Петр Алексеевич Городцов
Были и небылицы Тавдинского края в трех томах:
Том I
Сказки
Сивка-Бурка, вещая коурка
Сказка
Сказка-приказка, прикована невестка за ручку, за ножку, за синь калпак, за зелен сафьян. Сказать ли сказочку?
— Скажи, дедушко!
— Ну, слушай, да не перебивай!
* * *
В одном селе жил богатый крестьянин-старик; старик был известен в народе как человек сильный и могучий, и непростой, а знающий — он был большой знахарь. У старика было три сына: Федор, Василий и Иван, двое старших были умные, а третий — дурак. Старик долго жил и наконец заболел и почувствовал приближение смерти; пред смертью он призвал к себе своих трех сыновей и сказал им:
— Любезные мои сынки, скоро я умру, исполните мою волю последнюю — родительскую. Когда я умру, то вы с честью похороните меня, а затем в первые три ночи приходите ко мне на могилу по очереди ночевать: в первую ночь придет ко мне старший сын Федор, во вторую ночь средний, Василий, и в третью ночью ко мне придет Ванюшка-дурачок. Исполните мою волю, будете наделены в жизни большим счастьем.
Сыновья выслушали слова родителя, поклонились ему и обещали исполнить его волю. Старик благословил своих детей и скоро умер. Дети с честью похоронили своего отца и много по нем плакали.
Настала ночь, и старшему сыну Федору нужно было идти на могилу покойного отца, но он был труслив, а больше того ленив, и не хотел идти в темную ночь на могилу. Подозвал он младшего брата Ивана-дурачка и сказал ему:
— Ванька, иди за меня на могилу к батюшке и ночуй там, а я тебе за это в городе куплю красный кушак и красную шапку.
А дурачок рад — отер себе сопли кулаком и говорит:
— Ну что ж, коли купишь красный кушак и красную шапку, так я и пойду ночую на могиле батюшки.
Собрался Ванюшка-дурачок, взял подушку и войлочок и пошел на могилку к отцу. Там, на могилке, Ванюшка-дурачок постелил войлочок, положил подушечку и скоро заснул. Вдруг в полночь могила вздрогнула, с боку на бок заколыбалась, и из могилы вышел старик отец и сказал:
— Это ты, Федя?
— Нет, это я, батюшко.
— А, это ты, Ванюшка. А что же Федор не пришел?
— Кто его знает, должно — напугался. Он послал меня и обещал мне за это красный кушак и красную шапку.
— А, значит, сытый, заелся парень. Ну и ладно, останется ни при чем.
После этого старик свистнул молодецким посвистом и гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурко[59], на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Что, господин-хозяин, надо?
— А вот что, добрый конь мой, даю я тебе мой крепкий наказ: теперь уж не я твой хозяин, а хозяин тебе будет мой сын Ванюшка; служи ему верой-правдой неизменной, как служил и мне. Где бы ты ни был, где бы ты ни гулял, будешь ли ты мчаться по полям широким или гулять по лугам зеленым, а на пору-на время к Ванюшке поспешай и на всякий зов к нему являйся. Где я бывал, туда и Ванюшку неси, куда твой хозяин захочет, туда и ступай.
Конь ответил старику:
— Хорошо, господин-хозяин, буду я служить твоему сыну Ванюшке верой-правдой неизменной, как служил тебе.
Старик отпустил коня в поле чистое гулять по траве шелковой. Затем старик сказал сыну:
— Слушай, Ванюшка, в таком-то потайном месте есть подземелье, а в этом подземелье спрятана сбруя конская и доспехи богатырские: медная шапка и крепкий щит телохранительный, палица боевая, меч-самосеч и копье долгомерное. Опричь того там припасено много платья дорогого цветного и мыльце камфорное; оденешься в платье цветное, умоешься мыльцем камфорным и будешь умником, молодцом и таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Поговорил старик еще со своим сыном Ванюшкой, пропел петух, и старик скрылся в могиле. Ванюшка же опять лег на могилку и проспал до утра.
Утром Иван проснулся, собрал свою постелю и вернулся домой. Братья как только увидели Ивана, так и стали спрашивать:
— Скажи, Ванька, что там было на могиле, кого видел, чего слышал?
— Никого не видал, ничего не слыхал.
И затем Иван-дурак обернулся онучами, прикрылся рваным зипунишком, залез на печь и спит себе без заботушки. И братья вволю посмеялись над дураком: смелый же наш Ванька, ничего не боится — дурак, так дурак и есть.
Настала вторая ночь, наступила очередь второму сыну Василию идти ночевать на могилу к родителю. Боится Василий, был он трусливее Федора, а пуще того ленив он был: охота ли из теплой хаты идти под открытое небо ночевать, да еще на могиле. Подозвал Василий Ивана и говорит ему:
— Ванька, ступай и за меня ночуй на могиле батюшки. Я тебе за это куплю в городе красную рубаху и красные сапоги.
И дурак ответил:
— Ну что ж, коли купишь красную рубаху и красные сапоги, то я и пойду ночую на могиле батюшки.
Взял Иван подушку и войлочок, пошел на отцовскую могилу и лег спать. В полночь могила вздрогнула, с боку на бок всколыбалася, и опять старик явился из могилы и спрашивает:
— Это ты, Василий?
— Нет, это я, батюшко.
— Опять ты, Ванюшка. А Василий чего ж не пришел?
— А кто его знает! Боится, должно быть, послал меня вместо себя и обещал мне за это красную рубаху и красные сапоги.
Обидно было старику, и он с грустью сказал:
— Ну, значит, сытый, заелся парень. И не надо, так останется.
Опять старик свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурко, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Что, господин-хозяин, надо?
— А вот что, добрый конь мой, даю я тебе мой крепкий наказ: теперь уж не я твой хозяин, а хозяин тебе будет мой сын Ванюшка; служи ему верой-правдой неизменной, как служил и мне. Где бы ты ни был, где бы ты ни гулял, будешь ли ты мчаться по полям широким или гулять по лугам зеленым, а на пору-на время к Ванюшке поспешай и на всякий зов к нему являйся. Где я бывал, туда и Ванюшку неси, куда твой хозяин захочет, туда и ступай.
Конь ответил старику:
— Хорошо, господин-хозяин, буду я служить твоему сыну Ванюшке верой-правдой неизменной, как служил тебе.
Старик отпустил вещего коня в поле чистое гулять по траве шелковой. Затем старик еще побеседовал с Ваней, учил его уму-разуму, как надо жить, как с людями хлеб-соль водить. Пропели петухи, и старик убрался в могилу. Поутру дурак вернулся домой, и братья стали его расспрашивать: «Что и как, чего видал, чего слыхал?» А Иван-дурак опять свое:
— Никого не видал, ничего не слыхал.
Вытер дурак сопли кулаком, завернулся в онучи и рваный зипунишко, залез на печь и спит. Пуще прежнего братья над дураком посмеялись.
Настала третья ночь — очередь самого Ивана. Без дальних разговоров Иван взял свою постельку и отправился на могилу отца. В полночь могила вздрогнула, с боку на бок всколыбалась, и из нее вышел старик и спрашивает:
— Это ты, Ванюшка?
— Я, батюшко.
— Молодец ты, Ваня, что исполнил мою волю и не забыл моего наказа родительского.
Похвалил отец Ванюшку и таково ласково погладил его по голове. Затем свистнул молодецким посвистом и гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурко, на пору-на время ко мне поспешай.
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Что, господин-хозяин, надо?
— А вот что, добрый конь мой, даю я тебе мой крепкий наказ: теперь уж не я твой хозяин, а хозяин тебе будет мой сын Ванюшка; служи ему верой-правдой неизменной, как служил и мне. Где бы ты ни был, где бы ты ни гулял, будешь ли ты мчаться по полям широким или гулять по лугам зеленым, а на пору-на время к Ванюшке поспешай и на всякий зов к нему являйся. Где я бывал, туда и Ванюшку неси, куда твой хозяин захочет, туда и ступай.
Конь ответил старику:
— Хорошо, господин-хозяин, буду я служить твоему сыну Ванюшке верой-правдой неизменной, как служил тебе.
Старик отпустил вещего коня в поле чистое гулять по траве шелковой. Затем старик говорит Ванюшке:
— Теперь, Ваня, настало мне время предаться земле, лягу я в сырую землю навеки и буду спать в могиле непробудным сном. Больше ко мне на могилу ты, Ванюшка, уж не приходи.
После того старик отец еще раз благословил сына Ивана и простился с ним. Пропел петух, и старик скрылся в могиле.
Жалко было Ивану, что он не увидит больше батюшки. И залился он горькими слезами и проплакал всю ночь до утра. А поутру собрал он постельку и вернулся домой. Братья опять его расспрашивать: «Чего, Иван, видал и чего слыхал?». Иван опять им в ответ: «Никого не видал, ничего не слыхал». Обернулся Иванушко-дурачок тряпьем и онучами, завалился на печь и спит себе без заботушки. Пуще прежнего братья над дураком смеются и потешаются и говорят ему: «Дурак — так дурак и есть!».
Много ли, мало ли времени прошло после того — неизвестно, сказка скоро сказывается, да поры-время много минуется. Только собрались братья Ивана в город и повезли на базар воза с хлебом. Братья выгодно продали хлеб, получили деньги и загуляли-запировали, и все деньги пропили; накупили они обнов для своих жен, а про дурака-то и забыли, и обещанных подарков ему не купили. Вернулись братья из города и стали рассказывать городские новости. Они сказали: «У нашего царя осталась одна дочь царевна Елена Прекрасная, две старшие дочери царя были уже замужем за важными генералами. Много женихов сваталось за царевну Елену Прекрасную, но она всем женихам отказывала и наконец объявила, что выйдет замуж лишь за того, кто достанет ширинку с высокого балкона. Ширинку же ту сама царевна вышивала и расшивала ее золотом-серебром и камнями самоцветными. Царь клич кликнул по всем городам, селам и деревням, чтобы к такому-то дню со всего царства съехались князья и бояре, и знатные рыцари; кто достанет ширинку с высокого балкона, за того он и выдаст царевну».
Рассказали братья об этом и добавили: «Обязательно мы поедем в столицу людей посмотреть и себя показать; любопытно знать, кто достанет ширинку».
В назначенный день братья рано утром встали, запрягли лошадей, каких подобрее, надели на себя кафтаны, какие поновее, и собрались в город. Иван-дурак просит братьев:
— Возьмите и меня с собою.
А братья на него забранились:
— Куда тебя, дурака, брать, людям на посмешище, еще задавят тебя в народе.
И уехали одни. Иван-дурачок проводил братьев, а затем пошел во двор, взял самую плохую лошадь, сел на нее задом наперед, ухватился за хвост и погнал клячу за деревню, а сам свищет и песни дурацкие поет во все горло на потеху добрым людям. Выехал Иван за деревню, содрал с клячи кожу и повесил кожу на дерево, а мясо бросил и крикнул:
— Сороки-вороны, слетайтеся, ешьте мясо и поминайте батюшкину душу.
А затем Иван вышел в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко стал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Нужно мне, добрый конь мой, ехать в столичный город и достать с высокого балкона ширинку, которую царская дочь Елена Прекрасная расшила золотом, серебром и шелками разноцветными.
После того Иван спустился в тайное подземелье, умылся мыльцем камфорным, оделся в платье цветное и сделался умником и таким красивым добрым молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Надевал он на себя доспехи богатырские: на голову шапку медную, в руки крепкий щит телохранительный, взял он палицу боевую, меч-самосеч и копье долгомерное.
Надевал он потом на коня узду тесмяную и сбрую богатырскую: потнички на потнички, коврички на коврички, а сверху-то черкасское седло, подтягивал двенадцать подпруг разношелковых, застегивал двенадцать стебеньков булатных, не для красы, а для богатырской крепости. Шелк не рвется, булат не трется, а золото на земле ведь никогда не медеет.
Вскочил тогда Ванюшка на доброго коня, хлестнул коня плеткой шелковою по крутым бедрам, пробил кожу до мяса, мясо до кости, кость до мозга. Тут-то конь осержается, от земли отделяется и помчался выше лесу стоячего, ниже облака ходячего.
Понес конь Ивана прямо к царской столице. Подъезжает Иван к городу и видит: стоит высокая башня, а на балконе стоит царская дочь, писаная красавица: из кости в кость мозг переливается, — и тут же на краю балкона лежит ширинка, шитая золотом и шелками разноцветными. А в городе народу — видимо-невидимо. Со всего царства съехались молодые красавцы женихи, сыновья князей, бояр и важных вельмож. Но никто из добрых молодцов даже и не пытается достать ширинку на высоком балконе — никакой конь не сможет сделать такого скока.
Завидел Иван молодую царевну, и взыгралось его молодецкое сердце, пуще прежнего он бодрит и горячит своего коня. Сделал конь богатырский скок, Иван протянул руку к ширинке и только на аршинчик не мог достать ширинки.
Между тем богатырский конь не останавливался и проскакал весь город и быстро скрылся с седоком. Царь и весь народ так и ахнули от удивления и восхищения. Послал царь гонцов вслед за Иваном просить его в палаты царские за царский стол. Но где же гонцам догнать Иванушку — от него и след простыл.
Вернулся Иван домой, отпустил Сивку-бурку гулять на воле, а сам разделся и спрятал в подземелье свое цветное платье и конскую сбрую, а затем вернулся домой, залез на печь и лежит как ни в чем не бывало.
Вернулись из города братья и рассказывают дома, каких чудес нагляделись они в городе, сколько было народу и как неизвестный витязь чуть не достал с балкона ширинку. Слушает их Иван и говорит им:
— Эх вы, дураки, ведь это я был на коне-то.
Братья на него забранились:
— Подь ты к черту, дурак сопливый, где уж тебе, куда тебе, сопляку, молчал бы уж, сидел за печкой.
И дурак замолчал и завалился на печь.
Вторично кликнул царь клич по всему своему государству, чтобы съезжались женихи доставать ширинку царевны с высокого балкона. Опять снарядились братья и собрались ехать в город, чтобы полюбоваться на дивное зрелище.
Иван опять их просит:
— Возьмите меня с собой.
И братья на него крикнули:
— Куда тебя, сопляка, брать с собою, на посмешище только; еще задавят, народу-то там видимо-невидимо.
Проводил дурак братьев, а сам пошел во двор, опять взял клячу, сел задом наперед, засвистал и запел во все дурацкое горло, и выехал за деревню; там Иван содрал с лошади кожу и повесил ее на дерево рядом с первой, а мясо бросил и закричал:
— Сороки-вороны, слетайтеся, ешьте мясо и поминайте батюшкину душу.
Затем вышел в чистое поле, широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко стал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Нужно мне, добрый конь мой, ехать в столичный город и достать с высокого балкона ширинку, которую царская дочь Елена Прекрасная расшила золотом, серебром и шелками разноцветными.
После того Иван спустился в тайное подземелье, умылся мыльцем камфорным, оделся в платье цветное и сделался умником и таким красивым добрым молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Надевал он на себя доспехи богатырские: на голову шапку медную, в руки крепкий щит телохранительный, взял он палицу боевую, меч-самосеч и копье долгомерное.
Надевал он потом на коня узду тесмяную и сбрую богатырскую: потнички на потнички, коврички на коврички, а сверх того черкасское седло, подтягивал двенадцать подпруг разношелковых, застегивал двенадцать стебеньков булатных не для красы, а для богатырской крепости. Шелк не рвется, булат не трется, а золото на земле ведь никогда не медеет.
Вскочил тогда Ванюшка на доброго коня, хлестнул коня плеткой шелковою по крутым бедрам, пробил кожу до мяса, мясо до кости, кость до мозга. Тут-то конь осержается, от земли отделяется и помчался выше лесу стоячего, ниже облака ходячего.
Понес конь Ивана прямо к царской столице. Подъезжает Иван к городу и видит: стоит высокая башня, а на балконе стоит царская дочь, писаная красавица: из кости в кость мозг переливается, — и тут же на балконе лежит ширинка, шитая золотом и шелками разноцветными. А в городе народу — видимо-невидимо. Со всего царства съехались молодые красавцы-женихи, сыновья князей, бояр и важных вельмож. Но никто из добрых молодцов даже и не пытается достать ширинку на высоком балконе — никакой конь не сможет сделать такого скока.
Завидел Иван молодую царевну, и взыгралось его молодецкое сердце, пуще прежнего бодрит и горячит коня своего. Богатырский конь сделал скок, Иван протянул руку к ширинке и только перстиками ее задел, а схватить не успел. Конь проскакал город и скрылся. Царь и весь народ так и ахнули от удивления и восхищения. Послал царь гонцов вслед за Иваном просить его в царские палаты за царский стал. Но где же гонцам догнать Иванушку: от него и след простыл.
Вернулся Иван домой, отпустил Сивку-бурку гулять по воле, а сам разделся и спрятал в подземелье свое цветное платье и конскую сбрую, а затем вернулся в свой дом, залез на печь и лежит как ни в чем не бывало.
Вернулись из города братья и рассказывают дома, каких чудес нагляделись они в городе, сколько в городе было народу и как неизвестный витязь чуть не достал с балкона ширинку. Слушает их Иван и говорит им:
— Эх вы, дураки, ведь это я был на коне-то!
Братья на него пуще прежнего забранились:
— Подь ты к черту, дурак сопливый, где уж тебе, куда тебе, сопляку! Молчал бы уж, сидел бы за печкой.
И дурак замолчал и завалился снова на печь.
В третий раз царь кликнул клич. Опять братья собрались в город, а Иванушко на этот раз уже не просит братьев взять его с собой.
Проводил дурак братьев, а сам пошел во двор, опять взял клячу, сел задом наперед, засвистал и запел во все дурацкое горло, и выехал за деревню; там Иван содрал с лошади шкуру и повесил ее на дерево рядом с первыми, а мясо бросил и закричал:
— Сороки-вороны, слетайтеся, ешьте мясо и поминайте батюшкину душу.
Затем вышел в чистое поле, широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко стал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Нужно мне, добрый конь мой, ехать в столичный город и достать с высокого балкона ширинку, которую царская дочь Елена Прекрасная расшила золотом, серебром и шелками разноцветными.
После того Иван спустился в тайное подземелье, умылся мыльцем камфорным, оделся в платье цветное и сделался умником и таким красивым добрым молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Надевал он на себя доспехи богатырские: на голову шапку медную, в руки крепкий щит телохранительный, взял он палицу боевую, меч-самосеч и копье долгомерное.
Надевал он потом на коня узду тесмяную и сбрую богатырскую: потнички на потнички, коврички на коврички, а сверху того черкасское седло, подтягивал двенадцать подпруг разношелковых, застегивал двенадцать стебеньков булатных не для красы, а для богатырской крепости. Шелк не рвется, булат не трется, а золото на земле ведь никогда не медеет.
Вскочил тогда Ванюшка на доброго коня, хлестнул коня плеткой шелковою по крутым бедрам, пробил кожу до мяса, мясо до кости, кость до мозга. Тут-то конь осержается, от земли отделяется и помчался выше лесу стоячего, ниже облака ходячего.
Понес конь Ивана прямо к царской столице. А в городе народу уже видимо-невидимо. Со всего царства съехались молодые красавцы женихи, сыновья князей, бояр и важных вельмож. Но никто из добрых молодцов даже и не пытается достать ширинку на высоком балконе, где стоит царская дочь Елена Прекрасная, — никакой конь не сможет сделать такого скока.
Как только Иван завидел снова молодую царевну, пуще прежнего взыграло его молодецкое сердце, и стал он пуще прежнего бодрить и горячить своего коня. Сделал конь богатырский скок, и Иван схватил руками ширинку с высокого балкона, а царевна Елена Прекрасная успела ударить Ивана камнем самоцветным в правый висок, камень там и остался в виске. Богатырский конь не останавливался и быстро скрылся с глаз царя и народа.
Царь и весь народ так и ахнули, так все и всплеснули руками от восхищения пред таким дивным подвигом Ивана. Царь немедля послал скорее гонцов вслед за Иваном, чтобы просить молодого витязя в царский дворец. Но гонцы не догнали Ивана и вернулись домой с пустыми руками.
Между тем Иванушко вернулся домой и отпустил своего богатырского коня пастись на заповедные луга, гулять и рыскать. Спрятал Иван в потайном месте свое цветное платье и конскую сбрую и надел на себя свою старую и рваную одежонку, а голову обернул и завязал грязною тряпицей, чтобы не видно было камня самоцветного, который царевна влепила ему в висок; шелковую ширинку, шитую руками царевны, Иван завернул в рваную и грязную онучу, спрятал у себя на груди. Вернулся Иван домой, увидели его бабы и спрашивают его:
— Зачем ты, дурак, голову-то себе перевязал тряпицей?
— Я поехал на своей лошаденке в лес кататься, — объясняет Иван, — да проклятая кляча завезла меня в чащу, в кусты, и суком оцарапало мне голову, мне стало больно, потекла кровь, и я перевязал рану тряпицей.
Бабам потеха, смеются над дураком и говорят: «Дурак — так дурак и есть!».
Завалился Иван на печь, прикрылся рваным зипунишком и спит себе без заботушки.
Вернулись из города братья и привезли еще больше новостей и рассказов про дивного красавца витязя, который, наконец-таки, достал ширинку царевны. Иванушко-дурачок слушает с печи рассказы своих братьев, но на этот раз ничего им о своем подвиге не сказал.
Послал царь гонцов во все концы своего царства разыскивать молодого витязя, который сумел достать ширинку. Долго ездили гонцы по всему царству, искали по всем городам и селам, но не могли найти. Тогда царь объявил, чтобы к назначенному дню в столицу собрались все мужчины со всего государства: знатные и простые, богатые и бедные, умные и глупые. В назначенный день в столицу собрался народ со всего государства, пришли и братья Ивана и Ивана-дурака взяли с собой — не осмелились ослушаться царского приказа. Царевна взяла поднос и стала обходить всех гостей, и обносила каждого чарой зелена вина, а сама внимательно осматривала: не увидит ли камня у кого в виске. Начала царевна с князей и бояр, но суженого среди них не нашла; обошла она купцов и перешла затем на простой народ, но и среди них не нашла своего жениха. В самом конце города стояла толпой нищая братия, и среди нищих стоял Иван-дурачок в рваном кафтане, а вместо шапки он онучей обернул и завязал себе голову.
Подошла царевна и к нищей братии и стала всех обносить вином, дошла и до Ивана, сняла царевна повязку с головы Ивана-дурака и увидала у него на правом виске свой камень самоцветный; в руках у дурака был узел из грязной тряпки, развернула царевна узелок и увидела, что в тряпке-то была спрятана ее ширинка. Не погнушалась царевна, взяла она при всем народе Ивана за руку и повела его к царю, и сказала с поклоном:
— Государь-батюшко, вот мой суженый, вот мой жених.
Государь и все его приближенные сказали царевне:
— Не ошиблась ли ты, царевна?
Но где ошибиться: и ширинка, и камень были налицо. Делать было нечего! Грустно было царю и не хотелось дурака иметь своим зятем, однако сыграли свадьбу. Невзлюбил царь своего зятя-дурака, построил он небольшой домик позади дворца, туда и отослал Ивана с женой. Когда царевна обжилась и попривыкла к своему мужу-дураку, то она стала его расспрашивать:
— Скажи мне, Иванушко, как это случилось, что ты достал ширинку, и откуда ты добыл себе богатырского коня?
Иван не потаил пред ней и все ей рассказал. Прошло недолгое время. К царю явился охотник и сказал:
— Государь, на днях я ходил на охоту и зашел далеко в глухой и дремучий бор, и там встретил свинку-золотую щетинку. Я долго ее ловил, но изловить не мог, цены нет этой свинке.
Царь дивился этой вести и пожелал иметь эту свинку. Царь пригласил к себе всех хороших охотников и предложил им поймать свинку и привести к нему ее живою. Никто на это не вызвался, лишь вызвались два старших зятя царя и обещали царю достать ему свинку-золотую щетинку. Царь обрадовался и благодарил их, и зятья его отправились на охоту со слугами и с большою сворою собак. В этот же день Иван-дурак сказал царевне:
— Возлюбленная моя супруга Елена Прекрасная, сегодня я тоже отправлюсь в поле на охоту и постараюсь поймать свинку-золотую щетинку, а ты оставайся дома и никому не сказывай о моем отъезде.
А затем Иван взял с собой чимбур волосяной[60] и вышел в поле, свистнул он молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Надо мне достать свинку-золотую щетинку, неси меня, мой добрый конь, в те леса, где живет эта свинка.
Снарядился Иван и вскочил на коня, и конь понес Ивана в дремучий лес, и скоро Иван поймал свинку, привязал ее на чимбур и повел за собой; выехал Иван на поляну и задумал отдохнуть, раскинул он белополотняный шатер, коня пустил на траву шелковую, а свинку привязал около палатки, расположился поудобнее и отдыхает.
Тем временем старшие зятья царя объездили весь лес, а свинки нигде не видали. Выезжают они на поляну и видят: стоит палатка, а около нее привязана свинка-золотая щетинка; говорят между собой зятья: «Давай купим у этого охотника свинку и скажем царю, что сами ее изловили». Подходят, кланяются Ивану и говорят:
— Разудалый добрый молодец, лихой наездник, продай нам свинку-золотую щетинку.
— Нет, продать ее нельзя, она не продается, а по завету отдать можно.
— Какой же завет?
— Дайте мне по пальцу с левой ноги, тогда берите свинку-золотую щетинку.
Зятья подумали: «Мы всегда ходим в сапогах, никто не увидит и не узнает, что у нас отрезано по пальцу», — и согласились. Иван отрезал у царских зятьев по пальцу с ноги и спрятал пальцы в карман, и отдал зятьям свинку-золотую щетинку, а сам вернулся домой к жене.
Зятья привели свинку к царю. Царь шибко обрадовался и на радостях собрал пир, на который пригласил много гостей. Лишь зятя Ивана с царевной забыли пригласить на пир.
Прошло еще недолгое время. Опять к царю явился охотник и объявил:
— Государь, я недавно охотился в горах высоких и видел там лань златорогую, лань хороша и красива, а золотые рога ее еще лучше, цены этой лани и сказать нельзя. Я долго ловил ее, но не мог поймать.
Дивился царь этой вести и пожелал иметь лань златорогую. Позвал он своих старших зятьев и сказал им:
— Зятья мои любезные, вы испытанные охотники и достали мне свинку-золотую щетинку. В горах ходит лань златорогая, хочу я иметь ее, достаньте мне лань, и я пуще прежнего буду вас любить и жаловать.
Зятья обещали царю достать лань златорогую, собрались и поехали. В тот же день Иван-дурак собрался ловить ту же лань и сказал царевне:
— Возлюбленная моя супруга Елена Прекрасная, сегодня я тоже отправлюсь в поле на охоту и постараюсь поймать лань златорогую, а ты оставайся дома и никому не сказывай о моем отъезде.
А затем Иван взял с собой волосяной чимбур и вышел в поле.
Свистнул он молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Надо мне достать лань златорогую, неси меня, мой добрый конь, в те горы, где живет эта лань златорогая.
Снарядился Иван и вскочил на коня, и конь понес его в горы, где Иван скоро и поймал лань златорогую, привязал ее на чимбур и повел за собой. Выехал он на поляну и задумал отдохнуть, раскинул он белополотняный шатер, коня пустил на траву шелковую, а лань привязал около шатра, расположился и отдыхает.
Тем временем старшие зятья царя объездили все горы, а лани не видали. Выезжают они на поляну и видят: стоит шатер, а возле него привязана лань златорогая, и говорят между собою: «Давай купим у этого охотника лань и скажем царю, что сами ее изловили». Подходят, кланяются Ивану и говорят:
— Разудалый добрый молодец, лихой наездник, продай нам лань златорогую.
— Нет, продать ее нельзя, она не продается, а по завету отдать можно.
— Какой же завет?
— Дайте мне по пальцу с левой руки, тогда берите лань-золотые рога.
Зятья подумали: «Ходим мы постоянно в перчатках, никто не увидит, что у нас отрезаны пальцы», — и согласились.
Привели зятья лань царю, и еще больше царь обрадовался и задал бал еще больше, чем прежде. Только и на этот бал Ивана не пригласили.
Опять чрез некоторое время является к царю охотник и говорит:
— Государь! Недавно я охотился в степях широких и встретил там кобылу сорокопегую, а с нею сорок жеребцов. Такие кони, каких я никогда допрежь того и не видывал, только на царской конюшне и держать их. Я долго ловил этих коней и кобылицу, но не мог поймать.
Еще больше дивится царь такому чуду и захотел иметь кобылицу и коней. Опять царь призывает зятьев и просит их изловить ему и привести кобылу сорокопегую и сорок жеребцов. Зятья выслушали царя, обещали ему достать кобылу и коней, да еще и похвастались, что это дело сделать еще легче, чем достать свинку-золотую щетинку и лань-золотые рога. Собрались зятья и поехали.
В этот же день собрался на охоту Иван-дурак, пришел он к царевне и говорит:
— Возлюбленная моя супруга Елена Прекрасная, сегодня я тоже отправлюсь в поле на охоту и постараюсь найти и поймать кобылу сорокопегую и с ней сорок жеребцов, а ты оставайся дома и никому не сказывай о моем отъезде.
Взял Иван с собой волосяной чимбур, какой покрепче, и вышел из столицы в чистое поле, свистнул он молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
Иван сказал коню:
— Гуляет в широких степях кобыла сорокопегая и с нею сорок жеребцов, нужно мне их изловить.
Выслушал конь и говорит:
— Трудное это дело, хозяин. Я сам из того же табуна, что и жеребцы; кобыла сорокопегая нам мать, она умная и сильная лошадь. Но одолеть и изловить ее все-таки можно. Только предварительно ты возьми те три шкуры с лошадей, которых ты ободрал, когда жил еще в отцовском доме, и этими шкурами закрой меня, а сверху наложи седло. Когда мы повстречаем кобылу, то она бросится на меня и будет меня грызть, и может изранить и даже до смерти загрызть, но ты не плошай, ударь своей палицей кобылу в разбор головы промеж ушей и оглуши ее, и лошадь упадет на колена. Тогда ты накинь на нее чимбур волосяной и веди, куда хочешь, она тогда тебя будет слушаться. А жеребцы сами побегут, от кобылы не отстанут.
Иван так и сделал. Накрыл он своего коня тремя кожами и поехал в степь, и там нашел сорокопегую кобылу и с нею сорок жеребцов. Кобыла как только увидела Ивана, так и бросилась на его богатырского коня и стала его грызть; две шкуры прогрызла, а третью не смогла. Иван-дурак не плошал, ударил он своею палицей тяжелой кобылицу в разбор головы, и кобылица пала на колена. Тогда Иван, не мешкая, накинул на кобылицу волосяной чимбур, и лошадь сделалась смирною, как ребенок. Иван повел кобылицу в поводу, а за кобылицей пошли и ее сорок жеребцов.
Возвращаясь домой, Иван сильно устал и задумал отдохнуть, выбрал местечко, какое покрасивее, раскинул белополотняную палатку, коня пустил на траву шелковую, а кобылу сорокопегую привязал около палатки, расположился, как поудобнее, и отдыхает.
Тем временем старшие зятья царя объехали все степи, а кобылицу и коней так и не видали. Возвращаются они печальные, а дорога-то к столице им лежала мимо палатки. Подъезжают они к палатке и видят, что возле нее привязана сорокопегая кобылица, а поблизости гуляют сорок жеребцов, и говорят между собою: «Давай купим у этого охотника кобылу сорокопегую и сорок жеребцов и скажем царю, что сами изловили». Подходят, кланяются Ивану и говорят:
— Разудалый добрый молодец, лихой наездник, продай нам кобылицу и коней.
— Нет, продать их нельзя, они не продаются, а по завету отдать можно.
— Какой же завет?
— Из спины по ремню, — отвечает Иван.
Зятья думают: «Посторонние люди не увидят и не узнают, а жены, если и узнают, то никому не скажут», — и согласились. Иван вырезал у царских зятьев из спины по хорошему ремню, спрятал ремни себе в карман, а кобылицу и коней отдал зятьям. Отдохнул Иван-дурак и вернулся домой к жене.
Зятья привели сорокопегую кобылу и с ней сорок жеребцов к царю. Царь еще больше остался доволен и на радостях пригласил на бал во дворец даже зятя Ивана с его женой Еленой Прекрасной. Гости много пили и гуляли, и стали хвастаться. Всего больше хвастались старшие зятья царя тем, что они достали свинку-золотую щетинку, лань-золотые рога и сорокопегую кобылу. Обидно стало Ивану, и говорит он царю:
— Государь-батюшко, это я изловил для тебя свинку-золотую щетинку, лань-золотые рога и сорокопегую кобылу с сорока жеребцами, а не твои старшие зятья.
Царь на него опалился:
— Что ты врешь, дурак!
— А вот сам увидишь, государь; прикажи-ка зятьям снять с себя сапоги.
Зятьям не хотелось бы снимать сапоги, и они заупрямились, но царь грозно им приказал, и делать было нечего, сняли зятья сапоги. Тогда все увидели, что по одному пальцу на левой ноге у них было отрезано. Иван вынул из кармана отрезанные пальцы, приставил их к ногам зятьев, и пальцы как раз пришлись. После этого Иван сказал:
— Государь-батюшко, теперь прикажи зятьям снять перчатки с рук.
Царь приказал, и зятья сняли перчатки, и все увидели, что по одному пальцу на левой руке у них отрублено. Иван приставил пальцы к рукам зятьев, и они также пришлись.
Тогда Иван сказал царю:
— Государь, вели теперь зятьям раздеться.
Разделись зятья, и все увидели, что у каждого на спине
вырезано по ремню.
Иван вынул из своего кармана ремни, приложил их к спинам зятьев, и ремни как раз пришлись. Рассказал тогда Иван царю и всему народу, как он достал свинку-золотую щетинку, лань-золотые рога и сорокопегую кобылу с сорока жеребцами и как он всех этих дивных животных по завету передал зятьям. Гости много дивились дивным рассказам Ивана и много смеялись, и потешались над глупостью старших зятьев царя.
И опалился царь гневом великим на своих зятьев, которые обманули его; царь сказал им:
— Если вы способны были идти на такое позорное дело и из завета дали себя изуродовать, то вы пойдете и на всякое другое дурное дело. Нет на вас надежды. Идите от меня прочь.
И прогнал царь своих зятьев с позором и лишил их чинов и орденов.
Ивана же с той поры царь полюбил и приблизил к себе, перевел его жить во дворец и сделал его после себя первым лицом в государстве.
Вот вам и сказка, а мне кринку масла!
Слушай-послушай,
Своих жен на улицу не отпускай,
А кто поцелует,
Не осуждай.
Осип Меркурьевич Заякин, крестьянин
деревни Артамоновой Тюменского уезда.
19 октября 1906 года.
Примечания
59
60
Аркан.
Петр Алексеевич Городцов
Были и небылицы Тавдинского края в трех томах:
Том I
Сказки
Сивка-Бурка, вещая коурка
Сказка
Сказка-приказка, прикована невестка за ручку, за ножку, за синь калпак, за зелен сафьян. Сказать ли сказочку?
— Скажи, дедушко!
— Ну, слушай, да не перебивай!
* * *
В одном селе жил богатый крестьянин-старик; старик был известен в народе как человек сильный и могучий, и непростой, а знающий — он был большой знахарь. У старика было три сына: Федор, Василий и Иван, двое старших были умные, а третий — дурак. Старик долго жил и наконец заболел и почувствовал приближение смерти; пред смертью он призвал к себе своих трех сыновей и сказал им:
— Любезные мои сынки, скоро я умру, исполните мою волю последнюю — родительскую. Когда я умру, то вы с честью похороните меня, а затем в первые три ночи приходите ко мне на могилу по очереди ночевать: в первую ночь придет ко мне старший сын Федор, во вторую ночь средний, Василий, и в третью ночью ко мне придет Ванюшка-дурачок. Исполните мою волю, будете наделены в жизни большим счастьем.
Сыновья выслушали слова родителя, поклонились ему и обещали исполнить его волю. Старик благословил своих детей и скоро умер. Дети с честью похоронили своего отца и много по нем плакали.
Настала ночь, и старшему сыну Федору нужно было идти на могилу покойного отца, но он был труслив, а больше того ленив, и не хотел идти в темную ночь на могилу. Подозвал он младшего брата Ивана-дурачка и сказал ему:
— Ванька, иди за меня на могилу к батюшке и ночуй там, а я тебе за это в городе куплю красный кушак и красную шапку.
А дурачок рад — отер себе сопли кулаком и говорит:
— Ну что ж, коли купишь красный кушак и красную шапку, так я и пойду ночую на могиле батюшки.
Собрался Ванюшка-дурачок, взял подушку и войлочок и пошел на могилку к отцу. Там, на могилке, Ванюшка-дурачок постелил войлочок, положил подушечку и скоро заснул. Вдруг в полночь могила вздрогнула, с боку на бок заколыбалась, и из могилы вышел старик отец и сказал:
— Это ты, Федя?
— Нет, это я, батюшко.
— А, это ты, Ванюшка. А что же Федор не пришел?
— Кто его знает, должно — напугался. Он послал меня и обещал мне за это красный кушак и красную шапку.
— А, значит, сытый, заелся парень. Ну и ладно, останется ни при чем.
После этого старик свистнул молодецким посвистом и гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурко[59], на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Что, господин-хозяин, надо?
— А вот что, добрый конь мой, даю я тебе мой крепкий наказ: теперь уж не я твой хозяин, а хозяин тебе будет мой сын Ванюшка; служи ему верой-правдой неизменной, как служил и мне. Где бы ты ни был, где бы ты ни гулял, будешь ли ты мчаться по полям широким или гулять по лугам зеленым, а на пору-на время к Ванюшке поспешай и на всякий зов к нему являйся. Где я бывал, туда и Ванюшку неси, куда твой хозяин захочет, туда и ступай.
Конь ответил старику:
— Хорошо, господин-хозяин, буду я служить твоему сыну Ванюшке верой-правдой неизменной, как служил тебе.
Старик отпустил коня в поле чистое гулять по траве шелковой. Затем старик сказал сыну:
— Слушай, Ванюшка, в таком-то потайном месте есть подземелье, а в этом подземелье спрятана сбруя конская и доспехи богатырские: медная шапка и крепкий щит телохранительный, палица боевая, меч-самосеч и копье долгомерное. Опричь того там припасено много платья дорогого цветного и мыльце камфорное; оденешься в платье цветное, умоешься мыльцем камфорным и будешь умником, молодцом и таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Поговорил старик еще со своим сыном Ванюшкой, пропел петух, и старик скрылся в могиле. Ванюшка же опять лег на могилку и проспал до утра.
Утром Иван проснулся, собрал свою постелю и вернулся домой. Братья как только увидели Ивана, так и стали спрашивать:
— Скажи, Ванька, что там было на могиле, кого видел, чего слышал?
— Никого не видал, ничего не слыхал.
И затем Иван-дурак обернулся онучами, прикрылся рваным зипунишком, залез на печь и спит себе без заботушки. И братья вволю посмеялись над дураком: смелый же наш Ванька, ничего не боится — дурак, так дурак и есть.
Настала вторая ночь, наступила очередь второму сыну Василию идти ночевать на могилу к родителю. Боится Василий, был он трусливее Федора, а пуще того ленив он был: охота ли из теплой хаты идти под открытое небо ночевать, да еще на могиле. Подозвал Василий Ивана и говорит ему:
— Ванька, ступай и за меня ночуй на могиле батюшки. Я тебе за это куплю в городе красную рубаху и красные сапоги.
И дурак ответил:
— Ну что ж, коли купишь красную рубаху и красные сапоги, то я и пойду ночую на могиле батюшки.
Взял Иван подушку и войлочок, пошел на отцовскую могилу и лег спать. В полночь могила вздрогнула, с боку на бок всколыбалася, и опять старик явился из могилы и спрашивает:
— Это ты, Василий?
— Нет, это я, батюшко.
— Опять ты, Ванюшка. А Василий чего ж не пришел?
— А кто его знает! Боится, должно быть, послал меня вместо себя и обещал мне за это красную рубаху и красные сапоги.
Обидно было старику, и он с грустью сказал:
— Ну, значит, сытый, заелся парень. И не надо, так останется.
Опять старик свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурко, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Что, господин-хозяин, надо?
— А вот что, добрый конь мой, даю я тебе мой крепкий наказ: теперь уж не я твой хозяин, а хозяин тебе будет мой сын Ванюшка; служи ему верой-правдой неизменной, как служил и мне. Где бы ты ни был, где бы ты ни гулял, будешь ли ты мчаться по полям широким или гулять по лугам зеленым, а на пору-на время к Ванюшке поспешай и на всякий зов к нему являйся. Где я бывал, туда и Ванюшку неси, куда твой хозяин захочет, туда и ступай.
Конь ответил старику:
— Хорошо, господин-хозяин, буду я служить твоему сыну Ванюшке верой-правдой неизменной, как служил тебе.
Старик отпустил вещего коня в поле чистое гулять по траве шелковой. Затем старик еще побеседовал с Ваней, учил его уму-разуму, как надо жить, как с людями хлеб-соль водить. Пропели петухи, и старик убрался в могилу. Поутру дурак вернулся домой, и братья стали его расспрашивать: «Что и как, чего видал, чего слыхал?» А Иван-дурак опять свое:
— Никого не видал, ничего не слыхал.
Вытер дурак сопли кулаком, завернулся в онучи и рваный зипунишко, залез на печь и спит. Пуще прежнего братья над дураком посмеялись.
Настала третья ночь — очередь самого Ивана. Без дальних разговоров Иван взял свою постельку и отправился на могилу отца. В полночь могила вздрогнула, с боку на бок всколыбалась, и из нее вышел старик и спрашивает:
— Это ты, Ванюшка?
— Я, батюшко.
— Молодец ты, Ваня, что исполнил мою волю и не забыл моего наказа родительского.
Похвалил отец Ванюшку и таково ласково погладил его по голове. Затем свистнул молодецким посвистом и гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурко, на пору-на время ко мне поспешай.
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Что, господин-хозяин, надо?
— А вот что, добрый конь мой, даю я тебе мой крепкий наказ: теперь уж не я твой хозяин, а хозяин тебе будет мой сын Ванюшка; служи ему верой-правдой неизменной, как служил и мне. Где бы ты ни был, где бы ты ни гулял, будешь ли ты мчаться по полям широким или гулять по лугам зеленым, а на пору-на время к Ванюшке поспешай и на всякий зов к нему являйся. Где я бывал, туда и Ванюшку неси, куда твой хозяин захочет, туда и ступай.
Конь ответил старику:
— Хорошо, господин-хозяин, буду я служить твоему сыну Ванюшке верой-правдой неизменной, как служил тебе.
Старик отпустил вещего коня в поле чистое гулять по траве шелковой. Затем старик говорит Ванюшке:
— Теперь, Ваня, настало мне время предаться земле, лягу я в сырую землю навеки и буду спать в могиле непробудным сном. Больше ко мне на могилу ты, Ванюшка, уж не приходи.
После того старик отец еще раз благословил сына Ивана и простился с ним. Пропел петух, и старик скрылся в могиле.
Жалко было Ивану, что он не увидит больше батюшки. И залился он горькими слезами и проплакал всю ночь до утра. А поутру собрал он постельку и вернулся домой. Братья опять его расспрашивать: «Чего, Иван, видал и чего слыхал?». Иван опять им в ответ: «Никого не видал, ничего не слыхал». Обернулся Иванушко-дурачок тряпьем и онучами, завалился на печь и спит себе без заботушки. Пуще прежнего братья над дураком смеются и потешаются и говорят ему: «Дурак — так дурак и есть!».
Много ли, мало ли времени прошло после того — неизвестно, сказка скоро сказывается, да поры-время много минуется. Только собрались братья Ивана в город и повезли на базар воза с хлебом. Братья выгодно продали хлеб, получили деньги и загуляли-запировали, и все деньги пропили; накупили они обнов для своих жен, а про дурака-то и забыли, и обещанных подарков ему не купили. Вернулись братья из города и стали рассказывать городские новости. Они сказали: «У нашего царя осталась одна дочь царевна Елена Прекрасная, две старшие дочери царя были уже замужем за важными генералами. Много женихов сваталось за царевну Елену Прекрасную, но она всем женихам отказывала и наконец объявила, что выйдет замуж лишь за того, кто достанет ширинку с высокого балкона. Ширинку же ту сама царевна вышивала и расшивала ее золотом-серебром и камнями самоцветными. Царь клич кликнул по всем городам, селам и деревням, чтобы к такому-то дню со всего царства съехались князья и бояре, и знатные рыцари; кто достанет ширинку с высокого балкона, за того он и выдаст царевну».
Рассказали братья об этом и добавили: «Обязательно мы поедем в столицу людей посмотреть и себя показать; любопытно знать, кто достанет ширинку».
В назначенный день братья рано утром встали, запрягли лошадей, каких подобрее, надели на себя кафтаны, какие поновее, и собрались в город. Иван-дурак просит братьев:
— Возьмите и меня с собою.
А братья на него забранились:
— Куда тебя, дурака, брать, людям на посмешище, еще задавят тебя в народе.
И уехали одни. Иван-дурачок проводил братьев, а затем пошел во двор, взял самую плохую лошадь, сел на нее задом наперед, ухватился за хвост и погнал клячу за деревню, а сам свищет и песни дурацкие поет во все горло на потеху добрым людям. Выехал Иван за деревню, содрал с клячи кожу и повесил кожу на дерево, а мясо бросил и крикнул:
— Сороки-вороны, слетайтеся, ешьте мясо и поминайте батюшкину душу.
А затем Иван вышел в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко стал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Нужно мне, добрый конь мой, ехать в столичный город и достать с высокого балкона ширинку, которую царская дочь Елена Прекрасная расшила золотом, серебром и шелками разноцветными.
После того Иван спустился в тайное подземелье, умылся мыльцем камфорным, оделся в платье цветное и сделался умником и таким красивым добрым молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Надевал он на себя доспехи богатырские: на голову шапку медную, в руки крепкий щит телохранительный, взял он палицу боевую, меч-самосеч и копье долгомерное.
Надевал он потом на коня узду тесмяную и сбрую богатырскую: потнички на потнички, коврички на коврички, а сверху-то черкасское седло, подтягивал двенадцать подпруг разношелковых, застегивал двенадцать стебеньков булатных, не для красы, а для богатырской крепости. Шелк не рвется, булат не трется, а золото на земле ведь никогда не медеет.
Вскочил тогда Ванюшка на доброго коня, хлестнул коня плеткой шелковою по крутым бедрам, пробил кожу до мяса, мясо до кости, кость до мозга. Тут-то конь осержается, от земли отделяется и помчался выше лесу стоячего, ниже облака ходячего.
Понес конь Ивана прямо к царской столице. Подъезжает Иван к городу и видит: стоит высокая башня, а на балконе стоит царская дочь, писаная красавица: из кости в кость мозг переливается, — и тут же на краю балкона лежит ширинка, шитая золотом и шелками разноцветными. А в городе народу — видимо-невидимо. Со всего царства съехались молодые красавцы женихи, сыновья князей, бояр и важных вельмож. Но никто из добрых молодцов даже и не пытается достать ширинку на высоком балконе — никакой конь не сможет сделать такого скока.
Завидел Иван молодую царевну, и взыгралось его молодецкое сердце, пуще прежнего он бодрит и горячит своего коня. Сделал конь богатырский скок, Иван протянул руку к ширинке и только на аршинчик не мог достать ширинки.
Между тем богатырский конь не останавливался и проскакал весь город и быстро скрылся с седоком. Царь и весь народ так и ахнули от удивления и восхищения. Послал царь гонцов вслед за Иваном просить его в палаты царские за царский стол. Но где же гонцам догнать Иванушку — от него и след простыл.
Вернулся Иван домой, отпустил Сивку-бурку гулять на воле, а сам разделся и спрятал в подземелье свое цветное платье и конскую сбрую, а затем вернулся домой, залез на печь и лежит как ни в чем не бывало.
Вернулись из города братья и рассказывают дома, каких чудес нагляделись они в городе, сколько было народу и как неизвестный витязь чуть не достал с балкона ширинку. Слушает их Иван и говорит им:
— Эх вы, дураки, ведь это я был на коне-то.
Братья на него забранились:
— Подь ты к черту, дурак сопливый, где уж тебе, куда тебе, сопляку, молчал бы уж, сидел за печкой.
И дурак замолчал и завалился на печь.
Вторично кликнул царь клич по всему своему государству, чтобы съезжались женихи доставать ширинку царевны с высокого балкона. Опять снарядились братья и собрались ехать в город, чтобы полюбоваться на дивное зрелище.
Иван опять их просит:
— Возьмите меня с собой.
И братья на него крикнули:
— Куда тебя, сопляка, брать с собою, на посмешище только; еще задавят, народу-то там видимо-невидимо.
Проводил дурак братьев, а сам пошел во двор, опять взял клячу, сел задом наперед, засвистал и запел во все дурацкое горло, и выехал за деревню; там Иван содрал с лошади кожу и повесил ее на дерево рядом с первой, а мясо бросил и закричал:
— Сороки-вороны, слетайтеся, ешьте мясо и поминайте батюшкину душу.
Затем вышел в чистое поле, широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко стал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Нужно мне, добрый конь мой, ехать в столичный город и достать с высокого балкона ширинку, которую царская дочь Елена Прекрасная расшила золотом, серебром и шелками разноцветными.
После того Иван спустился в тайное подземелье, умылся мыльцем камфорным, оделся в платье цветное и сделался умником и таким красивым добрым молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Надевал он на себя доспехи богатырские: на голову шапку медную, в руки крепкий щит телохранительный, взял он палицу боевую, меч-самосеч и копье долгомерное.
Надевал он потом на коня узду тесмяную и сбрую богатырскую: потнички на потнички, коврички на коврички, а сверх того черкасское седло, подтягивал двенадцать подпруг разношелковых, застегивал двенадцать стебеньков булатных не для красы, а для богатырской крепости. Шелк не рвется, булат не трется, а золото на земле ведь никогда не медеет.
Вскочил тогда Ванюшка на доброго коня, хлестнул коня плеткой шелковою по крутым бедрам, пробил кожу до мяса, мясо до кости, кость до мозга. Тут-то конь осержается, от земли отделяется и помчался выше лесу стоячего, ниже облака ходячего.
Понес конь Ивана прямо к царской столице. Подъезжает Иван к городу и видит: стоит высокая башня, а на балконе стоит царская дочь, писаная красавица: из кости в кость мозг переливается, — и тут же на балконе лежит ширинка, шитая золотом и шелками разноцветными. А в городе народу — видимо-невидимо. Со всего царства съехались молодые красавцы-женихи, сыновья князей, бояр и важных вельмож. Но никто из добрых молодцов даже и не пытается достать ширинку на высоком балконе — никакой конь не сможет сделать такого скока.
Завидел Иван молодую царевну, и взыгралось его молодецкое сердце, пуще прежнего бодрит и горячит коня своего. Богатырский конь сделал скок, Иван протянул руку к ширинке и только перстиками ее задел, а схватить не успел. Конь проскакал город и скрылся. Царь и весь народ так и ахнули от удивления и восхищения. Послал царь гонцов вслед за Иваном просить его в царские палаты за царский стал. Но где же гонцам догнать Иванушку: от него и след простыл.
Вернулся Иван домой, отпустил Сивку-бурку гулять по воле, а сам разделся и спрятал в подземелье свое цветное платье и конскую сбрую, а затем вернулся в свой дом, залез на печь и лежит как ни в чем не бывало.
Вернулись из города братья и рассказывают дома, каких чудес нагляделись они в городе, сколько в городе было народу и как неизвестный витязь чуть не достал с балкона ширинку. Слушает их Иван и говорит им:
— Эх вы, дураки, ведь это я был на коне-то!
Братья на него пуще прежнего забранились:
— Подь ты к черту, дурак сопливый, где уж тебе, куда тебе, сопляку! Молчал бы уж, сидел бы за печкой.
И дурак замолчал и завалился снова на печь.
В третий раз царь кликнул клич. Опять братья собрались в город, а Иванушко на этот раз уже не просит братьев взять его с собой.
Проводил дурак братьев, а сам пошел во двор, опять взял клячу, сел задом наперед, засвистал и запел во все дурацкое горло, и выехал за деревню; там Иван содрал с лошади шкуру и повесил ее на дерево рядом с первыми, а мясо бросил и закричал:
— Сороки-вороны, слетайтеся, ешьте мясо и поминайте батюшкину душу.
Затем вышел в чистое поле, широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко стал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Нужно мне, добрый конь мой, ехать в столичный город и достать с высокого балкона ширинку, которую царская дочь Елена Прекрасная расшила золотом, серебром и шелками разноцветными.
После того Иван спустился в тайное подземелье, умылся мыльцем камфорным, оделся в платье цветное и сделался умником и таким красивым добрым молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Надевал он на себя доспехи богатырские: на голову шапку медную, в руки крепкий щит телохранительный, взял он палицу боевую, меч-самосеч и копье долгомерное.
Надевал он потом на коня узду тесмяную и сбрую богатырскую: потнички на потнички, коврички на коврички, а сверху того черкасское седло, подтягивал двенадцать подпруг разношелковых, застегивал двенадцать стебеньков булатных не для красы, а для богатырской крепости. Шелк не рвется, булат не трется, а золото на земле ведь никогда не медеет.
Вскочил тогда Ванюшка на доброго коня, хлестнул коня плеткой шелковою по крутым бедрам, пробил кожу до мяса, мясо до кости, кость до мозга. Тут-то конь осержается, от земли отделяется и помчался выше лесу стоячего, ниже облака ходячего.
Понес конь Ивана прямо к царской столице. А в городе народу уже видимо-невидимо. Со всего царства съехались молодые красавцы женихи, сыновья князей, бояр и важных вельмож. Но никто из добрых молодцов даже и не пытается достать ширинку на высоком балконе, где стоит царская дочь Елена Прекрасная, — никакой конь не сможет сделать такого скока.
Как только Иван завидел снова молодую царевну, пуще прежнего взыграло его молодецкое сердце, и стал он пуще прежнего бодрить и горячить своего коня. Сделал конь богатырский скок, и Иван схватил руками ширинку с высокого балкона, а царевна Елена Прекрасная успела ударить Ивана камнем самоцветным в правый висок, камень там и остался в виске. Богатырский конь не останавливался и быстро скрылся с глаз царя и народа.
Царь и весь народ так и ахнули, так все и всплеснули руками от восхищения пред таким дивным подвигом Ивана. Царь немедля послал скорее гонцов вслед за Иваном, чтобы просить молодого витязя в царский дворец. Но гонцы не догнали Ивана и вернулись домой с пустыми руками.
Между тем Иванушко вернулся домой и отпустил своего богатырского коня пастись на заповедные луга, гулять и рыскать. Спрятал Иван в потайном месте свое цветное платье и конскую сбрую и надел на себя свою старую и рваную одежонку, а голову обернул и завязал грязною тряпицей, чтобы не видно было камня самоцветного, который царевна влепила ему в висок; шелковую ширинку, шитую руками царевны, Иван завернул в рваную и грязную онучу, спрятал у себя на груди. Вернулся Иван домой, увидели его бабы и спрашивают его:
— Зачем ты, дурак, голову-то себе перевязал тряпицей?
— Я поехал на своей лошаденке в лес кататься, — объясняет Иван, — да проклятая кляча завезла меня в чащу, в кусты, и суком оцарапало мне голову, мне стало больно, потекла кровь, и я перевязал рану тряпицей.
Бабам потеха, смеются над дураком и говорят: «Дурак — так дурак и есть!».
Завалился Иван на печь, прикрылся рваным зипунишком и спит себе без заботушки.
Вернулись из города братья и привезли еще больше новостей и рассказов про дивного красавца витязя, который, наконец-таки, достал ширинку царевны. Иванушко-дурачок слушает с печи рассказы своих братьев, но на этот раз ничего им о своем подвиге не сказал.
Послал царь гонцов во все концы своего царства разыскивать молодого витязя, который сумел достать ширинку. Долго ездили гонцы по всему царству, искали по всем городам и селам, но не могли найти. Тогда царь объявил, чтобы к назначенному дню в столицу собрались все мужчины со всего государства: знатные и простые, богатые и бедные, умные и глупые. В назначенный день в столицу собрался народ со всего государства, пришли и братья Ивана и Ивана-дурака взяли с собой — не осмелились ослушаться царского приказа. Царевна взяла поднос и стала обходить всех гостей, и обносила каждого чарой зелена вина, а сама внимательно осматривала: не увидит ли камня у кого в виске. Начала царевна с князей и бояр, но суженого среди них не нашла; обошла она купцов и перешла затем на простой народ, но и среди них не нашла своего жениха. В самом конце города стояла толпой нищая братия, и среди нищих стоял Иван-дурачок в рваном кафтане, а вместо шапки он онучей обернул и завязал себе голову.
Подошла царевна и к нищей братии и стала всех обносить вином, дошла и до Ивана, сняла царевна повязку с головы Ивана-дурака и увидала у него на правом виске свой камень самоцветный; в руках у дурака был узел из грязной тряпки, развернула царевна узелок и увидела, что в тряпке-то была спрятана ее ширинка. Не погнушалась царевна, взяла она при всем народе Ивана за руку и повела его к царю, и сказала с поклоном:
— Государь-батюшко, вот мой суженый, вот мой жених.
Государь и все его приближенные сказали царевне:
— Не ошиблась ли ты, царевна?
Но где ошибиться: и ширинка, и камень были налицо. Делать было нечего! Грустно было царю и не хотелось дурака иметь своим зятем, однако сыграли свадьбу. Невзлюбил царь своего зятя-дурака, построил он небольшой домик позади дворца, туда и отослал Ивана с женой. Когда царевна обжилась и попривыкла к своему мужу-дураку, то она стала его расспрашивать:
— Скажи мне, Иванушко, как это случилось, что ты достал ширинку, и откуда ты добыл себе богатырского коня?
Иван не потаил пред ней и все ей рассказал. Прошло недолгое время. К царю явился охотник и сказал:
— Государь, на днях я ходил на охоту и зашел далеко в глухой и дремучий бор, и там встретил свинку-золотую щетинку. Я долго ее ловил, но изловить не мог, цены нет этой свинке.
Царь дивился этой вести и пожелал иметь эту свинку. Царь пригласил к себе всех хороших охотников и предложил им поймать свинку и привести к нему ее живою. Никто на это не вызвался, лишь вызвались два старших зятя царя и обещали царю достать ему свинку-золотую щетинку. Царь обрадовался и благодарил их, и зятья его отправились на охоту со слугами и с большою сворою собак. В этот же день Иван-дурак сказал царевне:
— Возлюбленная моя супруга Елена Прекрасная, сегодня я тоже отправлюсь в поле на охоту и постараюсь поймать свинку-золотую щетинку, а ты оставайся дома и никому не сказывай о моем отъезде.
А затем Иван взял с собой чимбур волосяной[60] и вышел в поле, свистнул он молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Надо мне достать свинку-золотую щетинку, неси меня, мой добрый конь, в те леса, где живет эта свинка.
Снарядился Иван и вскочил на коня, и конь понес Ивана в дремучий лес, и скоро Иван поймал свинку, привязал ее на чимбур и повел за собой; выехал Иван на поляну и задумал отдохнуть, раскинул он белополотняный шатер, коня пустил на траву шелковую, а свинку привязал около палатки, расположился поудобнее и отдыхает.
Тем временем старшие зятья царя объездили весь лес, а свинки нигде не видали. Выезжают они на поляну и видят: стоит палатка, а около нее привязана свинка-золотая щетинка; говорят между собой зятья: «Давай купим у этого охотника свинку и скажем царю, что сами ее изловили». Подходят, кланяются Ивану и говорят:
— Разудалый добрый молодец, лихой наездник, продай нам свинку-золотую щетинку.
— Нет, продать ее нельзя, она не продается, а по завету отдать можно.
— Какой же завет?
— Дайте мне по пальцу с левой ноги, тогда берите свинку-золотую щетинку.
Зятья подумали: «Мы всегда ходим в сапогах, никто не увидит и не узнает, что у нас отрезано по пальцу», — и согласились. Иван отрезал у царских зятьев по пальцу с ноги и спрятал пальцы в карман, и отдал зятьям свинку-золотую щетинку, а сам вернулся домой к жене.
Зятья привели свинку к царю. Царь шибко обрадовался и на радостях собрал пир, на который пригласил много гостей. Лишь зятя Ивана с царевной забыли пригласить на пир.
Прошло еще недолгое время. Опять к царю явился охотник и объявил:
— Государь, я недавно охотился в горах высоких и видел там лань златорогую, лань хороша и красива, а золотые рога ее еще лучше, цены этой лани и сказать нельзя. Я долго ловил ее, но не мог поймать.
Дивился царь этой вести и пожелал иметь лань златорогую. Позвал он своих старших зятьев и сказал им:
— Зятья мои любезные, вы испытанные охотники и достали мне свинку-золотую щетинку. В горах ходит лань златорогая, хочу я иметь ее, достаньте мне лань, и я пуще прежнего буду вас любить и жаловать.
Зятья обещали царю достать лань златорогую, собрались и поехали. В тот же день Иван-дурак собрался ловить ту же лань и сказал царевне:
— Возлюбленная моя супруга Елена Прекрасная, сегодня я тоже отправлюсь в поле на охоту и постараюсь поймать лань златорогую, а ты оставайся дома и никому не сказывай о моем отъезде.
А затем Иван взял с собой волосяной чимбур и вышел в поле.
Свистнул он молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Надо мне достать лань златорогую, неси меня, мой добрый конь, в те горы, где живет эта лань златорогая.
Снарядился Иван и вскочил на коня, и конь понес его в горы, где Иван скоро и поймал лань златорогую, привязал ее на чимбур и повел за собой. Выехал он на поляну и задумал отдохнуть, раскинул он белополотняный шатер, коня пустил на траву шелковую, а лань привязал около шатра, расположился и отдыхает.
Тем временем старшие зятья царя объездили все горы, а лани не видали. Выезжают они на поляну и видят: стоит шатер, а возле него привязана лань златорогая, и говорят между собою: «Давай купим у этого охотника лань и скажем царю, что сами ее изловили». Подходят, кланяются Ивану и говорят:
— Разудалый добрый молодец, лихой наездник, продай нам лань златорогую.
— Нет, продать ее нельзя, она не продается, а по завету отдать можно.
— Какой же завет?
— Дайте мне по пальцу с левой руки, тогда берите лань-золотые рога.
Зятья подумали: «Ходим мы постоянно в перчатках, никто не увидит, что у нас отрезаны пальцы», — и согласились.
Привели зятья лань царю, и еще больше царь обрадовался и задал бал еще больше, чем прежде. Только и на этот бал Ивана не пригласили.
Опять чрез некоторое время является к царю охотник и говорит:
— Государь! Недавно я охотился в степях широких и встретил там кобылу сорокопегую, а с нею сорок жеребцов. Такие кони, каких я никогда допрежь того и не видывал, только на царской конюшне и держать их. Я долго ловил этих коней и кобылицу, но не мог поймать.
Еще больше дивится царь такому чуду и захотел иметь кобылицу и коней. Опять царь призывает зятьев и просит их изловить ему и привести кобылу сорокопегую и сорок жеребцов. Зятья выслушали царя, обещали ему достать кобылу и коней, да еще и похвастались, что это дело сделать еще легче, чем достать свинку-золотую щетинку и лань-золотые рога. Собрались зятья и поехали.
В этот же день собрался на охоту Иван-дурак, пришел он к царевне и говорит:
— Возлюбленная моя супруга Елена Прекрасная, сегодня я тоже отправлюсь в поле на охоту и постараюсь найти и поймать кобылу сорокопегую и с ней сорок жеребцов, а ты оставайся дома и никому не сказывай о моем отъезде.
Взял Иван с собой волосяной чимбур, какой покрепче, и вышел из столицы в чистое поле, свистнул он молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
Иван сказал коню:
— Гуляет в широких степях кобыла сорокопегая и с нею сорок жеребцов, нужно мне их изловить.
Выслушал конь и говорит:
— Трудное это дело, хозяин. Я сам из того же табуна, что и жеребцы; кобыла сорокопегая нам мать, она умная и сильная лошадь. Но одолеть и изловить ее все-таки можно. Только предварительно ты возьми те три шкуры с лошадей, которых ты ободрал, когда жил еще в отцовском доме, и этими шкурами закрой меня, а сверху наложи седло. Когда мы повстречаем кобылу, то она бросится на меня и будет меня грызть, и может изранить и даже до смерти загрызть, но ты не плошай, ударь своей палицей кобылу в разбор головы промеж ушей и оглуши ее, и лошадь упадет на колена. Тогда ты накинь на нее чимбур волосяной и веди, куда хочешь, она тогда тебя будет слушаться. А жеребцы сами побегут, от кобылы не отстанут.
Иван так и сделал. Накрыл он своего коня тремя кожами и поехал в степь, и там нашел сорокопегую кобылу и с нею сорок жеребцов. Кобыла как только увидела Ивана, так и бросилась на его богатырского коня и стала его грызть; две шкуры прогрызла, а третью не смогла. Иван-дурак не плошал, ударил он своею палицей тяжелой кобылицу в разбор головы, и кобылица пала на колена. Тогда Иван, не мешкая, накинул на кобылицу волосяной чимбур, и лошадь сделалась смирною, как ребенок. Иван повел кобылицу в поводу, а за кобылицей пошли и ее сорок жеребцов.
Возвращаясь домой, Иван сильно устал и задумал отдохнуть, выбрал местечко, какое покрасивее, раскинул белополотняную палатку, коня пустил на траву шелковую, а кобылу сорокопегую привязал около палатки, расположился, как поудобнее, и отдыхает.
Тем временем старшие зятья царя объехали все степи, а кобылицу и коней так и не видали. Возвращаются они печальные, а дорога-то к столице им лежала мимо палатки. Подъезжают они к палатке и видят, что возле нее привязана сорокопегая кобылица, а поблизости гуляют сорок жеребцов, и говорят между собою: «Давай купим у этого охотника кобылу сорокопегую и сорок жеребцов и скажем царю, что сами изловили». Подходят, кланяются Ивану и говорят:
— Разудалый добрый молодец, лихой наездник, продай нам кобылицу и коней.
— Нет, продать их нельзя, они не продаются, а по завету отдать можно.
— Какой же завет?
— Из спины по ремню, — отвечает Иван.
Зятья думают: «Посторонние люди не увидят и не узнают, а жены, если и узнают, то никому не скажут», — и согласились. Иван вырезал у царских зятьев из спины по хорошему ремню, спрятал ремни себе в карман, а кобылицу и коней отдал зятьям. Отдохнул Иван-дурак и вернулся домой к жене.
Зятья привели сорокопегую кобылу и с ней сорок жеребцов к царю. Царь еще больше остался доволен и на радостях пригласил на бал во дворец даже зятя Ивана с его женой Еленой Прекрасной. Гости много пили и гуляли, и стали хвастаться. Всего больше хвастались старшие зятья царя тем, что они достали свинку-золотую щетинку, лань-золотые рога и сорокопегую кобылу. Обидно стало Ивану, и говорит он царю:
— Государь-батюшко, это я изловил для тебя свинку-золотую щетинку, лань-золотые рога и сорокопегую кобылу с сорока жеребцами, а не твои старшие зятья.
Царь на него опалился:
— Что ты врешь, дурак!
— А вот сам увидишь, государь; прикажи-ка зятьям снять с себя сапоги.
Зятьям не хотелось бы снимать сапоги, и они заупрямились, но царь грозно им приказал, и делать было нечего, сняли зятья сапоги. Тогда все увидели, что по одному пальцу на левой ноге у них было отрезано. Иван вынул из кармана отрезанные пальцы, приставил их к ногам зятьев, и пальцы как раз пришлись. После этого Иван сказал:
— Государь-батюшко, теперь прикажи зятьям снять перчатки с рук.
Царь приказал, и зятья сняли перчатки, и все увидели, что по одному пальцу на левой руке у них отрублено. Иван приставил пальцы к рукам зятьев, и они также пришлись.
Тогда Иван сказал царю:
— Государь, вели теперь зятьям раздеться.
Разделись зятья, и все увидели, что у каждого на спине
вырезано по ремню.
Иван вынул из своего кармана ремни, приложил их к спинам зятьев, и ремни как раз пришлись. Рассказал тогда Иван царю и всему народу, как он достал свинку-золотую щетинку, лань-золотые рога и сорокопегую кобылу с сорока жеребцами и как он всех этих дивных животных по завету передал зятьям. Гости много дивились дивным рассказам Ивана и много смеялись, и потешались над глупостью старших зятьев царя.
И опалился царь гневом великим на своих зятьев, которые обманули его; царь сказал им:
— Если вы способны были идти на такое позорное дело и из завета дали себя изуродовать, то вы пойдете и на всякое другое дурное дело. Нет на вас надежды. Идите от меня прочь.
И прогнал царь своих зятьев с позором и лишил их чинов и орденов.
Ивана же с той поры царь полюбил и приблизил к себе, перевел его жить во дворец и сделал его после себя первым лицом в государстве.
Вот вам и сказка, а мне кринку масла!
Слушай-послушай,
Своих жен на улицу не отпускай,
А кто поцелует,
Не осуждай.
Осип Меркурьевич Заякин, крестьянин
деревни Артамоновой Тюменского уезда.
19 октября 1906 года.
Примечания
59
60
Аркан.