отвечает на вопросы корреспондентов со всего света. Так в отчете фонда за 2015—16 годы открывается большими статьями Елфимова «Сердцевина патриотизма» и «Патриотизм — сыновнее отношение к собственной истории», а также указывается, какие книги появятся в ближайшее время. Нет необходимости перечислять изданные фондом все книги за четверть века, этот список огромен и представляет Сибирь на всех исторических этапах ее развития.
Назову, по памяти, лишь названия некоторых опубликованных книг фондом: «Тобольск», «Томск», «Тара», «Сургут», «Ишим», «Тюмень», «Якутск», «Слово о матери» антология сибирской поэзии в двух томах. «Освобождение», «Сибиряки и Победа» в пяти томах, Ремезовская «Чертежная книга Сибири», «Евангелие Ф. Достоевского», Ф. Конюхов, С. Заплавный (избранные произведения) и др. Каждый год фондом издается календарь. В нем в алфавитном порядке (365 дней) уважительно, даже трепетно, представлены известные люди России, с их краткой биографией и заслугами перед Отечеством. Издательским отделом фонда «Тобольск и вся Сибирь», готовится к выпуску трехтомный альманах, посвященный истории освоения Северного морского пути, тесно связанного со стратегически важнейшей северной границей России. Число авторов (ученых, писателей) участвующих в написании книг составляет несколько сотен, колоссальную работу проводит главный редактор фонда, известный поэт, прозаик Юрий Петрович Перминов, у меня складывается впечатление от его деятельности, что это лучший редактор России. И хочется надеяться на продолжительный союз, тандем А. Елфимова и Ю. Перминова во имя и на благо не только Сибири, но и России. В отчетах фонда наличествуют рубрики: «Только факты, документы», «Русский взгляд» (события, даты), отзывы, рецензии, статьи ученых, писателей, фото факты, по городам и весям, документы, воспоминания, перспективы, память и др. Все присланные материалы: анализируется, проверяются главным редактором, комментируются, согласовываются с авторами. Доводятся «до ума», прежде чем рукописи попадают в издательство. Из всех эффектов производящих на людей, посещающих Тобольск с его памятниками великим людям, музеями не меньшее впечатление производит сильное воздействие усадьба Елфимова. Она создавалась с незамысловатым сюжетом, но продуманное композиционное построение в духе русского классицизма 19 века. Красивые беседки утопают в строго ухоженных деревьях, среди которых в строгом соответствии вышагивают исторические персонажи разных эпох Сибири.
Хозяин усадьбы, в сопровождении ласковых собак, ведет нас от памятника к памятнику, посвящая посетителей в историю Тобольска, историю минувших веков и дней. Основополагающим, для визуального восприятия усадьбы, является осмысление исторических событий, имевших место в прошлом, прокатившихся по ухоженному природному ландшафту. Эта бинарность отражает фундаментальные оппозиции человеческого сознания: культура — природа, добро — зло, жизнь — смерть. Все увиденное стараниями Елфимова заставляет думать, что он сохранил приметы своей прародины, милые сердцу предания, поклонения святым отеческим местам.
На территории усадьбы возвышаются небольшой удивительной красоты храм, он стоит на своем месте, как чудо из чудес и четырехэтажный дом, в котором на одном из этажей находится библиотека, картинная галерея. Меня вечного книгоискателя, потрясло наличие уникальных книг в библиотеке Елфимова. От дома тропинки уводят нас на берег Иртыша, а затем к знаменитой липовой аллеи. Важным конструирующим фактором является образ мирового древа, которое имеет сакральный смысл. Все деревья имеют свой номер и были посажены выдающимися людьми России, назову лишь некоторых: В. Распутин, Вл. Крупин, С. Небольсин, В. Курбатов, Ю. Поляков, А. Проханов, А. Фурсов и др., около 200 имен. В исторических анналах России остаются носители русских традиций, их молитвенное отношение к великой русской культуре, чья неутомимая и плодотворная деятельность сохраняла и приумножала эти традиции. Аркадий Григорьевич Елфимов, не сомневаюсь, входит в обойму русских общественных деятелей, для него история России, культура стали Библией, источником нравственно-исторических смыслов в своей деятельности.


ЗАГАДОЧНЫЙ СТАРЕЦ СИБИРИ
«Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий».
В. О. Ключевский.

Загадочный томский старец Федор Кузьмич до сих пор привлекает внимание ученых исследователей, писателей, о нем за 150 лет после его смерти написано огромное число статей и книг. Мое внимание к этому старцу началось еще со студенческих лет, на пятом курсе Томского государственного университета, я подрабатывал в Томском педагогическом училище, (читал курс лекций по основам философии), училище стоит на месте разрушенного Богородице-Алексеевского мужского монастыря. Недалеко от него возвышалась гробница, накрытая мраморной плитой с вырезанным восьмиконечным крестом и надписью: «Здесь погребено тело великого и Благословленного старца Федора Кузьмича 20 января 1864 года». В 1997 году была восстановлена часовня над могилой старца.
К тому времени мои познания о сибирском старце были скудны, я прочел незаконченный рассказ Л. Н. Толстого 1905 г. «Посмертные записки старца Федора Кузьмича», которые читатель принимал за подлинную исповедь старца. Впервые рассказ был опубликован в журнале «Русское богатство» за 1912 г, 2. Позднее мне попались воспоминания очевидцев, рассказавшие о том, что 1850 годы Толстой посетил келью старца на пасеке Латышева, село Краснореченское, и в течение целого дня беседовал с Федором Кузьмичом. Прочитанные мною книги Д. С Мережковского об Александре Первом и В. К. Шильдера о царствовании Александра Павловича (библиотека при Томском университете, одна из крупнейших научных библиотек мира, позволяла иметь такую возможность) оставили меня с неразрешенной загадкой, как впрочем и тысяч читателей.
Александр Павлович — писал компетентный историк двух царствований В. К. Шильдер, — «сфинкс, не разгаданный до гроба». Я прочитал ни один десяток работ, посвященные Александру Павловичу — Федору Кузьмичу, но ни на шаг не приблизился к разгадке и мог бы вслед за историком повторить, что и будущие историки будут ломать головы над загадкой, имя которой — Александр Павлович Романов. Легенды, мифы существовали всегда в различные эпохи, периоды истории развития человеческого общества. Легенды — это инстанция такого рода, что человеку не подобает ни слепо верить в них, ни безропотно отвергать их. Одной из легенд, ставших, по мнению ученых значимой для России, занимающихся эпохой царствования династии Романовых, возникшей в период правления Александра I и Николая I, стала легенда превращения императора Александра Первого в старца Федора Кузьмича.
Многие известные люди России и даже императорское семейство верили в истинность легенды. Писатель В. Г. Короленко писал: «Правда ли это? Возможно ли, что в лице Федора Кузьмича жил и умер Александр I. Вопрос, казалось бы, странный, но ведь его допускал известный историк В. К. Шильдер». Одним из первых, кто описал легенду о сибирском отшельнике, был хорошо знавший все тайны царской семьи князь Н.С. Голицын, его легенда опубликована в журнале «Русская старина» за ноябрь 1880 г. Многочисленные исследования последних дней царствования Александра Павловича, скончавшегося 19 ноября 1825 году в городе Таганроге, а также близкие, находящиеся рядом, указывают, что он не болел, и скоропостижная смерть императора вызвала подозрение в ее подлинности. Многие историки и писатели считают, что имело место инсценировка, хорошо продуманная и до сих пор, вызывающая неподдельный интерес у всех кто прямо или косвенно касается этой темы.
Известно, что Александр 1 тяготился своим положением венценосца и несколько раз предлагал брату Константину заменить его. В одной лишь религии он находил утешение и облегчение своих душевных тревог, он часто посещал монастыри, вступал в продолжительные беседы с духовенством и затворниками, встречался со знаменитым подвижником-пророком Серафимом Саровским. Измученный угрызениями совести, как соучастник убийства императора Павла 1, своего отца, Александр Павлович даже помышлял о самоубийстве, но будучи православным человеком, не взял на себя этот страшный грех и инсценировал свою смерть вдалеке от столицы. Историки, поддерживающие эту версию, считают, что вместо императора в Петропавловском соборе был погребен другой человек и даже называют его имя — фельдфебель Масков. По воспоминаниям современников, приближенных царской семьи на смертном одре Александр 1 был совершенно не похож на себя. Отсутствие императрицы Елизаветы Алексеевны, которая скончалась через полгода, и П. М. Волконского, близкого сподвижника на панихиде и траурных церемониях в Москве и Санкт-Петербурге, говорит о многом.
Забегая вперед, замечу, что имеются недостоверные свидетельства, относящиеся к 1921 году, когда по решению советского правительства, в Петропавловском соборе был вскрыт гроб Александра Павловича, но он оказался пустым. А теперь о легенде как император России стал старцем Федором Кузьмичем. Легенды, как и медицина, частенько пичкают нас плохими лекарствами, настоящие снадобье бывают крайне редко. В 1826 году в Сарове в храме преподобного Серафима появился средних лет человек, который выказал желание стать послушником, его исповедовал сам настоятель, и он был принят в братство под началом Серафима под именем Федора. Через некоторое время храм преподобного Серафима посетил с многочисленной свитой император Николай I, имеются свидетельства, после торжественной службы и трапезы государь удалился в келью настоятеля, где кроме него находился послушник Федор. О чем беседовали трое, в течение трех часов, одному Богу известно…
Преподобный Серафим Саровский представился в 1833 году, а осенью 1836 г. к одной из кузниц на окраине города Красноуфимска верхом на лошади, бедно одетый пожилой человек, попросил подковать его лошадь. Незнакомец объявил себя бродягой, у него не было никаких документов, и что зовут его Федором Кузьмичем, на вопрос как фамилия и кто его родители, сказал, не помню. Он привлекал внимание к себе не натруженными руками и хотя одет был в крестьянскую одежду, но в нем чувствовалась аристократическая порода, особый язык, вызывавший сомнение у крестьян. За бродяжничество Федора Кузьмича судили 20 ударами плетьми, он был очень доволен такому наказанию и особенно местом поселения в Сибирь, а точнее в Мариинский уезд, деревню Зерцалы Томской губернии, куда он прибыл 26 марта 1837 года. и поселился в бедной крестьянской семье. Из старого хлева ему сделали келью, в которой он прожил десять лет. Со слов крестьян, знавших старца, он не чурался никакой работы, обладал большой физической силой, поднимал на вилы копну сена и метал ее на стог. Федор Кузьмич отличался простотой быта, носил рубашку из холста, подпоясанную веревочкой и шаровары, спал на доске, обтянутой холстом, в еде был постник, много времени проводил в молитве, когда старец умер, обнаружилось, что его колени покрыты мозолями от длительного стояния на них.
Старец имел духовника в лице батюшки Петра Петрова. В 1849 году Федор Кузьмич поселился в селе Краснореченское, где ему построил келью крестьянин Иван Латышев, там его навещал Иркутский Епископ Афанасий, Епископ Иннокентий, ставший впоследствии митрополитом Московским, разговоры они вели на французском языке. Где бы не находился старец, он старался по возможности работать, занимался с ребятишками, учил их Священному писанию, грамматики, географии, истории, любил рассказывать о жизни Петербурга, Отечественной войне 1812 года, о полководцах Суворове, Ушакове, Кутузове, Аракчееве, деньги за свои труды не брал, принесенные продукты отдавал беднякам, у которых были дети. Однажды во время сенокоса крестьяне после ответов на многочисленные вопросы услышали от старца сокровенные слова: «Я сейчас свободен, независим, покоен. Прежде нужно было заботиться о том, чтобы не вызывать зависти, скорбеть о том, что друзья меня обманывают и о многом другом. Теперь же мне нечего терять, кроме того, что всегда останется при мне — кроме слова Бога моего и любви к Спасителю и ближним. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе».
Федор Кузьмич, за свою деятельность, праведный образ жизни и как провидец, считался местным населением святым и пользовался всеобщим уважением, в его келью было паломничество людей разных сословий. Александр Второй в бытность его наследником престола встречался со старцем. Известно, что Федор Кузьмич переписывался с разными людьми, (некоторые графологи не обнаружили идентичность письма старца и императора, кроме известного юриста А. Ф. Кони, признавшего адекватность почерков, заявив, «что письма императора и записки странника писаны рукой одного и того же человека»), в частности переписка с бароном Дмитрием Остен-Сакеном, с императором Николаем I, велась с помощью шифра. Получив известие о смерти родного брата императора Николая 1, старец заказал отслужить панихиду, на которой долго молился со слезами. В 1858 году купец Семен Хромов уговорил старца переехать на жительство к нему в Томск. Последние пять лет, проведенных в Томске, мало что изменили в жизни Федора Кузьмича, он жил в полном одиночестве никого не принимал. После того как его опознали женщина и солдат, признав в нем поразительное сходство с императором Александром, бросившись в ноги старцу, на что тот сказал: «умоляю вас, молчите, если хотите мне добра, вы ошиблись». Семен Хромов, до конца опекавший старца накануне смерти спросил его: «Благослови батюшка, спросить тебя об одном важном деле». Говори, Бог тебя благословит, — ответил старец. Есть молва, — продолжил купец, что ты батюшка, не кто иной, как Александр Благословенный. Правда ли это?» Старец, услышав эти слова, стал креститься и говорить: «Чудны дела твои Господи… Нет тайны, которая бы не открылась». Федор Кузьмич скончался на 88 году жизни, год рождения старца совпадает с годом рождения Александра 1. На исповеди старец отказался назвать имя своего покровителя («Это Бог знает»), а также имена своих родителей («Святая церковь за них молится»). Внимание к старцу после его смерти не ослабело, на что указывают такие факты, в 1873 году могилу Федора Кузьмича посетил великий князь Алексей Александрович, а в 1891 поклонился святому старцу — цесаревич, будущий император Николай Второй, пожелавший построить на месте кельи каменную церковь, строительство осуществлено не было. Появилось исследование биографа Александра Павловича, великого князя Николая Михайловича Романова.
В «Истории русской церкви», изданной Спасо-Преображенского Валаамского монастыря 1991 года, в хронологических списках русских Святых, предстоятелей Русской церкви, великих князей, царей, императоров и императриц Российских, я обнаружил среди святых за 19 век «Святого праведного Феодора Томского, Сибирского (1864). В 1984 году Федор Кузьмич был канонизирован Русской Православной Церковью как праведный Феодор Томский в составе Собора Сибирских Святых. Меня, заинтересовало молчание выдающихся деятелей Томска, которые никак не откликнулись на пребывание Федора Кузьмича, в городе Томске. В это время в Томске жили: М. Бакунин, Д. Кузнецов, Г. Потанин и др. Особенно меня заинтересовало молчание великого ученого-энциклопедиста Григория Николаевича Потанина (1835-1920), который откликался на все события, происходящие в Сибири, Томске. Я просмотрел письма Потанина, изданные в пяти томах иркутскими исследователями в 1987-1992 гг. (а также присланные мне переписку Г. Потанина с М. Васильевой, огромный том, «Мне хочется служить Вам, одеть Вас своей любовью», изданный издательством Томского университета 2004 года. Какое великое эпистолярное наследие ученого, писателя! В письмах ничего о Федоре Кузьмиче не сказано, наверное, великие умы заключают в себе и те истины, о которых следует говорить, и те о которых лучше умолчать…


ЗОДЧИЙ СИБИРИ

Появился новый роман известного тюменского прозаика и драматурга Зота Корниловича Тоболкина «Зодчий», опубликованный издательством «Русь».
Трудным был путь писателя в осмыслении эпохи конца XVII — начала XVIII веков, стремившегося к глубинному познанию жизни человека, чей многогранный талант неоспорим и признан эпохой Петра Великого и нашей эпохой. Речь идет о нашем земляке — тоболяке Семене Ульяновиче Ремезове.
Всесторонняя и справедливая оценка редко выпадает на долю прозаика, взявшегося написать роман об исторической выдающейся личности. Почему так происходит? Всякая оценка степени таланта писателя всегда грозит быть очень субъективной, потому что писатель, вознамерившись рассказать об историческом событии и присутствии в нем выдающейся личности, не всегда следует строго историческим фактам. И это понятно, так как он пропускает события прошедших лет через себя, через свой духовный опыт.
Уже первые строки романа «Зодчий» сразу привлекают внимание языком повествования: «Едва лишь май народился, едва плеснул зелеными листочками, травами, подразнил ноздри, одурманил сиренью, черемухой, оглушил соловьями, расстался Ремез с Москвой, получив в Сибирском приказе прогонные. Не велика поживка — по семи алтын на подводу, — а и тому рад. Скорей бы в путь, подальше от белокаменной. Чужая она, и за два месяца родней не стала». Казалось бы, все написанные слова известны, но вот «плеснул» Зот Корнилович их, словно пригоршню, — и уже не читать дальше было нельзя. Роман захватил меня в полон не только языком говорящих людей периода Семена Ремезова, но и эмоциональной лирико-романтической направленностью. Писатель не рассказывает о юности просветителя Сибири, он рисует человека, которому уже за сорок, человека, умудренного жизненным опытом, приехавшего в Москву со своими чертежами и планами (их было пять вариантов) строительства Тобольского Кремля. Начал он его строить только в 58 лет. Все персонажи романа вылеплены З. Тоболкиным с истинным мастерством. Читатель не найдет в нем ни одного диссонанса, нарушающего целостность произведения. Куски жизни схвачены с такой натуральностью, которая говорит о большой предварительной работе автора, об использовании огромного количества исторических источников, относящихся к началу XVII столетия истории Сибири. Через психологический анализ той эпохи З. Тоболкин пришел к глубокому философскому и социально-историческому изучению действительности г. Тобольска, Сибири, показал противоречивость взаимоотношений между людьми, в которых сталкивались принципы, идеалы, индивидуализм и высокая человечность. Разные люди окружали Семена Ремезова — «Ремеза» (так звали близко знавшие русского мыслителя). Я заглянул в энциклопедический словарь и обнаружил, что «Ремез» означает птицу семейства синицевых. Это птица-строитель. С точки зрения этимологии, фамилия Ремез являет собой совпадение в содержательном плане с деятельностью сибирского просветителя. Семен Ульянович Ремезов, словно птица, облетел всю Сибирь, создал чертежную книгу Сибири, географический атлас из 23 карт, в 1703 году в Тобольске открыл завод по производству селитры. Он — строитель, историк (автор первого научного трактата по истории Сибири), художник, писатель, этнограф, поэт, архитектор… Казалось, не было сферы деятельности, в которой не проявил бы себя Ремез.
Этот мыслитель был подстать монарху России, реформатору и преобразователю. На крутом изломе истории, в эпоху невиданных перемен, коими жило Отечество, С. Ремезов полностью реализовал свой многогранный талант. Постоянные разъезды Ремеза сталкивали его с людьми разных социальных слоев. Он стремится обстоятельно проникнуть в их душу и помыслы, исследовать сложные и противоречивые процессы их внутренней и духовной жизни. Судьба подарила Ремезу возможность в юные годы общаться с такими выдающимися людьми, как Протопоп Аввакум и Юрий Крижанич, которые отбывали ссылку в Сибири, в Тобольске. Характер взглядов Ремеза вырисовывается чаще всего в спорах со своими сподвижниками — С. Шарыпиным, Г. Тютиным, братом Никитой, В. Турчиным, — всецело верившими своему сотоварищу, который полностью отдает себя служению России. Как патриот России, Сибири, Ремез встречает на своем пути не только понимание, но и препятствия со стороны чиновников «белокаменной», воевод, но в случае неудачи не опускает руки, а переключается на другие дела. З. Тоболкин в описании душевных мук своего героя очень точен. Мы благодарны ему за остроту зрения и понимание психологии человека, его душевных качеств. «Чертить карты и сочинять стихи одновременно — не можно. Два начала эти — непримиримые враги. Но оба врага в нем одном. Они воюют, а ему тяжко. В душе, будто железо плавится. Сорвет оно летку, извергнется и сожжет все вокруг, иссушит. Само застынет лавой. Рождались вирши, а он их и не осознавал. Быть может, эти стихи обессмертили бы его, узнай мир о них». От душевных невзгод Ремез искал выход и находил его в разнообразной деятельности. Он интересуется всем не ради праздного любопытства, но его как ученого волнует, насколько адекватен исторический факт, отражающий жизнь и являющийся порождением ее. У З. Тоболкина нет боязни излишней обобщенности, утраты конкретного, а его тяга к скрупулезному анализу жизни и деятельности Ремеза не порождает опасности мелочности аргументов, многочисленных подробностей, описания деталей домашнего быта, отношений, скажем, с женой Фимой, сыновьями. Наоборот, подобная детализация помогает создать определенный фон, раскрывающий всесторонне личность ученого и обычного земного человека с его страстями, страданиями, взлетами и падениями. Желая сотворить облик своего героя, писатель побуждает его жить не под сенью таинственного облачения, не вдали от обыденных дел, невзгод, сильных страстей, сжигающих людей, не обносит оградой, не очерчивает кругом от всего сущего и земного. Герой его — страстный до работы — страстен и неутомим во всех мирских делах, не исключая и любви. Вот как описывает автор вспыхнувшую страсть Ремеза к знахарке-белорыбице Домне:
«Плыла, хохотала, чертова белорыбица! Дом кружило в мутном безбрежье, тащило вниз, к океану, но страха не было, изограф его не испытывал, лишь детское любопытство, восторг перед разыгравшейся стихией, страстью Домны. Мутное небо и мутный Иртыш слились где-то за невиданной чертой, настал давно обещанный писанием конец света. Странный, странный, совсем не библейский потоп. Ни птиц, ни зверей в ковчеге…»
У обоих возлюбленных в периоды отдыха не чувствуется раскаяния. Домна, правда, словно оправдывается: «Зашлась я… обезумела вовсе. О-ох! И сила снова в нее влилась. Обмякшее, вялое тело сделалось упругим и жадным». Так мог написать только человек, переживший в своей жизни подобную страсть и хорошо знающий психологию женщин. Господи, все мы не безгрешны на этой Земле!
К достоинству романа З. Тоболкина нужно отнести летописную документальность, он увязывает в сюжете наиболее характерные для того времени события и факты. Это обеспечило прочную реалистическую основу сюжетно-композиционным линиям романа. Речевая, языковая плоть «Зодчего» создает эмоциональный подтекст, органично связанный с повествовательной тканью произведения.
Природа Сибири, столь живо и талантливо воссозданная в романе, властно подчиняет читателя, он невольно как бы переносится на пастбище, луга, и озера, в тайгу, мысленно представляя их не тронутыми бездумной цивилизацией.
Роман «Зодчий» Зота Корниловича Тоболкина рождает мысль о том, что мы порою проявляем излишнюю сдержанность там, где надо сказать откровенно и честно о большом таланте. Произведения З. Тоболкина не удерживают читателя в безмятежности, они волнуют и входят в душу как порыв, пробуждающий к деятельности.
Цена талантливому писателю подобна цене на алмазы и золото. До известной степени его превозносят за то, что он своими произведениями будит мысль и чувства людей. Я долго размышлял над тем, как выразить свое впечатление от прочитанного романа «Зодчий», от встречи с его главным героем — патриотом России Семеном Ульяновичем Ремезовым, и неожиданно припомнил слова выдающегося писателя В. Г. Распутина, сказавшего их на последнем съезде российских писателей. Вот они: «Да, среди великого множества мерзости жизни… есть и бескорыстие, и радость, и надежда, и святость. Они очень сейчас нужны читателю. Он устал от зла, от пошлости и цинизма, грубости и оскорблений. Огромный успех ждет сегодня книгу, где сквозь слезы и страдания, сквозь страх и нужду засветится герой надеждой и любовью и не уронит с красивого лица благодарной улыбки за жизнь».
Эти слова можно со всей ответственностью отнести к Зоту Тоболкину и его прекрасному роману «Зодчий».


СЕВЕРНЫЕ МОТИВЫ

Недавно мне подарили три книги, авторами которых является прозаик Валерий Мартынов повести «Свиль», роман «Единица деленная», цикл рассказов «Мещанские сказы», и поэтесса Людмила Ефремова, написавшая прозаическую книгу «Картина за спиной». В своих прозаических произведениях они по существу пишут об одном и том же и отражают события, совпадающие по времени.
Речь идет об освоении Севера Тюменской области, или ещё точнее, о людях, трудившихся не один десяток лет и живших со дня становления и развития города Надыма. Путём такой ретроспекции авторы не только посвящают читателей в тайны своих героев, но и своеобразно воссоздают через совокупность частных судеб и индивидуальных конфликтов историю освоения Севера. Композиционный принцип, лежащий в основе их повестей, рассказов, можно назвать принципом особого времени.
Работа на Севере в экстремальных условиях оставляет впечатление от пережитого на всю оставшуюся жизнь. В этих условиях происходит надлом, уход от привычных будней, суеты, сброс всей наносной чужеродной защитной оболочки (пыли) на душе человека. Процессы социальной и духовной жизни, связанные с освоением нефтяных и газовых месторождений, авторы выразили через особые формы описаний событий, не побоюсь пафосно сказать, героического времени. Они идентифицировали себя полностью с первопроходцами, осваивающими северные просторы. Грандиозные масштабы свершений романтически окрашивают неприглядную серую действительность В. Мартынов и Л. Ефремова по-разному без всяких красивостей, голосом совести и описывают человеческие слабости и относятся к ним без непримиримой требовательности и педантизма.
Способность понимать людей такими, какие они есть в своей линии поведения: волевыми, незащищенными, неприкаянными, проявляя в определенных условиях дух вольности и неприятие строгой официальности и регламентации, казенщины. Всё это отражено в произведениях надымских писателей, выявляя их нравственные приоритеты, духовную связь с персонажами эта связь очевидна, т. к. они прошли тропами и дорогами со своими героями. Конечно, писатель не может отражать жизнь людей с точки зрения изоморфизма, когда элементы одного множества полностью совпадают с элементами другого множества. Воображение присутствует у обоих писателей, но в рассказах и повестях В. Мартынова оно наличествует в большей мере. Письмо Л. Ефремовой больше тяготеет к документалистике. Но я должен отметить, что язык у обоих лаконичен, точен, образен. Немецкий философ и писатель Ф. Ницше высказал интересную мысль: «Человек изобрел искусство, чтобы не погибнуть от истины». Видимо, нужно понимать его высказывание, на мой взгляд, следующим образом: искусство в его различных видах и жанрах, каким бы величайшим историческим феноменом человеческой деятельности оно ни было, является слабым отражением существующей действительности, а воображение, образное мышление дополняет как бы вторичные отображения жизни. А оно в свою очередь не предусматривает полного копирования индивидуальной трансфигурации в сознании людей. Культура в сознании людей является только имманентной, неотторжимой частью духовного мира творцов, создающих разнообразные виды искусства.
В рассказах В. Мартынова «Мимозы», «Баба Поля», «Сейф», «Не пью», «Такая вот война» и других, сохраняя все внешние приметы сугубо камерного повествования, захватывают гораздо более широкие пласты социальной жизни.
Событийная сторона происходящего в рассказах занимает писателей куда меньше, нежели внутренний мир персонажей, своеобразная сейсмограмма их мыслей и чувств. Время для героев движется неравномерно, оно то растягивается, вбирая в себя всю полноту духовной жизни героев, то стремительно летит.
Некоторые рассказы писателей демонстрируют разную степень отчётливости поведения героев от лёгкого юмора до карикатурного гротеска. Л. Ефремова живописует разные ситуации своих знакомых, совпадающие с нашими.
Сюжетной сердцевиной многих очерков и рассказов В. Мартынова и Л. Ефремовой является размышление о своём времени и соотнесённость в нём себя. Писатели прямо указывают, что в наше время насаждается утилитаризм, растление молодежи, стремление оболгать всё хорошее, нравственное, что было в советское время, забыть свою историю. Культ преуспеяния успеха плодит поколение безликих приспособленцев, людей бессмысленно пожертвовавших своей человеческой полноценностью во имя сомнительных удовольствий, выразившихся в материальных и социальных благах. Напор предпринимательства не только губит первозданную природу Севера, но и вытесняет из жизни веками складывающийся быт, моральные устои, подменяя их рациональным стандартом сугубо потребительского существования.
Читаешь повести, рассказы В. Мартынова и поражаешься его прозорливостью, его жизненному опыту, его наблюдениям относительно переоценке моральных ценностей людей, когда они меняют бараки, балки на квартиры. Новая среда, условия жизни вызывали неотвратимые изменения в жизненных переменах. Состояние жизненного дискомфорта и наоборот влияют на духовную жизнь людей.
Тема духовного (даже не физического) выживания в произведениях В. Мартынова и Л. Ефремовой, на мой взгляд, главная опора их творчества. Север может поднять и опустить человека на разные высоты.
Одна высота открывает новое видение в жизненных реалиях, другая может застить глаза и обессмыслить жизнь человека во всех её проявлениях. Всякие люди встречались писателям на их жизненном пути. Были и гламурные сволочи, чувство жертвенности им не доступно, но даже и они, эпатируя своё поведение, вынуждены были признать необходимость освоения Севера и значимость его в истории развития Сибири. Удивительно разнообразные мотивы поведения людей: здесь и романтика, жестокость, мелочность, нестяжательство и откровенное сребролюбие, интимные стороны, выдержанные, как в откровенных, так целомудренных формах. Писатели показывают изнанку северных будней, проявляя редкостную объективность, вкладывая частицу собственной души, рисуя образы суровой природы и людей, осваивающую её. Ещё одна тема, пронизывающая все рассказы и повести — это тема труда, иногда невыносимо тяжёлого, основанного на духовном дерзании и отваги человека. В повести «Фагоцит» В. Мартынова главный персонаж Светлана, много испытавшая в жизни, размышляет: «Жизнь не есть непрерывная разматывающаяся лента, это на надгробье она вмещается в небольшую черту между цифрами начала и конца, жизнь состоит из отрезков разной длины, разного цвета, разного запаха».
Хорошие книги написали В. Мартынов и Л. Ефремова, заставляющие страдать, мыслить, чувствовать, мир их книг включает в себя все возможные поведенческие структуры, выраженные в отношении к людям, природе, которыми руководствуемся и мы, читатели..


ПРИНЦИПЫ СИСТЕМАТИЗАЦИИ ЗНАНИЙ О ЖИВОТНЫХ

В Тюменском издательском доме в 2020 опубликована очередная книга писателя Григория Кайгородова «Морские животные» из серии «Детская энциклопедия в стихах и прозе» для детей дошкольного и школьного возраста. Книга Кайгородова отражает этический императив в контексте формирования у детей познавательной потребности, чувства сострадания к животным. Писатель, рассказывая о животных, чувствует тонкую грань между ответственностью на уровне межличностных взаимоотношениях с детьми в процессе необратимых изменений, которые могут произойти в жизни ребенка, связанных с позицией человека ко всему живому на земле. В стихотворении «Морская корова» автор задается вопросом не лучше ли пока не поздно, способствовать распространению иных моделей, отношений к жизни животным, сохраняющих уникальность, благодатность к ним, а не горестность.
У морских коров веками не было беды.
Жили бок о бок стадами в водах без вражды.
И морскую травку ели вдоволь досыта.
От травы они толстели — были хоть куда!
Но пришла беда нежданно — человек приплыл.
Поступил он негуманно — всех коров убил.

Великое множество гибнет животных в морях и океанах, реках и на суше по вине человека, загрязняя нашу планету своей неразумной деятельностью.
У ребенка может сложиться устойчивый образ нашей современной цивилизации, отсутствие прочной гомогенной платформы социума. Автор прав, когда справедливо показывает элементы, кодовые негативные знаки деятельности человека. Человек часто поступает в соответствии с обстоятельствами, внешней необходимости, со своими эмоциями и мнениями, с собственным характером, природой. Причина негативного отношения человека к животным укоренена в отсутствии знаний о них и соответственно жалости к ним. На бытовом уровне жалость ребенка к кошке и собаке, в процессе взросления, будет обнаруживаться положительное, доброе отношение к людям, выказывая тем самым содержание его сущности. Представляю ребенка читающего стихотворение «Дельфины»:
В море плавают дельфины, ловят вкусные сардины.
Не грустят, не знают скуки, громко произносят звуки.
Море, море и свобода! Первозданная природа.
И вокруг друзья, родные с детства сердцу дорогие.
В море плавают дельфины. Нам показывают спины.
Машут мокрыми хвостами — поиграть желают с нами.

Каждое стихотворение о морском животном дополняется прозой, давая возможность ребенку полного погружения в текст, открывая изначально неведомое ему существо. Любопытный мальчишка, девочка могут в библиотеке заглянуть в энциклопедии, словари, дополняя свои познания, самообнаруживая себя в незнании о многом, предполагающее восхождение к началу зарождения всего живого в море, океане. Книга дополнена автором рекомендациями (утилитарный подход) для отдыхающих у моря. Прекрасную книгу написал Григорий Кайгородов, прочитав ее, я подумал, что она является духовной основой постижением себя через знание о заботах мира, чувственных явлений, в модусе прошлого, его миропонимания, устремляясь в вечном прообразе будущего.


«РОМАНОВЫ («РОМАН-КАЛЕЙДОСКОП»). РОССИЯ ГРАД БОЖИЙ

Каждая новая книга Сергея Козлова — это событие не только в личной жизни известного сибирского писателя, но и осмысление, переоценка исторических событий, возрождение национальной русской культуры. В книге «Романовы преданность и предательство» отражена нравственно — духовная жизнь российского социума с ее кризисным, трагическим состоянием действительности начала ХХ столетия. Принцип построения книги точно сформулирован автором в ее названии. В ней органически сомкнулись две линии: «преданность и предательство». Основа этого романа — Россия, периода Первой мировой войны, ожесточенная борьба общественно-политических направлений и групп, ее культура в народном, «почвенном» выражении, и какую роль, практические действия оказывала либерально — западническое вмешательство к гибельному разложению русской цивилизации. Ф. Достоевский в свое время в «дневнике писателя» предсказывал, если внешние и внутренние ниспровергатели объединяться в России возникнет: «такой мрак, такой хаос, нечто до того грубое, слепое, бесчеловечное, что все здание рухнет под проклятиями. Раз отвергнув Христа, ум человеческий может дойти до удивительных результатов». Исторические события, происходящие в мире, России данного периода изложены автором в художественной форме, однако внутренняя природа романа такова, что в ней наличествует историзм, властно притягивающий к себе внимание читателя, предлагая свое видение, свое понимание описываемой эпохи.
«Роман-калейдоскоп» можно отнести к историко — документальной прозе, так как использовано великое множество исторических фактов, документов позволяющих раскрытию авторского замысла, стремлением донести до читателя в художественной форме, свое понимание трагического периода, позволяет писателю — историку самореализоваться, как художнику слова, как творческой личности. Сергей Козлов с особой признательностью благодарит коллег и друзей, за помощь в отыскании исторических документов, фактов, связанных с последним русским царем Николаем II и его семьей, «чтобы передать образ эпохи, к каждой главе мы сделали небольшое приложение из мемуаров и газетных публикаций тех лет». Важным конструирующим фактором является естественный образ Николая Александровича Романова. Царедворцы, противопоставляя окружающего царя людей, делили их на низший, высший, срединный слои, превращая своими предательскими деяниями Россию в хаотически разлагающийся организм, они не стремились к поиску средств, могущих отсрочить апокалипсический конец империи.
Прочная вертикальная противоположность теряется, с приходом в правительство людей равных П.Столыпину, но он был убит до описываемых событий, когда внутренняя и внешняя политика строилась, основывалась им на трех традиционных началах: православии, самодержавии, и сельского общинного быта. Когда я читаю книги, где затрагивается враждебная деятельность Великобритании или Польши по отношению к России, у меня складывается впечатление, что ненависть к нашей стране, русскому народу имеет место у них на генетическом уровне, как в прошлом, так и сегодня, особенно в связи с событиями, связанными с Украиной.
В ответ на такое враждебное отношение к себе, во все времена, русский народ отвечал справедливым отношением даже к противнику, проявляя великодушие и благосклонность к тем, кто ищет его поддержки. К врагам Отчизны русский народ во всех войнах не исключая Первую мировую, проявлял чудеса храбрости, героизма, самоотверженности и благородства. Это явствует из содержания книги «Романовы». В книге «Роман-калейдоскоп» автор иногда бросает ретроспективный взгляд на будущее династии Романовых, а значит России: например диалог императора Александра 1 Благословленного (Федора Кузьмича) и монаха Авеля — провидца (в миру Василий Васильев 1757-1841), или некоторые поразительные прозрения, прорицателя, нашего земляка, друга семьи Романовых, Распутина Григория Ефимовича (Новых 1871-1916). В конце книги Сергей Козлов опубликовал «некоторые сведения о судьбах исторических персонажей» связанных с трагической историей семьи Романовых и, соответственно, повторим, не менее трагической историей России того времени. Дополнением к этим сведениям в приложении к главам книги автор опубликовал фрагменты: записки, воспоминания, письма, дневники известных людей России, являющимися очевидцами и участниками исторических событий (1914-1918 гг). Интересны воспоминания комиссара Василия Панкратова «С царем в Тобольске» или дневниковые записи самого свергнутого царя Николая Александровича Романова за 1918 год. Иногда среди ученых гуманитариев можно услышать, что у нас нет серьезных исследований, художественных произведений о Первой мировой войне, являющейся предтечей Великой социалистической революции. Тюменский писатель создал свой духовный Град, говоря словами великого М. Ломоносова:
Не то ль я Град священный,
Чтобы врагами населенный,
Россиянам ужасен был?!.

Великолепную книгу написал Сергей Козлов, она восполняет предшествующие работы о последнем монархе России и его семье, дело писателя-историка человеческий характер в богатстве его связей с прошлым и своим временем. Автор в книге «Романовы», предпринимает попытки, способствующие решению задач, стоящие перед литературой описываемого им периода, которая заключается в том, чтобы помочь читателю как можно глубже постичь трагическую эпоху, глубже понять смысл той борьбы. Книга «Романовы: преданность и предательство» Сергея Козлова будет полезна особенно для молодежи, при чтение ее, для многих произойдет внезапное озарение, желание узнать больше, а может быть и желание восстановить Россию — империю в пределах ее наивысшего расцвета, каковой она пребывала при Александре III и Николае II.


ТРЕВОЖНЫЕ СПОЛОХИ В КНИГАХ ПОМОРСКОГО ПИСАТЕЛЯ

Среди великого множества литературных произведений на разных этапах развития русской словесности остаются в памяти лишь те, которые вызывают сердечный восторг, в глубине души, доставляющие чувственное удовольствие, способное растрогать читателя, при помощи некоего внутреннего импульса, можно сказать, не поддающемуся объяснению. Подобное волнение, радость, восторг, испытываю я, как читатель, при чтении книг поморского писателя, общественного деятеля Павла Григорьевича Кренева. Его стиль письма, выделяется своеобычностью и оригинальностью, образным, благородным, глубоким, простым языком, принадлежащим только ему, владеющему особым свойством, искусством воображения и фантазии. Держу в руках только-что вышедшую книгу Павла Григорьевича «Шелоник. Поморские истории». Архангельск. Издательство «Лоция» 2022,576 стр. Восемнадцать историй данной книги и свыше двух десятков книг Кренева, отражающие духовный климат, насыщенность антитезами благодатных для литературы тем социальной жизни, контрастными ситуациями психологического реализма, наиболее тесно переплелись воедино эмоциональные мотивы с эмпирической и рациональной сущностью своего времени.
Каждый человек, живущий в России в своей практической, духовной жизни, независимо от образования, на определенном этапе своего развития знакомится с историей своей страны через историю, литературу. Обращая свой взор на природный, растительный мир, бесконечное разнообразие форм у растений и животных. Человек начинает интуитивно соотносить себя с ними, понимая соответствие с благородными созданиями в природе, следуя которым видеть совершенства, или их отсутствие, всех, живущих на земле. Человек наделен сознанием ценности и высоких, духовных, нравственных качеств, своей природы. Это осознание приводит его к мысли, что он царь природы и порою варварски относится к ней, не думая о том, что, уничтожая природную данность, он посягает на самого себя, так как сам является частью природы. Чем больше мы уничтожаем природу, а этот процесс необратимый, дистанцируясь от нее, тем больше скудеют наши чувства, мы становимся искусственными (технический прогресс, цифровизация не делают людей нравственными), а скорее расчеловеченными. Нелегко, однако, объяснить некоторым представителям социума, как именно это понимание достигается, затрагивающего глубины человеческой природы.
Почти все повести и рассказы Павла Кренева повествуют об этом. Люди глубоко верующие выказывают свое смирение, перед природой относясь к ней столь же благородно, сколь и трогательно. В рассказе «Первый бал Пеструхи» писатель так повествует середину сентября: «В безоблачную погоду перед восходом солнца появляются первые утренники — легкие робкие и скоротечные заморозки. Поднимающийся солнечный шар быстро и властно прогоняет их прочь мощным теплом своих лучей. Стоящие на открытой северной стороне березы начинают одеваться в золотой наряд, и порывы сильного ветра сдувают уже с них первые желтые листья. Наступает осень. Выводки рябчиков слетаются к лесным речками ручьям, где в смешанных, разно породных деревьях буйно красуются алые пятна вызревшей рябины. Зайцы-беляки, предчувствуя скорую линьку, чешут бока о шершавость стволов». Перечитывая приведенную цитату из рассказа и другие описания природных ландшафтов, из других текстов я проверяю впечатление вновь и вновь, что наибольшее впечатление, удовольствие мне доставляет описание природы и люди, находящиеся рядом с ней, и не мыслящие себя вне ее.
В книге «Поморский полк», в повести, посвященной своему деду участнику двух войн «Огневой рубеж пулеметчика Батагова». Павел Григорьевич описывает короткое затишье и природную благодать перед тем, когда Батагов, оставшись один, похоронивший молодого последнего воина из взвода. Незадолго до своей гибели Колька поведал старому солдату о своей мечте, получить боевую медаль, Батагов спрашивает: «А зачем тебе Колька, медаль эта самая?» «А все девки мои будут в деревне, вот что, а особенно Танька Замотина». Как наивно, обыденно, трогательно произнесены эти слова Кольки второго номера пулеметчика, за час геройски погибшего подорвав фашистский танк. Ботагов оставшись один, с двумя гранатами бросается под вражеский головной танк. Вот как живописует природную идиллию писатель, восхищенно созерцающего, слушающего живописную природу солдата Батагова, перед своим уходом в небытие: «Но пока стояло затишье, солдат сидел на кокорине возле своего пулемета среди нагретой солнышком сырости и слушал Весну. В лесу стояла невозможная благодать и Божья красота. Была та самая желанная, родная ему с детства пора, когда Природа сбросила со своих плеч, уставших за долгие зимние месяцы, надоевший ей холод, уже начала впитывать в себя целебную, теплую энергию. Бегут, стремятся к таежным рекам ручьи с талой водой, но они теряют свою буйную силушку, уносят на себе остатки разрушенных теплом, еще недавно могучих сугробов. Распрямляют спины деревья, до сей поры согбенные под тучными снежными и ледяными шапками. Разбушевалась и пошла по веткам мягкой акварельной зеленью молодая мелкая листва. И вокруг — вокруг-вокруг звенит, поет, горланит, трещит и высвистывает на все лады чудные мелодии самый прекрасный из оркестров — оркестр птиц, вернувшихся в свой лес и радующихся этому возвращению».
Батагов простой солдат («без званий и наград») благодарит птиц за их песни, что спели ему «напоследок» и просит Господа и Матушку Богородицу простить его ради Христа за грехи в мирской жизни. Последние мгновенья жизни двух солдат их мысли и чувства отражает героизм всего советского народа во время Великой отечественной войны. Каждый рассказ, повесть Павла Кренева вызывают приятное изумление от описания бескрайних просторов, морей, лесов, совершенства природы, повадки зверей, птиц, иногда несообразность поступков людей доставляет такое же удовольствие воображению, какое разум, эмоции, красота или необычность в поведении людей получаем мы читатели от размышлений и переживаний о вечности всего сущего, его бесконечности. Природа нашего разума, суждения о красоте, связано с эмоциями, невозможно воспринять писателю прекрасное не представив сам объект, понять его источник — природу, структуру прекрасного. Воображение писателя Кренева наделяет его способностью перевоплощаться во все, о чем он пишет, будь то человек или волк, птица или медведь, позволяющим понимать язык всего сущего. Эти знания наличествуют у писателя. Кренев с детства находился в среде тех неравнодушных людей к природе, которые боготворили ее и жили в согласии с ней, передавая свой опыт общения с миром живого подрастающим поколениям. В разные периоды жизни мы получаем от природы укрепу, которая является целомудрием, источником сдержанности наших чувств и мыслей.
Книги Павла Григорьевича Кренева отражают жизнь во всех ее проявлениях: внешний мир и одновременно чувства, образность и мысли, содержание и воображение их равновесие своего создателя. Прочитанные мной книги поморского писателя вызвали у меня катарсис и совершенно справедливы те литературные критики, которые творчество Кренева Павла Григорьевича сравнивают с литературным творчеством выдающихся писателей таких как: М. Пришвин, К. Паустовский, Ю. Казаков, Вл. Солоухин.


МИСТИК, ПРОВИДЕЦ, ГЕНИЙ
… высшая степень мастерства писателя в том, чтобы выразить мысль в образе.
О. Бальзак.

Прошла череда юбилеев, посвященных 200-летию великих поэтов-мыслителей: Пушкина, Тютчева, Гоголя. Настала очередь юбилея одного из гениальнейших, загадочных, мистических поэтов России — Михаила Юрьевича Лермонтова. Лермонтов не встречался с Пушкиным, но знал, что тот высоко отозвался о его поэме «Хаджи Абрек», опубликованной в журнале «Библиотека для чтения» в 1833 году. С Гоголем поэт лишь один раз встречался перед отбытием на Кавказ. Они не могли наговориться, диалог их продолжался несколько часов. Творческая жизнь Лермонтова продолжалась всего 13 лет из 26 отпущенному ему Всевышним. Лев Толстой заметил, что если бы Лермонтову довелось сполна прожить свой жизненный срок, то «ему и Достоевскому в литературе нечего было бы делать». Его творчество не предавалось забвению ни при жизни, ни после трагической смерти. Своими поэтическими и прозаическими произведениями Лермонтов вызывал такое состояние у читателей, какое испытывал сам во время во время их написания. Это высшее достижение литературы.
Дм. Мережковский, писал, что когда-нибудь исследователям удастся полностью раскрыть тайну жизни и смерти Лермонтова «поэта сверхчеловечества». Может после этого раскрытия мистические силы космоса оставят Россию в покое и тогда голосом поэта заговорит истина. Пророческие стихи поэта, их смысловая неразгаданность до сих пор не дают покоя исследователям
Прошла череда юбилеев, посвященных 200-летию великих поэтов-мыслителей: Пушкина, Тютчева, Гоголя. Настала очередь юбилея одного из гениальнейших, загадочных, мистических поэтов России — Михаила Юрьевича Лермонтова. Лермонтов не встречался с Пушкиным, но знал, что тот высоко отозвался о его поэме «Хаджи Абрек», опубликованной в журнале «Библиотека для чтения» в 1833 году. С Гоголем поэт лишь один раз встречался перед отбытием на Кавказ. Они не могли наговориться, диалог их продолжался несколько часов. Творческая жизнь Лермонтова продолжалась всего 13 лет из 26 отпущенному ему Всевышним. Лев Толстой заметил, что если бы Лермонтову довелось сполна прожить свой жизненный срок, то «ему и Достоевскому в литературе нечего было бы делать». Его творчество не предавалось забвению ни при жизни, ни после трагической смерти. Своими поэтическими и прозаическими произведениями Лермонтов вызывал такое состояние у читателей, какое испытывал сам во время во время их написания. Это высшее достижение литературы.
Дм. Мережковский, писал, что когда-нибудь исследователям удастся полностью раскрыть тайну жизни и смерти Лермонтова «поэта сверхчеловечества». Может после этого раскрытия мистические силы космоса оставят Россию в покое и тогда голосом поэта заговорит истина. Пророческие стихи поэта, их смысловая неразгаданность до сих пор не дают покоя исследователям-лермонтоведам. В стихотворении «Сон» поэт предсказал свою смерть:
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим Я,
По капле кровь сочилася моя.
… Кровавая меня могила ждет,
Могила без молитв и без креста.

В самой смерти поэта много загадочного, секундант Лермонтова Васильчиков свидетельствует: «Мы подбежали к упавшему. В правом боку его дымилась рана, в левом сочилась кровь». Получается, что поэт получил сразу два смертельных ранения. Эксперты утверждали, что пистолетный выстрел Мартынова не мог поразить сразу и сердце, и легкие. Есть версия, что под прикрытием поединка (дуэли) Лермонтов стал жертвой злодейского заговора, а разразившаяся гроза с оглушительными раскатами грома и проливным дождем замели следы преступников.
Многие исследователи творчества Лермонтова заметили мистическую загадку поэта, в его 100-летнюю годовщину со дня рождения 1914 года над Невой показался световой столб, превратившийся в крест, началась первая мировая война. Через 100 лет после кончины Михаила Юрьевича началась в 1941 году Великая Отечественная война, 125 лет со дня рожденья поэта началась вторая мировая война, 150-летие, распад СССР, в это же время корабль, названный его именем, затонул в самой глубокой впадине Тихого океана. Боюсь даже прогнозировать, что может случиться в год 200-летия Михаила Лермонтова, который уже перевалил на вторую половину. Мистические цифры 14 и 41 пугают, тревожат и не добавляют оптимизма в связи с происходящими событиями в мире.
Вся недолгая жизнь поэта окрашена мистическими явлениями, которые оборачивались источником противоречий, потерь близких ему людей, драм и трагедий. Я сын страданья. Мой отец
Не знал покоя под конец.
В слезах угасла мать моя:
От них остался только я,
Ненужный член в миру людском,
Младая ветвь на пне сухом…

А все началось в далеком детстве. Бабушка, Елизавета Алексеева Арсеньева, женщина деспотического, непреклонного характера, любившая внука до самозабвения. Перевезла Мишу, которому не было и года, из Москвы в Тарханы, ныне село Лермонтово Белинского района Пензенской области. Там и прошло детство Лермонтова — 13 лет половина его жизни. Елизавета Алексеевна дала внуку прекрасное домашнее образование, пригласив для этого хороших учителей. Михаил в раннем возрасте свободно говорил по-французски и по-немецки, позже овладел английским и латынью. Его день был расписан по минутам, Миша хорошо играл на скрипке, рояле. Несколько лет назад я побывал в Тарханах и меня поразили живописные работы Михаила Юрьевича, это одно из самых больших впечатлений, которое я вынес из посещений музейного комплекса в Лермонтово. И еще удивительная природа. Все многочисленные постройки на территории комплекса утопают в зелени, рощи, пруды, круглый сад, фамильная часовня, домовая церковь Марии Египетской — были первыми впечатлениями будущего поэта.
… Любил сначала жизни я
Угрюмое уединение,
Где укрывался весь в себя,
Боялся, грусть не утая,
Будить людское сожаление…
Я вопрошал природу, и она
Меня в свои объятья приняла…

Стихи и поэмы Миша начал писать с семи лет, а в четырнадцать он уже публиковался в известных журналах России. Обучаясь в Московском университете и в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, Лермонтов одновременно пробует себя в прозе и поэзии, а его публикации в журналах привлекают внимание критиков и коллег по перу. Михаил Юрьевич дружил с идеологами славянофильства: Ю. Самариным, А. Хомяковым, П. Киреевским, но он расходился с ними относительно значения западной цивилизации. Он говорил издателю А. А. Краевскому: «Это стремление шагать в ногу с Европой задержало наше развитие Бог весть на сколько лет. Сколько можно тянуться за Европой? Я многому научился у азиатов, и мне хотелось бы проникнуть в тайны азиатского миросозерцания. Там, на Востоке тайник богатых откровений.»
Кстати, Ф. Достоевский в конце своей жизни призывал общество обратить свои взоры на Восток: «Россия не в одной только Европе, но и в Азии; потому что русский не только европеец, но и азиат». Два гения в разные периоды времени размышляли одинаково, о будущем развитии России. Лермонтов владел даром космических панорам. В мировой поэзии не было случая (до космонавтов), чтобы человек посмотрел на Землю из Космоса. Правда, Пушкин посмотрел на Кавказ с высоты самого Кавказа: «Кавказ подо мною, Один в вышине, Стою я у края стремнины.».
А вот как у Лермонтова: И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал;
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
И, глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял…

Внимательный читатель, берущий книги поэта обращает внимание на образное мышление, на совершенство художественного самовыражения, на национальное, патриотическое, самобытное жизненное искание, самоопределение себя.
..В уме я создал мир иной
И образов иных существование.

Находясь на территории заповедника, восхищаясь его природой меня не покидала мысль, что слияние способного ребенка с такой красотой, развили в нем возвышенные чувства, духовные устремления, воздействовали на формирование образного мышления, выразившееся в прекрасных стихах и не менее прекрасных полотнах живописи. Вспомнил строчки юного поэта:
Когда садится алый день
За синий край земли,
Когда туман встает, и тень
Скрывает все вдали,

Тогда я мыслю в тишине
Про вечность и любовь,
И чей — то голос шепчет мне:
Не будешь счастлив вновь.

Размышляя о сегодняшней литературе, погружаясь в ее содержание, у меня складывается впечатление, что она рационализируется, исчезает образное мышление, скудеют чувства. Возможно, это связано с тем, что скукоживается природная данность, урбанизация охватила все континенты земного шара, а с ней растет агрессивность, угасание нравственности.
В русской литературе, в ее лучших проявлениях, на мой взгляд, всегда наличествовало два важнейших фактора — вера и чувство. Они выражали сущность русского народа. Наш первый митрополит Древней Руси Иларион Троицкий 11 век в своем произведении «Слово о Законе и Благодати» отразил чувства, сгусток мощной национальной духовной энергии наших предков. Самим названием книги он указал, что есть государства и народы, живущие по законам, а русские (впервые вводит понятие русский народ) живут по благодати, т. е. по нравственным, христианским установлениям. Религиозное искусство определяется чувствами, они меняют весь духовный облик человека, сообщает ему силу и глубину любви к родине. Чувства отражают глубокое понимание жизни, торжество русской самобытности мысли, бездонной глубины и скорби человека. Митрополит Иларион в своем «Слове» почувствовал красоту предвечного творческого замысла Духа, основанного на вере и чувствах.
Русские мыслители и писатели М. Ломоносов, Ф. Достоевский, Л. Толстой, Ф. Тютчев, Н. Лесков, продолжили традиции, заложенные Иларионом. Образ мирообъемлющего целостного мира воссиял в их произведениях, основа которых составляли — вера и чувства. Русские писатели и философы в основу своего творчества ставили философию сердца и веру. М. Ломоносов, Вл. Соловьев, И. Ильин, И. Сеченов считали, что рационализм (разум) не может достигнуть тех высот, которые доступны сердечному разуму (чувству), вере.
А. Пушкин писал:
… На них основано от века,
По воле Бога самого,
Самостоянье человека
Залог величия его.
Животворящая святыня.
Земля была б без них мертва…

Творчество Михаила Юрьевича Лермонтова, обязано своим успехом — вере и чувству, в их истоки его образного мышления и гениальности. Проиллюстрирую свое суждение одним стихотворением «Молитва», которое по праву можно отнести, как и все его произведения, к великим шедеврам русской и мировой литературы, и отвечает на вопросы, поставленные в данной статье автором.
В минуту жизни трудную
Теснится в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души, как бремя, скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется.
И так легко, легко.

Сменяющиеся друг друга поколения людей оценили великие творения Михаила Лермонтова, по праву отнеся их к гениальным шедеврам русской и мировой литературы. Благодаря его творчеству мы, читатели, постигаем новый смысл бытия, обнаруживаем другой духовный мир, неведомый нам, и заставляющий нас размышлять, радоваться, страдать, восхищаться.


ИСТОРИЯ В ЛИЦАХ ОДНОГО ПОЛКА

В Тюменском издательстве «Вектор Бук» при непосредственном участии директора Лескина Сергея Михайловича, автор-составитель, вышла книга: «Краткая история Тобольского пехотного полка 1703-1918 гг.». Основанием книги являются многочисленные исторические документы, отражающие различные эпохи, периоды развития России, и ее вооруженные силы. Обращение к истории отдельного полка русской армии, предполагает изначальную внутреннюю убежденность автора в истинности, бытийственности, актуальности темы и в наше время первой половине ХХI столетия. В предисловие данной книги С. М. Лескин обращает внимание читателя для кого предназначено это издание. «Наше издание мы старались сделать интересным в первую очередь для детей и молодежи: в меру информативным, в меру иллюстрированным, не занудным, но поучительным. Учить историю не забывать предков, свои корни — пожалуй, самое, важное в этой жизни». Историческое повествование, осмысления двухсотлетней службы Тобольского пехотного полка России, предполагает обращение к особенностям и проблемам пониманию места и роли России, ее вооруженным силам в европейском и мировом социокультурном и цивилизационном процессе.
Узнать в историческом эссе, эпизоды прошлого, в которых слиты воедино личный подвиг русского солдата и офицера, обнаружить черты современности, реальную действительность, в малом большое, значит понять сокровенный смысл, содержание данной эпохи, отраженный в книге. Особо хочется отметить описание командиров Тобольского пехотного полка: полковников и генералов, глубоко верующих и беспредельно служивших верой и правдой государю и Отечеству. Прекрасные иллюстрации в книге показывают сражения и быт солдат и офицеров и патронирующих Тобольскому пехотному полку полководцев и даже великих князей династии Романовых. Я не сомневаюсь, что настоящий экскурс о далеком прошлом русской армии, ее небольшой части «Тобольский пехотный полк», эстафета поколений — тема вечная, с интересом будет встречен многими читателями и исследователями славной славянской цивилизации данного исторического периода России. Тобольский 38-й пехотный полк, созданный при Петре I и закончивший свои ратные подвиги на благо России при Николае II, привлечет внимание читателей и историков, пожелавших узнать об этом периоде как можно больше.
Тобольский пехотный полк, прошагавший за два столетия славный, героический путь, по дорогам не одного государства, сменив несколько поколений защитников, патриотов Земли Русской, стяжавших «лавры побед в двух турецких, венгерской, польской, крымской компаниях и двух Отечественных войнах, 1812 и 1914 годов». Взаимоотношения в социуме различных периодов в истории развития России непросты: трагичны и много значимые, способные связать прошлое, настоящее и будущее, об этом умная, нужная книга «Краткая история Тобольского пехотного полка 1703-1918 гг.


ТАЙНОЕ ОБАЯНИЕ ЖИВОПИСИ

Недавно прошла очередная выставка в Тюмени известного художника России Павлова Александра Николаевича, одновременно в издательстве АО «Тюменского дома печати» вышел альбом «Времена года. Музыка русской живописи». Прекрасному альбому с живописными работами разных времен года Павлов, в виде эпиграфа, предпослал свои поэтические строчки:
Мой друг, прими мои восторги,
Этюдов красочный настрой,
Родной природы образ кроткий,
Воспетый дерзостной рукой.

Поистине не может быть сомнения в том, что произведения Поэзии и Живописи вызывают наибольший восторг тогда, когда им удается растрогать нас читателей, зрителей. Живопись, поэзия, музыка — посредник и примиритель природы и человека. Их колдовские чары способны породить в нас страдания или возвышенные устремления к прекрасному, объяснить тайное обаяние живописи. Живопись отображает души через внешний облик. Ее музыкальное сопровождение в душе, происхождение того наслаждения, которое мы испытываем от стихов и картин, надо признать не каждому дано. Погружаясь в «Цветы осени», «Бабье лето», «Зимний сон», «Вербное воскресенье», эти полотна Павлова проявляют особое, мощное воздействие на зрителя, взывают в памяти, хранящие в девственной чистоте наиболее глубокие, устойчивые природные эмоциональные связи, которые могут быть осмыслены и бережно актуализированы человеческим разумом.
На выставке художника я простаивал перед картинами, такими как: «Вешние воды», «Весной», «Туман. Белые ночи», «Тишина», «Ливни золотые». И думал, Павлов своими работами очеловечивает природу, дает возможность внедрения человеческих мыслей и страстей во все явления, которые зритель созерцает: цвет, форма, движение — эти элементы объединяют искусство, сливаясь в единую нравственную идею — любви к своей Родине. Живопись явление чисто человеческое и зритель, посетивший выставку картин художника, сохраняет в своей душе полотна, предназначенные для насыщения его интересов, эмоций, чувств, сохраняет в памяти отчетливые образы над человеческой душой. Большое впечатление произвели на меня полотна: «Березки. Деревенька», «Осенний вечер. Стожок». Почему-то вспомнились строчки моего земляка, прекрасного поэта Владимира Гундарева: «Деревня моя, деревянная добрая, Смотрю через дали я из-под руки», и еще мои любимые строчки, которые точно соответствуют упомянутым картинам художника.
Берез серебряные волосы
Струятся медленно в снега.
Оставив шалости и вольности,
Умчался ветер за стога.
Стога в тулупах отороченных,
Стоят, как будто сторожа…

Художник посвятил более десятка картин деревни, вид которых вызывает ностальгию об уходящем укладе жизни, всепоглощающей, глубокой тоске, связанного с исчезновением малой родины, а с ней и социального слоя людей, полотна имеют историческое значение.
Картины Павлова: натюрморты, портреты, этюды, пейзажи, природные сибирские зарисовки отражают такие состояния зрителя, после просмотра, посещения выставки, которое вызывает слияния чувств с мыслью. Происходят полеты ассоциаций при малейшем, едва уловимом сходстве, но всегда обязательное возвращение, к собственному опыту, руководствуясь в своих мнениях в зависимости от того, насколько оно подходит под их мерки. Возникает вопрос, а могут ли зрители правильно судить о произведении живописи, о его главном достоинстве — творческой фантазии, которая явственно отличает талантливого художника от простого ремесленника. Наверное, показателем может служить многочисленные отзывы зрителей, посетивших выставку того или иного художника. Процитирую лишь одно суждение о Павлове Вл. Леняшина, доктора искусствоведения, академик, вице-президент Российской академии художеств: «Павлов живет в природе. Любит он ее? Странный вопрос. Он дышит с ней одной жизнью, породнен с ней: он — ее малая часть, пытающаяся понять смысл своего в ней существования. И его творчество естественным образом оказывается опытом живописного истолкования того, что он увидел и услышал в беспредельном природном бытии».
Живопись расшифровывает действительность, в ней не может не заключаться божественный смысл. Все небесное, земное несет нам свет, свежесть дождя с небес. В том и состоит величие живописи, что она являет нам вечность, возвещая о существовании нового мира, выбирая между направлениями и устанавливая связь между прошлым, настоящим и будущим.
С нескрываемым удовольствием листаю прекрасно оформленный, красочный альбом, снова и снова любуюсь картинами, которые я видел во время их зарождения, мои дружеские связи с Александром Николаевичем продолжаются несколько десятилетий. Его творческое взросление, становление, известность начиналось с персональных выставок в Тюмени, с 2006 года полотна тюменского художника экспонировались в залах Государственного Русского музея, позднее в Венгрии, Австрии, Риме, Париже, Чехии, Дели, Лиссабоне. Имя «заслуженного художника России» Александра Павлова известно не только в России, его работы находятся во многих музеях странах мира. Тюменский художник своим реалистичным искусством — в век утраты фундаментальных смыслов, по отдельным закромам многоликой культуры, пытается сохранить традиционные православные ценности, являющиеся источником, основанием духовной жизни России.


СВЕТ МИРУ
К 75 — летию со дня рождения Тюменского художника Б.И. Паромова.

Название данной статьи отражает одну из картин тюменского живописца Паромова Бориса Ивановича, о творчестве которого и пойдет речь. Обычно мы судим и оцениваем творческие деяния художников, исходя из естественных сердечных порывов, свойственных нашему мировосприятию, жизненного опыта. От природы, склонных к философским размышлениям: нравится или не нравится, будоражат ли картины наши мысли и чувства. Люди, пришедшие на выставку художника, наполняют душу приятным удивлением, верящих в правдоподобие увиденное, осмысленное на полотнах художника. Божественная искра живописца состоит в способности найти такие образы изображаемой действительности, что нам, пришедших на выставку, остается лишь восхищаться увиденным проницательностью и справедливостью ваятеля, отражающего мир во всех его проявлениях. С работами Бориса Паромова знаком в течение более 30 лет, мое восхищение ими я выказывал не только на выставках, но в большей мере в мастерской художника. Наши диалоги, обсуждения отдельных полотен, выражающие эмоции людей, которые отражают чары тайного колдовства, восхищение талантом художника, реальностью и действительностью вечной сущностью всех вещей. Воплощенные православными храмами, Тюменские силуэты, «Тюмень уходящая», «Это было и прошло», сияние снегов, природное буйство в июне, превращая Тюмень в один из красивейших городов России. Все это наличествует, в разных сюжетах, прекрасных картинах Бориса Ивановича, таких как: «Вечерний звон», «Памятник советской эпохи», «Бабье лето», «Аллея в городском саду».
Всеми средствами Паромов стремится создать иллюзию того, что перспективное пространство является продолжением реального пространства города. Прозрачные краски, тонко передающие различные состояния освещения, от утреннего до вечернего, и изменчивая линия контуров, придают картинам художника, особую камерность и в то же время живость, воздушность, душевность. Особенно мы видим любимый мотив художника, когда неожиданно выступающий среди зелени, последние лучи заходящего солнца, виднеется храм и идущие к нему служителей церкви: «На закате», «Знаменский собор в мае», «Дорога к храму» и др. Эти картины в наибольшей степени, на мой взгляд, обладающие поэтической фантазией художника, они являют собой как будто божественную сущность, открывающееся в своем значении через мое собственное бытие, открывая прямой путь к человеческому сердцу. Знакомясь с работами художника, начинаешь понимать, что живопись, как вид искусства — важная часть национальной культуры. Очередная выставка Паромова покоряет многообразной, многожанровой палитрой ваятеля, около 400 работ, она отражает всепоглощающую думу о России, русском народе, о надвигающихся серьезных временах, событиях в ХХI столетии, которые уже происходят и начинают тревожить все человечество. Обращает внимание монументальная картина «Воин с копьем. На битву». Красные сполохи над крепостью и храмом, момент перехода от одного состояния к другому выражен с помощью грозового пейзажа, где за последними проблесками заката следует солнечный свет луны, озаряющий фигуру воина. «Памятник Ермаку», «Тобольский кремль», «Вечный сон. Закат над Россией», «Росиия», «Воин Ослябля», «Пересвет», «Неси свой крест и веруй», «Родина», «Вечный бой».
Исторические картины, в которых световые эффекты нужны живописцу для их перевода из области чувственных ощущений в область духовных, нравственных категорий, религиозных переживаний, где истины веры раскрываются разуму. Потому так и бушует мрачнеющий океан истории в картинах Бориса Ивановича, что он не принимает в свою глубину мышления предсказания, которые громоздятся вокруг нас, а основывается на фактах и вере, принципе историзма, в исполнение светлых чаяний и исторических идеалов вечной России. Когда я смотрел на картину «Вечный зов. Закат над Россией», в которой семья — воин, ребенок, жена — мать — спят на своей земле в окружении цветов, земной юдоли, а над ними встает солнце и видны мириады еще не погасших звезд. Неожиданно вспомнились строки великого русского ученого — поэта Ал. Чижевского;
Великое без Солнца не цветет;
Происходя от солнечных истоков,
Живой огонь из груди бьет,
Мыслителей, художников, пророков.

Картины Паромова окутаны облаками и звездами — «Дышала ночь», «Пыль веков», «Вечность», «Над миром», «Утренняя звезда», «Крест», «Жажду» — обертонами духовного и душевного строя русского человека. Красками низвергается ночное небо, молчанием леса, звоном колоколов церквей, приглашая зрителей к исповедальности. Кругом Храмы — присутствие Горнего мира, ощущаемого почти физически. Художник смело, там, где считает нужным, огрубляет те или иные детали и сгущает краски. В изображении Храма Паромов опускает некоторые подробности, а в колокольне, сохраняя ее пропорции, слегка видоизменяет рисунок верхней части для достижения единой гармонии. Его муза — углубленный в себя странник-монах «На Закате», идущий к своему Храму, который манит тем, что скрыто за его стенами. Фигура монаха несколько отодвинута вглубь по отношению к первому плану, что сообщает большую пространственность и глубину пейзажа — ярко распустившейся цветущей сирени, а за деревьями видны купола двух Храмов. В картине все — и монах, и пейзаж взаимосвязаны и взаимообусловлены не каким-то интересным событием, а правдой обыденности, являющейся частью единого целого. Часто смотрю на эту картину и задаюсь вопросом, о чем думает монах, что тревожит его в нашем мире. Эта картина весит у меня в кабинете, подаренная автором, напоминая о соответствии божественного и земного, внешнего и внутреннего, погружая в глубочайшее, чистое созерцание идеи, идеалов, возвышающих душу человека. При этом попутно замечу, я благодарен Борису Ивановичу за художественное оформление почти всех моих научных и художественных книг. Чем больше смотришь на паромовские полотна, тем больше возникает вопросов, ответы на которые хочется найти. Почти каждая его картина имеет какое-то скрытое значение, авторский подтекст, в них заключена другая не показная жизнь, экзистенциально скрывающего художника, его душевное состояние, ирония, скорбь. Внутренний мир живописца служит ему своеобразным камертоном, который с необычайной чуткостью отзывается на человеческие горести и радости, а через призму чужих страданий и радостей просвечивает его собственное мировоззренческое видение многоликого мира, отраженное в картинах. Живопись как вид искусства не прихоть, не временная забава души, а выражение, повторюсь, ее внутренней деятельности, заключающей свои идеалы, переходящие в реальную жизнь, субстанцию по законам красоты.
Многожанровая деятельность художника привлекает зрителя, обнаруживающего пейзаж, портрет, натюрморт и даже народный лубок. Его портретная коллекция оживлена напряженной духовной жизнью, внутренним порывом, вдохновенно устремив свои взоры в будущее и нашу действительность. Некоторые портреты даны в смелых ракурсах и отличаются четкостью рисунка и объемностью форм «Ах, эта красная рябина», «Август», «Голоса предков». В натюрмортах «Вино жизни», «Солдатский натюрморт» Паромов выказывает свое духовное беспокойство, всякий раз замораживающееся в надежде обрести устойчивость в странном и хаотичном взбудораженном мире городского человека нашего времени. Именно в поисках духовности живописец приходит к большим обобщениям, где предметы, вещи воспринимаются как христианские символы, а не как бытовые продукты. Привлекает внимание зрителей цикл картин, посвященных «Тюмени уходящей», в ее историю, картинам, связанных с Великой Отечественной войной, Победой над фашисткой Германией. Сила эстетического, этического воздействия на зрителя этих полотен связана с мощным силовым полем исторической памяти, вызовами времени, поисками культурных доминант, которые подвергаются философской рефлексии. Причины, вызвавшие у художника-реалиста потребность в таком поиске, очевидны: крах, закат постмодернистских концепций, попытка предложить выход из кризиса, удержать духовный каркас моральных императивов, традиций с божественной справедливостью, русской историей. К некоторым своим картинам Борис Иванович предпослал толковые комментарии, художник отлично владеет литературным языком, им написаны и опубликованы десятки прекрасных рассказов и пора уже собрать их и издать книгу. В заключение хочу поздравить с 75-летием выдающегося тюменского художника Паромова Бориса Ивановича и его супругу талантливейшего искусствоведа Наталью Паромову, вклад содеянного ею в труды своего мудрого ваятеля несомненен.


ВЕЛИКИЙ ДЕДУШКА СИБИРИ
«Прежде всего человек обязан своей Родине».
Чаадаев П.Я.

В этом году исполняется 187 лет со дня рождения Потанина Григория Николаевича. Мое знакомство с его творчеством началось в студенческие годы, мы первокурсники Томского государственного университета часто из гуманитарного корпуса, направляясь в главный корпус, обращали внимание, по правую сторону от дорожки, от стен Научной библиотеки, за кедрачом в глубине университетской рощи, на установленный бюст мыслителя работы томского скульптора С.К. Данилина. На постаменте скромная, лаконичная надпись: «Потанин Григорий Николаевич 1835-1920. Выдающийся русский ученый и путешественник». Позднее я узнал, что Григорий Николаевич вначале был похоронен на Преображенском кладбище. Могила Потанина была забыта, заброшена, и только, в послевоенное время, она была обнаружена, по сохранившиеся фотографии с похорон учениками ученого. Но сколько стоило трудов ученым, писателям, общественным деятелям, даже вмешательство Академии Наук СССР, чтобы провести идентификацию останков и перенести прах Потанина в университетскую рощу в 1956 г, и открыть памятник через два года.
Григорий Николаевич Потанин родился в станице Ямышевская Семипалатинской области в семье потомственного офицера, сибирского казачьего войска. Учился в Сибирском кадетском корпусе, в котором подружился (жили в одной комнате) с одногодком Чоканом Валиханоым, который не знал ни одного слова по-русски, как впрочем Григорий по-казахски. Позднее Григорий Николаевич свободно будет говорить на казахском языке, и даже некоторое время станет переводчиком в главном управлении Западной Сибири. А выдающейся казахский ученый, художник Валиханов Чокан Чингисович, проживший всего тридцать лет, будет говорить и писать на восьми языках мира. Эта встреча определила их вектор будущей деятельности, они стали известными этнографами, фольклористами, историками, писателями, географами, биологами, геологами в ученом мире. О своем друге Потанин писал: «Если бы у Валиханова была казахская (киргизская) читающая публика, может быть в его лице киргизский народ имел бы писателя на родном языке в духе Лермонтова и Гете». Кстати одну из последних книг Потанин посвятил самым близким своим друзьям: Чокану Валиханову и Николаю Ядринцеву. Начинал свою службу Потанин в городе Семипалатинске, участвовал в основание города Верного (ныне Алма-Ата), затем переведен в город Омск. Где бы он не находился постоянно изучал местный край, описывал неведомые ему травы и постоянно учился для продолжения учебы он подал в отставку. Русский мыслитель-анархист М. Бакунин познакомившись с молодым исследователем Сибири, назвал Потанина «Сибирским Ломоносовым» он писал своим сестрам, прося их оказать посильную помощь юноше.
Характеризовал его так: «Главное у него есть ум и сердце, он одарен самостоятельным мышлением. В нем три качества, редкие между нами, упорное постоянство, любовь к труду и способность неутомимо работать и, наконец, полное равнодушие ко всему, что называется удобствами и наслаждениями материальной жизни». Бакунин дал сто рублей юноше, на первое время, для поступления вольнослушателем в Санкт-Петербургский университет на естественно-историческое отделение физико-математического факультета. В Петербурге он знакомится с Н. М. Ядринцевым, организовывает сибирское землячество, занимавшееся изучением Сибири. Он находит в библиотеках, музеях, архивах огромное количество документов, погружается в них, пишет статьи и готовится к будущим путешествиям, чтобы на практике убедиться в их подлинности. Потанин писал об этом времени: «Три года, проведенные мною с Ядринцевым в Петербурге, были быть может, самые важные в нашей жизни, это были годы нашего политического воспитания. В эти годы определилась наша индивидуальность, было указано особое место в общественной деятельности».
Каковы же главные идеи молодого исследователя Сибири? Он выступает за отмену уголовной ссылки в Сибирь, предоставление этому огромному краю экономической и политической автономии, открытие Сибирского университета для формирования местной интеллигенции. Ученый старается свои мысли и идеи донести для большего числа людей, выступает с докладами, публикует статьи, но не каждая газета и журнал солидаризуется с идеями мыслителя. Некоторые исследователи творчества Потанина считают, что он ратовал за отторжение Сибири от России, стремился сделать ее самостоятельным государством. Приведу небольшое одно высказывание мыслителя. В письме Н. С. Щукину 1862 год он пишет: «.Сибирь — одна из резко отмежевавшихся провинций (колония царской России). У ее населения имеются собственные интересы, под ними я разумею. автономию провинции. Мы хотим жить и развиваться самостоятельно, иметь свои права и законы, читать и писать, что нам хочется, воспитывать детей по своему желанию, по-своему собирать налоги и тратить только на себя. Пусть каждая область Сибири зажжет свое солнце, и вся Россия будет иллюминована». В одном из устных выступлений перед студентами историками ученый горько посетовал: «У нас вошло в обыкновение всех. разделяющих чувство сибирского патриотизма называть сибирскими сепаратистами, хотя бы они и в мыслях не имели отделения Сибири от России». С этим клеймом еще долгие годы жил Григорий Николаевич, его даже не пригласили на открытие Томского Университета 1888 года, за свои идеи мыслитель трижды попадал в тюрьму на различные сроки.
В Лондоне А. Герцен в своем «Колоколе» напечатал статью Потанина «К характеристике Сибири», которая была перепечатана несколькими европейскими изданиями, его «Заметки о Западной Сибири», прокламации «Сибирским патриотам» распространялись в рукописном и печатном виде по всей России. Надо сказать, что его литературно-публицистическая, общественно-политическая деятельность недостаточно изучена и ждут своих исследователей. Она особенно отражена в эпистолярном наследии мыслителя, оно огромно. В 1987-1992 гг. иркутскими исследователями изданы письма в пяти томах, большой том издан Томским университетом 2004 г. но это лишь небольшая часть, многое еще не выявлено. Свои идеи «областничества» Потанин проповедовал своим учащимся во время лекций в Томске в мужской и женской гимназии. Ученый писал, что во время преподавания увлекался «сверх меры» давая своим ученикам знания не только по истории и литературе, но и политике, экономике, ботанике, зоологии, географии. Учащиеся очень любили и восхищались своим наставником за его энциклопедические познания, любовью к Сибири, заряжая их сибирским патриотизмом. Весной 1865 года Г. Потанин, Н. Ядринцев, Е. Колосов были арестованы по обвинению в стремлении отделить Сибирь от России, «сибирском сепаратизме», «Общество независимости Сибири» одновременно в Омске, Иркутске были арестованы друзья и соратники Григория Николаевича.
Потанин взял вину на себя, его единомышленники отделались кратковременной ссылкою. В Омском остроге Потанин был подвергнут гражданской казни, затем был отправлен на каторгу в Свеаборг, затем ссылка в Вологодскую губернию и только через восемь лет — освобождение: помогло ходатайство выдающегося путешественника, председателя Российского Географического общества П. П. Семенова-Тян-Шанского. В Вологде Григорий Николаевич встретил Лавровскую Александру Викторовну, ставшую верной спутницей и соратницей во всех его начинаниях, невзгодах и бедах, другом и ангелом-хранителем. После отсидки и ссылки Потанин совершил многочисленные экспедиции: в Тибет, Китай, Монголию, Алтай. Тысячи километров исходил пешком по Западной и Восточной Сибири, при этом надо заметить, у него не было охраны, умел договариваться, убеждать людей. Он производил неизгладимое впечатление на людей в различных регионах мира, его знали как доброго и смелого человека, лекаря, приносившего исцеление, называли «хутухтой» — святой подвижник. Писатель В.Шишков дает такую характеристику ученому: «Потанин пользовался по всей Сибири громадной популярностью, почти такой же, как Лев Толстой в России».
Потанина влекли неизведанные земли, просторы на озере «Зайсан» его интересуют проблемы рыбоводства, в Китае — культура, быт, традиции. Скрупулезность в изучение быта и уклада народов мира, статистические сведения их развития, позволили ему соотнести, обнаружить исторические параллели культурологического характера, собрал богатейшие геологические, ботанические коллекции. В трудах «Восточные параллели некоторым русским сказкам» или «Русская девица Дарига в киргизкой сказке» затрагивает взаимовлияние казахской и русской литературы, культуры. Позднее были написаны две удивительные фольклорно-философские книги: «Сага о Соломоне» и «»Ерке. Культ сына Неба в Северной Азии» в них рассматривается единство мифологии Европы и Азии, связь христианско-библейской традиции с религиями Центральной Азии. Изданы глубокие научные книги: «Восточные основы русского былинного эпоса» и «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе». В 1883 году ученый опубликовал огромный четырехтомный труд «Очерки Северо-Западной Монголии», который и сегодня не потерял своего значения для историков и этнографов, религоведов. Были изданы книги: «Урга всемирная иллюстрация», «Тунгуско-Тибетская окраина Китая, и центральная Монголия», «Областническая тенденция в Сибири». Во всех экспедициях Потанина участвовала его жена, она автор научных трудов, первая женщина, принятая в члены географического общества, удостоена Большой золотой медали, есть ледник в горах Монгольского Алтая в ее честь. Во время 4-й 1893 году, длительной экспедиции в Монголию Александра Викторовна серьезно заболела, ее организм не выдержал тяжелых нагрузок, пришлось прервать экспедицию. Похоронена Потанина в городе Кяхта в Бурятии, у границы с Монголией, горожане на свои средства поставили памятник прекрасной русской женщине ученому. В 75 лет Потанин женился во второй раз на сибирской поэтессе Васильевой Марии Георгиевне (1863-1943).
Брак с поэтессой просуществовал недолго, издательство Томского университета выпустило большой том писем, обращенный к Васильевой Григория Николаевича «Мне хочется служить Вам, одеть Вас своей любовью». Эти письма дают нам возможность увидеть частные моменты биографии ученого, общественного деятеля, энциклопедически образованного, бескорыстного человека, который в личной жизни оставался интеллектуалом, с моральной ответственностью за все происходящее в семье и обществе. Последние 18 лет, Потанин прожил в Томске, его неувядаемая энергия поражала всех, кто общался с ним, ученого называли «Великим дедушкой Сибири». Выходили его книги, брошюры, создал Томское литературно-драматическое общество, общество по изучению Сибири, выступает с лекциями, редактирует книги и журналы, четыре крупных сибирских города избрали почетным гражданином Потанина. После февральской революции уже больного просветителя заочно избирают главой Сибирской Областной думы. М. Горький 21 апреля 1917 года прислал телеграмму Потанину: «Сердечно поздравляю Вас мудрый рыцарь, желаю счастья Вашей любимой ныне свободной Сибири». На Октябрьскую революцию Потанин почти никак не прореагировал, в декабре 1919 года, за несколько месяцев до смерти советская власть назначила Георгию Николаевичу персональную пенсию как выдающемуся ученому и путешественнику. Вот его реакция: «Господи, что они делают! Зачем же столько беспокойства — ведь я же еще работоспособен». Таким работоспособным оставался Григорий Николаевич Потанин на протяжении всей своей долгой подвижнической жизни. Последними словами ученого, когда его посетили в университетской клинике молодые друзья-соратники были: «Вот я умираю. Жизнь кончена. А мне жаль. Хочется еще жить. Интересно очень. Хочется знать, что будет дальше с милой Россией».


РУССКИЙ ЯЗЫК ДУХОВНАЯ КОЛЫБЕЛЬ РОССИИ

История русского языка — это всеобъемлющая непостижимая тайна. Язык является духовной основой России, великой ее культуры, которая открывает черты русского мышления, сущность нации в той же степени, что и православная вера. Вера является не интеллектуальным актом, а образом жизни миллионов людей и трудно представить жизнь человека вне культуры и веры. Язык — элемент культуры выступает как хранилище событий, произошедших на разных этапах развития общества. Язык отражает образ жизни этноса, его психологию, верования, систему ценностей, передаваемые через культуру поведения людей. Отечественные лингвисты озабочены понятийным вырождением, засорением, мутацией русского языка. Социологические исследования показывают, число говорящих на русском языке в мире за последние 20 лет сократилось почти на 100 млн человек. В нашей конституции русский язык значится, является языком государство образующего народа. Русофобские режимы в государствах Прибалтики и на Украине запрещают учиться, вести бизнес и даже разговаривать на русском языке. Демографы констатируют: с начала 1990-х до настоящего времени общее число русских на планете сократилось на 20 миллионов. Бросим ретроспективный взгляд на развитие истории русского языка. Солунские братья Кирилл и Мефодий создавали славянскую письменность не на пустом месте. Многие ученые-слависты полагают, что за век, до крещения Руси, исчезли многочисленные рукописи, говорящие о том, что в дохристианский период на Руси существовала письменность. Некоторые ученые утверждают, будто письменное наследие было сознательно уничтожено, чтобы будущие потомки не знали корней своей национальной культуры. Польский ученый Фадей Воланский утверждал, что славяне имели письменность еще до греков и римлян.
Но это лишь суждение ученого, не основанное на исторических фактах, а вот что касается существования письменности, у руссов, до «кириллицы», то академики А. А. Шахматов, О. Н. Трубачев, Б. А. Рыбаков высказывали мнение, что до христианства, в первые века христианства, на Руси существовало несколько видов письма. И «глаголица» была последним из них. Эти ученые не одиноки в своих убеждениях. Археологические исследования подтверждают: в поселениях Черняховской культуры на Днепре (III–V века н. э.) на найденных глиняных сосудах и пряслицах были обнаружены рунические надписи. Обращу внимание читателя на два исторических факта. Первое свидетельство «Панноского жития Константина философа», согласно которому создатель «кириллицы» Кирилл видел в 860 году в Херсоне (Корсуне) Евангелия и Псалтырь «русскими письменами писано». Есть предположение, что Кирилл и Мефодий при создании славянского алфавита использовали эти древнерусские письма. «А грамоте русская явилася, Богом дана, в Корсуне русину, от нее же научился философ Константин, а оттуда сложив и написав русским языком» — говорится в одной древнерусской летописи. Второй исторический факт связан с имевшим место влиянием русской культуры на Хазарский Каганат.
По сведениям арабских ученых, по их источникам, дошедшим до нас, в древней Хазарии пользовались «русским письмом». Данные факты привожу не для того, чтобы умалить роль Кирилла и Мефодия, а лишь затем, чтобы подчеркнуть мысль: из ничего не возникает что-то, всегда есть некая основа, фундамент.
История России раскрывается через языковые понятия, что находит свое выражение в этимологизировании, в обнаружении лексической формы слова, в обращении к истории русского языка. Русский язык, как любой язык — это непознаваемая до конца, трансцендентная сущность, и он может сказать о себе только сам.
Никакие науки не могут адекватно отразить язык, понять его сущность, она состоит в его выявлении. Поясню на примере строчками вологодской поэтессы Ольги Фокиной:
Все прекрасно, ясно, мудро, просто!
Корни — в почве, ветви в синеве,
Стройный стебель — остов — под берестом
Кольца лет вкруг сердца. Лист, в траве.

В этих четырех строчках, на мой взгляд, заключена мудрость, философия жизни, отражающая природный цикл, выявляя закономерности всего живого на земле.
Выявление происходит через индивидуальное самосознание русского человека, из исторической языковой сущности. Чтобы уничтожить народ, надо уничтожить его язык, культуру. В начале ХХ столетия один из русофобов С. С. Юшкевич писал: «Мы должны испортить русский язык…преодолеть Пушкина, объявить мертвым русский быт, словом, заслонить Русь от современности, русский народ от русского общества, свести на нет русскую оригинальность»
Можно вспомнить первого наркома просвещения России А. В. Луначарского, просвещавшего учителей на съездах в духе космополитизма, призывая не преподавать отечественную историю, и не стоит, по его мнению, учителям проявлять «… пристрастие к русскому лицу, русской речи, к русской природе — иррациональное пристрастие».
Сегодня наши СМИ почти повторяют то, что вещал А. В. Луначарский почти 90 лет назад. Их пугает введение курса православной культуры, увеличение часов на изучение русского языка и литературы. Подобное отношение противников изучения православной культуры в школе вызывает недоумение у миллионов людей, заставляет задуматься об ограничении прав граждан России, что ведет к национальной и межконфессиональной вражде. Православная культура на протяжении многовековой истории развития России формировала нравственность, созидала духовные основы семьи, оказывала огромное воздействие на все сферы жизни Отечества. Все народы мира в своем развитии испытывали влияние других этносов, других культур, но основа, база была всегда существенной, отличительной, национальной чертой духовной колыбели государственно-образующего народа. Именно в духовной колыбели русского народа надо искать социально-экономические истоки культуры и письменности. Православие являлось внутренним организующим национальным началом русской культуры. Нельзя понять национальную культуру без знания русского языка.
Один из величайших энциклопедистов России XIX века, лидер славянофилов Алексей Степанович Хомяков очень точно и объективно, с позиции глубоко верующего православного мыслителя, оценивает вклад святых равноапостольных Кирилла и Мефодия в развитие письменности, великой русской культуры.
Слава вам, братья, славян просветители!
Церкви славянской святые отцы,
Слава вам, правды учители,
Слава вам, грамоты нашей творцы,
Будьте ж славянству звеном единенья,
Братья святые Мефодий — Кирилл.
Да осенит их дух примирения
Вашей молитвой пред Господом сил!

Надо нынешним поколениям славянских народов услышать первоучителей православных славян и А. Хомякова. Очень важно сегодня соединить духовную и физическую силу России, Украины, Белоруссии на православной основе при глобальном воздействии Запада и Америки на славянские народы в переустройстве их по западному образцу, не исключая реформирования русского языка. Наша письменность прошла нелегкий путь в своем развитии. Она связана с идеалом русского человека, его ментальностью, отличною от других народов мира. Необходимо беречь родное слово, как написано в Священном Писании: «Вначале было Слово. Слово было у Бога. И Слово это — Бог». Слово окружает человека от самого его рождения до последнего часа жизненного пути. И сейчас, когда языковеды-реформаторы собираются провести реформу русского языка, а точнее, упростить его, остается надеяться на его самостоятельное выживание. Русский язык — духовная основа России, идеальное царство, от которого человек и вся наша великая культура вышли. Некоторые либералы-демократы (еще одна напасть) предлагают русскую письменность (кириллицу) заменить на латиницу, Россия, по их мнению, должна на равных войти в число цивилизованных европейских государств, как это делают сейчас Молдавия, Казахстан, Азербайджан. В разные периоды истории России было немало нападок на русский язык, вспоминаются слова М. В. Ломоносова, цитирую по памяти: «Языка нашего небесного красота, никогда не будет попрана от скота» и еще Вл. Даля: «Я за русское слово, русский язык полезу на штык, на нож.».
Несколько лет назад в Государственной Думе принят Закон о русском языке. Первые впечатления Закона о языке — чувство радости. Наконец-то среди депутатов нашлись радетели русского языка. Может прекратиться мат на заседаниях высшего законодательного органа страны, появится табуированное отношение к ненормативной лексике, засорению иностранными словами родного языка на радио, телевидении, интернете, в литературе. Пришло время, когда ныне необходимо сбережение русского языка. Сегодняшний беспредел в обществе, беспредел в языке — это расплата за бездуховность, в котором оказалась Россия. В свое время В.Г. Белинский писал: «Употреблять иностранное слово, когда есть русское слово, равносильное ему, — значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус».
Хочется верить, что русский язык переживет трудные времена, все реформы-эксперименты. Как заметил в свое время поэт Я. Смеляков:
…Владыки и те исчезали
Мгновенно и наверняка.
Когда невзначай посягали
На русскую суть языка.



ЧЕТЫРЕХСОТЛЕТНЯЯ СИБИРСКАЯ САГА О ТОМСКЕ

Неутомимый, плодовитый известный писатель, общественный деятель Сибири, почетный гражданин города Томска Сергей Алексеевич Заплавный опубликовал очередное историческое повествование «Томск изначальный» Новосибирск: ООО «ДОМ МИРА», 2020. Книга издана при поддержке Администрации Томской области. В биобиблиографическом справочнике, посвященным Сергею Заплавному (Томская областная универсальная научная библиотека имени А.С.Пушкина, книжная серия «Жизнь замечательных томичей»), указывается, его посвящение Томску составляет книг и статей более тридцати. При этом замечу, что родился Сергей Алексеевич в Чимкенте, до поступления в Томский университет жил в Алма-Ате, Усть-Каменогорске. После окончания университета вся последующая творческая жизнь Заплавного связана с Томском. Хочу напомнить читателям, талантливейшая писательница, супруга Сергея Заплавного Каленова Тамара Александровна имеет тоже непосредственное отношение к летописи истории Томска. Каленова является автором прекрасной книги, двухтомника «Университетская роща» об ученых Томского университета. Среди многочисленных поэтических сборников Заплавного я обнаружил в одном из них стихотворение «Сибирь» (автору 25 лет), излишне объяснять, какому старинному городу посвящены строки от лица тех, кто прикипел к нему на всю оставшуюся жизнь:
С любых широт стремлюсь всегда к Сибири,
В старинный город, вставший средь тайги,
Тебе, Сибирь, себя мы посвятили.
Тебе — непосвященные стихи.

После прочтения этих строк вихрем пронеслась моя студенческая жизнь, связанная с Томским университетом, («Сибирские Афины») Томском, с дорогими для меня Сергеем Заплавным и Тамарой Каленовой, сокурсниками, мудрыми преподавателями, университетской рощей, в которой проходили любовные свидания, носившие иногда необязательный характер. Не могу уйти от соблазна, чтобы не процитировать строчки Сергея, посвященные Томску из книги «Крылатый конь» Тамары Каленовой, Сергея Заплавного.
На трех холмах, на четырех ветрах,
В краю таежной посреди России
Стоит мой город над Рекою синей,
Стоит и отражается в веках.

Каждый очерк упомянутой книги в зависимости от характера жизненных обстоятельств, на время выступает на первый план, но, в конечном счете, они совмещаются и сливаются друг с другом, снова строчки Сергея:
Слово было вначале,
город вырос потом —
Томск, который мы любим,
Дом, в котором живем.

Это была краткая прелюдия, ностальгия к книге «Томск изначальный». В этой новой книге отражены подлинные исторические события конца 16 и первой половине 17 веков, происходящие в Сибири. Книга разделена на четыре части, акцентируя структуру и общую их направленность автор, с четкой строгостью определяет характер вставных эпизодов, расположенных внутри произведения, как бы в паузах варьируя истории, заменяя и дополняя многочисленные источники, уходящие в глубинные периоды развития Томска, Сибири, России. В России всегда существовали различные этносы, часть из них клонится к упадку, другие словно застыли в своей эволюции, воспроизведя тысячелетний уклад жизни и верований. Надо признать, что новый тип отношений с различными этносами в период русского заселения Сибири не всегда сразу находил понимание, корень, источник и основание духовной жизни другого народа. Совсем наоборот, новый уклад жизни, призванный в будущем изменить судьбу коренного народа, упрочения и укоренения его, не может быть триумфальным шествием на пути к цивилизационным основам бытия. Заплавный в романе показывает сомнения и в то же время стремление татарского князя племени Эушта Тояна включить свои владения в состав России. Тоян, после общения с посланником русского царя Бориса Годунова Василием Фомичем Тырковым, настроил себя и своих подданных, после трех лет размышлений, ехать в первопрестойную к царю Борису. «Если челом ему ударить, то и на Томи защитная крепость скоро стоять будет. За спиною Москвы не пропадешь!», принял решение Тоян.
Долгим был путь Тояна и его сподвижников до Москвы, разные мысли посещали его и особенно, не будет ли включение в состав России племени Эушта оскорбление их национальных святынь? Зря волновался Тоян, Россия никогда не посягала на религиозно-духовные ценности разных народов, добровольно входивших, присягавших Российской Империи. Тоян после клятвы государю всея Руси Борису Федоровичу Годунову, заявил, верноподданнически, что будет служить верой и правдой России, получил царскую грамоту: «Бил нам челом Томские земли князек Тоян, чтоб нашему царьскому величеству его Тояна пожаловати, велети ему бытии под нашею высокою рукою и велели бы в вотчине его в Томи поставити город. А место де в Томи угоже и пашенных людей устроити мочно, а ясашных де у него людей триста человек». Заплавный на основании исторических документов, дошедших до нашего времени рассказывает поименно, кто был первостроителем Томска, чем занимались, какие плотницкие работы выполняли казаки, мастера строительного дела.
Автор отводит в книге целую страницу, перечисляя тех, кто из каких волостей и губерний прибыл на строительство города, показывая тем самым, что строила Томск вся Россия. «Это были люди крепкой породы — выносливые, жизнелюбивые, прямодушные, готовые воевать, если придется, но лучше дружиться, как дружился до них с «сибирцами» атаман Ермак и его дружина». Заплавным показано, какие сложности возникали в процессе Томского ставления, в период смутного времени, природного бедствия, доходящего до трагедийного сталкивания групп людей, различных мнений. Ощущение, того, что это трагическое выражает самую сущность бытия, новых отношений между людьми, требует открытости воспринимающего сознания, т. е. не связанности его ожиданием традиционного доверия по отношению к разным этносам. «Томск, пишет автор, строился всего три месяца и двадцать дней — срок поистине удивительный». Разноплеменное содружество строителей увеличивалось из года в год, менялись воеводы со своими порядками. После смерти Бориса Годунова, пришедшие самозванцы, в лице Лжедмитриев мало интересовались Сибирью, Томском. Автор сложность драматических событий, запутанность его узлов старается намеренно направить интерес читателя к историческим документам, ибо достоверность событий в естественности, адекватности, правдивости. Заплавный ярко в романе повествует о разных временах, жизненных тяготах: «Одни строили, другие ломали; одни служили верой и правдой, другие позорили имя истинных сынов отечества». Но в православных храмах Томска в судьбоносные времена творилась для «изболевшего народа» молитва: «Да устоит Русия от совращения и обмана, и расточатся самозванцы, сеющие смуту, и да бежит от лица ее ненавидящие ее, яко исчезнет дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, тако, да погибнут бесы от лица любящих Бога и родимую землю».
Прочитав молитву, представляешь лик христианского добра, для того времени, христианизация нравственной жизни — это вопрос жизни и смерти для России. Об этом свидетельствуют реалии смутного времени, измученного своим несовершенством и изнемогающего под бременем роковых ошибок, не принося им в жертву самобытной православной духовности многих поколений предков. Читатель, размышляя о взаимоотношениях между историческими персонажами России, с запутанной интригой, — выказывает свое любопытство; оно заставляет читающего с участием и вниманием следить за событиями, которые и составляют главную ценность повествования.
Чтобы о земле судить, узнай —
покидают ее люди или нет.
Чтобы о детях судить, узнай —
верны ли они своим избранникам…

Великое множество персоналий населяют исторический роман: «Томск изначальный» сменяются поколения, у каждого из них есть много природного и врожденного таланта в духовных способностях каждого человека. Красота и величие нуждаются в неопределенном, а вывести его на сцену истории можно было только одним способом — выведя туда множество известных исторических деятелей. Это удалось Заплавному, он наделяет героев такими качествами, которые позволяют им, в своих деяниях, устремлениях совершать нравственные намерения, поступки. Побуждая людей к рассудочности, так как она является принципом человеческой природы целесообразности. Рассудочность человека, как реальности, носит объективный характер, приводящий его делать добрые дела. Побуждает людей к творениям, связанных со справедливостью, добродетелью, героизмом, любовью к ближнему, Отчизне. Сегодняшнему Томску более четырехсот лет он являет собой вечное и совершенное, его лик вносит душу каждого человека очарование, оно разливает теплоту живой жизни по всем бесчисленным живым проявлениям до самого внешнего облика. Сергеем Заплавным прекрасно показано в книге, как Томск в мгновенных переменах, на разных исторических этапах, не утрачивает свое особенное существование, завершает вечное, прочное здание совершенных пропорций в неуловимой гармонии, возвышенном своеобразии, устремившегося в наше бытие, в вечность. Закончить свое восприятие о книге «Томск изначальный» цитатой великого писателя земли русской Валентина Распутина, сделанной им на книгу Заплавного «Рассказы о Томске», не утратившей своей актуальности новой книги писателя-историка о Томске. «В книгах своих он писатель-историк, писатель-краевед и всегда писатель-патриот. «Его рассказы о Томске» — художественная и увлекательная энциклопедия русского города, написанная изящно и исследовательски глубоко. В художественных книгах, которые я знаю (в повести «Марейка» и романе «Укрепи мою память»), Сергей Заплавный показывает себя мастером тонкого и психологического письма с сибирским привкусом». Январь 1997 г. Этот предельно внимательный высший комплимент Распутина можно отнести ко всему творчеству Сергея Заплавного.


ДУХОВНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ «ЕРМАКОВО ПОЛЕ»

Общественный благотворительный фонд «Возрождение Тобольска» издал книгу «Ермаково поле», «Сибирской славы корни вековые» 2020 г.
Эта книга является летописью становления, оживления природного чуда, как на хрупком клочке русской сибирской земли появляется
божественная субстанция, принимающая самые разнообразные образы. Она, земная красота хранит их в виде совершенного добра, из которого возникает наша духовность, нравственность, историческая память. Человек не может составить себе идею об отдельно взятой красоте, абсолютной красоты не существует ни в идеях, ни в воображении, разных этносов, ни в естественном, изначальном человеческом разуме. Одним словом, врожденно ли нам понятие о красоте или оно есть результат опыта, постоянно ищущего ее, как писал поэт Николай Заболоцкий, «Что есть красота и почему ее обожествляют люди?». Могу лишь предположить, что создатель «Ермаково поля» Елфимов Аркадий Григорьевич на начальном этапе 26 лет назад, внушал себе и людям, окружавшим его убеждение, что название возникло как «поле русской славы — Ермаково — непременно должно быть в Сибири, не покидала меня мысль многие годы».
Соратник Елфимова во всех добрых делах, начинаниях известный поэт Юрий Перминов в статье — предисловии в книге «Ермаково поле», «Хранить и возделывать: двуединая задача» написал: «Тобольский парк получил от его создателя ко многому обязывающее имя — «Ермаково поле», но он одновременно и елфимовский, поскольку сады всегда похожи на своих создателей. Парк — ключ — символ и к пониманию выбранного Елфимовым жизненного пути». Природа для Елфимова есть образец ратной силы, соотношение определенного размещения видимых сущностей, глубоко ими обусловленной эмоциями, побуждает нас грезить о прошлой и будущей жизни Сибири. Сущность — это то, в чем укоренена воля человека, в соответствии, с чем она действует и чем определяется. Бросая ретроспективный взгляд на историю Тобольска, Сибири в статье: «Сибирской славы корни вековые». (Экскурсия по парку «Ермаково поле»), Аркадий Григорьевич Елфимов, знакомит читателя с святоотеческими корнями, русскими первопроходцами, основателями, созидателями Сибири. Кто породил их? Откуда и кем брошено семя на сибирскую землю. Они не ищут забвения, сибирская земля стала их домом, в их душах слышен голос божественного инстинкта, этот инстинкт учит их созерцать земное и небесное, вспомним великого зодчего Семена Ульяновича Ремезова. Инстинкт даровал ему целостный вид бытия, и над ним царит гармония и красота, отражаясь лучами Тобольского кремля.
А. Г. Елфимов в своей статье напоминает читателю о выдающихся подвижниках, имеющих отношение к Тобольску. Назову лишь некоторых: Дмитрий Менделеев, Александр Алябьев, Федор Достоевский, Петр Ершов, бывал в Тобольске великий живописец Василий Суриков, написавший «Покорение Сибири Ермаком». Личный духовный опыт этих гениальных людей в глубине своей связан происхождением, подобием и взаимодействием с опытом русского народа. Образы великих людей приводит к мысли, что духовность, красота и величие человека возможны лишь благодаря творчеству, которое приносит человеку духовное успокоение. В книге «Ермаково поле» Елфимов подробно рассказывает о творческих людях, словом и делом, помогавших создать «ландшафтный историко-культурный парк с его монументальной составляющей и растениями». Повествование Елфимова о художниках, ученых, селекционерах, скульпторах, архитекторах, искренних творцов всего сущего, говорят нам о талантливых, бескорыстных людях. Творческий человек совершает свои деяния в соответствии с внешними, экзистенциально выверенными православными традициями, с собственными эмоциями, с собственным характером. Все это эстетическое русское чудо Аркадий Григорьевич запечатлел своими чудесными фотографиями в книге. Когда смотришь на стройные аллеи, деревья, многоцветье трав, беседки, резные мостики, на прекрасную, восхитительную часовню в честь святого великомученика Димитрия Солунского, скульптуры великих людей Сибири, России.
Возникает в душе музыка, удивление, а оно главный источник удовольствия, эмоций, чувств. Прекрасное есть не что иное, как гармония и сообразность, эти положения не были оспорены во все века развития человечества. Эта сообразность наличествует в Елфимовском парке. Мне приходилось не раз бродить по парку «Ермаково поле», иногда у меня возникало ощущение, что среди многочисленных скульптур великих людей России, я увижу на одной из беседок изваяние сидящего Елфимова Аркадия Григорьевича с книгой — выдающегося книгоиздателя вписавшего свое имя в историю Сибири, России. Процитирую небольшой фрагмент письма Аркадию Елфимову великого писателя Земли Русской Валентина Распутина: «Спешу поблагодарить за книги, которые Вы издаете, они все больше и больше удивляют не только своим превосходным видом, но и содержанием и подбором авторов, и необходимостью в наше время. Вы за годы сделали столько, что и за последнее столетие не удалось сделать. И всей Сибири надо низко поклониться Вам». Однажды мне пришлось побродить по Ермакову полю. в коллективе с холодными, рассудочными коллегами, которые подавив свою рассудочность, скепсис и угрюмость, восхищались увиденным в парке. Они вынимали свои записные книжки, что-то записывали, фотографировали, задавали экскурсоводу много вопросов. Когда посетители достигли липовой рощи, где каждое дерево отмечено цифрой, и фамилией его посадившим, а их около двухсот выдающихся людей России увековечили себя, и почти каждый турист старался записать именные липы. Книга «Ермаково поле» произвела на меня огромное впечатление и привела меня к мысли, что она может служить методическим подспорьем, пособием, указанием, решением для создания подобных исторических парков в разных регионах нашей страны.


ИСТОРИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР РУССКОГО БОГОСЛОВИЯ
«… он блистал своим отсутствием и как будто унес с собой свет из комнаты».
Ф. Достоевский.

В истории святоотеческой мысли, русского Православия, по исчерпывающей философской глубине, исключительной эрудиции, оригинальности подхода, новизне с богословской ученостью и живым церковным опытом Протоирею Георгию Флоровскому (1893-1979) из всех русских богословов не было равных. Отец Георгий родился в Одессе семье протоиерея, ректора одесской семинарии, окончил семинарию и историко — филологический факультет Одесского университета со специализацией по философии. В наши дни, наверное, есть соблазн порассуждать, задаться вопросом, почему большое число выдающихся русских мыслителей родились в семье духовных иерархов. Складывается впечатление, что священники получали прекрасное образование в духовных семинариях и академиях, становясь самыми образованнейшими людьми России. Правда надо признать, что Георгий получив светское образование не сразу пошел по стопам отца и деда, эмигрировал в Болгарию, не признав атеистическую советскую власть. Позднее в Праге философ защищает диссертацию «Историческая философия Герцена», некоторое время присоединяется к Евразийскому Движению, но расходится в понимании христианских позиций, отвергая этнические и геополитические подходы в теории и практике движения, призывает вообще отказаться от этого понятия «во имя открытой проповеди Православия и Церкви». В 1925 году назначен профессором патристики в Православной богословской академии в Париже, а затем руководит кафедрой догматического богословия и патрологии, декан в Православной богословской академии в Нью-Иорке, активно участвует в современном религиозном церковном движении, принимает священство.
Отец Георгий преподавал в различных университетах, до конца жизни был профессором в Принстонском университете на отделении богословия и славяноведения, был почетным доктором двух десятков американских и европейских университетов и академий, приобрел всемирную славу благодаря своим научным исследованиям, в основе которых святое писание и патристической традиции, своей верности православному учению. Истинными учителями отца Георгия являются отеческие творения русских святых, вся религиозная и культурная жизнь в Православии и в России имеет своим духовным истоком наследие греческих и русских отцов Церкви, он писал: «Отеческие творения являются для нас источником творческого вдохновения, примером христианского мужества и мудрости (путем) к новому христианскому синтезу, о котором томится и взыскует современная эпоха.
Настал срок воцерковить свой разум, и воскресить для себя священные и благодатные начала церковной мысли». Философ своими книгами и многочисленными статьями воскресил своим разумом не одно поколение русских людей. Перечислю некоторые научные труды отца Георгия Флоровского, уже само название его работ, отражает исторический характер христианского мировоззрения, переведенные на многие языки мира: «Сотворение и творение», «Человеческая и Божественная мудрость», «Смерть на кресте», «Восточные Отцы церкви», «Восточная традиция в христианстве», «Проблемы христианского объединения», «Пути русского богословия». Обращение к святоотеческому богословскому творчеству является, по мнению мыслителя, не движением вспять, но проникновением в сферу духовного опыта людей, лично причастных к единой (кафолической) жизни церкви.
Христианское наследие прошлого нуждается в новом осмыслении, которое, однако, возможно лишь из глубины непрерывного единого церковного опыта. В серии этюдов по русской литературе, истории, философии, школы и просвещения богослов в сочетании проницательного психологизма анализирует творчество Гоголя, Достоевского, Толстого, Соловьева, Розанова, Блока, Белого рассматривает сотворение человека, проистекающий из любви Бога к творению. Речь в данном случае идет о соработничестве свободной воли человека с Божьей благодатью, совершающей соединение. В процессе творения человека считает ученый Бог душу и тело представил как две стороны единого живого существа. Но в период первородного греха связь между душой и телом становится непрочной, отделяется душа от тела; человек становится смертным. В работе «Смерть на кресте» Флоровский пишет: «Душа без тела — это призрак. Смерть человека становится космической катастрофой. Так как в умирающей личности природа теряет свое бессмертное средоточие и сама как таковая умирает в человеке». И только Христос достигает свое бессмертие, всеобщее воскресение не есть пока задача людей, не есть всеобщее спасение, как я понял из текста богослова, ибо человечество не проявило стремление к добру. Особо нужно сказать о книге отца Георгия «Пути Русского Богословия» — это огромный фундаментальный труд, имеющий непреходящее значение в изучение истории религиозной мысли, истории русской культуры.
Начал богослов свой научный труд следующими словами: «Эта книга задумана, как опыт исторического синтеза, как опыт по истории русской мысли. Изучение русского прошлого привело меня и укрепило в том убеждении, что православный богослов в наши дни только в святоотеческом предании может найти для себя верное мерило и живой источник созидательного вдохновения». Эти строки можно отнести ко всем произведениям мыслителя. В книге дается характеристика русского человека и в целом народа на различных этапах развития России. Русский народ сумел отстоять свою веру, свои обычаи, свою особую стать во всех исторических испытаниях, многострадальная Русь заслоняла не только себя, но и не раз собой Европу от нашествия разных народов и упорным жертвенным трудом восстанавливала страну, выковывала свою государственность. «В истории русской мысли, — писал философ, — много загадочного и непонятного». Как, наверное, во всей жизни русского народа. Отец Георгий говорит о впечатлительном уме русских, который порождает «синкретизм» вместо стремления к синтезу, неодобрительно (иногда) отзывается о национальном характере, в неустойчивости и непостоянстве в любви. Раздвоенность любви, утверждает богослов, часто приводит русскую душу к трагедии демонической одержимости. Все верно, но подобное суждение можно отнести и к другим народам. Словом вклад мыслителя, человека с литературной одаренностью, философской зоркостью, обширнейших энциклопедических знаний, богослова в гуманитарную науку неоспорим. Слависты, историки, педагоги, философы признали Флоровского Георгия Васильевича (отца Георгия), одним из ярчайших мыслителей русской культуры ХХ столетия.


ИЛАРИОН. ПЕРВЫЙ МИТРОПОЛИТ ДРЕВНЕЙ РУСИ

Каждый новый виток в истории развития России заставляет нас обращаться памятью к своим духовным истокам, к великим историческим личностям — гордости славянской цивилизации. Это необходимо, чтобы каждое новое поколение не прерывало связь времен, знало историю такой, какой она представлена в документах, объективно отразивших события прошлых лет. В начавшемся новом тысячелетии, новом веке исполняется 950 лет первому великому именному философскому творению Руси — «Слову о Законе и Благодати», написанному митрополитом Иларионом. Иларион был первым русичем, поставленным во главе киевской церкви (1051). До него существовала традиция: на роль архипастыря приглашались духовные иерархи от Вселенского Патриарха. Идея поставить митрополитом русича принадлежала великому князю Ярославу Мудрому, находившемуся у власти (1019–1054), который хорошо знал благочестивого, мудрого монаха. Ярослав собрал собор епископов и предложил им возвести Илариона в сан митрополита. Об этом свидетельствует «Повесть временных лет». В ней дается характеристика духовного иерарха: «Бог князю вложи в сердце и поетави Митрополитом во главе церкви». Иларион «мужъ благь, книжень и постникъ». Исследователи, историки литературы «Слово о Законе и Благодати» относят к 1037–1051 году, некоторые ученые — к 1049 г., т. к. 26 марта этого года совпадает с праздниками Благовещения и Пасхи, о них шла речь в произведении. Это великое произведение Древней Руси говорит нам, читателям, людям XXI столетия, что его автор был первым русским философом и идеологом, обратившимся к проблемам русской истории и развитию национальной культуры.
В «Слове» Иларион выдвинул концепцию, согласно которой история человечества связана со сменой форм религии, в этом тезисе угадывается принцип историзма, подобный взгляд на историю делает честь митрополиту.
Мыслитель попытался в своем трактате соотнести Ветхий Завет (Моисеев Закон) и Новый Завет (Христова Благодать). Безупречное толкование Ветхого и Нового Заветов, противопоставление их друг другу дает возможность рассмотреть соотношение иудаизма и христианства, различные типы общественных устройств.
В «Слове» Иларион убедительно, корректно «оперировал» православным символом веры, опираясь на доскональное знание решений Вселенских соборов. И те, кто читал и размышлял над «Словом» во времена Ярослава Мудрого, имели подспорье в христианстве, поскольку язычество в то время еще доминировало. «Слово» является своего рода введением в христианство. Иларион выводил два различных принципа общественного устройства. Государствам, основывающим свое общественное устройство на законе, он противопоставляет Киевскую Русь как общество, в основе которого — благодать. Для него превосходство веры над законом очевидно. Древний мыслитель провидчески указал, что русичи превыше всего ставят веру, моральные императивы, но не закон. И действительно, до сих пор население нашей страны больше чтит веру и, соответственно, мораль, исходящую от общинного ведения хозяйства, соборности, и больше беспокоится об общественном мнении, чем о выполнении законов. Припоминаются слова Градобоева из пьесы А. Островского «Горячее сердце», когда он, показывая на запыленные тома законов, спрашивает у крестьян: «Как вас, братцы, судить — по закону или как Бог на сердце положит?». И крестьяне, кланяясь, отвечают: «По-божески, батюшка, по-божески». Приходится констатировать, что и сегодня, в начале XXI века, отношение у россиян к закону почти не изменилось.
Иларион в «Слове» впервые употребил словосочетание «русский народ». Благодать, по его мнению, не уничтожает природу русского человека, а, наоборот, преображает се. Он пророчествует о великой миссии Руси. Как принятие благодати Святая Русь приняла православие, облагородив самобытность нашего национального мышления. Эта печать Промысла, так как корни этого мышления зародились в древнерусском религиозном духе, в исторической практике нашей государственности, в реалистическом восприятии действительности. Первый митрополит пророчески писал о том, чтобы православную веру не загрязняли инословные конфессии. Сегодня в России более двух тысяч оккультных, деструктивных сект, влияющих на сознание и души миллионов людей. Заветы великого мыслителя остаются злободневными и в наше время. В XI веке Иларион писал об этнической самобытности Руси, и сегодня стоит вопрос о самоидентификации России, т. к. любой национальности, проживающей в нашей стране, не зазорно гордиться своими национальными корнями. Только не русским. В течение долгого времени наша национальная политика ориентировалась на «национальные меньшинства», при этом подчеркивалось, что строится эта политика на главной образующей государство нации, т. е. на русских.
Однако это декларирование не имело самодостаточной национальной политики, и дело сегодня дошло до того, что русская нация, по результатам отечественных и зарубежных исследователей-демографов, вымирает, а стало быть, прерывается историческая связь времен. С 1992 года в России имеет место депопуляция, когда в ряде регионов страны число умерших в 2–3 раза больше, чем родившихся. По нам внушается идея, что русская нация не лучше и не хуже других. Все это так, и многие русские мыслители всегда подчеркивали не исключительность русских, а отличительность от всех других наций. Если мы и это не признаем, то это прямой путь к космополитизму, к исчезновению великой нации.
Иларион, сохраняя принцип историзма в своем «Слове», делает исторический экскурс. Он пишет о славных делах князей Игоря и Святослава, которые, побеждая врагов «мужеством, храбростью прослыли во многих странах и победами силою поминаются ныне и славятся». Переход от «Славы» к «Похвале» князю Владимиру, при котором происходила христианизация Руси, сочетает в себе историко-христианскую тематику с древнерусской. Приход христианства на Русь в 988 году митрополит рассматривает не как избранничество, а как приобщение русского народа к христианской семье народов. Но в то же время, несмотря на то, что византийские корни были слишком глубоки и крепки, он ратует за самостоятельное становление и развитие национальной церковной организации, становление христианского мировоззрения. Мыслитель ставит князя Владимира в один ряд с апостолами и открывает новую тему — вопрос о княжеской власти и образе идеального правителя для Руси. В прославлении великих предков Ярослава Мудрого Иларион говорит не только о божественном происхождении светской власти, но и убеждает читателей о сакральности наследования власти. Он даже поднимает вопрос о наличие мудрости и интеллекта государственного мужа, притязающего на власть.
Обожествляя князя Владимира, говоря о его посмертной славе, Иларион думает о продолжателях великих дел князя и обращается к нему: «Восстань из гроба, устреми очи и увидишь, какое тя чести Господь тамо сьподобивь и на Земли небеспамятна оставиль, сынамъ твоимь» — речь идет о преемственности власти. По мнению Илариона, сын Владимира Ярослав, поставленный Богом, является прямым законным наследником власти.
В данном вопросе древний мыслитель вводит наследственный принцип государственной власти, говорящий о самостоятельности взглядов, т. к. Византия не знала наследственной власти. В конце своего произведения Иларион написал молитву Богу от лица всего русского народа: «Не оставь нас, хоть еще и заблуждаемся, не отвергай нас, хоть еще и согрешаем пред Тобой… Научи нас творить волю Твою, потому что Ты Бог нам, и мы люди Твои… Не воздеваем рук наших к богу чужому, не следуем ни за каким лжепророком, не исповедуем еретического учения, но к тебе, истинному Богу, возводим наши очи, к тебе воздеваем руки, молимся Тебе». А мы молимся западным лжепророкам сегодня. Не без православия происходит созревание Русской идеи, именно из глубины религиозного чувства возникли государственность и патриотизм, моральная сила и самоотверженность в трудные периоды развития России. Иларион в «Слове о Законе и Благодати» призывает к сплочению разных национальных этносов на христианских ценностях и идеях. Древний мыслитель пророчески писал об исторической мессианской сущности русского народа, т. к. он не был испорчен язычеством и, будучи кротким, принял спокойно христианство, в отличие от европейских стран, где было немало пролито крови в период его введения. Он оптимистически смотрит в будущее России и даже гордится за Древнюю Русь, за ее ратные и духовные подвиги, видя в них указание на то, что она прославится в веках. «Слово о Законе и Благодати» — великое философское произведение, признанное многими мыслителями разных стран мира. О популярности сочинения Илариона говорит хотя бы количество списков «Слова» — 52, тогда как «Поучение Владимира Мономаха» и «Слово о полку Игореве» известны в единственном списке каждое.
«Слово о Законе и Благодати» стало в истории России сгустком мощной национальной духовной энергии. От него, можно считать, начиналась великая русская литература и история. Это произведение является предтечей русской религиозной философии, всей великой русской культуры.


РУССКИЙ ГЕНИЙ

Среди великого множества гениальных людей России Михаил Васильевич Ломоносов занимает по праву первое место. Он являл собой учёного-энциклопедиста, основоположника светского философского образования в России, поэта, просветителя, химика, математика, художника, реформатора русского языка и литературы, историка. Ф. Достоевский в «Дневнике писателя» за 1877 г., в статье ««Анна Каренина» как факт особого значения» писал: «Бесспорных гениев, с бесспорным «новым словом» во всей литературе нашей было всего только три: Ломоносов, Пушкин и частию Гоголь»[1]. «Новое слово» Ломоносов сказал во многих науках, его открытия обогатили в своё время различные отрасли знания. И подобно Достоевскому в числе первых учёных его назвали бы металлурги, астрономы, геологи, психологи, экономисты, географы, климатологи, логики, философы и др.
Ломоносов открыл фундаментальные законы сохранения веществ при химических превращениях, атмосферу у планеты Венера. В своих работах в области естественных наук учёный приходит к глубоким философским обобщениям. В письме к математику Л. Эйлеру от 5 июля 1748 г. он сформулировал закон сохранения веществ и движения. Закон гласит: «…все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что, сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому, так ежели где убудет материи, то умножится в другом месте. Сей всеобщий естественный закон простирается и в самые правила движения, ибо тело, движущее своею силою другое, столько же оные у себя теряет, сколько сообщает другому, которое от него движение получает»[2].
Данный закон мыслитель изложил в «Рассуждениях о твёрдости и жидкости тел» (1760 г.). Главная философская сторона этого закона состоит в универсальности, охватывающей все явления природы, т. к. он соотнёс материю и движение, подчеркнув их неразрывность, вопреки толкованию некоторых учёных, считавших движение лишь внешней силой по отношению к материи.
В работе «О слоях земли» Ломоносов выдвинул идею об эволюции растительного и животного мира, указывая на необходимость изучения причин изменения природы. Он задолго до Ч. Дарвина сформулировал эволюционный характер изменений, происходящих в мире, положил в основу объяснения явлений природы изменения материи, состоящей, по его мнению, из мельчайших частиц «элементов» (атомов), объединённых в «корпускулы» (молекулы), распространил атомистические идеи на область химических явлений. Ломоносов, по существу, заложил основы химической атомистики. Его отношение к изучаемому объекту состояло в универсальном подходе, он учитывал разнокачественность идей и соотносил их с опытом и гипотезами. Он писал: «Один опыт я ставлю выше, чем тысячу мнений, рождённых только воображением. Корпускулы движутся от тяготительной материи. Свет есть материя и нужно всё это эмпирически доказывать»[3]. Его суждения о соединении эмпирического и теоретического позволили учёному быть реформатором в постановке горно-металлургического и фарфорового дела.
Ломоносов был, пожалуй, первым в России, соединив религию с научным реализмом. Будучи религиозным человеком он не видел противоречия между наукой и религией. «Неверно рассуждает математик, — говорил он, — если хочет циркулем измерить Божью волю, но неправ и богослов, если думает, что по Псалтырье можно научиться астрономии или химии».
В этом высказывании учёный подчёркивает, что изучение природы и Евангелие — два способа откровения Божьего: одно — внешнее, другое — внутреннее. Надо заметить, что глубоко верующими были многие великие учёные России, а именно: И. Павлов, В. Вернадский, П. Флоренский, Л. Карсавин, А. Лосев, Д. Менделеев, И. Ильин и др. Для этих учёных, как и для Ломоносова, религия, философия, наука не исключают, а восполняют друг друга.
Как основатель Московского университета Ломоносов ратовал за включение религии и философии со своими предметными областями и методологией в число преподававшихся дисциплин. Процесс познания учёный связывает с историей формирования понятий, высказывает идею о том, что их развитие носит диалектический характер, т. к. если действительность и понятия совпадут, прекратится всякое развитие. Подобное суждение высказал позднее немецкий философ Гегель в своём трактате «Наука логики».
В сфере общественно-социальных идей Ломоносов отстаивал приоритет образования, с его ориентацией не на материальные цели, а на нравственное самосовершенствование человека. Он считал, что самодержавие (в лице просвещённого монарха) самая естественная, самая разумная форма правления для России. Как патриот-державник он считал усиление, умножение, укрепление, прославление России связано с самодержавием.
История, по мнению мыслителя, процесс органический, где всякая предшествующая стадия, фаза развития государства связана с последующей. Исторические исследования должны основываться на достоверных и конкретных источниках опыта «праотцов наших», включающие исследование летописей, историкогеографические сведения, статистику, демографию. Но все эти данные необходимо периодически пересматривать, так как общество развивается и изменяется.
Щедрая множественность таланта, универсальность его во многих науках, давала возможность высказывать Ломоносову интересные идеи и определять важнейшие направления в различных областях.
Приведу лишь один пример: в письме к И. И. Шувалову от 1 ноября 1761 года он составил план социально-экономического развития России на многие годы, которые интересны и нам, людям XXI столетия.
«1. О размножении и сохранении русского народа.
2. О истреблении праздности.
3. О исправлении нравов и просвещении.
4. О исправлении земледелия.
5. О исправлении и размножении ремесленных дел и художеств.
6. О лучших пользах купечества.
7. О лучшей государственной экономике.
8. О сохранении военного искусства во время долговременного мира.»
Ни одна из перечисленных задач великого учёного не утратила для России своей значимости. Данное письмо ведёт к построению в тот период новой интегральной модели российского общества и направлено не от социума к личности, а наоборот, от личности к реконструируемой Ломоносовым социальности.
В своих метафизических, социально-политических, натурфилософских, историософских трудах он открыл ряд законов, по которым устроено мироздание. Ломоносов был реформатором почти по всем наукам XVIII века, а также в области русского языка и стихосложения, связывая их с уровнем развития мировой культуры, науки и философии. В работе «Российская грамматика» мыслитель доказывает, что «русский язык сочетает великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка». Такая оценка русского языка даёт возможность, по мнению учёного, отражать тончайшие философские рассуждения, а также отражать уровень обыденного сознания простых людей.
В работе «О пользе церковных книг в русском языке» Ломоносов выделил три проблемы:
1) сочетание церковнославянских и русских народных элементов в составе русского языка;
2) разграничение литературных стилей;
3) классификация литературных жанров в разнородных проблемах.
Реформатор русского языка верно уловил их тесную взаимозависимость. Он подчинил решение этих проблем генеральной патриотической идее: все живые силы русского литературного языка нужно направить на создание научной и литературной речи, общепонятной и доступной большинству населения России. Гениальность Ломоносова заключается в том, что он соединил три стиля, оказал влияние на дальнейшую историю русской литературы и русского литературного языка, просуществовавшего до пушкинских времён, почти сто лет. А. Пушкин писал: «слог Ломоносова ровный, цветущий и живописный, заемлет главное достоинство от глубокого знания книжного славянского языка и от счастливого слияния оного с языком простонародным»[4].
Поражают грандиозные идеи учёного-энциклопедиста в различных областях, направленные на пользу России, науки, просвещения. Вся жизнь М. Ломоносова отмечена удивительной работоспособностью, стремлением служить своему Отечеству, своему народу. Он писал: «Что же до меня надлежит, то я к сему себя посвятил, чтобы до гроба моего с неприятелями наук российских бороться за Отечество, как уже борюсь двадцать лет, стоял за них смолоду, на старость не покину».
А. С. Пушкин, подчёркивая энциклопедическую образованность русского гения, очень точно сказал о Ломоносове: «Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом». В этой ёмкой, краткой характеристике дана оценка человеку, поднявшемуся из глубины народа и достигшего невероятных высот в интеллектуальном и духовном развитии, научные открытия которого далеко опередили его время.


ФИЛОСОФСТВУЮЩИЙ МЯТЕЖНИК

Приступая к написанию статьи о декабристе Якушкине Иване Дмитриевиче (1793-1857), я намеренно не буду касаться его биографии, т. к. она отражена в многочисленных исследованиях историков, писателей, в письмах, записках, статьях самого мятежника. Предметом моего внимания стал философский трактат И. Якушкина: «Что такое человек?», написанный в ссылке городе Ялуторовске Тобольской губернии. Трактат имеет несколько дореволюционных изданий, в советское время он был опубликован в журнале «Вопросы философии» в третьем номере за 1949 год.
При этом замечу, отношение к декабристскому движению научной общественности на различных этапах развития России были различны, даже полярны, это связано с идеологией. В советский период декабристов борцов с царским самодержавием восхваляли, героизировали их время, сегодня появляются работы, утверждающие, что декабристское восстание это масонский заговор, цель которого убийство царя — установление в России республиканской формы правления. И. Якушкин как один из членов «Союза спасения», «Союза Благоденствия», «Северного общества» первым вызвался убить царя, что является святотатством, т. к. царь сакрализованное лицо, Божий помазанник.
Конечно, идеи коренного переустройства России у декабристов, в том числе у Якушкина, окончательно сформировались после победоносного разгрома наполеоновских войск и триумфального похода по европейским государствам. «Пребывание во время похода за границей — заявил он в одном из своих показаний на следствии по делу тайного общества, — вероятно в первый раз обратило мое внимание на состав общественный в России и заставило видеть в нем недостатки». Однако нельзя не учитывать влияние материалистов-просветителей, безбожников 18 века Франции, которыми зачитывалась просвещенная молодежь России. Не без их влияния А.С. Пушкин написал поэму «Гавриилиада», в которой выказал, на тот момент, свои антирелигиозные взгляды. И. Якушкин, обучаясь на словесном факультете Московского университета, зачитывался французскими богоборцами. Но нужно признать, что в это же время будущий декабрист серьезно начинает знакомиться с античной, средневековой европейской философией.
В письмах к своему близкому другу П.Чаадаеву он признается, что серьезно погрузился в трактаты, содержащие обширный естественно- научный материал, необходимый для осмысления философских проблем о жизни, смерти, о человеке, сознании и познавательной деятельности. В письмах из ссылки своим друзьям, он перечисляет авторов по истории философии, которые он основательно проштудировал, а именно: Декарта, Канта, Локка, Шеллинга, Лейбница, материалистов-просветителей 18 века Франции, необходимых ему для написания работы: «Что такое жизнь?», которая позднее получит название: «Что такое человек?».
И. Якушкина интересуют те же вопросы, которые поставил в своей работе А. Радищев «О человеке, о его смертности и бессмертии», и другие мыслители того времени, но его не удовлетворяет ни противопоставление человека природе, ни взгляд на человека, низводящий его до уровня животных. Он признавал, что отсутствие у человека животных инстинктов делает его ничтожным существом в мире, принуждая к образованию семьи, общества и государства.
По мнению философа-декабриста вся природа в своей основе состоит из бесчисленного множества материальных частиц («единиц»), он вводит такое понятие, не обладающими никакими другими свойствами, кроме способности к движению. В отличие от атомистов он признавал бесконечную делимость материи. Сочетаясь различными способами «единицы» образуют все предметы внешнего мира. А сама жизнь, в конечном счете, есть особый способ и порядок вещей, имеющая общие закономерности, и качественное разнообразие.
И. Якушкин развивал своеобразное онтологическое учение, в котором умопостигаемая «единица» уподоблялась математической точке и была наделена атрибутом пространственности лишь в процессе движения. Эта позиция не совпадает с традиционно материалистической атомистикой, она терминологически близка к учению Лейбница и его монадологии. Философ, наделяя природу живой общностью, выделяет человека из мира животных как мыслящее существо. Сознание это высшая ступень в развитии жизни, но как мыслящее животное, он в силу природных и общественных обстоятельств по необходимости является и животным общественным. Мыслитель искренне полагал, что все животные рождаются, в том числе и человек, имея изначальные знания. Вот его суждения: «Цыпленок, вылупившийся из яйца, и ребенок, вышедший из утробы женщины, в своем зародышевом развитии получают уже собственно им одним принадлежавшее образование, отличающее их от всех прочих цыплят и от всех прочих ребят». Своими наблюдениями ученый доказывает, что первичное образование всех животных совершается одним и тем же порядком и в то же время разнообразно до бесконечности и что «каждое животное существует отдельно от всех животных как неделимое, неповторимое и вместе с тем составляет собой звено неразрывной цепи всех существ».
Подобный взгляд делает честь нашему соотечественнику, который интуитивно предсказал генетическую основу всему живому на земле, с неповторимостью всего сущего и еще, как мне представляется, он пытался понять бинарность, дихотомичность объективного мира. Интересные идеи высказал мыслитель о познавательной деятельности человека. Процесс познания, по его мнению, начинается с чувственного восприятия, на основе которого возникают понятия и теоретические обобщения. В самом процессе восприятия человек выступает как развитое существо с уже имеющими накопленными знаниями, т. е. ощущения являются осознанными, в них присутствует рациональный элемент, мозг играет определенную роль в образовании воображения и мышления. Что же касается интеллекта, то он естественно появляется у человека с начала его существования.
Он вобрал все ценное, что было в предшествующих философских системах, но ученый показал несостоятельность теории познания Декарта, отрицавшего чувственный момент в познавательной деятельности и утверждавшего, что человек познает мир посредством разума. И. Якушкин не согласился и с теми кто считал(Локк, Дидро, Гельвеций), что человек познает объективную реальность только посредством чувств. Мыслитель писал: «Собственная познавательная деятельность нашего Я, беспрестанно проявляется, при сношениях своих ощущений с внешним миром, и не все впечатления, передаваемые нам, нашими чувствами, равносильно ощущаются нашим Я, и на подмогу чувствам, должен прийти разум».
И. Якушкин, высказывая свое мнение о двух противоположных направлениях познаваемости мира, по существу приходит к современному пониманию, что чувственный и рациональный моменты в процессе познания, должны выступать в органическом, диалектическом единстве, и только такое единство способно адекватно отразить окружающую нас действительность. Ученый не ограничился теоретическими изысканиями, по данной проблематике, он на практике в открытой им школе для детей разного сословия в городе Ялуторовске, успешно применял свою теорию в процессе преподавания разных предметов.
Им составлены методики и программы преподавания русской истории и литературы, катехизиса, начала геометрии и математики, иностранных языков. И. Якушкин сам преподавал арифметику, историю, русский язык, географию, ботанику, его воспитательные принципы основывались на способности объективного самопознания и на этой основе — самовоспитания. Такая способность, будучи развита в людях может значительно улучшить, по его мнению, природу человека, а следовательно, и общественную мораль. Моральная личность формируется средой и связывается с постановкой личностью своих целей, борьбой за их осуществление.
Философское учение русского мыслителя о человеческой субстанции, а также рассмотрение отдельной личности им, как гносеологического субъекта, активно участвующего в процессе познания объективного мира, высоко были оценены современниками Якушкина Ивана Дмитриевича и учеными России второй половины 19 столетия. Его именем назван проезд Якушкина в Москве и улица в городе Ялуторовске Тюменской области.


СВЯТАЯ К РУССКОМУ НАРОДУ, РОДИНЕ ЛЮБОВЬ
«Беречь Россию не устану,
Она — прозрение мое,
Когда умру — то рядом встану
Я с теми, кто берег ее».
Вал. Сорокин.

Константин Сергеевич Аксаков (1817–1860) родился в с. Ново-Аксаково Бугурусланского уезда Оренбургской губернии в семье выдающегося писателя Сергея Аксакова.
Константин рос в атмосфере театральных и литературных споров. Отец будущего философа слыл заядлым театралом-любителем, взыскательным критиком и педагогом. В зрелые годы С. Т. Аксаков создал шедевры русской прозы: «Детские годы Багрова-внука», «Семейная хроника», «Записки ружейного охотника», сказки, воспоминания и др.
Дом Аксаковых был одним из центров культурной жизни Москвы. Юный Константин видел и общался с приходившими в их дом Н.В. Гоголем, М. С. Щепкиным, И. С. Тургеневым, А. С. Хомяковым, М. П. Погодиным, Т. Н. Грановским, Н. В. Станкевичем и др.
Детский мир предстает у младшего Аксакова во всей его неповторимости и особости. Мир ребенка соприкасается с миром взрослых людей, их влияние будет сказываться до конца жизни. Константин обучался в домашних условиях, непосредственно под неусыпным вниманием отца. В 15 лет он поступил в Московский университет на словесное отделение и успешно его закончил через три года. В студенческие годы он сблизился с В. Г. Белинским и Н. В. Станкевичем, входил в их кружок, в котором участники изучали немецкую классическую философию. К. Аксаков в зрелые годы написал очерк о своих студенческих годах, посвященный столетию Московского университета.
В этих воспоминаниях он охарактеризовал общественную и политическую позицию Н. Станкевича и его сторонников, а сам лидер философского объединения высоко ценил литературные способности К. Аксакова и относил его к числу наиболее образованных людей России. После ранней смерти Н. Станкевича в 1840 г. К. Аксаков примкнул к славянофилам и стал одним из заметных его участников, признанным авторитетом в области русской истории, философии и литературы, непримиримым противником западнических воззрений.
Расставание с западником В. Белинским было тяжелым, оба обладали горячим темпераментом, честностью и преданностью своим идеям, но не могли духовно быть вместе. К. Аксаков прямо заявил своему учителю, что из-за различий во взглядах не может общаться с ним. Свидетели этого разрыва засвидетельствовали такую картину: они расцеловались на прощание и прослезились.
В. Белинский свою нетерпимость к взглядам К. Аксакова выразил так: «Я иудей по натуре и не могу быть в дружеских отношениях с филистимлянами». Надо признать, магистерская диссертация К. Аксакова «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка» 1846 г., несмотря на славянофильскую направленность и оригинальность научных выводов имела влияние немецкой классической философии (прежде всего Гегеля). Этапы развития русской литературы молодой ученый рассматривал в духе гегелевской концепции культурно-исторического процесса. Большое влияние на мировоззрение К. Аксакова оказали лидеры славянофильства А. Хомяков и И. Киреевский. Все славянофилы, в теснейшем духовном общении, влияли друг на друга, т. к. каждый из них был яркой индивидуальностью. К. Аксаков, став приверженцем славянофильских идей, по существу наравне с лидерами становится теоретиком общественного движения.
Однако есть и некоторые отличия, касающиеся восприятия европейской цивилизации. Он был более фанатичен и нетерпим, тогда как лидеры славянофильства были толерантны по отношению к Западу. В своих статьях, книгах К. Аксаков, пожалуй, как ни один мыслитель того времени, говорит о величии русского народа, об его отличительности, свойствах характера, которые отличают его от других народов мира. Ученый, критикуя западную культуру, подчеркивает, что в ней чрезмерно преобладает государственность, выраженная в силе закона. «На Западе, — писал он, — душа убывает, заменяясь усовершенствованием государственных форм, полицейским благоустройством, совесть заменяется законом, внутреннее побуждение — регламентом». Как это верно и точно и для нашего времени. Человек, попадающий в объятия западной цивилизации, мгновенно начинает ощущать силу закона и бездушие отношений между людьми. На эту черту Запада обратил внимание еще в XI веке митрополит Иларион в своем трактате «Слово о Законе и Благодати». К. Аксаков, защищая свободу человека, обращает внимание не на внешний смысл закона, а на связь ее с религиозным началом. В понимании мыслителя русский народ живет традициями, семейными отношениями, воплощенными в крестьянской общине, подлинные интересы которого всецело в сфере духовно-нравственных, религиозных отношений между людьми.
Позволю себе процитировать записку К. Аксакова «О внутреннем состоянии России», поданной императору Александру Второму в 1855 году: «Русский народ государствовать не хочет. Он хочет оставить для себя свою не политическую, а свою внутреннюю общественную жизнь, свои обычаи, традиции, свой быт; жизнь мирного духа. Не ища свободы политической, он ищет свободы нравственной, свободы духа, свободы общественной, народной жизни внутри себя. Как единый, может быть, на земле народ христианский (в истинном смысле слова), он помнит слова Христа: «Царство мое несть от мира сего»; и потому предоставив государство царству царство, народ христианский избирает для себя иной путь, путь к внутренней свободе и духу, т. к. «Царство Божие внутри нас есть». В данной записке дается четкий психологический, этнографический, базисный портрет русского народа.
Сегодня на «Радио России» объявлен общественно-национальный проект «Русские в двадцать первом веке». Предложения, которые прозвучали по радио из разных регионов страны от людей разного социального уровня и конфессиональной принадлежности, часто совпадали с оценкой русского народа, высказанной К. Аксаковым в первой половине девятнадцатого века. Многообразной была деятельность ученого, теоретика славянофильства, мыслитель в период увлечения немецкой философией перевел ряд работ немецких философов, а также произведения Шеллинга, Гете, Шиллера, гуманизм которых приводил его в восхищение. К. Аксаков писал поэмы на патриотические и политические темы, такие, как: «Петр I», «Русь», драма «Освобождение Москвы 1612 г.», пьесу «Олег под Константинополем», комедию «Князь Луповицкий» и др. Его исторические работы «Нравы и обычаи древних славян вообще, и русских славян в частности», «Богатыри князя Владимира» были высоко оценены современниками.
Кое-кто, прочитав книги ученого, подумает, что историк идеализирует русский народ, русскую историю, но он и не скрывал, не отрицал своего пристрастия к истории России. Мыслитель говорил, что русская история является «всеобщей исповедью, ее можно читать так же, как житие святых». Сравниваешь сегодняшних историков (прозападной ориентации), пишущих историю России, а по существу, искажающих ее сознательно, и думаешь: почему произошла такая мировоззренческая деформация, почему перестают любить свое Отечество, свою культуру, народ? Восхваляя русский народ, К. Аксаков обратил внимание на скромность его, опираясь на факты, почерпнутые из истории: русские все свои победы не приписывают себе, а приписывают воле Божьей, не ставят памятников в честь народа и его великих людей, а славят Бога молебнами, шествиями и воздвигают церкви и храмы. По мнению К. Аксакова, русский народ выше всех других народов, т. к. в нем больше всего развиты общечеловеческие принципы (Достоевский позднее осмысливает эти понятия) и «дух христианской гуманности». Отличие русского народа от европейского в том, что он не страдает индивидуализмом, национальной исключительностью или ее противоположностью — космополитизмом. Какое глубокое понимание и прозрение! Индивидуализм на Западе приводит, считает он, к раздроблению общественного целого, к разброду мнений, к господству рационализма над верой. Западная цивилизация становится безбожной и прагматичной, это грозит ей духовной гибелью. Его формула такова: «На Западе душа убывает». Этой же точки зрения придерживался славянофил второго поколения, выдающийся мыслитель-публицист, его родной брат Аксаков Иван Сергеевич (1823–1886). Народники подхватили идеи К. Аксакова, в частности, противопоставление социальной сферы государственной, а его термин «хоровое начало» долгие годы использовался в гуманитарных науках и был эквивалентен хомяковскому понятию «соборность».
К. Аксаков был противником крепостного права и, отмечая «негосударственность» русского народа, говорил, что в России может гармонично существовать только одна форма власти — православная самодержавная монархия. В то же время он критикует «внутренние язвы» российской действительности: выступает против коррупции, осуждал хапуг-чиновников, иго государево над землей, выступал против любых форм аристократизма, сословной кастовости. В своих исторических, политических, философских, литературоведческих статьях ученый защищал, воспевал русский народ, его исторические свершения, исключительное благородство по отношению к другим этносам, глубокую искренность и чистоту религиозных убеждений. И надо отдать должное, что в истории развития общественной мысли К. Аксаков является, пожалуй, самым ярким, последовательным защитником русского народа и русской культуры. До конца своей недолгой жизни он боготворил, восхвалял русский народ, ибо сам был частью этого народа.
Весной 1859 года скончался отец, С. Т. Аксаков, который был духовным поводырем для сыновей. Смерть отца стала глубоким потрясением для старшего сына, Константина Сергеевича. Не-смотря на то, что он обладал богатырским здоровьем, огромной физической и духовной силой, пережил отца лишь на полтора года. Духовная и интеллектуальная потеря в лице отца была так велика, что скоротечная чахотка унесла в могилу за несколько месяцев великого просветителя, мыслителя земли Русской. Еще при жизни об К. Аксакове слагали легенды, ему посвящали поэмы и стихотворения. Николай Рубцов о таких людях, как К. Аксаков, уже современным языком написал:
Какая жизнь отликовала,
Отгоревала, отошла!
И все ж я слышу с перевала,
Как веет здесь, чем Русь жила.



ЖИВАЯ МЫСЛЬ ДЕРЗАЮЩЕГО ДУХА
Мы постигаем истину
не только разумом, но и сердцем…
Блез Паскаль.

Славянофильство как мощное общественное противоречивое явление, движение философской мысли, возникло в России в первой половине ХIХ столетия. Лидером этого движения был Алексей Степанович Хомяков (1804-1860), родился село Ивановское ныне Данковского района Липецкой области в старинной дворянской, глубоко религиозной семье, благодаря чему всю жизнь отличался глубокой религиозностью. С самого раннего детства Хомяков поражал окружающего его людей, не по возрасту, глубокомыслием и познаниями из различных областей наук. В восемнадцать лет он становится кандидатом математических наук, но не продолжает свои научные изыскания в Московском университете, а поступает на военную службу. После выхода в отставку ученый полностью посвящает себя литературной и общественной деятельности. Большое влияние на первых славянофилов Хомякова и братьев Киреевских оказало общество «любомудров», членами которого они были, руководимое молодыми мыслителями В. Ф. Одоевским, Д. В. Веневитиным. Они изучали немецкую философию, выезжали в Германию, лично знакомились с Гегелем, Шеллингом и через их труды пытались понять развитие всемирной истории и место в этой истории, России. Фамилия Хомяков появляется в печати с семнадцати лет, он перевел некоторые труды древнеримского историка Тацита, выступает в роли драматурга, поэта, публикует статьи по философии, истории, богословию, экономике, лингвистике, этике и эстетике.
Чем только не занимался Алексей Степанович, увлекался живописью, медициной (гомеопатией), пытался внедрить различные усовершенствования в сельском хозяйстве, изобретатель машин и приспособлений, запатентованных в Англии, был автором экономического проекта освобождения крестьян России. Современники Хомякова отмечали, что в дискуссиях ему не было равных, оппоненты признавали талант, колоссальную эрудицию, феноменальную память неуязвимого спорщика. А. Герцен, идейный противник вождя славянофилов называл его «Ильей Муромцем», рыцарем, который спал вооруженный, который использовал Сократовский метод в споре, был прирожденным диалектиком. Процитирую выдающегося оппонента Герцена, его «Былое и думы», давшего объективную оценку Хомякову, великому спорщику: «Боец без устали и отдыха, он бил и колол, нападал и преследовал, осыпал остротами и цитатами, пугал и заводил в лес, откуда без молитвы выйти нельзя…Удивительный дар логики, быстрота соображения, память чрезвычайная, объем понятий широк, верен себе». И прежде чем непосредственно перейти к осмыслению творчества мыслителя не могу себе отказать еще в одной цитате, характеризующей дар Хомякова.
Историк М. П. Погодин писал: «Какой ум необыкновенный, какая живость, обилие в мыслях. Сколько сведений, самых разнообразных, соединенных с необыкновенным даром слова, текущего из его уст живым потоком! Чего он не знал! Не было науки, о которой Хомяков не имел бы обширнейших познаний.».
Врач, механик и геолог,
Поэт, философ и теолог.
Общины русский публицист,
Он мудр, как змий, как голубь чист.

У поэта Д. Веневитинова 1826 году по просьбе А. Пушкина Хомяков прочел свою драму «Ермак»; вот какую лестную оценку дал великий поэт: «Это есть произведение, более лирическое, чем драматическое, успехом оно обязано прекрасным стихам, какими оно писано».
В своих сочинениях, а их составило 8 томов, «О старом и новом», «Записках о всемирной истории», в трех томах, Хомяков развивал идеи различия путей России и Запада и всеславянского братства, эти идеи продолжали волновать не одно поколение русской интеллигенции, ученых не исключая современных преобразователей России. Ученый предлагает органическую целостность истории, в которую включаются различные типы развития государств с их особенностью и религиозной принадлежностью. Он критикует идеологию европоцентризма, рассматривая европейскую культуру как клонящуюся к закату, прошедшую свою высшую стадию развития. Философ не приемлет познаваемость мира, немецкими учеными, посредством абстрактных, логических, рациональных доводов, оторванных от действительности, от чувствования, художественного «таинственного ясновидения»). Он утверждал: «Самые важные истины, какие только дано познать человеку, передаются от одного к другому, посредством чувствования, одним намеком, пробуждающим в душе скрытые ее силы». Второй фактор, влияющий на познаваемость мира, мыслитель видит в интуитивном прозрении, основанном на отношении человека к «творящему духу», в его вере, которая предопределяет и образ мыслей, и образ его действий.
В «Записках о всемирной истории» Хомяков много размышляет о религии, о ее влиянии на судьбы человечества. В области богословия он по существу был первым русским философом, попытавшимся выразить в философских категориях дух православия. Исследователи, изучающие тот период времени осознавали влияние протестантизма и католичества на жизнь общества. Мыслитель пытался развести эти понятия, выделяя Православную Церковь, как мистическое тело Христово, богочеловеческого организма. «Церковь есть живой организм истины и любви, единство благодати, она многоипостасна, живущая во множестве творений, целостный богочеловеческий организм». Только в Церкви, по мнению мыслителя, человек осознает самого себя, чувствует себя свободным, осознает духовное единство духа братства и смирения с людьми и со Спасителем. В сельской общине, соборности мыслитель увидел экономическое воплощение духа братства. Это понятие общины перешло к народникам как культ соборности, общины и будущего развития российского общества. Соборная гносеология является одной из самых оригинальных сторон хомяковского учения, она получила систематическое выражение в позднейших трудах русских религиозных философов, в частности трудах философа князя Евгения Трубецкого.
Славянофилы во главе с Хомяковым предлагали пути развития России, исходя из богатейшего духовного наследия, созданного русским народом на протяжении тысячелетней истории, коим являлись община, соборность, православие, народность, монархия, культура. «Всемирное развитие истории, — писал Хомяков, требует от нашей Святой Руси, чтобы она выразила те всесторонние начала, из которых она выросла». Западники ориентировались на ценности, связанные с рационализмом, индивидуализмом, прагматизмом, свободой, равенством и братством, которые как системы, поведенческие структуры не имеют ничего общего с началами духовной жизни русского общества.
Полемика Хомякова с лидером западников П. Чаадаевым и его последователями о будущем пути развития России, привела к оформлению двух мощных социально-общественных течений в России, существующих и по сей день. Конфликт между западной цивилизацией и Россией приобретает все большую остроту. Имеется прямая зависимость между обогащением Запада и обнищанием народов России, речь не идет только о санкциях, наша страна, в глазах европейских политиков является сырьевым придатком, страной третьего мира. Видимо, России суждено в основе своей истории не нарушать священные традиции, связанные с духовными императивами, моральными ориентирами, а не материально-физическими потребностями, которые имеют тупиковый путь, характер развития западной цивилизации. В одном из стихотворений Хомяков писал нам всем:
Но помни: быть орудьем Бога
Земным созданьям тяжело;
Молись молитвою смиренной
И раны совести растленной
Елеем плача исцели!

Будущую Россию Хомяков видел во главе православнославянского мира. Высокое предназначение России накладывает на нее великую ответственность. Наша страна, по мнению философа, может стать в будущем как высоко моральное общество, творческой силой мирового исторического процесса, логика которого ведет к созданию новой морали, всечеловеческой культуры, общества, в котором не будет войн, а будут братские отношения среди людей на всех континентах земного шара. Дай-то Бог осуществления такого величайшего проекта, нашего великого русского соотечественника Алексея Степановича Хомякова!


«НЕПРИЗНАННЫЙ ФИЛОСОФ-НАБЛЮДАТЕЛЬ ЖИЗНИ»

Среди многих русских мыслителей Василий Розанов (1856-1919 г.) занимает особое, можно сказать исключительное, отличное от других, место. В чем же эта особенность, исключительность?
Творения В. В. Розанова, их сущность напоминает непредсказуемость, начиная от замысла идей и кончая их выводами. Творчество русского мыслителя требует индивидуального подхода, и каждый, кто погружается в его произведения, испытывает либо разочарование из-за отсутствия системного и последовательного изложения мысли или восхищение гениальностью, оригинальностью идей, изложение которых было, с точки зрения литературы, прекрасным.
Первое и единственное философское произведение В. В. Розанова «О понимании — опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания» 1886 г. рассматривает как антагонизм между наукой и философией, он пытается преодолеть это противостояние. Сам подход к данной проблеме доказывает, что мыслитель не считает философию наукой. По его мнению: человеческий дух является нематериальной субстанцией, способной творить различные формы, т. е. идеи, налагая их на материальную субстанцию. Когда происходит разрушение тела, дух пребывает как «форма чистого существования, неограниченная никакими пределами».
Эта книга В. Розанова ставила философию в такое положение, при котором онтологическое понимание должно объединить «все схемы разума» со «всеми сторонами бытия» и установить, или выявить истинность существующего. Тема «понимания» затрагивала вопросы религии, пола, семьи, человеческой жизни. Все эти темы будут лежать в основании большинства его статей и книг, в которых в явной или завуалированной форме, путем сочетания умозрения и опыта он приходит к субъективному пониманию, как интегральному познанию. В данной книге не обнаружился философский и литературный, оригинальный дар «позднего» Василия Розанова. Философский трактат остался почти незамеченным. На него лишь откликнулся Н. Н. Страхов.
Сам Розанов о периоде его философствования написал так: «Встреть книга какой-нибудь привет, и я бы на всю жизнь остался философом. Но книга ничего не вызвала, тогда я перешел к критике, публицистике». И в этих жанрах несостоявшийся философ достиг выдающихся результатов, и, наверное, хорошо, что философское творчество было прервано и будущий мыслитель, пережив кризис, обратился к историко-культурным и литературным темам, где косвенно продолжил разрешать философские проблемы «мира человеческого». В. Розанов в своих произведениях: «Легенда о великом инквизиторе Ф. М. Достоевского, с присоединением двух этюдов о Гоголе», «Статьи о браке», «Сумерки просвещения», «Религия и культура», «В мире неясного и нерешенного», «Около церковных стен», «Темный лик: метафизика христианства», «Опавшие листья», «Уединенное», «Апокалипсис нашего времени» и др., - явился продолжателем традиции славянофилов второго поколения, то есть «почвенников» Н. Страхова, (крестным отцом, учителем считал своим) А. Григорьева, К. Леонтьева, Ф. Достоевского.
В. Розанову принадлежат блестящие статьи о К. Леонтьеве и Ф. Достоевском, которых он очень ценил, и которые, по его признанию, оказали на него большое влияние своим творчеством.
Надо отметить, что Розанов был гениальным журналистом религиозно-мистического направления. Наблюдая реальную жизнь людей, он откликался своими статьями на злобу дня с неожиданными философскими обобщениями, приближающимися к религиозным проповедям, похожими на «дневник писателя» Ф. Достоевского. Несмотря на некоторые его «шарахания» в сторону либерализма, консерватизма и даже критику христианства, Розанов проявил себя как религиозный мыслитель и вся его духовная эволюция совершилась внутри его религиозного сознания. В своей замечательной статье «Номинализм в христианстве» он выступает как искатель подлинного христианства на Земле. Его слова: «Глубин христианства никто еще не достиг, — и эта задача, даже не брезжившаяся Западу, может быть, есть оригинальная задача русского гения».
Многочисленные статьи мыслителя указывают на его особый литературный жанр, связанный с философствованием и, можно сказать, о том, что его художественное произведение, становится одновременно философским произведением.
Иногда мысль его рождается из бытовых мелочей, нелепостей обыденной жизни и доходит до апелляции к Высшему началу.
К Богу, способному объединить любые разноречивые суждения, ощущения, поступки, линию поведения того или иного персонажа.
Некоторые произведения русского мыслителя являются нам, читателям ХХI века, в форме кристальных афоризмов, они сияют и переливаются, как изумруды.
И правы те исследователи его творчества, которые утверждали, что В.Розанов был самым гениальным стилистом в русской философской публицистике его времени. Он обращался к темам, проблемам, которые его заинтересовывали, поражали, удивляли. Он интуитивен и субъективен, интуиция его всегда насыщена глубокой мыслью. Вот как он сам пишет: «Никогда не догадывался, не искал, не соображал. Это обыкновеннейшие способности совершенно исключены из существа. Но вдруг поражало что-нибудь. Мысль или предмет. Пораженный, выпучивал глаза и смотрел на эту мысль или на этот предмет, иногда годы. В отношении к предметам и мыслям была зачарованность». По мысли Розанова каждый человек обязан прочесть «внутренние письмена» своей жизни, дарованной ему Богом. Всевышний даровал ему особый талант публициста. Интересна его характеристика стиля своих писаний: «Вывороченные шпалы. Песок. Камень. Что это ремонт мостовой? Нет, это — сочинения Розанова. И по рельсам несется уверенно экспресс». Последнее свое произведение, написанное в 1918 г. В. Розанов назвал «Апокалипсис нашего времени». В этом произведении он сознательно противопоставляет Ветхий Завет — Новому Завету, демонстрируя идеологию того и другого. Его последняя книга вместила в себя горькие размышления о гибели России и ее великой русской культуры, он затрагивает в ней прежние темы, связанные с христианством, язычеством, семьей, полом, жизнью и смертью.
Все книги Василия Розанова предстают в виде дневника, в котором русский философ-публицист через свой духовный, нравственный опыт постигает реальное бытие, реализуя свою эстетически-философскую концепцию. В конце жизни, теряя близких по духу родных людей, у В. Розанова появляются апокалипсические настроения, они становятся доминирующими, определяющими. И тем не менее в его рассуждениях есть идеи, значения которых связано с живым человеком, его бессмертием, путь к священным началам жизни, любви, нежности, радости бытия.
Он писал: «Переход любви в рождение — есть как бы земная эманация, на землю пролияние существенно неземного, потустороннего начала; из него рожденный берет в себя потусветную искру, но уже в меру этого родивший лишается ее. «Не рождая», в будущем веке человек весь перейдет в ощущение переполненного существования, любовь и нежность, которая уже не истощается. Это будет вечная влюбленность без обладания, без разрешения, тот нимб непорочнейшего слияния, коим на земле она начинается и часто долго длится». Василий Васильевич Розанов великий русский религиозный мыслитель, своим возвышенным словом наполняет душу человека радостью и состраданием, его произведения заставляют думать и прозревать.
По глубине художественной и философской интуиции он, пожалуй, не имел себе равных и интерес к нему, как писателю и философу, у людей ХХI века будет постоянно возрастать.


ЗАБЫТЫЙ ЕВРАЗИЕЦ

Духовное наследие России неисчерпаемо. Исследователь, стремящийся погрузиться в историю русской философской и социально-политической мысли периода X — начала XXI века, поражается всеохватности тем, философских направлений, течений, великих трудов русских мыслителей.
Среди огромного множества яркий мыслителей, оставивших след в истории русской философии, русской культуры, особое место принадлежит Мечникову Льву Ильичу. Лев Ильич Мечников (1838-1888) родился в талантливой дворянской семье. В семье было пять мальчиков, все они вошли в историю научной и общественной мысли России второй половины XIX века. Младший брат Илья Ильич Мечников (1845-1916) стал лауреатом Нобелевской премии (1908 год). Иван Ильич (1836-1881) был известным юристом в России, его смерть послужила темой для гениальной повести Л. Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича». Среди братьев, по признанию самих членов семьи и людей, близко знавших их семью, самым одаренным был Лев Ильич. Он сочетал в себе таланты выдающегося философа, географа, революционера, принимал участие в революционной борьбе в Италии, пропагандиста и ученого. Он оставил после себя труды по географии, статистике, физике, математике, философии, антропологии. Лев Ильич интересовался живописью, музыкой, театром. Его феноменальная память, выдающиеся умственные способности, необыкновенное трудолюбие, знание более двадцати языков, в том числе ближневосточных и японского, удивляли и поражали всех, кто общался с ним.
Лев Ильич Мечников являлся представителем географического детерминизма в России. В книгах «Цивилизация и великие исторические реки» (географическая теория прогресса и социального развития) М:. 1924, «Географическая теория развития исторических народов» 1889, он рассматривает взаимосвязь исторической судьбы народов в соотношении с географической средой, которая определяет род их деятельности и влияет на развитие материальной и духовной культуры. Историю человечества мыслитель разделяет на три фазы — речную, морскую и океаническую. Подобная периодизация исторического процесса, где каждому географическому периоду соответствует определенный этап истории со своей системой организации труда, со своими прогрессивными и регрессивными зигзагами в социальной сфере, позволили Л.Мечникову спрогнозировать будущее развитие Японии. Он считал, что Япония будет быстро развиваться и прогрессировать в культурном плане благодаря сочетанию собственной, отличной от других стран, самобытности с современной европейской технологией и растущим участием в международной кооперации.
Читаешь ученого и поражаешься подобным прогнозам, сделанными им во второй половине XIX века, которые полностью совпали с тем, что сегодня (и в прошлом) происходит в стране восходящего солнца.
Развитие России, считал он, в чем-то схоже с японским, однако имеет и свои принципиальные отличия. Наша страна, по его мнению, являет собой самостоятельный тип континентальной неокеанической («незападной и невосточной») цивилизации, для развития которой пространственно-географический фактор имеет огромное значение. Для будущего России крайне важна, считал ученый, не столько сырьевая, сколько индустриальная ориентация, связанная с отечественным развитием производства.
Он выступает, по отношению к России как евразиец. Его заботит проблема природопользования: он выступает против варварского использования природных богатств, т. к. это может привести к резкому оскудению естественных ресурсов и истощению плодородия почв. Необходимо, по мнению Л. Мечникова, человечеству научиться не вторгаться в систему природной данности, а соединить усилия по созданию, на природосообразной основе, речных обводнительных систем.
Л.Мечников считал, что если Россия рационально будет использовать свои водные ресурсы: реки, озера, океаны, то она способна развить свои производительные силы до такого уровня, что войдет в число самых цивилизованных государств мира. И ей не будет равных в области развития экономического базиса, а в области культуры станет первой, духовной, интеллектуальной державой мира.
Стоит поразмыслить нам, людям XXI века, что делается сегодня в России, на что ориентируют развитие страны наши руководители. Размышляешь над пророчествами гениального ученого и задаешься вопросом, что будет с нашей страной, если она вступит во всемирную торговую организацию? Нам будет уготовано быть только сырьевой базой, а о своем отечественном развитии производства нам можно будет забыть. Всякие доводы в пользу развития производительных сил, производства будут отметаться, нам будут доказывать о их нерентабельности и убыточности. Лев Мечников был противником европоцентрической схемы истории и осуждал противопоставление «варварского Востока» и «цивилизованного Запада». Прогресс, для мыслителя, в истории человечества выступает как солидарность людей, которая проходит три основные стадии: насильственную, полунасильственную и добровольную. Он на первое место ставит взаимопомощь, которая начинается с физической необходимости и перетекает в человеческую сознательность с неограниченной свободой, по мере нарастания прогресса, в котором существенную роль играет наука и техника.
Вот как он пишет о солидарности: «Прогресс — укрепление социальных связей, солидарность. С точки зрения современной науки, свобода есть единственная характерная черта цивилизации, мы не должны обойти молчанием того соображения, что социальная эволюция всюду находится в зависимости от органических условий. Следовательно, окружающая среда и вообще все естественные условия влияют со своей стороны на форму кооперации, направляя и координируя усилия отдельных личностей»[5].
Социологические, антропологические исследования Л. Мечникова позволили ему высказать интересные идеи, связанные с наследственной разнокачественностью людей. Ученый выступал против селекции людей и полагал, что наследственность вторична после среды и социальных условий в формировании личности. Выходит, что социализация, с ее воспитательными принципами и сферой общения является для него главнейшими в становлении личности на всех ее этапах развития.
Личность, считал мыслитель, является высшей нравственной ценностью. Высшей ценностью для России, ее науки и культуры является сам Лев Ильич Мечников, который по выражению В. Соловьева и Г. Плеханова представляет ученого, вклад которого составит эпоху в истории науки. «Наука — писал Г. В. Плеханов — несомненно, много выиграет, если будет последовательно, с точки зрения методологии, держаться взглядов великого мыслителя Мечникова»[6]. С этим суждением нельзя не согласиться.


МАЛЬЦЕВ ИЗ ДЕРЕВНИ МАЛЬЦЕВО

Терентий Семенович Мальцев (1895–1994 гг.) родился в деревни Мальцево Шадринского района Курганской области. На протяжении всей своей многотрудной вековой жизни (жизнь любого человека, по определению, не может быть абсолютно счастливой во все периоды, т. к. она рано или поздно заканчивается), он работал над собой, учился. Его начитанность была поразительна и уникальна по своеобразию интересов. Никаких университетов Т. Мальцев не кончал. Вот как он писал о своем образовании: «Мне не пришлось учиться даже в 3-классой церковноприходской школе, имевшейся в нашей деревне, как и многим ребятишкам из старообрядческих семей». Отец не пустил сына учиться в школу, т. к. считал, что крестьянину грамота не нужна. Для умения пахать, сеять, убирать хлеб нужна сноровка и хватка. С восьми лет мальчишки того времени, сидя верхом на лошади, боронили, а с шестнадцати лет уже управлялись как взрослые с сабаном (деревянным плугом). Терентий Семенович самостоятельно изучил труды выдающихся русских ученых — агрономов, таких как А. Т. Болотов, В. В. Докучаев, К. А. Тимирязев, П. А. Костычев, Д. Н. Прянишников, А. Е. В. Чаянов, Н. И. Вавилов и др. Изучал, и довольно основательно, труды русских и зарубежных философов, но говорил он о себе так: «Как был я мужиком, так и остался, но мужиком грамотным». Выступая перед сотрудниками Института философии в октябре 1954 года по проблемам философии земледелия, великий хлебороб поучал ученых: «Я настойчиво призываю философов быть ближе к практике жизни, земле, природе и ее законам. Нужно, чтобы рост теории не отставал от роста производства, а опережал его, показывал путь к его развитию. Философию надо приблизить к жизни, к производству». Современно звучат слова ученого — практика сегодня особенно, т. к. почти 80 % населения страны не связано с землей и не являются кормильцами. Прочитав эти строки, некоторые читатели подумают, а зачем в США, Германии, Японии и других высокотехнологичных странах производители продуктов питания составляют 10-15 %. Но нужно учитывать специфику, традицию занятости населения России. Сегодня наша страна покупает пшеницу, мясо, продукты питания из разных стран мира, превращая Россию из производителя в потребителя далеко, с точки зрения экологии, не качественных товаров.
Многие рассуждают политики, политологи, что, мол, вступим в ВТО и заживем счастливо и безбедно, как многие западные страны. Подобная интеграция в мировую экономику, т. е. вступление в ВТО, нанесет России огромный вред, нашим национальным интересам. Сегодня зависимость нашей страны от товаров Запада огромная, а, вступив во Всемирную торговую организацию, мы утратим самостоятельность, т. к. будут сняты таможенные барьеры, и мы попадем полностью в зависимость от западных товаров и услуг. И можно с полной достоверностью сказать, что данный процесс ускорит потерю внутреннего рынка, добьет нашу промышленность и сельское хозяйство, мы лишимся отечественного производителя. По существу, мы придем к такому периоду развития России, когда хищническое, варварское отношение к своим сокровищам, оставленное нам предшествующими поколениями, будет быстро растрачено в интересах западной цивилизации. Совсем по-иному думал, творил и размышлял наш великий труженик Т. Мальцев. Читая его труды, начинаешь понимать, что сущность земледельческого труда требует органического слияния человека труда с землею, требует личной идентичности, не допускает отрыва труженика от предпосылок его бытия в качестве крестьянина. В последние годы он наблюдал, как разоряются деревни. Русская нация с уничтожением деревни стоит перед угрозой лишения своего генофонда, ибо деревня представляла полно и адекватно русское национальное сознание, крестьянский менталитет, который был доминирующим в русском народе на протяжении многовековой истории развития России. В своей практической деятельности в качестве полевода Т. Мальцев известен в нашей стране и за рубежом, как автор особого способа обработки почвы. В чем его новаторство, почему до сих пор идет спор относительно его метода среди многих аграриев мира. Он считал, что кормильцем земли, поля являются многолетние и однолетние травы. Некоторые ученые полагали, что однолетние травы являются разрушителями плодородия, а многолетние его восстанавливают. Мальцев доказал, что эти травы состоят из одного материала, а значит, у них одинаковая способность восстанавливать и повышать плодородие почвы. Полевод приходит к выводу — нельзя глубоко пахать плугом почву, от этого усердия однолетние травы перестают выполнять свои природные, животворящие функции. Он писал: «Где быстрее гниет вбитый кол в землю? В поверхностном слое почвы. Здесь природная лаборатория, где происходит наиболее активный процесс разрушения растительного материала и образования из него почвенного плодородия». Поясню: однолетние растения — это злаковые культуры: овес, пшеница, рожь, ячмень, просо, горох, гречиха и др. Была такая теория, традиционная для многих регионов страны, нужно проводить глубокую вспашку 20-25 см., чтобы запахать растения поглубже, т. к. вегетационный период у однолетних короткий, и, по мнению ряда ученых-аграриев, их корневые остатки через две недели минерализуются.
Т. Мальцев отверг глубокую отвальную вспашку и искренне полагал, что это преступление, издевательство над полем.
Он предложил рыхлить почву дисками на глубину 6-8 см. и только на пятый год поле обрабатывать плугом, но без отвала — обтекаемой стойкой с лемехом. Результаты его эксперимента были поразительны, Мальцев собирал со всего участка урожаи, которые никогда в Курганской области невозможно было даже представить. Он писал: «Не будучи философом, я чутьем практика понимаю, что в природе существует не «закон убывающего плодородия почвы», а закон постоянного увеличения плодородия, растению свойственно в почве оставлять органических веществ больше, чем оно их использует для создания своего тела. В природе идет беспрерывно процесс созидания-разрушения. В этом суть диалектики». Чтобы доказать свою правоту, основанную на эксперименте, интуиции, ученому-практику пришлось убеждать людей в течение не одного десятка лет. Являясь депутатом Верховного Совета СССР Курганский полевод опубликовал статью в областной газете о своем опыте 9 мая 1949 года. И уже через год он получил официальное разрешение — постановление, подписанное самим Сталиным о создании на базе колхоза «Заветы Ильича» опытной сельхозстанции.
С этого времени Терентий Семенович мог не опасаться оргвыводов со стороны партийных органов. Он сеял и убирал хлеб, когда считал нужным, а не по указке со стороны областных и районных властей. Последующие годы после смерти вождя, при Н. Хрущеве и Л. Брежневе, охранная грамота И. Сталина о невмешательстве в дела полевода безотказно действовала. Больше того, Н. Хрущев и Л. Брежнев проводили всесоюзные совещания на базе колхоза «Заветы Ильича», где основным докладчиком был знаменитый на весь мир полевод Т. Мальцев.
Не везде утвердилась мальцевская безотвальная вспашка, многие регионы нашей страны даже не пытались ее внедрить, но как говорят «нет пророка в своем Отечестве».
Безотвальная пахота дает возможность не разрушать структуру почвы, сохранить гумус, органические вещества за счет однолетних растений, улучшить плодородие почвы. При безотвальной обработке земли не выветривается плодородный слой. Надо сказать, что до сих пор в ряде регионов практикуется глубокая отвальная вспашка и, как следствие, происходит эрозия почв, из оборота уходят миллионы гектаров земли. Во многих странах латиноамериканского континента, США и Канаде почву обрабатывают плоскорезами без перекопки с оборотом пласта по системе Мальцева. В этих странах собирают огромные урожаи пшеницы, иногда до 100 центнеров с гектара и выше. Терентий Семенович Мальцев, несмотря на многотрудную долгую жизнь, за свой беспримерный труд был удостоен многочисленных наград и почестей. Он являлся почетным академиком ВАСХНИЛ, был удостоен дважды Героя Социалистического Труда, являлся лауреатом различных премий, избирался депутатом Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР многих созывов. Еще при жизни самобытного мыслителя я хотел с товарищем (он, как и я, бывший механизатор) посетить знаменитого мудреца из деревни Мальцево, но наша суетная жизнь не позволила этого сделать, все откладывали на потом, но человек не вечен, о чем мы очень сожалеем.
Последние слова, произнесенные на смертном одре великим патриотом, тружеником, ученым практиком были обращены к нам, людям XXI века: «Берегите русскую землю, не предавайте и не продавайте ее».


ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ОСНОВА БЫТИЯ
«На трудных тропах бытия
Мой спутник — молодость моя.
А этот шелест за спиной —
То поступь Вечности за мной».
Марина Цветаева.

Исторические вехи русской философской мысли являют собой самые яркие примеры стремления не только к отражению жизненных процессов, происходящих в обществе, сколько к моральному преображению действительности. Анастасия Ивановна Цветаева (1894–1993), родная сестра великой поэтессы
России Марины Цветаевой (1892–1941), серьезно увлекалась философией, в свое время она училась в частных пансионатах Германии и Швейцарии, была вольнослушательницей Народного университета А.Л. Шанявского, где слушала лекции по философии Г. Г. Шпета, Г. А. Рачинского. Анастасия Цветаева была знакома с В. В. Розановым, Н.А. Бердяевым, которые профессионально занимались неортодоксальными духовными явлениями, философскими построениями феноменологии — проблемами смысла и значения.
Имя Анастасии Цветаевой как философа почти неизвестно в России, широким кругам интеллигенции она известна как писатель десятка книг, отражающих в основном жизнеописание, воспоминание в различные периоды ее столетней жизни. Большим спросом современного читателя пользуются книги, написанные в советский период ее «отсидки» за связь с масонами и ссылки в Сибирь в село Пихтовка Новосибирской области, где она провела более 10 лет. В 1922 году по рекомендации философов Н. Бердяева и М. Гершензона А. Цветаева была принята в Союз российских писателей. Она порвала свои связи с масонами и в 27 лет берет на себя обет духовного подвига аскезы, запрещающий все основные земные соблазны, и начинает свое духовное делание православной христианки, длившееся до конца отмеренного ей Богом пути.
Анастасия Цветаева в 1915 году опубликовала философскую книгу «Королевские размышления», в которой доказывает относительность любого знания перед лицом бесконечности, а бесконечность, в свою очередь, рождает чувство безнадежности, она даже отвергает жизнь, как наиважнейшую ценность на земле, допуская идею самоубийства. Интересные мысли излагает девушка-философ, которой всего-то двадцать лет, видимо, сказалось влияние немецкого мыслителя Ф. Ницше. Вторая книга прозы: «Дым, Дым, Дым» принесла ей известность, незадолго до смерти Анастасия Ивановна написала к ней философское послесловие, в котором изложила свое понимание духовной эволюции человека от детства с «его оглушающей новизной окружающего» к старости. Б. Пастернак в письме к своей жене Евгении дает такую оценку Анастасии: «У Марины Цветаевой есть сестра Анастасия. Она большая умница, писатель и только пишет прозу. Теперь она ударилась в набожность и смотрит как на грех даже на поэтическое творчество Марины. Она с большим красноречием возражала мне на самые скромные мои утверждения».
Написанные религиозно-философские книги А. Цветаевой, проникнутые ницшеанским духом, не могли быть опубликованы в советское время. Она отвергает все философские системы и даже свою собственную, последовательна в своем скептицизме. Вот ее оценка своим философским воззрениям: «Вся моя философская система сводится к констатированию бесконечности. Я в мою бесконечность вмещаю и Бога, и разум, априори, и эмпирический мир, пребывание и движение, я ни единого учения не отвергаю, я допускаю, что все они правы. Я допускаю (еще глубже), что действительно, прав кто-нибудь из них (хоть Кант, хоть Платон), но я говорю: вокруг этого бесконечность и от этого не уйти».
Раннее увлечение А. Цветаевой историей философии и особенно Ф. Ницше совершило поворот от привычного онтологического и гносеологического способов философствования к сухой теоретической рассудочности, к экзистенциальным проблемам жизненного мира сверхчеловека. Позднее она разочаровалась в антиномиях Ницше добра и зла, отвергла его идею сверхчеловека.
Пророк Заратустра Ницше, считает она, непоследователен в своих убеждениях и действиях, по ее мнению, нужно довести Заратустру до идеи «вечного возврата». С возрастом скептицизм и неверие у А. Цветаевой исчезают, она оптимистически заявляет: «На лесенке моей безнадежности я верю в людей! Никого не проклинаю. Подхожу к бездне и верю в людей. И если когда-нибудь полечу в бездну — все так же буду верить в людей».
В данном высказывании уже не отрицание, а утверждение духовного бытия жизни каждого человека, живущего на Земле. Анастасия Ивановна Цветаева прожила долгую жизнь. Остались ее проза, стихи (издан один сборник), десятки переведенных зарубежных авторов (она свободно владела пятью европейскими языками), ею написано 900 портретов женщин-заключенных за 20 лет, воспоминания, мемуарные очерки о писателях, книги: «Старость и молодость», роман «Созвездие Скорпиона», «Неисчерпаемое», «Моя Сибирь», «Московский звонарь» и др.
Духовное наследие Анастасии Цветаевой, одной из образованнейших русских женщин, как никогда, оказалось в 21-м веке востребовано. Великое удивляет нас, оно становится источником радостей, так как своевременно. «Литературная газета», № 32 (август 2013 г.) дала информацию, что в городе Павлодаре открыт первый в мире музей писательницы Анастасии Ивановны Цветаевой.


ЖИЗНЬ, МОЗГ, ИНТЕЛЛЕКТ
«Я всю свою долгую жизнь изучала живой мозг».
Наталья Бехтерева.

Среди большого числа женщин, занимающихся наукой и внесшие своими трудами весомый вклад в мировую цивилизацию, внушающих обществу страстное стремление понять окружающий их мир, в памяти возникают две великие русские женщины, жившие в разное время. Ковалевская Софья Васильевна (1850-1891) математик, первая женщина — член-корреспондент Петербургской Академии наук, профессор Стокгольмского университета, и Бехтерева Наталья Петровна, наша современница, (1824-2008), академик Академии наук СССР, о которой и пойдет у нас дальше речь. Внучка великого психиатра, невропатолога Бехтерева В.М. (1857-1927)Наталья Петровна Бехтерева родилась в Ленинграде в семье главного конструктора Особого технического бюро Петра Бехтерева, расстрелянного в 1938 году, амнистированного после смерти Сталина, и врача Зинаиды Бехтеревой, также репрессированной, просидевшей восемь лет в ГУЛАГЕ. Наталья, сестра и брат были определены в детский дом и, надо сказать, государство заботилось обо всех детях, в том числе и детях врагов народа. Их кормили, одевали, учили. Вспоминая это время, Бехтерева объективно оценивает его: «Ошибочно представлять себе время давней инквизиции лишь как сплошное аутодафе. Было в эти годы много хорошего». Наталья с отличием окончила среднюю школу и поступила в Ленинградский медицинский институт имени И. П. Павлова. Мысленно представляешь трудности, невзгоды, выпавшие на долю студентки Натальи Бехтеревой, ни родных, ни знакомых, если даже и были таковые, они боялись общаться с дочерью врагов народа. В годы войны в страшную блокадную зиму, она не бросила институт, из 700 первокурсников, осталось трое, об этом лихолетье Наталья Петровна поведала в своей книге «Магия мозга и лабиринты жизни».
Еще, будучи студенткой, Наталья основательно проштудировала работы своего деда, его фундаментальный труд «Основы учения о функциях мозга». Кстати, портрет своего знаменитого деда она повесила в своем кабинете тогда, когда стала Академиком. Основательно изучила работу Сеченова И. М. «Рефлексы головного мозга», работы Павлова И. П., связанные с деятельностью головного мозга в процессе механизмов возникновения рефлексов. Она овладела несколькими иностранными языками, позднее, на международных конференциях, симпозиумах разного уровня, поражала и удивляла европейских коллег своей начитанностью, нестандартностью мышления, знанием многочисленных работ по основам рефлексологии и функциям мозга. Бехтерева, после института, получив диплом врача — невропатолога, свою практическую деятельность, соотнесла с научной работой, защитив последовательно, кандидатскую и докторскую диссертацию. Все ее научные работы, а их более 350, написаны прекрасным доступным, ясным русским языком, там же где возникала необходимость изъясняться наукообразно, она прибегала к пояснениям, чтобы поняли читатели, не имеющие специального медицинского образования. Когда читаешь ее научные работы, испытываешь интеллектуальное и даже эстетическое удовольствие. О чем же эти научные труды, одной из самых образованнейших женщин России?
Бехтерева создала теорию устойчивого патологического состояния мозга, предложила системный подход к познанию принципов и механизмов жизнедеятельности здорового и больного мозга. В своих работах она расшифровывает законы активности здорового и больного мозга, и о приложимости этих законов, не только к медицине, но и к событиям социальных процессов, происходящих в мире. Бехтерева разработала технологию исследования мозга при помощи позитронно-эмиссионной томографии. Ей удалось доказать, что нейроны подкорковых образований головного мозга реагируют на смысловое содержание речи и участвуют в мыслительной деятельности. Это дает возможность лечение хронических заболеваний нервной системы. Наталья Петровна использовала метод долгосрочного вживления электродов в мозг человека, для лечения различных нервных заболеваний. Лечебные электростимуляции глубинных структур мозга применяются при психических расстройствах, нестерпимых болях, эпилепсии и др. Эффект этого метода позволяет выключение больных образований мозга, обеспечивая нужный лечебный результат. Мозг с его гигантскими скоростями, возможностями фиксирует слишком медленно взаимодействие нейронов, значит, считала ученый, мозг обладает не обнаруженными свойствами. Не все тайны мозга еще раскрыты. Она писала: «Нужно не боясь ярлыков, заглядывать в научные пропасти, а не только ходить по их краю. Это абсолютно необходимо для реализации бесконечных возможностей человеческого мозга, в том числе — в познании самого себя». Наверное, этим объясняется интерес к религии Бехтеревой, ставшей православным мыслителем, она для себя сделала открытие, помимо научных: «Всю жизнь я посвятила изучению самого совершенного органа — человеческого мозга. И пришла к выводу, что возникновение такого чуда невозможно без Творца. Моя тяга к вере, в иное чем принято сейчас в научном мире, происхождения мозга и, следовательно, человека базируется на исключительной сложности и, как принято считать, сверхизбыточного мозга». Она верила вещим снам, когда они предсказали ей смерть матери и мужа, старалась понять эти явления, встречалась несколько раз с Вангой, и верила в ее пророчества. Не понятые явления в природе человеческой психике Наталья Петровна называла «зазеркальем», она говорила как опасно двинуться в это «зазеркалье», на исследование «зазеркалья» ее благословил один из выдающихся русских богословов Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн.
У ученого такого масштаба, каковым была Бехтерева, было много сторонников и недоброжелателей. Ее критиковали за то, что она верит в Бога, за мистицизм, вещие сны, но она отвечала критикам: «Мы в ответе за несделанное исследование». Последние годы жизни Наталья Петровна посвятила проблеме долголетия и активности человека, а именно какую роль интеллектуальный труд играет в процессе жизнедеятельности. Она показала, что при решении творческих задач и устремлений, независимо от возраста, у человека формируются новые связи и образуются новые нейроны. Практически во всех зонах мозга, имеющих отношение к самым разным процессам — памяти, эмоциям, мышлению, которые поддерживают хорошую интеллектуальную форму, но и влияют на многие процессы в организме, исключая серьезные заболевания и увеличивая продолжительность жизни. Во время выступлений перед студентами академику часто задавали такой вопрос: Какой процент мозговой ткани участвует в работе? Вот ответ Бехтеревой: «Я бы ответила — близкий к 100, и чем ближе, тем лучше. Богатство мозга — это его кажущиеся избыточность. Кажущиеся. Чем больше вовлекается мозг в деятельность, тем ярче человек, тем менее избиты его ассоциации, внезапное понимание и озарение предполагает знание, может не всегда осознанное». Наталья Петровна Бехтерева прожила счастливую творческую долгую жизнь, она была удостоена за свои научные труды почти всех советских и российских орденов. Лауреат Государственной премии СССР, была депутатом Верховного Совета СССР, руководителем Института мозга человека РАН и руководитель Научной группы нейрофизиологии мышления и сознания, редактировала международный журнал по психиатрии, вице-президент Международного союза физиологических наук, ее избрали членом десятки международных организаций, иностранных академий и университетов. В ее честь названа малая Планета (6074). Ее сын Святослав Всеволодович Медведев, член-корреспондент РАН, директор института мозга человека, продолжил научную эстафету прадеда и матери. Последними словами Бехтеревой Натальи Петровны, перед уходом в небытие были: «Ну, вот теперь, наконец, я увижу свое Зазеркалье». Похоронена великая русская женщина на кладбище в Комарово.


ПОВЕЛИТЕЛЬ МУЗЫКИ — ПРАВОСЛАВНЫЙ МЫСЛИТЕЛЬ
«Георгий Свиридов — явление, прежде всего национальное и, как таковое, явление мирового
масштаба, интересное всем».
Валентин Распутин.

Наш великий писатель-мыслитель Лев Толстой был большим оригиналом в оценке отдельных личностей, происходящих событий в мире, в предсказаниях относительно будущего развития человечества. Так Лев Николаевич отказывал музыкантам и композиторам в их умственных дарованиях, видимо, он полагал, что их род занятий, связанный с эмоциональной сферой не позволяет достигнуть уровня мыслителей, так как эмоции, чувства доминируют над разумом.
Надо сказать, Толстой очень любил музыку, когда он открыл Яснополянскую школу для детей, то преподавал в ней двенадцать предметов, в том числе сольфеджио, он даже сочинил вальс. Эта статья задумана не для того чтобы опровергнуть гения русской литературы, а для того чтобы показать, что гениальный композитор, пианист, в данном случае Георгий Васильевич Свиридов (1915-1998), столетие которого отмечается в этом году, был мыслителем, энциклопедически образованным человеком. Исключения все-таки бывают, — а то, что встречается, как исключение, может стать и правилом. Русская земля подарила миру великое множество гениальных людей, вышедших из глубины народной жизни. Георгий (Юрий) Васильевич Свиридов родился в небольшом городе Фатеж Курской области в семье, происходившей из крестьян. В книге «Музыка как судьба» он показал свои истоки и корни, живую историю своей жизни и след ее на земле. Свиридов с самого раннего детства пристрастился к чтению «к слову, как к началу начал, сокровенной сущности жизни и мира».
Его учителями, помимо школьных учителей, о которых он говорит тепло, нежно и сдержанно, стала русская классика в лице: Лермонтова, Пушкина, Жуковского, Державина, Тютчева, Некрасова, Майкова, Толстого, Фета, Достоевского, Блока, Есенина, Клюева, Хлебникова. Свиридов дает им такую характеристику: «Они пели Человека, благородство его страстей, пели Россию, ее народ, пели кормильца-крестьянина, пробуждая в нас чувство сострадания к ближнему. Пели Природу — видимый символ бессмертия и вечного обновления жизни, пели Любовь, пели Бога своего Иисуса Христа, в котором слилось все это.». Слушая музыку Свиридова, читая его дневниковые записи, задаешься вопросом, почему мы слушатели и читатели избирательно подходим к музыкальным и литературным произведениям разных авторов. Чем объяснить такую народную любовь к стихам С. Есенина, Н. Рубцова, Ю. Кузнецова, книги которых даже космонавты берут с собой в полет или к музыке М. Мусоргского, С. Рахманинова, Г. Свиридова, В. Гаврилина, вызывающую восторг, страдание, катарсис, исцеляющий душу.
Объяснить этот феномен социальным, нравственным, жизненным опытом человека, мне представляется, явно недостаточно. И какие бы исследования ученые не проводили, на предмет восприятия на человека Слова и Музыки, они не могут адекватно отразить, почему от стихов и музыки некоторых авторов ворохнется сердце, начинает волноваться, страдать и радоваться человек или наоборот равнодушно созерцать и переставать слушать музыку. Это непознаваемая до конца трансцендентная сущность, как признался в одной из своих записей Свиридов: «Ответить на него я сам не в силах». А где уж нам простым смертным ответить на подобные вопросы. В музыке Свиридова целостно, органично на равных присутствуют вера, чувство, разум. Мыслитель искал ответы на многочисленные вопросы, поставленные современной жизнью. Философия, история, политика, проза и поэзия, отечественная и зарубежная литература, живопись, театр, кино, архитектура, на протяжении всей жизни, были предметом познания, постоянных размышлений Свиридова. Он писал: «Духовный мир, может быть, очень прост и, вместе с тем, очень глубок. Божественная простота, мироздание для нас непонятны из-за их непостижимости».
Мое знакомство с музыкой Свиридова началось с шестого класса, учитель физики был фанатом русской классической музыки, и особенно творчества Свиридова, приобщал учеников к пониманию музыки. У него имелось большое количество пластинок. Он например заставлял прослушать оперу «Борис Годунов», «Женитьбу» Мусоргского или концерт для хора «Пушкинский венок», «кантаты из Блока, Есенина», «Курские песни», «Деревянная Русь», «Романсы и песни на слова русских поэтов» Свиридова и высказать свое мнение, свое ощущение от услышанного. Смешно вспоминать, о чем мы сельские мальчишки, впервые услышав музыкальные серьезные шедевры, говорили. Посещение музыкального кружка физика было необязательным, и мы могли дать волю своей фантазии, вызывая смех (до слез у руководителя), и всех присутствующих. Однако многие из кружка научились играть на баяне, фортепьяно, гитаре, играли на разных инструментах в духовом школьном оркестре и на всю жизнь полюбили музыку Георгия Свиридова. Постигая духовный мир великого композитора, мы сталкиваемся с его мировоззренчекой, христианской позицией по отношению к миру, к отдельным людям, к обществу в целом.
Но пытаясь постигнуть смыслы христианского учения, мы приходим к пониманию, что «этот мир не ведает раздвоения, какого — либо внутреннего противоречия. Это линия, устремленная в бесконечность». В цельном соотношении синтеза веры, чувства, разума пульсирует дух творца, созидателя гармонии мира. В книге «Музыка, как судьба», Свиридов, анализируя творчество выдающихся композиторов разных эпох, русских и зарубежных, таких как: Мусоргского, Глинки, Моцарта, Баха, Чайковского, Рахманинова, Бетховена, Вагнера, Бизе, Шумана, Шубарта, Шопена, Шостаковича, Гаврилина, Стравинского, Римского-Корсакова, композитор, видимо, искал в их музыке триаду — веру, чувство, разум, приводящие к гармонии, «освежение, обновление мира». Вот лишь некоторые краткие суждения его о русских композиторах Х!Х и ХХ веков. «Для меня лично «Хованщина» Мусоргского является величайшим, быть может, произведением музыкального искусства». О В. Гаврилине: «Его искусство глубоко трогательно, оно направлено прямо к душе человека, к лучшему в ней.
Оно стремится вызвать в человеке чувство сострадание к чужой беде, чужой боли, и тем очистить свою душу. Это искусство высоких нравственных начал удивительной красоты». Как мыслитель Свиридов интересовался изменениями в культуре, духовной жизни, происходящие в Европе и России.
Его постоянно тревожила вестернизация (западнизация) России, убегающая от себя, стыдливая и в то же время великая по своей духовности русская культура, ее подражательность западной цивилизации. Русская культура высоконравственна и мистична, таинственна и до сих пор, привыкшая исторически учиться рационализму у Запада, не ведая при этом, что важнее сочетание веры, ума и сердца, чем бессердечный ум могущий натворить много бед в России и мире.
Холодный, расчетливый рационализм и эгоизм, аморализм правителей и граждан европейских стран с их реформами, регистрирующие браки одного пола, события, происходящие на Украине, подводят нынешний мир к ужасной катастрофе. И приходится удивляться российским либералам западникам, их устремленность навязать людям западные ценности, их стыдливость за восточную мистичность своей души. В безумных поисках западных эталонов культура в России меняется не в лучшую сторону. Патриот Свиридов выступал и писал о разрушении русской культуры, процитирую небольшой фрагмент его статьи, в которой он поведал читателям, что тревожило мыслителя в конце жизни. «За свою жизнь, особенно за последние годы, я насмотрелся на изображения всяческого порока и зла в разных видах искусства, изображая многослойную толщу ее народа скопищем дремучих хамов, жуликов и идиотов, коверкать сознательно, опошлять ее гениев — на это способны лишь люди, глубоко равнодушные или открыто враждебные Родине. Это апостолы зла, нравственно разлагающие народ с целью сделать его безликим стадом». Не угрожают ли нынешние распри между державниками и либералами-демократами, современными славянофилами и западниками целостности России? Поэт В.Кочетков дал свое определение мировоззренческих распрей.
Нашу русскую боль не изменит Восток,
И на Запад не стоит бежать за советом.
Здесь, на этой земле, — наш исход и исток,
Надо помнить об этом…

Все ли мы помним об этом? У некоторых людей вновь амнезия. Георгий Свиридов своей музыкой, ярким словом, патриотической позицией всегда помнил о своих истоках, помнил, что мир сотворен ради человека и сотворен он не только словом, но и рукой и разрушать его великий грех. В своих письмах к многочисленным корреспондентам (с ним стремились общаться многие выдающиеся люди планеты), композитор писал о социальном развитии России в ХХI веке, на основе соборности, великой русской культуре, гуманизма и этики ненасилия — это основная целевая задача будущей русской цивилизации. Уже несколько поколений людей помнят произведения Свиридова, он напоминает о себе ежедневно, когда начинается заставка из гениальной сюиты «Время, вперед!» на первом телевизионном канале.
Недавно телевизионный канал «Культура», рубрика «вспоминая великую певицу» показал фрагмент концерта Елены Образцовой, исполнившей песни и романсы на стихи русских и советских поэтов на музыку Георгия Свиридова, который аккомпанировал сам на фортепьяно певице, запись 1976 года. Это было прекрасное зрелище: красавица Елена Васильевна, с ее чудесным голосом, поющая вдохновенно, азартно в такт великой музыки Георгия Васильевича покорила зал. После каждой песни ее награждали цветами, которые она делила на две кучки, укладывая их на фортепьяно для Свиридова и для себя. Я сидел один в комнате смотрел и думал о двух великих русских подвижников русской культуры, которых знают и ценят во всех цивилизованных странах мира и аплодировал им вместе со всеми зрителями. Родина высоко оценила заслуги Георгия Васильевича Свиридова народного артиста СССР, он был удостоен звания Героя Социалистического Труда, был лауреатом Сталинской, Ленинской, Государственных премий.


«ПОДПОЛЬНЫЙ АКАДЕМИК»
Мысль — превыше всего между людьми на земле.
Пифагор.

Известно, что математика, как бы абстрактна она ни была, пользуется системой специфических символов, смыслов, экстраполированных не только в мир отвлеченных философских идей, а практические основы бытия общества. Примером тому может быть творчество выдающегося русского математика Николая Александровича Дмитриева. Он родился в городе Тобольске 27 декабря 1924 года в семье царского офицера, которого выслали из Москвы в духовную столицу Сибири. Попутно замечу, что в 1936 году в Тобольске родился не менее выдающийся математик Юрий Сергеевич Осипов, академик с 1991 года, до сих пор являющийся президентом Российской Академии наук.
Коля Дмитриев обратил на себя внимание с четырех лет, он запоминал прочитанные родителями художественные тексты с одного раза. К восьми годам его называли «ходячей энциклопедией». Коля прочитал десятки томов всемирной истории, знакомится с Ветхим и Новым Заветами, основательно знал произведения русской и зарубежной литературной классики, с легкостью решал трудные математические и геометрические задачи. Ход мысли мальчика был причудлив и своеобразен, отличающий его от сверстников и взрослых людей. Знакомый семьи написал письмо в Наркомпрос с просьбой обратить внимание на тобольского мальчика-вундеркинда. Это и определило вектор и траекторию его судьбы.
Девятилетнего Колю в 1933 году пригласили в Москву. Комиссия, состоящая из профессоров под председательством А. С. Бубнова и Н. К. Крупской, устроила мальчику экзамен, и все были поражены всеохватностью его интересов и знаниями из различных областей наук. Комиссия так и не узнала пределы интеллектуальных возможностей ребенка. Вот какую оценку дал профессор Чистяков, входивший в число экзаменаторов: «У ребенка чрезвычайно большой объем знаний. Несомненно, мы имеем дело с исключительной одаренностью. Такие явления встречаются раз в столетие. Этот ребенок — типа Паскаля».
Коле Дмитриеву выделили трехкомнатную квартиру в центре Москвы, была назначена стипендия 500 рублей (зарплата отца составляла 250). Надо признать, что отношение к ученым, преподавателям средней и высшей школ было в то время особенное, преподаватель вуза без степени получал больше, чем заведующий какого-либо отдела райкома партии. Примечателен такой факт: после Сталинградской и Курской битв, когда наступил переломный момент в Великой Отечественной войне, решением Сталина были возвращены из военных частей тысячи ученых и студентов для продолжения учебных занятий, Сталин думал о будущем восстановлении разрушенной страны, развитии науки.
Коле Дмитриеву был создан режим наибольшего благоприятствования, он посещал один раз в десять дней основателя Московской математической школы Н. Лузина, который обращался к пионеру на «Вы», преподаватели французского, немецкого, английского приходили к нему домой. Кстати, Н. Дмитриев владел семью языками. В годы войны Коля жил один, отец погиб в ополчении в 1941 году, а мать с детьми была эвакуирована в Башкирию.
В 15 лет пионер Коля поступает на мехмат Московского университета им. М. В. Ломоносова, будучи победителем первой в стране олимпиады по математике. Университет успешно заканчивает в 1945-м, став аспирантом академика А.Н. Колмогорова. Через год они публикуют совместную работу в докладах Академии наук «Ветвящиеся случайные процессы», которая вызвала огромный интерес среди математиков страны. Все у Николая Дмитриева складывается удачно, через некоторое время он блестяще защищает кандидатскую диссертацию. Казалось, путь к вершине славы теоретика-физика и математика близок, но он круто меняет свой жизненный уклад.
Академик Я.Б. Зельдович предлагает Н. Дмитриеву свои знания применить в разработке советского ядерного оружия, и он без колебаний дает свое согласие. Наверное, на Николая оказали влияние сброшенные атомные бомбы американцами на японские города Хиросиму и Нагасаки в августе 1945 года и их последствия. С 1946 года Дмитриев работает в Сарове КБ-11 (Арзамас-16), теоретическом секторе химической физики. Им заложены основы теоретических методов расчета уравнений, состояния веществ в экстремальных условиях, он разработал физикоматематические методы расчета основных характеристик ядерных зарядов, теоретических основ использования атомных зарядов в системах ПВО и ПРО.
Н. Дмитриев сделал открытие, доказав, что любое ядерное изделие, будучи приведенным в сверхкритическое состояние, не может находиться в нем длительное время.
Неотвратимо может произойти нейтронное инициирование даже от собственного нейтронного фона активно делящего вещества, такое состояние ядерного заряда называется неполным. Н. Дмитриев создал математическую модель неполного взрыва. На основании его расчетов физик Манхеттенского проекта Р. Пайерлс получил Нобелевскую премию. Математические модели Н. Дмитриева считаются классическими и до сих пор используются при разработке новых технологий, во всех работах его проявлялись высочайшая интуиция физика и мощь математического анализа. В своей деятельности он динамичен, невероятно работоспособен, всегда щедр на умозрительные конструкции, раздавая налево и направо идеи коллегам, нуждающимся в его помощи.
В создании водородной бомбы Николай Александрович принял непосредственное участие, исследовав характеристики протекающих в ней физических процессов. А.Д. Сахаров писал в воспоминаниях: «Еще на раннем этапе работы были решены автомодельные уравнения, придав замкнутую математическую формулу, созданную Н. Дмитриевым. Он самым молодым был среди нас, необычайно талантливый, в то время он с ходу делал одну за другой блестящие работы, в которых проявлялся его математический гений». Именно благодаря работам Дмитриева, его расчетам удалось уменьшить бомбу в 50 и даже в 100 раз. Им проведены сложнейшие классические исследования по физике, он создал точную формулу для расчета давления в холодном кристалле, разработал двухмерные и трехмерные модели состояния твердых тел.
В «Избранных трудах. Теоретическая физика. Математика». Саров, 2004 г. Н. Дмитриев охватил многие области математики и физики, сформулировал теорию вероятностей, квантовую механику, астрофизику, термодинамику, газодинамику, нейтронную физику, прикладную математику, В книге представлены работы по фундаментальным проблемам естественных наук, положившие начало развитию новых направлений, а также методике и решению конкретных задач, возникших при разработке атомного проекта.
Николай Александрович Дмитриев в возрасте 29 лет читал лекции для руководителей КБ-11 Арзамас-16 по физическим основам термоядерных бомб. Среди его слушателей были академики и профессора, записывающие за ним каждое произнесенное им слово. Академик Я. Зельдович дает такую оценку своему коллеге по работе: «У Коли, может, единственном среди нас, искра Божия. Можно подумать, что Коля такой тихий, скромный мальчик, но на самом деле мы все трепещем перед ним, как перед высшим судией».
А этот «высший судия» бескорыстно помогал всем, кто его просил о помощи, оставаясь секретным физиком, «подпольным академиком» (выражение принадлежит Зельдовичу), бойцом невидимого фронта. Профессор В. П. Копышев, работавший с Николаем Александровичем, писал: «Паломничество к Дмитриеву было ежедневным, он был источником, из которого черпали и академики, и молодые специалисты, интересующиеся проблемами физики, математики, химии, истории, философии, экономики». Л. В. Дмитриева, его жена, в своих воспоминаниях пишет: «Когда-то Коля сказал мне: «Ты знаешь, легче всего объяснять академикам — они, правда, не все, быстрее понимают то, что им объясняешь».
История взаимоотношений сотрудников Арзамаса-16 зафиксировала такой эпизод: академик Ю. Харитон пришел к академику А. Колмогорову с просьбой произвести математические расчеты на ЭВМ. Надо сказать, что численные расчеты производились на так называемых громоздких «счетных фабриках», подспорьем им были тогда ручные и электромеханические арифмометры. А. Колмогоров на просьбу коллеги ответил: «Зачем вам ЭВМ? У вас же есть Коля Дмитриев». Этот случай говорит об уникальных математических способностях Николая Александровича.
Академик Ю. А. Трутнев, начинавший работать в отделе Николая Дмитриева, рассказывал о своем учителе: «Это был гений, гениальный человек, источник мудрости, все академики все непонятные вопросы задавали ему, и он их решал. Он стал меня незаметно учить, знакомил с французской литературой, с поэтами. Мы были физики, но и лирики. Романтика нашей работы захватывала».
Известно, что академик Зельдович не публиковал ни одной своей статьи, не показав ее Н. Дмитриеву. И Коля добросовестно читал не только его, но и других академиков, находя в них неточности, исправлял, что-то добавлял, не заботясь о том, что на него даже не было ссылок. Дмитриев оставался рядовым сотрудником, не стремился закрепить свое авторство той или иной программы, оставаясь кандидатом наук, не стремился к получению должностей, степеней, наград.
Он был скромным человеком, нестяжателем, никому не завидовал. Зельдович, проводивший научные семинары, перед началом спрашивал: «А где Коля?», Коля был на месте, и после заседания во всех лабораториях, отделах продолжали обсуждения, как наш «русский гений» Дмитриев разнес академика Ф., предложив оригинальную концепцию и ряд сформулированных математических уравнений. Он обладал глубочайшими познаниями во многих науках, и феноменальной аналитической способностью. Вместо того, чтобы броситься урывать какие-то чины и звания, становиться членом международных академий, Н. Дмитриев с головой ушел в любимую работу и был счастлив ею.
Он не стремился стать доктором наук, ему постоянно напоминали: напишите заявление и по совокупности работ Вам присвоят доктора. Вот его ответ: «Знаете, к фамилии Дмитриев «доктор» уже ничего не добавит».
Из истории развития наук вспоминается похожий случай, но уже в гуманитарной области, и связан он с выдающимся русским мыслителем, литературоведом, философом, историком Вадимом Валерьяновичем Кожиновым (1930–2001) кандидатом филологических наук, вошедшим за свои научные труды во все современные словари и энциклопедии мира.
Н. Дмитриев, став сотрудником научного ядерного центра, сформулировал для себя мировоззренческие идеологемы на долгие годы. «Я всегда интересовался политикой больше, чем следует, ожидал, что после войны будет широкая эволюция к социализму во всем мире, и переход Запада к атомному шантажу нанес болезненный удар по моим иллюзиям. И я нашел себе дело, которому стоило бы отдать десять лет жизни или даже всю жизнь — создание советской атомной бомбы». С 1955 году на Семипалатинском полигоне были успешно произведены ядерные взрывы, они остудили горячие головы западных стратегов, в планах которых было уничтожение Советского Союза. Современная Россия до сих пор находится под надежным щитом, имея ядерное оружие, которое было создано коллективным разумом, где не последнюю роль сыграл Н. Дмитриев.
Красного Знамени, Государственная премия СССР — 1972 г.
«Красной Звезды» М. Реброва: «Что Вам наиболее дорого?», ответил: «Бомба! Более полезного, чем бомба, не было. Она сдерживала угрозу, это самое важное для тех времен, и не только для тех».
Я глубоко убежден, придет время и об ученом такого масштаба напишут книги и воспоминания, снимут фильмы, а сейчас было бы актом гражданской справедливости назвать хотя бы одну из улиц в Тобольске, где он родился, именем Николая Александровича Дмитриева, одного из крупнейших русских ученых второй половины ХХ столетия.


ПОИСКИ ИСТИНЫ И ВХОЖДЕНИЕ В ВЕЧНОСТЬ
«Мир вечно тревожен, и тем живет».
В.Розанов.
Среди созвездия великих имен пушкинской эпохи князь Владимир Федорович Одоевский (1803-1869) занимает достойное место. Он принадлежал к ветви рода Рюриковичей, к его родословной относится черниговский князь Михаил Всеволодович, погибший в Орде 1246 году и причисленный к лику святых. Мать мыслителя из крепостных крестьян. В тринадцать лет Владимир поступает в Московский университет благородный пансион и с медалью его заканчивает. Юный выпускник поражает всех кто, с ним общается, огромными познаниями из различных областей наук, свободно пишет и говорит на пяти европейских языках. Увлечение князя Одоевского натурфилософией, естественными науками подвигли его к мысли о познании живой связи всех наук, стремление построить «гармоничное здание целого». Поиски целого привели юного философа к изучению немецкой классической философии, и особенно к учению Шеллинга, который стал для него высшим философским авторитетом. Личные встречи с Шеллингом не изменили его отношения к великому философу.
Два гениальных юных дарования В. Одоевский (председатель) и Д. Веневитинов (секретарь), умершего на 22-м году жизни, организовали в Москве Общество любомудров с целью изучения западной философии. В него входили выдающиеся умы того времени: М. Погодин, И. Киреевский, А. Кошелев, С. Шевырев, П. Чаадаев, А.Хомяков и др. Они искали настоящее призвание России, о месте России в Европе, исторической роли русского народа во всемирной истории человечества. Ответы могла дать наука, а именно русская религиозная философия, которая была в зачаточном состоянии. Одоевский исходит из того, что в человеке слиты три стихии — верующая, познающая и эстетическая. Русская философия должна вобрать в себя — науку, религию и искусство. Юный мыслитель пророчествовал: «В святом триединстве веры, науки и искусства ты найдешь то спокойствие, о котором молились твои отцы. Девятнадцатый век принадлежит России». Одоевский первый высказал мысль о русской идее, о всеобъемлющей многосторонности русского духа о «стихии всеобщности или, лучше сказать, — всеобнимаемости». Позднее эти идеи были подхвачены Ф. Достоевским.
Общество любомудров явилось предтечей появлению двух общественных движений в России, разделивших мыслящую русскую интеллигенцию на славянофилов и западников и которое до сих пор имеет место в наше время. Князь Одоевский первый сформулировал идеи, легшие в основу славянофильского движения. Мыслитель обратил внимание, побывав в европейских странах и переведя некоторые философские трактаты ученых, что в Европе засилье рационализма, рассудочности. Ученый приходит к пониманию, что европейская мысль не способна разрешить важнейшие вопросы русской жизни и всемирного бытия. Увлечение Одоевским мистикой и мистицизмом, на какое-то время, связано с научными интересами, он написал несколько статей под общим названием «Психологические заметки». Его познавательный интерес к алхимии, магии, различным проявлениям оккультизма и магнетизма, астрологии чужды российской действительности и он, разочаровавшись в мистицизме, европейской рассудочности, вещественной жизни, иссякавшие дух, больше не возвращался к ним.
Он писал: «Рассудок, представленный самому себе, мог произвести лишь синкритизм, дальше сего идти не мог, не одно тело спасти должны мы, русские, но и душу Европы». Период любомудрия Одоевский отразил на страницах литературно-философского альманаха «Мнемозина», который и редактировал. В этом издании он опубликовал десятки прекрасных статей на различные темы и свои литературные произведения. Нам людям ХХ1столетия приходится поражаться энциклопедической образованности мыслителя, Оболенский писал статьи из истории античной, средневековой, новейшей философии, критиковал богоборческие учения материалистов-просветителей Франции, особый научный интерес составляла эстетика. Он стремился создать универсальную теорию искусства, в двадцатилетнем возрасте им была опубликована огромная статья: «Опыт теории изящных искусств с особенным применением оной к музыке». Оболенский занимался не только теорией музыки, им написано восторженное сочинение о музыке — настоящий гимн ей, он сочинял музыку на стихи Пушкина, Некрасова, автор вальсов, пьес, хоралов, прелюдий, колыбельных.
Чем только не занимался Одоевский, неутомимая деятельность поражала его друзей Пушкина, Гоголя, Вяземского, Лермонтова, издателя Краевского, Грибоедова, Языкова и др. Научные интересы ученого отражены им в повестях «Сильфида», «Саламандра», «Косморама», «Орлахская крестьянка», трактат в трех томах «Русские ночи». В этих произведениях предпринимается попытка создать свою теософию, основанную на эмпирическом материале естественных наук. В незаконченном утопическом романе 4338 — год, написанном в 1837, Одоевский предсказал появление современных блогов и интернета. Он писал: «В будущем между знакомыми домами будут устроены магнетические телеграфы, посредством которых живущие на далеком расстоянии будут общаться друг с другом». Или «Может один день отдаляет нас от такого открытия, которое покажет произведение вещества от невещественной силы». Как точно звучит мысль для нашего времени. Одоевский предсказывал, что через сотни лет на планете Земля сохранятся два государства: Россия и Китай. Китайцы приступили к переводу произведений ученого. Сотни философских рукописей, научных наблюдений, заметок мыслителя, составляющие огромную часть архива хранятся в Петербурге в национальной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина.
Однако читая его размышления, ловишь себя на мысли, что воображение и талант писателя доминируют над изысками ученого. В философском романе «Русские ночи», ученым отражены идейные искания русской интеллигенции. Подняты проблемы соотношения природы и человека, природы и науки, а также проблемы адекватного выражения и понимания мысли. Интересны его суждения, связанные с вопросами этики, эстетики, гносеологии, экономики, юриспруденции, проблемы врожденных идей, задумывает издание Философского словаря, напечатал этюд об элейской школе и др.
Мыслитель, проблему человека пытался решать в духе психофизического параллелизма, рассматривая общество и человека, как организмы, устроенных по аналогии с химическими или биологическими. Он механически переносил законы развития природы на развитие общества. Изучая антропологию, Одоевский впервые в русской философии высказал мысль о «целостности» в человеке, как идеальной задаче внутренней работы, его внутреннего мира, постигающего божественную субстанцию. В одной из записей он написал: «Хорошо бы написать историю божества, т е. те вещи, в которых человек представил себе Проведение и его отношение с ним». Как мыслитель — просветитель своего времени, Одоевский редактировал «Сельское обозрение», выпускал тысячными тиражами книжки «Сельское чтение», где доступно излагались основы научных знаний, новые открытия в науке и технике. Его вклад в разработке теории развития личности, воспитание детей младшего возраста составили педагогические сочинения изданные впервые в 1955 г.
Вместе с Пушкиным Одоевский издавал «Современник», поэт с уважением относился к мыслителю, возьмите 10 том письма и Вы убедитесь в таких строчках: «Ваше сиятельство, дорогой князь! Вот вам декабрь. Благодарен за статью. Сейчас сажусь за нее. Повесть! Повесть! А. Пушкин, январь 1837 г.». После убийства поэта, среди вынужденного молчания только князь Одоевский написал некролог на смерть Пушкина «Солнце русской поэзии закатилось». Современному читателю почти неизвестны литературные произведения Одоевского, им написаны пьесы о чиновниках, они предвосхищают сочинения А.Островского, Л.Толстого, Гоголя. Повести «Пестрые сказки», «Последнее самоубиство», «Город без имени», «Себастьян Бах», «Последний квартет Бетховена», «Старики» и др. Его язык художественных произведений живой и образный, богатый сравнениями и метафорами, определителен и ясен. Гоголь прочитав «Сказки дедушки Иринея», «Городок в табакерке» писал: «Воображение ума — куча! Это ряд психологических явлений, непостижимых в человеке».
По свидетельству Белинского, Одоевский породил «целую литературу книг для простонародия», а это главный критерий в оценке литературных произведений. Друзья Одоевского в частности А. Грибоедов называл друга «милый мудрец», но и критиковал за энциклопедизм, за всеохватность интересов современной действительности. Вот ответ Одоевского: «На меня нападают за мой энциклопедизм. Но мне не приходилось еще ни разу сожалеть о коком-либо приобретенном знании». Одоевский, дослужившись до сенатора, действительного статского советника, был сторонником конституционной монархии, последовательным противником крепостного права. Князь был очень доступным человеком для людей разного звания и сословия, устраивал приюты для бездомных людей, строил больницы, школы, бесплатные столовые. Современники отмечали редкую честность, неограниченную сердечную доброту и скромность, он стремился помогать всем страждущим, кто просил его о помощи, никогда не забывал о тех, на кого падала тяжесть социального неустройства. Упокоился князь Владимир Федорович Одоевский на кладбище Донского монастыря в Москве.


ВЕЛИКИЙ ЭТИМОЛОГ, ЛЕКСИКОГРАФ ХХ СТОЛЕТИЯ
«Академик Олег Трубачев гениальный ученый, один из самых крупных и и высоких интеллектов в мировой славистике и смежных проблемах индоевропеистике».
Л.А. Гиндин.

Великому ученому Олегу Николаевичу Трубачеву (1930-2002) в этом году исполнилось бы 85 лет. Он родился в Сталинграде семье врача, с раннего детства его окружали книги, культ книги сопровождал будущего ученого на протяжении всей жизни. В воспоминаниях о детстве Трубачев писал: «Я вырос в семье, где любили книгу, отец врач, собрал неплохую библиотеку, мама научила меня немецкому, английскому, французскому языкам». Вторым страстным увлечением Олега Николаевича было изучение иностранных языков, по словам жены академика профессора Г. А. Богатовой он выучил более 50 языков. Коллеги, работавшие с ним, в Институте русского языка утверждают, что академик владел 63-мя языками, в архиве ученого обнаружены заметки, пометки, записи на 68 языках. Будучи школьником, Трубачев проявлял большой интерес к географии, истории, филологии ко всем гуманитарным дисциплинам, У него не возникло разномыслия относительно своего будущего, после окончания средней школы, он поступил в Днепропетровский университет на филологический факультет. И уже на первых курсах начал заниматься научными исследованиями, связанными с историей славянских терминов их родство с некоторыми древнейшими терминами общественного строя. Этими же вопросами он занимался во время учебы в аспирантуре в Москве, написав несколько статей, которые были объединены в монографию, а затем вышли отдельной книгой в 1959 году. Книга «История славянских терминов» была замечена отечественными и мировыми славистами, получила высокую оценку ученых и переведена на несколько языков.
В данной работе ученый попытался рассмотреть эволюционный характер развития языковых терминов славянских народов, от индоевропейского состояния до современной лексики славянских языков, включая богатый диалектный материал. Посредством эволюции языковой терминологии, этимологического исследования, Трубачев запечатлел самую глубокую историю развития общества, народа и его культуру, привлекая огромное количество фактического материала и научной литературы. Вслед за этой работой последовали другие: «Этногенез и культура древнейших славян», показаны истоки словообразования, этимология их, этническая интерпретация, «Происхождение названий домашних животных в славянских языках», первый опыт исследования данной сферы славянской лексики, «Ремесленная терминология в славянских языках» докторская диссертация, в которой подняты проблемы ономастики (топонимии, антропонимии), «Славяне и Европа», показаны различия культур и их носителей, созидателей, «К истокам Руси. Народ и язык», «Из истории языка Древней и новой Руси» и др. Когда читаешь работы Трубачева, испытываешь свободный полет мысли живого русского ума, наполненность каждого слова глубоким смыслом, емкостью, краткостью, точностью. Во всех своих многочисленных книгах и статьях, выступлениях на международных конференциях, посвященных славянским языкам, мыслитель выделял такие понятия, как русскость, духовность, справедливость, необходимость единения славянских народов, речь идет о сохранении и развитии национального самосознания. Единство славян, считал ученый, наиважнейшая тема, ибо сознание этого единства входит в самосознание самих славян. К сожалению, нынешние славянские народы разобщены и как жаль, что они не следуют своим великим предшественникам, их идеям и помыслам, начиная с создателей славянской письменности Кирилла и Мефодия.
«Подлинно великая страна не кончается там, где кончается ее территория. Значительно дальше простирается влияние культуры великой страны, и это влияние идет практически всегда через ее язык, русский языковой союз — великое и достаточно уникальное наследие, в нем одна из гарантий сохранения единства страны и ее культуры также в будущем», не раз доказывал академик, председатель комитета славистов России. Особо необходимо отметить научно-публицистическую, просветительскую деятельность Трубачева. Ученый читал лекции по ономастике, этимологии, лексикографии на семинарах: «Славянский мир», «Высокое служение славянам». Циклы лекций, читаемые русским языковедом в университетах России, университетах Англии, ФРГ, Франции, Сербии, Польши, США, Финляндии и др. пользовались большой популярностью, при этом лекции читались на языке приглашенной страны. Трубачев, работая в Институте русского языка, поставил перед собой задачу создать «Этимологический словарь славянских языков», к этому его подвигла работа над трехтомном словарем Макса Фасмера «Этимологический словарь русского языка». Многие коллеги сомневались в успехе данного мероприятия, для которого потребовались, по их мнению, ни один десяток лет, нужно было перевести с немецкого языка, сделать добавления и пояснения и.т.д.
Ученый, справился с этой работой за два года, превратив трехтомник в четырехтомник, введя в словарь множество новых этимологий, существенно пополнив лексический фонд, по подсчетам одного немецкого рецензента дополнение Олега Николаевича составило больше одной трети по сравнению с немецким оригиналом. Главным делом своей жизни мыслитель считал создание «Этимологического словаря славянских народов», первые тома этого уникального труда появились в 1974 году, сегодня ученики и последователи академика издали 37 томов, до 14 — тома весь текст принадлежит Олегу Николаевичу. Он называл себя шутливо «человеком-словаря». Этот колоссальный труд не имеет аналога в мировой славистике, отражающий бездонный кладезь народной мудрости, в которой не одно тысячелетие пульсируют богоносные смыслы славянских языков. Поражает работоспособность ученого в отечественной и мировой науке он — явление своеобычное, уникальное. В последние годы жизни мыслитель хотел посвятить себя осуществлению грандиозного проекта «Русская цивилизация», однако развал СССР не позволил его реализации. Трубачев писал: «Мы в большом долгу перед человеком в России, поэтому хотим любые знания рассматривать под углом зрения науки о человеке».
В последнем интервью Трубачева, данное писателю Ю. Лошицу, разговор зашел о статье члена-корреспондента РАН С. Арутюнова, опубликованное в «Независимой газете» от 7 августа 2001 года. Речь в ней шла о том, (делаю вольный пересказ статьи, не имея ее под рукой), что в процессе мировой глобализации и компьютеризации, станет вопрос о русской письменности, замене кириллицы на латиницу, чтобы Россия вошла на равных в число цивилизованных европейских государств. Академик с присущей ему честностью и принципиальностью сказал: «Автор разочаровал меня, подобные абстрактные рассуждения есть ни что иное как антикультурный миф. Церковно-славянская первооснова языка берет начало в Кирилло-Мефодиевские времена IХ век, эта азбука с нами столетия. И что же, мы все это проигнорируем непонятно чему». В разные периоды истории России, сколько было нападок на русский язык, вспоминаются слова М.В.Ломоносова, цитирую по памяти: «Языка нашего небесного красота, никогда не будет попрана от скота» и еще Вл. Даля «Я за русское слово, русский язык полезу на штык, на нож.». Олег Николаевич Трубачев ученый — патриот земли русской из этой когорты людей, славянофил нашего времени, идеями которого будут подпитываться не одно поколение будущих ученых. Закончить свою статью хочу словами академика Е. П. Челышева, посвященные памяти мыслителя: «Иногда говорят, что незаменимых людей нет, однако пример академика Олега Николаевича Трубачева опровергает эту мысль. К сожалению, так получается, что в нашей науке трудно найти ему замену».


В ПОИСКАХ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ

Россия в течение почти двух десятилетий живет без национальной идеи, без идеологии и идеалов. Великое множество статей и книг написано о русской идеи, мелких, «на потребу» дня идей, но они не отражают мысли и чувства населения всей страны. Многие авторы пишут о сегодняшней России и ее будущем, пытаясь представить ее как «маргинальное» государство, возникшее совершенно случайно. Ретроспективный взгляд на Россию заставляет нас взирать на ее пройденный путь. Путь этот есть разворачивание к началу, истокам, оправдание духовнопатриотического начала. Первым великим произведением, на мой субъективный взгляд, содержащим национальную идею, было «Слово о Законе и Благодати» первого митрополита Киевского Илариона Троицкого, XI век. Мыслитель впервые вводит понятие «русский народ» и пророчествует о мессианской черте характера русского человека и, соответственно, о великой миссии России. В этом произведении Иларион, основываясь на глубоком религиозном чувстве русского народа, говорит о сплочении их на национальной основе, проявляя патриотизм, самопожертвенность и героизм в период опасности для Отечества. В прославлении настоящего через прошлое четко очерчена национальная идея. Сущность национальной идеи Илариона связана с единением славян, с христианским преображением жизни, построении ее на началах истины, добра и красоты. «Слово.» Илариона — это доктрина национальной независимости и исторического оптимизма.
Перенесемся в XVI век. В этот период оформилась национальная идея о Москве как третьем Риме. Ей предшествовала полемика между «нестяжателями» и «иосифлянами» о втягивании церкви в мирские дела, против ее обмирщения, ведущего к забвению ее роли как духовного пастыря, а также против всякого рода ересей в Православии.
Игумен псковского Спасо-Еликзарова монастыря Филофей в своих посланиях великому князю Василию III писал о существовании двух христианских центров: древний Рим, который пал, т. к. отошел от истинного христианства, затем Византия, изменившая христианству, пойдя в 1439 году на унию с католической церковью. И как следствие, в случае с древним Римом, произошло падение Византии, завоеванной турками в 1453 году. По мнению Филофея, Москва, не признавшая флорентийской унии, стала мировым центром христианства. Рассуждения Филофея сводились к тому, что православное «истинное» христианство сохранилось только в России, она избрана Богом и является единственным наследником древнего Рима. «Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти», т. к. могут быть только три мировых царства, после чего наступит конец света. Протоиерей Георгий Флоровский в книге «Пути русского богословия» назвал идею старца Филофея эсхатологической. «Образ Третьего Рима обозначается на фоне надвигающегося конца». Идея Москвы как третьего мира становится ведущей идеологией позднейшей московской Руси. Она была признана служить не только обоснованию исключительного значения церкви, но и государства. Эта национальная идея носила мессианский характер «священного царства», подчеркивала «русское православие», делая ударение на словах «русское», «Святая Русь». Таким образом, христианизация Руси и падение Византии ознаменовались двумя национальными идеями «Словом о Законе и Благодати» митрополита Илариона и «Третьего Рима» монаха Филофея, сыгравшими огромную роль в становлении и развитии России XI–XVI веков. Поиски национальной идеи продолжались и в последующие столетия прогрессивными интеллигентами России. И здесь необходимо сказать прежде всего о философско-теоретическом наследии двух мощных идеологических направлениях общественной жизни Отечества, оказавших влияние на всю историю России. Я имею в виду идеи славянофилов и западников, неославянофилов или, как их называли — «почвенниками» во второй половине XIX века. Им предшествовали идеи любомудров, молодых людей, занимавшихся изучением истории и философии. Философский кружок — В. Одоевский, гениальнейший юноша-поэт Д. Веневитинов (рано умерший), И. Киреевский, Н. Рожалин и другие, — был основан в 1823 году. Эти юноши в своих историософских поисках сформулировали такие опорные идеи, жизнь которых стала на долгие десятилетия достоянием национальной общественной мысли. Любомудры определили самоценность национального начала, противопоставив духовные традиции страны западным. Они обсуждали вопросы о том, в чем предназначение России, на что она может надеяться, какова ее дальнейшая судьба. И пришли к выводу: «XIX век принадлежит России». И, кстати, не ошиблись, т. к. по мнению многих выдающихся мыслителей XIX век был, с точки зрения развития культуры, не только серебряным, но и золотым. Лидер любомудров В. Одоевский сформулировал понятие о Русской идее как о синтетическом примирении всех идей. Эту мысль позднее развивали Ф. Достоевский, В. Л. Соловьев, Н. Бердяев и другие. В. Одоевскому, Д. Веневитинову принадлежат идеи, легшие в основу славянофильского мессианизма. В. Одоевский писал: «Осмелимся же выговорить слово, которое, может быть, теперь многим покажется странным, а через несколько времени — слишком простым: Запад гибнет. Не одно тело спасти должны мы, русские, но и душу Европы». Национальные идеи любомудров были изящны, глубоки и оригинальны. Они в своих статьях подняли вопрос о раздробленности внутреннего духовного мира народа, являющейся главным препятствием к постижению истинной России, отметили моральный упадок европейской цивилизации, осудили эгоизм, индивидуализм, страсть к наживе. Их национальное поле было ориентировано на устойчивые мировоззренческие тенденции и направления, связанные с Православием. Православие понималось любомудрами как идеологическая конструкция, несущая в себе преобразования всех воззрений, их институционального воплощения в жизнь российского общества. Сквозной линией размышления, как поиска особого пути развития России, явилась антитеза «западничество — славянофильство». После философического письма П. Чаадаева, потрясшего всю «мыслящую Россию», развернувшаяся полемика между западниками и славянофилами имела не только теоретико-философский характер, но и практический. Славянофилы выдвигали свою патриотическую идею о возможности коренного изменения социальных отношений на основе соборного православного сознания, носителем которого объявлялся русский народ. Движущей силой славянофилов была не ненависть к Западу, а борьба за русскую самобытность. Их критика западных ценностей, особенно триады (свобода, равенство, братство), ставшей знаменем русских западников, связана прежде всего с тем, что либералы призывали к господству индивидуализма, разъединенности, обособленности духовной жизни внешними обстоятельствами, господству материальных ценностей над духовными. Поэтому славянофилы солидаризировались с официальной доктриной, выдвинутой министром просвещения в период правления Николая I С. Уваровым «Самодержавие, Православие, Народность». Они искренне были убеждены, что Православие как идеология России способна вывести человечество на путь спасения. Основоположник славянофилов А. Хомяков писал: «Каждый человек находит в церкви самого себя, но не в беседе своего духовного одиночества, а силе духовного единения с братьями, со Спасителем». Здесь понятие «соборность» обретает широкое значение, сама православная церковь понимается как некий аналог множества людей, объединенных силой любви в свободное органическое общество. Национальной идеей славянофилов, как и любомудров, было учение, рассматривающее Православие как идеологию, фундамент, основу всех исторических и общественных реалий сегодняшней и будущей России. Взгляды западников прошлого и настоящего характеризуются их сторонниками как «позитивная» тенденция и как адекватная естественная идеология в условиях России. Многие западные политологи убеждены, что для России нет другой альтернативы, как принять западные ценности, западный образ жизни. Подобный взгляд на западную цивилизацию с ее ценностями, они отбирают из резервуара традиций или конструируют лишь те, которые несут констатацию о включенности России в контекст мировой, прежде всего европейской, истории. Во второй половине
XIX века идеи славянофилов получили свое продолжение в идеологии почвенников, представленными такими мыслителями, как Ф. Достоевский, А. Григорьев, Н. Данилевский, Н. Страхов, К. Леонтьев. Продолжая идеи славянофилов, почвенники центр своих философских размышлений сместили в сторону «национальной почвы». Они писали об особой роли, миссии русского народа, всего славянства, призванного спасти человечество от моральной деградации, идущей от тлетворных идей Запада. Н. Данилевский в книге «Россия и Европа» писал: «Для всякого славянина, после Бога и его святой церкви, — идея славянства должна быть высшей идеей». Национальной идеей почвенников стала проблема славянского мира, его место в истории и судьбе русской и славянской культур. Высшими идеалами и целями должна жить Россия, бескорыстно должна служить человечеству. Ф. Достоевский учил: «Если нация будет жить своими интересами, то она погибнет, окоченеет, обессилит и умрет. А выше целей нет как те, которые поставит Россия, служа славянам бескорыстно и не требуя от них благодарности, служа их нравственному (а не политическому лишь) воссоединению в великое целое». Прекрасная национальная идея и сегодня не потеряла актуальности, национальная идея почвенников через восемь столетий перекликается с идеями митрополита Киевского Илариона. Сущность национальной идеи на протяжении почти тысячелетней истории развития России в ее державообразующей тенденции, в служении интеграции славянских народов. Русский народ, как коренник, объединив славянские племена, образовал государство и провел его через тысячелетие своей истории. Не многим нациям удавалось подобное в истории человечества. Но, к великому сожалению славянских народов, они сегодня, в начале третьего тысячелетия, разобщены. Славянские народы связывают не только культурные, бытовые традиции и ценности, но, главное, — Православная вера. 140 лет назад, великий патриот, поэт Ф. Тютчев в стихотворении «Славянам» пророчески писал:
… Опально-мировое племя,
Когда же будешь, ты, народ?
Когда же упразднится время
Твоей и розни, и невзгод.
И грянет клич к объединенью,
И рухнет то, что делит нас!
Мы ждем и верим провиденью,
Ему известен день и час…

Хочется надеяться, этот «день и час» славянских народов скоро наступит, ибо это веление времени, геополитической стратегии и желание народов. Мы сегодня знаем планы Запада в отношении (частично осуществленные) Сербии, Украины, России, Белоруссии. В советский период национальная идея существовала, построение развитого социализма, несмотря на утопическую концепцию, дало возможность создать великое сильное государство, способное сломать хребет фашизму и с которым считались все страны планеты. По-разному можно относиться к советскому периоду, просуществовавшему более семи десятков лет. В соответствии с национальной идеей строилась внешняя и внутренняя политика страны, четко прослеживались идеологические приоритеты, выражающие характер социально-экономических и культурных отношений. Величие страны измеряется не только экономическим, но и духовно-нравственным уровнем ее, утверждением идеала, фокусирующим в себе все высшие представления нации. Советская цивилизация войдет в историю человечества достижениями в области социальных, национальных отношений между людьми, высшими успехами в области образования, здравоохранения, развития науки и культуры. Сегодняшнее состояние России, в которой господствует имущественное и социальное неравенство, приводит к отсутствию единства нации и, соответственно, отсутствию национальной идеи и исторической судьбы народов. Потребность в национальной идее возникает тогда, когда народ чувствует угрозу со стороны западной цивилизации, с ее доминирующей либерально-демократической идеологией, распространяющейся на различные континенты земного шара. Либерал-демократы, рьяно разрушая советскую цивилизацию, привели Россию в такое состояние, что масштабы их деятельности невозможно описать в привычных терминах социологии. Известный либерал-демократ и реформатор-разрушитель страны, в годы своего премьерства Е. Гайдар в своей последней книге «Долгое время» вновь повторил то, что он озвучил на вербальном уровне: Россия может существовать и без русских. Россия сегодня вымирает со скоростью 1.000.000 человек в год, в основном — русских, поэтому необходимо заселить ее мигрантами со всего света — от семисот тысяч до одного миллиона в год. Автор не учитывает большое количество проблем, с которыми столкнется Россия. Уже сегодня на долю мигрантов приходится до 70 % всех преступлений. Эта этническая пестрота со своеобразными стереотипами, разными традициями, поведенческими структурами и культурными доминантами предполагает обучение мигрантов, на которое из бюджета страны потребуются миллиарды долларов. Демограф А. Вишневский предупреждает: «Что скрывать, миграция инокультурного населения несет немало опасностей. Россия может увязнуть в бесконечных этнических конфликтах, и окажется неспособной к приему иноэтнических эмигрантов». Наши современные западники стремятся изменить духовный строй русского человека, они стараются выбить русского человека из традиций, заставить забыть ценности, сложившиеся на протяжении многовековой истории развития культуры. Но Россия всегда была идеократическим государством. Национальная идея, идеалы, ценности и идеология являются державообразующими, стержневыми опорами страны. Без них русское общество обречено на политическое и экономическое рабство и вымирание, что и происходит с Россией сегодня. Несколько лет назад, в одной из статей я пытался сформулировать национальную идею, означающую совокупность специфических черт, характерных для русской нации, ее великой культуры, ментальности, ставшей основополагающей, стержневой основой Россией. Национальная идея означает определенный уровень национального самосознания в каждый данный момент истории Отечества. Она воплощает в себе дух нации и отражает помыслы и чаяния не только русского народа, а всего населения страны. Повторюсь: под национальной идеей я понимаю систему, состоящую из элементов. Элементами этой системы, пронизывающими все сферы бытия общества, являются самые дорогие, святые понятия, присутствующие в русском этносе на протяжении всего развития России. Вот эти понятия: Бог, Православие, Государство, Патриотизм, Дух, Душа, Соборность, Совесть, Справедливость, Милосердие, Семья, Доброта, Мужество, Самопожертвенность, Смелость, Героизм, Всепрощение, Национальный Идеал, Самодержавие, Народность. Осмысление и анализ этих понятий потребует написания нескольких книг.


О БИНАРНОЙ СУЩНОСТИ ЧЕЛОВЕКА

Само название статьи вызывает массу вопросов, и ответов на них может быть великое множество. Множественность пронизывает всю прошлую и настоящую жизнь всего человечества, его историю развития. Исследование структур живой простейшей клетки позволило ученым утверждать, что в основе главных звеньев живой природы — растений, животных и человека — лежит общий функциональный биосинтез деления. Если мы считаем, что человек является частью природы, апогеем её развития, то соответственно она бинарна и без этой множественности эволюция человека и природы были бы невозможны. Вот уже 14 млрд. лет имеет место негармоничность Вселенной. Этот диссонанс «услышали» многие ученые в музыке космоса «исполняемой» микроволновым фоновым излучением, которое называют реликтовым. Большой взрыв во Вселенной породил хаотические флуктуации, они напоминали звуковые волны, отпечатывающиеся в реликтовом излучении. Для знающих Библию напомню: в ней говорится о реликтовом излучении, т. е. о том, что свет был раньше солнца. И только в 1964 году ученые США Пензин и Вильсон обнаружили и подтвердили «микроволновое излучение» — незримый свет, идущий на землю с неба из каждой мыслимой точки небесного пространства.
Становится понятным процесс становления современных скоплений галактик, их происхождение, в которых наличествует множественность, а она в свою очередь породила различие всего сущего на планете Земля. В период становления человеческого общества, наши далекие предки, обладающие синкретичным мышлением делили мир, людей на добрых и недобрых; они, как и вся природа, испытывали влияние космоса, солнца, закладывая в генофонде последующих поколений упрощенный бинарный взгляд на окружающую действительность.
Последующее развитие человека и общества атомизировалось, испытывая влияние среды, воспитания, генофонда, приобретая социальный, нравственный житейский опыт. Поведенческие структуры, связанные с сознанием, включают многообразие возможностей, как для хаотической, так и для созидательной деятельности человека.
Ф. И. Тютчев очень верно заметил:
Невозмутимый строй во всем:
Созвучье полное в природе,
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею признаем.
Откуда, как разлад возник?

Неустойчивость, непредсказуемость, дихотомичность в линии поведения каждого человека — закономерная субстанция бытия общества. Бинарность, множественность, неустойчивость жизни человека и общества — основа их развития. Очевидно, что бинарность человека связана с темпоральным изменением, происходящим в природе, обществе. Илья Пригожин, Изабелла Стенгерс в книге «Порядок из Хаоса» замечают: «Наше видение природы претерпевают радикальные изменения в сторону множественности, темпоральности и сложности». В книге «Философия неустойчивости» И. Пригожин высказывает идею, что неустойчивость не всегда зло, подлежащее устранению, т. к. без нее нет развития.
Из данного тезиса нужно сделать вывод: современный мир бинарен, он являет собой бифуркацию цивилизации с вечными противоречиями и изменениями, не всегда позитивными. Жан Батист Ламарк в свое время заметил: «Можно, пожалуй, сказать, что назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной мир непригодным для обитания». Процитировав данное высказывание Ламарка, мысленно соглашаешься и с ним и с Гегелем, который в своей философской системе доказывал самодвижение вещи (с точки зрения диалектики), которая в процессе развития идет к своему концу, т. е. к противоположности. Многие ученые, создавая свои философские системы и концепции наталкивались на не возможность найти адекватный ответ, что такое человек, в чем смысл его жизни и какова его дальнейшая судьба и всего человечества в множественном мире. Над этой проблемой много думали русские религиозные мыслители и в частности философ В. Соловьев и писатель Ф. Достоевский. Как писатель-философ экзистенциального склада Ф. Достоевский, размышлявший о бессмертии писал: «Человек есть животное, по преимуществу созидающее…. Но отчего же он до страсти любит разрушение и хаос». Великий писатель так и не нашел ответа, ибо ответ противоречит бинарности мира и человека. Внутренние, душевные муки раздвоения переживал и сам Ф. Достоевский. Не разрешил для себя данную проблему и Вл. Соловьев. В своем фундаментальном труде «Оправдание добра» он рассматривает вопрос о всесовершенном Боге, породившем несовершенного, вечно неудовлетворенного человека. «Человек совмещает в себе всевозможные противоположности между безусловным и условным, между абсолютным и вечною сущностью, преходящем явлением, или видимостью. Человек есть вместе и божество, и ничтожество». Это борьба между желанием тела и душой.
Разве мы не сталкиваемся ежедневно, на уровне обыденного сознания, когда в одном и том же человеке можно обнаружить геройство и подлость, нравственное и безобразное отношение к людям, иногда замечаешь, как человек поет дифирамбы другому человеку, а за глаза поносят его, обливая грязью. Бинарность, мне представляется — родовая сущность человека.
Россия, среди других государств мира может быть, в большей мере, чем иные народы, подвержена бифуркационным процессам.
Какой бы период в истории развития России не взяли, мы обнаружим множественность явлений и процессов, потрясающих нашу страну.
Возьмем, к примеру, насильственную европеизацию России при Петре I. Тотальная западнизация вызвала к жизни слабую оппозицию в лице любомудров, а затем в русле противостояния в первой половине ХIХ века, сформировалась два мощных идеологических течения — западничество и славянофильство, сыгравших огромную роль в развитии общественной мысли России. Россия по своему географическому положению представляет Европу и Азию. И даже наш Герб, (в виде двуглавого орла, смотрящего на Восток и на Запад) указывает на бинарность, неустойчивость России. Не хочу пророчествовать, но множественность, неустойчивость России с каждым новым десятилетием будет подвергаться серьезным испытаниям. Нельзя не заметить вторжение этноэтнического элемента, со своими стереотипами поведения, разными традициями и культурными доминантами. И чтобы не допустить волнений (хотя они неизбежны, с точки зрения бинарности) подобные тем, что происходили во Франции в конце 2005 года, необходимо, с точки зрения опережающего отражения, отслеживать политические, демографические, социально-экономические процессы и адекватно реагировать на происходящие изменения в России. Осмысливая события в сегодняшней России, приходишь к пониманию того, что наше многонациональное, многоконфессиональное государство бинарно и единение народа (исключая экстремальные ситуации), возможно в период монархического и диктаторского режимов.
И еще: очень важную роль в единении народов России могут сыграть государственная идеология, религиозные конфессии и особенно Русская Православная Церковь.


ПРАВОСЛАВНАЯ ЭТИКА О ЗДОРОВЬЕ

Проблема человека, с точки зрения православной этики, состоит в том, что жизнь пришедшего в земной мир индивида есть дар Божий и является необходимой предпосылкой всех физических, духовных и моральных ценностей.
Один из наиболее важных и спорных вопросов наук о человеке — вопрос о физических, высших психических уровнях, их потенции. Человек и общество ответственны за защиту и продолжение жизни, ибо забота о здоровье каждого члена общества является моральным императивом. Не будучи поклонником дианетики Л. Р. Хаббарда, ставшей модной в России, тем не менее не могу не согласиться с ним: «главная борьба человека состоит в борьбе не с другим человеком. основная борьба человека — это борьба с тем, что подавляет его как вид и преграждает его путь к высоким целям».
В православной этике тесно взаимосвязаны физический, психический и духовный компоненты здоровья. Такая точка зрения предполагает активную творческую деятельность человека. Но возникает вопрос: а может быть физическое, психическое и духовное здоровье детерминировано, т. е. предопределено врожденными качествами человека? Этого нельзя исключить, т. к. характеристика мотивационной структуры отдельного человека, стремящегося улучшить свои показатели в физическом, психическом и духовном плане, часто затрудняется не только сложностью имеющейся у него системы ценностей, но и отсутствием потенциальных возможностей. Имеющиеся физические, психические данные индивида могут не совпадать с идеальными, с теми, что желал бы он иметь с точки зрения самосовершенствования. Поскольку природа глубоко религиозного православного человека являет собой психологическое единство (духовного и физического) и поскольку православие русские рассматривают как непрерывное и нескончаемое развитие образа и подобия к божественности, то истинное и полное благополучие и здоровье являются следствием личных взаимоотношений с Богом. Психическое и физическое здоровье есть, может быть, главная соразмерность совокупности этих взаимоотношений. Однако не одному человеку не удалось достичь соразмерности, гармонии, ибо жизнь ассиметрична и все живущие на земле не являются абсолютно здоровыми психически.
Впрочем, человек может себя настроить на то, что служение Богу соединяет нас с Ним и наполняет наше тварное бытие устремлением к гармонии и, соответственно, к здоровью. Православный человек интуитивно понимает, что нельзя прийти к духовному росту через развитие физических, психических сил, интеллекта, воли и чувства без смиренного обращения к благодатной помощи Божьей. Этот факт заслуживает, на наш взгляд, самого серьезного внимания. Об этом много писали и говорили русские религиозные философы.
Известный русский философ-богослов протоиерей В. В. Зеньковский очень верно в своих статьях о воспитании писал: «Нужно создать островки церковной культуры, нужно верующим людям теснее примыкать друг к другу, и только тогда школа может быть не разрушительной, а созидательной силой в религиозном росте детей. Не школа может пересоздать жизнь, а наоборот, создавая уголки здоровой жизни, уголки церковной культуры, мы можем открыть для школы возможность действительно плодотворного ее влияния на духовное и физическое здоровье детей». Сегодня при разнокачественной системе преподавания в учебных заведениях (плоды социального расслоения общества) существуют различные уровни подготовки подрастающего поколения. Одни из них продуктивны и желательны, другие чрезвычайно вредны. Каковы духовные приоритеты школ, гимназий, лицеев, колледжей? Какова стратегия Министерства образования России в области здорового образа жизни духовного развития ребенка? И есть ли она? Похоже, что ее нет. Наркомания, преступность, легализация патологических инстинктов, массовые психические расстройства (из 10 призывников в армию по г. Краснодару — 8 больны) — все это реальные факты. Ориентация на западные ценности без учета нашей ментальности формирует агрессивные чувства у молодежи и потребительские установки по отношению к жизни. Воздействие на юные души западной цивилизации через средства массовой информации поражает чудовищное разрушение русского национального самосознания, а с ним — и здоровья молодежи.
Л. Толстой, отыскивая причины насилия между людьми, падения духовности и нравственности, приходит к убеждению, что корень зла всего — в отсутствии религиозного воспитания. И потому, чтобы исправить зло, надо не сменять людей, не изменять устройство, не отговаривать людей от участия в насилии и даже не опровергать ложную и излагать истинную религию, а только воспитывать детей в истинной православной религии.
Надо сказать, что публично великий писатель таким образом не высказывался. Это запись, сделанная Л. Толстым для себя. И нам представляется, что школа будущего должна сочетать физическую и духовную подготовку, предусматривающую пути саморегуляции психических состояний школьников с объективной регистрацией изменений психофизиологических процессов, происходящих в организме. Школа будущего должна быть возвышена, с точки зрения православной этики, она должна положительно влиять на юношество, заботясь о физическом, духовном и психологическом здоровье каждого ребенка. Об этом думала православная церковь на Руси на протяжении многих столетий. В период кризиса образования в России необходимо настраиваться на радикальные изменения формы, методов и содержания образования, ориентируясь на соотношение духовного и светского образования во всех учебных заведениях всех уровней.


А. С. ПУШКИН КАК ДЕРЖАВНИК И ПАТРИОТ

Закончился XX век, но память вновь возвращает нас к великой дате в истории русской культуры, венчающей двадцатое столетие — 200-летию со дня рождения А. С. Пушкина.
Читатель, серьезно относящийся к творчеству Пушкина, поражается всеохватности тем, поднятых поэтом, который стремится воплотить в образах свою патриотическую скорбь, желая передать в сложных аллегориях возвышенную героическую идею.
Читая поэмы и драмы Пушкина, такие как «Борис Годунов», «Скупой рыцарь», «Граф Нулин» и др., почти физически ощущает, какие терзания испытывал поэт, какие чувства им руководили при написании этих произведений.
Многим читателям со школьной скамьи известны пушкинские строки:
Два чувства дивно близки нам:
В них обретает сердце пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.

Позднее поэт допишет еще восемь строк:
На них основано от века,
По воли Бога самого,
Самостоянье человека
Залог величия его.

Животворящая святыня.
Земля была б без них мертва
Как… пустыня.
И как алтарь без божества.

Не могу не восхититься последней строкой, она гениальна по своей простоте и содержанию.
Нетрудно заметить, что в предпоследней строке пропущено слово. Конечно, можно для личного пользования поставить вместо него, скажем, слово «полудикая», что я и сделал: «Как полудикая пустыня» — в моем понимании — не освоенная, но это лишь «додумка» простого смертного.
И теперь мы уже никогда не узнаем, какое же слово поставил бы великий поэт. Для меня это прекрасное стихотворение свидетельствует о раздумьях автора о судьбе России, о духовных и нравственных истоках русского народа, его культуре.
Эти двенадцать строчек родились из сокровеннейших глубин души поэта, они свидетельствуют, что пушкинское творчество исходит из народной русской почвы и развивается согласно законам самой жизни.
Всегда ли Пушкин был патриотом, державником? Можно ответить на этот вопрос «Да!». Царскосельский лицей, в котором учился поэт, готовил элиту, государственных деятелей, патриотов для служения Родины. Из выпуска Пушкина припоминаются (навскидку) выдающиеся министр иностранных дел А. Горчаков, генерал Вольховский, адмирал Матюшкин и др.
Можно усомниться в глубокой религиозности А. Пушкина. Хотя поэт П. Вяземский писал о своем друге как истинно православном человеке. Пушкин не избежал влияния французских материалистов-просветителей XVIII века Вольтера, Дидро, Гольбаха, поэта Англии Байрона и др., но патриотом России он был всегда.
Многие исследователи творчества А. Пушкина склонны считать, что поэт только в последние годы жизни выказывает свою религиозность. А до этого, увлеченный социальными утопиями, байронизмом, либерализмом, он был атеистом.
И, как правило, ссылаются на «Гавриилиаду», в которой поэт отразил свои антирелигиозные воззрения. Но это не совсем верные суждения. Известно, что в 1822 году Пушкин перечитывал в Кишиневе библию, восхищался Священным Писанием. Уже в «Борисе Годунове» чувствуется переоценка ценностей, ощущаются духовные искания поэта, приведшие его к православию. В 1829 году, вернувшись с Кавказа, он писал о том, что в этот район нужно направить христианских миссионеров. «Есть средство более сильное, более нравственное, более своеобразное с просвещением нашего века: проповедование Евангелия». Он очень высоко оценивал значение Евангелия в жизни русского народа и в культуре России. Это не могло не сказаться на его творчестве: поэт размышлял о судьбах Промысла, о том, что объединяет славянские народы, какую роль в единении славян играет православие. Он писал: «Религия создала искусство и литературу, все, что было великого в самой глубокой древности, все находится в зависимости от этого религиозного чувства, присущего человеку. как идея красоты с идеей добра». Пушкин-патриот верит в высокую миссию России и русский народ, верит в смысл и цель развития человеческого общества.
Мне могут напомнить его строки: «Черт догадал меня родиться в России с душой и талантом». У кого из нас не возникали подобные мысли во время мрачного настроения духа. Пушкин во многих своих стихах и прозаических произведениях не идеализировал Россию николаевского периода. Однако уже после окончания Царскосельского лицея в 1817 году, став коллежским секретарем коллегии иностранных дел, он с особым рвением служил России.
Пушкин в течение всей жизни постоянно учился, он «переболел» многими идеями, ему были близки декабристы, западники и славянофилы.
Поэт полемизировал со своим другом — вождем западников П. Чаадаевым, он не терпел «безумных и несправедливых» нападок на Отечество, пытался понять тех русских, которые, будучи западниками по духу и воспитанию, унижают Россию, но оправдать их не мог, т. к. они не способны «любить ни русских, ни Россию, ни истории ее, ни славы ее». Отношение Запада к России, по его мнению, всегда было и будет «столь же невежественно, как и неблагодарно».
В статье «Опыт отражения некоторых нелитературных обвинений» поэт клеймит тех, кто клевещет на русских, мажет грязью священные страницы наших летописей, унижает наши святыни, «издевается над гробами праотцов».
В 1826 году Пушкин пишет записку императору Николаю I «О народном образовании», в которой говорит о том, что в учебных заведениях разного уровня нужно ввести предмет «россиеведение», выступает за создание кафедр по русской истории, законодательству и статистике, с целью подготовки подрастающего поколения, «готовящегося служить Отечеству верой и правдой».
Как патриот-государственник, Пушкин в своих произведениях акцентирует внимание на самобытности русской культуры, отличной от западной, т. к. климат, образ правления, вера, собственная физиономия каждого народа отличаются друг от друга и с этим нужно считаться.
Через понятие «патриотизм» Пушкин открывает для нас еще один аспект — социальный. Наиболее важным для характеристики взаимоотношений между Россией и Европой оказывается понятие национального своеобразия русской мысли, социальной жизни. И в этой связи Пушкин выступает как философ, историк и как культуролог.
«Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою, история ее требует другой мысли, другой формулы».
Великий польский поэт А. Мицкевич, общавшийся с Пушкиным в Петербурге, позднее писал: «Те, кто знал его тогда, замечали в нем пристальное внимание ко всему русскому и народному. Он предпочитал теперь слушать народные сказки, былины, народные песни и зачитывался историей родной страны. Казалось, он навсегда покинул чужие края, срастался с Россией, пускал корни в родную почву».
Когда Пушкин был выслан в родовое поместье Михайловское, он не из книжек, а по настоящему столкнулся с народной жизнью: ярмарки, песни, хороводы, труд крестьянина, кузнеца, шорника и печника. Наблюдения за этой жизнью заставили о многом думать.
Можно даже сказать, что время, проведенное вдали от столиц, не прошло даром. Произошла переоценка ценностей, о чем поведал поэт в письмах к друзьям. А в письме к П. Чаадаеву от 19 октября 1836 года он пишет: «Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал».
Пушкин — пророк и провидец, он полтора века назад предсказал некоторые явления и процессы, происходящие сегодня в России. В его стихах и статьях уже есть указания на русофобию, когда русские отрицают свою культуру, духовное наследие, патриотическое отношение к России. В известном стихотворении «Клеветникам России» он написал:
И ненавидите вы нас…
за что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?

Поэт возвращается к этой теме во многих своих стихотворениях. В одном из них (неоконченном) он в первых четырех строчках прямо говорит об отдельных русских людях, которым чужда Россия, ее культура и то, что связано с ней:
Ты просвещением
свой разум освятил,
Ты правды
чистый свет увидел,
И нежно чуждые народы
возлюбил.
И мудро
свой возненавидел…

Правда, есть многочисленные случаи, когда любовь к Пушкину приводила к любви к России. Один лишь пример: дочь убийцы Пушкина Ж. Ш. Дантеса Леония-Шарлотта выучила русский язык, чтобы читать великого поэта в подлиннике. Она была поражена стихами и полюбила Россию, а отца своего возненавидела и прокляла за содеянное.
Дочь Дантеса сойдет с ума.
В истории человечества (это зафиксировано в трех великих книгах, трех формах мировых религий) есть указание на то, что за подлые деяния родителей расплачиваются дети.
Мятежный дух Пушкина, его благородные порывы, вера в безусловное торжество, мессианское предназначение России и русский народ спасали многих русских людей в самые критические ситуации жизни.
Великий русский религиозный философ И. А. Ильин очень верно заметил: «Пушкин созерцал и творил Россию, и от тех духовных содержаний, которые он усмотрел в русской жизни, он утвердил наше национальное бытие и достоинство». Величие нашего гениального поэта заключается в том, что он создал немеркнущие образы, наполнил их легкостью и гневом, чувством и волей, умом и добротой. Пушкин с равной силой волнует своим творчеством разные поколения и разные народы мира.


«СОЮЗ ДУШИ С ДУШОЙ РОДНОЙ»
Вставай же Русь! Уж близок час.
Вставай Христовой службы ради!
Уж не пора ль, перекрестясь,
Ударить в колокол в Царьграде!
Ф. Тютчев

Исполнилось 200 лет со дня рождения Федора Ивановича Тютчева — «первого поэта-философа, которому равного не было, кроме Пушкина», — так оценивал творчество поэта Ф. М. Достоевский. Л. Толстой же считал, что «Тютчев, как лирик, несравненно глубже» Пушкина. Поэтическое наследие Ф. Тютчева по объему невелико, оно составляет два тома. Издательство «Художественная литература» лет десять назад наиболее полно представило творчество поэта. Первый том посвящен поэзии, во втором — эпистолярное наследие, состоящее из 228 писем, отражающих взгляды и интересы поэта, сочетающего в одном лице великого лирика и дипломата, любовника и заботливого отца большого семейства, политика и пророка, философа и историка, блистательного публициста и выдающегося энциклопедиста своего времени.
Жизнь Ф. Тютчева можно назвать счастливой. Он родился в стародворянской семье в усадьбе Овстюг Орловской губернии Брянского уезда. Получил неплохое образование в семье, а затем в Московском университете. С 1822 г. по 1844 г. Тютчев был на дипломатической работе, в основном в Германии, занимая незначительные должности в русском представительстве, не соответствующие его возможностям. Виной тому был глава русской дипломатии К. В. Нессельроде, в разное время занимавший высшие должности в России — вице-канцлера и государственного канцлера. О их личных отношениях, об отношениях Тютчева к Западу, политике и пойдет речь в этой статье.
Я отметил, что жизнь поэта состоялась и была счастливой. Прочтя эти строки, читатель подумает: как же так, поэт — всегда страдающая сторона в соприкосновении с действительностью, он страдает либо от избытка чувств, либо от их недостатка. Решаюсь открыть наугад страницу первого тома, полагая, что найдутся строки, отражающие суть написанного мной. И действительно, удача — на странице 153 — стихотворение «Предопределение», написанное Тютчевым в 1852 г.:
Любовь, любовь — гласит преданье —
Союз души с душой родной —
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И… поединок роковой…

И чем одно из них нежнее В
 борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец…

Видимо, когда мы любим, наши чувства соразмерны нашей способности переживать, страдать. Ф. Тютчева любили самые прекрасные, большого ума женщины России и Германии. И среди них — А. Адлерберг-Крюденер, красавица, одна из первых по достоинству оценившая стихи Тютчева и восхищавшаяся поэтом до конца своих дней, Элеонора Петерсон (первая жена), Эрнестина Дернберг (вторая жена), Елена Денисьева (неузаконенная третья жена), Елена Богданова, одна из умнейших женщин России и др. Все они любили поэта самозабвенно, о чем свидетельствуют мемуары, письма тех, кто прямо или косвенно знал этих прекрасных женщин.
С годами каждый начинает понимать, какую огромную роль в жизни творческого человека играют любовь, мир и согласие в семье. Без этого все потенциальные возможности в любой сфере деятельности могут быть не реализованы, ибо нет чувства более разрушительного, чем осознание того, что человек имеет талант, но не может его проявить, такое состояние поражает сначала разум, а затем выводит из строя сердце.
Ф. Тютчев — счастливый человек еще и поточу, что он общался с самыми выдающимися людьми своего времени. Среди его друзей и оппонентов во время споров (поэт был заядлым спорщиком) были славянофилы братья Ив. и П. Киреевские, А. Хомяков, К. Аксаков, Ю. Самарин; западники А. Герцен, П. Чаадаев, И. Мальцев, его почитали писатели и поэты П. Вяземский, В. Жуковский, Н. Некрасов, И. Тургенев, Ф. Достоевский, Л. Толстой. За два года до смерти Тютчева, в 1871 г., в поезде встретились два гения — Л. Толстой и Ф. Тютчев. Толстой писал об этой встрече А. Фету: «Мы 4 часа проговорили. Я больше слушал. Что ни час вспоминаю этого величественного и простого, и такого глубокого, гениального, настоящего умного старика».
Политические идеи Тютчева не поддерживает глава министерства иностранных дел России Нессельроде, находящийся на этом посту более 30 лет. Чтобы дать характеристику политики, проводимой Нессельроде, сошлюсь на К. Маркса и Ф. Энгельса (сегодня они не в чести, но документ, который я процитирую, общеизвестен и дает объективную оценку). При этом замечу, в свете новых документов, ранее не публиковавшихся, К. Маркса и Ф. Энгельса не заподозришь в симпатиях к России, скорее, наоборот. «Вся русская политика и дипломатия осуществляется, за немногими исключениями, руками немцев или русских немцев. Тут на первом месте граф Нессельроде — немецкий еврей; затем барон Мейендорф, посланник в Берлине из Эстляндии и др. Мы могли бы привести несколько дюжин таких примеров» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 6. С. 156). В апреле 1854 года, анализируя события, связанные с Крымской войной, политик и дипломат Ф. Тютчев писал: «Ну вот, мы в схватке со всей Европой, соединившейся против нас большим союзом. Союз, впрочем, не верное отражение, настоящее слово: заговор. Нет ничего нового под солнцем, однако же едва ли не справедливо, что в истории не бывало примеров гнусности, замышленной и совершенной в таком объеме». Нессельроде стремился не допустить Тютчева к активным действиям в области внешней политики России. Он понимал, что патриотизм поэта и его влияние среди политиков и дипломатов, на царскую семью приведет к изменению во внешнеполитическом курсе. Тютчев знал об отношениях шефа внешней политики к себе и отвечал ему тем же. Он написал памфлет на Нессельроде, который разошелся в рукописи:
Нет, карлик мой! Трус беспримерный!..
Ты, как ни жмись, как ни трусь,
Своей душою маловерной
Не соблазнишь Святую Русь…

…Венца и скиптра Византии
Вам не удастся нас лишить!
Всемирную судьбу России —
Нет, Вам ее не запрудить!..

Великое множество статей и книг посвящено Ф. И. Тютчеву. Почти каждое стихотворение поэта проанализировано литературоведами разных стран, различных периодов времени. В этих статьях и книгах Ф. Тютчев предстает как великий лирик, дипломат, патриот и державник.
Однако нет на свете такого человека, который был бы велик во всем. Любой литератор-исследователь, пишущий о выдающихся людях, должен противиться искушению во всем решительно видеть проявление величия того, о ком он пишет. Дотошные исследователи Ф. Тютчева все же уличили поэта в небольших погрешностях его личной жизни, отсутствие должного внимания и понимания поэта, к своему таланту, и, соответственно, значимость его в общественной, культурной жизни России. Одним из главных обвинений, приписываемых поэту — нереализованность великого таланта данного Ф. Тютчеву Богом. Он, мол, мало написал, поэт проспорил, проговорил большую часть своей жизни в салонах Москвы, Петербурга, Европы. Однако исследователи заблуждаются в своих оценках, так как гениальные люди несут через всю свою жизнь более тяжелое бремя, чем те, которые пишут о них. Ф. Тютчев не был исключением, его жизнь вне России как дипломата была очень трудной, а порой и мучительной, ибо связана была с принуждением, то есть деланием того, что не соответствовало его натуре, его духу. Из писем тех лет, когда он работал в Германии, видно, что он порою не разделяет политического курса, проводимого вице-канцлером Нессельроде, называя его «отродьем». Тютчеву, судя по письмам, редко удавалось сохранять душевное равновесие, когда дело касалось политики России по отношению к западным странам. Он писал о людях-вершителях политики России, русофобах, действующих во вред страны: «Почему эти жалкие посредственности, самые худшие, очень высокого уровня, эти выродки находятся и удерживаются во главе страны, а обстоятельства таковы, что нет у нас достаточно сил, чтобы их прогнать». Свое отношение как политик Тютчев выражал не только через свои немногочисленные статьи о событиях, происходящих в Европе, в которых он выступает как блистательный публицист и мыслитель. Необходимо учитывать влияние Тютчева на власть посредством писем, его эпистолярное наследие к людям, имеющим непосредственное отношение к политической жизни России, велико. И, наконец, необходимо обратить внимание на Тютчева как оратора, полемиста, который посредством вербального уровня общения заставлял задумываться высокие умы о положении Отечества среди других стран мира. Недаром некоторые исследователи сравнивают Тютчева с древним мыслителем Сократом, который ничего не написал, но вошел в историю цивилизаций как великий философ. Да, Сократ отказался писать, он размышлял вслух; на рынках, в мастерских, и своими вопросами, афористичными суждениями сталкивал людей друг с другом. Эти споры были описаны в диалогах Платона.
Метод Ф. Тютчева был иным: он не провоцировал вопросами людей и не побуждал их к спору, а подхватывал обсуждаемую тему, которая задевала его и после этого начинается увлекательная, блистательная, настоящая импровизация. Историк М. Погодин так описал монологи Ф. Тютчева: «Вот он роняет, сам не примечая того, несколько выражений, запечатленных особенной силой ума, несколько едких острот, но благополучных, которые тут же подслушиваются соседями, передаются шепотом по всем гостиным, а завтра их разносит по всей Москве, как дорогой гостинец: «Тютчев вот что сказал вчера на балу у княгини N.». В своих импровизированных монологах поэт-политик пророчествовал, его речь вызывала восхищение, зависть, иногда — недоброжелательность и т. д.
Ф. Тютчев искренне считал, что писание замораживает живую мысль, написанное не может охватить главное, ибо пишущий не способен подчинить себя страсти и мысли. Вот его суждения: «Ах, писание — страшное зло, оно как бы второе грехопадение бедного разума. Боже мой, да как же можно писать?.. Приходите, садитесь и станем беседовать». Приходится только сожалеть о том, что во времена Тютчева не было магнитофонов, которые могли бы «сохранить» голос поэта и поведать потомкам о его энциклопедических знаниях в различных областях мировой культуры. Сын великого поэта Ф. Ф. Тютчев был вынужден признать, что его отец «. всю свою гениальность, все свои богатые дарования растратил в разговорах. В разговорах правда чрезвычайно умных.». В Германии собеседниками Ф. Тютчева были: поэт Г. Гейне, великий философ Ф. Шеллинг, ученые братья А. и Ф. Шлегели, А. и В. Гумбольдты и др. Во время этих словесных баталий, по свидетельствам современников, Тютчев был разным в зависимости от настроения и темы полемики, но в одном он был последовательным как политик-мыслитель — в отстаивании интересов России. Самодержавную Россию он противопоставлял «безбожному Западу». Россия у него — «святой ковчег», незыблемый, о который расшибутся все народы, посягнувшие на ее суверенность. Политик Тютчев очень переживал события, связанные с поражением России в русско-турецкой войне (1853–1856 гг.). Сторону Турции поддержала коалиция западноевропейских держав. Это был, по выражению Тютчева, «заговор» против России. Тютчев задолго до этих событий в ряде статей, таких как «Россия и Запад», «Россия и Германия», «Россия и революция», в письмах друзьям и родным пророчески предупреждал о грядущих событиях. О том, что в России появляются люди, облаченные властью, сознательно стремящиеся к ослаблению России, к ее поражению. Он писал в апреле 1854 года: «Давно уже можно было предугадать, что эта бешеная ненависть, которая тридцать лет, с каждым годом все сильнее и сильнее разжигалась на Западе против России, сорвется же когда-нибудь с цепи. Этот миг и настал». Как православный мыслитель, Тютчев считал, что Россия, в отличие от западных стран, всегда пыталась жить «с Богом», она не дистанцировалась от духовных традиций, опиралась на нравственный фундамент православия.
Он искренне полагал, что без Бога, его воли ничего не происходит. Богоотступничество приводит к войнам и революциям, считал поэт. Вне веры человеческая природа имеет разрушительную силу. На этой основе он предсказал войну между Пруссией и Францией и ее последствия в трактате «Россия и Запад»:
И целый мир, как опьяненный ложью,
Все виды зла, всеухищренья зла!..
Нет, никогда так дерзко правду Божью
Людская кривда к бою не звала!

Дипломат и политик Тютчев советует канцлеру, своему другу М. Горчакову и другим дипломатам в своей деятельности «проникаться национальным духом». Интересно его рассуждение от 26 июня 1864 года: «Единственная политика России по отношению к западным державам — это не союз с той или иной из этих держав, а разделение, разъединение их. Ибо они, только когда разъединены между собой, перестают быть нам враждебными — по бессилию. Эта суровая истина, быть может, покоробит чувствительные души, но в конце концов ведь это закон нашего бытия». Это закон и нашего сегодняшнего бытия России XXI века. Мыслитель Тютчев верил в особое предназначение России, которой помогает Бог в экстремальные периоды ее истории. Он не соглашался с учеными и политиками, которые отвергали сверхъестественное, были рациональны во всех проявлениях жизни.
Так, возражая философу Ф. Шеллингу, Тютчев писал: «Вы пытаетесь совершить невозможное дело — философию, которая отвергает сверхъестественное и стремится доказывать все при помощи разума, неизбежно придет к материализму, а затем погрязнет в атеизме. Сверхъестественное лежит в глубине всего естественного в человеке. У него свои корни в человеческом сознании, которые гораздо сильнее того, что называют разумом, этим жалким разумом, признающим лишь то, что понятно, то есть ничего».
Как видно из этого послания, Тютчев разошелся с великим философом Германии по вопросу о соотношении ума и сердца, последнему он придает огромное значение и идеализирует чувственное отношение к миру. Этот известный спор подхватили в свое время славянофилы, обвинив рационализм и прагматизм западной цивилизации, увидев во внешней благопристойности, порядке, законности отсутствие чувства любви и душевного отношения к человеку. Политик, патриот Тютчев испытывает глубокую неприязнь к людям, приклоняющимся перед Западом, считающих западную рационалистическую цивилизацию образчиком для России.
В письме к дочери Анне от 26 сентября 1867 года он пишет: «Можно было бы дать анализ современного явления, приобретающего все более патологический характер. Это русофобия некоторых русских людей. По мере того, как Россия, добиваясь большей свободы, всё более самоутверждается, нелюбовь этих господ все более усиливается». Поэт вводит понятие «русофобия».
Эта проблема и сегодня имеет место в нашем Отечестве. Слушая господ о райской жизни на Западе и откровенную, ничем не прикрытую ненависть к России и народу, ее населяющему, думаешь: Что же держит вас, господа, в России? Сегодня есть возможность в любое время покинуть ее и зажить счастливо «за бугром», а если придет прозрение и раскаяние, то можно вернуться и быть похороненным на родном погосте. О таких людях Ф. Тютчев писал 160 лет назад:
Напрасный труд — нет, их не вразумишь,
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация — для них фетиш,
Но недоступна им ее идея.

Как перед ней не гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы;
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.

Холопствование перед Европой продолжается и по сей день. Вестернизация России идет ускоренными темпами. Как завещание поэта-патриота должно служить данное стихотворение, в нем чувствуется решимость бороться против разрушителей Родины всеми доступными средствами. Тютчев пророчески писал о многих политических проблемах, с которыми столкнется Россия в XX и даже XXI веке. Он предупреждал политиков о причинах распада Союза славянских народов. Причины, указанные мыслителем, почти идентичны в его время и время людей, живущих в XXI веке. Многие политики не желают объединения славянских народов. Противников этого объединения предостаточно как внутри России, Белоруссии, Украины, так и за рубежом. Бывший государственный секретарь США Генри Киссенджер, к мнению которого прислушиваются политики во всем мире, выразился так: «Я предпочту в России хаос и беспорядок, гражданскую войну, но только не воссоединение ее в единое, крепкое, централизованное государство». Мало ли что «предпочитает» политик США. Россия, Белоруссия, Украина должны иметь свои стратегические, национальные интересы, а не жить и действовать с оглядкой на «пятую колонну» и идеологов-космополитов современного глобализма.
Как актуально звучат призывы Ф. Тютчева, написанные в стихотворении «Славянам», словно написаны вчера:
Хотя враждебною судьбиной
И были мы разлучены,
Но все же мы народ единый,
Единой матери сыны;
Но все же братья мы родные!
Вот, вот, что ненавидят в нас!
Вам не прощается Россия,
России — не прощают вас!

До последнего момента жизни Тютчев сохранял память и интересовался политикой. Он умер с сознанием того, что сделал для России все, на что был способен. Незадолго до смерти великий поэт написал известные всем строки:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется…

И слово, и дело Ф. Тютчева отозвались в душах и остались в памяти миллионов людей — его читателей и почитателей — не только в России, но и во всем мире.


«ЖИТЬ НА ЗЕМЛЕ — ДУШОЙ СТРЕМИТЬСЯ В НЕБО»

Как-то Владимир Алексеевич Солоухин в одном из интервью посетовал на то, что за всю его творческую жизнь в литературе (а она без малого насчитывает почти сорок лет) о нем написано не много критических статей, рецензий. Я не могу восполнить этот пробел, так как не являюсь профессиональным литературным критиком, а потому не берусь писать обстоятельную статью о всем творчестве этого многогранного уникального художника слова, сочетающего в одном лице прозаика, поэта, публициста, эссеиста, литературоведа. Но мне хотелось бы поделиться с читателями своим впечатлением от последнего сборника стихов В. Солоухина (1990 г.), наиболее полно отражающего его поэтический мир. В книге представлены лучшие стихи разных лет, стихи-монологи, обращенные к людям, зарифмованные сокровенные мысли одного из крупных советских поэтов второй половины XX века, по достоинству еще не оцененного современниками. В стихотворении «После тебя» поэт словно итожит сделанное за долгие годы. В. Солоухин говорит об уникальности каждого человека, пришедшего в этот мир и воспринимающего этот мир по-своему:
…Конечно, останутся звезды, и травы, и росы,
Ручьи и тропинки, березы, и клен, и ольха,
И книги, и люди, и вечные эти вопросы,
И боль от обиды, и сладость рожденья стиха.
Конечно, останутся белые утром туманы,
И ясные зори, и ветры с любой стороны.
Но слышавший грохот зеленых валов океана
Не будет дивиться плесканью озерной волны.

Поэтический мир В. Солоухина особый, его ни с кем не спутаешь. Он пишет о себе, от себя, о своих чувствах и переживаниях, пропуская восприятие жизни через свой духовный опыт. Он дистанцируется от людей, их дум и чаяний, их профессий, а если и говорит о ком, то вкладывает в него свое понимание жизни. Он все время ведет диалог с самим собой. Есть поэт Солоухин и есть alter ego, т. е. его второе «Я», с которым идет непримиримая война.
…Войска закона движутся к заставам,
Для них повстанцы — дикая орда,
Та часть меня, которая восстала,
На часть меня, которая тверда.

Но нам, читателям В. Солоухина, интересно размышлять над теми проблемами, которые вызывают у поэта противостояние с самим собой. Мы, порою, не знаем, какому Солоухину — реальному или ирреальному — отдать предпочтение. Эта дихотомия — раздвоение писателя и, если хотите, маета его мысли — приводит нас к пониманию, что В. Солоухин — поэт, философ-экзистенциалист, который посредством трансцендентности выводит читателей за пределы реальной жизни и погружает их в целительный тайный мир вечно обновляющегося бытия. Приходится признать, что духовное взаимодействие между миром читателя и поэта протекает не всегда легко и просто: читатель согласен или не согласен с тем, о чем размышляет в своих стихах поэт. Чтение стихов В. Солоухина часто завершается раздумьями, пониманием тех проблем, над которыми бьется поэт. Его духовная работа сопряжена с выбором, с постоянным размышлением о судьбе России:
На старой лошади каурой
(куда влеком и кем гоним?)
Стоит у камня витязь хмурый,
И три дороги перед ним.
Летят над русскою равниной
За веком век, за веком век.
Умолкли древние былины,
Вознесся в космос человек.

И куда бы человек ни вознесся, каких бы высот ни достиг в своем развитии, его всегда преследует неудовлетворенность и выбор одной из трех дорог.
Своей печалью он печален,
Своими мыслями томим,
И точно так же, как в начале, —
Все три дороги перед ним.

Вознесение человека в космос — результат космического мышления, которое сопровождало его на протяжении всей истории.
Наверное, каждый человек творческого труда, будь то композитор, писатель или философ, в какой-то период жизни поднимается в своих философских размышлениях до космических высот. Не является исключением и В. Солоухин, произведения которого отражают космическое видение мира:
Однажды впервые я на звезды загляделся,
И беспредельность бездны над собой,
Таинственной, бездонной и манящей
Вселенской бездны, звездами горящей,
Впервые я сознанием постиг,
Так, что восторгом захлебнулось сердце.

Космическое видение мира он отмечает у великих русских поэтов. Так, в блистательной статье (пожалуй, одной из лучших) о М. Ю. Лермонтове «По небу полуночи ангел летал» В. Солоухин писал: Лермонтов обладал ощущением космоса. Я думаю, что он первый в русской, а возможно, и в мировой поэзии посмотрел на Землю с космической высоты. До этого смотрели все снизу вверх на птиц, на облака, на звезды, на кометы. Никому не приходилось взглянуть сверху вниз. Пушкин, правда, взглянул на Кавказ таким образом, но с высоты самого же Кавказа:
Кавказ подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины…

Но разве же это высота? А вот как у Лермонтова:
…И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал:
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
И, глубоко внизу, чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял…

Поэта мучают вопросы: откуда мы, люди? Где наша прародина? Его не удовлетворяют концепции ученых о происхождении человека. Он не доверяет многотомным научным трудам, эволюционной теории Дарвина и всем строго выверенным логически построенным концепциям ученых. В. Солоухин противопоставляет им всего лишь один аргумент (но самый главный) в стихотворении с названием «Аргумент»:
… Откуда в сердце сладкая тревога
При виде звезд, рассыпанных в ночи?
Куда нас манит звездная дорога
И что внушают звездные лучи?

Какая власть настойчиво течет к нам?
Какую тайну знают огоньки?
Зачем тоска, что вовсе безотчетна,
И какова природа той тоски?

Как человек, интересующийся вопросами деревни, хочу поразмышлять еще об одной теме, которая присутствует во всем творчестве В. Солоухина. Это проблема «раскрестьянивания» русского крестьянина. Написав эти строки, я подумал о том, что можно добавить к тем сентенциям, декларациям на вербальном уровне на эту тему, которые мы слышим, читаем в наше время. Но дело в том, что В. Солоухин начал писать о деревне, о ее судьбе, а значит и о судьбе России, еще в 60-е годы, и он достойно занимает место в обойме выдающихся писателей-деревенщиков, таких как Ф. Абрамов, В. Астафьев, В. Белов, В. Распутин, В. Шукшин. Через все его творчество, начиная с «Владимирских проселков», проходит мысль о том, что сельский труженик живет не так, как он должен жить. Боль за крестьянина, за его многостраданье, за многотерпенье, за горе, преследующее его при любой власти, за миллионы угнетенных и убиенных, за то, что крестьяне, не имевшие даже паспортов, жили как при крепостном праве, пронизывает произведения В. Солоухина. Без этой боли он бы не смог написать таких пронзительных строк:
И забивались тюрьмы теми,
В ком были живы долг и честь.
Их поглощали мрак и темень,
Им ни числа, ни меры несть.
Стреляли гордых, добрых, честных,
Чтоб, захватив, упрочить власть.
В глухих подвалах повсеместно
Кровища русская лилась.

Как только не измывались, не издевались над крестьянином! За беспримерный труд в течение сорока лет в колхозе государство «одаривало» его пенсией в размере восьми или двенадцати рублей. Дискриминация сельского жителя, по сравнению с городским, ощущалась не только в оплате за труд, но и во всех проявлениях жизни. Никогда не забуду, как 30 лет назад я, совсем еще мальчишкой (но уже работал комбайнером), приехал впервые из деревни в г. Татарск Новосибирской области за запчастями. И когда (по своему незнанию и наивности) попытался устроиться в гостиницу, мне отказали. Женщина-администратор, напутствуя меня, сказала: «…у колхозников есть своя «ночлежка»…. колхозников в гостиницу не селим, иди лучше на железнодорожный вокзал». Экспериментаторство в сельском хозяйстве и «раскрестьянивание» крестьянина продолжается и по сей день. В. Солоухин в стихотворении «Настала очередь моя» описал трагедию русского крестьянина, словно эксперимент, связанный с переселением, начался именно с него.
Когда (ах, просто как и мудро),
И день и ночь, и ночь и день,
Крестьян везли в тайгу и тундру
Из всех российских деревень.
От всех черемух, лип и кленов,
От речек, льющихся светло,
Чтобы пятнадцать миллионов
Крестьян российских полегло.

Мы сегодня знаем, какой драмой, трагедией для крестьян всей страны обернулась реализация концепции «неперспективных деревень». Если в годы Отечественной войны фашисты сожгли и уничтожили около 70 тысяч деревень, в то мирное время из 700 тысяч прекратили свое существование 558 тысяч деревень, словно по территории нашей многострадальной родины пронесся страшной силы смерч, ураган, лишивший миллионы крестьян не только малой родины, но и веры в то, что можно что-либо изменить в их жизни. Однако В. Солоухин оптимист, и его надежда на лучшее передается нам, его почитателям и читателям. Стихотворение «Друзьям» он заканчивает верой в будущее России:
Россия — одна могила,
Россия — под глыбою тьмы,
И все же она не погибла,
Пока еще живы мы.

Держитесь, копите силы,
Нам уходить нельзя,
Россия еще не погибла,
Пока мы живы, друзья.

Как современно звучат сегодня эти слова поэта для всех русских людей, для всей планеты!


ПОЭТИЧЕСКИЕ ПЕЙЗАЖИ РОДИНЫ

Стихи Анатолия Федоровича Суздальцева знают немногие ценители современной поэзии. Он редко печатается и, как говорят в таких случаях, еще не вошел в обойму известных поэтов России. Но то, что опубликовано в журналах «Наш современник», «Молодая гвардия», «Сибирские огни», являет собой ощущение нежности, радости, тонкой лиричности. Его стихи откровенны, прозрачны, сдержанно-эмоциональны, в них чувствуется простота, которая дается огромным житейским опытом и талантом. Наверное, и я обошел бы своим вниманием стихи Анатолия Суздальцева, если бы не знал его лично. Написал эти строки и задумался: а знал ли? Нет, пожалуй. Учились на одном факультете Томского университета, он — тремя курсами старше. Здоровались, как принято среди студентов, и все. Университет он закончил более 30 лет назад. Сейчас Анатолий Федорович живет в Магаданской области, работает в районной газете, о чем сам поведал в стихотворении «Зима на Колыме».
Коченеют в сумрачных
снегах
Куржаком обросшие
березы.
Ничего не видно в ста
шагах
Сквозь туман игольчато —
морозный.
Даже слышно: воздух
шелестит,
Как фольга, от твоего
дыханья.

При всем разнообразии душевных переживаний, затрагиваемых тем — поэзия А. Суздальцева объединена общим чувством — чувством любви к родине, природе, женщине.
Это чувство исполнено большой внутренней силы, духовной красоты. Поэтические пейзажи родины присутствуют во многих стихотворениях, хотя он и не произносит это святое для каждого русского человека слово.
Поэт, много повидавший на своем веку, часто возвращается к своим истокам, к малой родине, где он родился и куда, судя по стихам, иногда приезжает. Поэтическое изображение родных мест сочетается у него с непредвзятостью, которая позволяет раскрыть его душевные порывы и думы, соотнести детские впечатления с сегодняшними.
Напрасно с улыбкой дурацкой
Спешил я в то утро сюда.
Затянута тиной и ряской
Безвольная эта вода.

… А где же заветная заводь?
И вновь содрогнется душа:
В местах, где учился я плавать, —
Сплошная стена камыша.

Настроение поэта — в звучащих личностных оттенках на восприятие дорогих ему детских воспоминаний, связанных с речкой; он венчает стихотворение такими строчками:
Стою, и смотреть тяжело,
И болью в груди отдается —
Как много воды утекло,
Как мало ее остается.

Впечатление такое, что сегодня на все происходящее в России «смотреть тяжело», «все затянуто тиной и ряской».
А. Суздальцев по-разному описывает любимое время года — осень. Уходящая осень с ее цветовым непостоянством меняет мироощущение поэта и состояние чувств.
Тонкое наблюдение и непосредственность восприятия, чувство соразмерности, ясности осенних дней заставляют нас, читателей, переживать и даже совершать поступки, т. е. вырываться на природу, чтобы застать чудесные осенние дни, о которых так прекрасно написал поэт:
…Их так немного, этих ясных дней,
Прозрачных, но уже холодноватых,
А ночи все длиннее и темней,
И тише шум реки на перекатах.

…И легче вроде бы забот житейских груз,
И не пугают мрачные пророчества.
Такая красота, такая грусть,
Что плакать хочется.

Какой же поэт минует тему любви к женщине, но у А. Суздальцева эта любовь, связана с природой, с его отношением к ней. Благоприятная или неблагоприятная перемена в судьбе влюбленных особенно пристально заставляет всматриваться поэта в природные явления, словно от них зависит счастье.
То, что мы называем судьбой,
У деревьев, наверно, иначе.
Листья падают сами собой,
И береза, как женщина, плачет….

К потемневшей шершавой коре
По-сыновьи прижавшись щекою,
В бесприютном сыром октябре
Чем, родная, тебя успокою?

В жизни людей получается так, что они ищут расположения тех, кому хотят помочь, а не тех, от кого желали бы помощи. В данном стихотворении слышится потерянность, духовная неустроенность двух людей:
Мы стоим, цепенея в тоске,
В непонятном постылом смиренье.
Чуть приметно звенит вдалеке
Паутина синичьего пенья.

Грусть, тоска, страдание — вечные спутники талантливых поэтов. В такие минуты рождаются стихи, которые поражают не только читателей, но и самих авторов. А. Суздальцев обладает не только поэтическим даром, но особой зоркостью. Поэт подмечает туманную дымку морозного воздуха, окутывающую дали Севера, и светло-молочное небо с резкими прорывами облаков, и лежащие повсюду голубоватые тени на фоне обнаженных ветвей и стволов деревьев. Стихотворение «Лебеди» поражает нас простотой и безыскусностью, трогает своим чистосердечием и каким-то благоговейным отношением к природе.
Пролетая осенью
Над излучъем рек,
Лебеди на озере
Выпали, как снег.

Улетали, таяли,
Вот уж их и нет,
Только и оставили
Легкий, легкий след.

После этих строк уже не думаешь о тяжести повседневных забот, а испытываешь чувство радости от того, что есть другой мир, который не может быть в разладе с собой и действительностью. Поэт продолжает:
Скажут: в этом лепете
Капли правды нет.
Ты, деревня Лебеди,
Отзовись в ответ.

Но, когда взгрустнется мне
О краю родном,
Деревенька Лебеди
Машет мне крылом.

Видимо, у каждого человека есть своя деревня Лебеди, она — как запасной аэродром, как последняя надежда — малая родина, которая исцеляет от болезней, возвышает душу и дух.
Анатолий Суздальцев — мудрый, спокойный, тонкий художник слова, чья пейзажная лирика дарит радость, побуждает к раздумьям, облагораживает.


ЗОДЧИЙ СИБИРИ

Появился новый роман известного тюменского прозаика и драматурга Зота Корниловича Тоболкина «Зодчий», опубликованный издательством «Русь».
Трудным был путь писателя в осмыслении эпохи конца XVII - начала XVIII веков, стремившегося к глубинному познанию жизни человека, чей многогранный талант неоспорим и признан эпохой Петра Великого и нашей эпохой. Речь идет о нашем земляке — тоболяке Семене Ульяновиче Ремезове.
Всесторонняя и справедливая оценка редко выпадает на долю прозаика, взявшегося написать роман об исторической выдающейся личности. Почему так происходит? Всякая оценка степени таланта писателя всегда грозит быть очень субъективной, потому что писатель, вознамерившись рассказать об историческом событии и присутствии в нем выдающейся личности, не всегда следует строго историческим фактам. И это понятно, так как он пропускает события прошедших лет через себя, через свой духовный опыт.
Уже первые строки романа «Зодчий» сразу привлекают внимание языком повествования: «Едва лишь май народился, едва плеснул зелеными листочками, травами, подразнил ноздри, одурманил сиренью, черемухой, оглушил соловьями, расстался Ремез с Москвой, получив в Сибирском приказе прогонные. Не велика поживка — по семи алтын на подводу, — а и тому рад. Скорей бы в путь, подальше от белокаменной. Чужая она, и за два месяца родней не стала». Казалось бы, все написанные слова известны, но вот «плеснул» Зот Корнилович их, словно пригоршню, — и уже не читать дальше было нельзя. Роман захватил меня в полон не только языком говорящих людей периода Семена Ремезова, но и эмоциональной лирико-романтической направленностью. Писатель не рассказывает о юности просветителя Сибири, он рисует человека, которому уже за сорок, человека, умудренного жизненным опытом, приехавшего в Москву со своими чертежами и планами (их было пять вариантов) строительства Тобольского Кремля. Начал он его строить только в 58 лет. Все персонажи романа вылеплены З. Тоболкиным с истинным мастерством. Читатель не найдет в нем ни одного диссонанса, нарушающего целостность произведения. Куски жизни схвачены с такой натуральностью, которая говорит о большой предварительной работе автора, об использовании огромного количества исторических источников, относящихся к началу XVII столетия истории Сибири. Через психологический анализ той эпохи З. Тоболкин пришел к глубокому философскому и социально-историческому изучению действительности г. Тобольска, Сибири, показал противоречивость взаимоотношений между людьми, в которых сталкивались принципы, идеалы, индивидуализм и высокая человечность. Разные люди окружали Семена Ремезова — «Ремеза» (так звали близко знавшие русского мыслителя). Я заглянул в энциклопедический словарь и обнаружил, что «Ремез» означает птицу семейства синицевых. Это птица-строитель. С точки зрения этимологии, фамилия Ремез являет собой совпадение в содержательном плане с деятельностью сибирского просветителя. Семен Ульянович Ремезов, словно птица, облетел всю Сибирь, создал чертежную книгу Сибири, географический атлас из 23 карт, в 1703 году в Тобольске открыл завод по производству селитры. Он — строитель, историк (автор первого научного трактата по истории Сибири), художник, писатель, этнограф, поэт, архитектор… Казалось, не было сферы деятельности, в которой не проявил бы себя Ремез.
Этот мыслитель был подстать монарху России, реформатору и преобразователю. На крутом изломе истории, в эпоху невиданных перемен, коими жило Отечество, С. Ремезов полностью реализовал свой многогранный талант. Постоянные разъезды Ремеза сталкивали его с людьми разных социальных слоев. Он стремится обстоятельно проникнуть в их душу и помыслы, исследовать сложные и противоречивые процессы их внутренней и духовной жизни. Судьба подарила Ремезу возможность в юные годы общаться с такими выдающимися людьми, как Протопоп Аввакум и Юрий Крижанич, которые отбывали ссылку в Сибири, в Тобольске. Характер взглядов Ремеза вырисовывается чаще всего в спорах со своими сподвижниками — С. Шарыпиным, Г. Тютиным, братом Никитой, В. Турчиным, — всецело верившими своему сотоварищу, который полностью отдает себя служению России. Как патриот России, Сибири, Ремез встречает на своем пути не только понимание, но и препятствия со стороны чиновников «белокаменной», воевод, но в случае неудачи не опускает руки, а переключается на другие дела. З. Тоболкин в описании душевных мук своего героя очень точен. Мы благодарны ему за остроту зрения и понимание психологии человека, его душевных качеств. «Чертить карты и сочинять стихи одновременно — не можно. Два начала эти — непримиримые враги. Но оба врага в нем одном. Они воюют, а ему тяжко. В душе, будто железо плавится. Сорвет оно летку, извергнется и сожжет все вокруг, иссушит. Само застынет лавой. Рождались вирши, а он их и не осознавал. Быть может, эти стихи обессмертили бы его, узнай мир о них». От душевных невзгод Ремез искал выход и находил его в разнообразной деятельности. Он интересуется всем не ради праздного любопытства, но его как ученого волнует, насколько адекватен исторический факт, отражающий жизнь и являющийся порождением ее. У З. Тоболкина нет боязни излишней обобщенности, утраты конкретного, а его тяга к скрупулезному анализу жизни и деятельности Ремеза не порождает опасности мелочности аргументов, многочисленных подробностей, описания деталей домашнего быта, отношений, скажем, с женой Фимой, сыновьями. Наоборот, подобная детализация помогает создать определенный фон, раскрывающий всесторонне личность ученого и обычного земного человека с его страстями, страданиями, взлетами и падениями. Желая сотворить облик своего героя, писатель побуждает его жить не под сенью таинственного облачения, не вдали от обыденных дел, невзгод, сильных страстей, сжигающих людей, не обносит оградой, не очерчивает кругом от всего сущего и земного. Герой его — страстный до работы — страстен и неутомим во всех мирских делах, не исключая и любви. Вот как описывает автор вспыхнувшую страсть Ремеза к знахарке-белорыбице Домне: «Плыла, хохотала, чертова белорыбица! Дом кружило в мутном безбрежье, тащило вниз, к океану, но страха не было, изограф его не испытывал, лишь детское любопытство, восторг перед разыгравшейся стихией, страстью Домны. Мутное небо и мутный Иртыш слились где-то за невиданной чертой, настал давно обещанный писанием конец света. Странный, странный, совсем не библейский потоп. Ни птиц, ни зверей в ковчеге…»
У обоих возлюбленных в периоды отдыха не чувствуется раскаяния. Домна, правда, словно оправдывается: «Зашлась я… обезумела вовсе. О-ох! И сила снова в нее влилась. Обмякшее, вялое тело сделалось упругим и жадным». Так мог написать только человек, переживший в своей жизни подобную страсть и хорошо знающий психологию женщин. Господи, все мы не безгрешны на этой Земле!
К достоинству романа З. Тоболкина нужно отнести летописную документальность, он увязывает в сюжете наиболее характерные для того времени события и факты. Это обеспечило прочную реалистическую основу сюжетно-композиционным линиям романа. Речевая, языковая плоть «Зодчего» создает эмоциональный подтекст, органично связанный с повествовательной тканью произведения.
Природа Сибири, столь живо и талантливо воссозданная в романе, властно подчиняет читателя, он невольно как бы переносится на пастбище, луга, и озера, в тайгу, мысленно представляя их не тронутыми бездумной цивилизацией.
Роман «Зодчий» Зота Корниловича Тоболкина рождает мысль о том, что мы порою проявляем излишнюю сдержанность там, где надо сказать откровенно и честно о большом таланте. Произведения З. Тоболкина не удерживают читателя в безмятежности, они волнуют и входят в душу как порыв, пробуждающий к деятельности.
Цена талантливому писателю подобна цене на алмазы и золото. До известной степени его превозносят за то, что он своими произведениями будит мысль и чувства людей. Я долго размышлял над тем, как выразить свое впечатление от прочитанного романа «Зодчий», от встречи с его главным героем — патриотом России Семеном Ульяновичем Ремезовым, и неожиданно припомнил слова выдающегося писателя В. Г. Распутина, сказавшего их на последнем съезде российских писателей. Вот они: «Да, среди великого множества мерзости жизни… есть и бескорыстие, и радость, и надежда, и святость. Они очень сейчас нужны читателю. Он устал от зла, от пошлости и цинизма, грубости и оскорблений. Огромный успех ждет сегодня книгу, где сквозь слезы и страдания, сквозь страх и нужду засветится герой надеждой и любовью и не уронит с красивого лица благодарной улыбки за жизнь».
Эти слова можно со всей ответственностью отнести к Зоту Тоболкину и его прекрасному роману «Зодчий».


«ЗЕМЛЯ РОДНАЯ ПРОСТИТ»

Общеизвестно, с возрастом у людей притупляется восприятие современной жизни. Человек пытается постичь ее, но не всегда адекватен ей, так как он живет как бы в двух измерениях: в прошлом и настоящем. Время для каждого человека — непостижимый фактор бытия. Люди в стремительном и незримом потоке времени, в калейдоскопе событий пытаются найти свой вектор, чтобы в душе царила гармония воспоминаний, деяний и мечты. Но не всегда это удается. Замечено, что поэты, писатели, ученые с возрастом стараются посредством жизнеописания зафиксировать свою биографию в документальных повестях и рассказах. — Почему? Да только потому, что детские и юношеские годы наиболее яркие, эмоциональные, сохраняющиеся в памяти до конца жизни. Например, Лев Толстой помнил себя еще в младенческом возрасте. По существу, мы сталкиваемся с тремя ликами времени, тремя фундаментальными измерениями нашей жизни: прошлым, настоящем и будущим. Эти мысли навеяла прочитанная мною книга Николая Денисова «На закате солончаки багряные», изданная в городе Екатеринбурге. Поэт в своих прозаических и поэтических произведениях не однажды обращался к своему личностному началу жизни. Начало его сохранило яркую, эмоциональную память о минувшем. Вот как он описывает малиновые полосы заката: «Огненные эти закаты и сегодня царапают душу ощущениями неповторимости той поры. В холодных ночах, со льдинками звездного неба, сверкающими колюче и ярко, над селом вдруг вылущивался серпик месяца». Описание природы вызывает у меня божественный образ в душе, охватить, исчерпать его сущность я не могу. Природа запредельна, надличностна, и она действует на разных людей по-разному. Меня трогает все, написанное Н. Денисовым, еще и потому, что мы — почти ровесники — сибиряки, и мое голодное послевоенное детство полностью совпадает с одной лишь оговоркой — в моей семье, как и у многих детей того времени, не было отца, не было коровы-кормилицы. Это говорит о многом… Вся книга состоит из событий, которые отложились в памяти писателя, они «нанизываются» и связаны друг с другом, причем каждый очерк достаточно самостоятелен, внутренне завершен, образует отдельную главу. И это относительная автономия очерков наводит на мысль об их новеллистическом происхождении. В небольших новеллах он заставляет читателя видеть мир таким, как он предстал в воображении ребенка подростка. Автор книги описал предметы быта необходимыми прекрасными, как творения рук человеческих, к чему прикасались родные: мать, отец, братья, дающие представление о сельском опыте того времени. Н. Денисов описал то, что испытали подростки послевоенной поры в очерке «За хлебом в магазин» когда с рассветом, а иногда и с вечера, нужно было занимать очередь чтобы получить свою долю. «И можно было бы вполне удовлетвориться скромным их описанием, если бы получасом ранее под крышей нашего дома не кипели страсти, не вздымался угрожающе в руке отца солдатский ремень, не шарил в тесноте палатей ухват или сковородник, стремясь добыть меня из-за баррикады пимов сбоек, сухих карасей, чтобы поднять и снарядить в поход за хлебом. Вставать, подниматься было тем тяжелей и невыносимей, что я лишь два часа назад заснул, отложив книжку, которую читал до той поры, пока не кончился в лампе керосин». Мир детства Н. Денисова — это свет и тень его души. Привлекательные стороны его детского мира связанные с радостью, обидой юмором, подобны ключам, отмыкающим мысли читателей, дающим им возможность узнать не только мысли поэта, но и собственные мы с радостью окунаемся в водоворот людских судеб, описанных автором, и занимаем в этом людском потоке свое место чтобы радоваться и страдать, любить, смеяться и восхищаться Изнурительный труд, бедствие, нищета, отчаяние, постоянная нужда — все это наставники поэта. Причудливый этот процесс накопления знаний, почерпнутые у жизни, превращается в опыт, а он в свою очередь, оказывается преображением в мысль. Действия и события, относящиеся ко времени детства и юности поэта подобны явившимся перед читателями в воздухе пленительными картинами. «Подкатывает вечер, предзакатная пора. Схлынет жара от нагретых озер, потянет банным паром, запищат в камышах гагары, кто-то брякнет в вечерней тишине веслом, поплыв на лодке-плоскодонке за камыши ставить сеть, чтобы снять его с уловом на утреней зорьке…». Эти картины словно пульсирует в нас — читателях и не остывают со временем после чтения книги. В ней детство представляется как череда поступков и замыслов, и какие бы побуждения не лежали в их основе (например, замыслили с другом Шуркой Кукушкиным побег из родного села), какие бы действия ни предшествовали им и ни следовали за поступками и намерениями, они становились отныне опытом в жизни. Поступки в детстве обретали крылья и становились ангелами мудрости и прекрасными порывами. Опыт, приобретенный в детстве, во взрослой жизни, особенно в пограничной ситуации, сослужит огромную пользу. Как заблудивший путник бросает уздечку и доверяет инстинкту лошади, которая отыскивает правильную дорогу, так и писатель доверяет опыту, который помогает ему в течение всей жизни. Н. Денисов пишет: «Стерлись и прощены памятью нашей детские обиды и разочарования. Но навсегда осталось в душе чистое и сказочное чувство к миру, которое запало в сердце в юную пору, которое жалко и страшно растерять теперь до срока». Прекрасную книгу о своем детстве написал Николай Васильевич Денисов. Люди, по преимуществу, живут настоящим, но прошлое — часть нашего опыта, и мы в повседневной обыденной жизни обращаемся к нему, пытаясь найти укрепу в сегодняшней жизни. Мы переживаем прошлое со всей силой своих чувств, ибо с ними связаны наши интересы, страсти и даже устремления в будущее. А будущее у автора книги «На закате солончаки багряные» сложилось по-разному, но можно сказать, что удачно. Он прошел большой жизненный путь, и это он описал в книге, от механизатора, моряка, журналиста до известного поэта в России. Н. Денисов в своем разнообразном творчестве обречен на вечное отталкивание от детства и юности, на напряженное ожидание преображение своей малой родины, а значит, и всей России. Об этом его последняя книга.
Закончить свое впечатление от книги поэта хочу строчками давнего стихотворения Н. Денисова:
…И душа выбирает пространство.
Нет пристанища ей на земле.
Может быть, и не худшее дело —
Вознеслась, упорхнула в зенит —
Поразмыслить над тем, что было,
И над тем, что ещё кровенит…



СПИРАЛЬ ЖИЗНИ И СМЕРТИ

В восьмом номере журнала «Наш современник» за 1995 год опубликован рассказ Валентина Распутина «В ту же землю…». Рассказ произвел на меня огромное впечатление, и мне захотелось откликнуться, поразмышлять на тему, поставленную писателем.
Несколько лет назад ряд литературных критиков обвиняли В. Распутина в том, что он ударился в политику. Действительно, в начале 90-х годов он являлся депутатом Верховного Совета СССР и даже членом президентского Совета первого и последнего президента СССР М. Горбачева.
Писатель В. Астафьев высказался очень резко о молчании прозаика В. Распутина, давая понять, что как писатель он кончился.
В. Распутин своим творчеством отвечал и отвечает многочисленным критикам и почитателям его таланта. Он продолжал работать, полагая, что в наше смутное время именно публицистика способна возыметь действие на чувства и мысли людей.
Конечно, наивно было бы считать, что после каждой хорошей статьи люди, ее прочитавшие, становятся чище, нравственнее и духовно обогащаются.
Но многие помнят блистательные статьи В. Распутина (они были на слуху) и то, какой они вызвали резонанс в свое время у людей разного интеллектуального, социального уровня: «Из огня да в полымя» (интеллигенция и патриотизм), «Что дальше, братья славяне?», «Время и бремя тревог». «Твой сын, Россия, горячий брат наш…», «О Василии Шукшине» и др.
В начале 90-х годов вышла книга В. Распутина «Сибирь, Сибирь» из двадцати публицистических статей, ставших заметным явлением в общественной жизни России.
В 1994 году в издательстве «Молодая гвардия» вышел трехтомник В. Распутина, который явился итогом деятельности писателя за более чем двадцатилетний период в литературе. В последнее время писателем опубликовано около десятка рассказов. Многие читатели с облегчением вздохнули: Наконец-то, после долгого перерыва в литературу вновь пришел прозаик, которого любят миллионы.
Размышляя над рассказом «В ту же землю…», я не мог отделаться от чувства, что он является продолжением прекрасных повестей писателя «Прощание с Матерой», «Пожар» и частью, фрагментом большого произведения, завершающего трилогию. Однако рассказ отвечает всем классическим канонам, предъявляемым этому жанру, и представляет собой законченное произведение.
Напомню читателю (очень кратко) содержание упомянутых повестей. В «Прощании с Матерой» В. Распутин показывает людей «малого материка», острова, на котором жило не одно поколение со своими традициями, привычками, бедами и радостями. И вот этим людям надлежит покинуть навсегда (дается определенное время на сборы) обжитые их предками родные места, так как этот маленький материк должен быть затоплен, чтобы на его месте возникло водохранилище. Таково решение начальства. Людей этого острова переселяют в многолюдные агрогородки, строго реализуя правительственную концепцию «неперспективных деревень» и не сообразуясь с чаяниями, чувствами, проблемами, думами «переселенцев».
В повести «Пожар» В. Распутин как бы подводит итог этого переселения, показывая, что произошло, сделалось с людьми, которых лишили родовых корней, истоков, а пожар, возникший в поселке, высветил их сущность.
Писатель показывает социальные, нравственные срезы людей, они разные: одни озабочены спасением государственного имущества, это люди, у которых болит душа за все происходящее; другие мечутся и не находят себе места, но от их деятельности, их неравнодушия исцеляются люди заблудшие. Есть и такие, у которых преобладает релаксация, то есть отсутствие какой-либо инициативы и энергии, они сочувствуют, но ничего не предпринимают. Пожар выявил еще одну группу людей, которых писатель назвал «архаровцами». Они безразличны ко всему, разуверились во всем и озабочены только своим желудком, личным сиюминутным благополучием. Они даже преображаются во время пожара, но их активность является преступной, их мораль слишком опасна для окружающих, она таит в себе максимальный индивидуализм и эгоизм. И вот один из последних рассказов В. Распутина «В ту же землю…» как бы завершает судьбы людей целого поколения, отвечая на уже извечный шукшинский вопрос каждого нового поколения, а нашего — в особенности: «Что с нами происходит?»
В статье о Шукшине В. Распутин заметил, что у Василия Макаровича особое отношение к женщине, и прежде всего к женщине-матери: «Мать для него — это любовь, доброта, умение понимать и прощать, природная мягкость и душевная стойкость». Эти слова можно полностью отнести к самому В. Распутину. Почти во всех его повестях и рассказах главным персонажем является женщина-мать, женщина иногда пенсионного или даже преклонного возраста, как, скажем, Дарья из повести «Прощание с Матерой». В рассказе «В ту же землю…» — это Пашута, так ее назвал очень близкий ей человек Стае Николаевич, с которым свела ее судьба, и «лет восемь подряд, оба одинокие, потрепанные жизнью, грелись они друг возле друга». Пашута, будучи на пенсии, подрабатывала в столовой посудомойкой.
Жизнь Пашуты отличалась взлетами и падениями. Когда-то была семья, муж, но не заладились отношения, не было детей, со вторым мужем взяли приемную дочь, но и он ушел. Приемная дочь подросла и оставила матери свою дочь Таньку, которой уже пятнадцать лет. К внучке Пашута привязалась, как к родной дочери, скрашивающей на старости лет ее непутевую жизнь. Несколько лет подряд Пашута на зиму привозила свою престарелую мать Аксинью Егоровну из деревни, и вот горе — от старости и болезней мать умерла. Таково начало рассказа, сообщающего, что подобную жизнь проходят миллионы людей, родившихся в сороковые годы. А дальше события разворачиваются уже по сценарию, отличному от жизни людей уходящего поколения.
Смерть матери и собственный недуг не лишили Пашуту мужества — дело понятное: люди не бессмертны. Вопрос в другом — как хоронить, где взять деньги, и немалые. И еще проблема: «Чтобы быть прописанным на городском кладбище, надо при жизни иметь прописку в городе. А у Аксиньи Егоровны ее не было». У изголовья умершей матери Пашута начинает обдумывать варианты будущих похорон. Выписать Аксинью Егоровну из деревни, которая уже развалилась и не числилась в государстве, отпадает. «Все унеслось, — пишет В. Распутин, — неведомо куда при новых порядках»:
Как хорошо было бы похоронить мать в деревне, где и «небо бы приспустилось над Аксиньей Егоровной, труженицей и страдалицей, и лес бы на прощанье помахал ветками, и дул ветерок, пронесшись странно, заставил бы склониться в прощальном поклоне всякую травку». Но это исключено — таких денег у Пашуты нет, и этот вариант, самый лучший для всех, не годится. Да, надо признать, что в подобной ситуации оказываются многие наши современники. Чтобы похоронить нормально дорогого человека, сегодня в городе требуются огромные деньги. Уже имеют место факты, когда хоронят в целлофановых мешках. Участились случаи, когда люди не забирают своих умерших родственников из больницы.
В распутинском рассказе Пашута решается обратиться к Стасу Николаевичу, встречи с которым с годами становятся все реже и реже. Но это единственный близкий ей человек, другого просто нет. И за сорок лет жизни в городе Пашута не обзавелась друзьями, способными помочь в трудную минуту жизни. У Пашуты созрела идея похоронить мать не на городском кладбище, а подобрать место и ночью, в воскресенье, в нарушение тысячелетних обычаев, без прощания с людьми (благо, как считала Пашута, никто никогда не видел ее матери, ни с кем она не общалась) закопать ее там.
Стас Николаевич понял свою подругу, ибо в ее несчастье увидел свои собственные и несчастья близких ему людей. Между ними возник диалог: «Взять и зарыть!? Ты с ума сошла, Пашута! Ведь она у тебя русского житья была человек. А ты — зарыть!» Что было объяснять? Все тут поперек обычаев, за все отвечать придется. Пашута после слез закаменела еще больше». Стас Николаевич сделал все, о чем попросила Пашута. Его молодой друг Сергей вырыл могилу вдали от города в сосновом бору, на полянке, в хорошем сухом месте. Когда ехали обратно, Сергей пошутил: «Место мы с тобой хорошее выбрали…». «Хорошее, — согласилась Пашута. — Вот, думаю, не забронировать ли у тебя рядышком? Не люблю толкотню, тоже на выселки не отказался бы».
Это говорил могучий парень и как в воду глядел. Ночью, когда только-только начинал заниматься новый день, спустили гроб с пятого этажа городского дома с Аксиньей Егоровной, погрузили в машину и вчетвером отправили в последний путь православную страдалицу. Стае Николаевич, внучка Танька Сергей и Пашута едва втиснулись в машину. Проводы были недолгими. Аксинье Егоровне дали немного полежать под небом. Шел снег. И автор рассказа, словно оправдывая всех участников похорон, замечает: «До чего кстати этот снег. Словно всем им даровалось прощение за беззаконные действия. Словно высшая сила сникла над человеческой слабостью и своевольством». Когда зарыли Аксинью Егоровну, Сергей, чтобы как-то разрядить затянувшееся молчание и скорбь стоявших у могилы, заметил: «А что… хоронят же при дорогах шоферов, когда погибают при исполнении обязанностей. Какая разница — где? В ту же землю…». Однако все присутствующие, кроме пятнадцатилетней Таньки, понимали, что они совершили по отношению к православной труженице Аксинье Егоровне святотатство, которое на Руси всегда было самым большим грехом.
В прошлые времена место для кладбища было свято, а могилы предков были святыней русского народа. Не хоронили на кладбищах только людей, посягнувших на свою жизнь. Самоубийц хоронили отдельно, иначе считалось, что весь край, село, деревню постигнет несчастье, бедствие.
Мы сегодня живем в странное время, когда несчастья, через средства массовой информации, настигают нас с раннего утра и до позднего вечера. Бедствие поразило всю Россию…
В. Распутин как выдающийся писатель-патриот своими произведениями в публицистике и прозе пытается пробудить некоторую читающую часть населения от состояния спячки, указывает нам пути выхода из создавшегося положения, но мы остаемся глухи и безынициативны. Мы не слышим боли писателя за Россию, его страстных призывов о том, что так, как мы живем, жить нельзя. В рассказе «В ту же землю…» писатель вложил в уста своей главной героини Пашуты (в разговоре со Стасом Николаевичем) такие слова: «Не мы с тобой стали никому не нужными, а все кругом, все! Время настало такое провальное, все сквозь землю провалилось, чем жили…».
Действительно, люди старшего и среднего поколения говорят о духовных потерях ценностных нравственных ориентиров, вспоминая те времена, когда они делились друг с другом самым последним, когда в основе взаимоотношений не фигурировали фундаментальные ценности Запада — утилитаризм, индивидуализм и рационализм, разъедающие душу наших людей. Разрушение нравственных основ нашего бытия коснулось всех сфер жизни. Недавно мне рассказали один случай. В Тюмени, на Мысу, хоронили в апреле этого года выдающегося художника России, прекрасного человека (я хорошо знал его) Геннадия Александровича Токарева. Получилось так — чего не бывает в жизни! — забыли лопаты, и людям в течение нескольких часов пришлось ходить по дачному участку, рассказывая дачникам о создавшейся ситуации. Никто не пожелал дать лопату, и лишь на исходе дня одна женщина сжалилась.
Вновь и вновь звучат шукшинские слова: «Что с нами происходит?»
Интересен финал рассказа Распутина. Весной Пашута решила попроведать могилу матери. Она была поражена тем, что кроме материнского холмика, появилось еще два по обе стороны материнской могилы. В этот же день Пашута наведалась к Стасу Николаевичу. Она без всяких предисловий спросила, кто же там лежит, рядом с матерью. Стас глухо сказал: «Одна могилка Сережина. Чья другая — не знаю. Убили Сережу после Нового года. Сергей работал в органах. Внедрили его к бандитам в охрану. И сами же выдали на растерзание. Вот так, Пашута, такая теперь жизнь и смерть». После этого диалога начинаешь думать о том, что расслоение нашего общества обнаруживается не только в реальной жизни, но и в смерти. Хоронят сегодня на кладбищах в соответствии с социальным и имущественным цензом. Кладбище (начинающееся), где похоронены Аксинья Егоровна и Сережа, — особое, это кладбище отторгнутых обществом и государством честных людей. И глубоко символично, что писатель закончил рассказ тем, что Пашута, в силу какой-то необъяснимой для нее потребности, впервые в жизни приходит в храм под образа. Она молится и ставит три свечи, «возжгла их, две на помин души рабов Аксиньи и Сергея и одну во спасение души Стаса». Так закончил свой рассказ Валентин Григорьевич Распутин. Прекрасный конец рассказа, когда человек приходит в храм с покаянием. И если в повестях «Прощание с Матерой» и «Пожар» человек страдает и мечется от неустроенности, не находя себя в жизни, то в рассказе «В ту же землю… «человек прозревает и в покаянии очищает свою душу. Как будто писатель дает нам всем понять, что без покаяния, без очищения нет будущего у России, у всех нас.
Прочитав рассказ Валентина Распутина «В ту же землю…», задумался над судьбой простой русской женщины Пашуты, похожей на судьбы миллионов людей в нашей стране. Откуда этим надломленным социальной действительностью людям черпать духовные, нравственные силы? И они идут в православный храм, спасая свою душу, а вместе с ней нравственное и физическое существование. Храм зажигает для них искры надежды. На Руси всегда было: сначала Храм, а затем Хлеб.


ЧАША БЫТИЯ

При жизни Владимира Алексеевича Солоухина его произведения не были обделены вниманием миллионов читателей. Разносторонность писателя поражала, и что бы он ни писал — рассказы, романы, стихи, очерки, повести, статьи — все было интересно. Не помню точно, в каком году (80-е) «Литературная газета» провела социологический опрос среди интеллектуалов страны: «Кого из современных писателей вы читаете с удовольствием?».
Солоухин был самым читаемым в кругу людей разного уровня интеллекта. Любопытно, что при жизни писателя о его творчестве литературные критики почти не писали. Видимо, солоухинские произведения были настолько безупречны по отбору материала, фактам, документам, что критикам ничего не оставалось, как солидаризироваться с мыслями и идеями писателя… Как много знающий, взыскательный художник слова, Владимир Алексеевич много размышлял над каждым произведением, которое после долгих, трудных поисков оказывалось самым простым, хотя и писалось порою, о сложных проблемах человеческого бытия. Наверное, в этой простоте, незамутненности, прозрачности каждого произведения — успех писателя. Нельзя не согласиться со Станиславом Куняевым, предпославшим небольшой комментарий к «Чаше», в том, что Солоухин — «крестьянский аристократ, русский патриот, всемирно известный писатель». Очень краткая, точная характеристика писателя. О крестьянском аристократизме свидетельствуют люди, близко знавшие писателя. Об этом пишет в своем дневнике жена писателя Роза Солоухина (журнал «Юность», № 7,8,10 за 1998 год). Надо признать, что писателя «тянуло» не только к аристократам духа, но и вообще к аристократам сословного происхождения — дворянам, князьям. Об этом он пишет в «Чаше». Но нужно также признать, что Солоухин во многих своих произведениях подчеркивал свое крестьянское происхождение, свои духовные истоки и корни, идущие из народных глубин. Читаю «Чашу» и думаю, к какому же жанру литературы ее отнести? Сам писатель в разговоре с главным редактором журнала «Наш современник» Куняевым назвал ее «книгой размышлений» о встречах с русскими эмигрантами, чашей бытия». Но меня не покидает мысль о том, что «Чаша» в какой-то мере продолжение лирических миниатюр «Камешки на ладони», которые так полюбились миллионам читателей. Эти «Камешки» я перечитываю который раз и не перестаю восхищаться Солоухиным — литературоведом, эссеистом и мыслителем. Каждый его разбор исторического факта или высказывания ученого, анализ стихотворения — это пиршество мысли, знаний и оригинальности. Оригинальность есть там, где есть независимость суждений. Она всегда присутствовала у Солоухина, т. к. почти все произведения он писал от своего «Я». И вот последнее произведение писателя «Чаша» — ей предшествовало более трех десятков изумительных книг. Если, сформулировать кратко, изложить свое видение, то мне представляется, что это — книга о жизни и смерти, о смысле человеческого существования. Это диалог с эмигрантами «первой волны» и теми, кто оставил о себе память в истории развития русской цивилизации. Начало книги «Чаша» прямо ориентирует читателя на то, что она последняя. Речь идет о возрасте писателя и о дорогих могилах близких ему людей. Он пишет: «Ко мне с годами приходит мысль: почему природа, высший разум, Бог, в конце концов, не устраивают так, чтобы человек, умирая, дематериализовался бы. Умер, возникла струйка пара там, где лежал человек, возникла и растворилась в атмосфере земли». Дематериализация человека связана с признанием бессмертия души. И только в религии эта проблема решается как естественная, само собой разумеющаяся. Вера в Бога подразумевает бессмертие души. Для В. Солоухина вера в Бога являлась не только опорой морали, но и подлинным самоопределением личности в отпущенное для него время. Писатель в своих произведениях говорит нам, что духовная природа человека, особенно русского, стремится к самоосуществлению, которое для него самоценно. Можно с полным основанием утверждать, что Солоухин ставит вопрос о влиянии православия на жизнь русского человека при решении фундаментальных проблем человеческого существования. Человек, не обузданный верой, являет собой ненасытную жадность, эгоизм, стремление жить за счет других людей, попирая всякую мораль общества.
Вспомним его роман «Приговор». Разные мысли приходят писателю при посещении русского кладбища «Святой Женевьевы» близ Парижа. В этих размышлениях, после посещения могил Бунина, Шмелева (прах последнего недавно перевезен в Россию), он задается вопросом: насколько талант и нравственность писателя должны соответствовать друг другу. Да, в жизни эти понятия не всегда идут рядом. Мораль продиктована самой природой и воспитанием, поведение человека, нарушающего моральные установления в обществе, накладывает отпечаток на жизнь людей, прямо или косвенно имеющих отношение к нарушителю нравственных императивов. Хорошо известно многим, что свобода одних часто делает несвободными других. Человек, стремящийся к полной свободе, устремляется к собственной погибели. Достоевский в «Братьях Карамазовых» вложил в уста старца Зосимы следующие слова: «Провозгласил миру свободу, в последнее время особенно, и что же видим в этой свободе ихней: одно лишь рабство и самоубийство! Ибо мир говорит: «Имеешь права такие же, как и у знатнейших и богатейших людей». Солоухин пытается дать оценку линии поведения того или иного писателя в период «свободы и демократии» и их произведений с точки зрения морали. Писатель, несмотря на свободу творчества в период демократии, вводит такой термин, как «террор среды»: внешне никто вроде не принуждает как писать, но тем не менее, творец не всегда идет вровень со временем и должен реагировать на современные веяния и моду. Он полагал, что в определенные периоды истории, «особенно на стыке веков, русское самопознание как бы раздваивалось». Создавалась такая атмосфера в стране, когда «стало неприлично говорить о России хорошо». Разве сегодня мы не ощущаем «террор среды» в течение десяти лет, когда говорить, писать добрые слова о любви к Родине демократами не поощряется. Вспомним, как в СМИ шельмовалось понятие патриотизма. Можно, конечно, порассуждать о причинах такого отношения у интеллигенции к России. Мне представляется, и развал сегодняшней в стране связан с этим. Разорение России — это возмездие интеллигенции за нравственное разложение страны. Солоухин цитирует стихотворение Бунина (не буду приводить его полностью, а только первые четыре строчки):
Они глумятся над тобою,
Они о Родина, корят
Тебя твоею простотою,
Убогим видом черных хат…

Россия еще долго будет платить дорогою цену за подражание Западу. Сегодня уже нужно думать о формировании национальной интеллигенции, и мне кажется, это может сделать Русская православная церковь, являющаяся нравственной опорой общества. Думая о будущей интеллигенции, мы должны помнить о ее высоком призвании и достоинстве, о способности разделить с Россией все невзгоды и без оглядки защищать интересы родины на всех поворотах развития ее истории. Солоухин в своих произведениях и в общественной жизни не менял своих убеждений, и в советское время он ходил молиться в православные храмы, интересовался иконами (вспомним его «Черные доски»). Он был по своим убеждениям монархистом и таковым остался до конца своих дней, он всегда жил настоящим, сегодняшним, оно приобретало в его глазах подлинную ценность. Солоухин обладал поразительной способностью не просто воспринимать творчество своих собратьев по перу, но и давать им блестящее толкование. В «Чаше» он выступает как литературовед-исследователь, его прозрение — переоценка творчества писателей и поэтов, таких как: А.Ахматова, И. Бродский, Ев. Евтушенко, А. Куприн, К. Бальмонт, М. Цветаева, А. Вознесенский, И. Шмелев, И. Бунин, А. Вертинский, И. Сургучев и др., удивительно. Он резко выступает против писателей с двойной моралью. Этих людей, по его мнению, нельзя оправдать, нужно объективно дать их творчеству различные толкования в зависимости от причины, их породившей. Он исследуют двойную мораль писателей, их космополитизм от мироощущения к мировоззрению, а затем и к системе взглядов — таков путь отдельных деятелей искусства. Измерение шкалы нравственных ценностей писателей, их завышенную самооценку, небрежение к родине он связывает с воздействием западной идеологии и отсутствием веры. Ну а те из писателей, которые были верны России, по мнению Вл. Солоухина, были часто не в чести у людей прозападного толка, а некоторые не имели права на существование. Он писал: «С. Есенин был глубоко национальным поэтом, носителем русской национальной идеи. Поэтому он подлежал уничтожению тем или иным способом…».
Интересно последнее устное выступление Вл. Солоухина 19 декабря 1996 г., о нем нам поведал писатель В. Морозов. Воспользуюсь вольным пересказом. Вл. Солоухина пригласили на презентацию книги «Вымысел исключен» Ю. И. Дроздова, генерала, в прошлом — разведчика. Вл. Солоухин, как и многие приглашенные, просмотрел фильм о советских разведчиках «Равных им не было», а когда началось обсуждение фильма и книги, попросил слова. Писатель рассказал случай из истории России X века. Во время крещения Руси, когда один из древних русичей, вождь язычников, завел своих воинов в реку, он выхватил из ножен меч и, высоко подняв над головой, трижды окунулся в воду. Монах-миссионер упрекнул его: «Что же ты сам окунулся, а меч свой не окунул?». И вождь ему ответил: «… Я прошел обряд крещения. Я буду соблюдать Христовы заповеди и даже прощать своих врагов. Но меч мой никогда не будет добрым к моим врагам. Меч в моей руке для того, чтобы защищать меня и мое племя, и ему нельзя быть добрым, как мне». Последние слова, произнесенные писателем, потрясли сидящих в зале. По щекам Вл. Солоухина текли слезы. «Я прошу вас, — обратился он к разведчикам, — заклинаю: держите свой меч сухим всегда!… Вы видите, как наша Россия окружена со всех сторон алчущими «собратьями», которые готовы рвать ее на части, стремясь ухватить кусок пожирнее. Вы видите, как потворствует им потерявшая совесть и страх «пятая колонна». Так… не дайте же! Не дайте погибнуть Родине».
Через четыре месяца Владимира Солоухина не стало его отпевал сам патриарх Алексий II в храме Христа Спасителя. Похоронен писатель (по его просьбе) у себя на малой родине — в селе Алепино Владимирской области.
В России время от времени рождаются выдающиеся люди, талант, достоинство и добродетель которых подобны снопу лучей, нам до поры, до времени неведомых, как и судьба их духовного наследия. Убежден, великого писателя, патриота и мыслителя земли русской Владимира Алексеевича Солоухина будет читать и почитать не одно поколение людей. Он останется для потомков как один из высших моральных и литературных авторитетов России.


ГОЛГОФА ЗОТА ТОБОЛКИНА

Самоосуществление, предназначение литератора обнаруживается по-разному: у одних тяга к сочинительству проявляется с раннего детства, у других — в зрелые годы.
У Зота Корниловича Тоболкина первые прозаические произведения, на которые обратили внимание критика и читатели появились, когда автору было за сорок. За 30 лет великий труженик опубликовал более двадцати книг, представ перед читателями в различных литературных жанрах: как романист, драматург, повествователь, эссеист, поэт. Популярный поэт в восьмидесятые годы прошлого века как-то написал:
...До сорока, до сорока
Схватить удачу за рога
На ярмарку мы скачем,
а в сорок с ярмарки пешком
с пустым мешком бредет тишком
обворовали — плачем…

Своим творчеством Зот Корнилович опроверг данный тезис собрата по перу. Меня заинтересовала последняя, по времени, повесть Тоболкина «Голгофа», о которой и пойдет речь. Надо сразу сказать повесть автобиографична и ее персонажи, близкие по духу писателю, друзья легко узнаваемые люди, имеющие отношение к искусству, литературе. Автор не решился на документальную повесть, поэтому имена и фамилии героев повести вымышлены. Голгофа переводится с греческого — «череп» — в новозаветном повествовании — лобное место распятие Христа, обозначение холма, круглого как череп.
Христианское богословие связало Голгофу с черепом Адама, провиденциально оказавшимся прямо под крестом, чтобы кровь Христа, стекая на него, телесно омывала Адама и в его лице все человечество от скверны греха. Голгофа рассматривается как сакральный «центр мира». Голгофа Зота Тоболкина носит индивидуалистический характер повествования. Начинается повесть с описания картин детства, которое наиболее ярко ассоциируется у каждого человека, и остаются в памяти даже в преклонном возрасте. Представление о прекрасном и безобразном возникали у ребенка в зависимости от обстоятельств и условий жизни. Описание своего детства у Зота Корниловича носят отрывочные, фрагментарные, эпизодические моменты. Ребенок, появившийся на свет, не имел никаких врожденных идей и целесообразности чего бы то ни было.
Эти понятия возникают только с опытом и от общения с людьми. Сам писатель о своем детстве говорит: «Я часто окунаюсь мыслями в детство. И когда спрашивали меня в те несытые годы: «Кем ты будешь?» «Пекарем или поваром», — бойко отвечал я. Потому что оба этих умельца во все времена сыты». Дети военного и послевоенного поколения хватили лиха, об этом лихолетье написаны сотни книг. Однако, описывая трагические периоды детства, писатель не без юмора их живописует. Истинное бедствие возбуждает сожаление и не может быть смешным, но беда пустяшная или воображаемая не вызывает сострадания, бывает смешна.
Например: случай с петухом, который за свое, злодеяние назван: «Вражиной, Берией». Все необычное, увиденное впервые вызывает у ребенка восторг, который предшествует работе мысли. Ребенок останавливается пораженный неведомым явлением и начинает мыслить.
Так начинается творческое постижение мира, осмысленное разумом, отождествление себя с природой, а это и есть акт познания, совершаемый интуицией и размышлением. Общаясь с простыми деревенскими людьми, впечатлительный ребенок выуживал живой язык, а в зрелые годы оттачивал свое словесное мастерство. Его языковые и стилистические изыски почерпнуты из глубинки.
Жизнь среди простых людей обострила его духовное зрение, углубила его художническое восприятие. Зот Корнилович, в своих произведениях, избегает стандарты, банальные общие места, современные словечки, почерпнутые из западной литературы. Он часто обращается к великому словарю русского языка Вл. Даля, который писал о народном языке: «Не должно писать таким языком, какой мы себе сочинили, распахнув ворота настежь на Запад надев фрак и заговорив на все лады, кроме своего… Если же мы в чаду обаяния сами отсечем себе этот источник, то нас постигнет засуха». В повести «Голгофа» автор не изменил себе, язык его оригинален и изобилует словами, которыми пользуются миллионы простых людей. Оригинальность есть только там, где есть независимость. Когда человек перестает быть целью и становится средством, он теряет индивидуальность — единственное, что вызывает интерес у читателя. Для Тоболкина литература: труд, жизнь, долг, вдохновение. Он постоянно учится у людей, у природы. Вот его писательская исповедь, гимн природе, которая подпитывает его талант. «Пусть за меня журчит ручей. Пусть соловушка поет, звенят звезды, шелестят листья. Я буду лишь внимать им и записывать их великие мысли и звуки. Их гимн волшебен. Гимн, который создан лучшим на свете композитором». Понятно, что «лучший композитор» — это природа. Читаешь повесть и проникаешься осознанием постоянной тревоги автора; как оценят его очередное произведение. Он словно говорит: не отступайте от меня ни на шаг, пройдите вместе со мной все повороты моей жизни, изгибы, закоулки до конца. Довертись изображаемому мной пути. Наконец, подарите мне то, что я даровал предмету моих размышлений, моему замыслу, стилю, всему моему произведению: терпеливую надежду и неослабное внимание. Не могу не остановится на персонифицированном диалоге персонажей повести.
Диалоги составляют органический сплав прозы, поэзии и публицистики. Видимо, в такое время мы живем, что без публицистики, направленной на размышления о судьбе России нельзя выразить свое беспокойство. Друзья писателя имеют прямое отношение к искусству. Все они обращены к свету, связаны духовно, освещенные одним и тем же многократно преломленным лучом. Свет соединяет творцов: литератора, скульптора, артиста, которые как три соответствующих хора созвучны друг другу и звучат почти совершенно одинаково. Их дружба соразмерна их строю души, составляющая органическую гармонию единого целого. Сравниваешь писателя Тоболкина с другими авторами и думаешь: ремесленники крышу дома держат на опорах, ограничиваясь столбом, Зот Корнилович воздвигает колонну, притом еще пристраивает фронтон.
Стихи, перемежающие прозу и публицистику незамысловаты, но они исходят из души, а ум словно и непричастен. Например:
… Суббота. Солнышко, Сияние небес.
Залюбовался ими дивный лес.
Везет же мне! Со мной моя природа.
И здесь покой, и радость, и свобода.
… Ушла, ушла зима!
Отвластвовала вьюга.
Тепло.
Березы вновь в бесценных изумрудах Какое чудо — Жизнь!
Какое чудо!

Так поэзия неподвластна мысли, это небесный дар. Ум открывает душе различные предметы, готовит почву для поэзии. Эмоциональное восприятие в данном случае природы — причина поэзии, знания — повод к ней.
Припоминается одна, из великого множества, античных Венер, в которой соразмерны все части тела. Венера обнажена и собирается укрыться плащом. Этот порыв прекрасен, т. к. высвечивает стыдливость и благодаря этой второстепенной детали нагота навевает мысли о целомудрии. Вот такая соразмерность чувствуется в соотношении прозы, публицистики и поэзии в повести «Голгофа» Зота Тоболкина. В повести даже трагическое возникает тогда, когда земное и конечное уничтожается в божественном, светлом: трагедия растворяется в радости бытия. Финал повести страшен: один из главных персонажей Клим Нилин скульптор застрелен в своей мастерской. Такое либералы-демократы построили бандитское, криминогенное государство, когда властные структуры не способны оградить своих граждан от бандитов, но иногда потворствуют им. Умирающий скульптор успевает произнести своим дорогим друзьям Мирошину и Ольге «Горько!». Писатель чувство скорби соединяет с чувством радости, блаженства, как продолжение жизни. Чувство блаженства смешанное с печалью — это состояние, превосходящее предел человеческих ощущений. В данном эпизоде радость и трагедия идут рядом. Прочитав очередное произведение прекрасного известного писателя России, я подумал о том, что Зот Тоболкин несмотря на свой почтенный возраст находится на взлете своего большого таланта. И мне хочется надеяться, как одному из читателей, что лучшее произведение Зота Тоболкина еще впереди. Как заметил в свое время, кажется поэт К. Д. Бальмонт: «День только к вечеру хорош, жизнь тем ясней, чем ближе к смерти».


СЕВЕРНЫЕ МОТИВЫ

Недавно мне подарили три книги, авторами которых является прозаик Валерий Мартынов повести «Свиль», роман «Единица деленная», цикл рассказов «Мещанские сказы», и поэтесса Людмила Ефремова, написавшая прозаическую книгу «Картина за спиной». В своих прозаических произведениях они по существу пишут об одном и том же и отражают события, совпадающие по времени.
Речь идет об освоении Севера Тюменской области, или ещё точнее, о людях, трудившихся не один десяток лет и живших со дня становления и развития города Надыма. Путём такой ретроспекции авторы не только посвящают читателей в тайны своих героев, но и своеобразно воссоздают через совокупность частных судеб и индивидуальных конфликтов историю освоения Севера. Композиционный принцип, лежащий в основе их повестей, рассказов, можно назвать принципом особого времени.
Работа на Севере в экстремальных условиях оставляет впечатление от пережитого на всю оставшуюся жизнь. В этих условиях происходит надлом, уход от привычных будней, суеты, сброс всей наносной чужеродной защитной оболочки (пыли) на душе человека. Процессы социальной и духовной жизни, связанные с освоением нефтяных и газовых месторождений, авторы выразили через особые формы описаний событий, не побоюсь пафосно сказать, героического времени. Они идентифицировали себя полностью с первопроходцами, осваивающими северные просторы. Грандиозные масштабы свершений романтически окрашивают неприглядную серую действительность В. Мартынов и Л. Ефремова по-разному без всяких красивостей, голосом совести и описывают человеческие слабости и относятся к ним без непримиримой требовательности и педантизма.
Способность понимать людей такими, какие они есть в своей линии поведения: волевыми, незащищенными, неприкаянными, проявляя в определенных условиях дух вольности и неприятие строгой официальности и регламентации, казенщины. Всё это отражено в произведениях надымских писателей, выявляя их нравственные приоритеты, духовную связь с персонажами эта связь очевидна, т. к. они прошли тропами и дорогами со своими героями. Конечно, писатель не может отражать жизнь людей с точки зрения изоморфизма, когда элементы одного множества полностью совпадают с элементами другого множества. Воображение присутствует у обоих писателей, но в рассказах и повестях В. Мартынова оно наличествует в большей мере. Письмо Л. Ефремовой больше тяготеет к документалистике. Но я должен отметить, что язык у обоих лаконичен, точен, образен. Немецкий философ и писатель Ф. Ницше высказал интересную мысль: «Человек изобрел искусство, чтобы не погибнуть от истины». Видимо, нужно понимать его высказывание, на мой взгляд, следующим образом: искусство в его различных видах и жанрах, каким бы величайшим историческим феноменом человеческой деятельности оно ни было, является слабым отражением существующей действительности, а воображение, образное мышление дополняет как бы вторичные отображения жизни. А оно в свою очередь не предусматривает полного копирования индивидуальной трасфигурации в сознании людей. Культура в сознании людей является только имманентной, неотторжимой частью духовного мира творцов, создающих разнообразные виды искусства.
В рассказах В. Мартынова «Мимозы», «Баба Поля», «Сейф», «Не пью», «Такая вот война» и других, сохраняя все внешние приметы сугубо камерного повествования, захватывают гораздо более широкие пласты социальной жизни.
Событийная сторона происходящего в рассказах занимает писателей куда меньше, нежели внутренний мир персонажей, своебразная сейсмограмма их мыслей и чувств. Время для героев движется неравномерно, оно то растягивается, вбирая в себя всю полноту духовной жизни героев, то стремительно летит.
Некоторые рассказы писателей демонстрируют разную степень отчётливости поведения героев от лёгкого юмора до карикатурного гротеска. Л. Ефремова живописует разные ситуации своих знакомых, совпадающие с нашими.
Сюжетной сердцевиной многих очерков и рассказов В. Мартынова и Л. Ефремовой является размышление о своём времени и соотнесённость в нём себя. Писатели прямо указывают, что в наше время насаждается утилитаризм, растление молодежи, стремление оболгать всё хорошее, нравственное, что было в советское время, забыть свою историю. Культ преуспеяния успеха плодит поколение безликих приспособленцев, людей бессмысленно пожертвовавших своей человеческой полноценностью во имя сомнительных удовольствий, выразившихся в материальных и социальных благах. Напор предпринимательства не только губит первозданную природу Севера, но и вытесняет из жизни веками складывающийся быт, моральные устои, подменяя их рациональным стандартом сугубо потребительского существования.
Читаешь повести, рассказы В. Мартынова и поражаешься его прозорливостью, его жизненному опыту, его наблюдениям относительно переоценке моральных ценностей людей, когда они меняют бараки, балки на квартиры. Новая среда, условия жизни вызывали неотвратимые изменения в жизненных переменах. Состояние жизненного дискомфорта и наоборот влияют на духовную жизнь людей.
Тема духовного (даже не физического) выживания в произведениях В. Мартынова и Л. Ефремовой, на мой взгляд, главная опора их творчества. Север может поднять и опустить человека на разные высоты.
Одна высота открывает новое видение в жизненных реалиях, другая может застить глаза и обессмыслить жизнь человека во всех её проявлениях. Всякие люди встречались писателям на их жизненном пути. Были и гламурные сволочи, чувство жертвенности им не доступно, но даже и они, эпатируя своё поведение, вынуждены были признать необходимость освоения Севера и значимость его в истории развития Сибири. Удивительно разнообразные мотивы поведения людей: здесь и романтика, жестокость, мелочность, нестяжательство и откровенное сребролюбие, интимные стороны, выдержанные, как в откровенных, так целомудренных формах. Писатели показывают изнанку северных будней, проявляя редкостную объективность, вкладывая частицу собственной души, рисуя образы суровой природы и людей, осваивающую её. Ещё одна тема, пронизывающая все рассказы и повести — это тема труда, иногда невыносимо тяжёлого, основанного на духовном дерзании и отваги человека. В повести «Фагоцит» В. Мартынова главный персонаж Светлана, много испытавшая в жизни, размышляет: «Жизнь не есть непрерывная разматывающаяся лента, это на надгробье она вмещается в небольшую черту между цифрами начала и конца, жизнь состоит из отрезков разной длины, разного цвета, разного запаха».
Хорошие книги написали В. Мартынов и Л. Ефремова, заставляющие страдать, мыслить, чувствовать, мир их книг включает в себя все возможные поведенческие структуры, выраженные в отношении к людям, природе, которыми руководствуемся и мы, читатели.


ПУБЛИЦИСТИКА В. ШУКШИНА

Написав название данной статьи, я подумал о том, что читатель, прочитав его, засомневается: ну какой Шукшин публицист? Он прозаик, артист, кинорежиссер, сценарист, но не публицист. И есть ли у него публицистические статьи? Есть.
Недавно на родине писателя в Сростках прошли очередные «Шукшинские чтения», посвященные 80-летию земляка и 100-летию со дня рождения его покойной матери Марии Сергеевне. Международные научно-творческие конференции прошли в Алтайском государственном университете в Барнауле и в Бийском университете им. В. М. Шукшина. На этих конференциях филологи, писатели, ученые разных направлений всесторонне проанализировали творчество знаменитого алтайского правдолюбца. К юбилею Шукшина ученые Барнаульского университета выпустили полное собрание сочинений в восьми томах. Восьмой заключительный том посвящен публицистике, интервью, письмам, статьям. Обнаружено и опубликовано 13, ранее не известных читателю, стихотворений. Кто-то подумает, что Шукшин-публицист не является такой же величиной как прозаик, кинематографист. Никто и не сравнивает.
В публицистике писателя проступает внутренняя осмысленность существования личности, потребность сказать людям самое откровенное, пережитое. В статьях наличествует ясность убеждений и глубокая вера, что человек в большей мере стремится к добрым намерениям в своих буднях. Эта нравственная обусловленность детерминирована, т. е. обусловлена идеалами и верой в лучшее будущее. Разнообразнейшие характеры людей, картины быта города и деревни, зафиксированные в повестях, романах, рассказах, дают достаточно полную картину, но в публицистике В. Шукшин дополняет сказанное и даже прогнозирует изменение идеалов, ценностных ориентаций людей, а значит и изменение будущего страны. В. Шукшин — писатель большой социальной совести, не может в некоторых своих статьях сдержать прямого напора гражданской страсти. В статье «Монолог на лестнице» он пишет: «.Современная жизнь с ее грохотом, ритмами, скоростями и нагрузками смалывают человеческие силы особенно заметно. Двадцатый век если и уступает в чем то, то и мстит жестоко». Его излюбленная тема в прозе и публицистике соотношение города и деревни. В. Шукшин — предвестник мрачных апокалипсических намеков в публицистике о будущем России, о том, что в ней воцарится доллар, перед которым будут раболепствовать люди. Он предсказывал в ряде рассказах, в пьесе «Энергичные люди», в статьях, что Россия не минует торгашеский, циничный для людей уклад жизни, социальное расслоение.
Вспомним документальный, по существу публицистический рассказ «Кляуза». Шукшин лежал с язвой желудка в одной из больниц г. Москвы, к нему пришли известные вологодские писатели, в приемный для посетителей день, В. Белов, В. Коротаев. На их пути возникла женщина (стоящая на вахте), дав понять, что нужно дать в руку. Финал этого разбирательства таков: друзья забрали Шукшина, вызвав такси, в тапочках и больничном халате. Элементы утилитарного, циничного подхода в отношениях между людьми наблюдаются в различные эпохи развития общества, то, что сейчас творится в стране, не поддается здравому объяснению. Вспоминаются строчки Вл. Солоухина, умершего в конце ХХ столетия. «И вот я думаю: в какой же пропасти мы все оказались теперь, в какой выгребной яме сидим, если советский период кажется теперь чуть ли ни раем и вызывает ностальгические чувства». В публицистике Шукшин за сдержанностью показывает неизбежную грядущую беду, предвещает драматическую, всеохватывающую миллионы людей развязку, изменение социального, экономического уклада в стране.
В. Шукшин во второй половине ХХ века ощутил потребность сказать в своих статьях и интервью то, что тяготило его память. И он мастерски раскрывает внутренний мир человека, недвусмысленно поставил вопросы, которые люди ХХI века решают сегодня. Своими работами в искусстве он нес свою правду. «Правда труженика и правда паразита, правда добра и зла — это и есть, пожалуй, предмет истинного искусства». И когда он описывает наш внешний неуют, отсутствие душевного комфорта, то это является отражением внутреннего разлада, неустроенности жизненного уклада людей. Он пишет: «Честное, мужественное искусство не задается целью указывать пальцем: что нравственно, а что безнравственно, оно имеет дело с человеком «в целом» и хочет совершенствовать его, человека, тем, что говорит ему правду о нем».
В статье «Вопросы самому себе» Шукшин стремится соединить деятельность с признанием самоценности личности, полагая, что в будущем такое соединение осуществится. Однако в наше время этого не произошло, не получило своего развития, т. к. утилитарные, прагматические, индивидуалистические аспекты доминируют над людьми. Такое общество мы сегодня построили. Мы не связываем себя, как Василий Макарович связывал пространство своей души с пространством своей страны.
Пороки души людей оставляют раны и рубцы на теле страны, а если люди стремятся, торопятся жить в пороке, они гибнут и, погибая, тянут за собой всю страну. Для того чтобы не погибла страна, Шукшин считал, что она должна сохранить свою патриархальность. Он особо ратует о ее сохранении в деревне, так как считал в свое время великий русский философ Вл. Соловьев, что деревня духовно, нравственно подпитывает город. «Патриархальность — писал Шукшин, — предполагает свежесть духовную и физическую, она должна сохраняться в деревне».
К сожалению, приходится сегодня констатировать, что деревня умирает, спивается, и те блага цивилизации, которые пришли из города, как-то газ, интернет и др. (казалось бы, уравнивают ее с городом) не помогли.
«По данным Всероссийской переписи населения, проведенной в 2002 году, в России обнаружено 18 тысяч пустых деревень» и это только за период перестройки. С исчезновением деревень исчезают национальные традиции, обряды, песни, трудовые навыки. Русская культура сильно укоренена в отечественной почве, коей является деревня, об этом беспокоится писатель.
Сколько статей написано о гибели деревни, постановлений правительства, указов по сельскому хозяйству. Складывается впечатление, что люди больше всего стремятся сохранить ценности и идеалы на вербальном уровне и меньше всего берегут их.
В своей публицистике В. Шукшин выступает как почвенник, его можно отнести к славянофилам третьего поколения. Хочу напомнить почвенниками или славянофилами второго поколения называли великих мыслителей второй половины ХIХ века в России, а именно: Ф. М. Достоевского, Н. Н. Страхова, А. А. Григорьева, Н. Я. Данилевского, К. Н. Леонтьева и др.
Будучи православными людьми, они призывали к смирению, но не покорности, покорность бывает перед силою — смирение перед ценностью. Смирение в этом смысле есть высшая форма свободы. Они выступали против западных ценностей, таких как: рационализм, индивидуализм, прагматизм, они выступали с идеей об особой миссии русского народа, призванного спасти человечество, выступали за слияние народа с просвещенным обществом и монархом. Конечно, Шукшин прямо не выражал идеи почвенников. Нельзя, оценивая определенный исторический период, подменять критерии одной эпохи критериям другой — ибо это нарушает конкретно-исторический принцип рассмотрения и объективного видения.
Изучая общественно-политические идеи той или иной эпохи, воззрения ее представителей и народе ее населяющих, необходимо каждый раз исходить к объекту анализа из принципа историзма. Социально-экономическая действительность не есть нечто застывшее, она находится в постоянном развитии. Литература «деревенщиков» (так назвали выдающихся писателей: В. Распутина, В. Белова, В. Шукшина, Ф. Абрамова, В. Астафьева, Вл. Солоухина, Н. Рубцова, Вл. Личутина, Вл. Крупина) отражала идеи почвенников, являла художественное единство и помыслы миллионов людей. Между этими писателями установилась связь неотчужденности, одухотворенности, взаимовлияний простых людей на писателей и, соответственно, наоборот. В наше время либерал-демократы развернули настоящую войну против промышленности, науки, культуры. Либеральные реформы стали трагедией для России. Свыше миллиона русских умирает ежегодно, и в это время «желудочно-половые космополиты» (выражение И. Тургенева) ездят по странам мира, опьяненные своим богатством, награбленным у народа, и гордятся своим презрением к своей Родине. Предстоятель русской Православной Церкви Патриарх Кирилл в одном из своих выступлений как-то заметил: «...а где вообще у либеральной философии идея греха. Ее нет. Ложь историческая порождает ложь современной жизни. На лжи нельзя построить человеческое благополучие, на лжи нельзя построить человеческое счастье». Шукшин всей своей жизнью доказывал, как почвенник, что нравственная роль искусства должна учитывать традиционные, национальные, исторические идеи, на которых воспитывается человек. Духовное самостроительство приводит человека к вере, к слиянию с Богом. Без традиций, нашей почвы, корней, нашей истории, веры нельзя построить справедливое общество. Почвенники считали, что созидательные силы страны должны ставить перед собой задачу расширения национального пространства мысли, наследия своих предшественников. Духовность поднимет человека над пропагандой потребительства и стяжательства. У Василия Макаровича был свой идеал человека и общества. Вот он: «Я запомнил образ жизни русского крестьянства, нравственный уклад этой жизни, больше того, у меня с годами окрепло убеждение, что он, этот уклад, прекрасен в целом, начиная с языка, жилья… нигде больше не видел такой ясной, простой, законченной целесообразности, как в жилище деда-крестьянина, таких естественных, правдивых, добрых, в сущности отношений между людьми. там много, очень много работали». В последние годы В. Шукшин много размышлял о вере, он понимал, что духовная сущность мироздания, бытие материального мира дано и открыто человеку лишь в вере. Вера связана с исторической почвой, русской культурой, языком, духовностью и нравственностью. Приведу один пример. Шукшин был на похоронах мужа сестры Натальи и по возвращении в Москву написал ей письмо, в котором есть такие слова: «Я хочу, чтобы меня похоронили также по-русски, с отпеванием, с причитаниями и чтобы жива была моя мама и ты с ребятишками». Мать Мария Сергеевна пережила сына на четыре с половиной года. Шукшин ушел в вечность, в будущее, навсегда поселившись в сознании читателей, зрителей, и уже никогда больше не покинет нас.


МУЧИТЕЛЬНЫЕ ПОИСКИ СПАСЕНИЯ РОДИНЫ
«Царь православный
должен быть из русских,
есть на это место в нашей земле
достойные сыны!»
Патриарх Гермоген.

Погружаясь в сегодняшний литературный процесс России, замечаешь, как значительная часть писателей старается в своих художественных и публицистических произведениях отразить предшествующие эпохи. Впечатления такое, что сегодняшняя действительность становится избыточной, ненужной. Россия тяжко больна, немалая часть населения отчаялась, утратила веру в будущее, некоторая часть людей поверила в эсхатологические предсказания новоявленных пророков.
Возникает извечный русский вопрос, что делать? Как сохранить высокие нравственные идеалы, честь, духовное богатство Родины, чтобы не прервалась «связь времен», чтобы люди хранили и объективно отражали историю Отечества, которая помогает вновь обрести достоинство и духовное величие.
Выбор литераторами исторических тем носит субъективный характер, их приоритеты могут варьироваться, отражая исторические события, развитие русской культуры, социально-экономические, цивилизационные процессы, менталитет и т. д. Только с учетом особенностей литературно-исторического подхода к произведению, опираясь на документы, можно вести речь об исторической истине, носящей контекстный, содержательный, смысловой характер.
На моем рабочем столе книга, известного в Сибири, томского прозаика и поэта Сергея Заплавного «Мужайтесь и вооружайтесь», Томск. «Издательство Красное знамя», посвященная событиям в России, Сибири 400-летней давности. С. Заплавный автор около тридцати книг, последний исторический роман «Клятва Тояна», состоящий из трех томов, повествует о событиях, предшествующих «смутному времени» и связан с рождением и становлением города Томска.
И вот четвертая книга, являющаяся как бы продолжением, т. к. часть персонажей творят историю Сибири в данном временном срезе, который у нас называется «смутным временем». Название романа «мужайтесь и вооружайтесь» принадлежит, как призыв к русскому народу, Патриарху Гермогену, возглавившему Русскую Православную Церковь в самые трагические годы смутного времени. Несколько слов о Святителе Гермогене. Из истории России мы знаем героев этого времени, мещанина Минина и князя Пожарского, крестьянина Ивана Сусанина и мало говорится о втором Патриархе, после Святителя Иова, Гермогене.
Но именно Гермогену должно достойно уготовано почетное место в истории России. Он оказался несгибаемым духовным иерархом, православным историческим деятелем, которого не смогли сломать корыстные замыслы польских, шведских, да и своих отечественных авантюристов. Патриарх Гермоген не прельстился на посулы иноземцев, не дал обмануть себя лукавым врагам, они заточили его в Чудовский монастырь, в котором он и принял мученическую смерть, от голода и жажды 17 февраля 1612 года, не изменив православной вере и русскому народу.
Можно с уверенностью сказать, что Русская Православная Церковь, возглавляемая Патриархом Гермогеном, объединила, собрала, сохранила Русь и завершилось смутное время избранием на престол царя Михаила Романова. Канонизирован Патриарх Гермоген в 1913 году, его память совершается 12 мая. Кстати Сергею Заплавному 12 мая исполняется 70 лет с чем мы тюменцы, учившиеся с ним в Томском Университете, поздравляем, а пожелание от себя такое, чтобы Сергей Алексеевич написал исторический роман о Патриархе Гермогене.
В конце третьей книги «Клятва Тояна» Сергей Заплавный уведомил читателей о том, что он расскажет в четвертой книге об одном из первостроителей города Томска (Тобольском голове) воеводе Василии Тыркове. И хотя четвертая книга имеет название «Мужайтесь и вооружайтесь» речь в ней идет о главных персонажах Нечае Федорове большом сибирском дьяке, в прошлом заметной фигуре при Борисе Годунове и письменном голове Василии Тыркове их наследниках, многочисленных сторонниках и противниках в деле защиты Отечества и православной веры. Книга повествует о трагическом времени в истории России, когда призыв Патриарха Гермогена на борьбу с иноземными завоевателями и чуждыми для Руси религиозными конфессиями, был услышан не только нижегородцами во главе с Кузьмой Мининым и Дмитрием Пожарским, но и в Сибири. Нечай Федоров и Василий Тырков — главные организаторы сибирского ополчения, ставшего под знамена Минина и Пожарского. Они собиратели материальных ценностей, принесшие в казну государства несколько обозов серебра, собранные в городах и весях Сибири, в том числе Томске, Пелыме, Тюмени, Тобольске, Березове, Таре, Мангазее и др. В романе, «Мужайтесь и вооружайтесь», автором предпринята попытка осознать случившееся со страной и людьми в период смутного времени.
Сергей Заплавный, трактуя трагические события, как писатель-историк, усматривает подоплеку политических коллизий в прогрессирующем упадке нравов тех, кто в безудержной жажде наживы и стремлении к власти вознамерился завоевать Русь. Писателя интересуют не только исторические факты, а прежде всего люди с их мировоззренческой позицией, с их доблестями и пороками. В книге содержатся мотивы трагизма красоты, перемены в настроении людей, их заблуждения, приводящие к драмам, грехопадения и раскаяния, отмщения, равнодушия к жизни, инстинкта смерти и метафизической всеохватности бытия.
Кирила Федоров, сын Нечая Федорова, наделавший, в своей короткой жизни много ошибок пришел к старцу Иринарху исповедоваться. Вот небольшая часть его исповеди: «Не по заповедям божьим жил, а по своему разумению. Не в свои дела лез. За ложными вождями шел. Другими многими грехами грешен. Лишь корысть на всех одна, как моровое поветрие. У нее ни веры, ни совести нет, а только черная алчба. Это она главный разор миру чинит. Слушая Кирилу, Иринарх очередное лыко кочедыком в переплетку повел, а сам нет-нет да на коленопреклоненного каяльщика внимательно глянет, а затем перевел вопрошающий взгляд в угол кельи за его спиной. — Кто бы там мог быть? — встревожился Кирила. — И вдруг понял: это Иисус Спаситель с иконной доски на них взирает». Читая роман, сильнее ощущаешь связь поколений, яснее понимаешь тысячелетний и духовный облик России. Поразительна высота и благородство тона Заплавного, когда он пишет о Родине. Это время восставших крестьян под руководством Ивана Болотникова, время, когда первым против иноземцов, «лжедмитриев», поддержанных семибоярщиной, поднялся рязанский воевода Прокопий Ляпунов. Сергею Заплавному присущ особый стиль, сочетающий язык русских людей начала 17 века и современного языка 21 столетия, придающих обаяние его книги. Своеобразие стиля выражается в выборе слов, в их морфологии и синтаксисе. Гармонично устроенные слова, пронизаны сквозными ходами, отражают в подробностях события не в виде обособленной словесной искусственной конструкции, но помещены в систему бытийного, религиозно — культурного пространства. В координатах, выработанной системы, писатель, по разному, оценивает побуждения и линию поведения героев своего романа, что приводит к самораскрытию каждого персонажа произведения. Приведу небольшую, понравившуюся мне зарисовку, как жена В. Тыркова кормит своего суженного, который возвращается после бурного собрания казаков-атаманов.
Супруга воеводы готовит и кормит сама, никому другому не доверяет. Уставший от дебатов хозяин поднимается на крыльцо своего дома, жена Павла встречает его: «На верхней ступени они будто невзначай сошлись — тяжеловесный, крутоплечий Тырков и легкая, как голубица, залетевшая в охотничьи силки Павла. Она вдруг вскинула на него изучающий, полной заботы и преданности взгляд и тут же отвела его, спрятала, затаила. В ответ он обнял ее, задохнувшись от внезапно нахлынувших чувств, притиснул к себе. — Ну, будет, будет! — первой отстранилась Павла. — Чего это ты, Василий Фомич, расчудился? Того и гляди, обеденку со спальней перепутаешь. — А хоть бы и так, — с сожалением отпустил ее Тырков. — Все дела, дела, пожить и некогда».
Хочу в дополнение к сказанному сослаться на автора и процитировать, чем кормила письменного голову жена. Какие явства были на столе у любящей женщины в 17 веке, читателям 21 века, наверное, интересно будет узнать. «Не успел Тырков лицо и руки осушить полотенцем, буйные волосы на голове корявыми пальцами вместо гребня причесать, а стол уже от явств ломится. Здесь тебе и соленые грибочки, и щучья икра, отваренная в маковом молоке, икра черная стерляжья, сыр гороховый, редька с постным маслом и уксусом, студень, колбаса из гречневой каши, мяса, муки и яиц, рыбный каравай, пироги и другие сытные закуски и заедки. А на первое Павла вынесла глубокую миску с горячими щами, Это были богатые щи — с курицей, еще при варке щедро забеленные сметаной. Тырков перекрестился».
Сибирское воинство достигло, через несколько месяцев, основные отряды князя Пожарского и сразу вступило в бой с польскими и литовскими вояками. Они сражались достойно и даже получили название — » сибиряки народ двужильный». Поляки и литовцы понесли большие людские потери и были выдворены за пределы России. Военные столкновения с иноземцами описаны с большим мастерством автором книги, героизм сибиряков, в пылу сражений, обнаруживает сдержанность его манеры письма, за которой нетрудно ощутить глубокую взволнованность писателя.
Кровь, пролитая русскими людьми за Отечество, в разные периоды многовековой истории, взыскует к памяти прошедших эпох и современные писатели, основываясь на документах, пытаются объективно донести историю прошлых времен до современного читателя. Прошедшие исторические события и сменившие друг друга поколения читателей, с благодарностью, с должным беспристрастием, оценят творения Сергея Алексеевича Заплавного отнеся их к золотому фонду сибирской литературы.


ЧУДО ЛЕПЕСТКОВОЕ

В наше время часто можно услышать из уст весьма почтенных людей, что литература уже не играет той роли, которую она демонстрировала (ее влияние на общество), в 19-20 веках. И надо признать, что для этого есть все основания: всеобщая компьютеризация, электронные СМИ постепенно вытесняют книжную продукцию, стремительное наступление технической цивилизации приводит к тому, что человеку неподготовленному трудно бывает угнаться за ее темпами. Большая часть людей, не может так быстро овладеть ею, двигаясь в русле современных технических достижений, более того, люди не в состоянии расстаться с тысячелетней традицией, т. е. книгой, не в состоянии понять, чего же они не смогли постичь, ибо одна традиция не живет в присутствии другой.
Иногда создается впечатление, что писатели «властители дум» становятся маргиналами, а их книги читают все меньше и меньше. Как вернуть читателя, как заинтересовать особенно детей, чтобы они открыли книжку и погрузились в нее, забыв все на свете в смыслы и чувства написанного. Одна из задач детского писателя выплеснуть свою радость перед жизнью, свою пламенную страсть донести до души ребенка безо всякого стилизаторства. Хочу поделиться радостью с читателями и указать на некоторые талантливые детские книжки, появившиеся в Тюмени. Литературные критики часто сетуют на то, что в России исчезли детские писатели и, соответственно, нет детской литературы.
Сообщаю, в последние два года, тюменские писатели заявили о себе следующими своими детскими книгами: профессор, геолог Юрий Папин опубликовал две чудесные стихотворные сказки «Яблоко» и «Чудище лесное», издательство «Вектор Бук». Несколько книжек издал прекрасный детский поэт и художник Александр Шестаков, только что вышла чудная прозаическая книжка журналистки Елены Дубовской «Планета Котофея», журналист Василий Михайлов выпустил книгу рассказов «Беличий переполох» и «Я лечу» с удивительными по смыслу рисунками Евгения Крана в «Тюменском издательском доме». О последней хочу сказать особо. Открываю первую страницу с неким трепетом и уже думаю, как будут воспринимать текст-содержание мои внуки Александр и Тимофей и неподдельная радость обрушивается потоком от чтения первого стихотворения.
Хоть и мало Диме лет
Ищет он на все ответ
Может скажите ребята,
Почему наш мост горбатый.

В стихах В. Михайлова деятельная жизнь, поиски ответа «почему», она узнаваема и переведена на язык чувств. Представление о ней в стихотворении отчетливо проявляется в образах, интонации, в движении мысли. Каждое стихотворение — замкнутое целое в смысловом отношении, фразеология его, словесное выражение ново, индивидуально.
Здравствуй, ежик, здравствуй еж.
На кого же ты похож?
Целый год, видать не брился…
Поглядишь — бросает в дрожь!

Но еще больший простор для индивидуального подхода открывается благодаря тому, что происходит замена существительного обычной речи двумя существительными, из которых второе определяет первое, т. е. перефраз типа: Огурец — молодец, т. е. семенник. И еще:
Родились у квочки
Желтые комочки
Шустрые ребята
Кто они? Цыплята.

Мне представляется, порядок слов стиха объясняется тем, что переплетение предложений — сознательный художественный прием, цель которого, чтобы образы, рисуемые автором и связанные с ними мысли подействовали на детей настолько собранно, насколько возможно.
Так в стихотворении «Котята» игра их набирает такую силу, впечатление от их вольности такое, что слабо диссонирующую ноту (первоначально) автор взял лишь для того, чтобы придать мажорному повествованию убедительность воздействия на ребенка. Котята растащили домашние вещи по всем комнатам, но «малышек бить не буду:
Тапок и чулок добуду
И потери все найду.
А когда я погуляю,
Мы опять втроем сыграем.

Сюжет стихотворения развивается просто и изящно. Взаимопроникновение поступков котят и линия поведения ребенка у автора книги «Я лечу» выводится из событийной плоскости в новое измерение, благодаря чему создается впечатление не только широты, но и глубины происходящего.
У меня четыре кошки…
Сосчитай у кошек ножки,
Сколько глазок, сколько ушек,
Сколько надо им подушек.

Язык инвективы против котят в шутливой форме, вполне характерен для отдельных стихотворений и автор тщательно их отделывает, наряду с другими художественными приемами. Все это преломляется в творчестве, отображается с единственной целью научить ребенка видеть невидимое, осязать — не упускать из виду красоту слова, успеть заинтересовать, вызвать отклик в душе ребенка, подростка — читателя.
Книга «Я лечу» Василия Михайлова, как и три предшествующих до нее, уже нашла своих читателей и почитателей таланта автора, которые ждут продолжения, захватывающих историй с котятами и ежами.


ДУХОВНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ

Перевернута последняя страница романа Константина Лагунова «Самоеды». Есть повод поразмышлять о вопросах, поставленных в последнем произведении известного сибирского писателя.
К. Логунов обладал удивительной чуткостью и умением улавливать в зародыше общественно важные нравственные аспекты бытия. Вспоминаются его прекрасный очерк «Воспитать человека» (журнал «Урал», № 1, 1978 г.), статья «Подранки» («Тюменская правда», 20.11.1996). Эти публицистические работы вызвали резонанс среди читателей. Задолго до сегодняшних образовательных реформ он говорил о том, чем обернется для России ориентация на западные ценности с их эгоизмом, прагматизмом и рационализмом. Верный жизненной правде в изображении действительности, писатель и в романе «Самоеды» не мимикрировал, а обнажил удушливую атмосферу нашего времени.
Читаешь и физически ощущаешь, как сместились традиционные нравственные ценности в сторону культа денег. Чувство отвращения вызывают рыночные отношения между людьми, цель которых одна — обман друг друга, нажива, выгода.
Приведу диалог главных персонажей романа К. Лагунова — Светланы и ее матери. Светлана — красавица, умница, закончила, университет с красным дипломом, и ее нравственное падение, эволюция взглядов потрясают мать.
«— А ты не знала?… Не предполагала?.. Не догадывалась даже, что твоя красавица и умница, твоя единственная дочь торгует своим естеством, своим телом за доллары или рубли. Не бледней!.. Неужто думаю, что эта квартира, эта роскошь, неиссякаемый поток рублей — все это можно заработать честно, головой и руками?..
— Перестань, простонала мать. — неужели не стыдно.
— Чего тут стыдного! — ужалено вскричала Светлана. — Кого стыдится? Этих оглоедов, что оптом и в розницу торгуют Родиной, судьбой всего народа, честью, славой и достоинством России. Или их приспешников, рангом пониже, которые за взятку любую задницу оближут?»
Да, сегодняшние отношения между молодыми мужчинами и женщинами строятся, к сожалению, не на любви, не на крепости брака. Целомудренные женщины имеют две добродетели — чистоту телесную и чистоту души. Но, как говорили древние, «все прекрасное — редко». Написав эти моральные сентенции, я подумал: какое бы человек не высказал суждение, всегда можно найти ему противоположное. Однажды древнего философа Сократа спросили: «Что лучше: взять ли жену или вовсе не брать ее?» Сократ ответил: «Что бы ты не избрал, все равно придется раскаиваться». Но в данном высказывании, видимо, заговорил личный опыт мудреца.
Светлана не была такой до встречи с предприимчивым дельцом, ловцом неокрепших душ Антоном Дубовиком. Этот современный бизнесмен развратил не только тело Светланы, но и душу, превратив ее в искусную жрицу любви, поклонницу желтого дьявола. Грош цена тому чувству, у которого есть цена. Антон сделал ее хозяйкой «теремка», в котором собиралась «золотая молодежь», она умело завлекала в него «желторотых наследников новоявленных Рокфеллеров»! Посадить на иглу, обольстить молодых людей — главная задача «сотрудников» теремка, а дальше наркотики делают свое дело.
Однажды Антон привез к Светлане Павла. Этот студент — чистый, непорочный юноша, которого посадили на иглу. Он искренне влюбляется в Светлану, и, похоже, она отвечает ему взаимностью. Светлана раскаивается в содеянном по отношению к Павлу.
Жизнь юноши протекала вне семьи, он воспитывался у деда и двух бабушек. Мать-переводчица большую часть времени проводила за рубежом, ей недосуг было заниматься сыном, как, впрочем, и отцу-ученому, с которым «Варвара-краса» была в разводе. Самое большое влияние на Павла оказывал дед, перед которым он благоговел. Но дед умер. Читаешь К. Лагунова, и появляются мысли о том, что в мире существует некая закономерность: нечестно нажитые деньги приносят горе как родителям, так и их детям. Самонадеянность, уверенность людей в том, что «деньги правят миром», исчезает, когда их чадо становится наркоманом.
Сегодня происходит отчуждение некоторой части молодежи от западных ценностей. Она начинает осознавать, что демократы-либералы создали криминогенное государство, сделали из людей пассивных созерцателей, стоящих на краю гибели и равнодушно взирающих, как стремительно несется Россия к катастрофе. И если молодежь восстает против разнузданной сексуальной революции, то это можно отнести к тому, что она хочет иметь четкие нравственные ориентиры и правовые установления.
В Рязани образовались молодежные группы самообороны, они громят дискотеки — эти рассадники пьянства и наркомании. А что делать, если власть бездействует, а молодежь гибнет? Зайдите на любое городское кладбище и посмотрите, кто лежит под могильными плитами. Одна молодежь!
Либерализация общества привела к массовой преступности, обнищанию людей, к утрате любви к своей Родине, ее святыням. Деньги для многих миллионов людей из необходимой составляющей культуры стали ее доминантой, уродливо исказив всю иерархию духовных ценностей.
Вспомнился рассказ В. Шукшина «В профиль и анфас». На упреки старика, что Иван не хочет зарабатывать большие деньги, тот отвечает: «А мне не надо столько денег. Мне чего-то другого надо». Это «чего-то» есть достоинство человека, осознающего, что деньги не являются основой жизни. К. Лагунов в романе «Самоеды» показал, что для Павла дед был нравственной укрепой. Не без влияния деда внук обратился к церкви, чтобы избавиться от наркозависимости. И вот Павел в церкви, его молитва к Богу — от отчаянья, и взывает он о помощи как человек невоцерковленный.
«— Господи… Ты один в силах помочь мне. Только ты. Я знаю, ты видишь и слышишь меня, и понимаешь. Не дай загинуть, протяни хоть соломинку надежды. Кинь тонюсенький лучик веры в исцеление. Слышишь? Сам буду карабкаться и очищаться от своей этой мерзости. Слезами от боли изойду. Волком выть стану, камни грызть буду, но выползу на свет. Только помоги мне. Молю тебя. Слышишь?». И Бог услышал, Павел нашел путь к свету. А Светлана стала его женой и родила ему сына.
В последние годы К. Лагунов в беседах с коллегами часто ссылался на Библию. Мне редко приходилось общаться с ним, в основном на семинарах по приему новых членов в Союз писателей. При обсуждении текстов претендентов он часто задавал вопросы, касающиеся православия, словно пытался найти ответы. С ним было, интересно беседовать на религиозные темы. А документальная повесть писателя о монахе Иринархе говорит не только о его широком кругозоре, но и о нем самом как верующем человеке.
Финал романа «Самоеды» трагический. Павел, мужественно преодолев невзгоды, освободившись от наркомании, не смог вынести измен любимой женщины.
Духовная и физическая смерть Павла для писателя приобретает характер символа. Тем не менее, мне кажется, что возрождение России может произойти только через религиозное сознание. Конечно, мировоззрение, нравственность людей складываются под влиянием социально-экономических условий, воспитания и образования. Но духовное воспитание человека должно стать определяющим по отношению ко всей системе ценностей. Если мы будем пренебрегать этим, то перспектива самоуничтожения человеческой цивилизации станет реальной. Вот некоторые мысли, возникшие у меня после прочтения прекрасного произведения К. Лагунова.
Роман «Самоеды» издан на средства издательства «Вектор Бук» тиражом в 300 экземпляров. Хотелось бы, чтобы духовное завещание писателя, обращенное к нам, живущим в XXI веке, все-таки стало достоянием многих.


ЖИВОПИСЬ ДУШИ

О тюменском художнике Александре Николаевиче Павлове можно сказать кратко словами поэта:
Крестьянский сын, воспитанник завода
И волею судеб интеллигент…

Он родился в селе Дмитриевское, неподалеку от знаменитого поселка Писцово Ивановской области — вотчины князей Долгоруковых. С детства будущего художника окружала русская первозданная природа. Леса, поля, чистая речка были первыми яркими впечатлениями. Они и наложили отпечаток не только на восприятие мира, но и на суждения о деревенских людях.
Ощущение чистоты природы и чистоты помыслов односельчан, с которыми общался подросток, на всю жизнь определили его линию поведения: светлое воображение, свежесть восприятия и тонкий вкус, воспитанный на русской классике, мгновенно постигающий возвышенное и нравственное. В общении с добрыми людьми, среди лесов, полей, засеянных пшеницей, под ослепительным солнцем, свободно пронизывающим прозрачный воздух, пробуждался художнический дар подростка. Жизненный опыт А. Павлова таков, что сначала он противился роли, уготованной ему как отличнику в школе, пытался сохранить независимость и индивидуальность.
Подросток удивил своих родителей, односельчан тем, что не стал заканчивать среднюю школу, а поступил в художественное училище г. Иванова. Он мечтал стать художником. Но мечта — вещь иллюзорная. Для реализации ее потребовались годы и годы. После окончания училища А. Павлов преподает рисование в своей родной школе, затем армия, работа на заводе, в пожарной охране в Ленинграде, одновременно становится вольнослушателем художественной академии, позднее заканчивает педагогический институт заочно. В Тюмени художник работает с 1977 года. Таковы главные вехи его биографии.
Шли годы многотрудной, но удивительной по насыщенности впечатлений жизни. Однако молодой художник старался сохранить свое личностно-неповторимое естество. Сталкиваясь с различными людьми, он понял, как сложно, а порою невозможно установить настоящий контакт с коллегами, как трудно осуществить свои идеалы и мечты, удержать мимолетное счастье и достичь душевной полноты, гармонии духа. Ленинград, с его многочисленными музеями, картинными галереями стал для начинающего художника основным духовным поводырем. Впечатление от увиденного, прочитанного и пережитого, общение с ленинградскими художниками помогло ему сформировать свое видение, свое отношение к искусству, свое художественное кредо. В его картинах, даже начального периода творчества, нельзя найти следов подражания. Неустанный творческий поиск дал А. Павлову возможность приобрести самобытность, найти для себя новые формы выражения.
Повинуясь интуиции, он в своих картинах, иногда в ущерб самому себе, жертвует внешним правдоподобием, опуская частное, случайное для большего выявления реальности. В его работах не найти того, что считается мастерством в академических кругах. Как пейзажист А.Павлов тонко чувствует настроение русской природы, приводя в гармонию с нею свое настроение.
Пейзажи художника основаны на очень тонком расчете количества света, тесно связанного цветовыми оттенками. Так, в картинах «Иван-чай», «Жасмин», «Первая клубника» он из одного цветового нюанса способен вывести всю гамму густых насыщенных тонов, которые сливаются в единое сияние. Поражают сильные световые эффекты. Смотришь на это диво и в душе начинает звучать музыка.
Сюжет картины «Уходит день» идилличен. Сдержанные серовато-охристые тона создают общее печальное звучание. Настроение картины определено мотивами тишины, покоя, умиротворенности. Ласковый свет клонящегося к закату солнца золотит кроны деревьев, и воздух по-особенному прозрачен, словно фосфоресцирует, излучая таинственное свечение.
Картина «Закат» философична. Вдоль небольшого озера стоят вереницей деревья, как бы образуя получашу, подернутая рябью вода от ветра нечетко отражает очертания деревьев. Вибрацией теней и света художник выражает свое душевное состояние и состояние природы. На переднем плане видна полукруглая возвышенность, и на ней одиноко стоит береза. Уходящее солнце словно прощается с лесом, озером, одинокой березой, лучи, слегка касаясь верхушек деревьев, все реже и реже проникают сквозь толщу листвы. Вся природа какая-то очень знакомая — сибирская, истинно русская. Картина сдержанна, не раскрывает до конца замысел. В ней, как в жизни, все непредсказуемо, она заставляет задумываться о бренности жизни и естественной красоте, смысле и таинстве природы.
Проникновенной поэтичностью отличаются пейзажи А. Павлова, написанные в предместье Тюмени. И приходится сожалеть, что красивые тюменские лесные уголки постепенно исчезают. Цивилизация, с ее беспощадной неотвратимостью, приведет к тому, что наши сыновья и внуки по пейзажам тюменских художников будут, возможно, представлять родную природу. Смотришь на работы А. Павлова, на то, как он в своей мастерской пытается сразу поставить несколько картин перед зрителем, соотнеся их по колориту, контрасту, и думаешь: мерило красоты в природе — это вся последовательность естественных форм, ее целостность.
В живописи природа проявляет себя через волю, чувства и разум художника. Художник оживляет природу, делает ее активной или статичной, меланхоличной. В спокойном пейзаже, в далекой черте горизонта мы различаем нечто прекрасное.
Эстетическое наслаждение, испытываемое нами от пейзажей, внушает мысль о таинственном родстве между человеком и растительным миром, между человеком и Космосом. Красота природы преображает не только художника и не только для целей искусства, но и зрителя, побуждая обоих к размышлению и творчеству.
Назначение пейзажа состоит в том, чтобы быть средством, способом, при помощи которого достигается иллюзия, не противоречащая собственной природе. И когда художник приходит рисовать природу с натуры, он все равно отталкивается от своего представления о ней, пытаясь убедить себя в том, что он реалист, и жизненный опыт, фантазия, память лишь помогают ему в отображении природы. Художник только тогда возносится на высоту своего призвания и бередит душу зрителя, когда он бывает, способен испытывать и чувствовать сильнее и глубже, чем человек обыкновенный. «Задача художника, — говорил Л. Н. Толстой, — это вызвать в себе раз испытанное чувство и, вызвав в себе, посредством движений, линий красок, звуков, образов, передать это чувство».
Мое небольшое отступление от анализа картин А. Павлова имеет непосредственное отношение к художнику, его работам, которые вызвали во мне разные чувства и мысли, заставили убедиться в таланте живописца. Показанные А. Павловым рисунки, графика, натюрморты, портреты, многочисленные наброски будущих картин убедили меня в огромной работоспособности художника. И вновь я пожалел, что многие художники Тюмени не имеют возможности выставить свои работы, я уж не говорю о персональной выставке.
Творчество А. Павлова разнообразно. Среди портретов запомнился портрет дочери. Он значителен по глубине проникновения и выразительности, при внешней сдержанности изображения одухотворенное лицо девочки говорит о внутренней жизни, познающей мир, и в то же время лицо выражает нежность и доверчивость, тончайшие движения души. При входе в мастерскую художника посетителю бросается в глаза портрет молодой женщины. «Лена». Красивое, нежное лицо внешне спокойно, слегка сжатые полные губы говорят о доброте и сердечности, огромные живые глаза на молодом лице выражают глубину чувств и сложность переживаний. Этот портрет А. Павлова выходит за рамки изображения конкретной женщины и представляет собирательный образ русской женщины.
В заключение хочу сказать несколько слов о картине «Зимняя дорога». Представьте себе широкую, хорошо накатанную санями и машинами снежную дорогу, по обе стороны которой стоит лес. Горизонтальные линии в картине создают впечатление бесконечности дороги, уходящей к далекому горизонту. Этот принцип очень часто использует А. Павлов во многих своих миниатюрных пейзажах. Посредине дороги идет крепкий русский мужик, мы его видим со спины. Возможно, он идет на заработки. Экипировка его рабочая, она соответствует зимнему морозному дню. На ногах старые подшитые валенки (или, как говорят в Сибири, пимы), за спиною — пила, за пояс фуфайки заткнут топор. Можно предположить, что идет он подправить мост через небольшую речку или дорубить сруб, начатый осенью. Да мало ли дел у рабочего человека… Он идет, чтобы созидать, а не разрушать. Картина «Зимняя дорога» А. Павлова заставляет о многом задуматься. Она ассоциируется с Русью, и невольно в памяти всплывают стихи прекрасного русского поэта Василия Федорова
Ты извечная, как Русь,
Ты и боль и врачеванъе,
Я не скоро разберусь,
В чем твое очарованье.



С ЛЮБОВЬЮ К СИБИРИ

Жизнь и художническая карьера тюменского скульптора Николая Васильевича Распопова, как и у многих его современников по возрасту и творчеству, была неровной и многотрудной. Представляю человека среднего возраста, который, прочитав эти строки и отложив очки в сторону, подумал: «Опять речь идет о культуре и о том, как сложно было пробиться и завоевать себе имя в сфере искусства. Не об искусстве надо сегодня думать, а о хлебе насущном, о преступности, поразившей наше общество, о том, что развалили, разграбили Россию, и о том, что с нами будет в ближайшие 5-10 лет». Соглашаясь с такими мыслями предполагаемого читателя (сам часто думаю об этом), тем не менее, убежден: не вся жизнь человека проходит через желудок — есть иные ценности, и возрождение России нужно сегодня начинать с духовности и нравственности. Уверен в том, что люди, которые расшатывают и разрушают государство, чаще всего и гибнут первыми при его крушении. Сейчас не о них речь, а об одном из тех, кто созидает, кто творит красоту, а значит, духовность и нравственность.
Н. Распопов родился в деревне Якимовке Тобольского района Тюменской области и рано прикипел к крестьянскому труду, а к тринадцати годам стал кормильцем семьи. Детство и мужание его приходятся на военные и послевоенные годы. Руки будущего скульптора умели многое: управляться в кузнице, где работал до войны отец, косить, пахать, сеять, срубить избу.
В детстве, рассказывал Николай Васильевич, в часы досуга любил рисовать, «поиграть» топором и «сварганить» что-нибудь из дерева, но учиться не представлялось возможным. Судьбе было угодно, чтобы Распопов закончил Тобольский рыбопромышленный техникум, после работал, служил в армии, но мечта о том, что придет время, когда он полностью посвятит себя любимому делу — искусству, жила. Такое время пришло. С 1955 года он начал работать в оформительской мастерской Худфонда Тобольска, затем в городе Тюмени.
И вот уже более 45 лет он работает, создает для людей красоту, повинуясь, зову творческой потребности. Распопов всю жизнь учится: был несколько раз на творческих сборах, проводимых Союзом художников России, общался с известными мастерами, которые обратили внимание на его первые работы.
Медленно шло осмысление жизни. В мастерстве ваятеля заложен труд других людей, и, прежде всего — его родителей, друзей разных профессий, сотоварищей по творчеству. Он идет по пути, который они выровняли и наездили, но и сам соскальзывает с проезжей части и торит дорогу для других — щедро делится своим опытом и мудростью прожитых лет. Десять лет назад, по случаю 35-летия творческой деятельности скульптора, была организована персональная выставка Н. Распопова, которая стала настоящим праздником, как для художника, так и для его почитателей. На выставке были представлены скульптуры и барельефы из дерева, бронзы, металла, гипса, кости, алюминия, а также рисунки, графика, живопись. Издан каталог его работ.
А их у Н. Распопова более 200. Следующие десять лет после выставки для художника прошли в великих трудах и заботах. Не помню точно, кто, кажется Ж. Жубер, сказал: «Вечер жизни приносит с собой свою лампу». Лампа Н. Распопова все сильнее разгорается. Чем больше талант художника, чем больше его жизненный опыт, порой, трагический, драматический, тем полнее он выражает в своих произведениях собственный взгляд на мир.
Вспоминается скульптура — одна из ранних работ Распопова — «Дед Федор» 1958 г. (дерево). Скульптор со всей тщательностью выписал каждую морщинку старого, умудренного жизнью человека. За жесткими и усталыми чертами крестьянского лица таится тоска, разочарование и глубокое знание жизни. Но из искрящихся глаз смотрит чистая, незамутненная годами жизни детская русская душа, способная удивляться и радоваться жизни, даже если она невыносима.
Таким же настроением жизненности пронизана и скульптура «Портрет отца». Сурова и проста окружающая отца-кузнеца обстановка. Лицо работающего у наковальни, кующего подковы — символ счастья — полно глубокой сосредоточенности и выражает благородное вдохновение. В этой композиции нет ничего лишнего, каждая деталь, будь то могучие руки отца, его поза, использованы с большим смысловым эффектом, благодаря уравновешенности всех деталей. В основе этой скульптуры лежит уважение и искренний интерес к простому человеку, его делу.
Эта скульптура заставляет задуматься об обыденной жизни, которой живут миллионы наших соотечественников, над вопросами: а что ты делаешь, зачем ты пришел в этот мир, что ты собираешься оставить после себя? Знакомясь с работами и замыслами Н. Распопова, с его суждениями о сложившейся обстановке в России, начинаешь понимать, какую роль для него играет историко-патриотическая тема в его творчестве.
Ей он отдал десятки лет. В восприятии литературы, разных видов искусства важна взаимосвязь явлений и событий прошедшей жизни с сегодняшней действительностью. Н. Распопов изваял целую портретную галерею исторических деятелей, связанных с Сибирью, Россией.
Его работы можно увидеть во многих городах России: Москве, Нижнем Тагиле, Екатеринбурге, Тобольске, Каменном Мысе, Ханты-Мансийске и др. Разве можно забыть мемориал «Родина-Мать», посвященный воинам, не вернувшимся с Великой Отечественной войны, в Березово или композицию при въезде в г. Тюмень по Ялуторовскому тракту, скульптуру «Прощание» около университета, посвященную десятиклассникам г. Тюмени, не вернувшимся с войны. О последней хочу сказать особо: над ней скульптор работал около 9 лет. Было несколько десятков вариантов, но они не удовлетворяли автора.
На постаменте два юных существа. Он и Она. Юноша, облаченный в мундир солдата, прощается с любимой и не знает, как сложится его военная судьба. Они стеснительны, пытаются обняться, но лишь слегка касаются друг друга. Их юные лица выражают сдержанность, торжественность и взрослость, но эти черты одномоментны, вызваны военным лихолетьем. Целомудрие — источник сдержанности их чувств и мыслей. Целомудрие дано нам всем, но не всем оно отмерено с равной щедростью и благосклонностью.
В скульптуре «Прощание» целомудрие подобно красоте. Тюменцы любят эту скульптуру, часто перед ней можно увидеть стоящих людей и живые цветы у постамента.
Сущность скульптурных приемов Распопова раскрывается наиболее ярко в вариациях на исторические, сказочные темы. История России, Сибири преобразуется под резцом скульптора в сегодняшнюю реальность. Достаточно вспомнить скульптурные портреты: первого архитектора, историка, просветителя Сибири С. Ремезова, великого ученого Д. Менделеева, Ермака, композитора А. Алябьева, сказочника П. Ершова.
С удивительным мастерством исполнена композиция по сказке П. Ершова «Конек-Горбунок». В центре барельефа — П. Ершов, а вокруг него персонажи сказки. Настолько точно рассчитано место каждого, так мастерски учтены законы перспективы, что все герои сказки сразу и легко обнаруживаются. Глубина, эмоциональная многозначность содержания скульптуры связаны с внутренней динамикой ее построения. Не теряясь в подробностях, но и не избегая их, скульптура исчерпывающе и в то же время без малейшего схематизма выражает само существо сказочной композиции. Персонажи сказки несут такую безудержную радость и полноту жизни, такое многообразие мотивов, что зритель, всматриваясь в работу, чувствует себя как бы продолжателем замысла скульптора. Зритель понимает, что автор этой работы стремится расширить рамки простого жанрового сюжета и придает всей сцене ершовской сказки более значительный, аллегорический, характер. Мысленно он «дорисовывает» ее, становясь соучастником художника.
В своих работах Н. Распопов показывает духовное величие, подвиг, красоту, смелость, самоотверженность, силу воли, мудрость русского народа. Так, фигуры Ермака с «дружиною», облаченные в непробиваемый панцирь, — грозно монументальны, но их лица говорят о том, что это люди думающие. В мастерской скульптора меня охватывает, чарует, немного печалит седая, молитвенная тишина — единый след прогрохотавших над Сибирью, Россией бурных веков.
Недавно Н. Распопов закончил большую работу, пока еще не востребованную. Приблизительное название — «Первопроходцам Уренгойского газа». На постаменте во весь рост стоит прекрасная молодая женщина, за спиной ее из земли взметнулось пламя горящего газа. Она пытается удержать природную стихию.
Не могу не упомянуть еще об одной законченной работе «Жертвам репрессий». Особенно поражают неестественно длинные, худые руки заключенного, поднятые вверх, они как бы взывают к миру и милосердию. Скульптура выражает боль и стон, чувство вины перед всеми невинно убиенными.
В заключение — несколько слов о скульптурном портрете докгора философских наук, профессора Ф. А. Селиванова. Лицо философа выражает натуру идейную и активную. Полуприкрытые глаза говорят о неотвязных думах, о вечных проблемах бытия, которые волновали не одно поколение мыслителей. Высокий лоб, энергично сжатый рот свидетельствуют о силе характера и духа, способности постоять за свои идеалы и принципы.
Заканчивая статью о Н. Распопове, задуманную с самыми скромными намерениями — высказать свое отношение, свой субъективный взгляд на творчество скульптора, понимаю, что не сказал и сотой доли того, что волнует меня после каждого просмотра его работ. Сейчас уже появляются статьи об энергетической ауре, о биополе, которые окружают произведения искусства. Не сомневаюсь в том, что произведения Н. Распопова излучают доброту и духовность.
Работы скульптора позволяют нам сохранить надежду на будущее возрождение России.


ИЩУЩИЙ БОГА НАХОДИТ ЕГО

Недавно прошла выставка тюменского художника Бориса Паромова. Она заставила задуматься о духовной сути человека, о быстротечности и бренности существования, о вечной жизни души.
Обращенность к Богу происходит не без влияния каких-либо важных событий в жизни каждого человека. Но когда к вечному образу Христа обращается художник, он как бы вступает в сокровенные отношения с Творцом.
Большое количество работ художника размещено в одной комнате, их энергетика такова, что зритель, кажется, физически ощущает духовную мощь живописца. На нас смотрит Всевышний, словно размышляя о молитвах, приведших людей на данную выставку. Но ведь и нам, зрителям, важно осознать: зачем мы пришли? Что хотим увидеть в идеале? Совпало ли то, что мы увидели? И когда зритель, потрясенный увиденным, начнет размышлять и чувствовать, то это значит, что художник своим творчеством прикоснулся к нашей жизни, бросил в нее свой отблеск и вызвал очищение души.
Картины Бориса Паромова отражают различные периоды в истории развития России. Внимательно всматриваясь в полотна художника, нельзя не заметить, что в них также отражена история православной церкви. И, несмотря на то что она пережила раскол, ересь, религиозное святотатство, она выстояла, благодаря неискоренимой православности русского духа. Художник в своих работах соотносит происходящие события в истории России с борьбой конфессий. Эта борьба не прекращалась на протяжении тысячелетней истории России, она имеет место и сегодня.
Восприятие картин Бориса Паромова таково, что мы, словно заново, переживаем историю России, становимся современниками ее многострадальной разобщенности — всегдашней русской трагедии.
Полотна «Родина», «Ангел мщения», «Вечный бой» погружают нас в страдания русского народа, его разорение и тяготы. В такой пограничной ситуации патриоты вдохновлялись древнерусской идеей святой Руси «Москва — Третий Рим», православными ценностями, отражающими наши духовные, нравственные корни и истоки. В Христе художник видит нравственную, духовную опору народа. В своих полотнах Б. Паромов говорит нам о духе русского народа: несмотря на то, что корни его подорваны, он должен возродиться. Таково его назначение: через невзгоды, разъединение, смуты, ностальгии по прошлому, чтобы лучше видеть свое будущее, — таков удел и история великого народа.
Припоминаются строки М. Ножкина:
…Ностальгия одолела, ностальгия,
Ностальгия поднимается во мне,
Ностальгия по России, по России
По распятой, по истерзанной стране…

Способ, каким Б. Паромов достигает выразительности и правдивости в своих картинах, состоит в придании Божественным фигурам очертаний и внешности обычных людей, выражающих мысль, поступок, побуждение души. «Ангел мщения» может гневаться, но у него не замечено искаженного от гнева лица, бешеных глаз. На картине воин в облике ангела, с нормальным спокойным русским лицом. Он держит перед собой меч (и этим все сказано), готовый в любое время поразить своего врага, отомстить за поруганную землю.
Ф. М. Достоевский в свое время писал, что из храмов придет спасение земли Русской. В уста старца Зосимы писатель вложил следующие слова: от кого придет спасение, от тех, которые «образ Христов хранят пока в уединении своем благолепно и неискаженно в чистоте правды Божией, от древнейших отцов, апостолов и мучеников и, когда надо будет его поколебавшейся правде мира».
Художник Б.Паромов явил своим творчеством «благолепно» свой образ Христа, который всегда был духовной опорой нравственного совершенствования человека, основой единения людей.
Интересен у художника цикл работ, посвященных русскому космизму. Русский космизм связан с именами выдающихся мыслителей России, таких как Н. Федоров, Н. Умов, К. Циолковский, В. Вернандский, А. Чижевский, П. Флоренский, С. Булкаков и др. В мировоззрении русских космистов была идея покорения космоса, идея всеобщего «имманентного воскрешения». Речь идет о том, что воскрешение человечества является делом исключительно Божественным, но философ Н. Федоров полагал, что раз человечество не воспользовалось возможностью в период воскрешения Христа воскресить людей, то необходимо это сделать самому человечеству. Для этого нужно развить науку и технику, способные покорить космос, и утвердить над ним власть и мощь человека.
Однако учение космистов, судя по научным трудам, не противоречило их религиозности. Все они были православными. Н. Федоров искренне считал, что знание и вера не должны быть враждебны друг другу, они должны объединиться во имя величайшего проекта в мире — воскрешения умерших поколений. «Христос страждущий есть тип всех людей, сынов человеческих. Религия, как соединение знания и дела, и есть совокупная молитва всех живущих, вызванная страданиями и смертью, молитва возвращения жизни всем умершим».
Картины «Русский космизм», «Россия земная и небесная» говорят нам о том, что древняя Русь не забыла отцов и веры в Бога. Человечество не совершенно, и только русский народ ближе всех на пути к совершенству, т. к. у него есть единственная православная церковь. Поэтому русский народ должен стать во главе уникального проекта воскрешения, как народ более религиозный, а стало быть, и более нравственно совершенный.
Художник средствами живописи доносит нам, зрителям, идеи русского космизма. Как человек живущий, в конце XX века и вступивший в XXI век, Б. Паромов не мог обойти в своих произведениях многие вопросы современности. Казалось бы, в таких полотнах, как «Я иду равниной» «Россия» (предстающая в образе молодой женщины со связанными руками), «Аввакум», «Снегурочка», «Ямская слобода», или в картинах «Осень», «Дышала ночь», «Яблони в цвету», «Вечер в Гилевской роще», отражающих природу тюменской земли, пейзаж как бы контрастирует с его основной темой образов Христа, Храма. Однако это не контрастность творческого воображения — не выдумка, не фантазия, а следствие контрастности самой жизни, личных обстоятельств: непримиримого разрыва социальной действительности и возвышенных религиозных идеалов. Живописец не может снизить свой идеал, оторванный от реальной действительности, не может приукрашивать жизнь, закрывать глаза на то, что творится сегодня в России.
После выставки меня не покидала мысль о том, что художник в своих живописных полотнах отразил «русскую идею». О ней писали русские мыслители не одного поколения.
Н. Бердяев даже опубликовал книгу «Русская идея», смысл которой — «братство народов, искание всеобщего спасения». Для меня «русская идея» (об этом я уже писал) это система, состоящая из элементов. Элементами этой системы являются самые дорогие для русских людей понятия, такие как Бог, Патриотизм, Совесть, Православие, Родина, Дух и т. д., которые являются подлинными хранителями культурных традиций, они раскрывают истинную любовь к родине, являются гарантом против распада Отечества.
Все эти понятия присутствуют в каждом произведении художника Б. Паромова, т. к. «русская идея» родилась из катастрофического прошлого страны, да и сегодня Россия, с точки зрения эсхатологии, переживает не лучшие времена в своей истории. Видимо, этим можно объяснить стремление художника-патриота заставить зрителя задуматься над сегодняшними разрушительными и мироустроительными процессами, происходящими в России.
Нравственная чистота помыслов Б. Паромова, его стиль и метод, отражающие прошлое и настоящие культуры России, подобны солнечному лучу из Храма, устремленному в земные и небесные дали России.


Примечания
1
Достоевский Ф. Издательство «Наука», т. 25, 1983. — С. 199.
2
Ломоносов М. В. Избранные произведения. В 2-х томах. Т. 1. М. 1986. — С. 219
3
Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. В 10-и томах. Т. 7. М.-Л. 1950–1953. — С. 257.
4
Пушкин А. С. О предисловии г-на Лемонте к переводу басен Крылова И.А. Полн. собр. сочинений в 10-и томах. Т. 9. Худ. лит. 1978. — С. 95.
5
Мечников Л. И. «Цивилизация и великие исторические реки». — изд-во «Вестник Европы», 1889. — 365 с.
6
Плеханов Г. В. «Избр. философские произведения в 5 томах». — изд-во политической литературы, 1956. — т.1, 639 с.